Методологические основы системного подхода в психологии: Хрестоматия

Министерство транспорта России Дальневосточная государственная морская академия им. адм. Г.И. Невельского

МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ ОСНОВЫ СИСТЕМНОГО ПОДХОДА В ПСИХОЛОГИИ Хрестоматия Рекомендовано методическим советом Дальневосточной государственной морской академии им. адм. Г.И. Невельского для специальностей 52100, 020400

Владивосток 1999

Методологические основы системного подхода в психологии: Хрестоматия/Сост. И.В. Герасимова. -Владивосток: ДВГМА, 1999. - 159 с. Хрестоматия включает в себя работы, рассматривающие эволюцию и современное состояние системного подхода в психологии, психофизиологии и смежных областях науки. Предназначена для студентов, обучающихся по специальности «Психология», может быть полезна аспирантам и всем интересующимся вопросами методологии системного подхода. Ил. 8, табл.1

Составитель И.В. Герасимова

Рецензенты: А.В. Петрунько, канд. психол. наук, проректор по научной работе ПИППКРО B.C. Чернявская, ст. преподаватель кафедры педагогики и психологии ПИППКРО

© Герасимова И.В. © Дальневосточная государственная морская академия им. адм. Г.И. Невельского, 1999

СОДЕРЖАНИЕ

Пояснительная записка.......................................................... 4 Введение................................................................................. 4 Контрольные вопросы ............................................................. 5 1. А.Г. АСМОЛОВ. Системный подход - общенаучная методология изучения человека................................................................................................ 6

2. А. Раппопорт. Системный подход в психологии .................................... 35

3. П.К. Анохин. Принципиальные вопросы общей теории функциональных систем .................................................................................... 53

4. Н.А. Бернштейн. Некоторые назревающие проблемы регуляции двигательных актов .......................................................................................... 107

5. Б.Ф. Ломов. Некоторые принципы системного подхода в психологии.......................................................................................................... 132 6. В.А. Ганзен. Системное описание - главный результат системного подхода в психологии....................................................................................... 147

4

ПОЯСНИТЕЛЬНАЯ ЗАПИСКА Настоящая хрестоматия содержит основные тексты, описывающие особенности системного подхода как одного из ведущих методологических направлений современной науки и может быть использована при изучении таких курсов, как «Общая психология», «История психологии», «Методологические проблемы современной психологии», а также при подготовке к государственным экзаменам и при написании научных работ. В сборник вошли главы из книг, статьи из периодики, в том числе более чем сорокалетней давности. Такой разновременный и разноплановый подход (авторы психологи, физиологи, математик) позволяет составить представление о зарождении и развитии общей теории систем, ее организационном оформлении, развитии, применении в психологии. Работы сопровождаются краткими биографическими справками авторов. Во введении сформулированы основные вопросы, на которые следует обратить внимание при чтении текстов. ВВЕДЕНИЕ Методология (от греч. methodos - путь исследования или познания, logos -понятие, учение) - система принципов и способов организации и построения теоретической и практической деятельности, а также учение об этой системе. Методология воплощается в организации и регуляции всех видов человеческой деятельности, не только научной, но и технической, педагогической, политической, управленческой, эстетической и др. С развитием производства, техники, культуры в целом методология стала предметом философской рефлексии и фиксируется как система социально апробированных принципов и правил познания и действия в их соотношении со свойствами и законами действительности. Реально сложившиеся принципы методологии превратились в различные формы получения значимых результатов. Методология носит всеобщий характер, функционируя в качестве общей системы объяснительных принципов и регулятивов. Но она конкретизируется применительно к различным сферам практической и теоретической деятельности. Методология непосредственно связана с мировоззрением, поскольку вся система ее регулятов и предписаний предполагает мировоззренческую интерпретацию как оснований исследования, так и его результатов. Различные уровни методологии (философский, общенаучный, конкретно-научный) находятся во взаимосвязи. В России значительное время существовала одна методология - диалектический материализм.

5

КОНТРОЛЬНЫЕ ВОПРОСЫ 1. Определение понятие «система» различными авторами (Садовский В.Н., Анохин П.К. и др.). 2. Общие характеристики «системы». 3. Понятие состава системы; структуры; функции. 4. Какие из характеристик системы вызывают наибольший спор. 5. Истоки разработки «общей теории систем». 6. Организационное оформление системного подхода. 7. Развитие системных принципов в физиологии, психологии. 8. Причины появления и развития системного подхода в науке. 9. Роль системного подхода в психологии. 10. «Почва» появления системного подхода в психологии. 11. Возникновение необходимости введения целостного подхода при объяснении функций организма. 12. Поиск системообразующего фактора в различных направлениях системного подхода. 13. Принципиальные возражения Анохина при формулировке понятия «системы». 14. Понятие функциональной системы, ее состав, иерархия систем, описанные Анохиным. 15. Полезный приспособительный результат как системообразующий фактор, выдвинутый Анохиным. 16. Внутренняя операциональная архитектоника функциональной системы: афферентный синтез, принятие решения, формирование акцепторов результата действия по Анохину. 17. Образование системы на примере регуляции двигательных актов человека как универсального, саморегулирующегося организма. 18. Основные принципы системного подхода в психологии. 19. Разновидности системного подхода. 20. Какие методы в психологии относят к системным. 21. Объекты системного исследования в психологии. 22. Использование идеи целостности в психологических исследованиях. 23. Методы построения системных описаний в психологии.

И. Т. Фролов, Э. Г. Юдин и др.) подчеркивают, что фундаментом системного подхода выступает методология диалектического и исторического материализма. Органическая включенность системного общенаучного подхода в контекст марксистской философии определяет мировоззренческую и научную ориентацию системных исследований в отечественной науке. Важным этапом в развитии системного подхода стала общая теория систем известного австрийского биолога Людвига фон Берталанфи, а также различные системные исследования в контексте кибернетики и теории информации (Р. Л. Акофф, М. К.Мессарович, А. Раппопорт, У. Р. Эшби и др.). Отличительная черта системного подхода в отечественной науке состоит в том, что объектом системного анализа прежде всего являются развивающиеся системы. Отсюда на первый план выходят вопросы об основаниях и детерминантах развития систем, их самоорганизации, о необходимости образования систем в процессе развития природы и общества. Своими истоками методология системного подхода восходит к принципу системности, широко используемому К. Марксом при выявлении конкретных системных закономерностей развития общества. «Исторически исходным пунктом научно обоснованных системных представлений о мире стали теории К. Маркса и Ч. Дарвина, раскрывшие коренные закономерности строения и развития общественных и биологических макросистем. Оба эти великие учения выступали, с одной стороны, как теории исторического развития в природе и обществе, с другой стороны, как теории функционирования систем. Одна сторона (историческая) становилась здесь alter ego другой (системной), и наоборот. Так, материалистическое понимание истории свое осуществление и завершение находило в теории общественно-экономических формаций (систем). Аналогично происхождение видов путем естественного отбора у Ч. Дарвина своей опорной базой имело главную биогенетическую систему -вид животных, и без нее историческая эволюция органического мира была бы практически необъяснимой. Все это заставило по-новому осмыслить проблему природы системных объектов, специфики системных оснований и исторического развития как системного развития»[8]. В 40-х гг. XX в. системный подход, прежде всего под влиянием общей теории систем Л. фон Берталанфи, выделился как особого рода метатеория, стал общенаучной методологией познания специальных дисциплин. Понятие «система» определяется как совокупность элементов, находящихся в отношениях и связях друг с другом, которые образуют определенную целостность, единство (В.Н.Садовский). В качестве общих характеристик «системы» в самых различных системных исследованиях фигурируют следующие: 1) целостность - несводимость любой системы к сумме образующих ее частей и невыводимость из какой-либо части системы ее свойств как це лого; 2) структурность - связи и отношения элементов системы упорядочи-

6 А. Г. АСМОЛОВ Асмолов Александр Григорьевич - доктор психологических наук, профессор, член-корреспондент Российской академии наук., заведующий кафедрой психологии личности факультета психологии МГУ им. М.В. Ломоносова. Ранее занимал должность заместителя министра образования РФ. Основная сфера интересов в психологии изучение человеческой личности. Автор историко-эволюционного подхода к личности. Выпустил книги: «Деятельность и установка» (1979 г.), «Личность как предмет психологического исследования» (1984 г.), «Принципы организации памяти человека: Системнодеятельностный подход к изучению познавательных процессов» (1985 г.), «Психология индивидуальности: Методологические основы развития личности в историко-эволюционном процессе» (1986 г.), «Психология личности: Принципы общепсихологического анализа» (1990 г.), «Культурно-историческая психология и конструирование миров» (1996 г.)." •k-k

СИСТЕМНЫЙ ПОДХОД - ОБЩЕНАУЧНАЯ МЕТОДОЛОГИЯ ИЗУЧЕНИЯ ЧЕЛОВЕКА Общая характеристика уровня системной методологии науки Среди общенаучных принципов познания мира, выходящих за рамки методологии построения картины действительности в конкретных дисциплинах, в том числе и в разных областях человекознания, все большее значение приобретает системный подход. Он как средство познания многокачественных целостных явлений природы и общества надежно зарекомендовал себя во многих науках. К нему обращаются исследователи, когда возникает задача построения теории «системного объекта», синтеза различных знаний об объекте, разработки новых принципов подхода к объекту изучения, выражающих общее стремление исследователей к созданию целостной картины этого объекта. По своему месту в иерархии уровней методологии науки системный подход выступает как связующее звено между философской методологией и методологией специальных наук. Подобное положение в иерархии уровней методологии науки в значительной степени определяет характер системного подхода, представления об истории его становления и те задачи, которые выдвигаются при разработке системного подхода к изучению природы и общества. Ведущие представители системного подхода в отечественной науке (И. В. Блауберг, Д. М. Гви-шиани, В. П. Кузьмин, В. А. Лекторский, В. Н. Садовский, А. И. Уемов, * Вопр. психол. 1999, №1; материалы переодики. ** Печ. по: Асмолов А.Г. Психология личности. Принцип общепсихологического анализа. М: МГУ, 1990. — С. 49-87.

9

рода подсистем (С. Л. Рубинштейн, А. Н. Леонтьев) и т. п. С особой отчетливостью системные идеи выступили в различных концепциях личности. Начиная с 20-х гг. термин «система» прочно обосновался в психологии личности и с тех пор не покидал ее никогда. Большинство исследователей личности солидаризировались в том, что адекватное понимание личности может быть достигнуто только при изучении человека как целостности. Трудно также отыскать таких представителей психологии личности, которые были бы полностью равнодушны к изучению вопроса о взаимодействии индивида с внешней средой. В целом ряде подходов к исследованию личности, прежде всего в психоанализе 3. Фрейда, было выдвинуто положение об иерархической уровневой структуре личности. Организмические концепции личности (например, концепция известного невролога и психолога К. Гольдштейна) пытались обосновать тезис о саморазвитии личности, целостного организма как системы еще в начале 30-х гг. XX в. В известном смысле разработка проблемы личности в психологии всегда имела позитивную направленность, выступая как антитеза «атомизма», раздробленности человека на отдельные кирпичики, «элементы» в традиционной психологии познавательных процессов. После появления в 40-х гг. общей теории систем Л. фон Берталанфи тенденция к системному рассмотрению человека в психологии личности стала более выраженной. Один из ведущих исследователей в психологии личности Гордон Оллпорт озаглавливает одну из своих работ «Открытая система в теории личности» (1960), где рассматривает личность как открытую, взаимодействующую с действительностью систему, тем самым подчеркивая коренное отличие своего понимания системы от концепции К. Гольдштейна, который исходил из идеи относительно автономного развития организма, его «закрытости» в контактах с внешней средой. Акцент, который ставит Г. Оллпорт в названии своей статьи на открытом характере личности как системы, символичен, так как иллюстрирует тот факт, что за самим термином «система» в психологии личности часто стоят радикально отличающиеся по содержанию, методам и философской методологии построения. Если пропустить через воображаемый фильтр, настроенный на термин «система» и его формальные параметры («целостность», «структурность», «взаимодействие со средой», «иерархичность», «саморазвитие»), тексты различных известных исследователей по психологии личности, то в одном ряду оказались бы такие непохожие друг на друга концепции, как психоанализ, Организмические теории, динамическая концепция личности Курта Левина, персонология Генри Мюррея, теория самоактуализации личности А. Маслоу, персоналистская концепция личности Г. Оллпорта и т.п. Общей чертой этих концепций является стремление представить личность как целостный объект, рассмотрение личности как системы. На признании этого положения сходство большинства психологических концепций личности завершается, а дальше начинаются их многочисленные различия. Из приведенного примера с использованием общих системных идей в

8

ваются в некоторую структуру, которая и определяет поведение системы в целом; 3) взаимосвязь системы со средой, которая может иметь «закрытый» (не изменяющий среду и систему) или «открытый» (преобразующий среду и систему) характер; 4) иерархичность — каждый компонент системы может рассматриваться как система, в которую входит другая система, т. е. каждый компонент системы может быть одновременной элементом (подсистемой) данной системы, и сам включать в себя другую систему; 5) множественность описания — каждая система, являясь сложным объектом, в принципе не может быть сведена только к какой-то одной картине, одному отображению, что предполагает для полного описания системы сосуществования множества разных ее отображений. Наряду с этими общими характеристиками любой системы выделяется и ряд более специфичных характеристик, например целеустремленность сложных технических, живых и социальных систем, их самоорганизация, т. е. способность менять свою собственную структуру, и т. п. [15]. Однако приведенные выше параметры систем принимаются представителями самых разных направлений системных исследований. В своем развитии системный подход не только изменяет стратегию исследований специальных дисциплин, но и сам развивается с опорой на те или иные фундаментальные исследования в биологии, экономике, социологии и психологии. Для иллюстрации этого положения достаточно упомянуть, что общая теория систем первоначально вычленилась из биологии. Вместе с тем жизнь многих системных идей в «теле» той или иной специальной дисциплины нередко оказывается одной из причин невосприимчивости исследователей к системной методологии науки. Так, необходимость обращения к системной стратегии изучения психических явлений иногда воспринимается как излишняя модная добавка к их и без того трудной работе. И дело здесь заключается в том, что многие общие положения системного подхода вовсе не являются для психологии откровением. Они уже давно найдены и вписались в различные конкретные психологические концепции. Например, в борьбе гештальтпсихологов с представителями ассоциативной атомарной психологии и бихевиоризма выкристаллизовалась идея о психических явлениях как целостностях, в контексте которых части неразрывно связываются друг с другом и приобретают новые, ранее им не присущие свойства (М. Вертхаймер).Для «молярных» концепций поведения в необихевиоризме характерна идея о конечном результате, объективной цели поведения человека и животных, превращающей поведение в целостное образование (Э. Толмен). Непосредственно выражает в конкретных психологических исследованиях ориентацию системного подхода принцип анализа психики «по единицам», т. е. анализ, сохраняющий свойства явлений как целого (Л.С. Выготский), положение об установке как целостной модификации личности (Д. Н. Узнадзе), единицах анализа целенаправленной деятельности как своего

10

психологии вытекает, что представления общей теории систем, хотя и дают возможность более явно выделить характеристики исследуемых ими объектов (целостность, организация связей внутри системы, иерархии уровней управления системой и т. п.), недостаточно эффективно выполняют собственно методологическую функцию системного подхода - функцию поиска новых путей познания сложных целостных объектов и постановки новых проблем исследования. В связи с этим некоторые представители специальных дисциплин, в том числе и психологи, не видят особой необходимости в обращении к методологии системного подхода. Причина этого порой заключается в том, что системный подход подменяется общей теорией систем, которая, как правило, оставляет за занавесью своих разработок принципы развития и историзма и ограничивается уже достигнутым в специальных дисциплинах «моносистемным» видением действительности. Биологи знают, что человек - целостный организм; психологи знают, что личность целостная система; социологи знают, что общество - это система. Иными словами, представители каждой из этих наук являются обладателями «моносистемного» видения своих объектов, т. е. видения их как автономных целостных систем. «...Моносистемное знание сфокусировано на познании предмета (явления) как системы... Это знание системоцентрическое, направленное в основном на раскрытие внутренних механизмов и законов явления. В отличие от него полисистемное знание нацелено на раскрытие системности самого мира, т. е. изучение действительности как многосистемной, а отдельного предмета как «элемента» многих разнопорядковых реальностей (систем) данной природной и общественной среды... Углубляя познание различных детерминант явления, полисистемное знание фактически расширяет представления о самом предмете за счет изучения макро- и микросистемы оснований, а также систем внешних взаимодействий» [9]. Именно использование полисистемного знания, рассматривающего человека как «элемент», который живет одновременно многими мирами - миром семьи, миром этноса, миром класса, миром природы и общества, — присуще системному подходу, опирающемуся на марксистскую философию. Такого рода системный подход прорывает границы специальных дисциплин и открывает новые возможности для развития современного человекознания, разработки представлений о закономерностях исторической эволюции человека в природе и обществе. Человек и его место в различных системах Облик целого комплекса наук, изучающих разные проявления человеческой жизни, меняется на глазах. «Робинзонада», господствовавшая долгое время в исследованиях человека и приведшая к антропоцентризму в понимании его природы, уступает свое место системно ориентированной методологии человекознания. Исходным положением, на которое опирается эта методология, является присущая марксистской философии идея о том, что

12

Ответ на вопрос о человеке как «элементе» разных систем, о том, является ли человек физические существом, биологическим существом или разумным существом, не может быть дан до тех пор, пока не указана система, в которой рассматривается человек, и задачи, для разрешения которых ставятся подобные вопросы. В связи с этим попытки дать характеристику человека в психологии либо как организма, либо как индивида (биологического или социального), либо как личности без указания той системы, к которой он принадлежит, лишены смысла. Человек как «элемент» одновременно принадлежит к разным системам, взаимодействуя с которыми он проявляет или приобретает различные качества. В системном подходе классификация различных качеств - материальнообъектных, функционально-системных, интегрально-системных - предложена В. П. Кузьминым; в психологии личности проблема приобретения человеком системных качеств была поставлена и исследована А. Н. Леонтьевым. Изучение «человека в системе» с самого начала исходит из представления о неразрывной связи человека с этой системой, которое радикально отличается от исследования человека в разных противопоставленных диадах, самая распространенная из которых «человек - окружающая его среда». В таких диадах «человек», любой живой организм словно насильно вырывается из природы, оказывается стоящим над ней или вне ее. Тогда термин «окружающая среда» невольно приобретает особый смысл, смысл окружающих человека сил природы, которые готовятся напасть на «живой организмы, вступить с ним в бой. Системное видение человека, любого живого организма, напротив, открывает закономерности развития и функционирования человека как «элемента», живущего жизнью всей системы. Одной из самых широких систем, в которой осуществляется жизнь человека, является биосфера. О любой системе бессмысленно вести разговор, пока, во-первых, не выделено то системообразующее основание, которое объединяет входящие в нее элементы как относительно однородные, во-вторых, не указан характер связей между этими элементами и, наконец, не обозначена еще более широкая система, в которую входит данная конкретная система. Среди различных характеристик биосферы как системы, содержание этого фундаментально разработанного В. И. Вернадским биогеохимического понятия наиболее выпукло передается описанием биосферы как сферы, в которой развертываются биоэнергетические процессы и обмен веществ вследствие деятельности жизни (В. П.Алексеев). Биоэнергетические процессы и обмен веществ в ходе жизни — системообразующее основание биосферы как системы. Эта система в свою очередь входит в систему солнечной галактики и зависит во многом от изменений солнечной активности. Все эти рассуждения могут показаться надуманными абстракциями, игрой ума, которой на досуге занимались В.И. Вернадский, Н. И. Вавилов и ряд других исследователей. Подобные выводы по меньшей мере недальнозорки: «...вырывать человека и микроорганизмы из его естественной среды - окружающего мира со всеми его электрическими радиациями, потоками и полями - это значит

11 ключ к пониманию природы человека лежит не в нем самом как некотором телесном объекте, а в тех различных системах, в которых осуществляется его жизнь. В естественных науках наиболее концентрированное выражение эта идея нашла в фундаментальных исследованиях В. И. Вернадского, который последовательно отстаивал представления о необходимости перехода от ор-ганизменного уровня анализа биологических свойств человека к изучению человека в популяционно-видовом, биоценотическом и биосферном типах организации жизни, а социальных качеств человека - в системе ноосферы, т. е. созданной деятельностью творческой мысли человечества сфере разума. Положение системного подхода об анализе природы человека в ходе развития различных систем и идеи В. И. Вернадского с трудом пробивают себе дорогу в сознании представителей разных дисциплин, встречая в виде препятствия взгляд на человека как на вполне автономный природный или социальный объект, как на вещь. Если человек рассматривается только через призму «моносистемного» видения действительности, то и в биологии, и в социологии, и в психологии он предстает как замкнутый, мир, взаимодействующий с другими столь же независимыми мирами - средой, обществом, Вселенной. Вследствие антропоцентризма мышление в науках о человеке оказывается заселенным оппозициями: «организм - среда», «личность - общество», «биологическое — социальное» и т. п. Незамысловатая операция, проделываемая «птолемеевской» логикой, похожа на действие чудака, вырвавшего у себя самого глаз, чтобы разобраться в его устройстве, а затем, так и не узнав, для чего он нужен, пытающегося водворить его на место. Точно так же порой в психологии индивид изымается из биологического вида «человек», личность - из общества, индивидуальность - из человеческого рода, а затем после досконального перечня индивидуальных различий с точностью до стотысячного знака (и даже без анализа вопроса о происхождении этих различий) индивида пытаются приставить к виду, личность вернуть в общество, через индивидуальность залатать возникший разрыв между биологическим и социальным мирами. В том случае, если человек в целом, его личность рассматриваются как «элементы» более широких порождающих их систем, то открывается возможность использования тех приемов и средств, которыми располагает методология системного подхода, опирающегося на марксистскую философию и на достижения конкретно-научной методологии человекознания. Системная методология анализа развития человека включает положения о человеке как «элементе» различных систем (физических, биологических и социальных), в которых человеком проявляются и приобретаются присущие этим системам качества (1); об изучении эволюции и истории порождающих человека систем (2); об анализе целевой детерминации живых систем (3); о необходимости возникновения феномена личности и ее роли в развитии различных систем (4); о выделении таких системообразующих оснований, которые бы обеспечивали приобщение человека к миру природы и культуры, его саморазвитие (5).

13

впадать в грубейшую, непростительную ошибку и проповедовать мысли, ничего общего с тенденцией современной науки не имеющие. ...И человек, и микроб - существа не только земные, но и космические, связанные всей своей биологией, всеми молекулами, всеми частицами своих тел с космосом, с его лучами, потоками и полями» [20]. Рис. 1. Пример воздействия изменений солнечной активности на здоровье человека в системе биосферы: 65% чумных эпидемий падают на максимум в солнцедеятельности; 35% - падают на минимум в солнцедеятельности (по А. Л. Чижевскому, 1976)

«...Поток электронов и протонов, вылетающий из жерла солнечного пятна и пролетающий мимо Земли, вызывает огромные возмущения во всем физическом и органическом мире планеты: вспыхивают огни полярных сияний, Землю охватывают магнитные бури, резко увеличивается число внезапных смертей, эпидемий, случаев сумасшествия, эпилептических припадков, несчастных случаев вследствие шока в нервной системе и т. д.» [21]. Эти строки основателя гелиобиологии А. Л. Чижевского, детально изучившего связь вспышек различных эпидемий в истории человечества с волнами солнечной активности, помогают увидеть общее природное качество различных элементов биосферной системы - микроорганизмов, растений, животных и человека. Таким качеством, особенно проявляющимся при изменениях солнечной активности, являются биоэнергетические процессы организмов, свойственные любым «элементам» биосферы как природным объектам. Нарушение равновесия в этих процессах, вызванное, в частности, изменениями солнечной активности, приводит к самым различным, порой трагичным земным последствиям (рис. 1). В повседневной жизни биоэнергетические качества человека дают знать о себе, выступая в жалобах на неважное самочувствие, тоску и даже депрессии, которые люди, смущаясь, связывают с перепадами погоды. В истории общества эти природно-предметные качества фетишизировались, жили в легендах о солнечных знамениях, астрологических воззрениях о влиянии созвездий на судьбы человечества. В русле гелиобиологии, опирающейся на концепцию В.И. Вернадского о переходе биосферы в ноосферу, эти явления находят свое объяснение. Системное видение человека как биоэнергетического существа в биосфере приводит не только к рождению новых наук, но и к изменению «технологии» обращения с человеком. Если старые врачи говорили, что нужно лечить человека, а не болезнь, то гелиобиолог А.Л. Чижевский сделал еще один шаг на пути преодоления свойственного медицине организмоцентриз-ма. Он мечтал перестроить «больничный мир» человека и создать для подверженных вредоносным влияниям космоса больных экранированные пала-

14

ты, куда они должны были бы переводиться по первому сигналу астрофизика, следящего за активностью Солнца. Из этого примера проступает еще одна особенность системного видения человека, противоположная практике антропоцентризма: чтобы «вылечить» человека, необходимо преобразовать ту систему, которая приводит к возникновению «болезни», изменить мир человека. Биоэнергетические качества человека, роднящие его с проявлениями любой другой жизни на земле, относятся к тем его природным качествам, которые становятся предметом исследования при изучении человека в системе биосферы. Они присущи самому «элементу» системы, являются его собственным качеством и как любые другие качества объекта открываются только во взаимодействиях в той или иной системе. Аналогичным образом могут быть рассмотрены и функционально-структурные качества человека в системах разных биологических популяций или «организма» — относительно самостоятельного «элемента» этих систем, обеспечивающего свое существование благодаря приспособлению к условиям жизни данных популяций. В общей биологии «организм» исследуется как целостная единица, ответственная за воспроизведение, дальнейшее продолжение жизни в системе биологических популяций. Функционально-структурные особенности «организма» проявляются в общности генетического кода, интеграции проявлений различных входящих в состав организма подсистем (эндокринной, гуморальной и т. п.). В системе биологического вида Homo sapiens человек выступает как «индивид», целостное генотипическое образование, которое в ходе индивидуальной жизни реализует историю своего вида. Системообразующим основанием биологического вида «человек» является специфичный для этого вида образ жизнедеятельности. Функциональноструктурные качества индивида, данные ему при рождении и приобретаемые в ходе его созревания, исследуются, например, биологией человека, генетикой человека и т. д. словом, комплексом естественных наук, изучающих историю развития человека. Структурно-функциональные качества биологического индивида, доставшиеся ему в наследство, гибко пригнаны к условиям образа жизнедеятельности вида. Однако, как и биоэнергетические свойства человека, они уже присущи индивиду как «элементу» в системе вида, являются его собственными свойствами, неотделимы от него самого. Человек как «элемент» в системе общества становится носителем совокупности социальных системных качеств, которые порождаются в ходе его жизнедеятельности в обществе. Социальные системные качества человека как «элемента» общества принципиально отличаются от его природных качеств. В социальной системе любые вещи, в том числе и сам человек, которых коснулась деятельность человечества, начинают вести двойную жизнь, подчиняться природным и общественно-историческим закономерностям. Феномен «второй природы» вещей в обществе был впервые раскрыт и проанализирован К. Марксом.

15

«Вторая природа» приобретается естественными объектами тогда, когда они производятся человеческим трудом, включаются в пространство общественных отношений. В процессе труда происходит «очеловечивание» природы: деревянный брусок может превратиться в «стул», заостренная на одном конце прямая палка стать «копьем»; шкура леопарда — мягким «ковром» или теплой «одеждой». Стоит вырвать любой из этих природных объектов из системы общества, в котором они создаются, и их социальные системные качества «испаряются», прекращают свое существование. Секрет бытия социальных системных качеств любой вещи «очеловеченного» мира в том и состоит, что, будучи изъяты из системы мира человека, они исчезают. Их нет в самом природном объекте вне системы использования этого объекта в той или иной человеческой деятельности. Особенность любых системных социальных качеств объектов мира человека заключается в том, что они производятся в обществе, приобретают в нем, по выражению К. Маркса, «социальную душу». «Очеловеченную» природу можно охарактеризовать выразительными строками Ф. И. Тютчева: Не то, что мните вы, природа: Не слепок, не бездушный лик -В ней есть душа, в ней есть свобода, В ней есть любовь, в ней есть язык...

В мире человека, действительно, есть и любовь, и язык, и душа... Они не лежат на поверхности вещей или в самих вещах, а существуют в особом измерении - в скрытых от глаза системных социальных качествах предметов. Среди системных качеств «очеловеченной» природы выделяются утилитарные функциональные качества предметов и интегральные сверхчувствительные системные качества (В. П. Кузьмин). Утилитарные функциональные качества воплощаются в переделываемых человеком объектах природы. Так, изготавливая «стол», человек меняет форму дерева, и изменившийся природный материал приобретает функциональное социальное качество - «быть столом», полезной вещью для представителей данной культуры. Такого рода материализованные, изменившие форму и имеющие практическое назначение объекты являются носителями функциональных системных качеств. В определенных ситуациях эти же самые объекты могут стать носителями интегральных системных качеств, которые утрачивают связь с природным материалом. Так, например, шляпа, обладающая вполне утилитарным функциональным качеством, неожиданно может превратиться в «знак», в «улику». Герой романа Ф. М. Достоевского Родион Раскольников внезапно осознает, что его шляпа - это «улика», тот «знак», по которому его могут найти и распознать как убийцу. В самом объекте, сколько бы в него ни вглядывались и ни исследовали, нет функционального качества «быть уликой». Объект приобрел системное интегральное качество в ситуации жизненной драмы, став «знаком» преступления. Такого рода качества и называют

22

Таким образом, синтезогенез - это путь увеличения числа потенциально возможных свойств, которые могут пригодиться системе при встрече с непредвиденными ситуациями» [5]. Синтезогенез объясняет то, для чего элементы в ходе развития объединяются в единую систему. Вследствие синтезогенеза формируются системы, обеспечивающие адаптацию к более широкому кругу ситуаций за счет того, что их элементы приобрели новые свойства - возможности взаимодействовать друг с другом для достижения различных целей, а также особый резерв, запас которого может быть использован в непредвиденных обстоятельствах. Наряду с синтезогенезом, приводящим к возникновению объединений, решающих широкие классы задач, в эволюции также идет процесс вычленения подсистем, входящих в системы, т. е. процесс дифференциации систем. Появляются подсистемы - узкие специалисты, обладающие возможностью делать одно, и только одно дело, но зато делать его с самой высокой степенью эффективности. Этот путь развития систем, ведущий к специализации, К. М. Завадский охарактеризовал как сегрегациогенез. В эволюции биологических, технических и социальных систем существует множество проявлений сегрегациогенеза как прогрессивного пути развития, обеспечивающего оптимальные возможности для системы решать типовые ранее встречавшиеся задачи. Вместе с тем специализация тех или иных подсистем, их жесткая пригнанность к одному классу задач, если сегрегациогенез не сочетается с синтезогенезом, становится тупиковым путем эволюционирующей системы, затрудняет ее существование при встречах с непредвиденными ситуациями. Подчиняясь принципу полезности, решению задач только текущего момента, система, идущая по направлению сегрегациогенеза, утрачивает преимущества, которые были достигнуты посредством объединения элементов в группу, возможности к взаимодействию при достижении разных целей и распадается. Ф. М. Достоевский вместе со своим героем Иваном Карамазовым иронизирует по поводу «сверхспециализации»: «Заболи у тебя нос, тебя шлют в Париж: там, дескать, европейский специалист носы лечит. Приедешь в Париж, он смотрит нос: я Вам, скажет, только правую ноздрю могу вылечить, потому что левых не лечу, это не моя специальность, а поезжайте после меня в Вену, там Вам особый специалист левую ноздрю долечит. Что будешь делать? Прибегнул к народным средствам» [б]. Эволюционирующая система должна найти своего рода компромисс между сверхспециализацией, которая может повлечь за собой утилитарный путь сегрегациогенеза, и универсализацией, «народными средствами» пригодными на все случаи жизни. Из теории А. Н. Северцова об изменениях образа жизни как основе прогресса, представлений о синтезогенезе и сегрегациогенезе эволюционирующих систем вытекает, что именно в системе «элемент» приобретает возможности для вариативности, проявления индивидуальной изменчивости. Индивидуальные особенности активного «элемента», сколь бы отличными, самобытными они ни казались, в самой своей основе имеют системное проис-

16 «сверхчувственными» системными качествами. Сверхчувственными системными качествами обладает личность человека в системе общественных отношений. Поэтому-то пытаться понять природу личности исходя либо из биологической натуры индивида, скрытой под поверхностью его кожи, либо из субъективных проявлений, замкнутых в круге сознания человека, столь же безнадежно и бесполезно, как искать природу стоимости денежных знаков в самой бумаге, на которой они отпечатаны [7]. Эту бумагу можно изучить под совершенным электронным микроскопом, подвергнуть тщательному химическому анализу и т. д. Какие бы процедуры ни использовались, разгадка природы стоимости не будет раскрыта, поскольку интегральное системное качество не принадлежит объекту как таковому, а обнаруживается в нем только в ходе его жизни в той или иной общественной системе. Такого рода системными качествами наделяется человек в различных подсистемах общества, в больших и малых социальных группах — семье, этнической общности или классе. В этом смысле сущность человека в общественной социальной системе лежит вне его как биологического индивида, и поэтому даже самые изощренные методы естественных наук не могут уловить разные социальные ипостаси личности. Наряду со структурно-функциональным аспектом анализа системных качеств человека выделяют еще один аспект его изучения в системе общества - системноисторический аспект. Этот аспект системных качеств отражает конкретно-историческую специфику общественных явлений. Так, например, во все исторические эпохи человек, становясь членом семьи, выполнял в ней некоторые общие задаваемые семьей как социальной подсистемой функции, однако конкретно-историческое содержание этих функций в разные эпохи менялось, приобретало свою специфику. Системно-исторический план анализа общественных явлений позволяет показать, что, развиваясь в конкретноисторических условиях, различные «элементы» общественных систем, в том числе и «личность» в системе общественных отношений, преобразуют некоторые константно задаваемые системой функциональные качества, например социальные роли, раздвигают границы тех систем, в которые она входит. Вопрос о существовании человека одновременно в различных социальных подсистемах общества, обладающих различными и порой взаимоисключающими целями, имеет значение для понимания объективных условий возникновения самосознания личности, а также для прогнозирования возможных конфликтов человека с другими людьми, социальными группами и самим собой. Социальные ожидания одних групп, административные предписания других создают объективные предпосылки для возникновения в личности многих «Я», спорящих друг с другом. Включенность личности в разные социальные группы и вызывает необходимость в ориентировке дополняющих или исключающих друг друга целей этих групп, в развитии самосознания личности как функционального органа, обеспечивающего подобную ориентировку. Отсюда вопрос о выделении границ различных групп, своего рода зон возможных «конфликтов», зон «риска», в которых проходит жизнь

17

личности, становится крайне важным и для экономиста, и для историка, и для социолога, и для психотерапевта. Наглядно условия возникновения конфликтов личности на стыке интересов социально-административной системы и интересов профессиональной группы описаны в романе А. Бека «Новое назначение». Один из экономистов, анализируя роман, замечает: «Административная система нуждается в работниках, изгнавших все личное, олицетворяющих собой только конкретный пост и соответствующую функцию. Это не личности, вернее, это личности, у которых должно остаться только то личное, что обеспечивает успешную работу Системы» [13]. Жизнь личности в административной системе превращает ее в исполнителя директив, в вещь, «винтик», наделенный лишь утилитарными системными качествами. Однако как бы ни была однородна система, каким бы жестким централизованным контролем она ни обладала, у личности даже в предписанных системой рамках остается право на выбор. Герой романа А. Бека - крупный руководитель Онисимов - ставит приказы системы, особенно идущие от Сталина, превыше всего, но тот же руководитель является не только служакой, но и профессионалом. И тут-то заложен потенциальный конфликт, возникший между героем романа как служакой административной системы и тем же самым героем как принадлежащим к группе профессионалов, компетентных специалистов. Этот конфликт прорывается в глубокой личностной драме, когда герой романа оказывается вынужденным внедрять заведомо абсурдную и никчемную техническую идею. Онисимов - типичный руководитель административной системы; он же - представитель определенной профессиональной группы. Граница между интересами административной системы и интересами профессиональной группы, в которые одновременно включена личность, - зона возможного конфликта, ставшая в конце концов причиной внутриличностно-го конфликта. Именно поэтому различные попытки классификации социальных общностей в социологии и социальной психологии (Г. М. Андреева, Б. А. Грушин, Г. Г. Дилигенский, Б. Ф. Поршнев), способствующие установлению границ тех групп, в которых развертывается деятельность личности, и помогающие прогнозировать ее потенциальные конфликты, представляют практический интерес для психологии личности. Выступая как «элемент» системы, личность вместе с тем является таким особым «элементом», который при определенных исторических обстоятельствах может вместить в себя систему и привести к её изменению. Возникает парадокс, который относится к одному из парадоксов системного мышления (В.М. Садовский): «элемент в системе» и «система в элементе», «личность в системе общества» и «общество в системе личности». Детский взгляд на мир читающего книгу о вселенной героя повести В. Ф. Тендрякова «Весенние перевертыши» ухватывает самую суть этого парадокса: «В самом начале задавался простой вопрос: «Как велик мир?» И дальше говорилось о... толщине волоса... Толщина волоса в десять тысяч раз меньше вытянутой человеческой руки. Вытянутая рука в десять тысяч раз короче расстояния до гор на горизонте. Расстояние до горизонта только в тысячу с небольшим меньше диа-

18

метра Земли. А диаметр Земли опять же в десять тысяч раз меньше расстояния до Солнца... мир безжалостно разбухал. А. Дюшка съеживался, становился все ничтожней - до ничего, до пустоты! ... вместе с родной Землей, со своим родным Солнцем...» [17]. После этого ошеломившего его ощущения, ощущения крупинки в бесконечной вселенной, подросток задает другу вопрос, есть ли вообще он на свете. И тот просит его дотронуться до головы: «...Голова как голова... Ты чего? - А того, что она по сравнению со звездами и галактиками мала. Не так ли? - Сравнил тоже. - А в нее вся вселенная поместилась — миллиарды звезд, миллиарды галактик. В маленькую голову. Как же это?.. Выходит, что эта штука, которую ты на плечах носишь... — самое великое, что есть во вселенной. И в самом деле захотелось вдруг до зуда в руках пощупать свою великую голову, начиненную сейчас вселенной» [18]. Личность Дюшки Чугунова, как бы она ни была мала по своим физическим размерам, вмещает в себя вселенную; человек как элемент системы может вмещать в себя саму систему. Этот парадокс системного мышления пока остается неразрешимым. Возможный выход из этой парадоксальной ситуации позволяет наметить заманчивая аналогия между личностью и микроскопической частицей, которую известный физик М. А. Марков назвал «фрид-моном» в честь создателя космологической теории расширяющейся вселенной А. А. Фридмана. Особенность фридмона заключается в том, что, несмотря на его микроскопически малые размеры, в нем могут свёртываться и упаковываться целые галактики, большие миры упаковываются в малом мире. Миры во фридмонах, по предположению М. А. Маркова, должны обладать большим числом измерений, чем трехмерное пространство и одномерное время. Из гипотезы ученого вытекает, что в принципе могут существовать микроскопические элементы, вмещающие в себя целые системы1. По аналогии с гипотезой М. А. Маркова можно предположить, что в процессе развития личности происходит как бы свертывание пространства общественных отношений в пространство личности, своеобразная упаковка с изменением размерности большого мира в малом мире. Подобное предположение не только открывает возможность для разрешения парадокса системного мышления, но и позволяет по-иному взглянуть на ряд эффектов, возникающих при приобщении личности к общественно-историческому опыту человечества. Человек как «элемент» входит в множество разнопорядковых физических, биологических и социальных систем. Этот аспект системного исследования человека выступает при его изучении в системно-структурном ракурсе. Системно-исторический план изучения человека открывает новые грани виСм.: Марков М. А. О природе материи. М., 1970.

19

дения человека в разных системах и приводит к проблеме изучения его роли в эволюции систем, преобразовании природы и общества. Основные положения историко-эволюционного подхода к пониманию личности При изучении системных аспектов развития человека, его роли в эволюции расширяющихся систем представители системного подхода обращаются к тем закономерностям, которые выявлены на уровне конкретно-научной методологии науки — в истории, социологии, семиотике, эволюционной биологии. Причина обращения к этим внешне не связанным наукам заключается в том, что в них обнаружены общесистемные закономерности. Одна из функций общенаучного системного анализа как раз и состоит в том, что с его помощью из конкретных наук о природе и обществе вычленяются общие закономерности развития любых систем и тем самым перебрасывается мост, создается канал связи между разными науками о человеке. Реализация положения о необходимости изучения человека в процессе эволюции порождающей его системы предполагает, чтобы исследователь не просто говорил о развитии, а каждый раз ставил вопрос об эволюционном смысле возникновения того или иного феномена в порождающей его системе. Например, каков эволюционный смысл появления новых видов в биологической эволюции или разных этнических групп (племен, наций) в истории человечества; в чем эволюционный смысл возникновения новых органов в филогенезе определенного вида или формирования неповторимого характера в индивидуальном жизненном пути личности? Изучение закономерностей развития систем (биологических и социальных), механики развития будет неполным до тех пор, пока не раскрыт тот эволюционный смысл, для обеспечения которого осуществляется вся механика развития, например, функционируют механизмы естественного отбора (Н.А. Бернштейн, Н.И. Вавилов, А.Н. Северцов, И.И. Шмаль-гаузен, С.Н. Давиденков). Системный анализ развития тем самым исходит из положений о необходимости изучения феномена человека в процессе эволюции порождающей его системы и об изучении целевой детерминации развивающейся системы, предполагающей освещение вопроса «для чего?» возникает явление, наряду с характерными для традиционного естествознания вопросами: «как происходит явление?» и «почему оно происходит?» (Н. А. Бернштейн). В русле психологии необходимость изучения развития человека с опорой на закономерности историко-эволюционного процесса в природе и обществе неоднократно отмечалась такими исследователями, как Б. Г. Ананьев, Л. С. Выготский, А. Н. Леонтьев, А. Р. Лурия, С. Л. Рубинштейн и Д. Н. Узнадзе. В физиологии высшей нервной деятельности проблема системогенеза целостного человеческого организма была разработана автором теории функциональных систем П. К. Анохиным. Оригинальные взгляды на закономерности развития личности в социальной группе с позиций традиционной

20

теории эволюции сформулированы американским психологом Т. Кэмпбел-лом. В системном подходе к изучению развития человека все более концентрируется внимание на общих закономерностях эволюционного процесса, открытых в советской научной школе эволюционной биологии А. Н. Север-цова и И. И. Шмальгаузена. Вследствие этого поднимаются вопросы о критериях прогресса живых и технических саморегулирующихся систем (К. М. Завадский, В. И. Варшавский, Д. А. Поспелов), эволюционных закономерностях антропосоциогенеза и этнических общностей (В. П. Алексеев, К. В. Бромлей, Г. П. Григорьев), общих механизмах эволюции культуры (Э. С. Маркарян). Важным этапом на пути изучения общих закономерностей коэволюции гармоничного взаимообусловленного развития природы и общества - стали исследования последователя В. И. Вернадского Н. Н. Моисеева, обобщенные в его труде «Алгоритмы развития» (1987). Выдающимся достижением классика эволюционной биологии А. Н. Се-верцова является разработка учения о существовании двух различных типов прогресса в эволюции - биологического и морфофизиологического. Биологический прогресс заключается в изменении образа жизни и положения вида животных в биосфере; морфофизиологический прогресс - в изменении строения и функций тела животных. За этим разведением двух типов прогресса стоят изменение мышления исследователей об эволюционном процессе, переход от организмоцентрического изучения развития к системному видению закономерностей эволюционного процесса. Обоснованно критикуя вульгарный перенос эволюционных биологических закономерностей на историю развития общества, порой не замечают принципиального открытия А. Н. Северцова, допустившего возможность относительно независимой эволюции образа жизни, являющегося системообразующим основанием развития вида, от морфофизиологической эволюции организмов, доминирующей в органическом мире. Образ жизни определяет положение вида в системе биосферы. От образа жизни вида зависит, пойдет ли эволюция по пути аромор-фоза, идиоадаптации или регресса. Под ароморфозами А. Н. Северцов понимал прогрессивную эволюцию образа жизни, приводящую к появлению у вида новых качеств, которые повышают уровень жизнедеятельности вида, расширяют его приспособительные возможности и могут оказаться полезны при критических изменениях среды обитания живых существ. Представление об ароморфозе А. Н. Северцова сходно с идеей Н.И. Вавилова о возникновении в ходе эволюции преадаптаций - тех или иных полезных признаков в эволюционирующей системе, еще до того, как они стали для этой системы действительно полезны. От ароморфоза А. Н. Северцов отличал идиоадапта-цию, т. е. адаптацию в узком смысле слова, как специализацию вида, обеспечивающую наилучшую приспособленность к типичным условиям его существования. Если эволюция идет в направлении идиоадаптации, частных приспособлений, то образ жизни вида качественно не изменяется, остается на той же высоте. Ароморфоз же может привести к новому образу жизни вида,

21

т. е. повлечь за собой смену системообразующего основания, определяющего основные характеристики данного вида [16]. На уровне методологии системного подхода описанные А. Н. Северцо-вым закономерности прогресса эволюции были обобщены и развиты в исследованиях К. М. Завадского, а также В. И. Варшавского и Д. А. Поспелова. В этих работах придавших идеям А. Н. Северцова более универсальное звучание, подчеркивается, что возникновение и прогрессивное развитие любой эволюционирующей системы обеспечивается благодаря процессам ее интеграции и дифференциации - синтезогенеза и сегрегациогенеза (К. М. Завадский). По Завадскому, объединение элементов в единое целое, т. е. рождение систем, не предпосылка системного исследования, а факт, нуждающийся в объяснении. В эволюции формы, ведущие изолированный образ жизни, были потеснены многочисленными формами с групповым образом жизни, которые в ходе развития осваивали одну экологическую нишу за другой. Тем самым весь ход эволюционного процесса как бы осуществил экспериментальную проверку преимуществ объединенных в группу, в системы образа жизни по сравнению с изолированными формами жизни. Вместе с тем эта победа приводит к постановке вопросов: в чем эволюционный смысл процесса синтезогенеза объединения в системы отдельных элементов, какого рода сообщества могут считаться системами, обеспечивающими дальнейшее развитие вида? Синтезогенез представляет такое объединение разрозненных элементов в систему, в множество, которое открывает возможность решения задач, ранее не доступных ни одному из составивших систему элементов. Так, муравьи из разных муравейников, смешавшиеся между собой на лугу, полностью автономны по отношению друг к другу. Они не «синтогенезное» образование, а скопление однородных элементов. В чем же состоит отличие скоплений однородных элементов от различных систем, ведущих групповой образ жизни? «...В самом общем виде можно сказать, что некоторая совокупность элементов является единой системой, если эти элементы обладают потенциальным свойством образовывать статические или динамические структуры, необходимые для «выживания» элементов и всей их совокупности, т. е. обладают свойством взаимодействовать друг с другом для достижения локальных и глобальных целей... ... Когда речь идет о биологических совокупностях, то в реальных ситуациях эти свойства проявляются частично, а остальные - ждут своего часа. хорошо известны, например, опыты с некоторыми бактериями, которые всегда обитали в средах, где отсутствуют определенные виды углеводов. При искусственной пересадке их в среды, где эти непривычные углеводы были единственной доступной для бактерий пищей, они начали вырабатывать фермент для их расщепления. Возможность этого была заложена в их генную структуру «на всякий случай» и реализовалась именно тогда, когда в этом возникла необходимость...

