Актуальная Россия (вопросы экономической теории и практики). Т. 1

Актуальная Россия

вопросы экономической теории и практики

1

актуальная Россия вопросы экономической теории и практики

1

Москва–Волгоград 2000

ББК 65.5 А 43 Редакционный совет монографии: к.э.н., доц. В.Г. Белолипецкий, д.э.н., проф. М.М. Гузев; д.э.н., проф. М.М. Загорулько; к.э.н., в.н.с. Е.С. Зотова; д.э.н., проф. О.В. Иншаков; д.ф.н., проф. Д.С. Клементьев; д.э.н., проф. Ю.М. Осипов (председатель); д.э.н., проф. В.Т. Пуляев; д.э.н., проф. Р.П. Харебава.

Редактор — Т.Г. Трубицына Художник — Е.Ю. Осипова Оригинал-макет — А.А. Задоенко Компьютерная верстка — А.А. Задоенко, Е.Г. Асташова, С.В. Егорова, М.А. Кушнарева

Актуальная Россия (вопросы экономической теории и практиА 43 ки) / Под ред. Ю.М. Осипова, О.В. Иншакова, М.М. Гузева, Е.С. Зотовой. В 2 т. Т. 1. М. — Волгоград: Издание Волгоградского государственного университета, 2000. — 448 с. ISBN В монографии отражены различные аспекты сегодняшнего бытия России, ее хозяйства и общества. Работа носит дискуссионный характер. Содержит множество оригинальных мировоззренческих постановок и практических сведений. Первый том посвящен проблемам экономического устройства России, выбора его приемлемого образа за прошедшее столетие. Полезна для обществоведов, экономистов, политиков, деловых людей. Может быть рекомендована для образовательного процесса в высшей школе.

ББК 65.5 ISBN © Коллектив авторов, 2000 г.

Вместо предисловия Россия актуальная. Нет, не современная Россия, а именно актуальная, ибо вряд ли мы найдем в России время, которому она сейчас со-временна. Нет этого времени, как нет ни прошлого, ни будущего, ни настоящего. Безвременье. Вот поэтому-то и актуальная, т. е. пред нами просто расположенная — с убывающим, надо заметить, жизненным пространством. Свобода кругом и выбор, а выбирать-то, похоже, и нечего. И некого! Выбирай, не выбирай, все одно — пустота! Круто? Не нравится? И нам не нравится, и нам круто, а что поделать мыслящему сегодня человеку? В Интернет, скажут, в Интернет… там дискуссия, там хорошо. Скачивайся и вкачивайся. А реальная жизнь… нет, она само по себе — в России, но без России, а может, и не в России вовсе. Такая вот получается ситуация (чуть было не сказал… «загогулина»). И что же, сидеть и смотреть? И сидеть, и смотреть, только, по возможности, основательно и пристально. Стараться понять: где, как, куда, почему и для чего? Есть над чем поразмыслить россиянину. Только вот размышлять особенно некогда: Россия-то от него уплывает, если и не на трех китах, то уж на трех силах: финансовой, СМИ, политике. Да, уплывает — в океане безвременья и беспространствия. Но не будем о плохом, есть ведь и хорошее. Нет, не то, не то… не английский, не компьютер и не зарубежная стипендия. Что-то другое, например, осознание, пусть и не у всех, или воспитание, пусть и не всех, или даже желание действовать — пусть пока и у немногих. Это главное. И именно в этом залог воссоздания в России времени и пространства — живительного времени и живительного пространства. Что-то ведь шевелится, что-то разворачивается, что-то поднимается. Не знаем пока что, но ощущаем, а если и не ощущаем, то верим… оттого и поддержали – нового. Не правда ли? Но вот не справляется, кажется, не справляется, или играет ловко? Такова наша актуальность — витиеватая, неясная, пустая. Но и тревожная. Как это важно — испытывать тревогу, особенно, когда ее нужно воистину испытывать! Тревога не у всех. Ну и хорошо! Можно послушать и невстревоженных. Может, они правее — в аспекте правоты. Оптимизм — штука знатная. Почему нет? Да и вообще, разве мы против оптимизма? И разве мы стоим за пессимизм? Нет, не стоим, и охотно прислушиваемся к оптимистам. Да и сами мы оптимисты, коли видим, что что-то уже шевелится, уже выпрямляется, уже растет… разве это не оптимизм? 3

Об актуальной России можно говорить и говорить. Отсюда и книга. С разными голосами, не говоря уже о фактах, мнениях и настроениях. Полифоническая книга. Что вполне естественно. И вполне искренняя. Что, может, и не так естественно, но все-таки «имеет место быть». Поэтому мы с легким сердцем ожидаем своего читателя. И читатель, надо полагать, не разочаруется. Монография есть плод сотрудничества Московского и Волгоградского государственных университетов. Прошли научные форумы1, состоялись дискуссии, подведем некоторые итоги. Они-то и нашли отражение в книге — сугубо авторской. Это уже не первая совместная монография. Ранее вышли «Развитие капитализма в России — сто лет спустя» (1999) и «Россия в актуальном времени-пространстве» (2000). Обе с большим интересом были встречены научной общественностью, настолько большим, что быстро стали библиографической редкостью (вторую книгу пришлось даже допечатывать). Остается выразить надежду на столь же благоприятную судьбу данной — уже третьей совместной — книги. Хотелось бы пожелать и дальнейшего плодотворного взаимодействия двух университетов — в лице прежде всего Волжского гуманитарного института и НИИ проблем экономической истории России ХХ века Волгоградского государственного университета и Центра общественных наук при Московском государственном университете им. М.В. Ломоносова. Директор Центра общественных наук при МГУ

1

Ю.М. Осипов

III международная научно-практическая конференция «Вековой поиск модели хозяйственного развития России» (Волжский гуманитарный институт ВолГУ, 27— 29 сентября 2000 г.); Международная научная конференция «Перспективы социализма в России» (Москва, Центр общественных наук при МГУ, 3—4 октября 2000 г. (см. также: «Современная Россия и социализм (опыт непредвзятой дискуссии) / Под ред. Ю.М. Осипова, Е.С. Зотовой. М.: ИТРК, 2000.).

4

Ю.М. ОСИПОВ

Актуальная Россия: тьма перед рассветом? Бросая робкий взгляд на прошедшее десятилетие, поражаешься несоответствию между реально (а, может, и ирреально) происходящим и языком. Обыкновенным русским языком, принятым в приличном — научном или даже интеллектуальном — обществе. Нормальный язык, которым обычно описываются человек, общество, экономика, революции, войны, события, история и тому подобные вещи, т. е. язык, которым мы как-то все еще владеем, — язык модерна, не то что не проворачивается, но даже и вовсе не годится. Россия (Россия ли?) оказалась ввергнутой в итоге августовского 1991 г. происшествия (иного слова тут мы не подберем, ибо событие — со-бытие — здесь никак не подходит, — происшествие тут из разряда не-бытийственных, из бытия не исходящих, бытием не оправдываемых, к бытию не принадлежащих) во что-то, мягко выражаясь, странное, то, что даже не назовешь ни состоянием (в состоянии все-таки «стояние», что-то устойчивое, прочное, стабильное), ни процессом (в процессе, хоть и в словечке иностранном, все равно слышится что-то другое — какая-то цель, какое-то к ней движение, какая-то телеология). Россия оказалась ввергнутой во что-то странное, что мы так и назовем — странность. Во что-то, что просто так, посредством привычного культурного языка, неопределимо. Тут как раз не один конец истории случился (история прервалась, если не канула в Лету — какая уж история, коли нет ни состояния, ни процесса, ни даже события), но и конец культуры, конец языка (как общепринятой нормы), а также, уж извините, конец науки. Странность на то и странность, чтобы решительно кончать, — нет, не с прошлым, что само собой разумеется, а с наследием, тем самым наследием, которым жили и которое более или менее боготворили — как идеальное достояние. Нет более этого достояния. Происшествие и странность. Других слов мы не находим. Можно, конечно, вспомнить о той же бифуркации, но тут, признаемся, слово это никак не подходит, — и не потому, что непонятно, а потому что… слишком определенно, о каком-то просматриваемом раздвоении говорит, а тут не просто раздвоение, а раздвоение шизофреническое, т. е. не норма, даже в аномалии, а полная, глубокая и непрочитываемая патология. 5

Как же описывать все это? В каких терминах, не говоря уже о стиле? Согласимся, что ученые знания тут не при чем, что ученых стилей тут не требуется. Здесь Гоголь нужен, Салтыков-Щедрин, Достоевский. Даже философия здесь спасует, разве лишь философия абсурда одолеет, но… нет, не одолеет, — в происходящем нет никакого абсурда, точнее, он есть, но лишь на поверхности, — в глубине же все что угодно, но только не абсурд, может, пустота, твердь или даже смерть, но не абсурд. Какой мыслимый образ более всего подходит для оценки оцениваемого? Думается, что образ, вытекающий из той части одного примечательного романа, которая посвящена тоже происшествию и тоже случившемуся в Москве, как и тоже очень большой странности, а именно появлению и воцарению одного замечательного лица — немца (от «немой»), иностранца (от иной стороны), профессора (по виду). Да, конечно же, мы намекаем на него — на бессмертный труд писателя-философа М. Булгакова, на его «Мастера и Маргариту». И только тут, в этом укромном интеллектуальном уголке идеальной России, мы как раз и находим то, что ищем, — не слово даже, а именно образ, накладывающийся стопроцентно на то, что мы пытаемся — отсталые модернисты — как-то осмыслить. Нет никакого резона повторять содержание романа. Достаточно просто к нему обратиться, вспомнить сам факт, чтобы ухватить исходящий из него образ. Образ нас волнует, образ происшествия и происходившего — в романе, — и волнует только для одного — чтобы уловить образ уже нашего — не романного вовсе — происшествия, и с нами, увы, происходящего. Иных возможностей в момент крушения идеального мира у нас нет. Не описать уныло и жутковато — в модерне, размазав все и вся, а схватить четкий образ — уже постмодернистский (пост-исторический, посткультурный, пост-научный, возможно, и пост-бытийственный), ничего при этом не размазывая (как и не замазывая). Не революция все-таки была, не переворот и тем более не разворот, как и не… поворот, ибо все это в рамках еще бытия, когда что-то происходит реально и в реальности, т. е. либо нечто в нечто, либо хотя бы ничто в нечто, а здесь как раз произошло либо нечто в ничто, либо совсем уж ничто в ничто. Почему же мы рассуждаем именно так? А посмотрим повнимательнее на август 1991 г., — что, собственно, произошло? Кто знает? Одно, пожалуй, ясно, что что-то экстраординарное, но не в плане там радикальности или быстроты, а в 6

плане непонятности — в нормальных терминах нормального человека. Произошел какой-то óборот, но не тот оборóт, что связан, скажем, с оборотом колеса, а другой, что посерьезнее и потаинственнее, что имеет корреспонденцию с óборотничеством, но, разумеется, не в традиционно мистическом смысле, а в смысле какого-то сверхполного и сверхизнаночного выверта — наружу, но исподпольно, исчерно. Произошло не опрокидывание даже, а сброс, выброс, некий пад, который не просто падение, а падение в бездну, где все не так, все по-другому, все не по модерну, а как-то иначе, небытийственно. Тут уж не бытие, а небытие, и не в том плане, что тут совсем ничего, а в том, что тут уже что-то, что как бытие не прочитывается и не осознается. Безвременье — оно ведь одновременно и безбытийность. Что-то есть, но его как бы и нет, поскольку ничего позитивного сказать об этом нельзя. Язык немеет (любой язык). Бытийствуем без бытия, стало быть, — в бездне. Да, бездна! Имело место происшествие, явилась странность — и мы оказались в бездне. Что здесь такого уж необычного — по прошествии десятилетия? Бездна — это не пустота какая-то, и тьма над бездною — вовсе не черная пустота. Бездна — это когда нет устоев, нет законов (и закономерностей), нет какой-либо уважаемой упорядоченности, нет вообще восприятия мира, а мир — не то что бы иллюзия, а нарочито неухватываемая — пляшущая — реальность, а следственно, — ирреальность. Бездна — это когда все позволено, когда нет ответственности, нет меры, нет ориентира. Нет и культуры, нет слова, нет знания — как самоценностей. Все это вроде бы есть, но лишь как средство для чего-то другого — противоположного. Нет значимости, но зато есть мелькание, суета сует, есть и погибель (всяческая). Существовать, оказывается, можно и в бездне. Не жить, конечно, а существовать, даже не существовать — это слишком серьезно — от сущего! — а как-то иметься. Для такого времяпрепровождения и слова-то не подобрать. Не мир ведь, а антимир. А что в нем — в антимире, поди узнай?.. О чем писал М. Булгаков в своем незабвенном романе? Не об этом ли — о превращении вдруг мира в антимир, бытия — в небытие, стройности — в странность? Не о бездне ли, вдруг разверзшейся, он писал? Не это ли он пророчески предвидел?.. Что же это за срыв такой? 7

Что-то было, что-то понималось, что-то действовало… и вдруг — ничего, точнее, какое-то вывернутое из нечто ничто, какая-то большая несуразица, она же и неизвестность — ибо непрочитываема в нормальном интеллектуальном режиме. Здесь явно потребен какой-то уже постмодерн, столь же неясный, что и сама читаемая им данность. Неясность на неясность, выверт на выверт, карикатура на карикатуру. Слишком стройна для странности культура, слишком стройна для нее философия, слишком стройна наука. И нет больше ни того, ни другого, ни третьего, точнее, есть — как атавизм, как ширма, как заблуждение. Свободомыслие теперь, а может, свободоизмыслие, а может, и свободонемыслие. Постмодерн, одним словом — ничего не говорящем в общем-то словом. Человек вдруг лишился… слова, ибо ни смыслы в словах не держатся, ни обозначить словом нечего, ни само происходящее вокруг в слове не нуждается. Прелюбопытнейшая получается картина, а может, и не картина вовсе… Доигрались, так сказать… то ли дворник на дворе, то ли корова, то ли чайник, — поди, разберись. Что же это за срыв? Решительный такой — бац, и все тут! Сегодня одно, а завтра — совсем другое. Óборот. Что-то подспудное — тогда, в империи, при тоталитаризме, — вдруг повылезло откуда-то и не просто о себе заявило, а перевернуло мир, превратив его одним махом (!) в… антимир. Выходит, что в человеке и обществе что-то такое уже давно созрело, и лишь удерживалось какими-то имперско-тоталитарными узами. Мутация уже шла. Человек превращался в другого человека, отношения становились иными, общество потихонечку перелицовывалось. Укреплялись ис-под-ние ценности. Мы все это замечали, конечно, но не думали, не думали… что в таком масштабе, так глубоко, так серьезно… Книга — и та отброшена, а что говорить о классике, которая вдруг перестала быть таковой в одночасье. Нет больше классики, нет книги, а если по видимости и есть еще книга, то это уже не книга, а что-то совсем другое — мимолетное, пошлое, карикатурное. А что значит — нет книги? О, очень многое: это значит, что нет культуры, нет цивилизации, нет истории, нет вообще идеального бытия — того самого, что еще бытием называлось, ибо все это, как ни странно, в книге — в Книге Бытия (не в одной лишь Библии), которой, увы, уже нет — как фундаментального качества. Теперь Интернет. Тоже, конечно, здорово, но не книга. Теперь непосредственное общение — не8

известно кого неизвестно с кем. А книга — не непосредственное общение, а знаниевое сокровище. Этого-то сокровища теперь нет. Теперь лишь скачивание и закачивание. Может, все это и хорошо, но это другое, совсем другое, а по отношению к старому миру (модерну!) не просто инаковое, а инаково смертельное. Человек и общество (не весь, конечно, человек и не все общество) смутировали. Сами по себе. Вот что важно. Произошла автомутация. Разумеется, что-то влияло, что-то споспешествовало, что-то поддакивало. Но в основе своей случилась именно автомутация. Явилось поколение (в широком смысле — как насельников определенного времени), которое не захотело жить, что называется, по-старому, т. е. хозяйствовать ради всех и ради будущего, что так упорно держала империя, а захотело жить (жить ли?) по-новому, т. е. «хозяйствовать» ради себя и ради индивида (личности?), как и ради настоящего. Каждый для себя и в настоящем. Вот принцип. Тогда зачем книга, зачем культура, зачем цивилизация? Зачем история — как связь времен, как фактор, как требование? Зачем наука — как знание, как образ жизни, как творчество? Зачем философия — как мудрость, как мировоззрение, как бремя? Зачем, собственно, и хозяйство — как созидание, как целостность, как всеобщность, как процесс, как жизнь?.. В самом деле, зачем? И вот, оказывается, что все это не нужно, по крайней мере, в стиле устаревшего модерна. Мутанту мутантово. Возможно, получилось и так, что не захотел мутант всего лишь старой формы, а в итоге отбросил не только форму, но и содержание с сущностью (а зачем, скажите, мутанту, все эти формы, содержания, сущности?..). В общем, новый образ (образ ли?) бытия (бытия ли?) сопроводился исключением всего ненужного, а этим ненужным оказалось фактически все наполнение жизни. Отсюда и óборот. Автомутация. Что это и откуда это?. А все оттуда же — от человека, от его природы. Не выдержал человек, не выдержала его природа. Не смог он не только на высоте удержаться, а даже на подобии высоты. Сначала от Бога отпрянул, потом и от человека. Да, человек не дотянулся и до человека — того самого, что на бунт с Богом пошел. Бунтанул, и вместо величия — ниц. Не выдержал человек и человеческого, не то что Божьего, побрыкался-побрыкался и сдался… перед… нет, нет, это-то само собой разумеется, а… перед… самим собою — ниже себя пошел. От Священного Писания убежал, от философии убежал, от науки бежит… а вот от се9

бя удрать так и не удается. Вот и пришлось выпустить на свет задавленное, темное, пошленькое, да и выставить — как новость, как открытие, как вершину, а вместе с этим и с миром посчитаться: слить все ненужное и залить все нужное, совершив тем самым постмодерновый переворот. Где-то, может, и переворот, а у нас — в России — оборот, тоже постмодерновый, но по-своему постмодерновый. У нас ведь прыжок в бездну не просто из империи и из тоталитаризма, а еще и из социализма, из советизма, т. е. из попытки, из эксперимента, из натяжения. Вот почему и негативистская мутация оказалась сильнее (диссидентство — не шутка), и прыжок подальше. Наш мутант оказался всех мутантнее и резвее — всех на свете. Никакого снисхождения к прошлому, никакого модерна. Никакой тебе книгоразмыслительной культуры. Все, хватит! Теперь только компьютер и английский, ну еще имидж. И потребление, много потребления. Вот и все хозяйство. В том смысле, что хозяйствовать в стране и для страны — глупо, наивно, даже противно. Не хватает еще хозяйствовать (и трудиться!) для будущих поколений. Мутантство и есть, кстати, то одно из «будущих поколений», ради которых и трудились, надо полагать, предшествующие поколения. Теперь черед за ним. Не производство его волнует, а потребление, не вложение, а присвоение, не созидание, а пожирание. Отбросить все ненужное (оборонку, космос, машиностроение, электронику…), оставить только нужное, то, что жить позволяет, на что можно товаров всяких наменять — из-за границы. И жить, жить — по-человечески, как люди — с машинами, с техникой, с собаками, в общем, уже и не модерново, а постмодерново — с дисками, триллерами, детективами… и ездить, ездить… смотреть, отдыхать, наслаждаться… но, разумеется, и работать, но на себя, на себя, много работать, в бизнесе, с деньгами и ради денег, сутками… чтобы потреблять и потреблять… блага, воздух, солнце, зрелища, ландшафты, города, моду, звезд, самолеты, банкеты, рестораны, женщин, мужчин, вино, пиво, водку, шоколад, наркотики… О, как много всего можно и нужно потреблять, о, как нужно работать, о, как много потребно денег! Вот она, жизнь! Жизнь смутировавшего человека, жизнь смутировавшего общества, жизнь смутировавшего хозяйства. Что же это за хозяйство такое? Наше хозяйство — в России, возникшее вследствие мутационного óборота? 10

Своеобразное, мягко говоря, хозяйство — проедательное. Хозяйство-наоборот или наоборот-хозяйство, которое подчинено присвоению и потреблению, причем паразитарного по преимуществу свойства, и настолько сильно, что и производство и инфраструктура оказываются в положении эксплуатируемых, что, конечно, не новость для человечества, а новостью здесь является сам характер эксплуатации — пожирательный. Не просто эксплуатация, а пожирательная эксплуатация. Где обновление, где инвестиции, где занятость, где творчество, где целостность, где самостоятельность? Ничего такого в основе нет. Хозяйство с явными признаками антихозяйства, и весьма, надо заметить, устойчивыми. Была ли реформа? Может, и была, хотя, наверное, было скорее мутирование, чем реформа. С какой целью? Нет, не ради перехода к более эффективному и радостному хозяйству, нет. Теперь это уже все знают. И вообще, хозяйственная реформа проводилась не ради хозяйства, как и не ради общества в целом. Она проводилась ради подчинения хозяйства, а потому и мутационно. Смутировали в антихозяйство, а соответственно — в бездну. Нет, не в рынок вляпались, хотя и в рынок тоже, но не это главное, — вляпались в мировую экономическую бездну, уже постмодерновую, т. е. в финансомику, а за предательство и продажу получили возможность, во-первых, паразитировать на природном и созданном богатстве, его проедать; во-вторых, культивировать паразитическое хозяйство; в-третьих, держать весьма солидный паразитарный, хотя и чрезвычайно активный и «работоспособный», слой; в-четвертых, кормить заграничного паразита. Внутренний паразитизм подпал (не мог не подпасть) под паразитизм внешний. Став паразитом, не надейся уйти от паразита. Чего-чего, а паразит на паразита всегда найдется. Вот и антихозяйствуй, коли хозяйствовать не хочешь! Реформа прошла настолько невнятно, тайком и лживо, настолько мутационно, что, во-первых, никто из наивных даже и не заметил что и когда произошло (случилось, и все тут), а во-вторых, не находится слов, чтобы эту реформу как-то книжно-культурно выразить: вместо той же приватизации сразу лезет, к примеру, какая-то грубая и постмодерновая прихватизация, если не вообще грабеж… причем ведь грабеж же, не так ли?; вместо той же постмодерновой ваучеризации хочется употребить слово мошенничество (как самое мягкое) и т. д. и т. п. Все это хорошо знают, однако… однако все идет своим постмодерновым, т. е. Бог знает каким, чередом. Интересно, каким словом заменить, к примеру, модерно11

вую «цивилизацию», если не постмодерновым «криминализмом»? Была «цивильность», теперь «кримильность». И ничего, живем. Было хозяйство, теперь антихозяйство. Ну и что? В самом деле, ну и что? Жизнь-то продолжается. Правильно, продолжается. Но какая? И это важно уяснить. Будем и дальше грабить страну, насиловать людей и природу, поощрять беспредел, коррупцию и криминал, терпеть каких-то вдруг возникших откуда-то олигархов, выращивать супербогатых, удерживать супербедных, восхищаться нетворческой занятостью, наслаждаться незанятостью, сворачивать науку, оглуплять образование, искажать историю, обезображивать культуру, теснить философию, слушаться СМИ, утрачивать язык, смеяться над моралью, неуемно пить пиво и т. д., или все-таки… все-таки, а что все-таки, разве это кому-нибудь надо? Что ж, и это понять неплохо, понять, что не надо. Любопытно, многие все видят, но менять ничего не хотят. Молодые, правда, меньше видят — сравнивать не с чем, но тоже порой видят, но тоже менять не хотят, как и не знают, на что, собственно, менять. Понимаем, что в помойке, а вылезать не хочется. Бездна держит и держать умеет. Ведь чтобы что-нибудь такое захотеть, надо возвыситься — над собой, а как тут возвысишься, коли только-только свалился — и с желанием. А желание свалиться и желание подняться — разные, слишком разные, вещи. И ничто пока не свидетельствует о наступлении желания возвыситься, ничто. Сидеть нам пока в бездне, сидеть. А прикрытие идейное всегда найдется: тут тебе и экономикс, и «общечеловеческие ценности», и «общемировые процессы», и постмодерн, не говоря уже о свободе, «правах человека» и демократии. Истина. Истина умерла. В ней более никто не нуждается, и с повестки дня она просто снята. Никто более не обязан ее искать, а тем более ей следовать. Что сказал сходу, то и истина, что полезно — истина, что сработало — тоже истина, а уж если что победило — тем более. Не в истине дело, а в эффекте. Что эффективно, то и истинно. Истина — просто эффективная ложь. Почему же все-таки бездна, а не, скажем, кризис, а если и кризис, то не какой-нибудь, а апокалиптический? Кризис, каким мы привыкли его видеть, это некое временное нарушение, искажение, даже потрясение, в некотором роде и смута (в 12

русском понимании). Разумеется, все это есть сейчас в России, а потому есть и кризис. Однако в России происходит что-то более серьезное и масштабное, чем кризис. Происходит переход на иную ступень бытия, конечно же, нижнюю. Ни Бог, ни природа для современного человека не критерий: от таких критериев человек давно отказался; но человек отказывается и от собственно человеческого критерия: человек как идеал — уже не идеал; человек ныне приковывает себя к другим критериям — пользы, эффекта, технологии, новизны, т. е. к критериям, исходящим от удовлетворяющего человека вещественного (не обязательно чисто материального) или материального (не обязательно чисто вещественного) окружения, однако искусственного или неприродного, по преимуществу, происхождения. Созидаемое человеком «вне» и является для него основным критерием бытия. Современный человек — не дикарь и не язычник вовсе (по принятой не слишком удачной терминологии), не человек от Бога или, проще сказать, не религиозный человек, но уже и не ренессансный человек (не человекгуманист); это какой-то совсем другой человек, для которого всего лучше подходит жаргонное словечко отвязанный — от природы, от Бога, от человека. Отвязавшись от природы, Бога и человека, человек был вынужден привязаться к им же созданной вещи — к искусственному или неприродному вещному миру (вместе с такими же идеями). Вместо натурального человека (человека-натуры), религиозного человека (человека-духа) и гуманистического человека (человека-идеи) мир получил и получает под влиянием прогресса овеществленного человека или человека-вещь. Круг замкнулся — уйдя от природы, человек пришел к неприроде, но в ней же и погряз, растеряв не только природное и божественное, но даже и человеческое. И это не кризис, из которого просматривается выход, не болезнь, которая так или иначе излечима, тем более не недомогание — это, по сути, катастрофа, которую очень и очень не хочется признавать. Ладно, пусть не катастрофа. Но ведь мутация. Качественный скачок, а лучше сказать, — соскок, — кажется, что вверх, а на самом деле вниз. Явился и является другой человек (и человек ли?). Все это надо осмыслить — серьезно и мужественно (это в эпоху-то карнавалов, игр, насмешек, развлечений, кривляний, искажений, супердинамической суеты, пустой активности, мнимой занятости, тотальной лжи!..). Нельзя тешить себя иллюзиями. Мутация имеет место, и она, если можно так выразиться, глубже кризиса, а соответственно и дально13

бойнее. Мутация бьет сильнее и дальше. Она не просто изменяет бытие, а переводит бытие в иное бытие, что, согласимся, совсем не одно и то же. И, к сожалению, переводит в более низкое бытие, если не в антибытие. Прогресс прогрессом, а ниц — это ниц. Но ведь низость человека — не сегодняшнего происхождения. Верно. И даже очень древнего. Однако вряд ли когда-либо перед низостью преклонялись как перед святыней, да еще и в таком — всемирном — масштабе. Дело не в том, что Россия сегодня ужасна, или в России сегодня отвратительно, нет, не в том, а совсем в другом — вряд ли когда-либо цинизм и ложь столь ценились и столь массово им следовали, как и вряд ли они приносили столь великое и масштабное удовлетворение, как и имели когда-либо такое последовательное оправдание. Мир, как известно, давно в грехе, но именно как мир с грехом, когда есть и само понятие греха, его осознание, как и его осуждение, и попытка от него избавиться, хотя бы как-то сдержать. Грех — не вообще грех, а что-то, осознаваемое как грех — по моральному критерию. А что сейчас? Сейчас мир без греха, но не в том смысле, что мир избавился от греха, а в том смысле, что мир отказался от понятия греха — греха просто больше нет. Залезай в телевизор и ври сколько хочешь: это будет называться всего лишь какой-нибудь PRтехнологией (не ложью, а «пиаром»), и никто, собственно, за это не осудит, не назовет это грехом, не призовет к раскаянию. Вот ситуация: не мир теперь перед нами, а бездна. А все идеальное, чем напичкан человек (человек ли?) — та самая тьма, что над бездною. Вот и выходит — тьма над бездною! А нам возразят, вызывающе, что не страшно. Что ж, и не должно быть страшно, ибо страх улетучился вместе с грехом. Теперь живем без страха — идеального страха, а соответственно, не живем, а имеемся. Каждый сам себе голова, что совсем и не плохо, а вот плохо то, что голова эта без души, а душа, если и осталась, без Духа, который достучаться до остаточной души уже не может. Нечего тут делать Духу, — хотя он и, ох, как нужен, ибо как без Духа вырваться из бездны, — но пока бытие человеческое не в Его пользу. Что же делать? А делать-то практически нечего. Тут если что и делать, то не столько практически, сколько трансцендентно. Надо как-то работать над собой, себя самого за волосы из трясины вытаскивать — преображаться. А как это совершить, если все вокруг тянет вниз, ес-

14

ли бездна цепка и склизка, если душа истончилась, если на подвиг сил уже нет. На сдвиг — вниз — есть, а на подвиг — вверх — нет. Правительство. А что правительство? Разве не впереди оно было — на пути в бездну, разве не оно практически устроило антихозяйство, разве не оно опрокинуло достоинство и возвысило мерзость?.. И даже если правительство вдруг окажется хорошим? Кругом ведь тупики. Мало того, не просматривается, на что и на кого опереться. Вот почему и не кризис у нас вовсе, а срыв в бездну, апокалиптический срыв, от которого нельзя просто так оправиться, да при этом и оправляться-то некому, никто того особенно и не хочет. Выходит, что сначала захотеть должны — внизу, вверху, повсюду. Достаточно многие и достаточно сильно. И захотеть, видно, придется через какую-то еще катастрофу, или лучше сказать, в катастрофе (катастрофа на катастрофу, катастрофа против катастрофы — клин клином вышибается). Катастрофа и должна сыграть роль великого обстоятельства, после которого уже никуда — только вверх. Заметим, что у М. Булгакова Москва избавлялась от наваждения и команды Воланда через огонь — в пожаре, причем в пожаре, «случившемся» по желанию того же Воланда. Любопытно все это, любопытно. На носу ведь 2001 год — год, стоящий в цепи с другими судьбоносными для России годами — 1905, 1917, 1929, 1941, 1953, 1965… 1989… Невысокого мы мнения о сегодняшнем человеке, невысокого. А что поделаешь? И не критика здесь заядлая, тем более не очернительство. Это всего лишь констатация. Тут мы ожидаем возражения: не все же люди плохие, не все же так отвратительно, не бесконечно же это будет продолжаться, выход все равно найдется, нельзя не верить в человека и т. п. Разумеется, люди разные, да и вовсе не плохие, ситуации разные, далеко не отвратительные, выходы опять же разные могут случиться, когда-нибудь и конец всему этому придет, и в человека даже можно верить… Никто не собирается вступать по этим поводам в спор. Он и совершенно бессмыслен. Если хочется нам возразить, то не указанием же на то, что-де что-то есть, что-то может быть, во что-то надо верить и т. п., а утверждением, что мир в целом, как и Россия в целом, сегодня совсем не такие, как это нам кажется, и человек современный тоже совсем другой, не такой, каким мы его показали. Только утверждение это должно быть аргументированным, пусть и не абсолютно доказанным. Нам представляется, что человечество 15

вступает в новую эпоху — эпоху овеществленного человека, человекавещи, человека-устройства (своеобразного чипо-вея), лишенного чувства греха, совести, страха, правды, а потому, по-видимому, человечество вступает в последнюю эпоху — закатную (за-пад-ную), возможно, что и в предрассветную, но верится в это, надо заметить, с трудом. А что Россия? Россия, конечно, пала, но не совсем и, наверное, не вся — жизнь в ней еще теплится, чему свидетельством и являются столь жесткие оценки происходящего, которые и мы себе позволяем. В России — борьба. России тяжело, но у нее есть шанс на будущее, — но уже не в современном мире, а в каком-то другом, еще даже никак и не осмысленном. Да будет!

16

РАЗДЕЛ 1

ЭКОНОМИЧЕСКИЙ СТРОЙ СОВРЕМЕННОЙ РОССИИ

В.М. КОЛЛОНТАЙ

Об экономическом строе России Рассуждения об экономическом строе России представляются явно преждевременными. Сам факт существования какой-то единой системы хозяйства в России вызывает огромные сомнения. В России сейчас предпринимается попытка одновременно осуществить несколько очень разных преобразований: • от централизованно планируемого хозяйства к рыночному; • от индустриально-аграрного общества к постиндустриальному; • от замкнутого автаркического комплекса к экономике, успешно интегрированной в современное мировое хозяйство; • от «реального социализма» к «цивилизованному капитализму». Положение осложняется тем, что большинство из намечаемых целей (выраженных в виде обобщенных, абстрактных понятий) стремительно меняет свое общепринятое содержание и смысл. Более того, предпринимаемые преобразования протекают крайне неравномерно — в обществе в целом, в отдельных отраслях, регионах, сообществах, хозяйственных комплексах . К тому же, происходящие изменения далеко не всегда однонаправленны. На всех уровнях идет непрерывная, непредсказуемая мутация. В результате складывается не единая, сколько-нибудь стройная система, а пестрейшая многоукладность. Осколки прежних структур и механизмов регулирования (государственные и полугосударственные предприятия, хозяйственное администрирование и т. п.) причудливо переплетаются с искусственно насаждаемыми и/или естественно нарождающимися новыми экономическими образованьями (частными предприятиями, ассоциациями, ФПГ, разрозненными элементами рынка). Возникают не новое целостное явление, а отдельные черты и

17

фрагменты, которые не складываются в желаемые новые целостные образования. Приватизированные предприятия вынуждены выполнять не присущие им социальные функции. Ключевые для хозяйства отрасли (особенно энергетика и транспорт) превращаются в неестественные монополии и вместо того, чтобы стимулировать общий экономический подъем, взвинчивают тарифы и душат экономическое развитие страны. Опутанное налогами и долгами мелкое и среднее предпринимательство влачит жалкое существование. Значительная часть сбережений утекает за границу. Широко признано, что важнейшим системообразующим фактором в нынешних преобразованиях должен быть рынок (или как часто заявляют «цивилизованный» рынок). Попробуем на примере становления рынка (тем более в условиях стремительной глобализации) проследить, что происходит и что получается. *** В результате 70-ти лет советского развития в стране сложились высокообобществленное производство, сложные многогранные индустриальные структуры с высоким уровнем общественного разделения труда, большой специализацией и огромной взаимозависимостью хозяйственных субъектов. Взаимодействие сложившихся структур худобедно опосредствовалось господствовавшим (плановым) механизмом хозяйственного регулирования. Проводившиеся крайне некомпетентно либерально-демократические реформы (заполнившие все 90-е гг. в нашей стране) в основном преуспели в деле разрушения старого общества и экономики. Были нарушены прежние взаимосвязи хозяйственных субъектов, разорваны функционирующие производственные цепочки и сложные системы хозяйственных взаимодействий. Разрозненное частное предпринимательство не могло наладить должного функционирования отдельных хозяйственных субъектов современного сложного хозяйства. Упрощенное понимание основ рыночного хозяйства и условий его успешного функционирования привело к тому, что внимание и усилия были сосредоточены на узком круге показателей формирования рынка: приватизации, либерализации цен, экономических свободах. Такие важные вопросы, как текущее взаимодействие хозяйственных субъектов и стратегические капиталовложения, не ставились и не решались: считалось, что рынок сам решит эти задачи. В итоге, приватизация «выхватывала» из производственных цепочек отдельные хозяйственные звенья и подчиняла их совершенно новым, непривычным законо18

мерностям, мотивации, методам функционирования. Посредничество стало одной из важнейших сфер первоначального накопления, но не могло (и не хотело) обеспечить должный уровень и бесперебойность хозяйственных взаимосвязей. Финансовая система была не готова и не способна опосредствовать материальные потоки и обеспечить инвестиции. Бесконтрольная инфляция съедала покупательную способность. Разрыв производственных взаимосвязей и нарушение хозяйственных пропорций обернулись обвальным падением производства. На протяжении последних десяти лет в России внедрялись отдельные элементы рыночных взаимоотношений при одновременном разрушении других, не менее важных. Исторически на Западе превращение рынка и рыночных механизмов в регуляторы усложняющегося капиталистического производства было сопряжено с растущей социально-экономической и нередко технологической однородностью общества. Усложнялись организационно-управленческие механизмы; шаг за шагом наращивались обязательные для «цивилизованного рынка» неэкономические элементы гражданского и правового общества. Простой обмен конечной продукцией возможен при большой неоднородности хозяйственных субъектов. Взаимоувязка сбережений и производственных инвестиций предполагает большую однородность общества и хозяйства. Для того, чтобы рынок обеспечивал наиболее рациональное распределение ресурсов (факторов производства и хозяйствования) или наиболее эффективную мотивацию хозяйственных субъектов, требуется еще большая однородность общества, а также вовлечение в хозяйственную деятельность возрастающего круга неэкономических факторов; необходимы не только широкое распространение денежно-кредитных отношений, но и развитые системы правовых и иных отношений. Успешное макроэкономическое регулирование предполагает еще более высокую степень однородности (и компактности) хозяйства. За последние десять лет социально-экономическая неоднородность российского общества не только не уменьшилась, а наоборот, существенно возросла, и в этом плане страна удалилась от возможности наладить нормальное рыночное хозяйство. Не лучше обстоит дело и с налаживанием конкурентной основы российского хозяйства. Огромная концентрация производства в Советском Союзе с самого начала создавала большие проблемы для формирования подлинно конкурентной основы рыночного хозяйства в России. Положение могла бы исправить активная политика поощрения мелкого и среднего предпринимательства, а также жесткое государственное регулирование крупных хозяйственных субъектов. Пер19

вое, хотя и декларировалось, но на практике душилось налоговой и бюджетной политикой, стремлением мобилизовать как можно больше ресурсов, чтобы покрывать разбухшие бюджетные расходы. Действенное регулирование крупных предприятий было идеологически несовместимо с неолиберальными устремлениями реформаторов. В результате конкурентная борьба (там, где она возникала) принимала не столько экономически эффективные, сколько политические, административные и даже криминальные формы. Рыночное хозяйство основывается на строгих правовых отношениях и на широкой легитимности (приемлемости) для большинства населения существующего распределения собственности. Позитивное отношение к правопорядку на Западе вырабатывалось веками, в течение которых граждане на практике усваивали, что правопорядок (пусть не всегда удовлетворительно), но все же является защитой и гарантией определенных их прав и интересов. Существует большое число институтов (от силовых до идеолого-пропагандистских), обеспечивающих легитимность существующего положения вещей и законопослушание большинства населения. История же России способствовала иному отношению к закону и правопорядку: они воспринимаются скорее как средство администрирования и закрепления позиций господствующей элиты, нежели как инструмент защиты интересов отдельных социальных групп, тем паче личностей. («Закон, что дышло...») Злоупотребления 90-х гг. («прихватизация» и др.) только закрепили недоверчивое отношение значительной части населения к законопорядку. Виртуальные факторы доверия и легитимности остаются важнейшими элементами формирования цивилизованного рынка. А на их становление потребуется немало времени. Наконец, следует остановиться еще на одном обстоятельстве. Современная эпоха — это период стремительного усложнения хозяйственных систем. Соответственно возрастающую роль играют организационно-управленческиие механизмы обеспечения текущего взаимодействия хозяйственных субъектов, а также формирования будущих структур. Техно-производственные императивы, требования эффективной взаимоувязки обособившихся звеньев усложняющегося производства, особенности взаимодействия разнородных хозяйственных единиц все чаще предопределяют конкретные механизмы хозяйственного регулирования. Рынок в этой связи играет важную, но далеко не всеохватывающую роль. На уровне отдельных предприятий (вплоть до ТНК) многое организуется по усмотрению собственников-управляющих, их теку20

щих решений и стратегических планов-программ. Существуют хозяйственные субъекты, подчиненные рынку, и хозяйственные субъекты, формирующие рынки (market-takers and market-shapers). Огромную роль в организации и управлении экономикой играют государство, система правовых и иных норм, регулирующих деятельность хозяйственных единиц, степень обеспечения соблюдения этих норм. Усложняющиеся взаимодействия отдельных хозяйственных звеньев вынуждают конкурирующие фирмы на отдельных участках переходить к различным формам сотрудничества между конкурентами. Наряду с формализованными отношениями неизменно большое значение имеют неформальные отношения и неформальные решения (в том числе основанные на взаимном доверии). Все эти компоненты регулирующих хозяйственных механизмов постоянно взаимодействуют (в каждом обществе по-своему), существенно модифицируя абстрактно-теоретическую схему рыночного хозяйства, предопределяя существование различных моделей рыночного хозяйства. В англосаксонских странах эта модификация слабее, в Европе, Японии и многих других странах она заметно сильнее. Фанатично-либеральный характер реформ 90-х гг. в России привел к становлению в стране отдельных элементов наиболее необузданного рыночного механизма. Предстоит сложный процесс их обуздания, «цивилизации». В то же время при существующей сложности современных хозяйственных структур (особенно в условиях многоукладности и преобладания усложненных взаимозависимых индустриальных структур) единый хозяйственный механизм вряд ли возможен. Необходимо оптимальное сочетание рассмотренных выше регуляторов, своего рода смешанная экономика нового образца. Однако опыт применения других регуляторов у наших реформаторов полностью отсутствует. Это обстоятельство также надолго отсрочивает становление в стране «цивилизованного» рынка, как системообразующего механизма хозяйственного регулирования. *** По мере интеграции России в мировое сообщество все большее воздействие на формирование ее будущего строя оказывают как изменения, наблюдаемые в сложившихся закономерностях мирового хозяйства, так и бурно протекающие новые процессы глобализации. Длительное время мировое хозяйство складывалось как производное, вторичное явление, порождаемое формированием национальных хозяйственных комплексов и колониальных империй. Внешнеэкономические отношения смягчали диспропорции, порождаемые неравно21

мерностью развития, и противоречия, возникавшие внутри капиталистически развивающихся национальных комплексов. Внешние рынки восполняли узость внутреннего рынка. Безработные эмигрировали и осваивали новые территории. Исчерпание собственной сырьевой и энергетической базы компенсировалось импортом сырья и топлива. Не находящий себе достаточно прибыльного применения капитал вывозился за рубеж. Колониальные империи территориально фиксировали привилегированные зоны подобных действий. Стремительно разнообразившееся мировое хозяйство выступало как уравновешивающий фактор, частично выправляющий многие диспропорции и неувязки национального развития промышленно передовых стран. Определяющим для мирового хозяйства были постоянно эволюционирующие взаимоотношения между центром и периферией. Центром становились общества и национально-хозяйственные комплексы с передовыми методами производства, изобретениями, средствами связи и коммуникаций, формами организации и управления. Чаще всего это совпадало с метрополиями колониальных империй. Переход центров на новые стадии научно-технического развития сопровождался формированием нового международного разделения труда (каждый раз по-новому закреплявшему господствующее и привилегированное положение центра). При этом общий индустриальный контекст развития системы «центр—периферия» (и растянутые сроки перехода от одного научно-технического этапа к другому) не исключал постепенного догоняющего развития отдельных стран периферии. Соответственно эволюционировало международное разделение труда: мануфактурно-промышленный центр и аграрно-сырьевая периферия; тяжело-промышленный (машиностроительный) центр и легкопромышленная и/или аграрно-сырьевая периферия. На ранних этапах (до ХХ в.) некоторым периферийным странам (Германия, Япония, Россия) удавалось нагонять лидеров, а то и выбиваться в передовые. Чем больше усложнялись хозяйственные структуры, чем больше ускорялись темпы развития, тем меньше шансов оставалось для успешного догоняющего развития, тем труднее оказывалась интеграция стран периферии в мировое хозяйство на равноправных началах. В последней четверти ХХ в. — в условиях бурного научнотехнического прогресса — взаимоотношения центров и периферии мирового хозяйства претерпевают серьезные изменения. Научнотехнический прогресс открывает особенно большие возможности перед хозяйственно-передовыми обществами. Центры стремительно вступают на путь постиндустриального, интенсивного, наукоемкого развития, налаживают высококачественное производство. На перед22

ний план выдвигаются новые качественные показатели, ресурсосбережение, гибкость и маневренность, инновации, информационное обеспечение. Меняются характер и методы конкуренции. Ведущие хозяйственные единицы обрастают множеством субподрядчиков и сопутствующих услуг. В быстро меняющейся обстановке все труднее становится различать перспективные и неперспективные направления развития. Возникает определенная разнонаправленность в развитии центров и периферии. Для центров приоритетным становится повышение качественных показателей, пусть иногда ценой больших издержек. Для периферийных стран (нередко борющихся за выживание) первостепенными остаются рост производства и снижение издержек. Другой важной особенностью современного мирового хозяйства являются стремительная глобализация и возникновение ряда новых глобальных актеров — транснациональных корпораций (ТНК), мировых финансовых центров (МФЦ), международных экономических организаций (МЭО) и международной организованной преступности. Эти новые тесно взаимосвязанные актеры (каждый при этом преследует свои узкие цели) активно содействуют формированию нового неолиберального мирового порядка и расщеплению существующих национально-хозяйственных комплексов. ТНК, выхватывая отдельные хозяйственные звенья в разных странах, реорганизуют их в своеобразные подсистемы международного разделения труда. МФЦ отсасывают значительные финансовые ресурсы из разных стран, обескровливают процесс воспроизводства там, вынуждают растущее число хозяйственных единиц постоянно обращаться к МФЦ за новыми инвестициями и займами. МЭО скрупулезно выстраивают институционально-правовой каркас желаемого неолиберального мирового экономического порядка. Преступный мир обеспечивает своеобразную приобщенность наиболее маржинализуемой части мира к создаваемой мирохозяйственной системе. Все вместе это не складывается в единую стройную жизнеспособную систему, но зато активно преобразует ранее сложившиеся мирохозяйственные отношения. Глобализация предъявляет новые сложные (подчас невыполнимые) требования к обществам, желающим на мало-мальски равноправной основе интегрироваться в мировое хозяйство. На многих решающих участках быстро растет капиталоемкость; налаживание современного перспективного производства наталкивается на сильнейший барьер нехватки средств. Достижения современной науки и техники предполагают небывалую концентрацию научно23

исследовательского потенциала, а также гибких и маневренных механизмов быстрейшего освоения достижений. Стремительно растущие изменения в структуре и механизмах регулирования требуют небывалой гибкости и маневренности от хозяйственных единиц, пытающихся интегрироваться в мировое хозяйство. Простое копирование успешных достижений других («догоняющее развитие») становится явно недостаточным. Возникает необходимость выискивать свою нишу в быстроменяющейся конфигурации мирового хозяйства, разрабатывать собственные оригинальные стратегии развития. Это становится важным фактором, закрепляющим неравноправное положение стран периферии. Преобладающей в современном мировом хозяйстве формой организации и управления усложняющимися хозяйственными взаимосвязями (будь то на микро-, мезо- или макроуровнях) является многообразное сочетание жестких иерархических структур (нередко находящихся в единой собственности) с огромным количеством распыленных хозяйственных единиц, действующих в жестоко конкурентной рыночной среде (закрепляемой различными формами государственного регулирования и правовыми нормами). Каждый хозяйственный субъект, действующий в капиталистической среде, стремится монополизировать свой участок производственной цепочки (или вообще экономических взаимосвязей) и сохранить максимально свободный рынок и конкуренцию в сфере деятельности своих контрагентов. Эта схема получила немалое распространение в ряде стран еще на грани ХIХ и ХХ вв. Так, Рокфеллер установил свой контроль над нефтяной промышленностью США, скупив нефтеперерабатывающие предприятия и транспортировку нефти; разрозненные нефтедобычики и распределители нефтепродуктов вынуждены были подчиниться диктату нефтемагната. Аналогичные формы организации складываются сейчас на многих участках мирового хозяйства. Пять-семь крупных объединений создают олигополистический рынок в ведущих (и наиболее выгодных) отраслях, а их снабжение, обслуживание и распределение конечной продукции осуществляются мелкими и средними (периферийными) предпринимателями, остро конкурирующими на свободном рынке за возможность приобщиться к существующим структурам и занимать определенные ниши в мировом хозяйстве. Огромная масса неконкурентоспособных предприятий лишается и этих возможностей, маржинализуется и/или разоряется. Складывающиеся групповые связи (опять-таки на микро-, мезо-, макро- и мегауровнях) скрепляются богатым арсеналом всевозможных государственных мер, стандартов 24

(технических, медицинских, экологических и т. п.), требований сертификации, лицензирования и другими формальностями, образующими своеобразную новую сеть протекционизма, которую выходцам с периферии очень трудно преодолеть. К этому следует прибавить растущее воздействие средств массовой информации на формирование периферийных обществ. Основные потоки информации организованы так, что они неизменно манипулируют общественным сознанием, навязывают обществу сомнительные ценности и приоритеты (культ потребительства, насилия, разрушения), препятствуют осознанному решению стоящих задач. Если еще сравнительно недавно мировое хозяйство было производным явлением от развития национальных хозяйств, то за последние десятилетия неолиберальная глобализация все более становится самостоятельным процессом со своими движущими силами и закономерностями. Более того, мирохозяйственные процессы все теснее вплетаются в межгосударственное соперничество за более сильные и выгодные позиции в мировом сообществе. В результате основные изменения, происходящие в мировом хозяйстве, увеличивают трудности, с которыми сталкивается любое периферийное общество, желающее на равноправных началах интегрироваться в мировое сообщество. *** В свете всего вышесказанного говорить об уже устоявшейся системе хозяйствования в России более чем преждевременно. В лучшем случае можно рассматривать намечающиеся тенденции развития и констатировать преимущественное складывание того или иного хозяйственного уклада. Учитывая основные закономерности современного мирового хозяйства и засилье неолиберальных подходов к сложным хозяйственным проблемам России, самым вероятным представляется становление в России периферийного (для современного мирового хозяйства) общества с экспортной ориентацией экономики и господством компрадорско-бюрократической элиты. Для того, чтобы избежать такой перспективы, требуются огромные целенаправленные политические и экономические усилия. В первую очередь необходимы твердая политическая воля и готовность общества идти на серьезные жертвы. Укрепление государства и политической власти само по себе не может решить всех проблем. Достаточно вспомнить судьбу многих развивающихся стран, установление диктатуры в которых не вывело общество из состояния периферийности. Однако в наших условиях укрепление государственной власти являет25

ся необходимым предварительным условием изменения преобладающих тенденций развития и становления какого-либо иного строя. Выход Росси на более равноправную траекторию мирохозяйственного развития требует выработки хорошо обоснованной долгосрочной стратегии развития, отхода от огульного неолиберального курса. Во многих сферах России нужен период просвещенного протекционизма (памятуя, что чрезмерный или укоренившийся протекционизм ведет к снижению эффективности хозяйства). Дело не только в том, что Россия опоздала с периодом первоначального накопления для постиндустриального преобразования общества. Россия исконно имеет повышенные издержки (транспортные и топливно-энергетические) хозяйствования. Кроме того, России предстоит преодолеть зияющий разрыв между существующими структурами и формирующимися механизмами хозяйственного регулирования. Соответственно необходима продуманная стратегия экономического развития и формирования будущего социально-экономического строя. Такую политику может проводить только высококомпетентное, патриотически настроенное государство и правительство, упорно преодолевающее многочисленные препятствия. Тем более что Запад не заинтересован в серьезных переменах в России, так как нынешняя ситуация открывает особо выгодные условия для вовлечения нашего национального достояния в мирохозяйственный оборот «по дешевке». Привлечение иностранного капитала должно обеспечиваться не искусственным созданием для него привилегированных условий, а путем общего оздоровления хозяйственного и социально-политического климата. С этой точки зрения особенно важно строжайшее неучастие государства в конкурентных разборках ведущих хозяйственных групп. Только в условиях полнейшей мобилизации всего экономического потенциала страны и последовательных усилий по преобразованию общества можно будет говорить о становлении нового социальноэкономического строя в России и ее интеграции на равноправных началах в мировое сообщество. В.М. КУЛЬКОВ

Доминанты экономического строя России Экономический строй: базовые характеристики

Под экономическим строем страны (национальным экономическим строем) следует понимать систему экономических отношений и 26

институтов: а) взятую в единстве с присущими стране неэкономическими факторами (природно-климатическими, географическими, геополитическими, историческими, социокультурными и др.) и отражающую воздействие всех этих факторов на экономику страны; б) обеспечивающую ее устойчивое функционирование и развитие; в) реализующую стоящие перед страной долгосрочные цели. Экономический строй страны богаче стандартных экономических систем — все равно, будь это рыночная или плановая экономика, капитализм или социализм, индустриальное или постиндустриальное общество и т. п. Во-первых, потому что эти системы — односторонние экономические системы, идентифицируемые по одному какомулибо признаку (параметру): типу связи производства и потребления, господствующей форме собственности, характеру и уровню развития производительных сил и т. п. Во-вторых, эти системы — чистые экономические системы, представляющие собой совокупность однотипных социально-экономических отношений (рыночных, капиталистических, социалистических или каких-либо иных). В-третьих, эти системы — узкоэкономические системы, индифферентные к роли неэкономических факторов. Напротив, экономический строй предполагает учет всей совокупности параметров (как экономических, так и неэкономических) и должен представлять собой систему, располагающуюся в многомерной сетке координат. При этом по своему содержанию он должен быть смешанной экономической системой (смешанной экономикой), включающей в себя разнотипные экономические отношения и разные экономические уклады, хотя на разных исторических этапах он может тяготеть к той или иной из стандартных экономических систем. Национальная экономика не может игнорировать ни один из типов отношений и укладов, существующих в стране, какими бы периферийными они ни казались с точки зрения господствующего типа экономических отношений и генеральной линии общественного развития. Напротив, она нацеливает на поиск взаимодействия различных типов отношений и укладов, их оптимальной структуры в рамках единой экономики страны. Таким образом, экономический строй страны — это всегда смешанная экономика. И если с позиции стандартной экономической системы «смешанность» воспринимается как признак переходного состояния системы, то с позиции экономического строя страны «смешанность» — это нормальное, естественное состояние экономики. Терминами, близкими «экономическому строю страны» («национальному экономическому строю»), можно считать термины «национальная 27

экономическая система», «национальная экономика», «национальная модель экономики», хотя в каждом из трех последних можно увидеть и свои дополнительные акценты: в первом случае — на системном характере, во втором — на пространственной (масштабной) стороне, в третьем — на национальной спецификации стандартных экономических систем. В данном анализе эти акценты не принимаются в расчет и указанные термины используются как синонимы. Вбирая в себя национальное своеобразие, экономический строй страны вместе с тем не должен противостоять основным силовым линиям мирового социально-экономического развития, прогрессивным типам экономических отношений, которые адекватны потребностям современных производительных сил. Он не должен стать прибежищем отсталых экономических форм, исторических атавизмов под предлогом их национальной оправданности, иначе страну ждет экономический регресс и ухудшение позиций в мире. Но он не может быть и воплощением «суперпрогрессизма», в котором форсированно формируется чистая «прогрессивная» экономическая субстанция, не сообразующаяся с национальной спецификой страны, поскольку в этом случае неизбежно возникают общественные катаклизмы и, как следствие, торможение развития. Экономический строй должен быть гармонией «почвы» и «проекта», конкретнее — «национальной почвы» и «прогрессивного экономического проекта», что и обеспечит устойчивое функционирование и развитие экономики. При этом следует особо отыскивать те слои «почвы», которые наиболее адекватны «прогрессивному проекту». Национальный экономический строй не может быть пассивной экономической средой. Но он не может ограничиваться и общеэкономическими целями: эффективностью экономики, благосостоянием населения и производными от них, хотя они, безусловно, имеют базисный характер. В рамках национальной экономики реализуются и неэкономические цели, имеющие государствообразующее значение: национальная оборона, сохранение территориальной целостности страны и т. п. В ряду важнейших целей национального экономического развития находятся: повышение конкурентоспособности национальной экономики; обеспечение экономической безопасности страны во всех ее проявлениях; достижение благоприятного воздействия экономического развития на разные стороны общества и человека, на цивилизационное воспроизводство социума; обеспечение единого экономического пространства страны; поддержание этноэкономической гармонии (особенно в многонациональных странах) и т. п. Реализация указанных целей есть по существу реализация национальных эконо28

мических интересов страны. Содержание экономического строя должно рассматриваться в неразрывной связи с ними. Изучение национального экономического строя

Современное российское экономическое образование, по сути, не занимается системным изучением национального экономического строя. Это парадоксально, но это факт. Стандартные разделы «современной экономической теории», а именно микроэкономика и макроэкономика, содержат универсальные экономические характеристики, и если уж говорить об их национально-страновой предрасположенности, то они связаны прежде всего (и объективно и субъективно) с развитыми странами Запада. «Теория переходной экономики» как раздел экономической теории больше предрасположена к изучению национальной экономики (в нашем случае — российской экономики), однако она все же делает акцент на переходном состоянии экономики и национальную специфику исследует лишь через призму переходности, соотношения «нового» и «старого». Конкретно-экономические учебные дисциплины выходят на отдельные стороны национального экономического строя, но именно лишь на отдельные стороны, причем преимущественно в хозяйственно-эмпирической форме. Необходимость особой части экономической теории, изучающей непосредственно национальный экономический строй (лучше под названием «Теория национальной экономики» или «Теория национального экономического строя»), давно назрела и нуждается в практической реализации в учебном процессе. Игнорирование национальной специфики — характерная черта западной («мировой») экономической мысли. В ее основе лежит принцип универсализма, хотя в заметной мере универсальными считаются характеристики, сформировавшиеся именно в западной цивилизации и в этом смысле специфицированные («экономический человек», «рациональное экономическое поведение», «права человека» и т. п.). По части абсолютизации универсального нет большой разницы между классической политэкономией, марксизмом, маржинализмом, неоклассикой, кейнсианством, неоклассическим синтезом, неолиберализмом. Альтернативное направление представлено исторической школой (старой и новой), отдельными направлениями институционализма, цивилизационными и культуроцентричными концепциями общественного развития, корпоративизмом, рядом течений консерватизма (неоконсерватизма) и традиционализма. В России в этом русле работали славянофилы, народники, приверженцы исторической школы и 29

этической школы политэкономии, сторонники «экономики русской цивилизации» и т. п. Для экономической науки в России на протяжении нескольких веков характерным было ее размежевание на две полярные части: с одной стороны, это универсалистские концепции (в данном случае все равно, либерализм это, марксизм или какое-то другое «западническое» направление), с другой — самобытные концепции, ориентированные на своеобразие России и ее экономики. Исторически положение складывалось таким образом, что последнее направление — причем на самых различных этапах развития (начиная с И.Т. Посошкова в Петровскую эпоху) — подвергалось притеснениям, замалчиванию. Многие общественно-политические и социальноэкономические беды России были связаны с тем, что так и не сложилось целостной самобытной экономической мысли, а на первый план выходили «универсалистские» рецепты, слабо учитывающие российскую специфику. Есть ли основания для формирования российской самобытной экономической школы как относительно самостоятельной ветви мировой экономической мысли? На наш взгляд, ответ должен быть утвердительным. Он базируется на двух обстоятельствах: • во-первых, на особом характере российского экономического строя, предопределяемом всем набором специфических факторов и специфических целей, присущих России (об этом речь шла выше); • во-вторых, на особенностях национального экономического мышления и отечественных научных традиций, для которых всегда были характерны системный подход, комплексное социо-духовноэкономическое объяснение явлений и процессов, важное значение не только «сущего», но и «должного», особое внимание к социальным аспектам экономики, роли государства, народнохозяйственным задачам и т. п. Следует учитывать и отечественную образовательную традицию, связанную с акцентом на фундаментальных обобщениях, духовном типе восприятия, в отличие от западной традиции, нацеливающей более на эмпирические, индуктивные способы освоения действительности. В конечном счете, указанное отличие коренится в социокультурной поляризации двух цивилизаций. Отечественная экономическая научная школа способна проявить себя в различных разделах экономической теории, но концентрированное выражение ее должно состояться именно в «Теории национальной экономики». В целом же изучение российского национального экономического строя должно охватывать три уровня: 30

• неэкономические дисциплины, раскрывающие специфику России в различных областях (история, география, геополитика, теория цивилизаций и т. п.); • выделение российской специфики в стандартных экономических дисциплинах; • «теория национальной экономики». Характерные черты российского экономического строя

В России действует целый ряд устойчивых факторов (притом во многом уникальных), которые оказывают существенное воздействие на экономическую систему страны. Их устойчивый, постоянный, долговременный характер позволяет характеризовать их в качестве объективных оснований специфики российской экономики (см. подробнее: [1, гл. 5; 2]). Природно-климатический фактор. Суровые условия на большей части территории страны, разнообразие зон, неустойчивость погоды и т. п. Экономические следствия: неприемлемость однообразных, стандартных форм хозяйствования, повышение энергоемкости и в целом ресурсоемкости производства, снижение производительности труда и конкурентоспособности продукции, необходимость больших резервов (ресурсных и продовольственных) и экономической поддержки многих регионов. Экономико-географический фактор. Огромные расстояния, континентальность территории, удаленность и труднодоступность основных сырьевых центров и т. п. Экономические следствия: высокие транспортные издержки, снижение конкурентоспособности продукции, опасность экономической и политической дезинтеграции, разрыв единого экономического пространства. Геополитический фактор. Самые протяженные границы в мире, наличие явных и потенциальных угроз, геополитическая уязвимость территории, необходимость сохранения сильных политических позиций в мире. Экономические следствия: высокий уровень затрат на охрану границ и оборону, развитие военно-промышленного комплекса, необходимость быстрой мобилизации ресурсов в острых ситуациях, особое отношение к проблемам экономической и научно-технической безопасности страны. Социокультурный (цивилизационный) фактор. Важное значение в системе ценностей российской цивилизации занимают следующие исторически сформировавшиеся ценности: значимость духовного в соотношении с узкоматериальным, творчество, коллективизм, государственни31

чество, острое восприятие социальной несправедливости, патернализм, надежда людей на социальную защиту. Социально-экономические следствия: меньшая (по сравнению с Западом) рациональность поведения, более сложная система мотиваций и стимулов (по сравнению с типичным «экономическим человеком»), неприемлемость резкой социальной дифференциации, развитие коллективных форм собственности и хозяйствования, более весомая роль государства в социальной защите населения и в экономической жизни. При этом российские социокультурные ценности не оторваны от перечисленных ранее объективных факторов российского развития, а выступают адекватным им общественным фоном, и все вместе они образуют достаточно органичное единство. Исторически сформировалась взаимообусловленность экономических и социокультурных факторов русской цивилизации. Было бы большой ошибкой считать отечественные социокультурные ценности за их недостаточный рационализм и экономизм неким атавизмом, консервирующим отсталость и бедность. Напротив, по своим характеристикам они смыкаются с постэкономическими ценностями постиндустриального общества и в этом качестве крайне перспективны. Опасность — не в их консервации, а в возможности их утраты в тот период, когда общество протаскивают через грубую экономическую реформацию, ориентируясь на одностороннего «экономического человека» и его конкретные образцы — «гениев финансовых проделок» и «торгашей». Как следствие — все большее отдаление от постиндустриальных перспектив. «Как бы неэкономический» или «не вполне экономический» российский человек в его духовно-интеллектуальной продвинутости — это постиндустриальное благо, которое должно всячески оберегаться и поддерживаться. Постиндустриальный потенциал российского «общественного человека» является исключительно важным национальным ресурсом, который может вывести страну на траекторию опережающего развития, а не заставлять ее повторять давно пройденные пути, копаясь в «выгребных ямах Запада». Не стоит скрывать, что упомянутые социокультурные российские ценности — это прежде всего ценности русской цивилизации. В признании этого и в их поддержке нет ничего ущемляющего кого-либо в многонациональной стране. Во-первых, в число русских социокультурных ценностей входят и такие, как веротерпимость, уживчивость, толерантность и то, что Ф.М. Достоевский в свое время называл свойством «всемирной отзывчивости». Во-вторых, постиндустриализм русских традиционных ценностей перспективен для развития всего российского общества, всей нашей страны. 32

Как представляется, проблема состоит как раз в другом. Грубая, непродуманная, нерегулируемая реформация, выдвинувшая на первый план узкоэкономическую (к тому же преимущественно спекулятивную) ориентацию, ставит носителей постиндустриальных ценностей в заведомо худшее социально-экономическое положение, вытесняя их на обочину общественной жизни, оттесняя от формирования хозяйственной элиты и даже «среднего класса». Тем самым удар наносится одновременно по русской цивилизации и ее постиндустриальному потенциалу. Кроме того, как показывает исторический опыт, ослабление русского этноса как государствообразующей нации чревато ослаблением как России в целом, так и каждого входящего в ее состав народа. Задачи укрепления государствообразующих основ России и ее выхода на перспективные постиндустриальные линии общественного развития настоятельно требуют формирования такого хозяйственного механизма, который бы учитывал и поддерживал поведенческую ориентацию на фундаментальные ценности русской цивилизации при одновременном учете местных особенностей на региональном уровне. Это возможно в рамках национальной модели российской экономики, интегрирующей национальное своеобразие и постиндустриализм, «почву» и «постмодернистский проект». Признавая, что в России действует целый ряд специфических (нередко уникальных) факторов природно-климатического, экономикогеографического, геополитического, исторического, социокультурного характера, отметим, что закономерно они должны находить адекватные формы в экономической системе страны, в ее хозяйственном механизме. Так, суровые природные условия, огромные расстояния обусловливают (даже несмотря на богатство недр и при условии абстрагирования от различий в технологии) более высокий уровень энергоемкости и в целом ресурсоемкости российской продукции, более высокие удельные транспортные издержки, что серьезно снижает уровень конкурентоспособности отечественной продукции. Практический вывод из этого — неизбежность более жесткого государственного контроля над ценами на продукцию базовых отраслей, над деятельностью естественных монополий. Необходимость поддержания жизнестойкости огромной страны должна обусловливать более высокий (по сравнению с западными стандартами) уровень автономных инвестиций и их удельный вес относительно стимулированных инвестиций, т. е. зависящих от динамики ставки процента и национального дохода. 33

Далее, крайне трудно сформировать единый общероссийский рынок в условиях уникальной территориальной пространственности и регионального разнообразия в России: окраинам становится выгоднее интегрироваться в рыночные связи с иностранными соседями. Значит должно быть такое сочетание государства и рынка, которое бы обеспечило функционирование единого экономического пространства страны. Весь комплекс присущих экономике России факторов и многогранность реализуемых в ней целей предопределяют заметные особенности российской национальной экономической системы. Главная ее отличительная черта — смешанный характер. Российская экономика не может не быть смешанной экономикой. Во-первых, это соответствует логике XX в., в ходе которого свободный рыночный механизм дополнялся в развитых странах государственным регулированием, частная собственность — другими формами собственности, частнопредпринимательская инициатива — социальными гарантиями граждан, индустриальный базис и его стимулы — постиндустриальным базисом и его стимулами. Во-вторых, это продуцируется теми российскими специфическими реалиями, о которых речь шла выше. Более конкретно последнее проявляется в следующих отличительных чертах национальной экономики России. Более весомой роли государства по сравнению со «стандартными» рыночными (смешанными) экономиками. Причем она должна проявляться не только в классических косвенных методах регулирования рынка, но и в прямой форме (как собственника, как организатора реформирования экономики и ее структурной перестройки и т. п.). Разнообразии форм собственности и форм хозяйствования, включая важную роль государственной собственности в стратегически важных сферах и широкое развитие коллективных форм собственности и хозяйствования. Развитии социальной ориентации экономики, включая жесткое отслеживание государством основных социальных индикаторов, недопущение резкой социальной дифференциации в обществе, повышение социальной ответственности бизнеса, возрастание роли профсоюзов и других общественных институтов социальной политики. Использовании социально-духовных аспектов в экономике, включая стимулы творческой деятельности граждан и коллективов, повышения их культурного и образовательного уровня, формирования здорового национального духа. 34

Поддержки постиндустриального сектора экономики во всех его проявлениях (высокие технологии, наука, образование, информатика и т. п.) при одновременной заботе об элементах развитого индустриального базиса и недопущении деиндустриализации страны. Общий вывод состоит в том, что российский экономический строй должен представлять собой такой тип современной смешанной экономики, которому присущ регулируемый, социально-ориентированный, трудо-ориентированный, духовно-ориентированный, постиндустриальноориентированный характер. В таком качестве он органично соединит российское своеобразие с прогрессивными тенденциями мирового развития. Российская специфика должна проявлять себя и в функционировании, и в развитии экономики, в том числе и в условиях переходных (трансформационных) процессов. Радикальные «преобразователи» России на разных этапах истории предпочитали чаще всего не считаться с российской особостью, придавали гипертрофированное значение роли общественно-экономических трансформаций как таковых. Анализ противоречивой истории преобразований в России и объективных основ российского экономического строя позволяет сделать следующий вывод, касающийся общего соотношения России и трансформационности как явления: «компонента трансформационности» в российском развитии играет относительно меньшую роль, чем ее внутренняя «автономная» компонента2. Можно сказать, что развитие в России в большей мере является «автономным», т. е. зависящим от внутренних российских факторов, от ее собственной специфики, и в меньшей степени «стимулированным», т. е. зависящим от общественных трансформаций. Можно сказать и так: коэффициент эластичности (чувствительности) российского развития к трансформациям должен быть ниже, чем в других («стандартных») странах. Указанный вывод вовсе не тождественен признанию изначальной нетрансформационности России. Он делает акцент на другом: российский социальноэкономический строй должен в большей степени быть производным от его внутренних специфических оснований, должен в большей степени учитывать специфику страны.

2

Поясним терминологию, заимствованную из арсенала современной макроэкономики. Многие макровеличины (потребление, инвестиции и др. состоят из двух частей: автономной (не зависимой от изменения внешних факторов), и стимулированной, т. е. зависимой от изменения внешних факторов через коэффициент эластичности — например, эластичности инвестиций к изменению ставки процента. 35

Литература 1. Рязанов В.Т. Экономическое развитие России. Реформы и российское хозяйство в XIX—ХХ вв. СПб., 1998. 2. Сидорович А.В., Кульков В.М. Рецензия на книгу В.Т. Рязанова «Экономическое развитие России. Реформы и российское хозяйство в XIX—ХХ вв. // Российский экономический журнал. 1999. № 3. С.В. СИНЯКОВ

Идеология и реформы На сегодняшний день основные нации и сообщества сформировали или выбрали свои культурные формы и происходящие социальные и экономические изменения осуществляются в лоне сформированной культуры, с присущей ей самобытностью и уникальностью. Но следует иметь ввиду, что в тех условиях, где есть побуждение к экономическим изменениям, но нет культурной идеи, проекта, социокультурной готовности людей к новой организации своей жизни, такие изменения происходят очень медленно и неудовлетворительно. В этом случае культура воспроизводит старые модели деятельности, регуляторы социальных связей, социальные институты. С такой ситуацией, на мой взгляд, сегодня столкнулись экономические реформы в Российской Федерации. Так, долгие столетия в России существовала крестьянская община, которая обусловила коллективизм, соборность на основе совместного труда. Появление специфической общины крестьян имело свои природные географические причины: суровый климат, короткое лето, плохие почвы. Такие естественные особенности среды вызвали необходимость в короткий срок много и интенсивно трудиться. Русский человек поэтому был не приспособлен и не привык к длительному и систематическому труду на протяжении всего года. Почвы в России не годились для длительной обработки и поэтому происходило постоянное расширение площадей под агрокультуры и перемещение населения. Русские крестьяне и казаки, поселенцы становились кочевниками, но не степняками в азиатском смысле, а в другом, собственно национальном плане. Они осваивали огромные территории и создавали великое по площади государство. Крестьянская община оказала большое влияние на национальную психологию русских, во-многом сформировали национальный дух, менталитет. Особенности православного выбора России предопределили относительную культурнополитическую отсталость страны и способствовали становлению цен36

трализованного самодержавно-бюрократического государства византийского типа. Россия долго оставалась в основном традиционным обществом, в котором элементы капитализма и индустриального развития начали возникать только после реформаторской деятельности Петра I. Реформы первой четверти XVIII в. ставили целью поднять Россию до уровня западной цивилизации. Были созданы новые общественные структуры: военно-промышленный комплекс, армия, флот, оружейные заводы, мануфактуры, строительные и дорожные предприятия, система образования, новый институт управления. Все эти инновации потребовали огромных затрат, в том числе использования как средства принуждения и насилия. Население страны уменьшилось в полтора раза, зато втрое возросли налоги. В результате петровских преобразований была создана империя добуржуазного типа, в основе которой лежали сверхцентрализация и бюрократизация. После Крымской войны снова обнаруживается большая разница в экономическом развитии России и Запада. Оказалось, что страна не может успешно заимствовать технологические достижения Запада без политических и правовых изменений. Были произведены некоторые социальнополитические и юридические реформы по западной модели: освобождены крестьяне, введено местное земельное самоуправление, суд присяжных, была смягчена цензура на прессу. Однако политические структуры изменялись минимально. Были сохранены жесткий бюрократический контроль и централизм в управлении, обеспечивающий власть центра и ограничивающий местное самоуправление. Тем самым был значительно снижен возможный потенциал реформ (судебной, земской, печати и др.). В России сохранилась имперская модель, которая привела к краху в начале XX в., поскольку социальноэкономические реформы планировались в медленном темпе и их окончание планировалось в 1930 г. Таким образом, все российские преобразования от Петра I до Ленина — Сталина — Хрущева сводились к заимствованию внешних форм жизни (технологии, военных изобретений, техники, промышленности) при одновременном непонимании глубинных источников западной общественной организации. Европа в это время через кровавые революции и общественные потрясения шла к демократическим институтам гражданского общества и либеральным нормам правового государства. За длинные времена застоя и стабильности России пришлось расплачиваться самой кровавой революцией и последующим террором первой половины XX в. Революцию можно считать так же порождением отечественной культуры: прежде всего следствием глубокого разрыва культурного уровня верхов и низов общества, отсутствием среднего класса, архаическим соз37

нанием народных масс, делающим маловероятным эволюционный путь развития, западнической ориентации большей части российской интеллигенции. В этой связи уместно вспомнить известное высказывание Н.А. Бердяева, что революция 1917 г., приведшая к установлению самого кровавого режима, бесчеловечного режима в отечественной и мировой истории, также есть «порождение нашего характера и обстоятельств». Неудачей, по большому счету, можно считать осуществление экономических реформ в последнее десятилетие нашей истории. Преобразование общества и типа цивилизационного развития всегда связано и предполагает изменение глубинных жизненных смыслов и ценностей, закрепленных в культуре. Достаточно вспомнить, что переустройство французского общества в конце XVIII в. было прямо связано с революцией в умах, с критикой ранее господствующих мировоззренческих ценностей, выработкой новых ориентиров развития, проделанных Просвещением. Никакие серьезные социальноэкономические преобразования невозможны вне изменения культуры. Следовательно, особенности процессов демократизации и экономических реформ связаны со спецификой культур, возникшими задолго до начала этих процессов. Выяснение особенностей русской национальной культуры, определяющей специфические формы перехода от традиционного общества к демократическому обществу с рыночной экономикой, является важнейшей проблемой социальных наук. Является ли с этой точки зрения состоятельной концепция национальной идеи, которая имеет много сторонников в связи с дискуссией о собственном пути развития? Под национальной идеей обычно поднимается комплекс представлений о национальном мессианизме, об особой роли того или иного народа в мировом развитии. Есть ли будущее у национального почвенничества, сторонников идеи национального духа, особого пути нации? Что это: мифология или реальность? Уже Н.А. Бердяев, который по ряду причин оправдывал русскую идею, подчеркивал, что никакого объективного духа нет, что всякая объективность, объективизация духа чужды духу [1]; т. е. он был по сути противником объективизации духа. Но если национальная идея существует только как субъективная реальность, как метафизический, а не реальный дух, имеет отдельное содержание независимо от народа, эпохи времени, то в таком случае она превращается в застывшую сущность с раз и навсегда заданным содержанием. Происходит превращение исторических отношений в какие-то вечные неизменные сущности, например, вечные характеристики русской жизни, русской 38

культуры, характерное для идеологических построений почвенников. Такая логика предполагает сначала общие идеи — универсалии — затем навязываемые характеристики нации, ее пути, представления о качествах народа. Такой некритический и бессознательный «реализм» в его средневековом историко-философском истолковании приводит к грубым ошибкам. Нет никакого изначального провиденциального плана национального бытия русских, украинцев, узбеков, беларуссов и др. народов. Неверно утверждение, что человек, вышедший из национальной среды, является отщепенцем. Нет у русской или украинской идеи никакого неизменного, вечного, застывшего содержания. Целостностью национального мифа не может быть покрыто содержание творческого потенциала индивида. А у последнего всегда существует возможность свободы, совершенствования культуры. И чем богаче многообразие культур, тем больше вариантов ответа на самые многочисленные вызовы человеческой истории. Благодаря укреплению межкультурных связей, культурному взаимодействию, различные народы получают широкий доступ к необходимым для себя нововведениям. Не существует целостной национальной идеологии, целостного коллективного мифа или тотальной идеологии в манхеймовском понимании, так как они не заполнят содержание духа даже отдельной личности. Реальный индивидуальный субъект и его мировоззрение значительно выше, чем все эти метафизические характеристики духа всего народа — национального духа. Свободный индивид, творческий субъект, неотъемлемые права личности — прежде всего и выше всего остального. Итак, единственным субъектом и носителем духа является отдельный человек. Национальный дух не существует иначе как в индивидах. Творческий дух нации может быть лишь творческим духом индивида. Поэтому является неверным противопоставление национальной судьбы народа, русской судьбы судьбам других, например, западноевропейских народов. О том, насколько реальные феномены русской жизни противоречат концепции русской идеи, говорят следующие факты. Например, известно, что староверы в России — носители самобытного, религиозного, национально-консервативного сознания — были самыми богатыми людьми своего времени. Они строили флотилии торговых судов, возводили мануфактуры и фабрики, вели самую разнообразную торговлю внутри страны и за рубежом. Говорят, у них не было другого выхода, так как им был заказан путь официальной карьеры и работы в государственных учреждениях, а все получалось, потому что они жили по Библии. Может, это и так, но, но при всем 39

этом они полностью проявили свои способности, раскрыли свой творческий потенциал в экономической сфере деятельности. Широко известно, что русские эмигранты первой волны, с присущими им традициями, комплексами, архетипами национального сознания, прочно удерживают первенство в экономическом и социальном положении среди других этно-национальных групп в США. Обсуждая вопрос о влиянии национальных ценностей, духовных ориентиров и религиозных идеалов на экономику, можно найти самые разноречивые факты, не дающие возможности сделать однозначные выводы. Показательны в этом плане существенные отличия всех параметров жизни населения и экономики Южной и Северной Кореи, народы которых имеют одни и те же национальные, религиозные и культурные ценности, а еще ранее — существенных показателей экономик ГДР и ФРГ. Вместе с тем, нельзя гипертрофировать роль и влияние экономической организации общества, о чем красноречиво свидетельствуют другие факты. Несмотря на то, что конфуцианство близко к протестантизму, далеко не все страны Юго-Восточной Азии, народы которых разделяют эту религиозную и моральную идеологию, успешно строят свою экономику. Если Тайвань, Южная Корея, Гонконг и др. добились больших успехов в создании рыночных структур и успешно конкурируют с Западом, то Индонезия, Филиппины, Кампучия, Бирма и др. остаются еще экономически отсталыми странами с низким уровнем жизни населения. В Латинской Америке, население которой усвоило традиционные испанские ценности, нормы консервативной иберийской культуры с ее принципами: презрение к наживе, предпринимательству, предприимчивости, торгашеству, тормозящими в веберовском смысле экономическое развитие, такие страны как Чили, Аргентина, Бразилия тем не менее совершили экономическое чудо. Что на это можно ответить? История как и личность неповторима. Поэтому нельзя все удачи и неудачи объяснять только прошлыми традициями народа и его культурными ценностями. Конечно, система ценностей, нравственных принципов, норм права, традиции оказали большое влияние на национальную психологию, сформировали национальный дух, менталитет. Но это не дает основания утверждать, что рецепты современной рыночной экономики не годятся для национального самобытного сознания, психологии русских, молдован, украинцев, туркменов и т. д. Существуют еще и мировые стандарты в экономике, экономические законы, которые невозможно игнорировать, а также имеются возможности саморазвития культуры, сознательной деятельности по изменению культуры общества. Изменение культуры возможно в результате как внутренних, так и внешних при40

чин, через собственные социокультурные процессы или через взаимодействие культур. Нам представляется, что благодаря укреплению кросскультурных связей все чаще происходит процесс заимствования в развитии культуры. Прежде всего это относится к внутрикультурному развитию, когда происходит распространение новых образцов культуры, присущих одному слою общества, на другие социальные группы. В последнее столетие все большее значение приобретает феномен заимствования в процессе кросскультурных связей, что дает право утверждать его основой современного экономического прогресса человечества. Такие формы взаимопроникновения культур, как обмен культурными ценностями, принципами социальной организации, политическими и правовыми нормами жизни, социальными институтами и др., становятся обычным явлением. Каждая культура в условиях добровольных культурных взаимодействий отбирает в другой культуре только те элементы, которые способствуют решению ее собственных назревших проблем. Обычно заимствуется лишь то, в чем есть необходимость, и то, приемлемо для данной культуры, принимается и усваивается ею. Причем, несмотря на определенный социальный иммунитет, защитные ресурсы каждой культуры органически переплетают заимствованное, усваивают и включаются в структуру культуры, не деформируя ее первооснов. Анализируя влияние национальных ценностей, нравственных идеалов, духовных ориентаций на экономику, мы столкнулись с самыми разнообразными фактами, которые не позволяют придти к единому выводу в отношении идеологической детерминации экономических преобразований. Отсюда представляется невозможным выработать единую объясняющую парадигму для интерпретации проблем взаимодействия духовного и экономического процесса. Следует отказаться от веберовской, марксистской или структурнофункционалистской методологии социального познания как всеобъемлющей объясняющей схемы и остановиться на признании принципа широкого плюрализма теоретических подходом к изучению общества. При разработке теоретико-методологических основ экономических преобразований необходимо выйти за пределы собственно экономической интерпретации экономики. Дополняя теоретикоэкономическое исследование социологическим, историческим и культурологическим подходами, следует учитывать факт изменения, обновления, а также выдвижения новых ценностей. Сложившееся на сегодня многообразие культур и конкретных вариантов идеалов и норм в сфере морали, права, гражданского общества и религии в рамках одной культуры позволяет каждому человеку, народу, нации подоб41

рать нужный вариант культурных предложений и таким образом ответить на вызовы современности. Ибо сегодня в конечном счете все решает свободная и несущая за себя ответственность личность. Литература 1. Бердяев Н.А. Русская идея // Вопросы философии. 1990. № 2. А.В. БУЗГАЛИН

Переходные экономики как мутации позднего капитализма (некоторые методологические гипотезы, позволяющие понять природу социально-экономического строя, складывающегося в России) Существование, кризис и полураспад3 мировой социалистической системы превратили некогда мощный «второй мир», так называемую мировую социалистическую систему (МСС), в арену столкновения чудовищно-противоречивых процессов, способных оказывать существенное влияние на жизнь глобальной социально-экономической системы. Еще более значимым (во всяком случае, для автора этой работы) является вопрос о природе социально-экономического строя, сложившегося в России и в целом в странах, возникших в результате полураспада МСС. В своей работе мы исходим из тезисов о наличии в истории социально-экономического развития качественных изменений (например, генезис, упрочение и торжество буржуазных социальноэкономических систем по мере отмирания феодальных и азиатских обществ), а также нелинейности течения социально-экономического времени (см.: [1; 2]). Первый тезис предполагает, что буржуазная социальноэкономическая система (как и все остальные) исторична, т. е., возникнув (на протяжении ХV—ХIХ вв.) и став господствующей в современном мире (в конце ХIХ—ХХ вв.), она может и должна смениться посткапиталистической системой, равно как и в целом общественная жизнь, основанная на господстве материального производства и отчуждения, может и должна смениться новым по своей 3

Этот распад не завершен и, возможно, так и не завершится в ближайшее время: в социально-экономической жизни стран СНГ, Центральной и Восточной Европы все еще сильны инерционные процессы, сохраняются значимые «пережитки» прежней системы. Китай, Вьетнам, Куба и т. п. (а это 1/5 населения Земли) продолжают целенаправленно развивать некоторые основные черты прежней системы. 42

природе социальным развитием4. Более того, мы исходим из того, что такой процесс генезиса нового качества социальной жизни, лежащего «по ту сторону» материального производства (Маркс), отчуждения, общества постиндустриального (Белл), посткапиталистического (Дракер), уже начался в современном глобальном мире и в ХХI в. станет ключевой, определяющей тенденцией. Второй тезис — акцент на нелинейности социального развития — в частности, означает возможность возникновения застойных «болот» исторического процесса (там, где развитие тех или иных конкретных социумов упирается в объективные и/или субъективные преграды), «стремнин» (ускоренного развития в ходе революций и модернизаций, когда горный поток ускоренного развития сметает все на своем пути) и попятных (реверсивных) движений. Точно так же возможны как относительно «чистые», приближающиеся к main stream истории социумы, становящиеся «классическими образцами» того или иного устройства общества (например, английский или американский капитализм, до сих пор описываемый как «образец» во всех учебниках экономикса), так и существенные «отклонения» от основной дороги истории, которая, как известно, идет зигзагами. В последнем случае общественное развитие, сойдя с магистрали и попав в бурелом исторических чащоб, сталкивается с мощными объективными и субъективными воздействиями, «калечащими», «уродующими» этот социум. Приспособляясь к неадекватным условиям, «среде», последний мутирует, образуя подчас весьма странные общественно-экономические системы. При этом в периоды радикальных, качественных социальных изменений появление таких многочисленных социумов-мутантов является скорее правилом, чем исключением. Эти ремарки позволяют нам сформулировать следующую гипотезу. Так называемые «переходные общества (экономики)» — это феномены реверсивного хода истории («отката» от первоначальной, крайне противоречивой и незавершенной попытки движения к посткапиталистическому строю), приводящего к образованию различного рода мутаций позднего капитализма. Они суть продукт: полураспада «реального социализма» (когда образовавшиеся в процессе перехода к посткапиталистическому строю новые социумы мутировали под воздействием как внутренних противоречий, так и неблагоприятной внешней среды, образовав крайне противоречивую и, в конечном счете — тупиковую с социально-экономической и политиче4

Эти давно известные идеи были многократно раскрыты автором [1; 3]. В последние годы вышла серия работ О. Антипиной, В. Иноземцева, В. Красильщикова, В. Хороса и многих других авторов. 43

ской точек зрения, но относительно развитую в техникоэкономическом, культурном и геополитическом отношении систему) и глобальной гегемонии капитала (когда власть последнего оказывается тем мощным «полем», которое подчиняет себе достаточно развитые экономико-политические системы, содействуя их попятному движению к [полу-] периферийному капитализму зависимого типа). Столкновение этих процессов и привело к рождению (еще не завершенному) мутантного капитализма как подсистемы глобального капитала. На наш взгляд, проблема трансформаций на пространстве МСС может рассматриваться исключительно как один из аспектов глобального процесса нелинейного процесса рождения нового качества общества (постиндустриальное общество, «царство свободы»), а точнее, как реверсивное движение из тупика мутантного социализма не вперед, а назад, к мутантному капитализму полупериферийного типа. Переход — откуда? (к теории мутантного социализма)

Содержательно социально-экономическая система «социализма», сложившегося в наших странах, (пока оставим в стороне категориальное определение этого строя) может быть описана, опираясь на разработки как зарубежных аналитиков «социализма» (от Ф. Хайека через Я. Корнаи к А. Ноуву), так и политической экономии социализма (при условии «выворачивания на лицо» ее апологетических характеристик). В этом случае мы смогли выделить систему противоречивых черт, соединяющих мутации и живые ростки посткапиталистического общества В области аллокации ресурсов (типа координации, формы связи производства и потребления, распределения ресурсов, поддержания пропорциональности) — господство бюрократического централизованного планирования (позволяющего эффективно перераспределять важнейшие ресурсы, обеспечивающего высокие темпы роста тяжелой промышленности и ВПК, но неадекватного для достижения конкурентоспособности на мировом рынке потребительских товаров и ответа на «вызов» второй и третьей волн технологической революции). Этот механизм был внутренне ограничен явлениями «плановой сделки», «псевдоадминистративных цен», разъедался ведомственностью, местничеством, коррупцией и функционировал в условиях более или менее формального рынка (в условиях рыночного социализма, например, в Венгрии 70-х гг., большинство цен централизованно не определялось, самостоятельность предприятий была весьма высока). В то же время в разные периоды в разных странах в той или иной ме44

ре развивались ростки демократического, растущего снизу учета и контроля, самоуправления, встречного планирования и других относительно «чистых» форм пострыночной координации. В области отношений собственности господствовали государственная и кооперативная формы (хотя были и исключения — доминирование частной собственности в сельском хозяйстве Польши, например). Содержанием их было корпоративно-бюрократическое отчуждение работника от средств производства и государственнокапиталистическая эксплуатация на одном полюсе, социальные гарантии (занятости, жилища, среднего уровня потребления, медицинского обслуживания и образования) и стабильность — на другом. В сфере социальной ориентации, мотивации труда и распределительных отношений положение также было противоречивым: на одном полюсе — уравниловка, закрытые распределители и бюрократические привилегии, подавление инновационного потенциала; на другом — высокий уровень социальной защиты и реальный энтузиазм, коллективизм, в отдельные периоды (20-е, 50—60-е гг.) — высочайшие достижения в области науки, искусства, образования. Отношения воспроизводства этой системы можно описать как «экономику дефицита», выделяя при этом не только значимость ресурсных (а не спросовых) ограничений, но и наличие застойных глубинных диспропорций, слабую мотивацию НТП, наличие «безработицы на работе». В то же время эти отношения воспроизводства позволяли обеспечить радикальные структурные сдвиги при сохранении стабильности системы в целом («уверенность в завтрашнем дне»). В сжатом виде суть прежней системы может быть выражена категорией «мутантного социализма»5. Под последним понимается (и в этом суть нашей гипотезы) тупиковый в историческом смысле слова вариант общественной системы, находившейся в начале общемирового переходного периода от капитализма к посткапиталистическому строю. Она характеризовалась мутацией (развитием в деформированном от рождения вследствие неблагоприятных эндо- и экзогенных условий виде) общеисторической тенденции социализации экономики, рождения «царства свободы». Это была общественная система, выходящая за рамки капитализма, но не образующая устойчивой модели, служащей основанием для последующего движения к новому обществу. 5 Среди известных нам трактовок природы «реального социализма», пожалуй, наиболее близка к авторской позиции трактовка СССР как в определенной мере вырождающегося рабочего государства, предложенная Л. Троцким в работах «Что такое СССР», «Преданная революция» и др., послуживших одним из исходных пунктов нашего анализа.

45

По-видимому, эти тезисы требуют некоторых пояснений. Во-первых, заметим, что автору надо ответить на мощное возражение критиков, суть которого заключается в констатации кажущегося очевидным положения: никакого иного «социализма», кроме того, что был в СССР и других странах МСС, человечество не знает. Следовательно, у нас нет оснований считать его мутацией, ибо нет «чистого» вида. Эта очевидность, однако, является не чем иным, как одной из классических превращенных форм, в которых только и проявляются все глубинные закономерности мира отчуждения. Ум (или, точнее, «здравый смысл» обывателя и его ученых собратов) хочет и может увидеть только эти формы, но не сущность. Между тем в нашем исследовании не обойтись без выделения сущностных тенденций. Эти сущностные тенденции — суть рождение постиндустриальных технологий и творческого труда, пострыночного регулирования, освобождения труда и т. п. То, что эти сущностные черты рождающегося нового общества (повторим: они выделяются на основе анализа объективных процессов заката царства необходимости и позднего капитализма) не приобрели адекватных форм и не смогли развить присущий им потенциал прогресса (и производительных сил, и человека как личности), и позволяет квалифицировать прошлое наших стран как мутантный социализм. Следовательно, мы можем заключить, что в странах «мировой социалистической системы» был искажен не некий «идеал» социализма. Речь идет о том, что реальная общеисторическая тенденция перехода к «царству свободы» и адекватные ей реальные ростки социализма (элементы пострыночной координации и аллокации ресурсов, успешного регулирования и планирования экономики, ассоциированного присвоения общественного богатства, социального равенства, новой мотивации труда — энтузиазм, коллективизм) развивались в мутантном, уродливом от рождения виде. Во-вторых, поясним также, почему мы обратились к идее мутаций. В данном случае мы пошли по не слишком оригинальному пути аналогий с некоторыми разработками в области естественных наук, чем «грешили» и Маркс, и неоклассики). Категория «мутантный социализм» используется нами для квалификации общественной системы наших стран по аналогии с понятием мутации в эволюционной биологии (организмы, принадлежащие к определенному виду, в том числе новому, только возникающему, обладают разнообразным набором признаков — «депо мутаций», которые в большей или меньшей степени адекватны «чистому» виду и в зависимости от изменения 46

среды могут стать основой для «естественного отбора», выживания особей с определенным «депо мутаций», для выделения нового вида). В момент генезиса, начиная с революции 1917 г., рождавшееся новое общество обладало набором признаков («депо мутаций»), позволявших ему эволюционировать по разным траекториям (в том числе существенно отклоняющимся от пути трансформации к посткапиталистическому строю). Особенности «среды» — уровень развития производительных сил, социальной базы социалистических преобразований, культуры населения России и международная обстановка — привели к тому, что из имевшихся в «депо мутаций» элементов возникавшей тогда системы наибольшее развитие и закрепление постепенно получили процессы бюрократизации, развития государственного капитализма и другие черты, породившие устойчивую, но крайне жесткую, не приспособленную для дальнейших радикальных изменений систему. В результате возник мутант процесса генезиса нового общества. Так сложился организм, который именно в силу мутации был, с одной стороны, хорошо приспособлен к «среде» СССР и мировой капиталистической системы первой половины и середины ХХ в., но с другой (по тем же самым причинам) — далек от траектории движения к посткапиталистическому строю, диктуемой закономерностями и противоречиями процесса нелинейного отмирания (прехождения) мира отчуждения. В результате в наших странах сложился строй, который мог жить, расти и даже бороться в условиях индустриально-аграрной России, находящейся в окружении колониальных империй, фашистских держав (победа в Великой Отечественной войне — самый могучий тому пример) и т. п. Но в силу тех же самых причин (мутации «генеральных», стратегических социалистических тенденций) этот «вид» не был адекватен новым условиям генезиса научно-технической революции, постиндустриального, информационного общества, он не мог дать адекватный ответ на вызов обострявшихся глобальных проблем, вызов новых процессов роста благосостояния, социализации и демократизации, развертывавшихся в развитых капиталистических странах во второй половине XX в. (одним из парадоксов этого процесса является обусловленность некоторых подвижек в области социализации и гуманизации капитализма в 50—60-е гг. не только внутренними противоречиями, но и влиянием МСС). У сложившегося в рамках «социалистической системы» строя в силу его бюрократической жесткости был крайне узок набор признаков («депо мутаций»), позволявших приспосабливаться к дальнейшим из47

менениям «внешней среды». Этому мутанту были свойственны мощные (хотя и глубинные, подспудные) противоречия: на одном полюсе — раковая опухоль бюрократизма, на другом — собственно социалистические элементы (ростки «живого творчества народа»), содержащие потенциал эволюции в направлении, способном дать адекватный ответ на вызов новых проблем конца XX в. Но постепенно последние оказались задавлены раком бюрократии. В результате именно в этих, более благоприятных для генезиса ростков «царства свободы», условиях (напомним, это было начало периода развертывания НТР, обострения глобальных проблем, нарастающего «вызова» со стороны так называемых «общечеловеческих» — т. е. собственно коммунистических — ценностей и т. п.) мутантный социализм развиваться не смог. Он захирел («застой») и вполз в кризис. Когда «мягкая» модель социально-ориентированного капитализма сменилась в 80-е гг. «жесткой» и агрессивной праволиберальной, вызов рождающегося информационного общества стал практической проблемой, а внутренние проблемы мутантного социализма достигли такой остроты, которая не позволяла решить их в рамках сохранения прежнего вида — тогда и встал выбор: либо преодоление мутаций старой системы и движение в направлении к «царству свободы», либо кризис. Первое оказалось невозможным в силу названной жесткости старой системы. В результате мутантный социализм умер собственной смертью (ускоренной, впрочем, мировым корпоративным капиталом). Итак, мутантный социализм — тупиковый в историческом смысле слова вариант общественной системы, находившейся в начале общемирового переходного периода от «царства необходимости» (в частности, капитализма) к «царству свободы»; это общественная система, выходящая за рамки капитализма, но не образующая устойчивой модели, служащей основанием для последующего движения к новому обществу. В то же время эта система впервые в истории человечества в массовом масштабе генерировала ростки ассоциированного социального творчества («живого творчества народа») и идеальный образ (теоретико-художественный идеал) будущего (теория социализма и советская культура как идеальный прообраз будущего, практически, в реальном образе жизни воспринятый большинством населения)6.

6

Этот тезис развит в работах Л. Булавки (см., напр.: [5, 56—69]).

48

*** Возвращаясь к проблеме анализа процессов трансформации мутантного социализма в некоторую новую систему, которая стала характерна для наших стран начиная с 90-х гг., заметим: сказанное выше о нашем недавнем прошлом как мутации некоторых общеисторических тенденций дает нам ключ и к пониманию настоящего. Переход — куда? (к теории мутантного капитализма)

Понимание нашей реальности как времени и пространства качественных, революционных (то, какой именно будет эта революция в политическом отношении — «бархатной», как в Чехословакии и Венгрии, или сопровождающейся гражданской войной, как в Югославии и на Кавказе, — для нас пока не столь важно) трансформаций позволяет сделать существенные выводы. В частности, зафиксировать, что содержанием переходной экономики является не столько реформирование экономической политики и методов хозяйствования, сколько преобразование системы социально-экономических отношений. Меняются практически все слагаемые экономики: способ координации (аллокации ресурсов) и поддержания пропорциональности, отношения собственности, тип воспроизводства, модели мотивации, цели и средства экономического развития, институты и право. В этой связи представляется крайне ограниченным фактическое сведение трансформационных процессов к трем слагаемым: приватизации, либерализации, стабилизации, что типично для многих зарубежных и отечественных исследователей [6; 7]. Следовательно, в качестве переходных ниже будут рассматриваться только те социально-экономические системы, в которых происходит качественное (революционное в философском смысле этого слова) превращение одной основы («старой»), в иную («новую»)7. Последней только еще предстоит воспроизводиться на собственной основе. Сам же период перехода характеризуется тем, что ни одна из присутствующих социально-экономических систем уже или еще не способна воспроизводиться на собственной основе. При этом вследствие нелинейности исторического развития человечества «новая» система может быть более или менее прогрессивной (экономически эффективной, гуманной и т. п.), чем «старая». 7

В этой связи кажутся весьма сомнительными не только суть, но и название работы Е. Гайдара «Государство и эволюция» (М., 1995), где автор, по сути, доказывает необходимость быстрых, радикальных, качественных изменений прежней системы. Подробнее критика этой работы дана в статье А. Колганова [8]. 49

Соответственно легко заметить, что в переходной экономике все ее закономерности действуют лишь в той мере, в какой экономика является переходной, и обратно — экономика является переходной в той мере, в какой действуют ее специфические закономерности. Их влияние нарастает по мере развертывания трансформационных процессов («перестройка»), оказывается максимально интенсивным в период революций и гражданских войн (Югославия 1991—1994 гг.; Россия 1991—1992 гг.) и «отмирает» по мере завершения трансформации. Для таких качественно изменяющихся систем, естественно, принципиально важным является определение исходных и конечных пунктов, а также векторов перехода. Определению исходного пункта трансформации как мутантного социализма был посвящен предыдущий подраздел, поэтому сейчас мы можем рассмотреть не менее важный и сложный вопрос — куда осуществляется переход. Ответ на него предопределен, с одной стороны, современным состоянием и тенденциями развития глобального капитала; с другой — собственными закономерностями трансформации (в частности — инерцией прошлого, полураспадом мутантного социализма). В условиях неустойчивого развития, мозаичности социальноэкономического пространства и нелинейности хода времени, определяющего влияния неэкономических факторов8, будущее переходной экономики не может не быть поливариантным в качественно большей степени, чем для стабильных хозяйственных систем. Для переходных экономик сегодня потенциально открыт широкий спектр перспектив. Наиболее вероятный для большинства стран эксСССР путь — эволюция по направлению к мутантному капитализму — зависимой, все более отстающей экономике, образующей анклав глобального капитализма. Для ряда стран Центральной Европы реальна надежда попасть в круг среднеразвитых систем, интегрированных как низшее звено в «первый» мир. Для Китая и Вьетнама сохраняется вероятность развития в течение неопределенного срока в рамках рыночного типа мутантного социализма. Содействие или противодействие движению в том или ином направлении в силу вариативности переходных экономик и существенной роли неэкономических детерминант определяются при этом не столько реальными социально-экономическими возможностями, потенциалом тех или иных объективно возможных моделей, сколько от-

8

Наличие этих черт как типичных для переходных экономик было показано в ряде работ автора, написанных совместно с А.И. Колгановым (см., напр.: [2]).

50

ношениями глобальной гегемонии капитала на планете в целом9, соотношением общественно-политических сил и других не экономических факторов, с одной стороны, силой инерции прошлого в динамике той или иной системы — с другой. Определение конечного пункта перехода как поливариантного (т. е. отказ от идеологической заданности в понимании трансформации как перехода к рынку) требует определения основных векторов перехода. В переходной экономике каждой страны пересекаются четыре основных вектора: 1) постепенное умирание (как естественное, так и искусственное) мутантного социализма; 2) генезис отношений позднего капитализма (но в подавляющем большинстве случаев, как будет показано ниже, в мутантном виде); 3) возникновение добуржуазных отношений, порождаемых реверсивным ходом истории, и 4) тенденции гуманизации общественносоциализации, экологизации и экономической жизни как фундаментальные черты эпохи рождения «царства свободы». Первая тенденция знаменует собой устойчивое, но постепенно отмирающее присутствие в переходной экономике отношений мутантного социализма. Вторая тенденция, представляющая собой рождение специфических форм позднего глобального капитализма (который, повторим, лишь весьма условно может быть назван слишком простым для него именем «регулируемая рыночная экономика»), есть процесс одновременно эндо- и экзогенный. Не только специфика разлагающегося прошлого, но и общемировая атмосфера глобальной гегемонии корпоративного капитала, скрывающаяся за формой рынка, порождают генезис этих отношений в переходных системах. (Одной из наиболее жестких форм этой двойственности является, в частности, борьба компрадорских и державных тенденций в социально-экономической жизни России и многих других стран.) В то же время, несмотря на наличие некоторых объективных границ (также эндо- и экзогенных), и переходных экономик есть выбор будущего, что связано с плюральностью процесса экспансии отношений позднего капитализма в переходной экономике. Это широкий спектр моделей по шкалам «развитости» стран (типу включения в глобальную экономику), меры регулируемости и социализации экономики и демократизации общества и т. п. 9

Тезис о современной мировой экономической системе как пространстве-времени глобальной гегемонии корпоративного капитала раскрыт, опираясь на многочисленные исследования современных неомарксистов, в ряде работ автора [8; 9]. 51

Третья тенденция — возрождение в ряде стран с переходной экономикой добуржуазных отношений — связана с феноменом реверсивного хода истории. Последний, в свою очередь, порождается спецификой полураспада мугантного социализма: частичное разрушение старой системы экономических отношений при крайне замедленном (в силу объективных и субъективных причин) рождении новой приводит к образованию потенциально «пустого» (в социальноэкономическом смысле, т. е. такого, где нет сильных базисных детерминант общественной жизни) социального пространства. Частичность же (незавершенность, фрагментарность) разрушения мутантного социализма в странах, где он был прочно укоренен (СНГ и др.), приводит к тому, что в них сохраняются прежде всего его мутации (связанные с авторитарно-бюрократическим вырождением социалистических тенденций); ростки же социализма, как такового, гибнут в первую очередь. Освобожденные от сдерживавших их элементов «царства свободы» старые мутантные формы не позволяют развиваться на этом потенциально «пустом» месте ни новым росткам «царства свободы», ни классическим отношениям глобального капитализма (в том или ином виде последнего — от «шведской» до «индийской» модели). В результате эта «пустота» заполняется тем, что меньше всего противоречит авторитарно-бюрократической системе экономико-политической власти, а именно — отношениями, напоминающими позднефеодальные системы эпохи их разложения и авторитарнобюрократические мутации тех отношений позднего капитализма, которые свойственны развивающимся странам. Наконец, четвертая тенденция, определяющая конкретные черты и закономерности переходной экономики, — это всемирный (в пространстве) и общецивилизационный (во времени) процесс социализации и гуманизации, нелинейного генезиса отношений «царства свободы», названный нами в начале статьи и раскрытый во многих работах автора и его предшественников. Именно он задает исторический глобальный контекст трансформаций в узком смысле слова, происходящих в пост«социалистических» странах. В самом деле, процесс перехода к обществу, где доминирующую роль будет играть не материальное производство, а созидание культуры (образование, воспитание, наука, искусство, рекреация); где главным ресурсом становится творческий, инновационный потенциал работника; где экологические проблемы приобретают первостепенное значение, вводя не только жесткие ограничения, но и новые цели для экономического роста — в этом мире степень регулируемости и со52

циализации экономики не может не расти, хотя этот рост и носит сугубо нелинейный характер. Таким образом, переходная экономика может быть охарактеризована (вследствие взаимопересечения названных векторов) как поле противоречивого пересечения двояких процессов: (1) трансформации мутантного социализма в систему отношений мутантного капитализма (скорее всего внешне сходного с тем или иным типом [полу-] периферийного зависимого капитализма) и (2) одновременного накопления в мире элементов качественно нового социального состояния. Соответственно можно говорить о переходной экономике в узком смысле слова (генезисе мутантного капитализма в процессе разложения мутантного социализма) и переходе в широком смысле слова (напомним: ныне, на рубеже тысячелетий, весь мир находится в начале перехода к новому качеству общественного развития), составляющем всемирный исторический контекст для экономической трансформации в странах бывшей «социалистической системы». Для переходных (в узком смысле слова) социально-экономических систем в целом оказывается характерно реверсивное движение в историческом времени, когда ростки перехода к новому качеству общества (прежде всего — постиндустриальные технологии, ростки креатосферы, элементы социального освобождения) свертываются, замещаясь гипертрофированным развитием в названной «пустоте» архаических для конца XX — начала XXI вв. социально-экономических форм. Общий процесс развертывания отношений глобального капитализма в странах «второго» мира в последнее время идет скорее экстенсивными, чем интенсивными путями и, повторю, возрождая многие архаические формы. В результате за видимостью генезиса (восстановления) современных форм капитала (рынка и т. п.) в этих системах скрывается процесс постепенного развертывания мутантного капитализма. Итак, автор, в соответствии с предложенной выше методологией, предлагает следующую гипотезу мутирования естественноисторического (хотя и не лишенного особо значимого для переходных систем субъективного воздействия) развития ряда социальноэкономических систем на рубеже ХХ—ХХI вв. Начиная с «перестройки» 1985—1990 гг., прежняя система вошла в период повышенной нестабильности, вызванной попытками сознательного видоизменения окончательно исчерпавшего потенциал своего развития мутантного социализма. Разглавшаяся система открывала перед обществом как субъектом исторических изменений несколько объективно возможных путей дальнейшей эволюции. 53

Первый — «взрыв» стены, стоящей на пути выхода из тупика мутантного социализма, и начало продвижения вперед, по направлению к «царству свободы». Он предполагал качественное изменение предшествующего строя — выдавливание мутаций и развитие форм, адекватных вызову возникающего постиндустриального общества и обостряющихся глобальных проблем — на пути раскрепощения и активного развития потенциала ассоциированного социального творчества, качественных социально-экономических и политических преобразований снизу, освоения на этой базе высоких технологий и реализации стратегии опережающего развития, открытого для культурно-творческого диалога с другими странами в глобальном мировом сообществе10. Для реализации этой стратегии, однако, в МСС (и, в частности, в СССР, России) не было адекватных, достаточно мощных общественных сил, хотя движение в этом направлении тогда развернулось и до сих пор не умерло окончательно (укажем хотя бы на эмпирически наблюдаемую преемственность борьбы за создание народных предприятий на базе наиболее передовых НПО в 1989—1991 гг. и протестного движения, доходящего до оккупации предприятий — причем тоже не самых отсталых — Выборгский ЦБК — один из примеров). Второй — та или иная (о различиях ниже) модель выхода из названного тупика назад — в систему отношений глобального капитализма. В этом случае перед пост«социалистическими» странами открывался ряд возможностей: а) постепенное отступление, эрозия мутантного социализма, противоречивое дополнение его элементами отношений позднего капитализма в том или ином виде (скорее всего — в виде мутантных форм отношений, характерных для стран третьего мира); б) задействование потенциала эндо- и, что особенно важно, экзогеннного (например, как в Польше, десятки миллиардов безвозмездной помощи и т. п.) развития отношений позднего капитализма (в том или ином его виде) при отмирании мутантного социализма; в) разложение социалистических основ прежней системы при сохранении их мутаций с последующим «заражением» этим вирусом ростков позднего капитализма и «втягиванием» в образовавшийся социоисторический вакуум отношений добуржуазного типа. В последнем случае (а именно он оказался типичен для большинства стран СНГ и в первую очередь — России) перед переходной системой открывалось некоторое «депо мутаций», позволявших ему эволюционировать по разным траекториям. 10

Подробное изложение данной стратегии можно найти в работе [11, 283—325].

54

Особенности «среды» — уровень развития производительных сил, тип «реформ» (волюнтаристское и обреченное на неудачу навязывание «шоковой терапии»), расстановка социально-политических сил, традиции, культура и менталитет населения, международная обстановка и, главное, мощное развитие и сохранение (вследствие «революции сверху»11) мутаций прежней системы (прежде всего — власть коррумпированной номенклатуры, сраставшейся с теневым бизнесом), — все это привело к тому, что из имевшихся в «депо мутаций» элементов возникавшей тогда системы наибольшее развитие и закрепление постепенно получили собственно мутантные формы. Основными среди них были: • структурные диспропорции, характерные для экономики дефицита и другие «пережитки» этой системы, обладавшей мощной инерцией технико-экономического свойства; • регулирование экономики со стороны номенклатурнобюрократических, сраставшихся с теневым бизнесом клановокорпоративных структур; • доминирование аналогичных форм отчуждения работников и присвоения общественного богатства «элитой», когда основные права собственности оказались сконцентрированы в руках тех же кланов; • привычка населения к протекционизму, социальное иждивенчество и многое др. Кроме того, важнейшим фактором мутирования рождавшихся буржуазных отношений стали и «переразвитые» (если исходить из критериев рождения «нормального», т. е. характерного для [полу-] периферийного, зависимого вида позднего капитализма) черты «реального социализма» как рождающегося «царства свободы» (для прежнего общества они, напротив, были факторами, снижавшими меру мутаций). В СССР, например, были (и в России, несмотря на глубочайший кризис, до сих пор отчасти сохраняются) весьма развитые наука (особенно фундаментальная), образование, медицина; высокий уровень социальной защиты; намного более сильные, чем в странах «третьего мира», эгалитарные тенденции среди населения, тяга к свободному содержательному труду и многие другие «пережитки» элементов «царства свободы», которые были характерны для нашей системы в недавнем прошлом, несмотря на все мутации. 11

Подчеркнем: именно верхушечный тип преобразований привел к трансформации мутантного вида одной системы в мутантный вид другой (о содержании «революции сверху» подробнее см.: [12]). 55

Попытки провести в утих условиях радикальные рыночные преобразования методом «шоковой терапии» не могли не привести к мутациям слаборазвитого капитализма. Эти тенденции были к тому же усилены негативным влиянием со стороны глобального капитала и внутренних политических и иных субъективных факторов. В результате в переходной экономике России складывается мутантный вид позднего капитализма. Подчеркнем: российский системный кризис (он не тождествен спаду производства и может сохраняться и в условиях диспропорционального экстенсивного роста отсталых секторов) — это именно продукт мутаций поздней, в чем-то уже перезрелой капиталистической системы, а не незавершенности генезиса капитализма, (иногда к тому же по недоразумению или намеренно отождествляемого с рынком), продукт ее приспособления к специфическим условиям России. Отдавая дань существующей ныне моде на формализацию содержательных взаимозависимостей, указанную закономерность можно представить в виде некоторой функциональной зависимости: МК = f {(МС, ЦС)ШТ ± (ГК, С, … )}, где мутации капитализма (МК) являются функцией от мутаций социализма (МС) и «переразвитых» (по меркам прежнего общества) элементов «царства свободы» (ЦС), мультиплицированных неадекватными для «среды» радикальными реформами («шоковой терапией» — ШТ), при воздействии (в одних случаях — усиливающих, в других — ослабляющих мутации) глобального капитализма (ГК), субъективных факторов (С) и других параметров, от которых мы в данном тексте абстрагируемся. Итак, в России (и во многих других экс«социалистических» странах) возник мутант позднего капитализма [полу-] периферийного, зависимого вида. Он может быть квалифицирован как мутация в той мере, в какой его социально-экономические формы содействуют регрессу (прежде всего с качественной точки зрения) производительных сил и человека (как родового существа), т. е. реверсивному историческому движению социально-экономического времени. Подчеркнем: говоря об историческом регрессе, мы имеем в виду влияние именно мутаций капитализма и их влияние на наши системы, где прогресс может осуществляться и вопреки господствующим отношениям, благодаря росткам других, новых социальноэкономических и политических сил (подобно тому как в позднефео56

дальных переходных социумах прогресс мог идти вопреки сохранявшимся и господствовавшим мутациям феодализма и благодаря росткам капитализма). Сложившийся в нашей стране организм именно в силу мутации, с одной стороны, хорошо приспособлен к «среде» России, но с другой (по тем же самым причинам) — далек от траектории движения к относительно «чистому» виду позднего капитализма того или иного, пусть даже полупериферийного типа (а о «цивилизованном рынке», как нашем скором будущем, либералы еще недавно твердили с упорством, не меньшим, чем сталинисты твердили о скором пришествии коммунизма в СССР). Этот мутант может жить и даже самовоспроизводиться (правда, при условии перехода от псевдолиберальной к державнопатерналистской разновидности мутации). Более того, в стране с такой (разрушенной «реформами») технологической базой, такой (насквозь противоречивой и по-преимуществу неформальной) институциональной системой, такой (номенклатурно-криминальной) властью, только такой строй — мутантный капитализм (сращенный с полураспавшимся мутантным социализмом и возрожденными добуржуазными отношениями) единственно и мог сложиться и обеспечить выживание. Именно это и происходит в течение последних лет в нашей стране. Причем это выживание тем успешнее, чем активнее этот строй мутирует (эволюционирует) в указанном державнопатерналистском направлении, обеспечивая при этом даже первые интенции пусть диспропорционального и конъюнктурного, но роста. Однако в силу тех же самых причин (мутации «генеральных» элементов капитализма) этот «вид» не годится для реализации даже стратегии догоняющего развития («catching up development»), характерной для новых индустриальных стран. Не сможет он (как и мутантный социализм) дать адекватный ответ и на вызов обостряющихся глобальных проблем, вызов таких новых процессов, как генезис информационного общества и т. п., развертывавшихся в развитых капиталистических странах. Этот строй является именно мутацией капитализма, поскольку он характеризуется реверсивным историческим движением, приводя к (1) развитию, а не к отмиранию добуржуазных и мутантно-социалистических форм; (2) деградации и без того не слишком прогрессивных ростков [полу-] периферийного, зависимого вида капитализма и вследствие этих причин (3) регрессу и производительных сил, и человека. 57

Конкретизируя эту методологическую гипотезу, можно сказать, что именно мутантный вид позднего капитализма складывается (как следует из сказанного) под влиянием: • сохраняющихся и, более того, в ряде стран укрепляющихся мутаций социализма (бюрократизм, превращающийся в волюнтаризм с одновременной тенденцией к диффузии институтов; ведомственность и местничество — в позднефеодальный сепаратизм; блат — в широкомасштабную коррупцию; теневой сектор — в полукриминальную форму организации всей экономической жизни и т. п.); • глобальной гегемонии корпоративного капитала, стремящейся подчинить себе достаточно развитые и мощные в прошлом системы (не будем забывать, что СССР был второй сверхдержавой мира), а это возможно лишь на основе деградации последних — разрушения постиндустриального и развитого индустриального секторов; развала крупных научно-производственных объединений, способных стать основой образования мощных ТНК; ослабления государства; деконсолидации трудящихся и предотвращения создания ими мощных добровольных ассоциаций и др.; • восстановления на «пустом» месте разрушений добуржуазных форм. С известной долей условности мера мутации сложившегося в России и большинстве других стран СНГ капитализма может быть выражена как функция названных выше параметров12: ММК = f {(МС, МК, ДК, РГК)(РПС, РК)/(С, ПК, ПГК)(ППС, ПК)}. Эта «формула» показывает, что мера мутации сложившегося в нашей стране строя (ММК), с одной стороны, прямо пропорциональна мере сохранения в нашей стране мутаций социализма (МС), уже возникшим мутантнокапиталистическим отношениям (МК — «формулу» их генезиса автор привел выше), развивающимся вследствие реверсивного движения исторического времени, докапиталистическим отношениям (ДК) и негативному, вызывающему регресс экономики и человека, воздействию глобального капитализма (РГК), взаимомультиплицирующих регресс производительных сил, культуры (РПС, РК); с другой стороны, мера мутаций капитализма обратно пропорциональна мере развития постиндустриального, социально ориентированного общества (С), причем в данном случае, в условиях относи12

Автор пока затрудняется сказать, как могут быть квантифицированы названные выше параметры и потому используют приводимую ниже «формулу» всего лишь как одну из возможных иллюстраций.

