ИГОРЬ БЕЗРУК
РУССКАЯ Криминальные новеллы и очерки
Иваново ИПК «ПресСто» 2008
hbK Шб(Э-|')74/7В-в44 Oft Б 405
Б 405
Безрук И.А. Русская рулетка: Криминальные новеллы и очерки. - Иваново: ИПК «ПресСто», 2007. - 152 с. ISBN 978-5-903595-15-0 В сборник вошли криминальные новеллы и очерки, выходившие в га зете «Криминальные вести» (Иваново) и журнале «Откровение» (Влади мир) в период с 2002-го по 2004 г.
ББК Ш6(2=Р)74/75-644.05
ISBN 978-5-903695-16-0
© Безрук И.А., 2008
НОВЕЛЛЫ
Русская рулетка
Есть что-то упоительное в этой раскаленной донельзя, сочащейся паром на горизонте и убегающей в бесконечность извилистой ленте дороги среди наполненной багряным отблеском восходящего солнца каменистой пустыни. Вы едете на предельно возможной скорости; как единый организм, ощущая собственную машину, любуетесь проносящимися мимо соч ными видами и ни о чем не думаете. Приятный ветер нежно треплет ваши волосы, ласкает грудь, на полняет легкие утренней свежестью. Вокруг вас на сотни миль ни еди ной души, ни малейшего звука, режущего слух, ни забот, ни проблем, ни печалей. Разве не прелесть? В последнее время я только об этом и мечтал: остаться один на один с собственным внутренним миром, дать душе, наконец, свобод но вздохнуть, отрешиться от всего и вся, потому что дальше могла быть только тьма, только ночь тихого ужаса и беспросветности. Но мне, слава богу, хватило мужества и мудрости, чтобы вырваться из круговорота собственных проблем, и теперь я, истощенный и опусто шенный донельзя, мчался на своем старом, но верном кабриолете в никуда, и это «никуда» пугало меня меньше, чем дикий, бездушный, похожий на марсианский, кроваво-красный ландшафт вокруг. Вскоре пустыня сменилась бесконечной разнеженной степью, и я почувствовал, что ужасно проголодался. Ну что я проглотил утром: вчерашний сэндвич и прогорклый кофе, - этим разве насытишься? К счастью, вскоре на горизонте показалось небольшое кафе, одно из тех многочисленных придорожных кафе, разбросанных на протяже нии сотен миль вдоль всей трассы, в которых обычно останавливают ся либо привыкшие к скудной пище непривередливые дальнобойщи ки, либо бродяги типа меня, не имеющие в запасе ни завтрака, ни денег. Когда я притормозил у кафе, меня встретила глухая тишина, взвившаяся на мгновение пыль и прокатившийся мимо седой шар перекати-поля. Ни скрипа, ни лая, ни следов протекторов на земле, как будто ничего сюда в жизни не заходило, не заезжало, не забре5
дано Но нм дверях кафе я увидал набольшую гаОличку с надписью «открыто» и сделал аывод, что кто-то эдеаь еще живят, дышит, су ществует. Я отворил небольшую стеклянную дверь и вошел внутрь. На удив ление всё вокруг было чисто и опрятно. Это радовало. Я окликнул кого-нибудь, и кто-нибудь вскоре не замедлил объявиться. - Здравствуйте, - сказал я, не ожидая увидеть в этом удаленном от цивилизации месте такую красотку. - Здравствуйте, - ответила она мне таким чарующим, бархатис тым голосом, что я онемел. Ее красота не была броской, она таилась в глубине изумрудных глаз, в легком изгибе тонких бровей и очарова тельных небольших ямочках на щеках. Её правильных, резко очер ченных черт лица не портил даже носик с небольшой горбинкой, но меня всегда привлекали женщины «с изюминкой», и этот «греческий» носик я в жизни не назвал бы уродливым. - Вы что-то хотели? - спросила она, и я кивнул в ответ. - Присаживайтесь, пожалуйста, за любой столик, - сказала она. К сожалению, они зачастую, как вы видите, свободны. Казалось, она извинялась. - А вы? - спросил я, чувствуя, как во мне разгорается желание к флирту. Мне вдруг до одури захотелось вскружить этой красотке голо ву. Она мило улыбнулась мне, и я оказался сражен: Боже, сколько невинности! Она принесла мне меню: профессионально набранный на компью тере мелованный лист с цветными вензелями и затейливыми зави тушками в левом верхнем углу. - Вы увлекаетесь компьютером? - полюбопытствовал я. - Стараюсь не забыть то, что осталось. Что будете заказывать? Я посмотрел меню, потом поднял глаза на неё. - Вас как зовут? - спросил. Она ответила негромко: - Сара. - Можно что-нибудь легкое, Сара. На ваше усмотрение. - Могу предложить бекон с яйцом. - Отлично, - сказал я. - И крепкий кофе. Она пошла на кухню. Я дал высшую оценку её прелестным фор мам. Жизнь показалась мне прекрасной. - Как вы одна здесь справляетесь? - спросил я её, остановив шись на пороге кухни.
- Я не одна, обычно с мистером Вибером, но он еще вчера забо лел, и мне пришлось сегодня взять всё на себя. Она стояла у плиты, и я не мог не залюбоваться ею. - У вас так много посетителей? - Не так уж много, как кажется. Наша трасса потихоньку глохнет, по тому что в пару милях отсюда открыли другую, более удобную, на север. - И вы остались не у дел? - Как вам сказать? Все равно кто-никто, а проезжает мимо. Вот, например, вы. - Ну, я другое дело. Я еду в никуда. - В никуда? - Когда я решил предпринять эту поездку, я сказал себе: «Бэн, мир везде одинаков, езжай, куда глаза глядят, судьба все равно настигнет тебя, где бы ты ни оказался». И вот я здесь, и думаю, по воле судьбы. Сара слегка улыбнулась: - Вы так полагаетесь на судьбу? - Я фаталист, и этим, мне кажется, всё сказано. Сара на мгновение задумалась. - Хотела бы и я вот так свободно и непринужденно уехать куданибудь. - Вас что-то держит? Сара слегка пожала плечами: - Вроде ничего. - Так в чем депо? - заулыбался я. Перспектива катить в обществе такой прелестной особы показалась мне сногсшибательной. От моего нелепого предложения она моментально загорелась, как будто толь ко и ждала этого. Может, ей просто никто не предлагал это раньше? Сомнительно. - Тогда два бекона и два яйца! - решительно плюхнула она на сковороду еще один кусок свинины. Нет, мне определенным образом нравилась эта девица. Какой тем перамент, какая решимость! Мы быстро проглотили немудреный завтрак. - Гори оно всё пропадом! - необычайно легко воскликнула Сара, когда мы уже стояли у двери. Однако когда я переступил порог, она остановила меня и сказала: - Нет, так нельзя. Не хочу, чтобы меня считали воровкой. Она подошла к кассе, вынула из кармана своей кожаной куртки мелочь и положила её в выдвинутую ячейку. 7
- Погоди, Сара, постой, - я псдошал к ней. - Позволишь, сегодня я угощу тебя? - Я бросил в кассу пару долларов. Она с легким смеш ком задвинула ящичек с деньгами обратно в кассу. * * *
- Я свободна! Свободна! - кричала она в кабриолете, размахивая в восторге поднятыми вверх руками. Мне оставалось только удивляться и догадываться о скрытом пока еще для меня прошлом Сары, заставляющем её так радоваться соб ственному освобождению. Но оно меня, признаться честно, сейчас и не интересовало, я всегда всё пускал на самотек. Когда-то и у меня были сложности, и это так обременительно. А чужие проблемы... Вдруг я услышал позади знакомый резкий звук полицейской сире ны. Нас настигала полицейская машина. «Неужели мы нарушили какие-то правила?» - подумал я, но Сара испуганно схватилась за меня. - Не останавливайся, Бэн, умоляю тебя, не останавливайся, он не даст нам покоя! Я возмутился: что значит «не останавливайся», я что - убийца какой или грабитель? В конце концов, мы живем в свободной стране, и я волен поступать, как вздумаю. - Ты его знаешь? - спросил я Сару. Она кивнула, утопившись с головой в сиденье и сжавшись в ко мок. - Он что, проходу тебе не дает? Она промолчала. Мне показалось, она уже смирилась со всем, что может дальше произойти, но я всё кипел негодованием: да хоть он и сраный полицейский, это не дает ему права распоряжаться чужими судьбами! Я притормозил и съехал на обочину. Сара насупилась. Я стал ждать развития дальнейших событий. Белый с синими полосами на боках «шевроле» подкатил к нам через несколько секунд и остановился чуть сзади. Из него на дорогу выбрался атлетически сложенный увалень в полицейской форме и с наглым взглядом. «Этого так просто не возьмешь», - подумал я, окидывая его в зер кале заднего вида взглядом с головы до ног. Если б кто знал, как я не переваривал подобной крайней надменности представителей закона, переходящей и в жизнь. Не был бы он полицейским, я бы с ним пого
ворил по-другому, но, к сожалению, яркая бляха на груди этого копа защищала не только его самого, но и все его недостатки. Мне остава лось только дать развиваться событиям как Бог на душу положит. Он подошел к нам неторопливой, вальяжной походкой. Остано вился возле переднего стекла, скользнул равнодушным взглядом по Саре, так, будто и не знает её, потом перевел его на меня. -Далеко направляетесь? - спросил, отошел, вытащил из заднего кармана блокнот и списал номер моей машины. Возвратившись на место, снова спросил: - Так я не слышу? Вы поняли мой вопрос? Я молчал, собираясь с мыслями. Что мне нужно было ему ска зать, что я еду, куда глаза глядят? Это стало бы поводом для его даль нейших придирок. А потом, кому какое дело, куда я еду? Но я ничего не успел сказать, сказала Сара. В словах её было столько горечи и злобы, что мне стало не по себе. - Чего ты выкобениваешься, Дэни? Он же ничего не нарушал. Тебе нужна я, так и скажи! - Заткнись, сучка, с тобой я еще разберусь, сейчас я выясняю, с кем имею дело. - Послушайте, шериф или как там вас ещё. Сара права, если у вас есть что-нибудь ко мне, так и скажите. Если нет, то извините, меня ждут дела. Я сам не ожидал от себя такого мужества, но копа, видно, заело упоминание мною имени Сары. Он взбеленился: - Я спрашиваю вас еще раз: куда вы направляетесь? -Д эн, может, хватит, - не сдержалась, в конце концов, Сара. - Не разыгрывай комедию, я выхожу. - Она решительно поднялась с места и выбралась из машины. Я ничего не предпринял, чтобы остановить её. Может, я поступал и неправильно, но мне отчего-то стало вдруг все равно. Да пусть она катится ко всем чертям вместе со своим ублюдком-полицейским! Я не затем оставил одни проблемы, чтобы наживать себе другие. Однако коп, видно, думал иначе. Он совсем не желал отставать от меня. Сно ва спросил, куда я направляюсь, что с собой везу, и потребовал предъя вить водительское удостоверение. Сара подошла к нему и дернула за руку: - Поехали, Дэни, оставь его в покое. Но тот грубо отбил её руку и, злобно зыркнув на нее, бросил: - Сядь в машину, сучка, я тебя не спрашиваю. 9
- Вы так невежливы с дамой, - кинул я небрежно. Черт меня дер нул это произнести! Коп тут же фамильярно осадил меня: - Не твое дело! Но Сара не послушала копа, умоляюще произнесла: -Дэни, оставь его, пожалуйста, не заводись. Однако Дэни заводить не надо было. Он уже был на взводе. - Заткнись, шлюха! - крикнул он и хлестко ударил её наотмашь. Сара, не ожидая подобной реакции на свои слова, резко отшатнулась, подалась назад, споткнулась и упала. Дэни тут же подскочил к ней, схватил за руку, с недюжинной силой поднял с земли и грубо толкнул в направлении своей машины. - Сядь, я сказал! - Эй, эй, эй, шериф! - крикнул я, не вынося подобного обращения со слабым полом. - Может, девушку-то в покое оставите? Но слова мои были, что горох о стенку. - А ты не вмешивайся, слышишь, не вмешивайся! Я сам с ней разберусь! Он снова схватил Сару за предплечье и силой потянул к машине. Втиснув её на переднее сиденье, резко захлопнул за ней переднюю дверцу. Потом, вытащив из кобуры пистолет, подошел ко мне. - Выйдите из машины, сэр, - холодно приказал. Я недоуменно уставился на него. - Я сказал, выйдите из машины! - Не понимаю вас, шериф, - я попытался прикинуться дураком, но коп реагировал на всё более резко. Он снял пистолет с предохраните ля и поднес его к самому моему лицу: - Выполняй, я сказал! - О-кей, о-кей! - не стал я выводить придурка из себя и замахал руками, соглашаясь на все его условия: - Выхожу Я вылез из машины. Дэни, не сводя с меня пистолета, приказал развернуться и положить руки на капот. Я выполнил и это. Он обыскал меня, потом ткнул пистолетом под ребра: - Пошли, - указав на свой «шевроле». - Не понимаю, - сказал я. - Я сказал «пошли»! - грубо бросил он и снова ткнул меня. Он ловко втиснул меня на заднее сиденье, потом сам сел за руль. Мы развернулись и поехали обратно. 10
Я думал, что он везет меня в полицейский участок для установле ния личности, однако о чем бы я его не спросил, он ничего не отвечал, давил на газ молча. Сара еще раз попыталась уговорить его отпустить меня, но коп рявкнул на неё раздраженно, и она замолчала. Что оставалось мне? Тоже замолчать и ждать последующих событий. А дальнейшие события стали разворачиваться с невероятной ско ростью. Мы вернулись в кафе. - Дэни, - умоляюще пролепетала Сара. - Я сказал, заткнись! - в который раз повторил он и вытащил её с переднего сиденья. Они ненадолго скрылись в кафе. Буквально через несколько минут полицейский вернулся за мной. - Выходи! - наставил он на меня свою пушку и открыл мою двер цу. - И не вздумай чудить, прибью, как муху! Я посмеялся про себя. Это я-то собираюсь чудить! Он усадил меня за один из столиков. Сам сел напротив. - Знаешь что, - сказал он мне чуть погодя. - Мне плевать, чем ты тут занимался с этой шлюшкой. Мало того, хочешь, я подарю её тебе, хочешь? - Не понимаю. - Чего тут понимать? - ухмыльнулся он и откинулся на спинку стула, не сводя с меня дула пистолета. - Я предлагаю тебе жизнь и Сару. Пред ставляешь: ты получаешь не только жизнь, но и Сару-лакомый кусочек. Я всё еще не понимал, что ему от меня нужно. Мы с ним абсолют но незнакомы, нас ничего не связывает. Если он надеется, что я буду откупаться от него, то глубоко заблуждается: у меня в кармане ни шиша. Я решил спросить его без обиняков: - Что тебе нужно? -Тебежизнь и Сара. Мне... Он не договорил, вытащил откуда-то револьвер и положил перед собой на стол. - Здесь один патрон. В нем заключена твоя жизнь и жизнь Сары. Выбирай. Или я прикончу тебя за попытку оказать сопротивление стра жу порядка, или мы с тобой испытаем Судьбу. Не правда ли, выбор стоит того? Он уставился прямо на меня. В его глазах я увидел безумную ре шимость сделать это. Но ладно я. Я рисковал в надежде получить жизнь, но какой ему был интерес стреляться? 11
Я вдруг подумал, а может, он просто ненормальный? И Сара лишь предлог сделать то, что наедине он сделать был не в состоянии? Он хотел совершить веб это именно у неб на глазах. И пусть она сейчас прикована наручниками где-то там, на кухне, все равно слышит обо всем, что здесь происходит, знает, что здесь творится. Тем временем Дэни сам подзуживал себя: - Что, - боишься? Боишься! Это же так просто: крутанул барабан, нажал на курок, -хо п ! Смотри, смотри, идиот! Он резко провернул барабан, поднес револьвер к своему виску, широко улыбнулся в каком-то диком восторге и плавно нажал на ку рок. Раздался оглушительный выстрел и вслед за ним истошный крик Сары. Самоуверенный полицейский как сноп повалился набок к моим ногам с размозженными мозгами. Я онемел. Со стороны всё выглядело каким-то кошмарным сном. Нет, так не бывает в жизни! Это какое-то безумие! Я сижу в кафе, а у моих ног мертвый коп. Абсурд! Нонсенс! Что я делаю здесь? А если бы он первым делом сунул пистолет мне? Я бы тоже нажал на курок, и может быть, на полу лежал мой труп. Неужели меня спасла Судьба? Я всё еще не мог поверить в это. Но и от шока отойти в одно мгновение тоже не мог. В голове всё закрутилось вихрем, всё переме шалось: что делать? Что делать?! Я думал, моя голова расколется, но я и не предполагал, что за этим последует. Я еще окончательно не пришел в себя, когда в кафе неожиданно ворвался он, мордатый рыжеволосый детина с полицейской звездой на черной кожаной куртке. Сначала он не заметил труп, лежащий воз ле моего столика. Только выставил вперед свой «магнум» и, мгновен но окинув профессиональным взглядом кафе, крикнул: - Сара, где ты, Сара? Я слышал выстрел! Он, вероятно, только что подъехал, но мне это не доставило радо сти. Я мог бы давно быть за сотни миль отсюда, но из-за своего пол ного равнодушия к собственной судьбе оказался по самые уши в дерь ме. А может быть, из-за своей неистощимой склонности к слабому полу. В этом, однако, я не виноват, но разве объяснишь что-либо тол ково перепуганному насмерть шерифу, который несколько минут на зад услышал пистолетный выстрел, ворвался в кафе и вдруг обнару жил в нем другого полицейского мертвым? Что бы вы на его месте сделали? В лучшем случае превратили бы предполагаемого убийцу в мишень, в худшем - в решето, пусть даже тот и бровью не повел и не сорвался с места. А уж если убитый к тому же ваш брат!.. Но об этом 12
позже. А пока я еще не очнулся от перенапряжения и смотрел на все туманными глазами. Мой мозг еще слабо реагировал на окружающее. Иное дело твердолобая дыня шерифа. Когда он, сжатый, как пружи на, продолжая стискивать свой ствол, медленно приблизился ко мне и увидел на полу развороченную башку другого копа, оказавшуюся, как я потом узнал, его родным братом, у него крыша тоже съехала. Его губы мелко затряслись, лицо побагровело, глаза вылезли из ор бит и изо рта вырвалось отчаянное: - Дэни, братишка! И вслед за этим его выпученные серые глаза острыми иглами вон зились в меня: - Что здесь произошло? Что, я тебя спрашиваю?! Он схватил меня за грудки и стал неистово трепать, ожидая, навер ное, что из моей взболтанной утробы вырвется что-нибудь членораз дельное. Но я молчал, потому что еще пребывал в трансе. Однако кро ме меня ему никто ничего не мог поведать, потому что кафе было пус то, как оно часто бывает пусто в такое время года: вокруг сплошная душ ная степь, в кафе у дороги останавливаются только редкие проезжие. Сегодня таким проезжающим оказался я. И вляпался дальше некуда. - Так что ты мне скажешь? - не сводил с меня своих набыченных глаз шериф. - Что ты мне скажешь такое, чтобы я тебе поверил? Он еще пытался сохранить самообладание, но мне было все рав но, поверит или не поверит мне шериф. Как было все равно еще час назад, когда я ехал в никуда, когда готов был хоть в пропасть сорвать ся, хоть в смерч угодить. Жизнь давно перестала интересовать меня, и потому я равнодушно сказал Саре: «Хочешь, поехали» и потом ее настырному ухажеру: «Если хочешь - давай!» Но как объяснить это человеку, ошоренному непередаваемым горем? Он слеп, глух, жажда мести обуревает его. И ему все едино, кого метить тавром убийцы. Вдобавок его выводила из себя моя уверенность в том, что я ни в чем не виноват. Как же не виноват, если в кафе были только его брат и я? Только я и его брат! Кто ж во всем виноват? - Послушайте, шериф, - пытался я облагоразумить его, - я при знаю, что отчасти в смерти вашего брата есть доля моей вины, пото му что если бы я не зашел в это кафе, если бы не поддался на угово ры Сары... Упоминание имени Сары словно подлило масла в огонь. - Так вот в чем дело! - тут же взревел шериф. - Значит, вы с этой сучкой заодно?! 13
Я понял, что сморозил глупость. Это была уже неизвестно какая по счету глупость, которую я совершил сегодня. Ладно остановился в придорожном кафе, ладно оказался очарованным обаянием Сары, но зачем сначала согласился увезти ее отсюда, потом не послушался и скатил на обочину, чтобы выслушать полицейского, который оказался ее ревнивым ухажером? А потом?.. Все так стремительно заверте лось, так нелепо переросло в безумие, в котором совсем неясно было, кто больше безумен: я, отстраненно-безмятежный в своем равноду шии к собственной участи, или он, по жилам которого разгоряченным потоком заструилась ревность и взорвала мозг. Но если мозг ухажера Сары разъедала ревность, то мозг шерифа одурманивали ярость и месть. Он готов был разорвать меня на куски голыми руками. Но тут из кухни закричала Сара: - Пит, Питер, он не виноват, не трогай его, Пит! Шериф прищелкнул меня наручниками к батарее отопления и по шел на зов. Вскоре он ввел в зал Сару. Увидев Дэни, она вскрикнула и в ужасе закрыла ладонями глаза. - Что, сучка, неприглядная картинка? Смотри, смотри, до чего ты довела моего Дэни, - стал раздирать ей ладони Пит, но Сара начала отбиваться от него, и он, рассвирепев, ударил ее наотмашь. - Это все из-за тебя, из-за тебя, дрянь! Я говорил ему: не путайся с этой шлю хой, добра не будет, но он никогда меня не слушал, никогда... Сара от сильного удара упала на пол, но поднялась, села, опер шись спиной о стойку бара. - Пит, он сам, он все сам, ты же знаешь... Рыдая, она еще пыталась что-то объяснить шерифу, но вряд ли тот что-то сейчас воспринимал. - Заткнись, шлюха! - бросил он Саре и вернулся ко мне. - А те перь я послушаю твою байку, красавчик, - ехидно сказал он мне. Я в упор посмотрел в его налитые кровью глаза, и вдруг меня как осенило: а ведь он если не знал, то на девяносто девять процентов догадывался, чем занимался со мной его брат! Значит, я был не пер вым, кого Дэни ловил при попытке бегства с Сарой и заставлял иг рать в русскую рулетку! Значит, Пит был во всем в курсе. Тогда где же те «счастливчики», которым «повезло» так же, как сегодня «по везло» Дэни? И где окажусь я, если на триста с лишком миль вокруг власть принадлежит этому рыжеволосому разъяренному шерифу, поймавшему с поличным убийцу его брата и полицейского в одном лице?!
Признаться честно, в этот раз я струхнул. В мгновение с меня слетела спесь моей вселенской апатии. Я вдруг непередаваемо за хотел жить. Неописуемо вдруг осознал, как очаровательна жизнь и как неподражаемо сладостно каждое мгновение ее, которое мы в своей неудержимой гонке за призрачным счастьем совсем не заме чаем. И я всячески начал бороться за то, чтобы еще хоть на миг, хоть на час продлить ее очарование. Несмотря на скепсис шерифа, я рассказал все как было на самом деле. Как я подъехал к кафе, как сел за один из столиков, как потерял голову при виде Сары, как раз говорился с нею и, узнав, что она давно мечтает вырваться из этой глуши, предложил отправиться вместе со мной, и как она согласи лась, и мы поехали. В моих словах не было ни капли лжи. В огромном желании жить, мне нечего было лгать. К тому же я надеялся, что разум шерифа во зобладает над его чувствами, а буква закона, которой он обязан сле довать, вразумит. Но в глазах его я пока не наблюдал никаких про блесков. Лишь ехидное коварство кривило уголки его мясистых губ. Но я продолжил дальше. Я рассказал, как, отъехав мили три-четыре, нас настиг «шевроле» Дэни. Он просигналил мне остановиться, и я, вопреки уговорам Сары, свернул на обочину. Тогда он набросился на Сару, потом на меня, ког да я попытался за нее заступиться. Он, угрожая пистолетом, заставил меня сесть на заднее сиденье его машины, а Сару затолкал на пере днее. Потом мы вернулись в кафе, и тут Дэни предложил мне сыграть в русскую рулетку. Ставка - жизнь и Сара. Меня уже не интересовало ни то, ни другое, поэтому я согласился на этот безумный шаг. Что про изошло дальше, вы видите сами. Я замолчал. Шериф продолжал смот реть на меня, но я отчего-то стал уверен, что он и без меня давно разобрался во всем. И все же в нем еще бродила месть. И я еще не знаю, что было страшнее: растревоженная ревность или распален ная до предела месть. Вдруг шериф оторвался от меня, подошел к убитому брату и взял из его похолодевшей руки револьвер. - Значит, говоришь, вы разыграли русскую рулетку? Ну-ка покажи, красавчик, как ты это делал? Он вытащил из патронташа брата один патрон, вставил в бара бан, внутренней стороной ладони прокрутил его и протянул револь вер мне: - Ну-ка покажи... 15
С Дэни я смотрел в глаза смерти открыто. Мне, повторяю, тогда было все равно. Теперь же, когда мне как никогда хотелось жить, смерть явилась во всем своем ужасающем облике. Теперь я только и думал о том, что она засела в этом барабане, и барабан, превратив шийся для меня в огромное чрево обитания смерти, был в каких-то долях фута от моей головы. А когда я закрыл глаза, она вообще чуть ли не поцеловала меня в висок. Я нажал курок, но выстрела не последовало. Щелчок курка эхом отозвался в сердце. Я раскрыл глаза. Шериф злорадно ухмылялся: - Ты такой же дурак, как и Дэни. Зря ты не проехал мимо. А теперь знаешь, что получилось? Ты беглый псих, это сразу видно. Ты остано вился в кафе, начал приставать к шлюшке Саре, но на твою беду сюда нагрянул полицейский. Естественно, он вмешался, как вмешался бы любой джентльмен, когда на его глазах пристают к женщине. И ты убил его. Да, да, ты - маньяк - убил его, а затем убил Сару (не остав лять же ее в живых как свидетельницу) и сам покончил с собой: ты же псих, с тобой все ясно. Как тебе? Нравится такой расклад? А теперь доставь мне, пожалуйста, удовольствие, нажми еще раз на курок, а то я подумаю, что ты в рубашке родился. Может, я ошибаюсь? Он с силой приставил к моему виску пистолет, придушил свобод ной рукой за горло. Скованный с другой стороны наручниками, я и двинуться не мог. Что мне оставалось? Только снова закрыть глаза. И я закрыл их. Он больно надавил мне на указательный палец, и тут раздался выстрел. Но, кажется, я остался жив. Когда открыл глаза, шериф, распластавшись, валялся у моих ног, а напротив меня возле стойки бара наперевес с ружьем стояла Сара. Волосы ее взлохмаче ны, на правой скуле алела ссадина, с уголка нижней губы сочилась кровь, но как она была прекрасна! Как тот закат, который мы встреча ли спустя несколько часов в Калифорнии. 2002
16
Цветы для любимой
Пока молодой человек спускался вниз, солнце вовсю разыгралось. Оно будто внезапно вынырнуло из-за кучных облаков и засверкало во всем своем великолепии. Ряды одиноких коробок сразу будто переко сились - тени от них косо ложились во дворе. Двор еще пуст. Еще не загалдела детвора, не загудели авто, не разрывались магнитофоны. Опустелой была и волейбольная площадка в глубине, и маленькие на четверых - столики возле подъездов. Не порхали в вышине голуби, жара не опустилась. Ветер, обычно шныряющий тут, носился где-то далеко за городом. Да и ночная прохлада еще не улетучилась. Было свежо и отрадно. Молодой человек довольно улыбнулся. Он был красив, и улыбка его очаровательна. Он чувствовал себя легко, как чувствует легко себя человек, отдохнувший после тяжелого и малоприятного дня. Можно даже сказать, что он пребывал на вершине блаженства: лицо просто сияло от восторга. Он спустился со ступеней подъезда и на секунду замер. Непода леку молодые каштаны слегка шевельнули маленькими листьями. Листья бросались в глаза сочной зеленью. Свежевскопанная грядка у дома резко чернела на фоне тусклого серого асфальта. Где-то стукну ла форточка, раскрылись створки застекленной лоджии - люди после пробуждения перво-наперво спешили посмотреть на улицу: какова погода. Они не разочаровывались: погода была обещающей. Сегодня воскресенье, выходной. Многие проведут его за горо дом. Вернутся домой удовлетворенные, сбросив недельный груз. Молодой человек уже, казалось, был счастлив. Его душа прямо-таки рвалась из тела. И все же для полного счастья ему не хватало мало го: он спустился, чтобы купить цветов для своей любимой. Она оста лась наверху, в ванной. Он сказал ей: «Я люблю тебя, люблю», - и вышел, тихонько притворив за собою дверь. Уже на лестничной пло щадке ощутил дрожь - то ли от холода, то ли от чего другого. Пару минут назад этой дрожи не было. Теперь его буквально трясло. И все же он ликовал. Он любил ту девушку, желал ее, и то, чего он хотел, свершилось. Она там, наверху. Она была с ним и больше ни 17
когда не уйдет от него. Он хочет сделать ей массу приятного, но по том, а пока он купит ей цветов. Тюльпанов. Нет, нарциссов. Нет, роз! Господи Боже, он даже не знал, какие цветы она предпочитает, не спросил об этом. Не догадался? Скорее, забыл. Ну и пусть. Он купит самые красивые. Она не выйдет из ванной, дождется его, он недолго будет отсутствовать. Солнце поднялось выше. Защебетали воробьи, их перезвон будто ворвался в него. Разом. На одном из балконов показался мужчина в семейных трусах и майке. Посмотрел вдаль, зевнул, почесал волоса тую грудь и скрылся в своей квартире. В одном из окон всколыхнулась занавеска. Тут же из-за нее выглянуло заспанное лицо и сразу же ис чезло в полутьме. Молодой человек радовался наступающему дню и желал поделиться со всеми своей радостью. Но, к сожалению, в это воскресное утро во дворе почти никого не было. Молодой человек обвел глазами большой двор, снова улыбнулся и направился в сторо ну рынка, туда, где продавали цветы. Она ждала их. Уходя, он ничего не сказал ей, но она могла и догадаться, как он безумно любит ее, поэтому решил на время отлучиться и порадовать ее. Молодой чело век шел и думал, как ей будет приятно и удивительно, когда он войдет с охапкой цветов и скажет лишь два слова, два слова: «Это тебе». Тебе. Да, именно так он и скажет. Он не найдет больше слов. Да и не нужны будут те слова. В словах - пустые отраженья. Он глянет ей в глаза, увидит в них свою любовь, увидит согласие, потому что теперь она - его женщина... Сейчас он даже не помнит, когда впервые столкнулся с ней. И где. Может быть, в метро, может, на танцплощадке или в магазине, в оче реди за хлебом. Она могла быть с другим или с подругой, могла сто ять одна, как всегда бывает один он. Да и с тех пор, как увидел ее, он забыл обо всех, думал только о ней. Она стала женщиной его снов, женщиной его грез и мечтаний. Он быстро выяснил, где она живет. Это оказалось делом неслож ным. Он шел за нею на расстоянии, чуть поотстав. Она вошла в свой подъезд. Он ушел. В следующий раз он уже ждал возле ее дома. Она всегда приходила с работы в половине шестого. Он знал уже, что ра ботала она в детском саду, жила у сестры, сама приезжая и кроме сестры ни родственников, ни близких здесь не имела. Наверное, по этому так охотно познакомилась с ним. Он никогда не страдал от не достатка внимания и с детства всегда находился под опекой женщин, с детства женщин обожал и желал. И ее с момента знакомства возже
лал безумно. С особым рвением старался угодить ей во всем: дарил цветы, тратил бездумно на нее свои последние скудные гроши. И рев новал ко всем и ко всему. Может, это ее насторожило? Она занервни чала и захотела расстаться с ним. Но он не такой. Он верный во всем и до конца. И в любви тоже. Особенно в любви. Он помирился с ней, рассказал обо всем, попытался приглушить страх в ее глазах и трепет в теле. Он справился с этим. Теперь она спокойна и счастлива. Она ждет его. Он вышел ненадолго - только купит ей цветов и сразу же обратно, домой: не оставлять же ее одну. Несмотря на раннее утро возле гастронома уже вытянулись ряды торгашей. Почти одни и те же лица, одни и те же выражения на них. Но здесь цветами не торгуют. Их продают ниже: на подходе к универ магу. Маленькая компания цветочниц расположилась особняком в отдалении от всех: под одиноким ясенем, будто на островке. Выбор, правда, у них не больно разнообразный. Пошли тюльпаны - торгуют тюльпанами, полезли нарциссы - несут нарциссы, взорвалась купою сирень - увидишь и роскошные веточки сирени. Лишь изредка заез жий спекулянт - большей частью кавказец, щетинистый и насуплен ный - выкинет на свой столик гвоздики или розы в целлофане с цвет ной тесемкой на перевязи. Но сегодня видно, что и у нескольких ста рушек в ведрах стоят розы. Алые, бордовые, белые. Он даже не спро сил ее, какие она предпочитает. Она смотрела на него неподвижно. Он поцеловал ее, уходя. Губы ее еще были теплы. Ах, как он любил ее в тот момент!.. Он порылся в карманах, выудил несколько бумажек, спросил, по чем нынче розы. Дорого. Хватало только на семь. Семь, так семь, даже символично. Он отдал деньги не задумываясь. Выбрал яркоалые. Ярко-ярко алые. Они, несомненно, обрадуют ее. Цветочницы наперебой совали ему букеты, но он отверг их жадные притязания, желая только розы, она ведь их ждет. Отвергнутые цветочницы с сожалением вздохнули, но обидеться на молодого человека ни одна не посмела - он весь прямо-таки сиял от счастья, прямо-таки светился надеждой, был словно окутан дым кою радостного возвращения домой, к любимой. Ему даже позавидо вали некоторые. Неужели такое счастье еще встречается, еще быва ет в нашей такой непредсказуемой жизни? А молодой человек будто почувствовал завистливые покалыва ния, еще шире развернул плечи, еще больше округлил грудь. Не шел парил над тротуаром, не замечая никого и ничего вокруг. 19
Как мило она улыбалась. Как завораживающе. Наверное, он поте рял голову все-таки из-за этой обаятельной улыбки. Ах, если бы она и сейчас так улыбнулась... Он легко взбежал на четвертый этаж. Крутые ступени не казались труднопреодолимыми. Она все еще лежала в ванной. Все в той же позе. Она и не заметила, как он отлучился. Он нежно коснулся рукой ее чела, убрал в сторону упавшую на глаза непослушную волнистую челку. «Я принес тебе цветы, любимая», - сказал, все еще радуясь. Она, правда, не ответила, даже не улыбнулась в ответ. Ее глаза ос текленело смотрели в одну и ту же точку. Ванна уже почти вся окраси лась кровью. Ярко-алой, такой же, как и те милые розы, что он купил. Нож, которым он убил ее, лежал неподалеку на полу. Теперь она ни когда не покинет его. Ах, как он любит ее, как любит...