23

хождение, самим фактом своего существования обязаны системе. В свете описанных выше положений представляется необоснованным противопоставление «элемента» — «системе», «вариативности индивида» — «виду», «индивидуальности личности» «обществу». Эти противопоставления являются следствием «моносистемного» видения человека, пытающегося решить вопрос о том, «для чего» возникает личность, в чем необходимость возникновения феномена личности в естественноисторическом процессе развития общества, замыкаясь в пространстве организма. Если пытаться отвечать на этот вопрос с позиций традиционной психологии, исследующей отдельного субъекта, его познавательную, мотивационно-эмоциональную и волевую сферы, то оказывается, что личность - высшая интегрирующая инстанция, управляющая психическими процессами, «хозяин» психических функций (В. Джеме) и т. п. В результате личность предстает в традиционной психологии как поставленная где-то «над» психическими процессами, а главное ее предназначение заключается в том, чтобы собрать эти процессы в единый пучок психических функций и придать им определенную направленность. Такого рода решение вопроса о природе личности помещает личность как вне психики, так и вне общества. Подобное пренебрежение вопросом о смысле возникновения феномена личности в эволюции было бы оправданным в том случае, если бы факты возникновения личности, индивидуальных различий между людьми и закономерности эволюционного процесса развития человеческого вида были совершенно не связаны между собой. Но являются ли проявления вариативности в онтогенезе любого биологического организма и эволюция его вида двумя независимыми рядами? Вполне определенный и отрицательный ответ на этот лобовой и наивный для каждого эволюциониста вопрос дает отечественный психолог В. А. Вагнер. На основе анализа соотношения индивидуальных и видовых психических способностей и прежде всего индивидуальной и видовой одаренности у разных биологических видов В. А. Вагнер обнаруживает закономерность: чем выше развито то или иное сообщество, тем больше вариативность проявлений входящих в это сообщество особей. Так, колебания индивидуальных различий в одарённости у низших животных, ведущих одиночный образ жизни, очень незначительны: «У животных, ведущих стадо-вожаческую жизнь, в которой опасности, угрожающие составляющим стадо особям, легче предупреждаются, чем в условиях одиночного образа жизни, роль естественного отбора становится менее суровой, и незначительные уклонения уже им не устраняются. В результате получаются уклонения от типа видовой одаренности. Как бы ни были они незначительны, их наличие представляет собой явление огромного принципиального значения: мы здесь впервые встречаемся с явлениями не видовой, а индивидуальной одарённости. В неволе, где жизнь животных под покровительством человека обеспечена еще более, а роль естественного отбора ослаблена, уклонения психических способностей могут быть еще большими, чем это наблюдается в стаде»

24

[4]. Далее В. А. Вагнер, сопоставляя колебания в индивидуальной одаренности с изменением усложнения сообществ разных видов в процессе эволюции, показывает, что эти колебания все возрастают, достигая апогея в человеческом обществе. Из этих наблюдений вытекает факт наличия взаимосвязи между вариативностью психических способностей индивида и эволюцией вида и тем самым более явно выступает роль вариативности индивида в расширении эволюционирующих систем. Обрисованная В. А. Вагнером картина возрастания индивидуальной одаренности с усложнением сообществ в процессе эволюции является яркой иллюстрацией идеи о том, что в ходе синтезогенеза систем и именно вследствие синтезогенеза на разных уровнях эволюции растет вариативность «элементов», входящих в расширяющиеся системы. Отсюда становится очевидным, что изучение проявлений субъекта как активного «элемента» развивающихся систем (Л. И. Анциферова) предполагает выделение принципов, описывающих системные аспекты развития человека в природе и обществе. Принцип 1. Эволюция любых развивающихся систем предполагает взаимодействие двух противоборствующих тенденций — тенденции к сохранению и тенденции к изменению данных систем. Так, в биологических системах наследственность выражает общую тенденцию эволюционирующей системы к ее сохранению к передаче без искажений информации из поколения в поколение, а изменчивость проявляется в приспособлении различных видов к среде обитания. Ф. Энгельс характеризует наследственность как консервативную, положительную, а приспособление, тенденцию к изменению системы - как революционизирующую, отрицательную сторону процесса развития [12]. В социальных системах тенденция к сохранению проявляется в социальном наследовании, в преемственности таких типичных форм культуры и социальной организации, которые обеспечивают адаптацию данной системы к тем или иным уже встречавшимся в ходе ее эволюции ситуациям. Изменчивость же выступает в различных нестандартных, нестереотипи-зированных приспособлениях системы к непредсказуемым переменам ситуации, в поиске новой информации о среде существования и в построении целесообразного поведения в ней. Индивидуальная изменчивость тех или иных элементов системы представляет собой условие для исторической изменяемости системы в целом. Идея об индивидуальной изменчивости элементов системы как основе исторической изменяемости популяций, в наиболее явной форме высказанная в биологии И.И. Шмальгаузеном, отражает универсальную закономерность развития любых систем. В качестве элементов, несущих индивидуальную изменчивость, могут выступить индивид - в системе биологического вида; член племени - в системе этнической общности; представитель класса - в системе общественно-экономической формации; после-

25

ватель научной школы - в системе профессионального научного сообще-ва и т. п.. Человек, включаясь в каждую из этих систем, наследует типич-ie для них системные качества (В. П. Кузьмин) и одновременно выступает к носитель исторической изменчивости этих систем в целом. Типичные ро-вые системные качества человека, выражающие тенденцию эволюциони-ющей системы к сохранению, стоят за различными проявлениями активно-и субъекта -. стереотипами поведения, репродуктивным мышлением, при-[чками, установками, - характеризуемыми в психологии как адаптивные; риативные, уникальные качества человека, выражающие тенденцию к из-яению, возникают в синтезогенезе и проявляются в многообразных фор-ix активности субъекта, например творчестве, воображении, самореализа-:и личности, описываемых как продуктивные типы активности. Эволюци-ный смысл адаптивных типов активности не сводится к поддержанию рав-весия со средой, гомеостаза, выживания. Главным критерием адаптации ляется не только и не столько фактическое выживание индивида в данной нкретной среде, сколько обеспечение преемственности существования ин-вида его жизни в ряду будущих поколений (И. И.Шмальгаузен). Обобщенную характеристику механизмов развития систем в процессе олюции предлагает Н. Н. Моисеев. Наряду с адаптационными механизма-I, обеспечивающими устойчивость развивающейся системы в конкретных ловиях среды, он выделяет особые бифуркационные механизмы (bifurca-in - разветвление или раздвоение). Механизмы бифуркации, обеспечи-ющие тенденцию к изменениям развивающейся системы, приходят в дей-вие, когда возникают резкие изменения среды, кризисы в жизни системы. ща из наиболее существенных характеристик развития систем, обеспечи-емых адаптационными механизмами, - это предсказуемость, прогнози-емость будущего поведения и развития этих систем. В отличие от меха-[змов адаптационного типа развития механизмы бифуркационного типа рактеризует неопределенность будущего системы, невозможность пред-азать, по какому пути после того или иного кризиса пойдет дальнейшее звитие системы, какой новый вариант эволюции будет выбран. Поведение стемы, после того как начал действовать механизм бифуркации, в принциневозможно вывести из прошлого (из наследственности, из генов, про-того опыта и т. п.). Развивающий сходные взгляды на эволюцию системы в шроде и обществе бельгийский физик И. Пригожий отмечает, что в усло-ях неустойчивости, неравновесия в переломный момент жизни системы льзя предсказать ее будущее, так как любое в обычных условиях незначи-льное событие или действие может заставить всю систему измениться и тория пойдет по новому, иному пути [14]. Механизмы адаптации, функюнирующие в социальных системах, связаны с обеспечением устойчиво-и личности, ее типичного предсказуемого поведения в социальной группе. еханизмы бифуркации присущи индивидуальному поведению личности в зличных проблемно-конфликтных ситуациях. В тех случаях, когда в обще-ве наступает переломный момент, незначительные в обычных условиях

26

поступки индивидуальности могут вызвать преобразование общества, стать толчком к возникновению непредсказуемой новой фазы в развитии культуры. При описании системно-функциональных родовых качеств человека, проявляющихся в стереотипизированных адаптивных формах поведения, их характеризуют как социотипические проявления личности в социальной системе При характеристике системно-интегральных качеств человека, проявляемых им в непредсказуемых ситуациях, которые не удается преобразовать на основе стереотипизированного поведения, употребляют понятие «индивидуальность личности». Введение этого разграничения позволяет отразить существующие в единстве тенденции к сохранению и изменению, присущие жизнедеятельности человека как «элемента» различных развивающихся систем. Благодаря указанному пониманию терминов, «личность как тип» и «личность как индивидуальность» также удается связать социотипические проявления человека с реализацией родовой типичной социально унаследованной программы данной социальной общности и одновременно выделить неповторимые проявления человека, обеспечивающие в конечном итоге историческую изменяемость этой общности. И, самое главное, данное разграничение помогает передать эволюционный смысл индивидуальности личности: за проявлениями индивидуальности выступают потенциальные возможности бесконечных линий творческого эволюционного процесса жизни. Анализ природы индивидуальности, ее функционального значения в эволюционном процессе приводит к выделению принципов системного историко-эволюционного подхода к человеку, касающихся вопросов о саморазвитии различных систем и о соотношении родовой адаптивной стратегии развития этих систем с неадаптивной стратегией развития их элементов, несущих индивидуальную изменчивость. Принцип 2. В любой эволюционирующей системе функционируют избыточные неадаптивные элементы, относительно независимые от регулирующего влияния различных форм контроля и обеспечивающие саморазви-тие системы при непредвиденных изменениях условий ее существования. В эволюционирующих системах возникают и проявляются различные виды активности включенных в эти системы «элементов», которые непо^ средственно не приводят к адаптивным прагматическим эффектам, удовлетворяющим нужды данных систем и обеспечивающим их сохранение, устойчивость. Ярким примером проявления филогенетических зачатков возникновения неадаптивной активности в биологических системах являются игры животных. Различные биологи и этологи словно соревнуются между собой, стремясь предлагаемыми характеристиками игры подчеркнуть ненужность этого вида поведения животных для биологической адаптации. Игровое поведение животных называют «избыточным», «мнимым», «действиями вхолостую», «вакуумной активностью» и т. п. И действительно, игровая активность не влечет за собой прямого адаптивного эффекта. Но именно в силу

27

ой особенности игровой активности в ней оттачиваются унаследованные >рмы поведения, до того как они предстанут перед судом естественного бора (К.Э.Фабри). Таким образом, сама игра создает наибольшие возмож-сти для неограниченного проявления индивидуальной изменчивости ор-низма, а тем самым накопления опыта действования при переменах усло-й существования данного биологического вида. Введение представлений о неадаптивной неутилитарной активности по->гает пролить свет и на такой сложный вопрос, как проблема изменения об-за жизни, приведшая к переходу от образа жизни животных к качественно [ому образу жизни образу жизни Homo sapiens. На основе тщательного ализа антропологического и археологического материала известный совет-ий археолог Г. П. Григорьев приходит к выводу, что по так называемому рудийному критерию» представляется затруднительным провести резкую нию водораздела между видом Homo sapiens и другими ветвями рода )то. Из этих фактов следует, что одновременно с человеком были сущест-, которые обладали прямохождением, крупным мозгом, развитой морфоло-ей обеих конечностей и, главное, добывали себе пищу при помощи орудий камня, кости и дерева. «...Объяснение наблюдаемым фактам можно найти учении А. Н. Северцова об ароморфозе. Этот крупнейший специалист в об-сти эволюции полагал, что изменения организмов хотя и представляют со-й приспособление к внешней среде, тем не менее никогда не являются точ-IM ответом на заказ природы. Эволюция происходит скачкообразно, и при эм во вновь возникшей форме есть некий запас способностей, не реализуе-лх непосредственно, как бы ненужных виду в данный момент, но полезных я него в дальнейшем. У вида оказываются скрытые возможности, которы-i он сумеет воспользоваться только в процессе своего длительного сущест-вания, но не сразу же по возникновении. Вид, таким образом, может при-осабливаться, изменять формы поведения, не меняя морфологии своих ор-нов. Это «прыганье на ступеньку с запасом и приводит к тому, что процесс олюции приобретает прерывистый характер» [З]. Решение вопроса о при-:нах возникновения человека в антропогенезе, отличиях образа жизни чевека от образа жизни животных связывается тем самым с поиском неадап-вных избыточных форм поведения, существующих наряду с деятельно-ью изготовления и употребления орудий. Уникальный материал для понимания эволюционного смысла неадап-вной активности в истории разных культур приводится в классических удах М. М. Бахтина о карнавальной культуре, исследованиях Д. С. Лихаче-смеховой культуры Древней Руси и цикле работ Ю. М. Лотмана по типо-гии культуры. В этих исследованиях выступают две черты неадаптивных рнавальных или смеховых социальных действий: а) смеховые социальные йствия, поступки шута или юродивого дозволены в эволюционирующей стеме данной культуры и относительно независимы от социального конт-'ля, корригирующего отклонения от свойственных этой культуре социаль-IX нормативов; б) в смеховых социальных действиях подвергаются сомне-

28

нию социально унаследованные типичные для данной культуры формы отношений и осуществляется поиск иных вариантов развития культуры, строится иная желаемая действительность. Смеховые социальные действия позволяли в рамках средневековой культуры одновременно практиковать поведение, квалифицируемое и как грешное, недозволенное, и как дозволенное (Ю. М. Лотман). Различная природа и эволюционный смысл адаптивных и неадаптивных социальных действий в развивающейся культуре средневековья наглядно выступают в сопоставлении официального праздника и карнавала, проводимом М. М. Бахтиным: «Официальный праздник, в сущности, смотрел только назад, в прошлое и этим прошлым освящая существующий в настоящем строй. Официальный праздник, иногда даже вопреки собственной идее, утверждал стабильность, неизменность и вечность всего существующего миропорядка, существующей иерархии, существующих религиозных, политических и моральных ценностей, норм, запретов. Праздник был торжеством уже готовой победившей господствующей правды, которая выступала как вечная, неизменная и непререкаемая правда... В противоположность официальному празднику карнавал торжествовал как бы временное освобождение от господствующей правды и существующего строя, временную отмену всех иерархических отношений, норм и запретов. Это был подлинный праздник времени, праздник становления, смен и обновлений. Он был враждебен всякому увековечиванию, завершению и концу. Он смотрел в незавершимое будущее» [I]. Впоследствии эти идеи М. М. Бахтина были включены в контекст семиотической концепции культуры Ю. М. Лотмана, специально подчеркнувшего, что каждая культура как саморазвивающаяся система должна быть оснащена «механизмами для выработки неопределенности». Благодаря внесению неопределенности в строго детерминируемую систему культуры, данная культура приобретает необходимый резерв внутренней вариативности, становится более чувствительной и подготовленной к преобразованию в ситуациях тех или иных социальных кризисов (Ю. М. Лотман). Если взглянуть через призму этих представлений на социальные карнавальные и смеховые действия, поступки шутов и «ведьм», деяния еретиков, феномен странных «лишних людей», то оказывается, что подобного рода неадаптивные, кажущиеся избыточными для адаптивного функционирования социальной общности акты - обязательное условие исторической изменяемости этой общности, его эволюции. Так, смеховые социальные действия словно заботятся о том, чтобы культура не зашла в своем развитии в тупик, не достигла состояния равновесия, равносильного неподвижности и смерти. Они создают неустойчивый нелепый мир «спутанной знаковой системы», в котором царят небылицы, небывальщина, а герои совершают неожиданные поступки. Раскрывая историко-культурный эволюционный смысл феномена «дурака», Д. С. Лихачев замечает: «Что такое древнерусский дурак? Это часто человек очень умный, но делающий то, что не положено, нарушающий обычай, приличие, принятое поведение, обнажающий себя и мир от всех церемониальных форм... разоблачитель и разо-

29

:ачающийся одновременно, нарушитель знаковой системы, человек, оши-i4Ho ею пользующийся» [10]. Деяния еретиков, как и социальные смеховые действия шутов, также :осят неопределенность в культуру, лишают ее устойчивости и тем самым ют прорваться тенденции к изменению социальной общности. Но в отли-[е от смеховых социальных действий эти деяния подпадают под элимини-тощее влияние социального контроля. Предлагаемые ими варианты эволю-[и культуры не вписываются в социальную систему, а поэтому пресекаются [и рационализируются ею. При рационализации деяний «лишних людей» и деяния часто стремятся отнести к разряду социальных смеховых дейст-:й, охарактеризовать их как «ненастоящие», шутовские, а, следовательно, уволенные. Так, посягнувший на права и гарантии образованного дворян-ва Павел I, который попытался внести изменение в существующую систе-/ правления, объявляется «безумным», шутом на троне. Рационализация брянским обществом поведения Павла I как «безумного», «странного», [сключительного» позволяет этой социальной группе освятить незыбле)сть самодержавного правления как такового. Точно так же дворянством •ъявляются «безумными» поступки П. Я. Чаадаева (прототип Чацкого), >двергшего критике официально существующую систему правления. При ем глубочайшем социальном различии действий Павла I и П. Я. Чаадаева [и направлены против устоявшегося социального правопорядка и рациона-[зируются дворянским обществом как «ненастоящие», «шутовские». При ом для этой социальной группы безразлично, что за феноменом «лишнего ловека» (Павла I) как индивидуальности проступает тенденция эво-зционного процесса повернуть колесо истории вспять, к допетровским 'еменам; а за феноменом «лишнего человека» Чаадаева как индивидуально-и - зародыш новой линии развития культуры, предвестник будущих рево-эционных преобразований. Эволюционное значение индивидуальности :ишнего человека» в том и состоит, что она несет такой вариант развития льтуры, который в настоящий момент существования культуры не прини-1ется, а в ряде случаев элиминируется. Описанный круг проявлений неадаптивной активности личности как бъекта деятельности является необходимой ступенью саморазвития систе->i, увеличением возможностей ее эволюции. Таким образом, на разных уровнях функционирования человека как лемента» развивающихся систем - на уровне человека как индивида в биотической популяции, на уровне личности как индивидуальности в соци-ьной общности - проявляются неадаптивные, избыточные, формы актив-»сти, которые выражают тенденцию к их изменению и тем самым выступа-г как необходимый момент эволюционного процесса данных систем. В пе-яомные периоды, жизни развивающихся систем (биологические катаклиз->i, социальные кризисы) значение неадаптивной активности входящих в эти [стемы элементов возрастает и приоткрывает ее эволюционный смысл. Так, шример, кажущиеся излишними неадаптивные действия Джордано Бруно,

30

взошедшего ради своих убеждений на костер, выступают как цена за адаптацию развивающейся социальной общности в целом, ее прогресс. В этой связи, ставится вопрос о судьбе неадаптивных актов и их результатов в процессе развития различных систем: могут ли акты, несущие тенденцию к изменению системы, из неадаптивных переродиться в адаптивные акты, при каких обстоятельствах в процессе эволюции происходят подобного рода изменения функционального значения акта в развитии систем? Принцип 3. Необходимым условием развития различного рода систем является наличие противоречия (конфликта или гармонического взаимодействия) между адаптивными формами активности, направленными на реализацию родовой программы, и проявлениями активности элементов, несущих индивидуальную изменчивость. Из этого принципа системного историко-эволюционного подхода к изучению человека как активного «элемента» разных систем вытекают следующие взаимодополняющие положения: 1. Противоречие между мотивами деятельности индивидуальности, проявляющееся в виде конфликта или гармонического взаимодействия с идеалами и нормами социальной общности, может быть разрешено посредством либо поступков и действий, преобразующих родовую программу социальной общности, либо различных перестроек мотивов индивидуальности в процессе взаимодействия с социальной общностью. В том случае, если противоречие носит характер гармонического взаимодействия, поступки и действия индивидуальности способствуют дальнейшему прогрессу социальной общности. Если же противоречие выступает в виде конфликта, то активность индивидуальности может повлечь за собой перестройку родовой программы данной общности, привести к иному направлению эволюционного процесса этой системы. 2. Отстаивание индивидуальностью своих мотивов и ценностей осуществляется как происходящая в процессе деятельности самореализация, которая приводит к дальнейшему развитию данной культуры или порождению в ходе преобразования действительности форм и продуктов новой культуры. 3. Неадаптивная активность индивидуальности перерождается в адаптивную активность по отношению к данной общности тогда, когда созданные этой активностью в процессе самореализации нормы и ценности становятся нормами и ценностями соответствующей культуры. При этом активность индивидуальности перестает нести функцию к изменению данной системы и начинает выполнять функцию ее сохранения, стабилизации. Например, деяния исторических личностей, провозглашающих новую веру, вначале порой подвергаются гонениями, так как они вносят смуту, неопределенность в культуру своего времени. Однако в дальнейшем, в случае победы их веры, их варианта эволюции культуры, эти деяния возводятся в ранг эталонов, превращаются в стереотипы. В результате они становятся носителями функции к сохранению системы, начиная элиминировать или рационализировать проявления активности других индивидуальностей как выразителей иных линий

31

олюционного процесса. Идея о гармонии противоположностей как движущей силы развития :чности привлекалась Л. И. Анцыферовой для объяснения некоторых форм аимодействия (или содействия) между различными компонентами пси-логической организации личности как самостоятельной системы. Напри-;р, гармонического противоречия между желаемым и достигнутым и т. п. В стемном историко-эволюционном подходе к индивидуальности личности чь идет о гармоническом взаимодействии, возникающем в результате невпадения между «только знаемыми» идеалами и ценностями группы и ,еалами, которые стали подлинными мотивами для члена этой группы. По-ждаемая значимыми ценностями индивидуальность борется за то, чтобы :и не только внешне признавались группой, но и реально побуждали совме-ную деятельность данной группы. Отстаивая эти ценности, индивидуаль-'сть как бы подталкивает группу к более быстрому продвижению по при-Емаемому пути эволюции, задает зону ближайшего развития. Порой людям, ^являющим активность, выходящую за пределы утилитарной деятельно-и, говорят: «Ну что, вам больше всех надо?» Благодаря изменениям, вно-мым вследствие неутилитарной активности в родовую программу соци-ьной общности, эта программа эволюционирования претворяется в жизнь. Поступки индивидуальности личности часто не вписываются в канони-ский образ «разумного человека», совершающего рациональные действия. истории культуры наряду с образом «разумного человека» выкри-аллизовался своего рода эталон «индивидуальности», черты которого в яв-м виде переданы в мифах и фольклоре разных народов о своих культурных роях и их близнецах, «шутовских дублерах» (Е. М. Мелётинский). К числу ких шутовских дублеров относятся мифологические плуты, или трикстеры. Н. Топоров на материале анализа образа трикстера в сибирском фольклоре скрывает роль индивидуального поведения мифологического плута в раз-шении противоречий поведения социальной группы. Первая особенность индивидуальности, характерная для поведения икстера, заключается в постановке сверхцелей, т. е. целей, выходящих за еделы таких целей социальной группы, для достижения которых группа [работала стандартные типовые действия. Особый характер целеобразова-я индивидуальности личности, ухваченный в фольклорном образе триксте-, и приводит к другим чертам его социального портрета готовности осво-ь неожиданный тип поведения, отклонению от принятых норм и даже их рушению, немотивированности поступков с точки зрения здравого смысла, зможности менять свой облик и свободно перемещаться во времени и про-ранстве, бескорыстности действий. «Человек трикстерной природы ... и трикстер - ... всегда ищут свой инственный шанс на необщих путях, а ими, как правило, оказываются та-е пути, которые расцениваются коллективным сознанием (во всяком слу-е, при первом взгляде) как неправильные, неэффективные, заведомо пло-е. Собственно говоря, так оно и есть, если учесть, что главная цель коллек-

32

тива - установка не на максимум, а на гарантию сохранности, часто предполагающей именно стабильность, неизменность, верность апробированным образцам. В формуле «пан или пропал» для коллектива самое важное не пропасть. Но есть класс экстремальных ситуаций (кстати, имеющих прямое отношение к коллективу в целом), когда единственный шанс на спасение отдать себя выбору между «пан» и «пропал», полным успехом или полным поражением, во вступлении на путь риска... Отдача себя этой рискованной ситуации выбора есть не что иное, как поиск некоего скрытого резерва, но не за счет стандартных решений или даже магии, чуда... а за счет соответствующей критической ситуации поведенческой реакции на внешний стимул. Готовность и умение усвоить особый тип поведения определяет активный полюс деятельности трикстера...» [19]. Среди характеристик «мифологических плутов» и культурных героев, будь то художественные образы Дон Кихота или Ходжи Насреддина, или же реальное описание странствующих в начале средних веков бродячих поэтов «вагантов», весьма существенной чертой является их неприкованность к тому или иному социальному слою, их подвижность, мобильность в культуре. Они не просто перемещаются в географическом пространстве, а совершают путешествия в социальном пространстве своего времени, разрушая сословные перегородки, устойчивый, подчиняющийся жесткому социальному контролю распорядок жизни. Эти социальные кочевники тем и вносят неопределенность, возмущая спокойствие, что, будучи лишены социальной оседлости, они выскальзывают из-под влияния того или иного централизованного управления обществом, выпадают из рациональной картины мира в целом. Вместе с тем культурные герои или трикстеры, ориентированные на исключительные и непредсказуемые решения, помогают «не пропасть» социальной общности, когда в истории общества возникают ситуации, требующие парадоксальных решений. Трикстер русского фольклора Иванушка-дурачок только тогда перестает быть дурачком, когда лягушка перевоплощается в Марью-царевну. В таких ситуациях «проявляется присущая ему ориентация на парадоксальные решения, и из таких ситуаций он выходит уже для всего честного народа добрым молодцем. Иногда индивидуальное поведение шутов, или трикстеров обозначают исключительно как противоположное принятому поведению, как антинорму или антикультуру. Такая деструктивная разрушительная характеристика образов «шута», или «трикстера» страдает ограниченностью. В. Н. Топоров справедливо отмечает, что трик-стер в критической ситуации отыскивает необщие пути выхода из нее, иные пути для развития социальной группы, а не просто автоматически меняет принятые нормы на непринятые в культуре поведения. Иванушка-дурачок побеждает, находя парадоксальные выходы из безвыходных ситуаций, и после становится народным героем. Всеми этими чертами обладают образы «трикстеров» и культурных героев в мифах, в фольклоре разных культур. В реальной жизни в каждой лич-

33

сти обитает трикстер или культурный герой, существование которого про-пяется в ситуациях, требующих выбора и постановки сверхцелей, разреше-я противоречий с социальной группой и самим собой, поиска нестандарт-[х путей развития. В естественноисторическом процессе развития социальных систем, про-зссе общества ценность проявлений личности как индивидуальности воз-стает. Так, этнографами, например, показывается, что в традиционных ар-ических культурах преобладают социально-типические стереотипизиро-нные формы поведения личности. В этих культурах мотивация поступков чности ограничивается ссылкой на законы предков - «так было раньше», а мо поведение личности жестко регламентируется ритуалами. Основная тжция ритуала в подобных культурах заключалась в том, что «ритуал сто-«на страже» традиции, выполняя всевозможные потери и исправляя искания, с одной стороны, и не допуская ничего нового в контролируемую юру - с другой. Исключительная важность подобной проверки объясняется м, что для так называемых традиционных обществ цельность, неизмен-сть и равновесие были заменой прогресса» [2]. Сколь разителен контраст их обществ в исторической перспективе с тем кульминационным пунктом ловеческой истории, в котором ценность индивидуальности личности, ее :ициатива, творчество становятся неотъемлемым компонентом социального раза жизни человека. Итак, коперниковское видение человека как активного «компонента» х или иных систем в русле системного подхода приводит к постановке во-оса о необходимости возникновения феномена личности и его значении в гественноисторическом процессе развития общества. Эволюционный :ысл индивидуальных проявлений человека в истории природы и общества стоит в том, что эти проявления, порождаясь в системе, обеспечивают ее ществование и дальнейшее развитие. * * * Для того чтобы раскрыть конкретные механизмы развития и осуществ-ния индивидуальности личности в системе общественных отношений, не-ходимо выделить системообразующие основания тех многочисленных 'Л систем, в которых происходит становление личности. Без выделения сис-мообразующих оснований, позволяющих раскрыть динамику функциони-вания и развития систем и вообще характеризовать изучаемые явления 1енно как системы, методология системного подхода рискнет превратиться irpy словом «система». В качестве системообразующего основания, обеспечивающего приоб-?ние человека к миру культуры и его саморазвитие, выступает целенаправ-нная совместная деятельность. Развитие и функционирование личности в ятельности является исходным пунктом ее анализа в русле конкретно-учной методологии деятельностного подхода в психологической науке.

34

Список литературы 1. Бахтин М.М. Творчество Франсуа Рабле и народная культура средневековья и ренессанса. М., 1965. С. 13. 2. Байбурин А.Г. Этнические аспекты изучения стереотипных форм поведения и традиционная культура // Сов. этнография. 1985. №2. С. 45. 3. БорисковскийП.И., Григорьев Г.П. Возникновение человеческого общества. Л., 1977. С. 90-91. 4. Вагнер В.А. Возникновение и развитие психических способностей. Вып. 7. Эволюция психических способностей по чистым и смешанным линиям. Л., 1928. С. 35. 5. Варшавский В.П., Поспелов Д.А. Оркестр играет без дирижера. Размышления об эволюции некоторых технических систем и управления ими. М., 1984. С. 180. 6. Достоевский Ф.М. Полн. собр. соч.: В 30 т. Т. 7. С. 65. 7. Ильченко Э.В. Что же такое личность? // С чего начинается личность. М., 1983. 8. Кузьмин В.П. Принцип системности в теории и методологии К. Маркса. М., 1980. С. 67-68. 9. Кузьмин В.П. Исторические предпосылки и гносеологические основания системного подхода // Психол. журн. 1982. Т. 3. № 3. С. 5. 10. ЛихачевД.С., Панченко А.М., Поныро Н.В. Смех в Древней Руси. М., 1984. С. 15. 11. Марков М.А. О природе материи. М., 1970. 12. Маркс К, Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 20. С. 634. 13. Попов Г. С точки зрения экономиста (О романе А. Бека «Новое назначение») // Наука и жизнь. 1987. № 4. С. 57. 14. Пригожий Н., Стенгерс И. Порядок из хаоса. Новый диалог человека с природой. М.,1986. 15. Система // Философский энциклопедический словарь. М., 1983. С.610-611. 16. Северцев А.Н. Главные направления эволюционного процесса. М., 1967. 17. Тендряков В.Ф. Собр. соч.: В 5 т. Т. 4. М., 1988. С. 521-522. 18. Тендряков В.Ф. Собр. соч.: В 5 т. Т. 4. М., 1988. С. 526-527. 19. Топоров В.Н. Образ трикстера в енисейской традиции // Традиционные требования и быт народов Сибири. Новосибирск, 1987. С. 6-7. 20. Чижевский А.Л. Земное эхо солнечных бурь. М., 1976. С. 331. 21. Там же. С. 32.

35

А. РАППОПОРТ Раппопорт Анатоль (Анатолий Борисович), (р. 1911) американский и канадский философ, психолог, специалист в области математической биологии. В 1955-1970 гг. - профессор Института психиатрии Мичиганского университета, в 1970-1980 гг. - профессор Торонтского университета, в 1980-1983 гг. - директор Института высших исследований в Вене, с 1984 г. -профессор Торонтского университета. Принимал активное участие в разработке проблем общей семантики. Значительным достижением Раппопорта является разработка проблем общей теории систем. Системная методология, в основе которой лежат понятия целостности и системы, призвана интегрировать аналитический и холистический, строгий и интуитивный, объективный и ценностноориентированный методы познания. Раппопорту принадлежит большое число теоретических и экспериментальных исследований в области математической физики, психологии, анализа человеческого поведения в конфликтных ситуациях. Одним из первых он стал применять теорию игр для психологического анализа и широко использовать математические модели для исследования проблем войны, мира и безопасности.

СИСТЕМНЫЙ ПОДХОД В ПСИХОЛОГИИ** В декабре 1954 года в городе Сан-Франциско в рамках ежегодного засе-ния Американской ассоциации содействия развитию науки (AAAS) прохо-ла сессия, посвященная проблеме, получившей название «общая теория стем». Четверо ученых, организаторов сессии, заняли важное место в фи-софии науки, причем каждый из них подчеркивал в обсуждаемой теории ой аспект. Биолог Людвиг фон Берталанфи (L. v. Bertalanffy) рассматривал гистрируемые свойства и процессы в живых организмах как производные крытых систем, т. е. систем, обменивающихся с окружающей их средой ,терией и / или энергией. Физиолог Ральф Джерард (R. Gerard) изучал пути ъединения биологических и социальных наук в единую схему на основе зрабатываемой им общей методологии. Экономист и борец за мир Кеннед улдинг (К. Boulding) был занят этической проблемой, связанной с влияни-: на человечество не только экономической науки, но и наук в целом, а кже философии и идеологии. И наконец, четвертый организатор - автор стоящей статьи, математик, разрабатывал методологию, основанную на оморфизме математических моделей феноменов или процессов с большим знообразием их содержания.

звременная западная философия. Словарь. М.: Полит, лит-ра, 1991. 1еч. по: Психол. журнал. 1994. Т. 15. № 3. С. 3-16. Пер. канд. мед. наук. Б.Н. Безденежных.

36

Все четверо не были безучастны к результатам прогрессирующей специализации научных дисциплин, проявившейся в формировании коммуникационных барьеров между учеными. Интерес Берталанфи к открытым системам появился в результате его участия в дебатах между так называемыми «виталистами» и «механицистами» в биологии. Первые утверждали, что жизненные процессы не могут быть редуцированы к процессам, управляемым только химическими и физическими законами. Их оппоненты настаивали на обратном. Обычно виталисты вынуждены были отступать - так и хочется сказать - на заранее подготовленные позиции. Так, в 1828 г., когда Велер (Wohler) синтезировал мочевину, виталистам пришлось отказаться от убеждения в том, что живая материя состоит из субстанций (они их назвали органическими), которые могут быть произведены только живой силой или чем-то вроде этого. Именно на основании этой идеи органическая химия получила свое название. Следующее положение, которое отстаивали виталисты, заключается в том, что живые процессы в отличие от «механических» характеризуются «целенаправленностью» или «эквифинальностью». Ведущий виталист X. Дриш (Н. Driesch) заявил, что ему удалось установить это отличие экспериментально. Он разрезал эмбрион находящегося на ранней стадии развития морского ежа на две части, из которых в последующем сформировались две нормальные особи морских ежей. Если бы развитие, как считал Дриш, проходило по «механическим законам», то из каждой половины эмбриона сформировалась бы только половина особи. Принцип «эквифинальности», т.е. достиженияезаданной «цели» вопреки попыткам изменить направление процесса, в этих экспериментах не был продемонстрирован. Виталисты увидели в этом феномене «целенаправленность» [9, С. 189]. Как показал Берталанфи, «эквифинальность» можно выявить в математических моделях некоторых процессов, развивающихся в «открытых системах», т. е. не изолированных от внешней среды. Поскольку живые системы являются открытыми, т. к. обмениваются с окружающей их средой как материей, так и энергией, то вовсе не обязательно допускать наличие «целенаправленности» или теологической причинности при объяснении эквифинальности в процессах, которые развиваются в этих системах [7]. Фактически «эквифинальность» может быть продемонстрирована даже в неживых системах. Рассмотрим систему химических реакций в изолированной емкости с непроницаемыми стенками. Каково бы ни было конечное (устойчивое) состояние этой системы, концентрации веществ будут зависеть от исходных концентраций в соответствии с законом сохранения массы. Но если система открыта и имеет двухстороннюю связь с окружающей ее средой, то конечные устойчивые концентрации веществ будут независимы от их исходных концентраций. Система проявит «эквифинальность» - феномен, который виталисты ошибочно интерпретируют как «целенаправленность».

37

Учитывая фундаментальное различие между открытыми и закрытыми стемами, Берталанфи предлагал пути подведения под биологию философ-ого «фундамента». Подход Джерарда к общей теории систем был основан на идее создания иной концепции «организма» [II]. По его мнению, целостный организм [ределяется тремя аспектами: структурой, функцией и эволюцией. Структу-- это описание пространственных и функциональных связей между со-авляющими частями или субсистемами описываемой системы, которые са-i могут быть системами. Функция проявляется во взаимодействии с внешни средой и в кратковременных обратимых изменениях состояния системы целях сохранения ее целостности. Эволюция или развитие системы - это :ительные и обычно необратимые изменения. Схематически идея Джерарда может быть представлена в виде матрицы, и ряды обозначают различные уровни обобщения «живых систем». На [жний уровень можно положить живую клетку, выше ее - орган или ткань, над всем этим - организм, как он общепринято понимается (индивид). В ом контексте живые системы, представляющие объединение отдельных ЕДИВИДОВ, можно рассматривать как малую группу (семья, рабочая брига-.), большую группу (клан, племя, организация, государство), международто систему и как человечество. Столбики в матрице представляют три ас-;кта системы структуру, функцию и эволюцию (историю). Схема проливает свет на связь между биологическими и социальными [сциплинами. Так, структура клетки (ее «анатомия») является объектом учения цитологии; структура фирмы (ее организационная схема) представит интерес для науки об управлении (менеджмент); социологию же интере-ет, скажем, классовая структура общества и т. д. Предмет изучения эм-»иологии - это развитие (история) плода, а психологии развития станов-ние индивидуальности; историческая наука изучает развитие общества; 1зическая антропология — развитие человека как вида. Физиология изучает /•нкции органов и тканей главным образом в контексте кратковременных ,аптаций организма к изменениям окружающей его среды. Некоторые на-)авления политической науки по аналогии с физиологией изучают функции сударства, т. е. его взаимодействия с другими государствами (например, ;йствия, предпринимаемые в защиту своего суверенитета или для усиления •носительного «политического веса» на международной арене). Иными сломи, они изучают адаптацию государства к текущим мировым событиям. Данная версия «общей теории систем» была предложена в качестве ме-дологических рамок для интеграции биологических и социальных наук на ;нове исследования аналогии между уровнями организации систем по трем юмянутым аспектам. Например, каковы сходства между процессами защи-I отдельного организма против инфекций и государства против внешней ггервенции? Можно ли выявить полезную (т. е. теоретически продуктив-гю) аналогию между развитием плода и развитием наследственной линии у 'дельного организма, т. е. является ли изречение «филогенез повторяет он-

38

тогенез» большим, чем метафора? Заслуживают ли внимания предположения о явной аналогии между эволюцией видов и обучением отдельного индивида? Боулдинга интересовала ограниченность имплицитного взгляда в классической экономике на отдельного человека (в ее модели он рассматривается как стремящийся к максимализации своей полезности). Мастер сатирических стихов, он выразил это в следующем четверостишьи: Экономисты, как известно, Изучают товары или даже Благо, Но их товаром - вот что интересно -

Является лишь голая бумага. Подвергнув сомнению концепцию homo economicus как адекватную человеческой природе, Боулдинг исследовал три разные системы социального контроля (которые психолог мог бы проинтерпретировать как источник мотивации) в человеческих обществах: угроза, торговля и любовь. Признавая только вторую систему контроля - торговлю, экономисты разорвали связь между экономикой и психологией, как и между экономикой и социологией. Несомненно, что в авторитарных государствах основным инструментом социального контроля является угроза; в обществах с рыночной экономикой таковым является торговля (экономический стимул), а в коллективе - любовь. Эмоциональные значения слова «любовь» не должны умалять всей серьезности общего смысла любви как инструмента социального контроля. Возможно, термин «интегративный образ действий», которым Боулдинг стал пользоваться позднее, является более приемлемым. Под ним подразумеваются взаимоотношения в счастливой семье и в определенной степени деятельность государства всеобщего благосостояния. Его основным признаком является распределение товаров и услуг гражданам не на условиях их слепого подчинения и усвоения ими некоторых догм (как в авторитарных государствах) и не в ожидании от них соответствующих вкладов или контрибуций (как в обществе с доминирующими рыночными отношениями), а просто потому, что потребители имеют на это право как члены этого общества. Автор данной статьи в это время изучал распространение теорий, основанных на строгой математической дедукции, за пределы физических наук. Он также разделял взгляды Боулдинга о связи наук с этическими вопросами, особенно в контексте сравнения классического представления о рациональности, интерпретируемой как целесообразное удовлетворение эгоистического интереса, с понятием рациональности как использования эффективных средств для оптимизации полезности в рамках коллектива. Все четыре организатора сессии являлись в то время членами Калифорнийского центра по содействию исследованиям в области наук о поведении. Они тесно взаимодействовали с другими представителями этого центра. Идеи, предложенные на сессии AAAS, нашли полную поддержку со стороны его членов. И это не удивительно, поскольку основная цель вовлечения в Центр ученых, работающих в области наук о поведении, заключалась в сти-

39

лпяции интеграционного процесса, противодействующего их разделению и юляции вследствие чрезмерной специализации. С этой целью на сессии AAS было создано общество по общим системным исследованиям. Существовала еще одна причина, побудившая к развитию системного едхода в разных направлениях науки. Она была порождена растущим пони-жием того, что вызванная успешными продвижениями в области сложных хнологий (которые, несомненно, были стимулированы второй мировой >йной) эйфория, особенно проявившаяся в США, может быть недолговре-гнной. Первые и наиболее тревожные вопросы, которые возникли у ученых связи с прогрессирующей мегатехнологией, были вызваны последствиями [едрения атомного оружия в арсенал могущественных государств. Но эти тасения относились не только к использованию в милитаристских целях ра-1кально новых технологий. Мирное использование атомной энергии стало лзывать такое же беспокойство, как массовое использование пестицидов 1и изобилие новых лекарственных препаратов, провозглашенное в свое )емя «утренней зарей золотого века в медицине». Беспокойство было связано с побочными эффектами всех этих нов-еств. Некоторые из них проявлялись быстро и наглядно, особенно при при-знении лекарственных препаратов. Другие же становились очевидными >лько при анализе их множественных последствий. Например, ДДТ стал тактически бесполезным через девять лет после его применения. Позднее ?риод эффективности применения новых пестицидов, как выяснилось, стал ютавлять максимум три-четыре года. Фактор, лежащий в основе утраты |)фективности, был возведен в принцип (закон) «нелинейного детерминиз-а». Примитивная концепция линейного детерминизма описывала одиночно цепочку событий, которая хорошо иллюстрируется старинной песенкой: Не было гвоздя - подкова пропала. Не было подковы - лошадь захромала. Лошадь захромала командир убит. Конница разбита - армия бежит. Враг вступает в город, пленных на щадя, От того, что в кузнице не было гвоздя.1

огласно этой схеме, событие А вызывает событие Б, которое порождает со-лтие В и т. д. Реальные же причинные процессы должны быть представлены виде сетей, а не цепочек, поскольку любое событие имеет многочисленные [)фекты и само вызвано несколькими причинами. В случае с пестицидами их эффект заключается не только в уменьшении эпуляции вредителей (например, насекомых), но и популяции птиц, кото-ле питаются этими насекомыми. Таким образом, эффекты от применения гстицидов частично являются неблагоприятными, а частично благоприят-ЕЛМИ для роста популяций вредителей растений. Еще более важно, что при эименении пестицида среди вредителей происходит естественный отбор, в гзультате которого репродуцируется только наиболее устойчивые к его дей1еревод С. Я. Маршака. Стихи матушки Гусыни. М.: Радуга, 1988.