58

тельно «ставшего» мутантного капитализма, в отличие от условий его генезиса, этот процесс работает уже против мутаций; развитию посткапиталистических социально-экономических форм и регуляторов (ПК), позитивному (если оно есть) воздействию глобального капитализма (ПГК), взаимомультиплицирующих прогресс производительных сил, культуры (ППС, ПК). По-видимому, несложно показать (но эта задача далеко выходит за предмет данной методологической статьи), что для России с конца 90-х гг. наиболее «сильными» факторами являются МС, МК, ДК, НГК; наиболее слабыми — С, ПГК и т. п. При этом хотелось бы еще раз подчеркнуть, что приводимые в статье «формулы» — это не более чем дань моде, игра в формализацию. В действительности мутации капитализма — это содержательный процесс, имеющий систему, скорее, качественных, нежели количественных характеристик, что делает крайне затруднительной (или вообще неразрешимой) задачу нахождения количественных значений названных выше параметров. Каково содержание этого вида капитализма и в чем именно состоят его мутации автор вместе с А.И. Колгановым уже писал [2; 13]. Сейчас же отметим, что на формальном языке их можно было бы выразить как симбиоз мутаций ряда элементов переходной экономической системы, включая, в частности, мутации отношений координации, собственности и т. п.: МК =МКК + МКС + ..., где • мутации отношений координации (МКК) складываются в результате противоречивого соединения натурально-хозяйственных тенденций, бартера и т. п. (НХ) с пережитками бюрократического централизма, обременненного к тому же коррупцией и другими негативными чертами (БЦ), теневого рынка (ТР) и т. п.: МКК = f {НХ + ТР + БЦ +... }; • мутации отношений собственности (МКС) включают пережитки внеэкономического подчинения (ВЭП), государственно-бюрократического отчуждения (ГБО), кланово-корпоративного присвоения со стороны олигархов (ОП) и др.: МКС = f {ВЭП + ГБО + ОП +... }. Перечень мутантных отношений должен также включать соответствующие трансформации в трудовых отношениях, отношениях воспроизводства, механизмах функционирования переходной экономики на макро- и микроуровне. Впрочем, пока это не более чем научные гипотезы. Гораздо более очевидным является другой тезис: достаточно широкий веер моделей (типов) трансформаций в странах бывшей миро59

вой социалистической системы связан как с особенностями пересечения отмеченных выше векторов перехода в тех или иных анклавах этого социально-экономического пространства, так и (вследствие первого) с мерой (в единстве качественных и количественных параметров) мутации возникающих подсистем глобального капитализма. А спектр вариаций здесь широк: от «слабо» мутирующих центральноевропейских стран до мощно видоизмененных ростков капитала в России и продолжающейся эволюции мутантного социализма (и ростками капитала) в Китае. *** Завершая наши размышления, хотелось бы вновь подчеркнуть: как и предшествующий (характерный для СССР) строй мутантный капитализм — это тупиковый в историческом смысле слова вариант общественной системы, порожденный реверсивным ходом истории в условиях регресса («отката») процесса перехода к посткапиталистическому обществу и кризиса мутантного социализма. Это общественная система, не выходящая за рамки капитализма, и в то же время и не образующая устойчивой модели, служащей основанием для последующего догоняющего развития. Вот почему кризис российского (и не только) социума может быть обозначен как системный, а выход из него возможен только при качественном изменении природы социально-экономического и политического строя в наших странах. Литература 1. Бузгалин А.В. По ту сторону царства необходимости. М., 1998. 2. Альтернативы модернизации российской экономики / Под ред. А.В. Бузгалина и др. Ч. 1. М., 1997. 3. Бузгалин А.В. Это сладкое слово свобода... // Свободная мысль. 1999. №9, 12. 4. Иноземцев В.Л. За пределами экономического общества. М., 1998. 5. Свободная мысль. 1999. № 3. 6. Сакс Дж. Рыночная экономика и Россия. М., 1994. 7. Гайдар Е. Экономика переходного периода. М., 1998. 8. Альтернативы. 1996. №2. 9. Бузгалин А.В. Глобализация противоречий мирового сообщества // Альтернативы. 1999. №1. 10. Бузгалин А., Колганов А. Капитал и труд в глобальном сообществе XXI века: «по ту сторону» миражей информационного общества 60

// Постиндустриальный мир: центр, периферия, Россия. Сб. 1. Общие проблемы постиндустриальной эпохи. М., 1999. 11. Россия в конце ХХ века. М., 1999. 12. Kotz D., Viar F. Revolution from Above. N. Y., 1997. 13. Бузгалин А.В., Колганов А.И. Введение в компаративистику. М., 1997. В.И. КУЗНЕЦОВ

Каков тип хозяйственной системы современной России? Ответить на вопрос, содержащийся в заголовке статьи, не так просто и легко, как кажется. Существует несколько понятий хозяйственного типа, вытекающих как из разных методологических подходов к данной проблеме, так и из многообразия реальных различий в системах хозяйствования современного мирового сообщества. Поэтому, прежде чем перейти к России, желательно хотя бы коротко остановиться на понятии хозяйственного типа, исторических основах и генезисе развития его разновидностей Что такое тип хозяйства?

Если отталкиваться от марксистской экономической теории, то экономическое развитие имеет формационный характер. Суть формации заключена в особенностях отношений между собственниками средств производства и собственниками рабочей силы, или труда. Начиная с рабовладельческой формации шли процессы постепенного раскрепощения рабочей силы, увеличения степени ее свободы от собственников материальных условий общественного производства. По марксистской идее максимум свободы был бы достигнут в коммунистической формации, которая должна была (теоретически) придти на смену капитализму, основавшему свое господство на руинах феодальных отношений, где соединение рабочей силы и средств производства еще опиралось на элементы сильной личной зависимости носителя рабочей силы — наемного рабочего — от собственника средств производства. Монопольное положение капитала и капиталистов в обществе после буржуазных революций XVI—XVIII вв. и реформ крепостных систем XIX столетия не позволяло трудящимся добиться полного равенства отношений «капитал — рабочая сила» в рамках только рыночных отношений и создавало условия для поддержания определенной системы внеэкономической эксплуатации труда капиталом. 61

Отсюда возникли марксистские идеи экспроприации экспроприаторов, превращения частной собственности на средства производства в общественную собственность и ликвидации всех источников нетрудовых доходов. Логика марксистской теории казалась настолько непротиворечивой, что в XX столетии, наряду с дальнейшим ростом степени формальной независимости трудящихся от капиталистов, в целом ряде среднеразвитых капиталистических стран произошли социалистические революции, с тем чтобы напрямую подключить политическую составляющую общественных отношений к реализации идей марксизма. На протяжении добрых семидесяти лет, т. е. жизни трех поколений людей, социалистический лагерь во главе с Советским Союзом настойчиво пытался доказать своей общественной практикой превосходство новой, коммунистической формации над формацией капиталистической не только с общечеловеческой, гуманной точки зрения, но и в технико-экономическом отношении, в аспекте общественной производительности труда. К сожалению, из этого ничего не вышло. И пока еще не появились достаточно убедительные исследования причин провала социалистического эксперимента, пока все еще нельзя однозначно ответить на вопрос, что послужило главной причиной провала — то ли исходно заложенный в саму идею коммунизма некий методологический дефект, который в принципе не позволяет надеяться на реализацию коллективистской идиллии, то ли конкретно-исторические условия строительства социализма в СССР и в ряде других стран, приведшие к искажению общественной практики и появлению социальных слоев (прежде всего так называемой партийно-государственной номенклатуры), не заинтересованных в социальном равенстве и на каком-то этапе развития социализма променявших его принципы на свои эгоистические интересы. Несмотря на неясности в этом вопросе, общественное, в частности экономическое, развитие нынешней России по всей вероятности уже совершило поворот в сторону рыночной капиталистической экономики, и практически нет оснований рассчитывать на возможность возврата к социалистическому прошлому. Поэтому вопрос о типе складывающейся на протяжении последнего десятилетия хозяйственной системы имеет крайне важное значение для судеб российских народов. Пока еще не очень ясно, в какой мере этот складывающийся тип является рыночным, капиталистическим, и, если капиталистическим, то какую из его разновидностей обретет Россия. Между тем при ответе на поставленный в заголовке вопрос нельзя абстрагироваться от того, что в современном мире капитализмов много. Экономисты, социологи и политики не зря постоянно оперируют 62

такими понятиями, как промышленно развитые страны (ПРС) и развивающиеся страны (РС), не зря постоянно упоминаются европейский, азиатский, латиноамериканский, североамериканский капитализмы. По большому счету, каждая более или менее крупная страна имеет существенные отличия в устройстве своей экономической системы от систем других стран. Поэтому наряду с региональными типами хозяйствования вполне можно вести разговор в терминах страновых типов. Историческое развитие человечества на протяжении уже нескольких тысячелетий идет в рамках сравнительно узких этнических групп, а с появлением государственных структур — в рамках не менее узких политических структур. На чем основан тип хозяйства?

Есть по крайней мере четыре условия, влияющих на формирование определенного типа хозяйствования в каждой отдельно взятой стране. Это исторические корни, или традиции, особенности социальнопсихологического облика нации, особенности социальных, культурных и политических отношений в данном государстве, содержание и методы осуществления реформистских программ в странах, вставших на путь преобразований. Можно проследить роль этих факторов на примере России. Решительная революционная борьба с любой формой капитализма после 1917 г. длилась почти три четверти столетия. За это время сменилось по крайней мере три жизнеспособных поколения, с уходом которых из жизни ушел в прошлое практически весь российский опыт микроэкономического поведения до 1917 г. в условиях капитализма и вообще любой другой формы хозяйствования непланового, рыночного типа. Фактически одномоментный, ничем не подготовленный поворот от социализма к рыночному капитализму в начале 90-х гг. оставил страну без исторических корней. В лучшем случае лишь небольшая часть населения, которому было предложено переориентироваться с одного типа хозяйствования на другой, теоретически имела смутные представления о правилах функционирования западных типов экономики. Более того, длительное сосредоточение внимания только на сугубо негативных аспектах современного капитализма не могло не оставить сильных чувств недоверия к позитивным возможностям капитализма у тех, кому предстояло его внедрять в постсоциалистическом обществе. Короче, исторические корни капитализма в форме индивидуального знания и опыта в России конца XX в. фактически отсутствовали. Опыт пришлось наживать по ходу преобразований, а знания черпать из далеко не всегда достоверных или случайных 63

источников. Использование западного предпринимательского опыта также было затруднено, так как по вполне понятым причинам отдавать всю российскую экономику в руки иностранных капиталистов никому не хотелось. Следовательно, спонтанные побудительные мотивы и процессы преобразования социализма в капитализм, планового хозяйства в рыночное в России 90-х гг. практически отсутствовали, у них не было почвы, на которой они могли бы развиваться. Примерно такле же воздействие оказывала социалистическая психология народа. Планово-социалистическое хозяйство в СССР и других странах, вставших в послевоенный период на социалистический путь развития, основывалось не на инициативе большинства народа, а на инициативе узкой группы партийно-государственных деятелей, задававших жесткие условия поведения производителям и требовавших беспрекословного послушания от всех остальных участников общественного процесса. Это, естественно, сужало почву для успешного становления новых форм экономического поведения. Социально-политические и культурные особенности постсоциалистических сообществ также не создавали благоприятных условий для насаждения и развития новых форм экономического поведения. Государственное чиновничество осталось практически в том же положении, что и в эпоху социализма. Новые политики так же, как и прежние, были озабочены сохранением лояльности населения к представителям власти. А что касается культурно-этической составляющей новых общественных отношений, то ее пытаются найти, в частности, в религиозной философии, которая в годы социализма характеризовалась как «опиум для народа» и была больше всего подорвана сторонниками марксизма и социализма советского толка. Наконец, четвертый элемент формирования рыночнокапиталистического поведения — влияние реформистской политики — в России также сложился далеко не лучшим образом. Носители реформизма, представители в основном молодого поколения, опирались не столько на свои собственные знания того, как функционирует современный развитый и демократический капитализм, сколько на рекомендации международных организаций (шоковая терапия, предложенная первоначально для стран слаборазвитого капитализма) и отдельных представителей западной экономической науки (Дж. Сакс и др.). И те и другие в общем-то недостаточно хорошо представляли особенности реального социализма вообще и тем более в отдельных социалистических странах. Таким образом, практически все составные части теории и практики перехода от социализма к капитализму на момент его неожиданно64

го и поспешного провозглашения на политическом уровне были очевидно недостаточно надежны для реализации поставленных целей. Это тем более очевидно, что в реальной мировой экономике на сегодняшний день сохраняется одно существенное различие — между ПРС и РС. По сути дела РС — это тоже страны с переходной экономикой, но только не от социализма к капитализму, а от полупатриархальных-полурыночных типов отношений к развитому капитализму североамериканского, европейского или японского типов. А учитывая определенные трудности, переживаемые в последние 10—15 лет Японией, образцом или целью эволюции РС является европейский капитализм, прежде всего в его североамериканском исполнении. Конец XX — начало XXI столетия привносят существенные особенности в модели XIX—XX вв. Имея в виду США и ряд стран Западной Европы, экономисты-теоретики все чаще обращаются к понятию посткапиталистической, или постиндустриальной, формации. Возникая на стадии высокого развития средств производства, в условиях насыщения массового потребления, полного или почти полного удовлетворения «естественных» потребностей у всех членов промышленно развитого западного общества, постиндустриальная стадия характеризуется переключением целей экономического развития с удовлетворения материальных потребностей на развитие интеллектуального и духовного начала человеческой личности. Это принципиально меняет значение ряда экономических показателей, выражавших уровень и степень прогресса в последние 200—300 лет. На место высоких темпов экономического роста, высокого уровня производительности труда в товаропроизводящих отраслях производства приходят качественные показатели, отражающие смену структуры экономической деятельности человечества, переключение с преимущественного производства товаров на оказание услуг, причем услуг прежде всего интеллектуальных и духовных. На первые места среди приоритетов человека выдвигаются образование, научная деятельность, культурноэстетическое развитие. Переключение с удовлетворения прежде всего физических потребностей на духовные и его неизбежность и в каком-то смысле слова закономерность совпадают с исчерпанием мировых запасов полезных ископаемых — руд, источников энергии (по ряду оценок, это произойдет уже в середине XXI в.), а также с подходом к своему конечному рубежу способности естественного приспособления биологической окружающей среды — экологии — к результатам экономической деятельности человека. Ресурсы планеты Земля находятся на пороге своего исчерпания, и если человечество хочет выжить, оно 65

обязано среагировать на указанную ситуацию. Иначе случится катастрофа, которая поставит человечество перед дилеммой жизни и смерти. Вместе с тем движение ПРС в направлении постиндустриальной экономики создает не только позитивные моменты для мировой экономики в целом. Огромный массив населения, живущий в РС (на ПРС приходится около одного — «золотого» — миллиарда человек, на постсоциалистический мир, включая Китай, — около 1,5 млрд, а на РС — около 3,5 млрд), не только не достиг порога постиндустриализма, но даже не приблизился к порогу индустриализма. Между тем состояние экологии и отсутствие необходимых запасов полезных ископаемых делают невозможным движение экономики РС по пути, проложенному ПРС в XVIII—XX столетиях. Возникает сложнейшая проблема, пути решения которой пока не совсем ясны. Необходимо будет поднять благосостояние внепостиндустриального мира, приблизив его к уровню жизни «золотого миллиарда», и в то же время резко сократить промышленное потребление полезных ископаемых, сведя его постепенно к минимуму, и направить огромные средства на сохранение экологической ситуации в мире на приемлемом для выживания человечества уровне. Как это сделать, никто не знает. А это означает, что проблему будут решать политики, в том числе старыми насильственными методами. Вполне вероятны поэтому обострение международной обстановки, распространение ядерного оружия, развитие угрозы ядерного истребления человечества. Иными словами, возврат к проблематике 50—70-х гг., но на ином уровне и со значительно меньшими шансами избавления от этих угроз. Между тем на стороне РС окажутся, по всей видимости, такие державы, как Индия, Китай и почти вся Африка. Что происходит в России?

После сокращения промышленного производства в 90-х гг. почти наполовину, валового внутреннего продукта (ВВП) на одну треть и среднего уровня дохода на душу населения тоже почти наполовину Россия оказалась скорее в лагере развивающихся стран, чем промышленно развитых. Возвращение в категорию ПРС будет зависеть от того, как пойдет дальше структурирование ее хозяйства, насколько успешно ей удастся конвертировать военное производство в гражданское, насколько быстро удастся восстановить общественную производительность труда хотя бы на уровне той, что была достигнута в Советском Союзе. На данный момент политические власти и большая часть общественных движений озабочены продолжением 66

реформ экономики, превращением ее в капиталистическую. Из-за известной размытости целей и методов реформирования положение с производством является весьма неопределенным. Вышеприведенный обзор основных факторов преобразований показал, что в силу исторических и конкретно—социальных причин траектория реформ в России так и не вышла на прямую линию. Реформаторы, озабоченные в основном продолжением реформистских усилий, несмотря на их негативное влияние на уровень и образ жизни населения, так и не смогли представить сколько-нибудь убедительную программу действий, которая была бы без колебаний поддержана населением. Между тем успех любой экономической реформы на ее завершающей стадии зависит именно от массовых однонаправленных действий субъектов экономической деятельности. Как раз этого в России не произошло из-за резкого падения жизненного уровня подавляющей части народа при одновременной не менее резкой диверсификации благосостояния по отдельным группам людей. В результате разрыва исторических традиций в годы строительства социализма до минимума сократилось число индивидуальных носителей «капиталистических» знаний и опыта. Разочарование в первых результатах реформирования еще более сократило число энтузиастов. Их место заняли люди, побуждаемые скорее эгоистическим стремлением к обогащению любыми способами, чем желанием изменения типа общественного производства в сторону его совершенствования. Ослабление государственной власти, в том числе в результате неправильно понятых призывов к расширению свободы личности, сопровождалось разгулом криминала и коррупции чиновничества. Количество носителей нового экономического типа оказалось запредельно низким. Отсутствие исторического опыта, адекватных знаний и четкого представления о прогрессивном типе капиталистического производства было усугублено далеко не лучшим выбором стратегии реформирования. С большим трудом сами младореформаторы осознавали, что надо делать, как сочетать методы указания с методами разъяснения и обучения. До сих пор им не удалось сформулировать цели реформ в достаточно четкой форме, объяснить их связь с возможным и необходимым повышением благосостояния всего населения, а не только «олигархов» и «новых русских». Таким образом, говорить сейчас о типе развития российского хозяйства, на мой взгляд, еще рано. Сосуществование прямых выходцев из колхозов, совхозов с фермерскими хозяйствами, наличие в промышленности сотен и тысяч прежних директоров государственных предприятий, называемых сейчас менеджерами, президентами акционерных обществ (АО), директорами правлений АО, — все это свиде67

тельствует о пока еще формальном характере смены собственности и хозяйственных руководителей. О том же свидетельствует и недостаточное развитие финансовой сферы производства, запредельно малые масштабы инвестирования, далеко не до конца денежный характер обменных операций, примитивные формы рыночных отношений между производственными единицами, наличие бартера и т. д. и т. п. Перспективы

Конечно, долго такая неопределенность принципов экономического развития не может сохраняться. Она ведет в конечном итоге к разрушению экономической и социальной среды хозяйствования, что потребует принятия жестких политических мер, далеких от демократических канонов. Вместе с тем наследство, полученное от СССР, далеко не во всех своих аспектах отрицательное. И прежде всего положительную роль должно сыграть то обстоятельство, что за годы советской власти население России стало значительно более образованным, приобрело практически весь комплекс знаний, необходимых для развития высокоэффективного общественного производства. По уровню развития образования и науки страна пока еще сохраняет свое место в первых рядах мирового сообщества. Об этом свидетельствует, в частности, успешное сотрудничество России с США и с некоторыми другими странами в сфере космоса, ядерной энергетики, самолетостроения, производства вооружений. Если удастся сохранить общеобразовательный фундамент, поддержать академическую часть научных исследований, то Россия может войти в мировое разделение труда не только своими полезными ископаемыми, но и самыми передовыми направлениями обрабатывающей промышленности и сферы услуг. Не меньшее значение имеет традиционное трудолюбие российских народов, нетривиальность мышления ее интеллектуальных кругов, исследовательская жилка при подходе ко всем сферам общественной деятельности. При определенной поддержке со стороны государственных властей этот момент может стать мощным импульсом не только прогрессивному развитию общественного производства, но и быстрому вхождению страны в постиндустриальный мир промышленно развитых стран. Есть, конечно, и ряд тревожных моментов. На первое место среди них, на наш взгляд, можно поставить нравственно-эстетические процессы в российском обществе. На сегодняшний день его нравственный облик очевидно оставляет желать лучшего. Причин тому несколько. Во-первых, резкое ухудшение благосостояния населения создало базу для появления и распространения уголовно68

криминального ответа на ухудшение условий жизни. Во-вторых, замена христианской общественной этики коммунистической после 1917 г. далеко не во всех своих общественных аспектах оказалось положительной. Формальный возврат церковного православия в 90-х гг. отнюдь не вернул российскому обществу все положительные моменты христианской этики («возлюби ближнего» и т. п.). Годы привития атеизма, примитивность интерпретации христианства как прежде всего церковного, религиозного учения, а не как одной из форм философии и этики, сыгравшей огромную роль в развитии человеческой цивилизации, — все это не прошло даром, особенно в сфере морали. Втретьих, определенное ущемление прав личности в годы советской власти, в годы господства неправильно понятой партийной дисциплины и принципа «единства всего народа» сказалось на характере и психологии советского человека. Инициативная и творческая стороны его личности оказались сильно приглушенными, отодвинутыми на задний план. Между тем именно инициатива, творческий подход к решению общественных и личных проблем — самое желательное качество в переходный, реформистский период. Как уже отмечалось, успешность реформы общества, а именно об этом идет речь в нынешней России, зависит прежде всего от активного участия в ней народных масс, всех и каждого, а не только от реалистичности программы действий властей и успешности их организационных усилий. *** Таким образом, предпосылки дальнейшего движения к «лучшему обществу» в России довольно расплывчаты и противоречивы. Это не значит, что движение в этом направлении невозможно. Даже стихийное развитие, учитывая психологию российских народов, может в конечном итоге дать положительные результаты. Но еще надежнее было бы развитие, содержание которого определялось бы не только мотивами отдельных личностей, но также программными установками политических движений. Для этого необходимо прежде всего постепенное обновление правящего класса, привлечение в его состав людей честных, целеустремленных, побуждаемых желанием облегчить участь простых людей — тружеников, на плечах которых в конечном итоге и лежит основной груз преобразований. А это предполагает вовлечение в реформы, насколько это возможно, культурного слоя российских народов, его интеллигенции. Необходимо также создание соответствующих политических и морально-этических условий деятельности интеллигентов. Слишком различен облик современного капитализма в отдельных странах, чтобы можно было быть уверенным в том, что любые направления развития общества приведут к по69

ложительному решению проблем. Контроль со стороны честных и целеустремленных политиков, избранных на свои должности демократическим путем, крайне необходим на любых переломных этапах общественной эволюции. Тем более он необходим (при пристальном внимании всей общественности) в таких крайне сложных условиях, в которых находится сейчас Россия. Не только время решит все проблемы, как считают многие аналитики, но время в сочетании с разумом, порядочностью и самоотверженностью руководства страны. О.Ю. МАМЕДОВ

Вековой поиск хозяйственной модели как свидетельство векового кризиса отечественной экономической мысли «Авось, о Шиболет народный…», — Александр Сергеевич хорошо знал историю, и не только России. Потому-то и написал столь емкую строку о «народном Шиболете». Для отечественных экономистов своеобразным «шиболетом» стал изнуривший их поиск модели хозяйственного развития России. И вот что удивительно: были ли вооружены экономисты устаревшей метафизикой или руководствовались материалистической диалектикой, кто бы ни морщил лоб — «буржуазная» или «пролетарская» профессура, результат всегда был одинаково антиисторичен. Итог марксистского анализа пореформенной России, исходящего — в противоположность народникам — из приоритета производительных сил, закончился удивительным метаморфозом в виде ленинской ревизии марксизма: опираясь на политические предпосылки (диктатуру пролетариата), совершить прорыв в сфере производительных сил. Итог немарксистского («народнического» + «октябристского») анализа пореформенной России, исходящего — в противоположность марксистам — из приоритета надстроечных форм (традиционного, как они считали, для России общинного хозяйствования), закончился не менее удивительным метаморфозом: признанием значимости уровня развития производительных сил, объективно воспрепятствовавшему социалистическому хозяйственному эксперименту. Сегодня, оглядываясь на минувшие малорадостные десятилетия, можно констатировать: вековой поиск модели хозяйственного развития России свидетельствовал только об одном — о вековом кризисе отечественной экономической мысли. Вот почему сегодня следует озаботиться тем, чтобы этот поиск ( = кризис?) не продолжился еще один век. 70

*** В каждой науке периодически накапливаются свои «внутринаучные» проблемы. Особенно зримо их обнаруживают периоды социальной трансформации. И самая актуальная внутринаучная проблема современной российской экономической науки — реанимация отечественными экономистами научной цели («предмета») своих исследований. Действительно, что они должны изучать сегодня — «экономические отношения», «хозяйственные формы» или «рыночные институты»? Ситуация осложняется тем, что экономическая теория — одна из форм общественного сознания (по старому — «идеологии»). А общественное сознание одновременно и отстает, и опережает экономическую реальность. Не удивительно, что в то время как часть экономистов проклинает «новое», другая так же хулит «старое». Отсюда, как и сто лет назад, акцент на политике, когда эмоции подменяют аргументы. Еще одна опасность, чреватая новым «вековым поиском» модели хозяйственного развития России, — недооценка эвристической значимости и методологического потенциала теоретического характера экономического знания. Вновь экономисты-теоретики упрекаются в схоластике, а эмпирики еще более тяготятся необходимостью восхождения к «абстракциям». Какой может быть «поиск хозяйственной модели», когда ищущие ненавидят «методологию», изнывают от необходимости неведомой им «концептуальности», уповают только на «эконометрику»? Наконец, названный поиск заранее обречен на провал, если он и дальше будет осуществляться вне фундаментальных координат экономического знания — экономических законов, экономических интересов и экономических противоречий; социализации производства и разделения труда; собственности и товарно-денежных отношений (а не «рынка денег» или «рынка ценных бумаг»). *** Последнее десятилетие уходящего века вновь превратило наших соотечественников в «экономистов». Не удивительно, — в который раз мы пытаемся найти истину не в самой экономике, а в споре о том, какой должна быть экономика. Ставка в споре — обычная для отечественных дискуссий: будущее России. И мало кто знает, что желающие рассуждать о преобразованиях в российской экономике должны предварительно сдать своеобразный тест, ответив на три вопроса. К сожалению, расплачиваться будут не только «двоечники» — уж больно ставка крупная! 71

Вопрос первый: как развивается российская экономика — по общим с другими странами законам, или по своим, особым, «российским»? Отвечающие утвердительно могут объяснять происходящее в России, опираясь на все достижения всей мировой экономической науки. Те же, кто считает, что российская экономика уникальна и не подчиняется общим экономическим законам, закрывают себе и стране доступ к мировой экономической науке, возможность обращения к экономическому опыту других стран, Еще бы, — получается, что существует столько экономических наук, сколько стран в этом мире. Более того, — «отрицателям» придется сначала опровергнуть законы мировой экономики, затем создать какую-то «антимировую» экономическую науку и лишь потом иметь право предлагать свои «уникальные» экономические рецепты (которые, конечно же, способны привести только к «уникальным» результатам). Между тем пустопорожние споры об уникальности российской экономики продолжаются уже второе столетие (и конца им не видно). А ведь встречаясь со сторонниками «уникальности» российской экономики, знакомясь с их беспомощными аргументами, понимаешь — полемизировать бесполезно, ибо их позиция продиктована соображениями выгодности. И потому не поддается никаким рациональным контраргументам. Откажутся от нее только тогда, когда она станет невыгодной. Особенно поражает цинизм российских коммунистов. Всему старшему населению этой страны десятилетиями КПСС сама с жаром разъясняла, что в начале века именно большевики во главе с Лениным боролись с народниками (ставившими на уникальность российской деревни), доказывая общность экономического развития Запада и России. Цель большевиков понятна, — только такое доказательство открывало возможность применения к России марксовой теории капитализма. Сегодня же, ненавидя рынок, отгоняющий «комбюрократов» от кормушки, коммунисты, уподобившись своим давним противникам, стараются доказать уникальность российской экономики. И эти старания тоже объяснимы, — настоящий рынок воздает по заслугам, а не по должностям. Но именно о возврате к «должностной экономике» продолжают мечтать противники рыночных преобразований. Вопрос второй: признаем ли мы, что из всех форм производства самой эффективной является его рыночная организация? Если «да», то рыночной организации производства следует отдавать приоритет всегда и во всем, а вот другие, «нерыночные» формы 72

(в том числе и «государственная»), должны рассматриваться как дополнение к рыночной. И тогда во всех сферах (от аграрного сектора до науки) необходимо реально и ускоренно создавать рынки — рынок земли, рынок инновационных услуг, рынок труда, рынок денег, рынок капитала, рынок образования, рынок медицинских услуг, рынок туризма — и т. д., и т. д., и т. д. Если «нет», то рынку каждый раз придется доказывать свое преимущество после того, как «другие» (нерыночные) формы доведут производство «до ручки». До чего же невеселая «санитарная» участь у рынка в нашей стране! Но именно он спасал страну, когда вводили нэп (новую экономическую политику) после того, как «военный коммунизм» довел до ручки дореволюционную экономику; так было и тогда, когда десятилетиями ползли от «формального хозрасчета» (псевдорынка) к «реальному хозрасчету» (полурынку); и даже общий крах советской антирыночной экономики (какое еще более увесистое доказательство необходимо «антирыночникам»?) мы лечим с помощью рыночных реформ. Доколе же будет продолжаться (за счет несчастий людей) начальное экономическое образование противников рынка? Вопрос третий: является ли современная экономика «монетарной»? Суть вопроса в следующем. Многие столетия купля-продажа фактически была обменом «частного» товара на «общественный» товар (ведь золото тоже было товаром, которое выполняло функции денег по, так сказать совместительству). Теперь же акт купли-продажи действительно означает обмен товара на то, что не является товаром (на деньги, ибо разноцветные бумажные знаки могут быть только «деньгами»). Экономика окончательно и необратимо раскололась на два «мира» — на мир товаров и (внешний к нему) мир денег. А это значит, что появился новый мощный инструмент воздействия на эффективность, цикличность и структуру производства — монетарная экономическая политика. Признающие монетарность современной экономики расширяют возможности государственного регулирования экономики, вооружая государство «точечным экономическим скальпелем» — изменением параметров денежной массы (прежде всего — величины «денежного запаса»). Отрицающие же монетарность современной экономики ограничивают механизм государственного регулирования только грубой фискальной политикой, препятствуя использованию новейшего и самого эффективного экономического инструмента — монетарной политики. 73

Что за беда, скажет читатель, — решает-то хозяйственная практика, а не экономическая теория. Как сказать… Экономика — тест для всех. Экономическая реформа — тест для экономистов. Жаль, — десяти лет оказалось недостаточно для подготовки к этим тестам. *** И последнее. Странный метаморфоз произошел со многими нашими коллегами, — прямо по пословице: молодцы («экономисты») против овцы («хозяйства»), а вот против молодца («экономики») — сам овца. А как иначе называть экономистов, рядящихся в «хозяйственников»? Этот маскарад — нарочитый пиетет в работах именитых экономистов перед хозяйственными характеристиками общественного производства, — крайне опасен: он и диагноз, он и болезнь. Отечественные экономисты все время работают в таких экстремальных условиях, что наши западные коллеги, доведись им попасть в эти условия, сразу бы забыли не только о кривой спроса, но еще долго бы спрашивали, — кто видел, как выглядит доллар? Действительно, — в годы социализма имелся «объект» этой всем задолжавшей науки — «производство», но отсутствовал (ибо не дозволялся) «предмет» — «экономика»; теперь же, когда, несмотря на бешеное сопротивление бюрократии и всех хозяйственников, появился, наконец, «предмет» («экономика»), — к этому времени, как на грех, куда-то провалился «метод»! Действительно, — любовь к «хозяйственной модели», планетарное философствование относительно «хозяйствования», упорное именование современной экономики «финансовой» (лишь бы не называть ее «монетарной»), апелляция к «прошлому» и «будущему», к «пространству» и «времени», к «капитализму» и «социализму», намеки на «всемирный финансизм», т. е. разговор обо всем, — но только не о самой экономике, не о самих экономических процессах, проблемах и противоречиях, ненависть к рынку (с его «проклятыми» трансакционными издержками, с его монетарными «загогулинами», с его глубоко противными каждому «советскому экономисту» спросом и предложением, экономисту, не желающему даже ознакомиться с кривой спроса), — все это ежедневные будни странной когорты «экономистовхозяйственников», взявшей эстафету в «вековом поиске хозяйственной модели развития»… Вновь и вновь встают вечные вопросы экономической науки, — что и как ей изучать? Есть ли у нее свои проблемы и, если есть, — долго ли им сиротствовать? Рыночная экономика, вырастающая из административного производства, может быть только «административно-деформированной 74

рыночной экономикой». На долгие десятилетия конституирующей сущностью отечественной экономической практики (а, следовательно, и важнейшей категорией отечественной экономической теории) становится абстракция «административно-деформированная рыночная форма» — ее специфика и границы ее совместимости с базовыми параметрами рыночной системы. Российская «рыночно-трансформационная экономика» долго еще будет поражать и соотечественников, и иностранцев отклонениями по пяти направлениям: 1) чиновничье государство стремится руководить нашим молодым рынком; следовательно, это будет — «бюрократическидеформированный рынок»; 2) советское производство было высокомонополизированным и от этого сразу не избавиться; следовательно, — «монополистическидеформированный рынок»; 3) сохраняется огромная сфера неэффективного неденежного натурального хозяйствования; следовательно, — «недомонетарнодеформированный рынок»; 4) не складываются необходимые для системного функционирования рыночной экономики рынки (земли, труда и капитала); следовательно, — «недорыночно-деформированный рынок»; 5) небывалый размах теневой экономики также вносит вклад; следовательно, — «криминально-деформированный рынок». *** Рыночная экономика, даже с названными выше «вывихами», но доковыляла до нас. Наконец-то. Спасибо и за это. Можно, конечно, презрительно кривить губами, именуя наш поневоле «инвалидный» рынок — «базаром» и воображая, что этим что-то сказал. Бедная экономика, — вновь не угодила отечественным «экономистам», так и не научившимся уважать экономику, а пеняющим ей «в хвост и в гриву». И все-таки рыночная экономика, — пусть деформированная и криминальная, пусть монополизированная, полумонетарная и бюрократизированная, — но пришла! Где же вы, экономисты? Экономика требует внимания, но — внимания, а не «наручников». Экономике требуется помощь, но — помощь, а не надзирательство. Экономика давно уже живет на «лекарствах», — на искусственноорганизуемой конкуренции (за счет насильственно прерывемого монополизма), на искусственно-организуемой эффективности (за счет административно-подавляемых негативных экстерналий), на искусственно-организуемом самодвижении (за счет трудного вытеснения го75

сударства в трансфертную сферу движения валового национального продукта). «Допинговый» характер функционирования современной рыночной экономики давно уже не секрет даже для «рыночноориентированных» экономистов. Но тем ответственнее задача отечественных «экономистов-акушеров»: от них во многом зависит, насколько болезненным родится наш юный российский рынок. В.В. РАДАЕВ

Экономика России — освобождение от иллюзий Рубеж двух тысячелетий для российского общества — время отрезвления и время надежд. Время отрезвления, ибо к этому периоду, представляется, в процессе переходных преобразований происходит окончательное освобождение от неоправданной эйфории в этой области. Становится очевидной не только невозможность быстрого достижения состояния эффективной экономики западного типа, не только гораздо большая, чем предполагалось ранее, продолжительность переходного периода, но и неизмеримо большая трудность преодоления даже длительного трансформационного спада экономики. Основные этапы такого «освобождения» связаны с феноменами «отложенной» макроэкономической стабилизации и «отложенного» экономического роста в середине 90-х гг. [1, 154, 331], печальными последствиями августовского (1998) кризиса, обнаружившего всю хрупкость созданной к этому времени экономики, осознанием тяжелого бремени выросшего государственного долга. Серьезные разочарования порождаются состоянием реального сектора, функционированием предприятий. Как отмечается, «практически ни одно из ожиданий в области реформы и поведения предприятий не сбылось» [2, 13]. Правда, освобождение от эйфории не всегда еще дополняется признанием того, что огромная сложность уже происходящих и еще предстоящих преобразований это прежде всего «плата» за прошлое, аномальное развитие плановой экономики. Безусловно, имевшие место в процессе этих преобразований ошибки их руководителей лишь увеличивали эту «плату», но не порождали ее. Настоящий период — это и время надежд, надежд на предстоящее лучшее будущее. Объективной основой этого, можно сказать, является то, что важнейшие негативные факторы переходных преобразований, приведшие к спаду в экономике, уже проявили свое действие. Так, издержки либерализации, усугубленные следствиями августовского (1998) кризиса, проявились в существенном снижении реальной 76

среднемесячной заработной платы работников: за 1991—1998 гг. — почти в 3 раза. В 1,9 раза снизилось отношение средней заработной платы к прожиточному минимуму [3]. Прошли наиболее болезненные этапы приватизации. Во многом проявились негативы структурной перестройки. В частности, сегодня уже наблюдаются тенденции к росту в машиностроении, пищевой и легкой промышленности. Наконец, получен опыт от свершения ряда ошибок, с тем чтобы не повторять их впредь (пирамида ГКО, завышение курса рубля, занижение доходов населения и др.). За 90-е гг. создана и более надежная база для экономического роста. Намечаются позитивные тенденции в становлении эффективных собственников; происходит постепенное оздоровление банковской системы; усиливается внимание реальному сектору; позитивное значение имеют договоренности по реструктуризации внешнего российского долга; создаются условия для усиления инвестиционного процесса за счет внутренних и внешних источников; снижается инфляция и т. д. По одному из прогнозов, считающегося реалистичным, при сохранении благоприятных внешнеэкономических условий в 2001 г. возможен рост ВВП на 4,5%, промышленности — на 5, сельского хозяйства — на 3, реальных доходов населения — на 5%, снижение инфляции до 10% [4]. Время надежд связано с новым этапом трансформации российской экономики в том смысле, что в третьем тысячелетии она будет направлена на преобразование не собственно плановой экономики, как это было в начале 90-х гг., а того состояния, которое было достигнуто в эти годы. Как замечает Л. Григорьев, «речь идет фактически о том, что новый трансформационный этап будет опираться на институциональный базис, сформировавшийся в 90-е годы» [2, 9]. Вместе с тем и объективные основания для надежд на лучшее будущее, и некоторые реальные позитивные сдвиги (рост в 1999 г. ВВП на 3,2%, инвестиций в основной капитал на 4,5%, промышленности — на 8% по сравнению с 1998 г.) [5, 21—22] не являются гарантией перехода российской экономики к устойчивому экономическому росту, улучшению благосостояния населения. Желательная позитивная перспектива в дальнейшем развитии экономики России предполагает обеспечение целой совокупности благоприятных условий. Это упоминавшиеся выше внешние условия, включая высокие цены на нефть, газ, цветные металлы, прокат; оптимизация функций государства и их эффективная реализация; решение задач обновления производственного потенциала — реструктуризация российской экономики на современной технологической основе требует в течение 20 лет 2 трлн 77

дол. из всех источников [6, 5]; обеспечение нормальной работы банковской системы — сегодня еще одна «причина надежности банков — в устойчивом нежелании банкиров кредитовать российскую экономику» [7]; формирование реальных эффективных собственников; развитие действительно конкурентных отношений и многое другое. Важное условие обеспечения благоприятной альтернативы на будущее — учет факторов и несколько иного рода Это более точное, научное понимание характера той системы, что сложилась в России (СССР) в течение ХХ столетия. Именно в решении этой фундаментальной проблемы заключены ответы на многие вопросы настоящего: в должном ли направлении шли социально-экономические преобразования в России в 90-е гг.; по каким критериям оценивать эти преобразования; отвечает ли содержание преобразований общемировым тенденциям; каковы характер и масштабы задач российской экономики в рамках этих тенденций; можно ли при формирующейся ныне в России системе хозяйства надеяться на будущее и т. д.? В первую очередь среди факторов подобного рода следует назвать преодоление стереотипа, устойчиво воспроизводимого в течение десятилетий в общественном и научном менталитете о социалистическом характере системы, сложившейся в СССР. Известно, что и принципиальные оценки такого рода, и сам процесс социальноэкономического развития в России (СССР) в ХХ в., трактуемый как социалистическое (коммунистическое) строительство, тесно связаны с коммунистической концепцией К. Маркса. Для того, чтобы выяснить, насколько эта связь реальна, необходимо рассмотреть три аспекта проблемы: во-первых, методологическое обоснование (выведение) Марксом будущего коммунистического общества на основе обобщения и экстраполяции реальных тенденций социально-экономического прогресса; во-вторых, предлагаемую им теоретическую схему контуров будущего общества; в-третьих, степень соответствия характера общества, сложившегося в СССР (России) и других странах плановой экономики, элементам марксовой концепции. Рассмотрение этих разных аспектов дает различные результаты. К. Маркс, выделив три крупные социально-экономические эпохи и рассматривая третью (третичную) эпоху как будущее коммунистическое общество, связывал наступление этого будущего с высоким развитием производительных сил. Непосредственную же содержательную характеристику коммунизма он видел в формировании свободной индивидуальности, основанной на универсальном развитии человека; новом характере труда, когда человек «становится рядом с производством»; уничтожении порабощающего работника разделения труда; 78

превращении науки в определяющую производительную силу общества; отмирании господства овеществленных, товарно-денежных связей между людьми на основе замены этого господства отношениями всесторонне развитых людей без опосредования их обязательным обменом вещей и т. д. Иными словами, в методологическом плане своими научными предвидениями К. Маркс гениально отразил многие из важнейших черт, которые сегодня рассматриваются теоретиками постиндустриального общества. Естественно, в трудах, которые разделяют сто и более лет, иная терминология и фактура, несовпадающие социальные оценки и многие другие различия. Но в целом можно сказать, что экстраполированные Марксом реальные тенденции социальноэкономического развития, приведшие его к выводу о движении общества к коммунистической формации, подтвердились и подтверждаются последующим ходом общественного прогресса, получившим непосредственное теоретическое выражение в концепциях постиндустриального общества. Так, уже в середине ХХ в. К. Полани отмечает как реальность тенденцию к отмиранию «святая святых» индустриального общества — рыночного хозяйства. Он говорит о двух стадиях (фазах) индустриальной цивилизации: современной (уже позади) и будущей (термин «постиндустриальная» еще не применяется). «Первая фаза новой цивилизации, — пишет Полани, — уже позади. Она включала своеобразную социальную организацию, получившую название от своего главного института — рынка. Сегодня эта рыночная экономика исчезает в большой части стран мира» [8, 506]. В конце ХХ в. теоретик постиндустриального общества О. Тоффлер подчеркивает, что современные процессы подтверждают «идеи Маркса и классическую политэкономию, предсказавшие конец традиционному капиталу» [9, 115]. Конечно, концепция коммунистической формации у К. Маркса и современные концепции постиндустриального общества имеют и ряд других, кроме отмеченных выше, различий, что представляет их, подчас, как прямо противоположные, не имеющие ничего общего и т. д. Это, в частности, относится к их социально-политической стороне. К. Маркс предполагал революционное свержение капиталистического общества, в то время как реальный процесс (и это отражается в концепциях постиндустриализма) показал, что постиндустриальные отношения созревают и постепенно вырастают из этого, капиталистического строя. Политические революции, характерные практически для всех стран с будущей плановой экономикой наложили соответствующий отпечаток в целом на концепцию коммунистической формации, 79

породили к ней негативное отношение со стороны большинства ученых стран несоциалистического мира. Именно поэтому, не вдаваясь в специальное рассмотрение этой и других, связанных с ней сторон проблемы, мы акцентируем внимание на стороне методологической. Другой ответ получается при рассмотрении второго аспекта проблемы коммунистической концепции К. Маркса. Рисуя, хотя бы в общих чертах, теоретическую схему будущего общества, Маркс наметил коренные изменения в развитии человека, изменения в производственных отношениях, в частности, преодоление господства овеществленных связей и т. п. Однако естественная историческая ограниченность не позволила Марксу увидеть многие главные «пружины» будущего развития, связанные действительно с глубокими революционными изменениями в технике, технологии и науке, происходящими в течение более чем ста лет после Маркса. Более того, следует подчеркнуть, что рисуя названную теоретическую схему, Маркс фактически отказался от всегда применяемой им методологии при подходе к подобным проблемам. Эта методология заключалась в том, что изменения в отношениях людей Маркс никогда не рассматривал изолированно, не сводил их лишь к изменению формы, а всегда связывал с соответствующим, предшествующим изменением в производительных силах. Так, характеризуя изменения, происходящие в период первой переходной эпохи, он отмечает: «Однако то обстоятельство, что меняется форма, в которой земельный собственник получает свой доход, или та форма, в которой оплачивается работник, — это обстоятельство не является формальным различием, а предполагает полное преобразование самого способа производства…Да и вообще производство, покоящееся на капитале и наемном труде, не только формально отличается от других способов производства, но и предполагает также полную революцию в развитии материального производства» [10, 228]. В чем же состоит этот «революционный переворот в способе производства», который должен произойти через сто лет в будущем? Маркс уже не был современником развернувшейся в конце ХIХ в. электротехнической революции, осуществившей глубокий переворот в машинном производстве. Научно-техническая революция ХХ в. коренным образом изменила роль самого машинного производства, превратив в решающий фактор науку и открыв дорогу господству информационных связей. Маркс не мог опереться на этот неизвестный ему фундамент, поэтому схема будущего общества оказывается связанной у него в принципе с индустриальным, машинным производством. Экстраполяция на будущее в этом смысле — автоматическая 80

система машин. Качественный скачок в развитии производительных сил сосредоточен в основном в количественной плоскости: их уровень так высок, что обеспечивается изобилие продуктов, распределение по потребностям. Выдвинув идею об ограниченности товарно-денежных связей, Маркс не смог охарактеризовать содержательно связи, идущие им на смену, поскольку последние начали реально развиваться лишь во второй половине ХХ в. Место товарных связей в схеме Маркса заняла специальная сознательная деятельность общества (его центрального органа), послужившая в дальнейшем теоретическим «ядром» при формировании плановых систем и т. д. Короче говоря, теоретическая схема будущего общества была «набросана» Марксом без обычно используемого методологического основания, т. е. вопреки своему научному методу. Особый вопрос — почему он это сделал. Возможно, ученый в этом случае уступил место политику. Как считает один российский экономист, «Маркс как ученый не строил проектов, предписывающих организацию жизни будущих поколений. Он анализировал то, что реально существовало в современной ему действительности. Увы, Маркс-политик временами пытался подмять Маркса-ученого. И тогда на смену надежным констатациям приходили ненадежные рекомендации» [11, 15]. Однако в итоге в схеме Маркса оказалась представленной в известном смысле лишь «организационная перестройка производственных отношений» без соответствующей перестройки производительных сил. Но это означает, что «нарисованный» таким образом социализм (коммунизм) не мог быть достаточно обоснованным стратегическим ориентиром. Осуществляемая на такой основе модель социалистического планового хозяйства по своим коренным материальным признакам, очевидно, не могла существенно отличаться от модели традиционного индустриального хозяйства. Так и было в действительности в течение многих десятилетий в ХХ в., когда социалистическая плановая экономика СССР вела экономическое соревнование с индустриально-рыночными системами стран Европы и США. Сам факт соревнования предполагал известную однородность соревнующихся систем. Следовательно, отвечая на вопрос, связанный со вторым аспектом «коммунистической проблемы», можно сказать, что реализация схемы Маркса в странах плановой экономики не тождественна реальному движению к социализму и коммунизму, вытекающему из методологической концепции коммунизма самого Маркса. Поэтому уже здесь следует предположить, что «социалистический» опыт стран плановой экономики скрывает нечто иное, чем реальное социалистическое развитие. 81

Наконец, если говорить о проблематике третьего анализируемого аспекта, то сегодня является совершенно бесспорным, что модель общества (экономики), реализованная в СССР (России), мягко говоря, далеко не отвечает социалистической концепции К. Маркса, представляет собой «нечто иное». Эта бесспорность проявилась в широкой палитре современных негативных оценок этой модели: «деформированный социализм», «казарменный социализм», «феодальный социализм», «мутантный социализм» и др. Известно, что на отход В.И. Ленина от концептуальной идеи Маркса при проведении Октябрьской революции 1917 г. указывал Н. Бердяев. «Коммунистическая революция в России, — писал он, — совершалась во имя тоталитарного марксизма, марксизма, как религии пролетариата, но в противоположность всему тому, что Маркс говорил о развитии человеческих обществ» [12, 88]. И эта «противоположность», по Бердяеву, заключалась прежде всего в том, что Россия, будучи недостаточно индустриализированной страной, была объективно не готова к социалистической революции. Известно также, что это признавал и В.И. Ленин. Считая бесспорным положение, что «Россия не достигла такой высоты производительных сил, при котором возможен социализм», Ленин вместе с тем предположил возможность такого гипотетического варианта: «почему нам нельзя начать сначала с завоевания революционным путем предпосылок для этого определенного уровня, а потом уже, на основе рабоче-крестьянской власти и советского строя, двинуться догонять другие народы» [13, 380, 381]. Таким образом, социализм в России не имел необходимых материальных оснований, после 1917 г. он конституировался лишь как «светлая идея» будущего, для реализации которой требовалось еще обеспечить много предпосылок. Собственно, длительный период после 1917 г. и был «посвящен» решению этой проблемы, получив и соответствующее «обозначение» как «строительство социализма». Естественно, под маркой социализма и в России, и в других странах протекали существенные и сложные реальные социальноэкономические процессы, происходили крупные изменения в этой области и т. п. Однако, как упоминалось выше, эти процессы характеризовали скорее не социализм, а нечто иное. Поэтому можно сделать вывод, что переходные процессы в странах плановой экономики, видимо, некорректно трактовать как переход «от социализма к капитализму», по крайней мере, хотя бы потому, что они уходят не от социализма в концептуальном смысле этого понятия. Важность преодоления «социалистического» стереотипа объясняется тем, что он порождает ряд вредных иллюзий об особенностях и 82

перспективах преобразований постсоциалистической экономики, ведущих соответственно к необоснованным, не адекватным реальности практическим решениям и упоминавшимся выше «эйфорическим» представлениям. Именно таково происхождение иллюзии легкости и быстроты преобразований, характерной для начала 90-х гг. Ведь в течение десятилетий социалистическая плановая система считалась высшей ступенью общественного прогресса. Естественно, предполагалось, что преобразования такой «высшей» ступени, коль скоро они оказались необходимыми, по любым мировым критериям не могут быть достаточно сложными и болезненными. Практика развеяла эту иллюзию. Между прочим, следует заметить, что именно «иллюзия высшести» стала в итоге гносеологической основой, мягко говоря, крайне пессимистических, а часто полуистерических рефренов о катастрофе, коллапсе, возможной гибели России и т. п. В данном направлении действовала и иллюзия исключительности (Россия — родина социализма), представляющая Россию (СССР) как общество, ушедшее в социальном отношении далеко вперед по сравнению с другими странами. Однако преодоление названных стереотипов и иллюзий обостряет вопрос о реальном характере плановой экономики. Выше уже говорилось, что до 70-х гг. ХХ в. реальные процессы советской экономики были в принципе однородны с процессами индустриально-рыночных экономик стран Запада. Поставим в связи с этим общий вопрос: в какой мере в России были решены задачи формирования индустриально-рыночной экономики? История показывает, что этот процесс получает существенное развитие после реформы 1861 г. Ускоряется рост населения, развертывается железнодорожное строительство, не сразу, но ускоряется развитие промышленности, возрастает товарность хозяйства, заметно изменяется кредитно-банковская сфера и т. д. Традиционная классификация периода после 1861 г. рассматривает 1861—1885 гг. как переходный от натурального, аграрно-крепостнического хозяйства к рыночно-капиталистическому; а 1885—1913 гг. — как период сформировавшейся рыночной системы, имеющей в своей основе укрепляющиеся индустриальные отношения. Это получает отражение в существенном увеличении среднегодовых темпов прироста ВНП во втором периоде по сравнению с первым: 1861—1885 гг. — 1,7%, 1885—1913 гг. — 3,4% [14, 76]. Однако, как отмечалось выше, индустриальное развитие России к 1917 г. было недостаточным, или — с точки зрения индустриально-рыночной системы — это развитие не было завершено, индустриально-рыночная система не утвердилась в 83

полной мере. Признавая это, правда, прежде всего как недостаточность материальной базы для социализма, Ленин и большевики поставили задачу, по сути, завершить, причем ускоренными темпами, индустриальное развитие страны. В частности, в 20-е гг. была принята и затем и реализована специальная программа индустриализации и т. д. Однако осуществлялась она на основе не характерных, свойственных индустриальной системе рыночных отношений, а отношений централизованного планирования, образующих ядро качественно особой, сложившейся впервые в России плановой экономики. Подобная «нехарактерность» оказалась в итоге менее эффективной, чем модель рыночной экономики, что и подтвердила практика российской действительности. Однако в целом ее правомерно рассматривать как своеобразную форму разрешения актуальных проблем общемирового развития. В ее рамках решались и в определенных условиях достаточно успешно многие задачи в этой области. И прежде всего это относится к решению собственно индустриальных задач. Так, вскоре после Октябрьской революции существенно повышается норма накопления (доля фонда накопления в национальном доходе). Если в 1913 г. она составляла в России 9%, то уже в 1925—1926 гг. — 17, а в 1929—1930 гг. — 36%. Затем (по официальным данным) она устанавливается на уровне 25—27%, хотя реально составляет значительно большую величину. Реальная норма накопления в советской плановой экономике превышает уровень западных стран в 2—2,5 раза [15, 183]. В СССР быстро развиваются тяжелая промышленность, разнообразные отрасли машиностроения, химии, большие успехи достигаются в авиастроении, отраслях космической и атомной промышленности, оборонных отраслях и т. д. Плановая экономика обеспечивает быстрое увеличение валовых объемов. В этом смысле показательно, что если объем ВНП на душу населения в России (СССР) в 1913 г. составлял 25% от США, а в 1929 — 20%, то в 1960 г. — уже 33, а в 1970 г. — 46% [16, 368]. В этот период советская плановая экономика характеризуется высокими темпами экономического роста. В итоге по валовым показателям СССР выходит на второе место в мире, уступая в этом отношении только США. Иными словами, можно сказать, что с точки зрения изменения доминирующего фактора производства на примере развития российской экономики в 1861—1913 гг. и 1917—1970 гг. мы видим типичное индустриальное развитие догоняющего типа (в 1913 г. Россия занимала в мире пятое место по валовым показателям). Проблема в этом смысле возникает в связи со второй стороной экономического развития: отказом России от рыночного механизма и заменой его системой централизованного 84

планирования и управления. Однако и в этом случае при специальном рассмотрении «отказа» все оказывается не столь простым и однозначным. Действительно, в теоретическом анализе при сравнении рыночной и плановой систем в «чистом виде» они выступают как антиподы. Так, в частности, их трактует В. Ойкен. Действительно, согласно концепции основоположников теории социализма, которая являлась официальной доктриной в советском обществе, социализм не предполагает действие рыночного механизма. Однако на практике, в том числе и в директивных партийных и правительственных документах по руководству плановой экономикой, все выглядело несколько иначе. Показательно, что сама практика планового хозяйствования заставляет к концу 30-х гг. сделать «официальное» признание, что в советской экономике действует «закон стоимости в преобразованном виде». Эта постановка в дальнейшем была подвергнута критике на том основании, что экономические законы носят объективный характер — что относится и к закону стоимости — и поэтому их невозможно «преобразовывать». Подобное повышение статуса в плановой экономике основного закона рыночных отношений дополняется положением о функционировании в советском обществе «товарного производства особого рода». Далее характеристика товарных признаков плановой экономики все более усиливается. В Программе КПСС, ориентирующей на построение в СССР основ коммунистического общества, речь идет об объективном функционировании при социализме товарно-денежных отношений с их новым содержанием, которые следует умело и эффективно использовать и т. п. Еще раз нужно подчеркнуть, что подобная трансформация официальной доктрины, усиливающая рыночные аспекты в характеристике плановой экономики, была вынужденной в том смысле, что происходила под давлением требований хозяйственной практики. Так, за все годы советской экономики из хозяйственного оборота никогда не изгонялись деньги; правительство всегда уделяло большое внимание обеспечению эффективного состояния кредитно-денежной сферы (уже в начале 30-х гг. в этой области проводится крупная реформа); происходит постоянная балансировка денежных доходов и расходов населения; важным экономическим инструментом является кассовый план Госбанка; на всех предприятиях тщательно в денежной форме калькулируются издержки; их продукция реализуется по установленным ценам; развитие хозрасчетных отношений направлено на обеспечение в деятельности каждого предприятия самоокупаемости и рентабельности; с середины 60-х гг. важнейшим оценочным показателем этой деятельности (и базой стимулирования) становится прибыль, а 85

также объем продаж (реализации) и т. д. Естественно, важное место в плановой экономике всегда занимала внешняя торговля. Все вышесказанное, очевидно, не позволяет оценить как «крамольный» вывод о том, что в реальной плановой экономике полного отказа от рыночных отношений не произошло и рыночные отношения здесь продолжали действовать, хотя, естественно, в «каком-то» (это предмет важного самостоятельного исследования) сильно модифицированном виде. Подобный вывод не может быть «крамольным», ибо плановая и рыночная экономики являются антиподами, как уже упоминалось, лишь в чистом виде. Но «чистые» виды на практике не встречаются. Так, подчеркнув первоначально, что, «две основные формы — не более — можно установить за всю историю человечества», В. Ойкен далее отмечает, что всякая реальная своеобразная форма («экономический порядок», к примеру, в Англии, Германии, России и т. д.) «возникает из "сплава" отобранных разнообразных экземпляров ограниченного количества чистых форм. Русский экономический порядок 1949 г. состоит, например, из определенного сплава централизованно управляемой экономики как формы порядка, занимающей господствующее положение, различных форм рынка, присущих рыночному хозяйству, и денежных систем разного рода» [11, 74, 76]. Можно обратиться к анализу плановой экономики Я. Корнаи, который рассматривал ее через призму дефицита как характерного феномена планового хозяйства, показал механизм неизбежного возникновения дефицита и т. д. Корнаи не подвергает сомнению действие в плановой экономике рыночных механизмов, хотя специально их не рассматривает. Так, он оговаривает, что из его «рассмотрения выпадает вопрос о том, какая форма организации рынка (монопольная, олигопольная или ограниченной конкуренции) господствует в различных областях». Рассматривая деятельность социалистических предприятий, он замечает: «безусловно, цены влияют на деятельность предприятия, но влияние это довольно слабое и имеет второстепенное значение» [17, 40, 345]. Вместе с тем, если мы соглашаемся с предлагаемой оценкой экономических отношений в плановой экономике, то возникает неожиданная ситуация. Ранее, анализируя реальные процессы в российской плановой экономике, мы уже пришли к выводу, что эти процессы вплоть до 70-х гг. характеризовали собой в принципе индустриальное развитие. Теперь обнаруживается, что и в аспекте функционирующих производственных отношений плановая экономика — пусть в ограниченном, модифицированном и т. п. виде — имеет отношения, связанные с рыночными формами, рыночными элементами, действующими 86

до середины 80-х гг., т. е. до преддверия глубоких социальноэкономических преобразований в России (СССР). Иными словами, и в целом советская плановая экономика может быть определена как своеобразная, специфическая форма индустриально-рыночного общества, всегда находящегося в общем потоке мирового прогресса индустриально-рыночной системы, всегда испытывающего действие ее общих императивов, хотя и реагирующего на них — в силу своей специфики — своеобразно. Именно это единство общего и особенного определило и характер переходных процессов в России и других (прежде всего европейских) странах плановой экономики. Такая трактовка характера российской плановой системы ставит «время надежд» на более прочную основу, чем достаточно неопределенные перспективы перехода (куда?) от «социализма». Прежде всего, оказывается, что содержание переходной экономики не сводится к переходу к рынку, при всей важности этого аспекта. Формирование рыночных отношений предполагает соответствующую (адекватную им) материальную базу. В этой области, поскольку процесс индустриальной трансформации в России в свое время не был завершен, актуальными остаются задачи «доиндустриализации». Важно, что предлагаемая трактовка снимает вопрос об уникальности российской экономики в том смысле, что при всех ее особенностях (и даже уникальных моментах) в целом она всегда была и остается одним из элементов общемирового развития, испытывающего действие его общих императивов. Все названные моменты образуют содержание современной российской переходной экономики. Это означает, что она должна одновременно (что в огромной степени осложняет ход переходного процесса и обостряет его противоречия) решать ряд разнородных задач. Непосредственно на первый план выдвигаются задачи сегодняшнего дня: обеспечение прочной макростабилизации, переход к устойчивому экономическому росту, повышению благосостояния населения. Параллельно должны решаться задачи дня вчерашнего: обеспечение «доиндустриализации», формирование реального рыночного механизма. Вместе с тем определяющими являются стратегические задачи, вытекающие из современных императивов общемирового прогресса — переход в будущем к обществу постиндустриального типа. Литература 1. Экономика переходного периода / Под ред. В. Радаева, А. Бузгалина. М., 1998. 2. Григорьев Л. К новому этапу трансформации // Вопросы экономики. 2000. №4. 87

3. Известия. 2000. 3 мая. 4. Известия. 2000. 21 апр. 5. Гавриленков Е. Российская экономика: перспективы макроэкономической политики // Вопросы экономики. 2000. №4. 6. Инвестиционный климат в России // Вопросы экономики. 1999. №12. 7. Известия. 2000. 18 мая. 8. Полани К. О вере в экономический детерминизм. Неформальная экономика. М., 1999. 9. Тоффлер О. Проблема власти на пороге ХХI века. Реферат книги // Свободная мысль. 1992. №2. 10. Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 46. Ч. 1. 11. Ойкен В. Основные принципы экономической политики. М., 1995. 12. Бердяев Н.А. Истоки и смысл русского коммунизма. М., 1990. 13. Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 45. 14. Грегори П., Зотеев Г. Экономический рост // Коммунист. 1991. №1. 15. Кудров В.М. Мировая экономика. М., 1999. 16. Рязанов В.Т. Экономическое развитие России. СПб., 1998. 17. Корнаи Я. Дефицит. М., 1990. М. ДОБРОЧИНЬСКИ

Шансы России в меняющемся мире Перспективы России определяются прежде всего исключительно большим числом противоречий, каковыми и в далеком прошлом, и в XX в. характеризовалась эта сложная страна. Не подлежит сомнению то, что российское общество в течение еще длительного времени сохранит принципиальные черты, отличающие его как от западного, так и азиатского миров. Культурная и нравственная самобытность России является слишком сильной, чтобы можно было ожидать ее радикальных изменений под влиянием внешнего окружения в ближайшие два десятилетия. Однако можно признать за аксиому быстрый темп овладения и разнообразного применения прежде всего молодым поколением широких знаний о мире. Многие каналы — образовательный, информационный, профессиональный, туристический — несмотря на поверхностный характер некоторых из них, имеют в итоге огромное влияние на сознание и взгляды все более широких кругов общественности и вслед за этим — на 88

общий эволюционный прогресс страны, по-прежнему специфический, но во все большей мере связанный с важными элементами достижений мировой цивилизации. Очевидно, что всеобщность среднего и в значительной степени высшего образования среди молодой генерации должна оказать существенное влияние на склад ума, стиль жизни (при запросах поколения и постоянно растущем влиянии экономики и политики) даже в том случае, если качество образования будет повышаться постепенно. Тем более это будет возможно, когда университетские и другие системы не будут заимствовать только отдельные достижения развитых стран (как происходит в последнее время), и минует время крайнего увлечения моделью образования супердержавы США и можно будет адаптировать все мировые знания к специфике российских потребностей. Одновременно существует уверенность, что в течение долгого времени сохранится привязанность российской элиты к некоторым внешним общенациональным и общегосударственным целям. Можно сравнить это с отношением французской системы к минувшему времени ее блеска и с тоской по возможности восстановить ее великодержавность, международный престиж. В меняющихся внутренних и внешних условиях россияне все более будут полагаться на необходимость поиска новых методов достижения своего державного величия. Наиболее реальным направлением подобной стратегии может стать конструкция экономической державы, опирающаяся на действительно эффективное использование многочисленных природных ресурсов России. Такого типа мнение базируется на возможности создания в будущем союза четырех мировых экономических сил — Германии, Японии, Китая и России. Это провозглашают даже официальные представители политического истеблишмента, такие как А. Митрофанов — руководитель Комиссии по геополитике Госдумы России. На этой основе могут произойти существенные перемены на политической карте мира. Другими словами, в мире существует представление о серьезных шансах России, связанное с заинтересованностью многих стран мира ее ресурсами и технологиями, которые возникли на фоне радикальной модернизации экономики. В то же время следует отметить и сомнения мировой общественности в больших культурно-цивилизационных успехах России. Неодержавные взгляды сохраняются одинаково как в кругах российской интеллигенции, так и в военно-промышленном комплексе, с навязыванием вдохновляющих фрагментов мышления царского или коммунистического прошлого. Это делается частично для возбуждения соответствующей стратегии развития, частично для безотлага89

тельных партийно-политических целей, в какой-то мере для противопоставления драматическим разочарованиям новейшей истории. В любом случае масштабы российского природного, экономического и культурного потенциала представляют весомый аргумент для спокойствия общественного мнения в отношении большинства реформаторских концепций. Дискуссионным является вопрос, сохранится ли в течение длительного периода российская склонность к политической поддержке культурного и цивилизационного влияния на бывших зависимых территориях. В этом контексте важно подчеркнуть, что — mutatis mutandis — подобные стремления и давление сохраняются, например, в философии стратегии отношений в постколониальном мире, и приносят определенные, хотя постоянно уменьшающиеся, но все же существенные эффекты. В истории с Россией требуется в каждом конкретном случае принимать во внимание сложности, связанные с тем, что покоренные ею территории не только принадлежат к низшей цивилизации, но и менее развиты, что противодействует культурному влиянию бывшей метрополии. Это не меняет закономерности, состоящей во взаимном проникновении разного рода цивилизаций — достаточно вспомнить хотя бы наследие 200-летнеого татаро-монгольского нашествия. Это можно отнести также к российским контактам в Средней Азии и в Центральной и Восточной Европе. По поводу перспектив преобразований в России возникает немало вопросов. За аксиому следует признать лишь то, что наименьшие шансы имеют любые попытки возврата к моделям прошлого. Слишком примитивными оказались системы царского феодализма и дворянской частной собственности, а также коммунистического догматизма с его партийно-административными интересами. Следует считать, что отказ от конструкций прошлого вовсе не означает перечеркивания отдельных культурных или общественных ценностей некоторых этапов истории страны. Если это соединить со сформировавшейся веками евроазиатской спецификой великого пространства, то представляется, что прочное сохранение многих особенных свойств России очевидно и вполне понятно, несмотря на сильную склонность к сближению с Западом, а также с частью Востока. Тем более что шанс включения России в механизмы международных институтов на интегрированных целях и принципах представляется весьма ограниченным, абстрагируясь от таких организаций, как СНГ, Совет Европы или ОБСЕ. Сущность мировой внешней политики относительно сближения с Россией, по-видимому, сохранится еще длительное время. В меняю90

щихся условиях внутренние отношения РФ не дают возможности предсказать ее действия как партнера. Даже если отвлечься от событий сталинского периода или некоторых более поздних проявлениях грубого империализма, весьма сомнительно тесное сближение с таким нестабильным иностранным субъектом — субъектом великим, угрожающе милитаризированным и экономически кризисным. Вышеупомянутая закономерность в отношениях с Россией наблюдается довольно отчетливо даже на примере стран—членов СНГ. Как известно, только белорусские руководители (президент) используют пророссийские традиции для получения от Москвы экономических выгод (например, импортные кредиты под российскую нефть в 1997 г. составили 11 млн т., в 1998 г. — 14 млн т.). Остальные страны или проводят политику своеобразного дуализма, т. е. равномерного, по возможности симметричного развития контактов с Россией и с другими экономически и политически важными субъектами мировых отношений, либо прямо настаивают на приоритете хотя бы части контактов с партнерами, более экономически организованными, чем Россия (нефтяное соглашение Туркменистана с США, газопровод по территории Ирана). Очевидно, это могут позволить себе только страны, располагающие значительными козырями, такими, как, например, природная нефть. На практике это означает, что политика притяжения Россией остальных республик СНГ обойдется центру в немалое количество финансовых средств. И это, конечно, усложняет положение державы, находящейся в трудной экономической ситуации. Поэтому остается открытым вопрос, захочет ли новая, стремящаяся к достижению западных стандартов Россия уделять значительное внимание своему влиянию на всем пространстве от Средней Азии до Кавказа? В условиях существующих либо потенциальных военных конфликтов, связанных с этническими, религиозными и территориальными противостояниями, часть стран СНГ, видимо, в течение длительного времени будет заинтересована в существенной российской военной помощи и в связи с этим будет акцентировать внимание на необходимости поддержания союзнических отношений с недавней военной супердержавой. Присутствие российской армии в Таджикистане повлекло за собой установление выгодного для СНГ мира. В связи с этим возникает вопрос: до какого предела в будущем вооруженные силы России будут использоваться в случае значительных международных конфликтов? Может ли это означать, что Россия, потрясенная распадом империи и компрометацией коммунистической системы, заставляющая себя предпринимать быстрые эффективные действия по созданию но91

вых хозяйственных структур и методов управления и подвергающаяся дальнейшей опасности (Чечня, Татарстан) внутреннего сепаратизма, отказывавшись от применения военной силы, окажется вскоре в ситуации дальнейших осложнений? В большой степени она остается изолированной даже от сохранившихся до сих пор партнеров и союзников. Кроме того, она лишь в ограниченных случаях допущена к западным (Европейский союз) или восточным интеграционным группам. Находясь под прессом необходимости повышения экспорта современного технологического оборудования, современных товаров, Россия заинтересована в большом притоке иностранных капиталов. При этом, постоянно опираясь только на экспорт нескольких традиционных видов энергоносителей и сырья, отдельных полуфабрикатов и в целом уже не слишком привлекательных вооружений, эта страна не может рассчитывать на значительные успехи в сфере экспансии уже кризисной нефтяной промышленности, в течение нескольких десятков лет составлявшей существенный источник внутренних и внешних экономических компенсаций. Резюмируя вышесказанное, можно прийти к крайне пессимистическим выводам, определяющим будущую ситуацию в России как исключительно невыгодную, не имеющую серьезных перспектив. Однако реально глядя на положение вещей, можно ожидать баланса затрат и выгод как во внутреннем контексте, так и в международных отношениях. Определенным шансом могут оказаться доброжелательные отношения тех стран мира, которые связаны с процессом российской трансформации. Во многих странах отсутствие понимания происходящих преобразований в бывшей супердержаве перевешивает субъективность, особенно по причине старого недоверия в отношении империалистической политики Кремля. Кроме того, международные политические круги, заявляющие об относительной стабилизации, совсем не заинтересованы в абсолютном выходе России из кризиса и восстановлении ее положения супердержавы. Немалую роль в процессе искажения знаний о российских переменах играют иностранные средства массовой информации, часть которых стремится к получению не столько глубокого и точного анализа, сколько к сенсациям, и во многих случаях формируют неприязненное отношение к России, независимо от ее идеологического профиля. Истерически критическое отношение наблюдается даже в российской прессе. Все это не мешает, однако, тому, что профессиональные круги большинства стран мира с подлинным вниманием наблюдают за ходом российских преобразований и все чаще задают себе вопрос о шансах, связанных с возможно92

стью возникновения нового, значительно более цивилизованного общества, а также государства, ценного как разносторонний — политический и экономический — союзник или, по крайней мере, партнер. Действительная нормализация отношений России с внешним миром должна принести значительную поддержку происходящих процессов трансформации (около 70% российской экономики приватизировано, однако эффективность ее пока несравнима с параметрами международной конкуренции). В условиях серьезного притока иностранных финансовых средств, технологий и способов действенного управления в макро- и микромасштабе не реализованная в ХХ в. идея эффективной промышленности и сельского хозяйства может уже в начале нового столетия получить серьезные шансы для реализации в России. Именно ресурсообеспеченность России дает ей шанс, несмотря на традиционно распространенные коррупцию, инерцию и ограниченное чувство предпринимательства в обществе, сформировавшиеся за многие десятилетия функционирования в условиях бюрократических директив и единственной доктрины. Признание и интерес иностранного капитала к российским экономическим условиям будут зависеть от развитости общества и политической стабилизации, которую не следует отождествлять с демократизацией, принимая во внимание сложность российских культурных, этнических и цивилизационных условий. Иностранные инвесторы учитывают не столько число политических партий, свободу слова или демонстраций, сколько безопасность собственности, стабильность и серьезность правового регулирования, положительную политическую атмосферу страны, доброжелательное отношение общественного мнения к сотрудничеству с иностранными предпринимателями. Все эти вопросы решены в России не в полной мере и постоянно наталкиваются на неоднозначную реакцию различных общественных групп. Однако это не меняет основной тенденции, которая является четко выраженной, хотя и не всегда последовательной, в направлении стабилизации, постоянного расширения открытости российской экономики и стремления к сотрудничеству с внешним миром. Одной из проблем, существовавших всегда, остается специфика великодержавной России, серьезно лимитирующей возможности институциональных связей, особенно интеграционного типа, с важнейшими субъектами мировой экономики и политики. Относиться это будет какое-то время даже к контактам с частью стран СНГ, не говоря уже о странах Центральной Европы. Однако годы опыта и экспериментов принесли в этой области нормализацию отношений, которые 93

при независимой оценке сторон могут трактоваться как взаимовыгодные. Всесторонне понимаемое включение отдельных элементов функционирующей российской национальной экономики и общественнополитической системы в сотрудничество с высокоэффективными субъектами современности должно привести к заимствованию достижений этих стран. В то же время среднеразвитые общества, такие как азиатские «тигры» и центральноевропейские «трансформирующиеся» нации, накопили опыт, интересный (пусть даже частично) для российской перестройки. Учитывая особенности России необходимо принять во внимание и то, что в условиях продолжающегося заимствования международных методов экономического управления, эта специфика будет подвергаться постепенному ограничению, что, в свою очередь, должно привести к дальнейшей интенсификации сотрудничества и открытости, а также к дальнейшему стиранию характерных различий между Россией и ее окружением. Важно также подчеркнуть, что как либерализация контактов России с иностранными партнерами, так и общемировая способность к элиминированию значительной части сохраняющихся экономических и других барьеров должны привести к развитию сотрудничества с отдельными сообществами и странами. Для России, являющейся евроазиатской страной, стратегически и в некотором смысле географически связанной с Америкой, это должно означать облегчение поиска новых контактов, новых источников снабжения и сбыта, тем более что реструктуризация и модернизация экономики должны способствовать повышению конкурентоспособности экспортируемых товаров и услуг, опирающихся на значительно более совершенные импортные технологии. В сфере импорта ситуация сложнее. Структура ввозимых товаров была далека от оптимальной в годы холодной или прохладной войны с Западом (стратегическое эмбарго, необходимость закупок в среднеразвитых центральноевропейских странах или проведение антидемпинговых мероприятий). И после падения коммунизма сельское хозяйство и промышленность оказались в глубоком кризисе, что привело к чрезмерному росту ввозимого продовольствия и простых потребительских товаров. Постепенный выход из кризиса дает повод сделать вывод, что уже в ближайшие годы начнется импортный тренд, способствующий развитию, что, очевидно, следует признать за веский аргумент выгодности будущей ситуации. Оцениваемые масштабы реструктуризации импорта будут зависеть от сложной и запутанной ситуации с перестройкой российского сельского хозяйства. 94

Несмотря на усилия по приватизации, только около 6% сельскохозяйственных угодий находятся в рамках индивидуальных хозяйств, а свободная продажа земли еще вообще не разрешена. Некоторые территории (Северный Кавказ) привязаны к специфической родовой или семейной собственности на землю. Поэтому эти и другие проблемы по-прежнему благоприятствуют импорту продовольствия, что, в свою очередь, ведет к ограничению инвестиционного импорта. Однако не только в сельском хозяйстве, но и в других сферах импорт утрачивает свой исключительный характер. Создание соответствующей структуры импорта и современного национального производства есть только вопрос времени и может быть признано за долговременную задачу. Среди важнейших внешних факторов следует назвать отношения России с государствами, доминирующими на международной арене. В ближайшие десять лет сохранятся особые отношения по линии Россия—США. Дебаты на тему расширения НАТО показали необычайную осторожность части американского общественного мнения в отношении шагов, которые могут вызвать раздражение Москвы, а также, что неудивительно, склонность к ограничению стремлений некоторых малых стран, трактуемых как деликатная сфера жизненных интересов России. С этой точки зрения восточная политика европейских держав видится менее схематичной. Усилия Европейского союза понимаются в этом контексте исходя из опасения радикализации событий на территории России. Возможно, что малые государства ЕС будут заинтересованы в установлении прочных контактов с Россией с учетом позитивного опыта отношений с Советским Союзом. Создание общеамериканской интеграционной группы может сформировать некоторые направления сотрудничества отдельных латиноамериканских стран этого региона с Россией. В азиатской группе наибольшего сотрудничества с Россией — не только экономического, но и политического и культурного — следует ожидать в отношении Китая, Японии, Индии и других динамично развивающихся субъектов, таких как Южная Корея или Индонезия. Ликвидация многих сохранявшихся до сих пор предубеждений, комплексов, а также излишнего соперничества будет реальной только тогда, когда внутреннее устройство модернизирующихся государств не будет оказывать отрицательного воздействия на их внешнюю политику. При этом необходимо принять во внимание, что будущее сильное влияние сотен миллионов отсталых в своем развитии жителей азиатских стран может нарушить логику основных концепций мирового развития. 95

Определенный потенциал будущих шансов России содержится в ее отношениях со странами СНГ. Он зависит от того, насколько силам центра удастся избежать попыток воссоздания старых доминирующих политических структур по образцу колониальных Великобритании или Франции. Иначе говоря, если не дойдет до возобновления политического нажима и создания экономических импульсов для достижения неоимпериалистических целей, которые в действительности могут оказаться малореальны в условиях увлечения молодой государственностью и национального самомнения членов СНГ. Именно стратегическая политика должна сэкономить России большие финансовые расходы, не перечеркивая понятной и выгодной для всех интеграции по правилам, характерным для Западной Европы. Следует считаться (как обычно происходит в исторических процессах) с неожиданными событиями, отступлениями и поворотами. В итоге, однако, Россия должна побороть ненужную империалистическую ответственность за подчиненные ей недавно территории и ожидать от внешнего мира более выгодных (а не тормозящих) импульсов развития при условии последовательного проведения своих внутренних реформ. Никто, вероятно, не в состоянии определить теперь соответствующие пропорции между российской потребностью в сохранении специфических свойств своей самоопределенности и необходимости все более учитывать глобальные достижения цивилизации и приспособления их к своему внутреннему миру. Поэтому рациональной видится тактика постоянного совершенствования начатых реформ по мере нарастания теоретического и практического опыта. Существует уверенность, что время будет способствовать улучшению качества российских решений, а каждое десятилетие окажется некоторым шагом в направлении позитивных изменений, что возврат в сторону иррациональной экономики или к реализации столь же нерациональных политических программ будет невозможен. В экономической сфере основными проблемами России следует считать не только сельское хозяйство и систему поддержки его развития (до сих пор субвенцирование его сравнимо с Западной Европой, США и Японией), но и реструктуризацию и приватизацию промышленности, ее экспортную специализацию, контролирование привлекаемых иностранных инвестиций, использование ресурсов теневой экономики, формирование кадров менеджеров, стабилизацию хозяйственного права, создание современной сферы услуг (банки, связь, страхование, транспорт, общественная администрация, информатика и т. д.). В каждом из этих пластов может возникнуть прогресс, спо96

собствующий оптимизации стратегии развития, повышению эффективности текущих оперативных действий, хотя бы частичной ликвидации обюрокрачивания, коррупции и феодальных, восточных и коммунистических традиций. Многие обстоятельства говорят против оптимистических ожиданий в преодолении этих трудных барьеров. Однако существуют предпосылки, позволяющие делать и другие прогнозы. Наблюдаемое в течение ряда лет улучшение ситуации в России неслучайно. Значительная финансовая поддержка, усилия западной политики по стабилизации отношений с Россией свидетельствуют о том, как высок международный ранг этого государства, даже находящегося в фазе кризиса. Сохраняется заинтересованность больших и средних корпораций в российских рынках сбыта и инвестирования. Несмотря на общую критическую оценку, ищущие сенсаций «свободные» средства массовой информации, формирующие в каком-то смысле общественное мнение, избегают русофобских акцентов. Появившиеся небольшие столкновения с Украиной и Латвией по поводу русских меньшинств, с Европейским союзом — в связи с ситуацией в Югославии, с США — из-за Ирака и другие дипломатические конфликты (иногда достаточно острые) не влияют на суть этой атмосферы. Нельзя также признать случайными тенденции, которые выросли в основном на внутренней российской почве и имеют особо важное значение для создания в окончательном виде общественнополитических детерминант будущего места России в мировой цивилизации. В общем виде принципиальный вопрос заключается в ускорении образовательного и информационного прогресса, вовлекающего особенно молодое и среднее поколения россиян в орбиту современных, подлинно открытых миру знаний, комплексной ориентации и в результате — новой иерархии ценностей и интересов. Такого рода процессы будут с каждым годом усиливаться благодаря набранному темпу, принося, естественно, разного рода разочарования, однако способствуя качественной смене поколений (даже при наличии консервативных взглядов, достаточно распространенных в нынешней России: коммунистических, националистических, ортодоксальных, монархических, сепаратистских). Одними из труднейших и важнейших для определения характера будущей России являются проблемы подготовки общества к лучшему функционированию демократических правил развития. Здесь не следует рассчитывать ни на китайский тип (свободный эффективный рынок, изолированный от общественного мнения, особенно сельского, 97

слабо готового к выбору разумных, осмысленных политических решений), ни на способность быстрой адаптации западной модели (относительно зрелое распознавание партийных политических программ и индивидуальности высших руководителей, умение контролировать общественную администрацию, решительное противодействие крайностям). Общество, находящееся между двумя этими моделями, имеет, в принципе, только одну возможность: набираться политического опыта при постепенном отходе от реликтов прошлого и превращать функционирующую демократию в систему равновесия сил, соответствующую распространенному в мире цивилизованному типу развития. Важно, однако, подчеркнуть, что довольно много позитивного уже сделано в этом смысле в России. И следует предполагать, что в течение некоторого времени, возможно, нескольких десятилетий, здесь можно будет ожидать подлинных успехов, несмотря на возможные временные отклонения в сторону авторитарных привычек. Практика среднеразвитых обществ доказывает, что в отличие от отсталых популяций, готовых к дисциплинированному механическому подчинению директивам руководства, проведение существенных рыночных преобразований не может быть представлено без взаимодействия масс, без различных инициатив, без противодействия безапелляционным решениям, без критики ошибочных как крайне популистских, так и ортодоксально либеральных программ, без способности устранения с арены личностей, для которых собственные интересы перевешивают значение общего блага. Именно поэтому процесс российской демократизации требуется признать в качестве необходимого фактора будущей экономической эффективности реформированного государственного организма. Кроме того, общественные перемены в России будут направлены, несомненно, на уменьшение дифференциации доходов. Крайние формы этого явления и существование колоссального богатства рядом с нищетой в теперешнем виде являются не результатом разницы в результатах труда или способностей индивидов, а прежде всего следствием небывалого системного кризиса и хаоса 90-х гг. Отсюда строгий контроль за нелегальными доходами и повышение социальной заботы об интересах слабых должны стать важными направлениями нормализации российской экономической жизни. Развитие демократических свобод будет зависеть от глубины хозяйственных реформ, решений о темпе и структурных направлениях развития, пропорциях между инвестициями и потреблением, шансах повышения доходов бюджетов, лимитировании допустимой величины государственного долга. Следует предположить, что российское уме98

ние все подчинить решению сложных проблем уже в начале следующего столетия весьма импонирует мировому общественному мнению (если только события политического характера не спровоцируют очередных потрясений, отсрочивающих стабилизацию и динамизм развития). Одной из важных долговременных проблем Российской Федерации остаются межнациональные и этнические отношения. Россия есть и по-прежнему будет территорией многих смешанных популяций. Это дает и будет давать в будущем дополнительные выводы, но могут возникать и некоторые противоречия, а возможно, и опасные антагонизмы. Появлялись они и ранее — вспомним хотя бы русскокавказские, русско-татарские или русско-еврейские конфликты, происходившие на территориальном, экономическом, этническом или религиозном фоне. В нынешних условиях появились новые проблемы, такие как межгосударственная миграция по причине распада Советского Союза (около 25 млн россиян остались на территориях ныне суверенных республик, хотя много жителей Кавказа, Средней Азии и Прибалтики вернулись на историческую родину, не располагая при этом средствами экономической адаптации), усилилось в то же время стремление к развитию автономии или независимости, как в случае Чечни. Принимая во внимание сохраняющиеся аналогичные проблемы в значительно более стабильных обстоятельствах (баски, ирландцы, корсиканцы и т. д.), следует ожидать, что Россия должна будет пойти на серьезные уступки в децентрализации перед лицом регионального давления и, может быть, на признание в некоторых случаях почти полной независимости отдельных автономных республик. Не следует это трактовать как политическое поражение Москвы. Как раз наоборот. Согласие на независимость и отказ от субвенцирования зависимых территорий при отсутствии у них запасов нефти, алмазов или других природных богатств в конечном итоге должны принести российскому государству дополнительные плюсы. Это будет похоже на результат французской концессии Алжира, английские взаимоотношения с Индией, Пакистаном или Кенией, отношения голландцев с Индонезией. Речь идет не только о финансовых последствиях, но и о том, что такого типа решения должны стать переходом к равноправным взаимовыгодным связям, потому что дают шанс появлению новой, действительно добровольной атмосферы сотрудничества, главным образом, экономического и культурного, но также политического. 99

Касается это не только ожидаемого развития ситуации в рамках Российской Федерации. После периода вполне понятного взаимного недоверия и явных или скрытых претензий станет возможным урегулирование спорных вопросов между Россией и новыми странами— членами СНГ и соответствующего прогресса в сотрудничестве со странами Балтии или Центральной и Восточной Европы. Это может прозвучать парадоксально, но даже вступление Польши, Венгрии и Чехии в НАТО следует признать существенный стратегическим фактором нормализации и сотрудничества перечисленных государств с Россией. Поскольку безопасность, гарантированная мировой военнополитической системой, обеспечивает полную открытость и избавление от всяких подтекстов в поиске заинтересованными сторонами максимальных возможностей использования «свободных ниш» внешнего сотрудничества. Россия также располагает шансом быстрого развития активности в рамках движения «Партнерство ради мира» и в таком особенном международном институте, как «Совет НАТО— Россия». Итак, многие сегодняшние слабости России составляют потенциал ее будущих успехов. Разрыв с анахронизмом прошлой системы и идеологией так же, как и исключение огромных военных затрат для поддержания империи, позволяют задействовать резервы, до сих пор блокированные догматизмом руководителей или инерцией многомиллионных исполнителей. В свою очередь, внутренние преобразования несомненно должны не только привлечь иностранные капиталы и предпринимателей, но также серьезно изменить отношение международного общественного мнения к реформирующейся державе. Можно утверждать, что никакое европейское или связанное с Европой государство не располагает в перспективе такими многочисленными шансами ускоренного роста. Преодоление все еще сохраняющихся барьеров остается делом весьма сложным, по-прежнему со слабо определенными концепциями и действиями. Отсюда следует, что период ожидания значительных эффективных результатов не может быть краткосрочным. В качестве главных причин распада Советского Союза можно с уверенностью назвать колоссальное бремя вооружений и иных военных расходов, понесенных прямо или косвенно в ходе кампании по созданию тяжелой промышленности, существование значительной привилегированной военной касты. В XX в. бремя такого типа было уделом большинства государств мира, за исключением Японии с 1945 г. и нейтральных стран, в случае же СССР оно превышало границы общественно-экономической выносливости. В настоящее время 100

наблюдается сдержанность в политике расходов на средства массового поражения, что способствует позитивному подходу к дальнейшим переговорам о разоружении, в которых заинтересованы США — страна, которая накопила наибольший в мире арсенал уничтожения. Очевидно, нельзя отрицать и того, что самая обширная страна мира имеет право на обеспечение безопасности своих границ. Однако подобная аргументация не только выдвигалась, но и всегда преувеличенно использовалась. Интересы же поиска средств для развития государства требуют оперирования не столько теоретическими возможностями, сколько соответствующими действительности взвешенными оценками подлинных опасностей, если только верховная власть не ищет предлогов для усиления вооруженных сил в контексте внутренних политических расчетов. Такая ситуация в некоторой степени в России все же просматривается, однако вероятно, что по мере прогресса демократии и улучшения отношений с ведущими державами мира (США, ЕС, Китай) будущее десятилетие даст возможность сконцентрировать российскую стратегию в направлении повышения благосостояния народа, в частности, радикального уменьшения расточительного перевеса анахроничных целей военной экспансии над развитием. Важно подчеркнуть, что некоторые российские отрасли науки остаются все еще на самом высоком уровне в мире, тем более что коммунистический догматизм ХХ в. привел к серьезным ограничениям только в сфере гуманитарных исследований. Проблемой же остаются масштабы структурной асимметрии, затрудняющие или делающие невозможным использование ценных результатов фундаментальных наук в сфере прикладных. Нормализация внутренних отношений и усиление сотрудничества с заграницей в обозримом будущем повлияют на существенное элиминирование относительных диспропорций при условии, что ценные российские научно-исследовательские кадры получат необходимые средства существования и не будут вслед за многими выдающимися артистами и спортсменами стремиться к эмиграции. Демографические проблемы России в ХХ столетии, например, слишком высокий прирост нерусской популяции или слишком высокая, особенно среди мужчин, смертность, должны в наступающем десятилетии смягчиться по причине отделения среднеазиатских и кавказских республик, ожидаемого устранения резких проявлений экономического кризиса и действительной стабилизации миграционных потоков. Зато национальный вопрос, связанный со стремлением к развитию автономии или независимости, долгое время останется 101

трудным для решения по разным причинам. Рассчитывать можно только на то, что постепенно кристаллизующаяся общественная политическая культура федерации позволит избежать слишком острых (типа чеченского) антагонизмов и конфликтов. Под таким же углом зрения следует подходить к некоторым другим направлениям и аспектам российского будущего. Среди них на первое место выдвигается проблема темпа системной трансформации и других реформ, проведение которых составляет основное и необходимое условие экономического динамизма страны, столь щедро одаренной природными и людскими ресурсами. Динамизм этот, если будет достигнут, в свою очередь станет условием достижения Россией экономического уровня остальной Европы — сначала Центральной, затем и Западной. Можно утверждать, что появление приведенных в движение собственных стимулов развития при необходимой политической стабилизации должно привести к притоку иностранных финансовых средств и технологий. Однако этот вопрос не является простым в условиях общественной напряженности и различных партийно-политических программ. Существующее в конце столетия отношение мира к меняющейся России не является целостным: кроме элементов недоверия и уверенности в имеющихся шансах евразийской державы, существует и состояние ожидания. Психологическое обоснование этого — в запутанных потоках 200-летней истории быстрого перехода от своеобразного феодализма к так называемому коммунизму и от него — к своеобразному либерализму. Три раза в минувшем столетии (начало, нэп, последнее десятилетие) Россия предпринимала активные попытки строительства капитализма и после потери зависимых ранее территорий совершала очередную экспансию, чтобы в конце без труда согласиться на независимость 14 республик. Конечно, и другие державы этого мира в минувшем веке проявляли способности вести себя непоследовательно, если не иррационально, Россия же, однако, превзошла французские и английские «достижения» в этом вопросе. Следует признать, что отсталость значительной части российского общества и значительная интеграция его с населением покоренных азиатских территорий объективно определили отличия ситуации в России от ситуации колониальных западных метрополий. Такое наследство может отразиться на дальнейшей судьбе страны и процессах ее модернизации, означающих чрезмерный контраст между высокой культурой, опирающейся на сформированную элиту интеллигенции, и примитивными массами среднего и нижнего уровня, сохраняющими свой стиль жизни. Всеобщность современного образования и возмож102

ность задействовать молодое поколение в модернизированной экономике приведут к ощутимому практическому сближению с достижениями западного общества. Можно предположить, что обстоятельства, зависящие от точки зрения и поведения интеллигенции, от профессионализма политиков, от определенного качества средств массовой информации, могут ускорить перемены, которые существенно повысят в период кризиса престиж российского государства и ускорят взаимное согласие разных национальных и государственных субъектов. В первую очередь следует последовательно отходить от имперских мифов и программ — за этим процессом с беспокойством наблюдают другие державы, а также малые государства Европы и Азии. Тем более что реликты великодержавной политики России выступают не только на уровне общественного мнения. Похожее значение будет иметь способность общества устранить шансы партий и личностей, которые кризисный или посткризисный хаос хотели бы использовать для принятия авторитарных (если не диктаторских), изолирующих страну от Европы, решений во внутренней политике России. Кроме того, для повышения престижа страны на международной арене большое значение имеют достижения в сферах науки Наконец, будущее России — и близкое и далекое — зависит прежде всего от умения и усилий граждан. Эволюция или революция, мировой социально-экономический прогресс и уровень гармонии международных отношений будущего столетия не могут не влиять на судьбы страны. При всех прошлых и потенциально существующих факторах влияния России на ситуацию Польша не может не помнить о своем сильном воздействии на эволюцию российского мировоззрения и политики после 1956 г. Принципиальной проблемой российского долгосрочного будущего остается вопрос: какие политические силы, кадры будут в состоянии эффективно управлять огромным сложным государственным организмом в направлении развития общества. Россия — страна с мощными традициями патернализма, ее общественность и даже высокообразованный слой ищут и ожидают решений от главного лидера, который иногда может сильно зависеть от своего окружения. Здесь требуется учитывать фактор постепенности. Наивные представления многих западных наблюдателей, в том числе научных работников и политиков, проповедующих механический и быстрый перенос своей политико-экономической модели на российскую почву, 103

свидетельствуют об общем слабом чувстве понимания национальной особенности (вспомним, например, российское недоумение перед лицом польского нежелания принимать советскую систему). Это не отрицает принципиальных тенденций. Российская специфика особенно не препятствует развитию рыночной экономики. Проблемой остаются методы и темпы перехода к ней, а также связанные с ней общественные условия, зато сама цель — эффективная рыночная экономика — рисуется отчетливо, как и в случаях авторитарного Китая или ранее Японии и стран, более отдаленных от западной культуры, чем Россия. Поскольку эффективно функционирующая система свободного рынка определяет политические последствия, то перспективы России XXI в. в принципиальном смысле не вызывают сомнений. В рамках общего определения системы на российском фоне сохранятся ее многочисленные особенные черты — так же, как различаются рыночные экономики и демократии Западной Европы, Северной Америки и Японии. Россия, несомненно, будет отличной от трех столпов мировой экономики, от ситуации в странах Центральной Европы, Латинской Америки, Китая или Ближнего Востока, главным образом из-за психологических факторов. Переход России к трудной новой системе в течение еще длительного времени не будет с энтузиазмом поддерживаться частью общества. Массы пассивны, мало склонны к проявлению инициативы и мобильности. Они традиционно привыкли к коллективизму в большей степени, чем к индивидуальным усилиям, связанным с напряжением и риском, и с опасением будут наблюдать за происходящими переменами. Особенно, если энергичные реформаторы в достаточной мере не примут во внимание социальные потребности населения, приученного, правда, ко многим ограничениям, нерешительного, осторожного в протестах и все также активно используемого в манипуляциях кандидатов на власть и связанных с ними политических групп. На изменения в мировых отношениях могут оказать большое влияние структурные перемены или ускорение в некоторых странах и регионах и значительное замедление роста в других. Для России это может иметь различное значение, приводя, например, к изменению размеров получаемой иностранной помощи, к способности к инвестициям и в каждом случае побуждая к соответствующим изменениям в конкурентоспособности. В действительности это не означает, что новое поколение россиян, свободное от политического страха перед лицом власти, не будет в состоянии решиться на инновации и эффективное соревнование с внешним миром. Достижения российской элиты в сфере культуры, спорта и вооружений (парадоксально само сочетание 104

отраслей!), а также других наук показывают, что в благоприятных обстоятельствах возможности народа, расположенного на стыке Европы и Азии, могут импонировать всему миру. А.Ф. МОСКОВЦЕВ

Принципы современной экономики Рынок как мировоззренческий принцип

Современная российская общественно-экономическая реальность сложилась под определяющим действием идеи перехода к рынку и попыток на протяжении последнего десятилетия претворить эту идею в жизнь. Рынок вообще, как это изображается в теории, является чрезвычайно простой схемой или механизмом, в котором взаимодействуют спрос и предложение, приходящие в согласие на основе конкуренции и гибких цен. Однако в советско-российской жизни он приобрел значение принципа переустройства всей общественной действительности, стал символом демократии, эффективности и благосостояния. Уже советский опыт показал ошибочность и опасность насилия над действительностью, ее переустройства по известной идеологической матрице. Жизнь всегда оказывается богаче любой схемы, что прорывается наружу в бесконечно многообразных проявлениях — диспропорциях экономики, неэффективности, теневой экономической активности, инфляции и др. И все же очевидные уроки этого опыта оказались не усвоенными. И сегодня продолжение рыночных преобразований на уровне заявлений высшего руководства страны и в «глазах широкой общественности» продолжает оставаться синонимом прогресса. Еще более отчетливо обозначенная формула прогресса воспроизводится на страницах «демократической» прессы, формирующей широкое общественное мнение. Здесь описание современной российской реальности втискивается в прокрустово ложе схемы «рынок — не рынок». Утверждается, например, что поскольку 60—70% российского ВВП производится в частном секторе, то данный факт свидетельствует уже о победе рыночной экономики. В противовес приводится позиция, согласно которой российская экономика определяется как «квазирыночная». Поэтому главный лозунг момента видится в том, чтобы «в течение полутора лет превратить экономику из постсоциалистической и 105

квазирыночной в рыночную» [1, 1, 3]. Наконец, третья позиция уточняет стратегию «второй волны рыночных реформ» и сводит ее к «закреплению на уровне законов и государственного управления той экономической реальности, которую создало правительство Егора Гайдара» [2, 5]. Предполагается на данном этапе, когда «созданы основные механизмы, общие институты рыночной экономики», устранить «все перекосы» между политическим, экономическим и социальным уровнями развития общества, чтобы в результате, наконец, заработала «полноценная рыночная экономика» (О. Дерипаска) [3, 4]. Мы полагаем также, что необходимо твердо встать на почву существующей реальности, но при этом следует разобраться в этой реальности, а не пытаться мыслить ее с помощью готовых ярлыков. В рассмотренных выше позициях вопрос о реальности по сути вообще не возникает. Она предполагается заранее известной — «рыночной». Поэтому и дальнейшая «работа» с «назначенной реальностью» может состоять лишь в различных оценках степени ее развитости, полноценности. Некритическое отношение к реальности, догматизм мышления есть свойство идеологизированного общественного сознания. Подобный стиль мышления в лучшем случае способен произвести удачный «лозунг момента», обслуживать политические компании и известные групповые интересы. Как бы ни рисовались современное общество и господствующий в нем тип мышления, существенный вклад в их формирование вносят и должны вносить наука и система образования, в частности, высшего образования. И поэтому они несут ответственность за результаты этого процесса. Исконная задача науки — выполнять познавательную функцию, представлять действительность такой, какая она есть. Только опираясь на науку, можно получить картину всей действительности, а не удовлетворяться отдельными ее фрагментами, выдаваемыми за целое. Большинство новейших учебников для вузов по экономической теории по меньшей мере декларируют свою приверженность познанию общества и экономики. Лишь немногие авторитетные экономисты-теоретики подвергают сомнению эту приверженность. Например, Дж. Гэлбрейт на первое место ставит «инструментальную функцию» экономической теории, которая служит «насаждению полезных верований», в результате которых «принятое представление об экономике общества не совпадает с реальностью» [4, 30—35]. Попытаемся проанализировать, как обстоит дело с познавательной функцией экономической теории в действительности и в каком на106

правлении в свете этого следует развивать экономическое образование в вузах. Рынок как основной принцип экономической теории

Принципы в теории — ее самые общие (основные, первые) положения, которые принимаются в ней без доказательств, как само собой разумеющиеся. В иной терминологии — это допущения, постулаты, предположения и т. п. С помощью экономических принципов, во-первых, задается экономическая реальность, в теорию вводится эталон экономики, и вовторых, они позволяют сформулировать первые, самые абстрактные категории науки. Почему же нельзя обойтись без использования экономического эталона, без внесения тем самым в понятие экономической реальности элемента условности? Во-первых, никакой субъект не имеет непосредственного доступа к «живому» экономическому объекту во всем многообразии его проявлений в силу ограниченности своих практических и познавательных способностей. Поэтому границы, которые он проведет для «экономического предмета», зависят от его «ценностных суждений», а находящуюся в этих границах область «чистой» экономики точнее было бы назвать «квазиэкономикой» [5, 34—35]. Во-вторых, то, что мы называем экономикой (хозяйством) исторически развивается. На это, например, уже указывает кардинальное изменение содержания термина «экономика» в современности по сравнению с древними греками (Аристотелем). В-третьих, следует учитывать также взаимопроникновение экономической и социальной сфер. Экономика в своих развитых рыночных формах приобрела поистине всепроникающую способность: культура, спорт, религия, образование и др. начинают все больше функционировать с использованием рыночных механизмов. Поэтому «экономика» как особый сектор, выделенный изо всей общественной жизнедеятельности, сегодня просто не существует в реальности. Рыночный ренессанс в современности, с одной стороны, обусловлен реальными тенденциями общественного развития, а, с другой — находит идеологическое обоснование и пропагандируется господствующим вариантом экономической теории — «Экономикой» («Экономиксом»). Фундаментальные основы «Экономики» образует неоклассика, из которой в современную экономическую науку перешли специфический научный язык и аналитический инструментарий. 107

Если под классиками подразумевать «всех авторов ХIХ века, которые, начиная с А. Смита, выступали за экономическую свободу, против государственного вмешательства в экономику, выдвинув идею о том, что в обществе действуют "естественные, универсальные законы"» [6, 366], то, буквально, неоклассики — это те, кто воспринял и развил данную идею, положив ее в основание своих теорий. Отсюда становится ясно, какое место в неоклассической концепции должно занимать понятие рынка свободной (совершенной) конкуренции. Все достоинства рыночного механизма реализуются только в том случае, если существует свободная конкуренция [7, 74]. Этот рынок по сути замещает экономическую реальность, поскольку в его пространстве решаются все основные проблемы, рассматриваемые в неоклассике, — и оптимизация использования ресурсов, и распределение доходов, и принятие решений потребительского выбора и др. Продолжение дела неоклассики требует дальнейшего развития гипотезы «всеобъемлющей или универсальной рыночной системы» [8, 57]. В частности, распространение рынка на будущие (условные) блага и заполнение им областей «несуществования рынков». Наиболее радикальный из неоклассически «настроенных» экономистов — Ф.А. Хайек — попытался даже представить рынок в виде «гомогенного стандарта» для всех общественных институтов [9, 62]. «Расширенный порядок или общество», по Хайеку, создается, в конечном счете, в результате действия рыночной конкуренции [10, 16, 196, 262]. Таким образом, развертывание рыночного основания неоклассики имеет свои возможности, преимущества и пределы. Пределы эти очень точно зафиксировали критики неоклассики. Прежде всего, они обращают внимание на «крайнюю искусственность рыночной экономики» [11, 15], поскольку многие элементы экономики и общества по своей природе не являются и не могут быть рыночными. Поэтому если допустить, например, чтобы рыночный механизм целиком определял судьбу человеческих существ, естественной среды их обитания и управления стоимостью денег, то это приведет к гибели общества. И если общество решается на подобные действия (в силу их экономической эффективности), то оно должно выработать в связи с этим защитные механизмы — «мощную систему институтов, созданных для ограничения деятельности рынка применительно к труду, земле и деньгам». Следовательно, в самой развитой рыночной системе ее институциональная среда в значительной степени будет носить компенсирующий, противо-рыночный характер. 108

Другое направление критики неоклассики состоит в подчеркивании формализма, не реалистичности модели свободной конкуренции и связанных с ней теоретических построений. Корни формализации рассматриваемой теории состоят в универсализации локальной экономической формы за пределы естественных условий ее функционирования, искусственном отождествлении экономической реальности исключительно с рыночными формами. Это освобождает от необходимости специального анализа «живой» действительности. Достаточно двигаться только в рамках сконструированного предмета, а там, где они становятся узкими, просто «натянуть» рыночную форму на неудобный жизненный материал. Чтобы избежать формализации, любая развитая теория должна быть оснащена рефлексией над своими основаниями — принципами. Рассмотрение же «принципов, регулярно применяемых при формулировке и обосновании экономической теории» составляет содержание методологии в «непосредственном смысле слова» [12, 53]. Невнимание к методологии со стороны последователей неоклассики объясняет, на наш взгляд, наличие заметной тенденции к формализации неоклассической теории и основанной на ней «современной», «общепринятой», «популярной» экономической теории. Законченная формализация состояла бы в полном сосредоточении теории на самой себе, превращении ее в манипулирование категориями в соответствии с зафиксированными в исходных условиях правилами, выведении из них логически выверенных заключений, оттачивании «техники» анализа и т. п. Элементы подобного формализма имеют широкое распространение в современной экономической теории. Неоклассическая теория подвергается критике на протяжении многих десятилетий и оказалась способной в значительной мере ее освоить, «переварить». Из этой критики, в конечном счете, выросла современная западная экономическая наука. Общепринятая ее форма — теория неоклассического синтеза П. Самуэльсона, в которой экономическая реальность представляется в виде смешанной экономики. Смешанная экономика и многообразие экономических принципов

Постулирование смешанной экономики в качестве экономической реальности означает, что не удается описать ее, опираясь на один строгий принцип. Если неоклассика удовлетворительно объясняет определенную часть экономики, то для понимания других ее частей требуются совершенно иные теоретические подходы. В экономике существует по меньшей мере несколько несводимых друг к другу 109

качественно различных структур, для адекватного представления которых требуется не меньшее количество экономических принципов — «совокупности содержательных гипотез», «вычленяющих существенные черты сложной реальности» [13, 23, 24]. В формуле смешанной экономики П. Самуэльсона содержится три элемента, которые условно можно обозначить как «свободный рынок», «монополия» и «государство» [14, 38, 49]. По отношению к каждому из названных элементов и их месту в экономической системе в экономической науке развиты свои «содержательные гипотезы». Хотя попытки представить экономику в целом более однородной продолжаются, следует признать господство эклектики в этих представлениях. По удачному выражению В.М. Цветаева, «современная (…западная) экономическая наука представляет собой "мир теорий". Свойства этого мира теорий — нередуцируемое ни к какому единству методологическое разнообразие, междисциплинарность, неопределенность объекта, толерантность к разным идеям. Эти свойства делают невозможным объединить этот "мир теорий" в одну систему» [15, 767]. Еще более пессимистический взгляд на «мир экономических теорий» сформулировал гораздо раньше Й. Шумпетер, сравнивая этот мир прогрессирующих научных знаний, прежде всего, экономических, то с тропическим лесом, то с медициной [16, 254—255]. Стало почти «общим местом» принимать западные курсы экономикса за общую экономическую теорию. Имея ввиду основное назначение этих курсов — систематизацию имеющихся экономических знаний, — согласимся, что с данной своей функцией они в известной мере справляются. Однако при этом остается загадка: каким образом, выступая теорией рыночной экономики, подобные курсы могут считаться общей экономической теорией? С.Н. Булгаков для современной ему экономической науки предложил, чтобы уловить ее существенные черты, «брать политическую экономию не столько в том, что она в данный момент есть, сколько в том, чем она хочет быть, — в конечных ее заданиях» [17, 216]. Идеал общей экономической теории — дать понятие экономики вообще, в том числе и той, которая была в прошлом, и той, которая возможна и которой принадлежит будущее. Учитывая распространенность негативного отношения в современной экономической теории к нерыночным формам экономики, трудно ожидать на такой основе в ближайшей перспективе даже точной формулировки подобной стратегии. Хотя отдельные фрагменты 110

всеобщей экономики уже составляют ценный элемент общепринятой экономической теории, они погружены здесь в рыночное «поле». Термин «принципы» является популярным и в «старой» и в «новой» экономической науке. Однако его употребление не является строгим. И мы не считаем возможным требовать этого. Даже у классиков принципы рассматриваются в качестве основ науки, набора важнейших теорий, законов и категорий, позволяющих в сжатой, обозримой форме представить науку в целом. Здесь данный термин играет скорее методическую роль. Аналогичную методическую роль имеют принципы в новейшем учебнике Н.Г. Мэнкью «Принципы экономикс» (1999), который анонсируется как «учебник ХХI в.». В нем сформулированы десять принципов экономической теории, которые соединены в определенные группы — принципы принятия решений; принципы взаимодействия людей; принципы, характеризующие экономику в целом. Действительно, необходимо совершенствовать форму преподнесения экономических знаний, и Н.Г. Мэнкью сделал удачные находки в этом направлении. Подобного рода завоевания присутствуют и в 15-м издании «Экономики» П.А. Самуэльсона и В.Д. Нордхауза (1999). Однако для создания перспективного учебника по экономической теории имеет смысл также обсудить и иные проблемы: что значит преподавать общую экономическую теорию; какие содержательные элементы в ней обязательно должны быть в наличии; как модифицировать существующие уже учебники, чтобы они отвечали своему высокому предназначению; каким образом возможно обеспечить единство экономических знаний и др. Названные учебники (и некоторые другие) написаны энтузиастами преподавания экономической теории и отражают основной объем имеющихся экономических знаний. В то же время их нельзя просто «перенести» на российскую почву, имея в виду массовое экономическое образование в российских вузах. Во многих случаях (если не в большинстве) оно и ограничивается курсами экономической теории. Кроме того, принимая во внимание их сжатый объем, следует отбирать в них материал, ориентируясь на содержательные критерии, а не просто продолжать инерцию имеющихся курсов. Последние строятся с расчетом на преподнесение заданного «экономического массива» в качестве самоцели. Простым умножением экономических принципов фундаментальные проблемы преподавания экономической теории не решить. Не имея ясного и осмысленного образа всего объема экономической реальности, общая экономическая теория никогда не выполнит возло111

женной на нее миссии. Советский вариант политической экономии сознательно и более совершенным способом решал рассматриваемую задачу своими рубриками политэкономий социализма, капитализма, развивающихся стран, докапиталистического способа производства, общих категорий и законов. Современное экономическое мышление в реальном контексте

Многие современные учебники по экономической теории в качестве главной цели ее изучения выдвигают овладение так называемым экономическим мышлением. В широком смысле его содержанием может служить вся совокупность концепций, принципов, категорий и законов экономической науки, которыми необходимо овладеть в ходе ее изучения. В узком значении под экономическим мышлением понимается набор некоторых «наиболее полезных», «базисных», микроэкономических категорий, используемых в качестве аналитического инструментария для интерпретации не только экономических, но и широкого диапазона общественных проблем — политических, правовых, семейных, религиозных и др. Подобная объяснительная схема конструируется, как правило, в виде модели поведения человека, принимающего решения, делающего выбор. «Экономическая теория, — замечает в этой связи П. Хейне, — пытается объяснить социальные явления, предполагая, будто события складываются из множества отдельных актов выбора, совершаемых людьми» [18, 28]. При этом выбор людей основывается на калькуляции затрат и выгод, исчислении чистой выгоды. «Техника» такого анализа включает также ряд категорий, которые конкретизируют ситуацию выбора — спрос, предложение, сравнительные преимущества, альтернативная стоимость и др. Редукция многообразия экономических явлений к «базисному набору интеллектуальных инструментов» упрощает экономический анализ и решение проблемы овладения им. Экономика, превратившись в «технику мышления», становится действительно универсальной, не имеющей границ. Не надо больше ломать голову над тем, где находится собственно «экономическое пространство» — оно может быть везде, где есть человек, который при принятии своих решений руководствуется принципом максимизации выгоды. Постановка задачи овладения экономическим мышлением задает плодотворную ориентацию изучению экономической теории. При таком подходе снимается некоторая «одержимость» преподавателей этого предмета в привитии студентам навыков формального анализа. 112

