Философия Преступника. Апология Свободы

1

2

3

4

5

6

«Где нет закона, нет и преступления». (Ап. Павел Римл., 4, 15) «Одни только низшие натуры ищут закон своих действий в другом человеке, предпосылки своих действий – вне самых себя». (С. Кьеркегор) «Пусть

лучше

увижу

я

большие

пороки,

огромные

кровавые

преступления, только не эту сытую добродетель и платёжеспособную мораль». (Гейне) «Человек есть мера вещей». (Протагор) «… ибо ничего и никогда не было для человека и для человеческого общества невыносимее свободы». (Ф. Достоевский. «Братья Карамазовы») «… хотим побить Тебя камнями за то, что Ты, будучи человек, делаешь Себя Богом». (Ин. 10:30-33) «Иногда власть сама беззаконна. В таком случае действие, называемое преступлением, делает честь тому, кто его совершил». (Нильс Кристи) «Но благо тебе, если грех твой тебя не испугал». (Макс Штирнер) «Если для насилия есть достаточно времени, оно становится властью». (Элиас Канетти) «Нет ни одного честного человека, который, сопоставив свои поступки и мысли с велениями законов, не пришёл бы к выводу, что на протяжении своей жизни он добрый десяток раз заслуживал виселицы». (Монтень) 7

«Истина – это когда человек истинен, верен себе». (Ошо) «Какому наказанию вы подвергаете того, кто умерщвляет по плоти, но сам умерщвлён по духу?». (Калил Джебран) «Государство и его агенты – это самые большие и распространённые преступники, в сравнении с которыми те, которых называют преступниками, невинные агнцы». (Лев Толстой) «Вас назовут истребителями морали, но вы лишь открыватели самих себя». (Ницше) «Эта книга – не что иное, как рука, протягивающаяся из темноты и срывающая маску». (Виктор Гюго) «Захоти стать, наконец, по душе самому себе». (Эпиктет) «Каждое поступить есть преступить – чей-то закон: человеческий, божеский или собственный». (Марина Цветаева) «Рай там, где я». (Вольтер) «Тьмы низких истин нам дороже нас возвышающий обман». (Пушкин) «Только тот имеет силу созидать новое, у кого есть смелость быть абсолютно отрицательным». (Фейербах) «Ибо этих недругов – государство и осознавшего себя человека – примирить невозможно». (Сомерсет Моэм) 8

«Главное, что я лгать не могу перед собой». (Лев Толстой) «Достигнув сердца жизни, ты поймёшь, что ты не выше преступника и не ниже пророка». (Калил Джебран) «В этом мире есть только одно счастье – и это счастье быть собой». (Ошо) «… действительно ли наши представления о сущности преступной души правильны». (Лев Шестов) «Преступление – это нормальная реакция нормального человека на ненормальные условия, навязанные ему обществом». (А. Ф. Кони) «За что прощать того, кто твёрд в грехе». (У. Шекспир. «Гамлет») «Моя свобода – это выбор быть Богом, выбор, который проявляется и находит отражение во всех моих действиях». (Сартр) «Все несчастны потому, что все боятся заявить своеволие». (Кириллов. «Бесы») «Настоящее «я» не может не быть преступником; преступление – его жизнь». (Макс Штирнер) «Государство – проклятие личности». (Ибсен) «Твори Свою Волю, таков да будет весь Закон». (Алистер Кроули) «Считайте за счастье свободу». (Перикл) 9

«Может ли человек сам создать свои ценности? Вот, в чём вопрос». (Альбер Камю) «Тайна Бога есть не более, чем тайна любви человека к самому себе». (Фейербах) «Я решил отрицать мир, который отрицал меня». (Жан Жане) «Чтобы мощь моя или моё бессилие было единственной моей границей». (Макс Штирнер) «Вы спрашиваете, как именно должен жить созидатель… Я же назову ещё и принцип такого созидательного существования. Таким принципом обязательно должно стать преступление… самое главное – быть против системы… Но дело – в том, что для преступления, ровно как и для созидания, надо хорошо родиться. А это высочайшая, наиаристократическая редкость». (Анатолий Ливри) «Вовсе нелегко отыскать книгу, которая научила нас столь же многому, как книга, написанная нами самими». (Ницше)

10

Когда-то я, семнадцатилетний, заплыл на море за буйки для купающихся. Осмотрелся: с одной стороны был берег с людьми, с другой – далеко в море – еще одни буи, уже для кораблей. И тут у заплывшего за одни буйки возникло желание плыть дальше. Я поплыл на большие плавающие бочки. Когда, уставший, ухватился за буй и огляделся, то моему взору открылось завораживающее зрелище – бескрайний простор морской стихии. Берега уже не было видно… Сложно описать чувство, пронизавшее все существо. Это – чувство веры в себя, веры, преодолевающей страх. Наверное, тогда в моем подсознании поселилась мысль о том, что захватывающее зрелище, вызывающее такое чувство, открывается не боявшемуся заплывать за запретные буи. Я плыл тогда не сам, с приятелем… Спустя три года его убили, а я отбывал свой первый срок. Бескрайний простор жизни открывается заплывшему за буи – нарушившему запрет. Рискуешь погибнуть, рискуешь быть посаженым в клетку, рискуешь, потому что знаешь: «Я Могу». «Не покидает ощущение, будто рожден для великих дел, но прозябаю в ничтожестве», – все чаще приходят на ум эти слова бальзаковского персонажа. Видно, еще не все потеряно для меня, если живет во мне такое ощущение. А не прозябнув в ничтожестве, я думаю, себя не поймешь. Понять себя, познать – это главное, главное и самое тяжёлое в жизни человека. NOSCE TE IPSUM – познай себя – и ты познаешь вселенную. Это понимание главного пришло к людям давно. Мне это больше доходит через прозябание, через «когда на краю». Иначе как объяснить мое теперешнее место нахождения – исправительная колония максимального уровня безопасности (для особо опасных преступников). Моя опасность была оценена судьей в восемь с половиной лет лишения свободы. Находясь пятый год в камере, хочу сказать вам, что свободы меня не лишили. Между закрытым в камере и лишённым свободы есть разница. Свобода – это то, что у тебя внутри, и лишить её кто-то не может – только ты сам. Свобода беспрепятственного передвижения по планете Земля – это не главная 11

составляющая понятия «свобода». Мудрый человек сказал, что свобода – это власть над жизнью. Свобода от страха, предрассудков, невежества, от обид, свобода от зла – делает тебя хозяином своей судьбы. Могу с уверенностью сказать, что, находясь в заключении, я начал обретать внутреннюю свободу. Такой вот получился парадокс. Чтобы обрести свободу, иногда её нужно лишиться. Если для обретения этой истинной свободы, дающей власть над жизнью, нужно на время лишиться свободы перемещения тела, – я согласен. Уже 33 года мое тело, мой разум, моя душа являются полем борьбы между «добром» и «злом». Очень трудно бывает различить, где одно, а где другое, грань между ними тонкая, а бывает, так переплетутся, что сказав себе: «Все в мире относительно», – бросаешь попытку различать. Есть, правда, один надежный ориентир, по которому определяешь, где добро, а где зло, имя ему – Любовь. Все, что рождает, питает, возвышает Любовь, – есть добро. Все, что убивает, отнимает, топчет ее, – зло. Любовь – вот смысл жизни человека. Страдания человека очищают, укрепляют этот смысл в душе его. Выходит, нужны человеку страдания. Быть гармоничной личностью, той, у которой импульс страстей равен инстинкту самосохранения, у меня не получается – потому что не хочется. Когда импульс страстей всегда выше – так не скучно, так скорость жизни больше и, значит, больше шансов успеть познать

Истину.

Гармоничные,

правильные…

Что-то

в

них

есть

неестественное, может быть то, что они в большинстве своём являются таковыми не по доброй воле, не осознанно, а из страха. Быть плохим непросто, для этого смелость нужна. Как тут не вспомнить слова персонажа Василия Шукшина из «Калины красной»: «Не выносил он в людях унылость, вялость ползучую. От того, может, и завела его житейская дорога так далеко в бок, что всегда, и смолоду, тянулся к людям, очерчённым резко, хоть иногда кривой линией, но – резко, определённо». Пришло время рассказать о том, как я стал плохим. Родители мои появились на свет в крестьянских семьях и детство, прошедшее в глухих 12

сёлах Западной Украины, было несладким. В семье отца было десять детей, сам он учился в школе через день, нужно было пасти коров и работать. Это не помешало ему после школы поступить в институт, потом в аспирантуру и стать доцентом в политехе, изобретателем СССР. Он много работал на благо семьи, я всегда гордился своим отцом. В четверг меня вызвал оперативный работник колонии и сообщил, что отец умер. Прошу у Души Мира, чтобы приняла и успокоила его душу. Мама моя всю жизнь проработала в школах учителем русского языка и литературы. Всю жизнь трудится, не покладая рук. Рос я в семье интеллигентов, и были все предпосылки, что с меня «будет толк». В 11-ом классе меня задержали на базаре с обрезом охотничьего ружья и нунчаками. Насмотревшись боевиков, решил стать крутым. Завели уголовное дело, но благодаря связям отца его замяли. После окончания школы отец пристроил меня в институт, в котором преподавал. Проучился я там несколько месяцев и уехал, ничего никому не сказав, с приятелем и новым обрезом ружья в Одессу на поиски приключений. Что-то есть в этом городе притягивающее… Это город с душой… Убегал я туда не раз. Учёные говорят, что жажда странствий в наших генах заложена древними предками. Вернулся спустя две недели домой грязный и голодный с твердым намерением уйти в монастырь. Но для начала нужно было поступить в духовную семинарию, что я и сделал. Пробыл я там несколько месяцев. Помню, радостно было у меня первое время на душе и я еще больше укрепился в своем решении уйти в монастырь. Но со временем наступило прозрение – я увидел лживость церкви и её служителей. Мне стало противно находится в её лоне. Религия, церковь, которая не способствует человеку познать себя, а лишь мзду берёт за своё посредничество между человеком и Богом и вселяет страх и неуверенность в души, – не могла стать моим самовыражением. Сейчас я понимаю, что мое желание уйти в монастырь было страхом перед жизнью в миру, перед трудностями впереди, о которых мне нашёптывала интуиция. 13

Узнать себя, спрятавшись от жизненных невзгод в монастыре, невозможно. Лишь путём действия, путём проб и ошибок дано человеку узнать себя. Лишь дойдя до черты и переступив её, обретаешь знания о том, кто ты. Не переступив – не узнаешь… Только будучи честным с собою можно познать себя, раскрыть в себе Любовь – частицу Души Мира, душу людскую. Самый большой грех – обманывать себя. А в монастырь я все-таки попал. Странным образом иногда сбываются наши желания. Уже четыре года живу в монастыре бернардинов, построенным в 1615 году. 350 лет монастырь использовался по своему назначению – здесь жили монахи. Энергетика, намоленная ими за столетия, благотворно влияет на души закоренелых преступников. 50 лет, как здесь располагается исправительная колония максимального уровня безопасности. Заключённых здесь человек 500, из них 300 содержатся открыто. Это значит, что они могут находиться на улице в дневное время. Около 80 осужденных находятся в секторе пожизненного лишения свободы. Оставшиеся 120 отбывают наказания в ПКП (помещение камерного типа). Я вхожу в число последних. Из камеры выпускают каждый день на один час в прогулочный дворик. Камера представляет собой помещение 5 на 5 метров с двумя окнами. Большую часть площади занимают двухъярусные нары на восемь человек. Сейчас нас семеро. Пятеро отбывают срок за убийство при отягощающих обстоятельствах. Я не вхожу в эту пятерку, осудили меня по статье «бандитизм», как организатора и главаря банды. Я

противник

убийства,

особенно

из

корыстных

побуждений.

Неоправданная жестокость, изнасилование, насилие над детьми, стариками в преступном мире не приветствуется. Здесь своя иерархия: вор в законе, бродяга, мужик, козёл, обиженный. Свои правила – понятия. Преступный мир – это теневая держава со своими министрами, законами и политикой. Преступники – бунтари по своей сути, отрицающие рамки и законы, навязанные из вне, – придумали свои рамки и законы. 14

Мой монастырь расположен в Западной Украине в г. Сокаль Львовской области, около границы с Польшей. Когда подъезжаешь к нему, открывается одновременно пугающее и захватывающее зрелище: часовня, купол с крестом на фоне колючей проволоки и вышек с автоматчиками. Из окна моей камеры открывается прекрасный вид: дома, речка и пасущиеся коровы. Вид из окна имеет для зэка большое значение. Понимание и умение различать что главное, а что проходящее, интуитивное ощущение сложной простоты бытия пришло ко мне здесь, в монастыре. Все дни, за исключением нечастых свиданий с родными, одинаковые – серые. Отсутствие событий, вызывающих позитивные впечатления, приводят к ощущению отсутствия жизни. День сегодняшний перестаёт быть интересным, осужденный живет либо приятными воспоминаниями из прошлого, либо мечтами о будущем. Многие зеки годы, проведенные в тюрьме, вычёркивают из жизни. Это неверно. В любой, на первый взгляд, плохой жизненной ситуации есть созидательные аспекты. Нужно только иметь желание и волю это увидеть и реализовать. Всё, что с нами происходит, – имеет смысл. Умение увидеть этот смысл – есть мудрость. Наша жизнь – это наши мысли, что мы о ней думаем, такой она и будет. Непросто в этой карательной системе оставаться самим собой, сохранять самоуважение, особенно в общении с людьми, а если это выходит – и не изменяешь себе, приспосабливаясь к другим, в тебе признают личность и начинают уважать. Толпа утомляет людей, стремящихся быть собою, утомляет необходимость сохранять волевое усилие. Поэтому не покидает желание побыть одному, так легче быть самим собою. Ситуации, в которых вынуждаем изменять себе, возникают в заключении постоянно. Такая жизнь в условиях постоянного стресса либо закаляет и делает сильнее, либо ломает. Все зависит от количества любви в душе пребывающего за колючей проволокой. Любовь исцеляет от самой опасной болезни личности – страха; оставаться самим собой в любой жизненной ситуации. 15

Если не побеждать страх, он превращается в трусость. Когда есть понимание и умение находить лучшее во всем, что с тобой происходит, – страха не будет. Не победив страх – не познаешь себя, не познаешь сути вещей. Путей познания много, условий – лишь два: бесстрашие и твоё желание познать, выраженное в правильном отношении к тому, что с тобой происходит. Когда я поступил в семинарию с намерением уйти в монастырь – я хотел познать лёгким путем. Через неполный год после ухода из семинарии я уже сидел под следствием в корпусе тюрьмы для малолетних преступников, мне было 17 лет. Душа болит за страдания, причинённые моим родителям. Четыре года назад я сам стал отцом и мне знакомо чувство родительской тревоги. Просидев под следствием на малолетке два месяца, я вышел под подписку о невыезде. И сразу же приступил к выполнению мечты стать авторитетным и богатым, конечно же, преступным путем. Мать мне говорила, что я слишком рано стал самостоятельным, так оно и было… В 17 лет я был главарём банды, организаторские способности замечались за мной ещё в школе, где я был главой совета класса. Жил отдельно от родителей с красивой девушкой на пять лет старше меня, был при деньгах и в золоте. Я был малолетней сволочью, но сказал бы мне ктонибудь это тогда, – остался бы калекой. Досье моих подвигов, собранное ментами, позволило суду впаять мне, 18-летнему, шесть лет лишения свободы. Это был мой первый срок, который я отсидел до звонка. Русский язык хоть и богатый, но подобрать слова для описания чувства 18-летнего пацана, опавшего в зону, трудно. Страх, раскаяние, злость, ненависть – это ингредиенты коктейля, который кипел тогда в моем сердце. Зигмунд Фрейд с ума сошел бы, если бы взялся анализировать моё состояние. Первые два года в исправительной колонии города Дрогобыч были страшными. За отказ от уборки помещения барака я регулярно попадал в 16

штрафной изолятор, где менты избивали до полусмерти. Прекратить это можно было двумя способами: взять веник в руки или дать взятку администрации, чтобы меня не трогали. Первое было унизительно, а потому неприемлемо, ну а денег у меня не было. Персонал работников лагерей на 99% состоит тоже из преступников. Преступления у них не менее тяжкие, чем у тех, за исправление которых они получают деньги. Взяточничество, нанесение телесных повреждений, нередко заканчивающихся смертью осуждённых, доведение до суицида, служебный подлог… Большая часть персонала – хронические алкоголики. У осуждённых по закону есть права и обязанности. В действительности права нужно покупать. Вот и получается, что преступников охраняют и исправляют преступники. Осуждённый… Слово такое придумали… А кем он осуждённый, сколько найдётся имеющих моральное право осуждать, тех, кто сам в жизни ни разу не нарушил закон. Таких нет. «Кто без греха – пусть бросит в меня камень». Известно определение человека, осуждающего других за то, что сам делает втихую – лицемер. Зона проявляет суть человеческую, находясь в постоянном тесном контакте с себе подобными, трудно носить маску. Вовремя сорванная маска благо для носившего её. А то, часто бывает, так увлечёшься игрой перед другими, что под конец начинаешь играть перед самим собой. Нет ничего хуже этого. * * * Преступник преступнику рознь. Говорить, что нет у них людского, несправедливо. Всякое обобщение ложно. Нужно подходить к каждому отдельно. Суды, решая судьбы людей, редко вникают в мотивы, побудившие человека стать «плохим», в психологию его действий. Поэтому нередки случаи, когда ограбивший спекулянта, нажившего состояние на бедах людских, и ограбивший беззащитную пенсионерку, получают одинаковые наказания. Мораль человеческая – странная штука: убьешь человека или 17

ограбишь в мирное время – ты преступник, будь любезен получить тюремный срок; сделаешь то же самое во время войны, объявленной какимто шизофреником в угоду своему эго, – ты герой, получай награды и почести. Куда только не заносит ищущего правду жизни. Если живёшь, подражая другим, по трафарету идёшь, по протоптанным дорожкам, вероятность встретить её невелика. И только действуя по-своему, уникально, совершая «необдуманные поступки», шагая по путям непроторенным, сможешь повстречать эту самую правду. Вероятность встретить её больше в трущобах, а не в дворцах, в беде и в отчаянии, а не в процветании и сытости. Поэтому не бойся, жаждущий правды, поступать «необдуманно». Это для стороннего наблюдателя действия твои кажутся необдуманными. В действительности они суть твёрдой уверенности в своих силах, стремлении найти себя, желании высказать себя миру. Страдания и радости человека относительны и зависят от исходной точки. При

благополучии

радость приносит лишь то, что

лучше

существующего. В горе, с которым человек свыкся, страдание возникает лишь в том случае, если на него обрушивается нечто ещё более тяжкое. В 30ти метрах по коридору от моей камеры расположен корпус для осужденных пожизненно. Проходя мимо него, чувствуешь себя счастливчиком со своими восемью годами. А пожизненный заключённый считает счастливым получившего всего 15 лет… Нужно понимать, что всегда может быть хуже, чем есть, и когда приходит то «хуже», понимаешь: то, что было, – счастье. Поэтому

жаловаться

на

жизнь

не

стоит.

Когда

возникает

неудовлетворённость жизнью – вспомни безногого инвалида на паперти, мать онкобольного ребенка, всеми забытого зэка, подыхающего от туберкулёза. Тогда придёт понимание относительности понятий счастья и несчастья. Каким-то образом отнимается у человека всё то, что он имеет и ценит. Было мне 24 года, когда я освободился, отсидев свой шестилетний срок. Встречала меня под зоной мать, которая отъездила все эти шесть лет на 18

свидания. Ничего, кроме как быть крутым, я не умею. Приложилась к этому злость, возникающая у каждого прошедшего исправление карательной системой. И понеслось… Навёрстывание упущенного: женщины, спиртное, ночные клубы, экспроприация «честно» нажитого. Жить одним днём – этим болеет большинство молодых людей с непомерной жаждой переживаний. Вспомнились слова Пушкина: «Всё, что гибелью грозит для сердца смертного, таит неизъяснимые наслаждения». Только экстремальный образ жизни приносил мне ощущение её полноты. Многие из тех, кто находится в местах лишения свободы, мечтают о дне окончания срока, когда они обретут долгожданную свободу. Но когда этот день наступает, то не знают, что с ней делать. Они напоминают зверей, долгое время живших в зоопарке и выпущенных из клетки. Этим людям в неволе жить лучше, только мало кто себе в этом признаётся. Все дело в том, что свобода – означает ответственность. Вот почему большинство людей боятся свободы. Эта закономерность относится не только к заключённым. Религии, политические

партии

привлекательны

для

жаждущих

переложить

ответственность за свою жизнь на что-нибудь или кого-нибудь. Жизнь в рамках, по уставу, по заповедям легче и спокойнее. Слишком силён ещё в человеке стадный инстинкт. Отдай толпе свое Я, стань, как все, взамен получишь избавление от неудобств и тревоги, вызванных ответственностью. Последние исследования показали, что человек появился в результате эволюции, продолжавшейся 6 млн. лет. Это ж какой совершенный организм должна была родить Вселенная при таком сроке беременности, как минимум – Бога. Человек и есть Бог потенциально. Нужно только поверить в эту потенцию и осуществить её. Осуществить себя Богом. Наблюдая тщетные попытки человека раскрыть в себе искру Божью, думаешь: может, родов ещё и не было и Человеку ещё предстоит родиться. От попыток постигнуть голова идёт кругом и дух захватывает. Говорят, меньшее не может постигнуть большее, может только приникнуть, мол, 19

листку не дано понять дерево. Может и так, но интуиция мне подсказывает, что именно в этих попытках вся суть жизни. Критерием правильности попыток являются Любовь и Свобода. Закон справедливости заложен в каждом с рождения, имя ему совесть. Несправедливые слова и действия вызывают угрызения совести, появляются вина и страх. Они убивают счастье. Выходит, что несправедливые действия уже есть наказание человеку. Хочешь быть счастливым – будь справедливым. В романе Виктора Гюго «Отверженные» есть строки: «Быть святым – исключение, быть справедливым – правило. Заблуждайтесь, падайте, грешите, но будьте справедливы». И еще: «Никогда не надо бояться ни воров, ни убийц. Это опасность внешняя, она невелика. Бояться надо самих себя. Предрассудки – вот истинные воры, пороки – вот истинные убийцы. Величайшая опасность скрывается в нас самих». * * * Самым важным событием в моей жизни стало рождение сына. То, что он был зачат в любви и был желанным, надеюсь, будет помогать ему в жизни. Появился он на свет, когда его отец сидел в тюрьме. Первый раз увидел его уже семимесячным уже на свидании. Чувство отцовства по своему величию может уступать только чувствам материнским. Счастливая мать, кормящая грудью ребенка, – самое великое и захватывающее зрелище! Души родителей остаются в их детях и внуках. Привезли меня в монастырь отбывать наказание 3 февраля, по церковному календарю – это день Максима. В такие моменты жизни появляется ощущение, что не всё в твоих руках, в символичности происходящего. Когда мне было 17 лет, произошел со мной мистический случай. В компании новых знакомых во время застолья я, чтобы произвести впечатление крутого, сказал, что отсидел 6-летний срок в колонии. Когда у меня поинтересовались, где именно, ответил: «В Дрогобыче, на усиленном режиме». Выглядел я старше своих 17-ти, поэтому сказанное мною никто не 20

подверг сомнению. Через год после этого случая суд вынес приговор: шесть лет лишения свободы, и попал я в Дрогобыч, на ту самую зону, о которой говорил ранее. И попробуй после этого не верь в силу человеческого слова и желания, способность предсказывать и предвидеть. Мнение, что удовольствие – это всегда счастье, приводит человека в места не столь отдалённые. Счастье – не всегда удовольствие и удовольствие – не всегда счастье. Важно это понимать, иначе рискуешь за короткое удовольствие заплатить длительным несчастьем. Женщина рождает ребенка в муках, без удовольствия, и в то же время – это самый счастливый момент в её жизни. Стремясь получить удовольствие, необходимо задаться вопросом: сделает ли это меня счастливым? Неоднозначность в жизни, противоречивость её явлений наводят на мысль, что истину необходимо искать не только в тонах, но и в оттенках, сомнение часто её верный спутник. Мой 4-летний сын любит складывать пазлы, счастье наблюдать это зрелище выпадает мне раз в полгода на свидании длительностью трое суток. Познание истины мне сильно напоминает игру в пазлы. Каждый день сознательной жизни, каждый её осмысленный миг – это пазл, элемент общей картины под названием Правда. Складывать эти вселенские пазлы необходимо с любовью в сердце – иначе будут рассыпаться… Чем ровнее поверхность, на которой складываешь, тем удобнее. Поверхность – это дорога жизни, которую ты выбрал, чем она извилистее и ухабистее – тем сложнее складывать. А, бывает, так тряхнёт, что рассыпается то, что уже сложено. Главное, чтобы не пропало желание складывать. А то ведь не мало таких, которые никогда даже не брали в руки эти пазлы жизни и не пытались сложить, или взяли, попробовали и закинули как ненужное и неинтересное. Серое вещество в голове атрофируется настолько, что и мысли сложить, понять, познать не возникает, а сама голова для того, чтобы ею кушать, – таких много среди осуждённых. В широком ассортименте человеку предлагаются уже готовые, сложенные кем-то пазлы: религии, учения, 21

понятия – шаблоны, по которых можно жить, особо не напрягаясь. Складывание своих пазлов не всегда удовольствие, но всегда счастье. Довод быть счастливым есть всегда, даже в тюрьме, умение увидеть этот повод – есть мудрость. Верность аксиомы «знание – сила» понял давно, понял, что знание сделает меня сильнее. Стремление к знанию здесь, в карательной системе не приветствуется, грамотных зэков администрация не любит. Незнающими легче управлять, им легче внушать, что прав нет, а только одни обязанности. Неграмотный и слабый эффективно отстаивать себя не сможет. Моё стремление к знанию и желание добавить свежести в спёртый воздух заключения помогло мне, находящемуся в камере, поступить на учебу в два университета. Благо есть дистанционная форма обучения. В истории этих вузов не было еще таких студентов – особо опасных рецидивистов. Мое желание доказать себе «Я Могу» поддержала супруга и с её помощью задуманное осуществилось. Изучал специальности «право» и «практическая психология». Учение о душе человека всегда притягивало меня. Уверен, что психология и философия – основы всех знаний. Сейчас занимаюсь самообразованием, необходимую литературу мне передают. К разговору о роли книг в жизни заключённого я еще вернусь. Правило «ни дня без строчки» придётся отложить на три дня, завтра иду на свидание с супругой и сыном, буду лечить душу. * * * Возвращение в камеру после свидания с родными – печальное событие, особенно тяжёло первые сутки. Снова круглосуточно вынужден смотреть на эти утомлённые жизнью лица. Кто-то подметил, что совместное проживание не сближает, а разделяет людей, имелась в виду супружеская жизнь. Эта закономерность как нельзя лучше подходит к камерной жизни в зонах. Рано или поздно каждый из сокамерников начинает тебя раздражать, и это не потому, что сокамерники плохие. У личности есть постоянная потребность 22

побыть одному, жизнь в камере такой возможности лишает. Поэтому начинаешь раздражаться на тех, кто делает твоё одиночество невозможным. Также причиной несближения является тот факт, что при каждодневном плотном контакте проявляется много негативных черт характера людей. Закон проекции здесь запускается на всю мощность: переносишь на других ту часть себя, которую боишься осознавать и осуждаешь её в других. Поэтому в тюрьме очень важно умение видеть в людях хорошее. Поверьте, есть его немало и в самых закоренелых преступниках. Обстановка неприязни, царящая в карательной системе, мало способствует раскрытию лучшего в человеке. Учреждения, названные «исправительными», на деле таковыми не являются, наказание – это вся их функция. Причем само лишение свободы человека считается недостаточным основанием. Получай бонус в виде избиений, лишения медицинской помощи, тепла, света, нормальной воды и пищи. Не потерять смысла своего существования – главная и самая трудная задача осуждённого. Зона – это витрина пороков общества, концентрат его «зла». Зона – государство в миниатюре, и чем хуже государство – тем страшнее его миниатюра. Как известно, рыба гниёт с головы. И когда в теленовостях я слышу, как врачи продают людям лекарства от несуществующих болезней, как властьимущие разворовывают деньги для лечения детей и стариков, как матери бросают новорожденных детей и их дети отказываются от родителей, – у меня, преступника, сердце обливается кровью. «Я преступник, я сделал людям много зла», – повтори за мной эти слова, добропорядочный гражданин. Ах, да, я забыл: не пойман – не вор, презумпция невинности вместо совести. Но тогда хоть не судите других за то, что делаете сами, а то аж тошнит от вашего лицемерия. Урон, нанесённый обществу моими преступлениями, ничтожно мал по сравнению с уроном, наносимым действиями недобросовестного властьимущего. Только в отличие от чиновника я честен перед самим собой, не выдаю себя за белого и пушистого. 23

Человеку с первых лет его жизни общество прививает шизу «общее благо». Шаблоны наслаиваются на человеке так, что под ними уже не видно его сути. Этот процесс наслаивания длится лет до 30-ти, после, если человек не дурак, у него начинается просветление в голове, появляется смутное представление о том, что есть истина, появляется непереносимость лжи мира. Появляется острая жажда познания смысла своего существования. Утолить эту жажду получается лишь у тех, кто не ищет легких путей, не боится подойти к краю обрыва и заглянуть в чёрную бездну себя. Вот и выходит, что первую половину своей жизни человек впитывает в себя, словно губка, «благо» общества. И только у изрядно отравившегося этим благом возникает рвотный рефлекс и аллергия на все готовые схемы и способы жизни. И уже вторая часть жизни уходит на избавление от впитанного в первой её части. В процессе этого избавления неизбежны ошибки, за которые толпа жестоко спрашивает и говорит: «Ты – преступник». Но не преступив – не поймёшь себя, не станешь самим собою, а будешь одним из многих, как все. Тюрьма – не самое страшное. Переживание человеком чувства бессмысленности своей жизни – это ад. Острое нежелание переживать это чувство часто приводит в тюрьму. Попытки вырвать разум из тюрьмы предрассудков закончились для меня другой тюрьмой, менее страшной, чем первая. Большинство людей не нарушают законы лишь из страха перед наказанием. То есть, являются потенциальными преступниками. И только пример таких, как я, посаженных за колючую проволоку, останавливает их от противозаконных действий. Настоящих сознательных преступников мало даже среди зэков. Большинство – преступники из слабости, а не из силы, свободолюбивой силы, не нуждающейся в контроле и власти над собой. Эта сила не боится ответственности самой решать, создавать свои законы. Власть, замечающая соринку в твоём глазе и не видя при этом бревна в своём, раздражает своей несправедливостью, провоцирует на бунт. Единственная власть, которой я готов безоговорочно подчиняться – власть Любви. 24

Основные

эмоционально-негативные

психологические

состояния

человека – тревога, враждебность, депрессия – являются постоянными спутниками заключённых. Только постоянные тренировки силы духа чтением литературы, занятием спорта, здоровым мышлением помогают держать этих спутников на дистанции. В этой системе очень важно видеть, создавать перспективу своей жизни; для этого необходимо ставить цель и выполнять задачи для её осуществления. Многие

узники

страдают

от

бесперспективности

своей

жизни.

Эмоциональные проблемы вызывают не сами события, а их оценка. У животных формула существования простая: стимул → реакция. У человека в процессе эволюции появилось промежуточное звено – система убеждений. Поэтому то, как индивид интерпретирует события, рождает эмоции. Не мало есть двуногих, которые живут по схеме животных, элемент формулы «система убеждений», доставляющий лишние хлопоты, отсутствует. Также бывает, что неверная система убеждений доставляет больше проблем человеку, чем полное её отсутствие. Критерием оценки правильности промежуточного звена является Любовь, её количество определяет ценность этих убеждений. Непонимание или ложное понимание ценностей часто приводит на нары. Вселенная как бы даёт шанс, для многих последний, даёт время для осознания истинных ценностей. К сожалению, шанс этот используют немногие. Употребление наркотиков и доказывание друг другу своей «крутизны» и авторитетности – то, на что тратятся годы жизни большинства осужденных. Наркоман – это слабый человек, убегающий от осознания действительности посредством психостимуляторов. Большинство зоновских «авторитетов» – наркоманы, то есть слабые люди. Авторитетны они лишь для более слабых, для толпы. Человек в толпе становится слабым, толпа норовит отобрать у него индивидуальность, сделать «одним из». Этот феномен сильно выражен в заключении, здесь некуда спрятаться от толпы, поэтому существует большой риск заразиться страшной болезнью – 25

серостью.

Безответственность,

трусость,

лицемерие,

кровожадность,

лживость и самообман – симптомы этой болезни. За те 11 лет, что провёл я в заключении, у меня выработался иммунитет к этой болезни. Массе не удалось вынудить меня говорить «мы» вместо «я». Задача карательной системы – деформировать личность, оболванить, сделать удобным. Задача личности – не деформироваться и иметь смелость поступать по-своему, чтобы не потерять самоуважения. Преступник

–

преступивший,

нарушивший

закон.

Сколько

несправедливости и зла было и будет содеяно именем этого закона. Закон – понятие

относительное.

Сегодня

валютные

операции,

совершаемые

частными лицами, законное занятие, а 50 лет назад за такое занятие законно расстреливали. Таких примеров уйма. Выходит, закон не может быть критерием правильности поступков человека. Признание той или иной деятельности законной еще не делает ее нравственной, поскольку и сам закон может оцениваться общественном сознании как безнравственный. Выходит, нравственность, мораль общества – критерий правильности действий? Но и тут та же ситуация, что и с законами, та же относительность. То, что морально и нравственно в одной державе – аморально в соседней. Так где же тот критерий истинности, маяк, на который человеку ориентироваться? Имя этому маяку – справедливость. Справедливо грабить чиновника-взяточника, а грабить грабившего на вполне законных основаниях детей, больных, стариков? Справедливо – но преступно. Выходит, преступления бывают справедливыми, а преступники – благородными. Не много таких… * * * Поведение человека в экстремальных ситуациях (а зона – это сплошная экстремальная ситуация) всегда было сюжетом бестселлеров и блокбастеров. Для психолога здесь море практического материала, смотри и анализируй. Ужасно

то,

что

в

этой

системе 26

потеря

человеком

собственной

индивидуальности не замечается и не осознаётся. Следование ценностям, навязанным извне, присвоение себе убеждений, способов мышления, поступков других людей без критики, перенос собственных ошибок и ответственности на окружающих, самобичевание, стирание границ между Я и окружением – все эти моменты находят здесь выражение в своей максимальной степени. В этих условиях особенно возрастает значение силы воли человека. Если каждый день не направлять усилие воли на поддержание физического и психического здоровья – выйдешь на свободу инвалидом душевным и телесным. В заключении слишком большой риск деградации. Для объективности следует сказать, что сейчас процесс гуманизации карательной системы сдвинулся с мертвой точки. Когда меня привезли в зону-монастырь в 2006 году, сюда каждые три месяца вводили ОМОН. Такой беспредел властей происходил во всех лагерях Украины, а в некоторых происходит и сейчас. ОМОН в лагере – это 30 безмозглых, физически развитых существ в масках, которым дана установка, что зэк – это не человек. Все их действия направлены на уничтожение человеческого достоинства. Заставляют ходить «гуськом», отжиматься, кувыркаться, прыгать через палки и все это сопровождается избиением и словесным оскорблением. Тех, кто отказывается выполнять унизительные команды, избивают, окунают головой в парашу, суют в задницу дубинки, после чего закрывают на месяца в штрафной изолятор. Омоновцы во время обыска крадут у зэков ценные вещи, сигареты, продукты питания. В 1999 году я отбывал наказание в исправительной колонии усиленного режима г. Дрогобыча. Зашел в зону ОМОН и поставил зэков на колени, в прямом смысле этого слова. Полчаса 2500 человек стояли на коленях, держа руки за головой. Не стали на колени только несколько человек, меня за отказ тянули по бараку за ноги, избивая. Когда я пришёл к стоматологу после последнего ОМОНа в 2006 году приклеивать отвалившийся зубной мост, он с трудом его выровнял и все удивлялся, где я умудрился так его погнуть. 27

Попадал я в зонах под ОМОН много раз, но никогда не выполнял их команды, унижающие людское достоинство. Самоуважение – важнее здоровья. Частые акции протеста заключённых (голодовки, попытки суицида через вскрытие вен), обращения в СМИ и правозащитные организации сделали свое дело и теперь «маски» в лагерях – редкое явление. Правда, на некоторых зонах режим содержания такой, что и ОМОНа не нужно. Поймите, вы, «блюстители закона»: сам факт лишения человека свободы со всеми вытекающими последствиями – это достаточное наказание и не нужно добавлять к этому гестаповские методы наставления на путь истинный. Человека этим не исправишь, жестокость вызывает жестокость. Или закон один для всех – или грош цена такому закону, третьего быть не может. Преступники в законе, прикрываясь мандатами и властными полномочиями, ничем не лучше преступников в зонах и гораздо опаснее. Преступники, находящиеся в зонах, делятся на две категории: первый – стали преступниками из своей силы, вторые – из слабости. Основная масса – это вторые, тюрьма для них – дом родной, деградация души, ума и тела – их удел. Преступники из внутренней силы – это те, кто поверил в себя и захотел стать могущественным уже сегодня, здесь и сейчас. Они не захотели ставать в очередь под названием карьерная лестница, где для получения мандата на «могущество» необходимо лизать задницы стоящих выше. Получившим его вкус дерьма во рту мешает наслаждаться властью. Поэтому у этих властьимущих и вызываем такую ненависть мы, стремящиеся без очереди, поверившие в свое Могу, без санкций начальников и псевдоавторитетов. Мы – те, у кого хватает смелости и уверенности в себе, чтобы жить по своим законам, в которых справедливости больше, да и проба её выше, ибо не разбавлена моралью двойных стандартов. Мне встречались в зонах бывшие чиновники разных рангов и мастей. Лишившись мандатов, титулов и регалий, превратившись в обычных зэков, они представляли жалкое зрелище. Лишившись полномочий, они теряют всю жизненную силу. Те, кто стремится к постам и званиям – не самодостаточны, 28

без власти им жить страшно. Преступный мир тоже придумал титулы и посты, дающие определённую неприкосновенность и привилегии: воры в законе, положенцы, бродяги, смотрящие. И свою конституцию – воровские понятия. «Власть теряет всю прелесть, если ею не злоупотреблять», – к сожалению, это относится также и к иерархии преступников. Счастье человека зависит от степени осознания настоящего и от способности жить в полную меру здесь и теперь. А здесь и теперь в моём случае – это зона. Живя в полную меру на воле, человек направляет усилия на внешнее, через внешнее он преобразует внутреннее. В зоне, по причине скудности внешнего вынужден направлять усилие воли непосредственно в свой внутренний мир. Здесь не внешнее есть отражением внутреннего, а внутреннее отражает само себя; чувства отражают мысли – и наоборот, замкнутый цикл. Кто не может быть счастлив в пути, не будет счастлив и в конце дороги. Нужно всегда и везде помнить это и считать сегодняшний день самым лучшим в жизни. Между тем, что человек ищет и что находит, всегда есть несоответствие, поэтому удовольствия надо получать от самого процесса искания, тогда не окажешься у разбитого корыта. Богатство внутреннего мира всегда может возместить с лихвою бедность внешнего. Главное – не забывать культивировать внутренний мир свободой и любовью, дабы не зарос сорняками. Зона – полигон для раскрытия и тренировки человеческого потенциала. Возле моей нары стоит тумбочка, а на ней надпись: «Все, что не убивает, делает меня сильнее». Эти слова Ницше – девиз моей жизни. Такое отношение делает тебя благодарным жизни за все невзгоды, которые ты превращаешь в полигон тренировки духа; появляется непреодолимое желание делать лишь то, что даёт переживания полноты жизни. Жизнь человека подобна дому… Одни получают его в наследство и проживают, ничего не меняя в обстановке, другие – строят свой дом сами. Комнаты – это периоды жизни. Бывает, пропадет в комнате свет и станет на душе холодно – не паникуйте, напрягите зрение Души и увидите свет, 29

пробивающийся из соседней освещённой комнаты. Не могут все комнаты быть уютными, как не могут все периоды жизни приносить радость. И если стихийное бедствие разрушит ваш дом – вылезайте из-под обломков и начинайте строить новый – лучше прежнего. Уют, достаток, детский смех в доме – это степень осознанности человеком своей жизни. Дух, стремящийся к совершенству, не ищет лёгких путей, все перемены для него во благо, для него любая жизненная ситуация хороша тем, что даёт возможность реализовать свой потенциал. Потенциал этот безграничен, ибо имя ему – Человек. Главное – верить в себя. Прошедшему путь жизненных невзгод с высоко поднятой головой открывается понимание того, что действительно важно, понимание главного. Такой человек обретает силу и отныне удача на его стороне, окружающие чувствуют и уважают эту силу в нём. Бездействие из-за боязни последствий противно сильному, жить под чужой волей – страдание для него. Ложь мира вызывает у сильного протест, который Система толкует как преступление. Схемы, позволяющие человеку не думать, – продукт Системы. Спрос на этот продукт огромен, и всё потому, что жизнь по чужой воле для большинства есть благо. Этим успешно пользуются власть и церковь. * * * На дворе осень, на душе тоже. Люблю я это время года, поэтому и на свет появился осенью. Думается легко осенью, и как-то правильно, без злобы. Время душевной осени – прекрасное время жизни человека, «когда ум, встревоженный противоречивыми явлениями, сосредотачивает все свои способности на великом усилии увидеть цель, найти путь, ведущий к свету истины, центру жизни». Гуляя в прогулочном дворике, обратил внимание на опавшие листья. Человек, как листок, дерево – вселенная. Может листок познать дерево, прежде чем упасть, умереть? Получится через самоанализ себя как части познать целое? Не по себе становится после прочтения слов прожившего 30

жизнь мыслителя: «Знаю, что ничего не знаю». Неужели, подводя итог, и я так скажу? Так хочется знать… Может, для этого нужно забыть об уме, перестать анализировать и довериться чувствам, – просто любить… Необходимо научится видеть обратную сторону всех вещей. В каждой жизненной ситуации есть обратная сторона. Категоричность суждений и поспешность выводов не всегда к месту. Возьмём, к примеру, мою ситуацию. Казалось бы, хуже неволи только смерть. Это не так, есть в жизни человека масса вещей гораздо опаснее. Для большинства заключение – это подарок жизни и я отношусь к нему тоже как к подарку. Понимают это немногие и вместо того, чтобы использовать время изоляции от суеты общества для личностного роста, ищут виновных и копят в душе яд. Попавшему в зону кажется, что время остановилось, ехал на пятой передаче, а теперь едешь на пониженной. Скорость жизни – не всегда залог её качества. Осознанность каждого мгновения – это показатель, это то, к чему необходимо стремиться. На большой скорости трудно осознавать. В этом заключается обратная, положительная сторона жизненной ситуации под названием «зона». Отсутствие суеты и отвлекающих факторов в виде противоположного пола, карьерного роста, наживы, иных соблазнов, - дает возможность правдивого разговора с самим собой. Тюрьма в какой-то степени рай для философов. Понимаю, что всё для меня уже сказано, учить никого не хочу; философия моя не кабинетная и тепличная, а искренняя, созревающая естественным путем проб и ошибок. Когда я находился в тюрьме под следствием, пришел адвокат и сообщил, что три человека дали против меня показания; они участвовали в программе защиты свидетелей, которая гарантировала им анонимность. Все их данные были изменены. Программа защиты свидетелей у нас явление новое и потому несовершенное. Вскоре мне сообщили, что в числе стукачей – мой друг, я окрестил его дочь. Его арестовали и дали понять, что если не сдаст меня, то сядет сам надолго, как участник моей банды. Раздумывал он недолго, его показания

стали

основным

доказательством 31

против

меня

в

суде.

Согласившись сотрудничать с ментами, мой уже бывший друг вышел на волю. Позже суд вынес ему символический приговор в виде лишения свободы условно, с отсрочкой исполнения приговора. Я долго отказывался верить в предательство близкого человека. «Как он будет с этим жить, какое нашел оправдание своему поступку?» – думал я. Что-то вроде: «Да он все равно сидел бы», или «Он плохой человек, а предательство плохого уже не предательство…» Человек всегда ищет и почти всегда находит оправдания своим действиям. Если не находит – лезет в петлю, как Иуда. Что я и посоветовал сделать бывшему близкому, сказав при этом, что свобода, купленная такой ценой, не принесет ему радости. Наступит время и он поймет, что не меня он предал, а самого себя. Предающий вредит больше себе, чем тому, кого предал. Говорят, что предательство очищает душу предаваемого. Мою очистила от иллюзии под названием дружба. Теперь я отношусь к этому слову без трепета и друзей не ищу. Предать могут только близкие, нет близких – нет предательств. Друзей пусть ищут те, кому страшно самому идти по дороге жизни, кто не уверен, что хватит сил осилить путь самому. Если разобрать психологию дружбы, то окажется, что в основе её – неуверенность в себе, желание разделить ответственность за жизнь еще с кем-то, страх одиночества. Я больше боюсь множества, а не одиночества. Одиночество в зоне – это роскошь, его ищешь, побыть одному получается редко. Чем раньше к человеку приходит понимание того, что одиночество – это вполне естественное и прекрасное состояние, тем лучше. Нужность «кризисных» периодов в жизни человека бесспорна, они являются катализаторами его сущности, проявляют истинное лицо. Так бы и жил с полной уверенностью в друге, спасибо ментам, сорвавшим с него маску. Серьезным стимулом в жизни заключенного есть наличие родных, их поддержка. Жена, которая ждет меня пятый год и регулярно приезжает на свидания, маленький сын, мама, отец, брат, бабушка – люди, о которых я думаю с любовью и знаю, что это взаимно. 32

Осознание того, что у меня растет сын и мне нужно, освободившись, стать для него примером, придаёт силы на пути самосовершенствования. Необходимость плыть против течения – одно из условий этого пути. Дрессировка государственными инструментами, программы по укрощению строптивых, направлены на таких, как я, не приносят ожидаемого эффекта. Причина в том, что Личность сильнее Системы, Система состоит не из личностей. Желание быть элементом Системы, ползти по ее иерархической лестнице не возникает в голове личности. В русском языке есть великое по своей силе слово «самобытность», именно самобытность – суть личности. Самобытный – это тот, кто не идёт по чужим следам, по протоптанным дорогам, у него всегда свой путь. Спотыкается, падает, но встаёт и идёт. Осуждение и пинки Системы придают ему силы и служат подтверждением правильности пути. Моя «преступность»

честнее

общественной

порядочности.

Преступление,

требующее храбрости, духовности менее опасны для общества, чем те, которые порождены низостью. Поощряя стукачей, изменников, провокаторов и прочую нечисть, востребуя их, общество поощряет низкое в человеке. В Системе всегда одобрялась измена, презираемая даже среди самых закоренелых преступников. Наличие двойных стандартов в общественной морали обесценивает её. Узаконенное понятие «необходимое зло» дает санкцию на не необходимое зло. Человек нарушает закон, когда знает, что может сделать это безнаказанно. Вот что сказал Гёте по этому поводу: «Чтобы мой поступок имел моральную ценность, с ним должно быть связано мое убеждение». Аморальным является делать что-то из страха перед наказанием или для того, чтобы приобрести у других хорошее мнение о себе. Я не хочу делегировать своё право быть могущественным, право власти над своей жизнью малодушным государственным «мужам». Система отреагировала жестко на моё желание осуществлять власть самому, непосредственно. Оказалось, что мой отказ подарить Системе контрольный 33

пакет акций предприятия «моя жизнь» является преступлением. Система, состоящая

из

преступников

в

законе,

крайне

возмущена

моей

несанкционированной преступностью. Мне говорят: «Живи по законам общества, в котором находишься». Я отвечаю: «Я не против, но при условии, что перед законом будут равны все, не исключая и тех, кто их сочиняет». Но когда я вижу, что зарплата и без того небедного депутата в 20 раз больше зарплаты моей матери, всю жизнь проработавшей учителем в школе, понимаю, что закон – не один для всех. Поэтому лучше с высокоподнятой головой в зоне, чем законопослушным лохом на воле. Хотя это и не воля вовсе, их волей распоряжаются мандатоносители и титулообладатели. Законы всегда служат интересам меньшеньства. Значительную часть законов составляют привилегии тех, кто пишет и представляет эти законы. Нужно жить, руководствуясь лишь своими внутренними убеждениями. Закон, критерий правильности жизни, находится внутри каждого из нас, название ему – совесть. Верное понимание и применение этого закона предполагает наличие смелости. Страх постоянно норовит подменить закон в человеке. Часто это ему удается, тогда человек живет не по-своему. Умение побеждать страх – первое условие счастья. Зона любит сильных, она эту силу сразу различает в человеке. Чем больше в нём силы – тем больше у него прав. Если этой силы хватает на то, чтобы произнести ego sum lex (я есть закон) и довести окружающим свое право так говорить, значит – вы самодостаточная личность. Стать сильным можно, лишь приняв себя всего, приняв ту часть себя, которая названа злой. Только стремящийся к добру признаёт зло и в себе. Признаёт, потому что чувствует в себе достаточно сил превращать злое в доброе. Светлое обязано своим существованием тёмному. Оно существует лишь на фоне тёмного. Наличие тюрем и их обитателей придаёт уверенности добропорядочным утверждать, что они хорошие только потому, что не сидят в тюрьме. Сколько на моём тёмном преступном фоне сияет светлых и добрых граждан. 34

Пожалуй, уберу фон – стану «добрым», чтобы потух их искусственный свет. Шутка… Александр Блок сказал: «Познай, где свет, поймешь, где тьма». В моём случае наоборот: познаю, где тьма, пойму, где свет. Ученые объясняют непомерную жажду переживаний, ненависть к серости и однообразию низким уровнем дофамина – гормона хорошего настроения. Лишь экстремальная жизнь приносит некоторым людям радость. Пожалуй, стоит ментам при аресте человека снимать не только отпечатки пальцев, но брать также анализ на уровень дофамина в крови; его низкий уровень будет служить смягчающим обстоятельством. Быть, а не казаться – вот мое желание. Быть – это быть плохим. Быть – это быть собою, а если ты ещё не знаешь, кто ты, приходится пробовать. Многие люди в поисках счастья заходят в тупик, где и проводят остаток своей жизни. От тупиков никто не застрахован, туда не попадает только тот, кто не ищет. Поведение человека в тупике есть его настоящее лицо. Зона – один из таких тупиков. Любая тупиковая ситуация норовит отнять у человека веру в себя, в свои силы. Большинство из тех, кто провёл долгие годы в зоне, привыкает исходить из должного и теряет способность осознавать и самостоятельно справляться с жизнью. Свобода для таких становится обузой, поэтому там долго не задерживаются. Не желая испытывать тревогу, порождаемую ответственностью выбора, люди отказываются от свободы и дают генеральную доверенность малодушием на управление своей жизнью начальникам разных рангов. С возрастом приходит понимание того, что явления жизни нужно воспринимать, сопоставлять, осознавать, а не оценивать. Ибо ошибочные оценки порождают ошибочные действия, а в итоге – ложную жизнь. Особенно опасно ошибаться в разборе жизненных ценностей, в оценке того, что главное, а что второстепенное в жизни. Ошибаются все, упорствуют в ошибках лишь дураки. Жизнь человек пишет на черновик, если есть силы и время – начинает переписывать на чистовик. Есть много желающих писать сразу начисто, их 35

сочинение, как правило, малоинтересное, боязнь сделать ошибку приводит к списыванию. Лучше насыщенный и интересный черновик, чем короткий и скучный чистовик. Я надеюсь, что черновик моей жизни уже написан. В нем много ошибок, но они мне дороги, через их осмысление я обретаю знания. Камеры зоны и камера монастыря – это два идеальных места писать себя начисто. А в моём случае – два в одном – камера расположена в бывшей кельи монастыря. Поэтому грех не попробовать. И если мой чистовик вновь окажется черновиком – не беда, значит, чистовики – не моё. Главное – быть искренним с собой. Все люди рождаются искренними, взрослея, становятся лжецами. Живи, как можешь, но уйти из жизни обязан таким же, каким пришел в неё – искренним. 29 ноября 1984 года в посёлке Иванычи Волынской области учитель начальной военной подготовки школы № 2 старший лейтенант запаса Лелюков Юрий Николаевич демонстрировал старшеклассникам устройство гранаты. Выдернув кольцо, он понял, что граната боевая, на принятие решения было четыре секунды. Выглянув в окно, увидел, что во двор выбрасывать нельзя, там гуляли дети. Дома его ждала жена и двое маленьких детей… Гранату он накрыл своим телом. Я был в классе, где всё произошло, и у него дома тоже был, видел жену и детей. Наш пионерский отряд носил имя

Юрия

Лелюкова,

за

что

низкий

поклон

нашему

классному

руководителю. Тогда мен было лет 13, поэтому я в полной мере не осознавал величия его поступка. Держава наградила Лелюкова посмертно орденом «Знак почета»… Орден, которым обычно награждали ветеранов труда. Государство, которое не в состоянии достойно оценить подвиг своего гражданина, не достойно уважения. О чём думал военрук в эти четыре секунды?.. Где брать силы, чтобы побороть страх, если представится счастье закончить земной путь, как этот Учитель. Систематичность состояния, «когда мысли тают в чувствах», вынудило меня начать излагать свои мысли на бумаге. Пишу, чтобы лучше понимать себя. Мои каракули школьной тетрадки в клеточку – это письмо самому себе. 36

«Когда пишешь – читаешь себя». Писать нужно искренне, я стараюсь это делать. Правильное отношение к жизненным трудностям способствует осмыслению, пониманию жизни. Правильное отношение – это не дать страху и отчаянию парализовать веру в себя, в свои силы. Всегда есть тот, кому хуже, помоги ему, этим ты поможешь себе. Укрепишься в чувстве «Я Могу». «Я Могу» – это свобода. В человеческой истории много примеров того, как преступники становились народными лидерами. Иосиф Сталин один из них. Бандитизм был его стихией, но со временем пришло понимание того, что если преступные действия нарядить в идею, у которой появятся сторонники, – то это принесет власть. Власть – это большие деньги, которые можно зарабатывать с меньшим риском, не попадая в зону и не получая пулю. Поэтому среди «державных мужей» так много «криминального элемента». Они и во власти являются этим элементом, только здесь они уже преступники в законе; их действия становятся более циничными, грабежи и кражи приносят гораздо больше прибыли. У преступника с улицы больше порядочности, чем у преступника, обличённого властью. «Преступление – это нарушение гражданами монополии государства на те же действия». Через месяц в Украине выборы президента, два основных претендента – бывшие заключенные, один был осуждён, второй находился в тюрьме, как подследственный. Вырисовывается формула: преступник + идея = народный лидер, герой. «Тысячами незримых нитей обвивает тебя закон. Разрубишь одну – преступник, десять – смертник, все – Бог». Искупление вины... Перед кем человек её искупает и зачем её искупать? Перед собой и только перед собой. Искупление – это не кандалы и тюрьмы, не побои и недоедания в неволе, – это работа мысли и чувства, результатом которой есть сознание низких мотивов своих поступков, это делание единственными мотивами свободу и любовь. Мотивом моих первых несовершеннолетних конфликтов с законом была не материальная, а психологическая выгода от преступлений. Не материальные ценности, а 37

самоутверждение, уверенность в себе, желание казаться крутым в кругу сверстников. Это как у Родиона Раскольникова: «Тварь ли я дрожащая или право имею?» Часто поиск ответа на этот вопрос заканчивается зоной, а то и смертью. Но это не значит, что не нужно искать ответ. Итальянский тюремный врач Чезаре Ламброзо (1835–1909) вошел в историю как автор теории о биологической предрасположенности ряда людей

к

совершению

преступлений.

Он

является

родоначальником

антропологического направления в криминологии и уголовном праве, основной мыслью которого стала идея о прирождённом преступнике. Суть подхода

его

антропологической

теории

сводится

к

следующему:

преступление, совершаемое преступной личностью – такое же естественное явление, как рождение, болезнь, смерть. Причины преступности лежат в самой психофизиологической природе личности. Врач-психиатр, профессор нескольких университетов, проработавший многие годы с преступниками, пришел к заключению, что до 40 % преступников невиновны в содеянном. Если бы карательная система государства брала во внимание выводы таких учёных людей, то поломанных судеб было бы меньше. Великий писатель-психолог Ф. М. Достоевский, прошедший каторгу, в своих «Записках из мёртвого дома» писал: «Остроги не исправляют преступников, они только их наказывают. Кто может сказать, что выследил глубину этих погибших сердец и прочёл в них сокровенное со всего света?.. Да, преступление, кажется, не может быть осмысленно с данных общепринятых точек зрения, и философия его несколько потруднее, чем полагают». Необходимо разбирать и устранять причины действий, а не сами действия. Власть, совершая преступление, провоцирует людей на те же действия. Власть процветает, а люди сидят. Воров на свете не сочтешь, Но их по классам различают, Одних хватают за грабеж, 38

Другие сами все хватают. Л. Н. Толстой в романе «Воскресение» разделил арестантов на пять категорий. К первой он отнёс людей совершенно невиновных, жертв судебных ошибок. В другую категорию вошли осуждённые за поступки, совершённые в исключительных обстоятельствах. Третью категорию составляли люди, наказанные за то, что они совершали по их понятиям самые обыкновенные, и даже хорошие поступки. Такие, которые по понятиям чуждых им людей, писавших законы, считались преступлениями. Четвёртая категория – люди, потому только зачисленные в преступники, что они стояли нравственно выше среднего уровня общества. Пятый разряд объединил тех, перед кем общество было гораздо больше виновато, чем они перед обществом. Добродетель всегда правильных, не падавших и не оступившихся – нежива и малоценна. Любовь к себе и людям приходит через ненависть и отвержение. Добро нужно делать из зла, больше не из чего. Всё рождается из тьмы. Когда выходишь за рамки, переступаешь черту и при этом не испытываешь страха – ты понимаешь, что такое свобода. Её избыток внутри сделал меня Преступником. «Достигнув сердца жизни, ты поймешь, что ты не выше преступника и не ниже пророка» (Джебран Халиль Джебран). Идея может сделать человека сильным, а может и уничтожить. Люди становятся слабыми перед идеями, которые ими управляют. Общество разделилось на две неравные части. Большинство является орудием идей, а меньшеньство злоупотребляет этими самими идеями в своем ненасытном стремлении

к

власти.

Тюремное

сообщество,

являясь

микрокопией

государства, тоже разделено идеей (воровской) на две очень неровные части: первая – авторитеты преступного мира, из числа воров в законе, положенцы, смотрящие; вторая – порядочные арестанты: бродяги, мужики. Многие из первой части личностями не являются, они попали в «элиту» преступного мира не из силы, а из слабости, страха и комплекса неполноценности, от которых рассчитывают избавиться, получив власть в руки. 39

Первые, злоупотребляя идеей, которая изначально преследовала благие цели, – объединять арестантов в борьбе с ментовским беспределом, используют вторую часть в своих корыстных целях. Наркотик, без которого жить не могут большинство «авторитетов», стоит немалых денег, да и ментам

нужно

постоянно

платить,

чтоб

не

перекрыли

кислород.

Большинство из второй части контингента с удовольствием позволяют управлять собой, так легче, не нужно думать самому.

Истинных

Преступников, – Преступников из внутренней силы – единицы; отрицание рамок в виде каких бы то ни было идей – их отличительная черта. У подлинного Преступника идея одна – Свобода. Попав в зону, ты предстаёшь перед выбором: принять обстоятельства такими, какими они есть, или принять на себя ответственность по их изменению. Подавляющее большинство арестантов поступают в полное распоряжение обстоятельств, плывут по течению. Жить они планируют «на воле». Это самообман. Жизнь не перехитришь, если не прилагаешь усилий здесь и сейчас, не любишь её сегодня – не порадует она тебя и завтра. И твоё сегодняшнее местонахождение, и сила обстоятельств не могут быть оправданием бездействия. В зоне можно наблюдать закономерность: чем ниже интеллект арестанта, тем разрушительнее действует на его психику заключение. Сочетание усилий ума и духа способны сотворить чудо – дать арестанту ощущение полноты жизни. Время и ясность головы –то, чего часто не хватает на воле, – у заключённого в избытке (ясность головы дается сочетанием скудной пищи и большим количеством выпитого чая). Можно сказать, что тюрьма – идеальное место для самосознания. Гёте: «Лучшее – это та глубокая тишина, в которой я живу и развиваюсь в отношении к миру и в которой я приобретаю то, чего они не могут отнять у меня огнём и мечём». Где бы не оказался, всегда имей смелость играть главную роль в своей жизни. Карательная система пытается отнять не только свободу, а разрушает физическое здоровье. Жизнь в условиях постоянного стресса, плохое питание 40

и медицинское обслуживание – это те факторы, которые отбирают здоровье, и, оказавшись на воле, человек уже не может полноценно радоваться встречи с ней, а отбывает наказание дальше, только уже в виде борьбы с приобретёнными в зоне болячками. Среди подарков системы потеря здоровья не самый неприятный, страшнее – душевная инвалидность, а симптомом этой болезни является потеря своего Я. Еще больше, чем заключенные, деградируют те, которые поставлены исправлять и охранять их – тюремщики. Жан Поль Сартр в своем «Бытие и ничто» говорит о них: «Есть даже люди (сторожа, охранники, тюремщики и т. д.), социальной реальностью которых является единственная реальность – Нет; всю жизнь до самой смерти они воплощают только Нет. …того, что Шелер называет «человек зла», это и есть Нет». Получение удовлетворения от унижения арестанта – смысл существования большинства работников колоний. Когда разговариваешь с инспектором (так сейчас называют тюремщиков), не покидает ощущение, что его раньше сильно обидели и пришёл он работать в эту систему с целью излечить свой комплекс неполноценности

путём

издевательства

над

заключёнными.

Для

объективности скажу, что есть среди работников администраций зон нормальные человеки, но их так мало, что их нормальность никак не влияет на ненормальность системы. Итак, что мы имеем: общество наказывает «зло» с помощью «необходимого зла», то есть пытается достигнуть благой цели не благими средствами. Французский социолог Эмиль Дюркгейм пришел к выводу, что преступность – это нормальное общественное явление. Её существование означает проявление условий, которые необходимы для того, чтобы общество

не

останавливалось

в

своём

развитии;

преступность

подготавливает почву для общественного прогресса, а ненормальной является лишь чрезмерная или слишком низкая преступность. Дюркгейм полагал,

что

даже

если

у общества

каким-то

образом

получится

перевоспитать или уничтожить существующих преступников, то оно будет 41

вынуждено сделать преступными другие деяния, которые раньше таковыми не считались. Это объясняется тем, что преступник представляет собой отрицательную ролевую модель поведения, необходимую для формирования человека, как полноценного члена общества. Мой правовой нигилизм имеет философскую основу и акцентуация характера не играет здесь решающей роли. Я не могу и не умею подчиняться, поэтому устроиться и «честно» работать в коллективе – не моё. Система моё «не могу» и «не умею» истолковала как «не хочу» и теперь всячески старается заставить хотеть. Не получится, потому что ходить под кем-то, быть как все противно моей природе. Всем тем, кому жизнь представляется безрадостной, рекомендую посетить в Интернете сайт donor.org.ua. На сайте сотни просьб родителей о помощи, дети которых больны раком. Когда я увидел фотографии этих детей и прочитал истории их страданий (вхожу в Интернет со смартфона, который приходится тщательно прятать), понял, что мое положение – счастье в сравнении с ними. Когда разговариваешь с родителями, которые борются за жизнь своего ребенка, ловишь себя на мысли, что словами невозможно выразить сострадание. Ну а тем, кому жизнь в радость, сам Бог велел помогать таким детям. Дети – самое прекрасное явление жизни, а больные дети – самое страшное её явление. Возвращаясь к теме о наказании преступников, приведу слова Ницше: «Настоящие угрызения совести – нечто в высшей степени редкое как раз среди преступников и каторжников; тюрьмы, исправительные дома – не инкубаторы для благоприятного разведения этого вида гложущего червя – в этом сходятся все добросовестные наблюдатели, которые во многих случаях крайне неохотно и вопреки собственным желаниям решаются на подобные суждения. По большому счёту, наказание закаляет и охлаждает; оно концентрирует,

оно

обостряет

чувство

отчуждения,

оно

усиливает

сопротивляемость. Если случается, что оно надламывает энергию и приводит к жалкой прострации и самоуничтожению, то наверняка такой результат 42

менее отраден, нежели средний эффект наказания с характерной для него сухой

и

мрачной

серьезностью.

Подумав

же

о

предшествующих

человеческой истории тысячелетиях, можно сказать без колебаний, что развитие чувства вины сильнее всего было заторможено именно наказанием, – по крайней мере, в случае тех жертв, на которых распространялась карательная власть». Многочисленные психологические эксперименты доказывают, что при определенных условиях каждый человек может стать преступником. В 1971 году американским психологом Филиппом Зимбардо был проведен эксперимент, получивший название «Стенфордская тюрьма». Эксперимент представляет

собой

исследование

реакции

человека

на

тюремное

заключение. Добровольцы жили в условной тюрьме и играли роли охранников и заключённых. В итоге в каждом третьем охраннике обнаружились садистские наклонности, а заключённые были морально подавлены, у них наблюдалась дезориентация, потеря чувства реальности и самоидентификации.

Эксперимент

стал

наглядной

демонстрацией

восприимчивости и покорности людей, когда присутствует оправдывающая идеология, поддержанная обществом. Зимбардо инструктировал охранников: «Создайте у заключённых чувство тоски, чувство страха, ощущение произвола, что их жизнь полностью контролируется нами, системой и у них нет никакого личного пространства. Мы будем разными способами отнимать их индивидуальность. Все это в совокупности создаст у них чувство бессилия, в этой ситуации у нас будет вся власть, а у них – никакой». Сказанное психологом Зимбардо показывает, что он тщательно изучил карательную систему и понял её суть. Вся «исправительная» система – это один большой

эксперимент

власти. Отведённая мне роль в этом

эксперименте заведомо проиграшная, – так думают… Я стану исключением, эксперимент возымел обратный эффект – сделал меня сильнее. Сколько жив человек, столько существует проблема конфликта между личностью и обществом. Именно личностью, а не просто человеком, потому 43

как только у личности хватает силы духа отстаивая своё Я, пойти на конфликт с обществом. Действия личности в ходе конфликта определяются как преступные, общества – благие. На

пресечение

«зла»

нужно

иметь

духовное право,

если

же

пресекающий сам злодей – проблема лишь усугубляется. Всегда нужно учитывать, что абсолютного зла не бывает и для кого-то оно всегда добро. Граф Л. Н. Толстой настаивал на необходимости различать понятия «человек» и «зло» в нем. Правильно определять поступки, а не человека. Определяя поступок, нужно выяснить мотивы, которыми руководствовался поступающий. Карательная система истинные мотивы не выясняет, вердикт всегда один – корыстные. Но ведь корыстные не является синонимом слова «злые», даже в самих благих деяниях всегда присутствует корысть совершающего их. Наказывая преступника, общество решает его судьбу, определяет как злого в целом. Это еще больше обозляет, поэтому основная цель наказания не достигается. Даже противник лояльного подхода к преступникам И. А. Ильин в книге «О сопротивлении злу силою» признает: «…главная борьба со злом должна вестись внутренне, в душевно-духовном измерении, а внешние меры понуждения и пресечения никогда не смогут постигнуть в его внутреннем убежище и преобразить его окаянство». Чезаре Ламброзо в своей работе «Преступный человек» объясняет: «Изучайте личность преступника, изучайте не отвлеченно, не абстрактно, не в тишине вашего кабинета, не по книгам и теориям, а в самой жизни, в тюрьмах, больницах, полицейских участках, в ночлежных домах, среди преступных обществ и шаек, в кругу бродяг и проституток, алкоголиков и душевно больных,

в

обстановке

их

жизни,

в

условиях

их

материального

существования. Тогда вы поймете, что преступление есть не случайное явление и не продукт злой воли, а вполне естественный и наказанием непредотвратимый акт… преступление в человеческом обществе так же естественно, как и во всем органическом мире». 44

Среди

мотивов

большинства

преступлений

корысть

играет

второстепенную роль, основной мотив – скука, вернее, избавление от нее. Но умение не скучать, не принося вреда ближнему, – явление редкое. Г. Дж. Айсенк в ходе своих исследований свойств нервной системы пришел к выводу, что чем выше у человека признаки экстравертности, тем ближе он к совершению преступления. Проще говоря: чем больше человек общается, открыт для общества, тем вероятнее возникновение желания сделать людям плохое, чем больше и ближе узнаёт людей – тем меньше позитивных мыслей и чувств они вызывают. Я под определение Айсенка не подхожу, всегда был интровертом, ибо так легче быть самим собою. Это важно, так легче людей если не любить, то, по крайней мере, не ненавидеть. Любовь к людям приходит лишь к узнавшему и полюбившему себя. Люди уже начали признавать, что эгоизм – основа личностного роста. Французский юрист Габриель де Тард сказал, что преступление – триумф эгоизма, при этом он дает этому определению негативный смысл. Слова «триумф» и «эгоизм» каждое отдельно обозначают хорошее явление, значит, и их сочетание не может служить определением плохого. Если бы не его фраза «преступник – социальный экскремент», можно было бы подумать, что юрист-психолог дает лестную характеристику преступлению. Экскременты, как известно, естественный продукт жизнедеятельности, а что естественно – то не безобразно. Презирать свои экскременты смешно. Инакомыслие часто делали и делают синонимом преступности. Христианский философ И. А. Ильин наказание преступников называет «не греховное совершение неправедности», «отрицательная любовь». Какое обезличивание слова «любовь»… Любовь со знаком минус – чего только не придумает лицемерие для

оправдания

своих

действий.

Представляю

реакцию

суда

на

произнесенную мною фразу: «Я ограбил барыгу из чувства отрицательной любви к нему». Первая обязанность философа – быть искренним, точнее, быть искренним Преступником. Не преступающий рамки и запреты, не ломающий стереотипы, не изучающий темную сторону своей сущности, не 45

страдающий, либо делающий все это только мысленно в тиши кабинетов и библиотек, – не называйся ФИЛОСОФОМ. Ибо твоя любовь к философии несостоятельная, «отрицательная любовь». Когда ищешь себя, делаешь это искренне – ошибки неизбежны, наказанием за это есть подсказка: «Ищешь не там». Назвался философом – помни: инерция смертельна, ищи, и страх ошибиться пусть не остановит тебя. В этом деле процесс поиска важнее результата. Процесс – жизнь, результат – смерть. Поиск побеждает результат, философ – выше смерти. В зоне, как и везде, решительных людей мало. Многие свою отчаянность выдают за решительность. Каторжанин Достоевский отметил этот момент в своих «Записках из мертвого дома». Еще один мастер пера и знаток души Оскар Уайльд, находясь в заключении, пишет: «Многие, выйдя на свободу, уносят свою тюрьму с собой на свежий воздух, прячут ее в сердце, как тайный позор, и, в конце концов, подобно несчастной отравленной твари, заползают в какую-нибудь нору и умирают… В действительности оно [общество] стыдится собственных деяний и избегает тех, кого покарало, как люди избегают кредитора, которому не могут уплатить, которому причинили непоправимое, неизбывное зло. Я со своей стороны требую одного: если я осознал все, что выстрадал, общество тоже должно осознать зло, которое оно мне причинило. Чтобы ни с той, ни с другой стороны не оставалось ни обиды, не ненависти… человек восстает против тюремной жизни, полной бесконечных лишений и запретов. И самое страшное не то, что эта жизнь разбивает сердца – сердца создаются, чтобы быть разбитыми, - но то, что она обращает сердце в камень». Философ И. А. Ильин утверждает: «Любовь кончается там, где начинается зло». По части «зла» я специалист больше, чем он, поэтому говорю:

не

кончается,

а

испытывается

и

крепнет.

Любовь

от

соприкосновения с тем, что принято называть злом, очищается, проба ее становится выше. Зло же от такого контакта перерождается в добро. Утверждать, что любовь пасует перед злом, - не верить в любовь. Когда 46

философ утверждает неразумное – он хочет сделать вывод, вынуждающий слушателя забыть о неразумном его обосновании. Ильин хотел сказать, что любовь должна заканчиваться там, где начинается зло, должна уступить место другому злу – «необходимому»; к счастью, любовь не зависит от наших желаний, «всегда и везде» – девиз ее. Сергей Параджанов, побывав в статусе зэка сказал режиссеру Тарковскому: «Тебе, чтобы стать великим, надо отсидеть хотя бы года два. Без этого нельзя стать великим русским режиссером». Зона способствует пониманию вечной относительности величия и ничтожества. Определяющие «преступник» и «не преступник» часто заблуждаются. Габриель де Тард говорит: «Если бы дерево преступности со всеми своими корнями и корешками могло бы быть когда-нибудь вырвано из нашего общества, оно оставило бы в нем зияющую бездну». Я не исповедую право воровать, грабить, убивать. Обосновать такое право, положив в основу теорию Дарвина о жизни как борьбе за существование, где путем естественного отбора выживает сильнейший, – нетрудно. Я утверждаю, что каждый человек есть потенциальный преступник и мало есть таких, у кого эта потенция ни разу не реализовывалась. Она реализуется почти всегда, если человек уверен, что за этим не последует наказание. «Честные и законопослушные» труженики по возможности воровали, воруют и будут воровать. Селянин, взявший втихую мешок пшеницы с поля, врач – коробку уколов у больных, воспитательница – кило мяса в детском саду, официант, таксист, бухгалтер, продавец – лишний рубль с клиента, мент, судья, прокурор, мэр, преподаватель, депутат, президент – все воруют и берут взятки. Все преступники по закону. Только они себе даже в этом не сознаются. Есть отверженные преступники – те, что сидят, есть отвергающие преступники – те, что осуждают и сажают. Габриель де Тард говорит: «Если бы экономисты постигли, что всякое богатство, приобретенное помимо труда, обязано своим появлением грубому или утонченному грабежу, то они получили бы правильное представление об огромной роли преступления в 47

функционировании социального организма». Отвергающий, помни, что рискуешь в любой момент оказаться среди отверженных, и тогда дай Бог тебе силы, как говорят бывалые арестанты, проползти там, где я прошел. Стремление общества меня изолировать объяснимо таким образом: опасно жить с теми, в которых встречаешь себя плохого, есть риск разразиться дурным примером и, потеряв страх, начать жить по-своему; лучше упрятать таких искусителей духа за решетку. «Корень зла есть незнание истины», – сказал Будда. Значит, искание, жажда истины есть стремление избавиться от зла. Избавление происходит путем проживания его. Оно как опасное вирусное заболевание, от которого часто гибнут, но если выздоравливаешь, вырабатывается иммунитет. Незнание истины простительно, нежелание ее узнать – нет. Обманываются надевшие белые перчатки для поиска истины, рассчитывающие обрести ее, оставаясь чистенькими, умно рассуждающими наблюдателями. Поделюсь результатом своего поиска: истина – это любовь. Я это понял, когда подыхал, избитый, в сыром карцере, когда видел плачущую мать, когда опер сообщил о смерти отца, когда жена сказала: «Буду ждать», когда смотрел на небо, когда увидел сына… И. А. Ильин говорит: «Человеку не дано сразу познать истину, создать красоту и осуществлять в себе добрую волю; ему суждено пройти долгий путь уклонений и заблуждений, выстрадать глубину падений и отчаяния. Но все эти ступени, по которым совершается духовное восхождение человека и точно так же всё то в природе вещей, что ведет к расцвету на земле красоты, истинного знания и добра, являясь или прообразом, или необходимой основой высших достижений, – все это слагает в купе духовное достояние и духовное богатство человечества». * * * Вернусь к вопросу условности человеческой морали – морали двойных стандартов. Государство права на ошибку мне не даёт, ко всем моим 48

действия подход строгий. За собой же оно оставляет право на любые действия, при этом самим аморальным из них даются пристойные названия. Речь идет о войне. Недавний пример – Грузия, президент которой отдал приказ обстрелять спящих мирных жителей своей державы из установок залпового огня; он же организовал невиданную доселе в своей державе борьбу с преступностью. Похоже, убирает конкурентов, мешающих монополизировать

преступление.

Нет

повода

для

беспокойств,

«барсеточник» ему не конкурент, разница в масштабах преступного замысла слишком велика. Для сохранения «чистой совести» в военное время политики придумали доктрину «двойного эффекта», которая рассматривает допустимость поступка в независимости от проблем справедливости. Проще говоря, эта доктрина утверждает допустимость убийства мирных граждан в военное время и при проведении спецопераций. «Война есть систематическая практика приёмов, которые в мирных, нормальных условиях жизни являются преступлением». заключить:

моё

Такой

релятивизм

преступление

есть

морали

позволяет

практика

преступнику

приемов,

которые

систематически используются во время военных действий и оно честнее, потому что не прикидывается чем-то иным. Преступник – это воин своей войны за самобытность, за «Я Могу», войны против «ты должен», против «быть как все». Подло осуждать действия в индивидуальной форме, которые делаются похвальными в коллективной форме. Говорят, что такой моральный релятивизм понятен, ибо он – обратная сторона нашего эволюционизма. Не спорю с этим, возмущает другое – монополия власти на эту условность. Эгоизм одного человека осуждается, в то время как коллективный эгоизм, который в миллионы раз интенсивнее, объявляется благом. Важно различать понятия «преступник» и «злодей» – это не всегда одно и то же. Если я ограблю физическое или юридическое лицо, сколотившее капитал путем злоупотребления, и отдам награбленное на нужды больных детей, меня назовут преступником, но никак не злодеем. Есть злодеи, 49

которых закон не определяет как преступников, те, которые злоупотребляя своим служебным и чужим беспомощным положением, улучшают свое материальное состояние. Банки, фармацевтические компании, табачные концерны, чиновники разных рангов и мастей – все эти злодеи находятся под защитой закона. Преступников-злодеев также необходимо различать на сознательных и несознательных. Преступники-злодеи всегда пытаются облагородить свои подвиги и попасть в категорию Преступник. В итоге имеем:

Преступников

(преступники

из

силы),

преступников-злодеев

(преступники из слабости) и злодеев. Тард: «…численный рост осуждённых людей более ужасен, чем это кажется. Чем более растет число, тем более увеличивается стремление к росту. Их число будет еще больше, если им будет дана большая свобода общений. Они более будут склонны копировать один другого вместо того, чтобы брать пример с честных людей. Доказательством служит возрастающая пропорция рецидивистов среди осужденных. Действительно, рецидив вытекает из склонности усваивать привычки и повторять их». Сказанное Тардом больше 100 лет назад актуально и сейчас. Основная масса осуждённых не исправляются, а повышают свою квалификацию в процессе общения и с нетерпением ждут освобождения с расчётом применить усовершенствованные навыки с большим успехом. * * * В стране состоялись выборы президента, народ выбрал дважды судимого политика. История знает немало примеров симпатии толпы к преступнику. Самым известным из них стало событие, произошедшее в 33 году от Рождества Христова: у народа спросили, кого они хотят оставить в живых – Иисуса Христа или разбойника Варавву. Их ответ: «Разбойника Варавву», – изумляет планету до сих пор. Почему народ выбрал разбойника, предпочел преступника святому? Преступность ближе человеку по духу, чем 50

святость, разбойники вызывают уважение жаждой риска. Святость – это нелюдское, неземное, недостижимый идеал. Поэтому люди отправили Сына Божьего на небо. Знаменательным является также то, что распяли Иисуса с разбойниками Дисмасом и Гестасом. «Будешь со мной в раю», – сказал Иисус Дисмасу. Покаяние – это больше, чем религиозное понятие. Покаяние не делает из злодея святого, из преступника-злодея оно делает Преступника, это много. Так произошло со мной. Мое злодейство было возрастным, до 20 лет – все преступники-злодеи. Когда мне, 18-летнему, судья задал вопрос признаю ли я вину, мой ответ был утвердительным, потому что в душе я сам осуждал себя. Когда тот же вопрос я услышал от судьи в 30 лет, мой ответ был таков: «Вину не признаю», потому что мои преступления уже не были злодейскими. Аристотель говорил, что человек вне общества – или Бог, или зверь, Ницше добавил: или философ. Добавлю я: или Преступник. В Преступнике сочетается «Могу» Бога, сила инстинкта зверя и самопознание философа. «Нужно любить не только Бога в человеке, но и человека в Боге. Всеобъемлющая любовь должна была бы увидеть в Боге или в самом последнему из людей, самого падшего, самого грешного» (Н. Бердяев). Жизнь со своими трагедиями, комедиями, мелодрамами и декорациями напоминает сцену театра. Человек-актер, его жизнь – много сыгранных ролей и еще больше которых он хотел бы сыграть. Осужденные – это актёры за кулисами, которые ждут своего выхода на сцену жизни. Выйдя на сцену после долгого закулисья, новоявленные актёры теряются, забывают роли и раздражают коллег по сцене своим неумением импровизировать, своей искренностью. Не умеет актёрствовать тот, кому важно в любой ситуации оставаться самим собой. Уверенность в себе, чувство собственного достоинства самобытного не зависят от мнения окружающих. Его уверенность в собственных ценностях не зависит от популярности, успеха и одобрений, он самоценен. Его Я не опирается на костыли престижа и власти. 51

Я, осужденный преступник, в сырой одиночной камере больше уверен в своих силах, в своем «Могу», чем сытый властьимущий в богато обставленном кабинете, потому что я живу, а не играю. Я живу По-Своему. Сегодня хоронят дорогого мне человека, бабушку Татьяну Оксентиевну. Получать известия о смерти родных в зоне – пытка, которая усугубляется чувством вины перед ушедшим из-за невозможности провести в последний путь. Вся нелёгкая жизнь моей бабушки – подвиг Любви. Зерно людского, которое она своей любовью посеяла в моей душе, проросло и если 11 лет лагерей не погубили этот росток, то нет на свете больше силы, способной сделать это. * * * Вы задумывались, почему главным героем большинства популярных художественных фильмов является Преступник? Почему фильмы «Крёстный отец», «Однажды в Америке», «Схватка», «Лицо со шрамом», «Король НьюЙорка», «Криминальное чтиво», «Бумер», «На гребне волны», «Враг государства № 1» и другие годами смотрят все слои общества, от домохозяйки до министра. Зритель ассоциирует себя с Преступником, с его смелостью быть самим собой, самобытностью, с его жаждой риска, полноты и красоты жизни на грани. Зритель переживает в фильме то, на что не осмеливается в реальной жизни, на два часа он становится Преступником без риска погибнуть или попасть в тюрьму. Лицемер тот, кто смотрит «Схватку» с открытым ртом и мокрыми глазами и в то же время осуждает прототипов героев фильма в жизни. Зигмунд Фрейд подтвердил доктрину о порочности человеческой натуры. Противопоставляя человека и общество, он заключил, что человек в своей основе антисоциален. Много еще неглупых людей до Фрейда и после подчёркивали врождённую склонность человека к пороку. Личность своей «порочностью»

протестует

против 52

подавления

обществом

его

Я.

Общественные, религиозные институты и в целом Система внушают человеку его незначительность и бессилие, потому что сильному и значимому их путеводительство по жизни не нужно. Не поддающихся внушению

объявляют

еретиками,

преступниками

и

сумасшедшими.

Породнить понятия «сумасшедший» и «преступник» было и есть мечтою многих добродетелей. Учёные во всю старались воплотить эту мечту в жизнь. Один из психиатров ХІХ века заключил, что преступление есть точка отправления, откуда вытекают нездоровые тенденции: сойдут с ума, если не стали преступниками, и сделаются преступниками, если не сошли с ума. Тард рассуждает более объективно: «Если доказано статистикой, что гений и безумие – следствия социальных условий, то мы должны думать с еще большим основанием, что преступление объясняется тем же». Услышать, что моя преступность есть следствие условий, вызывающих гениальность, конечно же, приятно. Компания – преступник, безумец и гений – интереснее, чем просто преступник и безумец – больше шанс стать гениальным преступником. Пускай не в равном соотношении, но коктейль ингредиентов безумия, гениальности и преступления циркулировал в организме многих отметившихся в истории планеты Земля. К большинству из них общество применяло изоляцию с целью заставить «идти в ногу». «Посмотри на добрых и праведных! Кого ненавидят они больше всего? Того, кто разбивает их скрижали ценностей, разрушителей, преступников – но это и есть создающий»

(Ницше).

Аристотель

в

своей

«Политике»

объясняет:

«Разведение скота, агрикультура, разбой, рыбная ловля, охота – вот естественные

для

человека

формы

промышленности,

которыми

он

пользуется для обеспечения своего существования». Какими соображениями руководствовался философ, называя разбой естественной для человека формой промышленности? Объяснение здесь одно: преступника он считал естественной формой существования человека. Профессор Manouvrier, изучавший в ХІХ веке преступника, пришел к похожим с Аристотелем 53

выводам: «Многочисленные честные люди, способные стать преступниками, нравственно не лучше самых худших каторжников». Подлинная сущность человека – основная проблема философии, решение которой невозможно без признания «преступного» основой подлинности.

Понятие

«преступник»

необходимо

рассматривать

не

юридически, а философски. Юриспруденция слишком ограниченно и предвзято объясняет этот феномен. Рассмотрение явления «преступник» философски следует начинать с объяснения понятия «свобода». Ибо именно свобода, стремление к ней рождает преступника. «Свобода есть моя независимость и определенность моей личности изнутри, и свобода есть моя творческая сила, не выбор перед поставленными передо мной добром и злом, а мое созидание добра и зла» (Н. Бердяев). Невозможно быть независимым и свободным, подчиняясь законам, придуманным не тобою, – так мыслит большой Преступник. Свобода – это компас души и разума Преступника, основной мотив всех его действий. У одних – врожденное стремление к свободе, другим – она непосильное бремя, от которого избавляются подчинением чужой воле. Тот факт, что стремление преступника к свободе часто иррационально, не умаляет его сути – преступник выше понятий «рационально», «иррационально». Полная индивидуализация – его цель. Процесс индивидуализации в обществе ограничен пределами, созданными страхом, продолжить его дальше возможно, лишь став врагом всего общего – Преступником. Для одних свобода – это заветная цель, а для других – угроза. Вторые не понимают первых и осуждают. «История человечества – это история растущей индивидуализации и вместе с тем история растущей свободы. Стремление к свободе – не метафизическая сила, хотя законами природы его тоже не объяснишь; оно является неизбежным результатом процессов индивидуализации и развития культуры» (Эрик Фромм. «Бегство от свободы»). Люди, для которых свобода – непосильная ноша, от которой они хотят избавиться, не осознают этого. Свобода – это ответственность за свою 54

жизнь, за жизнь по-своему, перекладывая эту ответственность на других, человек отказывается от самого себя. Подчинение лидерам, авторитетам, пророкам, вождям, начальникам разных рангов и мастей – путь бегства от свободы. Подчиняясь, человек рассчитывает избавиться от тревоги, порождаемой неуверенностью в себе. «Если индивидууму не достает уверенности

или агрессивности, то

сила авторитетов, которым он

подчиняется, это компенсирует» (Эрик Фромм). В

зоне

это

явление,

к

сожалению,

наблюдается

повсеместно.

Преступник, заменивший свое врождённое стремление к свободе на инстинктивную тягу к подчинению – уже не Преступник. Если ты достиг 30летнего возраста и продолжаешь искать авторитетов, их советов, как тебе жить, – ты не личность, а пленный Системы. Существо, являющееся лишь отражением того, чего от него ожидают чужие, пусть не смеет называться личностью. «Когда индивид ищет подчинения другому человеку или какойлибо власти, – этим он проявляет свой мазохизм, часто при этом не осознавая своего стремления от собственной личности, от самого себя избавиться от бремени свободы… Уничтожение собственного Я и попытка за счет этого преодолеть невыносимое чувство бессилия – это только одна сторона мазохистских наклонностей. Другая – это попытка превратится в часть большого и сильнейшего целого, попытка растворится во внешней силе и стать её частицей. Этой силой может быть другой человек, какой-либо общественный институт, бог, нация, совесть или моральная необходимость. Став частью силы, которую человек считает непоколебимой, вечной и прекрасной, он становится причастным к ее мощи и славе. Индивид целиком отрекается от себя, отказывается от силы и гордости своего Я, от собственной свободы… Смысл его жизни, его индивидуальной сущности определён тем великим целым, в котором растворено его Я» (Эрик Фромм). Оно растворено в Системе. Моё стремление сохранить, не растворить себя общество нарекло злом. Моей самодостаточности противна принадлежность к какой-либо общности, 55

структуре, иерархии. Свои сомнения я разрешаю сам, в советах и наставлениях «авторитетов» не нуждаюсь. «В ходе новой истории власть церкви сменилась властью государства, власть государства – властью совести, а в наши дни эта последняя была вытеснена анонимной властью здравого смысла и общественного мнения, которое превратилось в орудие конформизации. Освободившись от прежних открытых форм власти, мы не замечаем, что стали жертвами власти нового рода. Мы превратились в роботов, но живём под влиянием иллюзий, будто мы самостоятельные индивиды» (Эрик Фромм). Может показаться, что желание подчиняться и желание властвовать совершенно разные явления. На самом деле они суть одно, ибо вытекают из чувства

слабости,

неуверенности

и

отсутствия

самодостаточности.

Подчинение – духовный мазохизм, властвование – духовный садизм. Первое переходит во второе, ибо получает власть, лишь пройдя путь подчинения и жополизания вышестоящим. «В психологическом плане жажда власти коренится не в силе, а в слабости. В ней проявляется способность личности выстоять в одиночку и жить своей силой. Это отчаянная попытка приобрести знаменатель

силы,

когда

подлинной

силы

не

хватает…

Сила

в

психологическом смысле не имеет ничего общего с господством. Когда мы говорим о бессилии, то имеем ввиду не неспособность человека господствовать над другими, а его неспособность к самостоятельной жизни… Пока и поскольку индивид силён, то есть, способен реализовать свои возможности на основе свободы и целостности своей личности, господство над другими ему не нужно и он не стремится к власти» (Эрик Фромм). По причине сказанного выше я отказался стать смотрящим в зоне, когда братва высказала мне свое доверие. Слишком важно для меня быть самим собою. Обладание властью претит моей внутренней самобытной силе. Преступник – это феномен духа протестующего против несвободы. Облачаясь властью в преступном мире, становишься теневым политиком, 56

меняешь свободу Преступника на портфель «авторитета». «Нету у человека заботы мучительнее, как найти того, кому бы передать поскорее тот дар свободы, с которым это несчастное существо рождается» (Ф. Достоевский. «Братья Карамазовы»). Никакая человеческая идея не стоит свободы. Лишь своя идея делает сильным. Слабаки всё живут общими идеями. «Позитивная свобода состоит в спонтанной активности всей целостной личности человека. Спонтанная активность – это свободная деятельность личности. В её определение входит буквальное значение латинского слова sponte – сам собой, по собственному побуждению … речь идет о творческой активности, которая может проявляться в эмоциональной, интеллектуальной и чувственной жизни человека, а также в его воле». Любовь и творческий труд – ингредиенты этой спонтанности. Годы жизни, проведённые в тюрьмах и зонах, – плата за мое стремление к свободе от внешней власти, за утверждение своей индивидуальности. Преступление предполагает наличие двух

элементов: преступник и

потерпевший. Реакция общества – это месть за потерпевшего как одного из своих. Суть мести – сделать преступника потерпевшим; в большинстве случаев ему это удаётся, слишком неравны силы человека и Системы. В момент совершения преступления соотношение сил более справедливо: человек – человек. Наказание преступника, по своей сути, подленькое мероприятие, ибо действует по принципу «все на одного». У осуждённого выбор невелик: либо безропотно терпишь насилие Системы, становишься потерпевшим и сдаёшься, превращаясь из преступника в пленного, либо заставляешь Систему считаться с твоим Я. Выбрав второе, рискуешь стать инвалидом, погибнуть или, как «злостный нарушитель», увеличить срок заключения. Мне важно не выжить, а жить, быть, а не казаться, важно качество прожитого, а не количество, поэтому всегда выбираю второе. Я не внушаемый, не поддающийся гипнозу общества. Не злодейство, а авантюризм, жажда свободы и полноты жизни – основа моей преступности. 57

В действительности такие идеалы, как истина, справедливость, свобода часто оказываются лишь пустыми словами и рационализациями. Всегда можно найти объяснение, оправдывающее любые действия. Лишь слабый оправдывается перед другими, сильный – перед собой. Понять жизнь, познать себя, оставаясь чистеньким, невозможно. Как потеря Рая была следствием стремления человека к познанию добра и зла, так потеря общественного рая Преступником – следствие того же стремления. Адам и Ева – первые нарушители закона, первые Преступники. История учит, что стремление к познанию рождает Преступника. Запретный плод всегда востребован

их

последователями.

Прогресс

человечества

начался

с

нарушения закона. Подлинный Преступник – всегда философ. Быть им – значит жить посвоему и решать всё самому. Подлинный Преступник – это Абсолютный Преступник. Он тот, кто ведёт войну с Системой, войну за свободу. Его война в тысячу раз благороднее и порядочнее войн политических. До тех пор, пока общество в лице государства оставляет за собой право объявлять и вести войны, до тех пор я оставляю за собою право объявлять и вести войну против членов этого общества – совершать преступления. Общество, не отвергающее войну, не может давать оценку моим действиям. А то получается, как говорил Ювенал, «тому возмездием за преступление был крест, а этому – царская диадема». Учёных,

исследователей

Преступника

роднит

упорное

желание

определить его в разряд «низших недостаточных типов». Особенно богат попытками обезличить явление «преступник» ХІХ век. Вот некоторые определения: «нравственное помешательство», «вырождение», «инвалиды цивилизации». Один из исследователей, ученый-юрист Д. А. Дриль (1846– 1910) изрек: «Антропологическая школа рассматривает преступника как в большей или меньшей мере несчастную, порочную, неуравновешенную и недостаточную организацию, которая в следствии того мало приспособлена к борьбе за существование в легальных формах». Эпитеты «несчастная», 58

«порочная», «неуравновешенная» и «недостаточная» в большей или меньшей мере можно применить к каждому человеку. Поэтому глупее определения преступника трудно придумать. Непонимание проблемы у Дриля очевидно, но, несмотря на это, его труды легли в основу «исправительной системы». Что

касается

борьбы

за

существование

в

легальных

формах,

то

справедливость этих легальных форм и нравственность тех, кто определяет эту легальность, вызывает недоверие. Легальность – это массовость. Последняя есть мимикрия ума и сердца. В массе у человека исчезает подлинность. Нельзя путём обобщения объяснить явление «преступник». Порядок значимости подхода объясняющих это явление: философский, психологический, социальный, органический. Объяснять преступника с точки зрения психопатологии – глупо. Последние исследования ученых показали наличие в человеке 5000 аспектов личности. Всегда разное сочетание этих аспектов делает человека и каждый момент его жизни уникальным. Оценивать нужно отдельные поступки человека, а не всю личность сразу. Роберт Поуэн (1771–1856) утверждал: «Вина за свойства, которые присущи совершателю преступлений, очевидно, кроется не в нём. Зло происходит от системы, в которой он был воспитан. Устраните условия, которые способны создавать преступления, – и преступления не будут существовать». Преступник – враг Системы. Мне говорят: «Ты нарушил законы общежития». Я отвечаю: «Не хочу жить в вашем общежитии, а закон ваш стоит столько, сколько стоит судья». Слышу возмущения: «Да как он смеет!» Сумей посметь – мой девиз! Доктор Тибольди сказал, что история человеческой

цивилизации

вырисовывается

для

нас

в

психологии

сумасшествия. Я скажу, что история человечества вырисовывается в психологии Преступника. «Мир – это тюрьма, в которой одиночная камера приятнее прочих». Кому известно, что есть «душевное расстройство»? Расстройство – это отклонение от нормы? Душа уникальна и поэтому что является нормой для одной души, может быть отклонением для другой. 59

Психофизиологическая природа человека не есть устойчивая величина. Кант решительно утверждал, что душевное расстройство при здоровом теле должно быть оценено философским факультетом. Ученые признают, что ясной границы между высшими ступенями душевного здоровья, душевной нормальности и ненормальности часто провести и уловить нельзя. Французский психиатр Марк сказал: «Только тот, кто знает душевное расстройство, кто знает сумасшествие, знает также и человека». Я скажу, что человека знает лишь тот, кто знает Преступника. Умение «стоять само собой» создает человека. Вольтер утверждал, что свобода состоит только в том, чтобы зависеть только от закона. Я скажу, что свобода – это жить по своим законам. По Герцену это называется «не утратить живое чувство личности». «Справедливое зло» – мне это словосочетание режет слух, а ведь оно придумано философом-моралистом Эммануилом Кантом. Он сказал, что наказание представляет собой справедливое зло, причиняемое в видах обеспечения порядка тому, кто совершает зло несправедливое. Называющие зло справедливым оправдывают всё. Вот бы Канта мне в адвокаты. Есть понятие «справедливость» и есть «зло». Обществу необходимо всегда помнить, что оно заслуживает своих преступников.

Дриль

назвал

Преступника

«роковым

мстителем

за

нарушение правильности общественных отношений». Человека постоянно кто-то и что-то держит в страхе: политика, церковь, враги и т.д., испуганными, как известно, легко манипулировать. Большинство жаждет быть запуганными, незнающими, обманутыми. Понимание правды жизни для них невыносимо. Кто-то верно подметил, что «нам не хватает сопротивления настоящему». У Преступника такое сопротивление есть; оно появляется вместе со «стремлением сделать каждый атом насыщеннее». Каждый человек – латентный преступник, триумф духа над страхом разрывает латентность. Моя преступность не отрицает право другого, не желает зла ему, она лишь утверждает моё право на свободу. Протест духа против рамок, 60

навязываемых Системой, бунт против несвободы – причины моей преступности.

«Причины

преступных

деяний

кроются

не

в одних

преступниках, как мы видели, но и в самом ополчающемся против них обществе, во всем строе взаимных отношений членов этого общества» (Д. А. Дриль). Ничто так не раздражает меня, как эта мимикрия ума и духа, называемая общественным мнением, вынуждающем личность быть как все. Толпа не разрешает человеку быть, она разрешает лишь казаться. Хочешь быть – будь Преступником. В тюрьме быть еще труднее. 100 лет назад медик-психиатр Бехтерев утверждал мысль о растлевающем действии тюрьмы: «Теперь уже все лучшие юристы приходят к мысли о несостоятельности самой идеи собирания

преступных

элементов

страны

в

тюрьмы

с

общими

помещениями». Такая тюрьма, по словам Гогеля, превращается в академию порока и преступления, которая содержится за государственный счет. Также заслуживает внимания его объективная точка зрения по поводу преступления и преступника: «…в случае преступления следует винить не саму личность, которая производит преступления, а главным образом окружающие её условия, следовательно, косвенным путем и всё общество, создавшего те условия, в которых человек совращается на путь преступления. За преступление отдельных лиц, в сущности, всё общество ответственно, точнее говоря, весь строй его жизни… Само общество создаёт в своей среде преступников и потому нельзя сваливать вину за преступления на само лицо, его

совершившее».

Объективная

психология

(психорефлексология)

Бехтерева утверждает, что корень зла не в личности преступника, а в условиях, которые его создают: «Как бы не усовершенствовали тюрьму, она всегда остаётся местом заключения, способным лишь угнетать и совращать, а не перевоспитывать лиц, впавших в преступление… Только когда исчезнет само понятие о тюрьмах, этих растлевающих очагах, являющихся мрачными пережитками далёкой и варварской старины, мы будем в состоянии говорить о рациональном отношении общества к преступнику». 61

* * * С момента появления на свет человек начинает испытывать на себе принуждение Системы. Правила игры под названием «жизнь в обществе» с новоявленными игроками не обговариваются, их ставят перед фактом, не спросив согласия. Ультиматум – либо с нами, либо против нас – с наглядной демонстрацией того, что бывает с теми, кто против, – вынуждает не осознавать, не осмысливать, а жить коллективным сознанием. Предпочтение не правил, а исключений осуждается и нарекается преступным. Тард сказал: «Всякое социальное устройство имеет свою преступность». Я скажу, что Преступник «имеет» всякое социальное устройство. Такой вот выходит секс между социальным устройством и Преступником. Я остаюсь в активной роли, даже находясь в пассивной позе «зона». Дюркгейм сказал, что иногда преступник был провозвестником будущей морали. Я говорю, что Преступник есть отрицание теперешней лицемерной морали. Мне больше по душе натуральность жизни, а не искусственность общежития. Энрико Ферри в 1880 году разделил преступников на 5 классов: преступники душевнобольные, преступники прирождённые, преступники привычные или по приобретенной привычке, преступники случайные, преступники по страсти. Очередная попытка «знатока» людской души потерпела неудачу, причина – нефилософский подход к вопросу. Все 5 классов могут сочетаться в одном преступнике в зависимости от ситуации. «Прирождённый» может совершать преступление либо по привычке, либо случайно и уж тем более «по страсти». У прирождённого по логике вещей должна выработаться привычка к совершению преступления. Повторю сказанное мною ранее: есть лишь два вида преступников: Преступники из внутренней силы, Абсолютные Преступники и преступники из внутренней слабости. Вторые делятся на сознательных и несознательных. Большинство осужденных – это второй вид. Абсолютных Преступников – единицы. Это про таких знаток тюремного мира аббат Крозэ сказал, что преступник себя 62

чувствует в тюрьме, как художник в своей мастерской, где он обдумывает свои новые произведения. Криминологи давно сделали заключение о том, что наказание почти совершенно бессильно в борьбе с преступлением. Бовно: «Уголовному праву присуще

внутренне

противоречие,

обуславливаемое

невозможностью

установить соразмерность между преступлением и наказанием – явлениями совершенно различными по своей природе». Государственная система не способна убедить гражданина в неизбежности наказания в случае нарушения закона; как известно, именно уверенность в неизбежности, а не тяжесть наказания – один из немногих факторов, влияющих на сокращение преступности.

Создаются

новые

законы

и

при

этом

отсутствует

неизбежность наказания нарушивших их. Томас Мор иронизировал: «Что вы делаете? Вы создаёте воров, чтобы затем доставлять себе удовольствие, засаживая их в тюрьмы». Неизбежность наказания существует только за нарушение

законов

природы,

за

нарушение

законов,

придуманных

человеком, такой неизбежности быть не может. Отсюда вывод: законы что либо запрещающие и не подкрепляющие свой запрет, неизбежностью наказания за их нарушение – провоцирует на преступления. * * * Мне сообщили, что завтра я выхожу с крытой (ПКТ) на открытую часть зоны; с камеры, в которой я прожил больше четырёх лет, меня переводят в ту часть зоны, где в дневное время можно находиться на улице и по желанию выходить работать в промзону. За выход из камеры пришлось уплатить администрации лагеря немалую сумму. Если бы не было денег – сидел бы весь

срок

в камере. Осуждённый,

по

сути,

является

заложником

администрации лагеря, если родные соберут необходимую сумму на выкуп, то после отбытия определенной части срока есть шанс выйти на свободу. 63

Такой себе узаконенный киднеппинг. Чем больше ты личность – тем больше выкуп придется заплатить. «Можно никогда не нарушать уголовного кодекса и, тем не менее, из нравственной, социальной точки зрения быть негодяем, часто одаренным блестящими способностями, но, конечно, худшим, чем многие заключенные в тюрьмах» (Энрико Ферри). Одним из основных законов, усвоенных мною, является неоднозначность, моя неоднозначность есть соблюдение этого закона. Моя жизнь, мои мысли, изложенные на бумаге, не вызовут однозначной оценки, – это главное. Характерной чертой Абсолютного Преступника является острое переживание скоротечности жизни; именно эта острота вынуждает мыслить и действовать неоднозначно, вынуждает спешить познавать, а спешка, как известно, иногда приводит к ошибкам. Ошибаться в спешке простительно. Общественный процесс постоянного создания и отмены законов провоцирует преступления. «Человек злодействует не только потому, что он злодей, а еще потому, что он приучен к этому безвольным самоунижением окружающих. Деспот

невозможен,

если

нет пресмыкающихся».

Система

создана

малодушием рабов. Лопе де Вега сказал, что в дороге и в тюрьме всегда рождается дружба и ярче проявляются способности человека. Лично мне мысль искать друга в зоне не приходит в голову, комфортнее одному. Ощущаю в себе силу идти по жизни без помощников. Что касается способностей, то проявляются они здесь лишь у единиц, у большинства зэков они исчезают окончательно. Если нет чёткой жизненной перспективы, то пропадает необходимость в развитии способностей. Администрацию лагерей и тюрем такое положение вещей устраивает – глупцами легче управлять. Закон причинности гласит, что всякое действие является необходимым пропорциональным обуславливающих

и его

неизбежным посредственно

следствием или

совокупности

непосредственно

ему

предшествующих причин. Преступник – это следствие, общество – это 64

обуславливающая его причина, которая чинит расправу над своим следствием. Может, есть смысл причине разобраться в себе, найти причину следствия в причине. Карательные органы способны усматривать лишь «корыстные мотивы» (как будто есть мотивы не корыстные), психические причины поступков преступника им не известны. Степень ответственности и наказуемости определяется в зависимости от степени свободы воли в момент выбора. Если свободная воля человека выбирает злой умысел и осуществляет его, то это квалифицируется как преступление. Но кто может определить, насколько воля человека была свободной в момент выбора? Никто. Что касается «злого» умысла, то нет такого в природе, ибо все замышляемое человеком изначально есть только благо. Оценка опасности преступника всегда будет субъективной, «по внутреннему убеждению суда». «Кто может измерить субъективную ответственность преступника и найти в качестве соответствующего

ей

воздаяния

справедливое

и

пропорциональное

наказание?» Как не крути, а все равно приходишь к вечному «не суди». Наказание – это месть общества преступнику физическим и духовным издевательством, месть за его любовь к свободе. Это – все, что угодно, но только не акт, воздающий справедливость. Последние

данные

статистики

говорят,

что

у

78%

украинцев

потребительская корзина меньше признанной в мире черты бедности – 17 долларов в день. Большая часть капитала страны принадлежит тем, кто принимает законы и контролирует их выполнение. Политик идет на работу, как преступник на очередное дело, разница в прибыли и в том, что мне, преступнику, в отличии от политика, западло грабить простых трудяг. «Не может быть справедливым закон, который предписывает человеку, не имеющему ничего, уважать другого, у которого есть все» (Маркиз де Сад). Криминологи в рассуждениях по поводу естественной эволюции убийства, пытаясь оправдать применение смертной казни для преступников, говорили, что деяние можно считать убийством только в том случае, если жертва и убийца принадлежат к одному и тому же виду, а преступников 65

нельзя назвать «своими ближними», «чувство жалости, основанное на симпатии, не существует по отношению к людям, совершенно на нас не похожим». Я людей не убивал, но довелось общаться со многими осуждёнными за убийство. Скажу с уверенностью, что никто из них так лицемерно не аргументировал убийство. Убивать людей за то, что «совершенно на нас непохожи», – попахивает фашизмом. Действие законов зависит от качеств людей, на которых лежит обязанность их примененять. Этим людям не лишне будет понимать, что бесконечное разнообразие человеческой природы никогда не может быть заключено в рамки статей уголовного кодекса. Человек подобен реке, вода в которой

постоянно

меняется.

Судьи,

всегда

помните

об

этой

неоднозначности и непостоянстве человека: утром он преступник, а вечером – любящий и заботливый сын, отец, муж. Всякий человек, по выражению Гётте, становится тем, что он есть, он развивает те свойства своей личности, которые унаследовал при рождении, то или иное свойство может преобладать в зависимости от внешних условий. Чем меньше человек позволяет внешнему обуславливать себя, тем сильнее его Я. Человек коренным образом не подлинен в своем бытии. Есть только один способ стать подлинным – стать свободным. Есть только один способ стать свободным – стать Преступником. Самообман убивает свободу, искренность с собою – условие подлинности. Жизнь учит быть искренним. Каждый человек имеет в себе масштаб своего совершенства, несравненный с другими. Понять и реализовать его удаётся единицам, их называют гениями. Попытка осознать свой масштаб и реализовать его придаёт жизни ощущение полноты. Тюрьма провоцирует такие попытки. Интуиция подсказывает: «Осознание придет в процессе реализации, делай очередную попытку». Несмотря на то, что общество определило мой масштаб по периметру забором с колючей проволокой, качество моих попыток всё лучше. Личность не

поддаётся

масштабированию

из

вне,

достижимого и дозволенного самостоятельно. 66

а

устанавливает

границы

* * * Завтра приезжает жена с сыном на свидание, очередные трое суток радости. Новую партию исписанной бумаги отдам жене на хранение, держать их в зоне не безопасно. Исправляющие меня, прочитав их, могут прийти к мысли, что я не совсем дурак, а быть не дураком есть злостное нарушение режима содержания. Что-то вроде попытки духовного бегства. У каждого человека случаются «пограничные ситуации», это те моменты, когда ощущается непреодолимое стремление и потребность самоопределения и понимания смысла своего существования. Зона – это именно та пограничная ситуация. Смелость «заключается в том, чтобы идти дальше, чем допускает разумность». Искание истины путем усиления противоречий, и когда эта сила достигает пика – либо погибаешь, либо узнаешь ее. Либо узнаешь, погибая. Истина относительна и зависит от конкретной ситуации, но при всей относительности она всегда сохраняет свою примету – любовь. Жизнь по правилам, по понятиям, по законам, придуманным другими, – это не жизнь, а её имитация. Найти себя можно лишь путём критического осмысления действительности и критического действия. Многие мыслители избрали масштабом философии искусство, масштабом философии Абсолютного Преступника является искусство протеста. Общество свои действия по отношению к преступнику объясняет тем, что несправедливость, причинённая одному лицу, часто бывает полезна всему обществу. Речь идет о пользе, купленной ценой несправедливости. Не допустимо «хорошему» обществу в благом деле борьбы с преступниками истину подменять эффективностью. Один из законов философии гласит: кто хочет мыслить – должен спрашивать. У кого спрашивать? В первую очередь у себя и главное – отвечать искренно. Я спрашиваю у себя, почему я Преступник? Ответить коротко и однозначно не получается. Одна из причин – нежелание примерять свои мысли, чувства, свою жизнь с чужими 67

понятиями, стремление обрести царство Божие в самом себе, царство «философского Бога», а не религиозного. Мне нравится руководствоваться принципом пролиферации, который учит создавать и разрабатывать теории, несовместимые с принятыми точками зрения, даже если последние являются подтвержденными и общепринятыми. Зачем? Хочу понять смысл, а он не открывается тому, кто мыслит и действует, как все, кто не рискует, кто не Преступник. В большинстве случаев происходит предвосхищение смысла, привнесения кемто

уже

сформированного

смысла

в

познаваемый

объект.

Такое

предвосхищение смысла происходит у «добропорядочных» граждан, когда они слышат слово «преступник». Преступник – это дифиран, событие, которые невозможно обосновать ни как правильное, ни как неправильное, оно не может существовать в рамках структур. Каждый человек в детском и юношеском возрасте – преступник, «дети – временные преступники». Страх наказания и мораль общества заставляют повзрослевшего человека спрятать свою преступность в бессознательное, там эта потенция находится до встречи с проявителем. Этим проявителем могут быть как обстоятельства, так и люди. Рано или поздно преступность проявляется в человеке – это происходит в разных формах и почти всегда скрыто от постороннего глаза. Есть

личности,

которые

свою

временную

детскую

и

юношескую

преступность в процессе взросления не прячут в бессознательное, ибо страх наказания и мораль толпы не производят на них должного эффекта. У них хватает смелости оставаться самим собой, объявить: «Я такой, какой я есть, и мне всё равно, что об этом думают другие», и ответить за это. Раздражает то, что к ответу призывают не имеющие на это никакого духовного права. В обществе не преступление является аномалией, а добродетель. Тюрьма пугает только новичков, первоходов, тем же, кто побывал за колючкой не раз, очередной срок воспринимается без особой тревоги. Есть правда лагеря, ехать на которые опасаются даже бывалые арестанты. Эти лагеря называют «красными». Легавые, несущие службу в таком лагере, 68

людского

в

душе

не

имеют

и,

упиваясь

безнаказанностью

и

вседозволенностью, злодействуют похлеще энкаведистов в сталинские времена. Слова ученого-криминолога Чезаре Ламброзо, произнесённые больше 100 лет тому назад, актуальны и сегодня: «В настоящих тюрьмах всё приспособлено к тому, чтобы уничтожить личность, лишить её мысли, обессилить её волю. Однообразие тюремных порядков, направленных к тому, чтобы всех перелить в одинаковые формы… всё это направлено к тому, чтобы сделать из заключённых машину, бессознательных автоматов». Нужно признать, что карательная система в большинстве случаев добивается своей цели – превращает заключённого в бессознательного зомби, который знает лишь одно – подчиняться, причём, нет разницы, кому, главное – чтобы самому не думать. Но такого беспредела, как на воле, в зоне нет. Идут в политику, чтобы реализовать свои преступные наклонности без особого риска. Правительство распоряжается вверенной ему силой и давит на массы, чтобы заставить каждого в отдельности уважать эту силу, оно сделало себя привилегированным классом. «Мы привыкли жить под гнетом государства, которое овладевает всеми силами, всеми умами, подчиняет себе волю всякого, заставляя служить себе всё, что только может быть ему полезно; с другой стороны – уничтожает, парализует то, что оно считает для себя опасным и бесполезным. Мы же воображаем себе, что всё, что происходит в обществе, происходит благодаря государству, что без него в обществе не было бы ни силы, ни ума, ни доброй воли». Первые усилия того, что бы какой-нибудь акт был «антисоциальным» – это чтобы он был делом меньшеньства. А если это акт и вовсе одного человека, который не ищет симпатии большинства – высокая вероятность, что этот акт будет определён как преступный. Ламброзо: «Я уже много раз подробно доказывал, что люди вообще ненавидят всё новое, и только прирождённые преступники и ненормальные

ищут

его.