40

ствию особи. Когда число адаптировавшихся особей достигает определенной величины, пестицид теряет свою эффективность. Аналогичным образом происходит снижение эффективности антибиотиков. Вредоносные «побочные эффекты» ядерного оружия не столь очевидны, и поэтому в середине 50-х годов оно еще не оказывало быстрого, прямого и отрезвляющего влияния на широкую публику, по крайней мере в США. Тем не менее, если серьезно поразмыслить,, можно понять отдаленную угрозу этого оружия. Для иллюстрации приведем несколько упрощенный пример. Предположим, что в борьбе за превосходство между несколькими государствами у одного из них появилась возможность приобрести это «окончательное оружие», которое гарантирует «победу» в любом вооруженном противостоянии. «Рационально» приобрести это оружие и стать гегемоном в «системе» противоборствующих государств. Однако если каждое государство в свою очередь поступит так же «рационально», то ни одно из них не будет иметь преимущества. И в действительности система как целое станет менее безопасной, т. к. каждый ее компонент стремится усилить свою безопасность. Этот пример одной из ситуаций, получивших название «социальная ловушка», иллюстрирует хорошо обоснованный принцип: существует много социальных ситуаций, в которых индивидуальная рациональность диктует каждому свои действия, однако коллективная рациональность диктует другое действие, несовместимое с индивидуальными. Уместность системного подхода в методологии психологии становится очевидной в свете основного философского вопроса к психологии. До какой степени психология может рассматриваться как наука в том общепринятом смысле, в котором понимаются такие дисциплины, как физика, химия, кристаллография или физиология? Может ли она изучать «психику», т. е. субъективный аспект человеческого существования, как центральную проблему? В последние десять лет выдающиеся российские психологи уделяли этому вопросу большое внимание [1, 2, З]. Чтобы продолжать обсуждать смысл этого вопроса, вернемся к «отступлению» виталистов на заранее подготовленные позиции. Отказавшись от «эквифинальности» как исключительного свойства живых процессов и став перед фактом быстрого развития компьютерного моделирования, в том числе и моделирования живых систем, виталисты отступили на позиции, которые кажутся неуязвимыми, а именно: они приняли точку зрения, согласно которой «мысль» приписывается исключительно «высшим» живым организмам, возможно, только человеку. Но в 50-х годах нашего столетия Герберт Саймон (Н. Simon) и Алан Ньюэлл (A. Newell) предсказывали, что в ближайшие десять лет чемпионом мира по шахматам будет компьютерная программа. С тех пор прошло 40 лет, а чемпионом мира все еще остается человек, хотя существуют программы, которые играют на уровне гроссмейстера, и, возможно, со временем предсказание Саймона и Ньюэлла сбудутся. Это не означает, что вопрос «действи-

41

пьно ли компьютер думает?» не будет оставаться открытым, хотя многие одолжают настаивать на том, что он не думает. Данный вопрос вновь подводит нас к фундаментальной проблеме «фи-софии психологии». Может ли психология сохранять основным предметом оего изучения психический (субъективный) аспект человеческого сущест-вания даже при включении в свой арсенал строгих и точных методов ис-едования, сравнимых с таковыми в естественных науках? Те, кто берется ть утвердительный ответ, обязаны наглядно продемонстрировать это в оих исследованиях. Философских аргументов в пользу положительного от-га явно недостаточно, т. к. когда мы говорим о «научном методе», то обя-ды продемонстрировать его на конкретных примерах. Я думаю, что возникновение бихевиоризма в психологии и его первона-льное возвеличивание представляли попытку вознести психологию в ста-с «жесткой» научной дисциплины путем изгнания субъективного аспекта, е. самой психики, из области ее исследования. Бихевиористы суммировали которые признаки научного метода познания и использовали их для обра-;ния психологии в «дисциплину», в результате чего понятие «дисциплина» хранило свое первоначальное значение, а именно: приверженность к опре-ленным жестким стандартам исследования. Научные утверждения (за ис-ючением математических теорем) должны быть в конечном счете связаны изучаемым явлением, т. к. их достоверность или ошибочность могут быть тановлены только на основании единодушного мнения независимых ис-едователей. По мнению бихевиористов, для того чтобы этот критерий ра-тал в психологии, психологическая теория должна основываться только на 'ведении, т. е. только на объективно верифицируемых событиях, связанных предполагаемой «психикой». Следуя традиции естественных наук, бихе-ористы считали, что для изучения поведения нужно выявить его наиболее ементарные компоненты, так сказать «атомы». Методически в эксперимен-пьной психологии эта мысль была воплощена в парадигму «стимул - реак-я», основанную на концепции линейной причинности. Такой подход ка-пся особенно привлекательным, поскольку он соответствовал редукциони-ской точке зрения на психологию, согласно которой психология по суще-ву редуцируема к физиологии, и прежде всего физиологии нервной систе-л, по каналам которой стимулы вызывают ответ. Никто не отрицает, что психологические эксперименты, проводимые в мках бихевиористской парадигмы, дают значимые результаты. Например, крытие условных ответов было важным научным достижением, а его раз-ботка послужила формированию экспериментальной психологии как точ->й науки. Однако - как и в случае с любым другим научным достижением -•нимание недостатков теории входит в интегральную характеристику ее ус-ха. Недавно были доказаны недостатки в бихевиористской парадигме. Чтобы оценить ее неадекватность в интерпретации, скажем, проявления эмоции, представим ^х женщин, которым подарили по букету великолепных роз. Первая из них при виде букета сра-же начнет восклицать на самых высоких тонах: «Прекрасно! Прекрасно! Прекрасно!..» Вторая нщина открыв коробку с цветами, в течение первых пятнадцати секунд не скажет ни слова, за-

42

тем шепнет едва слышно: «Прекрасно...». В соответствии с «объективными» критериями интенсивности эмоции первая женщина явно переполнена эмоцией: ее ответ на стимул (розы) носит быстрый, повторный и сильный характер. Ответ второй женщины приближается к безразличию: он заторможен, неповторяем и слаб. Другой пример. Представьте мужчину, повстречавшего на темной улице вооруженного бандита, который угрожает: «Кошелек или жизнь!». Жертва с готовностью отдает свой кошелек. Согласно бихевиористской теории условного ответа, поведение подвергнувшегося ограблению объясняется его прошлым опытом быть мертвым.

Критику парадигмы «стимул - ответ» в контексте усвоения человеком речи, смотри в [8]. Противники бихевиоризма были единодушны в том, что невозможно исключить теории «психики» (по необходимости первоначально носящих спекулятивный характер) из психологии. Игнорировать этот аспект человеческого существования - значит уклониться от проблемы, поставленной психологией, а не решать ее. Обратить внимание на существование сознания, а значит, и на эту проблему - первый необходимый шаг включения ее в область психологических исследований. Я прошу многих моих студентов подумать о каком-нибудь запахе, скажем аммиака, чеснока или розы. После некоторого молчания я спрашиваю их о том, испытали ли они какое-то ощущение. Обычно большинство отвечают положительно. Затем я их спрашиваю, убеждены ли они, что другие испытывают ощущения «так же, как они». Опять большинство отвечают положительно. После этого я прошу их описать этот запах. Их рассуждения о том, что этот запах похож на какой-то другой запах, не отвечают заданию, т. е. они вызывают проблему описания того, «другого», запаха. Не годятся для описания и такие прилагательные, как «острый» или «ароматный». Эти описания не вызывают действительного запаха. Но если человек не солипсист, то он убежден, что запах действительно «существует» в сознании других и он идентичен с тем, который есть в его опыте. То же самое относится к ощущению мягкости, вкусу корицы, экстазу от оргазма. Признание этого общепринятого условия существования человека (осознавание наличия сознания у других людей) должно быть отправной точкой в формировании психологической науки как точной научной дисциплины с сохранением задач, поставленных перед ней в те времена, когда она была одним из направлений спекулятивной философии.

Отправной точкой «холистической» психологии, которая стремится к статусу научной дисциплины, могло бы быть изучение акта распознавания. Эта категория является центральной в синтетической (холистическом, орга-низменном) направлении системного подхода, где система рассматривается не как состоящая из хорошо известных частей, взаимодействующих в соответствии с четко сформулированными «законами» (как это определяется для физических систем), а как нечто распознаваемое в качестве «самого себя» (одного и того же), несмотря на постоянные изменения, происходящие внутри. Наиболее известными примерами систем, определяемых по этим критериям, являются живые организмы. Материальные составляющие организма животного полностью обновляются за период, который значительно короче его жизни, и тем не менее животное остается «самим собой». То же самое относится и к нам. Чтобы убедиться в этом, достаточно интроспективного взгляда. Убеждение (основанное, отметим, на интроспекции), что мы сохраняем свою индивидуальность, конечно же, подкрепляется целостностью нашей памяти, и это убеждение не изменяется даже при понимании того, что каждая молекула нашего тела может быть заменена другой.

43

Сохранение индивидуальности характерно и для объединений живых организмов живых систем «высшего порядка». Люди объединяются в такие системы, как семья, рабочая бригада, фирма, институт, государство, международная организация. Москва остается Москвой несмотря на то, что в ней уже не живут современники Ивана Калиты и не сохранилось с тех времен множество построек. Такая же целостность, т. е. сохранение индивидуальности, характерна для Английского банка, католической церкви, английского языка, Китая. Возникает вопрос: какие условия или обстоятельства позволяют провести идентификацию индивидуальности и существуют ли они? Допустимо ли идентифицировать католическую церковь времен Борджиа (папа Александр VI) с современной католической церковью; Англию времен Шекспира с нынешней Англией? Почему «да» или «нет»? Или лучше поставить вопрос так: по каким параметрам (аспектам) можно проводить идентификацию? Такой же вопрос можно поставить и в контексте бихевиористской экспериментальной психологии, хотя бихевиористы его и не поставили. Рассмотрим типичный эксперимент на обусловливание. Экспериментатор вносит в свой протокол следующую запись: «Крыса нажала педаль и съела полученный за это кусочек пищи». После многократного совершения этого действия экспериментатор подсчитает количество нажатий педали, временные интервалы между предъявлением сигнала и нажатием педали, какие-нибудь еще «факты», связанные с проверяемой им гипотезой. Но являются ли эти события элементарными единицами? Безусловно нет. Каждое из них состоит из большого числа компонентов (событий). Можно ли эти события описать по крайней мере как последовательность элементарных событий? Некоторые можно. Например, механизм доставки кусочка пищи, но только потому, что он был специально для этого спроектирован. Что же касается крысы, то очень маловероятно, что она использует одни и те же мышцы, сокращающиеся в одной и той же последовательности, каждый раз, когда нажимает педаль или съедает кусочек пищи. Различия между всеми этими элементарными (а лучше сказать, «более элементарными») компонентами или событиями, обеспечивающими поведение крысы, игнорируются как несущественные при обобщенном описании того, что происходило в эксперименте. Описание событий по признакам типа «крыса нажала педаль» или «крыса не нажала педаль» является довольно прагматичным. Такая классификация событий привела к обоснованной, последовательной и подтвержденной фактами теории. Отметим, что такие слова, как «цель», «целенаправленность» или «эквифинальность», в бихевиористском словаре не встречаются. Но эти термины могут служить хорошим напоминанием того, что многие явления, имеющие значительные различия в деталях, были сжаты. Иными словами, никакое онтологическое явление не может быть описано этими терминами. Они могут быть описаны только после слов «как будто».

То же самое относится, конечно, и к «персонофикации» государств, институтов и т. п. Когда ученый-политик пишет: «Францию побудили к...» или «Реальная цель, преследуемая Японией, была...», то это не значит, что он увлекается наивной антропоморфизацией. Он может подразумевать только то, что если бы Франция была личностью, то события можно было бы проинтерпретировать как побуждение этой личности к совершению того-то и того-то. Значимость такого варианта высказывания полностью зависит от вытекающих из этого последствий. В принципе такое теоретизирование не отличается от теоретизирований физика, который в определенных контекстах описывает молекулы газа в виде эластичных шариков.

44

Такой вариант объяснения в науке с помощью метафорического языка невозможно избежать, т. к. даже наиболее точные операциональные определения основаны на скрытом допущении достаточности числа обобщенных событий (т. е. наблюдений). То, за чем следует пристально следить, - обоснование для обобщения определенного набора событий в событие, заявляемое как одиночное. Валидность такого «сжатия» следует устанавливать в каждом случае не на философской, а на прагматической основе: насколько хорошей, влиятельной и общей является возникшая в результате теория. Этот принцип следовало бы применять и к созданию психологической теории, освобожденной от шор бихевиоризма. Подходящим случаем для этого является психоанализ, который можно рассматривать как направление в психологии с основным предметом изучения - психикой, но в котором точные научные методы исследования остаются развитыми слабо. Я вспоминаю чрезвычайно волнующий пример упущенной возможности. Мне рассказали об эксперименте, проведенном для демонстрации символической сущности снов. Испытуемыми были две девочки, незнакомые друг с другом. Обе они страдали энурезом. Одной из них, находящейся в гипнотическом состоянии, было внушено, что она увидит сон, после которого обмочится. Затем ее попросили рассказать, что она видела во сне. Рассказ был записан на пленку, и ее смущение в конце доказало, что внушение было эффективным. На следующем этапе эксперимента в гипнотическом состоянии была введена другая девочка. Когда она находилась в этом состоянии, ей воспроизвели запись рассказа первой девочки, внушив, что она видит во сне то, что слышит. В конце сна эта девочка тоже обмочилась.

Этот рассказ произвел на меня неизгладимое впечатление. Он напомнил мне эксперимент, который установил, что переносчиком желтой лихорадки является малярийный комар. Инфицированный комар был доставлен из Панамы в Огайо, где он укусил добровольца, который впоследствии заболел желтой лихорадкой. Эксперимент с девочками был одним из вариантов изучения символической сущности снов с помощью точных научных методов. Мне хотелось побольше узнать о нем. Я спрашивал, был ли он повторен, проводились ли контрольные эксперименты, в которых не было внушения, и т. д. К моему разочарованию, ничего подобного сделано не было. Поэтому результаты такого эксперимента можно использовать только разве что в анекдотах. Роль системного подхода в психологии могла бы заключаться в постановке действительно интересных проблем о человеческой психике с такой их определенностью, которая характерна для точных наук, т. е. с готовностью отвечать на вопросы: «Что имеется в виду?», «Как это понимать?». Конечно, значительно труднее отвечать на эти вопросы в контексте исследования человеческой психики, нежели в контексте исследования простых поведенческих актов, но все же системный подход дает возможности справиться с данными вопросами. Обычно ставящиеся психологией вопросы носят все еще художественный, а не лабораторный характер. Рассмотрим, например, такие: «Согласны ли Вы, что суть трагедии Отелло заключается не в том, что он невольно подозревал Дездемону, а в том, что он невольно доверял Яго?». Или «Согласны

45

ли Вы, что Иван Карамазов ненавидел своего единокровного брата Смердя-кова потому, что последний отражал его собственную (Иванову) развращенную натуру, его деградировавшую страсть - т. е. потому, что Смердяков вынуждал Ивана ненавидеть себя самого?». Люди, читавшие Шекспира и Достоевского, могут согласиться или не согласиться с этими предложениями. Но, я думаю, все, кто понял содержание, не отклонят их как бессмысленные только на основании того, что эти предположения не относятся к прямо наблюдаемым, операционально определяемым событиям или обстоятельствам. В последнем примере объективность устанавливается на основании согласия и поэтому является мнением независимых наблюдений. Всякий раз, когда согласованное мнение оказывается ненадежным, можно показать, что наблюдатели в действительности не были независимыми (например, когда в основе согласованного мнения лежат предрассудки). Чтобы внести объективность в теории, относящиеся к явлениям человеческой психики, мы должны разработать такие методы наблюдений или экспериментов, которые способствовали бы достижению в высшей степени единодушного согласия относительно полученных результатов среди именно независимых наблюдателей. Ниже, используя одну из наиболее интересных недавних разработок в психологии теорию когнитивного диссонанса - я продемонстрирую эту стратегию и покажу, почему эту разработку можно рассматривать в качестве примера системного подхода. Рассмотрим другой пример удивительного понимания Достоевским человеческой натуры. Когда какой-то человек спрашивает старшего Карамазова, почему он так его ненавидит, тот после некоторого раздумья отвечает, что он ненавидит его потому, что он, Карамазов, оказал ему плохую услугу. Другими словами, враждебность Карамазова к другому человеку вызвана не какими-либо прегрешениями этого человека перед Карамазовым, а особенной виной Карамазова по отношению к нему. Теория когнитивного диссонанса основана на наблюдении главным образом интроспективного характера, согласно которому очень трудно сосредоточиться одновременно на двух несовместимых идеях. Постоянно существует тенденция подавления одной из них. Мы часто заставляем себя есть невкусную пищу только потому, что мы за нее заплатили. Во время еды мы пытаемся убедить себя, что в действительности она не такая уж невкусная. Этот принцип эффектно продемонстрирован в одном остроумном эксперименте [10]. Испытуемого просили выполнить предельно скучное задание, например вычеркивание определенной буквы в очень длинном тексте. После выполнения задания испытуемого просили оценить его, т. е. прошкалировать в плане интересности, приятности и ценности. Как и ожидалось, задача была оценена очень низко по всем этим критериям. Затем этого испытуемого просили сказать следующему испытуемому, который должен был выполнять эту же задачу, что она довольно интересная и доставляет удовольствие. В одном случае за сообщение этой ложной информации первому испытуемому платили один доллар. В другом случае первый испытуемый получила за эту ложь 20 долларов. Наконец, под предлогом проверки экспериментальных данных первых испытуемых попросили снова прошкалировать задание. Обе группы первых испытуемых повысили средние оценки задания. Однако у испытуемых, которые получили за ложную информацию один доллар, это повышение было значительно большим, чем у испытуемых, которым платили за это двадцать долларов.

Почти каждый, кто не слышал о теории когнитивного диссонанса, будет удивлен этим результатом. Казалось бы, что большое вознаграждение долж-

46

но вызвать у испытуемых заинтересованность в эксперименте и задание должно было стать для них менее скучным. Но именно низкооплачиваемые испытуемые оказались более заинтересованными в задании, чем высокооплачиваемые2. Данный результат объясняется с позиции теории когнитивного диссонанса. Большинство испытуемых ощущали неловкость, совершая обман. Это действие было несовместимо с их оценкой самих себя как порядочных и правдивых личностей. Они могли уменьшить чувство дискомфорта двумя путями: изменить мнение о самих себе, т. е. допустить, что они неправдивы, или убедить себя, что экспериментальное задание не такое уж плохое. Это объясняет сдвиг на шкале оценок в положительную сторону при повторной оценке задания обеими группами испытуемых. Однако щедро оплаченные испытуемые не испытывали когнитивного несоответствия так остро, как вознагражденные меньше. У них было рациональное оправдание лжи: им хорошо за это платили. У низкооплаченных испытуемых этого рационального оправдания не было. Поэтому они прибегли к уловке отрицать свою мысль о том, что задание было глупым и скучным. Они вели себя как человек, пытающийся заставить себя поверить, что невкусная пища, за которую он заплатил, была не совсем уж такая невкусная. Возвращаясь к объяснению старшего Карамазова о причинах своей ненависти к человеку, которому он оказал плохую услугу, мы увидим, что оно иллюстрирует тот же принцип. Обычно мы чаще обижаемся на тех, к кому были жестоки, несправедливы и т. п., чем на тех, кто был жесток, несправедлив и т. п. к нам. Этот принцип еще более четко проявляется в широком социальном контексте у самого же Достоевского. Так, его ненависть к полякам и евреям со всей очевидностью вытекает из его романов. В то же самое время он идеализировал моральные качества русских до такой степени, что восхищался самодержавием и православием. Как он мог оправдать зверское подавление польского восстания в 1863 г. и гонение евреев царским режимом? Убеждением самого себя, что поляки и евреи морально низки. Нацисты пошли дальше по этому же пути. Они занесли евреев, цыган и другие народы в категорию недочеловеков, уравняв тем самым систематическую резню этих людей с уничтожением паразитов. Мы видим, что теория когнитивного диссонанса имеет два ценных аспекта. Она позволяет на основе наших представлений о психике планировать контролируемые эксперименты, которые дают количественные и воспроизводимые результаты. Но в то же время она переносит эти представления на другие уровни, например на макроуровень общества, как было показано выше, или на более низкие уровни, скажем на уровень процессов в нервной системе (в частности, на физиологические механизмы подавления восприятия боли путем вытормаживания активности в определенных нервных путях). В 2

Эксперименты были выполнены в 50-х годах, когда покупательная способность 20 долларов была приблизительно ровна покупательной способности 200 долларов в наши дни.

47

этом плане теорию когнитивного диссонанса можно рассматривать как вклад в системный подход в психологии. Другим примером психологического исследования на основе системного подхода является изучение социальных ловушек. Как было сказано выше, эти ловушки проблемные ситуации, в которых два или несколько субъектов выбирают решение заданной проблемы. При этом индивидуальная рациональность диктует субъекту одно решение из нескольких альтернатив, а коллективная рациональность - другое. Первой такой социальной ловушкой, которую стали систематически изучать, стала хорошо известная игра «Дилемма узника» [15]. Эту дилемму можно представить в виде следующей таблицы:

С1 D1

С2 3,3 5,0

D2 0,5 1,1

Игра заключается в том, что два игрока одновременно совершают выбор. 1-й игрок выбирает одну из двух строчек, С1 или D1, тогда как 2-й игрок выбирает один их двух вертикальных столбиков, С2 или D2. Первая цифра в каждой клетке - это выплата первому игроку, вторая цифра - выплата 2-му игроку. Из таблицы очевидно, что строка D1 является лучшим выбором для 1-го игрока вне зависимости от того, какой столбик выберет 2-й, а столбик D2 является лучшим выбором для 2-го игрока вне зависимости от того, какую строку выберет 1-й. Но оба игрока выиграют только в случае, если они совершат «рациональный» выбор. В первом случае каждый выигрывает по единице, во втором - по три единицы. Поэтому игра называется «дилеммой».

Возникает естественный вопрос о поведении людей в этой ситуации: как они объясняют тот или другой выбор? Можно ли разделить людей на категории в зависимости от того, какова стратегия их игры? «Обучаются» ли они чему-нибудь, если играют несколько раз подряд? Изменяют ли они свою стратегию выбора в зависимости от того, как ведет себя в этой ситуации партнер? И действительно ли эта ситуация является «психологически богатой», поскольку в ней можно поставить вопросы о мотивациях, рациональности, относительной важности индивидуальных и коллективных интересов и т. д.? Результаты же, получаемые в этих экспериментах, предельно просты, четко классифицируемы и легко поддаются обработке стандартными статистическими методами. Более того, эти результаты можно быстро набрать в достаточно больших количествах, чтобы обеспечить статистическую стабильность и возможность характеризовать популяцию или экспериментальные условия с помощью распределения многомерных случайных переменных. Другими словами, в этой экспериментальной модели с помощью строгих научных процедур можно изучать различные аспекты психики, которые ни в коем случае нельзя отнести к разряду тривиальных: эгоизм, альтруизм, доверие, подозрительность, тенденция эксплуатировать попытки партнера к сотрудничеству, готовность мстить или прощать партнеру за нежелание к сотрудничеству и т. д.

48

Использование парадигмы социальной ловушки в развитии теории эволюции, опирающейся на естественный отбор, несет в себе очень важное значение в плане оценки системного подхода. В частности, компьютерное моделирование предлагает ответы на вопрос о том, как развивается сотрудничество в популяции эгоистов. Эти ответы предусматривают связь между моделями биологического и культурного развития, причем изоморфизм между их математическими моделями строго обосновывает их сходство. (Заинтересо-ванный'читатель может обратиться к [13, 14]). Б. Ф. Ломов перечислил шесть основных принципов системного подхода в психологии [5, часть 2]. Во-первых, системный подход требует рассмотрения психологического феномена в нескольких планах: как некоторой качественной единицы; как субсистемы большей системы, закономерностям которой она подчиняется; как суперсистемы, контролирующей поведение своих субсистем и т. д. Во-вторых, рассмотрение феномена с какой-то одной точки зрения выявляет не более чем срез в одной плоскости во всей многомерности реальности. Об этой ограниченности мы должны постоянно помнить. В-третьих, система психологического явления многоуровневая и, повидимому, имеет иерархическую организацию. Выделение ее уровней является важным этапом при описании психологического явления как организованной целостности. Вчетвертых, изучение человеческого индивида требует рассмотрения этого индивида как системы, а также выделения системы, в которой он существует, т. е. его социального окружения. В-пятых, системный подход должен привести к пониманию природы детерминации психических явлений и, в частности, к осознанию неадекватности модели «линейного детерминизма» в объяснении этих явлений. В-шестых, он требует рассмотрения любого психического явления в процессе его развития. И формирование явления как «целостности», и дифференциации его на составные части происходит в ходе развития. Эти принципы хорошо согласуются с принципами, лежащими в основе системной теории «организма», предложенной Джерардом [II]. Я могу утверждать, что три других организатора той сессии при AAAS внесли равный вклад в становление психологии как точной дисциплины. По-видимому, настойчивое утверждение Берталанфи о том, что открытые системы способны проявлять эквифинальность, не получило своего дальнейшего развития. Однако последовавшие за этим утверждением дебаты между «виталистами» и «механицистами» породили вопросы, связанные с теорией психики. На первый план был поставлен вопрос о том, до какой степени саморегуляция - и особенно самоорганизация - являются специфическим свойством живых систем, или это характеристика вообще открытых систем. В частности, виталисты утверждали, что способность к самоорганизации нарушает второй закон термодинамики, т. к. она увеличивает сложность системы и снижает ее энтропию, тогда как второй закон термодинамики гласит, что энтропия физических систем должна увеличиваться. Очевидно, этот аргумент неуместен, поскольку второй закон применим только к

49

изолированным системам, к каковым живые системы не относятся. Но лучше всего этот вопрос осветил Э. Шредингер [16], который отметил, что «жизнь питается негативной энтропией), т. е., так сказать, поглащает вещества, богатые энергией (с низкой энтропией), и выделяет вещества, обедненные свободной энергией (с высокой энтропией). Таким образом, уменьшение энтропии в развивающейся живой системе компенсируется увеличением энтропии где-нибудь в другом месте, и второй закон термодинамики остается в силе. Связь физической энтропии с математизированным пониманием информации доказывает решающую связь между телесным и познавательным (или «ментальным», если использовать старую дуалистскую терминологию). Эта связь была прекрасно показана Л. Сцилардом в его обсуждении парадокса демона Максвелла [17]. Стремление Боулдинга показать бессмысленность удаления из поведенческих и социальных наук вопросов, связанных с ценностями, несомненно отражает его системный подход в психологии. Действительно, одним из основных признаков системного подхода в любой области знания является восстановление единства понятий, которые были разделены при анализе. Любой анализ приводит к разложению целого на части и изучению этих частей в изоляции друг от друга. Поиск «объективной истины» может быть благотворным и достойным похвалы, но непоколебимая вера в то, что «объективная истина», которую надо открыть, находится «здесь», - наивна. Для продуктивного поиска истины необходимо действие; энергию для этого действия поставляет мотивация; мотивация «генерируется» обязательством, которое предполагает в своей основе систему ценностей. Невозможность четко провести разделение между понятиями «что такое истина» и «что такое хорошо» была подмечена на социальном уровне еще К. Марксом в его теории идеологии [6] и позднее М. Вебером (М. Weber) [18] и К. Маннхеймом (К. Mannheim) [12]. Тщательного изучения этого вопроса на уровне индивида еще не проводилось. Первые попытки в этом направлении предпринял 3. Фрейд. В связи с этим интересно отметить сходство между пониманиями подсознательного (или бессознательного) Марксом и Фрейдом. Фрейдовская теория психотерапии была основана на предположении, что источники некоторых психопатологических проявлений, например непроизвольных действий или порывов к самодеструкции, подпитываются подсознанием. Осознав содержание своего подсознания, пациент освобождается от этих проявлений. Маркс предвосхитил эту идею, когда определил сходную роль надевания шор у идеологии (скажем, у идеологии, распространяемой управляющим классом на класс угнетенных). Выявив механизм осуществления превосходства, класс угнетенных (согласно Марксу) становится «сознательным классом» и эффективно добивается своей свободы. Вне зависимости степени ва-лидности этих идей они вряд ли представляют существенный интерес для того, чтобы их использовать в современных методах исследования.

50

Мои собственные интересы к системному подходу сконцентрированы на возможности исследования диапазона валидности математических изоморфизмов. В физических науках эта возможность очевидна. Одно и то же дифференциальное уравнение второго порядка описывает механическое гармоническое колебание в устойчивой среде и электрическую систему, генерирующую переменный ток и состоящую из последовательно соединенных индуктивности, резистора и конденсатора. Некоторые дифференциальные уравнения в частных производных описывают огромный ряд явлений, включающих акустические, тепловые, диффузные и гравитационные. Использование стохастических моделей в социальных науках также привело к объединению многих феноменов самого разнообразного содержания в единую теоретическую схему. Пуассоновское распределение впервые было применено для описания частоты смертельных случаев от ударов лошади копытом в прусской кавалерии за 20-летний период. То же самое распределение описывает распад атомов радиоактивных веществ, зарегистрированный счетчиком Гейгера. Может, это и смешно, но тем не менее следует отметить: данный изоморфизм не дает основания считать, что лошадь радиоактивна. Другими словами, при полной независимости формы и содержания первое может быть мощным объединяющим принципом или первопричиной в создании теорий. В математической психологии, как и в математической лингвистике, самые первые модели были стохастическими; они довольно успешно описывали процедуру обучения механическому действию (например, навыку простого ответа на простой сигнал). Высшей когнитивной психологии стохастические модели оказались малопригодными - если не совсем непригодными. По всей вероятности, более обещающими являются модели, направленные на описание типологии структур. Но сама непригодность стохастических моделей для теории «высшего» обучения (где имеют место распознавание образов и «инсайт») способствует выявлению качественных различий между структурными и стохастическими моделями, в результате чего могут быть открыты разные движущие силы в разных процессах обучения. Подходящим примером является ограниченность применения стохастических моделей математической лингвистики. В своей монументальной работе К. Зипф (К. Zipf) установил явную закономерность связи между частотными рангами и частотной встречаемости слов во многих языках [19]. Теория, в которой ему удалось описывать эти закономерности, несомненно действенна. Но она породила оживленную дискуссию, в которой один из оппонентов объяснил представленный ученым факт тем, что поскольку информация, передаваемая через одно слово, фиксирована, то энтропия достигает своего максимального значения. Это внесло некоторое психологическое содержание в речевое поведение. В то же время проблема формулирования психологической теории грамматической системы языка или семантики на основе этой стохастической модели остается нерешенной. Кажется, что различия между «низшей» и «высшей» теориями речевого поведения возникает

51

параллельно с различием между «низшей» и «высшей» теориями обучения. Для «низших» теорий достаточно стохастических моделей; для «высших» -надо использовать «структурные» модели. В качестве последнего примера приведу структурную теорию психики человека, разработанную В. А. Лефевром [4]. Используя нестандартный математический аппарат, он создал многоуровневую модель рефлексии, т. е. способности человека (возможно, уникальной) воспринимать (или постигать) не только объективный мир, но также собственный и чужой образ этого мира и образы более высокого порядка, а также личное отношение и оценку их. То, что это сложное восприятие можно продемонстрировать на обычном наблюдении, видно из следующего высказывания отца молодой женщины: «Я люблю свою дочь, и мне нравится мужчина, с которым она дружит, но мне не нравятся взаимоотношения между нами. Однако меня смущает это восприятие их взаимоотношений, и дочь об этом знает». Рассмотрим уровни восприятия, выраженные в этом высказывании позволяющие без проблем понять или представить состояние души этого человека. «Я люблю свою дочь, и мне нравится ее молодой человек» - высказывание отца о непосредственном восприятии своего внутреннего состояния. «Мне не нравятся взаимоотношения между ними» высказывание более высокого уровня, поскольку восприятия этих взаимоотношений является предположением о состоянии души своей дочери и ее друга, а то, что они «не нравятся», - высказывание о его отношении к предполагаемым состояниям их душ. Далее, чувство смущенности от своего восприятия взаимоотношений между молодыми людьми это еще более высокий уровень рефлексии. Тот факт, что вся эта комплексность восприятия легко доступна для понимания, подтверждает возможность конструирования воспринимающих многоуровневых структур подобного рода. Некоторые выводы, сделанные Лефевром из его многоуровневой модели психики, еще более поразительны. Среди всего прочего он вывел параметры распределения случайных переменных в области явления, к которому они принадлежат, на основании числового анализа группирования неявных объектов в «золотое сечение» в непредвиденных ситуациях (как, например, анализ формирования медианы большинства из всей массы участников референдума). В заключение отмечу, что системный подход в психологии оказался предельно плодотворным по двум основаниям. Он вернул психологии психику, когда она могла пасть жертвой в интересах получения психологией научной респектабельности в области изучения поведения человека. Еще он осуществил функцию, которую выполнял во многих других научных направлениях, а именно: воспрепятствовал раздроблению знания под давлением чрезмерной специализации. В свое время системный подход ограничивался двумя лозунгами: «Целое больше, чем сумма его частей» и «Все со всем связано». Оба лозунга -трюизм, но тем не менее провоцируют на размышление - что они означают?

52

Первый лозунг призывает обратить внимание на свойства, возникающие у системы в процессе ее формирования. Второй - предупреждает против недооценки сложности проблем, связанных с человеческими потребностями и человеческими отношениями, особенно против таких упрощений решения проблем, которые направляются дискредитированным изречением: цель оправдывает средства. Нужно помнить, что используемые средства всегда включаются в конечный результат и могут иметь угрожающие побочные эффекты. Список литературы 1. Арсенъев А.С. Размышление о работе С.Л. Рубинштейна «Человек и мир» // Вопр. философ. 1993. № 5. С. 130-160. 2. Брушлинский А.В. Проблема субъекта в психологической науке // Психол. журн. 1991. №6. С. 3-11. 3. Брушлинский А.В., Рубинштейн С.Л. - родоначальник деятельностного подхода в психологической науке // Психол. журн. 1989. № 3. С. 43-59. 4. Лефевр В.А. Формула человека. М.: Прогресс, 1991. 5. Ломов Б.Ф. Методологические и теоретические проблемы психологии. М.: Наука, 1982. 6. Маркс К, Энгельс Ф. Немецкая идеология // Собр. соч., Т. 3. С. 7-544. 7. BertalanffyL. von. Yeneral System Theory. N. Y.: Braziller, 1968. 8. Chomsky N. Review of verbal Behavior by B.F. Skinner // Lanyuage. 1959. V. 35. P. 26-58. 9. Driesch H. Der Vitalismus als Yeschichte und Lehre. Leipzid: Johann Ambro-siusBarth, 1905. 10. Festinger and Carls mith J. M. Congnitive consequences of forced compliance // Abnormal and Psychol, 1959, V. 58. P. 203-210. 11. GerardR. W. Concerts and Principles of Biology // Behav. Sciencs. 1958. V. 3. P. 95-102. 12. Mannheim K. Ideology and Utopia. L.: Kegan Paul, Trench, Trubner, 1946. 13. Maynard Smith ./Evolution and the Theory ofCames. Cambridge: Cambridge Univ. Press, 1982. 14. RappoportA. Application of game theoretical concepts in biology //Bulletin of Mathematical Biology. 1985. V. 47/2. Р. 161-192. 15. RappoportA. and Chammah A.M. Prisoner's Dilemma Ann Arfor: Univ. of Michigan Press, 1965. 16. IzilardL. Uber die Entropieevermiderung in einem thermodynamis chen System bei Eingrifen von intelligenter Wesen // Zeitsch rift fur Physik, 1929. V. 53. P. 840-956. 17. Weber M. The Protestant Ethics and the Spirit of Capitalism. L.: Alien and Unwin, 1976. 18. ZipfG.K. Human Behaviorand the Principle of Least Effort. Cambrige, Mass: Addison - Wesley, 1949.

53

П. К. АНОХИН Анохин Петр Кузьмин - 14 (27) января 1896 г. - 6 марта 1974 г. Лауреат Ленинской премии, академик. Выдающийся советский физиолог, основоположник системного подхода в изучении физиологических функций, автор теории функциональных систем, автор биологической теории эмоций. Ученик Павлова И.П., он обратил внимание на артефакты не вписывавшиеся в рамки рефлекторной теории. Так он пришел к изучению организма как целостной структуры, неотъемлемым компонентом которой является окружающая среда. В Великую Отечественную войну руководил нейрохирургическим отделением травм периферической нервной системы эвакогоспиталя. Проводил операции по выяснению компенсаторных приспособлений организма, что послужило фундаментом теории функциональных систем. В теории функциональных систем рассматривает целенаправленный поведенческий акт как системную динамическую организацию, развертывающуюся в определенной динамической последовательности. Все функциональные системы, не зависимо от уровня организации и количества составляющих их компонентов, имеют принципиально одну и ту же функциональную архитектуру, в которой результат является ведущим фактором в стабильной организации систем. В честь заслуг Петра Кузьмича Анохина в науке учреждена премия АМН СССР за лучшую работу по нормальной физиологии.

ПРИНЦИПИАЛЬНЫЕ ВОПРОСЫ ОБЩЕЙ ТЕОРИИ ФУНКЦИОНАЛЬНЫХ СИСТЕМ** Общие предпосылки Трудно найти в истории цивилизации такой момент, о котором можно было бы сказать, что именно тогда возникла идея о целостности, о единстве мира. Вероятно, уже при первой попытке понять мир мыслящий человек столкнулся с поразительной гармонией между целым, «универсумом», и отдельными деталями, частями. Однако по самой сути человеческого ума он всегда имеет дело с непосредственным, с его конкретным окружением, с явлениями изолированной «ниши», и это коренным образом повлияло на весь ход его познавательной деятельности.

* П. К. Анохин // Биографии ученых СССР. М.: Наука, 1987. ** Печ. по.: П.К. Анохин Философские аспекты теории функциональной системы //Принцип системной организации функций. М.: Наука, 1973. С. 49-106

54

Непосредственное, частичное имело прямое практическое значение для усовершенствования приспособительной деятельности человека, и потому абстрактное «целое» пришло в его познавательную деятельность значительно позднее. От диффузных и недифференцированных форм целое постепенно приобретало значение чего-то организованного, с постепенно гармоническим воздействием своих частей, подчиняющимся своим специфическим законам, не свойственным частям, деталям целого. Так постепенно подготавливалось то научное движение, которое в настоящее время получило широкое название «системный подход». Если внимательно проанализировать успехи современной биологии и вдуматься в попытки обобщить и осмыслить значение этих успехов, то, пожалуй, системный подход представляет собой наиболее выраженное и широко принятое направление во всех этих поисках. Такой успех системного подхода вполне понятен. Исключительно бурный рост числа новых публикаций в области конкретных естественных наук приводил к столь же бурному росту чувства беспомощности исследователя перед половодьем аналитических фактов. По этому поводу красочно выразился крупнейший физик нашего времени Оппенгеймер, говоря, что в настоящее время «исследователь ощущает свое невежество тем больше, чем больше он знает...» (Цит. по Юнгу, 1960). Стало очевидным, что только какой-то более высокий принцип поможет разобраться в логических связях между отдельными фактами и что только этот принцип позволит более успешно и на более высокий уровень проектировать новые исследования. Сторонники системного подхода все более настойчиво подчеркивают, что именно система является тем изоморфным принципом, который проникает через все границы, исторически сложившиеся между различным науками, несмотря на то, что эти науки изучают как будто качественно различные классы явлений: организмы, общество, машины. Однако из сказанного видно, что поиски «системы»" как более высокого и общего для многих явлений принципа функционирования могут дать значительно больше, чем только одни аналитические методы при изучении частых процессов. Благодаря такой оценке роли системного подхода возникли самые различные направления поиска. С одной стороны, делаются попытки объяснить организацию больших биологических систем, с тем чтобы связать поведение организма с молекулярным уровнем процессов, включенных в это поведение. С другой стороны, идет настойчивый поиск законов формирования больших систем для социально-экономических явлений (В. Г. Афанасьев, Б. С. Украинцев и др.), машинных устройств и т. д. В зависимости от общей концепционной обстановки к этим классам явлений прибавляется также и трактовка обширных машинных устройств, которые способны к самоорганизации. Все это направляет мысль на новые поиски, на формулировку и раскрытие новых закономерностей, и именно это обстоятельство сейчас яв-

55

ляется наиболее впечатляющим в области нового и прогрессивного движения в науке, получившего название системного подхода. Развитие этого нового научного движения в последние десять лет ознаменовалось весьма радикальными выступлениями, в которых роль системы в развитии наук и общества поднимается настолько высоко, что некоторые энтузиасты этого направления стали говорить о наступлении в науке «эры системы» (Эллис).. Вместе с тем наметилась тенденция к выделению системного подхода в особую науку - «системологию» (Г. Паек, В. М. Глушаков и др.), а коллектив авторов из NASA' предлагает вообще выделить специальную науку о «биологических системах» («Biologikal Systems Science», 1971). В последнее время одним из авторов этого издания опубликована специальная монография «Toward a general science of viable systems», в которой делается попытка сформулировать некоторые основные положения этой науки (Iberall, 1972). Таким образом, внимание к системному подходу очень велико, хотя Калман, Фалб и Арбиб в своей книге «Очерки по математической теории системы» (1971) назвали системный подход «областью увлекательной, но неупорядоченной». Как мы увидим ниже, в какой-то степени с ними можно согласиться. Трудно сказать, когда возникла необходимость введения целостного подхода при объяснении функций организма. Эта потребность фактически ощущалась всеми исследователями, но решалась ими различным образом. Одни ученые полностью отрицали что-либо специфическое в целостной организации и делали попытку объяснить ее, исходя только из свойств элементов, входящих в целостные образования. Так возник механистический подход к объяснению целого. Другие допускали, что множество элементов организма приводятся в организованное целое при помощи некоторой неорганической силы, которая, находясь все время в «надорганическом состоянии», обладает специфическим качеством «одухотворения» и формирования организованного целого (например, «энтелехия Дриша», «мнема Блейлера», «руководящая сила Клода Бернара» и др.). Такую позицию заняли виталисты всех направлений, хотя некоторые из них давали объективные оценки целостности. Преимущество изучения целостного организма с особой силой выражено уже в очень ранних работах И. П. Павлова. Так, например, еще в конце прошлого столетия он выдвинул идею, что наиболее нормальные функции организма можно изучить не у ограниченного в подвижности животного, т. е. в условиях вивисекции, а у целостного, ненаркотизированного животного. Так появились его знаменитые методы исследования: изучение кровяного давления, фистульные методы при изучении пищеварения и, наконец, изучение высшей нервной деятельности. * National Aeronaftik and Administration (Национальное управление по исследованию космического пространства, США).