Виктория
Когда Фил негромко постучал в стеклянную дверь соседней дачи, открыла ему миловидная женщина лет сорока пяти в теплом бордо вом халате и черной ленточкой вокруг тонкой ухоженной шеи. Фил учтиво улыбнулся ей, представился и сказал, что он их сосед, при ехал только сегодня утром и был бы рад познакомиться, так как им, возможно, вместе придется провести на берегу этого чудесного озера не один день. - Как любезно с вашей стороны, - в свою очередь сказала женщи на, - что вы заглянули к нам. Мы хотя и сбежали семьей из душного и перенаселенного города, гостям всегда рады, а новые друзья никогда не в обузу. Меня зовут Кларисса, - протянула женщина тонкую холе ную руку, Фил слегка пожал её и сказал: - Очень приятно. - Проходите, мистер Фил. Сейчас, к сожалению, я не могу уделить вам много времени, так как готовлю ужин, но вы можете покамест раз влечься с моей дочерью Викторией, а затем остаться на ужин. Через час вернутся с охоты и мой муж с сыном. Да вы сами услышите. Мес та здесь глухие, поэтому они, увешанные набитой дичью, возвраща ются с громкими криками «Виктория! Виктория!» и пальбой в воздух. Настоящий праздник! - А местный шериф ничего не говорит по этому поводу? - Что вы, он наш старый добрый друг, и не далее как два дня на зад сам охотился с моими мальчиками и, возвращаясь, выпустил в воздух несколько ракет из ракетницы... Да что же вы замерли на поро ге, проходите, я кликну Викторию, - пригласила она Фила пройти в комнату и тут же крикнула: - Виктория, девочка! Выйди к нам, милая, я тебя кое с кем позна комлю! Через минуту по ступеням со второго этажа к ним неторопливо спустилось чрезвычайно бледное, почти эфемерное создание лет восемнадцати-двадцати в наглухо - до самой шеи - застегнутой блузке блёкло-голубого цвета. Редкие светлые волосы стянуты резинкой на макушке в пучок. Острые черты худенького лица, однако, совсем не 21
портили явной красоты, придавая только большей выразительности. Впечатляющими были и голубые бездонные глаза, отдающие, впро чем, холодом. - Виктория, - сразу же обратилась к ней Кларисса, - познакомься, это наш сосед по даче, мистер Фил. Прогуляйся с ним, пожалуйста, ненадолго к озеру, пока я покончу с ростбифом и пудингом, хватит валяться на диване. Надеюсь, скоро увидимся, мистер Фил, - прият но улыбнулась Кларисса и поспешила на кухню, откуда уже тянулся ароматный запах жареной говядины. С озера веяло приятной освежающей прохладой. Казалось, оно готовится пораньше отойти ко сну: гладь спокойна, без малейшего всплеска, со слабо заметной рябью. Безмятежным казался и окружа ющий лес. Редкая птица отрывисто вскрикнет где-то в чаще и тут же смолкнет. - Как чудесно! - упоенно произнес Фил, глубоко втянув ноздрями чистый воздух. - Не находите, Виктория? Виктория иронично посмотрела на него: - Вы какой-то допотопный романтик, Фил: вас умиляет всё, что так далеко от цивилизации. Сколько вам лет? - Скоро будет двадцать пять. - Тогда не понимаю этих пустых восторгов. В вашем возрасте нуж но восхищаться достижениями цивилизации, а не плодами добытых побед. - Побед над природой? Глупости. Человечество давно поняло, что его так называемые победы над природой являются пирровыми. - Я с вами не согласна, и оставим это. Фил с любопытством посмотрел на девушку. - А вы упрямы, никогда не уступаете в споре и, наверное, совсем не любите проигрывать? - Я никогда не проигрываю, потому меня и назвали Викторией. - Это ничего еще не значит. Вы, вероятно, просто внушили себе. С таким самомнением можно очень сильно в жизни погореть. - Я уверена в себе и никогда не отступаю, - резанула она Фила острым сверлящим взглядом. - Хотите доказательств? - Нет, нет, - пошел на попятную Фил, заулыбавшись, - оставим. Расскажите лучше о себе: кто вы, чем занимаетесь, учитесь ли? - В моей серой жизни вы вряд ли найдете что-нибудь интересное. Я живу исключительно ради матери. Она у меня единственное, что осталось на свете. 22
Фил недоуменно посмотрел на Викторию: - Не понимаю. А ваши отец и брат, которые, как сказала Кларисса, ушли на охоту, они разве вам не родня? Виктория долгим взглядом посмотрела на горизонт, где потихоньку начали опускаться сумерки. Спустя несколько секунд с трудом сказала: - Вы правы, это были мой родной отец и мой родной брат, но, понимаете, как вам это лучше объяснить: они давно умерли. Еще год назад. Фил с сочувствием посмотрел на девушку: - Простите, я не знал. Виктория продолжала: - В прошлом году мы семьей, как обычно в такую пору, снимали эту же уединенную от всех виллу. Папа здесь отдыхал душой и телом. После перенесенных потрясений на работе, врачи посоветовали ему отдых на природе. Они с моим братом Марком ходили на охоту. Каж дое утро. Возвращались в такое же время, как сейчас. На радостях об удачной охоте палили из винтовок в воздух и кричали: «Виктория! Вик тория!», как бы бахвалясь победой и одновременно вызывая меня. Отца невозможно было узнать. Он выздоравливал на глазах. Мы уже и забыть-позабыли о его ужасных головных болях, страшных кон вульсиях и внезапных вспышках непредвиденного гнева. Но вот однаж ды - это случилось как раз в этот день год назад, - они с Марком по обыкновению ушли утром в лес. Обратно отец вернулся с убитым Марком на руках. Так сложилось, что на охоте Марк всегда гнал зверя на отца, отец стрелял. Марк подманивал, отец стрелял. У них давно выработался условный сигнал, чтобы отец не ошибся, сориентиро вался, когда надо будет, но в тот момент или Марк его не подал, или отец не расслышал и выстрелил наугад на шорох в кустах, где в это время находился Марк. Сдавленный крик потряс его. Он вернулся домой не в себе, осторожно опустил тело Марка на крыльцо и ушел в комнату, так как вдобавок не мог перенести еще и горе матери. Могу только догадываться, что тогда творилось в его душе, но и так боль ной, он не смог выдержать всего происшедшего и... в помешатель стве выстрелил в себя. Теперь вы понимаете, в каком состоянии на ходится моя мать. Ей всё кажется, что они ушли утром, но к вечеру обязательно вернутся, непременно, хотя всё произошло на её глазах и с тех пор миновал ровно год. Фил, не упустивший ни единого слова из рассказа Виктории, не ожиданно выпалил: 23
- Как же вы с этим живете, Виктория? - Вот так и живем, Фил, - словно потерянная ответила Виктория. Так и живем. И все время ждем, когда вернутся домой папа с братом. - Но ведь это сумасшествие! Настоящее сумасшествие, разве вы не видите?! - Вижу. Но что могу сделать? Что бы вы сделали на моем месте? Я думаю не о себе, а, прежде всего, о матери... Фил сокрушенно произнес: - Теперь я прекрасно понимаю вас. Он был взволнован не меньше Виктории, это не укрылось от нее. - Понимаю, но принять вашу жертву не могу. Уедемте, Виктория! Давайте уедем. Если всё, что вы рассказали, - правда, то ваша мать вряд ли излечится здесь. Её нужно поместить в клинику, нужно серь езно лечить! Он не договорил. Где-то в лесу неожиданно раздались громкие выстрелы. Один, за ним другой, третий. Фил вздрогнул, еще чаще за дышал. - Кто-то охотится, - как ни в чем не бывало, сказала Виктория. А Фил будто и не видел её невозмутимости. - Виктория... Дорогая... Раз вы так откровенны со мной, позволь те и мне быть с вами таким же открытым. Я вам не всё о себе сказал. Но сейчас, в свете всего, что вы рассказали мне, хочу вам сказать, что я тоже здесь неспроста. Я сам недавно лежал в клинике с сильным неврозом. Это последствия войны, контузии, жуткого плена... Но те перь всё позади, я практически здоров, вы можете мне довериться. Уедемте, Виктория! Виктория повернулась к дому. - Вернемся, мама наверняка закончила ужин. - Но вы ничего мне так и не ответили. - Маму лучше не оставлять одну. Вы идете? - Да, да, иду. Они прошли в дом. Кларисса уже накрывала на стол. Поставила пять приборов. Лицо её светилось от счастья. - А, вот и вы. Ну как, познакомились? Мойте руки, с минуты на минуту появятся наши. Пойду, переоденусь. - Она, как бабочка, вспор хнула по ступеням. Фил опять подступил к Виктории. - Решайтесь, Виктория, сейчас или никогда. Но Виктория была неумолима:
- Я не оставлю маму. И тут, как наваждение, где-то неподалеку от дома снова разда лись выстрелы и вперемешку с ними крики: «Виктория! Виктория!» всё ближе и ближе. Фил недоуменно посмотрел на девушку. Голова его пошла кругом. Он стал, как рыба без воды, жадно хватать ртом воздух и потом неожиданно опрометью бросился к черному входу. Виктория невозмутимо осталась стоять на месте. Крики «Виктория!» и беспорядочная пальба прекратились только возле крыльца. Радостные охотники с ликованием ввалились в дом. За поясом отца вниз головой висело два зайца и пара перепелов. В руках довольного брата тоже болталась парочка убитых птиц. - Удачная, однако, сегодня охота, Виктория. Где мама? - Я здесь, - величественно спускалась сверху одетая в черное вечернее платье Кларисса. - О Боже, какая ты красивая! - не удержался, чтобы не выразить восторга при виде жены Марк. - А где мистер Фил? - спросила Кларисса у Виктории. - Что за мистер Фил? - поинтересовался Марк. - Наш сосед, - пояснила ему Кларисса. - К сожалению, он вынужден был откланяться, - ответила Викто рия. - Дело в том, что стрельба и всякие-такие громкие шумы ему непереносимы. Как он признался, в прошлом году его девушка была убита из охотничьего ружья прямо на его глазах. От того потрясения он чуть не сошел с ума, но и теперь, спустя время, на дух не перено сит ни ружей, ни охотников. Но я думаю, он просто не смог победить в себе горе. Он просто слабак. - Ну, дорогая, - сказал с усмешкой и гордостью за свою неподра жаемо-сильную дочь Марк, - не всем же быть такими, как ты, - побе дительницами. Ладно, хватит болтать. Кларисса, кто-то обещал нам на ужин аппетитный ростбиф, мы увидим его, наконец? - А руки вы мыли? - деланно вспыхнула сияющая Кларисса. Виктория тоже пребывала на седьмом небе: она одержала в сво ей жизни еще одну, пусть и скромную, но победу. 2002
25
Гринька
Григорий Завозов характер имел гадкий. Быть может, потому еще до отсидки получил кличку «навоз» и звался теперь просто Гринькойнавозом. С детства обожал делать всякие пакости: то входную дверь дерь мом кому-то измажет, то стул учителке краской мазнет, то соседского кота припалит. И всякий раз, будучи уличенным, вставал, что называ ется, «на дыбы», вскидывая голову и возмущаясь: «Кто? Я?! А вы ви дели? Видели?» - так что даже тот, кто действительно видел, чьих рук дело, терялся, ник и нередко отступал. Первый раз в колонию Гринька-навоз попал за хулиганку. Потом была еще отсидка, и уж в атом месте, как у нас говорят, «не столь отдален ном», Гринька будто изменился: стих, Евангелие почитывать стал, пись ма задушевные на волю посылать. Так и с Ириной через газету начал переписываться: вычитал её послание, отписал, получил ответ. Умные слова выдумывать не нужно было: в Библии всё по полоч кам расписано, любую фразу по-своему, по обыденному истолковать можно, соответственно времени и обстоятельствам. Писал он и еще двум-трем девицам, но в конце концов остановил ся на Ирине, так как у одной на фотографии, как ему показалось, слиш ком «бычье» выражение лица; другая вроде как и сочувствует тебе в рассказах своих, но как бы и цену себе набивает. А эта - Ирина - и по возрасту подходит (как и Гриньке, под двадцать), и незапятнанная, чувствуется, в душе, что особенно его тешило. Уж с ней он в переписке разошелся. Любил поучать, витийство вать, как древний вития, и о дружбе до гроба, и о лебединой верности, и о чести и доме. Так распишет, так распишет - аж сам удивляется: откуда только такие мысли у него берутся? Пару раз ради хохмы прочитал свое письмо в общаке, так некото рые мужики пристали: напиши и моей крале, и моей... Сидит Гринька, вслух рассуждает, а двое-трое таким же наивным утешительницам бу магу марают: «Милая, дорогая, прекрасная незнакомка, веришь ли ты в настоя щую, неподдельную дружбу? Я верю. Веришь ли ты в то, что если 26
человека случайно надломила судьба, он все равно останется чело веком? Веришь л и ты в верность, не способна л и на предательство?» и прочая, прочая в том же слащаво-сентиментальном духе, только бы растопить глупое девичье сердце да заставить ее еще раз сесть за ночной столик и взять в тоненькие пальчики ручку. А что объяснять вам, как неимоверно приятно получать в любой неволе письма: от кого-нибудь, из любого уголка, с надеждой и верой, что тебя всё ещё помнят, знают, значит, ты еще существуешь, значит, еще живешь, не исчез, не испарился... Но вот вышел Гриньке срок отсидки, и решил он инкогнито съез дить к Ирине в деревню, увидеть ее хотя бы, посмотреть, на самом ли деле она такая, как он представлял. Домой еще когда попадешь, а тут каких-то шестьдесят километров - рукой подать. Да и бабу уже хоте лось, чего греха таить. Собрался, разузнал дорогу, поехал. Чисто выбритый, в новом кос тюме, новой кепке, на толчке по дешевке выцыганенной у какого-то местного барыги. Деревня ему понравилась: тихая, сюда менты не так часто, на верное, наведываются. Озеро - порыбачить можно, а рыбалку он лю бит. Дом Ирины нашел сразу: от остановки два шага. Да и саму Ирину узнал (фотку высылала): сидит на лавке возле калитки, семечки луз гает. Конечно, в натуре она симпатичнее выглядит: щечки пухленькие, алые, сама крепенькая, ладно сбитая, ляжки крупные, налитые. (У Гриньки аж внизу живота при виде их - оголенных - засвербело, зато милось.) Подошел поближе, улыбнулся, как мог, сказал громко: - Ну, здравствуй, Иришка, - не боясь показаться фамильярным. - Здравствуйте, - собрав брови на переносице и пытаясь угадать, кто это, ответила Ирина. - Вот и встретились. Я Гриша, Гриша Завозов собственной персо ной. Приехал, так сказать, на любаву свою поглядеть. Тут только дошло до Ирины, кто перед ней. Лицо залилось крас кой, мысли перепутались, во рту так и осталась непроглоченной се мечка. Никак не ожидала такого поворота. Письма писала в надежде скрасить свое и чужое одиночество, но никогда не думала, что ктонибудь из них решится приехать к ней. Считала - так всё, ненастоя щее, только чтобы разобраться в себе, а оно вон как вышло: кто-то 27
всерьез принял все ее душевные излияния. Да как теперь быть-то: и незнакомый вроде человек, и не выгонишь - друг по переписке. За вертелось все в голове Ирины, перемешалось. - Что в гости не зовешь, не кличешь? - уже стоял возле нее Гринька, улыбался. - Давай поближе, что ли, познакомимся, - протягивает ей руку, как мужику. Ирина оторопело дает ему свою, ослабевшую, тот легко жмет ее, ощущая завораживающую пухлость девичьей ладони. Гринька сдержан, сам неловко себя чувствует: не клеится что-то. - Ну, может, в дом пригласишь? - видя, что Ирина не осмеливает ся ни на что, спрашивает в конце концов. - Заходите, - все еще не пришедшая в себя, не отказывает Ирина. - Вот и ладно, - продолжает улыбаться он. - Да ты не бойся меня, я, поди ж, не кусаюсь. Прошли в избу. Гринька на мгновение замер на пороге, огляделся. - Сама живешь? - С бабушкой. - А бабка где? - В город поехала, в больницу: с печенью что-то неладно. - Сказа ла и тут же торопливо добавила: - Да она уже должна быть. Сейчас. - Хорошо, - протянул Гринька и сел за стол в горнице, у окна. Посмотрел сначала пристально на улицу, потом спросил: - Ну, рассказывай: как живешь, как дела твои; в письмах-то оно туманно всё. Ирина смутилась, побледнела. - Как живу? Живу вот. Здесь. - Хорошо, - опять протянул Гринька, оторвался от окна и стал шарить взглядом по стенам да по углам, затем неожиданно произнес: - Ну, может, за знакомство выпьем-то? У меня есть кой-чего с со бой, - извлек из своей небольшой дорожной сумки поллитровку, пару банок кусковой говяжьей тушенки, банку сардин. - Ты уже, поди, обедала? - спросил, но Ирина отрицательно пока чала головой. - Вот и ладно, вместе и пообедаем. Да что ты стоишь там, как неприкаянная, накрывай на стол, не стесняйся, мы же с то бой столько знакомы: месяца четыре, наверное, не меньше. Ирина засуетилась, смела со стола, сбегала на огород, нарвала зелени. Больше предложить было нечего: бабушкина пенсия кончи лась еще на прошлой неделе, а запасы давно съедены. Гринька заметил растерянность Ирины. - А хлеб-то есть? 28
Она, извиняясь, развела руками: - Бабушка должна из города привезти. Гринька хмыкнул, полез в карман, выудил кой-какую мелочь, при кинул, хватит ли на обратную дорогу. Хватало. - Не знаю, где тут у вас «комок», сгоняй сама, лады? Не в службу, как говорится, а в дружбу. И колбасы купи, думаю, будет достаточно. Ирина ушла. Гринька остался сам, пошел осматривать остальные комнаты. Конечно, иначе, как убогим, это жилище не назовешь: занавески выцвели, постельное застирано, полы давно не крашены, окна тоже, видно, живут только на бабушкину пенсию, а какая нынче пенсия у народа - известно. А вот это, наверное, уголок самой Ирины: старый комод, на нем зеркало, какие-то косметические безделушки, крупная шкатулка, из ко торой выглядывает уголок конверта. Гринька с любопытством откинул лакированную крышку. Доволь но толстая пачка писем недружелюбно воззрилась на него. Гринька взял верхнее, посмотрел обратный адрес - им оказался адрес его бывшей колонии: те же буквы, те же цифры. «Но это не мои письма!» - вспыхнуло в голове. Перевернул еще несколько конвертов. Тот же почерк. А вот другой. Через три конвертаеще размашистее. А вот и его мелкие каракули: «Жду ответа, как со ловей лета... Жди, девчонка, не забудь, вернусь, нежно склоню свою голову на твою белоснежную грудь». Значит, не одному ему благовер ная мозги сушила, не одному страждущие письма слала. «Гадюка! - возмутилось все в Гриньке. А он ей о верности, о люб ви, о дружбе писал! - Да все они одним миром мазаны!» - забурлило, заклокотало, вскипело в груди. Сел сам за стол, откупорил бутылку, нацедил полнехонький - по самый марусин поясок - стакан, влил в рот без роздыху, привычно занюхал рукавом. «Вот потаскуха, стерва!» Встретил ее остекленелыми глазами, но с еще более слащавой и вместе с тем ехидной улыбкой. - Выпей, - протянул сразу полный стакан. Ирина удивленно и ис пуганно вскинула брови. - Я не знаю... Много. - Она еще не понимала, что ему от нее нуж но, но отпила чуть-чуть - есть очень хотела. - Ешь, родная, ешь. Вот тушеночка, колбаска, свежий хлебушек, прелесть моя. 29
Еще налил себе. - А теперь вместе выпьем. За встречу. За знакомство. Ирина отказалась. - Больше не могу. У меня парень есть, - сказала к чему-то. - Как парень? - решил поиграть с нею Гринька. - Я же твой па рень, голуба. Ты же мне письма какие писала. - Я встретила другого. - Другого? Какого другого? Неделя еще не прошла, как я от тебя письмо получил! - Может, долго шло? - Может, родная, может. Да ты кушай, кушай. Знаешь что: давай за парня твоего выпьем. За парня-то своего выпьешь? - протянул ей Гринька недопитый стакан. - И я за него выпью. За вас, за ваше счас тье, лады? Есть же счастье на свете? Должно быть... Не так ли ты написала мне? - подмигнул он лукаво и отправил в глотку свою пор цию. - А я-то, наивный, я, верящий в чистое, светлое, яркое... Ирина уже охмелела, хлебнув натощак. - Ты тоже хороший, Гриша, хороший, - произнесла приглушенно. - И ты ничего, - придвинулся к ней поближе Гринька, положил руку на голую ляжку, легонько сжал ее. Ирина инстинктивно отвела ногу в сторону. - Не надо, Гриша... - Не надо? Не надо! - стал сам себя раззадоривать Гринька. - А что надо? Что? Светлой любви хочется? Счастья бесконечного? Да что ты понимаешь в этом, дура! Если хочешь знать, счастье - это сиюминутное, секундное состояние. Нет длительного счастья, как нет беспредельной любви. Это кажется только, что ты можешь быть дол го счастлив, на самом деле счастье - как звезда, упавшая с неба: заметил, а через мгновение и след ее простыл, снова мрак и темнота, как будто и не было ничего. Понимаешь? Ирина испуганно кивнула головой. - А я вот не понимаю. Не понимаю, зачем ты все эти письма пи шешь, зачем? Тешишься? Позабавиться над нами хочется, поиграть? Да нельзя с нами играть так, пойми, дура! Мы там, в неволе, как за гнанные волки, как истекающие слюной шакалы! Ирина еще больше испугалась, съежилась, хмель будто вывет рился весь. - О чем ты говоришь, Гришенька? - спросила робко.
- Да вот об этом, об этом! - схватил он ее за руку и потащил за собой в спальню, где швырнул на кровать. - Об этом говорю, Иришечка! - перевернул шкатулку и высыпал на комод все письма. Некото рые из них слетели прямо на пол. Гринька стал вскрывать их и зачи тывать: - «Единственная моя, как я счастлив, что дождался от тебя вес точки. Если б ты знала, как тяжело здесь, в неволе, не получать ни от кого писем...» - «Дорогая Ира! Спешу сообщить тебе...» - «Милая... Прости, что я так называю тебя, хотя пишу впервые. Мне так хочется сказать кому-нибудь «милая», так сильно хочется, что ты поймешь меня, простишь и не станешь держаггь обиды...» - Зачем ты писала им, змея, зачем? - сбросил он неожиданно все конверты с комода. - Потешалась? Потешилась, сука?! Гринька вышел из себя. Ирина как упала на кровать, так и лежала, распластавшись и плача навзрыд, изредка раскрывая дрожащие губы и отвечая ему: - Я не знала... Не думала... Хотела, как лучше... - Ты не думала? Не думала?! А если бы они все вместе приехали сюда? Одновременно? А? Знаешь, что с тобой сделали бы? Нет? Не догадываешься! Так я тебе сейчас расскажу, - подступил к ней Гринь ка и стал на ходу расстегивать брюки. - Сейчас ты всё, милая, узна ешь, всё... - Нет, - еще пуще разревелась Ирина. - Не надо. Прошу вас. Прошу... Гринька ушел от Ирины только через час, полностью насытившись, с прежней уверенностью, что все бабы бляди, суки и стервы продаж ные, и нет им прощения на этом свете... Когда поздним вечером из города возвратилась бабушка Ирины, она застала растрепанную и взлохмаченную внучку, свернувшуюся калачиком на кровати и отрешенно глядящую в стену... 1998
31
Черный уик-энд
- Ну, балаболка, где твой поворот? - спросил Макс Марту, то и дело отрывая взгляд от нескончаемой ленты дороги и переводя его вправо, где сплошной непрерывной стеной стоял густой сосновый бор. - Подожди, подожди, торопыга, насколько я помню, сначала дол жен быть небольшой указатель, потом, кажется, знак с лосем, а там и поворот. Дружной компанией Макс, Марта и Лора ехали на отдых. Атмос фера веселья и задорной непринужденности витала вокруг них. Всю дорогу они перекидывались шутками, болтали о пустяках, восхища лись живописным пейзажем за окном. Марта восторженно в красках расписывала свою прошлогоднюю поездку в эти места, на «милый и очаровательный островок в излучине тихой речки». - Если б вы знали, как мы замечательно там с друзьями провели время. Хотите, верьте, хотите, нет, но уже при одном воспоминании о том прекрасном уголке во мне пробуждаются все звуки, запахи и ощу щения, которые тогда окружали нас. Собственно говоря, Марта и была инициатором поездки. Макс и Лора не могли не соблазниться завораживающими описаниями «див ной» природы девственного леса, льющимися из уст неподражаемой Марты. Да и вообще, надо сказать, перед ее напором мог бы устоять только холодный камень. Она заражала энтузиазмом, воспламеняла восторгом и жизнелюбием. - Вот, вот, что я говорила! Знак проехали, сейчас будет «лось». Вот он! Вот! - промелькнули они мимо дорожного указателя с черным лосиным силуэтом. - Притормаживай, а то пропустим поворот! - Мар та вклинилась между передними сиденьями «меркьюри». Вскоре и Макс, и Лора заметили сворачивающую вправо с асфальта в лес на езженную колею. Макс повел машину между высокими крепкими ство лами сосен, вплотную подступившими к неширокой проселочной до роге. В ноздри тут же ударил густой ароматный запах хвои. Марта с наслаждением громко втянула свежий воздух: - У-у! А-а! - протяжно выдохнула. - Чувствуете? Чувствуете! 32
Лора с тихой счастливой улыбкой, расслабленно откинув голову на высокий подголовник сиденья, ловила отдельные нежные блики солнца на рыжих стволах мачтовых сосен и в редком междурядье. - А вот перед обрывом сворачивай не налево, как идет колея, а вправо, мы там свободно проезжали. Только держись как можно бли же к деревьям. - Марта полностью вошла в роль проводника. Макс без возражений точно следовал всем указаниям. Съехав с проселоч ной дороги и проехав метров двадцать, Марта скомандовала Максу остановиться и тут же выпорхнула из машины. Лора и Макс выбра лись вслед за ней. - Посмотрите, посмотрите, разве не прелесть! - развела она в восторге руки в стороны. Лора и Макс подошли к Марте и посмотрели вниз с обрыва, где перед ними как на ладони безмятежно разлеглась широкая излучина неторопливой реки из двух рукавов - широкого и узкого, - омывающих небольшой песчаный островок, кое-где с краю ограниченный густым камышом. - Впечатляюще, - негромко произнес Макс, приблизился к самому краю обрыва и глянул под ноги. - Если отсюда сорваться, голову рас шибешь в мгновение. - Макс, милый, отойди, пожалуйста, я боюсь за тебя, - взволно ванно проговорила Лора. - Не переживай, дорогая, я только хотел посмотреть, есть ли здесь спуск. - Спуск в двух шагах отсюда, - сказала Марта. - Немного крутой, но вполне преодолимый. Доставай, Макс, скорее нашу провизию и вперед в рай. Ощутим сегодня себя настоящими дикарями. Лора, сме лее за мной, никуда твой благоверный не денется! Они лихо съерзнули с крутого склона, набрав полные мокасины песку. Лора тут же на берегу стащила их и сняла юбку и блузку, остав шись в одном купальнике. - Быстро раздевайтесь, на остров придется перебираться вброд. Не бойтесь, здесь не сильно глубоко. Тебе, Макс, будет где-то по... игриво окинула она высокого мужа Лоры с ног до головы, - по... В общем, нам с Лорой по пояс. Поехали! - Марта вскинула руки с одеж дой над головой и смело ступила в воду. Перебрались легко. Вода приятно обжигала разгоряченное от жары тело. Бросили вещи и сразу полезли окунуться. Веселились, как дети: брызгались, плескались, прыгали с разбегу в воду. Макс то и дело подныривал то под Лору, то под Марту, шаловливо хватал их за ноги, упиваясь их наигранным испугом и визгами. 33
После обеда, обессиленные, повалились на песок. Если бы не слабый ветерок, изредка налетающий из-за камышей, они давно, на верное, сжарились. - Нет, я так не могу, - поворочалась некоторое время Марта и за стонала: - Как на сковородке, спечься можно. Кто со мною в воду? Идемте к камышам, там попрохладнее. Макс вопросительно посмотрел на Лору. Лора скривилась: - Куда хотите, я не в состоянии. - Да ладно, Лорка, хватит дрыхнуть, идем с нами, там замеча тельное место. Марта имела в виду небольшое пространство возле камышовых зарослей, где река некогда выбила на берег трухлявый ствол погиб шего дерева. Его постепенно занесло илом, скрепило со стороны ос новного русла аиром и создало нечто вроде укромной заводи, в кото рой теперь, блестя на солнце, резво носились небольшие косяки маль ков. Но Лору сильно тянуло на сон, поэтому она равнодушно отмахну лась от назойливой подруги и отвернула голову. Едва она закрыла глаза, сон моментально овладел ею. Сколько Лора спала, оставалось только догадываться, проснулась от нестерпимого жара вся в испарине. Приподняла голову, но не уви дела рядом ни Макса, ни Марты. Поднялась и вяло побрела к камы шам, где могли быть муж и близкая подруга. То, что она увидела в следующее мгновение, заставило ее прижать кулачок к губам и глухо застонать. Макс, стоя по пояс в воде, страстно целовался с Мартой, пылко прижимая к себе и лаская её загорелое, туго налитое тело. Словно почувствовав, что на него глядят, он на мгновение оторвался от Марты, и увидел, как, спотыкаясь и утопая в рыхлом песке, бежит от них Лора. - О Боже, - тяжело вырвалось у Макса, и он, оставив Марту, бро сился вслед за женой, крича на ходу: -Лора, милая, подожди! Но Лора будто и не слышала его, в считанные секунды перебра лась через брод и стала карабкаться по песчаному откосу наверх. Макс последовал за ней. Когда он поднялся на обрыв, Лора стояла непода леку на самом краю и неудержимо рыдала. - Лора, девочка моя, - попытался он помириться с ней, но Лора раздраженно оттолкнула его: - Не подходи ко мне, грязная скотина, дрянь, подонок!
Она шарахнулась в сторону, он потянулся к ней, сделал пару ша гов и... провалился. Тело его глухо шмякнулось с высоты о землю и замерло. Лора осторожно приблизилась к краю обрыва и посмотрела вниз на скрюченное тело мужа. Тот не подавал никаких признаков жизни. Лора поглядела по сторонам. Вроде никого не видно. Снова глянула вниз. К Максу уже подошла Марта, потрогала его шею, по смотрела на Лору, потом подняла правую руку вверх, выставила боль шой палец вниз и слегка качнула им, как зритель на гладиаторских боях. Лора, как сомнамбула, поплелась к машине. Запыхавшаяся от тяжелого подъема с вещами, Марта застала ее уже в салоне на пере днем сиденье, тупо глядящую в никуда. Марта кинула вещи в багаж ник, втиснулась за руль и тоже посмотрела прямо. Несколько минут они не говорили ни слова. Первой молчание прервала Марта: - Приедем домой, выпьешь. Не пойму, чего ты так распереживалась, он что, задел твое сердце? - Не говори ерунды! - Тогда не пойму тебя. Чуть было все дело не испортила: сначала впала в истерику, затем переборщила со сценой ревности, еле-еле уговорили его приехать сюда. Да и с уик-эндом подзатянули, мы же всё согласовали: пару недель медового месяца, и в вашу жизнь втор гаюсь я. Больше, пожалуйста, так не делай. - Марта в упор посмотре ла на Лору. - Я не нарочно, - все еще не отрывая взгляда от какой-то абстрак тной точки за окном, тихо ответила Лора. - Макс оказался каким-то трудно сговорчивым. Даже брачный контракт долго не хотел подписы вать; как будто я сразу отбирала все его сбережения и вклады. - Да, - посочувствовала Лоре Марта, - предыдущий твой муж, царство ему небесное, в этом смысле был более покладистым и наи вным: поверил даже в то, что кофе, который мы ему подсунули перед его заплывом в море, был со специальными добавками, а не напич канный снотворным. Но надо зачесть ему: состояние он оставил го раздо большее, чем этот твой выскочка Макс. Признаться честно, я его терпеть не могла. - А мне он чем-то нравился, - рассеянно проговорила Лора. Марта с удивлением уставилась на подругу: -Д а... Ты, я смотрю, с каждым разом все больше и больше раски саешь. Ну-ка соберись, соберись, не расслабляйся: нам еще в мест ную полицию заглянуть надо, о несчастном случае с твоим любимым мужем рассказать. 35
Лора умоляюще посмотрела на Марту: - А в другой раз нельзя? Я так устала, хочется лечь, выспаться. Давай куда-нибудь съездим: хоть на Карибы, хоть на Большие озера. Ты же мне обещала... - Обещала. И выполню обещание, только разделаемся сначала с этим, - твердо сказала Марта. Лора снова посмотрела вперед. - Да, чуть не забыла, - как ни в чем не бывало, безмятежно произ несла Марта, - я вчера вычитала в брачных объявлениях, что один довольно состоятельный бобыль ищет душевную, заботливую и - глав ное - порядочную женщину. Разве это не про тебя? Надо завязать с ним переписку. Лора устало склонила набок голову: - Может, в этот раз женой будешь ты? - Перестань, у тебя все так замечательно получается. В отдель ные моменты ты просто неподражаема! Настоящая Грега Гарбо! Марта посмотрела на себя в зеркальце, поправила слегка взбив шуюся челку. - Ладно, не паникуй, тебе предстоит еще долгий разговор с шери фом, а потом, обещаю, я увезу тебя отсюда подальше. Марта завела мотор, и они тронулись. Через несколько минут Лора, казалось, немного пришла в себя, хотя печать прошедшего еще лежа ла на ее лице. - И как же ты думаешь убрать моего следующего мужа? - Еще окончательно не решила, но можно попробовать накормить его ядовитыми грибами или отравить газом, или... Темно-синий «меркьюри» неторопливо выбрался на шоссе, взре вел, набирая скорость, и направился в сторону ближайшего поселка.
Когда к тебе приходят сны
... Лес. Сумрак. Он гонится за какой-то женщиной. Она быстро убе гает от него. Ему никак не удается её поймать. Ветви больно секут лицо; ноги то и дело оступаются. Женщина тоже, видно, бежит из пос ледних сил, иногда спотыкается, падает, но вновь подхватывается и снова сломя голову бежит, огибая деревья и кусты и уклоняясь от ве ток. Ею управляет желание жить, им - жажда убивать. Но страх, в конце концов, лишает её и этой надежды. Он стремительно настигает её, тянет к ней руку, хватает за волосы. Женщина оглушительно кри чит, и все-таки вырывается, оставляя в его кулаке небольшой клок выдранных волос... Грэг Маккони в ужасе просыпается в своей постели. Он ничего не поймет, он весь влажный, влажная и простынь под ним, и одеяло, и подушка. В висках до сих пор, как метроном, громко бухает кровь. Он весь, чувствуется, выжат, опустошен. Так, словно пробежал безоста новочно миль пять. И все же знакомые стены вокруг, обстановка по степенно возвращают к реальности. Грэг начинает понимать, что про исходившее с ним еще пару минут назад, было лишь сном, насто ящим сном, поэтому и волноваться так сильно не следует, а только еще раз спокойно обвести всё глазами и сказать себе: «Было бы изза чего переживать. Это же сон. Просто сон. Кошмарный сон - и толь ко!» Он сейчас, как обычно, встанет, привычно включит свет и начнет собираться на работу, ведь на самом деле ничего такого не произош ло, ничего этого не было. Он почистит зубы, умоется, пройдет на кухню, включит там «фунай», потом кофеварку, - и всё забудет. Всё до мелочей. Да, может быть, у него еще сохранится ощущение того ужаса, но и оно вскоре исчезнет, так как Грэгу теперь яснее ясного: то был лишь сон! Грэг поднялся, спустил ноги с кровати; как под неимоверной тяже стью наклонил вниз голову, опустив плечи и собранные в кулаки кисти рук. Какими жилистыми показались они ему, как будто он только что с напряжением работал ими. Но что это! В правой руке - о, Боже! (Грэг 37
раскрыл ладонь правой руки) - был зажат небольшой клок человечес ких волос!.. «Я, наверное, сошел с ума, - весь день только об этом и думал Грэг. - Такого не может быть! Ладно, я готов мириться с ужасным сном, с происходящими в нем кошмарами, но не с проявлением его в ре альности. Это что ж выходит, что я на самом деле кого-то преследо вал и вырвал у него клок волос? Абсурд! Я же находился в полном сознании. Вечером лег спать, всю ночь не вставал, никуда не выхо дил, квартиру не покидал, и вдруг-на тебе: какая-то безумная погоня, какое-то чудовищное преследование! Это не могло происходить на самом деле, хоть что мне говори! Я просто убежден, что уснул в своей постели и проснулся в ней! Хотя (какая нелепость!) именно это и не может быть моим алиби, так как я не могу наверное утверждать, что ничего не делал в промежутке между засыпанием и пробуждением! Бред какой-то!» Грэг отпросился с работы, сославшись на недомогание. Шеф, на удивление, не стал его, как обычно, наставлять. Грэг прошел к реке, которая была неподалеку от учреждения, где он служил, и сел на одну из свободных скамеек. В реке игриво резвились дикие утки. Они то кружили проворно по воде, то плавно расплывались в разные сторо ны, то вдруг, что есть духу, неслись обратно к какой-нибудь крякве, выудившей со дна кусок травы. Их вид несколько успокоил Грэга, хотя и не привел в норму. И всё же к вечеру нелепый сон всё-таки оставил его. Сидя у себя на диване возле телевизора и посасывая из банки пиво, Грэг только посмеивался над собой и своими страхами. Однако через неделю подобный сон повторился. ... Он борется с какой-то женщиной. Вокруг сумерки и ворох ли стьев. Они шуршат под его ногами, ломаются, трещат. Женщи на сильна. Ей придает силы желание жить, ему ярости - жажда убивать. И все же она еще сопротивляется с отчаянием безна дежности. Нет, не кричит, как в прошлый раз, только глухо со пит и упирается руками и ногами. На ней огромное пальто, и Гоэг никак не может ни за что ухватиться. Тогда он наотмашь бьет ее по лицу: раз, еще раз, потом в грудь, в плечо. Одна рука ее об мякает, ему удается схватить ее за воротник, он что есть силы раздирает его, и хватается правой рукой за цепочку на ее шее. Цепочка тут же обрывается и... он просыпается. Снова весь мок рый. С лихорадочно бьющимся сердцем. Грэг поскорее сбрасывает 38
с груди влажное одеяло и вдруг видит зажатую в правой руке чужую цепочку... Джон Рэд в смятении возвращался в участок с места происше ствия. Ему все не нравилось. Не нравилось то, что сегодняшнее убий ство по почерку полностью совпадало с предыдущим, недельной дав ности. Не нравилось, что убийца после себя ничего определенного не оставил. Даже не пытался надругаться над жертвами, только хлад нокровно убивал и будто тем самым освобождался, сразу теряя к ним интерес. Орудовал одним и тем же ножом, наносил раны куда попало, ко лол, очевидно, пока не переставали сопротивляться. Потом уходил. Места в этой лесополосе глухие, свидетелей пока не отыскалось. С трудом установили личность первой жертвы, надо бы срочно дать ин формацию о второй. Обе убитые девушки - молодые. Пытались ока зать сопротивление как могли, но убийца, видно, необычайно силен, так как даже грудь последней девушки прошил с одного удара. В участке Джону сообщили, что его с утра ищет шеф. Джон сразу же пошел к нему. Подходя к двери кабинета, увидел у стены на стуле мужчину лет сорока, потерянный вид которого так и бросался в глаза. Джон слегка постучал в стеклянную дверь кабинета начальника и спросил разрешения войти. - А , Джон, давай, заходи скорее, - замахал ладонью начальник. Видел в коридоре человека? Посмотри, что он принес. Начальник пододвинул поближе к Джону небольшой конверт, по верх которого лежал пук человеческих волос и золотая цепочка с ма леньким медальоном в виде сердечка. - Что это? - не понимая, что этим хочет сказать начальник, спро сил Джон. - А ты как думаешь? Только что принесли результаты экспертизы волос. Не догадываешься, кому они принадлежат, а? На, прочти, начальник сунул Джону результаты анализов. Джон глазам своим по верить не мог. По данным экспертов, волосы принадлежали Лоре Ги, девушке, убитой неделю назад. - Представляешь, какой мужчинка сидит у меня под дверью? - А цепочка? - Пока не знаю. Но он утверждает - как тебе? - что наши после дние два убийства видел воочию во сне, и якобы клок волос самолич но выдрал у первой жертвы, а цепочку сдернул со второй. Я поначалу 39
было подумал, что он больной, но он вытащил из кармана конверт и выложил его содержимое передо мной. Если бы не результаты экс пертизы, я бы выкинул его из участка в два счета, но у меня как пере мкнуло что: «А дай, думаю, отправлю волосы на экспертизу, с меня не убудет». И вот результат. Что скажешь? - Не знаю, что и думать. - Тут и думать нечего. Бери его в оборот. Сказки про сны и оборот ней пусть в редакции пишет, а мы ни в какую мистику не верим. Мы реалисты. А реальность говорит однозначно: вот клок волос первой жертвы, и он не мог оказаться у случайного человека, кто бы что ни говорил. В общем, так, забирай мужика к себе и раскручивай. Мне кажется, он только прикидывается ненормальным. Хотя я и допускаю некоторую степень амнезии. Вызови психиатра, всё в твоих руках. И цепочку проверь, мало ли что. - Пройдемте, пожалуйста, со мной, - сказал Джон мужчине, сидя щему возле кабинета начальника. Тот безразлично поднялся и пошел за ним. В своем кабинете Джон усадил его напротив, но расспрашивать не спешил. Мужчина тупо уставился в пол и, казалось, пребывал в полной прострации. Джон несколько минут наблюдал за ним, и отме тил про себя, что мужчина сильно измотан и, что называется, поте рян. - Вас что-то беспокоит? - наконец спросил его Джон, и мужчина ответил: - Сны. Мои сны. Я уже рассказывал одному из ваших. Последние две недели меня преследует один и тот же кошмарный сон, будто я за кем-то гонюсь, догоняю, с кем-то борюсь. А потом в ужасе просыпа юсь в постели с чем-нибудь в руке. Первый раз это был клок женских волос, теперь вот цепочка. Всякий раз мой сон словно переходит в реальность. - И как вы все это объясняете? - В том-то и дело, что никак. Я не могу найти этому разумного объяснения. Но точно знаю, что никуда теми ночами не выходил и находился у себя в квартире, в своей постели. - И вы думаете, что кто-то вам в это поверит? - Конечно, нет. Но и другого выхода я не вижу. И к кому еще обра титься тоже. - Что же вы хотите от нас? - Не знаю. И я не знаю, что мне делать.