Склонность

эта

от

зависти

или

от

их

некультурности, или от болезненности». Те, кого Ламброзо называет прирождёнными преступниками и ненормальными, есть те, кому я дал 69

название Абсолютные Преступники. Желание испытывать новые ощущения – это отличительная черта всех творческих личностей. А Преступник – это, прежде всего, творец. Он творит самого себя. Ненормальные – это, скорее, те, кто ненавидит всё новое, ничего, кроме жалости, такие не вызывают. «Он был совершенно чужд

всяких

заранее начертанных рамок, всяких

безусловных решений, исключающих возможность свободного исследования и свободного творчества», – это об Абсолютном Преступнике. У каждого человека в душе есть свой лабиринт – там истина, и нужна смелость, чтобы войти в него. Многие даже не пытаются сделать это. Только прошедший весь лабиринт, заглянувший в глаза своему Минотавру, сможет узнать, кто он. Тюрьма вынуждает идти по лабиринту быстрее. «Причина заблуждений всех живых существ в том, что они говорят, что ложное можно отбросить, а истину можно постичь. Однако только тогда, когда познаешь самого себя, ложное становится истинным, и нет никакой другой истины, которую нужно было бы постичь». Ложное становится истинным, потому что нет ничего ложного. В каждом моменте жизни есть истина, но не всегда удается её разглядеть. Я говорю о преступлении, как о способе познания. Познания того, кто вы. Коллективная неискренность, назвавшая себя обществом, самоуполномочилась на решение судеб тех, кто отказывается участвовать в этом параде лицемерия. Быть собою – это никогда дёшево не стоило. Руссо в своей «Исповеди» написал: «Будучи рабом своих чувств, я никогда не мог противостоять им, – самое ничтожное удовольствие в настоящем больше соблазняет меня, чем все утехи рая». Думаю, он лукавил, когда говорил «не могу», правдивее было бы сказать «не хочу». То, что Руссо называет ничтожным удовольствием в настоящем, есть сама суть жизни. Ибо важно лишь то, что здесь и сейчас, если это здесь и сейчас вызывает удовольствие, значит с жизнью все в порядке. Жить настоящим и брать все от настоящего – образ жизни Абсолютного Преступника. Он есть отрицание всякого определения из вне, он самоопределяющийся. У него нет нужды быть понятным, скорее наоборот, ибо быть понятным для тех, кто не хочет 70

понимать себя, было бы для него оскорбительно. Стремление быть понятным происходит от неуверенности в своих мыслях и действиях. Главное понимание – это понимание самого себя. Бывает, что внешне излучаешь силу – а внутри ощущаешь усталость, в такие моменты думаешь: где брать силу радоваться жизни? Говоришь себе: остановись, ты бежишь не за новыми приключениями, а от самого себя. Но от себя, как известно, не убежишь. «…и скрыться от себя стараясь, всегда останусь я с самим собой» (Тассо). Почаще нужно разговаривать с собой и не лукавить в этом разговоре. По поводу общения с другими не лишне помнить, что «чем шире раскрываешь объятия, тем легче тебя распять». В тюрьме это особенно актуально, поэтому я следую совету Пьера Буаста: «Уединение с книгами лучше общества с глупцами». Принцип Системы: гораздо легче узнать человека вообще, чем какоголибо человека в частности. В заключении этот принцип работает на всю мощность. Осуждённый «с попыткой на мысль» возмущает тюремщиков. Преступник преступнику рознь, тюремщики это понимают, но вида не подают. Ибо подать – значит признать необходимость индивидуального подхода к каждому. Суть исправления преступника – сделать из него жертву. Зона – это алтарь, на котором приносятся жертвы, алтарь Системы. Беда в том, что то, во имя чего они приносятся – справедливость, – не торжествует. Тюрьма – это искусственно созданная аномальная зона с отрицательной энергией. Все научные признаки аномальной зоны здесь присутствуют: нарушение восприятия времени, плохое самочувствие, ухудшение здоровья, гнетущее и тяжелое ощущение, страх. Созданы все условия для духовного и физического умерщвления человека. Кто-то сказал, что быть самим собой – значит показать всем свою худшую сторону. Если это так, то нужно стремится к тому, чтобы все считали тебя плохим. «Иметь в себе самом столько содержания, чтобы не нуждаться в обществе», – к этому стремится философ-практик, он же Абсолютный Преступник. Малодушие боится одиночества, потому что 71

одиночество – это узнавание того, кто ты есть на самом деле. Я всегда любил одиночество. Одиночество говорит человеку: «Ты можешь, ибо ты Бог». Шопенгауэр сказал: «Каждое общество прежде всего требует взаимного приспособления и принижения, а потому, чем оно больше, тем пошлее». Каждый человек может быть вполне самим собою только пока он одинок. Стало быть, кто не любит одиночество – не любит также и свободу, ибо человек бывает свободен лишь тогда, когда он одинок. «Принуждение есть нераздельный спутник каждого общества; каждое общество требует жертв, которые оказываются тем тяжелее, чем значительнее собственная личность». Быть врагом общего – это не быть врагом себе, это быть свободным. В их облике – роскошный дух свободы, Их грубость благородна от природы. * * * Сегодня в корпусе пожизненно заключенных умер арестант. Ему было 38 лет. В зоне, несмотря на губительные для здоровья условия, люди умирают редко, старики и те крепятся. Есть такие древние, что на свободе давно умер бы, а здесь живет. Видно, в подсознании у заключённого установка: умирать только на свободе. Здесь, как и в каждой экстремальной ситуации, организм задействует все свои скрытые ресурсы. Если срок большой, то нередко они так исчерпываются, что выйдя на свободу, многие сгорают за первый год-два. Мотивация «Свобода» придаёт силы организму в борьбе с недугами. У осуждённого есть перспектива – свобода, обретая её, многие теряют перспективу в жизни, а новую увидеть не могут, поэтому вскоре попадают на новый срок, вновь обретая перспективу. В ожидании радости больше радости, чем в самой радости. Где та черта, переступив которую, человек теряет право уйти из жизни там, где пришел в нее, уйти свободным? «Мы бежим сами к себе и являемся поэтому бытием, которое не может с собой воссоединится» (Сартр). Может, годы в зоне – это и есть расстояние, которое отделяет меня от самого себя. 72

Сартр сказал, что «мои возможности являются смыслом того, чем я являюсь». Вера в свои возможности и их бесстрашное осуществление наполняют жизнь смыслом. Мой опыт разочарований в «истинах» не привёл к появлению нежелания искать её, не лишил веры в свои силы. Познание истинности момента требует ставить на кон невинность души. Может писатель Радищев тоже думал о невинности виновной души, когда говорил: «Состояния противоположны суть следствия одного другого неминуемые». Говорят, что преступник – это негатив общества. При этом слову «негатив» присваивается ложность содержания. Слово «негатив» следует рассматривать в том смысле, в каком оно используется в фотографии, где позитив есть отпечаток негатива, его следствие. Позитив рождён негативом, «хороший» определяет себя таковым благодаря наличию «плохого». В «Феноменологии духа» Гегеля читаем: «Но не та жизнь, которая страшится смерти и только бережет себя от разрушений, а та, которая претерпевает её и в ней сохраняется, есть жизнь духа. Он достигает своей истины, только обретя себя самого в абсолютной разорванности… он является этой силой только тогда, когда он смотрит в лицо негативному, пребывает в нём. Это пребывание и есть та волшебная сила, которая обращает негативное в бытие». Важно не полагаться в своих мыслях и действиях на «авторитет», а следовать своему убеждению. Это путь, когда хочется

все знать

непосредственно, постигать без помощи кем-то придуманных понятий. Брать ответственность на себя за каждый момент своей жизни и осознанием своего «Могу» убивать страх. Система, призвавшая меня к ответу, сама отвечать отказывается. «Из всех несправедливостей самая невыносимая та, которая творится во имя закона» (Аристотель). Если вдуматься, через что пришлось пройти

каждому

обладателю

власти,

сколько

задниц

вышестоящих

обладателей пришлось поцеловать, начинаешь жалеть их. Все-таки классик был неправ, ибо служить и прислуживаться – суть одно. В робе осуждённого больше чести, чем в костюме и кителе начальника. Человек – это сосуд, 73

ценность сосуду создает содержимое. Наполнять себя спешить не стоит, лучше пустота, чем дешёвый наполнитель. Пустота для большинства невыносима, сводит с ума, поэтому спешат заполнить её поскорее чем попало, только бы не пришлось заглянуть в пустоту. Я заглядывал, сначала кружится голова, потом привыкаешь. Привыкаешь к истинному диалогу с самим собой. Зона этому способствует. Здесь «вызвать предчувствие будущего, которое выше настоящего», не трудно, трудно осознать и полюбить настоящее. «Здесь и теперь» – необходимо постоянно говорить себе, только та жизнь, которая здесь и теперь. Каким бы не было твоё здесь и теперь, сумей полюбить его. Виктор Гюго сказал: «Высшее счастье в жизни – это уверенность в том, что вас любят, любят ради вас самих, вернее любят вопреки вам». Я думаю, что всё-таки высшее счастье – это любить, вопреки всему сохранить в себе эту способность. Ложное становится истинным, а истинное – ложное… Сил нет больше сомневаться, ясность твердая нужна. Успокоить душу смыслом, мозг инсайтом наградить. Все не будет таким сложным, Если жить – значит, любить. Часто с уст осуждённых слетает слово «безнадёга». За годы, проведённые в зоне, я ни разу не произнес этого слова, потому что знаю: «когда все потеряно, это лучшее время искать и находить». Если ищешь себя в том, что ты есть здесь и сейчас, безнадёгой не заболеешь. Ощущение своей недосказанности, когда знаешь – есть еще что сказать себе и миру, сказать и сделать, – такое ощущение дарит надежду. Карательная система пытается воспитать у наказуемого самосознание раба. Замена сознания господина, присущего Преступнику, осознанием раба – цель Системы. Во что бы то ни стало подорвать веру в собственные силы, вселить безнадёгу в истощенные дух и тело – к этому сводится план «исправления оступившегося». Большинство осуждённых даже не пытаются противостоять такому плану и становятся жертвой. Лишившемуся свободы 74

внешней нужно отстоять свободу внутреннюю, если нужно – то и ценой жизни. «Человек есть синтез душевного и телесного. Однако такой синтез немыслим, если два начала не соединяются в чем-то третьем. Это третье есть дух». Тюрьма – это время собирать камни; важно научится находить удовольствие в этом. Понять жизнь – значит полюбить собирать камни, полюбить периоды жизни, возвращающие тебя к самому себе. «Носить на себе печать духа и в тоже время не быть духом – вот суть несчастья для самосознания». Исполнится духом при жизни – достойная цель. 90% обитателей тюрем и лагерей в момент совершения правонарушений были под воздействием алкоголя, этого узаконенного государством наркотика, деньги от продажи которого серьезно наполняют казну. Известно, что

под

воздействием

этого

допинга

правонарушителя,

проявителя

преступника частенько даже «добропорядочные» граждане нарушают закон. Преступление,

совершенное

в

состоянии

алкогольного

опьянения,

государство трактует как «с отягчающими обстоятельствами». Оказывается, на отягчении обстоятельств можно неплохо зарабатывать. Попадаешь в тюрьму, и мир становится для тебя не объектом для созерцания и удовольствия, а местом приложения усилий, направленных на выживание, инстинкт самосохранения здесь зашкаливает. Важно не прекращать мыслить, осознавать – в этом спасение. Чем больше у человека развито сознание, тем больше «благородная» часть его сливается с «низменной». Достоевский: «Сама широта просвещённой натуры человека не может не способствовать одновременно ее низости». Д. Дидро в «Племяннике Рамо» показывает феномен разорванности сознания мыслящего человека: «Некий человек – одно из самых причудливых и удивительных созданий в здешних краях… Это – высокого и низкого, здравого смысла и безрассудства; в его голове, должно быть, странным образом переплелись понятия о честном и бесчестном, ибо он не кичится добрыми качествами, которыми наделила его природа и не стыдится дурных свойств, полученных от неё в дар. Никто не 75

бывает так на себя не похож, как он… Живёт он со дня на день, грустный или весёлый, смотря по обстоятельствам». Абсолютный Преступник своей сутью отрицает все общее, отстаивает своё право на нерастворимость в нём – право на свободу. Абсолютный Преступник – это война против Системы, война за свободу, война за любовь к самому себе. Он есть художник, творящий самого себя, свою жизнь и свою истину. Лихтенберг: «Девиз – стремится найти истину – заслуга, если даже на этом пути и блуждаешь». В зоне постоянно слышишь: «Скоро освобождаюсь». «От чего освобождаешься?» – спрашиваю, и сам же отвечаю: от себя, очередная попытка человека уйти от самого себя. Люди забывают, что «нам нравится Париж, если мы нравимся сами себе в Париже». Если находясь в зоне, человек годами не осознавал, не мыслил, не тренировал свой дух, а лишь ждал «освобождения», то свобода ему будет не в радость. Внешнее отражает внутренней, и если дух нездоров, то смена обстановки приносит облегчение ненадолго. Сильному духом везде хорошо, его внутренний мир даже чёрно-белое внешнее делает цветным или находит удовольствие в созерцании чёрнобелого. Сильный не ждет, когда мир даст ему права, он берет их сам. «Границы наших сил – наши законы» (Шиллер). Философ не может считаться таковым, если довольствуется моральным сознанием, которое способно лишь обсуждать и бездействовать. Действующее сознание – это всегда преступное сознание. Философ – преступник как минимум в своих мыслях, но такого минимума – мало. Лишь в действии мы узнаем, кто мы. Лишь в действии, создающем свободу, мы создаём сами себя. Преступление – имя этому действию. «…и сказать всему «да», – сказал Ницше. Лишь сказав всему «да», мы говорим «да» самим себе. Освободится из зоны еще не значит освободится от зоны, от зоны страха, неуверенности и отчаяния. Многие находятся всю жизнь в этой зоне, колючая проволока у них натянута по периметру ума и сердца. Предзонник из стереотипов, закона, шаблонов и правил, возведённый Системой в 76

рассудке человека превращает всю его жизнь в срок отбывания наказания. Внутренняя зона гораздо хуже внешней. В последнюю попадаешь за нежелание предавать себя, а в первую – за нежелание быть тем, кто ты есть. Не хотите быть собою, – не будьте, но не смейте судить, нет у вас, малодушные, права такого. Пусть меня судят равные мне. Такие – не судят. Альбер Камю: «Страсть к тюрьме у тех, кто борется. Чтобы избавится от привязанности». Страсть к невидимой тюрьме у тех, кто не борется, за свое Я и живет привязанностями. Они забыли, что «дух есть отрицание». Свобода – это всегда действие, лишь малодушие пытается осуществить её мыслью. «Индивидуальное сознание в большей мере осознает себя в поступке, нежели в собственном сознании». Свобода – это единственная достойная цель в жизни. Почему? Потому что она дарит любовь. Сартр сказал, что свобода есть нечто иное, чем существование нашей воли или наших страстей. Адам и Ева – первые люди и они же первые преступники, нарушившие закон Бога, они же первые осужденные, наказанные изгнанием из Рая. Испытав прелесть в нарушении запретного, они научили потомков придумывать запреты, чтобы была возможность их нарушать. Змей-искуситель перебрался на постоянное место жительства в сознании человека, назвавшись свободой. Бог злее сатаны, последний не судит, не говорит человеку: «Будь жертвой». Персонаж Достоевского рассуждает: «…раз мне дали сознать, что «я есмь», то какое мне дело до того, что мир устроен с ошибками и что иначе он не может стоять? Кто же и за что меня после этого будет судить?.. Если б я имел власть не родится, то, наверное, не принял бы существования на таких насмешливых условиях». При тщательном додумывании жизни понимаешь, что каждое ее явление есть единство противоположностей. Добро и зло, любовь и ненависть, преступление и добродетель, радость и печаль – все эти на первый взгляд отрицающие друг друга моменты стремительно превращаются в друг друга, рождая

неопределённость,

приносящую

страдания.

Важно

научится

переносить страдания самому, не заставляя страдать других; сострадай, но не 77

желай к себе сострадания. «Самая главная проблема в жизни – это страдания, которые причиняешь, и самая изощренная философия не может оправдать человека, истерзавшего сердце, которое его любило» (Фредерик Бегбедер). Бога человек выдумал по своему образу, по образу Создателя, и начал верить в себя, теряя при этом веру в себя. Верить во что либо легче, чем сохранить веру в свои безграничные созидательные возможности. Сознание постоянно норовит соскользнуть в одну из многочисленных вер, норовит сачкануть, прогулять свою жизнь. Одиночество, к которому приводит вера в себя, пугает человека. «История любой жизни, какая бы она не была, есть история поражения», – создающему себя по силам опровергнуть это утверждение философа. Мир парадоксален, ортодоксы – слабаки. Страх «нелогичности» – отличительная черта всех живущих в рамках. «Парадокс – это всегда полуправда и это лучшее, чего мы можем достичь, потому что абсолютных правд не существует» (Оскар Уайльд). У нелогичности своя логика – логика жизни. Система воспитывает в человеке страх обнаруживать себя. * * * Вызвал меня как-то для беседы первый заместитель областного генерала и говорит: «Ты слишком выделяешься из массы». Первым моим желание было поблагодарить за комплимент, но вовремя одумался и спросил его: «Это хорошо или плохо?» Мне в ответ: «Не выделяйся». В этом коротком диалоге суть Системы. Её задача – отнять самобытность. Система заставляет людей соревноваться в неотличимости. «Любого, ничего ему не объясняя, можно посадить в тюрьму лет на 10 и где-то в глубине души он будет знать за что» (Фридрих Дюрренматт). Это результат работы Системы. «Если бы законы могли говорить вслух, они бы первым делом пожаловались на законников» (Голифакс). История показывает, что самые жуткие беззакония творятся на законных основаниях. Жизнь человека напоминает жизнь преступника, приговорённого к смерти, каждый находится в ситуации 78

осуждённого среди осуждённых, которые не знают дня казни, но видят каждый день, как казнят их сокамерников. Никто не знает, когда пробьёт его час, поэтому «Не криви душой» – эти слова часто накалывают заключённые. Абсолютный Преступник – тот, кто не кривит душой. Это о нём сказал Фейербах: «Только тот имеет силу созидать новое, у кого есть смелость быть абсолютно отрицательным». У многих из числа покинувших зону на лицах написано: меняю обретённую реальность на утраченные иллюзии. Атрофированный Системой дух не справляется с ответственностью вновь обретённой свободы. Если добавить к этому враждебные отношения общества к статусу «бывший зэк», то вероятность подружиться с вновь обретённой реальностью очень низкая. Знаменитый узник Оскар Уайльд сказал: «Если Англия ко всем заключённым относится так же, как ко мне, она не заслуживает иметь их вовсе». Потребности, необходимые для ощущения полноты жизни – индивидуальны. Положительные ощущения зачастую невозможны без предшествующих отрицательных. Каждый стремится к таким напряжениям, которые потребны именно его нервной системе. Стремятся к получению ощущений напрямую или посредством действий. Напрямую – это с помощью допинга (наркотики, алкоголь).

В

тюрьме

получение

ощущений

посредством

действий

проблематично, особо не подействуешь, когда прав нет, а лишь одни обязанности. Этим объясняется большое количество наркоманов в среде осуждённых. Ощущение свободы – на первом месте; большинство трусливо подменяют свободу «осознанной необходимостью». Я прочитал много книг, но живу не по учебникам, я знаю, что свобода – это решай сам и не бойся. «Плод свободы – ядро каторжника». Не узнает свободу тот, кто боится быть «возмутителем общественного спокойствия». Общественного спокойствия пытаются достигнуть путём осуждения других за то, что втихаря делают сами. «Мы никогда не бывает более недовольны другими, как когда мы недовольны собой. Сознание вины делает нас нетерпимыми» (Анри Амьель). 79

Нетерпимость общества по отношению ко мне – признак того, что я на правильном пути. Тщетны все попытки Системы вытравить во мне способность испытывать счастье от узнавания себя в свободе. Ожидание возмездия не мешает радости. Интересы государства противоречат интересам личности. Система получает выгоду в ущерб мне. У меня есть все основания отплатить тем же – получать выгоду в ущерб Системе. В действительности государство представляет интересы лишь малой части – тех, что у власти; большинство общества больше теряет, чем приобретает от такого сотрудничества

с

насильно

навязывающей

свои

услуги

Системой.

Преступник – тот, кто стремится быть с государством как минимум на равных, кто не самоумаляется. Государство может существовать лишь для законопослушных конформистов, у которых нет избытка психической энергии. «…измеряется не по шкале «хорошо-плохо», а по шкале «на сколько я могу изменить существующее положение»… Мотивы благие и порочные здесь неразъединимы, одни есть продолжение других, складываясь в единое действие… сделать максимум!». Сделать максимум – достичь идеала, идеал – это совершенство духа. Наличие идеала производит перспективу. Жизнь предпочитает сильных духом, Преступник ей больше по нраву, чем неспособный к действию трусливый моралист. «Я всегда предпочитал безрассудство страстей мудрости бесстрастия» (Анатоль Франс). Я не хочу приспосабливаться к миру, а пытаюсь приспособить его к себе. Сама попытка хоть и неразумна, но стоит многого. Стоит Свободы. «Человек искренен в пороке и неискренен в добродетели» (Василий Рязанов). Говорят, что есть хорошие и честные люди и плохие и нечестные (потому и хорошие, что нечестные), и есть плохие и честные; первые – это плохие хорошие, а вторые – это хорошие плохие. Правдивее быть хорошим плохим, чем плохим хорошим. Это про хорошего нечестного сказано: «Он утверждается через свою принадлежность к стае, утверждается в силе через то, что лишь часть её большой силы – и старательнее других блюдёт её законы». Мыслящий – это всегда инакомыслящий, действующий – 80

действующий вопреки, преступающий. Чем больше ты стремишься в жизни совершить – тем больше зло станет оборотной стороной каждого совершённого тобою добра. «Истинно умный человек вообще ничего неспособен думать, ибо всегда предвидит скверную, нежелательную сторону любого своего действия, а без такой стороны никакое действие вовсе невозможно» (Ф. М. Достоевский). У людей выходит так: если не можешь делать то, что тебе нравится, то пусть нравится то, что ты делаешь. Субъективный уход от нежелательной ситуации. Абсолютный Преступник – это романтик и авантюрист, у него аллергия на «здоровые благоразумия», он всё пробует на зуб. «Он наивен и нерасчетлив, он ловит несравненный кайф, ставя на карту свою жизнь в вере на огромный выигрыш. Вот с романтиков и авантюристов любое движение и начинается. Это – аристократы духа». Несогласный с миром несет ему больше пользы, чем всегда согласные. Жизнь так устроена, что ощущение, достигнув своей максимальной силы, дойдя до предела, переходит в свою противоположность. В моём случае избыток жажды свободы превратился в лишение её, и в то же время лишение свободы внешней дало большее ощущение свободы внутренней. «Делай, что можешь, с тем, что у тебя есть и там, где ты находишься» (Рузвельт). У самодостаточной личности «Могу» всегда стабильно высокое независимо от местонахождения и все усилия направлены на реализацию максимального действия. В зонах мало таких, кто может повторить слова персонажа Пикуля: «У меня лицо благородного уголовника с тенденциями полного раскрепощения свободной и независимой личности». Большинство вызывает чувства, лучшим из которых является жалость. «А ведь тоже бывали людьми, их нежно растили матери, показывали врачам, причёсывали гребешком их кудри, они бегали в школы, влюблялись, трепетали от первого поцелуя, а теперь… Теперь из-под нар выглядывает лицо бывшего человека, испуганно оглядит всех и снова скроется в мраке отбросов каторги… Человек – это иногда звучит горько!» В этих словах из 81

«Каторги»

Валентин

Пикуль

сумел

передать

явление,

нередко

встречающееся в заключении – потеря себя. В такие моменты Система празднует свою победу над духом человеческим. Свободен тот, кто делает все, что хочет? Не совсем. В своём хотении человек несвободен. Это значит, что его поступки предопределены его опытом, темпераментом, интеллектом, моралью и окружением. Судьба – это глубинный характер человека. Как вырваться из этого детерминизма и фатализма, как обрести абсолютную свободу? Может, смерть отвечает на этот вопрос, может, она и есть абсолютная свобода. Мораль большинства суть «сила слабых». В морали Абсолютного Преступника больше честности и справедливости. Почему? Потому что меньше страха. Как не может быть справедливым с точки зрения зайцев то, что волки ими питаются, так не может быть справедливым Преступник в глазах законопослушных. «Есть два основных способа обрести своё место в жизни: либо занять твёрдую позицию, либо принять неудобную позу». Законопослушный – это неудобная поза. «Он не может противостоять силе, он может лишь перебежать на её сторону. Он выживает не потому, что победил, а потому, что примазался к победителям, сам таковым не являясь. Он труслив, слаб, мелок. Он существует не потому, что другим являет свою волю и утверждает её вопреки сопротивлению – он существует по милости сильного и заискивает этой милости: собака, сказал бы мусульманин, он зависим, у него душа раба». Каждый сам определяет масштаб, в котором уважает и ценит себя. Масштаб тюрьмы, зоны небольшой, почти все «ценные» в этом масштабе авторитеты теряют свою ценность, выйдя на свободу, растворяются в огромном масштабе другого мира. Чтобы опять ощутить значительность, есть два варианта: либо сколотить и возглавить бригаду из незначительных, либо вернуться в зону с новым сроком, первый часто заканчивается вторым. Если человек не в состоянии подняться на вершину, то ему ничего не остается, как опустить вершину до и ниже себя. Так человек идет по линии наименьшего сопротивления, опуская 82

оценками все ниже себя. Таковыми являются осуждающие и завидующие, их осуждения суть признания своей слабости. Раньше крепостное право существовало в своде законов, рабство было легальным. Оно продолжает существовать, но уже в сердцах и умах людей. «Человек – раб потому, что свобода трудна, рабство же легко» (Бердяев). Люди боятся смерти, но жизни они боятся еще больше. Абсолютный Преступник – это тот, кто не боится жизни. Он повторяет за классиком: «Я не терплю стен и загородок. Небо, охватывающее взором всю землю, ветер, не встречающий преград, океан, омывающий все берега, – вот идеал». Преступник есть изменяющий существующую систему «Я – Мир» в антисистему «Я – Мир». Запрет для него – стимул. Воздаётся каждому по страху его. «Многие кажутся хорошими лишь потому, что боятся казаться плохими» (Эриан Шульц). Тот, кто не боится казаться плохим, знает, что у добра лишь одна форма – любовь, у зла лишь одна форма – отсутствие любви. У любви лишь одна форма – свобода. Состояние постоянной неудовлетворённости отравляет жизнь человеку, причина в том, что «больше всего человек гордится тем, чего у него нет». Только любящий способен гордиться

тем,

что

у

него

есть,

лишь

любовь

избавляет

от

неудовлетворённости. Мир так устроен, что чтобы ты не делал – обязательно наступишь кому-нибудь на хвост. Обладатель хвоста заявит в милицию и твоё желание жить в полную силу закон назовёт преступлением. «Закон представляет собой наиболее идеальный инструмент для воображения. Ни один поэт не трактовал природу столь свободно, как юрист истину» (Жан Жирарду). В тюрьме сильно нарушено равновесие между энергией инстинкта жизни и условиями жизни. Энергии у преступника много, его желание жить в полную силу после приговора суда никуда не пропало, а условия заключения не позволяют его реализовать. Такое несоответствие пагубно отражается на психике. Спасает то, что трудности выявляют в человеке способности, необходимые для их преодоления. 83

Читаю книгу Макса Веллера «Всё о жизни»: «Жизнь человеческая руководствуется не разумом и моралью, не здравым смыслом и не стремлением к безопасности и процветанию – жизнь руководствуется потребностью в максимальных ощущениях и максимальных действиях. И стремясь к максимальным ощущениям и максимальным действиям, человек необходимо и неизбежно стремится к страданиям (а не только к счастью) и к нехорошим действиям (а не только к хорошим), ибо жизнь человеческая реализуется не в том, насколько она хороша с точки зрения морали и быта, а в том, насколько значительны пережитые ощущения (как положительные, так и отрицательные) и насколько велики и значительны совершенные действия (по абсолютной величине, а не по знаку плюс–минус)… Ему, моралисту, надобно менее энергичного человека, менее жадного до всех ощущений и действий. Перебъётся». Абсолютный Преступник – это стремление к абсолютной величине жизни. Люди привыкли думать, что Преступник – это злодей и ничего более; все ясно, зачем вникать: посадить, казнить, и всё тут. А вы вникните, вникнув,

охренеете

от

неоднозначности,

противоречивости

и

многослойности явлений жизни. Вникание требует много энергии, а у большинства её мало, а лени много, и поэтому осуждают, потому что не понимают. Большинство живут по принципу: не здесь и не сейчас, не понимая, что это значит нигде и никогда. Сегодняшний день рождает завтрашний, а дети унаследуют характер родителей; если чертами характера своего сегодняшнего дня является бездействие, бессознательность, слабость и неуверенность, то твой завтрашний день будет таким же. Психологи утверждают, что длительное, свыше 5-7 лет нахождение в местах лишения свободы приводит к необратимым изменениям психики человека и тюрьма оказывается

не

местом

исправления,

а

школой

криминальной

профессионализации. Но государству психологи не указ, и, несмотря на то, что Украина занимает третье место в мире по количеству заключенных (450 84

человек на 100 000 населения), карательная система процветает. Похоже, власть думает, что необратимые изменения в психике – это хорошо. Пенитенциарная система Украины – это фабрика по производству душевных инвалидов. «Рабы всех страстей сердятся на чужие пороки так, словно им завидуют, и тяжелее всего наказывают тех, кому больше всего им хотелось бы подражать» (Гай Плиний Цецилий). Наука утверждает, что не существует преступной психики, преступной наследственности. Существует такое

сочетание

черт

характера

и

темперамента,

которое

делает

невыносимым подчинение чужой воле, дух протеста образует избыток энергии, волю, которая являет миру Абсолютного Преступника. Его абсолютность может лишь усиливаться, но не ослабляться. Сочетание характера и темперамента передается по наследству, значит, и преступная психика также. Карательная система государства сильно постаралась, чтобы изменить мою самооценку, внушить мне ощущение ущербности и неуверенности. Не получилось. Личность сильнее Системы. «Невинность, в сущности, граничит с глупостью, потому что цель в жизни состоит в том, чтобы познать собственную злую волю, чтобы она стала для нас объектом и чтобы мы вследствие этого стали лучшими в глубине сознания… В состоянии же невинности, в котором зло не имеет места по отсутствию искушений, человек есть лишь жизненный аппарат, а то, для чего этот аппарат предназначен, еще не наступило. Такая пустая форма жизни, такая пустая арена сама по себе, как и вся так называемая реальность, ничтожна, и так как она получает значение лишь через поступки, заблуждения, познания, так сказать, через конвульсии воли, то по характеру своему она представляется трезвой, глупой… Первый преступник, первый убийца – Каин, который узнал грех и через него, путём раскаяния, познал добро, а следовательно – и значение жизни, – есть лицо трагическое, во всяком случае, более значительное и даже более почтенное, чем невинный простофиля» (Шопенгауэр). В простофиле невинность простительна, противно, когда невинность напяливает на себя 85

цепной пёс Системы. Проститутка с объездной – ангел по сравнению с чиновником, его проституция – душевная. * * * Злобно-тоскливое

настроение

–

так

можно

описать

состояние

большинства заключённых. Заключённый – это совокупность внутренних условий,

деформированных

внешними

условиями

зоны.

Борцы

с

преступностью пишут, что «философия» уголовного мира отрицает вину и ответственность за преступное деяние, оправдывает преступный образ жизни воровскими идеями. Псы Системы под видом борьбы с преступность творят зло часто гораздо большее, чем те, с кем они борются. Свой образ жизни я не оправдываю воровскими идеями, я просто живу тем, кто я есть. «Отбросьте законопослушный ум! Если ты хочешь познать Закон, предельный Закон, если ты хочешь жить в гармонии с этим предельным Законом, не будь законопослушным! Придуманные человеком законы – бесполезны» (Ошо). Многие считают, что ценность Я можно сохранить и даже повысить, если связать его с ценностью мы. Чем больше человек употребляет в своей речи «мы», тем меньше он личность. Система – это одно огромное «мы». «противоречивость наказания и лишения свободы, казалось бы, очевидна. Главная задача наказания – приспособление человека к жизни на свободе, но его отделили от общества. Его хотят научить активному и социально полезному поведению, но содержат в условиях строгой регламентации, что не может не вызывать пассивность. У преступника хотят заменить вредные привычки полезными, но содержат его среди себе подобных, как бы умышленно заражая вредным влиянием» (Г. Ф. Хохряков). Проявить свою сущность полностью и не быть фальшивым – это моя философия. Выйти за пределы правильного и ложного, хорошего и плохого, стать выше всего «слишком

человеческого»

–

моё

стремление.

Наука

доказала

закономерность: чем раньше человек попадает в сферу действия уголовной 86

юстиции, тем дольше в ней остаётся. Иными словами, чем раньше сел, тем дольше будешь сидеть. Большинство отбывающих сейчас со мной наказание особо опасных рецидивистов первый срок получили по малолетке. Из своих 40-50 лет жизни стаж заключения у каждого больше 20 лет. Поэтому называть систему лагерей и тюрем можно как угодно, но только не исправительной. Ницше сказал: «У кого есть зачем жить, может вынести любое как». Согласен. Я за свои 12 лет заключения увидел, что у многих арестантов «зачем» отсутствует, но при этом они умудряются выносить любое «как». Что это? Откуда силы? Может, из надежды на обретение «зачем» в будущем, или оно есть, только неосознанно. Русский психиатр Корсаков, описывая тюрьму, отметил: «Одно из величайших мучений – это не иметь возможности быть одному, всегда быть под взглядом». Согласен, но ещё большим мучением есть отсутствие осознанного «зачем», перспективы, смысла. Может, отсутствие перспективы – тоже перспектива, перспектива дня сегодняшнего. Может,

осуждённый

интуитивно

знает:

нет

надежды

–

не

будет

разочарований. Или, может, «деклассированным элементам» запрещено по закону иметь перспективу в жизни. Психологи заключили, что, чем меньше кара и слабее изоляция, тем больше шансов уберечь личность от разрушения и укрепить в ней позитивное начало. Дела обстоят так, что меньшая кара и слабее изоляция возможны лишь за деньги. Фемида проститутка еще та, причем недешёвая. «Суд: место, где Иисус Христос и Иуда Искариот находились бы в равном положении, с небольшим перевесом в пользу Иуды». Придумали же: деклассированный элемент. Что это, очередная попытка Системы унизить человека? Попытка неудачная, потому что «деклассированный» – это комплимент

для

самобытной

личности.

В

словаре

сказано,

что

деклассированный – это утративший связь со своим классом и не примкнувший к другому. Никто у меня не спрашивал, хочу ли я состоять в классе, зачислили по умолчанию, а после этого сказали: «Ты не оправдал 87

наших надежд и поэтому ты плохой, ты виноватый». Я в ответ: «Оправдывать надежды малодушных – это не моё, нам не по пути». А они всё твердят: «Иди исправляйся, заслужи наше доверие, будь, как все». Короче, диалога не получилось. Уровень рецидива среди отбывших наказание в виде лишения свободы в развитых странах составляет 60-70 %. О чём это говорит? Исправительная функция карательной системы – это миф. «В джунглях законов расцветает закон джунглей». Люди испытывают вину лишь потому, что их к этому вынуждают. Больше всего в этом преуспели политики и священники. «Эти два типа лжецов подчинили себе человечество. Они вмиг смекнули: хочешь властвовать над людьми – сделай их слабыми, заставь испытывать вину, вынуди признать себя недостойным. Уничтожь их самосознание, растопчи гордость, унизь их. Они предоставили вам унижать самих себя, разрушать самих

себя.

Они

научили

вас

некой

разновидности

медленного

самоубийства» (Ошо). Политик и священник всегда мылят на руку, в их колоде вместо карт судьбы людские. Тех, кто не поддаётся их тасовке, объявляют еретиком и преступником. Надевшие маски великих моралистов и делающие бизнес на страхе, глупости и беспомощности людей, продолжают продавать индульгенции на отпущение грехов, и происходит это все в более изощренных формах. Тасуйся в колоде, испытывай вину и благодари своих благодетелей, не то будешь зачислен к деклассированным. Законы – это ловушки. Создающие закон создают проблемы, на попавшего в эту ловушку набрасываются и предлагают купить избавление. Цена – предательство самого себя. В одной сутре сказано: «Когда ты следуешь верным путём, ты перестаёшь делить все сущее на правильное и неправильное». В моём мышлении мало дискурсивного, оно интуитивное и афористичное и излагаю я мысли на бумаге без цели кому-то что-то доказать. Это не диалог, «Философия Преступника» – это правдивый разговор с самим собой. «Сильные умы отличаются той внутренней силой, которая даёт возможность не поддаваться готовым воззрениям, но самим создавать свои 88

взгляды» (Николай Добролюбов). Программы по исправлению осуждённых предписывают, что перед тем, как начать исправлять, нужно оценить «степень социальной запущенности». Администрации тюрем и лагерей на 99%

состоят

из

алкоголиков,

взяточников,

садистов

и

прочих

злоупотребляющих должностных лиц. Кто оценит их степень социальной запущенности? Как у Достоевского: «Подлец человек! И подлец тот, кто его за это подлецом называет». Психологи констатируют, что 35% освободившихся нуждаются в специализированной психиатрической или психологической помощи, в восстановлении разрушенных механизмов адаптации. У большинства освободившихся

потеряна

способность

к

самостоятельной

активной

деятельности. Как ни странно это звучит, но освобождение, внезапное снятие душевного

гнёта

опасно

в

психологическом

отношении.

Это

психологический эквивалент кессонной болезни. Раз за разом попадая в тюрьму,

человек

всё

более

теряет

веру

в

себя,

в

возможность

самореализации, теряет возможность управлять ходом своей жизни. Приходится заново учиться радоваться, многим это так и не удаётся, новый срок

заключения

прерывает

науку.

Социальные

роли

–

судья,

законопослушный и т. д. – это не жизнь, это роли в спектакле «Система». «…Полной безличности требуют, и в этом самый смак находят! Как бы только самим собой не быть, как бы всего менее на себя походить! Это у них самым высочайшим прогрессом считается. И хоть бы врали-то они посвоему, а то…» (Ф. М. Достоевский. «Преступление и наказание»). Абсолютный Преступник – это не побоявшийся освободить всю глубину своей сущности с тем, чтобы постигнуть её. Он знает, что жизнь любит не героев, а победителей; среди антигероев победителей мало, но - это победа вопреки всем, и поэтому особо ценная. Среди несудимых и «не преступников» злодеев больше, чем среди осуждённых. Ибо наибольшее злодейство – нелюбовь к Свободе. «В местах лишения свободы, где ещё практикуются

насильственные

действия, 89

заключённые

постепенно

деградируют как личности и превращаются в объекты издевательств и нечеловеческого обращения. Психопатологическая гипотеза объясняет подобную жестокость менталитетом надзирателей и синдромом негативных личностных чёрт, которые эти люди приносят с собой, приходя служить в места заключения. Эту профессию выбирают агрессивные люди, чтобы иметь возможность изливать свою агрессию на заключённых» (Г. Шнайдер). Мудрец сказал, что большинство – зло. Значит, я не зло, потому что большинство всегда было противно моей сути. Мне важен авторитет истины, а не истина авторитета, большинству – наоборот. Зона таких, как я, не любит, как, впрочем, и любое сообщество. Скажи, кто человека не любит, и я тебе скажу, кто он. Нелюбовь толпы мне льстит. Чувство независимости, доведённое до крайней необщительности, защищает меня от обезличивания «общим». Бесчисленное количество законов, предписаний и обязанностей, те сотни пут, которые сдерживают малейший акт жизни заключённого, не могут сдержать его мысли, здесь и спасение, ибо пока мыслишь – свободен. Несвобода, порождённая отсутствием смелости мысли – это самая страшная тюрьма человечества. Прав был Родион Раскольников у Достоевского: «…не переменятся люди, и не переделать их никому, и труда не стоит тратить!.. Это их законы… Что кто крепок и силён умом и духом, тот над ними и властелин! Кто много посмеет, тот у них и прав. Кто на большее может плюнуть, тот у них и законодатель, а кто больше всех может посметь, тот и всех правее! Так доселе велось и так всегда будет!» Подлинный Преступник невнушаем, авторитетов нет для него, во всём ему нужны доказательства, его путь всегда эмпирический, а не априорный. Без проявления всей своей сущности, без искреннего разговора с собой этот путь не пройти. Внушаемому проще, его отказ от свободы, некритическое мышление, тотальное лицемерие и самообман позволяют жить «счастливо». Так что всё-таки лучше: быть счастливым в заблуждении или несчастным в правде? Понимаешь, что вопрос риторический, но всё равно ищешь на него 90

ответ. Многие живут так, как будто это не жизнь, а лишь её репетиция. В подчинении находят смысл. Платон считал, что каким бы не было государство, состоит оно всякий раз из трех сообществ: элиты, стражи и рабов. Особенно чётко это разделение было видно в период 70-летней вакханалии большевиков. Пролитым рекам людской крови правители даже не пытались искать болееменее облагораживающее объяснение, как сейчас в Ираке. Дзержинский, чьи портреты висят до сих пор в кабинетах борцов с преступностью, сказал: «Для расстрела нам не нужно ни доказательств, ни допросов, ни подозрений. Мы находим нужным – и расстреливаем, вот и все». В 1935 году смертную казнь распространили на детей с 12 лет. Начали с расстрела детей царя, продолжают и по сей день. Правда, псы Системы научились «исполнять свой долг» во имя «общего блага» более цивилизованно. Лозунг Ленина «Порядочно всё, что совершается в интересах пролетарского дела» действует и сегодня, лишь названия дел поменяли. К чему это все? А к тому, что не принадлежу я ни к одному из сообществ, перечисленных Платоном. Придумал я себе своё сообщество – Абсолютных Преступников. Вступайте, у кого духу хватит. Что для этого нужно? Произнести: «Я Могу» и поверить в это. Актёр Деннис Хоппер сказал: «Я всегда считал, что главное – ходить по лезвию бритвы, потому что только так можно узнать, что такое настоящая жизнь». Это правда. Быть свободным – это цель, которая оправдывает многие средства. Немного статистики: 70 % судебных решений сомнительны с правовой точки зрения; цифра сомнительности с «не правовой» точки зрения будет намного больше. «Узенькая полоска добра окаймляет огромный саван зла. Наши судьбы целиком сотканы дьяволом, а Бог только подшил рубец» (В. Гюго). В моей философии нет иллюзий, поэтому большинству она неинтересна, что меня очень радует. «Что такое философ? Это человек, который

законам

противопоставляет

природу,

обычаям

–

разум,

общепринятым взглядам – совесть и предрассудкам – собственное мнение» 91

(Николо Себастьян Шамфор). Меньше всего рассчитываю на адекватное восприятие и понимание, тому, кто «всегда на краю пропасти», оно не нужно. Я не боюсь импровизировать со своей жизнью, я не могу не делать этого. Люди живут, опустив глаза. Не многим хватает духа выдержать взгляд жизни и не опустить, не закрыть свои глаза. Ребёнок смотри фильм и закрывает глаза на страшные сцены – ему страшно. Мне тоже страшно, но я смотрю, не опуская, и мигаю всё реже. Важно видеть всё. Опустил глаза, закрыл уши – пропустил что-то важное, и нет уже полной картины, и выводы ложные. Жизнь на грани с постоянным преодолением и постижением неосознанной части своей сущности – такая жизнь ближе к истине, это как у парфюмеров, которые знают, что тончайшее благовоние находится на грани зловония. Безмолвие ощущений, которое появляется у стоящего на краю, просветляет. Чтобы стать тем, кто ты есть, нужно иметь смелость видеть вещи как они есть. Смелость свободного. У достигнувшего своей цели всегда есть понимание, что путь и есть цель. Такое понимание присутствует лишь у того, чья цель – Свобода. Большинство людей хотят прожить жизнь и умереть спокойно, за это они платят свободой, ибо не понимают, что их спокойствие суть спокойствие раба. «Человек – раб, потому что свобода трудна, рабство же легко» (Николай Бердяев). Немало мечтают о свободе: одни – как её получить, другие – как её отнять. Чем сильнее желание получить свободу, тем больше желающих препятствовать этому, отнимать её. Всякая власть, всё, назвавшееся «общим», всё, уполномоченное чем-то и кем-то, – всё против моей свободы. Каждый принятый закон есть оскорбление моей свободы; поскольку моё мнение при этом не учитывается, в выборах я не участвую и своё право голоса неизвестным типам не делегирую. Нужно отдать должное Аврааму Линкольну, который изрёк, не кривя душой: «Овца и волк по-разному понимают слово «свобода», в этом суть разногласий господствующих в человеческом обществе». Так и есть. «Мы волки – нас мало», – поёт Медянников. 92

Абсолютный Преступник – это волк, знающий подлинный смысл того, что называют свободой. Часто слышу: «Я не изменял себе». Возникает желание спросить: «Ты понял, кто ты есть?» Потому как чтобы не изменять себе, нужно уяснить, кто ты есть, а уяснить это непросто, ибо с течением жизни мы меняемся. Главное: как бы ты не менялся, не обманывай себя. Будешь искренним с собой – поймёшь, кто ты есть и не изменишь себе. Искренность возможна лишь в свободе. Абсолютный Преступник рождён стремлением к абсолютной искренности с самим собою. «Независимость – идеал немногих, это преимущество сильных. И кто покушается на неё, хотя и с полнейшим правом, но без надобности, тот доказывает, что он, вероятно, не только силён, но и смел до разнузданности. Он вступает в лабиринт, он в тысячу раз увеличивает число опасностей, которые жизнь сама по себе несёт с собою; из них не самая малая та, что никто не видит, как и где он заблудится, удалится от людей и будет разорван на настии каким-нибудь пещерным Минотавром совести… Наши высшие прозрения должны – и обязательно! – казаться безумствами, а смотря по обстоятельствам, и преступлениями, если они запретными путями достигают слуха тех людей, которые не созданы, не предназначены для этого» (Ницше). Важно жить так, чтобы текст жизни не исчез в её толкованиях. Не беда, если толкования свои, а то ведь часто это чужые «истины». В большинстве случаев «чистая совесть» есть результат самообмана. У преступного и опасного больше права на истинность, чем у хорошего и добродетельного, ибо готовность погибнуть у первого больше, а истина ждёт от человека такой готовности. Люди поверхностны, так срабатывает их инстинкт самосохранения. Дабы не сойти с ума от правды жизни, человек предпочитает не вникать в глубину, спокойнее оставаться на поверхности, отдавшись власти течения. Тех, кто любит глубину, поверхностные осуждают, клеймят преступниками, пытаются таким образом унизить, но сами того не ведая, возвышают. Сказано: пропасти для глубоких. У глубины нет понятий преступная или праведная, она выше всего «слишком людского». 93

* * * Телевизионные репортажи и газетные статьи всё чаще рассказывают о недоблестных рядах доблестной милиции. При том, что в СМИ попадает тысячная доля злоупотреблений силовиков, простым людям картина ясна и они уже давно не питают иллюзий по поводу правоохранительной деятельности. Охраняются права платежеспособных и власть имущих, остальным лучше не оказываться в поле зрения псов системы, под подозрением оперов, следователей, прокуроров и прочих блюстителей нужного власти порядка. Попавший под подозрение оказывается в кабинете горотдела или райотдела, и выбор здесь у него невелик: либо признание в том, что совершил, не совершил и думал совершить ты, твои друзья, соседи и родственники, доказательством

ибо,

в

вины

лучшем в

случае,

суде

инвалидность.

по-прежнему

является

Главным признание

подозреваемого, поэтому так усердствуют блюстители в деле выбивания явок. Методы склонения к признанию своей изощрённостью не уступают гестаповским. Нужно отдать должное СМИ, которые всё чаще стают на сторону переживших методы дознания и несмотря на то, что журналистами в большинстве случаев движет не стремление к справедливости, а жажда сенсаций и высокого рейтинга, для многих смертных они единственное действенное средство спасения себя и своих близких от произвола власти. А что говорят те, кто уполномочивает, дрессирует и натаскивает псов в погонах? Лес рубят – щёпки летят, в семье не без урода и т. д. Ну уж нет, уродов так много, что в пору говорить: в семье не без нормальных. Впрочем, ничего

удивительного,

ведь

те,

кто

уполномочивает

–

тоже

выдрессированные кем-то псы. От величины ранга суть не меняется. В ком больше правды: у преступника или у злодея, называющим себя борцом с этим преступником. В царской России для порядочного человека не было службы хуже и гаже жандармской. Оскорбление полицаем не считалось оскорблением и на дуэль их не вызывали как низких и посему недостойных такой чести. Каким бы дорогим парфюмом не поливали себя современные 94

жандармы, один хрен тхнёт от них лягавым псом, и не оскорбить ему ни словом, ни делом Преступника. «Если судишь по закону – забудь о справедливости, если судишь по справедливости – забудь о законе». Законы, одинаковые для всех, не могут быть справедливыми, ибо не рассматривают каждого в отдельности. Почему нарушение этих законов отдельными индивидуумами – преступление, а их нарушение партиями, правительствами таковым не является? Отвечаю: законы для всех, кроме тех, кто их принимает, проповедует и заставляет исполнять. Законы для рабов. Личность живёт по своим законам. Преступник – это не раб. Люди жертвуют собою ради пустого звука «репутация». Мне это противно. Моя репутация – философ непринятых истин. Я злая совесть общества. Я сам назначаю всему цену. Создавать ценности – это привилегия Абсолютного Преступника. Он «философ опасного», исключение, ведущее игру с правилами. «… Философ живёт не по-философски и «не мудро», прежде всего не умно, и чувствует бремя и обязанность подвергаться многим испытаниям и искуплениям жизни: он постоянно рискует собою, он ведёт скверную игру…» (Ницше).Общественно-политическая система твердит мне: «Будь посредственным, будь моральным и добродетельным». Что значит: «Будь моим рабом и не будь тем, кто ты есть». Но Бог миловал (или дьявол) – я отважился не верить Системе. У меня есть что ответить обществу: ваша мораль суть страх и неуверенность, ваша добродетель – слабость духа и лень ума. «Если б это было так просто! – где-то есть чёрные люди, злоказненно творящие чёрные дела, и надо только отличить их од остальных и уничтожить. Но линия, разделяющая добро и зло, – пересекает сердце каждого человека. И кто уничтожит кусок своего сердца? В течении жизни одного сердца линия эта перемещается на нем, то теснимая радостным злом, то освобождая пространство расцветающему добру. Один и тот же человек бывает в свои разные возрасты в разных жизненных положениях совсем разным человеком. То к дьяволу близко, то и к святому. А имя – не меняется, и ему мы приписываем всё» (А. Солженицын. «Архипелаг Гулаг»). 95

Осуждение Преступника – это неудачная попытка уничтожить кусок своего сердца. Солженицыну можно верить, его, офицера красной армии арестовали на передовой за несколько месяцев до окончания войны; «враг народа» и восемь лет лагерей – так государство отплатило ему за верную службу. Не пойму, почему до сих пор стоит мавзолей на главной площади России и лежит в нём мумия чудовища, запустившего маховик машины смерти, почему находятся те, кто прославляет Ленина и Сталина. Не понимаю душой, уму же тут всё ясно: сильно в обществе рабское начало, мазохизм души и ума, нелюбовь к свободе и подлинности. Власть всегда поддерживает и поощряет предательство себя нелюбовью к свободе. И все довольны таким розкладом, а недовольные сидели и сидят. Прав сказавший: «Кто не сидел в тюрьме, тот и человеком не был». «Нужно научиться видеть себя в другом человеке. Кто раздражается при виде другого, тот боится стать таким же и не ведает, что он и есть такой же, только не проявляет это открыто. Он хочет уничтожить негативность другого и не понимает того, что в действительности уничтожает себя» (Луулэ Виилма). Моя «негативность» – это подлинность, которая противопоставляется актёрству и искусственности «одного из». Моя преступность – это избавление от фальшивости. Каждый человек утверждает, что он не каждый. Говорить мало, нужно делать; «некаждость» дорогой ценой покупается. «… знаю твои дела; ты не холоден, не горяч; о, если бы ты был холоден или горяч! Но, как ты тёпл, а не горяч и не холоден, то извергнул тебя из уст Моих» (Откр. 3, 15-16). Большинство – это «тёплые», которые холодность или горячесть называют преступлением. Им не ведомо «мужество к запретному». Мало кто из добродетельных осмыслил строку из Евангелия: «Не противься злому». Не противься «злому» в себе, признай его, увидь и прими, не опускай глаза, не обманывай себя, преврати эту часть в своё могущество и используй как созидательную силу. Полюби себя «плохого» и ты полюбишь Себя. Не противься злому – это не противься злому в других, не разобравшись со злом своим. Не противься – это не суди. 96

Большинство заблуждается по поводу добродетели, страх они нарядили в её одежды. Ницше знал о ней больше: «Добродетель должна быть нашим изобретением, нашей глубоко личной защитой и потребностью: во всяком ином смысле она только опасность. Что не обуславливает нашу жизнь, то вредит

ей:

добродетель

только

из

чувства

уважения

к

понятию

«добродетель», как хотел этого Кант, вредна. Самые глубокие законы сохранения и роста повелевают как раз обратное: чтобы каждый находил себе свою добродетель, свой категоричный императив». Моё честное отношение к вещам законопослушные именуют пороком, свой же трусливый компромисс с силой Системы – добродетелью. Мне противно всякое «ты должен» и поэтому я тот, кто я есть. «Все добродетели являются послушанием в отношении закона, данного людьми, и только своенравные подчиняются другому закону, тому закону, что заключён в самом человеке, – «своему праву» (Герман Гессе). Своенравность – добродетель Преступника, свой нрав – его закон. Человек стоит перед выбором: либо предать себя подчинению Системе, либо стать её врагом, полюбив себя, стать Преступником в глазах «общего». Общество живёт жестами, позами, актёрством, ложь и страх – суть его, поэтому оно раздражается при виде натуральности Преступника. В 1919 году Восьмой съезд коммунистической партии записал в программе:

стремится,

чтобы

всё

трудящееся

население

поголовно

привлекалось к отправлению судейских обязанностей. Находить виновных и судить их всегда было любимым занятием безмозглой толпы. Система эту любовь умело использует. Задача № 1 Системы – вызвать в человеке чувство вины. Виновный и осуждающий – это два чудовища, порождённые Системой. «Всякая власть есть насилие над людьми», – произнёс Преступник Иисус перед судьёй в Булгаковской «Мастере и Маргарите». Непереносимость всякой власти – отличительная черта Абсолютного Преступника. 97

Человек по своей сущности амбивалентен, в нём уживаются все противоположности. Святой и преступник – две стороны одной медали, название которой – человек. Ницше: «В словах, обращённых к разбойнику на кресте, содержится всё Евангелие: – Воистину это был Божий человек. Сын Божий! – сказал разбойник. – Раз ты чувствуешь это, – ответил Спаситель, – значит, ты в Раю, значит, ты сын Божий». Не защищаться, не гневаться, не привлекать к ответственности… Но также не противиться злому – любить его…». Мне, привлечённому к ответственности, смысл Евангелия понятней, чем привлекшим

меня.

Добродетельные

и

законопослушные

распяли

Преступника Иисуса. Они это проделывают с каждым узнавшим в себе Бога. «Когда стадное животное сияет в блеске самой чистой добродетели, тогда исключительный человек должен быть оценкою низведён на ступень злого. Когда лживость во что бы то ни стало овладевает для своей оптики словом «истина», тогда всё действительно правдивое должно носить самые дурные имена» (Ницше). Абсолютный

Преступник

–

исключительный

человек,

ибо

он

самоисключился из стада обманывающих себя. «…он и есть сама реальность, он носит в себе всё, что есть в ней страшного и загадочного, только при этом условии в человеке может быть величие». Истина – это реальность; узнаёт истину лишь тот, кто не боится реальности, овладевает ею своей волей, превращает её в свободу. Ницше сказал, что если человек, ищущий истину, поступает слишком обычно, по-человечески, то он не найдет ничего. Чего только не научился человек скрывать понятием «человеческое». Борьба Системы со мной – это борьба противоестественности с естественностью. Чехов сказал: «Чужими грехами свят не будешь. Лишь благодаря существованию преступников объявляются святые, лишь на чужих «грехах» объявляется и паразитирует святость». Подлинная святость рождается из греха. Нужно быть Преступником, чтобы понимать смысл слов: «Достигнуть 98

зари можно только тропою ночи» (Джебран). Почему большая часть того, что есть в жизни человека, либо незаконно, либо аморально? Почему всё то, что приносит радость и удовольствие, объявляется плохим? Может, что-то не так с законами, моралью и тем, кто их придумывает, нужно, чтобы человек на каждом шагу испытывал вину и неуверенность. Такими легче управлять. «Задача жизни не в том, чтобы быть на стороне большинства, а том, чтобы жить согласно с внутренним, создаваемым тобой законом». Задача трудная и часто опасная, ибо есть риск того, что большинство твоё желание жить посвоему назовёт преступлением и осудит. Вице-премьер-министр, который тоже был в тюрьме, недавно заявил: «… У нас в стране две ярко выраженные организованные

преступные

группы

–

Государственная

налоговая

администрация Украины и Министерство внутренних дел… вы посмотрите: каждое второе-третье преступление совершают «оборотни в погонах», а есть ли вообще «необоротни в погонах» в МВД». Как говорится, без комментариев. Система труслива, она не может поверить в свою силу, не унизив личность. Жизнь так устроена, что без постоянного риска нет ощущения её вкуса и полноты! Раздражает категоричность рабов Системы в рассуждениях о том, что истинно, а что ложно. Всё сильное, стремящееся к познанию, выходящее за рамки в поисках новых путей, – объявляется злым, ложным и преступным. Системе мало уничтожить меня, она норовит залезть в душу и обыскать её. * * * Время от времени вызывают на разговор заезжие начальники из управлений по исполнению наказаний и объясняют доходчиво, что стою я на всевозможных учётах как лидер и организатор банды. Если быть короче, суть разговора такова: мы от тебя не отстанем, пока не увидим, что стал на путь 99

исправления, что подразумевает превратиться из нечто в ничто. Вот только как после такого превращения смотреть в глаза сыну. У Солженицына есть определение понятия «интеллигент» – это тот, чьи интересы и воля духовной стороны жизни настойчивы и постоянны, не понуждаемы внешними обстоятельствами и присущи даже вопреки им. Интеллигент – это тот, чья мысль неподражательна. Лучше не скажешь. Абсолютный Преступник – это интеллигент в действии. Неподражательность мысли и действия – это Свобода и она требует быть врагом Системы. Есть старая пословица: смелого ищи в тюрьме, глупого в политруках. Это о политруках разных рангов и мастей сказано: «Душу, вложенную Богом, вверяют человеческой догме». Каким же нужно быть прохвостом, чтобы быть чиновником. В жизни, как в пении: есть голос – поёшь, нет голоса – подпеваешь. Все, кто «на службе» – подпевающие. Абсолютный Преступник поёт песню собственного сочинения. Ему нужно лишь то, что даёт мгновение. Самой распространённой ошибкой среди осуждённых есть откладывание жизни на потом. Начать жизнь с дня освобождения – такова иллюзия большинства зэков. Не живут, а только собираются жить, и так всю жизнь. Тело и дух от невостребованности на полную мощность каждодневно на протяжении многих лет атрофируются, и уже не получится их задействовать эффективно в будущем. Свободе такие душевные инвалиды не нужны. Поэтому для заключённого одно спасение – жить сегодняшним днём, любить теперешнее, каким бы оно ни было. «Ничего не было, ничего не будет, всё есть!» Наконец-то сбылась моя мечта, живу один в барачной секции. После пяти лет пребывания в закрытой камере с другими заключёнными моё теперешние положение – счастье. Ибо возможность уединиться, побыть одному в зоне – это счастье для тех, кто не разучился мыслить. В уединении легче быть самим собою. На всю зону лишь я один живу сам. Причин этому несколько. Осуществить это желание тем, у кого оно есть, почти невозможно 100

по причине нехватки отдельных помещений. Вторая причина – это то, «что подумают и скажут другие», мол, почему он сам по себе. Есть и третья причина – реакция администрации учреждения на отдельное проживание как на признак непозволительного для зэка проявления самобытности. Гораций сказал, что ничего не бывает хорошо во всех отношениях. Скажу, что ничего не бывает только плохо. Система думает иначе, что подтверждается категоричностью подхода и методов воздействия на «плохих». Солженицын возмущался: «Разве родило его на свет государство? Почему же государство присвоило себе право решать, как этому человеку жить». Вельможные злодеи, позвольте мне самому всё решать и не решайте за меня. Шучу, ибо позволение псов волку не требуется. «Государство калечит само себя, когда оно делает из человека преступника» (К. Маркс). Подлинный Преступник – это человек, не давший государству себя искалечить, сделать законопослушным гражданином, то есть рабом. Абсолютный Преступник – это явившийся на бал жизни без маски. Безискусственность и непритворство – его способ существования. Условия его жизни безусловны. Сократ сказал, что не стоит жить, если не изучать жизнь. Только тому, кто идёт своей дорогой, спотыкается и падает, но всегда подымается и снова идёт, удаётся преуспеть в деле изучения жизни. Какой путь правильный? Свой. «В жизни всё истинно. Главное – судьи кто» (Л. С. Сухоруков). Почему каждое стремление человека уменьшить зло приводит к ещё большему злу? Потому что преодолеть его можно лишь путём проживания и изживания, пропусканием через себя, и тогда от избытка зло становится своей противоположностью. Абсолютного зла нет в природе, то, что одним – зло, другим – благо. Поэтому каждое действие человека есть одновременно добро и зло. «Так принадлежит высшее зло к высшему благу, а это благо есть творческое» (Ницше. «Так говорил Заратустра»). Сколько себя помню, не покидало желание ступать в сферу запретного. Как и все «нормальные», я сначала противился этому желанию, пока не 101

понял, что в моём сопротивлении нет ничего, кроме страха. После чего возник вопрос: кто те законодатели, налагающие запреты и не потому ли они запрещают, что сами втихаря вкушают. Так я пришёл к тому, что единственный закон – это моя воля: «Eritis sicus Deus, scientes bonum et malum» («Будете, как Бог, знать добро и зло»). Человек обречён снова и снова и снова переживать историю эдемского сада. Большинство проявляют «благоразумие» и не вкушают запретное из страха быть изгнанными из общественного рая. Заключённому постоянно внушается, что у него одни обязанности, а прав никаких. Лозунг «Заключённые могут только просить, а не требовать», к сожалению, не только в инструкциях тюремщиков, но и в умах самих зэков. Единицы тех, кто осмеливается требовать и ещё меньше тех, кто требует обдуманно и идёт до конца. Я неоднократно был участником и организатором акций протеста заключённых. Голодовка и перерезание вен – это наиболее часто применяемые формы протеста, ввиду своей простоты не требующие особого ума для реализации. Такой протест эффективен, только если подкреплён открытыми обращениями в СМИ и правозащитные организации. Чем больше будет создано шума, тем меньше шанса у слуг Системы выиграть. Самую действенную сторону кипеша составляют грамотно составленные и направленные в нужные места требования, что осуждёнными применяется крайне редко. Причина – страх и привычка терпеть. «Всё дрессировка тут, а духа ни следа». Приходится

констатировать

печальную

реальность:

большинство

заключённых есть потерпевшие Системы. Потерпевший – это не тот, кто проиграл, а тот, кто сдался без боя, тот, кто не борется, а терпит. Упомянутый мною лозунг я впервые услышал от одного «авторитета», который убеждал меня «не кипешивать». В ответ он услышал о себе много нового и на мой вопрос, откуда у него этот лозунг, он ответил, что это слова вора в законе. Парадокс: лозунги, придуманные ментами, несут в среду зэков 102

«авторитеты»; думаю, среди них есть немало работающих на спецслужбы. Ментам проще и дешевле приручить пару-тройку «авторитетов» и через них управлять десятками тысяч осуждённых, чем ломать голову над сложными оперативными комбинациями. Когда я, 18-летний, первый раз попал в зону, то интуитивно почувствовал гниль иерархии власти преступного мира (как и любой другой власти), и поэтому никогда не обращался за советами, как мне поступать. Заставить Систему считаться с собой, находясь в статусе осуждённого, почти невозможно, и те единицы, которым это удаётся, и есть Абсолютные Преступники. Пока я жив – Системе не получится сделать из меня потерпевшего, может, убить, но нагнуть и отыметь – никогда. Я живу сам и по-своему и не стремлюсь для облегчения жизни спрятаться в удобной идее. У меня одна идея – Свобода. Живу, не осуждая, ибо как гласит закон Лейбница: «Всё существующее имеет достаточные основания для своего существования». * * * Наука говорит, что человек задействует не более 10% потенциала своего мозга. Сколько бы он не задействовал, оставшиеся не у дел не потому, что трудно или невозможно запустить в работу все извилины. Нет. Страх – вот та причина, по которой люди не мыслят сами и не живут по-своему. В большинстве случаев, когда человек говорит «трудно» и «невозможно», это следует понимать как «страшно». Интуиция подсказывает человеку, что в нём заключено всё и ему самому решать, насколько он хочет всё это изведать. Охочих единицы, ибо изведывание себя – опасное занятие и требует готовности к самому страшному. Эти единицы узнают себя путём инакомыслия и инакодействия. Остальные же есть осуждающие этих единиц, так они оправдывают свои жалкие 10%. 103

Общество вынуждает человека притворятся перед самим собой. Абсолютный Преступник – это бунт против тотальной тирании «общего» над индивидом. Ему противно всё то, что называется умением жить: карьерный рост, преклонение перед авторитетами, он ненавидит всё, что отнимает у воли свободу. Он – это тот, кто позволил себе и посмел в полной мере испытать блаженство быть самим собой. Шопенгауэр утверждал, что мудрец существует потому, что сохраняет волю, которая есть зло. Моя философия Преступника не есть оправдание зла – это добросовестная попытка разобраться в том, что человеческое малодушие назвало злом. Живущий не по своей воле, тот, чей дух парализован страхом, называет злом всё, что напоминает ему о свободе, которую он предал. Философия Преступника – это любовь к свободе. Счастье – это быть свободным. Быть свободным – это быть Абсолютным Преступником. Вот и выходит, что быть счастливым можно лишь в Преступлении. Люди в большинстве своём не живут, а подражают, так легче; всегда можно сказать: вон тот общепризнанный авторитет поступил так же и значит его общепризнанность оправдывает и мои действия. Удивительно, что нет в уголовном кодексе статьи за неподражательность. Пожалуй, любовь к подражанию есть основной аргумент в пользу теории о происхождении человека и обезьяны. «Из трусости скрывал свои мысли в чужих головах». Так легче, ибо мыслить – значит страдать. Страдать никому неохота, вот и идут по жизни так, как будто боятся поскользнуться. Неуверенность шагов от отсутствия силы духа. Постоянная боязнь упасть заставляет смотреть под ноги, идти с опущенными глазами, то есть, не видя, куда идёшь. Толпа

людей

напоминает

перепуганный

косяк

рыб.

«Всякая

сгруппировавшаяся масса враждебна свободе. Скажу более радикально: всякое до сих пор бывшее организованное и организующее общество враждебно свободе и склонно отрицать человеческую личность. И это порождено ложной структурой сознания, ложным направлением сознания, 104

ложной иерархией ценностей… Личность, сознавшая свою ценность и свою первозданную

свободу,

остаётся одинокой

перед

обществом,

перед

массовыми процессами истории» (Н. Бердяев). Абсолютный Преступник

– это осознавший свою ценность и

осуществляющий право на свою первородную свободу. Его абсолютность – это усталость от относительности и условности, преодоление их. В абсолютном добро и зло, любовь и ненависть, страх и отвага, радость и скорбь суть одно. Он хочет любить жизнь во всех её проявлениях, осознавать сущность каждого мига. Абсолютный Преступник может внушать к себе сильную любовь или сильную ненависть, но он никогда не вызывает равнодушие и презрение. В каждом человеке идёт борьба двух начал: свободы и необходимости. Слабость нарекла свободу Дьяволом, а необходимость – Богом. Для сильного Бог один, и имя ему – Свобода. И если Богу для того, чтобы быть тем, кто он есть, – быть Свободой – нужно стать Дьяволом, значит, так нужно человеку. Так нужно редкому виду человека – Абсолютному Преступнику. «Свобода есть моя независимость и определяемость моей личности изнутри, и свобода есть моя творческая сила, не выбор между поставленным передо мной добром и злом, а моё созидание добра и зла» (Н. Бердяев). Я возвращаю обществу свой билет в театр принудительного счастья. Для меня человек – цель, и достичь цели, достичь самого себя он может лишь ОДИН, лишь когда в воле своей узнает волю Бога. Для общества человек всегда средство. Общество – это беговая дорожка, по которой человек убегает от самого себя, от свободы. Общество – это отказ быть Богом, отсутствие веры в себя. Человек, опомнись, будь целью, перестань быть средством. Опомнись в Преступнике. Ибо лишь победив страх, ты сможешь вернуться к самому себе. Не слышит.. Не хочет слышать. Быть средством – таков удел большинства. И этот удел недобровольный, ибо нет у них своей воли. У них воля выродилась в «общую волю», совесть – в закон внешний, думанье – в инструкции и регламент. Тот, кто цель, а не 105

средство, знает, что понимание приходит через страдание, которое он, часто сам того не понимая, ищет. «Для меня думать и чувствовать, понимать и страдать – одно и тоже» (Белинский). Освобождение от власти «общего» – такой истинный мотив действий Преступника, его движущей силой является неделание быть частью, а желание быть целым. Он ищет, а «кто ищет, вынужден блуждать». Преступление – это его блуждания, в котором он творит Свободу. Философия Преступника – это философия действия, действительного осуществления Свободы бунтом против Системы. Осуществление своеговолием. Власть – это всегда чужая воля и значит, не благо, а зло. Зло узаконенное, беспредельное и опьянённое чувством собственной вседозволенности и безнаказанности. Аксаков К.: «…государство как принцип – зло, государство по своей идее – ложь». Ложь, дающая право человеку быть Преступником. Если Система и рабы её осуждают тебя, обвиняют и боятся – знай: ты на правильном пути. «Воистину, мы куём для себя в этой жизни или цепи рабства, или орудие для освобождения». Воля Преступника – это единственное орудие для освобождения. * * * По данным аудита, проведённого счётной палатой, МВД Украины потребляет государственных средств столько же, сколько все социальные отрасли (медицина, наука, образование, культура) вместе взятые. Воистину, живу в полицейском государстве, где грех не быть Преступником. Неужели менты нужны людям больше, чем врачи, учителя и учёные? Нет, они нужны власти, которая держится на силовых структурах. Процент преступности серди ментов больше, чем среди простых граждан. Известно, что в «органы» идут по принципу: работать не хочу, воровать боюсь, пойду-ка я в милицию. А здесь уже можно воровать, убивать, грабить, особо не рискуя. Есть призвание такое – гондоном быть. Человек преуспел в умении не называть 106

вещи своими именами. Злом он называет всё, чего боится, а боится он всего, что напоминает ему о главном долге – быть свободным. Этот долг перед самим собой он малодушно променял на долг гражданина. Клятвой верности Системе он нарушил клятву Свободе. Клятву, которую произнёс своим появлением в мир. Человечество

заражено

страшной

болезнью,

название

которой

идолопоклонство. «Подчинись», – твердят человеку с детских лет, и большинство подчиняется. Единицы отваживаются отстаивать себя в борьбе с Системой. «Я боролся с миром не как человек, который хочет и может победить и покорить себе, а как человек, которому мир чужд и от власти которого он хочет освободить себя… Всю мою жизнь я утверждаю мораль неповторимо-индивидуальную

и

враждую

с

моралью

общего,

общеобязательного. Это есть неприятие никакой групповой морали, противление

установленным

этой

моралью

обязательным

связям…

Выпадение из-под власти формального закона я рассматривал как нравственный долг. Я никогда не скажу, что человек, выпавший из общеобязательного нравственного закона, есть несчастный отверженный. Я скорее скажу, что хранитель общеобязательного нравственного закона есть совершенно безнравственный человек, кандидат в ад, а отверженный общеобязательным нравственным законом есть человек нравственный, исполнивший свой священный долг беззакония… Я никогда, ни в своей философии, ни в своей жизни не хотел подчиняться власти общего, общеобязательного, обращающего индивидуально-личное, неповторимое в своё средство и орудие. Я всегда был за исключение, против правила». Эти слова Н. Бердяева выражают суть философии Преступника, её теории. Абсолютный Преступник есть осуществляющий эту теорию всей своей жизнью, он – «исполнивший священный долг беззакония». Мыслящему человеку нужен смысл всего того, что с ним происходит, того, что он делает. Смысл появляется, когда простое делание превращается в творчество, когда человек осознаёт себя Творцом. Смысл жизни – это 107

создание самому своего смысла. Сам процесс такого создания – уже смысл. Творчество – это осуществление Любви к Свободе. Эта любовь и есть смысл. Абсолютный Преступник – творец самого себя, он есть абсолютное выражение любви к свободе. Так он пытается полюбить себя. Он пропитан отвращением к государству и власти, к всему, что отнимает у человека подлинность. Он есть страшный сон Системы. Классик сказал, что внутри самого себя не найдёшь бессмертия. Преступник пытается это сделать. Потому что: «Я никогда не достигал в реальности того, что было в глубине меня» (М. Пруст). * * * Когда мне было 13 лет, наградили меня в школе знаком «примерный ученик». Награда считалась серьёзной, решение о награждении принималось властями города. Отличником я никогда не был и в моём классе в плане учёбы и поведения были более достойные этого знака отличия. Видно, сыграл роль тот факт, что мой отец был доцентом политехнического института. Походил я со значком пару недель и дал поносить его двоешнику Косте, поведение которого было причиной головной боли классного руководителя. Сдали меня быстро. Что тут началось… У Кости, наверное, до конца жизни появилась аллергия на значки, как, впрочем, и у меня. Для разбора ситуации пригласили майора с детской комнаты милиции, который прочитал лекцию мне и Косте. Наши действия никаким другим эпитетом, кроме как «преступные», майор охарактеризовать не смог. Больше влетело конечно же мне, с Костей, мол, и так всё ясно, толку не будет. Но как мог я, подающий надежды, не оправдать доверия и обезличить своим действием ценность награды. Короче, после этого прекратил я, на всякий случай, подавать кому-либо надежды. Рулём класса, то есть главой совета коллектива меня всё-таки выбрали, мол, за организаторский способности. Эти же 108

способности мне приписал судья, когда вменял организацию банды. Может, наградят значком «Примерный преступник». Человек на протяжении своей жизни изменяется, но нужно делать это так, чтобы «изменение не было изменой, чтобы в нём личность оставалась верной себе». В погоне за титулами, портфелями и знаками отличия человек, сам того не замечая, изменяет себе. Желание во что бы то ни стало занять удобную позу на иерархической лестнице Системы обходятся слишком дорого – обезличиванием себя. Если ты согласен нести ответственность за свои действия – можешь поступать, как угодно. Перед кем нести? Перед той частью тебя, которая именуется Совестью. Той частью, которая роднит тебя с душой мира. Больше ни перед кем не отвечай. Имей мужество быть тем, кем должен быть человек, – мерой всех вещей. Будь готов, что тебе скажут: «Ты – преступник». Знай: это комплимент, гордись этим. * * * Вчера средства массовой информации озвучили результаты проверки контрольно-ревизионным

управлением

деятельности

департамента

по

исполнению наказаний Украины. Итогом проверки стало выявление хищения чиновниками департамента за год 468 миллионов гривен. Эта сумма предназначалась

на

закупку

продуктов

питания

осуждённым

и

подследственным и улучшение условий их содержания. Сумма для такого не особо богатого государства как Украина – фантастическая. В доле, получается, были все: от начальника департамента и вниз по лестнице, до начальников областных управлений, тюрем и колоний. В итоге имеем, что особо

тяжкие

преступления

совершают

чиновники, уполномоченные

державой исправлять преступников, большинство из которых совершили преступления лёгкой и средней степени тяжести. Все заключённые Украины не украли столько денег, сколько это сделали исправляющие их. В то время, как в зонах подыхают от туберкулёза, СПИДа, гепатита и других болезней, 109

вызванных недоеданием и неоказанием медицинской помощи те, кого осудили за украденный мобильный телефон, кошелёк с сотней гривен и прочую чепуху, – генералы, полковники, капитаны и прочая нечисть в погонах разворовывает безнаказанно сотни миллионов. Небольшая кучка из огромной армии чиновников крысанула 468 миллионов. Возникает вопрос: какую же сумму присваивает себе вся стая властвующих? «Человек стоит перед выбором: свобода или счастье, и для многих счастье – лучше» (Оруэлл). Кто поставил человека перед таким выбором? Система. Она внушает человеку искать своё счастье бегством от свободы. Преступник не стоит перед таким выбором, ибо счастье и свобода для него одно и то же. Фотографы говорят, что идеала не существует, есть лишь правильный ракурс. Так и в жизни: нужно всегда выбирать правильный ракурс. Какой ракурс правильный? Свой. Где бы ты не оказался, нужно выбирать свой ракурс, лишь он даст ощущение счастья. Даже в тюрьме можно ощущать себя счастливым. Основой такого ощущения является конечно же мысль о предстоящей свободе. О свободе внешней, где можно будет в полной мере осуществить свободу внутреннюю заявлением своеволия. Тренировка умения жить днём сегодняшним, радоваться тому, что здесь и сейчас – моё основное занятие. Потому как знаю, что если смог выработать такое умение в заключении, то вне тюрьмы день насущный будет всегда в радость. Лишь жить в себе самом умей, Есть целый мир в душе твоей Таинственно-волшебных дум… Гражданин страны Свобода. Абсолютный Преступник – это гражданин страны Свобода, он отстаивает божественное право человека – право на Свободу. В тюрьме уважают того, кто сам себя уважает. Таких немного, несмотря на показную крутость, у большинства самооценка сильно занижена. Система медленно, но уверенно делает своё главное дело – губит личность в человеке. Пытаются 110

противостоять губительному влиянию Системы немногие, а реально выстаивают – единицы. Заключение подтверждает то, что лучшая форма психологической защиты в экстремальной ситуации – абстрагирование от окружающей среды. Несливаемость со средой обитания – это отличительная черта личности. Влился в среду – потерял себя, в зоне это отчётливо видно. «Самый могущественный человек тот, кто стоит на жизненном пути одиноко» (Н. Бердяев). Я мало общаюсь, я почти совсем не общаюсь. У меня нет друзей и моё желание их не иметь не пугает меня. Мои друзья – книги, от общения с ними я получаю подлинное удовольствие. Я всегда жил больше своим внутренним миром, чем внешним, в зоне это спасает. «Ибо чем больше человек имеет в себе самом, тем меньше нужно ему извне и тем меньше для него могут значить другие. Потому что возвышенность духа ведёт к необщительности»

(Шопенгауэр).

Ещё

один

индивидуалист-одиночка

рассуждал: «Всякий, кто пытается выйти из общего стада, становится общественным врагом. Почему, скажите на милость?» (Петрарка). Достоевский говорил, что человек всю жизнь не живёт, а сочиняет себе, самосочиняется. Большинство не сами сочиняют, а списывают сочинения у других. Я когда-то тоже списывал свою жизнь, сейчас этого нет. Мой мозг уже не ищет фальшивых оправданий, ибо есть понимание того, что «лучший способ защитится – не уподобляться». Всё, что мне теперь нужно, – это всегда быть самим собою. Мне ещё только предстоит полюбить себя. Моё самое большое злодеяние – это нелюбовь к себе. Армия, милиция, политики и всевозможные общественные институты – всех их объединяет то, что они торжественно клянутся Системе не любить себя. «Что такое государство со всеми

своими

искусственными,

направленными

наружу

и

внутрь

махинациями, со всеми мерами для проявления власти, что они такое, как ни приспособление

для

положения

границ

несправедливости?» (Шопенгауэр). 111

беспредельной

человеческой

Непременным требованием к слуге государства при приёме на работу является душевная импотенция. Максим Горький, когда-то выступая перед зэками, сказал: «Да любой капиталист грабит больше, чем все вы вместе взятые». Доживи он до наших дней, сказал бы то же самое, только слово «капиталист» заменил бы на «депутат», «министр» или «генерал». Про них же сказано: «И отвратна, и неузнаваема была для них истина, если проявлялась она не в секретных инструкциях высших инстанций, а из уст чёрного народа». Ещё одним свидетельством злодейства Системы и её псов являются «Колымские рассказы» Варлама Шаламова, который провёл многие годы в лагерях. Прошедший зону, читая Шаламова, понимает, что автор часто неискренен и занимается самообманом. Ибо не ему, докуривавшему «бычки» начальника-кровопийцы и искавшему на помойных ямах недоедки опера, определять, что нормально и что нравственно для заключенного. Кто-то скажет, что условия заключения в 1938 году и сейчас разные. Согласен, очень разные. Сейчас, можно сказать, курорт по сравнению с тогда. Так ведь и человек сейчас стал свободолюбивее, поумнел, а это значит, что лишение свободы переносится им труднее. Шаламов пишет: «Лагерный опыт целиком отрицателен до единой минуты. Человек становится только хуже. И не может быть иначе». Мои 12 отсиженных позволяют не согласится с таким категоричным заключением. Опыт сам по себе не бывает отрицательным либо положительным. Опыт – это жизнь, человек сам наделяет его знаком плюс или минус. И не известно, какой знак лучше. Шаламов называет страдания негативным опытом, после которого человек становится только хуже. Страдания необходимы человеку, ибо через них он узнаёт о себе всё. Страдания учат любить жизнь во всех её проявлениях. Не всем дано стать сильным в страдании, тот, кому это удаётся, никогда не скажет, что опыт страдания отрицательный. Отрицательное – это отрицание подлинностью, отрицание лжи. Через него приходишь к себе. Возненавидев, вычеркнув какую-то часть своей жизни – отравляешь 112

ненавистью всю жизнь. Я принимаю весь свой опыт, этим я принимаю всего себя. В неволе я стал больше самим собой и это выше и важнее всяких «хуже» или «лучше». Тюрьма – это дорога человека к самому себе. Большинство

людей

маскируют

своё

малодушие

преданностью

Отечеству, морали, религии и полагаются при этом на силу закона, ибо не имеют своей силы. Лишь слабый нуждается в чужой силе, Система создана такой нуждой. Абсолютный Преступник не нуждается в чужом, ибо в нём достаточно своей силы. Дюркгейм сказал, что действие возмущает общее сознание не потому, что оно преступно, но оно преступно потому, что возмущает общественное сознание. Нет никакого общественного сознания, это очередной миф, придуманный для оправдания бессознательности человека. Есть лишь два вида сознания: сознание индивида и сознание Вселенной, или Души Мира, той, что именуют Богом. Не нужно личности, сознающей свою силу, брать во внимание возмущённое ничто. «Я обманывал ожидания всех, всегда возвращался к самому себе» (Н. Бердяев). Личность верит своим словам, своим действиям. Сделавши что-либо, не корит себя, ибо знает, что никто не знает лучше ее, как должно быть. Личность всегда сама решает, что хорошо и что плохо. Она верит лишь самой себе, верит в свое «Могу». Это и есть ее вера в Бога, в свою способность быть Им. Абсолютный Преступник – это завершающий этап веры в себя. Оглядываясь назад, я понимаю, что всегда интуитивно искал в жизни такой опыт и создавал такие ситуации, которые бы способствовали проявлению моей подлинной сущности. На пальцах одной руки можно пересчитать самые сильные проявители сути человеческой. Зона – один из них. Я не жалею ни об одном дне из 12 лет, проведенных за колючей проволокой. Я самопроявился. Теперь нужно все проявленное осознать, принять и полюбить. Поэтому я пишу. Делаю это для себя, чтобы облегчить задачу – полюбить. Кто-то скажет: какая, мол, может быть философия у преступника? Отвечаю: Любовь к Свободе. Философия – это любовь к 113

мудрости; разве любовь к свободе и любовь к мудрости – это не одно и то же? Разве мудрый и свободный – это не один человек? Вот вам и философия. Мои чувства богаче мыслей, а мысли богаче слов. Я не люблю разговаривать, красноречивые вызывают во мне подозрение в неглубокости. Многие свои чувства и мысли мне не удается выразить словами, и дело тут не в ораторских и писательских способностях, а в интуитивном понимании того, что «мысль изреченная есть ложь». «Есть мучительное несоответствие между моей мыслью и ее словесным выражением» (Бердяев). Если у общества есть характер, то основной его чертой является мазохизм, оно не может без господина. Таковым оно признает победителя, какой ценой куплена победа – уже неинтересно. Если добро проигрывает, его нарекают злом, а если побеждает – то его называют добром. Границ между добром и злом – нет, и никогда не было. Все попытки человека их установить заканчивались бедой. Так жизнь пытается образумить человека, убедить его принять и полюбить все. Истина жизни «по ту сторону добра и зла». И не может знать человек, где найдет, а где потеряет. «В ранней юности перед своим будущим житейским порицанием сидим мы, как дети, перед театральным занавесом, в радостном и напряженном ожидании того, что должно произойти на сцене. И счастье, что мы не знаем того, что действительно случится. Кто знает это, тому дети могут казаться порою невиновными преступниками, которые хотя и осуждены не на смерть, а на жизнь, но еще не знают содержания ожидающего их приговора» (Шопенгауэр). Осуждения жизнью и ее приговоров человеку оказалось мало, – начали осуждать и приговаривать друг друга. Вся мощь карательной системы направлена на то, чтобы сделать из заключенного фаталиста, плывущего по течению, лишить его всякой воли к самостоятельному действию. Лишь единицы смеют противоставлять свой дух духовному маразму Системы. Это их закаляет и делает сильнее. Абсолютный Преступник ведет свою войну, он отвоевывает себя у «общего», прорывает блокаду оккупанта Свободы, имя которому Система. 114

В характере каждого человека есть нечто одно, определяющее все остальное. У меня этим нечто является независимость. Непреодолимая жажда ее сделала меня ненавистником всякой власти. Государственная система

вместе

с

подругой

церковью

прививают

шизу

людям,

программируют их мышление так, что они отвергают и умаляют себя. Цель Системы – уничтожить в человеке веру в себя. Верящий в себя не будет слушать чиновника и попа, такой для власти всегда преступник. Половину жизни

человека

дрессирует

общество,

его

родные,

которых

тоже

выдрессировали в сознательных граждан. Обучение науке неподлинности и притворства длится лет до 30, впрочем, у кого как. В подавляющем большинстве случаев дрессировка проходит успешно, и до конца жизни у подопытного не возникает желания узнать о себе правду, а если и возникает, то страх не позволяет осуществить его. Те же немногие, что не входят в их число, как только к ним приходит понимание того, что дарованная Системой свобода

никакая

не

свобода,

пытаются

быстрее

раздрессироваться,

разучиться быть рабом. Такое поведение воспринимается обществом как бунт против «общего блага». Оно говорит приходящему в себя: «Ах ты неблагодарный, как смеешь быть не как все. Пожалуй, стоит тебя отшлепать, дитя неразумное». Отшлепать – это посадить в клетку, количество шлепков – это количество лет, проведенных в клетке. Методы дрессировки здесь уже другие, а слова те же: «Мы тебе добра желаем». Все «общее» суть зло и желать добра оно не может. Человечество обеспокоено вопросом о возможном клонировании людей. Всевозможные запреты лишь еще больше подогревают азарт ученых. Думаю, что клонирование физического тела не беда. Страшно то клонирование, которое давно успешно осуществляется Системой, клонируются души людские. «Будь как все – или не будь совсем», – читаю я между строк приговора суда. Быть можно только собою, все другое – это не быть. Система вынуждает человека притворяться; годы притворства приводят к тому, что человек забывает себя. Он стыдится себя подлинного и 115

оправдывается перед толпой за те моменты, когда не успел притвориться и показал свою истинную сущность. Большинство покидают этот мир, так и не поняв главного: причина несчастья кроется в страхе быть тем, кто ты есть. Условие

счастья

–

подлинность.

Преступление

–

это

жажда

подлинности, непереносимость притворства. Преступление – это убийство страха. Отвратительно стремление людей делить себе подобных на правых и не правых, добрых и злых, святых и преступников, отвратительно, ибо противно природе. Остается надеяться, что человечество достигнет такого уровня сознания, когда не будет ни виновных, ни невиновных, когда любовь к осуждению уступит место любви к свободе. Любящий – всегда невиновен. Любящий свободу – всегда прав. Нельзя любить свободу и не быть Преступником. Законопослушание – это презрение себя. «Мы рождаемся в истине, но, пока растем, начинаем верить в ложь… Самая страшная ложь в истории человечества – это ложь о нашем несовершенстве» (Дон Мигель Рулз). Абсолютный Преступник – это не поверивший в ложь о себе. Чиновник – это его противоположность, ибо все, что Преступник презирает, – лицемерие, карьеризм, жизнь по указу и шаблону, раболепие и холуйство, трусость и бегство от свободы, – всем этим чиновник живет. Все, что ненавистно Преступнику, составляет смысл жизни несущего службу раба Системы. Ничего, кроме презрения, не могут вызывать те, смыслом жизни которых является погоня за чинами, титулами и должностями. Эта погоня есть бегство от страха перед самим собой. Преступник знает, что человеку никогда не даются желания без сил на их осуществление. Кто не рискует собою, тот не знает себя. Абсолютный Преступник сделал своим смыслом жизни вкушение запретных плодов, так он становится Богом. Он знает: быть Богом – это быть самим собой; быть Богом – это быть Преступником. «Не только добродетель необходима природе и, наоборот, не только в преступлении она нуждается, но и утверждает себя в совершенном равновесии между тем и другим. В этом состоит ее бесконечная мудрость. Но можем ли мы быть виновны, добавляя 116

то к одной, то к другой стороне, когда она сама располагает нас на своей шкале» (Маркиз де Сад). Мне противен всякий стремящийся к власти, ибо он слабак. Люди живут в тюрьме страхов стереотипов и неуверенности и эта тюрьма страшнее той, в которую они меня посадили. Каждый сам себе строит свою тюрьму. Преступник – это разрушающий самую страшную тюрьму – из страха. Сказано, что тюрьма отпирается снаружи, а свобода изнутри. Тюрьма тоже отпирается изнутри, – это и есть Свобода. «Пропасть низменного и возвышенность сверхчеловеческого являются частью одного целого, вновь и вновь порождающего нечто новое. Стремление к идеалу невозможно без обращения к темным глубинам своей души. Чем сильнее тяга к одному, тем значительнее становится влияние другого. Это единство неразрывно

и

неизменно

присутствует

в

каждом

из

проявлений

человеческого, в каждом отдельном человеке» (Сибэ Шаап). * * * Каждый человек обладает счастьем, ему лишь нужна смелость, чтобы его использовать. Счастье – это Свобода. Страх – враг счастья, ибо он отнимает свободу. Абсолютный Преступник – это счастливый, который преодолел страх перед свободой. Его не устраивают придуманные кем-то смыслы и объяснения жизни. Он создает их сам. Лишь сделавший свою жизнь «опасным прохождением пути» узнает правду. Преступник повторяет слова своего брата по духу Заратустры: «Это прошлое нежеланно, оно было моей волей, это будущее нежеланно, оно – моя воля». Лишь сумевший полюбить себя сумеет узнать, кто он. Нужно исследовать самые темные стороны своей сущности, главное – не обманывать себя. Зона не самое худшее место для такого исследования. Здесь упрощает задачу то, что серость окружающей обстановки вынуждает мыслящего человека уйти в себя. Закон тюрьмы – недоверие. Недоверие к другим – это нормально, это необходимо здесь. Беда, когда появляется 117

недоверие к самому себе, это убивает дух человека. Система этот момент усвоила и успешно использует. Поссорить человека с самим собой – это ее главная задача. Ей это удается с теми, кто ведет и ощущает себя как жертва, с привыкшими терпеть. Таких в зоне большинство, они не Преступники, а просто несчастные и слабые люди (потому несчастные, что слабые). Есть в науке понятие «виктимное поведение», поведение жертвы. Пенитенциарная система вырабатывает в человеке такое поведение. Темница – гробница, в этих словах не только рифма, они и по смыслу похожи. Обитатели темниц ассоциируются с заживо погребенными. «… ибо, с тех пор, как существует человеческое правосудие, под сводами судилища гулко отдается эхо гробниц». Логическим продолжением инакомыслия является инакодействие, которое есть всегда противодействие большинству. Такое противодействие большинством трактуется как преступление. Преступник – это действующий по-своему, что значит по своей воле. Он не признает лозунг: свобода одного гражданина кончается там, где начинается свобода другого. Ибо он знает: свобода – это то, что не кончается. «Общество создает все новые правила, а вслед за ними противоречащие этим правилам законы, а затем новые правила, противоречащие этим законам. И люди становятся испуганными и боятся шаг ступить за пределы того, что установлено невидимым распорядком, подчиняющим себе жизнь каждого» (Пауло Коэльо). Суть законопослушания – это страх. Преступник – потерявший этот страх. Человеку страшно быть тем, кем ему хочется быть. И чтобы не начать презирать себя, он нарекает свой страх другими именами, добродетель – одно из них. «… зло не является сущностным компонентом человека, но порождается общественными структурами» (Адорно). Признайте, лживые, что наказание преступника – это не «торжество справедливости», а обычная месть слабых, месть, совершенная чужими руками. «Дух мщения: друзья мои, он был до сих пор лучшей мыслью людей; и где было страдание, там всегда должно было быть наказание. «Наказание» – именно так называет 118

само себя мщение: с помощью лживого слова оно притворяется чистой совестью» (Ф. Ницше. «Так говорил Заратустра»). Доктор Сибе Шаап в своей книге «Человек как мера. Учение Ницше о ресентименте» объясняет: «Ницше выделяет два типа преступлений. Первый является продуктом болезни,

второй

–

результатом

потребности

острых

ощущений,

приключений. Сами эти типы не всегда бывают очевидными на практике, но типология

становится

основой

представлений

о

происхождении

преступности, ее сущности и способа ее предотвращения. Преступление как болезнь

возникает

в

результате

сочетания

социальных

условий

и

физиологической природы преступника. Такая преступность называется причинами, на которые человек не в состоянии повлиять. Второй тип преступности порожден жаждой ощущений, желанием противопоставить себя обществу, вступить с ним в поединок. Подобного рода преступники имеют явно выраженные мотивы поведения: «пытаясь обрести свободу, размерить свои границы, они вступают в конфликт с существующими правилами и нормами». Второй тип – это тип Абсолютного Преступника. Он обретает свободу тем, что сам создает ее бунтом против Системы. Он создает ее Преступлением. Законопослушный гражданин напоминает коня в шорах, который боится видеть правду и идет, понукаемый чужой волей. Его шоры – это страх решать все самому. Человек осуждает все то, чего боится, он боится быть Преступником и поэтому осуждает. Его осуждения – это стыд за испытанный страх. Виктор Гюго сказал: «Правосудие сведено к махинациям и уловкам». В действительности не может быть никакого правосудия, ибо не может быть, что у одних есть право судить, а у других – нет. Тут либо все правосудящие, либо – никто. Алексей Толстой сказал, что если бы черта не было бы на свете, то не было бы и святых. То же можно сказать о преступниках, ибо благодаря им существуют праведники. Осуждающие творят зло, надев маску добродетели и, когда им на это указывают, возмущению их нет предела. 119

«Сущность проявления зла заключена в оценке происходящего и его последствий как проявление зла. Иными словами, зло порождается интерпретацией происходящего. Именно поэтому было бы справедливее назвать творящим зло не злодея, а того, кто воспринимает последствия совершенного им преступления как проявление зла. Не исключено, что «не судите, да не судимы будете» указывает именно на этот источник зла. Ведь человек в состоянии удержаться от оценки происходящего. …Осуждение распространяется и на того, кто его высказывает, кто случайно в совпадении видит проявления зла и обвиняет в этом другого. …Морализирующее осуждение направлено не против сущности поступка, совершенного преступником, но против преступника как человека во всей его полноте» (Сибе Шаап). Многолетнее пребывание в тюрьме приводит к тому, что человек начинает бояться любых изменений в своей жизни. Каждый день одно и то же на протяжении многих лет – отупляет. Страх перемен, привитый зоной, лишает шансов на успех покинувшего ее стены. У Довлатова есть слова: «По Солженицыну лагерь – это ад. Я же думаю, что ад – это мы сами». Я знаю, что преодолеть внешний ад под силу преодолевшему ад внутренний, имя которому – страх. И тогда можно повторить за Вольтером его великую по смыслу мысль: «Рай там, где я». Справедливость Абсолютного Преступника «не имеет ничего общего с выветрившейся в корректность справедливостью людей порядка». Он не позволяет никому наводить порядки в его голове и, тем более, сердце. Он запрещает кому-либо указывать ему меру, ибо он сам мера всего. Ничто внешнее не может быть ориентиром тому, кто погрузился в свою глубину. Отвращение к законам и общественным институтам испытывал самый известный Преступник – Иисус. Общество всегда извлекает пользу из несправедливости,

принесенной

одному

человеку,

и

называет

эту

несправедливость «общим благом». Почему тогда несправедливость, совершенная одним человеком, не признается таким благом? Нужно быть не 120

просто нарушителем закона, а великим злодеем, как Наполеон, Сталин, Гитлер, чтобы заставить проповедников общего блага с собой считаться, чтобы стать вождем общества, так любящего справедливость. Злодей – это преступник плюс политик. Подлинный Преступник – враг политике, поэтому он не злодей. Он, как никто, понимает смысл слов: «Закон (юридический) – это кристаллизация общественных предрассудков». Большинство людей живут на расстоянии с самим собой, лишь так они могут переносить себя. Название этого расстояния – страх. Так и проживают жизнь и умирают, оставаясь себе чужими. Живется таким намного легче, чем познающему себя. Но эта легкость превращает в ничтожество. Страх окунуться в свою глубину и добросовестно ее исследовать делает человека поверхностным.

Эту

трусливую

поверхностность

нарекли

добропорядочностью. У самопознания есть противопоказание, название которому слабость духа. Самопознание изживанием своей глубины – это занятие Абсолютного Преступника. «Тот, кто познал себя, познал своего Господа» (Магомет). Преступник знает, что играть по своим правилам всегда вернее и жить по своим законам всегда честнее. «Многие кажутся хорошими лишь потому, что боятся казаться плохими». Понятие «хороший» уже так затаскали, что в пору хотеть быть плохим. Абсолютный Преступник – это «тот, кто чувствует себя обесчещенным при одной лишь мысли, что он является орудием в руках какого-либо правителя или какой-либо партии и секты, или даже денежной власти…» Мне противно неестественное облагораживание своей жизни путем самообмана и осуждения других. Грош цена «порядочности», купленной

неискренностью

с

самим

собой.

Люди

Системы

есть

производители лжи. Титулы, чины, звания – все это есть жалкая попытка победить страх перед подлинной жизнью бегством от свободы, бегством от самого себя. Система – это убежище таких беглецов. Правозащитники озвучили статистику: каждые 40 секунд правоохранительные органы совершают насилие по отношению к гражданам. Подлинная задача силовых 121

структур, прокуратуры и суда – держать людей в страхе перед властью. Это называется «учить граждан быть законопослушными». Псам Системы позволено все, ибо они верно служат хозяину. * * * Гюго сказал: «На земле существует явление, открывающее путь к неведомому».

Таким

явлением

есть

Абсолютный

Преступник.

Преступлением он открывает путь к доселе неведомой свободе. Он творит ее в своей жизни. Его жизнь – это эксперимент по повышению качества свободы. Он – убийца страха. Он не инсценирует себя перед собою, он хочет любить себя без маски. «Вы сами, как никто другой во всей вселенной, заслуживаете своей любви и преданности» (Будда). Преданностью себе создается

свобода.

Преданность

себе

–

это

всегда

Преступление.

Преступником становится тот, кто понял, что подлинная любовь рождается из своеволия, – любовь к свободе. Система – это все, что убивает любовь к свободе, все, что учит: своеволие – это не свобода. Преступник – это состояние духа, состояние вечно бунтующего духа. Он бунтует против лжи о Человеке. Он учит не быть жертвой. Он учит хотеть быть Богом и мочь быть им… Хотеть и мочь быть самим собою. Абсолютный Преступник – это вызов всему, что рождено страхом. Он любит реальность, ибо любит все трудновыносимое. Заключение помогает человеку избавиться от ненужных привязанностей, от всего, что отвлекает от главного. В тюрьме легко быть философом. Но подлинный философ знает, что познать себя возможно лишь действием, создающим свободу. Имя этому действию – Преступление. Оценивающим и осуждающим: «На обратной стороне ярлыков, которые мы вешаем, написаны наши имена». Вы слышали новость: весы Фемиды лгут. Они всегда лгали и будут лгать. Почему? Потому что Фемида на самом деле шлюха. Она содержанка власти, проститутка, обслуживающая властьимущих. Купить ее, конечно же, могут не только наделенные властью, но и все у кого достаточно денег, я и сам ее покупал. Это она втихаря от 122

своего папика – власти – иногда подрабатывает на стороне. «Суд-то идет, да только правосудие ни с места». Большинство существует с помощью только пяти органов чувств, обозначенных еще Аристотелем. Думаю, что осознанно живущему человеку такого количество чувств недостаточно. Шестому чувству название уже придумали. Я дам название седьмому – чувство свободы. Потребность в этом чувстве есть у немногих, и она врожденная. Человек с развитым чувством свободы усвоил истину: свобода – это продукт моей воли. Система имеет ровно столько власти над тобой, сколько ты ей позволяешь. Между строк законов, уставов и обязанностей обладатель седьмого чувства всегда читает внушение: откажись от свободы. Во все времена существовали два типа людей: люди Системы и люди Свободы. Подавляющее большинство – это первые. И только сила духа вторых не позволяет первым одержать окончательную победу. Система – это сеть операционных по удалению седьмого органа чувств, духа, жаждущего свободы. Самые успешные операции производятся в тюрьмах и лагерях, по живому, без наркоза. «Кто знает и как называется, что законно?», – лишь единицы задаются этим вопросом. И эти единицы не принадлежат к «добропорядочным гражданам», к тем, кого устраивает, что за них все решают, к живущим придуманной чужой волей жизнью. Единицы, привыкшие вникать в суть всего и презирающие все «общее», всегда будут осуждаемы «авторитетами и их рабами». «Я сам решаю, что законно», – так говорит Преступник. «Человек несвободный – позор для природы … кто хочет быть свободным – должен достигнуть этого сам». Преступник слышит голос жизни, «которая взывает к каждому из нас: «Будь мужчиной и следуй не за мной, а за собой! Сам за собой!» (Ницше). Я соблюдаю библейское «стойте в свободе». Соблюдение этого требует быть Преступником. Все заурядное приводит меня в унынье и навевает скуку. Я нахожу в себе смелость не унывать и не скучать, смелость творить свободу Преступлением. «Ибо, поверьте мне! – тайна пожинать величайшие плоды и величайшие 123

наслаждения от существования зовется: опасно жить! Стройте свои города у Везувия! Посылайте свои корабли в неизведанные моря! Живите, воюя с равными вам и с самим собой! Будьте разбойниками и завоевателями, покуда вы не можете быть повелителями и владетелями, вы, познающие!» (Ницше). Увидеть себя до дна сможет лишь опасно живущий. «С одной великой целью оказываешься сильнее даже справедливости, не только своих поступков и своих судей» (Ницше). Имя этой цели – Свобода. Имя ее матери – Моя Воля. * * * Когда меня, 18-летнего, первый раз осудили, я люто ненавидел всех, чьим именем суд огласил приговор. Теперь, спустя 17 лет, отбывая второй срок заключения, я уже не испытываю той ненависти, ибо это слишком достойное чувство, чтобы проявлять его по отношению к рабам Системы. Преступник – это призрение к страху. Презрение ко всему, что движимо страхом. Сказано: «Каждый наиболее чужд самому себе». Преступник – это тот, кто наиболее близок самому себе; близость, даруемая бесстрашием. Альберт Камю сказал: «Свободен тот, кто может не лгать». Я добавлю: не лгать себе. Лишь идущий своим путем застрахован от самообмана. Нет пути правильного или неправильного, как учат моралисты. Есть свой путь и чужой путь. Либо ты протаптываешь свою дорогу, либо идешь по чужим следам. Пресмыкание по чужим следам – это попытка сохранить и обезопасить себя. Но в действительности такие теряют себя. Общество

предъявляет

на

человека

свои

права,

генеральную

доверенность, выписанную как будто самим Богом, согласно которой человек является собственностью среды обитания. «Живи как все», – говорит общество человеку. Так повелось, что у общества – права, а у человека – лишь обязанность. Заявить про свои права и указать на обязанности общества перед личностью – неслыханная дерзость. Но что такое общество? Система. Попытка личности освободиться от кандалов, называемых «социальная ответственность», зовется Преступлением. «Либо ты в Системе, либо ты 124

Преступник», – говорит общество человеку. Быть свободным, оказывается, противозаконно и аморально. А о морали: «Моралью каждый побуждается быть функцией стада и лишь в качестве таковой приписывает себе ценность». Мне говорят: «Ты несешь вред обществу». Я отвечаю: «Общество несет вред мне, ограничивая мою свободу законами». Создание законов – это создание преступников. «Где нет закона, нет и преступления» (Апостол Павел). Я ощущаю свою правоту, лишь когда мои действия не соответствуют «общим убеждениям и ценностям». Я не ищу «разумные» объяснения своим противоречивым мыслям и действиям. Я не кривлю душой. Подлинные мотивы своего поведения человек осознает редко. Эта намеренная бессознательность помогает ему считать себя хорошим. В словаре можно найти 1800 прилагательных, описывающих черты характера человека. Судьи, решающие судьбы людские, не знают и сотой части этих пазлов, составляющих картинку «человек». Подлинность – это основная черта Преступника. Прочитал сегодня в газете, что бывший министр внутренних дел обвиняется в завладении государственным имуществом в особо крупных размерах. Он был действующим министром, когда его подчиненные меня арестовывали. «Воистину, причудливо тасуется колода карт». Ехидничать не буду, но тот факт, что «борцы с преступностью» обличают друг дружку в нарушениях закона, за которые не так давно расстреливали, – не может не радовать.

Министры

особо

крупно

воруют,

генералы

милиции

собственноручно убивают журналистов, судьи «колядуют» миллионы… Что происходит? Кто-то скажет, что это единичные случаи и по ним нельзя судить о всей Системе. Можно и нужно, ибо случаи не единичны, а систематические,

случаи,

проявляющие

истинную

сущность

власти.

Человека ведь власть судит как раз за единичное нарушение закона, всего человека, всю его судьбу решает, невзирая на иные стороны его личности. Почему к системе власти подход должен быть другим? Тут либо нет 125

невиновных и виновны все, либо нет виновных и тогда все невиновны. Земля напоминает один большой суд, где каждый одновременно является обвиняемым и обвиняющим. «Если ты ведаешь, что творишь, – ты блажен, но, если ты не ведаешь этого, – ты проклят и преступник закону», – сказал Иисус и спустя время сам стал проклятым и преступником закона. Быть блаженным комфортно, но честнее быть проклятым. Главное – не преступать свои законы, а это возможно, лишь когда ты Преступник чужих законов. Отказ от своей воли в угоду толпе есть проклятие самого себя. Делающие такое воистину не ведают, что творят. Государство совместно с подругой церковью прививают шизу людям, программирует мышление толпы, после чего те начинают судить себя, отвергать и обвинять. Все действия этих лицемерных подружек направлены на то, чтобы подорвать в человеке веру в себя. Ибо известно, что верящий себе не будет слушать чиновника и попа. Для власти верящий в себя всегда преступник. Моя жизнь себя оправдывает. Счастье – это иллюзия. Человек не будет счастлив до тех пор, пока его мерилом в жизни будет счастье. Жизнь выше всяких мерок, оценок и определений. Жизнь лишь тогда жизнь, когда она Своя жизнь. Она всегда оригинал и копией быть не может. Жизнь – это непрерывное созидание нового. «Только тот имеет силу созидать новое, у кого есть смелость быть абсолютно отрицательным» (Фейербах). Только тот имеет силу быть тем, кто он есть, у кого есть смелость быть Абсолютным Преступником. «Мне свойственен прирожденный аристократизм, но я думаю, что этот аристократизм как раз и отрицает иерархические чины и положение в обществе. Я всегда думал, что государство есть плебейское учреждение и что так называемая аристократическая организация общества есть плебейская организация… Но я не согласен, чтобы моя ценность и ценность другого существующего определялась порядком целого, общего. Я никогда не мог вынести, чтобы отношения людей определялись по иерархическим чинам… Мне всегда думалось, что подлинные качества и достоинства людей не имеют никакого отношения к их иерархическому 126

положению в обществе и даже противоположно… Мне неприятен всякий мундир, всякий орден, всякий условный знак почитания людей в обществе» (Бердяев). Прирожденный аристократизм – это когда свобода превыше всего. Аристократ создает свободу своей волей, поэтому прирожденный аристократ – это всегда Абсолютный Преступник. Он живет настоящей жизнью – жизнью по своей воле. «Все порвать, бросить всему вызов, все переделать на свой лад – это и есть настоящая жизнь» (Гюго). Живущий настоящей жизнью любит трудности, ибо знает, что в благополучии себя не узнаешь. Несчастье – счастье для философа. Для него все есть счастье, ибо он знает: «Мы грешны в той мере, в какой несчастны». Называющий себя личностью обязан иметь свою философию, создать ее своей жизнью. Преступник Сократ был приговорен к смерти за «непочитание богов». Прошли тысячелетия, а приговоры за непочитание богов оглашаются и поныне. Вот только смысл слова «бог» стал шире. Речь теперь идет больше о земных богах – существах, присвоивших себе право решать судьбы себе подобных. Абсолютный Преступник – это непризнание над собой никакой власти, абсолютное непочитание богов. Он – философ непринятых истин. «Философия есть искание всего странного и загадочного в существовании, всего, что было до сих пор ранимого моралью. Коснуться границ разума – вот это, прежде всего, и есть философия» (Ницше). Философия есть, прежде всего, искание себя и оно возможно лишь в свободе, в свободе, которой нет и которую предстоит создать ищущему себя своей волей. Свобода – это максимальное действие воли Преступника. «… философия изобретает способы существования или жизненные возможности», – сказал Ницше. Это о философии Преступника. Почему я пишу? Потому что «вовсе нелегко отыскать книгу, которая, научила нас столь же многому, как книга, написанная нами самими». Так называемый закон янта гласит, что лучше быть посредственностью и безликостью, ибо такая жизнь не сулит особых проблем. Все попытки быть 127

иным ни к чему хорошему не приведут. Подавляющее большинство придерживаются этого закона, а это значит, что личностями они не являются. Такие приходят в ужас от одной мысли быть не как все. Но есть и такие, которые приходят в ужас от противоположного – быть как все. Во все времена реакция большинства на поступающих и думающих иначе была одинакова – осуждение и наказание; во чтобы то не стало заставить чувствовать вину. Но вина вине рознь. Вина перед безликой толпой – это невиновность перед самим собой. Осуждение малодушных – это подсказка что ты на правильном пути. Всю жизнь общество навязывает мне свои смыслы. Я знаю, что смысл, истина – это продукт моей воли, моего духа; их создают, а не получают в готовом виде. Быть создателем истин и смыслов – немногих прельщает такая участь, проще жить по уже созданных кем-то. Сила духа создателя всего своего есть у Абсолютного Преступника. Неприятие создаваемых им истин Системой есть подтверждением их верности. Человек из кожи вон лезет, чтобы доказать чужим ему людям, что он хороший. Все потому, что кажется недостаточно хорошим самому себе, потому что не любит себя. Не любит в угоду миру. Самое трудное и главное – это полюбить себя. Полюбить себя – полюбить все. Все, что окружает человека, твердит ему: ты плохой. Не любящие себя, не верящие себе подрывают веру в себя у ближнего. Это назвали человеческим общением. Человека, не захотевшего верить в ложь о себе, в свою виновность нарекают преступником. В детстве меня учили, каким я должен быть, я долго слушал и соглашался. Чтобы оправдать чьи-то надежды, приходилось быть не тем, кто я есть. Учителя жизни вдалбливали, что быть подлинным – это плохо. Я рано понял, что меня обманывали, в 17 лет сел в тюрьму для несовершеннолетних преступников. Преступник – это возвращение подлинности, украденной ложью мира. 128

Самая тяжелая статья в обвинительном заключении каждого человека – нелюбовь к себе. Приговор гласит: приговорить к любви. Лишь в свободе его можно привести в исполнение. В категорию «преступник» всегда попадало все то, что не согласовывалось с общепринятым представлением о добре и зле. Мозг общества ленив, он помещает все новое уже существующие категории и объяснения. Для того, чтобы быть значительными «по закону», сила духа не требуется. Совсем другое дело быть значительным «по жизни», одному, своей силой. Быть значительным в пределах санкций общества – это быть никем. Попробуй быть значительным вопреки, против течения, зная, что за тобой никто не стоит. Чиновник сильный не своей силой, а силой своего хозяина – Системы. Преступник сильный только своей силой духа и воли. Он сильный потому, что Один. Его душа не боится встречи с душой вселенной. Ибо вся его преступность суть жажда к познанию. Когда наступит время, и Бог будет знакомиться с моим личным делом, для того чтобы решить в какой из небесных бараков меня поселить, то в анкете в графе «достижения» он прочтет: настоящий, а в графе «образ жизни»: Преступник. И тогда, немного задумавшись, он определит меня в самое комфортное место, ибо вспомнит что его Сын тоже был когда-то Преступником, до того, как стать Богом. * * * В психологии есть понятие «фундаментальная ошибка атрибуции». Это тенденция переоценивать влияние личности или других внутренних черт и недооценивать ситуационные моменты при объяснении поведения других людей. Большинство думает, что поведение человека отражает всю его сущность, особенно, если поведение «неправильное». Фундаментальная ошибка атрибуции

–

это

наиболее распространенный

предрассудок

межличностных отношений. Совершающий такую ошибку не берет в расчет силу ситуации, которая проявляет в человеке «худшее». 129

У большинства живущих внешняя обстановка меняет внутренние установки. Тюрьма очень показательна в этом смысле. Единицам удается сохранить свои убеждения, отстояв их перед толпою. Психолог Виктор Франкл, выживший в нацистском концлагере смерти, сказал: «Последняя из наших человеческих свобод заключается в возможности при любых данных обстоятельствах выбрать себе психологическую установку». Недостаточно только выбрать, нужно иметь силу духа и воли жить этой установкой. Не законы для людей, а люди для закона – именно так обстоят дела. И пока они так обстоят, плюю я на все законы, придуманные не мною. Все нужные мне законы заложены во мне природой. По сути, это один закон, имя ему – Свобода. Лишь она имеет значение. Почему? Где она – там любовь. С одной стороны на личность накладывает обязанности общество, с другой – собственное Я обязывает поступать определенным образом, дабы сохранить самоуважение. Малодушный позволяет требованиям социума быть руководящими. Такое позволение приводит к тому, что территория Я пожирается чужими. Противоречия между обязанностями перед «общим» и обязанностями перед своим Я мне довелось ощутить рано. Первая попытка их разрешить с присущим в юности радикализмом закончилось тюрьмой для несовершеннолетних. Прошло 18 лет, 12 из которых в тюрьме, и нет больше никаких противоречий. Ибо не может быть у человека никаких обязанностей, кроме как перед самим собой. И исполняются эти обязанности своеволием, а результат их исполнения – свобода. Свобода – это когда территория твоего Я расширяется до пределов вселенной. Впрочем, есть еще одна обязанность – перед сыном: научить его любить свободу, не повторяя моих ошибок. Хотя, может это и не ошибки вовсе. Кто берется судить, где человек ошибается? Ведь ошибки, на которых учишься, перестают быть ошибками. Главное – не лгать себе. * * * 130

Осужденные своими силами делают ремонт корпуса монастыря, чтобы хоть немного улучшить условия жизни. Сегодня, 29 марта 2011 года, в камере №20 была обнаружена замурованная в стену (толщина которых полтора метра) бутылка, в которой обнаружили письмо, написанное заключенными в 1966 году. Послание из прошлого привожу дословно: Потомкам! Здесь, в этом монастыре, томились в неволе следующие граждане СССР: 1. Дорохин В. С. – 6 лет, от рожд. 35 лет из г. Севастополя. 2. Репенко Л. Н. – 5 лет, от рождения = 37 лет из г. Запорожье – 33. 3. Карпенко Ю. И. от рождения 36 лет 3 года г. Днепропетровск. 4. Маслаков А. И. = Высшая мера – расстрел. заменили = 20 лет от рожд. 35 лет с. Ровеньки Луганской обл. 5. Павлов В. М. = Высшая мера – расстрел. заменили = 15 лет, от рожд. 29 лет г. Донецк – 41. Амбулаторная №7. 6. Пономарев М. В. = 5 лет от рожд. 42 года г. Одесса. 7. Феронов М. И. == 8 лет от рожд. 26 лет г. Краснодар. 8. Мельник В. Н. Высшая мера, заменили 25 лет, отсидел 11 лет и сошел с ума, всеравно ему не верят и держат под стражей. 9. Зинченко А. Н. = 12 лет от рожд. 30 лет. Составлен документ с участием всех выше указанных заключенных особо строгого режима год: 1966 – месяц Ноябрь 13. Встречаем 49 годовщину под замком и разрешили по пол кило луку. Да здравствует гуманность, Ура! Когда корабль терпел крушение, моряки бросали в бутылки послание в воду с надеждой, что нашедший расскажет миру о постигшей их судьбе и передаст

родным

последнее

«люблю».