56

Однако физиология XIX и XX в.в. характеризуется именно тем, что в ней сосуществовали противоречивые тенденции. Наряду с совершенно четко ощущаемой необходимостью изучения целостного, динамически функционирующего организма физиолог-экспериментатор находился все еще под опьяняющим влиянием анализа рассечения организма и часто ограничивался исследованием лишь его тонких механизмов, не относя результатов к более высоким принципам организации. В последние годы тенденция к изучению специфических закономерностей именно целостного организма стала уже совершенно непреодолимой в связи с нарастающим разочарованием исследователей в продуктивности одного аналитического подхода к исследованию и к объяснению полученных результатов. Становится все более очевидным, что необходимо сформулировать такой рабочий принцип, который мог бы перебросить «концептуальный мост» между теми фактами, которые получаются при изучении явлений у целостного животного, и теми, которые получаются при тонком аналитическом эксперименте. В сущности, эта проблема актуальна не только для исследователей-биологов, но и для физиков, экономистов и других специалистов. Достаточно проследить крайне интересную дискуссию между Нильсом Бором и Альбертом Эйнштейном, чтобы понять, какой животрепещущей проблемой является выработка этих новых принципов целостного подхода к изучаемому объекту. В этой дискуссии столкнулись два подхода к вопросу, как обеспечить уровень специфически целого в научном исследовании, например, организма и в то же время не потерять огромных преимуществ уровня тончайшего анализа. Как известно, Нильс Бор выразил свою точку зрения в концепции, известной как «принцип дополнительности». Согласно этой концепции, целое и целостный подход должны дать исследователю возможность найти дополнительные характеристики изучаемого объекта, более или менее отражающие специфические черты именно целого. Он считает, что условия наблюдения, т. е. ракурс, в котором мы наблюдаем изучаемый объект, могут изменяться в процессе исследования и это дает дополнительные опорные пункты для всестороннего познания объекта. По своей сути этот подход, расширяя возможности изучения целостного объекта, ставит исследователя в положение наблюдателя, определяющего, как складываются наблюдаемые явления. Альберт Эйнштейн, наоборот, стремился найти такой подход, который заменил бы феноменологический подход Бора динамическим подходом, позволяющим проникнуть в природу внутреннего взаимодействия в каком-либо сложном целостном феномене. В то время как при помощи феноменологического подхода к целостному процессу можно определить, как устроены изучаемые объекты, подход Эйнштейна заключается в стремлении эмпирически найденную закономерность представить как логическую необходимость. Нам сейчас важно подчеркнуть, что дискуссия между двумя величайшими учеными нашего времени принимает как нечто определенное и обяза-

57

тельное поиски переходного принципа целостного подхода к явлениям. Речь идет лишь о том, в какой форме этот принцип мог бы быть наиболее эффективным для конкретной научно-исследовательской работы, поскольку целостный подход вообще, оставаясь мечтой исследователя, не давал в то же время никаких конструктивных решений для формулировки задач повседневного исследования. «Целое» и аналитическое экспериментирование по-прежнему уживались в двух параллельных плоскостях, не обогащая друг друга. Появление системного подхода дало ученым некоторую надежду на то, что, наконец, «целое» из диффузной и неконструктивной формы примет четкие очертания операционального исследовательского принципа. Однако, прежде чем анализировать причины, по которым этот принцип не был найден, мы хотим дать краткую оценку развития системного подхода в различных физиологических школах. Термин «система» имеет весьма древнее происхождение, и едва ли есть какое-либо научное направление, которое его не употребляло. Достаточно вспомнить «систему кровообращения», «систему пищеварения» и т. д., которые до сих пор некоторыми исследователями принимаются за выражение системного подхода. Большей частью термин «система» употребляется там, где речь идет о чем-то собранном вместе, упорядоченном, организованном, но, как правило, не упоминается критерий, по которому компоненты собраны, упорядочены, организованы. Эти общие недостатки естественны. Мы не должны забывать, что последовательное приложение системного принципа к явлениям различного класса (организму, машинам, обществу) не является простой сменой терминологии, перестановкой лишь порядка исследовательских приемов. Системный подход к исследованию является прямым следствием перемены теоретического подхода к пониманию изучаемых объектов, т. е. в какой-то степени следствием изменения самой формы мышления экспериментатора. Естественно, что такой процесс не может быть одномоментным. Как будет показано ниже, наиболее характерной чертой системного подхода является то, что в исследовательской работе не может быть аналитического изучения какого-то частичного объекта без точной идентификации этого частного в большой системе. Таким образом, со стратегической и практической точек зрения исследователь должен иметь прежде всего конкретную концепцию системы, которая должна удовлетворять основным требованиям самого понятия системы, и лишь после этого формулировать тот пункт системы, который подлежит конкретному исследованию. В области физиологических исследований И. П. Павлов, пожалуй, первым употребил выражение «система» для некоторых специальных случаев своей экспериментальной работы. Речь идет прежде всего о формировании динамического стереотипа. Как известно, эта система создается тем, что изо дня в день повторяется стереотипный порядок одних и тех же условных раздражителей. В результате длительной тренировки этот порядок раздражите-

58

лей, обнаруживаемый по специфическому для данного раздражителя количеству слюны, проявляет себя даже в том случае, когда применяется один и тот же раздражитель. Прямые электроэнцефалографические исследования мозга в момент создания такого динамического стереотипа, проведенные в нашей лаборатории А. Д. Семененко, показали весьма интересные свойства мозга как целого. Так, например, оказалось, что к каждому предстоящему раздражителю в случае укрепленного динамического стереотипа мозг автоматически, т.е. только на основе прежней тренировки и независимо от реального внешнего раздражителя, готовит состояние, качественно отражающее именно тот раздражитель, который применялся на этом месте много раз в прежних тренировках. Конечно, создаваемые таким образом стереотипные состояния мозга, отражающие комплекс условных раздражителей данного опытного дня, далеки по своему физиологическому смыслу от того системного подхода, который бурно развивается в последнее время. И все же эти эксперименты показали, что мозг может на основе приобретенного опыта создавать некоторые целостные состояния, объединяющие раздражители целого экспериментального дня и раскрывающиеся независимо от реальной экспериментальной обстановки. Мы не будем приводить здесь все те случаи, в которых понятие «система» привлекалось для обозначения чего-либо упорядоченного, ибо хорошо известно, как широко этот термин употребляется для обозначения подобного рода феноменов. Нас интересуют здесь по преимуществу системы, обладающие способностью экстренной самоорганизации, динамически и адекватно приспосабливающие организм к изменению внешней обстановки. Иначе говоря, нас интересуют натуральные функциональные системы организма. Системный подход в форме теоретической концепции под названием «общая теория систем» возник как реакция на исключительно бурный рост аналитических подходов в науке, все более и более удаляющих творческую мысль от того, что длительное время называлось проблемой целостного организма. Общая теория систем как новая форма мышления, несмотря на свои глубинные дефекты, сразу же привлекла внимание западных ученых и получила особенно широкий отклик в среде теоретиков. Этому содействовала также организация регулярного ежегодного издания «Общая теория систем», которое стало своеобразным дискуссионным клубом и для сторонников и для противников системного подхода как универсальной концепции, объединяющей интересы самых разнообразных наук. К этому времени и в среде биологов-экспериментаторов назрела необходимость целостного подхода к объяснению материала, накопленного в результате аналитического подхода к предмету. В отчетливой и красочной форме эту потребность выразил Уоддингтон в предисловии к книге Гудвина «Временная организация клетки» [17]. Подчеркивая необходимость разработки теоретической биологии, направленной на понимание принципов организации биологических систем, он пишет: «Мы можем восхищаться тео-

59

риями, говорящими нам о назначении структуры в простейших живых объектах, таких, как например, вирусы, которые почти целиком состоят из нуклеи-ново-кислотного стержня, заключенного в белковую оболочку, но мы не можем удовлетвориться ими. Нам необходимо развить, исходя из этого, над-структурную теорию, которая позволила бы нам понять организацию выс-шых, наиболее сложных форм жизни. Однако разработка такого базиса, необходимого биологии для того, чтобы проделать путь от вируса до мыши, является, вероятно, еще более грандиозной задачей, чем та, которую решила физика на пути от атомного ядра к молекуле, полупроводнику и звезде» [17, С. 14-15]. Нельзя не согласиться с Уоддингтоном в том, что этот путь действительно труден, однако он не был бы таким, если бы с самого начала изучения биологических систем было решено, что целое, система, при своем становлении приобретает собственные и специфические принципы организации, не переводимые на принципы и свойства тех компонентов и процессов, из которых формируются целостные системы (например, возбуждение и торможение). Значительное влияние на развитие системного подхода оказало интервью «отца кибернетики» Норберта Винера. Отвечая на вопрос корреспондента о том, какой будет наука в 1984 г., он сказал: «Главные проблемы биологии также связаны с системами и их организацией во времени и пространстве. И здесь самоорганизация должна играть огромную роль. Поэтому мои предположения в области наук о жизни касаются не только их постепенной ассимиляции физикой, но и обратного процесса - постепенной ассимиляции физики ими» (Винер, 1964). Сразу же после этого интервью общая теория систем и системный подход возбудили особый интерес среди исследователей разных специальностей. Прежде всего было организовано несколько центров по изучению системы: при Кливлендском и Оксфордском университетах («Исследование систем») и ДР. Во Франции недавно был создан специальный Институт высшего синтеза, организаторы которого, в сущности, также сосредоточили свое внимание на изучении принципов организации целостных образований в природе и обществе. Его центральным направлением является формулировка «идей науки» для раскрытия высшего синтеза в явлениях природы и общества. В 1971 г. этот Институт провел III Международный конгресс, посвященный искусственному и естественному интеллекту (Institut des Hautes Synthes. Nice, France). В последние годы один за другим стали организовываться симпозиумы, конференции и другие встречи, посвященные изучению системы. Особенно большую активность в этом направлении (с 1950 г.) проявили Берталанфи и Научное общество по общей теории систем, а также и Кливлендский центр по изучению систем. Последний уже провел три международных симпозиума по «системному подходу в биологии» и осуществил ряд изданий, посвящен-

60

ных этой проблеме (например, «Теория систем и биология»). Естественно, должен возникнуть вопрос: как далеко продвинулись биологи и физиологи после этих многосторонних попыток приблизиться к пониманию системы и использованию ее как методологического инструмента в формулировке новых задач исследования и понимания уже накопленных материалов? Можем ли мы сейчас с большим успехом сформулировать само понятие системы, чем раньше? Несмотря на то что общие задачи системного движения в науке сформулированы были достаточно правильно, результаты исследований, особенно конкретизация понятия системы и формулировка ее конкретных и специфических только для нее биологических свойств, остаются очень неутешительными. Не будет преувеличением сказать, что дело остановилось на подборе определений, формулировок, которые охарактеризовали бы систему и выделили бы ее из категории несистем. Из всех определений системы, которые даются участникам дискуссии по общей теории систем (см. ниже), видно, что чисто теоретический подход к проблеме практически не сдвинул ее с места. В качестве аргумента можно привести достаточно красноречивую характеристику, данную одним из прогрессивных биологов Гудвином в книге «Временная организация клетки» [17]. Он писал: «Центральное место в биологической науке занимает концепция организации, хотя само понятие организации и не имеет четкого определения». И это верно. Можно взять десяток определений системы как у самого Берталанфи, так и у его последователей и увидеть, что ни одно из них не дает возможности активно использовать понятие «система» как инструмент для более усовершенствованной исследовательской работы. Действительно, если подвести итоги поисков системного подхода и приложить их к пониманию всего накопленного материала в биологических и физиологических исследованиях, то сразу же обнаруживается их неспособность хоть в какой-либо мере помочь конкретному исследованию. Мы не сможем каждый конкретный результат, полученный при аналитическом эксперименте, поставить в определенное место системы, чтобы он приобрел свое реальное значение органического компонента системы, содействующего своими степенями свободы получению результата системы. Вспомним, что одной из главных целей поисков системы является именно ее способность объяснить и поставить на определенное место даже тот материал, который был задуман и получен исследователем без всякого системного подхода. В чем причина этого очевидного неуспеха в таких оживленных поисках системного подхода при достаточно правильно сформулированной исходной цели? Почему при правильно сформулированных недостатках теоретических обобщений в биологии и физиологии и при широком внимании к этим недостаткам мы тем не менее не имеем конструктивных итогов, которые своей полезностью заслужили бы широкую популярность у экспериментаторов -биологов и физиологов? Нам кажется, что одной из главных причин такого печального положения с поисками конкретных качеств системы является излишнее теоретизирование всей проблемы в целом. Действительно, необхо-

61 димость начать системный подход возникла у специалистов главным образом в результате смутного ощущения неправильного развития биологии и физиологии, т.е. на основе чисто теоретических соображений. Достоинства системного подхода мыслились теоретически, но они еще не имели соответствующего, уже найденного в конкретном исследовании эквивалента. Сложилось курьезное положение: с одной стороны, не было поддержки конкретных биологических и физиологических наук в виде открытия конкретных, специфических только для системы механизмов, а с другой - непомерно разрослась часть теоретических поисков и определений, часто украшенных обширными математическими выкладками. Именно этим можно в какой-то степени объяснить парадоксальное явление: у всех теоретиков системы и у философов поразительно схожи сами определения понятия системы, хотя ни у тех, ни у других это понятие не имеет действительного значения как инструмент, облегчающий конкретную исследовательскую работу. Особенности отдельных тенденций в разборке теории систем Интересно выяснить, какие же цели ставят перед собой различные группы исследователей, какими методами они осуществляют настойчивый поиск системного подхода? При первой же попытке понять эти цели по имеющимся литературным источникам мы встречаемся по крайней мере с четырьмя оформившимися тенденциями. Первая состоит в том, чтобы сделать системный подход достаточно понятным с точки зрения формулировки и направить все внимание на философский смысл и объем системного подхода, примененного, в частности, к социальным явлениям. В этих поисках система выступает как научная и философская категория, ведущая к усовершенствованию познавательного процесса. Такое направление, в основном разрабатываемое философами и историками, развивается в настоящее время по пути исключительно теоретического поиска и теоретической оценки, при которых трудно пока говорить о каком-либо контакте с практическими запросами исследовательской работы. Представителями второй тенденции являются сторонники математической формализации системы, или математической теории систем (Месаро-вич, Раппопорт, Кухтин и др.). Последователи системного подхода, поддерживающие третье направление, считают, что теория систем должна вырасти из изучения натуральных систем и затем стать конкретным инструментом исследования. Такие системы должны помогать исследователю ставить новые, более прогрессивные задачи научных исследований, быть способными объяснять накопленный ранее материал и преодолеть только аналитический подход к исследовательской работе. Эта категория ученых обычно ожидает, что теория систем проложит

62

«концептуальный мост» через пропасть, пока еще разделяющую синтетический и аналитический подходы к объектам исследования. Можно считать, что к последнему направлению примыкают сторонники системного подхода (четвертая тенденция), которые под этим углом зрения анализируют социальноэкономические системы. В последние годы становится особенно популярной проблема «больших систем», объединяющая все виды организации промышленных, производительных и обслуживающих систем (В. А. Трапезников, В. Г. Афанасьев, Д. М. Гвишиани, Ханике, Бросс и др.). Как видно из этой краткой характеристики, исследования различных ученых значительно отличаются по своим подходам и целям, что по-разному влияет на репутацию самой полезности разработки теории систем. Естественно, что исследователь, работающий в конкретной области науки (биологии, физике, физиологии, медицине), заинтересован прежде всего в том, чтобы теория систем вошла в его интеллектуальный статус как вполне понятное научное движение, значительно обеспечивающее прогресс его конкретной научной работы. Обычно эта категория исследователей мало обращает внимание на общефилософское и методологическое обсуждение теории систем, поскольку такое обсуждение, как правило, не устанавливает «концептуального моста» между философией системы и ее применением к какому-либо изучаемому объекту. Такое отношение к философскому разбору системного подхода отнюдь нельзя назвать узким прагматизмом, как это может показаться на первый взгляд. Скорее, эту позицию можно определить как склонность изучать не «методологию вообще», а «методологию моего дела». Если представленные выше особенности разработки различных аспектов теории систем затрагивают интересы различных сторонников системного подхода, то фактор, который мы собираемся обсудить ниже, является общим и даже обязательным для любого исследователя теории систем с любыми требованиями к ее практическому эффекту. Решающая роль системообразующего фактора Таким обязательным положением для всех видов и направлений системного подхода является поиск и формулировка системообразующего фактора. Эта ключевая проблема определяет как само понятие системы, так и всю стратегию его применения в исследовательской работе. Иначе говоря, принесет ли пользу конкретным наукам системный подход или не принесет, будет зависеть от того, насколько успешно мы выделим системообразующий фактор и насколько полно будет описано его операциональное значение для формирования системы. Только при этом условии мы можем применить принципы системообразования для всех тех классов явлений, в которых происходит упорядочение.

63

Между тем вокруг этой проблемы сложилась крайне странная ситуация. Почти все сторонники системного подхода и общей теории систем подчеркивают как центральное свойство системы «взаимодействие множества компонентов» (Берталанфи, Раппопорт и др.). Близким является «упорядоченное взаимодействие» или «организованное взаимодействие». По сути дела именно на этих определениях понятия системы и покоится все обсуждение системного подхода. Хотя весь успех понимания системной деятельности, особенно у организмов, зависит от того, определим ли мы, какой именно фактор упорядочивает «беспорядочное множество» и делает это последнее функционирующей системой, вопрос о системообразующем факторе просто никогда не был поставлен в отчетливой форме системологами. Он не ставится ни главным идеологом «общей теории систем» Берталанфи, ни группой его последователей (Акоф, Раппопорт, Месарович, Уотерман и др.). Пожалуй, так же дело обстоит и у советских теоретиков системы, объединенных Институтом истории естествознания и техники и Институтом философии АН СССР (В. Н. Садовский, И. В. Блауберг, Э. Г. Юдин, А. И. Уемов, К. М. Хайлов и ДР.). В результате этого коренного недостатка - отсутствия системообразующего фактора все имеющиеся сейчас определения системы случайны, не отражают ее истинных свойств и поэтому, естественно, неконструктивны, т. е. не помогают ставить новых более широких вопросов для исследования (рис.2). Ознакомившись подробно со всеми публикациями Общества общей теории систем (Society of General Systems Theory), можно с уверенностью утверждать, что теоретическая неопределенность, отсутствие связи с конкретными научными дисциплинами и неконструктивность основных положений непосредственно для исследовательской работы являются следствием игнорирования основной проблемы системологии - раскрытия системообразую-щего фактора. Без определения этого фактора ни одна концепция теории систем не может быть плодотворной. Трудно допустить без него существо вание какойлибо теории систем, и прежде всего общей теории систем. Отсюда возникают и терминологические вопросы. Так, например, можно утверждать, что термин общая, примененный к теории систем Берталанфи, не имеет достаточного логического обоснования. Именно это чрезвычайно ограничивает ее конструктивное использование в научно-исследовательском процессе. Постараемся произвести строгий логический анализ этой проблемы. В каком случае мы могли бы говорить именно об общей теории систем? Только в том случае, если бы были даны убедительные доказательства того, что она может быть отнесена к самым разнообразным классам явлений, т.е. выявляет какие-то общие черты в разнообразных классах явлений, например в неорганической природе, организме, машинах, обществе. Так, клеточная теория является, несомненно, общей теорией для всего живого на земном шаре, поскольку клеточное образование является общим и изоморфным фактором для всех организмов независимо от уровня их развития и положения

64

на биологической лестнице. Значит, растения и животные именно по этому критерию оказываются изоморфными образованиями.

Рис. 2. Схематическое изображение «концептуального моста» между системным уровнем и тонкими аналитическими процессами а - уровень целостной системной деятельности; б - уровень тонких аналитических процессов; в путь обычных корреляционных отношений; г - включение системообразующего фактора, который объясняет процесс упорядочивания между множеством компонентов системы; д — операциональная архитектоника системы и ее узловые механизмы Схема демонстрирует непрерывность исследовательского процесса, обеспечивающего непосредственный переход от системного уровня к тонким физиологическим деталям системы до молекулярного уровня включительно

Исходя из всего сказанного, мы можем построить следующий ряд логических положений. 1. Теория может получить право стать общей только в том случае, если она вскрывает и объединяет собой такие закономерности процессов или механизмов, которые являются изоморфными для различных классов явлений. 2. Изоморфизм явлений различных классов может быть выявлен только в том случае, если мы найдем достаточно убедительный критерий изоморфности. Чем более значимым является этот критерий для разрабатываемых явлений, тем более выраженным является их изоморфизм. 3. Для принятия «общей теории систем», пригодной для различных классов явлений, наиболее важным критерием изоморфности, естественно, является изоморфность системообразующего фактора. Достаточно внимательно проанализировать эти три положения, чтобы увидеть, в чем состоят конструктивные трудности «общей теории систем», выдвинутой Берталанфи.

65

Эта теория не вскрыла того фактора, который из множества компонентов с беспорядочным взаимодействием организует «упорядоченное множество» - систему. Это обстоятельство, т. е. отсутствие системообразующего фактора, не ^ дает возможности установить изоморфность между явлениями различного класса, а следовательно, и не может сделать теорию общей. Именно этот недостаток бросается в глаза при изучении аргументов сторонников общей теории систем. И это же обстоятельство неизменно препятствует общей теории систем стать инструментом конкретного научного исследования. Математическая теория систем Оценивая все стороны системного движения, которые являются тормозящим фактором в быстром и широком использовании теории систем в повседневном научном исследовании, мы не можем оставить в стороне так называемую математическую теорию систем. Едва ли приходится сомневаться в том, что моделирование в настоящее время стало всеобщим и неоспоримым помощником в теории и практике различных областей деятельности. Большую пользу приносит и математическое моделирование. Однако вряд ли то же самое можно сказать и про «математическую теорию систем», и именно потому, что ее общая стратегия вступает в противоречие с конкретной пользой от ее применения там, где речь идет о приложении математической теории систем к биологическим системам. Прежде всего - и это, пожалуй, самое главное - сторонники математической теории совершенно радикально решают вопросы о соотношении этой теории с биологической. Так, например, Месарович, апологет математической теории систем, пишет: «Мы будем рассматривать системный подход как использование теории систем для изучения и объяснения биологических явлений. Таким образом, эта статья будет посвящена теории систем или, более конкретно, рассмотрению вопроса о том, может ли эта теория служить одновременно и принципиальной основой, и практическим методом для научного объяснения биологических явлений» [26, С. 137]. И еще более демонстративно эта парадоксальная, с точки зрения биолога, последовательность разработки биологических систем выражена в тезисах Месаровича, регламентирующих применение математической теории систем к биологическим явлениям: «После того как построена система (математическая модель) и определено конструктивное задание, задача теории систем сводится к изучению свойств данной системы (методами математической дедукции или путем машинного моделирования). Таким образом, методология системного подхода в биологии слагается из следующих этапов: а) формализация (абстрагирование) - построение систем S и определение для нее конструктивного задания;

66 б) дедукция - исследование свойств системы S с использованием дедуктивных методов; в) интерпретация - изучение смысла найденных (дедуктивными методами) свойств в контексте рассматриваемого биологического явления» [26, С. 141]. По сути дела той же точки зрения придерживается Калман, Фалб, Арбиб - авторы известной монографии «Очерки по математической теории систем». Среди советских исследований теории систем особенно выделяются работы проф. А. И. Кухтенко, который, применяя математическую теорию систем к «большим системам» промышленного типа, принципиально так же начинает процесс изучения производственных явлений после предварительной формулировки математических моделей систем. Итак, мы видим, что во всех видах применения математической теории систем декларируется один и тот же принцип ее использования. Сначала на чисто теоретическом основании формулируется математическая теория систем, и только после этого ее «задания» начинают применяться к объяснению тех или иных биологических явлений. Для биолога и физиолога такая последовательность применения математической теории и формализации кажется весьма странной. Как можно чисто математическую модель, разработанную уже заранее в обход всех современных знаний об особенностях именно биологической организации, применить к объяснению и формулировке биологических закономерностей? Так, например, в результате многолетней практики такого подхода ни одна из тысяч математических моделей нейрона абсолютно не отразила истинные особенности нейрона и ни на один шаг не продвинулись вперед наши знания о действительных законах его функционирования. Более того, можно с уверенностью утверждать, что исследование нейрона с применением электронной микроскопии, микроионофореза, ультрацентрифугирования, культуры нейронов in vitro и нейрохимических исследований всегда на несколько десятков лет опережает довольно простенькие математические модели нейрона. Не считаясь с действительными биологическими и физиологическими свойствами систем, математическая теория систем фактически переводит вопрос в плоскость настолько запутанного теоретизирования, что практически до сих пор она мало помогла разработке системного подхода в области биологических явлений. В этом вопросе, по нашему мнению, предпочтительнее рассматривать в обратном порядке взаимодействие этих двух областей знаний. Нет сомнения, что реальные «системные закономерности» могут быть почерпнуты и разработаны только на основе конкретного материала биологии и физиологии последних дней. Именно этот материал и должен стать реальной основой формализации. Благодаря строгому и быстрому математическому осмысливанию этих закономерностей более реальной станет и перспектива развития наших знаний о биологических системах. Крайняя трудность заимствования резуль-

67

татов исследовательской работы теоретиков математических систем состоит именно в этом. Придавая первичное и решающее значение именно математической обработке биологических явлений, сторонники этого подхода крайне затрудняют использование их разработок биологами и физиологами - профессионалами. Практически же сторонники математической теории систем не могут, на наш взгляд, формализовать истинную биологическую систему хотя бы уже по одному тому, что они, как это видно по формулировкам Месаровича, не исходят из наиболее существенных критериев оценки именно биологических систем. В самом деле, можно ли математически определить биологическую систему, если мы не можем наделить эту модель системы самыми важнейшими свойствами живой системы: формированием потребности получить тот, а не другой результат и определенной целью, которую обычно ставит перед собой биологическая система уже в самом начале формирования поведенческого акта. Ни одна из известных нам вариаций математической теории систем не решает этого кардинального вопроса, а это значит, что мы не можем признать полезными и любые математические выкладки, если они сформулированы без учета таких важных системообразующих факторов. Образно говоря, с точки зрения биолога и физиолога, математическая модель дает нам в какой-то степени приемлемую форму кузова автомобиля, однако она неспособна наградить его мотором и топливом... Формируясь в пределах самой биологической системы на основе ее потребностей, внешних факторов и памяти, цель всегда опережает реализацию ее организмом, т.е. получение полезного результата. Интересно, что Месарович, наиболее солидный теоретик биологических систем, в конце концов приходит к признанию, что математическая теория именно биологических систем не может быть построена без привлечения целенаправленного поведения: «Существует важный класс ситуаций, в которых эффективное конструктивное задание системы удается получить только при помощи описания, основанного на понятии целенаправленности (т.е. телеологического описания); при таком описании основной характер системы как некоторого (математического) отношения остается неизменным. Под описанием, основанным на понятии целенаправленности, здесь подразумевается вся совокупность системных описаний, представленных с помощью понятий, которые выражают цели в поведении системы (такие, как адаптация, эволюция, управление, гомеостаз и т.п.)». Однако при попытке представить себе эту «целенаправленность» в поведении систем математически Месарович приходит к таким упрощениям (стимул-ответам), что вообще теряет само явление целенаправленности. Так, одно их самых специфических свойств целенаправленности - принятие решения и предсказание результата - оказывается полностью не представленным в его рассуждениях.

68

Как из приведенного выше высказывания Месаровича, так и других его работ ясно, что он не видит своеобразных черт биологической системы, которые только искусственно, а потому и не конструктивно могут быть превращены в математическую модель. В самом деле, своеобразие биологической системы состоит в том, что потребность в каком-либо полезном результате и цель получения этого результата зреют внутри системы, в глубине ее метаболических и гормональных процессов, и только после этого по нервным «приводным ремням» эта потребность реализуется в поведенческих актах, допускающих в какой-то степени математическую формализацию. Этот путь возбуждений от реализации метаболической потребности в адекватных мотивационных структурах мозга до выявления первых попыток удовлетворения этой потребности изучен в настоящее время в нашей лаборатории с большой нейрофизиологической точностью (К. В. Судаков, Б. В. Журавлев, А. В. Котов и др.). Совершенно понятно поэтому (это отмечает и Месарович), что математическая модель системы накладывает ограничения именно на эти свойства биологической системы, т. е. на то, что и составляет самую суть механизмов биологических систем. Таким образом, вопрос о применимости и эффективности математической теории систем должен быть подвергнут специальной дискуссии. Вопрос о том, какую помощь развитию системного подхода приносит математическая теория систем, становится особенно острым, если мы применим к ней наиболее важный для биолога и физиолога критерий: прокладывает ли математическая теория систем тот «концептуальный мост», который должен соединить два края пропасти синтетический уровень подхода исследователя к биологическим объектам и аналитический уровень изучения этих объектов. Этот чисто аналитический уровень исследования в биологии и физиологии становится все более и более опасным и угрожает утопить нас в половодье разрозненных и часто не объединенных ничем фактов. Самый смысл «концептуального моста», как мы увидим ниже, состоит в том, что система должна объединить непрерывной детерминистической логикой оба края этой пропасти, что дало бы возможность исследователю всегда видеть тот район целой системы, в котором ведутся его тончайшие аналитические исследования. Само собой разумеется, что этот «мост» должен быть построен на материале фактов, терминов и понятий конкретных наук. Приходится глубоко сомневаться в том, что математическая модель системы обеспечит построение такого «моста» и значительно расширит творческие возможности исследователя. Тем не менее, поскольку этот вопрос является дискуссионным, оставим то или иное решение его специалистам этой области системного подхода. В связи со сказанным выше совершенно особо выглядит точка зрения современной общей теории систем на ведущие закономерности системы, а именно на взаимодействие множества неупорядоченных компонентов и перевода их в ранг упорядоченной системы. Изучая систему как совокупность

69

математически сформулированных заданий, математик - теоретик системы обычно не идет дальше своих излюбленных формулировок о «взаимодействии множества компонентов» при формировании системы. Понятие системы Как показано в одной из последних работ [7], взаимодействие как таковое не может сформировать систему, поскольку анализ истинных закономерностей функционирования с точки зрения функциональной системы раскрывает скорее механизм «содействия» компонентов, чем их «взаимодействие». Это серьезный вопрос, связанный с выработкой самого понятия системы, и он требует специального и подробного разбора. Возникает вопрос: может ли взаимодействие компонентов, взятое само по себе, создает что-то системное, т. е. что-то упорядоченное? Неопределенность и неконструктивность всех приведенных выше формулировок делает понятным тот удивительный факт, что, несмотря на многолетнюю пропаганду, системный подход, в особенности общая теория систем Берталанфи, не стал достаточно популярным среди исследователей конкретных организмов и не привел к значительному преобразованию самой исследовательской практики. В самом деле, что специфически системного может извлечь исследователь-физиолог, например, из выражения «система - это комплекс взаимодействующих компонентов», если взаимодействие частей организма даже для начинающего исследователя является аксиоматическим фактором жизни? Мне кажется, что именно здесь тот узел, не развязав которого, исследователь никогда не приблизится к истинным механизмам системы и потому, естественно, не сможет использовать ее в своей конкретной работе. Попытаемся провести более глубокий анализ этих ходячих определений, чтобы вскрыть их недостаточность как для формулировки понятия системы, так и для утверждения ее как фактора научного прогресса. Прежде всего поставим перед собой вопрос: может ли вообще «взаимодействие компонентов» быть основой какого-то системного процесса? Мы даем совершенно определенный ответ: нет, не может. И этот ответ легко аргументировать на любом примере взаимодействия. Для характеристики понятия множеств и для подсчета числа возможных степеней свободы для взаимодействия в этом множестве приведем пример расчета, сделанного Эшби. Он берет площадку с 400 лампочками (20х20) и делает расчет возможного количества комбинаций взаимодействия, которые можно составить их этих лампочек. Оказывается, что этих взаимодействий такое огромное количество (1010120), что они превосходят общее количество атомов, содержащихся в видимой нами Вселенной (1073). Но ведь эта квадратная площадка с 400 лампочками в количественном отношении совершенно ничтожна по сравнению с головным мозгом. Для того чтобы применить такое же вычисление по отношению к мозгу, мы должны

70

взять в качестве исходного количества «лампочек», т.е. нервных клеток, по крайней мере количество в 14 млрд.. Кроме того, известно, что соединения между этими «лампочками» идут через синаптические контакты, так что каждая располагает не двумя возможными состояниями, как в примере Эшби, а в среднем по крайней мере 5000 возможных состояний в зависимости от приходящих к синапсам импульса-ций. Причем надо помнить, что каждый из этих контактов может придать состоянию нейрона особое качество. Однако для полной характеристики множества взаимодействий на примере мозга даже и этого количественного расчета недостаточно. Мы непременно должны учесть также и те общие состояния каждого отдельного нейрона, которые определяют характер его участия во взаимодействиях нейро-нального множества. Так, например, Буллок указывает, что имеется по крайней мере пять возможных изменений в градации состояний нейронов, а следовательно, и синаптического образования: возбуждение или торможение, облегчение или депрессия, положительное или отрицательное последействие (или оба вместе), спонтанное расслабление или тонизация нейрона, градуированные ответы спайкового или неспайкового характера. Важно, что каждое из этих взаимодействующих множеств (нейрон, синапс, градуированное состояние нейрона и др.) может создать условие, при котором деятельность элемента в таком обширном «множестве» может радикально измениться, а это значит, что конечный результат деятельности мозга может быть иным. Трудно решить даже с помощью воображения задачу подсчета того количества комбинаций взаимодействия в целом мозге, которое может быть выведено из указанных выше цифр. Однако, предложив решить эту задачу опытным математикам, мы получили совершенно фантастическую цифру. Оказалось, что число степеней свободы нервных клеток мозга с учетом всех тех переменных, которые были разобраны выше, может быть выражено единицей с таким количеством нулей, что они могут уместиться только на ленте длиной...в 9 500 000 км. Стоит только представить себе это «множество», чтобы понять, что человек практически никогда не сможет использовать всех грандиозных резервов своей мозговой деятельности. Представим себе, какой хаос сложился бы в нервной системе, если бы все это множество стало взаимодействовать и взаимовлиять друг на друга! Ясно, что этот хаос не допустил бы никакого организованного поведения целого организма. И тем не менее взаимодействие вообще все-таки непременно входит во все формулировки понятия системы как решающий критерий. Нам кажется , что такое положение наблюдается потому, что этот важнейший вопрос никогда не был серьезно проанализирован до конца, по крайней мере для биологических систем, и именно поэтому мы не имеем исчерпывающей и научно обоснованной формулировки системы.

71

Применительно к поведенческому акту мы должны прежде всего исходить из абсолютно достоверного нейрофизиологического факта, что каждый отдельный нейрон потенциально имеет огромное число степеней свободы как объект взаимодействия с другими нейронами. Следовательно, говоря о взаимодействии вообще, мы тем самым неизбежно допускаем одновременное и неорганизованное использование всех этих степеней свободы нейрона. И это действительно так, поскольку все формулировки понятия системы, делая акцент на «взаимодействии», не содержат в себе и не имеют даже в виду какие-либо факторы, ограничивающие многочисленные возможности степени свободы взаимодействия данного компонента с другими. Практически это касается не только нервной системы, где этот процесс особенно отчетлив и многообразен. Это же наблюдается и в мышечной системе, где малейшее отклонение в механических соотношениях между сокращающимися мышцами ведет к хаосу и потере целенаправленности движения, и во многих химических констелляциях. Итак, мы пришли к очень важному выводу: взаимодействие, взятое в его общем виде, не может сформировать системы из «множества компонентов». Следовательно, и все формулировки понятия системы, основанные только на «взаимодействии» и на «упорядочении» компонентов, оказываются сами по себе несостоятельными. Совершенно ясно, что именно в этом пункте мы имеем коренной недостаток в существующих подходах к выработке общей теории систем. Становится очевидным, что в проблему понятия системы необходимо ввести некоторые дополнительные аспекты, которые придали бы этому понятию конкретные механизмы организованного целого, детерминистически достоверного и логически понятного. Точнее говоря, мы должны вскрыть те детерминирующие факторы, которые освобождают компоненты системы от избыточных степеней свободы. Внесение в формулировку системы выражения «упорядоченное множество» не исправляет исходного дефекта и, пожалуй, даже, наоборот, вносит в проблему некоторый привкус телеологического. В самом деле, кто «упорядочивает» распределение множества компонентов в системе? По какому критерию производится это «упорядочивание»? Не может же какое-либо множество стать «упорядоченным» без критерия (!) этой «упорядоченности». Должен быть конкретный фактор, который «упорядочивает» систему. Ясно, что, не имея четкого ответа на эти вопросы, мы фактически продолжаем стоять на месте. Примером такой нечеткости может служить выражение Эшби, который определил существо «самоорганизующихся систем» как «изменение от неорганизованной системы к организованной». Все сказанное выше заставляет нас признать, что необходимо более глубоко проанализировать некоторые до сих пор еще не вскрытые детерминанты, направляющие взаимодействия компонентов в системе.

72

Пока системологи не определят точно фактор, который радикально ограничивает степени свободы участвующих в данном множестве компонентов, все разговоры о системе и ее преимуществах перед несистемным подходом будут столь же неплодотворны, как до сих пор была неплодотворной в конкретной исследовательской работе и сама общая теория систем. Ниже и будет сделана попытка, вывести системообразующий фактор из свойств живого организма и обсудить изоморфность этого фактора для различных классов явлений (организма, машины, общества). Конкретный результат деятельности системы как системообразующий фактор Достаточно понаблюдать после каких-либо нарушений за восстановлением какойнибудь простой и очевидной функции с весьма четким результатом, например за удержанием тела человека в вертикальном положении, чтобы ответить с определенностью на поставленные выше вопросы. Таким императивным фактором, использующим все возможности системы, является полезный результат системы, в данном случае вертикальная поза, и формируемая им обратная афферентация. Именно достаточность или недостаточность результата определяет поведение системы: в случае его достаточности организм переходит на формирование другой функциональной системы с другим полезным результатом, представляющим собой следующий этап в универсальном континууме результатом [7]. В случае недостаточности полученного результата происходит стимулирование активирующих механизмов, возникает активный подбор новых компонентов, создается перемена степеней свободы действующих синаптиче-ских организаций, и, наконец, после нескольких «проб и ошибок» находится совершенно достаточный приспособительный результат. Мы не вскрываем всех детальных механизмов, при помощи которых система подбирает необходимый на данный момент результат. Это будет сделано в одном из последующих разделов статьи. Сейчас же нам необходимо лишь дать исчерпывающую формулировку системы, в которой результат является ведущим компонентом. Включение в анализ результата как решающего звена системы значительно изменяет общепринятые взгляды на систему вообще и дает новое освещение ряду вопросов, подлежащих глубокому анализу. Прежде всего оказывается возможным как всю деятельность системы, так и ее всевозможные изменения представить в терминах результата, что еще более подчеркивает его решающую роль в поведении системы. Эта деятельность может быть полностью выражена в вопросах, отражающих различные этапы формирования системы. 1. Какой результат должен быть получен? 2. Когда именно должен быть получен результат? 3. Какими механизмами должен быть получен результат?

73

4. Как система убеждается в достаточности полученного результата? По сути дела эти четыре вопроса решаются основными узловыми механизмами системы. Вместе с тем в них выражено все то, ради чего формируется система. Возьмем для примера последний вопрос. Центральная нервная система должна непременно иметь информацию о полученном результате. Мы знаем, что в механических системах эта информация называется «обратная связь». В нашей лаборатории она получила название «обратная афферентация», или «санкционирующая афферентация», поскольку она может санкционировать последнее распределение в системе эфферентных возбуждений, обеспечивших достижение полезного результата. Все это будет четко показано в дальнейшем изложении на основе конкретных физиологических механизмов. Сейчас же нам необходимо отметить одно решающее обстоятельство: результат обладает императивными возможностями реорганизовать распределение возбуждений в системе в соответствующем направлении. Итак, мы видим, что формирование системы подчинено получению определенного полезного результата, а недостаточный результат может целиком реорганизовать систему и сформировать новую, с более совершенным взаимодействием компонентов, дающим достаточный результат. Что может быть более убедительным для доказательства справедливости положения о том, что результат является в самом деле центральным фактором системы? И вместе с тем, очевидно, что не может быть понятия системы без ее полезного результата. Правда, нам приходилось не раз слышать замечания, что система с результатом - это «специальный случай» системы. Но тогда очень важно было бы узнать, что является у системы без результата тем фактором, который обеспечивает переход, выражаясь языком Эшби, «от неорганизованного к организованному», т. е. от хаоса взаимодействия к системе. Такое положение радикально меняет и наше отношение к понятию «взаимодействие», которое, как мы видели, будучи основным критерием для определения понятия системы у многих современных исследователей, определило общий неуспех всего направления. Показанная выше роль результата во всех превращениях системы делает невозможной какую-либо формулировку системы, не основанную на роли результата в ее деятельности, ибо как мы видели, только он может «изменить неорганизованное множество в организованное». Важным последствием включения результата в систему как решающего операционального фактора системы является то, что сразу же делаются понятными механизмы освобождения компонентов системы от избыточных степеней свободы. А ясность в этом вопросе - это серьезный шаг в разрешении противоречий, возникших в связи с недостаточностью понятия «взаимодействие».

74

Следует отметить, что, говоря о «степенях свободы» центральной нервной системы как важнейшего звена функциональной системы, мы имеем в виду степени свободы, определяемые количеством участвующих не только нейронов, но и синапсов из всех синапсов, имеющихся на каждом из 14 млрд. нейронов. В самом деле, допустим, что какая-либо система имеет в своем составе а, Ъ, с, d, e компоненты. Возникает вопрос, какие факторы устанавливают вполне определенные системные (!) взаимоотношения, например, между компонентами b и e. Что может вообще установить между всеми компонентами системы такие взаимоотношения, которые устранили бы хаос всеобщего взаимодействия, т. e. одновременной реализации всех степеней свободы каждого компонента? Для нас ответ на этот вопрос является вполне определенным: упорядоченность во взаимодействии множества компонентов системы устанавливается на основе степени их содействия в получении целой системой строго конкретного полезного результата. Степени же свободы каждого компонента системы - нейрона, не помогающие получению полезного результата, устраняются из активной деятельности. Таким образом, к системе с полезным результатом ее деятельности более пригоден не термин «взаимодействие», а термин «взаимосодействие». Она должна представлять собой подлинную кооперацию компонентов множества, усилия которых направлены на получение конечного полезного результата. А это значит, что всякий компонент может войти в систему только в том случае, если он вносит свою долю содействия в получение запрограммированного результата. Именно по этому принципу, как мы увидим ниже, и происходит вовлечение всякого нового компонента в трудных условиях функционирования для получения полезного результата. Компонент при своем вхождении в систему должен немедленно исключить все те степени своей свободы, которые мешают или не помогают получению результата данной системы. Наоборот, он максимально использует именно те степени свободы, которые в той или иной мере содействуют получению конечного полезного результата данной системы. Главное качество биологической самоорганизующей системы и состоит в том, что она непрерывно и активно производит перебор степеней свободы множества компонентов, часто даже в микроинтервалах времени, чтобы включить те из них, которые приближают организм к получению полезного результата. Возвращаясь к спору Бора и Эйнштейна о наиболее эффективном подходе к изучению целостных организаций, мы бы сказали, что термин «взаимодействие» звучит более феноменологически, нейтрально, в то время как термин «взаимосодействие» звучит более каузально, активно, поскольку в создание этого взаимодействия включаются многие новые специализированные механизмы.

75

Несколько удивляет то обстоятельство, что, несмотря на весьма широко развивающийся в настоящее время системный подход к биологическим и техническим объектам, результат системной деятельности как решающий самоорганизующий фактор системы не был взят в качестве основного операционального фактора, а соответственно с этим не были даны формулировки и сделаны те преобразования в наших поисках, которые вынуждают ставить многие вопросы по-новому. Суммируя все сказанное выше, мы можем теперь легко дать ту формулировку понятия системы, которая, с нашей точки зрения, наиболее полно отражает ее суть. Системой можно назвать только комплекс таких избирательно вовлеченных компонентов, у которых взаимодействие и взаимоотношения принимают характер взаимосодействия компонентов для получения фокусированного полезного результата. Конкретным механизмом взаимодействия компонентов является освобождение их от избыточных степеней свободы, ненужных для получения данного конкретного результата, и, наоборот, сохранение всех тех степеней свободы, которые способствуют получению результата. В свою очередь, результат через характерные для него параметры и благодаря обратной афферентации имеет возможность реорганизовать систему, создавая такую форму взаимодействия между ее компонентами, которая является наиболее благоприятной для получения именно запрограммированного результата. Таким образом, результат является неотъемлемым и решающим компонентом системы, инструментом, создающим упорядоченное взаимодействие между всеми другими ее компонентами.