Мужчина замолчал, и Джон подумал, что тоже поставлен в тупик. Арестовать этого человека он как бы и вправе: тот пришел в участок с уликой с места преступления, которую не мог больше взять нигде. Но то, что он мелет, ни в какие ворота не лезет. - Вы не согласитесь пару суток посидеть в камере, пока мы не установим до конца вашу непричастность к происшествиям, - как мож но тактичнее выразился Джон. - Мы проверим еще и предметы, кото рые вы принесли. Я охотно поверю в ваши сны, но, сами понимаете, со стороны все выглядит как-то нелепо. - Понимаю. И поэтому согласен на что угодно, лишь бы это помог ло мне избавиться от кошмаров. - Вот и ладно, - поднялся с воодушевлением Джон. - Я вас пере дам одному полицейскому, вы заполните необходимые бумаги и не много побудете в камере. Мне тоже кажется, так для вас будет безо паснее. Джон вызвал сержанта Малькольма и попросил его оформить явив шегося мужчину по всем правилам. Когда они ушли, Джон снова сел за стол, вскинул ноги на столешницу и закурил. «Итак, что мы имеем?» - подумал он и начал перебирать в уме все имеющиеся у него на сегодняшний день факты. Уже через день объявились родственники последней убитой и дали полное описание всего, что на ней и в ее карманах находилось. Не смотря на нелепость ситуации, Джон осмелился показать им цепочку с кулоном. На удивление, они сразу же признали её. Да, это цепочка Молли. Бесспорно. Они подарили её совсем недавно, на двадцатипя тилетие. Это было уму непостижимо! Если Грэг Маккони на самом деле убийца, какой смысл самому приходить и сдаваться. Захотелось сла вы? А может, он больной? Убить, а потом прийти и сдаться, да к тому же предъявить неоспоримые улики, получить которые он мог, только находясь на месте преступления, надо быть, не знаю в какой степени сумасшедшим! Необходимо срочно провести обследование его лич ности. Джон позвонил психиатру, прикрепленному к их участку. Полное тестирование Грэга Маккони и выявление результатов за няло около трех дней. За ывремя расследование убийства Молли Сандерс не продвинулось ни на шаг. Начальник твердо настаивал на проработке версии Грэга Маккони, но Джон Рэд не знал, с чего начать. Результаты тестирования никаких серьезных отклонений у Маккони 41
не выявили. По крайней мере, не больше, чем у любого другого, за еденного бытовухой субъекта. Может быть, Маккони нагло врет? За чем? Какой интерес? Пойти на электрический стул? Стоило из-за это го выдумывать небывальщину про какие-то там кошмарные сны? Джон еще раз попытался проанализировать мотивы поступка Маккони-убийцы, и снова все ниточки привели его в тупик. Грэг не был знаком ни с одной из жертв, не жил с ними поблизости, не работал рядом, не ездил на автомобиле в направлении, где были убиты обе девушки. А в последний день допоздна работал на фирме и вернулся домой около одиннадцати, как показала соседка, встретившая его в это время. Может, он смог потом улизнуть от посторонних взглядов? Но почему тогда на месте преступления не нашлось ни одной вещи цы, принадлежавшей Грэгу Маккони? Пятый день Джон Рэд бился, как об стену головой. И в четверг просидел в кабинете до восьми вечера. Однако не успел он и до дома доехать, как ему передали по рации, что на окраине города патруль ные снова обнаружили труп молодой девушки с множественными ко лотыми ранами, как и в предыдущих двух случаях. Джон тут же раз вернул машину. Сходство было почти во всем. Молодая девушка, уединенное ме сто, погоня, борьба, многочисленные раны в животе. Только у этой жертвы маньяк еще отрезал безымянный палец. Обручальное коль цо? Ограбление? Или, может, и прошлые разы мотивом всех убийств было ограбление. Ну уж к этому происшествию Грэг Маккони явно не причастен. Он сейчас спокойно отлеживает бока в теплой камере. Жаль, конечно. Проще было, если бы все эти убийства совершил он. Теперь снова надо будет ломать голову, выискивая настоящего убийцу. Джон почувствовал, как безумно устал, но, наверное, заглянуть в участок все-таки придется. Когда он, наконец, выспится, одному Богу известно... .. .Гээг снова гонится за девушкой. Сумерки. Привычные для него сумерки. И лес. Все тот же лес, те же листья под ногами, так же шуршат, и лопаются, и трещат. Те же ветви больно хлещут по лицу, и та же жажда убивать охватила его с головы до ног. Но де вушка еще бежит, потому что хочет жить. Однако и ее силы на исходе, Гоэг это чувствует, и в конце концов настигает девушку, валит на землю, переворачивает к себе лицом. Она брыкается, как 42
может, он сильно наотмашь бьет ее, и, только ослабляется хват ка, вырывает откуда-то из-за пояса нож и несколько раз тычет им вниз. Потом окровавленное лезвие ножа попадает в поле зрения и... Грэг Маккони в который раз в ужасе просыпается. Но теперь не знает, что и думать: он находится в наглухо закупоренной камере, уж на этот раз он точно не покидал своего места, значит, не он убивал, почему тогда ему снятся все эти кошмарные сны! Как они осточерте ли! И зачем тогда он здесь? Почему его, невинного, держат под зам ком. Он хочет на волю. Они должны немедленно выпустить его, не то он сойдет с ума! Ералаш из мыслей взорвал мозг Грэга Маккони, он вскочил с нар, подбежал к двери и громко забарабанил в нее: - Выпустите меня отсюда! Я не убийца! Не убийца! На крик сбежались охранники и стали избивать его дубинками. Едва Рэд переступил порог участка, к нему тут же подскочил де журный: -Джон, твой Маккони чуть не довел нас до белого каления. Только и визжал, как резаный: «Я не убийца, не я их убил...» Еле утихомири ли. Может, ты с ним разберешься, в конце концов. - Самое странное, что он действительно не убийца. Где он? - У себя в камере, где ж ему быть. - Ладно, сейчас пройду к нему, только умоюсь. -Д а , и еще, Джон, посмотри, что мы нашли в его камере, - дежур ный протянул Рэду небольшой бумажный сверток. - Думаю, тебе это будет интересно. Джон Рэд развернул сверток и чуть не обомлел - в нем лежал отрезанный безымянный палец с обручальным кольцом. 2003
43
Леди «темная лошадка»
Не успел Бэн переступить порог роскошного кабинета Майка Фиджеса, как на его голову тут же обрушился несокрушимый удар Верзи лы Боба, одного из преданнейших телохранителей Майка. Очнулся Бэн на высоком стуле, связанный по рукам и ногам черным скотчем. Перед ним за огромным двухтумбовым столом из красного дерева сидел сам Майк Фиджес и, прикуривая сочную «гавану», ни на минуту не спускал с него острых прищуренных глаз. Верзила Боб, несклад ный, классический тип тупого вышибалы из дешевого бара, грозно возвышался над ошеломленным Бэном в готовности в любую минуту по первому кивку шефа свернуть ему шею. - Ну, здравствуй, дружище Бэн, - ядовито произнес Фиджес. - Не ожидал, что тебя так встретит закадычный друг? Я тоже не ожидал. Сперва не поверил, что ты можешь пойти на такое, но потом подумал, что для тебя, видно, наступили нелучшие времена, раз ты согласился принять заказ на убийство своего лучшего друга. - Тут ты не прав, Майк. Или тебя не так информировали твои под слеповатые осведомители. Ты же знаешь меня как облупленного: не с тобой ли мы кормили вшей во Вьетнаме и съели не один пуд соли? - В том-то и дело, Бэн. Кто как не ты в курсе всех моих пристрас тий и привычек; ты единственный, кому я днем и ночью открою дверь своего дома. Не идеальный ли выбор для «заказчика»? Признайся, Бэн, что меня заказал Джонсон, ты же у него теперь работаешь? - Тебя заказал Джонсон, это верно, но орудие убийства, Майк, к счастью, не в моих руках. В этом ты ошибся. Фиджес махнул ладонью Верзиле Бобу, чтобы тот скрылся в при емной, и запер за ним дверь кабинета. - Тогда кто придет по мою душу? - спросил Майк, склонившись над Бэном. - Не знаю. Джонсон не говорил со мной об этом. Мало того, надо полагать, что все это держится в чрезвычайном секрете, раз даже меня, начальника его охраны, не проинформировали. Я случайно подслу шал телефонный разговор Джонсона с исполнителем. Джонсон, как я понял, уже перевел часть денег за твою голову. 44
- Прелестно, Бэн, - вернулся Майк Фиджес на свое место. - Вы ходит, ты, услышав такую неприятную новость, решил из чувства ста рой дружбы предупредить меня о готовящемся покушении? - Ты как всегда догадлив, Майк. - И я должен тебе верить? - Ничего другого не остается. Я сижу перед тобою, связан по ру кам и ногам. И потом, вряд ли я пришел к тебе в открытую, если бы мне, как ты утверждаешь, тебя «заказали». - Все это смахивает на правду, Бэн, но я почему-то верю с трудом. За деньги можно продать даже душу. - Только не нашу дружбу, Майк, проверенную и обстоятельства ми, и временем. - Пустые слова, Бэн. Всего лишь слова. За десять лет многое пе ременилось. Почему я должен их слушать? - Потому что я еще остаюсь твоим другом. - Но некоторые так давно не думают. - Фиджес незаметно нажал под столом кнопку, и через боковую дверь в кабинет вошла высокая обворожительная брюнетка. Бэн в растерянности посмотрел на неё, потом на Майка. - Что эта джонсоновская подстилка здесь делает, Майк? - Оригинальная у тебя манера приветствия, Бэн, - девица и бро вью не повела, как будто каждый день выслушивала подобные «ком плименты». - Ну да бог с нею. Не ожидал меня увидеть у Майка? При знайся честно: удивлен? - Заткнись, Лара, я не с тобой разговариваю, - бросил ей Бэн. - Нет, нет, отчего же, пускай говорит, пускай, - поднялся Майк. - Я еще раз с огромным удовольствием послушаю ее рассказ. И ты его послушай, Бэн. Знаешь, весьма любопытно. - Уволь меня, Майк, от такой пытки. Я не намерен слушать воспа ленные бредни любовницы Джонсона. Тебе разве не известно, что она спит с ним? - Известно, Бэн. Мало того, это я в свое время подложил Джонсо ну свинью в лике Лары. С тех пор знаю обо всех планах и проектах своего конкурента не понаслышке. - Тогда мне еще более ясно, почему от нее так прет гнилью. - Это жизнь, Бэн. Наша кошмарная действительность. И эта дей ствительность сейчас, как бы ты ни хотел, не в твою пользу. Расска зывай, детка, рассказывай. 45
- Я тоже слышала краем уха, - дернула худеньким плечом Лара, как Джонсон отдавал распоряжение убить вас, мистер Майк. Это было дня три назад на его вилле. Собеседником Джонсона был Бэн. Они долго обсуждали этот вопрос, а я не знала, куда себя деть; то бродила по дому, то плавала в бассейне... - Заткнись, неощипанная курица! За такие слова можно и шею свернуть! - рассвирепел Бэн. - Да, я был три дня назад на вилле Джонсона, он говорил мне о своем проекте переброса нефтяной ма гистрали из Оклахомы и говорил, что ты, Майк, по его сведениям, как будто тоже вынашиваешь подобные планы. И как в шутку он произнес тогда: «Я готов его прямо убить, Бэн». Но, повторяю, произнесено это было без всякой доли серьезности, вскользь, как бы в сердцах. - И тем не менее ты сам через три дня приехал и утверждаешь, что заказ на моё убийство все-таки сделан. - Я уже все тебе сказал, Майк, больше добавить нечего. - Хорошенькое положеньице, - заходил взад-вперед по кабинету Майк Фиджес. - Передо мной теперь вырисовывается нелицеприят ная дилемма. Остается только определить, кто из вас двоих лжет. Ты, Бэн, - мой закадычный, проверенный друг, тебе я должен верить без сомнения. Лара-давняя приятельница, сделавшая для процветания моего бизнеса так много, что я просто не могу ей не верить. Мне ра зорваться? - Тебе надо определиться, Майк, потому что часовой механизм запущен. Убийца может появиться в городе изо дня на день. - Но ты не знаешь убийцу, Бэн? - Я же сказал: всё держится в тайне. - А Лара указывает конкретно на тебя. Что мне думать? Майк снова сел за стол и вынул из небольшой коробки сигару. - Мне кажется, она просто сводит со мной счеты. В свое время и ко мне клеилась, но у меня на подобных подстилок нюх отменный. Как ты можешь доверять ей, Майк, она же продажна с головы до ног? - Поэтому я и верю ей, Бэн. Не понимаю только, какой тебе со всего этого прок? - Да очень простой, мистер Майк, - вмешалась в их разговор Лара. Джонсон пообещал ему процент от прибыли по завершении проекта, а это возможно только когда проект состоится, когда будут отодвину ты в тень все конкуренты, а вы, мистер Майк, для Джонсона конкурент номер один. 46
- Что ты несешь, потаскуха! - Бэн неприкрыто кипел злостью. Думай, что говоришь! Бизнес - одно, убийство - совсем другое! - Но бизнес надо делать с деньгами, и младенцу ясно, - ирони чески вскинула брови Лара и заулыбалась. - А ты, Бэн, как известно, на данный момент по уши в долгах. И должен, как я знаю, даже Джон сону. Выходит, ты одним выстрелом убиваешь нескольких зайцев: по лучаешь гонорар за устранение конкурента, списываешь старые дол ги и получаешь в руки процент с прибыли новой нефтеперегонной ветки. Разве это не достаточная цена за жизнь какого-то забытого и бесполезного друга Майка? - Как у тебя все просто и ясно, - процедил сквозь зубы Бэн. Только в пустую голову могла прийти такая пустая логика. - Как патетично, Бэн, браво! - слегка захлопал в ладони Майк, не выпуская, однако, из рук гавану. - Но мне почему-то эта «пустая», как ты выразился, логика по вкусу. - А мне сдается, Майк, она водит тебя за нос. - Ты ошибаешься, Бэн. Хотя Лара и «темная лошадка», но дело свое знает. - Погоди, погоди, Майк. Как ты сказал: темная лошадка? Темная лошадка?! Но ведь так произнес в трубку Джонсон, когда разговари вал по телефону с исполнителем. Выходит, это ты, шлюха, должна убить Майка? - глаза Бэна округлились. - Нет, сначала я должна убрать тебя, Бэн, потому что ты слиш ком догадлив, - шепнула Лара Бэну в самое ухо, вытащила неожи данно из-под куртки пистолет с глушителем и выстрелила в него в упор. - Лара! Лара! Что ты наделала! - вскочил со своего места Майк. Зачем же в кабинете? Мы же договорились, что вывезем его за город! - Я больше не могла терпеть, Майк, прости. Ты же видел, он про сто издевался надо мной. - Надо было сдержать себя. А вдруг это действительно был не он? - Это был не он, Майк, извини, - невозмутимо произнесла Лара и снова спустила курок своего револьвера. Теперь Майк с дыркой во лбу упал на пол. - Бэн тебе был хорошим другом, - сказала она и переступила через труп Майка Фиджеса. Набрав знакомый номер на телефоне Майка, она услышала характерные гудки вызова. - Слушаю, - раздался вскоре на другом конце провода низкий ба ритон Джонсона. 47
- Можешь перевести на мой счет остаток суммы, Рэм. И добавить премию за Бэна, он чуть не испортил всё. -О 'кей, «темная лошадка», все будет сделано, как договорились. Ты далеко теперь? - Поеду куда-нибудь в тихое местечко, поваляюсь на песке, поды шу океанским бризом. - Удачного отпуска, Лара, - сказал Джонсон, и Лара положила труб ку на место. Бестолковый Верзила Боб так, наверное, и сопит где-то в приемной. То-то он удивится, ввалившись через час гробовой тишины в кабинет своего шефа. Лара бесшумно скользнула в боковую дверь. 2002
Удивительное спокойствие
«Боже, даже удивительно, что я такой спокойный; тихо стою возле раковины, мою непочатую гору вчерашней посуды и совсем не обра щаю внимания на сиплое бурчание моей дражайшей супруги Сони. Другой бы давно, как не остывший вулкан, взорвался, оглушительно гахнул тарелками об пол, затем заехал бы неугомонной ворчунье в челюсть, как делал я раньше, и поостыл, но ничего этого я сейчас не сделал. Сам теперь себя не узнаю: невозмутимо мою посуду, молча тру до блеска белый глянец свежевымытых тарелок и думаю о своем, совершенно, казалось бы, не воспринимая ворчливого голоса Сони. Так, наверное, изборожденный морщинами книжный червь какого-ни будь уединенного в горах средневекового монастыря сидел у раскры того окна, держал в руке остро очиненное гусиное перо и не видел лежащих перед ним окрестностей. Так, скорее всего, поступал и не сокрушимый легендарный Муций Сцевола, держа обожженную руку над пламенем. Нет, что ни говорите, а мы в нашем веке на подобное хладнокро вие не способны. Для нас выслушивание упреков собственных жен уже подвиг. Упреков, надо сказать, в большей части своей несправед ливых и огульных. Вот, к примеру, моя Соня. Придешь с работы, умоешься, переоде нешься, приляжешь на полчасика отдохнуть - она тут как тут. Схватит какую-нибудь тряпку и давай усердно елозить ею по стенам, по теле визору, по мебели, все время бросая в мою сторону: «Что ты разлег ся, я убираю, убираю...» У нее это в порядке вещей. Не знаю, чем она занимается, когда меня нет дома, может, сериалы смотрит, может, на диване прохлаждается, но стоит мне появиться на пороге - она тут же что-нибудь затевает: гремит стеклянными банками на антресолях, переставляет с места на место обувь в прихожей, перебирает одежду в платяном шкафу, - смотри, мол, какая я непоседливая, как стара юсь все сделать по дому, во всем успеть, всё привести в порядок, будто порядок этот важнее всего на свете! Я говорю ей: «Уймись, для чего каждый день колотиться», а она мне обычное: «Да если б я знала, что за такого лежебоку замуж иду 49
век бы одна коротала!» Можно подумать, что замуж идут за рабочих муравьев. Сами из себя тягловых лошадей создают, да еще прихра пывают: «Вот мы, мол, какие; вот какими вы нас, мужики, сделали». Мы их сделали - каково! Нет, сегодня я на удивление спокоен. Без содрогания даже пред ставляю, как испанцы в свое смутное время заставляли мавров на себе колокола за сотни миль перетаскивать - возвратить украденное ранее. Так и слышу, кажется, как волочется по сухой, выжженной зем ле огромный - с кулак толщиной - пеньковый канат, как со свистом взвиваются в воздух и хлестко опадают на синие от ударов спины ино верцев бичи. Ясно представляю, какой ненавистью сверкают их чер ные бездонные разящие глаза. Это ли не эпоха! Это ли не страсти! А тут возись с этой замаранной посудой да слушай голосистые завыва ния Сони. Вот, вот, опять зашлась. Чего ей не хватает? Хлеба? Соли? Меда тебе надо, дорогая Со нечка, меда! Как Александру Филипповичу, свет Македонскому. Захо тел сладкой жизни, гаремы по восточному обычаю завел и в место опочивания в бочке с медом отправился, как в продолжение сладкой жизни. Но тебя я, Сонечка, в бочку с медом укладывать не стану - с тобою жизнь не кажется медом, соль сплошная на рану открытую да еще с ковырянием и тереблением. Мне уже соседские мужики все уши прожужжали: ты, мол, подкаб лучник бабский, баба, а не мужик. Твоя ж из тебя, и дураку понятно, веревки вьет. Думаешь, приятно такое чуть ли не каждый день выслу шивать? Я ведь ничуть не хуже других. Да был бы хуже, разве пошла бы ты за меня, Сонечка, замуж? А кем я теперь стал? Рохлей, подоби ем мужа. Правду говорят: хлебным мякишем. А ведь я не всегда был таким. От любви к ней, что ли, стал податливым, как пластилин, мяг котелым? А она и рада угодить своей властности. У неё ведь и матьпокойница такой была. Сонечка вся в неё. Отца родного вдвоем со свету сжили. Было больно смотреть, как гнули его и ломали. Но я не такой, Сонечка, совсем не такой, как твой безвольный и безголосый отец, втихомолку напивающийся до чертиков, лишь бы только какоето согласие найти в душе, лишь бы только не сойти с ума от собствен ного растоптанного достоинства. И кричать на меня ты научилась не здесь, не со мной. А еще там, у своих родных, глядя, как мать отрыва ется на твоем отце. Потом и ты, подросши, стала такой же ехидной с отцом. Без всякого повода, беспричинно, просто так, чтобы иногда ощутить себя сильнее кого-нибудь. Просто так... 50
Вот хоть сейчас. Ну, скажи ради всех святых, чего завелась? Взор валась. Не может найти уксус? Сама же убрала. Сама переставила, теперь бурчит. Еще одна привычка: ничему своего места определить не может. Сегодня у нее соль лежит здесь, завтра в шкафчике за молочным би доном, послезавтра еще где-то. Как она не сходит от этого с ума, каж додневно что-нибудь разыскивая? У меня за десять лет совместной жизни голова кругом идет. Благо, хоть мой инструмент не трогает, а то я тогда бы отвертку искал в трюмо, а молоток в ванной. Нет, наверное, существа рассеянней моей Сони. Уж, чувствую, и сам становлюсь та ким же: то спички оставлю в туалете, то сигареты на телевизоре, хотя обычно кладу их у телефона в прихожей. Страх! Еще лет через пять десять я стану таким же ворчуном и занудой, как и она, и мы будем на старости лет колоть друг друга заброшенным полотенцем или засуну тым куда-то впопыхах ножом. Сократу было легче: он бродил в тени удаленных аллей и не огра ничивал себя четырьмя стенами и беседами со своей сварливой же ной. Ему было легче. Ему было где выговориться, отвести душу. Ат лет, борец, он бы, как козявку, удавил свою вздорную жену. Но он сдер живался, не делал этого, уходил в тенистые аллеи Академии и раз мышлял об отвлеченных материях. Но я не Сократ, сдержусь ли - не знаю. А Платон? Платон! Заядлый танцор. Как заходился - земля дро жала! Потому что некому его попрекать было. Тут же магнитофон толь ко включишь: «Что, старый хрыч (это в сорок-то лет!), детство заигра ло?» (!) Заиграло, может. Может, и заиграло! Ушла бы, не глазела, коли не нравится! Ну да, брюшко у меня из-под майки выпирает; да, волосы на голове через сантиметр, а седина еще чаще, но душа, душато в пляс пускается! Моя душа - моя! - а не ваши подагрические ноги, не ваш обвислый зад, дражайшая наша Сонечка! Но ладно это. Думать не запретишь. Но знаешь, что самое обид ное для меня как мужика, как человека? Что ты при всяком удоб ном случае пытаешься облить меня грязью. Не понимаешь разве, что делаешь? Пришел кум с женой: ты им про мои драные носки и потные ноги расскажешь, мол, вот какой он неряха, какая свинья... Пожаловала подруга, - всю подноготную мою распишешь: и бреет ся он через пень колоду, и из-под мышек у него несет, и в постели ни на что не способен. Да разве будешь тут на что способен, когда каждый день, каждый день какая-то горькая капля на твою боль 57
ную чувствительную душу падает. А даже капля, как известно, ка мень точит. Нет, сегодня я спокоен. Ох, как я спокоен! Когда же это успокоение пришло ко мне? Кажется, совсем недав но. Когда представил, наверное, дорогая Сонечка, как в вашем щер батом рту на мелкие-мелкие кусочки разорвется осколочная грана та; как вылезут из орбит противные зенки, вывалится наружу шер шавый язык, отлетит к черту ваш нос картошкой, нахальный, иссинякрасный нос. Бульба, а не нос. А может, и вообще от вашей физионо мии, милая Сонечка, ничего не останется. Но лучше пусть останет ся. Поменьше заряд. Самый слабый. Чтобы отдельно запрыгал по асфальту нос, затрепетали недоуменно ресницами глазенки, затру били громогласно, раздуваясь и опадая пухлые щеки, захлопали мелко-мелко развесистые уши, закорчился, извиваясь, как червь, длинный пупыристый фиолетовый язык. Вот, Сонечка, что я пред ставляю себе. И вот, что ты мне желаешь ежедневно. За какие толь ко грехи? Что шел с работы и заглянул выпить в пивбар пивка? Что с приятелями иногда в получку храпнул граммульку первача? Что както раз ущипнул твою подружку за ее слоновью ляжку? Уж извини, не сдержался - мужик все-таки! Хоть ты и утверждаешь частенько об ратное. А сегодня я, на удивление, спокоен. Ты видишь, Соня, какой я се годня спокойный! Не замечаешь? Не огрызаюсь, как обычно, не под нимаю на тебя руку, просто мою посуду: тарелки, ложки, вилки, ножи. А этот нож - самый крупный, с широким лучистым лезвием из высоко качественной стали - буду мыть последним. Так я решил давно. Я наконец-то созрел, осознал, что дальше так жить нельзя, поэтому я такой спокойный. Знаешь, я, наверное, предпочту стать убийцей, чем каждодневно испытывать унижения. Ты не знаешь, каково это для настоящего му жика чувствовать себя униженным. Не знаешь, какое это разъедаю щее чувство. Лучше гнить изо дня в день на нарах, хлебать баланду, чем унижать собственное достоинство. Ради чего? Эфемерной люб ви, которой, кажется, у нас и не было с тобой никогда. Жалости, на которой, как известно, жизнь не построишь? Уважения, которого ни когда в нашей семье и не было? Зря ты так вообще, моя дражайшая Сонечка. Не распознала ты, видно, меня, не поняла. А я так больше не могу. Ты, родная, еще немного можешь побурчать в свое удоволь ствие, еще раз со слащавым наслаждением поиздеваться надо мной, 52
можешь даже заскочить на секунду к нашему дебильному соседу трахнуться, - со мною ты ведь больше не можешь (или не хочешь) этим заниматься, - плевать! Веселись, торжествуй - сегодня тебе всё разрешено! Всё! Пока моется посуда, пока не вымыт и не вытерт на сухо последний нож, тот самый, крупный, с широким лучистым лезви ем, что предназначен исключительно для тебя, моя неунимающаяся Соня...» 1995
53
Велда
Едва только Велда позвонила, Джек Хиггинс, не долго думая, схва тил с туалетного столика дежурный саквояж с медицинскими инстру ментами и выскочил за дверь. Вечерело, низкие грозовые тучи закрыли все небо, но это не оста новило его. Он быстро выгнал из гаража старенький «шевроле», за крыл за ним ворота и сразу же вырулил на грунтовку, ведущую к шоссе на Блекстаун. Велда и Рон Келики жили в трех милях от Блекстауна в неболь шом укромном домике. Сам Джек некогда посоветовал им поселиться в этом лесном районе: Рон часто болел, и свежий воздух был ему на пользу. Почти два года знаком с четой Келик Джек Хиггинс. Они как-то сразу сдружились, и вскоре их дружба переросла в сердечную привязан ность. Именно поэтому так тревожило Джека в последнее время обо стрение отношений в близкой ему семье Келик. Это могло убить Рона, а Велда порою бывала такой неосмотрительной... Первые дождевые капли звучно разбились о лобовое стекло, и сердце Джека сильно заколотилось в недобром предчувствии. Как будто кто-то подгонял его: быстрее, быстрее... Неужели с Роном дей ствительно случилось что-то страшное? Не хотелось верить, но встре тившая его на пороге дома Велда была вся в слезах, и это усилило опасение. - Что? Что? - только и смог произнести он, выбравшись из маши ны и быстро подбежав к открытой Велдой двери. - Я не знаю, Джек, не знаю, - неудержимо рыдала девушка, со трясаясь от озноба. - Он был нормальный, совершенно нормаль ный, а потом как изменилось все: стал задыхаться, покраснел, и его глаза... глаза... О Боже, Джек, что мне делать? Что делать, Джек, не знаю... - Прежде всего, не паниковать, - вошел в прихожую Джек. - Где он? - В гостиной. Мы как приехали, я ушла на кухню, а он остался там. Потом слышу: кричит, задыхается, как тогда, помнишь, пару месяцев 54
назад, когда у него был приступ? Я думала, это больше не повторит ся, и вот - на тебе... Велда была напугана, Джек попытался ее успокоить: - Надо его осмотреть. Ты не вызывала «скорую»? - Я сразу набрала твой номер, Джек. Разве «скорая» приедет рань ше? И потом, нужна ли она здесь? Велда была права, «скорой» тут делать нечего: Рон Келик мертв. И скорее всего, от апоплексического удара. Об этом говорило и крас ное опухшее лицо покойника и налитые кровью выпученные глаза. Гипертония все-таки убила его. Как, впрочем, перед этим и его отца. Рон рассказывал Джеку об этом. -Д авно это случилось? - чисто машинально спросил Джек. - С полчаса назад. Я и не думала, что это может быть так страшно. - Тебе нужно успокоиться, расслабиться. Я дам тебе успокоитель ное, станет полегче. У тебя есть вода? Прими сразу же, пока я внима тельнее осмотрю Рона, - протянул Джек Хиггинс Велде пару таблеток. - Нет, Джек, зачем, разве здесь не все ясно? Он же умер своей смертью. Ты мог бы дать заключение, чтобы утром я связалась с по хоронным бюро? Я не смогу и часа провести с ним... таким... наедине. Джек непроизвольно поднял глаза на Велду. Что-то неестествен ное прозвучало в ее голосе, какая-то фальшь. Может, ему только по казалось? - И все же я осмотрю его, Велда, извини, так велит мне долг. - Конечно, Джек, ты ведь все-таки врач. Она взяла с журнального столика графин с водой и стала нали вать в стакан. Руки ее при этом дрожали, она с трудом заставила себя их унять. Это не осталось незамеченным Джеком. Конечно, не будь врачом, он списал бы все на ее потрясение, но ведь потрясения у Велды не было, Джек это видел, тогда что же происходит? Почему она так себя ведет? Джек наклонился над телом утопленного в кресле Рона. Предчув ствие чего-то недосказанного ею не покидало его. В процессе осмот ра он несколько раз поднимал голову. Она ни на секунду не сводила с него глаз. Ее лицо выражало страх. «Чего она боится?» - подумал Джек Хиггинс и чуть не вскрикнул: за ухом покойника он увидел маленькую бордовую точку, похожую на след от укола. Джек снова поднял на Велду глаза. Она была бледнее бледного. 55
- Что? - спросила, перехватив его взгляд. - Нет, нет, ничего, - сказал Джек, чуть замешкавшись. Это не укрылось от Велды. Но она не спешила пока с выводами, пристально следя за тем, как взволнованный Джек Хиггинс быстро потянулся к початой бутылке виски, которую предусмотрительная Велда специ ально поставила на виду на журнальном столике. Она знала обо всех пагубных пристрастиях Хиггинса и поэтому не могла упустить прекрасной возможности при случае их использовать. Такой слу чай наступил, и она успешно воспользовалась им. Только после того, как Джек залпом опрокинул в себя полный бокал виски, она спросила: - Ты чего-то не договариваешь, Джек. Лучше скажи правду. Я вы держу, все выдержу. Хиггинс не знал, с чего начать. - Мне показалось, Велда, тут, за ухом... Велда встала, подошла к Хиггинсу. - Что тебе показалось, Джек, что? Ты что-то нашел? Голос ее стал таким, словно все у нее мгновенно высохло во рту. - Но ведь это, - продолжал Джек, - обнаружит даже самый тупой санитар. Неужели ты все-таки убила его, Велда? Убила! Джек с ужасом посмотрел на девушку. - Зачем, Велда, скажи?! Велда бросилась к нему. - Погоди, Джек, погоди. Не хочу, чтобы ты так думал. Посмотри, посмотри внимательнее, разве я его убила? Помнишь, какой завод ной девчонкой я была года два тому назад, когда мы впервые встре тились с тобой? Ты души во мне не чаял. А теперь? На кого теперь я стала похожа? Разве я в этом виновата? Я? Ты же знаешь, как в пос ледние месяцы он изводил меня, мучил. Каждый очередной приступ становился невыносимой пыткой. Несносная подозрительность, бо лезненная ревность... Ни выехать куда, ни пойти к кому... Даже ты од нажды застал его в припадке ярости. А каково это было терпеть мне изо дня в день, изо дня в день?.. Ты должен понять меня, Джек, дол жен, если все еще любишь: это он меня убил, он! Если уж ты не пой мешь этого, тогда я не знаю, как мне жить дальше. Джек был в растерянности. С одной стороны, она права: с обо стрением болезни Рон стал просто несносным - несдержан, груб, бес церемонен. Но разве это повод для убийства? Разве это кого-либо оправдывает? 56
Велда вплотную подступила к Джеку, обняла за талию, заглянула в глаза. - Джек, милый, неужели тебе не жаль крошку Велду? Свою ма ленькую девочку Велду, Джек? Ведь совсем недавно, совсем недавно мы были больше, чем друзья. Разве ими не остались? Ты же мне еще друг, Джек? Скажи, милый... Это было бессовестно с ее стороны: использовать их близкие от ношения. «Но может, она для того и сошлась когда-то со мной, чтобы теперь предъявить счет? - подумал Джек. - Как это низко...» Ему следует сказать ей все, что он об этом думает, немедленно, иначе Велда падет еще ниже, иначе... Но что сказать? Какие найти сло ва, чтобы передать весь кошмар того положения, в которое она попала? Это протрезвевшего мужика еще можно в чем-то пере убедить, но загнанную в угол, взвинченную до предела отчаяния женщину... Джек в замешательстве отвел глаза от упорного вопрошающего взгляда Велды и снял ее руки со своей талии. Она тотчас же сникла и потупилась. - Так ты мне совсем не поможешь, Джек? - спросила потухшим голосом. - Не знаю... - все еще не пришедший в себя от смятения, пробор мотал он. Затем, как заторможенный, машинально взял с журнально го столика свой саквояж и побрел к выходу. На нем лица не было, плечи под пиджаком будто провалились, голова поникла. - Джек... - догнало его Велдино отчаяние. - Джек. - Умоляющее, призывное. Он невольно обернулся: - Я не могу, Велда, извини, не могу. - Но как же, Джек? - она быстро подошла к нему, ухватилась од ной рукой за обшлаг его рукава. - Неужели ты оставишь меня? Разве это честно? -Знаешь, - струдом находя слова, прерываясь, проговорил Джек Хиггинс, - я останусь твоим другом, когда ты лишишься последнего куска хлеба; помогу, когда от тебя отвернутся все, когда ты потеряешь последнюю надежду и не будешь знать, как жить дальше. Но в том, что происходит с тобой сейчас, поверь мне, я говорю искренно, ты должна разобраться сама. Здесь, Велда, я тебе не помощник и вряд ли судья, понимай мои слова как хочешь. Самое лучшее, наверное, 57
что я могу сейчас для тебя сделать, - это оставить наедине со своей совестью, Велда, наедине с Роном... - сказал Джек Хиггинс и замол чал. - Но как же так, Джек? Как же так! - спросила она таким голосом, как будто не было до этого ни жуткой атмосферы ужаса, ни их разго вора, ни убийства. Как будто не было этой хрупкой, до смерти напу ганной девчонки Велды. Может быть, в этот момент Джеку надо было что-то сказать, чтото ответить ей, но он то ли опять не нашел нужных слов, то ли попро сту струсил и промолчал. И от этого все заклокотало в ней, глаза ее округлились, она затряслась от злости и уже не сказала, а почти вы крикнула вслед уходящему Джеку: - И ты так просто возьмешь и уйдешь, Джек? Возьмешь и уйдешь! Повторное молчание только подогрело желчь Велды. В припадке ярости она снова крикнула: «Джек, Джек!», затем бессознательно схва тила стоящую рядом на подставке китайскую фарфоровую вазу и с силой обрушила на голову Хиггинса. - От таких женщин, как я, так просто не уходят, Джек, - прерываю щимся от волнения голосом произнесла потом. - Ты так этого и не понял, глупец. Растревоженным вулканом она возвышалась над ним, ни на се кунду, однако, не теряя самообладания. Казалось, и этот эпизод был ею предвиден и продуман до мелочей, так уверенно она повела себя дальше: сразу же взяла под мышки обезволенное тело Хиггинса и, подтащив к софе, грузно опрокинула навзничь. Джек выпил как нельзя кстати. Это упростило ее действия. Вся округа знала, как умеет набираться Джек Хиггинс: до чертиков, до оду рения. Несколько раз его вытаскивали из горящего дома: любил по пыхтеть в кровати сигаретой. И в этот раз они здорово набрались закадычные друзья Рон Келик и Джек Хиггинс. Вдрызг накачанные, упали, где пришлось. Джек еще успел затянуться... Так, свесившаяся с дивана правая рука Джека. Под ней опроки нувшийся бокал. Нет, бокал в левой руке, в правой была недокуренная сигарета. Она выпала из руки Джека на пол, ковер стал медленно медленно тлеть. Едкий дым тлеющего ворса так ненавязчиво прони кает в легкие мертвецки спящего. Спи, зануда Джек, спи, благоприс тойный старый дурак, ты мне, собственно, никогда и не нравился. И ты спи, самодовольный остолоп Рон Келик, я даже рада, что все так просто вышло... 58
Велда довольно усмехнулась, в последний раз неторопливым при стальным взглядом окинула гостиную, постепенно наполняющуюся дымом, и спокойно вышла из дома. В гараже ее уже ждали до краев заправленный «бьюик» и дорожная сумка с личными вещами на зад нем сиденье. Куда? Не все ли равно куда? Она теперь свободна как ветер, и ей всего лишь двадцать пять. 2002
59
Случайный прохожий
Домой с работы Галя возвращалась затемно. Хрупкое, непримет ное создание. За окном троллейбуса не видно ни зги. И все же, не смотря на то, что женщины их цеха каждый раз возмущались, ей было удобнее выходить на смену к шести утра, чем оставаться после пяти вечера еще на пару часов. В семь заканчивали, почти битый час Галя добиралась домой, по своей улице шла почти одна: редко кто в такое время теперь слонялся здесь - глухой октябрь, жуткий для этой поры холод, а дома приятное, убаюкивающее тепло, сладкий лепет непо седливой восьмилетней дочурки, бабушкина забота... Галя всматривалась в чернеющие за окном троллейбуса силуэты, иногда заслоняемые желто-дымчатым отражением салона, и думала о том, как тяжело бы ей, наверное, пришлось, если бы в такую труд ную минуту рядом с ними не оказалось матери. И правильно она сделала, что перевезла ее к себе. Теперь вот и задержаться на работе может, и подкалымить, когда есть возможность; а так попробуй-ка проживи одна на скудную зарплату при таких непо мерных ценах. Думала и о том, что правильно поступила, приняв решение разве стись и уехать из до чертиков надоедливого, чужого, по сути, ей, ма ленького городка, в который по воле случая забросила когда-то ее судьба и где она обрела, казалось, счастье. Но так только казалось тогда. Сейчас Галя понимает (и никто не переубедит теперь в обратном), что маленькие, с виду тихие и без мятежные провинциальные местечки подобны клоаке адовой, пото му как ни освобождения духа, ни свободы поступков, ни уединения от посторонних глаз никогда не давали и не дадут. Большие дерев ни, в которых, если на одном конце аукнется, на другом откликнется. Вязкое болото, из которого ни вырваться невозможно, ни вздохнуть вольно. Так и ее семейную жизнь это болото съело. Галя еще как могла пыталась с ним бороться, но то ли устала за десять лет до невозмож ности, толи чужая, нездешняя была и не смогла понять местных обы чаев, принять их и прижиться, сдалась и бросила всё, сбежала на 60
радость клеветников и завистников, оставив совершенно спившегося мужа гнить со своими собутыльниками и потаскухами в осточертелом до рвоты, неуютном и, надо признаться, никогда не нравившемся ей его доме. Но вот и остановка. Галя сошла по ступеням на влажный асфальт, и полы ее худенького демисезонного пальто сразу же приподнял ве тер. Какой же он был стылый и промозглый, какой безжалостный! Галя съежилась и подняла небольшой воротник. Скорей бы домой, в теп ло, в уют. Перейдя на другую сторону, Галя пошла мимо длинной, уже светя щейся большинством глазниц окон пятиэтажки. Хоть от нее на троту ар падал какой-то свет, а то она и не знает даже, как бы добралась к себе: ни на одном из столбов вдоль дороги не горели фонари. Разве так можно? Куда только власти смотрят? И так вокруг глухая темень, а ступи на шаг в сторону - вообще черная дыра. Жестокий сырой ветер вырывал из рук сумочку, норовил подныр нуть под пальто. Галя запахивалась сильнее и старалась идти как можно быстрее. К тому же, если признаться честно, было немного страшно, хотя она и не была из робких. Но, прежде всего, она была женщиной. И как всякая женщина, относилась к темноте с опаской. Галя шла, пригнувшись, почти не поднимая головы. Ветер был встречным и сильным. Но успокаивало то, что идти оставалось минут десять-пятнадцать, а там хоть снег мети - она уже будет дома. Галя снова подумала о своей теплой уютной квартире, о малень кой дочурке, листающей сейчас, наверное, крохотные книжки с ярки ми красочными картинками, которые она купила ей на днях; подумала о том, что бабушка, скорей всего, давно приготовила ужин и ждет не дождется, когда она вернется с работы, чтобы вместе, в кругу их не большой, но сплоченной семьи поужинать и потом как всегда вместе усесться у телевизора и посмотреть какой-нибудь глупый, но увлека тельный сериал, в котором нет работы по десять часов и в выходные, нет проблем, как одеться и обуться, и уж тем более что поесть. А её это тревожит чуть ли не каждый день: как выжить, как протянуть от зарплаты до зарплаты. Задумавшись, Галя едва не столкнулась с мужчиной, в такую ма лоприятную погоду бредущем, на удивление, неторопливо в противо положном направлении. Незнакомец прошел мимо нее, как показалось ей, словно лунатик, не поворачивая головы, не замечая никого и ничего вокруг. Казалось, 61