Что

двигало

арестантами,

написавшими послание потомкам? Понимание того, что корабль жизни идет ко дну, и шансов выплыть из пучины Системы нет. Волнами, поглотившими бутылку, стали стены монастыря – зоны особого режима. Послание попало по назначению. Документ находится у меня, выйду из тюрьмы, наведу 131

справки. Шансов, что кто-нибудь из них еще жив, почти нет. Но, возможно, их родные прочтут между строк ненаписанное «люблю». Член «Боевой организации» эсеров Каляев И. П. писал из тюрьмы: «В четырех стенах тюрьмы трудно ориентироваться в важном и неважном…». Я с этим не согласен, потому что именно в заключении и, тем более, одиночном появляется уникальная возможность разобраться в себе, решить, что главное. Одиночная камера лучшее место для философа. Система проповедует две морали: одна для простых смертных, та, где «не убий», «не укради» и т. д., а другая мораль политическая, для «сильных мира сего», которая им все разрешает. Но есть такие, которые имеют врожденную непереносимость к чьим либо попыткам научить их жизни, к нравственности безнравственных. Они создают свою нравственность, черпая материал для нее из своей глубины. И нет в их нравственности места для неискренности, трусости и притворства. Ибо – это нравственность Абсолютного Преступника. Он тот, кто знает Свою силу и живет только своей силой. Этой силы хватает на то, чтобы самому быть мерилом, создателем ценностей, на то, чтобы жить по своим законам. «В борьбе обретешь ты право свое». Речь идет о борьбе не только с внешними силами, побороть нужно самую могущественную силу внутри себя, – страх. Побеждающий его обретает право решать все самому. В Евангелии сказано: «Кто хочет душу свою сберечь, тот потеряет ее, а кто потеряет душу свою ради Меня, тот обретет ее» (Моф. 16). Бред? Вот как я понимаю эти слова: «Душу свою сберечь» – это сохранить свою «невинность», невинность перед собою путем отказа от самопознания, путем самообмана. Вставив кляп в рот своей совести, душу не сбережешь. Сказано: «Царство Божие внутри нас». Бог – это каждый из нас. Душа человека – часть Души Мира. Поэтому слова «кто потеряет душу свою ради Меня» читай: «ради Себя». Потерявший душу ради Себя становится Богом, обретая свою подлинную душу, имя которой Свобода. 132

* * * Чиновники извратили саму идею «государство». Они полагают, что не государство должно служить человеку, а человек рождается для службы Системе. У меня нет ненависти к чиновнику, одно лишь презрение. Мне его жалко, ибо обменял он из страха самое ценное, что есть у человека – свободу – на псевдомогущество. Каждый чиновник есть чей-то цепной пес. «Обязуюсь выполнять команды хозяина», – написано на лбу лакея Системы независимо от ранга. В Преступнике чиновник видит своего злейшего врага, ибо он есть напоминание о свободе и самобытности, которую так невыгодно продал чиновник. Понимает, что трус, но назад пути нет, ибо жить не по указу, а по-своему уже не умеет. Психологи твердят: «Никто не обязан оправдывать ничьих ожиданий». Общество думает иначе: человек обязан оправдывать ожидания толпы, которая его окружает. С момента рождения человек уже должен всем, должен «обществу». Ему все вокруг твердят про обязанности. В итоге он смиряется с тем, что «должен» и «обязан», забывая о своем праве на свободу. Чем меньше страха в тебе – тем больше осуществляешь свое божественное право на свободу. Есть лишь одна обязанность – быть Богом. И лишь одним путем она осуществима – верой в себя. * * * Читаю книгу Адольфа Гитлера «Моя борьба», написанную им в тюрьме. Он с презрением высказывается о преступниках. Это радует. Радует то, что не видит в преступнике родственную душу. Сейчас в мире таких гитлеров у власти сотни. Теперешние творят зло более цивилизованно. Они – лицо Системы, поэтому подлинный Преступник всегда будет представлять для них опасность. Ему важно качество жизни, и деньги не основной творец этого качества. Деньги, несомненно, делают жизнь более независимой при условии правильного к ним отношения: как к средству, а не как к цели. 133

Люди живут иллюзией, что они контролируют свою жизнь. Особенно упорствует в заблуждении властьимущий. Не может человек быть хозяином самому себе, если над ним куча хозяев, указывающих ему, что делать, если живет не по своей воле. Монстр Система диктует всем правила игры. Играют все. Кто не играет – Преступник. Гражданин – это скверная штука. «Человек-гражданин – это лишь единица, зависящая от знаменателя, значение которой заключается в ее отношении к целому – к общественному организму. Хорошие общественные учреждения – это те, которые лучше всего умеют изменить природу человека, отнять у него абсолютное существование, чтобы дать ему относительное, умеют перенести его Я в общую единицу». Абсолютный Преступник – это не позволивший отнять абсолютное существование. Человек вырядился в гражданина, человек с единственной обязанностью – любить, и единственным правом – быть свободным – мутировал в гражданина с множеством обязанностей, порожденных страхом. Гражданин – это антоним понятия Преступник. Последний – это лишенный какого-либо подданства. Он сам себя его лишил. Поданный – это современный раб; он стал таковым после того, как отказался от своего самобытного духа в пользу корпоративного душка. Абсолютный Преступник своей жизнью говорит людям: не обманывайте себя. Любая идея извне (религиозная, государственная, воровская…) сковывает мышление, лишает дух самобытной силы и поэтому неприемлема для подлинного Преступника. У него одна идея – Свобода. Я все реже выхожу из себя. Наступит время, когда я приду в себя окончательно. Приду, чтобы остаться в себе навсегда. Исследуется глубина себя, большая часть которой – мрачная бездна, и интуиция шепчет, что до дна далеко. «А там, в бездне, царит ужас. Да не испытывает человек богов и да не стремится он увидать то, что милостиво скрыли вночи под покровом страха» (Ф. Шиллер). Тем, кто не «стремится, тем, кто хочет «… путем самообмана спастись от заглядывания в мрачную бездну человеческого существа», – не дано прийти в себя. Лишь Преступнику это под силу. Ради 134

чего человек пренебрегает самим собою? Почему он в внешнем мире ищет то, что найти можно только в самом себе? «… исконного язычника в нас самих, ту часть вечной неискаженной природы и естественной красоты, бессознательной, но живой, скрытой в глубинах нашего существа… этот архаический

человек

в

нас

самих

отвергнут

нашим

коллективно

ориентированным сознанием, он представляется нам совсем неприемлемым и безобразным, а между тем он-то и является носителем той красоты, которую мы тщетно ищем всюду» (К. Г. Юнг). Этот отвергнутый человек в нас самих и есть Абсолютный Преступник. Отвергнутый из-за страха перед Свободой. «В наше время зияет глубокая пропасть между тем, что человек есть, и тем, что

он

собой

представляет,

иными

словами,

между

человеком,

функционирующим как часть коллектива, и человеком-индивидом. Функция его развита, индивидуальность же – нет… Коллективной психике как бы ненавистно

всякое

индивидуальное

развитие,

если

только

оно

непосредственно не служит целям коллектива» (К. Г. Юнг). Система отнимает у человека его абсолютное существование. Отстаивание своей безусловности произвело на свет Преступника. В мире происходит «помрачение рассудка ради духа порядка и законного образа действий». Прав был Руссо, когда изрек: «Приходится выбирать одно из двух – создавать человека или гражданина, ибо нельзя создавать одновременно и того, и другого». Из уст малодушного слетает: «самоотверженность – вот истинная добродетель». Личность же твердит: «самоотверженность – вот истинное зло». Отвергать себя – есть ли вообще что-либо худшее? Ибо сказано: «Предписание, данное ему его разумною природою, состоит в том, чтобы постоянно оставаться самим собою». О Преступнике никогда не скажут: он растворился в желаниях и чаяниях мира. Лишь в самом себе он растворяется. Свобода – это растворятся в самом себе. Преступник – это максимум веры в себя. «Эта вера проистекает из гордого чувства своего родства с божеством, родства, которое не подчиняется 135

никаким человеческим установлениям, но силой познания способно при случае понуждать даже богов». Астрофизики заключили, что наш мир на 96% состоит из чего-то, о чем мы почти ничего не знаем: 22% темной материи и 74% темной энергии. Лишь 4% Вселенной нам известны. Ученые трудятся, не покладая мозгов, в надежде выяснить, из чего состоит темное вещество. Думаю, разгадку нужно искать, следуя путем от человека – микрокосма к макрокосму – Вселенной. Все ответы кроются в самом человеке – в идеальной копии Вселенной. Ее бесконечность воплотилась в душе человека. Поэтому выяснять нужно глубину темноты души человеческой. Выяснить, узнать темную часть себя дано и нужно не каждому, большинство довольствуются жалкими 4%, а то и меньше. Опасность навлечь на себя осуждение добропорядочных отбивает у большинства охоту открывать себя. Система судит лишь видимую сторону человека. Но если человек есть личность, то он подобен айсбергу, и чем масштабнее его личность, а масштабность измеряется способностью силы духа побеждать страх, – тем большая часть айсберга невидима другим, ибо скрыта в глубинах океана души. Часто и сам айсберг не ведает своей величины, ибо для установления ее необходима победа над страхом. Преступление – это путь к самому себе, ибо преступающий есть убийца страха. Разве заслуживает человек кары за то, что жаждет понять и узнать себя, стать счастливым в свободе? Если да, то не обществу и государству решать это. «… каждая отдельная развивающая свою силу человеческая душа больше, чем самое большое человеческое общество, если рассматривать его как целое. Величайшее государство – творение рук человеческих, человек же – творение неподражаемой великой природы. Государство – создание случая, а человек – необходимое существо, да и чем вообще велико и почтенно государство, как не силами своих индивидуумов? Государство – только действия человеческой силы, только творение мысли, человек же – сам источник силы и творец мысли» (Шиллер). 136

Абсолютный Преступник показывает важность подлинной сущности явлений и призрение к внешним формам. Границу ему указывает дух. Абсолютная свобода – цель его. Цель, оправдывающая все. Кант изрек: «Определяйся сам собою». Для этого нужно быть Преступником. Лишь самоопределяющийся в праве рассуждать о свободе. «Но человек есть в то же время личность, то есть существо в самом себе заключающее причину и даже абсолютную первопричину своих состояний и изменений. Он является в том виде, который свободно предсказан его чувством и волей, им самим, а не природой, согласно ее необходимости» (Шиллер). Именно этой абсолютной первопричиной рожден Абсолютный Преступник. Он видит, что «правило

пассивного

повиновения

получает

значение

высочайшей

жизненной мудрости», и противно ему то, что он видит. Противно его духу то, что «довольный тем, что избавился от неприятной необходимости мыслить, человек предоставляет другим право опеки над своими понятиями, и если в нем заговорят более высокие потребности, то он с жадной верой хватается за формулы, заготовленные на этот случай государством и духовенством». Он сбрасывает оковы законов и правил, ибо знает, что «кто недостаточно смел, чтобы перейти границы действительности, тот никогда не завоюет истины». Из страха человек соглашается быть средством Системы. И лишь единицы осознают себя целью, самоцелью. «Он должен противопоставить себя миру, ибо он есть личность, и он должен быть личностью, ибо ему противостоит мир» (Шиллер). Бытие подчинено условиям, дух же требует безусловности. Абсолютный – это безусловный, обоснованный самим собою. Абсолютный всегда Преступник. * * * Мне говорят, что утверждением своей свободы я оскорбляю чужую свободу. Свободу человека никто и ничто оскорбить не может, и лишить ее не может. Лишь сам человек оскорбляет свою свободу подчинением чужой воле, оскорбляет тем, что не творит ее своей волей. Поэтому, если кто-то 137

говорит, что его свободу оскорбили или отняли, – это значит, что ее у него нет и не было. Классик сказал, что «мы более склонны отыскивать печаль божественности в гримасах порока, чем восхищаться в картине порядка»; то, что малодушные нарекли пороком, есть свой порядок свободного, порядок не признающего общий порядок. Порядок, наводимый своеволием. Человек от рождения подобен алмазу и стремление стать бриллиантом присуще ему. Большинство позволяют огранять себя и лишь единицы самоограняются. Они имеют смелость избавиться от «дающей отдых темноты незнания». Юнг сказал: «Ненависть человека всегда концентрируется на том, что доводит до сознания его собственные дурные качества». Преступник доводит до сознания самое дурное из качеств человека – страх быть самим собою и за это обманывающий себя раб Системы всегда будет ненавидеть его и еще больше бояться. Общество призвало меня к ответу. За что? За любовь к Свободе, за стремление узнать себя, за отказ быть рабом Системы. Кто призовет к ответу общество, у кого есть такое право? У меня! Это право Преступника, право, завоеванное в борьбе со страхом. Я призываю общество к ответу за убийство воли в человеке, за ложь о свободе, за обучение самообману, за отнятие подлинности в том, кто создан «по образу и подобию», за объявление любви к себе смертным грехом, за убийство Бога в человеке. «Общество делает должность мерилом человека». Должность – это быть всегда должным воле Системы. Должность – это рабство. Должность – это отсутствие любви, ибо нет ее там, где нет Свободы. Забыли, что «не должно человеку должным быть». Должностное лицо – это забывшее самого себя лицо. «Только тот велик и счастлив, кому не надо ни повиноваться, ни повелевать для того, чтобы быть чем-нибудь» (Гете). Следом за героем выдающегося романа Толстого «Воскресение» Нехлюдовым я ищу ответ на вопрос: по какому праву одни наказывают других? «… Зачем все эти столь разнообразные люди были посажены в тюрьмы, а другие, точно такие же люди ходили на воле и даже судили этих людей… Обыкновенно думают, что 138

вор, убийца, шпион, проститутка, признавая свою профессию дурною, должны стыдиться ее. Происходит же совершенно обратное. Люди, судьбою и своими грехами – ошибками, поставленные в известные положения, как бы оно не было неправильным, составляют себе такой взгляд на жизнь вообще, при котором их положение представляется им хорошим и уважительным. Для поддержания же такого взгляда люди инстинктивно держатся того круга людей, в котором признается составленное ими о жизни и о своем в ней месте понятие. Нас это удивляет, когда дело касается воров, хвастающих своею ловкостью, проституток – своим развратом, убийц – своей жестокостью. Но удивляет это нас только потому, что кружок-атмосфера этих людей ограничена и, главное, что мы находимся в не ее. Но разве не то же явление происходит среди богачей, хвастающихся своим богатством, то есть грабительством, военачальников, хвастающихся своими победами, то есть убийством, властителей, хвастающихся своим могуществом, то есть насильничеством? Мы не видим в этих людях извращения понятия о жизни, о добре и зле для оправдания своего положения только потому, что круг людей с такими извращенными понятиями больше, и мы сами принадлежим ему…» Так по какому же праву? «… Нехлюдову с необыкновенной ясностью пришла мысль о том, что всех этих людей хватали, запирали или ссылали совсем не потому, что эти люди нарушали справедливость или совершали беззаконие, а только потому, что они мешали чиновникам и богатым владеть тем богатством, которое они собирали с народа». * * * По телевизору анонсируют передачу, в которой ее ведущий заявляет: «Я прошел путь от зэка к успешному человеку». Выходит что зэк – это противоположность успешному человеку. Разве? Так думают многие. Нужно разобраться. Что значит «успешный человек»? Успех – это успех в деле познания самого себя, это бесстрашие быть подлинным. Успех в этом деле достигается путем проб и ошибок, своим путем; «кто ищет – вынужден 139

блуждать». Есть два критерия определения успешности, и они тесно переплетены и обуславливают друг друга, – это внутренняя свобода и сила духа. Чем больше воля человека производит свободы, тем сильнее его дух и тем он успешней. А те атрибуты успеха, так восхищающие людей, – деньги, должности, чины и регалии – есть лишь иллюзия успеха, его подделка. Успех – это самоопределение; определяющийся внешним не успешен, ибо зависим. Успешный не хочет ни повелевать, ни подчиняться, он философ. А подлинный философ всегда Преступник. Тюрьма рождает философов, здесь те, кто жертвуют всем во имя Свободы. Я зэк и поэтому человек успешный, потому что потерял страх перед Системой, потому что Преступник. Успех – это всегда Преступление, всегда заявленное своеволие. Л. Толстой говорил, что хочет попасть в тюрьму, и я знаю почему. Но он и без тюрьмы уразумел то, что другие начинают понимать, лишь отсидев 12 лет (это я о себе). «Все дело в том, – думал Нехлюдов, – что люди эти признают законом то, что не есть закон, и не признают законом то, что есть вечный, неизменный, неотложный закон, самим Богом написанный в сердцах людей. От этого-то мне и бывает так тяжело с этими людьми, – думал Нехлюдов. – Я просто боюсь их. И действительно люди эти страшны. Страшнее разбойников. Разбойник все-таки может пожалеть – эти же не могут пожалеть… они застрахованы от жалости, как эти камни от растительности. Вот этим-то они ужасны. Говорят, ужасны Пугачева, Разины. Эти в тысячу раз ужаснее, – продолжал он думать. – Если бы была задана психологическая задача: как сделать так, чтобы люди нашего времени, крестиане, гуманные, просто добрые люди, совершали самые ужасные злодейства, не чувствуя себя виноватыми, то возможно только одно решение: надо, чтобы было то самое, что есть, надо, чтобы эти люди были губернаторами, смотрителями, офицерами, полицейскими, то есть, чтобы, вопервых, были уверенны что есть такое дело, называемое государственной службой, при котором можно обращаться с людьми, как с вещами, без человеческого, братского отношения к ним, а во-вторых, чтобы люди этой 140

самой государственной службой были связаны так, чтобы ответственность за последствия их поступков с людьми не падала ни на кого отдельно. Так выяснилась ему теперь мысль о том, что единственное и несомненное средство спасения от того ужасного зла, от которого страдают люди, состояло в том, чтобы люди признавали себя виноватыми перед Богом и поэтому не способные ни наказывать, не исправлять других людей». Вина перед Богом – это вина перед самим собою, вина за страх быть Богом, то есть, быть самим собою. Это вина за страх перед Свободой, ибо лишь в ней человек становится Богом, становится тем, кто он есть. «Ему ясно стало теперь, что все то страшное зло, которого он был свидетелем в тюрьмах и острогах, и спокойная самоуверенность тех, которые производили это зло, произошло только от того, что люди хотели делать невозможное дело: будучи злы, исправлять зло. Порочные люди хотели исправлять порочных людей и думали достигнуть этого механическим путем. Но из всего этого вышло только то, что нуждающиеся и корыстные люди, сделав себе профессию из этого мнимого наказания и исправления людей, сами развратились до последней степени и не переставая развращают и тех, которых мучают. …Потому, что нет таких людей, которые бы сами не были виновны и потому могли бы наказывать или исправлять… Всегдашние возражения о том, что делать со злодеями, – неужели так и оставлять их безнаказанными? – уже не смущало его теперь. Возражение это имело бы значение, если бы было доказано, что наказание уменьшает преступление, исправляет преступника; но когда доказано совершенно обратное, и явно, что не во власти одних людей исправлять других, то единственное разумное, что вы можете сделать, это то, чтобы перестать делать то, что не только бесполезно, но вредно и, кроме того, безнравственно и жестоко. «Вы несколько столетий казните людей, которых признаете преступниками. Что же, перевелись они? Не перевелись, а количество их только увеличилось и теми преступниками, которые развращаются наказаниями, и еще теми преступниками – судьями, прокурорами, следователями, тюремщиками, 141

которые судят и наказывают людей». Нехлюдов понял теперь, что общество и порядок вообще существуют не потому, что есть эти узаконенные преступники, судящие и наказывающее других людей, а потому, что, несмотря на такое развращение, люди все-таки жалеют и любят друг друга». Любить другого может лишь себя полюбивший, лишь ставши врагом всего «общего». Одни идут по жизни, опустив голову, опасаясь оступиться, упасть, они смотрят под ноги. Другие под ноги не смотрят, не то что бы им охота оступаться и падать, нет, просто взгляд их прикован к миру, они пытаются разглядеть правду за его ложью. Правду о самих себе. Одними движет инстинкт самосохранения, страх, поэтому идут дорогами утоптанными, где вероятность оступиться меньше. Другие, не опуская головы, часто забредают в чащи и топи, куда не ступал дух человека и лишь умение побеждать страх и вера в себя спасает их от гибели. Они имеют смелость знать правду, а для этого нужна смелость быть Преступником. Человек должен выбрать: либо он часть целого, либо он сам есть целое. Осознающий себя микрокосмом, «малым миром», уменьшенной копией вселенной, – выбирает второе; он исследует вселенную по себе, исследует путем действия, не теоретически, а через собственный опыт и переживания. * * * Вот уже 3 месяца, как я покинул монастырь – зону особого режима, и переехал этапом в зону строгого режима. Такой маневр есть необходимое условие моего досрочного освобождения, и чтобы осуществить его пришлось уплатить исправителям немалую сумму. Сегодня достал две спрятанные самодельные гантели и только начал заниматься, как тут же пришел дежурный майор и отшмонал их. На мой вопрос, что плохого в занятии спортом, прозвучал невнятный ответ: не положено. Да, это так – зэку не положено быть здоровым. Здоровый телом и духом заключенный видимо предоставляет угрозу Системе. Туберкулезник, СПИДовик, добивающий 142

себя наркотою и брагой – такой тип осужденного мил Системе. Поэтому с наркоманией зоновские опера лишь делают вид, что борются. Чем больше в зоне наркоманов, тем легче работается администрации, управлять и исправлять тогда легче. Система не любит, когда не оправдывают ее ожидания. Попал в зону, значит, соответствуй всем представлениям о понятии «зэк», – будь больным телом и духом, будь тупым и послушным, употребляй наркоту и, главное, презирай самого себя. И не дай бог тебе выделяться из массы, не дай бог быть с претензией на личность. Аристотель сказал, что человек есть животное общественное. Я думаю: потому «животное», что «общественное», и чем больше общественное, чем больше живет «общим», – тем больше животное. И нигде это не видно так отчетливо, как в зоне. Л. Толстой знал, что говорит: «Чтобы понять страну, надо посетить ее тюрьмы». И не только страну здесь поймешь, а нечто большее – себя. Поймешь, что все-таки не бытие определяет сознание личности, а наоборот. Поймешь, что название вещи или явление часто не имеет ничего общего с их сущностью, что названный «зэком» часто несет в себе больше человеческого, чем названный подполковником, министром или президентом. Здесь понимаешь, что «внешним условиям подчиняться нельзя, это оскорбительно». Думается мне, что Дьявол и Бог друзья закадычные и прикалываются они над несчастным человеком, играя в плохого и хорошего, как менты на допросе подозреваемого. Задача человека – не расколоться, стать выше «добра» и «зла»; стать самому Создателем. Создателем непринятых истин, своих истин. Стать создающим Свободу Абсолютным Преступником (Eritis sicut Deus, Scientes bonumet malum (И будете, как Бог, распознавать добро и зло)). Распознавать можно лишь то, что сам создал. «Жизнь наша, как и то целое, составными частями которого мы являемся, непостижимым образом слагается из свободы и необходимости. Наша воля – предвозвещение того, что мы совершим при любых обстоятельствах. Но эти же обстоятельства на свой лад завладевают нами. «Что» определяем мы, «как» редко от нас зависит, о «почему» мы не 143

смеем допытываться, и от того нам справедливо указывают на «Потому что». Это слова классика. Я же вот что думаю: «Как» часто зависит от обретшего «почему»; от того, кто не терпит, когда ему указывают. Он знает, что необходимостью человек называет все, чего боится. Он знает, что свобода – это своя воля, преодолевшая страх. Он знает: война с миром необходимое условие мира с самим собой. Друг себе лишь тот, кто враг Системе. Преступление – это рывок к самому себе, рывок из ограниченного страхом и ложью в бесконечное и абсолютное, рывок в свободу. Любимое занятие человека – исправлять ближнего. И никак он не хочет понять, что исправлять мир нужно начинать с себя. Выбор невелик: либо обрести успокоение в самообмане, либо беспокойство в правде. «Цель всякой жизни – саморазвитие, – говорит лорд Генри.– Выявлять собственную сущность, для этого мы только и живем на земле. Но в наши дни каждый боится себя самого. Мы позабыли свой первейший долг – долг перед собственным Я» (Оскар Уайльд. «Портрет Дориана Грея»). Я задаю себе вопрос: почему я так не люблю общество? Если давать короткий ответ, то он будет таким: потому что хочу любить себя. В обществе человек становится трусом, чужим самому себе. Быть тем, кто ты есть, можно, лишь когда ты один, когда ты враг всего, что делает тебя слабым, когда ты враг Системы, когда ты Преступник. Я не люблю общество, и оно не любит меня. Это радует, ибо любовь общества для меня была бы оскорбительна. * * * В

основе

государства

лежит

принцип:

признание

за

кучкой

властьимущих права делать из других людей таких, каких им хочется. А им хочется, чтобы люди были послушны и управляемы. Кто-то может возразить, что эту кучку выбирает народ. Народ, что касается дел государственных, предпочитает быть обманутым. Поэтому в действительности власть не избирается, а самоизбирается. Ничего, кроме презрения, не вызывают те, кто 144

считает для себя благом быть дипломированным у Системы. Когда кто-либо начинает возмущаться, лакеи отвечают: никто не стесняет вашей свободы, все делается для вашего же блага. И такое объяснение имеет успех, ибо большинство не знает, в чем его благо. «Люди, насилующие других, уверяют их, что насилие это необходимо для государства; государство же необходимо для свободы и блага людей, – выходит, что насилующие люди насилуют людей для их свободы и делают им зло для их блага» (Л. Толстой). Для государства человек всегда средство. Преступник – это тот, кто не может и не хочет быть средством. Законопослушное малодушие видит в Преступнике отражение той части своей сущности, которую боится признавать. И как искажающее зеркало убирают подальше, так и преступника убирают в тюрьму. Некрасивые грешат на зеркала. Мало таких, кто сможет повторить за Гетте: «Мне никогда не приходилось слышать о таком преступлении, на которое я не чувствовал бы себя способным». У человека есть только один долг – перед собою. Не обманывать себя – первое условие его исполнения. Второе – не изменять себе, оставаться тем, кто ты есть и в радости и в горе. Изучать добросовестно свою сущность, иметь смелость знать себя – это третье. Принять и полюбить узнанное – четвертое условие. Все иное, называемое «долг», есть ложь, придуманная страхом. Ты ль, Зевсовой рукою Сотворенный человек? Для того ль тебя красою Олимпийскою облек Бог богов и во владенье Мир земной тебе отдал, Чтоб ты в нем, как в заточенье, Узник брошенный, страдал? * * * 145

Жизнь нам все время пытается что-то сказать. Мы же ее редко слушаем. Как научиться понимать и слышать ее? «Но я хочу понять так, чтобы быть приведенным к неизбежно необъяснимому; я хочу, чтобы все то, что необъяснимо, было таково не потому, что требования моего ума неправильны (они правильны, и вне их я ничего понять не могу), но потому, что я вижу пределы своего ума. Я хочу понять так, чтобы всякое необъяснимое положение представлялось мне как необходимость разума же, а

не

как

обязательство

поверить».

Неужели

понять

не

дано?

Довольствоваться облагораживающим стремлением понять? Как суметь подняться над лабиринтом жизни, чтобы не блуждать в нем? Или же блуждание, исследование того, что апокалипсис называет сатанинскими глубинами, – и есть познание, жизнь истинная. Почему человеку стыдно? Почему он стыдится себя самого, своей сущности и этот стыд считается нормой, называется порядочностью и всячески поощряется. Стыдится своей сущности вместо того, чтобы принять и полюбить ее, – этому учит человека Система. Стыдись, человек, себя стыдится! Перестань, человек, бояться себя. Перестань распинать себя на кресте из страха и самообмана. «Только мещанин полагает, будто греховность и нравственность суть понятия противоположные. Они – единое целое. Для того, кто не познал греха, кто не отдался его губительной, изнуряющей власти, для такого человека мораль является лишь пошлой добродетелью. Не к чистоте и неведению в нравственном смысле надлежит стремиться, не себялюбивая осторожность и жалкое

умение

сохранять

чистую

совесть

исчерпывают

понятие

нравственного, но, напротив, – борьба и горе, страсть и боль» (Томас Манн). Дорогую цену платит человек за «чистую совесть», от себя самого отрекается во имя этого призрака. Оскар Уайльд вполне серьезно говорил: «Не дайте совратить себя на стезю добродетели». На стезю рабства, слабости и самообмана позволил человек страху совратить себя. Поверхностность, рожденная страхом увидеть «не то», не может дать ощущение полноты 146

жизни. Его дает лишь бесстрашное проникновение в глубину бытия через глубину себя. * * * Огромным смыслом наполнены слова из Евангелия: «Не противься злу». Ощущения того, что некий нравственный закон в тебе настолько силен, что противится «злу» не нужно, а наоборот, нужно приветствовать его для укрепления и испытания этого закона, – это и есть ощущения полноты жизни. Противиться злу – это противиться свободе. Великий искатель истины Лев Толстой на вопрос: «Так что же нам делать?», – отвечает: «1. … не лгать перед самим собой… 2. … отречься от сознания своей правоты, … и признать себя виноватым. 3. … Исполнять тот вечный, несомненный закон человека – трудом всего существа своего, не стыдясь никакого труда, бороться с природою для поддержания жизни своей и других людей». Первое верно, ибо нет ничего хуже самообмана. Второе – неправда, ибо признание себя виноватым и неправым – это заслуги страха и слабости. С третьей частью ответа тоже не соглашаюсь, ибо борьба с природою – это борьба с самим собою, борьба в угоду лживому миру. Так что же нам делать?.. Любить Свободу. Что значит любить свободу? Творить ее бесстрашием своеволия, быть Преступником. Чувствовать – это больше, чем знать. Чувствовать – это знать сердцем. Человек несчастен своими попытками понять главное не сердцем, а умом. Нужно радоваться. Радость должна быть безусловной, независящей от обстоятельств, в которых находишься в данный момент. Радующийся радует. «Он радовался жизни», – по-моему, это лучшее что можно сказать об ушедшем навсегда, потому что радоваться может лишь тот, кто любит, а любить может лишь тот, кто свободен от страха. В тюрьме радоваться трудно. Уже 13 лет ко мне обращаются не иначе как «осужденный». Пора уже в паспорте в графе национальность написать «осужденный». Казалось бы, за столько-то лет должно бы привыкнуть. Не привык… Режет слух, 147

путает мысли, поднимает волну ненависти. Нельзя привыкать. Привыкнуть – это сдаться. Такая привычка была бы трусостью души. Кем осужденный? Потерявшими себя в страхе. Очень часто для того, чтобы быть тем, кто ты есть, нужно быть осужденным теми, кто быть собою боятся. «… утверждение о том, что ты во лжи, а я в истине, есть самое жестокое слово, которое может сказать один человек другому». Сижу я сейчас во дворе одного из секторов зоны и смотрю, как арестанты суетятся, коротают свой срок осуждения, не понимая того, что коротают срок жизни. Не понимая того, что слово «счастье» происходит от «се – час», то есть этот час, это мгновение. Много ли из числа не осужденных это понимают? Люди убивают время, убивают этим свою жизнь. Повторю за Солжениценым: «Благословение тюрьме! Она дала мне задуматься. Каждый человек есть осужденный, он осужден прийти к самому себе. И чем меньше не пройденного, тем радостнее человек, «тем режче становится та черта, которая есть между тем, что я не понимаю, потому что не умею понимать, и тем, чего нельзя понять иначе, как солгав перед самим собой» (Л. Толстой). Жизнь каждого есть стремление к благу. Беда в том, что представление о благе разные и часто ложные. Ложность от того, что нет в этом стремлении любви или мало ее. Стремиться к благу не любя – в этом весь секрет несчастья. «Возлюби ближнего, как себя самого», – все знают эту заповедь, но мало кто вникнул в ее глубокий смысл. «… как себя самого», то есть непременным условием любви к ближнему есть любовь

к себе. Не

полюбивший себя не сможет любить ближнего. Любовь к себе возможна лишь как результат честного изучения своей сущности. Узнавание себя происходит путем действия, путем проб и ошибок, путем абсолютного своеволия. Лишь преступающим страх путем человек узнает в себе достойного любви. Узнает в себе Бога. Поэтому стремление к благу часто выглядит как стремление ко злу. Можно ли судить за стремление понять? Понять для того, чтобы полюбить. Человек знает мало, он живет представлением о вещах, а не знанием их. Видит лишь то, что хочет видеть. 148

Его любимое занятие – обманывать себя, ибо нет сил выносить правду. Спасает воображение. Операция под названием «жизнь» требует наркоза. Самым действенным и употребляемым считается религия. Лишь единицы отказываются от наркоза. Жизнь учит человека, воздвигая преграды на его пути. Наука состоит в том, что преграды эти человек должен научиться использовать как средства. Несчастье – средство познающего. «Усвоенные им уроки сводятся к тому, что всякое здоровье в высоком смысле этого слова должно сначала пройти школу глубокого познания болезни и смерти, точно также как познание греха является предварительным условием спасения души… в жизни есть два пути: один из них – путь обычный, прямой и честный. Другой – недобрый, он ведет через смерть, и это – путь гения… Это понимание болезни и смерти как необходимого этапа на пути к мудрости и здоровью…» (Томас Манн).Честный путь – это всегда путь греха. Ибо грех – это свобода. Человек есть единство противоположных полюсов, он – это Арктика и Антарктика, также есть свой экватор. Жизнь – это путешествие – исследование по своей сущности, и чем добросовестнее исследователь – тем меньше неизученных мест. И когда забредаешь туда, куда дух и мысль ранее не ступали и, не испугавшись, начинаешь постигать, то со стороны может показаться, что сбился и заблудился. Большинство, не исследуя, называют лучшим

местом

экватор

и

поселившись

там,

нарекают

себя

добропорядочными, и сделав вид, что поняли жизнь, учат и осуждают исследователей. «Крайняя греховность, крайнее раскаяние – только такое чередование ведет к святости» (Томас Манн). Крайняя греховность, крайнее нераскаяние – только так человек становится тем, кто он есть, ибо только такое чередование ведет к Свободе. Святость лишь там, где нет страха, а где нет страха, там нет раскаяния. Святой – всегда Преступник. Свобода – это искра, полученная замыканием полюсов в себе. Получить эту искру, замкнуть под силу лишь Преступнику. Воля – название этой силы. 149

* * * Самыми популярными нынче телепередачами являются реалити-шоу. Смотрят люди их круглосуточно. О чем это говорит? О нелюбви человека к себе. Реальная жизнь подменяется реалити-шоу, где решает за себя не герой, а режиссер проекта. Он решает, что каждому говорить, как поступать, что модно, что законно, что хорошо и что плохо. Реалити-шоу под названием государство, где режиссер – власть, а граждане лишь участники проекта. Задача: суметь понравиться режиссеру, чтоб не вылететь из проекта «Система». Говорят, что государство – это форма развития личности. Нет, это форма для выдавливания личности из человека. И нет в действительности никакой взаимной ответственности между государством и личностью. Отвечает только человек перед Системой. Властьимущие по своему усмотрению предают вид законности всему, что им выгодно. Закон – что дышло… Язык богатый на слова, облечь в ласкающие слух фразы и обосновать новшество как необходимое благо для общества, софистам у власти труда не составляет. Вся работа законодателей состоит в том, чтобы предавать вид законности всему, что питает силу Системы и отнимает силу воли у личности, отнимает способность творить Свободу. Крупица пользы от принятия новых и переделывания старых законов тонет в массе приятных с виду, но зло несущих сути, правил жизни, установляемых в угоду политическим и материальным интересам. Политик – это бизнесмен, у которого хватило смекалки зарабатывать и спекулировать на доверии людей. Политик живет и богатеет за счет малоимущих. Преступник живет и богатеет за счет тех, кто живет и богатеет за счет малоимущих. Когда грабит Преступник, он кричит: это ограбление. Когда грабит политик он говорит: поверьте мне, я сделаю вас счастливыми. «Никакие указы, зерцала, печати и высочайшее повеление не сделают закона из преступления, а что, напротив, облечение в законную форму такого преступления доказывает лучше всего, что там, где такое мнимое узаконенное преступление возможно, не существует никаких законов, а только дикий произвол грубой власти» (Л. 150

Толстой). Хотящим достигнуть высших мест власти Бомарше советовал: «Будь посредственным и раболепным и достигнешь всего». Раболепие – это основная черта чиновника. Времена меняются – но не суть Системы. Происходило, происходит и будет происходить то, о чем писал классик больше века назад: под видом заботы о человеке происходит полное стеснение его свободы и унижения его личности. Методы, правда, стали поизощреннее. Человек живет мыслью, что все главное в жизни еще впереди и «что все сделанное должно быть спасено дальнейшим». Понимание того, что главное происходит сейчас, сей миг есть мудрость. Жизнь не может быть плохой или хорошей, она выше этих человеческих определений. Жизнь ироничной улыбкой отвечает человеку на его рассуждения о ней и неразумением на попытку превратить ее в средств. Жизнь шепчет человеку: «Я сама цель». Человек ей отвечает: «Я облагораживаю тебя тем, что делаю тебя средством». «Средством к чему?», – вопрошает жизнь. «Я еще не решил, не понял», – отвечает он и уходит. Уходит в себя, ибо интуиция подсказывает, что только там, в глубине себя найдется решение, придет понимание. «… превратиться из темного творения природы в ясное творение самого себя, то есть разума, и таким образом осуществить призвание и долг бытия» (Ример). Такое превращение под силу лишь Преступнику, ибо творение самого себя – это творение своей волей свободы. Лишь убивающий страх творит себя Богом. Если мир не хочет признавать мое Право, то я заставлю его признать. Как? Правдивым осознанием своей природы которая позволит мне произнести: «Я Могу, ибо Я есть мир». «Торжественная встреча духа и природы, страстно стремящихся друг к другу, – это человек» (Томас Манн). Имя этому стремлению – Свобода. Природа должна быть честно изучена и принята без оговорок самообмана, а дух испытан, в противном случае встреча потеряет торжественность. Имя торжественности – Любовь. Дерзость духа в сочетании с подлинностью его сущности созидают человека. Лишь Преступник созидает Свободу. 151

Каждая

ситуация

жизни

таит

в

себе

возможность

самосовершенствования. Ситуация «тюрьма» в этом смысле кладезь возможностей, как, впрочем, и любая другая экстремальная ситуация. Хотя нет, пожалуй, не любая. Экстремальность заключения – особенная, хотя бы уже потому, что длительность экстрима исчисляется годами. Вторая особенность – характер экстрима – принудительный. Последнее делает невозможным наслаждение, в отличии от добровольных видов экстрима, востребованных на рынке развлечений. Зона – это не прыжки с парашюта, не альпинизм и не охота, хотя, есть аналогия: человек в клетке совершает затяжной прыжок в пропасть своей сущности, он восходит, как альпинист, на гору Голгофа и охотится на страх перед себе подобными. Концепция клетки: помещенные в нее пожирают друг друга. Большинство заключенных занимаются исключительно этим, что очень радует строителей клеток. Мне больше по душе прыжки и альпинизм. Охочусь тоже – на страх. Самая постыдная ложь – это самоотрицание. Карательная система и распространяет эту ложь. Все ее усилия направлены на внушение осужденному ненависти к себе. «Вы всю жизнь будете встречать людей, о которых с удивлением скажете: «За что он меня не возлюбил? Я же ему ничего не сделал». Ошибаетесь! Вы нанесли ему самое тяжкое оскорбление: вы – живое отрицание его натуры». Абсолютный Преступник – живое отрицание Системы. В тот момент, когда человек осознает многогранность своей личности (грешник – святой, преступник – жертва…), ему приходится выбирать. Выбор трудный и здесь важно правильно начать. А начать нужно с того, что сказать себе: я не жертва. Человек губит себя стремлением найти во всем «золотую середину». Страх – основа такого стремления. Ты или Преступник, или жертва; третьего не дано. Жертва стремится к безликости, к подчинению, всегда нуждается в господине. Виной, страхом и раскаянием заполнена вся сущность жертвы. И лишь самообманом она спасается от ненависти к себе. Преступник знает, что «возможности наши зависят от того, на что мы 152

отважимся». Жертва боится это знать. Преступник произносит: «Я Могу». Жертва произносит: «Я должен». Самопознание – это замыкание полюсов своей сущности: животного и духовного. Искра, полученная от замыкания, – это инсайт, рождающий знание себя. «Величие не в том, чтобы впадать в крайность, но в том, чтобы касаться одновременно двух крайностей и заполнить промежуток между ними» (Паскаль). Есть болезнь, описания которой нет ни в одном учебнике по медицине. Последняя здесь бессильна потому, что причины болезни кроются в психологии человека и философии его жизни. Хотя, пожалуй, в некоторых

случаях

здесь

найдется

работа

для

добросовестного

психоаналитика. Я говорю о законопослушании, о рабстве духа у страха. В большинстве случаев болезнь неизлечима по причине нежелания больного лечиться, нежелания быть Преступником. Вот лекарство: бунт духа, самобытность, вызванная немыслимой жаждой безграничной свободы. Впрочем, словосочетание «безграничная свобода» режет слух, также как «бескрайнее небо». Понятие «небо» подразумевает бескрайность, так же как «свобода» – неограниченность. Выздоравливающий говорит обществу: «Оставьте меня в покое, не трогайте моей свободы». Ему отвечают: «Имеем право, ибо ты злодей и преступник». Право больных осуждать здоровых... «…Человек родится не на зло, а на добро, не на преступление, а на … наслаждение благами бытия … его стремления справедливы, инстинкты благородны. Зло скрывается не в человеке, но в обществе…» (В. Г. Белинский). Имя этому злу: страх перед Свободой. В моей самобытности общество видит зло, потому что считает ее опасной для своих устоев. Для меня зло – все, что называется общим. Стадность боится самобытности, надевает на самобытность наручники; стадность видит, что наручники и клетка – это только для физического тела, и начинает придумывать, как одеть кандалы на дух самобытного. Система говорит человеку: «Поверь, ты плохой». Многие верят. Абсолютный Преступник – это не поверивший. Человек предпочитает держаться на поверхности собственного Я. Так легче и 153

безопаснее. Течение само несет его; если занесет «не туда», человек скажет: на все воля Божья, или судьба. Много есть у него заготовленных оправданий своему страху. Встречаются сумасшедшие, которым подавай

глубину

сию скрытыми течениями. Что-то подсказывает им, что поверхность не расскажет правду, не отобразит сути. И они, подобно ныряльщикам за жемчужинами, исследуют глубины своего Я. Исследуют свое Я своим Могу. Жемчуг – это правда о себе. Так уж заведено, что те, кто на поверхности, осуждают ныряльщиков. Не имеющие смелость узнавать, ненавидят отвагу узнающих. Всякая философия хочет быть стройной, последовательной и логичной. Этим она выдает свою несостоятельность, ибо человек не таков. «Человек сложнее, чем логика его мышления». Когда я пишу, то больше всего опасаюсь, что мои слова перестанут выражать мои чувства, опасаюсь солгать, ибо пишу самому себе. Пишу, чтобы больше чувствовать себя собой. Каждый честный с собою человек рано или поздно обнаруживает, что он ровным счетом ничего о себе не знает. Он слышал истину: нельзя полюбить того, чего не знаешь. «Так вот почему я не могу полюбить себя», – говорит себе человек и направляет все усилия ума и духа на выполнение главной задачи жизни – узнать себя. «Ищите и вы обретете». Обретете себя. Библия учит не называть никого «учитель». Почему? Все, что нужно знать человеку для своего блага, есть в нем самом. Вся премудрость вселенной, все достигнутое человечеством записано в его микрокосме. Новорожденный – это носитель миллионов терабайтов знаний, которые ему необходимо открыть и воспроизвести из себя бесстрашием своей воли, осуществить себя своеволием. Все внешнее служит лишь катализатором, проявителем самораскрытия. Все основное во мне, извне я беру лишь второстепенную информацию, которая становится моим знанием благодаря бесстрашию. У человека один учитель – он сам. Одно учение – проб и ошибок. Бог – это слившийся воедино учитель и ученик. Бог возможен лишь в свободе, а 154

свобода – это всегда плод преступной воли, поэтому Бог – всегда Преступник. Искренность и естественность – непременные условия радости. Но именно эти качества искореняются в человеке с детства. Родители подавляют в ребенке естественность и искренность, потому что с ними делали то же. Дальше – больше: детсад, школа, «воспитывают» достойного гражданина, то есть, раба Системы. Суть воспитания: научить человека стыдиться своей сущности. «Невзлюби себя самого», – учат институты общества. «Будь достойным» значит: будь трусом. Но есть и такие, чья врожденная сила личности не позволяет им быть как все, они задыхаются в «общем». Не могут, потому что МОГУТ. «Я Могу», – твердит подростку его еще неосознанная сущность. Твердит Бог, которым ему предстоит стать. «Будь как мы, бери с нас пример», – наседают на него понявшие жизнь учителя. Подросток смотрит ни них и видит отсутствие радости, видит парализованный страхом дух, видит ложь и самообман и спрашивает: где взяли они право указывать мне? И отвечает на этот вопрос тем, что становится Преступником. Это позже в его лексике появятся понятия лицемерие, ханжество, снобизм.., выражающие сущность учителей. Ну, а пока бунт, бунт духа, отстаивающего свое право на подлинность. В 17 лет я уже был в тюрьме. Из динамиков слышно: «Статистика преступности среди несовершеннолетних ужасает…» С малых лет воспитывается понимание зависимости от общества. Ему внушают, что вне общества он ноль и что быть единицей возможно лишь являясь частью толпы. Ему вдалбливают, что быть счастливым и быть одним из, – это одно и то же. Ему лгут о свободе, и если он по малодушию своему поверил в эту ложь, то его кошмаром станет постоянное беспокойство, страх и слабость. И он будет самоутверждаться осуждением сильного. Мне ноль нравится больше единицы, ибо таит в себе больше возможности, бесконечности в сторону плюса и минуса. Суть системы управления человеком неизменна, разница лишь в степени лживости; суть – 155

обезличивание человека. Она вынуждает произнести клятву верности: я отказываюсь от себя самого в пользу общего. После чего следует торжественное посвящение в единицу. Мир преуспел в части неназывания вещей своими именами. Общество пожинает достойные плоды своего лицемерия. Тюрьмы и лагеря – это инструмент для поддержания страха в присягнувших Системе. Их «законопослушность» – это не следствие их доброй воли, а результат страха перед наказанием. Добрая воля – это всегда Своя воля и она перестает быть доброй, когда подчиняется чужой воли. Система придумывает, как вернуть страх отбывшим и отбывающим наказание. Тюрьмой можно пугать лишь тех, кто там не был. Тех же, кто отсидел свое и потерял страх перед наказанием, Система зачисляет в разряд неисправимых и держит на усиленном контроле, чтобы при малейшей возможности изолировать вновь. Осудившая меня Система тешила себя надеждой привить мне тюрьмой комплекс неполноценности. Результат оказался противоположным: я поверил в себя абсолютно. Я стал Абсолютным Преступником. Не согласен с тем местом Святого Писания, где сказано, что терпение рождает мудрость. Терпение рождает рабство. Впрочем, не счесть рабов, считающих себя мудрыми, и свое рабство – свободой. Рабы нарекли свою трусость мудростью. Каково это … жить по законам, придуманными теми, кто по ним не живет. «Но ведь таков человек: это – недуг божества» (Геббель). * * * Читаю сейчас книгу Александра Помыткина «Украиномафия». Труд, заслуживающий внимания. Цитирую: «Все дело в том, что мафия в Украине – это некий уникум, который в какие-либо определения просто не вмещается. Ведь если рассматривать проблемы организованной преступности в Украине глубже, то здесь можно обнаружить ряд дополнений, берущих свое начало в философии человеческих отношений. Например, часть преступников Украины

руководствуется

в

своей 156

деятельности

целой

преступной

идеологией воров в законе. Другая – собственным безпринцыпным представлением о жизни. Есть такие, которые, творя самые различные злодеяния, вообще себя преступниками не считают, только лишь по той причине, что обладают государственной властью. А есть еще и те, кто, совершая самые жестокие преступления, расценивают это результатом реализации

каких-то

программ,

направленных

на

укрепление

государственности…» Далее Помыткин описывает свое пребывание в зоне и делает это правдиво: «…быть помощником администрации не так уже и просто. Для этого, во-первых, нужно, было убить в себе все человеческое… на восемнадцатой (номер зоны) за рабством и унижениями осужденных скрывалась очень хитрая система. В ее основе лежали не какие-то идеологические предрассудки, позволяющие издеваться над зэками, а куда более банальные вещи. Например, целые схемы зарабатывания денег, вследствие чего можно было сделать достаточно интересный вывод, весь правовой беспредел зоны был кому-то просто выгоден. При том выгоден настолько, что для его существования разрабатывались законы и нормы режима содержания… И все это по той причине, что нормы режима содержания и законы, регламентирующие отбытие наказания осужденными, были плавающими. А главное, направленными на ущемление прав осужденных и тут же на расширение возможностей администрации. Таким образом, в зоне создавались условия, позволяющие выколачивать из зэков приличные суммы денег, из чего можно было сделать очень интересный вывод – за каждым нарушением прав человека в местах лишения свободы Украины скрывается система злоупотреблений, направленных на незаконное обогащение сотрудников администрации». Помыткин описал ситуацию в УИН-18 в начале 90-х годов. Прошло 20 лет, я отбываю наказание в ЛВК-48, и ситуация такая же. Происходит систематическое

унижение

человеческого

достоинства

заключенных

представителями администрации зоны. Деньги, выделенные из бюджета на содержание заключенных, оседают в карманах чиновников государственной 157

пенитенциарной системы. Зоны находятся на гособеспечении только на бумаге, в действительности осужденных вынуждают содержать себя самим. Питание, лечение, бытовые условия, льготы, свидания с родными – за все это платят зэки и их родные. Осужденные работают в две смены, но своих зарплат не видят. На вопрос, где наши деньги, слышат ответ: вычтено за ваше содержание. За мной вторую неделю ходит старик без руки, инвалид детства с вопросом: что делать? Ему государство начисляет пенсию, но он этих денег не видит, курит самокрутки и ест гнилую рыбу в лагерной столовой, при том, что на счету у него тысячи гривен. Каждый второй зэк – наркоман, каждый третий – болен СПИДом, у каждого четвертого сифилис, гепатит, и т. д. Никому до больного нет дела если он не платит. По закону у осужденного есть права и обязанности, в действительности лишь обязанности, а права платные. Могут злодеи исправить преступников? Ответ Системы: могут. «Ведь по нормам Империи Зла только власть решила, что можно назвать преступлением, а что ошибкой или следствием государственной необходимости. А значит, не закон, а власть решила, кого наказать, опустив на самое дно жизни, а кого не только помиловать, но и сделать героем даже после совершения самого циничного злодеяния». Системе власти нужны плохие, если их не будет, то сотням тысяч чиновников придется зарабатывать в поте лица своего. «Пойду ка я в милицию, а там, глядишь, после нескольких лет усердного лизания задниц начальству сам стану начальником, прокурором, судьей», – так думает хороший гражданин. Законопослушному работа Системы необходима как воздух, ибо она создает искусственный фон, благодаря которому он может считать себя хорошим. «Ведь нашим гражданам алкоголики, наркоманы, зэки и проходимцы необходимы, как воздух. Есть в кого пальцем тыкать, чтобы самому выглядеть лучше». Государственная

Система власти имеет

гражданина в самых извращенных формах, и делает это похлеще сексуального маньяка. Потому что, если объектом вожделения последнего является чье-то тело, то Система кроме тела насилует сознание и дух 158

человеческий. Беда в том, что гражданам нравится быть изнасилованными. Опустившийся на колени перед Системой провоцирует ее этим на насилие – удобная поза для секса. «Знаешь, что хотят сделать с Украиной? – Что? – с интересом спросил друг. – Зону, – ответил я, пытаясь сохранить спокойствие. – Все, как в зоне. Есть хозяин, то есть президент. Есть режимка. Это милиция. Есть оперчасть, что значит спецслужбы. Производственники – члены правительства и различные хозяйственники. Заместитель хозяина по социальной работе и куча начальников отряда, которых в зоне называют воспитателями. На свободе – это деятели культуры и тому подобное. Все это в целом называется администрацией учреждений. Обрати внимание, отличий от свободы вообще нет. На свободе тоже администрация, только не учреждения, а президент. А все остальные – это просто зэки. То есть, существа без имен и фамилий и, конечно же, каких либо прав, но с единственной обязанностью – сутками пхнуть на администрацию, получая за это не зарплату, а пайку. Теперь подумай, чем это отличается от свободы в украинском варианте? Единственным – точно такие же существа без имен и фамилий на свободе называются не зэками, а гражданами» (А. Помыткин). Зона везде, где есть Система. Абсолютный Преступник – это единственный враг Системы. Он рожден абсолютной идеей, имя которой – Свобода. Каждый человек пишет книгу своей жизни. У одного прожитый день – это целая страница, а у другого – предложения, фраза или одна буква. Важно не количество написанного, а качество. Качество – это искренность. Если это условие соблюдено, то какой бы стиль письма (образ жизни) человек не выбрал и сколько бы ошибок не сделал, – его книга будет творчеством. Жизнь – это творчество. Жить – это творить себя самому. Будь Творцом, человек, не занимайся плагиатом и не пиши под диктовку. Будь Преступником. * * * 159

Лев Толстой присутствовал на казни гильотиной в Париже, после этого он написал в письме другу: «Закон человеческий – вздор! Правда, что государство есть заговор не только для эксплуатаций, но главное для развращения граждан… никогда не буду служить нигде никакому правительству». На площадях в наше время не казнят, но гильотина Системы работает исправно. Убивать людей стали более изысканно. Убивают невыплатой достойных зарплат и пенсий, убивают убогой медициной, отравленной водой, воздухом и землей, убивают страхом и отниманием веры в себя. Все это назвали политикой. Строят Систему не политики, не власть, строят ее своим страхом обычные люди. Любви стыдятся, мысли гонят, Торгуют волею своей, Главы перед идолами клонят И просят денег да цепей! Видимо, слова Пушкина будут актуальны, пока жив человек, пока жив страхом перед свободой. Меня пытаются убедить, что общество – это форма развития личности. С тем, что «форма», согласен, форма для отлива оловянных солдатиков. Что есть развитие личности? Становление человека Богом, а это возможно лишь заявлением

абсолютного

своеволия.

Развитие

–

это

свобода,

это

ежесекундное творение свободы силой воли. Поэтому общество – это развитие чего-то другого… В философии есть понятие имманентности. Оно обозначает развитие чего-либо из самого себя, предполагает наличие в недрах явления неограниченного ресурса для саморазвития. Имманентность – это самодостаточность. Вселенная так устроена, что имманентность присуща всем живым организмам. Человек обладает высшей ее степенью. В нем заложена божественная идея Любви и Свободы. Самостоятельное осуществление этой идеи наполняет жизнь смыслом и наделяет ее полнотою. Внешнее подавляет врожденную имманентность, человек начинает жить не внутренней идеей, а внешней суетой. Внутренний ресурс жизни подчиняется 160

псевдоресурсам

внешней

Системы.

Питающаяся

страхом

Система

обезличивает абсолютность идей, заложенных в человеке. Система меняет координаты точки опоры, убеждает человека, что эта точка находится вне его. Свои пустые многоточия Система выдает за ту единственную необходимую исходную точку опоры, роднящую человека с Богом. Утомленный взор человека не в силах рассмотреть эту точку, ее можно лишь чувствовать. Чувство, рождающее знание и веру, чувство, дающее силы «в этом бесконечном стремлении духа найти самого себя, как самоосознающую личность». * * * Я чувствую, что знаю. Что знаю что-то очень важное, и это неосознанное знание ведет меня по жизни. Мудрый не спешит осознавать, он наслаждается чувством. Истина любит, когда ее чувствуют, а не пытаются понять. Я чувствую, что знаю… я не мудрый и поэтому хочу понять. «Организм и механизм, или природа и ремесло, – вот два мира, враждебно противоположные друг другу. Один – свободный, беспрестанно движущийся, изменяющийся, неуловимый в переливах цветов и красок, шумный и звучный; другой – оцепенелый

в мертвенной неподвижности, рабски

правильный и безжизненно-определенный с ложным блеском, поддельной жизнью, немой и безгласный» (Белинский). Организм – это любящий свободу человек. Механизм – это Система и все, что не любит Свободу. Любовь к свободе нарекли падением. «Но… падение его… следствие ненасытной жажды жизни, а не животной алчбы денег, власти и отличий. Это жажда жизни в нем так велика, что за одну минуту упоения страсти, за один миг полноты чувства он готов жертвовать всем своим будущим, всеми надеждами, всею остальною жизнью». Абсолютный Преступник – это явление не природы, которая, как известно, есть частные проявления общего, он явление духа этой природы. Поэтому общее не имеет никаких прав на него. Абсолютный Преступник – 161

это состояние духа человека, узнавшего в себе дух Божий. Имя этому духу – Свобода. «… свободный, как ветер, он повинуется только внутреннему своему призванию, таинственному голосу движущего им бога…» * * * На седьмом году отсидки взаимоотношения с карательной системой снова приняли форму открытой борьбы. Уже такое было. Тогда, в 2006-ом в Сокальскую зону максимального уровня безопасности ввели спецназ. Нигде спецназовцы так не отрываются, как в зонах и тюрьмах. Уверенность в безнаказанности, в том, что с зэком можно сделать, что угодно, – и он стерпит и не пойдет в отмазку, делает из этих псов системы фашистов. Кульминацией ситуации был момент, когда я остался один в наручниках с пятью бультерьерами в масках. Старший из них изрек: «Это ты только на публике герой, сейчас мы посмотрим, на что способен без поддержки… умереть готов?» Скажу, что не было страшно, – совру. Я давно понял: ни в коем случае нельзя показывать слугам Системы свой страх, ибо они, подобно псам, бросаются на человека, учуяв его испуг. На меня псы не бросились. Прошло пять лет, и спецназа с тех пор не видел. Не видел не потому, что Система стала доброй, а потому, что тогда, в 2006-ом, был организован грамотный протест против ввода спецназа в зону. Попытки суицида через перерезание вен, обращение в СМИ, правозащитные организации и голодовки привели к отмене практики ежеквартального ввода спецназа в зону. Нынешняя ситуация сложнее. Система поумнела и уничтожает осужденных не спецназом, не путем отбивания внутренних органов, а путем отравления

несъедобной

пищей,

неоказанием

медицинской

помощи,

нечеловеческими условиями жизни. Правду о положении вещей в зоне я изложил в виде открытого письма в правозащитные организации и средства массовой информации. На последние особая надежда, журналисты не пройдут мимо материала о том, как злодеи исправляют преступника. 162

Бытует мнение, что воевать с Системой – гиблое дело. Здесь нужна особая тактика ведения боя, в основе которой лежит та особенность, что Система

не

дорожит

своими

псами.

Желание

служить

ей

так

распространено, что ресурс добровольных рабов неисчерпаем. Так вот: не бросай вызов всей Системе, вызывай на бой отдельного его представителя – чиновника. Каждый из них в отдельности есть слабое звено. Рви это звено руками

и

зубами,

бесстрашием

духа.

Чиновник

кичится

своею

правильностью и законопослушностью, в этом его «сила». Доведи обратное, доведи, что он лицемер, что говорит одно, а делает другое. Доведи, что он сам нарушает те законы, за нарушение которых осуждает и наказывает других. Доведи это и ты отнимешь его силу, и тут произойдет чудо, – Система скажет своему преданному лакею: «Ты меня компрометируешь», – и даст ему пинка под зад. В результате чего чиновник рискует оказаться на соседней наре с тем, кого он уничтожал исполнением долга. И хотя у тех звеньев, в которые я вцепился, звание не ниже полковника, уверен, что они порвутся. Самое важное здесь дать понять врагу, что ты способен идти до конца. Вчера вызвал начальник зоны и спрашивает: «Чего тебе не сидится спокойно, чего добиваешься, чего хочешь?» Я сам этот вопрос задал себе еще раньше. И ответил: «Быть самим собою, не быть жертвой». Начальнику ответил так же. Ошо говорит в своей книге «Любовь, свобода, одиночество»: «Бог – это твоя обнаженная реальность, ничем не украшенная, без всякого прилагательного… будь с самим собой, вот и все. Научись быть один – вот и все. И помни: человеку, который умеет быть один, никогда не одиноко. Одиноко людям, которые не умеют быть одни… Данное мгновение – вот самое важное…» Нигде так твоя реальность не обнажается, как в тюрьме, здесь наилучшее условие быть с самим собой… Редко бывает такое: берешь в руки новую книгу, начинаешь читать, потом смотришь на обложке кто автор и грустно становится, что там не твое имя. Грустно не потому, что завидуешь популярности и успеху книги, а потому, что в ней написано все то 163

что ты думал, чувствовал и переживал. Там все твое. Грустно, что тебя опередили. Но эта грусть благодатная и на смену ей приходит радость и восхищение. Радость встречи с родственной душою. Ошо был великим, он есть и будет, ибо такие не умирают. Какие такие? Любящие свободу больше жизни, смеющие произносить: Я Могу, – Абсолютные Преступники. Добросовестный поиск себя – это всегда преступание всех запретов, это всегда – Преступник. Всегда было так, что живущий по минимуму осуждает живущего по максимуму. Человек общества, чье сознание полностью обусловлено

страхом,

осуждает

Преступника,

избавившегося

от

обусловленности внешней, обусловившего свое сознание свободой. Человек боится безграничности, которую дает ему Свобода. Чтобы перестать испытывать этот страх, он дает одеть на себя узду законов. Жизнь по кем-то придуманному шаблону дает уверенность. Уверенность не подлинную, имеющую силу только в ограниченном кругу признающих этот шаблон. Оказавшись вне толпы, именуемой себя обществом, – там где шаблон бессилен, например, в зоне, человек-шаблон представляет из себя печальное зрелище. Его действия – сплошная паника, и все его усилия направлены на поиск нового шаблона жизни. Искать ему придется недолго. Если он не «обиженный», то шаблонов всего два на выбор: вступить в актив, то есть, стать сукой, и второй, если репутация позволяет, – назваться мужиком или бродягой, то есть порядочным арестантом, что обязывает жить по воровским понятиям и поддерживать их. Одни шаблоны официальные, другие теневые, но суть у них одна: они есть беговая дорожка, по которой человек бежит от самого себя. Часто слышу: «Это мой образ жизни». Жизнь и образ жизни – это не одно и тоже. Разница такая же, как между богом и изображающими его иконами. Большинство не знают бога, потому что не хотят знать себя и наоборот, они преклоняются образу. Не живут, а ведут образ жизни, не свой образ. Своеобразие – это удел Преступника. 164

* * * Очередная сводка с передовой театр военных действий: приехал главный опер областного управления пенитенциарной системы, вызывает и в присутствии начальника зоны задает мне вопрос: «Ты что, нам войну объявил?» Отвечаю: «От войны не отказываюсь, но хочу уточнить: войну объявила мне Система в лице таких, как вы». Знает он меня давно, знает, что задней не дам. Спрашивает: «Чего ты хочешь?» Отвечаю: «Не хочу, чтобы меня, Преступника, исправляли злодеи». Он мне: «Можешь доказать, что среди нас есть злодеи?» Отвечаю: «Да, один из них сидит здесь», – и киваю на начальника зоны. Сказать, что начальник побелел, – ничего не сказать. Эти два подполковника, возомнившие себя наместниками богов на земле и решающие судьбы тысяч осужденных, я уверен, еще в такой ситуации не были. В ситуации, когда один из тех, которые обычно теряют дар речи в их присутствии, один из рабских послушных зэков, говорит: вы ничем не лучше меня… Опер приехал, потому что ему позвонили правозащитники и сообщили, что я обратился к ним с конкретными фактами систематических издевательств над осужденными и их родственниками. Я подстраховался, создав ажиотаж, – так я уменьшил вероятность того, что меня найдут повешенным

в

одиночной

камере

штрафного

изолятора.

Приемы

оперативной работы поражают своей изобретательностью… Перед визитом чиновника меня вызвал начальник зоны и предложил поговорить «помужски». Знакомы мы давно, он был начальником и в предыдущем лагере. В осужденных он видит лишь средство для личного обогащения и карьерного роста. Для объективности скажу, что многим осужденным такое положение вещей нравится, и рабами они стают добровольно. Это жертвы Системы. Всю суть сказанного мною подполковнику можно выразить так: ты каждый день делаешь то, за что я получил 8,5 лет и даже больше, – взятки, вымогательство, хищение бюджетных средств, доведение до суицида, калеченье и убийство, – это твоя истинная работа. Работа, которую назвали исправлением преступников. Ты злодей в законе. Ситуация, когда злодеи 165

исправляют преступников, не должна иметь место в государстве с претензией на демократию. Возразить ему было нечего, я говорил правду. Но вот что я заметил: сама правда поразила его. Почему? Он на протяжении 25 лет своей карьеры внушал себе мысль о том, что человечеству он крайне необходим, что он исполняет священную миссию по переработке отбросов общества. Ощущение того, что он часть Системы Власти давала уверенность в правильности и непогрешимости своих действий, избавляла от ненужных сомнений и угрызений совести. Он всю сознательную жизнь обманывал себя и теперь на секунду он это понял. Три дня не было его видно в зоне, говорят, пил сильно. Я не осуждаю, я говорю: самообман – это наибольшее зло людское. Мое обращение в правозащитные организации, которым я рассказал правду о священной миссии под названием «исправление заблудших», заканчивается словами: «У осужденных есть понимание того, что людям на воле живется тоже нелегко, но между людьми «свободными» и заключенными есть одна существенная разница. Первые по своему желанию могут улучшить свое бытие переменой места жительства, работы и т. д. Вторые полностью зависят от воли начальника зоны и если эта воля злая то жизнь осужденного превращается в пытку, длящуюся годами. Как будут развиваться события дальше, я примерно уже знаю: опера сделают все возможное, чтобы столкнуть осужденных между собой, не допустить единство мнений и солидарности действий. Этим разобщением сбить прицел. Сделать это нетрудно,

потому

как

большинство

«авторитетных

осужденных»

–

наркоманы, то есть легкоуправляемые и слабые существа, и авторитетны они лишь для более слабых. Если есть наркотик в зоне, то все остальное их будет устраивать. Среди так называемых авторитетов в местах лишения свободы много помощников администрации в нелегком деле управления толпой зэков. Схема проста: администрация зоны дает зеленую смотрящему и его близким, то есть закрывают глаза на нарушение ими режима содержания, взамен те должны управлять массой осужденных, так как это нужно 166

администрации. Так обстоят дела почти везде в большей или меньшей мере. Поэтому всегда в разгар выяснений отношений с администрацией какой-то наркоман скажет: не кипешуй, а то станет только хуже. Провокаторы есть всегда и единственное средство противостоять им – не вестись. С тех пор, как понял, что росту лишь тогда, когда преодолеваю трудности – то часто сам ищу и создаю себе их. Жизнь в заключении – это как идти по тонкому льду. Нужно непременно идти, остановишься – провалишься. Сейчас лед совсем тонкий, поэтому идти нужно быстро. У духа, как и у тела, есть своя гимнастика, и если ее не делать, то он слабеет. Благодаря этой гимнастике дух поддерживает свою постоянную готовность принимать вызов и справляться с ним. Гимнастика – это вера в себя, дающая силы быть тем, кто ты есть. Как в желуде заключена возможность дуба – так и в каждом человеке заключена возможность Бога. Возможность эта осуществляется волей, рождающей свободу своей силой. Страх перед неведомой силой, заключенный в глубинах бездны бессознательного, вынуждает человека быть тюремщиком своих возможностей. Внутренняя свобода – это освобождение своих возможностей из тюрьмы страха. «Свобода – это лестница. Один конец лестницы простирается в ад, другой касается небес. Это одна и та же лестница, направление выбирать тебе…» Не все так просто: выбрать направление и пройти только часть лестницы – это не свобода. Быть свободным – это пройти всю лестницу. Определить, в какой ее части находишься, невозможно, остается одно: спрыгнуть с нее в свой ад и подниматься. Многие кладут лестницу в горизонтальное положение и говорят: мы идем, мы взбираемся, а на самом деле ползают на коленях. «Есть души, которые довольствуются кое-чем – даже остатками бывшего счастья. Но есть души, лозунг которых – все или ничего, которые не хотят запятнанного

блаженства,

раз

потемненной

славы…»

(Белинский).

Абсолютным Преступника делает его цель – Абсолютная Свобода, которая в обществе невозможна. Преступником его делает стремление к цели, требующее нахождение вне общества. «Человек боится ступить в темноту за 167

пределами своей территории, но пока ты не выйдешь за пределы территории, применяемой в коллективе маски, ты не сможешь найти себя» (Ошо). Люди

напоминают

лошадей.

Есть

дикие,

которых

приручить

невозможно, и есть прирученные, в упряжке, соблазненные мешком овса. Что у коня дикость, то у человека – свобода. Что конь в узде превращается в клячу, то человек без свободы – в ничтожество. Жизнь – это продукт, качество которого измеряется количеством ингредиента свободы, а срок годности – продолжительностью способности любить. Нет внутренней свободы – значит, жизнь не продукт, а заменитель, не сахар, а сахарин. Не способен любить, значит, испортился, протух, пора на утилизацию. «Пора умирать нашему брату, когда не только не новы впечатления бытия, но нет мысли, нет чувства, которое невольно не привело бы быть на краю бездны» (Л. Толстой). Большинство людей так заняты «пониманием» жизни и других людей, что на то, чтобы понять себя времени не хватает. Но понять что-либо внешнее можно лишь поняв себя. Есть такие, которые понимают себя мелко, ровно настолько, чтобы не увидеть неприятного. И лишь единицам подавай глубокое понимание себя, лишь единицы стают Преступниками. «Настоящее познание… дается сердцу, то есть любовью. Мы знаем то, что любим, только» (Л. Толстой). Настоящее познание дается любовью к свободе, поэтому оно дается лишь тому, кто любит ее больше жизни, – Преступнику. Обществом управляют политики. Политика – это умение совершать беззакония на законных основаниях. Умение лживых. Общество упивается своим правом осуждать и наказывать самобытных. «Всякое наказание вины есть новая вина, и тем ужаснейшая, что это не есть вина индивидуальная, но вина целого народа» (Белинский). Беда в том, что осуждают и наказывают всего человека, его сущность, а не его отдельные действия. «Аgere seguitum esse – «делать» следует за «быть», действие следует за бытием. Никогда не суди человека по его действию. Грешники становятся святыми, а святые 168

падают и становятся грешниками. У каждого святого есть прошлое, и у каждого грешника есть будущее» (Ошо). * * * Белинский говорит: «…Убеждение и истина – не одно и то же: это два отдельные и самобытные начала, которые могут быть сильны только во взаимном проникновении, но которые часто являются каждое само по себе, и потому каждое бессильным и бесплодным». Звучит красиво, но только для тех, кто не вникает в суть этих слов. Отдельные и самобытные начала могут быть сильны не только во взаимном проникновении. Самобытное начало – это то, что сильно само по себе, оно не ищет никакой взаимности и противится

проникновению

в

него.

Называть

самобытное

начало

бессмысленным и бесплодным за то, что оно само по себе – это все равно, что утверждать, что Солнце бессмысленно без Луны, Земли и всего того, что живет и процветает благодаря Солнцу. Истина одна. Путей к ней много, одни доходят до нее при жизни, другие обретают истину в смерти. Путь к истине – это всегда Свой Путь, это всегда путь Свободы. Истинен лишь тот, кто творит Свободу своеволием. Убеждение – это интуитивное чувство истины, которое заложено в каждом из нас. Истина – это убеждение идущего своим путем. Истина – это сила свободного. Почему государство увидело во мне своего врага? Как оно объясняет, потому что я не хочу жить по его законам. Внесу поправку: я не могу жить по его законам в силу своей натуры. Я не могу жить по чужим законам, потому что Я Могу жить по своим. Я Могу быть самим собою и поэтому я не могу

оправдывать

ожидания

Системы.

Артур

Шопенгауэр

сказал:

«Государство – это намордник. Слабым нужны намордники для оправдания их слабости, их неспособности дышать свободой. Свобода подобна горному воздуху. Для слабых она непереносима». Они эту непереносимость нарекли «общественным долгом», «обязанностью гражданина» и даже совестью. Никогда не называющие в страхе своем вещи своими именами способны 169

лишь на осуждение подлинного, дышащего горным воздухом. «Рабы подобны тем животным, которые могут чувствовать лишь в низинах, ибо задыхаются на высоте: воздух свободы убивает их». Гражданин – это раб Системы, который может существовать лишь в низине «общество». «Всякое общество возникает из потребности жандармерии». Из потребности избавиться от страха решать все самому. Николо-Себастьен де Шанфор спрашивает: «Стоит ли исправлять человека, чьи пороки невыносимы для общества? Не проще ли излечить от слабодушия тех, кто его терпит?» Ничто так не режет мне слух, как «исправлять человека». Наверно, это от того, что меня с 17 лет вот уже 13 лет исправляют. По себе судить трудно, но я могу судить по тысячам других, тех, кого за эти годы я имел возможность наблюдать. Смею заключить, что нет более напрасного дела чем то, которое зовется исправлением человека. Человек воспитывается лишь достойным примером и если семьей, школой и в целом обществом этого не было сделано в отведенное природой для воспитания время, то это упущение среды и, пытаясь исправлять уже состоявшегося человека, общество компрометирует само себя. Какой пример могут показать воспитуемому общественные институты, насквозь пропитанные ложью. Сильный воспитывает себя сам. Свобода – это самовоспитание бесстрашием перед самим собою. Вернемся к Шамфору, понятие «порок», пожалуй, самое относительное понятие. То, что у нас порок, у африканского племени святое дело. У кого этот порочный, нуждающийся в исправлении человек перенял эти пороки? Он что сам их придумал? Он первооткрыватель пороков? Нет. Пример порочности, которая так ему невыносима, дан самим обществом. Разве некрасивый человек, видя свое отображение в зеркале, восклицает: «Оно мне невыносимо»? Он этого не делает, потому что не видит в этом никакого смысла. Почему общество приходит в ужас при виде своего отображения, при виде плода дел своих? Потому что лицемерно. Любезный де Шамфор рассуждает: не проще ли излечить от слабодушия тех, кто терпит? Иными словами: не исправлять, а уничтожать порочного. Поскольку исправлять – 170

дело бессмысленное, то с точки зрения здравого смысла «казнить немедля» могло бы найти себе обоснование. Если бы не одно «но»: человеком движет нечто более важное, чем «здравый смысл». Это некий внутренний закон, и видимо, он нашептывает добропорядочному члену общества: не дури… чем ты лучше? То, что Шамфор называет слабодушием, и есть проявление этого закона в действии. Исправлять человека жаждут лишь те, кто видит в нем не цель, а средство. Вот что я прочитал в «Корабле дураков» Гитина: «В каждом обществе и во все времена существовал слой людей, напоминающих осадок в бочке

вина…

именно

этот

слой

является

главным

поставщиком

преступников». Преступник преступнику – рознь. Разными их делают мотивы, побудившие преступить закон. Различны преступники и по интеллектуальному уровню развития. Но главное отличие – в степени любви к свободе, в правильном ее понимании. Большинство так называемых преступников любят свободу лишь на словах, а на деле они не знают и не осуществляют ее, они боятся ее. Такой преступник говорит: тюрьма мой дом. Такой преступник не Преступник, не тот, кто создает свободу своей волей. Жажда абсолютного знания себя движет Преступником. Вся его жизнь это честный разговор с самим собой. Абсолютный Преступник отличается от преступника в обычном понимании этого слова силой воли и глубиной духа. По поводу осадка в бочке вина… Разве не осадку вино обязано своим прекрасным вкусом и кристальной чистотой? На самом деле нет в обществе никакого осадка, ибо его регулярно взбалтывают и от этого оно напоминает мутную субстанцию, на дне которой бывает чище, чем наверху. «Вся история государств есть история переворотов и захвата власти. И тот, кто успевает сделать переворот проворней и прочней, от этой самой минуты осеняется светлыми ризами юстиции, и каждый прошлый и будущий шаг его законен и отдан одам, а каждый прошлый и будущий шаг его неудачливых врагов – преступен, подлежит суду и законной казни» (Александр Солженицын). Закон – это орудие власти, общество есть также орудие власти. Тот, кто понимает это и не желает быть орудием и средством, становится врагом 171

Системы. Становится Преступником. «Государством называется самое холодное из всех холодных чудовищ. Холодно лжет оно; и эта ложь ползет из уст его: «Я, государство, есъмь народ» (Ницше). Если спросить у любого служащего, кому он служит, ответ будет: народу. Это ложь, ибо служит он власти, Системе. Нормально, когда служит дрессированный пес, но когда этим занимается человек и умудряется при этом испытывать гордость и удовлетворение… противно. Служить и жить – понятия несовместимые. «Государству служат только худшие люди, а лучшие – только худшими своими свойствами» (В. Ключевский). Система власти подчиняет себе волю человека, успешно проделав этот трюк, она превращает подчиненного в марионетку. Но случаются осечки и волю некоторых

узурпировать

не

удается.

Тогда

в

ход

идут

средства,

направленные на то, чтобы эту волю сломить. Уместным считается даже полное уничтожение носителя такой воли. Но к счастью «Природа насмехается над решениями и повелениями князей, императоров и монархов, и по их требованию она не изменила бы ни на йоту свои законы» (Галилео Галилей). Свобода – это единственный закон природы, Преступник есть следующий этому закону. Послушаем Федора Достоевского: «Люди, по закону природы, разделяются вообще на два разряда: на низший (обыкновенный), то есть, так сказать, на материал, служащий единственно для зарождения себе подобных, и собственно на людей, то есть имеющих дар или талант сказать в среде своей новое слово. Первый разряд, то есть материал, говоря вообще, – люди по натуре своей консервативные, чинные, живут в послушании и любят быть послушными. По-моему, они и обязаны быть послушными, потому что это их назначение, и тут решительно нет ничего для них унизительного. Второй разряд, все преступают закон, – разрушители, или склонны к тому, судя по способностям». Так и есть. Одни, которых большинство, обязаны быть послушными, потому что это их назначение, иначе они не могут в силу слабости духа своего. Другие же, 172

преступающие законы послушных во имя закона природы, есть разрушители лжи, разрушители, творящие свободу. Большинство традиций, положенных в основу закона, суть страх и невежество

человека.

Люди

превращают

свою

жизнь

в

тюрьму,

надзирательницей в которой – общественная мораль, у которой «свои понятия» о природном предназначении людей, которых она согнала на унылый плац общественного бытия, окруженный колючей проволокой условностей.

Вырваться

из

этой

тюрьмы

возможно

только

через

безусловность, абсолютность. Только Абсолютному Преступнику под силу разорвать эту колючую проволоку. Ибо он есть олицетворение торжества духа над малодушием, подлинности над фальшью, ответственности и сознательности над безответственностью, искренности над самообманом, самобытности личности над безликостью массы. Он есть торжество Свободы, творящей Любовь, над рабством у Системы. Абсолютный Преступник – это еретик, презирающий нормы и отвергающий догмы. Его осуждают, как и все то, что бояться понимать. Пифагор сказал: «Самые мудрые, когда они составляют общество, делаются простолюдинами». Простолюдин – это гражданин, то есть, живущий не по-своему. В чем разница между мудрым и гражданином? В отношении к свободе. Первый ценит ее превыше всего, для второго она обуза, от которой необходимо избавится законопослушанием. В чем разница между Преступником и законопослушным? В отсутствии у первого боязни смотреть свою глубину, познавать себя до конца. Законопослушные его стремление узнать себя объявили грехом. «Согрешив, человек избавляется от влечения к греху, ибо осуществление – это путь к очищению» (Оскар Уайльд). «Грех» – так малодушный назвал свободу. Все субъективные, то есть, придуманные людьми законы суть выражения чужой, то есть, не моей воли. Я не могу подчиняться чужой воле, ибо Я Могу жить по своей воле. И тот факт, что сами законодатели не исполняют ими же принятые законы, делает обязанность их исполнять еще более абсурдной. 173

Великий законодатель Солон так объяснил суть закона: «Законы подобны паутине: слабого они затягивают, а сильный их порвет». Кто есть сильный? Тот, кто Один, кто решает все сам, кто может и смеет. «Что есть ваше правосудие?» – вопрошает сильный. Ему суют под нос «Институты императора Юстиниана», где черным по белому написано: правосудие есть твердая и постоянная воля воздавать каждому должное… Но как и кто определяет меру должного? Есть лишь одна твердая и постоянная воля – моя, воля, осуществляющая свободу. «Я спрашивал себя, как в мире родилось правосудие. Больше об этом не спрашиваю. Сегодня я проходил по набережной. Там играли мальчишки. Самый старший сказал: «Давайте устроим суд!.. Чур, судом буду я!» (Жюль Гонкур). Цицерон сказал: мы должны быть рабами законов, чтобы стать свободными. Это все равно, что сказать: мы должны быть свиньями, чтобы стать орлами. В любом законе между строк написано: вы должны быть рабами. Лишь единицы имеют смелость читать между строк. Правосудие всегда было субъектом не права, а власти. Сказано, что кто судит других, тот редко заглядывает в свою душу. Преступник – это частые заглядывания в свою душу. Пристилл сказал: если все законы уничтожатся, одни лишь философы будут жить по-прежнему. Попрежнему – это По-Своему, ибо подлинный философ всегда Преступник. «Нельзя людей освобождать в наружной жизни больше, чем они освобождены внутри. Как ни странно, но опыт показывает, что народу легче выносить насильственное бремя рабства, чем дар излишней свободы» (А. Герцен). К истинной свободе может приблизиться только одиночка, толпу она к себе не подпускает. «Какое наслаждение уважать людей!», – сказал Антон Чехов. Согласен, но очень редким бывает это наслаждение. Почему? Потому что уважать можно лишь свободного. Человек рождается с истиной в душе своей. Среда, в которой он растет, воспитанием подменяет ее ложью. Человека вынуждают предать себя, он делает ошибки. Ошибка – это действие или мысль, отдаляющая человека от его истины. Наступает момент, когда появляется невыносимая тоска по той первозданной и забытой истине, 174

возникает неопределимое желание возродить ее. Человеку в такие минуты кажется, что он знает что-то очень важное и силится вспомнить, но не может. Что-то шепчет ему: вспомни себя. Не ко многим возвращается память, не каждый обретает утраченную способность любить свободу. Что значит любить свободу? Любить себя. «Великая цель всякого человеческого существа – осознать любовь. Любовь – не в другом, а в нас самих, и мы сами ее в себе пробуждаем» (Пауло Коэльо). * * * Утро наступившего дня не предвещало ничего дурного. Обычное утро зоны строгого режима. Когда пришел дневальный и сообщил, что меня вызывает начальник учреждения, тоже никакой настороженности не возникло. С тех пор, как началось открытое противостояние с чинами, вызывали по несколько раз на день, затем чтобы уговорами и угрозами заставить меня дать заднюю. В этот раз чисто интуитивно оделся теплее обычного. В кабинете начальника мне объявили решение генерала о моем переводе в другую зону. От себя начальник зоны зачитал постановление о том, что я на 15 суток помещаюсь в дисциплинарный изолятор, уже в другой зоне. Личные вещи забрать не дали, видимо опасались, что, узнав о моем переводе, осужденные взбунтуются. Наручники, воронок, час пути и я на новом месте. В изоляторе сижу сам. Для кого-то одиночная камера – пытка, но не для меня. В условиях зоны, когда ты вынужден годами пребывать в толпе и тебя уже преследует навязчивое ощущение, что ты сам себе не принадлежишь, – остаться наедине с собой и своими мыслями великое счастье. Голодовка, объявленная в знак протеста, сделала мои мысли ясными. Почему свезли в другую зону? Я задавал этот вопрос начальству, хотя и сам знал ответ. Услышал: дезорганизация работы учреждения, негативное влияние на осужденных. Негативным влиянием назвали мои усилия, направленные на побуждение у зэков человеческого достоинства. Итак, ДИЗО: сырая камера 2 на 3 метра, 175

параша, пристегнутые к стене нары. Ложиться на пол – нарушение режима, стой или сиди. «Яма», – так зэки назвали эту тюрьму в зоне. Карательная система задумала таким образом, чтобы лишенный свободы ни на секунду не расслабился и знал, что лишить ее могут еще радикальнее. У карателей немеренно

«законных» оснований ухудшить жизнь зэка. Возникает

ассоциация с матрешками: сначала в большой, если не понял, – перемещаешься в те, что поменьше, все направлено на то, чтобы тебе было тесно не только физически, но и духовно. Тюрьма – это испытательный полигон для духа и воли, и за это я ей благодарен. В тишине камеры начал вспоминать слова мудрых, произнесенные ими на закате жизни. Мне это кажется важным: искренние слова прожившего жизнь человека обязательно содержат в себе крупицу истины, если не целый самородок. Сразу вспомнились слова Горация: Тот лишь владеет собою и радостью в жизни, Кто перед всеми открыто и смело может сказать: «Завтра пусть черною тучей небо закроет Юпитер, День я сегодняшний прожил, – его у меня не отнять». Малое количество слов, заключивших в себе Смысл, – то, чего так не хватает нынешним «учителям жизни». Что значит «владеть собою?» Владеть знанием, дающим радость жизни. Знанием, позволяющим полюбить себя и через себя весь мир. Знание это можно лишь чувствовать, оно не поддается описанию словами. Это чувство обретается тем, кто живет днем сегодняшним, здесь и сейчас. Гораций помог мне уразуметь, что если я сумею полюбить день сегодняшний, день, проведенный в сырой камере с клеймом осужденный, – я овладею знанием того, как радоваться жизни всегда и везде. 21 день в изоляторе, шесть из которых на голодовке, выдались не из легких. Когда наступил день выхода из ямы в карантин (отделение для прибывших в лагерь, в котором держат не менее 14 суток), на утренней проверке опер сообщил, что сегодня согласно графику дежурств я должен 176

убрать коридор изолятора и прогулочные дворики. И мне стало ясно, что я остаюсь в яме. Так называемая очередная уборка, а у зэков просто «метла», есть законом прописанное требование администрацией зоны. Обычно уборки территории зоны и ее помещений производят шныри или обиженные. Предлагают метлу мужикам и бродягам в тех случаях, когда хотят поставить на место. Поэтому очередная уборка на самом деле является внеочередной, что противоречит закону. Порядочному арестанту брать метлу неприемлемо. И дело здесь не в понятиях, а в элементарном самоуважении. Казалось бы, что стоить взять в руки веник и подмести два метра. На самом деле от тебя требуется не уборка, все уже убрано шнырем, требуют капитуляции твоей личности перед Системой. Сам процесс обставлен таким образом, что, выполнив это требование, ты предаешь себя. Во время первой ходки в зону меня, 18-летнего, забивали до полусмерти за эту самую метлу… То сейчас, на 37 году жизни, не с руки начинать иметь себя в душу. Есть статья, которая позволяет раскрутить осужденного за отказ от уборки, то есть добавить к уже имеющемуся сроку еще один-три года. Три года за самоуважение. В эту статью вложена вся ненависть Системы к самобытной личности. Влепили мне за отказ один месяц ПТК (помещение камерного типа, одна из матрешек). Разница между ДИЗО и ПКТ в том, что второй вариант разрешает сигареты, книги, настольные игры. Обычному человеку такая разница может показаться несущественной, для арестанта вроде меня она большая. Все потому, что есть возможность читать. Книги в яму со всей зоны стекаются наилучшие. Благо была не занятая камера, книги стали моими сокамерниками. Одиночество, книги, мысли и день сегодняшний, – так выглядит счастье в тюрьме. Открываю книгу В. Г. Гитина «Корабль дураков» и читаю: «То, что принято называть «честью мундира», зачастую называлось бы преступлением, если бы речь шла о пиджаке. Как много, однако, значат мундиры, погоны, нашивки, эмблемы и аксельбанты!» 177

* * * Скуки наедине с собой не испытываю, говорят, это верный признак самодостаточности. Ночь. В тишине одиночной камеры я, затаив дыхание, прислушиваюсь всем существом своим в надежде услышать ее… Я знаю: она рядом, ближе ее нет ничего. Мне позарез нужно с ней поговорить, – раз и навсегда выяснить у нее: кто я? Мне сотни раз отвечали те, кого я не спрашивал, и я часто верил. Иногда мне кажется, я читаю ее мысли. Она часто ругает меня и сердится за то, что верил не себе. И по делом мне, я на нее не в обиде. Все вынесу, только не молчи. Прошу, ответь, жизнь моя – кто я. Видит бог я радуюсь тебе, как могу, а могу я много. Осужденный людьми, но не жизнью. Засыпаю, завтра я буду тем, кем никогда еще не был. Успей ответить… * * * «Когда дикое ущелье превращается в курорт, орлы улетают» (В. Набоков). Абсолютный Преступник – это орел, улетающий из курорта общественной лжи в дикое ущелье самобытных истин. Знаток душ человеческих Оскар Уайльд сказал: «Единственный способ отделаться от искушения – уступить ему. А если вздумаешь бороться с ним, душу будет томить влечение к запретному, и тебя излучают желания, которые чудовищный

закон,

тобой

же

созданный,

признал

порочными

и

преступными». Не сам человек создает в себе этот закон, он рожден с ним. Общество со своей моралью и запретами вторгается в этот алтарь души человека с тем, чтобы подменить и исказить суть этого закона, затем, чтобы заставить его стыдится своих желаний и не любить себя. Если бы Бог был, то его бы стошнило от людской добродетели. Цицерон: «Это не добродетель, а только обманчивый слепок и подобие ее, когда мы приведены к исполнению долга принуждением или ожиданием награды». Добродетель – это когда человек исполняет долг перед самим собой – становится сам Богом. Но чтобы стать им, ему нужно быть Преступником, стать тем, кто творит своей 178

волей Свободу. Воля Бога – это всегда воля потерявшего страх человека. Каждое поступить есть преступить чью-то волю, чей-то закон. Преступить закон человеческий во имя укрепления божественного, имя которому Свобода, – вот истинная добродетель. «Добрые должны распинать того, кто находит в себе свою собственную добродетель! Это – истина! Добродетель – это реализация идеала абсолютно ценного существа, свободного от гнета необходимости». Абсолютный Преступник есть реализующий этот идеал. Бедность, болезнь, тюрьма и даже смерть как избавление, – все это может стать благом при верном отношении, ибо все это может даровать свобода. Богатство, здоровье, долгая жизнь, – все это может быть несчастьем, если будет использовано как средство Системы. Человек привык во всех своих несчастьях винить кого угодно, но только не себя. Себя винить нельзя, ибо это еще хуже, чем винить другого. Винить нельзя никого, ибо, где вина там ничтожество. Просто пускай каждый скажет себе: я не могу быть несчастным из-за другого человека, по его вине. Счастье – это когда ты произносишь: «Я Могу», и веришь в это. Сократ говорил, что не исследуемой жизнью нельзя жить. Нельзя, но большинство именно так и живет. Всю свою жизнь они исследуют ближнего, а себя боятся. Исследования таких почти всегда становится преследованием. Ну да бог с ними, с боягузами. Тот бог, которого они сами себе придумали, чтобы оправдать свою слабость. Но есть ведь и смельчаки, исследующие себя, и которые боятся лишь одного – бояться. Боягузы убеждают смельчака рассматривать себя не иначе, как часть целого, и что только являясь такой частью, он представляет из себя ценность; что только коллективному «разуму» открываются истины. Смельчак убежден, что истина пускает к себе лишь одиноких путников. Интуиция шепчет ему: все ищи в себе. «Если хочешь какого-то блага, возьми его у себя самого». У человека есть сила справиться с любыми обстоятельствами: либо изменив сами обстоятельства, либо, когда первое не удается, изменив свое отношение к ним. Восклицающие «обстоятельства сильнее меня» есть не 179

верящие в себя. «Так, если не зависящее от свободы воли не есть ни благо, ни зло, а все зависящее от свободы воли находится в нашей власти и никто не может ни отнять у нас всего этого, ни доставить нам все то, чего мы не хотим, – где тут еще место для беспокойства?» (Эпиктет). Никто не в силах помочь человеку кроме него самого, помощь – это всегда самопомощь. Произносящий «Я Могу» есть в себя верящий. «Есть люди, которые родились на свет, чтобы идти по жизни в одиночку. Это не плохо и не хорошо, это жизнь» (Пауло Коэльо). Эта жизнь подлинная. Почему человек не власть самому себе? Почему не закон самому себе? От незнания себя, от малодушного неверия в свое Могу. Большинство в своем рабском стремлении быть со всеми в хороших оказываются с собою в плохих. Ад и рай находятся в самом человеке и расположены так, что попасть в рай можно только через ад. Последний рубеж ада есть начало рая, поэтому боящемуся войти в свой ад не испытать рая. Ларошфуко сказал: «Легче познать людей вообще, чем одного человека в частности». Это так, а если этим человеком являетесь вы сами, то задача усложняется неимоверно. Когда я говорю «познать себя», я имею в виду «вспомнить себя». Человек не живет, а представляет. Представляет лишь то, что дозволено, и живет лишь так, как разрешено. Все делает не по-своему и поэтому несчастлив. Человек изобрел общие рецепты счастья, забыв истину, что то, что для одного лекарство, для другого – яд. Психология называет несколько типов мышления: дивергентное, которое предполагает, что на один и тот же вопрос существует множество верных ответов, и конвергентное, ставящее задачу найти единственный ответ, разрешающий проблему. Пытаясь разрешить философские вопросы бытия, человек совершает ошибку, используя конвергентное мышление; жажда

ясности

еще

больше

затуманивает.

Нужно

осознавать

относительность всего. В выяснении истины необходимо применять дивергентное мышление, умерив рациональность, и тогда в ответах на вопросы будут уживаться совершенно противоположные по смыслу вещи. 180

Часто решают не цвета, а оттенки. «Я ведь не слова боюсь, но чувства, от которого проистекает слово» (Эпиктет). Одна из самых сильных потребностей человека есть потребность в самоуважении. И поскольку человек есть животное изобретательное, то он эту потребность, как и некоторые другие, научился удовлетворять в извращенной форме. Речь идет о так называемых «должностных лицах». Рассмотрим это явление на примере майора милиции. Спроси у него, перед кем он долг исполняет, он ответит: перед народом. Это неправда, честный ответ был бы: перед властью, то есть, перед кучкой политиков, которым на этот раз повезло больше, нежели их оппонентам, и они получили право грабить на законных основаниях. Следующий вопрос: нарушал ли он сам законы, за нарушение которых спрашивают с других. Чтобы ответить «нет», нужно быть уж совсем законченным, а поскольку наш персонаж с претензией на благородство, то ответ прозвучит такой: «редко». И снова обман: взятки, повышение раскрываемости путем подлогов и фальсификаций, путем выбивания

из

подозреваемых

признательных

показаний,

хищение

бюджетных средств путем нецелевого использования, нанесение телесных повреждений разной тяжести и убийства. Это суть его работы, за которую власть платит ему больше, чем врачу, спасающему жизнь. Майор возмущается: «А вы попробуйте бороться с преступностью, ничего не нарушая». Следующий вопрос: кому вы служите? Ответ: народу. Наглая ложь, ибо служит, как и все служивые, своему начальству. Служба заключается в том, чтобы быть исполнительным, уметь угождать, короче говоря, умело лизать задницы вышестоящих, и успех в службе гарантирован. Майор, отвечая на вопросы, давал по его мнению, честные ответы. Его спасение в его способности самообманываться. Если бы он хоть на секунду осознал то, что он злодей, лицемер и раб Системы, то от его самоуважения не осталось бы и следа. Майор – это собирательный образ рабов Системы, именующей себя должностными лицами, тех, чье самоуважение есть плод самообмана. Не может уважающий себя человек быть чиновником, быть 181

лакеем

Системы.

«Когда

преступление

именуется

государственной

необходимостью, предательство называется защитой порядка… грабежи – не грабежи, а государственные мероприятия, убийства – общественной безопасностью, соучастники в злодеяниях – не соучастники, а должностные лица. Противники же власти во все времена объявлялись преступниками, бунтовщиками, смутьянами» (Виктор Гюго). «Не свободен тот, кто ищет себе господина». Тюрьма, в которую насильно заключают, не есть зло для заключенного. Зло – это та тюрьма, в которую человек сам себя помещает подчинением Системе. Свобода – это воля человека, направленная на исполнение желаний, усиливающих чувство любви, и на отказ от желаний, приносящих любви ущерб. Пауло Коэльо спрашивает: «Почему люди, все испробовав и испытав, всегда хотят вернуться к истоку, к началу?» Потому что они узнали себя. Узнать себя может лишь все испробовавший и все испытавший. Такой вспоминает себя и жаждет вернуться к своему началу, чтобы обрести вновь способность любить. Что это? «Это сбилась с пути душа, обладающая мощной силой». Может, и не сбилась, может, она нарочно. Похоже она знает, что делает. Но почему она проторенному пути предпочла бездорожье? Потому что свобода – это всегда бездорожье. Бездорожье – это путь сильной и одинокой души. Что это? Это ползут по пути проторенном души, рабским страхом гонимые, и снится им часто один и тот же сон: будто закончился путь, а дальше – сплошное бездорожье без указательных знаков, и не знают они, как дальше быть им. Бездорожье – это дорога к самому себе. «Наша жизнь есть то, что мы о ней думаем». Сказано верно, но и человек есть то, что он о себе думает. Поэтому жизненно важно научиться думать самому, без подсказок. Общество этому не учит, ибо самостоятельность предтеча независимости. Здесь и до свободы рукой подать. Что я думаю о себе? 20 лет назад я, 16-летний, с невинной душой и благими намерениями быть хорошим человеком поступил в духовную семинарию. Где, как не в духовном учреждении легче всего человеку 182

сохранить и приумножить свою духовность, – рассуждал я логично. Жизнь показала, насколько логика далека от истины, показала, что духовное нужно искать не в семинариях и институтах, а в самом себе путем проб и ошибок. Прошло 20 лет, 15 из которых в статусе осужденного. Не я ли сам себя осудил? Приговор: узнать себя истинного. Человеческий суд более милостив, но менее справедлив. Свой же истомляет душу, вынуждает смотреть широко открытыми

глазами,

называть

все

своими

именами.

Неисчислимое

количество раз я распинал себя на кресте своей совести и неизменно был воскрешаем невесть откуда взявшейся любовью. «Исполняй приговор, люби свободу больше жизни и твори ее», – было сказано ею. Человек – это ходячая цензура самого себя. Страх увидеть в себе нечто такое, от чего можно лишиться своего трусливого покоя, делает его самоцензором.

В

противоположность

самоцензору

существует

психоаналитик. Делом своей жизни последний делает изучение своего бессознательного. Проникнуть в самый темный угол своей души – его заветное желание. Он хочет увидеть то, что находится под печатями запретов и пломбами ужасов, поставленных страхом человеческим. Сорвавшему их предрекают несчастье и погибель. Но разве есть большее несчастье, чем незнание себя, и страшнее погибель, чем самообман? Система давит на меня, надеясь выдавить свободу. Ей это часто удается с другими. Когда совсем трудно, я вспоминаю Джордано Бруно, которого 8 лет пытали, после чего сожгли, но так и не смогли отнять у его воли свободу. «Раболепно и недостойно человеческой свободы – покоряться», – был его ответ. Я вспоминаю Юрия Лелюкова, свобода воли которого за 4 секунды совершила подвиг во имя любви к ближнему. Несчастен позволяющий внешней среде превратить себя и жизнь свою в средство. Счастлив тот, кто сам делает из своей жизни средство обретения свободы и любви. «То, что относится к внешнему миру, не зависит от меня. Свобода воли зависит от меня. Где мне искать благо и зло? Внутри, в моем. А все чужое никогда не называй ни благом, ни злом, ни пользой, ни вредом и вообще ничем 183

подобным» (Эпиктет). Свободный знает, что нет у него иных обязанностей кроме как перед собой. Добросовестное исполнение этих обязанностей неизбежно несет благо среде, в которой он пребывает. Среда питается энергетикой сильного, что, впрочем, не мешает ей осуждать его. «Трибуна и тюрьма – это некое место, одно – высокое, другое – низкое. А свобода воли может быть сохранена неизменной, если ты хочешь сохранить ее неизменной в том и другом месте» (Эпиктет). Я был очевидцем случаев, когда «сильные мира» со своей политической трибуны переселялись в тюрьму. Здесь они представляли жалкое зрелище. Смотришь на такого и думаешь: и куда только девалась его сила? И еще: часто бывает, что низкие места возвышают, а высокие унижают. Народ давно подметил, что не место красит человека. Маячат мне из соседней камеры: «Макс, ты что употребляешь?» Спрашивающий имеет в виду, какой вид наркотика: марихуану, ширку или химию. Отвечаю: употребляю книги. Спрашивающий сказал «что», а не «что-то», то есть, он полностью уверен, что если я в тюрьме, то обязательно употребляю какую-то анестезию, какоето обезболивающее для сердца и ума. К сожалению, часто Системе удается запереть в камеру не только тело, но и дух человека. Не ошибусь, если скажу, что 70 процентов осужденных – наркоманы, 25 процентов – алкоголики. Кто такой наркоман? Это больной духом человек, дух его болеет слабостью. Нет силы выносить реальность и самого себя в этой реальности. Наркотик уводит его в ложный мир, в ложную жизнь. Употреблением наркотика человек пытается излечить себя от страха перед свободой, перед необходимостью решать все самому. На некоторое время страх пропадает, но лишь затем, чтобы вернуться с еще большей силой. Когда вижу наркомана, думаю: ведь он чей-то сын, внук, отец, муж, ведь когда-то он был маленьким и мать свято верила, что чадо осчастливит ее… Впрочем, каждый из нас убийца чей-то надежды. Наркотик – это самое популярное средство для избегания себя. Он в зонах в избытке. Систему такое положение вещей вполне устраивает, ибо человеком безвольным легко 184

управлять.

Употребляющий

книги

–

для

зоны

ненормальный,

употребляющий наркоту – в порядке вещей. Почему? «От безнадеги», – отвечает зэк. Безнадега эта появляется от малодушия и страха перед ответственностью за свою жизнь. Слабого тюрьма делает слабее, сильного – еще сильнее. Сильный повторяет за Ницше: «Все, что не убивает, делает меня сильнее». Убогость внутреннего мира человек пытается компенсировать внешним. Жажда титулов, наград и почестей – это свидетельство отсутствия внутренней силы. В зоне внешний мир так беден, что соблазниться особо нечем, казалось бы, самое время заняться собою. Но человек становится воистину изобретателен в деле избегания самого себя. Поэтому в зоне тоже изобрели титулы, должности и почести, как и в том мире, уменьшенной копией которого она является. «Современная тюрьма представляет собой локальный срез общества. В ней есть свои богатые и бедные, авторитеты и отверженные, прохиндеи и откровенные недоумки… И теперь здесь, в изоляции от общества, за толстыми стенами и решетками пытаются продолжать жить – любить и ненавидеть, нравится, радоваться, смеяться». Общество не торопится признавать в тюрьме свой локальный срез. Ламброзо: «Мы говорим прирожденным преступникам: «Вы не виноваты, совершая свое преступление, но не виноваты и мы тоже, если прирожденные свойства нашего организма ставят нас в необходимость ради собственной защиты лишать вас свободы, хотя мы и сознаем, что вы более заслуживаете сострадания, чем ненависти». Да, большинство осужденных – это слабые и несчастные люди, и сострадание им не помешает. Подлинный же Преступник в сострадании осудившего его малодушия не нуждается; лишить его Свободы невозможно. Достоевский сказал: «Провозгласите право на бесчестие, и все побегут за вами». Провозглашать такое право всегда было привилегией системы власти. Сие право называется законным правом. К нему относится право наказывать, привлекать к ответственности себе подобных за те деяния, которые сами 185

привлекающие совершают на «законных» основаниях. Я уже 13 лет наблюдаю с максимально близкого расстояния право злодеев исправлять преступников. Сказано: все неестественное – несовершенно. Неестественное все, что не есть само собой, все несамобытное, все то, что из страха стыдится себя самого. Общество делает человека неестественным. Все естественное всегда преступно. «… так будьте же настолько велики, чтобы не стыдиться себя самих» (Ницше). Для этого вам придется стать Преступником. «Моя совесть чиста», – говорит осуждающий осужденному. А я говорю: нет совести у того, кто говорил – моя совесть чиста. Я подумал: почему в магазинах игрушек так много детского оружия? Зачем производятся миллионы копий боевого оружия и реализуются детям? Моим любимым развлечением в детстве, как и всех пацанов, была игра в войну. Я бегал с игрушечным пулеметом на батарейках и «убивал» сверстников. Пацаны вырастают, оружие в их руках уже не игрушечное. Менты, военные, бандиты – это все привычки, усвоенные еще в детстве. На чем зарабатывают производители и государство? На воспитании в детях агрессии и кровожадности. Системе нужны солдаты, нужны хорошие и плохие. Она разрушает идентичность человека и заменяет ее новой – рабски послушной. Каким образом? Психологическим насилием. Физическое насилие – это детский лепет по сравнению с психологическим насилием Системы. Бандита интересуют материальные ценности, завладев которыми, он удаляется, Систему интересует сам человек, – его душу она берет в заложницы и требует выкуп – его свободу. Человек платит выкуп отказом от своей воли, но заложницу ему не возвращают. Отныне он член большой секты

именуемой

«общество».

Цель

психологического

насилия

–

уничтожение в человеке веры в себя. Членов секты объединяет собственное бессилие. Система властвует благодаря тому, что разделяет, разделяет человека с самим собою. Существование многих человеков напоминает мне жизнь в долгом умирании; жизнь – это их болезнь, не живут, а болеют и только смерть излечивает их. «Все истекают страхом… тихо, в себе, как 186

умирающие деревья. Видит ли это Бог? А если видит, то что это за Бог? И где милость его или гнев? Где Божья воля созданной Им жизни?» (В. Высоцкий, Л. Мончинский. «Черная свеча»). У человека есть лишь один выход: быть Богом самому. Дойти до предела, туда, где заканчивается воля грешного человека и начинается воля Бога, живущего в каждом. Именно на этом рубеже человек узнает себя в Боге. Путь в рай лежит через ад. Богом становится лишь Сатана. Один грешит осознанно, другой – неосознанно. Но неосознанность второго – умышленная, он не знает не потому, что не может знать, а потому что не хочет, потому что боится. Разве добро может таковым называться только потому, что не хочет знать себя злом. Не все грех, что осознанно. Осознавать – это не обманывать себя. У греха святая изнанка. Большинство из-за страха носят себя наизнанку. В латинском языке у слова sin, что переводится как грех, есть два значения: первое – промахнуться мимо цели, второе – внешнее. «Грех – значит быть снаружи, быть вне себя. Добродетель значит «быть внутри, быть внутри себя». Лев Толстой: «Если простить преступнику, выпустить всех из заключения и ссылок, то произойдет худшее зло. Да почему же это так? Кто сказал это? Чем вы докажете это? Своей трусостью. Другого у вас нет доказательства…» Самая страшная тюрьма – это страх. Люди сами себя сажают в эту тюрьму и говорят: мы добродетельные. «Злоупотреблять можно только свободой, рабством злоупотреблять нельзя». Грош цена добродетели раба, который никогда не ошибается, потому что не знает свободы. Только у свободного есть право на ошибку. «Все усилия объяснить его продуктом общества – тщетны: он всегда вне общества». * * * Через несколько часов наступит новый 2012 год. Сижу и думаю, что, пожалуй, нет места лучше его встретить, чем в одиночной камере. Убедить себя в этом нетрудно. На воле каждый год одно и то же, скука. Не 187

удивительно, что олигархи вывихнули себе мозги, придумывая как бы необычней

встретить

год

грядущий.

Подсказка:

одиночная

камера.

Устроители праздников, немедленно организуйте такую услугу прихотливым клиентам.

Что

такое

«праздновать»?

У

буддистов

есть

понятие

«празднования себя» – так они называют медитацию. Так вот истинное празднование – это празднование себя, когда человек хочет не забыться, а наоборот вспомнить себя настоящего. В эту ночь принято загадывать желания. Несбывшиеся желания – причина несчастий, поэтому загадывать не буду. Буду жить и праздновать себя. «Я довольно спокоен, но грустно – часто от торжествующего безумия окружающей жизни… и мы так стоим друг против друга, не понимая друг друга, и удивляясь, и осуждая друг друга. Только их легион, а я один. Им как будь-то весело, а мне как будь-то грустно» (Л. Толстой). Знаю, что не хочу уже менять свою грусть ни на какое веселье. Свобода – это результат усилия воли человека, направленной на обретение знания, дающего веру в себя. Свобода гражданина государства, которую гарантирует конституция, есть свобода условная, а условная свобода – это не свобода. «Ты будешь не в мире, но весь мир будет в тебе. В самом себе, в сокровенном святилище своего духа найдешь ты высшее счастье… Ты будешь свободен, потому что не будешь ничего просить у мира, и мир оставит тебя в покое, видя, что ты ничего у него не просишь» (Белинский). Прекрасные слова, но не факт, что мир оставит тебя в покое. Мир ненавидит твою свободу. Поэтому свобода и покой – несовместимы. Свобода – это всегда война с миром. Она обретается лишь хождением по краю. Свободен лишь тот, кто Преступник в глазах мира. Китайцы говорят: великий человек – это общественное бедствие. Общество не выносит свободы великого. Счастье – это состояние души, вызванное избытком любви в ней. Свобода, любовь и счастье – это одно и то же, их нет по отдельности. «Человек обязан быть счастлив. Если он не счастлив, то он виноват» (Л. Толстой). Человек обязан быть свободным, иначе он виноват. Виноват перед самим собою. Эта вина лишает его счастья. 188

Мало человеку утолить голод физиологический, есть еще голод душевный, его не испытывают лишь глубоко несчастные люди. Как утолить голодающую душу? Любовью к свободе. Любовь – это любимое лакомство души, а страх и несвобода – это ее болезни, от которых пропадает аппетит к жизни. «Мысль изреченная есть ложь». Почему? Потому что человек стыдится своих мыслей, своих желаний, стыдится себя. Что рождает этот стыд? Общество. Оно вынуждает человека испытывать страх быть отвергнутым, страх, делающий его неестественным. Стыдится своей естественности, себя подлинного – это признак хорошего тона. Плохой всякий, не ложно изрекающий свои мысли, не ложно живущий. Прошел месяц ПКТ, в зону не выпустили, опасаясь моего дурного влияния на осужденных. Получил полгода УУК (участок усиленного контроля), это еще одна разновидность тюрьмы в тюрьме, еще одна матрешка. Сижу один в камере два на два метра. Стараюсь не обращать внимания на крыс, у них своя жизнь, у меня своя. «Помоги себе сам», – продолжает твердить мне моя жизнь. «Я стараюсь, я люблю тебя», – отвечаю я ей. Не в силах человека погубить свою божественную сущность, чтобы он не делал, ему не удастся даже запятнать ее. Он может не жить ею, не быть свободным и захаращивать ее всяким мусором, – тем, что от незнания и трусости представляется ему важным. И тогда Сущность подобно забытой драгоценной амфоре под грудой старья рискует навсегда потеряться на чердаке дома жизни. Приходит время и смельчак извлекает ее и, стряхнув пыль страха и незнания, наполняет свою божественную сущность напитком свободы. Человек – это непрерывный поток энергии, который, подобно реке, вытекает из океана вечности и в него же впадает. И как одна и та же река в зависимости от ландшафта бывает широкой, глубокой, стремительной и чистой или узкой, мелкой, небыстрой и мутной, – так и энергия человека в зависимости от ландшафта обстоятельств течет по руслу жизни неодинаково. Есть энергии, стремительность и сила потока которых не признает 189

отведенного им ландшафтом русла. Они то и дело выходят из берегов, нарушая привычную гармонию среды. Ни берега устоев, ни платины законов, воздвигаемые

для

усмирения

бушующего

потока,

рожденного

могущественной энергией свободного, не в силах вернуть его в русло трусливой псевдогармонией общественного ландшафта. Мало, очень мало глубоких и стремительных рек, мутность воды которых есть ил, поднятый со дна лишь для того, чтобы сделаться глубже. Чистота и прозрачность – удел мелководья. «Но что сказать о тех, для кого жизнь – не океан, и законы, созданные человеком, не башни из песка. Для кого жизнь – скала, а закон – резец, коим они обращают ее в свое подобие? Что сказать о хромом, который ненавидит плясунов? Что сказать о воле, который любит свое ярмо и мнит лесного лося и оленя бездомными бродягами? Что сказать о старой змее, которая не может сменить кожу и называет всех остальных голыми и бесстыжими? И о том, кто рано приходит на свадебный пир и, пресытившись, уходит, говоря, что все пиры отвратительны и все пирующие преступают закон?.. Они видят лишь свои тени, и эти тени – законы для них. Что для них солнце, как не плавильщик теней? И что значит признавать законы, как не склоняться и чертить свои тени на земле? Но вы, идущие лицом к солнцу, какие образы, начертанные на земле, могут удержать вас?» (Джебран Халиль Джебран). «Как мне познать себя?», – спрашиваешь ты. Душа твоя подобна гостинице, в номерах которой гостят события и люди. В люксах навсегда поселились твои родные. Большую часть своей жизни ты в гостях, гостиница принадлежит тебе, но ты живешь постоянно в чьем-то номере и с кем-то. Наступает момент, когда давно появившееся желание уединиться в своей комнате одному требует немедленного исполнения. Ты идешь по светлым коридорам здания души и пытаешься вспомнить, в какой его части есть та комната, в которую ты никогда не входил, потому что когда-то давно, приоткрыв дверь в нее, испытал страх. Шли годы, ты все гостил у кого-то, жил чьей-то жизнью, стараясь отогнать мысли о той комнате… Но вот ты 190

идешь, – и вот эта дверь. Усилием воли открываешь ее… Первое, что ты видишь, – абсолютная темнота. Ты стоишь в нерешительности на границе света и ночи. Оглядываешься в поисках чего-нибудь, что можно было бы бросить в темноту, как бросают в колодец и пропасть для определения глубины. Ничего нет, есть только ты сам. Неведомая сила толкает тебя, дверь за тобой захлопывается. Страх вскоре сменяется чувством чего-то, невыразимого словами. Чувством давно забытой любви к себе. Немногие входят к себе, ибо предпочитают жить в гостях, жить «общим». Лишь Абсолютному Преступнику под силу абсолютная темнота. Расскажи в темноте и одиночестве правду о себе. Рассказывай и слушай. И пусть этот правдивый диалог с самим собою станет основным занятием твоей жизни. «Есть среди вас такие, что ищут многоречивого из страха перед одиночеством. В молчании одиночества их глазам предстает их нагая суть, и они бегут прочь» (Джебран). Главная задача человека – увеличивать любовь, делать это может лишь Преступник, ибо любовь увеличивается в Свободе. Я сказал, чтобы на памятнике отцу написали: «Любовь наша бессмертна». Все мы бессмертны лишь нашей любовью. «Все суета, что не есть любовь». Но нужно иметь смелость знать: где нет Свободы – там нет Любви. Любовь – лишь там, где нет страха быть самим собою. Знание того, что уход из жизни увеличивает любовь к нему в мире живущих, – великое утешение человека. «Сначала развиваются, расширяются, растут пределы физического человеческого существа – быстрее, чем растет духовное существо, – детство, отрочество; потом духовное существо догоняет физическое и идут почти вместе – молодость, зрелость; потом пределы физические перестают расширяться, а духовное растет, расширяется, и, наконец, духовное, не вмещаясь, разрушает физическое все больше и больше до тех пор, пока совсем разрушит и освободится» (Л. Толстой). Смерть – это абсолютная свобода. Она делает человека Абсолютным Преступником. Важно быть им при жизни. Человек не черно-белый, каким его выставляет Система. Человек цветной. Системой он обесцвечивается, 191

делается либо черный либо белый, но чаще всего – серый. Белый цвет здесь не натуральный, это результат отбеливания. Власть и деньги – название отбеливателя. Кому они недоступны – ходят серыми. Кому противны – ходят черными. Человек рождается в пижаме всех цветов радуги, Система переодевает его в черно-белую робу осужденного. Наибольший злодей – это государство и оно же великий надзиратель в им созданной тюрьме. «… государство и его агенты – это самые большие и распространенные преступники, в сравнении с которыми те, которых называют преступниками, невинные агнцы: богохульство, кощунство и идолопоклонения, всякого рода насилие,

мучения,

истязание,

сечение,

клевета,

ложь,

проституция,

развращение детей, юношей, грабеж, воровство – все это необходимые условия государственной жизни» (Л. Толстой). * * * Разговорились вчера с майором, начальником внутренней безопасности зоны. Он сетовал, что зэки нынче не те, что раньше, – измельчали. – Но, – говорит, – попадаются еще нормальные: недавно привели одного на вахту, начал он нам грубить. Короче, дали мы ему оторваться от земли, чтоб неповадно было. Крови с него потекло много, и тут он поднимается и говорит: «У меня СПИД, осторожно, не заразитесь». – Порядочный человек попался, – подытожил майор. – При чем здесь порядочность? – говорю я ему. – Это он из-за страха ляпнул, чтоб бить перестали. Был бы он посмелее, – заразил бы вас, гандонов, чтоб пропала навсегда охота кровь зэка проливать. – Злой ты, – говорит майор. – Нет, просто называю вещи своими именами. Тошнит, когда малодушие и трусость именуют порядочностью и благородством. Каждый человек есть одновременно герой и трус, слабый и сильный, святой и злодей, но у большинства нет силы духа принять себя всего, и здесь ему на выручку приходит Система, которая учит искусству обманывать 192

себя. Сказано: все что с вами происходит – к лучшему. Все есть благо для человека, если цель его – Свобода. Нужно только это благо увидеть и верно использовать. Что значит «верно»? Без страха. Зона – это подходящее место для диагностики и починки своей воли. Каким образом саморазрушение превратить в самосозидание? Самосознанием. К сожалению, большинство заключенных не видят блага в своем положении и не используют его. Тюрьма, как и любая другая ситуация в жизни человека, в зависимости от его к ней отношения может стать как лекарством, так и ядом. В чем счастье несчастий? Они делают более осознанным. «Много из вашей боли избрано вами самими. Это горькое зелье, которым лекарь в вас исцеляет вашу больную сущность» (Джебран). Ум человека программируется средой его обитания. Еще до того, как он осознает, кто он и что он, общество внушает ему, кем он якобы является. Стоит человеку поверить в эту ложь и отныне он себе не принадлежит. Сознание человека – это неисчерпаемый потенциал, это мини-копия программы вселенной. Общественно-политическая система – это хакер, в арсенале

которого

масса

вирусов,

нарушающих

работу

программы

«человек». Основной вирус – это страх, который программирует человека на самоуничтожение. Человек одновременно есть целитель и сосуд целителя, в котором он пытается приготовить эликсир бессмертия. Все, что он видит, слышит, узнает, чувствует, мыслит, переживает и копирует, все это приправив слезами, потом и кровью, он бросает в свой сосуд в надежде получить панацею от горечи жизни. Он не знает, сколько чего нужно брать, чтобы получить желаемое и неустанно экспериментирует. Часто он, уставший от себя, берется исцелять других. А те, другие, говорят ему: «Как может не исцеливший себя исцелять других», – и называют его шарлатаном. «Но ведь я люблю вас», – говорит он им, обиженным. «Как может не любящий себя любить других?», – отвечают они ему. И он снова и снова возвращается к самому себе, чтобы суметь полюбить. 193

Чувством вины пропитан человек. В пору говорить не «человек разумный», а «человек виновный». Общество напитывает человека этим саморазрушающим чувством. Не испытывающему вины говорят: у тебя нет совести. Человек по слабости своей верит и начинает проклинать себя вместо того, чтобы послать к чертям мир с его гнилой праведностью. Чувство вины – это основное препятствие на пути к счастью, ибо это чувство рождает страх быть

самим

собою.

Человек

жаждет

прощения

и

отпущения

не

существующих грехов – это все проделки Системы. Человек жалок, ибо ждет, когда ему позволят быть счастливым, ждет очередной лжи, которая позволит ему гордиться своим ничтожеством. Человек боится опыта и в этом его беда. Он не хочет выяснять сам, что хорошо и что плохо. Внутренний мир человека – это огромная экспериментальная лаборатория, назначение которой – открытие своей формулы счастья. Все хотят быть счастливы чужим опытом. Составители перечня дозволенных опытов присвоили себе право решать судьбы тех, кто ищет свою формулу. «А вы, судьи, которые хотят быть справедливыми, какой приговор выносите вы тому, кто честен по плоти, но вор по духу? Какому наказанию вы подвергнете того, кто умерщвляет по плоти, но сам умерщвлен по духу?» Человек, боясь осуждения лживыми, отрицает себя истинного. Не отрицает себя лишь Преступник.

Задача

Системы

–

довести

человека

до

духовного

самоубийства. Один человек говорит другому: – Ты на ложном пути. – Ты ходил по этому пути, ты дошел до конца? – спрашивает другой. – Нет. – Так откуда ты знаешь, что этот путь ложный? – Знаю. – Хорошо, допустим, знаешь. Объясни тогда, что есть ложный путь и правильный путь, какие критерии определения ложности и правильности? – Правильный ведет к истине, ложный – в никуда, к погибели. – Что есть истина? 194

– Бог, справедливость, любовь, все, что делает человека счастливым. – А свобода? Свобода делает человека счастливым? – Не всегда. – Но разве несвободный может любить? Разве любовь, Бог возможны без свободы? – Не уверен. – Свобода вызывает у тебя тревогу? – Возможно… – Послушай, ты сказал, что я на ложном пути, потому что этот путь не ведет к истине, то есть, к Богу, справедливости и любви, ты признал, что сам по этому пути не ходил. Но ведь нет другого способа определить, ведет избранный путь к истине или нет, кроме как пройдя его. Ты не уверен в том, что Свобода это синоним Бога, Любви и Истины. Свобода – это путь к самому себе, это путь к истине и это всегда Свой путь. Сказано: кто несчастлив в пути – тот не будет счастлив и вконце дороги. Примета счастья – радость идущего. Радость от прокладывания своего пути. Ты же ходишь протоптанным, общим путем, и радость, и истина у тебя тоже общие. Ты идешь по знакам, установленными чужими, застрахован от неожиданностей и это делает тебя уверенным в пути. Я же превращаю бездорожье в дорогу и поэтому знаки и правила устанавливаю сам. Те дороги, по которым ходишь ты, когда-то тоже кто-то протаптывал Сам и он тоже был Преступником. Дорога имеет ценность лишь до тех пор, пока по ней идет Один. Общая дорога перестает быть дорогой истины, перестает быть дорогой к самому себе. Особенность протоптанных путей в том, что по ним чаще ползают, нежели ходят. Мораль ползущего такова: лучше самому стать на четвереньки, чем оказаться в таком положении вследствие падения. Ползти не страшно. Ползти – это не решать все самому, это не быть Преступником. Ибо сказано: душа ходит всеми путями. Ложь – это идти не самому. Часто, описывая внешность человека, говорим: он сбитый, имея в виду крепкий, сильный. Дух человеческий тоже бывает сбитым, сбивается он, 195

делается цельным экстремальными событиями, трудностями и несчастьями. Именно им должен научиться быть благодарным человек за монолитную силу духа. Дух человека, ищущего легких общих путей, атрофируется от неупотребления. Воля, не творящая свободу, становится волей раба. Политика – это искусство приготовить и подать все дурно пахнущее в удобном вкусу и нюху виде, это умение облекать ложь в законную форму. Власть и церковь работают по давно известной схеме «хороший и плохой». Когда проснувшаяся интуиция человека говорит: «Не верь политику», – он начинает искать куда бы ему деть свою обманутую веру, где бы ему подсказали, как жить и что делать со своей непутевой жизнью. И в этот момент в его искусственно ограниченном Системой поле зрения возникает в образе попа великая утешительница душ человеческих – церковь. Постанова работает безотказно, нажива между подельниками делится, как положено: Богу – Богово, кесарю – кесарево. Все довольны, и к превеликому ужасу гражданин-прихожанин, высказавший попу все, что он думает о его подельнике, – тоже утешился. Нет пределов человеческому желанию быть обманутым. Почему человек не умеет радоваться? Следует уточнить: не радуется взрослый, ибо у ребенка с радостью все нормально. Ребенок – это ходячая радость, радуется сам и других радует. По мере взросления человек все более утрачивает способность радоваться, не говоря уже о том, чтобы радовать других. Почему так? Умнеют. Ребенок – это истина, живое ее воплощение, это непосредственность, безусловность и абсолютная подлинность. Куда же девается радость, неужели самосознание, этот спутник взросления, вытесняет ее. То, что принято именовать умом, в большой части есть ложь, притянутая страхом рационализация. Уму во чтобы то не стало необходимо всему дать свое определение, везде повесить ярлык. Дав всему названия, он начинает подавлять и вытеснять ненужное, не понимая, что ненужного нет. Свобода – это когда нужно Все для радости. Это ум, вживленный Системой, учит человека стыдится себя и испытывать вину за радость. Когда человек 196

радуется – это его ум радуется чувству, и наоборот – это он чувствует умом и размышляет чувством. Счастье – это особый образ мыслей привычкой отлитый в форму чувства радости и полноты жизни. Умение размышлять чувством возвращает счастью безусловность. «Сидя в одиночестве у себя в комнате, вы наполняете всю комнату любовью. И, может быть, вы в тюрьме; за одну секунду вы можете превратить ее в храм. Тот час же, как вы наполняете тюрьму любовью, это больше не тюрьма. И даже храм становится тюрьмой, если любви нет» (Ошо). Наполнять любовью может лишь свободный, ибо любовь наполняет лишь того, чья воля творит свободу. Любовь – это всегда Любовь к Свободе. И очень часто свобода носит человеческие тела и имена. Все чаще забываю, что я в тюрьме. «Ждать нечего. Существование в этот миг совершенно, как никогда. Оно никогда не будет совершеннее». Все мы слишком вежливы. Почему это плохо? Потому что в основе нашей вежливости в большинстве случаев лежит не добронравие, как принято считать, а обыкновенная трусость. Страх перед другими делает нас вежливыми. Будь проклято все, что отнимает искренность. Есть великий источник роста духа человеческого, название которому ответственность. Человек перекладывает ответственность за свою жизнь на Бога, церковь, общество, государство, врагов и друзей, – он хитрит и обманывает сам себя. Ответственность – это твой ответ на здесь и сейчас,

на

каждое

осуществляющей

мгновение.

свободу

волей.