Ж/JGJ^Jfulfi'ft/it

.L'!'/v.'J^wmmi

Рис. 3. Схематическое изображение упорядочивающего действия результата системы на реорганизацию ее степеней свободы. Сплошные линии - взаимодействие между нервными элементами только на основе общего числа их степеней свободы системы (1) и ограничение избыточных степеней свободы системы благодаря обратной афферентации, формирующейся на основе различных параметров результата (2-4). Пунктирные линии исключенные степени свободы. В качестве одиночной степени свободы для центральной нервной системы предлагается одиночное синаптическое образование

76

Теперь мы сможем вполне определенно ответить на поставленные выше вопросы: какой фактор упорядочивает множество компонентов системы? Таким решающим фактором является результат, который, будучи недостаточным, активно влияет на отбор именно тех степеней свободы у компонентов системы, которые при их интегрировании определяют в дальнейшем получение полноценного результата (рис. 3). Именно потому, что в нашей концепции результат оказывает центральное организующее влияние на все этапы формирования функциональной системы, а сам полезный результат является, несомненно, функциональным феноменом, мы и назвали всю архитектуру функциональной системой. Ниже будет дана более подробная аргументация этого понятия. Сейчас же мы считаем нужным разобрать одно принципиальное следствие нашей концепции для общепринятой кибернетической терминологии. Имеется в виду прежде всего весьма распространенное выражение «управляющая система», которое ни семантически, ни логически не может быть принято теорией функциональной системы. В самом деле, что означает это выражение? Ничего, кроме традиционного игнорирования результата системы при обсуждении кибернетических закономерностей. Действительно, выражение «управляющая система» по своей сути предполагает, что управляемый объект не является компонентом управляющей системы, т. е., попросту говоря, он находится за пределами (!) самой управляющей системы. Из самого выражения «управляющая система» следует, что она является полноценной, несмотря на то что управляемый объект находится вне ее. С точки зрения всех решающих влияний результата на систему, которые были изложены выше, такое положение является неприемлемым. В самом деле, стоит лишь поставить вопрос, что произойдет с управляющей системой, если результат, т. е. управляемый объект, окажется не совпадающим с запрограммированным результатом, т. е. если попросту результат окажется неполноценным. На основании предложенных нами выше представлений о системе результат должен сам немедленно сигнализировать о своей недостаточности и стимулировать управляющую систему на реорганизацию, которая временами заходит так далеко, что может привести к полной перемене установившихся взаимоотношений между компонентами системы. Можно пойти еще дальше и поставить чисто риторический вопрос: откуда управляющая система «узнает», каким именно объектом ей надо управлять, если она уже система? Ведь, чтобы управлять чем-то, надо иметь весьма адекватные связи и соотношения с управляемым. И не обстоит ли дело так, что уже начальные процессы формирования самой управляющей системы находятся полностью под управлением будущего, необходимого в данный момент организму результата? Именно так позволяет смотреть на этот вопрос теория функциональной системы, которая включает приспособительный результат функционирова-

77

ния системы как органическую составную часть системы. Только в этом случае можно уйти от бесплодных терминов, которые, уводя мысль в сторону, несомненно, наносят ущерб пониманию самой системы. Именно к этому ведет чрезвычайно широко распространенная тенденция употреблять такие выражения, как «управляющая система», «управляемый объект», «управляемая система», «биоуправление» и т. д. Как мы видели выше, при более глубоком анализе все эти понятия превращаются в научную фикцию, поскольку они не соответствуют истинным соотношениям в действительной регуляции, т. е. просто-напросто не имеют реального содержания. Однако эта тенденция оперировать понятиями, не имеющими конкретной основы, отразилась и на построении моделей систем. Они все, как правило, имеют input u output, т. е. вход и выход. Большей частью выход замыкается на вход дополнительной петлей обратной связи. Для примера можно указать на недостаточность схем Винера, Гродинса, Милсума, Эшби, Мак Кея, Паска и многих других, хотя они и внесли весьма полезный, а часто и решающий вклад в теорию регуляции. Но что значит «выход» с точки зрения биологического объекта, например развитого организма? Выходом может быть и реальное возбуждение, выходящее всего лишь на эфферентные пути к рабочим органам; выходом может быть также и работа этих органов, т. е. то, что соответствует физиологическому термину «рефлекторное действие». Но этот выход никогда фактически не связывается с результатом функционирования системы, конкретные и измеримые параметры которого, как правило, определяют все дальнейшее поведение системы. Традиция избегать результат действия как самостоятельную, физиологическую категорию не случайна. Она отражает традиции рефлекторной теории, которая заканчивает «рефлекторную дугу» только действием, не вводя в поле зрения и не интерпретируя результат этого действия. Между тем сейчас становится все более и более очевидным, что именно результат функционирования системы является движущим фактором прогресса всего живого на нашей планете. Еще одно замечание. Часто приходится встречаться с понятием «состояние системы», которое при неправильном его применении может повести мысль в ненужном направлении. Так, например, Ханике говорит: «Каждый раз, когда возникают возмущения равновесия, система стремится найти устойчивое состояние» [46, С. 331]. Было бы совершенно непрогрессивным для живой природы, если бы система «стремилась» найти лишь устойчивое состояние. Если и употреблять термин «стремиться», то наиболее правильно такое выражение: система «стремится» получить запрограммированный результат и ради этого результата может пойти на самые большие возмущения во взаимодействиях своих компонентов. Следовательно, центральным пунктом, ради которого происходят всякого рода «изменения состояний системы», явля-

78

ется опять-таки результат. Именно он в случае затрудненного его получения может привести всю систему в крайне беспокойное и неустойчивое состояние. Итак, вся трактовка состояния системы радикально меняется, как только мы пойдем естественным путем, приняв в качестве центрального фактора получение системой полезного результата. Но так как организм живет в среде непрерывного получения результата, в подлинном континууме результатов, то после достижения определенного фазного результата начинается «беспокойство» по поводу последующего результата. Надо обратить внимание на одну особенность функциональной системы, не укладывающуюся в обычные физиологические представления. Речь идет о том, что содержание результата, т. е., выражаясь физиологическим языком, параметры результата, формируются системой в виде определенной модели раньше, чем появится сам результат. Именно этот чудесный и реальный подарок всему живому на Земле, имеющий характер предсказания, отпугнул от себя даже гениальных экспериментаторов. Вряд ли кто-либо из теоретиков павловского учения о высшей нервной деятельности обратил внимание на один эпизод в генеалогии творческих приемов И. П. Павлова. Как известно, в 1916 г. смелый гений ученого замахнулся на самое тонкое и самое сокровенное в работе головного мозга человека - на цель поведения. И. П. Павлов назвал свое известное выступление по этому вопросу «Рефлекс цели». Казалось бы, с этого момента должна была развиваться бурная исследовательская деятельность павловской лаборатории по этому физиологически, психологически и идеологически важному вопросу. Однако нам хорошо известно, что И. П. Павлов никогда больше на протяжении всей своей дальнейшей жизни к этому вопросу не возвращался. Почему? Нам кажется, что причина ухода И. П. Павлова от важнейшей проблемы деятельности мозга, заключается в том, что сам факт возникновения цели для получения того или иного результата вступает в принципиальное противоречие с основными чертами рефлекторной теории. И. П. Павлов, несомненно, думал и об этом, видел и то, что поставив проблему цели, он вынужден был бы значительно перестроить то грандиозное здание, которое с такой гениальной смелостью и настойчивостью строил всю свою жизнь. Как известно, представление о рефлекторном процессе построено на нерушимом принципе поступательного хода возбуждения от пункта к пункту по всей рефлекторной дуге. В формировании цели И. П. Павлов, наоборот, встретился с совершенно неожиданным принципом работы нервной системы. Здесь модель конечного результата данного акта создается уже на начальных этапах распространения возбуждения, т. е. раньше, чем закончится весь процесс формирования поведенческого акта, и раньше, чем будет получен сам результат. Действительно, совершенно ясно, что цель к получению данного результата возникает раньше, чем может быть получен сам результат. Причем ин-

79

тервал между этими двумя моментами может равняться и минуте, и годам... Такая грандиозная роль результата во всех поведенческих актах животных и человека, естественно, не может быть игнорирована, если мы хотим сформулировать системный подход и построить модель системы. Сейчас, пожалуй, единственной областью, где результат, «полезность результата» и проблема оценки этот результата становятся почти центральным фактором исследования, является область промышленно-экономических систем. Такой успех и значение результата именно в этой области системного подхода понятны, ибо здесь полезность деятельности настолько очевидна, что игнорировать ее было бы просто неразумно. В самом деле, если мы имеем «большую систему» в виде производственно связанных заводских агрегатов, например в нефтеперерабатывающей промышленности, то игнорирование полезности результата на уровне каждой субсистемы этой большой системы привело бы к расточительности и полной нерентабельности всего предприятия. Именно состояние ценности и полезности результатов в каждой субсистеме этого предприятия и сочетание их с окончательным результатом могут дать решающее суждение о том, насколько полезен конечный результат и в какой степени выгодно все обширное предприятие. Один из теоретиков полезности экономист [55] так определяет значение пользы: «Суд последней инстанции - это не блестящий словесный аргумент, не солидно звучащий абстрактный принцип и даже не ясная логика или математика, - это результат в реальном мире». Данное высказывание весьма показательно для мышления теоретиков управления предприятиями. По сути дела и большие системы организма также сотканы из мелких субсистем. Наконец, результат деятельности целого организма также является «судом последней инстанции». Мы уже видели, что именно отсутствие результата во всех формулировках системы и делает их неприемлемыми с операциональной точки зрения. Этот дефект полностью устранен в развиваемой нами теории функциональной системы. 1. В функциональной системе результат представляет собой ее органический фактор, оказывающий решающее влияние как на ход ее формирования, так и на все ее последующие реорганизации. 2. Наличие вполне определенного результата как решающего компонента функциональной системы делает недостаточным понятие «взаимодействия» в оценке отношений компонентов системы между собой. Именно результат отбирает все адекватные для данного момента степени свободы компонентов системы и фокусирует их воздействие. 3. Если деятельность системы заканчивается полезным в каком-то отношении результатом, то «взаимодействие» компонентов данной системы всегда будет протекать по типу их взаимосодействия, направленного на получение результата. 4. Взаимосодействие компонентов системы достигается тем, что каждый из них под влиянием афферентного синтеза или обратной афферента-

80

ции освобождается от избыточных степеней свободы и объединяется с другими компонентами только на основе тех степеней свободы, которые вместе содействуют получению надежного конечного результата (рис.3). 5. Включение результата в функциональную систему исключает необходимость применять как несовершенные формулировки самой системы, так и многие другие («управляющая система», «управляющий объект», «биоуправление»). Состав функциональной системы и иерархия систем После того как мы определили само понятие системы, другим важным общим вопросом характеристики системы является выяснение ее состава и роли отдельных компонентов функционирования системы. Определение состава необходимо еще и потому, что именно в этом пункте происходит довольно часто интерференция нового представления о системе со всем тем, что в прежнее время свободно определялось термином «система» без каких-либо строгих ограничений формулировок и понятий. Критериями употребления термина «система» являлось все, что представляло собой нечто упорядоченное по сравнению с другими явлениями, относящимися к иным классам (например, система кровообращения, система пищеварения, мышечная система и др.). Ясно, что здесь термин «система» употребляется в смысле принадлежности данного феномена к определенному типу анатомических преобразований, объединенных типом функционирования. Еще и до сих пор имеются исследователи, которые видят в употреблении термина «система» только этот смысл. Говоря о системе в этом последнем смысле, мы выделяем из целого организма какую-то часть, объединенную типом анатомического строения или типом функционирования, и по сути дела исключаем возможность понимания этих выделенных структур в истинном системном плане. Совершенно очевидно, что система кровообращения никогда не выступает как нечто отдельное, ибо это было бы нонсенсом в физиологии. В полноценном организме кровообращение всегда ведет к получению какогото приспособительного результата (уровня кровяного давления, скорости кровотока и т. д.). Однако ни один из этих результатов нельзя получить только за счет системы кровообращения. Сюда непременно включаются нервная и эндокринная системы и др. И все эти компоненты объединены по принципу взаимосодействия. Поэтому при новом системном подходе вопрос идет об акценте не на каком-либо анатомическом признаке участвующего компонента, а на принципах организации многих компонентов (из многих анатомических систем) с непременным получением результата деятельности этой разветвленной гетерогенной системы.

81

Очень часто приходится встречаться с каким-то нарочитым подчеркиванием именно структурно-анатомической принадлежности компонентов системы (например, «структурно-системная организация», «структурные уровни» и т. д.). Это, однако, ведет к неправильной ориентации читателя. В самом деле, что значит «структурно-системный»? Разве может быть какая-то система организма, например, дающая полезный приспособительный результат, бесструктурной, т. е. функционировать без структуры?

Рис. 4. Схематическое изображение соотношений возбужденных и невозбужденных синапсов на нейроне. В зависимости от этих соотношений одна и та же клетка может выдавать разную активность Черные линии и точки - возбужденные в данный момент волокна и синапсы; пунктир и белые кружки - невозбужденные

С самого начала надо подчеркнуть, что функциональные системы организма складываются из динамически мобилизуемых структур в масштабе це-

82

лого организма и на их деятельности и окончательном результате не отражается исключительное влияние какой-нибудь участвующей структуры анатомического типа. Более того, компоненты той или иной анатомической принадлежности мобилизуются и вовлекаются в функциональную систему только в меру их содействия получению запрограммированного результата. Как мы уже видели из всего изложенного, эти компоненты, входя в систему, теряют свои избыточные степени свободы; остаются лишь те из них, которые содействуют получению именно данного полезного результата, поскольку поведение в целом представляет собой истинный континуум результатов. Едва ли поэтому будет разумным то терминологическое усложнение, которое вводится термином «структурно-системные отношения». Кроме того, нельзя не отметить и того, что введение понятия структуры в формулировку системы привносит привкус чего-то жестко структурно детерминированного. Между тем одним из самых характерных свойств функциональной системы является именно динамическая изменчивость входящих в нее структурных компонентов, изменчивость, продолжающаяся до тех пор, пока не будет получен соответствующий полезный результат. Ясно, что на первый план в формировании истинно функциональных систем выступают законы результата и динамической мобилизуемости структур, обеспечивающие быстрое формирование функциональной системы и получение данного результата. Нам хотелось бы отметить одно важное обстоятельство, которое проходит мимо внимания исследователя. Это свойство внезапной мобилизуемости структурных элементов организма в соответствии с непрерывными функциональными требованиями, которые функция предъявляет к структуре. Под свойством мобилизуемости мы понимаем возможность моментального построения любых дробных комбинаций, обеспечивающих функциональной системе получение полезного приспособительного результата. Практически, если бы не было этой потенциальной способности структур к внезапной мобилизуемости, причем в любой аранжировке, моментальная организация функциональных систем была бы просто невозможна и, следовательно, приспособление было бы несовершенным. Так, например, сидя за письменным столом, мы можем взять с него предмет правой рукой, но если в этот момент необходим другой предмет, лежащий позади нас, то мы с такой же легкостью, разворачивая руку в сторону, можем взять и этот предмет. Ясно, что только способность иннерваци-онных аппаратов мышц к внезапной перестройке и к выборочной организации отдельных дробных компонентов и обеспечивает формирование функциональных систем, полезных в данный момент. Таким образом, существование результата системы как определяющего фактора для формирования функциональной системы и ее фазовых реорганизаций и наличие специфического строения структурных аппаратов, дающего возможность немедленной мобилизации объединения их в функциональную систему, говорят о том, что истинные системы организма всегда функциональны по своей сути. Это значит, что функциональный принцип выбороч-

83

ной мобилизации структур является доминирующим. Поэтому вполне естественно назвать такую систему «функциональной», что мы в свое время и сделали [2]. В связи с вопросом структурного состава функциональной системы возникает также и вопрос об иерархии систем, который становится в последние годы все более и более актуальным. Мы никогда не имеем по-настоящему изолированные функциональные системы организма, можно только с дидактической целью выбрать определенную систему, обеспечивающую какой-то результат на данном уровне иерархии систем (рис. 5). Так, например, соотношение актина и актомиозина, конечно, составляет по своей операциональной архитектонике вполне очерченную функциональную систему, заканчивающуюся положительным результатом, который можно было бы сформулировать как сокращение мышечной фибриллы. Но такая функциональная система представляется лишь промежуточной между еще более тонкими молекулярными соотношениями протоплазмы мышечной клетки и между движением (например, движение охотника по лесу в поисках дичи), поскольку это движение осуществляется в конце концов также с помощью актина и актомиозина. Но как обширен диапазон, в который включено множество функциональных систем, составляющих эту грандиозную иерархию систем! Рис. 5. Схема иерархических объединений функциональных систем различной сложности, но построенных на одном пейцмекерном физиологическом образовании, например на возбуждениях пищевого центра. Схема дает возможность сопоставить реальную организацию функциональных систем 1, 2, :::6, имеющих общий пейцмекер (Р) Пунктирные линии показывают, что функциональные системы такого типа не могут быть поняты из концепции уровня, так как любой уровень организации неизбежно связан с энергетическим пунктом, питающим "системы различных уровней

Естественно поэтому, что, говоря о составе функциональной системы, мы должны иметь в виду, что каждая функциональная система, взятая для исследования, неизбежно находится где-то между тончайшими молекулярными системами и наиболее высоким уровнем системной организации в виде, например, целого поведенческого акта. Нетрудно понять, что, раскрыв реальные физиологические механизмы объединения функциональных систем различных уровней, мы приблизились бы к решению проблемы органического объединения анализа и синтеза в самом исследовательском процессе.

84

В самом деле, сокращение мышечного волокна представилось бы нам в двух аспектах: с одной стороны, как процесс вообще сократительных структур, а с другой ~ сокращение, составляющее какую-то очень дробную субсистему, например, в спортивном прыжке. Ясно, что мы имеем огромное различие в составе этих систем и, может быть более грандиозную задачу определения места компонента в большой системе. В последние годы вопрос об «уровнях» организации больших систем особенно подчеркивается рядом советских (Кремянский, Введенов и др.) и зарубежных авторов (Джерард, Браун, Новиков и др.). Наиболее полный обзор этого направления в поисках интегративных закономерностей дан в книге и статьях В. И. Кремянского. Это направление выступает под различными названиями: «интегративные уровни», «структурные уровни», «иерархия систем» и др. Однако опять-таки в силу того же излишнего теоретизирования ни один из авторов не дает ничего конструктивного для конкретного исследовательского процесса и не отвечает на основные вопросы иерархии. В сущности, на это указывает и употребление термина «уровни», который находится в абсолютном противоречии с понятием «система». Главное же то, что ни в одной концепции уровни не обладают какой-либо функциональной архитектоникой. Следовательно, как способ соединения уровней, так и механизмы, удерживающие единство всей архитектуры целого, естественно, не могут быть найдены. Все сказанное выше с совершенной очевидностью убеждает нас в том, что перед исследователем стоят по крайней мере два кардинальных вопроса, не решив которые он не может надеяться на понимание тонких механизмов сложных функциональных систем организма. Несколько лет назад эти вопросы были сформулированы нами в следующем виде. 1. Какими конкретными механизмами соединяются между собой субсистемы при образовании суперсистемы? Учитывая наличие в функциональной системе определенного качества специфических для нее узловых механизмов, вопрос можно поставить более конкретно: какими именно узловыми механизмами своей архитектуры соединяются субсистемы, чтобы образовать суперсистему? 2. Различается ли чем-либо принципиально архитектура функционирования как весьма элементарных, так и сложных субсистем? Иначе говоря, функционируют ли системы всех уровней по одной и той же архитектуре, которая характерна для функциональной системы вообще, или эти архитектуры чем-то отличаются друг от друга? Не объединяются ли по этому же принципу и «большие системы» промышленных предприятий? Мы предоставляем право судить об этом соответствующим специалистам. Но если бы это было так, перед нами встал вопрос о замечательной гармонии в организации всех тех систем, где результат является решающим фактором системообразования.

85

Мы допускаем, что при анализе такого существенного вопроса, как объединение субсистем в суперсистему, могут возникнуть другие вопросы, однако несомненно одно, что без решения двух поставленных выше вопросов нельзя надеяться на решение всей проблемы иерархии систем в целом. Они принципиальны по своей сути. Отвечая на первый вопрос, нужно исходить из того вывода, к которому мы пришли при формулировке самого понятия «система». Центральным моментом для системы является результат, так как любой комплекс и любое множество становится системой только благодаря результату. Вместе с тем система не может быть стабильной, если сам результат своими существенными параметрами не влияет на систему обратной афферентацией. А если это так, то любая система, какой бы значительной она ни была в иерархическом ряду, должна подчиняться этим правилам. Все эти соображения приводят нас к окончательному и фундаментальному выводу о составе иерархии: все функциональные системы независимо от уровня своей организации и от количества составляющих их компонентов имеют принципиально одну и ту же функциональную архитектуру, в которой результат является доминирующим фактором, стабилизирующим организацию систем. Решение второго из поставленных выше вопросов облегчается принятием положения, что архитектуры систем принципиально тождественны. Если допустить, что какие-то субсистемы соединяются между собой, вступают в контакт с помощью каких-то промежуточных механизмов, ведущих к получению полезного результата, то сразу же будет видно, что такое допущение не может быть сделано. Тогда какие-то субсистемы не смогут развить своего основного функционального значения, т. е. получения результата, и, таким образом, сама система не может быть названа системой. Поэтому наиболее вероятно, что именно полезный результат системы, какой бы малой она ни была, представляет тот реальный вклад, который она может сделать при образовании суперсистемы, или «большой системы». Отсюда следует, что при образовании иерархии систем всякий более низкий уровень систем должен как-то организовать контакт результатов, что и может составить следующий более высокий уровень систем и т. д. Очевидно, организм формирует свои системы именно таким образом и только при этом возможно организовать системы с обширным количеством компонентов. Естественно, что в этом случае «иерархия систем» превращается в иерархию результатов каждой из субсистем предыдущего уровня. Другой важный вопрос, возникающий при образовании иерархии систем, состоит в следующем: как действует эта субординированная иерархия, когда ей надо выступать как целое? Хороший пример представляет соотношение уровня кровяного давления и какоголибо эмоционального состояния, возникшего под влиянием внешних воздействий. Мы знаем, что при возникновении эмоции, например страха, происходит быстрый подъем кровяного давления, что имеет несомненное

86

приспособительное значение. Но в то же время мы знаем, что постоянный уровень кровяного давления представляет собой результат самостоятельной разветвленной функциональной системы, независимой от эмоционального разряда [7]. Как эмоциональный разряд, возникший по внешнему поводу, находит доступ к функциональной системе кровообращения? На какие компоненты этой более низко организованной системы действует эмоциональный разряд?Кора головного мозга и вызванная ею эмоция нуждаются в поддержании высокого уровня кровоснабжения и метаболических процессов в условиях стрессового состояния целого организма. Поэтому ясно, что эмоциональный разряд должен оказать свое действие на «результат» функциональной системы - на уровень кровяного давления. Но этот уровень - физическая величина. Таким образом, эмоциональный разряд должен действовать прежде всего на эфферентные механизмы, определяющие уровень кровяного давления. Следовательно, в нисходящем направлении эмоциональный разряд должен подействовать на эфферентное звено системы, определяющее уровень давления, т. е. на сосудосуживающий центр. Обращает на себя внимание один весьма интересный факт: в этом случае уровень кровяного давления не зависит от того афферентного синтеза, который производится ежесекундно сосудосуживающим центром на основе барорецепторной афферентной сигнализации. В этом случае эмоционального разряда возбуждение суперсистемы прямо занимает эфферентные пути субсистемы и устанавливает нужный уровень кровяного давления, минуя афферентный синтез «хозяина» субсистемы. На долю же этой последней останется лишь сопротивляться при помощи барорецепторов чрезмерному давлению, оказываемую на ее сосуды... Подводя итог сказанному, следует заметить, что главной чертой каждой функциональной системы является ее динамичность. Структурные образования, составляющие функциональные системы, обладают исключительной мобилизуемостью. Именно это свойство систем и дает им возможность быть пластичными, внезапно менять свою архитектуру в поисках запрограммированного полезного результата. Внутренняя операциональная архитектоника функциональной системы Не будет преувеличением сказать, что трудность развития системного подхода вообще и «общей теории систем» Берталанфи в частности состоит именно в том, что обсуждение ведется на уровне глобальных свойств системы, так сказать, обсуждения системы «черного ящика». Подавляющее большинство исследователей не делают попытки проникнуть во внутреннюю архитектонику системы и дать сравнительную оценку специфических свойств ее внутренних механизмов. При таком подходе обсуждаемая система всегда

87

выглядит как нечто гомогенное, в котором клетки одинаковы, все компоненты равноценны и все механизмы равнозначны. В действительности же дело обстоит совсем наоборот. Функциональная система всегда гетерогенна. Она всегда состоит из определенного количества узловых механизмов, каждый из которых занимает свое собственное место и является специфическим для всего процесса формирования функциональной системы. Становится очевидным, что, не вскрыв этих своеобразных механизмов, составляющих внутреннюю операциональную архитектонику системы, мы не приблизимся к самой решающей цели системного подхода вообще - обеспечению органического единства в исследовательском процессе системного уровня функционирования с индивидуальной характеристикой каждого дробного элемента или механизма, принимающего участие в этом функционировании (рис. 6). Смысл системного подхода состоит именно в том, что элемент или компонент функционирования не должен пониматься как самостоятельное и независимое образование, он должен пониматься как элемент, чьи оставшиеся степени свободы подчинены общему плану функционирования системы, направляемому получением полезного результата. Компонент должен быть органическим звеном в весьма обширной кооперации с другими компонентами системы. Естественно, что это правило относится к любому компоненту любой субсистемы, как бы элементарна она ни была. Одним из существенных и даже, пожалуй, решающих отличий теории функциональной системы от всех предлагаемых к обсуждению системных моделей является наличие в ней четко отработанной внутренней операциональной архитектоники. Такая внутренняя архитектоника, выраженная в физиологических понятиях, является непосредственным инструментом для практического применения функциональной системы в исследовательской работе, если даже она касается молекулярного уровня исследуемого объекта. Практически система может стать методологическим принципом исследования и перебросить «концептуальный мост» от синтетических обобщений к аналитическим деталям только в том случае, если она будет иметь четко очерченную, физиологически достоверную и логически оправданную внутреннюю архитектонику. Внутренняя архитектоника функциональной системы выражает собой дальнейшее развитие идеи взаимосодействия компонентов системы, она раскрывает ее тонкие механизмы, при помощи которых компоненты системы освобождаются от избыточных степеней свободы, чтобы установить взаимосвязь с другими компонентами на основе императивного влияния результата на всю систему. В одной из своих работ Эшби очень разумно говорит о том, что сама множественность компонентов системы и их потенциально безграничное взаимодействие должны быть упрощены в соответствии с требованиями анализа, поскольку, как мы видели на примере с площадкой с 400 лампочками, совершенно невозможно эффективно анализировать хаотические «взаи-

88

модействия» этого множества. Именно это обстоятельство заставило его говорить об упрощении и об «улучшенной логике механизма». Он выразился даже еще более радикально, говоря, что «теория систем должна строиться на методах упрощения и что она представляет собой науку упрощения» [Эшби, 1962]. Однако опять-таки он не указывает самого важного: на основе какого критерия должна быть построена «логика механизма» и должно было произведено «упрощение множества»? Теория функциональной системы решает этот вопрос четко и обоснованно. Центральным критерием упрощения множества является результат системы, который, как мы видели, предъявляет решающие требования к определенным степеням свободы компонентов системы. С точки зрения теории функциональной системы, «улучшенная логика механизма» есть не что иное, как внутренняя операциональная архитектоника системы, отвечающая на все требования тончайшего физиологического анализа механизмов системы до молекулярного уровня включительно.

Рис. 6. Общая архитектоника функциональной системы как логической модели поведенческого акта, представляющая собой основу «концептуального моста» между уровнями системных и аналитических процессов

Ниже мы приводим узловые специфические механизмы, представляющие собой внутреннюю архитектонику системы и вместе с тем обеспечивающие объединение в одной исходной концепции и высшего синтеза, и тончайшего анализа.

89

Афферентный синтез Как мы уже установили в начале раздела, для функциональной системы характерно то, что вопрос, какой результат должен быть получен, решается внутри системы и на основе ее закономерных механизмов. Это обстоятельство радикально отличает биосистему от самых сложных машинных устройств автоматической регуляции. Практически для всех машин цель поставлена за пределами машины, и для нее допускается лишь некоторая способность самоорганизации в процессе получения запрограммированного не ею результата. Биосистема даже очень простой иерархии сама, на основе своих внутренних процессов, принимает решение о том, какой результат нужен в данный момент ее приспособительной деятельности. Вопрос этот решается именно в стадии афферентного синтеза. Поскольку этот процесс много раз описывался нами в различных публикациях, мы дадим здесь лишь краткую формулировку его особенностей. Прежде всего вопрос о его составе. Какие именно афференты синтезируются в этой стадии?

7. Различные типы конвергенции возбуждений на одном и том же нейроне I - мультисенсорная конвергенция - встреча возбуждений от различных рецепторных поверхностей; II - мультибиологическая конвергенция - возможность конвергенции от различных биологических состояний, например голода, боли, ориентировочно-исследовательской реакции; III - сенсорно-биологическая конвергенция, благодаря которой различные сенсорные возбуждения имеют возможность вступать в контакт с биологическими состояниями организма, широко гене-рализованными по огромному количеству корковых и подкорковых нейронов; IV аксональноРИС.

90

сенсорно-биологическая конвергенция, благодаря которой на одном и том же нейроне или на комплексе нейронов создается возможность встречи не только сенсорных, биологических, антрацен-тральных возбуждений, но и тех возбуждений, которые выходят на конечный нейрон в виде эфферентных. Эти возбуждения отходят по коллатеральным ответвлениям от основного аксона. Такая конвергенция возбуждений с полифункциональным содержанием представляет собой подлинный интегративный блок

Мы предложим четыре решающих компонента афферентного синтеза, которые должны быть подвергнуты одновременной обработке с одновременным взаимодействием на уровне отдельных нейронов: доминирующая на данный момент мотивация, обстановочная афферентация, также соответствующая данному моменту, пусковая афферентация и, наконец, память (рис. 7). Основным условием афферентного синтеза является одновременная встреча всех четырех участников этой стадии функциональной системы. Микроэлектродный и микрохимический анализы и другие формы аналитического исследования нейрона в момент встречи на нем всех упомянутых выше типов возбуждений показали, что этот процесс поддерживается и облегчается рядом динамических процессов нервной системы. К ним относятся прежде всего восходящая активация, высказанная ориентировочноисследовательской реакцией, как правило, сопутствующая афферентному синтезу и предшествующая принятию решения, процесс корково-подкорковой реверберации и процесс центробежного повышения возбудимости вовлеченных в афферентный синтез рецепторов. Своеобразие состоит в том, что этот синтетический процесс, если его отнести к масштабам нейрона, совершается на основе центральной закономерности интегративной деятельности мозга, именно на основе конвергенции возбуждений на одном и том же нейроне. Нам хотелось бы обратить внимание на следующее: одновременность обработки всех четырех типов возбуждений в стадии афферентного синтеза основана на том, что каждый из них приобретает свои особенные физиологические свойства именно в процессе симультанной обработки. Именно здесь происходит освобождение нейрона от избыточных степеней свободы благодаря приходу к нему именно тех, а не других возбуждений. В связи с этим уместно отметить, что существующая в нейрофизиологии тенденция изучать и рассматривать такие компоненты афферентного синтеза, как мотивация, память, стимул и т. п., в качестве отдельных, самодовлеющих, проблем неверна и малоэффективна. Возьмем, например, проблему памяти. Взятая в отдельности, сама по себе, как самодовлеющая проблема, она может повести мысль исследователя совершенно в другую сторону. Действительно, в каком аспекте сейчас развивается проблема памяти? Подавляющее большинство исследователей проблемы все внимание сосредоточивают на моменте фиксации пережитого опыта живой системы. Это, несомненно, важная сторона памяти, но совсем по-другому выглядит весь вопрос о ней, как только мы будем ее рассматри-

91

на динамическое извлечение этого опыта из молекулярных агрегатов большой системы. Этот процесс извлечения из памяти является еще более поразительным, если вспомнить, с какой легкостью он ежесекундно и безошибочно помогает принять нужное решение в конце афферентного синтеза. Обратим внимание, с какой легкостью мы извлекаем из памяти самые тончайшие нюансы нашей мысли, разговора и всего того, что было накоплено за всю нашу жизнь. Совершенно очевидно, что эта чудесная способность памяти быть готовой ежесекундно отдать то, что было накоплено за много лет и что требуется в данной стадии афферентного синтеза, не может быть изучена иначе, как на основе полного контакта и взаимодействия всех четырех компонентов афферентного синтеза. Значительное облегчение при решении проблемы афферентного синтеза нам принесла разработка концепции об интегративной деятельности нейрона. Она дала возможность сформулировать положение, на основе которого строится динамическое участие памяти в афферентном синтезе: извлечение прошлого опыта из памяти происходит по той же нейрохимической трассе, по которой он был зафиксирован в момент приобретения опыта [8]. Таким образом, афферентный синтез, приводящий организм к решению вопроса, какой именно результат должен быть получен в данный момент, обеспечивает постановку цели, достижению которой и будет посвящена вся дальнейшая логика системы. Нетрудно видеть, что афферентный синтез, являющийся абсолютно необходимым этапом формирования функциональной системы, содержит все необходимое для постановки цели, которая так долго пугала исследователя-материалиста и так долго находилась в безраздельном владении идеализма. Все детали афферентного синтеза в нашей лаборатории изучаются на протяжении многих лет с помощью экспериментально-физиологических методик. Так, например, неразделимое единство пусковой и обстановочной аф-ферентации было показано на основе опытов с экстирпацией лобных отделов коры мозга собаки и последующего изучения реакции выбора на различные условные раздражители [Шумилина, 1949]. В последнее время были подробно изучены различные виды восходящих активирующих влияний, которые своеобразно помогают афферентному синтезу. Здесь прежде всего надо указать на чрезвычайное увеличение дискриминационной способности коркового нейрона к частоте импульсаций под влиянием «мотивационных» раздражении гипоталамуса [Хаютин, 1972]. Другой важный механизм, выявляющийся при раздражении лимбической системы, - это перевод нейронов из категории мономодальных в мультиконвергентную категорию [25]. Легко видеть, что уже только эти два механизма могут значительно повысить информационную емкость нейрона и, следовательно, вместе с другими описанными выше механизмами сделать особенно эффективной стадию афферентного синтеза. К разряду механизмов, облегчающих афферентный синтез, надо отнести также детекторные свойства пе-

92

риферических рецепторов и побочное вытормаживание «шумовых процессов» при прохождении афферентной информации по центральной нервной системе. Особенно подробно (до микроэлектродной и до микрохимической методик включительно) была изучена роль доминирующей мотивации в установлении синтетических взаимодействий в этой стадии на поверхности одиночного нейрона. Само собой разумеется, что возможность такого тонкого анализа отдельных процессов, составляющих систему, появилась только тогда, когда была выработана «улучшенная логика механизма», т. е. внутренняя операциональная архитектоника системы. В управленческом деле, как и в биологических системах, также следует поставить вопрос: какой результат должен быть получен системой? Иначе говоря, совокупность всех предварительных расчетов и соображений должна составить (например, в торговом деле) основу афферентного синтеза, приводящего к решению и выбору действия с наилучшим результатом. Так, например, Ханике, касаясь проблемы управления, пишет: «Цель заключается в том, чтобы обеспечить принятие решений на основе систематического анализа» [1969, С. 41]. Насколько отчетливо именно в проблеме управления предприятиями встают вопросы о необходимости афферентного синтеза, совершенно схожие с биологическими проблемами, видно из того удивительного совпадения, которое получилось в аргументации Ханике и в нашей собственной по поводу роли афферентного синтеза. Для выявления наличия широкого афферентного синтеза у человека перед принятием решения рассмотрим пример, когда пешеход переходит улицу. Перед тем как принять решение о переходе, человек должен тщательно оценить довольно большое количество компонентов этого афферентного синтеза (число машин, скорость движения, ширину улицы, свои силы и др.). Аргументируя наличие этой стадии в системной деятельности человека, Ханике также приводит именно этот пример, перечисляя все параметры, которые должны быть учтены для принятия решения о переходе. Принятие решения Принятие решения - один из самых интересных моментов в развертывании системных процессов. Тот факт, что само понятие принятия решения долгое время изгонялось так называемой чистой наукой из области научных исследований, - лучшее доказательство того, что оно происходит на основе весьма комплексных процессов мозга. В настоящее время, как видно из предыдущего изложения, теория функциональной системы сделала «принятие решения» полноценным участником объективного процесса формирования системы, критического процесса, благодаря которому афферентная оценка всех условий завершается доступным исследованию механизмом. Афферентный синтез, подчиняясь доминирую-

93

щей в данный момент мотивации и под коррекцией памяти, ведет такой подбор возможных степеней свободы, при котором возбуждения избирательно направляются к мышцам, совершающим нужное действие. Возникает весьма существенный для всей нашей концепции вопрос, когда и как происходит принятие решения, связанного с получением именно этого, а не другого результата? Последние данные сотрудников нашей лаборатории (А.И. Шумилина, В.Б. Швырков) заставляют думать, что оценка возможных результатов при конкретной доминирующей мотивации происходит уже в стадии афферентного синтеза. Однако эти результаты не получаются реально, а следовательно, их оценка происходит при помощи какого-то пока не изученного нами механизма. То же, что происходит в процессе «принятие решения», является уже результатом выбора на основе длительной оценки различных, внутренне (!) формирующихся результатов. Иначе говоря, любое принятие решения, после того как закончится афферентный синтез, является выбором наиболее подходящих степеней свободы в тех компонентах, которые должны составить рабочую часть системы. В свою очередь, эти оставшиеся степени свободы дают возможность экономно осуществить именно то действие, которое должно привести к запрограммированному результату. Как происходит это освобождение от избыточных степеней свободы? Почему момент принятия решения часто имеет характер внезапной интуиции? В настоящее время мы еще не можем ответить на эти вопросы, но выработанный подход к ним дает полную гарантию того, что принятие решения в биологических системах с большой и малой иерархией является вполне анализируемым и доступным для объективной науки феноменом. Опыты А.И. Шумилиной, которая удаляла лобные отделы у собаки, находящейся в условиях активного выбора одной из сторон станка, убедительно показали, что в этот момент, т. е. в момент принятия решения, вся обрабатываемая информация интегрируется именно в области лобных отделов, откуда и идет команда к подбору наиболее оптимальных аппаратов поведения. Интересно отметить, что, являясь наиболее требовательным к объему афферентной информации, процесс принятия решения страдает в первую очередь после различных вмешательств в центральную нервную систему. Весьма доказательной иллюстрацией являются результаты опытов Gam-baryan (1971). Разрушая некоторые подкорковые аппараты (бледное тело и др.), он нашел, что прежде всего длительно страдает активный выбор стороны станка, на которой должно быть сделано пищевое подкрепление. Наоборот, казалось бы, более сложный «произвольный акт» - нажатие педали для подачи корма остается неразрушенным или мало пострадавшим. Попытаемся понять сам момент принятия вполне определенного решения с точки зрения общефизиологических закономерностей. Его механизмы станут ясными, если мы представим себе на минуту, какое количество воз-

94

можных действий может сделать человек, употребляя хотя бы только один мышечный аппарат. Мы уже знаем, что вся эфферентная часть организма должна обладать свойством экстренной мобилизуемости. Малейшего изменения в распределении мышечных усилий достаточно для того, чтобы было произведено вполне целенаправленное движение конечности или целого организма. Принципиально таких возможностей движения у организма существует необозримое множество, - вероятно, не меньше, чем количества комбинаций взаимодействия на площадке с 400 лампочками. Вместе с тем мы знаем, что в каждом отдельном случае (в соответствии с принятием решений) возбуждения выходят на совершенно определенные мышечные группы. Иначе говоря, происходит очень быстрое отбрасывание всех тех степеней свободы в наших движениях, которые не соответствовали бы принятому решению. Таким образом, сама реализация принятого решения в физиологическом плане должна объяснять два важных вопроса. 1. Какие механизмы производят отбор нужных в данный момент степеней свободы и вытормаживают все те степени свободы на моторных нейронах и мышечных аппаратах, которые не имеют отношения к получению данного результата. 2. Где может быть преимущественная локализация этого в высшей степени конденсированного процесса, который одновременно обрабатывает на основе доминирующей мотивации всю пришедшую в мозг афферентную информацию, производит непрерывное сопоставление этих результатов с прошлым опытом и, наконец, переводит результаты этой обработки на эфферентные пути, точно соответствующие распределению возбуждений для совершения нужного акта, обеспечивающего получение нужных результатов? Поставив эти два вопроса, мы переходим в область, абсолютно новую для нейрофизиологии и потому, естественно, совсем неразработанную. Насколько интересны те новые вопросы исследования, которые при этом возникают, показывает, например, роль доминирующей мотивации в отборе необходимой в данный момент афферентной информации на уровне коры, на ее нейронах. Микрофизиологическое исследование нейронов вентро-медиального гипоталамуса показало, что уровень их возбудимости зависит от начального возбуждения латерального ядра гипоталамуса «голодной кровью». Дозируя это возбуждение в натуральных условиях сроками голодания (1—4 дня), мы показали, что количество доминирующего возбуждения меняется на соответствующих синапсах корковых нейронов, и в связи с этим значительно меняется интегрирующее влияние доминирующей мотивации на соотношение других синаптических возбуждений данных кортикальных нейронов. Есть основание предполагать, что этот механизм сосредоточен в наиболее интегрирующих и компактных структурах головного мозга. Однако вопрос физиологической интерпретации принятия решения, возникший благо-

95

даря системному подходу к предмету, должен быть фактически разработан заново. Формирование акцептора результатов действия Аппарат акцептора результатов действия - один из самых интересных в деятельности мозга. Практически он так же универсален и «вездесущ», как обратная афферентация и афферентный синтез. Формирование этого механизма нарушает устоявшееся представление о поступательном ходе возбуждений по центральной нервной системе согласно рефлекторному процессу. Акцептор результатов действия на основе многостороннего механизма афферентного синтеза не является выражением последовательного развития всей цепи явлений поведенческого акта. Он «предвосхищает» афферентные свойства того результата, который должен быть получен в соответствии с принятым решением, и, следовательно, опережает ход событий в отношениях между организмом и внешним миром. Акцептор результатов действия является весьма сложным аппаратом. По сути дела он должен сформировать какие-то тонкие нервные механизмы, которые позволяют не только прогнозировать признаки необходимого в данный момент результата, но и сличать их с параметрами реального результата, информация о которых приходит к акцептору результатов действия благодаря обратной афферентации. Именно этот аппарат дает единственную возможность организму исправить ошибку поведения или довести несовершенные поведенческие акты до совершенных. Здесь следует также подчеркнуть, что различного рода «поиски» и компенсации также могут повести к полезному результату через такого рода оценку обратной афферентации. Циркулярное развитие этих возбуждений при «узнавании» и «поиске» может быть столь быстрым, что каждый блок этой функции, состоящей из компонентов: результат, обратная афферентация, сличение и оценка реальных результатов в акцепторе результатов действия, коррекция, новый результат и т. д., - может развиться буквально в доли секунды. Особенно быстро этот процесс протекает в условиях «сканирования» и «слежения». Факт организации этого аппарата непосредственно после принятия решения был доказан в нашей и других лабораториях как в обычном эксперименте с условными рефлексами, так и при помощи тонких электрофизиологических приемов. Возможно, сам момент встречи опережающего комплекса возбуждений с информацией о реально полученных результатах происходит на основе каких-то весьма тонких признаков возбуждения вообще, допускающих количественное и композиционное сличения. Одна из основных форм сличения в акцепторе результатов действия, хотя ее автор и не был знаком с общей архитектурой функциональной системы, была недавно представлена японским ученым Suga (1964). Он изучал получение обратного, отраженного от объекта, сигнала при ультразвуковой лока-