Главным становится осмысленное использование полученных знаний для объяснения множества ситуаций общественной жизни. Однако сами «энтузиасты» экономического мышления видят его «предвзятость», то «искажение», которое вносят «применяемые экономистами методы и понятия» в изучаемую действительность. Ее понимание требует не только наличия «навыков формального анализа», но и «воображения, проницательности, знания текущих событий и ощущения перспективы» [18, 27, 702, 12]. Последнее обстоятельство показывает, что рассматриваемая «интеллектуальная техника» как таковая, не дотягивает до того, чтобы быть собственно мышлением. Ведь специфика мышления состоит в «свободной открытости миру» [19, 82], которая позволяет «присутствовать миру» и принять его таким как он есть. Экономическому же «образу мышления» соответствует скорее противоположная позиция по отношению к миру — он агрессивен («экономический империализм») и способен видеть его только похожим на самого себя, преобразовать по своему подобию. Если, например, «экономическая схема» будет развертываться в определенном социальном контексте, то она скорее потребует его соответствия себе, чем согласится на приспособление к нему. Так называемое «экономическое мышление» не знает своих границ и своего места в мире. Здесь используется искусственный язык, приспособленный для освоения особого рода пространства, которое можно назвать «экономическим» в относительном, условном смысле. Абстракции этого языка являются практически истинными только для «экономически устроенного общества», которое придает «слишком большое значение эффективности» [18, 18]. В системе ценностей людей рассматриваемого общества высшей является экономическая ценность — объем благ, находящихся в распоряжении человека. В реальной жизни — западной и российской — действует мощная тенденция в сторону экономизации общества. И в этом процессе формирование собственно «экономического мышления» является активной движущей силой. И если, наконец, рассматриваемая тенденция восторжествует, то все элементы общественной жизни окажутся точно исчислимыми с помощью экономической логики и экономических терминов. Подобная стилизация человеческой действительности, абстрактно говоря, возможна. Однако ее осуществление поставит под сомнение многообразие проявлений человеческой жизнедеятельности и культуры. Поэтому достижение «чисто» экономической продуктивности, определяемой по типу рассматриваемой схемы, отнюдь не является одновременно вершиной человеческой цивилизации и синонимом 113

общественного прогресса. Движение по этому пути встречает противодействие в виде контртенденций, самая заметная из которых — социализация экономики [20]. Следовательно, факты, свидетельствующие об экспансии экономической формы, должны быть дополнены другими фактами. Вопервых, происходящим «размягчением» — «софтизацией» — экономической реальности, которая проявляется, в частности, в изменениях в трудовой мотивации, когда экономическая необходимость утрачивает свою настоятельность. Во-вторых, развитием современного социального рыночного хозяйства, в котором требования экономической эффективности согласованы с интересами социальной сферы — морали, экологии и др. Экономическое мышление, если оно сводится к воспроизведению одной и той же мыслительной схемы, а не приспосабливается к многообразным жизненным контекстам, неизбежно утратит право называться мышлением вообще. Эмансипация от простой схемы экономического мышления и поведения произойдет при условии ее видоизменения с учетом разнообразия форм этого поведения: «экономического оппортунизма» (О. Уильямсон), «привычек», «правил», «норм», «ценностей» и пр., «ограниченности интеллектуального ресурса» (Г. Саймон) — всего того, что на языке современной науки чаще всего обобщается с помощью понятия «экономические институты». Экономическая теория не отказывается при этом от гипотезы рациональности экономического поведения вообще, но все больше ориентируется на формы «ограниченной» рациональности вместо схемы экономического «максимизатора». Развитие рассматриваемой позиции применительно к преподаванию экономической теории предполагает усиление ее социальноэкономического аспекта, интеграция с социологией и другими общественными науками. В специальных экономических вузах, на экономических специальностях в других вузах читаются разнообразные экономические курсы, в том числе и социально-экономические. Для технических и многих других специальностей все экономическое образование зачастую сводится к преподаванию экономикса. Подобное экономическое образование вряд ли можно назвать полноценным. Поэтому здесь особенно актуально дополнение указанного курса новыми элементами (национальная экономика, история экономики, экономическая социология и др.) и преобразование его. «Новая» экономика и ее принцип

Важнейшая задача экономической теории — «дать четкое объяснение современной экономики» [7, 40]. Проблематичность ее истол114

кования состоит в том, что современность находится в непрерывном движении и не представляет собой завершенной картины. При этом логично опираться на имеющиеся в ней элементы «высшей» экономической реальности — наиболее развитые экономические формы, которые при дальнейшем движении экономики получат полное развитие. В конечном счете, речь должна идти не только о современности как таковой, но и о конструкции экономической системы в целом. Современность «проливает» свет на целое экономики — в этом состоит основное методологическое значение ее изучения в курсе экономической теории. Мы здесь придерживаемся известной позиции, утверждающей, что наиболее простые (всеобщие) абстракции становятся практически истинными в условиях развитого целого и только здесь выясняется таковая их роль. Внимание к общеэкономическим элементам позволяет также иначе посмотреть на проблему: должна ли общая экономическая теория быть эклектичной или монистичной. Пока в ней властвует эклектика и анализ названных элементов не занимает должного места. Но только на основе подобного анализа возможно придать систематичность теории, получить целостное представление об экономической реальности. «Теория предмета, — замечает в этой связи В.С. Библер, — должна будет осознанно реализоваться как одно развитое его определение» [21, 199]. Зачастую «новая» экономика отождествляется с информационными технологиями и связанной с ними глобализацией экономики. «Так существует ли новая экономика? — Задаются вопросом авторы одной из многочисленных публикаций, посвященных этой теме. — Опрошенные нами аналитики крупнейших консалтинговых компаний утверждают: да. Явный избыток денег, стремящихся быть инвестированными в технологические компании, подтверждает, что в существование новой экономики верят финансовые структуры. Страх опоздать с пересадкой на этот поезд преследует преуспевающих производственников. Бум на фондовом рынке отражает веру в существование новой экономики рядовых граждан» [22]. Информационные технологии и культивирующие их организационно-экономические структуры, несомненно, будут прогрессировать и в дальнейшем. Однако встроенные в модель постиндустриального развития, которую демонстрируют США, они еще не гарантируют долговременного экономического развития. Во-первых, подобная модель строится на основе традиционных экономических структур — «экономических институтах капитализма», включая фондовый рынок. Во-вторых, она гораздо менее устойчива, чем даже используемая ны115

не экономическая модель. Об этом свидетельствует, например, нарастающая нестабильность американского фондового рынка и мировой финансовой системы. Не случайно поэтому рассматриваемая модель «новой» экономики часто называется «виртуальной» экономикой. Структурные элементы «новой» экономики и их композицию, на наш взгляд, удастся диагностировать, если при этом опираться на ее образующий принцип. Этот принцип мы определяем как принцип универсальной экономии. Только на такой основе поиски всеобщей экономики, которые имманентны общей экономической теории, достигнут своей цели. Действительная экономическая универсальность состоит в том, что все потенции «общества» при известных условиях могут стать продуктивными и служить повышению экономической эффективности. Совокупность названных условий мы обозначили как «социальная экономика» [20]. И теория, и практика уже систематически фиксируют и пытаются освоить возможности, которые предоставляет достижение обществом подобной ступени развития. В этом направлении, например, развиваются все исследования человеческого капитала, которые показывают, что происходившие в истории технические перевороты и, в частности, так называемая индустриальная революция, не состоялись бы без наращивания человеческого капитала. И растущие инвестиции в человеческий капитал определяют основной структурный сдвиг, происходящий в современной экономике. Исследования факторов экономического роста всякий раз наталкиваются на наличие «необъяснимого остатка», который составляет 50—80% прироста ВВП в развитых странах мира, тогда как только сравнительно небольшая доля этого прироста приходится на «чисто» ресурсные факторы — увеличение трудозатрат и капитала (Р. Солоу, Э. Денисони др.). Х. Лейбенстайн доказывает, что основным источником, продуцирующим этот «остаток» («Х-эффективность»), является мотивация [23, 494]. Все большее распространение получает анализ институциональных факторов экономического роста — «институциональной эффективности». В. Илларионов даже предпринял попытку дать количественную интерпретацию связи экономического роста и «экономической свободы», которая выступает обобщающей характеристикой специфических особенностей институциональной среды и измеряется с помощью «индекса экономической свободы» [24; 25]. А из концепции тран116

сакционных издержек (Р. Коуз, О. Уильямсон) вытекает эффективность не только либеральных институтов, но и возможность построения эффективных иерархических (плановых) структур. М. Портер своими исследованиями конкуренции также обосновывает, что в принципе все элементы общества могут быть продуктивными и служить повышению экономической эффективности [26, 355—475]. Экологические стандарты, например, вовсе не обязательно ведут к автоматическому увеличению издержек, а при правильном построении служат стимулом для их снижения. Таким образом, ориентация на принцип социальной экономики дает возможность придать современной экономической теории гораздо большую систематичность и провести проблему экономической эффективности через весь ее курс. Завершающие же его разделы должны показать, каким образом весьма далекие от «чистой» экономики социальные формы способствуют повышению эффективности, а экономические достижения служат человеку. *** Экономикс в современном виде может служить основой экономического образования в вузах, но в него необходимо внести новые элементы (социальные, культурные, национальные, исторические), сделать иные акценты (прежде всего придать познавательную направленность), добиться систематичности построения с помощью идеи социальной экономики. Литература 1. Российская газета. 2000. 6 июля. 2. Новопрудский С. Эффект осла. Россия на пороге второй волны реформ // Известия. 2000. 21 янв. 3. Известия. 2000. 10 марта. 4. Гэлбрейт Дж.К. Экономические теории и цели общества. М., 1979. 5. Дюмон Л. Homo aequalis. Жизнь и расцвет экономической идеологии. М., 2000. 6. История экономических учений: учебник / Под ред. М.Н. Рындиной и др. М., 1983. 7. Самуэльсон П., Нордхаус В. Экономика. М., 1997. 8. Эрроу Дж.К. Возможности и пределы рынка как механизма распределения // Тезис: теория и история экономических и социальных институтов и систем. 1993. Зима. 117

9. Хайек Ф. Познание, конкуренция, свобода. Антология сочинений. СПб., 1999. 10. Хайек Ф. Пагубная самонадеянность. Ошибки социализма. М., 1992. 11. Поланьи К. Саморегулирующийся рынок и фиктивные товары: труд, земля и деньги // Тезис: теория и история экономических и социальных институтов и систем. 1993. Весна. 12. Блауг М. Несложный урок экономической методологии // Тезис: теория и история экономических и социальных институтов и систем. 1994. 13. Фридмен М. Методология позитивной экономической науки // Тезис: теория и история экономических и социальных институтов и систем. 1994. 14. Самуэльсон П. Экономика. Т. 1. М., 1992. 15. Цветаев В.М. Послесловие русского редактора // Мэнкью Н.Г. Принципы экономикс. СПб., 1999. 16. Шумпетер Й. История экономического анализа // Истоки. М., 1989. 17. Булгаков С.Н. Философия хозяйства. М., 1990. 18. Хейне П. Экономический образ мышления. М., 1991. 19. Бибихин В.В. Язык философии. М., 1993. 20. Кирьянов В.И., Московцев А.Ф. Экономические основы социального развития // Вестн. Волг. ун-та. Сер. 5. Политика. Социология. Право. Волгоград, 1998. 21. Библер В.С. Мышление как творчество. М., 1975. 22. Аузан В., Шишкина М. Новая экономика // Эксперт. 2000. №20. 23. Лейбенстайн Х. Аллокативная эффективность в сравнении с «Х-эффективностью» // Теория фирмы. СПб., 1999. 24. Илларионов А. Экономическая свобода и благосостояние народов // Вопросы экономики. 2000. № 4. 25. Илларионов А. Как Россия потеряла ХХ столетие // Вопросы экономики. 2000. № 1. 26. Портер М. Конкуренция. М., 2000. Н.Д. ЕЛЕЦКИЙ

Социально-экономический строй России: переходное состояние или сформированная система колониальной зависимости? Сложность формационной и цивилизационной характеристики современного социально-экономического строя в России определяется 118

взаимодействием противоречий как собственной внутристрановой социальной трансформации, так и глобальных переходных процессов. Переплетение этих противоречий, взаимодействие разнонаправленных тенденций и, что самое главное, принципиальная качественная новизна возникающих социальных феноменов не позволяют дать однозначную оценку социально-экономического строя современной России в терминах обществоведческой парадигмы предшествующих эпох. Всякая попытка такой оценки неизбежно требует поправок, дополнений, оговорок, использования симбиозных понятий, поливариантности трактовок и т. д. Сказываются также неопределенность современной ситуации и возможностей ее развития, равнопорядковая вероятность различных вариантов эволюции, которые, однако, могут привести к существенно различающимся результатам. Теоретическая характеристика сложившейся социальноэкономической системы, по-видимому, невозможна без учета обстоятельств ее генезиса и современной роли в глобализирующемся мирохозяйственном механизме. Поэтому первый из предварительных вопросов — это вопрос о том, от чего к чему, от какого формационноцивилизационного состояния к какому эволюционирует социальная система России. Предшествующая система, имевшая официальную вывеску «социалистической», с научной точки зрения не может быть признана таковой, так как эта система не соответствовала критериям нового, посткапиталистического способа производства в аспектах как достигнутого уровня производительных сил, так и фактического содержания общественных (в том числе производственных) отношений. В то же время ей были присущи черты, отразившие влияние глобальных тенденций роста обобществления производства. Можно определить существовавшую систему как «антикапиталистический тоталитаризм» и отметить, что, во-первых, факт возникновения этой системы явился одним из симптомов цивилизационного кризиса капитализма, приближения его к предельным рубежам исторической эволюции; во-вторых, на базе аграрно-индустриальных производительных сил системный посткапиталистический переход невозможен в принципе и в России в частности; в-третьих, адекватная тоталитарному социуму командная экономика оказалась в целом менее эффективной, чем система регулируемого социально-ориентированного рыночного хозяйства («социализирующегося капитализма»), что и предопределило необходимость перехода от командной экономики к рынку современного типа. Однако переход к рынку — это не самоцель, а лишь одно из средств цивилизационной трансформации России. Серьезной ошиб119

кой явилось стремление создавать те или иные элементы рыночного хозяйства «любой ценой», без учета экономических и социальных издержек и в более широком плане — представление о рыночных преобразованиях или попытках их осуществления как о всеобъемлющей и самодостаточной цели. Несмотря на, казалось бы, очевидно выявившуюся несостоятельность подобных трактовок, они продолжают появляться и в настоящее время даже на страницах научных изданий («Собственно, ради появления инвесторов… и проводилась в стране приватизация, да и сами реформы» [1, 21].) По-видимому, достаточно ясно, что появление инвесторов и приватизированных предприятий, конкуренции и рыночной инфраструктуры все-таки не цель социально-экономических преобразований, а средства ее достижения; стратегической же целью является выход российского общества на новый цивилизационный уровень, адекватный процессам постиндустриальной и посткапиталистической трансформации в «точках роста» мировой цивилизации и обеспечивающий качественно более высокие показатели эффективности экономики, уровня и образа жизни, гуманизации и гармонизации общественных отношений. Второй вопрос, требующий предварительной характеристики, — это вопрос о том, как преобразования в России соотносятся с глобальными процессами, как они «вписываются» в эти процессы и каким образом определяется место России в системе мирового хозяйства в итоге происходящих изменений. События последних полутора десятилетий с очевидностью продемонстрировали, что современные формы процесса глобализации имеют для России в основном негативные последствия. Ведущие страны и ТНК не заинтересованы в появлениии в системе глобализирующегося рынка нового сильного конкурента, в связи с чем ими были предприняты и продолжают предприниматься действия по ослаблению экономического потенциала России, закреплению неконкурентоспособности значительной части российских предприятий, созданию препятствий для развития новейших отраслей постиндустриально-информационного комплекса, по усилению зависимости и колониально-сырьевой ориентации российской экономики. Хотя в формирующейся системе постиндустриального хозяйства ведущих стран приоритетная роль постепенно переходит к принципиально новым видам ресурсов информационного типа, однако сохраняется, а в некоторых аспектах и возрастает значение традиционных (и становящихся все более ограниченными) ресурсов. В этих условиях усиливается и значение контроля над географическими пространствами, где сосредоточены такого рода ресурсы, в частности, над все еще 120

обширными пространствами, сохраняющимися под юрисдикцией России. Разрушение командной системы управления при сохранении хозяйственного монополизма, стихийное формирование элементов рыночного хозяйства в условиях целенаправленных действий внешних сил по закреплению статуса российской экономики в качестве зависимого, колониально-сырьевого элемента мирового хозяйства привели к формированию гибридного социально-экономического строя с доминированием черт раннего криминально-компрадорского капитализма. Разграбление общественного богатства, инфляционная конфискация сбережений населения и криминально-номенклатурная приватизация явились неким аналогом процессов первоначального накопления капитала в Западной Европе. Преобладающий фон отношений «дикого» криминально-компрадорского капитализма содержит вкрапления бюрократизированного государственно-монополистического регулирования, финансово-олигархических методов обогащения и тенденций феодальной автаркии и натурализации хозяйства региональных экономических комплексов. За минувшее десятилетие при сокращении валовых показателей производства примерно вдвое объемы товарооборота между регионами—субъектами Российской Федерации уменьшились в среднем в пять раз. Сохраняются также некоторые реликты функционировавшей ранее системы социального обеспечения, однако их значение непрерывно уменьшается, особенно в связи с коммерциализацией сфер здравоохранения и образования. Продолжаются процессы консолидации нового господствующего эксплуататорского класса, ядро которого исходно составили представители номенклатурной бюрократии, «конвертировавшие власть в собственность», хозяйственные руководители, сумевшие захватить государственное имущество в ходе приватизации, и «авторитеты» криминального капитала. Особую прослойку в структуре господствующего класса составляют представители финансово-банковских кругов, которые в условиях отрыва и гипертрофированного преобладания финансово-спекулятивного сектора экономики над реальным взимают с общества «эмиссионную» и иные виды финансоводенежной ренты. По имеющимся оценкам, господствующий класс компрадорского криминалитета составляет 2—3% населения страны (а ключевые рычаги экономической и политической власти находятся в руках нескольких десятков олигархических семейств); 7—8% населения условно могут быть отнесены к «среднему классу» — в основном, это люди, так или иначе обслуживающие новых собственников и участвующие в сохранении системы их господства; функции же про121

изводительного труда выполняет эксплуатируемое большинство — порядка 90% населения страны. Уровень жизни людей, исполняющих функции производительного труда, за годы «реформ» существенно снизился, причем более 30% населения находится ниже официально установленной «черты бедности», а децильный разрыв значительно превышает не только соответствующие цифры по ведущим странам, но и считающиеся социально опасными показатели. Из сказанного с неизбежностью следует неоднозначность оценки существующих социально-экономических отношений по критерию того, являются ли они переходным образованием или же сложившейся, сформировавшейся в основном системой с явно выявившимся доминантным социальным качеством. Акцентировка данной оценки зависит от того, под углом зрения чьих интересов она дается. Если говорить о национально-государственных интересах России, то, разумеется, не только не завершен переход от командного к социально ориентированному рыночному хозяйству современного типа, но и по ряду ключевых параметров ныне существующая экономическая практика в еще меньшей степени соответствует признакам современного рынка, чем функционировавшая в позднесоветскую эпоху. «Дикий» криминальный капитализм содержит еще меньше признаков регулируемого, социально ориентированного, информационного и эффективно глобализирующегося рынка, чем командное хозяйство советского типа, а тем более модели восточноевропейского «рыночного социализма». В настоящее время более половины валового продукта присваивается нерыночными методами посредством различных криминально-коррупционных механизмов. Не осуществлен переход от надстроечно-бюрократически организованного «единого народнохозяйственного комплекса» к единому рыночному пространству, функционирующему в соответствии с экономическими закономерностями; не сформирована конкурентная рыночная среда и класс эффективных собственников. Количество рыночных хозяйствующих субъектов в России на порядок меньше соответствующих показателей по странам с сопоставимым экономическим потенциалом. Искусственно созданный класс собственников ориентирован преимущественно на хищнически-паразитическое расхищение природных ресурсов и общественного богатства, созданного трудом предшествующих поколений. Отрыв финансово-спекулятивного сектора экономики от реального усугубляется неестественным противопоставлением интересов жителей столицы государства и интересов подавляющего большинства населения остальной части страны; в рамках формально одного государства фактически существуют два различных социальноэкономических образования — страна Россия и «страна Москва». Не122

которые авторы уже рассуждают о разделенности этих «двух стран» как о само собой разумеющемся и чуть ли не официальном факте («по данным Регистрационной палаты при Министерстве юстиции РФ, на ноябрь 1999 г. зарегистрировано 432 предприятия с немецким участием в России и 735 предприятий в Москве; со 100%-ным немецким участием — 84 в России и 474 — в Москве; 12 филиалов немецких фирм — в России и 41 — в Москве» [1, 119]). Кроме того, в настоящее время в России лишь в начальной стадии находятся процессы перехода от аграрно-индустриального к постиндустриальному технологическому базису, от господства номенклатурной бюрократии к действительно демократическому обществу. Все перечисленные факты свидетельствуют о нерешенности задач системной трансформации общества и о переходном состоянии социально-экономического строя. Если же оценивать нынешнюю ситуацию с точки зрения интересов глобального финансового капитала, то существующие базисные и надстроечные отношения вполне можно охарактеризовать как сложившуюся, завершенную и достаточную социально-экономическую систему. Она вполне соответствует целям воспроизводства колониально-сырьевой ориентации и зависимого состояния российской экономики. В этом смысле существующие отношения собственности, классовая структура и система организации государственной власти весьма эффективны. Поскольку, кроме экспортоориентированных сырьевых отраслей, «прочие» элементы российской экономики вообще не нужны мировой финансовой олигархии, то в качестве вполне нормальных и даже желательных трактуются процессы катастрофического снижения жизненного уровня большинства населения, средней продолжительности жизни и даже вымирания населения. Сегодня главное и, по существу, единственное требование «золотого миллиарда» к России — это требование того, чтобы она «умерла тихо». Перспективы исчерпания русского этноса при сохранении существующих тенденций к 80—90-м гг. XXI в. представляются господствующим в мире силам чрезмерно отдаленными [2, 605]. Отсюда — действия по усугублению демографического кризиса и превращению его в необратимую катастрофу методами нагнетания военно-политической нестабильности, создания атмосферы неуверенности в завтрашнем дне, поддержки терроризма, сепаратизма и всех форм преступности, пропаганды бескультурья, бездуховности, антипатриотизма, интеллектуальной и нравственной деградации. Надо совершенно ясно отдавать себе отчет в том, что всякие попытки не только пресечения, но хотя бы ослабления тенденций разрушения российской экономики, государственности и в целом цивилизации вызыва123

ют и будут вызывать ожесточенное противодействие со стороны глобальной финансовой олигархии и ее «агентов влияния». Кардинальное изменение ситуации невозможно без восстановления национально-государственного суверенитета страны, что, в свою очередь, неизбежно требует ликвидации системы экономического, политического и идеологического господства криминальнокомпрадорской олигархии. Переориентация деятельности институтов государственной власти от защиты интересов олигархии на поддержку процессов постиндустриальной трансформации и формирования социального рыночного хозяйства способна содействовать и оптимальной интеграции в глобализирующийся хозяйственный механизм. У России все еще, несмотря на все усилия псевдореформаторов, сохраняется возможность успешного участия в конкурентной борьбе на рынках современных технологий, причем, по имеющимся оценкам, в секторах, охватывающих не менее четверти этих рынков, Россия сохраняет или может быстро восстановить приоритетные позиции. На ранних этапах посттоталитарной эволюции переходные трансформационные процессы и воспроизводство сложившейся системы колониально-сырьевой экономики могут сосуществовать, хотя противоречия между ними очевидны, что и проявилось в социальнополитических конфликтах и кризисах 90-х гг. Однако дальнейшая эволюция российского общества с неизбежностью приведет к преобладанию одной и к ограничению, а затем и к преодолению другой тенденции. В связи с этим следует учитывать высокий социальный динамизм современного мира, значительное возрастание роли факторов сознательного управляющего воздействия на развитие общественных процессов, что становится особенно важным в условиях равнопорядковости объективных возможностей реализации различных альтернатив эволюции общества. Популярный в зарубежной литературе последних десятилетий мотив «отставшие отстали навсегда» отражает, скорее, желания его авторов, чем действительность, о чем убедительно свидетельствует динамичное развитие новых индустриальных стран и Китая. Глобальная постиндустриальная трансформация находится на самых начальных этапах своего развития, и возможны самые неожиданные варианты дальнейшей реализации ее потенциала; в нелинейном мире «постмодерна» возникают неизвестные ранее формы и направления достижения цивилизационных приоритетов, принципиально меняется роль «постматериальных» ценностей и т. д. Необходим лишь безусловный отказ от навязываемого извне отождествления понятия «реформы» с разрушением российской цивилизации. 124

Литература 1. Политэконом. 2000. № 2. 2. Хорев Б.С. Вхождение России в мировой рынок на правах зависимой периферии и его последствия // Экономическая теория на пороге XXI века—3 / Под ред. Ю.М. Осипова, Е.С. Зотовой. М., 2000. А.К. ПОПОВ, В.И. ЮРТАЕВ

Российский проект глобализации Две парадигмы глобализации

На рубеже тысячелетий новым направлением международного развития стала глобализация. Считается, что XXI в. будет веком глобализации, веком слияния национальных хозяйств отдельных стран в единое целое. Глобализация захватывает самые удаленные уголки нашей планеты, независимо от суверенитетов государств и типов политических режимов. Глобализация проявляется трояко — как объективная тенденция в мировом сообществе, как международный проект и как концепция. Обычно, когда говорят о глобализации как проекте, то молчаливо предполагают, что это однополярная глобализация в рамках «нового мирового порядка» под эгидой США. Однако существует альтернативный проект многополярной глобализации, в котором могут сотрудничать на равных не только страны «семерки», но и страны Евразии, такие как Китай, Россия, Индия, Иран, страны других континентов. Таким образом, можно говорить о двух направлениях, или тенденциях глобализации13. Либералы считают, что глобализация возможна только в рамках однополярного мира при нарушенном в одну сторону балансе сил и при торжестве либеральных демократических ценностей в качестве мирового идеологического стандарта. Либеральные

13

О двух тенденциях развития современной военно-политической обстановки в мире говорилось, в частности, в проекте военной доктрины России: «Состояние и перспективы развития современной военно-политической обстановки определяются противоборством двух тенденций: с одной стороны, к утверждению однополюсного мира, основанного на доминировании одной сверхдержавы, военно-силовом решении ключевых проблем мировой политики, с другой — к формированию многополюсного мира, основанного на равноправии народов и наций, учете и обеспечении баланса национальных интересов государств, реализации основополагающих норм международного права» [1]. 125

идеологи типа З. Бжезинского обосновывают такие постулаты глобализации, как • кризис и устаревание самого института государства; • неизбежность вестернизации мира, обретения им «прогрессивной» цивилизационной формы мироустройства; • «демократическая» однополярность как предпочтительный способ организации международного сообщества. В результате реализации такого проекта фактически, хотя и не слишком открыто, создается глобальная американская империя. Эту тенденцию можно назвать моноцентричной глобализацией. В то же время, существует глобализация иного рода, протекающая в современном мире, который при всем желании трудно назвать однополярным при наличии определенного баланса сил и развитии государств на основе их собственных национальных религиознокультурных ценностей. Это направление, или тенденцию, глобализации можно назвать полицентричной глобализацией. В нем отражаются реальный плюрализм и равноправие исторических государственных, религиозных, национальных, культурных и цивилизационных форм развития как отдельных стран, так и их объединений на международной арене. Каждый полюс, или центр глобализации, сопряжен как с силовой, так и с цивилизационной составляющей. В то время как процесс полицентричной глобализации протекает в естественных мирных формах международного сотрудничества, моноцентричная глобализация всегда связана с гегемонизмом, применением двойной морали и двойных стандартов в отношениях между странами. Она представляет собой реализацию стремления «высокоразвитых цивилизаций, в первую очередь западной, взять под свой контроль мировое развитие и усилить эксплуатацию природных и социальных ресурсов менее развитых стран и цивилизаций». Это вызывает «активное сопротивление последних», «инициирует обострение международных отношений в ряде регионов на фоне усиливающегося противостояния цивилизаций» [2, 241]. Глобализация возникла на фоне объективных тенденций укрепления международных политических, культурных, экономических, финансовых, информационных, технических и иных связей между государствами на различных уровнях. Глобализация означает не только интернационализацию связей, но и создание глобальной целостности, когда каждый ее элемент превращается в орган мирового организма. К очевидным тенденциям или явлениям глобализации относятся:

126

• массовое возникновение и функционирование транснациональных корпораций (ТНК); • массовое возникновение неправительственных организаций, фондов, фирм и лиц, имеющих и отстаивающих собственные внешнеполитические интересы; • ослабление таможенных барьеров, резкое нарастание транснациональных потоков капиталов, услуг, товаров, человеческих ресурсов; • создание транснациональной мировой сети перевозок, транспортировки газа, нефти, передачи электроэнергии; • создание и повышение роли межгосударственных институтов как регуляторов не только политических (ООН), но и экономических (МВФ, ВБ, ВТО) отношений; • создание мировой информационной сети Интернет и ее использование в политических, коммерческих, культурных, информационных целях, мировой доступ к западным телевизионным каналам, таким как «Си Эн Эн»; • пропаганда американского образа жизни и массовой культуры как мирового стандарта; • пропаганда концепций глобалистики Римского клуба; • экспорт идеологии открытого общества Поппера—Сороса, создание обеспечивающей сети фондов Сороса; • пропаганда и насаждение либерально-демократической политической модели государства как мирового стандарта; • внедрение концепции ограниченного суверенитета и избирательной легитимности. Часть из отмеченных явлений и тенденций относится только к моноцентричной глобализации. Реализуемый в ее рамках проект монополярной глобализации означает новую эпоху колониальных завоеваний и передела мира, когда одним из главных орудий стали транснациональные корпорации (ТНК). Они зародились в ходе Второй мировой войны. Их основу составили американские монополистические объединения, шагнувшие в то время в мир вместе с продвижением армии США в Японию, Западную Европу, ЮгоВосточную Азию. К американским монополиям в надежде на крупные прибыли стали подключаться компании других западных стран. В 1998 г. 74 из 200 самых весомых ТНК были под американским флагом. На их долю приходилось 36,5% всего оборота подобных корпораций при 52,7% прибылей. Из 50 крупнейших компаний мира штабквартиры 33 из них находились в США. Они владели 71,8% всех ко127

тирующихся на бирже акций. В абсолютных цифрах это составляло без малого 5 трлн дол. Таким образом, в последней трети XX в. американские ТНК бросили вызов всему миру. Ответом на американский вызов стало ускоренное объединение западноевропейских промышленных и финансовых групп. В результате серии многочисленных слияний произошло сокращение не только числа крупных монополий, действующих на мировом рынке, но и числа стран, делящих мировой экономический пирог. На долю пяти стран — США, Японии, Великобритании, Германии и Франции — к 2000 г. приходилось 90% первых двухсот промышленных и финансовых компаний. С информационно-технологической революцией, созданием мировых средств связи, таких как Интернет, на международный рынок вместе с ТНК вышли и финансовые группы. Переброска огромных финансовых капиталов из одного места планеты в другое стала минутным делом. Финансисты начали не только обслуживать транснациональные корпорации, действующие в сфере производства, но и сами играть свою игру на мировом финансовом рынке. Спекулируя на финансовых рынках, они выделились в самостоятельную финансовую отрасль мировой экономики, приобретая все больший экономический вес. Появилась практически замкнутая в себе сфера мирового финансового капитала, которую некоторые назвали финансомикой. Возникла уникальная ситуация, так долго ожидаемая ростовщиками: деньги, минуя товарную стадию, стали сами себя воспроизводить по схеме «деньги — деньги» вместо классической «деньги — товар — деньги». Теперь во многих отношениях реальная экономика за мировым финансовым капиталом не стоит. Сложилась своего рода мировая финансовая пирамида, готовая в любой момент лопнуть, вызвав цепной мировой экономический кризис. Концепция моноцентричной глобализации

Проект однополярной глобализации возник не из воздуха. Исторически он оказался тесно связан с рядом концепций, таких как концепция глобалистики Римского клуба, открытого общества Поппера— Сороса и монетаризма МВФ. Концепция глобалистики как нового научного направления, как идея моделирования всеземных, глобальных проблем возникла в начале 70-х гг. Тогда же была заново сформулирована глобальная концепция мира. В общих чертах она звучала так. В 60-е гг. человечество впервые взглянуло на Землю из космоса, восприняло ее целиком и ощутило ее своим собственным общим до128

мом. Нашу планету стали сравнивать (вслед за Циолковским) с космическим кораблем, несущим на борту миллиарды землянкосмонавтов. Люди почувствовали свою общность и взаимозависимость, а также ограниченность возможностей и ресурсов Земли. Бурное развитие научно-технической революции, которое вывело человека в космос, породило множество проблем и опасностей для самой жизни на земле, проблем загрязнения так называемой окружающей среды и уничтожения всего живого в результате ядерной войны. Изучение и решение этих глобальных проблем требуют объединенных усилий всего человечества. Первые усилия на этом пути были связаны с деятельностью Римского клуба, движением глобалистов. В его состав (около сотни человек) под руководством А. Печчеи вошли многие известные государственные, общественные и научные деятели из различных стран мира, такие как Беатриса, королева Нидерландов, Горбачев, Примаков, Гвишиани, Капица, Айтматов, Патон, Вайцзекер, Гавел, Картер, Майор, Столтенберг, Крайский, Янч. Это движение, начиная с 70-х гг., времени основания Клуба, прошло пять этапов. На первом этапе, в котором принимали участие и советские ученые, усиленно развивалось компьютерное моделирование глобальных процессов. Так возникли нашумевшие на весь мир доклады Римскому клубу «Пределы роста» (1972) и «Человечество на перепутье» (1974), которые ставили своей задачей привлечь к проблемам окружающей среды мировое общественное мнение. В 1977 г. в Москве была организована встреча членов Клуба с представителями советской научной общественности, на которой обсуждался доклад «Человечество на перепутье». Важно было вовлечь и наших ученых и общественность в круг современных идей и намерений по глобализации. Главным в этих докладах было не научное содержание, а их политические выводы: производственный рост западных стран скоро прекратится в связи с катастрофически быстрым истощением ресурсов и загрязнением окружающей среды. И вместе с этим падением темпов роста рухнет благосостояние Запада, уровень его потребления. Для того, чтобы предотвратить этот спад, предлагалось установить в той или иной форме мировой порядок контроля за использованием и потреблением ресурсов. В дальнейшем выяснилось, что эти выводы не были научно обоснованны. Как отмечал сам основатель и президент Римского клуба Печчеи, адекватность моделей для Клуба была второстепенна. Соавтор второго доклада Пестель признавал, что «еще во время обсужде129

ния “Пределов роста” мы с Печчеи пришли к выводу о том, что природные пределы вряд ли когда-нибудь будут достигнуты». Но дело было сделано. «Мировая общественность» заострилась на экологических проблемах. Тем более что ей наглядно показали трудности жизни с помощью так называемого «энергетического кризиса» 1973 г. Второй этап глобализации мирового общественного мнения и сознания относится к концу 70-х гг., когда глобальная проблематика была сформулирована уже в виде конкретных пределов и конкретных угроз: нефти осталось на 50 лет, лесов — на 50 лет, Антарктида растает через 70 лет, массовый голод начнется через 40 лет и т. п. Именно в это время в оборот вводятся такие идеологемы, как «пределы», «выживание человечества» и, наконец, «устойчивое общество» и «устойчивое развитие», которые у нас были озвучены через 20 лет в виде «стабилизации» и «стабильного общества». К 70-м гг. относится и нагнетание антикоммунистической истерии, связанной с именами советских диссидентов. Ставится задача разрушения СССР как некоторого препятствия на пути глобального контроля для включения его на однородных «общечеловеческих», а не на «красных» основаниях в колесницу мирового прогресса. Третий этап формулирования проблем глобалистики как формы общественного сознания пришелся на конец 80-х гг. В это время ставится проблема формирования с помощью глобалистики новой интеллектуальной элиты для создания психократического нового мирового порядка. Глобалистика становится новой мировой идеологией, а ее носителями — указанная элита, избранные интеллектуалы, разделяющие общее понимание всех проблем. Складывается новая глобальная модель. Ее главным принципом провозглашается устойчивое развитие для сохранения окружающей среды для сегодняшнего и будущего человечества. Высшей ценностью становится не человек, а ресурсы, природа, ради сохранения которой готовы пожертвовать — «сократить» — миллиардами «лишних» человеческих жизней. Создатель Римского клуба А. Печчеи в качестве главной проблемы глобализации поставил все ту же старую проблему создания «нового человека», гомункулуса «нового мирового порядка»: «Решение всех проблем должно исходить из изменения самого человека, его внутренней сущности». Его книга так и называется «Человеческие качества», хотя в ней он говорит о себе, о Римском клубе, о докладах Римскому клубу, ставит шесть целей для человечества, наконец, говорит и о человеческой революции. Он ведет речь о спасении человека, но уже в буквальном смысле — от смертельной опасности экологическо130

го кризиса или ядерной войны. Ключ «к спасению заложен в нем самом, в его собственной внутренней трансформации» [3, 211]. Печчеи провозглашает «новый революционный гуманизм», как будто прежний гуманизм Просвещения не был новым и не был революционным. Но ему важно придать своим идеям видимость новизны. На пути достижения мировых целей, по Печчеи, стоят государственный суверенитет и саморазмножающееся и самостоятельное население планеты, живущее в суверенных государствах. Поэтому провозглашается — все государственные суверенитеты должны быть разрушены, а их жители поставлены под контроль сети международных структур, действующих под эгидой ООН или НАТО с правом санкций против нарушителей мировой стабильности. И вот мы уже видели исполнение этих проектов в американской операции «Буря в пустыне» и в югославской войне. Этот вариант прямого мирового контроля дополняется вторым вариантом обеспечения устойчивого развития за счет транснациональных компаний, о которых мы уже говорили. Их первейшей задачей становится не производство, а контроль над мировыми демографическими процессами и использованием природных ресурсов, преобразование нынешней системы государств в мировое сообщество, управляемое мировой элитой. С развитием транснациональных корпораций и транснациональных банков связывается реализация концепции универсального космополитизма, или мирового гражданства. Глобалистские идеологемы и проекты давно пришли в Россию и насаждаются в ней. Так, в Министерстве экологии в середине 90-х гг. были предприняты первые шаги по реализации программы глобализации для России. В Совете Федерации еще в октябре 1995 г. по проблеме экологии заслушивалась концепция Минэкологии, согласно которой «никакая экономическая, политическая, социальная, национальная целесообразность не может быть принята в расчет, тем более реализована, если это ухудшает среду обитания людей. Необходимо утвердить примат экологии над политикой, экономикой, национальными отношениями и прочими ценностями современной цивилизации». Эти варианты глобального устойчивого развития реализуются в настоящее время в России в виде планов ее конфедерализации, различных проектов и фондов, прежде всего по экологии. В экологическую проблематику и научное мифотворчество вовлечены силы многих, еще работающих, научных институтов России, в сознание широких масс внедрены многочисленные экологические 131

мифы и фобии. «Экологический императив» стал сильной и удобной дубинкой, эффективным средством достижения определенных целей мирового господства. С борьбой за космос связан четвертый этап глобалистики, когда на рубеже 90-х гг. во всех развитых странах мира произошла переоценка роли, места и значимости космоса в современной и будущей жизни человечества. Во-первых, околоземное космическое пространство вместе с размещенными в нем космическими объектами и проводимыми с их помощью операциями превратилось в одну из важных отраслей мирового хозяйства. В связи с освоением и эксплуатацией космоса происходит активное развитие технологий малого аппаратостроения, новых информационных технологий, более эффективных средств энергоснабжения. В то же время к лидерам космоса — России и США — присоединяются и другие страны. Наблюдается бурный рост космического потенциала стран Западной Европы, Китая, Японии, Индии и др. Поэтому космическое пространство стало сферой столкновения национальных экономических интересов ведущих стран мира, прежде всего, России и США. Во-вторых, космос стал все больше использоваться в военных целях, что было показано во время бомбардировок Югославии странами НАТО. Отсюда особое значение приобретает глобализация космического проекта. Пятый этап развития концепции глобалистики совпал с публикацией на русском языке в 1997 г. нашумевшей книги З. Бжезинского [4]. В ней получила кристаллизованное очертание «стеклянная пирамида» концепции однополярной глобализации, которая вырабатывалась последние 10 лет членами Трехсторонней комиссии Д. Рокфеллером, Г. Киссинджером, Р. Пайпсом и, наконец, самим З. Бжезинским. Последний утверждает американское глобальное превосходство в XXI в. и формулирует принципы американской внешней политики, направленные на его закрепление. «Демократическим плацдармом» для наступления на весь мир Бжезинский провозглашает страны «семерки» со своим боевым острием НАТО, направленным строго на Восток, в Евразию. Первым объектом наступления является поверженная Россия. По мнению Бжезинского, сложилась неоверсальская система: «1. Впервые в истории одно единственное государство является мировой силой, правящей миром. 2. Впервые в истории неевразийское государство является в глобальном масштабе доминирующей силой в мире. 3. Впервые в истории центральная геополити-

132

ческая арена нашего земного шара — Евразия — находится в подчинении неевразийского государства». Развивая свою идею неоверсальской системы, Бжезинский показывает «иллюзорность» претензий Москвы на партнерство с США и решительно заявляет от лица правительства США: «Американское партнерство с Россией не существует и существовать не может. Россия не является партнером США, Россия — клиент США. Россия не может претендовать на роль сверхдержавы, она была побеждена Соединенными Штатами. Когда мы используем выражение “партнерство”, мы имеем в виду “равенство”. Россия же теперь побежденная страна. Политический реализм начинается с правильной оценки политической реальности, а политическая реальность сегодня такова, что Россия — побежденная страна. После 70 лет коммунизма она была повержена в титанической схватке, и сказать, что это был Советский Союз, а не Россия, который был побежден, не что иное, как бегство от политической реальности. Советский Союз был исторической Россией, называемой Советским Союзом. Россия бросила вызов США и была побеждена. Теперь Россия может существовать только как клиент США. Претендовать на что-то иное является беспочвенной иллюзией» [5] В самой книге автор прямо заявляет: «Для Америки Россия слишком слаба, чтобы быть ее партнером, но, как и прежде, слишком сильна, чтобы быть просто ее пациентом. Более вероятна ситуация, при которой Россия станет проблемой, если Америка не разработает позицию, с помощью которой ей удастся убедить русских, что наилучший выбор для их страны — это усиление органических связей с трансатлантической Европой» [4, 143]. Эту идею он последовательно раскрывает в своей теории геополитической «черной дыры», возникшей будто бы на месте поверженной России. По Бжезинскому, долгосрочная геополитическая задача по отношению к России заключается в том, чтобы «не допустить возрождения вновь евразийской империи, которая способна помешать осуществлению американской геостратегической цели формирования более крупной евроатлантической системы, с которой в будущем Россия могла бы быть прочно и надежно связана». Ключом к решению этой проблемы является недопущение союза России с Украиной, конфедерализация России (Европейская Россия, Сибирская и Дальневосточная республики), сталкивание России с исламскими государствами, Китаем и Японией и, наконец, разжигание вялотлеющих конфликтов в «Евразийских Балканах». Под ними Бжезинский подразумевает соб-

133

ственно Балканы, страны Средней и части Южной Азии, района Персидского залива и Ближнего Востока. А далее Бжезинский смело ставит на место Китай, отводя ему участь региональной державы в противовес мировой морской державе Японии. Шлифуя свою парадигму однополярной глобализации, Бжезинский выступил весной 2000 г. с лекцией «О сотрудничестве и конфликтах в XXI веке». Ее он начал с того, что провозгласил как догмат: «США после СССР — единственная супердержава в мире. И ни с кем этой ролью при жизни нынешнего поколения делиться не намерены». Для этого у Штатов имеются четыре основания: военная сила, экономика, технологический потенциал, культурно-информационное поле. Вокруг этой парадигмы моноглобализации в основном и ведут дебаты современные политики и политтехнологи, в том числе российские. Как и раньше, утверждается «дилемма одной альтернативы»: «иного не дано». Однако данная парадигма опровергается самим ходом истории, которая не приемлет этой утопии. Проект однополярной глобализации и его первые плоды

Для организаторов «нового мирового порядка» однополярная глобализация как проект стала, можно сказать, новой религией, новым «общим делом» на благо всего человечества. Для его реализации уже созданы соответствующие глобалистские структуры. Одной из новейших структур является Мировой форум (1995). Кроме того, к ним относятся Совет по международным отношениям (1921), Бильдербергский клуб (1954) и Трехсторонняя комиссия (1973). В задачи проекта входит реализация «нового мирового порядка», который сменит сложившуюся структуру власти в мире за время обозримого «исторического переходного периода» от примата христианской цивилизации к новой глобальной цивилизации «неоязыческих кочевников». В области мировой экономики проект однополярной глобализации, помимо упоминавшихся ТНК, осуществляют такие финансовые и торговые структуры, как Мировой валютный фонд (МВФ), Всемирный банк (ВБ), Банк международных расчетов (БМР), Лондонский клуб (ЛК), Парижский клуб (ПК), Давосский форум (ДФ), Всемирная торговая организация (ВТО). Все они находятся под контролем упоминавшихся выше структур: Трехсторонней комиссии, Мирового форума и др. Кроме того, чтобы диктовать миру условия игры, транснациональные корпорации создали свои координационные центры. Это организация «Трансатлантический бизнес-диалог» и Международная торговая палата. Национальные правительства все больше утрачивают 134

возможность контролировать процессы, происходящие не только в мировой экономике, но и в своей национальной экономике, которая была открыта для вторжения мирового финансового рынка в результате деятельности упомянутых структур, прежде всего, МВФ и ВБ. Последними плодами реализации проекта однополярной глобализации стал близкий к однополярному мир при гегемонии США и НАТО, бомбардировка и развал Югославии, несколько мировых финансовых кризисов, которые «асфальтировали» экономику многих стран для вторжения в них международного финансового капитала и установления компрадорских неоколониальных режимов. В 2000 г. глобализация вышла на новую спираль развития, пройдя с 60-х гг. сравнительно короткую эволюцию. Другими плодами проекта однополярной глобализации стали резкое усиление социального неравенства и создание системы мирового голода. В то время как мировое производство сельскохозяйственной продукции составляет 110% потребностей человечества, ежегодно от голода умирают 30 млн человек, более 80 млн недоедают. В 1960 г. доход 20% наиболее состоятельных людей планеты был в 30 раз выше, чем у 20% самых бедных. Сегодня он в 82 раза больше! Из 6 млрд землян только 500 млн живут в достатке, остальные 5,5 млрд бедствуют. Мир стоит на голове. Диспропорция между богатством и бедностью растет не только между странами. В самой богатой стране мира — США — в 1989— 1994 гг. в бедности жили 19% населения. Для сравнения: в Японии — 12%, в Западной Европе — 8%. Если в начале века директор американской фирмы получал в 20—30 раз больше, чем рабочий, то теперь этот разрыв составляет уже 200—300 раз. Но и директорская зарплата ничто по сравнению с тем, что может заработать на бирже в считанные минуты ловкий спекулянт. Зародился «новый апартеид» с очень немногими привилегированными и всеми остальными. Пример России с кучкой олигархов и 30% населения, живущего в бедности, — наглядная иллюстрация происходящего. Но если для нашего народа это в новинку, то в странах, не живших при социализме, — это привычная картина. Еще одной группой зрелых плодов начавшейся однополярной глобализации стали растущий мировой хаос и непрерывные военные и иные конфликты в мире. Произошло крушение государственных и традиционных социальных структур в ряде государств мира. Это привело к затяжным конфликтам и кровопролитным войнам, появлению обширных неуправляемых зон, зон перманентной нестабильности, таких как Чечня, Косово, Таджикистан, Афганистан, в которых правят 135

бал вооруженные банды и страдают миллионы людей. И здесь США реализуют, по проекту Бжезинского, стратегию управления вялотекущими локальными конфликтами, технология которых отрабатывается ими, по меньшей мере, с 1948 г. Транснациональные корпорации, которые были созданы для повышения своей экономической эффективности за счет диверсификации производства с использованием благоприятных географических условий в том или ином регионе (социальной и промышленной инфраструктуры, производственных стандартов, законодательства, качества и количества свободной рабочей силы, уровня оплаты, низкого уровня жизни, разрыва курса доллара и местной валюты, наличия источников дешевых ресурсов и источников энергии, климата), на поверку не достигли этой экономической цели и пока не принесли благополучия ни одной стране, где они стали процветать. По свидетельству западной прессы, «там, куда внедряются ТНК, быстро приходят в упадок целые промышленные отрасли, что сопровождается таким социальным потрясением, как массовая безработица и неполная занятость». В Европе насчитывается 50 млн безработных, в мире 1 млрд человек либо не имеют работы вовсе, либо работают неполную рабочую неделю. Сверхэксплуатации подвергаются и мужчины, и женщины, и дети. 300 млн детей вынуждены работать в крайне тяжелых условиях. Таким образом, глобализация на базе ТНК — это грабеж в планетарном масштабе. ТНК разрушают окружающую среду, без всяких ограничений извлекают прибыль из природных ресурсов, которые принадлежат как отдельным нациям, так и всему человечеству. Так, например, второй в мире экспортер нефти — Венесуэла — за последние 25 лет поставила за рубеж «черного золота» на 300 млрд дол. Однако более половины ее населения продолжает жить в нищете, а четверть трудоспособных — безработные. Для них нефтемиллиарды оказались призрачными. Конечно, на своем пути проект однополярной глобализации встретил сопротивление большинства пока еще относительно суверенных государств и их самодеятельных народов. Тенденция моноцентричной глобализации сочетается и с обратной ей тенденцией полицентричной глобализации, которая выступает подчас в форме регионализации как защитной реакции пострадавших от реализации проекта однополярной глобализации групп государств регионов, прежде всего, ЮгоВосточной Азии. Все более очевидно, что евразийский проект многополярной глобализации обретает свои зримые очертания и свою концептуалистику. Создаются структуры и международные фонды имен136

но такой ориентации. Страны Евразии сами хотят играть на своей «великой шахматной доске» свою игру. Концепция полицентричной глобализации

Итак, существует и молчаливо и, может быть, иногда неосознанно осуществляется альтернативный проект многополярной глобализации, в котором должны сотрудничать на равных не только страны «семерки», но и страны Евразии и других континентов, такие как Китай, Россия, Индия, Иран, Корея, Бразилия. Объективно на пути американского проекта однополярной глобализации стоит суверенитет, прежде всего, ряда евразийских держав, которые склонны проводить свою политику и реализовывать проекты в рамках не менее масштабного процесса полицентричной глобализации. Этот процесс развивается на основе борьбы за установление полицентричного мира, в которой локомотивами выступают объединяющиеся регионы, при этом сохраняя свои специфические интересы и своих лидеров. На повестке дня, в том числе и в России, стоит проблема концептуализации проекта многополярной глобализации применительно к меняющимся мировым условиям и стратегическим интересам упомянутых стран с последующим его воплощением в жизнь. Такого рода глобализация предполагает: • равноправие цивилизационно-культурных форм; • отрицание линейной модели прогресса и экономизации всех остальных форм жизни; • сохранение, укрепление государственных структур и отстаивание суверенитета, недопущение вмешательства во внутренние дела под предлогом защиты «прав человека»; • развитие экономических и культурных связей на основе равноправия и взаимовыгоднсти; • создание региональных и трансрегиональных структур, отстаивающих местные интересы; • борьбу с финансовым спекулятивным капиталом, угрожающим национальным интересам стран. К таким равноправным полюсам относятся Запад («семерка»), Россия, Китай, Индия, Иран, Бразилия, Корея. Именно о таком многополярном мире говорится в известной Декларации России и Китая 1996 г. Концепция многополярной глобализации противопоставляется однополярной как отвечающая естественному, спонтанно развивающемуся процессу, который снимает опасность роста конфронтационности и хаотизации в мире. Реализация концепции предусматривает 137

глобальный переход к осуществлению геоэкономических в своей основе проектов развития. К основным проектам развития в рамках парадигмы многополярной глобализации относятся следующие: • геоэкономический клуб «многополярников»; • коллективная безопасность; • торговля вооружением; • транспортно-коммуникационный проект; • энергетический проект; • космический проект; • финансово-инвестиционный проект; • объединенный рынок и транзитная торговля; • социально-демографический проект. В реализации этих проектов могут принять участие не только евразийские державы, стоящие на пути однополярной глобализации, но и государства других континентов, такие как Австралия, Новая Зеландия, Аргентина, Куба и ряд других. Битва двух парадигм — содержание XXI века

В 2000 г. начался новый мировой девятилетний политикоэкономический цикл. Накануне ноябрьских президентских выборов в США не только здесь, но и во всех странах мира активно идет процесс реструктурирования политического поля и формирования нового контура власти под нового «гегемона» — президента США. Реструктурирование мирового политического и экономического пространства будет связано с очередными мировыми катаклизмами, которые связаны с реализацией проекта однополярной глобализации. Для того, чтобы противостоять напору «однополярников» новое поколение политиков, политологов, предпринимателей и экономистов призвано до конца осмыслить концепцию полицентричной глобализации и выступить с новым интеграционным многополярным проектом, который позволит выйти из ловушки З. Бжезинского, осознать иные параметры политики и экономики в XXI в. и начать страновое и международное строительство на новых основаниях, некоторые особенности которых мы и хотели показать. Подводя итоги исследования, можно сказать, что закономерная тенденция полицентричной глобализации как главного направления международного развития объективно противостоит моноцентричной глобализации, которая, несмотря на свой, во многом утопический характер, выдается за всеобщий стандарт глобализации и навязывается всем странам как неизбежная будущность. Очевидно, что для России, 138

так же как и для других стран мира, присоединение к проекту однополярной глобализации означает добровольное превращение в сырьевой придаток западного «золотого миллиарда». Это означает конец российской истории. Поэтому будущее России, имеющей свою историческую миссию как хранительницы православия, однозначно связано с первым направлением глобализации, несмотря на временное торжество «однополярников». Работа по формированию форума «Интеграция», или клуба «многополярников», по реализации отмеченных выше международных проектов закономерно делает сферу внешней политики «локомотивом» политики государственной. Сильная дипломатия становится императивом развития России. Вокруг нее идет формирование новой парадигмы международных отношений, именно здесь происходит кристаллизация новой идеологии России. Путь России в XXI в. должен стать манифестацией торжества духовности во всем мире. Основание однополярного мира и установление глобальной американской империи означали бы действительный закат эры человечества. Литература 1. Военная доктрина Российской Федерации: Проект // Красная звезда. 1999. 9 окт. 2. Идеологические ориентиры России: Основы новой общероссийской национальной идеологии. Т. 1. М., 1998. 3. Печчеи А. Человеческие качества. М., 1985 4. Бжезинский З. Великая шахматная доска (Господство Америки и его геостратегические императивы). М., 1997. 5. Сегодня. 1994. №157. Т.И. ГОРДИЕВИЧ

Модели переходной экономики: матрицы анализа Сегодня известны различные классификации моделей переходной экономики. Самой распространенной является классификация по признаку ориентации на рыночную экономику. Мировой практике известны четыре типические модели рыночного хозяйства, которые кристаллизуются как комбинации из четырех составляющих. Первая составляющая — рынок как таковой, предполагающий свободное движение всех факторов производства и устанавливающий общественно-необходимые затраты труда на производство товаров и услуг. Вторая составляющая –необходимое современной экономике регули139

рующее начало государства. Третьим элементом современного рыночного хозяйства является капитализация производственных отношений. Хотя термин «капитализм» сегодня не популярен, нет более точного термина, характеризующего социально-экономический строй, возникший на основе частнокапиталистической собственности на средства производства и применения наемного труда. И последняя составляющая современной экономики — социальная ориентация рыночного хозяйства. Анализ составляющих современной экономики [1, 28] позволяет выделить матрицу, которая может носить название «матрицы ориентации», определяя, таким образом, модельные ориентиры переходной экономики (схема 1). Из матрицы вырисовываются 4 модели переходной экономики с точки зрения критерия ориентации на рынок, по сути это модели современной экономики. Либеральная модель экономики имеет богатую предысторию. Идея естественного порядка, т. е. рыночных отношений, лежит в основе концепции либерализма, занимающей центральное место в методологии исследования А. Смита. В понимании Смита, рыночные законы лучшим образом могут воздействовать на экономику, когда частный интерес стоит выше общественного, т. е. когда интересы общества в целом рассматриваются как сумма интересов составляющих лиц. В рамках этой идеи у Смита появляются знаменитые понятия «экономического человека» и «невидимой руки». Чем меньше государство вмешивается в экономику, тем лучше для развития страны. Смит видел причину быстрого экономического прогресса Англии в ликвидации регламентации хозяйства. Таким образом, со времен А. Смита, роль государственного регулирования сводилась к охране страны от внешних врагов и заботе о безопасности граждан.

Капитализм Социализм

Рыночное пространство Рынок Государство 1 3 Либеральная модель Регулируемый (США, Англия, Канада, капитализм Ирландия) (Япония, Южная Корея) 2 4 Социально-рыночное Социалистическая хозяйство модель рынка (ФРГ, Австрия, Бель(Швеция, Дания, Норвегия, Голландия, Швейцагия, Финляндия) рия, частично Франция) Схема 1. Матрица ориентации для стран переходной экономики

140

Отход от экономики свободной конкуренции в виде развития кейнсианства в 30-е гг. стал временным. В 70-х гг. монетаризм как идеология консервативной политики стран, прежде всего США и Великобритании, оказался в роли лидера среди экономических концепций и надежным компасом экономической политики. Это выразилось в развитии «рейганомики» в США и «тэтчеризма» в Великобритании. Позиции либерализма прочно утвердились в конце ХХ в. В современной либеральной экономике государство не является основной составляющей. В либеральной модели не нужен и социальный сектор. Сам рынок имеет социальные начала, давая возможности заработать. Этой модели развития придерживаются страны англосаксонского направления — США, Великобритания, Канада, Ирландия. Страны, следующие либеральной модели, имеют развитый частнокапиталистический сектор, являющийся локомотивом экономики. Капитализация производственных отношений в этих странах имеет долгую историю, которая базируется, прежде всего, на ценностях, которые дает протестантская религия. К модели, проповедующей рыночные отношения, относится социально-рыночное хозяйство. Также как и либерализм, эта модель стоит в оппозиции к кейнсианству, представляя роль государства минимальной. В то же время в странах, где принята эта модель, рынок смягчается социальными программами. Сюда входят такие страны, как ФРГ, Австрия, Бельгия, Голландия, Швейцария, частично Франция. Так как ведущей в этой группе стран является ФРГ (именно здесь в послевоенное время была реализована концепция социально-рыночного хозяйства), эта модель носит название немецкой. В этих странах пенсионная система имеет ярко выраженную социальную направленность. Пенсионная система в ФРГ является чисто государственной епархией, государство гарантирует получение пенсии всем членам общества. Трудовая система Германии направлена на защиту работника. Не случайно, что в ФРГ продолжительность отпуска для работника является наиболее высокой среди других стран — 30 дней (в Швеции — 27 дней, В США — 12, в Японии — 11) [2, 256]. В системе здравоохранения действует законодательство, требующее оплаты лечения работника работодателем в течение 6 недель. На крупных фирмах имеется горизонтальная защита, в соответствии с которой работника вообще нельзя уволить: для этого нужны веские обстоятельства. Сфера образования в либеральной модели и социально-рыночном хозяйстве коренным образом отличаются друг от друга. Если в первой модели проводится в жизнь схема негосударственного образования, то во второй — количество частных 141

университетов достигает лишь 5%. Развита система поддержки студентов во время обучения. Очень близка к социально-рыночному хозяйству социалистическая модель рынка, имеющая место в скандинавских странах (Швеция, Дания, Норвегия, Финляндия). В этой модели решающую роль играет государство, высокую значимость имеют распределительные процессы, носящие социальный характер. Благодаря этому рыночная система в этих странах носит название «шведского социализма». Наряду со Скандинавскими странами активная и положительная роль государства просматривается в Японии. Именно его вмешательство, давление на компании обеспечивают высокую эффективность различных сфер экономики. Огромные инвестиции в НИОКР позволили ей перейти в 70-х гг. от стратегии импорта научно-технических знаний и технологий к собственным научным разработкам. Примером может быть строительство города — научного центра Цуруба. Характерно то, что Япония в отличие от других промышленно-развитых стран занимается в первую очередь не ядерной энергетикой или космосом, а разработками, направленными на повышение эффективности и расширение уже существующих отраслей, создание принципиальных производств. Государство поддерживает приоритетные отрасли с помощью целевых инвестиций, целевых подрядов, льготных кредитов, налогов и норм амортизации. Сегодня Япония имеет самую высокую долю вложений в человеческий капитал. Знаменательно то, что несмотря на противоречивость интересов, государство и частный капитал действуют согласованно. До Второй мировой войны Япония оставалась феодальным государством с неразвитыми рыночными отношениями. В силу исторического развития японский промышленный капитал изначально был вынужден в своей рыночной стратегии отдать предпочтение не ценовой стратегии, которая изначально представляла рынок как таковой, а достижению преимуществ в области ассортимента, качества и обновления продукции с помощью менеджмента, рассчитанного на сотрудничество и особое отношение работника к корпорации. В силу этих причин модель экономики, развивающейся в Японии, можно назвать «корпоративным капитализмом». Все описанные модели представляют собой качественные характеристики современной экономики. Это те ориентиры, которые лежат в основе перехода постсоветских стран к рыночной экономике. В то же время необходимо знать, к какой модели развития экономики пришли переходные страны спустя 10 лет. Необходима оценка реального состояния переходных экономик или результат, к которому пришли переходные экономики. В соответствии с этим подходом можно выде142

лить матрицу, носящую название «итоговой матрицы» (схема 2). Из матрицы вырисовываются 4 модели переходной экономики в зависимости от степени развитости рыночных отношений. Прежде всего, необходимо уточнить, что все переходные страны, несмотря на проводимые реформы, порою имеющие стремительный, шоковый характер, не смогли добиться создания совершенного рыночного пространства в силу глубокой деформированности советской экономики. Этот факт отражен в «итоговой матрице». Несовершенное рыночное пространство Псевдорынок Государство 1 3 ТрадиционаЛиберализованное Регулируемое лизм традиционное традиционное общество общество (Россия, Казахстан, (Узбекистан, ТадКиргизия) жикистан, Туркменистан, Азербайджан) 2 4 Социализм Социальный Рыночный квазирынок социализм (Белоруссия) (Китай, Вьетнам) Схема 2. Итоговая матрица для стран переходной экономики

В несовершенном рыночном пространстве также можно выделить четыре составляющие, которые описывают модели функционирования переходной экономики (в отличие от предыдущей модели, описывающей направления развития переходной экономики). Первая составляющая — это антитеза самому рынку. К сожалению, в переходных экономиках рыночные отношения развиты формально. Законодательно утверждены все институты рынка: свободная конкуренция, ценовой механизм, товарно-денежные отношения, частная собственность, прибыль, процент, акции и т. д. Но реально ни один из институтов рынка не функционирует адекватно. Не создан свободный рыночный механизм laisser faire, так как на месте советских крупных государственных монополий появились естественные монополии различных форм собственности, в том числе и государственной. Открытие экономик переходных стран опережало решение внутриэкономических проблем. Поэтому внутренний рынок так и не был создан. Эти и другие процессы позволяют определить несовершенное рыночное 143

пространство в переходной экономике как псевдорынок или квазирынок. Вторую составляющую несовершенного рыночного пространства методологически выделить очень сложно. Чистого капитализма уже нигде нет. Тяжело и противоречиво проходят процессы капитализации в переходной экономике. Можно выделить следующие направления, которые исторически характеризовали переход к капитализму. Во-первых, наличие частной собственности на ресурсы. Отношения собственности в переходной экономике реализованы формально, так как права собственности — пользование, владение и распоряжение, консервируются уже на начальной стадии их формирования. У субъектов собственности просто нет возможностей, чтобы стать собственниками. Во-вторых, наличие мелкого производства, которое постепенно подчиняется капиталу. В советской экономике вообще не было развито предпринимательство. Поэтому в этой сфере пришлось начать с нуля. Мелкий бизнес в переходной экономике развивается очень медленно и принимает только торговые формы. Крупный бизнес занял свое место не путем постепенного экономического подчинения мелкого производства товарному капиталу, а благодаря криминализации экономики. В-третьих, капитализация предполагает рост товарности промышленности и сельского хозяйства, что расширяет внутренний рынок, увеличивает производство товаров на внешний рынок, где одним из главных лиц становится купец. В переходной экономике товарность рынка снижается (имеется в виду наполняемость рынка произведенными в экономике товарами). Одной из ведущих сфер становится рынок, но без товарного производства. Вчетвертых, развитие товарно-денежных, кредитных отношений. В переходной экономике происходит примитивизация, натурализация экономических отношений. Дефицит денег приводят к бартерному обмену. Увеличивается замкнутость домашних хозяйств. По всем позициям доля купленной продукции становиться меньше. Кредитные ресурсы оказываются недосягаемыми для производства. Превышение ставки процента над нормой прибыли обеспечивает защиту финансовым рынкам, создавая условия для консервации капиталов в непроизводственных секторах экономики. В целом, капитализм должен характеризоваться многочисленными усовершенствованиями, углублением общественного разделения труда, ростом производительности труда, появлением новых отраслей промышленности. Капитализм в переходной экономике является антиподом чистому капитализму и далек от преимуществ современного капитализма. То состояние, в котором оказалась переходная экономи144

ка, можно назвать «натуральным хозяйством» или «традиционным обществом». По определению, это экономическая система, в которой организация всех экономических отношений базируется на сложившихся традициях и обычаях. С этой точки зрения переходная экономика, являясь наследием советской экономики, базируется на традициях и культуре административно-командной системы, прививавшихся 70 лет. Менталитет «homo sovetikus» прочно утвердился в поведении хозяйствующих субъектов. Рассматривая другие черты традиционной экономики, можно увидеть их схожесть с чертами современного состояния переходной экономики. Это дает нам основание назвать это состояние «традиционализмом». Две другие составляющие рыночного пространства — социализм и государство — остаются основными качествами несовершенного рыночного пространства. Таким образом, переходные страны в основном различаются по четырем признакам: 1) уровень развитости рынка как способ координационного механизма; 2) степень отсталости капиталистических отношений в переходной экономике; 3) степень государственного вмешательства; 4) уровень социализации переходной экономики. «Либерализованное традиционное общество» — такое название можно дать современной экономике некоторых переходных стран, которая характеризуется либеральной направленностью проводимых реформ, их шоковым асоциальным характером, отходом государства от управляющих функций, и вместе с тем неразвитостью капиталистических отношений как таковых. К таким странам относятся Россия, Казахстан, Киргизия, Украина. Именно в этих странах была сделана ставка на либеральную парадигму, возносящую регулирующую роль рыночных инструментов и принижающую роль государства. Свободный рыночный механизм, вопреки прогнозам монетарного сценария не стал рычагом формирования хозяйствующих субъектов с рыночным типом поведения. Предприятия продолжали сокращать производство, его профиль оставался тем же, а издержки — высокими. Схема стабилизации, рассчитанная реформаторами, могла действовать при включении эффективного рыночного механизма, который в условиях переходной экономики не сложился из-за монопольных и криминальных деформаций рынка. Возможности капитализации промышленного производства ограничивались завышенной ставкой процента по кредитам. Кредитные ресурсы становились для производства недосягаемыми. Стало явным наступление на экономику деиндустриализации. 145

В то время как Россия, Казахстан и Киргизия после проведения реформ испытали экономический и психологический шок, группа азиатских стран — Узбекистан, Таджикистан, Туркменистан, Азербайджан — выбрали постепенный переход к рынку, сопровождающийся высоким государственным вмешательством в экономику. Государственное распределение, субсидирование цен имеют большую практику в этих странах. Предпринимательский сектор развит слабо. Государственные монополии лишь сменили вывеску. Функционирование кредитно-денежной системы основывается не на рыночных рычагах: цены, процентная ставка по кредитам существенно занижены, что способствует передвижению кредитных ресурсов в государственный сектор. Соответственно, капитализация экономических отношений происходит очень медленно. Вместе с тем, сильны традиции народов этих стран, в том числе и религиозные, что делает возможным назвать модель развития экономики «регулируемым традиционным обществом». Этой модели, как и предыдущей, присущи такие же негативные тенденции. Наиболее интересна модель «социального квазирынка», представляющая собой гибридную систему и реализующаяся в Белоруссии. Только гибрид состоит совсем из других составляющих, нежели «шведский социализм». Этой модели свойственны ярко выраженная социальная направленность, выражающаяся в бесплатной медицине и образовании, централизованное ценообразование на продукты первой необходимости, и в то же время, стремление к созданию свободных рынков. Одна из моделей несовершенного рыночного пространства — «рыночный социализм» — ближе всего находиться к совершенному рыночному пространству. Это единственный пример успешного с экономической точки зрения реформирования прежней системы. В этой модели сочетается достаточно высокий уровень развитости рыночных отношений, которые характерны для мелкого и среднего бизнеса, и в то же время высокая степень государственного вмешательства в области распределения ресурсов, государственно-корпоративный контроль за объектами собственности. Тенденция социализации в этой модели проявляется в традиционной патерналистской форме. Все эти параметры характерны для КНР, продолжающей сохранять социалистическую ориентацию развития. Вьетнам также начал продвигаться по этому пути. Анализ существующих моделей переходной экономики позволяет выделить общие тенденции развития переходной системы. 146

В рамках глобальных трансформационных процессов, охватывающих различные страны, можно выделить несколько тенденций современной переходной экономики. Первая тенденция: влияние наследия советской системы на переходную экономику (традиционализм) (или, как пишет А.В. Бузгалин, «мертвый хватает живого») [3, 29]. Это предопределяет содержание переходной экономики, состоящей из институтов «непродуктивной» культуры с присущей ей идеализмом, максимализмом и неоправданным стремлением к величию. Такие ценности советской системы как коллективизм, патернализм, прочно укоренились в переходном обществе, выступая преградой для распространения рыночнолиберальных ценностей. Для такого отрицательного исхода либерализма в переходных странах православного культурного региона (Россия, Украина) и исламского культурного региона (Казахстан, Кыргизия) имелась социально-культурная историческая основа. У каждой из перечисленных стран имеются свои социально-культурные ценности и традиции. Но эти типологические характеристики объединяет понятие «homo sovetikus» с соответствующим ему менталитетом. Некоторые из переходных стран, такие как Россия, по своим культурным традициям (в том числе и экономическим) стоят еще дальше от либерализма, нежели другие страны. Вторая тенденция: либерализация экономики и достижение постсоветской системой определенных результатов в рыночном конструировании, что позволяет сделать вывод о том, что переходный этап трансформации закончился. Непосредственными последствиями либерализации экономики в переходных странах стало внедрение новых институтов «продуктивной культуры», работавших зачастую неэффективно. Функционирование экономик переходных стран опережало решение внутриэкономических проблем: создание внутреннего рынка, структурную перестройку экономики. Эффективный внутренний рынок так и не был создан, а наиболее выгодными сферами вложения капитала в структуре экономики стали сырьевые отрасли. При всей негативности либерально-монетарных реформ, можно выделить положительные эффекты их распространения. Правительства переходных государств, наконец, научились оперировать рыночными монетарными регуляторами, хотя и по указке международных организаций. В целом, рыночный механизм с присущим ему законом спроса и предложения распространился на постсоветском пространстве. Именно этот признак, несмотря на то, что он формален, дает основание сказать, что переходный этап трансформации командноадминистративной системы состоялся. 147

Таким образом, переходная экономика является смешанной, но эта «смешанность» уже другого порядка. Это не рынок, регулируемый государством, и не капитализм, дополненный социализмом, а этакая многослойная экономика, представляющая собой сплав традиционализма (в том понимании, что это и пережитки плановой системы) и псевдорынка. Третья тенденция: потеря переходной экономикой социального императива, к которому капиталистические страны шли долгим — подверженным кризисам и революциям — путем. Государство перестало выполнять свои функции по обеспечению социальной безопасности общества. Переход состоялся, но только к рынку с асоциальной ориентацией. Ослабление государства как регулирующего начала рынка — есть четвертая тенденция, характерная для переходной экономики. Речь здесь идет о проблемах безопасности, связанных с беспомощностью государственной власти, когда государство не выполняет своих политических, экономических и организационных функций. По сути, рыночные реформы для этого и проводились: чтобы ослабить роль государства в управлении. Но либеральные реформаторы слишком увлеклись, не заметив, как государство полностью подчинилось рынку, при этом государство оказалось столь слабым, что «сдало» экономику криминалу. Можно сказать, что переход произошел от государственного социализма к криминальному капитализму. *** Таким образом, качественные характеристики переходного рынка далеки от свойств рынка XVIII—XIX вв. — в смысле развития конкурентного механизма, и далеки от идеалов развитого рынка, принимающего мировые очертания. Переходная экономика принимает очертания дикого капитализма с деиндустриальной направленностью и асоциальной ориентацией. Литература 1. Кульков В.М. Смешанная экономика: теоретикометодологические аспекты // Вестн. Моск. ун-та. Сер. Экономика. 1996. № 5. 2. Кульков В.М. Формирование смешанной экономики в России: есть ли шансы? // Шансы российской экономики / Под ред. Ю.М. Осипова, Е.С. Зотовой. М., 1997. 3. Бузгалин А.В. На пути к рынку // Теория переходной экономики. Микроэкономика. М., 1997. 148

Г.В. ФАДЕЙЧЕВА

Современное российское хозяйство как продукт глобального экономического клонирования Судьба России, безусловно, волнует многих людей в нашей стране и за рубежом, международные организации, отдельные страны. Поразному проявляют все они заинтересованность в ее судьбе. Формами выражения данной заинтересованности являются научные прогнозы социально-экономического развития нашей страны, ее регионов, отдельных отраслей хозяйства, разрабатываемые отечественными учеными; интуитивные надежды на лучшую жизнь жителей России; написание различных сценариев для России западными специалистами и планомерное навязывание их осуществления14 и т. д. Поиски ответов на вопросы о путях развития экономического строя современной России, прогнозы на будущее требуют концептуальной характеристики существующей в настоящее время в России хозяйственной системы. Наиболее частым эпитетом для нее служит термин «переходная экономика», он достаточно прочно вошел в научный и учебный лексикон, присутствует в новых вузовских стандартах по экономической теории, для некоторых экономических специальностей темы «переходная экономика» или «теория переходной экономики» выделены в отдельный учебный курс наряду с макроэкономикой, микроэкономикой, экономической историей и другими учебными дисциплинами. В качестве близкого по смыслу к понятию «переходная экономика» используется в научной литературе термин «транзитарная экономика»15. Достаточно часто встречается определение современной хозяйственной системы России как трансформации или трансформационной экономики. Не менее часто характеристика современного экономического строя сводится к словосочетанию «рыночная экономика» или «рыночные отношения»16. Последняя из характеристик восходит к самому началу постперестроечных времен, когда в научной моде были выражения типа «планово-рыночная экономика», «социально ориентированная рыночная экономика» и т. п. Особое место среди определений современного состояния отечественной экономической системы занимает введенное в научный оборот А.В. Бузгалиным выражение «мутация капиталистической эволюции» или «мутационный капитализм» [4]. 14

См. напр.: [1, 108—148]. См., напр.: [2, 23]. 16 См., напр.: [3]. 15

149

На наш взгляд, все из вышеперечисленных характеристик состояния современного хозяйства России, акцентируя внимание на его отдельных чертах, не дают ответа на вопрос о генезисе данного хозяйства, почему же произошло изменение условий хозяйствования, отношений собственности, падение производства и т. д. Начало так называемых реформ проходило под лозунгами воспитания у трудовых коллективов чувства хозяина, повышения роли человеческого фактора в экономике, создания акционерных обществ на базе акций трудового коллектива и т. п. Другими словами, все эти лозунги призывали к реальному соединению ассоциированных собственников со средствами производства или к преодолению отчуждения трудящихся от общественных средств производства. Никто из реформаторов открыто не призывал к разрушению производительных сил в ведущих отраслях народного хозяйства, созданию армии безработных, снижению жизненного уровня населения. Первые же результаты реформ оказались чудовищными: • резко сократилось экономическое пространство страны (развал СССР); • резко упало производство; • стремительно снизился жизненный уровень большинства населения страны; • ослаблена экономическая безопасность (продовольственная зависимость, которая, как известно, наступает при показателе 30% импорта продуктов питания; значительный контроль над стратегическими отраслями хозяйства со стороны как зарождающейся компрадорской буржуазии, так и иностранных представителей и т. п.). Что же произошло с нашей экономикой? Без четкого ответа на этот вопрос невозможно адекватно оценить современную ситуацию. Назвать хозяйственную систему переходной — значит завуалировать истинное положение вещей. Любую хозяйственную систему с точки зрения эволюционной макроэкономики можно назвать переходной. Хозяйство — сложный организм, находящийся в динамике: можно рассматривать его с точки зрения эволюции макрогенераций, изменений технологического способа производства, конкурентной среды и т. д. Например, в настоящее время большинство стран в мире находятся в переходном периоде к информационному обществу, причем если взять только один из параметров данного общества — всеобщую компьютеризацию, то в группе стран с переходным периодом в вышеприведенном смысле могут оказаться очень далекие друг от друга по другим показателям страны. Проиллюстрируем это положение на гипотетическом примере: предположим, что некая фирма подарила представителям какого-либо традиционного общества, оби150

тающего на далеких островах или в Африке, компьютеры и обучила обращению с ними, при этом у них количество компьютеров на душу населения равно аналогичному показателю в странах «золотого миллиарда». Таким образом, формально здесь произошел переход к всеобщей компьютеризации. Таких примеров условности понятия «переходная экономика» можно привести множество. Отметим, что, как правило, трактовка переходного состояния, переходности связывается с прогрессивной направленностью эволюции хозяйственной системы. Условно данный тезис можно интерпретировать схемой 1.

Схема 1. Переход от одной хозяйственной системы к более прогрессивной

Множество 1 соответствует функционирующей в недавнем прошлом хозяйственной системе. Множество 3 намечает контуры новой системы хозяйства, которая идет на смену ранее существовавшей. Множество 2 (пересечение множеств 1 и 3) как раз и соответствует состоянию переходности. Здесь происходит зарождение новых производственных отношений и имманентных им экономических законов, идет процесс изменения исходного и основного производственных отношений. Исследуя эволюцию хозяйственных систем, мы можем выстроить целую цепочку последовательно сменяющих друг друга хозяйств (схема 2).

Схема 2. Эволюция хозяйственных систем

151

Пусть в настоящее время намечается становление хозяйственной системы под номером n, две предыдущие будут тогда соответственно n–1 и n–2 и т. д. — до самой первой из известных хозяйственной системы. Переходные состояния обозначим условно цифрой в скобках, соответствующей порядковому номеру системы, от которой происходит переход. Экономика доперестроечной России была одной из самых высокоразвитых в мире. Учитывая последствия проводимых реформ конца 80-х — начала 90-х гг., у нас произошел регресс. Пусть доперестроечная система соответствует множеству n–1, прогрессивная система следующего порядка — n, а n–2 — досоциалистическая (назовем ее так, не вдаваясь в терминологические споры). Переход идет явно не в прогрессивную сторону, тогда куда? (n–2) соответствует прогрессивной эволюции от n–2 и n–1 и не может, подобно обратной прокрутке киноленты, характеризовать регрессивное движение хозяйства. Следовательно, чтобы кардинально изменить хозяйственную систему n–1, требуется вмешательство внешних факторов, способных прервать генетические связи n–1 и n–2, вырвать хозяйственную систему n–1 из эволюционной цепочки. Используя язык биологии, из которой в научный экономический лексикон перешло немало терминов, изменить ход эволюции можно путем клонирования. Как известно, благодаря клонированию можно четко задать свойства будущего организма, причем можно создать двойника давно умершего живого организма. При этом нет непосредственной генетической связи между биологической особью, которая порождает новый организм и данным организмом. Все свойства последнего заданы заранее, заданы извне в ходе биологического эксперимента. Цепочка естественной эволюции, при которой материнский генофонд в той или иной мере передался бы следующему поколению, прерывается. Материнский организм выполняет роль инкубатора для производства на свет требуемого экспериментаторам организма. Еще несколько лет назад подобные биологические опыты только приближали исследователей к, казалось бы, фантастической цели — клонированию биологических организмов и были известны достаточно узкому кругу специалистов. Теперь об успехах в этой области знают все. С нашей точки зрения, правомерна постановка вопроса об экономическом клонировании для отдельных хозяйственных систем. Факты, позволяющие, на наш взгляд, вынести подобное суждение на суд научной общественности, заключаются в следующем: 152

• к моменту распада СССР в мире существовало достаточное количество заинтересованных субъектов в проведении своей, тщательно разработанной стратегии изменения хозяйственной ситуации в нашей стране, базирующейся на новейших достижениях в области public relations и т. п.; • субъекты хозяйствования и управления страной в ходе так называемых реформ пытались отстаивать и проводить в жизнь свои узкопрофессиональные интересы (а точнее — интересы первоначального накопления капитала) и не имели общенациональной программы развития экономики страны; • практически общепризнанным фактом является поражение нашей страны в ходе так называемой холодной войны, а, как известно, порядок жизни побежденных всегда определяет победитель (выражаясь военными терминами, на оккупированной территории могут быть очаги сопротивления, но при этом и сам экономический строй, и все стороны общественной жизни, например, образование, искусство, деятельность религиозных организаций и т. д., задаются сторонойпобедителем). Если холодная война — исторически достоверный факт (пока историки не предпринимают существенных попыток опровергнуть это), следовательно, окончание войны предполагает поражение одной из сторон (тезис, что в холодной войне нет победителей и побежденных — умелый «пиаровский» ход и больше ничего), а следовательно, общественное устройство определяют победители. Не будем дискутировать по поводу того, кого именно к ним отнести, а кого — нет, оставим этот вопрос за рамками статьи, ясно одно — Россия (точнее, СССР) — сторона проигравшая, заплатившая за свое поражение разрушением производительных сил, резким сокращением территории и хозяйственного пространства, нарастанием социальной напряженности в обществе, падением моральных устоев и нравственных норм поведения. Но самая главная потеря — отсутствие общенациональной идеи, потеря смысла хозяйствования. Вряд ли можно, с нашей точки зрения, считать целью развития отечественного хозяйства вхождение страны в список «золотого миллиарда», особенно, если эволюция последнего пойдет по пути, описанному А.А. Зиновьевым [5; 6]. В настоящее время многие иронизируют по поводу провозглашенной в прежней хозяйственной системе цели — повышения благосостояния граждан на основе строительства прочного фундамента реального сектора экономики и всестороннего и гармоничного их развития, — но в такой постановке хозяйствование приобретает философскоэкономическое целеполагание, наполняется внутренним смыслом. 153

Тот строй, который, безусловно, строится по определенным сценариям, не выдерживает критики. Достаточно сослаться на грядущие изменения трудового законодательства, которым вводится рабочая неделя, намного превышающая по времени стандарты развитых стран, разрешается детский труд с 8-летнего возраста по 240 часов в год (20 часов в месяц) — и это в стране, где, по официальным данным, насчитывается 2 млн беспризорных детей! Если траектория движения не изменится, впереди отмена всех социальных достижений предшествующей хозяйственной системы. Итак, в общих чертах факт чужеродности современного хозяйственного строя России следует принять. Таким образом, современная хозяйственная система генетически не связана с предыдущей. Овечка Долли — факт биологического клонирования, отечественная хозяйственная система — факт экономического клонирования, причем глобального экономического клонирования. Экспериментаторы в нашем случае — все заинтересованные в придании России роли сырьевого придатка с дешевой и легко манипулируемой рабочей силой. Как удачно заметил еще К. Маркс, когда дело касается прибыли, объединяются самые различные представители капитала, подчас злейшие враги, поэтому можно смело утверждать, что субъектов, заинтересованных в осуществлении определенных сценариев в отношении России, более чем достаточно. Первоначальные звенья сценария были срежиссированны весьма талантливо: • создание отрицательного образа советской истории — от критики сталинизма и публикации романа А. Рыбакова «Дети Арбата» в начале развертывания данного процесса до высмеивания советского образа жизни («совковости»), очернения памяти народных героев (представления, например, молодогвардейцев попавшимися воришками немецких сигарет — и в итоге — попытка закрепления в общественном сознании отрицательного образа как всей послереволюционной истории, так и ее системы хозяйства; • создание привлекательного образа современного рыночного хозяйства (социально ориентированного рыночного хозяйства) с его равными возможностями для всех граждан; • поддержка «сладкоголосых» лидеров перестройки, обещавших сохранить все социальные завоевания социализма (вспомним лозунг «больше демократии, больше социализма») и дополнить их общечеловеческими ценностями и соответствующим уровнем жизни, для чего требовался переход к рынку;

154

• умелое манипулирование клановыми, ведомственными, территориальными экономическими интересами с целью разобщения хозяйствующих субъектов управления народнохозяйственным комплексом; • создание иллюзии возможности скорого обогащения при изменении хозяйственной жизни; Вышеперечисленные пункты сценария и стали своеобразной подготовкой к экономическому клонированию. Теперь налицо продукт данного процесса. Отметим, что термин «мутация» для характеристики современной отечественной хозяйственной системы не представляется нам достаточно точным, так как мутационный организм при всех его отклонениях, в том числе и на генетическом уровне, все-таки «родной» для породившей его биологической особи, в то время как клонированный организм — полностью «чужой». Особо подчеркнем еще раз, что клонировать, как утверждают генетики, можно давно погибший организм, в том числе вымерший вид (в Австралии собираются клонировать один из исчезнувших видов ее обитателей, в этом случае организм-инкубатор будет подобран среди родственного древа эволюции). Итак, сложившаяся в настоящее время в России хозяйственная система есть продукт глобального экономического клонирования, так как ее становление: • не является результатом эволюции предшествующей хозяйственной системы ни в логическом, ни в генетическом плане; • связанно с грандиозным разрушением всех производительных сил предыдущей системы; • есть результат осуществления сценариев развития России, разработанных победителями в холодной войне; • контролируется влиятельными силами глобального макрорегулирования; • возродило допотопные формы экономических отношений вообще и эксплуатации в частности (фактически не нормированный рабочий день в частном секторе, надомный труд, детский труд); • навязывает чуждый большинству жителей России образ жизни, жизненные ценности; • отрицает цели прежней хозяйственной системы при отсутствии какой-либо общенациональной цели хозяйствования для нынешней системы.

155

Оценив концептуально современную хозяйственную систему России как продукт глобального экономического клонирования, отметим, что у нее есть две основных перспективы. Первая заключается в последовательном осуществлении развития по четким глобализационным сценариям и опирается на • проверенную на практике систему манипулирования общественным сознанием; • механизм глобальной финансовой системы; • современные информационные технологии. Вторая перспектива связана с возвращением на прерванный экономическим клонированием эволюционный путь развития. Реализация второй перспективы, безусловно, натолкнется на сопротивление всех заинтересованных в осуществлении первого варианта субъектов, они есть как на глобальном, так и на национальном и региональном уровнях. Отметим, что под возвращением на прерванный эволюционный путь развития мы понимаем создание системы хозяйствования, преодолевшей противоречия хозяйственной системы нашей страны периода начала — середины 80-х гг., многоукладную по структуре и имеющую внутреннюю общенациональную цель развития. Возможность реализации второго пути связанна с • изменением общественного сознания в пользу модели социально ориентированной экономики; • придания реальному сектору экономики приоритетного статуса; • нарастанием антиглобализационных настроений в мире. Разработки альтернативных нынешнему курсу программы существуют17, и данный факт вселяет надежду на создание в России хозяйственной системы, генетически и логически связанной с эволюционной цепочкой предшествующего хозяйственного развития. Литература 1. Бжезинский З. Великая шахматная доска. Господство Америки и ее геостратегические императивы. М., 1999. 2. Юрьев В.М. Экономические интересы и их реализация в транзитарной экономике. Автореф. дис. … докт. экон. наук. М., 1997. 3. Ярин Г.А. Экономический механизм функционирования предприятия в условиях вхождения России в рыночные отношения. Автореф. дис. … докт. экон. наук. Екатеринбург, 1999. 17

См.: [7].

156

4. Бузгалин А.В. Переходные экономики как мутации позднего капитализма // Философия хозяйства. 2000. №3. 5. Зиновьев А.А. На пути к сверхобществу. М., 2000. 6. Зиновьев А.А. Глобальный человейник. М., 2000. 7. Россия—2015: оптимистический сценарий / Под ред. Л.И. Абалкина. М., 1999. Н.Х. КОРЕЦКИЙ

Трансформационный кризис экономической системы постсоциалистических государств: основные причины и последствия Сложность, неоднозначность и глобальность рыночной трансформации социалистической экономики в разных странах обусловливают постановку вопроса о неизбежности так называемого трансформационного кризиса. Этот кризис не тождествен экономическому кризису перепроизводства как следствия регулирования «невидимой руки». Украина и большинство других постсоциалистических стран столкнулись с кризисом иного порядка, который явился своего рода платой, «издержками» перехода к рыночным отношениям. И сейчас уже можно утверждать,что социально-экономическая и нравственная психологическая цена перехода к рыночной системе хозяйствования оказалась неадекватной достигнутым результатам. Они более чем скромны, а для абсолютного большинства населения отрицательны. В чем же корни трансформационного кризиса экономики, от чего зависят его масштабность и длительность? И обязательно ли продвижение от социалистической к рыночной экономике должно сопровождаться социально-экономическим кризисом, кардинальными социально-экономическими и психологическими потрясениями в обществе? Большинство ученых и практиков отвечают на данный вопрос утвердительно. В частности, М. Гуревич утверждает, что трансформационный кризис, охвативший все украинское общество, объективно является формой его эволюционного развития [1, 66]. Такого же мнения придерживаются и ученые России. Складывающаяся как продукт противоречия инерционности и качественных изменений, а также развивающаяся под определяющим воздействием неэкономических факторов переходная экономика не может не быть неустойчивой, нестабильной [2, 41]. И только в редких случаях высказывается противоположное мнение. В частности, В. Шумейко в этой связи отмечает, что если даже гипотетически принять тезис о непременности 157

сопровождения переходных процессов некими негативными эффектами, то никак нельзя взять за «эталон» их нынешние российские количественные параметры [3, 5]. Исследование причин трансформационного кризиса, его природы, на первый взгляд имеет только теоретическое значение. Однако, очевидно, что кризис продолжается, издержки его огромны, и поэтому такой анализ имеет и практическое значение. Высокие издержки продвижения страны к рынку обусловлены многими причинами и факторами. С известной долей условности их можно разделить на объективные (неизбежные) и субъективные (которых можно избежать). К объективным причинам, по-видимому, следует отнести очевидную несовместимость государственно-плановой (социалистической) и рыночной систем хозяйствования. За более чем 70 лет сформировался своеобразный, глубоко укоренившийся в сознании масс антирыночный менталитет практически всего населения. На Украине и во многих странах СНГ противодействующие реформам силы мощнее и активнее, чем в других бывших социалистических странах. К объективным причинам, обусловившим трансформационный кризис, следует отнести и унаследованную от социализма нерыночную структуру экономики, и разрыв традиционных экономических связей в рамках бывшего СССР и стран — членов СЭВ. Разрушение старых связей прошло сразу, формирование же новых требует длительного времени. Таковы основные объективные условия, способствованвшие трансформационному кризису экономики. В то же время он был усугублен и субъективным фактором. Реформирование экономики даже в рамках одной и той же системы хозяйства, имея объективную основу, осуществляется осознанно, различными субъектами экономики. Их деятельность может быть как научно обоснованной, так и волюнтаристской. При этом не имеет значения, происходит это осознанно или же по причине низкого профессионализма реформаторов. Переход от одной системы хозяйствования к другой, причем альтернативной, как правило, связан со значительными просчетами. Следовательно, при данных объективных факторах, обусловивших трансформационный кризис экономики Украины, его глубина, продолжительность всецело определяются субъективными факторами, действиями всех участников процесса рыночного реформирования экономики, которые не всегда были научно взвешенными. При этом следует отметить, что среди определенных слоев населения рыночные реформы не пользовались и до сих пор не пользуются широкой поддержкой, а в ряде случаев им оказывается и прямое противодействие. 158

Экономическая политика государства, деятельность всех его ветвей, всех органов власти в решающей степени определяют ход рыночной трансформации. Если она научно обоснована, то трансформационный кризис будет существенно смягчен, непродолжителен, а издержки его минимальны. Более чем девятилетний период перехода экономики Украины к рынку позволяет провести анализ экономической политики государства с позиции допущенных просчетов. При этом важно выделить те моменты, которые актуальны и для нынешней, и для будущей экономической политики государства. По мнению Г. Волынского, до последнего времени государство самоустранилось от регулирования переходных процессов, вследствие чего переход к рыночной экономике приобрел характер стихийного сползания в нецивилизованный, спекулятивный рынок. В этом заключается одна из основных причин глубокого экономического кризиса, беспрецедентного сокращения производства и снижения уровня жизни народа [4, 76]. На Украине до сих пор отсутствует продуманная стратегия трансформационных реформ, страна подошла к такому рубежу, когда отработка экономической стратегии, выбор послекризисной модели экономики становятся все более настоятельными задачами. На данном этапе рыночного реформирования необходимо создавать экономические, социальные и политические основы будущей модели экономики. Главным и исходным пунктом экономической политики государства должно стать признание приоритетности развития сферы материального производства, необходимости его прогрессивной структуризации и повышения эффективности. Для реализации этой задачи необходима разработка государственных программ развития важнейших блоков экономики, выделение самых приоритетных из них и осуществление реализации принятых программ при активном участии государства, но с использованием рыночных принципов. Для Украины приоритетной отраслью может и должно стать прежде всего аграрное производство при условии выделения на эти цели кредитов и определенной части материальных ресурсов, проведения аграрной и земельной реформ. Однако правительство пошло во многом противоположным путем. В частности, оно взяло на вооружение постулаты жесткой монетаристской политики и применило их к только зарождающимся, далеко не цивилизованным рыночным отношениям. Несоответствие рекомендованных методов объекту реформирования, их чужеродность по отношению к экономической системе очевидны. Результаты такой политики известны. Быстрое снятие контроля над ценами, так называемая их либерализация в условиях отсутствия ры159

ночно-конкурентной среды привели к обвальному росту цен и последовавшей за ним гиперинфляции. Среди существенных упущений экономической политики государства переходного периода необходимо отметить неэффективную политику государственных доходов. Существующая налоговая система на Украине — образец несовершенства. Это находит свое проявление в следующих негативных моментах налоговой политики: • конфискационном характере налоговой системы (система типа продразверстки); • фискальном характере налоговой системы, что не дает возможность ее использовать в качестве действенного способа регулирования экономики, повышения его эффективности; • неэффективном контроле за уплатой налогов. Последствием такой налоговой политики являются три взаимосвязанных чрезвычайно негативных в социально-экономическом плане процесса. Во-первых, подтверждается положение Лаффера: чем жестче налоговый пресс, тем меньше средств поступает в государственный бюджет. Во-вторых, чрезмерно высокие налоги на Украине снижают активность предпринимательской деятельности всех субъектов экономики. В-третьих, жесткий налоговый пресс непосредственно провоцирует сокрытие всеми возможными путями подлежащих налогообложению номинальных доходов, переходу легального бизнеса в теневой. Таким образом, на наш взгляд, правы те исследователи, которые утверждают, что чрезмерно высокие налоги свидетельствуют о неспособности государственных структур создать высокоэффективную экономическую систему, способную быстро развиваться [5, 42]. Литература 1. Гуревич М. Экономика в период перехода к рыночным отношениям // Экономика Украины. 1996. № 3. 2. Бузгалин А. Закономерности переходной экономики: теория и методология // Вопросы экономики. 1995. № 2. 3. Шумейко В. Государство и экономика в контексте реформационного процесса // Российский экономический журнал. 1995. № 10. 4. Волинський Г. Державне регулювання ринкової єкономіки // Економіка України. 1996. № 11. 5. Іванух Р., Крижанівський Б. Економічні реформи і розвиток продуктивних сил України // Економіка України. 1994. № 3. 160

Н.В. ОХЛОПКОВА

Экономическая система России в координатах мирового развития Анализ формирующейся на рубеже веков экономической системы России вызывает значительное расхождение оценок. Ряд исследователей заявляют о процессе перехода от социалистической к капиталистической системе отношений, другие видят в этой трансформации формирование смешанной экономики, доминирующей характеристикой которой является понятие «рыночная экономика». Большое число вопросов порождает проблема определения места и роли России в координатах мирового развития, специфика российской экономической модели, ее деформации и пути выхода из современного кризиса. Экономические реалии России последних лет демонстрируют наличие существенных отклонений от так называемой нормальной рыночной экономики: существование значительного числа убыточных предприятий, натуральный обмен, бартер, демонетизация экономики, отсутствие или слабая развитость важнейших рыночных институтов, сокращающийся платежеспособный спрос населения и т. д. В современной экономической системе России оказались неработоспособными ключевые инструменты рыночной экономики, основанные на монетаристских принципах, рекомендации международных экспертов по реформированию экономики страны, опыт других стран с переходной экономикой. Так что же представляет собой формирующаяся экономическая система России, насколько она может быть интегрирована в мировое сообщество, что следует предпринять для решения сложнейших трансформационных проблем? Формирование современной экономической системы России происходит в условиях меняющегося мира, вызовов глобализации, интенсивных экономических, технологических, политических трансформаций. Выбор Россией конкретной модели экономического развития предопределяется как спецификой национальной экономики, реализацией потенциальных возможностей экономического роста, мобилизацией внутренних ресурсов, так и общемировыми закономерностями развития. Включение в международные экономические процессы, исходя из принципов экспортоориентированного развития или импортозамещения, для России в условиях интегрирующегося мирового сообщества является наиболее актуальным. Соблюдение принципов национальных интересов в установлении адекватной модели экономического развития в настоящее время явля161

ется доминирующим. Глобализация наряду с усилением взаимосвязи, взаимозависимости государств вызывает рост национального эгоизма, стремление максимизировать национальные преимущества в международном разделении труда. Происходит столкновение интересов «граждан мира», глобальных субъектов, функционирующих на принципах космополитизма, с национально-государственными интересами. Достижение сбалансированного взаимодействия в международной конкуренции национальных экономик осуществляется с позиций сильной стороны, доминирования одних и принятия предложенных правил игры другими. Общемировой диктат национальных интересов лидирующих экономик приводит к необходимости противопоставления сильной им международной коалиции, что проявляется в усилении интеграционных группировок стран Европейского союза, Азиатско-Тихоокеанского региона и др. В связи с этим участие России в западных интеграционных группировках, укрепление сотрудничества со странами СНГ становятся приоритетами развития. Доминирующий рыночный характер экономик стран мира неизбежно выводит проблемы соотношения спроса и предложения на международный уровень совокупного спроса и совокупного предложения, где в силу вступают как механизмы международной конкуренции, так и внеэкономические механизмы политических межгосударственных соглашений, регулирующие принципы международного экономического порядка, национальные внешнеэкономические барьеры и инструменты. Формирование современной экономической системы России должно включать развитие механизмов государственного регулирования международных связей. Собственно экономическая характеристика формирующейся экономической системы России сопряжена с ее социально-политическим, идеологическим определением, хотя это и разноуровневые составляющие. Капиталистическая или социалистическая ориентация, демократическая или авторитарная система политической власти, это вопросы политической системы, ее идеологической окраски. Тем не менее полное абстрагирование от этого невозможно. При характеристике социалистических принципов государственного устройства, коллективизма, общественной собственности в противовес частной можно видеть возникновение смешанных форм акционерной собственности, не являющейся в чистом виде общественной или частной. Прежние идеологические клише не применимы для характеристики современного мироустройства, но общие национальные ориентиры социального, демократического государства, очевидно, требуют своего определения. 162

В настоящее время с усилением тенденций глобализации в мировой экономике возрастает степень открытости национальных хозяйств мировому рынку, международному разделению труда. Формируются глобальные международные рынки капитала, инвестиций, система мировых цен, издержек производства, валютных курсов и т. д. Возможности выгодного участия в международном разделении труда для конкретных стран определяются, как правило, уровнем развития экономики страны, ее конкурентоспособностью. Включение России в мировое сообщество на равноправных принципах с ведущими державами мира требует цивилизационного единства, развитости демократических институтов, современной экономический базы. Незрелость экономической системы может проявляться слабостью позиций в международных экономических отношениях, недостаточной готовностью к международной конкурентной борьбе. В международных сопоставлениях рейтингов конкурентоспособности государств России отводится стабильно одно из последних мест. Так, в 1999 г., согласно Мировому ежегоднику сравнительной конкурентоспособности (The World Competitiveness Yearbook), составляемому на основе анализа информации по 288 критериям относительной конкурентоспособности 47 индустриальных стран Россия заняла 47-е место после Венесуэлы и Индонезии [1, 7]. В нашей экономической литературе также появились публикации, обосновывающие принципиальную неконкурентоспособность российской экономики в рамках мирового хозяйства [2]. Отсюда делается вывод о необходимости большей закрытости экономической системы России, опоры на собственные силы. Правомерны вопросы: насколько эффективно включение российской экономики в мировое хозяйство? возможно ли изменение сложившихся схем международного разделения труда в интересах России, повышение конкурентоспособности российской экономики? является ли открытость экономики стимулом экономического развития или несет в себе опасности экономической нестабильности и препятствует экономическому росту? Анализ возможностей успешной интеграции формирующейся экономической системы России в мировое хозяйство включает как теоретический аспект, так и вопросы конкретной политики государственного регулирования степени вовлеченности России в мирохозяйственные связи. Существующие теории дают разнообразный набор методов анализа факторов и механизмов эффективного функционирования стран в мировой экономике, которые вполне применимы и для формирую163

щейся экономической системы России. Так, отрицание возможностей успешного участия России в международном разделении труда из-за отсутствия абсолютных преимуществ в силу более высоких издержек производства, что само по себе не столь однозначно, опровергается принципом сравнительных преимуществ. Соотношение сравнительных издержек производства внутри страны в силу сложившихся народнохозяйственных пропорций дает возможности выгодного участия в международном разделении труда, используя механизм соотношения мировых цен и международных издержек производства. Наличие относительной избыточности и относительной дефицитности отдельных факторов производства также несет в себе потенциал рационального включения в мировое хозяйство. При достаточно высокой степени самообеспеченности России важнейшими ресурсами существует необходимость в обращении к конкретным международным компонентам. Прохождение жизненного цикла товаров в условиях быстрого обновления ассортиментной структуры мирового рынки порождает возможности выгодного проникновения на зарубежные рынки с новой продукцией. Использование эффекта масштаба приносит дополнительные прибыли с выходом на мировой рынок. Качественная специализация, концепция эффекта «летящих гусей» демонстрируют новые возможности усиления конкурентных позиций стран. Имеющийся в России потенциал технологического прорыва, новых производств и технологий также может быть максимально реализован с включением в мировую экономику. В целом теоретический анализ свидетельствует о наличии ряда возможностей эффективного участия страны в международном разделении труда. Вопрос состоит не в выборе между открытым и закрытым характером формирующейся экономической системы России, а в определении стратегических принципов, качественных характеристик участия страны в мировом хозяйстве, оптимальной структуры и степени вовлеченности в международные процессы. Чрезмерная открытость экономики представляет определенную опасность для несформировавшихся структур, неразвитых секторов экономики, что должно быть учтено при формировании конкретной практики внешнеэкономической деятельности, ее регулирования во внешнеэкономической политике. Специального внимания требуют стратегические приоритеты экономического развития, составляющие сферу национальной безопасности, недопущение высокой степени зависимости экономического положения страны от колебаний международной конъюнктуры. 164

Существует целый ряд параметров, измеряющих степень открытости экономики страны, разные эксперты используют различные методики оценок. Единого подхода здесь нет. Определяющим, как правило, является степень вовлеченности страны в международный рынок товаров и услуг, международный рынок капитала и инвестиций, международный рынок труда, наличие или отсутствие государственного ограничения внешнеэкономических связей, регламентирования валютных операций и т. д. На наш взгляд, наиболее показательными являются данные об экспортной и импортной квотах, доле иностранного инвестирования в экономику страны, внешней трудовой миграции, динамике валютного курса. Есть также ряд расчетных показателей экспортной специализации, степени интернационализации производства и капитала, доле экспорта на душу населения и др. Важным является институциональный аспект определения принципов, механизмов и форм взаимодействия в мировой экономике формирующейся экономической системы России. За годы экономических реформ в России сформировалась в значительной степени открытая экономическая система, что выявило ряд экономических проблем, требующих конкретного анализа и урегулирования. Как показал один из последних сравнительных анализов факторов внешнеторговой открытости 130 стран мира, проведенный экспертами Международного валютного фонда на основе паритета покупательной способности, степень внешнеторговой открытости России находится на весьма высоком уровне — 28%. Украина тоже является своего рода исключением, имея внешнеторговую квоту 23%, что значительно выше среднего показателя по странам с переходной экономикой, составляющего 10—12%, оцениваемого как уже достаточно высокая степень внешнеторговой открытости. Для сравнения можно назвать данные по США, внешнетороговая квота которых составила 24,5%, и Китаю — 8,1% [3, 12, 22, 24]. Таким образом, оценка внешнеторговой квоты России показывает высокую вовлеченность России в мировой рынок — на уровне, даже превышающем соответствующие показатели других стран с переходной экономикой и ряда развитых стран с рыночной экономикой аналогичного масштаба. Насколько данное положение дел способствовало решению экономических проблем России последних лет, еще остается вопросом. Можно видеть, что значительные экспортные поступления от продажи природных ресурсов, не стали фактором решения острых финансовых проблем трансформируемой экономики, средством выхода из кризисного состояния. Более того, ряд исследователей видят в высокой степени открытости экономики угрозу национальной безопасности страны, рассматривают крупномасштабный 165

вывоз природных богатств, прежде всего энергетических ресурсов, как подрыв жизненных основ будущих поколений. Государственная политика регулирования степени вовлеченности страны в мирохозяйственные отношения претерпела значительные изменения за период реформ. В настоящее время стоит задача перехода от доминанты роста открытости экономики страны к разработке разнообразных мер, регламентирующих общие правила игры, ограничительной практики в интересах национальных производителей. Вместе с тем протекционистские меры, имеющие целью защиту национальных производителей от опасностей международной конкуренции, не должны носить абсолютно запретительный характер, оставляя стимулы к развитию. Внешнеторговые отношения могут быть регламентированы как таможенно-тарифными мерами, так и нетарифными рычагами: квотированием, лицензированием, импортными депозитами, особыми техническими требованиями, дополнительными платежами, санитарными стандартами и нормами, требованиями к упаковке и маркировке, другими мерами администранивного характера. Следует, однако, учитывать возможные трудности насыщения внутреннего рынка при резком ограничении импорта, опасности сокращения экспортных поступлений и связанных с ними платежей в бюджеты всех уровней. Иными словами, ограничение внешнеторговых отношений чревато рядом затруднений, могущих стать препятствием экономического роста. Протекционистские меры сами по себе не достаточны для развития и стимулирования национального производства. Необходимы конкретные шаги по поддержанию экспортноориентированных производств, развитию высокотехнологичных, конкурентоспособных на мировом рынке сфер экономики путем создания благоприятного налогового режима, формирования устойчивой системы финансирования и кредитования, развитой законодательной базы. Государственное регулирование внешнеэкономической деятельности не ограничивается регламентацией внешней торговли, в его сферу включаются также движение капитала, прямых иностранных инвестиций, создание совместных производств. Высокие инвестиционные риски препятствуют эффективным долгосрочным капиталовложениям. Развитие системы страхования, гарантирования инвестиций, улучшение инвестиционного климата являются необходимыми составляющими положительной экономической динамики. Регулирование рынка краткосрочных обязательств, их трансформирование в долгосрочные активы, контроль спекулятивных сделок путем валютных ограничений могут стабилизировать финансовый рынок страны, помочь добиться эффективного взаимодействия с меж166

дународными финансовыми потоками, способствовать решению проблем внешнего долга. Меры по контролю за движением капитала, оттоком капитала за рубеж с ужесточением правил возврата экспортной выручки, обязательных импортных депозитов, введенные в последнее время, должны быть дополнены ясным законодательным урегулированием вопросов российского зарубежного инвестирования. Методы целенаправленной макроэкономической корректировки открытой экономики, принципы ее мониторинга и регулирования, включая инструменты денежно-кредитной политики, регулирования валютного курса, процентной ставки, оказывают непосредственное влияние на масштабы и интенсивность инвестиционных процессов, потенциал экономического роста. Гибкое следование валютного курса рубля темпам инфляции может оказать положительное влияние на развитие отечественного производства, насыщение внутреннего рынка, повысить конкурентоспособность национальной продукции. Политика процентных ставок с приведением в соответствие уровня доходности банковских депозитов и коммерческих кредитов реальной эффективности производственного сектора экономики является необходимой составляющей экономического развития. Преодоление разрыва банковско-финансового и реального производственного секторов экономики страны позволит аккумулировать свободные финансовые ресурсы страны для экономического роста. Решение проблемы долларизации экономики возможно с укреплением национальной денежной единицы, признанием рубля в качестве единственного платежного, расчетного, стоимостного, учетного средства на территории страны. Вместе с тем полное приостановление свободного валютного обмена вряд ли может быть эффективным в силу обратной реакции спекулятивных рыночных сил. При большей прибыльности рублевых операций финансовые потоки автоматически переориентируются с валютных сделок на предпочтение национальных денежных расчетов. Функционирование российского рынка труда в настоящее время переживает определенное противостояние национальных и международных факторов, отечественных патриотических настроений и проникновения западных принципов организации труда. Международный компонент зачастую воспринимается как нечто инородное, противоречащее традиционным российским представлениям о стимулах к труду, его интенсивности, содержанию, творческим характеристикам. Вместе с тем более высокая оплата труда в зарубежных фирмах является значительным соблазном для отечественных работников, не из167

балованных подобной оценкой своего труда. Подобное противоречие невозможно разрешить мерами ограничительного характера, вопрос решается субъектами рынка труда в зависимости от комплекса факторов как экономического, так и внеэкономического характера. Региональный аспект открытости экономики России демонстрирует большое разночтение местных законодательно-нормативных актов, а также их расхождение с федеральными нормами, что требует своего урегулирования При значительной интенсивности внешнеэкономических связей отдельных регионов не всегда достигается баланс общероссийских интересов. Участие России в ряде международных организаций требует как ясного представления позиции страны в международных экономических и политических отношениях, так и уменьшения степени зависимости от их диктата. Международные интеграционные группировки дают возможности селективного использования норм регулирования, приведения их в соответствие с международными стандартами. Перспективы включения в ВТО также ставят ряд вопросов достижения согласованности внешнеторговых уступок России со снятием торговых ограничений в отношении России другими странами мира. Анализ внешнеэкономического сектора экономики свидетельствует о его большом значении для развития экономики страны в целом. Вместе с тем, учитывая все составляющие анализа, можно заключить, что открытый характер формирующейся экономической системы России в настоящее время превышает возможности эффективного участия страны в международном разделении труда. Высокая степень открытости делает экономику страны уязвимой перед вызовами глобализации. Открытая позиция при значительных финансовых, торговых, инвестиционных, социальных, политических рисках порождает неустойчивость экономического положения России, обостряет существующие проблемы трансформации. Необходим детальный просчет факторов открытости, вовлеченности страны в международные экономические отношения, определение допустимого предела открытости, приоритетных сфер экономики, требующих протекционистской защиты в целях национальной безопасности. В связи с этим представляется правомерной рекомендация исследования «Россия — 2015: оптимистический сценарий», выполненного специалистами Института экономики РАН: для обеспечения программы восстановления экономики страны «принять меры по ограничению степени открытости российской экономики, в том числе там, где это потребуется, защитить отечественных производителей от зарубежной конкуренции и одновременно ограничить вывоз ресурсов за рубеж» [4, 31]. 168

В целом анализ экономической системы России, ее вовлеченности в общемировые процессы показывает многоплановость данной проблемы, что подтверждает сложность поставленных вопросов. Здесь нет простых ответов и рецептов. Шансы российской экономики вновь войти в число лидирующих экономик мира по-прежнему существуют, и их нельзя упускать. Очевидно, что абсолютная закрытость, автаркия для России невозможны и вопросы взаимодействия с международным сообществом все равно остаются на повестке дня. Необходима формулировка общих стратегических целей и направлений дальнейшего развития, разработка методов государственного регулирования степени открытости экономики страны, функционирования в современном меняющемся мире. Становление социально-экономической системы России, происходящее в условиях растущей глобализации мирохозяйственных связей, испытывает воздействие как позитивных тенденций усиления взаимозависимости и взаимосвязанности государств мира, так и негативных процессов глобализационного развития. В числе проблем, с которыми столкнулось социально-экономическое преобразование России, можно выделить: растущее социальное расслоение общества, неравномерность распределения благ; глобальная финансовая нестабильность; доминирование глобальных монополий и олигополий; конфликт между процессом глобализации мировых рынков и национальными интересами государств; социальные болезни глобальной системы. Рост социального неравенства проявляется в растущей дифференциации доходов в России. Так, соотношение доходов 10% наиболее и 10% наименее обеспеченного населения в 1999 г. составило 14,7 раз, и это при условии широко распространенной практики сокрытия высоких доходов в целях уклонения от налогообложения. Растет общая бедность — число лиц, имеющих уровень денежных доходов ниже величины прожиточного минимума достигло 51,7 млн человек, т. е. практически каждый третий гражданин России в настоящее время не имеет необходимых средств к существованию. Безработными являются 9,1 млн человек [5, 26—27]. Рост социального неравенства влечет за собой обострение социальной напряженности в обществе, что требует целенаправленной социальной политики ее урегулирования. Финансовая нестабильность социально-экономических трансформаций России усугубляется спецификой функционирования современных глобальных финансовых рынков, где доминируют спекулятивные финансовые потоки, не связанные с реальным сектором экономики. Фиктивный капитал своим неконтролируемым движением способен дестабилизировать финансовое положение практически любой страны мира, что было подтверждено недавними финансовыми 169

кризисами в странах Латинской Америки, Юго-Восточной Азии и последним опытом России. Проблема монополистического диктата является как внутренней, так и внешней проблемой России. Крупнейшие российские компаниимонополисты своей политикой способны дестабилизировать внутренний рынок, диктуя цены потребителям. Вместе с тем проникновение на российский рынок крупнейших международных монополий также способно оказать существенное негативное влияние на развитие целых отраслей производства. Это подтверждает сопоставление масштабов ТНК и российской экономики и можно проиллюстрировать следующим примером. Состояние Билла Гейтса, по данным, опубликованным в сентябре 1999 г. в журнале «Форбс», было эквивалентно 85 млрд дол., что равняется четырем годовым бюджетам России в 1999 г. Рыночная капитализация компании «Майкрософт» составила 500 млрд дол., что в 2,5 раза превышает ВВП Российской Федерации. Конфликт между процессом глобализации мировых рынков и национальными интересами государств проявляется в том, что государства в значительной степени лишаются рычагов воздействия на развитие ситуации на конкретных рынках. Капиталы, свободно перемещаясь между странами, избегают налогообложения, глобальные товарные потоки формируют конъюнктуру цен и динамику развития сырьевых, товарных рынков, идет развитие системы связи, глобальных коммуникаций, не подконтрольных отдельным государствам. Национальные государства стоят перед сложнейшей задачей поиска новых механизмов воздействия в условиях глобализационного вызова. Социальные болезни глобального сообщества проявляются прежде всего в интернационализации преступности. Теневой сектор экономики становится все более и более значительным. По данным Госкомстата РФ, оборот неформальной теневой экономики в России в 1997 г. составлял четверть ВВП, а по оценкам Федеральной налоговой полиции, примерно половину. Глобализация способствовала появлению мировых рынков наркотиков, нелегального оружия, торговли людьми, международного терроризма. Со всеми этими проблемами Россия также столкнулась за годы преобразований. Вызовы глобализации — это реалии сегодняшнего дня, с которыми необходимо считаться России. Опыт прошедшего десятилетия реформ подтверждает основные выводы о важности усиления роли государства в период социально-экономических трансформаций, необходимости определения приоритетов развития, последовательности хода реформ, учета социальной составляющей реформирования. Значимость последовательности преобразований экономической системы России в координатах мирового развития выдвигает на пер170

вый план необходимость формирования внутреннего рынка, достижения конкурентоспособности отечественного производства, укрепления национальной экономики. Привлечение внешних факторов развития должно осуществляться на взвешенной основе с учетом тех опасностей, которые несет в себе открытость мировым глобальным рынкам. При всей простоте и ясности положения о необходимости развития внутреннего рынка страны это не такая легкая задача. Формирование рыночных институтов и механизмов требует времени и специальных программ развития, рассчитывать на мгновенные результаты не приходится. Решение текущих трансформационных проблем кризиса, который уже получил название «депрессия великого переходного периода», не должно тем не менее заслонять перспективы будущего общественного развития, которые связываются с идеями постиндустриального общества. Российские традиции развития в определенной мере коррелируются с его принципами. Общественное устройство России всегда ориентировалось на большую значимость социальных начал, гуманитарных, культурных, духовных ценностей над собственно материальными благами. Изначальный приоритет развития материального производства, повышения уровня жизни граждан страны безусловно необходим, но следует помнить и о более высоких культурных, социальных, общественных принципах и духовных идеалах. Литература 1. Независимая газета. НГ—Политэкономия. 1999. 5 окт. 2. Паршев А.П. Почему Россия не Америка. М., 2000. 3. Opening up and Geographic Diversification of Trade in Transition Economies. IMF, 1998. 4. Экономист. 2000. № 1. 5. Экономический альманах. Статистика, анализ, прогноз. М., 1999. Вып. 2. В.В. САВИН

Место России в общей концепции развития социальных систем Общая концепция развития социальных систем

Каким может быть путь развития России? Ответить на этот вопрос автор попытается, идя «от абстрактного к конкретному». Описав общий путь развития социальных систем, автор попытается показать, 171

гда на этом пути находится Россия. И уже исходя из этого, автор сделает вывод о первоочередных задачах, стоящих перед страной, и о способах решения. Каким же может быть путь социальных систем? Возможный ответ будет представлен в данном разделе работы. Социальные системы относятся к сложным (нетривиальным) системам, которые в процессе своей эволюции проходят этапы развития, представленные в табл. 1, каждый из которых имеет свою специфическую основную проблему, специфический тип конфликта и должен выполнить специфическую функцию18.. Таблица 1 Схема функций, которые должны быть кумулятивно выполнены социальной системой для нормального функционирования Модус преодоления раз- Последующая проблема ногласий СодержаОкру- ДифференСоздание жающая Конституция тельная циация границы сложность среда Аллокация Социальная Получение Редкость Неравенст- (распределересурсов во сложность ние) Создание НесправедВременная Нормы структуры Порядок ливость сложность РегулироДиверген- Координация Оперативная вание про- Время ция сложность цессов ПознавательСамопо- ИдентиДискуссии сложнимание фикация Разногласия (обсуждение) ная ность Функция

конПроблема Тип фликта

Созидание Эволюция

Зависимость

Творчество

Системная сложность

Эволюционная схема решения проблемы

Ассимиляция Дифференциация ролей Правила согласования процессов Рефлексия Интеграция Созидающая дифференциация

Источник: переработано из: [1, 138].