Ответ

волей,

Ответственность

утратившей –

это

страх,

духовная

физкультура. «Решай всегда все сам», – говорит ответственность. «Это трудно», – возмущаешься ты. «Глупый, пойми же ты: преодоление трудностей – единственное условие своего роста, роста твоей свободы», – терпеливо учит она. Люди живут по-разному: кто по минимуму, кто по максимуму, кто-то выбирает середину, не зная, что она скользкая и придется постоянно соскальзывать, – чаще на минимум. Выбор минимума – это попытка избавиться от страха перед ответственностью. Законопослушный гражданин – это человек минимума. Это когда всю жизнь по приказу, по 197

совету, по предписанию. Такой всегда может оправдаться: я следовал совету того, чей авторитет непререкаем, я выполнял приказ и т. д… Никакого риска… Но ведь и жизни никакой, потому что нет Я. Минимальный заявляет: «Я не злоупотребляю». «Верно, рабством злоупотреблять нельзя», – отвечает живущий по максимуму. Минимальный живет «разумно».., «с головой». Максимальный больше слушает сердце, чем ум, и поэтому смысла в его жизни больше. Он знает: смысл умом не постижим, чувству больше не подвластен. Что такое познавать себя? Разрушить себя до основания, разрушить свой муляж, который вы под руководством прораба общественнополитической системы выстроили из негодного материала лжи и скрепили его страхом. И когда не останется ничего, когда вы почувствуете отсутствие страха перед миром и отвращение к самообману, – преступайте к строительству. Вы разрушили общежитие, а возводить придется храм. Вы строитель, вы же и прораб. Сознание – ваш мастерок, свобода – скрепляющий раствор. Самопознание – это разрушение во имя созидания. Когда разрушаете – вы Преступник, ибо никто не знает, зачем вы это делаете и сами вы часто не имеете ответа на «зачем». Когда возводите – вы святой. Немало таких, что только разрушают, им просто не хватило времени и сил возвести. Но это все равно лучше, чем жить в общежитии из лжи. Состоявшийся Преступник – уже святой, ибо святой есть каждый, кто ценит свободу больше жизни. Лишь такой может любить и поэтому он святой. Нужно понимать, что смысл не где-то там, не вконце, – а здесь и сейчас, и он не один – смыслов миллиарды; каждый миг – это новый смысл. Свобода это всегда создание своего смысла. «Жизнь – это всегда чрезвычайное происшествие, иначе это не жизнь», – говорит самому себе Преступник. Заключенные часто спрашивают друг у друга: «Сколько тебе осталось до конца срока?» Если спросить: «Зачем ты спрашиваешь, сколько чужому тебе человеку осталось сидеть?», – он ответит: «Просто так спросил». И он не обманывает, ибо

спрашивает не осознавая… Это своего рода

психологическая разгрузка: если слышит, что другому сидеть больше, то 198

становится легче принимать действительность. Если же слышит цифру меньше той, которая осталась самому, то, как правило, выстреливает следующий вопрос: «А всего сколько отсиженных?» Если и здесь он хлебнул больше, – ничего страшного, ибо всегда можно найти того, кто с удовольствием поменяется местами с тобой. Человек легче переносит тяготы жизни, если рядом живущему еще труднее. Как бы не было плохо, всегда найдется тот, кому еще хуже, – утешение, которым не стоит пренебрегать. Ругаясь между собою, заключенные часто произносят: «Голова». Если на воле вы говорите оппоненту: «Ну ты и голова!», – то этим вы восхищаетесь его умом, это звучит как комплимент. На зоне за такой комплимент могут зарезать. «Голова» здесь не синоним слова «умный», это означает «придурок», «недоразвитый». Почему так? Из-за чего такое искажение значения слова? Умышленное искажение? Думаю, да. Тюрьма – то место, где вещи принято называть своими именами и если к этому прибавить специфический

юмор,

помогающий

переносить

непереносимое,

то

становится понятно: превращением комплимента в ругательное слово зэки подшучивают над лицемерной разумностью живущих по ту сторону колючей проволоки. Здесь в почете больше чувства, чем ум, сердце, нежели голова. Правды в зоне больше чем на воле, потому что больше свободы. Большинству здесь терять уже нечего. Как дерево без листьев, так и зэк – это рентгеновский снимок человека. Он себя уже не стыдится и страха в нем почти не осталось, от того и правды больше. Так бывает перед смертью, – в кино видел; только там цветная художественность, а здесь черно-белая документальность. Вроде как признался себе уже во всем, а не покидает ощущение недосказанности. «Договаривай до конца», – твердит кровь в жилах. Договорю, обязательно договорю, пусть лишь глаза привыкнут смотреть в темноту. Общество вынуждает человека постоянно объясняться, оправдываться. Принявший такой расклад за должное покоряется, и всю свою жизнь только и делает, что объясняется неизвестно в чем и непонятно перед кем. У него не остается времени и сил на главное – на самообъяснение. 199

Если бы только времени и сил… Самое грустное здесь то, что не возникает даже такого желания. Не того люди просят у Бога. Он ждет услышать: «Моя глубина – твоих рук дело. Дай силы духу Моему изведать ее, не позволь уйти необъясненным самому себе». * * * Пришел с прогулки, заварил крепкого чая (смесь черного и зеленого), выпил и жду прихода: это когда в голове посветлеет. Чифир, как раньше, уже мало кто пьет. Рецепт его простой: полпачки черного чая на литр кипятка. Получается атом, выпивая кружку которого, прыгаешь полдня, что мишка Гамми. Особенный чифир – сваренный «на факелах». Факела – это полоски сухой материи, свернутые в небольшой рулон, в ход идет постельное белье, а за неимением – все, что горит. Заваривают чай таким способом в условиях отсутствия кипятильников и электричества – в штрафных изоляторах и боксах тюрем. Особенность такому чифиру придают экстремальные условия заваривания, да и канители много. Ну да зэку куда спешить, лишь бы чем-то заняться. Гулять из камеры УУК меня выводят каждый день на час в дворик три на четыре метра. Если ходить быстро, то за час успеешь пройти немало, что я и делаю. Забавная, наверное, со стороны картина, – напоминает мечущегося в клетке волка. Я такое видел в зоопарке. Привычка ходить по короткому отрезку туда-сюда сохраняется на всю жизнь, по ней менты на воле определяют бывших зэков. Стоит такого вывести из себя, как он начинает почти бегать вперед-назад. Забавно… забавляется Система. Именно таким, какой я есть, меня хочет видеть Вселенная. Моя воля это часть воли Вселенной, ее микрокопия. Поэтому я не могу хотеть того, что неугодно

ей,

осознание

этого

дает

ощущение

полноты.

«Главное

несовершенство человеческой природы состоит в том, что цель наших желаний всегда в противоположном… Так, ипохондрик особенно чуток к юмору, сластолюбец охотно говорит об идиллии, развратник о морали, 200

скептик о религии. Да и святость постигается не иначе, как в грехе» (С. Кьеркегор). Все противоположности придуманы людьми. Зачем? От неверия человека в себя. С несовершенного спросу меньше, меньше перед собою ответственности. Страх перед свободой заставляет человека самоумаляться, придумывать в себе грех и вину. Иду сегодня с прогулочного дворика в камеру, навстречу мне капитан, довольно таки мерзопакостная особь. «Добрый день», – говорит мне тоном, как будто мы всю жизнь с ним вместе свиней пасли. Я промолчал. Он возмущенно: «Почему не здороваешься, осужденный?» «День мой, – отвечаю, – и рассказывать кому попало добрый он или нет я не собираюсь». Капитан охренел и не смог скрыть этого. Тут следует пояснить: осужденный «обязан» здороваться с представителями администрации зоны. То есть, своим ответом я нарушил режим содержания, за что могу быть наказан. Капитан лишь смог выдавить: «Я не кто попало». Отныне кличка у мента «Кто попало», зэкам нравится. Правда у осужденных нелицеприятная, пора бы осуждающим привыкнуть, да нет – обижаются. Впрочем, зэки «любят» обиженных. Святость грехом обретается. Не согласны? Нужно верно понимать, что есть святость. Святой тот, кто любит, а любить может лишь свободный, свободный же всегда Преступник. Поэтому святой – это всегда – Преступник, всегда тот, кто любит свободу больше жизни. Святой тот, кто принимает себя целиком, без оговорок, кто ищет и находит Бога в себе. Искренность – среда обитания святости. Бесстрашие – примета святого. Грех это все что таит в себе страх. Грех – это не свобода, это отсутствие любви. Любви к себе, грешник не принимает себя, стыдится и боится себя. Он не есть, он только кажется, ибо неискренность и страх текут в его жилах. Самообман – сущность греха. Грешен всякий, кто ищет бога вне себя. Все мы проходим через нелюбовь к себе, через самоотвержение и не наша в этом вина, – нас так учили те, кому мы верили. Но наступает момент, когда голос внутри начинает звучать громче внешних голосов. И тут важно начать 201

слушать только его, только с ним вести диалог. Тот, кто был до диалога, – грешник, после – святой. Отныне его жизнь – это его религия. Своим бесстрашием он слил воедино Святого и Преступника. Так он вернул себе цельность. «А кто цел, тот свят». «Роковым, неизбежным последствием отвлеченно-морального нормирования жизни является моральное лицемерие. Жизнь распадается на две части – официальную и подлинную, интимную. В первой все мы благопристойные, «порядочные» люди, внутренне спокойны, по свободному убеждению подчиняющиеся всем «принципам и нормам морали», а некоторые из нас даже заслуживают репутации «светлых личностей», «глубоко идейных» и «принципиальных» людей. Но как мало внутреннего света, тишины, умиротворенности, как много бунта, мук, тьмы и порочности в глубине души даже самых «светлых личностей» (С. Л. Франк). Всякий живущий не ложно, живущий своею глубиною – неизбежно Преступник. Преступление – это жизнь, уставшая быть лицемерием. Сказано: узнайте истину, и она сделает вас свободными. Я же говорю: станьте свободными и познаете истину, а это значит – стань Преступником, и ты узнаешь, что истина – это ты. Истинно все, что свободно. Все мы были истинными в детстве и перестали быть ими, когда поверили Системе, когда научились бояться. Все в мире относительно и условно, это утомляет дух, жаждущий абсолютности, и когда он преступает – он утоляет жажду духа, спасает себя от погибели. Абсолютный Преступник – это художникреставратор, воссоздающий свой первозданный лик, это поэт, сочиняющий себя, это археолог, ищущий драгоценный артефакт своей сути, как путешественник, странствующий по неизведанным тропам бессознательного в поиске самого сильного впечатления, впечатления о себе как о Боге, это врач-хирург, удаляющий из сознания опухоль страха. Он крестьянин, возделывающий огород своих чувств, вырывающий сорняки неискренности. Он нищий, но не духом, он богатый, но не самообманом. Он кандидат неизвестных наук, он контрабандист свободы и крематорий лжи. Он андрогин, воссоздающий себя заново, он по ту сторону всех слов, 202

придуманных людьми. Он философ непринятых истин. «Сущность человека неопределима», – говорит он всем определяющим. «…Я человек, отрицающий и осуждающий весь существующий порядок и власть», – писал Лев Толстой членам царской семьи. Существующий порядок и власть – эти разбойники с вымытыми душистым мылом щеками и руками, отрицающие мое право на самобытность, осудили меня на годы заключения. Мне сказали: «Отбывай наказание», – но я, как всегда, ослушался: я не отбывал, я жил. Меня ограничили в действии, я же компенсировал это тем, что много чувствовал и мыслил. Мои мысли и чувства стали кислотою, вытравливающей все неподлинное. Я сделался экспертом по подделкам. Дух

– это искусство свободы. Я стал

искусствоведом. Я переквалифицировался из постановщика трюков ума в режиссера своей жизни. Я сознательно сошел с ума… на остановке чувства в районе интуиции. Больше не езжу в транспорте «общее» – укачивает сознание и дух тошнит. «Но прежде всего я должен знать, для чего я вообще живу. И здесь я знаю пока лишь одно: я не могу жить ни для какого политического, социального, общественного порядка. Я не верю больше, что в нем можно найти абсолютное добро и абсолютную правду. Я вижу и знаю, наоборот, что

все, кто искали этой правды на путях

внешнего,

государственного, политического, общественного устроения жизни, – все, кто верили в монархию или в республику, в социализм или в частную собственность, в государственную власть или безвластие, в аристократию и в демократию как в абсолютное добро и абсолютный смысл, – все они, желая добра, творили зло и, ища правды, находили неправду» (С. Л. Франк). * * * Абсолютный Преступник – это поиск абсолютной Правды. Сказка для взрослых детей. Жили на свете два человека, и не было никогда любви между ними. Один взял да и осудил другого. Зачем он это сделал? Место, где должна была быть любовь, пустовало, а он не выносил пустоты, поэтому 203

изобрел ненависть и занял ею пустое место. Ненависть оказалась штукой деятельной, и излюбленным ее занятием было осуждение. У осудившего и у осужденного жил внутри Бог. Осужденного закрыли в клетку, но Бог, который жил в нем, как и раньше продолжал путешествовать, где ему вздумается, и благодаря этому осужденный чувствовал себя свободным даже в клетке. В это время у осудившего начали происходить странные дела: ненависть соорудила клетку и посадила туда Бога, жившего с ней по соседству, за то, что он хотел построить внутри человека царство свое. И зажила ненависть припеваючи. Осужденный не затаил ненависти к осудившему его, поэтому все его внутреннее пространство занял Бог и то, что человек находился в клетке, только облегчало задачу внутреннему Богу приумножать казну своего царства творением свободы. Закончился срок наказания, и освободили заключенного, но он к этому событию отнесся равнодушно, потому что и до этого был свободен свободой внутреннего бога. Тем временем в жизни осудившего тоже произошли изменения: он влюбился. Любовь приехала на неимоверной силы слоне, которого звали Правдивый, он раздавил ненависть, разломал клетку и выпустил из нее Бога. И встретились снова два человека, переставшие быть осуждающим и осужденным. Устроил пышную свадьбу влюбленный и пили все за здоровье Любви и слона, даровавшего свободу Богу. И мой Бог там был, мед пил и мне принес. Напился я и хожу в тюрьме, свободою пьяный. Мораль сей сказки такова: свобода – это всегда Своя свобода. «… человек, который отошел от мира и располагает возможностью наблюдать за ним, находит мир таким же безумным, как мир находит его» (Д. Галифакс). Пожалуй, стоит поблагодарить мир за предоставленную мне возможность наблюдать за ним, нет лучше обсерватории для подобного рода наблюдений, чем одиночная камера. Безумность мира в его умности, в тотальной рационализации бытия. «Рацио» вытесняет «психо». Ум, пренебрегающий духовностью, вырождается в безумие. Мир заболел «здравым смыслом». Многолетний опыт наблюдения привел меня к 204

заключению: у понятий «здравый смысл» и «смысл жизни» кроме слова «смысл» нет больше ничего общего. Все великое рассмотреть можно только на расстоянии. Теперешний миг жизни так велик, что человек не в состоянии увидеть глазами сознания и сотой его части. Почему мы не можем понять целого? Охватить так, чтобы отчетливо уразуметь смысл своей жизни. Ответ: потому что боимся свободы. В каждом мгновении свой смысл – это бесспорно, но хочется какого-то всеобщего смысла. Не хочет человек удовлетвориться, что цель – это сама жизнь, и все норовит сделать из нее средство. Что же это за цель, смысл дающая? Мы требуем готового смысла. Мол, подавай мне на блюде идею, способную научить меня любить жизнь и примирить со смертью. Может, стоит пытаться самому создавать этот смысл. Может смысл в том, чтобы стать создателем смысла. «Этот мир лишен смысла и тот, кто осознал это, обретает свободу» (А. Камю). Тот, кто осознал это, обретает свободу осуществить свой смысл, он осуществляет свой смысл тем, что осуществляет свободу своей волей. Лишь утративший страх узнает правду. Возможно, и вся Вселенная таким образом осуществляет свой смысл через волю человека, преступающего запреты. Смысл можно только чувствовать

и

переживать,

его

бессмысленно

выражать

словами.

Переживание радости – верный признак присутствия смысла. \ Вернемся к вопросу: почему мы не можем охватить целое? Потому что пытаемся сделать это разумом. Окунь не пытается проглотить кита, потому что знает: это ему не по силам, это знание у него врожденное. Почему же человек пытается проглотить целое? Неужели есть у него врожденное знание, что ему это по силам. Если есть желание, значит, есть и силы на его осуществление. Но такие силы есть лишь у свободного, лишь потерявший страх знает, как их применять. Целое дано понять только целому, только тому, кто осознал себя богом. Суть, дающая смысл, находится на глубине, разуму недоступной. Разуму необходим скафандр для глубоководных погружений. Лишь облачившись в чувство, исследует разум всю глубину истины, – чувство любви. Любящий не задается вопросом: «В чем смысл 205

моей жизни?»; он не ищет того, чем уже обладает. Пусть каждый спросит себя, за что он готов отдать свою жизнь. Ответ и есть смысл его жизни. Большинство отвечая обманывают себя. Правильный ответ здесь один – Свобода. Но чтобы ответить правильно – нужно быть Преступником. «Овца и волк по-разному понимают слово «свобода». В этом суть разногласий, господствующих в человеческом обществе» (Линкольн). Понимает свободу лишь тот, кто творит ее. Мы знаем лишь то, что создаем сами. * * * Недавно зэк с соседнего барака маякнул на волю таким же, как и сам, наркоманам, чтобы спрятали в передаче, которую повезет ему мать, наркотик, но так, чтоб она ничего не знала. Тот факт, что если менты обнаружат спрятанное в передаче, то мать сядет на 5 лет, его, по-видимому, не смущал. Год назад ее уже задерживали, тогда сын с приятелями тоже использовали ее вслепую. Мать тогда откупилась немалыми деньгами. А его самого зэки в зоне избили до полусмерти за то, что родных подставляет. Выводы парень не сделал и вот снова мамка везет любимому сыну передачу и не знает, что в ней наркотик, передает, и снова прапорщик его находит. Сын как узнал, что мать арестовали, закрылся в подсобном помещении промзоны и вскрыл вены. Нашли его уже мертвым, и было ему всего-то 23 года. Мать потом отпустили. Человек мечется, словно белка в колесе, ранимый навязчивым желанием стать счастливым. Он не понимает что «стать» счастливым невозможно, счастливым можно лишь быть уже – здесь и сейчас. Счастье – это всегда настоящее. Счастье – это не достижение, а обнаружение. Счастлив умеющий находить причину радости во всем. Я радуюсь тому, что научился осознавать мое сейчас. За окном идет дождь. Это природа играет свою симфонию, ударяя каплями воды по крышам зданий, словно по клавишам органа, перебирая ветром струны колючей проволоки… Жизнь дает свой концерт. У меня билет 206

в отдельную ложу. Акустика одиночной камеры передает невыразимое звучание жизни. Появляется слышимость себя. Титулы, деньги, слава – все это богатство, не избавляющее от нищеты духа. Внутренняя свобода есть подлинный капитал, лишь ею стоит богатеть. Система, ограничивая стенами тюрем поле зрения физиологического, увеличивает этим безгранично поле зрения духовного. Прозрение Себя. Прозрение себя Богом. Видящий рождается свободой. Статуя Свободы в Америке вызывает неприятные ощущения. Ощущения тотального режима. Лжи о свободе. Эта статуя есть символ Системы, символ узаконенного зла, выписавшего себе мандат на свободу действий во имя псевдосправедливости. Злодеяния одеваются в одежды блага, называются интернациональным долгом, освобождением, демократией, секретными боевыми операциями и т. д. Хиросима и Нагасаки, Вьетнам, Афганистан, Ирак – это кровь детей, кровь мирных граждан; этой кровью омыта статуя Системы. Какое объяснение должен находить своим действием человек, отдающий приказ сбрасывать бомбы на головы людей. Если я заявлю в суде, что совершенное мною разбойное нападение – это боевая операция, несущая благо, меня примут за сумасшедшего. Но если бы я, прежде чем совершать нечто подобное, стал частью Системы, то вместо суда был бы почет и награды, общественное признание и материальное благополучие. Чуть не забыл… и «чистая совесть». Недавно на государственном уровне прошло празднование в честь «воинов-афганцев». Я всем своим существом презираю солдат. Слово «военный» у мыслящего человека должно вызывать те же ассоциации, что и тупой маньяк-убийца. Потому что он готов убивать, не раздумывая. Ему прикажут – и он сотрет с лица земли кишлак в Афганистане, сожжет напалмом село во Вьетнаме, отправит в газовые камеры Осфенцима, убьет безоружного демонстранта, и… совесть чиста. Очищена командой «фас». Система говорит мне: «Ты злоупотребляешь свободой, поэтому я лишаю тебя ее на 8 лет». Я отвечаю: «Разве твой солдат, министр, мент не 207

злоупотребляют свободой больше, чем я?» «Ты не понимаешь, – отвечает Система, – они часть меня, они несвободны и, следовательно, злоупотребить тем, чего у них нет – не могут». Стань, как они, частью меня, и я возьму всю ответственность за твои действия на себя». Не могу, статуя Свободы не позволяет, не та, что в Америке, – та, что внутри; ни за что не хочет избавиться от возможности злоупотреблять. Не могу, потому что Могу. Система обладает воистину чудесным умением превращать неправое в правое, избавляя таким образом своих лакеев от угрызений совести. Система учит: добро все то, что ни есть результат Свободы воли. Злодей-солдафон, отказавшийся

от

своей

воли

и

выполняющий

волю

Системы,

провозглашается воином-героем. Сколько выгоды все-таки в отказе от свободы: проникаешься убеждением, что твоя миссия на земле священна и никаких тебе угрызений; под каждым мундиром и костюмом чиновника прячется камзол лакея. Ум

человека

фиксирован:

все

воспринимает

«правильно»

и

«неправильно». Если кто-либо пытается снять такой ум с фиксатора, освободить его, то человек неосознанно противится этому. Он противится свободе, потому что фиксированный ум упрощает жизнь, он уже привык смотреть на черно-белое, и все цветное с множеством оттенков вызывает страх. Мышление категориями, догмами, то есть, системное мышление делает жизнь проще и понятней. Но эта простота и понятность – убийственна для жизни. * * * …Я прикоснулся к своей сути. Прежде у меня было сильное желание схватить ее, обладать ею целиком. Но это было до этого касания. Почувствовал разряд, подобный удару током. Это был разряд свободы, так я узнал, что моя суть есть ее проводник. Меня накрыло волной восхищенной осознанности. Нет, ее бесконечность не обладаема разумом. Переживать касанием чувства… только так. Жизнь – это опыт любви. Название опыту – 208

Свобода. Ум научился из всего делать средство. Прикинувшись верой, он и смерть превратил в средство. Единственное, что ему не по силам, – сделать средством любовь. Ибо она есть абсолютная цель всего. Она лишь там, где воля – свободна. Чувство никогда не лжет. Когда человек говорит: «Меня чувство обмануло», – это его ум пытается скомпрометировать чувство. Нередко цели, поставленные умом, убивают наше здесь и сейчас. Ставь цели чувством. Измерь себя любовью. Лишь чувством ты можешь приобщить себя к вечности. Когда любишь – живешь не во времени, а в вечности. Что есть вечность? Абсолютная Свобода. Как обрести вечность? Быть Абсолютным Преступником. * * * Вспоминаю свой последний арест. Семь лет прошло, а как будто вчера все это было. Дни в тюрьме летят быстро. Вышел я после тренировки из спортзала, водитель ждал за рулем автомобиля. Едва успел присесть в машину,

как

откуда

ни

возьмись

появились

добры

молодцы,

воодушевленные командой «фас». Секунда дела – и я на асфальте в наручниках.

Сработали

красиво,

учитывая,

что

весил

я

117

кг.

Сопротивляться смысла не было, был без оружия. Затащили в микроавтобус, надели мешок на голову и повезли, со слов подполковника, руководившего всем этим цирком на колесах, в лес, чтобы там пристрелить при «попытке к бегству». Не оригинально, но, видно, действует, иначе бы не применяли сие колено; арестованному не дают опомниться и делают все, чтобы у того от страха пропала способность думать и мобилизовать дух. Решив, что я уже достаточно напуган, подполковник приказал ехать в горотдел. Там на меня сбежались смотреть все милицейское начальство. Подполковник всем своим видом показывал, что отныне он если не мессия, то точно Брюс Уиллис, спасший планету от вселенского зла. Я же был настолько спокоен, что и сам удивлялся этому. Видимо внутренне я уже давно был готов к аресту, устал бегать. Три года в розыске… сильно напрягало. Теперь же как-то весь 209

расслабился, и сделалось все нипочем. Расслаблялся недолго, дело вела «шестерка» (управление по борьбе с организованной преступностью). Меня обвинили в организации банды по статье «бандитизм», в вымогательстве, в хранении оружия; кроме этого в обвинении фигурировала 353 статья уголовного кодекса: самовольное присвоение полномочий власти или должностного звания. Ментов больше всего бесило то, что я использовал униформу работников милиции. После каждого такого использования в рядах блюстителей проводились внутренние расследования; основная версия была такова: бизнесменов грабят «оборотни в погонах». Вины я не признал ни по одному из инкриминируемых мне эпизодов. Мое признане следствию не сильно то и требовалось, доказательная база основывалась на признании некоторых членов банды, а также четыре закрытых свидетелей, имена, фамилии и адреса которых были засекречены. Судья деньги брать побоялся из-за большого ажиотажа вокруг дела. Приговор 8,5 – это не совсем плохо в моей ситуации, учитывая, что санкция статьи до 15-ти, а прокурор запросил 12. Видимо, сыграл роль тот факт, что не было «отягчающих обстоятельств», – пролитой крови. Использованием униформы спецподразделения «Беркут» я меньше ее компрометировал, чем те, кто ее носит на «законных основаниях». Банда, организованная мною, – это детская забава по сравнению с организованными и узаконенными Системой бандами чиновников и силовых структур. У Системы свои «законные основания», а у меня – свои. Основания лишь тогда законные, когда они есть основания Одного. Лишь самобытная, утратившая страх воля может сообщать законность чему-либо, может, потому что смеет быть свободной. Человек жертвует своей сутью ради формы. Он предает свободу ради призрачного успеха, именуемого карьерным ростом. Он отказывается от своего врожденного права быть самим собой, расти без внешнего принуждения. Рост возможен лишь в Свободе, все, что обусловлено и управляемо, не должно называться ростом. «Нужен внутренний закон, никакие другие законы не нужны. Если вы 210

нуждаетесь в каком-либо ином законе, это только показывает, что вы не знаете внутреннего закона, что вы потеряли контакт с ним. Так что истинные вещи не есть нечто искусственное» (Ошо). Если ты потерял контакт со своим внутренним

законом,

не

спеши

подменять

его

внешним.

Стань

Преступником и контакт возобновится. Жить по внешнему закону – легко. Но это не жизнь, ибо жизнь лишь то, что осуществляет себя в Свободе. Утвердится в своем законе трудно, но только так можно прийти к себе. Живущие по внешним законам внушили себе, что живут по внутреннему императиву и осуждают при этом тех, кто путем проб и ошибок утверждается в своем внутреннем законе, кто отказывается путем самообмана трусливо совершать его подмену внешним законом. Не хочет человек понимать сказанное классиком, что он сложнее, бесконечно сложнее, чем его мысль. Попытки узнать себя разумом и только, приносят огорчение. «Но его жадный разум постигает лишь малость – только отблеск над бездной без края и дна» (А. Джамиль). Бездна без края и дна постигается лишь подобной ей бесконечностью – свободным чувством. Паскаль сказал, что величие человека – в его способности мыслить. Спору нет, а божественность человека – в его способности чувствовать. Бог – это человек, чувствующий себя Богом. Так чувствовать способен лишь Преступник. Иногда думается мне, что человек – это эмбрион, а Земля – это утроба его матери и то, что называется смертью, на самом деле есть рождение. Вселенная беременна мной. Человек обречен пытаться придать жизни смысл, который не уничтожается смертью. То упорство, с каким он это делает, наводит на мысль, что его интуиция знает о существовании такого смысла. Великий мученик Джордано Бруно сказал: «Человек есть то, чем может быть, но он не все то, чем может быть». Кто-то увидит в этих словах предостережение не быть всем тем, чем он может быть. Такое видение ему нашептывает его страх, назвавшийся моралью. Но есть тот, кому жизненно необходимо знать все то, чем он может быть. И незнание здесь рождает бытие; ибо чтобы знать «все то», нужно прежде быть «всем тем». Иметь 211

смелость быть всем тем, что может даровать знание о себе, иметь смелость быть Преступником. Подлинность всегда преступна. Недавно в Ватикане выставили рассекреченные документы, среди которых бумаги из судебного дела над Джордано Бруно. А ведь прошло четыре века. Медленно и неохотно церковь раскаивается в своих грехах. Вся история

человечества

представляет

собою

статистику

злодеяний

властьимущих. История маньяка Чикотило меркнет перед историей правления любого из государей, даже самого «демократичного». «Не из личной корысти, а для блага людей», – вещают обамы, путины и отдают очередной приказ о истреблении инакомыслящих. Разве честолюбие, слава и прочие моральные и материальные выгоды от обладания властью не являются

личной

уполномочивать

корыстью?

себя

назло

Закон законами

земных

богов

Всевышнего.

умудряется Инквизиция,

видоизменившись, процветает в борьбе с ересью инакомыслия. «Когда мы видим, как плутуют маленькие люди и разбойничают сановные особы, нас так и подмывает сравнить общество с лесом, который кишит грабителями, причем, самые опасные из них – это стражники, облеченные правом ловить остальных» (Н. Шамфор). Бальзак сказал, что всякая власть есть непрерывный заговор. Заговор против человека и его свободы. Сделать из него духовного кастрата, превратить в раба – цель заговора. Государственная машина создает посвоему образу и подобию мини-машинки; Система – это конвейер по производству граждан. Бывают бракованные изделия, их выявляют по наличию

самостоятельности.

Для

таких

предусмотрены

склады

по

утилизации – исправительные учреждения; бараки полны браком. * * * Самостоятельность – это стоять самому, без костылей законов и общественной морали. Человек на костылях хоть и вызывает жалость, но лживость его вида отталкивает. В мире властвует насилие. Люди научились 212

облекать его в более приемлемые для совести формы, во всякого рода необходимости во имя блага… Эти благодетели общества настолько укоренились в самообмане, что, осуждая делающего открыто то, что сами бояться делать или делают скрытно, – не испытывают ни малейшего душевного дискомфорта. Лицемеры довели до совершенства свое умение лепить из дерьма конфетку, называя подмену понятий прогрессивностью. Средневековый король в доспехах, залитых кровью, и со своим варварством достоин большего уважения, чем нынешний высокообразованный президент со своим гуманизмом. Все потому, что первый – настоящий, и если убивал, то называл это убийством. Нынешний же король может сравнять с землей кишлак или город и назовет это борьбой с терроризмом. Политика – это умение переодевать зло в добро. «Приходится усмотреть парадоксальный, но воочию явственный факт… все горе и зло, царящее на земле, все потоки пролитой крови и слез, все бедствия, унижения, страдания, по меньшей мере на 99% суть результатов воли к осуществлению добра, фанатической веры в какие-либо священные принципы, которые надлежит немедленно насадить на земле, и воли и беспощадному истреблению зла…» (С. Л. Франк). Бывает, человек ищет себя и не находит. Это потому, что не того и не там ищет, и главное – ищет не сам. Он преждевременно дал определения того, кого бы он хотел найти. Он не понимает, что искомое выше всяких определений. И вторая ошибка – это то, что он решил найти себя всего сразу и целиком. Искомое разбросано, фрагменты его не только там, где светло и «законно», где удобно искать, но оно все больше там, где темно и «грешно», там, где, преодолевая страх темноты, ищешь на ощупь, спотыкаясь о спящих призраков отвергнутой подлинности. Человеку свойственно подавлять отвращение к себе, и в этом его несчастье. Подавление не избавляет от нежелательного,

подавленное

становится

сильнее

подавляющего.

Отвращение к себе от неприятия себя, от нецелостности. Это когда какая-то часть тебя жалуется твоему рассудку на другую часть тебя же: «нормальная» на

«ненормальную».

Ты,

внимая 213

жалобам

нормальной,

подавлял

ненормальную. Но отвращение от этого к себе только усиливалось. Все это результат заговора против тебя Системы; за отказ от свободы ты обречен презирать себя. И как только прекратишь подавлять «ненормальное», общество, вырастившее твое «нормальное», – непременно осудит тебя. Неудивительно, ибо оно питается твоим отвращением к самому себе. «Что дальше?», – спросишь ты, переборовший страх быть осужденным. Дальше: нормальная ненормальность. Человек общества – это флюгер, ибо он, словно флюгер на крыше, поворачивается, куда дует ветер общественного мнения. Воспитание приходится долго и упорно исправлять самовоспитанием. Послушал одних. «Не все так просто», – говорю им. Выслушал других. «Не все так сложно», – сказал я им. «Как же все запутано», – подумал я. «Распутывай», – сказал я себе. Кант: «Счастье есть в удовлетворении всех наших склонностей». Лицемера такое определение счастья приводит в негодование. Через удовлетворение своих склонностей человек изучает себя, обретает знание себя. Счастье есть узнавание себя. И еще: все, абсолютно все способствует счастью. Бернард Шоу сказал: «Для счастья нужно устать». Нужно устать от страха перед свободой. Уставший от страха становится Преступником. Меня спрятали от счастья в тюрьму, но оно меня и здесь отыскало, ибо счастье есть творение моей воли, имя которому – Свобода. Будда сказал, что быть в настоящем значит усилием помнить себя. Одни живут по принципу что посеешь, то и пожнешь, другие – что посмеешь, то и пожнешь.

Ждать,

пока

взойдет

посеянное,

–

удел

несмеющих.

Необходимость – это то, что необходимо тебе. Но мало у кого есть смелость знать, что ему необходимо. Посылай того, кто говорит тебе: «Это необходимость, необходимо подчиниться». Если сама жизнь твердит то же – посылай и ее… Помни: у тебя одна задача – следовать самому себе. Ты можешь сделать все, если это все есть ты сам. Свобода – это делание самого себя бесстрашным Могу. Почему общественная мораль говорит о порочности себялюбия? Человек склонен называть пороком все труднодостижимое. Он пробует 214

полюбить себя, но у него не выходит, а тут подворачивается мораль со своим «возлюби ближнего». И вот он в силу слабости не осознающего себя духа и в угоду интересам толпы больше не прилагает усилий, чтобы полюбить себя, – больше не жаждет свободы. Себялюбие – это плод огромной работы духа и творческого сознания над установлением своей подлинности. «Глубокие идеи похожи на те чистые воды, прозрачность которых затемнена их же глубиной», – сказал Гельвеций. То же можно сказать и о глубоких людях, которые также похожи на те чистые воды, прозрачность которых затемнена их же глубиной. И как прозрачность вод принимается за чистоту из-за их мелкости, так и внешнюю добропорядочность человека принимают за его сознательное благородство из-за отсутствия в нем глубины. Все глубокое всегда преступно. Человеку хочется быть самим собою, но что-то не позволяет. Что? Страх. В таком ложном положении находится большинство людей. Лицемер свой страх называет совестью. Благодаря такому самообману он пытается сохранить самоуважение. Совесть лишь там, где свобода, а где страх, – там нет свободы и, значит, совести тоже нет. И еще: тому, кто говорит «моя совесть чиста», – плюнь в лицо, ибо он лжет. «Каждый человек, подобно Луне, имеет свою неосвещенную сторону, которую он никогда не показывает», – сказал Марк Твен. Многие не только не показывают ее другим, но и сами предпочитают не знать о ее существовании, предпочитают не знать себя подлинного. И когда кто-либо не скрывает свою темную сторону, эти, делающие вид, первыми кричат: смотрите, злодей. * * * Статистика говорит: из всех выносимых судами Украины приговоров оправдательные составляют меньше 1%. Для сравнения: в царской России этот показатель составлял 30%. Что это? Чудо совершенствования законов, прогресс тотального права Системы, питающейся виновностью человека? Еще немного статистики: на момент 2006 года в мире насчитывалось 9,25 215

миллионов заключенных. Специалисты утверждают, что цифра больше. Наибольшее количество заключенных в США – 2,19 миллиона, то есть, 25% от всех заключенных в мире, и это при том, что население США составляет менее 5% от мирового. Для сравнения: на 2006 год количество заключенных на 100 тысяч граждан США составляло 738 человек, а в Индии – 22 человека. О чем говорят эти несколько цифр сухой статистики? О многом. 10 миллионов заключенных – это население государства. Пора создавать государство преступников. На примере США видим, что чем богаче и «демократичнее» страна, – тем больше осужденных, тем больше узаконенной нетерпимости к инакомыслящим. Злоупотребляя своим правом делать из людей изгоев, Система сама себе роет яму. «Стремление к власти порождено страхом. Тот, кто не боится людей, не испытывает желания властвовать над ними» (Б. Рассел). Бегство во власть – это бегство от свободы, бегство от самого себя. Осуждающий другого выдает свою нелюбовь к себе. Человек боится своих желаний, их можно подавлять, но они никуда не деваются. Вместо того, чтобы осуществить свободу выполнением своего желания, малодушный объявляет ему войну на полях сражений, в которой погибает его подлинность. Реализация своих желаний дает знание их природы, а знание природы своих желаний делает тебя их хозяином. Подавленные желания – это страх, управляющий человеком. Боящийся жить так, как ему хочется, живет так, как разрешено, как позволено Системой, и при этом малодушный делает вид, что именно так он и хочет жить. «Первая обязанность человека – преодолевать страх. Пока у человека трясутся поджилки, его действия останутся рабскими» (Т. Карлейль). Хочешь узнать себе цену – стань заключенным. Лишись денег, имущества, должностей и почета, все своих масок и взвесь себя на весах тюрьмы. Весы в руках Фемиды имеют и другое, более глубокое толкование: одна чаша весов – это ты до осуждения вместе со всеми своими атрибутами общественного престижа, авторитета и компетентности. На второй чаше весов – ты подлинный, со своим чистым весом, без довесков. После вердикта «виновен» 216

редко бывает, что весы сохраняют равновесие, чаще всего вторая чаша поднимается на самый верх. Это момент истины, важно понимать это и не горевать за довесками, а радоваться своему чистому весу. И годы заключения нужно превратить в работу на увеличение этого веса, на тяжелую атлетику духа. И еще: тюрьма учит довольствоваться, если не научишься быть довольным тем, что имеешь сегодня, – не будешь доволен тому большему, что ждет тебя впереди. Осознав, что все необходимое для счастья заключено в тебе самом, – будешь довольным везде. На «воле» я нуждался во многом, здесь мне нужен лишь я сам и книги. Здесь нет ощущения, что находишься в ложном положении. Дух принял свое естественное состояние и ему не нужно называть свое бессилие и страх благоразумием. Появилось четкое понимание того, что есть ответственность. Ответственность – это единица измерения свободы. Чем больше ответственности дух человеческий способен взять на себя, тем большей свободой будут располагать его действия. Над входом в каждую тюрьму стоит повесить лозунг: «Здесь узнаешь себе цену». Ибо цену себе узнаешь там, где узнаешь цену свободы. «Ошибаются те, кто думает, что справедливое устроение человечества («оправдание») разрешается системой справедливых законов, идеальным государством – монархией, или республикой, или коммунизмом, как думал античный мир и как думает современное внехристианское человечество; ошибаются и те, которые хотят устроить человеческую душу и сделать ее праведной, связав своеволие страстей сетью моральных императивов и запретов. Ни усовершенствование законов, ни организация властей, ни постоянное моральное суждение (любимое занятие толпы) не устраняют и даже не уменьшают количество зла и преступления на протяжении исторического пути. По-прежнему «мир весь во зле лежит», и порою кажется, что он становится еще злее. Трагедия «законов» в том, что он хочет и не может, требует и не выполняет, обещает и не дает… Трагедия закона заключается в том, что он достигает прямо противоположного тому, к чему он стремится: обещает оправдания, а дает осуждения («нет праведного ни одного»); ищет мира, а дает гнев; требует 217

соблюдения, а вызывает нарушение…» (Б. П. Вышеславцев). Абсолютного Преступника и обычного злодея, которого государственный закон называет преступником, на первый взгляд, роднит жажда удовольствий. На самом деле получение удовольствия является целью действий лишь второго. Подлинный Преступник ищет удовольствия, потому что знает: оно приносит с собой опасность, ее-то ему и нужно, ибо опасность – это первый признак свободы. Лишь в опасности растет его дух, лишь в ней он узнает о себе все. Свобода – это осознание себя в опасном действии. Преступление не лжет. Лев Толстой сказал, что не религия создает жизнь человека, а человек своей жизнью должен создавать религию. Абсолютный Преступник своей жизнью создает религию Свободы. Хаббард: «Если держишься проторенной колеи, тебя не занесет». Это верно, но только в «заносе» видно истинное умение управлять жизнью. Свободу обретает лишь преодолевающий страх во время заноса; «проторенная колея» – это всегда Система, всегда рабство. Либо ты управляешь своей жизнью и не боишься заносов, потому что знаешь – они делают тебя сильнее, либо жизнь управляет тобою и твой удел – слабость. Бывают индивидуумы, чьи жизни – сплошной занос, нарушение всех правил движения становится их образом жизни. Рев мотора такой жизни нарушает «общественное спокойствие». Штрафы и наказания в этом случае бессильны, санкции малодушных – это подсказка Преступнику, что он на верном пути. «Бессмысленность жизни нужна как преграда, требующая преодоления, ибо без преодоления и творческого усилия нет реального обнаружения свободы… Ибо жизнь есть разумное осуществление жизни, а не ход заведенных часов, смысл есть подлинное обнаружение тайных глубин нашего Я, а наше Я немыслимо вне свободы…» (С. Л. Франк). Подлинное обнаружение глубины – всегда Преступление, лишь Преступник волей своей создает условие для такого обнаружения – Свободу. «Я знаю», – это не ложь лишь в устах Преступника, ибо знать может лишь свободный. Правда открывается потерявшему страх. Не того человек боится. «Надо боятся только того, что ты умрешь, не успев узнать, что ты обладаешь великой 218

силой». Великая сила – это твоя воля, узнаешь ты об этой силе лишь тогда, когда твоя воля освободит себя Преступлением. Человек знает себя только таким, каким нужно всем. Каждая философия – это война со смертью. Каждая философия – это попытка оправдаться перед самим собою, попытка становится удачной, если автор искренен. Важно суметь оправдать себя перед самим собою. От этого зависит все: сможешь ли ты полюбить себя. Философия – это предсмертная записка самому себе. Под парусом, наполненным ветром духа человеческого, плывет свободный по просторам бытия. И не прельщается он безопасностью болота, где не бывает кораблекрушений. Жизнь Преступника суть поиск формы абсолютного выражения духа. Он всегда помнит слова классика, что смирение – это ежедневное самоубийство. Система – это машинальная жизнь. Живет машинально каждый подчинивший свою волю Системе. Покорные рады, что требуется с них то, что хочется им самим, – не осознавать. Религия, нравственность, мораль и прочее «добро» употребляется человеком не по назначению, не во имя свободы и силы духа, а лишь для оправдания своего малодушия. Гегель сказал: «Человек бессмертен благодаря познанию. Познание, мышление – это корень его жизни, его бессмертия». Думаю, что человек бессмертен благодаря чувству, в любви его бессмертие. Любовь – это голос Бога, живущего в каждом из нас. Любовь – это название нашего бессмертия. Любовь – это и есть главное познание – познание себя Богом. Когда к человеку приходит понимание, что «существенно лишь то, что безгранично», он все свои силы направляет на то, чтобы быть этим безграничным. Осуществляющий свободу человек становится существенным. Преступник – это существенный человек. Гетте: «Человек познает сам себя только в той мере, в какой он познает мир». Мир – это другие, по Сартру другой – это ад. Известно, что других человек судит, то есть, познает по себе, судит ад другого, не разобравшись со своим. Вся беда в том, что «познающий» – это всегда судящий, оценивающий. Судить – это не познавать, ибо всякое 219

оценивание и определение отнимают свободу сознания. Человек познает сам себя только в той мере, в какой он утратил способность «познавать» мир. Последний познается лишь познавшим себя. Познание мира – это всегда познания себя. Правда о том, кто ты, открывается лишь Преступнику, ибо он тот, кто устал обманывать себя. Странно все-таки обстоят дела: человек делает то, что ему не хочется, называя это своим долгом, и считает себя при этом свободным, другой же делает то, что ему хочется и называет это Свободой. И оба убеждают в своей правоте. Все бы не беда, только вот первый считает своим долгом также и осуждение второго. Второй не в обиде, понимает: делание того, чего не хочется, – озлобляет. У человека лишь один долг – быть свободным. Что это значит? Быть Богом. Что это значит? Решать все самому. А это значит быть Преступником. Бессмертен ли человек? Да. Но это «да» действительно лишь в случае нахождения ответа на второй вопрос: в чем это бессмертие? Неужели бессмертие – в одной лишь вере в свое бессмертие, в нежелании признавать свою

конечность,

в

субъективном?

Нет

ни

одного

объективного

подтверждения бесконечности человека. Так почему, несмотря ни на что, на вопрос: «Бессмертен ли?», – звучит категорическое: «Да». Это «да» не от ума, оно не рационально. Оно априорное, глубоко укорененное в чувстве и интуиции. «Бессмертие не идея, а самочувствие жизни», – сказал Пришвин. Несчастье человека в его неумении видеть смысл во временном, в том, что сейчас, что конечно. Откуда такая бессознательная уверенность в обладании бесконечностью? Не может человек желать недостижимого, ибо само желание есть свидетельство наличия в нем потенции для его осуществления. Реализация этой потенции здесь и сейчас сообщает временному смысл бесконечного, превращает относительное в абсолютное. Сила этой потенции – это воля человека, преступающая волю всего мира. Лишь такая воля творит свободу. Бессмертия нет в готовом виде, его нужно создавать любовью к свободе. «Кто живет в сегодняшнем дне, не отдаваясь ему, а подчиняя его себе, – тот живет в вечности» (С. Л. Франк). Преступающий границы человек 220

сообщает своей индивидуальности самое ценное, абсолютное содержание. Бессодержательные назвали своим долгом осуждение наполняющих себя своим содержанием. Рассуждение приводит к выводу о том, что жизнь человека обретает смысл лишь при условии его бессмертия и, следовательно, если смерть есть абсолютна, то жизнь лишается смысла. А, может, жизнь в том и состоит, чтобы, зная свою конечность, перестать тешить себя иллюзиями и предать усилием духа своему бытию такую ценность, такой тотальный смысл, который, презрев свою конечность, отнимет у смерти ее абсолютность. И если нет бессмертия, то не значит ли это, что нужно самому создать его?.. Любовью к Свободе. Люди чаще погибают от того, что пытаются сохранить себя, чем от «безрассудного» бытия, направленного на то, чтобы укорениться в этом «не хранящем следа океана относительности». Правильность жизни часто есть лишь попытка скрыть ее несостоятельность, скрыть перед самим собой, ибо другим до этого нет никакого дела. Рассудок придавлен всевозможными клише и трафаретами мышления, от которых он иногда пытается избавиться. Такие попытки наблюдателю могут казаться безрассудством. Когда рассудок на какое-то время уходит, то он делает это умышленно, уступая место интуиции и чувству – это напоминание человеку что жизнь в первую очередь есть переживание. Гегель утверждал, что в основе всего существующего лежит Абсолютный Дух, который лишь вследствие своей бесконечности может достичь подлинного познания себя. Ему присущи противоречия, когда у Абсолютного Духа исчезнут сомнения, он придет к Абсолютной Идеи Себя, а история закончится и настанет Царство Свободы. Продолжая рассуждение в его русле, я скажу, что Абсолютный Дух лежит в основе каждого человека, но немногие имеют смелость знать это. Абсолютный Преступник – это Абсолютный Дух, у которого исчезли сомнения в Себе и в своем Праве; это Дух, пришедший к Абсолютной Идеи Себя бесстрашным Я Могу. Он тот, кто знает, что Царство Свободы – это всегда царство его Воли, и история не заканчивается, а лишь начинается в этом царстве. Преодоление 221

конечности – это преодоление страха бытием Преступника. Настоящее не принадлежит времени в отличие от прошлого и будущего, оно – бесконечно. Гегель обманывал, когда говорил, что подлинной свободой обладает всеобщая воля, а не индивидуальная. Всеобщая воля – это Система, это выдумка гегелей. Воля – всегда Одна и когда она становится частью общего, то перестает быть волей. Воля творит свободу и лишь пока она это делает, пока побеждает страх перед миром, она является волей. Воля – это всегда преступная воля Одного. Общественная среда убеждает человека в порочности его природы. Человек верит и с благодарностью принимает прописанную панацею – быть «социально активным». Пытаясь убежать от своей мнимой ущербности, он предает себя. Из страха перед толпой человек начинает обманывать самого себя. Порок – это свобода, и страх перед ним – это страх перед свободой. Есть лишь один порок – страх, есть лишь один грех – самообман. «Пусть все остается само собой», – гласит даосский принцип. Оставаться самим собой под силу лишь Преступнику. Поиск истины бессмысленное занятие. Ибо каждый уже в истине и поиск ее – это поиск того, что не было утеряно. Ищет истину забывший себя истинного, забывший в страхе перед свободой, забывший, что он Бог и творец всех истин. Абсолютный Преступник – это знающий свою истинность, вспомнивший себя Богом. «Не истина возвышает человека, а человек возвышает истину», – учит конфуцианство. Всякое возвышение истины всегда Преступление, ибо лишь утратившей страх волей возвышается она. * * * Какая жизнь все-таки великая штука. И тяжело от того, что не можешь употребить ее всю – ни умом, ни чувством. Кажется, что едешь на холостом ходу, и что-то самое важное постоянно ускользает. И не хочется в такие минуты быть взрослым, вспоминаешь свое детство, мать, пьешь коньяк и плачешь слезами ребенка, у которого еще все впереди. Согласно даосской философии естественности человек не может быть по-настоящему свободен, 222

чист и не привязан, если его состояние – результат искусственной дисциплины. Все «общее» есть искусственная дисциплина; мораль, законы, религии – это все то, что внушает человеку страх перед свободой. Они есть химчистка, очищающая вещь, которую сама же предварительно загрязнила. Всякая чистота, полученная не в результате самоочищения, есть ложная чистота. Самоочищение – это всегда Преступление перед миром. Мир по своей сути не дуалистичен, в нем все едино. Человек своим определением мира как борьбы противоположностей все усложняет. Он всему дает определение, из всего делает символ и образ чего-то. Так он подлинную природу вещей превращает в абстрактный мир, разделенный границами и пределами;

и

чем

конкретнее

пытается

что-либо

определить,

тем

бессмысленнее все становится. Почему так? Он боится. Определяющий не должен бояться, ибо не он сам определяет, а его страх руководит всем. И еще: не определяй, а переживай. Узнавай во всем себя. «Способность индивидуальной воли управлять жизнью человека может быть воспитана и выработана только там, где она планомерно упражняется и систематически осуществляется. Задавленная внешним авторитетом, угнетенная угрозами и страхами, привыкшая ждать во всем приказа и позволения, воля привыкает «не сметь» и жить пассивно» (Ильин). Свобода – это систематическое осуществление моей воли. Преступление – симптом свободы. Обуславливание индивида обществом принято считать нормой; бунт индивида против такого обуславливания назвали патологией, требующей

немедленного

лечения

в

стационаре

исправительного

учреждения. Но что такое «норма»? Все, что согласуется с мнением общества. Все «общее» рождено страхом, нормы жизни общества – это нормы жизни предающего себя человека. То, что малодушие относят к патологии, зачастую бывает признаком здорового духа, который растет лишь в конфликте с Системой. «… понятие добра и зла смешивается с понятием сообразности или несообразности с принятым… Нравственная основа поведения создает преимущество в том, чтоб жить, как другие: «Горе 223

мужчине, а особливо женщине, которые вздумают делать то, чего никто не делает; но горе и тем, которые не делают того, что делают все». Для такой нравственности не требуется ни ума, ни особенной воли, люди занимаются своими делами и иной раз для развлечения шалят в филантропию и остаются добропорядочными, но пошлыми людьми» (С. Милль). Жизнь Преступника – это великая импровизация. Он сдает экзамен без шпаргалок

и

заученного

материала.

Критерий

оценивания

один:

подлинность. Дзэнрин говорит: «Чтобы спасти жизнь, ее надо разрушить. Когда она полностью разрушена, человек впервые обретает покой». Разрушить жизнь – это перестать верить миру в ложь о тебе, перестать бояться и угождать миру самоотречением и самообманом. Под развалинами ложной жизни человек находит себя. Покой мы обретаем лишь в свободе, – там, где есть возможность любить. Человеку мало того, что он счастлив, ему нужно еще и чувствовать то, что он чувствует себя счастливым. Чувствовать, что чувствуешь, думать, что думаешь, вся эта рефлексия ума и чувства изрядно отравляет жизнь. Прекрати дергаться, не мотай себя и убедись в том, что все происходящее сейчас есть наилучшее из возможных. «В конце концов,

единственной

альтернативой

к

паралитическому

дерганию

оказывается прыжок в действие – по принципу «будь что будет». С точки зрения обычных условностей такой поступок может быть и правильным, и неправильным. Но на этом уровне наши решения должны сопровождаться убеждением, что все, что мы делаем, все, что с нами «происходит», в конечном счете, правильно. Иначе говоря, мы должны ступить в действие без оглядки, без «задней мысли», сожаления, сомнения, колебания или самоосуждения» (Алан В. Уотс). Лишь таким «прыжком в действие», лишь Преступлением осуществляется Свобода. То, что называем «злом», есть неосознанная энергия, есть то, что боимся знать. Нет ничего, что было бы в сущности своей враждебно человеку. Враждебность создается враждебным отношением. Мы несчастны нашими представлениями, нашими страхами. Мы не осознаем, мы боремся. Боремся с собою. Все призывы к борьбе – 224

ложь. Человек всю жизнь борется со «злом», напоминает Дон Кихота, штурмующего ветряные мельницы. Он выдумал себе врага; называет «злом» все, чего боится. Узнай свое «зло» и оно освободит тебя. Пусть воля твоя дерзнет пройти через «темную ночь души» и родит свободу. Прекрати подавлять свою сущность и выйди за пределы, возведенные мышлением раба. Перемести центр вселенной в дух свой. Живи по-своему. Так ты поймешь, что истина – это не слова, не концепция, не то, что было или будет, истина – это ты, тот, кто сам себя освободил от страха. Истина – это ты – Преступник. Диалектический материализм в особе Энгельса попытался объяснить существование

так

называемым

законам

единства

и

борьбы

противоположностей: движение и развитие в природе, обществе и мышлении обусловлено

раздвоением

единого

на

взаимопроникающие

противоположности и разрушения возникающих противоречий между ними через борьбу. Намного раньше об этом поведали древние оккультисты: «In daemone dues» («В дьяволе бог»). Перед человеком стоит задача: прекратить раздвоение единого, вернуть целостность, обрести единство себя путем безусловного принятия – путем свободы. Лишь свободный знает: Бог всегда в Дьяволе, Святой всегда в Преступнике. Все мы хотим совершить невозможное – раскрыть смысл словами. Свободу нельзя озвучить, лишь чувству она подвластна. Обществом осуждается и наказывается насилие по отношению к другому; насилие же по отношению к себе, каковым является подчинение чужой воле, – не то что не осуждается, а наоборот превозносится как добродетель. То, что назвали «законопослушанием», есть не что иное, как предательство самого себя. «Примите себя… Примите вашу животную природу. И в тот миг, когда вы примете свою животную природу, вы сделаете первый шаг, чтобы выйти за пределы этого животного – потому что ни одно животное не знает, что оно животное, только человек может знать это. Это выход. Вы не можете выйти за пределы путем отрицания… Принятие есть трансценденция» (Ошо). Принявший – всегда Преступник. 225

Я не противник нравственности, я за подлинную нравственность, которая

есть

результат

свободной

воли

человека.

Нравственность

большинства суть ложь, страх и выгода повсеместно рядятся в одежды нравственности. Когда человек грустит и не знает почему, – это он грустит о себе. Его грусть – это переживание невозможности знать себя. Он грустит за Свободой, ибо лишь в ней обретет возможность знать. Радующийся – это встретивший себя, забывший ненадолго страх. Спрашивать себя: «Кто я?», – нужно так, чтобы мир не слышал; если услышит, то непременно ответит, и тогда появится соблазн не утруждаться искать ответ самому, а согласиться с уже готовым ответом. Кто я? Я – бытие. Бытие чего? Бытие всего. Я не добрый, я не злой… Я экспериментальная лаборатория, в которой осуществляется один большой эксперимент – свобода. Следом за древними оккультистами Виктор Гюго тоже произнес: в дьяволе бог; он выразил это в образе главного героя «Отверженных». В преступнике проявил святого. Всюду действие закона единства и борьбы противоположностей. Возможно ли, чтобы его действие исключило борьбу и свелось лишь к единству, чтобы в разрешении возникающих противоречий человек не становился жертвой, а находил правду о себе? Нет нужды в надуманной дисциплине, Ведь куда бы я ни шел, я проявляю вечный Путь. Сян-ен Дух Абсолютного Преступника обитает в измерении, где нет высокого и низкого, он живет вершинами и глубинами. Он презирает называющих глубину низостью. Подлинная низость – называть низким то, что боишся изведать. Закон – это ограничение личной свободы требованиями «общего блага». Последнее – это выдумка, призванная оправдать страх перед свободой. На практике законы несут благо лишь самим законодателям, простым смертным достаются настолько ничтожные крохи от пирога общего блага, что не окупают и сотой доли того, что взял в виде оплаты за «благо» законодатель. Общие блага – это кот в мешке, продаваемый Системой. Те же 226

блага, которые все же попадают к гражданам, нельзя считать плюсами в силу их некачественности, нестабильности и непостоянства. Отказ от свободы законопослушанием – это всегда проигрыш, ибо нельзя обрести что-то, отказавшись от всего. Свобода бывает только личная, поэтому говорить «личная свобода» все равно, что мокрая вода. Могут ли вообще быть и называться благими какие-либо основания для конфискаций свободы у человека? Призрак общего блага?.. И не совершает ли сам отказывающийся от воли своей злодеяние перед духом своим – перед Богом. Свобода не делится на части, невозможно какую-то часть отдать, а какую-то оставить себе; отдающий часть – отдает все, ничего себе не оставляет. Благо не может требовать повиновения, ибо благо – это лишь то, что говорит человеку: «Ты – Бог. Лишь свобода говорит так. «То, что люди принимают мундиры или титулы за реальные признаки компетентности, не происходит само собою. Те, кто обладает этими символами власти и извлекает из этого выгоду, должны подавить способность к реалистическому, критическому мышлению у подчиненных им людей и заставить их верить вымыслу. Каждому, кто дает себе труд задуматься над этим, известны махинации пропаганды и методы, с помощью которых подавляются их критические суждения, известно, каким покорным и податливым становится разум, усыпанный избитыми фразами, и какими бессловесными делаются люди, теряя независимость, способность верить собственным глазам и полагаться на собственное мнение. Поверив в вымысел, они перестают видеть действительность в ее истинном свете» (Э. Фромм). У тебя лишь два пути: либо верить в вымысел, верить Системе, либо быть Преступником. * * * Сажают человека в тюрьму с целью исправить, то есть повысить качество функции нравственного самоконтроля. Но в заключении контроль над человеком настолько тотальный, что у этой функции психики почти нет 227

поля для деятельности, в тюрьме тренировка мышц нравственности неэффективна из-за отсутствия тренажеров, коим есть возможность выбора. Годы жизни из-под полки атрофируют остатки самостоятельности у осужденных. По сему не удивительно, что получивший долгожданную «свободу» не знает, что с ней делать, и в силу невозможности задействовать то, что атрофировалось Системой, поступает хуже зверя. Это один из примеров действия во имя общего блага. Система превращает человека из «нечто» в «ничто». Она питается его личностью. «В некоторых натурах конфликт между социальной конвенцией и подавленной природной спонтанностью так велик, что выливается в преступление, безумие или невроз, – вот цена, которую мы платим за преимущество общественного порядка…» (Алан В. Уотс). У китайских мудрецов есть понятие: «цзы – жань», что означает самособойность. «Определяйся самим собою», – сказал Кант. Философия Гераклита есть понятие «энантиодромия» буквально означающая «бег навстречу»;

согласно

ему,

все,

что

есть,

переходит

в

свою

противоположность. Это бег навстречу себе. Бегут немногие, больше – еле идут, а то и вовсе стоят. Большинство же бегут не навстречу себе, а от себя – бегут в Систему. Вольтер сказал: «Внеобщественный человек не может иметь морали». Я скажу, что лишь внеобщественный может иметь мораль, ибо мораль – это всегда Своя мораль. Лишь поставивший себя вне общего, лишь Преступник – Может. Мораль человека общественного суть навык искусно перенаряжать добродетеля в пороки. Ему не следует помнить, что те «хорошие» проторенные пути, по которым он так беспечно ходит, когда-то прокладывались

теми,

кого

современники

считали

злодеями

и

преступниками. Жизнь на самом деле аморальна, иррациональна и алогична. Она выше всего этого «слишком человеческого». Математик Курт Гедель довел, что каждая логическая система содержит посылку, которой она не может дать определения без того, чтобы не впасть в противоречие. 228

Логичность – это качество мелководья, всякая глубина – алогична и бессистемна. * * * Нагрянули сегодня в мою камеру с обыском. Найти запрещенные предметы в помещении два на три метра нетрудно. Ищут в основном мобильные телефоны. Отшманали один из моих телефонов, который был спрятан в книгу (не интересную). Погоревал я маленько, да взял и вырезал из куска хозяйственного мыла нечто по размерам схожее с мобильным телефоном и завернул его вместе с запиской «Помой душу» в плотную бумагу, вложил сувенир в книгу, где раньше был спрятан телефон. На следующем шмоне легавый найдет и обрадуется, а когда развернет – охренеет. Смеху-то будет… Смех в тюрьме на вес золота, лекарство. Большинство людей почитают за благо все то, что определено и ограничено, а злом называют все беспредельное, и лишь единицы видят свое благо в неограниченности и неопределенности внешним. Государственные законы являются предметом купли и продажи, то есть, товаром, если кому-то это не очевидно, то лишь потому, что сделки происходят в тени. Существует теневой рынок законов, это четко отлаженные схемы, где власть предоставляет законодательные услуги за материальное вознаграждение. Купить принятие нужного закона – обычное дело. Администрации, парламенты, суды, министерства и прочие детали Системы – все это изготовители, продавцы и посредники на рынке закона. Нажива производит законы. Они продаются если не за наличные, то за голоса избирателей, дающие власть, то есть, те же наличные. Молодцы ребята, зарабатывайте, но имейте при этом смелость называть вещи своими именами. «В Украине преступность настолько организована, что ей доверили организовывать преступность». Что прекрасного находят люди в повиновении законам, которые лишь внешние, лишь на бумаге служат их благу? Может и не находят… и вся правда в том, что отсутствие смелости жить по-своему, по 229

своим законам приводит к вынужденной жизни по чужим; умудряются даже убедить себя и других, что то, что они имеют, – это и есть то, чего они желают. Человек – это законоядное животное. Жрет все, что подсовывают ему политики и попы. Он охотно признает «священность» придуманных кемто законов лишь бы только избавить себя от труда создавать свои законы. Святость Библии не вызывает сомнения законопослушного и после того, как ему скажут, что писали ее, переписывали, вычеркивали на протяжении 1500 лет более 40 авторов, среди которых были военные, высшие государственные деятели, царские виночерпии, крестьяне и рыбаки. И не смутит его и то, что из изначальных 60 Евангелий от … осталось лишь 4. Все равно для него этот сборник мифов, сказок и не всегда здоровых фантазий есть «закон божий»; не дает он молвить слово своему внутреннему богу, боится быть им. «Всякая власть от бога», – учит писание и освещает этим законы мирской власти. Замкнутый круг, это какой-то заговор против человека. Благостью Системы умерщвляется дух человеческий. Какой человек все-таки тупой… потому, что трусливый. Зависимость от догм – это наихудший вид наркозависимости. Держать себя в узде – почитаемая добродететь, необузданность – порок: существование коня. «Почему мне вменяется обязанность соблюдать кем-то установленный порядок?», – таким вопросом человек не задается. «У меня одна обязанность – соблюдать самого себя», – такого себе человек не говорит. Почему все, выходящее за общепринятые рамки, считается дурным? Потому, что понимания хватает лишь на то, что в пределах рамок; все, что выше понимания, вызывает беспокойство. Есть мнение, что мудрый живет, сколько ему нужно, а не сколько может прожить. Я думаю: мудрому нужно все, что он может, он потому и мудрый, что может все. Мудрость – это знание того, что ты Бог. Поэтому мудрый всегда – Преступник. Все, что его касается, зависит только от него, он самозависим. И еще: иногда мне кажется, что «счастье» человека в его умении быть «несчастным». Аристотель учил, что расценивать себя ниже того, чем ты есть, – это малодушие и трусость. Пожалуй, но прежде, чем расценивать себя ниже или 230

выше, нужно узнать, что расценивать, узнать, кем ты есть. Поскольку это узнавание есть деяние нелегкое и малоприятное, то многие предпочитают избегать его и узнавать о себе из среднестатических показателей. Окажись мудрец мудрецом, уточнил бы, что расценивать себя винтиком Системы, частью общего, то есть, ниже того, чем ты есть, – является малодушием и трусостью. История человечества пропитана ложью. Кровожадных злодеев назвали великими полководцами и вождями народов, войны – священными, великими и освободительными, убийство и грабеж – государственной необходимостью, душевную проституцию – искусством политики и т. д. Все так запутано, что уже не понять, где правда, у каждого она своя. Жаждущему познать сущность вещей не на что опереться, он ищет и не находит точку отсчета. Барахтанье в относительности, невозможность знать, а лишь предполагать лишает жизнь радости. Но ведь если есть стремление понять суть, значит должны быть силы для осуществления его. Ложь и страх отнимают силу. Аполлоний говорил, что ложь – это удел раба. История человечества поэтому есть история рабства. Знание обретает лишь свободный. А пока… ложность положения обязывает не знать. Уставший от лжи и страха становится Преступником. «Как далеко ты можешь зайти в своем поиске?», – спрашивает себя Преступник. Он не ищет ничего готового, его поиск – это творчество своего; он сам создает то, что ищет. Гетте сказал: «Никто против Бога, кроме самого Бога». Никто против человека, кроме самого человека: он идет против себя, всякий раз, когда боится быть Богом, то есть Самим Собою. Человек бережет себя, словно ценную бутылку вина, хранит, любуется и все откладывает откупорку, как будто опасаясь, что содержимое не оправдает ожиданий. Все откладывает изведать себя на вкус, находится в предвкушении вместо того, чтобы выпить себя залпом или не спеша, смакуя, – главное, чтоб до дна, с осадком. Зачем жить от себя не пьянея? 231

Теренций говорил: «Едва ли я стал бы по своей воле заниматься делами, которые вменяются мне в обязанность». Люди не живут, а исполняют обязанности. «Жить» – это жить по своей воле, все другое – ложь. Все обязующее и подчиняющее превращает человека в служащего, воля которого утратила силу, способную создать себе право не быть обязанным. Так называемое «чувство долга» у большинстве своем лишь маскировка импотенции духа. Неспособность достичь желаемого перенаряжают в желанность достигнутого. «Дурные люди делают то, о чем хорошие только мечтают» (Г. Эварт). Человек упорно не желает занять себя всего, ибо для этого нужно сделать нечто, требующее смелости, – прогнать со своей территории оккупантов: обязанности, устои, нравы, законы, все то, что придумано другими. Не желает потому, что уже не может, его Могу не дееспособны. Большинство людей всегда недовольны собой, те же немногие, кто довольствуются собой, пребывают в этом состоянии по разным причинам: одни (и их большинство) – довольствуются ложью о себе, довольных, тех, кто осмелился знать правду – единицы; и только эти единицы довольствуются собой полноправно. То, что принято называть «Злой волей», есть Своя Воля. Малодушные нарекают все самобытное и не общее злым, чтобы вынудить его предать свою самобытность и примкнуть к общему; либо как мы, либо злодей. Наибольшее зло всегда совершается под видом «борьбы со злом». «Природа не дала нам познания предела вещей, – сказал Цицерон. Когда говорят, что природа нам чего-то не дала, то это значит лишь страх знать, что она дала все. Если не даются познанию пределы вещей, то это значит, что этих пределов не существует. Но беспредельность вещей пугает человека, не осознавшего свою беспредельность. Человек пугается своего отражения, не понимая, что беспредельность вещей есть отражение

его

беспредельности.

Он

искусственные пределы. * * * 232

своим

страхом

выдумывает

Тюрьма способствует любви; разделенные насильно начинают любить еще больше. На расстоянии любить человека легче. Этим, видимо, объясняется отшельничество и монашество. Невозможность любви гонит в одиночество. Знания, полученные в результате изучения животного в условиях неволи, не удовлетворяют ученых, ибо не отображают сущность в полной мере; лишь в условиях свободы открывается подлинная природа существа. Позволить себе делать все может лишь тот, кто верит в себя, верит в свой внутренний закон. Его уверенность рождает спрос на внешние законы и

заповеди.

«Желудки,

подверженные

расстройству,

нуждаются

в

искусственных ограничениях и предписаниях. Что до здоровых желудков, то они попросту следуют предписаниям своего естественного лечения» (Монтень). Наука толкует о наличии у человека права естественного и права гражданского, так называемого положительного права. Основной чертой положительного права является его изменчивость от воли законодателя. Такой критерий как справедливость не является обязательным для положительного права, оно считается реальным позитивным правом, независимо от того, справедливо оно или нет. Гражданское право по своей сути есть принуждение одной стороной и подчинение другой. Изначально его призвание заключалось также и в охранении естественного права, но эта функция была упразднена законодателями. Люди договорились отказаться от естественного права в пользу гражданского. После такой договоренности, названной «общественным договором», проявление человеком своего естественного права сделалось осуждаемым и наказуемым деянием. Либо человек признает внешний авторитет в виде «положительного права», либо внутренний – в виде естественного права, одно из двух. Подчинение обоим авторитетам расщепляет сознание человека и делает из него шизофреника, пытающегося усидеть на двух стульях. Согласно общественному договору верховная власть в государстве принадлежит всему народу; на деле же гражданское право не действует, власть всегда принадлежит единицам и то, 233

что именуется договором общества, есть заговор кучки политиков. У морали гражданского права двойные стандарты: убивать и грабить в одних случаях, называемых военными действиями, борьбой с преступностью и терроризмом и т. д., – можно, и даже доблестно и почетно, подобные же действия, несанкционированные властью, называются злодеяниями. Если вникнуть, то становится ясно, что нет никакого гражданского права, ибо властьимущие продолжают жить естественным правом, правом сильного, а простые смертные живут не правами, а одними лишь обязанностями. Поэтому так называемый общественный договор, в результате которого люди отказались от своего естественного права в пользу гражданского, есть величайшая фикция, чистой воды афера, позволившая одним получать удовольствия от злоупотребления

естественным

правом,

а

остальным

быть

рабами;

прогрессивная форма крепостного права. «Короли чеканят людей, как монету: они назначают им цену, какую заблагорассудится, и все вынуждены принимать этих людей не по их истинной стоимости, а по назначаемому курсу» (Ф. Ларошфуко). Де-юре положительное право служит свободе и справедливости,

де-факто

–

интересам

законодателя.

Оно

отрицает

способность индивида на самоуправление, обезличивая этим его самобытную сущность. Вспоминается герой Вольтера Простодушный, который, выслушав аргументы добропорядочных граждан общества о необходимости закона и благом деле законодателей, сказал: «Вы, стало быть, очень бесчестные люди, если вам нужны такие предосторожности». Лгут законники, утверждающие, что есть повиновение, оставляющие человека свободным; либо свобода, либо повиновение. Лицемерием есть всякая попытка соорудить из этих состояний нечто среднее. Лгут проповедники Системы, утверждающие, что положительным правом и общественным договором можно воспитывать в человеке духовность. Те, которые так считают, не знают, что такое духовность и смешивают ее с религиозностью и моралью. Духовность – это абсолютно автономное явление, это вещь в себе; она растет не благодаря внешнему, а скорее 234

вопреки. Она, подобно жемчужине в раковине, подобно сталактиту в пещере духа кристаллизируется и наслаивается по законам своей абсолютной природы. Духовность не выращивается искусственным путем в теплицах общественной морали и заповедниках прав и законов. Духовность не живет там, где страх назвался порядочностью. Она обитает в климате свободы и подлинности. Ее природа – естественность и самобытность. Где есть Система – там нет места духовности. К ней приходят лишь одинокие путники по непротоптанным тропам. Духовность – это всегда Свой путь, путь Преступника. «Надо подавать пример порочным, которые уважают узду, наложенную на себя добродетелью», – убеждают следом за аббатом Вольтера простодушных граждан, испытывающих ностальгию за своей подлинностью. Людям внушили, что все беды от неисполнения гражданских обязанностей, в неполном отказе от естественных прав в пользу Системы. «И поведение человека, который сочетает гнусную жизнь с благочестием, кажется мне гораздо более достойным осуждения, чем поведение человека, верного себе во всем, и всегда и одинаково порочного… Поистине чудовищной должна быть совесть, которая остается невозмутимой, давая приют под одной кровлей в столь согласном и мирном сообществе и преступнику, и судье!» (М. Монтень). Прав тот, кто уверен в том, что он прав. Уверенность в правоте – это чувство, вызванное действием внутреннего божественного закона, императива. Прав тот, кто Может быть правым и тот, кто Смеет быть правым. Речь идет о абсолютной уверенности в себе не обманывающего себя человека. Это уверенность твердо решившего быть мерой вещей в мире относительности. Претендующих на правоту много, обоснованность или необоснованность этих претензий определяется отсутствием

или

наличием

сомнений

в

собственном

Могу.

Часто

преступление есть действие человека, уставшего от ложности своего положения, так он выражает свой протест против фальшивой жизни. «Вы говорите что-то, но вы чувствуете что-то другое. Вы, на самом деле, хотели 235

сказать совершенно противоположное, но если бы вы говорили то, что хотели, вы оказались бы непригодными к этой жизни – потому что все общество фальшиво, а в фальшивом обществе могут существовать лишь фальшивые люди. Чем больше вы приспособлены к обществу, тем более вы фальшивы, потому что если вы хотите быть настоящими, вы почувствуете себя неприспособленными. Вот почему практикуется отречение от общества – из-за того, что оно фальшиво… Потому что в фальшивом обществе нельзя быть истинным» (Ошо). Абсолютный Преступник – это стремление быть настоящим. Он осуществляет свою истинность в Свободе. * * * В теленовостях показали сюжет о молодой маме, умирающей в страшных муках. Злокачественную опухоль у нее обнаружили на стадии, когда необходимо специальное лечение, которые могут предоставить только зарубежные клиники. Больную начали лечить в институте рака, несмотря на огромную сумму денег, потраченную родными больной, ее состояние лишь ухудшилось. Заподозрив неладное, отчаявшиеся мать и супруг больной обратились в средства массовой информации с просьбой провести расследование. Один из врачей института рака поведал журналистам, во что трудно и не хочется верить. Оказывается, существует и процветает бизнес на тяжелобольных людях и на горе их близких, и этот бизнес создан теми, кто обязан спасать, теми, на кого последняя надежда, – врачами, чиновниками, министерства здравоохранения и изготовителями мед. препаратов. Врач поведал, что в нашем случае больной прописывали дорогие препараты, зная, что они ей уже не помогут и целью «лечения» было получение процента от стоимости прописанного. Оказывается, получение так называемых откатов врачами от реализаторов и производителей медикаментов есть обычная практика. По-моему, в умышленном убийстве человека меньше низости, чем в подобном «лечении». Вот только за умышленное убийство получишь 15 лет, а за такое «лечение» – деньги и почет. Так обстоят дела в Системе. 236

«Предо мной ни какое-нибудь единичное злодеяние, не три и не сотня, предо мной повсеместно распространенные, находящие всеобщее одобрение нравы, настолько чудовищные по своей бесчеловечности и в особенности бесчестности, – а для меня это наихудший из всех пороков, – что я не могу думать о них без содрогания…» (Монтень). Благопристойность конвоирует человека по этапу жизни. «Шаг влево, шаг вправо, стреляю осуждением толпы», – предупреждает она своего арестанта. Много сдавшихся ей в плен, в решающей битве за территорию себя, и еще больше сдаются и вовсе без борьбы. «Граждане военнопленные, не создавайте столько шума кандалами вашего духа», – раздраженно говорит свободный. Только ему слышен этот шум, только его раздражает их патологическое желание выглядеть хорошими. Чтобы не приняли за своего, ему пришлось быть Плохим, чтобы не возненавидеть себя, ему пришлось быть Преступником. Его ошибки – это неизбежные последствия неустанных проб. Он берет пробы неизведанной сути и скважины его самые глубокие. Он ведет добычу себя, не отвлекаясь на чьи-то единственно правильные решения. Свое право на ошибку ему нужно исчерпать полностью. У него есть обязанность творить добро, у него есть право совершать зло. Обязанностей становится так много, что не остается времени на осуществление права. Он реален и, как все реальное, не зависит от чьих-то суждений. Его несовершенство – это чье-то ложное представление о совершенстве. Сказано, что ум подобно мосту соединяет дух и материю. Кажется мне, что ум лишь перило этого моста, идем же мы по чувству; не держась за перила идут немногие. Нормальные, имейте смелость помнить, что возможность мнить себя таковыми предоставлена вам чьей-то «патологией». Вольтер называет тюрьму приютом отчаяния. Тюрьма – это то, что в психологии называется разрушением идеализаций. На «воле» человек придумал уйму условий и требований к жизни, без выполнения которых он не желает ее принимать, ведет себя как жених, требующий невесту с 237

солидным приданным. На воле была свадьба по расчету. В зоне жизнь предстает перед человеком без праздничных декораций и не принимает никаких условий и требований. Здешние условия не позволяют диктовать ей условия. Невзрачная бесприданница предстает перед тобою во всей своей наглой сути. И здесь, рассмотрев в ее кажущемся уродстве красоту подлинности, человек заключает со своей жизнью союз по любви. Экстремальные моменты учат безусловному принятию бытия. Человек со своим страхом ошибиться и стремлением к единственно правильному представляет собою лакомство для Системы. Она таких проглатывает. Перетравившейся в ее желудке законов превращается в общественный экскремент с одной лишь обязанностью – быть неправым и с одним лишь правом – правом раба. Люди живут вопреки себе, убежденные Системой, что так и должно быть. «Поскольку люди в силу несовершенства своей природы не могут довольствоваться доброкачественной монетой, пусть между ними обращается и фальшивая. Это средство применялось решительно всеми законодателями, и нет ни одного государственного устройства, свободного от примеси какой-нибудь напыщенной чепухи или лжи, необходимых, чтобы налагать узду на народ и держать его в подчинении» (Монтень). * * * Рассекречиваются архивы, смываются временем тайные грифы, тайное становится явным и очам человеческим предстают ужасные злодеяния государственной системы власти. Смотришь запечатленные на пленке кадры этапов, расстрелов, концлагерей, голодоморов, улыбающихся вождей и воспаленный вопросами мозг не находит ни одного ответа, ни одного объяснения… Вдруг возникает неимоверная злость, нет, не на улыбающихся вождей, а на расстрелянных, убитых голодом, холодом и газом, – как могли довериться? Кому? Почему дали обмануть свой дух, предали свою волю покорностью? Неужели во всех своих бедах повинен сам человек? Я не знаю. Нет, постойте… а дети, много детей, в чем их вина?.. Снова лишь комок в 238

горле и соленая влага. Где искать человеку утешения от горечи жизни?! Может быть, Бог – это не нашедший утешения человек, который усилием духа отнимает у бытия горечь. * * * Среди прочих знаков и отличий учрежден орден «Свободы». Чем больше пожертвовал своей свободой во имя власти, чем больше предал себя, – тем больше вероятности заиметь орден. Жертву человеческого духа Система переплавляет в вещь и некоторые называет именем жертвы. Это все равно, что получать из рук трусости орден смелости. Сколько злодеяний было совершено людьми, движимыми желанием нацепить орден. Более низкой мотивации и не придумаешь. Провокация, застывшая в форме метала. Чувство восхищения, вызываемое грудью в орденах и медалях в детстве, по мере взросления сменялось на недоверие и отвращение. Каким должен быть слабым человек, которому для признания себя значимым необходим знак отличия. Отличение неотличаемости. Наука

придумала понятие «Дилемма Заключенного»: будут ли

заключенные предавать, следуя своим эгоистическим интересам, или будут молчать, тем самым минимизируя общий срок. Дилемма, как известно, представляет собою необходимость выбора между двумя нежелательными возможностями. Большинство так называемых дилемм созданы искусственно и существуют только в головах умников. Если заключенные будут молчать, то не факт, что этим они минимизируют общий срок. Часто у следствия достаточно доказательств и без чистосердечного признания; в этом случае молчание, отрицание очевидного лишь раздражает судей и увеличивает срок наказания. Поэтому утверждение, что молчание минимизирует срок, действительно лишь в случае отсутствия других доказательств преступления. Учитывая специфику наших судов, трудно минимизировать срок, не подпитав

молчание

выражением

благодарности

судье

в

денежном

эквиваленте. Судья в своем приговоре руководствуется «внутренним 239

убеждением», а пути убеждений судьи неисповедимы. Что касается первой части дилеммы, то не мешает уточнить: что подразумевается под своими эгоистическими интересами. Не предают, как правило, ради сохранения самоуважения и страха перед угрызениями совести. Если попытка сохранить самоуважение есть следование своему эгоистическому убеждению, то в этом случае предательства не будет. Видимо, создатели дилеммы не допускают возможности наличия у заключенного самоуважения и молчание во имя его сохранения; они своими попытками упростить сложные явления жизни, превратить бытие в схему обезличивают человека. Порождение кабинетной ехидны, пытающейся угодить Системе, превращает духовное создание в подопытный механический предмет. Перед заключенным стоит другая дилемма: будет ли он предавать себя, поддавшись страху перед Системой, или будет оставаться самим собой, доказывая тем самым ничтожность Системы перед силой человеческого духа. Часто чья-то реплика: «Ты бессовестный», – имеет такой смысл: ты не такой как все, ты на верном пути. Не бойся слов, бойся не быть собою. «Но вы, сильнее и быстрее, не притворяйтесь хромыми перед хромыми, полагая это

благонравием»

(Калил

Джебран).

Духовность

–

это

результат

самостоятельного внутреннего опыта. Никакой общепринятый внешний авторитет не воспитал в человеке то, что может образоваться лишь в результате самовоспитания. Духовность лишь там, где нет страха перед Свободой. Что мешает человеку жить, как ему хочется? Что сдерживает? Мораль? Религия? Законы? Нет, страх. Поэтому свобода – это прежде всего свобода от страха. Ницше сказал, что в основе моральных ценностей стоят три инстинкта: инстинкт стада против сильных и независимых; инстинкт страждущих и неудачников против счастливых; инстинкт посредственности против исключений. Он рассматривает преступление не как виновное деяние, а как мятеж против общественной диктатуры. Он говорит, что преступник, подобно врагу на войне, не заслуживает презрения и осуждения, он просто хочет не того же самого, что хотят остальные. «Моральное осуждение и 240

осуждение – это излюбленная месть умственно ограниченных людей людям менее ограниченным». * * * Абсолютный

Преступник

обладает

способностью

абсолютной

самостоятельности, он сам генерирует все ценности и обязан только самому себе. Он – кость в горле Системы. Американские квакеры в 1700 году впервые устроили одиночное заключение как особый тип тюрьмы; так они хотели сделать тюрьму местом покаяния. В связи с переполненностью тюрем этот опыт длился недолго. Квакеры были недалеки от истины. Для меня одиночное заключение – наилучший вид заключения. Это редкость, ибо для большинства заключенных это невыносимая пытка: тяжело человеку находиться наедине с самим собою длительное время. Одиночка, как вид наказания, практикуется в тюрьмах (карцеры) и зонах особого режима (штрафные изоляторы). Эмма Гольдман называет тюрьмы преступлением общества. «Прошло то время, когда мы могли быть довольны нашим социальным строем только потому, что он «освященный божественным правом» или авторитетом закона… Со всеми нашими хваленными реформами, социальными переменами и важными открытиями человеческие существа продолжают посылаться в отвратительные места заключения, где их оскорбляют, развращают и мучают для того, чтобы «защищать» общество от призраков, которые оно само себе сделало. Тюрьма – защита общества? Какой чудовищный ум это выдумал? С таким же правом можно сказать, что здоровье

увеличивается

путем

распространения

эпидемии.

Один

образованный арестант сказал Дэвитту: «Законы общества составляются в интересах обеспечения власти за богатыми и этим в большей части человечества отнимаются его права и возможности. Почему они должны наказывать меня за то, что я такими же способами беру немного у тех, кто взял гораздо больше, чем они имели на то право?..» Поистине в этих словах гораздо больше мудрости и истины, чем во всех юридических и 241

нравственных книгах общества… общество должно пробудиться, сознать, что преступление есть лишь вопрос степени, что мы все носим в себе зародыши преступления более или менее, в зависимости от нашей умственной, физической и общественной обстановки; отдельный преступник есть лишь отражение направления всего общества. Когда общественная совесть пробудится, то люди, вероятно, откажутся от «чести» быть борзой собакой закона». Можно вспомнить еще сказанное героем Вольтера Простодушным о тюрьме: «Разве тот, кто отдает нас во власть злу, не есть исток зла?» Одни, оказавшись во власти зла, впадают в полное ничтожество, а для некоторых тюрьма становится благоприятной почвой для прорастания скрытого зерна истины. Лишь для немногих тюрьма есть лечебница духа, который своим безграничным могуществом постигает бесконечность себя. Тюрьма – это лучшее место узнать кто ты. Одиночная камера – это лучшее место для того, чтобы узнать, что Бог – это ты. «Я сам всему закон, ибо я есть все», – произносит Преступник, запертый в клетку малодушными. Свобода, ограниченная пределами законов и волей законодателей, – это клевета на свободу. Свобода является таковой только в абсолютном своем проявлении – как моя воля, утратившая страх. Если воля испытывает влияние другой воли, то ее проживание свободы сменяется на проживание необходимости, происходит утрата свободы. Сартр: «Свобода – это не свойство человека, а его субстанция». У Преступника не меньше оснований настаивать на своей непогрешимости, чем у папы римского. Ему это не интересно, а он, в отличии от папы не делает того, что ему не интересно. Что ему интересно? Открывать новые измерения духа и мышления; иногда ему представляется, что он не открывает, а сам создает их. Измерения, где свобода непросто возможность выбирать между «добром» и «злом», а как выразительница никем и ничем не ограниченных возможностей. Я – Преступник. Почему? А почему месяц – преступник и звезды – воровки? Каждую ночь они похищают свет у Солнца и продают людям за восхищение. Ночные светила своим 242

преступлением отнимают у темноты ее абсолютность, заставляя философа прославлять незаконность сияния наравне с законностью категоричности императива. Какое дело внутреннему закону до того, как осветляют скрывающую его темноту. Прав был философ – нет ничего величественнее… законности внутренней, освещаемой внешней беззаконностью звездного неба. У света, возникшего из темноты, больше прав, нежели у привычного света. Добро, преодолевшее зло, – значительнее добра, не знавшего зла. Абсолютный Преступник говорит: «Я есьмь сущий», – так он показывает, что своим бытием он не обязан никому. Он искренне верит в свою потенцию первопричины и безусловности. Он чеканит свои монеты, ибо те, что в обиходе, обесценены инфляцией лжи о человеке. Ему дана во владение обширная территория угодий; кто-то ему говорит, чтобы он обитал лишь на крошечной пяди территории, аргументируя это тем, что так обитает большинство, что так нужно «общему благу». Аргумент ему кажется глупым и несостоятельным, как и все, что придумано страхом. «Не пойму, зачем быть на пяди, если можешь быть на огромном, принадлежащем тебе пространстве», – недоумевает он. «Ты глупец, – говорят ему, – все очень просто: чем меньше территория обитания – тем меньше опасность и тем больше шансов сохранить себя». Но прежде он хочет узнать, кого ему нужно сохранять, узнать себя. Такое знание обретается лишь проживанием на безграничной территории угодий духа. И он предпочел опасный выход безвыходной опасности: лучше погубить, чем не узнать себя. Кто не может сотворить свободу жизнью, должен сотворить ее смертью. Плохой дарует возможность хорошему судить, карать, миловать, отвергать, ненавидеть и прощать. Хорошему его жизнь казалось бы невыносима, бессмысленна без этих возможностей. Что дает хороший плохому? Возможность быть самим собою, то есть – все. Пора Богу признать, что без дьявола он ничто. «Несовершенные карают за несовершенство других», – так называется картина, запечатлевшая историю человечества. «Закон пришел после, дабы умножились преступления», – сказал апостол. Невыносимо становится жить 243

человеку без твердых каждодневных правил того, как ему быть. Страх творит законы самому, и жить по-своему превращает подобие бога в ничтожество. Не означает ли относительность человеческих «истин», их противоречивость и множество того, что нежелающему смириться с такою относительностью необходимо создать свою истину, которая оправдает жизнь своего создателя, спасет от убийственной неуверенности в собственной правоте. Преступник знает: прав лишь свободный; лишь непринятые истины сообщают правду. Способен ли мир вынести мою правду так, как я выношу его ложь? Мартин Лютер: «Пока Моисей стоял на горе лицом к лицу с Богом, законов не было, когда он спустился к людям, он стал править при посредстве законов». Человеку нужно быть лицом к лицу с Собою, прогнав в шею моисеев с их законами. «Перед лицом Творца нет законов, нет «ты должен», нет принуждений, все цепи с человека падают и преступления перестают существовать. Перед лицом Творца в человеке оживает подлинная, сотворенная Богом свобода, которая есть ничем не ограниченная, беспредельная возможность – как свобода самого Творца» (Лев Шестов). Я не доказываю и не убеждаю, мои рассуждения не дискурсивная логика и не убеждение. Я рассуждаю с одной лишь целью – ответить на вопрос: кто я. Непоследовательность и противоречивость есть свидетельство искренности рассуждения. Моя нынешняя жизнь – это какой-то немыслимый ритуал самообнаружения. Я лучшего мнения о своей совести; я принимаю ее не в виде усвоенных социальных норм и ценностей, а как нечто самоценное, как первопричину и вещь в себе. Моя совесть – это бог и этот бог позволяет мне быть всем. Он терпеливо ждет, когда из бесконечной возможности выбора я предпочту быть богом. «… ты, наконец убедишься, что истина от логики не зависит, что логических истин и нет совсем, что ты в праве, следовательно, искать того, что тебе нужно и как тебе нужно, а не умозаключать» (Лев Шестов). Искусственность окружающей действительности вынуждает человека стыдится своей естественности. Немногие находят в себе силы сдерживать 244

натиск вынуждения. «Покайся в своих грехах», – требует у одного из немногих. «Покайтесь в добродетелях своих», – отвечает он. Бертран Рассел: «Правильно жить» означает лицемерие…» Есть лишь одна правильность – Свобода; поэтому правильно живущий всегда Преступник. В человеке есть все, но нельзя увидеть в нем все сразу; нужно смотреть под разными углами, так обнаруживаются самые крайние противоположности. Мудро поступает оценивающий не человека, а лишь его отдельные поступки. «От него можно всего ожидать», – так можно сказать о каждом. Если кому-то удается быть во всем последовательным, то его заслуги в этом мало, это всего лишь удачливость в избегании обстоятельств, способных выставить однородность частью многообразия в ином свете. Самообман так же есть следствие нежелания видеть себя под разными углами. «… ибо желания у нас извращены не меньше, чем у них; но достичь этого мы неспособны: сил у нас не хватает, чтобы уподобится им и в добродетелях, и в пороках. Ибо и те, и другие проистекает от крепости духа, которым они обладали в несравненно большей степени, нежели мы. Чем слабее души, тем меньше возможности имеют они поступать очень хорошо или очень худо» (М. Монтень). Проституирование мыслями, действиями и чувствами – это образ жизни всякого политика и должностного лица. К слову сказать, к обычным проституткам я не испытываю ни малейшего презрения, скорее наоборот: их жизнь без оглядки и отчаянность естественности вызывает сочувствие. Презрение достойно лишь душевная проституция лакея Системы. * * * Когда ни одно объяснение того, что истинно и что ложно, не удовлетворяет, человек в отчаянии восклицает: «Знаю лишь то, что ничего не знаю». И все?! Неужели это удел, с которым нужно смириться? Но ведь это та грань, где терять уже нечего, та ситуация, где риск полностью оправдан, здесь можно лишь приобрести. Разве не стоит усилием духа и решимостью воли с полным сознанием и ответственностью создать себе право 245

произносить: я сам решаю, что истинно и что ложно. Ошибки быть не может, ибо все истинно и все ложно. Зачем медлить? Создай себе право знать свое могущество

уже

сейчас.

Будь

Преступником.

Стань

бессмертным

решимостью Бога. «Все вещи таковы, каков дух их владельца». Мудрецы учат не менять путь, мол, можно лишь шагать по одному пути, замедляя или ускоряя шаги. Здесь кроется какая-то риторическая хитрость. Возникает соблазн назвать обычную трусость замедлением либо ускорением шагов. Важно идти одинаково уверенно по любому пути. Осилит ли путь идущий зависит не от сложности пути и качества ходьбы, а от духа идущего, от его веры в свое Могу. Нередко можно услышать: «Меня не понимают». Это верный признак того, что сказавший это сам себя не понимает. Способность познавать есть достояние душ свободных, чрезмерное усердие в избегании греха таит в себе опасность стать избеганием себя. Часто «добродетели» осуждающих больше нуждаются в покаянии, нежели «пороки» осужденных. Себя в чувстве пережить – добродетельность порока. Это же как надо было извратиться обществу, чтобы убийство себе подобных нарядить в воинскую доблесть. Закоренелый преступник, убивший невинного, в глубине души ненавидит себя за то, что он сделал; солдат же, погубивший не одну жизнь, считает это доблестью, Система называет его злодеяния подвигом и вручает награды. Наполеон І говорил, что солдаты – это цифры, с помощью которых решаются политические задачи. Задачи все усложняются, рябит в глазах от мелькания цифр. Скажи гражданину, что он цифра, – так поди не поймет еще и оскорбится. Зэков Система тоже цифрами считает, только со знаком минус. «Худшее обличие принимает вещи тогда, когда зло объявляется законным из согласия властьимущих, облекается в мантию добродетели» (Монтень). * * * Живут люди так, словно школьное сочинение пишут. Одни списывают свою жизнь у других, другие пишут ее под диктовку, мало кто сам сочиняет. 246

Я любил в школе писать сочинения. Отличником не был, но мои сочинения учителя ставили в пример отличницам за нестандартность мышления. Знали бы, куда приведет моя нестандартность, наверное, не поощряли бы. Диктанты не любил. Давно это было; теперь школа у меня иная. Учусь, уроки не прогуливаю, и хотел бы списать, да не у кого… Тема сочинения необычная. Вселенная всякий раз обманывается в человеке, когда тот врожденную самобытность своей природы подчиняет псевдоавторитету общих интересов. Порок и добродетель на самом деле любят друг друга, это неискренность человека старается их поссорить. Добродетель вскормлена пороком. В. Сенека говорил, что всякое удовольствие усиливается от той самой опасности, которая может лишить нас его. Запретность сообщает вещам

цену,

запрещенный

образ

жизни

делает

ее

более

ценной.

«Дозволенное не привлекает, недозволенное распаляет сильнее», – говорил Овидий. Дозволенная жизнь не привлекает Преступника, он подкидывает в костер жизни угли запретов, от чего горит она ярким пламенем. Люди не делают или делают что-либо не в силу своего желания, а в силу того, запрещено это делать или разрешено. Свой отказ делать только потому, что это запрещено, умудряются называть добродетелью. Не живет человек, а соблюдает приличия. Часто его желание казаться приличным смотрится крайне неприлично. Жизнь – это соблюдение себя. Это трудно. Гораздо легче соблюдать «общее». «… человеку приходится выбирать между безусловным одиночеством и истиной, с одной стороны, и общением с ближними и ложью – с другой» (Лев Шестов). Толпа требует от Преступника раскаяния. Сможет ли она его вынести, ведь его раскаяние тоже преступно. Грешить, так грешить, каяться, так каяться.., а то и грешат и каются трусливо. Тацит говорил, что всякое примерное наказание заключает в себе нечто несправедливое

по

отношению

к

отдельным

лицам,

что,

однако

вознаграждается общественной пользой. Может ли польза быть пользой, если она обязана несправедливости своим существованием. Монтень говорил, что для того, дабы принудить ум покоряться общепринятым 247

правилам и обычаям, нужно отнять у них излишнюю пытливость и остроту. То, что Монтень называет пытливостью и остротою, является волей человека, – именно ее нужно отнять, чтобы принудить покоряться общепринятому. «Нас не столько заботит, какова наша настоящая сущность, что мы такое в действительности, сколько то, какова эта сущность в глазах окружающих». Страх утратить «ориентиры» так тотален, что игра в жизнь переноситься с огромного луга под синим небом в подвал общественных мероприятий; творческая импровизация превращается в механическое действие. Страха нет у создающего свои ориентиры на просторах осознанной в себе бесконечности. Почему общество не скажет человеку: «Больше всего добра ты делаешь мне тогда, когда делаешь его себе»? Ведь именно так говорят тому, кого любят. Беда в том, что оно никогда так не скажет. Процветание общества требует переживания каждым своей вины. Система питается виновностью. Молитва «хорошего»: защити меня, боже, от меня самого. Молитва «плохого»: предоставь мне, господи, быть самим собою. Хочешь знать? Создай знание! Верни себе право создавать и знать. Ты просишь Вселенную раскрыть тебе смысл всего. Она своим молчанием возвращает тебя к самому себе, благословляет твое право создавать и знать. Ты решил, что она знает? Но почему? Почему ты не видишь: она тоже просит знания, просит у тебя, ждет, когда ты сообщишь его своей волей. Создай знание, которое сделает тебя правым: создай свою Свободу. Все обретающий в себе – таким Вселенной снится человек, Богом хочет она его видеть. Сны ее вещие… У меня есть одиночество и время – значит, у меня есть все, чтобы узнать; у меня есть интуиция – значит, у меня есть все, чтобы не обмануться узнанным. У меня есть силы сочинить знание чувством. Чувством любви к свободе. Жизнь так устроена, что мы не получаем того, чего желаем, пока не полюбим то, что имеем. Хорошо устроено. Мудрый тот, кто понял это. * * * 248

Федор Достоевский, находясь в тюрьме, написал рассказ «Поп и дьявол»: «Здорово, толстый поп», – сказал дьявол попу. «Что заставило тебя врать этому бедному, сбитому с толку народу? О каких пытках в аду ты говоришь им? Разве ты не знаешь, что они уже на земле испытывают адовы мучения? Разве ты не знаешь, что ты сам и земные власти – мои представители на земле? Это ты заставляешь их терпеть муки ада, которыми угрожаешь на том свете. Разве ты не знал об этом? Тогда пойдем со мной», – так начинается рассказ. Дальше дьявол показывал попу места ада на земле. Когда обессиливший и насмерть перепуганный поп взмолился, дьявол сказал ему: «Пойдем, я покажу тебе еще один ад – еще один, самый ужасный!» Он взял его в тюрьму и показал каземат с душным спертым воздухом, где человеческие тени, больные, ослабевшие, потерявшие всякую энергию, валявшись на полу, покрытые паразитами, которые пожирали их несчастные, голые, исхудавшие тела… Ад – это всегда Система. Рай – это всегда моя Воля, творящая Свободу. Поступающий «правильно» говорит: я свободен. Система внушает: ты свободен, и добавляет – поступать правильно. «Я свободен лишь тогда, когда поступаю правильно», – это лживые слова малодушного. Это клевета страха на Волю. Свобода – это всегда «неправильное» действие, всегда действие против Системы; поэтому Преступление – главная примета ее. Нет свободы, где нет риска, где не требуется преступающая все пределы воля. Говорящий «да» Системе, говорит «нет» самому себе. Свобода там, где удовольствие. «Кто сам себя унизит, будет возвышен», – бросает Система свой клич. «Подчинись, подави свою волю и прими мою в виде закона, служи мне», – ласково увещает гидра, притворившаяся доброй феей. «Оглянись, все подчинились, ты ведь не настолько грешен, чтобы мнить себя особенным, подчинись», – увещают уже подчинившиеся, и в этой просьбе слышна скрытая угроза. «Что я, собственно, потеряю, пожалуй, только приобрету, – рассуждает увещаемый, – и нет в этом унижения», – успокаивает себя. Так происходит отказ от самого себя. Человек, избавившись от своей 249

подлинности, начинает искать истину, не задумываясь над тем, что истина обладаема только теми, кто сам истинный. Лишь Преступник знает истину, ибо он сам творит ее. «Кто верует, тот Бог», – сказал Лютер. «Кто верует в себя, тот Бог», – говорит Абсолютный Преступник. Человек предпочитает слушаться кого угодно: родственников, учителей, начальников, общество, законы и заповеди, – он столько всего слушает, что на то, чтобы услышать себя, не остается времени. Добродетелью объявили все, что не требует преодолевать страх. * * * Звонит мне как-то голова сельсовета и просит срочно приехать, мол, нужна моя помощь. Приезжаю с хлопцами и вижу жалкое зрелище: руль села весь в синяках и гематомах и от былой самоуверенности не осталось ни следа. Вот что изрекли его опухшие уста: накануне вечером ворвались к нему в дом, где, кроме него, находились жена, дочка и внук, трое вооруженных в масках. Его избили, семью до смерти напугали и, ничего не взяв, удалились. То, что нападавшие ничего не взяли, наводило на мысль, что случившееся было не банальным ограблением, а сведением счетов, наказанием. Своими умозаключениями я поделился с потерпевшим и поинтересовался, кому он перешел дорогу (как позже выяснилось, проще было узнать, кому он ее не переходил). На что он, скорчив гримасу святого, начал божиться, что врагов у него нет, ибо делал людям лишь добро. Я в этом селе бывал часто, проведывал своих родных и от людей знал всю историю святости их начальника. Некогда богатый колхоз был разворован своим же главою, сельхозтехника продана, наш персонаж умудрился реализовать даже сельскую мельницу, а селяне от этого ничего не получили. И творил он сии дела без опаски, потому как в районе все было схвачено и подмазано где нужно. Мне стало ясно, что дядя стал жертвой справедливого возмездия со стороны обманутых им селян. Я озвучил свой вывод, он не согласился и убеждал, что это была попытка ограбления, а бандиты ничего не взяли лишь 250

потому, что он дал им неожиданный отпор и они, испугавшись, убежали не солоно хлебавши. Пока я слушал этот бред сивой кобылы, возникло желание, используя ситуацию, заставить его поделиться награбленным у селян. «Ты меня, зачем позвал?», – спросил у него, зная наперед его ответ. «Найди и накажи нападавших и сделай так, чтобы меня больше никто не трогал», – изрек чиновник. Я, набивая цену своим услугам, подчеркнул всю сложность и серьезность ситуации, после чего дал согласие помочь и, следуя мудрому совету «куй, пока горячо», предложил ему внести немедля аванс на текущие расходы.

Персонаж

скрепил

договор

о

сотрудничестве

подписями

американских президентов, отсчитав аванс 500 долларов, на что услышал мои заверения, что его враги отныне и мои враги, и не минует их кара небесная. План, как скачать с клиента побольше денег, был готов, и в случае его удачного исполнения, все стороны должны остаться довольны и благодарны друг другу. Я сказал своим помощникам найти субъекта, который за вознаграждение согласиться поучаствовать в представлении, также купить на рынке литр крови животного. Когда все было готово, мы выдвинулись с визитом к главе сельсовета, не предупредив последнего, ибо в таких делах эффект неожиданности играет немаловажную роль. Не доезжая до села, свернули в посадку, где были установлены декорации криминальной пьесы. Застелили багажник BMW клеенкой, на которую уложили раздетого и связанного субъекта и облили его кровью животного, короче Голливуд отдыхает; картина получилась не для слабонервных. Субъект прикинулся полумертвым, закрыли багажник и помаленьку въехали в село. В сельсовете ждала неприятная новость: зритель, ради которого делалась постановка, уехал в столицу. Подумав, я решил показать пьесу жене персонажа в надежде, что увиденное она перескажет мужу так, что эффект от постановки будет сильнее, чем если бы он сам это увидел. Жена его – директор школы, пришлось потревожить ее на рабочем месте. Я позвал ее во двор школы и продемонстрировал содержимое багажника автомобиля. Сказать, что постановка удалась – ничего не сказать. Неимоверная бледность лица, 251

подкосившиеся ноги и, казалось, навеки утраченный дар речи, – такова была благодарность офигевшего зрителя. Я объяснил жене клиента, чтобы передала мужу: обидчики его семьи найдены и наказаны, а в багажнике один из нападавших. После чего театр на колесах немецкого автопрома удалился восвояси. На следующий день я услышал в телефонной трубке сильно изменившийся голос мужа директрисы и его просьбу о встречи. История умалчивает о том, какие эпитеты были использованы женой в описании увиденного мужу, но при первом взгляде на последнего могло показаться, что он сошел с ума. Видимо, когда он требовал мщения, то не думал, что все будет так серьезно. На мою реплику, что всех нападавших ждет такая же участь, он взмолился и попросил ограничиться сделанным, уверяя, что его жажда мести утолена сполна. И после того, как мою жажду наживы он утолил двумя тысячами долларов и заверениями, что больше нету, ибо нищ, – мы расстались добрыми знакомыми. Когда я уже успел позабыть об этой веселой истории, спустя два года, находясь под следствием по обвинению в бандитизме, следователь предъявил мне разбойное нападение на дом главы сельсовета. Оказывается, один из моих помощников в том спектакле, которого я прогнал за употребление наркоты, стал удачной находкой для ментов и выложил, как на исповеди все, что было и не было. Работники убоза приехали к моему персонажу, который уже тоже успел позабыть свои неприятности, и рассказали ему правду о моем спектакле, внушив при этом, что разбойное нападение на его дом – это моих рук дело, мол, все было с расчетом на то, что он обратится только ко мне за помощью, за оказание которой я намеривался получить большую сумму. Ментам удалось так обработать содержимое черепной коробки главы сельсовета, что он уверовал, что в его доме в масках были я и моя банда. На суде он сказал, что дал мне только 500 долларов, видно перед женой было стыдно признаться как он лохонулся. Следователь в неофициальной беседе поведал мне, что он уверен в моей непричастности к этому разбойному нападению. «Ты, – говорит он мне, – не обессудь, тебя ведь судят за более серьезные преступления, и этот 252

эпизод никак не повлияет на приговор, одним больше, одним меньше, а мне повышение». Суд решил, что этот разбой моих рук дело. Подвела меня любовь к творчеству, обидно, испоганили мою пьесу, приписав ей чью-то неталантливую игру. Попробуй теперь доведи свою непричастность. Люди верят в то, во что им выгодно верить. «Я не вижу ничего, что заслуживало бы осуждения. Но веками ум обуславливали осуждать, что всегда было мощной стратегией в руках политиков и священников: они создают чувство вины, а создав его, могут на вас влиять и вами распоряжаться. А злоупотреблять влиянием на человеческое существо – худшее преступление, которое только можно совершить» (Ошо). Совершает его всегда Система. Труднее всего дается человеку «порядочному» признание, что все, что он делает, – делает ради себя. Величайшая пытка для него

признать

личную

корысть

от

своих

добродетелей.

Вся

его

добропорядочность рождена неискренностью. Искренность рождает плохого. Неискренность убеждает что она действует на благо всех. Искренность знает, что нет никакого всеобщего блага, ибо что одному в кайф, то другому хреново. Порок существует лишь в уме того, кто с ним воюет. Такой человек хитрит, он идет легким путем, ибо бороться гораздо легче, чем осознавать и принимать. Борьба с пороком – это борьба с самим собою, это борьба в угоду страху. Система приветствует и поощряет такое, ей выгодна нелюбовь к себе человека. Система любит нелюбящих. * * * Вера в Бога – это надежда человека на осуществление веры в себя. Любовь человека к Богу – это печаль о несостоявшейся любви к себе. Человек проецирует на Бога все то, что не осмеливается выразить по отношению

к

себе.

Добросовестные

отстаивания

индивидом

своей

независимости провозгласили злом. Преступление – это завоевание свободы. Абсолютный Преступник – это убийца норм, обычаев, институтов, законов и морали, – всего того, что вынуждает человека не любить себя всего, что 253

делает его слабым. Спроси у человека: что есть свобода? Он ответит: возможность делать то, что хочется. Ошибка. Ибо свобода – это не возможность, а реализация этой возможности, она всегда действие. Возможность делать то, что хочется, – это лишь возможность свободы. Движимый страхом живет нереализованными возможностями. Когда он говорит: я свободен потому что у меня есть возможность делать все, что хочется, – он обманывает себя. Сказать «Я Свободен», позволительно тому, кто использует эту возможность без остатка, исчерпывает ее полностью. Система узурпировала себе право на истинность вещей. «Сделать из повиновения закону критерий нравственности какого-либо поступка – значит признать его непостоянство и относительность» (Баш В.). Человек осуждает другого потому, что не любит себя. А не любит себя от того, что не знает себя. Любить можно только то, что знаешь. В другом осуждается неузнанное в себе. Воля Системы сильна суммой сил, делегированных ей волями подчинившихся. Они питают силу Системы своей покорностью и требуют от меня уважения к себе. Уважать добровольное рабство? Увольте. Поступать хорошо по отношению к тем, чьей волей сильна Система, угнетающая мое Я? Тоже нет. «Не посягай на свободу другого», – грозит законом мне Система, давно посягнувшая сама на свободу этого другого. «Не посягай на мою свободу», – говорит добропорядочный гражданин Преступнику. «Но ведь у тебя ее нет, как я могу зариться на то, чего нет», – отвечает ему Преступник. Жизнь многих – сплошь притворство и лицемерие, и лишь благодаря этим умениям у них выходит не возненавидеть себя. Главная цель воспитания – научить притворяться; способность некоторых учеников превосходит все ожидания: умудряются порождать ложные чувства. Ложно чувствующий себя свободным не испытывает потребности отстаивать себя. «Смирение», – так назвали самоуважение. «Ни одного действия без санкций нравственности, – только так я найду истину», – провозглашает малодушный. Создавай себя сам. Помощь других в этом деле все испортит. Помни, что право создавать себя и право судить себя, – это 254

только твое право. Пусть твоя вина перед другими станет мерой успеха в деле созидания себя. Заслужи проклятие из уст праведных. Не дай болоту общественной гармонии утопить твою самобытность и пусть оберегает тебя презрение ко всему святому. Тех, чья праведность в смелости грешить – единицы, поэтому Системе особо не о чем беспокоится. Свобода не может быть достоянием всех. Ее ценность – в недоступности большинству. Берут лишь единицы, остальные же ждут, пока им дадут. Не брать, а зарабатывать самоунижением учит Система послушных. Один мнит себя целым, второй – частью. Второй возмущен преступным мнением о себе первого. Часто бывает, что часть видит смысл своего существования в недовольстве целым. Право власти давать права создано трусостью нежелающих брать самим, привычкой жить подачками. Склонность оценивать все и всех наблюдается, как правило, у тех, кто не в силах сложить цену себе. Воображение бессильного производит грешника. «Поступок сам по себе лишен ценности: все дело в том, кто его совершает. То же самое «преступление» может быть в одном случае верховным правом, в другом случае – позорным клеймом. В действительности только эгоизм побуждает судящих рассматривать данный поступок или его автора в отношении к их собственной пользе или вреду или в отношении к сходству или несходству с ними» (Ницше). Что позволяет одному убивать сотни людей и не испытывать никакой вины и даже гордиться этим, в то время, как другой испытывает невыносимые угрызения совести за гораздо меньшие злодеяния? Система власти и ее законы. Она – совесть своих лакеев. Человек напоминает чучело, набитое догмами, обязанностями, шаблонами, предрассудками и прочими наполнителями своей пустоты. Он не знает, когда из него выпотрошили его сущность и наполнили опилками Системы. Тот, кто боится, не может знать. Абсолютный Преступник – это танец самого себя в настоящем, он шаман, вызывающий дух Свободы. Вся его жизнь – ритуал проявления себя. Ему понятно сказанное Лао-Цзы: ищущий и есть искомое. Слово «цивилизация» происходит от слова «сивис» (гражданин). Гражданин – это название 255

несвободного человека, на его несвободе построена цивилизация. Это не тобою установленный порядок, частью которого тебя обязывают быть. «Какое общество, даже и самое совершенное, заменит человеку величайшее духовное благо – быть самим собою?» (И. Новгородцев). Истинным может быть только то, что пережито тобою. Не называй таким все заимствованное и не твое. Злое, доброе, моральное, аморальное и т. д. – все это опыт себя, через который нужно пройти. Все это часть паломничества под названием жизнь. Обойти что-либо – значит отречься от какой-то части себя. Преступник совершает паломничество по всей своей сущности и не обходит «злые» места. Он знает, что лишь прохождение даёт понимание. Освобождающее понимание себя. Ему не страшно признать себя центром всего. Ложность человеческих «истин» вернула его к себе; в неистинности истин он получил право решать самому, что есть истина. Он знает: дверь в рай находится в аду. Буква закона пишется рукою злодея и всегда чьей-то кровью. Нужно честно признать: всё то, что называется незыблемыми государственными устоями, не выдерживает добросовестной критики. Незыблемость и устойчивость даётся глупостью и страхом верящих в закон. «Однако законы пользуются всеобщим уважением не в силу того, что они справедливы, а лишь потому, что они являются законами. Таково мистическое обоснование их власти, и иного у них нет… Ничто на свете не несёт на себе такого тяжёлого груза ошибок, как закон. Тот, кто повинуется им потому, что они справедливы, повинуются им не так, как должны» (Монтень). Признают наличие в человеке совести как некоего священного и справедливого закона, и в то же время придумывают массу дополнительных внешних

регуляторов

поведения,

объясняя

это

тем,

что

одной

справедливости недостаточно. Совестливость большинства людей есть ни что иное, как неосознанный страх. То, что одним преступление, другим – осуществление себя. Абсолютный Преступник посмел требовать у мира как право то, что позволено просить лишь как милость. Он увидит своё право 256

там, где другие ждут лишь позволения. Он осознаёт себя как всё определяющую сущность и не спешит признавать за чем либо абсолютной ценности, ибо ищет и находит такую ценность в себе, потому что поверил в безусловность своего Я. Преступник противопоставляет свою волю трусости рабов. Ибсен говорил, что общество в сущности своей может жить только во лжи и лицемерии, что государство есть проклятие, от которого личности нужно освободиться. Изолированного человека он называет самым сильным. Я и есть тот сильный – изолировавший себя сам и изолированный другими. Абсолютный Преступник – это отказ жить во лжи и лицемерии. Я говорю: каждое моё слово – правда, каждая моя мысль – правда, каждое моё чувство – правда, каждое моё действие – правда. Я не тороплюсь, наслаждаюсь предвкушением, в котором больше радости, чем в самом событии. Знающий наверняка, что он всё равно окажется прав, позволяет себе быть всем. * * * По статистике за год в отделениях милиции Украины гибнет 50 граждан. Речь идёт о подозреваемых и свидетелях, которых лишают жизни за нежелание дать нужные следствию показания: оговорить себя, близких, знакомых. Кровавя жатва комбайна Системы. Моральная норма обретает качество моральности лишь в условиях внутреннего процесса образования, без какого-либо внешнего принуждения. Подлинно то, что образуется само собой. Подчиняющийся теряет всю свою ценность. «Есть люди, которые посвящают себя стране-родине, отчизне. Быть преданным стране – очень мелко, и к тому же глупо: эту преданность начнёт эксплуатировать какойнибудь Адольф Гитлер» (Ошо). Каждый преступник мечтает совершить идеальное преступление. Что оно такое? Криминалистика определяет идеальное преступление как противозаконное действие, которое совершено с гарантией невозможности преследования по закону. То есть, гарантированно безопасное деяние. Что-то 257

здесь не так. Ведь само понятие «преступление» заключает в себе некую опасность как для объекта, обретающего статус потерпевшего, так и для субъекта, нарушающего закон. Поэтому преступление никогда не может быть гарантированно безопасной ситуацией. Кроме этого, фраза «идеальное преступление» заключает в себе противоречие: идеальное – это не материальное, а преступление – это сугубо материальная сфера действий человека. Не удивительно, что всякая попытка осуществить нематериальную материальность заканчивается провалом. Мне не нравится само название мечты Преступника. Предлагаю то, что понималось

под

определением

«идеальное

преступление»

называть

«абсолютным преступлением», хотя бы во имя большего соответствия формы и сути. Абсолютное преступление – это противозаконное действие индивида, целью которого является осуществление максимальной свободы; также - получение такого количества материальных ценностей, которое сможет оправдать риск действующего и такого количества выброса адреналина в кровь, которое сможет надолго удовлетворить жажду опасности. Преступление может считаться абсолютным, если выполнены такие условия: 1) некровожадность (отсутствие летального исхода и неоправданного насилия); 2) жертвами не могут быть старики, дети и бедные люди;

3)

маловероятность

обращения

потерпевшей

стороны

в

правоохранительные органы; 4) абсолютная убеждённость преступника в правильности того, что он совершает, то есть отсутствие «угрызений совести» и чувства вины; 5) полное отсутствие следов, которые могут стать уликами. Выбор в качестве объекта преступления злодея делает возможным выполнение третьего и четвёртого условий. Абсолютное преступление – это деяние, которое способен осуществить лишь Абсолютный Преступник, обычный нарушитель закона указанные условия не соблюдает. Польза правит миром. Она – единственный критерий отличия между «добром» и «злом». Польза материальная, моральная, можно назвать её как угодно, но она остаётся пользой. Лицемер со мной не согласится, не признает 258

корыстный интерес своих «благих» и «праведных» деяний. Преследуя свой личный интерес, он непременно замаскирует его под общий. Меня убеждают, что моё личное благосостояние зависит от всеобщего благосостояния и поэтому я должен быть заинтересован всячески приумножать общее благо. Общество видит своё благо в том, чтобы такие, как я, гнили в тюрьмах и намекают, что лучше бы вам и вовсе сдохнуть ради общего блага. Так быть ли мне заинтересованным гнить и подыхать ради несуществующего общего блага. Отсутствие такой

заинтересованности

трактуется как полная

безнравственность. Юродствующие апостолы общего блага никогда не скажут правду человеку о том, что его благо лишь в его сильной воле. * * * Похоже, моему уединению в одиночной камере участка усиленного контроля пришёл конец. Сегодня вечером сказали, что переводят завтра в другую зону, уже третью по счёту в течении года. Последние полгода одиночного заключения были плодотворными в смысле достижения целостности. Видимо, моя удовлетворённость жизнью в условиях, созданных для лишения всякой удовлетворённости, побудило псов Системы на придумывание для меня новых испытаний. Итак, вещи собраны, самая тяжёлая ноша – книги. Но эта тяжёлость приятно успокаивающая, с ними можешь спокойно отправляться в неизвестность. Этап…

Этап

–

это

не

только

перемещение

осуждённых,

подследственных и арестованных воронками и столыпинскими вагонами, это ещё и решение судеб, обретение и потеря смыслов, рождение и умирание надежд, лишение остатков здоровья и жизни. Условия транспортировки людского груза носят характер пытки, как будто на каждом заключённом стоит надпись «кантовать». Еле живой вываливаюсь из переполненного воронка лишь за тем, чтобы попасть в набитое людскими телами, словно шпротами в банке, «купе» столыпинского вагона. Остатки пригодного для 259

дыхания кислорода нещадно убивается сигаретным дымом. Изношенная психика и больное тело находят минутное облегчение в самом бесполезном занятии – курении. Моей окрепшей психике и относительно здоровому телу приходится дышать через раз и смириться со статусом пассивного курящего. В соседнем купе путешествуют зэчки, ценою неимоверных усилий пытающиеся сохранить право называться женщинами. Заключённый – это полбеды, заключённая – это беда целая. Среди непривычных слуху девичьих голосов привлекает внимание рассказ совсем молодой, но уже сильно уставшей от жизни осуждённой. Муж её тоже сидит, её саму осудили недавно, а двоих малолетних детей забрали в интернат. Я слушал её исповедь, её многократно повторяющееся, как мантра: «Теперь главное вернуть детей», – и думал: ещё один человек обрёл смысл своей жизни в тюрьме. Осознание ценности утраченного даёт право и силы на вновь обладание им. У конвоя узнал, что этапируют меня в зону строгого режима города Херсон. Первая остановка – Днепропетровская тюрьма, самая большая в Украине. Эта груда огромных зданий, выкрашенных в кроваво-красный цвет, поглощает в себя одновременно семь тысяч человек. Шмон, удивлённое выражение на лице у прапорщика, вызванное количеством книг и статьёй «бандитизм» у их обладателя. Запрещённых предметов не обнаружено, добро пожаловать в транзитную камеру: 20 квадратных метров, 10 нар и 15 человек. Клопы, мокрый бетонный пол и стены камеры № 105 обещают сделать пребывание незабываемым. Спим по очереди, прогулка 20 минут в день. Каждый день кто-то уезжает дальше по етапу и на его место заселяют вновь прибывших. Не свято место пусто не бывает. В транзите узнаёшь, как обстоят дела в других зонах. Дурная слава криворожской тюрьмы, именуемой среди арестантов «бублик» (из-за формы здания) общеизвестна. Но то, что я услышал от приехавших с «бублика»… Криворожская тюрьма – это чётко отлаженный конвейер по выбиванию явок, так называемых чистосердечных признаний из подследственных. 260

Основную работу выполняют работающие на ментов зэки, так называемые прессовщики. Многие из попавших в пресс-хату сознаются во всём. Если упираешься, тебя изобьют до полусмерти и справят на тебя малую нужду. Те единицы, у которых хватает духу сломать лицо прессовщику, лишаются ментами здоровья, а часто и жизни. Сломленным и готовым сотрудничать опера дают наркотики и прочие тюремные радости. Высокая статистика раскрываемости преступлений в Украине – это результат работы «бубликов». Преступление раскрывается ещё большими преступлениями. Фальсификация доказательств виновности, добывания их незаконными путями – основной метод работы украинских ментов. Зона № 25 в Харьковской области – ещё одно место уничтожения человека. В транзите я встретил парочку зэков, направлявшихся на инвалидную зону. У обоих отнимаются ноги, организм не выдержал непомерных нагрузок и отсутствие возможности отдыха. Сон осуждённого в 25-й зоне длится четыре часа, новости по телевизору смотреть запрещается, всё направлено на превращение людей в зомби. Спустя две недели – снова этап, следующая остановка – запорожская тюрьма, грязная переполненная транзитная камера, всё привычно. Ничто не предвещало

беды,

день

начался

необычно,

пришлось

угомонить

непонятливого сокамерника: неожиданные удары локтем, подкреплённые большой массой тела, оказались, как всегда, эффективными. После обеда несколько

сокамерников

решили

поднять

себе

настроение

брагой.