он мог бы так спокойно пройти и сквозь кусты, и сквозь деревья, и даже сквозь любое строение, попавшееся ему на пути. В другой бы раз Галя рассмеялась, увидев такую странность у встречного, но теперь ей было не до смеха: неожиданная встреча за ставила екнуть сердце. Во-первых, каким-то внезапным оказалось его появление, хотя изредка Галя, вопреки ветру, все же поднимала голову и всматрива лась в силуэты домов. Во-вторых, - и это самое страшное - подобной встречи она ждала и предчувствовала, так как совсем недавно увидела её во сне. И там Галя так же поздно вечером возвращалась с работы; так же, как там, сошла с троллейбуса, и так же, как в том кошмарном сне, была мокрядь и тусклый свет отраженных окон, и тот же мрачный сгусток движущейся навстречу тени. Только потом та тень, едва она её миновала, неожи данно остановилась, стала расти и двигаться назад, вслед за ней. Во сне Галя испуганно побежала от неё, неудержимо надвигаю щейся; с трудом передвигая ноги, так, словно упавшее и выпавшее сердце, барахтаясь где-то сзади на длинных неразрывных артериях, налилось не кровью, а тяжелой ртутью. Но не пробежала она и десяти метров, как тень быстро разрослась и одним рывком проглотила её. Галя только и успела что крикнуть... Неожиданное появление случайного прохожего как наяву вызва ло сон. Все кошмары той ночи сразу окружили её. Галя, то и дело инстинктивно оборачиваясь, заторопилась. Предательская слабость в ногах взбесила: не хватало только осесть где-нибудь или споткнуть ся. Сердечко забилось сильнее, когда она заметила, как мрачное пят но позади на мгновение остановилось и, как в кошмарном сне, двину лось обратно. Уж этого-то Галя не могла предвидеть! «Хоть бы кто-то оказался рядом, - завертелось в голове, - вышел из подъезда, подъехал на автомобиле, выглянул в окно, в конце кон цов! Кто-нибудь!» - зажужжали в мозгу пчелы страха. Но улица попрежнему оставалась пустынной, подъезды глухими, окна глядящими внутрь. И по-прежнему безостановочно за ней двигалось зловещее пятно случайного прохожего и ужаса. Был бы у нее пистолет, подумала Галя, не колеблясь выпустила бы в своего преследователя всю обойму. Но пистолета не было, а была только злость и досада, что вот идет она ночью, одна, и случись что, ничего ведь сделать не сможет: ни защититься, ни защитить кого. Как тут можно в такое время с детьми ходить? 62
И снова Галя порадовалась тому, что у нее есть мать, на которую можно оставить маленькую дочь. На мгновение Гале показалось, будто преследователь ускорил шаг. Пошла быстрее и она. До родного дома рукой подать, но ноги едва несут. «Ах вы подлые, неповоротливые ноги, на вас никогда нельзя по ложиться!» - сердилась Галя, ощущая, что сапоги будто налились свинцовой тяжестью. Но вот, слава Богу, и её подъезд. Как ошпаренная, заскочила в него Галя. Не понимая даже как, со скоростью света набрала шифр кодового замка. Но каким облегчением стал привычный щелчок его задвижки! И хотя в подъезде было ничуть не светлее, чем на улице, Галя почувствовала себя самым счастливым человеком на свете: она дома, она ДОМА! Вон её квартира на первом этаже - вторая справа, Галя вслепую найдет эту дверь, а там уже никакой психопат, никакой маньяк её не достанет. Пусть только попробует! Успокоенная такой мыслью, Галя вздохнула облегченно, оторва лась от металлической двери, переступила невысокий порог тамбура и... зашлась в истошном крике: прямо под ногами в огромной чернею щей луже крови с задранной до живота юбкой и оголенными ногами лежала молодая истерзанная девушка. 2002
«Ни два ни полтора»
- А, ни два ни полтора, - пробормотал как обычно Костя, быстро смахнул с тарелки толстыми пальцами остатки сыра и колбасы и впих нул в огромный чавкающий рот. Поняв, что жена потчевать его больше ничем не будет, он с сожа лением вздохнул и грузно выбрался из-за стола. Тяжело проковыляв в прихожую, снял с вешалки свой сшитый на заказ пиджак шестидеся того размера, взял в руки дипломат и только тогда громко позвал ее: - Нина, крошка моя, я ухожу! Из спальни как тень появилась Нина, маленькое анемичное со здание с потухшим взором. Казалось, она была придавлена какой-то тяжестью, но Костя никогда не придавал значения тому, что кажется, тем более что утром Нина сказала, что опять плохо спала. - Тебе надо больше есть, дорогая, - сказал он ей как бы между прочим, - ты плохо выглядишь. Нина никак не отреагировала на его слова. - Приготовь, пожалуйста, сегодня на ужин спагетти, как обычно ты готовишь. И чечевичную подливку. Она у тебя получается бесподоб ной. Ладно? - Ладно, - сухо ответила Нина, не сдвинувшись с места. Но Костя совсем не обратил на это внимание. Он вообще стал мало обращать на неё внимание. - До вечера, дорогая, - сказал он. - До вечера, - едва слышно ответила она. Дверь за Костей закрылась. Нина, как в тумане, прошла в гости ную и опустилась на диван, не сдерживая больше накативших слез. «Боже, как я устала, как устала от всего этого». Она не могла поверить, что такое может с ней произойти. «Почему именно мне такое наказание?» - спрашивала себя в пос леднее время часто. Прошло всего два года супружества, но всё буд то встало вверх ногами. И она не хотела верить, что отчасти сама была виновницей свершившегося. Во-первых, она зря согласилась сидеть дома. Костя достаточно хорошо зарабатывал, чтобы обеспе чить их двоих, но она не знала, решив стать домохозяйкой, что такой
выбор может повернуться совершенно неприглядной стороной. Но ладно это. К этому еще можно привыкнуть, но как привыкнуть к тому, что Костя стал буквально меняться на глазах - толстеть как на дрож жах. День за днем, день за днем... Поначалу ей как будто нравилось это. Когда они только познакомились, Костя был обычным парнем нормального телосложения. А у неё в семье все женщины откарм ливали своих мужчин. Её бабушка не уставала повторять: «Достаток в семье зависит от сытости главы дома». И Нина выросла с убеж денностью, что так оно и есть. К тому же ей нравились мужчины с брюшком. Они заводили её с полуоборота. И когда по прошествии года совместной жизни у Кости появилось брюшко, Нина была не сказанно рада. - Да что же это за мужик, который не съест полную миску супа, стыдила она худосочного Костю и подкпадывала еще половник. - Ни два ни полтора, - заставляла доесть остатки из кастрюли или прогло тить лишнюю куриную ножку. И он покорно доедал, беспрекословно давился, поднимаясь из-за обеденного стола с тяжестью в желудке. - Ты меня совсем закормишь, - пыхтел и не мог отдышаться, но никогда не противился - было приятно, что жена так заботится о нем, старается вкусно приготовить, побаловать его новыми аппетитными блюдами. А Нине нравилось готовить. Она могла часами возиться на кухне, выпекая какой-нибудь фруктовый пудинг по рецепту модного журнала или приготовляя утиную грудку с джемом и апельсинами. И было лестно, когда соседки хвалили набирающего вес мужа: «Как вы, Нина, видно, сильно любите Костю, он у вас меняется прямо на глазах». Это было правдой. Она любила его и хотела, чтобы он ни в чем не знал нужды. Может, потому и на работе у него всё залади лось. Костя стал быстро расти по служебной лестнице, у них появи лись деньги, разнообразилась кухня. Но ведь не думала тогда, что всё обернется таким образом! За первый год супружеской жизни Костя набрал почти двадцать килограмм, затем еще пятнадцать. Сейчас весил чуть больше ста, и аппетит рос с каждым днем всё больше и больше. О каких теперь оригинальных блюдах могла идти речь, когда он теперь просто не мог наесться? Нина вынуждена была всё больше подносить ему мучного, сытного, плотного, которое поглощалось огромными мисками, кило граммами, литрами. Ей, любительнице кулинарного искусства, в кон65
це концов осточертела кухня. Она видеть её не могла. Когда соседки часами просиживали в парикмахерской, Нина возилась у плиты, когда приятельницы шли по модным бутикам, она торчала в супермаркете, выползая оттуда, как клуша, с доверху набитыми сумками с обжира ловкой. И её шуточное «ни два ни полтора» вскоре превратилось в излюбленное выражение обжоры-мужа. Костя бубнил его теперь, не переставая, до оскомины, до невозможности. - Вы не больны? - спросил её какой-то парень, с которым она случайно столкнулась при выходе из магазина и от столкновения с которым на землю посыпались все пакеты. Он был красив, и что-то задел внутри. Дома Нина по-новому взглянула на себя в зеркало, увидела синие круги под глазами и впервые испугалась. Она еще так молода! Ей толь ко двадцать семь, а выглядит на сорок с хвостиком! И после этого случая заметила, что Костя стал просто раздражать её. Своим чавка ньем, своей привычкой макать хлеб в соус, облизывать жирные паль цы, повторять раз за разом: «ни два ни полтора», «ни два ни полто ра». Даже круг интересов его сузился до кулинарного минимума. Он теперь во всем искал оправдание собственному ожирению. Его при водило в восторг чревоугодие древнеримских императоров, которые специально на своих пирах держали особых слуг, вызывающих у них рвоту для последующего поглощения пищи, восхищался самой широ кой талией в три метра Уолтера Хадсона, занесенного в Книгу рекор дов Гиннесса. Ради хохмы повесил в гостиной плакат с изображением сидящих на мопедах братьев-близнецов Маккрэйри, каждый из кото рых весил более триста килограмм, и всё тыкал Нине в него: - Смотри, малышка, смотри, вот это действительно толстые пар ни. Я по сравнению с ними просто тростинка! Еще с полгода назад она, спохватившись, пыталась вернуть всё на круги своя, стыдила мужа теперь по другому поводу, пыталась по садить его на диету, подсовывала различные медицинские журналы, где в страшном виде представлялось ожирение и приводились при меры летального исхода на этой почве. Но Косте было уже все равно. Он больше не мог насытиться. Ел и ел, ел и ел. Когда смотрел телеви зор, читал, делал что-нибудь по дому. Ночью вставал и лез в холо дильник. Утром поглощал не меньше, чем в обед, вечером совсем не мог выбраться из-за обеденного стола. Жизнь Нины превратилась в кошмар. Слова «кухня», «готовка», «обед», «ужин» и все, близкие им по значению, стали для неё просто убийственными. 66
А вечером ей показалось, она просто сходит с ума. Костя возвра щался обычно часов в пять. Но уже в половине пятого она услыша ла какие-то странные чавкающие звуки. Сначала подумала, что ос лышалась. Но нет, звуки были четкими и доносились из кухни. Нина решила, что на кухню забрался непрошенный гость, но то, что она увидела, лишило речи. Костя, вернувшись с работы раньше време ни, первым делом выудил из холодильника холодные спагетти, обильно смазал их чечевичной подливой и теперь, сидя за обеден ным столом у включенного телевизора, с жадностью поглощал их. Но самым ужасным было не это. Самым ужасным было то, что по телевизору показывали какую-то передачу про свиней. Грязные жирные отборные боровы хрюкали, сопели и чавкали в стойлах, как хрюкал, сопел и чавкал над кастрюлей спагетти Костя, быстро перемалывая макароны в туго набитом рту и ни на секунду не от рывая взгляда от экрана. Так же, не останавливаясь ни на миг, по глощал свою баланду боров и во все глаза пялился на Костю. И вот они все чавкали и чавкали, чавкали и чавкали, пока у Нины не со рвало крышу. Не понимая как, она выхватила из подставки один из ножей и со всего размаха всадила его сзади в толстую, упитанную шею Кости. Он только тихо хрякнул и плюхнулся широкой мордой в кастрюлю. Нина затряслась, на неё тут же накатила истерика, она схватила еще какую-то тарелку и запустила ею в борова. Телевизор громко гахнул, Нина от испуга откинулась назад, сильно ударилась головой о косяк кухонной двери и сразу потеряла сознание. Когда очнулась, Костя всё так же неподвижно лежал, расплас тавшись на столе. В шее по-прежнему торчал нож, и Нина поняла, что убила мужа. Но истерики больше не было. Только осознание того, что тело Кости нужно куда-то деть. Но сдвинуть сто килограмм даже с места она была не в состоянии. Выходит, придется его рас членять. Ножом? Ножовкой? Она вспомнила, где Костя хранил ин струменты, отправилась в гараж. Принесла ножовку, но не знала, с чего начать, как подступиться к трупу. Выдернула из шеи нож. Тут же тело Кости дернулось, свалилось на пол и обагрилось кровью. Лужа стала постепенно растекаться по полу. Нина бросилась быс тро собирать её мокрой тряпкой. Казалось, у него были десятки литров крови. Но Нина еще не разрезала его. Нет, лучше рубить, а жир срезать ножом с широким лезвием... Нина снова побрела в гараж. 67
Закончила с Костей около полуночи. Еще с час закапывала остан ки в саду. Следующий час скребла на кухне пол и драила в ванной тело - ей было противно. Легла после двух. Заснула моментально, но под утро проснулась от знакомых чавкающих звуков, доносившихся из кухни. Она пове рить не могла! Встала, накинула халат и крадучись прошла на кухню. Чавкающие звуки по мере её приближения не прекращались, наобо рот, усиливались. Нина включила свет и обомлела. Сидя на корточках у помойного ведра, доедал спагетти покрытый трупными пятнами ее муж. - Извини, дорогая, я что-то сильно проголодался. А тут смотрю: ни два ни полтора. Дай, думаю, доем. Ложись спать. Всё нормально, сказал он и снова продолжил поглощать остатки пищи. 2004
68
Таранов
Когда два дюжих молодца вывели Таранова из казино, над горо дом только занимался рассвет. Таранов был полупьян, поэтому се годняшний крупный проигрыш в «блэк-джек» им еще не воспринимал ся всерьез. Успокаивало, правда, то, что владелец казино - его быв ший кореш, который, скорее всего, не станет торопить с выплатой долга, а даст наверняка ему возможность отыграться. Но утром Тара нов не успел даже опохмелиться, как в его квартире раздался теле фонный звонок, и низкий знакомый голос беспрекословно произнес: - Таран, сроку тебе для возврата «бабок» - два дня. И даже не думай ложиться на дно, из-под земли достану, ты меня знаешь. Таранов попытался было заикнуться о каких-то обстоятельствах, о старой дружбе между ними, но голос в трубке был неумолим и зву чал как приговор: - Два дня, Таран! Два дня! - Вот сука! - выругался, не сдержавшись, Таранов после того, как услышал короткие гудки. Ему давали ясно понять, что за те годы, что он отсутствовал, поменялись не только времена, но и роли. Мало того, его однозначно ставили в определенные рамки, а он этого не любил. Но делать нечего. Если он думает оставаться в городе, а не рыскать одиноким волком по просторам Руси-матушки, долг придется вернуть, шутки с ним шутить не будут. Голова шла кругом. Таранов опрокинул в рот полстакана водки, но успокоение не пришло. Он неторопливо оделся и вышел из квартиры: дома сидеть было невмоготу. Бесцельно бродя по улицам, перебирал всевозможные варианты возврата денег, но ни один из них не казался ему реальным, осуществимым. Бывшие друзья его кто где, надежные кореша в отсидке, обратиться практически не к кому. Бомбануть ка кой-нибудь киоск или чью-либо хату вслепую, - тоже гарантии нет. Найдется ли там нужная сумма? Да и опять загреметь можно, а Тара нов сейчас этого совсем не хотел: не насладился еще волей, не нады шался свободным воздухом. Незаметно как оказался он в Октябрьском районе, где жила его родная тетка, решил затянуть к ней. Собственно говоря, никого кро 69
ме нее у Таранова и не осталось: рос он безотцовщиной, а мать по мерла перед самой его отсидкой. Тетка, не имевшая детей, несмотря на скверный и неуживчивый характер, помогала ему, как могла, когда он сидел, не отвернулась, и когда вернулся. Таранов медленно поднялся на третий этаж, остановился на мгновение в нерешительности у выцветшей и исцарапанной дере вянной двери и все-таки позвонил. Только спустя минуту-две за дверью раздались тяжелые шаркающие шаги, и слабый голос про изнес: - Кто там? - Это я, баб Дусь, Паша, открой. Замок лязгнул, дверь скрипуче отворилась, и в отвор на Таранова уставилось высохшее морщинистое лицо восьмидесятилетней ста рушки в теплом малиновом платке. - Решил тебя навестить, как ты тут? - спросил он, переступая по рог. - Как тут, как тут, - забурчала как всегда старушка, пропуская пле мянника в квартиру, - ноет все, болит, уж помереть бы и не мучиться, да-к не берет к себе Господь, все чего-то тянет. - Да ну тебя, баб Дусь, скажешь тоже. Живи еще, сколько твоихто! - машинально потащился Таранов за старушкой в душную смрад ную кухню, наполненную непередаваемым «старушечьим» запахом. Ты хоть бы проветрила, что ли: как только дышишь? - Да что проветривать, Пашенька, тут уж самой смертью пахнет, не выветришь, - набрала старушка в чайник воды, поставила его на газовую плиту. - Вот помру, останется всё тебе: квартира, мебель, имущество. - Брось, баб Дусь, не сочиняй, ты меня ещё переживешь, - уселся за кухонный стол Таранов. - Ты хоть завтракал чего? - спросила баба Дуся. - Может, подож дешь полчасика, я блинов испеку. - Блинов подожду, блины у тебя отменные, - произнес Таранов. А к блинам нальешь что? - Он поднял вопросительно на тетку бес цветные опухшие глаза. - Да куда ж тебе еще наливать? Ты, видать, после вчерашнего еще не отошел. - Да ладно тебе, - скривился Таранов, - жалко, что ли? - Не жалко, только проку что? За ум возьмешься? По-честному жить станешь?
- Опять за свое. Заладила одно и то же: честно, честно... Ну, по жила ты честно, честно горб заработала да кучу болячек, разве сама не видишь? А всё наставляешь, учишь чему-то. Может, хватит? Жал ко налить, так и скажи, только не грызи ради Христа. - Ох, ох, ох, загрызла прямо, дальше некуда. А насчет жалости, постыдился бы: разве я что жалела для тебя когда? - Да ладно, не начинай снова, и так тошно, наливай уж, не ере пенься. Баба Дуся закряхтела неодобрительно, достала из серванта пол литровку прозрачного самогона, поставила перед Тарановым на стол. Малосольные аппетитные огурчики расположились на маленьком узор чатом блюдце. Порезала баба Дуся племяннику и сухой колбасы, ос тавшейся после вчерашнего. Таранов с ходу бухнул полстакана, над кусил сочный огурец, бросил в рот шматок колбасы и побрел нетороп ливо в единственную комнату тетки. Комнатушка бабы Дуси была скромная, три на четыре, а то и мень ше. По крайней мере, так казалось из-за обилия громоздившейся тут мебели. Сервант у правой стены упирался в металлическую сетчатую кровать, кровать - в массивный платяной шкаф. За шкафом какие-то коробки. Вот и вся одна сторона. С другой стороны - напротив сер ванта - старый потрескавшийся в некоторых местах дерматиновый диван с вытертыми цилиндрическими подлокотниками и небольшой полочкой над изголовьем, на которой располагались шесть керами ческих слоников: мал мала меньше. Впритык к дивану - круглый стол, покрытый застиранной скатертью. Таранов плюхнулся на кровать, уставился на старые, пожелтев шие от времени фотографии на стенах. С детства знакомые лица: бабуля с молодой еще бабой Дусей, мать, отдельно дед. А вот и он с матерью: лопоухий и белобрысый. Сколько лет-то прошло? Предста вить страшно. Вдруг взгляд его упал на сервант, где возле небольшого ряда ста рых выцветших книг лежала сложенная вчетверо десятка. При виде купюры на Таранова снова накатила вчерашняя проблема. И тут же возникла мысль: а ведь такая сумма вполне может оказаться у тетки, он помнит, как еще совсем недавно она интересовалась у него курсом валют, - неужто просто так, для кого-то? Сомнительно. Наверняка она переводила свою пенсию в доллары, а перед ним лукавила. И сколь ко же ее теперь у старушки? 71
Таранов поднялся, подошел к серванту, стал отодвигать книги в надежде что-нибудь обнаружить, не может же она хранить валюту на сберкнижке, испугается, государство у нас такое непредсказуемое, сколько раз вот так наказывало. - Что там ищешь, Пашенька? - неожиданно сзади него раздался голос бабы Дуси. Таранов отшатнулся. - Да вот думал взять у тебя что-нибудь почитать. Баба Дуся глянула на него недоверчиво: - С каких это пор ты книжки стал читать? - Да с тех самых, баб Дусь, с тех самых, - ответил неопределен но, подходя к тетке, Таранов. Вслед за тем он взял ее за предплечья, развернул спиной к себе и повел впереди себя на кухню. - Ах, баб Дусь, баб Дусь, люблю я у тебя бывать, хорошо здесь. И самогон у тебя отменный. А огурчики - прямо объедение. На кухне он хлопнул еще полстакана самогона и смачно закусил огурцом. - Баб Дусь, а, баб Дусь, а у тебя денег случайно нет? - спросил спустя минуту. - А тебе много-то надобно? - спросила баба Дуся заинтересован но. Таранов назвал приблизительную цифру. Баба Дуся посмотрела на него, как на сумасшедшего: - Опомнись, сынок, откуда у меня такие деньги? Разве не знаешь, что я на одну-то пенсию живу? Таранов раздраженно вспыхнул: - Знаю, знаю, - ему не хотелось верить, что он не найдет никаких денег. - Но ведь ты давно-то пенсию собираешь, складываешь сколь ко лет. Дай мне немного, я подкалымлю, верну, разве ты мне не род ня? - Он пристально посмотрел на старушку. Она растерянно замер ла возле газовой плиты. -Окстись, ненормальный, какие деньги? Таранов неожиданно сорвался с места, как будто его взорвало что. - Ну так займи где-нибудь! У твоих подруг разве нет ничего? Не ужели ты не понимаешь, что мне до зарезу нужны эти деньги?! Баба Дуся растерянно посмотрела на него. - Да и у них нет таких денег, а если бы и были, я б не стала про сить: чем отдавать-то? 72
- Врешь ты всё, - не унимался Таранов. - Нутром чую: есть у тебя деньги, есть! - сорвался он обратно в комнату. Баба Дуся взволнован но потянулась за ним. - Признавайся, где прячешь? Тут? - открыл он платяной шкаф и стал перерывать бельё. - Тут? - опустился пониже. Баба Дуся попыталась прибегнуть к голосу разума. - Опомнись, Пашенька, что ты делаешь? - Что делаю, что делаю... Ужель не видишь: себя спасаю! - Но разве можно так? - А как, баб Дусь, как?! Остолбеневшая старушка не нашлась, что ответить, а ничего не находящий Таранов раздражался всё больше и больше. Безрезуль татность поисков, перемешанная с хмелем и отчаянием, только уси ливала раздражение. В конце концов, он не выдержал, оставил поис ки и с горящими и одновременно осоловелыми глазами тяжело под ступил к тетке. - Ну, говори, где деньги? Говори! - схватил он её крепко за грудки и встряхнул с легкостью. Старушка как могла еще пыталась вернуть осатаневшего племянника к сознанию, но испуг в голосе все же ко варно выдавал её. - Опомнись, Пашенька, родной, опомнись. Неуж не понимаешь, что делаешь? Ты же совсем пьян. - Не пьян я, не видишь, не пьян! - как будто не ей, а себе пытался что-то доказать Таранов и все не отпускал перепуганную насмерть старушку, продолжая теребить её и вопрошать: «Где прячешь деньги, дрянная, говори!» Но старушка упрямо стояла на своем: денег нет, а он пьян. -Д а не пьян я! - взбесился совсем Таранов, не выносящий, когда ему раз за разом повторяют одно и то же. Поняв, что от старушки ничего толком не добьешься, с дикой злостью он отшвырнул её в сто рону и снова побрел к серванту. Ошеломленная баба Дуся, как бестелесная, просто отлетела к ближайшей стенке, глухо стукнулась об неё головой и тихо замерла с не видящими уже ничего глазами на полу, осунувшись. А Таранов в это время вышвыривал вон из шкафа белье и одеж ду, тряпки и коробки. Не обнаружив и в этом месте желаемого, пе ребирался в другое, и на пол уже летели книги и журналы, газеты и толстые альбомы с фотографиями. Пожелтевшие фотокарточки так же, как баба Дуся, опадали на пол и продолжали недоуменно 73
глядеть выцветшими глазами на мало что соображающего Тара нова. Таранов ступал по ним, как по осенним опавшим листьям, пинал с раздражением ногами и перебирался дальше, к дивану, где под сиде ньем хранились другие вещи, затем к кровати с двумя пухлыми, мяг кими матрасами. Однако и там ничего не находил. А бабе Дусе было всё равно, что происходит в комнате, что тво рится в закипевшей груди племянника, её душа была уже далеко от сюда, за тысячу тысяч километров, там, где давно уже никто не знает, что такое суета и житейские проблемы и как выглядят бумажки, кото рые люди на земле называют деньгами. 2002
74
Клуб скорбящих жен
Барри Митчелл собрал на столе все необходимые для работы бумаги, уложил их в портфель и спустился со второго этажа на кух ню, где его жена возилась с завтраком. Она опять, казалось, вста ла не стой ноги. Увидев его, насупила брови, забормотала под нос что-то нечленораздельное и громче заскребла засаленную сково роду. Барри уже привык к ее постоянному недовольству и ворчанию, к вечному стенанию по поводу их совместной «обесцвеченной» жизни, поэтому и сейчас пропустил едкие слова мимо ушей и уселся за не большой столик посреди кухни. За пятнадцать долгих лет супружес кой жизни он научился держать себя в руках и не отвечать на упреки жены упреками. А их у него тоже могло найтись предостаточно, ведь супруга его не только как человек оказалась невежественной, но и как хозяйка - никудышной и безалаберной. Конечно, это, ставшее уже хроническим, брюзжание порой выво дило Барри из себя, но сегодня, накануне важной деловой встречи, он старался оставаться спокойным и как мог сдерживал себя, чтобы не сорваться. Однако пригоревшие бобы и консервированный шпинат с душком, которые она поставила перед ним, расстроили его. Он нео хотно поковырялся в тарелке, с досадой бросил вилку на стол, под нялся и, не сказав ни слова, вышел из кухни, несмотря на несущиеся вслед упреки. Машины Дюка Фергюссена, его друга и коллеги по работе, еще не было видно. Барри свернул за угол 4-й линии и уныло замер на кром ке дороги. Длинные руки висели, как плети, черный кожаный портфель, приобретенный по случаю и доставивший некогда так много радости, теперь, казалось, сгибал его всей своей тяжестью. Осень разыгралась не на шутку: позолотила лиственницы, обаг рила клены, но Барри было не до этой красоты. Он ловил себя на мысли, что до сих пор несмотря ни на что любит жену. Хотя, как ему кажется, любит в ней только ту очаровательную и жизнерадостную девушку, с которой познакомился пятнадцать лет назад. А тепереш няя её метаморфоза (отчего только?) просто убивает. 75
- Что ты сегодня какой-то потерянный? - обратил внимание на мрачное состояние друга Дюк, едва Барри забрался в салон его «ягу ара». - Опять Карина? Барри кивнул. - Да, брат, не завидую тебе, уж кто-кто, а я тебя прекрасно пони маю: помнишь, как моя меня постоянно доставала? Спасу нет! А тут стала посещать какой-то женский клуб и изменилась на глазах: ни слова упрека, ни фразы укора. Возвращается оттуда как заведенная, всю посуду до блеска вычистит, в комнатах начнет убирать - пылинки не найдешь, и все бубнит под нос: «Всё будет хорошо, всё будет хоро шо...», как будто сама себя успокаивает- аутотренинг своеобразный. Но по мне пусть лучше это долдонит, чем меня пилит. А в постели стала - угнаться не могу, будто молодость к ней вернулась. Барри слушал Дюка рассеянно, невидящим взором смотрел в окно. - А вообще, послушайся моего совета: тебе от этого отстраниться надо. Не думай - и всё. Сейчас дело надо сделать. Настройся на пред стоящую беседу, у тебя же настоящая хватка, я против тебя тигра без зубая. Хочешь, по пути в какой-нибудь бар заскочим, дернем грамм по сто, тебе и полегчает. Дорога дальняя, выспишься. Барри повернул голову к другу. - Заскочим сначала в автосервис, узнаем, что там с моей тачкой, а потом - куда угодно, только умоляю: не гони, как бешеный, ты же знаешь, я страх как не люблю, когда ты изображаешь из себя Шума хера. - Вот и ладно, - довольно произнес Дюк, радуясь, что Барри всётаки нашел в себе силы вернуться на землю... * * *
Весть о том, что Дюк Фергюссен разбился, как молнией поразила Барри. Он узнал о его гибели, вернувшись из командировки. Весь отдел только об этом и гудел. Обстоятельств и подробностей никто толком не знал, все основывалось на догадках и пустых умозаключениях. Барри вернулся домой, не помня как. Карина встретила его при вычным коротким, ничего не выражающим «привет, как съездил...» Даже не поднялась с дивана, так и сидела, когда он вошел, положил на тумбочку в прихожей портфель, сел рядом в кресло. Он был белее бледного. - Что-то случилось? - спросила она бегло, оторвавшись на секун ду от дамского бестселлера. 76
- Случилось, - как потерянный ответил Барри. - Дюк разбился. - А, знаю. Еще вчера, - так невозмутимо произнесла Карина, как будто Дюк был не их близким знакомым, а каким-то абстрактным мак лером из малознакомого Лесконсити. - Хильда звонила мне вечером. Я ночевала у нее. Барри с удивлением посмотрел на жену: - Ты так спокойно об этом говоришь. - А что я должна, по-твоему, делать: волосы пеплом посыпать, если он был твоим другом? Цинизм Карины возмутил Барри, но он не хотел вступать с ней в перепалку, поднялся только, открыл бар, вынул оттуда бутылку виски, не разбавляя содовой, отцедил стопку и залпом выпил. - И потом, знаешь же: всё, что ни делается, - к лучшему. Всё будет хорошо, - добавила она к прежнему. Барри уставился на нее, как на диковину. Где-то он уже слышал это выражение. Постой, постой, его, кажется, по словам покойного Дюка, частенько произносила Хильда, после того как вступила в ка кой-то женский клуб. Карина что, тоже стала его посещать? Хотя чему удивляться, он совсем почти не уделяет ей внимания. И все же Барри спросил, не стала ли она членом какой-нибудь претенциозной органи зации безгрудых феминисток, - уж слишком откровенным холодом в отношении знакомых мужчин от нее отдает. (Чего скрывать, невозму тимость Карины в такой ситуации резанула, и он сознательно захотел ее уколоть.) После этих слов Карина обожгла его таким колючим взглядом, что Барри даже стало не по себе. Возникло такое ощущение, будто он вторгся в какую-то тайную, запретную для него область ее нового су ществования; будто зацепил в ней какую-то скрытую, чувствительную струну, которая в одно мгновение задрожала встревоженно и возму щенно. Это не понравилось ему. Что-то явно изменилось за время его недолгого отсутствия, Карина стала другой. Неужели он просмотрел момент ее перерождения? И в ту же минуту застывшая маска на лице Карины преобразилась, кожа лица обмякла, губы растянулись в пло тоядной улыбке (хотя, как он заметил, глаза так и остались колючими) и примиренчески произнесли: - Ладно Барри, я прекрасно понимаю, что ты сегодня сильно ус тал, переволновался; смерть близкого друга вывела тебя из себя. Из вини, если обидела, не держи на меня зла, пойди отдохни, всё будет хорошо. 77
Барри пошел к себе. «Всё будет хорошо. Всё будет хорошо», повторял, поднимаясь на второй этаж. •к -к "к
Что говорить, каким огромным, неописуемым ударом явилась для Барри смерть друга. Несколько дней он ходил сам не свой. Они с Дюком росли на одной улице, вместе становились на ноги, понимали друг друга с полуслова. А каким великолепным партнером Дюк был в деле, разве заме нишь его теперь кем? Нелепая смерть. Символическая смерть, Дюк ведь обожал скоростную езду, в дороге и погиб. Это он, Барри, когда садится за руль, едет положенные шестьдесят миль в час, но Дюк, старина Дюк, предпочитал выжать из любой колымаги по мак симуму. Барри перестраховывался, как перестраховывался всегда и во всем. И сейчас, когда прошедшие события так вымотали его, ехал вообще чуть ли не сорок. По сравнению с полетом Дюка, его каракатица тащится как черепаха. За сколько можно добраться из центра до загородных коттеджей? Полчаса, пятнадцать минут, двад цать? Дюк добирался за десять. Засекал специально. Для скепти ков и Неверов. Барри тоже поначалу верил с трудом, пока сам не убедился. Барри решил срезать путь от офиса в центре до восточной окраи ны города, свернул на улицу Адама Смита и вдруг заметил промельк нувшую сбоку жену. Нет, он не мог ошибиться, это ее серый шерстя ной пиджак и черная шляпка. Что она делает здесь в такое время дня? Барри притормозил и хотел было сдать назад, как увидел в зерка ло заднего вида, что Карина торопливо скрылась в одном из близле жащих подъездов. Барри не стал подъезжать к нему, а наоборот свер нул в один из проулков и припарковал машину возле тротуара. Ему стало любопытно, куда так спешила жена? Или, может, она все-таки заметила его и попыталась скрыться? Конечно, он вряд ли придал бы серьезного значения простому факту обнаружения жены в городе, если бы не весь букет предше ствующих её странностей. Что с ней произошло? Почему она так рез ко изменилась? Барри задавал себе один вопрос за другим, двигаясь по тихой ули це. Остановился у неприметной, почти слившейся с цветом фасада серой двери, сбоку которой на стене была прикреплена ярко-алая таб78
яичка с надписью крупными черными буквами «Персефона» и чуть ниже мелкими - «женский клуб». «Странное название для женского клуба, - подумал Барри. - Лад но назвать клуб в честь богини любви или Дианы-охотницы, но в честь жены мрачного Аида, владыки подземного царства, - надо быть или больным человеком, или совершенно циничным». Но ведь Карина такой не была, что тогда привлекло ее сюда? Барри вошел в фойе клуба. Оно представляло собой узкое помещеньице с ведущей на второй этаж раздваивающейся лестни цей. Барри стал подниматься по одной из них, задрав голову и при слушиваясь к звукам наверху. Неожиданно раздались громкие про щающиеся голоса и вслед за ними ритмичный стук по ступеням женских каблучков. Опасаясь быть застигнутым, Барри, крадучись как можно тише и быстрее, поспешил к выходу и юркнул в одну из соседних лавок. Над ним звонко прозвенел колокольчик. Стоявший за одной из стоек дородный мужчина с пышными усами и в выпач канном черном фартуке обернулся на звук и, увидев Барри, рас плылся в широкой улыбке и спросил, не желает ли тот сделать ка кой-либо заказ. - Да, да, желаю, - даже не задумавшись, сказал Барри и только после этого осмотрелся. Как оказалось, случайно он попал в мастер скую по изготовлению надгробных плит, стел и памятников, которые в самых различных вариантах сгрудились у противоположных стен скромной погребальной лавки. - Что хотите заказать? - приблизился к Барри усатый. - Все об разцы перед вами. Индивидуальные, нетиповые заказы оплачивают ся, соответственно, выше. На ваше усмотрение есть мрамор и гипс, гранит и камень. Что предпочитаете? Барри стало неловко, что его принимают не за того, кого надо, но и на улицу сейчас он выйти не мог: даже бетонные стены зданий в этом районе имеют глаза. Надо было как-то растянуть время, и Бар ри, немного замявшись, сказал: - Мне всегда было интересно узнать, как работают резчики по кам ню. Надо, наверное, иметь невероятную силу, чтобы высекать релье фы на граните или мраморе. Не ожидая, он, видимо, наступил на больную мозоль хозяина за ведения. Усатый, очевидно, считал себя не просто ремесленником, а человеком пытливым, творческим. Он тут же углубился в историю зод чества, в шумерскую клинопись на глиняных табличках, египетские 79
иероглифы на стенах пирамид и храмов, древнегреческие барелье фы. Барри не останавливал его, наоборот, подстегивал все новыми и новыми вопросами, оттягивая время. Между делом из праздного любопытства поинтересовался и самой мастерской, давно ли она у него, прибыльное ли дело. Ответ усатого наводил на определен ные мысли. - Когда я только переехал в этот район, - сказал хозяин мастерс кой, - заказы были очень редки. Я был один и вполне справлялся со всем. Но вот после того, как по соседству со мной открылся женский клуб, дело стало быстро поправляться и даже, я бы сказал, активно процветать. Вы же видите, у меня уже работают шесть человек, - уса тый пригласил Барри во внутренние помещения, где, собственно, и находилась мастерская. - В чем же секрет такого соседства? - полюбопытствовал Барри. - Я не сую нос в чужие дела и не интересуюсь, чем занимаются дамы в том клубе, но знаю, что собираются в нем в основном жен щины, чьи мужья либо умерли, либо погибли, либо находятся при смерти. Барри удивленно посмотрел на усатого. - Есть и такие, что заказывают надгробия еще не умершим? - А что тут такого, - философски ответил усатый, - когда всё уже ясно. От судьбы не уйдешь. А мне выбирать не приходится: они зака зывают, я выполняю. Тут Барри увидел готовое мраморное надгробие Дюка Фергюссена. К горлу подступил комок. Еще несколько дней назад они пили в баре пиво, ели креветки, - теперь его нет. - Вас это удивляет? - продолжал лепетать усатый. - Да нет, - после вздоха ответил Барри, - просто я хорошо знал этого человека. Он был замечательным товарищем. - Сочувствую, - приглушенно произнес усатый. - Мне говорили, он много страдал. Рак буквально изъедал его день за днем. Представ ляю, как мучилась его бедняжка жена. В этом клубе скорбящих жен она, наверное, только и находила утешение. Барри изумленно посмотрел на владельца мастерской. - Как вы сказали? - Клуб скорбящих жен. Так у нас на улице прозвали «Персефону». - Я не о том. Отчего, вы сказали, умер Дюк Фергюссен? - Как отчего? Известно: от рака поджелудочной железы, тут нет никакого секрета. 80
Барри онемел. Это было для него новостью. Что происходило здесь? Что за клуб такой скорбящих жен, где жены заказывают живым мужьям памятники? И что там нашла Карина? Барри приблизился к одному из подмастерий, который возился с глыбой красного гранита, взглянул через его плечо и глазам своим не поверил. Ловкий каменотес выбивал последние цифры на надгроб ной плите. А вся надпись кратко гласила: ВЕЧНАЯ ПАМЯТЬ БАРРИ ДЖОЗЕФУ МИТЧЕЛЛУ Род. 15 февраля 1961 г. СКОРОПОСТИЖНО СКОНЧАВШЕМУСЯ 29 августа 2002 г.