18 Перед тем, как приступить к конкретному описанию этих этапов, автор считает необходимым сделать следующие замечания. Во-первых, социальные системы, решая задачи каждого последующего этапа, не освобождаются от продолжения решения задач всех предыдущих этапов; во-вторых, Россия уже много раз проходила эти этапы, поэтому анализ и эксплицитное расчленение процесса развития России на этапы могут показаться искусственными; в-третьих, нижеизложенная концепция, несмотря на все ее достоинства и убежденность автора в том, что в настоящий момент именно эта точка зрения является наиболее адекватно отражающей существующую реальность, должна приниматься не в качестве абсолютной истины, а в качестве одной из возможных точек зрения, что требует продолжения дискуссии — «в споре рождается истина».

172

Предэтап. Для появления и дальнейшего существования системы необходимо, чтобы она обособилась от своей внешней среды, т. е. провела первоначальную границу между собой и своим системным окружением. В результате проведения такой границы система дифференцирует себя от своего системного окружения и конституирует себя как систему. Один из возможных примеров: возникновение Советской России в октябре — ноябре 1917 г. или же возникновение независимой Российской Федерации (а также других независимых государств) в результате (или вследствие) беловежских соглашений 1991 г. В результате конституирования себя как системы19, т. е. решения проблемы окружающей среды и выделения себя из нее, система получает возможность повышения своей содержательной сложности, так как благодаря возможности разделения мира на 2 части — себя и свое системное окружение — система может, «пренебрегая» своей окружающей средой, посвятить больше внимания самой себе, своему собственному развитию и начать заниматься накоплением в себе элементов и отношений между этими элементами. На предэтапе своего развития социальные системы стремятся к тому, чтобы быть похожими на закрытую систему (рис. 1). С истем а Э лем ент 1

Э лем ент 2

Э лем ент 3

Э лем ент N

Рис. 1. Модель закрытой системы

Этап 1. Следующим этапом развития системы является этап, в течение которого система повышает свою содержательную (число и разнообразие элементов) сложность и создает предпосылки для появления социальной (структура отношений между элементами) сложности. Происходит ассимиляция объектов внешней среды системой и включение их в систему в той или иной роли: элементов, отношений между элементами, ресурсов и т. д. Наиважнейшей задачей этого этапа становится решение проблемы снабжения социальной системы редкими ресурсами. Накопливаемые на первом этапе элементы и налаживаемые между ними отношения потребляют при нормальном функционировании системы и на этом и на последующих этапах ресурсы, которыми система их должна снабдить. 19

Здесь речь идет не о software, a o hardware. 173

Снабжение системы ресурсами ведет так или иначе к возникновению неравенства между элементами системы и конфликту, преодолеваемому за счет попыток равного распределения ресурсов между элементами системы. Постоянное решение задачи распределения ресурсов регуляторами системы создает предпосылки для возникновения необходимости в системных структурах, т. е. предпосылки для начала накопления системой социальной сложности, которая является основой перехода системы ко второму этапу ее существования. Достаточно сложно привести примеры систем, находящихся на первом этапе развития: например, Российская Федерация, определив свою границу, одновременно получила право суверенного использования богатств, находящихся на своей внутренней территории и тем самым сразу перешла ко второму этапу развития социальных систем. Проблемы, типичные для первого этапа развития социальных систем, могут быть проиллюстрированы, например, отношением России к Чечне, предъявлявшей к первой чрезвычайно высокие требования за транспортировку по своей территории нефти и газа из Азербайджана и Туркмении и препятствовавшей тем самым получению Российской Федерацией определенных ресурсов. Этап 2. Второй этап развития системы посвящен развитию социальной (решение проблемы налаживания структуры отношений между элементами системы) сложности и созданию предпосылок для временной (согласование протекающих в системе процессов) сложности. Основной задачей этого этапа развития социальной системы является установление порядка, т. е. определенных отношений между элементами. Таким образом понимаемый порядок ведет к возникновению конфликта вследствие проблемы несправедливости, воспринимаемой элементами системы как несправедливость установленного порядка, структуры отношений между элементами системы и, следовательно, несправедливого распределения ресурсов. Преодоление этого конфликта происходит за счет создания общественных норм, отвечающих на вопрос: какими должны быть отношения между различными элементами и подструктурами системы? Постоянная необходимость решения вопроса о справедливости существующего порядка, существующей структуры отношений регуляторами системы создает предпосылки для накопления временной сложности и переходу к третьему этапу развития социальных систем. Особенно ярким примером сложностей второго этапа развития социльных систем могут послужить разногласия между органами исполнительной, законодательной и судебной властей Российской Федерации вплоть до середины 90-х гг. XX в., особенно обострившиеся в 174

1993 г.20 Очевидно, что отношения этих ветвей власти между собой могут складываться самым различным образом, тем не менее попытки ликвидации складывающихся отношений при невозможности немедленного установления новых структур ведут к хаосу, т. е. уменьшению социальной сложности системы, и препятствуют созданию структур, необходимых для нормального функционирования общества. На этапах 1 и 2 социальные системы могут быть представлены с помощью модели простой открытой системы (рис. 2).

Система

Конкретное системное окружение

Рис. 2. Модель открытой системы

Этап 3. Посвящен налаживанию бесперебойного функционирования системы со всеми ее элементами, ресурсами и структурами в течение длительного промежутка времени (временная сложность). На этом этапе возникают правила координации процессов, протекающих в структурах системы и требующих различного временного интервала. Например, для оповещения приграничных воинских гарнизонов в ночь на 22 июня о возможном нападении фашистской Германии на Советский Союз потребовалось несколько часов, для подготовки первой победы под Москвой — несколько месяцев, для полномасштабного пере20 Автор ни в коем случае не хотел бы создать впечатление, что уж он-то знает, кто прав, а кто виноват в этом конфликте. Ответ на этот вопрос даст история. Автор лишь хочет подчеркнуть, что основной задачей второго этапа развития социальных систем является создание структуры отношений между элементами системы, создание порядка, и разрушение существующих общественных структур (кем бы оно ни было произведено) отбрасывает социальную систему к необходимости заниматься проблемами второго этапа развития социальных систем. Соответственно, автор делает вывод о важности эволюционного (не революционного) социального реформаторства.

175

хода промышленности к работе на военный заказ — более года, а для победы в Великой Отечественной войне — 1418 дней. Для эффективного функционирования (иногда и выживания) социальной системе необходимо согласовывать, координировать во времени протекающие в ней процессы. При начале подготовки промышленности к работе на военный заказ заранее страна, возможно, не понесла бы в первые месяцы войны такие территориальные и человеческие потери21.

Система

Конкретное системное окружение Cущественные переменные Параметры

Рис. 3. Модель ультрастабильной системы22

Основной проблемой социальной системы на третьем этапе развития становится время, точнее, его эффективное использование с целью максимально быстрого и согласованного прохождения системных процессов в единицу времени. Система начинает стремиться к эффективному использованию времени, стараясь держать возможные временные расхождения процессов под контролем. Попытки согласования процессов ведут к конфликту между структурами системы из-за расхождения во мнениях относительно допустимой продолжительности того или иного процесса. Этот конфликт решается только благодаря координации. Накопление опыта координации процессов регуляторами системы приводит к тому, что система увеличивает свою временную сложность и создает правила согласования процессов. Постоянная необходимость согласования процессов приводит в итоге к налаживанию согласованных действий в социальной системе, т. е. на-

21

Этот пример очень ярко показывает необходимость временной координации в обществе и заблаговременной подготовки (состыковки во времени) происходящих в обществе процессов. 22 Переработано из: [2, 83]. 176

коплению регуляторами системы временной сложности23, достаточной для создания условий возникновения и накопления оперативной сложности в системе. На этапе 3 наиболее адекватным представлением социальной системы будет ультрастабильная система. Этап 4. Когда регуляторы системы накопили достаточную содержательную, социальную и временную сложность, т. е. имеют досточное количество ресурсов, могут регулировать структуры системы (отношения между элементами) и процессы (координация структур системы во времени), система и ее регуляторы могут перейти к накоплению оперативной сложности, т. е. самостоятельному определению целей своего дальнейшего развития, что вместе с созданием предпосылок для начала оптимизации системных процессов передачи и обработки информации, составляет сущность следующего, четвертого этапа развития социальных систем. Система с помощью своих регуляторов к началу четвертого этапа развития настолько хорошо научилась управлять собой, что она может сама, более или менее «сознательно», создавать цели своего бытия. Если на предыдущих этапах развития система более или менее сложным образом только реагировала на внешние раздражители, то теперь она может позволить себе роскошь частичной автономии по отношению к своему системному окружению. Этой автономией система обладает как раз благодаря тому, что она в силу создания границ, своей накопленной содержательной (ресурсы), социальной (структуры) и временной (процессы) сложности достигла определенной скорости действий, определенного запаса прочности, позволяющих ей не сразу реагировать на внешнюю среду. Тем самым система получает ресурсы, структуры и процессы, позволяющие ей заниматься собой не в качестве ответа на воздействие внешней среды, а в качестве активной самоорганизации. Начиная с четвертого этапа, социальные системы характеризуются способностью к самоорганизации. Это означает также и развитие многовариантности (contingency) социальной системы. Система начинает рефлексировать для того, чтобы понять себя, понять, чего она (система) хочет, и в силу этого, как она должна правильно реагировать на окружающую среду. Основными задачами, стоящими перед системой, становятся, создание собственной идентичности и последующая идентификация элементов, структур и процессов системы с системой. Система воспринимает себя, начиная с 23

В качестве примера высокой степени временной сложности системы (как степени согласованности процессов, в ней протекающих) можно привести систему just in time, разработанную в конце 70-х гг. XX в. «Тойотой» и распространившуюся сначале на автомобильную промышленность Японии, а впоследствии и на все японское общество. 177

этого этапа развития, не как множество отдельных элементов, структур, процессов и т. д., но как нечто цельное, как систему и, возможно, как элемент системы более высокого порядка. Перед системой теперь встает вопрос: что делать, как поступать в ответ на определенные действия внешней среды. И благодаря накопленной сложности система с помощью своих регуляторов обладает возможностями для того, чтобы дать не единственный ответ на этот вопрос. Вопрос ставится уже о единственно «правильном» ответе, и этот ответ может быть получен системой с помощью тематизирования себя самой для себя самой. Отсутствие ответа на этот вопрос приводит к синдрому Гамлета, вечно сомневающегося и не знающего, как ему поступить24. Система вырабатывает оперативную сложность, ставя себе цели и достигая их. В итоге системой (и регуляторами системы) вырабатывается целая совокупность вероятных целей, возможно, отличающихся от тех, которые система имела первоначально. Необходимость идентификации всей системы со своими целями и с самой собой ведет к типичному для четвертого этапа развития социальных систем конфликту, конфликту вследствие разногласий внутри системы относительно целей и идентичностей системы. Эти конфликты решаются путем обсуждений, проводимых с различной интенсивностью и различными средствами25. Например, так называемые диссиденты в СССР, ставившие под сомнение правильность выбранного страной пути, или дагестанские ваххабиты, провозглашающие необходимость установления законов шариата: те и другие, не согласные с теми целями и той идентичностью, которые им предлагал СССР или предлагает современная Россия, должны быть рассмотрены именно в свете этой концепции. Регуляторы системы, накопившие достаточно содержательной, социальной и временной сложности, могут поддерживать идентичность системы и повышать свою оперативную сложность, путем согласовывания идентичностей существующих в системе элементов, структур и процессов26. Согласование идентичностей и создание системной идентичности, понимаемой как система целей системы, ведет к созданию смысла существования системы, что есть условие начала накопления когнитивной (познавательной) сложности социальной системы. 24

Более яркий пример — Буриданов осел, умерший от голода из-за того, что не знал, какую вязанку хвороста ему выбрать. 25 Как правило, элементы, придерживающиеся другой идентичности, объявляются не принадлежащими системе и подлежащими либо уничтожению, либо исключению из системы, либо воздействию, приводящему к обретению ими идентификации с системой. 26 Это согласование может происходить самыми различными путями. См. предыдущую ссылку. 178

Начиная с четвертого этапа развития систем, социальные системы могут быть представлены с помощью модели самореференциальной системы (рис. 4): социальные системы четвертого и последующих этапов отличаются друг от друга лишь способами построения смысла.

Смысл

Система

Конкретное системное окружение

Смысл Cущественные переменные

Параметры

Рис. 4. Модель самореференциальной системы

Этап 5. Сущность пятого — предпоследнего в данной концепции — этапа развития социальных систем заключается в накапливании системой когнитивной (познавательной) сложности, заключающейся в повышении эффективности, результативности, креативности обсуждения своей идентичности и выработки оптимальных для системы (в условиях проекции на время — максимально быстрых) путей получения системной идентичности. Если на предыдущем этапе система должна была понять, что она есть такое и чем она отличается от аналогичных систем внешней среды, то на пятом этапе развития система должна интегрировать себя такой, какая она есть, с той идентичностью, той совокупностью целей, которые у нее есть, в совокупность систем внешней среды, имеющих, возможно, иной смысл, имеющих тот смысл, который они имеют. Система начинает понимать себя, как нечто хотя и самодостаточное, но требующее интеграции с определенной миссией в большее общее, и поняв себя, начинает свою эволюцию в мире (рис. 5). Основной проблемой пятого этапа развития социальных систем является эволюция, понимаемая как естественный дрейф системы вследствие поддержания смысловой (и фактической) интеграции сис179

темы в большую систему [3, 129] (в случае России — в мировое сообщество). Эволюция ведет к конфликту по причине зависимости системы (смысла системы) от более общей системы (от смыслов большей системы), в которой исходная система теперь является элементом. Свобода, приобретенная системой (и регуляторами системы) благодаря умению подчинять себе свои собственные элементы (границы), добывать ресурсы, управлять своими процессами и структурами, ставить и достигать свои собственные цели, зависит в той или иной степени от большей системы (смысла большей системы). Решение этой проблемы достигается путем созидания и творчества. Система творит и благодаря этому ей удается легче, быстрее созидать новый смысл и соответственно легче интегрировать себя в большую систему. Система изменяет теперь не только себя, но и большую систему, т. е. свою внешнюю среду.

Конкретное системное окружение

Система 2

Смысл

Смысл

Система 1

Конкретное системное окружение

Смысл

Смысл

Cущественные переменные 1

Cущественные переменные 2

Множество параметров Система 3 Смысл

.......

Конкретное системное окружение

Смысл

Cущественные переменные 3

Рис. 5. Эволюция самореференциальных систем

Накопление когнитивной сложности, понимаемой как создание оптимальных форм обработки информации и нахождения наиболее креативных форм решения стоящих перед системой проблем интеграции, ведет к созданию творческих подсистем, позволяющих опреде180

лить не только сиюминутные, но долгосрочные место и важность системы в большей системе. Конкретно когнитивная сложность системы (и регуляторов системы) проявляется в том, что система начинает гораздо больше ресурсов тратить на подговку будущего, на прогноз и исследования. В качестве примера можно привести Россию конца XIX — начала ХХ в.. Грандиозный творческий потенциал, созданный Россией в этот период, позволил ей занять особое место не только в мировом сообществе того времени, но и заложить огромные резервы на будущее. Накопление когнитивной сложности: фундаментальные исследования, философское понимание множества возможных путей дальнейшего развития, создание систем раннего обнаружения будущих трендов и т. д., приводит к тому, что система начинает обеспечивать оптимальный успех своего функционирования не только в краткосрочном, но и в действительно долгосрочном периоде. Этап 6. Накопление когнитивной сложности, т. е. способности оптимального поиска смысла для поддержания долгосрочно оптимальной интеграции системы в большую систему, заставляет систему творить и создает предпосылки для появления системной сложности, понимаемой как способность системы создавать другие системы, которые смогут существовать независимо от породившей их системы и с течением времени достичь пятого этапа развития социальных систем. Пример системной сложности являет собой Средневековая Европа в эпоху, последовавшую за Великими географическими открытиями, или Китай династий Минь и Qing, создавший основы китайского влияния во всем Восточно-Азиатском и, частично, Тихоокеанском регионах, Византийская империя, передавшая православное вероисповедание в Московское царство, и т. д. Как правило, системная сложность связана необходимостью потери части, передаваемой системойродителем вновь рожденной системе, которая должна проделать весь многоэтапный путь, прежде чем достичь состояния системной сложности. Поэтому система-родитель пытается произвести отбор наилучших в соответствии со своим смыслом интеграции в большую систему новорожденных систем, дифференцируя свое к ним отношение. Помимо этого системная сложность должна быть также понята как возможность системы переродиться, стать новой системой, т. е. создать свое системное бессмертие. Таковы вкратце этапы развития социальных систем. Большинство больших социальных систем, существовавших в истории, не справлялить с задачами, которые ставили перед ними вышеизложенные этапы развития. Различные виды сложности, многовариантность и много181

значимость настоящего и будущего, возникающие вследствие этого конфликты ставили непосильную для многих обществ задачу самосохранения. И, возможно, задачу, которую ставит перед всем мировым сообществом настоящее время, можно было бы определить, как поиск способов выживания системы, высокодифференцированные части которой находятся на различных этапах развития. Однако вопрос, который был поставлен в этой работе и на который автор надеется дать ответ, касается России, и ответ на него должен быть получен, исходя не только и не столько из интересов всего мирового сообщества, но прежде всего — из интересов нашей страны, из интересов России. Каково же положение России в рамках предложенной концепции, на каком этапе развития она находится в настоящий момент, каковы проблемы, которые она при этом испытывает? Место России в общей концепции развития социальных систем

На какой же стадии развития находится Россия в настоящий момент? Разрушение СССР создало Российскую Федерацию и другие независимые государства Содружества как независимые социальные системы и заставило их заниматься проблемами первых трех этапов развития социальных систем, т. е. решением проблем редкости (дефицита), установления порядка и эффективного использования времени. Исторически чрезвычайно быстрое разрушение партийной власти и необходимость создания новых политических и хозяйственноэкономических механизмов регулирования общественной жизни привели к тому, что Россия в течение последнего десятилетия могла быть представлена моделью закрытой системы, пытающейся стать ультрастабильной (рис. 1). Она пыталась обеспечить себя ресурсами, меняла структуры и по-разному согласовывала протекающие в себе самой процессы для того, чтобы решить проблему выживания (сохранения целостности в окружающей среде и удержания существенных переменных в допустимых пределах). Если проанализировать основные задачи, стоящие перед социальными системами на каждом этапе их развития, то становится очевидным, что Россия фактически не должна была проходить испытания предэтапа в силу того, что границы ее были определены с момента начала ее фактического самостоятельного существования в 1991 году границами бывшей РСФСР. Также проблема получения ресурсов, являющаяся ключевой для социальных систем, стоящих на первом этапе развития, не стояла перед Россией в острой форме, ибо несмотря на сокращение числа источников ресурсов как в результате перехода их в собственность других независимых государств, так и в результате 182

уменьшения культурного, экономического и политического обмена между постсоветскими республиками, число их оставалось все равно достаточным для обеспечения относительно бесперебойного функционирования системы (за исключением кризиса 1992 г.). Наиболее отчетливо проблемы проявились на втором и третьем этапах развития социальных систем, во время которых Россия формировала свои структуры и координировала свои процессы. Именно установление порядка, устранение коррумпированного управления и высокой криминализации экономики (проблемы второго этапа) стали лейтмотивом президентских выборов 1996 и 2000 гг. Проблема эффективного использования времени с целью достижения максимально высокой производительности системы до сих пор не являлась высоко актульной в российском обществе, что может быть объяснено особенностями национальной культуры. Тем не менее тот факт, что проблема времени так или иначе тематизировалась российским обществом, можно в зачатках проследить, например, на периоде «быстрых денег». Задача по достижению максимального богатства в кратчайшие сроки за счет передела прежде всего государственной собственности, стоявшая перед определенными кругами российского общества в это время, вела в определенной степени к накоплению временной сложности, позволяющей эффективно использовать этот традиционно оптимально, но неэффективно используемый в России ресурс. Сознательное накопление временной сложности, т. е. понимания необходимости эффективного использования времени, и начало накопления оперативной сложности, т. е. начало понимания возможности постановки альтернативных целей социальной системой «Россия»27, можно привязать к кризису 1998 г., когда стало ясно, что надежды на сиюминутную «dolce vita» не оправдались, и невозможность накопления богатства-прямо-сейчас поставила перед Россией необходимость переноса временной перспективы с краткосрочных проектов на долгосрочные и увязки проектов с различной продолжительностью между собой. Именно с этого момента большая часть системы «Россия» начинает увязывать между собой кратко-, средне- и долгосрочные процессы производства и потребления, сбережений и инвестиций, задумываться о возможных последствиях координации этих проектов и тем самым создавать предпосылки для накопления оперативной 27

Здесь речь идет о России, начиная с 1991 г., года образования Российской Федерации, когда было положило начало существованию новой социальной системы, которая, конечно же, многое переняла у системы, правопреемницей которой она стала, Советского Союза. 183

сложности. Это привело к заметной со стороны временной координации процессов смены политического руководства страны, установления конституционного порядка на всей территории и регулирования экономики. Именно задачи оптимальной координации процессов решались страной на протяжении последнего времени, будут решаться в ближайшем будущем и составляют актуальнейшую потребность страны, что нашло свое отражение в понимании необходимости выработки стратегических программ. Поэтому можно сказать, что в настоящий момент России необходимо закрепить достигнутое в области порядка и улучшить эффективность использования времени, т. е. ее задачами на сегодняшний день являются накопление социальной и временной сложности самой системой и ее регуляторами. Однако Россия должна думать не только о настоящем, но должна также задумываться о будущем. Нашей страной накоплено уже достаточное количество содержательной, социальной и временной сложности для того, чтобы уже в недалеком будущем начать решать проблемы, встающие перед социальными системами на четвертом этапе их развития. Именно эта, пока еще минимальная степень оперативной сложности, позволила России успешно провести самую простую — военную — часть второй чеченской кампании и несмотря на преследующую Россию критику Запада, выработать и поставить перед собой новые цели, которые есть начало определения собственной российской идентичности. Необходимость отстаивания права решать вопросы внутренней политики, в частности вопрос сохранения территориальной целостности России, самостоятельно перед лицом критики Запада позволила особенно четко выявить необходимость начала накопления Россией оперативной сложности (создания собственной российской идентичности). Поэтому призывы к сплочению общества фактически готовят почву именно для преодоления конфликта разногласий и идентификации многоликого российского общества с Россией28. Из изложенного в предыдущем разделе (этап 4) следует, что идентификация элементов, структур и процессов системы с выработанной системой общесистемной совокупностью целей будет возможна лишь в случае самопонимания системой самой себя и при преодолении неизбежно возникающего на этом этапе развития конфликта разногласий относительно целей путем разноинтенсивного обсуждения (см. ссылку 15) смысла системы. Таким образом, в недалеком будущем, а 28 Несмотря на кажущуюся очевидность идентификации российского общества с Россией, эта идентификация не очевидна для определенной части российского общества, например, для некоторых жителей Чечни.

184

возможно, уже и в ближайшем будущем России понадобится долгосрочное преодоление разногласий и определенная долгосрочная сплоченность общества вокруг общероссийской совокупности целевых установок, т. е. смысла России29. Таким образом, задачей ближайшего будущего для России станет и повышение оперативной сложности системы «Россия», т. е. выработка Россией своих целей, преодоление с помощью различных видов обсуждений разногласий, сплочение общества вокруг выработанной системы целей и вследствие этого идентификация российского общества со смыслом России. Для этого Россия должна понять себя, т. е. ответить на вопросы: что есть Россия, какова российская идентичность (прозападная, прокоммунистическая, прославянская, евразийская, иная), какие цели (экономические, политические, культурноисторические, военно-технические и т. д.) должна преследовать Россия в настоящий момент, каким образом Россия должна преследовать эти цели, где она должна ставить акценты? Россия должна способствовать процессу рефлексии, самоосознания, развития в России чувства принадлежности к России30. Задача повышения оперативной сложности системы может решаться системой без учета когнитивной (познавательной) сложности, и, к сожалению, за последнее десятилетие Россия потеряла большую часть когнитивной сложности, накопленной в СССР. Глобальные стратегические подструктуры системы, разрабатывавшие в СССР прогнозы на десятилетия вперед, были заклеймлены как «маниловщина» и фактически умервлещены, многие фундаментальные научные исследования, проводившиеся в СССР, были фактически прекращены. Все это достаточно закономерно объяснимо в рамках представленной концепции необходимостью выживания системы в условиях изменений, повлекших разрушение старой системы и рождение новой, и необходимостью вследствие этого пройти новой системой заново все этапы развития социальных систем.

29

К сожалению, этот смысл еще только вырабатывается, только совсем недавно появилась полная ясность в вопросе о необходимости силы, единства и стабильности России. «Путин... первый, кто в новой России поставил перед собой задачу преодолеть трагический разрыв между двумя социокультурными полюсами: народом и элитой. Заметьте: все кандидаты на пост президента ориентируются в основном на интересы и ценности какой-то одной общественной группы, одного клана. Путин же стал фактором сплочения большинства россиян. Именно в этом — ключ к преодолению кризиса» [4, 6]. 30 Для самотематизирования требуется создание системы обсуждений в России различных мнений относительно ее целей и согласования различных интересов. Это должно происходить с учетом российской культуры, не позволяющей проводить эти обсуждения на западный манер. 185

Однако в настоящее время становится все более очевидным, что постановка новых целей Россией не может быть произвольной, но должна быть связана с будущим России, с ее будущим местом в мировом сообществе, с той ролью, которую Россия хотела бы в нем играть, с теми средствами, которыми Россия эту цель может и хотела бы достичь. Иначе говоря, речь идет уже о необходимости накопления, хотя бы и в довольно долгосрочном смысле, когнитивной сложности. Система целей, которую выработает, должна выработать Россия в ближайшем будущем не останется неизменной во веки веков. Эти цели, этот смысл будут меняться в зависимости от пути России как системы в мировом сообществе — как в большей системе. Поэтому России необходимо будет повысить эффективность путей возобновления собственной идентичности и эффективность идентификации своих элементов, структур, процессов с возобновленной идентичностью. Речь идет об оптимизации путей поиска смысла и создания «новой» совокупности целей в ответ на изменение смысла и совокупностей целей систем внешней среды, т. е. об улучшении процессов понимания мира и себя. Речь также идет об активизации этих поисков с целью пионерства в области смысла, новаторства в создании нового смысла. Новаторский смысл приведет к тому, что реагировать уже будет не сама система, но системы внешней среды системы. Тем самым система будет активно участвовать в создании своей внешней среды, и здесь она уже должна задаться вопросом, какой бы она эту внешнюю среду хотела бы видеть. Тем самым ищутся и находятся ответы на вопросы, которые внешняя среда еще не ставила, ответы на вопросы о том месте, которое система в будущем будет занимать в своей внешней среде, о том, как система собирается и в будущем интегрироваться во внешнюю среду, и т. д. Достичь этого Россия может с помощью созидающих программ, предлагающих мировому сообществу что-то новое, что-то, что невозможно получить в других странах, что-то креативное и неожиданное. Наилучшим примером здесь является Россия конца XIX — начала ХХ в., создавшая шедевры, которые показывали направление движения всему миру, под которые подстраивался весь мир. В качестве примеров можно привести таблицу элементов Менделеева, петлю Нестерова, социологию Питирима Сорокина, экономические волны Кондратьева, литературные произведения Достоевского, Толстого, Чехова и т. д. Список может быть весьма длинным. Однако это потребует долгосрочных программ, в которые необходимо вложить ресурсы сейчас, чтобы было чем жить потом. Необходимо улучшить коммуникацию внутри системы, увеличить число элементов, структур, процессов и целей, способствующих усилению такой творческой активности. 186

«Свободное» творчество как способ достижения эволюционной интеграции системы Россия в большую систему, мировое сообщество, позволит России выйти из пассивности и детерминированной зависимости своего развития в рамках мирового сообщества, найти или создать себе в мировом сообществе новое достойное место. Относительно шестого этапа развития социальных систем применительно к России пока нельзя сказать много: возможно, только то, что продолжение существования орбитальной станции «Мир» и участие России в программе создания международной орбитальной станции «Альфа» могут быть рассмотрены как слабый отблеск системной сложности России, ибо при возможной колонизации новых планет Солнечной системы представители только некоторых ведущих стран мира (России в том числе) создадут новые поселения, которые будут продолжением земных цивилизаций и в принципе могут достичь статуса земных цивилизаций уже в межпланетном сотрудничестве. Эти проекты, однако, могут осуществиться в настолько далеком будущем и имеют в настоящее время лишь настолько косвенное отношение к актуальным и долгосрочным проблемам России, что автор упомянул их исключительно в качестве примера системной сложности. Таково общее состояние России, полученное в результате анализа российского общества в рамках предложенной концепции. Исходя из вышеприведенного анализа, уже можно предположить, каков путь развития России, каковы основные направления этого пути, чем страна должна заниматься сейчас и в ближайшем будущем. Как было сказано выше31, любая социальная система при переходе от одного этапа развития к другому не освобождается от необходимости решения проблем, стоявших перед ней на всех предыдущих этапах. Развитие, переход системы от одного этапа к другому, можно понимать скорее как появление у системы возможности дополнительно заниматься новыми проблемами, что, повторюсь, не освобождает систему от необходимости заниматься и решением прежних вопросов. Поэтому переход России к новым этапам развития не освобождает ее от необходимости принимать решения по вопросам, составлявшим основной круг проблем предыдущих этапов ее развития. Хотя процесс внутреннего и внешнего развития России в настоящее время поставил, а в ближайшем будущем еще более заострит вопросы, стоящие перед социальными системами на четвертом этапе их развития, Россия по причине вомногом неудовлетворительной решенности задач второго и третьего этапов не могла пока посвятить себя полноценному одновременному решению задач второго, третьего и четвертого этапов. В силу этого основные направления пути России в 31

См. ссылку 8. 187

настоящее время и в будущем могут быть сформулированы следующим образом: в настоящее время страна должна продолжить накопление социальной (установление порядка) и временной (эффективная координация проходящих в стране процессов и эффективное использование ресурсов) сложности. В ближайшем будущем, не прекращая заниматься накоплением этих видов сложности, Россия (или ее регулирующие системы, регуляторы) должна будет выделить часть ресурсов на повышение своей оперативной (поиск или создание российской идентичности и идентификация российского общества с этой идентичностью) сложности. В долгосрочном плане России необходимо будет вплотную заняться также и когнитивной (оптимизация процессов поиска идентичности и создание творческого потенциала) сложностью32. Литература 1. Мещерский А., Сивкова В. Экономика: в добрый путь, господа // Аргументы и факты. 2000. 5 апр. 2. Чкуасели В. «Белый рынок» и кризис государственности: мнение руководителя // Известия. 2000. 6 апр. 3. Ashby W.R. Design for a Brain: the Origin of Adaptive Behavior. L., 1978. 4. Maturana H.,Varela F. Der Baum der Erkenntnis: die biologischen Wurzeln der menschlichen Erkenntnis. Scherz, 1987. 5. Willke H. Systemtheorie: eine Einführung in die Grundprobleme der Theorie sozialer Systeme. 1993. Л.М. ЦАЛЛАГОВА

Смешанная экономика в мегасистеме: теория и практика неолиберальной модели Победоносное шествие кейнсианской модели смешанной экономики закончилось к началу 70-х гг. Эта модель была эффективной в условиях послевоенной реконструкции и восстановления экономики, но к концу 60-х гг. страны Запада пришли в состояние, близкое к полной занятости. Инфляция превратилась в наиболее острую про32

Интересно, что эта позиция подводит теоретическую базу под программу, вырабатываемую в настоящее время Центром стратегических разработок (см. [5, 8]). Действительно, укрепление роли государства и международная политика, модернизация экономики, социальный контракт — как основные разделы этой программы — перекликаются с задачами повышения социальной, временной и оперативной сложности российского общества.

188

блему рыночной экономики. Правительства западных стран взяли на вооружение неолиберальный вариант макроэкономического развития. Кейнсианский подход ориентировался на применение исключительно в рамках одного государства. Однако бурный рост интернационализации хозяйственной жизни в послевоенный период привел к противоречию между макроэкономической политикой, ориентированной на регулирование внутренних процессов, и развитием мировой экономики. Развитие единого мирового хозяйства остро поставило вопрос о возможных моделях процесса глобализации. Утвердившись сначала на макроуровне, принципы неолиберализма стали определяющими в функционировании мирового рынка. Толчком для перехода к политике либерализации мирового хозяйства послужила попытка развивающихся стран сформировать новый мировой экономический порядок (НМЭП) и выработать правила и механизмы, обеспечивающие существенное перераспределение ресурсов в пользу мировой периферии. Основными чертами неолиберальной модели развития мировой экономики явились: • формирование универсальной модели развития для всех стран международного сообщества, т. е. выработка «единых правил игры»; • признание единственным регулятором мирового экономического развития стихийного рыночного механизма; • преодоление национального суверенитета и государственности; • ориентация на либерализацию и дерегулирование рынка. Однако теоретические постулаты сторонников неолиберальной модели значительно отличаются от реальной политики стран. Либеральная модель продемонстрировала несколько существенных отклонений от теоретической неоклассической схемы. Во-первых, концентрация ТНК в развитых странах Запада обеспечила их монопольное господство на рынках других стран. Во-вторых, из трех основных рынков (товаров, капиталов, рабочей силы) открытыми оказались лишь рынки товаров и капиталов, на миграцию же рабочей силы были наложены строгие ограничения. В-третьих, требуя ослабления экономической роли государства, западные страны, напротив, резко усилили его роль в повышении конкурентоспособности отечественных предприятий и развитии необходимой для этого инфраструктуры. Господство неолиберальной модели развития мировой экономики ускорило развитие новых мощных субъектов мирового рынка. Во второй половине ХХ в. основными системообразующими единицами 189

мирового экономического пространства становятся транснациональные корпорации (ТНК), международные финансовые центры (МФЦ) и международные экономические организации (МВФ, ВТО и т. д.), роль же государств неуклонно падает. Одной из основных движущих сил современной глобализации выступают ТНК. Аккумулируя у себя значительную часть мировых ресурсов, ТНК захватывают крупные сегменты рынков. Политика открытости и либерализации экономики приводит к нарушению основного принципа неоклассической теории — принципа свободной конкуренции. Конкуренция между ТНК носит олигополистической характер, что предопределяет широкую практику раздела зон влияния. Нельзя считать свободной также конкуренцию между местными предприятиями и ТНК, обладающими колоссальной экономической и финансовой мощью. Законы свободного рынка не действуют и внутри ТНК, на которые приходится до половины мирового промышленного производства, 63% внешней торговли [1, 56]. Попытка регулирования деятельности ТНК была предпринята в рамках концепции НМЭП, предусматривающей принятие кодекса поведения ТНК. Однако в результате утверждения неолиберальной модели он так и не был принят. Таким образом, если на макроуровне неолиберальная модель требует от государства защиту конкуренции, то на мегауровне использование принципов либерализма содействует монополизации и олигополизации рынка. Вторым субъектом глобализации выступают МФЦ. Они выхватывают из процесса кругооборота капитала самый однородный и мобильный элемент — деньги и сосредоточивают в своих руках огромную власть. Развитие спекулятивных операций, быстрое перемещение «горячих денег» из одной точки земного шара в другую порождает нестабильность мировой финансовой системы. Наряду с этим глобализация в ее нынешней модели ведет к усилению диспропорций в мировой экономике. Анклавное развитие стран периферии вызывает значительное социально-экономическое расслоение, маргинализацию и обнищание основной массы населения. В научной литературе, посвященной проблемам глобализации, все настойчивее отстаивается необходимость усиления процессов регулирования мирового рынка. Одни авторы считают, что «возникла очевидная необходимость в формировании международных организаций, которые при благоприятном сценарии обуздают транснациональный капитал» [1, 58]. В перспективе эти организации неизбежно должны будут брать на себя все больше функций «мирового правительства». 190

Вряд ли можно ожидать, что в ближайшей перспективе международные организации в лице МВФ, ВТО, ОЭСР и др. смогут обеспечить конкуренцию на мировых рынках и решить социальные проблемы. В настоящее время они активно выражают интересы транснационального капитала, протаскивая политику либерализации и ослабляя роль национальных государств. Другая позиция — повышение роли национального государства в регулировании процессов глобализации. Это особенно важно для развивающихся стран и стран с переходной экономикой. Основная опасность неолиберальной модели глобализации для развивающихся стран состоит в том, что они лишаются возможности государственными мерами защитить своего национального производителя от нашествия иностранного капитала. Государство фактически лишается возможности регулировать национальное производство. Вся предшествующая история развития западных стран показывает, что в случае разгула рыночной стихии вводятся жесткие меры государственного регулирования. Однако развивающимся странам либералы в принципе отказывают в праве регулировать рыночную стихию. Необходимость перехода к разумному сочетанию открытости экономики с защитой национальных интересов со стороны государства доказала практика многих успешно развивающихся новых индустриальных стран Юго-Восточной Азии и Латинской Америки. Активная роль государства позволила перейти в этих странах от селективного развития, постулируемого неолиберальной концепцией, к более комплексному преобразованию национального хозяйства. Литература 1. Мовсесян А.Г., Огнивцев С.Б. Транснациональный капитал и национальные государства // Мировая экономика и международные отношения. 1999. №6. Е.Г. РУССКОВА

Особенности рыночной инфраструктуры в переходной экономике России Одним из основных условий перехода к рыночной экономике в России является создание адекватной инфраструктуры, обеспечивающей нормальный режим функционирования всех видов рынка. Проблема формирования рыночной инфраструктуры обусловлена трансформацией экономической системы в целом. Инфраструктура, 191

являясь подсистемой экономики, в значительной степени отражает ее структуру, организацию и методы реализации целевой функции. Командно-административная система с гипертрофированным участием государственного аппарата в управлении экономикой была основана на жестких линейных связях между всеми элементами системы по различным уровням организации. Такая структурная организация, особенно при широких масштабах функционирования, обусловила нежизнеспособность системы в долгосрочном периоде. Учитывая множество других причин, вызвавших спад производства в экономике России и ее вхождение в кризисное состояние, насущной стала проблема рыночной трансформации экономической системы, развития рыночных отношений, предпосылки возникновения которых определены общественным разделением труда и обособлением товаропроизводителей, но в силу субъективных причин не были реализованы в советской экономике. Соответствующие преобразования затронули все подсистемы экономики, включая и инфраструктуру. В настоящее время в России уже существуют или находятся в стадии становления разнообразные институты рыночной инфраструктуры. Несмотря на тот факт, что все они обладают общими чертами, позволяющими их относить к этой подсистеме экономики, современные элементы рыночной инфраструктуры несут на себе отпечаток социально-экономической среды, в которой они формируются и функционируют, а соответственно характеризуются особенностями, присущими переходной экономике России. Кризисная ситуация в экономике России, а также выбранные методы, темпы преобразований отражаются на текущем состоянии, функциях и перспективах развития институтов рыночной инфраструктуры, что отличает их от аналогичных институтов в развитой рыночной экономике и позволяет определить следующие характерные черты рыночной инфраструктуры и закономерности ее развития. 1. Институты рыночной инфраструктуры создаются двумя путями: во-первых, на прежней основе, поскольку некоторые инфраструктурные институты хотя и в совершенно другой организационной форме, но существовали еще в СССР (Госбанк и его отделения, сеть сберегательных касс, Внешторгбанк СССР, Госстрах, Ингосстрах, оптовые базы); во-вторых, заново по мере возникновения и функционирования различных видов рынков. В переходной экономике происходит трансформация инфраструктурных элементов прежней системы хозяйствования в негосударственные коммерческие структуры (например, Госснаб), которая является положительным моментом при условии демонополизации соответствующих рынков и развитии 192

конкуренции. Вновь созданные институты рыночной инфраструктуры, как правило, были основаны на частной и коллективной формах собственности, что отражало макроэкономическую ситуацию в целом по стране. Частная форма собственности предполагает отсутствие государственного финансирования, и в случае неплатежеспособности большинство институтов рыночной инфраструктуры не могут рассчитывать на финансовую поддержку федеральных или местных властей. 2. Рыночная инфраструктура на начальном этапе деятельности существует параллельно с инфраструктурой командноадминистративной экономики, которая, несмотря на развал и внешнюю трансформацию, продолжала существовать в виде институтов, зависимых от государственных органов. 3. Создание институтов рыночной инфраструктуры происходит чрезвычайно динамично, о чем свидетельствует изменение доли отраслей инфраструктуры в общем объеме валового внутреннего продукта. В период трансформации российской экономики произошло устойчивое наращивание объемов услуг, произведенных в отраслях рыночной инфраструктуры. 4. Процесс формирования элементов инфраструктуры рынка характеризуется спонтанностью и неравномерностью их распространения в пространстве и во времени. Приоритет создания того или иного элемента рыночной инфраструктуры обусловлен появлением возможности или необходимости его функционирования. Развитие многих институтов рыночной инфраструктуры проходило примерно по одной схеме: сначала в условиях появившейся выгодности определенных операций какой-либо институт создается быстрыми темпами, затем по мере усиления конкуренции, изменения конъюнктуры рынка или законодательного регулирования сферы деятельности снижается возможность извлечения сверхприбыли, и число экономических субъектов в данной области сокращается. В результате деятельность оставшихся институтов становится более организованной, профессиональной и легче поддается государственному контролю. Высокие темпы распространения определенных институтов обусловлены следующими причинами: во-первых, возникновением неудовлетворенного спроса на какие-либо услуги и отсутствием законодательного урегулирования этой сферы деятельности; во-вторых, целенаправленными усилиями со стороны государственных органов по созданию правовых условий деятельности каких-либо институтов 193

рыночной инфраструктуры и активной рекламой необходимости их создания (пример — чековые инвестиционные фонды). Возникновение институтов рыночной инфраструктуры в России прошло ряд этапов. Первый этап был связан с быстрым распространением различных видов бирж по всей территории еще бывшего СССР. Повышенная прибыльность торгово-посреднических операций была обусловлена значительной разницей между фиксированными государственными и свободными ценами на одни и те же товары, а также более высокой скоростью оборота торгового капитала по сравнению с промышленным капиталом. Для второго этапа характерно развитие коммерческих банков в результате вложения средств частных предприятий и средств государственных предприятий, переведенных на хозрасчет, в эту сферу деятельности. Привлекательность банковского бизнеса объяснялась кризисной ситуацией в реальном секторе экономики, недостатком предложения элементарных банковских услуг, благоприятными возможностями получения прибыли от финансовых спекуляций, а также чрезвычайно либеральными требованиями к созданию и деятельности банков. Одновременно шел процесс дробления по регионам специализированных банков. В результате количество коммерческих банков выросло менее чем за три года в несколько раз. Третий этап связан с образованием чековых инвестиционных фондов в связи с проведением в России ваучерной приватизации и институтов рыночной инфраструктуры, деятельность которых основана на привлечении сбережений населения. Настоящий этап характеризуется возникновением институциональной, информационной, экологической инфраструктуры и развитием элементов финансово-кредитной, коммерческой и производственной инфраструктуры. В течение всех этапов государство интенсивно формировало правовую базу создания и деятельности различных институтов рыночной инфраструктуры. 5. Российские институты рыночной инфраструктуры по своим размерам и финансовым возможностям не могут конкурировать с аналогичными зарубежными институтами на мировом рынке, но при условии большей политической стабильности и меньших протекционистских входных барьеров, безусловно, проиграли бы в борьбе и на российском рынке. И причина состоит не только в размерах и масштабах их деятельности, а дополняется прочными позициями иностранных аудиторских, консалтинговых и рекламных фирм на рос194

сийском рынке в силу более высокого качества и широкого ассортимента предлагаемых услуг, а так же мировым именем. В результате характерной чертой большинства отечественных институтов рыночной инфраструктуры является замкнутость на внутреннем рынке, которая не может быть быстро преодолена. 6. Сферы деятельности элементов рыночной инфраструктуры в России, как правило, относятся к высокоприбыльным, поскольку спрос значительно превышает предложение соответствующих услуг, отсутствует на многих рыночных сегментах конкуренция, а также относительно низки первоначальные затраты капитала. Более высокая норма прибыли как раз являлась побудительным мотивом для быстрого создания институтов рыночной инфраструктуры. Однако их потенциально высокая доходность далеко не всегда реализуется на практике. 7. Процесс формирования рыночной инфраструктуры происходит зачастую без минимально необходимого государственного регулирования, при этом существующая система государственного воздействия, как правило, не способствует эффективному функционированию многих элементов инфраструктуры рынка. В первую очередь, вызывает нарекание система налогообложения и степень административной регламентации деятельности. Отставание правовой и нормативной базы характерно практически для всех элементов рыночной инфраструктуры. Принятие законодательных актов о статусе экономических субъектов, а также отказ от административных методов управления создали лишь стартовые условия для развития инфраструктуры рынка. 8. Исторически в странах с развитой рыночной экономикой инфраструктура возникала по мере появления необходимости в обслуживании различных операций. В России, наоборот, имеются факты, когда сначала создавались некоторые элементы инфраструктуры (форма), а затем появлялись объекты их деятельности (содержание). Такая ситуация была характерна для фондовых бирж, которые возникли раньше, чем произошла масштабная эмиссия ценных бумаг и появилась критическая масса эффективно функционирующих посредников. Также негосударственные пенсионные фонды создавались в условиях практически полного правового вакуума и бедности основной массы граждан. 9. Для институтов рыночной инфраструктуры в России характерна высокая степень концентрации оказываемых услуг (коммерческие банки в области привлечения средств населения, страхование, рекламный бизнес). Олигополия или монополия на рынке выгодна раз195

личным государственным органам, поскольку деятельность крупных структур можно корректировать в интересах государства, несмотря на их негосударственную форму собственности, что не всегда способствует развитию конкуренции. Следует отметить, что конкуренция в сфере предоставления однотипных услуг между институтами рыночной инфраструктуры, как правило, недостаточно развита в переходной экономике. 10. Отсутствие информации о деятельности многих институтов рыночной инфраструктуры, особенно финансово-кредитных и коммерческих, лишает связанных с ними субъектов (инвесторов, вкладчиков) возможности принять правильное решение, кроме того, это наносит ущерб самим предприятиям инфраструктуры. Отсутствие информации не всегда является результатом субъективных действий со стороны инфраструктурных предприятий, поскольку ощущается недостаток и официальной статистической информации, отсутствуют стандарты ее раскрытия, неразвиты каналы распространения информации. 11. Существуют региональные диспропорции в размещении институтов рыночной инфраструктуры по территории России, которые обусловлены как объективными, так и субъективными факторами. Объективные факторы связаны с неравномерностью размещения производительных сил, наличием различных по значимости культурных и административных центров. К субъективным относятся методы и темпы осуществляемых экономических преобразований, налоговый климат, степень либеральности регистрационных и лицензионных процедур и т. д. 12. Формирование рыночной инфраструктуры в российской экономике в конце ХХ столетия позволяет использовать мировой опыт в этой области и внедрять новейшие технологии в процессе построения и развития инфраструктурных институтов. В настоящее время это дает даже преимущество, поскольку возможно использование сразу современных форм и методов функционирования элементов инфраструктуры рынка. Различные виды инфраструктуры в процессе рыночных преобразований развивались неодинаковыми темпами. Более активно инфраструктура формировалась и развивалась в тех сферах экономики, где происходил более быстрый оборот капитала, и, соответственно, в первую очередь были созданы кредитно-финансовая и коммерческая инфраструктуры. Для России принципиально новым направлением явилось становление информационной и институциональной инфраструктур. Как любое экономическое явление в фазе становления 196

и первоначального развития, эти виды инфраструктуры получили положительный импульс своего движения и теперь их количественное распространение и качественное совершенствование идут по нарастающей траектории. Сложности рыночных преобразований негативно отразились в первую очередь на развитии производственной и социальной инфраструктуры. Таким образом, можно сделать вывод, что в переходной экономике инфраструктура имеет черты, присущие прежней системе хозяйствования и рыночной экономике, при этом качества, свойственные новому типу системы, являются преобладающими, динамично развивающимися. Элементы различных видов рыночной инфраструктуры формируются по мере развития рынков, появления необходимости в обслуживании конкретных операций и выполнении определенных функций. В.В. ЧЕКМАРЕВ

Человек в экономическом пространстве Традиционная российская политическая экономия предметом своего анализа чаще всего объявляет экономические отношения. При этом русскоязычные словари по экономической проблематике, при раскрытии содержания этого понятия отправляют к понятию производственных отношений. Политэкономия толковала производственные отношения как отношения присвоения (отчуждения) средств или продуктов производства. Но, за исключением Маркса, не показала сущность и сам процесс присвоения. Представители экономикса вообще отказались от исследования производственных отношений как отношений собственности и определили предметом экономической науки полезность и предельность. Полагаю, такой подход возможен в рамках процессов организации производства, да и то только в той их части, когда индивидуальный экономический интерес не может не «раствориться» в групповом экономическом интересе в силу специализации, кооперации, коллективности и т. п. трудовых операций как условии реализации индивидуального единичного экономического интереса. Названные обстоятельства и рождают тот механизм, зачастую подкрепленный математизацией как формой скрытия сущности, который представляет экономические отношения как организационнофункциональные. 197

Экономические интересы как форма представления потребностей давно уже стали в анализе самодовлеющими. Большинство исследователей уже вообще не обращаются к рассмотрению потребностей человека во всем их разнообразии и не исследуют связь мотивации поведения с самим экономическим поведением. Появление экономической психологии как самостоятельного научного направления не привлекло внимание ученых-экономистов в должной мере. Предложенный классиками политэкономии подход рассмотрения в производстве не самого человека с его потребностями, а только его рабочей силы и до настоящего времени в полной мере не осознан как подход, разделивший производство и экономику непреодолимой пропастью или непроходимой стеной. В редких публикациях (и уж совсем не в учебниках по экономике) можно встретить различение авторами и соответствующее дальнейшее использование в их построениях понятий производства, экономики и хозяйства. Это чрезвычайно опасное всепроникающее методологическое заблуждение ежедневно, ежесекундно приводит к трагическим для экономической науки (а в результате и для практики) последствиям. Эредитарность наступления этих последствий для физических лиц делает возможным их игнорирование теми, кто ответствен за поступательность развития общества. И только естественная фульгурационность временами может заставить общество остановиться и оглянуться. Примерами служат доклады Римского клуба, Совещание в 1992 г. в Рио-де-Жанейро. Но таких примеров так мало! И в этом контексте количественность не переходит в качественность, и экономическая наука продолжает свое «ку-ку» в горящем лесу. Нельзя согласиться с тем видением человека, которое предлагает экономическая наука, базирующаяся на исключении из рассмотрения такого фактора, как информация, и такого экономического отношения, как индивидуальное экономическое отношение33. Тем самым теория экономического пространства представляет собой иную философию человеческой природы и является попыткой солидаризироваться с В. Автономовым в части постановки вопроса о месте человека в экономической науке [2]. Именно понимание роли производства в жизни человека в контексте участия человека в его организации, понимание места человека в экономической науке будем считать своего рода знамением времени, признаком зарождения генерализованной и всеохватывающей экономической теории как философии хозяйственной жизни. Это новое гуманистическое направление развития эконо33

Об индивидуальном экономическом отношении см.: [1].

198

мической науки вполне в своей основе может содержать теорию экономического пространства, хотя еще и не приобретшей завершенной формы. При условии конституирования разрабатываемых подходов в умах ученых-экономистов можно рассчитывать на коллективное сотворчество, которое и станет условием дальнейшего развития как теории, так и практики, условием противостояния субкультуре безнадежности экономического развития. Именно это убеждение и побуждает нас к публикации весьма еще «непричесанных» мыслей. Именно на оценку качества поднимаемых проблем, их соответствие функциям и целям экономической науки мы и рассчитываем. Экономические потребности — это не только материальные потребности, а совокупность духовных и материальных потребностей, хотя бы потому что потребность человека к знаниям трудно классифицировать по вышеприведенному основанию (материальная потребность? духовная?). На наш взгляд, к экономическим потребностям следует относить те потребности, удовлетворение которых обеспечивают, во-первых, безопасность жизнедеятельности человека и, во-вторых — развитие индивида и общества. Предлагаемый подход делает возможным более точное выражение содержания понятий «хозяйство», «экономика», «производство» и прямо корреспондируется с известным законом Э. Энгеля34. Удовлетворение экономических потребностей происходит за счет потребления экономических благ. Экономические блага — это свойства материальных и нематериальных, физических и нефизических предметов, явлений и процессов, способные удовлетворять экономические потребности. К экономическим благам, наряду с продуктами деятельности человека в форме товара или услуги, целесообразно относить и блага, созданные природой, в случае их участия в удовлетворении экономических потребностей человека через систему общественного хозяйствования. Следует определить нашу позицию и по следующему терминологическому вопросу. В экономической литературе все чаще стало употребляться понятие «агент» вместо понятия «субъект». Представляется, что такая замена своему возникновению обязана концепции «агент — патрон», в рамках которой понятие «агент» выполняет свою 34 Эрнест Энгель, прусский статистик XIX в., доказал наличие прямой связи между типом потребляемых экономических благ и доходом потребителя. С ростом доходов уменьшается их доля, расходуемая на удовлетворение потребностей в продовольствии, одежде и т. п.

199

функцию. Однако с общеметодологических позиций вряд ли целесообразно употребление понятия «агент» в качестве синонима понятия «субъект» Наша позиция основывается на следующих обстоятельствах. Во-первых, еще в советский период приобрело негативный оттенок рассмотрение человека в качестве винтика общественного производства, т. е. агента в экономической системе. Место и роль человека в политической экономии, в частности, и в экономической науке в целом, иные (см., напр.: [3]). Во-вторых, методологически такой подход не верен, так как не охватывает всего многообразия экономических отношений. Общепринятой является классификация экономических отношений на три типа [4, 71]. Это технико-экономические, социально-экономические и организационно-экономические отношения. При этом технико-экономические отношения детерминируются уровнем развития производственных сил, состоянием техники и технологии, но не определяются отношениями собственности, спроса и предложения. Организационно-экономические, или организационноуправленческие, хотя и частично детерминируются отношениями собственности, но в основном выражаются в формах и характере организации производства, т. е. являются функциональными. И только социально-экономические отношения, выступающие как отношения собственности, т. е. возникающие по поводу присвоения экономических благ и ресурсов, реализуют экономические потребности индивидов в контексте рассматриваемого нами экономического поведения субъектов. Конечно же, поведение человека как потребителя и как участника производства весьма неоднозначно. Именно поэтому мы и различаем понятия «хозяйство», «экономика» и «производство», определяя их следующим образом. Хозяйство — это сфера организации жизнедеятельности, сфера реализации и экономических и иных отношений людей. Производство — это сфера создания искусственной среды, сфера реализации организационных экономических отношений. Экономика — это сфера создания условий потребления, сфера производства социально-экономических отношений. Человечеству давно было известно правило рычага Архимеда с его удивительной многозначащей фразой: «Дайте мне точку опоры, и я подниму Землю». Благодаря рычагу, где нет этого равенства сил, человек приумножал свои силы. Безмен, клин, домкрат, полиспаст, ворот — реальные механизмы, где отсутствует равенство сил действия и противодействия. Означает ли это, что здесь третий закон И. Ньютона неприемлем? Или здесь проявляется другой закон? И стало расхожим определение (и убеждение!), что сила есть причина изменения движе200

ния. Но стоило кому-нибудь заглянуть в «Начала» [5], и он узнал бы, что сила сама по себе ничего не может сделать не будучи приложенной с определенной скоростью. «Сила единственно проявляется только в действии и по прекращении действия в теле не остается. Тело продолжает удерживать свое новое состояние вследствие одной только (силы) инерции» [5]. Именно «…действия и противодействия будут постоянно равны…», а не силы! А это уже другой закон — закон перехода действия от одного тела, среды на другое тело, среду, закон перехода причины в следствие, фундаментальный закон взаимодействия, которым определяются реальные процессы: (F0V0) = – (FnVn). Этого единственного закона достаточно для понимания широчайшего круга явлений, которые мы сейчас действительно не понимаем. Мы не можем объяснить, например, взаимозависимость между инфляцией и развитием производства, инфляцией и динамикой безработицы. Если сравнительно недавно на основе статистических данных экономисты показывали, как спад производства сопровождается антиинфляционным эффектом, то нефтяной кризис 1973 г. привел к одновременному всплеску инфляции и спаду производства. На этом примере экономисты сделали вывод о том, что «далеко не всегда инфляция порождает излишек денег в обращении, ее может обусловливать также рост затрат, связанных с выпуском продукции» [6, 26]. Кроме того, академик О.Т. Богомолов отмечает на основе проведенного анализа, что «у инфляции обнаруживаются еще и психологоповеденческие корни» [6, 26]. Для нашего исследования этот вывод весьма значим в том смысле, что экономическое поведение субъектов в экономическом пространстве является процессом нелинейным и неравновесным. А экономические отношения как компонент экономического поведения суть информационно-энергетические процессы, процессы превращения низкопотенциальной энергии в высокопотенциальную, т. е. процессы творения и созидания нового, более сложного. В нашем мире постоянно идут процессы, благодаря которым и происходит усложнение систем, существует живое, жизнь. Но именно такого рода процессы не только не рассматривались в экономической науке, но и были формально запрещены провозглашением так называемого процесса равновесного воспроизводства. «В термически изолированной системе энтропия (беспорядок) имеет тенденцию возрастать» [7]. И этим «всеобщим законом» все в 201

природе было обречено на деградацию, на стремление к «равновесию», к «тепловой смерти Вселенной». Теперь становится понятным, что общеизвестная формулировка закона проявляется только в очень частном случае, когда скорость действующей силы и скорость реакции равны, но при этом происходит вовсе не то, что принято считать: сила противодействия не возвращается объекту, вызвавшему это действие. Действие передается от одного объекта, вещества, среды к другому объекту, веществу, среде. Об этом свидетельствует и знак минус у «противодействия», т. е. у объекта, воспринявшего действие. Это закон перехода причины в следствие благодаря взаимодействию. Это закон передачи энергии от одного тела к другому, поскольку действие, по И. Ньютону, эквивалентно мощности (по размерности и по сути). Закон определяет энергетическое обеспечение действия. Но тогда становятся более ясными процессы взаимодействия экономических субъектов, опосредованные институциональными нормами. Если скорость реакции больше скорости воздействия, то возникает рассеивание, деградация энергии норм, превращение этой энергии в энергию более низкого качества. Это и означает переход высокопотенциальной энергии в низкопотенциальную с меньшими возможностями в действии. Данный процесс — процесс диссипации регулирующей роли государства как источника норм при сохранении его роли как экономического субъекта — объясняет слабые стороны кейнсианства как экономической теории, не учитывающей функциональных характеристик взаимодействия экономических субъектов в экономическом пространстве. Институционализм в новой политэкономии как методология проявляет себя в том, что нормы (институты) определяют не экономические отношения, которые объективны и существуют вне норм, а положение (координаты) субъектов экономических отношений в экономическом пространстве. В этом контексте структуризация экономического поведения на целеполагание, выбор и экономические отношения дает возможность более четко, чем ранее, обозначить взаимообусловленность институтов и экономического поведения. Если целеполагание и экономические отношения являются субстанциональными характеристиками экономического поведения, то выбор опосредован нормами. Такое понимание позволяет формировать нормы как условия выбора и тем самым именно на этом этапе экономического поведения воздействовать на него за счет изменения субъектом его координат в экономическом пространстве. 202

Именно местоположение (координаты) субъектов в экономическом пространстве характеризует устойчивость тех экономических систем, элементами которых субъекты являются, или их неустойчивость как предвестник кризисного состояния. Это обстоятельство не отвергает цикличности процессов и наличия срока жизни явлений, благ и продуктов производственной деятельности. И даже, наоборот, подчеркивает необходимость развития институтов. С учетом отмеченного, новым содержанием наполняется известное положение о диалектике производственных отношений и производительных сил. Во всяком случае эта диалектика может служить не только методологии формационного подхода к развитию общества, но и методологии иных подходов. Отсюда меняются методологические принципы и подходы к исследованию экономических отношений, которые традиционно рассматривались как синонимы экономического поведения. В истории экономической мысли существуют две традиции исследования поведения человека. Первая, неоклассическая, традиция представляет собой теорию принятия рациональных решений и, по сути, отвечает на вопрос: «как принимать решения рационально?». Вторая традиция — поведенческая теория принятия решений — представляет собой теорию действительного поведения людей и пытается объяснить, как люди в действительности принимают решения, которые во многих случаях являются нерациональными и неэффективными. Если создание первой теории происходило в результате объединения экономистов с математиками, то появление второй стало результатом альянса экономики с психологией. Поведенческую экономическую теорию часто называют бихевиористской, что в общем-то верно, но при этом возникает невольная связь с бихевиоризмом, широко известным американским направлением в психологии, согласно которому структура стимулов (задание) определяет структуру реакции (решения). Очевидно, что с бихевиоризмом поведенческая (бихевиористская) экономическая теория не имеет ничего общего, кроме названия. Среди имеющихся в литературе точек зрения по поводу экономического поведения следует особо выделить позицию Дж. Ходжсона [8, 39—55]. В своей статье Дж. Ходжсон пытается показать, что необходимость полагаться на привычки и правила является общей для всех экономических субъектов, даже если они сталкиваются с четко определенными задачами оптимизации. Оптимизация, в силу повсеместной распространенности привычек и правил, превращается в частный случай более широкого класса проблем принятия решений. При этом 203

Ходжсон солидаризируется с определением привычки как более или менее самоподдерживающейся склонности или тенденции к следованию предустановленной или благоприобретенной формы поведения (Ч. Кеймик). При этом Ходжсон отождествляет понятия «привычки» и «правила» на основании о том, что привычки и правила имеют общую форму: в обстоятельствах Х выполняется действие Y. Полагаю такое отождествление неправомерным в силу нижеследующего. Современная неоклассическая экономика основывается на допущении полной адекватности оптимизационного подхода к исследованию человеческого поведения. Она предполагает рациональное, максимизирующее поведение субъектов с заданными и стабильными функциями предпочтения, фокусирует внимание на достижении равновесия, а также исключает из рассмотрения проблемы сбора и обработки информации. Хотя некоторые теоретические исследования, например, теория игр, несколько раздвинули эти рамки, парадигма оптимизации все еще остается доминирующей в учебных курсах и в прикладной экономике. Даже если отбрасываются допущения о том, что субъекты обладают совершенной информацией, обычно все же предполагается, что решения задач, содержащих неопределенность, могут быть найдены с использованием вероятностных методов, поскольку ключевые переменные могут быть описаны хорошо известными статистическими распределениями. Однако оптимизация сама по себе требует использования правил. Например, линейное программирование и дифференциальное исчисление — методы оптимизации, осуществляемой по строгим правилам. Но на практике человек не может быть «молниеносным калькулятором», быстро и без усилий находящим оптимум с той же легкостью, с которой мы определяем низшую точку параболы на графике. Даже при заданной и недвусмысленной исходной информации сложные задачи оптимизации обычно требуют сложных вычислений. Понятие оптимизации само по себе не может полностью объяснить ни происхождение правил, ни причины следования им. Так как любая оптимизация требует применения соответствующих правил, идея объяснения происхождения всех правил через оптимизирующее поведение субъектов ведет в порочный круг. Следовательно, остается нерешенным вопрос о том, откуда происходят первоначальные правила, и на него не может быть дан ответ, базирующийся исключительно на концепции оптимизации. Ходжсон, объясняя поведение на основе привычек или правил, показывает, что их источником является не сложность информации, когда существует разрыв между сложностью среды принятия решений и 204

аналитическими и вычислительными способностями субъектов, а информационная перегруженность (масштабность информации). Автор замечает, что «мы посещаем определенный магазин, поскольку у нас есть привычка совершать в нем покупки, или же следуем неявным правилам: например, просматриваем в библиотеке не все книги подряд, а только те, которые принадлежат перу признанных авторов, посвящены конкретной предметной области и опубликованы после определенной даты». Но тут же делает вывод о том, что «масштабность информации может и не служить достаточным основанием для формирования привычек или правил. Ведь при масштабности информации нет необходимости каждый раз обращаться к привычкам и правилам. Мы можем действовать импульсивно, например, остановить свой выбор на первом попавшемся магазине. Хотя правила и привычки неизбежно возникают даже в случае импульсивного поведения, в действительности масштабность информации является самым слабым основанием для их формирования» [8, 44]. Проблемы сложности и масштабности информации концептуально различны. Сложность связана с плотностью структурных связей и взаимодействий между частями системы и не обязательно является проблемой масштаба. В то же время масштабность может быть присуща информации, не заключающей в себе никакой сложности. Под сложностью подразумевается ситуация, когда вся информация, требуемая для принятия оптимального решения, находится в нашем распоряжении, но мы не способны полностью ее проанализировать, интерпретировать и достичь оптимума. Кроме того, сложность информации не тождественна ограниченности когнитивных способностей субъекта. Сложность — это не ограниченность способности к осознанию данных, полученных посредством чувств, а невозможность исчерпывающего анализа и использования той информации, которая уже осознана: даже после того, как данные распределены по категориям и интерпретированы, мы не всегда способны применять полученную информацию. Ходжсон со ссылкой на Г. Саймона иллюстрирует поведение игрой в шахматы и головоломками типа кубика Рубика. Существует очень большое количество всевозможных начальных положений, из которых собирается кубик Рубика. Данные, необходимые для выработки кратчайшего пути к сборке кубика, очевидно, являются доступными из наблюдений за узором на всех шести гранях. «Рационально максимизирующий» агент, обладающий неограниченной скоростью вычислений, может использовать все эти данные и найти самый быстрый способ сборки кубика. На практике, однако, стремление действо205

вать таким образом приводит к избыточным временным затратам. Поэтому аналитики разработали простые методы для сборки кубика Рубика. Они в значительной степени независимы от исходного положения и субоптимальны в том смысле, что не приводят к сборке кубика за минимальное число ходов. Но с операционной точки зрения эти правила гораздо более полезны, чем попытки реализовать «оптимальное» решение. Шахматная доска, подобно кубику Рубика, содержит все данные, необходимые для вычисления оптимального решения. Таким образом, шахматы являются игрой с совершенной информацией. Согласно теории игр, всегда существует стратегия, которая гарантирует одному из игроков победу или ничью. Но в силу ограниченности памяти и быстродействия даже суперсовременные компьютеры оказываются не в состоянии анализировать все имеющиеся возможности и быстро находить оптимальные решения. Вследствие этого компьютерные программы следуют методам решений (правилам), которые применяются ведущими шахматистами, одновременно расширяя их возможности. Опытный игрок запоминает большое количество различных вариантов расположения шахматных фигур вместе с методами разрешения ситуаций, которые возникают в этих вариантах. Компьютерная программа для игры в шахматы больше полагается на расширенный поиск возможностей для новых ходов, чем на распознавание известных вариантов. Однако в обоих случаях игроки не «максимизируют» результат путем вычисления оптимальной стратегии, но «удовлетворяются», найдя достаточно пригодный вариант продолжения игры. Итак, выбор как компонент экономического поведения скорее является следствием привычек и правил, чем рациональности (поиска оптимума). Эмпирическая теория познания, которая столь существенна для мейнстрима, является обратной стороной допущения о рациональном поведении субъектов. Однако в приведенных рассуждениях есть некоторый изъян, о котором нельзя не упомянуть. Во-первых, в обеих традициях исследования поведения человека речь идет о субъекте, являющемся носителем только личных индивидуальных экономических интересов, и не рассматриваются ситуации, когда субъект является еще и представителем (выразителем) групповых (коллективных) экономических интересов. А представительство, являясь функцией ответственности, значительно меняет тип поведения. Во-вторых, мотивация выбора не учитывает положения субъекта в экономическом пространстве. При этом достаточно значимым становится разграничение экономического поведения субъекта-индивида (с поведением носителя своего экономического интереса) и субъекта-группы (с 206

поведением представителя экономических интересов сосубъектов)35. Представляется, что в первом случае будут доминировать привычки и правила, а во втором — правила и рациональность. Здесь же только заметим, что в контексте нашего видения процессов экономического поведения выбор как принятие решений может быть направлен на изменение положения субъекта в экономическом пространстве. В этом смысле сам выбор будет происходить как бы вне таких психологических факторов, как черты личности, скорость переработки информации и т. п. Однако на выбор весьма значительно будут влиять такие факторы, как асимметричность информации, профессиональная компетентность. Особо заметим, что в литературе отсутствуют позиции, предполагающие иной подход, чем зависимость рационального решения от института (нормы), т. е. структуры задания. Априори считается, что информация, содержащаяся в задании, однозначно определяет оптимальную реакцию (выбор). Полагаю продуктивным постановку вопроса о том, каким образом формируются сами нормы (например, налоги). Ибо нормы — суть результаты человеческой деятельности. Следовательно, в нормах заложены возможности реализации экономических интересов. Чьих и каких? В результате отсутствия ответов на эти вопросы, люди, которые формулируют нормы, из экономического анализа сегодня фактически исключаются. Особенности их восприятия действительности (и будущего), особенности внутреннего процесса переработки информации и собственно принятия решения остаются без внимания экономической науки. Отмеченное, т. е. рассмотрение норм как условий нестабильности существования экономического пространства, позволяет сделать вывод о том, что все субъекты отношений в методологии институционализма свой выбор осуществляют через изменение своего положения (координат) в экономическом пространстве. В связи с вышеизложенным отмечу в качестве положительной попытку Н.Л. Дружинина развить поведенческую теорию принятия решений [9] (Г. Саймон, Дж. Марч, Р. Сайерт) на основе синтеза изучения структуры задачи и структуры свойств человека, решающего эти задачи. В то же время отмечу ограниченность применения такой теории при рассмотрении выбора как структурного элемента экономического поведения. И речь идет не только об асимметричности информации при принятии решения, но и о способности индивида 35 В дальнейшем, при рассмотрении сотово-сетевой организации экономического пространства мы вернемся к анализу экономических отношений между субъектамигруппами, называя их сфероидными отношениями.

207

(субъекта) анализировать имеющуюся информацию и адекватно ее воспринимать. Известно, что в процессе принятия решений проявляются не только психологические особенности восприятия информации, но и особенности реакции на элиминацию старой или введение новой альтернативы. Так, согласно теории И. Брема [10], элиминация до сих пор доступных действий вызывает мотивационное состояние, получившее название «реактивного сопротивления», при котором человек добивается возвращения элиминированных альтернатив. Причем полезность этого альтернативного решения возрастает, и человек проявляет склонность к выбору именно этого решения. При введении новых альтернатив также возникает состояние реактивного сопротивления, так как создается «угроза» для старых альтернатив, вероятность выбора которых снижается. В результате полезность новой альтернативы сознательно принижается, а старых альтернатив — увеличивается. С точки зрения теории ограниченной рациональности36 и вообще подходов поведенческой экономической теории эта психологическая гипотеза вполне объяснима: переход к новой альтернативе может представлять большую тягость, нежели возможный выигрыш от принятия лучшей альтернативы. Поэтому возникает негативное отношение к новой альтернативе и новому вообще. Положение еще более отягощается тем обстоятельством, что вне контекста нашей позиции по структуре экономического поведения, субъект вообще не представляет себе выбор как изменение своих координат в экономическом пространстве. При этом мы не оспориваем и не упраздняем выводы неоклассической теории полностью, а лишь предлагаем расширение области исследования на основе более полного учета мотивации экономического поведения. В контексте рассмотрения структуры экономического поведения можно констатировать, что экономические законы суть законы экономического поведения. Это утверждение основывается на следующих доводах. А. Маршалл в своем знаменитом учебнике «Принципы экономической науки» писал, что закон — «это обобщение, гласящее, что от членов какой-либо социальной группы при определенных условиях можно ожидать определенного образа действия» [12, 89]. В литературе последних лет понятие закона потеснено понятием тенденции. Исследователи поняли меньшую, чем в естественных науках, четкость и строгость экономических законов, определяя их как тенденции, а не как жесткие правила. Полагаю, что данное обстоя36

Модель ограниченной адициональности сформулирована Г. Саймоном (см.: [11]).

208

тельство вполне объяснимо в рамках теории экономического пространства по следующим основаниям. Во-первых, экономическое поведение опосредуется индивидом со всеми его психологическими особенностями (непредсказуемостью для самого себя). Во-вторых, институт представительства экономических интересов, созданный на основе разделения функций в общественной жизни (соответственно в общественном производстве), опосредуется наличием собственных экономических интересов у выразителя чужих экономических интересов, что зачастую значительно изменяет вектор реализации экономических интересов и соответственно экономическое поведение. Однако структурирование экономического поведения на субъективные и объективные его составляющие позволяет сделать вывод о том, что употребление понятия «закон» для экономической науки правомерно (хотя и в известной степени), так как дает возможность рассматривать и прогнозировать экономическое поведение субъектов и тем самым реализовывать прогностическую функцию экономической теории. Итак, экономические законы суть законы экономического поведения. Но тогда возникает вопрос, а являются ли экономическими закон убывающей отдачи, закон возрастающих альтернативных издержек, законы Г. Госсена (убываемой предельной полезности количества потребляемых благ) и т. д.? Да, в рамках теории экономического пространства (исходя из определения экономического пространства) названные и подобные законы являются экономическими. Но это другая группа законов. Назовем их экономическими производственными законами. Итак, экономические законы можно разбить на две большие группы. Первая — экономические законы как законы экономического поведения субъектов. Вторая — экономические производственные законы, т. е. законы поведения технологий. С учетом названного весьма принципиальным является и различение понятий «отношение» и «связь». Но прежде чем обозначить это различие, заметим, солидаризируясь с имеющейся в литературе позицией [13, 14], что «политическая экономия — историческая наука, ибо предмет ее исследования — отношения людей в производстве, распределении, обмене и потреблении во всем многообразии их форм — не остается с развитием общества неизменным. Известны различные состояния (ступени) общества, и политическая экономия как наука есть теоретическое системное отображение каждого такого состояния». Правда, тут же делается утверждение, что «это отображение прежде всего представляет основ209

ные элементы каждой системы (какой системы? — В.Ч.), характер взаимосвязи между ними в процессе ее функционирования, а также направленность (цель) функционирования, обеспечивающую устойчивость системы». Построение фразы, как очевидно, не дает возможности однозначного ее понимания: то ли речь идет об отображении в теории функционирования экономических систем общества, то ли — об отображении как системе. Однако отмеченная неясность, на наш взгляд, не случайна из-за недостаточной взаимообусловленности рассмотрения состояния общества как системы, ибо различные состояния существуют одновременно. Отсюда и множество систем существует одновременно, что уже дает возможность определять их существование как пространственное взаимодействие. С предложенным пониманием корреспондируется и мысль выше цитированных исследователей о том, что «характер любой системы определяется средой, в которой она находится» [13, 14]. Причем под средой понимается природно-климатические, производственно-экономические и социокультурные ее составляющие. Но ведь все эти составляющие имеют пространственные характеристики. В связи с рассмотрением индивидуального единичного экономического отношения как первичного экономического отношения нельзя не отметить позицию Ф. Хайека, который при анализе исторических форм отношений людей выделяет (на основе использования такого критерия, как характер распространения информации) в истории такие стадии, как инстинктивно-коллективистское общество, основанное на прямой информации, и рыночное, основанное на косвенной информации. Полагаю, что вряд ли можно всерьез вести речь о косвенной информации как источнике рыночной стадии развития общества. Значимость прямой информации — по мере усиления взаимозависимости людей и среды обитания, по мере попытки расширения природной среды за счет создания искусственной среды, по мере повышения плотности отношений на всех уровнях и во всех секторах экономического пространства — только повышается. Любая косвенная информация (т. е. прямая, имеющая степень искажения по любым причинам) уменьшает степень безопасности жизнедеятельности общества. А в условиях превращения информации в доминирующий фактор развития степень негативных последствий растет в геометрической прогрессии. Насколько теория экономического пространства адекватна реалиям экономической жизни общества?37 Не берусь утверждать одно37

Более подробно о теории экономического пространства см.: [14; 15].

210

значно. Однако бесспорна необходимость преодоления прежних представлений о развитии общества, разработки новых подходов, реализующих представления о механизмах, принципах и т. п. организации хозяйствования. В этом смысле, хотелось бы, чтобы теория экономического пространства выполнила методологическую функцию, без учета которой экономическая наука не может сегодня успешно решать проблемы, возникающие при анализе практики. Литература 1. Чекмарев В.В. Временные и пространственные условия формирования и использования экономических теорий // Проблемы новой политической экономии. 1999. №2. 2. Автономов В. Образ человека в политической экономии // Мировая экономика и международные отношения. 1995. №5. 3. Бейтон А., Казорко А., Долло К., Дре А.М. 25 ключевых книг по экономике: анализ и комментарии. Урал LTD, 1999. 4. Экономика: Учебник / Под ред. А.С. Булатова. М., 1999. 5. Ньютон И. Математические начала натуральной философии // Известия Николаевской морской академии. Вып. IV, V. Пг., 1915— 1926. 6. Богомолов О.Т. Моя летопись переходного периода. М., 2000. 7. Фейнман Р., Лейтон Р., Сэнде М. Фейнмановские лекции по физике. Т. 1, 2. М., 1976. 8. Ходжсон Дж. Привычки, правила и экономическое поведение // Вопросы экономики. 2000. № 1. 9. Дружинин Н.Л. Процесс принятия решений в поведенческой экономической теории // Семинар молодых экономистов (март 1998). Вып. 6. СПб., 1998. 10. Brehm J.N. Responses to Loss of Freedom. A Theory of Psychological Reactance. Morristown, 1972. 11. Simon H.A. Models of Man. N.Y., 1957. 12. Маршалл А. Принципы экономической науки. В 3 т. Т. 1. М., 1993. 13. Экономика переходного периода / Под ред. В. Радаева, А. Бузгалина. М., 1995. 14. Чекмарев В.В. К теории экономического пространства // Проблемы новой политической экономии. 1999. №3. 15. Чекмарев В.В. Экономическое пространство как объект и субъект экономической науки // Проблемы новой политической экономии. 1999. №4. 211

В.Л. ГАВЕЛЯ

Власть целей и экономика целесообразности Целенаправленное поведение человека имеет социальную природу. Оно является продуктом общественного разделения труда как специфически человеческой формы коллективной, социальной деятельности. Люди обмениваются формами труда как и мыслительными функциями, а также процедурными моделями того, что должно сложиться в результате деятельности. Основные механизмы целеполагания, начиная с определения социально одобренных целей и средств и кончая оценкой сферы деятельности с помощью форм социального сравнения, формируется социумом. Таким образом, целеосуществление есть результат сложной, многоуровневой и многокритериальной системы детерминации. Между тем обычно описания форм целеосуществления более тяготеют к простоте и очевидности, чем описания других типов поведения, например, эмоционального, где всегда описывается ситуация и мотивы, подсознательные процессы и т. д. К его объяснению привлекаются в качестве постоянного фактора некие иррациональные сущности. Описание целеосуществления всегда сближается с операционной сущностью средств, проблемой выбора, коррекцией этапов целей, которые якобы сами по себе требуют очевидности и простоты. Поэтому возникает потребность заново оценить существующие формы целеосуществления в структуре социальной деятельности человека и уточнить подходы к взаимосвязи целеполагания и целеосуществления. Достаточно известна типология социального поведения, предложенного в свое время М. Вебером, которая построена на фиксации типов ориентации, существующих наряду с целерациональным поведением [1, 43—73]. Рисман идет дальше Вебера, изображая изменения типа личности от активного (ориентированного из внутри субъекта эпохи свободного предпринимательства) к личности, «ориентированной из вне», подчиненной бюрократической организации, поклоняющейся идолам потребления и развлечения. Типология Д. Рисмана построена как описание исторически сменившихся социальных характеров, фиксирует наличие нецелевого поведения человека [2, 112—118]. В западной социологии используется система специальных подходов к целенаправленному поведению в процессе реализации цели (целеосуществления), а также рассматриваются различные модели социального поведения как элементы интегрального целенаправленного 212

поведения человека. К примеру, Н. Смелсер при описании социального действия выделяет четыре основных компонента: а) основополагающие цели или ценности, которые осуществляют генерализированное управление социальным действием; б) общезначимые регулятивные правила целеосуществления, которые следует находить в нормах права, морали; в) нормативная система соотнесения, мобилизующая индивидуальную энергию целеосуществления; г) наличные ситуационные условия, которые используются индивидом как средства [3, 24—25]. Кроме того, цель и ее реализация должны быть отражены с различных сторон в том числе с позиции технизированных целенаправленных систем. В теории информации цель определяется следующим образом: утверждение, что система стремится к цели означает, что ее действия сводятся к минимуму рассогласования между различным состоянием или величиной на выходе и некоторым заданным состоянием. Этому состоянию соответствует величина, обозначаемая термином «цель». Значит цель — это заданное состояние, а результатом функционирования должно быть целеосуществление. В психологии цель характеризуется как осознание без указания на ее функциональность и направленность к целеосуществлению: «Осознание, то есть выраженное в словах, предвосхищение будущего результата действия и называется целью» [4, 5]. Все это говорит о необычайной трудности выявления и описания целей, которые выступают как единство мотивов, средств и результатов. Здесь очень важно отметить переходные состояния деятельности от собственно цели до результата (целеосуществления): • выбор цели субъектом или даже обществом существенно недоопределен и ограничен «встроенными мотивами» (например, витальными потребностями) целевым назначением исторически сложившихся средств деятельности, побуждающим воздействием природной и социальной среды, следовательно, целеосуществление не есть лишь результат свободы воли социализированного человека; • в целеосуществлении происходит опредмечивание стремления удовлетворить некоторую потребность, некий мотив деятельности, который формируется из «материалов» самой среды. Цель здесь имеет конкретную форму, содержание, масштаб, а мотив же сам по себе не имеет такой предметной определенности; • поскольку формы целеосуществления имеют только социальное содержание, речь идет всегда о цели абстрактного «человека во213

обще». Применительно к социуму цель и целеосуществление приобретают совокупный разовый характер, суммарный результат индивидуального целеполагания или же делегированное индивидами всеединство; • целеосуществление как процесс — это встреча со средствами (возможностями, условиями, ресурсами, инструментарием), и поскольку цель имеет ценностно-рациональный характер, в процессе целеосуществления отразившиеся в ней интересы, влечения, предпочтения, установки подвергаются рассудочно-логической обработке, а также корригируют по отношению к условиям реализации; • результат, полученный в итоге целеосуществления не идентичен первоначальному содержанию цели, а скорректирован с нею, связан с нею генетически, ибо взаимодействия мотивов воспроизводят не только содержание целей, но и некий подобный эффект, «нерастворимый осадок» единства условий, средств и методов; • характер общественного целеосуществления зависит от вида социальных целей, на наш взгляд, существует три их вида: целизадания, цели-ориентации, цели-системы. Названные цели — базовые, достижения которых связано и вызывает множество вторичных производных целей — воспитание и социализацию новых поколений, развитие духовного производства, обновление технологий, улучшение условий труда, совершенствование управления, соблюдение прав человека и т. д.38 Подобное разделение целей характерно для всего общества, которое функционирует в направлении целеосуществления всего многообразия целей, созидания глобальной целесообразности социума (см.: [5, 15—19; 6, 91; 7, 15— 19]. Цели-задания формируются на широкой организационной основе и не входят непосредственно в систему индивидуальных мотиваций, хотя их дальние последствия интегрируют людей в форме общественной пользы. В большинстве случаев эти цели декларируются. Цели-ориентации представляют собой групповые интересы соотнесенные со всей человеческой общностью; в них снимаются телеономические и целеустремляющие свойства человеческого фактора. Цели-системы имеют этно-социальное, глобальное содержание, в них выражена родовая сущность человеческой цивилизации, и осуществляются не разовые цели, а растянутые во времени их промежуточные состояния. 38 Здесь автор не стремится ко всеобъемлющей классификации индуктивных целей, речь идет о «дереве целей».

214

Определение целевой длительности, целевой цепи предполагает некоторое преимущество конечных декларированных целей, которые недетализированы и по меньшей мере называются или всенародными, или общегуманистическими, именно для «конечных» целей характерна крайняя неопределенность и общинные формулировки. Тем не менее, именно они являются оправдательной базой для непопулярных решений и действий. Объединение людей, общность, коллектив как тактическая коалиция, подразумевают постоянную координацию индивидуальных целей, при которых идет поиск целевого консенсуса, каждый что-то уступает ради будущего целеосуществления, и некая результирующая сущность этого массового соглашения принимается за общую цель. Индивидуальные особенности цели теряются в обезличенном результате. Концепция коллектива как многократного субъекта считает его целью только совпадающий сектор разнообразия целей. В этом совпадении происходит деноминация индивидуальных целей в общую. Реализуется только общая цель, а цели, индивидуально преследуемые каждым человеком, переходят в разряд потенциальных, для которых возможен только следующий цикл совпадения. Эта концепция может быть проанализирована при помощи теории игр, а может быть понята на основе экономического стиля мышления [8; 9]. Не вдаваясь в детали проблемы, можно заключить, что речь идет о важнейших проявлениях власти в процессе целеосуществления как важнейшего продукта социального опыта и фундаментально принципа построения социума. И вместе с тем видно: здесь один из чувствительных пунктов целесообразной деятельности, что в какой-то мере объясняет столь настойчивую политизацию этого явления. Общая теория систем определяет иерархию как разноуровневое распределение частей (элементов) целого по степени общности их функций (свойств). В общественной жизни иерархия выступает в качестве упорядочивающего начала в условиях целевого и функционального разброса. Во-первых, иерархия функционирует как власть, устанавливающая пределы совершаемым поступком и ограничивающая произвол целеполагания. К. Маркс определял власть как «присвоение чужой воли». Это может быть достигнуто только путем ограничения свободы социальных функций человека и наличием принуждения. Во-вторых, иерархия — это возрастающая снизу вверх централизация. По этой вертикали индивидуальные цели теряют свою актуальность и уступают место целям всеединства. Это следствие невозмож215

ности непосредственного взаимодействия большого количества людей в форме взаиморегуляции и по этой причине требуется выделение посредника — должностного лица. На этом уровне требуется консолидация совместной деятельности в виде рациональной координации действий по целеосуществлению и ранжированию использования средств согласно не здравому смыслу, а приказам, распоряжениям, указаниям. В-третьих, как власть и централизация, иерархия представляет собой форму разделения труда по координации действий в направлении реализации социальных программ не только по вертикали, но и по горизонтали на общие и частные функции, на решение и исполнение. В рамках иерархии управление целесообразной деятельности структурируется, а сама управленческая элита стремится к кастовой замкнутости, создавая особый тип целей — сохранения и присвоения функций управления. В-четвертых, иерархия стремится к безличности власти, особенно в среднем своем звене, пытаясь прикрыться снизу необходимостью координации, а сверху — нормативным регулированием в виде законов, приказов и распоряжений на основе делегированных законом полномочий. Здесь цели приобретают обязательный характер и их исполнение контролируется. В-пятых, иерархия выступает и в виде человеческого отношения как модель односторонней личной зависимости одного человека от другого и на этом уровне также выстраивается приоритет целей: цели субъекта зависимости предпочтительнее целей объекта зависимости. Это значит, что один из людей может воздействовать на положение, цели и поведение другого без того, чтобы этот другой мог также поступать по отношению к нему. В-шестых, ступени иерархии приобретают непререкаемый статус и функциональную определенность и соответственно выстраиваются приоритеты целеосуществления, они становятся не имманентными, а также делегированными. В-седьмых, связь по субординации в иерархии не может регламентироваться полностью. Административно-правовые нормы не носят абсолютного характера: в идеале, в зоне запрета — только поступки, разрушающие систему, поэтому существует диапазон выбора характера и способов влияния и воздействия на субъектов нижних слоев власти. Опираясь на юридические нормы, можно сказать, что решение многих вопросов остается на «личное усмотрение» вышестоящего должностного лица [10, 63]. 216

Таким образом, в совокупности всех этих особенностей целевое направление и власть существует как административно-правовое явление, планирующее и ранжирующее исполнение ступеней социальной «лестницы целей», где реализация личных целей есть следствие реализованных целей глобального социального характера. Однако, как бы жестоко не функционировала вертикаль власти, на нее всегда оказывают побочное влияние результаты реализации индивидуальных целей, которые по причине их специальной атомарности не входят в регулятивное поле. Они влияют на социальную обстановку, что называется, в конечном итоге. Например, движение «несунов» на самом излете существования СССР: каждый из производителей что-то уносил домой с предприятия, и этот поступок в отдельности не мог влиять на систему распределения в стране, но в совокупном виде это движение стало одним из факторов развала плановой экономики. Такие явления обнаруживаются как «боковые» воздействия на власть, или же как формальное, канонизированное воздействие на целесообразность исполнительского поведения субъектов власти. Властная вертикаль оказывает воздействие на цели отдельного человека, законодательно закрепляя его положение в совокупности социальных ролей, а индивидуальное целеосуществление воздействует на систему управления и власти опосредованно, через совокупность индивидуально целесообразных поступков. В целесообразности и мотивациях труда в системе распределения социальных функций особое место занимает целенаправленное управляющее воздействие, ибо его осуществление возможно не только при наличии фиксированной ценностной ориентации, но и при соответствующей «технологической» разработке (соотношения полномочий, методик, процедур, целей и средств). В развитых системах разделения труда выделяется социальная категория людей, занятых квалифицированным производством и воспроизводством названного взаимодействия. Это не что иное, как профессионализация деятельности по управлению целесообразной деятельностью, т. е. это цели целей. Отношения управления и власти означают относительное профессиональное обособление целей от исполнителя или, точнее сказать, здесь цель принимает форму решения, обязательного к исполнению. Система власти, существуя как особый институт, на всех уровнях, хотя и в разных формах, воспроизводит отношения между двумя стремящимися к целеосуществлению системами как отношения между управлением и исполнением. Основные типы целеполагания и целенаправленной, ориентированно, информационно наполненной, имеющей субъективный смысл 217

деятельности человека, стремящейся к целеосуществлению, рассматриваются философией, психологией, теорией управления и организации. И в каждой из наук и научных направлений отсутствует незаинтересованная полнота и всесторонность описания взаимосвязанных диалектических этапов целеполагания и целеосуществления. Отсюда можно сделать вывод, что проблема имеет междисциплинарный характер и требует системного подхода. Литература 1. Вебер М. Хозяйственная этика мировых религий // Образ общества. Избр. произв. М., 1994. 2. Грэхэм Л.Р. Естествознание и науки о человеческом поведении в Советском Союзе. М., 1991. 3. Smelser N. Theory of Collective Behavior. Free press, 1963. 4. Проблемы социального планирования / Под ред. З.И. Файнбурга. Пермь, 1974. 5. Лапин Н.И., Наумова Н.Ф., Коржова Э.М. Теория и практика социального планирования. М., 1975. 6. Павлеченко В.И. Экономические проблемы управления научнотехническим прогрессом. М., 1973. 7. Вопросы целенаправленного функционирования социальноэкономических подсистем. М., 1976. 8. Drabek T. An Allsessing Organizational Priorities Consept and Method // Sociological Quart. 1973. Vol. 14. № 3. 9. Perrow Ch. The Short and Glorious of Organizational Theory // Organizational Dynamics. 1973. Vol. 2, № 1. 10. Яковлев Г.С. Аппарат управления: принципы организации. М., 1974. Г.С. АРЕФЬЕВА, Э.Ю. КАЛИНИН, М.Б. ЛЮСКИН

Постклассическая рациональность экономики в локальном (регионально-национальном) и глобальном пространстве и времени Классическая и постклассическая рациональность

Основное представление классической философии — это идея внеличного естественного порядка, бесконечной причинной цели, пронизывающей все бытие, внешней по отношению к человеку, но рационально постижимой. Идея порядка, простого и рационального 218

устройства мира формируется при одновременном предположении, что существует абсолютный (универсальный) субъект. Мир, субъект и познание мира этим субъектом устроены таким образом, что в какой бы точке мира субъект ни находился, он всегда видит одну и ту же картину. Г. Лейбниц назвал это предустановленной гармонией мира и человека. Классическому рационализму в философии соответствует классическая наука, задающая объективную картину мира. Постклассическая рациональность отходит от принятия единого, универсального, абсолютного субъекта разными путями. Если этот отход прослеживать в плоскости «бытие — сознание», то М. Хайдеггер олицетворяет отход от дуализма «бытие — сознание» к редукции сознания к бытию, а Гуссерль находится на противоположной стороне — он редуцирует бытие к сознанию. И тогда вся или почти вся западная мысль XX в. может быть в этом смысле «размещена между» позициями Хайдеггера и Гуссерля. Классическая рациональность подразумевает природные явления, происходящие без участия сознания, с одной стороны, и действия, которые содержат в себе элемент целесообразности и обладают свойством быть понятыми, — с другой. Отсюда вытекает понятие рационального действия или рационального субъекта (его рациональность измеряется соотношением между средствами и целями, степенью адекватности одних другим), рациональной экономики и рационального общества. Подчеркнем, что при этом рациональность действия — одно из следствий или проявлений рациональности системы. Ограниченность такого представления состоит в том, что при этом описываются лишь целерациональные и не какие иные действия. М. Мамардашвили занимает промежуточную неклассическую позицию, где редуцируется понятие субъекта, но остается понятие сознания: «Первый вывод, который я сделал, это ограничение возможностей наблюдателя быть субъектом. Ибо речь идет о естественном свободном действии, о котором я не могу сказать, что оно вообще лежит вне сознания, потому что я уже нахожусь в области неразделимого континуума бытия— сознания» [1, 30]. Постклассический рационализм отказывается от абсолютного субъекта и вводит множество локальных субъектов с ограниченными возможностями, связанных между собой и с объектом особым промежуточным звеном — системой общественных связей. М. Мамардашвили, описывая постклассический подход К. Маркса, формулировал логику его анализа так: «Ход марксова исследования показывает, что между реальным отношением или вещью, как она есть, и ими же, как они предстают в сознании, есть поле, не пробегае219

мое созерцанием и заполненное социальной механикой, продуктом действия которого является то или иное осознание человеком реальности» [2, 255—258]. Таким образом, возникает триада: объект — социальная механика (или агент) — сознание. Отличительной чертой постклассического подхода является признание независимости социальной механики от сознания, т. е. ее объективного характера. Важная постклассическая категория — так называемая превращенная форма, т. е. объективная видимость, которая представляет или замещает социальную механику. Превращенные формы существуют независимо от сознательных намерений и идеальных мотивов действующего субъекта. Наличие превращенных форм в социальной системе и позволяет любому из индивидов-элементов данной системы с той или иной степенью рациональности существовать в ней, не зная ее устройства. Для классического подхода это служит признаком иррациональности их поведения, а то и системы в целом. Но для постклассического рационализма, признающего, помимо теоретического, еще и практический разум, это является признаком практической эффективной работы системы и потому практической рациональности, не зависящей от того, что творится в головах теоретиков. Итак, согласно постклассическому подходу, вместо единого абсолютного субъекта социальной системы существует совокупность разного рода субъектов, которые не имеют целостного представления об этой системе и вынуждены строить множество ее теоретических моделей. Иными словами, способность экономического агента ориентироваться в хозяйственной системе отличается от способности внешнего взгляда, который охватывает все элементы системы. Так, организация труда в пределах фирмы прозрачна для экономического агента, но есть естественный предел этому «лучу прозрачности». Он упирается в деятельность других агентов, использующих иные критерии. По Марксу, в этой системе есть участки, которые рациональный взгляд ни агента, ни наблюдателя не просматривает, но система при этом живет естественноисторическим образом, независимо от устремлений индивида. Непросматриваемый участок — неопределенность, которая принципиально не стремится к нулю при углублении познания экономической системы, как это представлялось с позиции классического рационализма. Эта неопределенность носит не гносеологический, а онтологический характер, так как экономическая система как объект исследования содержит неустранимые элементы, обладающие сознанием, а следовательно, объективирующая (натуральная или позитивная) познавательная установка является ограниченной [2—8]. 220

Социальная рациональность М. Вебера

Концептуальная система, использовавшая в явном виде представление о социальной рациональности, — это система Макса Вебера. Остановимся только на некоторых ее аспектах. М. Вебер вводит четыре вида социального действия: 1) целерациональное, 2) ценностнорациональное, 3) аффективное, 4) традиционное (через привычку). С точки зрения Вебера, последние два вида не являются прямо социальными действиями. Первый вид определяет специфику западной социальной рациональности и второй — социальную рациональность всех остальных цивилизаций. Если ценностно-рациональное относительно рационально, то абсолютно рациональным в смысле Вебера может быть только целерациональное действие, которое во всех отношениях поддается расчленению. Кроме определения специфики социального рационализма через тип социального действия, у Вебера есть иная классификация рациональности: на материальную и формальную. Если материальная (содержательная) рациональность — рациональность для чего-то (средство), то формальная рациональность — рациональность сама по себе, самоцель. Понятие материальной рациональности предполагает, что цель задается или связана с ценностями, внешними по отношению к самому процессу целесообразной деятельности, т. е. цель подчинена ценности. Следовательно, материальный рационализм принципиально ограничен внешними условиями. Когда все внешние ценности рационализированы, тогда и возможен переход к тотальной (абсолютной) рациональности, рациональность становится самоцелью. Размыкается непосредственная связь между целью и ценностью, материальная рациональность становится формальной, т. е. независимой от содержания. Это достижимо благодаря тому, что цель приобретает количестВозможность превращения венное выражение — меру. экономических понятий, в том числе экономических целей, в измеряемые величины существует благодаря всеобщности отношений эквивалентного обмена [4; 9]. Рациональное действие в социальной системе возможно лишь при наличии определенных нормативно-ценностных предпосылок и определенного субъекта действия, для которого нормативно заданные регуляторы стали стимулами активности. Социальный субъект связан с другими субъектами множеством вертикальных (иерархических) символических связей. При этом вертикальные символические связи, как и любые другие коммуникативные процессы в обществе, не носят характер обменов, так же как и отношения власти и престижа. Экономические (эквивалентные, обменные) отношения и являются таковыми, 221

потому что имеют опосредующий элемент обмена, обладающий универсальностью, — деньги. Поэтому экономические отношения как отношения горизонтальные являются особым вырожденным видом символических отношений, где символический посредник выступает в качестве меры, в результате чего сам он определяет границы экономического действия, превращая его из материально содержательного действия в действие формальное. При этом ценностная рациональность общества становится формально-целевой [10]. Таким образом, сама целевая рациональность является особым вырожденным случаем ценностной рациональности, так же как эквивалентный обмен является особым вырожденным случаем символического общения. Однако возможна и обратная точка зрения в системе формально-целевой рациональности, где материальная или ценностная рациональность — это отклонение или недоразвитость первой. «Формальная рациональность, в веберовском понимании — это, прежде всего калькулируемость, формально-рациональное — это то, что поддается количественному учету, что без остатка исчерпывается количественной характеристикой» [11]. Формальная рациональность Вебера родственна абстрактному труду К. Маркса: труд все более и более становится чисто абстрактной, механической деятельностью, лишь формальной, безразличной к своей особой форме деятельностью вообще [12, 248]. Формальная рациональность, по Веберу, в качестве необходимых компонентов включает в себя: частную собственность на ресурсы, свободный труд, рациональное ведение хозяйства, всеобщность рынка, рациональное государство и право, рациональную технику, рациональный образ жизни и хозяйственную этику (во многом связанную с протестантизмом и шире — с западными религиозными формами), а также рациональным образом мыслей, включающим науку и философию. Вся это взаимосогласованная система формальной рациональности и образует основу новоевропейского этапа западной цивилизации. Формальная рациональность — это новый этап целевой рациональности, который позволяет ввести универсальную количественную меру, более того, лежит в основе всех видов экономического рационализма. Благодаря всеобщности товарно-денежных отношений в рыночной экономике существует, по крайней мере, потенциальная возможность превращения экономических понятий, в том числе экономических целей, в измеряемые величины. Естественной мерой при этом выступают деньги как числовая мера — всеобщий эквивалент [4]. Веберу принадлежит постановка вопроса и классификации рационализма, однако он не рассматривает эволюционную сторону рацио222

нализма социальных теорий, даже изучая социальную историю. Его классификации рациональности выглядят статичными, аисторичными, полюса — абсолютно противоположными друг другу, хотя он и писал о процессе рационализации в западной цивилизации. Более интересным и продуктивным явилось бы изучение того, 1) как существуют области (точки) ценностной рациональности в целевой рациональности западной цивилизации, как они эволюционируют; 2) как существовали моменты целевой рациональности в рамках ценностной; 3) что происходит при модернизации традиционного общества с его ценностной рациональностью; 4) каков процесс целерационализации ценностной рациональности, условия и пределы этого процесса. Но Вебер, по существу, являлся классическим рационалистом в области теории познания и социальной онтологии и подобные темы не получили в его творчестве своего развития. Для описания и оценки процессов, обозначенных в пунктах 1—4, которые актуальны при процессах социального и экономического (хозяйственного) обновления (модернизации, развития или постмодернизации), важны представления М. Вебера о двух типах капитализма и о роли протестантской этики в возникновении духа капитализма. Особенность концепции М. Вебера в том, что он отмечает повсеместность как стремления к наживе и предпринимательству, так и существования тех или иных видов рационализма, при этом, подчеркивая, что это само по себе ничего общего не имеет с новоевропейским капитализмом (или капитализмом в собственном смысле слова). «Капитализм может быть идентичным обузданию этого иррационального стремления, во всяком случае, его рациональному регламентированию. Капитализм, безусловно, тождествен стремлению к наживе в рамках непрерывно действующего рационального капиталистического предприятия, к непрерывно возрождающейся прибыли, к рентабельности… 1. Капиталистическим мы здесь будем называть такое ведение хозяйства, которое основано на ожидании прибыли посредством обмена, т. е. мирного (формально) приобретательства. 2. Основанное на насилии (как формально, так и по существу) приобретательство следует своим особым законам и нецелесообразно его подводить под одну категорию… с первым типом ведения хозяйства» [5]. «Представители такого рода предпринимательства — капиталистические авантюристы — существовали во всем мире. Их шансы на успех (вне торговых, кредитных и банковских операций) либо носили обычно чисто иррационально-спекулятивный характер, либо были ориентированы на насилие, прежде всего на добычу. Эта добыча могла извлекаться непосредственно в ходе военных действий или посред223

ством длительной фискальной эксплуатации государственных подданных. Капитализм крупных спекулянтов, колонизаторов и финансистов часто сохраняет ряд подобных черт и в современной действительности Запада даже в мирное время, особенно же близок к нему капитализм, ориентированный на войну. Отдельные — лишь отдельные — черты крупной международной торговли в наши дни… также родственны авантюристическому капитализму». Однако наряду с этим типом капитализма, по Веберу, который существовал всегда и всюду, Западу Нового времени известен и другой тип, никогда более не существовавший — рациональная капиталистическая организация свободного (формально) труда. Своеобразие западного, а внутри него современного западного рационализма связана с рациональностью техники, политики и права и других социальных сфер, но «…в такой же степени… экономический рационализм зависит и от способности и предрасположенности людей к определенным видам практически-рационального жизненного поведения… Один из конституционных компонентов современного капиталистического духа, и не только его, но и всей современной культуры — рациональное жизненное поведение на основе идеи профессионального призвания возник …из духа протестантской христианской аскезы». Для протестантов труд и интенсивное предпринимательство — это долг перед Богом, это их призвание [5, 48—52, 205]. Время. Эволюция. Модерн

Необходимо обозначить связь между капитализмом Нового времени (второй — особый тип, по Веберу) и социально-историческим временем, получившим название модерна (современности). Само представление о модерне на протяжении развития Западной цивилизации менялось с течением исторического времени. Это связано, прежде всего, с появлением линейного исторического времени— христианства. С появлением линейности и возникла особая забота о месте субъекта на этой линии, т. е. о современности (модерне). В эпоху Просвещения линейное время христианства перешло в линейное время прогресса. К XIX в. капитализм, прогресс и модерн идеологически почти отождествились. С появлением марксизма возникла и новая стадиальная временная шкала смены способов производства, а затем и общественно-экономических формаций. При этом прогрессистские умонастроения не исчезают, а с появлением научного коммунизма будущее обретает вторую жизнь. Отношение между двумя капитализмами М. Вебера — это отношение не последовательности, как у Маркса или Зомбарта, а отношение сосуществования и конкуренции 224

между двумя типами настоящего и будущего. Если авантюристический капитализм — это часть прошлого и настоящего всех традиционных цивилизаций, то новоевропейский капитализм рациональной протестантской закваски — это особое настоящее, современность, модерн Западной цивилизации, обращенные в будущее. Это будущее благодаря мировому господству Западной цивилизации стало привилегированной моделью будущего для всего человечества. Так, по крайней мере, казалось в течение всего периода Нового времени. В XX в. ситуация усложнилась. Сам западный капитализм претерпел серьезную эволюцию, перейдя в стадию государственномонополистического (в марксистской терминологии), или постиндустриального развития (говоря языком западной социологии). Возникла культурная, идеологическая проблема осознания настоящего, как чего-то отличного от модерна (при этом русский язык позволяет выделить модерн как эпоху — Новое время, не отождествляя ее языковым образом с настоящим временем — современностью) для Запада. Но европейские языки не позволяют разделить модерн и современность, поэтому появляется термин «постмодерн». Сначала он связан с художественными стилями и направлениями конца XIX—XX вв., затем с культурой и мышлением. Что касается экономической и социальной сфер, то здесь более распространены или содержательные термины (типа информационного общества), или другие «пост»термины, обозначающие последовательность стадий: постиндустриальное, посттехнократическое (новое технократическое), постэкономическое общество и т. д. [13; 14]. Для других цивилизаций эта проблема носила и носит не только духовно-интеллектуальный характер, но при необходимости выбора путей дальнейшей эволюции эта проблема становится и социальнопрактической. Тогда модернизация той или иной незападной цивилизации — это частичная или полная вестернизация всей общественной жизни. Если вспомнить позицию Вебера, что формально-целевая рациональность Западной цивилизации — это рациональность не только хозяйства, власти, права, техники и знания, но и поведения и духа. С этой точки зрения, первое невозможно без второго. Вебер, по существу, прав, если иметь в виду генезис новоевропейского капитализма, не имевшего тогда ни образцов, ни аналогов. Тот генезис и не мог быть модернизацией, т. е. конструктивизацией в местном материале западного формального проекта. Однако генезис капитализма незападных цивилизаций в интеллектуальном, политическом и экономическом поле Запада отличается от первого генезиса. Это отличие заключается в том, что, заимствуя и реализуя рациональность науки, техники, пра225

ва, экономики, политики и поведения человека, т. е. все аспекты западной рациональности, имеющей внешнюю материальную форму, не обязательно заимствовать рациональность и индивидуализм духа и культуры западного модерна. Разумеется, первая будет в более длительном историческом времени влиять на вторую, т. е. будет происходить социально-историческая интериоризация. В то же время имитация и воспроизведение первой легче и первичны по отношению к собственному духу. По Веберу, при генезисе капитализма его дух, если не первичен, то одномоментен другим социальным аспектам целевой рациональности. При генезисе капитализма в процессе модернизации незападных цивилизаций сначала появляется рациональность институтов, сопровождаемая собственной традиционной аскезой, а затем возможное преобразование духа и культуры. Послевоенное развитие Японии показывает верность как первого, так и второго. Нынешнее поколение японцев более индивидуалистично и менее привержено традиционным японским ценностям и является частичным виновником кризиса 80—90-х гг. в Японии, по сравнению с предыдущими двумя поколениями, участвовавшими в создании «японского чуда». Поэтому, когда ставится вопрос в общей форме о роли протестантской аскезы, бережливости и трудолюбия в генезисе современного капитализма (в частности, в России), забывают о том, что только первичный, уникальный генезис имел прямую связь и предшествование религиозной аскезы социальным институтам. Во-первых, совершенно неясно, откуда взять столько протестантов XVI в. в современной России, где их всегда было мало. Во-вторых, как заразить аскетическим духом современную элиту. И наконец, православная аскеза, в отличие от протестантской, прямо противоположна стяжательству. Стоит только вспомнить «нестяжателей». Духовный аскетический труд в православии никак не связан с хозяйством. Для сравнения можно взять работу С.Н. Булгакова «Философия хозяйства»: «Хозяйство есть выражение борьбы… двух метафизических начал — жизни и смерти, свободы и необходимости, механизма и организма.… Хозяйство есть борьба со смертоносными силами князя мира сего, но способно ли оно поднять мятеж против самого этого князя, способно ли хозяйство изгнать из мира смерть и победуя над ней преодолеть то, что составляет его собственное условие? Или наоборот хозяйственным путем неуврачевать сердца мира, отравленного смертью, и только новым творческим актом Божества, силою Того, Кто "смертью смерть попрал", "истребится последний враг смерть"» [3, 41]. Приведем еще одно высказывание, где суть булгаковского подхода к хозяйству изложена 226

прямо и недвусмысленно: «…в действительности для оценки значения труда в хозяйстве, как его основы, совершенно не существенно и, пожалуй, даже неинтересно, в каком отношении рыночные цены стоят к трудовым ценностям» [3, 87]. Итак, мы видим, что даже на рубеже XIX и XX вв. после работ К. Маркса и М. Вебера в работе видного представителя русского религиозного ренессанса представлен совсем не реалистический подход. При этом капитализм в России вовсю развивался, но его развитие шло на собственной основе без христианской аскезы и носило большой отпечаток авантюристического капитализма. Первая «модернизация» в России, связанная с духовным аскетизмом, была хоть и индустриальная, но не рыночная, а связанная с реализацией коммунистического постмодернистского (по отношению к капиталистическому модерну) проекта большевиками. Это сопровождалось модернистскими исканиями в искусстве конца XIX — первой трети XX в. и интеллектуально-духовным утопическим сознанием: «догнать и перегнать». Наконец, в России периода перестройки возникла новая утопия социализма с «демократическим» лицом М.С. Горбачева. При этом аскетизма среди элиты не наблюдалось, среди народа — пока тоже. В постсоветской России впервые за всю российскую историю совпали утопия, модернизация и частично аскетизм. Капиталистическая модернизация оказалась утопией и обернулась авантюристическим капитализмом сверху, слегка разбавленным и нейтрализованным трудовым, сберегающим и аскетическим капитализмом снизу. Но, как уже было сказано, большая часть элиты обошлась без аскезы, но явила большую долю авантюризма, а большая часть народа явила большую долю вынужденного аскетизма, но без призвания и труда. И только интеллигенция частично продемонстрировала и то и другое. Подытожим успех развития Японии и неуспех запаздывающей модернизации России. Поражение модернизации в России в XX в. связано с эрозией хозяйственной этики, которая в царской России не была санкционирована и поддержана ни властью, ни церковью, а в советской России так и не был найден эффективный аналог ни индивидуалистической этики Запада, ни коллективистской этики Востока. К тому же в отсутствие частной собственности, формального права и рациональной политики, чистый научно-технический индустриализм был социально не подкреплен и потому не органичен. В то время как в Японии за счет внешних жестких действий американской администрации были созданы все необходимые социальные компоненты целевой рациональности, исключая корпоративную этику и включая особенности политической системы и демографической ситуации, 227