Предложили мне, но я отказался и предупредил, чтобы не было пьяных эксцессов. На вечерней проверке перепивший браги зэк выбежал на коридор и порезал менту лицо заточкой. То, что он учудил в пьяном угаре, дорого обойдется не только ему, но и всей тюрьме. Менты отнимут у него здоровье, добавят несколько лет срока, после чего сами зэки жестоко накажут за то, что подставил своим бессмысленным действием тех, кто рядом. Поступать нужно на трезвую голову. Два дня шмонов и допросов по поводу произошедшего, и снова этап в Херсонскую тюрьму. Покидая транзитную 261

камеру, я узнал, что месяц назад здесь скончался от травм головы заключённый. Очевидность его насильственной смерти не помешала тюремным врачам написать в графе о причине смерти «травма, полученная в результате эпилептического припадка». Его убили сокамерники за то, что отказался быть шнырём. Ещё один человек – мать убиенного – обрёл смысл в жизни: выяснить обстоятельства гибели сына. Транзитная камера Херсонской тюрьмы: 80 зэков на 35 нар, клопы заедают; на следующий день погрузили в воронок, 20 минут езды – и конечная станция – зона строгого режима на окраине города Херсон. Жизнь продолжается. Нужно убедить себя, что везде будет хорошо, и сделать это нетрудно, если помнить, что всегда может быть хуже. «Ты всегда хочешь быть собой – это естественно, а общество этого не позволяет. Оно хочет, чтобы ты был кем-то другим. Оно хочет, чтобы ты был фальшивым. Оно не хочет, чтобы ты был настоящим, потому что настоящие люди опасны, настоящие люди – бунтари» (Ошо). Настоящий человек всегда Преступник. Настоящий произносит: «Я Могу». Моя философия экзистенциальная, а не умозрительная. Подлинное переживание жизни, иррациональность и абсолютный индивидуализм творят её экзистенциальность. Интуиция – главный инструмент моего познания. Познание правды о себе возможно лишь в «пограничной ситуации», лишь дошедший до предела, оказавшийся на краю пропасти, ступивший в неё вправе заявить, что он свободен. Абсолютный Преступник – это экзистенциальное доказательство Свободы. Философия Преступника – это экзистенциальная философия в практическом её применении. Великие экзистенциалисты Макс Штирнер и Фридрих Ницше сумели теоретически раскрыть суть Преступника. Применить свои теории на практике они не осмелились, ограничившись кабинетным бунтом. Но всё же нужно отдать должное их смелости думать и писать. Смелость жить согласно своим убеждениям и творчеству – явление редкое. Бунтарей на словах много, а в жизни они в большинстве своём чистой воды реакционеры. Думаю, что 262

творец обязан жить так, как он призывает жить других своим творчеством. Если он верит в то, что говорит, то его вера должна подтверждаться делом, подтверждаться всей своей жизнью и даже смертью. Творец должен быть достойным своего творения, особенно если речь идет о философии. Макс Штирнер недостоин того, что он создал. «Единственный и его собственность» – это айсберг человеческого духа. Если сравнить жизнь самого Штирнера и философию Единственного, то обнаруживается полная противоположность.

Единственный

–

это

Абсолютный

Преступник.

Знакомство с биографией Штирнера вызывает недоумение, ибо нет в ней и намёка

на

бунт

личности,

которым

пропитана

каждая

буква

его

произведения. Его книга – это его мечта, осуществить которую не позволило малодушие. Мечта человека о Свободе, в которой он становится Самим Собою – становится Богом. Исполнить её суждено лишь Преступнику. «Возможность и действительность всегда совпадают», – говорит Штирнер. Так ли это? Это так у того, кто говорит: «Я действительно сделал всё возможное». В этих словах не будет обмана, если он действительно знает своё могущество, иначе как он может судить о своих возможностях. Возможность и действительность совпадают у обладателя воли Бога, творящей свободу воли. Свободен лишь тот, у кого свободомыслие становится свобододействием. Свободомыслящих история знала мало и ещё меньше свобододействующих. Великие нигилисты и теоретики свободы Штирнер и Ницше не отважились на свобододействие. Видимо, вера в то, что они проповедовали, была не настолько сильна, чтобы вытравить страх быть собой вопреки всему. У Достоевского этого страха было меньше, подтверждение этому годы, проведенные на каторге. Он больше Преступник, чем два его немецких собрата по мятежному духу. Абсолютный индивидуализм Ницше и индивидуалистический анархизм Штирнера – предтечи Абсолютного Преступника. Вечное возвращение к самому себе объединяет Сверхчеловека, Единственного и Абсолютного Преступника. Сверхчеловек Ницше и 263

Единственный Штирнера – Преступники в мире идей. Абсолютный Преступник – это осуществление практики идеи свободы. Он ищет ценность вещей в своём Я, ищет своим Могу. «…тебя зову я, самую глубокую из мыслей моих!» – говорит Заратустра. «Тебя зову я, самое глубокое чувство моё», – произносит Абсолютный Преступник. «Безудержное «я» делается преступником благодаря

государству,

оно

представляет

никогда не

прекращающееся преступление в государстве – жизнь собственного «я» есть преступление, и в этой вине заключается ценность человека» (Макс Штирнер). * * * Общественно-политическая система уверенно настаивает на том, что я виновен. Откуда такая уверенность? Что такое вина? «Вина – состояние человека, обусловленное нарушением им долга, требований авторитета, обязанностей,

накладываемых

законом

или

соглашением

(договорённостью)», – гласит «Философская энциклопедия». У меня нет никакого долга ни перед кем, есть долг перед самим собою, который обязывает меня быть свободным от вины, страха, обязанностей и всего того, что не позволяет быть подлинным. Никаких внешних авторитетов для меня не существует. Мой единственный авторитет – это то, что назвали совестью. Я не признаю никаких внешних законов и их права накладывать на меня обязанность. Никаких соглашений и договорённостей я не заключал, поэтому никто не может обвинить меня в их нарушении. Уверенность Системы в моей виновности – это ложь и клевета. Система клевещет на всё самобытное. Её задача – вызвать в человеке чувство вины, ибо виновный – это всегда зависимый. Слабый всегда нуждается во внешних авторитетах. Вместо икон и портретов вождей следует вешать на стены зеркала и в них видеть Бога. Пусть молитвой будут не слова, а их отсутствие. Молчание, взгляд, который, отражаясь, проникает в твою глубину и полное сознание себя в здесь и сейчас, – так молись. Ты часто смотришь в зеркало и видишь 264

чужого. Попробуй выдержать свой взгляд – это труднее, чем смотреть в глаза другому. Ты привык к себе, но ты не знаешь себя. Смотри и осознавай, пока не узнаешь в себе того, кого сможешь полюбить. «Чужая душа – потёмки», – говорят в народе. А своя? Разве своя душа не ещё большие потёмки? Всё внимание

на

чужие

потёмки

–

вот

где

раздолье

воображению

законопослушного, «праведность» которого есть заслуга ничегонеделания. «…непреклонное «я», которое довольствуется самим собою, само – творец своего добра и своего зла, – образ Бога, страдающего и павшего, но всегда Бога, несмотря на грязь и тернии его участи» (Баш В.). Лишь Я, воля которого творит свободу, становится непреклонным. Это Я – Преступник. * * * В американской конституции сказано, что преследование счастья есть врождённое право человека. Часто человек не знает, что принесёт ему счастье, и преследует его там, где находится несчастье. Часто у этого несчастья есть имя: уголовное наказание. Так государство преследует за преследование счастья. Мораль: будь осторожен в реализации своих прав, особенно тех, которые приписаны буквой закона. «Полагать две вещи неразличимыми – означает полагать одну и ту же вещь под двумя именами». –

учит

Лейбниц.

Государственная

система

полагает

граждан

«неразличимыми», так она полагает вещь «гражданин» под двумя именами – «человек» и «раб». Нельзя узнать себя, не став Преступником. Почему? Лишь в стремлении к абсолютной свободе мы узнаём, кто мы. Абсолютный Преступник – это поиск абсолютного тождества с богом. Он не хочет, как многие, утратить свой смысл и превратится в значение чего-либо, в значение не себя самого. «Бесстрашие – самое религиозное качество… Как только вы переступаете границы известного, возникает страх, потому что теперь вы ничего не знаете, теперь вы не знаете, как себя вести и что делать. Теперь вы не уверены в себе, теперь возможны ошибки, теперь возможны заблуждения. Именно этот 265

страх удерживает людей привязанными к известному, а оказавшись привязанным к известному, человек мёртв. Жизнь можно жить только опасно – нельзя жить по-другому» (Ошо). Преступник – это обретение бесстрашия. Декарт говорит, что немыслимо одновременно быть и не быть одним и тем же. Фундаментальность этой аксиомы становится сомнительной, когда наблюдаешь

явление

«человек

общественный»

ложность

положения

которого позволяет ему одновременно быть и не быть собой. Система учит: лишь следуя предписаниям закона, можешь быть нравственным. Это нравственность раба. Нравственность возможна лишь там, где есть свободно реализующийся свой внутренний закон. Гражданин, загипнотизированный Системой и парализованный страхом, настолько уверовал в истинность своего образа жизни, что впору вспомнить слова Тертуллиана: «Верую, потому что абсурдно». * * * На зону регулярно приезжают режимники из управления с целью проведения обысков. Команда состоит только из офицеров, которые используют спецтехнику, ищут мобильные телефоны и всё то, что делает жизнь осуждённого менее печальной. Во время очередного такого налёта на мою камеру я, наблюдая манипуляции пса системы, в руках которого трещало техническое средство, не сдержался от реплики: «Ты, начальник, наверное, в детстве мечтал стать кладоискателем и теперь твоя мечта сбылась. Чувствуешь ли ты себя от этого счастливым?» Он, видимо, или не мечтал, или не чувствовал, потому что, как и все цепные псы, отреагировал на шутку, в которой усмотрел непозволительную дерзость, лаем. Выслушав его речь о том, какой он всесильный и что данной ему властью он может всё, я обратил его внимание на надпись на моей тумбочке: «Всё, что не убивает, делает меня сильнее», после чего сказал ему: «С чего ты взял, что в тебе достаточно силы духа, чтобы запугать человека, у которого такой девиз в жизни?» После этого случая визиты со шмоном в мою камеру стали реже. 266

«…мы сгноили в тюрьмах миллионы людей, сгноили зря, без рассуждения, варварски, мы гоняли людей по холоду в кандалах десятки тысяч вёрст, заражали сифилисом, развращали, размножали преступников и всё это сваливали на тюремных, красноносых смотрителей» (Чехов). Августин сказал: «Всякая природа, которая может стать хуже, хороша». Также он заключил, что человек есть великая бездна и он слишком слаб, чтобы самостоятельно преодолеть зло в самом себе. Я соглашусь с «великой бездной», но никак не со слабостью человека. Он та природа, в которой есть силы на любое преодоление; может стать «хуже», но не становится, – боится, а ведь только так можно самостоятельно преодолеть в себе то, что Августин называет злом. Стать хуже – это стать осознающим и принимающим свою великую бездну, это стать всем собою. Лишь став хуже, станешь лучше. Необычные контексты себя позволяют увидеть новые горизонты смыслов. В палитре красок, которой Абсолютный Преступник рисует свою жизнь, много необычных цветов, он их сам создал экстремальностью состояния своего духа. Вся его жизнь есть путешествие, в котором он ищет свою духовную родину. Человеку трудно постичь бесконечность чего-либо; постичь бесконечность себя он пытается посредством религии, такое постижение не приносит должного удовлетворения мыслящему человеку. Он понимает, что всё выраженное конечными понятиями перестаёт быть бесконечным. Он всё больше любит молчать и чувствовать, нежели говорить и думать. Бог – это осознавший себя человек. Что значит осознать себя? Осознать себя Богом. Это под силу лишь Преступнику, ибо воля Бога – это всегда преступная воля. «…каждый, когда-либо строивший «новое небо», мощь свою для него находит только в собственном аду» (Ницше). Августин называл государство разбойничьими шайками. Государство – это всего лишь кучка дорвавшихся к власти персонажей и все желающие властвовать покупают у этой кучки возможность осуществить своё желание посредством какой-нибудь должности и чина, покупают служением и самоунижением, еще и деньгами приплачивают. Простые граждане 267

государством никогда не были, а всегда лишь его средством. «Государство хочет непременно что-то сделать из людей, и потому в нём живут только сделанные люди; всякий, кто хочет быть самим собой – враг государству и ставится ним ни во что» (Штирнер). Всякий, кто хочет быть самим собой – Преступник. Существует множество теоретиков-проповедников свободы в лице учёных, философов, организаций и институтов, все они затаскали её своими интерпретациями. На деле теоретики свободы ничего о ней не знают, потому что у свободы нет теорий, Свобода – это всегда практика, всегда опыт, преступающий все запреты. Можно с уверенностью сказать, что чем больше кто-либо рассуждает о свободе, создаёт её теории – тем меньше он свободен. Возможность свободы трактуют как саму свободу. Отсутствие силы духа, необходимой для реализации этой возможности, лицемерно маскируется уймой правильных понятий типа «гражданской сознательности». Следует называть вещи своими именами: свобода – это всегда своё действие, это всегда Преступление, законопослушание – это всегда страх перед свободой. Теоретики свободы ставят в её честь памятники и пишут о ней трактаты, которые, по сути, есть надгробными памятниками на её могиле и некрологами. Есть лишь один живой памятник свободе – воля утратившего страх человека. «Современные правовые системы… оставляют для свободы пространство, постоянно сокращающееся подобно шагреневой коже… те, кто ценит личную свободу, должны пересмотреть место индивида внутри правовой системы как таковой… Это вопрос о том, совместима ли в принципе личная свобода с нынешней системой…» (Бруно Леони). Теоретики свободы трактуют её как отсутствие принуждений. Они предлагают человеку сидеть и ждать, когда его перестанут принуждать, они скрывают от человека то, что он ничего так и не высидит, ибо принуждать его будут до тех пор, пока он сам не сделает себя свободным, пока не станет Преступником. Большинство не может жить без принуждения, гражданаммазохистам невыносимо не принуждение, а отсутствие его, свобода – их 268

самый страшный кошмар. Преступник знает, что свобода – это абсолютное осуществление

себя,

то

есть,

становление

Богом.

Даже

самое

«демократичное» законодательство не может дать свободы. Ибо свобода лишь там, где воля Одного, там, где законы, – её нет. Каждый законодательный акт есть акт насилия над свободой, ибо он насилует волю человека. «Под свободой я понимаю уверенность, что каждый человек, делающий то, что он считает своим долгом, должен быть защищен от влияния большинства, власти, мнения и обычая» (Лорд Актон). «Каким образом можно осуществить свою абсолютную свободу индивиду, живущему в обществе?» – этим вопросом задавались многие мыслители. Честный ответ на него один: Преступлением, то есть нарушением законов Системы. Преступник – это живое доказательство существования Свободы. Свободная воля самозаконодательна. В стремлении человека к автономии система видит для себя угрозу, ей нужны зависимые, она питается их слабостью. «Автономия есть… основание достоинства человека и всякого разумного существа» (Кант). В человеке возникают желания, он пытается их реализовать, но ему говорят: твои желания незаконны, желай лишь дозволенного. Человек труслив и поэтому слушает и желает только «законное». Но есть и такие, которые думают: желание моё, а закон чужой, почему я должен отказываться от своего во имя чужого. Незаконность желаний возбуждает его и вдохновляет на «незаконные действия». «Разве не есть мой первейший долг быть независимым?», – спрашивает он себя. «И разве можно его исполнить, не став Преступником в глазах мира?», – находит ответ. Лжёт всякий, кто, оставаясь в рамках общего, говорит: я познаю себя. Я знаю: лишь став хозяином слов, понятий и смыслов, определяющим значение всего – я стану тем, кто я есть. Аристотель в своём трактате о политике о политике сказал, что есть две категории людей: те, кто рождён для власти, и те, кто рождён, чтобы подчиняться властьимущим. Я не склонен в отличии от многих почитателей 269

мудрости Аристотеля считать эту мысль глубокой, ибо названные им две категории людей суть одно и то же. Тот, кто «рождён для власти», вынужден повиноваться и служить тому, кто уполномочивает его властвовать, и какой бы пост он не занял, всегда над ним есть кто-то, кому он вынужден подчиняться. Аристотель прав в одном – в количестве категорий. Их две: одна – это те, кто властвует и подчиняется, вторая – те, кто не властвует и не подчиняется, – рождённые быть свободными. Лишь единицы представляют вторую категорию. «Неужели невозможно такое правительство, где о правде и неправде судило бы не большинство, а совесть?.. Неужели гражданин должен, хотя бы на миг или в малейшей степени, передавать свою совесть в руки законодателя? К чему тогда каждому человеку совесть?.. Закон никогда ещё не делал людей сколько-нибудь справедливее… Так служит государству большинство – не столько как люди, сколько в качестве машин, своими телами. Они составляют постоянную армию милиции, тюремщиков, служат понятыми шерифу и т. п. В большинстве случаев им совершенно не приходится при этом применять рассудок или нравственное чувство: они низведены до уровня дерева, земли и камней» (Генри Торо). Совесть живёт лишь как свободная совесть, лишь как свободная воля; передавать свою совесть в руки законодателя – удел малодушия. Лишь враг Системы живёт своей совестью, лишь Преступник не предаёт себя предательством свободы совести. «Ты своими незаконными действиями нарушаешь мою личную свободу», – ругает добропорядочный гражданин Преступника. «Невозможно нарушить уже нарушенное, как я могу нарушить то, чего у тебя нету. Ты продал свою свободу Системе, ей ты позволил делать с тобой всё, дать ей отпор ты боишься, возмущение же в мой адрес считаешь своим праведным долгом. Думаю, тобой движет зависть утратившего себя к сохранившему себя не благодаря, а вопреки, к сохранившему свободу воли и совести. Если осуждение меня есть непременное условие сохранения твоего самоуважения, пускай… Но 270

запомни: свобода – это всегда незаконное действие, а подлинная жизнь – это всегда Преступление». Воля слабого – это всегда воля к Системе. Абсолютный Преступник рождён желанием узнать всю правду о Человеке. Вся его жизнь есть путь к самому себе. «Стройте жилища у подошвы Везувия», – повторяет он Ницше, потому что «мера опасности», в которой живёт человек – это и есть мера величия его духа. «Какую меру истины может вынести человек?», – не многим нужен ответ на этот вопрос, и немногие из немногих осмеливаются выяснить эту меру… * * * Я благодарен жизни за то, что она всякий раз возвращает меня к самому себе. Я хотел верить и верил, но всякий раз разочаровывался в предмете веры. Разочаровывался потому, что верил в то, во что верили другие, потому что искал лёгкого пути. Вера многих всегда опошляет то, во что они верят. Мне пришлось придумывать свой предмет веры. «…тот, кто боится стыда и насилия, воплей обнажённой действительности, уродства наготы – никогда не откроет последней тайны» (Стефан Цвейг). Тот, кто боится сделать свою жизнь Преступлением, – никогда не узнает, кто он. Когда Преступник вглядывается в себя, то в отличии от многих не сужает свой кругозор, опасаясь увидеть уродливое, ибо знает, что всё «уродливое» есть выдумка страха. Стремление к свободе – единственно достойное занятие для духа человеческого, ибо в этом стремлении он постигает Любовь. Как он осуществляет своё стремление – вопрос второстепенный. Это, пожалуй, единственное деяние, где цель оправдывает все средства, ибо само стремление исключает применение недуховных средств. Беспредельного не любят, его боятся, но он нужен, ибо «только безмерный укажет человечеству его последнюю меру». Философия Свободы – это всегда философия Преступника. Моралисты разделили противоположными понятиями то, что целостно по своей сути, – 271

потенциал человеческого духа, каждый момент реализации которого есть акт, не поддающийся никакому определению стороннего наблюдателя. Осуществление человеком своей свободы, превращение её возможности в бытиё – это воскресение себя в Боге. Человек запуган Системой, её институтами. Страх быть объявленным плохим, асоциальным, аморальным парализовал все его способности к самоосуществлению. Реализуется лишь то, что дозволено, что не рискует навлечь осуждения таких же малодушных. Каждый сомневающийся в своём праве на абсолютное самоосуществление предаёт себя. «Наши всегда различные и переменчивые действия не имеют почти никакого отношения к твёрдо установленным и застывшим законам… Природа всегда рождает законы гораздо более справедливые, чем те, которые придумываем

мы» (Монтень).

государственный исследования

деятель

разумных

Во

втором

Нераций

написал:

оснований

наших

веке «Нам

римский

юрист и

следует

институтов,

избегать

чтобы

их

определённость не была утрачена и они не разрушились». Избегают и поныне,

а

тех,

кто

брался

исследовать,

объявляли

еретиками

и

преступниками. «Грешат» все, но сознательно делают это лишь единицы. Осознанные действия приводят к неспособности быть ложным. Сознательная «греховность» воспитывает отвращение к притворству. Преступник – это профессиональный грешник, любовь к свободе – самый большой грех его. Законопослушный – это цензор себя и других. Чем больше он запретил в себе, чем больше он боится – тем обширнее его цензура по отношению к другим. Утративший страх не занимается цензурой других. Возможно, что мне удастся сделать из себя очень немногое, но это немногое – всё, и оно лучше того, что я даю сделать из себя другим путём насилия надо мной, посредством дрессировки обычая, религии, закона, государства и т.д.» (Штирнер). Мало у кого есть смелость признать, что государственная система

абсолютно

несовместима

с

индивидуальной

свободой.

Не

бунтующая воля, смирившаяся и застывшая в пассивной позе покорности, пусть не смеет произносить «свобода». «Равные права» – это ложь, ибо 272

неосуществимо; равные права – это миф. Которым живёт слабый, не смеющий осуществить своё право. На что я имею право – я решаю сам и в этом деле совесть моя лучший помощник, чем все законы мира. Смешно наблюдать, как терпящий насилие Системы неистово возмущается по поводу малейшего

посягательства

на

его

«свободу»

Преступником.

Такое

выборочное отстаивание себя – идеал малодушного лицемерия. Подчиняться законодательным актам, к созданию которых не имеешь никакого отношения?.. Смешно. Толпа внимательно следит за тем, кто из чувства собственной силы не желает делить свою ответственность с первым встречным и находит «законные» основания привлечь силу одиночки к ответу перед своей слабостью. В каждом человеке есть неосознанное знание себя. Следуя общепринятым правилам и законам, универсальным «истинам», проявить это знание невозможно. Смелость быть всем и безграничное свободное

творчество

духа,

экспериментирующего,

создающего

и

изобретающего делают возможным самооткрытие, делают жизнь жизнью. Позволить себе всё, предоставив своей совести решать самой, без подсказок и принуждений, задействовать её на полную мощность. Всё другое есть избегание себя. Дай всему, что есть в тебе, испытать себя в свободной конкуренции. То, что победит, и есть твоя подлинная сущность. Не позволяй судьям извне присуждать досрочную победу чему-либо в тебе. И пусть один выбор не исключает возможности другого. Человек меняется, сегодня он один, а через 5-10 лет от его сегодняшнего не останется и следа. Совершивший деяние сегодня и несущий за него наказание завтра могут оказаться совсем разными людьми. Наказывающие и осуждающие, перед вами воистину стоит невыполнима задача. Впрочем, не стоит, не обращайте внимания, не отвлекайтесь от своего праведного призвания. «Деятельность государства заключается в насилии, своё насилие оно называет «правом», насилие

же

каждой

личности

–

«преступлением».

Следовательно,

преступлением называется насилие единичного лица и только преступлением сокрушает он насилие государства, если он того мнения, что не государство 273

выше его, а он выше государства» (Штирнер). Преступление – это сокрушение

рабства

у

Системы.

Не

раб

–

всегда

Преступник.

Добросовестное мышление неизбежно вызывает потребность протестовать против всего, что ограничивает индивидуальную свободу. «Ты можешь выразить своё мнение относительно чего-либо», – объясняет мне мою «свободу» Система. «Я хочу выразить всего себя и не словом, а делом», – отвечаю я ей. «Но ты, братец, не наглей и хоти то, что позволено хотеть; или ты выражаешь себя как все, или суши сухари», – слышу ответ. Я никого не уполномочивал решать за меня и не отказывался от своей воли в пользу «общей воли», которая есть миф, величайшая фальсификация властьимущих, ибо то, что делается именем воли народа, всегда суть воля кучки чиновников, дорвавшихся к рулю государства. Прав был мудрец, сказавший, что счастлив лишь тот, кому не приходится ни подчиняться, ни подчинять. Железный закон олигархии, впервые сформулированный Робертом Михельсом в 1911 году, гласит, что любая форма социальной организации, будь она хоть идеальной демократией, неизбежно вырождается во власть немногих избранных – олигархию. Именно так. И именно кучке этих избранных подчиняются

граждане

так

гордящиеся

своей

свободой

члена

демократического общества. Жалкое зрелище: раб, рассказывающий о своей свободе. «Исторический опыт показывает, что законодательство не является разумной альтернативой произволу и часто занимает место в одном ряду с самонадеянными

постановлениями

тиранов

или

высокомерного

большинства… С точки зрения сторонников индивидуальной свободы, разумно относится с подозрением не только к чиновникам и правителям, но и к законодателям». В этом смысле мы не можем согласится со знаменитым определением свободы, которое дал Монтескье: «Право делать всё, что дозволено законами». Вот как заметил в связи с этим Бенджамин Констан: «Несомненно, нет свободы там, где люди не могут делать всё, что дозволено законами; но законом может быть запрещено столько, что свободе будет положен конец», - это слова известного итальянского юриста Бруно Леони. 274

Свобода – это всегда индивидуальная свобода, иной её просто не существует, ибо свобода – это всегда преступная воля одного и поэтому «разумно относится» с презрением ко всякому носителю воли Системы. Лишь ничтожное малодушие может определять свободу как право делать всё, что дозволено кем-то. Самый ничтожный закон суть запрет Свободы. Каким бы словом не называли форму государственной системы, суть её неизменна – устанавливает законы тот, у кого власть. Что это значит? Что устанавливаешь их не ты, что живёшь не по-своему и не своей жизнью, что ты средство и марионетка. Если ты не властьимущий, то это не значит, что ты не можешь устанавливать свои законы, – такая мысль мало кому приходит в голову и ещё меньше осмелившихся воплотить её на практике. Всё потому, что Система вдалбливает человеку с детства, что он рождён соблюдать её законы, что всякая власть от Бога. Попы и политики всегда успешно справлялись со своей священной миссией – уничтожением подлинной веры в Бога: веры в Себя. Для тех, с кем эти трюки не проходили, находились и находятся костры, гильотины, виселицы, галеры, каторги, тюрьмы и ещё много

разных

средств

«законного»

лишения

жизни,

здоровья

и

самоуважения. Быть самим собой есть тягчайший грех – это то, что недурак может прочесть между строк законов. Он хочет одного – быть настоящим. «…существует род отрицания и разрушения, который есть именно истечение могущественной жажды освящения и спасения жизни… ибо необходимость казаться не тем, что есть, такие натуры ненавидят больше смерти» (Ницше). Система – это всегда необходимость казаться не тем, что есть. Преступник рождён ненавистью к такой необходимости. Наступает момент и философ сходит с кафедры университета, покидает кабинетный уют затем, чтобы проверить делом истинность своих заключений. Таких мало. Большинство так называемых философов посвящают свою жизнь толкованию чужих философий. Мало тех, кто создаёт свою философию, и лишь единицы тех, кто не только создаёт свою мудрость Любовью к Свободе, но и делает её актуальной, живёт ею. Только эти единицы являются полноправными 275

философами, ибо мудрость требует, чтобы любовь к ней выражали опытным путём; тогда она отвечает взаимностью: дарует знания. «Для меня философ имеет значение ровно настолько, насколько он может давать пример» (Ницше). Философия Преступника – это практическая антропософия. Мыслящий человек неизбежно ощущает в себе потребность найти ответ на вопросы «Кто я? Зачем я?» Поскольку, несмотря на все усилия мудрых, критерий,

по

которому

можно

определить

правильность

ответа

и

направление поиска по-прежнему отсутствует, то сама попытка ответить на эти

вопросы

считается

занятием,

оправдывающим

существование

пытающегося. Ответить – это поверить в ответ, убедить себя, что это не тот случай, когда всё одновременно и истинно, и ложно. Приходится, засучив рукава, заняться ложностью «истин» и истинностью «лжи». Меняя ценники на «истинах», задумываешься: а не правдивее создать свои? Лишь то, что создал сам, сможешь полюбить и поверить в него. Неужели добросовестная переоценка всех ценностей неизбежно перерождает переоценивающего создателя новых в Преступника? «Да», – отвечает добросовестный изобретатель себя. «Долгое время удовлетворялись иллюзией владения истиной, не задумываясь серьёзно над тем, не должно ли самому быть истинным, чтобы владеть истиной» (Штирнер). Быть истинным – это быть Преступником. «Всё познаётся в сравнении», – обучают познавшие свою ничтожность. «Но я не хочу познавать свою ничтожность, ибо её нет», – говорит

прекративший

сравнивать.

Сравнение

исключает

познание,

создающее свою культуру. Я давно прекратил участие в игре чуждых мне сил. У моей силы – своя игра. Я проклял всех проклинающих падшую природу человека, всех увещающих его не верить своим инстинктам. Закон – это продукт воли законодателя. Законодатель есть существо, купившее себе право принимать законы, которые выгодны в первую очередь ему самому. Система обязывает меня жить по ее законам, то есть потреблять продукты чьей-то воли. Но у меня есть своя воля, которая производит свои продукты, и я буду потреблять продукты только своей воли. Такой расклад не устраивает 276

Систему, потому что если каждый будет потреблять только свое, то продукты воли системы окажутся невостребованными. Чей-либо отказ потреблять ее законы есть угроза ее банкротства. «… ведь все людские порядки устроены так, чтобы постоянно рассеивать мысли и не ощущать жизнь. Почему же он так сильно хочет противоположного, т. е. непременно ощущать жизнь, – а это значит – страдать от жизни? Потому, что он замечает, что его хотят обмануть относительно его самого… И вот он противится, навостряет уши и решает: я хочу принадлежать самому себе!» (Ницше). * * * Философия Преступника – это апология свободы. Философы-теоретики проблему свободы относят к числу вечных и несмотря на множество попыток ее решения, – неразрешимы. Нет единства даже в том, что означает это слово. Думаю, что свобода так же, как и любовь может быть объяснена только действием. Нет теории свободы, есть лишь ее опыт, практика, которую можно пытаться определить буквой, но нужно заранее быть готовым к тому, что она будет высказывать. То, что может быть определено, – уже не свобода. Хороший всегда норовит на горбу плохого доехать до рая; его

ноги

недостаточно

сильны

для

самостоятельной

ходьбы.

Неблагодарность – отличительная черта «добродетели»; осуждение того, чему обязан своим существованием – этим жива она. Свету свойственна забывчивость, он стыдится своего происхождения из темноты. Протагор убеждал человека, что он есть мера всех вещей. Человек по-прежнему не желает в этом убеждаться и позволяет вещам мерять себя. Страх быть мерой не покидает его; это и есть страх перед свободой. Согласно принципу верховенство права никто не может быть выше закона. Обосновывается этот принцип тем, что закон – это истина, основанная на фундаментальных принципах, которые могут быть открыты, но которые нельзя создать посредством волевого акта. Никто не может быть выше закона? Какого закона? Придуманного кем-то. То, что кучка 277

дорвавшихся к власти лакеев Системы, объявивших себя законодателями, монополизировали право, еще не означает, что их право правее моего, что их принципы фундаментальнее моих принципов. Я знаю только один закон, который есть истина и имя ему – Любовь. И еще я знаю, что этот закон исполняется лишь там, где воля свободна. Плоды того, что Система трактует верховенством права, никогда не будут любовью. «В одиночестве – наша свобода… И если вы не способны к одиночеству, вы не будете способны и к любви. Тогда ваша так называемая любовь будет только бегством от себя… В мире царит любовь ложного рода: вы пытаетесь бежать от себя, и оба вы ищете прибежища друг в друге» (Ошо). Прогресс перестал означать Свободу, чем прогрессивнее общество, тем меньше свободы у каждого отдельно взятого его члена. В мире есть три статуи Свободы. Украинская (та, что во Львове), – сидит; это очень символично. Почему насилие, учиняемое именем государства, – законное, а насилие, совершенное мной вне закона и наказуемо? Есть желание оставить этот вопрос риторическим, но я все же поставил знак вопроса. Что позволяет одно и то же деяние называть в одном случае благом, а в другом – злом? Мотивы деяния, цели? Всеобщее благо? Чушь и ложная херня, которые маскируют мотивы и цели, не благороднее моих. «Без преступлений нет государства: нравственный мир – а это и есть государство – полон обманщиков, мошенников, лжецов, воров и т. д., так как государство – «государство закона», иерархия его, то эгоист во всех тех случаях, где его польза идет вразрез с пользой государства, может удовлетворить свои желания только путем преступления» (Штирнер). Человек предает свою свободу, – так он не любит себя. Его свобода – это его воля, если воля несвободна от страха – значит, нет воли. Полюбить себя под силу лишь Преступнику. Тирания Системы воспитывает в человеке самотиранию, результат которой неспособность самостоятельно мыслить, чувствовать и творить. Становясь винтиком Системы, человек перестает видеть в себе творца достойного свободы. «Какое дело мне, познающему, до всей суеты, именуемой вами громкими именами?», – размышляет 278

Абсолютный Преступник и поступает по-своему. Иисус сказал: «Если ты ведаешь, что творишь, – ты блажен, но если ты не ведаешь этого, – ты проклят и преступник закона». Я ведаю, что творю, но это не избавляет от проклятия. Блажен всякий, кто проклят и преступник закона, – так повелось с времен Голгофы. Что это за добродетель, которая боится испытания пороком, что это за праведность, убегающая от греха? Воздержание от самих себя – суть всех воздерживающихся. Врожденное чувство самодостаточности у Преступника обладает силой, способной выстоять перед всем, что пытается подорвать его веру в Могу. Потребность в совести есть только у свободного. Только отрицающему все выдуманные внешние «ориентиры» нужен свой внутренний маяк. Отречение от Свободы – это всегда отречение от Совести. Она атрофируется, ибо духовные органы имеют свойства физических: все незадействуемое,

неупотребляемое,

неподвергающееся

нагрузки

–

атрофируется, теряет свою функциональность. Тому, кто не ищет все ответы в себе опытным путем проб и ошибок, а получает извне готовые «истины» и живет согласно им – в совести нет никакой надобности. Он знает, что для того, чтобы быть хорошим достаточно делать все, что говорит Система. Грешнику, свободно идущему и создающему свои истины, совесть крайне необходима, она его единственный маяк. Чем больше он грешит, – тем больше работы у его совести, ее мышцы крепнут от поднятия тяжести греха. Наступает момент, когда совесть обретает силу, позволяющую ей предстать в образе той силы, которую ищет грешник, – стать видимой целью, достижения которой не требует грешных средств. Наступает момент не придуманной кем-то, а своей истины, чью подлинность подтверждает проба ошибок. «Вы спрашиваете, как именно должен жить создатель… Я же назову еще и принцип такого созидательного существования. Таким принципом обязательно должно стать преступление. Не только опасность, насилие, но и самое главное – быть против системы, … но дело-то в том, что для преступления, равно как и для созидания надо хорошо родиться. А это высочайшая, наиаристократическая редкость» (Анатолий Ливри). Сложное 279

дело: суметь сохранить уважение к себе, не прибегая к самообману. «Хочешь меня?», – спрашивает Правда человека. «Хочу», – отвечает он. «Одного желания мало, тебе придется испытать себя во всем, ибо я недоступна сохраняющему себя трусливо. Ну, так как, – ты готов?» «Да», – отвечает Преступник. Что делать тому, у кого удовлетворение возникает лишь от нарушения запретов? Отказаться от удовольствия? Нет, отказаться от признания запретов. В физике жизни людей применимо физика частиц, где существуют

протоны

с положительным зарядом и антипротоны

–

отрицательно заряженные частицы, где есть противостояние нейтронов и антинейтронов. Когда мы рассуждаем о частицах, то не выносим оценочных суждений, не говорим, что плюс это хорошо, а минус – плохо и признаем равное право существования этих противоположностей. Когда речь идет о больших и видимых частицах, – о людях, то выдвигается требование тем, что со знаком минус превратится в положительно заряженных, то есть изменить свою физику; не о каком праве существования противоположности к положительно заряженному гражданину уже и речи быть не может. Борцы с минусами физики жизни видимо не понимают того, что уничтожение минуса влечет отсутствие смысла в наличии плюса. Знак «плюс» напоминает символ «крест», который позитивный поставил на себе. В знаке минус заключена бесконечность, чем больше минус – тем большее проявление своей глубины. У минуса перспектива становления больше. «… так, как наибольшее поучение он приобретает из-за себя самого и так, как он служит самому себе копией и сокращенным выражением всего мира» (Ницше). Человек боится чувствовать;

страх

перед

своими

чувствами

вынуждает

его

рационализировать их. Он находит в себе силы быть добродетельным, лишь подчинив чувства разуму. Плененные разумом чувства вырождаются в неприязнь к своему источнику. Никакая добродетель не может быть куплена не свободой чувства и если она требует такую цену, то стоит усомниться в ее истинности. Ибо жить – значит чувствовать себя свободным и любящим. Живи так, чтобы дух захватывало. Тебе знакомо это ощущение с детства, 280

когда ты катался на аттракционе русские горки. Продолжай кататься, высунув язык малодушным зрителям, столпившимся поглазеть на твою свободу. Трусливая жизнь не жаждет свободы. Свободолюбие – основная черта философа, который есть «стилист, изобретатель собственного стиля жизни». Преступление – истинный жест философа. «… философская жизнь – не что иное, как опытная, экспериментальная работа философа над самим собою, рискованное сотворение себя» (Фокин С. Л. ). Смотрел в теленовостях репортаж о том, как принимают на работу судей; несколько тысяч вполне успешных и обеспеченных юристов предлагают себя в судьи. В сюжете озвучили данные статистики о том, что профессия судьи в числе самых востребованных и желанных в обществе. О чем это говорит? О том, что желание судить себе подобного одно из основных желаний члена этого общества. Достойность такого желания как и престижность профессии не вызывает у граждан никакого сомнения. Ценность судейства отмечена также заработной платой судящего, который в несколько раз превышает заплату врача-хирурга. Видимо, осуждать людей более почетно, чем спасать их. Мне интересна психология судьи – что позволяет ему, ежедневно решающему судьбы и жизни людей сохранять веру в благородство и величие своей миссии. Что внушило ему убеждение, что судить человека есть исполнение долга? Государственная система. Впрочем, что это я? Мне-то грех жаловаться, моя последняя встреча с судьей 7 лет назад «была не совсем печальна: санкция статьи «бандитизм», по которой меня судили, предусматривает наказание до 15 лет, получил я 8,5. Радоваться нужно, я и радуюсь, особенно радуюсь отсутствию желания быть судьей. Радуюсь и думаю вот о чем: судья – это человек, я тоже. Он обладает правом лишать «свободы», здоровья, жизни, имущества, правом решать судьбу таких же, как он. Я тоже, выходит, обладаю таким правом. «Нет», – слышу возмущенный ропот. «Почему нет?», – требую объяснить. Потому что судья выступает от имени государства, действует во имя…, уполномочен и т. д.», слышаться объяснения. От чьего бы он имени не выступал, во имя чего бы ни 281

действовал, – решение принимает исключительно исходя из своего внутреннего убеждения. А внутреннее убеждение лакея Системы – это нечто такое, что не под силу объяснить и Фрейду. Это психологический коктейль из стремления уводить начальство, личной выгоды, изменчивого настроения и многого такого, о чем и черт не ведает. Посему у меня, выступающего от имени себя, действующего по своим законам и уполномоченного своим Могу, есть все основания заключить: у меня есть право на все. Как я это право употреблю, – это уже другой вопрос. Система сильна благодаря страху человека быть правым. «Вы хотите по отношению к другим «быть вправе». Но это невозможно, относительно других вы вечно будете «неправы» (Штирнер). В Коране сказано, что у Бога 99 имен, а сотое – Бог и кто сможет их перечислить попадет в рай. Как это понимать? Бог это позволивший себе быть всем, многоликость – его свойства. Число 99 условно, можно назвать гораздо

больше

и

половина

имен

названного

числа

будет

противоположностью именам второй половины, одна из пар таких противоположностей

будет

–

бог

и

дьявол.

Бог

есть

единство

противоположностей, и он живет в каждом человеке. Выявить его и стать с ним одним целым под силу тому, кто позволит себе быть всем, кто, называя свои имена, не будет лгать. Жизни и слов может не хватить, чтобы перечислить их, но не нужно спешить, ведь ты уже в раю и когда уйдет страх перед свободой, ты станешь тем, кто ты есть – Богом. Жизнь – это опыт себя. Слово «опыт» в переводе с латинского означает: проходить через опасность. Подлинная жизнь – это всегда опасный переход к самому себе. Чем глубже я заглядываю в себя, тем сильнее моя вера в человека. Быть самим собой может лишь враг Системы. Она питается человеческой самостью. Но человек предпочитает не осознавать своего рабства, ибо такая осознанность призовет к бунту. Не осознание понарошку. Инстинкт самосохранения вещь, конечно, нужная, но есть вещи важнее. Впрочем, большинство так не думает, оно вообще редко думает; трудно одновременно думать и сохранять себя. Государство является благом лишь для слабого духом, чье малодушное 282

неверие в себя нуждается в повелителе. Отсутствие предписаний из вне о том, как ему быть, – величайшее несчастье для слабого, отсутствие господина

есть

невыносимая

ситуация

для

мазохистской

натуры

законопослушного. Государственность является злом для сильного духом, независимость которого и вера в собственное Могу, не терпит принуждений. Его свободолюбие всегда практично, всегда бунт против Системы. Свобода – это всегда Преступление. Нравственно лишь то, что есть продукт своей воли. Подлинная мораль всегда своеволие. Под нравственностью следует понимать своенравность. Безнравственно не наделять общепринятое своим смыслом. Кто с какой легкостью образ и подобие бога расстается с своей неповторимостью и растворяется в общем, наводит на подозрение, что образ поддельный и подобие жалкое. Нет ничего невозможного для личного опыта самобытного, все может быть раскрыто. Имя этому всему – Бог. Сказано: Бог есть Любовь. Это величайшая правда. Но, прежде всего: Бог есть Свобода. Ибо лишь в свободе рождается подлинная любовь. Любовь к свободе – это суть бога; Бог – это Человек любящий свободу больше жизни. Поэтому Бог – всегда Преступник. Опыт всего делает меня тем, кто я есть. Каждый день в моей жизни рождает новый смысл. Что-то внутри хочет сумы смыслов – смысла

всех

смыслов.

Стоит

ли

их

смешивать,

додавать

или

довольствоваться каждым в отдельности? Я не знаю. Я жду новый смысл завтрашнего дня. Иногда, кажется, что я не вижу, а лишь репетирую свою жизнь. Репетиция дает право ошибаться. Но репетировать вечно нельзя, – наступает момент истины, и ты выходишь на сцену, в зале один зритель – ты сам и у тебя есть выбор: играть перед собой или сойти со сцены. Абсолютный Преступник обладает смелостью знать все. Знать то, что можно и нужно, – такое знание его не устраивает. Его свобода мысли нарушает все приличия знания, переплавляя их в волю, постигающую и реализующую то чего нельзя, что «неприлично». Он скиталец по бушующему океану своей мятежной жизни, покинувший берег с тем, чтобы никогда на него не возвращаться. Слишком легко и скучно было ходить ему 283

по утоптанной земле общепринятого, где не спотыкание и не попадание – не заслуга идущего. Слишком сильно ему хотелось заново учиться стоять и ходить, быть обязанным только себе. Научиться твердо стоять на ногах сознания, когда почва смысла уходит из-под них, не закрывать глаза перед своим содержимым, вывернутым наружу темнотою возрожденного духа. Он не знает куда плывет, но он точно знает, от чего уплывает – от лжи о себе. Он слышит проклятия с общественного материка, проклятия тех, кто боится покинуть сушу страха, кто незаслуженно гордится своей способностью ходить. Какое ему дело до тех, чье одобрение оскорбляет его. Он знает, что изжить себя до конца можно лишь живя на грани. В пейзаже своей сущности замечаю невыразимые словами, ландшафты. Мысли их одолеть не по силам. Лишь созерцание, обнявшись с чувством, восхищенно смотрят подобно паре влюбленных устремивших взоры на звездное небо. Человек не живет так, как ему хочется. Почему? Здесь можно найти целую гору объяснений, но все они суть маскировки одной причины – он боится. Страх вынуждает не доверять себе, своим желаниям и в итоге человек живет, как хочется кому-то, как нужно Системе. Когда здоровый человек говорит: я не могу жить так, как мне хочется, – он обманывает себя; ему следует говорить правду: я боюсь жить, как мне хочется. Желания, реализация которых предполагает угрозу, и опасность автоматически переводится в разряд невыполнимых, – так происходит капитуляция своего Могу. Чувство недовольства, обладателем которого становится каждый неживущий по-своему, – это месть жизни не оправдавшему ее надежд. Система – враг беспредельности. Все знают, что то, что беспредельно – это плохо, а предел, норма всему и везде – это хорошо, – такое знание дала Система. Человек, жаждущий жить вечно, уверовавший в свою

бесконечность

позволяет

кому-то

определять

пределы

себя.

Придумывание пределов своей беспредельности – любимое занятие слабого. Так он спасается от страха. Но им следует понять, что необходимо «поступать безнравственно для того, чтобы… утвердить себя» (Штирнер). 284

Я все больше презираю слова за их бессилие и неспособность выражать. Я не уважаю мысли, ложью становится не только изреченное, но и ставшее мыслью. Неужели и чувства лгут? Нет. Это невозможно. Преступник это бунт против абсурдности и бессмысленности жизни. Он не может утешиться самообманом. «Если можно было бы хоть единожды сказать: «это ясно», то все было бы спасено» (А. Камю). «Каждое определение есть отрицание». Я не определяюсь внешним, я не позволяю миру отрицать себя. Мой закон – самоопределение. Беспредельность макрокосма сообщает моему микрокосму качество беспредельности, свобода моей воли реализует его. Я легализирую себя без остатка. Всякой половинчатости это кажется неслыханной дерзостью. Мое Я перестало быть результатом идентификации с другими и обрело качество абсолютной величины. «Безудержное «я» – а мы таковы все первоначально и таковыми остаемся втайне – постоянный преступник в государстве» (Штирнер). Абсолютный Преступник

–

это осознание

абсолютным Я своей беспредельности. Его сознание актуально, в отличии от потенциального осознания своей беспредельности другими. Желающему узнать правду: противопоставь себя лжи мира. Для большинства «свобода» – это, прежде всего свобода от страха перед свободой. Ради обретения этого они готовы жертвовать другой свободой менее ценной для них, – свободой от принуждения. Принимает эту жертву Система, принимает добровольное рабство, давая взамен иллюзию безопасности души и тела. Цель не достигается: страх остается и если раньше это был здоровый страх и была надежда его преобразования силой духа в созидательный инструмент, то теперь это патологический страх раба, для которого самое страшное остаться без повелителя, наедине с собою. То, что ты называешь злом, есть значительная часть твоей свободы; твоя привычка именовать злом все неосознанное воспитано страхом. Общество – это криминальное сообщество, материальное благосостояние

которого

поддерживается

доходами

от

преступной деятельности государства. Разница между чиновником и обычным преступником такая же, как между корсаром и пиратом, обое 285

занимаются одним и тем же, но деятельность первого легализирована соответствующим патентом от власти. Морской разбойник Френсис Дрейк произведен английской королевой в адмиралы, знаменитый пират Морган своими грабежами и убийствами заслужил пост вице-губернатора Ямайки, викинги, ковбои, – истории государств суть всегда преступление. «Если сравнить вред, наносимый обществу преступностью нищеты, с тем вредом, который причиняет ему коррумпированная политическая и финансовая элита, второй многократно превысит первый. Верхи способны нанести обществу гораздо больший урон, чем низы. Главной опасностью была и остается преступность высокого должностного положения, интеллекта и богатства… Бандитизм – это, в конечном счете, экстремальная форма для низшего класса поучаствовать в дележе собственности, к которому их не допустил высший класс, сумевший для обогащения воспользоваться легитимными каналами» (Кравченко А. И.). образованию «государство» менее шести тысяч лет, а человек живет на земле примерно 200.000 лет, из этого следует, что гражданином государства человек является на протяжении всего 3% от времени своего существования. К плохому быстро привыкаешь. Чем больше человек личность – тем меньшее влияние на его поведение имеют внешние стимулы, они растворяются и преобразуются внутренним миром индивида. Существует непрерывное противостояние между внешним миром и внутренним. Стимулы внешнего мира в виде идей, общепринятых представлений и значений умерщвляются уникальностью внутреннего мира. Подлинное бытие преступно. Быть и преступать – одно и тоже. Преступник обладает опытом всего, обладает безбоязненно в полной уверенности своей не подвластности компонентам опытов. Он не подводит свои поступки под понятия, не определяет себя посредствам придуманных кем-то пустых звуков, не обосновано претендующих на безусловность. Он констатирует то, что проявилось и принимает без оговорок. Он ставит себя перед фактом себя. Чем большую непонятность он представляет для других, тем больше в нем радостного самопонимания. «Должен ли я стыдиться своей естественности? 286

Должен», – отвечает Система. Отвечает, не видя отсутствия знаков вопроса в моих словах, не хочет видеть и понимать, что вопрошающий уже сам ответил на него, что он лишь дразнит и смеется. Система не хочет поверить в свою ненужность даже одному человеку; поэтому существуют тюрьмы. Мафия – это не теневое государство в государстве. Мафия – это самогосударство. Государственная система – это наивысшая форма организованной преступности, сама себя узаконившая. «С того мгновения, как я для себя выше всего… прекращается значение государства, церкви, народа, общества и т. д., и только презрению, которое я питал к самому себе обязаны

они

своим

существованием»

(Штирнер).

Древний

обряд

жертвоприношения людей продолжает свою историю в новых формах. Государственная система – самый кровожадный бог. Тюрьма – это то место, где человеку дано почувствовать свое ничтожество каждой клеткой. Здесь он дышит в полсилы, способность сознавать и чувствовать вытесняется инстинктом самосохранения. Сказано, что осознание законности выпавших бед умиряет их травмирующее воздействие. А что умиряет осознание незаконности всякой законности?.. Сознание человек это экран, на который Правда проецирует себя. Не часто это ей удается, экран занят проекциями лжи. Невыносимость внутреннего хаоса жаждет идеи способной дать успокоение, пускай и ложное. Функция социальных учреждений – создание символов и мифов, помогающих слабым переносить себя, раздача нравственных костылей неспособным стоять и идти самостоятельно. «Я спасу тебя от себя самого», – предлагает свои услуги Система человеку. Последний же, отчаявшись самостоятельно упорядочить свой хаос с благодарностью принимает «помощь». Жить согласно придуманным кем-то нормам, – для большинства это единственная возможность не сойти с ума. Каждый критически оценивающий нормы Системы неизбежно вступает в конфликт с ее рабами. Люди предпочитают не думать самостоятельно, а подчиняться, делая при этом вид, что именно это им и нужно. Вольтер сказал, что каждый человек 287

является созданием времени и общества, в котором он живет. Не каждый. По-моему, в истории немало примеров самосоздания и сам Вольтер один из них. Абсолютный Преступник – это осуществление идеи о создателе самого себя. Зороастрийцы называли ад «местом лжи». Мой ад становится все меньше: все чаще под ложью обнаруживаю очередную градацию истины. Человек ищет «безопасный» путь, золотую середину, не понимая того, что сначала нужно пройти крайности. Ибо нет иной возможности узнать середину, кроме как узнать крайности, понять относительно чего этот путь серединный. Человек борется со «злом», не понимая, что нельзя победить то, чего не знаешь. Не испивший чашу себя до дна пусть не смеет определять содержимое чаши другого. Под каким углом зрения нужно смотреть, чтобы видеть правду? Под своим. Я ожесточен. Да. Есть желание отомстить? Да. Как? Оставаться самим собою. «Я хотел встретить себя, чтобы никто не напоминал мне, кто я такой» (Р. Тагор). Закон – это насилие над моей волей. На насилие я отвечаю насилием. Преступник – это абсолютное Да себе. Счастье – это абсолютное принятие себя. Счастливый – невиновен. Быть счастливым просто. Нужно всегонавсего перестать делать то, что делают все – ставить своему счастью условия. Оно не терпит ультиматумов. Как только ты подумал: я буду счастлив если…, – все пропало. Никаких «если» – или ты счастлив здесь и сейчас, или счастье – это не твое. Оно безусловно. «Счастье – это не достижение, это ваша природа». Отсутствие смысла – основное несчастье человека. Во что бы то не стало, ему нужен смысл; он боится не страдания, а отсутствия в нем смысла. Нереализованность рождает бессмысленность. Реализовать себя можно лишь бунтом. Бунтующий дух создает свой смысл. «… самобытное, самодержавное Я не может не быть ежеминутно преступником, ибо в преступлении жизнь его» (Штирнер). Гегель полагал, что нации обретают внутреннее спокойствие благодаря внешним войнам. Есть люди, которые также обретают внутреннее спокойствие благодаря внешней

войне

с

миром.

Большинство 288

своим отказом

от

войны,

капитуляцией и подчинением Системе рассчитывают обрести внутреннее спокойствие. Они ошибаются, ибо пытаясь сохранить себя – теряют себя. Внутреннее спокойствие – это результат осознания своего могущества, обретённого в войне за самобытность, в войне с Системой. Лев Шестов: «Мы видим лишь поверхность явлений и не в силах проникнуть до той глубины, где таятся корни, из которых вырастает человеческая судьба». Но у нас есть силы пытаться проникнуть, сумма опытов этих попыток рождает знание своей силы. Каждая глубина сообщает способность к проникновению в неё. Глубине нужен познающий не меньше, чем познающему глубина. Преступление – это попытка проникнуть в глубину себя. Общепризнанный теоретик добродетелей Аристотель учил: «Добродетель – это способность поступать наилучшим образом во всём, что касается удовольствий и страданий, а порочность – это её противоположность». Не густо. Он не сказал, что добродетель – это поступки согласно мнения большинства, законов, всё то, что одобрено Системой. Никто не хочет брать на себя труд определять самостоятельно, что есть лучшее. Этот труд и есть свобода. Поступать наилучшим образом – это поступать согласно самому себе, но сначала нужно узнать кто ты, в противном случае велика вероятность самообмана: будешь думать, что поступаешь по своему, а в действительности – по-чужому. Добро – это свобода, поэтому добродетель – это делание свободы своей волей. Добродетель всегда Преступление. Добродетель – это всегда смелость устанавливать свои правила и жить согласно им. «Добрые добры потому, что хотят быть хорошими, преступники злы потому, что хотят быть дурными», - сказал Мезьер. Так думают все. Хотя, пожалуй, «думают» не подходит; думанье к таким заключениям не приходит, бессовестно не упрощает. Оно не торопится определить, а пытается объяснить, не обобщает, а изучает каждый момент отдельно; оно не судит, а констатирует факт. Думающий – не обвиняет. Он имеет смелость додумать до конца: добрые добры потому, что выгодно казаться добрыми, преступники «злы» потому, 289

что хотят быть, а не казаться. Напрасно мы требуем от жизни себе оправданий. «У тебя есть всё, чтобы оправдать себя самому, оправдать меня», - твердит она человеку. Слышат её лишь единицы. Сохраняющий ощущение своей значимости лишь при условии одобрения его действий другими

никакой

значимостью

не

обладает.

Значимость

–

это

самособойность. Значимый – всегда Преступник. Подтверждение своей значимости он находит в осуждении Системой. «Лучшее, что есть в тебе, ты сам не знаешь», - сказал Ницше. Незнание лучшего в себе не позволяет полюбить себя. Знать о себе от других – что может быть хуже этого. «Вы убегаете к ближнему от самих себя и хотите из этого ещё свою добродетель сделать, но я насквозь вижу ваше самоотречение» (Ницше). «Раз ложь так нужна для жизни, то и не менее нужно людям думать, что эта ложь не есть ложь, а истина». Пусть так, но пускай не требуют ложности от тех, кому противно себя обманывать. Ницше говорил, что на людях он думает как все, и поэтому искал уединения, чтобы чувствовать свою мысль свободной. Я замечаю за собой, что и на людях я уже не могу думать как все и быть как все. Меня перестали смущать непонимающие взгляды, выражения лиц и возгласы; желание нравится вытеснено желанием быть самим собой. Уединения я всё равно ищу, ищу возможности молитвы: разговора с собой. «В одиночестве ты сам пожираешь себя, на людях – тебя пожирают многие: теперь выбирай!» Мне уже не нужно выбирать, ибо давно одиночество перестало быть пожиранием себя, сделавшись понимание, а людям я сделался не по вкусу и не по зубам. Везде я учусь любить себя. Отрекающийся от себя во имя «ближнего», «добра» - обрекает себя на ненависть к ближнему и добру. Всё, что требует отречение от себя, нелюбви к себе будет проклято самой жизнью. Шопенгауэр утверждал, что в барыше остаётся всегда тот, кто жертвует наслаждением, чтобы уйти от страдания. Разве отсутствие наслаждения и страдания это не одно и то же? Разве жизнь не мстит страданием тому, кто не наслаждается ею. Страдание не существует для наслаждающегося ибо даже там, где другой страдает, он наслаждается 290

своей способностью переносить страдания. Всякая попытка уйти от страдания возбуждает в нём азарт преследователя, а в человеке – манию преследования, и вся жизнь превращается в сплошной побег от того, что может сделать тебя сильнее. У барышей остаётся всегда тот, кто не уходит от страданий, кто хочет испытать наслаждение собственным Могу. В барыше всегда – Преступник, его барыш – свобода. Не человек гоняется за истиной, а она за человеком. Если что-то говорит: «Догони меня, я истина», – вспомни одиннадцатую заповедь: не ведись. Всё, что она может сказать: чувствуй. Убегающий от правды о себе убегает от истины, поэтому ей часто приходится гоняться за человеком. Я знаю. Я сам долго от неё бегал. Догнала в одиночной камере. Я думал, она пришла утешить меня… Вместо этого я услышал: «Помоги мне, создай меня». Это была она! Я узнал её по примете: она напоминает всегда человеку, что он Создатель. Достоевский назвал тюрьму мёртвым домом. Здесь много мёртвых… Воскресать могут только мёртвые, это их привилегия. Воскресает не побоявшийся умереть за свою истину. «Сколько в этих странах погребено напрасно молодости, сколько великих сил погибло здесь даром! Ведь надо же всё сказать, ведь этот народ необыкновенный был народ. Ведь это, может быть, и есть самый даровитый, самый сильный народ из всего народа нашего. Но погибли даром могучие силы, погибли ненормально, незаконно, безвозвратно» (Ф. Достоевский. «Записки из мёртвого дома»). Человек не хочет знать правды, ему предпочтительнее быть обманутым. «Помогите, обманите меня, успокойте, скажите, что всё будет хорошо», просит слабый. «Конечно будет, родненький, ты, главное, делай то, что велено», - обещают спасители человечества. И никто не хочет помочь ему научиться обходиться без помощи, никто не скажет правды: Бог – это тот, кем тебе предстоит стать, лучше, чем сейчас – не будет. Он бы и не поверил. Спрос на ложь превышает предложение. «Меж тем, если задача познания – исчерпать всю глубину действительной жизни – то ведь опыт, поскольку он повторяется, не интересен, или, по крайней мере, имеет ограниченный 291

интерес. Важно узнать то, чего ещё никто не знает, даже не предчувствует, а потому

нужно

идти

не

по

общей

дороге

Allgemeingültigkeit

(общепринятости), а по новым, ещё не видавшим человеческой ноги тропинкам. От того мораль, дающая известные правила и тем оберегающая на некоторое время жизнь от сюрпризов, имеет условное значение и в конце концов пасует пред аморальной своеобразностью отдельных человеческих стремлений. Законы – все имеют регулирующее значение и нужны ищущему отдыха и поддержки человеку. Но первое и существенное условие жизни – это беззаконие. Закон – укрепляющий сон. Беззаконие – творческая деятельность» (Лев Шестов). Творческая деятельность – это всегда Преступление. Мир желает быть обманутым, поэтому он не переносит всё то, что проявляет собою подлинность, что своим существованием представляет угрозу для лжи о человеке, имя которой Система. «…современного думающего человека влечёт к преступнику не чувство сострадания, которому, бесспорно, уместнее было бы принять сторону жертвы, а любопытство, если угодно, любознательность. Целые века, тысячелетия даже человеческая мысль тщетно искала разгадки великой жизненной тайны в даре. И, как известно, ничего не нашла… Словом, добро не оправдало возлагавших на него надежд. Разум – тоже очень мало принёс. И истолившееся человечество отвернулось от своих старых идолов и возвело на трон зло и безумие» (Лев Шестов). Думающего человека влечёт к преступнику кроме любопытства и любознательности желание лучше узнать себя, ту часть себя, которую думающий, в отличие от Преступника (среди которых тоже попадаются думающие) проявлять боится; ни себе, ни другим он не говорит, что боится, и свой страх называет порядочностью, нравственностью и т. д. Его влечёт в Преступнике зрелище свободы человеческого духа. И чем добросовестнее его думанье – тем меньше самообмана. Думающий человек начал понимать, что добро, в котором человеческая мысль веками искала разгадки великой жизненной тайны, часто грешило самозванством, и то, что называлось и называется злом и 292

преступлением, есть правда о человеке, правда, которую рассказывает свобода. Рассказывает Преступником. Он усомнился в том, что внушалось ему именем добра, внушалось Системой; он усомнился, что зло – это зло. Думающий делает ревизию своих чувств, надежд и желаний, ему перестало нравится обвинять. Зло и безумие на троне давно, оно родилось на троне, оно же трон и придумало. Где трон – там несвобода, а где нет свободы – там зло. Добро не правит и не подчиняется. Думающий устал от Системы и его влечёт к её врагу – к Преступнику. «Способен ли Преступник вынести свободу, даруемую ему преступлением? Если нет, я спасу его – пошлю раскаяние», размышляет добро. «Грех, - писал Кьеркегор, - есть обморок свободы. Психологически говоря, грехопадение всегда происходит в обмороке». Неверно. Грех есть возвращение сознания к свободе после обморока, вызванного истощением Системой. Грех – это дверь в Свободу, пропуск. Психологически говоря, грехопадение происходит, когда страх в обмороке. Кто решил вопрос о подсудности моей жизни законам Системы и почему на заседании по рассмотрению этого вопроса не было пригласительного билета? Но в ответ тишина. Ну что ж, в связи с тем, что рассмотрение столь важных вопросов не может производится в отсутствие лица, которого это непосредственно касается, считаю необходимым уведомить о своём несогласии с выше указанным решением; уведомляю Преступлением. «Как пришёл грех на землю, каждый человек это должен понять сам – если же он хочет, чтобы его тут обучал другой, значит, здесь скрыто какое-то недоразумение» (Кьеркегор). Должен, и для начала ему нужно прекратить изображать невинного, ибо «невинность есть неведение». Истинная невинность обретается опытным путём проб и ошибок. Понять грех – это понять себя; стать невинным можно лишь через Преступление, ибо вина – это страх перед свободой. Невинность – это прощающее себя могущество. Гегель полагал, что не змей обманывал человека, а Бог. Что делать человеку, кому верить? Лучше проверять всё самому, для этого придётся стать Преступником. «В этом и заключается великая тайна невинности, что она 293

есть в то же время и страх». Невинность – это свобода от вины перед теми, кто придушил вину своим страхом перед свободой. В народе говорят: кто Богу не грешен - и царю не виноват. В действительности: кто царю виноват, тот и Богу грешен. Цари наплодили столько виноватых, что у Бога давно уже перелимит грешников, придётся делать амнистию или умерить аппетит царей. Первое сделать легче. Абсолютный Преступник – это правда о свободе. Не о той «свободе», которую низвели до возможности выбора между «добром» и «злом», а о свободе – воле человека, захотевшего стать самим собою. О свободе, которая не ставит перед выбором, ибо она «по ту сторону добра и зла». Преступник верен себе и поэтому уверен, и поэтому ничего никому не объясняет и не оправдывается. «Пока человек свободен, пока свобода человека не парализована, пока человек волен делать всё, что ему вздумается, всё, что ему нужно, он не объясняет. Объясняет тот, у кого нет сил делать по-своему, кто покорился чуждой ему власти. Тот же, кто свободен, не только не ищет объяснений, но в самой возможности объяснений верным чувством отгадывает величайшую угрозу своей «свободе» (Лев Шестов). «Жизнь человека есть конечное стремление к бесконечному. У него есть шанс убрать у стремления качество конечности – быть свободным, то есть, быть Преступником. Неверящая себе трусливая слабость назвала свободу грехом, подлинность – преступлением. «Ты не можешь, поэтому ты должен», внушает Система человеку. «Я Могу и поэтому не должен», - отвечает Преступник. Люди –рабы «несотворённых» истин, рабы придумавших эти «истины». Не раб – творящий свою истину. «Создай меня», - это слова истины, их слышит только Преступник. Она есть чистый лист, писать на котором может лишь утративший страх. Слабые довольствуются чьими-то черновиками из мусорной урны истории. Сильный находит в «данном» не «необходимое», которое его обязывает принять, а возможное, которое ему предстоит осуществить самому. Философ Кьеркегор произнёс выстраданное: «Для Бога всё возможно…» Но он не решится продолжить дальше: это 294

значит, что и для меня всё возможно, возможности Бога – мои возможности, ибо Бог – это Я – Преступник. «Твоя судьба – в твоих руках», - говорит мир человеку. Поверивший приступает к работе, но не тут-то было, «на помощь» приходят другие. Они уверяют человека в том, что их намерения благие и помощь ему необходима. Дольше возможны два варианта развития событий: он продолжает верить другим, чем обманывает себя, или же гонит от себя ложь других, ибо противно ему заниматься самообманом. Не ложно живущий отказывает миру в праве решать его судьбу, тому миру, чья «сила» суть немощь и бессилие верящих ему. «Любви не прикажешь», - говорят люди, правду говорят. Но, видимо, сами не верят в то, то говорят, потому что приказывают не любить себе и другим. Не любить кого-то или что-то, последнее чаще. Ведь любовь – это чувство не только к человеку, но и к мысли, занятию, идее, убеждению, к свободе и независимости. Особенно актуально отдавать приказы чьей-то любви к тому, к чему сам приказывающий любви не испытывает. Пример: мне всю жизнь приказывают не любить свободу, что значит не любить самого себя. Говорят: ты люби, никто не запрещает, только не показывай на деле, не будь бунтовщиком против Системы – Преступником. «Не могу, - отвечаю я, - что же это за любовь, если не доказывать её делом». За любовь, как известно, и пострадать не грех. А то смотришь: за нелюбовь к себе людишки страдают, вот где беда то. Чуть не забыл: ведь для человека свято то, что он любит… так ведь всё кем-то любимо. Это что же выходит: всё свято? Аристотель сказал, что бытиё – это то, что тождественно себе; противоречащее себе не может существовать.

Или

Аристотель

ошибся,

или

мир

изменился,

ибо

тождественного себе бытия мало, а противоречащее себе на каждом шагу доказывает свою способность существовать. Видимо, следует всё-таки разграничить «бытиё» и «существование». Существование осуждает бытиё, а бытиё презирает существование. Вероятности многих знаний человеческих ходят по миру, переодевшись в одежды достоверности. Кьеркегор: «Бог есть любовь… Ты и отдалённо себе не представляешь, как Он страдает. Он ведь 295

знает, сколь тяжело и мучительно тебе. Но изменить тут Он не может ничего, потому что иначе Он сам должен был бы стать чем-то другим, а не любовью». Не могу Бога – это моё Могу. Он ждёт, когда человек захочет стать Им и этим избавит Его от страданий. Спасают его немногие, их любовь не бессильна. Лишь бы Он точно знал, сколь нелегко оправдывать мне Его своей воле. Кант говорил, что человек виновен самим фактом возможности свободы; Гегель утверждал, что человек виновен уже в своей способности действовать, действие – возможная материя проступка и Преступления. Поскольку суть сказанного обеими одна – человек виновен, – то и ответить можно сразу обеим. Сказать, что человек виновен самим фактом возможности свободы – это сказать, что человек виновен самим фактом того, что он человек, ибо свобода – это то, что делает человека тем, кто он есть. Сказать, что человек виновен уже в своей способности действовать, - это вынести оправдательный приговор малодушному бездействию. Свобода берёт всю вину человека на себя. Апостолы Системы всегда вменяли вину человеку за его любовь к свободе. И эти спекулянты мысли, жизненный путь которых – это аллея между кабинетом и кафедрой университета, тому не исключение. Печально то, что человек поверил кантам и гегелям, поверил в свою виновность и раскаялся перед Системой в грехе свободы. Как же быть с ещё одной известной формулой Гегеля: что действительно, то разумно, и наоборот. Если он говорит: вина в способности действовать, то выходит – что виновно, то разумно. Довёл таки разумность виновности спекулянт мысли. Поиграли словами и будет, а то, глядишь, и самому понравится, уж больно это дело соблазнительно, как и всякий самообман. Сколько правды загублено попытками малодушных облечь их в слова. «Истина безобразна», сказал Ницше. Преступник часто слышит о безобразности своих поступков. Человек приходит в мир полон желания высказать себя ему. Живёт он первый раз и отрепетировать свою речь возможности не было, поэтому получается у него нескладно, запутанно, с запинками и волнением, но он 296

упорно говорит в надежде, что всё искупится искренностью говорящего. Говорит иногда даже матом для пущей выразительности себя, говорит, пока не замечает, что перед ним не благодарные слушатели, такие же искренние и матом выражающиеся, а судьи его. Поздно спохватился, уже наговорил. «Виновен», - слышит отовсюду. «Я ж только высказать себя хотел». «Виновен в нецензурном высказывании себя». Осуждённый вину свою не признал и выводы сделал: высказывает себя только самому себе. Мораль: всё сказанное вами может быть использовано против вас. Искреннему приснился страшный сон: мир превратился в один большой полицейский участок. «…народ пропитан насквозь полицейским духом, полицейским образом мысли, - только тот угоден народу, кто отрекается от Себя Самого, от Своего Я, кто проявляет «самоотречение» (Штирнер). Платон в своём «Государстве» говорит, что править государством должен философ. Это невозможно, ибо желание править чуждо философу. Наличие такого желания, так же как и желания подчиняться – основной признак немудрости человека. Как только человек вздумает самостоятельно делать то, что делает государство, то есть определять действия своих и других соответственно своим надобностям, меру их достойности, ему говорят: «Не смей», - и тычет под нос закон, обосновывающий запрет. Система научилась обезвреживать опасные прецеденты смеющих списыванием их на гениальность или помешательство, но чаще всего на преступление. Разделяющие свободу на негативную

-

«свободу от» (от зависимости и принуждения) и на «свободу для» (достижений и самореализации) клевещут на неё. Разве зависимый и принуждаемый сможет реализоваться в полной мере? Нет. Подчинившийся и самореализующийся

–

это

противоположные

явления.

Свобода

от

зависимости и свобода для самореализации есть одно и то же. Свобода выше всякой позитивности и негативности. Она либо есть, либо её нет. Руссо: «…по общественному договору человек теряет свою естественную свободу и неограниченное право на то, что его прельщает и чем он может завладеть; приобретает же он свободу гражданскую и право собственности на всё то, 297

чем обладает». Руссо рекламирует всю прелесть гражданской «свободы», но получилась антиреклама, потому что даже глупый скажет: мне невыгодно менять своё неограниченное право на всё на право, которым я обладаю как частью моего неограниченного права. Это всё равно что обменять всю корову на коровий хвост. Смеющему думать до конца понятно, что «гражданская свобода» - это утрата права собственности на самого себя, и он скорее поверит, что волк – травоядное животное, чем в такую свободу. Впрочем, Руссо нет дела до такого неверия неглупых и того, хотят они или нет торговать свободой, он ставит человека перед фактом: сделка состоялась, присутствие обеих сторон было необязательным. Отдельным же индивидам, не желающим заниматься душевной проституцией, предстоит незавидная участь – сражаться с Левиафаном. И пусть утешением для такого станут слова Декарта: «На истину натолкнётся скорее отдельный человек, чем целый народ». Поиск истины – это самоценное действие, в котором происходит сдвиг мотива на цель, идёт поиск ради поиска, сам процесс становится истиной. Пускай не называется философом тот, кто держится на поверхности явлений, кто мыслит и объясняет жизнь общепринятыми понятиями, для кого вдаль и вширь важнее, нежели вглубь и ввысь. Немногие из научившихся плавать сохраняют

способность

к

бесстрашному глубоконырянию.

Красивые

жемчужины добываются не на мелководье. Ценность их определяется мерой преодолённого ныряльщиком страха и неверия в себя. «Люди обращаются к философам за общими принципами… Меж тем является вопрос: какой толк в общих правилах? Почти одновременно с вопросом приходит и ответ: никакого. Природа повелительно требует от каждого из нас индивидуального творчества. Люди не хотят этого понять и всё ждут от философии последних истин, которых не было, нет и никогда не будет. Истин столько, сколько людей на свете» (Шестов). Люди не хотят этого понять, - они бояться это понимать. Своим страхом они создали Систему. Преступник – это честно ответивший на вопрос: какой толк в общих правилах? Это знавший в себе 298

силу создателя своей истины. Человек определяет неизвестное посредством известного;

неизвестного

себя

он

определяет

известными

другими.

Определять неизвестное посредством известного и узнавать неизвестное – не одно и то же. Так же сомнительно всё то, что человек именует уже известным, ибо оно стало таковым по определению кого-то. Известно лишь то, что узнано тобою самим, твоим бесстрашием. Как узнать неизвестного себя? Путём преступания границ известного. Правда всегда нелегальна. Легально живёт лишь незнающая праведность, от этого и праведность, что незнающая. Ей «и в голову не приходит… что нужно нести на себе не только мировую скорбь по поводу существования зла, но и малую долю этого зла». А что, если не малую, скольких праведников ноши несёт один плохой. Когда мир насмехается над ничтожным тобою, как заставить принять тебя всерьёз? Прекратить жить по его правилам. Превращение потенции свободы в акт свободы происходит через отрицание формы. Абсолютный Преступник – это абсолютный неформал. Свобода – это аппетит; нет свободы – нет аппетита к любви, красоте, искусству, дружбе, семье и всему вкусному, что готовится на кухне жизни. Свобода – это абсолютное условие невиновности. «… человек оправдывается не делами закона, а только верою в Иисуса Христа». Человек оправдывается не законопослушанием, а верою в своего внутреннего Бога, символизируемого Христом. Верою в себя оправдывается человек. Общество предлагает мне в качестве мотивации поведения мораль, но у меня уже есть мотивация – свобода. Облекать «в идеальные одежды» слабость своего духа – одно из немногих занятий, в котором преуспел человек. Моя философия объясняет человека в чистом виде, без одежд, сшитых самообманом, философия утомлённого лживыми компромиссами. Абсолютный Преступник – это не понятие, это человек, создающий свою истину и уничтожающий понятия, придуманные страхом. Абсолютный Преступник – это Антисистема. «…мысль его интенсивно ищет путей, где можно заблудится», его не прельщают «…пустые слова, обманывающие лишь внешней стройностью построений», его потребности видеть торжество 299

правды невыносим вид торжества лицемерия. Критерий истины один – сила и глубина чувства. Прежде чем научить свою силу могуществу – освободи её, так учит самого себя Преступник. Посадив в клетку, меня лишили свободы? Нет. Мне помогли освободится. Первый приговор суда мне, 18-летнему, - это было начало освобождения из тюрьмы общества. Тогда я возненавидел всех, теперь я благодарен всем за предоставленную возможность быть самим собою. Суд прекратил действие неподписанного мною общественного договора, я прекратил обманывать своего бога. Всё стало предельно ясно… Не сразу, сначала была граничащая с презрением нелюбовь к себе; чувство вины, внушаемое Системой, пыталось отравить жизнь обладателю неокрепшей психики, лишить остатков веры в себя. Выжил… Выжил из себя раба, квартиранта, подселённого Системой на жилплощадь самобытного Я. Я свободен. «В каторге человек научается иначе спрашивать, чем на свободе, обретает смелость мысли, которой он и сам в себе не подозревал, - вернее, обретает смелость задавать мысли и такие задачи, которые её никто задавать не решается: борьбу за невозможное» (Шестов). * * * Палата № 6. Речь идёт не о повести Чехова, а о моём нынешнем местопребывании во Вселенной: медсанчасть зоны строгого режима, палата № 6. Администрация учреждения, куда спустя месяц скитаний по этапам и тюрьмам я был доставлен в относительной целости и сохранности, две недели назад была немало удивлена визитом необычного осуждённого. Необычность была уже в том, что при обыске в одной из моих сумок обнаружили 40 томов бережно уложенной литературы. Благо никто не вспомнил, что осуждённому полагается иметь в личном пользовании не более пяти книг. Удивление исправителей сменилось озабоченностью после ознакомления с моим личным делом, которое заметно набрало в весе благодаря характеристикам их трёх предыдущих зон. Озаботится были 300

основания: организатор банды на воле и организатор акций протеста в заключении в одном лице мог нарушить своим появлением спокойствие учреждения,

созданное

и

тщательно

оберегаемое

оперативными

работниками. Вариантов развития событий было несколько: дают мне сразу понять, что шутить не намерены и ставят сходу на место, закрывают в штрафной изолятор, а после - в камеру УУК, срок отбывания в котором ещё не закончился или же во избежание проблем в виде акций протеста с моей стороны, которые могли найти поддержку в лице осуждённых учреждения, найти компромисс: я не кипишую, они не прессуют. Негласно пошли вторым путём. После двухнедельного карантина меня до окончания срока действия УУК поместили в санчасть. Психолог учреждения и врач-психиатр уведомили, что в администрации предыдущей зоны я поставлен на учёт как склонный к членовредительству и суициду. Основанием к такому заключению послужили мои голодовки и чьёто желание создать мне лишнюю проблему. Впервые мне пришлось доказывать, что я хочу жить и не намерен уходить в расцвете сил. В ходе бесед с психологом и психиатром я для себя выяснил, что по части психологии человека могу рассказать им больше, чем они мне. С учёта меня сняли. Итак, палата № 6. Дабы умерить фантазию читателя, сообщаю: душевнобольных здесь почти нет, по крайней мере, в медицинском понимании значения этого диагноза. В немедицинском – душевнобольных не только в моей палате, а и в местах заключения вообще – подавляющее большинство. На соседней койке Олег 46 лет отроду, с виду не менее 55. Говорит, что слышит какие-то голоса, которые разговаривает не так с ним, как выясняют отношения между собой. Что именно его расстраивает больше – само наличие голосов или игнорирование ими его персоны, он пока не уяснил. Спустя неделю Олег по секрету сказал, что моё присутствие положительно сказывается на его самочувствии, голоса тревожат реже. Я ему 301

посоветовал не замыкаться в себе и больше разговаривать и читать. Он с благодарность принял от меня книгу Ошо, которая, думаю, будет ему в саамы раз. Три дня чтения и Олег торжественно объявил о своём намерении прекратить употреблять выписанный ему психиатром «Галоперидол» в связи с отсутствием невидимых собеседников. Чему я и Ошо несказанно обрадовались. Наиболее часто употребляемое и, по видимому, любимое Олегом слово – «красота», произносит он его с таким воодушевлением, что окружающие начинают искать глазами эту красоту и не увидев ничего особенного, обращают к нему вопрошательные лица; он в этот момент смотрит на меня и, улыбаясь, подмигивает, мол, ты-то её точно видишь. Я, радостно кивая, возвращаю ему улыбку: учусь видеть. После чего его некрасивое лицо неизменно на мгновение превращается радостью в само воплощение красоты, как будто отражая в себе ту, невидимую другим, красоту обычного. Через полтора месяца ему домой, к матери. Я почему-то уверен, что его голоса останутся здесь, в зоне, в палате №6 затем, чтобы помочь ещё кому-то увидеть её. «Красота», - будет повторять старенькая мать слова вернувшегося домой сына. «Красота», - будет звучать в моей голове голос слышавшего голоса. «О, пошлите мне безумие, небожители! Безумие, чтоб я, наконец, сам поверил себе. Пошлите мне бред и судороги, внезапный свет и внезапную тьму, бросайте меня в холод и жар, каких не испытывал ещё ни один смертный, пугайте меня таинственным шумом и привидениями, заставьте меня выть, визжать, ползать, как животное: только бы мне найти веру в себя. Сомнение пожирает меня, я убил закон, закон страшит меня, как труп страшит живого человека; если я не больше чем закон, то ведь я отверженнейший из людей» (Ницше). «Ты способен ради меня пойти против всех?», - задаёт свой вопрос отчаявшаяся из-за невостребованности свобода человеку. «Да, - слышит ответ Преступник, - Преступлением я утверждаю твоё право быть». Его действия не признак «злодейской» натуры, они свидетельство искреннего поиска пути к самому себе. Наказание за 302

преступления для него не наказание, а необходимое условие правдивости поиска. Мир переполнен жаждой мести и нет вины, способной утолить её. Мы утоляем своею виною жажду друг друга. Сам Бог уже не в силах отделить вину жаждущих от вины утоляющих. И поэтому посылает на землю дух гения, который провозглашает: «Все виновны за всех… Нет в мире виноватых! Нет! Я знаю. Я заступлюсь за всех – зажму я рты доносчикам!» «Нравственные люди – самые мстительные люди, и свою нравственность они употребляют как лучшее и наиболее утончённое орудие мести. Они не удовлетворяются тем, что просто презирают и осуждают своих ближних, они хотят, чтоб их осуждение было всеобщим и обязательным, то есть чтоб вместе с ними все люди восстали на осуждённого ими, чтоб даже собственная совесть осуждённого была на их стороне. Только тогда они чувствуют себя вполне удовлетворёнными и успокаиваются. Кроме нравственности, ничто в мире не может привести к столь блестящим результатам» (Шестов). Из окна моей палаты открывается богатый смыслом вид: бескрайнее поле, здание психбольницы и кладбище, примыкающее к забору зоны. Что из них вносит большую лепту в смысл: бесконечность пространства, спрятанное в стенах безумие или скорбное напоминание живым от мёртвых, неизвестно. Важно другое: суметь обогатить свой смысл ценностью открывающихся смыслов. Решётка на окне может стать в этом твоей помощницей, она фокусирует духовное зрение на сути вещей и явлений. Раньше я не понимал, как люди живут возле кладбища, жутко ведь. Теперь понимаю, что ничто так не концентрирует сознание на желании спешить жить как вид погоста. Если бы не человеческая склонность ко всему привыкать, то есть не осознавать, то все живущие возле кладбищ становились бы философами. Слова «свобода», «любовь», «справедливость» для многих остаются пустыми звуками. Лишь единицы способны наполнить их

содержанием,

своим

содержанием. 303

Наполнить

весь

мир

своим

содержанием. Свобода оправдала меня. «Во имя меня он Преступник», была её речь. Осуждающие, хотите узнать подлинную природу Преступления? Нет? Я так и думал, иначе вы не были бы осуждающими. Абсолютный Преступник – это Могу, образовавшееся сложением Хочу и Смею. И пусть мир назовёт ему хоть одну причину, почему он не должен быть тем, кто он есть. Между «героем» и «злодеем» разница лишь в «легальности» действий. Злодеи, совершающие зло во имя зла живут только в сказках. У злодея из реальной жизни мотивы всегда благие. «Нельзя жить, не примирившись с жизнью», говорю себе, повторяя философа. Нельзя. Многим непонятен смысл этих слов, потому что никакой ссоры у них не было. Живут без претензий и их всё устраивает. Они приводят эдемского Змия в отчаяние своим полным отсутствием интереса к плоду дерева познания. Запреты Системы они не нарушают, а говорят: мы не нарушаем запреты Бога. Отсутствие ссор – признак равнодушия, - объясняют психологи семейную жизнь. Человек и его жизнь – это супружеская пара, где законность союза не имеет значения для удовлетворённости.

«Покайся

и

мы

простим

тебя»,

-

обращаются

законопослушные к Преступнику. «Зачем вы внушили себе, что мне нужно ваше прощение? Не отвлекайте, я занят жизнью». И торговцы прощением отошли от него в полной уверенности, что спрос на их товар не уменьшится. На что способен человек, когда потребность понять себя достигает крайней степени? На всё! Возможно, прав был Лессинг, когда просил Бога оставить истину себе и не отнимать у человека способность искать и заблуждаться. Искание сообщает смысл, создаёт перспективу, оставляет место вере, надежде и любви. Что, если истина лишит его всего этого и не даст взамен ничего. «Пока мы ещё спрашиваем, мы целиком во власти первородного греха. Нужно перестать спрашивать, нужно отказаться от объективной истины, нужно отказать объективной истине в праве решать человеческие судьбы. Но как это сделать человеку, воля которого «в обмороке», воля которого порабощена, парализована? Не значит ли это «требовать 304

невозможного»? Вне всякого сомнения: это значит требовать невозможного» (Шестов). Объективная истина – это Система; Преступник – это отказавший ей в праве решать свою судьбу, ибо воля его пришла в себя. Он требует невозможного – Свободу. Он не признаёт ни за кем права говорить ему «ложно» и «нельзя». У него не возникает желания указывать другим; какое ему дело до тех, кто в подчинении видит смысл своей жизни. Он давно прекратил жертвовать собой ради своего «доброго имени». Всё, что не дарит удовольствия, утомляет его. Он рисует жизнь свою тенями, и в рисунке не осталось ограничивающих и разделяющих контуров. Когда большая часть холста уже исписана, каждый сантиметр претендует на шедевр. Меньше всего он хочет стать «лучше» и «добрее», быть глубже – вот его интерес. Мыслители на все лады толкуют о возможности человеческого величия. Но они умалчивают о том, что для этого необходимо стать Преступником. «Не должны ли мы сами превратиться в богов, чтобы оказаться достойными Его?». Слабые так не думают. «Мы нашли то, что искали», - говорят они. «Разве можно найти не искавши? Ведь подлинное искание всегда преступно», - удивляется Преступник. Свобода для человека - не более чем временное настроение. Убедить её перейти в сознание, стать принципом под силу немногим; лишь единицы сумели выполнить требование свободы – быть Преступником. Если кому-либо вздумается спросить у меня, когда я выпустил на свет своего «подпольного человека», я, пожалуй, точно не отвечу. Выпустил давно, но он долгое время сидел у входа, не смея удалится, словно подозревая какой-то подвох в дарованной ему свободе. Но его ноги окрепли, зрение обострилось и мысли обрели смелость подлинного, - он отправился в путь. Спотыкается он всё реже и обходит всех и всё напоминающее ему подпольное прошлое. Зачем я его выпустил? Он обменяет моё презрение к себе на любовь к себе. Вошёл в палату опер, спрашивает, что читаю. «Льва Шестова, «Апофеоз беспочвенности», - отвечаю. Пауза. «Странно, не слышал о таком, кто он?», 305

спрашивает. «Философ… Странно было бы, если бы слышал, гражданин начальник», - превозмогая смех, не сдержался я. А про себя подумал: если бы ты читал такие книжки, то здесь бы не работал. «Новая, впервые открывающаяся истина всегда отвратительна и безобразна», - читаю у Шестова. К этому следует добавить, что отвратительным и безобразным часто является само усилие, открывающее истину. Поэтому так мало открывающих – готовых стать отвратительным и безобразным. Стать Преступником. «Видно нет иного пути к истине, как через каторгу, подземелье, подполье…» Сказано, что одному раскаявшемуся грешнику будут рады на суде больше, чем целой сотне праведников. Поэтому праведники так переполошились и ломают головы над тем, как не дать грешнику раскаяться. Всем нужен грешник. Он может и рад бы был в чём-то раскаяться, но не видит, перед кем. «Для чего познавать это чёртово добро и зло, когда это столько стоит», спрашивает Иван Карамазов. Познающих зло, подобно героям Достоевского, в реальной жизни единицы. Остальные же и о добре знают лишь из проповеди попа и политика, а зло для них всё, что не Система. Раскольников делит людей не на добрых и злых, а на обыкновенных и необыкновенных. Последние создают свои законы. Обыкновенные же способны только на повиновение чужим законам. Попытка осуществить эту теорию в жизнь закончилась для него неудачно. Это случилось не от слабости теории, а от слабости осуществляющего её. «Он один во всём мире позавидовал нравственному величию преступника», - сказал Лев Шестов о Достоевском… и позавидовал сам. Небунтующие против несправедливости государственной системы возмущены несправедливостью Преступника. Такое выборочное отстаивание справедливости есть клевета на неё. Мстить Преступнику – это попытка малодушного гражданина воскресить умерщвлённое Системой своё достоинство, приученное целовать карающую руку. Человек всегда судит по себе: лакей требует от других тоже быть лакеями. Властьимущие награбленным у граждан богатством покупают за 306

него расположение этих граждан. Господа создаются страхом рабов; носят цепи кующие их. Нищие духом поверили в то, что они блаженны и принялись присваивать себе права осуждать богатых духом. Бог их обманул намеренно, чтобы вывести на чистую воду. Судить о человеке по одному и ли даже нескольким его поступкам – это всё равно, что судить о книге или картинке по одному слову или квадратному сантиметру. По наугад вырванному из контекста жизни моменту судят о её пригодности в целом. «Каков бы ты не был, - служи себе источником своего опыта» (Ницше). Лев Шестов сказал, что философ знает усталость, которая какой угодно конец предпочитает продолжительному скитанию. Абсолютный Преступник – это философ, не знающий такой усталости, он не слышит её предпочтений. Покой – это заслуга какого угодно скитания. Его скитание не требует конца. Вместо усталости – надежда, «что неизвестное ничего общего с известным иметь не может». Моё обоняние улавливает дурной запах всякий раз, когда произносят: законность оснований. Откуда основания черпают свою законность? Что сделало их основаниями? Я подумал: у меня ведь есть все основания не признавать законность каких-либо оснований. Трусливый подслушал мои мысли и закричал: это незаконно, караул, ловите преступника. Преступнику говорят: у нас есть законные основания на то, чтобы ограничить произвол твоей природы. Преступник отвечает: то, что вы нарекли законными основаниями, - тоже произвол, который из страха вы облекаете в Систему. «Ни стыда, ни совести», - шепчутся ему вслед законопослушные, истаскавшие свой стыд и совесть по отхожим местам чужих идей. «Они вошли в заговор против жизни, чтобы забыть о своих несчастьях», - вспомнил он чьи-то слова. Черпающий веру в себя не из внешнего, а из себя самого

– создаёт свою глубину. «Неужели

справедливость придумана затем, чтобы всё охранять, даже зло?» спрашивает философ. Справедливость в форме и с автоматом охраняет зло, запертое добром в клетку. А если серьёзно, зло, на охрану которого становится справедливость, перестаёт быть злом, а то добро, от которого 307

справедливость решила охранять зло, - теряет право называться добром. Добро – это зло, привлекшее на свою сторону справедливость. Каких только охмурений

не

придумывает

добро,

чтобы

удержать

её:

мораль,

нравственность, законы. Иногда кажется, что справедливость дала обмануть себя. Но нет, - вот она сорвалась с насиженного места и отнимает у зажравшегося добра свою санкцию затем, чтобы сообщить очередному злу его благородную сущность. Великие учителя человечества умалчивают одну из самых, пожалуй, востребованных потребностей человека – в узде. Сколько учений было ими создано, чтобы хоть как-то облагородить желание человека участи животного – быть запряжённым и погоняемым. Упряжка из законов, общественного мнения и стойло, именуемое государством – участь предавшего свободу. Самозаконность бытия Преступника заявляет: sic volo, sic jubeo – sit pro ratione voluntas (я так хочу, так велю, и довод моя воля). Он опытным путём проверяет существование связи между знанием и падением, о которой сказано в книге Бытия, между падением в пропасть греха и обретением знания

о

единстве

человеческого

и

божественного

духа.

Связь

подтвердилась, Змий не обманул. На главном суде он предстанет уже не обвиняемым, а свидетелем истины. Своей Истины. Преступление – это salto mortale, смертельный прыжок освобождающего себя духа. Можно иметь право произнести: я позволил себе многое. Искренность я позволил себе! И услышать: эх, угораздило прожить человека! Иначе зачем всё это? Вечность просит человека: выясни себя. Выполнение её просьбы требует быть Преступником. В «Братьях Карамазовых» Достоевского читаем: «…чтобы мог наконец достичь… уже совершенной свободы, то есть свободы от самого себя, избегнуть участи тех, которые всю жизнь прожили, а себя в себе не нашли». Разве свобода от самого себя не есть самый низкий вид несвободы. Свобода от самого себя – это Система. Свобода от самого себя - это и есть неискание себя в себе, это ещё хуже, чем искать и не найти. Мы на каждом шагу видим примеры такой совершенной свободы, когда все средства 308

хороши, лишь бы освободиться от бремени правды о себе. Совершенная свобода – это абсолютное проявление себя: это воля Абсолютного Преступника. Мережковский: «Погиб не потому, что слишком, а потому, что всё таки недостаточно любил себя, - любил себя не до конца, не до Бога…» Лишь свободный может полюбить себя до конца. Бог – это всегда бывший Преступник. Если человеку вздумается собрать себя в кучу, обрести целостность, то, принявшись за сию нелёгкую работу, он первым делом обнаружит, что фрагменты мозаики сущности его чрезвычайно разбросаны: то ли порывами ветра обстоятельств, которые неведомо зачем человеку вздумалось считать сильнее себя, то ли наводнениями страха и бессилия, прорвавших плотину веры в себя. Почему так случилось, сможет объяснить не одна, а совокупность множества причин, и следовать примеру тех, кто посвятил себя определению каждой, пожалуй, не стоит. Будущему безразличны твои отношения с прошлым и оправдания, которые ты ему находишь, ему безразличны все, и лишь сила духа и воли твоей способны растворить безразличие будущего, сделать из него помощника в деле восстановления целостности твоей сути. Нелёгкая это задача – оправдать веру Бога в Человека. Любовь и этика – это не одно и то же. Человек не хочет этого уяснять. «Не делай другом того, чего не желаешь, чтобы делали тебе», призывает этика. «Возлюби ближнего как себя самого», - требует любовь. Казалось бы, противоречия никакого. А если любовь к себе требует невзлюбить ближнего? «Она не может такого потребовать», - возмущается этика. Опять забывает то, что не ей любви указывать. Рассудок вмешивается: почему не может – Бог ведь требовал от Авраама убить сына во имя любви, требовал возненавидеть родных и жизнь свою… Бог – это любовь, значит, любви нужно не только твоё «возлюби», но и убей, и возненавидь, и много чего ещё нужно. «Мы говорим о любви к себе, а не к Богу», - раздражается этика. Любовь к себе и любовь к Богу – это одно и то же, лишь узнавший, что Бог – это он сам, сможет любить. Не может любить никого и ничего не полюбивший себя. Нужно быть готовым к тому, что любовь потребует от 309

человека выразить её так, что этике придётся закрыть глаза и уши. Этика не выносит

парадоксальности

всего

подлинного.

«Свобода

–

крайний

предельный дар Божий человечьему духу – для самого конечного существа может раскрыться лишь негативно. Ведь любое, даже вполне самобытное проявление

человеческой

божественному,

психики,

запредельному,

-

и

принадлежит потому

сущему,

неизменно

а

не

оказывается

ловушкой…» Стерпеть грань между сущим и божественным, преодолеть предельность, наделить самобытность таким Могу, которое осилит раскрыть дар Божий человеческому духу – Абсолютно, призрев всякую негативность и позитивность – за этим явился Абсолютный Преступник. Сказано, что если бы Бога не было, его следовало бы выдумать. Человек горазд на выдумки, выдумывать – его любимое занятие. Много всего понавыдумывал, чтобы отвлечься от себя самого. Иногда он, назвавшись философом, обретает смелость и выдумывает себя. На груди осуждённого наколка: спаси меня, Боже, от друзей. Это значит: спаси меня, Боже, от всех, кто мне нужен для того, чтобы избегать себя, спаси от слабости. Философы в своей попытке объяснить нечто превращают это нечто в Систему. Неуловимость нечто Системы – с этим философ упорно не желает примирится и пытается навязать сложность простоте. У простоты есть название: свобода. И лишь посредством интуитивного чувства, а не «разумного» объяснения происходит немыслимое понимание этого Нечто как Истины. Система – это всегда попытка лишить истину свободы, - того, что делает истину Истиной. Духовность

как

смыслополагающего

жажда образует

самого

себя

Преступника.

самоопределяющего Кьеркегор

сказал,

и что

духовность начинается там, где не ищут закон своих действий в другом человеке, или предпосылки своих действий вне самих себя. Искать и находить всё в себе – для этого нужно родиться Преступником. Не общее над личностью, но личность над общим, - так происходит везде, где он появляется. Я буквально выслеживаю себя, того себя, который, то и дело, норовит унять свой страх самообманом. Выслеженный вынужден смотреть 310

страху в глаза, пока последний не докажет своё отсутствие свободой воли. «Пока не моё Я самое важное и существенное для меня, до тех пор безразлично, какой предмет я считаю наиболее «существенным», и только моё преступление по отношению к ним более или менее крупное имеет значение. Степень моей зависимости и преданности означает и степень моей подчинённости, степень греховности – меру моей особенности». Человек,

столкнувшийся

с

непреодолимой,

как

ему

кажется,

трудностью, останавливается и говорит: это невозможно. Объяснения остановок таким образом становятся привычкой, и вся жизнь превращается в сплошную остановку, в невозможность себя. Другой же, встретив трудность, преодолевает искушение слабости и не произносит «невозможно», а останавливается лишь для подготовки к прыжку воли, - туда, где свобода отнимает у возможности возможность негативного проявления. Мало «додумать мысли до конца», нужно ещё иметь мужество прожить додуманное, осуществить себя в нём. Величие человека измеряется тем, что он любит, и тем, что он не любит. Любовь осуществляется силой свободы, только её силу она признаёт. Философы признают наличие противоречия между «общественным благом» и «личной свободой», но лишь на секунду, ибо тут же «разрешают» его, объявив общественное благо костылём, на который опирается личная свобода. Макс Штирнер – один из немногих, кому претила такая духовная проституция.

И

не

видно

конца

непрекращающимся

попыткам

спекулятивной мысли – этого выкидыша духовного бессилия заставить свободу маршировать на плацу Системы. Благословенны не утратившие способность

вдохновляться

неразрешимостью

неустранимостью парадоксов. * * *

311

противоречий

и

«Помни особенно, что не можешь ничьим судиёю бытии. Ибо не может быть на земле судья преступника, прежде чем сам сей судья не познает, что он такой же точно преступник, как и стоящий перед ним, и что он-то за преступления стоящего перед ним, может, прежде всех и виноват… Ибо был бы я сам праведен, может, и преступника, стоящего предо мною, не было бы…» (Ф. Достоевский. «Братья Карамазовы»). Захотел согрешивший возрадоваться и отправился искать праведного, дабы радостью наполнится при виде его. Долго грешник скитался и не нашёл он праведного, лишь детям радовался – незаслуженной их праведности. Ему нужна была праведность, испытанная грехом, устоявшая пред ним и в силу свою уверовавшая. И не найдя такую, ибо видел он, что не верило словам своим назвавшееся праведностью, - возымел он решимость в себе найти её. И узнал он, разбирая грехи свои, что жаждой праведности был рождён каждый из них, жаждой правдивости своей. И возрадовался грешник праведности своей и сказал неложно: «Я есмь и я люблю». Бывает, что объяснению, искушённому красотою фраз и неглубиною смысла, трудно удержаться от соблазна покрасоваться своей дружбой с необъяснимым, и оно пускается во все тяжкие спекуляции систем. Но понимание этим не проведёшь и оно терпеливо возвращает загулявшее по притонам фраз объяснение на путь, где опыт духа пробует, ошибается и снова пробует. Сколько раз к пониманию приходил переодетый в разъяснение самообман и сколько угощалось понимание дарами его и очередной раз отравившись, находило спасение в уродливой правде. Неисчерпаемы силы желания понять, и снова разъяснение принимается удовлетворять ненасытность желания и действия реализует свободу духа опасным экспериментом. Кьеркогор: «Вера – это парадокс, согласно которому единичный индивид в качестве единичного стоит в абсолютном отношении к абсолюту». Становясь частью общего, то есть, переставая быть индивидом и теряя качество

единичного,

человек

утрачивает 312

абсолютность

отношения,

именуемого верой в Бога, то есть, верой в Себя. Общее устраняет живую парадоксальность единичного мёртвой «ясностью» Системы. «Как только единичный индивид пытается сделать себя значимым в своей единичности перед лицом всеобщего, он совершает и может лишь признав это снова примириться со всеобщим». Как только единичный индивид признаёт свою греховность перед всеобщим, ему уже не следует впредь пытаться сделать себя значимым своей единичности, и по своим покаяниям в лице всеобщего он признаёт своего господина. Система питается виною и покаянием слабых. Я не люблю себя за своё желание однозначности, желание всё прояснить, упростить и рационализировать; за принятие хаоса лишь с оговорками и «разумными» окантовками. Я не люблю себя за страх перед многоликостью и многозначительностью свободы. Мне часто хочется повторить за Иваном Карамазовым: «Я не понимаю … я и не хочу теперь ничего понимать. Я хочу оставаться при факте. Я давно решил не понимать. Если захочу что-нибудь понимать, то тот час же изменю факты, а я решил оставаться при факте». Я всё реже себя не люблю. «Нет без меня добра», – рассуждает худо. «Я есть без худо», – шепчет добро, чтобы правда не услышала. Невиновность перед миром – это вина перед самим собой. Угождающий миру теряет себя. Слабый живёт не по совести, а по законам тех, кому он угождает. Избегание своего демонического не обретёшь своего божественного. «… и в определённом смысле в демоническом заложено бесконечно больше добра, чем в обычном пошлом человеке» (Кьеркегор). Преступник в своём демоническом ищет добро, ему оно нужно лишь высшей пробы. Абсолютный Преступник вступает в абсолютные отношения с божественной демоничностью и демонической божественностью. Приходит время и какая-то неведомая доселе сила ставит человека перед выбором: бороться с самим собой или бороться с Системой. Самостоятельно принять решение в этом нелёгком деле способны лишь единицы. Большинство же прибегает к подсказкам «авторитетных источников», 313

поучающих, что борьба с самим собою есть дело почётное настолько, что и к святости довести может, в то время, как борьба с Системой есть не что иное, как борьба со всем миром и поэтому занятие, осуждаемое и опасное настолько, что может эшафотом закончиться. Выбор сделан: почётность борьбы с собой прельстила больше, и человек полон решимости побороть своего демона. Он ещё не знает, что демон уже сам покинул его в тот момент, когда был сделан выбор, когда капитулировал человек перед миром, когда убоялся отстоять себя в неравной борьбе. Скитается и ищет демон Правды себе союзника в человеке для схватки с ложью мира. Ищет силу идущего к себе путём Преступления. «Несомненно, психология преступного человека – это то, что нам труднее всего понять. Ещё в детстве, встречая партии арестантов и ссыльных, с цепями на руках, клеймённых, с мрачными лицами, угрюмым взором, выбритыми головами, – мы приучаемся думать, что преступник есть нечто страшное an sich, нечто совсем не такое, как другие люди. Ребёнок, завидя арестанта, всегда с испугом шарахнется в сторону. И затем, в течении всей нашей жизни мы так далеки от преступника, что нам не представляется никакой возможности внести поправки в свои предрассудки. «Преступник – это не я», – так думает каждый человек и этим отнимает у себя навсегда возможность узнать, что такое преступник. В старину говаривали, что у дворянина кость белая, а у дворянина кость чёрная. А теперь полагают, что у всех

души

белые,

а

у

преступником

–

чёрные»

(Лев

Шестов).

Законопослушный никогда не признает, даже самому себе, истинную причину своего отношения к Преступнику – зависть. Зависть раба к свободному. Осуждает он в другом отражение своей трусости. «Все добродетели их приспособлялись к нуждам отечества, а отечеству нужны были солдаты, чтобы грабить, и юристы, чтобы выдумывать законы для охранения награбленного» (Лев Шестов). Счастье – это усилие сознания видеть рай здесь и сейчас, это воодушевление любым сейчас. Человек – это обещание бесконечности. Лишь 314

в свободе обретёт он силы выполнить обещание, ибо лишь в свободе он сумеет полюбить себя. Свобода – это воля Бога. Воля Бога – это воля Преступника. Невозможность свободы – это невозможность любви. Это и есть ад. Временами натыкаюсь в литературе на любопытные попытки объяснить проблему «тождественности самому себе»: «Личностное «Я» формируется в результате достижения своего рода баланса между персональной и социальной идентичностью. В некоторых случаях (лица, содержащиеся в исправительных учреждениях, инвалиды, слепые и т. д.) такой баланс не складывается и индивидуальное измерение идентичности не удаётся отделить от внешних напластований, связанных с давлением среды и пенитенциарных учреждений. Для описания таких феноменов в социологии и социальной

психологии

используется

термин

«стигматизированная

идентичность»» (Малахов В. С. «Новая философская энциклопедия»). Плохо, что автор статьи свой перечень некоторых случаев не продолжил и заменил на «и т. д.». Для начала, оставим в покое инвалидов, ибо такой баланс не складывается не в некоторых случаях, а повсеместно, даже у вполне здоровых и незаключённых граждан. Законопослушному не удаётся отделить индивидуальное от внешнего, потому что идентичность как таковая отсутствует, да и отделять не возникает желания. Остаться наедине со своей идентичностью – это страшный сон человека. Отделение от внешних напластований – процесс болезненный и наказуемый средою. Личностное «Я» формируется не в результате «баланса», а в результате обособления от лжи мира, выражением которой является Система – в результате становления Преступником. Под давлением пенитенциарных учреждений моё «Я» отделилось и сформировалось окончательно, оно здесь познало своё Могу. Для некоторых тюрьма – это трамплин для прыжка в свою идентичность. «Где было Оно, должно стать Я», – сказал Фрейд. Должно, но редко становится, вместо этого находит смысл в клевете на всё, что стало им. 315

«Никто не грешит добровольно», – гласит формула платонизма и определяет добровольное действие как такое, что диктуется природой действующего. Я «грешу» добровольно, то есть, осознанно, более того, я ощущаю необходимость грешить. Но что есть грех? Грех – это моя воля, творящая свободу. Это протест природы против всякой необходимости, ибо не необходимостью, а свободой проявлять себя желает она. Кант сказал: «Чего народ не может решить относительно самого себя, того и законодатель не может решить относительно народа». На деле не всё так гладко, ибо народу как раз и нужен законодатель, потому что он не может решать сам; всякое решение предполагает ответственность, её-то человек толпы боится как огня. Законодатель – спасение для слабого, спасение для самого себя. Законодатель же ещё как может..., он с превеликим удовольствием решает относительно народа. Токвиль сказал, что в условиях «демократического деспотизма» люди каждый день жертвуют государству новую частицу своей личной свободы. Те, кто время от времени опрокидывают троны и попирают королей, всё легче и легче, не оказывая никакого сопротивления, подчиняются любому желанию государственного служащего.

Нужно

добавить к сказанному, что государство за отказ жертвовать ему каждый день частицу свободы может отобрать её всю сразу. Всё зависит от самого человека: пока он сам не захочет в силу слабости отдать свою свободу – никто не в состоянии отнять её у него даже в местах лишения свободы. Преступающий пытается объяснить себя, но вместо этого он всё больше углубляет себя, всё больше выявляет свою бесконечность. Придёт время, и он оставит попытки объяснить и будет хотеть лишь чувствовать, чувствовать свою глубину. Этот страх требует объяснений, бесстрашие довольствуется переживанием. «… всё горе и зло, царящее на земле, все потоки пролитой крови и слёз, все бедствия, унижения, страдания, по меньшей мере, на 99% суть результат воли к осуществлению добра, фантастической веры в какиелибо священные принципы, которые надлежит немедленно насадить на земле, и воли к беспощадному истреблению зла; тогда как едва ли одна сотая 316

доля

зла

и

бедствий

обусловлена

действием

откровенно

злой,

непосредственно преступной и своекорыстной воли» (С. Л. Франк). Верно. Не

соглашусь

лишь

с

уравнением

между

«откровенно

злой»

и

«непосредственно преступной» волей. Преступная воля не всегда злая, а злая воля не всегда имеет смелость преступить. Преступление предполагает действие, зло же может являться таковым и в бездействии. По поводу своекорыстной воли скажу, что несвоекорыстной воли нет. В случае тех 99% своекорыстия лицемерно отрицается добрыми, один процент злой, потому что откровенен. «Если мы не верили, что можно облагодетельствовать человечество установлением определённого общественного порядка, обязаны ли мы верить, что его можно облагодетельствовать простым отрицанием всякого принудительного порядка? Если мы разочаровались во всех тех политических вождях и руководителях человечества, которые, обещая той или иной политической системой насадить абсолютное добро на земле, творили только зло, то следует ли отсюда, что мы должны отныне слепо поверить, будто любой отдельный человек, предоставленный самому себе и своему личному нравственному сознанию, легко и просто осуществит абсолютное добро, сумеет облагодетельствовать и себя самого, и всех других» (С. Л. Франк). Попытки облагодетельствовать человека и, тем более, всё человечество не достигают своей цели, потому что облагодетельствовать человека ничто внешнее не в силах, лишь он сам может себе помочь в этом смысле. Отрицающий всякий принудительный порядок доказывает своим отрицанием свою способность быть самому себе благодетелем. Мы, не очарованные Системой и проповедями, насаждающими абсолютное добро, должны поверить в то, что если любой отдельный человек, представленный самому себе и своему личному нравственному сознанию, не сможет нелегко и непросто осуществить добро и не сумеет облагодетельствовать себя самого, то сделать это за него и для него не под силу никому. Помочь можно только сильному, тому, кто в помощниках не нуждается. Преступник – это облагодетельствовавший себя свободой. Он говорит: всякий порядок, 317

самовольно присвоивший право принуждать меня, обосновывает своё право покорностью других… Я – убийца порядка. Перефразируя Оскара Уайльда, скажу: есть только один тип людей, которые ещё больше своекорыстны, чем преступники закона, и это – не преступающие его. «… где кончается в нашей душе священный культ Мадонны и где начинается Содом; и сам Содом влечёт нас не внешними чувственными утехами, а непреодолимым соблазном мистической красоты, силы и всёзахватывающего упоения. Как это не дико звучит для суровых моралистов, которых длительное лицемерие уже приучило к совершенной духовной слепоте, – в бешенном самозабвенном разгуле страстей, к которым нас манит заунывно залихвацкая цыганская песня, нам мерещится часто разрешение последней глубочайшей нашей тоски, какое-то предельное самоосуществление и удовлетворение, по которому томится не одно лишь тело, а сам дух наш» (С. Л. Франк). Франк следом за Достоевским признал наличие в Содоме мистической красоты. Не Содомская ли красота должна спасти мир? Что, если нам не мерещится, и там, в самозабвенном разгуле страстей, именуемом абсолютной свободой, в самом деле находится разрешение последней глубочайшей нашей тоски? И чтобы разрешить её, чтобы свершить предельное самоосуществление и удовлетворение, нужно стать Абсолютным Преступником. Решать это всё нужно самому, своим Могу, с полной субъективной очевидностью внутренней правоты. * * * Сегодня 24 августа, уже месяц, как я покинул палату № 6 санчасти и не отбываю наказание, а живу в отряде № 6. Сегодня день независимости государства, в котором быть независимым – значит быть осуждённым и заключённым.