81
Монстр
Мутанты наседали со всех сторон. Быстро спрыгивали с высоких скал, блестящих в ярком свете полной луны, и стремительно напада ли на Ститча, Лёшиного компьютерного героя. Лёша в упор смотрел на их перекошенные злобой уродливые мор ды, пупырчато-резиновые, как у жаб, тела и руки, торчащие из массив ного торса, каждая из которых сжимала по кривой оголенной сабле. Ститч был только с одной булавой и небольшим деревянным ар балетом за плечами. Мутанты приближались, Ститч едва отбивался. Уже гора зеленых трупов выросла перед ним, а они всё лезли неудержимо, валом вали ли из-за острых скал, как тени, выползали из черных расщелин. Но Лёша чувствовал: еще немного - и он пройдет эту миссию, враги сда дутся, он победит. Однако неожиданный плач маленькой сестры из соседней комнаты на секунду отвлек его внимание, и мутанты безжа лостно изрубили Ститча на мелкие кусочки. Этап оказался не прой денным, нужно было начинать всё сначала. Лёша с раздражением выскочил из комнаты, опрометью метнулся в спальню, где в детской деревянной кроватке с решетками лежала его младшая - чуть меньше годика - сестра, и, недовольно бурча, проворно воткнул ей в рот выпавшую соску. Девочка сладко вздохнула, быстро и звонко зачмокала пухленьки ми розовыми губками и снова умиротворенно засопела. Лёша еще несколько секунд плавно покачал кроватку, вышел на цыпочках из спальни и снова включился в игру. Мутанты нападали по-прежнему, но теперь Ститч ловко отбивал ся от них: одного успевал садануть тяжелой булавой, другого снять со скалы стрелой. Мрачный проход между скалами он с горем пополам прошел, вы пил найденный за одним из валунов эликсир, прибавил себе здоро вья, заработал широкий обоюдоострый меч и еще пятьдесят очков. Дальше нужно было пройти огненное болото, выжженный дотла уг рюмый лес и подобраться к Черному замку на Голой скале, ликвиди ровав при этом всех попавшихся на пути монстров. 82
Из туманных клубящихся над болотом паров один за другим воз никали ужасные чудовища, и Ститч рубил их без сожаления, переска кивая с одной кочки на другую, с одного небольшого островка переби раясь на другой, стараясь при этом не упасть, не ступить неосторож но ногой в раскаленное, как расплавленная магма, болото, потому что это - верная смерть, конец игры, новое разочарование. И он про двигался с оглядкой, рубил врагов беспощадно, действовал наверня ка, несмотря на страх темноты, умонепостижимых чудовищ и неведо мых болотных птиц, разящих перьями-дротиками. Тут Лёша заметил на одном из дальних островков голубое сияние. Магическая защита! С нею Ститч будет неуязвим. С нею станет недо сягаем ни для кого! Лёша тут же направил Ститча на островок. Но когда тот почти достиг места, где ярко лучился маленький голубой шар, в спальне опять прерывисто захныкала беспокойная сестра. «Да что такое!» - вспыхнуло у Леши, но он не сорвался с места, не убаюкал её, боясь упустить такой шанс. Ститч настойчиво двигался к заветной цели, к маленькому яркому голубому шару магической за щиты. Но сестричка ревела всё сильнее и сильнее, и Лёша, кляня её на чем свет стоит и ругаясь не по-детски, все-таки оставил игру и по мчался в спальню. Само собой разумеется, когда он вернулся к игровой приставке, магический шар исчез, и Ститч остался один на один с наседающими на него со всех сторон разъяренными монстрами. Это было невыно симо! Ститч с удвоенной силой стал отбиваться от них. Острый глаз Лёши из предательской темноты быстро выхватывал скользящие тени, Ститч заряжал свой арбалет и ловко снимал свирепых монстров на подхо де. Удача снова вернулась к нему. Вот он обнаружил на одном из ост ровков метательные дротики; мечом рассек надвое какое-то пучегла зое чудище, и его очки увеличились втрое; перепрыгнул кипящий ру чей и достиг границы Черного леса. Зловещие скрюченные выжжен ные деревья таили в себе немало других опасностей, но за ними видне лась Голая скала, на которой возвышался заветный Черный замок цель его первой миссии. Лёша никак не нарадуется новой игре. Долго он выклянчивал ее у матери, и мать наконец подарила долгожданный диск на день рожде ния. Теперь Леша неудержимо рвется к Черному замку, геройски со крушая всех врагов, и твердо верит: никто его не остановит, ничто не 83
воспрепятствует ему... Но снова звучный плач сестры заставил его глухо застонать: «Да сколько можно!» Ну почему так всегда: стоит ему только чем-то увлечься, только загореться, как что-то непременно ру шит все планы. Он и так не мог дождаться наступления выходных, так как в будни мать ему строго-настрого запретила приближаться к при ставке: сначала уроки, потом всё остальное. И что же? Пришли вы ходные, он сделал все уроки, а поиграть толком и не может: ему оста вили на попечение младшую сестру. Разве справедливо? Лёша пытается не слушать сестру, пробиваясь сквозь густые по черневшие от огня ветви Черного леса. Ститч без остановки рубит их длинным обоюдоострым мечом направо и налево, но сестра с плача постепенно переходит на непрерывный вой. - Ну, Ленка! - кричит Леша громко, не выпуская из рук джойстика. Ты меня достала, достала! Чего тебе еще надо? - судорожно начина ет он трясти её кроватку, заскочив в спальню. - Спала себе и спи! Но девочка плачет, не размыкая глаз. Уже ни соска, закрывавшая ей рот, не помогает, ни убаюкивания, ни угрозы. Она неумолима. Но Черный замок на Голой скале ждет. В двух шагах, на расстоянии вытя нутой руки. Черный лес Леша пройдет, раз плюнуть, нужно только вре мя, немножко времени, как она не поймет этого, Господи! Вдруг Лёшу пронзила безумная мысль. Он видел бабушкино успо коительное на столе. Бабушка постоянно принимает эти таблетки пе ред сном и спит беспробудно всю ночь. Это ли не спасение! Леша разведет маленький кусочек такой таблетки в воде и даст выпить сес тренке. Та ненадолго заснет, он вернется в игру и, наконец, пройдет Черный лес. Как всё просто! Лёша опрометью понесся в бабушкину спальню, в мгновение смахнул с её прикроватной тумбочки пузырек с барбитуратом, разломил одну таблетку надвое и измельчил в столо вой ложке. Но полученный порошок на взгляд кажется ничтожной пор цией. К тому же он помнит, как бабушка вечно жалуется, что таблетки больно слабоваты, и ей всё равно приходится просыпаться прежде времени. «Добавлю еще чуть-чуть», - решил он, посчитав, что ничего страшного не случится. Сестра немножко поспит, а к тому времени вернутся и мама с бабушкой. Зато он спокойно сможет доиграть, ник то ему больше не помешает. Леша так и сделал: раздавил еще одну таблетку, потом еще однуслабенькие же. Разбавил порошок водой, кончиком чайной ложки пе ремешал до полного растворения, как делала ему когда-то мама, да вая пить горькие лекарства, и напоил сестренку. Та цедила жидкость 84
из ложки, смешно пуская пузыри и забавно щурясь, но Леше любоваться её баловством, как он раньше делал, некогда: его ждала игра, ждал Черный замок на Голой скале. Засыпай скорее, сестричка, я с тобой обязательно поиграю, но только не сейчас, потом, когда будет убит последний монстр, будут уничтожены все чудовища и отважный Ститч ступит наконец-то в тронный зал Черного замка, чтобы заполу чить главный приз миссии - волшебный ореол Великого мага. Без него следующий этап будет невыносимо труден. Лёша быстро уложил сестру обратно на подушку и, даже не убе дившись, что она заснула, помчался обратно в гостиную и схватил джойстик. И снова вокруг него мрачный Черный лес и невообразимые уроды, снова его бесстрашный герой упорно продвигается к заветной цели. Только так можно чего-то добиться в жизни, только так можно выжить. Увлеченный игрой, он даже не слышит, как хлопает входная дверь, как шуршат одеждой в прихожей бабушка с мамой, на Ститча снова стали наседать. Лёша судорожно давит на кнопки джойстика и грубо обрывает вопрос «ну как вы тут?», - ему не до лишних слов, ему ни на секунду нельзя отвлекаться, ибо враги не будут столь милосердны, чтобы Ститч смог так просто добраться до Черного замка. И уж конеч но мальчика не может оторвать даже душераздирающий крик матери: «Сына, боже, сынок, ты что наделал?!», потому что монстров стало чуть ли не вдвое больше, опять появились разящие огненными перь ями птицы, а его герой уже на равнине, почти у цели, несмотря ни на что... 2003
85
Катенька
Не было еще и десяти утра, когда ко мне заглянул Прыщавый. Сказал, что меня срочно зовет к себе Лысый. Дело, видно, было дей ствительно неотложное, раз мне не позвонили как обычно, а присла ли ехидного гонца. Но я еще ни о чем не подозревал: наша работа всегда была срочной и необходимой, но торжествующий блеск глаз Прыщавого и язвительная улыбка, ни на секунду не сходящая с его покоробленной оспинами физиономии, заставили мое сердце учащен но биться в недобром предчувствии. Однако внешне я продолжал ос таваться спокойным и все ждал, когда нетерпеливый Прыщавый про говорится сам. Ждать, впрочем, пришлось недолго. Чувствовалось, что его так и подмывало меня уколоть, и он, в конце концов, не сдержался. Едва мы забрались в его «ауди» и я спросил, не знает ли он причины такой поспешности, он снова надменно ухмыльнулся и произнес: - Почему ж не знаю, Прыщавый всё знает. Твоя Катька опять начу дила: замочила еще одного клиента. Как все забродило в моей душе от этих слов, знал только я. На мгновение даже показалось, что глаза заволокло туманом, но я в ко торый раз собрал всю силу воли в один комок и, скосив немного голо ву в сторону Прыщавого, улыбнулся одной половиной лица и, как буд то ничего существенного не произошло, спросил: - Какая она моя? - как будто хотел в который раз отвести от себя проблему. - Да ладно ломаться, а то не видно, как ты по ней сохнешь, тут много ума не надо, - все с той же ухмылкой бросил он мне. Да, хоть Прыщавый и был, как все считали, ни рыба ни мясо, тупым его не назовешь, в людях он разбирался, подмечая порой даже в незнакомом человеке его самые скрытые сильные и сла бые стороны. Но все же я как будто никогда не давал повода про явить свои отношения с Катей, может, когда-то все-таки был неосто рожен? Прыщавый высказался и снова в торжествующем ореоле непо грешимого самолюбия цепко втупился в дорогу. Как я его ненавидел в 86
эту минуту! Готов был глотку ему разодрать, и только мысли о Кате, наверное, сдержали меня от безрассудного шага. - Когда это случилось? - только и спросил я, отвернувшись от Прыщавого в свое боковое окно. - Сегодня ночью. Она еще, наверное, не пришла в себя, зависла, скорее всего, на игле. Ты же знаешь, как девочки все это тяжело пере живают, - засмеялся он уже неприкрыто. - Заткнись! Заткнись, я сказал! - не сдержав гнева, бухнул я кула ком по бардачку. - Д а ладно, Макс, - пошел на мировую Прыщавый. - Было бы изза чего бычиться и машину ломать: ты спросил, я сказал. Но я уже не слушал его, опять возвратился к Кате. Представляю, как Лысый взвился. Его давно, наверное, так никто не заводил. Но что стряслось с ней? Поехала крыша? Второй клиент за месяц и второй труп. Первого еще кое-как отмазали - мелкой со шкой был, да и наркоты в тот вечер перебрал. Хорошо, я рядом ока зался, прервал истерику Кати, отнял у нее пистолет, отвез домой. Квар тира, конечно, накрылась, но труп пришлось убирать, рано или по здно среди девчонок просочится слух об этом инциденте, а уж на по добную крупную лялю, как Катя, выйти проще простого: таких, как она, в городе единицы. У нее особая клиентура, и запоминается она на всю жизнь. И даже через полгода, через год приезжает из какого-нибудь Нарьян-Мара или острова Шпицберген обвешанный соболями и золотом делец и первым делом требует Катеньку. Чем она их, черт возьми, берет, до сих пор не знаю. Не молодос тью - есть и помоложе мясо. Не опытностью - девиц со стажем в нашей конторе хватает. Но каким-то непередаваемым обаянием, чемто, я бы сказал, допотопным и вместе с тем до хрустального чистым, настолько чистым, что некоторым хочется вновь и вновь окунуться в эту родниковую чистоту; кому насладиться ею, кому замутить ее в маразматическом удовольствии. И можно только удивляться, как пос ле полутора лет подобной работы она еще сохранила в себе это внут реннее состояние. Но, видно, и родник, пробившийся сквозь мощные пласты земли наружу, можно при желании забить. Я укорял себя в единственном: как проглядел начало Катиного остывания. Может быть, заметь раньше эту глубоко спрятанную в ее душе перемену, я смог бы предотвратить все последующие события, в крайнем случае, уговорил бы Лысого отпустить ее на все четыре стороны, хотя прекрасно понимаю, что из нашего ада никто так про 87
сто не уходит. Но как-то все уж слишком стремительно произошло, слишком непредсказуемо. Ее и так в последние месяцы вывозили толь ко для особых клиентов раза два-три в месяц, не больше, уж очень многого она стоила. И кто знал, что именно эти разрывы, наверное, вынудили ее начать думать. Думать, а не забывать. А это самое страш ное в ее профессии. Прыщавый привез меня на дачу Лысого, который в своих кругах косил под интеллигента высшего пошиба. В просторном рабочем ка бинете возле покрытого зеленым бархатом дубового стола в кресле уже сидел вертлявый недоносок Гнус, сутенер валютных проституток, к которым в последнее время относилась и Катенька. Как всегда неусидчивый и задерганный, он и в этот раз то вска кивал неожиданно с места, то снова падал в кресло, манерно жес тикулировал, корчил рожи, «в лицах» показывая все развитие со бытий. Лысый сидел за столом, дымил сигарой и, не сводя ни на секунду глаз с Гнуса, внимательно следил за его рассказом. Увидев меня, кив ком головы указал на кресло напротив Гнуса и, только когда тот пере стал, обратился ко мне: - Я, кажется, уже имел с тобой разговор по поводу Катьки. Ты по божился, что подобное не повторится. Нахрена я, спрашивается, на пичкал наши хаты аппаратурой высшего класса, не скажешь? Пони маю, у девочки сдали нервишки или она вместо травки стала с клиен том колоться, чего я, сам знаешь, никогда не одобрял и не одобряю, но если первый барыга был просто пустым мешком дерьма, второй, которого она замочила, стоил очень-очень - слышишь, Макс! - оченьочень много денег. Она должна была только переспать с ним - и веб! Лысый подхватился, не сдержавшись, со стула. - Нам надо было его просто заснять, так меня попросили люди, а твоя прелюбезная Ка тенька взяла да и шлепнула молодца. Ты понимаешь, чего теперь мне это будет стоить?! Я молчал, давая возможность Лысому выговориться. Ему все рав но надо было на ком-то оторваться. И он знал, что я за Катю не отве чаю. Я только улаживаю конфликты. - Первый раз, благодаря тебе, я ее простил, устроил ей только «субботник». Второго «субботника» не будет, - запыхался Лысый вко нец. - Короче, поедешь с Прыщавым к этой лярве и разберешься со всем. Мне лишний геморрой ни к чему. Все ясно? Мне давно все было ясно, но я и глазом не моргнул. 88
- Возьму рыжего Леху, - негромко, как всегда, сказал я. Лысый глянул на меня укоризненно, но уступил. - Ладно, поедешь с Рыжим. Потом обратно ко мне, обкумекаем, что делать дальше. Я поднялся и двинулся к выходу. Голос Лысого и здесь догнал меня: - Это с твоей пушкой она засветилась? - Я разберусь. - Еще ты засветись, - бросил напоследок Лысый и недовольный отвернулся к окну. Я вышел. В коридоре выловил Рыжего. Его упитан ная морда как всегда смачно уписывала какой-то эклер. - Ты, наверное, ни на секунду не перестаешь жрать, - без всякой задней мысли сказал я. Рыжий не обижался, он давно привык к по добной моей иронии. - Поедешь со мной, Лысый сказал. Рыжий кивнул и затем пошел во двор выгонять машину. Вскоре мы уже ехали в направлении к городу. Я снова и снова возвращался к Катеньке. Мучил один и тот же вопрос: что с ней в пос леднее время происходит? Я не мог дать на него разумного ответа и уже, наверное, недам: мы ехали к Катеньке, Рыжий сидел возле меня, он был для подстраховки, назад дороги не было. Даже если бы я уломал сейчас Рыжего и увез Катеньку в любом состоянии с собой, месяц, полгода, год - и нас бы все равно нашли, здесь тебе не свободная Америка, вопрос только времени, и я не был столь безрассуден. Я всегда был трезв, как стеклышко. Быть может, это-то меня и губит. Стал слишком холодным, слишком окаменевшим. Во что превратился? Мы медленно поднялись на третий этаж. Рыжий своим ключом открыл дверь Катиной квартиры (у нас у всех были ключи от подобных квартир). Катеньку нашли в спальне, она была «в отключке», рядом валялся шприц и жгут. - Пойди, посмотри видео, - сказал я невозмутимо Рыжему, хотя внутри у меня всё так и клокотало. Закрыл за ним дверь, присел на краю кровати возле Кати. «Ми-ми!» - раздалось вскоре из-за стенки. Рыжий тащился от дис неевских мультфильмов. Как можно было только сочетать это по мешательство на мультфильмах с его профессией, для меня так все гда и останется загадкой. Но мы все знали об этом чудачестве Рыже го, и никто его никогда не укорял. Катенька лежала свободно раскинувшись. У края губ слегка вы ступила пена. 89
«Какие сладкие сны ты сейчас видишь, девочка?» - подумал я и осторожно провел горячей ладонью по ее лицу, убрав упавшую на глаза непослушную челку. Даже и в таком состоянии она была оча ровательна. У меня больно защемило в груди. Она ведь могла жить совсем другой жизнью. Встретить такого же, как она, молодого красивого пар ня, родить ему ребенка, заслужить право на счастье. Вместо этого предпочла быть потрошительницей сердец, в конце концов разбив своё собственное. Подумав так, я вдруг неожиданно уловил, что нашел ту, может быть, единственную, зацепочку, которой мне так сильно не хватало сейчас и которая спасительно уводила меня из потаенной области разгоря ченного сердца внутрь глобального айсберга выработанного во мне годами равнодушия. Я представил ясно, что станет с ней дальше, потому что видел сотни таких, как она, начинавших с блеска и славы и кончавших в лучшем случае подзаборной жизнью, в худшем - сырой безымян ной могилой или просто холодным трупом на загородной мусорной свалке. И представив себе это, я понял, что смогу сделать то, ради чего приехал сюда, и может быть, тем самым только облегчу участь невин ной души безвозвратно потерянной для всех навсегда Катеньки. Моё прикосновение, наверное, разбудило ее, но она еще оконча тельно не пришла в себя, лишь улыбнулась слегка, увидев в пелене утреннего пробуждения знакомое и не омерзительное ей лицо, потом снова тяжело закрыла глаза. И тогда я взял лежащую возле подушку и накрыл ею ее голову. Если б кто знал, чего мне это стоило! Однако я уже не мог посту пить иначе. Я всё вырешил. Катенька стала задыхаться, захрипела в сонном испуге, судорож но схватила мои руки, но куда ей, такой хрупкой и почти невесомой, было справиться с моим мощным мускульным весом. Она стихла быстро. Лицо ее по-прежнему, как показалось мне, светилось. Лишь набухшая голубая жилка у виска говорила о перенесенном напряже нии. Я, как сомнамбула, поднялся и неторопливо вышел в гостиную. Рыжий оторвался на минуту от экрана, где длинноносый койот жаркой Аризоны безрезультатно гонялся за палкообразным страусом, и воп росительно уставился на меня. Я сказал, что можно ехать. 90
Рыжий поднялся, но все-таки вошел в спальню, приложил к шее Катеньки два пальца, убедился, что мертва. Это была и его работа тоже. Мы свое дело сделали. За нами сюда приедут «мусорщики» и все приведут в прежний божеский вид. А потом в эту квартиру вселят еще одну Катеньку, потом еще одну, и мир как ни в чем не бывало полетит дальше в тартарары, пока в один из далеких дней где-то на краю Вселенной не разорвется от соб ственного равнодушия. Но моя любовь к Катеньке, я знал наверняка, так и останется глубоко замороженной в одном из структур моего ле дяного айсберга, раньше называвшегося сердцем... 2002
91
«Second hand»
Молоденькая продавщица одного из «Second hand»-oe на Заго родной улице курила на высоком крыльце магазина, сильно изнемо гая от жары. Лето в этом году выдалось как никогда знойное, работать было просто невмоготу. Маленькое помещеньице скромной лавки (его-то и магазином в настоящем смысле не назовешь: комнатка пять на пять с крохотной подсобкой, без окон и вентиляции) не спасало совсем. Ей бы хоть какой-нибудь вентилятор, жизнь сразу бы предстала в ином свете, но у нее и обыкновенной вертушки нет, а директор только кор мит пустыми обещаниями установить над входом кондиционер, да так этим и ограничивается. Хорошо хоть сегодня суббота, работать всего полдня, а завтра - она уже дала себе обещание - чуть оторвет голову от подушки, хлебнет горячего кофе, и сразу же покатит с подружкой на пляж в расположенный неподалеку парк отдыха, чтобы с превеликим удовольствием растянуться у кромки воды и всем разгоряченным те лом ощутить живительную прохладу, исходящую от речки. Она и сейчас бы бросила всё и с радостью потянулась за направ ляющимися туда парочками, но у нее еще четыре часа впереди, так что волей-неволей придется потерпеть. Возвращаться обратно в магазин совсем не хотелось. Покупате лей в такой день и такую пору днем с огнем не сыщешь - какой дурак в подобное пекло куда-то потащится, - но работа есть работа, и хо чешь не хочешь, а время отдай. К тому же и сиднем сидеть уже поряд ком надоело, и кроссворды в такую умопомрачительную духоту в го лову совсем не лезут, а тут хоть на народ посмотреть можно и немно го отдышаться. Девушка бросила под себя найденную в подсобке ненужную тряп ку и с наслаждением уселась на высокие бетонные перила крыльца. К обеду улицы совсем обезлюдели. В выходной все спасались от жары или в четырех укрытых от солнечного света стенах, или в тени трепетных осин где-нибудь далеко за городом. Редкие прохожие уста ло пройдут мимо и даже не посмотрят в ее сторону. Шагают бодро лишь стремящиеся в парк отдыхающие, а уж за лучащуюся всеми 92
цветами радуги детвору и разговору нет: те не идут, а будто летят к воде, как ночные бабочки на свет. Вот еще одна парочка бредет в парк. Немного странная. Мужчина лет сорока - сорока пяти, с виду одет как бы прилично, но одежда его потертые синие джинсы и серая футболка, - видно, не первой свеже сти: футболка давно вылиняла, джинсы во многих местах вытерлись. Не то его сын, пяти или шести лет. Одет поприличнее, все на нем, в отличие от одежды отца, свеженькое, но держится он как-то сам по себе, отстраненно, как будто и не сын вовсе. Как будто равноправный друг; если так можно выразиться. Не обратить внимания на них было просто невозможно: мужчина что-то увлеченно рассказывал малышу, малыш с нескрываемым лю бопытством слушал, забывая даже время от времени сунуть в рот сочный ярко-красный «чупа-чупс». Девушка с сожалением проводила и их взглядом, вздохнула зави стливо и снова вернулась в магазин. Под прилавком из кипы старых газет выудила местную «Криминалку», без особого энтузиазма стала просматривать её. Дойдя до рубрики «Пропал человек», с удивлением подумала, глядя на фото графию мужчины крупного телосложения, как могут пропадать такие вот, физически крепкие, с виду трезвомыслящие люди, способные постоять за себя. Ладно слабые девчонки, ладно дети... Взгляд ее скользнул дальше на следующую колонку, и сердце вдруг лихорадоч но забилось. «Разыскивается К-ов Михаил Андреевич, 7.04.1995 года рожде ния, проживающий... - глаза стремительно запрыгали по строчкам и всё перескакивали на фотографию над текстом. - ...Ушел из дома и до настоящего времени не вернулся... Приметы... Одет...» «Да это же тот самый мальчик! - вспыхнуло в мозгу. - Тот самый мальчик!» Синяя рубашка в клетку, черные джинсы, голубые кроссов ки, курносый нос... Девушка вскочила, выбежала на улицу, но стран ной парочки и след простыл. Суматошно выхватила из куртки ключи от магазина, трясущимися непослушными руками закрыла дверь и как угорелая побежала в парк. Она не думала, что, может быть, подверга ет себя немыслимой опасности, не видела сейчас никакого другого варианта своего поступка, одно желание двигало ей. как можно ско рее отыскать странную парочку и вернуть ребенка родителям. Девушка заметалась по парку, останавливая то одних гуляющих, то других. Одни неопределенно показывали куда-то в глубь парка, 93
другие с сожалением пожимали плечами, третьи просто отнекива лись, мол, нет, не видели, а что случилось?.. Она не знала, что и делать. Торопливо прошла по пляжу, вдоль берега, проскочила под мостом на футбольное поле, но и там никого не нашла, и там никто не видел подобных мужчину и мальчика. Как сквозь землю прова лились. Но разве можно было на них не обратить внимания? Они же такие приметные? Мальчик в синей рубашке с красным «чупачупсом» в руке. Будь ты даже стократ рассеянный, такого заметил бы! Утомленная безрезультатными поисками, она, как выжатый лимон, побрела обратно. Хорошо, если мужчина, который был рядом с маль чиком, окажется его родственником или хорошим знакомым, а если он какой-то больной... или ненормальный (она боялась даже в уме произнести слово «маньяк»). Неожиданно ей показалось, что в глубине зарослей в каких-то метрах тридцати мелькнуло что-то синее. Рубашка мальчика? Девуш ка стремительно рванулась туда, но в том месте, к сожалению, никого не оказалось. «Наверное, я схожу с ума», - подумала она и почувствовала, как сильно устала. Непрекращающаяся жара, чрезмерное волнение и без результатные поиски просто вымотали ее. Теперь она не была даже уверена, про того ли мальчика прочитала в объявлении. Быть может, ей все просто показалось? Ведь и фотография, надо сказать, в газете довольно-таки расплывчатая, сделанная, видно, из крохотного сним ка... Может быть, и рубашка, и возраст, и отдельные черты лица маль чика просто совпадение, обычное совпадение, и она, измотанная со всем духотой помещения, жарой на улице и мыслью о том, что сегод ня у многих выходной и они могут себе позволить не только прохлад ную ванну, но и освежающую речку, просто вей восприняла не так, ошибочно, утрированно. Вернувшись обратно в магазин, она снова посмотрела в газету, и снова мальчик на снимке показался ей очень похожим на мальчика с мужчиной. Кажется, тот же нос, та же челка. Синяя рубашечка в клет ку, черные джинсы... Сильно бахнула входная дверь. Сколько раз она говорила хозяи ну, чтобы тот ослабил дверную пружину, дверь хлопает, как выстрел. Да и входящие могли бы при... Она онемела. Вошедшим оказался тот самый мужчина. Тот самый, который был с мальчиком. Мальчик, мо жет, на улице? 94
Мужчина приблизился к ее столу. (Ничем не примечательный муж чина.) Спросил, не принимают ли у них на комиссию вещи. Ему хоте лось бы кое-что сдать. Тут вот у него осталось от сына... Он даже не ждал ответа. Говорил и рылся в своей потрепанной матерчатой сум ке, говорил и выуживал одну за другой вещи: синюю в черную клеточ ку рубашечку, черные детские джинсы. - Такое принимаете? - спросил он снова и только теперь поднял на нее глаза. Какими-то водянистыми показались они девушке. Дро жащим голосом она ответила, что вещи они не принимают, а если он хочет что-то сдать, то ему нужно обратиться в «Комиссионку». Сказа ла и машинально потянула под прилавок газету. Предательский жест не остался не замеченным. Мужчина быстро скользнул взглядом по «Криминалке» и положил одежду мальчика перед ней на стол. - А может, все-таки примете? Она почувствовала, как у нее пересохло в горле. Край футболки резко подчеркнул название рубрики: «Пропал человек». И ниже-фото того самого мальчика. Теперь девушка не сомневалась нисколько: того самого! - Пропавших мальчиков ищете? - как ни в чем не бывало, спро сил мужчина. - Не знаю... - с трудом ворочая языком, ответила ему девушка. * * *
Из «Second hand»-a мужчина вышел спустя несколько минут. Одеж ду мальчика пришлось уложить обратно в сумку. Приглянулась ему, правда, и девушкина кожаная куртка. За нее тоже можно будет выру чить немного денег. Хорошо, она была не в ней, а то бы совсем испач кала кровью. И газету он забрал. На память. «Смышленый, однако, был мальчик, - подумал с некоторой долей восхищения. - Почти как я в детстве». 2003
95
«Номальный»
Когда Боб Марлоу подъехал к небольшому утопающему в зелени домику Линды Харильтон, у входа уже стояло несколько полицейских. Боб припарковался у невысокого белого штакетника, ограждающего скромный дворик, взял из бардачка початую пачку сигарет, сунул ее в боковой карман своего черного пиджака и только тогда выбрался из машины. Подойдя к компании полицейских в форме, он представился, по казал служебное удостоверение и спросил, кто из них будет старший. Один из молодых парней потянул его за собою в дом и прямо в прихо жей познакомил с местным шерифом, мужчиной крепкого телосложе ния и обаятельной улыбкой. -Агент федеральной службы Марлоу, - представился Боб и ему. Я находился всего в нескольких милях от городка, когда мне сообщи ли, что у вас снова неприятности. Вы не могли бы хоть кратко ввести меня в курс дела? - Охотно, - сказал добродушный шериф, несмотря на то, что по добные дела были сугубо в его юрисдикции. - Я предполагал, что рано или поздно кто-то из ваших заинтересуется нашими делами. И даже рад, что вы приехали. Может, поможете распутать этот невероятный клубок. Признаться честно, я до сих пор в полном неведении, кому нужны были смерти безобидных старушек. Линда Харильтон - чет вертая жертва за последние пять месяцев. Все убитые женщины при мерно одного возраста: от шестидесяти до семидесяти или чуть боль ше. Вели неприметный образ жизни, почти никуда из дома не отлуча лись, разве что в магазин или на старушечьи посиделки в местный клуб. Но разве за это убивают? - Убивают не только за это, - ухмыльнулся Боб Марлоу, осматри ваясь. - Из дома что-нибудь пропало? - спросил чуть погодя. - Абсолютно ничего. Как и в предыдущих случаях. Я уже полнос тью исключил мотивы ограбления, но, к сожалению, других пока не нахожу. - Есть что-то похожее во всех убийствах, что вы так определенно связываете их? 96
- Несомненно. Судя по почерку, во всех случаях действовал один и тот же убийца: жестокое избиение жертвы, потом финальный укол шилом в шею. - Но ведь это не всегда смертельно, - сказал Боб Марлоу, осмат ривая труп. - У некоторых смерть наступала, как мы выяснили, гораздо раньше. - Значит, подобный укол становился чистой формальностью? - Или обыкновенной перестраховкой. - Все жертвы наверняка хорошо знали убийцу? - Я бы сказал, очень хорошо, - произнес шериф. - Все впускали его к себе свободно, без боязни. - И вы в таком маленьком городке так до сих пор и не выяснили, кто это был? - Боб укоризненно посмотрел на шерифа. - Я бьюсь, как рыба об лед, но пока безрезультатно. Чужих здесь никто не видел, а свои известны, как честные и порядочные люди, казалось, шериф извинялся перед Марлоу. Тут было отчего возмутиться: - Как это так, шериф! В городке тысяча с небольшим жителей, и вы не можете найти ни одного свидетеля? У вас что, бэтмен какой завелся или неуловимый ниндзя? - Поверьте, лейтенант, мне искренне жаль, но я на самом деле не знаю, что и думать. Тут на дворе раздались громкие голоса. Кто-то явно рвался в дом, но его упорно не пускали. - Что за шум, шериф? - спросил Марлоу. - Не знаю, должно быть, кто-то из родственников? - А может, нашелся свидетель? Они направились к выходу. Выйдя из дома, увидели, что на лужай ке перед домом в окружении полицейских стоит, качая головой и пово рачивая ее то и дело из стороны в сторону слегка сгорбленный, жал кий на вид молодой человек в грязной, засаленной рубахе в клеточку и с растрепанными, давно немытыми волосами. Он что-то активно пытался доказать помощнику шерифа, но тот его совсем не хотел слу шать, а только разворачивал силой и показывал в направлении горо да: «Туда, тебе надо идти туда!» Но молодой человек и не собирался уходить, мыча себе под нос что-то неопределенное и маловразуми тельное. - Кто это? - спросил шерифа Боб Марлоу. 97
- Да это так, местный дурачок Тони. Каждый раз после подобного происшествия он приходит в дом убитой с обмазанными кетчупом ру ками и просит, чтобы его арестовали за то, что это он, якобы, их всех убил. Видите, у него и сейчас все руки и рубашка на груди выпачканы красным. - Любопытный экземпляр, - внимательно посмотрел на него Мар лоу. - А вы не пытались расспросить его, может, случайно он стал невольным свидетелем какого-нибудь из убийств? - Вряд ли он вам расскажет что-либо вразумительное, даже если что и видел: он с детства душевнобольной. - Ну, у меня уже был опыт общения с подобными существами; чем черт не шутит, вдруг он расскажет нам нечто важное? Подзовите его, пожалуйста, поближе, я задам ему пару вопросов. Шериф тут же крикнул своему помощнику, чтобы они пропустили Тони. Он подковылял переваливающейся походкой, повторяя на ходу на своем тарабарском диалекте: - Тони номальный, номальный... Это Тони убил. Вот, - протянул он к ним свои руки, выпачканные кетчупом. - Тони - номальный... - Тони, Тони, - с жалостью обратился к нему шериф, - ты зачем опять сюда пришел? Я же тебе говорил, не ходи туда, где полицейс кие, сиди дома. Но Тони будто и не слышал его, все повторяя: - Это Тони убил. Тони - номальный... - Нормальный ты, нормальный, - повторил за ним и шериф. - Тони - тюрьма надо. Тони - номальный. Бобу Марлоу вскоре этот концерт надоел. Он знал, что даже с су масшедшими нужно разговаривать естественно. - Ладно, мистер серийный убийца, значит, вы утверждаете, что и Линду Харильтон, и еще трех старушек убили лично вы, вот этими самыми руками? - Не, не я, - ответил дурачок. - Тони убил. Тони - номальный. - Хорошо, хорошо, Тони. Значит, на твоих руках кровь миссис Ха рильтон? Ты вошел в этот дом и убил её? Тони согласно кивнул. - А как ты убил, позволь узнать? - Боб Марлоу почувствовал какое-то странное удовольствие в желании вывести этого придурка на чистую воду. - Десять раз проткнул ножом? Нет, постой, постой, ты, кажется, два раза выстрелил в сердце. Тони опять кивнул. 98