96

ции у летучих мышей. Оказалось, что при посылке ультразвукового поискового сигнала в пространство в мозге летучей мыши формируется комплекс из возбужденных клеток с различными латентными периодами, периодом торможения и частотной конфигурацией. Именно эти комплексы в зависимости от фазы, в которой происходит встреча их с отраженным от объекта ультразвуковым сигналом, решают вопрос о расстоянии, на котором находится преследуемый объект. Конечно, этот аппарат оценки результата действия сравнительно простой, но он подсказывает нам, какими возможностями и параметрами нервное возбуждение решает проблему сличения. В более сложных формах результата, например при очинке карандаша, этот аппарат, включающий несколько сенсорных компонентов, является, несомненно, более сложным. Наши последние исследования по составу акцептора результатов действия как комплекса разнородных возбуждений показали, что эти средства сличения могут быть очень различны. Что может входить в состав этого аппарата? Совершенно очевидно, что существенные признаки будущего результата динамически формируются благодаря многосторонним процессам афферентного синтеза с извлечением из памяти прошлого жизненного опыта и его результата. Некоторые последние данные заставляют, однако, думать, что в стадии афферентного синтеза складывается несколько возможных результатов, но они не выходят на эфферентные пути и поэтому не реализуются. Решение же совершается после того, как произведен выбор наиболее адекватного результата по отношению к данной доминирующей мотивации. Этот комплекс возбуждений - в подлинном смысле слова афферентная модель будущего результата, и именно эта модель, являясь эталоном оценки обратных афферентаций, должна направлять активность человека и животных вплоть до получения запрограммированного результата. В последнее время были получены дополнительные сведения о том, что в этот нервный комплекс, обладающий высокой степенью мультиконвер-гентного взаимодействия, приходит еще одно возбуждение совершенно иной, не афферентной, а уже эфферентной природы. Речь идет о коллатеральных ответвлениях пирамидного тракта, отводящих ко многим межуточным нейронам «копии» тех эфферентных посылок, которые выходят на пирамидный тракт. Интересно, что эти эфферентные возбуждения конвергируют на те же межуточные нейроны сенсомоторной области, куда поступают и все те афферентные возбуждения, которые могут составить параметры реального результата. Таким образом, момент принятия решения и начала выхода рабочих эфферентных возбуждений из мозга сопровождается формированием обширного комплекса возбуждений, состоящего из афферентных признаков будущего результата и из коллатеральной «копии» эфферентных возбуждений, вышедших на периферию по пирамидному тракту к рабочим аппаратам. В зависимости от интервала между постановкой цели и ее реализацией к этому же

97

комплексу возбуждений через определенное время приходят возбуждения и от реальных параметров полученного результата. Самый процесс оценки полученного реального результата осуществляется сличением прогнозированных параметров и параметров реально полученного результата. Именно здесь, в этом пункте, осуществляется таинство оценки полученного результата, которое, как мы видели на примере с летучей мышью, производится специальным динамически формирующимся аппаратом. Оценка же и ее результат определяют дальнейшее поведение организма. Если результат соответствует прогнозированному, то организм переходит к следующему этапу поведенческого континуума. Если же результат не соответствует прогнозу, то в аппарате сличения возникает рассогласование, активирующее ориентировочно-исследовательскую реакцию, которая, поднимая ассоциативные возможности мозга на высокий уровень, тем самым помогает активному подбору дополнительной информации. Все эти процессы поведения акцептора действия достаточно хорошо изучены в нашей лаборатории. Так, например, было показано, что в момент выхода из коры головного мозга пирамидное возбуждение отдает «копию» эфферентного возбуждения не только в комплексы оценки результата, т. е. в кору мозга, но и в ретикулярную формацию. Ретикулярная формация в обратном кортикопетальном направлении имеет возможность оказать дополнительное энергетическое воздействие на те циркулярные возбуждения («круги ожидания»), которые должны удержать свою активность до момента прихода информации о получении полезного результата. Как мы знаем, в некоторых случаях комплекс акцептора результатов действий должен очень долго быть в напряженном состоянии, прежде чем будет получен реальный запрограммированный результат. Заключение Большая часть раздела посвящена тем разграничительными линиями, которые отделяют общий системный подход от разработанной в нашей лаборатории теории функциональной системы, имеющей и иное начало, и иной путь отработки принципиальных позиций и понятий. В одной из своих работ Берталанфи пишет, что идея «организменного» или «целостного» подхода родилась у него очень рано, кажется, в 1937 г., однако интеллектуальный климат того времени не был подходящим для восприятия «организменной» идеи, которую он предложил. Действительно, интеллектуальный климат того времени был воспитан на подражании законам физики и механики и потому считалось научным только то, что могло быть переведено на принципы и понятия этих наук. И только в 1950 г. Берталанфи решился сделать официальные шаги в защиту своей идеи, ибо в это время, т. е. в послевоенные годы, резко изменился сам интеллектуальный климат. Весьма быстро и настоятельно про-

98

явился интерес к абстрактным формулам, моделям, синтетическим понятиям и вообще к интердисциплинарным взаимоотношениям между учеными, и только в этот период стало возможным говорить об общей теории систем. Теория функциональной системы претерпела также немало изменений с момента ее первой формулировки, однако условия ее возникновения и самые первые шаги в ее развитии принципиально отличались от путей развития общей .теории систем. Как концепция она зародилась примерно в 1932-1933 гг. и была сформулирована в достаточно развитой форме уже в 1935 г. в сборнике «Проблема центра и периферии в физиологии нервной деятельности». Однако в первых же формулировках функциональная система как инте-гративное образование организма включала все те компоненты, которые характерны для нее и сейчас, в том числе и обратную, или санкционирующую, афферентацию. В отличие от общей теории систем, которая до сих пор пребывает в стадии исканий конкретных и полезных путей, теория функциональной системы в первые же годы после ее формулировки явилась для нашей лаборатории толчком к бурному развития именно конкретной исследовательской работы, которая нашла в функциональной системе совершенно очевидный конструктивный стимул к формулировке новых задач исследования. Эта особенность теории функциональной системы как конкретной конструктивной теории резко отличает ее от судьбы общей теории систем, которая даже к настоящему времени практически еще не имеет связи с конкретной исследовательской работой. Достаточно указать, что уже в 1937 г. была опубликована кардинальная для наших исследований работа «Функциональная система как основа интеграции нервных процессов в эмбриогенезе». Фактически это было зарождением той эволюционной концепции, которая в 1945 г. была сформулирована как теория системогенеза. Очень часто задают вопрос: к каким принципиальным обобщениям привели исследования на основе теории функциональной системы? Системоге-нез может служить самым демонстративным примером конструктивной продуктивности теории функциональной системы как методологического инструмента, помогающего поставить новые вопросы исследования. Системогенез существенно изменил имевшиеся представления о путях эмбрионального развития. Это стало возможным только потому, что теория функциональной системы оказалась конструктивным принципом, подсказывающим в каждой области новый подход, новые трактовки и новые формы экспериментирования. Мы не можем здесь перечислять все те направления исследований в различных областях биологии и физиологии, которые получили совершенно новое освещение при использовании теории функциональной системы как рабочего принципа в повседневном исследовании. Казалось бы, общая теория систем в соответствии с ее весьма радикальными и даже эволюционными стремлениями в борьбе с механистическим

99

аналитизмом должна была бы вызвать немедленное преобразование самой логики научного исследования и, несомненно, приобрести всеобщую симпатию реально мыслящих ученых . Однако этого не произошло. Почему? В этом разделе мы пытались выявить причины этого парадоксального явления. Нам кажется ясным, что имеются две причины того ничтожного результата, который был получен при обсуждении «общей теории систем». Первая состоит в том, что авторы ее пошли по неправильному пути как в поисках понятия системы, так и в общей тактике ее разработки. Как можно было видеть, при всякой попытке сформулировать само понятие системы, т. е. дать принципиальное кредо этому новому интересному направлению, положительно все исследователи попадают в заколдованный круг традиционных понятий. Здесь часто употребляются «целостность», «ор-ганизменность», «взаимодействие», «организованная сложность», «упорядоченное множество» и другие подобные термины, которые становятся даже центральными критериями понятия системы. Ясно, что все эти термины по своей сути являются лишь вариациями понятия целостности. Именно поэтому, не выходя за пределы понятийного поля целостности, все эти определения не дают какого-либо существенного скачка как в понимании системы, так и в конкретной разработке ее. Между тем главный смысл системного подхода состоит именно в том, что любая деталь наблюдения или экспериментирования должна быть неизбежно вписана в какой-то из узловых механизмов внутренней архитектоники системы. Практически никакая новая научная тема не могла бы быть сформулирована вне конкретной внутренней архитектоники системы, где эта тема только и может получить широкий познавательный смысл. Точно так же и трактовка полученных результатов даст наибольший эффект, если она будет построена на основе системных механизмов. Вторая причина состоит в том, что интеллектуальный климат для принятия системного воззрения действительно изменился. Однако большинство ученых с трудом отказываются от устоявшихся традиций рассматривать все накопление научных достижений в аналитическом аспекте. Такой переход -не простая перемена названий и выражений, как сначала думали некоторые исследователи; он требует радикального изменения самих принципов подхода к элементарным процессам и общей тактике исследования. Действительно, для исследователя, использующего теорию функциональной системы как методологический инструмент экспериментирования, не может быть «возбуждения вообще», «афферентации вообще», «мотивации вообще» и даже «памяти вообще». Конструктивная роль этих привычных понятий выявляется благодаря их положению в качественно своеобразном механизме внутренней архитектоника функциональной системы? Возьмем для примера зрительную афферентацию. Она обычно определяется как сенсорная модальность, и с точки зрения этой аналитической характеристики специфической чертой этой афферентации будет именно ее оп-

100

тический характер. Но так ли обстоит дело, если оценивать зрительную аф-ферентацию по ее месту в архитектонике функциональной системы? Зрительная афферентация может быть «пусковой афферентацией», как это, например, наблюдается в случае условного зрительного стимула. Но та же зрительная афферентация в других условиях может составлять и обстановочную афферентацию, определяющую совсем другой механизм системы -предпусковую интеграцию нервных процессов. И даже более того, зрительная афферентация может иметь еще третью и совершенно иную функциональную значимость: она может участвовать в оценке полученного системой результата. Таким образом, сформулировав внутреннюю операциональную архитектонику системы, мы тем самым изменили подход к привычным для нас физиологическим понятиям и процессам. Еще более заметной становится роль функциональной системы, когда надо, так сказать, «анатомировать» какое-то сложное явление в работе мозга животных или человека. Так, например, оценка изменения психической деятельности человека после операции на мозге производится обычно при помощи стандартных тестов, а в последние годы - при помощи оценки различных электрофизиологических показателей в работе мозга (ЭЭГ, вызванного потенциала, активности нейронов). Функциональная система вносит определенный порядок и логическую последовательность в эту оценку. Можно задать вопрос: изменился ли афферентный синтез у данного больного при выработке определенного решения? Если он изменился, то больной не может принять адекватного решения. Тогда сейчас же возникает следующий вопрос: какой из компонентов и какой из нейродинамических процессов, определяющих успех афферентного синтеза является нарушенным? Но мы знаем, что может оказаться ненарушенным ни один из компонентов афферентного синтеза и больной принимает вполне адекватное решение и выполняет соответствующее движение. Однако у этих больных может быть нарушен очень важный завершающий механизм системы: оценка результатов действия в акцепторе результатов действия. В этом случае мы видим, что, правильно выполняя инструкцию, больной не может остановиться на правильно выполненном результате и продолжает его «выполнять» повторно. Физиологически это значит, что больной не может оборвать действие при правильно полученном результате только потому, что аппарат сличения и, следовательно, торможение дальнейшего повторения оказывается неполноценным (систематические исследования А. Р. Лурия). Можно назвать многие другие области научного знания, которые получили с применением теории функциональной системы иное и более конструктивное решение, чем при обычном подходе. Так, например, в корне изменилась расшифровка компенсаторного процесса при восстановлении нарушенных функций, более глубоко понят генез гипертензитивных состояний вообще и в частности гипертонической болезни, изменилась расшифровка понятий заболевания и выздоровления и т. д. Практически все формы нарушений и нормальные функции организма значительно более легко расшиф-

101

ровываются с точки зрения теории функциональной системы, чем при обычном подходе. И здесь, конечно, на первом плане стоит расшифровка самого поведения животного и человека. Каждый поведенческий акт, приносящий какой-то результат, большой или малый, неизбежно формируется по принципу функциональной системы. И, наконец, решительно изменилось понимание онтогенетического развития функций и механизмов отбора на протяжении филогенеза животных. Приведенные выше примеры являются далеко не единственными, и заметный практический успех во все этих случаях делает особенно необходимой глубокую и всестороннюю разработку теоретических основ функциональной системы. Обратимся к вопросу о развитии системного подхода в Советском Союзе. Нам кажется, что попытки популяризировать системный подход как новую форму трактовки и, вообще, подхода к научным фактам весьма полезны. Мы должны вооружить нашу научноисследовательскую молодежь этим методом и дать ей возможность работать в ускоренном темпе, с более рациональным исходом. Однако надо отметить, что публикации последнего года, относящиеся к этой проблеме, весьма мало сдвигают проблему системного подхода именно в сторону конструктивных методов исследования. Виной этому, как мы уже отмечали, излишнее теоретизирование конкретных биологических, машинных или общественных систем. Общая теория систем может быть интересна исследователям в области конкретных наук только в одном плане, именно в обогащении приемов и подходов к конкретному научному исследованию. В познавательном же отношении максимальный интерес и максимальное внимание должны заслужить те концепции, гипотезы и теории, которые показали совершенно очевидный конструктивный эффект в конкретном научном исследовании. Можно только вкратце отметить важнейшие обобщения, которые нами были разработаны с помощью общей теории функциональных систем и не могли быть получены иначе. Прежде всего это - концепция системогенеза, которая сейчас помогла понять основной закон эмбрионального созревания функций, обеспечивающих выживание новорожденного [2, 3, 8, 5]. Концепция системогенеза по своей сути вступает в противоречие с общепринятым понятием органогенеза и дает реальное объяснение многому, что не находило до этого достаточно четкой расшифровки. Многочисленные работы наших сотрудников начиная с 1932 г. охватывают эмбриогенез животных самых разнообразных видов, включая и изучение живых плодов (рыб, амфибий, птиц, млекопитающих, человека) (Я.А. Милягин, К. В. Шу-лейкина, Е. Л. Голубева и др.). Особенно интересно подчеркнуть, что приложение новой концепции, системогенеза, к онтогенетическому развитию животных разных видов дало возможность по-новому подойти к некоторым нерешенным проблемам теории естественного отбора и «биогенетического закона» Мюллера - Геккеля [II].

102

Эта широкая перспектива приложения системогенеза к раскрытию некоторых сторон фундаментальных проблем биологии сделала эту концепцию одним из отправных пунктов для построения теоретической биологии [7]. Однако все сказанное выше о системогенезе касается целиком той стадии созревания плода, когда отдельные фрагменты функциональной системы (мышцы, нервные центры, кости и др.) закладываются раздельно и развиваются, так сказать, навстречу друг другу до момента их функциональной консолидации. Последняя обычно происходит за несколько дней или недель до рождения, и к моменту рождения система готова функционировать и обеспечить новорожденному выживание. Рано или поздно должен возникнуть вопрос о том, какие факторы в раннем эмбриогенезе направляют возникновение и развитие так гармонически сочетающихся впоследствии компонентов системы. Этот вопрос подвел нас вплотную к закономерностям общей генетики. Ибо только она может помочь решить кардинальные вопросы развития: как закодированы функциональные системы в геномных организациях и какой фактор в дальнейшем дирижирует таким синхронным объединением всех компонентов функциональной системы (гетерохрония в закладках компонентов и синхронность в консолидации к моменту рождения)? Для решения этих вопросов в настоящее время мы вступили в рабочий контакт с Институтом общей генетики АН СССР и надеемся, что новый вопрос о генетике конкретных функциональных систем организма будет в какой-то степени освещен. Другим значительным обобщением, вытекающим из физиологической архитектоники функциональной системы, является формулировка интегра-тивной деятельности нейрона, построенная на совершенно иных основаниях, чем это принято в современной нейрофизиологии. Эта новая концепция возникла как следствие тонкого анализа механизмов афферентного синтеза, являющегося аванпостным узловым механизмом в развертывании функциональной системы. В самом деле, суть афферентного синтеза состоит в том, что процессы возбуждения различного функционального значения и пространственного рецепторного происхождения должны быть неминуемо обработаны совместно и часто одновременно. Возникает критический вопрос: где может быть организлована эта «встреча» возбуждений, составляющих афферентный синтез функциональной системы? Ответ может быть только один: такая встреча может произойти на одном и том же нейроне, сколько бы ни было переключении и обогащений этих возбуждений на пути к коре головного мозга. Отсюда возникла целая серия работ, которая привела вначале к формулировке идеи о гетерохимиче-ском характере субсинаптических образований и новой концепции об интегративной деятельности нейрона [8].

103

Сейчас можно лишь перечислить те новые направления, которые возникли у нас в лаборатории и которые, как правило, повели мысль по новому пути. Совсем другой аспект возник в объяснении природы вызванного потенциала, и, что особенно важно, он перестал быть только электрическим феноменом с изменяемыми «параметрами»: амплитудой, частотой, длительностью латентного периода и др.. Благодаря системному подходу вызванный потенциал стал инструментом нейрофизиологического анализа субкортикальных взаимодействий, а вместе с тем дал возможность сделать оценку восходящих возбуждений этих подкорковых образований (Ф. А. Ата-Мурадова). Можно назвать области физиологии, которые получили благодаря общей теории функциональных систем новое направление и в объяснении и в разработке. Сюда относятся компенсация нарушенных функций, гипертоническая болезнь, эмоциональные стрессы и т. д. Если к этому прибавить использование теории функциональных систем педагогами, медиками, музыкантами и многими другими специалистами, то можно достаточно уверенно утверждать, что в общей теории функциональных систем были найдены универсальные черты функционирования, изоморфные для огромного количества объектов, относящихся к различным классам явлений. Это обстоятельство полностью удовлетворяет тем требованиям, которые мы предъявили в самом начале этой статьи к теории систем вообще и общей теории функциональных систем в частности. Список литературы 1. Акоф Р. Л. Системы, организации и междисциплинарные исследования // Исследования по общей теории систем. - М., 1969. С. 143-144. 2. Анохин П. К. Проблема центра и периферии в современной физиологии нервной деятельности // Проблема центра и периферии в нервной деятельности. - Горький, 1935. С. 9-70. 3. Анохин П. К. Системогенез как общая закономерность эволюционного процесса // Бюл. Экспер. биол., 1948. Т. 26. Вып. 2. № 8. С. 81-99. 4. Анохин П. К. О физиологическом субстрате сигнальных реакций // Журн. высш. нерв. деят.. 1957. Т. 7. № 1. С. 39-48. 5. Анохин П. К. Методологическое значение кибернетических закономерностей // Материалистическая диалектика и методы естественных наук.-М., 1968. С. 547587. 6. Анохин П. К. Функциональная система как методологический принцип биологического и физиологического исследования // Системная организация физиологических функций. - М., 1968. С. 5-7. 7. Анохин П. К. Теория функциональной системы // Успехи физиол. наук. 1970. Т. 1. №1.С. 19-54.

104

8. Анохин П. К. Системный анализ интегративной деятельности нейрона // Успехи физиол. наук. 1974. Т. 5. № 2. С. 5-92. 9. Анохин П. К, Стреж Е. Изучение динамики высшей нервной деятельности. Характеристика рецептивной функции коры больших полушарий в момент действия безусловного раздражителя // Физиол. журн. СССР. 1934. Т. 17. № 5. С.1225-1237. 10. Ата-Мурадова Ф. А. Анализ вызванных ответов коры мозга с помощью локального теплового блока ее поверхностных слоев // Физиол. журн. СССР. 1966. Т. 52. № 6. С. 696-708. 11. Ата-Мурадова Ф. А. Гетерохронное созревание отрицательных компонентов вызванного потенциала зрительной коры в онтогенезе кролика // Электрофизиологические исследования центральной нервной системы позвоночных. - Л., 1970. С. 85-92. 12. Афанасьев В. Г. Управление обществом как социологическая проблема // Научное управление обществом. Вып. 2. - М., 1968. С. 183-224. 13. Бенталанфи Л. Общая теория систем - критический обзор // Исследования по общей теории систем. - М., 1969. С. 23-24. 14. Вейсс П. Динамика клетки // Современные проблемы биофизики. Т. 1.-М, 1961. С. 21-34. 15. ГвишианиД. М., Мику пинский С. Р., Ярошевский М. Г. Социальные и психологические аспекты изучения деятельности ученого // Вопр. Философии, 1971. № 3, С. 83-92. 16. Глушков В. М. Информация по кибернетике. - Киев, 1970. 17. Гудвин Б. Временная организация клетки. - М., 1966. - 251 с. ^.Дубинин Н. П. Общая генетика. - М., 1970. С. 487. 19. Журавлев Б. В. Особенности реакций нейронов гипоталамуса у голодных кроликов на пищевое подкрепление // Труды Ин-та норм. и пат. физиол. АМН СССР, 1969. Т. 12. С. 194-196. 20. Зачиняева И. А. Выработка динамического стереотипа на двигательных условных реакциях // Проблема высшей нервной деятельности. -М., 1949. С. 521-539. 1\.Калман Р., Фалб П., Арбиб М. Очерки по математической теории систем.-М., 1971.С. 400. 22. Кузнецов Б. Г. Этюды об Эйнштейне. - М., 1970. 23-Кухтин В. С. Системно-структурный подход и специфика философского знания // Вопр. философии. - 1968. № 11. С. 47-58. 24. Лонге О. Целое и развитие в свете кибернетики // Исследования по общей теории систем. - М., 1969. С. 181-251. Лобные доли и регуляция психических процессов. Нейропсихологические исследования. -М., 1966. С. 740. 25. Макаров В. А. Роль миндалевидного комплекса в механизме конвергенции возбуждений различной сенсорной модальности на нейронах

105

коры больших полушарий // Докл. АН СССР. 1970. Т. 194. № 6. С. 1454-1457. 26. Месарович М. Д. Теория систем и биология: точка зрения теоретика // Системные исследования. -М., 1970. С. 137-163. 27. МилсумДж. Анализ биологических систем управления. - М., 1968. 28. Павлов И. П. Рефлекс цели: Поли. собр. трудов. - М.-Л., 1949. Т. 3. С. 242-247. 29. Павлов И. П. Динамическая стереотипия высшего отдела головного мозга // Полн. собр. трудов. - М.-Л., 1949. Т. 3. С. 496-499. 30. Паек Г. Естественная теория цепей // Саморегулирующаяся система. -М., 1964. С. 318-357. 31. Полянцев В. А. Методика самоуправляемого искусственного дыхания // Пат. физиол. и экспер. терапия: - 1961. Т. 5. № 4. С. 77-79. 32. Правдивцев В. А. Эфферентно-афферентная конвергенция на нейронах зрительной коры // Интегративная деятельность мозга. - М., 1967. С. 67-69. 33. Pannonopm А. Математические аспекты абстрактного анализа систем.-М., 1969. С. 83-105. 34. Садовский В.Н., Юдин Э.Г. Задачи, методы и приложения общей теории систем // Исследования по общей теории систем. - М., 1969. С.3-22. 35. Синичкин В.В. Особенности распространения возбуждения, вызнанного антидромным раздражением пирамидного тракта на нейроны зрительной области коры головного мозга // Интегративная деятельность мозга. - М., 1967. С. 72-74. 36. Системные исследования. Еженедельник. - М., 1970. 208 с. (Инсти-* тут истории естествознания и техники АН СССР). 37. Судаков КВ. Нейрофизиологические механизмы пищевого возбуждения. Докт. дис. - М., 1965. 488 с. 38. Судаков KB. Пейсмекерный механизм пищевой мотивации: Рефераты докл. П Всесоюз. съезда физиологов. Т. 1. - Л., 1970. С. 187-192. 39. Судаков КВ., Котов А.В. Взаимодействие мотивационного и подкрепляющего возбуждений на нейронах коры мозга как основа пищевого условного рефлекса: Материалы симпозиумов 22-го совещания по проблемам физиол. высшей нервной деятельности. Л., 1969. -С 20-21. 40. Судаков КВ., Фадеев Ю.А. Особенности восходящей активности коры головного мозга в состоянии физиологического голода и при болевом раздражении //Физиол. журн. СССР, 1963. Т. 49. №11. С. 1310-1917. 41. Трапезников В.А. Человек в системе управления: Тез. 5-го Всесоюз. Совещания по проблемам управления. - М., 1970. 42. Уоддингтон К Предисловие // Б. Гудвин Временная организация клетки. - М., 1966.

106

43. Урсул А.Д. Природа информации. -М., 1968. 44. Ухтомский А.А. Собр. соч.. Т. 2. -Л., 1951. Л5.Хаютин С.Н. Активность одиночных нейронов зрительной области коры в условиях выраженной пищевой мотивации // Структурная, функциональная и нейрохимическая организация эмоций. - Л., 1971. С.175-179. 46. Ханике Ф. Новые идеи в области управления. - М., 1969. 47. Холл А.Д., Фейджин Р.Е. Определение понятия системы // Исследования по общей теории систем. - М., 1969. С. 252-282. 48. Шумилина А.И. Функциональное значение лобных областей коры головного мозга в условнорефлекторной деятельности собаки // Проблемы высшей нервной деятельности. - М., 1949. С. 561-627. 49. Шумилина А.И. Экспериментальный анализ методом вызванных потенциалов корково-подкорковой реверберации возбуждений // Инте-гративная деятельность нервной системы в норме и патологии. - М., 1968. С. 276-287. 50. Эйнштейн А. Физика и реальность. - М., 1965. - 359 с. 51. Функциональная система как основа интеграции нервных процессов в эмбриогенезе: Сборник докл. 6-го Всесоюз. съезда физиологов, биохимиков и фармакологов. - Тбилиси, 1937. С. 148-156. 52. Эшби У. Р. Конструкция мозга. - М., 1964. - 411 с. 53. Эшби У. Р. Общая теория систем как новая научная дисциплина // Исследования по общей теории систем. - М., 1969. С. 125-142. 54. Юнг Р. Ярче тысячи солнц. - М., 1960. 55. Bross J.D. Design for decision. New York, 1953. 56. Bullock Т.Н. Parameters of integrative action of the nervous system at the neuronal level // The submicroscopic organization and function of nervous cells.l958.-P.323. 57. Marting D.C. La expirementacion instrumental a' la luz de conception de Anojin. - Bol. Inst. Neurofisiol. Psychol., 1966, V. 2. - P. 14. 58. Suga N. Recovery cycles and responses to frequency modulated tone pulses in auditory neurones of echo-locating date // - J. Physiol., 1964. V. 175.-P. 50-80.

107

Н. А. БЕРНШТЕЙН Бернштейн Николай Александрович 1896 - 1966 г.г. Советский нейро- и психофизиолог, член корреспондент АМН СССР. Лауреат Государственной премии СССР (1948). Основное направление научной работы - исследования физиологии движения, которые явились теоретической основой современной биомеханики. Некоторые его идеи предвосхитили ряд положений кибернетики. Создал и применил новые методы исследования - кимоциклографию и циклограмметрию, с помощью которых изучал движения человека в процессе труда, во время занятий спортом, фортепианной игры. Бернштейн показал, что движение направляется моделью потребного будущего. Изучение моторики людей с различными поражениями нервной системы позволило не только принципиально изменить представление о локализации функций в нервной системе, но и предложить эффективные приемы восстановления нарушенных функций, что оказалось очень важным для лечения раненых в период Великой отечественной войны. Идеи Бернштейна были использованы при конструировании шагающих автоматов и разработке управляющих устройств на основе ЭВМ. Созданная им общая теория построения движений изложена в монографии «О построении движения» (1947).

НЕКОТОРЫЕ НАЗРЕВАЮЩИЕ ПРОБЛЕМЫ РЕГУЛЯЦИИ ДВИГАТЕЛЬНЫХ АКТОВ** Время борьбы за признание биологической значимости, реальности и всеобщности принципа цикличности регуляции жизненных процессов осталось позади. Как нередко бывает в периоды ломки научных понятий, проблески новых идей и гениальные предвидения обнаружились уже в произведениях старых классиков физиологии (Белл, Сеченов, Джексон) и более близких к нашей эпохе (Ухтомский [16], Вагнер [20]). Применительно к проблеме координации движений автор статьи в 1929 г. дал этому принципу общее механическое обоснование [З], а в 1935 г. выразил его в общей форме дифференциального уравнения [4], [5]. Борьба за этот назревший шаг была суровой, по к настоящему времени она является уже пройденным этапом. Сейчас мы переживаем период его экстенсивного развертывания, разрабаты-вания и обыгрывания на эвристических моделях и на автоматах самых разнообразных областей практического применения. Повидимому, настает время заглянуть вперед и попытаться сформулировать некоторые из новых вопро* Психология. Словарь / Под общ. ред. А.В. Петровского, М.Г. Ярошевского. - М.: Изд. полит, лит-ры, 1990. Советский энциклопедический словарь. — М.: Советская энциклопедия, 1989. " Печ. по // Вопр. психол. 1957. № 6. С. 70-90.

108

сов, назревающих в этой области, попутно заострив внимание на нескольких недостаточно освещенных и оцененных сторонах кольцевого принципа управления. Подходящим материалом как для того, так и для другого являются факты из области физиологии двигательных актов.

Очевидная огромная биологическая значимость двигательной деятельности организмов - почти единственной формы осуществления не только взаимодействия с окружающей средой, но и активного воздействия на эту среду, изменяющего ее с небезразличными для особи результатами, - заставляет особенно остро недоумевать перед тем теоретическим отставанием, которое наблюдается в физиологии движений по сравнению с разделами рецеп-торики или физиологии внутренних процессов, и перед тем пренебрежением, в каком до сего времени находится раздел движений в физиологических руководствах, уделяющих ему обычно от нуля до нескольких страниц. Необходимо вкратце показать, как велик был ущерб, понесенный вследствие этого общей физиологией. Если классифицировать движения организма с точки зрения их биологической значимости для него, то ясно, что на первом плане по значимости окажутся акты, решающие ту или иную возникшую перед особью двигательную задачу. Отсрочивая пока анализ этого понятия, заметим, что значимые задачи, разрешаемые двигательной акцией, как правило, возникают из внешнего, окружающего организм мира. Сказанное сразу устраняет из круга значимых акций как все «холостые» движения, не связанные с преодолеванием внешних сил, так и значительную часть мгновенных, однофазных движений типа отдергивания лапы и т. п. Уже отсюда видно, что лабораторная физиология, за малыми исключениями оставлявшая за порогом рабочей комнаты все движения, кроме рефлексов болевых, оборонительных, самое большее -чесательных1, тем самым обедняла свои познавательные ресурсы не только количественно, но и качественно, и, как мы сейчас увидим, отнюдь не только в отношении узко-двигательной проблематики. Прежде всего, если относительно «холостых» движений (показывание, проведение линии по воздуху и т. п.) требуются некоторые сведения из механики и биомеханики, чтобы усмотреть для них неотвратимую необходимость кольцевых сенсорных регуляций, то в отношении двигательных актов, сопряженных с преодолеванием внешних сил, эта необходимость понятна с первого слова. Состоит ли решаемая двигательная задача в локомоции (особенно чем-либо осложненной: бежать по неровному месту, вспрыгивать на возвышение, плыть при волнах и мн. др.), в борьбе с другим животным, в ра' Реакция, обозначаемая как ориентировочный рефлекс, была относима к этой категории только терминологически и, насколько мне известно, никогда не использовалась для прямого исследования рефлекторной деятельности.

109

бочем процессе, выполняемом человеком, - всегда предпосылкой для решения является преодоление сил из категории неподвластных, а следовательно, непредусмотримых и, значит, не могущих быть преодоленными никаким стереотипом движения, управляемым только изнутри. Неосторожное отмета-ние из поля зрения этих процессов активного взаимодействия с неподвластным окружением (видимо, самоограничение одними лишь «атомами движений» выглядело вполне оправданным для механицистов - атомистов прошлого века, считавших, что целое есть всегда сумма своих частей и ничего более) повело прежде всего к тому, что принцип сенсорной обратной связи, который именно на двигательных объектах мог бы быть легко усмотрен и обоснован сто лет тому назад, оставался в тени до столь недавнего времени. Долгие годы в физиологии непреоборимо держался в качестве ведущего и универсального принцип разомкнутой рефлекторной дуги. Нельзя исключить возможности того, что действительно в таких элементарных процессах, как рефлекс слюноотделения, или в таких отрывистых и вообще второстепенных по биологическому значению, как рефлекс болевого отдергивания и т. п., дуга не замыкается в рефлекторное кольцо, характерное для схемы управляемого процесса, либо из-за кратковременности акта, либо вследствие его крайней элементарности. Но возможно и вероятно также, что в силу тех же причин краткости и элементарности имеющаяся и здесь циклическая структура ускользала до сих пор от внимания и регистрации (для слюноотделительного процесса это уже почти несомненно). Так или иначе, но представляется очень правдоподобным, что рефлекс по схеме дуги есть лишь рудимент или очень частный случай физиологического реагирования2. Остается сказать еще об одном ущербе, понесенном физиологией от подмены реальных двигательных актов, разрешающих возникшую объективную задачу, обломками движений почти артефактного характера. Этот последний ущерб, до сего времени не подчеркивавшийся в достаточной степени, не только обеднил наши познания в области рецепторной физиологии, но и содержал в себе корни важных методологических ошибок. Нельзя не заметить, что в роли приемника пусковых сигналов, включающих в действие ту или иную рефлекторную дугу, - единственной роли, изучавшейся физиологами классического направления, - афферентные системы, по крайней мере у высокоорганизованных животных и у человека, функционируют существенно и качественно иначе, нежели в роли следящих и корригирующих приборов при выполнении двигательного акта. Это различие уясняется, если, став снова на точку зрения биологической значимости, направить внимание на те качества, которые в том и другом случае должны были отсеиваться путем естественного отбора. Для сигналъно-пусковой функции рецептору существенно иметь высокую чувствительность, т. е. максимально 2

Я не решился бы даже исключить возможность того, что первый в мире рефлекс по схеме разомкнутой дуги появился на свет там же, где возникло первое в мире «элементарное ощущение», то и другое в обстановке лабораторного эксперимента.

110

низкие пороги как по абсолютной силе сигнала, так и по различению между сигналами. На первый план по биологической значимости здесь выступают телерецепторы обоняния, слуха (также ультраслуха) и зрения в различных ранговых порядках у разных видов животных. Для вычленения, далее, значимых сигналов из хаотического фона «помех» нужна и необходимо вырабатывается совершенная аналитическая или анализаторная способность реципирующих аппаратов центральной нервной системы (вполне естественно, что И. П. Павлов, в столь большой степени углубивший наши знания по сигналь-нопусковой функции рецепторов, присвоил им название анализаторов, только в самые последние годы его жизни дополненное приставкой «синтез»). Наконец, для этой же сигнально-пусковой роли важнейшим механизмом, который предугадывался уже Сеченовым [14] и был отчетливо экспериментально выявлен зарубежными исследователями (отправлявшимися от практических задач военного наблюдения), является совокупность процессов активного систематизированного поиска (scanning) или «просматривания» своего диапазона каждым из телерецепторов. Это процессы целиком активные, использующие эффекторику в полной аналогии с тем, как последняя эксплуатирует афферентацию в управлении движениями, но, замечу сразу, не имеющие ничего общего с процессами привлечения организованных двигательных актов к целостному активному восприятию объектов внешнего мира, о чем будет речь дальше. Когда же двигательный смысловой акт уже «запущен в ход» тем или иным сенсорным сигналом, требования, предъявляемые биологической целесообразностью и приведшие к сформированию в филогенезе механизмов кольцевого сенсорного корригирования, оказываются существенно иными. Что бы ни представляли собою возникшая двигательная задача и тот внешний объект, на который она направлена, для правильной, полезной для особи реализации этой задачи необходимо максимально полное и объективное восприятие как этого объекта, так и каждой очередной фазы и детали собственного действия, направленного к решению этой задачи. Первая из названных черт рецепторики в этой ее роли - полнота, или синтетичность, - обеспечивается хорошо изученными как психо-, так и нейрофизиологами сенсорными синтезами (или сенсорными полями). К их числу относятся, например, схема своего тела, пространственно-двигательное поле, синтезы предметного или «качественного» (топологического) пространства и др. Роль этих «полей» в управлении двигательными актами автор пытался подробно, обрисовать в книге о построении движений [7]. Здесь достаточно будет только напомнить, 1) что в этой функциональной области синтетичность работы рецепторных приборов фигурирует уже не декларативно (как было выше), а как реально прослеженный на движениях в их норме и патологии основной факт и 2) что в каждом из таких сенсорных синтезов, обеспечивающих процессуальное управление двигательными актами, структурная схема объединения между собой деятельности разных проприо-, танго- и телерецепторов имеет свои специфические, качественно и количественно различные свойства. При этом

111 слияние элементарных информации, притекающих к центральным синтезирующим аппаратам от периферических рецепторов, настолько глубоко и прочно, что обычно почти недоступно расчленению в самонаблюдении. И в описываемой функции принимают участие все или почти все виды рецепторов (может быть, только за исключением вкусового), но уже в существенно иных ранговых порядках. На первом плане оказывается обширная система проприорецептрров в узком смысле; далее она обрастает соучастием всей танго- и телерецепторики, организовавшейся на основе всего предшествующего практического опыта, для выполнения роли «функциональной про-приорецепторики». О других, еще только намечающихся чертах чисто физиологического своеобразия работы рецепторов в обсуждаемом круге функций - параметрах адаптации, порогах «по сличению», периодичности функционирования и др. - будет сказано во второй части статьи. Вторая из названных выше определяющих черт рецепторики как участника кольцевого координационного процесса — объективность — имеет настолько важное принципиальное значение, что на ней необходимо остановиться более подробно. В той сигнальной (пусковой или тормозной) роли, которая одна только и могла быть замечена при анализе рефлексов по схеме незамкнутой дуги и которая повела к обозначению всего комплекса органов восприятия в центральной нервной системе термином «сигнальная система», от афферентной функции вовсе не требуется доставления объективно верных информации. Рефлекторная система будет работать правильно, если за каждым эффектор-ным ответом будет закреплен свой а) неизменный и б) безошибочно распознаваемый пусковой сигнал-код. Содержание этого кода, или шифра, может быть совершенно условным, нимало не создавая этим помех к функционированию системы, если только соблюдены два названных сейчас условия. То, что подобный индифферентизм центральной нервной системы к смысловому содержанию сигнала не является каким-то странным чисто биологическим феноменом, а заложен в самом существе сигнально-пусковой функции, лучше всего доказывается тем, что такими же условными кодированными сигналами безукоризненно осуществляются все необходимые включения и переключения в телеуправляемых автоматах. Можно построить два совершенно одинаковых автомата - самолета-снаряда, мото-катера и т. п. - с одинаковыми моторами, рулями, схемами их радио-реле и т. д. и, не внося никаких конструктивных различий, сделать при этом так, чтобы на радио-коды А, Б, В, Г первый отвечал реакциями 1, 2, 3, 4, а второй - реакциями 4, 2, 1,3 или как угодно иначе. Совершенно иными чертами характеризуется работа рецепторной системы при несении ею контрольно-координационных функций по ходу решаемой двигательной задачи. Здесь степень объективной верности информации является решающей предпосылкой для успеха или неуспеха совершаемого действия. На всем протяжении филогенеза животных органов естественный отбор неумолимо обуславливал отсев тех особей, у которых рецеп-

112

торы, обслуживавшие их двигательную активность, работали, как кривое зеркало. В ходе онтогенеза каждое столкновение отдельной особи с окружающим миром, ставящее перед особью требующую решения двигательную задачу, содействует, иногда очень дорогой ценой, выработке в ее нервной системе все более верного и точного объективного отражения внешнего мира как в восприятии и осмышлении побуждающей к действию ситуации, так и в проектировке и контроле над реализацией действия, адекватного этой ситуации. Каждое смысловое двигательное отправление, с одной стороны, необходимо требует не условного, кодового, а объективного, количественно и качественно верного отображения окружающего мира в мозгу, с другой стороны, оно само является активным орудием правильного познания этого окружающего мира. Успех или неуспех решения каждой активно пережитой двигательной задачи ведет к прогрессирующей шлифовке и перекрестной выверке показаний упоминавшихся выше сенсорных синтезов и их составляющих , а также к познанию через действие, проверке через практику, которая является краеугольным камнем всей диалектико-материалистической теории познания, а в разбираемом здесь случае служит своего рода биологическим контекстом к ленинской теории отражения3. Проведенное на предшествующих страницах сопоставление двух родов функционирования воспринимающих систем организма, пока еще столь неравных по давности их выявления наукой и по степени изученности, позволит осветить несколько поновому и некоторые черты механизма действия «классических» сигнальных процессов включения или дифференцировочно-го торможения рефлекторных реакций. Еще задолго до того, как телемеханика подтвердила существенную, принципиальную условность4 пусковых или переключательных кодов, этот же факт был установлен на биологическом материале знаменитым открытием И. П. Павлова. Факт, что любой раздражитель из числа доступных восприятию может быть с одинаковой легкостью превращен в пусковой сигнал для того или другого органического рефлекса, оказался в последующем чрезвычайно универсальным. Как показали последующие работы павловской школы (Сперанский [15]), во всем комплексе физиологических функций, вплоть до самых, казалось бы, недосягаемых глубинных процессов гормонального или клеточно-метаболического характера, нет ни одного отправления, которое не могло бы быть подсоединено, и в принципе одним и тем же методом, к любому пусковому раздражителю. Этот замечательный индифферентизм нервных систем к содержанию и качеству пусковых сигналов был отмечен И. 3

Бесспорный факт сосуществования в центральной нервной системе человека нескольких качественно различных между собой сенсорных синтезов не противоречит сказанному об объективности мозговых отражений и находит достаточное объяснение в физиологии координации движений. 4

Условность в обсуждаемом плане, не требуя объективности, разумеется, не исключает ее и не противоречит ей. К тому же сделанное в статье противопоставление и разграничение сигнально-пусковой и коррекци-онной функции рецепторов намеренно проведено более резко и альтернативно, чем это имеет место в физиологической действительности, где, несомненно, оба вида функционирования могут налагаться друг на друга во времени, и переходить один в другой.