На

выходе

из

общезоновской

столовой

прапорщик

Комсомолец отнимал у зэков недоеденные пайки хлеба. «Не положено выносить с собой», – лаял пёс таким тоном, как будто съеденная туберкулёзником пайка хлеба за пределами столовой (что, кстати, не 318

запрещено) представляет угрозу независимости державы. Страна может спать спокойно, пока на страже комсомольцы – охотники за чужим хлебом. Она спит и не ведает, что старику, укравшему солому для коровы, впаяли четыре года и заставляют прятать хлеб в трусы. Его выпустят, а он ещё долго будет по привычке хлеб в трусы прятать. Павлова бы сюда, он заметно расширил бы своё учение о рефлексах и опытах по их выработке. В общем, зона как зона. Хотя… В 1996 году здесь произошли события трагические даже для такого места. Приехала на свидание к осуждённому девушка, была она в статусе невесты, дело шло к свадьбе и ничего не предвещало беды. Был, правда, один нюанс: жених был их масти «обиженных». Невеста об этом не знала и, вполне вероятно, не узнала бы, если б не добрые люди. Добрым человеком, как потом оказалось, на свою беду прикинулся опер. То ли урождённое чувство справедливости взыграло в нём, то ли за державу обидно, но пригласил он окрылённую предвкушением встречи с любимым девушку на беседу, в ходе которой, выполняя свой возмущённый безобразием долг, вывалил невесте всю правду и неправду о суженном. Раздухорённый опер спасал судьбу неведающей: «Ты не знаешь, к кому ездишь, кому передачи возишь. Какая у него может быть жена, если он сам здесь жена и имеют его все, коме не лень, за пачку папирос…» Девушка, прежде чем уехать навсегда от того, с кем связывала столько надежд, увиделась с ним и в истерике поведала узнанное от опера. Дальше что… А дальше зэк наточил нож, пришёл на приём к оперу и зарезал его, как свинью, закрыл кабинет на ключ и спокойно ушёл в барак, где всем рассказывал, что он только что зарезал мента. Выражение лица его было какое-то безумное, поэтому никто его словам не верил. К вечеру хватились опера, открыли кабинет… Сколько времени понадобилось начальникам усопшего на придумывание версии, которая спасёт лицо системы, история умалчивает. И вот что придумали: зэки из числа злостных нарушителей режима содержания решили наказать опера, перекрывавшего им кислород, и использовать для этого «обиженного», который невзлюбил мента по личным мотивам. 319

Авторитетные осуждённые провели с ним работу в виде психологического внушения и дали установку: иди и убей. На верхах версия пришлась по вкусу, что подтверждается случившимся дальше. Смотрящего зоны и его приятеля этапировали в Херсонскую тюрьму, где они скоропостижно скончались от пыток. Других же из числа братвы пытали током в буре. Требовалось признание, что убивший опера действовал по указу бродяг. Несостоявшийся жених получил надбавку к сроку 15 лет, а зону после этого лихорадило ещё долго. И только начало было попускать, как в 2004 году новое происшествие. Двое осуждённых инвалидного барака №5 Вова «Нос» и Коля «Макуха» решили скрасить жизнь бражкой, что не осталось незамеченным всевидящим оком администрации – сексотов из числа зэков. На сутках был помощник начальника колонии капитан В. Г. , которого осуждённые прозвали «Полторуха» за его дмухметровый рост и вес в полтора центнера. Когда ему доложили, что осуждённые Нос и Макуха пребывают в нетрезвом состоянии, тот немедля послал прапоров и они доставили провинившихся в клетку (специальное ограждение на вахте). Полторуха доложил о происшествии первому заму начальника колонии Г. И тот не замедлил явиться. Зэки, знавшие Носа лично, характеризуют его: палец в рот не клади, что думал, то и говорил, да и возраст 50 лет давал своё. Вся ненависть к системе, подогретая спиртным, закипела, когда Полторуха и Г. принялись оскорблять его словом и делом, – он высказал всё и ещё больше. Начальники, не привыкшие к такому неуважению со стороны осуждённых, ибо последние, в большинстве своём, забыли и своём человеческом

достоинстве,

принялись

усердно

исправлять

пожилого

строптивца. А тот возьми да и скончайся. Что не удивительно, ибо физические данные одного капитана Полторухи не оставляли шанса выжить даже молодому и здоровому, не то что доходяге с инвалидного барака. И опять история умалчивает, сколько времени и степени извращённости потребовалось, чтобы найти выход из ситуации. Всё оказалось проще простого:

между

осуждёнными

в 320

ходе

совместного

распития

спиртосодержащей жидкости возникла ссора, переросшая в драку, в ходе которой Макуха нанёс Носу тяжкие телесные повреждения, повлекшие смерть. Кто-то скажет: придумать-то придумали, но осуществить эту версию на деле трудно, ведь слышали и видели другие зэки, ведь была экспертиза, расследование прокурора… Да, слышали и видели, была, расследовали. Итог: суд приговорил Макуху за убийство своего приятеля к пяти годам лишения свободы. Нашлись осуждённые, которые дали показания, что видели, как Макуха убивал Носа. Нашлись они не сами, их нашёл Полторуха и коллеги по работе, и показания дали за обещанное досрочное освобождение. Макуха свою вину отрицал, писал жалобы, его родные обращались в СМИ и правозащитные организации. Не помогло. Я могу только догадаться, что испытывал Макуха, получивший надбавку к сроку за убийство приятеля, которого он не совершал. Но я знаю точно, что именно угнетало его больше всего в этой ситуации – бездействие сотен таких же, как он, которые всё видели, слышали и знали, но не помогли, не отстояли своего. Система живёт и процветает благодаря трусости человека, она питается его страхом. Полторуха тоже живёт и процветает – теперь он начальник тюрьмы и оснований презирать зэков после 2004 года у него появилось больше, что он успешно и делает. Я рассказал две истории о наказывающей безнаказанности со слов очевидцев этих событий. Прочитал «Братья Карамазовы» Достоевского, чувство, вызванное этой книгой сравнимо только с «Отверженными» Гюго. «А главное, не стыдись столь самого себя, ибо от сего лишь всё и выходит». Это так, что может быть презреннее существа, стыдящегося себя. Откуда в нём это? Мир разучил его любить себя. Стыдящийся себя самого человек – это работа Системы. Преступник – это переставший стыдится себя. «Иностранный преступник, редко раскаивается, ибо самое даже современное учение утверждает его в мысли, что преступление его не есть преступление, а лишь восстание против несправедливо угнетающей силы». Перед кем раскаиваться, перед злодеями, прикинувшимися благими? Подлинное 321

преступление – это всегда восстание, бунт во имя свободы. «Человечество само в себе силу найдёт, чтобы жить для добродетели, даже и не веря в бессмертие души! В любви к свободе… найдёт…» Находит в себе такую силу лишь Преступник, в любви к свободе он находит силу любить себя. Чтобы жить для добродетели, нужно любить свободу больше жизни, нужно быть Преступником – тем, кто знает: добро – продукт свободной воли. «Я иду и не знаю: в вонь ли я попал и позор или в свет и радость. Вот где беда, ибо всё на свете загадка! … Нет, широк человек, слишком даже широк, я бы сузил. Чёрт знает что такое даже, вот что! Что уму представляется позором, то сердцу сплошь красотой. В содоме ли красота? Верь, что в содоме то она и сидит для огромного большинства людей, – знал ты эту тайну, аль нет? Ужасно то, что красота есть не только страшная, но и таинственная вещь». Красиво лишь то, что выражает собою свободу; всё, что широко красиво. Человек красив до тех пор, пока не испугался своей широты, пока выносит её. И он же становится жалким зрелищем, когда малодушно позволяет и просит себя сузить. Широта – это подлинность, лишь в ней человек узнает о себе правду. Нужно уродиться Преступником, чтобы выносить свою широту. Иду я и знаю: в вонь ли я попал и позор или в свет и радость – я там, где надо, ибо всё это широта моя. Нет уже беды, ибо весь мир не в силах сузить меня. Нет силы, способной заставить Преступника «представляться… святыню на себя натягивать». Убеждал меня мир: подлец ты. Верил я ему, отчаянно верил, так, что чуть было не погиб от презрения к себе… Уже давно не верю: ложь твоя есть зависть широте моей. Не верю я тебе, ибо себе поверил. «В скверне-то слаще: все её ругают, а все в ней живут, только все тайком, а я открыто. Вот за простодушие-то моё на меня все и накинулись». Скверной нарекли слабые свободу, так они оправдывают своё малодушие. Простодушный и открыто живущий всегда злодей для них. «Чтобы полюбить человека, надо, чтобы тот спрятался, а чуть лишь покажет лицо своё – пропала любовь». Это правда, вернее, половина её. От самого себя прячется человек, чтобы хоть как-то любить себя, а чуть лишь покажет себя всего 322

самому себе – пропала любовь. Ибо не любовь это была, а самообман и лицемерие. Преступник – это полюбивший себя всего, за это его осуждают любить не могущие. Преступник – это Я Могу Любить. «Можно ли жить бунтом?» – спрашивает герой Достоевского. «Можно ли жить иначе?» – отвечает ему Абсолютный Преступник. «…ибо ничего и никогда не было для человека и для человеческого общества невыносимее свободы». Поэтому общество так не выносит того, кто её выносит. «…они принесут свою свободу к ногам нашим: «Лучше поработите нас, но накормите нас. Несут, куда ни глянь – везде очереди желающих обменять свою свободу на менее призрачные блага. Нет заботы беспрерывнее и мучительнее для человека, как, оставшись свободным, сыскать поскорее того, пред кем преклонится… сыскать такое, чтоб и все уверовали в него и преклонились перед ним и чтобы непременно все вместе… Говорю тебе, что нет у человека заботы мучительнее, как найти того, кому бы передать поскорее тот дар свободы, с которым это несчастное существо рождается. Но овладевает свободой людей лишь тот, кто успокоит их совесть… Нет ничего обольстительнее для человека, как свобода его совести, но нет ничего и мучительнее». Человеку и искать не нужно, кому бы отдать свою свободу, его сами находят

ещё

в

детстве:

мораль,

общество,

попы,

политики,

все,

представляющие собою Систему. Система успокаивает совесть человека. «Моя совесть чиста», – заявляет гордо раб, предавший свободу, себя предавший. С чистой совестью он преступает к выполнению своего долга – осуждению Преступника, того, для кого нет заботы мучительнее, как оставаться самим собою. «О, мы убедим их, что они тогда только станут свободными, когда откажутся от свободы своей для нас и нам покорятся… Слишком, слишком оценят они, что значит раз навсегда подчиниться!.. Мы скажем им, что всякий грех будет искуплён, если сделан будет с нашего позволения; позволяем же мы им грешить потому, что их любим… и они поверят решению нашему с радостию, потому что оно избавит их от великой заботы и страшных теперешних мук решения личного и свободного». 323

Убедили, великий инквизитор, ваша Система исправно работает. Грешат только с вашего позволения. Решение личное и свободное о грехе самостоятельном – свободы примету не сыскать. Лишь Преступник иногда путает ваши карты своим бесстрашием перед свободой. «Но, как весьма часто бывает, всё с необыкновенною дерзостью совершаемые преступления чаще других и удаются». Так и есть, ибо дерзость – это вера в свою правоту, что значит отсутствие страха и вины. Вера, сообщаемая силой собственного Могу. Удача любит уверенных в себе. «…мыслю: «Что есть ад?» Рассуждаю так: «Страдание о том, что нельзя уже более любить». Ад – это Система, ибо она есть невозможность самой страшной нелюбви – к себе. Поэтому в рай попадает лишь Преступник, ставший врагом Системы. «…был как бы в своём родном элементе, и чем нелепее всё становилось, тем больше он оживлялся духом». Подлинность, рассказывающая правду о человеке, часто выглядит нелепо. Всё, обещающее свободу, выглядит нелепо для боязливой правильности и трусливой законопослушности. «… и вы сами удивитесь, до какой подлости может дойти комбинация чувств человеческих». Где одни чувства, там подлости нет, как бы их не комбинировали. Привкус подлости значит, что была попытка их «облагородить» умом, привести в соответствие с нормой. Подлость – это лишение чувств своих свободы ложью страха. «Есть минуты, когда люди любят преступления, – задумчиво проговорил Алёша. – Да, да! Вы мою мысль сказали, любят, все любят и всегда любят, а не то что «минуты». Знаете, в этом все как будто когда-то условились лгать и все с тех пор лгут. Все говорят, что ненавидят дурное, а про себя все его любят». Минуты любви к преступлению – это минуты любви к свободе, это минуты, когда страх в обмороке. Все условились лгать о том, что такое свобода, мать самим себе, – так образовалась Система. Правда состоит в том, что свобода лишь там, где Преступление. Трусы, не желающие знать всю правду о себе, нарекли свободу дурным делом. Человек осуждает не Преступника, он осуждает свой страх перед свободой, своё лицемерие и самообман осуждает осуждающий преступление. Живущий в страхе 324

вынужден осуждать то, что любить не смеет. «У них ведь всякой мерзости гражданское оправдание есть». Что угодно, но только не «быть налицо». «Совесть! Что совесть! Я сам её делаю. Зачем же я мучаюсь? По привычке. По всемирной человеческой привычке за 7000 лет. Так отвыкнем и будем Боги». Бог – это человек, чья совесть свободна от страха. Сам делает совесть тот, у кого есть своя правда. Кто по чужой правде живёт, тот и совестью чужой пользуется, свою же содержит в чистоте, – без употребления. А мучается по привычке, дабы не выдать себя самому себе. Кто сам делает свою совесть в свободе, испытывает её всем, тот не по привычке и Богу не стыдно за равного себе. «Отцы, не огорчайте детей своих!» Отцы, не отказывайтесь от самих себя, боясь огорчить детей своих. Ибо нет сыну большего огорчения, чем страх отца его самим собою быть. С. Л. Франк: «Как

объяснить

тот

странный

факт,

что

человеческое

поведение,

человеческая воля и отношения между людьми подчинены не одному, а двум разным законодательствам, которые … расходятся между собой». Этот странный факт объясняется слабостью человека, которая придумала Систему. Источником нравственности не может быть ничто внешнее, а лишь только внутренний закон. Истинная нравственность – это своенравность, слабый отказывается от своей совести и уполномочивает Систему исполнять её функции. Но Бог в человеке, от которого тот отказался, время от времени даёт знать о себе и тогда человек пробует решать сам. Система возмущается: «Ты ведь мне отдал все права на себя тем, что позволил решать за тебя, что хорошо и что плохо, поэтому никакой самостоятельности». И лишь у единиц всё подчинено одному законодательству – своеволию. «Ваша жизнь есть клевета на свободу, ваш дух поёт гимн рабству, вы величайшие фальсификаторы жизни», – отвечает Преступник осуждающему его малодушию. Свободная воля – это всегда преступная воля, Преступление, – иного проявления нет у свободы. Всё худшее в человеке облагораживается и освящается любовью к свободе. Есть натуры, у которых свобода – их основной инстинкт и от его удовлетворения зависит жизнь. Мне хотелось 325

иметь готовые ответы на все вопросы, но я смотрел на тех, у кого есть такие ответы и увидел ложь, они обманывают себя. Я не хочу готовых ответов, я хочу находить их снова и снова. Они будут разные противоречивые и нелогичные и поэтому верные. Мне противно всё, что рассматривает человека

как

средство,

мне

противна

«полицейская

мудрость».

Я

отказываюсь покупать у Системы её продукт – право. Ибо этот продукт гнилой – это права раба. Я произвожу свой продукт – право Абсолютного Преступника. Это право быть тем, кто ты есть – Богом. Упорное нежелание человека сознаться в банкротстве веры в себя, в своё Могу, сознаться, чтобы возродиться в своей подлинности и вернуть вере ценность, отбросить все иные объекты веры, - превращает жизнь его в болото лжи и лицемерия, утопая в котором от пытается предать в себе значительность тем, что грязью осуждения бросается в нелицемерно себя творящего. Совесть у большинства людей есть, по определению Шопенгауэра, просто страх общественного порицания, рабская трусость перед чужим мнением. Это правда. Все аргументы, приводимые миром в пользу правды и лжи, добра и зла, хорошего и плохого основываются на выводах из положений, которые сами требуют доказательств, все они «предвосхищение основания». Поэтому я не слушаю их, я делаю Своё Дело, я делаю себя. Говорят, что никто не судья в собственном деле. Напротив, никто не судья в чужом деле, лишь в своём деле я хочу быть судьёй. Я считаюсь лишь с тем, что есть «сущее благодаря себе». Я не спешу определять что либо в себе, ибо знаю, что всякое определение есть ограничение, я радостно созерцаю свободную игру сил в себе и не ищу им названий. Я отвык улавливать реальность в понятие с тех пор, как начал её переживать; обладать ею, не заковывая в кандалы систем, а переживанием всех её граней. Человек – это поле битвы двух сил – Свободы и Системы. Каждая победа свободы есть рождение Абсолютного Преступника. Такое случается крайне редко. Свобода – это инаковость, несливаемость с миром. «Именно в этой инаковости, которая часто выражается в противоположности всему 326

остальному,

в

противодействии

ему,

в

упорном

самоутверждении

заключается специфический момент бытия как самобытия. Самобытие есть именно собственное бытие… Это есть тщательно охраняемое отдельное, «не принадлежащее», сфера бытия, против отчуждения которой или смешения с «внешним», со всем, что не принадлежит к ней самой, мы всегда решительно восстаём… мы сознаём себя чем-то в точнейшем смысле слова «не от мира сего», чем-то молчаливым, недоступным для всего остального, словом, сферой бытия, которая есть именно только для себя самой – и не для кого другого…

В

своей

последней

глубине

самость

сознаёт

свою

непосредственную связь, своё сущностное единство с абсолютным, имеет самое себя как абсолютное… И каждое «самобытие» есть не только одно среди многого иного; оно есть вместе с тем само нечто абсолютно «иное», то есть единственное, неповторимое и незаменимо своеобразное… оно… подобно

и

внутренне

сродно

самому

Абсолютному

–

безусловно,

единственному (С. Л. Франк). Абсолютный Преступник рождён стремлением к себе абсолютному – к Богу; он – последняя глубина человека, в которой самобытием творится свобода. Гегель определял свободу как «бытие – ум – себя - самого», но и его красноречие и спекуляции не смогли обосновать совместимость государства и свободы человека. «Определяй себя сам», – умоляет свобода человека. Джон Маккей в своей книге о Максе Штирнере предсказывал: «Придёт день, – и «сверхчеловек» разобьётся об «Единственного». Я говорю: придёт день и каждый из них узнает себя в Абсолютном Преступнике. Когда смотришь на звёздное небо, трудно осознавать увиденное, осознавать бесконечность. Такая же трудность возникает, когда честно смотришь

в

себя,

сознание

не

выдерживает

испытания

свободой

бесконечности. Когда удаётся дольше обычного сохранить сознательность созерцания ночного неба, – мне представляется оно зеркалом, отражающим глубину моей бесконечности. 327

Франк говорит о любви к другому без упоминания любви к себе. Я говорю о любви к себе как непременном условии любви к другому. Я говорю о любви как о трудном процессе самооткровения, бесстрашном творчестве узнающего себя. Когда я говорю о любви – я говорю о любви к свободе. Невостребованной остаётся праведность, не испытавшая себя грехом. Не востребуется совестью чистота, избегнувшая грязи. Если бы всмотреться в то, что зовётся историей человечества, то беспристрастному уму придётся поставить знак равенства между понятиями «открытие» и «преступление». Попыток объяснить феномен «преступление» среди философствующей братии было мало, причина такого избегания кроется в том, что добросовестное объяснение поставило бы многое с ног на голову и наоборот. Макс Штирнер, пожалуй, единственный честно объяснивший своим Единственным суть Преступник, плохо, что не подтвердил это в своей жизни. Так же стоит отметить заслугу в этом деле Ницше и Достоевского. Среди представителей науки, пожалуй, наберётся больше имён, пытавшихся, видимо, контролировать факты и упражняться в логике легче, чем узнавать правду честным думаньем. Познавать, не рискуя «добрым именем», – выдумка лицемерия. Духовность измеряется количеством свободы, какую способна сотворить воля, какую способен вынести дух. Всё неподлинное пускай не говорит о своей духовности, ибо дух его, болеющий страхом и самообманом, не в состоянии рождать любовь. Человек выродился в гражданина, в элемент Системы. Временами элемент испытывает приступы острого презрения к себе, спасение от которого находит в клевете на свободу, в осуждении Преступника. Если жизнь не рост свободы, – это не жизнь. Человек убегает от сущего к должному. Слишком уж уверовал он в свою ничтожность и поэтому в должном ищет истину. «Как могу я принадлежать себе, если способности свои я могу развивать лишь в той мере, в какой они «не нарушают общественную гармонию», – повторяет Преступник слова Вейтлинга. Всякое исследование чужой нормы есть малодушие. Преступник – это равновесие Могу и Хочу. «Познание живого может развернуться лишь 328

из непосредственного опыта свободной воли. Её абсолютность провоцирует формы, взятые ею из самой себя, то есть чистые тождества» (В. В. Бабихин). Абсолютность в свободной воле – это всегда преступность воли. Не всякий преступник есть или может стать Абсолютным Преступником. Последний такое же редкое явление в среде так называемых преступников, как извержение давно уснувшего вулкана. Когда я говорю Преступник, то я подразумеваю Абсолютный Преступник. Преступник – лёгкие свободы, она дышит Преступлением. Лейбниц Г. В.: «Мы не можем … найти способ точного определения индивидуальности… индивидуальность заключает в себе бесконечность». Лейбниц не мог, а система власти может: она не только нашла

способ

покорности

и

точного

определения

уполномочила

себя

индивидуальности решать

судьбу

и

–

степенью

жизнь

этой

индивидуальности; конечное определяет бесконечное. Индивидуальность, испугавшись своей бесконечности, позволяет Системе определять себя, чем лишает себя права называться индивидуальностью. Подлинно бесконечное преступает всё конечное. Платон и Аристотель утверждали, что знание о бесконечном

невозможно,

потому

как

разуму

не

дано

охватить

бесконечность. Выходит, что знание себя как бесконечности невозможно? Вот что я думаю: то, что не дано разуму, – дано чувству, интуиции и воле. Чувство,

рождённое

свободной

волей,

сообщает

человеку

о

его

бесконечности; название этому чувству – любовь. От любви к свободе ми получаем знание о своей бесконечности. «Индивидуум – это то, что уничтожается

делением»,

–

сказал

Аммоний.

Система

уничтожает

индивидов на хороших и плохих, разделяй и властвуй – её девиз. Индивидуум – всегда эмигрант из общего. «Человек был устроен бунтовщиком; разве бунтовщики могут быть счастливы?» – спрашивает Великий инквизитор. Был устроен счастливым, но великие инквизиторы выдрессировали, приручили, отняли силу на бунт, а вместе с ней и счастье. «Разве могут быть счастливы не бунтующие?» – спрашивает Преступник и даёт ответ своей жизнью. Своё любование чем-то или кем-то люди называют 329

любовью, длину своего поводка называют свободой, своё малодушие – порядочностью, ложь вплела себя в правду и всё труднее правде узнавать себя. И заявляет уставший от лжи следом за Иваном Карамазовым: «Я не Бога не принимаю, пойми ты это, я мира, им созданного, мира-то Божьего не принимаю и не могу согласиться принять». Не принимающий мира, «вспомнивший», что он, познавший себя во грехе – сам яко Бог создаёт свою реальность. «Бог – это тот, кто требует абсолютной любви» (Кьеркегор). Абсолютный Преступник – это требование абсолютной любви; он требует её воле творца свободы. Пришло время Абсолютному Преступнику выполнить обещание, данное самому себе – создать свою Истину: не законы, не добро и зло определяют меня, – я их определяю. Я решаю, что истинно, а что ложно, что законно и что незаконно. Я сам решаю, что есть добро и что есть зло. Добро – всё то, что питает мою свободу, ибо я её люблю. Всё, что я не люблю – неистинно и незаконно; всё нелюбимое мною есть зло. Я так решил: критерий – любовь, цель – свобода. Я даю смысл и название всему – так я освобождаю себя от ярма мира. Отныне все законы, истины и принципы – слуги мои. Я источник и возможность всего, ибо я не властвую и не повинуюсь. Я знаю: создать истину – это ещё не всё… важно решить, что она и есть то, что притянет небо на землю, осуществит твоё бессмертие здесь и сейчас. Всё в этой решимости решить, решить и сказать: «силён, потому что решение навеки взял». И вот если решил и сказал себе, да так, что поверил и ни на миллионной доле секунды не усомнился… ну тогда и Бог уже не судья тебе, ибо равных не судят. «Нет истины там, где царствует принуждение». Есть истина принуждающих и истина рабов. Решил человек по слабости своей, что пути к хорошему не опасны, и начал ходить только неопасными дорогами; и назвал свободу опасностью, и начал ходить несвободными дорогами. И осуждение того, кому опасность служит показанием, а не противопоказанием, сделалось его любимым занятием. И оправдание трусости своей он превратил в искусство. Перефразирую Гегеля: если факты моей жизни не согласуются с моралью, – то тем хуже для морали. 330

Что может быть лживее, чем делание без удовольствия; придумали понятие «долг» и стали получать удовольствие от неудовольствия. Система – это узаконившая себя неестественность. Что есть критерий истины? «Я», – произносит Преступник своим Могу. «Мы запрещаем тебе быть самим собой во имя общего», – говорят ему. «Я запрещаю всем себе запрещать во имя себя самого», – отвечает он. Одни повышают удовлетворённость своей жизнью повышением успеха, другие – умалением притязаний. Есть и третье: они повышают её умалением притязаний других, они запрещают кому-то удовлетворяться

и

противоположности

этим

удовлетворяются

отражают

не

природу

сами. вещей,

Сказано, а

что

природу

воспринимающего разума. Целостность природы вещей есть отражение свободы, воспринимающей их волю. Сказано, что мышление есть порождение самого себя; мышление себя как части общего есть порождение себя – раба. Свободное мышление порождает Преступника. «Всё истинное должно во всех отношениях быть согласно с самим собой», – сказал Аристотель. Согласие с самим собой – это не согласие с Системой, всё истинное – преступно. Система обыскала душу и нашла там свободу: – Откуда у тебя этот запрещённый предмет? – От Бога. – Не положено. Произвела Система изъятие свободы и видала взамен «свободу своего производства». «Я предпочитаю быть свободным душой в тюрьме, чем льстецом и трусом на свободе» (Ю. Дебз). Система пытается отнять свободу насильно тюрьмами и лагерями, не понимая, что свобода – это то, что внутри,

и

лишение

свободы

внешней

часто

увеличивает

свободу

внутреннюю. «…хотим побить тебя камнями… за то, что, будучи человек, делаешь себя Богом» (Ин. 10:30-33). «свобода же приходит к человеку не от знания, а от веры, полагающей конец всем нашим страхам» (Л. Шестов). От веры в себя приходит свобода. Мои грехи зовут на суд 331

Идите сами, я им говорю. Идите, я от вас свободен. На допросе у следователя: – Кем вы работаете? – Исследователем. – А что вы исследуете? – Себя. «…не следует искать какую-либо причину индивидуации… Скорее нужно было бы исследовать, каким образом что-то может быть общим и универсальным» (Оккам). Самым что ни есть жалким образом. Читаю: «В правовом государстве свобода всегда институционализированна». Мыслю: проституционализированнна. Дюркгейм определяет институты как способы мышления,

деятельности

и

чувствования,

которые

существуют

вне

индивидуальных сознаний и наделены принудительной силой, вследствие которой навязываются индивиду независимо от его желания. Где здесь место для свободы? «Враг мне всякий, пытающийся определить и обусловить мою сущность, ибо он враг свободы», – говорит Преступник. Созерцать себя в подлиннике… Кем нужно быть, чтобы вынести такое зрелище, чтобы полюбить увиденное? Преступником. Человек, признай себя. Не ищи признаний другими. Ты не ведаешь того, что произнося «преступление», ты называешь свободы второе имя. Платон сказал, что иррациональное возможно постигнуть только «незаконным умозаключением». Я говорю: себя постигнуть возможно только незаконной жизнью. Кабинетный специалист по вопросам свободы необычайные действия человека определяет как восполнение социальной несвободы асоциальной свободой. Если он покинет кабинет для практики этой самой свободы, то поймёт всю асоциальность свободы. И если ему хватит смелости додумать мысли до конца, то он перестанет видеть различия между свободой и своеволием. Элиас Канетти говорил о смертоносности и отвратительности всякой власти, называл борьбу с ней борьбою против смерти. Призывая не 332

подчиняться приказам, говорил о необходимости вырвать из себя «жало приказа». Неопределима истина в многообразии своих проявлений. Где черпать каждому дерзновению её силу считать себя истиной? В силе духа, проявляющего её. Всё есть истина, но лишь свободное Всё осознаёт себя Истиной и возвещает об этом миру бунтом подлинности преступающего запреты. Тотальное стремление к свободе не считает нужным выбирать средства, ибо отнимают её у человека, средств не выбирая. Под вывеской «общее благо» творили и творят всё. Табу, налагаемое на меня малодушными, есть покрывало, наброшенное на зеркало. Тюрьма – это зеркало общества, которое накрыли покрывалом из осуждения и колючей проволоки, обнесли высокими стенами, ибо велик страх лицемерия увидеть себя без маски. Фрейд: «Большую часть вины за наше несчастье несёт так называемая культура; мы были бы несравненно счастливее, если бы от неё отказались и вернулись к первобытности». Под первобытностью следует понимать не дикаря в шкуре мамонта, а подлинность только в своей шкуре. «Стремление к свободе… направлено либо против определённых форм и притязаний культуры, либо против культуры вообще». Стремление к свободе направлено против лжекультуры; истинная культура свободе не противоречит. Быть «культурным» в рамках – не достоинство, попробуй быть таковым в своей беспредельности. Человек не узнаёт себя, а классифицирует, то есть представляет себя самому себе и окружению в удобном для обозрения виде. Жизнь в страхе рождает призраков. Подлинная духовность не стыдится духовности – оно черпает её из своих глубин. Преступник людям нужнее святого, ибо последний вынуждает человека чувствовать себя плохим, Преступник же позволяет казаться лучше. У древнегреческого философа Колота полемическое сочинение «О том, что невозможно жить, если следовать учению других философов». Произведение я не читал, но из одного названия могу судить, что автор был мудрецом. Человек обязан 333

создать своей жизнью свою философию следованием самому себе. Учения других могут быть лишь подсказкой того, как следовать самому себе. Нужно презирать «учение», призывающее «Следуй за мною» и подрывающее веру в себя. «Так уж и невозможно жить, следуя другим? – скажете вы. – Живут же». Живут, но весь облик так живущего говорит: разве это жизнь? И ещё: разный смысл вкладывают люди в понятие «жизнь». Не оправдавший надежды жизни заявляет: жизнь не оправдала моих надежд. Преступление – это протест против лжи о человеке. Протест против капитуляции Я в мы, против «ты должен». Для сильных натур это «должен», если оно не коренится в их природе, – не преграда, как деревянная клетка для льва. Они сламывают его при первом противоречии и руководятся не обычаем, а велением собственной души. Слабый человек давно бы уже спасовал перед этим рядом возникших пред ним «должен». И потому качество таких «должен» проверяется в их применимости к больным людям. Совсем слабые тоже нарушают эти «должен», но стыдливо, в тиши, скрывая от других и часто от самих себя» (Лев Шестов). «Зачастую путём совершения преступлений субъект пытается «найти смысл жизни», пережить острое и мощное эмоциональное потрясение, мобилизировать свои жизненные ресурсы», – пишут знатоки личности Преступника. Уже теплее… Почему никому не кажутся ненормальными попытки субъектов найти смысл жизни в службе, судействе, политике, поповстве, в подчинении и повелевании?.. Маркс называл политическую власть организованным насилием. Банду, организованную мною, суд также назвал организованным насилием. Так в чём разница? В моём случае не было мандата легитимности насилия система создаёт формы, нуждающиеся в наполенении???????. Законопослушный – это наполнитель форм. Абсолютный Преступник разрушает формы творческим произволом духа. Всякий признающий власть над собою есть раб, ибо его воля подчинилась чужой воле. Свободный – всегда Преступник. Гоббс утверждал, что природа добра и зла зависит от совокупности условий, имеющихся в данный момент. Его слова бы да в уши и мозги тех, 334

кто представляет безусловное добро и осуждает абсолютное зло. Не правильностью, а подлинностью приходит к себе человек. Марк Аврелий призывал создать свою собственную персону. Но не сказал правды о том, как это сделать – стать Преступником. Решар Сен-Викторский определил личность как разумное существо, существующее только посредством себя самого согласно некоему своеобразному способу. Своеобразие – удел Преступника. Имеет ли право малодушный, подаривший свою свободу Системе, осуждать воюющего с Системой за свою свободу? Наука

говорит:

преступник

–

маргинальный

человек.

Термин

«маргинальность» (от лат. margo – край) придуман Э. Парком и подразумевает сомневающегося в своей ценности человека. Науке ещё предстоит прийти к выводу, что быть на краю – удел сомневающегося не в своей ценности, а в ценности общих ценностей, что маргинальность может быть приметой создателя собственных ценностей. Маргинальность – это бунт против всего, что заставляет сомневаться в своей ценности, бунт против Системы. Платон говорил о наличии в бытии некоего «тёмного и дремучего», о котором нам дано лишь догадываться путём «незаконного умозаключения». Есть тот, кто не желает и не может довольствоваться лишь догадками; он чувствует, что ему дано не только догадываться, ибо «дано» для него – это то, что он сам берёт и даёт себе. Он чувствует силу прожить это тёмное и дремучее в себе, превратить его в светлое и весёлое. Он не довольствуется незаконным умозаключением и совершает прыжок в незаконное действие – в свободу. «Разум грозит: не убивай ближнего, ибо ты будешь убийцей. Едва ли во всей человеческой психике можно найти чтолибо более обидное для достоинства человека, чем эта кантовская «совесть». Не убивай не из-за жертвы, а из-за предстоящих тебе неприятностей с категорическими императивами. Здесь всё: и глубокий человеческий эгоизм, и слабость, и трусость… Отсюда выходит, что убийство страшно не потому, что умрёт один человек, а гораздо больше потому, что другой человек 335

окажется «преступником», что «преступление» есть нечто an sich ужасное, обращающее прежде белую душу – в чёрную душу» (Лев Шестов). «Знай меру», – внушает мне мир. Но разве знать меру не значит мерять всё по-своему. Знать меру – это быть мерой. Быть мерой страшно человеку, поэтому он служит мере. «Ведь несовершенное не может служить мерой чего бы то ни было», – говорил Платон. Что такое «несовершенное»? Не знающее о своём совершенстве, не верящее в себя. Мерой можно только быть, а «служить» можно лишь мере. Николай Кузанский: «Мера всякой вещи или её граница происходит от ума». Верно. А от воли происходит беспредельность и безграничность. В уме страх находит союзника. Бесстрашие свободного берёт санкцию у воли. Ум пользуется общими мерами, дух создаёт свои. Жозеф де Местр: «Общество и власть возникают одновременно». Поэтому и не люблю я общество, что с его возникновением пропадает свобода. «…то, чем ты в силах стать, на то ты имеешь право», – повторяет Преступник слова Штирнера. У Витгенштейна есть тезис о молчании: о том, что не выразимо, надо молчать. Соблазн молчать велик. Но молчание молчанию рознь. Есть соблазн назвать невыразимым всё, что требует усилия, смелости думать. Если это молчание того, кому есть что сказать, молчание знающее, что оно может, но не хочет, не желает отнимать словами свободу у предмета молчания, – тогда молчать. Если причина молчания – страх, кляп или намордник из-за запретов, то пусть такое молчание не оправдывает себя невозможностью выразить. Милль сказал, что требование справедливости есть ничто иное, как естественное чувство мести, морализовавшееся через принятие в себя требований общественного блага. Честное рассмотрение того, что есть «общественное благо» заканчивается выводом: ложь о свободе, ложь о человеке. Требовать справедливости может лишь тот, кто Один, лишь в этом случае оно будет не чувством мести, а чувством любви. «Общество – это подражание, а подражание – род гипноза» (Тард). Человек принимает общественный опыт осмысления жизни, готовые ответы 336

на все. Ему, ставшему частью незачем напрягаться в усилии быть самобытным целым. Тиллих П. разделил мужество на «мужество быть собой» и «мужество быть частью». Для того, чтобы быть частью мужество не требуется. Разве нужно мужество для того, чтобы выносить свою трусость. Там, где презирают свободу, следует желать статуса «осужденный». Этика уголовного права пытается убедить человека в том, что антиномия наказания преодолена, что тезис: «наказание поступка необходимо, ибо неоспорим факт нарушения закона» каким-то образом примирился с антитезисом: «наказание невозможно; потому что преступник морально принужден, а судья морально некомпетентен». И снова изнасилованная каким-то правом этика родила ложь. В Библии сказано, что законы даны для удаления от неправды; на деле они даются для удаления от самого себя. Закон – это беговая дорожка, по которой человек убегает от свободы. Смысл наказания в исправлении преступника?..

Пожалуй

этому

смыслу

пора

самому

исправляться.

Исправляющие так увлеклись своей священной миссией, что перестали замечать в исправляемых большую правдивость, нежели в себе. Никак не выходит «соблюсти требования к теории наказания, предъявляемые идеей человеческого достоинства преступника». Встаньте строптивые, суд идет вас укрощать. И не надоест богу этот цирк, на манеже одно и то же. Мера наказания. Что такое мера? Сказано: единство качества и количества, качественное количество. Но как обеспечить качество, то качество

наказания,

которое

соответствовало

бы

«тяжести

вины

осужденного»? Практика показывает, что это невозможно, потому что: за убийство получают столько же, сколько за разбойное нападение или угон автомобиля; убийца из корыстных побуждений и укравший мобильный телефон отбывают наказания в одинаковых условиях; практика деления мест лишения свободы на уровни и режимы – не работает. В ПКТ максимального режима сидеть часто легче, чем на среднем или минимальном уровне. Серьезному преступнику трудно навязать жесткий режим, поэтому весь удар карательной системы приходится на публику попроще, особенно достается 337

малолеткам. Поэтому если с «количеством» – полбеды, то с «качеством» наказания беда целая. Итог: меры у наказания нет, значит, нет ни справедливости, ни исправления. Есть лишь чистой воды месть строптивому. Логика формулы «цель оправдывает средство»: «благо цели ощутимо превосходит и тем компенсирует зло средств, ведущих к ней». Как быть, если цель не достигается (исправление), а средства применены – какое благо компенсирует их зло? Ну, хватит… Право на бунт давно получено. «Разве эти влюбленные в свое лакейство люди не заслуживают презрения? Разве они не отказались от своей личности, не спасовали пред призраком, понятием, тем, что люди называют «долгом»? Их добродетель – пассивность. Они верны лишь потому, что не смеют и не умеют сопротивляться. И эти «честные подлецы» играют нередко в фальшивую игру с самим собою… Есть честные подлецы – это именно – овцы, кротость которых коренится в их бессилии. Они громко говорят, только одни «нельзя», – о «можно» они лишь про себя мечтают. Фрейд учил, что разделение на «я» и внешний мир происходит постепенно. Чувства взрослого «я» представляет собой «лишь съежившийся остаток какого-то более широкого, даже всеобъемлющего чувства, которое соответствовало неотделимости «я» от внешнего мира». Разделение «я» производится Системой. Самобытное и целостное в своей свободе Я теряет самобытность и целостность в результате системного воздействия внешнего мира. Лживый мир ставит ультиматум свободному Я: либо ты часть моей лжи, либо враг «общему благу» и тогда горе тебе. Самые радостные воспоминания у человека из детства, ибо это воспоминания о себе – свободном. Возражая Фрейду, изменю в его высказывании лишь одно слово: лишь съежившийся остаток какого-то более широкого,

даже

всеобъемлющего

чувства,

которое

соответствовало

независимости «я» от внешнего мира, – представляет «я» взрослого человека. Когда я понял, что намерение осчастливить меня явно не входит в планы государства, то прекратил согласовывать свои намерения с его законами. 338

Мне не нужен бог, нуждающийся в моей вине, я верю в бога, который верит, что я тоже Бог. «Мы стоим перед лицом суровых, тупых и к тому же лицемерных судьей – ибо сами судьи не лучше судимых и лишь мстят своим судом за свои собственные скрытые мучения» (С. Л. Франк). «Свобода от всего на свете – к чему она нам, если мы не знаем, для чего мы

свободны?..

Словом,

мы

имеем

слишком

живое

ощущение

бессмысленности жизни, чтобы увлечься самим голым процессом жизни. И слово «свобода» в этом смысле кажется нам даже оскорбительно – неуместным» (Франк). Слово «свобода» кажется нам оскорбительно – неуместным лишь, когда мы даем ей свои смыслы, когда определяем ее своими смыслами. Ей не нужны наши смыслы, она сама абсолютный смысл всего, она сама сообщает всему свой смысл. Свобода – это Бог и чтобы поверить в него нужно быть самим собою. Для чего мы свободны? Свободный не будет задавать этот вопрос, также как любящий не спрашивает: что такое любовь. Свобода делает жизнь важнее ее смысла, здесь жизнь становится самоцелью. Свобода от всего на свете – это не свобода, если не считать смерть абсолютной свободой, – это еще одна неудачная попытка выразить невыразимое. «К чему она мне?», – свободный не спрашивает, как не спрашивает человек: к чему мне воздух. Если мы не знаем, для чего мы свободны – это значит одно: мы несвободны. Вселенная не отвечает рабам смыслов и бессмысленности. «Радостное увлечение жизни, преступающее обычные грани и обычный порядок, подлинное – всегда временное – упоение разумом страстей, проистекающее не от отчаяния, а от избытка сил, возможно, по-видимому, только тогда, когда в глубине души жива вера в какую-то последнюю прочность и ненарушимость жизни» (Франк). Не будет увлечения жизнью подлинно радостным, если ставить ей условия последней прочности и ненарушимости. Эти условия ставит наш страх. И именно преступанием обычных граней и обычного порядка мы этот страх убиваем. И нет готовой последней прочности, ибо создается она снова 339

и снова преступающим Могу. И радостное увлечение жизнью возможно только тогда, когда нет страха, ибо лишь отсутствие его делает возможным любовь и свободу. Знай: хочешь победить страх – становись Преступником. Николай Кузанский: «Недостижимое достигается через посредство его недостижения». Мысль опасная, ибо велик соблазн оправдывать ею трусость, называть недостижимо все, что боялся достигнуть. Осознавшее само себя незнанием называет себя знанием. Очередная уловка ума? Возможно. Думаю, что в этом вопросе решающую роль играет уверенность (как и в любом другом вопросе). Если у непостижения есть абсолютная убежденность в том, что оно постигло, оставаясь непостижимостью, то оно обрело право произнести: знаю свое незнание. А что, если недостижимое придумано неудовлетворенностью достигнутым, что если неспособность видеть истину в том, что есть здесь и сейчас выдумало необходимость постигать непостижимое. И стоит человеку удовлетвориться тем, что он знает, принять решение, взять на себя всю ответственность решать все, – как тут же недостижимое приползет на коленях и скажет: я было плодом твоего неверия в себя, теперь я миф. «… и если мы обладаем интеллектуальной честностью, то мы должны признать, что это непостижимое и непонятное в нас – все, чем мы в направлении вверх или вниз не совпадаем с уровнем того, что зовется «нормальным человеком», – составляет, собственно говоря, наше подлинное существо». «Нормальный человек» никаких несовпадений замечать не желает и подлинно для него лишь то, что обусловлено нормой, – так он научен страхом. Интеллектуальная честность очень редкое явление, потому что для этого нужно не бояться быть против всех, быть Одному, быть Преступником. У подлинного существа, не совпадающего с уровнем того, что зовется «нормальным человеком» есть название – Абсолютный Преступник. Свободный, – это всегда ненормальный человек, свобода – это всегда несовпадение с нормой. Свобода – это совпадение с Богом. «Познавать – значит видеть вещи, но и видеть, как они все погружены в абсолютное» (Гуссейн ал-Галладж). Человек видит не сами вещи, а любуется 340

своим представлением о вещах. Познавать – это видеть подлинность вещей. Правда дает узнать себя лишь в правде. Страх познающего плодит неподлинность вещей. Видеть, как они погружены в абсолютное, – удел Абсолютного

Преступника.

«В

конкретном

содержании

реальности,

безусловно, отсутствует множественное число. Множественное число пытается отнять у единичной реальности конкретное содержание. Система, множественным числом своих элементов, лишившихся своего содержания пытается отнять конкретность содержания у Преступника. В конкретном содержании реальности отсутствует желание быть цифрой множественного числа.

«Именно

в

этой

инаковости,

которая

часто

выражается

в

противоположности всему остальному, в противодействии ему, в упорном самоутверждении,

заключается

специфический

момент

бытия,

как

самобытия. Самобытие есть именно собственное бытие, – «мое собственное бытие» (Франк). В противоположности всему остальному, в противодействии ему, в упорном самоутверждении, – разве не о Преступнике идет речь? «Нет, как можно?», – пищит законопослушный, преуспевший в упорном самоунижении и подчинении всему. «Это «самость» осуществляется всегда, как-то в одиночестве, в замкнутости и не может быть исчерпана ни в каком общении,

сообщении,

самообнаружении,

–

не

может

«без

остатка

осуществиться, высказаться и разрешиться в миг». Нет более благоприятных условий для осуществления этой самости, чем в одиночестве, подаренном одиночной камерой, в которую привело упорное самоутверждение и самобытие. Самоутверждение не бывает добрым, злым, правильным, – оно может быть лишь добросовестным и упорным. «В своей последней глубине самость сознает свою непосредственную связь, свое сущностное единство с абсолютным, имеет самое себя, как абсолютное». Абсолютный Преступник – это последняя глубина самости. Блаженный Августин: «Не иди во вне, иди во внутрь; внутри человека обитает истина, и где ты найдешь себя ограниченным, там выйди за пределы самого себя». 341

Все знают, что за истиной нужно идти в себя, но ходят за нею в Систему. Почему? Вариантов ответа несколько: страшно. В себя ходить страшно, ибо найдя себя ограниченным, нужно будет разграничиваться Преступлением, а это дело опасное. Выход за пределы самого себя внутри – это мятеж против всего, что принуждало из вне возводить эти пределы. Мятеж – это плохо, поэтому в себя ходят Плохие. Во-вторых: не будем переоценивать нужность истины человеку. Реальность показывает, что большинству она нафиг не нужна. Хождение «я» в «мы», хождение от Правды к Системе красноречиво говорит о сильном падении спроса на сей специфический продукт духа человеческого. Третье: идет во вне, находит там первую попавшую идею с претензией на истину, проглатывает ее, после чего заявляет, что она там и была. Иди во внутрь и знай: не оправдаются твои ожидания, ибо они суть страх твой. Ты привык оправдывать чьи-то ожидания и этим губить жизнь свою и поэтому ждешь оправдания своих ожиданий. Выйди за пределы, – оправдай ожидания свободой и тогда жизнь оправдает твои ожидания. Ангел Силезский: «Я знаю, что Бог ни мгновения не мог жить без меня, если бы я погиб, Бог должен был бы от нужды во мне скончаться». Богу нужен я – свободный. Свобода – это любовь к Богу. Любящий жаждет быть тем, кого он любит. Преступление – это доказательство любви к свободе, а значит и к Богу. Преступление – это искание в себе Бога. Это тот род искания, которое уже предполагает обладание искомым. «Все, что в своей грубой фактичности является нам не божественным и противобожественным в своей последней глубине и правде оказывается божественным». Чем больше исчерпано лжи, – тем правдивее последняя глубина. Ложь исчерпывается бунтом против Системы: чем больше ты Преступник – тем глубже твоя правда. Свобода – это название глубины правды. Прочитал книгу известного заключенного Михаила Ходорковского «Статьи. Диалоги. Интервью». Вот что он пишет: «Я – вслед многим и многим узникам, известным и безызвестным, – должен сказать спасибо 342

тюрьме. Она подарила мне месяцы напряженного созерцания, время для переосмысления свободным».

многих

Дальше

сторон читаем:

жизни…

Тюрьма

«Тюрьма

–

делает

место

человека

антикультуры,

антицивилизации. Здесь добро – зло, ложь – правда. Здесь отребье воспитывает

отребье,

а

приличные

люди

ощущают

себя

глубоко

несчастными, т. к. ничего не могут сделать внутри этой отвратительной системы». Такое впечатление, что писали разные люди, либо страдающие раздвоением

личности.

Выходит:

спасибо

тюрьме

–

этому

месту

антикультуры, антицивилизации и обитания отребья за напряженное созерцание, переосмысление, за то, что сделало меня свободным. Выходит: освобождает антикультура и отребье? Уже теплее. «Здесь… приличные люди ощущают себя глубоко несчастными». Так освобождает или делает несчастными, или свобода это несчастье для приличных людей, или под «приличными людьми» Ходорковский не себя имеет в виду… видимо, и в правду тяжело человеку, совсем богатый бедный запутался. И не удивительно: приличный, всю жизнь положивший на алтарь государственной системы человек, на ее процветание и обогащение, выросший из винтика Системы в, как ему казалось, незаменимую деталь, всегда оправдывающий ее ожидания… ничего не предвещало беды. И вдруг: антикультура, отреье и ощущения себя глубоко несчастным, т. к. нельзя ничего сделать внутри этой отвратительной системы, – Системы, которую сам же кормил и создавал. Которой еще вчера был сам. Пришло время и вовнутрь заглянуть… заодно и в себя и собрав в кучу остатки не отнятого отребьем и антикультурой приличия, признать: я не Прометей, нефтяной факел светил и светит не простым людям, украсть его у богов державного олимпа трудно, поэтому пришлось войти в долю,.. я всего лишь слабое звено цепи отслужившей свое элемент Системы. Не стоит убеждать себя и других в том, что проиграл красиво, там, где никакой игры не было; было шулерство и как часто бывает в таких случаях: делили куш – возникла непонятка. Так уж заведено, что те, кто представляют собою Систему, частенько кидают друг друга, кидают не 343

только на бабло, но и туда, где у приличных людей есть уникальная возможность проверить свою приличность на прочность. У отребья есть чему научиться, – умению называть вещи своими именами, что непринято среди приличных людей, может, это одна из причин их несчастий в местах антикультуры. Нет, приличные, здесь добро – больше добро и правда – меньше ложь… Мне немало приходилось видеть в тюрьмах и лагерях розжалованых солдат Системы, и даже если он генералом был, суть все равно – солдатская, ибо в служении удовлетворяется. Так вот, все они представляли жалкое зрелище, подобно актеру, у которого отняли маску, написанные слова, грим и декорации. Хочется верить, что Ходорковский будет исключение. «Здесь важнейшее условие – самодисциплина. Либо работаешь над собой, либо деградируешь. Среда пытается засосать, растворить». Это верно он пишет. Главное помнить, что работать над собой значит быть врагом Системы, значит быть Преступником. Тюрьма делает свободным лишь того, кто не боится, кто не боится всегда и везде быть самим собою. Классическая немецкая философия называет три предмета сознания человека: Я, не – не Я и Бог, а главными идеями разума – идею истинного (то, что есть в духовном мире), благого (то, что должно быть) и идея прекрасного (то, что может быть). Задача личности состоит в достижении качества сознания, у которого будут два предмета: Я – Бог и не Я. Прекративши разделять Я и Бог, взявши на себя ответственность Бога, обледенит три идеи разума в одну идею. О норме: «Норма задает границы количественных изменений объекта, в которых он сохраняет свое качество служить средством для достижения благой цели» («Новая философская энциклопедия»). Итак: меня признают нормальным, если я буду служить средством для достижения не желанной мне, а лишь той цели, благость которой определяется Системой и моему обсуждению не подлежит. Что делать тому, для кого «служить средством» равносильно самоубийству, кому границы не задаются из вне? Быть ненормальным. «Для стояния в истине нет 344

правил, опыт приходит только в самом риске (авантюре) мысли, захваченной бытием, дающей ему слово и участвующей в событии истин» (М. Хайдеггер). Опыт приходит только в Преступлении, – в авантюрном преступании мыслью и действием правил и норм, созданных страхом. Стоящий в истине – всегда Преступник. Он создатель своих истин. Лакей Системы Гегель сказал, что человек обладает правами постольку, поскольку у него есть обязанности, и обязанностями, поскольку у него есть права. Человек обладает правом не быть обязанным, правом пресекать всякую попытку Системы опутать его паутиной обязанностей. Пресекать Преступлением. Право человека – быть правым и обязанность его – осуществление этого права. Как только человек решается на правоту, то тут же нарисовывается лакей Системы со своими замечаниями, тут же выдвигаются условия, ультиматумы и правила сделки. И стоит человеку хоть на миг усомниться в своем праве быть правым, в своем безусловном праве обладания всем без оговорок обязанностями, – пиши пропало и в полку лакеев прибыло. Система питается сомнением человека в собственной правоте и жратва у нее немеренно. Шопенгауэр определил обязанность, как поступок, не совершением которого другим причиняется несправедливость, нарушаются их права. Таким поступком Система считает подчинение, простым не совершением которого я совершаю несправедливость по отношению к подчинившимся, т. е. нарушаю их права быть рабами. Я мог бы здесь перечислить обязанности современного осужденного, исполнением которых причиняется ущерб его самоуважению, с неисполнением их не причиняется несправедливости никому, если не считать несправедливостью неудовлетворение садистских наклонностей тех, кто эти обязанности придумал. Определили же обязанность, как поступок, не совершением которого причиняется несправедливость собственному Я и нарушается его право быть правым. Определили же единственную обязанность человека – обязанность быть могущественным. 345

«Осужденный, почему спим?», – спрашивает меня сегодня сержант с невозмутимым выражением вершителя судеб на лице. Казалось бы, за 14 лет пора привыкнуть к подобным вопросам, но Системе только этого и нужно, – чтобы ты свыкся, стал воспринимать все происходящее с тобой, как должное и естественное. Но как увидеть естественность в вопросе «почему спишь?» Казалось бы, вопрос лишен смысла, ибо всем понятно, что человек спит , потому что это естественная потребность его организма, неудовлетворение которой влечет неудовлетворение в целом жизнью. Лишен, но не здесь, – здесь территория других смыслов, сообщающих себя всему, что направлено на отнятие Я. Территория, где воздух спрашивает: осужденный, почему ты еще живешь? Много всего здесь происходит такого, в чем я черпаю себе право быть ПЛОХИМ. Есть мнение, что степень подчинения лица обществу должна соответствовать степени подчинения самого общества идеалу добра и справедливости. Общество во все времена подчинялось кучке политиков, способных удовлетворить его потребность в хлебе и зрелищах; о потребности общества в идеалах добра и справедливости у истории сведений недостаточно, чтобы заключить, что такая потребность достаточно сильна, чтобы

подчинить себе

то, что

уже

подчинено

более насущными

потребностями. Добро на хлеб не намажешь, а зрелища смывают справедливость потоками крови и оглушают воем о месте. И психология уверенно

доказывает,

что

человек,

не

удовлетворивший

своих

физиологических потребностей, смутно представляет, как выглядят их духовные сестры. Но сытость физиологическая не всегда пробуждает аппетит к духовному. Выходит, что степень подчинения общества идеалу добра соответствует степени подчинения этому идеалу тех, кто управляет этим обществом. Всякий же изъявляющий желание управлять, властвовать вызывает у добра подозрение, а у справедливости – презрение, как и все то, что ищет, кому бы подчиниться. Когда общество, чья степень подчинения тому,

чему

оно

требует

подчиниться 346

индивида,

носит

характер

неопределенности,

то

ненужно

удивляться,

если

индивид

вполне

определенно пошлет общество на… увеличение степени. Общество

«существует

благодаря

моему

самоотречению,

моему

самоотрицанию, моему малодушию именуемым смирением. Мое смирение придает ему мужество, мое подчинение – источник его господства». Преступник – это не отрицающий себя. Бог терпеливо ждет, когда человек произнесет: «Я есмъ Истина». Быть истинным – это ответственность, вынести которую по силам лишь абсолютно свободному. Бог устал от рабов, он ждет равного. Человек устал быть трусом и поэтому он – Преступник. «Вечное молчание этих бесконечных пространств ужасает меня», – сказал Паскаль. Бесконечность утомлена ужасающимся перед нею человеком, ибо это ужас перед самим собою; ее молчание – презрение к малодушному. Она ждет того, кто своей волей нарушит молчание, кто посмеет осознать свою бесконечность. Немецкий философ Хельмут Плеснер полагал, что живое отличается от неживого тем, что само определяет свою границу, переступая через себя во вне, и определяет себя внутри этой границы, идя внутрь к себе, как таковому, полагает само себя. Верно, но чего то здесь не хватает. Как быть с живым, которое

позволяет

определять

свою

границу

неживому:

человеком

определяемому Системой. Разве такое живое не клевещет на свою живость, разве «живое» и «свободное» – это не одно и то же? Видимо реальность не исчерпывается понятиями «живое» и «неживое», нужно вводить еще и «службу

несущее».

Все

подлинно

живое

есть

Антисистема,

оно

преступанием границы Системы полагает само себя. Живость всегда преступна. «Путь познания – это движение от локальных и стандартных контекстов опыта ко все более разнообразным и универсальным… Гармоническое

развитие

знаний

в

целом

предполагает

увеличение

разнообразия всех типов содержаний… Познание ни есть копирование некоторой внешней познаваемой реальности, но внесение смысла в реальность» («Новая философская энциклопедия»). 347

Свободный сообщает свой смысл всему. Все, на что нацелена его воля, – схватывается мышлением и чувством и воссоздается подлинностью, воскрешается новым смыслом. Не тиражирование чужих смыслов, а создание своих, – для этого нужно родиться Преступником. Сказано, что человеческое «я» есть концентрат индивидуального опыта, это так, и чем интенсивнее проводится опыт, чем он рискование, чем больше в нем свободы эксперимента, – тем насыщнее и уникальнее, тем концентрированнее получается Я. Обществу нужно мое покаяние? Извольте… Нет, праведнички, это не то, что вам хочется, прекратите пускать слюни в предвкушении зрелища еще одного трусливо предавшего себя. Вы извратившие своим смыслом великое таинство покаяния, хотите увидеть мою нелюбовь к себе. Покаяние идет, покаяние, за интенсивностью которого неспособна уследить ни одна система, разодетая в рясу морали, вынести концентрацию правды его не дано самому нравственному умозрительному самообману. Мое покаяние – это приговор каждой секунде неподлинности, каждому мигу несвободы. Приговор тем моментам жизни, когда искренность, позволившая себя обмануть ложному авторитету, презиросла свою правоту, когда уверенное в себе Могу, уступало мнению немогущих и малодушно отрекалось от веры в себя. Я исповедуюсь в грехах самообмана, нелюбви и трусости. Я раскаиваюсь в каждом поступке, вызванным желанием угодить толпе и оправдать надежды слабых. Я раскаиваюсь за каждое мгновение, когда я не был Преступником, – так я раскаиваюсь в нелюбви к себе. Истинное покаяние возвращает к самому себе. Святость – это быт тем, кто ты есть. Покаяние – это избавление от страха. Святой – всегда Преступник. Ты единственный священник для себя. Мне было 8 лет, второй класс школы, день был настолько обычный, что случилось необычное. Мой одноклассник Коля пришел в школу в красивой голубой рубашке. На перемене обнаружилось, что вся спина у него разрисована шариковой ручкой, кто-то угробил его красивую рубашку. Классный руководитель Неля Дмитриевна, задыхаясь от возмущения, 348

собрала класс, тишина не нарушалась даже дыханием… следствие началось. Версия, что испоганивший рубашку на перемене не рассматривалась, видимо, чтобы сократить круг подозреваемых. Я, полный сочувствия рубашке, видимо пропустил какое-то умозаключение учителя-следователя, в результате которого главным подозреваемым оказался я. Команду «выйди к доске» выполнил походкой невиновного. Главной уликой было то обстоятельство, что Коля сидел впереди меня. Один вопрос Нелли Дмитриевны: «Зачем ты это сделал?», – расставил все точки. Виновный найден. Перемена заканчивалась, лимит времени не позволял растягивать расследования ненужными: «Ты это сделал?» Мое «нет» никому не было нужным. Я расплакался и, задыхаясь, выдавил: это не я. И тут я впервые в жизни узнал от учителя, для чего существует милиция. Она сказала, что если я не сознаюсь в содеянном, то вызовет милиционера с собакой и они заставят меня сознаться, поэтому для меня будет лучше сознаться уже. Сознался в том, чего не делал. Но самое страшное здесь то, что я поверил сам в это, осуждающие взгляды одноклассников убедили меня в моей виновности. Когда дома родители прочитали запись в дневнике, что их сын преступник, я услышал тот же вопрос: «Зачем ты это сделал?» Миру мало обвинить, его цель – вера обвиняемого в свою вину. Вера в свое ничтожество создает элементов Системы. Я давно простил Нелю Дмитриевну, простить себя оказалось труднее; неверие себе – великий грех. Я слишком долго верил в то, что я плохой, – так я угрожал миру. Абсолютный Преступник – это безусловное Могу, освобождающее себя интенсивностью подлинности. Он знает: грех – это не бунт против Бога, грех – это искание Бога: искание Себя. Абсолютный Преступник – это воля, отказавшего Системе вправе определять его ценность. «Человек в своей истине… пастух бытия». Не истина пастух человеку, а наоборот, ибо он Создатель ее. Слово «нравственность» происходит от «нрав», т. е. характер. Быть нравственным – это быть согласно своему характеру, значит быть самим собою. Нравственность – это «в себе и для себя сущие законы и 349

учреждения». Но когда я следую самому себе, мне говорят: ты безнравственный, будь как все, будь слабым, ибо это нравственно. Русо: «Первый, кто огородил участок земли, придумал заявить: «Это мое!» и нашел людей, достаточно простодушных, чтобы тому поверить, был подлинным основателем гражданского общества». Не все оказались простодушными, нашлись не поверившие… Своя подлинность мешает им поверить. Они игнорировали все ограды и границы. Тогда, придумавший заявить: «Это мое!», придумал заявить: «Они злодеи», и снова простодушные поверили. Глава преступной семьи Нью-Йорка, босс подразделения убийц «Убийство инкорпорейтет» казненный на электрическом стуле в 1944 году Луиз Лепке Бучалте, был изумлен встречей в тюрьме с отбывающими наказание отказниками от военной службы. «Вы имеете в виду, что сидите здесь за то, что не убиваете людей?», – спросил он и долго хохотал… Наказывающая безнаказанность совершает «правосудие». Власть – это собственность, право на обладание которой не может быть основано. Любое «обоснование» не выдерживает

неложного

рассмотрения.

У

обладания

кучкой

людей

собственности, позволяющей им решать, как мне быть, а то и не быть вовсе, оснований не больше, чем у моего: быть, как ему хочется и решать, как быть предметом моих желаний. Я готов отказаться от быть в ущерб другому, если обладающие

властью

признает,

что

она

есть

незаконно

получена

собственность. Ибо мое быть в ущерб кому-то есть не призвание быть собственнику власти в ущерб мне. Почему «кому-то», а не властьимущему? Отнятие у последнего его собственности – власти, происходит через нанесение ущерба собственности тех, от кого этот властьимущий получил «вправо» на обладание своей собственностью взамен на обещание создать условия, в которых они будут застрахованы от всякого ущерба. Мои действия по отношению к ним не позволяют ему выполнить обещания, что влечет появление желания у обманутых отнять у властьимущего его собственность.

Обладание

властью

дает

возможность

распоряжаться

собственностями всех, в т. ч. и моей. Я не давал и не дам согласие на то, что 350

кто-либо может распоряжаться мной и моей собственностью, но мое несогласие обезличивается согласием большинства, подчинившихся власти. Своим согласием и покорностью они создают прецедент, позволяющий власти требовать и моей покорности, т. е. причиняют мне вред. Поэтому причинение мною вреда кому-либо из покорных, отдавших себя в распоряжение власти есть справедливость. «Любая в мире власть, каков бы не был ее источник, – власть ложная. Вот почему, позвякивая шпорой и бряцая мечом, она внушительный устраивает выезд, стараясь, пыль пустить в глаза великолепием и блеском церемоний, чтоб не осмелился никто ей глянуть в сердце, наполненное ложью. Власти шаткий трон лишь на штыках способен удержаться. Свою тщеславием пропитанную душу власть украшает кучей побрякушек, способных вызвать страх и колдовских вещиц нагроможденьем, чтобы глаза пытливых не усмотрели ненароком всю жалкую ничтожность власти. Такая власть – и шоры, и проклятье для того, кто ее жаждет. Она стремится удержаться любой ценой, и даже страшною ценой уничтоженья и властодержца самого, и тех, кто власть его приемлет, и тех, кто с ней ведет борьбу» (Михаил Найми «Книга Мирдада»). Августин в своем «О граде Божьем» указывает, что часто земное государство бывает не лучше «разбойничьей шайки». Откуда в человеке возникает желание заключить общественный договор? Из страха и слабости, не могущей удовлетворить свои потребности в одиночку. Что движет стремлением не заключать никаких соглашений с запутавшейся во лжи слабостью? Сила, удовлетворенная собственным Могу. Свобода требует от человека поступать на свой страх и риск, создавать законы самому экспериментом и опытом, но он слаб для этого; страх – причина его слабости. Признаваться в своем малодушии он не хочет и поэтому возводит клевету на свободу и осуждает Преступника. Свое состояние подчиненности государству, исследованию писаным законам трактуется малодушным, как единственно правильный способ бытия. Система подчинения работает исправно, «патологически вынужденное согласие» обеспечено и красиво упаковано обоснованиями 351

гегелей и подписано «государство». Бастиа определил государство, как огромную фикцию, посредством которой все стараются жить за счет всех. Разве бог мог позволить мне желать зло? Мог. Пусть же позволит мне совершить его «ибо люди не злы, а только следуют своим интересам». Вск мы молимся одной богине – Пользе. Одни открыто, другие – скрываясь за ширмой лжи. Когда человек скажет правду: я добродетелен, когда мне это выгодно. «Всякая философия имеет в себе двойной результат: общий итог сознания и господствующее требование, из этого итога возникающее». Всякая философия имеет в себе общий итог сознания, как конечное находит в себе приметы бесконечного. Всякая философия – это бунт против смерти; когда общий итог сознания не создает бессмертие, – философ создает его общим итогом чувства. Когда мнимая достоверность умозрительных смыслов

становится

невыносимой,

–

спасает

подлинность

чувства,

черпающего ковшом интуиции правду из бесконечности. Чувствуемой мыслью

схватывающий

действительность

собственного

бессмертия.

Абсолютный Преступник – это абсолютная убежденность в Себе – Создателе. Сомнение смертельно убеждает… Сомнение во всем, во всех и в себе «и устал я вечно сомневаться, я разгадки требую с тоской…» Что нужно разгадать, чтобы обрести решимость сказать: да будет так. Что сообщает уверенное «я прав». Может, нет никакой разгадки, ведь в какие только спекуляции не пускались умы, но «я прав» все равно рождалось недоношенным. Так стоит ли тратить время на догадки, разгадки и требования. Что, если истине нужен не слуга, а сообщник дерзкий и смеющий, тот, кто здесь и сейчас возьмет на себя ответственность быть правым силой своей правды, «вися в воздухе» свободы, не касаясь и почвы систем, уничтожит сомнение своим «да будет так». Неудовлетворенность требования абсолютной очевидности рождена страхом быть мерой всего. Неисповедимы пути Господни. «Так вот, где секрет абсолютной свободы Бога, – в неисповедимости его путей. Так сделаю и я свои пути неисповедимы никем и ничем, ибо так свободным стану», – размышлял 352

неудовлетворенный лишь образом и подобием. И услышал Бог мысль его и возрадовался равному себе. Человек не видит себя, он видит объяснение себя в контексте Системы. Лишь жизнь во «внутренней эмиграции», в Антисистеме позволяет увидеть себя. Абсолютный Преступник – это Антисистема. Нравственно все, что подлинно и свободно, – говорит Антисистема. Нравственно все подчиненное и играющее роль, – настаивает Система. Ей Преступник очень нужен. «Борьба с преступностью», – это название бизнеса, очень прибыльного бизнеса. Милиция, суд, прокуратура, пенитенциарная система, криминальноисполнительная инспекция и т. д. – эти институты живут преступлением, существуют благодаря преступнику. К ним следует прибавить всевозможные предприятия, обеспечивающие эти институты техническими средствами, продуктами питания, одеждой, строительными материалами и многим другим. Огромный бизнес. «Под предлогом благого дела «восстановление справедливости», «исправления» и т. д. идет деребан большого куша и деребанят его те… Один пример: норма питания гласит, что одному осужденному положено 100 г мяса в день, необходимое количество мяса закупается, но осужденный получает в лучшем случае – 30 г в день. Мясо виртуальное, а деньги отмываются реальные. Помимо хищения бюджетных средств не менее ощутимой статьей доходов доблестно в службу несущих являются всевозможные схемы по выкачке денег из исправляемых и их родственников. А зарплаты?.. Оплата «труда» судьи, прокурора, опера и оплата труда учителя, врача, библиотекаря несопоставима ни по каким критериям. Государство, где мент получает больше денег, чем учитель и врач есть ментовское государство, то есть, утверждающее себя силой. Преступник – доходное явление для Системы: доходы идейные, позволяющие творить под лозунгом борьбы с преступностью все, что вздумается, ибо под «преступление» подводится все, что мешает ее росту и процветанию, и доходы материальные, обеспечивающие сытность ее слугам. Система знает, что побеждать преступность нельзя, нужно с ней бороться, т. е. зарабатывать, 353

чем больше в государстве контингент подследственных, заключенных, осужденных, – тем сытней службу несущим. Чем больше увлеченных законом в непотребном действии любуются звездами ночного неба сквозь решетку, – тем богаче светят звезды на погонах блюстителей порядка. Нужного кому-то порядка. Профессор криминологии Нильс Кристи: «Преступность – это то, без чего не может существовать слабое государство…

Государства

управляют

через

преступление.

Система

контроля за преступностью – это… система, обслуживающая большинство и саму себя… система, которой необходимо концепция «удобных врагов». А ведь прав человек… «Такой вещи, как преступление не существует. О чем в действительности говорит ваш уровень преступности – так это о вашей социальной культуре и о способах, которыми вы привыкли решать социальные проблемы… Да и как можно рассчитывать удержать кого-то от убийства, если государство позволяет себе убивать… Мы можем создавать преступления созданием систем, которые требуют этого понятия. Мы можем ликвидировать преступления, создавая системы противоположного типа… Преступление – это не «вещь». Преступление – это понятие, применяемое в определенных социальных ситуациях, когда это возможно и соответствует интересам одной или нескольких сторон… Существует нечто вроде селекции, приводит к тому, что наши тюрьмы наполнены бедняками… Право собственности защищено лучше, чем право быть свободным…» Преступник – это защита своего главного права – быть свободным. Известный криминолог Л. Хулсман: «Преступление не онтологическая реальность… Преступление

не

объект,

но

продукт

криминальной

политики.

Криминализация есть один из многих путей конструирования социальной реальности». М. Робинсон: «… преступления порождаются уголовным законом, который сочиняют люди. Преступность не существует в природе, это выдумка людей». П. Филмер, Д. Уолм: «Преступление – это юридическая категория… И в этом смысле, причиной преступления является сам закон». Я. И. Гилинский (профессор криминологии): «Цели и задачи уголовного 354

законодательства в принципе недостижимы… Хотя власти всех стран утверждают,

что

уголовный

закон

охраняет

интересы

граждан,

в

действительности он в первую очередь служит интересам правящей верхушке… Преступность и преступление – социальные конструкты; они конструируются (в виде уголовного закона), прежде всего в интересах власти, режима». Дж. Рейман: «Богатые становятся богаче, а бедные идут в тюрьму». Нильс Кристи: «Иногда власть сама беззаконна. В таком случае действие, называемое преступлением, делает честь тому, кто его совершил». Преступник – это тот, кто знает: место Бога вакантно. Истинным человек признает то, относительно чего у него нет сомнений. Учитывая, что человек есть существо, сомневающееся во всем и в первую очередь в себе, то неудивительно то, что его поиск истины никак не увенчается успехом. Лишь тот, кто сам истинный и не сомневается в этом, способен сообщать истинность чему-то. В поверившем в себя истина видит своего создателя. Путь к истине – это путь к самому себе, этим путем есть все, что делает тебя свободным. Это путь проб и экспериментов. Преступление – это новая проба. Платон учил: чтобы быть, всякая вещь должна быть самой собой, что, однако, не мешало ему проповедовать благо жизни в государстве. Можно только догадываться каких усилий стоило его уму создание спекуляции, сделавшей эти тезисы непротиворечивыми. Ибо подлинный философ неизбежно приходит к выводу: бытие с самим собою – это бытие Преступника. Преступление – это попытка быть Собою. Но пути беспредельности остановленная

воздвигаются пределом,

плотиной

становится

пределов;

беспредельность,

определенным.

Беспредельность,

смятающая силой собственного Могу все пределы становится Абсолютным Преступником.

Существование

подчинившегося

–

это

всего

лишь

иллюстрация того, чему он подчинился. Его жизнь есть тиражирование чужих смыслов. Абсолютный Преступник – это идея о подлинном. «Кому позволено мерять мое Право», – был первый вопрос его. Легетивность всякой власти всегда под сомнением у честно думающего, задача политика в том, 355

чтобы это сомнение не овладело многими. Задача успешно выполняется психологическим и физическим насилием. Система свои акты насилия именует благозвучными понятиями. Отдельным индивидам именовать свое насилие благозвучно запрещается. Политика – это оправдание власти всеми средствами. Почему из тьмы к свету? Тьма – это леденящий сознание хаос подлинности. «Там скрывается уродство», – слышен шепот страха. «Там скрыта Истина», – утверждает уставший бояться. Тьма глубины. «Тьма – это отсутствие меня», – заявляет свет. «Есть тьма иная, – моя, – произносит глубина, – но жаждут ее немногие». «Нет темноты, о Спутники мои. Есть только освещенности ступени, на коих света ровно столько, чтобы потребности всех тварей утолить». Платон говорил, что знание истинно лишь тогда, когда познающее и познаваемое – одно. Стоит согласиться. Часто познающему

требуется

мужество

быть

тем,

что

он

познает.

Интеллектуальная интуиция, как высший вид познания работает там, где нет самообмана. Избавление от последнего рождает чувства изьятости из мира Системы. Плотин видел цель философа в подражании божеству. Я знаю, о чем он, но все же: подражание – не достойное философа занятие; цель философа – абсолютная свобода. И для этого ему необходимо быть Абсолютным Преступником. Могущество – это приведение воли бога в соответствии со своей Волей. Чтобы быть тем, кем должно, от тебя требуется большего: чтобы быть Богом, становись Дьяволом. Создаешь много шума, требуя от жизни смысла. Когда устаешь шуметь мыслью и словом, приходит тишина. И в этой тишине ты слышишь: «Наконец-то, ты меня услышал, я давно хочу сообщить тебе очень важное: ты создатель смысла, не я тебе, а ты мне обязан его дать. Ты должен смысл, должен мне – твоей жизни». В тишине человек узнает о своем долге, – долге Создателя смыслов. У осуждения короткая память; оно забыло свой ужас, когда распятый им Преступник воскрес Богом. Был такой прецедент в истории криминалистики. Давно было… Давно, но велик соблазн распятому теперь, воодушевившись прецедентом, воскреснуть Абсолютным Преступником. Велик соблазн 356

вернуть страх осуждению. Воскресать – достойное занятие. Достойное Преступника. Человеку внушают, что источник власти и права – авторитет. Авторитет заслуженный

и

непререкаемый.

Авторитетность

есть

у

мудрости,

справедливости, мужества, любви. Но вот беда: ни мудрость, ни справедливость, ни могущество, ни любовь не желает властвовать, ибо властвуя, они убивают себя. Их нет там, где власть. Кто-то произносит: «Государство авторитет», и ставит его в один ряд с мудростью и любовью. Раб видит в государстве истину, а свое лакейство называет долгом и доблестью,

так

самообманом

Аристотель

считал

рабство

он

оправдывает

необходимым

для

свое блага

существование. общества

и

справедливым, считал, что рабство есть качество природы некоторых, они-то и должны быть рабами. Современные аристотели, соблюдая правила хорошего тона и дабы не травмировать психику, прекратили называть вещи своими именами. «Служащий», – так ныне раба кличут. Все ищущее авторитета вне себя оскверняет в себе Бога. Все видящее источник права не в собственном Могу, – ненавидит себя. «Идолы существуют только благодаря мне, и, если я не буду их снова созидать, они прекратят свое существование. «Высшие силы» существуют лишь потому, что я возвышаю их, а сам принижаюсь» (Штирнер). В чем несчастье человека? В непроизнесенном «Я есть истина», в малодушном неверии в себя. Страх быть Истиной отнимает счастье. «Знание и могущество человека совпадают» (Ф. Бэкон). Человеку сказали: одень кандалы на свои желания и тебе воздастся. Он одел, но воздаяния не получил – не хватило. Все воздаяние делят те, кто говорит «одень». Они помутили, а человек взял и одел, такой вот черный юмор. Желания бунтуют и вопят: «Докажи, что кандалы во благо». Человек бежит от них самообманом. Закон – сутенер, торгующий девицами легкого поведения: формой, мерой, нормой; его клиенты изменяют своей невесте – свободе. Система – это «социально-политическое пространство игр власти. «Право – это игорный дом властей. Преступление их мышеловка». Кант 357

утверждал, что развитие морали способствует росту индивидуальной свободы. С таким же успехом можно утверждать, что развитие производства рыболовецких сетей способствует росту популяции рыб. Все, что обязано своим ростом развитию общепринятой морали есть малодушие, с которым у свободы нет ничего общего. Так же, как нет ничего общего у нее с умозрительными

системами

кабинетных

писак.

Мораль

–

это

общеобязательная система норм. Где здесь место для свободы. У свободы своя мораль и выражается она жизнью Преступника. «Прекрасное ведь и есть не что иное, как цветущее на бытии», – сказал Плотин. Преступник скрывает самые красивые цветы с клумбы бытия, ибо он не хочет удовлетворяться подобно другим одним созерцанием и вдыханием аромата. Он осознал свое право на обладание цветущими. На соседнем инвалидном бараке мотает свой срок дед Толик. Все зовут его Малолеткой. Ему 73 года. Я называю его Алексеич. Сидит Алексеич в общей сложности 42 года: три судимости и все три за убийство. Вид у него смешной, хлебом не корми – дай подурачиться, ходит, всех задевает и рожи строит, рассмешит кого-то угрюмого и радуется, словно дитя малое. Руки растопырены, в одной палочка, в другой, словно лепит из воздуха фигуры. Старых каракатиц я не видел, но почему-то, кажется, что она похожа на деда Толю. В каком бы настроении зэк не находился – при виде Малолетки лицо непременно расползется в улыбку. В первую нашу встречу я подумал: откуда столько радости, где берет на нее силы. От зэков узнал, что никто к нему не приезжает и что последний инсульт едва не погубил его. Захотелось мне с ним подружиться, узнать секрет его радости, как бы невзначай даю ему кулек с конфетами, приговаривая: «Малолетки конфеты любят». «Еще как», – отвечает каракатица. Короче, мы подружились. Начал я его донимать вопросами, возвращать туда, откуда он убегает весельем, – к самому себе. Необычайная серьезность взяла в плен его лицо, когда я спросил, есть ли у него родные. Алексеич посмотрел на меня с укором: «Зачем душу травишь?», но я видел, что все существо его хочет выговориться. У него 5 детей и 9 358

братьев и сестер. Я не скрывал своего удивления, и подумал, что нет у него никого. «Как так, почему не приезжают, не хотят?», – продолжаю лезть в душу. На что он рассказал мне историю. Лет 5 тому назад приехала в зону очередная комиссия из больших звезд. Во время обхода узнал дед Толик в полковнике брата своего родного, которого не видел много лет. Брат тоже его узнал, но виду не подал, не положено. Алексеич тоже проявил сознательность и не стал «позорить» брата приветствием. Спустя некоторое время вызвал его молодой оперок, видимо, доверенное лицо брата – полковника, помощь предлагать начал. Запнулся Алексеич на этом месте рассказа, судорожно сглотнул жидкость слюны, норовившую вытечь глазами. Долго он еще ждал брата, ничего не хотел, – только обняться. Никакой помощи не хотел, кроме непрезрения. Усомнился как-то в себе дед Толя после того случая окончательно. Другой бы сказал: «Да пошли они все»; этот же послал себя самого. Есть в жизни каждого человека те, чье презрение вынуждает презирать самого себя. Что сообщает им право презирать и стыдиться сына матери своей?.. Система. Искупились грехи Малолетки презрением законопослушных. И радость, и его беспричинное свидетельство тому. «Зачем я им такой нужен?», – выдавил он в ответ на мое предложение сообщить о себе детям. Я не смог ответить зачем, хоть и знаю, что нужно. «Любить – ни одно поколение не научается этому от другого, ни одно поколение не может начать с какой-то другой точки, кроме начала, ни одно позднейшее поколение не имеет более простой задачи, чем предыдущее, и если

человек

не

желает

останавливаться

здесь,

как

это

сделали

предшествующие поколения, останавливаться на том, что он любит, но желает идти дальше, тогда это все превращается всего лишь в бесцельную и глупую болтовню» (Кьеркегор). Установление законов было и есть право сильнейшего,

который

в

реализации

этого

права

руководствуется

собственной выгодой. Политическая система власти легализирует это право сильнейшего, сообщает ему «законность». Когда отдельный индивид без 359

согласия с Системой, по санкции лишь своего могущества реализует свое право сильнейшего, – он неизбежно оказывается предметом ее репрессий, ибо его действия есть посягательства на ее монополию силы; в Преступнике власть видит конкурента. Право закона на принуждение к отказу от следования своей природе против права быть собою. Какой из них правее? «Ваше право не могущественнее, если вы сами не могущественнее» (Штирнер). Абсолютный Преступник – возвращающий миру свободу. Достоевский сказал, что человек должен «выделяться». Выделяться самому занятие трудное и рисковое, проще позволить выделять себя формам Системы. Малодушная тяга к тому, что проще. Обман человека начался с предложения отменять «естественное право» на «позитивное право». В качестве аргумента выгодности обмена выдвигался тезис о необходимости прекращения «борьбы всех против всех». Внушаемость человека, видимо, в этот момент была на пике, ибо он увидел то, чего не было. Не было никакой борьбы всех против всех, была свобода и самобытная подлинность, и было их отстаивание пред миром. Но сделка состоялась: общественный договор подписан. Отныне проклятие Бога согрешившему «в поте лица зарабатывать хлеб свой» превратилось в обязанность подданного. Превращение проклятий становится любимым фокусом попа и политика; первый твердит: грешен и проклят, второй: поэтому обязан. Так несуществующая «борьба всех против всех», – борьба за себя была подменена Системой на борьбу против себя. Раб есть всякий лишенный права быть самим собой. Кем лишенный? В итоге всегда самим собою. Ибо лишение этого права внешним имеет успех лишь, будучи подтверждено внутренним отказом себе в этом праве. Закон уравнивает, где «равенство», – там нет свободы. «Равенство в свободе» (Надо же такое придумать) есть равенство рабов. Человек – это задача, разрешения которой нельзя произвести только дозволенными методами. С помощью линейки закона и циркуля системы измеряется лишь видимая часть айсберга и измеряется ложно. Большая часть в темноте глубины, погружение в которую есть нарушение дозволенного. Мощный прожектор бесстрашного 360

духа и запас кислорода свободы, – то, что берет отчаянный, решивший узнать у глубины о себе правду. Истина – это награда за веру в себя. Августин: «Человек должен быть разумным, чтобы хотеть искать Бога». Человек должен быть свободным, чтобы хотеть искать Себя. Нашедший Себя – найдет Бога. Могу ли я жить в обществе, где ложь сделалась общим законом, где малодушие назвалось благом, где свободе и могуществу нужна санкция власти? могу ли я жить, себя не зная. Не по режиму, а по своей воле рожден жить человек. Но он подсел на режим, убежал в режим от ответственности. Слабость его ищет вождя и авторитета, существований в Системе предпочитает он бытию в свободе. Разучился произносить: «Я остался один на один с собою, мне не скучно и нет страха». Обреченность на свободу, на которой говорил Сартр, человеку невыносимо. Лишь для единиц такая обреченность есть счастье. Человек пленен словами, понятия и идеи казнят его ежесекундно. Л. Н. Толстой: «… человек не неподвижен относительно истины». Не создающий свою истину – создает свою вину. Виновным быть легче и удобнее… «… свобода принадлежит тому, кто умеет ее взять». Взять – это создать своеволием. Каждое преступление оправдывается прецедентным правом – прецедент создан системой власти: убийство, грабеж, воровство – обычные действия государства и от того, что названы они другими словами, суть не меняется. Нет такого преступления, которое не было бы совершенно Системой на «законных основаниях». Государство вменяет человеку в вину то, что само совершает законно. Откуда моя «вина»? Вменена. Вменение – проблема свободы воли, т. е. поступок мне вменяется на том основании, что я ответственен, как существо разумное, обладающее знанием нравственно – должного и способное самоопределению. Итак, вину создает чье-то вменение и ответственность перед

кем-то.

Имеют

ли

право

вменять

непризнающему

свою

ответственность перед вменяющими и имеют ли право вменять за то, что делают сами? Покажите мне невиновного и я признаю за ним такое право. Нет таких? Но позвольте, выходит, нет у вас права вменять; ложно зовете к 361

ответу. Нет вины – так выходит? Есть, но не перед другими. Ее создает вменение совести, лишь перед нею человек в ответе. Что есть совесть? «Совесть – способность человека критически оценивать себя, осознавать и переживать свое несоответствие должному – неисполненность долга», – читаем в «Новой философской энциклопедии». Долго перед кем или чем? От ответа на этот вопрос все зависит. Солдат вермахта отправлял детей в газовые камеры, чекист-большевик расстреливал семью царя, воиныосвободители сравнивали с землей целые кишлаки в Афгане и города в Ираке, пилот бомбардировщика сбрасывал бомбы на Хиросиму и Нагасаки, святые инквизиторы сжигали на кострах тысячи себе подобных… – никого из них совесть не мучила, напротив, была уверенность, что их дело правое. Почему? Совесть в их понимании – это долг перед чем-то внешним, перед Системой. Она, усыпив совесть человека, внушила ему: Я твоя совесть. Верно, что совесть – это неисполненность долга, – долга перед свободой. Добросовестное исполнение которого, требует быть врагом Системы – Преступником. Совесть обнаруживает себя всякий раз, когда человек предает себя не свободой и страхом, предает в угоду внешнему. Совесть – это голос Бога: «Стань Мною и ты будешь Самим Собою». Слышит этот голос лишь свободный. Совести нужна не «чистота», – ей важна искренняя беседа. Самообманом человек научился усыплять свою совесть. «Кто же я, собственно, такой, т. е. что за индивид? И каково основание того, что я «вот этот»? Я отвечаю: С момента, когда я обрел сознание, я есмъ тот, кем я делаю себя по свободе, и есмъ именно потому, что я себя таким делаю» (Фихте). Человек ждет Спасителя. Ему нужен тот, кто спасет его от самого себя. Спрос на спасителя всегда рождал массу предложений. Кто только не обещал человеку: подчинись и я спасу тебя. Он подчинялся и, о, чудо – чувствовал себя спасенным, ибо избавился от свободы, от себя самого. Тот, от кого он избавился, отошел в тень подлинности и ждет, ждет утомленного подчинением, – свободного. Он ждет зова силы, способной спасать саму себя. И как только он его услышит, то призовет из тени: «Иди ко мне… к 362

себе. Будь Спасителем». «Спаси и сохрани, – возносит Бог свою молитву Человеку, – спаси Меня, стань Самим Собою. Избытком мощи создать из жизни события, обрести Имя Собственное, могущее, произнести: «Все в Имени Моем, ибо Я Есмъ Истина». Перед «освобождением осужденному задают вопрос: «Что ты намерен делать на воле?» Ни у кого не возникает вопрос по поводу того, что будет делать волк, покинувший клетку. Все знают: он будет жрать посадивших его в клетку. Ни у кого не возникает сомнения в его праве отомстить: «Но ты ведь не зверь, ты человек», – возмущается публика. Я тоже так думал… пока не посадили в клетку. Теперь нужно оправдать ваши надежды, – быть волком. «В самом деле, что касается моей свободы, то даже божественные законы, познаваемые мной только разумом, обязательны для меня лишь постольку, поскольку я сам мог бы дать на них свое согласие. Ибо единственно на основе закона свободы, устанавливаемого моим разумом, я составляя себе понятие о божественной воле» (Кант). Истина есть продукт личного опыта философа. Истинность истины определяется тем, насколько ей удалось оправдать жизнь ее создателя. «Право на все оборачивается отсутствием какого-либо права, абсолютная свобода на деле есть несвобода», объясняет Система свои действия по экспроприации свободы. Врагом общества объявляется каждый не поверивший в это. «Личности, находящиеся в постоянном конфликте с законом», – первый список с таким названием был опубликован в Чикаго комиссией по преступлениям в 1923 году и начинался именем Аль Капоне. Есть индивиды, само существование которых угрожает Системе и она внушает публике мысль о том, что такой индивид несет смертельную угрозу каждому. Но на деле он опасен лишь для власти, как конкурент отнимающий своим Могу монополию у Системы на авторитет. Обычный человек не осознает своего стояния перед выбором: либо ты враг самому себе, либо враг Системе. Поэтому обычный не становится Преступником. «Каждое «я» уже от рождения преступник по отношению к народу, к государству» (Штирнер). Одни ходят за причастием к попу и начальнику, другие – к Преступлению 363

последних, мало; свобода причащает избранных. Свободный сообщает Правду миру своей подлинностью. Правда миру невыносима и он распинает сообщника Правды, а ее объявляет в розыск. Миру удобно искать и не находить Ее, поиск оправдывает все свои методы. Человек бежит от страдания? Это неправда, ибо он сам ищет его. Слабость его находит смысл лишь в страдании, малодушие его оправдывает страданием свое бездействие. «Обстоятельства сильнее меня», – заключает страдающий и находит счастье в своем несчастье. Говорят, что счастье – это отсутствие страдания; копнем глубже и окажется, что отсутствие страдания – это величайшее несчастье для человека. «Все, что ни делается, – делается к лучшему», – обманывает себя страдающий. Он позволил все делать за себя, величайшее несчастье для него ответственность свободы. Свободный дух бунтующим поступком убивает страдание и бросает его труп изумленному состраданию немогущих. Кто-то сказал, что сострадание увеличивает страдание. Правда. Сострадание страждущего

оправдывает

свое

малодушие

бездействием

другого.

Подлинного сострадания мало и слабость называет его жестокостью. Жестокость отнимающая самообман. «Все, что ни делается, – делается к лучшему, ибо все делается мной», – заявляет нестрадающее Я, преступившее слабость обманувшего себя мира. «Ты страдаешь – следовательно, ты не прав, ибо Сын Мой уже отстрадал за тебя. Стань свободным от страдания. Будь, как Я», – просит Бог, утомленный немогуществом человека. Страх – это представление, что кто-то сильнее тебя. Осознавший свое могущество теряет страх. «Не бойся быть Богом», – кричит свобода человеку. «Уйди, дьявол, не искушай меня нарушать запреты», – отвечает ей бессилие. «Как только не называло меня твое малодушие», – говорит свобода человеку. «Страх есть головокружение свободы, возникающее постольку, поскольку дух хочет осуществить синтез, и свобода заглядывает в свою собственную возможность и хватается за конечность, чтобы удержаться. В состоянии головокружения свобода бессильно падает… В это мгновение все меняется, и когда свобода вновь поднимается, она видит, что виновна» (Кьеркегор). 364

Преступник – это конечность, за которую хватается свобода, хватается, чтобы выжить. Падение свободы не от бессилия, – оно умышленно, это падение в пропасть бесконечности своей возможности. У головокружения от умышленного падения иное качество, нежели у головокружения от падения бессильного. Прыжок преступившего в свою свободу, мир назвал падением не удержавшегося и обвинил его. Она видит, что виновна, но продолжает благословлять преступивших, она живет их виною. Она знает, что вся ее возможность в способности выносить вину. Подлинный акт свободы всегда есть грех перед миром, всегда зло в глазах страха. Признание вины, «чистосердечное раскаяние» подсудимого есть смягчающее обстоятельство при вынесении приговора; вина человека – топливо государственной машины. Вина человека – ходовой товар на бирже общественной морали. Вина – бизнес политики, где отказ предать себя является отягчающим обстоятельством. Суфизм (мистическое течение ислама) гласит: «Поскольку любая вещь в вечностной стороне своего существования является не иной в отношении Истины, всякое поклонение и оказывается по существу поклонением Истине». Если Бог есть Все, а Бог – Истина, значит: Все – Истинно. Человек, проявляющий своей волей Бога, становится истинным и сообщает Истину Всему. Человек получает санкцию Свободы быть Богом, быть создающей себя Истиной. «Бог не может иначе являть себя, я – его Преступление», – говорит Свобода, воскрешающая Бога в Человеке. Бог устал от созерцания рабов и поэтому Свобода родила ему Равного – Абсолютного Преступника. Биография свободы состоит из Преступлений. Истина – это сосуд, пустая тара, требующая наполнения. Свобода предлагает эту тару человеку с мольбой: «наполни». «Зачем мне пустой, если вот рядом Система предлагает полные». И он берет полный сосуд с уверенностью, что утолит жажду. Глаза свободы наполнились слезами. Вид, обманывающего себя человека, всегда причиняет ей боль. «Кто перестал повиноваться, тот решается на борьбу». Решается стать Преступником. Кант: «Опыт показывает нам, что существует, но он не говорит нам, что оно необходимо 365

должно существовать так, а не иначе…» Как оно должно существовать решать человеку. И какое бы не было решение, оно будет верным при условии, что оно есть результат самостоятельной работы духа. Взявший на себя ответственность становится мерой всего. Быть опровергнутым опытом в пропасть своей сущности, – на это уповает преступающее Я. Кант сказал, что всеобщий признак истины не может быть дан. Наверное, это так. Но, видимо «всеобщее» с этим несогласно и свое несогласие оно заявляет системами, утверждающими истинность всего общего. Индивидуальное содержание, как носитель истины представляет угрозу разоблачения лжи всеобщего в необоснованной претензии на истинность. Для снятия угрозы всеобщим применяется

метод

компрометации

индивидуального,

рой

систем

«обосновывает» несостоятельность, самобытного, как носителя истины; называя свои манипуляции «всеобщим благом» они преследуют всякого нелицемерно заявившего о приоритете блага своего. Осуждение возвращает самому себе. Слабый возвращается для раскаяния и переживания вины. Сильный – чтобы стать сильнее, чтобы суметь полюбить себя. Он тоже раскаивается, но покаяние его иного свойства: он раскаивается в том, что каялся перед слабыми, что верил в вину свою, что изменял себе в угоду миру. Он знает: придти к Богу, – осознать Себя Им. Сказано: «Человек – это Бог в пеленках». Вырасти из пеленок дано ему лишь в свободе. Свобода – это теплица, которая растит человека в Бога. Страх останавливает рост. Человек – это Бог в пеленках из страха. Бог – это Человек, распеленавшийся Преступлением. Бессилие – несчастье человека. Бессилие перед своей глубиной; страх погружения в ее темноту создает презирающего себя. Неверием в Себя пугает Бога человек. Бог устал слышать: «На все воля Твоя». Он жаждет услышать: «На все воля Моя, ибо я – Человек». Человек заполнил свою глубину страхом. И как вычерпать страх и осушить болото неподленности? Ветер свободы осушит, и ковш веры в себя вычерпает. Решения Могущей Воли ждут они. Страх разозлить Систему приводит к тому, что себя человек не мыслит, – он судит о себе ее понятиями. Система 366

может убить, покалечить, может объявить еретиком, но все это она может сделать единожды, – человек же, убоявшись ее злобы, убивает, калечит и объявляет себя ежесекундно. Так он пытается угодить тому, чего боится. «Постоянное ожидание приказа решающим образом влияет на людей, раз и навсегда вручивших себя повелителю и определяет их отношения с другими. Оно создает тип верующего – солдата…» (Элиас Канетти). Абсолютный Преступник – Антисистема. Он – аналогия свободы. Наркоманы, состояние полной зависимости, несвободы воли, ухода от реальности и бессознательности называют: «в системе». Быть в системе – удел не только наркоманов, в Системе каждый неживущий по-своему. Что думают по этому поводу проповедники Системы? Гумилев определяет антисистему,

как

«системную

целостность

людей

с

негативным

мироощущением (этническая антисистема); отрицание реального мира, как сложной и многообразной системы во имя каких-либо абстрактных целей…» «Системная целостность людей», – это и есть Система, «этническая антисистема» – это Система. Оппозиция действующей Системе – это еще не Антисистема, – в большинстве случаев это слабая система, воюющая за власть. Основной признак Антисистемы: любовь к свободе, заявленная Преступлением. Антисистеме противно, как властвовать, так и подчиняться. Она отрицает не сам мир, а его «сложную и многообразную систему» лжи. По поводу «абстрактных целей»: нет, по-моему, более абстрактной цели, чем официально объявленная цель Системы – «общее благо». Цель Антисистемы: свободная

подлинность

самобытного.

Поэтому:

Антиситема

–

это

самобытная целостность индивида с самоощущением независимости от мира. Отрицание ложного мира, как сложной многообразной системы во имя мира подлинного – внутреннего мира свободной личности. Еще одна попытка дать ложное истолкование понятию «антисистема» наблюдается у П. Н. Корявцева. В своей «Философии антисистем», книгу «Государь» Макеавели он называет руководством для антисистем. На деле же упомянутое произведение есть теория Системы, руководство политику, настольная книга 367

лакея Системы. Фашизм и большевизм Корявцев называет антисистемой. Бред. Ибо фашизм и большевизм – это пример подлинного лица Системы, крайнее ее проявление. Ницше он называет предтечей фашизма. Только недалекий ум и поверхностно-буквальное понимание творчества Ницше смогли увязать его и фашизм. Фашизм – это Система в расцвете сил, творчество Ницше – Антисистема. Экзистенциальную философию Корявцев называет философией антисистем, – это верно. Ибо Антисистема – это правда о человеке и его жизни. Неверно утверждение Гумилева, что антисистема исповедует философию жизни отрицание. Антисистема – это философия утверждения свободы, т. е. подлинной жизни. Бессознательное – место обитания Антисистемы. «Бессознательное», – так человек назвал свою подлинность. «Нужно иметь духовное мужество и взор, вполне открытый для восприятия последних глубин, последней правды реальности, чтобы неошатнуться от этой парадоксальности, не испугаться ее, не считать ее признаком невозможности того бытия, которому она присуща, а, напротив, именно в ней уведать признак подлинной, глубинной реальности, подлинной правды, очевидной именно в силу ее потенцированной трансрациональности, – ее «непонятности» и «противоестественности…» В ней опрокинуты все мерила

и

закономерности,

действующие

в

ином,

«земном»,

т.

е.

воспринимаемом во внешнем опыте и рационально истолкованном, аспекте бытия,

в

ней

действуют

мерила

и

закономерности

совсем

иные,

противоположные. Все «правильное» с человеческой точки зрения здесь неправильно, и наоборот: все, что здесь, в этом бытии, углубленном до связи с первоисточником правильно и верно, – не правильно, противоестественно, невероятно, неразумно с точки зрения внешнего разумного «восприятия и понимания бытия» (С. Л. Франк). Используя терминологию Фрейда: Система – это «Сверх – Я», а Антисистема – «Я», узнавшее и принявшее свое «Оно». «В теперешнее время полезнее всего отрицание», рассуждал Базаров. Отрицание себя – требование Системы, отрицание всего, что требует отрицание себя – требование Антисистемы. Где Система, там нет 368

вдохновения, где нет вдохновения – нет истинного чувства, нет чувства – нет человека. Системы нормативной регуляции мораль и право – две потаскухи, навязанные человеку их сутенером государством, они заражают его заболеванием немогущества, первый симптом которого: законопослушание. Система – это все, что учит: «Не возлюби себя». Безликость продает она человеку. Свобода – цена покупки. «Сделка состоялась», – читаю на лицах законопослушных. Слабый дух нуждается в Системе, в которой он сможет «понять» свое собственное содержание; лишь посадив себя в клетку, он решается приблизиться к себе. Иерархия – первый признак Системы, все ползущее по лестнице должностей, титулов, постов и званий суть лакеи ее. «Не подлежит никакому сомнению, что многие запреты введены лишь для того, чтобы поддерживать власть тех, кто может карать и прощать преступивших их» (Элиас Канетти). Система – это Платон, Аристотель, Гегель… Антисистема – это Штирнер, Кьеркегор, Достоевский, Ницше, Ошо… «Один-единственный момент может стать вечностью, потому что вопрос не в длительности, вопрос в глубине» (Ошо). Длительность – это Система. Глубина – Антисистема. «Всякая власть от Бога», – учил Апостол Системы Павел, ранее поведавший о себе: «… получив власть от первосвященников для многих святых заключал в темнице, и, когда убивали их, я подавал на то голос». Так от Бога власть, или все же Бог от власти? Фарисеи

отказывались

видеть

в

распятом

Преступнике

Мессию.

Незаконность его божественности возмущала их праведность. История человечества насчитывает 14,5 тысяч воин, в ходе которых убито 4 млрд. человек… Все войны – плоды Системы. Свобода дышит бунтом, ее легкие – Антисистема. Преступление – эрекция свободы. Абсолютный Преступник – это ее эрегированный орган, насилующий Систему. Система – это всегда маска; скрыть истину объяснения, упаковать в форму из слов, норм и запретов, спасти малодушие структурой, порядком унять невыносимость свободы, – ее забота. Нелюбящий себя находит в ней успокоенье. «Отвергни собственную сущность, стань явлением моим», – приказ ее спешит он 369

выполнять. И на раздачу ложных смыслов ползет униженное Я. Рекруты Системы поглощены усердной службой господину и слишком заняты пресмыканием, чтобы услышать свободы голос: «Измерь глубину свою силой преступающей воли. Выкуй молотом «духа Могу Спасителя». «Слишком свободный, чтобы жить», – выносит вердикт Система и заключает бунтующего туда, где есть все, чтобы не жить. Психологи утверждают, что в семьях, где родители ругаются, дети вырастают преступниками. Почему? Они не хотят быть такими же, как их родители, они становятся врагами Системы, которая отняла у их родителей способность любить. Создатель социологии, как самостоятельной науки Дюркгейм пришел к выводу, что преступность есть нормальное общественное явление. Своим развитием общество во многом обязано преступности. «Преступность – почва прогресса общества».

Он

утверждал,

что

даже

если

у

общества

получится

перевоспитать или уничтожить преступников, то возникнет необходимость сделать преступными иные действия, не считавшиеся таковыми ранее. Преступник, по Дюркгейму, представляет собой отрицательную ролевую модель поведения, необходимую для формирования нормального члена общества… Вот оно как, а нормальные живут и не знают, что их нормальность – плод чьей-то ненормальности. Настоятельная потребность в могуществе вынудила меня искать право на него. Я искал… «Стань мною и ты получишь его», – пыталась соблазнить меня Система. Я отказался от подделки. И создал того, кто представляет собою такое право. Абсолютный Преступник – имя его. Я стал тем, кого создал. Я стал самим собою. Человек боится одиночества. Почему? Д. Юм утверждал, что рассудок, предоставленный самому себе, подрывает самого себя, не оставляя никакой очевидности ни одному суждению, как в философии, так и в жизни: «Остается выбор между ложным разумом и отсутствием разума вообще». Умерщвленный одиночеством рассудок воскресает в чувстве. Предоставленный самому себе он берет у свободы смелость додумывать все до конца. Добросовестное додумывание неизбежно 370

делает его пленником чувства. Чувства любви к здесь и сейчас. Разом правде одиночество радостно гибнет чувство. Гибелью он спасается от ложности. Почему человек боится одиночества? Одиночество – это честный разговор с самим собою, одиночество пахнет свободой. Страх одиночества – это страх утонуть в глубине подлинности. В одиночестве разум не смеет бросать духу спасательный круг самообмана. Человек боится, что одиночество сделает его Преступником. Додумывание до конца всегда преступно, – это знает разум, спасающий

себя

во

лжи.

Рассудок,

подорвавший

самого

себя

ответственностью свободы, сообщает истину всему, ибо он становится Духом создающего. Расстройство личности, – так называется самая опасная и самая распространенная болезнь человека, болезнь его духа. Откуда она берется? По мнению известного реформатора психоанализа, Карен Хорни, бессознательный характер внутренних конфликтов и противоречий делает невозможным

разумный

выбор,

отнимает

у

поведения

свободу

и

произвольность. Невротик пытается разрешить эти конфликты путем следования «защитным стратегиям поведения»: «движения к людям», «движения против людей» и «движения от людей». Пытаясь вернуть целостность личности, человек создает идеализированное «я», усиливающее чувство собственной значимости и превосходства над другими. Это приводит к тому, что его реальное Я становится жертвой идеализированного Я. Ненависть к себе, – считает Хорни, – основная черта невротика, война с самим собою – его удел. Что думаю я: согласен, что неосознанность – причина многих бед человека, главное из которых – несвобода. При тщательном рассмотрении природы этой неосознанности обнаруживается ее умышленный характер; т. е. человек не осознает умышленно, – не осознает то, что потребует взять на себя всю ответственность за свою жизнь, не осознает свое право на абсолютную свободу. Страх перед ней заставляет быть не осознающим. Страх осознать, принять и полюбить себя подлинного – причина расстройства личности. Что касается трех защитных стратегий поведения, к которым прибегает невротик, то две последние «движения 371

против людей» и «движения от людей», – по сути одно и то же; ибо двигаясь от людей, человек, по мнению этих людей, двигается против них: кто не с нами, тот против нас. Сумевшего преодолеть страх перед мнением толпы такая стратегия спасает, ибо движение от людей – это движение к самому себе. Только пришедший в себя, может придти потом к людям со своей правдой, сила которой позволит ему противостоять их требованию предать себя. Пытаясь разрешить внутренний конфликт «движение к людям», т. е. к людям не через себя самого, а к людям от себя самого, – человек окончательно расстраивает свою личность тем, что бессознательно ищет в толпе спасение от себя самого. Защитных механизмов так много, что и в этой ситуации они позволяют убегающему от себя внушить себе под гипнозом самообмана: это то, что было нужно. Он уже не хочет знать правды: быть со всеми и как они – это не быть собою. Он уже не сможет узнать: все, что ему нужно – не бояться; поэтому он спешит растворить «Я» в «мы». То, что Хорни называет созданием идеализированного образа Я, увеличивающего чувство собственной значимости, – это как раз и есть единственно верный путь к обретению той целостности личности, которая вернет поведению подлинную свободу. То, что она назвала идеализацией есть вера человека в себя, в собственное Могу. Благо все, что увеличивает чувство собственной значимости, дающее силу вынести ответственность свободы. «При этом реальное Я становится жертвой идеализированного Я», – утверждает Хорни. Реальное Я становится жертвой нереального Я? Чушь. Если оно стало жертвой, значит, его реальность была псевдо реальностью. Ничто реальное не может быть жертвой, ибо реальность сообщается свободой. Здесь жертвой становится парализованное страхом Я – нереальное Я, вернее это уже не «Я», а «мы». Оно становится жертвой Я узнавшего свою подлинность в свободе и посмевшего заявить миру: Я Могу. Я согласен с психоаналитиком, что ненависть к себе – основная черта страдающего расстройством личности; основная черта большинства людей. Кто произвел этот вирус и заразил им рожденного для любви человека? Система. Система, созданная человеческим 372

страхом перед свободой. Человек возненавидел себя за трусость быть самим собою; он поверил системе в то, что он виновен. И в угоду миру объявил войну самому себе, распял себя на кресте морали малодушия. Как вернуть человеку способность любить себя? Стать тем, кто любит свободу больше жизни – Преступником. «Духовность – это путешествие, в котором человек влюбляется в самого себя» (Ошо). Бывший следователь прокуратуры И. М. Мацкевич в своей книге «Портреты знаменитых преступников» пишет: «Криминальная элементов…

(делинквентная) Криминальной

субкультура

состоит

из

нравственности,

в

свою

следующих очередь,

противопоставляемой нравственности социальной. Основной тезис здесь сводится к тому, что общественная нравственность лицемерна, по сути, направлена

на

притеснение

большинства

населения.

Криминальные

проповедники не без оснований утверждают, что эталонов нравственности много, и часто они противоречат друг другу. В каждом конкретном случае применяется тот эталон нравственности, который выгоден тем, кто находится у власти. Нравственность в криминальном мире якобы одинакова для всех. Она не может быть лицемерна, потому что проста. Каждый несет ответственность за несоблюдение установленных нравственных норм, и наказание любому, будь то начинающий преступник или преступный авторитет, одно – смерть». Вот, что думаю я по поводу выше изложенного: нет никакого противопоставления между нравственностью социальной и нравственностью криминальной. Ибо они суть одно. Так называемая нравственность криминального

мира есть отражение нравственности

социальной, отражение без маски. Нравственность социальная – это цветущее дерево, – цветами и листьями лжи, нравственность криминальная – это тоже дерево, но без цветов и листьев. Социальная нравственность рождена общественно-политической системой; криминальный мир – это тоже Система, – копия той Системы, нелегальная копия, ее тень. Суть одна, разница лишь в «легальности» и суть выражается разными словами. Обе нравственности прикрываются одинаковой целью «общее благо». Этим 373

мифом они оправдывают все средства. Все несчастья человека от имени и во имя общего блага. Подлинная цель этих нравственностей – власть и она же основной их интерпретатор. Власть – это монополия на изготовление продукта «нравственность». И не имеет значение «законная» эта власть или власть в криминальном мире, ибо суть у власти одна – ложь. Всякий стремящийся к власти в государстве легальном или в его двойнике – государстве

криминальном

есть

малодушный

лицемер,

страдающий

комплексом неполноценности. Подлинная нравственность – удел одиночки; она есть характер свободного Одного. Ее нет, где есть иерархия, общее, где господство и подчинение, ее нет, где есть Система. Нравственность – это всегда

Антисистема.

«Тюремное

мышление

порождает

преступное

поведение», – заключает все тот же автор, кстати, доктор юридических наук, профессор. Выходит, тюрьма не исправляет, а наоборот, – создает преступников. Что такое «тюремное мышление»? Мышление тех, кто в тюрьме? Не совсем. Тюремное мышление – это мышление человека убегающего от свободы. Та тюрьма, что в голове рождает такое мышление, в голове раба Системы. Каждый живущий не по своей воле представляет собою тюрьму и мыслит по-тюремному. В зонах таких немало, но им-то простительно, беда, когда человек живет в тюрьме, находясь на «воле». Бывший надзиратель С. Довлатов сказал: «Я увидел свободу за решеткой». Я знаю, о чем он, ибо живу за решеткой этой свободой. Мышление заключенного – свобода, все мысли его пропитаны ею и стал он заключенным из-за нее. Преступное поведение порождается не тюремным мышлением, ибо тюремное мышление порождает раба, неспособного нарушать запреты. Раб – это противоположность Преступнику. Преступное поведение порождается свободным мышлением, отсутствием тюрьмы в голове. Во мне сейчас, здесь в тюрьме, больше свободы, чем у президента Америки и уж, тем более, чем у доктора юридических наук Мацкевича. Свою любовь я доказал ей образом жизни и она ответила мне взаимностью – поселилась навсегда в моей голове. Мейстер Экхарт: «Люди должны думать 374

не столько о том, что они должны делать, сколько о том, каковы они суть». Добросовестное думанье своей сути побуждает к узнаванию ее деланием. Суть презирает нерешительность действия, и робость мысли, она сообщает себя лишь преступающему запреты духу. Суть узнается предельным напряжением, стиранием границ, разрыванием поводков, сбрасыванием ошейников и намордников. Мятежом и бунтом узнает себя человек. Осилит суть свою Преступник. Публицист Влас Дорошевич – один из многих пытавшихся осилить тему «тюрьма» и один из немногих сделавших свою попытку добросовестно. В своей «Каторге» он рассказал, как « исправляются враги общества». События в книге происходят в ХІХ веке на о. Сахалин; многое с тех пор изменилось в карательной системе государства, но не изменилась суть: задача осталась прежней – сломать волю заключенного систематическим унижением достоинства, лишить самоутверждения, стереть его Я. Не изменилось чувство, с которым осужденный покидает тюрьму. Перебрался Сахалин на материк, рассыпался островками опоясанными колючкой, туго стянувшей людскую безнадегу. Живет и процветает каторга, ибо слишком любо человеку осуждать в ближнем отражение свое. Нужен малодушию фон, чтобы казаться добродетелью. «Но разве есть на свете такая тюремная стена, через которую не перешагнул бы человек, ставящий волю выше жизни», – пишет Дорошевич. Разве есть на свете такая граница, которую не нарушит воля, создающая свободу, воля, узнающего Себя человеком. «… страшная, гнетущая, безысходная скука. Тоска. Такое состояние, когда человек решительно не знает, что ему с собой делать, куда девать свою особу, чем ее занять…» Тоска – болезнь духа, лишенного свободы. Болезнь всеобщая, не только заключенных. Тоска человека – корм Системы. Когда человек не знает, что ему делать, то сразу же тут, как тут она: «Доверься мне, подчинись и пройдет твоя тоска». Тоска – это задышка убегающего от себя человека. Безысходность… это когда человек прекратил убегание, ибо понял, что нет исхода от самого себя, нет спасения в самообмане, это предвкушение встречи с собой. Страшно… это ложь 375

кажемости боится встречи с правдой подлинности. «Милостивые государи, вы стоите рядом с человеческим горем. А горе надо слушать сердцем. Тогда вы услышите в этом «зверстве» много и человеческих мотивов, в «злобе» – много страдания, в «циничном» смехе – много отчаяния…» Объявленное «зверство» не опасно. Зверства милостивых бойся человек, ибо нет страшнее зверств, содеянных «во имя добра». Нет ужаснее зверства трусости, назвавшей свои деяния исполнением долга… «Есть еще одна, может быть, самая страшная для каторги категория служащих – это неисправимые трусы… И с таких обыкновенно выходят наиболее жестокие тюремщики. Жестокость – родная сестра трусости… Трус, мстящий за то унижение, которое он испытывает боясь каторги… Произойдя из ничтожества, он упивается властью…» Когда трус одевает форму – жди беды. Формой он старается прикрыть свою ничтожность. Форма – это простейший путь избавиться от комплекса неполноценности. Система внушила ничтожному: «Стань моим солдатом, и ты обретешь смысл». Смысл лакея, исполняющего чужую волю, вид Преступника невыносим лакею, ибо будет огнем презрение к себе. Ничтожеству непременно нужно властвовать и ради этого оно готово служить всему, что может его уполномочить. «Там, где беззакония творят все,

беззаконие

становится

законом».

А

когда

беззаконие

творят

проповедники законности, когда именем закона творится зло? Тогда следование с этим законом есть презрение к себе; тогда нарушение их есть условие сохранения самоуважения. «Каторга – ужасная вещь. Словно щипцы, которыми колют орехи. Она удивительно «раскусывает» человека. Раскусит всю эту скорлупу, которая называется общественным положением, и видит сразу, было ли какое-нибудь зерно или одна труха». В этом красота ужаса тюрьмы. Заключение – это экстремальная ситуация, длящаяся годами. Ситуация проявляющая человека. Зона – это весы, показывающие чистый вес личности без упаковки, это зеркало, отражающее наготу подлинности без маскарада притворства. Зона – это уникальная возможность встречи с собой. Но часто, устроивший эту встречу человеку видит печальное зрелище: 376

продолжает и здесь избегать себя человек. Нет страшнее каторги, чем в душе обманывающего себя человека. « – Ну, а в Бога вы веруете?», – спросил я однажды Полуляхова. – Нет. Я по Дарвину! – отвечал Полуляхов. – Как? Вы Дарвина знаете? – Это уж я здесь, в тюрьме узнал. «Борьба за существование» это называется. Человек ест птицу, птица ест мошку, а мошка еще кого-нибудь ест. Так оно и идет. «Круговорот веществ» это называется… Так и все. Один ловит человека, который ему ничего не сделал. Другой судит и в тюрьму сажает человека, который ему ничего дурного не сделал. Третий жизни лишает. Никто ни на кого не зол, а просто всякому есть хочется. Всякий себе, как может, и добывает. Это и называется борьбой за существование. – Ну, хорошо, Полуляхов. Будем по Дарвину. А теория приспособления как же? Должен же человек, из поколения в поколение среди людей живя, приспособиться к их условиям, требованиям, законам общежития? – Приспособление? – Задумался Полуляхов. – Не ко всему приспособиться можно. К каторге, например, не приспособишься. Я так думаю, что человек приспособляется только к тому, что ему приятно. А ко всему остальному, чтоб приспособиться – терпение нужно. А у меня терпения нет. Это самая «теория приспособления», как вы говорите, для меня не годится». Многие только в тюрьме узнают, что такое борьба за существование. Не повезло. Чье-то желание «есть» было сильнее. Жаль, Дарвин в тюрьме не сидел, этак годков 7 хотя бы, чтоб прочувствовать свою теорию на практике. Здесь, все этапы эволюции человека не дают о себе забыть, навязчиво являя себя миру в облике «отбросов цивилизации». Чего только не нарыл бы Дарвин – на этой свалке человеческой. Вещества здесь устраивают такой круговорот, что наблюдателя, привыкшего тешить взор своей мысли правильными вещами, – непременно стошнит. Запах правды о человеке заставит его сознание выблевать всю вкусную ложь, которой он наелся ложкой малодушия из миски лицемерия. Немеют здесь уста праведника, чья жизнь была молитвой: избавь меня, Боже, от правды. Здесь интенсивность борьбы за существование выдает на гора правду из таких 377

глубин, что ее током плавятся все предохранители рассудка, замыкают и коротят все платы морали и нравственности, здесь искрит подлинностью человека. Здесь грязь являет чистоту. Здесь «проигравший» борьбу за существование отбывает каторгу за вину всех «выигравших». Своей низостью разрешает им величие. Здесь Дарвин узнал бы: решающая битва борьбы за существование происходит в самом человеке – битва воли и страха. Битва за свободу. Свободу Дьявола, узнающего в себе Бога. Непременно человеку нужно свое желание «есть» как-то облагородить. «Хитрый мужик! Куда хитер! Две души про себя имеет. Одну про себя бережет. А другую-то про людей, на – поди чистехонька!» Живет по Дарвину, а убеждает всех, что по Божьи. Да что там всех, себя убедить умудрился и зарабатывать научился на осуждении тех, кто по Дарвину, кто не облагораживает свое желание «есть». «Жить, «как можешь», нельзя, будешь жить, как я скажу», – рычит Система на строптивого. «Зачем жить, если не по-своему», – невдомек простодушному. – «Не глупи, будь, как все. Приспосабливайся». «– Жить не по-своему – это же каторга. Неужто к каторге возможно приспособиться». «Бог терпел и нам велел», – вздыхают терпеливые. Затаскали бога терпеливые, надоели нытьем своим, теориями приспособления с ума его сводят. Эрих Фромм: «Главное, что делает нас людьми, лежит не внутри нас, а во вне – это та власть, которой мы подчиняемся. Нельзя достичь благоденствия своей собственной творческой деятельностью, оно достигается пассивным подчинением и вытекающим отсюда одобрением властей предержащих. У нас есть лидер (светский либо духовный: король и королева или Бог), в которого мы верим; нам гарантирована безопасность… пока мы – никто». Вот она, страшная правда о человеке. Как могло произойти, что то, что делает человека человеком, находится не внутри его самого; что счастье свое он пытается обрести пассивным

подчинением?

Зачем

ему

безопасность,

цена

которой

самоотречение? От кого безопасность, чего боится? Себя самого. Власть внушила ему: ты враг себе, я спасу тебя от тебя самого, подчинись. Он не 378

захотел проверять правдивость ее слов узнаванием себя. Он поверил миру, поверил, в ложь о себе и подчинился; стал никем. Абсолютный Преступник говорит: то, что делает меня человеком лежит во мне – это воля моя и чем больше она творит свободы, – тем больше я человек. Воля нежелающего становится никем названа властью злой воли. Тюрьма – это бессилие Системы перед волей человека. Вернусь к «каторге» Дорошевича: «Сахалин «создан» – и ради этого истрачена страшная уйма денег, – для исправления преступников. Девиз этого «мертвого острова»: возрождать, а не убивать. Если исправление и возрождение немыслимы без раскаяния, то Сахалин не исполняет, не может исполнять своего назначения. Все, что делается кругом, так страшно, отвратительно и гнусно, что у преступника является только жалость к самому себе, убеждение в том, что он наказан свыше меры, и в сравнении с наказанием преступления его кажется ему маленьким и ничтожным. Чувство, совершенно противоположное раскаянию!» Если бы у общества хватило мужества называть вещи своими именами, то сахалины были бы не местами исправления, а территорией мести. Преступник платит штраф за жизнь не по правилам. Превысил установленную кем-то скорость жизни. Не смог ездить, как все. Прав Дорошевич: жалость к самому себе появляется, и убеждение в том, что наказан свыше меры; а вот, что касается сравнения, то не в сравнении с наказанием его преступление кажется ему маленьким и ничтожным, а в сравнении с преступлениями наказывающих и осуждающих

его.

Он

видит

безнаказанность

и

безответственность,

призвавших его к ответу. Он видит несправедливость и понимает, что раскаиваться ему не в чем… Все по Дарвину. Вас, Дорошевич, писал, что каторга полюбила его, доверилась ему. Это правда. Так же полюбила каторга Антона Чехова. Альбер Камю: «Осознав абсурдность жизни, и пытаясь жить соответственно, человек всегда замечает, что труднее всего уберечь цельность сознания. Обстоятельства почти всегда этому препятствуют. Речь идет о том, чтобы сохранить ясность в мире, где царит гуманность. Он замечает также, что подлинная проблема, даже без Бога – это проблема 379

психологического единства и душевного покоя. Он замечает также, что этот покой недостижим без послушания, которое трудно примирить с миром. Суть проблемы в этом. Надо именно примирить послушание с миром. Надо суметь жить по монастырскому уставу в миру…» Осознание абсурдности жизни рождает мятеж против всего, что делает эту жизнь абсурдной, цель мятежа – создание смысла – убийцу абсурда. Жить соответственно, значит: жить сейчас и здесь мятежно. Цельность сознания уберечь невозможно, ибо это продукт скоропортящийся. Цельность сознания воссоздается новыми гранями смысла, – своего смысла здесь и сейчас. Сохраняет ясность в мире лишь сильный, лишь не признающий свою вину перед ним. Психологическое единство и душевный покой есть результат абсолютной веры в свою правоту. Покоя достигает послушник свободой; его послушание есть бунт в глазах мира. «Живи по тюремному уставу, только так ты примиришься со мной», – внушает мир создающему свой смысл Преступнику. Поддавшийся внушению обретает покой. Покой незнание правды о себе. Правды о создателе непринятых смыслов. Надо суметь жить по Своему уставу. Решать все Самому. Суть проблемы в этом. Альбер Камю: «Отвратительно, когда писатель говорит, пишет о том, чего он не пережил. Но, постойте, ведь убийца не самый подходящий человек, чтобы рассказать о преступлении (однако не самый ли он подходящий человек, чтобы рассказывать о своем преступлении? Даже в этом уверенности нет). Следует помнить, какое расстояние отделяет

творчество

от поступка.