- Однако тебе этого показалось недостаточно и ты еще три раза тюкнул её обухом топора... Тони на секунду задумался и потом отрицательно покачал голо вой. - Тогда как? - Я бил, бил, бил, бил... - пробормотал Тони и неожиданно разре велся. - Я бил, бил, бил, бил... - Рэндал, - крикнул тут же шериф своего помощника, - уведите, пожалуйста, отсюда Тони куда-нибудь. И вымойте ему, наконец, руки. - Хорошо, шериф, - Рэндал взял Тони под мышку и настойчиво повел со двора Линды Харильтон. Шериф с жалостью посмотрел вслед понурой фигуре больного Тони. - Страх как не люблю, когда из себя что-то изображают, - с не прикрытой брезгливостью произнес Боб Марлоу и направился в дом. Идемте, шериф, комедия закончена, у нас впереди еще куча дел. Шериф подчинился. Помощник шерифа, Чарли Рэндал, довел Тони до ближайшего гид ранта и помог ему смыть с рук кетчуп. Тони, однако, реветь не пере стал, хотя больше «Тони убил» и «Тони - номальный» не повторял. Рэндал, как мог, постарался еще раз объяснить ему, что с такими ве щами, как убийство, шутить нельзя, и что он больше не должен появ ляться в тех местах, где оно произошло. - Это нехорошо, Тони, нехорошо, понимаешь? - переспросил его еще раз помощник шерифа, потом похлопал легонько по спине и ска зал: - Вот и ладно. А теперь иди домой и хорошенько выспись, никто тебя не тронет. - Тони - номальный, - пробормотал Тони, глядя на помощника шерифа. -Д а , да, - закивал головой Рэндал, - я знаю: Тони - нормальный. Иди. Дурачок Тони, тяжело сгорбившись, побрел по направлению к Истстрит. Помощник шерифа, недолго проводив его взглядом, вернулся обратно к дому Линды Харильтон. Тони брел как потерянный. Брел мимо деревянных, похожих один на другой одноэтажных домиков, брел мимо вечно пустой закусочной, мимо скучающего механика, загорающего на стуле возле своей авто мастерской. На одной из улиц, как обычно, его стали задирать маль чишки, но он привычно отмахнулся от них, как от мух, и побрел даль99
ше, не воспринимая ничего и никого вокруг. Брел, пока не остановил ся возле крыльца дома мисс Барток. На его длинный однократный звонок из дома вышла худощавая, но еще достаточно крепкая старушка лет шестидесяти в черном, на глухо застегнутом, несмотря на духоту, платье. Тони даже не поднял на нее глаз. Мисс Барток сама глянула на него острым, полным упре ка взглядом и сказала: - Ну что, они тебе опять не поверили? Тони махнул головой. - Я же тебе говорила, что убить четырех старушек - мало, чтобы они поняли, что ты нормальный, но ты меня никогда не слушаешь, продолжала укорять его мисс Барток, пропуская в дом. - Думаешь, если ты им скажешь, что убил, они поверят? Сомнительно. Я скажу тебе, когда придет время идти в полицию, а пока садись на диван, я испекла твоих любимых пончиков. И выпей этот напиток, тебе же он нравится. Тони взял из ее рук чашку и отхлебнул немного. - Надо выпить всё, - настойчиво потребовала мисс Барток. Тони допил остатки, повалился на диван и тут же сладко засопел. Мисс Барток с нежностью посмотрела на Тони и тихо произнесла: - Спи, мой сладкий, спи, никто тебя не тронет, я позабочусь обо всем. Она взяла со стула теплый плед и прикрыла им спящего Тони, затем пошла в спальню и присела за маленький столик у окна. Выдви нув в нем нижний ящик, отодвинула в сторону завернутое в синий бар хат шило и вытащила небольшую записную книжку. Раскрыв её на перечеркнутой крест-накрест красным странице с надписью вверху «Линда Харильтон», ощутила необычайное удовольствие и улыбну лась. Потом она будто вспомнила о чем-то, быстро отыскала страни цу с именем Сары Пичул и под восьмым номером записала следую щее: «8. Возле заправки Роджерса обозвала меня уродкой и извращен кой». «Жаль, что у Сары только восьмая неблаговидная запись. Деся тая решила бы ее судьбу окончательно. Но у нее еще всё впереди», подумала мисс Барток и убрала «черный» блокнот обратно в стол. 2003 100
Возмездие
Глядя на проплывающий мимо привычный пейзаж за окном наше го автобуса, я уже начал сомневаться, правильно ли поступил, согла сившись показать Диме «рыбные места» на Быстрице. Не потому, что эта горная река безудержна в течении, своенравна и обильна водово ротами, - это только притягивает к ней, но потому, что место, которое я так красочно расписывал и которым он буквально бредил после дние две недели, было связано с моими давними трагическими вос поминаниями... Мне было тогда так же, как и ему сейчас, - тринадцать. Вот уже почти полгода мы жили втроем: я, мама и он, по сути, чужой нам обо им человек. Что мама в нем нашла, для меня до сих пор остается загадкой. Часто он был плохо выбрит, неряшлив, груб с матерью. Она познакомилась с ним в гостях, на одной из вечеринок. При людно он был острослов, весельчак, что называется, «рубаха-парень»; наедине со мной - брюзга и нытик, ехидный и жестокий. Он не понравился мне при первой же встрече. Ввалился в нашу с мамой квартиру, как в собственную, небрежно бросил на мои новые кроссовки свою огромную спортивную сумку, в которой, как потом вы яснилось, были все его пожитки; не разуваясь, в пыльных туфлях ва льяжно приблизился ко мне и больно хлопнул тяжелой огрубевшей рукой по плечу: - Здоров, малец, будем теперь жить вместе, усёк? Меня звать Федором, а тебя? Не помню, что тогда ответил ему, но то, что сразу уловил в его глазах холодность стали и брезгливость сноба, - несомненно. Он был не тем, за кого себя выдавал, я это понял сразу же, но мысль вычерк нуть его из нашей жизни навсегда, оградить маму от этого подонка и лицемера возникла у меня намного позже. Не спорю, в первые дни и месяцы нашего сожительства мною дви гал обыкновенный эгоизм, выраженный чувством ревности. До этого, когда мы с мамой уже год как жили одни, я и не представлял себе, что в нашу идиллическую жизнь войдет кто-то третий, который будет на рушать наш привычный, размеренный ритм и который отберет у меня 101
изрядную долю материнского внимания, ласки и тепла. Однако я го тов был согласиться даже на это, если бы не одно «но». Это «но» и стало тем решающим аргументом, который, в конце концов, после долгих размышлений перевесил всю массу моих колебаний и привел меня к единственно верному, как мне казалось тогда, решению: убий ству. Как впоследствии выяснилось, Федор оказался ничуть не лучше моего спившегося и уже ничего хорошего не видящего в этом мире отца. Но если я и родному отцу не мог простить взрывов его опален ного алкоголем сознания, то чужому человеку и подавно. Федору было так же на меня наплевать, как и отцу. И если в нормальном состоянии он еще хоть как-то считался со мной, в подпитьи только поучал, обе щая сделать «настоящим мужиком», да лебезил с матерью, тиская ее и обнимая, несмотря на мое присутствие. Помню подобные запои отца. Тот едва пьяным переступал порог, скидывал обувь и одежду, сразу же тянул маму в спальню: «Хочу тебя». Я машинально семенил за ними, но отец с грубым окриком хватал меня за шиворот и, как собачонку, вышвыривал обратно на кухню. Если при этом мама пыталась хоть как-то меня защитить, он орал и на нее, матерился и все равно толкал в спину: «Идем, идем, ничего с ним не случится, поревет и успокоится». И еще помню, как частенько он рукоприкладствовал, едва только мама что-то говорила неугодное ему. Когда же и Федор первый раз при мне ударил маму, я пообещал себе, что сделаю всё, чтобы он ушел из нашей жизни. План убийства у меня созрел в тот же день, как мы поехали на Быстрицу. Федор был заядлым рыболовом. А на Быстрице можно было выудить даже форель. Без рыбы он никогда не возвращался. И вот уговорил меня, хотя я принципиально противился всему, что он пред лагал, после того как впервые ударил маму. Мы ехали таким же автобусом, как и сейчас с Димой. Чуть больше часа езды от города, потом минут десять ходьбы вдоль реки. Федор нашел какую-то заводь у низко склоненной к реке вербы, хотя в пря мом смысле это место заводью не назовешь: течение здесь просто чуть тише, чем в основном русле, и можно не спеша «идти за водой», подсекая, когда нужно добычу. Берега сплошь каменисты и обрывис ты. В некоторых местах огромные валуны буквально нависали над водой. Не то противоположный, более пологий берег, но Федору боль ше нравилось удить именно тут, и я был только доволен этим. Увидев 102
бурное, холодное, неудержимое течение, полное водоворотов и за вихрений, я понял, что, сорвавшись вниз, остаться в живых можно только невообразимым чудом, ведь хотя река и была не глубока (на верняка не больше полутора метров), перейти ее было просто невоз можно. Даже купаться в этом месте Федор категорически не совето вал: течение моментально сбивало с ног и стремительно уносило вниз. Всяческие попытки бороться с коварной стихией были заранее обре чены на провал, потому что леденящая вода совершенно лишала сил. План мой был абсолютно прост. Можно было подловить момент, когда Федор увлечется ловлей и без труда столкнуть его вниз, в пучи ну; далее река сделает свое дело. Сомневаться в успехе замысла не приходилось: сколько раз я наблюдал, как Федор, засмотревшись или задумавшись, поскальзывался и оступался. Раз я его даже успел под хватить, и он с благодарностью потом вспоминал об этом. Но я уже не мог отказаться от своей задумки - не в моем характере. Я видел, как страдала моя мать, как втайне от меня плакала в подушку и стара лась быстро вытереть слезы, как только я входил в её спальню. В тот памятный день мы как обычно собрали снасти и выехали с Федором на Быстрицу. Он был в отличном настроении: шутил, вертел в разные стороны головой, заигрывал с какой-то прыщавой девицей, сидящей на соседнем через проход кресле, даже не стесняясь меня, как будто я не сын его женщины, как будто я пшик, пустое место! И этим он только укрепил меня в желании совершить задуманное! Туман над рекой еще клубился. Пары медленно расползались по берегам, вползая на кручи и стекая в долину. Я поеживался от холода, Федор готовил удочки. Ничего необычного в том не было, что я стал прохаживаться тудасюда вдоль берега. Я так делал всегда, прежде чем у меня появля лось желание взять в руки удилище. Поэтому Федор ничего подозри тельного в моих действиях не усмотрел. Я же воспользовался этой прогулкой для того, чтобы получше определить место, где должно было совершиться задуманное. Но всё вышло само собою. Увлекшись уже нием, Федор попросил подать наживку, но я, подавая банку, поскольз нулся и чуть не выронил её. Он, страшно ругаясь, потянулся ко мне, я скользнул под него, и он, оступившись, потерял равновесие, быстро замахал руками, еще громче заматерился и опрокинулся навзничь в воду. Бурное течение мгновенно подхватило его и стремительно по несло вниз. От бешенства он стал извергать в мой адрес всяческие проклятия, но это только лишало сил. Где-то у поворота его разъярен 103
ное лицо еще раз вскинулось над волной и тут же исчезло в пучине. Как впоследствии выяснилось, навсегда... - Дядя Леша, мы будем ловить рыбу или нет? Вопрос Димы вернул меня в настоящее. Я ведь привез ему пока зать одно из самых примечательных рыбных мест. - Конечно, будем, - сказал я. - Что же ты не собираешь снасти? Я стал выуживать из сумки рыболовные приспособления и нажив ку. Дима вытащил из чехлов телескопы и начал увлеченно сооружать удилища. - Как тебе это место? - спросил я его, едва он закончил свою ра боту. - Класс! - с восторгом вырвалось у него. Действительно, пейзаж тут был просто замечательный, да и утро выдалось под стать ему: тепло, ни ветерка, ни низких облаков на небе. Я снова возвратился в прошлое. Странно, что тот случай с Федо ром совсем не отвадил меня от ловли рыбы, даже наоборот. Именно с той поры я чаще стал ходить на реку, никогда не возвращаясь до мой с пустыми руками. В этом плане я оказался удачливым, как буд то река таким образом каждый раз благодарила меня за принесен ную ей жертву. Меня опять вернул обратно Дима: - Дядь Леш, ты как тут ловишь, покажи. - Идем, - потянул я его к воде. - Смотри, - стал показывать я, как лучше выбрать место, где лучше забросить, как вести, как подсекать, когда начнет клевать. Он слушал внимательно. С любопытством. - Давай, пробуй, - подтолкнул я его к краю. Он забросил удочку, пошел за течением, я занялся своими снастями. Неожиданно Дима завопил в диком восторге: - Клюнуло, клюнуло! - чуть ли не срываясь на бег. - Не натягивай леску, не натягивай! Попусти чуть! - крикнул я ему и быстро вытащил из сумки подхватку. Рыба, видно, Диме на крючок попалась массивная, он еле удерживал её, то и дело балансируя. - Не подходи к краю, слышишь, к краю не подходи! - снова крик нул я и поспешил на помощь, видя, как он всё ближе и ближе подхо дит к обрывистому берегу. Когда я подбежал к нему, он уже почти за вис над ним. Одной рукой схватив удилище, другой я попытался об хватить его, но Дима внезапно увернулся и с какой-то странной зло стью отпихнул меня от себя. От неожиданности я замахал руками, 104
потерял равновесие и свалился с каменистого берега. Каким-то чу дом успел схватиться за выступ и на мгновение удержаться в таком положении. Не понимая действий Димы, я в немом вопросе посмот рел вверх, в его глаза, и он вдруг произнес такое, что я даже речи лишился. Он сказал: - Теперь ты вспомнил меня, Леша? - сказал и с вызовом посмот рел на меня. Вопреки всякому здравому смыслу, я узнал в охрипшем голосе Димы голос погибшего много лет назад Федора, а в ненавидя щем взгляде - его циничный и холодный взгляд. Я поверить не мог! Но Дима приблизился к краю и со всего размаху резко хлестнул меня удилищем по руке, с помощью которой я еще кое-как пытался удер жаться. Острая боль заставила разжать пальцы, и течение тут же под хватило меня, завертело, потянуло за собой. Я еще пытался, как мог, бороться с ним, но от жуткого холода члены быстро онемели, и я по чувствовал, что больше сопротивляться стихии нет сил. Последнее, что я увидел, когда пучина на секунду выплеснула меня наружу, - расплывчатый силуэт Димы-Федора, одиноко застывший на фоне блекло-голубого неба. И хотя на таком расстоянии не мог ви деть выражения его лица, я был уверен, что оно горело неприкрытым торжеством. 2003
Моя маленькая месть
После отъезда директора я долго не мог успокоиться. Сердечко сдавливало как в тисках. В голове с полусекундной периодичностью глухо бухал «там-там». Я давно привык к истеричному поведению директора, к его неожи данно-резким сменам настроения от плюса к минусу, из тепла в хо лод. Но то, что он заявил мне сегодня, просто не укладывалось в го лове. Он, снова собрав вокруг себя клику преданных лизоблюдов, не стесняясь в выражениях и не разобравшись в ситуации, как мальчиш ку, обвинял меня, в чем только можно. Само собой, припомнил мне и срыв договоров на поставку двухгодичной давности, и якобы затяги вание со строительством подъездов к центральному складу прошлым летом (хотя сам видел, что укладка асфальта задержалась из-за силь ных ливней и последующего паводка, а не из-за моей нерасторопнос ти), и, конечно же (ставшее уже притчей во языцех), поступившее в марте этого года оборудование, часть из которого, как показалось(!) моему заместителю, внезапно пропала. Разумеется, всё было полной ерундой, нонсенсом, наговором, ведь кто, как ни я, вложил в этот филиал все силы и нервы, всю душу и знания. Именно я буквально за три года возвел на старой территории угасающей «Агрохимии» одного из райцентров крупный оптовый склад для приема вагонов, оборудовал контору, восстановил прежний, про дуваемый всеми ветрами гараж, сформировал штат, с горем попо лам подобрал приличных непьющих рабочих, завязал крепкие надеж ные связи с соседними организациями и руководителями. И вот те перь директор меня увольняет. Я ему-де слишком дорого обхожусь, мои затраты превышают все мыслимые пределы, и мои подчиненные мною недовольны (может быть, зам., который метит на мое место и которого я не так давно поймал с поличным?). Но разве директор не в курсе, что филиал, которым я руковожу, на сегодняшний день прино сит около восьмидесяти процентов прибыли фирмы? Конечно в кур се. Выходит, причина моего внезапного увольнения совершенно в дру гом? 106
Я находился в смятении. Из-за взрывного характера директора ничего толком не мог ни понять, ни объяснить. Он как ворвался в мой кабинет с горящими глазами, так и выскочил, громко хлопнув дверью и оглушающе взревев мотором своего «фольксвагена» при отъезде. Его клика торжествовала. Всю последующую половину дня с физио номии моего зама не сходила ехидная улыбочка. Я весь кипел внутри от такой черной неблагодарности. Хотелось справедливости, хотелось реальной оценки всего происходящего. Но сейчас, я знал, бесполезно искать директора где бы то ни было. Даже по телефону. Он, может быть, остынет только к завтрашнему дню, и только завтра с ним можно будет попытаться поговорить: уж такой у него скверный характер. Значит, придется завтра отправляться в об ласть в центральный офис и, что называется, «выяснять» отноше ния. Конечно, я мог уехать прямо с утра: до областного центра каких-то два с половиной часа езды, но мне сильно захотелось увидеть Татья ну, которая теперь жила там. Она знала, как меня успокоить, как под держать в трудную минуту, какие найти слова утешения. Поэтому я решил не откладывать ничего в долгий ящик и отправиться в область сегодня же вечером. Эта идея посетила меня только дома за ужином. И я, даже не предупредив по телефону Татьяну, поехал к ней. У подъезда её дома я, признаюсь, не без удивления заметил се ребристый «фольксваген» шефа. Любопытно, что он делает здесь? Это было для меня новой неожиданностью. Неужели он и тут мутил воду? Я был потрясен. Не знал, что и думать! Возмущению не было предела. Кипя негодованием, бросился к подъезду. Я готов был убить его, несмотря на то, что он мой директор! Вот теперь всё, кажется, становилось на свои места. Теперь очевидно, что причиной после дних придирок ко мне со стороны директора и сегодняшнего моего внезапного увольнения была Татьяна. Не усмешка ли злого Рока? Тысячи грязных слов роились в голове. Сотни мелких деталей, которые раньше мне казались просто прицепками, вдруг логически обрели объяснение. Это ведь по моей просьбе он взял Татьяну секре тарем к себе в центральный офис. И он знал, как она мне дорога. Но я, доверчивый болван, даже не догадывался об их романе. Конечно, ему была удобна такая интрижка: Татьяна жила одна, всегда была рядом, неприхотлива, нетребовательна, горяча в посте ли. Разве не такие женщины созданы для утешения состоятельных предпринимателей, отягощенных бизнесом и семьей? И им нужна 107
разрядка. Но почему Татьяна ничего не сказала мне? Ей было так комфортно? С одной стороны любовь, с другой - деньги? Или она не хотела ничего между нами разрушать? Кто первым не выдержал раз двоения? Директор ведь знал, что Татьяна - моя женщина и была моей еще до работы у него. И после переезда её в область мы не перестали поддерживать прежние отношения. Я постоянно останав ливался у неё, когда приезжал на отчеты и выходные. Зачем надо было лепить из меня дурака? Больше всего меня возмутило лицемерие. Директорская тактика моего устранения возмущала не меньше. Но его я еще мог понять: для него я был в таких обстоятельствах нежелательным элементом, в какой-то мере соперником. Не мог понять её! Зачем ей понадобилось жить во лжи? Постоянно быть неискренней, двуличной? Я сам захо тел спросить её об этом. Мне уже было наплевать на увольнение: со своим опытом работы и знаниями я не пропаду. Но останется ли та кой же уверенной в себе и дальше моя душа, мои обыкновенные че ловеческие чувства? Смогу ли я после этого кого-нибудь полюбить, не превращусь ли в равнодушного и опустошенного эгоиста? Что ты мне на это ответишь, Татьяна? Но вдруг меня как одернул кто: а ты уверен, что директор именно у Татьяны? Дом ведь немалый: пять этажей, четыре подъезда. Ты уви дел его, выходящим из её квартиры? Застал их вдвоем? Вот смеху-то будет, если окажется, что всё это просто совпадение, что директор приезжал совсем к другим, разве я обо всех его знакомых знаю? Я остановился возле подъезда и заставил себя остепениться. Нуж но было быть выше своей безрассудности. И когда директор, в конце концов, вышел из Татьяниного подъезда (все-таки из Татьяниного!), я не бросился к нему из тени. Дождался, когда он уедет, и только потом стал подниматься на этаж Татьяны. Но шел к ней уже не с намерени ями разъяренного Отелло. Я немного остыл и, нажимая знакомую лакированную кнопку звонка, сразу почувствовал, как сильно устал. Ее удивление казалось искренним: я же совсем без предупрежде ния. Мог бы предупредить. Она собиралась ложиться. Совершенно вымоталась за день. Да, было много работы. Ты же знаешь, как ди ректор придирчив, с ним просто невозможно! (Кому, как ни мне это знать!) Она пыталась говорить бесстрастно, но всё выдавало её, даже едва заметная дрожь в голосе. И страх, который, как показалось мне, не покидал её ни на секунду. Выходит, ОН всё-таки был здесь. Как это мерзко и противно! 108
Не знаю, как меня не прорвало в ту же секунду, что удержало от вспышки ярости. Может быть, коварная мысль одним махом устра нить все проблемы? Неожиданно в голове созрел дьявольский план уничтожения обо их, придавший уверенности в себе. Сейчас было лучше, чтобы Татья на не догадывалась о том, что я всё знаю об интрижке с директором. Она не должна уловить ни капли моих подозрений. Я как ни в чем не бывало рассказал ей о сегодняшнем инциденте в районе и о моем следующем за этим увольнением. Она была потря сена. Без сомнения, наигранно. - Что же ты собираешься делать? - задала мне традиционный вопрос, который всегда возникает в подобных ситуациях. - Завтра с утра иду к нему на прием, разбираться на свежую го лову. Конечно, я давно уже передумал так поступить. Никуда завтра не пойду. Гори оно всё пропадом! Сделаю свое черное дело и спокойно уеду обратно в райцентр сегодня же. А пока пусть всё идет положен ным чередом. Когда тихо, без лишней возни и нервотрепки я удушил Татьяну, еще раз проанализировал свои плюсы и директорские минусы. Никто ни в офисе, ни в филиале, кроме директора, естественно, даже не догадывался о моих отношениях с Татьяной. Нам удавалось эту сторону нашей личной жизни удачно скрывать. Соседи Татьяны наверняка видели, как я к ней иногда приезжал, но я не сомневался, что директорский «фольксваген», который тот любил припарковывать у Татьяны под окнами, примелькался поболее, чем малоприметный мужчина, чья «девятка» всегда оставалась на стоянке за углом. К тому же один из жильцов дома лоб в лоб столкнулся с моим директором у подъезда, когда возвращался с улицы. На руку оказалась и Татьянина привычка к аккуратности и порядку. Из платяного шкафа я вынул свой теплый стеганый халат, не без ра дости обнаружив в соседнем отделении другой мужской халат, кото рый, без сомнения, принадлежал ЕМУ. Тут же лежали и ЕГО чистые плавки, и носки. В ванной отыскал в зеркальном шкафчике свою зубную щетку, ко торую она успела убрать, и свой бритвенный прибор. С удовольстви ем увидел в стаканчике на полке над мойкой зубную щетку директора. Сегодня он тоже прикасался к ней и тщательно чистил зубы. Татьяна ревниво относилась ко всему, что касалось санитарии, потому что была 109
приучена к этому с детства родителями-врачами. И чтобы завоевать её сердце, надо было не только понравиться ей как человек и мужчи на, но и принять эту сторону её характера. Директор тоже вынужден был ей уступить. Теперь его щетка, брит ва, халат, плавки и носки станут дополнительными уликами. Что гово рить о многочисленных отпечатках пальцев, безрассудно оставлен ных повсеместно. И пусть Татьяна успела к моему появлению вымыть всю посуду, пустая бутылка фирменного обожаемого директором «Киндзмараули» все еще жмется к мусорному ведру. Представляю, как ему придется выкручиваться из подобной ситу ации. Пусть даже мое имя и всплывет в результате расследования, этот факт станет дополнительным козырем против него: появится оп ределенный мотив устранения им неверной Татьяны. И именно это будет моей маленькой сладкой местью. Я еще раз внимательно осмотрел комнаты, собрал всё, что так или иначе могло указывать на мое пребывание здесь, и, оставив дверь незапертой, как можно тише вышел из Татьяниной квартиры. 2003
110
Ограбление
- Д а ладно, Рэй, что ты, как пацан, слюнявишь и слюнявишь. Питер Девис упрекал своего друга Рэя Барковски в малодушии. Он всегда разговаривал с ним, как с младшим. Как же иначе: Питеру давно перевалило за четырнадцать, Рэю только этим летом исполни лось тринадцать. Они сидели в салоне разбитого «меркьюри» на загородной авто мобильной свалке. Здесь было укромное место, на отшибе, хозяин свалки сюда почти не заглядывал, а свора «головорезов», как назы вали себя задиры с 7-й улицы, верховодящие среди малолеток в этом районе, облюбовала себе северное крыло свалки, подходы к которой находились в стороне от лазейки, проторенной Питером. Когда-то и сам Питер состоял в банде «головорезов», но однажды (как раз в день его четырнадцатилетия) сильно повздорил с Бобом Оушером, бессменным главарем шайки вот уже на протяжении двух лет. Собственно говоря, начинали верховодить они вдвоем, но где-то Питер дал промашку и, в конце концов, незаметно как, был отодвинут в тень более напористыми «головорезами», начинавшими понимать взрослеющим умом, за кого выгоднее держаться и кому, что называ ется, «лизать зад». - Да пошли вы все! - махнул на них Питер и без всякого сожале ния покинул теплые подвалы полуразрушенной фабрики, в которой ютились беспризорные «головорезы». Тогда же, бесцельно бредя по вечернему Блэкстауну, у одной из бетонных опор под навесным мос том через Риву он увидел Рэя, калачиком свернувшегося в груде кар тонных коробок. Из чистого любопытства растолкал его и расспросил о том, что он тут делает и почему не идет домой. Оказалось, семья Рэя погибла в автокатастрофе, а от «тупорылой» тетки из Сент-Луиса он сбежал. Рэй сразу понравился Питеру, наверное, потому, что сам был та ким же одиноким, как и Питер. -Хочешь, пойдем со мной, - предложил он ему. Рэй только слегка пожал плечами. - Ты ел что-нибудь? 111
Рэй вытащил из кармана хлебные крошки. - Идем, - потянул за собой Рэя Питер. У противоположной опоры моста они наткнулись на жующего бомжа. - У тебя есть хлеб? - агрессивно спросил того Питер, привыкший всё брать силой. Бомж инстинктивно сжался, пряча что-то в складках отрепья. - Дай сюда! - грозно насел на него Питер, который был явно силь нее и напористее. Разодрав ладони сжавшегося бомжа, силой выдрал у того оставшийся кусок и сунул в руки Рэя: - Ешь. Он себе еще най дет. Так они стали жить вдвоем. Потихоньку подворовывали, помалень ку таскали. Сегодня Питер решил замахнуться на крупное: проник нуть в какой-нибудь дом, пока не будет хозяев, и поживиться там чемнибудь. Трусоватый Рэй всё колебался. Питеру пришлось долго уговари вать его, доказывать, что задуманное дело плевое и не требующее особых усилий, так как они парни юркие и смышленые. Решили всетаки под вечер, как стемнеет, пройтись по тихим улочкам восточной окраины Блэкстауна, где в основном находились скромные одноэтаж ные домики клерков и коммивояжеров, и что-нибудь высмотреть. Вечером, как только стемнело, они покинули свой тихий закуток на автомобильной свалке и отправились «на дело». Рэй, правда, никак не мог успокоиться, всё не унимался в недобром предчувствии. - Д а что ты, как маленький! - опять начал упрекать его в трусости Питер. - Вот увидишь, всё пройдет как по маслу. Мы же не собираем ся лезть «на пушку» и не сунемся в дом, полный народу. Хочешь, во обще сегодня никуда не полезем, просто пройдем по улице, посмот рим, что да как. На это Рэй согласился и как будто сразу вздохнул легче. Вечерний город блистал разноцветными огнями, но здесь, на ок раине Блэкстауна, было сумеречно и тихо. Так тихо, что слышны были даже громкие разговоры из домов, и каждый скрип, лязг или грохот чего-нибудь неожиданно упавшего звучал в этой прозрачной тишине необычно звонко. При каждом таком звуке Рэй нервно вздрагивал, втягивал шею в плечи и с опаской начинал рыскать вокруг глазами, чем только выво дил из себя Питера. 112
- Да что ты дергаешься, как заяц. Так на тебя сразу обратят вни мание. Веди себя естественней, иди спокойно. Мы просто гуляем по улице, просто идем мимо. Сколько раз тебе говорить! Но Рэй все продолжал вздрагивать при каждом новом звуке, хотя уже и не так явно, чтобы лишний раз не раздражать Питера. Не доходя до одного из домов, Питер неожиданно дернул Рэя за куртку и резко потянул в ближайшие заросли, бросив на ходу полуше потом: «Тихо!» В зарослях он жестами показал Рэю в сторону впере ди лежащего дома, и Рэй, высоко вытянув шею, осторожно выглянул из-за кустов. На небольшой площадке перед домом он увидел затемненный силуэт автомобиля и такой же черный силуэт здорового мужчины, не сущего к автомобилю два больших и, вероятно, тяжелых чемодана, которые он в следующую минуту тут же уложил в багажник. Плотно закрыв его, мужчина, не задерживаясь, сел за руль и, вырулив с тро туара на дорогу, вскоре исчез в темноте. Питер толкнул Рэя в бок: - Смотри, как нам везет. Лучшего случая не будет. Идем, - потянул он за собой Рэя, быстрой поступью проскочив освещенный тусклым фонарем узкий клочок газона. - А вдруг он вернется? - спросил с опаской Рэй. - Или кто-нибудь остался дома? - Не дрейфь, салага, мы же не лезем в дом наобум. Постучим, позвоним. Если будет кто, откроют, что в этом такого? Питер нырнул в темноту под выступающий над входом козырек. Оглядевшись, неторопливо нажал кнопку звонка. Один раз, потом еще один, и еще. В течение минуты никто не вышел к ним. Питер позвонил снова, и снова никто не появился. - Вот видишь? Что я тебе говорил? Пошли через задний ход. На заднем дворе еще темнее, но темнота только на руку новояв ленным грабителям. Закрытая дверь черного входа тоже не остано вила Питера. Он вытащил из кармана джинсовой куртки отмычки и быстро, как профессионал, открыл замок. - Ух ты, здорово! - восхитился ловким другом Рэй. - Откуда они у тебя? - Да так, осталась память от одного хорошего человека. Питер осторожно приоткрыл дверь. Прислушался к звукам изнут ри, потом сказал: - Пошли. 113
Они вошли в дом. Крадучись, пробрались в гостиную, снова при слушались. Ничем не нарушаемая тишина резала слух. - Э-эй! - негромко для перестраховки произнес Питер. - Тут есть кто-нибудь? Никто ему не ответил. Питер проговорил громче: - Хозяева! Вы где? И снова ответом ему было молчание. Питер почувствовал себя раскованнее: - Что я говорил: никого. Хозяин, видно, жил один, а теперь и вовсе уехал. Питер плюхнулся на мягкий диван перед телевизором, потянул ся к небольшому журнальному столику, на котором стоял поднос с бутылкой виски и парой-тройкой стаканов, налил себе в стакан апе ритива. - Будешь? - кинул он Рэю, но, увидев, что тот еще никак не может прийти в себя, произнес: - Расслабься, я же говорил тебе, дело пле вое. Но Рэй словно и не слышал его, спросил настороженно: - А он не вернется? - Ты что, какой вернется! Ты же видеп, какие он два чемоданища тащил, не на прогулку же собрался! Иди сюда, садись, присоединяйся! Рэй все еще скованно присел на краю дивана. - На, хлебни, сразу полегчает, - протянул Питер Рэю свой стакан. Рэй пригубил. Приятное тепло медленно разлилось по внутреннос тям. Через несколько минут он смотрел на Питера осоловело. Алко голь прибавил храбрости и его другу. - Предлагаю сходить перекусить, а потом за дело. Они направились в кухню, в холодильнике нашли початую качалку полусухой колбасы, ветчину и сыр. На нижней полке стояло баночное пиво. - Не больно запасливый хозяин, но и этому спасибо, - сказал Пи тер, уплетая ветчину и запивая её пивом. Рэй тоже с наслаждением уписывал колбасу и сыр. Таких деликатесов они давно уже не пробо вали. Доев остатки и допив пиво, они почувствовали себя раскованнее. Питер по-деловитому выпятил грудь и тоном настоящего делового человека произнес: - Ну, хватит заниматься ерундой, пора дело делать.