113

П. Павловым в самом начальном периоде изучения открытого им круга явлений. Об этом свидетельствует и наименование, данное им раздражителям, вновь искусственно прививаемым к стволам старых, органических рефлексов, - условные раздражители. Название, предложенное В. М. Бехтеревым [10] - сочетательные раздражители и рефлексы, - менее глубоко в отношении внутреннего смысла явлений, но зато вплотную подводит к схеме их механизмов, которая к нашему времени уяснилась уже вполне отчетливо. Для превращения любого надпорогового агента в условный пусковой раздражитель того или другого органического рефлекса требуется всегда обеспечение двух условий: 1) главного - встречи или сочетания в пределах небольшого интервала времени этого агента с реализацией данного рефлекса и 2) побочного - некоторого числа повторений такого сочетания. Первое из этих условий прямо относит разбираемый феномен к циклу ассоциаций по смежности, как раз характеризующихся безразличием к смысловому содержанию ассоциируемых представлений или рецепций. Интересно отметить, что для преобразования индифферентного раздражителя в условно-пусковой существенно совмещение его с эффекторной, а не с афферентной частью безусловного рефлекса, которая мобилизуется в типовом эксперименте только как средство заставить сработать эффекторную полудугу. Это доказывается, например, фактом осуществимости так называемых условных рефлексов 2-го порядка, когда индифферентный раздражитель приобретает пусковые свойства для данного рефлекса, несмотря на то что эффекторная часть последнего запускается в действие не безусловным, а ранее привитым к рефлексу условным же раздражителем первого порядка. Другое доказательство сказанному можно усмотреть в том, что в методах, применяемых при дрессировке, поощрительное подкрепление «безусловным» афферентным импульсом подкормки животного производится после правильного выполнения им требуемого действия по соответственной условной команде и не является при этом безусловным пусковым раздражителем дрессируемого действия. Эта недооценивавшаяся раньше деталь заслуживает внимания в настоящем контексте потому, что образование ассоциативной связи в мозгу между условным афферентным процессом и эффекторной частью рефлекса, как нам кажется, можно осмыслить только, если эта эффекторная реализация рефлекса отражается (опятьтаки по кольцевой обратной связи) назад в центральную нервную систему и может уже сочетаться ассоциативно с афферентным же процессом условного раздражения. Это могло бы послужить еще одним подтверждением тому, что возвратно-афферентационные акты как непосредственные соучастники процесса и в классических рефлексах-«дугах» не отсутствуют, а лишь пока ускользают от наблюдения. Второе из условий образования условной связи, названное выше побочным, а именно надобность некоторого числа повторных сочетаний, было бы трудно объяснить сейчас иначе, как необходимостью для подопытной особи выделить прививаемую новую рецепцию из всего хаоса бомбардирующих ее извне воздействий. Число повторений должно оказаться достаточным для то-

114

го, чтобы определилась неслучайность совмещения во времени интеро- или проприорецепции реализующегося рефлекса именно с данным элементом всей совокупности экстерорецепций. В этом смысле — в отношении необходимого и достаточного числа повторений - раздражитель, индифферентный по своему смысловому содержанию, может оказаться относительно труднее и длительнее вычленяемым как могущий не привлечь к себе интереса и внимания («ориентировочной реакции») особи. Старую наивно-материалистическую концепцию о постепенных «проторениях» путей или синаптических барьеров в центральной нервной системе можно уже считать сданной в архивы науки5. В нескольких словах заслуживает упоминания факт, который и в свете новых приобретений регуляционной физиологии продолжает оставаться неясным. Структура почти всех изучавшихся условных сочетаний такова, что к органической, безусловной эффекторной полудуге прививается новый условный афферентный пусковой сигнал. Разнообразие как безусловных эффек-торных процессов, так и афферентных «позывных», которые могут быть привязаны к первым, совершенно безгранично; но неизвестно почти ни одного случая, который обнаружил бы обратную структуру условной связи: прищепление нового условного эффекторного окончания к безусловной афферентной полу дуге. До некоторой степени случаи такого обратного типа были наблюдаемы в давнишних опытах Ерофеевой, но сам И. П. Павлов, цитировавший их в своих «Лекциях о работе больших полушарий» [13; 43-45], сопровождает их описание целым рядом ограничений и оговорок. Как бы ни был объяснен в дальнейшем этот «структурный парадокс», ясно, что инертная неизменяемость именно эффекторной полудуги реально осуществимых условнодвигательных рефлексов чрезвычайно затрудняет использование их структурного механизма для обучения незнакомым движениям, образования и усовершенствования двигательных навыков и сноровок и т. п. Рассмотрение вопроса о сигнальных кодах и их сочетательной роли в аспекте регуляционной физиологии способно, как нам кажется, по-новому осветить вопрос о так называемой второй сигнальной системе. Из всего проанализированного выше ясно, что при ничем не ограниченном разнообразии возможных условно-сигнальных кодов в их число могут входить и речевые фонемы, вовсе не образуя в этой своей роли какого-либо особого класса и нуждаясь, как и все раздражения, пригодные для роли сигналов, только в воспринимаемости и распознаваемости. Никто не приписывал собаке, медведю, морскому льву, кошке обладания второй сигнальной системой или архитектоническими полями, гомологичными полю Вернике человека; а между тем любое из этих животных (даже не сплошь «высших» млекопитающих) 5

Если какая-либо индифферентная рецепция раз за разом, без пропусков сопутствует во времени тому или иному безусловному процессу, например интерорецепции слюноотделения и т.п., так называемая вероятность a posteriori того, что это совмещение не случайно, сама по себе растет очень быстро и уже после десятка повторений весьма мало отличается от единицы. Но для образования замыкания необходимо еще, чтобы и сам индифферентный раздражитель и факт постоянства совмещения обеих стимуляций привлекли к себе внимание, т. е. процессы активной рецепции особи.

115

дрессируется на словесные сигналы с такой же легкостью, с какой образуются у них условные замыкания и дифференцировки на другие виды раздражении. Эти фонематические сигнальные коды, ничем существенным не выделяющиеся из других кодов, могли генетически у первобытного человека явиться зародышами фонем-приказов, своего рода рудиментарными повелительными наклонениями, из которых впоследствии эволюционировали речевые формы глагола6. С другой стороны, назывательные элементы речи, из которых у человека сформировалась категория имен, никогда не несли и не могли, разумеется, нести какой-либо сигнальной функции в вышеопределен-ном смысле. Поэтому трактовка «второй сигнальной системы» как системы словесного отображения предметов (вообще первичных рецепций внешних объектов, образующих по этой концепции в совокупности «первую сигнальную систему»), что полностью проявляется и в составе словника, применяемого в экспериментах по так называемой речедвигательной методике, представляется результатом глубоко ошибочного смешения двух резко различных физиологических функций и речевых категорий. Слова как сигналы не образуют никакой особой системы и в роли пусковых фонем полностью доступны многим животным, еще чрезвычайно далеким от функции речи. Слова и речь как отражение внешнего мира в его статике (имена) и динамике действий и взаимодействий с субъектам (глаголы, суждения) действительно образуют систему, доступную и свойственную только человеку; но обозначать речь, достигшую этой ступени значения и развития, как сигнальную систему значит подменять ее одним из самых несущественных и рудиментарных ее проявлений . Идея второй сигнальной системы, несомненно, явилась одним из следствий упоминавшегося выше методологического ущерба, понесенного физиологией из-за признания ею одной только сигнально-пусковой роли рецеп-торики и недооценки ее важнейших биологических и социальных функций: познавания через действие и регуляции активного воздействия на окружающий мир. Знак равенства, ставившийся между понятиями рецепции и сигнала, вынуждал относить к категории сигналов и перципируемое слово; между тем нельзя было пройти мимо огромного качественного своеобразия речи как специфически присущего виду homo sapiens символического отображения воспринимаемого мира и себя самого в нем. Упоминавшаяся уже выше терпимость к атомизму легко позволила зато пройти мимо структурности речи (делающей ее не скоплением слов, а орудием мышления) и трактовать ее как сумму слов-сигналов преимущественно конкретно-предметного содержания. 6

Должен оговорить здесь, во-первых, что в сказанном не заключается никакой попытки предрешить хронологический порядок, в каком у первобытного человека могли возникать и формироваться глагольные и номинативные категории речи, и, во-вторых, что я оставляю совершенно в стороне известные языковедам явления вторичного приобретения номинативными элементами примитивных языков побудительно-сигнальных значений. 7 К сказанному стоит добавить, что построение автомата-робота, способного к пониманию речи, для сегодняшней техники - задача совершенно безнадежная. Робот же способный дифференцированно реагировать на несколько разных подаваемых ему голосом словесных приказов-фонем, может быть уже теперь осуществлен без каких-либо принципиальных затруднений.

116 Отечественная физиология сумела избегнуть другой, гораздо более важной гносеологической ошибки, в которую легко впадали многие мыслители западного мира и которая также целиком проистекает из одностороннего понимания рецепторной функции: от несомненного факта примиримости безукоризненного функционирования рефлекторных приборов с полной условностью вызывающих их сенсорных кодов очень легко соскользнуть на путь признания символичности всяких вообще рецепций, условности картины мира в мозгу и психике, непознаваемости объективной реальности и прочих идеалистических концепций, давно ниспровергнутых подлинною наукой. 2 Перейдем к уточненному анализу механизмов двигательной координации у высших организмов, имея в виду две задачи: 1) извлечь из этого анализа максимум доступных на сегодняшний день указаний на общие закономерности механизмов управления и 2) попытаться выявить, в чем состоит то своеобразие моторики высших животных, и в особенности человека, которое резко качественно отграничивает ее действия и ресурсы от всего того, чего мы можем ожидать от автоматной техники сегодняшнего и, вероятно, даже завтрашнего дня. Мне неизбежно придется касаться многих пунктов, в свое время уже подробно проанализированных [7], [8]; во избежание неуместных повторений я в настоящей статье буду касаться их как можно более кратко, лишь в меру соблюдения непрерывности логической линии изложения, прося читателей, интересующихся деталями, обратиться к названным работам. Здесь будет более правильным постараться дополнить и углубить затрагивавшиеся там вопросы, преимущественно касающиеся основных, принципиальных механизмов координационного управления, попутно исправляя ошибки, уяснившиеся к настоящему времени. Первое резкое биомеханическое отличие двигательного аппарата человека и высших животных от любого из искусственных самодействующих устройств, неоднократно мною подчеркивавшееся, состоит в огромном, выражающемся трехзначными числами, количестве доступных ему степеней свободы как кинематических, зависящих от многозвенности его свободно сочлененных кинематических цепей, так и эластических, обусловленных упругостью движущих тяг - мышц и отсутствием в силу этого однозначных отношений между мерой активности мышцы, ее напряжением, длиной и скоростью ее изменения. Для уяснения того, как осложняет управление движением каждая лишняя степень свободы, ограничусь здесь двумя примерами. Судно на поверхности моря имеет три степени свободы (если пренебречь движениями качки), но практически достаточным является управление одной единственной степенью — направлением или курсом, так как на морских просторах, если судно, отклоненное чем-нибудь от курса, восстановит прежнее направление, то ему нет необходимости возвращаться на старую трассу и вполне достаточно продолжать путь параллельно ей, в паре кабель-товов в ту или другую сторону. Эта задача успешно и легко решается ком-

117

пасным автопилотом. Но представим себе автомобиль, который должен ехать по шоссе ограниченной ширины, автоматически выполняя все встречаемые кривизны и повороты. Здесь управлению практически подлежат всего две степени свободы его подвижности. Анализ же показывает, что независимо от способа получения машиной информации о ходе шоссе (относительно, например, его средней линии), будут ли они восприниматься фото-, электро-, механорецепторами и т. д., блок-схема такого автомата рулевого управления, способного вести автомобиль по изгибам шоссе, удерживая его близ средней линии, должна содержать в себе: 1) рецептор расстояния от линии с его знаком, 2) рецептор угла между осью машины и средней, линией с его знаком, 3) рецептор фактической кривизны пути, 4) суммирующий смеситель и 5) систему регуляторов для гашения паразитных «болтаний» машины в ту и другую сторону от курса. Столько осложнений вносится в проблему автоматизации всего одной лишней степенью свободы; и, насколько мне известно, автомат подобного рода еще нигде не был осуществлен. Полезно будет отметить, что огромная трудность его осуществления отнюдь не в сигнализации или устройстве рецепторов названных типов: то и другое имеется и сейчас на вооружении автоматики. Вся трудность состоит в организации центральной перешифровки информации, получаемых на входе от фотоэлементов или магнитных реле, в качество, силу и последовательность импульсов, управляющих сервомоторами рулевого аппарата. Второй пример для сопоставления приведу из области нормальной координации движений человека при нормальной работе всех его афферентных органов и лишь в условиях необычной двигательной задачи. Прицепите спереди к пряжке своего пояса верхний конец лыжной палки; на конце, несущем колесико, прикрепите груз в 1-2 кг, а к колесику справа и слева привяжите по резиновой трубке достаточной длины для того, чтобы можно было взять концы каждой в правую и левую руку. Направив палку острием вперед, станьте перед вертикальной доской, на которой крупно начерчен круг, квадрат или иная простая фигура, и постарайтесь, манипулируя только потягиванием за резиновые трубки, обвести острием палки начерченную фигуру. Палка изображает здесь одно звено конечности с двумя кинематическими степенями свободы; трубки - аналоги двух мышцантагонистов, привносящих в систему еще две упругие степени свободы. Этот опыт (очень демонстративный при его показе в аудитории) убедительно докажет каждому, испробовавшему его в роли испытуемого, какая нелегкая и малопослушная для координирования вещь - всего лишь 4 степени свободы, когда к услугам человека, даже находящегося во всеоружии всех своих рецепторов, не имеется моторного опыта, приобретаемого по отношению к костно-мышечному двигательному аппарату с самых первых недель жизни. Определение координации, данное мной в упоминавшихся работах, кажется мне и сейчас наиболее строгим и точным. Координация движений есть преодоление избыточных степеней свободы движущегося органа, иными словами — превращение его в управляемую систему. Короче, координация

118

есть организация управляемости двигательного аппарата. В основном определении с намерением говорится не о закреплении, притормаживании и т. п. избыточных степеней свободы, а об их преодолении, потому что (как показали экстенсивные работы над детьми, спортсменами, а также гемипаретиками и ампутированными субъектами [б], [9], [II], [12]) фиксация, устраняющая упомянутый избыток, применяется как самый примитивный и невыгодный путь лишь в самом начале осваивания двигательного умения, сменяясь затем более гибкими, целесообразными и экономичными путями преодолевания этого избытка через организацию всего процесса. Какую преобладающую роль может играть именно организация регуляционных взаимодействий даже в нехитром случае управления только двумя степенями свободы, мог показать уже наш первый пример с автопилотажем вдоль шоссе. Из приведенных определений координации следует, что она не представляет собой какой-либо самостоятельной деятельности, целевого акта, направленного на внешний мир. Ее приходится рассматривать скорее как средство, обеспечивающее послушность и глубокую исполнительность двигательной системы; можно было бы назвать ее своего рода сервомеханизмом моторики. В работах о построении движений я подробно останавливался на причинах, создающих биодинамическую необходимость организованных по кольцевому принципу механизмов двигательной координации, и на некоторых обнаруженных наблюдением чертах тех физиологических процессов контроля взаимодействия, которые обеспечивают координационное руководство движением при посредстве сенсорных синтезов разных уровней построения. Там было показано, какое огромное место в ряду непредусмотримых и практически неподвластных сил, требующих непрерывного восприятия и преодоления, занимают наряду с внешними силами реактивные силы, неизбежно возникающие при движениях в многозвенных кинематических цепях органов движения и усложняющиеся в огромной прогрессии с каждым лишним звеном сочленовной цепи и с каждой новой степенью свободы подвижности. Не затрагивая здесь более этой чисто биодинамической стороны проблемы, обратимся к вопросу, оставшемуся в тени в названных выше работах, но все более назревающему в ходе современного развития физиологической мысли. Если двигательная координация есть система механизмов, обеспечивающая управляемость двигательного аппарата и позволяющая утилизировать с уверенностью всю его богатую и сложнейшую подвижность, то что можно сказать к настоящему времени о путях и механизмах самого управления двигательными актами? В каких отношениях могут уловимые для нас в настоящее время закономерности этого управления оказаться полезными для интересов прикладной кибернетики и какие из сторон или свойств этих закономерностей отсеются как наиболее специфические для нервных систем высших животных и человека и поэтому наиболее способные осветить ту пропасть, которая пока еще (и, видимо, надолго) качественно разделяет достижения ав-

119

тематики от реализующейся в двигательных актах жизнедеятельности высокоразвитых организмов? Предварительно нужно будет вкратце остановиться на некоторых вопросах терминологии и попытаться систематизировать известные на сегодняшний день принципиальные схемы саморегулирующихся устройств (в дальнейшем для краткости мы будем обозначать этот термин первыми буквами СУ) с интересующих нас проблемных позиций. Все системы, саморегулирующиеся по какому-либо параметру, постоянному или переменному, обязаны как минимум содержать в своем составе следующие элементы: 1) эффектор (мотор), работа которого подлежит регулированию по данному параметру; 2) задающий элемент, вносящий тем или другим путем в систему требуемое значение регулируемого параметра; 3) рецептор, воспринимающий фактические текущие значения параметра и сигнализирующий о них каким-либо способом; 4) прибор сличения, воспринимающий расхождение фактического и требуемого значений с его величиной и знаком; 5) устройство, перешифровывающее данные прибора сличения в кор-рекционные импульсы, подаваемые по обратной связи; 6) регулятор, управляющий по данному параметру функционированием эффектора. Вся система образует, таким образом, замкнутый контур взаимодействий, общая схема которого дана на рис. 1 [С. 118]. Между перечисленными элементами нередко бывают включены не имеющие принципиального значения вспомогательные устройства: усилители, реле, сервомоторы и т. п. Для значений регулируемого параметра очень удобными представляются краткие термины, применяемые немецким авторами, ими целесообразно пользоваться и у нас. Требуемое значение будет в последующем тексте обозначаться как Sw (от немецкого Sollwert), фактическое значение - как I-w (Istwert); расхождение между тем и другим, воспринимаемое элементом 4, точнее говоря, избыток или недостаток Iw над 5w( Iw — Sw), будет обозначаться символом w. В примере, приводимом Винером [21] по идее его партнера Розенблюта, координационное управление жестом взятия видимого предмета со стола рассматривается как непрерывная оценка уменьшения того куска пути, какой еще остается пройти кисти руки до намеченного предмета. При всей правомерности обозначения места предмета как Sw, текущего положения кисти как Iw, а планомерно убывающего расстояния между ними - как переменной А w (hv - Sw) я должен пояснить здесь же, что и в вышесказанном, и в дальнейшем рассматриваю координационный процесс в микроинтервалах пути и времени, опираясь на данные, собранные за годы работы моей и моих сотоварищей. Поэтому в рамках настоящей статьи я рассматриваю как перемен-

120

ные Sw весь непрерывный запланированный путь или процесс движения органа, а как Iw фактические текущие координаты последнего. В связи с этим A w в настоящем контексте - это пороговомалые отклонения, корригируемые более или менее исправно по ходу движения, примером коих могут служить отклонения линии, проводимой от руки карандашом или острием планиметра, от начерченной линии, которую требуется обвести. В нашем смысле, следовательно, А w есть не планомерно убывающая макродистанция, а колеблющаяся, то возникающая, то погашаемая с тем или иным успехом малая величина переменного знака и направления. Центральным командным постом всей кольцевой системы СУ является, конечно, ее задающий элемент 2. По характеру задаваемого им Sw все мыслимые виды СУ разделяются на два больших класса: СУ с фиксированным, постоянным значением Sw (так называемые «стабилизирующие системы») и СУ с меняющимися по тому или другому принципу значениями Sw («следящие системы»). Закон хода изменений задаваемого Sw принято именовать программой функционирования СУ; смена последовательных этапов реализации программы может быть скачкообразной или непрерывной и являться в разных случаях функцией времени, пути рабочей точки мотора-эффектора, промежуточного результативного этапа и т. д. В наиболее сложных и гибких системах могут переключаться, сменяя одна другую, и сами программы. Наиболее примитивные по своим функциям стабилизирующие системы представляют в нашем аспекте наименьший интерес, хотя напоминающие их по типу рефлекторно-кольцевые регуляции можно встретить и среди физиологических объектов. Технические примеры подобных систем многочисленны, начиная с центробежного регулятора скорости паровых машин, изобретенного еще Дж. Уаттом; биологическим примером может служить прессо-рецепторная система стабилизации артериального давления, подробно экспериментально изучавшаяся с этой точки зрения Вагнером [20]. Двигательный аппарат организма во всех своих отправлениях и по самому существу биодинамики двигательных процессов организован по принципу СУ следящего типа с непрерывной программной сменой последовательных регуляционных Sw в каждом случае того или иного движения. Все элементы простейшей схемы кольцевого управления, содержащиеся в нашем перечне и в составе чертежа (рис. 8), обязательно должны иметься в том или другом виде и в органических регуляционных системах, в частности в системе управления движениями. Наши познания об этих структурных элементах живого двигательного аппарата очень неравномерны. О физиологических свойствах и даже о нервных субстратах элементов 5 и 6 мы еще совершенно ничего не знаем. Движущие элементы 1, мотор-эффекторы наших движений - скелетные мышцы, наоборот, принадлежат к числу объектов, наиболее глубоко и обстоятельно изученных физиологией и биофизикой. Работа элемента 3 схемы рецепторного комплекса - изучена подробно, но односторонне, как было показано в первой части статьи, и в нашем аспекте содержит в себе еще чрезвычайно много невыясненных сторон. Здесь я попы-

121

таюсь подытожить в последовательном порядке то, что можно высказать как утвердительно, так и предположительно (с порядочной степенью вероятности) о физиологическом облике элементов 2, 4 и 3 схемы управления двигательными актами, и попутно постараюсь отметить как очередные в этой области те вопросы, к которым мы уже подходим вплотную, но которые еще очень далеки сейчас от своего решения. Начать этот обзор следует с «командного пункта» схемы - с задающего элемента 2.

Рис. 8. Простейшая блок-схема аппарата управления движениями

Каждое осмысленное, целенаправленное движение возникает как ответ на двигательную задачу, определяющуюся — прямо или косвенно — совокупной ситуацией. В том, каким именно двигательным актом индивид (животное или человек) наметит решение этой задачи, заложен и корень той или другой программы, которая будет реализоваться задающим элементом. Что же представляет собой такая программа управления движением и чем она управляется в свою очередь?

122

В книге о построении движений [7] я подробно останавливался на том, как возникают и как возвратно действуют на движение сенсорные коррекции. Здесь надлежит остановиться на другом, почти не затронутом в названной книге вопросе: что же именно они корригируют и что может направлять ход и сущность этого корригирования. Наблюдение над простейшими движениями из категории «холостых» (проведение прямой линии по воздуху, показ точки и т. п.) может создать впечатление, что ведущим принципом программной смены Sw, по которым реализуются коррекции движения, является геометрический образ этого движения: соблюдение прямолинейности, если требовалось провести прямую, соблюдение направления, если нужно было показать пальцем точку, и т. д. Между тем в таком суждении содержится ошибка принятия частного за общее. В названных видах движений корригирование действительно ведется по геометрическому образу, но только потому, что именно в этом и заключается здесь поставленная задача. Уже во втором из наших примеров геометрический ведущий элемент движения сжимается в одну точку в поле зрения, и достаточно познакомиться с циклографическими записями движений показа пальцем точки, выполненных с оптимальной точностью и ловкостью, чтобы убедиться, что N число повторных жестов одного и того же субъекта было выполнено по N числу не совпадающих между собой траекторий, собирающихся, как в фокус, только близ самой целевой точки показа. Значит, геометрический принцип корригирования ограничивается тем возможным по смыслу минимумом протяжения движения, который существенно необходим, уступая в остальных частях движения место каким-то другим ведущим принципам. А в том, что они несомненно имеются в каждом микроэлементе жеста показа, убеждает уверенность и быстрота его протекания (сравните с жестом атактика!), а также завершение его безупречным попаданием в цель. Ошибка «принятия частого за общее» становится очевидной, как только мы переключаемся от движений, геометрических по смыслу задания, к двигательным актам других типов. Если взять под наблюдение относительно простые целевые двигательные акты из числа тех, которые повторяются по многу раз и в связи с этим поддаются так называемой автоматизации, то можно убедиться, что обусловливающая их двигательная задача (обычная или спортивная локомоция, трудовой процесс и т. п.) начинает разрешаться достаточно удовлетворительно во много раз раньше, чем движение автоматизируется и стабилизируется до значительной геометрической стандартности повторений, в очень многих случаях уже с первых проб. Таким образом, кинематический двигательный состав акта отнюдь не является той обязательной инвариантной, которая обусловливала бы успех выполняемого действия. Если же от простейших и часто повторяемых двигательных актов перейти к более сложным, нередко цепным, предметным действиям, связанным с пре-одолеванием внешних переменных условий и сопротивлений, то широкая вариативность двигательного состава действия становится уже всеобщим правилом.

123

Неизбежным становится вывод, что, говоря макроскопически о программе двигательного акта в целом, мы не находим для нее другого определяющего фактора, нежели образ или представление того результата действия (концевого или поэтапного), на которой это действие нацеливается осмыш-лением возникшей двигательной задачи. Как именно, какими физиологическими путями может образ предвидимого или требуемого целевого эффекта действия функционировать как ведущий определить двигательного состава этого действия и программы отправлений задающего элемента - это вопрос, на который еще и не начал намечаться сколько-нибудь конкретный и обоснованный ответ. Но какой бы вид двигательной активности высших организмов, от элементарнейших действий до цепных рабочих процессов, письма, артикуляции и т. п., не проанализировать, нигде, кроме смысла двигательной задачи и предвосхищения искомого результата ее решения, мы не найдем другой ведущей инварианты, которая определила бы от шага к шагу то фиксированную, то перестраиваемую на ходу программу осуществления сенсорных коррекций. Привлечение мною для характеристики ведущего звена двигательного акта понятия образа или представления результата действия, принадлежащего к области психологии, с подчеркиванием того факта, что мы еще не умеем назвать в настоящий момент физиологический механизм, лежащий в его основе, никак не может означать непризнания существования этого последнего или выключения его из поля нашего внимания. В неразрывном психофизиологическом единстве процессов планирования и координации движений мы в состоянии в настоящее время нащупать и назвать определенным термином психологический аспект искомого ведущего фактора, в то время как физиология - может быть, в силу отставания ее на фронте изучения движений (о котором было сказано выше) еще не сумела вскрыть его физиологического аспекта. Однако ignoramus не значит ignorabimus; и уже само название настоящей статьи подчеркивает, что ее задачей в большей мере было поставить и заострить еще не решенные очередные вопросы, нежели ответить на поставленные раньше. В 8-й главе упомянутой книги [7] был дан подробный разбор того, как и под действием каких причин оформляется и стабилизируется двигательный состав многократно выполняемого действия при образовании так называемого двигательного навыка путем упражнений. В порядке короткого извлечения подчеркну здесь, что даже и в таких однообразно-повторных актах изменчивость двигательного рисунка и состава вначале бывает очень большой и более или менее фиксированная программа находится, а тем более осваивается упражняющимся далеко не сразу. Самая суть процесса упражнения по овладению новым двигательным навыком состоит в постепенно ведущем к цели искании оптимальных двигательных приемов решения осваиваемой задачи. Таким образом, правильно поставленное упражнение повторяет раз за разом не то или другое средство решения двигательной задачи, а процесс решения этой задачи, от раза к разу изменяя и совершенствуя средства. Сейчас уже

124

для многих очевидно, что «упражнение есть своего рода повторение без повторения» и что двигательная тренировка, игнорирующая эти положения, является лишь механическим зазубриванием - методом, давно дискредитированным в педагогике8. Несколько более конкретно можно высказаться относительно микроструктуры управления непрерывно текущим двигательным процессом. В какой бы форме ни конкретизировался ход перешифровки общей ведущей директивы образа предвосхищаемого решения в детализированные элементы 5w направления, скорости, силы и т. д. каждого предельно малого (точнее «пороговомалого» - см. ниже) отрезка движения, неоспоримо, что в низовые инстанции задающего комплекса поступают именно раздеталированные подобным микроскопическим образом Sw. Нужно отметить, что столкновение каждой текущей проприорецепции (в широком или функциональном смысле понятия) с очередным мгновенным направляющим значением Sw выполняет минимум три различные, одинаково важные для управления нагрузки. Во-первых, та или иная мера расхождения между I\v и Sw (A w) определяет, проходя через кольцевую схему, те или другие коррекционные импульсы; об этой стороне процесса скажем более подробно при обсуждении «элемента сличения» 4. Во-вторых, в рецепции-информации о том, что такойто очередной пункт реализации двигательного акта достигнут, содержится и побудительная импульсация к переводу или переключению Sw на следующий очередной микроэлемент программы; эта сторона функционирования более всего напоминает то, что обозначается Анохиным [2] термином «санкционирующей афферентации». Наконец, в этой же текущей рецепции содержится и третья сторона, - по-видимому, одно из тех явлений, которые всего труднее поддадутся модельному воспроизведению. В каждом двигательном акте, связанном с преодолеванием внешних, неподвластных и изменчивых сил, организм беспрестанно сталкивается с такими нерегулярными и чаще всего непредвидимыми осложнениями, сбивающими движение с намеченной программой дороги, которые невозможно или крайне нецелесообразно осиливать коррекционными импульсами, направленными на восстановление во что бы то ни стало прежнего плана движения. В этих случаях рецепторная информация действует как побудитель к приспособительной перестройке самой программы «на ходу», начиная от небольших, чисто технического значения переводов стрелки движения на иную, рядом пролегающую трассу и кончая качественными реорганизациями программы, изменяющими самую номенклатуру последовательных элементов и этапов двигательного акта и являющимися по сути дела уже принятиями новых тактических решений. Такие переключения и перестройки программ по данным рецепторных информации гораздо более часты, чем можно подумать, так как во многих случаях они 8

В спортивно-гимнастических упражнениях двигательный состав (так называемый стиль) входит как неотъемлемая часть в смысловую сторону осваиваемой задачи. Поэтому здесь необходима пристальная забота тренера об определенном оформлении и быстрейшей стабилизации двигательного состава у учащегося, но это ни в чем не противоречит высказанному выше положению о правильной постановке упражнения.

125

осуществляются низовыми координационными уровнями, не привлекая на помощь сознательного внимания (с этим согласится каждый, ходивший хотя бы раз в жизни не по паркету). В книге о построении движений [7] подробно изложено, как при организации и освоении двигательного акта многочисленные виды и ранги коррек-ционных процессов распределяются между взаимодействующими «фоновыми» уровнями координационного управления. Как было там сформулировано, то, что мы называем автоматизацией двигательного акта, есть постепенно осуществляющаяся передача многочисленных технических (фоновых) коррекций в нижележащие координационные системы, сенсорные синтезы которых организованы наиболее адекватно для коррекций именно данного рода и качества. Общее, почти не знающее исключений правило об уходе из поля сознания всех слагающих процессов коррекционного управления, кроме прямо относящихся к ведущему уровню данного двигательного акта, и явилось причиной придания такой поуровневой разверстке коррекций наименования автоматизации. Здесь полезно будет подчеркнуть, что имеющая место у высших организмов (а в наибольшей мере у человека) столь разносторонняя и богато сенсорно оснащенная иерархическая система координационных уровней, способных в порядке кольцевого управления как к реализации, так и мгновенным смысловым перестройкам разнообразнейших программ движения, является, видимо, в равной степени и следствием громадного, упоминавшегося ранее обилия степеней свободы двигательного аппарата (который только такая сложная система и способна сделать управляемым), и биологической причиной того, что организмы, владеющие столь мощным центральным аппаратом управления движениями, могли безопасно для себя формировать в филогенезе органы движения, наделенные без счета степенями кинематической и динамической свободы подвижности. Теперь следует обратиться к элементу 4 приведенному на рис.1 схемы. Этот элемент прибор сличения (как он был там условно обозначен) - представляет собой интереснейший и пока глубоко загадочный физиологический объект, однако уже вполне созревший для того, чтобы поставить на очередь его систематическое изучение. Как и во всех искусственно создаваемых СУ, кольцевая регуляция нуждается в элементе, сопоставляющем между собою текущие значения /w и S-w и передающем в следующие инстанции регуляционной системы ту оценку их расхождения между собой (A w), которая и служит основой для подачи на периферию эффекторных коррекционных импульсов. Не будь налицо подобного функционального элемента в координационной системе мозга, эта последняя в одних только рецепциях I-w самих по себе не могла бы найти никакой почвы для включения каких бы то ни было коррекций. Здесь мы сразу сталкиваемся с совершенно своеобразным процессом, при котором сличение и восприятие разницы производится не между двумя рецепциями, симуль-танными или сукцессивными (как, например, при измерениях порога различения какого-либо рецептора), а между текущей рецепцией и представлен-

126

ным в какой-то форме в центральной нервной системе внутренним руководящим элементом (представлением, энграммой и т. п., — мы еще не знаем точно), вносящим в процесс сличения значение Sw. И в этом процессе имеют место своеобразные пороги «по сличению», как их можно было бы назвать; в простейших случаях они очевидны и легко доступны измерению. Таковы, например, пороги наступления вестибулярно-зрительной коррекционной реакции на начавшееся отклонение велосипедиста с его машиной от вертикальности; пороги, характеризуемые началом коррекции движения карандаша, отклонившегося от воображаемой прямой, которую требуется провести между точками на бумаге; пороги вокального управления, которые можно определить по звуковой осциллограмме учащегося пению, стремящегося выдерживать голосом ноту неизменной высоты, и т. п. Но наиболее интересные и своеобразные черты обсуждаемого прибора вскрываются дальше. Одним из важных элементов контроля над двигательными процессами является рецепция текущих переменных /w скорости. Тахометры искусственных СУ бывают построены по различным принципам, всегда, однако, привлекающим к делу какую-либо физическую величину, доступную прямому аппаратурному замеру и связанную со скоростью однозначной зависимостью (силу трения, сопротивление якоря на пружине, увлекаемого магнитным полем, и т. п.). Для нас существенно, что рецепторных приборов, способных к непосредственному восприятию скорости, не имеется и в наших организмах. Но эта задача решается в центральной нервной системе совершенно особым образом и явно при помощи либо того же самого прибора сличения, либо его ближайшего гомолога. Рецепция текущего мгновенного положения движущегося органа сопоставляется в нем со свежим следом такой же рецепции мгновенного положения, имевшего место A t времени тому назад. Величину А t можно даже ориентировочно оценить порядком 0,07-0,12 сек., как я постараюсь обосновать ниже. Если всмотреться в протекание синтетических рецепторных процессов самого различного рода, то вышеназванный феномен свежих следов (условно обозначим его этим термином) предстанет как нечто, по-видимому, чрезвычайно универсальное и обладающее фундаментальной значимостью. При зрительном восприятии движения мы не могли бы перципировать не только скорость, но и направление этого движения, если бы процесс восприятия не базировался на непрерывном сличении текущих рецепций со свежими следами едва прошедших. Когда мы воспринимаем слухом мелодию или слово, перципируются не только отдельные последовательные элементы - звуки, но также временное течение мелодической линии или временной рисунок фонемы вместе с их темпом. Мы качественно разно ощущаем секвенцию тонов, идущую вверх, от идущей вниз, фонему «ва» от фонемы «ав» и т. д. Если при закрытых глазах я почувствую, что по моей коже провели линию палочкой, то восприму не просто и не только места, на которые она последовательно надавливала, но и направление и скорость ее движения по коже как два отдельных качества, ощущаемые как нечто совершенно первичное. Этой своей

127

синтетичной, слитной первичностью, а также тем, что они а) качественно во всем подобны «сырым» рецепциям и б) держатся в активной форме только в течение малых долей секунды, «свежие следы» резко отличаются от обычных явлений памяти - орудия длительного сохранения центрально переработанных представлений. Управление движением требует в целом ряде случаев непрерывного восприятия не только текущих значений расхождения (A w), но и скорости, с которой нарастают или убывают эти расхождения. Как справедливо отмечено Вагнером [20], часто, например, в случаях небольших, но быстро нарастающих отклонений lw, управлению принесет наибольшую пользу именно рецептор скорости изменений A w, способный чутко реагировать на самое начало развития вредного отклонения еще раньше, чем успеет стать надпорого-вой сама абсолютная величина этого отклонения. Неоспоримый факт способности наших сенсорных синтезов также откликаться различно на разные скорости изменений Л AV говорит о том, что и в обсуждаемом приборе сличения феномен «свежих следов» может иметь место, обусловливая процесс сопоставления уже не IAV с Sw, а свежего следа их разности (A w), имевшейся доли секунды тому назад, со значением этой разности сейчас. Говоря математически, это процесс восприятия производной d(A w) . dt Несомненно, что процессы восприятия скоростей и направлений, процессы сопоставлений lw и Л \v с их «свежими следами» по всем качествам рецепций и т. п. протекают фактически не непрерывно, не по дифференциалам времени dt, а по каким-то конечным малым интервалам Л t, которые следовало бы называть «пороговомалыми». В их основе лежат значения особого рода порогов — временных, видимо, находящихся в близком физиологическом сродстве как с порогами, характеризуемыми скоростью психомоторных реакций, так и с физиологическими параметрами группы лабильности, реф-рактерности, константы адаптации и т.п. и требующих, конечно, безотлагательного пристального изучения. Нет сомнения, что уже сейчас психофизиологи - специалисты по органам чувств - будут в состоянии дополнить и исправить высказанное по поводу «свежих следов» важными для освещения вопроса материалами 9; я же хотел бы высказать здесь в порядке рабочей гипотезы следующие соображения. Еще в 30-х годах М. Н. Ливанов нашел, что амплитуды пиков бета-волн на электроэнцефалограммах заметным образом изменяют свою величину от вершин к впадинам волн «альфа», как бы модулируясь последними, что могло свидетельствовать о каких-то периодических колебаниях возбудимости 9

В частности, на очередь ставится естественный вопрос о том, в каком отношении стоят механизмы «свежих следов» к психофизиологическим механизмам всей обширной категории энграммирования и памяти. Данные последних лет говорят со все возрастающей убедительностью о сложности и многоликости той биологически первостепенно важной категории процессов, которые обеспечивают запечатление, хранение и передачу информации. Дальнейшие исследования покажут, насколько особняком стоят феномены «свежих следов» от других, ранее изучавшихся видов запечатлевающей функции, каковы их анатомо-физиологические субстраты и т. д.

128

корковых элементов, протекающих в ритме «альфа». Грей Уолтер [18] отметил, что нижний пороговый предел частоты слияния мельканий, киноизображений и т. д. в зрительном аппарате близко совпадает с частотой альфа-ритма, даже индивидуально меняясь параллельно с последней. Неслучайным кажется, что и нижний порог частоты, уже сливаемой слухом в специфическое сенсорное качество звука, лежит в той же полосе частот. Далее, еще не опубликованные ориентировочные наблюдения B.C. Гурфинкеля над держанием и движением незагруженной руки, а также циклограмметрические наблюдения Л. В. Чхаидзе [17] над ритмами импульсов ускорений стоп велосипедиста10 в полном взаимном согласии указывают на чередования обнаруживающихся тут и там коррекционных импульсов в рамках все той же частотной полосы «альфа» - 8 - 14 гц. Не будет ли правильным думать, что эта частота есть проявление ритмических колебаний возбудимости всех или главных элементов рефлекторного кольца СУ нашего двигательного аппарата, несомненно, нуждающихся во взаимной синхронизации по ритму? Тогда мы могли бы видеть в ней и основу упомянутой выше разбивки сенсорного и координационного процессов на пороговомалые интервалы A t, разделяющие промежутками частичной рефрактерности моменты обостренной восприимчивости, которая удерживает мгновенное впечатление lw в виде «свежего следа» до следующего такого же взлета возбудимости. Распространенность альфа-волн по всей мозговой коре с особым преобладанием в рецепторных зонах и их синхронность по всему этому протяжению могут как будто также говорить в пользу сделанного предположения. Тогда мы могли бы рассматривать альфа-ритм как механизм, задающий координационным процессам их временной определяющий параметр, - своего рода Sw времени, а интервалы А t - как отсчеты внутреннего, физиологического маятника, являющегося для этих процессов тем, что британские физиологи называют pace-maker. Нельзя не подчеркнуть, конечно, что вне всякой зависимости с тем, связан ли этот pace-maker с альфа-ритмом или нет, физиологическое значение его как важнейшего, регуляционного фактора и неотложная необходимость его метрического изучения и определения его связей с такими психофизиологическими показателями, как время простой реакции, личное уравнение и т. п., неоспоримы. Мне остается остановиться вкратце еще на одной важной черте координационного процесса, самым тесным образом связанной с феноменом «свежих следов» и параметром А t. В процессах управления движениями встречаются ситуации, при которых большую, иногда решающую важность имеют коррекции предвосхищающего, антиципирующего характера, становящиеся особенно заметными в тех случаях, когда на протяжении какогото отрезка движения коррекции следящего типа становятся вообще невозможными. Существует целый класс таких двигательных актов (так называемые баллистические движения), осу10

Выражаю здесь признательность В. С. Гурфинкелю и Л. В. Чхаидзе за сделанные мне ими персональные сообщения.

129

ществление которых только и возможно посредством подобной антиципации: метание с попаданием в цель (бросание камня, копья, всевозможные игры с мячом и т. п.), перепрыгивание через ров или высотное препятствие, размашной удар тяжелым молотом и т. д. Нельзя не заметить аналогичных антиципации и в ряде таких двигательных актов, где они необходимо соучаствуют с коррекциями обычного следящего типа: это всевозможные движения с упреждением, подобные тем, которые производят гончие, преследуя зверя, делающего «угонки» и устремляясь не к видимому мгновенному положению, а наперерез к предвосхищаемой или экстраполируемой точке пересечения черты траекторий их бега. Таковы же бесчисленные случаи схватывания рукой движущегося предмета, «пятнания» мячом убегающего партнера, подстановки ракетки под подлетающий мяч или шарик «пинг-понга» и многие другие. Миттельштедт [19] прямо предлагает разграничивать оба типа коррекций, рассматривая их как два равноценные по значению класса, обозначаемые им как Regelung и Steuerung. В настоящем контексте более важно другое. Существование и встречаемость - гораздо более частая, чем кажется с первого взгляда, - коррекций предваряющего типа заставляет обратить внимание на то многостороннее значение, какое имеют антиципации для реализации какого бы то ни было целенаправленного двигательного акта. Уже само его программирование, определяемое, как было показано выше, осмыш-лением возникшей двигательной задачи, представляет собою предвосхищение как требующегося результата ее решения, так и тех двигательных средств, которые понадобятся для этого (последнее - хотя бы в самых общих чертах). На подобном же «заглядывании в будущее» целиком базируется и огромный класс психофизиологических процессов, носящих название установки, лишь к последнему времени достигшей признания всей ее значимости. И так же как при анализе отправлений задающего комплекса 3 мы обнаружили в нем иерархические ранги (уровни построения), начиная от организующих программу двигательного акта в ее целом и до уровня, уточняющего «микро - Sw» от мгновения к мгновению или от A t к A t, также и сейчас мы не можем пройти мимо факта, что, в сущности, для того, чтобы обеспечивать выполнение микропрограммных элементов и вести за собою управляемый двигательный процесс, последование задаваемых Sw должно все время идти впереди фактического движения, опережая его хотя бы на пороговомалые отрезки времени А t, но уже достаточные для того, чтобы нарушенное этим равновесие (между достигнутым l-w и влекущим дальше Sw) обеспечивало динамику устремления к конечному результату. Таким образом, говоря полуфигурально, текущая микрорегуляция движения развертывается все время между настоящим моментом t и границами интервала от t - А t («свежие следы») до t + At (опережение S~w).

130 * * *

В рамках этой статьи я позволил себе наметить ряд вопросов, связанных с регуляцией активных проявлений жизнедеятельности высших организмов, в той мере, в какой они подсказываются анализом двигательных актов. В другой статье, посвященной этой же основной тематике, я считал бы целесообразным критически рассмотреть вопрос об эвристических моделях, воспроизводящих целесообразные двигательные акты, и в связи с этим такие назревшие или назревающие вопросы, как функции органов перешифровки, зависимости между дискретными и волновыми процессами в центральной нервной системе и, наконец, некоторые новые намечающиеся линии приложения математики к физиологии нервносистемных процессов.

Список литературы 1. Анохин П. К. Узловые вопросы в изучении высшей нервной деятельности // Проблемы высшей нервной деятельности. - М.: Медгиз, 1949. 2. Бернштейн Н. А. Клинические пути современной биомеханики. Сб. трудов Гос. ин-та усоверш. врачей. Т. 1. -Казань: Главнаука, 1929. 3. Бернштейн Н. А. Физиология движений // Общие основы физиологии труда / Под ред. Г. Конради, А. Слонима и В. Фарфеля. - Л.: Биомедгиз, 1934. 4. Бернштейн Н. А. Проблема взаимоотношений координации и локализации //Архив биологических наук. Т. 38. Вып. 1, 1935. 5. Бернштейн Н. А., Осипов Л., Павленко П., Попова Т., Садчиков Н., Исследования по биодинамике ходьбы, бега, прыжка. - М.: Физкультура и спорт, 1940. 6. Бернштейн Н. А. О построении движений. - М.: Медгиз, 1947. 7. Бернштейн Н. А. Координация движений // Физиология человека / Под ред. М. Маршака. - М.: Физкультура и спорт, 1946. 8. Бернштейн Н. А., Буравцева Г. Р. Координационные нарушения и восстановление биодинамики ходьбы после поражений головного мозга // Тез. докл. / Седьмая науч. сессия Ин-та неврологии АМН СССР, 1954. 9. Бехтерев В. М. Общие основы рефлексологии. Пб, 1918. Ю.Зальцгебер О. А. Координация при ходьбе на протезах // Тез. докл. XV /Междунар. конгр. физиологов, 1935. 11. Зальцгебер О. А. Биодинамика локомоций ампутированных // Тр. Научноисследовательского ин-та протезирования. Сб. № 1 / Минсобес, 1948. \1.Ленин В. И. Материализм и эмпириокритицизм // Поли собр. соч. Т. 14. \Ъ.ПавловИ. П. Полн. собр. соч. Т. 4. 1951. 14. Сеченов И. М. Рефлексы головного мозга: Избранные произведения. Т. 1. -АН СССР, 1952. 15 .Сперанский А. Д. Элементы построения теории медицины. - ВИЭМ, 1937.