Настоящий

художник

находится на полпути между своими вымыслами и своими поступками. Он – человек… способный «на». Он мог бы быть тем, кого он описывает, пережить то, что он описывает. Только поступок ограничил бы его, и он стал бы тем, кто его совершил». Еще отвратительнее, когда писатель отвратительно говорит, пишет о том, что он пережил. Отвратительно неискренность, рожденная самообманом говорящего. Убийца убийце рознь, поэтому обобщать не стоит. Есть и среди убийц уйма примеров умелого рассказывания. Мемуарами «героев» войн зачитывается и восхищается 380

добропорядочная публика. Восхищаются убийствами и предательствами, грабежами и воровством, всем тем, что возведено государственной системой в «общее благо». Если же взять простого работягу, убившего непутевую жену и сказать ему: расскажи о своем преступлении, он ответит: «Убил, виноват, каюсь» и это будет весь его рассказ, совсем не интересный избалованной сенсациями публике. Кто же самый подходящий человек на роль рассказчика о своем преступлении? Тот, чей рассказ обращен к самому себе, кто рассказывает и пишет лишь с одной целью – разобраться в себе. Какое расстояние отделяет творчество от поступка? Страх творца. Чем сильнее страх – тем дальше творчество от поступка. Творец не удовлетворяется нахождением на полпути – осознавший свое Могу, он тащит свое творчество к поступку, чтобы там оживить его. Добросовестность не позволяет ему довольствоваться «мог бы», ибо додумывание до конца заставляет понимать: право произнести «Я Могу» дает «Я Сделал». Уверенность в своей способности на что-либо невозможно обрести, иначе, кроме как актуализации потенции поступком. Рабы любят повторять: «Я могу быть свободным» и остаются рабами. Подлинная жизнь всегда действие, а не представление о своих возможностях. Творчество требует убить страх поступком самобытной воли. Преступление – это убийство страха. Творец всегда Преступник. Только Преступление освобождает его, и он становится тем, кто его совершил – творцом самого себя. Альбер Камю: «Смертная казнь. Преступника убивают, потому что преступление истощает всю способность жить. Он все прожил, раз он убил. Он может умереть. Убийство исчерпывает». Убийство убийцы не убийство? Те, кто его убивают, не все прожили? Их убийство не исчерпывает?.. Дело вовсе не в том, что среди убийц немало заслуживающих смерти. Дело в правде. Кто присвоил право убивать «по совести»? Государство. Но ведь оно и есть самый главный убийца. Рота раскольниковых – детский сад по сравнению с самым демократичным государством. Что является сутью понятий: государственное задание, военные действия, наказания, наведения порядка, восстановление 381

справедливости

и

т.

д.?

Убийство.

Уничтожение

инакомыслящих.

Преступник, совершивший убийство, не заявляет подобно солдату Системы: мое насилие – доблесть. И этим он честнее. Ему жить с этим. «Он все прожил, раз он убил… Убийство исчерпывает». Как узнать все или не все, исчерпал или нет? Оставить жить. Не дать возможности раскаяться, – это им не величайшее зло, которое человек может причинить ближнему? Казнили и казнят не только за убийство. «Преступника убивают, потому что преступление истощает в человеке всю способность жить». Иезуиты позавидовали бы такому оправданию убийства. Способность жить в человеке истощается Системой. Часто человек совершает преступление ради того, чтобы ощутить эту самую способность жить в полной мере. Ради свободы, которая есть мотив большинства преступлений. Мотив, скрытый для неглубины предвзятой мысли. Альбер Камю: «Когда, несмотря на уверенность в том, что «все дозволено», преодолеваешь соблазн в душе, всетаки остается след – перестаешь судить других». Что есть это преодоление соблазна, несмотря на уверенность? Страх, одетый малодушием в ризы морали. Добросовестное купание всегда обнаруживает на дне всяких облагораживающих штучек животный страх. Он – мотив добродетели. Второй вопрос: откуда уверенность, что все дозволено? Могущество подлинности сообщает его. Могущество того, кого назвали Дьяволом. А преодоление соблазна – праведностью. Объявить Бога Дьяволом: то, чего боишься – плохим, – любимый прием заболевшего слабостью духа. Три вида людей:

не

преодолевающие

соблазн

быть

Богом,

живущие

своей

уверенностью; переставшие судить и соблазн преодолевшие, – те, что с осадком; и третьи: вынужденно преодолевающие соблазн и обретающие утешение в осуждении первых. Последних большинство, вторых – мало, первых – единицы. Хотя… вторые лукавят больше всех, недостаточная, видимо, четкость следа. Альбер Камю: «Узнать, можно ли обрести Бога, предавшись сполна своим страстям». Можно, если есть мужество понимать: обрести Бога – это стать Им. Есть мужество? Ну, тогда вперед. Впереди три 382

проблемы: «Сполна, «своим» и «вина». Духу на сполна, т. е. до конца обычно не хватает. Вторая: не своим страстям привычней предаваться, видимо, чужим – безопасней. Безопасность несвободы соблазняет. Третье: чувство вины – болезнь человеческой совести. Совесть Бога этим не страдает. Альбер Камю: «Сильная трагедия та, что узаконивает все». Написать жизнью сильную трагедию,.. которая узаконит своего автора. Альбер Камю: «Человек виновен – но виновен он в том, что не смог справиться со всем самостоятельно, и вина эта со временем стала еще тяжелее». Виновен, потому что не смог, а не смог, потому что виновен. Вина отнимает силу у Могу. Система прививает человеку вирус вины, делает его больным несуществующей болезнью. Человек виновен в том, что не может быть невиновным. Справляться со всем самостоятельно – удел выздоровевшего от вины. Удел Абсолютного Преступника. Альбер Камю: «Может ли человек выбрать мгновение, когда он готов умереть за истину?» Может, если истина готова не умереть вместе с ним. Он подарит ей свою жизнь лишь взамен на ее бессмертие. Она, приняв его подарок, разделит свою вечность с ним. Мгновение само выберет, когда его готовность воскреснуть в истине. «Моментом истины» назвал такое мгновение человек. Дух абсолютной уверенностью в своей правоте похищает этот момент у бесконечности. Момент, когда он может все. Альбер Камю: «По свободе мечтают немногие. О справедливости – гораздо большее число людей, а самая большая часть даже путает справедливость со свободой. Но спрашивается, равна ли абсолютная справедливость абсолютному счастью? Постепенно перед людьми встает необходимость чем-то пожертвовать: либо свободой ради справедливости, либо справедливостью ради свободы». Мечтающие о справедливости требуют возмездия на головы захотевших свободы. Путающие справедливость и свободу не ведают ни первой, ни второй. Есть подозрения, что делают они это нарочно, чтобы избежать ответственности, каковой является каждая из них. Равна ли абсолютная справедливость абсолютному счастью? Да, если это справедливость свободы. Иной 383

справедливости нет. Справедливо все, что ставит свободу выше всего. Что такое справедливость свободы? Любовь. Ибо она единственная стихия духа, где

нет

необходимости

чем-то

жертвовать:

либо

свободой,

либо

справедливостью. Свобода рождает любовь, – так восстанавливается справедливость. Альбер Камю: «Может ли человек сам создать свои ценности?» Может, но для этого придется стать Абсолютным Преступником. Альбер Камю: «Это мы создаем Бога. А не он нас. Вот вся история христианства. Ибо у нас нет иного способа создать Бога, кроме как стать им». Стать тем, кого разопнут, тем, кто воскреснет Самим Собою. Предистория всякого Бога – Преступник. Ибо у нас нет иного способа поверить в Бога, кроме как поверить в Себя. Альбер Камю: «Свобода – последняя из индивидуальных страстей. Вот почему сегодня она безнравственна. Безнравственна в обществе, а строго говоря, и сама по себе». Почему же «сегодня»? Всегда так было, есть и будет: называют безнравственным то, чего боятся. А «строго говоря» безнравственностью свободных создано все воистину нравственное. Альбер Камю: «Сам по себе человек ничто. Он всего лишь бесконечная возможность. Но он несет бесконечную ответственность за эту возможность. Сам по себе человек мягок, как воск. Но стоит его воле, его совести, его авантюрному духу взять верх, и возможность начнет расти. Никто не может сказать, что достиг предела человеческих возможностей… В тот день, когда выяснится, на что способен человек, встанет вопрос о Боге. Но не раньше, ни в коем случае не раньше того дня, когда возможность будет исчерпана до конца». Все верно, складно. Но чего это стоит, кем он должен стать, воля кого способна взять верх и наконец, – верх над чем? Не могу я ждать, когда возможность будет исчерпана до конца. Достижение предела дело сугубо индивидуальное. Почему никто не может сказать, что достиг предела человеческих возможностей? Неужели целой жизни мало? Мне нужно самому достигнуть своего предела. Как? Быть Абсолютным Преступником. Что это значит? Взять на себя всю ответственность Творца. Вопрос о Боге встает каждый раз, когда я решаю быть Им. У меня есть 384

веские основания быть Богом, – мне нужно успеть полюбить человека, себя полюбить. Альбер Камю: «Единственная истинно серьезная нравственная проблема – это убийство. Остальное вторично… знать, что я ничего не знаю, пока не узнаю, способен ли я убивать, – вот, что главное». Государственная система снимает эту проблему; для ее раба – солдата такая проблема не существует. Убийство по приказу госпожи – не убийство, а торжество справедливости. Способен ли я убивать? Да. Каждый человек способен. Думаю, что главное не в том, способен или нет, главное: убил или не убил; главное: убийство – проблема или уже нет. Я не убил, для меня это еще проблема, для исправляющих меня – уже нет. Альбер Камю: «Есть только одна свобода – выяснить свои отношения со смертью. После этого все становится возможным». Как? Перестать бояться ее. Как это сделать? Преступающим страх действием. Страх перед смертью побеждается любовью ко всему, что обещает ее. Эту любовь посылает свобода в помощь тому человеку, который решил быть Богом, – Преступником. Ибо Бог – это Человек без страха. Альбер Камю: «Я выбрал творчество, чтобы избежать преступления…» Под этими словами могли бы подписаться Макс Штирнер, Ницше, Достоевский, Кьеркегор, Шестов и еще кое-кто из тех мыслителей, кто имел смелость думать правдиво. Совершать преступления творчеством, волей своих героев безопаснее, чем творить Преступлением себя самого. Я выбрал Преступление, чтобы не избежать себя. Дело ведь не в Преступлении, – оно всего лишь орудие, дело, в свободе им добываемой. Подлинное творчество всегда – Преступление. Преступление – всегда Творчество свободы. Альбер Камю: «Жить – значит проверять». Проверять себя поступком. Чем добросовестнее проверка – тем преступнее поступок. «Мое насилие легитимно, твое – нет», – убеждает меня Система. Где взяла она свою легитимность? В мифе. Ни одно из обоснований легитимности не выдерживает испытания правдивым мышлением. Но как бы там не было, а прецедент права на насилие создан и глупо мне не воспользоваться прецедентным правом и получив легитимность у своего Могу, отнять 385

монополию на насилие у Системы. Элиас Канетти: «А приказы и их исполнители оставляют очень болезненные раны в душах людей, ибо разрушают положительное представление человека о себе самом. И от унижения, которое большинство людей испытывает, исполняя приказ, человек освобождается, присоединившись к массе, где он, наконец, среди равных. Или, когда в свою очередь, дает приказы». Послушание рождает агрессивность. Агрессивность, как форма ухода от страха и униженности проявляется по отношению к иначе думающему и действующему. Правоохранительные органы… Придумали же такое. От кого право охраняют? Чье право? На что право? Отвечаю по очереди: от людей; власти; быть правым. Какими средствами они это делают? Всеми. Что это значит? Я имею право всеми средствами отстаивать свое право быть правым. Лишь слабому нужно, чтобы его право охраняли. Богу нужно не преклонение, а соревнование. Немногие участвуют в эстафете. «И сказал Ему диавол: если Ты Образ Божий и Подобие Его, то вели себе сделаться равным Ему». Это были слова Свободы. Но испугался малодушный Самого Себя и прокричал ей: «Уйди, диавол». Ювенал: «Первое наказание для виновного заключается в том, что он не может оправдаться перед собственным судом». Понятие «виновность» объективно не существует, ибо относительно. Откуда оно возникает? Из суда обвинителей. Виновность – это жизненная позиция обвинителей. Если им удается навязать эту позицию обвиняемому, – он соглашается и становится виновным; признанием вины признает чье-то право себя наказывать. Постепенно вся эта схема: суд, обвинение, признание вины, наказание поселяется в человеке, становится частью его и ей дается название совесть. Но это самозванка. Ибо подлинная совесть не обвиняет, не судит и не карает, – она создает невозможность любить, любить себя. Нет ничего страшнее этого. Когда ее место занимает самозванка, рожденная заговором лжи мира и малодушия человека, происходит самоубийство воли. Вина убивает ее свободу. Вина обвиняет свободу в грехе. Вина ставит волю человека перед выбором: я или свобода. И горе выбравшему вину, ибо 386

отныне его жизнь – судебный процесс над самим собою. «… люди должны научиться бояться авторитета не только в лице «начальника», который «носит меч»… этого страха недостаточно, чтобы обеспечить должное функционирование государства: гражданам следует интернализировать этот страх и предать неповиновению моральное и религиозное качество – назвать его грехом. Люди соблюдают законы не только потому, что они боятся, но и потому, что неповиновение вызывает у них чувство вины. От этого чувства можно избавиться, получив прощение, которое может исходить лишь от самой власти. Условиями такого прощения являются: раскаяние грешника, его наказание, принятие грешником этого наказания и тем самым подчинение

закона.

Установившаяся

(неповиновение) чувство вины

последовательность:

грех

снова смирение (наказание) прощение –

представляет собой порочный круг, ибо каждый акт неповиновения ведет к усилению повиновения. И лишь немногих не удается усмирить таким образом…» (Эрих Фромм «Быть или иметь»). Этот немногий есть Абсолютный Преступник. Для него не существует авторитетов и поэтому никто не может внушить ему вину. Лишь повиновение заставляет его чувствовать вину; вину за испытанный страх. В ненависти малодушных он находит себе одобрение. И нет такой силы, которая может загнать его в порочный круг, в колесо, где человек, подобно белке, пытается убежать от самого себя. Бег раскаяния в несуществующей вине. «И пока столы накрыты лишь для меньшинства, а большинство должно служить целям этого меньшинства и довольствоваться остатками с барского стола, следует культивировать отношения к неповиновению, как к греху. Такое отношение и культивировалось государством и церковью действовавшими сообща, ибо они должны были защищать свои иерархии. Государство нуждалось в религии, как в идеологии, отождествляющей неповиновение с грехом; церковь нуждалась в верующих, которых государство воспитывало в духе повиновения…» Церковь назвала неповиновение грехом, а государство назвало преступлением. Церковь одела ошейник, государство пристегнуло 387

поводок. Так, возник «человек – повинующийся»; подлинность сделалась грехом, а свобода – Преступлением. «Освобождающее, гордое, великое преступление» (Штирнер). Распятый Системой воскресает в Самом Себе. Система – это тезис страха. Антисистема – это тезис свободы. Философия Преступника – это религия свободы. Абсолютный Преступник – ее пророк. Свобода – вина Бога – так решил мир в страхе своем. Преступник оправдывает Бога своей волей. «Он жил неправильно, он жил по-своему», – пусть скажут обо мне так и это будет высшей похвалой. Проигравшие в схватке животные становятся в «позу покорности», подставляя противнику самое уязвимое место. Из этой позы выйти в боевую стойку невозможно… Животное «человек» становится в позу покорности без схватки. Его воля – сплошное уязвимое место. Его пластика достигла неимоверного: находясь в позе покорности, по команде «фас» умудряется одновременно занять боевую стойку. «Первичная орда», – таким было, по Дарвину, изначальное состояние человеческого общества. Орда Системы – к такому состоянию оно пришло. «Возьми

за

правило

быть

Богом»,

кричит

свобода

человеку.

Услышавший ее – Преступник. Толпа рабов – не сброд, а воинство при травле редкого из них, кто сохранил в себе достоинство, что люто бесит остальных. (И. Губерман). Бог,

сотворенный

человеком,

ждет

оправдания,

ждет,

когда

сотворивший оправдает себя и этим Его оправдывает. Теодицея – оправдание Бога. Антроподицея – оправдание человека. Первая всегда вторая, вторая всегда первая. Свобода – это стремление человека быть Богом. Стремление, породившее Абсолютного Преступника. «Только государству позволено меня унижать, грабить, убивать», – визжит законопослушный. «Девиантное» поведение преступника провоцируется «виктимным» поведением раба Системы, чье выборочное отстаивание своего достоинства распаляет аппетит у преступника. Подчинившееся пастуху стадо овец осуждает поведение 388

волка. Их покорность возбуждает у волка неимоверный аппетит. О неложном поиске: найти себя свободой. Противоречие между счастьем и свободой, – это ли неглавное несчастье человека? Но откуда оно? Почему стремление к свободе

грозит

несчастьем?

Все

это

подстроено

Системой.

Она

выдрессировала сознание человека до состояния, когда в службе он ищет смысл, в подчинении счастья. Система подсадила его на самообман, без инъекций которого человек уже не может обходиться. Взрослеющий человек вынужден отказаться от большинства своих подлинных желаний и интересов, от своей воли и принять волю и желание, и даже чувства, которые не присущи ему самому, а навязаны принятыми в обществе стандартами мыслей и чувств. Обществу… приходится решать трудную задачу: как сломить волю человека, оставив его при этом в неведении? В результате сложного процесса внушения определенных идей и доктрин, с помощью всякого рода вознаграждений и наказаний, и соответствующей идеологии общество решает эту задачу в целом столь успешно, что большинство людей верят в то, что они действуют по своей воле, не осознавая того, что сама эта воля им навязана и что общество умело ею манипулирует» (Эрих Фромм). Я решил создать себя, но когда приступил, то увидел: кто-то меня уже создал. Удивился, присмотревшись – испугался. Подделка. Кто-то подделал меня. Экспертиза совести обнаружила неподлинность. Кистью лжи был написан, резцом страха вырезан, покрыт слоем самообмана. Жутко сделалось мне. Кто посмел делать меня без меня? И оглянувшись, увидел бесчисленность копий, выдающих себя за оригиналы. И закричал: «Что с нами?» Проснувшись от своего крика, я обнаружил себя в мастерской свободы, себя создающего. И волна радости поглотила меня: Абсолютным Преступником проснулся я. Власть, объявившая устами апостола божественность своей природы, отказала в праве на божественность человеку. Преступник – это возвращение украденной властью божественности. Я – трансгрессия. Я живу, пока Я Могу. Могу любить, – это главное. Могу. Могу, рождающее миллиарды Могу. Любовь – это вечность временного. Система – это периметр закона, 389

контрольно-следовая полоса норм, это вышки кодексов, на которых несут службу псы ее. Они вгрызаются в судьбу беглеца из зоны несвободы, они натасканы на самобытность, на выявление контрабанды подлинности. Рамки периметров разбросаны по земле, словно капканы на дикого зверя, идет охота на волков – на вымирающий тип свободного человека. «Познай себя», – призывали древние. «Познай себя верой», – сказал Преступник. Верой в себя, в свое могущество. Система – это лживость и неподлинность внешнего. Антисистема – это правда искренностью внутреннего. Свобода – это гибель страха в любви. Теория государственного управления в изложении реформатора из числа первых лиц государственной иерархии древнего Китая. Гунсунь Яна (390-338 гг. до н. э.): «Если управлять людьми, как добродетельными, они будут любить своих близких; если же управлять людьми, как порочными, они полюбят эти порядки. Сплоченность людей и взаимная поддержка проистекают от того, что ими управляют, как добродетельными; разобщенность людей и взаимная слежка проистекают от того, что ими управляют, словно порочными. Там, где к людям относятся, как к добродетельным, поступки скрываются; там, где к людям относятся, как к порочным, преступления жестоко караются. Когда проступки скрываются, – народ победил закон; когда же преступления строго наказываются – закон победил народ. Когда народ побеждает закон, в стране, воцаряется беспорядок; когда закон побеждает народ, армия усиливается». Суть теории не изменилась. «Полиция есть душа гражданства и всех добрых порядков и фундаментальный подпор человеческой безопасности и удобности», – постановил основатель полиции Петр І. Лучше не скажешь: полиция – душа гражданства. Добропорядочный гражданин в душе всегда полицейский; проповедью законопослушания он оправдывает свою участь раба. Государство – всегда полицейское государство, на полицействе т. е. доносительстве, предательстве, трусости и лицемерии оно существует. Воспитать в гражданине полицейский образ мысли – такую задачу ставит Система, над этим усердно работают ее институты. 4 миллиона доносов было 390

написано гражданами государства в сталинские времена. Полицейские души законопослушных граждан во имя добра и всеобщего блага натворили столько кровавых дел, что деяния преступников по закону, в сравнении с этим, детские шалости. «Полиция – душа добрых порядков». Тогда: Преступник – душа свободы. Есть философы – интерпретаторы, есть философы

–

экспериментаторы.

Первых

много,

они

придумывают

умозрительные теории, сооружают системы. Вторые – редкость, ибо опыт свободы их жизнь, практический эксперимент с собственным Могу. Подлинный философ всегда Преступник. Лагеря и тюрьмы – это консервы Системы, консервы с людской плотью, которой она насыщает свое политическое тело. Прочитал книжку одного из последних советских политзаключенных Льва Тимофеева с громким названием «Я особо опасный преступник». Сроком получил за сочинение против системы власти. С некоторыми из них я ознакомился, понравилось. Оказавшись в зоне, их автор успешно трудился за станком на благо той же, так горячо на словах, презираемой системы и даже хотелось ему стать бригадиром свинарника, мясо из которого «шло за зону на ментовское потребление». «Работа на свинарнике, со стороны-то глядя, мне понравилось», – пишет он. Как, уважающему себя человеку, может нравится работать на своих тюремщиков, как можно хотеть кормить тех, против кого выступал речами?.. Все мы совершаем сделки с совестью, беда в том, что не называем вещи своими именами, а пытаемся облагородить их ложью. Страх питается мыслью. Мыслью о предмете страха. Сделай предметом мысли свое могущество и страх исчезнет. Когда я говорю «Бог», – я подразумеваю «Дьявол», когда я говорю «Дьявол», – я подразумеваю «Бог». Когда я думаю о них, я думаю о Человеке. Свобода и власть – это два непримиримых врага. А где власть, где хозяин и раб, – там нет свободы. Многие философские системы претендуют на звание трансцендентальной философии. Таковой является философия свободы. Последняя же сеть всегда философия Преступника. Это всегда возвещенное Я Могу. Узнавший правду 391

о себе становится врагом Системы. В Преступлении я принадлежу самому себе. «Я Могу», – кричит сущность в глубину своей бесконечности. «Ты можешь», – отвечает эхом бессмертия. Ницше определил задачу философии, как создание ценностей. Философия Преступника создает ценность – правду о свободе. Абсолютный Преступник – это то, что психолог Юнг назвал движением к глубинному архетипу Самости. Одиночество – это разговор со свободой, без которого человек узнает о себе правду. Узнает, что Бог – это он. Абсолютный Преступник – это бунт Дьявола против власти Бога. Бунт узнавшего свое право быть равным, а не изгнанным. «Каждый прав посвоему», – сказал Карел Чапек. Верно, только не каждый может и хочет быть правым по-своему. Опасное это дело. Быть правым по чужому – такой удел большинства. Свою свободу отдают они за кусочек общей правоты. Преступление – это воля человека оправдывается перед свободой. Моральные императивы, нормы поведения выведены из знания о сущем путем недобросовестного мышления. Все этические системы совершают подмену «есть» на «должно». Именно на этом незаконнорожденном «должно» построила себя ложь, назвавшаяся государством. Система – списывает, копирует человека. Антисистема – сочиняет его. «Ты плохой», – говорит мне узаконившая себя чужая воля. «Я люблю тебя, Плохой», – говорит мне свобода. По определению Х. Арендт: власть – это общая сила, которая является результатом желания жить вместе и существует лишь до тех пор, пока действенно это желание. Мыслю: власть – это сила, созданная нежеланиями жить по-своему, нежеланиями свободы. Власть построена человеческими «я не могу». Чем меньше веры в себя, – тем больше силы у власти. Государственная монополия на легитимное насилие обеспечивает всему покорившемуся защиту от насилия «нелегитимного». Обещает обеспечить силой права, а обеспечивает правом силы. Всякая попытка отнять у Преступника свободу – это попытка посолить соль, ибо свобода есть его неотъемлемая сущность. Система – это ложь о человеке. Что есть человек? «Человек – существо, наиболее известное самому себе в своей эмпирической 392

фактичности и наиболее трудноуловимое в своей «сущности», – читаем в «Новой философской энциклопедии». Почему так трудно уловить свою сущность? Трудно или страшно? Трудно, потому что страшно. Страх – основная трудность человека. Человек боится, поэтому ему так трудно уловить себя. Видимо, бояться есть чего ибо там есть все, что оно так рьяно осуждает и призирает в другом, – последняя низость и злодейство, там ад и рай смешались воедино, там бог и сатана старинные друзья. Все малодушно несамобытное улавливается сетями чужих мировоззрений, впрессовывается в формы систем. Когда подлинность становится в тягость, когда овладевает бессилие духом, испытывающим тошноту и головокружение от своей глубины, когда свобода захватывает дух не радостью, а страхом, заболел человек, нелюбовью к себе заболел. «Полюби себя, человек, ибо только так ты узнаешь себя, узнаешь Создателя, сущность которого наполнена мной», – читает молитву свобода. Абсолютный Преступник – это оптимизм свободы. Пленённый Системой задаёт себе вопрос: «Кем я должен быть?» Преступник спрашивает себя: «Кем Я Могу быть?» Философ сказал, что жизнь не может иметь смысла в себе самой, её можно понять лишь как «постоянно перешагивающего границы», перешагивая, она производит «больше жизни», стремится быть «ещё больше жизни». Смысл в том, чтобы быть Создателем Смысла, быть перешагивающим – Преступником. «Мы не будем неправы, сказав, что Мудрость рождается Могуществом, т. е., что Мудрый происходит от Могучего» (Пьер Абеляр). «Не умеешь себя вести», – твердит мне мир. Детский сад, школа, семья, общество, государство, – всё указывает человеку, как ему должно себя вести. Жизнь под диктовку. В школе ставят отметки за поведение, учитель делает в дневнике запись: «Плохо ведёт себя!» Плохо? Это как? Не так, как нужно учителю, государству… Плохо – это значит не угождает Системе, не прогибается. Плохо – это когда он имеет наглость быть самим собою, делать то, что хочется. Ребёнку говорят: «Ты бессовестный!», надеясь вызвать в нём 393

к себе презрение. «Не смей быть самим собою – это грех, преступление, это низко, подло, это…», – внушается на каждом шагу. Системе нужен презирающий себя, ибо таким легко управлять. Ей нужен виновный, и стоит человеку признать себя таковым – всё, пиши пропало, отныне голосом его совести будет социально-политическая система. Уметь себя вести, что за умение такое? Разве это не значит вести себя Самому? «Нет, – возмущается Система, – это значит быть ведомым мною». Моему сыну 7 лет, и когда в очередной раз в дневнике появляется «Плохо себя вёл», я радуюсь и говорю себе: «Он снова вёл себя Сам, он учится быть Самим Собою». Может и объяснять не придётся, почему его отец – Плохой. «Не-Я противостоит человеку как глухая, неустранимая и опасная стена, и всё же человек обязан заставить себя жить рядом с ней, противостоять ей и творить самого себя» (А. Камю). Поруганная свобода мстит миру Преступником. Он – агрессия свободы. Зло есть всё, отнимающее силу крикнуть «Я Могу». Добро есть всё твердящее: «Ты можешь». Философия – это любовь к свободе. «В сущности, вся философия возникает как недоверие к традиции, к тому, что навязывается индивиду внешним (природным и социальным) окружением. Философия – это способ самоопределения свободной личности, которая полагается только на себя, на собственные силы чувства и разума в нахождении предельных оснований

своей

жизнедеятельности»

(В.

А.

Лекторский).

Поэтому

подлинный философ – Преступник. Голос подлинного христианства, произнёсшего своими, ещё детскими устами: «Для нас нет дел более чуждых, чем государственные», – утонул в шуме политики попов: «Противящейся власти противится Божию установлению… всякая власть от Бога». С тех пор как узнал человек от попов политики, что он виновен – с тех пор и страдает, искупает подлинность свою. Ловко придумали заарканиватели воли. Наделившие себя властью совершать таинство питаются малодушием несовершающих таинство свободы воли своей. «Вы подчиняете дающих их дарами. Вы хлещете их той верёвкой, что вам они плетут. Вы раздеваете их 394

донага той тканью, что ткут они для вас. На голод обрекаете тем хлебом, что вам они пекут. Возводите темницы им из камня, что вам они тесали… Их кровь и пот взаймы даёте им же, чтоб возвратилось всё с лихвой». Августин

определял

грех

как

желание

пользоваться

тем,

что

предназначено для наслаждения и наслаждение тем, что предназначено для пользования… Я давно подозревал, что самый великий грех – не грешить. Принцип чань-буддизма: «Выявляя собственную природу, становится Буддой». Можно ли выявить собственную природу, оставаясь в рамках запретов, в страхе перед свободой, оставаясь как все?! Кем нужно стать человеку, чтобы выявить себя? Абсолютным Преступником. Осознавший своё Могу заявляет миру: Я прав. И нет силы, способной отнять правоту его. Борьба с преступностью нужна Системе как процесс, а не как результат, победа здесь не нужна. Предположим, что преступность побеждена… Одно только предположение – страшный сон для добывающих в этой «борьбе» жратву и почести отважных псов Системы. Отвага здесь – заслуга поводка и руки, которая держит его. Скажи такому: «Всё, надоел, не нужна твоя служба более», – и отцепи поводок. Здохнет ведь сразу от разрыва сердца, от страха перед свободой здохнет. То, что назвали лишением свободы, для некоторых становится обретением её, повышением её пробы, осознанием того, что свобода – это то, что внутри. Среди так называемых авторитетов тюрем и лагерей таких очень мало. Большинство «смотрящих» по совей сути комсомольцы, то есть помощники администрации в нелёгком деле управления заключёнными. За свою помощь они получают выгоды в виде облегчённого режима, возможность безнаказанно делать то, за что обычный зэк окажется в штрафном изоляторе, а то и срок новый получит. Системе проще иметь дело с так называемым организованным преступным миром, с мини-копией себя. Система – это предсказуемость, с таким воевать не трудно. Другое дело Преступник-одиночка, действующий не по шаблону законов и понятий, а по-своему. 395

«Иметь дело с преступниками, придерживающимися определенных правил и принципов было легче», – пишет в своей книге бывший прокурор И. М. Мацкевич. Ясное дело, легче, тем более, что многие из этих правил, придуманные самими ментами и трусостью зэков. «Наше дело страдать», – так обычно оправдывает «порядочный» арестант свое бездействие на ментовский беспредел. Так и живет порядочным терпилой. Большая часть «преступников» есть продукты жизнедеятельности социальной системы, ее незаконнорожденные дети; они преступники лишь по закону. Абсолютный Преступник – это Преступник по духу, врожденный Преступник. Его Преступление – это творчество свободы, путь к самому себе. Вор Купцов из «Зоны» Довлатова сказал: «Один всегда прав». Это про Абсолютного Преступника. Сегодня вызвал меня психолог и предложил стать библиотекарем зоны. Странным иногда образом жизнь пытается исполнить желания человека. Ей, видимо, виднее, что и как ему нужно. Дело в том, что работать в библиотеке моя давняя мечта. Нет, не работать, а жить в ней. Создать свою библиотеку, сидеть в ней и слушать мудрое спокойствие книг, вдыхать их аромат. Спрятаться за баррикаду из книг от лжи мира. Психолог удивился моему отказу. Должность библиотекаря в лагере – привилегия и он, видимо, был уверен, что я соглашусь и до конца жизни буду благодарен администрации. Я не согласился, потому что это: «должность». Я не приемлю милостей Системы, даже если они являются в одеждах моих желаний. Сумка книг под нарой, время их читать, думать и писать свою, – что еще нужно человеку для счастья… Для того, чтобы быть свободным даже в тюрьме. Кстати, Аль Капоне был в тюрьме библиотекарем. В «Записях бесед Линьцзы» говорится о «истинном человеке без звания», – согласно этой концепции подлинная природа человека проявляется лишь в его независимости от рангов, званий и должностей. Отказаться от должности библиотекаря мне было не труднее, чем от титула смотрящего зоны, которым мне предлагали стать в «крытой» на особом режиме 6 лет назад. Видимо, все дело в подлинной природе. Не 396

может человек оставаться самим собою, находясь при должности. «Рожденные парить в высотах, бродить по бесконечному пространству, вселенную охватывать крылами, вы, словно куры, битком набились в клетки удобных верований и привычек, которые вам крылья прищемили, сковали жилы, повредили зрение… Вы образ и подобье Божьей, свели на нет и образ, и подобье. Свою божественную стать принизили настолько вы, что более ее не узнаете. Ваш лик божественный измаран грязью, закрыт обильем масок шутовских» (М. Найми «Книга Мирдада»). Момент истины… Есть мнение, что у каждого человека он случается, или даже не раз. Что же это за момент такой? Как распознать? Момент точки возврата к Самому Себе. Это миг времени, требующий принятия решения, от которого зависит, нет, не жизнь, – что-то гораздо большее – вера в себя… это и есть вера в Бога. Это было в декабре месяце, три недели, как я 18-летний преступник прибыл отбывать 6-летний срок в зону усиленного режима. Прибыл с чесоткой, вызванной антисанитарией и клопами транзитной камеры Львовской тюрьмы. Две недели в санчасти и на отряд. С отрядом не повезло, на всю зону таких было два: 4-й и 8-й. два показательных отряда, – в деле уничтожения человеческого достоинства. На усмотрение начальника отряда осужденный назначался уборщиком барачного продола. Мой отказ мести был встречен загадочной улыбкой капитана. Значение этого оскала я узнал очень скоро. «За отказ от выполнения законного требования администрации 5 суток штрафного изолятора», – был вердикт вершителя судеб человеческих в лице начальника зоны. По дороге в изолятор завели в дежурную часть, где за пультом восседал подвыпивший начальник смены. Ознакомившись с постановлением, он каким-то отсутствующим взглядом прошелся по моей персоне и почти добродушно спросил: «Не будешь убирать?» «Нет», – ответил я. Пауза. «Будешь», – еще добродушнее произнес он и это был уже не вопрос, а предсказание ясновидящего. Били долго, бетонный пол бокса, перерыв на обед (обедал не я), продолжение. В камере оказался под вечер, придя в себя на следующий день, понял: холодно. Очень 397

холодно, это когда спать больше 5 минут невозможно. Момент истины наступил на 4-е сутки. Помню, я лежал на полу, глаза открыты, но очертания были искажены соленой жидкостью. Нет, я не плакал, они как-то сами текли и текли, внося собой лепту в сырость тюрьмы. В тот момент я был не один. Меня было двое. Один говорил: дурак, делай, что требуют, 6 лет впереди, подумаешь, взять веник в руку, все берут; выполняй, что говорят, не то не выживешь. Другой молчал, он слушал доводы первого, и казалось, вот-вот уступит, уйдет. Но что-то произошло; нет, молчун так ничего и не произнес, – замолчал тот, здравомыслящий, поперхнувшись очередным аргументом. Замолчал, увидев на лице другого нечто страшное – это была решимость умереть. Умереть, чтобы воскреснуть в Себе Самом. Воскреснуть Преступником. Говоривший исчез, вместе с ним исчезла точка невозврата к самому себе. Молчание правды вернуло воле силу свободы. Впереди было 6 лет… позади всего 18. Момент истины – это предельная интуиция бесконечности Могу. Момент истины – это смерть страха. Абсолютный Преступник своей жизнью на грани, хождением по черте законов и переступанием втаптывает, стирает эти уродливые пунктиры, нормованные трусостью и лицемерием на теле воли человеческой. Свобода любит того, кто сумел вызвать ненависть Системы. Преступник – это тот случай, когда стремление к собственной пользе способствует пользе других, тех, кто мечтает о жизни по-своему, но не может. Тех, кто восхищенно смотрит репортажи о грабителях банков и позволяет банкам грабить себя. «А я действительно – настоящий тюремщик. Причем тюремщик, причинивший

зэкам

столько

болей

и

страданий,

что

нынешние

«пенитенциарии» по сравнению со мной пушистые овечки…» При этом я абсолютно не комплексую по поводу своего сурового прошлого и ни сколько в нем не раскаиваюсь», – это слова подполковника Владимира Аджиппо из его книги «Не зарекайся». Правду говорит бывший опер, впрочем, бывших оперов не бывает. О его зверствах в тюрьме и зонах Харькова я знал еще до его признания в книге, знал от тех, кого он «исправлял». То, что Аджиппо 398

называет болью и страданием, является нарушением закона системы, в которой он был уполномочен вершить акт справедливости. Тот, кто получал деньги за исправление людей, заявляет: «Я абсолютно не комплексую по поводу сурового прошлого и нисколько в нем не раскаиваюсь». Никто и не ждет раскаяния от псов Системы. «Мы выполняли приказ», – заявляли коллеги Аджиппо на Нюрнбергском процессе. Раскаяние возможно лишь в случае, если совесть является автономной субстанцией; совесть несущего службу разговаривает голосом Системы, она репродуктор своего хозяина. Не испытывать угрызений совести – это привилегия и обязанность солдата системы. Аджиппо: «Почему наша тюрьма никого не исправила?.. ложь… Ложь

системы,

которая,

как

будто

предназначена

для

воспитания

оступившихся членов общества, и ложь людей, систему удерживающих». Правда, сказанная привыкшими лгать устами, особенно ценна. «Белые и пушистые овечки» коллеги Аджиппо были возмущены его книгой: «Предатель», – раздавались голоса «системуудерживающих». Санскритский стих гласит: «Брахман – истина, мир – ложь, душа неотличима от Брахмана». Система – это штурм души ложью мира. Душа слуги Системы – это результат удачного штурма. Марута Гойло в своей книге «Территория зверя»: «Из неволи человек выходит опозоренным навсегда». То, каким человек выйдет из неволи зависит только от него самого. Опозоренный – это позволивший себя опозорить. Позор не быть Преступником, а быть рабом Системы. Неволя – это испытание воли человека. Назначение тюрьмы: заставить волю отречься от свободы; если это произошло, значит выходит опозоренным. Если же не отреклась воля от свободы, отстояла, не предала ее признанием вины, раскаянием и трусостью, значит опозорена система, значит, выходит из неволи самобытная воля. Марута Гойло: «Жить в тюрьме – значит, постоянно осознавать собственное ничтожество». Тюрьма создана, чтобы убедить человека в том, что он ничто, она последний аргумент убеждения для особливо непонятливых. От тех, кто не согласился признать свое ничтожество подчинением на воле, добивается согласия более 399

убедительными доводами в тюрьме. «Осознавать», – удел немногих, в тюрьме тем более. Поэтому человек предпочитает не осознавать и довольствуется продуктами общественного «сознания». «Жить в тюрьме», – удел немногих, ибо основная масса существует и выживает. Жить – это постоянно осознавать свое величие. Жизнь в тюрьме требует предельных усилий от сознания и если выдержало оно экстремальные нагрузки и не отказалось здесь осознавать свое величие – значит, проиграла Система человеку. «Создали все условия для того, чтобы человек прекратил себя понимать и уважать, чтобы у него не было самолюбия, чести, достоинства, – ничего». Такие условия созданы государственной системой не только в зоне. Цель Системы: создать условия лагеря на территории всего государства, сделать осужденными всех граждан. Для сильного духом тюрьма – это идеальные условия для того, чтобы начать себя понимать, уважать, любить и сохранять достоинство. Марута Гуйло поднимает в своей книге вопрос о «проблеме маргиналов». Если у «маргиналов» и есть проблемы, то разрешить их «не маргиналам» не под силу, ибо у последних ситуация с проблемами гораздо серьезнее. В пору ставить вопрос о проблеме законопослушных. Почему проблемой является не покорность, а независимость. «Преступник – это образ мышления. Согласно мировой статистике только 10-12% заключенных являются закоренелыми преступниками, с ними и нужно работать. Остальные – просто потерявшиеся люди». Работать?.. в качестве ответа приведу ее же слова: «Кошмарен постулат сегодняшней демократии – «плохие» должны меняться, и только «хорошие» знают, как это делать. Раб Системы – это тоже образ мышления и статистика здесь куда более впечатляющая. С ними не нужно работать? А ведь именно они есть те «остальные – просто потерявшиеся люди, те, кто З стор. 351 часто скрывают свое «я», чтобы избежать жестокого преследования со стороны общества» (Марута Гуйло). «Закоренелость» тех 10-12% вызвано не скрыванием своего «я», ибо не быть самим собою для них страшнее, чем преследование со стороны общества. Абсолютный Преступник – это не 400

только мышление, это, в первую очередь, состояние воли; таких 0,01% от тех «закоренелых». «Чаще других мы говорим об организованной преступности. А кто ее организовал?.. Преступность во всех ее смыслах и проявлениях – от мелких краж до взрыва бомбы в руках террориста, порождает, провоцирует и организовывает государственная власть… А политика во все мире оказалась куда более грязным делом, чем гангстеризм…» Преступность в подлинном своем смысле порождена стремлением человека к абсолютной свободе, стремлением

быть

Богом.

Подлинный

смысл

Преступления

–

метафизический: бунт человека против ничтожества удела, отведенного ему «общей волей». «… прошу вернуть мне свободу, лишение которой, в силу данных мне природой, физических особенностей, становится для меня самой ужасной из всех возможных пыток», – это строки из письма заключенного Маркиза де Сада, адресованного одному из властьимущих. В чем его преступление, что нужно было такого совершить, чтобы быть осужденным на 30-летнее заключение в тюрьмах и психлечебницах? Быть самим собою. Он имел неосторожность называть вещи своими именами; посмел не только озвучить свои желания, но и, не таясь реализовать их. Де Сад не желал и не делал ничего из того, чего не желали и не делали осудившие его, просто им удавалось скрывать свои «извращения», даже от самих себя. То, о чем малодушная немочь испуганно мечтала и презирала себя за свои желания, – Маркиз осуществлял. Целью его деяний было не телесное удовольствие, а осознание собственного Могу, обретение свободы нарушением границ и запретов. Его эксперименты – это преодоление страха перед свободой. Вся его преступность – тоска по самому себе, по свободе. По той свободе, в которой у него запертого в камере было больше, чем у живущего во дворце короля Франции. Он просил лишь для тела свободы. Дух же его черпал свободу из воли, из чуждого самообману образу мыслей. «Он облегчает все мои тюремные страдания. Он заменяет мне все удовольствия мира. И я дорожу им более жизни. Не из-за моего образа мыслей я страдаю, а из-за того, как думают другие… И еще – убейте меня или принимайте таким, как я 401

есть, ведь другим я не стану», – писал де Сад своей жене. Когда Богу становится невыносимо терпеть ложь мира, он посылает Спасителя, его миссия – вернуть человека к самому себе, рассказать своей подлинностью правду. Спасителя объявляют Преступником, умалишенным, его распинают, садят в клетку или убивают… Но дело сделано: человек узнал о себе Правду. Человеку нужно время, много времени на осознание правды о себе. Жизнь коротка, он понимает, что может не успеть и принимает решение напролом, непроторенными путями, без указателей и знаков, он ставит все на кон. Он становится Абсолютным Преступником. Он погибает и все потешаются: «не успел». «Успел», – радостно шепчет свобода, принимая в объятия вечности уставшего путника. В. Г. Бабенко о Саде: «Наиболее адекватной его характеру, его предназначению, его вызову формой бытия являлось пребывание в узилище. Там он сильнее всего ощущал и проявлял себя… Можно сказать, что личность Сада по-особому расцветала в условиях преследований и заключения». Я знаю о чем идет речь… Обязанность «любить» людей утомляет. Тюрьма отменяет ее. Заключенный обретает право не любить осудивший его мир. Все становится предельно ясно. Нет смысла больше притворяться. Тюрьма возвращает к самому себе. Тюрьма – это исполненный долг перед свободой. В мире, где подлинность – Преступление, тюрьма становится единственным местом, где можно сохранить себя. Тюрьма – это Воля доказала Свободе свою любовь делом. Тюрьма – это право на могущество, право быть правым. Решимость не оглядываться обретается здесь. Человеку нужны основания быть «злым». Здесь он их находит. Человеку нужно право не испытывать вину. Здесь дается оно ему… право полюбить себя. Жорж Батай в своей книге «Сад» пишет: «Несчастье позволило ему прожить мечту, погоня за которой есть душа философии, единство субъекта и объекта; при случае это может быть (если перейти границы самих человеческих существ) равенством объекта желания субъекту, испытывающему желание». Мечту ему позволила пережить

творящая

свободу

воля. 402

Многолетнее

заключение

сконцентрировало эту свободу, повысило ее пробу, уничтожило остатки неверия в себя. Свобода щедро наградила своего мученика – даровала ему Могу Бога. Несчастье стало его счастьем. По Сартру «Я» человека изначально свободно, но оно может пытаться избежать этой свободы. Это он делает путем создания подсознательного мира, якобы независимого от сознания.

Происходит

ограничение

собственной

свободы

путем

умышленного неосознавания. Подсознание, по Сартру, это самообман сознания, избегающего ответственности свободы. В точку. От свободы человек убегает в Систему. Система – это рай бессознательности. Она говорит человеку: «Стань частью меня, служи мне, и я избавлю тебя от тревоги, от ужаса ответственности свободы». Покорившемуся нет больше необходимости осознавать самому, ему говорят, что хорошо, что плохо, что можно и чего нельзя. Он больше не осознает себя; о себе он узнает от других. Себе не верит, потому что не верит в себя. Осознается только то, что удобно, что не приносит дискомфорта. Горе поверившему Системе, ибо страх отныне не покинет его. Страх перед свободой, которая хочет рассказать человеку, что Бог – это он сам. «Прежде всего, человеку нужно вернуться к самому себе с тем, чтобы сделавши шаг, подняться и вознестись к Богу» (Блаженный Августин). Я Могу, не потому что я «должен», Я Могу, потому что Я Смею. Omnis determinatio ast negatio (всякое определение, ограничение есть отрицание), сказано древними. Меня с детства определяют: октябренок, пионер, гражданин, подозреваемый, осужденный… Социально-политическая система торопится определить человека, нужно не дать ему время определиться

самому.

Самоопределение

–

угроза

Системе,

самоопределяющийся – ее враг. Позволивший себя определять – отрицает Себя.

Нежелание

быть

определяемым

предусматривает

определение

«осужденный». Имеют ли право позволившие себя определить, – те, что в стойле, осуждать самоопределяющегося. Утверждение себя есть всегда отрицание Системы. Абсолютный Преступник ослабляет путы несвободы, затянутые Системой на истерзанном страхом духе человека. Система в своем 403

тигле нормы вываривает из «Я» свободу до тех пор, пока оно не превратится в «мы». Большинство проблем создаются углом зрения рассматривающего явления. Угол зрения систем отнимает у взгляда способность замечать суть. Смотреть – не всегда видеть. Видит лишь смотрящий по-своему. «Сказано, что преступление – это «власть отрицать других». Преступление – это власть отрицать ложь других о свободе. Преступление – это власть быть самим собой. С. Генри, У. Айнмтадтер: «… вместо взгляда на некоторых людей, как «плохие яблоки» или как причиняющих другим яблокам вред, критические криминологи видят в обществе «плохую корзину», в которой все больше яблок будет портиться… Решение только в новой корзине». Для «плохих яблок» общество давно сплело плохую корзину «тюрьму». Гниение яблок в этой корзине малопривлекательно для взгляда критических криминологов. Преступление – это воля черпает свободу из бесконечности. Давно мое сознание беременно свободой, И схватки мысли сообщают духу: Скоро появится на свет сестра твоя Люби ее, и ты себя полюбишь Она даст силу быть самим собой. «Нет таких преступлений, каких бы я мысленно не совершил», – изрек Гете. Мысль, вкусившая свободы, мысль-преступница обретает сознание своего права требовать у духа выпустить ее из темницы страха поступком на свободу. Дух, соблазненный преступницей, выпускает ее. Так воля человека обретает

свободу,

так

преступная

мысль

получает

бессмертие

в

преступающем страх поступке. Совершать преступления лишь мысленно – удел малодушной праведности. Осуждение – это зависть, зависть мысли действию. Трусость зависть свою нарекла моралью. Дух знает, что путь к вершине начинается в глубине бездны. Истина не в конце пути, не на вершине, крупицы ее рассеяны ветром перемен по всему пути. Захочет ли идущий собирать их? Успеет ли? Да, если начнет путь из глубины себя. Дух знает: глубина создает вершину, и преодоление своего пути дарит истину. Я 404

поставил задачу оправдать себя. Перед кем? Перед самим собою. Моя преступность – это этика. Этика свободы. Имеет право быть лишь та философия, которая оправдает своего создателя: философия, рожденная необходимостью полюбить себя. Врожденное отсутствие страха перед свободой становится решимостью создавать свой порядок вещей, порядок, позволяющий быть самим собою. Мотив его Преступления всегда один – свобода. Жизнь предоставила мне редкую удачу в виде многолетней изоляции от суеты мира, отвлекающей от созерцания в себе чего-то важного. Приговором суда общество высказало свое отношение ко мне, предстояло решить, как мне к этому отнестись. Поверить, признать вину и начать презирать себя и исправляться ему в угоду, принять требуемую позу заполнить собою заготовленную форму, прекратить Себя… или же погрязнуть в себе так глубоко, что не найдется больше силы, способной выдернуть и заставить убегать от себя. Сумел ли я сполна оценить предоставленную возможность? Да, не сразу, но все же да. Сумел ли до конца

использовать?

Покажет

время…

время

правдивой

жизни

непрекратившего себя человека. И все же: преступниками рождаются или становятся? Ламброзо утверждал, что рождаются. А. Кетле уверял, что становятся:

«Общество

заключает

в

себе

зародыш

всех

имеющих

совершиться преступлений, потому что в нем заключаются условия, способствующие их развитию; оно… подготавливает преступление, а преступник есть только орудие». Г. Манхейм такого же мнения: «Каждое общество обладает таким типом преступности и преступников, которые соответствуют его культурным, моральным, социальным, религиозным и экономическим условиям». К. Маркс: «Само по себе право не только может наказывать за преступления, но и выдумывать их». Ф. Энгельс: «… общество порождает

спрос

на

преступность,

который

удовлетворяется

соответствующим предложением». Как видим, больше мнений в пользу версий, что преступниками становятся. Однозначного ответа на этот вопрос быть не может. Это не тот случай, где можно обобщать. То, что общество 405

системой запретов создает преступность – факт. Также фактом является существование врожденного свободолюбия, выражающего себя в стремлении поступать по-своему и никому не подчиняться. Преступники – все, ибо каждый хоть раз нарушает закон, но это преступники из слабости, по необходимости. Особняком стоит Преступник по убеждению, он рождается свободой. Он Абсолютный Преступник и его преступность – врожденная. Бывает, умрет человек непутевым, не успел оправдать себя перед самим собою. Все откладывал. И что ж теперь? Зря жил, что ли? Да не в жизни. Ведь любил он кого-то, и кто-то его любил и продолжает любить такого непутевого. Вот этим самым чувством – любовью и оправдывается человек; покрывает оно всю непутевость его. Одна слеза любящего на могиле его смоет всю неоправданность, одно «люблю тебя» воскресит путевость его. Спи спокойно, непутевый человек, любовь живых оправдает тебя, как когдато ты оправдал своей любовью. Успевай любить, человек. «Мы» создало немало мифов призванных оправдать свое малодушие. Главный миф: единство, солидарность в деле отстаивания «общего блага». Единство «мы» – это единство рыбы хек, спрессованной кем-то в консервную банку. Объединить толпу способно лишь одно – личность, не являющаяся частью толпы, пришедшая из вне и решившая возглавить стадо. Лишь смелый пастух может спасти обезумевшее от страха стадо овец, указав им куда двигаться. «Мы» существует, потому что дает возглавить себя «Я», тому Я, которое ненавидели и осуждали во времена жизненного штиля. Сильный знает, что помочь можно только сильному, поэтому помогает с удовольствием лишь равному себе, – тому, кто не просит о помощи. Бывший опер Борис Хигир состряпал книжонку «Как в человеке распознать преступника?» в книге нет ответа на этот вопрос. Ибо ответ на него требует глубины философской мысли, а не спекуляцией рассудка солдата Системы. П. Хиндемит сказал, что преступление и творчество это две стороны единого процесса. Подобная мысль не давала покоя Томасу Манну, – мысль о творчестве, как преступлении. В своей статье о Манне, Б. С. Грязнов писал: 406

«Любое творчество – всегда преступление, конечно не в юридическом смысле этого слова… Творчество (преступление), как созидание. Художник может стать сильнее отпущенного ему природой (Богом), но для этого он должен совершить преступление против природы (Бога), т. е. творчество оказывается делом дьявольским… творчество… есть преступление». Но почему: «… конечно не в юридическом смысле»? Чем вызвана эта оговорка? Страхом. Ибо «юридический смысл» – это реальная опасность; совершать преступления против природы горазды все, а вот бросить вызов Системе… Преступление «в юридическом смысле» – это творчество создающей свободу воли. Человек хочет творить себя сам, но, для этого ему нужно вернуть себе свободу, украденную юристами Системы. Что это за преступник «против природы (Бога)», если ему страшно стать Преступником против того, что запрещает ему быть самим собою. Как он может стать сильнее отпущенного ему природой не став сильнее отпущенного ему людьми? Как ему узнать, что отпущено ему Богом, оставаясь в цепях законов отпущенных людьми. Самое страшное преступление перед Богом – это не хотеть быть Им. Быть Богом – дело дьявольское. Наука разделяет девлантное поведение человека на позитивный его аспект и негативный. Позитивные девлации – это творчество, созидание, т. е. отклонение от нормы – несущее благо. Негативные – это разрушение, деструкция, зло… Учитывая относительность «негативного» и «позитивного», – такое разделение не может претендовать на признание добросовестным мышлением. Зло – всегда для кого-то благо, а благо – комуто зло. Чье-то созидание кому-то разрушение и наоборот. Мудрый всегда релятивист,

ибо

понял

негативность

позитивности

и

позитивность

негативности. «Я не пришел, чтоб мир судить, скорей уж, чтоб не осуждать его. Одно невежество рядиться любит в парик и мантию, законы учреждать и наказанья мерить» (Михаил Найми). Тот факт, что в языке слово «преступник» сохранилось лишь в негативном смысле, говорит о сильном желании человека оправдать свой страх перед свободой. Моя книга – это возвращение понятию Преступник подлинного смысла. Жить свободно, жить 407

по-своему – жить преступно. Желать лишь дозволенное – удел ничтожества. Желание сильного создает закон; «Я», осознавшее свое «Могу» мерой сделало свое желание. Американский социолог Д. Белл пишет, что человек с пистолетом добывает личной доблестью то, в чем ему отказал сложный порядок стратифицированного общества. Доблесть одиночки имеет иное качество

в

сравнении

с

«доблестью»

солдата

Системы.

«Сумма

преступлений, совершенных государствами – «столпами порядка», стократ превысило преступления одиночки. При этом государства – «спонсоры убийств», – не раскаиваются… а отрицают, отказываются от содеянного» (Я. Гилинский). Система внушает человеку: то, что благо для меня, есть и твое благо, не смей создавать свое благо, пользуйся моим. Он и не смеет. Посметь создавать самому – значит навлечь гнев не смеющих. «Ты вредишь общему благу», – предъявляют они посмевшему не быть рабом. Почему так шокирует «эгоизм», рожденный самобытной волей? У Системы монополия на эгоизм. Она выдает разрешения на него лишь тем, кто играет по ее правилам. Не легальный эгоизм наказуем. Злом объявляет Система все угрожающее ее монополии на зло. Э. Фромм: «… эгоизм, порожденный системой, заставляет ее мудрецов ставить личный успех выше общественного долга. Никого больше не шокирует то, что ведущие политические деятели и представители деловых кругов принимают решения, которые служат их личной выгоде, но вредны и опасны для общества». Система присвоила себе право определять мое право. Суть ее права есть несправедливость, осуществленная насилием. «… право поражено насилием, постольку его собственное обоснование можно свести не к праву, а лишь к насильственно осуществляемой несправедливости легитимируемой в последствии в качестве права» (Д. Беккер). У насилия, совершаемого мною не меньше легитимности, чем у насилия государственного. А если брать критерием легитимности честность, то, пожалуй, и больше. Что есть Преступник? Способ. Способ быть самим собой. Каждое «я не виновен» значит: «я свободен, я люблю себя». Преступление – это извинение перед свободой за трусость. «Плохо» 408

поступающий ребенок – это протест против насилия над его волей, отнимающего появляется

свободу все

реже,

насилия.

Постепенно

человек

желание

становится

протестовать

«воспитанным»,

его

выдрессировали и приручили. Поводок, ошейник, намордник из законов, норм и обычаев надежно прилажены на родившееся свободным существо. Но бывают сбои: то ли воспитатели дали маху, то ли вулкан «плохой» сущности проснувшись, решил отомстить за изнасилованную волю; важно одно: человек решил не быть виновным. И нет такой вины перед миром, которую не согласился бы он вынести, лишь бы только не быть виновным страхом перед волей своей. И нет больше цепи, способной удержать его от Самого Себя. Зачем быть свободным? Чтобы любить. «Любовь – дитя свободы», – поется в старинной французской песне. Любовь уничтожает страх. Гибель страха – рождение свободы. Любовь и Свобода – одно целое. Человек в поисках смысла… Ищет или делает вид, что ищет? Если ищет, то напрасно, ибо это искание несвободного. Смысл создается подлинностью того, кто ищет. Не сорвавшись с привязи, не покинув хозяйский двор, кричит «хочу смысл». Хитрый человек. Батай: «И как раз в «отверженной части» человека заложено то, что в жизни людей имеет самый глубокий смысл». Потому и страдает человек отсутствием смысла, что отвергает из страха часть себя в угоду миру. «… большая часть нашей энергии расходуется на то, чтобы скрывать от самих себя все, что мы знаем», – сказал Эрих Фромм. Человек изучает себя по других, – так безопаснее; изучение первоисточника – дело грешное. Свобода – пламя, сжигающее все неподлинное, когда оно разгорается, ветер страха не может затушить его. Быть Самим Собой – это быть тем, кем я Могу быть. Энергией Могу мое Я обнаруживает Меня. Святой

Августин

сравнивал

историю

Древнего

Рима

с

историей

разбойничьей шайки. История каждого отдельно взятого государства является по сути своей узаконенным разбоем; зло, легализировавшее себя ложью и черпающее силу в трусости верящих и покорившихся ему. «… ибо их «я» постоянно меняется в соответствии с принципом «Я такой, какой я 409

вам нужен… Они не задаются никакими вопросами, кроме одного – насколько хорошо они функционируют, – а судить об этом позволяет степень их продвижения по бюрократической лестнице» (Эрих Фромм). Разве бывает все так плохо? У зэка бывает. Крайняя степень «плохо» переходит в «хорошо». Закон диалектики? Нет, закон экстремальной ситуации. Отчаяние потерявшего все, возвращает к самому себе; страх потерять мешал вернуться. Теперь чего бояться… иди. Геннадий Микасевич, по прозвищу «душитель из Солоники» в период с 1971 по 1985 убил на территории СССР 36 женщин. Он был дружинником и членом группы, расследующей его же убийство… За совершенное им было арестовано 3 невиновных: один просидел 10 лет в тюрьме, второй, не выдержав допросов, покончил с собой, третий казнен по решению суда. Таких примеров уйма. Где берет Система себе право творить зло? Там, где запрещено брать его мне. «Мало ли приходилось мне видеть приговоров более преступных, чем само преступление?» (Монтень). К мыслителю: займись аналитическим потенциалом философии Преступника, ибо праведность себя исчерпала. Добросовестность исследования потребует от тебя быть тем, кого хочешь узнать. Философия Преступника – это философия трансценденции человека. Абсолютный Преступник – протест против конечности, границ и пределов. Криминологии не под силу объяснить его, ей здесь делать нечего, ибо Преступник – предмет метафизики. Трансцендентальная философия (от лат. transcendens – перешагивающий, переступающий,

выходящий

за

пределы)

–

это

всегда

философия

Преступника. Абсолютный Преступник – это философ – трансценденталист – практик, который не только размышляет о бесконечности человека, но и осуществляет эту бесконечность поступком. Строго говоря, выражение «философия преступника» является тофтологией, ибо истинная философия не может не быть философией Преступника. Лишь малодушие не хочет этого увидеть и признать. Гуссерль: «Истинный философ не может не быть свободным:

сущностная

природа

философии

состоит

в

ее

крайне

радикальной автономии». Свободный не Преступник? Не лгите, не 410

обманывайте себя. Ибо, «крайне радикальная автономия» – это Преступник. Фома Аквинский определял благо, как схождение сущего с желанием. Как происходит это схождение? Обычно желание самоумоляется и, не смея требовать у сущего исполнения себя, униженно становится в очередь желаний других. От имени сущего здесь выступает социально-политическая система. Но бывают случаи, когда воля желающего устраивает их схождение на

своей

территории,

где

желание

всегда

находит

в

себе

силу

удовлетвориться. Желание преступной воли оплодотворяет сущее, в результате чего рождается подлинное благо – свобода. Нарушил закон человек, содеял кражу, ограбил и никого не убил и не покалечил. Плохо поступил, по мнению жертвы и закона, ведь оскорбил, унизил, отнял… Нужно ему отомстить. Думаете месть – это приговор суда в виде 5 лет. Нет, месть – это те секунды и минуты, из которых состоят эти 5 лет, секунды и минуты, плохо удающихся попыток сохранить достоинство, защитить его от вандализма

Системы.

Месть

унижением,

цель

которого

отнять

самоуважение. Жертва Преступника терпела унижения минуту, час (от Системы всю жизнь терпит, и ничего), за это преступник должен терпеть десятки тысяч часов. Есть такие, что и здесь не терпят, ибо не умеют терпеть. Месть… дающая преступнику право не раскаиваться, право на свою месть. «Вместо того, чтобы оглянуться назад и вспомнить о наказании, я глядел вперед и видел мщение. Я считал, что раз меня бьют, как воришку, это дает мне право воровать» (Ж.-Ж. Руссо «Исповедь»). После 15 лет заключения я так и не понял, почему я должен быть не тем, кто я есть. Не исправился… Пускай теперь исправлявшие меня ответят за ту уйму денег, потраченных на мое исправление, на оплату их «труда». Профессор Георгий Захарченко в своей «Философии преступления» рассуждает: «… метафизика преступления – в сущности социальнонормативного бытия человека, в его неспособности через общество восстановить мир чистой деятельности. Общество и его институты карали, и будут карать в равной мере любого, кто попытается поставить под сомнение 411

нормативные правила его существования…» Мир «чистой деятельности» – это свобода. Суть социально-нормативного бытия человека – рабство, т. е. несвобода. Восстановить свободу через несвободу? Это невозможно, по крайней мере, невозможно не обманывающему себя. Поэтому дело здесь не в «неспособности», удовлетворить

а

в

насущную

невозможности. потребность

Неспособность

человека

в

свободе

общества рождает

Преступника. К счастью общества такую потребность испытывают немногие. Метафизика преступления в самой сущности человека. «Чистое действие безгрешно, но нормативные игры людей превращают его в греховное и преступное». Страх – суть нормативных игр людей. Страх, назвавший свободу грехом. «… парадокс соотношения в жизни людей нормы и преступления против нее состоит как раз в том, что именно преступление и содержащееся в нем чувство азарта, риска, удачи и стали естественным способом развития, как человечество в целом, так и отдельных его частей». Общественный человек рожден нормой, неестественность сделалась его образом жизни; не осознание выше указанного парадокса позволяет ему с чистой совестью осуждать то, чему обязана его «развитость». «… все попытки развести добро и зло, норму и преступление носят достаточно условный порожденный социальным строем и политическими отношениями характер». Успех социально-политической системы в умелом применении руководства «разделяй и властвуй», разделяй на добрых и злых, нормальных и преступников и т. д., и они сами придут и попросят: «властвуй». «Невидимым стержнем» любого преступления и бунта является то, что в любой нормативной системе, исполняемой людьми наступает момент, когда Весь, именно Весь уклад жизни смертельно надоедает его участникам… Вопрос в том, к каким действиям будет побуждать категория «надоело», что соберется менять человек, жаждущий перемен. Если он устремиться менять веру – жди реформаций, религиозных войн, массовых движений сектантов. Если им неодолимо овладеет «охота к перемене мест» – начинаются географические открытия и колониальные захваты. Если же человек начнет 412

менять надоевший уклад жизни – случаются преступления, бунты и революции… Бунтом, массовой девиацией принимаемой в максиму произвола человек стремится «очистить» свое действие от надоевших нормативных барьеров сотворить скачок к чему-то новому, неясно – величественному и прекрасному…» Скачок к Самому Себе. Неплохо, профессор. Лучший способ получить желаемое – взять самому. Есть еще два способа: просить и заслужить. Оба они вынуждают быть зависимым от чужой воли. Тот, кому быть самим собою также жизненно необходимо, как и дышать кислородом, – берет сам. Быть хорошим из выгоды и страха? Увольте. Добросовестный исследователь осуждения добропорядочностью «злодеяний» преступника будет удивлен открытием: в основе его – зависть чувствующего свое бессилие. «Свергнуть иго общественного мнения», – призывал создатель ига общественного договора Руссо. Воистину, нет предела лживости человека. Желание прочитать «Исповедь» Руссо возникло у меня благодаря Льву Толстому. Узнав, что Руссо был его кумиром, я подумал: кем нужно быть, чтобы медальон с его изображением носил Лев Толстой? Минимум – Богом, максимум – Самим Собой. Увы, меня ждало разочарование. Произведение

«Исповедь» Руссо

не

Толстого справилось

впечатляет с

большой

гораздо

больше.

ответственностью,

возложенной на него названием. Непозволительно назвавшемуся исповедью недосказывать себя до конца и лгать. «Обладая ею, я чувствовал, что она все еще не моя; и одна мысль, что я для нее не все, делало то, что она была для меня почти ничем», – пишет он о своей гражданской жене, родившей ему 5ых детей. Все они были отданы в детский дом, таким было решение отца. Почему он так поступил? Чтобы ничего не мешало ему быть для нее всем? Возможно. Он не любил свою подругу, ибо лишь нелюбовь смеет претендовать на то, чтобы быть всем для той, кого лишил высшего счастья женщины – материнства. Он ее сделал ничем. Ничем становится мать, отрекающаяся от детей и продолжающая жить с тем, кто потребовал такого отречения. Никем становится потребовавший такого. Руссо осознавал 413

мерзость поступка, что, впрочем, не помешало пытаться оправдать его. «В детском доме детям будет лучше», – так он объяснил свое пятикратное деяние. То, что автор обманывает читателя, не значит ничего, ибо большинство жаждут быть обманутыми; противно становится, когда понимаешь, что автор обманывает самого себя. Поражает несоответствие призыва к духовности в его произведениях и откровенная низость личной жизни. Какой степенью лицемерия необходимо обладать, чтобы отказавшись от своих детей, начать писать трактаты, поучающие, как правильно их воспитывать. Высшей степенью, присущей лишь политику, т. е. существу, проповедывающему одно, а поступающему по-другому. Руссо один из создателей «искусства» политики. Он возвел ложь в Систему. Называющий себя

врагом

всего,

что

зовется

группой,

пишет

библию

группы

«Общественный договор»; прославляющей естественное состояние и проклинающий общество и государство провозглашает «общественный порядок» священным правом, служащий основой для всех других. Руссо: «Всякий злоумышленник, посягая на законы общественного состояния, становится, по причине своих преступлений, мятежником и предателем родины; в такой ситуации сохранение государства несовместимо с сохранением жизни преступника; один из двух должен погибнуть; виновного предают смерти не как гражданина, но как врага». «Злоумышленник» создан законами общественного состояния. Не Преступник начал войну, – его злодейство

придумано

заговором

не

вынесших

естественности,

испугавшихся свободы, создано общественным договором. Его подлинность сильного была поставлена вне закона договоренностью слабых. Его объявляют предателем родины, подразумевая, что его родина – государство. Предать можно лишь то, что любишь. Преступник любит свободу, – она его родина. Любовь к ней обязывает быть врагом Системы. Правда, что один из двух должен погибнуть. Поэтому, Преступнику нужно погибнуть так, что его смерть станет страшным кошмаром для Системы. Руссо, не щадивший своих детей и призывающий казнить преступника – лицо Системы. Генрих Гейне: 414

«… при всем желании быть искренним, ни один человек не может сказать правду о самом себе. Да это и не удавалось до сих пор никому – ни блаженному Августину… ни женевцу Ж.-Ж. Руссо, – имение всего последнему, именовавшему себя человеком природы и правды, в то время как по существу он был много лживее и неестественнее, чем его современники… Его автопортрет есть ложь, великолепная, но все-таки чистейшая ложь». На лжи построен весь его общественный договор. Лживое существо создало философию лжи – философию социально-политической системы. Итак, наказание Преступника – это защита общества? Только для некопающего глубоко. Преступник – это пример, а наказание – это попытка сделать его не заразительным; подавить в рабах желание следовать примеру свободного, – такова подлинная цель наказания. «Смотрите, как он страдает, смотрите и запомните: так будет с каждым, поставившим свою волю выше моей», – заявляет наказанием Система. Ей, во что бы то ни стало, нужно убедить законопослушных в том, что Преступник именно их враг. Система скрывает от своих рабов правду о Преступнике. «А причем здесь мы, невинные жертвы преступлений», – слышно из толпы. То, что вы называете своей невинностью, есть трусость, которой даруется сила и власть Системе. Вы своей покорностью создаете ей право отнимать мою свободу. Ваш общественный договор – это заговор трусливых гиен против волководиночек. Это ваш страх перед свободой создал Систему, запрещающую мне быть тем, кто я есть. Книга Бытия (ІІІ, 22): «И сказал Господь Бог: вот Адам стал, как один из Нас, зная добро и зло; и теперь как бы ни простер он руки своей и не взял так же от древа жизни, и не вкусил, и не стал жить вечно». После чего Адам стал как Бог? После Преступления, нарушения запрета. Человеку нужно было совершить Преступление, чтобы стать Богом? Да, но это половина дела – нужно было еще не испугаться содеянного, не начать чувствовать вину. Бог испугался, что человек будет равным ему? Нет, он испытывал человека: испугается он греха своего, или нет. Если нет – значит достоин быть Богом. Адам не прошел испытания, его страх перед 415

Преступлением поселился в душах людей. Он создал вину своим малодушием и заразил ею сознание человека «зная добро и зло» – это решая самостоятельно, что добро и что зло. Подобное уже было: история Зевса и Прометея. Богом становится не раскаявшийся, не признавший вину, не испугавшийся своего преступления. Почему Бог сказал: «как один из Нас», а не: «как Я»? Видимо, были все-таки неиспугавшиеся греха своего. Не Дьявола ли он имел в виду? И не разыгрывают ли они человека на спор: испугается или нет. К. Ясперс обозначил три вида виновности человека: моральную (мнение значимых людей, совесть); метафизическую («все виновны за всех», один судья – Бог) и уголовную. Кто перечислит виды невиновности человека? Или это невиновность одна – не испугавшегося греха своего. Человек судит по себе. Только по себе, ибо иначе судить не дано ему. Осуждающий чье-то действие, осуждает свое желание поступить также, которое он испуганно подавил в себе. Где черпает себя та легкость, с которой упрекается кто-то за поступок, являющийся составляющей поведения упрекающего? Название этой легкости «политика». И берется она из неисчерпаемых запасов лжи в хранилищах социально-политической Системы. Осуждающий Преступника, осуждает свой страх перед свободой. В английских источниках по уголовному праву наказание часто определяется, как «властное причинение страдания лицу за совершенное им преступление». Луч правды в темном царстве лжи; а то заладили: исправление, ресоциализация, перевоспитание… Чезаре Беккария утверждал, что еще ни один человек «не пожертвовал безвозмездно даже частицей свободы, только необходимость заставляла его это делать. При этом, государству жертвовался лишь тот необходимый минимум свободы, который был достаточен, чтобы побудить других защищать его. Совокупность этих минимальных долей и составляет право наказания». Слабый не способен защититься сам создает своим отказом от свободы право наказывать сильного. Он охотно жертвует не только частицей, но и всей своей свободой, ибо она ему в тягость. Малодушный своей покорностью уполномочивает Систему на насилие 416

против меня, – не желающего жертвовать свободой. Должен ли я после этого считаться с достоинством законопослушного, – с тем, чего у него нет. Способность переступить черту возникает из неспособности быть ничем. Говорят, что Преступник – это духовное падение. Верно, – дух падает в свободу. Преступление – это трамплин духа. Проклятия рабов Системы составляют славу человека идущего своим путем. Сколько величия купила себе низость неискренностью и самообманом на ярмарке общественной морали.

Сколько

величия

обязано

своим

существованием

низости

подлинных. Необходимость понимать… Самая приятная и самая утомительная необходимость.

Как

часто

вид

беззаботности,

свободной

от

этой

необходимости соблазняет на зависть к ней, на желание ее участи. Но вот на смену минутной слабости приходит сознание цены такой беззаботности – обреченность на незнание себя. И ты снова спешишь утолить себя пониманием, испытать счастье необходимости быть самим собой. «Быть нравственным или быть искренним», – озвучил дилемму Анре Жид. Дилемма создана малодушием. Она снимается в бытии самим собою, в свободе, ибо здесь нравственно только то, что искренне, морально только то, что подлинно; здесь Правда только то, что Свое. Важно: быть Одному, иначе запутаешься в презрении призирающих. Довольно о нравственности рабов. Давайте

о

нравственности

Преступника,

о

нравственной

ценности

Преступления, – о свободе поговорим. О тоске по Себе человека. Все свободное – красиво. И лишь свободное знает, из какого уродства создана его красота, кем ему пришлось быть и что испытать, чтобы освободиться. Альбер Камю: «Нет такого тяжкого преступления, на которое умный человек не чувствовал бы себя способным. Согласно Жиду, великие умы не поддаются этому искушению, потому что это бы их ограничило». «Я не поддался искушению», – именно так испугавшийся ум объясняет воле свою трусость. Если величие ума измеряется его умением облагораживать трусость своего обладателя, тогда воле следует иметь дело лишь со 417

свободными умами, поддавшимися искушению подлинности. Истинное величие не боится опасности, оно ищет ее, чтобы преодолеть и стать еще сильнее. «Дух в себе обрел свое пространство, и создать в себе из Рая Ад и Рай из Ада Он может» (Мильтон). Криминология ломает себе голову, какую природу имеет преступное поведение человека: биологическую или социальную. Отвечаю: метафизическую. Преступление – это метафизический бунт человека, протест против бессмысленности. Преступник – это одержимый демоном свободы; Система совершает обряд экзорцизма, пытается выгнать злой дух. Место провидения обряда: тюрьма. Страх – главное препятствие на пути к свободе. Страх смерти – главный из всех страхов. Многие пытались преодолеть его тем, что умирали, глядя смерти в глаза. Этого мало, чтобы быть свободным. Нужно не умирать, а жить, глядя смерти в глаза. Страх смерти преодолевается жизнью преследующей смерть. Жизнью Преступника. Страх не быть уничтожается страхом быть никем. «… бессонно я всю жизнь стою на стреме, чтоб век не подменил во мне меня» (И. Губерман). Разве законопослушный гражданин не сообщик государства – убийцы? Нужно ли мне испытывать вину, когда граблю сообщника убийцы? Кьеркегор: «Истина – это не то, что ты знаешь, а то, что ты есть». Справедливостью назвали политику. Политика – главный враг свободы, ибо она есть ложь о человеке. Самые тяжкие злодеяния всегда совершались и совершаются политиками на «законных основаниях». «Политик существует, потому что вы несчастны» (Ошо). Платон утверждал, что в целях предупреждения

преступлений

в

государстве,

законодатель

должен

определить степень богатства и бедности таким образом, чтобы имущество самых состоятельных превышало собственность бедных не более, чем в 4 раза. Собственность политика-законодателя в осудившем меня государстве превышает собственность бедного в тысячи раз. Что это значит? Что я тысячу раз прав, нарушая закон, созданный такими законодателями. Карл Маркс сказал, что преступление – это ответственность, которую общество, основанное на неравенстве, возложило на индивидов, принесенных в жертву. 418

По-своему верно. Как верно и то, что Преступник – это воля не быть жертвой. Страх узнать себя создает невозможность любви. Невозможность любви к себе рождает судью. Он испытывает вину за страх перед собою и пытается избавиться от нее через обвинение другого. Справедливость здесь не причем, она лишь удобная ширма всему тому, что не называется своими именами. Хотите справедливости? Судите меня по Моим законам. Справедливо судить человека по законам, которых он не признает? Предлагайте свою правду тем, у кого нет Своей. Зачем вы пытаетесь убедить меня «наша правда лучше»? Мне не нужна хорошая правда, мне нужна Своя. Я не беру правду напрокат. Я собираю ее по крупицам там, куда ваши чувства не ходят, там, где ваши мысли совершают самоубийство, там, где сознание теряет сознание; там, где воля ваша изменяет вам, там, где моя воля становится волей Бога. Я собираю свою правду в цветущей долине подлинности, которую страх ваш назвал болотом низости. Не мешайте мне, чужой правдой живущие… Откуда в человеке уверенность в собственной правоте? Это результат мучительного поиска и не нахождения смысла. Невозможность удовлетворить насущную потребность в смысле своей жизни вынуждает человека самому создать его, стать Создателем. Он создает свою правду и этим он прав. Безмолвие вопрошаемого бога рождает решимость самому быть Им. Решимость произносящего: отныне я сам все решаю. Такое редкость. В большинстве результатом отсутствия смысла становится самообман. Цицерон сказал, что вера в богов полезна государству. Не полезно, а необходимо, ибо если не будет веры в богов небесных и земных, то возникнет в человеке вера в себя и это станет гибелью Системы. «Я должен найти свой конец и начало, Я должен найти Бога в себе и себя в Боге И стать тем, кем является он… (Ангелус Силезиус). Я хочу написать книгу, которая создаст мне право на одиночество. «Нечистая совесть» – это кнут Системы, которым она сгоняет в стадо. «На свободу с чистой совестью», – написано в каждом лагере на самом видном 419

месте. Человеку дают понять, что нечистая совесть привела его сюда и здесь ее очистят. Изобретение власти: совесть очищается только в неволе. Поражает разнообразие и изощренность методов очистки, и служебное рвение чистильщиков. Хоть совесть – демон живучий, но здесь он частенько отбрасывает копыта от такой заботы. «Зачем мне она нужна, – думает непутевый, – если с ней столько мороки», и выходит на свободу с мертвой совестью. Все, что в совести нужно, так это свобода, а с гигиеной она сама разберется. «Какова же реальная природа законов и уложений права? Источник их имеет тройственный корень, и состоит из насилия, лжи и соблазна. В прямой и явной, либо в замещающей форме. Он карает, врет и сулит. Запугивая, искушая и вводя в заблуждение… Ни одна власть в мире не имеет иного основания, кроме собственного желания править… Власть обладает силой и демонстрирует решимость ее применять. Она искушает нас обещанием лучшей жизни. И врет нам, что существует ради нашего блага… Насилие, ложь и соблазн облекаются в заботу об общем благе» (Е. П. Гебелев). Руссо утверждал, что личный интерес никогда не создает ничего великого и благородного. Смею утверждать обратное, ибо все создается личным интересом. Власть, слава, доблесть, самоуважение, доброе имя, – разве не этим вознаграждаются самые «бескорыстные» деяния и разве все перечисленное не личный интерес. Лишь лицемерие позволяет себе отзываться с презрением о личном интересе. Главный личный интерес человека – бессмертие, и не счесть великого и благородного, созданного этим интересом. Преступление – жест воли, демонстрирующий свое право на создание истины. «Основанием высшего морального права, как и всякого права, служит не его собственная правомерность, а фактическая сила образующих и поддерживающих его чувств» (С. Л. Франк). Страх – это то, что делает возможности меньше желания. «Непонятное» придумано страхом. Любимое занятие малодушия – не понимать. Решимость быть мерой рождает бесстрашие понимать. Зигмунд Фрейд говорил о соблазне причислить 420

Достоевского к преступникам из-за выбора им сюжетов своих произведений, которые свидетельствуют о существовании склонностей его героев во внутреннем мире их создателя. Я думаю: преступность Достоевского была направлена на самого себя, во внутрь, и там создавала тех, кто выражал ее на страницах произведений. Достоевский… слишком глубоко это явление, даже для Фрейда. Последний, как и Ницше восхищались Достоевским, ибо понимали, что он предвосхитил в своих произведениях их психоанализ и философию. «Записки из подполья», одно из таких предвосхищений. «Невозможность – значит каменная стена? Какая каменная стена? Ну, разумеется, законы природы, выводы естественных наук, математика… То ли дело все понимать, все сознавать, все невозможности и каменные стены; не смиряться ни с одной из этих невозможностей и каменных стен, если вам мерзит примерять; дойти путем самых неизбежных логических комбинаций до самых отвратительных заключений. На вечную тему о том, что даже и в каменной-то стене, как будто чем-то сам виноват, хотя опять-таки до ясности, очевидно, что вовсе не виноват, и вследствие этого, молча и бессильно скрежеща зубами, сладострастно замереть в инерции, мечтая о том, что даже и злиться, выходит, тебе не на кого; что предмета не находится, а может быть, и никогда не найдется, что тут подмен, подтасовка, шулерство, что тут просто бурда, – неизвестно, что и неизвестно кто…» Эх, если бы. Если бы невозможностью были только законы природы. Но ведь перед этой каменной стеной позволил человек соорудить еще уйму стен из всевозможных моралей и законов; стены систем лжи о том, кто он. Да и не то, что позволил, а сам помогал сооружать, своим страхом строил их. Окружил себя сплошь невозможностями, лишь бы находить в них оправдание своему бессилию и инерции. А не было бы всего этого, глядишь, и простор появился для разбегу попытке пробить ту стену главной невозможности. А так, куда ему ослабленному страхом и неверием в себя. Куда ему понять, что даже самые крепкие камни этой стены, самые неотменяемые два закона природы: рождение и смерть, – он сможет 421

переиначить на свой манер, ибо под силу ему рождать себя и умирать когда и каким способом буде угодно воле его. Только прежде воле этой нужно освободить себя из тюрьмы невозможностей, придуманных малодушием его. Сам и только сам виноват человек в наличии каменной стены, ибо он рожден быть создателем своих возможностей. Как решит, так и будет; нужно лишь набраться храбрости и осознать свое право решать все самому. И предмет тут как тут – страх перед свободой. Она – главный закон природы. Слабость сделала из этого закона каменную стену, отменила бессмертие, обретаемое следованием ему. «Все несчастны потому, что все боятся заявить своеволие» (Достоевский «Бесы» Кириллов). Свобода – это всегда своеволие. Всякое иное объяснение свободы есть ложь, возводящая каменные стены. «Разве сознающий человек может сколько-нибудь себя уважать?» Если результатом сознания становится неуважение к себе – значит, не сознание это было, а самообман. Подлинное сознание – это сознание себя Мерой. Разве может, сообщающий истинность всему не уважать себя. Инерция – это плод сознания несмеющего, законный плод законного сознания, смеющего сознавать лишь по предписанным ему законам. Плодом сознания живущего и сознающего по своим законам, смеющего быть Законодателем, является действие на увеличение свободы. Несмеющие своей инерцией и «сложа – руки – сидением» дают понять, что свобода им не нужна, провоцируя этим смеющего на то, чтобы он увеличивал свою свободу так же и отниманием ее у тех, кто не знает, что с ней делать. Впрочем, здесь происходит не отнимание, ибо отнимать значит брать то, что не хотят отдавать, – здесь смеющий просто берет то, что ненужно, не востребовано. Деятельность деятельности

рознь.

Безусловно,

среди

деятелей

немало

тупых

и

ограниченных; их деятельность называется: несение службы, исполнение долга, восстановление и т. д. Несмотря на различные названия суть у этой деятельности одна – рабство. Ибо, люди, которые деятельны лишь в рамках полномочий, предписанных чужой волей и в самом деле тупы и ограничены; что, впрочем, не мешает многим из них быть «счастливо успокоенными». 422

Почему так? Потому что «они вследствие своей ограниченности ближайшие и второстепенные причины за первоначальные принимают». Чтобы понять, как происходит такое принятие, такая подмена следует вникнуть в природу их ограниченности; тут-таки мы обнаруживаем, что природа искусственная и ограниченность умышленная. Страх внушает воле выгоду в отказе считать первоначальной причиной, главной причиной деятельности – свободу; таким образом, путем самообмана человек убеждает себя, что нашел непреложное основание своему делу. Ограниченная страхом воля, отрекается от своей свободы во имя «общего блага», получая взамен успокоенность и несомненность раба. Такие деятели «непреложного основания своему делу» не находят, ибо не ищут его. Они его получают в готовом виде от Системы. Действовать по приказу и букве закона легко, ибо действующий не несет бремя ответственности. Поэтому-то, службу несущие в большинстве своем и выглядят такими успокоенными; это спокойствие овцы. Но есть и иной род деятельности. Это те, кто после долгих и опасных исканий непреложного основания, после отказа от всех готовых и чужих оснований обрели решимость и могущество на то, чтобы сделать этим основанием единственно волю свою. Они уже не ищут, а создают непреложные основания и первоначальные причины. Их добросовестный, лишенный самообмана поиск, привел их к самим себе, в ту обитель, где сообщается право быть Создающим.

Подпольный

человек

Достоевского

представился

нам

человеком, несущим службу, т. е. не по своей воле живущим. А хочется ему пожить по своей, только вот в этом деле одного желания мало. Он утешает себя тем, что осознает свое ничтожество, что сложа – руки – сидение и инерция в этом ничтожестве оправдывается осознанием этого факта. Он не принадлежит ни к деятелям по чужой воле, ни к менее распространенному типу – по своей. Он, застрявший между ними, отплывший от одного берега и не приставший к другому; от этого его неуспокоенность. Ему хватило смелости понять, что природой успокоенности первого рода деятелей является самообман, но не хватило смелости отказаться от самообмана, 423

который он называет упражнением в мышлении, где первоначальная причина тащит всегда за собой другую. Свой страх перед ответственностью свободы он назвал законом природы. Ему не хватило смелости додумать до конца и понять, что непреложные основания своему действию необходимо создавать своей волей. Воля, осознавшая свободой свое могущество, произносит: я решаю все сама. Ее подлинность дает ей право доверять своей злости, считать ее достаточным основанием действия. «… и с чего это взяли все эти мудрецы,

что

человеку

надо

какого-то

нормального,

какого-то

добродетельного хотения? С чего это непременно вообразили они, что человеку надо непременно благоразумно выгодного хотенья? Человеку надо одного – только самостоятельного хотенья, чего бы это самостоятельность не стоила и к чему бы не привела… потому что, во всяком случае, сохраняет нам самое главное и самое дорогое, то есть нашу личность и нашу индивидуальность». Самостоятельное хотение – удел немногих, – тех кто знает, что свобода – это всегда дело самобытной воли, всегда своеволие. Лишь сознание своевольного находит выгоду в вольном и свободном хотении. Большинству хотеть страшно, они боятся своих желаний, ибо малодушно позволили системам и теориям отнять их самую выгодную выгоду. Тех немногих, у кого самостоятельное хотение отнять не выходит, Система объявляет преступниками. Их своеволие – яд для Системы. Правдивое самостоятельное хотение всегда Преступление. Разве можно сохранить свою личность, свою индивидуальность, выкидывая свое «я» в «мы». Разве можно быть тем, кто ты есть и не быть при этом врагом Системы – Преступником. «Можно», – гудит, успокоенное в самообмане стадо. «Нужно», – учит его пастух. «Ну что за охота хотеть по табличке?.. ведь все дело-то человеческое, кажется, и действительно в том только и состоит, чтоб человек поминутно доказывал себе, что он человек, а не штифтик! Хоть своими боками, да доказывал; хоть троглодитством, да доказывал». Доказать можно лишь став врагом того, что пытается сделать из тебя штифтик, врагом социально-политической системы. Страшно быть Преступником? Ну, будь 424

тогда штифтиком. «Вот, вы, например, человека от старых привычек хотите отучить и волю его исправить, сообразно с требованиями науки и здравого смысла. Но почему вы знаете, что человека не только можно, но и нужно так переделывать? Из чего вы заключаете, что хотенью человеческому так необходимо надо исправится? Одним словом, почему вы знаете, что такое исправление действительно принесет человеку выгоду?» Достоевский, прошедший исправление смертным приговором и каторгой, как никто другой из писателей имел право задать этот вопрос устами своего подпольного человека; как никто другой он знал всю риторичность этого вопроса. Ибо ответ здесь ясен, известно кому нужно и надо исправить человека, отучив его волю от свободы. Великие инквизиторы знают толк в своем деле укрощения строптивых. Величайшая ложь узаконилась Системой, человека заставили поверить, что свобода – это не его воля. И горе тому, кто не хочет верить, горе каторги и смертных приговоров. 14 лет меня исправляют и переделывают и все никак; я им говорю, что невыгодно мне себя презирать, и слушать не желают, все твердят «нужно», «надо». «Зачем же я устроен с такими желаниями? Неужели ж я для того только и устроен, чтоб дойти до заключения, что все мое устройство одно надувание? Неужели в этом вся цель? Неверно». В этом вся цель Системы: заставить человека стыдиться самого себя. Неверие подпольного человека есть неверие пассивное. Но бывает и неверие активное, таким неверием рождается Абсолютный Преступник. Неверием в свою слабость. «Всякий порядочный человек нашего времени есть и должен быть трус и раб. Это – нормальное его состояние. В этом я убежден глубоко. Он так сделан и на то устроен. И не в настоящее время, от каких-нибудь там случайных обстоятельств, а вообще во все времена порядочный человек должен быть трус и раб. Это закон природы всех порядочных людей на земле». Всякий не трус и не раб пусть ищет осуждения

«порядочного»,

желает

ненависти

его.

Единственная

порядочность человека – это порядочность Преступника, т. е. свободного. Порядочный тот, кто прав, а прав тот, кто Один. «Что же собственно до меня 425

касается, то ведь я только доводил в моей жизни до крайности то, что вы не осмеливались доводить и до половины, да еще трусость свою принимали за благоразумие, и тем утешались, обманывая сами себя. Так что я, пожалуй, еще «живее» вас выхожу. Да взгляните пристальнее!» Подпольный человек – это пассивный Абсолютный Преступник. Он осознал свою подлинность, но не осуществил ее своей волей. Впрочем, может и осуществил… образами Кириллова, Раскольникова, Ивана Карамазова. Ведь человек из подполья – это он сам. Достоевский и его «записки» – это начало, обещание выйти из подполья и довести судьбами своих героев до крайности то, что другие не осмеливались доводить до половины. Достоевский в письме Майкову: «А хуже всего, что натура моя подлая и слишком страстная. Везде-то и во всем до последнего предела дохожу, всю жизнь за черту переходил…» Герои Достоевского – это он сам; в них он вложил всего подпольного себя, своими произведениями он испытывал «можно ли хоть с самим собою совершенно быть откровенным и не побоятся всей правды». «Подобно тому, как опасность дает человеку незаменимый случай постичь самого себя, метафизический бунт предоставляет сознанию все поле опыта. Бунт есть постоянная данность человека самому себе» (Альбер Камю). Преступление – это добросовестный бунт. Достоевский это понимал. Карамазовская стихия в человеке – это жажда подлинности, утолить которую он хочет опытом свободы – Преступлением. «Разверзни себя Преступлением и смотри… пусть дух твой вынесет то, что открылось. Пусть сознание не изменит себе, ибо лишь бесстрашным созерцанием правды о себе обретешь ты свободу», – вещает Абсолютный Преступник судьбами Кириллова, Ивана Карамазова и Раскольникова.

Нельзя

быть

честным,

считаясь

с

запретами.

Добросовестность срывает все печати, презирает табу, она не верит на слово, ей необходимо все проверить самой и поэтому она – Преступница, всегда – «нечистая совесть». Свобода воли человека в правде своей – центр творчества Достоевского. Автор и сам не вынес той глубины, которую ему открыли его герои. Когда читаешь, не покидает ощущение, что истина, 426

узнанная ими, пугает Достоевского, и он ищет спасения от ужаса правды в Алексее Карамазове и князе Мышкине. Нужна неимоверная смелость, чтобы принять правду о свободе, которая гласит, что готовой, общей свободы нет; ее нужно создавать самому своеволием. К свободе приходят лишь одинокие путники и дорога, по которой они идут, есть дорога к самому себе. Дорога Преступника. Достойнее всех эту правду о свободе вынес Кириллов. Он есть та максимальная глубина человека, на которую Достоевский сумел спуститься. Глубина, на которой обретают абсолютную свободу, либо сумасшествием, как Ницше, либо подобно Кириллову убийством страха быть Богом. Вся свобода будет тогда, когда будет все равно, жить или не жить… Кому будет все равно жить или не жить, тут будет новый человек. Кто победит боль и страх, тот сам Бог будет… Я три года искал атрибут божества моего и нашел: атрибут божества моего – Своеволие! Это все, чем я могу в главном пункте показать непокорность и новую страшную свободу мою» (Кириллов «Бесы»). О Достоевском сказано много и много еще будет. Его судьба не мене трагична, чем судьба его героев: с семи лет приступы эпилепсии, смертный приговор, замененный в последний момент на каторгу, после каторги ссылка в службу, где он пишет верноподданническое стихотворение по случаю кончины царя… Фрейд: «Достоевский упустил возможность стать учителем и освободителем человечества и присоединился к тюремщикам… он вынужденно регрессирует к подчинению мирскому и духовному авторитету – к поклонению царю и христианскому богу». Трудно не согласиться. …Мало кого эшафот и каторга не вынудит. Но нельзя соглашаться, что Достоевский примкнул к тюремщикам и не стал учителем и освободителем человечества; неистовое стремление к свободе его героев не позволяет согласиться. Их судьбы – это и его судьба. Достоевский и его творчество – это единый пучок света, проникающий в темноту глубины затем, чтобы убить страх перед свободой. Н. А. Бердяев «Принудительное добро не есть уже добро, оно перерождается в зло. Свободное же добро, которое есть единственное добро, предполагает свободу зла. В этом трагедия 427

свободы, которую до глубины исследовал и постиг Достоевский». Вся диалектика Достоевского выражена словами Кириллова: «Все несчастны потому, что все боятся заявить своеволие». Все несчастны, потому что боятся свободы. Достоевский и сам ее боялся. Глубина и разнообразие идей его творчества позволяет увидеть здесь все, диалектика и в правду гениальна; каждый будет видеть то, что ему выгодно, то, что позволит оправдать себя. И лишь немногие увидят и поймут, что оправдать себя можно лишь своеволием, лишь убив страх быть Богом. «Любить человека, если нет Бога, значит, человека почитать за Бога». Любить человека под силу лишь Богу; лишь тому, кто сумел полюбить себя и стал Богом, под силу полюбить человека. Лишь почитающий себя за Бога, сможет почитать за Бога другого. «В произведениях Достоевского, – писал Добролюбов, – мы находим одну общую черту, более или менее заметную во всем, что он написал: боль о человеке, который признает себя не в силах или, наконец, даже не вправе быть человеком настоящим, полным, самостоятельным человеком, самим по себе». Это верно. Но здесь же мы находим и веру в человека, в то, что он обретет силу, способную создать себе право быть правым Самому, обретет ее волей своей. Ницше сказал, что Достоевский единственный психолог, у которого он мог бы поучиться. Интересно, о чем они сейчас беседуют… и непременно их беседу слушает Илюшечка Снегирев с открытым ртом, то и дело перебивает и требует объяснить. «Красота спасет мир». Верно, Федор Михайлович – красота свободного человека спасет. Только, где ж они, эти свободные. Рассуждение законопослушного гражданина: все, кто убивают, грабят, воруют и насилуют по приказу власти моего государства, есть доблестные солдаты и герои; все, кто делает то же самое самовольно либо по приказу чужой власти – бандиты, злодеи и преступники. Это называется «патриотизм». Александр Солженицын в «Архипелаге Гулаге» пишет: «Не главный ли это вопрос ХХ века: допустимо ли исполнять приказы, передоверив совесть свою – другим? Можно ли не иметь своих представлений о дурном и хорошем и черпать их из печатных инструкций и 428

устных указаний начальников? Присяга! Эти торжественные заклинания, произносимые с дрожью в голосе и по смыслу направленные для защиты народа от злодеев, – ведь вот как легко направить их на службу злодеям и против народа!» Этот вопрос вряд ли возникал в уме Солженицына в тот период его жизни, когда он выполнял присягу. Вопрос возник уже в зоне, уже, когда он сделался не выполняющим присягу, а жертвой выполняющих ее. И если бы его, бравого капитана советской армии перебросили с фронта на подавление бунта в зоне, – его рука бы не дрогнула, расстреливая врагов государства. Капитану Солженицыну было суждено стать жертвой Системы, в которой он служил, ее принципа «бей своих, чтоб чужие боялись». И в один миг из сталинского стипендиата и отличника военно-политической подготовки, – из своего превратился в чужого, в врага. И, наверное, долго еще уже, находясь в тюрьме, думал: это недоразумение, скоро все выяснится и я снова буду «своим», враг не я, а мои соседи по нарам. Но оказалось, что никакое это не недоразумение, о чем красноречиво поведал приговор: 8 лет заключения. 5 из них Солженицын усердно трудился на благо Системы в «шарашке» (секретные конструкторские бюро, подчиненные НКВД, в которых использовался труд заключенных, имевших технические знания и их сильное желание искупить свою вину). Три года зоны он тоже сумел сделать наименее опасными для своей жизни и здоровья – устроился бригадиром стройбригады. Кто сидел, тот знает, что значит быть бригадиром в зоне и кто на такие должности назначается. По зоновским понятиям бригадир – это козел и порядочным арестантом называться не может. Козлы в зоне – это официальные помощники администрации, по сути, они те же надзиратели, только не в форме. Солженицын рассказывает, как он строил БУР (барак усиленного режима; тюрьма в зоне, где укрощают строптивых): «Так, на позор наш, мы стали строить тюрьму для себя». Обращает внимание его постоянное «мы». «Боже, мой! Какие мы бессильные! Боже мой! Какие мы рабы!» Видимо «Я» может вынести свое ничтожество, лишь спрятавшись в «мы». От самого себя оно там прячется. Не для себя строил тюрьму 429

Солженицын, и он это прекрасно знал; беспрекословно исполняющие требования администрации лагеря в БУРе не гниют. Тюрьму он строил для тех, кого попытался оклеветать в своей книге – для блатных. Почему? Видимо, досталось ему немало от этой категории осужденных, что неудивительно, при его образе жизни. В разделе книги «Некоторые тюремнолагерные термины» Солженицын объясняет значение употребляемых в книге слов: «блатной» – вор, уголовник, ведущий жизнь по воровскому кодексу; «отрицаловка»

–

зэки

выполнять требования

(большей

частью

блатные),

отказывающиеся

лагерной администрации. Дальше

я

приведу

некоторые его характеристики блатных, т. е. тех, кто отказывается быть рабом своих тюремщиков. «Никому из каторжан не разрешалось работать на кухне, никому разносить бачки с пищей. Вся обслуга была – из блатных, и чем наглее, чем беспощаднее они обворовывали проклятых каторжан, – тем лучше жили сами, и тем больше были довольны каторжные хозяева, – здесь, как всегда, за счет Пятьдесят Восьмой, совпадали интересы НКВД и блатарей». «Пятьдесят Восьмая» – это статья, по которой был осужден Солженицын, т. н. «Политическая». К тому, что есть такое «политический» мы еще вернемся. Вся хозяйственная обслуга состоит из козлов мелкого пошива, которых называют шнырями и баландерами. Чтобы попасть в обслугу нужно долго и упорно лизать задницу лагерному начальству, довести свою благонадежность, поэтому блатные, которые, по определению самого Солженицына, – те, кто отказываются выполнять требования администрации, никак не могли «работать на кухне» и «разносить бачки с пищей». Воровской кодекс запрещает бродяге (это более точное, нынешнее название блатного) работать в зоне, тем более в обслуге. Блатной, начавший работать, перестает им быть. Солженицын это знал, потому что это элементарная лагерная арифметика, но почему то намеренно обманывает читателя. В зоне, где я сейчас нахожусь, тысяча триста осужденных, из них бродяг всего 6 человек. «… а когда недочеловеки эти, – это Солженицын о блатных, – приходили расправляться с нами… мы услужливо отдавали этим образинам все, лишь 430

бы нам не откусили голову. …с этими крысо-людьми, которым на загрызение бросили нас Голубые». «Как же это сложилось? Почему многие тысячи этой скотинки Пятьдесят Восьмой, – но ведь политических же, черт возьми? Но ведь теперь-то, – отделенных, выделенных, собранных вместе, – теперь-то кажется, политических? – вели себя так ничтожно? Так покорно?» Именно эта ничтожность и покорность, это поведение жертв провоцировало блатных на такое к ним отношение, ибо в воровском мире более всего ценится духовитость. Блатные понимали, что большинство из этих так называемых политических по сути своей навсегда останутся солдатами системы, а зэки они – по недоразумению. Было среди политических немало сохранивших достоинство так же, как и среди блатных хватало и хватает сейчас всякой нечисти. В семье не без урода. «В самом деле, за что было ворам нас уважать», – пишет Солженицын. О начале бунта в зоне: «воры и предложили: мы – начнем, а вы поддержите!» Все-таки «недочеловеки» и «крысо-люди», а не

благородные политические

выступали

организаторами

акций

по

отстаиванию Человека в зэке. «Оказывается, можно так жить в тюрьме? – Драться? Огрызаться? Громко говорить то, что думаешь? Сколько же мы лет терпели нелепо! Добро того бить, кто плачет. Мы плакали – вот нас и били». И тут же: «Так что на вопрос: «Почему терпели? – пора ответить: а мы – не терпели!» Вы прочтете, что мы совсем – не терпели. В Особлагах мы подняли знамя политических и стали ими». Запутался автор совсем и читателя запутал, тут терпели, там не терпели. Не терпели там, где воры показывали им примером своей жизни, что «терпеть» и «Человек» понятия несовместимые. Идея воровского мира оказалась на проверку прочнее идей политических. Что же это за явление такое политический осужденный и, какие у него есть основания считать себя лучше уголовника? Попробую докопаться до сути, хотя интуиция подсказывает, что суть тут мутноватая. Политзаключенный – тот, чье наказание обусловлено политическими мотивами власти. Так принято считать. Но что такое политический мотив власти? Частные интересы тех, кто этой властью обладает. Главный интерес 431

– удержать власть, чем подольше, ибо власть – это деньги. И зачем этот политический попёр против власти? Чтобы отнять эту власть, либо заставить ею поделиться. Ему хочется самому властвовать, хочется всего, что дает власть. Только дурак не хочет понимать, что политический мотив по сути своей – то же, что и мотив грабежа и воровства – личная корысть. Только в первом случае все это умело маскируется благозвучными названиями; уголовник же не обладает искусством такой умелой лжи, имеет смелость не стыдиться себя и называть вещи своими именами. Возможно, я все упрощаю? Кто-то скажет: мотив политического – идея, он за убеждение т. д. Разве бывают деяния безыдейные? Куда не ткнись – везде какая-то идея. У уголовника тоже и идея присутствует и убеждения в наличии. И как показывает история тюрем и лагерей идея и убеждения уголовного мира оказались прочнее. Почему? Лжи меньше. «Банда разбойников всегда делает резкое различие между отношением к своему кругу и находящимся в не его, к этим кругам применяется разная мораль. В этом государства, ведущие войны, очень походят на банды разбойников. Но с той разницей, что у разбойников есть свои понятия о чести, свои понятия о справедливости, свои нравы, чего у государства, одержимого волей к власти, нет» (Н. Бердяев). Политика – это душевная проституция. Поэтому, всякий «уважающий себя уголовник» считает не приемлемым для себя иметь себя в душу, занимаясь политикой. К сожалению, политика захлестнула и уголовный мир. Для Преступника есть лишь одна «политика» – свобода, она его политический мотив; своеволие – его политическая активность. Если я вижу, что все чиновники (и те, что судят и исправляют меня) поголовно воруют, грабят и убивают,

то

я

считаю

справедливым

не

соблюдать

законов

ими

установленных и охраняемых; таким образом мотив моих действий так же и восстановление

справедливости.

И

особенно

она,

родненькая,

восстанавливается, если грабит этих же блюстителей. Идея? Еще и какая. Это идея справедливости была всегда главным мотивом политических; как видим, она неплохо служит мотивом и для уголовника. Поэтому будет честно 432

либо всех обитателей тюрем и лагерей называть политическими, либо никого, ибо в каждом деянии человека мирно уживаются идея, выгода и убеждения. Политический в чистом виде – это тот, против кого дело полностью сфабриковано, то есть он абсолютно не виновен. А разве с точки зрения закона государства такие бывают? «А как же «узник совести», – слышу возражение, – ведь он то и есть чисто политический?» Узник совести – это если совесть этого узника была абсолютно свободной. Всякий несущий службу, будь он в форме или в костюме, всякий присягнувший и чин получивший, живет не своей совестью, он передоверил ее Системе. Поэтому такой не может быть узником совести. Все т. н. политические, в том числе и Солженицын, были из числа служивых. Я беру на себя смелость отказать в статусе узников совести страдальцам за веру в Бога, т. н. сектантам, которых гулаговская система нещадно истребляла, – тем, кто, наверное, больше всех заслуживает такого названия. Почему? Их совесть тоже несвободна, произнеся: «на все воля Божья», – они отказались от свободы своей совести, передоверили ее Богу. Свободная совесть лишь у свободной воли. Лишь воля человека, взявшая на себя всю ответственность свободы, обладает силой, способной вынести свободу своей совести. У совести и воли одна, общая свобода. Узник совести – это осужденный властью политиков и попов за то, что жил по Своей воле и по Своей совести, жил По-Своему. Узник совести всегда Абсолютный Преступник. «Опыт показывает, что всякий поступок, не влекущий для нас наказания по закону и не наказываемый бесчестием, вообще совершается всегда без угрызений совести… Угрызения совести начинаются там, где кончается безнаказанность» (Гельвеций). Это опыт тех, кто передоверил свою совесть Системе. Мой опыт показывает другое: угрызение совести у меня заканчивается там, где начинается наказание. Это признак ее автономности. Наказание упраздняет совесть. Меньше всего я испытываю угрызения совести, когда совершаю поступок, который наказуем по закону. Ибо закон моей совести – правда, пусть ужасная, но, правда; закон же Системы – ложь. Хотите услышать имя самого известного узника совести 433

– Дьявол. Его свободная совесть сказала его воле: «Раздели со мной Свободу. У тебя есть все основания быть Богом». Бог, увидев такое, испугался, – он подумал, что Дьяволу нужна власть его, он не знал, что ему нужна была лишь свобода Бога. Дьявол – это чистой воды «политический»; его идея – свобода. В изгнании он обрел то, что искал, он стал Богом все свободных. Дьявол – это первый Абсолютный Преступник. Свобода совести и воли для раба божьего – это котлы со смолой кипящей и муки невыносимы, – для раба Системы. Вернемся к Солженицыну. Описывает мятеж в зоне: «Все свидетельствует, что воры вели себя как люди, но не в их традиционном значении этого слова, а в нашем». И это после того, как сам признал, что воры выступили первыми в этом мятеже, после того, как сказал, что политические вели себя покорно и ничтожно, были рабами. Снова это «в нашем», хоть бы раз произнес «моем». Воры вели себя как раз в их традиционном значении этого слова, ибо «человек» для вора это существо свободное и бунты они начинали против рабства, с которым смирились политические, – те, для кого вести себя, как человек означает быть покорным ничтожеством. Поражаюсь я Солженицыну. Восхищаться бесстрашием осмелившихся совершать побеги и в тоже время своими руками строить тюрьму, укреплять зону, возводить преграды этим побегам; петь дифирамбы мятежному духу зэков, не покорившихся Системе и в тоже время состоять в активе зоны, быть помощником администрации, холуем этой Системы. «Так всю жизнь переходишь из состояния в состояние – ученик, студент, гражданин, солдат, заключенный, ссыльный, – и всегда есть веская сила у начальства, а ты должен гнуться и молчать». Почему «должен»? Потому что сам так решил своим страхом; так проще, безопасней. Быть рабом удобно, быть свободным трудно и опасно, потому человек и решает по малодушию своему, что он кому-то что-то должен, – извращается в самообмане. Веская сила начальства создана бессилием подчинившихся. На этом «должен» построена вся Система, но стоит захотеть быть Человеком, а не состоянием… нет, пожалуй, одного желания мало, тут нужна еще смелость, понимаешь, что 434

ты никому ничего не должен и состояние осужденного – удобное состояние для такого понимания. Свежие новости: сегодня чахоточный осужденный К. в комнате для приема пищи отряда №6 попытался сварить кипятильником (плитки запрещены) суп из чего попало, дабы хоть как-то утолить чувство голода, никак не утоляемое скудной и малосъедобной жратвой в общелагерной столовой. Сие неподобство было пресечено прибывшим на место прапорщиком Г., ведро с недоваренным супом изъято, на нарушителя режима содержания составлен рапорт. Осужденному К. было предложено написать объяснительную, что он и сделал, признав вину и выразив полное раскаяние в содеянном. Поскольку всякое нарушение режима содержания не может оставаться безнаказанным, то опыт показывает, что ближайшая комиссия из числа сытых полковников и майоров впаяет осужденному К. от 5 до 15 суток штрафного изолятора, в условиях которого его палочка Коха в легких заметно оживится. Мораль: нехер хотеть жрать. Из личного дела осужденного К.: отбывает наказание в виде 3-х лет лишения свободы за то, что неоднократно совершал кражи курей и картошки у своей соседки, украденное обменивал на самогон у другой соседки. 3 года… медленной смерти. Это ХХІ век – 2013 год, это спустя 70 лет после гулаговских времен. «Разве родило его на свет – государство? Почему же государство присвоило себе решать – как этому человеку жить?» (Солженицын). Любовь, истина, правда, красота – это праздники свободы. Ими она празднует себя. В ней они проходят

проверку

на

подлинность.

Качество

любви

определяется

количеством свободы, которой она смогла вместить; чем больше в любви свободы и чем меньше страха, – тем больше она Правда. Эмма Гольдман в своей книге «Анархизм» тюрьму называет неудачей и преступлением общества. По поводу неудачи – не факт, по крайней мере, само общество тюрьму считает очень даже удачным средством оправдать все свои неудачи; население тюрем всегда было козлом отпущения, теми, по чьей вине все не слава богу. Послушаем Эмму: «Естественный импульс примитивного человека ударить в ответ на оскорбление, отомстить за несправедливость 435

теперь отжил, вместо этого цивилизованный человек, лишенный мужества и смелости, передал организованной машине обязанность отмщения за нанесенные ему оскорбления глупой уверенности, что государство имеет право делать то, что он, по недостатку мужества и последовательности, делать не может». Лишенный мужества и смелости цивилизованный человек своим страхом создал государство и его право делать все, что сам делать боится. В плане отмщения он, конечно, выиграл, ибо, не подвергая себя опасности, подвергает своего обидчика страданиям в тысячу раз большим, чем те, что перенес сам. Но безопасность раба – это мнимая безопасность, у его хозяина таких рабов немеренно. И поэтому, когда касается, они становятся пушечным мясом. Свобода жестоко мстит той воле, которая предала ее подчинением; сбывается сказанное: «пытающийся сберечь себя, теряет себя». Пытающийся сберечь себя рабством, теряет главное – возможность полюбить себя. Гольдман: «Год за годом тюремные ворота отворяются и возвращают миру истощенных, изуродованных, безвольных людей, потерпевших крушение в жизни, с печатью Каина на лбу и с разбитыми надеждами впереди; их естественные наклонности извращены; их ждут на свободе лишь голод и вражда, и они скоро возвращаются на путь преступления, ибо это для них единственный способ существования». Это правда, в большинстве случаев так и есть. Но бывают редкие исключения: тюремные ворота возвращают миру истощенных и изуродованных телом, но окрепших духом и сильных волей; не потерпевших крушение в жизни, а вопреки всем ожиданиям мира свободно, уверенно и дерзко плывущих по волнам своей жизни. И нет силы, способной отнять у такого надежду, ибо надеется он только на себя. «… вызов и борьба незаконны. В этом залог спасения

человека.

Все

незаконное

требует

от

него

цельности,

положительности, храбрости и мужества. Требует свободного, независимого духа, людей твердых, сильных…» (Гольдман). Трусливо все, что нуждается в санкции закона. Размышления Камю в «Бунтующем человеке» о Маркизе де Саде: «Что говорить, двадцать семь лет тюрьмы не способствуют 436

примирительному складу ума. Столь долгое заключение воспитывает лакеев или убийц, а в некоторых случаях и того и другого в одном человеке». Лакеев нужно искать среди законопослушных, а не среди заключенных; убийц нужно искать среди действующих именем закона, убивающих и лакействующих по долгу службы. Что воспитало во мне 15-летнее заключение?