являющейся полузакрытой: закрытой для иностранцев и открытой для японцев. Если к этому добавить национальные духовные и трудовые ценности, то минимально полный портрет успешного развития Японии, как в индустриальном, так и в постиндустриальном направлениях, будет ясен [15]. Эволюция рациональности «экономического человека» как переход от классического рационализма к постклассическому

«Экономический человек», вначале ведомый протестантским духом аскезы и призвания понемногу, по мере развития как теории, так и практики новоевропейского капитализма стал избавляться от аскетизма. «Капиталистическое хозяйство не нуждается более в санкции того или иного религиозного учения и видит в любом влиянии церкви на хозяйственную жизнь… такую же помеху как регламентирование экономики со стороны государства. "Мировоззрение" теперь, как правило, определяется интересами торговой или социальной политики. Тот, кто не приспособился к условиям, от которых зависит успех в капиталистическом обществе, терпит крушение или не продвигается по социальной лестнице. …это — явления той эпохи, когда капитализм, одержав победу, отбрасывает ненужную ему больше опору» [5, 91]. На рубеже XVIII и XIX вв. важный вклад в этику пострелигиозного «экономического человека» сделал И. Бентам. В его концепции полезности закладываются две важные предпосылки экономического человека и экономической рациональности в целом: 1) наличие универсальной и предельно простой ценности — пользы; 2) количественное исчисление этой ценности, которые, по существу, реализуются на протяжении всей истории эволюции экономической рациональности, когда она сбросила религиозные подпорки. На пострелигиозном этапе развития в классической политэкономии «экономический человек» — это необходимая абстракция экономической теории. Она включает в себя помимо рациональности еще независимость (принятие самостоятельных решений исходя из личных предпочтений), эгоистичность (забота о собственном интересе и стремление к максимизации собственной выгоды) и информированность (знание собственных потребностей и средств их удовлетворения [2; 16]. В экономической теории К. Маркса «экономический человек» — это часть экономической системы, о чем подробнее было написано выше. При создании собственной экономической концепции К. Маркс фактически перешел от классической к постклассической экономической рациональности. Однако наличие утопических (или, по крайней мере, ценностно-рациональных, социально-исторических) аспектов 228

экономической теории, как то: историческая миссия пролетариата, коммунистическая формация и т. д., привело к большой степени нерациональности (в смысле экономического рационализма теорий XX в. и отсутствия долговременной успешной экономической практики) его концепции. В конце XIX в. во время так называемой маржиналистской революции в неоклассицизме модель «экономического человека» была очищена от примесей в виде политических и моральных принципов, т. е. «экономический человек» стал формально рациональным, в смысле М. Вебера. «Экономический человек» маржиналистов предстает как максимизатор полезности. В основе его поведения лежит уже не столько эгоизм, сколько возрастающая экономическая рациональность. Индивид не только исчисляет свою выгоду, но и оптимизирует свои действия. Тем самым нравственные качества оказываются совершенно не при чем, т. е. этика или поведение экономического человека становятся полностью формальным. Это находит свое выражение в том, что полезность представляется маржиналистами как математическая функция, что открывает дорогу использованию математического аппарата. В 20—30-х гг. неоклассицизм развивается в сторону дальнейшей формализации и освобождения экономической теории от всякого рода психологизмов. Уже не важны причины и предмет максимизации, важны логика выбора и последовательность действий. Тем самым завершается конструктивизация предмета экономической теории. Последующее развитие экономической теории протекает в форме перехода от индивидуальной к коллективной экономической рациональности. Институционализм переходит от рассмотрения рациональностей человека к рациональности институтов. В русле бихевиоризма создается концепция ограниченной рациональности Б. Саймона. «Ограниченная рациональность» Саймона

В рамках комплекса наук о поведении человека, точнее о целерациональной деятельности, Гербертом Саймоном была сформулирована концепция «ограниченной рациональности». Принцип ограниченной рациональности, по Саймону, звучит так: «способность человеческого ума формулировать и решать сложные проблемы едва ли сравнима по уровню с проблемами, решение которых необходимо для объективно рационального поведения в реальном мире...» [17, 270]. Отсюда следует, что человеческое поведение рационально лишь в намерении, люди «стремятся действовать рационально, но в дейст229

вительности обладают этой способностью лишь в ограниченной степени» [18, 24]. Другими словами: «существуют практические пределы человеческой рациональности и... они не статичны». И далее: «интенцианальная рациональность действующего субъекта требует конструирования упрощенной модели реальной ситуации. Он поступает рационально в отношении этой модели, но такое поведение даже не приближается к оптимальному в отношении реального мира. Чтобы предсказать его поведение, мы должны понять, как он конституирует эту упрощенную модель...» [17, 199]. Таким образом, «...теория рационального поведения должна уделять особенностям — поведения рациональных действующих лиц не меньше внимания, чем объективным условиям окружающей среды, в которой принимаются решения. В этом мире следует принимать в расчет не только рациональность выбора, но и рациональность процедур, используемых для решений выбора» [19, 27]. Ограниченность, приписываемая Саймоном разуму, как внутреннее имманентное свойство, с нашей точки зрения, есть ограниченность, сознательно и целенаправленно избираемая экономическим агентом, имеющим в виду цену времени и информации. Итак, по Саймону, рациональность экономического агента ограничена из-за того, что он не может быть абсолютным вычислителем, а между тем он не хочет и не стремится к этому, потому что это не выгодно. Если при принятии решения экономическим агентом устанавливаются слабые ограничения, то тут же получается множество удовлетворительных решений и встает та же проблема: как сделать выбор из них. Даже разумный индивид Саймона не согласится на первое попавшееся решение. Не придется ли снова максимизировать целевую функцию! А тогда мы получаем классическое понятие экономической рациональности. Если же выбрать ограничения так, чтобы решение было одно (или очень мало), то встает вопрос о задании ограничений, которые в общем случае «не берутся из жизни». Таким образом, используя только общие понятия математики и кибернетики, такие как максимизация, целевая функция, ограничение, Саймон не показывает конкретных путей использования этого подхода в теории экономического выбора. Постклассическая экономическая рациональность экономического агента

Предпосылка о рациональности поведения экономических агентов является одной из фундаментальных предпосылок, на которых строится неоклассическая экономическая теория [8; 9]. Идея целерационального поведения обретает в экономической теории форму макси230

мизации целевой функции и используется как постулат. Обсуждение вопроса о рациональности экономического поведения не ограничивается обсуждением рациональности целей, а включает в себя обсуждение способов их достижения. Обсуждение способов достижения целей находится уже непосредственно в рамках предмета экономической науки, однако в большинстве случаев их прямо наблюдать и описывать не удается и эффективность способов оценивается косвенно — путем оценки результатов экономического выбора. В ситуации, когда анализ результатов не дает оснований для подтверждения допущения о рациональности целей и эффективности способов действования экономического агента, экономист-наблюдатель не располагает средствами для выявления области нерациональности: лежит ли она в области целей или же в области процедур. Отражением этого факта является концепция Саймона, который подвергает сомнению неоклассическую интерпретацию рациональности и того и другого. В экономической науке максимизация рассматривается при условии, что заданы 1) предпочтения, 2) бюджетные и другие ограничения и 3) варианты выбора экономических агентов. Применительно к ситуации неопределенности или риска максимизируются ожидаемые величины. В этой модели непротиворечивость относится не к выбору аргументов целевой функции или их значений, так как это функция одного аргумента (то, что максимизируют), не к бюджетным ограничениям и вариантам выбора, так как они считаются внешними по отношению к агенту, а к предпочтениям, ибо их агент формирует самостоятельно. В самой абстрактной и жесткой форме неоклассической теории считается, что максимизация происходит при наборе существенных условий. Из которых наиболее важными являются следующие четыре: 1) не существует трансакционных издержек; 2) не существует издержек коррекции; 3) все ресурсы полностью распределены и находятся в частной собственности; 4) собственники ресурсов распределяют их на производственные цели исходя исключительно из соображений денежной выгоды [20]. В таком виде неоклассическая теория описывает поведение идеализированных переменных в очень упрощенных условиях и нужны дополнительные гипотезы для того, чтобы привязать теорию к феноменам реального мира. Построение этих гипотез шло по трем направлениям, а именно: 1) подвергался сомнению выбор аргумента целевой функции (например, максимизируются продажи, темп роста, размеры фирмы и т. п.); 2) подвергался сомнению вид функции (максимизация заменялась на 231

поиск приемлемого решения или оптимизацию); 3) менялись вышеприведенные условия. Здесь мы остановимся только на третьем направлении, так как второе подробно изложено в разделе «Ограниченная рациональность Саймона», а первое, на наш взгляд, не является альтернативным третьему, так как изменения аргумента целевой функции могут быть выведены из изменения условий. Ослабление третьего условия дает два мощных направления развития экономической науки. Первое связано с введением предпосылки о неполном распределении ресурсов, которая может использоваться для отражения различных экономических феноменов в переходных экономиках. Второе направлено в сторону анализа экономических реалий, не выводимых напрямую из частной собственности, (экономическая политика государства, роль международных организаций в установлении мирового экономического порядка, поведение государственных естественных монополий). Ослабление четвертого условия происходит путем перехода к экономической рациональности в широком смысле (постклассической экономической рациональности). Экономическая рациональность в широком смысле означает максимизацию экономическими субъектами функции, включающей в себя социальную составляющую (или так называемые неденежные выгоды). В принципе, социальную составляющую можно было бы рассматривать как дополнительное ограничение модели (типа бюджетного), однако она настолько важна, что осуществляется переход к субъекту, имеющему и неденежные (социальные) интересы и цели. Возможность реализации социальных целей в рамках экономических отношений в случае наличия единой фигуры менеджера-собственника очевидна, а в случае разделения фигур менеджера и собственника заложена в организации контрактной системы. Введение широкого понятия рациональности можно рассматривать как первое частичное снятие постановки о иррациональности экономического субъекта: поведение, представляющееся иррациональным с позиции узкого экономического рационализма, оказывается рациональным с позиции рационализма с учетом социальных целей. Перейдем теперь к первому условию — не существует трансакционных издержек — и рассмотрим подробно переход к рациональности при наличии трансакционных издержек. Впервые понятие трансакционных издержек было введено Р. Коузом в его статье «Природа фирмы» (1937). Вот определение самого Коуза: «чтобы осуществить рыночную трансакцию, необходимо определить, с кем желательно заключить сделку и на каких условиях, провести предварительные пе232

реговоры, подготовить контракт, собрать сведения, чтобы убедиться в том, что условия контрактов выполняются и т. д.» [10, 103]. Это определение является максимально широким. Под такое понятие трансакционных издержек подпадают и траты времени, и издержки на получение информации и агентские издержки, в них можно включить все прямые и косвенные затраты на то, чтобы два экономических агента сошлись и заключили сделку. Именно в этом ключе сформулировал значение идеи трансакционных издержек для развития экономической науки Г. Беккер: «Постулирование таких (трансакционных. — Г.А., Э.К., М.Л.) издержек "замыкает" или "завершает" экономический подход тем же самым, отчасти тавтологическим, способом, каким постулирование затрат энергии замыкает энергетическую систему и спасает закон сохранения энергии». Как мы видели из краткого изложения Маркса и Вебера, в рамках рассмотрения общества как системы обсуждался вопрос рациональности самой экономики, а экономисты-неоклассики используют принципиально иной подход: они обсуждают рациональность экономического агента, подразумевая, что экономическая система сама по себе абсолютно рациональна и рациональны связи агента с ней. Но, по нашему мнению, рациональность экономического агента в том и заключается, что его рационализм имеет смысл именно как его рациональное отношение с рациональной системой, более того, без этой связи рациональность агента не имеет смысла вообще. Итак, понятие «экономического человека» — это абстракция. Реальный человек — многоплановое существо, и система экономических отношений — это только одно измерение пространства, в котором он живет. То, что экономисты называют экономическим действием, — на самом деле только проекция действия в широком смысле на плоскость экономических отношений. Если эта проекция выглядит как иррациональное поведение, то это может означать, что совершенное действие не чисто экономическое, и, следовательно, реальный человек — плохой полигон для тестирования поведения абстрактного «экономического человека». Для того чтобы получить чистый эксперимент, нужно найти действия, которые на сто процентов экономические, но это предполагает наличие универсальной процедуры сведения (редукции) всей социальной жизни к экономической. Возможность конструирования такой процедуры отнюдь не очевидна. Литература 1. Мамардашвили М.К. Как я понимаю философию. М., 1992. 233

2. Мамардашвили М.К. Классический и неклассический идеалы рациональности. Тбилиси, 1984. 3. Автономов В.С. Человек в зеркале экономической теории. М., 1993. 4. Булгаков С.Н. Философия хозяйства М., 1989. 5. Вебер М. История хозяйства. М., 1923. 6. Вебер М. Избранное М., 1980. 7. Гайденко П.П., Давыдов Ю.Н. История и рациональность. М., 1991. 8. Йолон П.Ф., Крымкский С.Б., Парахонский Б.А. Рациональность в науке и культуре. Киев, 1989. 9. Калинин Э.Ю., Чиркова Е.А. Концепция постклассической экономической рациональности // Вопросы экономики. 1998. №5. 10. Калинин Э.Ю., Попов В.Г. Разум на пороге III тысячелетия. М., 1998. 11. Коуз Р. Фирма, рынок и право, М., 1993. 12. Левада Ю.А. Статьи по социологии М., 1983. 13. Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 46, Ч. 1. 14. Новая постиндустриальная волна на Западе. Антология / Под. ред. В.А. Иноземцева. М., 1999. 15. Федотова В.Г. Модернизация «другой» Европы. М., 1987. 16. Общественные науки и современность. 2000. №3. 17. Радаев В.В. Экономическая социология. М., 1998. 18. Simon H. Mathematical Essays on Rational Human Behavior in a Social Setting. N. Y., 1957. 19. Simon H. Administrative Behavior. N. Y., 1961. 20. Саймон Г. Рациональность как процесс и продукт мышления // ТЕЗИС. 1993. №3. 21. Философия в современном мире. М., 1972. 22. Scitovsky Т. A. Note on Profit Maximization and Its Implications // Review of Economic Studies. 1943. № 1. А.Ю. АРХИПОВ

Современное экономическое мышление в России: содержание и пути формирования Поиск модели хозяйственного развития России актуализировался на рубеже веков. Эффективной такая модель может оказаться только при учете особенностей менталитета, экономического мышления россиян. Попытки навязывания абстрактных моделей, действующих в 234

других условиях, деструктивны. Вот почему так важно исследовать содержание экономического мышления, его особенности в нашей стране, роль в хозяйственном процессе, в современных преобразованиях, пути утверждения нового экономического мышления. Экономическое мышление, являясь одной из важных характеристик субъектов производственных отношений, хозяйственных связей, представляет собой процесс познания человеком, социальной группой, обществом в целом, экономической действительности, сложившихся экономических отношений, осознания своего места в них, освоения норм рационального хозяйствования и поведения, прогнозирования хозяйственных событий, выработку соответствующих образов целесообразной деятельности. Осмысление экономической действительности создает основу для осознанного и активного участия субъектов хозяйствования в экономическом процессе, принятии решений. Определяется экономическое мышление экономическими отношениями, экономической действительностью общества. Каковы экономические отношения, основные формы собственности, их взаимозависимость, экономический строй общества — таково и экономическое мышление. Один тип экономического мышления формируется в условиях централизованно управляемой, регламентируемой экономики, принципиально иной — в условиях рыночной экономики. Тип экономического мышления определяется также и национальными традициями, особенностями менталитета, «духом хозяйства». Методологической основой такого подхода является определение М. Вебером обусловленности становления капитализма, рыночного мышления «духом капитализма», в основе которого лежала хозяйственная этика протестантизма. «Хозяйство есть явление духовной жизни в такой же мере, в какой и все другие стороны человеческой деятельности и труда, — отмечает С.Н. Булгаков, — понимание хозяйства как явления духовной жизни открывает глаза на психологию хозяйственных эпох и значение смены хозяйственных мировоззрений». Отражение, осознание экономическим мышлением экономической действительности осуществляется через познание, получение и усвоение знаний. Экономическое мышление непосредственно и через усвоение знаний, экономическую психологию формирует экономическое поведение. Тип экономического мышления является компонентом экономической культуры общества — наиболее всеохватывающего образования, которая является способом организации, 235

развития экономической деятельности. Таким образом, экономическое мышление взаимодействует с экономическими отношениями, экономическим познанием, знанием, экономическим сознанием, психологией, поведением, экономической культурой. Одним словом, осмысление экономических отношений, экономической действительности создает основу для осознанного участия человека, социальной группы, общества в лице государства в экономическом процессе, принятии хозяйственных решений. В нашей стране экономическое мышление определяется теми особенностями, которые ей свойственны как стране одновременно и Востока и Запада. Здесь сочетаются свойства, качества как западной, так и восточных типов цивилизаций и соответственно экономического мышления. Масштабность страны, относительно низкая социальная освоенность территории, низкая плотность населения — все это определяло необходимость централизации, установления сильной государственной власти. В этом же направлении действует наиболее распространенная религия — православие, со свойственными ей веротерпимостью, сотрудничеством с государством. От широты и богатства земли в экономическом менталитете и недостаточность рачительности, экономности, ритмичности, постоянства трудовых усилий. Для России поэтому всегда был характерен прежде всего государственный тип экономического мышления, связанный с традиционным менталитетом восточных цивилизаций, имеющий такие черты, как общинность, государственный патернализм, ограниченность инициативы, ощущение индивидом себя составной частью общества, зависимой, но и оберегаемой, неразвитость правосознания, недоверие к закону, предпочтение нравственности, правды, добродетели по отношению к праву, осуждение алчности, чрезмерного богатства («от трудов праведных не наживешь палат каменных»), высокая ценность социального равенства, справедливости, уравнительности в распределении благ. В то же время России всегда были свойственны и черты рыночного типа экономического мышления, присущие Западу. Развитие торговли, рынка, ремесел, хозяйственное освоение огромных пространств были невозможны без предприимчивости, самостоятельности, находчивости, инициативы, готовности к риску. История России есть история развития, взаимодействия и противостояния государственного и рыночного типов экономического мышления. Представляется бесперспективным переделывать, «ломать» менталитет, экономическое мышление россиян, как предлагают ряд совре236

менных исследователей. Так, Е. Майминас говорит о необходимости коренной перестройки российского социально-экономического генотипа, требующей «перехода к примату личности, свободной, инициативной и ответственной за себя, к служебной роли государства и т. д.». Аналогичную позицию занимают В. Марьяновский, А. Эльянов. Результатом попыток таких «сломов» и стали пребывание экономики России все годы преобразований в кризисе и депрессии, другие негативные последствия реформ. Да, можно и нужно развивать черты рыночного экономического мышления, которые всегда были свойственны россиянам, привносить новые, но не «ломая», а используя имеющиеся позитивные особенности государственного экономического мышления. Здесь уместно применение в России опыта Японии, Китая, стран Юго-Восточной Азии, где успех социально-экономических преобразований был достигнут сочетанием достижений современного рыночного механизма, экономического мышления с национальными традициями. Такой подход отстаивают многие российские экономисты, в том числе Ю. Ольсевич, Н. Горин, В. Ушканов, Л. Горичева и др., обосновывающие необходимость учета в проводимых экономических реформах особенностей менталитета, экономического мышления в России. Черты как государственного, так и рыночного типов экономического мышления в различном соотношении присутствуют на всех этапах развития России. Следствием безраздельного преобладания государственного экономического мышления, его бюрократизации в условиях командно-административной системы в 70—80 гг. ХХ столетия стала необходимость радикальных изменений в экономическом мышлении, как и в экономическом и политическом устройстве в целом. Такие изменения начались в 1985 г. с провозглашением перестройки. Важными условиями возрождения рыночного типа мышления в ходе радикальных рыночных реформ, осуществлявшихся в нашей стране после августовских событий 1991 г., стали разгосударствление, приватизация предприятий, создание конкурентной среды, рыночной инфраструктуры. Если в конце 1991 г. в государственной и муниципальной собственности находилось еще 93,9% предприятий, то к 1 февраля 1994 г. была завершена приватизация 94 869 предприятий, а к 1 января 2000 г. — 130 156 предприятий. В результате акционирования создано 30 519 акционерных обществ. В настоящее время уже более 70% ВВП России производится негосударственным сектором экономики. 237

В результате малой приватизации на 1 января 2000 г. в России было приватизировано 87,56 % предприятий торговли, 85,32% предприятий общественного питания, 85,76% предприятий бытового обслуживания. Вместе с тем проведенное разгосударствление было во многом формальным и не привело к утверждению эффективных собственников, новые механизмы собственности еще полностью не заработали, только начинают менять экономическое мышление. Формированию рыночного типа экономического мышления способствует процесс создания конкурентной среды, осуществляющийся за счет развития малого и среднего бизнеса, преобразований в аграрном секторе экономики. Доля работников на малых предприятиях в общем количестве занятых в народном хозяйстве в 1997 г. составила 10%, количество фермерских хозяйств — 280 тыс. Развивается рыночная инфраструктура: к концу 1998 г. в России зарегистрировано 2,56 тыс. коммерческих и кооперативных банков, около 6,4 тыс. их филиалов, 67 бирж. Противоречивость рыночных преобразований в России проявляется в кризисе экономики, беспрецедентном спаде производства. В 1990—1998 гг. валовый внутренний продукт сократился на 44,6%, промышленное производство — на 57,2%, инвестиции на 77,9%. Требует значительных усилий закрепление появившейся в 1999 г. и действующей в течение 2000 г. тенденции к росту производства, во многом связанной с последствиями августовского 1998 г. финансового кризиса, со значительным обесценением национальной валюты, сокращением импорта и вследствие этого возросшей востребованностью продукции отечественных предприятий. В нашей стране не была обеспечена социальная направленность реформ, что привело к сокращению жизненного уровня: по имеющимся оценкам, реальные денежные доходы населения за 1991— 1997 гг. уменьшились на 30%, объем платных услуг упал на 75%, ожидаемая продолжительность жизни снизилась с 69 до 65 лет. Число зарегистрированных в органах службы занятости безработных составило на 1 декабря 1999 г. 1,7% экономически активного населения. Не имели занятия, но активно его искали, т.е. являлись безработными в соответствии с методикой Международной организации труда, 8,65 млн человек, или 11,7% занятых. Увеличилась дифференциация доходов: разрыв в средних доходах десяти процентов населения наиболее и наименее обеспеченных вырос с 4,5 в 1991 г. до 11 раз 1993 г., достиг максимума в 13,5 раз в 1995 и несколько сократился до 12,6 раз в 1997 г. Дифференциация 238

доходов неизбежна, но такой разрыв в них, которого нет ни в одной цивилизованной стране, надо с помощью социальной, налоговой политики преодолевать. Характер рыночных преобразований обусловливает противоречивые изменения экономического мышления россиян. С одной стороны, в экономическом мышлении все больше развиваются рыночные черты, такие как самостоятельность, инициатива, предприимчивость, способность действовать в условиях конкуренции. Граждане страны, хотя часто и через негативный опыт, осваиваются с рыночными структурами. Согласно опросу ВЦИОМ, около 1/3 самодеятельного населения страны хотели бы начать свой бизнес, 36% высказали желание купить недвижимость, 35% — положить деньги в банк, чтобы получать доходы. С другой стороны, экономическое мышление деформируется, приобретая негативные, псевдорыночные формы. Сокращается интерес к ценностям, связанным с трудолюбием. Только 20% респондентов, согласно одному из общероссийских опросов общественного мнения, рассматривают постоянный труд как возможный или главный фактор жизненного успеха. Экономическое мышление стало более дифференцированным, общественные группы: традиционные и новые, существенно разнятся по месту в обществе, уровню благосостояния и соответственно определению своего места в хозяйстве, экономическому поведению, оценкам происходящего. На первом этапе радикальных реформ (1991—1994) постоянно росло число поддерживающих рыночные преобразования. Необходимость таких реформ («очень важны», «скорее важны, чем нет») отметили в 1991 г. 57% респондентов по общесоюзной, в 1994 г. — 64,5% по общероссийской выборке. Аналогичные результаты показали и опросы населения, проведенные в Ростове-на-Дону и в Ростовской области. На необходимость рыночной экономики указали в 1994 г. 65%, против — 51,6% всех опрошенных в 1991 г. Однако на следующем этапе реформ (1994—1998) эта поддержка населением рыночных преобразований заметно сократилась, в обществе укрепилось осознание необходимости их корректировки. По данным ВЦИОМ, в 1997 г. сторонников рыночных преобразований было уже только 36%. В Ростове-на-Дону и Ростовской области этот показатель в 1998 г. составил 59,1%. Сторонников собственно продолжения реформ остается в 1,5 раза больше, чем противников; по сравнению с поддерживающими рыночную экономику, которых оказалось 239

уже, наоборот, в 1,5 раза меньше, чем недовольных ею (31 против 45%). В экономическом мышлении распространено забвение национальных интересов, пренебрежение к законам, стремление к достижению успеха любой ценой, оно во многом криминализуется. Свойственный российскому экономическому мышлению коллективизм превращается в «нелиберальный» индивидуализм, отличающийся от западного тем, что не знает механизма сочетания интересов личных, семейных и общественных. Особенности хозяйственной ситуации способствуют сохранению на других основаниях отдельных негативных черт, которые были свойственны государственному типу экономического мышления, таких как незаинтересованность исполнителей в результатах работы, безответственность, безынициативность и др. Вызвано это тем, что проведенная приватизация не сделала граждан эффективными собственниками, наоборот, на современном уровне воспроизведено отчуждение большинства населения от собственности и управления. Современному типу экономического мышления в нашей стране присущи отсутствие понимания необходимости поддержки отечественных товаров и товаропроизводителей; не учитывающее специфику рынка поведение индивидов как потребителей; недостаточное осмысление необходимости, умения работать с рыночными инструментами — ценными бумагами, страхованием, негосударственными пенсионными фондами; низкий уровень правосознания, уважения к законам; нецивилизованное отношение к налогообложению. Результаты преобразований в российской экономике столь противоречивы и во многом негативны вследствие того, что выбор пути развития оказался не соответствующим ее реалиям, высокой степени монополизации, естественным, географическим условиям развития, сложившемуся экономическому мышлению, менталитету россиян. Осуществлявшиеся методы первого этапа экономической реформы — шоковой терапии, попытки регулирования лишь с помощью денежных, финансовых механизмов привели к неконтролируемому росту цен, инфляции, кризисному сокращению производства. При осуществлении рыночных преобразований цели оказались подменены средствами: вместо эффективной экономики и роста благосостояния граждан главными целями экономической политики объявлялись приватизация, борьба с инфляцией, свертывание вмешательства государства в экономику. 240

В настоящее время все больше осознается необходимость усиления государственного регулирования экономики, перенесения акцента на обеспечение экономической стабилизации, структурной перестройки, эффективного функционирования рыночного механизма, условий подъема, поддержку отечественного производства и инвестиций, в частности, с помощью взвешенной протекционистской политики, удержания, развития сохраняющихся еще высоких технологий. Эти моменты находят отражение в действиях правительства, однако необратимых изменений еще не произошло. Важно осуществить социальную ориентацию реформ, развивать партнерство различных общественных групп. Закрепление современных рыночных характеристик поведения субъектов социального партнерства будет способствовать формированию таких черт экономического мышления, как неконфронтационность, осознание необходимости, возможности отстаивания своих интересов, достижения социальной защищенности. Основными направлениями развития социального партнерства, широко применяемыми в развитых странах, которые постепенно входят в практику в нашей стране, являются заключение коллективных договоров, регулирование вопросов оплаты, охраны труда, участие работников в управлении, цивилизованное разрешение трудовых споров. В процессе формирования социально-ориентированного рыночного типа мышления в России наряду с объективными условиями и факторами хозяйственной жизни ведущее место занимают экономическая наука, экономическое образование и воспитание. Одним из основных средств формирования современного рыночного мышления является экономическое образование, представляющее собой систему форм, методов и институтов обучения, получения экономических знаний и навыков, необходимых для эффективной экономической деятельности. Важнейшие формы экономического образования — средства массовой информации, обучение в учебных заведениях, экономическая подготовка на предприятиях и в фирмах, новые виды экономической подготовки, система повышения квалификации и переподготовки. Во всех формах экономического образования присутствуют и элементы экономического воспитания, формируются убеждения, нормы профессионально-трудового поведения. И наоборот, в формах экономического воспитания важным элементом является экономическое образование. 241

Задачей экономического воспитания сегодня становится формирование умения на основе знаний о том, что из себя представляют новые экономические отношения, находить свое место в них, вырабатывать соответствующие навыки действий и поведения в хозяйственной сфере. Экономическое воспитание должно осуществляться на протяжении всей жизни человека: в семье, школе, профессиональных, средних специальных, высших учебных заведениях, на предприятиях. Формирование современного социально ориентированного рыночного экономического мышления будет способствовать преодолению кризисных явлений, утверждению эффективной модели хозяйствования в нашей стране.

242

РАЗДЕЛ 2

Вековой поиск хозяйственной модели

Ю.М. ОСИПОВ

Русский вызов XXI веку Возможен ли он — вызов XXI веку, да еще и от лица русского человека — запутавшегося, вымирающего, дурашливого? Не смешно ли?.. Смешно, господа, смешно! Что тут поделать? Смешно! Смех, это когда все смешивается, искажается, искривляется. Когда неправда. Не ложь обязательно, а попросту неправда. Вот и время нынче смешное — и смешанное, и неправильное, если не просто лживое. Кому смех, а кому и не до смеха! Смеется, как известно, последний, да и это не обязательно. Вообще смеяться нужно в меру, даже победителям, ибо победители все временные. И последним оставшимся не резон смеяться — с чем-то еще они останутся?.. Время сейчас действительно жутко смешное. Не будем гадать за Европу или Китай, а вот в России и в самом деле так: что-то вселилось в Россию, что заставило ее и смешаться, и смеяться. Смешение вокруг и всеобщее смеяние. Куда ни кинь — все одно! Смешные (они же и смешанные) президенты, парламентарии, политики, олигархи, бизнесмены, писатели, журналисты, артисты… Все тусовки смешные, все съезды, все фестивали, все заседания. Даже убийства и войны… нет, конечно, не смешные, но какие-то… несерьезные. Несерьезное нынче время! Какое-то развлекательное, игровое, пляшущее. Мелькающее. Но не то чтобы не стабильное, а именно мелькающее. Во всяком времени есть мгновения, а это прямо-таки только из мгновений и состоит — что в течении, что вокруг. Измгновенное время. И пространство такое же — мгновенно меняющееся, тоже измгновенное. Тут, там — там, сям. То ли вчера, то ли завтра, то ли здесь, то ли где-то. Все течет, все изменяется. 243

Но как-то не так, не постепенно, не причинно-следственно, не логично, не закономерно, не по-нашему, не по-научному, не по-модерновому… Время постмодерна! Вот оно, открытие! Чего? Да ничего! Что есть постмодерн, кроме того, что он ничто, ибо «пост» означает, конечно, новизну и даже отрицание — того же модерна, но что есть постмодерн по своей сути? Ничто. Ибо в слове «постмодерн» ничего такого не содержится, как, собственно, и в слове «модерн», как и в слове «премодерн». Красиво, здорово, умно, а бес-смысл-енно. Но, может, смысла-то никакого не надо? И давно, заметим, не надо. Зачем смысл? Достаточно и знака, вовсе от смысла оторванного. Апофатическое, так сказать, бытие — со знаками, но без смыслов, что означает не одно лишь многосмыслие, за знаками скрывающееся, и даже не простое двусмыслие, а прямо-таки любосмыслие, но не от «любо» (что от любви), а от «любой» (где любви вовсе и нет). Постмодерн, похоже, это знак с любым смыслом — каким нравится! Любопытная получается вещь. Что там химера, которая есть соединение разнородного, а потому и что-то даже понятное, — тут, пожалуй, позамысловатее. Слово сказано, а что за словом — поди, узнай! Нет больше слов, что-то значащих для всех. Теперь нет ни этого чтото, ни этих всех. Слово (слово ли?) вроде бы есть, но его как бы и нет. Что-то иное. Конец слова. А вместе с ним, приходится заметить, и конец многого другого: литературы, к примеру, истории (как знания), философии, той же науки, не говоря уже о каком-нибудь гуманизме. Язык. Что это теперь? Мир знаков? Да, конечно. Но каких знаков, что отражающих и что выражающих? Ясно, что все более что-то неприродное, виртуальное, издуманное. Без особой привязки к смыслам, а если и к смыслам, то случайно и невнятно введенным — ненадолго. Знаки сами по себе, т. е. как бы и не знаки вовсе, ибо что-то они там обозначают? Изучай, не изучай, все одно — не разобраться. Мало того, что знаки сами по себе, да еще и в нарастающем потоке, да еще и в условном межъязыковом образе, да еще и… Язык ли это? Или что-то другое? То ли это твой язык, твоя культура и твое средство общения, то ли это уже не твой и не язык, вовсе не твоя и не культура, не твое и не средство общения? Чем, собственно, пользуешься, пользуясь языком? Не средством ли на тебя влияния и тобою управления? Не чуждым ли тебе становится язык, не враждебным ли? И на место слов все более изображения какие-то приходят, звуки невербальные, как и передача мыслей на расстоянии без каких бы то ни было слов все более грозит осуществиться. То, что язык уже другой, — факт, но вот язык ли это, — вопрос? 244

Мир стремительно меняется, а лучше сказать, рушится-рождается. Конец одного мира (пусть модернового) и возникновение другого мира (пусть постмодернового). А мы, стало быть, в расщелине. И это надо воспринять. Западнизм — это не Запад только, т. е. не то, что только на Западе. Мало того, что западнизм повсюду, но он еще и есть тот самый новый мир (не за этот ли новый мир боролся в свое время наш страстнотерпный журнал «Новый мир»?), который чудовищным образом рождается и чудовищным образом всюду распространяется. Вспомним «Роковые яйца» незабвенного М. Булгакова, лишь чуть-чуть сменив ориентировочные акценты. Разве непонятно? В русской литературе (вместе с философией), кстати, все давно замечено, показано и высмеяно. А мы все еще над собой смеемся, хотя это совсем и не плохо, а ведь пора уже кое над чем иным посмеяться — над нездешним. Пора! Смешной на нас мир надвинулся, смешной, что не значит, конечно, добрый. Он вполне злой, но, как бы это лучше выразиться, как-то подоброму злой, даже по-милому. С улыбкой, с участием, с поддержечкой. Это вовсе не злющий Карабас Барабас, а скорее, нежная Лиса Алиса с приятным Котом Базилио. А мы — мы, конечно… и так понятно! Новый мир. Постмодерн. Не уйти, не спрятаться, не отгородиться. Где ты, родимая Берлинская стена? За бананы на сувениры распроданная? Какая ирония! И со стеной было не очень, а без стены и совсем дурно. Но до времени! До времени обнаружения — поначалу. Увидеть — много значит. Понять — еще больше. Противостоять… совсем уж много. Противостоять? В наше-то скользкое, обволакивающее и дурманящее время. Это как же? Самими собою. Своим умом, своим сердцем, своей душой. Это нам-то? Да, нам. Ибо подниматься нам надо, возвышаться. С Богом и к Богу! Встать, а затем и противо-встать, ничего не боясь, но во всем разбираясь. На то и апокалипсис нам дан, чтоб разобраться и восстать. Идейно. Альтернатива XXI веку нужна, как и веку ХХ. Вот она, сшибка веков. И это не шутки. Смех смехом, а жить-то надо. И нет нас в этом 245

XXI веке, нет. Во всяком случае, таких вот — русских. Нет! И никак понять этого мы не хотим. Схватка ведь смертельная. На сшибке веков. Назад не уйти. Ни в социализм прежний не податься, ни в империю, ни в государственность. В то, что было, уже не войти. Мы теперь здесь — в иной точке иного времени-пространства. Вокруг все неведомое, все непонятное, все враждебное. А жить-то надо, идти надо. Куда? Как? С кем? Изучать и приспосабливаться просто некогда. Решать надо. Здесь и сейчас! Немедленно! Как? А, может, с помощью… обратной перспективы, обозрев зараз все: прошлое и будущее, ближнее и дальнее, микрокосмос и макрокосмос, посюстроннее и потустороннее… весь многомерный и многомирный мир… Почему нет? А что еще остается? Обозреть и схватить! Убедиться, что мир рядом, Дух рядом, Бог рядом. Сил набраться. Понимание обрести. Целостность узреть и самость свою почувствовать. Искоренность. Право свое ощутить на жизнь на Земле — на свою жизнь. На свое миропонимание. На понимание того мира, который надвигается, и на понимание того мира, который потребен. Во лжи надо разбираться. Во всякой. И от лжи бежать. Возьмем все тот же постмодерн. Оказывается, что он-де есть… отсутствие стиля… А стиль, как известно, что-то от нормы. Постмодерн, стало быть, есть отсутствие нормы. Нет, не будем говорить о ненормальности, а просто об отсутствии нормы, во всяком случае о ее непостоянстве. Непостоянство нормы. Как бы и всеобщая свобода: человека, мыслей, вещей. Но ведь при этом и самого мира. Больше нет и не может быть сцепки между человеком и миром. Мало того, что мир человека уже практически неприроден (искусствен), так он еще и неуловим — виртуален, изменчив, бегл. Карнавальный мир! Как же все-таки войти в непрерывный карнавал и с ума не сойти? Для начала хотя бы знать, что это все-таки карнавал — с отсутствием стилей и непостоянством норм. Не искать стилей и норм, но и не впадать в полное отсутствие стилей и в полное непостоянство норм. Задача, прямо скажем, не из легких, а в основе своей прямо-таки трансцендентного свойства. 246

Быть в карнавале и не быть в нем. Присутствовать и отсутствовать. Не видеть перед собой стилей и норм, но иметь их таки в себе… Стоп! Вот мы и проговорились. Не видеть вокруг себя, но иметь в себе. Чем не выход? Причем альтернативный: не карнавальный, но и некарнавальный (т. е. не без карнавала, но и не по-карнавальному). Двойная жизнь, выходит?.. А как же правда? Эх, Буратино, Буратино, ведь не на поле же правды ты, а всего лишь на поле чудес, и, надо заметить, давненько уже… пора бы и понять коечто!.. Поле-то чудес контролировать надо, чтоб чудес на нем вовсе не было. Контроль над временем-пространством. Идейный контроль над идейным временем-пространством. Освобождение от идейного миража — мóрока. Овладение идеей. Какой? Раз спрашиваешь, то, стало быть, не готов. Русской идеей. Не по закону ведь, а по благодати! Сказано уже. Давно сказано. Напрасно, что ли? А благодать просто так не дается. Ее еще заслужить надо, в том числе и умом, действием, стилем. А что говорить о достоинстве, чести, переживании? Всей жизнью — праведной. А вот праведной-то жизнью никто жить особенно и не хочет. Верно, не хочет. Но предел тут все-таки есть — тот самый, апокалиптический. Так что выбирать все же приходится: то ли вверх, то ли вниз. Основное — человек! Все-еще-человек. Не гуманоид, не европеоид, не западноид. Просто человек. Такой, каким его Бог создал, во всяком случае источниковый человек, человеком еще не переделанный. Все вокруг хорошо: и изобилие благ, и коммуникации, и мир даже относительный, и торговля всемирная, и жизнь долгая, и туризм старческий, а вот человек куда-то исчезает, как бы выветривается. Суетливое улыбающееся специализированное существо. Как бы ходячая мембрана, нет, не ходячая — бегающая, да, пожалуй, так: бегающая стремительно туда-сюда мембрана. Оглянуться бы, осмотреться, опротиветься. А все некогда. Вперед! Куда? 247

Не постмодерн нам нужен, этот постзападнизм, как и не премодерн должен нас вдохновлять, а про-Россия, т. е. Святая Русь, но в будущем облике. Идейную устойчивость надо обрести. Опору. А что может быть лучше и честнее, чем идеал Богом вдохновленного человека? Божьего сына. Здесь все: и Бог, и человек, и ум с душой, и сдержанность, и братство… да все, что угодно — истинно человеческое, однако сыновнее, гордыней не объятое. Человек создан свободным, точнее, свободу выбора имеющим. Критерий выбора, однако, не здесь, не в этом мире. Но он известен. И настолько, что человек готов закрыть на него глаза. Свет уж больно слепит, лучше в тень! В тени легче, но как же там тягостно! У нас есть шанс (у них — тоже). На свет, на свет (как тут не вспомнить А. Чехова с его «В Москву, в Москву!», правда, тоже ведь… в тень, в тень)! Не в Москву сегодня, загаженную неведомыми странниками (тут как раз вновь всплывает М. Булгаков с его «Мастером и Маргаритой»), а из Москвы, из Москвы… хотя бы мысленно… ну, как, примерно, и булгаковские герои (или антигерои?), но за светом, за светом, к Святой Руси, к Богу. Дело не в технике, не в отношениях, не в собственности и не в распределении благ, хотя в чем-то и в них тоже, а в человеке — только в человеке, в его падении и в его возвышении. Вот и спрос с человека! Вот и апокалипсис! Мировой глобализм, каким он видится из XXI века, нас не устраивает, как не устраивает нас и мировой финансизм, который видится уже на рубеже XX и XXI веков. Не можем мы согласиться с составом ценностей, нам предлагаемых, как и с антикультурой, на нас наступающей. Никак нельзя согласиться и с бесструктурным, феминизированным и инфантилизированным миром, теряющим остойчивость и перспективу. Короче, нас не устраивает антибожеский мир — расслабленный, жующий и глупый. Да, трудно в наше расплывшееся и рассредоточенное время призывать к дисциплине (самодисциплине) и гармонии, к жесткости и мужественности. Почти наивно. Но иного выхода нет. Или мы возрождаем напряженную образованность (во всех, кстати, смыслах), или нас нет и не будет. Образование в России (и как организация общества, и как образ человека, и как просвещение, и как устойчивая культура, и как доброкачественный язык, и как добротное слово) должно быть таким, чтобы выполнить две задачи: поднять и закрепить человека — 248

российского человека, а также поднять и закрепить Россию, однако то и другое — с Богом! И победим! О.В. ИНШАКОВ

Поиск модели хозяйственного развития России и монистическая концепция теории хозяйства Хозяйственная система России в своем развитии на рубеже третьего тысячелетия переживает сложные структурные и функциональные трансформации. Содержание и формы, целесообразность и результаты которых понимаются и оцениваются в аспектах общего и особенного в рамках охватываемого ими пространства и времени осуществления, длины и сложности пройденного и предстоящего пути, темпов или скорости происходящих перемен. Диалектика общего и особенного в действии законов хозяйства в отечественном пространстве – тот эфир, в котором и ведется поиск модели будущего хозяйственного развития России. «О российском пути в экономике можно говорить, подчеркивая лишь то обстоятельство, что каждая страна, в том числе и Россия, имеет свою специфику, связанную с историей, климатическими и географическими характеристиками, этносом, сложившуюся структуру экономики, достигнутый уровень развития производства и экономической культуры и т. д.» [1, 6]. Определение направления, траектории и ориентиров трансформационных процессов непосредственно связано с масштабами и сложностью пространства отечественной хозяйственной системы, как и определение скорости проводимых преобразований зависит от времени преодоления препятствий в рационализации этого пространства на пути в неизвестное будущее. «Что можно сказать о будущем России, как будет складываться ее образ в новом тысячелетии? Будущее, к сожалению, всегда прикрыто плотной завесой неопределенности» [2, 3]. Но, поиск светлого образа этого будущего предполагает сегодня критический анализ успехов и уроков многовекового пути, пройденного отечественной и другими хозяйственными системами, который служит основой и отправным пунктом синтеза существующих альтернатив формирования новой модели хозяйства. Критика российского капитализма начала века сменяется критикой пришедшего ему на смену хозяйственного строя, а затем — критикой этого последнего и капитализма конца века. «Наш век есть век критики по преимуществу» [3, 5]. Критический анализ практического осуществления и теоретического обоснования реформирования государственно-монополистического со249

циализма в России и за рубежом позволяет прийти к следующим основным принципам, которых целесообразно придерживаться в поиске модели хозяйственного развития в системе современных реалий. Объективность предполагает всестороннюю оценку современного состояния хозяйственной системы и пройденного ею пути, преодоление авторитарной реакции в жизни, догматической реакции в мышлении, определение истинной ценности достижений и неудач, позволяет реализовывать рациональную модель принятия решений. Всякое ограничение объективности, сокрытие истин чревато дезориентацией, волюнтаризмом, политическим манипулированием. Объективность нужна для определения исторического места и опыта как оснований, а также определения потенциала и перспектив как ориентиров формирования и реализации новой модели хозяйства. Преемственность в поиске новых хозяйственных моделей обусловлена тем, что социально-экономический прогресс глубоко историчен, полон традиций, опирается на предшествующий опыт. Нарушение преемственности «лишает хозяйственную систему памяти», вынуждает повторять ошибки, тратить силы и ресурсы на открытие уже известных принципов, механизмов и решений. Преемственность позволяет учесть пространственно-временную специфику и характер (как результат взаимодействия содержания и формы) национального хозяйственного пути, сохранить и использовать в перспективном модельном проектировании неповторимый накопленный положительный опыт. Преемственность не должна стать препятствием для новых прогрессивных оригинальных идей и экспериментов, но традиционализм «в снятом виде» может стать их основой. Открытость поиска предполагает готовность искателей к интра- и инфравосприятиям практического и теоретического опыта других хозяйственных систем, профильтрованного и переработанного для собственного хозяйственного пространства и времени. Хозяйство – это открытая система, искусственная, полная или частичная изоляция которой абсурдна. Российские реформы, как и их итоги, должны быть гласными по своему демократическому замыслу. Концепции этих реформ должны не просто впитывать известные достижения различных научных школ и стран, а синтезировать на их основе свою теоретическую модель будущего хозяйства, разрабатывать стратегию и тактику ее реализации. Системность модели хозяйства и комплексность его реформирования отрицают возможность развивать какую-либо одну или несколько сфер и считать, что другие «подтянутся» самостоятельно. Поиск модели хозяйственного развития исходит из того, что «человеческий мир» системен, все в нем взаимосвязано. Отдельные подсистемы хозяйства 250

обособлены, но, обладая каждая особыми свойствами, при взаимодействии могут либо усилить совокупный эффект, либо наоборот. Диспропорциональность, возникающая в ходе современных реформ между размерами, скоростями, направлениями развития сфер, отраслей, регионов, секторов, сегментов отечественного хозяйства, – результат отсутствия обоснованной модели его будущего, проведения бессистемных мер по слому старого без ясного видения образов нового. Однако комплексный подход — в традиции отечественной науки о хозяйстве. М.В. Ломоносов, обобщая проблемы хозяйства, в письме к И.И. Шувалову от 1 ноября 1761 г. пишет, что «все оныя по разным временам замеченныя порознь мысли подведены могут, как мне кажется, под следующия главы: 1) О размножении и сохранении Российского народа. 2) О истреблении праздности. 3) О исправлении нравов и о большом народа просвещении. 4) О исправлении земледелия. 5) О исправлении и размножении ремесленных дел и художеств (т. е. отраслей производства в обрабатывающей промышленности. — О.И.). 6) О лучших пользах купечества. 7) О лучшей Государственной Экономии. 8) О сохранении военного искусства во время долговременного мира» [4, 556]. Написанное и сегодня можно воспринять как программу реформ, приоритеты которой обозначены в порядке изложения, в написании важнейших слов, в общей структуре проблем. Пропорциональность и комплексность отражены во внимании к основным сферам, отраслям, секторам, сегментам хозяйства. Перспективность поиска означает не принятие будущих решений, а прогнозирование будущего решений, принимаемых сегодня. Каждое поколение людей не свободно от обязательств по отношению к потомкам. Сегодняшние выгода или шок могут обернуться ущербами и даже катастрофами в будущем. И чем быстрее развитие, тем менее отдаленными во времени становятся последствия. Обосновывая модель хозяйственного развития, необходимо предусмотреть, каким будет мировое хозяйственное пространство ко времени завершения реформ, знать, какой «потенциал опережения» несет в себе предлагаемая модель, как в ней воплощены прогрессивные идеи, которые только еще должны пробить себе дорогу. Альтернативность, понятая как многовариантность возможных направлений формирования приемлемой модели хозяйственного развития, особенно важна в поиске лучшего решения. Она избавляет от иллюзий, что стоит поставить цель, подобрать однажды средства ее достижения и желаемое станет реальностью. Альтернативность ставит вопрос о необходимости саморазвивающегося механизма и мониторинга реформ. Достичь намеченного трудно, не заложив нескольких вариантов, альтернатив деятельности, не предусмотрев интернализации 251

внешних воздействий изменяющейся среды и случайных факторов в сценариях развития. Альтернативность не предполагает повторения пути пройденного другими хозяйственными системами, но позволяет сокращать его, корректировать ориентиры и траекторию движения, выдвинуть и осваивать новые модели, направленные на повышение качества жизни человека, развития его способностей. Эффективность искомой модели во многом определяется возможностью совмещения в субъектах хозяйственной системы качеств хозяина, предпринимателя, менеджера, производителя, трудящегося с соответствующими атрибутами капитала, деятельности и дохода. Указанные способности особенно важны потому, что строящаяся будущая российская модель экономики включит ряд черт, унаследованных из далекого и близкого исторического прошлого. Неразвитое тождество хозяина и трудящегося в начале эволюции хозяйственных систем, пройдя разделение вплоть до противоположности между ними в течение многих тысячелетий эксплуатации и борьбы, возвращается постепенно через синтез видов капитала к их единству в одном хозяйствующем субъекте. Эффективность поиска модели хозяйственного развития определяется в конечном счете соответствием найденного решения цели человеческого развития. Массовость поиска — условие создания для него прочной социальной базы. Она предполагает не только научное познание вставших в процессе реформы проблем, но требует своих методов системного проникновения в сферу практического мышления и действия. Важно, чтобы «идеи овладели массами» посредством формирования адекватной созидательной идеологии и системы всеобщего образования, проникли в жизнь каждого хозяйственного субъекта. Хозяйственная система не может жить без своей подсистемы знаний, умений и навыков, без своей подсистемы идей, гипотез и теорий, без своей подсистемы институтов и ценностей. «Творчество масс» в поиске модели хозяйственного развития порождает эффекты мультипликации и акселерации распространения жизненных идей и опыта, облегчая их экспериментальную апробацию и внедрение. В актуальной пространственно-временной характеристике переходных процессов возникает множество практических и теоретических противоборствующих позиций. Выдвинутые принципы могут быть дополнены, развиты, но не отвергнуты, потому что доказывают необходимость преодоления кризиса экономической теории не путем выхода за пределы экономического общества, что невозможно, а в русле монистической концепции теории хозяйства [5, 176—177]. Это обусловливает необходимость обращения к анализу теории хозяйства с позиции ее генезиса и перспектив, противоречий и кризиса, потенциала и синтеза альтернатив252

ных подходов в решении задач достижения и расширенного воспроизводства благосостояния (см.: [6, 8—9; 7, 5—12]). Человек всегда живет в неком хозяйственном пространстве, осознавая свою зависимость от таких его характеристик, как размеры, границы, объемы. Системное отношение человека к целесообразно трансформируемому им пространству проявляется как единство трех сторон хозяйственной деятельности: функционирования, организации и развития. Каждой из них соответствует определенный аспект теории хозяйства, объектом которой является сложный многоуровневый процесс труда, производства и хозяйствования как активного, целесообразного, универсального и творческого (четыре основных признака-элемента) преобразования человеком природной среды в социальную обитель — искусственный «человеческий мир», освоенную природу. «Пятым элементом» этого искусственного мира и трудового процесса становится особый класс вещей, помещаемый человеком между собой и природой в качестве средства преобразования, отделенный от тела субъекта своеобразный социальный трансформатор предметов природы. Используя средства труда, хозяйствующий человек осуществляет преобразующую, социальную, субъектную функцию, воздействующую на природную среду, воспринимающую, преобразуемую, объектную сторону этого процесса. В рассматриваемом взаимодействии отчетливо выделяются пространственный и временной, структурный и функциональный, логический и номический аспекты. Наличие средств и предметов труда, форма и степень их присвоения или отчуждения хозяйственным субъектом определяют его возможности, способности, границы, эффективность и статус в определенных исторических условиях. Этот элемент завершает формирование характеристики человека как хозяйственного субъекта, отражая его способности в расширении и освоении природного пространства, степень его господства над созданным им самим миром искусственных вещей, определяя его возможности и статус среди других хозяйственных субъектов, обусловливая эффективность и устанавливая тем самым границы социального бытия (см.: [8, 190—191]). Изменение в ходе эволюции хозяйственных систем форм присвоения и отчуждения «пятого элемента» — суть их модификации и трансформации, революции и инволюции, определяющая их тип и вид, их потенциал и предел. Экономические и экологические проявления изменений сути, напротив, бесконечно многообразны и беспредельны, поэтому эффективность хозяйственной системы непосредственно жестко не связана с формами собственности на средства труда, производства и хозяйствования. Эффективность как синтетическая характеристика способности хозяйственной системы и ее субъектов к устойчивому 253

расширенному самовоспроизводству зависит от пространства и времени как взаимодействующих и взаимообусловленных параметров хозяйственного развития. В деятельном отношении к результатам этого взаимодействия как аспект хозяйствования проявляется экономия, или «ведение дома», с позиций временных характеристик затрат и результатов, эффективности использования привлекаемых факторов. Экономия как практически, так и теоретически, отражает функциональный аспект хозяйственной системы, ее внутренних трансформаций и трансакций, их эффективности и устойчивости по отношению к внутренним элементам, связям и отношениям. Экономический подход означает сохранение общего устойчивого равновесия внутри хозяйственной системы, нарушение которого в зависимости от длительности и масштабов ведет к кризисам и модификациям или к краху и трансформациям. Экономия изучает способы эффективного ведения хозяйства, а экономика — практическая, реальная система ведения хозяйства. Ведение хозяйства непосредственно связано с временем освоения определенного пространства, с извлечением из этого пространства пользы при наименьших затратах времени как наиболее ограниченного ресурса жизни человека. Человеку не требуется пространство вообще, ему необходимо лишь полезное пространство, поэтому он стремится к извлечению максимума пользы из ограниченного пространства в минимум времени или при минимальных затратах. Взаимодействие пространства и времени находит свое воплощение в эффективности хозяйствования как особого вида движения, которая измеряется отношением освоенного полезного пространства к времени его освоения или затратам на это своей жизни. Исходно время в хозяйственной системе предстает линейно, «но эта модель постепенно перерастает в другую — циклическую модель времени» [9, 253]. Свойство цикличности (повторяемости) времени глубоко закрепляется в сознании человека и проявляется в современных ритмах и колебаниях труда, производства и хозяйства; в кругообороте различных форм капитала; стадий, фаз, периодов и сезонов воспроизводственных процессов; в соблюдении хозяйственных ритуалов, традиций, праздников, основанных на сохранении порядков и событий, далеко отстоящих от нас во времени, но сохраняющихся в актуальном хозяйственном пространстве. Сознание человека-хозяина (а не только «эконома») воплощается материально в трансформированной природе, в искусственном человеческом предметном мире, который и есть материализованная им его идея, т. е. реальность, в которой он воплощается, которой ведает, которую познает. Выделение человека из природы как существа социального проявляется и в том, что выделяется его среда обитания — часть природы, 254

освоенная им социально, в которой он живет, его «дом». Структурно и организационно хозяйственная среда для действующего в ней субъекта предстает как результат освоения и осмысления масштабов и параметров, свойств и границ доступного ему пространства взаимодействия общества и природы. Исторические формы освоения хозяйственной среды в основном соответствуют способам труда, производства и хозяйствования, приобретая специфику под влиянием различий локальных и региональных природных, институциональных, культурных и ментальных факторов. Исторически первоначально хозяйственное пространство выступает как некоторая противоположность хаосу, в котором еще отсутствует порядок. Хозяйственное пространство возникает как упорядочивание хаоса посредством выделения в нем особым образом организованной совокупности ресурсов, факторов, запасов, процессов, результатов, продуктов, актов, субъектов, объектов, агентов, связей, отношений, институтов и т. п. как наличных элементов бытия. В сознании хозяйствующего человека развивается представление об элементах, связях, отношениях, свойствах, законах хозяйственной среды как освоенной среды обитания, которое постепенно приобретает теоретическую форму экологии как науки. Экология как «описание дома» отражает аспекты структуры, состояния, организации, границ хозяйственной деятельности с позиций среды. Экологический подход предполагает сохранение общего устойчивого равновесия между хозяйственной системой и природной средой, учета экстернальных и интернальных эффектов в их взаимодействии. Экология как наука о «человеческом доме» самостоятельна, не тождественна другим наукам по предмету, хотя имеет с ними общий объект. Вместе с тем, она постепенно становится органической частью теории хозяйства, отбрасывая элементы неразвитого тождества со многими другими науками (биологией, географией, химией и др.) и дифференцируя свой предмет. Экология призвана изучать связи и отношения эффективного воспроизводства в сфере освоенной природы, ставшей внутренним пространством хозяйственной системы, непосредственно или опосредованно вовлеченной в хозяйственный оборот, отделенной от всей остальной природы как от среды хозяйствования. Постепенно в сознании субъектов экономических и экологических отношений формируется методологическая и теоретическая основа хозяйствования, включающая его основные принципы, законы, постулаты, концепции, как некая экософия или «мудрость дома», которая и предполагает познание природы и специфики хозяйствования в рамках конкретного пространства и времени в ретроспективном, актуальном и перспективном планах с позиций качественного, словесного, синтети255

ческого отображения его человеком. Это — философия хозяйства. Экософия изучает не только общие законы организации, функционирования и развития хозяйственных систем, формы сознания хозяйственных субъектов, их теории, идеи, взгляды, мнения, но также и отражения хозяйственной реальности в общественном и индивидуальном сознании. Экономические и экологические учения реализуют общие методологические принципы, категории и законы экософии как философии в хозяйственной сфере общества. С этой позиции целесообразно пересмотреть концептуально изучение и изложение истории экономики и экономических учений. Реальная пространственно-временная определенность хозяйственной системы всегда включает материальные и идеальные компоненты, осуществляется в единстве экологического, экоцентральной номического и экософического аспектов. Поэтому проблемой экософии является взаимопереход идеального и материального в развитии реальной хозяйственной системы, осознание и познание экономики и экологии как сторон целостной теории. Монизм теории хозяйства исторически формируется, развивается и проявляется в триединстве взаимообусловленных и взаимосвязанных, хотя и относительно обособленных, ее частей: экономии, экологии и экософии. Эти составные части должны быть осознаны через призму единства диалектики, логики и гносеологии в сфере хозяйственной жизни1. Переход к новой теории хозяйства состоит не в том, чтобы отрицать значение экономии, преувеличивать роль экологии или не видеть смысла в экософии; не в том, чтобы переходить от одной части к другой поочередно или обосновывать их независимое параллельное существование; а в том, чтобы обеспечить их взаимодействие и взаимопереход в процессе формирования и реализации искомой модели хозяйственного развития России на перспективу. Действительно, «плохое случается тогда, когда одна из парадигм признается самодостаточной и кладется в основу всего теоретического хозяйствоведения» [7, 6]. Необходим синтез новой хозяйственной теории не на основе взаимного обогащения и совершенствования ее составных частей, которые не могут развиваться иначе. «То содержание, которое в наше время ищет для себя новых форм, поистине громадно. Коллективные силы человечества в его борьбе с внешней природой возросли в сотни раз за последние века и применяются в бесконечно разнообразных направлениях; еще значительнее расширилась сфера научного опыта, по отношению к которой сфера производства является теперь только небольшой частью; неизмеримо увеличилось богатство идей и мировоззрений, переплетающихся и 1

О таком подходе см.: [10—12].

256

сталкивающихся в современном мире. Нужны формы бесконечно широкие и прочные, но и бесконечно пластичные, чтобы охватить и свободно совместить такое содержание в его непрерывном развитии; нужны формы бесконечно сложные и в то же время бесконечно гармоничные, чтобы в них без противоречий уложилось все многообразие этой беспредельно прогрессирующей жизни» [3, 7]. Во временных границах реформ для России встает первостепенная задача освоения живущим в ее реальном пространстве народом единства форм реализации собственности как сущности хозяйственной системы на уровне труда (существования), производства (бытия) и хозяйствования (действительности). Богатство и разнообразие этого пространства должны в результате трансформации хозяйственной системы стать экономически и экологически общенародным достоянием в адекватных прогрессу человечества социально-рыночных формах. «Решение этой задачи в немалой мере будет зависеть от того, удастся ли населению России и составляющим его индивидам поддерживать в себе сознание сопричастности к единому общественному целому не только в государственно-политическом, но, что еще важнее, к единому территориальному, экономическому, культурно-историческому и духовно-ценностному пространству» [2, 43]. Литература 1. Российский путь в экономике. Сер. Россия накануне XXI века. Вып. 7. СПб., 1996. 2. Львов Д.С. Экономический манифест — будущее российской экономики. М., 2000. 3. Богданов А. Эмпириомонизм. Кн. 1. М., 1905. 4. Русская старина. 1873. 5. Иноземцев В.Л. За пределами экономического общества. М., 1998. 6. Осипов Ю.М. Опыт философии хозяйства. М., 1990. 7. Осипов Ю.М. Теория хозяйства. В 3 т. Т. 1. М., 1995. 8. Маркс К. Капитал. Критика политической экономии. Т. 1. Кн. 1. Процесс производства капитала. М., 1983. 9. Мелетинский Е.М. Время мифическое // Мифы народов мира. Т. 1. М., 1994. 10. Кедров Б. Единство диалектики, логики и теории познания. М., 1963. 11. Копнин П.В. Диалектика как логика и теория познания. М., 1973. 12. Копнин П.В. Диалектика, логика, наука. М., 1973.

257

М.М. ГУЗЕВ

Регион в условиях глобализации хозяйства В отечественной экономической науке издавна происходят, что стало уже чуть ли не традицией, парадоксальные по своей сущности явления, когда видим и слышим одно, а говорим и пишем совершенно другое. Так, раньше немало писалось о преимуществах экономической системы социализма и монополии госсобственности, об ущербности западной экономической модели. Теперь же опубликована масса статей и книг в которых с точностью до наоборот утверждаются преимущества рынка и западной экономической системы. Оказывается, что сокращение вдвое ВВП в России за годы «реформ» — это благо (прекращен выпуск никому не нужной продукции, уменьшилось загрязнение окружающей среды), стремительное сокращение населения — тоже благо (легче решать социальные проблемы, вопросы жилья и др.), превращение страны в сырьевое дополнение развитых стран трактуется как объективное место России в условиях глобального конкурентного рынка. И даже сокращение жизненного уровня населения и продолжительности жизни подается как благо, поскольку это является якобы стимулом для проявления гражданами предприимчивости и экономической инициативы, заботы о здоровье. Оправдать, конечно, можно все, особенно если за этим стоят материальные интересы. В тоже время современная хозяйственная практика нуждается в действительно научном осмыслении как советского опыта хозяйственного развития, так и экономического опыта последнего десятилетия. Причем, как хорошо известно, экономическая наука начинается там, где исследуются законы функционирования и развития народного хозяйства, а заканчиваются — где происходит огульное восхваление или очернение чего бы-то ни было. Между тем распад Советского Союза и его экономического пространства, суверенизация национальных и территориальных образований в рамках Российской Федерации, автономизация хозяйствующих субъектов — все это реалии последнего десятилетия, которые в совокупности и взаимосвязи с внедрением рыночных методов хозяйствования, системным кризисом общества и деградацией реального сектора экономики в России настоятельно ставят вопрос о выработке общенациональной стратегии перехода к устойчивому развитию. Важно при этом дать объективную оценку как развитию общемировых хозяйственных процессов, так и российской специфике, интегрированности российского хозяйства в мировое. Особняком стоит проблема управляемости российской трансформацией. Среди многих проблем современного хозяйственного развития особо остро стоит проблема осмысления процесса регионализации хозяй258

ства. Под ним мы понимаем объективный и позитивный процесс расширения поля возможного спектра экономического выбора территориями, субъектами федерации, обусловленного с одной стороны, уменьшением экономической роли федерального центра и необходимостью регионами самостоятельно решать многие вопросы развития, с другой стороны — глобализацией мирового хозяйства и углублением интеграционных процессов. В чем важность, актуальность данной проблемы? Да прежде всего в том, что многие российские регионы специфичны, не похожи друг на друга по природно-климатическим, ресурсным, экологическим, национальнно-культурным, демографическим, экономическим, социальным условиям развития. Актуальность и в том, что несмотря на различия и на так называемый договорный федерализм, есть общие проблемы для всех регионов, требующие теоретикометодологического решения. Первой ступенькой исследования данной проблемы является, видимо, следуя от общего к частному, выявление общих закономерностей современного хозяйственного развития. Самое главное, на наш взгляд, что происходит в мировой хозяйственной системе, — это ее глобализация. Строго говоря, процесс глобализации хозяйства, под которым понимается степень интегрированности национальных социальноэкономических систем, степень их взаимопроникновения и дополнения, явление не новое. Напротив, этот процесс активно «набирал обороты» в последние десятилетия. Однако сейчас можно говорить о серьезных качественных изменениях: во-первых, в этот процесс в конце ХХ в. теперь уже втянуты практически все страны мира, все национальные хозяйственные системы, во-вторых, все мировое хозяйство в целом функционирует на одних рыночных принципах, в-третьих, глубина интеграционных процессов достигла локальных (региональных) образований, которые во многом самостоятельно решают вопросы управления и стратегии развития. Глобализация — объективный процесс! Ее игнорирование, попытка отсидеться за китайской (или берлинской) стеной невозможна. Под ее натиском сами эти стены рушатся и превращаются в музейные экспонаты. Глобализация для каждого региона отражает необходимость найти в рамках баланса интересов свое собственное, но динамично изменяющееся место в мировом хозяйстве. Иначе тебе его укажут, правда, оно будет не очень удобным. Далее, о российской специфике. Вхождение России в систему глобального хозяйства происходит в крайне невыгодных для нее условиях. Господство хрематистики над экономикой, обусловленное как внешними, так и, главным образом, внутренними причинами, определили всю динамику ее социально-экономического развития в 90-е гг. Коллапс 259

многих отраслей национальной экономики, катастрофическое бегство за границу капиталов и мозгов, чудовищное расслоение общества с фактическим вымыванием среднего класса, коррупция и воровство при попустительстве или даже косвенной поддержке государства — все это и многое другое есть прямой результат изгнания государства из экономики, начавшегося во времена гайдаровских реформ. Однако время все это констатировать давно уже прошло. В условиях глобализации хозяйства очень опасно плыть по воле рыночных (или псевдорыночных) волн без руля и без ветрил. Дж. Гэлбрейт как-то заметил, что современная экономика похожа на лодку под парусом, у которой парус — это рынок, а руль — это план. Таким образом, разработка стратегии или перспективного плана развития народного хозяйства по переводу его из свободного падения к устойчивому развитию — объективная необходимость. И такие разработки есть. Они выполнены учеными ИЭ РАН, ЦЭМИ РАН, др. В этих проектах предпринята попытка построения опережающих моделей хозяйственного развития России, включающих все позитивное, что было накоплено опытом мирового хозяйственного развития. Между тем, пока Правительство РФ ориентируется на собственные проекты (разработки Грефа), в которых закрепляется незыблемость «курса реформ» и сверхлиберальная экономическая политика. Однако «ничто не вечно под луной»! Вернемся все же к главной теме статьи, проблеме регионализации хозяйства. В процессе рыночной трансформации народного хозяйства СССР и произошедших геополитических изменениях началось формирование нового межрегионального экономического пространства. В частности, в последние десятилетия ускорился процесс организационного оформления и становления нового регионального экономического пространства «Юг России». Сюда можно отнести все республики Северного Кавказа, Ростовскую, Волгоградскую, Астраханскую области, Краснодарский и Ставропольский края, Калмыкию [1]. По своим социально-экономическим параметрам, с одной стороны, это пространство мало отличается от многих других российских макрорегионов: комплекс разнообразных предприятий от легкой и пищевой до обрабатывающей и металлургической промышленности, большой удельный вес АПК, наличие предприятий ВПК и др. Однако, с другой стороны, данное региональное экономическое пространство все отчетливее объективно приобретает свое собственное лицо: акцент на продовольственную составляющую регионального хозяйства, на приграничную торговлю и транзит, на развитие индустрии отдыха. Конечно, эти приоритеты не дают всю мозаику данного регионального экономического пространства, имеются большие различия между территориями 260

внутри самого региона, но их выявление способствует выработке стратегии развития, определению ориентиров, повышению экономической эффективности на всех этапах хозяйственной пирамиды нового регионального пространства. Между тем, реальные показатели функционирования данных сфер не отражают указанной специфики. На Юге России в 90-е гг. наблюдается сокращение общего объема валовой продукции сельского хозяйства примерно на 30%, хотя в структуре валового производства РФ на Юг России приходится пшеницы — 26%, кукурузы на зерно — 73%, сахарной свеклы — 31%, семян подсолнечника — 54%, плодов и ягод — 32% [1, 121]. Протяженность границ Юга России со странами СНГ составляет 2258 км, здесь находятся 53 пункта пропуска, в том числе 16 международных аэропортов, 10 морских и 1 речной (международный) порт. Доля транзитных грузов, приходящих из других регионов России, превысила объем «собственного» экспорта более чем в 2 раза [1, 177]. Наконец, здесь находятся Причерноморский, Горно-Кавказский, Приазовский, Прикаспийский рекреационные регионы, а также рекреационный регион Кавказских Минеральных Вод. Освоение уникальных рекреационных ресурсов может с лихвой компенсировать недостаток в регионе собственных топливно-энергетических и минеральных ресурсов, составляющих богатство многих новых региональных экономических пространств России. Регионализация в ее экономическом аспекте предполагает не только определение границ и характеристик целостности регионального пространства, но и разработку механизма реализации этой целостности. И здесь необходимо иметь ввиду, что важнейшей особенностью России является различие условий перехода ее регионов к рыночному хозяйству. Межрегиональное неравенство в России многомерно. В основе межрегиональных различий уровня жизни в период централизованного планирования лежали либо политические приоритеты центральных властей, либо неспособность последних повышать жизненные стандарты в неблагополучных регионах. На смену этому традиционному межрегиональному неравенству пришло новое, порожденное резкими дисбалансами в возможностях получения рыночного дохода. Фундамент нового неравенства — структурные искажения в размещении трудовых ресурсов и производственных мощностей, порожденные доминировавшими ранее нерыночными принципами принятия экономических решений. Источником происходивших с начала рыночных реформ структурных сдвигов стали три главных фактора: • подавленный внутренний спрос и возрастающее значение экспорта топливно-энергетических ресурсов; 261

• низкая конкурентоспособность предприятий обрабатывающих отраслей; • коллапс ВПК, составлявшего основу экономики России. Анализ неравномерности социально-экономического развития регионов позволяет сделать вывод, что сложившиеся диспропорции не могут быть оправданы и признаны объективными закономерностями определенного этапа экономического развития России. Конечно, выгоды структурной перестройки экономики распределены по территории России неравномерно и первопричиной этого являются структурные искажения дореформенного периода, а также (в определенной мере) географические факторы. Но то, что это неравенство воспроизводится и усугубляется, связано с нарушениями в институциональной среде и, главное, с отсутствием полноценного общероссийского рынка и таких предпосылок инвестиций, как предсказуемый правовой и налоговый режим, гарантии прав собственности и общая политическая стабильность в государстве. Эти компоненты институциональной среды являются по своей природе общественными благами общенационального масштаба, предоставление которых относится к компетенции федерального правительства. Процесс формирования нового типа экономических отношений между центром и регионами идет очень непросто. Обусловлено это, прежде всего, отсутствием целостной модели российского федерализма. Конфликтная ситуация определяется в большей мере противоречием между новым состоянием российского общества и старым набором политических институтов и идей как на уровне центральной, так и местной власти. Это еще больше усиливает коллизии между федеральным центром и регионами. В целом можно говорить и о недостаточной теоретической проработанности такого феномена, как новое межрегиональное пространство. Не до конца ясен и статус каждого региона, особенно если иметь ввиду формирование новых региональных пространств в общероссийском и международном разделении труда. Глобализация хозяйства привносит сюда и ряд дополнительных коллизий. В частности, несовпадение во времени и пространстве производства совокупного продукта и получения дохода модифицирует традиционные представления о развитии и благополучии региона. В этом же аспекте можно говорить и о глобальном смещении акцента с производства на оказание услуг, с крупномасштабного производства на малый и средний бизнес. Внимание экономической науки к этим проблемам, к вопросам методологии и теории новых явлений в хозяйственных системах, уход от апологетики и старого, и нового, умозрительных, не подкрепленных фактами, а потому ис262

кусственных, заключений, будет способствовать выработке перспективной модели хозяйственного развития России. Литература 1. Юг России на рубеже III тысячелетия: территория, ресурсы, проблемы, приоритеты / Под ред. А.Г. Дружинина, Ю.С. Колесникова. Ростов н/Д, 2000. И.К. БЫСТРЯКОВ

Народ, регион, государство: стабильность развития Трудности решения проблемы обеспечения стабильного развития общества на постсоветском пространстве во многом объясняются элементарной растерянностью интеллектуальной элиты, которая оказалась не готова адекватно отозваться на стремительно развивающиеся события исторического масштаба. Отход теоретической экономики от концепции высокой степени централизации в управлении государством объективно привел к необходимости выработки новой ее парадигмы. Но в этом-то и заключается самая серьезная и сложная задача. Идея всеобъемлющего рынка как инструмента, способного привести к самоупорядочению государственной системы, не выдерживает критики и даже самые завзятые «рыночники», к которым смело можно отнести Дж. Сороса, говорят о возникновении «рыночного фундаментализма» как подавляющей идеи. «Вторжение рыночной идеологии в области, столь далекие от коммерции и экономики, разрушают и деморализуют общество. Но рыночный фундаментализм стал настолько мощным и влиятельным, что любые политические силы, осмеливающиеся противостоять ему, клеймяться как сентиментальные, нелогичные и наивные» [1, XXXIII]. Однако, подчеркивая очевидное, Дж. Сорос тут же предлагает рецепт сохранения этого «рыночного фундаментализма», правда, в закамуфлированном виде — идею «открытого общества». При более внимательном ее изучении четко проявляется заложенная в ней антинациональная сущность, ведущая в конечном счете к модернизации капитализма как «абстрактной империи». «Систему капитализма можно сравнить с империей, которая является более глобальной, чем какая-либо из существовавших ранее империй. Она управляет всей цивилизацией, и как в случае с другими империями, все, кто находится за ее стенами, — варвары. Более того, она имеет центр и периферию, как настоящая империя, и центр получает выгоды за счет периферии» [1, 113—114]. Однако очевидно, что процессы глобализации мировой экономики, вслед за которыми неизбежно приходят требования создания мировой системы принятия политических решений, а также нового мирового со263

общества для поддержания мировой экономики, противостоят и противоречат национальным интересам. Это убедительно показал Вл. Соловьев [2]. На повестке дня сегодня — поиск и раскрытие содержания современных подходов совершенствования системы государственного управления, направленных на обеспечение консолидации народа и общества, базирующейся на концепции стабильности развития. Ключевая идея стабильности развития — коадаптация общегосударственной и региональной систем управления, базирующаяся на признании, с одной стороны, факта неизбежности дуального их существования, а, с другой — понимания парности их взаимодействия как основы совершенствования и развития властной инфраструктуры государственно-общественного типа. Направление же развития властных систем должно исходить из представлений о целесообразности формирования целостной системы хозяйствания. Для России как сугубо континентальной державы потенциальные резервы развития скрыты именно внутри самой системы, т. е. вполне обоснованно можно говорить о самодостаточности государства. Но для того, чтобы хозяйственная система активно саморазвивалась, необходимо, чтобы внутри ее были созданы соответствующие разностные потенциалы развития, коими и являются регионы. Принципиальным вопросом становится идентификация категории «регион». Совершенно очевидно, что она не может быть однозначной. Иначе говоря, налицо необходимость выработки особого методологического подхода, оптимизирующего систему управления в целом. Новый методологический взгляд на проблему определяет целый пакет задач, которые требуют своего методологического обоснования. В свернутом виде они могут быть зафиксированы в следующем виде: • во-первых, необходимо идентифицировать категорию «народ», в его общегосударственном и региональном аспектах; • во-вторых, следует определить взаимодействие категорий «государство» и «регион» в части формирования единого хозяйственного метапространства; • в-третьих, требует своего раскрытия категория «стабильность развития» по отношению к категориям «народ», «государство», «регион»; • в-четвертых, должна быть достаточно четко определена система целевых установок развития России в этно-природно-хозяйственных и социо-эколого-экономических координатах; • в-пятых, своего решения ждут предложения по упорядочению системы управления региональным развитием в контексте системного видения хозяйственной целостности государства. 264

По нашему мнению, сейчас наиболее остро стоит вопрос соотношения государственного, регионального и хозяйственного. Рассмотрим его подробнее. Процесс регионализации хозяйства страны является естественной ответной реакцией на происходящие общие преобразования. Другими словами, это форма сопротивления традиционных хозяйственных систем тенденциям нового толка, обусловленным законами поведения безликого финансового капитала. Регионализация может быть также идентифицирована как процесс самосохранения и самоупорядочения общенациональной хозяйственной системы по отношению к внешней агрессивной среде межстранового распределения труда, т. е. как стремление к обеспечению целостности и устойчивости системы. Поскольку процесс регионализации охватывает глубинные слои общества в целом, то он требует своего особого, фундаментального, научного, методологического осмысления, нетрадиционной логики мышления. Здесь как раз и имеется в виду обозначенная выше методология метапространственного анализа и конструирования. Ключевой в данном случае выступает категория «метапространство». Само метапространство региона имеет внешние и внутренние предпосылки своего развития. Подробное рассмотрение внешнего фактора воздействия на процесс регионализации не входит в цели настоящей работы. Тем не менее остановимся на одном существенном аспекте, а именно на положении региона в метапространстве государства. Сферический образ метапространства государства определяет две формы его организации: а) структурно-кольцевую и б) структурноцентровую (рис. 1). Эти две принципиальные схемы функционирования хозяйства периодически сменяют друг друга в зависимости от внешних факторов воздействия. Современный период характеризуется переходом от а) к б). Как видим, функциональное различие этих двух схем заключается в том, что в первом случае элементы, составляющие целостный комплекс, «работают» в режиме, задаваемым «кольцом».

Рис. 1

265

Во втором же случае тип функционирования составных элементов определяет условия взаимодействия их друг с другом, а также режим работы «кольца». Каждая из схем имеет свои преимущества и недостатки. Не останавливаясь на их раскрытии, отметим наиболее существенный для настоящего исследования факт — составные элементы двух схем различаются их внутренней ориентацией. Так, в первом случае, поскольку элементы функционально ориентируются «кольцом», межэлементные связи не носят явно выраженного характера, и в случае деформации «кольца» система разрушается. Во втором — элементы сами генерируют характер связей. И тогда, если выводится из строя один из элементов, представляется возможным за счет перераспределения связей сохранить целостность системы. Полагая, что составной элемент рассмотренных схем представляет собой регион, становится ясным его функциональная направленность. Речь идет об определенном саморазвивающемся, самодостаточном хозяйственном модуле, работающем по схеме А. Бенцингера: «средства к существованию — плюс» [3, 437]. Подчеркнем, что этот «плюс» обеспечивает формирование межрегиональных связей. Следовательно, такая постановка вопроса определяет ту реальную метапространственную единицу, на которую следует в первую очередь «набрасывать» весь спектр финансово-экономических, правовых, социальных, экологических и других аспектов упорядочения системы управления государственно-общественным развитием в целом. Для того, чтобы представить различия внутреннего строения составных элементов систем а) и б) на рис. 1, рассмотрим схемы функционирования их метапространств. Схема а) рис. 2 отражает поведение первичного элемента структурно-кольцевой схемы функционирования хозяйства, а схема б) — соответственно структурно-центровой схемы. В чем же их различия? В первой схеме режим функционирования задается «кольцом». И составляющие элементы подсистемы (социальная, экономическая и экологическая) развиваются в установленном по некоторым внешним соображениям правовом поле. Правовое поле, таким образом, отображает некоторое модельное нормативное состояние. Идеальные смысловые конструкты, в свою очередь, отражаются в соответствующих технологиях, которые и формируют поле хозяйственной деятельности. Существенным здесь является тот факт, что образ хозяйственной деятельности задается извне. Если принять во внимание, что внешний фактор, как правило, центристски субъективирован, то представляется возможным с высокой степенью вероятности предполагать появление неадекватных форм хозяйствования. Модель такого развития отличается высокой степенью сепаратизма. 266

Во второй схеме режим функционирования задается обратным ходом. Здесь во главу угла ставится хозяйство как объект и субъект развития. Причем именно в субъекте хозяйствования вырабатывается схема взаимодействия подсистем (социальной, экономической, экологической) и определяется приоритетность одной из них. Иначе говоря, система «работает» в неустойчиво-равновесном колебательном режиме. В зависимости от реальных условий приоритетными могут быть проблемы той или иной подсистемы, тогда две другие выполняют сопутствующую, поддерживающую роль. Например, на схеме б) рис. 2 приоритетными выведены проблемы экономической подсистемы. И только после того, как субъектом определяются условия функционирования хозяйственной системы в целом, ситуация закрепляется правовым режимом, т. е. материализуется норма. Технологическая же часть решения проблем упорядочивается автомодельно, естественным порядком. а)

Поле хозяйственной деятельности (хозяйство)

б)

С — социальная подсистема ; Э — экономическая подсистема; Эк — экологическая подсистема; Тс ; Тэ ; Тэк — технологии развития соответственно подсистем С; Э; Эк. Рис. 2

Условно, говоря языком механики, схему а) рис. 2 можно назвать кинематической, в то время как модель б) рис. 2 динамической. Приоритетность экономической подсистемы (Э) в модели связывается нами с развитием воспроизводственных процессов региона. При 267

этом обращаем внимание на то, что переход к рыночным отношениям, а следовательно, и к измененным каналам и формам поступления необходимых для развития ресурсов поставил перед регионами проблему самоопределения в общей системе воспроизводственных отношений. Региональный воспроизводственный процесс, следовательно, представляет собой качественно новую формулу кругооборота материальновещественных, трудовых и финансовых ресурсов региона. Как известно, решающая роль в объединении всех видов пропорций в систему принадлежит финансово-экономическим пропорциям. Эти пропорции лежат в основе механизма управления региональной экономикой, обеспечивая такие соотношения и связи между всеми участниками регионального воспроизводства, которые благоприятствовали бы достижению целей развития и сбалансированности интересов взаимодействующих сторон. Как видим, процесс регионализации определяет истинное место финансов, снимая с них эффекты фетишизации и самовозрастающего давления на хозяйствующие системы. Проблема проблем вставшая перед обществом в настоящее время — насыщение воспроизводственного процесса реальной «энергетикой». Естественно, что для региона было бы удобнее минимизировать свою зависимость от источника, дающего эту живительную «энергию», т. е. быть максимально независимым. Вопрос же заключается в том, где взять эту «энергию»? Как показывает богатый исторический опыт, эта чудодейственная «энергия» скрыта в земле. Задача состоит лишь в том, чтобы использовать ее эффективно, минимизируя деструктивные процессы. Попытаемся решить эту задачу, отталкиваясь от категории метапространства. Фиксируем основную теоретическую посылку — региональное хозяйство функционирует эффективным образом только в системе взаимодействия «село — город». Город несет в себе инновационное начало, а село, наоборот, — консервативное. Таким образом, обеспечивается смысловая завершенность хозяйственной деятельности. В этой системе и возникает генерирующее начало воспроизводственных процессов, т. е. экономическая пара региональной экономики «производство — потребление». Село в этой системе определяет условия выживаемости в предельных, критических для общества исторических ситуациях, поскольку его производственные процессы основываются на возобновляемых видах энергии. Существенным становится новый объект управления, отражающегося в парном взаимодействии целевых установок развития. Значимым становится не достижение отдельной цели, а обеспечение сбалансированности во взаимодействии объектов инновационной и консервационной направленностей по различным областям хозяйственной деятельности (социальной, экономической, экологической). При этом ставится заслон и разрушительной силе техно268

сферного инновационного процесса, характеризующегося необузданным экспоненциальным ростом, в предельном виде вырождающегося в самовозрастающую экспансию финансовой системы.

Рис. 3

Концептуальная модель метапространства региональной хозяйственой системы приведена на рис. 3. Модель отображает взаимосвязь общего и частного в развитии регионального хозяйственного организма. Хозяйственная система находится в поле историко-формирующей триады: духовность — культура — политика. Безусловно, эта триада должна иметь свою региональную специфику, которая определяет характер взаимодействия социальной, экономической и экологической подсистем в парных объектах «село — город» регионального пространства. Концептуальная модель метапространства регионального хозяйства позволяет обозначить контуры взаимодействия реальных хозяйствующих объектов и субъектов как на технологическом, так и на организационном уровнях. В данном случае под технологией подразумеваются способы производственной деятельности. Организационный уровень рассматривается 269

в широком смысле поддержания экономических отношений, в том числе товарно-денежных обменных процессов. Таким образом, стабильность развития определяется в первую очередь единством таких ключевых категорий, как народ и государство. Регион при этом играет роль связующего звена, выступая как метапространство проявления разнообразных форм хозяйственной деятельности. Литература 1. Сорос Дж. Кризис мирового капитализма. Открытое общество в опасности. М., 1999. 2. Соловьев В.. Три разговора о войне, прогрессе и конце всемирной истории // Соч. В 2 т. Т. 2. М., 1990. 3. Рих А. Хозяйственная этика. М., 1996. Л.В. ЛЕСКОВ

Инновационный венчурный потенциал России как инструментарий постиндустриального перехода∗ Надо, чтобы мысли множились быстрее, чем те, кто их контролирует. Ст.Е. Лец Судьба России (вместо введения)

Редакция журнала «Философия хозяйства» предложила весьма актуальную тему для обсуждения: что представляет собой система экономической жизни России, сложившаяся к настоящему времени, насколько она эффективна и какой может быть ее возможная судьба. Я не сторонник категорических высказываний, но в этой своей статьеразмышлении на заданную тему мне хочется выступить именно с таким заявлением. Смысл его прост: либо те, от которых зависит выбор пути России в будущее, станут при этом руководствоваться той стратегией, научно-технические предпосылки которой рассматриваются в этой статье, либо Россию ждет национальная катастрофа. Столь резкое высказывание позволяет сделать в первую очередь именно режим современной хозяйственной жизни России. Экономическая, социальная и политическая ситуация в России сегодня характери∗

Работа выполнена при финансовой поддержке РГНФ (проект № 60-02-00114а).

270

зуется крайней нестабильностью. Она и не может быть другой в стране, 40% населения которой прозябает на уровне ниже официального прожиточного минимума. В сущности, Россия пребывает в состоянии метабифуркации, за порогом которой может последовать быстрый переход к одному из альтернативных виртуальных сценариев. Причем только один из этих сценариев можно оценить как благополучный, а потому желательный. Об этом сценарии и о предпосылках перехода к нему идет речь в настоящей статье. Затянувшиеся поиски альтернативы

К 1985 г. политическое руководство России (тогда Советского Союза) осознало необходимость и неизбежность глубоких структурных преобразований социально-экономической жизни страны. За прошедшие с тех пор полтора десятилетия были опробованы на практике различные ключевые принципы этих преобразований: ускорение научнотехнологического прогресса, управляемое рыночное хозяйство, возвращение в Европу, устойчивое развитие, вхождение в мировое рыночное хозяйство в качестве равноправного партнера, включение в процессы глобализации и, наконец, постиндустриальная трансформация по образцу развитых стран. При всем различии этих концепций в реальности все они устойчиво приводили к одному результату — развалу хозяйственной системы страны, ослаблению и распаду внутренних экономических и политических связей, идеологической капитуляции, превращению России в ресурсно-сырьевой придаток Запада. Историкам еще предстоит детально проанализировать причины, которые привели к столь резкому расхождению заявленных целей и фактических результатов всех без исключения программ реформ, которые проводились на протяжении этих пятнадцати лет. Но главные факторы, сыгравшие определяющую роль в столь драматическом итоге неплохо, казалось, задуманных проектов реформ, надо прояснить безотлагательно, чтобы найти способ перехода на оптимистическую эволюционную траекторию. Попробуем дать хотя бы неполный и частичный ответ на этот вопрос. Начать целесообразно с общей характеристики современной эпохи. Ее главная отличительная особенность — режим каскада бифуркцаций, когда случайные, как будто бы второстепенные факторы либо внешне не очень значительные изменения управляющих воздействий могут приводить к резким эволюционным скачкам, к переходу на неожиданные и непредсказуемые эволюционные сценарии. Наступление этой 271

эпохи бифуркаций (термин Э. Ласло) обусловлено наложением нескольких исторических циклов разного временного масштаба вплоть до цивилизационного перехода [1]. Чтобы в этих условиях свести к минимуму вероятность ошибочных решений, нужна, в частности, существенная коррекция основ научной рациональности и даже миропредставления. Речь идет о необходимости учета принципов универсального эволюционизма, синкретизма, синергетичности, гуманизации, философии нестабильности и др. [2; 3]. Этот новый этап мировой истории нашел выражение также в глубоких структурных и функциональных изменениях западной цивилизации, вхождение в состав которой считали своей стратегической сверхзадачей команды сменявших друг друга отечественных реформаторов. Масштаб этих изменений был весьма значителен, но лишь в малой степени учитывался при разработке стратегии и концепции отечественных реформ. Покажем это на примере концепции устойчивого развития. Современная модель общества потребления, принятая в богатых странах, неостановимо ведет к глобальной экологической катастрофе. Увеличивается разрыв в уровне жизни богатого меньшинства и бедного большинства. Концепция устойчивого развития, принятая в 1992 г. на конференции ООН в Рио-де-Жанейро, не содержит реальных предпосылок снятия глобального эволюционного кризиса. Под флагом этой концепции транснациональные корпорации (ТНК), не обременяя себя заботами об охране окружающей среды, перекладывают эти проблемы на плечи стран «третьего мира», природные ресурсы которых они эксплуатируют. Именно такую политику ТНК, а также Международный валютный фонд и Всемирный банк проводят и в отношении России. Существующие проекты освоения нефтегазовых ресурсов Каспия могут привести к превращению его в мертвое море. Еще более опасны в экологическом отношении планы освоения шельфа российских арктических морей. В роли главного инструмента реализации планов ТНК по овладению мировыми природными ресурсами выступает Глобальный экологический фонд [4]. В условиях жесткой экономической конкуренции ТНК противодействуют выходу России на мировой рынок в качестве производителя высокоинтеллектуальной продукции. Один из последних примеров такого рода — отказ Европы от сотрудничества в разработке российско-украинского транспортного самолета АН-70 [5]. Это решение принято, несмотря на то, что по своим техническим характеристикам АН-70 намного превосходит 272

возможности европейского проекта «Эрбас» А400М и в еще большей степени устаревший американский самолет С-130J. Российской политической элите пора, наконец, усвоить, что ТНК — подлинные хозяева мирового рыночного хозяйства — вовсе не расположены допустить на этот рынок еще одного конкурента, способного поставлять на него продукцию высоких технологий. Но даже если бы они и проявили в этом вопросе элементы доброй воли, то следует не забывать еще одну истину: мировое рыночное хозяйство в его современном состоянии весьма неустойчиво, его благополучие уже в ближайшее время может быть прервано тяжелым финансовым кризисом [6, 339— 344]. Главная отличительная особенность современного этапа глобальной экономической жизни — небывалый рост хозяйственной мощи мировых финансовых центров [7, 90—91]. Влияние финансовой сферы на мировую хозяйственную жизнь приняло гипертрофированные масштабы и продолжает неуклонно нарастать. Объем валютных операций на биржах на порядок превышает мировую торговлю товарами и услугами. Все это дает основания утверждать, что современная экономика перешла на принципиально новый этап развития — становление финансовой экономики, или финансизма [8,8—14]. Некоторые авторы высказываются еще более категорично: финансизм является высшей стадией развития капитализма [9, 15—21]. Поскольку в этом последнем утверждении звучит скрытая отсылка к известной работе Ленина, возникает вопрос, не следует ли считать эту стадию также и загнивающей, а потому и последней. Основания для положительного ответа на этот вопрос имеются: финансизм явно ведет к обострению всех ранее не снятых глобальных проблем, но при этом добавляет к ним новые. Финансовая экономика лишена внутренних блоков реактивности. А потому вполне вероятно, что современное процветание экономической жизни Запада уже в ближайшие годы будет прервано сокрушительной катастрофой. Общий итог действий отечественных реформаторов оказался для страны почти катастрофичным. Валовой внутренний продукт, по данным Госкомстата, в 1999 г. по сравнению с 1990 сократился до 50%. Для сравнения: за период 1914—1922 гг. (Первая мировая война, революция и Гражданская война) его сокращение составило 48%, а за годы Отечественной войны 1941—1945 гг. — 21%. «Реформы», таким образом, нанесли экономике страны ущерб, превосходящий последствия трех крупных военных кампаний и революций. 273

К этому следует добавить откат России к уровню слаборазвитых стран по важнейшим показателям рыночной инфраструктуры: внешняя задолженность, коррумпированность и бюрократизация государственного аппарата, уровень преступности, риск внешних инвестиций, уровень компьютеризации и развитие средств связи, состояние финансовой системы и рыночных институтов и др. В этих показателях, как в зеркале, отразились абсолютная бездарность и безответственность российского руководства образца 1985—1999 гг. Нерастраченные ресурсы возрождения

Перемены, произошедшие в 2000 г. на отечественной политической сцене, создают ощущение, что в истории страны наконец наступил перелом. Впервые за годы преобразований появились возможности использовать реальные шансы для возрождения страны, подъема экономики, активного включения в процессы постиндустриального перехода, идущего в развитых странах. Начинать эту работу целесообразно с ревизии тех ресурсов, которыми пока еще располагает страна. Среди всех государств мира Россия даже после распада Советского Союза обладает наивысшим потенциалом природных ресурсов, совокупные материальные активы которых оцениваются в 300—350 трлн дол., что в десять раз превышает мировой валовой продукт [10]. 80% этой величины составляют топливно-энергетические и сырьевые ресурсы. В частности, в России добывается 28% потребляемого в мире природного газа, 12% нефти, 13% цветных и редких металлов и т. д. Все это создает предпосылки для дальнейшей активизации усилий по интеграции России в мировую экономику. Успех этого дела во многом зависит от роста инвестиций в экономику. После реформ Александра II значительно выросли иностранные инвестиции, величина которых на рынке акций промышленного капитала к 1913 г. достигла 47%. При этом европейские компании вкладывают свои капиталы не только в добывающую промышленность, но также в электротехнические, химические и другие обрабатывающие предприятия. Темпы роста российской промышленности составляли в этот период 6% в год [11]. В настоящее время появились возможности исправить то, что было упущено в предшествующий период. Опубликованы проекты планов на долгосрочную перспективу [12]. Решение проблем с налоговой системой, с финансовой транспарантностью, с защитой прав меньшинства акционеров будет способствовать росту иностранных инвестиций. В случае благоприятной экономической обстановки можно рассчитывать на возвращение заметной части отечественных капиталов, ранее вывезенных за рубеж. По оценкам специалистов, это может дать в виде ин274

вестиций до 50 млрд дол. Есть основания рассчитывать также на возврат старых долгов зарубежных стран, величина которых составляет около 140 млрд дол. В случае благоприятной экономической ситуации и переориентации государственной политики на возрождение России можно рассчитывать на сохранение и развитие того богатого научно-технического потенциала, которым располагает страна. По оценке В.И. Кушлина, стоимость интеллектуальной собственности, созданной отечественными учеными и до сих пор не востребованной промышленностью, превышает 400 млрд дол. [13, 24—29]. Мировое признание получили достижения российского авиакосмического комплекса. Российские ракеты-носители по экономическим показателям не имеют конкурентов. Российские самолеты серий Су и МиГ по своим техническим характеристикам превосходят зарубежные аналоги. Следует упомянуть также экранопланы, самолеты-амфибии, которые просто не имеют зарубежных прототипов. Немалые успехи достигнуты в области ядерной энергетики. Сюда относятся ядерные энергоустановки разных типов — подземные, жидкометаллические, космические, модульные — обладающие предельно высокой безопасностью. Разработаны перспективные технологии переработки жидких радиоактивных отходов, их транспортировки и хранения. Большое внимание уделяется разработке технологий интенсификации добычи нефти с помощью вибрационной техники, созданию надводных и подводных буровых установок, включая их использование в условиях Арктики. Разрабатываются мембранные технологии разделения и очистки химических веществ. Отечественные материаловеды накопили немалый технологический потенциал, учитывающий необходимость создания материалов, рассчитанных на работу в экстремальных условиях — высокие температуры, химически активные среды, суровые климатические режимы эксплуатации, работа в космосе и при сверхглубоких погружениях и др. Применительно к этим условиям создаются широкие классы материалов: композиты, материалы с памятью формы, металлизированные ткани, мембраны и нити и т. д. В 1999 г. по решению Правительства РФ Фонд Н.Д. Кондратьева при участии Миннауки провел работу по определению приоритетных научно-технологических направлений развития России на период до 2000 г. Было, в частности, показано, что Россия обладает достаточно высоким инновационным потенциалом для перехода к шестому техно275

логическому укладу [14, 30—40]. В ноябре 1999 г. результаты этой работы получили одобрение на слушаниях в Государственной думе. Для решения этого комплекса высокотехнологических задач Россия располагает не только корпусом превосходно подготовленных профессионалов, но и одной из лучших в мире — а может быть, и лучшей — системой образования. Сохранение и развитие этой системы гарантируют стране преемственность в поддержании того высокого научного и технологического потенциала, которым располагает страна. Вот объективный показатель высокой эффективности российской системы образования — итоги Всемирного смотра научного и инженерного творчества юных, который состоялся в мае 2000 г. в Детройте (США). В смотре приняли участие школьники из 40 стран мира и 50 штатов США. Девять участников российской команды, прошедших отбор на конкурс, увезли домой 11 высоких призов. Зона нетрадиционного венчурного поиска

Мы уже отмечали факторы, которые препятствуют активному использованию отечественных научно-технологических достижений в интересах возрождения страны. Помимо неудачного проведения реформ, это противодействие ТНК, оказываемое как в явных, так и в скрытых формах, опасность обострения глобальных противоречий, торможение инвестиционного процесса. Существует, однако, одно направление научно-технического прогресса, при следовании которым все эти факторы начинают играть сравнительно небольшую роль. Этим направлением является прорыв на принципиально новые технологические рубежи, на уровне которых какая-либо конкуренция заведомо отсутствует. Убедительный пример движения в этом направлении — деятельность НТК микрохирургии глаза имени С.Н. Федорова, получившая безусловное признание во всем мире. Ключевой принцип технологий этого типа был сформулирован академиком А.М. Будкером: «Обгонять, не догоняя». Следуя этому принципу, сам Будкер предложил идею коллайдера — в настоящее время наиболее эффективного ускорителя заряженных частиц. Первый ускоритель этого типа был построен в Институте ядерной физики имени А.М. Будкера (Новосибирск). Рассмотрим другие примеры отечественных научнотехнологических разработок венчурного типа, отвечающих этому принципу. Поскольку 90% вредных воздействий на окружающую среду связано с работой энергетических и транспортных систем, остановимся именно на этих направлениях технического прогресса. Известна энергетическая программа «Белая Земля», разработанная при участии специалистов Курчатовского центра [15]. Цель этой про276

граммы — создание замкнутого, т. е. безотходного, безопасного ядернокосмического цикла, а также организации группы технологий, представляющих собой предприятия-ячейки на базе внутреннего источника энергии, который обеспечивает энергией и теплом весь комплекс. Применен ступенчатый принцип построения ячеек: каскад высокой температуры (1500—700°С) используется в интересах металлургии, средняя температура (700—100°С) — в химических процессах, а низкая (100—20°С) — для систем отопления тепличного хозяйства. В результате тепловой выброс в атмосферу сведен к минимуму. В качестве первичного источника энергии выбраны малые ядерные источники, охлаждаемые сплавом свинец-висмут. Преимущество этого теплоносителя состоит в том, что он затвердевает и превращается в монолит при 125°С, а потому исключает какие-либо радиоактивные выбросы из реактора в случае аварийных ситуаций. Ресурс свинцово-висмутовой батарейки в автономном режиме — 10 лет. Преимущество энергетической системы «Белая Земля» состоит в том, что ее ячейки можно использовать непосредственно вблизи потребителя энергии, отказавшись от линий электропередачи на дальние расстояния. Эти установки легко размещать на всех видах транспорта, включая космические станции. Полностью эти преимущества могут быть реализованы при включении ядерных батареек во взаимосвязанный каскад передовых технологий VI ТУ. Известны недостатки использования тепловой энергии, вырабатываемой на районных котельных или городских ТЭЦ. Их эксплуатация требует строительства протяженных теплотрасс, что неизбежно приводит к большим потерям энергии и требует значительных затрат на ремонт. Прокладка таких трасс нередко создает почти непреодолимые трудности в районах плотной городской застройки. Представляет поэтому значительный интерес разработка альтернативных низкотемпературных систем энергоснабжения, способных обеспечить экономическую, энергосберегающую и экологическую эффективность. Такие системы существуют. Один из путей решения указанных задач — использование тепловых насосов [16]. Тепловой насос осуществляет преобразование тепловой энергии с низкого температурного уровня на более высокий, необходимый потребителю. В испарителе тепло невысокого температурного потенциала отбирается от окружающего воздуха и передается низкокипящему рабочему телу, температура пара которого затем повышается с помощью компрессора. Передача тепла потребителю осуществляется в конденсаторе, где происходит осаждение пара рабочего вещества (фреон). Тепловой насос потребляет энергию только на работу компрессора. Коэффициент преобразования этой энергии в тепло, передаваемое потребителю, достигает 3 и больше. 277

Значение этого коэффициента к, который с точки зрения потребителя энергии равнозначен кпд, в функции температуры испарителя Тn и температуры конденсатора Тк показаны в табл. 1. Заметим, что для бытовых систем водяного отопления температура конденсатора не должна превышать 35—40°С. Как видно из таблицы, тепловой насос сохраняет достаточно высокую эффективность даже в тех случаях, когда дополнительная энергия поступает к нему от воздуха при морозе 20°С. Системы этого типа проходят эксплуатацию на одном из опытных объектов в Филях, а также в Королеве. Таблица 1 Коэффициент преобразования теплового насоса Тк ,°С Тn ,°С +10 0 –20

40

60

6,5 4,5 2,5

3,5 2,5 1,8

Еще более интересны системы вихревой энергетики, предложенные Ю.С. Потаповым и выпускаемые НФП «ЮСМАР» [17]. Вихревой теплогенератор обеспечивает нагрев потока воды в трубе, где с помощью специальных пластин ему сообщается циркуляционное движение. Тепловая энергия, уносимая из генератора, значительно превышает энергию, потребляемую от электросети двигателем насоса, нагнетающего воду в тепловую трубу. Происходит это потому, что теплогенератор Потапова является системой открытого типа, связанной с дополнительным источником энергии, механизм действия которого окончательно пока не раскрыт. В табл. 2 показаны эксплуатационные характеристики нескольких типов вихревых теплогенераторов, выпускаемых фирмой ЮСМАР. Следует отметить, что аналогичные энергоустановки, использующие вращение воды, разрабатываются также в США [18]. Их формально определенный кпд также превышает 100%. Мне хочется процитировать официальное заключение РКК «Энергия» имени С.П. Королева, где проводились испытания теплогенераторов «ЮСМАР». «Испытания теплогенераторов, — говорится в этом документе, — подтвердили их высокую эффективность по сравнению с другими типами нагревателей (электрические, газовые и твердотопливные) при простоте устройства и надежности в работе... В целом установки 278

экономичны, экологически чисты, имеют большой гарантированный ресурс (15 лет) и не требуют специальной подготовки. Нам не известны виды продукции с более высокими потребительскими свойствами и перспективами применения». Заключение подписано заместителем генерального конструктора РКК «Энергия» В.П. Никитским (см.: [17]). Таблица 2 Вихревые теплогенераторы ЮСМАР

Масса, кг Мощность насоса, кВт Расход воды, м3/час Теплоотдача, ккал/час Энергетическая эффективность, %

ЮСМАР — 1м 7,5

ЮСМАР — 3м 15

ЮСМАР — 4м 28

2,7 12

11 50

45 100

3600

13300

75800

156

142

196

Используя идеи, заложенные в схеме вихревого теплогенератора, Ю.С. Потапов и его сотрудники разработали проект более совершенной квантовой теплоэлектростанции. Отличительная особенность энергоустановки этого типа состоит в том, что поток воды направляется в турбину, которая приводит во вращение электрогенератор. Как показали эксперименты, такая энергоустановка производит до 40% дополнительной электрической энергии. Характеристики серийно выпускающих квантовых теплоэлектростанций ЮСМАР приведены в табл. 3. Таблица 3 Квантовые теплоэлектростанции Наименование

КТЭС-3СР КТЭС-7СР КТЭС-3 КТЭС-7

Потребляемая электрическая мощность, кВт 11 44 300 6000

Вырабатываемая тепловая мощность, кВт 11—16 44—66 300—450 6000—9000

Вырабатываемая электрическая мощность, кВт 3,6 14,6 100 2000

Вес, кг

450 1200 3800 28500

279

Остановимся теперь на некоторых нетрадиционных проектах перспективных транспортных систем. Первый проект этого типа — инновационная программа струнного транспорта, предложенная А.Э. Юницким [18]. Это транспортное средство представляет собой два токонесущих рельса — струны, которые изолированы от опор и друг от друга и по которым на высоте 20—30 м движутся высокоскоростные электромобили. Скорость движения поездов 250—350 км/час. Преимущества трассы состоят в высокой экономичности перевозок — 10— 15 дол. На 1000 пассажиро-км, в сравнительно небольшой стоимости строительства: стоимость двухпутной трассы Санкт-Петербург— Москва—Сочи (2 300 км), по оценкам автора, порядка 6 млрд дол. Струнный транспорт может найти применение для транспортировки руды на обогатительную фабрику, для вывоза мусора за пределы мегаполисов, поставки на большие расстояния питьевой воды и т. п. Стоимость перевозки грузов не должна превышать 3—10 дол. на 1000 т•км. В случае создания широкой сети струнного транспорта могут появиться поселения нового тип — линейные города, размещенные в эконологически чистой местности. Другое нетрадиционное транспортное средство — инерцоид, или прибор, основанный на управлении силами инерции. Система с управляемыми силами инерции, действующими на ее центр масс представляет собой универсальное транспортное средство, пригодное для работы в любых условиях — в космосе, на самолетах, на автомобилях, на железнодорожном и морском транспорте и т. д. Двигатели этого типа экологически чисты. Первые эксперименты, в которых были показаны возможности изменения скорости центра масс и системы в результате процессии гироскопов, установленных на платформе, были выполнены Н.В. Филатовым в конце 60-х гг. [19]. Первый инерцоид, двигавшийся за счет управления силами инерции, был изобретен, изготовлен и испытан В.Н. Толчиным [20]. Эти эксперименты противоречили известной теореме классической механики, согласно которой невозможно изменить импульс центра масс изолированной системы за счет действия одних только внутренних сил. Эксперименты с гироскопическими системами показали, что эта теорема ошибочна. Учет свойств физического вакуума, выполненный Г.И. Шиповым, позволил снять эту проблему и разработать строгую математическую теорию инерцоида как принципиально нового транспортного средства [21]. Испытания экспериментальных установок, спроектированных на основании теоретических расчетов, подтвердили их справедливость. 280

Старая мечта автомобилистов — двигатели, работающие не на бензине, а на каком-нибудь другом дешевом и экологически чистом топливе, лучше всего на воде. Это кажется фантазией, однако есть сообщения о том, что некоторым изобретателям якобы удалось достигнуть некоторого успеха в решении этой задачи. Об этом сообщает Л.П. Фоминский [22]. А возможный механизм этой технологии, вероятно, связан со свойством особого состояния воды — так называемой капиллярной водой [23]. В настоящее время в НТФ «ЮСМАР» ведется опытная разработка двигателей этого типа [17]. Уже созданы и прошли успешные испытания их первые образцы, получившие название квантового гидравлического двигателя. Потенциальные преимущества нетрадиционных технологий

Главный недостаток работ подобного типа очевиден: они относятся к области венчурных разработок, успех которых не гаранитирован. Но риск потери финансовых ресурсов, затраченных на их проведение, многократно перекрывается в случае успеха. Об одном таком преимуществе уже говорилось выше в связи с принципом «обгонять, не догоняя». Владея соответствующим приоритетом и закрепив его в форме патентов, отечественные ученые и инженеры могут рассчитывать на завоевание прав первопроходцев на мировых рынках высоких технологий. Что это дает для самого автора и для его страны, можно продемонстрировать на примере когда-то бедного студента, а ныне самого богатого человека планеты президента компании «Майкрософт» Билла Гейтса. Но еще важнее другое преимущество. Следование официально принятой указом президента (апрель 1996 г.) концепции устойчивого развития может нанести тяжелый ущерб отечественной природе. Изменить положение способен переход к комплексу нетрадиционных технологий, обладающих высокой экологической и экономической эффективностью. Есть также основания считать, что переход к этим технологиям обеспечит снятие давления глобальных проблем, откладывание решения которых на будущее ставит под вопрос устойчивость биосферы Земли и, следовательно, сохранение экологической ниши, которую занимает человек. Все это позволяет утверждать, что, быть может, именно нетрадиционные венчурные технологии являются тем последним шансом, который дан человечеству, чтобы избежать глобального эволюционного коллапса и последовательно осуществлять переход к постиндустриальному обществу. Приведенные конкретные примеры нетрадиционных технологий представляют собой лишь малую часть того богатого инновационного 281

венчурного потенциала, которым пока еще владеет интеллектуальная элита России. Однако по этим примерам можно судить о том, что возможности развития страны по оптимальному сценарию постиндустриальной трансформации совершенно реально. Вопрос только в том, будут ли приняты решения о переходе на этот сценарий. Логистика инновационного венчурного потенциала

Логистика — это технология продвижения инновационной разработки от ее автора к потребителю конечного продукта. В России эта технология развита весьма слабо, а во многих практических направлениях не развита вообще. К сфере отечественного нетрадиционного венчурного потенциала это замечание относится в полной мере. Рассмотрим коротко методологические предпосылки решения этой задачи, следуя превосходной монографии А.Н. Фоломьева и М. Нойберта [24]. Исследуя проблему венчурного капитала, авторы приходят к выводу, что он представляет собой новый перспективный вид ресурса развития, отличительная особенность которого состоит в синергетическом объединении финансового, инновационного и человеческого потенциалов. В силу этой особенности венчурный капитал способствует росту деловой активности в инновационной и инвестиционной сферах и структурному обновлению экономики. Существует психологическая трудность принятия инновационной венчурной стратегии развития: жизненный цикл новой продукции в фазе возникновения обычно требует относительно высоких затрат, которые на первом этапе не могут быть покрыты из-за отсутствия сбыта. Кроме того, при следовании этой стратегии всегда присутствует риск неуспеха. Однако результативность этой стратегии намного превосходит возможные потери. В. Катькапо приводит пример фармацевтической фирмы «Дженетик» (США), которая, получив в 1985 г. кредит в 200 тыс. дол., к 1992 г. увеличила стоимость своих акций в 250 раз. Им отмечается, что каждый инвестированный венчурный доллар приносит в государственный бюджет США в виде налогов 250 дол. [25]. В 2000 г. новому руководству России предстоит выбрать стратегию экономического развития и возрождения страны. Варианты решения этой задачи известны. Можно выбрать инерционный путь развития с невысокой эффективностью накопления и низкими темпами роста, не превосходящими 3—5% в год. В этом случае уровень развития 1989 г. будет достигнут через 15—20 лет. Может быть выбрана альтернативная стратегия форсированного роста, при которой низкая эффективность накопления будет компенсироваться высокой нормой накопления. Темпы роста в этом случае могут составлять 10%, что означает удвоение ВВП через 7 лет. Однако ценой, которую скорее всего придется запла282

тить за этот выбор, окажется рост государственного долга, снижение курса рубля, сокращение жилищных инвестиций, реформа пенсионной систем, ограничение финансирования здравоохранения, образования и культуры и т. д. Это та ситуация, о которой рассказывается в русских сказках: налево пойдешь — коня потеряешь, направо — сам пропадешь. Ни в одном из этих вариантов о включении России в процессы постиндустриальной информации не приходится даже и мечтать. Складывается впечатление, что единственный реальный шанс дает нам третий путь — стратегический выбор в пользу активного использования инновационного венчурного потенциала, которым располагает страна [26, 52—56]. Как отмечают Фоломьев и Нойберт, в России имеются хорошие условия для технологий роста. Среди них — формирование инновационного климата, мероприятия по прямому и косвенному стимулированию, государственные банки восстановления и поручительства, налоговые льготы, государственные и региональные общества рисковых инвестиций, формирование инновационной инфраструктуры, развитие инновационного менеджмента. Предпосылки для успеха есть. Вопрос в том, хватит ли у лиц, принимающих решения, дара предвидения, ответственности и воли, чтобы сделать правильный выбор. Литература 1. Яковец Ю.В. История цивилизаций. М., 1997. 2. Синергетическая парадигма. Многообразие поисков и подходов. М., 2000. 3. Лесков Л.В. Футуросинергетика России. М., 1998. 4. Грешневиков А.Н., Лемешев М.Я. Подоплека «устойчивого развития» // Независимая газета. 2000. 2 июня. 5. Сокут С. Европа отворачивается от России // Независимая газета. 2000. 31 мая. 6. Коллонтай В.М. Россия и эволюция мирового хозяйства // Перспективы развития российской экономики и ее место в глобальном экономическом пространстве. М., 2000. 7. Коллонтай В.М. Эволюция современных финансов // Философия хозяйства. 2000. №1. 8. Осипов Ю.М. Финансовая экономика как высшая форма бытия экономики // Философия хозяйства. 2000. №2. 9. Дугин А.Г. Финансизм как высшая стадия развития капитализма // Философия хозяйства. 2000. №2. 10. Андрианов В.Д. Потенциал возрождения // Независимая газета. 2000. 23 мая.