Вернулись в гостиную. Питер с самым серьезным видом обошел комнату, потрогал статуэтки, заглянул в коробки и шкатулки, выдвинул пару ящиков в секретере и, не найдя ничего интересного, кроме мел ких безделушек, предложил: - Пойдем пошерстим в спальне, наверняка там будет, чем пожи виться. Спальня встретила их разобранной постелью и узкой полоской света, пробивающейся из ванной комнаты, соседствующей со спаль ней. Друзей прошиб пот. Выходит, тут был кто-то еще? Рэй стал отступать, но Питер ловко схватил его за край куртки и приложил указательный палец к губам: «Тс-с!» Абсолютная тишина не казалась подозрительной. Питер зашел в спальню и прислушался. Ни звука. Никого нет? Или кто-то просто при нимает ванну и дремлет? Питеру сразу же представилась утопающая в море пены сочная брюнетка из «Пентхауса», который они с Рэем нашли недавно на му сорной свалке. Сердечко его бурно заколотилось. Захотелось во что бы то ни стало хоть одним глазком взглянуть на такую же красавицу, только живую. Позабыв об опасности, он приблизился к двери ванной комнаты и заглянул в узкий проем. Однако в таком ракурсе сама ван на видна не была, но Питеру сразу же бросились в глаза подозритель ные красные пятна на полу. Кровь?! Сердечко Питера зашлось еще сильнее. Он шире приоткрыл дверь и медленно просунул в отвор голову. Представшая перед ним картина поразила. У самой ванны, на полу и стенах, - везде была кровь. Пи тер, превозмогая страх, приблизился к ванне и глазам своим не пове рил: в ней лежал расчлененный труп молодой женщины. Отсутство вала, правда, голова и конечности. Так вот что вывозил в чемоданах хозяин! Питер опрометью бросился обратно, но на пороге ванной комна ты его стошнило. Он упал на колени и блеванул прямо на пол. Рэй из спальни ошеломленно уставился на своего друга. Но лю бопытство и над ним взяло верх. Он тоже приблизился к ванне, и его тоже тут же вырвало. В головах мальчиков ничего не укладывалось. Куда они попали? Что здесь происходит? Им бы подняться и бежать куда подальше, но силы, как назло, совсем оставили их. - Надо поскорее уходить отсюда, - проговорил, едва отдышав шись, Питер. 115
Он тяжело поднялся с колен, подошел к сидящему на полу Рэю и помог тому подняться. - Идем, быстрее, - потянул его вон из ванной комнаты. Но не ус пели они и шагу ступить, как до них донесся резкий щелчок входной двери. Хозяин?! Они замерли, не зная, что предпринять. В голове Питера всё пе ремешалось. Скорее в спальню, под кровать! Хозяин пройдет мимо, не увидит их, заберет остатки трупа и снова уедет из дома. Тогда они с Рэем спокойно выберутся и дадут дёру. Но только тогда. А сейчас быстрее под кровать! - Быстрее! - потянул Питер Рэя, но было поздно: убийца вошел в спальню. В руках у него было два огромных чемодана. 2003
116
Старый дом на взгорке (письмо в газету «Тайная власть»)
«Уважаемая редакция, по долгу службы (а работаю я в одной круп ной фирме менеджером) мне приходится много ездить по стране, и вот как-то однажды, уезжая в очередной раз в командировку (правда, недалеко), решил взять в киоске что-нибудь в дорогу почитать. Само собой разумеется, я купил брошюрку скандинавских кроссвордов и вашу газету, так как ничего более стоящего, на мой взгляд, в тот вечер среди других изданий не увидел. И хотя, признаться честно, по натуре я скептик, особенно что касается всяких там так называемых «мисти ческих» историй, ваша газета меня заинтересовала. Прежде всего, конечно, письмами самих читателей, ставших очевидцами некоторых «таких» необъяснимых явлений. Я, может быть, и до сих пор смотрел бы на них с недоверием, если бы года четыре назад сам не столкнул ся с подобным, с тем, что в литературе подобного рода называется «видением». Но по порядку. Лет пять назад я работал также менеджером, но другой крупной областной фирмы, открывшей свой филиал в захудалом провинци альном городке тысяч в восемь населения, расположенном в удоб ном месте на пересечении транспортных узловых магистралей. Как представителю фирмы, исполнявшему на месте, по сути, все обязанности директора, мне частенько приходилось оставаться в этом городке и по два и по три дня для налаживания связей и зна комств, наёма штата и создания производства. Так как фирма со бралась закрепиться здесь «капитально и надолго», как любил по вторять директор, специально для командировочных фирмы в цент ре городка была снята квартира, и теперь, задерживаясь, я мог не бояться, что мне придется долго впустую бродить по пустынным не знакомым улицам, мокнуть под дождем, мерзнуть или мытариться по нескольку часов на безлюдном железнодорожном вокзале в ожи дании обратного поезда. И вот прошло полгода, год, дело фирмы стало понемногу расши ряться, а я всерьез подумывать о покупке в этих живописных местах 117
небольшой дачки, в которую можно будет летом привезти семью, где можно будет отдохнуть в своё удовольствие на природе, покупаться, не изнывая от духоты в городской квартире, окнами выходящей на юг. Что говорить, стоило только заикнуться о желании, как тут же все мои новые местные знакомые с невероятным азартом бросились че рез друзей, приятелей и соседей выискивать мне подходящую дачу. Выбор передо мной был, как в прайс-листе солидной риэлторской конторы. Мне оставалось только заглянуть в свой кошелек и дать со гласие. Надо сказать, не все варианты устраивали меня полностью. Не хотелось скоротечно выбрасывать деньги на ветер, хотелось, чтобы дача была хоть и скромная, но у воды, с небольшим количеством зем ли, с фруктовыми деревьями и замечательным видом на округу. А места здесь, повторюсь, бесподобные: две тихие неширокие реки огибают город с двух сторон, безбрежные заливные луга, пышной зеленью радующие глаз, укромные уголки, где в тени крепких осин и развесис тых ив можно в удовольствие порыбачить, выпить стопку-другую вина и всласть надышаться чистым, незагрязненным никакими отходами воздухом. Сами знаете, когда чего-то очень сильно хочется, оно непременно сбывается. И вот один из наших рабочих как-то сообщил, что непода леку от него продают такой дом, что подойдет мне полностью: сам дом на взгорке, внизу река, у побережья широкая поляна в окружении старых тополей и увесистых ракит. Я хорошо знал этот дом, так как почти каждый день проходил мимо, двигаясь на работу или возвращаясь с работы, а на одной из тех по лян, которые располагались в непосредственной близости от него, мне приходилось даже как-то отдыхать со своими новыми местными дру зьями. Несмотря на старость, он был еще довольно-таки крепенький, кры ша, как мне сказали, не текла, бревенчатые стены не прогнили. В од ном месте, правда, немного просел фундамент, но это дело, как я за метил, было поправимое. Еще тот дом запомнился своей необычной, я бы даже сказал, эк стравагантной хозяйкой. Её просто нельзя было не запомнить, даже однажды увидев. Вся убеленная сединой, осанистая, властная с виду, она подолгу сидела на открытой веранде и неотрывно смотрела вдаль, где тихо садился закат, и словно взором укладывала на покой всё окружающее. 118
Старушка ни с кем почти в городке не общалась и была, как гово рили многие, немного помешанная, особенно после того странного случая, когда с полгода назад пропал её муж, известный в округе пья ница и дебошир. Как она сказала, утром он ушел неизвестно куда, и больше она его не видела. А еще про неё говорили (во что я верю с трудом), что частенько особенно в последнее время - старушка стояла на крыльце, чуть по качиваясь, и либо хихикала и посмеивалась, либо негромко постаны вала, издавая какой-то жуткий монотонный, непрерывный звук, в ко тором невозможно было что-либо разобрать. Никто толком не знал, как глубоко её помешательство, но так как она была человек безобидный, никто её не донимал, а соседи и вовсе оставили в покое, и в конце концов старушка тихо и мирно сконча лась, скорее всего, от старости, и дом выставили на продажу по очень сходной, невысокой цене. Я быстро, не теряя времени, связался с её ближайшими родствен никами, и уже через два дня мы договорились о покупке дома, и я, чтобы сделка случайно или по чьей-либо прихоти не сорвалась, пред ложил им задаток, составляющий треть суммы, которую запросили за дом. Они мне дали расписку в получении денег и ключи от теперь уже моего дома. Буквально на следующий день я как полновластный хозяин обхо дил свои восемь с небольшим соток, испытывая непередаваемое бла женство: передо мной расстилалась безбрежная даль, подо мной в лучах утреннего солнца искрилась река, вокруг убаюкивающе шелес тела листва и сладко и умилительно трещали в гуще листвы воробьи. В этот же день я загорелся желанием переночевать в доме и вече ром после работы, поужинав на офисной квартире и прихватив с со бой кой-какое постельное, с огромным чувством радости отправился на свою дачу и был вознагражден великолепным закатом, достойным кисти Левитана и Айвазовского. Но ночью я спал беспокойно. Мне снилось, что я нахожусь в ка ком-то мрачном тесном земляном подвале, к чему-то привязанный цепью за шею, и не могу ни освободиться от оков, ни сдвинуться в сторону даже на дециметр, потому что цепь моя ограничена, а руки туго связаны в запястьях крепкой веревкой. Я мычу, вою, пытаюсь вырваться, но всё бесполезно: меня никто не слышит, а путы крепки и прочны. 119
Стоит ли говорить, что в ту ночь я проснулся весь в холодном поту, поначалу даже не поняв, где нахожусь и что со мной происходит. Но постепенно разум ко мне вернулся, и я с некоторой долей иронии от бросил навязчивое видение, отнеся приснившийся кошмар к области сновидений, которые обычно появляются на новом и непривычном месте. Однако на следующую ночь кошмар повторился. Я снова видел себя в холодном беспросветном подвале на земля ном полу, только не выл, как в первом сне, а тихо стонал, до боли в груди, до крови в сердце. И в голове всполошенным мотыльком бес покойно металось отчаяние. Конечно же, как человек вполне трезвый и рациональный, я отнес последние жуткие сны к обыкновенной усталости и нервотрепке, свя занной с работой (как раз в то время у меня возникли достаточно се рьезные прения с директором по поводу предстоящих заказов и их сбыта), поэтому не стал придавать им особого значения. Но они со вершенно не отпускали меня. В третьем сне передо мною неожиданно вспыхнула яркая лам почка, мгновенно ослепив меня, давно привыкшего к темноте, и ка кая-то высохшая морщинистая рука, сплошь испещренная жилами, сунула в мои руки алюминиевую миску с какой-то баландой, которую я, как собака, стал с жадностью пожирать, чавкая и торопясь, как го лодный. Я подумал, проснувшись, может, мне и вправду снился «собачий» сон? Но уж больно как-то всё перепутано было, ведь я чувствовал себя не животным, но образ жизни подобный животному. И на что я еще обратил внимание, когда лампочка потухла: в моей темнице не было двери, те же старые высохшие руки неторопливо заложили един ственный отвор в моё жилище досками. Затем я отчетливо услышал шум какого-то массивного предмета, передвигаемого снаружи. Потом всё стихло, и свет в щелях между досками погас. Мой разум опять захлебнулся отчаянием, а сердце в очередной раз разорвалось на ошметки. Конечно же, видеть такие сны было непереносимо. Но я почемуто упорно не хотел относить всё увиденное во сне к моему новому жилищу. «Усталость, просто усталость и нервотрепка», - был убеж ден я, но следующие сны будто нарочно пытались мне доказать об ратное. Новый сон. И опять та же алюминиевая миска с зарубкой на краю. 120
Почему-то именно зарубка врезалась в глаза. Глубокая, будто выпиленная крупным треугольным напильником. Нет, вру, две заруб ки. Рядом была еще одна, но не такая глубокая. Какая-то метка? Мо жет, и метка. Вижу четко. И опять морщинистая рука уходит, доски за кладываются, свет гаснет, я один. Это было непереносимо. Но я, по вторюсь, упорно не хотел связывать свои кошмары с новым домом уж больно нравилось мне место, и я уже так ясно видел, где настелю открытую террасу (за душем, на всхолмке), где срублю баньку, где посажу еще несколько фруктовых деревьев: один из наших рабочих уже пообещал саженцы ароматной груши, плодоносящей у него обиль но каждый год. Однако самое страшное оказалось наяву. Когда я начал приво дить в порядок дом, в одной из кухонных тумбочек обнаружил алюми ниевую миску с двумя зарубками на краю! Это привело меня в шок. Миска была немытая, с засохшими остатками недоеденной каши. Но это была та миска! Я бы узнал её из тысячи других! Она будто впе чаталась в мое сознание. Спутать её с какой-либо другой было про сто невозможно. Тогда я задумался. Выходит, направление моих мыс лей было неправильным. Что-то будто упорно навязывало мне эти сны, и они, как оказалось, были напрямую связаны с домом, в кото ром я оставался ночевать, а не с передрягами на службе, как я пытал ся себе внушить. И найденная на кухне алюминиевая миска с двумя зарубками, как две капли воды похожая на миску из снов, будто под тверждала это. Но тогда к чему все эти сны? О чем они говорили? На что настойчиво указывали? Я был в растерянности, но постепенно собрался с духом и решил проанализировать всё по-новому. Простая логика привела меня к нео бычному решению: я должен был отыскать подземелье, которое каж дую ночь навязчиво представлялось мне. Естественно, оно должно было находиться в каком-то подполье. В доме я знал только один такой под вал - на кухне. К стыду своему признаться, за неделю, которую ночевал в новом доме, я так и не удосужился его осмотреть, не знаю даже поче му. Хотя осмотреть был обязан: в дальнейшем, где как не в том подва ле, мне пришлось бы наверняка хранить осенний урожай и консерва цию. И я спустился в погреб, несмотря на ужасный запах, который выр вался оттуда сразу же, как только люк открылся. Здесь было подведено освещение, и лампочка вспыхнула, как только я её включил. Что вам сказать о подвале? Неглубокий, узковатый: два - на два, но больший тут, наверное, и не нужен. Несколько стеллажей, какой-то 121
пенал, ворох старых рваных одеял, которыми, наверное, накрывали в стужу картошку, и несколько сломанных ящиков с остатками гнилых овощей, которые, скорее всего, и издавали непереносимое зловоние. Ничего интересного: полки пусты, ящики опустошены, но было бы уди вительно, если бы родственники умершей оставили мне еще и кон сервацию или банки. Я разочарованно собрался было обратно, как вдруг заметил на верхней полке пенала несколько пыльных журналов. Страстный биб лиофил, я тут же спустился с лестницы, в надежде обнаружить какойнибудь ценный экземпляр, но и здесь мне не повезло: газеты были мало любопытны, журналы, не стоящие внимания. Но за пеналом поверите ли вы? - я вдруг увидел доски. Обыкновенные грубые дос ки, создающие как бы стенку. Но и во сне я видел стену из досок! Неужто та! Я не допускал и мысли! И сразу же стал отодвигать пенал, а отодвинув, почувствовал, как часто заколотилось сердце: я сплю или не сплю? Между досками оказались щели, достаточные, чтобы просунуть в них пальцы. Доски держались слабо, видно, их часто отрывали от бруса. Я без труда выдрал одну на уровне груди и - ужаснулся - за досками была темнота! Ниша неопределенных размеров. Здесь тоже стояло зловоние, источник которого сразу я установить не мог. Навер няка такие же гнилые овощи. Не предпринимая пока ничего, я решил вернуться наверх, отды шаться и взять фонарь, чтобы тщательнее осмотреть нишу. И как толь ко отдышался, повязал для фильтрации платком рот, сразу спустился обратно вниз, оторвал там еще несколько досок и направил луч фо наря внутрь ниши. От увиденного волосы зашевелились на голове. В нише со связанными руками и с цепью на шее лежали останки какогото человека. Какой срок прошел, как этот человек умер, неизвестно, но, вероятно, оставшиеся гнилостные пары и вызывали у меня такие странные сны. Но странные они были не потому, что являлись кошма рами, а потому, что связаны были именно с этим трупом, этим подва лом и домом. Как зов на помощь, исходивший от незахороненного по койника. Скажете, мистика? Может быть, и мистика, не знаю, как назвать то, что мне являлось раз за разом во сне на протяжении несколь ких дней, но то, что я видел явно именно этот подвал и наверняка этого человека - вернее, глазами этого человека, - для меня не оспоримо. 122
Что говорить, я как ошпаренный выскочил наверх и выбежал из дома. Долго не мог отдышаться и прийти в себя. Увиденное просто не укладывалось в голове! Когда же я немного успокоился, не долго ду мая, отправился в милицию, благо она находилась в двух шагах отсю да, и уже через каких-то десять минут в доме и на улице было полно народу. Сразу же на «уазике» привезли владельцев, и им пришлось упор но доказывать, что они знать не знают, как такое могло случиться, потому что с умершей теткой последний год общались исключительно на пороге, и в дом она вообще никого не впускала. Теперь и соседям было окончательно ясно, что покойная действи тельно сошла с ума: держать собственного мужа в подвале на цепи, а всем растрезвонить, что он бросил её и ушел в неизвестном направ лении. И стали понятны теперь её загадочные - себе на уме - ухмылоч ки, которые искривляли её лицо каждодневно, и «дикие» песни, кото рые она выла по-шаманьи по вечерам на веранде, уставившись в тем ноту. Мне же до сих пор не ясно, уважаемая редакция, каким образом происходил тот процесс общения, если его можно так назвать, меня с трупом посредством сна. На страницах вашей газеты публикуют мас су статей по вопросам похожей направленности люди, всерьез зани мающиеся феноменом подобной - другой - реальности. Может быть, они разъяснят его. Был бы рад прочитать что-нибудь вразумительное по этому случаю. О себе скажу дополнительно, что я не стал покупать дом, хотя в тот же день ко мне подошла родственница умершей и спросила, оста ется ли в силе наш договор. И хотя я - человек, в сущности, несуевер ный, прошедшие ночи перевернули во мне все представления. Есте ственно, я отказался от покупки. Мне хватило и тех кошмаров, кото рые я пережил. И теперь, как я вижу, правильно поступил, ведь бук вально по прошествии месяца у нас с директором опять произошли серьезные разногласия, я уволился из фирмы и уехал из того городка. Выходит, сны мои были не только тесно связаны с покойным, заживо погребенным в подвале (как выяснилось впоследствии, мужчина умер от истощения, видно, жена его в наказание перестала кормить), но и с моим будущим, как бы предваряя последующие события: мой уход из фирмы и отъезд из города. Вот как всё иногда мистическим образом происходит. 123
А еще впоследствии я узнал, что дом тот так никто после этого и не купил и его случайно сожгли какие-то воришки, которые залезли через разбитое окно в надежде чем-нибудь поживиться. Теперь на месте дома пустырь, и я даже рад, что так получилось. Наверное, я сошел бы там с ума. Вот, собственно, и всё, что я хотел рассказать о своём «мистичес ком» опыте. Подписываться не буду, боясь оказаться не понятым. Уж слишком многие у нас не верят в подобное. Может, ваш журнал и из менит людские представления о реальности. Я, по крайней мере, на деюсь на это, ведь в мире так еще много необъяснимого. Всего вам хорошего». 2004
124
Да, мамочка
Юра Пронин с огромным удовольствием сделал глубокую затяж ку и с блаженством оперся спиной о крепкий ствол невысокой оси ны. Из пальцев рук его моментально выдрал «травку» кто-то следу ющий, но Пронин не обиделся на него (таков был обычай), закрыл глаза и словно ощутил, как вверху над ним убаюкивающе зашевели лась тихая крона. Он уже в третий раз общался с этой компанией, но сегодняшний вечер был особенным: его должны были представить их вожаку. До этого Пронин как-то не попадал на него, но теперь всё в порядке. Он чувствовал, что принят, что станет среди них своим. Пронин вспомнил первый опыт общения с ними. Тогда по дороге в парк, где обычно собиралась компания, его новый приятель и одно классник Санька Скворцов менторски наставлял: - Ты, Юрок, главное, не дрейфь. Ребята все из нашего района, понятливые, за своих - горой. Для других мы - сила. Против нас никто. Даже старшеклассники нас боятся. Они легким торопливым шагом двигались в городской парк на ок раине Зарайска. Со стороны было любопытно наблюдать за этой ко мичной парой. Худосочный сутулый Пронин с длинными, почти до ко лен свисающими руками, с рассеянным, ни на чем долго не останав ливающемся взглядом, слушал не доходящего ему и до плеча коро тышку Скворцова, казалось, вполуха. Но суетливый, весьма эмоцио нальный Скворцов впихивал тому имеющийся у него объем информа ции в оба уха, за два-три пронинских шага успевая очутиться как с левого, так и с правого бока своего задумчивого товарища. - Вот ты недавно говорил, что по дороге из школы какие-то хмы ри отобрали у тебя часы. Был бы ты с нами, поверь, тебя никто и пальцем бы не тронул. Мы бы их, знаешь, как отметелили! Век бы не забыли! Массивная аркада сталинских времен свободно пропустила их внутрь. Каждая из трех входных арок разветвлялась в глубь парка в трех разных направлениях. Скворцов свернул налево, а метров через пятьдесят и вовсе сошел с тротуара и пошел по извилистой тропинке, 125
скрывающейся в густых зарослях жимолости. Всю дорогу он тарато рил, как заведенный: - Ребята тебе понравятся, вот увидишь. Один Холера чего стоит. Настоящий пацан! Он у нас за главного. Тогда Пронин не задавал никаких вопросов. В его жизни в конце концов наступил момент, когда нужно было окончательно определить ся, кто ты: сопливый недоросток, малёк или юнец, вступающий во взрослую жизнь. Это было не так-то легко. Еще только вчера Пронин сломя голову носился с маломерками, играя в индейцев или вообра жая себя Росомахой из мультфильма «Люди-Х», с глубоким нескры ваемым интересом следил за приключениями Черепашек-ниндзя, но сегодня ему уже стало скучно слушать писклявый лепет десяти - две надцатилетних приятелей, с непередаваемым увлечением обсужда ющих, кто из покемонов сильнее: клонированный Мьюто или четверо рукий Мэчамп. На то, что он не по возрасту якшается с малолетками, первым как раз и обратил внимание Скворцов, когда они в последнее время сбли зились, вместе играя в настольный теннис. Он-то и предложил свести «переросшего детский сад» Пронина с «настоящими, взрослыми па цанами». Скучающему всё свободное время Пронину предложение товари ща пришлось по душе. В «Денди» ему давно надоело играть, спортив ные секции он не посещал, читать приучен не был. - Сюда, - потянул его слегка за рукав Скворцов, и высокому Про нину невольно пришлось пригнуться, так как толстая суковатая ветка клена нависала над сплошной стеной кустарника слишком низко. Даль ше заросли жимолости немного расступались и открывали неболь шую вытоптанную поляну, на которой, образуя полукруг, лежало не сколько темных трухлявых бревен. На бревнах плечом к плечу, тупо уставившись в центр поляны, молча сидело пятеро или шестеро маль чишек. Один из них жадно затягивался плотно набитой цигаркой, за тем передавал другому, который, ожидая своей очереди, неотрывно смотрел ему в рот и потом также жадно и ненасытно втягивал в себя дым. Появление гостей их, видно, совсем не растревожило. Только двое или трое ребят тяжело подняли головы и осоловело окинули пришель цев пустым равнодушным взглядом. - Привет, быки! - поприветствовал товарищей Скворцов и, обра тившись к безликой толпе, сказал: 126
- Вот я к вам Юрка привел, как и обещал. Иди, Юрок, падай ря дом, - приблизился он к компании и плюхнулся на свободное место. Пронин присел рядом с ним. - А где Холера? - спросил тут же Скворцов и, не получив внятного ответа, уверил Пронина, что их главарь будет чуть позже. Впрочем, ни в первый, ни во второй раз пронинского общения с этой компанией Холера так и не появился. Первый раз для Пронина был разом приоб щения его к коллективу, табаку и «травке». Пока сигарета с набитой «травой» неторопливо из рук в руки пере ходила по кругу, Скворцов предложил Пронину затянуться простым «Беломором». Чтобы не выглядеть в глазах других простаком, Пронин согла сился, взял сигарету, слегка затянулся и тут же закашлялся: у него вообще это был первый опыт курения, мать ему запрещала даже и думать о табаке. Узнай сейчас, что её обожаемое чадо закурило, она бы, наверное, разорвала его на части. Но он ведь не должен показать себя слабаком. В первый раз? Кто тогда станет считаться с ним? Пронин закашлялся, и тут же вызвал у всех курильщиков смех. Незлобный, легкий, товарищеский. Они все через это прошли, все начинали с этого глубокого, выворачивающего внутренности наизнан ку кашля. Но вот к Пронину подошла и набитая «травой» сигарета. - Давай! - толкнул Пронина в бок Скворцов, и Пронин, чтобы и дальше не упасть в глазах других, осторожно взял пальцами тлею щий серый цилиндр и медленно поднес ко рту. Несколько туманных пар глаз голодными зверьками проследили за движением его руки. Пронин глубоко затянулся и этим дымом, но никак на него сперва не отреагировал, даже голова не пошла кругом. Тем не менее, Сквор цов похвалил его и сказал: - Тяни еще, с первого раза кайфа не поймаешь. Пронин затянулся еще раз, и все сразу одобряюще загудели. Он был принят в их среду, сделался своим. Окурок бережно пошел даль ше по кругу, и вслед за ним полетели байки о первых курительных опытах каждого. Кто, как, где и сколько. Стало весело, легкое головокружение не снимало хорошего на строения Пронина. Все для него сразу стали, как родные, добрые и старые приятели. 127
- Как тебе? - спросил Пронина развеселившийся Скворцов, пере давая ему сигарету на следующем кругу. - Класс! - отвечал Пронин и затягивался по-новому, еще не пони мая полностью, что ему больше понравилось: курение, легкое обще ние или то, что он не был отвергнут из среды тех, кто был чуть, может быть, старше его. И вот он уже в третий раз среди них, и в третий раз среди них он, как среди своих. И наконец-то, познакомился с самим Холерой. В кон це концов только Холера окончательно решал, примут или не примут новичка в компанию. Холера, однако, проявил к Пронину неподдельный интерес. Он быстро окинул новоприбывшего острым пронизывающим взглядом и тут же предложил сесть рядом. Худощавый, еще не развившийся полностью Пронин возле стар шего по возрасту и коренастого Холеры выглядел хрупкой веточкой на крупном стволе. И тем не менее Пронин не чувствовал себя ущер бным: Холера был к нему внимателен и прост. - Курнешь? - протянул ему «травку» Холера. Пронин и в этот раз не отказался: также затянулся глубоко, как и в прошлые разы, чтобы не ударить лицом в грязь. Холера одобритель но хмыкнул и мягко похлопал Пронина по спине: - А ты, я вижу, - молодца! - сказал, тяжело ворочая языком, он. Наш пацан. Его все поддержали. Холера стал расспрашивать Пронина: где живет, где учится, чем увлекается. Такое внимание к себе польстило Пронину, и он отвечал без оби няков, просто и открыто. Рассказал и про часы, которые у него ото брали по возвращению из школы какие-то сволочи, и про задиристого Мухина, старшеклассника, который ему проходу в школе не дает: то сильно к стене отпихнет, то больно даст щелчка. - За это не переживай: теперь ты с нами. А твоего Мухина, если хочешь, мы за углом подстережем и отделаем по первое число. И коз лов тех, что часы у тебя отобрали, найдем. Гадом буду, если не най дем! Мы за своих знаешь как! - Мне Санька говорил. - Вот именно. Холера снова набил выпотрошенный бумажный цилиндр «Беломора» «травкой», закурил неторопливо и снова дал затянуться Про 128
нину. На этот раз Пронин почувствовал слабое головокружение, и ка кое-то необычное, ранее не ведомое состояние «кайфа» охватило его. Новую сигарету так же, как и в прошлые разы кто-то моментально вырвал из его рук. Она снова пошла по кругу, бережно, мучительно, сладко. Но, к сожалению, эта сигарета была не столь длинной, и вот уже кто-то решил догнаться «Моментом», уткнулся в полиэтиленовый пакет и затих. Незаметно как стемнело. Нужно было расходиться, но Пронину ни за что не хотелось расставаться с новыми приятелями. Он всё боль ше, не понимая отчего, входил в раж и уже, не замечая как, стал про сто бахвалиться о том, какой он «классный» пацан, что они не пожа леют, что приняли его в свою компанию и что он сделает всё, чтобы оправдать их доверие. - Так-таки всё, - подзуживал его Холера. - А чё! - одурманенный «травой» кичился Пронин. - А клей слабо нюхнуть? - сунул ему Холера насыщенный парами клея пакет. - Кому слабо, а кому и нет, - решительно взял Пронин у Холеры полиэтилен и глубоко затянулся. В голове опять всё пошло кругом, но настроение удвоилось, он почувствовал себя раскованнее, с этими ребятами ему было просто хорошо. Уже и сам Холера был ему как брат, и, кажется, любую гору он мог свернуть. Ничего неосуществимо го в ту минуту для него не было, ничего непреодолимого не существо вало, эйфория полностью захлестнула Пронина. Но вдруг сквозь угар помутненного сознания остро кольнула одна фраза: «Могу и убить». Это он сказал? Его кто-то спросил: «Слабо убить?» Могу и убить. Это он ответил? Убить. Слабо? Они сомневаются? Разве он какой-то со пляк? Настоящий пацан! Кто в этом сомневается? «Ну, на нож». Да вай. Стальное лезвие как будто светится в темноте. Даже Маугли ну жен был нож. Маугли был добрым, но всё равно ему нужен был нож. Рукоять как присосалась к руке. «Раз такой храбрый, убей когонибудь, докажи, что ты на что-то способен». И докажу! Докажу! Туман замутненного сознания всё не рассеивался. - На, затянись еще. Еще затянулся. - Вон там наверху кто-то идет. Слабо его? - Раз плюнуть! - рука сильнее сжала нож, и он двинулся, слегка покачиваясь, по направлению к смутному силуэту, медленно спускаю щемуся по аллее. Поступь его тяжела. Как будто кто-то сдерживает, 129
будто свинцом наполняет ступни. Пронин двигается, втупившись в землю, чувствуя себя каменной глыбой. Крепко сжатый в руке нож словно прибавляет сил. Но вдруг знакомый женский голос заставляет его остановиться. - Пашенька, сынок, я тебя везде ищу. Давно стемнело, а тебя всё нет и нет, нет и нет... - говорит женщина и осекается, не понимая, что происходит с сыном. С её милым Пашенькой. Пронин с трудом поднимает на мать глаза. Расплывчатым обла ком в свете луны кажется её лицо. - Я тебя везде ищу. Зову, зову... Что-то словно щелкает внутри него, но он не может еще ничего ни понять, ни воспринять. Слово «мама» будто врывается в него извне. «Мама?» - думает он. Недоуменно и вопросительно. Почему мама? Пронин оборачивается, но темные зловещие силуэты позади не уходят. Он должен что-то сделать. Он обещал. Он - человек слова. - Идем домой, сынок. Пойдем, - как сквозь какую-то пелену мед ленно доходит до него. Но силуэты позади всё мрачно ждут. И голова идет кругом. «Ты можешь убить?» - «Убить?» - «Да, убить? Ты можешь убить?» - Да, мамочка, - едва ворочая языком, сказал Пронин, тяжело за крыл глаза и почувствовал, как вспотела рука, сжимающая горячую рукоять ножа. 2003
130
Возвращение Джона-счастливчика
Джон гнал свой автомобиль по ночному шоссе на сумасшедшей скорости. Ему было всё равно, врежется ли он в какой-нибудь проно сящийся мимо трейлер, кого-нибудь собьет или расшибется в лепеш ку об одиноко стоящее на обочине, невидимое в пелене безлунной ночи дерево. Он был зол. Злился на себя, и раздражению его не было предела. Ему было почти сорок. Сорок. Тот возраст, который он определил для себя, как предельный. Еще в тридцать, будучи на гребне успеха, он везде и всюду повторял: «Если ты к сорока годам ничего не добь ешься, на тебе можно смело поставить крест». И вот ему через какихто три месяца исполнится сорок. И он - никто\ Предприимчивый и уверенный в себе коммивояжер Джон Эванс незаметно как раство рился в суете будней. От тридцатки до сороковника прошло не десять лет, а, казалось, десять дней. Как один взмах чьей-то неумолимой руки, как в одно мгновение перевернутая страница его жизни. Раз, - и всё. И ничего. И результата - ноль. Он по-прежнему, казалось, все тот же коммивояжер Джон Эванс, но пустой в душе, бесперспективный, а теперь еще и озлобленный на себя, на свою тупость, на свою недаль новидность и бесталанность. Неудачник. Это слово резало без ножа. Как черной меткой клеймило беспощадно, глубоко, на всю оставшую ся жизнь. И это было непереносимо. Было больно: почувствовать себя несвершившимся, осознать, что больше ничего не успеешь, ничего не добьешься, что впереди нет ни времени, ни сил совершить чтонибудь стоящее, важное, такое, чтобы оно принесло хоть какое-то удовлетворение, успокоило душу, привело весь твой начинающий дрях леть организм в состояние равновесия и согласия. А так предел, о котором он в своем беспечном бахвальстве твердил на каждом углу, наступил, но покоя душе совсем не принес. Только хаос, только раз дражение и злость. Кошмар! Вы не представляете, каким кошмаром может быть хаос в душе! Когда его обнаружишь. Когда он, как червь, разъедает мозг. Днем и ночью, на улице и дома, через час и через 131
день, неотступно напоминая о себе. Как взведенная террористом бом ба: секунды щелкают, время убывает. Сорок лет и - взрыв. Хоть за стрелись! Так думал Джон. И эти мысли сводили с ума. Он больше не видел ничего хорошего впереди. Никакого просветления. Отчаяние застило мозг. И чем ближе он подходил к этому, надуманному им самим порогу успеха, не видя стоящих результатов, тем больше и больше раздра жался, пока в один из дней не сорвался окончательно, бросился к своему темно-синему «феррари» и понесся в никуда, на предельной скорости, от себя, подгоняемый ветром и злобой. И гнал теперь, не замечая дороги (благо в полночный час трасса в этих местах была безлюдной). Но все равно где-то отвлекся, где-то потерял бдитель ность, за что-то зацепился у обочины, автомобиль непослушно дер нулся, сошел с трассы, съерзнул набок, проелозил несколько десят ков футов по направлению движения, пока в конце концов не врезал ся в какой-то слабо освещенный рекламный щит. «Добро пожаловать в Лесконсити!» - прочитал Джон, когда с го рем пополам выбрался из машины. «Добро пожаловать!» - саркасти чески усмехнулся он про себя. Авария как-то сбила злость, раздраже ние ушло, недовольство исчезло, но им овладело полное безразли чие и усталость. Больше не хотелось ничего. Только лечь и уснуть, отдохнуть, выспаться: сегодня был такой безумный день. Джон маши нально отряхнул с брюк пыль и тронулся по направлению к городу. Лесконсити оказался небольшим типичным городком западных штатов с населением не более десяти тысяч, размещенным вдали от крупных промышленных центров, тихим, пустынным, неприметным, мимо которого проносишься по трассе и через секунду совсем забы ваешь. Но если ты хочешь уединиться на время, сам ли, с подружкой или с друзьями, такие тихие городки, как Лесконсити, как раз для тебя. Снимешь номер в скромном отеле, и никто не спросит, кто ты, что здесь делаешь, на долго ли задержишься. Здесь не станут навязы ваться, приставать с глупыми вопросами, что называется, «лезть в душу». Здесь остаешься один на один с собой, сам по себе, в тишине, покое, уюте. Цивилизация с головокружительной скоростью несется в пропасть где-то за сотни миль отсюда, но рев её сирен, гудков, клак сонов и мобильников, дешевых реклам и пустых заманиловок не до носится сюда ни эхом, ни отзвуком, ни звуком. Однако это мало утешает Джона. Беда в том, что весь кошмар цивилизации сидит внутри него. Изнутри грызет его печень, жрет киш 132