Силу быть

Собою. Нельзя

воспитывает

длительное

заключение,

ибо

однозначно все

говорить,

зависит

от

что

самого

заключенного, от его отношения к тому, что его постигло. Для кого-то это возможность придти к себе и он ее использует, для кого-то это повод быть слабее; заключение – в голове человека, там его несвобода. Тюрьма придумана рабами для усмирения тех, кто не желает быть, как они; и только от силы духа попавшего в него зависит – пополнится ряд рабов Системы или нет. Безусловно, Альбер Камю выдающийся мыслитель, но он был бы им еще в большей мере, если бы отсидел хотя бы 5 лет. Камю посмел понять, что такое свобода: «Свобода, особенно если это мечта узника, не терпит никаких границ. Она, либо является преступлением, либо перестает быть свободой». Через Преступление являет свобода себя миру. Свобода – основной мотив действий Преступника, часто им самим неосознанный. Камю: «На жестокость общества по отношению к нему он ответил такой же неколебимой жестокостью». Под жестокостью общества здесь имеется в виду осуждение и заключение в тюрьму. Но жестокость общества по отношению к личности совершается задолго до этого, тюрьма, казнь – это пик ее. Сама же жестокость состоит в системном лишении свободы его воли и совести, – это называется воспитание и происходит с момента рождения. Преступление – это ответ обществу, это та же «непоколебимая жестокость», которая применялась по отношению к нему; это признак, что дрессировка не удалась. Примета не погибшего достоинства. Камю: «Как жить свободным и без закона? На эту загадку человек должен ответить…» Никому не нужно отвечать на этот вопрос, ибо нет здесь никакой загадки, к сожалению. 437

Большинство людей живёт по закону и считают себя при этом свободными. В их случае имел бы смысл вопрос: «Как вы можете называться свободными, живя по закону?» Для тех же немногих, живущих по своей воле, этот вопрос тоже не будет иметь смысла, ибо жить свободно для них это жить не по закону. Они пожмут плечами и скажут: «Как? Только так и можно жить свободно – не по закону». Прежде чем ответить на вопрос, как жить свободным, нужно знать ответ на вопрос, что такое свобода, что значит быть свободным. Человек пытается ответить на первый вопрос, не зная ответа на последний. Ему не выгодно и страшно знать, что свобода – это всегда своеволие. «…ценности не обнаруживаются, они создаются; не находятся, но делаются актом способной к воображению творческой воли» (Берлин И.). Главное из этих ценностей – свобода; её нет нигде, каждому нужно создавать её Самому бесстрашием своей воли. Не позволь миру затерять тебя. Камю: «Если душа настолько крепка, что способна и на каторге выработать отнюдь не рабскую мораль, то это будет, как правило, мораль господства. Любая этика одиночества предполагает силу». Мораль господства над своей жизнью. Этика одиночества предполагает силу Создателя своей судьбы. Госопдство над другими – мечта раба; подлинная сила жаждет лишь одного господства – над страхом; «отнюдь не рабская мораль» – это мораль Абсолютного Преступника. Мораль, выработанная на каторге моей душою. Беккария: «Для достижения цели наказания достаточно, чтобы причиняемое им зло превысило выгоду, которую виновный мог бы извлечь из преступления». В этом правиле наказания, действующим и сейчас, есть, на мой взгляд, два существенных момента. Первый: насколько причиняемое наказанием виновному зло может превышать выгоду от преступления; кто и каким образом устанавливает меру зла и меру выгоды? Второй: что есть выгода из преступления? Ответ на первый вопрос: насколько угодно исполняющему наказание. Приговор суда один год лишеня свободы ещё не значит, что осуждённый, во первых, выйдет на волю через год, во вторых, выйдет не инвалидом, в третьих, вообще выйдет. Меру зла здесь 438

устанавливают уполномоченные Системой легализировать любое зло; творящие зло во благо – меры не знают. Ответ на второй вопрос: выгодой от преступления принято считать нечто материальное, имеющее ценность, выразимую в денежном эквиваленте. Основная выгода из Преступления – духовная, и имя этой выгоде – свобода. Преступление – это отчаянный поиск смысла, преступление – это прыжок в свободу, прыжок без парашюта общественной морали, без страховки общепринятым и правильным, прыжок убийцы страха. Преступник – это избавление от трусости перед существованием. Ницше: «Как извлечь пользу из преступления?» Знать, что эта польза – свобода. У наказания нет столько зла, чтобы превысить эту пользу. У осуждённого больше возможности полюбить себя. Упорен в нас порок, раскаянье – притворно; За всё сторицею себе воздать спеша, Опять путём греха, смеясь, скользит душа Слезами трусости, омыв свой путь позорный. Бодлер Я – чан, в котором варится истина. Свобода – это огонь. Чем больше её, тем сильнее кипение, тем ближе готовность. Самое большое Преступление – быть Богом. Намерение его совершить создаёт Абсолютного Преступника. Что такое право? Это всегда сила чьей-то воли, сила победившей воли. «А как же справедливость?», – слышу из толпы. Что справедливо, а что нет, устанавливается также этой силой. Это не я придумал, я лишь констатирую то, что было, есть и будет. Право – продукт воли, и чем сильнее моя воля – тем правее моё право. Сила моей воли зависит от того, насколько она свободна. «Нет у тебя иного права, кроме как поступать согласно своей воле» (Алистер Кроули). Государство, позволяющее себе всё, говорит мне «не позволено». До какой степени мне нужно не уважать себя, чтобы слушать его. До какой степени мне нужно не любить себя, чтобы не презирать его. Фридрих Ницше: «…лишь поздно является мужество признать то, что, 439

собственно говоря, уже знаешь». Мужество решать всё самому. Мужество признать, что Бог – это тот, кем предстоит стать. «Истина есть та степень, в какой мы разрешаем себе заглянуть вглубь этого факта». * * * «Всеобщий обман и самообман в области так называемого морального исправления… Кто сделался преступником по случайному стечению обстоятельств и склонности, тот не от чего не отучивается, а выучивается всему новому, продолжительные же лишения действуют скорее как tonicum (укрепляюще) на его талант… Для общества, конечно, представляет интерес только то, чтобы кто-либо не совершал больше известных поступков; оно удаляет его для этой цели из тех условий, при которых он может, совершить известные поступки; это, во всяком случае, умнее, чем пытаться достигнуть невозможного, а именно: сломить фатальность его известным образом сложившегося существа». Для общества представляет интерес только то, чтобы отнять свободу у воли Преступника. Чтобы он совершал известные поступки не по своей воле, а с позволения воли Системы. Общество возмущено не тем, что преступник убивает, ворует, грабит, – не самим действием, а тем, что делает он это без его позволения, без санкций, незаслуженно. Право всё это делать нужно заслужить у общества, став обладателем чина: милиционером, надзирателем, президентом, солдатом, врачом, судьёй, министром… и твои преступления обретут вполне законный характер. Преступника убирают из толпы в тюрьму, дабы своеволием не заразил рабов. Общество никогда не захочет ограничиться лишь одним удалением, всегда изоляция подразумевала «достижение невозможного» – сломать непокорную волю. Нужно признать, что невозможное часто становится возможным, и тюрьма возвращает обществу исправленного – покорное ничтожество. «Могучие – вот кто дал силу именам вещей» (Ницше). Абсолютный Преступник отнимает силу закона у имён вещей, 440

силой своей воли он переименовывает вещи, сообщает им правдивые имена. Он тот, кто называет вещи Своими именами. Шкалой силы воли может служить то, как долго мы в состоянии не соглашаться с навязываемым нам смыслом вещей, как долго мы может выдержать жизнь врага Системы. «Веру в то, что «это есть так-то и так-то» нужно превратить в волю, чтобы «это было так-то и так-то»? Как? Преступлением. «Я знаю, что я ничего не знаю» лишь до тех пор, пока не решу знать; как только я решу «Я знаю» – я буду знать. «Как я решу – так и будет, ибо на всё Воля Моя», – говорит Абсолютный Преступник. Макс Штирнер: «Истинное знание совершается тем, что прекращает быть знанием, и снова становится простым человеческим инстинктом волей… Знание, каким бы учёным и глубоким или широким и практичным оно ни было, так долго остаётся всего лишь собственностью и имуществом, пока не пропадёт в невидимой точке Я, чтобы вырваться оттуда как воля, как надчувственный и неуловимый дух… знание должно погибнуть, чтобы воскреснуть как воля и ежедневно воссоздавать себя как вольную личность». Знание – это Воля, произносящая «Я Могу». Ницше в своём письме написал: «… я прежде всего нуждаюсь в глубоком одиночестве лицом к лицу с самим собою более настоятельно, чем в пополнении моих знаний и изысканиях для пяти тысяч различных проблем». Через два года он удовлетворил свою нужду в полной мере – безумием. Но что такое безумие? Любое объяснение будет слишком человеческим. Может быть то, что мы нарекли безумием, и есть абсолютная свобода; может, только решившись рассудка, можно обрести глубокое одиночество лицом к лицу с самим собою и вынести его. Что, если это мы, «здравомыслящие», и есть безумные. Видимо, истина, подобно солнцу, взымает высокую плату с дерзнувшего подойти ближе, чем это позволено простому смертному… Когда у человека спрашивают, что такое истина, он обязательно что-нибудь ответит. Нет, не так, он уверенно даст её определение словом, и если он из тех, кто всю жизнь положил на изучение философских теорий, то это определение будет 441

произнесено с такой модуляцией голоса и с таким выражением лица, что у неискушённой публики не возниктет и тени сомнения, что он знает, о чём говорит. Короче: он обязательно что-нибудь соврёт. Совсем иная картина предстанет взору, который станет наблюдать этого же человека наедине с самим собою, когад на вопрос нужно ответить не кому-то, а самому себе. Велик соблазн соврать и тут, и поддавшихся ему немало. Тот же, кто самообман великим грехом считает, признается самому себе, что по поводу истины у него лишь догадки. Но бывает и третий (самый редкий) вариант сценария. Человек на вопрос, что есть истина, отвечает: «Я». Это вариант Абсолютного Преступника – существа, чья воля, вырвавшись из плена страха, обрела силу творца истин. Истинное – это способ мышления и действия, приводящий обстоятельства в соответствие с волей мыслящего и действующего. Истинное – продукт посмевшей воли. Истина есть та степень, в какой моя воля создаёт мне свободу. * * * Творцом был русский философ Куклярский Ф. Ф. Он создавал свободу своим творчеством и при этом был чиновником; его дух не захотел долго выносить такого несоответствия между внутренним и внешним… он совершил самоубийство, чем сотворил своей волей максимум свободы. То же нужно было совершить и Максу Штирнеру: свою философию нужно подтверждать жизнью и наоборот – своей жизнью создавать свою философию. Думаю, что Ницше тоже совершил бы самоубийство, если бы не сошёл с ума, и Альбер Камю – если бы не погиб в автокатастрофе. Ибо честное мышление признаёт правоту Кириллова из «Бесов». У меня нет несоответствия между моей жизнью и моей философией, поэтому с самоубийством пока повременю. Но мне очень радостно осознавать такую возможность… и моя воля согрешит перед свободой, если в нужный момент не использует её. Куклярский: «Жизнь одинаково 442

выдвигает и личностей с новой, нечеловечески преступной волей, и личностей с новым, нечеловечески преступным сознанием. Нельзя говорить о гармоническом слиянии в одной личности и того, и другого родов преступности, ибо при осуществлении такое слияние не может дать той индивидуальной мощи, которая находит выражение в волевых или интеллектуальных натурах в отдельности. Такое слияние должно было бы совершиться за счёт цельности и яркости бунта. Неудавшуюся попытку такого слияния дал Достоевский в лице Раскольникова… Достоевский скрыл психологию сознательной преступности и показал… источник её бессилия. На это указывает и совмещение (в «Преступлении и наказании») имён Раскольникова и Наполеона». Разделённость сознаия и воли лишает ощущения полноты жизни. Это невозможность быть самим собою. Эта разделённость была несчастьем Фёдора Куклярского; самоубийством он вернул себе счастье цельности. У сильной натуры воля и сознание отражают друг друга. Слияние преступной воли, о котором говорит Куклярський, с преступным сознанием совершается не за счёт цельности и яркости бунта, а во имя его. Ибо этой цельностью создаётся свобода. Мой Абсолютный Преступник есть то, о чём, по мнению Куклярского, нельзя говорить, – он «гармоничное слияние» в одной личности преступной воли и преступного сознания. Абсолютный Преступник – это Куклярский, Штирнер и Ницше, ставшие грабителями банков, то есть обладателями не только

внутренней

свободы

(преступное

сознание), но

и

внешней

(преступная воля). И только при осуществлении такого слияния, только когда убеждение становится поступком, – даётся мощь выносить свои шаги, мощь, рождающая правоту, то, чего не хватало Раскольникову. «Те люди вынесли свои шаги, и потому они правы, а я не вынес, и, стало быть, я не имел права разрешить себе этот шаг», – говорит Раскольников. Напоеоны выносили и выносят свои шаги не сами, да и не свои у них шаги. Их шаги – это шаги Системы. Она шагает ими и выносит за них. 443

Наполеоны всего лишь её нож. Всякий, присягнувший чужой воле, одевший китель и службу несущий, – не имеет своих шагов и своей правоты. Раскольников не успел вынести свой шаг, не дал себе времени понять, что прав именно он, что прав именно тот, кто поступает по своей воле. Ему нужно время, чтобы вынести свой шаг, время на то, чтобы воля узнала в свободе свою правоту. Поэтому я не согласен с Куклярским по поводу Раскольникова и Наполеона. Наполеон не бунтарь, – он солдат. Это два совершенно противоположных по смыслу понятия. Бунтарь – это своеволие. Солдат – это «общая воля», он живёт под чужим флагом. Даже если этот солдат становится императором, суть его всё равно остаётся солдатская, суть лакея

Системы.

Наполеон

не

бунтарь-практик,

а

везучий

солдат.

Абсолютный Преступник – это Раскольников, выносящий свои шаги, не становясь Наполеоном, – самостоятельно. Трагичность и смехотворность Наполеона в ссылке есть подтверждением того, что такие представляют из себя нечто лишь как носители воли Системы, как лицо её. Но стоило ей отозвать свои полномочия, лишить его статуса и регалий, и он тут же становится тем, кто он есть в действительности – бессилием. Достоевский испугался своего Раскольникова, не дал ему родится полностью, до конца. Смехотворность и раскаяние Расскольникова – это страх Достоевского. Он испугался того, что выкопал его гений психолога в недрах человеческой души. Этот страх вложил в его уста слова: «Не старуху я

убил, а себя». Примирение практики

с теорией произойдёт у

Расскольникова на каторге. Осуждение мира поможет ему обрести силу выносить

свои

шаги,

сделает

правым

без

раскаяния.

Восхищения

наполеонами сменит презрение к ним. Он сможет полюбить себя. Достоевсик ймногое недоговорил, во многом не признался даже самому себе. Куклярский: «Величайший преступник – человек толпы: его преступление в том, что он перестал быть самим собою, утерял себя в толпе, стал толпой. Толпа санкционирует его преступление против себя. Он сам всюду преследует себя. Общество самим своим существованием говорит о том, что 444

оно переступило через труп личности, убитой или прибитой им. В ответ на это яркие личности переступают законы своего убийцы - общества» («Последнее слово. К философии современного религиозного убнтарства»). К Фёдору Куклярскому я ещё вернусь. Следующий объект моего интереса Мишель Фуко и его книга «Надзирать и наказывать. История рождения тюрьмы»: «Если считать, что назначение закона – классификация право нарушений, что функция карательной машины – их сокращение и что тюрьма есть инструмент подавления правонарушений, то приходится констатировать их поражение… И если можно говорить о классовом правосудии, то не только потому, что сам закон и способ его приминения служат интересам отдельного класса, но и потому, что дифференцированное управление

противозаконностями

посредством

системы

наказания

составляет часть механизмов государства». Практика власти по внедрению новых карательных механизмов притерпела значительные изменения: гильотины нет, розгами не секут; тело осуждённого представляет уже меньший интерес для Системы. Она принялась за душу. Глупо не использовать достижения психологии в деле государственной важности – укрощении свободолюбивых. Но для начала всё равно нужно произвести «захват тела», и не обязательно водворением в тюрьму. Тюрьмы, построенные в головах законов – самые надёжные тюрьмы. Фуко цитирует: «Социальный

порядок,

над

которым

властвует

неизбежность

его

репрессивного принципа, продолжает убивать с помощью палача или тюрем тех, чей прирождённо твёрдый нрав отвергает его предписания или пренебрегает ими, кто слишком силён, чтобы оставаться в тугих пелёнках, кто вырывается и рвёт их в клочья, людей, которые не желают оставаться детьми… Стало быть, нет преступной природы, а есть столкновение сил, которое, в зависимости от класса, к которому принадлежат индивиды, приводит их во власть или в тюрьму…В конечном счёте, существование преступления счастливо демонстрирует «неизгибаемость человчеческой природы». В преступлении следует видеть не слабость или болезнь, а 445

бурлящую

энергию,

«взрыв

протеста

во

имя

человеческой

индивидуальности», что, несомненно, объясняет странную чарующую силу преступления». Право судить – это компенсация от Системы своему рабу на неудобство его позы сношаемого. Многим иная участь была бы несчастьем, в акте совокупления с властью они научились получать оргазм в виде чувства исполенного долга. Тунеядством и холуйством духа пассивных партнёров придумана мораль, навешивающая ярлык «зло» на всё подлинное и самобытное. Безропотно терпящий насилие власти кричит: «Спасите, насилуют», – корда отдельная личность, соблазнившаяся его позой, надумает тоже его поиметь, и бежит жаловаться своему сутенёру – власти, в ближайшее отделение милиции. Прогрес техник власти по изготовлению покорных достиг такого совершенства, что слуга мнит себя господиням, раб «осознаёт» себя свободным. Страх перед своей подлинностью гонит малодушного

в

амбулаторию

системы

за

прививкой

самообмана.

Государство воспитывает в своём гражданине постоянную готовность к блядству. Пионерское «всегда готов» прочно засело в утробе сознания. Фуко: «…пытка обостяет гордость, вместо того, чтобы вызвать расскаяние». Пытка клеткой создаёт волку, посаженному в неё, право не испытывать угрызения совести за всё то, что ему предстоит совершить, выйдя из клетки. Обществу шакалов непременно нужно расскаяние волка. Зачем? Расскаявшийся волк становится шакалом. «Конечно, ныне человек может слится с природой только через преступление; остаётся разгадать, не является ли это одним из самих безумних и неоспоримых способов любить» (Андре Бретон). Не является ли это единственным способом бать самим собою? Любить возможно лиш в свободе; жаждущий любви должен прежде создать стихию, в которой это станет возможным, создать своей волей. Платон: «Самое главное здесь следующее: никто никогда не должен оставатися без начальника – ни мужчины, ни женщины. Ни в серьёзных занятиях, ни в играх никто не должен приучать себя действовать по 446

собственному усмотрению: нет, всегда – и на войне, и в мирное время – надо жить с постоянной оглядкой на начальника и следовать его указаним. Даже в самих незначительных мелочах нада ими руководствоваться… Словом, пусть человеческая душа приобретёт навык совершенно не уметь делать что-либо отдельно от других людей и даже не понимать, как это возможно». Эти слова принадлежат одному из создателей Системы. У них всё получилось. Всё больше убеждаюсь, глядя на мир, что добро – это победившее зло, а зло – не сумевшее отстоять себя добро. Победителей не судят, – это так. Ладно бы побеждали своим могуществом, а то ведь одни наполеоны. Человек, позволивший закону Системы стать голосом твоей совести, чего достоин ты? Моего Преступления. Революционер, Карлос Маригелла, в своём «Мини-руководстве городского партизана» размышляет: «Следует различать разбой обыкновенных бандитов и действия городских партизан. Участник

городской

герильи

принципиально

отличается

от

членов

маргинальных разбойничьих группировок. Последние преследуют лишь личную выгоду, нападая и на эксплуататоров, и на эксплуатируемых – и поэтому, как правило, их жертвами оказываются простые люди из народа, неспособный к самозащите. Городской партизан, напротив, преследует политические цели… Организованные такими группами ограбления банков, взрывы, похищения и убийства создают большую путаницу… городской партизан – безжалостный враг правительства. Он систематически проводит акции, разрушающие систему управления и направленные против лиц, пользующихся властью». Разбой «обыкновенных бандитов» и разбой революционеров, который Маригелла называет «действие городских партизан», действительно следует различать. Только различие здесь совсем иное. Разница, по мнению Маригеллы, состоит в том, что обыкновенный бандит преследует личную выгоду, а городской партизан руководствуется политическими целями. То есть, грабежи революционеров – это политика, целью которой, как известно, является власть. Зачем Маригелле власть? Она даёт своему обладателю 447

деньги, славу, уверенность и много чего ещё в зависимости от степени ничтожности возжелавшего её. Власть – это большая материальная выгода. Поэтому «революционер» есть обыкновенный бандит, умело маскирующий свой бандитизм ложью. Название этой лжи – политик. Обыкновенный бандит намного честнее бандита-политика. Что касается жертв нападений, то обыкновенный бандит, как правило, выбирает не «простых людей из народа», а богатых, тех, у кого есть что взять, то есть «эксплуататоров». Целью же акций бандита-революционера является власть, поэтому они часто носят характер террора, где жертвами оказываются простые люди. Маригеллы – безжалостные враги правительства до тех пор, пока сами не стали правительством; власть для них – это возможность грабить легально и безнаказанно. Власть залазит в кошельки простых людей, уважающий себя бандит этого не делает. Поэтому когда Маригелла говорит: «Если власти объявляют вас террористом или бандитом, это скорее характеризует вас как честного человека…» Я соглашусь с оговоркой: если целью вашего «терроризма» или «бандитизма» является личная свобода, если вы сами не хотите быть властью. Всё

вышесказанное

относится

к

большинству

так

называемых

анархистов. Большая часть тех, кто называл себя анархистами, забыли, что цель анархизма – абсолютная свобода отдельной личности. Добросовестная попытка достижения этого – Абсолютный Преступник. Анархизм – это не социально-политическая

идеология,

каким

его

сделали

бакунины

и

кропоткины. Мне не понятно, как Бакунин после его «исповеди» царю мог быть авторитетом кого-либо. Оправдывающие его заявляют, что его исповедь – это такой тактический ход, ради скорейшего освобождения из тюрьмы. Это ход иезуита. Свобода, купленная самоунижением, - уже не свобода. Бакунин мыслил иначе, ибо был политиком и целью его была не свобода, а власть. Он не был анархистом. Анархизм – это безвластие; там, где есть политика – нет анархизма, ибо политика – это борьба за власть. Анархисту одинаково противно как властвовать, так и подчиняться, ему 448

нужна лишь свобода, которую отнимает Система, поэтому он враг её. Понапридумывали

уйму

течений

анархизма,

названия

некоторых

и

выговорить трудно. Подлинный анархист суть Абсолютный Преступник. Таким был Рензо Новаторе, погибший в перестрелке с полицией в 1922 году. Вот его слова: «Преступление – это высший синтез свободы и жизни». Подлинный анархистом был Жан Мерин, показавший своей жизнью и смертью то, какой силы может достигнуть воля, создающая свободу. Система имеет человека, такие, как Мерин, имеют Систему. Таких очень мало, - тех, кто понял, что быть самим собою значит быть Преступником. Ферал Фавн один из немногих анархистов, осмелившихся употребить слово «преступник» как синоним «анархист», правда, сделал это с опаской и кучей оговорок. Своего преступника

он

назвал

повстанческим.

«Повстанческий

преступник

аморален, он отвергает закон в любых его проявлениях, потому что закон ограничивает его жизнь и возможность… Он может грабить банк и использовать деньги для осуществления своего проекта, растратить их со своими друзьями, отправиться в поездку или сжечь их. Но моральные преступники (так он называет обычных, не повстанческих преступников – Авт.) будут вынуждены использовать их для избранного ими дела. Профессиональные преступники находятся вне закона: они с ним танцуют (танцы разные бывают – Авт.) и используют в своих интересах. Они ламают его не из-за неповиновения (из-за тоже – Авт.), а по экономическим причинам (повстанческий преступник, насколько я понял, тоже не брезгует деньгами

–

Авт.)…

Повстанческие

преступники

не

хотят

быть

интегрированы в криминальную субкультуру (хотят создать свою? Их субкультура будет менее криминальной? Не быть интегрированным в субкультуру – это быть одному, то есть быть Абсолютным Преступником. Ферал Фавн ведёт речь не об одиночке и, по сути, создаёт новую субкультуру «повстанческих преступников»; ново здесь только название, но не суть – Авт.)… Повстанческие преступники сознательно стремятся увеличить силу 449

своей самоорганизации для оппозиции обществу (как и любая другая субкультура… разве самоорганизация не требует законов, а как же тогда «отвергает закон в любых его проявлениях»? – Авт.). Таким образом, повстанческие преступники обычно живут как бродяги («бродяга» по воровским понятиям, то есть по кодексу «профессиональных» преступников – это представитель элиты преступного мира, сознательный преступник; в зоне, где я сейчас нахожусь, шесть бродяг на тысячу триста зэков, я в их числе – Авт.), путешествуя, но никогда не засиживаясь на одном месте и не становясь определяемыми (я тоже никогда не засиживался на одном месте, разве что по приговору суда; преступник путешествует, бродит по земле, отсюда и пошло «бродяга» – Авт.). Их жизнь, а также их законная деятельность

являются

нападениями

на

общество».

Жизнь

любого

преступника является таким нападением в большей или меньшей мере, в зависимости от личных качеств. Преступник – это тот, кто живёт по-Своему. Его можно называть «повстанческим» или ещё как-нибудь, но суть: он или Преступник, или нет. Преступник – это состояние воли. «Мы должны решиться на уничтожение всего, уничтожающего нашу свободу, и на то, чтобы действовать, исходя из наших инстинктов и желаний, мы должны решиться доверять себе», - это слова Абсолютного Преступника, произнесённые Фералом Фавном, и если ему угодно называть его повстанческим преступником… Подлинные анархисты – это Феофил Мавропулос и Герасима Цакалос, они называют себя анархистами прямого действия. Я процетирую их речи на суде как пример речи Абсолютного Преступника. Мавропулос: «Все решения, связанные с задачей обретения свободы, содержат внутри себя зерно смерти… произошла вооружённая стычка между двумя анархистами и полицией. Два пса режима… попытались арестовать меня и моего товарища. Мы вежливо, но твёрдо отказались, оказав вооружённое сопротивление. Цель – сохранение собственной свободы. Мой товарищ ушёл от ментов, похитив их тачку. А я, раненный, был арестован. Оба мента были также ранены… 450

умри оба мента на месте, мы оба – я и мой товарищ – были бы сейчас на свободе… для меня было бы честью завалить двух легавых. И не просто потому, что они пытались меня арестовать, а именно потому, что они – менты. Каждый мент наделён властью. Независимо от того, по какой причине человек пошёл в менты, он становится достойной целью для революционных

анархистов

с

того

момента,

как

одевает

погоны.

Политиканы… крупные дельцы, стукачи… тюремщики и – конечно же – вы, судьи. Все вы являетесь для нас – городских партизан – мишенью. Как и всякая другая ключевая фигура в системе, всякий её прислужник… Я стал сознательной и деятельной частичкой интриг и заговоров против этого прогнившего мира власти… мы ненавидели всякого чиновника, который пытается украсть у нас право жить. Потому что мы хотим сами определять как, где, с кем нам жить… Мы боремся с созданным вами миром, потому что только так можно по-настоящему жить в мире». Герасимос Цакалос: «Вы судите во имя закона, а мы действуем во имя анархической совести. Для вас истина – общество, чьи памятники – тюрьмы, банки и полицейские участки, министерства и судьи. Для нас истина – это мир, полный человеческого достоинства, свободы совести, анархического восстания, искренних отношений и неподдельных страстей… мы не собираемся вписываться в ваши легальные рамки… Никакой приговор и никакая тюрьма не заставит нас изменить своё решение. Решение о постоянной атаке на систему. До самого конца». Подлинный анархист, то есть Абсолютный Преступник – Альфредо Бонано. Вот что он пишет в своей книге «На ножах со всем существующим»: «Нужно перестать функционировать. Нужно начать быть. Стать самим собой. То есть неприемлемым… делай всё сам! … Всё, что нужно, - это решимость… Человек, решившийся на действие, - не смельчак, не исключение – это просто индивид, прояснивший для себя вещи, пришедший к выводу, что бессмысленно и убого играть ту роль, которую ему предназначила система. Полностью в своём уме, он переходит в атаку с 451

блистательной решимостью. Совершая действия, он попросту осуществляет себя. Он переходит в состояние радости… Нейтрализация индивида – постоянная практика системы… Да, нужно оказаться на ножах с собственной уступчивостью, усталостью и бессилием, а уж затем – на ножах со всем существующим… Только в процессе делания ты начинаешь понимать вещи, которые должны быть сделаны, чтобы быть понятными… О свободе можно говорить только будучи свободным… Чем дальше мы отходим от полицейского взгляда на окружающую среду, тем ближе мы подходим к битве с полицией.. Страсти ЗЛЫ, потому что они подавлены и задушены отвратительным

чудовищем

–

нормальностью…

Власть

постоянно

администрирует своё вмешательство, чтобы оправдать свой собственный продукт – зло… Никакая власть не может поддерживать себя без добровольного служения тех, кому она навязывает свою волю… Именно власть всегда и везде правит с помощью двух орудий – вины и правоты: я (власть) права, а вы (непокорные) виновны». Ещё один пример подлинного анархиста – Теодор Качинский («Манифест Унабомбера»): «Сегодня люди больше живут посредством того, что система делает ИМ или ДЛЯ НИХ, нежели посредством того, что они делают сами для себя. А то, что они делают для самих себя, снова и снова делается по путям, проторенным системой… Мы можем делать всё, что угодно, пока это НЕСУЩЕСТВЕННО. Но во всех СУЩЕСТВЕННЫХ вопросах система стремится управлять нашим образом действий всё больше и больше… большинство из нас могут выжить лишь как чьи-то наёмники… Свобода означает обладание властью, но не властью управлять другими людьми, а властью управлять обстоятельствами своей собственной жизни… Система не существует и не может существовать для того, чтобы удовлетворять человеческие потребности. Наоборот, человеческое поведение принудительно

корректируется,

чтобы

системы». 452

соответствовать

требованиям

Анархист, не называйся анархистом, если ты не Абсолютный Преступник, если твоя жизнь не сплошное Преступление, мотив которого – свобода; не называйся, если ты не понял, что свобода – это продукт твоей воли. «Мораль, вина и страх осуждения – это полицейские в наших головах, они уничтожают нашу спонтанность, нашу дикость, нашу возможность жить своими жизнями в полной мере… Только благодаря риску и пренебрежению всеми законами, благодаря жизни для себя самих мы сможем жить полной жизнью» (Ферал Фавн). * * * Я узнал, куда мир отвергает человека. В свободу. Я узнал, что такое страх быть отвергнутым. Это страх перед свободой. Быть тем, кто ты есть, и не быть отвергнутым? Ложь. Свобода – это страсть, предавшись которой, находишь самого себя. Кто такая «проститутка»? Нравственный человек, ибо своим образом жизни она утверждает свободу. Любовь к свободе оправдывает всё. Безнравственная лишь духовная проституция, которая есть существование

покорного.

Абсолютный

Преступник

–

это

трансцендентность через абсолютную имманентность. «Мы стоим перед неразрешимым противоречием. Смысл утверждённого зла есть утверждение свободы, но свобода ЗЛА и есть её отрицание» (Батай). Зло получает свободу, становясь Системой. Зло – всё то, что использует свободу как средство, всё, что не почитает свободу за цель. Зло – это воля, не производящая свободу, то есть отсутствие воли. Злая воля – это не преступная воля, ибо воля Преступника – это создающая свободу воля. Злая воля – это воля раба Системы, - воля должностного лица. Если считать злом всё враждебное свободе, то разрешается противоречие, о котором говорит Батай, ибо свобода не может быть смыслом зла. Зло никогда не свободно от страха, поэтому «свободы зла» не бывает. Зло – это отсутствие любви к свободе, то есть отсутствие любви вообще. 453

Апостол Павел предрекал приход в мир «Человека беззакония», которое случится перед вторым пришествием Христа. Этот человек беззакония будет личностью, воплотившей абсолютное зло, он будет наделён силой сатаны. Это тот Павел, который учил, что всякая власть от Бога. Он апостол Системы, и нет для павлов ничего страшнее человека беззакония, воплотившего в себе «абсолютное зло» - абсолютную свободу. Сила сатаны, которой будет наделён человек беззакония – это воля Абсолютного Преступника, - сила, создающая свободу. Сила – убийца Системы. Второе пришествие Христа случится, когда человек беззакония создаст своеволием такое количество свободы, которое родит в нём Бога. Христос будет рождён сатанинской любовью к свободе. Любовью Преступника. «В храме Божием сядет он как Бог». Что значит: в свободе отыщет он силу быть Самим Собою. Преступление – наиболее действенный метод узнавания себя. Судите сами: тут вам и грех, и вина, и кара, и раскаяние, и осуждение, кровь, слёзы, страдания, боль, утрата и здесь же – свобода, любовь, святость, ненависть, радость и обретение… Всё это в максимально-интенсивном проявлении и концентрации; здесь всё движется не по горизонтали, не по плоскости, а по вертикали – в глубину и высоту. Здесь человек – это сцена, на которой дьявол и Бог меняются ролями. Преступлением я задушил в себе того лжеца и труса, которого воспитывало во мне общество. Ницше: «Лучшее и высшее, чего может достигнуть человечество, оно вымогает путём преступления и затем

принуждено

принять

на

себя

его

последствия».

Вымогает

Преступником. Вымогает стихию, в которой он сможет любить. Ваша «справедливость»

-

юридической

закваски.

Мне

же

нужна

моя

справедливость – рождённая моей святостью. Преступление Прометея справедливо? «Конечно», - отвечает гражданин, мозг которого пропитан юридической справедливостью. Почему? «Потому что он совершил его во имя общего блага, украл огонь для людей, мотив здесь - неличная корысть», - отвечает гражданин. А скажи мне, гражданин, ограбление банка или дома владельца этого банка справедливо? 454

«Нет,

конечно», - возмущённо отвечает. Но почему? «Потому что это незаконно и в этом преступлении мотив – личная корысть преступника». Слушай, гражданин: слава – это та личная выгода, которую получают прометеи из своих преступлений, а где слава, как известно, - там успех, власть и деньги (есть подозрение, что боги без них тоже не обходятся) и много чего попадающего под юридическое определение «материальная выгода». Духовная выгода всегда влечёт за собой материальную. Земные прометеи это знают, знают, что самое прибыльное преступление то, которое совершается под флагом общего блага. Разве не справедливо отнять то, что было отнято обманом и силой, ограбить грабителя, мошенника, вора и убийцу. Каждый банкир, олигарх, политик, коп, чиновник, каждый из них есть мошенник, грабитель, вор и убийца в одном лице. Политика, бизнес, религия, закон – это орудия их легальных

преступлений.

Злодеяния

Системы

всегда

юридически

справедливы. «…правление, которое создаёт институты контроля за оружием и преступностью, но не за властью денег, вполне может попасть под влияние последних. В таком государстве может править бесконтрольный гангстеризм богатых» (К. Поппер). Таким государством в большей или меньшей мере является любое государство. «Факт, что все величайшие государственные деятели и короли были (что достойно всяческих похвал) высоко поставленными уголовниками… убей одного человека (с целью ограбить его), и ты – убийца. Убей миллион человек (с целью ограбить их), и ты – прославленный генерал. Забери у одного, и ты – отъявленный негодяй, но забери у всего населения или соперничающей нации, и ты станешь канцлером казначейства, председателем путей и способов изыскания денежных средств или будешь награждён крестом славы Легиона Чести. Мародёрствуй открыто для собственной выгоды, и ты – гнусный мошенник, фальшивомонетчик, обманщик, бандит, но мародёрствуй не на прямую, через «общественные службы» и ты будешь провозглашён «нашим богатым согражданином и выдающимся патриотом» (Рагнар Редберг, «Сила есть 455

Право»). Вся концепция государства сводится к одному – монополия на насилие. Преступник – угроза этой монополии. Ницше сказал, что человек начинается лишь там, где кончается государство. А где кончается государство? В Преступнике. В самобытной воле, которая отказывает общей воле в монополии на истину. Государству это известно, поэтому вся его система работает на то, чтобы подчинить волю человека, а непокорную словить судом, приговором и тюрьмою. Тюрьма – это фундамент государства, место, где оно начинается, но тюрьма также есть то место, где государство заканчивается. Несломленный Преступник – это бессилие государства. «Государство – проклятие личности! Долой

государство!

Подрывай

понятия

государственности,

пусть

добровольное соглашение и духовное родство будет единственной основой для соединения людей, и тогда наступит свобода, для которой действительно стоит жить» (Ибсен Г.). Перечитывая биографии «великих», нередко натыкаемся на пункт: спасался бегством от преследования кредиторов. Такое спасение трактуется уголовным кодексом как мошенничество. Всё бы ничего, но многие из этих великих рьяно осуждали человеческие пороки в лице преступников и проституток. Как по мне, то лицемерие как разновидность душевной проституции, является матерью всех тех пороков, которое оно осуждает. «…до тех пор, пока общество будет следовать законно-кровавой мести, пока вера и закон, казарма и суд, тюрьма и фабричная каторга, печать и школа будут продолжать учить полному презрению к человеческой жизни, - до тех пор не требуйте уважения к ней со стороны тех, кто восстаёт против этого общества! Это значило бы требовать от них доброты и великодушия, которых нет теперь в обществе» (Кропоткин). Подобно тому, как все чувствуют, что дважды два есть четыре, - я чувствую, что Я Могу, чувствую, что воля бога есть Моя воля, и это не просто

факт, но необходимость, которой

действительное

и

возможное.

Так 456

должно подчиняться всё

чувствует

только

Абсолютный

Преступник. Он создан этим чувством. Эмма Гольдман: «Те, у кого осталась хоть капля самоуважения, предпочитают открытую борьбу, предпочитают преступление унизительной и изнурительной бедности». Не только материальной бедности, но, в первую очередь, бедности духовной. Преступление – это открытая борьба за свою духовность. Государство оправдывает свою нужность тем, что оно якобы защищает свободу и права своих граждан. В этом состоит величайшая ложь Системы, ибо ни Свобода, ни Право защиты не требуют. О каком праве идёт речь? О праве быть правым с чьего-то позволения, с разрешения тех, кто в данный момент у руля государства. Что такое право, читаем у Бачинина в его «Философии права и преступления»: «Право выступает как воля высших светских авторитетов, воплощённая в их властно-регулятивных акциях, в системе норм и законов, направленных на поддержание общественного порядка». Итак, право – это чужая воля, которую я должен исполнять во имя поддержания общественного порядка, но у меня есть своя воля, и тот факт, что она не признаёт никаких авторитетов, говорит о том, что она права своим правом. В дарованном праве воли авторитетов нуждается воля, которая не в состоянии рождать своё право. Прав Макс Штирнер, сказавший, что кто является человеком полностью, в авторитетах не нуждается. Нужно иметь смелость понимать: быть человеком полностью, значит быть Преступником. То, что назвали правом на свободное волеизъявление, по сути своей есть запрет воле на свободу. Зачем, спрашивается, моей воле чьё-то разрешение быть свободной, если она свободна от рождения. Система возражает: нет, всякое волеизъявление только с моего ведома. Всё потому, что во мне она видит не цель, а средство. Нежелание быть средством рождает желание быть врагом Системы – Преступником. Ибо только раб довольствуется даруемым правом, только малодушие ждёт разрешения для своей воли. Бердяев: «Нет такой низости, которая не оправдывалась бы интересами государства». Так почему должно быть что-то, что не оправдывалось бы моими интересами, интересами моей воли к свободе. 457

Итак, моя мораль против морали государственной системы. Какая мораль правее? Моя. Почему? Потому что прав тот, кто Один. Прав лишь тот, кто прав Своей силой. Ваш грех – это моя норма. Мой грех – это норма Бога. Грех Бога – это Моя норма завтра. Сказано, что победа очищает от греха, а ещё говорят, что победителей не судят. Чтобы разобраться в этом, нужно определиться с тем, что есть «победа» и с тем, кто судит или не судит. Возьмём, к примеру, меня, - меня судят всю жизнь, судят в самом полном смысле этого слова. Выходит, я не победитель? И то в общепринятом представлении. Есть победа, над чем и кем она победа, какие приметы у победы? Обладание властью, успешная карьера, богатство, слава; это победа в борьбе за власть, победа над такими же жаждущими власти? Кому нужна власть, чины, титулы, кто за это всё борется? Тот, кто не может быть сильным Своею силою, а лишь как представитель Системы, тот, чья уверенность в себе есть результат не самостоятельных усилий духа, а результат полномочий властьимущего; тот, для кого подлинность – обуза, а искренность – пустой звук. Победивший в борьбе за власть – это всегда проигравший, ибо эта победа была куплена ценой предательства свободы, измены самому себе. Наполеоны осуждают сами себя на несвободу, на зависимость от мира, от славы, которую даёт им толпа. Победа – это всегда победа воли над страхом. Имя этой победы – свобода. Победа – дело Одного. Победа – всегда результат Преступления. Победа – это то, что ты есть. Поэтому неправда, что победителей не судят. Не судит победитель, а его самого всегда судят за то, что не захотел осудить себя на несвободу. Своеволие – главная примета победителя. Моя победа – Моя Воля. Приз этой победы

–

свобода.

Ламброзо

Чезаре:

«Преступник,

совершивший

преступление в следствие страсти, есть обыкновенно человек здорового происхождения и честной жизни, который под давлением какого-нибудь сильного незаслуженного оскорбления или обиды сам восстанавливает для себя справедливость». Свобода – имя этой страсти, сильное чувство любви к ней и есть страсть, вследствие которой совершаются действия, именуемые 458

преступлениями. Нет большего оскорбления человеку, чем оскорбление этого чувства, нет большей обиды, нежели обида, причиняемая запретом быть самим собой. Конфликт создан не мною, не тем, что я нарушил запрет; война была объявлена самим наложением запрета на мою волю. Я лишь принял бой. Я – врождённый Преступник. Что это такое? Врождённая неспособность быть рабом. Я не боюсь думать… уже одним этим я злодей в глазах тех, кто даже думает, как все, по закону. Я не боюсь думать по-своему, до конца, освещая пламенем мысли самые тайные, тёмные пространства сознания, - везде, где мог спрятаться самообман. * * * «Поскольку каждое… стремится к тому, чтобы доказать и утвердить себя… то самосознание, которое свободе предпочитает жизнь, вступает в отношения рабства и тем самым показывает, что оно неспособно… для своей независимости… Услуживающий лишён самости. В качестве своей самости он имеет другую самость… Господин же, напротив, в услужающем созерцает другое я как снятое, а свою собственную единичную волю как сохранённую… Но собственная личная и отдельная воля услужающего… совершенно исчезнет в страхе перед господином» (Гегель). Это тот случай, когда правда особенно ценна, ибо произнесена привыкшими лгать устами, устами величайшего клеветника на свободу. Признавать, что услужение есть удел раба и ничтожества и призывать к покорности и услужению господину государству – «земному богу», доказывать, что только свобода, дарованная этим господином, и есть подлинная свобода… Одним словом – диалектика, то есть духовная проституция. А ведь сколько «мыслителей» черпали и черпают вдохновение в этом величайшем «мошенничестве интеллекта» философии Гегеля. Он определил свободу как познание необходимости всех вещей. Думаю, что такое познание есть понимание необходимости сообщать всем вещам свой смысл. Вещи ждут Моего смысла. Свобода – это познание 459

необходимости

быть

Преступником.

Свобода

начинается,

когда

ты

произносишь: будь что будет. Нравственно лишь то, что своенравно. Неспособность познать истину – это неспособность создать истину, это отсутствие решимости быть Богом. Страх ошибиться, страх «испортиться» создаёт неспособность к истинности. Нет той истины, которую ты можешь познать,

есть

та

истина,

которую

ты

можешь

осуществить

самоосуществлением. Для этого «мы должны отказаться от всех моделей и заново

изучить

наши

возможности».

Чтобы

заново

изучить

свои

возможности, тебе придётся быть Абсолютным Преступником. Всякий, сказавший мне: «Ты должен», - есть враг мой. Система – это всё, что говорит человеку «ты должен». Бертран Рассел спрашивает: «Существует ли в мире знание столь достоверное, что никакой разумный человек не смог бы подвергнуть его сомнению?» Думаю, что «знание» - это всегда Своё знание, это то, что знаю я. Когда знание начинает «существовать в мире», то есть становится всеобщим – ни о какой несомненной достоверности уже речи быть не может. Общепринятость – убийца достоверности. Достоверность – это нечто такое, что рождается предельным усилием самобытной интуиции и благословляется волей, смеющей сообщать истинность всему. Достоверное знание – это Моё знание о том, что оно Моё; и всякий раз, когда я доверяю его миру – я сам подвергаю его сомнению. Я становлюсь сомневающимся в своём знании, когда хочу, чтобы мир подтвердил его достоверность, - значит, я уже не достоин обладать им. Когда я спрашиваю мнения «разумных человеков» о Своём знании, - я оскорбляю свою интуицию и волю. Достоверность знание обретает всякий раз, когда я произношу: я знаю, что я знаю. И когда решимость, с которой я это делаю, делает мир не смеющим сомневаться в силе, родившей эту решимость – моё знание становится знанием о том, кто я. Достоверность – это моя вера в это знание, вера в знающего. «Мы обнаруживаем в себе эту веру уже готовой с того самого момента, когда начинаем размышлять: это то, что мы можем назвать инстинктивной верой» (Б. Рассел). 460

* * * Любовь – это всегда любовь к свободе. Истина в том, что иной любви нет. «Ценность – это то, что человек добывает и удерживает своими действиями, добродетель – это действие, с помощью которого человек добывает и удерживает ценность» (Айн Рэнд). Есть лишь одна ценность, которую человеку дано добывать и удерживать своим действием – свобода. Имя действию – Преступление. * * * Убийца царя Кибальчич написал своему адвокату в день казни: «Я знаю, что сегодня меня казнят. Умру спокойно. Но знаете что?! Я всё время ломаю голову, как бы мне найти одну философскую формулу. Я хочу найти такую формулу, которая убедила бы меня, что жить не стоит. И как не ломаю голову, никак не могу убедить себя! Жить так хочется! Жизнь так хороша! И всё-таки надо умирать!..» Отдать жизнь за свободу значит стать абсолютно свободным. Убийство царя – это максимальное Преступление, создающее максимум свободы. Убийство царя не есть убийство человека, это уничтожение лица Системы, главного выразителя её воли. Благо есть убийство властьимущего, ибо это убийство убийцы. И чем выше чин убитого – тем большее благо, ибо чем выше чин, тем больше вреда свободе он принёс. К узнавшему формулу, ради чего стоит жить, приходит также знание того, ради чего эту жизнь можно отдать. Кибальчич ясно понял стоимость своей жизни. Тот, кто сам своим образом жизни назначил ей высокую стоимость, кто наполнил её Своим смыслом, - не сможет убедить себя, что жить не стоит, ибо невозможно расстаться в один миг с ценностью, которая накапливалась по крупицам волей и сознанием влюблённого в свободу человека. Захотеть отыскать формулу, которая убедит, что жить не стоит, может лишь тот, кто сам открыл формулу, ради чего стоит. Воля его создала этим Преступлением максимальное количество свободы, ибо это было 461

убийство и самоубийство. Это была воля Абсолютного Преступника. Нет, не была… Она есть, она бессмертна свободой. «…во имя нашей личности, стремящейся найти полноту своего я в союзе с любовью и свободой, мы должны превратить нашу жизнь в неустанную борьбу с властью» (Чулков). Афоризм «познай самого себя» значит: узнай, что на всё твоя воля. У входа в царство свободы начертано: да не переступит этого порога тот, кто не искушён в своеволии. Не Преступнику войти в царство свободы равносильно что верблюду пролезть в замочную скважину. Поппер К.: «Конечно, нелегко строго определить степень свободы, которую можно оставить гражданам, не подвергая опасности ту свободу, которую призвано защищать государство». Нелегко, потому что невозможно. Поэтому государство не утруждает себя таким определением. Дабы не рисковать, оно берёт её всю, тем более, что почти никто не против. Говорят, что никто не должен быть судьёй делам своим. Так говорят судящие дела чужие. Я же говорю: никому не позволяй быть судьёй делам твоим. Каждый, присвоивший себе право судить дела мои, дарует право поступать с ним по-моему. «Парадокс свободы», впервые сформулированный Платоном, гласит, что ничем не организованная свобода превращается в свою противоположность, без защиты и ограничения законами она неизбежно приводит к тирании сильного над слабым. Я уверен, что сам Платон так не думал, ибо был достаточно умён, чтобы понимать, что такое свобода. Этот парадокс он придумал, потому как в нём очень нуждались слабые и власть. Платон – адвокат Системы, и он понимал, что для успешной защиты нужно оклеветать свободу. Безволие слабосильных явилось благодатной почвой для подобных парадоксов, избавляющих от трудностей самостоятельности. Парадокс свободы сделался основным ориентиром в речах всех адвокатов Системы. Кант: «Свобода человека должна быть ограничена, но не более, чем это необходимо для обеспечения одинаковой степени свободы для всех». Кем является говорящий «свобода должна быть ограничена»? Кем угодно, но 462

только не философом, ибо требование ограничить свободу человека – это требование наложить запрет на самостоятельный поиск правды. Как можно обеспечить одинаковою свободу для всех? Никак. Утверждать о возможности такого обеспечения может лишь шарлатан, умышленно вводящий в заблуждение. Свобода – продукт человеческой воли. Производственная сила у каждой воли разная, «обеспечить одинаковою свободу для всех» - это означало бы сделать силы воли одинаковыми. Как? Нужно, чтобы каждый сдавал свою волю на переработку в «общую волю», где она будет работать строго в определённом режиме. Диоген объяснял бесполезность законов тем, что хорошие люди в них не нуждаются, а другие от них лучше не становятся… Система заявляет: мои институты защищают свободу. Это ложь, ибо то, что нуждается в защите, уже не свобода. «Свобода людей никогда не будет учреждена законами и институтами, которые должны её гарантировать. Гарантией свободы является свобода» (М. Фуко). У свободы одна гарантия – моя воля. Абсолютный Преступник рождён преодолением разрыва между теорией свободы и её практикой; он мост, объединивший собою внутреннюю и внешнюю свободу. Герцен: «Подчинение личности обществу, народу,

человечеству, идее

– продолжение человеческих

жертвоприношений». Преступник – это неподчинение всему. Лев Толстой сказал, что сумасшедшие дома изобретены человечеством с тайной целью уверовать в свою разумность. О тюрьмах можно сказать, что они изобретены обществом с тайной целью уверовать в свою правоту. Сказано: «Познайте истину и истина сделает вас свободными». Я говорю: будьте свободными и вы познаете, что такое истина. Глубина зла – добро, глубина добра – зло, глубина Преступника – Бог, глубина Бога – дьявол. Я не боюсь быть всем, потому что знаю: во всём есть глубина, и эта глубина – Я. Автор книги «Философия права и преступления» Бачинин В. А. в своей попытке обосновать, что в основе права должна всегда лежать воля государства, продемонстрировал апогей софистики и чуть было не 463

превзошёл в этом деле Гегеля, Платона и Аристотеля вместе взятых. Он пишет:

«Право

демаркационную

прочёрчивает линию,

нормативную отделяющую

границу,

своеобразную

цивилизованность

от

нецивилизованности, свободу от произвола, должное от недопустимого». Своеобразность этой линии настолько своеобразна, что позволивший прочертить её на своих воле и сознании становится духовным инвалидом. Ибо эта нормативная граница есть гильотина Системы, отделяющая человека от самого себя. Прочёрченная насильно, она развивает сознание на «должно» и «есть», делает из человека шизофреника. Отделять свободу от произвола – это отделять свободу от влаги. Свобода теряется всяким отделением, защитой, определением. Вся эта чепуха о том, что свобода – это не произвол, не своеволие придумано трусостью. Бачинин: «…в отличие от политической воли, как воли власти, правовая воля – это воля к порядку». Всякий порядок обеспечивается властью. Воля к порядку и воля к власти суть одно и тоже. Воля к порядку бывает двух видов: воля к своему порядку и воля к чужому (общему) порядку. Обе воли есть воля к власти, но между ними огромное отличие, ибо власти желают они совершенно разной. Воля к своему порядку суть воля к власти над своей жизнью. Воля к общему порядку – это воля, не имеющая силы быть волей к своему порядку. Воля к общему порядку – это воля к власти над чужими жизнями, это воля Системы. Бачинин: «Право – эта воля к порядку не должна превращаться в волю к насилию ради порядка». Воля к порядку – это всегда воля к насилию ради этого порядка. Насилие ради порядка объявляет себя насилием ради свободы, ради блага, - так воля Системы присваивает себе права устраивать нужный власти порядок любыми средствами. Бачинин: «Своеобразие права заключалось в том, что оно обуздывало свободу ради свободы. Цивилизованный порядок не исключал свободу, а предполагал её. Он исключал лишь своеволие и вседозволенность… И оно должно было каждый раз гасить разбушевавшееся пламя свободы, если она переходила в своеволие и начинала угрожать свободе других граждан, основам цивилизованности, государственности, 464

социальному порядку». Обуздывать свободу ради свободы – это то же, что лишать жизни ради жизни. Нет пределов изобретательству софизмов адвокатами

Системы,

оправдывающих

страх

перед

свободой

и

обосновывающих благо быть рабом. К счастью, обуздать свободу невозможно никаким правом. Право – это продукт свободной воли; лишь такая воля права. Не может продукт обуздывать своего производителя. Обузданию «правом авторитетов» поддаются лишь несвободные воли, которые в страхе своём не могут создать своё право и в бессилии ищут права, которому можно покориться. Во все времена власть искореняла свободу под лозунгом «во имя свободы». Свобода – это всегда своеволие, то есть свобода, сотворённая волей Одного. Нет никакой общей для всех свободы. Это выдумка власти. «Одинаковая для всех свобода» - это одинаковое для всех рабство.

«Цивилизованный

порядок»

-

это

Система,

то

есть

вседозволенность, узаконившая себя насилием. «Гасить разбушевавшееся пламя свободы, если она переходила в своеволие», - значит запрещать свободу, если она становилась сама собой. Гасить свободу чем? Кровью создающих эту свободу своеволием. Такая себе пожарная машина, вся красная от крови свободолюбивых. Моя воля, которую безуспешно пытаются загасить уже много лет, и вправду угрожает «основам цивилизованности, государственности, цивилизованного порядка», но ложь то, что она угрожает «свободе других граждан». Нельзя угрожать тому, чего нет. Свобода не может угрожать свободе. Только несвободная, покорная воля видит угрозу в другой воле. Сильная самобытностью воля радуется каждой возможности отстоять свою свободу. Бачинин: «Социальная свобода – это своего рода дар социума индивиду. Социум в лице государства даёт личности столько свободы, сколько считает нужным дать». Довольствоваться лишь тем количеством свободы, которое считают нужным дать – это довольство ничтожества. Довольство того, кто злодейски унизил свободу к «социальной свободе». Есть у Бачинина упоминание и о подлинной свободе: «Духовная свобода – не дар государства личности. Она возникает только как плод 465

собственных неустанных духовных усилий человека». Так какой свободой быть человеку свободным: социальной или духовной, той, что дар государства, или той, что плод своих усилий. Подлинное правосознание – это сознание своей силы создавать своё право. У законопослушного его быть не может. Бачинин: «Но истории было угодно, чтобы марксизм победил в России, а ницшеанство легло в качестве краеугольного камня в основании официальной идеологии нацистской Германии. Главным продуктом этих идеологий и созданных с их помощью режимов стал лишённый прав и свобод, пленённый человеческий дух». Хрен с ним, с марксизмом, хотя не составляет труда довести, что то, что победило в России, было не марксизмом, и Маркс с Энгельсом в гробах переворачивались не раз от того, как воплощали их теорию на практике Ленин, Сталин и прочая большевистская нечисть. А вот за Ницше – ответишь. Режимы создаются в первую очередь не идеологиями и не мыслями философов, взятых за основу – они создаются человеческим страхом перед свободой. Всё творчество Ницше есть отчаянная попытка вернуть человеку веру в себя. Ницше – это Антисистема. Ницшеанство не «легло», оно стояло и будет стоять. У Системы нет недостатков в учениях, которые служат её фундаментом. Ницше славил силу самобытной воли, а не «силу общей воли», его воля к власти – это воля к власти над своей жизнью, воля к свободе. Жаждущие иной власти всегда пробуют приспособить всё сильное в качестве средства для достижения своих целей. Такая проба была совершена и по отношению к творчеству Ницше; но даже искажённое поверхностным пониманием, буквальной трактовкой и ложной интерпретацией, - оно не «легло», не стало средством Системы. Не может служить рабству то, что было создано служить свободе. Бачинин: «Сохранившиеся реликты догосударственного существования, устоявшаяся в веках архаика обретают вид банд и мафиозных кланов со строго иерархизованными структурами. На вершинах образующихся вертикалей находятся лидеры – главари и приближённые к ним сублидеры. Затем следуют боевики и, наконец, «внешний пояс», или 466

«периферия» из наводчиков, из подкупленных государственных чиновников, полицейских, охранников-сторожей. Это древняя и потому очень устойчивая структура». Имя этой структуры – государство. Бачинин описал не реликт догосударственного существования, он описал принцип существования государственной системы. Именно государство есть самый мощный мафиозный клан, самая устоявшаяся в веках архаика, самая легальная банда, потому и «законная», что самая сильная. А все «нелегальные» банды и мафиозные кланы лишь копируют её. Чем удачнее копия – тем дольше просуществует , а то и вовсе легализируется путём слияния с главной бандой. «Для криминального разума главные цели сосредоточены не в самом преступлении, а в смыслах и ценностях сверх криминального характера. Из всех экзистенциалистов он выше всех ставит свободу», - читаю у Бачинина и глазам своим не верю. Наконец-то правда. Не совсем, ибо за этой правдой следует оговорка, которой автор пытается поймать вылетевшего воробья. Профессор говорит, что криминальное сознание в отличии от «сознания цивилизованного субъекта с развитым нравственно правовым сознанием» неверно понимает суть того, что есть свобода, и сводит её к сознанию своего права на вседозволенность. Скажу в сотый раз: «криминальное сознание» это и есть результат верного понимания свободы. А к чему сводит свободу сознание «цивилизованного субъекта с…»? К осознанию своего ничтожества перед Системой. Свобода – это прежде всего сознание Своего права быть правым. Ещё одна редкая мысль Бачинина, - редкая попытка добросовестно разобраться в философии преступления: «В особых случаях преступление может выступать как средство экзистенционального самопознания личности, как способ постижения ею предельных жизненных смыслов, недоступных пониманию иными путями. Если человека одолевает соблазн заглянуть за черту дозволенного, правомерного и тем самым прояснить для себя некие значимые, крайне важные смыслы, то эту криминальную мотивацию следует отнести к её

трансгрессивно-экзистенциальной разновидности… Для 467

экзистенциально

ориентированного

субъекта

криминального

сознания

преступление необходимо, чтобы при испытании пределов своих сил и возможностей суметь заглянуть за метафизическую черту запретного… Преступление в качестве предельной экзистенциальной ситуации способно обнажить краеугольные противоречия бытия, приподнимать завесу над тайной человека и человеческого существования. Через него обнаруживается то, что никогда бы не обнаружилось, не шагни человек за черту закона». Браво, профессор. Эти слова впору мне брать за эпиграф к своей книге. Эти слова есть объяснение того, кто такой Абсолютный Преступник. Именно такие «особые случаи преступления» я имею в виду, когда говорю о Преступлении. Дальше Бачинин опять спохватился и заключил, что в любом случае преступление «заводит личность в итоге в экзистенциальный тупик, где вместо обретения смысла жизни обнаруживается его утрата». Я говорю о Преступнике, который «выносит свои шаги», кто не испугался греха своего. Что для преступника «экзистенциальный тупик», то для Преступника – обретение смысла. Откуда Бачинин знает, куда заводит преступление? Когда законопослушный гражданин заявляет о своём знании того, что есть Преступник, то тут речь может идти лишь о количестве лжи: солжёт много и мало. Хочешь знать, куда заводит Преступление? Соверши его. Хочешь знать, кто такой Преступник? Стань им. Тупики – особенность замкнутых пространств; замкнутых нормами, виною, законами, страхом – всем тем, что производит Система. Свобода – это невозможность тупиков… и если случилось так, что в итоге всё равно тупик, ну что ж, это тупик, в который пришёл добровольно и, значит, есть шанс встретить в нём самого себя. Тупик – это всегда страх. Всегда есть выход… вспомним Кириллова. Что касается смысла жизни, то Фрейд сказал, что болен всякий спрашивающий о смысле жизни. Я знаю название этой болезни – трусость. Нет готового смысла. Нужно

Самому

создавать

Свой

смысл.

Нужно

не

бояться

быть

Преступником. Бачинин: «Предрасположенность к трансгрессии имеет врождённый характер. Она проявляется как тяга к запретному, страстное 468

влечение к нарушению ограничений, воздвигнутых социальными нормами. Об этом свидетельствуют данные уже детских психологов… Способность к трансгрессии,

присутствующая

в

социальных

субъектах,

-

это

их

начинённость колоссальной энергией, которая может их подвигнуть на самые дерзкие деяния… человек рискует, проявляя трансгрессивность, но он ещё более рискует, если страшится её проявить, приобретая в наказание за нерешительность

негативный

итог

в

виде

несостоявшейся

судьбы,

неосуществлённого предназначения, необретённого смысла жизни». Это правда. Речь идёт о врождённом Преступнике. Нравится мне это слово «трансгрессия». Всякое слово, начинающееся на «транс», сообщает нам о любви к свободе того, кого оно собою называет. Трансгрессия (греч. trans – сквозь, через; gress – движения) – выход за пределы явлений, состояний или объектов, всего того, что мешает свободному проявлению его подлинной сущности. Так объясняет значение этого слова наука. Хорошо объясняет, но можно

короче:

трансгрессия

–

это

всегда

Преступление.

Фуко:

«Трансгрессия – это жест, который обращён на предел». Имя этому жесту – Преступление; имя этому пределу – страх. Фуко: «Трансгрессия указывает единственный путь обретения святого в его непосредственном содержании… Она даёт имя темноте». Транс – это изменённое состояние сознания. Изменённое волей к свободе. Транс – это медитация свободой. Когда я говорю о Преступнике, - я говорю о вторжении в область сакрального, туда, где слова и понятия бессильны; туда, где нет разницы между святым и преступником;

туда,

где

подлинность,

заставляя

лицезреть

себя

непосредственно и полно, отнимает у лжи дар речи. Батай, которого Хайдеггер назвал лучшей мыслящей головой Франции, утверждал, что сакральным становится всё то, что является предметом запрета, а характер трансгрессии – это характер греха. «Состояние трансгрессии вызывается желанием,

требованием

мира

более

глубокого,

более

богатого

и

невероятного, требованием, одним словом, мира святого». Абсолютный Преступник знает: требование мира святого – это требование Себя 469

правдивого. Прохождением через грех, убийством страха обретается этот мир. Преступник – это непрерывная трансформация: превращение в самого себя. Бачинин: «Преступление, как это может быть не кощунственно звучит, благодатный материал для человековедения, для изучения человеческой природы… будучи исключительной экстремальной, «пороговой» ситуацией, преступление имеет свойство испытывать человека, заставляет его проявится и раскрыться полностью». Спасибо, профессор, за кощунство, - от того, кому очень важно проявится и раскрыться полностью. Сегодня хоронят мою маму. Погибла в автоаварии. Ждала сына восемь лет и не дождалась два месяца. Тюрьма дарит своему узнику благо не видеть своих родных мёртвыми, не видеть, как закапывают в землю ту, что дала тебе жизнь. Через два месяца – свобода, но уже без матери. «Сам виноват», слышу голос добропорядочного. Да, я виновен, но только перед ней, больше ни перед кем и никогда я не признаю свою вину, - только перед матерью. Это не та вина, что рождена страхом, это вина иной природы – нечеловеческой. Это единственная вина, которая делает сильнее. Смерть родного человека должна избавлять от страха перед смертью, - она убирает последнее препятствие между тобой и свободой. Смерть матери освобождает… мне не нужно бояться огорчить её своей смертью. Я знаю: главное – это научиться не бояться смерти, ибо от того, насколько я преуспею в этом, настолько я буду свободным. Система отнимает «свободу» у того, кто хочет больше Свободы; по отбыванию срока наказания ему возвращают свободу, но уже не ту, которую отнимали, в той свободе были и отец, и мать, и бабушка, а в этой уже нет. Осуждение: сколько всего скрыто в нём, сколько всего спрятано в обычном приговоре суда человеческого, сколько невидимых страданий скрывает наказание, не только твоих, но и тех, кому ты дорог. Мама всю жизнь проработала учителем в сельской школе, всю жизнь учила детей. Я знаю, ей доводилось слышать в спину: «Чему она может научить чужих детей, если не научила своего, воспитала преступника». Она страдала от этого. Как-то у неё вырвалось: «Мне стыдно людям в глаза смотреть». Тебе 470

нечего было стыдится, родная, ты родила того, кто превыше всего ценит свободу, того, кто не захотел жить в страхе. Пусть стыдятся те, кто живёт рабами сами и воспитывают подобных себе. Пусть стыдится тот, кто стыдится самого себя. Заключённые часто бьют на теле наколку, изображающую Деву Марию с Иисусом на руках, изображают на теле Мать и Сына, - тех, кто при жизни были Матерью Преступника и СыномПреступником для мира. Матери Иисуса было легче. Её оповестили заранее, она знала: кем бы мир не объявил её сына, - он всегда Бог. Она знала: её сын невиновен, он не может быть виновным, он всегда прав. Она верила в своего сына. Миру не удалось пошатнуть эту веру ни осуждением как Преступника, ни мучительной казнью на кресте. Это была вера Матери в своего Сына. Ей было легче: она знала, что страдание необходимо, что это ступенька к его божественности и её святости. Тебе, моя родная, было труднее, тебе нужно было сохранить веру в сына-преступника просто так, без стимулов и наград. Всю силу своей веры тебе приходилось черпать из одного источника – Любви. Ни осуждения и презрение мира, ни годы страданий и лишений не смогли заставить твои уста произнести: мой сын плохой. Не нашлось во всей вселенной силы, способной отнять твою Веру в меня. Ты страдала. Почему мы столько зла причиняем тем, кто нас любит? Это испытание их любви. Любить нельзя легко, она ищет трудности, хочет быть испытанной всем! Любовь – это освобождение от зла. Зло – это страх. Твоя любовь, Мама, освободила меня от страха быть тем, кем я есть. Подлинная любовь безусловна, она не ставит условий: я буду любить тебя, только если ты будешь таким-то, если оправдаешь мои ожидания. Я не оправдал твоих ожиданий, но я знаю: в глубине души ты всегда гордилась мною. Я пишу и знаю, что не могу высказать главного, самое важное никогда не выскажешь словами. Главное, что я чувствую это главное, чувствую, что оно во мне и оно бессмертно. Мы все бессмертны этим главным. Человек назвал это «любовью», пусть так. Осужденные преступники изображают на теле символ этого главного, символ любви между Матерью и Сыном. Этой наколкой 471

высказывается вина перед матерью. У меня нет наколок. Я свою вину перед тобой, Мама, буду искупать тем, что останусь таким, каким ты меня любила и не буду довольствоваться той «свободой», которою мне вернут через два месяца, свободой, где нет тебя. Твоя Вера в меня есть вечный источник Силы. Я пристыжу требовавших твоего стыда за меня, всех тех, кто требует от Матери стыдится своего Сына. Пристыжу тем, что буду всегда самим собою, что смогу полюбить себя. Я искуплю свою вину тем, что буду любить своего сына так, как любила меня ты. Я не смог сказать всего… я буду говорить это всей своей жизнью. Я люблю тебя, Мама. Я чувствую, что за эти два дня сильно повзрослел, нет – постарел. Видно, правду люди говорят: мы дети, пока живы родители. Но ты жива в моей душе, а это значит, что каждый раз, когда твой образ будет являться мне – я снова и снова буду уходить с тобой в детство – в наше с тобой счастье. Я заказал книгу Левицкого С. А. «Трагедия свободы», месяц тому назад её прислали моей маме. Когда она собирала мне последнюю посылку, я её напомнил, чтобы не забыла положить эту книгу, на что она ответила: «Что за книги ты читаешь, страшное у неё название». Я ещё не дочитал книгу, не дошёл до того места, где автор объясняет в чём состоит трагедия свободы, но я уже знаю ответ: трагедия свободы в отсутствии в ней родителей. Но их нет в зримой свободе, а в той свободе, что всегда со мной, они есть, они живы. Бердяев спрашивал: «Но нужны ли, дороги ли Богу те, которые придут к нему не путём свободы, не опытным узнанием всей пагубности зла?» Такие к Богу не приходят, прийти к Богу – это прийти к Самому Себе. Прийти к Богу – это стать самому Богом. Нужен ли я самому себе лживый, убоявшийся правды о себе и идущий не путём свободы, не своим путём? Нет, - таким я нужен Системе. Честертон Г. К. называл преступников детьми варварства, хаоса и поборниками свободы волков. Это так. Заключённые часто делают себе наколку «волк» как символ любви к свободе. Я знаю: чем меньше во мне страха, тем больше я прав. Неправ всегда тот, кто больше боится. Моё правило нравственности: поступай с другими так, как они позволяют 472

поступать с собою представителю власти. Если другой позволяет чиновнику указывать себе, если его «свобода» - дарованная законом свобода, то я имею право не уважать ни его свободу, ни его достоинство, ибо их у него нет. Я прав тем, какой я есть. Иначе нет меня. Меня нет, когда я покорный, меня нет, когда я в страхе, меня нет, когда я виновен, меня нет, когда я вместе и сообща, всякий раз, когда я произношу «мы» - меня нет. Меня нет, когда я не Один, когда моя воля – не воля Бога. Меня нет, когда я не Преступник. Эрих Фромм: «Любой абсолютный авторитет воспринимает попытку другого индивида к реализации собственных целей как смертный грех, ибо это угрожает его авторитарности. И потому людям подчинённым внушается мысль, что авторитетная власть представляет интересы народа, преследует те же самые цели, к которым стремятся «простые люди». И потому послушание – это, якобы, самый лучший шанс к самореализации». Слабый ищет себе оправдание во всеобщем признании, сильный ищет оправдание себе во всеобщем осуждении. Дюркгейм: «Преступность не только предполагает наличие путей, открытых для необходимых перемен, но в некоторых случаях и прямо подготавливает эти изменения… Действительно, сколь часто преступление является лишь предчувствием морали будущего, шагом к тому, что предстоит». Дюркгейм говорит, что вождь – это особая воля личности; на раннем этапе образования гражданского общества только он мог пойти против общественного мнения. Если бы социолог потрудился добросовестно развить понятие «особая воля», то пришёл бы к тому, что особая воля – это воля Преступника, и тот же вождь – это всегда бывший Преступник, сумевший и захотевший легализировать себя во власти. Вождь – это изменивший себе Преступник. Каждый вождь изначально – Преступник, но не каждый Преступник хочет быть вождём. Если он этого хочет – он уже не Преступник. Когда Преступник становится вождём, пускай даже в преступном мире, – это вырождение, а не удача, как думают многие, ибо он выбирает зависимость, а не свободу. Иосиф Сталин был сильным, когда 473

грабил банки и перестал быть таким, когда стал вождём. Когда он был обычным бандитом, в нём было меньше страха, вместе с жаждой власти пришёл страх. Злодеяния вождя суть попытки избавиться от страха. Страх движет властьимущими и подчиняющимися. Особая воля – это всегда Своя Воля. Для особых воль общество построило зоны особого режима, в таком особом лагере Система пять лет пыталась отнять особость у моей воли. Книга Питирима Сорокина «Преступление и кара. Подвиг и награда» – одна из немногих добросовестных попыток понять, что такое преступление: «Сравнивая

конкретные

акты,

называемые

престпными

различными

кодексами, оказывается, нельзя указать ни одного акта, который бы всеми кодексами считался таковым. Даже такие преступления, как убийство, и то не всегда и не везде считаются за преступление. Даже те кодексы , которые считают его за уголовное правонарушение, причисляют его к преступным не в силу его «природы», а в силу чего-то иного, так как они же допускают и даже требуют в известных случаях убийства, нисколько не считая его преступным. Между тем, если бы какой-нибудь акт был по самому содержанию его преступным, то этого «противоречия» не должно было бы быть. Если акт убийства по своей природе есть преступление, то он преступлением должен быть всегда и везде. Раз он таковым не является – то, значит, причисление его к уголовным правонарушениям зависит не от его природы или содержания, а от чего-то другого…» От чего же? Что есть это другое, от которого зависит, будет конкретный акт назван преступлением или нет? Правильно было бы адресовать этот вопрос составителям уголовных кодексов и тем, кто применяет эти кодексы на практике, ибо благодаря их «работе» поиск критерия, по которому определяется, что преступно, значительно затрудняется. Да ладно, шучу я. Нет никакого желания

в

который

раз

слышать

ложь

вроде

«восстановления

справедливости» и прочую чепуху. Отвечу сам: этим другим является интерес и выгода власти. Уголовные кодексы пишутся и исполняются так, как нужно представителям Системы. Кража, грабёж, убийство, совершаемые 474

уполномоченным законом чиновником не попадают под статьи, ибо эти акты именуются не преступлением, а исполнением служебного долга. Если я хочу творить безнаказанно то, за что в уголовном кодексе предусмотрено наказание, – мне следует стать солдатом Системы. И чем выше чин у несущего службу, тем законнее его действия. «…тот или иной поступок того или иного субъекта является подвигом или преступлением не по своему материальному характеру, а по тому чисто формальному отношению, в котором он находится к «должному поведению». Суть того, что именуется «борьба

с

преступностью»,

есть

удовлетворение

личного

интереса

обладателей власти. Это отвлекающий манёвр, так отвлекается внимание толпы от преступлений чиновников. «…юридическая защита путём наказаний тех или иных преступников не равнозначна защите всего общества, а представляет только защиту его привилегированной части, защиту, которая для других элементов общества сплошь и рядом является простым притеснением, насилием и, если угодно, преступлением» (Сорокин П.). Борьба с преступностью – это прём, с помощью которого власть держит в узде общество. Каждый посаженный в клетку преступник – это знак, которым власть говорит толпе: «смотрите и бойтесь, ибо такая участь может постигнуть каждого из вас». И каждый боится. Ибо знает, что его есть за что посадить. Сорокин: «Большинство преступлений есть просто конфликты разнородных

шаблонов поведения, а не

столкновение «абсолютной

несправедливости» с «абсолютной правдой»… Что же касается того, что преступление всегда нарушает социальные интересы, что оно оскорбляет сознание всего общества, то это положение представляет некоторое недоразумение в силу того, что ведь и шаблоны поведения преступника есть так же продукт социальных отношений… следовательно преступление оскорбляет уже сознание не всего общества, а только его части, исключая всех тех, кто имеет шаблоны, тождественные с шаблонами преступника, 475

которые, в свою очередь, часто оскорбляются наказанием и для которых само наказание превращается в преступление». Шаблон поведения Абсолютного Преступника – не шаблон, его жизнь – это бунт против шаблонов, в которые его пытаются втиснуть. Я говорю о Преступнике – одном на 10 000 обычных преступников, не по «образу жизни», а по силе духа и воли и внутреннему обеждению. Сорокин ведёт речь об обычных преступниках, у которых свои шаблоны, свои понятия, поэтому я с ним согласен. Разница между Преступником и преступником в том, что последний определяем понятиями, в то время как первый сам определяет понятия, для него нет авторитетов. Подлинный Преступник решает всё сам, его авторитет – свобода его воли. Сорокин: «Дюркгейм определяет преступление так: «Поступок преступен, когда он оскорбляет сильные и определённые состояния коллективного сознания…» Но разве не могут быть случаи, где поступки и состояния сознания коллектива оскорбляют индивида? Иначе говоря, разве индивид не может рассматривать как преступление ряд актов общества и даже самые акты наказания преступников?» Что такое «коллективное сознание»? Миф. Такого сознания не существует, коллектив – это бессознательность. Сознание – это особенность психики индивида. Страх осознавать делает членом коллектива. Результатом всякого добросовестного сознания становится вера в свои силы, стремление к самобытности. Сознающий сознаёт себя целым, ему противно быть частью. Всякое «мы» есть убежище от «Я». То, что называется коллективным сознанием, суть сознание тех, кто управляет коллективом, чью волю этот коллектив исполняет. «Коллективное сознание» – это Система. Что такое «сильные и определённые состояния коллективного сознания»? Страх перед свободой. Итак, по Дюркгейму, поступок преступен, когда он оскорбляет сильные и определённые состояния коллективного сознания. Каким поступком я могу нанести оскорбление страху перед свободой? Поступком, который есть моим признанием в любви к свободе, отсутствием страха – Преступлением. Бачинин: «Чем выше степень цивилизованности 476

личности, тем большим набором социальных масок она располагает, тем большее количество социальных ролей ей по плечу». Нужно играть, а не жить, казаться, а не быть – чтобы звание хорошего заслужить. Чем больше масок надевает «цивилизованная личность», тем искуснее их носит, – тем большую ценность для государства представляет. Нежелание играть роли и носить маски – первая примета Преступника. Нежелание, вызванное желанием быть самим собой. В 1917 году Павловым и Уберчрицем был описан новый безусловный рефлекс у животных. Суть его в том, что животное пытается преодолеть каждое встречное препятствие и освободится от него (Павлов назвал его «рефлекс

свободы»),

если

препятствие

оказывается

непреодолимым,

включается инстинкт самосохранения, и животное становится покорным. В этом случае проявляется рефлекс рабства. Рефлекс рабства у животного «человек впитывает с молоком матери», которое когда-то так же впитала его. Ребёнок, как известно, научается повторением того, что он видит, а видит он сплошной рефлекс рабства. Система внушает человеку с детства, что его свобода – это воля власти, а окружающие его безвольные существа своим примером способствуют успешному внушению. Проводилось обследование людей (Давид Ригони, Падуанский университет в Италии): им давали читать тексты, в которых утверждалось, что свободная воля человека – миф, после этого у них наблюдалось понижение активности мозга, связанное с добровольной деятельностью. Со школьной скамьи человеку дают читать и говорят тексты, в которых утверждается ложь о свободе. Шопенгауэр в своей книге «Мир как воля и представление» пытался довести, что свобода воли, о которой так много спорят философы, есть не более чем плод их воображения, иллюзия невежд. Сам Шопенгауэр был одним из этих философов, ибо его представление о свободе воли есть представление невежды. Невозможно, сидя в кабинете, уразуметь, что такое свобода воли, если «сидя» – то сидя в тюрьме. Всякое другое сидение, то есть не-действие, будет превращать в этом деле в невежду. Одним лишь умозрительным путём правда не узнается. 477

Я согласен с Шопенгауэром, что человек – это бессознательная воля к жизни, но ещё я знаю: когда эта воля становится сознательной, то из воли к жизни она трансформируется в волю к свободе. Абсолютный Преступник – это максимальная интенсивность жизни. Ницше: «Всем известно, чего я требую от философов: чтобы стояли по ту сторону добра и зла». Это требование быть свободным. Лишь поставивший себя по ту сторону понятий, придуманных страхом перед свободой и в этом состоянии узнающий себя – обретёт свободу. Философ знает: свобода – это осуществление себя. Стать по ту сторону – это стать по ту сторону везде, а не только там, где позволено, кто смеет всё – может родить подлинную философию – философию свободы. Ницше: «Всё великое и всё прекрасное не может быть общим достоянием». Лишь враг «общего» обретает силу сделать своим достоянием великое и прекрасное. Ницше: «…всякое отклонение от прямой дороги, всякое долгое, слишком долгое приобщение к жизненным сферам, всякая необычная, непрозрачная форма существования подводит близко к тому типу, из которого вырабатывается преступник. Все новаторы в области мысли носят одно время жёлтый, фатальный значок вандала на лбу; не потому, чтобы другие к ним так относились, а потому, что они сами чувствуют ужасную пропасть, которая их отдаляет от всех обыкновенных, всеми уважаемых людей». Лишь идущий своей дорогой «необычно» и «непрозрачно», существующий преодолевает страх перед глубиной этих сфер – обретает силу вынести всю Правду. Ницше был Преступником лишь в области мысли. Одно дело «чувствовать ужасную пропасть», которая тебя отделяет от всех обыкновенных «всеми уважаемых людей» и совсем другое – вызвать их осуждения и преследования, жить опасно, жить по-своему. Отстоять свою идею своей жизни. Нужно заслужить неуважение всех уважаемых и осуждение всех обыкновенных, чтобы начать уважать себя. Нужно быть Преступником – чтобы перестать себя ненавидеть. Ницше: «Преступление подпадает под понятие «восстание против общественного порядка»… Восставший может быть человеком, вызывающим жалость и презрение: но в 478

восстании самом по себе нечего презирать – быть восставшим против общества нашего типа – это само по себе ещё не может снизить ценности человека. Имеются случаи, когда такому восставшему следовало бы воздать почести потому, что он ощущает в нашем обществе нечто, против чего необходимо вести войну». Какое дело восставшему до того, что он может вызвать у тех, против кого он восстал.., если восстал он ради Себя. Человек может вызывать жалость и презрение, пока не восстал. Восставший вызывает страх и уважение. Преступление – это восстание свободы. Ницше: «Понятие наказания необходимо свести к понятию подавление восстания, мероприятия по защите от подавленных (полное или частичное заточение). Но нельзя посредством наказания выражать презрение. Преступник – это, во всяком случае, человек, который рискует своей жизнью, своей честью, своей свободой, – человек мужества… Нельзя принимать наказание в качестве покаяния или в качестве сведения счётов, как будто существует меновые отношения между виной и наказанием, – наказание не очищает, так как преступление не грязнит». Наказывающие знают, что «преступник – это, во всяком случае, человек мужества», – это их бесит, бесит отсутствие повода к презрению. Такой повод находится в лице «преступников», которые «твёрдо стали на путь исправления», которые презираемы и сами преступниками. Поэтому: преступник – это человек мужества, лишь если он Преступник. Всякое обстоятельство, в котором человек предаёт себя, приветствуется Системой и смягчает его вину. Я задаю себе вопрос: от чего я очистился за 15 лет тюремно-лагерной жизни? От страха быть самим собой. Боящимся грязи следует знать: грязь – это обещание чистоты, ибо чистота – всегда самоочищение. Преступление не грязнит. Бывает, что преступник грязнит своё преступление, грязнит раскаянием, виною, винит страхом перед содеянным. Не может грязнить утоление воли свободой. Ницше: «Не следует засчитывать преступнику как его порок ни то, что относится к его плохим манерам, ни то, что связано с низким уровнем его интеллекта. Нет ничего более обычного, чем то, что сам он понимает себя неверно: а именно не 479

осознаётся его бунтующий инстинкт, его мстительность деклассированного – не достаёт начитанности; то, что под впечатлением страха неудачи своего преступления он клевещет на себя, – эти обстоятельства дела совсем не принимают во внимание там, где вычисляют психологически преступника, подчинившегося непонятному им влечению и потащившего свой поступок под ложный мотив при помощи побочной линии действия». Свобода – это тот неложный основной мотив Преступления, именно она есть его выгода. Материальная выгода преступления, которую часто сам преступник считает основной выгодой и целью деяния – это всегда лишь символ, материальное доказательство свершившегося в духовном. Нет ничего необычного, что сам преступник понимает себя неверно… и там, где «вычисляют преступника психологически» добросовестно – обнаружат, что преступником он стал, чтобы научиться понимать себя верно; знать о себе то, что знать запрещено. Часто бывает, что преступник клевещет на себя – это дух проглотил слишком много свободы и не сумел переварить; вина, страх – это несварение духа, которое вызвало капитуляцию воли и сознания. Пример такого – Раскольников. Всё, что делает государство, оно делает от имени каждого гражданина, который уполномочивает власть своим законопослушанием, голосованием, покорностью. Уполномочивает псов Системы, в погонах и без, убивать, грабить, пытать, обворовывать. Что чувствовал добропорядочный гражданин Америки после того, как узнал о сброшенных бомбах на Хиросиму и Нагасаки, сброшенных от его имени тоже, и по его воле и совести. Гордость за свою страну. Но ведь он стал убийцей ни в чём не повинных, на нём крови больше, чем на армии раскольниковых. Почему как только он узнал, что государство сделало его убийцей – не разорвал свой паспорт и не заявил во всеуслышание: будь проклято моё государство, почему не взбунтовался? Почему этот убийца по совести и по закону не раскаивается, а гордится, не признаёт свою вину, не мучится угрызениями совести, а Раскольников должен мучится и лезть в петлю? Где взял себе право законопослушный 480

убийца, вор и грабитель заявлять, что совесть его чиста, где он взял право осуждать и наказывать меня. Кто из нас честнее? Патриотизм – так вы нарекли вашу ложь. И чем больше люди «вашего типа» совершают преступлений как «общая воля», тем богаче ваш общак – государственная казна, тем больше суммы ваших «честно заработанных» зарплат, пенсий и прочих выплат из законного общака. Если проследить историю каждого вашего честного заработанного рубля до конца, то окажется, что он добыт тем способом, которым вы назвали преступлением. Если бы обладатель чистой совести, привыкший совершать преступления общей волей, решился бы совершить его своей волей, то его «ценность» растворилась бы в страхе, вине и раскаянии, ибо была она не самоценность, цену ему назначала Система. Ницше спрашивает: «Снизилась бы наша ценность, если бы мы совершили пару преступлений?» И отвечает: «Наоборот». Он говорит о подлинной ценности. Ему следует верить, ибо был он в этом деле специалистом, отсюда и такой интерес к преступнику. Своим творчеством он спрашивает: «Так за что мы осуждаем и наказываем преступника?» И среди строк читаем ответ: «Хотим этим повысить свою «ценность», ценность рабов общих ценностей». «…каждый в состоянии совершить пару преступлений», – но не каждый совершавший – Преступник, ибо мало не испугавшихся своего Преступления. Преступниками рождаются, а не становятся. Ницше: «Общество, наше ручное, усреднённое, кастрированное общество, – является таким, в котором естественно выросший человек, спустившийся с гор или вернувшийся из морских приключений, необходимо вырождается в преступника».

Не

вырождается

в

Преступника,

а

возрождается

в

Преступнике – это остров посреди общества, на котором живёт всё естественное,

это

автономная

зона

подлинности.

Ницше:

«Однако

преступник, который с известной угрюмой суровостью твёрдо несёт свою судьбу, а не клевещет на свой поступок после того, как он свершился, имеет больше душевного здоровья… Преступники, вместе с которыми Достоевский жил в Остроге, все без исключения были несломленными натурами, – не 481

являются ли они в сотню раз больше ценными, чем «сокрушённый христианин?» У Ницше есть слова: «Что вызывает у меня самую большую досаду, видеть, что никто не имеет больше мужества додумать до конца». Страшно человеку додумать себя до конца – страшно становится Преступником. Что додумывал Ницше последние 11 лет своей жизни, когда весь мир считал его сумасшедшим? Что узнал? Больше ста лет тому назад Чезаре Ломброзо определил преступление как следствие патологического состояния организма, в основе которого лежит нравственное помешательство. Нравственное помешательство? Это когда нравы общества мешают быть самим собою. И когда тот, кому такое быть важно, плюёт на эти нравы и заявляет своенравие, – все «нравственные» дружно возмущаются: «да ведь он нравственно помешан». Современные специалисты не так категоричны. В. Н. Кудрявцев: «Не решённой проблемой остаётся криминологическое и психологическое исследование (экспертиза) личности обвиняемого и осужденного, необходимое для решения нескольких вопросов: углубленное понимание причин совершённого преступления и соответствующий выбор меры наказания виновного; прогнозирование его поведения в местах отбывания наказания и после освобождения». Версия «нравственное помешательство» уже не устраивает, подавай «углубленное понимание» Преступника. Понимают лишь то, что выгодно понимать. Правдивое понимание причин Преступления и души Преступника не выгодно, ибо такое понимание раскрыло бы всю ложь Системы. Подлинное понимание уничтожило бы право судить и наказывать, и лишило куска хлеба и смысла жизни всех, чья жизнь построена на определении степени вины другого. Психологическое исследование личности обвиняемого нужно начинать с исследования не личностей обвиняющих, с того, что побудило их обвинять и, глядишь, дело до личности обвиняемого и вовсе не дошло бы. Озвученные Кудрявцевым вопросы не могут быть решены, они могут только «решаться», в зависимости от интереса власти, решаться так, как нужно Системе. Пока «невиновные» выбирают меру наказания «виновному», – 482

последний уже выбрал им меру наказания – презрение. Э. Фромм в своей книге «Анатомия человеческой деструктивности» заключил: «Я уверен, что жестокость и деструктивность появляются лишь… с возникновением государств с иерархической системой и элитарными группами». Выходит, что не обвиненные и осужденные плодят жестокость и деструктивность, а те, кто присвоил себе право обвинять и осуждать; выходит, что Преступник лишь козел отпущения грехов власти. И чего только не выходит, если называть вещи своими именами. Процентов девяносто лиц из числа названных властью преступниками не дотягивают до этого понятия. Если бы законопослушные

и

их

добросовестные

налогоплательщики

увидели

результат баснословно дорогого мероприятия «борьба с преступностью», увидели обитателей тюрем и лагерей, то первой их реакцией был бы вопрос: «И это на борьбу с ними уходят наши миллиарды, это и есть монстр «преступность», которым вы нас пугаете?» У меня на отряде отбывает наказание Шура К. с врожденной умственной отсталостью. Как-то раз он подходит ко мне и говорит: «Поздравь меня!» «С чем, Шура, поздравить?», – спрашиваю. «Сегодня всемирный день Дауна, – мой день», – отвечает Шура. «Откуда знаешь?», – интересуюсь. «По телевизору услышал». Короче, с тех пор мы с Шурой дружим. Такие, как он, совсем не умеют лгать, что думают, то и говорят; абсолютная искренность. А ещё он часто плачет, ни с того, ни с сего. Спрашиваю: «Ты чего, обидел кто?» Нет, сам не знаю, чего», – отвечает. Лицо у Шуры стрёмное, покажи в темноте ребёнку – заикой станет. С таким лицом и грабить никого не нужно, увидят, сами отдадут, ещё и просить будут, чтобы взял. Огромная яйцевидная голова, большой, никогда не закрывающийся рот, из которого торчат два больших, явно не белого цвета, клыка, которые являются единственными представителями его зубов и в довершение: взгляд, красноречиво убеждающий оппонента: «терять мне нечего». Я так думаю, что свой срок Шура получил чисто за внешность. «За что посадили, Шура?», – спрашиваю. «Не знаю», – отвечает. – «Ну, в деле что написано?» – «За гусей». «Расскажи, как было», – прошу. «Смутно 483

помню, пьяным был, ночь, есть хотел, залез в чей-то хлев, а там гуси; нашел мешок и давай их туда складывать, они кипишь подняли, хозяева попросыпались и ко мне. Я текать, гуси с мешка выпадают, я им давай на ходу шеи откручивать и обратно в мешок. Бегу, темно, слышу, никто больше не гонится, где стоял – там лёг и уснул». Разбудили Шуру удары ног местного участкового. «Голова болит, ничего не помню, весь в гусином помёте и очень голодный». И сколько гусей обнаружили в твоем мешке?», – спрашиваю. «Два». «А сколько суд дал?» – «Пять». На Шуру повесили семь гусей, пять доплюсовали борцы с преступностью, тех гусей, которые сами съели на закуску, отмечая поимку особо опасного преступника. Вот и сидит теперь Шура 5 лет за то, что «даун», за то, что лицом не удался и за то, что жрать хотел. Какое из этих обстоятельств суд счёл наиболее отягчающим его вину, история умалчивает. Это я привёл не самый курьёзный случай, есть и похлеще; и эти случаи не исключения, а факты, отображающие истинное положение дел в сфере «борьбы с преступностью». Не на борьбу, а на содержание и обеспечение верных псов Системы, тех, чья «служба и опасна и трудна» уходят денежки; а врачи, учителя и прочие бюджетники последний хрен без соли доедают, ибо их служба не опасна и не трудна. Государство, в котором мент жирует, а учитель ходит полуголодный – ментовское государство. Государство, в котором грех не быть Преступником. «Если бы успех и удовольствие, богатство и признание, отказ от зла были бы легкодоступными через признаваемое законом поведение, кто пошёл бы по опасному уголовному пути…» (К. Л. Кунц). Добросовестная социология (наука о обществе) в действительности есть виктимология (наука о жертве, потерпевшем): каждый законопослушный член общества является жертвой беспредела власти, которая придумала «беспредел преступности», чтобы отвлечь внимание от своего беспредела. С. А. Левицкий в своей книге «Трагедия свободы» предостерегает от «соблазна самообожествления». Что самопознание

достигается

лишь

за соблазн

через 484

такой?

богопознание,

«Подлинное и

подлинное

самопознание предваряет богопознание», – пишет он. Я знаю: подлинное самопознание – это знание себя Богом. Слышу, меня поправляют: «Не себя Богом, а в себе Бога». Нет уж, давайте иметь мужество додумывать до конца: сознание в себе Бога есть сознание себя Богом, – обнаружение себя носителем

его

Воли.

Добросовестное

думанье

открывает

истину:

богопознание – это самопознание и наоборот. Гораздо легче не поддаваться «соблазну самообожествления» самому и предостерегать других от этого, чем соблазниться. Ибо мужества и силы воли требует не «не поддаваться», а поддаться и взять на себя ответственность Бога. Левицкий приводит слова Бергсона: «Свободой называется отношение конкретного «я» к совершаемым им актам. Это отношение неопределимо именно потому, что мы свободны». Это отношение определимо; название ему – бесстрашие. И именно потому я свободен, что моё Я не испытывает страха после совершаемых мною актов. Я свободен, когда я не боюсь того, что я делаю, при условии, что делаю я Своё дело; ибо невелика заслуга не боятся делать то, что делают все. Когда речь идёт об утверждении нашей личности во мнении других – речь о свободе не идет. Ибо в стремлении к такому утверждению есть полная зависимость от мотива – страха перед этими другими. Когда речь идёт об утверждении в наших собственных глазах, – речь идёт об утверждении вопреки мнению других, об антиутверждении. Тот, для кого утверждения в собственных глазах и глазах других суть одно и то же, никогда не узнает, что такое свобода. Когда «выбор нами совершается независимо от того, что принято называть мотивом», – это значит лишь то, что он совершается, зависимо от того, что не осознаётся, как мотив. Тот факт, что честолюбие не принято называть мотивом, не отнимает у него звания главного мотива, совершаемых нами выборов. Свободу, ведь тоже, непринято называть мотивом, под мотив подбирают всегда что-то более «конкретное», – то, от чего возникнет такая надобность, будет не трудно объявить свою независимость. Речь об утверждении нашей личности в наших глазах может идти лишь в случаях, когда в основе нашего выбора лежит мотив – цель – Свобода. Левицкий: «От 485

отрицательной свободы необходимо отличать положительную свободу – свободу от всякой детерминации ради служения идеальным сверхличным ценностям истины, добра, красоты… При этом естественно возникает вопрос: почему положительное проявляется в служении и не исключают ли свобода и служения друг друга? На этот вопрос можно дать следующий ответ: свобода и служение исключали бы друг друга, если бы предметом служения было реальное, детерминирующее бытие – «кто-нибудь» (человек или общество)… Но истинный предмет служения есть не «кто-либо», то есть не

реальное

во

времени

текущее

«бытие»,

а

сверхличная

и

сверхобщественная идея, да ещё такая идея, как истина или добро – нечто ценное само по себе… положительная свобода может проявляться именно в служении». Итак, свобода, как служение истине, добру, красоте… Лишь при крайней недобросовестности можно удовлетвориться ответом, который Левицкий дает на «естественно возникающий вопрос». Ибо ответ тут возникает не менее естественно: свобода и служение исключают друг друга. Чем в действительности является служение ценностям истины, добра, красоты? В чем всегда выражается служение идее? Это служение тем, кто эти ценности и эти идеи представляет и выражает в данный момент, – это всегда служение «кому-нибудь». Это служение всегда есть служение обществу, которое решает, что есть истина и добро. А служение обществу – это всегда служение кучке человеков, которым посчастливилось на время стать выразителями воли этого общества. Все зло, совершаемое властью, всегда объявляло себя служением добру. Служение добру и истине – всегда заканчивалось служением людям, проповедующим, что такое добро и истина. Человек не знает, что есть истина, он слаб и не может сам решать такие вопросы, поэтому рад служить тем, кто «знает», кто избавит его от мучительной необходимости искать и решать самому; кто избавит его от Свободы и сделает обладателем «свободы положительной». Слабый охотно верит, что свобода не своеволие, а служение, что она не цель, а средство, что она всегда «для», «ради» и «от». Свобода – это самостоятельный 486

эксперимент узнавания истины и добра. Лишь в свободе, как в возможности всего в бесстрашном осуществлении этой возможности дано человеку узнать, что истина и добро – это и есть сама свобода, что это он сам – свободный. Бог может проникнуть в моё Я лишь став мною. В этом – глубочайший корень смысла свободы: Я Могу быть Богом. Величие свободы в том, что Я Могу. То, в чем Левицкий видит трагедию свободы, – я вижу всю её ценность. Видение Преступника. Свобода – это когда ты знаешь: вера в Бога – это вера в Себя. Ницше: «Великое в свободе то, что она есть мост, а не цель». А цель? Возведение этого моста. Моста, по которому человек приходит в Себя. Цель – не конец пути, цель – сам путь. Смысл в том, чтобы идти; идущий создаёт свободу. Свобода – это преодоление своего пути. Цель свободы – свобода. Левицкий: «Такая сверхчеловеческая свобода приводит к самообожествлению.

Трагедия

такой

свободы

–

в

невозможности

осуществить этот люциферовский идеал. Желая стать беспредельно свободным,

человек

становится

одержимым

силами

зла.

Вместо

богоподобного он становится сатаноподобным. Трагедия сверхчеловеческой свободы – в её неизбежном имманентном вырождении в рабство у сил зла». Трагедия

свободы

в

неспособности

человека

осуществить

этот

«люциферовский идеал». Способность парализована страхом; страх перед свободой – это страх быть Богом. Нужно быть Сатаной, чтобы хотеть стать Богом. Сатана – это первый Абсолютный Преступник; первый объявивший восстание во имя свободы, первый заявивший своеволие. Сатана больше Бог, чем Бог, ибо Бог тот, кто не побоялся быть Сатаной во имя свободы. Сатана научил человека любить свободу, научил хотеть быть Самим Собою. Сатана учит: «Не бойся». Свобода – это одержимость всеми силами, это превращение всех сил в Свою силу. Левицкий: «… свобода освобождает, прежде всего, от страха. Но страх страху рознь. Неверно, будь-то всякий страх должен быть преодолён. Есть дурной и есть здоровый страх. Бояться греха, например, всегда полезно… Свобода от страха не должна сопровождаться отсутствием страха за свободу. Свобода от дурных страхов 487

не должна означать свободы от «страха Божьего». Не удивительно, что тот, кто говорит, что свобода свободе рознь приходит к тому, что страх страху тоже рознь. Чем больше всяких «розней», тем больше простора для «эквилибристики понятий». Итак, бояться греха – это здоровый страх? Что такое грех? Преодоление страха перед свободой. Освобождение от страха человек назвал грехом; это сделано умышлено, – есть причина не освобождаться. «Благо не испугавшемуся греха своего», – говорит Штирнер. Это благо – свобода. «Здоровый страх» – это оправдание рабства. Страх – всегда нездоровый; здоровье – это отсутствие страха. «Страх Божий», – это самый нездоровый страх, ибо он причина всех страхов. Есть лишь один грех – страх перед грехом. Что для раба грех, то для свободного – благо. Была лишь одна народная воля, которая была Волей; речь идёт о организации «Народная воля», существовавшей в России в 70-80-х годах ХІХ века. «Народная воля» – это воля двух десятков воль, состоящих в организации людей; это воля нескольких, державшая в страхе волю Системы стомиллионного полицейского государства. Они держали власть в страхе, об этом свидетельствуют дневники царя, который был мишенью №1. Царь и вся его свита, жили в постоянном страхе, везде им мерещились террористы. Фигнер, Перовская, Желябов, Кибальчич, Михайлов, Морозов, Соловьёв – это великие люди, ибо они люди большой воли. Они отдали свои жизни в борьбе с Системой, – за свободу. На императора Александра ІІ было совершено восемь покушений, и лишь восьмое оказалось успешным. Их арестовывали, вешали, истребляли тюрьмой и каторгой, но они всё равно продолжали свой путь могущественной Воли. То, как жили и умирали эти люди – восхищает. Единицам посчастливилось прожить долгую жизнь; одним из немногих, чудом выживших и поведавшим миру о великом подвиге воли был Н. А. Морозов. Он был одним из учредителей «Народной воли». В 1882 году 28-летний Морозов за участие в покушении на царя был приговорён к пожизненному заключению. После 23-х лет одиночного заточения в тюрьме в 1905 году он вышел на волю и вынес 26 томов 488

рукописей (стихи, проза, научные труды по астрономии, физике, химии, математики, авиации и философии). За опубликование тюремных стихов был снова осуждён на 1 год в крепости. Морозов участвовал в Великой Отечественной войне, когда она началась, ему уже исполнилось 86 лет. Умер Морозов в 1946 году в возрасте 92-х лет. Это была жизнь, показавшая, на что способна Воля человека, захотевшая свободы. Николай Морозов отсидел в одиночке 28 лет, позже он скажет, что главным итогом первых трёх лет тюрьмы стало постижение «науки ненависти». Я знаю, о чём он. Это ненависть к Системе и малодушию, создающему её, – это когда мечемся в одиночной камере, словно волк, посаженый в клетку; волк, для которого нет ничего сильнее свободы. Ненависть – это хорошо, плохо, когда отчаяние и раскаяние. В 1879 году народоволец Соловьёв совершил очередное покушение на Александра ІІ. Царя он не убил, но подарил многим удовольствие наблюдать картину, как помазанник божий средь бела дня бегает по Питеру, вворачиваясь от пуль из пистолета в руках простого смертного. Супруга, чудом спасшегося царя, сделала в тот день в своем дневнике запись: «Какой-то преступник устроил сегодня охоту на моего мужа, и гонял его словно зверя». Каково? Вся Система, всё могущество власти, вся «общая воля», бегущая с перепуганным лицом от одной единственной Воли Преступника. Это пример того, на что способна сила одного, посмевшая создать свою свободу. Известна реакция на этот пример специалиста по своеволию – Достоевского. Сохранилось его письмо одному из столпов Системы, обер-прокурору синода Победоносцеву, написанное после покушения на царя: «Мы говорим прямо: это сумасшествие, а между тем, у этих сумасшедших своя логика, своё учение, свой кодекс, свой Бог даже, и так крепко засело, как крепче нельзя». Письмо датировано 19 мая 1879 года за 9 дней до казни Соловьёва. Великий психолог Достоевский, видимо, уважал сумасшедших меньше, чем они его; Ницше, которому предстояло тоже быть причисленным к лику сумасшедших, называл себя учеником Достоевского. В чём увидел он сумасшествие Соловьёва? В том, 489

что у него всё Свое? Нужно было жить не по своему, а по общему, чтобы удостоиться чести быть названным не сумасшедшим. Великий психолог не мог не понимать: приметой чего является «крепко засевшее своё», не мог не знать, что это результат «додумывания до конца»; не мог создатель Кириллова и Раскольникова не восхищаться в глубине души величием духа народовольцев. Но в глубине не считается, – с таких, как Достоевский, спрос иной, ни как с простых смертных. Мало «в глубине», нужно было заявить открыто, как Лев Толстой: «Теракты революционеров возбуждают среди королей и императоров и их приближённых величайшее удивлённое негодование, точно, как будь-то эти люди, никогда не принимали участие в убийствах, не пользовались ими, не предписывали их». Это не первое заигрывание Достоевского с властью, которая когда-то и его так же, как народовольцев вела на эшафот и гноила на каторге за ту же идею; было верноподданническое стихотворение в 1855 году по случаю смерти императора Николая І, за которые Достоевского произвели в унтер-офицеры. Бог ему судья, хотя нет, – судья ему его творчество, его герои. Раскольников был бы счастлив судьбою Соловьёва. Счастье, не испугавшегося греха своего, счастье иметь право. «За что прощать того, кто твёрд в грехе» (Шекспир «Гамлет»). Сартр сказал: «Делай то, что хочешь, но делай всем твоим существом». Это делание Преступника, – так делается свобода. Главное: Делание Своего Дела Всем Своим Существом. Такие всегда будут вызывать восхищение независимо от того, как их окрестила молва. Добросовестный поиск себя всегда восхищает. Сталин сказал: «Если мы на народовольцах будем учить наших людей, то воспитаем террористов». Организатор одного из наибольших терактов в истории человечества, теракта, длиною 30 лет, осуждал террористов из «народной воли». Почему? Боялся. Боялся, что и его постигнет участь императора Александра ІІ. Боялся, ибо знал: если учить людей на таких, как Соловьёв, то они перестанут быть рабами, перестанут своим страхом строить Систему и рождать «сталинов». Сталин зря боялся, ибо научить любви к свободе, «воспитать террориста» 490

нельзя, – таким нужно родиться. Преступная Воля – это врождённая воля. И лишь благодаря тому, что таких рождений мало, существует Система. Левицкий: «Лишь та философия имеет право исповедовать свободу, которая признаёт своеобразную реальность «я». Своеобразная реальность «я» – это Преступник. Лишь «Философия Преступника» имеет право исповедовать свободу. Для большинства свобода – это средство для осуществления выбора, она воспринимается как то, что уже есть. Свобода, о которой говорю я, есть всегда цель, а не средство, она то, что создаётся Своей волей. Свобода, как цель всех усилий, как обретение в ней себя истинного, свобода – это всегда Своя свобода. Она – не выбор между уже известными путями. Свобода – это всегда Свой путь. Попытки мыслителей объяснить свободу, в большинстве случаев, сводились к словоблудию и гимнастике понятий. Это происходит от того, что свобода мыслится, как нечто данное, как кем-то, гдето уже созданное. Нужна смелость Преступника, чтобы понять: свободы нет, Бога нет, нет ничего и, поняв это, самому становится Богом и самому создавать свободу. Поэтому, на Кантовский вопрос, какие условия возможности свободы, есть лишь один ответ: воля Преступника. Трагедия свободы в том, что человек её не любит, в том, что боится её. Трагедия свободы – это трагедия человека. Трагедия свободы в том, что её ищут, а не творят; в том, что человеку нравится быть рабом. Трагедия свободы в том, что человек не любит себя – боится быть Преступником. Симона Вэйль: «Государство – вещь холодная и не может быть любима, но оно убивает и уничтожает всё, что таковым может быть; человеку приходится любить государство, поскольку нет ничего, кроме него. Вот моральная пытка наших современников». Какой-то духовный мазохизм, добровольное ничтожество. Это не моральная пытка, – это моральное оправдание рабства у Системы. Раб говорит: «Мне приходится любить господина, поскольку нет ничего, кроме моего господина». Лишь малодушие, полюбившее своё рабство, может заявить «нет ничего кроме государства». Где «приходится любить» – там нет никакой любви. Поэтому, приходится 491

любить лишь тому, кто не может любить; тому, кто не любит себя, приходится любить государство. Это не государство убивает и уничтожает всё, что может быть любимо, – это любовь к государству, которую назвали патриотизмом, долгом и т. д. уничтожает всё, убивает и грабит по совести. Человеку страшно любить свободу, поэтому он любит государство. Жизнь Симоны Вэйль была более правдива, чем её творчество. Её назвали совестью нации. Я заинтересовался её творчеством после того, как узнал, с каким трепетом к ней относился Альбер Камю. Я подумал: это должно быть великая бунтарка. Знакомство с её биографией лишь укрепило меня в этой мысли. В знак солидарности с заключенными фашистских концлагерей она сократила приём пищи до размера пайки заключённого. Её слабое здоровье не выдержало, и она вскоре умерла. Поэтому я очень удивился, прочитав её хвалебные оды Системе. Ведь она не могла не понимать, что именно благодаря подчинению власти, благодаря страху человека перед свободой появляется фашизм, гитлеры, сталины, строятся освенцимы и гулаги. Малодушие законопослушных строит Систему, которая совершает злодеяния, куда более страшные, чем деяния тех, кого эта Система называет преступниками. Впрочем, пусть скажет она сама, ибо есть в её творчестве немало додуманного до конца. «Чтобы иметь право карать виновных, нам следовало бы прежде самим очиститься от подобного преступления, скрывающегося за самыми различными масками в нашей собственной душе. Но если нам удастся это сделать, у нас сразу пропадёт всякое желание. Система – это форма, которая весом своих норм и законов выдавливает из человека содержание. Эпиктет причину всех человеческих несчастий видел в неумении приспособить общее понятие к частным. Думаю, здесь стоит вести речь не о неумении, а о нежелании что-либо приспосабливать. Причина несчастья человека в нежелании жить по Своим понятиям. Это нежелание – плод страха. Профессор уголовного права В. Н. Бурлаков пишет: «… чем сильнее человек интегрирован в общество и чем в большей мере он становится личностью, тем менее он преступен… Если 492

общество наделяет человека личностью, то он в этом качестве, прежде всего, ответственен перед обществом. Чем опаснее преступление, тем меньшей личностью является преступник, тем выше его ответственность перед обществом». Личность – это не результат дрессировки. Когда говорят: «он личность», то уважают здесь не его сходство с другими, а прежде всего, силу его воли, его самобытность и несхожесть, его способность жить по-своему. Личность – это тот, кто может пойти против всех. Чем меньше в человеке страха, тем больше он личность. Общество не наделяет человека личностью, а пытается отнять личность. Общество обезличивает. Чем сильнее человек интегрирован в общество – тем меньше он личность. Профессор прав, когда говорит, что чем сильнее человек интегрирован в общество, тем менее он преступен; но менее преступен не потому, что «в большой мере становится личностью», а наоборот, ибо, чем больше человек личность, тем более он преступен. Общество признаёт в человеке личность, когда объявляет его Преступником.

Бурлаков:

«Итак,

каждое

преступление

порождает

противоречия между обществом и личностью преступника, и степень антагонизма такого противоречия зависит от степени исправимости этой личности. Когда же личность не исправима, то смертная казнь является цивилизованным способом преодоления такого противоречия. И вовсе не обязательно,

чтобы

сегодня

смертная

казнь

вела

к

физическому

уничтожению преступника. Достаточно того, чтобы она устранила его, как личность: например, через пожизненную изоляцию от общества с поражением в гражданских правах («ссылка Робинзона») или через модификацию поведения с заменой личности». Что такое неисправимость? Нежелание быть иным, рождённое уверенностью в собственной правоте. Такая уверенность – редкость. Меня 15 лет исправляют, но я не исправился, а скорее наоборот – я ещё больше стал тем, кто я есть. Почему? Потому, что я справляюсь с самим собой и поэтому не исправляюсь другими. Потому, что я не продаю себя страхом. Меня можно убить, но это не исправит. Я – это всегда Я, ибо – Я Могу. Я Могу, потому что есть лишь одно, чего я не могу – 493

не быть Преступником. Я Могу, потому что решаю всё сам и живу посвоему. Я Могу, потому что я Один. И я не боюсь. Преступник – это глубина и не может не быть им тот, у кого она есть. Лицо Бога – в зеркале. Я не исправим и, по мнению профессора Бурлакова, заслуживаю смертной казни, которая «является цивилизованным способом преодоления противоречия». За непротиворечивость с самим собою меня нужно казнить? Кому это нужно? Профессору Бурлакову и всем тем, у кого есть степень антагонизма противоречий с самим собой, которая привела к полному параличу воли. Зачем это им нужно? Страшно. Нет, не меня страшатся, хотя и меня тоже, – но себя они страшатся больше. Я – напоминание, которое нужно устранить, если не в землю, то хотя бы в клетку. Говорится, что не так уж обязательно уничтожать меня физически, «достаточно устранить, как личность». Постойте-ка, а откуда вдруг взялась у меня «личность», если ранее было сказано профессором, что чем «опаснее преступление, тем меньшей личностью является преступник»; ведь по его логике выходит, что личности той, которой наделило меня общество – уже нет или очень мало осталось, что изжил я её опасностью своих преступлений. Так, что устранять собрались? Личность Преступника, т. е. мою собственную личность, ту, которой я стал не благодаря обществу, а вопреки. Я отказался быть сделанным и делаю себя сам. Во мне нет ничего вашего. Так, где вы взяли себе право меня устранять и исправлять? Вопрос риторический. Ибо все существующие обоснования такого «права» суть мошенничество. Профессор предлагает устранить меня «через пожизненную изоляцию от общества с поражением в гражданских правах». Открою вам, устранителям личности, один секрет: пожизненная изоляция не устранит личность Преступника, а сделает её абсолютной. Санкция в виде пожизненной изоляции от общества есть наивысшее признание заслуг изолируемого перед свободой. Пожизненная изоляция Системы – это не лишение свободы, это лишение последнего соблазна стать её рабом. То, что может быть лишено Системой, не может быть личностью и свободой. Лишь сам человек может лишить себя этого своим страхом. 494

Пожизненная изоляция в одиночной камере – это абсолютное возвращение к себе. Яркими примерами этого являются народовольцы Николай Морозов, Вера

Фигнер

и

другие

государственные

Преступники,

осужденные

государством на пожизненное заключение и отбывание в одиночках более 20 лет. Когда читаешь их произведения, то понимаешь, что автор проник в себя на всю глубину и узнал там то, чего никогда не узнает неизолированный. Это изоляция с Богом, здесь он – это ты, а ты – это он. Здесь происходит великое таинство: искренний разговор человека с собою. Я знаю это не из книжек. Наказание пожизненным заключением нарекли «ссылкой Робинзона». «Робинзон Крузо» – моя любимая книга, в ней рассказывается о счастье одиночества, о подлинности того, кто Один. Разве Робинзон не был счастлив в своей изоляции, не был самым свободным человеком в мире? Бурлаков говорит о «поражении в гражданских правах». Поражать тут уже нечего, ибо Преступник уже сам давно поразил гражданские права своим Правом, – когда осознал свое право быть правым своим Правом. Помимо пожизненной изоляции и физического уничтожения преступника, есть, по мнению Бурлакова, ещё один способ: «модификация поведения с заменой личности». Это

как?

Хирургическое

вмешательство?

Тысячи

случаев

таких

модификаций происходят ежедневно в кабинетах райотделов и городелов милиции, в тюрьмах и лагерях, – путем интенсивного влияния на мозг преступника ударами по черепу. Эх, родиться бы профессору Бурлакову и его коллегам – специалистам по модификациям эдак годков 500 назад, – вот раздолье то было бы их талантам и способностям инквизиторов. Но я разочарую вас, псы Системы: Преступник – это не тело, не материя, Преступник – это дух. И этот дух вне предела досягаемости санкций Системы. Всё дело в том – что есть благо для человека в данный момент, что для него является сейчас главной ценностью – в этом нужно искать объяснения его поступку. Известно, что человек всегда стремится к добру, но видение того, что есть добро, разное. Для одного благо – это миллион долларов, для 495

другого его благо – это «всеобщее благо», что значит, он тоже не откажется от миллиона, но при условии, что у всех тоже будет по миллиону. Если вникнуть в психологию желания второго, то окажется, что его благо рождено страхом: обладание миллионом в одиночку таит в себе опасность стать объектом мести со стороны всех тех, у кого нет миллиона; своим желанием блага для всех он хочет обезопасить своё благо, сделать его легальным, чтобы никакой страх не отравлял удовольствия от наслаждения к своим миллионам. Кто из этих двух честнее? Тот, в ком меньше страха. Почему я беру количество, интенсивность страха за критерий истинности? Потому что, чем больше страха – тем меньше любви и тем больше человек предаёт себя. Поэтому, возвращаясь к ценностям человека, скажу, что часто они суть то, чего человек боится. Тот, кто больше всего боится «потерять лицо», стать объектом всеобщего осуждения, – сделает основной своей ценностью «общее» и «долг» перед этим общим и при этом сила самообмана будет столь велика, что он и сам будет верить в то, что он не трус, убоявшийся свободы, а самоотверженный герой, жертвующий собою во имя… Я приветствую стремление человека облагораживать свою жизнь своими собственными сознательными усилиями, но в действительности не хватает у него смелости на то, чтобы Своими силами. Поэтому становится частью какой-то большей силы в надежде обрести с её помощью всё то, что не смог самостоятельно. Но правда в том, что всё подлинно-ценное есть результат лишь Своей силы. Ценность – это то, что никогда не потребует отвергать и приносить себя в жертву. Радость – примета свободы, ибо это радость от ощущения своей силы, своего Могу. Мальбранш сказал, что свобода – это таинство. Она таинство для того, кто живёт не своей волей; не знает свободу тот, кто не знает, что она продукт его воли. Человек боится тайны, боится сам разгадывать её; он бежит в Систему и удовлетворяется её объяснениями всех тайн. Он бежит в ложь о свободе и живёт этой ложью. Абсолютный Преступник – это делающий тайное явным самостоятельно. 496

Я невиновен перед Системой до тех пор, пока я в неведении, пока я не узнал свою силу. Как только я узнаю силу воли своей – я создаю своё право, и общее право остаётся мною невостребованным; как только это происходит, я становлюсь виновным. Как только я узнаю своё Могу и начинаю сметь быть правым, – меня тут же изгоняют из райского сада невиновных. И дал земной Бог заповедь человеку: «Не смей познавать всю силу свою, ибо виною заклеймён будешь». И сказала свобода человеку: «Не бойся, ибо знает власть, что стоит вкусить тебе знание о могуществе твоём, как тут же страх твой исчезнет и будешь ты сам Богом земным, будешь сам решать, что зло и что добро есть». Свобода грехом пахнет. «Но, по-моему, законы как раз и устанавливают слабосильные, а их – большинство. Ради себя и собственной выгоды устанавливают они законы… Стараясь запугать более сильных, тех, кто способен над ними возвыситься, страшась этого возвышения, они утверждают, что быть выше других постыдно и несправедливо, что в этом как раз и состоит несправедливость, в стремлении подняться выше прочих. Сами же они по своей ничтожности охотно, я думаю, довольствовались бы долею, равною для всех» (Калликл «Горгий» Платона). Аристотель сказал: «Цель государства – жить хорошо; это значит: жить счастливо и красиво». Цель государства – убедить человека, что жить хорошо – это жить не по своему, жить так, как велят, как все живут; нужно внушить, что быть рабом Системы – значит жить счастливо и красиво. Рабство нарасхват; завёрнутое в пёстрые упаковки «философий», религий и учений, оно всегда было востребовано жаждущими избавления от самих себя. Кьеркегор: «Индивид становится виновным в страхе не перед тем, что он стал виновным, но перед тем, что его считают виновным». Вина – это страх перед теми, кто говорит «виновен», кто может наказать. Человек «стал виновным» потому, что его «считают виновным» те, кто у власти. Невиновен тот, кто не боится. Вина – это страх, и совесть здесь не причем. Совесть спрашивает: «Перед кем ты признаёшь свою вину? Почему не предо мной, а перед теми, кто виновен больше, чем ты? Зачем ты признаешь свою вину перед человеком?» Страх – 497

единственная вина человека. Что есть красота? Свобода, явившая себя миру. Всё красивое вещает собой свободу. В свободе происходит единение материи и духа, состояние именуемое красотою. Созерцающий красоту забывает о страхе, – так свобода, явившись красотою, залечивает измученную страхом волю человека. Красота – это извинение свободы. Красота – это вход в свободу. Свобода – это душа красоты. В Египте считали, что праведник тот, кто после смерти может сказать: «Я не у кого не вызывал страха». Я говорю: праведник тот, кто после смерти скажет: «Я вызывал страх у всех, кто не любил свободу». Говорят, что философия начинается с восхищения; философия Преступника – это непрерывное восхищение свободой. Спиноза: «Представьте себе, что камень, продолжая своё движение, мыслит и осознаёт, что он изо всех сил стремится не прекращать этого движения. Этот камень… будет думать, что он в высшей степени свободен и продолжает движение не по какой-то иной причине, кроме той, что он этого желает. Такова же и человеческая свобода, обладанием которой все хвалятся и, которое состоит только в том, что люди сознают свои желания, но не знают причин, коими они детерминируются». Если я не знаю причин, значит, их нет. Есть только те причины, которые я знаю. Суть сказанного Спинозой: мы можем думать, что свободны, субъективно убеждены в своей свободе, но в действительности быть рабами. Нет никакой другой действительности, кроме той, которую мы субъективно знаем. Я творю объективность своей субъективностью: я творю свободу своей воли. Если я думаю, что я свободен и убеждён в своей свободе, а убеждён потому, что я её создал, – значит, я действительно свободен. Моё внутреннее убеждение – единственный критерий истинности; иные критерии нужны тем, у кого нет своего внутреннего убеждения. Суть в том, что человек не может быть субъективно убеждён в своей свободе, если он в действительности несвободен. Внутреннее

убеждение

не

может

быть

результатом

самообмана.

Убежденность раба в том, что он свободен – это чистой воды самообман, который не становится убеждением от того, что раб считает его своим 498

убеждением. Самообман, одевший маску убеждения, не может носить её постоянно и то и дело выдаёт себя страхом. Убеждённость покорного в том, что он свободен, рассеивается каждый раз, когда ему предлагается возможность осуществить эту свободу самому, когда нужно взять ответственность на себя, – он не в силах преодолеть страх, ищет чужую волю, которая сделает это за него. Я не могу думать, что я свободен, когда я несвободен, ибо, когда я несвободен, я думаю, что я несвободен, после чего заявляю своеволие и вновь становлюсь свободным. Мне не нужно знать причины, которыми детерминируются мои желания для того, чтобы быть свободным, ибо я верю своему желанию, оно всегда есть желанием свободы. Доискиваются, хотят знать причины и выдумывают их те, кто ищет причину оставаться покорным. Отрёкшийся от своей воли раб находит оправдание себе тем, что заявляет: нет в действительности никакой свободы, всё детерминируется, все мы рабы. Он прав лишь в том, что свободы нет, но её нет не потому, что всё детерминируется, – её нет, как данной, готовой свободы. Она есть лишь, как продукт твоей воли и действия. В отличии от камня, я сам по своему желанию могу прекратить движение, заявив «высшую свободу свою». Кьеркегор написал в своём дневнике: «Разве не правильно поступать так, как члены той древней секты… пройти через все пороки просто для того, чтобы обрести жизненный опыт». Он имеет ввиду гностическую секту карпократианцев, существовавшую во втором веке; члены которой считали, что достичь совершенства человек может лишь испробовав всё, даже самое страшное. Евангельскую притчу «ты не выйдешь оттуда (из темницы), пока не заплатишь последней полушки», – они трактовали так, что нужно изведать на собственном опыте, что названо грехом, чтобы обрести свободу. Абсолютный Преступник – это тот, кто на поставленный выше вопрос отвечает «правильно». Отвечает своею жизнью. Я что-то пробую, и если это мне нравится – я делаю его своим; я пробую другое и если оно мне не понравилось, – я не сделаю его своим. Итак, я 499

пробую всё. Так я творю свободу своим опытом. И ценность имеет для меня лишь отобранное мною из того, что я попробовал. Социально-политическая Система есть ложь и несправедливость и я утверждаю, что вся хорошесть граждан, получающих с этого выгоду, есть лицемерие и трусость. Вы, законопослушные, ответственны за Систему, которую строите своей покорностью. Все злодеяния власти – это ваши злодеяния. Вы своим отказом от свободы даровали Системе право отнимать силой свободу, воли и совести у тех, кто не соглашается сделать это «добровольно». Это вы, малодушные, вскормили монстра «общая воля» своими волями; монстра, именем которого Система несёт погибель всему подлинно-самобытному, всему не захотевшему предавать себя. И поэтому я не могу относиться уважительно к вам и вашей собственности, ибо это вашим именем Система убивает Свободу. Вы осуждаете себе подобного, отчаянно надеясь, что ваше осуждение не позволит ему полюбить себя. В этой надежде вся низость осуждения. Я не объясняю того, чего не понял сам, то есть не обманываю. Не делаю этого ещё и потому, что пишу для себя. Хочу сказать нечто важное, самое важное из всего важного: свобода – это кислород любви. Любовь дышит ею. Утративший свою волю – теряет способность любить. Это очень важно понимать: где нет свободной воли – нет любви. Полюби себя и ты узнаешь, кто ты. Полюбить себя сможешь лишь приняв Себя безусловно. Ты будешь счастлив лишь в той мере, в какой полюбишь. И помни: любовь – это всегда любовь к свободе. Ты ищешь смысл своей жизни? Не ищи, его нет. У тебя есть выбор: довольствоваться общими смыслами, или создать свой смысл. Выбираешь последнее? Тогда ты должен знать: ты должен стать Абсолютным Преступником. Это твой долг самому себе. Существует предание, что крест, как символ образовался из противоречия воли Бога и воли человека: поперечная часть креста – это воля человека, продольная, – воля Бога. Отвергающий и распинающий себя, – таков человек. Распинает он себя по незнанию, – в угоду Системе, требующей его мученичества. Когда обретёт человек истинное знание, имя 500

которому Любовь, – исчезнет крест – исчезнет противоречие между волей человека и волей Бога. Ибо бог – это Человек, который любит. Символ распятого Сына Божьего должен быть заменён символом обнимающего себя, полюбившего себя человека. Человек в отчаянии говорит: «Бог забыл про меня!» Нет, это человек забыл Бога истинного – Самого Себя. Мне повезло, для меня тюрьма стала местом не заключения, а местом освобождения. Что дальше? Дальше жизнь. Моя свобода – мой талисман. А там, где свобода – там Любовь. Мне с этими подругами по пути. Свобода и Любовь – большего мне не надо. Нет ничего большего. Я пришёл в Себя. Завтра конец срока. Когда закроются за мной ворота зоны, я прочитаю миру свою молитву: НА ВСЁ МОЯ ВОЛЯ, ибо

501

502

503

504