283

11. Семенникова Л.И. Россия в мировом сообществе цивилизаций. Брянск, 1999. 12. Разработка проекта перечня федеральных целевых научнотехнических и инновационных программ на 2001—2005 гг. / Международный фонд Н.Д. Кондратьева / Рук. Ю.В. Яковец. М., 1999. 13. Кушлин В.И. Инновационный потенциал России // Технологическое будущее России. М., 1999. 14. Лесков Л.В. Шестой технологический уклад: перспективы России // Технологическое будущее России. М., 1999. 15. Дроздов А.В., Субботин С.А. Что может вынести Россия из кризиса? Организация ядерно-космического цикла // Философия хозяйства. 1999. №3. 16. Попель О.С. Тепловые насосы — эффективный путь энергосбережения энергии. 1999. №12. 17. Потапов Ю.С., Фоминский Л.П. Вихревая энергетика и холодный ядерный синтез с позиций теории движения. Кишинев—Черкассы, 2000. 18. Юницкий А.Э. Струнный транспорт Юницкого. М., 2000. 19. Филатов Н.В. Исследование удара тел с большими кинетическими моментами. Письмо Н.В. Филатова В.Г. Чичерину. 1969. 20. Толчи В.Н. Инерциоид, силы инерции как источник движения. Пермь, 1977. 21. Шипов Г.И. Теория физического вакуума. М., 1997. 22. Фоминский Л.П. Вода вместо бензина — это реально // Губернские ведомости (Черкассы). 1999. 26 авг. 23. Дерягин Б.В., Чураев Н.В. Новые свойства жидкостей. М., 1971. 24. Фоломьев А.Н., Нойберт М. Венчурный капитал. М., 1999. 25. Катькапо В.С. Особенности роста венчурной фирмы (Опыт «Дженентек») // США: экономика, политика, идеология. 1993. №6. 26. Лесков Л.В. Научное знание: циклы, кризисы, прогноз // Перспективы развития российской экономики и ее место в глобальном экономическом пространстве. М., 2000. И.А. МОНИН

Перспективы социально-экономической эволюции в России: возможности и варианты большого проекта В последние годы вопрос об эволюционных путях развития России становится все острее. Опыт прошлых революций демонстрирует всю пагубность попыток скачкообразных переходов из одного состояния в 284

другое. Следует признать, что в социально-экономических вопросах действуют те же законы инерции, что и в теоретической механике. Иначе говоря, принципиально невозможен мгновенный перенос инертных тел из одной точки пространства в другую. Экономика страны в сочетании с социально-психологическим фоном обладает гигантской инерционностью. Чтобы перевести ее в любое другое состояние, необходимо приложить к системе некоторую весьма значительную силу, и воздействуя этой силой на протяжении определенного, и весьма значительно, времени, можно добиться сколь-нибудь заметных изменений в системе в целом. Революция же похожа на удары маленьким молотком по гигантской глыбе: летят осколки и искры, молоток нагревается и плющится, поверхность глыбы покрывается выщерблинами от ударов, но сама глыба практически не сдвигается. Россия — это глыба планетарных масштабов, а потому у нее всегда будет свой «особый» путь развития, и обсуждать возможные варианты этого пути — занятие весьма полезное, интересное и плодотворное. Заметим, что каким бы ни был вариант развития России, по масштабу он всегда будет «большим проектом». Попытка разобраться в проблемах России и ее взаимоотношениях с миром приведет нас к интересным результатам. Жизнь на Западе не так хороша, как это может показаться. А жизнь в нашей стране настолько своеобразна, что к ней невозможно применять испытанные западные антикризисные программы. Добавим, что нынешний кризис в России — одно из величайших исторических событий в мировой истории, сопоставимое по геополитическому значению с развалом Римской империи. Учитывая все перечисленное, можно начать поиск собственного пути глобального исторического процесса становления новой России. Одна шестая часть суши со столь исключительным географическим положением может реализовать проект какой угодно степени сложности. И если есть идея, способная захватить весь мир, то скорее всего, она будет реализована именно в России: у нас огромная территория с неистощимыми ресурсами, мы не связаны по рукам и ногам высоким уровнем жизни, как развитые страны, уровень интеллекта и образования у нас многократно выше, чем в странах, сравнимых по уровню жизни, да и инвесторов привлечь нам легче, чем марионеточному режиму какойлибо бывшей колонии. После развала империи мы превратились в полигон для воплощения самых фантастических геопроектов. Социально-экономические эксперименты в России уже проведены, теперь очередь за новой всемирной технологической стройкой века. Стремление к этому объединит умы, производство и капитал всего ми285

ра, соединив наши территории и превратив нашу страну в новую сверхсупердержаву, неразрывно вплетенную во все дела мира, в Россию, которую мы не могли потерять. Реструктуризация

Каким бы хорошим правительство ни было, какие бы хорошие идеи и законы оно ни принимало, все это будет бессмысленно, если сами законы не выполняются, а идеи не воплощаются в жизнь. Что же делать? Как заставить страну развиваться? Страна — это огромная инертная масса переплетеннных друг с другом различных интересов. Как можно ею управлять, если любое движение имеет свое направление, а значит, противоречит чьим-то интересам, и противодействие это будет встречаться постоянно. Если система стоит, то для начала инертную массу надо сорвать с места, только после этого можно пытаться куда-либо ее направить. Когда махина начнет двигаться, все равно куда, ее движение можно подправить, оказывая относительно слабое воздействие. Постоянным давление в направлении, перпендикулярном главному, можно добиться кардинального изменения курса без резких встрясок, потрясений и перегрузок. При этом не возникает торможения, и прямолинейное движение переходит в пологую дугу. Управление государством в известной мере подобно управлению автомобилем. Пока машина стоит, развернуть ее можно, только оторвав от земли, что требует огромных пиковых нагрузок и может повредить машину, а также подорвать здоровье поднимающего. Если же заставить автомобиль катиться, то развернуть его можно, слегка поворачивая руль, что значительно легче, даже если двигатель не работает и машину приходится толкать руками. Если же завести двигатель, то машина поедет в нужном направлении сама, подчиняясь легким поворотам руля. Всякий, кто приходит к власти, стремится вести страну к светлому будущему. Правда, представление о светлом будущем у всех людей различно. Так, человек с новым представлением, придя к власти, вместо попытки постепенно повернуть развитие страны в желаемое направление по плавной дуге, начинает пытаться полностью остановить движение в «неправильном», с его точки зрения, направлении, чтобы потом заставить двигаться желательным для него курсом, но это требует слишком много времени и еще больше средств. Продолжим механистическую аналогию государственного управления. Производственная система страны похожа на сложный шестеренчатый механизм, где каждое колесо связано с другим, непосредственно или через несколько промежуточных. Все шестерни вращаются, и в 286

этом вращении накоплена колоссальная энергия. Каждое колесо достаточно мало и слабо, но оно не может быть остановлено без остановки всего механизма. При попытке остановить всю махину, взявшись за одну шестерню, возможно несколько исходов: • воздействие слишком слабо —машина отбросит препятствие и уничтожит его; • воздействие сильнее, чем прочность отдельного элемента механизма — разрушается элемент механизма, а оставшийся механизм либо продолжает работать без него, либо постепенно останавливается из-за разрыва связи отдельных частей. В любом случае результат негативен: или гибель управляющего рычага, или поломка самого механизма. Случай поломки самого механизма наиболее болезнен, так как для восстановления исходного состояния необходимо сначала окончательно остановить весь механизм, затем произвести ремонт, после чего раскрутить его заново. Каждый из этапов требует значительных материальных ресурсов и времени, но ни того, ни другого, как правило, не хватает, так как большинство реформ затевается в весьма сложных экономических условиях. Торможение механизма в целом с последующей раскруткой в другую сторону требует столь огромных единовременных расходов ресурсов, что на это не бывает средств никогда и ни у кого. Предположим, что метод малых управляющих воздействий принят к исполнению. Как тогда переложить механическую модель на реальную политико-экономическую ситуацию? Для начала опишем состояние конкретной системы, например, России. Страна находится в состоянии экономической депрессии. Производство практически полностью остановилось, производственные связи разрушились. Продуктивно функционируют только добывающие отрасли, работающие на экспорт. Правительство не имеет четкой линии выведения страны из кризиса. Финансовые ресурсы сосредоточены в руках узкого числа частных лиц — олигархов. Население в большинстве своем нищенствует, сносно живет только торговля, в сфере которой вращается основная часть реальных денег. Что же делать в такой ситуации? Действующей силой здесь можно считать отрасль добычи нефти и газа, а также топливно-энергетическую систему страны. Реальной силой обладают транспортные системы: железные дороги, авиакомпании, автоперевозчики. Существенное значение имеют производители оборудования для перечисленных отраслей, и, наконец, население страны — непосредственный потребитель и производитель всего перечисленного. 287

Действенной политикой можно считать активизацию одной или нескольких перечисленных сил. Активизировать деятельность экономическими методами можно увеличением прибыльности данного сектора экономики. Увеличение прибыли возможно за счет снижения накладных расходов и ускорения оборота средств. В основе накладных расходов лежит налогообложение, а оборот зависит от того, как быстро расплачивается потребитель за товар или услугу. Чтобы дать толчок развитию отраслей, необходимо создать механизм взимания долгов и возврата оборотных средств. Необходимо ограничить перекачку средств из реального сектора экономики, взимаемых в виде налогов, в бездонную пропасть бюджетных программ. А сами бюджетные программы сделать инвестиционно привлекательными, тем самым переведя их из статьи расходов в статью доходов. Правительство не в состоянии управлять каждым конкретным заводом или сельскохозяйственным предприятием. Его задача — создать условия для самоликвидации убыточных предприятий, снижения социального напряжения в результате массовых увольнений, сокращение срока платежей за использованные ресурсы. Кажущаяся излишней радикальность мер не приведет к краху остатков промышленности. Зато появится возможность отделить реально рентабельные предприятия, использующие долги как форму беспроцентных кредитов, от явных банкротов, которые высасывают ресурсы из поставщиков, а сами при этом ничего не производят. Даже если полный банкрот не вернет долги, то хотя бы перестанет делать новые, что само по себе оздоровит ситуацию. А явно остановленное производство быстрее найдет себе нового хозяина: либо в виде нового предпринимателя, либо в виде профессионального старьевщика, способного выжать из территории и старого оборудования больше, чем его остаточная стоимость. Задача государства — обеспечивать действие закона на территории страны. А задача правительства — применять законодательство так, чтобы оно соответствовало интересам реальных производителей, а не должников. Интересы реального производителя — вот то самое направление, в котором движется страна. Здесь необходимо только не тормозить производство и управлять собственно не производством, а тенденциями развития. Политика состоит именно в выборе конечной цели, ориентируясь на которую производители сами изменяют характер своей деятельности в соответствии с изменениями напряжения взаимосвязей с другими участниками производства. 288

Успешность той или иной политики определяется ее соответствием настроениям в обществе, состоянию экономики и мировым тенденциям развития. Если политическая цель выбрана верно, то все факторы взаимодополняют и подпитывают друг друга. Если цель ошибочна, то резко повышается напряжение в обществе, а экономика затормаживается, усиливая политический кризис. Политика — продукт взаимодействия конкретных людей, обладающих реальной силой — военной, экономической, бюрократической, социальной и т. д. Олигархи — маршалы портфельных инвестиций. Народные трибуны — вожди общественного мнения. Члены правительства — офицеры управленческих подразделений. От того, насколько хорошо могут договориться между собой отдельные конкретные люди, зависит, насколько продуктивно будут взаимодействовать подчиненные им службы. А там, где все ставится в зависимость от взаимоотношений конкретных людей, на первый план выходит психология личных взаимоотношений. Все люди одинаковы, в каждом живут инстинкт самосохранения, страх, ненависть, любовь. Только в политике личные переживания отражаются тысячекратно на всей стране. Потому психологии в политике уделяется так много внимания. Рынок

Соединенные Штаты Америки на данный момент — самая могущественная страна в мире. Основа ее экономики — стремление к исполнению «великой американской мечты» (дом, две или больше машины, обучение детей в университете, страховки на все случаи жизни для всех членов семьи). Такая мечта легко выражается в сумме американских долларов. Эту сумму человеку необходимо заработать за свою жизнь. Каждый стремится реализовать «мечту». Работа с низкой оплатой, не дающая подобной возможности, автоматически отметается и становится не нужной никому из американцев. Из этого проистекает необходимость завозить дешевую рабочую силу для исполнения грязной работы. Но каждый хочет жить «как все», и потому требуются новые дешевые работники. Отсюда постоянная проблема с притоком эмигрантов. Вся стоимость американской мечты может быть накоплена только к концу жизни, а «жить в мечте» хочется уже в молодости. Для решения этой проблемы возникла система кредитования. Такая система «давала мечту» сразу, но заставляла возвращать деньги порциями в течение всей жизни. При этом общая сумма выплат за много лет существенно превышает номинальную сумму выданного кредита. Ежемесячные выплаты почти точно соответствуют размеру зарплаты, с разницей, по289

крывающей расходы на еду и одежду. Работник практически не видит заработанных денег, так как они напрямую уходят к кредитору, не обращаясь в наличные. Деньги ушли из реального оборота в виртуальный. А экономика разделилась на две части: наличную (покупки за бумажные деньги: еда, развлечения, одежда и т. д.) и безналичную — виртуальную (планомерное постоянное отчисление больших сумм кудалибо). Интересно, что наличный оборот отвечает за реальное человеческое потребление и дает возможность реализоваться знаменитой частной инициативе, т. е. стать из нищего миллионером. Безналичный оборот отвечает за индустриальные показатели экономики, в том числе и за уровень жизни населения: дом, машина, учеба, страховка. Большинство людей занято строительством «мечты», меньшая часть — созданием военных и научных разработок. Если взглянуть на систему кредитования в реальном виде, без учета виртуальных денег, то получается картина тотального добровольного рабства. Так, человек берет в пользование автомобиль, дом и право обучать чему-то своих детей, а за это обязуется всю жизнь интенсивно работать без признаков внутреннего удовлетворения от работы. Ведь то, чем он занимается, определяется конъюнктурой настоящего момента, а не его потребностями и способностями. При этом человек не может остановиться в этом беге, так как у него немедленно отберут его «золотую клетку». Уровень заработной платы не является чем-то абсолютным. Денег самих по себе вообще не существует. Есть только мгновенный баланс производительных сил и потребления производимого продукта. В идеале в каждый момент времени все трудоспособные люди должны трудиться, производя материальные ценности, а ценности должны распределяться и расходоваться без остатка. Если возникает остаток какоголибо товара и он никак не расходуется, то это означает, что чья-то жизненная энергия и некоторые ресурсы израсходованы напрасно, а развитие экономики замедляется. Волны перепроизводства довольно регулярно прокатываются по странам с рыночной экономикой, поскольку система формирования предложения с ориентацией на спрос обладает сильной инертностью. За время прохождения сигнала о прекращении сбыта от продавца до производителя производитель успевает произвести кучу уже никому ненужного товара. Разумно было бы получать такой сигнал заблаговременно, что избавило бы от бесполезных расходов рыночную систему производства — потребления. 290

В СССР прогноз объема потребления товара обществом разрабатывался и рассылался производителям специальным институтом планирования — Госпланом. Идея госпланирования в целом хороша, но имеет ряд особенностей, в которых перемешаны недостатки и достоинства. Так, основной характерной чертой оптимизационного планирования является необходимость наличия четкой цели, которую хотелось бы достигнуть как можно быстрее. Оптимизировать производство без цели невозможно. У СССР была великая цель — защитить свою территорию и в случае нападения подавить капитализм своей военной мощью. Ради повышения военной мощи вся страна работала на пределе возможностей. А в США основной идеей была американская мечта. Ради этой мечты вся страна надрывалась и надрывается по сей день. Различие основных целей диктует различный способ управления хозяйствующими субъектами. В советском варианте человека заставляли работать, где прикажут, есть, что дадут, носить, что сошьют, а жить, где позволят. В Америке человека заставляют взять кредит и потратить его на реализацию американской мечты, а затем всю жизнь трудиться в поте лица на той работе, которая обеспечила бы погашение кредита. Оплата за каждый вид деятельности соответствует степени ее нужности (в смысле спроса — предложения) в общем процессе воспроизводства. Тоже своеобразный рыночный госплан — но вместо приказов и нормативов действуют экономические индикаторы, предупреждающие о возможных «пробках» перепроизводства. Такая система мягче и гибче, но зато более инертна и хуже управляема. Советское жесткое планирование было куда боле управляемо, но зато нечувствительно к таким мелким деталям, как, например, изменения моды. Тем не менее в США был период нерыночной плановой экономики. В период Великой депрессии были построены знаменитые американские дороги. Строительство велось приказным принудительным методом. На работу сгонялись безработные и бродяги, а материалы и техника финансировались из бюджета безналичным способом — ну чем не ГУЛаг? Новые дороги вывели страну из кризиса, стали основой будущего индустриального расцвета и последующего перехода к рынку с американской мечтой во главе. Объем производства непотребительских товаров зависит от доли труда, отдаваемой всеми гражданами на их созданиее. Доля непотребительского товара определяется ставкой налога и редко превышает половину общего объема производства (чаще от 20 до 35%) в странах с рыночной экономикой. 291

Собственно человеческий труд мало различается по эффективности в разных странах, а значит, объем выпуска продукции ВПК прямо пропорционален доле работающего населения и ставке налога. При равном общем числе трудящихся доля участвующих в ВПК у нас достигала 80%, тогда как в США она не превышала 30%. Объем же наличной экономики в СССР, который направлялся на потребление, исчислялся единицами процентов (приблизительно десятой частью от 20%), в то время как в США в наличной части крутилось около половины от 70% НВП. Соответственно ВПК у нас был более чем вдвое мощнее, а уровень жизни населения более чем втрое ниже чем в США. В этом переделе интересов и заключалась принципиальная разница между советским социализмом и американским капитализмом. Положение к тому же усугубляло более северное положение СССР, что требовало от нас больших расходов на строительство и энергообеспечение. В США можно было построить настоящую американскую мечту из дешевых картонок и реечек, в России же дом с таким же уровнем комфорта требует дорогих стен из кирпича или сплошной древесины, а также не менее дорогой системы отопления. Кроме того, мы вынуждены были содержать большую армию для защиты границ огромной протяженности, а Штатам достаточно было иметь мобильный ударный флот для действий в зонах их жизненных интересов. Ведь от внешних врагов их защищают широкие пространства океанов. Технический прогресс и исторические процессы снова изменили баланс сил в мире. И сейчас уже не совсем ясно, кто кому должен завидовать и в какое будущее нам всем идти. США стали заложниками американской мечты и кредитной системы, и к решению крупных индустриальных задач они сейчас не способны. Если удастся решить проблему эффективного, комфортного и дешевого жилья в России, то мы сможем обойти США за счет более высокой приспособляемости и большей изобретательности в решениях проблем. К тому же мы еще не утратили вкуса к великим стройкам, а ведь именно они способны мобилизовать все ресурсы страны и поднять экономику. Геопроекты

Подъем разрушенной экономики невозможен без общенациональной идеи. Общенациональная идея устанавливает общее направление приложения производственных мощностей. Именно она определяет облик государства на многие годы вперед. Так, американский стандарт независимого колониста-одиночки, привел к формированию государства с демократической формой прав292

ления и системой производства, направленной на удовлетворение интересов потребителя-эгоиста, для которого удовлетворение своих физиологических потребностей и благоустройство своего маленького мирка стоят на первом месте, а интересы общества и цивилизации в целом уходят на второй план. В России принципиально иной менталитет. В отличие от безнациональной нации американцев-эмигрантов, русские всегда были связаны с территорией своего обитания и находились в плотном контакте интересов с соседними народами. Россия является ключевым звеном между восточной и западной цивилизациями. Это объясняется ее географическим положением — между Азией и Европой. Исторически решение любого сколь-нибудь значимого геополитического вопроса в этом регионе неизбежно затрагивает интересы и сферу влияния России. Поэтому любой россиянин всегда будет участвовать в первую очередь в жизни страны, а затем уже удовлетворять свои собственные интересы. Разворачивая кампанию по установлению господства над регионом, можно добиться объединения интересов нации для достижения этой цели. На основании объединенного интереса возможно несколько снизить уровень расходов на потребление в пользу увеличения расходов на достижение объединяющей цели. Если современный автомобиль можно эксплуатировать двадцать лет без потери экономической целесообразности, то в потребительском обществе под давлением рекламы человек вынужден менять машину уже через пять лет, в противном случае производственные мощности быстро приведут страну к кризису перепроизводства. Если же побудить человека пользоваться вещами до момента потери ими работоспособности вследствие полного износа, а не до момента потери ими первозданного блеска новизны, то высвободившиеся три четверти производственных мощностей можно безболезненно направить на решение глобальных задач географической экспансии — геопроекты. При формировании экономической политики выхода из кризиса необходимо задействовать стремление россиян господствовать на своей территории. Для этой цели подходит постановка глобальной технической задачи, связанной с освоением нашей территории, но способной задействовать производственные мощности не только России, но и всего мира. Это позволит привязать интересы инвесторов к России, а саму Россию — неразрывно вписать в мировую систему транспорта, энергетики, информации и товарооборота. Так, например, можно начать строить трансконтинентальную транспортную систему, способную перемещать грузы из Европы в Азию и обратно, минуя морской транспорт, но большей скоростью и меньшей 293

ценой, чем у последнего. Такой проект привлечет мировой капитал, а значит, и все производительные силы, которые за ним стоят. Необходимо также создать эту систему на принципиально новом техническом уровне — чтобы прогресс стал не только производственным, но и технологическим. Вечные проблемы России: дороги и дураки. Тут мы можем убить одним выстрелом сразу двух зайцев. Решая проблему дороги, можем вывести на управляющие должности действительно толковые кадры. Так, во время боевых действий карьерный рост специалистов всегда ускоряется, потому что очень быстро вскрывается некомпетентность того или иного руководителя. При начале строительства резко поднимется спрос на металлоконструкции, тяжелую строительную технику и рабочие руки, в первую очередь на все отечественное. А ВПК сможет выпускать сложные транспортные системы для новой дороги, вместо производства вооружения, которое уже не пользуется прежним спросом. Технически необходимо отойти от традиционных шоссейных дорог. В условиях российского резко переменного климата с полугодичной зимой обычные дороги очень дороги и быстро выходят из строя. К тому же они обладают огромной зоной отчуждения и низкой стабильностью результата работы. Благополучный исход поездки на дальние расстояния по наземным дорогам в России значительно менее вероятен чем, например, в США, так как снежные заносы, гололед и ухабы способны испортить жизнь любому перевозчику. В Европе и США снегопады являются стихийным бедствием и форсмажорным обстоятельством, тогда как в России снег — норма жизни. Недаром в России доминируют железнодорожные перевозки, а в Европе и США шоссейные. Железнодорожное полотно весьма устойчиво работает в нашем климате, а сами перевозки отличаются высокой стабильностью результата. Но железные дороги уже перегружены, а строительство новых — дорогостоящее предприятие, требующее нарушения экологического баланса на огромной территории. Реальным выходом из данной ситуации может быть строительство надземных дорог. При этом для того, чтобы снизить объем основных капиталовложений и повысить скорость и пропускную способность дорог, возможно применение летательных транспортных средств и использование статической грузоподъемности аэростатов или динамической грузоподъемности экранопланов. И в том и в другом случаях связь с землей будет осуществляться через направляющий рельс, расположенный над землей на опорах на высоте выше уровня деревьев. При таком техническом решении не возникает непреодолимой сплошной полосы отчуждения — ведь основное движение идет над деревьями, а на 294

земле находятся только опоры, между которыми проход совершенно свободен. Дорога будет походить на широченную полосу, засеянную газонной травой для посадки на землю летательного аппарата в экстремальной ситуации. Твердое покрытие не требуется, так как оба типа летательных аппаратов обходятся без взлетных полос. Экраноплан летает и взлетает над любой ровной поверхностью, а аэростаты вообще над любым рельефом. Новый технический проект должен стать ключом новой как экономической, так и военной доктрины страны. Принципиально изменится система безопасности государств. Транспортная система потребует непрерывного контроля, например, со спутников. При этом можно параллельно отслеживать движение в приграничных районах, что избавит от дорогостоящего патрулирования границ и позволит пресекать инциденты вылетом спецподразделений экстренного реагирования, оснащенных и тренированных по последнему слову науки и техники. Новый подход к обороне подхлестнет развитие космонавтики, спутниковых систем наблюдения, навигации и связи. Новые дороги должны будут покрыть сетью всю территорию страны. Необходимо будет рассредоточить население в окрестностях новых магистралей на всем их протяжении, обеспечив при этом людей высоким уровнем комфорта в стандартных жилых модулях. Небольшие поселки могут стать узко специализированными научными или производственными предприятиями, работающими с максимальной эффективностью. После решения определенной задачи поселение может быть расформировано, а жилые же модули перенесены в места формирования новых поселений. Таким образом можно решить проблему гиперурбанизации. И мегаполисы, подобные Москве, потеряв свою значимость, перестанут столь безмерно расширяться. Устройство узкоспециализированных временных поселений позволит решить сразу несколько проблем. При компактном проживании работников резко сокращаются расходы на транспорт и транспортные магистрали. Ведь известно, что, как правило, строительство шоссе к отдаленному поселению обходится дороже, чем само поселение и все, что оно производит. Компактное проживание сплачивает коллектив в стремлении к достижению цели. При этом само продвижение к цели становится большей наградой, чем материальные блага, получаемые людьми за работу. В специализированном поселке все жители находятся в равных жилищно-бытовых условиях. Это снижает социальное напряжение при близком контакте представителей различных социальных слоев. На 295

первый план выходит превосходство не материального, а профессионального и интеллектуального статусов. Централизованное снабжение снизит конкурентную борьбу за потребителя на рынке, что позволит выбирать товар по независимой оценке экспертов, а не по рекламным заявлениям производителя. Умрет агрессивная реклама, поглощающая без отдачи для общества огромные средства. Возможность получить сразу достойные условия обитания и работу привлечет значительное количество людей, прозябающих в больших городах в малокомфортных условиях. Компактное модульное поселение обходится дешевле, чем традиционная городская застройка с растянутыми коммуникациями и обширной инфраструктурой. Строительство модульных поселений подхлестнет разработку автономных систем жизнеобеспечения, а строительная индустрия выйдет на качественно новый уровень, превратившись из примитивного и материалоемкого производства бетонных кубиков в высокотехнологичный процесс с применением космических технологий. Это позволит человечеству выйти на качественно новый уровень освоения окружающего пространства. М.А. МАРУШКИНА

Философский корень в формировании национальных приоритетов России Истина против мира. Священный завет друидов

Терминологическая чехарда в правительственных и законодательных документах, статьях и выступлениях политиков и чиновников не знает границ: «экономическая политика», «экономическая стратегия», «стратегия прорыва», «стратегия экономического роста», «стратегия выхода из кризиса», «инновационная политика», «инновационная стратегия», «критические технологии» — и все это об одном — необходимости иметь ясное представление о том, куда идти России, а вместе с ней и нам, обычным ее гражданам. Подобная разноголосица — не случайность, а следствие нескольких причин. В социалистической России не было создано философии, которая могла бы стать основой для устойчивого ее развития в кризисных условиях — философы, как и все деятели общественных дисциплин, стояли 296

на страже идеологии, а не истины. Без глубокой философской концепции, отвечающей динамике современного мира, невозможно предлагать экономические модели. Современные западные модели, в том числе постиндустриальная модель Д. Белла, не выдерживают серьезной критики и могут муссироваться только в устах лоббистов западной модели развития России. В современной России общественное сознание как бы ушло в тень — его место заняло политическое сознание, или сознание бюрократического аппарата. Неявно в российском обществе забылось, что общественный деятель и мыслитель — это не профессия, а состояние души, как правило, людей, по образованию и мышлению стоящих выше толпы. Научная общественность находится в диком и заброшенном состоянии не только в силу отсутствия потребности в ней как у власть имущих, контролирующих распределение бюджетных денег, так и у слоя, контролирующего негосударственные финансовые потоки в России. Научная парадигма, которая несколько столетий была опорой для научных разработок, устарела — мир нуждается в новой научной парадигме, которая могла бы помочь человеку соединить расколотый мир, не способный разрешить глобальные проблемы в рамках старой парадигмы. Экономическая модель, которая могла бы возродить экономику России, может быть сформирована только в рамках новой парадигмы. Возникает вопрос, является ли потребность в новой картине мира новой или хорошо забытой старой проблемой? Будем исходить из того, что современный мир живет и развивается в своей явленной реальности в рамках материалистической парадигмы, окончательно сложившейся в средневековой Европе, весь фундамент которой строится на создании и увеличении материальных благ. В ХIХ в. развитие этой материалистической цивилизации в некоторых странах стало значительно ускоряться за счет использования научнотехнических достижений, что было окончательно закреплено к началу 40-х г. XX в. России на некоторое время (1917—1991) удалось вырваться из общемирового процесса, но Запад предпринимает гигантские усилия, чтобы вернуть Россию в лоно материалистической цивилизации, ибо победители на этом поле уже известны, и Россия — не в их числе. Не будем в данной статье рассматривать причины, по которым Россия не смогла удержать себя на иной траектории развития, где она лидировала, как убедительно доказывает А. Зиновьев в книге «На пути к сверхобществу», и более того — имела шанс построить цивилизацию иного типа, чем западная, закат которой не видят только те, кто не хочет этого видеть. Западный тип обыденного сознания содержит в себе перма297

нентную войну, которая постоянно выплескивается в реальную жизнь, что ярко демонстрируется сейчас не только в тайной экономической войне транснациональных корпораций, но и на территории многих суверенных государств. Идея «нового мирового порядка», «однополярного мира» суть рецидивы одной и той же болезни имманентно агрессивного материалистического западного сознания, ориентированного на накопление благ. Раздел мира транснациональными корпорациями, где нет места для России, — это экономическая мечта западного мира и основа современного западного мышления. Параллельно с подобным типом сознания альтернативная традиция насчитывает тысячелетия, уходящие в глубины Древнего Египта, осознания космичности человеческого существования. Великие ученые всегда в глубине души были приверженцами космичности человека, что подтверждается высказыванием И. Ньютона: «Малая истина отдаляет от Бога, большая — приближает к нему». Два типа сознания — обыденное и космическое — существовали как бы параллельно, стараясь не входить в явный конфликт. В русской культуре космичность сознания уходит в древнее язычество, но осознанное выражение оно нашло в течении русской общественной мысли конца XIX — начала XX в. — «русском космизме». Русский космизм не был явлением только философской жизни. Возвращаясь к древней идее космичности человека и как бы внутренне полемизируя с господствующей материалистической парадигмой, русский космизм получил импульс в гениальной поэзии поэтов России ХIХ и рубежа ХХ в. — Пушкина, Тютчева, Фета, Волошина, Блока и др. Символист Вячеслав Иванов, будучи переводчиком Эсхила, пишет провидческие работы. Н. Федоров (1829—1903) формулирует концепцию «Общего дела» — программу выхода объединенного человечества в космос и обретения бессмертного статуса в процессе познания и овладения космическими стихиями. Идея соборности обретает в его концепции наивысшее воплощение. С этого момента русский космизм как бы раздваивается. Одна ветвь — эзотерическая — достигает своей высшей точки в работах Владимира Шмакова, издавшего в 1913 г. «Священную книгу Тота» [1], в 1923 — «Закон Синархии» [2] и «Основы пневматологии» («Теоретическая механика становления духа») [3]. В этих фундаментальных трудах В. Шмаков строит целостную систему взаимоотношений ноуменального и феноменального миров, определяющих эволюцию разумного логоса как стремление к единству через упорядочение хаоса. В. Шмаков исходит из того, «что мировоззрение есть сложная совокупность весьма многочисленных факторов во всех трех областях: чувства, разума и воли, как и областей подсознательного и сверхсознательно298

го». Причиной и целью явления человека в мир является стремление к реализации потенций его монады. В качестве определения монады В. Шмаков цитирует Джордано Бруно: «монада — Само Божество, только в каждой монаде слагается и является Оно в особой форме. Это и есть самая глубокая противоположность, содержащаяся во вселенной: всякая ее монада — зеркало мира, она в одно и то же время и целое, и вещь, отличающаяся от всех других: она повсюду одна и та же мировая сила, но все же всякий раз в ином образе. Целое существует, поскольку оно живет в единичном, единичное существует, поскольку оно носит в себе силу целого». Целостный макрокосм, таким образом, двойствен и распадается на мир вечных совершенных первообразов и мир бесконечно эволюционирующих существ, и только через эту эволюцию первообразы переходят из нерасчлененных потенций «Нирванического Лика Абсолюта в индивидуальные аспекты Его Синархического Самосозерцания». Поэтому и мировое бытие есть вечная эволюция. Для современного материалиста интересно прочитать у В. Шмакова, что фундаментальным аспектом эволюции является феномен воли — категории, не свойственной материалистическому анализу и одной из ключевых в теории В. Шмакова. Все принципы, управляющие развитием макрокосма, взаимно отражены и подчинены друг в друге. Основным законом мироздания является закон синархии, «как синтезис, закон синархии раскрывается в антиномии, где тезис есть закон всеединства, а антитезис — закон иерархического строения». Процитированные строки позволяют судить даже не искушенному в философских текстах читателю о глубине и масштабе картины мироздания В. Шмакова. Переизданные в 1993 г. фундаментальные труды В. Шмакова содержат около 1000 страниц, на которых развертываются закономерности развития макрокосма, Земли, человечества и человека с его ограниченным сознанием. Это другое измерение анализа — не историческое, полное крови и страданий, а изложение принципов, формирующих реальную историю человека и человечества. Каждый — и политик, и ученый — найдет на страницах В. Шмакова ответы на те вопросы, которые казались ему неразрешимыми. Тот же, кто хочет жить в соответствии с мировыми течениями, обретет духовный покой над книгами В. Шмакова. Космогоническая картина В. Шмакова вобрала в себя все самое значимое в западной философской мысли и учениях Древнего Египта и Индии. Но у нас — у славян — есть своя, ведическая, космогония, которая тысячи лет замалчивалась миром (в этом смысле интересно вспомнить о девизе друидов — кельтских волхвов — «Истина против мира», что напоминает нам о том, что в целом древние знания, не только древнеславянские, длительное время подвергались преследованиям). Процитируем текст исследователя древнеславянской цивилизации 299

А.В. Трехлебова: «Ведическая философия, разбирая триединое устройство мироздания, объясняет, что Правь — это Истина, творящее сущее, но сама в нем не участвующая. Явь творится Правью и меняется под ее влиянием, ибо суть Божья имеется в Прави, но не в Яви. Навь — это та же Явь, только вне творящей Прави. Явь течет по Прави, но, отделенная от нее, является Навью. Явь, связанная с Правью, является Живой, но как только Правь ее покидает или сама Явь отделяется от Прави, то она становится Навью. Навь — вне Живы, посему и зовется нежитью, ибо она лишена источника жизни — Творящей Божественной Прави. Поэтому славяне считают целью своей земной жизни соединение Яви с Правью — чтобы наша жизнь слилась с праотцами нашими во едину Правду», и утверждают, что муж Праведный не тот, который уверяет, что хочет быть Правым, но тот, у которого слова и деяния совпадают. Правь — с нами, и Нави мы не боялись, так как Навь над нами силы не имеет» [4]. Даже поверхностное знакомство с космогонией древних русичей позволяет сказать, что современное российское общество не имеет представления о мудрости цивилизаций, которые существовали на нашей территории. Не составит труда провести аналогии между категориями ноуменального и феноменального миров и закона синархии В. Шмакова и Правью, Явью и Навью древних славян, ибо истоки древних учений едины. Другая ветвь русского космизма — научная, опирающаяся на все выдающиеся достижения традиционной науки, но вдохновленная дремлющим человека космическим осознанием, прокладывает мост между земным человеком и его космической сущностью. Наивысшей точки эта ветвь достигла в творениях В. Вернадского, на основе своих работ в области гелиоэнергетики и космохимии сформировавшего понятие ноосферы. Единомышленниками Вернадского были космобиолог А. Чижевский, К. Циолковский, экономист Н. Кондратьев и др. Эзотерические знания, уходя корнями в знания Древнего Египта, Китая, Индии и культуру древних майя, всегда питали идеями материалистическую цивилизацию, давали импульс для развития человеческого общества. Но в наше время осознание космической сущности человека является единственной альтернативой тупику, в котором оказалась материалистическая цивилизация. В наше время есть свои учителя космизма, например, мексиканский ученый Хосе Аргуэльес, открывший миру знания древних майя о космичности человека, зашифрованными ими в солнечном календаре [5]. Закон синхронизации, по древним майя, — это основной закон, который правит эволюцией Вселенной. В мире растет интерес к даосским концепциям и иным знаниям, не укладывающимся в общепринятую научную парадигму.

300

Космическая парадигма отличается от материалистической в главном — действие закона тотальной войны за обладание благами замещается законом синхронного (резонансного) взаимодействия наций, государств и личностей на различных уровнях сознания материального и нематериального миров. Подчеркиваем — выбор действующего закона, по которому развивается человеческая жизнь, осуществляет сам человек (или сообщество людей), живущий по альтернативной парадигме, своим личным сознанием. В процессе перехода к космической парадигме изменяются принципы потребления, соответственно меняются критерии эффективности, системы приоритетов и т. д. Принципиально меняются представления об эффективных нововведениях, самом процессе нововведений, нововведение становится перманентной технологией. Таким образом, древняя гностическая традиция утверждает, что эволюция человечества в согласии с космическими законами — это единственно возможная для выживания человека альтернатива. Русский космизм создал ту почву, на которой можно в современной России развивать идею общества, эволюционирующего по космическим законам. Для этого нам, живущим здесь и сейчас, необходимо соединить обе ветви русского космизма — эзотерическую, всесторонне выраженную В. Шмаковым, и научную, развитую В. Вернадским. Эту идею нельзя считать русской — это идея общества, обретающего свою космическую сущность. Ни в коем случае нельзя путать с идеей глобализации, отражающей как в кривом зеркале идеи общества, объединяющего людей, осознавших свою космическую сущность. Более того, идея космической цивилизации не нивелирует границы и нации — для космического сознания не существует видимых и невидимых границ, а только сильные нации, будучи ментальным объединением людей, способны обеспечить сохранность космического порядка вещей. Из философии жизни проистекают понятия о жизни и смерти, а вместе с тем и о бессмертии, или вечной жизни, а также соответствующий социальный и экономический уклад. Вот она — философская основа для разработки экономической модели экономики современной России — в космогонизме древней мудрости, предписывающей жить мирно и созидательно, прислушиваясь к тональности звучания Вселенной и настраиваясь на космические ритмы, задающие мир, согласие, здоровье и радость на Земле. Мы понимаем, очень сложно от политического гадания, построения гибельных сценариев и политической суеты перейти к вдумчивому изучению кодов жизни Вселенной, а тем более привнесению их в жизнь множества людей. Попробуем оценить дистанцию, отделяющую идеологические установки, являющиеся неявной проекцией устаревшей научной парадигмы 301

развития общества, но тем не менее на сегодняшний день определяющие формирование программ развития России, от новой — альтернативной парадигмы развития общества, в том числе и российского. Сегодня в западном обществе существует жесткая система формирования приоритетов научно-технического развития и механизма их реализации. Исчерпывающее изложение принципов этой системы можно найти на русском языке в работе «Управление наукой в ЕС» [6], выполненной в рамках ТАСИС в 1999 г. Для России подобная система была предложена в разработках ЦЭМИ АН СССР в 70-х г., но не была реализована. Подобная система разработки, коррекции и механизма реализации научно-технических приоритетов разработана западными учеными в рамках традиционной научной парадигмы для стран, находящихся в состоянии стабильного развития. Поэтому для России, находящейся в состоянии перманентного системного кризиса с 1991 г., эта система не только малопригодна, но и губительна. В традиционной парадигме развития у России нет шансов, так как обычные ресурсы развития исчерпаны. Не традиционные ресурсы развития нашего общества лежат за пределами материалистической парадигмы. Те же американцы в начале 70-х г. в лице Уиллиса Хармана и руководимой им исследовательской группы из Стэндфордского исследовательского института разработали сценарий развития общества, не ведущий к мировой катастрофе, названный ими эволюционной трансформацией. Харман сделал вывод о необходимости: 1) развития экологической этики, 2) смещения высочайших ценностей на самосовершенствование, 3) признания иных высочайших ценностей помимо финансового благополучия — многогранности мира и целостности, сообщения холистического смысла перспективам и пониманию жизни, 4) эволюции сознания. В принципе предложенная Харманом эволюционная трансформация неизбежно выводила бы государства, нации, человека на космическую парадигму — если бы была услышана и принята обществом. Возникает вопрос — почему бы не воспользоваться сценарием развития общества, предложенным Харманом как альтернативным вариантом тем программам и сценариям развития, которые по-прежнему предлагаются правительству России учеными, лоббирующими гибельные для России варианты развития? Почему бы не устроить открытую дискуссию по вопросу концепции развития России, в которой мог бы принять любой желающий? Современные электронные системы и прежде всего Интернет позволяют сделать эту дискуссию открытой и доступной для всех. Нечто подобное было реализовано в Европейском союзе: в 1996—1997 гг. была проведена. дискуссия по теме инновационной политики. Может быть такой нетрадиционный для России от302

крытая обмен мнениями станет толчком для возрождения не только российской общественной мысли, но и самой России? В заключение хочется сказать, что потеря своей космической сущности была для человечества всеобщей, но обретение этой сущности каждому народу и человеку придется сделать самостоятельно. Таково правило космической игры для тех, кто забыл свое Имя. Литература 1. Шмаков В. Священная книга Тота. Киев,1993. 2. Шмаков В. Закон синархии. Киев, 1993. 3. Шмаков В. Основы пневматологии духа. Киев, 1993. 4. Трехлебов А.В. Клич Феникса, Российской солнечной птицы. 1997 5. Аргуэльес Х. Фактор Майя, или внетехнологический путь развития. Киев,1996. 6. Управление наукой в ЕС. М., 1999. Р.П. ХАРЕБАВА, И.А. ГРИШИН

Предпосылки становления российского предпринимательства С развитием рыночных отношений предпринимательство как движущая сила экономических отношений обретает целостную форму и свое содержание. Становление многообразия форм собственности и одновременно с этим экономической свободы и возможности самостоятельного выбора в организации производства и потребления материальных благ способствовали развитию предпринимательской деятельности. В России зарождение предпринимательских отношений инициировано государственными реформами, проводимыми Петром I в конце XVII — начале XVIII вв. Этот период связан с подъемом предпринимательской активности, созданием мануфактур, отраслевым развитием промышленности [1, 36]. Значительные экономические успехи были достигнуты в горнодобывающей, оружейной и текстильной промышленности. После отмены крепостного права предпринимательство укрепило свои позиции и получило серьезный стимул для своего развития. Начался подъем промышленности и формирование капитала. В 90-е гг. XIX в. в России окончательно складывается индустриальная база предпринимательства [2, 143]. В начале XX в. предпринимательство стано303

вится массовым явлением в государстве Российском, предприниматель формируется как собственник. Успехи предпринимательской деятельности в годы новой экономической политики — нэпа (1921—1926 гг.) были практически перечеркнуты всеобщей индустриализацией промышленности и принудительной коллективизацией сельского хозяйства страны. Сохранив свой потенциал предпринимательская деятельность присутствовала в экономике СССР и осуществлялась на основе общественной собственности на средства производства [3, 124—137]. Начатое в начале 90-х гг. системное преобразование общества в Российской Федерации явилось основой перехода к рынку и росту предпринимательской активности населения. Принятие в октябре 1990 г. Закона «О собственности в РСФСР» и в декабре 1990 г. Закона «О предприятиях и предпринимательской деятельности», а также наличие исторического российского и мирового опыта в организации и ведении предпринимательской деятельности послужили условиями и предпосылками для развития предпринимательства и формирования предпринимательской среды. Результатом производимых в России реформ стало признание частной, государственной, муниципальной и иных форм собственности. Наличие многообразия форм собственности и возможность концентрации капитала на этой основе сыграли большую роль в создании условий для осуществления предпринимательской деятельности и формирования предпринимательской среды. Существенное значение в становлении и развитии предпринимательской деятельности в условиях переходной экономики принадлежит процессу регламентации видов и форм предпринимательской деятельности. Основополагающую роль в этом сыграло принятие закона РСФСР «О предприятиях и предпринимательской деятельности», в котором впервые были четко сформулированы права, изложены гарантии предпринимателям со стороны органов государственной власти. Основываясь на сформированной юридической базе, собственник имущества по имеющемуся у него праву стал законно осуществлять на базе этого имущества предпринимательскую деятельность. Регламентация форм ведения бизнеса и видов предпринимательской деятельности укрепила предпринимательскую инициативу и стала дополнительным стимулом для утверждения развитых рыночных отношений. Возможность концентрации собственности и капитала создало широкий спектр вариантов получения предпринимательского дохода. Такая гибкость производственной и финансовой деятельности напрямую повлияла на стимулирование предпринимательской активности и послужила одной 304

из предпосылок для развития более качественной предпринимательской среды. Свобода экономического поведения хозяйствующего субъекта является решающим условием рыночной экономики. В соответствии с законами спроса и предложения происходит саморегуляция всей экономической системы, а предпринимательская активность преобразовывается в многообразие товаров и услуг, предлагаемых рынком. Начало российских реформ прошло на основе использования универсальных возможностей рынка. На первый план был поставлен частный экономический интерес предпринимателей, потому что только с их помощью было возможно использовать существующий экономический потенциал народного хозяйства и реализовать начальный этап формирования предпринимательской среды [4, 7]. Как ни парадоксально, но запрет на предпринимательскую инициативу в СССР во многом повлиял на возникновение объективных предпосылок для развития предпринимательской деятельности. Задолго до рыночных преобразований в недрах социалистической системы хозяйствования возникли первые предпринимательские инициативы, которые затем были перенесены в другие сферы деятельности. Они развивались как творческие экспериментальные направления, зачастую на базе комсомольских организаций [5, 84]. К ним можно отнести студенческие стройотряды, бригадный подряд (метод Злобина), Ипатьевский метод выращивания зерновых культур, строительство молодежных жилых комплексов (МЖК), комсомольские стройки. Люди, участвующие в этих мероприятиях имели возможность опробовать новые методы организации производства, проявлять творческую инициативу, экспериментировать. Результаты их нововведений непосредственно оказывали влияние на результаты труда. Полученный таким образом передовой опыт в организации производства сформировал кадровую базу для внедрения в советскую экономику принципов хозяйственного расчета и развития основ предпринимательской деятельности [6, 49]. В конце 80-х—начале 90-х гг. в эпоху политики разгосударствления госпредприятий наблюдался всплеск предпринимательской активности и образование кооперативов и малых государственных предприятий. Эти фирмы ставили в основу своей деятельности выполнение работ небольшого объема и, как правило, с более низким качеством, чем это осуществлялось на крупном государственном предприятии, от которого данные малые государственные предприятия (МГП) отпочковались и с которого, собственно говоря, был «перетянут» заказ на выполнение тех или иных работ. 305

Для того чтобы понять, чем было обусловлено возникновение большого количества кооперативов и МГП, необходимо исследовать экономические закономерности предшествующего периода. Хотя по своей сути первые кооперативы и МГП были предпринимательскими, уровень их организации и механизм функционирования невозможно полностью описать ни с позиций командно-административной экономики, ни с помощью рыночного механизма. Это была некая попытка соединения привычного степенного подхода к работе со стыдливым желанием заработать больше денег. Можно также отметить, что методика производства работ, нормативы и все остальные структурные компоненты были переняты у крупных госпредприятий, а управленческие подходы и способ организации производственного процесса заимствован у так называемых «шабашников». Данное неофициальное движение рабочих-специалистов переживало свой расцвет в 80-х гг. и послужило предпосылкой развития предпринимательских рыночных отношений. В условиях неповоротливой, крупномасштабной и забюрократизированной затратной государственной экономики к началу 70-х гг. накопилось большое количество заказов на выполнение каких-либо работ срочного характера, не требующих высокого качества. Общегосударственное тотальное планирование привело к тому, что, например, даже небольшой ремонт прохудившейся кровли в отдельно взятом совхозе должен был быть предусмотрен на пятилетку вперед и внесен в план. При возникновении внештатной ситуации ремонт становился огромной проблемой и не мог быть выполнен собственными силами из-за всеобщего нормирования и строгого исполнения должностных инструкций штатными работниками. Спрос на такие виды работ привел к значительному образованию нигде не зарегистрированных бригад «шабашников», которые принимались на временную работу по трудовому соглашению для выполнения строго оговоренных заданий. Финансирование их деятельности осуществлялось полностью по статье «заработная плата», но фактически из этой суммы должны быть произведены все виды производственных затрат. По своей экономической сути «шабашники» являются первыми массовыми представителями предпринимательства в СССР. Такая форма организации производственной деятельности полностью подчинена законам спроса и предложения, что дает право считать ее одной из базовых площадок по развитию рыночных отношений внутри командноадминистративной экономики. 306

Если зарождение деятельности бригад «шабашников» можно отнести к началу 70-х гг. в сфере ремонтно-строительных работ, преимущественно при обслуживании нужд агропромышленного комплекса, то расцвет этого движения приходится на первую половину — середину 80-х гг., когда предпринимательский подход и механизм договорных отношений был использован научно-исследовательскими, проектными и некоторыми иными организациями, предоставляющими услуги по ремонту и обслуживанию [5, 81]. В структуре этих организаций разрешалось образовывать различные новаторские лаборатории, творческие коллективы, которые работали над конкретными хозяйственными договорами за проценты от его суммы, выплачивающиеся в виде премии. Применение предпринимательского подхода с использованием прямых договорных отношений, минуя министерства, дало высокий экономический эффект, повысило заинтересованность трудовых коллективов в дополнительном выпуске товаров, работ и услуг, а также в развитии предпринимательских структур в рамках государственных предприятий. Второй стороной, оказывающей значительное влияние на формирование предпринимательской среды в условиях плановой экономики, является структура госпредприятий и высокий уровень организации производства, демонстрирующие общее состояние экономического пространства. Производственная структура и степень концентрации финансовых средств, материальных ресурсов и технологий имели огромный экономический ресурс, который представлялась возможность высвободить с помощью использования предпринимательской активности и создания условий для ее поддержания. Внедрение принципов внутрихозяйственного расчета, направленного на получение крупных финансовых вознаграждений по итогам работы, практически означало вживление в экономическую систему государственных предприятий элементов предпринимательской среды. В первую очередь это относится к предпринимательской среде малого бизнеса, так как научно-исследовательские лаборатории, проектные группы и иные творческие коллективы начали постепенно обособляться от крупных госпредприятий и образовывать при них кооперативы и малые государственные предприятия. В создаваемые предприятия переходила часть наиболее организационно активных специалистов госпредприятия, что положило начало массовому оттоку квалифицированной рабочей силы с государственных предприятий в кооперативы. Началось также создание в различных отраслях промышленности и регионах страны малых предприятий, которые получали статус юридического лица, большую самостоятельность в осуществле307

нии хозяйственной деятельности и распределении хозрасчетного дохода. Для стимулирования роста числа малых государственных предприятий был введен упрощенный порядок создания и регистрации малых предприятий. Для увеличения удельного веса альтернативных форм собственности в советской экономике были созданы привилегированные условия для кооперативов, которые были освобождены от платежей в бюджет и имели возможность устанавливать неограниченные надбавки к заработной плате своих работников. Появление такого мощного стимула позитивно повлияло на процесс создания объективных предпосылок для развития предпринимательской деятельности и формирования предпринимательской среды. Ведущими проблемами следующего этапа реформ в экономике России стали разгосударствление и приватизация имущества государственных монополий. Их решение главным образом связано с созданием мелких, малых, средних предприятий, каждое из которых будет либо ассоциированным, либо единоличным хозяином средств производства и производимой продукции. Формирование малых рыночных структур во всех без исключения отраслях и сферах экономики страны отвечает мирохозяйственным тенденциям экономических процессов, так как во всех странах мира в сфере малого бизнеса действует очень большое число небольших предприятий самого разного профиля практически во всех отраслях. Структурная перестройка национальной экономики, основанная на необходимости дальнейшего социально-экономического развития страны и имеющихся для этого объективных предпосылок, предполагает во время прохождения переходного периода проникновение предпринимательской активности во все сферы экономики на принципах самоокупаемости. Характерной чертой переходного периода является реструктуризация всей системы экономических отношений, демонтаж существующей системы с выделением отдельных функциональных блоков, которые стали элементами новой модели социальноэкономического развития. Для того, чтобы данная модель превратилась в работоспособный механизм, ее необходимо дополнить принципиально новыми, рыночными составляющими и обеспечить устойчивый режим их соединения по правилам, обеспечивающим дальнейший рост вновь образованной системы. Это возможно осуществить при наличии устойчивой и благоприятной предпринимательской среды. Качественный уровень предпринимательской среды должен быть таким, чтобы при стимулировании предпринимательской активности 308

обеспечивалась разумность предпринимательского поведения. Непродуманное разукрупнение и разгосударствление экономики в ущерб общественным интересам могло привести лишь к увеличению доходов отдельных групп предпринимателей. Между тем, те же тенденции наблюдались на протяжении всего периода реформирования экономики. С этих позиций несложно объяснить происходившее «перетягивание» с госпредприятий производственных договоров и финансовых потоков на вновь созданные фирмы, которые служили и служат личному обогащению. Другим отрицательным моментом является тот факт, что если кооператив или МГП все же самостоятельно производили какиелибо виды работ, то это делалось на списанном или устаревшем оборудовании, переданном с госпредприятия, и нередко с нарушением технологии в виду отсутствия служб технического контроля и желания быстрее получить деньги. До тех пор пока в национальной экономике оставался накопившийся ранее неудовлетворенный спрос на низкокачественные и сравнительно дешевые товары, работы и услуги, о которых говорилось выше, деятельность таких предприятий была прибыльной, и этот факт стимулировал дальнейшее разукрупнение и сопровождающую его технологическую деградацию производства. По мере насыщения рынка дешевыми товарами массового потребления постепенно начал расти спрос на высококачественные товары, что привело к необходимости фундаментальных исследований в естественных науках, созданию передовых технологий и поиску их коммерческого применения. Данная потребность обозначила границы соединения предпринимательского подхода с возможностями эксплуатации технических средств, являющихся результатом применения современных технологий. К этому моменту среди фирм данного направления уже произошел естественный отбор, за выжившими закрепилась часть рынка, которую они практически полностью обслуживают. Несложная технология производства была усилена квалифицированным менеджментом и современными маркетинговыми решениями таким образом, что производимый данными фирмами продукт, имеющий в своей основе достаточно простую технологию, приобрел форму качественного, современного и конкурентоспособного товара, работы или услуги [8, 69]. Прохождение описанного этапа формирования предпринимательской среды по временным рамкам относится ко второй половине 90х гг., и он связан с возникновением объективных предпосылок для дальнейшего развития предпринимательской деятельности на более высоком организационном уровне и для повышения качества предпри309

нимательской среды, формирование которой на данном этапе определяется не только состоянием экономического пространства и степенью государственной поддержки малого бизнеса, но и уровнем подготовленности самих субъектов предпринимательства к эффективной финансово-хозяйственной деятельности. Литература 1. Барышников М.Н. История деловой России. М., 1994. 2. Иншаков О.В., Курченков В.В. Крупные предприятия как основа динамики экономического роста // Развитие капитализма в России — сто лет спустя / Под ред. Ю.М. Осипова, О.В. Иншакова, Е.С. Зотовой. М.—Волгоград, 1999. 3. Сарабьянов В.Н. Основные проблемы НЭПа (План, регулирование, стихия). М., 1926. 4. Абалкин Л. Предпринимательство: его природа и роль в обновлении общества // Экономика и жизнь. 1991. № 29. 5. Орлов А. Предпринимательство в России: Истоки и этапы до 1992 г. // Вопросы экономики. 1999. № 12. 6. Афанасьев В. «Анатомия» малого отечественного бизнеса // Российский экономический журнал. 1994. № 3. 7. Автономов В.С. Предпринимательская функция в экономической системе. М., 1990. 8. Яновский А. Диверсификация предпринимательской деятельности — необходимое условие успеха // Маркетинг. 1997. № 5. С.А. АГАПЦОВ

Исторический опыт и традиции российского предпринимательства Оценить сущность и понять предназначение российского промышленного предпринимательства невозможно без учета его исторического опыта и национальных особенностей. Неприятие и непонимание российской культурной традиции, сопротивление ей обычно приводило к откату реформ, а иногда и к смутным временам. Все российские реформаторы — от Петра I до П.А. Столыпина и большевиковне порывали с основами российских традиций, но в разной степени использовали их в своей деятельности. Задача сегодняшних реформаторов, возрождая рыночные отношения, не просто насаждать западные модели, а опираться на российскую почву, национальный менталитет. Традиционно считается, что истоки развития промышленности России относятся к Петровской эпохе. До этого периода преобладали мел310

кое производство и торговый капитал. Концентрация торгового капитала привела к появлению мануфактурного предпринимательства. Первые металлургические мануфактуры и железоделательные заводы были организованы в XVII в. русскими купеческими династиями Баташовых, Морозовых и др. Развитие крупного промышленного производства связано с реформами Петра I. Условия крепостничества и отсутствие свободной рабочей силы, недостаток крупных капиталов способствовали активному проникновению государства в экономику страны. Потребности начавшейся Северной войны стимулировали развитие особо необходимых государству заводов, ориентированных на военные нужды: металлургических, оружейных, суконных, горных. Правительство всячески поддерживало нужное производство, выдавая беспроцентные ссуды, обеспечивая мануфактуры профессиональными кадрами из-за границы. Сбыт произведенной продукции также гарантировался казной. В случае, когда товар не был затребован казной, сбыт обеспечивался предоставлением монополии внутренним производителям, запретом на ввоз подобного товара из-за границы или высокой ввозной пошлиной. Первыми российскими промышленниками были выходцы из торгового сословия. Наличие крупного капитала давало возможность купцам развернуть производство, пригласить иностранных специалистов. Крупная промышленность развивалась именно выходцами из среды торговцев. Кроме купечества среди петровских фабрикантов встречаются разночинцы, иностранцы и дворяне, но их доля в производстве невелика [1, 15]. Таким образом, эпоха Петра знаменовала собой становление и начало развития крупного промышленного производства в России при существенной роли государства как в форме административного контроля над экономикой, так и путем непосредственного участия в хозяйственной жизни страны. Во второй половине XVIII в. продолжается рост фабричного и кустарного производства. Усиление политического влияния дворян, закрепление за ними господствующего положения в государстве сказались и на развитии промышленности. Резко увеличилось число дворян среди фабрикантов, дворянские фабрики отличались большими объемами товарооборота. Дворянство составило серьезную конкуренцию купцампромышленникам. С середины XVIII в. изменилась торгово-промышленная политика правительства. Преемники Петра стали склоняться к свободе внешней торговли и ограничению фабричной монополии, предпочтение отдавалось мелкому производству перед крупной промышленностью. Осо311

бенно это направление получило развитие при Екатерине II,фактически провозгласившей свободу предпринимательства в России. Правительственные указы стимулировали перемещение капиталов из торговли в промышленность и рост конкурентной борьбы. Укреплялось положение частных предпринимательских структур. Большая свобода деятельности, освобождение фабрикантов от чрезмерной государственной регламентации, образование контингента хорошо обученных фабричных рабочих — все это положительно сказалось на развитии крупной промышленности, о чем свидетельствует рост числа фабрик и заводов с 984 (на начало правления Екатерины II) до 3161 (на конец правления) [1, 41]. Первая половина XIX в. в России ознаменовалась началом промышленного переворота, проявившего себя, как и на Западе, сначала в легкой промышленности. Главной причиной бурного развития хлопчатобумажной отрасли явилось применение машин, сделавшее хлопчатобумажные ткани самыми дешевыми и доступными для населения, а также применение наемного труда. Промышленность перерастает государственный спрос, так как последний имел тенденцию к уменьшению. Замена ручного труда машинным делает невыгодным принудительный труд. Крепостной труд, сыгравший решающую роль в развитии промышленности в XVIII в., в новых технических условиях становится тормозом развития российского производства. Начинают развиваться фабрики с вольнонаемными рабочими: те производства, где господствует принудительный труд, приходят в упадок. Особенно показательными в этом плане являются застой и падение производства в железодобывающей и чугуноплавильной отраслях тяжелой промышленности. Прежняя крепостная фабрика преобразуется в фабрику капиталистическую. Происходит изменение состава предпринимателей. Больший вес приобретает новый капиталист — выходец из крестьян. Дворянское предпринимательство носит преимущественно аграрный характер, сословная замкнутость не способствует вложению капитала в производство. Реформы 60-х гг. XIX в., проведенные Александром II, изменили облик отечественного делового мира. Сословия России получили равные права на занятие частным предпринимательством. С этого момента можно говорить о широком развитии предпринимательства в России. Активизируется банковская и биржевая деятельность, развивается система коммерческого образования, появляются представительные организации и отраслевые союзы торгово-промышленных кругов. 312

К концу XIX в. в промышленности Российской империи ведущую роль стали играть акционерные и паевые формы предпринимательской деятельности. Акционерный капитал, помещенный в торговлю, сферу хлопчатобумажного производства и кредита, был наиболее доходным. Убыточными являлись металлообрабатывающие, машиностроительные и золотодобывающие предприятия. Еще одной организационной формой предпринимательства были торговые дома. Единоличное предпринимательство доминировало в лесной, шерстяной, мукомольной промышленности. Крупные единоличные фирмы имелись во всех отраслях производства. Государственное вмешательство, административные методы управления экономикой продолжали играть значительную роль. Это связано с более поздним вступлением России в стадию индустриализации. Стремление не отстать от Запада толкало правительство к искусственному созданию и поддержке новых форм производственной деятельности (организации монополистических объединений), административному надзору за промышленным предпринимательством. В дооктябрьской России существовал мощный государственный сектор экономики, охватывавший в основном тяжелую промышленность и инфраструктуру, часть сельского хозяйства. Особенно сильное непосредственное государственное вмешательство испытали во второй половине XIX в. железные дороги, металлургия, военная промышленность. XIX в. явился переломным в укреплении отечественного предпринимательства. Немногочисленный слой деловых людей становится реально действующим социальным фактором развития страны. Развитие фабричного предпринимательства в России в XIX в. сопровождалось постоянными дискуссиями о перспективах его развития. Одни считали фабрику благом, другие — злом. Спорным был вопрос о приоритетах: что развивать в первую очередь — промышленность или сельское хозяйство? Наиболее прогрессивные, актуальные взгляды на развитие русской промышленности были отражены в работах М.И. ТуганБарановского, Д.И. Менделеева. В XX столетие Россия вступила на гребне волны монополизации экономики, охватившей практически все отрасли промышленности. Процесс монополизации сопровождался вытеснением мелкого и среднего предпринимательства. Наиболее распространенной формой монополистических объединений являлись синдикаты, такие как«Продамет», «Продуголь» и т. д. Были и объединения высших форм — тресты и концерны. 313

Огромную роль в экономике играли крупнейшие банки — РусскоАзиатский, Петербургский, Международный коммерческий, тесно связанные с промышленными и государственными структурами. На 1 января 1900 г. в стране насчитывалось 39 коммерческих банков с капиталом в 275,2 млн р. Частное предпринимательство включило в себя подавляющую часть торговли, внутренний рынок был защищен таможенными пошлинами до 33% стоимости ввозимых товаров. В начале XX в. крупный бизнес преобладал в 21 отрасли, на которые приходилось 83% объема общего производства [2, 27]. Итак, в первое десятилетие XX в. предпринимательство в России стало массовым явлением. Благодаря реформам П.А. Столыпина на путь предпринимательства направлялась и аграрная сфера. Предпринимательские организации начали играть активную роль в политической жизни страны. К 1914 г. российское предпринимательство начало переходить из стадии становления в стадию устойчивого развития, однако это развитие было прервано сначала мировой, а затем гражданской войнами и «военным коммунизмом» [3, 14]. Сложная внутренняя ситуация в стране в 1917 г. породила неуверенность, противоречивость взглядов и действий деловых кругов России. Вслед за кратковременной свободой после февраля 1917 г. начался новый виток борьбы за власть. Основная масса предпринимателей имела негативное отношение к социалистическим идеям. Однако промышленные круги России не сумели противостоять политическому перевороту октября 1917 г. Октябрьские события 1917 г. внесли серьезные изменения в развитие сложившихся тенденций промышленного воспроизводства и предпринимательства. После революции был взят курс на ограничение, а затем свертывание частного промышленного и торгового предпринимательства и на жесткий государственный контроль за всеми сферами жизни общества. Наиболее сильно государственная монополия разрушила сферу производства и распределения, наименее — сферу обмена и потребления. Предпринимательская деятельность на базе частной собственности была объявлена вне закона. С ноября 1917 г. развернулась широкая экспроприация средств производства и другого имущества частных предпринимателей. В 1918 г. был ликвидирован Совет съездов представителей промышленности и торговли. С лета 1918 г. взят курс на свертывание и полную ликвидацию товарного, рыночного способа связей между хозяйствующими субъектами. В основе политики «военного коммунизма» лежал прямой продуктообмен. Предпринимательство было обречено на переход в «теневой» режим функционирования. 314

Попыткой маневра в рамках социалистических хозяйственных отношений явился нэп, предусматривающий оживление частнохозяйственной инициативы и своего рода политический компромисс между социалистической надстройкой и частнохозяйственным базисом. Предпринимательство стало развиваться на всех уровнях, несмотря на то, что его возрождение рассматривалось как вынужденная мера, отступление перед капитализмом. Возможность реализации предпринимательского потенциала сказалась на итогах нэпа. В 1925 г. практически было завершено восстановление народного хозяйства. Общий выпуск промышленной продукции за пять лет вырос более, чем в 5 раз, и составил в 1925 г. 75% от довоенного уровня, а в 1926 г. этот уровень был превзойден по объему валовой промышленной продукции. 1924 — 1925 гг. был полностью ликвидирован дефицит госбюджета, рубль стал одной из самых твердых мировых валют. Однако, допустив известную экономическую свободу, социалистическое государство не собиралось ограничивать свои притязания на монополию власти. Экономические методы хозяйствования, основанные на капиталистическом базисе, не вписывались в социалистическую государственную и политическую надстройку. Вопрос «кто — кого?»был решен в пользу последней. Новая экономическая политика постепенно была ликвидирована и заменена безраздельным господством административно-командной системы управления. Частный сектор стал форсированно вытесняться из всех отраслей советской экономики. В 1933 г. удельный вес частнопредпринимательского сектора сократился по сравнению с 1928 г. до нуля в розничной торговле, до 0,5 Уо — в промышленности, до 20 Уо — в сельском хозяйстве [2, 40]. В 1929 г. синдикаты были преобразованы в отраслевые промышленные объединения, предприятия переведены на бюджетное обеспечение. В 1930 г. в госбюджет изымался 81 Уо прибыли предприятий. В начале 30-х гг. были запрещены коммерческие кредиты, упразднены коммерческие банки. В деревне была проведена насильственная коллективизация, которая отрицательно сказалась на сельском предпринимательстве. Сельские жители были лишены возможности уехать в город и принуждены работать в общественном хозяйстве. В послевоенный период предпринимался ряд мер (особенно реформа 1965 г.). в определенной степени снявших заслоны для инициативной деятельности хозяйственных руководителей и трудовых коллективов: был осуществлен переход от распределения товарно-материальных ресурсов к оптовой торговле, устанавливались договорные коммерче315

ские отношения между предприятиями, вводилась широкая система рычагов экономического стимулирования, сокращалось количество директив сверху. Частное предпринимательство окончательно перешло на нелегальное положение, став частью теневой экономики. Многие годы«теневики» конкурировали с государственным сектором, увеличивая масштабы своей деятельности. С началом перестройки стали формироваться условия для перехода к смешанной модели экономики. Расширялись самостоятельность государственных предприятий, сняты ограничения со сферы деятельности частного сектора. В 1987 г. был принят Закон о государственном предприятии, которым предусматривался переход к экономическим методам руководства через хозрасчет, самофинансирование и самоуправление. Возрождались такие формы хозяйствования, как кооперация, аренда, индивидуальная трудовая деятельность. В декабре 1990 г. был принят Закон «О предприятиях и предпринимательской деятельности», определявший правовые, экономические и социальные основы предпринимательской деятельности в условиях смешанной экономики в Российской Федерации. Таким образом, правительство официально признало частное предпринимательство и многообразие форм собственности. Сегодня развитие предпринимательства становится одним из ключевых факторов подъема российской экономики. Но нельзя не учитывать, что на пути возрождения отечественного предпринимательства немало трудностей. За 70 лет советской власти опыт, традиции частного бизнеса были в основном утрачены, и теперь их предстоит восстановить. Слой современных предпринимателей формируется из бывших руководителей государственных предприятий, стремящихся к нововведениям, «теневиков», представителей старой номенклатуры, кооператоров и людей, занимавшихся ранее индивидуальной трудовой деятельностью, а также «новых русских», начинающих свое дело «с нуля». Директора промышленных предприятий в большинстве своем обладают достаточным профессионализмом, деловитостью, практическим опытом, чтобы поддержать производство и создать условия для его вывода из кризисной ситуации. Создать цивилизованный рынок в большей степени по силам предпринимателям — руководителям промышленных предприятий разных форм собственности. Как для зарубежной, так и для отечественной экономической мысли характерна незавершенность процесса изучения категории предприни316

мательства, определения его социально-экономической сущности и функционального предназначения. Работы отечественных авторов учитывают накопленный за рубежом опыт, а также историю экономической мысли: категория предпринимательства связывается либо с собственностью (как у классиков), либо с инновационным развитием (как у И. Шумпетера), либо с творческим духом и энергией (М. Вебер, В. Зомбарт). Предпринимательство — это особая система хозяйствования, в основе которой лежит творческий поиск потенциальных возможностей совершенствования производства продукции, работ, услуг, либо формирования новых потребительных стоимостей в сочетании с более рациональным использованием ресурсов с целью обеспечения устойчивого инновационного развития хозяйственных субъектов, их эффективного функционирования на рынке в интересах удовлетворения потребностей общества и получения прибыли предпринимателем. Таким образом, сущность современного предпринимательства заключается, прежде всего, в поиске качественно новых решений в совершенствовании рыночных механизмов, ускорении научнотехнического прогресса, в развитии и обогащении ценностных ориентиров хозяйствования. В условиях соответствующей государственной политики предпринимательство как специфическая форма хозяйствования может стать проводником стратегических изменений в экономике и обществе, явиться катализатором подлинного социальноэкономического прогресса. Литература 1. Туган-Барановский М. Русским фабрика в прошлом и настоящем. Т. 1. М., 1937. 2. Рыночная экономика. Т. 2. М., 1992. 3. Половинкин П.Л., Савченко В.Е. Экономическая сущность и содержание предпринимательства. СПб., 1995. А.К. ПОПОВ

Краткий очерк российской элиты Кадры решают все. И. Сталин

Проблема смены российской элиты

Рубеж веков ставит проблему будущего России. Одним из ее измерений является формирование российской элиты. Исторический анализ 317

показывает, что ее образование и формирование должно осуществляться на иных принципах, чем это делалось до сих пор. Этого требуют императивы преобразования России в новом веке. Если по своим личным, деловым и нравственным качествам представители политической элиты будут способны стать выразителями высших общенациональных идеалов, то Россия будет развиваться стабильно, всесторонне и быстро. Если же многие из них будут по-прежнему профессионально непригодны или морально нечистоплотны, воспринимая свое высокое положение в пирамиде социальной иерархии лишь как возможность «покормиться» за счет народа, урвать себе от общественного пирога кусок побольше да пожирнее, то Россия обречена продолжать скатываться в пропасть смуты и хаоса. В задачи элиты входит разработка и реализация программ государственного значения. В последнем году уходящего века внимание общественности привлекла к себе так называемая программа Грефа «Основные направления социально-экономической деятельности Правительства РФ на долгосрочную перспективу». Много копий, и справедливо, было сломано по поводу ее содержания. Научной общественностью было показано, что эта программа научно не состоятельна и ее реализация приведет к закреплению экономики России среди сырьевых придатков Запада. Однако практически никто не задался другим, не менее важным, вопросом, чем вопрос о содержании программы: а кто же будет реализовать эту программу даже в ее существующем виде, найдутся ли такие кадры в самом правительстве или они могут быть мобилизованы из среды политической элиты, промышленников и банкиров? В самом деле, это нетривиальный вопрос. Ведь не только «патриоты» жалуются на то, что у власти стоят не те люди, что у них нет должной политической воли для возрождения России, но и либералы тоже разочарованы и жалуются на то, что «реформы» буксуют и просят дать им еще разок порулить. Некоторые же отчаянные головы вообще категорически заявляют, что в России ничего нельзя сделать потому, что в ней нет нужных людей и еще долго не будет. Поэтому, говорят они, все надежды на нового президента призрачны. При всем своем желании с имеющимися у него в распоряжении кадрами он (и не только он) ничего не сможет сделать, кроме как лавировать между группами интересов и приспосабливаться к текущей ситуации. Для того, чтобы разобраться в этом вопросе, очевидно, следует обратиться к истории формирования современной элиты России и к статистическим данным за последние 10 лет.

318

Природа и структура российской элиты

Однако прежде, чем переходить к анализу российской элиты, необходимо сказать несколько общих слов об элите вообще, ее природе и т. п. Элита — это группа лучших, избранных по тому или иному признаку людей, которые выполняют функции лидерства и управления, развития науки и культуры, отправления культа, соответственно наделены властью, привилегиями и занимают высшее социальное положение в обществе по отношению к остальной «массе» людей. В российском обществе имеется не одна, а множество элит, характеризующихся своим отношением к той или иной управляемой массе людей и объекту управления. К ним относятся: • федеральная административная, собственно властная элита, которую можно было бы отождествить с бюрократией; • федеральная политическая элита, занятая в политическом процессе и представляемая лидерами партий, движений, общественных организаций, членами фракций в Госдуме; • федеральная финансово-экономическая элита, так называемые «олигархи», банкиры, промышленники и предприниматели; • региональная элита, так называемые «региональные бароны», прежде всего, губернаторы, мэры городов, главы муниципалитетов и местных законодательных собраний; • региональная финансово-экономическая элита, банкиры, промышленники и предприниматели регионального значения; • военно-техническая элита, состоящая из генералитета и директората оборонно-промышленного комплекса; • информационная элита, центрирующаяся вокруг СМИ и состоящая из журналистов, редакторов, телеведущих, дикторов, топменеджеров и др.; • культурная элита, которую у нас называют «творческой» и научно-технической интеллигенцией; • религиозная элита, епископат Московской патриархии, высшие лица других конфессий. По-видимому, будет уместно в нашем анализе присоединить к этому списку элит еще воровскую элиту, которая тесно срослась с некоторыми представителями некоторых других элит, что и привело к образованию не только серой и теневой экономики, но и серой и теневой политики, военного дела. Информация о членах элит рассеяна не только по страницам справочников «Кто есть кто», но и книг, газет, журналов, становится известна с экранов ТВ и из сети Интернет. 319

Все перечисленные элиты выполняют важнейшие функции по управлению обществом и государством, их развитию. Однако требуется еще их правильное сочетание в едином общественном организме. Существует ряд способов такого сочетания. Одним из них является установление в обществе и государстве единоначалия, историческим образцом которого в России стало самодержавие. В современной России создана представительная система управления по западно-европейским образцам на основе разделения трех ветвей власти — исполнительной, законодательной и судебной. Сам принцип разделения властей и отсутствия единоначалия создает проблему гармонизации исполняемых элитами функций. Эта гармонизация достигается с особым трудом, так как в обществе при подобной системе власти созданы все предпосылки для борьбы элит за власть. По своим функциям и статусу элиты в общем принадлежат к политическим («львы» и «лисы»), финансово-экономическим («рантье» и «спекулянты») и идеологическим («оптимисты», «скептики» и «нигилисты»2) типам, причем в каждом типе складывается два антагонистических вида элит (которые указаны в скобках). Между ними-то и завязывается борьба. И возникает смена, или точнее, циркуляция элит, осуществляемая, как правило, с помощью насилия. Эта борьба дополняется процессом дегенерации элиты в результате стагнации и консервативного наследования преемниками черт, не соответствующих новым обстоятельствам борьбы за власть. Находящаяся у власти элита со временем теряет свой представительный и открытый характер. Одним из сложившихся способов гармонизации элитных функций является симбиоз элит на различного рода основаниях. Прежде всего, симбиоз множества российских элит, их взаимопроникновение и уравновешивание, происходит в процессе образования и роста кланов, семейно-родственных союзов, в которые входят представители разных элит. Элиты имеют как формальные, так и неформальные структуры и институты. Яркими примерами таких кланов являются известные московские кланы, которые во многом образуют один клан за счет перекрестных родственно-дружественных отношений. Эти перекрестные отношения можно представить в виде цепочек. Если представить себе пространственно элитарную структуру, то она образует в незримом социальном пространстве (своеобразном социальном подземелье, андеграунде) сложную и многослойную сеть, систему пересекающихся кругов с лучами, исходящими от центра— лидера каждого элитарного круга (см. рис. 1). Некоторые узлы этой се2

Идея Парето.

320

ти выходят на поверхность в виде тех или иных представительных лиц, например, мэра города, главы банка, но в целом она находится в своеобразной тени, будучи недоступна глазу обывателя. Эта сетевая структура живет, распространяясь вширь, включая в себя все новых членов и в то же время исключая некоторых старых за счет отпадения или смерти. И в свою очередь вступает в симбиоз с институционализированными социальными структурами, такими как Администрации Президента, Правительство, мэрии, муниципалитеты, агентства, СМИ и т. п., «питая» их за счет снабжения своими представителями и в свою очередь получая подпитку в финансовом и иных отношениях. Как уже говорилось, каждая специфическая элита центрируется не только вокруг своего лидера, но и вокруг своей институционализированной системы, которой она призвана управлять и примеры которых только что приводились.

1 — федеральная исполнительная власть, 2 — финансы, 3 — федеральная законодательная власть, 4 — СМИ, 5 — ТЭК, 6 — территориальные экономика, политика, 7 — промышленный комплекс, 8 — ВПК, 9 — культура, наука, искусство, образование, 10 — религиозные конфессии, 11 — серая и теневая экономика, политика и военное дело Рис. 1. Элитные сети России

В современных условиях, когда разрушена государственные системы подготовки и переподготовки кадров высшей квалификации и замещения высших должностей в бюрократических аппаратах, сетевые элитарные структуры взяли на себя ответственность рекрутирования и подготовки кадров для властных и иных вакансий из своих рядов. Тем 321

самым властная и иная номенклатура теперь находится в их ведении, а также тех структур, которые стоят за их спиной. Элитарная российская сеть чрезвычайно сложна, охватывая к настоящему времени до 800 тыс. членов, и может быть представлена схематически по-разному в зависимости от точки зрения. Например, ее можно представить на основе клановых родственно-дружеских отношений. Тогда узлами сети будут изображены конкретные лица, а сеть состоять из ряда колец, вокруг центра—лидера элиты. Каждое кольцо представляет одно элитное поколение, которое порождает на своих лучах следующее кольцо-поколение своих преемников. Другое схематическое представление основывается на изображении сфер влияния того или иного властного лица, вокруг которого образуется так называемое «окружение». Совокупность таких сфер влияния— окружений составит свою сеть влияний. Третье представление может быть основано на принадлежности к той или иной «молчаливой структуре». На поверхность в официальную власть и на сцену общественной деятельности выступают далеко не все члены элитной сети. И их общественный вес не всегда отвечает внутреннему «сетевому весу». Если попытаться свести все данные о российской элите в соответствующие таблицы, то в конце концов станет ясно, что в составленных таблицах указаны далеко не все члены элитарных структур, а только самые известные, что не значит влиятельные. В целом эта сеть насчитывает десятки тысяч семейно-родственных (клановых) образований по всей стране — от больших городов и до самых малых — и соответственно сотни тысяч членов. Они-то и составляют костяк современного капиталистического общества в России. Во времени эта сетевая система рассчитана на наследование, укрепление и расширение своих привилегий и своего элитарного положения. Ближайший анализ показывает, что многие известные члены этой системы принадлежат к ней во втором, третьем и более поколениях. Строительство не только социализма, но и капитализма в России осуществлялось на основе таких элитарных сетевых структур, которые вступали между собой не только в отношения симбиоза, но и непримиримой борьбы за власть, влияние и капитал. Транслируясь из одного (социалистического) строя в другой (капиталистический), эти структуры и послужили тем социальным ядром, который капитализировал свое элитарное положение, присвоив себе государственную («общенародную») собственность. Однако эта капитализация оказалась сопряжена с неоднократными переделами собственности, что привело к дополнительным конфликтам и убийствам. Последовала цепочка заказных 322

убийств или загадочных смертей. По утверждению некоторых специалистов, в России убивают только за большие деньги, а не за власть или политику. Но так как теперь отделить политику от больших денег, которые ее делают, невозможно, то, наверное, следует сказать, что тем самым убивают и за власть. Краткая история формирования современной российской элиты

Рассмотрим более подробно механизм формирования политической элиты России. К этому механизму рекрутирования новой элиты следует более внимательно присмотреться, так как он потом стал воспроизводиться с неизменностью часового механизма. Этот механизм состоит как бы из двух частей — внешней и внутренней, так как на рекрутирование новой элиты оказывали влияние как внутриполитические, так и внешнеполитические факторы. Формирование современной российской элиты прошло ряд этапов, в основном совпадающих с построением капитализма в России. Первый латентный период относится к 1953—1988 гг., когда был образован первоначальный капитал и подготовлены кадры пока что подпольных приватизаторов. Переход к новому типу «олигархического» капитализма и рекрутированию новой элиты начался вскоре после смерти Сталина — при Хрущеве и получил значительное «ускорение» и государственную поддержку во времена Андропова. Основной проблемой была, конечно, проблема создания механизмов передачи «общенародной собственности» и формирования самого «класса собственников». Их стали «формировать» из партийной, государственной и хозяйственной номенклатуры, а также дружественного власти криминалитета, воров в законе. При этом приоритет отдавался национальным меньшинствам, прежде всего, «кавказцам». Не остались в стороне и евреи, которые в основном пришли в капитализм легально через партийные, государственные и хозяйственные структуры с использованием новопринятых законов о кооперации, совместном предприятии, приватизации и т. п. уже на втором, «легальном», этапе развития капитализма в современной России. Второй этап формирования новой элиты относится к 1989— 1995 гг., когда к власти пришли первые идеологи «либерального» капитализма, провели приватизацию государственной собственности в пользу номенклатуры и вышедшего на поверхность класса подпольных приватизаторов. В это время произошло существенное изменение состава российской элиты. Если раньше политическую элиту составляли лица, состоящие в КПСС и выдвинутые партией к управлению страной, то с началом перестройки на смену «номенклатуре КПСС» к власти 323

пришли люди, подготовленные иными, непартийными структурами. И в момент подготовки переворота 1991 г. существенное значение приобрел внешнеполитический механизм формирования новой элиты, который оказал влияние на пополнение рядов Межрегиональной депутатской группы (МДГ). Конечно, она была составлена не случайно, а с использованием внутреннего механизма рекрутирования новой элиты. Но теперь «кандидаты во власть» принуждены были пройти еще внешнюю проверку и отбор. МДГ стала зародышем той новой власти, которая была оформлена, в том числе в виде объединения «Демократическая Россия» (ДР). Члены МДГ и ДР в течение 1989 г. взяли под свой контроль большую часть нетрадиционных, неформальных групп, организаций и движений СССР, насчитывавших до 30 тыс. человек и ставших активом ДР, помимо Народного фронта РФСР, Дальневосточной ассоциации демократических движений, Межрегиональной ассоциации демократических организаций. В эти же годы в России возрождаются или образуются «молчаливые структуры». Обретение элитой собственности и последствия этого

Как уже говорилось, новообразованная политическая, да и не только политическая, элита России начала свое правление с приватизации «общенародной собственности» и превращения себя в класс собственников. И тогда в процессе реформ на смену партийной, советской и государственной номенклатуре пришли представители сформировавшегося класса собственников, прежде всего, «олигархов», а также «молчаливых структур» и различных кланов. Произошло перерождение советской номенклатуры и ее «фильтрация». Год за годом происходил «ельцинский набор» и ускоренная ротация кадров, при которой «трансформированные» представители старой номенклатуры тем не менее цепко сохраняли свои 75% участия во власти. За девять лет правления Ельцина были отправлены в отставку 6 премьер-министров, около 50 вице-премьеров, 150 министров. Причем каждый из них приходил и уходил из власти со своим окружением. До 1993 г. среди представителей нынешнего высшего эшелона власти политическую карьеру сделали через «команду Ельцина» 63%, 26% — через Верховный Совет, остальные 11% — через партии, движения и местные органы власти. Потом обновление кадров шло через Администрацию Президента, Правительство, региональные центры власти в процессе их ротации. Этой новой политической элитой и были разработаны и реализованы все программы реформ, в том числе 500 дней, приватизации, ограничения роли государства не только в экономике, но и в 324

обществе. По оценкам специалистов, новая политическая элита под видом реформ организовала против народа настоящий геноцид с тем, чтобы утвердить свою власть на новых основаниях и добиться признания в качестве новых хозяев жизни. Существенной характеристикой современной элиты стала ее массовая коррумпированность как некая родовая черта, которая поразила ее в отсутствии сдерживающего начала, ранее существовавшего не только в сталинские, но даже в хрущевские и брежневские времена. Возникла системная коррупция и через коррупцию государство подало руку сотрудничества криминалитету, а последний был призван во власть и пришел в нее. Эволюция воровской элиты и ее сращивание с кланами

В процессе «перестройки», а затем «реформ» произошла трансформация не только политической, экономической, идеологической, но и воровской элиты. Раньше криминалитет исповедовал принцип невмешательства в политику близкой по «предпринимательскому» духу власти, что позволило в 1930—1950 гг. отвести от уголовного сообщества России репрессии органов ОГПУ—НКВД. Однако, когда началась «перестройка общества», она затронула и воров в законе с их идеологией отрицания законов общества, кровным цеховым братством и «личным аскетизмом». Первыми — после 1985 г. — пришли во власть наиболее сплоченные и многочисленные кавказские и среднеазиатские воровские кланы, прибравшие к рукам политическую власть в своих регионах. После 1985 г. они пошли в коренную Россию. В это же время произошло существенное развитие сфер собственно криминального бизнеса. К «классическим» сферам добавились наркоторговля, проституция, рэкет, киднэппинг и заказные убийства, которые позволили уголовникам выйти на поверхность под видом «частных охранных фирм» и создать армию боевиков. Другим криминализирующим фактором стала политика перестройки, намеренно загнавшая своим налоговым прессом (НДС, налог на прибыль) всю экономику хотя и не во всем объеме в «тень»3. Трансформация отношений криминалитета с властью была связана с борьбой за власть. После второго государственного переворота октября 1993 г., когда от федеральной власти был отстранен слой недостаточно «перестроившейся» просоветской номенклатуры, на улицу вышел крими3

Всем известно, что ни одно российское предприятие не сможет просуществовать и года, если оно будет законопослушно и будет исправно платить налоги со всего своего оборота и реальной зарплаты. 325

нальный беспредел, т. е. уголовники, отрицавшие даже воровские «законы» и нравы. На фоне этой криминальной, а затем чеченской войны 1994-95 гг. прошли парламентские и президентские выборы 1995-96 гг. Произошла определенная элитная ротация. На место номенклатурных пришли лоббированные кланами, «олигархами» и криминалитетом избранники, которые тогда тоже прикрывались фразеологией патриотизма и «броска на юг». У власти побывали многие «олигархи». Третий этап формирования современной российской элиты относится к 1996—1999 гг., когда начался второй президентский срок Ельцина, взятого под полный контроль «олигархами», которые финансировали его выборы и обеспечили ему «победу». В это время началась решающая фаза первого передела собственности, которая сопровождалась не только массовыми разборками, но и первой войной в Чечне (криминальной республике), правительственными и финансовыми кризисами. В итоге за прошедшие годы реформ «либерал-реформаторам» удалось с помощью механизма приватизации передать большую часть государственной собственности в руки новой элиты. Однако сама общественно-консолидирующая идеология российского «либерализма» так и не была сформулирована, а идея «либеральных реформ» вызвала массовое общественное неприятие и отторжение в силу их очевидных геноцидных плодов. От «либерал-реформаторов» потребовались новые решения, и они были найдены. Четвертый этап формирования новой элиты с «прагматическим лицом» начался с 19 декабря 1999 г. Во весь рост встала проблема закрепления «на вечные времена» «завоеваний капитализма» и привилегий новой российской элиты вместе с ее капиталами. Приход к власти нового президента, последующее появление в Госдуме нового «прагматического» блока «Единство» вкупе с меняющим на ходу свою либеральную ориентацию «Союзом правых сил» и «Блоком Жириновского» говорят о смене основной идеологической парадигмы «реформ» в России. Эта парадигма провозглашает необходимость обновления и укрепления элиты. Согласно новой парадигме «политического прагматизма», во власть призываются все «лучшие люди», представляющие «общероссийские интересы». По словам идеологов «политического прагматизма», новые российские политики «реализуют ключевой для них образ защитника и хозяина». «Россия может спастись только выделением лучших людей, отстаивающих не партийный и не классовый интерес. И на этом все должны согласиться, сосредоточиться» и объединиться. 326

Текущее состояние российской элиты

Для оценки состояния российской элиты необходимо учесть ее национальный состав. Проекция специфических интересов ее влиятельнейших групп на Россию и ее будущее существенно определяет развитие политических и социально-экономических процессов в стране. После прихода к власти в 2000 г. нового президента начались новые перемены в российской элите. Согласно заявленной Путиным программе, «опорными точками консолидации российского общества» являются «традиционные ценности россиян», к которым он относит «патриотизм, державность, государственничество, социальную солидарность». В Центре стратегических разработок эта программа была разработана в деталях, но не на отечественных традициях, а на принципах либерализма. Анализ показал, что и формирование российской элиты до сих пор также происходило вопреки отечественным традициям. Каковы же были эти традиции? Отечественная традиция формирования элиты в XVI веке

Большой интерес для оценки и проектирования российской элиты представляет традиция ее формирования русскими самодержавными государями. Русское царство, как известно, возникло из Московского великого княжества во времена Иоанна Грозного (1530—1584) в 1547 г. после его венчания на царство. Именно в это время и произошло начальное формирование той российской элиты, механизмы которого потом длительное время воспроизводились и использовались в государственном управлении. Первый русский царь Иоанн Грозный за время своего царствования создал такую систему правления, которая не была привязана лично к нему и послужила прочной основой и образцом российской государственности на протяжении полутора веков. Вопреки распространенной политической клевете на Иоанна Грозного, начало которой положили в свое время западные авантюристы, его правление характеризуется даже такими либеральными историками, как В. Ключевский и С. Платонов, не как тирания, а как «абсолютное и демократическое самодержавие», которое сочетало полноту власти с представительством русских национальных интересов всех слоев тогдашнего общества. Основная проблема, стоявшая перед Иоанном Грозным, заключалась в том, что унаследованная им от отца российская элита и ее привилегии не отвечали новому самодержавному строю и задачам строительства российской империи, наследницы византийских империй. В самом деле, в Московском государстве сложился к середине XVI в. наряду с царским землевладением и властью особый тип нетяглового привиле327

гированного землевладения и местной власти — боярско-княжеское землевладение. Имелось около 300 таких землевладений, которые не подлежали ни суду, ни дани со стороны московского государя. А сами удельные великие князи стояли в правовом отношении на одном уровне с царем, окружая его в качестве наследственных сотрудников и соправителей. В своей вотчине эти бояре-княжата ведали судом и данью, будучи окружены дворней «из детей боярских», а также служилыми людьми и «воинством» в несколько десятков слуг, с которыми княжата приходили на государеву службу. Несмотря на свое высокое привилегированное положение бояре»княжата» были недовольны им. Они чувствовали, что с течением времени в условиях усиления самодержавной власти московского государя их положение становится все более шатким. Во-первых, сами государи относились к ним при всем уважении к их роду-племени как к той же челяди и на равных со всеми использовали их в своих государственных делах. Во-вторых, одновременно с политическим авторитетом стало колебаться и боярское землевладение под тяжестью ратных служб и повинностей, от увеличивающегося недостатка рабочих рук, хозяева которых уходили на новые земли, в-третьих, от соперничества с церковной элитой, которая единодушно стояла на государевой стороне. А принадлежавшие ей монастырские хозяйства постепенно перетягивали в свое владение и земли и землевладельцев в результате купли, дарения и закладывания им земли. В этих условиях рекрутирование новой элиты было осуществлено царем в два этапа, причем на разных основаниях в зависимости от стратегических задач. Первый этап относится к 1546—1563 гг., а второй — к 1564—1584. На первом этапе российская элита имела существенно неоднородную структуру по своему родовому происхождению и положению. В ней на первом властном уровне находились представители знатнейших боярских семей, насчитывавших всего около трех сотен, но образовавших плотный круг вокруг царя и претендовавших на главенствующую роль в управлении государством. На втором властном уровне находились служилые люди, которые делились на «статьи» или разряды. Потом в 1550 г. из общей их массы была выделена избранная тысяча лучших детей боярских и наделена поместными землями в окрестностях Москвы («подмосковные»). Они составили слой «дворян московских», служивших по «московскому списку». Они были представителями как бы центральной царской власти. Остальные служили с «городов» и назывались детьми боярскими «дворными» и «городовыми», а позднее тоже «дворянами» и «детьми боярскими». 328

Еще ниже, на третьем уровне, находились служилые люди, ведавшие непосредственно местным самоуправлением. С 1555 г. им ведали по округам («губам») «губные старосты», которые выбирались из служилых людей, а помощь им оказывали выборные целовальники (присяжные) и дьяки. Эта местная элита ведала не только судом, полицией, но и финансами (сбором податей и ведением общинного хозяйства). Наконец, надо сказать, что в 1551 г. была регламентирована церковная элита на основе так называемой «симфонии властей» в результате собора 1551 г., исправления Судебника 1497 г. и составления «Стоглава», сборника постановлений канонического характера. Следует, конечно, упомянуть еще об одном важном механизме рекрутирования элиты и формирования у нее общегосударственного самодержавного мировоззрения — это о земских соборах. Они собирались в XVI в. в 1547, 1566, 1584 и 1598 гг. На них собирались лучшие представители всех сословий, которые и решали общенародные вопросы войны и мира, выбора царя, законодательства, утверждения власти, формулирования основных государственных задач на основе религиознополитического единства. Вот в этих условиях при такой расстановке сил началось правление Иоанна Грозного. Вначале вокруг молодого царя образовался особый близкий круг советников, так называемая «Избранная рада» во главе с иереем Сильвестром и Алексеем Адашевым, состоявшая из бояр, которые, по-видимому, объединились вокруг юного царя для помощи ему в делах государственного управления. Однако, как показал ход событий, целью Сильвестра и Адашева вместе с большинством членов «Избранной рады» было овладение московской политикой и направление ее во всех более или менее важных вопросах в интересах бояр-«княжат». Конечной их целью было установление сословно-представительной монархии по западно-европейскому образцу. Согласно этому образцу, царь представлял бы собой лицо, сосредоточившее в себе полноту ответственности, но не прав, выступал как удобная ширма для удельных князей перед народом, которая лишала их самих этой ответственности, но сохраняла все их наследственные права. Кроме того, сословнопредставительный монарх представлял собой удобный балансир между противоречивыми интересами различных сословных групп. Для этого «Избранная рада», по словам самого Иоанна Грозного, стала «снимать с него власть», «приводя в противословие» ему бояр и «ни единой власти не оставиша, идеже свои угодники не поставиша». Она раздавали саны и вотчины самовольно и противозаконно, возвращая князьям те грады и села, которые были взяты у них на государя 329

уложением великого князя Иоанна III. «Избранная рада» присвоила себе также важное право жаловать боярство. Для реализации такой элитной политики «Избранная рада» опиралась на сохранившиеся сословно-правовые пережитки и взгляды на княжеское правление. Члены «избранной рады» как титулованная боярская знать принесли в Москву понятия о своих наследственных правах, о своем наследственно-руководящем положении и привилегиях, независимых от воли государя. Подлинные намерения «Избранной рады», состоявшей из потомков удельных князей, «княжат», обнаружились во время болезни царя в 1553 г., когда он, находясь при смерти, хотел завещать царство своему маленькому сыну Димитрию, а они предпочли ему двоюродного брата Иоанна Грозного. Второй этап формирования российской элиты начался в 1564 г. и получил название опричнины (от слова опричь — кроме, за исключением). Опричнина представляла собой совокупность мер, направленных на часть элиты, а именно родовую аристократию, с целью подавления ее сопротивления и предотвращения измен, установления для нее нового нединастического статуса и привилегий, утверждения самодержавия как равенства всех подвластных людей перед царем, как основы государственной силы и порядка. Эта мера была временной и охватывала далеко не все местности и всех бояр. Для проведения опричнины все земли были поделены царем на опричные и земские. Земские оставались под прежним управлением бояр, а опричные перешли в его единоличное управление. Для этого был создан новый царский аппарат управления, который составили опричники. В него входили новый «двор», новая боярская дума, приказы, особая казна, в которую поступали подати с опричных земель. Если в 1550 г. был сформирован первый элитарный слой «московских дворян», то теперь тоже была отобрана новая тысяча служилых людей, которым в качестве поместьев были даны уже не «подмосковные», а те, которые царь «поимал в опришнину». Опричники, таким образом, постепенно сменяли опальных удельных князей на их удельных землях. Сами же князья выводились из своих поместий на отдаленные от их прежней оседлости места, где им нельзя было уже так просто составить царю оппозицию или переметнуться к противнику. Постепенно Иоанн Грозный «перебирал людишек», одних «принимал» к себе на царскую службу, а других «отсылал». Происходила опричная ротация элиты и подбор кадров. Одновременно везде искоренялся удельный и насаждался самодержавный порядок власти, который равнял всех перед лицом государя в его «особом обиходе», где уже не было удельных воспоминаний и аристократических традиций. 330

Политика опричнины проводилась на протяжении 20 лет до конца царствования Иоанна Грозного, охватила полгосударства. Но самое важное она позволила государю взять под контроль все важнейшие торговые пути и города, основные финансы и военную силу, разорить ключевые мятежные удельные гнезда, разорвать связь княжеских родов с их удельными территориями и сокрушить княжеское землевладение, подорвав имущественно-правовую базу княжеского сопротивления самодержавию. Механизм опричнины стал той самой кузницей кадров, которая ковала для царя единомысленных и преданных идее самодержавия людей и обеспечивала проведение единой царской политики. С помощью политики опричнины боярство было на время «излечено» от сословной спеси и впряглось в общенародное тягло. Со временем опричнина, которая не рассматривалась как самоцель, а только как временное средство управления и рекрутирования элиты, стала отмирать, смешиваясь с земщиной по мере признания земскими людьми своего общего долга в общерусском служении. И самое главное — она создала новую российскую элиту «львов», пригодную для выполнения державных задач. Она была не велика по численности и насчитывала всего около 2000 человек. Около 800 человек составляли «особую опричнину», охранный корпус государя, его гвардию. Они служили в качестве доверенных царских порученцев, которые осуществляли охранные, разведывательные, следственные и карательные функции. Остальные 1200 опричников были разделены на четыре приказа: • постельный, ведавший обслуживанием дворца и предметами обихода царской семьи; • бронный, т. е. оружейный; • конюшенный, в ведении которого находилось конское хозяйство дворца и царской гвардии; • сытный, продовольственный. Кроме того, в распоряжении царя имелось опричное войско, которое не превышало 6000 воинов, и, несмотря на малочисленность, сыграло важную роль в защите России. В дальнейшем возникло еще две оригинальных системы рекрутирования, воспроизводства российской элиты и воспитания у нее государственнического мировоззрения, которые относились ко временам правления Петра I и И. Сталина и которые соответственно просуществовали два с лишним века и около шестидесяти лет. Но их анализ уже выходит за рамки данной работы. 331

Русский проект формирования элиты

История показывает, что в стабильном государстве политическая элита должна представлять общенациональные, а не клановые, групповые, классовые интересы. Однако едва ли это можно сказать о современной российской элите. В настоящее время она переживает глубокий кризис. Это связано с началом нового мирового девятилетнего политического цикла. В связи с результатами ноябрьских президентских выборов в США не только в них, но и во всех странах мира активно идет процесс реструктурирования политического пространства и формирования нового контура власти под нового президента США. Однако проявляется то, что старые геополитические да и геоэкономические концепции обветшали, и, прежде всего, основная утопическая концепция «однополярной глобализации», а старые ангажированные американцами политологические центры утратили былые мобильность и эффективность. Реструктурирование мирового и российского политического пространства требует притока новых политических кадров (и политиков, и политологов), не ангажированных ранее, но присутствовавших в процессе и накопивших достаточный опыт для быстрого включения во власть. Новое поколение политиков и политологов призвано до конца осмыслить концепцию «полицентричной глобализации» и выступить с новым интеграционным «многополярным проектом», который позволит выйти из ловушки Бжезинского и осознать иные параметры политики в XXI в., начав страновое и международное строительство на новых основаниях. Одним из этих оснований должна стать взвешенная национальная политика. Легко видеть, что если в отколовшихся от СССР и выделившихся в самой России республиках к власти пришла национальная элита, то в федеральном центре русская элита оказалась исключена из политической жизни. Главной задачей все еще остается включение русской элиты, способной выражать общенародные интересы, прежде всего, титульного русского народа, в большую политику. Е.Б. СОШНЕВА

Историко-экономический метод исследования хозяйственной жизни общества Экономическая теория и хозяйственная практика представляют собой два взаимосвязанных, взаимозависимых потока. Построение экономической теории предшествует действиям, предпринимаемым в практике хозяйствования, т. е. первоначально строится некая теоретическая модель хозяйствования, а затем она внедряется, реализуется в 332

системе экономических отношений. Такое следование соответствует структуре целесообразной деятельности, и в естественных науках оно находит свое воплощение. В обществоведении же дело обстоит иным образом. Конструирование различных теорий и парадигм, объясняющих состояние общества, во многом определяется выбором исходных оснований и методов, применяемых в науке. Специфика общества как объекта исследования, многообразие форм его проявления и многообразие отраслей общественных наук, дифференциация которых сегодня создает громадные трудности в построении единого языка обществоведческой науки, делают обществоведение подобием Вавилонской башни. Нам представляется, что современный кризис в обществоведении, а о том, что он имеет место, свидетельствует отсутствие сколько-нибудь стройной теории современного общества, может стать причиной грядущих социальных катастроф, возврата к фанатизму и иным формам тоталитаризма, рядящимся в одежды демократии. Для будущего России решение этой проблемы тем более важно, что сегодня наше общество находится в неустойчивом состоянии. Для выбора приоритетов на будущее нужна система ориентиров всех уровней, обоснование и выработка которых составляет главную функцию науки, ее результат. Именно в этом наука проявляет себя как наиболее основательная форма богатства, и не случайно замечание о том, что нет ничего более практичного, чем теория, стало крылатым. Однако в построении теоретических моделей экономики кроется опасность переоценки теории как таковой. Она состоит в том, что последовательность «теория — практика» не является абсолютной. Они имеют самостоятельность, а порой и противостоят друг другу. Можно было бы попытаться объяснить их взаимоотношения действием закона единства и борьбы противоположностей, но вряд ли удастся получить убедительный результат. Взаимодействие теории и практики, безусловно, диалектично. Их отношения на уровне конкретного работника отличаются от отношений на уровне предприятия, региона, государства. Они строятся по-разному, имеют разные функции, разные институты, которые обеспечивают как их самостоятельность, так и взаимодействие. Множество методов исследования, принятых сегодня на вооружение общественными науками, с одной стороны, расширяют исследовательские возможности, а с другой — ведут к построению теорий, реализация, а точнее, попытки реализации которых могут привести к трагическим последствиям. К великим утопистам сегодня относятся с некоторым снисхождением, политику военного коммунизма рассматривают как особое состояние общества, негативно оцениваются, сталинский, хрущевский, да и 333

последующие периоды — как проявления волюнтаризма и субъективизма. Из этого следует, что общество, экономика подчиняются действиям отдельных личностей — субъективному фактору. Современное состояние общественных отношений, в том числе и отношений экономических, также подтверждает данный вывод. Уже появилась масса публикаций, критикующих или оправдывающих «период Горбачева», «эпоху Ельцина»... Этот ряд, видимо, будет продолжаться до тех пор, пока общественная наука, включая экономику, вместо оправдания состояния общества в каждый данный момент не перейдет к раскрытию объективных законов. Диалектический подход как общефилософский подход в экономической науке получает свое конкретное воплощение и наполнение. Экономические явления представляют собой объективный реальный результат функционирования общества. Хозяйственная жизнь — не только основа бытия, но и процесс бытия, и его результат. Экономические отношения имеют свою историческую определенность и обусловленность, что и составляет их объективность вне зависимости от того, какие формы проявления принимает последняя: религиозные установки в данном случае не менее объективны, чем материальные потребности. Развитие хозяйства, экономики — цепь последовательных событий, которые нельзя рассматривать вне конкретно-исторического контекста, вне тех сложившихся условий и факторов, которые определяют состояние общественного организма. Экономика является динамической системой, характер происходящих в ней процессов в конкретный момент времени в значительной степени определяется потенциалом, накопленным в предшествующие периоды. Речь идет не столько о материальном богатстве, сколько о накопленном опыте, знаниях, выработанных нормах и сложившихся отношениях, образующих основное ядро, основной смысл экономического потенциала. Материальные условия далеко не всегда обеспечивают экономическое развитие общества. Примером тому является наша страна. Экономическая система обладает инерционностью. Последняя относится как к экономической теории, так и к практике хозяйствования. И в первом, и во втором случаях инерционность зависит как от внутреннего состояния экономической теории и хозяйственной практики, так и от внешних факторов: состояния культуры, политики, этнического менталитета, природных факторов. Обособление экономики в самостоятельную сферу относительно. Оно вызвано ограниченными возможностями познания, что неизбежно ведет к абстрагированию, к ограничению факторов, включаемых в познавательный процесс. Абстрагирование выполняется учеными в соот334

ветствии с выбираемыми ими подходами, составляющими своеобразную нормативную базу. Исследователь как бы программируется предшествующей теорией. В этом заключаются предпосылки инерционности теории. Инерционность практики — в предшествующем опыте. Он формирует нормативную основу взаимодействий в хозяйственной жизни не только и играет положительную роль, но и выступает препятствием для новаций. Представление экономики как динамической системы, состояние которой определяется в конкретный момент времени не только внутренними, но и внешними обстоятельствами, соответствует пониманию конкретно-исторического подхода. Он, безусловно, необходим в исследовании экономики, но недостаточен. В его рамках система рассматривается статически. Динамичность системы можно выявить лишь на основе историко-экономического метода. Его суть заключается в исследовании совокупности обстоятельств, обусловивших зарождение явления, стадии его развития и возможное отмирание. Историческая обусловленность явлений двойственна. Каждое из них имеет свои собственные закономерности развития, т. е. внутреннюю обусловленность. Внешняя обусловленность выражается в том, что экономика как составная часть общественной жизни не может быть в реальной практике абсолютно отделена от других элементов общества. Развитие общества во времени и составляет его историю. Накопленный опыт, знания, нормы, отношения составляют исторический багаж. Он служит реальной базой для любых нововведений в общественной жизни, в том числе и в экономике. Подход к новой экономике — это преобразование исторического багажа. Этот процесс тем более продуктивен и менее болезненен, чем более эффективно используется то, что в этом багаже накоплено. К сожалению, при разработке экономических программ в России историко-экономическому методу не уделяется должного внимания. Н.Н. ЛЕБЕДЕВА

Трансформация институционального механизма командно-административной экономики В последние годы в научной периодике все чаще появляются публикации, в которых авторы, анализируя ход экономических реформ в России, пытаются найти причины ее неудач [1—6]. Общим среди них является институциональная составляющая, так как выбор той или иной модели развития определяется поведенческими стереотипами, сформи335

рованными в течение десятилетий. Представляется, что отсутствие крупных успехов на данном этапе реформирования обусловлено отсутствием внимания и понимания необходимости проведения реформы институционального механизма. Институциональный механизм есть, во-первых, система, которая, основываясь на принятых нормах и правилах, посредством иерархических взаимодействий организаций, устремляет деятельность хозяйственных субъектов в направлении, обеспечивающем достижение намеченной цели; во-вторых, является составной частью единого хозяйственного механизма и нацелен на его сохранение и защиту от внешних воздействий. Для нормального функционирования рыночной экономики в качестве основополагающих исследователи называют такие основные нормы, как утилитаризм, доверие и легализм [7, 96—104]. В институциональном механизме норма утилитаризма выражает причинноследственную связь между ресурсо-преобразовательной деятельностью индивида и полученным результатом как совокупности удовольствий от этой деятельности. Разрыв взаимосвязи между трудовыми затратами индивида и получаемым набором благ, объем и структура которых не были адекватны его усилиям, обусловлены специфической реализацией нормы утилитаризма в советском обществе. Именно в то время родилась знаменитая фраза, в концентрированном виде отражающая место и роль нормы утилитаризма в советском обществе: «Мы делаем вид, что работаем, они (государство в лице чиновников) делают вид, что нам платят». Советский потребитель мог удовлетворять свои возрастающие потребности в меньшей степени за счет труда в общественном секторе производства и в большей мере за счет «блата» или знакомств с людьми, имеющими доступ к распределению дефицитных ресурсов. В результате, как точно подметил А. Ахиезер, «норма утилитаризма в советском обществе сложилась как стремление индивида увеличить свою полезность вне связи со своей продуктивной деятельностью» (выделено мною. — Н.Л.) [8, 124]. Норма доверия, основанная на признании партнера себе подобным, на уважении его интересов и желаний и способствующая вступлению в сделку после сопоставления экономических и неэкономических (репутация, социальная значимость партнера и др.) выгод и потерь от взаимодействия с данным индивидом, является основой хозяйственных взаимодействий субъектов. Так как субъекты выступают либо как субъекты макроуровня или субъекты микроуровня, то предполагается доверие, во-первых, к государству, во-вторых, к предприятиям-партнерам. Норма доверия к государству, которое опосредовало все сделки через 336

решение вопросов в партийно-государственных организациях и тем самым заранее обеспечивало их неукоснительное выполнение, сформировалась как норма патерналистского доверия. Норма доверия к предприятиям принимала форму персонифицированного доверия, так как предприятия в отсутствие конкуренции прочно занимали свои ниши и в анализе норм хозяйственных взаимосвязей этим условием можно было пренебречь. Директора предприятий оставались единственной переменной в задаче установления выгодных (а потому не всегда узаконенных государственными плановыми заданиями) хозяйственных связей, и от дружеского расположения, наличия совпадающих интересов в максимизации полезности зависела возможность и эффективность совместных отношений. В связи с этим возникали персонифицированные, локальные (так как круг доверительных лиц не мог быть бесконечно большим и замыкался в узких границах отрасли или определенной территории) отношения между директорами, в основе которых лежали принципы взаимной помощи, взаимного доверия и круговой поруки. Норма легализма или добровольного признания закона как единственного способа разрешения конфликта в СССР также претерпела модификацию. Эта норма в условиях дефицита, с одной стороны, и патерналистского характера отношения к государству, с другой стороны, была двойственной. Партийно-государственные решения одобрялись, законы публично признавались, но и отступление от них не считалось чем-то аномальным. А. Хлопин называет этот феномен «двоемыслием» и характеризует его как противоречие между публично демонстрируемой приверженностью к принятым в обществе нормам и законам и отсутствием внутреннего убеждения в их необходимости, что отражалось в реальном поведении людей [9, 51]. К началу экономических реформ 90-х гг. в СССР сложились специфические нормы хозяйственных взаимодействий. Норма утилитаризма представляла собой стремление индивида увеличить свою полезность вне связи со своей продуктивной деятельностью; норма доверия распадалась на норму патерналистского по отношению к государству и локализованного и персонифицированного по отношению к предприятиям доверия; норма легализма отличалась ярко выраженным «двоемыслием». С этими нормами, являющимися «устойчивыми» элементами командно-административного институционального механизма, хозяйственные субъекты вступили в полосу экономических реформ. Первоначальный этап преобразований институционального механизма в рамках «шоковой терапии» ознаменовался активным внедрением заимствованных институтов рыночной экономики, что является необходимым, но недостаточным условием их успешной адаптации в постсо337

циалистической стране. Перенесенные институты, преломляясь сквозь призму сложившихся в России норм и правил взаимодействий, стали выполнять иные функции, нежели те, которые были им присущи изначально. Так, создание института частной собственности, без которого немыслимо существование рыночной экономики, свелось в России к перераспределению объектов государственной собственности между руководителями предприятий, представителями партийно-государственного аппарата и криминального сектора экономики. Частная собственность, которая в развитых странах обеспечивала рост производительности труда, его мотивацию и улучшение социально-экономического положения собственников, производительно использующих капитал, в российской экономике послужила источником стремительного обогащения некоторых представителей партийно-хозяйственной номенклатуры за счет снижения воспроизводственных возможностей объектов и отношений собственности. По сути дела, сформировавшаяся в рамках командно-административной экономики норма утилитаризма как стремление индивида увеличить свою полезность вне связи со своей продуктивной деятельностью, предопределила характер российской приватизации. Хотя государственная политика приватизации была провозглашена в России в 1991 г., процесс этот вызревал еще в недрах советской экономики. С точки зрения формирования институциональных предпосылок и условий приватизации, в нем можно выделить несколько этапов. Подготовительный — с начала 70-х гг. до середины 80-х, в процессе которого формировались такие институции, как систематическое использование служебного положения для доступа к дефицитным ресурсам, умение уклоняться от регулирующего воздействия государства, извлечение выгоды из неэффективного государственного регулирования частных доходов и умение лавировать между легальными и нелегальными сферами деятельности. Вот почему на первом этапе приватизации, фактически начавшемся с провозглашения Закона СССР о кооперации в 1988 г., столь быстро был создан не подчиненный прямому государственному контролю сектор частной экономики. Через частные фирмы этого сектора некоторые руководители, направляя финансовые потоки и наиболее выгодные заказы, осуществляли «перераспределение» в свою собственность имущества государственных предприятий, чему в немалой степени способствовало принятие в конце 80-х гг. Закона о государственном предприятии, отстранявшем государство от прямого вмешательства в его действия. Накопление значительной части капитала, требовавшего производительного применения, в руках частных лиц, которые не имели возможности его легализовать, обусловил его переток в теневую экономику. 338

На втором этапе приватизации, который начался с 1991 г., уже были созданы специальные организации — Государственный комитет по управлению государственным имуществом и его территориальные подразделения, призванные обеспечить соблюдение ограничений и правил проведения приватизации. На этом этапе к приватизации были допущены все граждане страны посредством раздачи приватизационных чеков или «ваучеров», которые они могли либо обменять на акции предприятий, либо продать тому, кто пожелает его купить. Преобладание специфической нормы утилитаризма и легализма, причудливо сочетающих в себе недоверие к властным структурам и отсутствие условий для увеличения полезности посредством производительного труда, обусловили практически массовую продажу ваучеров в руки тех, кто уже обладал на тот момент достаточным капиталом, ищущим новые сферы приложения. Социологи подчеркивают, что итогом этого этапа приватизации стала, во-первых, легализация капитала, полученного на предыдущем этапе, во-вторых, некоторая часть граждан стали реальными собственниками небольших предприятий, в-третьих, произошло масштабное разгосударствление собственности [10]. Следует отметить, что такие быстрые темпы приватизации также стали результатом «революционного» сознания, долгие годы воспитывавшегося и воспевавшегося средствами массовой культуры. Хотя в таких странах, как Великобритания, Германия, Франция, приватизация одного предприятия занимает обычно несколько лет, а за год приватизируются лишь несколько десятков предприятий, в России ежегодно (1992—1995) приватизировалось более 10 тыс. предприятий [11] без предварительной подготовки, при отсутствии стратегически мыслящих управленцев, в условиях господства выше охарактеризованных норм утилитаризма, доверия и легализма. Сейчас идет третий этап приватизации, суть которого состоит в постепенном превращении разгосударствленных предприятий в настоящие частные фирмы. Этот этап характеризуется появляющимися изменениями в нормах утилитаризма —стремлением участвовать в различных формах деятельности, работать на нескольких предприятиях, уплотнять график рабочего времени; в нормах доверия — меньше рассчитывать на помощь и поддержку государства; в нормах легализма — декларировать свои доходы, изучать законодательные акты в целях использования в своих интересах, лоббировать необходимые изменения в законах через группы давления. Специфические институциональные ограничения, сложившиеся в советской экономике, оказали влияние и на формирование параллельной, или теневой экономики. В 70-е — начале 80-х гг. теневая деятельность в СССР уже не носила случайный «любительский характер», а была эле339

ментом социально-экономической системы. Она была экономическим институтом советского общества, характеризовавшимся устойчивыми организациями (подпольные цеха, например), устойчивыми нормами (узко локализованными и жестко персонифицированными), устойчивой иерархией отношений, где люди занимали определенные социальные статусы. Взаимосвязи между ними регулировались рыночными правилами спроса и предложения. Так, для частичного устранения возникавших изза усложнения хозяйственной деятельности и недостатков директивного управления производственно-потребительских диспропорций в официальной советской экономике, предприятия устанавливали неконтролируемые сверху горизонтальные связи, с помощью которых эти диспропорции преодолевались. Эта система стихийных обменов, основанных на неформальных персонифицированных связях, и составляла основу теневой экономики в плановом хозяйстве. Существование теневой экономики позволяло реализовать предпринимательские функции тем, кто не мог смириться с отсутствием мотивации и неадекватным вознаграждением за труд в официально разрешенных видах деятельности. Теневая экономика как единственный сформированный институт рыночного типа быстрее других адаптировалась к неизвестным для многих рыночным условиям и послужила основой перехода к рынку. В постсоциалистический период этот институт укрепился еще больше, что было спровоцировано компромиссным характером рыночных реформ. В условиях глобальной непоследовательной перестройки народнохозяйственного организма возросла неопределенность в функциях, правах, возможностях и ответственности государственных чиновников разных рангов. Используя неосведомленность вновь появляющихся предпринимателей, их неопытность и в определенной степени сохраняющееся доверие «к государевым людям», чиновники, приватизировав свои должностные обязанности, стали извлекать из них выгоду. Экономика в еще большей степени персонифицировалась, монополизировалась и «затемнилась». В итоге сложилась ситуация, когда отстраненное от создания экономических институтов государство выпустило джинна нерегулируемой либерализации сложившегося в советские времена порядка и получило «черно-белый» рынок, в котором теневая экономика является устойчивым элементом экономической системы. Деструктивные черты, доминирующие сегодня в экономике, явились естественноисторическим следствием резкого ограничения влияния государства в экономике, что лишило институциональный механизм противовеса, который не позволял теневой экономике доминировать в общественной жизни социалистического общества. 340

Нынешний этап развития продолжает системный кризис советского институционального механизма: номенклатурный класс формирует через официальные и неофициальные организации благоприятную систему ограничений для хозяйственных субъектов, его обслуживающих, и подавляет интерес предпринимателей, стремящихся реализовать нормы и правила цивилизованного рынка. Институциональный механизм постсоциалистической России продолжает способствовать перераспределению общественных ресурсов в целях создания индивидуальных или корпоративных богатств и не может обеспечить переход к социально ориентированной рыночной экономике, характерной для развитых стран современного мира. Хотя сегодня реформы не обеспечили нормального функционирования рынка и препятствуют появлению рыночных стимулов развития производства, исследователи совершенно справедливо на общем фоне критики подчеркивают и положительные предпосылки, уже сегодня способные переломить негативную тенденцию развития. К таким предпосылкам относятся создание ряда условий для формирования отношений собственности и механизмов управления, более соответствующих рациональному использованию ресурсов, возникновение рыночных институтов, изменение господствующих норм взаимодействий, легализация предпринимательской деятельности, раскрепощение сознания, снятие идеологических табу и т. д. [2, 30]. Институциональный механизм сегодня характеризуется преобладанием персонифицированных и локально ограниченных норм доверия, стремлением к максимизации полезности за счет функционирования в сфере распределительных отношений, широким использованием неформальных норм и отношений для регулирования хозяйственной деятельности. Институт стихийно формирующихся цен, оптово-биржевой торговли как источника ресурсов, института денег, стремящегося отрегулировать материально-стоимостные потоки в соответствии со спросовыми ограничениями потребителей, в качестве противовеса не имеют института государственной власти, четко осознающей национальные стратегические приоритеты и подчиняющей общественную жизнь их реализации посредством институтов культуры, образования и воспитания. Институциональный механизм сегодняшней России можно охарактеризовать как высшую ступень развития командно-административного механизма, соединявшего в себе противоположные начала: директивность хозяйственных отношений и ограниченно рыночное их бытие. Такое противоречие внутри самого себя ведет к разрушению. Однако этот результат не есть исчезновение, а лишь завершение некоторого 341

зрелого состояния и подготовка предпосылок к иному бытию [12, 96]. Таким иным бытием становится создание институционального механизма трансформации или переходного периода к становлению социального рыночного хозяйства в России. Литература 1. Ахиезер А. Россия: критика исторического опыта. Кн. 1. М., 1991. 2. Белая книга. Экономика и политика России в 1997 году. М., 1998. 3. Гегель Г.В.Ф. Наука логики. М., 1999. 4. Косалс Л.Я., Рывкина Р.В. Социология перехода к рынку в России. М., 1998. 5. Мау В. Российские экономические реформы глазами западных критиков // Вопросы экономики. 1999. № 12. 6. Микульский К. Российское общество: проблема выбора социально-экономической модели // Общество и экономика. 1999. № 3—4. 7. Микульский К. О современной фазе системного кризиса постсоциалистического общества и механизма его преодоления // Общество и экономика. 1999. № 10—11. 8. Олейник А. Институциональная экономика. М., 2000. 9. Реддавей П. Корни и последствия российского кризиса // Проблемы теории и практики управления. 1999. № 2. 10. Резников Л. Концепция диалектики производительных сил и производственных отношений в разработке антикризиснореформационной альтернативы // Российский экономический журнал. 1999. № 7. 11. Стиглиц Дж. Куда ведут реформы? // Вопросы экономики. 1999. № 7. 12. Хлопин А. Феномен двоемыслия: Запад и Россия (особенности ролевого поведения) // Общественные науки и современность. 1994. № 3. В.А. ЛЕТЯЕВ

«Поиск модели экономического развития России» или продолжение диалога культур? Поиск модели экономического развития в России не был в нашем Отечестве исключительно занятием экономистов. Более того, российское общество всегда находилось в поисках не столько экономической модели своего развития, сколько дальнейшего социокультурного и политического пути для развития страны в целом, как сообщества4. 4

Классический пример — дискуссии западников и славянофилов.