ки, подтачивает мозг и сердце. И какой может быть вообще покой, если вихрь внутри тебя и никуда от его хаоса не деться. А ведь были когда-то и лучшие времена. Нет, не молодость пита ла его (о ней он совсем тогда не задумывался). Уверенность в своих силах, дерзость, напор, целеустремленность - вот качества, которые всегда двигали им, держали на гребне успеха, не давали ни хандрить, ни распоясываться. Ему тогда всё было по плечу, всё нипочем. Каза лось, так будет вечно. Как же он не заметил надлома? Той грани, за которой оказалась пустота и ничто, а дальше - разочарование, боль, обида. Все вместе они съели его оптимизм, веру в свои силы, стерли с лица обаятельную улыбку, избороздили лицо неприглядными мор щинами, не по годам посеребрили виски. На кого он теперь стал по хож? Джон не узнавал самого себя. Смотрел на свое лицо в зеркало в домике, который снял, и не узнавал. В кого он превратился? В жалкое подобие прежнего уверенного в себе и непоколебимого Джона Эван са. Каким я был? Каким я был?! - словно закричало его пульсирую щее в последнем порыве отчаяние. И от этого душевного крика что-то будто нарушилось внутри, что-то стронулось, и из дальних уголков сознания, как из проектора, широким рассеянным лучом сфокусиро вался в зеркале тот, прежний Джон Эванс, неподражаемый, осанис тый, непобедимый - грудь колесом, алмазный блеск в глазах, кривая, сардоническая улыбка, - мне всё по плечу, вы танками меня не удер жите, мне даже мира мало! Высветился на мгновение в зеркале тот образ и погас. Быстро, неудержимо, издевательски. И снова из Зазер калья на Джона смотрел усталый, измученный и безразличный к себе Джон Эванс-нынешний: мятая небритая физиономия, потухший взгляд, залосненные волосы. Джон смотреть на неё не мог. Вошел в комнату, плюхнулся на узкую кровать. «Нажраться, что ли?» - мелькнула под ленькая мыслишка, но Джон не ухватился за неё, потому что знал, что это не спасет. Лучше, наверное, просто лечь и выспаться. Утро, как говорится, вечера мудренее. За черной полосой непременно насту пит белая. Надо только поверить в это. Надо только... Джон уже ни во что не мог заставить себя верить. И что самое страшное, не мог ни на секунду даже выбросить эти темные мысли из головы. Мысли, веду щие в пустоту... Джон сел и тупо уставился в пол. Затем зачем-то выдвинул вер хний ящик прикроватной тумбочки и обнаружил в нем дешевый рек ламный буклет интимных услуг местных гетер. С засаленных донель 133
зя страниц на него смотрели лучащиеся красотой и молодостью де вицы, одна лучше другой, в мастерском исполнении фотографа-про фессионала. Каждая в ореоле легкого флёра словно кричала: по звони мне, приди ко мне, смотри, сколько во мне того обаяния, той красоты, - жизни, которой так не хватает тебе. Возьми меня, насла дись, и с моей молодостью, с моей неиссякаемой энергией тебе пе редастся и моя жизнерадостность, задор, желание жить и быть сча стливым! «А чем черт не шутит?» - подумал Джон, вдруг и правда кто-ни будь из них хоть на один день утешит, придаст энергии, вдохнет в его бренное тело новой силы. Чем черт не шутит? Джон выбрал одну из понравившихся девиц и набрал соответству ющий номер телефона. - Через десять минут я у тебя, Джон, - закончил на том конце трубки сладкий бархатный голос. Каких-то десять минут. Десять минут, и прокисший Джон Эванс исчезнет на какое-то время в небытие. Зато прежний, неподражае мый и непобедимый Джон Эванс-счастливчик заблистает во всем пре жнем великолепии! Через десять минут в домик тихонько поскреблись. Джон настежь распахнул дверь и пригласил к себе войти длинноногую блондинку с пышными вьющимися волосами. Конечно, она не так сияла молодос тью и красотой, как на рекламной буклете, но Джон Эванс-прежний, отчаянный и любвеобильный бой, уловил в засасывающих василько вых глазах путаны блеск, который сулил именно то, в чем он так остро в данный момент нуждался: жажду жить и умереть в полете. Только так: на взлете жизни, в эпицентре энергии! Джон Эванс-сияющий довольно улыбнулся, пропуская девушку вперед. Жаль, нет шампанского, в свое время он так изящно откупо ривал шампанское, ловко, эффектно, неподражаемо. Джон посетовал, что нет шампанского. - Как же нет, - мило улыбнулась девушка. - Если оплатишь, нам его быстро доставят. - Без проблем, - сказал Джон, радуясь удачному вечеру. Девушка быстро набрала какой-то номер, и еще через десять ми нут шампанское вместе с бокалами стояло у них на тумбочке. «Сервис по полной программе», - усмехнулся про себя Джон. Ему всё это начинало нравиться. Он потянулся к бутылке и изящно и лов ко, как в старые добрые времена, откупорил бутылку, хлопнув негром 734
ко, но эффектно. Девица для приличия наигранно ойкнула, прижала хрупкие ладони к груди и залепетала быстро-быстро слащавое: «Ой какой ты молодец Джон как у тебя это здорово получается, какой ты сильный и ловкий...» В другой обстановке Джон-неудачник давно заткнул бы ей рот, бро сив едкое: «Заткнись, дура!», но Джону-счастливчику сейчас даже при творная лесть была бальзамом на душу. И девица будто уловила же лание Джона, затрещала еще чаще, еще звонче, безостановочно, без умолку, заводя Джона все больше и больше, пока наконец не настало то мгновение, когда он почувствовал, что уже больше не может тер петь, что ему хочется завалить эту пустышку на кровать и растворить ся в ней. Поначалу он так и сделал, но, упав на постель, вдруг почув ствовал какое-то странное головокружение. «Ах, стерва, - подумал сразу, - неужто что-то подсыпала в бо кал». Он знал о некоторых «таких» девицах, которые пользовались подобными грязными способами грабить клиентов. Но доза, видно, была для Джона недостаточной. Он рассвирепел, схватил девицу за волосы и закричал: - Ты что это, сука, поиграть со мной захотела?! Девица дико заверещала, и в ту же секунду - как будто нарочно стоял под дверью - в комнату ввалился какой-то верзила. Но с Джо ном не так-то легко справиться, даже если в нем засела унция яда. Он быстро отшвырнул девицу и молниеносно вскочил на ноги. Что было потом, описать трудно. Откуда Джон взял силы завалить дородного громилу, а потом еще и дать девице такую оплеуху, что она, как бейсбольный мячик, отлетела к стенке, трахнулась об неё и мед ленно сползла вниз, как едкая текучая масса. И тут Джон остановил ся. Остановился и почувствовал, как отъезжает Наверное, снотвор ное все-таки начало действовать. Значит, не таким крепким оказался Джон, как думалось. Но разве можно ему сейчас спать? А вдруг ктонибудь из этих мошенников очнется первым? Разве он в состоянии будет что-либо сделать, хоть как-то защититься? Надо бороться. Бо роться и, может даже, уйти отсюда. Бежать. Пока никто его не засту кал здесь. Джон понимал это, но не смог сделать и двух шагов. Тело его непослушно раскисло и тоже опустилось на пол. Джон будто про валился куда-то. Когда очнулся, ничего не изменилось: верзила с вывороченной шеей по-прежнему лежал рядом, девица с разбитой головой - по дру гую сторону кровати. 135
Джон ужаснулся. Ему сейчас не хватало только трупов! Боже, за что всё? Мало того, что и так жизнь наперекосяк, еще и это. Джон пришел в уныние. С трудом поднялся, чувствуя, как ломит всё тело, и сел на кровати. Что делать? «Что делать?» - мотыльком в голове би лось отчаяние. Конечно же, первым делом посмотреть, нет ли кого поблизости. Его мозг еще не окончательно заплесневел. Джон под нялся, подошел к двери, открыл её и выглянул наружу. Гостиничный двор был пуст. Неподалеку от домика чернел слабый силуэт спортив ной машины. «Что дальше? - снова подумал Джон, закрывая дверь. - Что даль ше?» - спросил себя, остановившись у зеркала и глядя на свое уста лое, измученное ночным происшествием лицо. И вдруг оно словно преобразилось. Опять, как несколько часов назад, зеркало будто за светилось легким туманным ореолом, и на его фоне вырос Джон Эванспрежний, уверенный в себе, бескомпромиссный, безоглядный, аван тюристичный и деятельный. Улыбнулся коварно крепко сжатым упря мым ртом, и Джон Эванс-сомневающийся больше ни в чем не стал сомневаться. Он, казалось, наконец-то нашел потерянный когда-то ключ от запыленной шкатулки, в которой пребывали доселе все его самые боевые качества. И теперь он твердо знал, что делать и куда двигаться дальше. Но сначала, само собой разумеется, надо все здесь привести в порядок. К тому же интуиция подсказывала, что машина во дворе принадлежит этому беспечному верзиле, подавившемуся при торной слюной самоуверенности. А интуиция Джона-счастливчика никогда не обманывала! 2003
ОЧЕРКИ
Свинцовая страсть Казановы
Ранним утром 25 июля 1755 года Джакомо Казанова был разбу жен громкими ударами в дверь своей квартиры. «Какого черта!» - подумал он с досадой, что сон его прерван так беспардонно. Он вовсе не собирался сегодня так рано вставать, тем более что накануне с очередного свидания вернулся почти ни свет ни заря. Но удары в дверь становились всё громче и настойчивее. Казанова поднялся и, как был в нижнем белье, пошел открывать. Ворвавшимся самым бесцеремонным образом солдатам во главе с «великим господином», как именовался тогда шеф жандармов в Ве нецианской республике, он, однако, не удивился. Даже в какой-то сте пени был готов к встрече с ними. О том, что его могут в любой момент за многие безрассудства арестовать, его предупреждали и друзья, и добрый давний покровитель сенатор Брагадин. Причем не далее, как вчера. - Уезжай, пока не поздно, во Флоренцию! - слезно просил старик, давно считавший Казанову сыном. - Тут тебе не дадут покоя! Но Казанова заупрямился, полагая, что ни в чем не повинен; и если теперь уйдет, то этим постыдным поступком только докажет свою вину. Обычно в предчувствии несчастья, как это было, скажем, на Кор фу, когда за избиение самозваного принца ему грозило заключение в бастарду, или чуть позже в родной Венеции, когда его обвиняли в ко щунственном осквернении могилы, нисколько не дожидаясь исхода, он бежал куда глаза глядят. Но теперь, когда в нем прочно засела уверенность, что нет даже повода в его задержании, повел себя край не неосмотрительно, ослушался умудренного опытом Брагадина и беспечно отправился на очередное любовное свидание. «Я был глуп, - напишет он впоследствии в своих мемуарах, - и рассуждал, как свободный человек». Однако ни Венецианское правительство, ни тем более святая ин квизиция шутки с Казановой шутить не собиралась, давно и присталь 139
но следя за похождениями своего своенравного гражданина. Только мощное заступничество влиятельного Брагадина на время оттягива ло момент неминуемой развязки; и шумные кутежи, интриги с женщи нами, картежные игры и, наконец, волхвование, благодаря этому за ступничеству, сходили Казанове с рук. Но недолго веревочке виться, наступил и час расплаты. Шеф жандармов приказал Казанове одеться и беспрекословно следовать за ним. - По чьему приказу я подвергнут аресту? - спросил Казанова, все еще уверенный, что всё это несерьезно, формально, но шеф жандар мов своим ответом поверг Казанову в ужас: - По приказу Верховного суда. С этой минуты Казанова словно впал в транс. Ничего вокруг со знательно не воспринимая, машинально оделся, побрился, зачем-то надел свой лучший костюм, роскошный шелковый плащ и шляпу, от деланную испанскими кружевами и белыми страусовыми перьями. Расфрантился, точно ехал на бал, а не в тюрьму. Сели в гондолу. Он, начальник и еще человека четыре, хотя в его квартире солдат было не менее сорока. Они, как хищники, рылись в каждой комнате, просмотрели все его бумаги и вещи, свернули в узлы все «подозрительные» книги, как будто Казанова являлся каким-то махровым преступником. В канцелярии начальника его продержали в отдельной комнате часа четыре, затем шеф жандармов объявил ему, что, согласно полученно му приказу, он должен препроводить его в свинцовую тюрьму. Этот при каз вызвал у Казановы не меньший шок, чем слова «Верховный суд», произнесенные чуть ранее: в свинцовую тюрьму так просто не сажали; и многие, он знал, оттуда не возвращались вовсе. Значит, настал и его черед прощаться с волей. А ведь только совсем недавно он отметил свое тридцатилетие. Вся жизнь, можно сказать, была впереди... За всю дорогу по пути в тюрьму Казанова не проронил ни слова. У канцелярии начальника они сели в гондолу, проплыли по сети малых каналов, вошли в Канал Гранде и высадились на Тюремной набереж ной. Далее прошли по нескольким лестницам, перешли через крытый мост, Мост Вздохов и оказались в здании пресловутой тюрьмы «Piombi», составляющей верхний этаж или чердак знаменитого Двор ца Дожей. Своё название - «свинцовая» - тюрьма получила потому, что располагалась непосредственно под крышей Дворца, который был 140
покрыт свинцовыми листами. Отсюда появились и ходовые выра жения венецианцев: «сидеть под свинцами», «попасть под свин чатки». В одной из комнат, куда привели Казанову, его встретил секретарь инквизиции и тут же передал арестанта в руки тюремщика. Пройдя с конвоирами ряд разделенных надежными дверьми коридоров, Каза нова в конце концов очутился у какой-то двери, за которой скрыва лась грязная, скверная каморка, длиною в шесть и шириною в два шага, едва освещенная высоко пробитым узким окном. Казанова решил, что это и будет его камера, однако тюремщик громадным ключом отпер находящуюся в каморке незаметную сразу низенькую (чуть больше метра) массивную, окованную железом дверь с окном посредине и велел Казанове пройти в неё. Как только Казанова прошел в дверь, тюремщик захлопнул её за ним и запер на ключ. Казанова остался один на один с мрачным зло вонным помещением и сворой огромных крыс в соседней камере. Он так боялся этих мерзких тварей, что сразу плотно закрыл окошко сво ей двери на внутренний ставень. Положение своё он находил ужасным. Камера, в которую он по пал, оказалась всего полтора метра высотой, так что рослому Казано ве стоять пришлось, низко наклонив голову. Забранное железной ре шеткой в шестнадцать клеток окно здесь было чуть больше полумет ра в квадрате. Однако достаточного освещения практически не дава ло, так как перед самым окном торчал конец громадной деревянной балки, выходившей из стены здания и не пропускающей свет. Из-за свинцовой кровли в камере стояла невыносимая жара. Треть площа ди камеры занимала ниша вроде алькова, но ни кровати, ни стола, ни стула нигде не было видно. Один грязный горшок на полу для отправ ления естественных надобностей да небольшая деревянная полка у стены, на которую Казанова и положил свой богатый плащ и роскош ную шляпу со страусовыми перьями. Затем он облокотился на решет ку своего окна и так простоял часов восемь. Только теперь он начинал понимать, как опрометчиво поступил, не воспользовавшись советом своего благодетеля Брагадина, ведь его, Казанову, скорее всего, давно негласно осудили, и только случай не давал осуществиться исполнению наказания. Теперь ему стала понятна и та настойчивость, с которой один из его последних знакомых, некто Манудзи, ювелир и, как оказалось, доносчик, просил Казанову дать ему для оценки свои книги, особенно 141
трактаты по белой и черной магии, для которых он, якобы, нашел вы годного покупателя. Наверняка подействовал и донос одной полоумной, с сыновьями которой он дружил, обвинившей Казанову в совращении их в атеизм. К тому же, как хорошо знал Казанова, сам Государственный инквизи тор того времени Антоний Кондульмер имел на Казанову зуб. Да и мелких, мало значащих для обывателя, зато достаточных для свя щенной инквизиции, эпизодов и поступков в бесшабашной жизни Ка зановы венецианского периода скопилось достаточно, чтобы быть обвиненным по всей строгости тогдашних законов. Так, из того, что при неудаче в игре Казанова вместо того, чтобы, как всякий добрый христианин, бранить Провидение, поносил дьявола, следовало, что Казанова не верит в Бога, а верит в Сатану. С достоверностью было установлено, что в постные дни негодник Казанова употребляет ско ромное, не посещает церковь, входит, кажется, в одну из масонских лож. Подозрительны и его приятельские отношения с некоторыми ино странцами, которым он мог выказать государственные тайны, так как водил тесную дружбу в то время с тремя венецианскими сенатора ми... Однако всё это были лишь домыслы. А постоянные кутежи, раз врат, картежные игры вряд ли тянули на смертный приговор. Выходит, он страдает невинно и всё, происходящее с ним, не более чем ошиб ка. Не далее, как завтра, священное судилище рассмотрит его поло жение, и он вновь окажется на свободе. Голова Казановы шла кругом. К тому же голод раздирал внутрен ности. Он теперь пожалел о том, что отказался от завтрака в канце лярии шефа жандармов и не заказал себе обед в «свинцах». Ужина, как видно, здесь не бывает вовсе. От этого удручающего состояния Казанова стал впадать в бешенство, клял на чем свет стоит своих мучителей, стучал, кричал, пытаясь произвести как можно больше шума, но все его усилия были напрасны: устройство тюрьмы позво ляло глушить все шумы и поглощать все звуки. Утомленный и обес силенный, Казанова медленно опустился на горячий пол камеры и тут же уснул. Проснулся глухой ночью. Жуткая кромешная тишина окружала его. Он зачем-то потянулся правой рукой за платком, оставленным где-то рядом, и ужаснулся: рука наткнулась на чье-то мертвое тело, на чью-то неподвижную мертвую руку. Казанова от страха даже вскрикнуть не мог. Казалось, даже его способность мыслить парали зовало. Когда, наконец, шок немного прошел, он попытался разоб 142
раться во всем происходящем. Но не находил никакого логического объяснения появлению здесь трупа. Накануне, он точно знал, ника кого трупа в камере не было. Выходит, его подбросили к нему тайно, пока он спал? Опять мертвая рука. Однажды Казанове представился случай иметь дело с мертвой рукой в Падуе. Не символично ли появление новой мертвой руки? И потом, этот труп... Не подлый ли намек Каза нове на его жалкий конец? Приступ бешенства овладел Казановой от этой мысли. Он в ярос ти схватил холодную руку трупа и вдруг понял, что это была его соб ственная, только онемевшая до полного бесчувствия, левая рука. Вместо радости от открытия на него, наоборот, накатило горькое уны ние: онемевшая рука всё-таки доказывала, какой страшной участи его подвергли. И только стоическая выдержка позволила ему не впасть в горькое уныние. Казанова поднялся, приблизился к решетке, низко наклонив голову, и замер у окна в задумчивости. Вскоре забрезжил рассвет, первые рассеянные облаками лучи начали пробиваться на землю. С ними в душе Казановы родилась надежда, что сегодня днем его обязательно выпустят. Не могут не выпустить. Он же ни в чем не виноват. Он не совершил никакого пре ступления! С каждым новым лучом, с каждой новой прогалиной в утренней пелене ночи уверенность крепла в нем. И с нею возникла и быстро стала расти жажда мщения. Уж кем только он себя не представлял в эту минуту. И руководителем народного восстания, свергавшего нена вистное ему правительство, и правителем новой республики, пере краивающим всё государственное правление во имя добра и спра ведливости. В своих фантазиях без всякой жалости он избивал занос чивых венецианских аристократов, без малейшего сожаления мстил каждому обидчику и недоброжелателю. Почему бы нет? Он ведь сегодня будет отпущен, оправдан, гнус ные козни и злые проделки его врагов будут раскрыты и посрамлены. Справедливость восстановится, и он получит удовлетворение. Слад кая месть Казановы... Однако прибывший утром тюремщик больно разочаровал его, пообыденному выразив свое удивление тем, что Казанова не удосужил ся до сих пор заказать себе ни кровати, ни стола, ни стула. - Если вы воображаете, - сказал он, - что вас заточили сюда только на одну ночь, то очень заблуждаетесь. 143
Но заблуждения Казановы на этом не закончились. Он всё еще продолжал жить верой в свою невиновность и в скорейшее окончание мрачного заточения. Сначала срок приходился на сентябрь, потом на первое октября. Слепая уверенность, что именно первого октября его отпустят, не покидала Казанову ни надень. Но вот прошел август, за ним сентябрь, минуло и первое октября, а он всё сидел в крохотной тюремной каме ре, и положение его не улучшилось. Тогда же у него и возник план побега. Или он убежит отсюда, или принудит своих палачей убить его, но здесь он сидеть до скончания века не намерен. Десятки планов и проектов зароились в его воспаленном мозгу. Каждый из них он обдумывал до мельчайших подробностей, но потом с сожалением отбрасывал как неосуществимый, принимаясь выду мывать новый. Доходило до безумия. Раз даже отзвук катастрофи ческого землетрясения, разрушившего Лиссабон, сотряс стены его камеры, и Казанова, как безумец, обрадовался, надеясь, что от еле-, дующего толчка здание тюрьмы рухнет, и он волею Судьбы окажется на свободе. Но и этому желанию не дано было осуществиться. Тогда, хорошо знавший расположение всех помещений дворца, Казанова остановился на единственном варианте: бежать через пол. Под ним находился зал заседаний Совета инквизиции. Нужно было только про буравить или выдолбить чем-нибудь в полу отверстие, спуститься в зал, а там - вон из дворца! Но где раздобыть соответствующие инст рументы, и как всё это действо сохранить в тайне? К тому же бедняге Казанове подселили еще одного узника, потом еще одного, когда пер вого перевели в другую тюрьму, и лишь с начала нового 1756 года, когда и второй сосед по камере был освобожден, Казанова смог сме ло приступить к осуществлению задуманного. В соседнем помещении, куда Казанове разрешали прогуливаться на время уборки камеры, в куче старого хлама он обнаружил массив ную металлическую полосу и небольшой кусок черного мрамора, по служивший ему в качестве великолепного точила. Целую неделю он потратил на то, чтобы эту полоску превратить в замечательный стилет с восьмигранным острием, который спрятал во внутреннюю обивку своего кресла (к тому времени, по просьбе, ему доставили кой-какую мебель). Оставалось только придумать, куда девать мусор, который неизбежно будет появляться, и как скрыть само отверстие от бдительных глаз над зирателей. Пришлось уговаривать тюремщика не убирать совсем его камеру, так как, якобы, у Казановы на пыль непереносимая аллергия. 144
Подозрения тюремщика были отвергнуты вызванным доктором, который принял уловку Казановы за правду, ибо в его врачебной прак тике был похожий случай, когда один молодой человек умер, нады шавшись пыли(!). (Суеверия частенько помогали Казанове.) Однако начало работы Казанове пришлось все-таки отложить еще почти на полгода: сначала не давали покоя морозы, потом ему опять подсади ли товарища, набитого дурака, плута и ужасного болтуна, который был способен по своей природной глупости завалить всё тайное меропри ятие. Но вот и последнего, к вящей радости нашего героя, увезли в другую тюрьму. Казанова, наконец-то, смог приступить к осуществле нию задуманного. Под своей кроватью Казанова стал долбить стык половых досок. Пол был из лиственницы. Под первым настилом обнаружился вто рой, под вторым - третий, но, к счастью, доски между собой скрепле ны не были. Мусор пришлось скрытно выносить в соседнюю камеру в известную уже кучу хлама во время прогулки. Три недели понадобилось Казанове, чтобы пробиться через все три ряда пола, но когда дерево было снято, оказалось, что под ним находится слой мраморного цемента, который тогда применяли при строительстве зданий в Венеции. Он был настолько тверд, что долото Казановы скользило по нему, не оставляя даже царапин. Другой бы в отчаянии опустил руки, но достаточно эрудированный по тому време ни Казанова вспомнил, что Тит Ливий, описывая переход Ганнибала через Альпы, упоминал, как пунийцы разбивали топорами скалы, пред варительно поливая их уксусом. Уксус у него был. Он с жаром продол жил работу, убедившись, что тот на самом деле размягчает мрамор. Вере Казановы в скорейшее освобождение не было предела. В конце концов был пробит и слой цемента, и в маленькое отверстие, проделанное в последнем деревянном настиле, Казанова увидел зал заседаний инквизиции и Совета Десяти. Выходит, он не ошибся и его труд не был напрасен. К 23 августа всё было закончено. Оставалось бежать. Сроком ис полнения побега Казанова назначил день святого Августина, 27 чис ла. В этот день наверняка зал заседаний будет пуст. Но в полдень 25го знакомый грохот замка страшно перепугал Казанову. Шли, очевид но, к нему. Вели нового узника? Значит, опять придется отложить по бег на неопределенный срок? На какой? И что случится за это время? Тюремщик Лоренцо вошел, однако, один. Его глупая физиономия сияла от радости: 145
- Вставайте и идите за мной, - сказал он восторженно. Казанова ничего не понимал. - Вас переводят в новую камеру, более светлую и просторную, из окна которой вы сможете любоваться Венецией. Вы же этого хотели? Казанова в отчаянии чуть не сошел с ума. Так неожиданно нелепо закончилась его первая неудачная попытка бежать из знаменитой «свинчатки». Но, как говорится, надежда умирает последней. Всё у него было еще впереди... 2003
146
Последнее «па» Мата Хари
Они не могли не попросить её сделать это, доктор Бизар, тюрем ный врач, восхищенный необычайным мужеством и самообладанием хрупкой девы, и сестра Леонид, монахиня, последнее время не остав лявшая несчастную смертницу в камере почти ни на минуту. Они по просили её станцевать. Блистательную Мата Хари, «Око утренней зари», как звучало её экзотическое имя в переводе с яванского, своим танцем покорившую едва ли не всю Европу. У её ног лежали салон ный Париж, искрящийся Монте-Карло, Берлин, Милан, Мадрид, Вена. Ей аплодировали Россия и Америка, она танцевала в «избранном» кругу принцев и принцесс, графов и баронов, министров и генералов. Ею восхищались, её любили, в её честь при жизни один из предпри имчивых нидерландских магнатов назвал сорт сигарет. Её слава со перничала со славой непревзойденной Айседоры Дункан. К началу Первой мировой войны Мата Хари считалась самой высокооплачива емой куртизанкой в Европе... И вот по злому Року она в тюрьме, пото му что признана виновной в шпионаже в пользу Германии против Фран ции и единодушно приговорена к смертной казни. - Это невозможно, невозможно! - воскликнула Мата Хари, когда её защитник со слезами на глазах сообщил содержание приговора, но тут же быстро пришла в себя и потом ни разу за все время пребы вания в заключении вплоть до расстрела ничем не выдала своего от чаяния, повторяя только после каждого разговора с кем-нибудь по нескольку раз: «О, эти французы. О, эти французы», - внешне оста ваясь при этом такой же кристально холодной. Уступив просьбе доктора Бизара, Мата Хари отрешенным взгля дом обвела свою небольшую камеру, в которой находилось три крова ти (денно и нощно с ней рядом находились еще две заключенные, так, «на всякий случай»), подняла вверх изящную иссиня-черную го ловку с длинными косами и через маленькое зарешеченное окно под самым потолком жаждущей воли птицей вырвалась на свободу. В её ушах зазвучал ситар, зазвенели кастаньеты и колокольчики, негром 747
ко, задавая ритм, вступил барабан, - и вот больше нет дочери нидер ландского шляпника Маргарет Геертруйды Зелле, а есть Мата Хари, дочь знаменитой на весь Малабарский берег баядерки, в младенче стве отданная богу Шиве и там, в храме Шивы, с ранних лет изучав шая священные ритмы мистических плясок. Губы забормотали что-то нечленораздельное, красивые холеные руки отточенно заходили, тело, как гибкая змея, стало неторопливо извиваться, босые ноги отстуки вать четкий такт, с каждым разом ускоряясь. И вот Мата Хари уже пляшет исступленно, как будто в экстазе, как в последний раз (а ведь это и был последний раз, только она еще этого не знает), и сестра Леонид смотрит на неё с растерянностью, а доктор Бизар со страхом. Ему вдруг приходит в голову поразившая его некогда мадагаскар ская сказка про Ревэре, танцора, который крал быков. Никто не танце вал так, как Ревэре! Но Ревэре и его родные были еще бесстрашными ворами, угонявшими быков. И вот однажды, когда в соседней деревне играли свадьбу, Ревэре и его родные угнали быков, но из-за своей безумной любви к танцам Ревэре вскоре вернулся и стал, никому не знакомый, танцевать. Он танцевал восемь дней и восемь ночей, пока на него не указал отец жениха: - Кто этот человек, который так танцует? - Мы не знаем, - ответили люди. - Тогда подстерегите его и схватите, - приказал тот. - Я хочу знать, откуда взялся этот чудесный танцор. Ревэре испугался и спрятался, узнав об этом. Но вот когда настал вечер и женщины в такт барабану забили ладонями, Ревэре не удер жался и вышел из своего укрытия снова танцевать. Когда его схвати ли и спросили, кто он, Ревэре признался и в краже быков и в своей огромной любви к танцам. И тогда все вокруг потребовали смерти вора, и Ревэре согласился умереть, но только попросил дать ему возмож ность перед смертью еще раз станцевать. - Соберите всех женщин, - сказал он спокойно, - и пусть они бьют в ладоши, пока я буду танцевать, пока не настанет мой час. - Будь по-твоему, - сказали люди. И Ревэре начал танцевать, а люди кричали, свистели и били рука об руку, пока Ревэре совсем не обессилел и не упал изнуренный. - Теперь убейте меня, - сказал он. - Я доволен, я умираю. Пото му, что был великим танцором. И люди убили его. А теперь убивают её, Мата Хари, так и не дока зав определенно, была ли она на самом деле шпионкой. Все те чеки, 148
бешеные суммы в 5000 франков, 30 ООО марок, 15 ООО песет, всплыв шие на суде и представленные в качестве доказательства её дивер сионной деятельности, она просто отмела, смело сказав: - Столько стоили мои услуги. Любовники никогда не платили мне меньше. И это было правдой, потому как, увидев её в танце то змеей, сладострастно извивающейся и постепенно превращающейся в стра стную женщину, то индийской принцессой, борющейся с соблазном сорвать цветок любви, теряли голову не только крупные промыш ленники, банкиры и министры. В круг её горячих поклонников входи ли также немецкий кронпринц, наследник престола, и герцог Браун швейгский. Мата Хари блистала на сцене, вызывая острые, возбуждающие дряхлеющую кровь ощущения, когда постепенно в ускоряющемся рит ме мистического «индийского» танца (будучи, впрочем, далеким от такового) она без всякого стеснения, шокируя публику, одну за другой скидывала свои тонкие шелковые одежды и оставалась только с ме таллическими чашками, закрывающими грудь, и дорогими браслета ми на руках и ногах. Не удивительно, что, имея таких любовников, она практически ку палась в роскоши, разоряя одних и пользуясь услугами других. И мо жет быть, только её страсть к русскому штабс-капитану Вадиму Мас лову, альфонсу, которого привлекали её деньги и который впослед ствии в самый критический жизненный момент бросил её, погубила Маргарет. Да, любовь её оказалась пагубной. Из-за неё она безрас судно соглашается стать французской шпионкой и из-за неё слепо мчится к Маслову во Францию, зная, что над ней уже сгустились тучи. Мата Хари арестовывают в Париже и буквально через пять месяцев выносят безапелляционный приговор: виновна и приговорена к смер тной казни. И вот она по просьбе своих последних зрителей показы вает лучшие па, уже наверняка зная, что самый лучший свой танец она исполнит чуть позже и без движения, но и тот, последний, пред смертный танец будет не менее завораживающим, чем этот, отчаян ный, исступленный, экстазный. И она, верная своему несгибаемому чувству собственного достоинства, на следующее утро, когда за ней пришли и разбудили, безжалостно сообщив, что в очередной раз пре зидент республики отклонил её просьбу о помиловании, обращаясь к сестре Леонид, со слезами на глазах молящейся за её душу, собрав последние силы, как нельзя более суше произнесла: 149
- Не бойтесь, сестра моя, я сумею умереть, не побледнев. Вы уви дите прекрасную смерть. И Мата Хари сдержала обещание. Все её поведение с этого момента отличалось редким спокойстви ем и самообладанием. Она не спеша надела теплое голубовато-серое платье, элегантную соломенную шляпку с широкими полями, пару лю бимых туфель. Отказалась от английской нюхательной соли, которая могла на некоторое время притупить чувства, резко оттолкнула от себя начальника охраны, который пытался взять в коридоре её за руку, пре зрительно бросив: «Оставьте меня, вы, не трогайте, я не хочу, я не во ровка... Что за манеры...», не захотела, чтобы на месте казни её при вязывали к дереву и завязали глаза. Мата Хари предпочла смотреть своим палачам в лицо открыто. И даже усмехнулась последней иронии Судьбы, когда насчитала, что стрелков напротив неё двенадцать, ведь номер камеры её был тоже 12, в Париж перед арестом она вернулась двенадцатого числа, и даже кодовое имя её в германской агентуре было «Н-21» - то же, если читать в обратном порядке, роковое двенадцать. Солдаты по команде направляют на нее свои ружья, но Мата Хари успевает за это мгновение улыбнуться безжизненно стоящей поодаль сестре Леонид, послать ей рукой прощальный привет и сказать ко мандиру, взметнувшему резко вверх свою саблю: «Мерси, месье!» Вслед за тем тишину утреннего Венсенского поля громко разрывают двенадцать выстрелов, лишь один из которых попадает ей в сердце: все остальные солдаты стреляли в воздух, пораженные необычай ным мужеством и хладнокровием 41-летней женщины, вступившей на дорогу смерти из-за любви. Мата Хари стала медленно оседать, опустилась на колени, все еще высоко держа голову, затем опрокину лась назад и, скорчившись, с лицом, обращенным к небу, застыла на песке. Какой-то фельдфебель приблизился к ней, достал револьвер и выстрелил в левый висок... Под звуки сигнальных рожков команда экзекуторов дефилирует мимо трупа, один из молоденьких солдат падает возле неё в обморок, так и не сумев перенести то, что Мата Хари встретила беспристрастно. Так в поединке со смертью Мата Хари тоже оказалась на высоте, её последнее па оказалось не менее не подражаемым, чем все те экзотические танцы, которыми она очаро вывала публику при жизни. А была или не была на самом деле Мата Хари шпионкой, так и осталось недоказуемо. 2004
Содержание
НОВЕЛЛЫ
Русская рулетка.......................................................................... 5 Цветы для любимой.................................................................. 17 Виктория....................................................................................21 Гринька......................................................................................26 Черный уик-энд.........................................................................32 Когда к тебе приходят сны ........................................................37 Леди «темная лошадка»...........................................................44 Удивительное спокойствие...................................................... 49 Велда......................................................................................... 54 Случайный прохожий................................................................ 60 Ни два ни полтора.....................................................................64 Таранов..................................................................................... 69 Клуб скорбящих ж ен................................................................. 75 Монстр.......................................................................................82 Катенька.................................................................................... 86 «Second hand».......................................................................... 92 «Номальный»............................................................................ 96 Возмездие................................................................................ 101 Моя маленькая месть..............................................................106 Ограбление.............................................................................. 111 Старый дом на взгорке............................................................ 117 Да, мамочка............................................................................. 125 Возвращение Джона-счастливчика........................................ 131 ОЧЕРКИ
Свинцовая страсть Казановы................................................. 139 Последнее «па» Мата Хари.................................................... 147
151
Литературно-художественное издание
Безрук Игорь Анатольевич
РУССКАЯ РУЛЕТКА Криминальные новеллы и очерки
Отзывы на книгу отправляйте по адресу:
[email protected]
Подписано в печать 26.12.07. Формат 60х841/,е. Бумага офсетная 80 г/м2. Гарнитура «Arial». Уел. печ. л. 8,8. Изд. № 17. Заказ № 243. Тираж 150 экз. Ц ена договорная Типография «ПресСто» 153025, г. Иваново, ул. Дзержинского, 39, оф. 207, 307 Тел. 30-42-91, 30-43-07