342

Важнейшей, но не единственной, предпосылкой правового развития России и в веке ХIХ, и в уходящем — ХХ-м, была, несомненно, экономика, которая неизбежно и закономерно ориентировала страну на общие пути развития с остальным окружающим «миром» (от русского слова «миръ» как окружающее сообщество, «космос»). Это относилось и к области права, о чем будет сказано ниже. Вместе с тем, объективная оценка влияния экономической доминанты развития возможна только в ее взаимосвязи с другими факторами. Так, гражданское право, безусловно, обнаруживает свою взаимосвязь с экономической жизнью. Однако часто считают, что экономические потребности, сами, возникнув в силу тех или других причин, ведут непосредственно к образованию соответствующих юридических норм. Реальная жизнь приводит нас к пониманию той очевидности, что экономические потребности не действуют изолированно в ряду других факторов и поэтому они могут и не быть исключительной и непосредственной причиной правовых явлений, так как их воздействие переплетается с воздействием прочих факторов, из которых одни могут влиять вместе с экономическими факторами, другие в другом направлении. «Юридическая норма, — как считал С. Муромцев, — результат совокупного воздействия многих факторов исторического развития, и среди них экономические могут играть не первостепенное значение и могут не найти в юридической норме своего полного удовлетворения» [1, 144—145]. Стоит ли говорить о том, что сам экономический фактор — явление многоаспектное. Возможно, что одни и те же причины приводят в движение экономические и правовые изменения и могут быть следствием одной и той же причины. Таким образом, речь идет о том, что право находится в теснейшей взаимосвязи с культурой в целом. Вместе с тем, безусловно, существовала и потребность в юридических нормах, которые оптимально отражали бы уровень и темпы экономического развития внутри страны, создавали бы правовые регуляторы эффективного и свободного транснационального экономического общения. Состояние развития рыночной экономики в современной России порождает как традиционные для отечественной цивилистики научные проблемы, так и ставит новые. К числу традиционных проблем, но недостаточно исследованных, относится и предложенная для рассмотрения проблема. Она требует теоретико-методологического, комплексного осмысления. Мы сейчас являемся очевидцами того, как происходит трансформация системы российского права из социалистической семьи в романогерманскую правовую семью. А последняя, как известно, основана на

343

рецепции римского права5. Россия не всегда была закрытой страной. В процессе своей длительной исторической жизни, по нашему глубокому убеждению, отечественное право уже испытало на себе благотворность рецепции римского права [2, 61—62], при этом развивая в отечественном праве и свои национальные особенности. Следовательно, учитывая вектор дальнейшей трансформации российского права, непременно возникает и теоретическая проблема субсидиарности6 римско-правовых институтов и норм в процессе адаптации российского права к правовым системам, входящими в романо-германскую правовую семью. В этой связи, как не вспомнить выражение классиков немецкой политэкономии о том, что «римское право — классическое выражение жизненных условий и конфликтов общества, в котором господствует частная собственность» [3, 63]. Кроме того, с его помощью можно экономизировать труд юридического творчества, особенно в процессе кодификации и систематизации российского гражданского права. Историческое происхождение и дореволюционное развитие российской правовой системы было традиционно (еще с византийского периода) связано с римской правовой доктриной. Это влияние усилилось в процессе создания Свода законов Российской империи в ХIХ в. и в годы создания Проекта Гражданского Уложения, опубликованного, но так и не принятого в начале ХХ в. Мы можем определенно утверждать о том, что институты и многие нормы римского обязательственного и вещного права, методы толкования правовых источников реципированы российской правовой системой еще в дореволюционный период. Традиционно такая преемственность, в том числе и идеологическая, была воспринята и ГК РФ 1993 г., утвердившим в России господство римского частно-правового подхода. Таким образом, вышеперечисленные явления, а именно: влияние римского права на историческое происхождение и развитие правовой системы, на господствующую в нем доктрину и ее специфику, на своеобразие правовых институтов, правовые источники и методы их толкования, идеологию, были пережиты и восприняты российским правом. Они преобразовали стиль российской системы права и делают ее носителем традиций романо-германской правовой семьи (см. [4, 108—114]). В этой связи важным следствием для дальнейшего развития российского права станет влияние доктрины на словарь и правовые понятия, которыми пользуется законодатель, поскольку именно она влияет на их создание. Так, уже сейчас ощущается потребность в унификации национального законодательства в странах СНГ. А еще ранее эта проблема стави5 Хотя и с учетом особенностей своего национального права, обусловленных обычным правом тех стран, которые входят в эту правовую систему. 6 Вспомогательности.

344

лась и в рамках законодательства СССР. В последние десятилетия и в объединенной Европе возрастает удельный вес модельных (рекомендательных) законодательных актов служащих правовой унификации в целях более высокой степени развития национальных законодательств. Поэтому доктринальная сплоченность стран романо-германской правовой семьи актуализирует и вспомогательную роль римского права, секрет долговечности которого заключается, прежде всего, в том, что римляне научились творчески воспринимать и синтезировать чужой опыт. Как нам представляется, современное гражданское право европейских стран ощущает свою доктринальную взаимозависимость от римского права. Так, Андреас Ваке (Кельн) в докладе на международной конференции «Римское право и его рецепция» отмечал важность ее проведения в России. Он воспринимал такие контакты как средство диалога между Востоком и Западом в разработке общих разумных принципов современного права, в чем особую роль играет общее для всех наследие римского права [5, 219]. «Одной из важнейших юридических проблем современного европейского права, — считает известный германский романист, — является соотношение консенсуальных контрактов купли-продажи и реального (одностороннего) акта передачи собственности на вещь. В разных странах Европы это соотношение решается по-разному. Так, например, согласно Гражданскому кодексу Франции, продавец теряет собственность сразу после заключения контракта, а в Германском гражданском уложении (BGB) установлен принцип сохранения собственности за продавцом до полной уплаты цены. При поиске общих принципов разрешения различий следует опереться на общие правовые традиции, т. е. на римское право. Странам Восточной Европы при рецепции римского права в выборе модели важно учитывать как позитивный, так и негативный опыт западных стран, а также свои собственные насущные потребности» [5, 219]. Чаще всего исследователи в области рецепции римского права применяют нормативный или формально-юридический метод, введенный в науку еще позитивистами в ХIХ в., при котором сравнению подвергаются сходные правовые нормы, институты или законодательные акты. Однако «…внешне идентичные юридические термины не всегда имеют одно и то же значение в различных правовых системах… те же самые правовые нормы и институты могут выполнять различные функции» [6, 53]. Поэтому, в данном случае, оптимально применение функционального и комплексного методов исследования, чтобы избежать упрощения при поисках только законодательных аналогий. Это позволит системно учесть и экономические и социальные и политические факторы, уровень правовой культуры и правовых традиций, которые могут допускать или нет функционирование отдельных норм римского права в 345

современной российской правовой системе. Важно также от микросравнения на уровне параллельного сопоставления норм переходить к сравнению институтов и правовых систем в целостном виде. Такое макросравнение процесса формирования правовых систем, их источников и социальной основы является более сложной задачей, но только она ведет к созданию целостного представления о правовой системе. Важное субсидиарное значение римское право может иметь для решения проблемы толкования норм в процессе гражданского судопроизводства. Это отмечал еще Г.Ф. Шершеневич, известный русский цивилист, выделяя период со времени судебной реформы 1864 г., когда в новых судебных учреждениях воспрещено было останавливать решение дел под предлогом неполноты, неясности, недостатка или противоречия законов. «Тогда проявилась потребность в систематизированном знании права, в понимании сущности правовых институтов, а не в простом заучивании буквы закона, уже недостаточном при новых условиях» [7, 17]. Такая потребность существует и сейчас. Так, ст. 6 ГК РФ прямо устанавливает применение гражданского законодательства по аналогии. В п. 2 вышеуказанной статьи законодатель устанавливает норму о том, что «при невозможности исполнения аналогии закона права и обязанности сторон определяются исходя из общих начал и смысла гражданского законодательства (аналогия права) и требований добросовестности, разумности и справедливости». Таким образом, в правоприменительной практике отношения сторон могут регулироваться с помощью правового опыта, правовой доктрины, в том числе законодатель не исключает и доктрины зарубежных стран романо-германской правовой семьи. Исходя из этих целей, современная компаративистика создает субсидиарное общее право. Вместе с тем, «Р. Салейль выдвинул два условия, при которых зарубежные правовые решения и институты с помощью сравнительного анализа могут быть использованы как объективные критерии в толковании судом национального права. Первое условие сводилось к тому, что этот механизм толкования может быть использован только в случае пробела в праве. Второе состояло в том, что решения, содержащиеся в иностранном праве, могут быть использованы только тогда, когда они не противоречат принципиальным установкам национального права» [8, 140—141]. Литература 1. Муромцев С. Рецепция римского права на Западе. М., 1886. 2. Летяев В.А. Проблема рецепции римского права в России: историко-юридическое исследование // Антиковедение на рубеже тысячелетий: междисциплинарные исследования и новые методики… М., 2000. 3. Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 3.

346

4. Цвайгерт К., Кетц Х. Введение в сравнительное правоведение в сфере частного права. В 2 т. Т. 1. Основы. М., 2000. 5. Ваке А. Приобретение собственности покупателем посредством простого консенсуса или же путем передачи вещи? Процесс рецепции в Западной Европе как модель (прототип) рецепции на Востоке // Л.Л. Кофанов. Первая международная конференция «Римское право и его рецепция» (Москва, 28—30 октября 1997 г.) // Вестник древней истории. 1998. № 4. 6. Саидов А.Х. Сравнительное правоведение и юридическая география мира. М., 1993. 7. Шершеневич Г.Ф. Учебник русского гражданского права. М., 1995. 8. Константинеско Л.-Ж. Развитие сравнительного правоведения // Очерки сравнительного права. М., 1981. В.Г. АЛИЕВ

Влияние этнокультуры на формирование модели экономики и власти Прошедший более чем десятилетний период социальноэкономических преобразований в России убедительно доказал, что игнорирование социокультурных, этнических, этических, религиозных и других факторов при формировании новой (постсоциалистической) модели общественного устройства контрпродуктивно и не приводит к успеху. Одной из существенных ошибок реформаторов первой волны явилось принижение роли, места и значения человека, его решающего влияния на ход и направленность рыночных реформ. Признание институциональных преобразований и либерализации экономических отношений главными условиями задействования рыночных механизмов («невидимой руки» рынка), в результате которых начнется перманентный процесс экономического роста, на проверку оказалось несостоятельным. Иначе говоря, механическая замена государственной собственности на частную - далеко не достаточное условие для эффективного рыночного регулирования воспроизводственных процессов. Теоретики и эксперты того периода не учли, что взращенный на марксистских догмах человек, с его «совковым» сознанием, потребительской ментальностью и утерянным чувством собственника просто не в состоянии сразу перейти к цивилизованным формам рыночного ведения хозяйства. Возник как раз тот случай, когда, вопреки постулатам материализма, сознание определило бытие. И вместо продекларированного идеологами либеральных реформ временного ухудшения общей ситуации в стране, наступили безудержный рост цен, 347

многолетний спад производства, беспрецедентный разгул экономической преступности, прямое разворовывание и «прихватизация» государственной собственности, расцвет коррупции и повсеместное обнищание народа. Таким образом, более чем десятилетняя эпоха завершилась тем, что на руинах реального социализма возникла новая, не менее чудовищная и жестокая система, которая, как оказалось, не устраивает ни человека, ни общество, ни саму выпеставшую ее власть. И снова, уже который раз в истории России, назрела необходимость в радикальных социально-экономических и политических преобразованиях. Сегодня они заключаются в искоренении дикого, воровского капитализма и создании основ социально ориентированного рыночного хозяйства, демократического, правового государства и гражданского общества. Но для того, чтобы и на этом этапе не допустить серьезных просчетов и ошибок, нужна глубокая и всесторонняя проработка социально-экономических проблем общественного развития в тесной взаимосвязи с политическими, национальными, этическими, духовными факторами, определяющими это развитие, как в общероссийском масштабе, так и на региональном уровне. Рассмотрим на примере Дагестана влияние национальной специфики на формирование системы региональной экономики и трансформацию структуры власти в республике. Но прежде чем приступить непосредственно к раскрытию существа этих вопросов, сделаем ряд общих замечаний. Очевидно, что экономическая система любой отдельно взятой страны формируется на основе универсальных законов и принципов построения рационального хозяйственного механизма, вытекающих из общности человеческой природы и законов развития цивилизации. В то же время определяющим фактором конкретной хозяйственной системы является этнос с его характерными национальными чертами, традициями, культурой, что позволяет говорить о качественном различии конкретных национальных хозяйственных систем. Вбирая в себя политические, национальные и культурные особенности той или иной страны, хозяйствующие системы приобретают свои особые черты, присущие только им. Во многом разными, например, являются модели экономики США и ФРГ, хотя и относятся к одной группе моделей, так называемого либерального типа; шведская и японская из группы смешанных хозяйственных систем; китайская и советская модели этатистской экономики и т. п. И наконец, еще большая дифференциация хозяйственных систем наблюдается в полиэтнических государствах, к каковым относится Россия. Именно здесь причудливым и до конца еще не изученным образом 348

переплетаются принципы построения экономических систем, вытекающие из природы общечеловеческих ценностей, особенностей общероссийской государственности и национально культурных различий народов, многие века компактно проживающих в своем ландшафте. Исходя из этого, можно утверждать, что российская модель рыночной экономики при наличии принципиального сходства с другими моделями будет иметь и существенные черты, присущие только ей и вызванные к жизни комплексом экономических, геополитических, исторических, этических, этнических, конфессиональных отличий. Подобным образом в составе общероссийской модели будут развиваться и совершенствоваться национальные модели общественно-экономического устройства, также имеющие свои отличительные черты. В этом отношении может представлять особый интерес подробное рассмотрение отличий дагестанской модели власти и экономики, тех причин, которые эти отличия порождают. Известно, что Дагестан — во многом неповторимая и единственная в своем роде республика в составе России. На сравнительно небольшой территории (50,3 тыс. км2) проживают представители более ста национальностей, говорящих на разных языках, среди которых свыше тридцати коренных народностей и этнических групп. Поэтому еще с древних времен Дагестан называют не только «страной гор», но и «горой языков». Этнодемографическое развитие современного Дагестана определяют 14 национальностей, которые составляют около 82% численности населения республики. К ним относятся: аварцы, даргинцы, кумыки, лезгины, русские, лакцы, табасаранцы, азербайджанцы, чеченцы, ногайцы, горские евреи, рутульцы, агулы, цахуры. В настоящее время в республике проживает более 2,1 млн человек. Феноменальным является тот факт, что многие из названных этносов имеют собственные территории компактного проживания и в связи с этим считают себя государствообразующими народами Дагестана. Именно этот фактор стал основополагающим при формировании в республике конституционного органа коллективного президентства — Государственного совета РД, в который вошли в качестве равноправных членов по одному представителю коренных народов Дагестана. Нужно отметить, что форма коллективного президентства не имеет аналогов в России и возникла исключительно на основе учета специфики дагестанской действительности и ментальности его народов. Дело в том, что единое многонациональное государство на территории Дагестана со всей атрибутикой государственной власти сформировалось лишь при советском строе. Многие же века до этого на его землях существовало множество феодально-политических национальных образо349

ваний во главе с ханами, уцмиями, шамхалами и др. В этих условиях постоянно враждовавшие между собой дагестанские этносы, чтобы сохраниться, находили эффективные политические решения обеспечения совместной жизни в общей для них природной среде. И сегодня, когда Дагестан проходит через непростой этап становления новой демократической государственности, эти инструменты достижения согласия как нельзя кстати оказываются востребованными. Так что Государственный совет — есть нечто иное, как продукт генетической памяти народов Дагестана, способ нахождения межнационального согласия. Именно по этой причине он так естественно вписался в структуры государственной власти республики. Как коллегиальный орган политического руководства, Государственный совет выступает гарантом соблюдения Конституции, единства и территориальной целостности Дагестана, законности и правопорядка, равноправия народов, прав и свобод человека. Он определяет совместно с Народным собранием направления внешней и внутренней политики Республики Дагестан, обеспечивает регулирование национальных, территориальных, межгосударственных отношений. Возглавляя исполнительную власть, Государственный совет обеспечивает взаимодействие органов государственного управления, осуществляет контроль за деятельностью правительства. Благодаря функционированию Госсовета удалось снять многие межнациональные проблемы, обеспечить единство и целостность Дагестана, сохранить дружбу между его народами. Положительный опыт существования Госсовета как конституционного органа коллективного президентства может быть, по нашему мнению, использован и в некоторых других национальных республиках Кавказа, где имеют место межэтнические, межтейповые конфликты, как, например, в Карачаево-Черкессии, Чечне и др. Под воздействием этнокультурных факторов находится формирование не только модели власти в республике, но и образа ее национальной экономики. Анализ ментальности дагестанских народов, их традиций, обычаев, влияния национально-родовых отношений показывает, что либерализация экономики в условиях Дагестана имеет свои пределы. На дагестанской почве наиболее приемлема модель социально ориентированной рыночной экономики смешанного типа, основанная на многообразии и равноправии общепризнанных форм собственности, свободе экономической деятельности, добросовестной конкуренции при активном участии государства в законодательном регулировании экономических отношений. В последнем случае необходимо обеспечить рациональное сочетание рыночных и государственных регулято350

ров в достижении воспроизводственных пропорций и участие государства в проведении в жизнь рыночных методов хозяйствования. В перспективе необходимо создать самообеспечиваемую экономическую систему, функционирующую в едином экономическом пространстве России в качестве автономного блока на принципах эквивалентного обмена как с регионами России, так и со странами ближнего и дальнего зарубежья. Экономическая модель должна базироваться на общероссийских подходах и учитывать свою формулу развития, социальные и национальные приоритеты Дагестана. Попробуем ответить на вопрос: почему дагестанцы отдают предпочтение смешанному варианту экономики перед либеральным? Суровые условия жизни в горах выработали определенные стереотипы выживания. В связи с этим у дагестанских народов сохраняются устойчивые родоплеменные связи. Если представить их в виде пирамиды, то можно увидеть, что в ее основании находятся семейные узы, затем — интересы тухума, т. е. рода, включающего ближних и дальних родственников, над ними располагается земляческая приверженность к представителям своего села, района, национальности и лишь на следующей, верхней, ступени отдается предпочтение укреплению межнациональных связей. При этом приоритетность в целом ослабевает по мере продвижения снизу вверх. Необходимо отметить, что в данном случае речь идет, скорее, о стереотипах поведения, чем о строго закрепленных правилах. Вместе с тем указанный механизм национальных приоритетов почти всегда срабатывает там, где идут процессы накопления капитала, перераспределения и удержания собственности, дележа портфелей власти, занятия доходных мест, управления экономикой. Именно вследствие указанных причин возрастает роль государства в защите интересов всего многонационального сообщества Дагестана. Его пассивность чревата развитием межэтнических конфликтов, центробежных тенденций в дагестанском обществе, угрожает сохранению целостности республики. Национальная специфика обязательно должна быть учтена в республиканских законах: о власти, о земле, о собственности, о приватизации, о конкуренции, об антимонопольной политике и др. Важно отработать и механизмы их реализации. Важной является и проблема, касающаяся повышения социальной роли государства в условиях рыночной экономики. Дагестан не имеет исторического опыта развития рыночных отношений. Он перешел от феодализма к социализму революционным путем, и освоение капиталистических форм хозяйствования, по сути, начинается с нуля. Горные районы — колыбель дагестанских народов — настолько отстали в хозяйственном развитии, что бросить их в стихию рынка значит поста351

вить на грань выживания. Допустить этого нельзя. Нужна активная социально-экономическая политика государства по постепенному вхождению в рыночные отношения, направленная, с одной стороны, на структурную модернизацию экономики горных районов, а с другой — на социальную поддержку горцев в период их адаптации к новым условиям хозяйствования. Таковы лишь некоторые аргументы в поддержку объективной необходимости формирования в республике национальной модели социально ориентированной экономики смешанного типа. С.В. ЛАПТЕВ

Проблемы теории экономического развития России В последние несколько лет экономисты, политики, хозяйственники, представители государственной администрации пытаются решить важнейшую проблему обеспечения стабильного экономического роста. Актуальность ее не нуждается в специальных обоснованиях или комментариях. Однако обоснования приемлемой для России концепции роста, а также его источников и конкретных путей, несомненно, заслуживают самого пристального внимания. Рассмотрим некоторые, наиболее важные, по мнению автора, проблемы теории экономического роста, или точнее, экономического развития России, включая анализ его концепций, источников и конкретных механизмов. Об экономическом развитии, а не о росте предпочтительнее говорить по нескольким причинам. Во-первых, рост сам по себе, выражающийся в увеличении основных макроэкономических показателей (ВВП, ВНП, национального дохода и др. — в валовом выражении и на душу населения), как показывает опыт ряда стран, отнюдь не всегда сопровождается увеличением благосостояния основной части населения. Но именно увеличение благосостояния населения можно считать важнейшим критерием экономического развития. Во-вторых, современные теории экономического развития акцентируют внимание не только на распределении и использовании экономических ресурсов, что является главным для большинства теорий роста, но и на экономической политике, экономических отношениях и институтах [1, 22], которые могут быть важнейшими источниками и факторами экономического развития. В-третьих, качественные изменения в технике, технологии, способах деятельности, общественных отношениях и институтах могут сопровождаться отрицательной текущей динамикой роста, но одновременно составлять необходимые предпосылки будущего экономического роста, 352

как, например, это происходит в новейшей истории России. Поэтому представляется, что правильно выбрать приоритеты, источники и факторы экономической динамики страны можно только в рамках концепции экономического развития. Наконец, в-четвертых, Россия, как никакая другая страна в современном мире, и в силу своих размеров, и в силу особенностей геополитического положения не может рассчитывать на привлечение существенных внешних источников для финансирования своего экономического роста, а вынуждена опираться практически исключительно на внутренние факторы развития, по крайней мере, в ближайшие годы. При всей ограниченности внутренних возможностей расширения ресурсного потенциала не приток займов и капиталов извне (который на деле стал оттоком), а постепенные качественные преобразования в сфере организации труда и производства, предпринимательства, менеджмента, науки, образования, культуры, государственного управления могут обеспечить будущий экономический рост. Таким образом, в России теория экономического развития должна по необходимости опираться на использование по преимуществу эндогенных факторов роста. Постепенные качественные позитивные изменения основных социально-экономических институтов (отвечающих за экономический рост), трансформирующиеся затем в количественный рост основных макроэкономических показателей, которые подготавливают в свою очередь новые институциональные изменения — вот наиболее вероятная модель будущего экономического развития России. Как реализовать эту модель на практике, как на деле обеспечить устойчивый экономический рост в России? Ряд влиятельных российских экономистов и политиков рекомендуют воспользоваться современными концепциями экономического либерализма. В этом случае экономический рост выступает как результат последовательного развития экономической свободы отдельных лиц и организаций в самых разносторонних ее проявлениях. Но как в таком случае понимать это развитие экономической свободы в обществе? Экономисты — приверженцы неолиберализма, например, А. Илларионов — понимают это развитие экономической свободы как последовательное сокращение присутствия государства во всех сферах экономики, констатируя устойчивую отрицательную связь между масштабами государственного вмешательства в экономическую жизнь и темпами экономического роста [2, 87]. Однако такой сценарий развития экономической свободы (последовательное сокращение присутствия государства во всех сферах экономики) даже для промышленно развитых стран характеризует скорее 353

долгосрочную тенденцию, чем всеобщий закон, действующий на всех этапах развития и во всех сферах экономики. Если же отождествить долговременную тенденцию экономического развития с всеобщим законом, определяющим характер экономической деятельности, логику экономического поведения хозяйствующих субъектов и агентов государственного управления, то следует признать, что все непоследовательности и неудачи реформ в России связаны именно с недостатком экономической свободы, с чрезмерной регламентацией государством экономической жизни. Ведь именно уровень экономической свободы в обществе «отвечает» в концепциях неолиберизма за экономический рост: чем больше экономической свободы, тем выше темпы роста и наоборот [2, 91—98]. Следовательно, чтобы ускорить экономический рост в России, необходимо прибегнуть к мерам дерегулирования хозяйственной жизни. Однако с таким простым и однозначным решением вряд ли можно согласиться. Ведь дело не только в том, сколько, но и в том, как и где именно государство присутствует в экономике, какими методами и инструментами, используя какие технологии воздействует на нее. Неразумно предлагать тактику применения простого механизма сокращения, свертывания участия государства в российской экономике в условиях подтверждения эффективной модели смешанной экономики, оправданного присутствия в экономике любой динамично развивающейся страны мощного общественного сектора (производство общественных и смешанных благ, формирование и перераспределение общественных доходов, использование общественных расходов), общепризнанного влияния на рост экономической политики государства (а это и есть одна из форм активного воздействия государства на экономику), влияния на эффективность производства и долговременный рост закрепления и распределения прав собственности, регламентации конкретных отношений, снижающей неопределенность, риски обмена, трансакционные издержки и повышающей эффективность распределения ограниченных ресурсов (см., напр.: [3]). Однако неразумно также и соглашаться с мнением леворадикальных экономистов и политиков, обвиняющих во всех несчастьях России последних лет либеральные преобразования и призывающих для преодоления кризиса и стимулирования роста вернуться к прежним методам административного регулирования экономики в той или иной их модифицированной либо смягченной форме. Решение многих экономических проблем и в особенности проблемы эффективного роста состоит не в том, чтобы максимально устранить либо, напротив, максимально усилить влияние государства на экономи354

ку, а в том, чтобы сделать это влияние государства, а также других социально-экономических институтов максимально более благоприятным (для экономического роста в частности). Таким образом, выявляется главная теоретическая и практическая задача — по мере возможности обеспечить оптимальное позитивное воздействие разнообразных социально-экономических институтов на экономическое развитие. Решение этой задачи в свою очередь требует комплексного решения целого ряда вопросов теоретического и методологического характера. Прежде всего, чтобы контролировать и корректировать в ходе реализации социально-экономической политики характер воздействия разнообразных институтов (норм, правил, отношений и формирующих их организаций) на экономическое развитие, нужно знать, как конкретно каждый из разнообразных институтов воздействует на экономическое поведение хозяйствующих субъектов и на экономические процессы. Далее, нужно определить, от чего зависит специфический характер воздействия каждого из институтов на экономику, как он изменяется, как это воздействие связано с воздействием других институтов или иных факторов, каково сравнительное значение каждого из этих институтов и всех их вместе для обеспечения экономического развития. Наконец, целесообразно определить те пределы, в которых в каждый данный момент времени воздействие социальноэкономических институтов на процесс развития можно контролировать и изменять. Попытаемся в постановочном плане обозначить подходы к решению выделенных задач, опираясь на которые можно затем в будущем разработать наиболее приемлемую для России теорию экономического развития. Итак, рассмотрим последовательно сформулированные основные вопросы. Исследование характера воздействия каждого из наиболее важных социально-экономических институтов: государственной власти, бюджетной, налоговой, денежно-кредитной систем, менеджмента, бизнеса, предпринимательства и т. п. — на развитие экономики целесообразно производить с позиции структурно-функционального подхода. Для этого нужно выделить отдельные элементарные действия (функции) каждого из исследуемых институтов на процесс экономического развития. Тогда можно четко отделить действие одного института от прочих, моделировать по изменяющимся действиям отдельных институтов характер экономического поведения хозяйствующих субъектов и характер протекания экономических процессов. Тогда, проводя ту или иную экономическую политику, можно определенно знать, на какие институты необходимо воздействовать, чтобы получить определенный 355

заранее характер изменений в поведении хозяйствующих субъектов и в течении экономических процессов. Такой подход открывает возможности для построения государственной экономической политики, реально и оптимально учитывающей все основные особенности важнейших общественно-экономических институтов России, создающей необходимые предпосылки для оказания наиболее благоприятного их воздействия на социально-экономическое развитие России. Однако для реализации указанного структурно-функционального подхода необходимы координируемые совместные исследования, проводимые силами ученых-обществоведов. Объектами исследования должны стать все важнейшие общественно-экономические институты России в аспекте выявления конкретных путей, направлений их воздействия на процесс социально-экономического развития страны. Предположим, что такая работа проделана и все основные способы воздействия (функции) важнейших общественно-экономических институтов на процесс социально-экономического развития России установлены. Тогда необходимо определить, как менялись эти способы воздействия (функции) в процессе развития соответствующих институтов, как взаимосвязаны между собой функции отдельных институтов и, наконец, можно ли каким-либо образом, исключающим прямое директивное регулирование, направлять не только действия отдельных институтов на отдельные параметры поведения хозяйствующих субъектов или отдельные характеристики экономических процессов, но целостный процесс развития хозяйственной системы. Каждый из общественно-экономических институтов с момента своего зарождения или реорганизации проходит несколько стадий развития, в каждой из которых характер воздействия этого института на экономическую систему и ее развитие существенно различен. Например, для институтов государственной власти с момента начала реформ можно выделить четыре стадии саморазвития: распад прежней организации; внешняя (формальная) реорганизация, создающая новые структуры власти, либо коренным образом меняющая прежние; внутренняя перестройка, приводящая организацию структур власти в соответствие с новыми реалиями экономической и общественной жизни; эффективное функционирование, в рамках которого обновленные структуры власти эффективно содействуют общественно-экономическому развитию страны. Если определить изменения характера воздействия того или иного института на процесс развития общества, конкретные стадии, в рамках которых существуют качественные различия указанных воздействий (функций), а также конкретные условия и факторы, способствующие переходу этого института из одной стадии саморазвития в дру356

гую, тогда можно, влияя на процессы формирования названных условий и факторов, ускорить процесс перехода института в стадию наиболее благоприятного воздействия на общество, сделать это благоприятное воздействие более интенсивным, разносторонним и продолжительным. Как установить взаимосвязи отдельных функций различных институтов между собой? Конечно, существует прямой путь эмпирических исследований, которые необходимы и полезны. Однако выявление отдельных эмпирических зависимостей между отдельными функциями общественно-экономических институтов еще не дает ключа к проведению систематической экономической политики. Все институты взаимосвязаны, их функции многообразно переплетаются между собой, а также с условиями и факторами, влияющими на них. Воздействие на экономическую ситуацию посредством изменения условий и факторов организации деятельности отдельных институтов, а также посредством активизации связей между институтами может приводить к непредсказуемым последствиям, если не известен либо недостаточно изучен ценностный механизм, трансформирующий прямые, непосредственные влияния различных общественно-экономических институтов на отдельные параметры и характеристики поведения хозяйствующих субъектов или течения экономических процессов в изменения состояния и характера развития всей хозяйственной системы общества. Модель такого механизма можно построить только теоретически, первоначально в виде гипотезы. В ее основе могут быть только реальные историко-генетические и функциональные связи между общественно-политическими институтами и каким-то общим реальным основанием, из которого все они рано или поздно появляются. Таким основанием в современной цивилизации может быть только спонтанно развивающийся общественный хозяйственный процесс. Это спонтанно возникший механизм рыночного обмена, не содержащий в себе никаких усовершенствований, внесенных в него под действием различных общественно-экономических институтов: бизнеса, предпринимательства, государственной власти, бюджетной, налоговой систем и т. д. Естественно, такой механизм — научная абстракция и нигде в мире в чистом виде не существует. Спонтанный механизм рыночного обмена обеспечивает саморегулирование отдельных компонентов хозяйственного процесса в обществе, но сам по себе не в состоянии обеспечить ни его нормального функционирования, ни развития. Спонтанный рыночный механизм не может сам по себе обеспечить общественное развитие, экономический рост. Он не может вывести экономику за пределы тех возможностей, которые ограничиваются наличными ресурсами. Ес357

ли в данный момент ресурсы используются не полностью, то по мере вовлечения в хозяйственный оборот дополнительных ресурсов их предельная производительность падает, предельные издержки использования возрастают, предельная полезность каждой дополнительно произведенной единицы блага уменьшается. Тем самым в хозяйственной системе, включающей только спонтанный механизм рыночного обмена, стимулы и возможности расширения производства уменьшаются, а трудности этого расширения резко возрастают по мере исчерпания возможностей использования наличных ресурсов. Экономический рост оказывается связанным лишь с вовлечением в оборот дополнительных ресурсов. Спонтанный механизм рыночного обмена сам по себе не проводит никаких качественных изменений в составе используемых ресурсов и способах их использования. Он только приводит экономику к Парето-оптимальному состоянию равновесия при данном, известном заранее наборе ресурсов, способов их использования и наборе предпочтений потребителей. Следовательно, общественное хозяйство растет, развивается, повышая уровень благосостояния людей не потому, что в экономике действует спонтанный механизм рыночного обмена, а только благодаря тому, что помимо него на хозяйственную систему воздействуют различные общественно-экономические институты, которые способствуют либо прямо инициируют качественные изменения в поведении людей, составе их мотиваций и потребностей, в структуре наличных ресурсов и способах их использования. Страны с современной цивилизованной рыночной экономикой быстро и эффективно развиваются именно потому, что их хозяйственная система помимо спонтанно возникшего механизма рыночного обмена содержит множество усовершенствований, ставших неотъемлемой частью этого механизма, но являющихся исторически продуктом действия и развития различных общественно-экономических институтов. Чтобы понять историю и логику развития современной цивилизации, необходимо уяснить, расшифровать внутреннюю взаимосвязь между абстрактным — спонтанно возникшим, «чистым» механизмом рыночного обмена, его материальной основой (технологическим способом труда) и возникшими как его продолжения и дополнения в современной цивилизации общественно-экономическими институтами. Выявление этой взаимосвязи даст ключ к пониманию того, как целенаправленное изменение условий функционирования отдельных институтов и взаимосвязей между ними может обеспечить долговременное благоприятное воздействие на весь процесс экономического развития общества. На основе такого понимания можно строить разумную, рациональную, 358

максимально учитывающую специфику и национальные интересы России экономическую политику. Итак, динамичное и благоприятное для населения экономическое развитие связано помимо механизма рыночного обмена по специфическим и определенным комплексным воздействием разнообразных общественно-экономических институтов, в том числе государственной власти на это развитие. С этих позиций вполне последовательный экономический либерализм, доходящий до признания необходимости максимально возможного ограничения воздействия государства и других институтов на экономику, абсурден, ибо он может парализовать процесс дальнейших качественных изменений в хозяйственной системе, являющийся действительным источником развития. В то же время характер воздействия общественно-экономических институтов на развитие экономики и общества не может быть определен лишь в пределах полярных значений терминов — «экономическое» и «административное» (воздействие). Анализируемое воздействие имеет по преимуществу нематериальный, культурный, духовный характер, не может быть осмыслено в рамках традиционного для нашей страны формационного, марксистского подхода. Исследования этого воздействия должны опираться на междисциплинарные научные изыскания в рамках общецивилизованного подхода к изучению общественных явлений. Литература 1. Тодаро М.П. Экономическое развитие: Учебник. М., 1998. 2. Илларионов А. Экономическая свобода и благосостояние народов // Вопросы экономики. 2000. № 4. 3. Уильямсон О.И. Экономические институты капитализма: Фирмы, рынки, «отношенческая контрактация». СПб., 1996. Н.Н. ОСАДИН

Функции форм собственности Для определения возможностей и путей преодоления Россией структурного кризиса и выхода ее на траекторию устойчивого экономического роста в первую очередь необходимо, с одной стороны, оценить созидательный потенциал имеющихся в стране хозяйственных структур, или, говоря иначе, реально сложившихся форм собственности, в рамках которых эти структуры функционируют, а с другой — ее трудовые, интеллектуальные, технико-технологические, природные и финансовые ресурсы. 359

При анализе созидательного потенциала различных типов хозяйствующих субъектов, принято выделять домохозяйства, обладающее личной собственностью, предпринимательство, основанное на частной собственности, и государство со всеми принадлежащими ему материально-вещественными и интеллектуальными ресурсами. Раскрыть роль указанных хозяйствующих субъектов (или, что одно и тоже, форм собственности, представителями которых они являются) в общем, виде можно лишь через определение и оценку функций, которые каждый из них (не как единичный элемент, а как сегмент экономической структуры) выполняет. Еще практически со времен А. Смита западные исследователи (главным образом, по отношению к частному предпринимательству — частной собственности) выделяли явные и латентные (скрытые) функции. К первым относятся функции, непосредственно обнаруживаемые или провозглашаемые соответствующими субъектами, а ко вторым — функции, которые эти субъекты осознано могут и не преследовать в своей непосредственной деятельности, но они ей объективно присущи и обнаруживаются только впоследствии. Латентные (скрытые) функции в принципе отличаются от объективно присущих субъектам или провозглашаемых ими явных функций (cм., напр.: [1, 118]). Каждое домохозяйство (семья) как хозяйствующий субъект стремится увеличить свое имущество, являющееся основой его благосостояния. Это представляет собой явную, частную функцию домохозяйств. В то же время в семье осуществляется воспроизводство (простое или расширенное) составляющих ее индивидов, а значит, если брать совокупность домохозяйств, воспроизводство населения страны: воспитание, обучение и иные виды деятельности по подготовке новых поколений к самостоятельной жизни. Следовательно, домохозяйство выполняет, помимо явной (частной), и латентную общественную функцию, а именно воспроизводство общества в его различных ипостасях. Выполнять свою явную функцию увеличения личного имущества домохозяйство не может без накопления его в наиболее ликвидной форме — в форме денежных сбережений, которые используются по частям с различными периодами расходования. Эти сбережения, привлекаемые фирмами, разнообразными финансовыми институтами и государством, могут стать значительным источником инвестиционных ресурсов. Таким образом, домохозяйства выполняют еще одну латентную общественную функцию — посредством своих сбережений участвуют в создании (расширении) финансовой составляющей инвестиционного потенциала общества. 360

Явной функцией частного предпринимательства (частной собственности) является максимизация получаемой прибыли. Вместе с тем оно выполняет ряд важных латентных общественных функций, вытекающих, конечно, из функции явной. Чтобы максимизировать свои прибыли, каждый частный предприниматель должен обеспечить производство и реализацию как можно большего количества производимых им товаров (услуг) в конкурентной борьбе с другими производителями подобных товаров (услуг), причем естественной границей массы производимых товаров является платежеспособный спрос населения — производство будет осуществляется до тех пор, пока этот спрос существует. Значит, частные собственники — производители выполняют общественную по своему существу функцию полного удовлетворения совокупного платежеспособного спроса на товары и услуги потребительского и производственного назначения. С этой функцией тесно связана другая — латентная общественная функция обеспечения производства общественного продукта не только в натуральной, но и в стоимостной форме, а также содействия распределению национального дохода прежде всего между собственниками использованных при его создании факторов производства — рабочей силы, земли, капитала в соответствующей форме (заработной платы, земельной ренты, ссудного процента). К распределительным элементам этой функции следует отнести также формирование государственного бюджета за счет подоходного налога с физических лиц, налога на доход корпораций, включая налог на заработную плату. Для максимизации прибыли каждый частный предприниматель должен рационально расходовать используемые им ресурсы. Действия основной массы частных предпринимателей в этом направлении приводят к оптимальному комбинированию и эффективному использованию факторов производства в масштабе общества, в чем и выражается следующая латентная общественная функция частной собственности. Конкурентная борьба за рынки сбыта, стремление к лидерству в предложении новых товаров и услуг побуждает частного предпринимателя к непрерывному совершенствованию производственного аппарата своих предприятий на основе достижения современной НТР, что требует соответствующих инвестиций. Так возникает и осуществляется еще одна латентная общественная функция частной собственности — функция инновационного инвестирования. Государственная собственность представлена различными видами. Раскрыть здесь функции всех видов государственной собственности не представляется возможным, поэтому укажем лишь на основную, которая состоит в создании благоприятных условий для воспроизводства 361

всего общественного капитала. Она, следовательно, является по сути общественной, а не частно-общественной, как утверждается некоторыми исследователями, в том числе и такими, взгляды которых достаточно прогрессивны (см., напр.: [2, 417—422]). Говоря о латентных функциях основных хозяйствующих субъектов рыночной экономики, следует иметь в виду, что они при определенных условиях могут превратиться из общественных в частные. Так, например, в процессе конкурентной борьбы на ее определенном этапе возникает монополия, принципиально модифицирующая характер конкуренции в отраслях и сферах, которые она охватывает. В результате конкуренция в значительной мер утрачивает свои свойства мощного фактора экономического прогресса, что оказывает негативное воздействие на все общественное воспроизводство, обусловливает превращение латентно-общественной функции втянутых в орбиту власти монополий (или олигополий) капиталов в латенто-частные. Подобная метаморфоза может происходить и с латентно-общественными функциями домохозяйств, явными общественными функциями государственного производственного (и не только производственного) капитала. Антикризисный потенциал страны определяется не только созидательными возможностями сложившихся в ней форм собственности, но и различного рода ресурсами, которыми она располагает. Кратко укажем на эти ресурсы. Во-первых, в России еще сохраняется высококвалифицированный персонал. За годы советской власти в стране была осуществлена культурная революция, непрерывно расширялось и совершенствовалось среднее (общее и специальное) и высшее образование, система подготовки и переподготовки рабочих кадров, причем, как признается и западными учеными, «постановка образования при социализме была превосходной» [3, 179]. В результате деятельности соответствующих образовательных учреждений практического использования полученных в них знаний и навыков и их приумножения в процессе непосредственной деятельности в СССР-России сложился высококвалифицированный персонал в производственной и непроизводственной сферах, способный к высокопроизводительному труду, решению сложных вопросов эффективного функционирования всех сфер жизнедеятельности общества. Во-вторых, она все еще располагает весьма значительным научнотехническим потенциалом, во многом уникальным. У нее — 12% всех ученых мира, треть из которых — в возрасте до 40 лет. По мнению экспертов, потенциал наукоемкого производства развитых стран определяется примерно 50 макротехнологиями, а потенциал нашей науки таков, 362

что страна еще может на равных бороться на рынках 10–15 из них и на этой основе рассчитывать на такую же долю на мировом рынке наукоемкой продукции [4, 24]. Высокий образовательный уровень населения, еще сохранившийся широкий слой высококвалифицированного персонала, научнотехнические ресурсы, сравнимые с подобными ресурсами развитых капиталистических стран, являются важнейшим, определяющим элементом антикризисного потенциала России. В-третьих, одним из элементов, антикризисного потенциала России является пока еще сохранившийся достаточно мощный производственный аппарат, способный при определенных условиях удовлетворить подавляющую часть внутренних потребностей страны в массовых товарах производственного и потребительского назначения, в том числе и нового, пятого технологического уклада. Общепризнано, что Россия располагает одной из крупнейших в мире минерально-сырьевой базой, которая при оптимизации использования ее ресурсов для внутренних нужд и экспорта, является важной составляющей антикризисного потенциала страны. Для реализации указанных элементов антикризисного потенциала необходимы финансовые ресурсы, которые, таким образом, сами становятся элементом этого потенциала. Анализ показывает, что тезис об отсутствии в стране денег ложен; все дело в том, чтобы направить большую часть финансовых потоков в реальный сектор экономики. Установление основных функций различных форм собственности и других составляющих антикризисного потенциала страны позволяет на основе учета ее социально-экономических реалий предпринять попытку анализа степени выполнения экономическими структурами, представляющими эти формы собственности, присущих им, в первую очередь латентных, общественных функций. Практика свидетельствует, что домохозяйство во все меньшей мере выполняет подобные функции. Так, российская семья, конечно, выполняет функцию воспроизводства населения страны но, к сожалению, в последнее время не обеспечивает даже его простого воспроизводства. Если суммарный предельно-критический коэффициент рождаемости в мировой практике составляет 2,14 — 2,15, то в России он составляет 1,39, что в сочетании с уменьшением продолжительности жизни за годы трансформации на 4—5 лет привело даже при положительном балансе миграции к сокращению населения страны. Процесс маргинализации, люмпенизации определенной части населения, бедность, вынуждающая многие семьи для выживания использовать труд детей, привели к тому, что примерно 12% детей школьного возраста не учатся. 363

Несмотря на обнищание значительной части населения, временно свободные и резервные деньги у него есть, их просто не может не быть. По официальным данным в 1997 г., на руках у населения страны имелось 105,1 млрд деноминированных рублей, а по оценке экспертов, еще и примерно 50 млрд дол. (Для сравнения: чистые официальные международные резервы страны составляли в этом году 2,7 млрд дол.; федеральный бюджет в 2000 г. равен примерно 30 млрд дол.) Наученное фактической реквизицией своих сбережений государством в 1992 г., деятельностью различных финансовых пирамид, ненадежностью и криминализацией банковской системы, население предпочитает хранить эти деньги в «кубышке». Положение усугубилось и сознательно осуществленным правительством в 1998 г. резким обесценением национальной валюты. Таким образом, домохозяйства слабо выполняют и свою вторую латентную общественную функцию — служит одним из источников инвестиционных финансовых ресурсов. Особенности выполнения российским частным капиталом своих латентных функций в основном определяются тем фактом, что он является порождением и основным действующим лицом созданного в России псевдорынка. Из этого основного обстоятельства вытекает деформированность указанных функций российского частного предпринимательства по сравнению с западноевропейским. Главный порок сложившейся у нас хозяйственной системы, названной Д.С. Львовым квазирыночным гибридом, вобравшим в себя худшие черты директивной и рыночной экономик, состоит, по нашему мнению, если рассматривать эту систему в контексте проводимого анализа, в том, что в ней рентабельность (прибыльность) финансового и посреднического (торгового) капитала непомерно (в разы) превышает рентабельность основного производственного капитала, тогда как в западных рыночных экономиках более прибыльным является, как правило, производственный капитал. Не подлежит сомнению, что российский частный капитал наряду с государственным, выполняет латентную функцию удовлетворения платежеспособного спроса населения, — без этого его существование просто невозможно, — но выполняет ее весьма своеобразно. Во-первых, удовлетворение спроса на потребительские товары осуществляется в недопустимой для продовольственной безопасности страны мере за счет импорта, в то время как сельскохозяйственное производство разрушается, отрасли по переработке его продукции используют лишь малую часть своих мощностей. Это обстоятельство имеет далеко идущие последствия, поскольку, с одной стороны, ставит степень и качество удовлетворения платежеспособного спроса в зависимость от рыночной конъюнктуры на мировых рынках и даже от поли364

тической воли иностранных государств (наглядный пример — давление администрации Б. Клинтона на российское руководство по поводу «ножек Буша»), а с другой — отвлекает значительные средства от производственного использования, подрывает ресурсную базу соответствующего отечественного производства. Во-вторых, вместо дефицита товаров, существовавшего в прошлом, возник не меньший, если не больший, дефицит денег, дефицит платежеспособного спроса. Колебания совокупного платежеспособного спроса — обычное явление для рыночной экономики. Но при нормальном варианте последней сокращение спроса вызывает или снижение цен, или уменьшение производства, а увеличение спроса — наоборот. В российской действительности дело обстоит по-другому. Частные предприниматели сокращают объем производства и импорта и одновременно повышают цены, что уменьшает платежеспособный спрос, а, следовательно, степень удовлетворения насущных потребностей населения. Вместо колебания цен под воздействием спросовой составляющей происходит непрерывное их повышение. Если в нормальной рыночной экономике удовлетворение совокупного спроса происходит в конкурентной борьбе, то в нашей стране частное предпринимательство выступает как своеобразный «совокупный» монополист. Таким образом, имеет место процесс превращения латентной общественной функции, присущей частному капиталу, в частную функцию, поскольку производство и поставка им товаров и услуг имеет своим следствием подавление платежеспособного спроса населения и ухудшение удовлетворения его первоочередных потребностей. Так, по официальным данным, в 1996 г. по сравнению с 1990 потребление в расчете на душу населения мяса и мясопродуктов составило 69,6%, молока и молокопродуктов — 61, рыбы и рыбопродуктов — 44, яиц — 58, сахара — 55% и т. д. (рассчитано по: [5, 114; 6, 71]). Выполнение частным российским капиталом латентной функции содействия распределению национального дохода также свидетельствует о ее деформации. Указанное распределение предполагает обеспечение расширенного воспроизводства факторов производства, участие в формировании государственного бюджета в установленном размере. Однако фактически распределение осуществляется преимущественно в интересах собственников одного из факторов — капитала, получающего львиную долю национального дохода. Минимальная заработная плата работающих по найму даже отдаленно не приближается к уровню, достаточному для воспроизводства простой, неквалифицированной рабочей силы, а средняя — для воспроизводства квалифицированной рабочей силы; условия воспроизводства этого фактора производства под365

рывают систематические задержки выплаты заработной платы на длительное время. Частные предприятия (впрочем, как и государственные) несвоевременно, а то и вообще не выплачивают налоги в бюджеты разного уровня и внебюджетные фонды, имеют перед ними громадные задолженности. По разным оценкам, от 20 до 40% частного предпринимательства составляют так называемую «теневую экономику», не выплачивающую, по определению, никаких налогов. Следовательно, рассматриваемую функцию — латентно-общественную — российский капитал, взятый в целом, не выполняет. Отечественный частный капитал, ориентирующийся на более прибыльное приложение в финансовой и торговых сферах, не может обеспечить оптимального для общества комбинирования и эффективного использования факторов производства, которыми оно располагает. Отсюда превалирование в структуре национального производства сырьевых отраслей и обслуживающих их производств, более быстрые темпы сокращения объемов производства в машиностроении, особенно в его наукоемких отраслях, движение структуры российской экономики к структуре экономик — сырьевых придатков высокоразвитых стран. Но и сырьевые отрасли начинают, мягко говоря, приходить в упадок. Произошло резкое сокращение инвестиций в отрасли минеральносырьевого комплекса, хотя без постоянных капиталовложений в них, в силу специфических особенностей, невозможно даже простое воспроизводство. Между тем, наиболее крупные и экономически эффективные месторождения сырья в силу их первоочередной и интенсивной эксплуатации постепенно истощаются, что привело за последние 10–15 лет к заметному ухудшению качества минерально-сырьевой базы страны. Таким образом, и третью отмеченную латентно-общественную функцию российский частный капитал не выполняет, или «выполняет с обратным знаком». Наконец, кратко об инновационной латентной функции отечественного частного капитала. Как свидетельствуют факты, он отчасти не может, а в значительной мере не заинтересован в выполнении этой функции. «Не может» потому, что большинство предприятий реального сектора, являясь убыточными, находясь «в долгах как в шелках», во многих случаях не могут использовать амортизационные отчисления. «Не хочет» потому, что несравненно более высокие прибыли получает от финансовой и торговой деятельности. На конец 1996 г. долгосрочные кредитные вложения в экономику составили лишь 9% от их общей суммы и 6% от инвестиций в основной капитал, долгосрочные кредиты коммерческих банков — 2,9% от объема предоставляемых ими кредитов и 1,6% от общих инвестиций в основной капитал [7, 36]. Российские 366

деньги работают — только не на свою, а на чужую экономику (по различных оценкам, из страны вывезено от 200 до 400 млрд дол. Показательно отношение к инвестированию в науку. Большинство предприятий не имеет средств на проведение НИОКР и приобретение ноу-хау, государство же финансирует науку очень скудно. Так, в 1995 г. его расходы на науку по сравнению с 1985 г. (в сопоставимых ценах ) сократились в 15—18 раз [8]. В 1996 г. приобрели лицензии, ноу-хау, новые технологии и различные виды наукоемкой продукции только 10% предприятий, внедряли новые технологии — 15, а новые виды сырья и материалов — 10%. Если мировой объем продаж различных ноухау составляет примерно 40 млрд дол., то у нас — 6 млн дол., или 0,015% [9, 36—37]. Таким образом, можно констатировать, что частный отечественный капитал практически не выполняет (или выполняет в мизерной мере) присущие частному капиталу латентные общественные функции, а российское государство не принимает мер по созданию необходимых и достаточных условий для эффективного функционирования всего общественного капитала. Вследствие этого не могут быть реализованы трудовые, интеллектуальные, материально-вещественные составляющие антикризисного потенциала страны. Поэтому основная, жизненно важная для нашего общества задача состоит в том, чтобы переломить ситуацию, добиться выполнения субъектами различных форм собственности в процессе их хозяйственной деятельности общественных (латентных и явных) функций как созидательного потенциала возрождения страны. Основную роль в этом может играть только государство, в том числе и как субъект государственной собственности. Литература 1. Шумпетер Й. Теория экономического развития. М., 1982. 2. Осипов Ю.М. Теория хозяйства. В 3 т. Т. 1. М., 1995. 3. Интрилигейтор М, Макинтайр Р, Тейлор Л., Эмсден А. Стратегия эффективного перехода и шоковые методы реформирования российской экономики // Шансы российской экономики / Под ред. Ю.М. Осипова, Е.С. Зотовой. М., 1997. 4. Социальные приоритеты и механизмы экономических преобразований в России // Вопросы экономики. 1998. № 6. 5. Россия в цифрах / Госкомстат России. М., 1995. 6. Россия в цифрах / Госкомстат России. М., 1997. 7. Яковец Ю. Предпосылки преодоления инновационного кризиса // Экономист. 1998. №1. 367

8. Дейкин А. Скудность в финансировании науки грозит подрывом экономического суверенитета России // Финансовые известия. 1995. 10 нояб. 9. Цапенко И., Юревич А. Перспективы научных парков в России // Мировая экономика и международные отношения. 1998. №9. С.М. СВИРИДОВ

Модель экономики: выбор России История рынка исчисляется тысячелетиями. Это путь развития, с которого человечество не сворачивало и по которому шло большинство стран и народов планеты. Рынок - не изобретение постиндустриальных государств западного мира, он возник задолго до того, как определились присущие ему формы осуществления обмена и распределения. Перспективы интеграции в рынок западного мира многообещающи, так как гарантируют в долгосрочном плане более благоприятное будущее России. Они могут рассматриваться как третий этап модернизации российской экономики. Отказ от закрытой экономики и замена ее открытой, которая получила развитие в ряде стран Запада, США, Японии и др., представляют своего рода третью промышленную революцию в России. Однако нельзя не признать и тот факт, что ориентация России только на западную модель свободной рыночной экономики породила социально-экономический кризис. Такой идеал для нашей экономики провозгласили и пытались воплотить в жизнь некоторые ученые и практики. Однако он во многом не отвечал нашим специфичным условиям и историческим традициям. Одна из причин этого — отсутствие обоснованной перспективной экономической политики и стратегии, последовательности в проведении часто меняемых и нереализуемых стратегических целей и задач. Следует также отметить тенденцию снижения управляемости экономикой, усиление в ней хаотичности, спонтанных, неожиданных изменений, зачастую противоположных ожидаемым. Всеобщим явлением стала профессиональная некомпетентность, деятельность осуществлялась в основном методом проб и ошибок. На тех, кто предлагает глубокие изменения в принципах сложившегося миропонимания, лежит обязанность более или менее подробно показать недостатки ранее господствовавших идей и теорий или преимущества основной альтернативы, а лучше всего, и то и другое. При познании сложных явлений разуму свойственно двигаться дедуктив368

ным путем, отталкиваясь от простого и переходя к сложному. Точно так же следует осмыслить ситуацию, в которой оказалась Россия, для продвижения в понимании экономических изменений. Дело в том, что деловой практикой повсеместно ощущается отсутствие пути, который приведет к последовательному мобильному продвижению в условиях разнообразных «несовершенств», а также новых версий старых вопросов эффективности рыночных систем. Для обнаружения такого пути требуется разработка теории экономики переходных обществ. Большую часть наиболее интересных теоретических разработок последних двух десятилетий можно интерпретировать как исследовательское зондирование, направлявшееся множеством различных догадок по поводу того, как осуществлять трансформационный процесс для изменения модели экономики. В переломные эпохи в развитии общества в условиях нарастающего хаоса, неопределенности, перелома тенденций предвидеть будущее гораздо сложнее, чем в периоды эволюционного, инерционного развития. Это суровое испытание для господствующих теорий. Многие из них не выдерживают этих испытаний — уходят в прошлое вместе с эпохой, их породившей. Другие, выдержав испытание, становятся основой новой (а точнее, реформированной, ибо наследственное ядро обычно сохраняется) парадигмы, активно используются для решения поставленных жизнью головоломок и выработки новых стратегий. Прямой и непосредственный переход к рынку в условиях России невозможен, и попытки его осуществить на основе радикального либерализма ничего, кроме вреда, не приносят. Это стало очевидным благодаря новым «правилам игры», деловой активности и новой ступени «невидимой руки» Адама Смита, незримо управлявшей поведением всех экономических агентов. То же самое свидетельствуют три параметра исторической динамики: скорость перемен (то, что казалось незыблемым, складывалось годами, десятилетиями, а то и столетия, вдруг радикально меняется в течение нескольких месяцев, а то и дней), их глубина (трансформацией охвачены все «вертикали» и «горизонтали» пирамиды общества); территориальные масштабы (трудно назвать регион, который не был бы вовлечен в перемены). Тем большую значимость для российской экономики имеет переходный период, когда процессы ускоряются, ломаются старые институты, создаются новые и экономическое равновесие не успевает установиться, как условия снова изменяются. Основные элементы трансформационного процесса представляют собой основные направления реформирования экономики, которое дает положительные результаты только при условии комплексного, поэтапного и последовательного решения задач переход369

ного периода при осуществлении «пакетного» подхода к проведению реформ. Основные направления реформирования экономики объективно обусловлены, проблема же заключается в том, чтобы их адекватно отразить в экономической политике. Сегодня экономический фактор стал решающим в процессе созидания деловой активности. Беда не только и не столько в том, что ситуация в экономике тяжелая, сколько в том, что не заложены надежные, прочные основы для ее улучшения в будущем. Прогресс теории и деловой практики в долгосрочной перспективе через разработанность способствует прогрессу в перспективе краткосрочной. Вопрос о том, какой будет модель экономики, это вопрос интеллектуальной направленности и социального выбора, а не только результат разворачивания объективных тенденций и действий экономических законов. Он находится на перекрестке того, к чему мы стремимся, и того, что мы можем. Формирование модели экономики следует рассматривать как результат взаимодействия объективного и субъективного факторов. Это означает, что нужно сделать данный процесс результатом сознательного выбора, и тогда энергия цели станет материальной силой. Отсутствие экономической стратегии пагубно для экономического развития, особенно в условиях переходного периода, когда изменение модели экономики становится практической задачей. Это изменение следует превратить в сознательное конструирование. Поэтому такой острой сейчас является потребность в менеджерах социальных конструкций, в конструкторах новой экономической системы (как на макро-, так и на микроуровне). Вопрос о модели экономики, которая формируется Россией, находится ныне на острие экономической стратегии. Понятие «модель экономики» не имеет однозначного определения в мировой экономической мысли. Оно является дискуссионным. Нередко даются не очень четкие, односторонние и неполные определения. Закономерность научного познания заключается в том, что на общие, сущностные и чрезвычайно важные вопросы даются менее четкие, точные и конкретные ответы, чем на частные, второстепенные и недостаточно важные вопросы. Это в полной мере касается и ответов на вопрос о том, что такое модель экономики. Понятие «модель экономики» следует рассматривать как формализированное описание экономического процесса или явления, структура которого определяется как его объективными свойствами, так и субъективным целевым характером исследования. Создание модели связано с потерей части информации. Это позволяет абстрагироваться от второстепенных элементов, сконцентрировать внимание на главных элементах системы и их взаимосвязи. 370

Известные величины, вводимые в модель в готовом виде, называются экзогенными, а величины, которые получаются в рамках модели при решении поставленной задачи, называются эндогенными. На этапе получения модели уместно представлять, как полученные сведения будут использоваться в дальнейшем. Последнее связано с ограниченными возможностями инструментария, привлекаемого для исследования системы. Составление модели каждый раз представляет собой творческий акт. Связь модели с объективной экономической действительностью двояка: с одной стороны, модель отражает реальный мир, является его условным воспроизведением, с другой — служит его преобразованию в соответствии со сформулированными целями. Причем не существует общей методики перехода от объекта к модели, т. е. успех процедуры зависит от одаренности ученого-исследователя, его опыта, интуиции и владения выбранным инструментом. Теоретически модель экономики следует характеризовать соотношением: 1) форм собственности и основанных на них секторов экономики или укладов деловой практики; 2) рыночных механизмов и государственного регулирования (плана и рынок); 3) централизма и децентрализма в управлении экономикой; 4) конкуренции и монополизма; 5) либерализированности и социальной ориентированности экономики. В зависимости от того, как сочетаются эти аспекты, как взаимодействуют данные элементы системы, в мире существуют различные модели рыночной экономики. Однако нельзя взять ни одну из существующих моделей и механически перенести ее на нашу почву. Нельзя взять по частичке опыта из разных стран и создать у нас своеобразную мозаику. Мы можем использовать их подходы к решению наших проблем, а идти должны своим собственным путем, учитывая мировой опыт и нашу специфику. Исходя из этого, в наиболее общем виде модель экономики России можно сформулировать так: смешанная (с точки зрения соотношения форм собственности и взаимодействия рыночных механизмов и государственного регулирования), социально ориентированная рыночная экономика. Специфика национальной экономической модели проявляется через массовую самоорганизацию экономических субъектов, через их саморазвитие. Смысл рынка заключается в деловой активизации предпринимательской деятельности, а в общем виде — в активизации творческой деятельности всех экономических субъектов. В конечном итоге различные модели экономики отличаются степенью свободы творчества человека в экономике и, как следствие, эффективностью деятельности экономических субъектов. Рынок тогда выполняет прогрессивную 371

функцию, когда он активизирует массовую деловую практику, когда повышает эффективность производства и качество реализации продукции. С деятельностью экономических субъектов связан вопрос о рождении национальных моделей экономики. Нормальный путь — эволюционное рождение модели национальной экономики в процессе постепенного, поэтапного и комплексного ее формирования и, что весьма важно, в процессе деятельности экономических субъектов общества, которые самостоятельно избирают новые пути к лучшей жизни, опираясь на традиции и используя новации. При построении модели экономики вначале создаются микромодели ее отдельных элементов или проявлений, чтобы в итоге прийти к макромодели. Тогда макромодель описывает динамику множества микромоделей и обладает качеством целостности, т. е. несводимости ее свойств к сумме свойств микромоделей. Этот процесс связан с переходом от единичного, особенного, к общему, носителем чего и является макромодель. Рассмотрение экономики как модели зависимостей между деловыми предприятиями позволяет выявить такие закономерности, какие другими методами и способами выявить крайне сложно. 1. В случае усложнения решаемой задачи усиливается активность теоретической и стратегической служб делового предприятия. В этом случае активность технологической, сперативной и контролирующей служб возрастает в арифметической прогрессии, а личное участие каждого работника в решении задач — в геометрической. Естественно, что точно вычислить вклад каждого подразделения в организацию дела как арифметически, так и геометрически невозможно. Абстрактная модель указывает лишь на тенденцию, но тенденцию крайне важную, и игнорировать ее современному менеджеру опасно. 2. Каждый этап в деловой практике, а следовательно, и каждый элемент модели решения, как правило, носят разнофункциональный характер. Однофункциональность является признаком неверно принятого решения. 3. Связи между элементами модели экономики носят системообразующий характер. Это означает, что субъект экономики прежде всего управляет связями и должен постоянно заботиться о преобразовании управленческой информации на каждом этапе процесса решения. В противном случае необходимого результата он не получит. 4. При разнофункциональности элементов модели экономики каждый этап процесса решений носит особо выраженный альтернативный характер. Отсутствие выбора, как правило, означает ослабление связей между субъектом и объектом и ведет к негативному результату. 372

5. Мера, доза в действиях менеджера зависят от количества элементов модели при решении простейших задач, менеджер тем самым уменьшает количество элементов модели при решении наиболее сложных и таким образом ослабляет конечный результат. Рекомендации с ориентацией на моделирующее сознание менеджера и его далекое предвидение могут быть следующими: • планируйте свои действия основательно, не откладывайте на последнюю минуту изменения, которые хотели внести, не ждите, когда неожиданные события потребуют таких изменений, действуйте, пока не поздно; • определите решающие направления действий; • всегда имейте возможность для маневра, для применения альтернативных решений. М.А. САЖИНА

Роль государства в возникновении и решении российских экономических проблем Современное состояние российской экономики характеризуется как кризисное. Кризисные процессы охватили многие сферы народного хозяйства, усиливая нестабильность социально-экономической системы. Инфляция, падение производства, неплатежи, кризис бюджетной системы, долговой кризис — вот далеко не полный перечень острейших проблем отечественной экономики. Каждая из этих проблем отражает кризисное положение определенной области экономики, а все вместе они свидетельствуют о существенном разрыве между сферой производства и сферой обращения, между реальным и фиктивным капиталом, между действиями государства и их результатами. Государство стало одним из основных неплательщиков, оно провоцирует инфляцию, своими действиями способствует росту размеров фиктивного капитала. Все это говорит о том, что многие невзгоды российской экономики происходят не без помощи государства, связаны с его неправильными действиями. Это можно подтвердить примерами острейших кризисных процессов. В постоянный элемент экономики превратилась инфляция — сложный и противоречивый процесс. На инфляцию в России существенно влияет состояние платежной системы, которая сегодня представлена наличными денежными знаками и безналичными средствами на счетах до востребования (самыми ликвидными активами общества) и платежными средствами (обращающимися инструментами — векселя, чеки, 373

депозитные сертификаты и др.). Начиная с 1992—1993 гг. из-за обесценивания денег расчеты ведутся в наличных денежных знаках, удельный вес которых возрос до 30% в денежной массе в 90-х гг. и до 40% в начале 1999 г. (за рубежом доля наличных в денежной массе составляет 3—5%). Это привело к дефициту наличных денег, а растущий спрос на них увеличил инфляцию. Но главное воздействие на инфляцию оказало использование платежных средств с ограниченной платежной силой и взаимных расчетов. В 90-е гг. основным способом платежа между предприятиями России стали взаимные расчеты (не основанные на обороте денег). Их разновидностью является бартер, т. е. прямой безденежный обмен товарами и услугами. В платежной системе сложилась своеобразная инфраструктура из многоступенчатых цепочек бартерных расчетов, никем не регулируемая. Особенно широкое распространение получили векселя в качестве средства юридического оформления операций по взаимной задолженности. Российские зачеты, включая бартер, превратились в особую сферу предпринимательства для получения прибыли. В результате предприятия рассчитываются долгами — векселями и другими денежными обязательствами, время от времени проводя их зачеты. Масштабы взаимозачетов велики: они применяются и в расчетах с государством (по платежам из бюджетных и внебюджетных фондов), в зачетные операции вовлечено население (в счет выплаты заработной платы и пенсий предлагаются расчетно-товарные чеки, талоны на питание, сама продукция, которая затем продается на рынке). Все это увеличивает никем не регулируемую долю наличных денег. Отрицательные последствия широкого использования взаимных зачетов состоят в том, что они провоцируют уклонение от налогов, вызывают недополучение средств в бюджет, увеличение дефицита и в конечном счете — рост инфляции. Но самое главное — сфера обращения приобретает безденежный характер. В 1998 г. до 70% всего объема безналичных платежей предприятий осуществляется без участия денег. А официальный запрет Центрального банка (декабрь 1996 г.) использования указанных документов остается безрезультатным. Не лучше обстоят дела и в налично-денежной сфере. В российской практике существуют заменители национальных денег, в меньшей степени зависимые от Центрального банка. В 90-е гг. рубль потеснил доллар. К началу 1998 г. у населения на руках находилось от 20 до 70 млрд дол. (объем наличных рублей в обращении в 5—6 раз меньше). Доллар выполняет функции денег. А после 17 августа 1998 г. рубль обесценился по отношению к доллару в 5-6 раз. Все эти особенности российской 374

экономики сводят на нет меры по регулированию денежной массы, а значит, и по преодолению инфляции. Платежный кризис усиливает инфляцию, которая конвертировалась в государственную задолженность. К началу 1999 г. объем неплатежей приблизился к половине годового ВВП — около 1,5 трлн р. Одним из основных неплательщиков стало государство, особенно это касается ВПК и АПК. Неплатежи заставляют сокращать производство. А падение производства — это падение занятости, рост расходов государства на пособия по безработице. Еще одна проблема отечественной экономики — рост государственного долга. В 1998 г. внутренний долг России (в % к ВВП) составил 33,0 (499,6 трлн р.), а внешний долг —19,3% (130,8 млрд дол.). В результате девальвации рубля в августе 1998 г. государственный долг вырос с 52 до 120% ВВП. Высокое долговое бремя государства порождает бюджетные трудности. Это выражается в росте расходов государства на погашение долга. Если в 1996 г. на это пошло 16% бюджетных расходов, то в 1997 — 31%, а в 1998 г. (первое полугодие) — 36%. Подобная ситуация означает долговой кризис, который усугубляется тем, что российский государственный долг делится на внутренний и внешний (рынок ГКО — ОФЗ). В основу такого деления положена валюта, в которой выражены заимствования и их источник. Однако рублевый долг иностранных инвесторов не есть внутренний долг. Неслучайно в период кризиса 1998 г. нерезиденты сбрасывали на рынок ценные бумаги, за которые требовалась иностранная валюта. Следовательно, внешний долг — это обязательства государства перед иностранными кредиторами, а внутренний долг — обязательства государства перед внутренними кредиторами, ибо государственный долг — это не только заимствования государства, но и его гарантии со стороны государства. Существенные изъяны наблюдаются и в бюджетной системе России. Доходная часть бюджета формируется, как правило, для федерального бюджета (75% всех поступлений НДС, 100% акцизов на нефтепродукты, 100% таможенных пошлин). Зато труднособираемые налоги (100% подоходного налога с физических лиц, 66% налога на прибыль) закреплены за региональными бюджетами. Расходы же бюджета на социальные и жилищно-коммунальные нужды формируются в основном региональными бюджетами (80 или 100% соответственно). При этом определение доходов региональных бюджетов делается по принципу «всем сестрам — по серьгам», т. е. всем регионам одинаково. В результате в нескольких благоприятных регионах поступления налоговых платежей оказываются больше, чем в большинстве депрессивных рай375

онов. А ведь с этим связана выплата заработной платы, причем из средств всей страны. Для формирования сбалансированного консолидированного бюджета государство должно сначала определить расходы по стране и по регионам. Как театр начинается с вешалки, так и бюджет начинается с расходов. После этого можно определять максимальные доходы по стране. И только потом — долю расходов, которую можно покрыть этими доходами. Лишь после составления сбалансированного консолидированного бюджета по стране можно определить, какую долю и какого налога оставлять в федеральном или региональных бюджетах. Нестабильность российской экономики усугубляется ситуацией разрыва, неадекватности между реальным сектором экономики и рынком ценных бумаг, между реальным и фиктивным капиталом. Такое положение грозит неуправляемостью социально-экономической сферой и может привести к всеобщему краху. Реальный сектор экономики играет решающую роль в народном хозяйстве, он определяет процветание или спад, благосостояние или нищету населения, от него зависят масштабы развития других секторов экономики. Фиктивный капитал как искаженное отражение реального капитала (выраженный в ценных бумагах) может воздействовать в обратном направлении на реальный сектор экономики. Через изменение индексов фондового рынка он дает информацию реальному производству, становясь мощным стимулом развития, следовательно, прямо влияя на характер, пути и размеры инвестиций. Вместе с тем фиктивный капитал создает возможность предвидеть опасность «перегрева» экономики и принять государству необходимые меры для ее предотвращения. Однако при спекулятивном одностороннем развитии рынка ценных бумаг они теряют свои инвестиционные качества и превращаются в инструмент перераспределения доходов в руки финансовой олигархии. В России сегодня фиктивный капитал выступает в неуправляемых спекулятивных операциях. Это привело к появлению большого числа пирамидальных структур, оторванных от реального сектора экономики. Государство через государственные ценные бумаги (ГКО—ОФЗ) способствовало росту размеров фиктивного капитала. В результате налицо сильнейшая диспропорция между производством и обращением. Оторванный от производства фиктивный капитал возрастает в минимальные сроки без процесса кругооборота капитала, нарушая воспроизводственный процесс, что грозит углублением системных кризисов. Таким образом, российская действительность характеризуется букетом всевозможных кризисов. Проблемы российской экономики невозможно сегодня решить без усилий государства чисто рыночными мето376

дами. Роль государства в экономике бесспорна. Уровень развития народного хозяйства существенно зависит от того, как ведет себя государство в хозяйственных процессах. Российская государственная политика в переходной экономике оказалась оторванной от научной экономической мысли, превратившись в администрирование и политиканство. Восприятие новых идей для российских государственных деятелей — это, зачастую, средство достижения власти. В результате теорема для них становится аксиомой, гипотеза — догмой, предположение — очевидным фактом. Попытка проводить монетаристскую политику по канонам чикагской школы в отрыве от требований жизни была обречена на провал, так как в России не существует цивилизованной рыночной экономики. Это выражается в том, что в отечественной экономике, во-первых, нет по-настоящему свободного предпринимательства; во-вторых, существующая налоговая система, непосильным бременем ложащаяся на плечи предприятий, означает чрезвычайно высокую степень государственного регулирования экономики. Все это противоречит сущности монетаристской экономической политики. Для сегодняшней России особенно актуальна научно обоснованная государственная политика. В ее основе должны лежать не монетаристские рецепты, а синтез различных теорий (кейнсианства, монетаризма, марксизма, институционализма). Комплексная научная концепция государственного регулирования — это не эклектическое смешение теорий, а диалектический процесс выбора элементов различных теорий и их синтеза в ходе практического использования. Это означает выработку норм цивилизованного хозяйствования, придает гибкость экономической политике, многовариантность ее использования. Экономическая роль государства в такой политике — это защита прав собственности, поддержание закона и порядка, создание разумных, стабильных, обязательных для всех правил экономической жизни. В соответствии с этим должна быть перестроена и экономическая политика: центр тяжести следует перенести с финансовых манипуляций на создание условий для подъема реальной экономики, развитие предпринимательства, когда главной фигурой экономической жизни становится производитель нужных людям товаров. Высшая цель государственной политики объективно заключается в достижении стабилизации макроэкономических условий, обеспечивающих поступательное развитие производства, создании предпосылок экономического роста (прежде всего роста номинального ВВП). Это предполагает отказ от осуществления программы Международного валютного фонда, отражающей взаимосвязь экономического роста только со снижением инфляции. В действительности экономический рост свя377

зан не только с темпами инфляции, но и с другими факторами, которые не имеют отношения к росту цен (технология производства, квалификация работника, организация труда и т. п.). Для обеспечения условий экономического роста важно создать систему распределения ресурсов в пользу реального сектора экономики. При ведущей цели экономического роста государственная политика ориентируется одновременно на несколько промежуточных задач. Среди них — повышение эффективности кредитно-денежной и бюджетноналоговой политики. Это касается темпа роста денежной массы, объема кредита, ставки процента, уровня цен, величины валютного курса, состояния бюджетной системы. Все эти показатели являются производными по отношению к производству, и в то же время они не нейтральны в экономике. Их природа лежит в воспроизводстве. Поэтому отрицательные значения любого из этих показателей есть результат противоречия производства и денежного обращения, разбалансированности их взаимоотношений. Стабилизация кредитно-денежных и бюджетно-налоговых отношений необходима в той мере, в какой она создает сбалансированный и устойчивый экономический рост. Для этого государство должно осуществить следующие меры: • ограничение спекулятивно-финансовых операций; • снижение процентных ставок по кредитам для материального сектора; • сокращение неплатежей и оборота суррогатных денег; • создание кредитно-финансовых институтов, реально обеспечивающих финансирование капиталовложений; • организацию целевого кредитования долгосрочных проектов; • принятие налоговых льгот для стимулирования инвестиционной деятельности; • развитие системы рефинансирования Банка России в направлении стимулирования инвестиционной деятельности в производственной сфере; • смягчение жестких ограничений роста денежной массы (денежная масса должна расти темпами выше, чем инфляция, контроль над инфляцией должен быть в рамках 15—10%); • сокращение расходов бюджета, сокращение расхищения бюджетных средств; • вытеснение заменителей из денежного оборота, обеспечение устойчивости рубля.

378

Эффективность этих мер зависит от конкретно-экономической ситуации, и в то же время должна рассматриваться в единстве с мерами по регулированию экономики в целом. Задача стабилизации и экономического роста отечественной экономики осложняется длительными и неустойчивыми лагами: промежутками времени между кризисными процессами и моментом принятия государственных мер; между принятием государственных мер и временем, когда они дадут результат. В этих условиях решению этой задачи может способствовать экономическое прогнозирование. Экономическое прогнозирование предполагает использование двух методов: во-первых, индексов опережающих показателей (таких, как курс акций), которые изменяются раньше, чем производство, а потому могут сигнализировать о приближении кризиса; во-вторых, экономических моделей, разрабатываемых и государством, и частными предприятиями, с помощью которых описываются какие-либо стороны экономики и их перспективы развития. Дополнение государственной экономической политики экономическим прогнозированием превращает ее в более действенную. И еще одно требование к экономической политике государства — она должна быть последовательной. Непоследовательность в проведении экономической политики, как правило, связана с некомпетентностью и оппортунизмом самих политиков. Чем меньше свобода действий политиков, тем успешнее решаются поставленные задачи. Как говорил великий политик XX столетия У. Черчиль, «политик способен предсказать, что произойдет завтра, через неделю, через месяц и через год. А потом объяснить, почему это не произошло». В макроэкономической политике ни на один вопрос нельзя дать однозначного ответа. Вот почему важно, кто составляет исполнительные органы государственной политики. Сегодня необходимо, чтобы главная роль в формировании экономической политики принадлежала экономистам. Ф.П. КОСИЦЫНА, Н.И. МОРОЗОВА

Методология реформ и экономическая стратегия России Экономические преобразования в России с самого начала не имели и не имеют теперь четкой, научно обоснованной стратегии. Этот печальный факт не отрицают и сами реформаторы, представители власти. Справедливости ради отметим, что и оппозиция не может похвастаться глубокой теоретической разработкой экономической стратегии. Отсюда неизбежно вытекает непредсказуемость экономической политики, при379

чем на необозримую перспективу и при любом раскладе политических сил. Характерно, что и Запад, понимая всю опасность неуправляемых изменении в экономике России, все больше заражается в отношении нас болезнью, названной Международным институтом стратегических исследований «стратегическим артритом». В российской экономической реформе одна лишь задача бесспорно и устойчиво превалирует: задача ломки центрально-управляемого хозяйства, тщательного вымарывания всяческих следов «социалистических» начал. Но такая однобокая ориентация фактически служит прикрытием для бесконтрольного передела национального богатства страны в пользу лихо соперничающих между собой мафиозноолигархических группировок. Это объективно сопряжено с попятным движением не только в сравнении с достигнутыми прежними позициями в экономической сфере, но и, что особенно важно подчеркнуть, в сравнении с общим направлением поступательного движения человеческой цивилизации. А это значит, что наша реформа не является таковой по определению. Мы полностью разделяем высказанное в ходе дискуссии на конференции в г. Волжском замечание профессор Н.Д. Колесова о том, что ни один здравомыслящий не назовет нашу реформу реформой. Действительно, по самому своему существу реформа призвана снять старые путы, мешающие развитию, создать эффект «прорвавшейся плотины», ускорить поступательное движение, а не парализовать его. Так было в российскою реформе периода нэпа, так было в реформе Л. Эрхарда в Германии 1948 г. Во время кардинальных изменений в общественной жизни и огромной роли субъективного фактора в трансформационных процессах особенно важно постоянно видеть и учитывать взаимосвязь прошлого, настоящего и будущего экономической системы, ее реальную диалектику. Сама методология экономической реформы должна была стоять в центре внимания реформаторов. Между тем, с поистине нигилистическим пренебрежением недоучки провозглашалась опора лишь на так называемый «здравый смысл», который, по меткому замечанию Ф. Энгельса, «хорош лишь в четырех стенах домашнего обихода» [1, 21]. Выработка экономической стратегии возможна лишь на базе научного метода. Можно согласиться с английским социологом, профессором Манчестерского университета Т. Шаниным в том, что главная слабость дебатов о перестройке и путях реформирования состояла в «непонимании общего характера социальных структур экономического развития, ценности общего метода и системы» [2, 66]. Плохую услугу реформаторам оказала и продолжает оказывать наша экономическая наука, совершившая в большинстве своем «голое от380

рицание» прежних методологических оснований и, как это всегда бывает в случаях подобного отрицания, продвинувшаяся отнюдь не вперед, а назад. Справедливые упреки в адрес советской экономической науки, зациклившейся в свое время на марксизме и существенно обеднившей себя за счет отторжения достижений западной науки. Но не менее справедливо и то, что теперешняя боязнь прикоснуться к «марксистскому» ставит наших исследователей ниже современной западной экономической науки, которая интегрирует в себя (нередко молчаливо) важнейшие диалектико-материалистические подходы к анализу экономики и управлению ею. Поскольку экономическая стратегия должна определять не просто сиюминутные, а долговременные задачи, основное направление, «крупную линию» развития экономической системы, постольку необходим анализ самых глубинных ее основ, в том числе и ее основного противоречия, даже если эта система только закладывается, формируется. В этих условиях отбросить ключ, найденный К. Марксом для понимания истории, забыть, что есть объективный закон соответствия производственных отношений характеру и уровню производительных сил, что в самой глубине экономической системы должно осуществляться противоречие между определенным производством и определенным присвоением, — значит ради новой идеологической «чистоты» обречь себя на мучительный путь блужданий и кувырканий вместо целенаправленного реформирования. Не боясь оказаться старомодными, видные западные экономисты, авторы популярного учебника «Экономика для всех», пишут: «Мы обязаны Марксу основной идеей — что капитализм есть развивающаяся система, вышедшая из специфического исторического прошлого и медленно и неровно движущаяся к плохо различимой иной форме общества. Эта идея, — подчеркивают они, — принята многими учеными социологами, которые одобряют или не одобряют социализм и которые в большинстве своем ярые антимарксисты» [3, 36—37]. И хотя ярость наших доморощенных антимарксистов ставит в тупик даже западных ученых социологов, все же иногда стоит задуматься: зачем же вместе с водой выплескивать и ребенка? Известно, что в основе развивающейся буржуазной экономической системы лежит противоречие между общественным характером производства и частнокапиталистическим присвоением. Последнее именно под воздействием роста обобществления производства вынуждено было эволюционировать тоже в сторону обобществления. Именно благодаря этому обеспечивается реализация адаптивных возможностей капитализма, создаются новые стимулы к труду и повышению его 381

производительности, к дальнейшему обобществлению производства. Эволюция присвоения в сторону накопления элементов обобществления в развитых странах сегодня выражается не только в усилении экономической роли государства, его регулирующих и перераспределительных функциях, но и в глубоких изменениях, происходящих в самой капиталистической частной собственности. Возросший уровень производительных сил, высочайшая степень обобществления производства, усложнение техники и технологических процессов предъявили новые требования к главной производительной силе общества — трудящимся. Для достижения чисто капиталистических целей в современных условиях требуется уже не «односторонний» рабочий, а всесторонне развитая личность, творческий потенциал которой реализуется и в производстве, и в потреблении, и в управленческих процессах, и в нравственных отношениях. Такая всесторонность развития рабочего — еще не самоцель, но уже и не только средство. Это такая «подцель», которая заставляет делиться прибавочным продуктом (в США, например, дополнительные выплаты к заработной плате в самых различных формах составляют свыше 36% общих расходов на рабочую силу). С учетом мощных перераспределительных процессов через госбюджет все это означает, что процессы обобществления сегодня действительно затрагивают не только производство, но и присвоение, что осуществляются шаги в сторону сглаживания остроконфликтного состояния основного экономического противоречия и, соответственно, такого же состояния классовых противоречий. Они еще не разрешены, капитализм остается капитализмом, но он движется в направлении постепенного перерастания самого себя, к «иной форме общества». Классовая борьба, осуществляющаяся во все более цивилизованной форме, на основе конструктивного противостояния-партнерства, не только не препятствует этому движению, а, наоборот, способствует ему, ускоряет. К началу перестройки степень обобществления производства у нас была довольно высокой, хотя и существенно ниже, чем в развитых странах (степень разделения труда, специализации и кооперирования, вертикальной интеграции, технологической гибкости и т. п.). Но даже в том виде общественный характер производства все больше вступал в конфликт с существовавшей формой присвоения. Она (государственнопартийно-бюрократическая), застывшая, не эволюционировала вслед за ростом общественного характера производства, сдерживала этот рост, сковывала стимулы к труду, превращалась в тормоз. В этом главная причина краха «государственного социализма». И не стоит все сваливать исключительно на политические причины, а тем более на какие-то 382

«трансцендентальные происки», ибо основная причина — экономическая. Государственная собственность, которую мы называли общенародной, хотя она таковой не являлась, реально социалистической не была, ибо формально-юридическое обобществление еще не тождественно реальному обобществлению, «обобществлению на деле». Во-первых, далеко не все производства, принадлежащие государству, составляли звенья одной технологической цепи в рамках кооперирования всего народного хозяйства, т. е. далеко не во всем государственная собственность вызывалась экономической необходимостью. Во-вторых, в условиях недемократического государства огосударствленное присвоение не может не обслуживать интересы бюрократии прежде всего и в ущерб большинству населения. Эти два обстоятельства уже создают почву для возникновения «особого рода фальшивого социализма» [1, 289]. И когда у нас началась перестройка, основная масса населения ее воспринимала с надеждой на изживание «фальши» и продвижение в сторону реальных процессов обобществления присвоения. В экономической литературе того периода не случайно наблюдался всплеск исследований по проблеме обобществления производств и присвоения, вышло множество статей в центральных журналах, крупные монографии [4—6]. И хотя все эти исследования имели, как нам представляется, один общий недостаток: отсутствовал четкий анализ основного экономического противоречия (между общественным характером производства и данной формой присвоения), оно терялось в совокупности многих противоречий, все же их актуальность не вызывала сомнений, они шли в нужном направлении, направляли в стратегическое перестроечное русло. Но перестройка вообще в этом направлении не пошла, а потому и сама потерпела крах. Позднее, с началом экономических реформ в России, проблема обобществления ушла из экономической литературы, а в новых экономических словарях для понятия «обобществление производства» места не нашлось. На практике «реформа», которая не поставила в качестве стратегической цели рост обобществления производства и соответствующее этому росту преобразование форм собственности (присвоения), с самого начала обрекла себя на провал, она не только не приблизила Россию к общемировому цивилизационному процессу, а, напротив, означала движение в обратном направлении. И главная наша беда состоит не в том, что мы никак не определимся с выбором «модели» (шведская или еще какая-то), а в том, что мы перекрыли тот основной механизм развития, который является общим для всех моделей при всем многообразии модификаций. 383

Обвальная, бесконтрольная приватизация, вопреки логике движения основного противоречия, была направлена прежде всего на такие звенья, которые как раз переросли управление акционерных обществ (экономические артерии, естественные монополии, нефтяная и газовая промышленность и т. д.). Экономической необходимости в приватизации таких ведущих звеньев не было, общегосударственным и, тем более, общенародным интересам это не отвечало. Конфликт производства и присвоения тем самым не только не был снят, он стал еще острее. При этом обе стороны противоречия деградировали. Разбалансированность хозяйственных связей, натурализация обмена, дезинтеграция крупного производства существенно снизили общественный характер производства. А субъективистский характер приватизации не заложил предпосылки для роста обобществления производства в будущем. Главная проблема нашего перехода к цивилизованному обществу должна сводиться не столько к дилемме «частная или государственная собственность», сколько к наполнению каждого вида собственности таким содержанием, которое сочетало бы мотивы частного интереса с задачами усиления социальной справедливости. Это гораздо более сложная задача, чем простая приватизация. Пренебрежительно-высокомерное отношение к людям труда, прикрываемое формулой «непопулярные меры», изъятие у них не только прибавочного, но и большой части необходимого продукта, лицемерный характер демократии, коррумпированность представителей правящего режима — все это говорит о движении России не в ногу с цивилизацией, а, следовательно, и о недальновидности сегодняшних реформаторов, столь ревностно охраняющих «свой курс», ставящих свои сиюминутные интересы превыше всего. В этой связи весьма актуально звучит замечание немецкого философа Г. Маркузе о том, что в поиске оптимальных способов организации общества надо абстрагироваться от существующих институтов, но это «должно выражать действительную тенденцию, то есть их преобразование должно быть действительной потребностью основного населения (выделено нами. — Ф.К., Н.М.)» [7, XIV]. Если же преобразования в экономике не отвечают интересам основного населения, сужается социальная база реформы, ее социальная поддержка все более ослабляется. В этом ее обреченность. Экономическая наука не долина стесняться проблемы обобществления производства и присвоения. Анализ этого основного противоречия — одно из фундаментальных условий выработки и осуществления конструктивно-прогрессивной экономической стратегии, условие необходимое, но, разумеется, недостаточное. Переориентацию наших преобразований наука сама по себе осуществить не может. Не способна на это и простая смена политических лидеров. Необходимо формирование 384

гражданского общества, принятие таких правовых норм, которые помогали бы подталкиванию реформ со стороны общества в выгодном для преобладающего большинства направлении. В этом отношении левое крыло высшего законодательного органа России, зацикленное на лозунге «долой!», упускает драгоценное время для конструктивной деятельности по созданию правовых предпосылок демократизации всех сторон общественной жизни, начиная с элементарного — принятия простой и действенной системы отзыва депутата, удешевления содержания чиновничьего и депутатского корпуса, создания хоть какой-то системы контроля «снизу». В противном случае и прекрасно разработанная на бумаге экономическая стратегия останется лишь добрым пожеланием. Литература 1. Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 20. 2. Шанин Т. Западный опыт и опасность «сталинизма наоборот» // Коммунист. 1990. № 1. 3. Хайлбронер Р., Тароу Л. Экономика для всех. Лондон, 1991. 4. Обобществление производства и основное производственное отношение социализма: закономерности развития и диалектика взаимодействия. Казань, 1987. 5. Поляков Р.И. Обобществление производства в условиях развитого социализма. Л., 1984. 6. Бородулин Ю.М. Обобществление производства и радикальная перестройка экономики. Саратов, 1991. 7. Маркузе Г. Одномерный человек. М., 1994. Г.Г. СУНАЕВА

Взгляд на возникновение и трансформацию экономического порядка Работы последних лет многое прояснили в постановке и подходах к решению вопроса о складывании и развитии экономического порядка страны. Например, Ф.И. Шамхалов пишет, что трансформация экономики теснейшим образом связана с трансформацией общества и государства [1]. Л.Г. Горичева напоминает о культурно-исторической целостности хозяйства страны [2]. Анализ факторов, условий и ограничителей формирования типа экономического устройства страны сделан В.Т. Рязановым [3]. На основе этих и других работ с использованием природно-географического, этнологического и институционального подходов предлагается следующее видение формирования экономического порядка. 385

Под непосредственным влиянием природно-климатических условий и условий исторического окружения на определенной территории складывается первичный социум, который может при определенных условиях развиться в цивилизацию (суперэтнос) (по А. Тойнби, Л.Н. Гумилеву). Цивилизацию можно на каждом уровне рассматривать как сплетение трех составляющих: территории, населения (нация, точнее этнос), типа общества и государства. Ее можно рассматривать как саморазвивающуюся систему, внешней средой которой будут сформировавшиеся в других природно-климатических, культурных и этнических условиях цивилизации. Экономическая деятельность представляется и способом приспособления цивилизации к меняющейся внешней среде («вызовы», по А. Тойнби). На основании способа существования социума [4] в нем складывается первичный хозяйственный порядок, под влиянием которого формируются первообразы [5]. Первообразы — это сгустки накопленного опыта и знаний, из которых вырастают стереотипы, нормы и правила повседневности. Они несут информацию об изначальных договоренностях, на основе которых и рождалось общество, выступают как исходные нормативы распределения ресурсов и обязательств. А поскольку возникают они в самых разнообразных природных, культурных и этнических условиях, то каждая цивилизация обладает своим неповторимым набором исходных первообразов. То, что Е.З. Майминас называл социально-экономическим генотипом [6]. С.Р. Шталь-Рольф предложила схему передаточного механизма влияния культуры на институты [7]. С некоторыми дополнениями получается картина складывания хозяйственного порядка через формирование хозяйственных институтов (рис. 1). Здесь не показано влияние внешней среды, но подразумевается. Со временем первичный способ существования сменяется технологическими укладами, что усложняет картину и увеличивает количество связей (рис. 2). Эволюция экономического порядка происходит как приспосабливание хозяйственной деятельности этноса к меняющейся внешней среде (прежде всего внешнеэкономической), ответ на ее «вызовы». Если выделить в структуре общества социокультурную сферу и техносферу (в понимании Р.К. Баландина [8]), то и в формировании институтов можно заметить влияние как социокультурной (цивилизационной), так и техносферной составляющих. Под влиянием внешней среды и обратных связей внутри системы происходят изменения в типе общества и государства, что дает толчок изменениям в экономическом менталитете (миропонимании) и далее по цепочке. (Есть ли изменения в характере этноса?) Скорее всего, главную роль в этом играет воздействие технологических ук386

ладов (как внутрисистемных, так и внешних) на миропонимание. А для России характерно не вытеснение через преобразование, а привнесение извне и присоединение и технологического уклада, и экономического института. Поэтому можно предположить, что технологические уклады должны располагаться не друг за другом, а в виде наростов один на другой. Экономический порядок посредством обратных связей стимулирует изменения типа общества и государства и технологического уклада. Измененные, они через модификацию институтов влияют на эволюцию экономического порядка. Эволюция экономического порядка может быть представлена как спиралеобразное движение через новый технологический уклад и связанные с ним экономические институты. Причем по аналогии с биологической эволюцией приходит сравнение фактора культуры как наследственности, институтов как изменчивости, внешней среды как естественного отбора. Таким образом, имеет место эволюция экономического менталитета и, следовательно, экономических институтов. В России существует деформация предлагаемой схемы. Возможно, можно объяснить, если принять во внимание теорию раздаточной экономики О.Э. Бессоновой [9]. На такой подход наталкивает и закон единства противоположностей, если считать за них рыночную и раздаточную экономики. В то же время, по мнению А.Г. Вишневского, в России существует незавершенность промышленной, урбанистической, демографической и других революций, определивших современность. Существует необходимость изучения как первообразов, так и их эволюцию, учитывать изменение менталитета. Такова рабочая гипотеза о механизме возникновения и развитии экономического порядка. Предполагается работа над ее подтверждением. Литература 1. Шамхалов Ф.И. Государство и экономика (власть и бизнес). М.,1999. 2. Горичева Л.Г. Целостное экономическое знание о мировом хозяйстве // Россия в актуальном времени-пространстве / Под ред. Ю.М. Осипова, О.В. Иншакова, М.М. Гузева, Е.С. Зотовой. М.— Волгоград, 2000. 3. Рязанов В.Т. Экономическое развитие России. Реформы и российское хозяйство в ХIX—ХХ вв. СПб., 1998. 4. Косолапов Н.А. Россия: в чем суть исторического выбора // Мировая экономика и международные отношения. 1994. №10. 387

5. Румянцев М.А. Экономика как система образов // Философия хозяйства. 1999. №5. 6. Майминас Е.З. Российский социально-экономический генотип // Вопросы экономики. 1996. №7. 7. Шталь-Рольф С.Р. Исторически обусловленное сопротивление реформам // Politekonom. 1999. №1. 8. Баландин Р.К. Область деятельности человека: техносфера. Минск, 1982. 9. Бессонова О.Э. Раздаток: институциональная теория хозяйственного развития России. Новосибирск, 1999. А.Н. СОШНЕВ

Взаимодействие экономического и социального в стратегии развития общества Общественное время, в котором функционирует общество, характеризуется разной степенью насыщенности событиями, различной степенью интенсивности совершаемых общественных процессов. В этом отношении последнее десятилетие ХХ в. стало одним из наиболее насыщенных событиями временных периодов. Разрушение мировой социалистической системы не только изменило политическую карту мира, но стало поворотным пунктом в общественных науках, в частности, в экономике и в социологии. Формирование однополярного мира становится реальностью, что, в свою очередь, предполагает анализ ценностей и ориентиров, на которых могла бы быть обеспечена устойчивость мировых взаимодействий, и внутренняя устойчивость отдельных элементов, образующих мировую систему. Крах социализма в последние годы отвлек внимание общественной науки от внутренних проблем капиталистической системы. Все силы науки были сконцентрированы на объяснении кризиса социализма как тоталитарной системы. Капиталистическая система оказалось вне критического анализа, что уже само по себе свидетельствует о кризисном состоянии обществоведения. Возьму на себя смелость утверждать, что сегодня общественная наука оказалась не способной выявить законы общественного развития и предложить обоснованную социально-экономическую модель будущего общества. Обществоведы бывших стран социалистического содружества настолько дружно отказались от своих разработок, что под сомнением 388

оказывается не только их вчерашняя научная объективность, но и сегодняшняя столь же дружная апологетика капитализма. Последнее весьма непродуктивно для практики: построение капитализма в России и в других государствах, возникших на развалинах СССР, проходит чрезвычайно болезненно. Потребительные возможности населения резко сократились, нищета, безработица охватили значительную часть населения, возросли преступность, коррупция, семейная организация оказывается не способной выполнять свои функции. В системообразующих отраслях производства продолжается спад. Однако крах социалистической системы — отнюдь не случайность, а закономерность. Социализм содержит в себе не меньше негативных моментов, чем капитализм, что весьма подробно освещено сегодня в многочисленных публикациях. К сожалению, сравнительный анализ, как метод исследования, весьма ограничен в силу своей статичности. Чтобы выявить сущность анализируемого, необходим комплексный подход, нужно представить общественную систему как целостную, поскольку центром общественных отношений является человек. В нем и им реализуются общественные отношения, главные из которых — потребности. В систему общественных отношений включаются правовые, экономические, социальные, политические, этнонациональные и др. Именно по типам отношений и дифференцированы общественные науки. Такая дифференциация необходима и оправданна до тех пор, пока не начинается поиск исходного типа отношений. Как только ставится вопрос о первичности отношений, появляется стремление разделения наук на базовые и производные. Традиции такого деления имплицитно содержатся в разделении общества на базис и надстройку, предложенном К. Марксом. Но оно присуще не только марксизму. Каждая из социальных теорий строится по принципу упорядочения, который сводится в конечном счете к субординации типов отношений. Наиболее остро эта проблема поднимается в связи с соотношением социального и экономического. Не последнюю роль здесь играет тот факт, что социальное рассматривается как всеобщее, слабо дифференцированное, размытое, неопределенное, а экономическое — как присущее базису. На этом основании полагается, что социальное и экономическое едины, что экономическое первично по отношению к социальному. То, что социальное и экономическое взаимосвязаны, взаимообусловлены, не вызывает сомнения. Но проблема их соотношения от такого признания не разрешается. Конечно, можно принять позицию, что все общественное социально, но тогда социальность теряет свою определенность, становится неким всеобщим символом, который 389

наполняется смыслом лишь в конкретной сфере: экономике, политике, правоведении. Нам представляется, что такое понимание социального не отражает его содержание. Социальные отношения есть отношения по поводу человека как ценности, в отличие от экономических, где объектом отношений выступает продукт. Именно в этом их разница, но в этом же и их единство, поскольку продукт, его полезность, удовлетворяет потребности человека и производится человеком. Понятия «социальная сфера», «социально ориентированный бюджет», «социальные фонды» широко используются в экономике, но социальность не вытекает из того, что фонды составляют определенную долю богатства, а определяется тем, что объектом реализации фондов становятся определенные социальные группы. Социальное и экономическое относительно обособленны. Каждое из них имеет свои особые механизмы и свои законы. Состояние экономики — лишь предпосылка, лишь условие для достижения социальных целей. Такими же предпосылками выступают структура власти, политика, другие общественные обстоятельства. В свою очередь, экономика зависит от социального строя, его социальных целей, сложившихся социальных норм, структуры социальных институтов. Из технологии производства прямо общественные отношения не вытекают. Здесь лишь определяется форма производственной организации. Конвейерное производство, процесс непрерывной разливки стали одинаково успешно реализуются на предприятиях как государственных, так и частных. Технологические новации социалистических стран находили успешное применение в капиталистических странах, и наоборот. Социальность проявляется на другом уровне: в формировании жизненных (социальных) условий населения, т. е. ее социальной структуры. Именно здесь содержится ядро проблемы соотнесения экономического и социального. Можно ли вывести социальную структуру из экономических отношений? Если обратиться к работам по политической экономии социалистического периода, то вывод однозначный: только экономические отношения определяют всю систему общественных отношений, и иного быть не может. Однако эта констатация не имеет столь уж серьезной доказательной базы, на что можно было бы рассчитывать. Первое возражение: экономическое не сводится только к материальному. Экономические отношения также существуют за пределами процесса производства, понимаемого как процесс производства материального продукта. Закон стоимости не действует (или действует специфическим образом) в развитом производстве, основанном на научно-техническом прогрессе. Стоимостное равновесие разрушается 390

наукой как производительной силой. Уже отсюда следует, что экономика, обеспечивающая избыток продукта сверх затраченного труда посредством применения научных достижений, действующих как даровая рабочая сила природы, должна регулироваться иными, внешними по отношению к ней, обстоятельствами. Экономика как форма и сфера общественной деятельности имеет целесообразный характер. Целесообразность ей задается совокупностью социальных институтов: властью, социальной структурой, морально-нравственными институтами. Чем более развито общество, чем более удовлетворены в нем первичные материальные потребности, чем более развитое производство оно имеет, тем больше зависимость экономического от социального. Верно, на наш взгляд, и обратное. Из сказанного следует, что соотношение экономического и социального не является раз и навсегда данным. Оно меняется по мере развития производительных сил и в зависимости от состояния социальной организации общества. Экономическое есть то, что составляет царство необходимости, развитие социального характеризует царство свободы, т. е. условия развития человека как общественной ценности. При разработке стратегии общественного развития, на наш взгляд, необходимо учитывать указанные обстоятельства, рассматривая не только наличный экономический потенциал, но и социальный потенциал, который сформировался в данной системе, т. е. потребительские способности населения и самой социальной системы. Механизм регулирования потребностей составляет ядро социального устройства общества, отражает его социальную ориентацию и действующие социальные нормы. Подчеркнем, что единство экономического и социального не в поглощении одного другим, а в том, что это лишь особые формы проявления деятельности людей, самого человека. Различия же их заключается в объекте, по поводу которого устанавливаются общественные отношения. При всем том, что современное экономическое положение России не является благополучным, первичные потребности основной массы населения удовлетворяются, что позволяет разрабатывать экономическую стратегию социально детерминированного типа, т. е. такую, в которой социальные цели определяли бы экономические цели и задачи. Именно для определения первых и необходима стройная социальная теория экономического развития общества.

391

В.В. МУРАТКИНА

Социоэкологоэкономическая модификация хозяйственного механизма производственного природопользования В последние десятилетия резко возросла значимость звеньев народнохозяйственного комплекса, которые лежат за границами собственно материального производства. Отражением этого в обществоведческой литературе стало формирование целого научного направления — постиндустриальных представлений о современном и грядущем обществе. В этой системе можно выделить три составляющих: экономическую, социальную и экологическую (природную). Вся система опирается на природный базис — природные комплексы, сохраняющие свое качественное состояние до определенного уровня нагрузки. Экономическая и социальная структуры находятся в прямой зависимости от состояния окружающей среды. Поэтому в рамках такого подхода ответ на традиционный экономический вопрос — как наилучшим образом использовать наличные производственные ресурсы — уже недостаточен. Вопрос, обращенный к экономической науке, звучит сейчас иначе: как перестроить структуру экономики, производственных отношений, стиль жизни, чтобы обеспечить наибольшую мобильность человеческого фактора, осуществить предельно быстрый переход к производству новых хозяйственных благ, занять достойное место в системе международного разделения труда и при этом сохранить полноценность природных систем, физическое и духовное здоровье людей. Решить эту задачу, опираясь на предшествующие подходы в экономических исследованиях, не представляется возможным; но и без учета экономического анализа ее решить также нельзя. Нужен новый подход — уйти от постановки традиционной задачи управления общественным производством к задаче управления социоэкологоэкономической системой. В этой системе имеют место 4 вида связей: • во-первых, экономические связи (отношения), возникающие между людьми в процессе производства; • во-вторых, технологические связи между человеком, средствами производства и природной средой; • в-третьих, экологические связи между элементами природы, посредством которых они взаимодействуют друг с другом как без участия человека, так и при его косвенном содействии; • в-четвертых, социальные отношения, включающие правовые отношения, науку, культуру, искусство и другие формы деятельности человека. 392

Для обеспечения устойчивости этой системы необходимо учитывать следующие важные моменты: • непротиворечивость (или согласованность) системы национальных целей и приоритетов распределения национальных ресурсов; • эффективность управления развитием общественного производства; • перестройка производства, обеспечивающая системе высокую динамичность, мобильность, сводящая к минимуму социальное напряжение; • приоритеты в управлении социальными процессами; • сохранение здоровой среды обитания. Кроме того, с точки зрения системного анализа, очень важен алгоритм управления данной системой: 1этап: определение моментов, которые не удовлетворяют поставленным условиям (ослабление позитивных процессов, негативные тенденции, нарастание трудностей); 2 этап: выявление факторов, определяющих динамику системы (факторы роста и факторы торможения); 3 этап: определение магистрального направления — линии, движение по которой обеспечивает наращивание позитивных процессов и ослабление негативных; 4 этап: определение цели — показателей, на которые необходимо выйти в заданный отрезок времени; 5 этап: разработка социально-экономической программы поэтапной реализации выбранной стратегии развития. Не имея возможности охватить предмет исследования во всех его проявлениях и в связи со всеми окружающими его вещами, необходимо ставить субъективно-практические задачи: рассматривать его в тех функциях и в тех связях, которые в наибольшей степени интересуют исследователя в данный момент, в данном месте. Поэтому всегда следует выявлять альтернативные курсы развития, делать их оценку. В итоге определяется курс, обеспечивающий наилучшие результаты в рамках заданного периода и сохраняющий наибольшие возможности на будущее. В рамках концепции устойчивого развития рассматривается новый тип расширенного воспроизводства — качественный рост. Он предполагает принципиально новые формы соединения науки, культуры, социальной сферы и окружающей природной среды с производством. В центре этого подхода — качественно новый уровень использования творческих способностей человека и природных ресурсов. Он предполагает поиск новых, экологически обоснованных способов хозяйство393

вания с соответствующей этому системой экономических отношений. А это ни что иное, как экологическая перестройка экономики. Она может быть реализована путем целенаправленного изменения производительных сил, общественных отношений и хозяйственного механизма в сторону их большего соответствия требованиям окружающей среды. Иначе этот процесс можно назвать экологизацией, означающей начало нового этапа взаимодействия человека и природы. При изучении процесса экологизации, в качестве объекта исследования могут выступать: производительные силы, общественные отношения или хозяйственный механизм. К выбору объекта исследования можно подойти трояко: • с точки зрения метода его познания; • с точки зрения его места в общем составе представлений о действительности; • с точки зрения его оценки в тех или иных отношениях. Моделирование хозяйственного объекта предполагает анализ условий, в которых происходит реализация интересов соответсвующего уровня. В данном случае компонентами изучаемого объекта будут показатели региона. Реализация эффективного хозяйственного механизма в регионе требует создания адекватной экономической системы. Практикой доказано, что ни рыночная, ни централизованно-плановая экономические системы не отвечают новым требованиям в социальной, экологической и экономической сферах. Анализ этих двух типов систем показывает, что они рассматривают такие блага, как климат, здоровье населения, воду, чистый воздух как лишенные ценности, бесплатно общественные. Выход — в разработке качественно новой национальной модели развития. Современная ситуация в России, получившая название «переходной экономики», характеризуется разрушением важнейших элементов национального богатства: жилья, домашнего имущества, основных производственных фондов, культурных ценностей, окружающей природной среды. Признаки нестабильности можно разделить на: • социально-экологические (человеческие жертвы, эпидемии, рост заболеваемости); • социально-психологические (паника, стрессы, депрессии); • социально-политические (рост политической напряженности и конфликтности); • экономические (потеря национального богатства). Все это связано, в том числе, с постоянным наличием факторов риска, как природных, не зависящих от деятельности человека, так и ан394

тропогенных, связанных с функционированием производств, технологических процессов, транспортных средств. В итоге состояние всех жизненно важных общественных сфер можно назвать проблемным, а в некоторых случаях даже критическим (кризисным). Но также как оказалась не состоятельной концепция «нулевого риска», так и состояние общества не может быть совершенно беспроблемным. Наличие определенных противоречий (например, исчерпавший себя экстенсивный природоемкий тип воспроизводства или структурный кризис, проявляющийся в гипертрофированном развитии отдельных отраслей) сдвигает нормальную ситуацию в состояние проблемной. Чисто теоретически нормальная ситуация характеризуется уравновешенностью, сбалансированностью, стабильностью; на практике же период нарастания проблемы или время ее предотвращения еще является нормой. Преодоление современного глобального кризиса возможно лишь в случае перехода к альтернативной модели экономического развития в виде концепции экологически устойчивого развития. Постановка вопроса о переходе России на модель экологически устойчивого развития имеет смысл только в том случае, если проблема поставлена не только на глобальном, но и на национальном, и, что особенно важно, на региональном уровне. Еще в 1992 г. на конференции в Рио-де-Жанейро было отмечена целесообразность полного включения планов сохранения природы и планов действий по окружающей среде в страновые стратегии устойчивого развития. Такие стратегии должны разрабатываться при широком вовлечении различных слоев населения, включая госсектор, общественность и деловые круги. Высказывалось предположение, что в процессе разработки национальных стратегий устойчивого развития будут объединены усилия министерств финансов, окружающей среды, здравоохранения, транспорта и энергетики. Иначе говоря, программа управления всеми процессами должна разрабатываться на глобальном, национальном и региональном уровнях. Это потребует смены всей системы хозяйственных отношений, в которых регион должен превратиться из административной единицы в относительно обособленную эколого-экономическую систему. В этом случае регион начнет относительно самостоятельно воспроизводиться, создавая собственную ресурсную базу. Различные регионы в силу множества объективных факторов будут иметь различный ресурсный потенциал. Но все они должны будут столкнуться с проблемой исчерпания резервов экстенсивного роста и перейти на путь интенсификации. Материальной основой интенсификации является технический прогресс, ресурсосберегающие технологии, повышение качества продукции; организационной основой выступает совершенствование форм организации производства (концентрация, комбинирование, специализация, кооперирование, интеграция); экономической основой служит создание 395

нового хозяйственного механизма на базе нового типа социальноэкономических отношений, равностимулирующих использование всех видов производственных ресурсов при достижении поставленных целей. Исходя из соотношения потребляемых ресурсов и структуры конечных результатов, каждый регион должен иметь свою стратегию интенсификации, свои экономические приоритеты и инструменты улучшения использования ресурсов. Новые социально-экономические отношения, составляющие хозяйственный механизм, призваны обеспечить структурные преобразования и сбалансированное развитие региона. Но переход от стратегии экстенсивного развития к стратегии интенсификации нельзя осуществить на эволюционной основе путем изменения отдельных элементов экономических отношений в силу инерционного характера экономических механизмов. Поэтому необходимо радикальное изменение всего хозяйственного механизма в комплексе. В результате должен появиться хозяйственный механизм, адекватный новому уровню развития производительных сил. В целом, такой модифицированный хозяйственный механизм можно определить как совокупность элементов социоэкологоэкономической системы, посредством которых в обществе реализуются интересы (экономические, экологические и социальные) и достигаются цели устойчивого развития общества. В таком хозяйственном механизме основными элементами являются: • система отношений собственности; • система реализации экономических, экологических и социальных интересов; • система рыночных инструментов: ценообразование, конкуренция, развитие финансово-кредитной сферы; • система государственного контроля и регулирования; • система экологической составляющей в основных экономических процессах: ценообразовании, финансировании, планировании; • система накопления, обработки и хранения интеллектуального и информационного капитала; • система оценки использования человеческого и природного капитала. Функции нового хозяйственного механизма должны быть следующими. Во-первых, новый хозяйственный механизм должен обеспечивать соответствие системы экономических производственных отношений уровню развития производительных сил.

396

Во-вторых, новый хозяйственный механизм должен быть единым, построенным на общих принципах, сквозным для уровней народного хозяйства, отраслей, регионов, городов, предприятий. В-третьих, необходимо устранить противоречия, возникающие между самой сущностью социоэкологоэкономического хозяйственного механизма и созданием особых механизмов управления отдельными элементами социоэкологоэкономической системы. В-четвертых, необходима полная согласованность всех элементов социоэкологоэкономического хозяйственного механизма. В-пятых, в новом хозяйственном механизме должно быть на правовой законодательной основе обеспечено сочетание интересов (прав и обязанностей) Центра и регионов. В-шестых, хозяйственный механизм должен базироваться на противозатратных и безопасных началах планирования, ценообразования и оценки эффективности принимаемых решений. Таким образом, вопрос о новом хозяйственном механизме является принципиальным вопросом при формировании новой модели ведения хозяйства, призванной обеспечить посредством реализации и согласования интересов экономических субъектов равновесие экономической системы в целом. На современном этапе достижение общего равновесия, в первую очередь, предполагает сохранение биосферы, т. е. новая модель хозяйствования должна быть обязятельно биосферосовместимой. В связи с этим перед экономической системой ставятся соответствующие цели: первоначально — экологизация экономики, а затем — достижение общества устойчивого развития. Л.И. СЕРГИЕНКО

Экоразвитие — искомая модель хозяйственного развития России В последнее время проблемы стратегии экоразвития во все большей степени приковывают внимание исследователей, и количество публикаций, посвященных этой проблематике, непрерывно растет. Этот интерес не случаен. Он обусловлен всем ходом современной научно — технической революции, приведшей к обострению противоречий между темпами роста населения и использования ресурсов с одной стороны, и ограниченностью земной территории и ее ресурсов — с другой. Принципом государственной политики в нашей стране долго был хищнический лозунг: «Мы не можем ждать милостей от природы, взять их у нее — наша задача!» Люди взялись переделывать природу, не счи397

таясь с ее законами. Взять сейчас, сию минуту, от природы продукт, чтобы перевыполнить план, получить премии. Каковы же результаты этой деятельности? Если посмотреть на карту России как на живой организм, то в глаза бросается одно удивительное обстоятельство, которое до сих пор находится вне поля зрения ученых и практиков, хозяйственных руководителей и политологов. В кратком изложении суть вопроса в следующем. Территория России поделена по административно-территориальному признаку на автономные структурные формирования (республики, края, области), являющиеся субъектами Федерации. Границы административно-территориальных образований рассекают реальные, физически и биологически целостные экосистемы, составляющие жизненную среду на территории России. В результате у каждой экосистемы, как правило, имеется несколько «хозяев», которые используют конкретные природные ресурсы по своим местническим интересам. Отсутствие единых принципов и норм ресурсопотребления в границах естественной экосистемы и реализации механизма ее комплексной защиты породило порочный стереотип вседозволенности в границах административно-территориальных образований. В результате экосистемы неотвратимо обрекаются на гибель. Особенно это чувствуется там, где экосистемы эксплуатируются одновременно многими субъектами Федерации, и там, где промышленный техногенез выражен наиболее сильно (экосистемы Волги, Оби, Байкала, Урала и т. д.). В указанном смысле весьма экологически уязвимы лесные экосистемы, акватории малых и больших рек, прибрежные территории северных и восточных морей. Положение усугубляется тем, что в государственном планировании и хозяйствовании не учитывается реальная экологическая емкость территории, а техногенная нагрузка, реализуемая на федеральном и местном уровне, не ставится в соответствие с реальными механизмами саморегенерации экосистем, подвергнутых антропогенному влиянию. Основываясь на вышеизложенном, можно утверждать, что России необходима другая модель хозяйственного развития, а именно — экоразвитие. На сегодняшний день обозначились основные элементы такого развития. Это, прежде всего, мобилизация всего нажитого технического и научного потенциала на решение проблемы получения энергии экологически чистыми способами, уход от ресурсоистощающих технологий, эффективная утилизация отходов. Но главное — необходимо менять мировоззрение людей, ликвидировать экологическую безграмотность в обществе на всех уровнях. 398

Глобальные и, прежде всего, экологические императивы приведут к иному видению расклада сил, причин, характера возможных конфронтаций. Очень важной задачей в этих условиях становится сознательное формирование политики глобальной безопасности, базирующейся на общепланетарном и политическом осмыслении планетарных процессов. Необходимо, как отмечал Н.Н. Моисеев, понять место и роль России в новой геополитической ситуации, складывающейся на планете, ее возможные перспективы. И не только с национально-государственной точки зрения, а и с позиции ее возможного вклада в общепланетарный процесс и в предотвращение и смягчение разнообразных глобальных процессов, возможных конфронтаций по линиям цивилизованных разломов. Путь ноосферного развития — единственный вариант, который мог бы вывести Россию в число планетарных лидеров в организации общества, способного преодолеть надвигающийся экологический кризис. Но эти идеи пока мало кому доступны да и экономическая ситуация нам таких возможностей не дает [1]. Человечество на рубеже тысячелетий вынуждено пересматривать привычную систему ценностей — считаться с ужесточающимися природными ограничениями, признать экологический императив. Этот рубеж был невидим предыдущим поколениям. Но мы его уже видим, и он должен определить стратегию Разума как закономерного элемента стратегии Природы. Тем важнее при капитальной реконструкции экономического и социального устройства огромной России ориентироваться на восходящую, а не отжившую парадигму. Литература 1. Моисеев Н.Н. Экология человечества глазами математика. М., 1988. В.В. ФЕСЕНКО

Экологическая политика России на пути перехода на модель устойчивого развития Несмотря на постоянное усиление внимания к проблемам охраны окружающей среды во всем мире, начиная со второй половины XX столетия, острота экологической ситуации не уменьшается. Россия, к сожалению, не является исключением и относится к числу наиболее экологически неблагополучных стран мира. Страна продолжает испытывать серьезные экологические проблемы, в качестве основных к которым, на наш взгляд, относятся следующие: концентрация значитель399

ного промышленного загрязнения, сильно загрязняющие окружающую среду и малоэффективные системы выработки и распределения энергии (и тепла), растущее загрязнение от дорожного транспорта, плохое качество поверхностных и подземных вод, слабо развитая муниципальная природоохранная инфраструктура и неэффективное использование природных ресурсов. Природные экосистемы нашей страны уже значительно угнетены, и лишь обширность территории, 1/3 которой еще не затронута хозяйственной деятельностью, спасает нашу природу от полной деградации. Все это свидетельствует о кризисе сложившейся государственной политики природопользования и охраны окружающей среды. Между тем экологическая ситуация может быть стабилизирована и улучшена только путем изменения ориентации социально-экономического развития страны. По существу, речь идет об экологизации экономики, о формировании устойчивого типа экономического развития. В этой связи необходимы незамедлительные действия для обеспечения возможности экологически устойчивого экономического роста, для предотвращения долгосрочного негативного воздействия на здоровье человека и, зачастую, необратимого ущерба природным экосистемам. Предпочтение краткосрочного неустойчивого экономического роста, а не мер по поиску решений экологических проблем сейчас, может стоить гораздо больше через несколько лет. Это очень важно, поскольку острота экономического кризиса в России отодвинула на второй план осознание последствий экологического. А бытующая точка зрения о поэтапности выхода из обоих кризисов, как представляется, является неверной. Между тем мировой опыт свидетельствует о том, что экологические и экономические показатели взаимозависимы, а не взаимоисключающи: окружающая среда является ключевым элементом многих экономических процессов, а экономические решения оказывают важное влияние на состояние окружающей среды. Таким образом, вместо традиционной дилеммы «окружающая среда или экономика», появляется возможность сделать выбор «окружающая среда и экономика». Фундаментом такого выбора может служить структурная перестройка существующей неэффективной, природоемкой структуры российской экономики (что признается всеми отечественными специалистами), более действенные шаги по осуществлению концепции устойчивого развития должны быть связаны с последовательным проведением более эффективной природоохранной политики по трем, как минимум, направлениям: совершенствование экономического механизма, адекватная административная поддержка, общественное осознание необходимых преобразований. Приоритетное значение здесь может иметь именно эффективный экономический механизм экологической политики, поскольку накопленный мировой опыт в этой сфере свидетельствует о том, что применение 400

экономических рычагов способно обеспечить сочетание экономического развития с сохранением и улучшением окружающей среды. Развитие экологической политики в странах ОЭСР с начала 70-х гг. характеризовалась успешной ее реализацией, что было выражено высокой эффективностью производства, сокращением интенсивности загрязнения и более эффективным использованием природных ресурсов. Реализация природоохранной политики в этих странах привела к развитию такого важнейшего ее элемента как эколого-индустриальный комплекс. Под эколого-индустриальным комплексом, как правило, понимают новый элемент системы современных производственных отношений, который возник в связи с производством, распределением, обменом и потреблением основных компонентов жизнедеятельности человека, необходимых для воспроизводства населения вообще и рабочей силы в частности и поддержания ее в дееспособном состоянии (чистый воздух, чистая вода, чистая земля). С одной стороны, формирование такого комплекса является мерой вынужденной, вызванной кризисным состоянием экологической ситуации в России. С другой — вовлечение природопользования в сферу государственных интересов стало объективной необходимостью, обусловленной переходностью экономического развития страны. Эколого-индустриальный комплекс — это организационная форма соединения государственного и частного капиталов, инвестированных в экобизнес, особая форма их концентрации, централизации и функционирования. Схематически он может включать следующие звенья: • промышленные предприятия и фирмы, включившиеся в «экологический бизнес» (производство и установка очистных сооружений, оборудования, специальной аппаратуры и т. д.); • частные и государственные банки, кредитующие эту деятельность; • государственные ведомства, органы и учреждения, занятые финансированием, программированием и осуществлением охраны и воспроизводства окружающей среды; • государственные и частные научно-исследовательские центры и учреждения, ведущие НИОКР в этой области. Таким образом, эколого-индустриальный комплекс представляет собой такую сферу деятельности, которая включает и разработку, и маркетинг оборудования для контроля и предотвращения загрязнения, а также экологические исследования, экомониторинг и услуги по природоохранному консалтингу. Более того, эта сфера достаточно прибыльна: так, по некоторым оценкам, валовая добавочная стоимость, произведенная в эколого-индустриальном комплексе Европейского союза в 401

1994 г., составила 41,7 млрд дол. США, что соответствует около 0,5% ВВП этих стран [1]. В современной России в последнее время заложены основы формирования как самого эколого-индустриального комплекса, так и механизмов его функционирования. Вместе с тем, на наш взгляд, экологоиндустриальный комплекс сможет обеспечить постепенный переход от краткосрочной политики, направленной в основном на ликвидацию последствий экологических проблем, в сторону долгосрочной структурной политики, направленной на предотвращение экологических проблем. Кроме того, неизбежен переход от использования командноадминистративных механизмов, что часто приводило к высоким затратам на реализацию, к экономически более эффективным инструментам природоохранной политики. Этому будут способствовать следующие факторы: • новая ориентация в сторону рынка и дерегулирования государственной политики; • растущее признание ограниченности администрирования в целом и традиционных командно-административных методов экологического регулирования в частности; • осознание факта, что несмотря на значительные экономические затраты, регулирование не способно решить возникающие экологические проблемы (например, загрязнение от мобильных источников); • желание расширить применение принципа «загрязнитель платит» и интернализировать экологические затраты, отразив их в ценах на товары и услуги; • понимание необходимости интеграции целей природоохранной политики в другие сферы, такие как сельское хозяйство, транспорт, туризм и сфера занятости; • необходимость поиска новых экономически эффективных и мягких инструментов для достижения экологического прогресса. Однако для укрепления положительных эффектов и достижения уровня экологизации производства, характерного для более развитых стран, необходимо (еще раз подчеркнем!) формирование эффективной экологической политики, соответствующих институтов и организации инвестиционных потоков в природоохранный сектор. Как представляется, этому будет способствовать применение новых механизмов экополитики, таких как экономические инструменты, совмещающие экологические и экономические цели. Одно из определений «экономических инструментов» гласит, что «любой инструмент, изменяющий поведение экономических агентов путем воздействия на их мотивации (в отличие от установления стандарта или технологии), может быть определен как «экономический ин402

струмент» [2]. Согласно разработанной ОЭСР классификации экономических инструментов природоохранной деятельности и управления природными ресурсами, можно выделить следующие типы [3]: • плату за выбросы (сборы, налоги): прямые платежи, основанные на измерении или оценках количества и качества загрязнителя; • плату за пользование ресурсами (сборы, налоги): платежи на покрытие затрат за коллективные услуги в сфере природопользования; • продуктовые налоги (или платежи): налагаются на продукцию, создающую загрязнение в процессе ее производства, потребления или утилизации; • плату за экологические нарушения: применяется к загрязнителям, не выполняющим требования природоохранного регулирования и управления природными ресурсами; • систему возвратных или возвращаемых депозитов, залоговых цен: плата производится в момент покупки продукта (например, стеклянные бутылки), плата (депозит) частично или полностью возмещается при возврате продукта дилеру или специализированной организации, занимающейся переработкой; • торговлю правами (разрешениями) на выбросы; • залоговый депозит: используется с целью обеспечения гарантий выполнения экологических требований загрязнителями или природопользователями; • гражданскую ответственность: выплаты производятся в соответствии с гражданским законодательством для компенсации ущерба, нанесенного вследствие загрязнения окружающей среды. К настоящему времени в России нашли применение главным образом налоговые механизмы и платежи за загрязнение окружающей среды. Экологическое страхование находится на стадии экономического эксперимента. Что касается остальных вышеперечисленных инструментов, то в нашей стране эта проблема еще не вышла из стадии научных разработок. Действующая в России система платежей за загрязнение окружающей среды базируется на следующих основных положениях: а) плата взимается с предприятий, учреждений и других юридических лиц независимо от их организационно-правовых форм и форм собственности; б) общий объем платежей определяется как сумма платежей за загрязнение: • в пределах нормативов предельно допустимых выбросов (сбросов); • в пределах установленных лимитов временно согласованных выбросов (сбросов); 403

• сверхлимитных; в) платежи в пределах нормативов осуществляются за счет себестоимости продукции, а все остальные виды платежей — за счет прибыли, остающейся в распоряжении предприятия. Очевидно, что экономические инструменты природоохранной политики совместимы с общей логикой экономических реформ в России, и их развитие будет способствовать более эффективному проведению экополитики. Но, с другой стороны, важно отметить и то, что они не являются идеальным и единственным решением. Учитывая специфику «переходности» российской экономики, комплексность экологических проблем и воздействие природоохранной политики на социальную и экономическую деятельность, экологические проблемы следует решать за счет использования «смешанной политики», базирующейся на комбинации командно-административных и экономических инструментов, с выдвижением вторых на первый план. Литература 1. Охрана окружающей среды и экономическое развитие / Региональный экологический центр Центральной и Восточной Европы, Сантандре, 1999. 2. Panayotou T. Instruments of Change — Motivating and Financing Sustainable Development. UNEP, Earthscan Publications, 1998. 3. Task Force Questionnaire for the «Survey on the Use of Economic Instruments for Pollution Control and Natural Resources Management in the New Independent States» // OECD/EAP. Mimeo, Task Force. 1999. May. Н.В. ТЕЛЕГИН, А.А. РОЖКОВ

Экономизация образования в современных условиях Государственное социально-экономическое и политическое устройство общества базируется на основе исторического общечеловеческого развития. Люди, прежде чем заняться собственным обустройством жизни, собственным развитием в рамках существующей системы производственных и общественных отношений, затрачивают много сил, знаний и энергии на распутывание сложнейших противоречий, в которых они постоянно находятся. Из всего многообразия различных видов деятельности как в производстве материальных благ, расширении сферы услуг, так и в социальной сфере ⎯ науке, культуре, образовании, здравоохранении, главными остаются общественно-производственные отношения. Базисной составляющей общественных отношений является производство. Каждому понятно, что, предав забвению развитие са-

404

мого производства, человечество обречено. Остановив производство, мы ставим людей перед проблемой голодной смерти. Сегодня экономика России переживает искусственно созданный острейший экономический кризис. Почему такая мощная страна, каким был Советский Союз, имея супермощный экономический потенциал, устойчивый ежегодный рост валового внутреннего продукта, оказалась в столь критическом состоянии? Почему народ, десятилетиями создававший этот потенциал, в подавляющем большинстве оказался за чертой бедности? Почему работники социальной сферы и, прежде всего, науки, образования, культуры, здравоохранения стали сегодня в обществе нищими, месяцами не получающими плату за свой труд? Вопросов можно задавать много. А как отвечать на них? Наиболее передовые и развитые страны веками шли к реализации преимуществ рыночной экономики, встречая на тернистом пути спады и подъемы, кризисы и процветание. Теоретики же современной перестройки в России решили, что им по плечу очень быстро получить нужный эффект, в основном, за счет манипулирования кредитнофинансовыми ресурсами. В результате, не имея ясной и четкой программы, ориентируясь на западную модель рыночных отношений, не учитывая особенностей современного уровня развития российской экономики, они пытаются навязать обществу модели, которые все более приводят к разрушению уже созданного. Поднявшиеся на волне перестройки «теоретики от экономики» пытаются решать сиюминутные задачи без фундаментального исследования закономерностей развития рыночных отношений в условиях российской действительности. Свидетельство тому ⎯ монитористские устремления отдельных теоретиков осуществить процессы макроэкономического регулирования, приватизировать государственную собственность и сформировать новый класс ⎯ класс олигархов. К чему привели эти действия всем известно. Начался большой передел общенародной, государственной собственности, парализовано производство. Большое рождается из малого, но реального. Это малое, по нашему убеждению, сегодня находится в стенах общеобразовательных учреждений. Экономизация образования ⎯ та стратегическая цель, которой сегодня явно не достает обществу. Экономизация образовательной деятельности не может стоять в стороне от многочисленных проблем, стоящих перед образованием. В начале 90-х гг. в стране развернулся диалог между педагогами и экономистами по поводу формирования демократических принципов развития школы. Для учителей стали привлекательными инновационные процессы, содержательная часть учебных планов и образовательных программ. Педагоги-новаторы, «эвриканцы», экспериментаторы разных 405

уровней и направлений заботились о новой школе. В результате обрели право на жизнь школы-лицеи, школы-гимназии, специальные школы с углубленным изучением отдельных предметов, особенно математики, иностранных языков, химии, биологии, искусства и др. Вся работа энтузиастов строилась на поиске новых содержательных и организационно-управленческих концепций. Осмысление проблем экономизации системы образования приводит к выводу, что практико-ориентированный переход от нормативного, унифицированного и безличностного финансирования «сверху» должен сегодня все в большей мере быть ориентированным на возможности самой школы получать доходы от самостоятельной экономической деятельности. Дискуссии между школой и бюджетораспорядителем могут продолжаться бесконечно, но, при отсутствии необходимых средств у государства, это бессмысленно. Каждое учебное заведение индивидуально. Оно находится в социуме, формируемом производственными структурами города, района, населенного пункта. Экономизация самого уклада жизни, производственной деятельности рабочих, служащих, всех, кто проживает на территории города, района, должна быть подчинена выработке партнерских отношений. Не просить помощи, спонсорских «подачек», а предлагать конкретные услуги, конкретные проекты развития производственной инфраструктуры, конкретному трудовому коллективу на основе договорных отношений. В этой работе могут и, пожалуй, должны участвовать все педагоги и учащиеся. Такой подход к проблемам развития вариативности образования, большей педагогической и хозяйственной самостоятельности школы, требует пересмотра существующей концепции управления образованием, осмысления и реализации экономически обоснованных управленческих решений. В основе этих решений значительное место, по нашему твердому убеждению, должны занимать вопросы перевода учреждений образования на новые условия хозяйствования, повсеместное и настойчивое внедрение принципов экономизации в практику работы каждого образовательного учреждения. Поскольку образование ⎯ это система содержания, методов, направленных на становление, развитие и саморазвитие личности, то цель экономического образования ⎯ формирование современного экономического мышления, представляющего собой познание экономической действительности, отношений, обретения, осознания своего места в них, усвоения цивилизованных экономических норм, установок, экономической культуры, выработки навыков соответствующей экономической деятельности. Людям присущ определенный вид мышления, складывающийся и функционирующий под влиянием экономической действительности ⎯ 406

в процессе труда, производства, распределения, обмена, потребления материальных благ. Экономическое мышление формируется всей экономической деятельностью человека: он участвует в производстве, выступает как покупатель, участник обмена, потребитель, владелец облигаций; акций. Он ведет семейный бюджет ⎯ «бюджет домохозяйства», учет своим доходам, ресурсам, денежным расходам, постоянно осуществляет выбор и как участник производства, и как покупатель. Процесс экономического мышления представляет собой, таким образом, осмысление, осознание людьми экономических отношений, экономической действительности. В свою очередь, это осмысление создает основу для осознанного участия человека, социальной группы, общества в лице государства, в экономическом процессе, принятии определенных хозяйственных решений. Именно человек, преобразующий производство, как и распределение, обмен, потребление, является носителем экономического мышления, поэтому мышление его не может ограничиться одним лишь познанием действительности. Оно, преобразованное в знания, служит основой для принимаемых соответствующих практических решений. Поэтому так важно в определение экономического мышления включить неотъемлемым моментом указание на его участие в принятии экономических решений, его активную роль в экономической действительности. Мышление, оценка экономических фактов превращается в поиски социальных ценностей и приоритетов, в обретение человеком социальных ориентиров, т. е. играет активную роль в хозяйствовании. Конструктивный элемент экономического мышления, отмечает Л.И. Абалкин, характеризуя его как «совокупность взглядов и представлений, способов подхода к оценке явлений и принятию решений, которыми люди непосредственно руководствуются в своей хозяйственной деятельности» [1, 9]. Экономическое мышление определяется экономическими отношениями, экономической действительностью общества. Каковы экономические отношения, основные формы собственности, их взаимозависимость, экономический строй общества ⎯ таково экономическое мышление. Одно ⎯ экономическое мышление в условиях централизованно управляемой, регулируемой экономики, принципиально иное ⎯ в условиях рыночных отношений. Экономические отношения, в свою очередь, отражаются, осознаются экономическим мышлением, результатом этого является формирование практической деятельности людей. Экономическое мышление пронизывает все экономические, производственные отношения, без него невозможно существование последних. 407

Экономическое мышление определяется также национальными традициями, особенностями менталитета, «духом хозяйства». Обусловленность становления капитализма, рыночного мышления «духом капитализма», в основе которого лежала хозяйственная этика протестантизма, показал еще М. Вебер. «Дух (современного) капитализма, ⎯ отмечал он, ⎯ наиболее адекватен для определения того строя мышления, для которого характерно систематическое и рациональное стремление к законной прибыли в рамках своей профессии» [2, 85]. Таким образом, осуществляется взаимозависимость экономического мышления и экономических отношений, экономической деятельности. Экономическое мышление представляет собой взаимодействие материального и идеального, объективного и субъективного. С его помощью определяются предпочтения, осуществляется выбор. Будучи идеальным, субъективным, отражая объективные экономические отношения, экономическое мышление непосредственно участвует, вплетено в материальный, объективный процесс производства, распределения, обмена, потребления, экономическую действительность, которые без его участия не могут существовать. Проявляется, воплощается экономическое мышление в экономической политике, осуществляемой государством. Развитая экономическая система предполагает сочетание рыночного механизма и государственного регулирования экономики. В различных странах степень государственного вмешательства не одинакова. В экономической политике проявляется единство объективных производственных отношений и осознание через экономическое мышление целей общества, экономических условий его развития, выработка соответствующих форм и методов воздействия государства на экономику. Отражение экономическим мышлением экономической действительности осуществляется через познание, получение и усвоение знаний. Экономическое мышление участвует в формировании экономического сознания, экономической психологии, экономического поведения, экономической культуры. Осуществляется экономическое мышление через усвоение и обработку информации, в форме представлений, понятий, суждений, умозаключений, являющихся отражением определенных свойств, сторон, связей процесса труда, производства, распределения, обмена, потребления, обеспечивающих рациональные предпочтения, выбор. Продуктом своим экономическое мышление имеет получение определенных знаний, причем процесс мышления предполагает знания как результат. Знания фиксируют, в конечном счете, объект познания. В итоге познанное обобщается в знании. Проверенное практикой знание выступает как объективное, субъективное объективируется, приобрета408

ет значение объективной реальности. Знания, выработанные экономическим мышлением, становятся основой экономического сознания. Представляется недостаточной, поэтому, характеристика Г. Соколовой экономического мышления только как связанного «с включенностью в социально-экономическую практику», как «явления более низкого или более частного уровня», в отличие от экономического сознания — познания «функционирования и развития социальноэкономических законов» [3, 175]. Экономическое сознание есть продукт, результат экономического мышления, т. е. познания экономических закономерностей, воспроизведения человеком экономического бытия. Экономическое мышление предполагает усвоение экономических знаний о закономерностях развития производства, распределения, обмена, потребления, внесение знаний, выработанных экономическим мышлением, в сознании людей. Основными формами этого усвоения знаний являются экономическое образование, экономическое воспитание. Экономическое образование представляет собой систему форм и методов получения экономических знаний и навыков, необходимых для эффективной экономической деятельности. Задача экономического образования в настоящее время ⎯ приобретение участниками производства, всем населением знаний о рыночной экономике, ее особенностях, механизме функционирования, что позволит каждому найти себя в повседневных реалиях формирующихся рыночных отношений. Экономическое образование включает в себя и формирование умения применять полученные знания на практике. Последнее, однако, более присуще экономическому воспитанию, которое призвано создавать потребность в применении познанного в действительности, убеждения, привычки, поведения. Именно экономическое образование составляет основу для экономического воспитания, доставляя познающим субъектам сумму знаний, которая должна быть превращена в убеждения, навыки, преобразована в соответствующее поведение. Экономическая действительность в современных, переходных к рынку условиях заставляет людей думать и действовать по-новому. Задачами экономического воспитания сегодня является максимальное предупреждение возможных разочарований, стрессов, на основе знаний о том, что из себя представляют новые экономические отношения, научить, как находить достойное место в них, выработать соответствующие понимание, навыки, цивилизованное экономическое поведение. Экономическое образование и воспитание должны осуществляться на протяжении всей жизни человека: в семье, школе, профессиональ409

ных, средних специальных, высших учебных заведениях, на предприятиях, по месту жительства. Наиболее ответственный период, в течение которого закладываются основы экономического мышления ⎯ воспитание в семье, дошкольных учреждениях, школе. Формирование экономического мышления начинается, как правило, в семье. Отношение к вещам, игрушкам, предметам быта, независимо от стремления родителей, воспитывает у детей определенное отношение к экономическим ценностям. Реализации функции экономического воспитания семьи у нас в стране мешает неразвитость личной, частной собственности. Значительное число граждан в городах до последнего времени не являлись собственниками своих квартир. Процесс приватизации жилья еще далек от завершения. Невелико было и остается имущество граждан: в конце 80-х гг. средняя советская семья из четырех человек имела домашнего имущества на 12 тыс. р. За прошедшие годы это имущество у подавляющей части населения увеличилось мало. Формирование социальной рыночной экономики должно привести к увеличению доли имущества граждан в общественном богатстве страны, чего сейчас, в период кризиса, к сожалению, не происходит. Это будет способствовать и укреплению материального положения семей, соответственно и их роли в формировании современного рыночного экономического мышления. Давать первые навыки бережливости, осмысления ценности вещей, денег должны и дошкольные образовательные учреждения. В нашей стране имеется опыт элементов экономического образования и воспитания в детских дошкольных учреждениях. Основы экономического мышления закладываются в ходе образовательной и воспитательной работы в школе. Необходимость формирования современного рыночного экономического мышления потребовала изменений в содержании этой работы. Дети быстрее усваивают новое, адаптируются к изменившимся условиям. О том, что молодое поколение воспринимает перемены в обществе, отчасти не видя всей их сложности и неоднозначности, говорят и результаты социологического опроса, проведенного в г. Ростове-наДону и Ростовской области. Согласно ему 90% принявших участие в опросе в 1994 г. учащихся школ, профессиональных, средних специальных, высших учебных заведений положительно ответили на вопрос «Необходим ли был переход к рыночной экономике в нашей стране?». Из общего количества опрошенных, представителей всех слоев населения, положительно на этот вопрос ответили лишь 65%, т. е. разница на 25 пунктов. В 1998 г. в ходе опроса на аналогичный вопрос положительно ответили 75% учащихся и студентов и 58% представителей всех 410

слоев населения, т. е. разница, несколько сократившись, осталась значительной — 17 пунктов. На вопрос «Одобряете ли Вы проводимые меры по разгосударствлению и приватизации собственности?» положительно ответили 82% учащихся, принявших участие в опросе, против 58% от общего количества опрошенных ⎯ разница на 24 пункта. В 1998 г. соответственно 58%, 41% и разница ⎯ также 17 пунктов. В 70—80-х гг. много говорилось об экономическом воспитании в средних учебных заведениях. Но на практике оно сводилось зачастую к подновленному трудовому воспитанию, различным «походам» и «смотрам», было формальным. Делались попытки ввести хозрасчетные отношения в организацию труда школьников, однако хозрасчетные принципы не всегда соблюдались, были случаи невыплаты заработанных денег, что воспитывало лишь неуважение к труду, безразличие и равнодушие Вместе с тем, известный опыт воспитания бережливости, трудовых навыков, имевшийся в те годы в школах, может быть использован и в нынешних условиях. С началом рыночных преобразований в стране, с востребованностью экономических знаний, идет процесс развития экономического образования, экономизации содержания образования на всех его уровнях. Наибольшего развития экономическое образование получило в средних учебных заведениях. Во многих школах изучаются курсы экономики по авторским программам преподавателей вузов, учителей, другим появившимся программам, действуют профильные классы, экономические лицеи. Работа по экономизации содержания образования требует систематизации, большего внимания не только работников образования, но и администраций, общественности. Представляется, что основными задачами дальнейшей экономизации образовательной системы, совершенствования экономического образования, должны стать: • в сфере обучения ⎯ освоение учащимися основ знаний о современной экономике, закономерностях ее функционирования и развития, умений экономической (трудовой, предпринимательской) деятельности; • в сфере самосознания ⎯ осмысление своей экономической принадлежности, роли, в том числе будущего участия в хозяйственной жизни страны, края; формирование самооценки, саморегуляции, осознанного поведения как гражданина, участвующего в выборах, референдумах, отношения к экономической политике различных партий; • в сфере мотивации ⎯ развитие интереса к проблемам экономики, потребности в экономическом знании, стремлении к цивилизован411

ному предпринимательству, что должно стать средством социальной защиты, облегчить решение проблемы занятости молодых людей, их адаптации к рынку; • главным принципом экономического образования должна стать последовательность ⎯ движение от знаний об экономической действительности, отношений, к научным представлениям и пониманию их внутренней природы, практическим навыкам, причем от простых, обобщенных, к более сложным, углубленным, всесторонним; • сочетание образования и самообразования, целенаправленного воспитательного действия и развития у учащихся стремления, навыков самостоятельного экономического образования, применения полученных знаний на практике, в экономической действительности; • интеграция с различными образовательными областями, включение элементов экономических знаний (понятий, описаний экономических явлений) в другие учебные дисциплины; • открытый характер ⎯ свободный выбор учащимися взглядов и убеждений с учетом разнообразных подходов к анализу, методов познания, оценки экономической действительности, ознакомление с различными направлениями экономической теории, ориентация учащихся на гуманистические ценности; • непрерывность ⎯ включенность в систему экономического образования, воспитания, начинающихся в семье, дошкольных учреждениях и продолжающихся в средних специальных учебных заведениях, вузах, образовательных учреждениях повышения квалификации. Основными направлениями дальнейшей экономизации содержания образовательной системы в регионе должны стать выработка и реализация единой политики развития экономического образования, достижение максимального охвата им учащихся, совершенствование форм, программ экономического обучения, его стандартизация, развитие методов и технологий экономической составляющей образовательного процесса. Литература 1. Абалкин Л.И. Новый тип экономического мышления. М., 1987. 2. Вебер М. Избранные произведения. М., 1990. 3. Соколова Г.Н. Экономическое сознание. М., 1998.

412

В.А. ТЕПЕРМАН

Приемлемы ли для России латиноамериканские модели развития? В начале 90-х гг. практически одновременно Россия и большинство стран Латинской Америки приступили к реализации кардинальных экономических реформ, направленных на усиление роли рыночных начал в хозяйственной жизни. В результате проведения преобразований ситуация в латиноамериканском регионе в целом изменилась к лучшему: ушли в прошлое высокие темпы инфляции, после «потерянного десятилетия» 80-х гг. возобновился экономический рост, быстрыми темпами увеличивается производительность труда, существенно снизилась острота проблемы внешней задолженности и т. д. Коренным образом меняется характер участия в международном разделении труда, большинство не только крупных, но и малых латиноамериканских стран уже не являются аграрно-сырьевыми придатками Запада, как это было в недавнем прошлом. В России же рыночные реформы лишь за последние два года привели к возобновлению роста, что лучше всего свидетельствует об их значительно меньшей результативности. При этом главными факторами роста стали высокие мировые цены на энергоносители, а не повышение эффективности национального хозяйства. Уровень же топливносырьевого характера участия нашей страны в международном разделении труда, в отличие от латиноамериканских государств, в минувшем десятилетии только усилился. В связи с этим возникает вопрос о возможности использования латиноамериканских моделей экономического развития в России. Сопоставление опыта экономических реформ в Латинской Америке и в России правомерно. И там и здесь они осуществляются практически одновременно, в силу чего опыт латиноамериканских государств является для России более актуальным, чем опыт послевоенных Японии и Германии или «азиатских тигров» в 60—70-е гг., где реформы протекали в иной геополитической ситуации. Определенная близость существует и в структуре производства России и крупнейших латиноамериканских стран: Бразилии и Мексики, а также в уровне их технологического развития. Если в отдельных отраслях высокой технологии (типа аэрокосмической промышленности) Россия превосходит латиноамериканские государства, то во многих более «массовых» отраслях: нефтедобычи, черной металлургии, автомобилестроения и т. д., общий уровень их технической и технологической оснащенности выше, что во многом обусловило достаточно высокий рост производительности труда (7% в год) в странах этого континента в 90-е гг. 413

В то же время нельзя говорить об аналогии процессов, развивающихся в латиноамериканском регионе и в нашей стране. Коренные различия между Латинской Америкой и Россией, прежде всего, состоят в том, что в первом случае речь идет о смене модели развития, а во втором — о смене общественного строя. Это определяет значительно более высокий уровень политизации российских реформ. Кроме того, в странах Латинской Америки реформы осуществляются, как правило, командой единомышленников. В России же, помимо наблюдающейся и на континенте борьбы между законодательной и исполнительной властью, центром и регионами, не хватает единства и в самой исполнительной власти, что приводит к частым и резким виражам в экономической политике, являющимся результатом борьбы и компромиссов между отдельными представителями властных элит, а многие важнейшие преобразования не доводятся до конца. Дополнительные трудности вызываются и негативным воздействием геополитических факторов: война в Чечне, отношения со странами СНГ, значительно более высокий уровень расходов на оборону и т. д. Наконец, период реформирования в России совпал с распадом СССР, вызвавшим обвал структурных и институциональных основ национальной экономики, разрушение правового пространства, разрыв хозяйственных связей. Следовательно, копирование моделей социально-экономического развития, используемых в странах Латинской Америки, как и в других регионах земного шара, невозможно. Другое дело, что отдельные элементы новых моделей и тем более некоторые механизмы социальноэкономической трансформации целесообразно использовать в России для повышения эффективности реформ. На протяжении двух-трех десятилетий практически все латиноамериканские государства руководствовались моделью, разработанной еще в начале 50-х гг. экспертами Экономической комиссии ООН для Латинской Америки и Карибского бассейна (ЭКЛА). Авторы модели периферийной экономики выступили за осуществление в латиноамериканских странах структурных преобразований на основе проведения импортозамещающей индустриализации. Ведущую роль в реализации модели, предложенной ЭКЛА, призвано было играть государство, выступавшее в качестве не только регулятора макроэкономической политики, но и непосредственного субъекта хозяйствования. В течение длительного времени следование политике замены импорта способствовало созданию новых производств в латиноамериканских государствах, модернизации их хозяйственной структуры и поддержанию достаточно высоких темпов экономического роста. Однако уже к концу 60-х гг. проявились первые признаки недостаточности замены импорта для дальнейшей трансформации экономик латиноамериканских государств. Трудности в мировом хозяйстве, по414

рожденные первым нефтяным кризисом, показали, что прежняя экономическая модель не способна противостоять воздействию внешних шоков. Постепенной корректировки сложившейся модели за счет внедрения отдельных новых элементов оказалось явно недостаточно для решения внутренних проблем региона, на повестку дня встал вопрос о переходе к принципиально иной модели развитии, способной обеспечить включение региона в глобализирующуюся мировую экономику. Промедление в вопросе смены модели, попытки ограничиваться полумерами чрезвычайно дорого обошлись государствам Латинской Америки. В 1982 г. они вступили в эпоху продолжительного спада, вошедшего в историю, как долговой кризис. 80-е гг. оказались для подавляющего большинства латиноамериканских стран «потерянным десятилетием», но именно долговой кризис стимулировал переход на новую модель развития. Первой страной региона стала Чили, где первые шаги по коренному пересмотру старой модели были сделаны еще в середине 70-х гг., а основные очертания новой модели были определены к середине следующего десятилетия. В 80-е гг. чилийскому примеру последовали Боливия, Мексика и Ямайка, а к началу 90-х новую модель развития полностью или частично начинает внедрять основная масса государств региона. Становление новых моделей в 90-е гг. прошло под знаком неолиберальных идей, получивших концентрированное выражение в так называемом Вашингтонском консенсусе (ВК). Эта концепция появилась в конце 80-х гг. и первоначально задумывалась как рецепт преодоления структурного кризиса конкретно в странах Латинской Америки. Успех практического воплощения Вашингтонского консенсуса во многом определялся тем, что он получил поддержку ведущих международных финансовых организаций — МВФ, Всемирного банка, Агентства по международному развитию США, Межамериканского банка развития. При выборе новой модели развития в конце 80-х — начале 90-х гг. страны Латинской Америки были вынуждены в первую очередь руководствоваться положениями ВК. Не случайно, термин «неолиберальные» наиболее широко используется по отношению к реформам, проводящимся в государствах региона в последние 10 лет. В целом, в начале 90-х гг. были найдены составляющие новой модели развития, начало реализация которой на практике позволило добиться определенной макроэкономической стабилизации, наладить инвестиционный процесс и запустить механизм экономического роста. Однако до настоящего время в большинстве случаев нельзя говорить о новой модели социально-экономического развития, как о полностью и окончательно состоявшейся. К тому же, в отличие от модели импортозамещающей индустриализации, практиковавшейся почти повсеместно 415

(за исключением микрогосударств Карибского бассейна, население каждого из которых не достигает 300 тыс. человек), ход внедрения и реализации новой парадигмы развития существенно различается в странах континента. Вместе с тем все они с разной интенсивностью и последовательностью применяют одни и те же конкретные механизмы для перехода к ней. Ими являются либерализация, дерегулирование, приватизация, рост степени открытости внешнему миру. Поскольку становление новой модели в большинстве латиноамериканских стран началось при резкой разбалансированности всего хозяйства, неотъемлемым, а на первом этапе нередко и основным ее элементом, стали инструменты, направленные на достижение и поддержание макроэкономической стабилизации. Была разработана целостная система мер, направленных на упорядочение государственных финансов, обуздание инфляции, создание условий для возвращения к экономическому росту. Одно из них — сокращение и даже полная ликвидация бюджетного дефицита — вопрос, которому не уделялось должного внимания ранее. Благодаря тому, что проблема дефицита государственного сектора, питавшего инфляцию в странах Латинской Америки на протяжении нескольких десятилетий, была, хотя и временно, решена к моменту начала осуществления основных стабилизационных мероприятий, их реализация привела к желаемому результату. Многие инструменты стабилизационной политики достаточно быстро стали составной частью механизмов, определяющих функционирование новой модели социально-экономического развития. К их числу, в частности, относятся налоговые реформы. Основными чертами налоговых реформ, в той или иной степени свойственных почти всем странам Латинской Америки, были расширение облагаемой базы при сокращении общего числа налогов; увеличение доли внутренних налогов при снижении удельного веса сборов, взимаемых с внешнеторговых операций; перенос основной нагрузки с прямых налогов на косвенные. Это обусловило возрастание роли налога на добавленную стоимость, за счет чего удалось усилить действие принципа нейтральности налогообложения применительно к отдельным секторам экономики, а также несколько упростить борьбу с уклонением от уплаты налогов. Однако процесс сокращения прямых налоговых поступлений зашел слишком далеко: если в странах ОЭСР на прямые налоги приходится до 65% от общей суммы сборов, то в целом по Латинской Америке — только 25% [1, 13]. В результате налоговая система, свойственная новой модели развития, зачастую не обладает должной гибкостью и испытывает повышенную зависимость от состояния экономической активности. В случае ухудшения конъюнктуры сохранение и тем более увеличение налоговых поступлений превращаются в серьезную проблему. 416

Не менее важное значение для достижения стабилизации имели меры по сокращению государственных расходов, реализация которых напрямую связана с одной из стержневых составляющих новой модели — кардинально изменившейся роли государства в хозяйственной жизни. Для стран Латинской Америки на протяжении десятилетий была характерна парадоксальная ситуация, когда, с одной стороны, степень государственного вмешательства была всеохватывающей, а с другой — государство было чрезвычайно слабым. Оно не могло эффективно реализовывать свои функции и одновременно находилось под влиянием различных политических и экономических элит, которые использовали это влияние в своих целях. Следствием явились рост неэффективности, коррупции и неравенства. Фундаментальный принцип при пересмотре роли государства сводился к тому, что его функции будут ограничены, но для их выполнении государство должно обладать большей силой, чем в прошлом [2, 25]. Отдельные государства региона, особенно на первоначальном этапе, взяли курс на максимальное сокращение государственного участия в экономике, однако большинство из них пошло путем перераспределения функций государства и введения в практику новых механизмов для их выполнения. На выбор латиноамериканскими странами взвешенного варианта перестройки государства не меньшее воздействие оказали внутренние трудности, связанные с недостаточным развитием рыночной инфраструктуры или неготовностью населения. Многие планы оказались явно неприспособленны к экономическим и социальным условиям региона, и их реализация началась с большим опозданием или вообще была сорвана. Достаточно сослаться на попытки Бразилии провести реформу системы социального страхования. Эта идея впервые появилась в 1990 г., но и спустя 10 лет законопроект так и не получил окончательного одобрения в конгрессе страны. Другим примером служит референдум 1992 г. в Уругвае, на котором основные правительственные предложения о сокращении участия государства в социальноэкономической жизни были отвергнуты. Поэтому процесс перестройки системы государственного управления экономикой в странах Латинской Америки — дерегулирование — правильнее было бы определить не его дословным переводом (отмена регулирования), а переходом от механизмов прямого вмешательства государства в хозяйственные процессы к преимущественно рыночным методам их регулирования. Параллельно дерегулированию шел процесс либерализации деятельности основных субъектов хозяйствования. Максимальный прогресс был достигнут при либерализации внешней торговли. Ее основными направлениями стали общее снижение уровня таможенных тарифов, сокращение разрыва между верхней и нижней ставкой таможенной пошлины и общего числа ставок, снятие нетарифных ограниче417

ний. Процесс либерализации внешнеторговых режимов затронул почти все государства Латинской Америки7, хотя и протекал с разной скоростью. В основных странах региона он был закончен в первой половине 90-х гг. Почти параллельно шел процесс либерализации допуска иностранного капитала. С конца 80-х гг. практически все страны региона начинают предоставлять иностранным инвесторам те же права, что и национальным, а число сфер, зарезервированных за последними, резко сокращается. С начала 90-х гг. либерализация распространяется на портфельные зарубежные инвестиции и происходит открытие местного фондового рынка. Процессы дерегулирования и либерализации, начавшиеся во внешнем секторе, вскоре были перенесены и на внутреннюю экономику. Были предприняты решительные шаги по перестройке административного аппарата и изменению его функций. Слияние министерств и ведомств, сокращение их персонала, ликвидация значительного числа государственных консультационных, регулирующих и контролирующих органов и другие меры позволили существенно снизить численность чиновников и соответственно расходы на их содержание. Например, в Мексике затраты бюджета по статье «Административно-управленческие расходы» в 1991 г. уменьшились на 33,9%, в 1992 г. — на 41,8% [3, 114]. Тем не менее далеко не во всех странах этот процесс принял необратимый характер. Нередко через несколько лет выяснялось, что численность занятых в министерствах, ведомствах, государственных компаниях и т. д. вновь увеличивалась и процесс сокращения шел по второму, а то и третьему кругу. С конца 80-х гг. резко усиливается степень автономии центральных банков. К 2000 г. только в двух латиноамериканских странах (Барбадосе и Белизе) центральные банки продолжают находиться в подчинении министерства финансов и выполняют роль технического органа исполнения правительственных решений. В остальных государствах центральные банки становятся более и менее независимыми в определении механизмов денежно-кредитной политики. Если на первых порах автономия центральных банков носит во многом декларативный характер, то впоследствии они превращаются в подлинно независимые органы, обладающие правом принятия решений по важнейшим направлениям макроэкономической политики. В частности, когда министерство финансов Венесуэлы в разгар Азиатского кризиса выступило за девальва7

Единственным исключением являются Багамские острова, где порядка двух третей государственных доходов приходится на налоги и сборы, связанные с внешнеторговыми операциями, а кардинальная перестройка структуры налогообложения грозит серьезными потрясениями экономики.

418

цию национальной валюты, центральный банк отказался следовать этой рекомендации [4; 5]. Одновременно центральные банки перешли от административных к рыночным методам регулирования деятельности коммерческих банков и иных кредитных учреждений. Итогом стало свободное установление процентных ставок коммерческими банками под влиянием спроса и предложения и внедрение рыночных инструментов контроля над денежной массой. В рамках новой модели произошло, прежде всего в крупных и средних государствах, перераспределение функций в сфере экономики между центральным правительством и властями отдельных провинций, штатов, департаментов и муниципалитетов. К сферам, традиционно находившимся в ведении местных властей, — образования, здравоохранения, коммунальных служб, во многих государствах добавились новые: элементы транспортной инфраструктуры, линии электропередач, телекоммуникации и т. д. Параллельно произошло закрепление в законодательном порядке распределение полномочий центральных и местных властей на взимание различных видов налогов и установление нормативов обязательных трансфертов в регионы. Повышение роли местных властей в накоплении и распределении финансовых средств имеет положительную сторону ввиду лучшего знания конкретных условий и большей гибкости в использовании ресурсов. В целом он привел к улучшению их мобилизации на местах, поскольку, как отмечают работники местных органов власти, «когда налогоплательщики видят, что они получают новые услуги, они готовы платить» [6, 3]. Однако процесс децентрализации в использовании финансовых ресурсов в латиноамериканских странах заметно отстает от практики развитых государств: в странах–членах ОЭСР местные власти контролируют 35% всех бюджетных расходов, а в среднем по Латинской Америке — 15%. Лишь в Аргентине и Бразилии принцип фискального федерализма соблюдается в большей степени, и доля расходов местных органов власти в бюджете приближается к половине. Кардинальное изменение экономических функций государства стало возможным только благодаря резкому сокращению масштабов государственной собственности в ходе приватизационных процессов, развернувшихся в регионе с середины 80-х гг. Если за 1985—1989 гг. государства Латинской Америки получили от продажи государственной собственности всего 2,4 млрд дол. (97% пришлось на Мексику и Чили), то за 1990—1997 гг. — уже 100 млрд [7, 171; 8, 48]. Процесс приватизации в основном закончился в Аргентине, Мексике, Чили, пройдена большая часть пути в Барбадосе, Белизе, Боливии, Бразилии, Панаме, Перу, Сальвадоре, Тринидаде и Тобаго. При всех различиях в подходах, конкретных механизмах, темпах, масштабах и результатах 419

приватизации в отдельных странах региона можно выделить ряд общих моментов. Во-первых, если не во всех, то в большинстве государств Латинской Америки приватизация на первом этапе рассматривалась, прежде всего, в качестве меры макроэкономической стабилизации. Планировалось избавить государства от убыточных предприятий, субсидии которым тяжелым бременем ложились на бюджет. Позже преимущественно фискальные цели передачи собственности отошли на второй план, а главной задачей становится обеспечение модернизации производства и качественного улучшения работы приватизированных предприятий за счет привлечения новых инвестиций. Дальше всех пошла Боливия, где при трансформации крупнейших государственных корпораций, производивших 12,5% ВВП, был использован метод капитализации: половина акций каждой из них была передана стратегическим инвесторам в обмен на вложения свежего капитала, составившие 1,67 млрд дол. [9, 33—34]. Названный показатель превышает поступление прямых иностранных инвестиций за 10 лет, предшествующих капитализации. В меньших масштабах данный метод разгосударствления использовался и в практике других стран. Во-вторых, задача привлечения масштабных капвложений потребовала обеспечить иностранным инвесторам равные с национальными права в ходе приватизационного процесса, что стало важнейшим фактором привлечения иностранного капитала. В Бразилии его приток в приватизируемые предприятия составил за период 1996—1999 гг. 22,8 млрд [10]. В Аргентине около 60% приватизированной собственности перешло в руки иностранных компаний. В-третьих, наиболее продвинутые в экономическом развитии государства региона старались после первых неудачных опытов не допустить, чтобы на смену государственной монополии приходила частная. Государственные холдинги, действовавшие в течение десятилетий в отдельных отраслях промышленности Бразилии и Мексики, были ликвидированы, крупнейшие государственные монополии перед приватизацией были расчленены по территориальному или функциональному принципу. В результате после завершения приватизации была создана значительно более конкурентная среда, чем при прежней модели развития. Наконец, процессы приватизации в определенной мере использовались для решения социальных задач. Практически во всех странах региона схемы трансформации собственности предусматривали передачу части акций персоналу приватизируемых предприятий, за которым, как правило, закреплялось право на первоочередное приобретение 10% пакета, что не исключало возможности более высокой доли участия. Поз420

же стали использоваться льготные механизмы продажи акций мелким инвесторам. Несмотря на существенные недостатки и даже явные провалы8, преобразование форм собственности в целом явилось фактором, способствующим модернизации экономики латиноамериканских стран и повышению эффективности деятельности большинства экономических агентов. Реформы систем социального обеспечения, связанные с созданием индивидуальных накопительных счетов и частных пенсионных фондов, не стали общерегиональным явлением реформ системы социального страхования. Первопроходцем в осуществлении преобразований в сфере пенсионного обеспечения стала Чили, где они начались еще в 1981 г. Новая система не означает полного устранения государства, которое гарантирует минимальный уровень доходов с накопительного счета и его безопасность и берет на себя обязательства по выплате целевых субсидий для участников фондов, чьи накопления недостаточны для выплаты минимальной пенсии [11, 34—50]. С определенными нюансами схожие реформы системы социального страхования, которые по своей сути можно считать ее частичной приватизацией, имели место в Аргентине, Боливии, Колумбии, Мексике, Перу, Сальвадоре и Уругвае. Необходимо подчеркнуть, что Латинская Америка стала первым в мире регионом, где общегосударственная пенсионная система, основанная на индивидуальных накопительных счетах, включена в новую модель развития. За десятилетие радикальных преобразований, сопровождавших формирование новой модели социально-экономического развития, внутренняя ситуация в латиноамериканских государствах и их положение в мире претерпели серьезные изменения. Наиболее кардинально и положительно воздействие реформ проявилось по двум направлениям. Первое из них — победа над инфляцией, которая, начиная с 70-х гг., была хроническим пороком латиноамериканской экономики. Даже потрясения мирового хозяйства, вызванные последним финансовым кризисом, не остановили тенденций к сокращению роста индекса цен. Если в 1992 г. общерегиональный индекс инфляции составлял 109,1, то в 1999 г. опустился до 8,8% [12, 130]. Второе несомненное достоинство новой модели — способность обеспечить массированный приток внешних средств, который с 1992 г. несмотря на все потрясения на мировых рынках капитала ни разу не опускался ниже 50 млрд дол. в год, а в отдельные годы превосходил 80 млрд дол. Еще более важное значение имеет устойчивая тенденция к 8 Наиболее яркий пример — крах во время кризиса 1994—1995 гг. большинства мексиканских банков, приватизированных в начале десятилетия.

421

снижению удельного веса заимствований и возрастанию удельного веса прямых и портфельных инвестиций, которые не ведут к увеличению внешней задолженности. Если за 1992—1995 гг. в нетто-притоке финансовых ресурсов из-за рубежа на заимствования приходилось 67,7% , то в 1996—1999 гг. — 33,3%, т. е. в два раза меньше [12, 165]. Достижения на других направлениях трансформации не могут быть оценены столь однозначно. Так, начало перехода на новую модель развития явилось важнейшим фактором выхода из состояния длительной стагнации и повышения динамики роста. По оценкам Межамериканского банка развития, реформы способствовали повышению среднегодовых темпов прироста ВВП — в целом по региону — на 1,9 процентных пункта, а уровня реального ВВП на душу населения — на 12% [13, 24]. Однако рано говорить о переходе большинства государств Латинской Америки к устойчивому экономическому росту. Стабильная динамика роста ВВП на протяжении длительного времени выдерживалась до последнего финансового кризиса всего в двух странах — Чили и Гайане. В остальных случаях темпы развития обнаруживали нестабильность, а нередко имело место и абсолютное снижение ВВП. Открытость внешнему миру способствовала ощутимому увеличению товарооборота государств Латинской Америки. Годовые темпы роста экспорта (в долларовом исчислении) увеличились с 2,2% в 80-е гг. до 9,4% в 90-е, а импорта — с 1,1 до 10,6%. Доля региона в мировом экспорте увеличилась до 4,5%, а в экспорте всех развивающихся стран — до 24,8%. Данный показатель превосходит удельный вес Латинской Америки в развивающемся мире по ВВП (22,9%) и численности населения (10,9%) [13, 24]. В то же время опережающий рост импорта заметно обострил проблемы внешнеторгового дефицита, который практически отсутствовал в крупных и средних латиноамериканских странах в конце 80-х гг. На первом этапе реформы безусловно явились фактором падения жизненного уровня большинства населения: за 1990—1994 гг. число живущих за чертой бедности возросло со 197 до 209 млн человек, тогда как в начале 80-х гг. оно составляло 136 млн [14, 18]. По мере того как трансформация начинала приносить плоды, ситуация менялась в лучшую сторону. За 90-е гг. доля домашних хозяйств за чертой бедности сократилась с 41 до 36%. Однако во многих странах региона реальная заработная плата до сих пор не превысила уровня начала 80-х, а кое-где и 70-х гг. Крайне ограниченному числу государств (Чили, Багамы, Барбадос), да и то лишь к концу 90-х гг., удалось достичь существенных успехов в сокращении числа безработных, в других же странах оно, если не растет, то и не уменьшается. В результате разрастается неформальный сектор, хотя одной из основных целей реформ было его сокращение. Более 422

чем 2/3 новых рабочих мест, созданных в 90-е гг., приходится именно на неформальный сектор, занятость в котором возрастает почти в пять раз более высокими темпами, чем в официальной экономике. Главный же недостаток формирующейся модели видится в том, что она до сих пор не создала надежных внутренних условий для устойчивого развития, что в первую очередь связано со слабой инвестиционной базой. Удельный вес инвестиций в среднем по региону даже до последних неурядиц на мировых финансовых рынках составлял порядка 22% ВВП, что ниже уровня, отмечавшегося до начала долгового кризиса 80-х гг. Обеспечение устойчивого роста сдерживается отставанием в формировании механизмов мобилизации внутренних сбережений и накоплений. В крупных и средних странах региона соотношение последних с ВВП составляет 15—18%, в малых и средних — 10—12%. Исключение составляет Чили, где частными пенсионными фондами аккумулировано свыше 35 млрд дол., что явилось важным фактором повышения внутренних сбережений почти до 30% ВВП. В сложившихся условиях латиноамериканские государства для покрытия разницы (в размере 5—7% ВВП) между объемом внутренних сбережений и общей суммой инвестиций, потребной для развития экономики, полагаются на иностранный капитал. Однако, несмотря на положительные тенденции в изменении его структуры, значительная часть притока средств из-за рубежа продолжает падать на краткосрочный капитал спекулятивного характера, который при неблагоприятных изменениях в политической и экономической конъюнктуре «бежит» из страны. Все это говорит о сохраняющейся уязвимости хозяйственных систем региона относительно конъюнктуры интернационализировавшегося финансового капитала, что наглядно продемонстрировали кризисы второй половины 90-х гг. Начался процесс переоценки ценностей, отход от крайностей неолиберальной модели и внедрения в практику серьезных мер по корректировке макроэкономической политики, получивших название «реформы второго поколения». Реформы второго поколения можно сгруппировать по двум основным направлениям. Первое — углубление преобразований, начатых при переходе на новую модель развития, но не доведенных до конца и со временем потерявших эффективность. Это, в частности, относится к налоговым системам. Даже в Аргентине и Чили, где были осуществлены кардинальные и комплексные реформы налогообложения, к концу 90-х гг. казна недополучала свыше четверти полагающихся ей поступлений. Требуется привести налогооблагаемую базу в соответствие с новыми экономическими реалиями, усилить роль налоговой системы в качестве инструмента снижения уровня социального неравенства, создать более сбалансированную и четкую структуру налогов и т. д. [1, 89—93]. 423

Второе направление реформ на современном этапе — продолжение перестройки государства с целью повышения его способности выполнять свои функции и усовершенствования деятельности его институтов, что требует перестройки правительственного аппарата, усиления правовой системы, повышения регулирующих способностей государственных органов и т. д. В конечном итоге должны возрасти уровень управляемости социально-экономическими процессами, повыситься степень их прозрачности и снизиться масштабы коррупции. Дальнейшая модификация парадигмы развития происходит под воздействием последствий мирового финансового кризиса 1997—1999 гг., пришедшего из Восточной Азии (см.: [15]). Прирост ВВП сократился до 2,1% в 1998 г. и 0,1% в 1999 г. Хотя кризис в очередной раз показал, что новая модель социально-экономического развития не обеспечивает должной стабильности перед лицом внешних шоков, в его ходе выявился ряд новых моментов, которые не наблюдались ранее. Главным представляется феномен продолжения и даже ускорения преобразований в избранном направлении, невзирая на потрясения национальных экономики. Так, Чили приняла рассчитанную на пять лет программу сокращения единой ставки таможенного тарифа с 11 до 6% и последовательно выполняет ее. Новые рекорды зарегистрированы в масштабах приватизационных сделок, прежде всего в Бразилии. В 1998 г. от продажи государственной собственности было получено 26 млрд дол., или 4,1% ВВП страны [16, 14]. В следующем году возможность выполнения программы разгосударствления в 20 млрд дол. вызывала большие сомнения, но на самом деле поставленные цели были превзойдены. Если имели место изменения в макроэкономической политике, то они касались не базовых сегментов новой модели развития, а отдельных, хотя и важных, механизмов ее функционирования. В частности, Бразилия, Колумбия, Чили и Эквадор отказались от валютного коридора в качестве инструмента стабилизации обменного курса и перешли к плавающему валютному режиму. Мировой финансовый кризис в очередной раз подтвердил общеизвестную истину — как не дорого обходится проведение реформ, их отсутствие стоит еще дороже. Не случайно наиболее пострадавшей от турбулентности мировых рынков страной Латинской Америки стала не Бразилия, хотя на нее с наибольшей силой обрушились внешние шоки, а отток «летучих» капиталов с ее фондового рынка превысил 40 млрд дол., а Венесуэла и Эквадор, чью экономику, в которой ведущее место принадлежит нефтяной промышленности, не спасло даже трехкратное повышение цен на энергоносители в течение 1999 г. Ни одна из национальных программ реформ не была доведена до конца, в экономике и социальной сфере росли диспропорции. Внешние шоки послужили 424

лишь катализатором для выхода наружу трудностей, порожденных внутренними проблемами, решение которых откладывалось из года в год. Наконец, развитие ситуации в 1997—1999 гг. продемонстрировало не только сохраняющуюся уязвимость экономик стран Латинской Америки, но и заметно возросшую способность преодолевать последствия кризисов. Отказ от следования в фарватере чисто неолиберальных концепций модернизации и обращение большего внимания достижению социально значимых целей во многом обусловили относительно легкое «протекание болезни» и более быстрое «выздоровление» по сравнению с большинством стран Восточной Азии или СНГ. Изучение негативных явлений в латиноамериканской экономике, так же как и анализ принимаемых в государствах континента мер по их преодолению, не менее важно для нашей страны, чем исследование положительных аспектов реформ, осуществляемых в столь далекой от России части земного шара. Литература 1. CEPAL. El pacto fiscal. Fortalezas, debilidades, desafios. Santiago de Chile, 1998. 2. Burki S.H., Edwards S. Dismantling the Populist State. The Unfinished Revolution in Latin America and the Caribbean. W., 1996. 3. Мексика: приватизация набирает ход // Латиноамериканский опыт разгосударствления и приватизации. М., 1993. 4. El Nacional. 1998. 3.07. 5. El Nacional. 1998. 25.08. 6. Campbell T. Innovations and Risk Taking. The Engine of Reform in Local Government in Latin America and the Caribbean. W., 1997. 7. SELA. Globalización, comercio, integración. Capítulos, 1996. №45. 8. Estudio económico de América Latina y el Caribe 1997—1998. Santiago de Chile, 1998. 9. Capitalization. The Bolivian Model of Social and Economic Reform / Ed. M.H. Peirce. The North South Center, Miami, Woodrow Wilson Center. W., 1997. 10. Banco Central do Brasil. Press Release. Foreign Sector. 2000. February 18. 11. Lorrain L.A. Social Security. In The Chilean Experience. Private Solutions to Public Problems. Editorial Tirreo. Santiago, 1993. 12. IMF. World Economic Outlook. W. 2000. April. 13. Inter-American Development Bank. Economic and Social Progress in Latin America. 1997 Report. W., 1997. 14. CEPAL. La breacha de equidad. América Latina, el Caribe y la Cumbre Social. Santiago de Chile, 1997. 425

15. Бобровников А.В., Давыдов В.М., Теперман В.А. «Нарождающиеся рынки» в условиях финансово-экономического кризиса. Латиноамериканский ракурс // Современный финансово-экономический кризис. Реакция «нарождающихся рынков» и центров мировой экономики. М., 1999. 16. Conjuntura economica. 1999. №3. А.И. СИЗОНЕНКО

Латинская Америка: опыт экономических преобразований Продолжающееся реформирование российской экономики со всеми ее трудностями, проблемами, ошибками (если не хуже) и постоянно критикой в ее в адрес заставляет обратить более пристальное внимание к опыту подобных реформ за рубежом, в том числе и в Латинской Америке. Там еще в середине 70-х гг.. появилась первая группа стран — Чили, Аргентина, Уругвай, которые решили вступить на путь преобразований своей экономики. Позднее к ним подключились и другие страны этого региона. Этот путь оказался долгим и сложным, с подъемами и спадами, с поисками правительствами латиноамериканских стран новых путей и решений. И хотя в конечном итоге, в первой половине 90х гг. были достигнуты несомненные успехи в этом деле, однако, повторим, что дорога к ним оказалась далеко не простой. Это касается всех участников данного процесса, в том числе и Чили, страны, про которую на страницах нашей печати не раз писали, что там произошло так называемое «чилийское чудо». В Чили успехи пришли не сразу, стали отнюдь не «чудом», а явились результатом долгой и упорной работы в течение более чем 15 лет. За этот период времени чилийская экономика не раз испытывала трудности и спады, ощутимо отозвавшиеся в свою очередь на жизненном уровне народа этой страны. Конечно, достигнутые в начале 90-х гг. ощутимые успехи в экономике Чили были несоизмеримы с тяжелой ситуацией в конце правления правительства Народного единства (1973 г.), но в то же время, на наш взгляд, не следует чрезмерно переоценивать нынешнее экономическое положение Чили, где остается немало и трудностей и проблем. Проводившиеся экономические преобразования в странах Латинской Америки и их в целом положительные результаты базировались на целом ряде важнейших факторов, из которых главными были следующие. 1. Внимательное изучение местными экономистами опыта подобного реформирования за рубежом и его претворения с учетом латиноамериканской специфики. 2. Активное осуществление в регионе интеграционных процессов, способствовавших укреплению и защите своей экономики. Итогом та426

ких процессов стало появление крупных экономических группировок, самой мощной из которых является «Меркосур» (в него входят Бразилия, Аргентина, Уругвай, Парагвай, Чили). 3. Тщательный подбор специалистов и команд, которые руководили экономическими преобразованиями. Как правило, такими фигурами были высокие профессионалы своего дела, сравнительного молодого возраста — 30—40 лет, из которых многие являлись выпускниками престижных университетов типа Гарварда. Большое внимание обращалось на их отношение к решению национальных задач своих стран, их известной патриотичности в этом плане и т. п. Конечно, все эти качества подпитывались и соответствующем уровнем материального обеспечения таких специалистов. Среди них можно назвать действовавших в 80—90-е гг. министра экономики Аргентины Д. Кавальо, министра финансов Чили Э. Бюхи, и его команду — сторонников «Чикагской школы», целую группу видных экономистов в Мексике (кстати, заканчивающий свои полномочия I.ХII.2000 г. президент Мексики Э. Седильо заканчивал Гарвардский университет). Они и ряд других таких деятелей пользовались большим авторитетом и престижем далеко за пределами своих стран. Достаточно, например, сказать, что Кавальо, уже не будучи министром, был приглашен в Россию после дефолта 1998 г. поделиться своим опытом с тем, чтобы облегчить ситуацию в России. 4. Проходившие реформы, как правило, опирались (или по крайней мере, их старались состыковать) на действовавшую в странах региона законодательно-правовую базу. 5. Соблюдение, как правило, жесткой финансовой дисциплины. 6. Гласность в СМИ. Эти основные и целый ряд других элементов красной нитью проходили почти через все рассматриваемые нами преобразования в Латинской Америке. В их ходе ключевой реформой стала приватизация. К 2000 г. она в целом в Латинской Америке завершилась. Ее странам удалось преодолеть последствия кризиса 80-х гг. и приступить к перестройке национальных экономик и переводу их на рельсы развития в современных условиях. Надо отметить, что преодолению трудностей во многом способствовала и финансовая помощь США. Так, Соединенные Штаты активно поддерживали пиночетовский режим в Чили в 70—80-х гг., они же буквально вытащили (главным образом через посредство МВФ) Мексику из постигшего ее в 1995 г. жесточайшего финансового кризиса. Формы и методы проведения в латиноамериканских странах экономических реформ заслуживают внимания и интереса, они могут быть поучительны и для нашей российской действительности, естественно, с учетом ее особенностей. 427

Латиноамериканский опыт весьма многообразен. Не будем забывать, что он складывался из практики почти всех стран региона, прежде всего крупнейших из них — Бразилии, Аргентины, Мексики, Перу, Чили. Так, в области приватизации, вызвавшей в России столько споров и справедливой критики, у Латинской Америки есть немало, к чему стоит присмотреться, сравнить, извлечь для себя полезные уроки. Например, сама процедура приватизации в странах этого региона изначально отличалась «прозрачностью». Были созданы специальные комиссии, которые в течение необходимого времени тщательно изучали претендентов на собственность, их состоятельность, репутацию, выявляли, «кто за ними стоит», определяли настоящую (а не бросовую, как это нередко бывало у нас) стоимость приватизируемого объекта. (Чего только стоит проданный менее чем за 1 млрд дол. российский «Связьинвест»! В Бразилии за аналогичное предприятие было выручено намного больше.) Латиноамериканские СМИ обязательно предварительно оповещали о предстоящей приватизации и ее условиях. Как правило, на проводившихся приватизационных конкурсах их участники подавали свои заявки в «конвертах» под девизами. Таким образом, выбирались лучшие предложения, уменьшалась возможность использования знакомств, связей и т. п. В Бразилии, например, только за 1998 г. от приватизации было получено 26 млрд дол. В результате государство, как правило, получало по максимуму. Интересно решается в Латинской Америке вопрос с теми стратегическими отраслями, от которых государство, хотя и нуждается в деньгах, однако не собирается отказываться (железные дороги, морские и воздушные порты и т. п.). В ряде стран такие объекты на длительные сроки сдаются в частные руки на правах концессии. В результате хотя концессионеры и управляют ими, но в то же время они платят налоги государству, которое продолжает оставаться их собственником. Не менее актуальна проблема акций. В России, например, далеко не всегда есть возможность приобрести акции тех или иных доходных предприятий. В Латинской Америке 15—20% акций всех предприятий резервируется специально для продажи населению, как правило, со скидкой, по льготным ценам. В свою очередь, печать, радио и телевидение предоставляют обширную информацию о том, где и на каких условиях их можно приобрести. Неплохо разработана в Латинской Америке и правовая база экономических реформ, вплоть до их рассмотрения в парламентах. Именно так обсуждалась в Аргентине продажа государственной нефтяной компании ЯПФ, которая была оформлена специальным законодательным актом. В Бразилии по нескольку раз после вмешательства президента страны переносились приватизационные аукционы. Именно бразильский сенат утверждает цену продаваемого объекта. В Мексике принят 428

ряд законов, призванных способствовать активизации работы банков и других финансовых учреждений, в частности закон об автономизации Центробанка. Правовое обеспечение осуществляется и на более низком уровне — через судебные постановления и решения, различные санкции. Так, в Чили деятельность компаний, нарушающих те или иные нормативы, может быть приостановлена на две-три недели. В Аргентине злостным неплательщикам грозит тюремное заключение. Следует отметить, что приватизация в Латинской Америке прошла далеко не везде гладко, вызывая протесты широкой общественности против различных правонарушений. В целом ряде случаев это возымело свое действие. Например, в Уругвае в результате подобных акций населения против приватизации доходных государственных предприятий правительство провело три последовательных референдума, которые были им проиграны, и предприятия в результате остались в руках государства. В Парагвае в результате такого же негативного отношения общества правительство оставило под своим контролем пять из шести национальных авиакомпаний. В связи с экономическими реформами в Латинской Америке их организаторы вынуждены были обратить более пристальное внимание на возникающие социальные проблемы, в том числе связанные и с социальным и пенсионным обеспечением. В этом плане наиболее положительные результаты достигнуты в Чили, на что особенно обращалось внимание в ходе ряда визитов российских представителей в эту страну. Как известно, мировой финансовый кризис не обошел и Латинскую Америку, затронув особенно такие ее страны, как Аргентина, Бразилия, Мексика, Эквадор. Наиболее успешно с ним боролась Аргентина, которая в 1995 г., в течение буквально полугода сумела преодолеть возникшие трудности. В стране в качестве одного из первоочередных эффективных шагов оперативно была создана система страховых вкладов, быстро восстановившая доверие клиентов к банкам. Были организованы специальные фонды поддержи банков, оказана им и внешняя помощь. Немалую роль в этом сыграл тогдашний министр экономики Аргентины Д. Кавальо, разработавший действенную программу стабилизации финансов и экономики страны. Естественно, что и в странах Латинской Америки далеко не все проходило гладко. Но и неудачи тоже полезны. Так, их опыт показал, что нельзя предоставлять чрезмерную свободу иностранным банкам, которые, как это случилось в Аргентине, начали «подминать» под себя местные национальные финансовые институты. Та же практика показала, что центральным банкам следует значительно строже выполнять свои контролирующие и надзирательные функции. 429

Широко охватившие Латиноамериканский регион интеграционные процессы в значительной мере способствовали урегулированию территориальных пограничных конфликтов, в частности между Перу и Эквадором, Аргентиной и Чили. В последнем случае использовалась и помощь посредников. Латиноамериканская интеграция показала, что она способствует созданию совместных масштабных проектов в области промышленности и энергетики. Ярким примером тому стало создание Аргентиной, Бразилией и Парагваем одной из крупнейших в мире энергетической системы ИТАЙПУ, положительный эффект от деятельности которой распространяется на экономику всех трех стран региона. Как в Латинской Америке, так и в России ждут своего неотложного разрешения проблемы организованной преступности, терроризма, употребления и незаконного оборота наркотиков. В борьбе с этими негативными явлениями у латиноамериканцев сделано и делается немало, особенно правительствами Колумбии и Перу. При рассмотрении вопроса о наркобизнесе несомненного интереса заслуживают шаги, предпринимаемые правительствами Перу и Колумбии по развитию посадок альтернативных сельскохозяйственных культур, выгодных крестьянам. Эта неординарная экономическая мера могла бы служить одним из инструментов в решении данной проблемы, ставшей уже международной. На фоне «прозрачности» и законности (хотя не всегда, но в большинстве случаев) приватизационной и другой экономической преобразовательной деятельности в Латинской Америке, конечно, бросаются в глаза накладки в тех же сферах в нашей российской действительности. Об одной из них, например, рассказала волгоградская газета «Областные вести» в статье «Для кого земля за Волгой». Вот лишь некоторые фрагменты из нее, характеризующие подходы местных властей к экономической деятельности на примере договоров о социальноэкономическом сотрудничестве, заключаемых администрацией Волгоградской области. Их текст местным журналистам «удалось увидеть лишь фрагментарно» (это на тему о «прозрачности»). Далее в статье говорится, что региональные власти в лице мэра г. Волжского без всякого предварительного оповещения и извещения предоставил участок земли не претендовавшему на него законным образом АООТ «Каустик», а представителю всемогущего «Газпрома» АК «Сибур». Продолжая, газета рассказала о других «событиях», которые, как подчеркивалось в статье, «тихо, незаметно» происходят вокруг значимого предприятия волжской химии — азотно-кислородного завода. Речь шла о неожиданной для многих акционеров этого завода покупке контрольного пакета этого предприятия тем же «Сибуром», хотя такая 430

продажа, в спешке и без уведомления полностью всех акционеров, противоречит действующее закону «Об акционерных обществах» [1]. По прочтении данной статьи, невольно напрашиваются аналогии с латиноамериканской практикой в подобных областях. Экономические преобразования в странах Латинской Америки начались раньше, чем в России, поэтому накопленный там опыт может быть поучителен для нашей страны. К нему стоит внимательно приглядеться, взять из него все положительное, учесть недостатки и просчеты латиноамериканцов. Тем более, что Латинская Америка не стоит в своей экономической политике на месте. Так, в начале сентября 2000 г. лидеры 12-ти южноамериканских стран на своей встрече в г. Бразилиа договорились о слиянии в ближайшем будущем в один из двух экономических блоков — «Меркосур» и «Андеан». Эта новая группировка явится достаточно мощным противовесом США и североамериканской зоне свободной торговли. Такие объединительные процессы как в Латинской Америке, так и в целом зарубежном, как бы подсказывают России, что эта глобальная тенденция должна возобладать и в нашей стране, а также и на всем постсоветском пространстве. Литература 1. Областные вести (Волгоград). 2000. 28 июля — 2 авг. С.Г. СИДОРОВ

Использование иностранных военнопленных в народном хозяйстве СССР (1939—1956 гг.) Одним из последствий Второй мировой войны для Советского Союза явилось сокращение трудовых ресурсов в стране. В связи с призывом в армию, а также оккупацией ряда районов общая численность рабочих и служащих в народном хозяйстве уменьшилась с 33,9 млн в 1940 г. до 18,4 млн в 1942 г. [1, 729]. Всего за годы Великой Отечественной войны в армию было мобилизовано около 30 млн чел. С учетом 5 млн чел., находившихся в рядах Вооруженных Сил на 22 июня 1941 г. эта цифра увеличивается до 35 млн чел. Тем самым из экономики страны было исключено более 60% самого трудоспособного населения. Кадровый голод наблюдался и в послевоенный период при восстановлении хозяйства. Из числа мобилизованных в армию после демобилизации вернулись к активному труду и участию в народном хозяйстве лишь около 5 млн чел. [2, 332—333]. Жизни 27 млн человек, погибших за время войны, вернуть было невозможно. Фактически народнохозяйственные кадры оказались истощенными на многие годы. 431

В этих условиях руководство СССР осуществляло постоянный поиск источников пополнения трудовых ресурсов. В годы войны обеспеченность кадрами наиболее важных участков производства и выполнения оборонных работ стала осуществляться за счет трудовых мобилизаций населения, главным образом женщин, стариков и детей, активного вовлечения в производство узников лагерей ГУЛАГа, спецконтингентов (военнослужащих Красной Армии, побывавших в плену или в окружении противника), интернированных иностранных граждан. Одним из таких источников стали захваченные в ходе Второй мировой войны в плен военнослужащие армий противника. Первый период использования труда военнопленных в Советском Союзе приходится на 1939—1941 гг. В указанное время 25—30 тыс. военнослужащих польской армии рядового и унтер-офицерского состава, оказавшихся в лагерях специально созданного Управления по делам военнопленных и интернированных (УПВИ) НКВД со статусом военнопленных9, по решению правительства использовались на строительстве шоссейных дорог Новоград-Волынский — Корец — Львов (Ровенский лагерь для военнопленных, октябрь 1939 г. — конец 1940 г.), Проскуров — Тарнополь — Львов — госграница (Львовский лагерь, с конца 1940 г.), Северо-Печорской железнодорожной магистрали (Севжелдорлаг, с мая 1940 г.), 5 аэродромов в Дрогобычской и Львовской областях УССР (Львовский лагерь, с апреля 1941 г.) и 1 аэродрома в Мурманской области (лагерь на пункте «Поной», с мая 1941 г.), на предприятиях Наркомчермета Сталинской (Елено-Каракубский лагерь), Запарожской (Запорожский лагерь) и Днепропетровской (Криворожский лагерь) областей (с октября 1939 г.) [3, 41—42]. Все объекты, на которых работали польские военнопленные, за исключением предприятий Наркомчермета, находились в ведении строительных управлений НКВД: Главного управления шоссейных дорог (Гушосдор), Главного управления лагерей железнодорожного строительства (ГУЛЖДС), Главного управления аэродромного строительства (ГУАС)10. На предприятиях черной металлургии не удалось наладить эффективного использования военнопленных, поэтому в мае 1940 г. контингент из лагерей Наркомчермета был переведен на другие объекты (Ровенский лагерь и Севжелдорлаг). Применение труда польских 9

Причислять оказавшихся в руках НКВД военнослужащих польской армии к военнопленным как по существующим нормам международного права, так и по «Положению о военнопленных», действовавшему в СССР, было нельзя, так как между Советским Союзом и Польшей не было состояния войны, его не объявила ни одна из сторон. 10 Производственные управления НКВД наряду с военнопленными использовали в качестве рабочей силы заключенных ГУЛАГа, военнослужащих строительных батальонов и вольнонаемных. 432

военнопленных на объектах НКВД было прервано нападением фашистской Германии на СССР и захватом уже в первые дни боев той территории, на которой они строили дороги и аэродромы. После начала Великой Отечественной войны и заключения советско-польского военного соглашения от 14 августа 1941 г. 25115 военнопленных поляков были переданы на формирование польских частей на территории СССР под командованием генерала в. Андерса11. Так завершается первый период использования труда военнопленных в народном хозяйстве СССР. Второй период трудового использования военнопленных в СССР приходится на годы Великой Отечественной войны. В первые месяцы после вторжения Германии на территорию СССР данному вопросу практически не уделялось внимания. Это было связано с поражениями Красной Армии и небольшим числом взятых в плен вражеских солдат (на 1 октября 1941 г. — 6681 чел. [5]). Только 13 января 1942 г. после успешного проведения контрнаступления под Москвой нарком внутренних дел СССР генеральный комиссар госбезопасности Л.П. Берия направил на места циркуляр №5 «Об использовании всех способных к труду военнопленных на работах» [3, 542—543]. Содержащихся в это время в лагерях НКВД военнопленных было приказано использовать на погрузке угля в Карагандинском угольном бассейне (Спасозаводский лагерь), на лесоразработках в системе Унжлага НКВД (Марийский лагерь), на разработках Кимперсайских никелевых рудников НКВД (Актюбинский лагерь). В мае по решению ГКО 3000 военнопленных были направлены на торфоразработки Наркомата электростанций в Свердловскую область, где НКВД развернул Монетно-Лосиновский и Басьяновский лагеря. Использование военнопленных на тяжелых работах при отсутствии в лагерях самых элементарных условий для жизни, заниженных нормах питания и продолжительности рабочего времени по 12 часов в сутки привело в 1942 г. к гибели примерно 30% всего контингента [3, 43]. В дальнейшем НКВД постарался вычеркнуть этот год из истории трудового использования военнопленных и стал вести ее отсчет с апреля 1943 г., когда приказом за №00675 от 6 апреля заместитель наркома внутренних дел комиссар госбезопасности 2 ранга С.Н. Круглов объявил директиву НКВД СССР о порядке трудового использования военнопленных, Типовой договор УПВИ НКВД СССР на выделение рабочей силы хозорганам и табель срочных донесений по трудовому использованию [3, 565—573]. 11

После их передачи в лагерях для военнопленных оставалось еще 289 польских граждан, не призванных в армию по болезни или как лица немецкой национальности. Они был переведены в Актюбинский лагерь. По состоянию на 1 января 1942 г. там находилось 265 военнослужащих польской армии, 263 чел. из которых являлись лицами немецкой национальности. К 1 марта 1944 г. их осталось 172 чел. [4]. 433

Содержащиеся в приказе документы впервые подробно регламентировали многие вопросы трудового использования военнопленных в СССР: порядок создания производственных лагерей и завоза в них пленных, перечень помещений и их оборудования, предоставляемых предприятиями при организации производственных лагерей, обязанности предприятий по отношению к военнопленным, взаимоотношения между лагерями и предприятиями и т. п. Выход регламентирующих документов открывал новый этап трудового использования военнопленных в годы Великой Отечественной войны. Все последующие военные годы происходит рост численности военнопленных в СССР, открытие новых производственных лагерей. По состоянию на 1 апреля 1944 г. за 13 наркоматами было закреплено около 31979 пленных, содержащихся в 17 производственных лагерях (НКВД — 10273, Наркомстройматериалов — 5938, Наркомстрой — 4747, Наркомат совхозов — 2935, Наркомлес — 2592, Наркомат вооружения — 1462 чел. и др.) [6]. По состоянию на 1 ноября уже 372120 чел., содержащихся в 85 производственных лагерях, было выделено стройкам и предприятиям более 30 наркоматов. Больше всего военнопленных находилось на предприятиях Наркомугля — 82772, НКВД — 55896, Наркомстроя — 42285, НКЧМ — 20044, Наркомбумпрома — 18360, Наркомавиапрома — 14645, Наркомморфлота — 13154, НКО — 12785 чел. [7]. В связи с поступлением в тыловые лагеря в большом количестве ослабленных военнопленных, постоянным открытием новых плохо обустроенных производственных лагерей, НКВД СССР в 1944—1945 гг. большое внимание уделяло созданию в лагерях нормальных жилищнобытовых условий, улучшению медицинского обслуживания и питания. За 1943—1945 гг. трижды пересматривались нормы продовольственного обеспечения военнопленных. В результате калорийность суточного пайка выросла с 1839 до 3200 ккал. [8, 75—77]. Одновременно повышались и требования к результатам их труда. 31 мая 1944 г. НКВД СССР потребовал обеспечить доведение выходов военнопленных на производство не менее 80% к трудовому фонду и сократить до минимума число лиц, не выполняющих производственные нормы [9]. Ровно через 2 месяца С.Н. Круглов поставил перед работниками лагерей задачу, которая не снималась до окончания репатриации военнопленных из СССР: «Получаемые от хозорганов суммы за выполненные военнопленными работы должны в максимальной мере покрывать расходы по их содержанию» [10]. Этот показатель стал одним из самых главных в отчетных документах лагерей. Если в 1943 г. за счет заработка пленных было покрыто 16,5% расходов по их содержанию, то в 1944 г. — 48,5%, в 1945 г. — 71,2%. Абсолютные показатели результатов труда военно434

пленных были более впечатляющими. Если в 1943 г. валовая сумма заработка военнопленных составляла всего 12,8 млн р., то в 1944 г. — уже 182,6 млн р., в 1945 г. — 2194 млн р. [3, 1047]. После капитуляции гитлеровской Германии начинается третий период трудового использования военнопленных в СССР. Его начало связано с выходом постановления ГКО №8921сс «О мероприятиях по трудовому использованию военнопленных и материально-техническому обеспечению лагерей для военнопленных» от 4 июня 1945 г., в соответствии с которым НКВД СССР обязывалось направить 2100000 военнопленных (с учетом ранее выделенных) для трудового использования на работах различных наркоматов и ведомств. Во исполнение постановления ГКО Л.П. Берия 15 июня 1945 г. подписал приказ №00698, в котором были определены мере по дальнейшему улучшению условий содержания военнопленных, подъему производительности их труда и максимальному выводу на объекты работ народного хозяйства страны [3, 610—612]. Во второй половине 1945 г. численность военнопленных была пополнена за счет японских военнопленных, вывезенных в СССР в соответствии с постановлением ГКО №9898сс «О приеме, размещении, трудовом использовании военнопленных японской армии» от 23 августа 1945 г. На 1 февраля 1946 г. из более 2,1 млн общего числа военнопленных в СССР, за предприятиями 43 министерств значилось 1964968 чел., в том числе 458407 японцев12. Больше всего военнопленных находилось на объектах МВД (278976), МВС (220026), угольной промышленности (158715), строительства предприятий тяжелой индустрии (129554), путей сообщения (108924), строительства топливных предприятий (96608), черной и цветной металлургии (81334), электростанций (66684), строительства военных и военно-морских предприятий (54833), жилищно-гражданского строительства (50452) [11]. Трудовые процессы огромного числа пленных организовывались работниками лагерей и предприятий в соответствии с «Положением 12 Часть военнопленных, находившихся в СССР, относилась к нетрудовому фонду: неработающие офицеры, находившиеся в спецгоспиталях, оздоровительных лагерях, в пути. Из числа военнопленных, содержащихся в производственных лагерях, также далеко не все были заняты на работах предприятий. Там вне трудового фонда находились лица, отбывающие 21-дневный карантин, находящиеся в оздоровительных командах, а также инвалиды и хронические больные, неработающие офицеры. Кроме того, из числа военнопленных, отнесенных к трудовому фонду (60—80% списочного состава лагерей) на оплачиваемых работах предприятий было занято только 70—80%, остальные были заняты на лагерных производственных работах (подсобное хозяйство, ремонтно-строительные работы, мастерские и т. п.), на обслуживании лагерного хозяйства, временно не работали из-за болезни, отсутствия объектов работ, конвоя, одежды и обуви, по другим причинам.

435

НКВД СССР о трудовом использовании военнопленных» от 29 сентября 1945 г. — основным нормативным документом в этой области. Положение, в котором был обобщен весь предыдущий опыт ГУПВИ НКВД СССР по организации труда пленных, состояло из 3 инструкций: по трудовому использованию военнопленных (определяла порядок распределения военнопленных на работы, режим рабочего времени, организацию труда, денежное вознаграждение и другие меры поощрения и наказания военнопленных), о работе производственно-плановых отделов (ППО) лагерей НКВД для военнопленных (содержала задачи и функции ППО, обязанности их сотрудников), о взаимоотношениях между лагерем и хозорганом на контрагентских договорных работах (определяла порядок расстановки рабочей силы и производства работ, меры по поднятию производительности труда, соблюдению техники безопасности, учету выполненных работ и т. п.) [3, 628—641]. Военнопленные в общем балансе рабочей силы ведущих хозяйственных министерств по данным ГУПВИ МВД СССР от 5 марта 1947 г. занимали значительное место: на строительстве в Министерстве авиационной промышленности — 31% от общего количества рабочих, по министерствам строительства топливных предприятий — 27,7%, целлюлозно-бумажной промышленности — 27,2%, промышленности строительных материалов — 24,1%, строительства предприятий тяжелой индустрии — 20,1%, электростанций — 16,8%, цветной металлургии — 15,9%, угольной промышленности восточных районов — 12,1% и западных — 8,0% [3, 679—680]. По отдельным стройкам названных министерств удельный вес военнопленных был преобладающим: Закавказметаллургстрой — 76,9%, Брянскпромстрой — 67,9% (строительство предприятий тяжелой индустрии); стройтрест №4 — 67,0%, № 13 — 58,0%, № 18 — 44,5% (авиационная промышленность); Артемгэс — 90,0%, Кураховская ГЭС — 83,9%, Мингечаурстрой — 81,5%, Храмгэсстрой — 48,3% (Министерство электростанций); Запорожсталь — 57,6%, Рутченковский коксохимический завод — 54,4%, Завод им. Ворошилова — 40,0% (черная металлургия) и др. [3, 680]. В результате использования труда военнопленных в 1946 г. валовая сумма их заработка составила 4791,8 млн р., в 1947 — 4502,6 млн р., в 1948 — 3326,4 млн р., в 1949 — 1765,3 млн р. За счет заработка военнопленных в названные годы были покрыты расходы на их содержание на 93,5%, 72,8%, 75,2% и 108,0% соответственно [3, 1047]. Снижение сумм заработка военнопленных в 1947—1949 гг. связано с понижением норм питания в конце 1946 г., а также постоянной репатриацией на родину главным образом больных и потерявших трудоспособность военнопленных. В 1945 г. территорию СССР покинули 1015749 чел., в 1946 — 263742, в 1947 — 549466, в 1948 — 646281, в 1949 — около 500 тыс. Всего за 1945—1949 гг. на родину было отправлено более 2975 тыс. 436

чел.13. С учетом военнопленных, переданных на формирование национальных воинских частей (57111 чел.) и освобожденных в 1944 г. 1500 французов и 1931 финнов число покинувших пределы СССР военнопленных возрастает до 3036 тыс. чел.14. С участием военнопленных в военные и послевоенные годы были построены Владимирский тракторный завод, Челябинский и Закавказский металлургические комбинаты, завод «Амурсталь, Джезказганский медеплавильный завод, Богословский алюминиевый завод, трубопрокатные заводы в Азербайджанской ССР и Свердловской области, расширены Тагильский, Магнитогорский и Орский металлургические комбинаты, восстановлены Енакиевский и Горловский заводы, заводы «Запорожсталь» и «Азовсталь», им. Дзержинского, им. Петровского, им. К. Либкнехта и др. Военнопленные принимали участие в строительстве БайкалоАмурской магистрали (построили 450 км) и в работах по реконструкции и восстановлению шоссейных дорог СССР (2100 км асфальтобетонных дорог со всеми техническими сооружениями: мостами, гражданскими зданиями и т. п.), в строительстве Севанской, Мингечаурской, Дзауджикаузской, Фархадской, Сочинской, Кураховской и других электростанций, в восстановлении Севастополя, Сталинграда, Орла, Великих Лук, Воронежа, Новгорода, Смоленска, Курска, Брянска, Ростова, Калинина, Краснодара, Пскова и других городов [13, 917]. Всего только за 1943—1949 гг. военнопленные выполнили работу и произвели продукцию на сумму около 50 млрд р.15, заработав за это время 16,7 млрд руб. За счет заработка военнопленных расходы на их содержание за эти годы были возмещены на 80% (подсчитано по: [3, 916, 1047]). Массовая репатриация военнопленных на родину завершается весной 1950 г.16. С этого момента начинается последний период в использовании труда военнопленных. В Советском Союзе остаются главным 13

Подсчитано по: [12]. 24 мая 1950 г. С.Н. Круглов доложил руководству страны о репатриации из СССР 3344696 иностранных военнопленных [3, 920]. Таким образом, погодовые данные МВД СССР не подтверждают репатриацию на родину более 300 тыс. чел. Из этого можно сделать вывод о том, что число погибших в СССР иностранных военнопленных было значительно больше, чем это нашло отражение в документах МВД СССР — 580548 чел. [13, 45]. 15 Эта цифра была получена работниками 4 отдела 1 управления ГУПВИ МВД СССР на основании того, что доля зарплаты от стоимости выполненных работ и произведенной продукции составляла в те годы по промышленности 38,5% и по строительству 28,6% (включая получаемые от предприятий процентные начисления на зарплату) [3, 720]. 16 Всего за 1950 г. органы репатриации передали правительствам соответствующих государств 60412 военнопленных и интернированных 12 национальностей [3, 897—988]. 14

437

образом осужденные за те или иные преступления военнопленные. Однако среди содержавшихся в СССР свыше 19 тыс. пленных более 1200 чел. не были осуждены17. По состоянию на 1 января 1951 г. 16173 военнопленных находились в специальных трудовых лагерях МВД и работали на предприятиях 13 министерств, в том числе угольной промышленности (4063 чел.), строительства предприятий тяжелой индустрии (3120 чел.), строительства предприятий машиностроения (2149 чел.), внутренних дел (1809 чел.), жилищно-гражданского строительства (1739 чел.), вооружения (1122 чел.) [3, 1044—1046]. Более половины из них смогли вернуться на родину лишь в 1955—1956 гг. Литература 1. Великая Отечественная война 1941—1945: Энциклопедия. М., 1985. 2. Похлебкин В.В. Великая война и несостоявшийся мир. 1941— 1945—1994. М., 1997. 3. Военнопленные в СССР. 1939—1956. Документы и материалы / Сост. М.М. Загорулько, С.Г. Сидоров, Т.В. Царевская; Под ред. М.М. Загорулько. М., 2000. 4. Центр хранения историко-документальных коллекций (далее ЦХИДК). Ф. 1/п, оп. 7а, д. 1, л. 51; оп. 23а, д. 2, л. 37. 5. ЦХИДК. Ф.1/п, оп. 23а, д. 6, л. 29. 6. ЦХИДК. Ф.1/п, оп. 9е, д. 1, л. 151—153. 7. ЦХИДК. Ф. 1/п, оп. 9е, д. 1, л. 238—239. 7. Сидоров С.Г. Организация питания военнопленных в СССР в 1941—1955 гг. // Вестн. Волг. ун-та. Сер. 4. История. Философия. Вып. 1. 1996. 8. ГАРФ. Ф. 9401, оп. 1а, д. 165, л. 2. 9. ГАРФ. Ф. 9401, оп. 1а, д. 172, л. 66. 10. ЦХИДК. Ф. 1/п, оп. 6и, д. 3, л. 22об. — 27. 11. ЦХИДК. Ф.1/п, оп. 15а, д. 1, л. 50; оп. 17а, д. 1, л. 11; оп. 21а, д. 5, л. 43; оп. 23а, д. 1, л. 52—53; д. 4, л. 177. 12. Военно-исторический журнал. 1990. №9.

17

Репатриация на родину 1872 чел. не осужденных военнопленных — 1236 чел. и интернированных — 636 чел. (по состоянию на 30 марта 1952 г.) была задержана по различным причинам: из-за предыдущей работы на секретных объектах (684 чел.), из-за нерешенности вопроса о репатриации на межгосударственном уровне (445 граждан Югославии, Испании, Финляндии и Норвегии), из-за необходимости уточнения гражданства и по другим причинам (610 чел.). 11 чел. все еще находились под следствием [3, 790]. Последние не осужденные попали на родину в 1954 г.

438

Об авторах Осипов Юрий Михайлович, вице-президент Академии гуманитарных наук (АГН), действительный член Российской академии естественных наук (РАЕН), д.э.н., профессор, директор Центра общественных наук при МГУ, заведующий лабораторией философии хозяйства, экономический факультет МГУ, председатель Философскоэкономического ученого собрания. Коллонтай Владимир Михайлович, д.э.н., профессор, ведущий научный сотрудник, Институт мировой экономики и международных отношений РАН. Кульков Виктор Михайлович, д.э.н., профессор, кафедра политической экономии, экономический факультет МГУ. Синяков Сергей Васильевич, д.ф.н., профессор, Киевский государственный торгово-экономический университет. Бузгалин Александр Владимирович, д.э.н., профессор, кафедра политической экономии, экономический факультет МГУ. Кузнецов Виктор Иванович, д.э.н., профессор, главный научный исследователь отдела современной теории рыночной экономики, Институт мировой экономики и международных отношений РАН. Мамедов Октай Юсуфович, д.э.н., профессор, заведующий кафедрой политической экономии, экономический факультет, Ростовский государственный университет. Радаев Валерий Викторович, д.э.н., профессор, кафедра политической экономии, экономический факультет МГУ. Доброчиньски Михал, профессор, заведующий кафедрой международных экономических отношений, директор Центра восточных исследований Варшавского университета. Московцев Александр Федорович, д.э.н., профессор, заведующий кафедрой экономической теории, Волгоградская высшая следственная школа. Елецкий Николай Дмитриевич, д.э.н., профессор, кафедра общей экономической теории, Ростовская государственная экономическая академия. Попов Александр Кондратьевич, к.э.н., старший эксперт, Институт экономических стратегий Отделения международных отношений РАН (ИНЭС). Юртаев Владимир Иванович, к.и.н., директор Центра стратегии развития, ИНЭС. 439

Гордиевич Татьяна Ивановна, к.э.н., доцент кафедры экономической теории и права, Северо-Казахстанский университет (г. Петропавловск). Фадейчева Галина Всеволодовна, к.э.н., заведующая кафедрой теории рыночной экономики, Владимирский институт бизнеса. Корецкий Николай Константинович, к.э.н., доцент, Запорожский институт государственного и муниципального управления. Охлопкова Наталья Васильевна, к.э.н., доцент, заведующая кафедрой международных экономических отношений, Якутский государственный университет, докторант экономического факультета МГУ. Савин Владислав Владимирович, аспирант кафедры управления человеческими ресурсами Мюнхенского университета. Цаллагова Людмила Маратовна, к.э.н., доцент, кафедра мировой экономики, Северо-Осетинский государственный университет. Русскова Елена Геннадьевна, к.э.н., доцент кафедры истории и теории экономических систем, Волгоградский государственный университет (ВолГУ). Чекмарев Василий Владимирович, д.э.н., профессор, проректор по научно-исследовательской работе, Костромской государственный университет им. Н.А. Некрасова. Гавеля Владимир Леонтьевич, д.ф.н., профессор, заведующий кафедрой социально-гуманитарных дисциплин, Волжский гуманитарный институт ВолГУ. Арефьева Галина Сергеевна, д.ф.н., профессор кафедры философии, Московский энергетический институт (МЭИ). Калинин Эдуард Юрьевич, старший преподаватель кафедры философии, МЭИ. Люскин Михаил Борисович, старший преподаватель кафедры философии, МЭИ. Архипов Алексей Юрьевич, д.э.н., заведующий кафедрой мировой экономики и международных отношений, экономический факультет, Ростовский государственный университет. Иншаков Олег Васильевич, действительный член Международной академии наук высшей школы, д.э.н., профессор, ректор Волгоградского государственного университета. Гузев Михаил Михайлович, д.э.н., профессор, директор Волжского гуманитарного института ВолГ У. 440

Быстряков Игорь Константинович, член-корреспондент Академии строительства Украины, д.э.н., заведующий отделом региональных проблем использования земельных ресурсов, Совет по изучению производительных сил Украины НАН Украины. Лесков Леонид Васильевич, действительный член РАЕН, д.ф.-м.н., профессор, заместитель директора Международного института теоретической и прикладной физики РАЕН. Монин Илья Алексеевич, аспирант Московского государственного технического университета им. Н.Э. Баумана; редактор отдела журнала «Проблемы развития» Национального института развития Отделения экономики РАН. Марушкина Мария Александровна, к.э.н., Международная ассоциация управления проектами СОВНЕТ. Харебава Реваз Парменович, д.э.н., профессор, заведующий кафедрой менеджмента, заместитель директора по научной работе, Волжский гуманитарный институт ВолГУ. Гришин Игорь Александрович, к.э.н., старший преподаватель кафедры менеджмента, Волжский гуманитарный институт ВолГУ. Агапцов Сергей Анатольевич, д.э.н., профессор, генеральный директор Волгоградского завода тракторных деталей и нормалей. Сошнева Елена Борисовна, к.э.н., доцент кафедры истории экономики и экономической мысли, СанктПетербургский государственный университет (СПбГУ). Лебедева Надежда Николаевна, к.э.н., доцент, заведующая кафедрой истории и теории экономических систем, экономический факультет ВолГУ. Летяев Валерий Алексеевич, к.ю.н., доцент, декан юридического факультета, Волжский гуманитарный институт ВолГУ. Алиев Владимир Гаджиевич, д.э.н., профессор, заведующий кафедрой менеджмента, Дагестанский государственный университет. Лаптев Сергей Вениаминович, д.э.н., профессор, заведующий кафедрой бухгалтерского учета и финансов, Липецкий государственный технический университет. Осадин Николай Николаевич, к.ю.н., доцент, Волгоградская высшая следственная школа.

441

Свиридов С.М.∗, к.э.н., старший преподаватель кафедры экономической теории, Кубанский государственный технический университет. Сажина Муза Аркадьевна, д.э.н., профессор, кафедра экономической теории и хозяйственного регулировани, факультет государственного управления МГУ. Косицына Фаина Павловна, д.э.н., профессор, Волгоградская государственная архитектурно-строительная академия (ВГАСА). Морозова Наталья Ивановна, старший преподаватель, ВГАСА. Сунаева Гюзель Газимовна, преподаватель, Уфимский филиал Московского института экономических преобразований и управления рынком. Сошнев Александр Николаевич, к.э.н., доцент, заведующий кафедрой социального анализа и матметодов в социологии, СПбГУ. Мураткина Вера Викторовна, к.э.н., доцент кафедры экономической теории, Волжский гуманитарный институт ВолГУ. Сергиенко Любовь Ивановна, д.с.-х.н., доцент, заведующая кафедрой экологии и природопользования, Волжский гуманитарный институт ВолГУ. Фесенко Владимир Владимирович, к.э.н., доцент кафедры экономической теории, Волжский гуманитарный институт ВолГУ. Телегин Николай Васильевич, к.э.н., генеральный директор департамента образования и науки администрации Краснодарского края. Рожков Александр Александрович, к.э.н., профессор, заместитель генерального директора департамента образования и науки администрации Краснодарского края. Теперман Вадим Александрович, к.э.н., заместитель директора Института Латинской Америки РАН. Сизоненко Александр Иванович, д.и.н., Институт Латинской Америки РАН. Сидоров Сергей Григорьевич, к.э.н., доцент, докторант НИИ проблем экономической истории ХХ века ВолГУ.

∗

Имя и отчество автора редакции неизвестны. 442

Содержание Вместо предисловия ................................................................................... 3 Ю.М. Осипов

Актуальная Россия: тьма перед рассветом?............................................. 5 Раздел 1 Экономический строй современной России В.М. Коллонтай

Об экономическом строе России ............................................................. 17 В.М. Кульков

Доминанты экономического строя России............................................... 26 С.В. Синяков

Идеология и реформы .............................................................................. 36 А.В. Бузгалин

Переходные экономики как мутации позднего капитализма (некото рые методологические гипотезы, позволяющие понять природу социально-экономического строя, складывающегося в России) ........... 42 В.И. Кузнецов

Каков тип хозяйственной системы современной России? ..................... 61 О.Ю. Мамедов

Вековой поиск хозяйственной модели как свидетельство векового кризиса отечественной экономической мысли........................................ 70 В.В. Радаев

Экономика России — освобождение от иллюзий ................................... 76 М. Доброчиньски

Шансы России в меняющемся мире ........................................................ 88 А.Ф. Московцев

Принципы современной экономики........................................................ 105 Н.Д. Елецкий

Социально-экономический строй России: переходное состояние или сформированная система колониальной зависимости?............... 118 А.К. Попов, В.И. Юртаев

Российский проект глобализации........................................................... 125 Т.И. Гордиевич

Модели переходной экономики: матрицы анализа............................... 139 Г.В. Фадейчева

Современное российское хозяйство как продукт глобального экономического клонирования ............................................................... 149 Н.К. Корецкий

Трансформационный кризис экономической системы постсоциалистических государств: основные причины и последствия................ 157 Н.В. Охлопкова

Экономическая система России в координатах мирового развития ... 161 В.В. Савин

Место России в общей концепции развития социальных систем........ 171

443

Л.М. Цаллагова

Смешанная экономика в мегасистеме: теория и практика неолиберальной модели ........................................................................ 188 Е.Г. Русскова

Особенности рыночной инфраструктуры в переходной экономике России ...................................................................................................... 191 В.В. Чекмарев

Человек в экономическом пространстве ............................................... 197 В.Л. Гавеля

Власть целей и экономика целесообразности ...................................... 212 Г.С. Арефьева, Э.Ю. Калинин, М.Б. Люскин ...............................................................

Постклассическая рациональность экономики в локальном (регионально-национальном) и глобальном пространстве и времени ......... 218 А.Ю. Архипов

Современное экономическое мышление в России: содержание и пути формирования................................................................................. 234 Раздел 2 Вековой поиск хозяйственной модели Ю.М. Осипов

Русский вызов XXI веку........................................................................... 243 О.В. Иншаков

Поиск модели хозяйственного развития России и монистическая концепция теории хозяйства .................................................................. 249 М.М. Гузев

Регион в условиях глобализации хозяйства.......................................... 258 И.К. Быстряков

Народ, регион, государство: стабильность развития ........................... 263 Л.В. Лесков

Инновационный венчурный потенциал России как инструментарий постиндустриального перехода.............................................................. 270 И.А. Монин

Перспективы социально-экономической эволюции в России: возможности и варианты большого проекта ......................................... 283 М.А. Марушкина

Философский корень в формировании национальных приоритетов России ...................................................................................................... 296 Р.П. Харебава, И.А. Гришин

Предпосылки становления российского предпринимательства .......... 303 С.А. Агапцов

Исторический опыт и традиции российского предпринимательства... 310 А.К. Попов

Краткий очерк российской элиты ........................................................... 317 Е.Б. Сошнева

Историко-экономический метод исследования хозяйственной жизни общества....................................................................................... 332 444

Н.Н. Лебедева

Трансформация институционального механизма командноадминистративной экономики ................................................................ 335 В.А. Летяев

«Поиск модели экономического развития России» или продолжение диалога культур?.............................................................. 342 В.Г. Алиев

Влияние этнокультуры на формирование модели экономики и власти....................................................................................................... 347 С.В. Лаптев

Проблемы теории экономического развития России............................ 352 Н.Н. Осадин

Функции форм собственности ................................................................ 359 С.М. Свиридов

Модель экономики: выбор России ......................................................... 368 М.А. Сажина

Роль государства в возникновении и решении российских экономических проблем.......................................................................... 373 Ф.П. Косицына, Н.И. Морозова

Методология реформ и экономическая стратегия России................... 379 Г.Г. Сунаева

Взгляд на возникновение и трансформацию экономического порядка385 А.Н. Сошнев

Взаимодействие экономического и социального в стратегии развития общества.................................................................................. 388 В.В. Мураткина

Социоэкологоэкономическая модификация хозяйственного механизма производственного природопользования........................... 391 Л.И. Сергиенко

Экоразвитие — искомая модель хозяйственного развития России ... 397 В.В. Фесенко

Экологическая политика России на пути перехода на модель устойчивого развития.............................................................................. 399 Н.В. Телегин, Рожков А.А.

Экономизация образования в современных условиях ......................... 404 В.А. Теперман

Приемлемы ли для России латиноамериканские модели развития? . 412 А.И. Сизоненко

Латинская Америка: опыт экономических преобразований ................. 425 С.Г. Сидоров

Использование иностранных военнопленных в народном хозяйстве СССР (1939—1956 гг.) ............................................................................ 431 Наши авторы............................................................................................ 439 Contents (russian)..................................................................................... 443

445

Contents∗ Instead of Preface ......................................................................................... 3 Yu.M. Osipov

The Actual Russia: Darkness before Daybreak............................................. 5 Part 1 Ecоnomic System of Modern Russia V.M. Kollontai

About Economic System in Russia ............................................................. 17 V.M. Kulkov

Dominants of Economic System in Russia.................................................. 26 S.V. Sinyakov

Ideology and Reforms ................................................................................. 36 A.V. Buzgalin

Transition Economics as a Mutation of the Late Capitalism ........................ 42 V.I. Kuznetsov

What is the Type of Economic System of Modern Russia?......................... 61 O.Yu. Mamedov

Century Search of Economic Model as the Certificate of Century Crisis of a Domestic Economic Idea...................................................................... 70 V.V. Radaev

Economy of Russia — Clearing of Illusions................................................. 76 M. Dobrochinski

Chances of Russia in the Varying World ..................................................... 88 A.F. Moskovtsev

Principles of Modern Economy.................................................................. 105 N.D. Eletskiy

Socioeconomic System of Russia: a Transitive Condition or Generated System of Colonial Dependence. .............................................................. 118 A.K. Popov, V.I. Yurtaev

The Russian Project of Globalisation. ...................................................... 125 T.I. Gordievich

Models of Transitive Economy: Matrixes of the Analysis. ......................... 139 G.V. Fadeycheva

Modern Russian Economy as a Product of Global Economic Cloning. ..... 149 N.H. Koretskiy

«Transformational Crisis» of Economic System of Past-Socialist States: the Basic Reasons and Consequences. ................................................... 157 N.V. Okhlopkova

Economic System of Russia in Coordinates of World Development. ........ 161 V.V. Savin

Place of Russia in the General Concept of Development of Social Systems...................................................................................... 171 ∗ Перевод Татьяны Гавриловны Ренц (к.филол.н., доц., кафедра английской философии, Волжский гуманитарный институт ВолГу).

446

L.M. Tsallagova

Mixed Economy in Megasystem: the Theory and Practice of Neo-Liberal Model. ................................................................................ 188 E.G. Russkova

Features of Market Infrastructure in Transitive Economy of Russia. ........ 191 V.V. Chekmarev

The Man in Economic Space. .................................................................. 197 V.L. Gavelya

Authority of Purposes and Economy of Expediency.................................. 212 G.S. Arefieva, E.Yu. Kalinin, M.B. Lyuskin

Post-Classical Rationality of Economy in Local (Regional-National) and Global Space and Time............................................................................. 218 A.Yu. Arkhipov

Modern Economic Thinking in Russia: the Contents and Ways of Formation. ............................................................................................ 234 Part 2 Century Search of Economic Model Yu.M. Osipov

Russian Call to XXI Century...................................................................... 243 O.V. Inshakov

Search of Economic Development Model of Russia and the Monistic Concept of the Theory of Economy........................................................... 249 M.M. Guzev

Region in Conditions of Globalisation of Economy.................................... 258 I.K. Bystryakov

The People, Region, State: Stability of Development................................ 263 L.V. Leskov

Innovative Venture Potential of Russia as Tooling of Postindustrial Transition. ................................................................................................. 270 I.A. Monin

Prospects for Socioeconomic Evolution in Russia: Opportunities and Variants of the Great Project. .................................................................... 283 M.A. Marushkina

Philosophic Root in Formation of National Priorities of Russia.................. 296 R.P. Kharebava, I.A. Grishin

The Preconditions of the Russian Entrepreneurship. ................................ 303 S.A. Agaptsov, O.A. Lomovtseva

Historical Experience and Traditions of the Russian Entrepreneurship..... 310 A.K. Popov

Brief Sketch of the Russian Elite. .............................................................. 317 E.B. Soshneva

Historical-Economic Method of Economic Life Research of Society. ...... 332 N.N. Lebedeva

Transformation of the Institutional Mechanism of CommandingAdministrative Economy............................................................................ 335 447

V.A. Letyaev

Search of Economic Development Model of Russia or Continuation of Dialogue of Cultures?................................................................................ 342 V.A. Aliev

The Influence of Ethnoculture on Formation of Economy and Authority Model. ....................................................................................................... 347 S.V. Laptev

Problems of the Theory of Economic Development in Russia................... 352 N.N. Ossadin

Functions of Patterns of Ownership. ........................................................ 359 S.W. Sviridov

Model of Economy: the Choice of Russia.................................................. 368 M.A. Sazhina

The Role of State in Occurrence and Solving Russian Economic Problems. ................................................................................. 373 F.P. Kositsyna, N.N. Morozova

Methodology of Reforms and Economic Strategy of Russia. .................... 379 G.G. Sunaeva

The View For Occurrence and Transformation of Economic Order. ........ 385 A.N. Soshnev

Economic and Social Interaction in Strategy of the Development of Society. ................................................................................................ 388 V.V. Muratkina

Socioecoeconomic Updating of Economic Mechanism of Industrial Conservation. ............................................................................................ 391 L.I. Sergienko

Ecodevelopment — the Required Model of Economic Development of Russia. ...................................................................................................... 397 V.V. Fessenko

Ecological Policy of Russia on Transition Way to the Model of Steady Development. ............................................................................................ 399 N.V. Telegin, A.A. Rozhkov

Economization of Education in Modern Conditions. ................................. 404 V.A. Teperman

Whether the Latin American Models of Development Are Acceptable to Russia? ..................................................................................................... 412 A.I. Sizonenko

Latin America: Experience of Economic Transformations. ........................ 425 S.G. Sidorov

The Use of Foreign Prisoners of War In the National Economy of the USSR. ............................................................................................. 431 About authors ........................................................................................... 439 Contents.................................................................................................... 443

448