131

16. Ухтомский А. А. Физиология двигательного аппарата. Собр. соч. Т. 3. Л.,1952. П.Чхаидзе Л. В. Исследование по биодинамике спортивных локомоторных движений // Докт. дисс. - Тбилиси, 1956. ^.Walter W. G. The living brain. - Chicago, 1954. 19 .Mittelstaedt H. Regelung und Steuerung bel der Orientierung d. Lsbewesen. Regelungstechnik, 2, 1954. 20.Wagner R. Probleme und Beispiele Biologischer Regelung. Stuttgart, 1954. 1\.Wiener N. Cybernetics, or control and communication in the animal and the machine. -N.-Y.: J. Wiley and Sons edit, 1948.

132

Б. Ф. ЛОМОВ Ломов Борис Федорович (1927 - 1989). Советский психолог, член-корреспондент академии наук СССР. Центральное место в научной деятельности Ломова, начиная со второй половины 50-х годов, занимала проблема взаимодействия человека с техническими устройствами («Человек в системе управления», 1968; «Человек и техника», 1963, 1966) Им были заложены основы разработки проблем инженерной психологии в СССР. Изучая общие проблемы методологии психологии, сформулировал принципы системного подхода к анализу психических явлений, показал место и роль психологии в системе других наук («Методологические и теоретические проблемы психологии», 1984). Ломов разрабатывал проблему общения (взаимосвязи познания и общения, деятельности и общения), вел исследования в различных отраслях психологии (авиационной, космической и ДР.)-*

НЕКОТОРЫЕ ПРИНЦИПЫ СИСТЕМНОГО ПОДХОДА В ПСИХОЛОГИИ** В литературе по проблемам системного подхода сформулировано немало общих принципов. Все они так или иначе могут (и должны) быть применены в психологических исследованиях. В данном параграфе дается лишь очень краткая характеристика тех из них, которые, с нашей точки зрения, являются для современного этапа развития психологической науки и построения ее общей теории наиболее важными. Во-первых, системный подход в исследовании того или иного явления требует его рассмотрения в нескольких планах (или аспектах): 1) как некоторой качественной единицы, как системы, имеющей свои специфические закономерности; 2) как части своей видо-родовой макроструктуры, закономерностям которой оно подчиняется (здесь системой является макроструктура, в которую включено изучаемое явление); 3) в плане микросистем, закономерностям которых оно тоже подчиняется; 4) в плане его внешних взаимодействий, т. е. вместе с условиями его существования (изложено по [11]). Все эти планы можно выявить и в исследованиях психических явлений Психология. Словарь / Под общ. ред. А.В. Петровского, М.Г. Ярошевского. - М.: Изд-во полит, лит-ры, 1990. Советский энциклопедический словарь. - М.: Советская энциклопедия, 1989. ** Печ. по: Методологические и теоретические проблемы психологии. М.: Наука, 1984. С. 92-104.

133

(процессов, состояний, функций и т. д.). Каждый из них часто выступает как особое направление или даже специальная дисциплина. Когда исследуемое явление рассматривается как некоторая система (качественная единица), то главная задача здесь состоит в том, чтобы выявить «составляющие» этого явления и способ их организации. Именно в этом плане проводились (и проводятся) теоретические и экспериментальные исследования, нацеленные на вычленение процессов, из которых «складывается» психика, параметров психических состояний, свойств личности и т. д. Но это направление позволяет изучить лишь одну сторону дела, психическое как система раскрывается лишь частично, поскольку здесь еще не вскрывается то общее, что свойственно всем психическим явлениям. Поэтому возникает другой план исследования, другое направление, рассматривающее психику в отношении к видо-родовой макросистеме: она изучается в контексте всех других форм отражения. Это позволяет раскрыть ее специфику как особой формы отражения, а вместе с тем уточнить (и нередко весьма существенно) представление о ее «составляющих» и способе их организации. Следующий план включает изучение нейрональных процессов, которые по отношению к психическому можно рассматривать как микросистему. Более глубокое движение в этом направлении приводит к необходимости исследования биофизических и биохимических процессов. Наконец, психика исследуется в связи с условиями ее формирования и развития, т. е. в контексте жизнедеятельности человека, его образа жизни 1 (в отношении животных - в контексте их поведения и способа существования в целом). Здесь главная задача состоит в том, чтобы выяснить, каким образом психическое включено в реальную жизнь и какие свойства благодаря этому оно обретает. Без решения этой задачи невозможно раскрыть системную детерминацию психического развития. Результаты, полученные в исследованиях каждого из перечисленных планов, взаимно дополняют друг друга. Важно подчеркнуть, что только сочетание всех этих планов позволяет раскрыть объективно действительную картину психического как целостности и выявить механизмы ее интеграции. Было бы неверно, например, первый и третий планы исследования связывать только с анализом, а второй и четвертый - с синтезом. Каждый их них предполагает диалектическое сочетание анализа и синтеза. Главное здесь в том, что эти планы позволяют раскрывать разные «масштабы» организации психического, а в этой связи вычленяются и разные его свойства. Во-вторых, когда мы рассматриваем психические явления в какой-либо одной системе координат и абстрагируемся от их других измерений, то, естественно, выявляется только какой-то один ряд свойств, получается как бы срез в какой-то одной плоскости. Такая абстракция, конечно, правомерна в целях научного познания, но нужно всегда помнить, что это - абстракция, которая позволяет охватить лишь одну сторону психических явлений. По* Значение категории «образа жизни», дающей интегральную характеристику способа бытия человека, для психологического исследования подчеркивается Е.В. Шороховой.

134

нять по этому срезу изучаемое явление в целом так же невозможно, как невозможно восстановить сложное объемное тело по изображению одной-единственной его проекции на плоскость. Так, психофизические исследования восприятия дают нам один срез, психофизиологические - другой, исследования восприятия в контексте деятельности третий и т. д. Ни одним из них восприятие не исчерпывается полностью. Попытки распространить выводы, полученные при его изучении в каком-либо одном аспекте, на все остальные обычно к успеху не приводят. Не удается, например, раскрыть такие характеристики человеческого восприятия, как апперцепция или осмысленность и категориальность, исходя только из классических психофизиологических закономерностей. В исследованиях даже какого-либо одного из упомянутых выше измерений нередко обнаруживается, что в реальном процессе восприятия выбранное измерение как бы «расщепляется». Так, в психофизических исследованиях слухового восприятия уже давно обращали внимание на то, что испытуемые при различении тональных сигналов пользуются некоторыми дополнительными (по отношению к заданному в эксперименте) признаками звучаний (Штумпф, Рис, Стивене и др.). Систематически этот феномен исследовали К. В. Бардин, Т. П. Горбачева, В. А. Садов и Н. В. Цзен [4]. Они показали, что данный феномен не случаен, как думали прежде, а в определенных условиях возникает необходимым образом. Даже элементарное ощущение, вызываемое простым физически одномерным стимулом (звучанием чистого тона), многомерно. Что является основанием «дополнительных измерений»? Особенности работы воспринимающей системы, как думал Р. Вудвортс, или что-либо другое? - пока сказать трудно. Но самый факт многомерности элементарного ощущения несомненен. Еще отчетливее многомерность обнаруживается в процессах опознания. Как показали наши исследования, опознавая относительно простые объекты, человек пользуется системой «скользящих» признаков [15]. О многомерности процессов опознания свидетельствуют также данные М. С. Шехтера [22]. Теоретически идея многомерности сенсорного пространства, вытекающая из его отражательной природы, была обоснована Ю. М. Забродиным [7; 8]. В каждом из направлений, изучающих сенсорно-перцептивные процессы, разработаны свои меры и свои способы измерения. Связать их в единый узел, понять взаимоотношения между разными измерениями, найти некоторую единую точку отсчета дело чрезвычайно трудное. Не менее трудно выявить действительные основания каждого измерения. И это касается не только сенсорно-перцептивных, но и других психических процессов, а тем более психических состояний и психических свойств личности. Современные данные позволяют утверждать, что психические явления по существу своему многомерны, и именно как к многомерным к ним и нужно подходить. В-третьих, система психических явлений многоуровневая и, по-видимому, строится иерархически. Она включает ряд подсистем, обладаю-

135

щих различными функциональными качествами. Можно выделить три основные неразрывно взаимосвязанные подсистемы: когнитивную, в которой реализуется функция познания; регулятивную, обеспечивающую регуляцию деятельности и поведения; коммуникативную, формирующуюся и реализующуюся в процессе общения человека с другими людьми. В свою очередь, каждая из этих подсистем может быть расчленена далее. Так, когнитивная система, наиболее изученная в психологии, включает сенсорноперцептивный «представленческий» и речемыслительный уровни. К сожалению, регулятивная и особенно коммуникативная подсистема изучены пока еще слабо. Данный принцип справедлив в отношении не только системы психических явлений в целом, но также отдельных психических процессов и состояний. Многоуровневость психических процессов может быть показана, в частности, на примере антиципации, т. е. психического процесса, обеспечивающего возможность принимать те или иные решения с определенным временно-пространственным упреждением событий, «с забеганием вперед». Проблема антиципации привлекла особенно большое внимание исследователей в то время, когда психология еще только начинала формироваться как самостоятельная наука. Позднее она почти исчезла из психологии. Однако в последние десятилетия интерес к ней возобновился. Это связано, с одной стороны, с практическими задачами, которые становятся перед психологией жизнью, а с другой - с потребностями развития самой теории психологической науки. Проведенные нами совместно с Е. Н. Сурковым экспериментальные исследования, а также систематизация литературных данных позволили выделить по крайней мере пять основных уровней антиципации: подсознательный (неосознаваемый, в частности, субсенсорный), сенсомоторный, перцептивный «представленческий» (уровень представлений), речемыслительный. По существу это - разные уровни интеграции процессов приема и переработки информации, разные уровни проявления когнитивной и регулятивной функций психики. Субсенсорный уровень антиципации - это уровень неосознаваемых нервномышеч-ных преднастроек и движений, обеспечивающих многообразные тонические и познотони-ческие эффекты, с которыми связано выполнение предстоящего действия. Этот уровень проявляется в преднастроечной фазе движений, в моменты изменения позы, в идеомотор-ных актах, в компенсаторных реакциях (например, при внезапной потере равновесия). Субсенсорный уровень антиципации обеспечивает стабилизацию позы, ее устойчивость перед началом действия, а также потенциальную готовность реализации моторных программ. Ко второму уровню антиципации относятся сенсомоторные процессы. В экспериментальной психологии накоплена масса фактов, указывающих на эффекты антиципации в структуре простых реакций, а также реакций с выбором (так называемых дизъюнктивных). Они проявляются в «компенсации» латентных периодов и учете вероятностей появления сигналов. Антиципация здесь обеспечивает своевременность реакций, а также их упорядоченность по критерию быстродействия. Весьма отчетливо антиципация этого уровня проявляется в реакциях на движущийся объект. Существенное значение она имеет в действиях человека, работающего в режиме слежения [б]. Наконец, к сенсомоторному уровню относятся все те эффекты антиципации, которые включаются в сложные координации двигательных актов. Антиципация этого уровня обеспечивает точность движений по критерию быстродействия и их согласованность с изменениями окружающей среды в пространстве и вре-

136

мени. Третий уровень - перцептивная антиципация. Тот факт, что в процессе восприятия так или иначе используется прошлый опыт человека, уже давно установлен в психологических исследованиях: восприятие всегда включает мнемические процессы. Но не меньшее значение в нем имеет и антиципация. Восприятие объекта в данный момент времени и в данном месте «строится» с учетом не только его прошлого, но и его будущих изменений в пространстве и времени. Основная функция антиципации на этом уровне состоит в том, что она обеспечивает организацию и реорганизацию перцептивных данных в соответствии с задачей деятельности. Четвертый уровень - это уровень представлений («представленческий»). Такие особенности представлений, как масштабные преобразования пространства и времени, комбинации и рекомбинации образов и т. д., проявляются и в специфике процессов антиципации этого уровня, увеличивая их «разрешающую способность». В деятельности человека формируются антиципационные схемы, которые обеспечивают упреждающее планирование не только реальных, но и потенциальных действий; и в этом состоит важнейшая характеристика антиципации данного уровня. Наконец, наиболее высокий уровень антиципации - это уровень речемыслителъных процессов. Именно на этом уровне прогнозирование событий и планирование поведения (и деятельности) выступают в своей наиболее развитой форме. Обобщения и абстракции, логические приемы и счетные операции обеспечивают качественно новую ступень в развитии процессов антиципации. Деятельность антиципации на уровне речемыслительных процессов весьма существенно увеличивается. Одной из его особенностей является то, что процессы антиципации могут «разворачиваться» в направлении как от настоящего к будущему, так и от будущего к настоящему (и прошлому); от начального момента деятельности к конечному, и наоборот. Сопоставление характеристик перечисленных уровней антиципации (по экспериментальным данным) позволяет сделать некоторые общие выводы: во-первых, каждый уровень антиципации соответствует определенному уровню сложности решаемых задач; во-вторых, на каждом уровне дальность, «разрешающая способность» антиципации различна; при переходе от субсенсорного к сенсомоторному, а от него к перцептивному и далее к «представленческому» и речемыслительному она прогрессивно возрастает; в-третьих, при переходе от уровня к уровню усложняются структура процесса антиципации, а также способ интеграции используемой информации. В реальной деятельности человека все перечисленные уровни антиципации взаимосвязаны. Однако в зависимости от конкретной задачи и условий один из них оказывается ведущим. Он определяет специфику комбинации всех остальных уровней (подробнее уровни антиципации в структуре деятельности описаны в [14]).

Другие примеры уровней психических процессов выявлен в исследованиях принятия решений [19], мышления [1б], творчества [18]. Нужно отметить, что связи между разными уровнями (и разными подсистемами) психики неоднозначны и характеризуются высокой динамичностью. Это создает один из наиболее трудных моментов их системного анализа. С этими трудностями сталкиваются, когда пытаются, например, «наложить» психические процессы на «нейрофизиологическую канву» или описать психические состояния человека при помощи корреляций между психологическими и физиологическими показателями. Важнейшим условием выявления взаимоотношений между разными

137

подсистемами и уровнями в каждом конкретном случае является определение «системообразующего фактора» (Анохин [11]), который позволяет объединить в целостную функционально-динамическую систему различные механизмы. Принцип системного подхода, требующий выделения уровней в сложных системах, имеет для психологии весьма большое значение. Непонимание (или игнорирование) уровневого «строения» психики приводит к упрощенной ее трактовке, к представлению о ней как некоторой аморфной, диффузной целостности, к смазыванию специфики различных психических явлений. При этом часто происходит неоправданное расширение сферы действия тех или иных частных законов; случайное и эпизодическое выдается за необходимое и устойчивое и т. д. Напротив, выявление действительных уровней психики (поуровневый анализ) позволяет описать ее как организованную целостность, определить место и роль любого психического феномена в системе, вскрыть отношения между законами разного порядка, отделить существенное и устойчивое от кажущегося и случайного. В русле поуровневого анализа может быть раскрыта многомерность психического явления, основания каждого из его измерений и взаимосвязи между ними. К сожалению, пока еще в психологии не разработаны достаточно четкие критерии выделения уровней психики. В одних случаях в качестве таких критериев берутся формы психического отражения, в других - способы организации регулятивных или коммуникативных функций, в третьих — взаимодействия человека с внешним миром и т. д. Конечно, каждый из этих критериев позволяет решать определенный круг научных задач. Однако по мере того как эти задачи решаются, возникает необходимость разработки системы взаимосвязанных критериев. Существенной характеристикой многоуровневых систем является относительная автономия каждого из входящих в нее уровней и их определенная соподчиненность. Это составляет важнейшее условие саморегуляции системы. От того, какие именно уровни формируются в системе и как они связаны друг с другом (какой из них является в данных условиях ведущим, а какие -подчиненными), зависит оперативность и эффективность регуляции. Уровневое строение системы обеспечивает возможность образования механизма трансформации эффектов, вызываемых воздействиями на нее: в частности, усиления или ослабления (когда малые причины вызывают большой эффект или наоборот). В определенных условиях (при нарушении согласованности уровней, требуемой данными конкретными обстоятельствами) возможно искажение эффекта: перцептивные, мнемические, мыслительные ошибки, ошибочные действия и т. п. В крайних случаях возникают извращения эффекта (например, галлюцинации). В исследовании психического как системы наиболее распространенным является путь от ее, так сказать, нижних этажей к вышележащим (от сравнительно элементарных подсистем к более сложным). Но продуктивным может

138

быть и другой путь - от верхних (организующих) уровней и подсистем к нижележащим (обслуживающим). Например, в изучении деятельности путь от вектора «мотив-цель» к анализу механизмов, лежащих в ее основе. Многоуровневость психического заставляет полагать, что определяющие его закономерности имеют разный порядок. Существуют, по-видимому, закономерности общие, действующие на всех уровнях во всех подсистемах. Их действие для разных уровней (подсистем) в силу различия условий проявления различно. Но имеются также и специфические закономерности, относящиеся только к определенному уровню (подсистеме). Однако вопрос о законах психических феноменов является особым вопросом. В-четвертых, при описании психических свойств человека важно иметь в виду множественность тех отношений, в которых он существует (что уже отмечалось неоднократно). Этим обусловливается разнопорядковость его свойств. К сожалению, вопрос об их порядках еще не разработан. Нередко при описании свойств человека в один ряд попадают характеристики чувствительности анализаторов, свойств нервной системы и темперамента, черт характера, способностей и т. д. Конечно, во всем этом имеются некоторые общие признаки. Но - и это важно подчеркнуть - основания этих признаков различны. Поэтому возникает необходимость разработки системной многомерной классификации свойств человека, в том числе и психологических, что составляет специальную научную задачу. Можно, по-видимому, говорить о таких свойствах, которые являются собственными свойствами индивида (понятие «собственные свойства», конечно, относительно). Это свойства, так сказать, первого порядка. В. Д. Не-былицын обозначал их как натуральные, природные. Вероятно, к ним можно отнести характеристики чувствительности анализаторов, свойства нервной системы, оцениваемые по параметрам, например силы и динамичности нервных процессов (Теплов [21], Небылицын [17] и др.). Кстати, исследования Небылицына позволили ему выделить общие и парциальные свойства нервной системы. Он отмечал также необходимость различения первичных и вторичных свойств. Конечно, упомянутые свойства не являются собственно психологическими. Это психофизиологические или даже скорее физиологические свойства. Однако они ёаэгат в основании свойств собственно психологических. Вероятно, следует также выделить свойства системные, которые существуют лишь постольку, поскольку индивид принадлежит определенной системе. Так, вряд ли было бы правильно относить к категории свойств первого порядка те, по которым характеризуются способности человека. Эти свойства более высокого порядка. Их основания раскрываются только через анализ деятельности индивида (при этом, подчеркнем, общественноисторически сложившейся деятельности, которой овладевает индивид). Вне этой системы говорить о способностях затруднительно. В свою очередь, системные свойства могут быть разделены на моносистемные и полисистемные. Первые из них раскрываются через анализ некото-

139

рой одной определенной системы (социальной или биологической). Вторые требуют исследования многих и часто при этом различных по сути систем, в которые включен индивид. Таким образом, выявляется как бы пирамида свойства. К сожалению, пока еще не имеется удовлетворительной концепции, раскрывающей систему психологических свойств различных порядков, основания каждого из них и их соотношения. Разработка такой концепции является, с нашей точки зрения, одной из актуальнейших задач психологической науки (более широко: всей системы наук о человеке). Она вряд ли может быть осуществлена силами только психологии. Здесь необходима ее кооперация с физиологией, генетикой, вообще с биологией человека, с одной стороны, и с общественными науками - с другой. Разработка единой концепции (научной классификации), раскрывающей соотношения свойств человека, начиная от материально-структурных и до системных включительно, с выделением разных порядков в каждой категории, пожалуй, могла бы сыграть в психологии (в науках о человеке вообще) не меньшую роль, чем, например. Периодическая система Менделеева - в химии. В-пятых, системный подход требует иного (чем тот, с которым мы часто встречаемся) понимания детерминации психических явлений. В психологии довольно широкое распространение получило линейное представление о детерминизме («линейный детерминизм»). Имеется в виду стремление представить причины и следствия в виде одномерной цепочки. Это представление, взятое из классической механики, наиболее отчетливо выступает в бихевиористских концепциях. Если оно и оказалось полезным, то лишь для объяснения ограниченного круга изучаемых психологией явлений. Но принцип «линейного детерминизма» уже не может удовлетворить современную психологическую науку2. Накапливаемые в ней данные все более убедительно показывают, что в действительности дело обстоит намного сложнее, чем это кажется с позиций упомянутого принципа. Высказанные выше суждения о разных планах психики как системы, многоуровневом ее строении, разных порядках психических свойств и мно-гомерности психических явлений имеют самое прямое отношение и к проблеме детерминации. Очевидно, что и детерминация реально выступает как многоплановая, многоуровневая, многомерная, включающая явления разных (многих) порядков, т. е. как системная. В исследовании детерминации психики системный подход требует прежде всего выделения той целостной материальной системы, в «пространстве» которой она осуществляется. Но, как было показано выше, способ существо2

Говоря о неудовлетворительности принципа «линейного детерминизма», все же нужно отметить, что он сыграл существенную роль в становлении психологии как науки. Хотя этот принцип весьма сильно упрощает действительное положение вещей, его применение в исследовании психики означало отказ от индетерми-нистских позиций, долгое время господствовавших в умозрительных построениях психологических концепций, и переход на позиции детерминизма.

140

вания человека является полисистемным. Это, конечно, создает очень большие трудности в определении упомянутого «пространства». В связи с этим в психологических исследованиях очень часто возникает невероятная путаница: или неправомерное расширение границ какой-либо одной системы или соскальзывание от одной из них к другой и т. д. Нередко пытаются все многообразие психических явлений объяснить некоторой одной-единственной, универсальной формой детерминации. Например, очень часто пытаются всюду (от самых простых и до самых сложных психических явлений) искать только социальную обусловленность. Конечно, человек - это социальное существо, Но значит ли это, что в его психике все без остатка может быть объяснено социальной детерминацией и только ею? Точно так же неправомерно все в психике человека пытаться объяснять биологической (или, более широко, природной) детерминацией. И в том и в другом случае действительная картина окажется искаженной. Как именно конкретно соотносится социальная и биологическая детерминации в психике человека? Этот вопрос сейчас является одним из основных. Вряд ли можно найти некоторый универсальный ответ на него. По-видимому, в разных условиях жизнедеятельности человека, на разных этапах его развития (и филогенетического и онтогенетического), относительно к разным уровням и к разным измерениям психических явлений соотношение социальной и биологической детерминации складывается поразному. Вероятно, можно говорить о разных типах этих соотношении и о разных конкретных формах их проявления. Нередко детерминация трактуется только в плане причинно-следственных связей. Конечно, исследование этих связей, чрезвычайно важно. Но детерминизм не сводится к признанию только какого-либо одного вида связей (отношений), которые вызывают, определяют, обусловливают возникновение и существование тех или иных явлений. Это позиция материалистической диалектики. «Каузальность есть лишь одно из определений универсальной связи», - писал Ленин [13, С. 146]. В изучении явлений каузальное объяснение раскрывает связи причин и следствий. Однако они не исчерпывают всего богатства, многообразия связей между явлениями. При этом важно подчеркнуть, что связь между причиной и следствием не является жесткой и однозначной. То, что в одних обстоятельствах выступает как следствие, в других может оказаться причиной. В исследованиях детерминации психических явлении (как и любых других) приходится иметь дело не только с каузальными связями, но и со связями, определяемыми понятиями «условие», «фактор», «основание», «предпосылка», «опосредствование» и др., соотношения между которыми также диалектичны. Нельзя сказать, что в психологии имеется ясное понимание различных типов связей (и отношений), раскрывающих достаточно полно детерминацию психических явлений. К проблеме детерминизма в психологии мы еще вернемся. Сейчас отме-

141

тим только, что детерминистское понимание психических явлений не сводится к объяснению отдельных эффектов, возникающих в данный момент и в данных условиях, под влиянием каких-либо локальных, эпизодических взаимодействий. Оно требует исследования развития явлений (и их систем), в ходе которого возникают качественно новые свойства. При этом имеются в виду как детерминация развития, так и развитие детерминации3. Системный подход (и это - в-шестых) требует рассматривать явления в их развитии. Он необходимым образом основывается на принципе развития. С последним так или иначе связаны все перечисленные выше принципы. Многоплановость исследования психических явлений, их многомерность и многоуровневый характер, сочетание свойств различного порядка, сложное строение детерминации могут быть раскрыты только тогда, когда система рассматривается в развитии. Самое существование системы состоит в ее развитии . Ни целостность, ни дифференцированность системы не могут быть поняты вне анализа ее развития. Целостность (и особенности ее дифференцированное™) и формируется и разрушается в ходе развития. Для психологии принцип развития имеет особенно большое значение, поскольку изучаемые ею явления отличаются исключительно высокой динамичностью. Психическое возникает, существует и изменяется в процессе реального развития той системы, свойством которой оно является. Этот принцип давно уже утвердился в советской психологии как важнейший (см.: [20]). Не будем здесь специально разбирать этот принцип (что потребовало бы особой книги). Отметим лишь некоторые моменты, важные для системного анализа психики. Одна из первейших и вместе с тем труднейших задач - это определение той системы, в границах которой осуществляется развитие психики. Здесь мы сталкиваемся с теми же трудностями, о которых говорилось в связи с принципом детерминизма. В общем можно было бы сказать, что такой системой является человек (если речь идет о психике человека). Это значит, что развитие психики может быть понято только в контексте изучения развития человека. Иначе говоря, теория развития психики должна опираться на теорию развития человека в целом, во всех его отношениях и проявлениях. Но человек выступает как компонент ряда систем, поэтому и его развитие должно рассматриваться как полисистемный процесс. В реальном процессе развития диалектически соединяются преемственность и появление нового, тождество и различие, стабильность и изменчивость. Но как именно осуществляется преемственность в психическом разви3

Ограниченность «линейного детерминизма» состоит, в частности, и в том, что он не знает развития и не может объяснить появления новых качеств. Он является лишь некоторым предельным и частным случаям детерминизма (частным случаем и вероятностный детерминизм). 4

Статическая система является лишь моментом развития.

142

тии и почему возникает новое? Чем обеспечивается тождество и стабильность тех или иных психических свойств человека, а чем обусловлены различия и изменчивость? Чтобы ответить на эти вопросы, необходимо рассмотреть психическое развитие человека в связи с развитием системы (систем), которой (которым) он принадлежит. Процесс развития человека и его психики детерминируется многими причинами, факторами и условиями. Их комбинация образует весьма сложную систему. При этом обнаруживается, что одни причины (факторы и условия) действуют в одном направлении, другие - в другом, нередко прямо противоположном первому. При определенных обстоятельствах это может привести к «расшатыванию» системы, «размазыванию» процесса ее развития. В этой связи возникает вопрос о мере в соотношении различных причин, факторов и условий, а также выявлении на этой основе стабилизирующей детерминации, т. е. такой комбинации внешних и внутренних детерминант, которая обеспечивает устойчивость и относительную автономность развивающейся системы. В советской психологии прочно утвердились методологические положения о том, что психическое развитие не сводится только к количественным изменениям, что оно неизбежно включает также изменения качественные, что в нем диалектически объединяются прерывное и непрерывное и др. (см.: [5; 20]). Однако в конкретных исследованиях далеко не всегда раскрываются основания качественных изменений. Иногда процесс психического развития трактуется односторонне; дело представляется так, как будто бы он на всем протяжении определяется одной-единственной детерминантой, пытаются все многообразие психических качеств человека вывести из одного-единственного основания. Чаще всего психическое развитие рассматривается только в социальном плане. Конечно, этот план исключительно важен. Но развитие человека - это многосторонний процесс. В ходе этого процесса происходит смена его детерминант, а вместе с тем и смена системных оснований психических качеств. Это выражается в том, что на разных стадиях развитии формируются и разные качества. Так, на самых ранних стадиях онтогенеза развитие подчинено биологическим закономерностям, и именно они детерминируют формирование определенной системы качеств. Если социальные основания как-то и выступают здесь, то лишь опосредствованно, как факторы «внешние» по отношению к самому процессу развития. Позднее они приобретают все большее значение и, наконец, превращаются в ведущие детерминанты развития. Это не значит, однако, что биологические закономерности перестают играть в психическом развитию какую-либо роль. Линия биологического развития продолжается в течение всей жизни человека, но ее роль и место в этой жизни изменяются. По-видимому, соотношения биологического и социального оснований в психическом развитии складываются по-разному на разных его стадиях и применительно к разным уровням.

143

Предпосылкой возникновения новых качеств являются изменения структуры и функций развивающихся систем. Здесь возможны различные варианты. Один из них состоит в том, что две (или более) системы, возникшие относительно независимо друг от друга для выполнения разных функций, вступают между собой во взаимодействие. Они образуют новое функциональное единство, становясь его подсистемами. Это объединение порождает и новое качество. Данное общее положение было раскрыто Кликсом на примерах анализа механизма «следов» памяти во внутренних биохимических структурах, формирования предметных действий у человека, взаимосвязи мотивации и познания, решения задач и творчества (см.: [12]). Новое качество возникает и при включении какойлибо частной системы в другую более общую. Примером здесь может быть концепция включения, предложенная А. А. Крыловым на основе исследования так называемых совмещенных действий [10]. Другой вариант - это дифференциация системы, например, выделение какого-либо ее компонента и превращение его в относительно самостоятельную систему. Здесь также возникает новое качество. Специфическим способом реализации этого варианта является образование систем на основе механизма компенсации. Иначе говоря, новые качества возникают не только при интеграции систем в новое функциональное единство, но и при его разделении, которое также приводит к формированию новых функциональных структур. В реальном процессе психического развития оба варианта — интеграции и дифференциации - выступают в диалектической взаимосвязи (см., например: [1]). В целом, в ходе поступательного развития происходит закономерное расширение его общего основания, а соответственно возрастание многообразия качеств [II]. Когда речь идет о психическом развитии человека, его обычно рассматривают в макрогенетическом аспекте (в плане макросистемного анализа), выявляя при этом его качественные этапы, ступени, сопоставимые с длительностью человеческой жизни. Между тем внутри этих ступеней также происходят изменения, ведущие к накоплению нового качества (см.: [2]). Даже каждый отдельный психический акт не притекает сам по себе; он включен в общий процесс развития. В этой связи макрогенетический аспект должен быть дополнен аспектом микрогенетическим, раскрывающим процессы формирования образов, усвоения отдельных понятий, действий и т. д. Сочетание этих двух аспектов позволит раскрыть, каким образом происходит накопление изменений и создается возможность перехода к новой качественной ступени развития. Эти два плана на примере умственного развития рассмотрены в работах Д. Н. Завалишиной [9]. Таким образом, психическое развитие выступает как многосторонний процесс, протекающий на разных уровнях, включающий как макро-, так и микрогенетические изменения, интеграцию и дифференциацию системы и ее функций. В ходе этого процесса происходит смена детерминант и оснований

144

психических качеств человека. В заключение характеристики принципа развития несколько слов о противоречиях. В советской психологии уже давно утвердились диалектико-материалистическое положение о том, что движущей силой развития является борьба и единство противоречий (противоположностей). Правда, конкретные исследования нередко направлены на поиски некоторого одного-единственного противоречия, которое могло бы дать универсальное объяснение всему, что происходит в процессе психического развития человека. При этом иногда получается очень бедная абстракция вроде утверждения о том, что движущей силой психического развития является противоречие между тем, чего человек достиг, и тем, что от него требуется. Конечно, это утверждение справедливо. Противоречие между требуемым и достигнутым есть, и оно является движущей силой развития. Но данное утверждение не раскрывает той сложности, многосторонности развития и многообразия его вариантов, с которым мы сталкиваемся в реальной жизни. Оно не обеспечивает также и достаточно конструктивного подходя к решению практических задач. Из всего сказанного выше о многомерности психических явлений, их уровнях и системной детерминации вытекает, что в процессе психического развития возникает, развивается и разрешается множество различных противоречий. Это могут быть противоречия между разными измерениями (характеристиками) психических явлений, между их разными уровнями, между разными порядками свойств. Это могут быть противоречия между причинами и условиями, внешними и внутренними факторами, между системами и подсистемами психики. Сюда относятся также противоречия между общно-стями, которым принадлежит индивид, между социальными и биологическими основаниями его качеств и др. Разрешение противоречий может осуществляться также различными путями. В одних случаях это происходит путем перестройки всей системы психики в целом; в других - «по частям», последовательно. При этом развитие включает не только линию прогресса (восходящее развитие от низшего к высшему), но и регресса (от высшего к низшему), а также тупиковые линии. Оно не сводится только к формированию новых образований, но и предполагает разрушение тех, которые сложились прежде, но на определенной стадии стали «тормозом». В сложной «мозаике» реальных противоречий психического развития не всегда легко выявить ведущее. Но именно в том, чтобы раскрыть в сложной системе противоречий ведущее, определяющее общую картину психического развития на данной ступени и в данных конкретных условиях, и состоит главная задача системного психологического исследования. В этой главе рассмотрены лишь некоторые вопросы, относящиеся к системному подходу в психологии, предпринята попытка показать его необходимость для современного периода ее развития и наметить некоторые общие требования. Ряд положений сформулирован в тезисной форме и нуждается в

145

дальнейшей разработке. Многое еще остается неясным: критерии, по которым можно судить об уровнях психических явлений как системы; принципы построения их многомерной классификации; способы определения оснований психических качеств и др. Дальнейшая разработка системного подхода и конкретных методов системного анализа еще потребует немалых усилий. Но этот подход должен стать инструментом синтеза данных, накапливаемых в многочисленных специальных психологических дисциплинах, и дальнейшего развития общей теории психологии. Список литературы 1. Ананьев Б.Г. Избранные психологические труды: В 2 т.- М.: Педагогика. - Т. 1. - 230 с.; - Т. 2. - 287 с. 2. Ананьев Б.Г. Человек как процесс познания. - Л.: Изд-во ЛГУ, 1968. -338 с. 3.Анохин П.К. Очерки по физиологии функциональных систем.- М.: Медицина, 1975. - 447 с. 4. Бардин К.В., Горбачева Т.П., Садов В.А., Цзен Н.В. Явление компенсаторного различения // Вопр. психологии. 1983. - № 4. - С. 113-119. 5. Брушлинский А.В. Мышление и прогнозирование. -- М.: Мысль, 1979. -230с. 6. Водлозеров В.М. К вопросу о перцептивном предвосхищении как одном из механизмов слежения // Экспериментальная и прикладная психология. - Л.: ЛГУ, 1968. Вып. 1. - С. 36-47. 7. Забродин Ю.М., Носуленко В.Н. Особенности оценки громкости тональных сигналов в условиях общения // Вопр. психологии. 1979. -№4.-С. 118-121. 8. Забродин Ю.М., Фригиман Е.З., Шляхтин Г.С. Особенности решения сенсорных задач человеком. - М.: Наука, 1981. - 198 с. 9. Завалишина Д.Н. Системный анализ мышления // Психол. журн., 1983. -№3.-С.З-11. Ю.Крылов А.А. Человек в автоматизированных системах управления. - Л.: Изд-во ЛГУ, 1972. - 192 с. 11. Кузьмин В.П. Принцип системности в теории и методологии К. Маркса. 2-е изд. М.: Политиздат, 1980. - 312 с. 12. Klix F. Erwachendes Denken. Eine Entwicklungsgeschichte der menschli-chen Intelligenz. В.: VEB. Dt. Veri. Wiss., 1982. - S. 302. 13. Ленин В.И. Полн. собр. соч. - Т. 29. - 146. 14. Ломов Б.Ф., Сурков Е.Н. Антиципация в структуре деятельности. -М.: Наука, 1980.-279 с. 15. Ломов Б.Ф. О стуктуре процесса опознания сигнала // Материалы XVIII Междунар. конгр. по психологии: Обнаружение и опознание сигнала. Симпоз. 16-й. -М.: Об-во психологов, 1966. -С. 135-142.

146

16. Мышление: процесс, деятельность, общение / Под ред. А. В. Брушлинского. - М.: Наука, 1983. - 287 с. \1.Небылицын В.Д. Основные свойства нервной системы. - М.: Просвещение, 1966. - 383 с. 18. Пономарев Я.А. Психология творчества. - М.: Наука, 1976. - 303 с. 19. Проблемы принятия решения / Отв. ред. П.К. Анохин, В.Ф. Рубахин. -М.: Наука, 1976.-319 с. 20. Принцип развития в психологии / Отв. ред. Л.И. Анцыферова. - М.: Наука, 1978.-368 с. 21. Теплое Б.М. Проблемы индивидуальных различий. - М., 1961. -535с. 22. Шехтер М.С. Проблемы опознания // Познавательные процессы: ощущения, восприятие. - М.: Педагогика, 1982. - С. 300-327.

147

ГАНЗЕН В. А. Ганзен Владимир Александрович - представитель СантПетербургской школы психологии. Занимался разработкой проблемы методологических основ построения системных описаний психических явлений как эффективного средства решения одной из актуальных задач современной психологии - интеграции и систематизации психологических знаний. Автор книг «Восприятие целостных объектов» (1974 г.), «Системный подход в психологии» (1983 г.), «Системные описания в психологии» (1984 г.), целого ряда статей в журнале «Вестник ЛГУ»

СИСТЕМНЫЕ ОПИСАНИЯ - ГЛАВНЫЙ РЕЗУЛЬТАТ СИСТЕМНОГО ПОДХОДА В ПСИХОЛОГИИ** 1.1 СИСТЕМНЫЙ ПОДХОД КАК ИНСТРУМЕНТ ДЛЯ ПОСТРОЕНИЯ СИСТЕМНЫХ ПОПИСАНИЙ 1.1.1. КРАТКАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА СИСТЕМНОГО ПОДХОДА. В настоящее время системный подход все шире применяется в психологии, накапливается опыт построения системных описаний объектов исследования. Необходимость системного подхода обусловлена укрупнением и усложнением изучаемых систем, потребностями управления большими системами и интеграции знаний. «Система» - слово греческое, буквально означает целое, составленное из частей. В другом значении это порядок, определенный планомерным, правильным расположением частей в целом и их взаимосвязями. Термин «системный подход» охватывает группу методов, с помощью которых реальный объект описывается как совокупность взаимодействующих компонентов. Эти методы развиваются в рамках отдельных научных дисциплин, междисциплинарных синтезов и общенаучных концепций. Применение системного подхода в психологии стимулируется также успехами частных системных теорий в других областях знания, развитием кибернетики и общесистемных концепций. Системный подход явился своего рода реакцией на бурный и длительный процесс дифференциации в науке. Но это не означает, что системный подход - синоним интеграции. Системный подход - единство интеграции и дифференциации при доминировании тенденции объединения. Мир, в котором мы живем, един. Единство его состоит в материальности. Все явления и процессы действительности взаимосвязаны и взаимообусловлены. Объективными формами существования материального субстрата * По материалам прессы Печ. по: Ганзен В.А. Системные описания в психологии. Л.: ЛГУ, 1984.

148

являются пространство и время. Важнейшая особенность нашего мира заключается в неравномерности распределения в пространстве и времени вещества, энергии и информации (разнообразия). Эта неравномерность проявляется в том, что компоненты материального субстрата (элементарные частицы, атомы, молекулы и т. д.) группируются, объединяются в относительно обособленные в пространстве и времени совокупности. Процесс объединения имеет диалектический характер, ему противостоит процесс разъединения, дезинтеграции. Но факт существования объединений на всех уровнях организации материи говорит о доминировании интеграции над дезинтеграцией. В неживой природе факторами интеграции являются физические поля, в живых объектах генетические, морфологические и другие взаимодействия, в обществе - производственные, экономические и другие отношения. Принцип всеобщей взаимообусловленности явлений фиксирует факт объединения отдельных объектов природы в более крупные образования, что обнаруживается на всех уровнях ее организации. Поэтому указанный принцип может рассматриваться в качестве одного из методологических оснований системного подхода. Общими задачами системных исследований являются анализ и синтез систем. В процессе анализа система выделяется из среды, определяются ее состав, структуры, функции, интегральные характеристики (свойства), а также системообразующие факторы и взаимосвязи со средой. В процессе синтеза создается модель реальной системы, повышается уровень абстрактного описания системы, определяются полнота ее состава и структур, базисы описания, закономерности динамики и поведения. Системный подход применяется к множествам объектов, отдельным объектам и их компонентам, а также к свойствам или интегральным характеристикам объектов. Описания объектов как систем - системные описания - выполняют те же функции, что и любые другие научные описания: объяснительную и пред-сказательную. Но главная их функция состоит в интеграции информации об объекте. «...Задачей системных исследований является прежде всего выработка соответствующей теоретикопознавательной технологии изучения явлений как систем и познания системности самого мира» [2, С. 10]. Системный подход позволяет усмотреть общность психических явлений с другими явлениями объективной действительности. Это дает возможность «переноса» идей и взаимного обогащения, «усиления» наук. Главный объект психологии - человек. Он является целостным объектом восприятия и познания. Сому, психику и личность человека также можно рассматривать как целостные объекты. Объединение и объективация знаний базируются на теории целостных объектов, будь то статические или динамические системы. Системный подход не самоцель. В каждом конкретном случае его применение должно давать реальный, вполне ощутимый эффект. Системные описания служат средством решения многих теоретических и прикладных задач, встающих сегодня перед психологами. В теоретическом плане это ин-

149

теграция и систематизация психологических знаний, устранение излишней избыточности в накопленной информации и сокращение объема описания, выявление инвариантов психологических знаний, преодоление недостатков локального похода, уменьшение субъективизма в интерпретации психических явлений. Системный подход позволяет усматривать пробелы в знаниях о данном объекте, обнаруживать их неполноту, определять задачи научных исследований, в отдельных случаях - путем интерполяции и экстраполяции -предсказывать свойства отсутствующих частей описания. В прикладном плане это задачи психодиагностики, проектирования и управления автоматизированными системами, повышения эффективности процесса обучения, совершенствования психологического образования. Системные методы позволяют представить учебную информацию в более адекватном для восприятия и запоминания виде, дать более целостное описание предмета науки и перейти впервые в изложении психологии от индуктивного пути к индуктивно-дедуктивному. 1.1.2. РАЗНОВИДНОСТИ СИСТЕМНОГО ПОДХОДА. Существует несколько разновидностей системного подхода: комплексный, структурный, целостный. Необходимо определить объем этих понятий. Комплексный подход предполагает наличие совокупности компонентов объекта или применяемых методов исследования. При этом не принимаются во внимание ни отношения между компонентами, ни полнота их состава, ни отношения компонентов с целым. Решаются главным образом задачи статистики: количественного соотношения компонентов и подобные. Структурный подход предполагает изучение состава (подсистем) и структур объекта. При таком подходе еще нет соотнесения подсистем (частей) и системы (целого). Декомпозиция систем на подсистемы производится не единственным образом. Динамика структур, как правило, не рассматривается. При целостном подходе изучаются отношения не только между частями объекта, но и между частями и целым. Декомпозиция целого на части единственна. Так, например, принято говорить, что «целое - это то, от чего ничего нельзя отнять и к чему нельзя ничего добавить». Целостный подход предполагает изучение состава (подсистем) и структур объекта не только в статике, но и в динамике, т. е. он предполагает изучение поведения и эволюции систем. Любую систему можно рассматривать как подсистему большой системы. Это правильное по существу положение оставляет, однако, в тени тот факт, что последовательность систем оказывается неоднородной: различные объекты (системы) обладают различной функциональной и структурной обособленностью и целостностью. Например, и клетка, и орган, и организм могут рассматриваться как системы. Но клетка и организм обладают по сравнению с органом значительно большей способностью к независимому функционированию. Поэтому целостный подход применим не ко всем системам (объектам), а только к таким, которым свойственна высокая степень функциональной независимости.

150

1.1.3. ОСОБЕННОСТИ ПРИМЕНЕНИЯ СИСТЕМНОГО ПОДХОДА В ПСИХОЛОГИИ. Системное исследование предполагает определенный выбор объекта и формулировку задачи в терминах системного подхода. Выбор объекта конкретного исследования - дело не легкое, так как требует выделения в сложной организации обособленной подсистемы, обладающей относительной функциональной и структурной самостоятельностью. Это необходимое условие для получения системного описания объекта. Примерами могут служить сенсорная организация человека, психомоторная организация, интеллект и т. п. Более крупные образования (сома, психика, личность) трудны для индивидуального экспериментального исследования и могут быть объектами либо комплексного, либо теоретического исследования. Однако, выбор функционально и структурно обособленного объекта -необходимое, но еще не достаточное условие для получения хорошего системного описания. Для выбранного объекта нужно отыскать такой «срез» исследования, для которого можно указать и экспериментально изучить полный набор характеристик. Если этого не сделать, то описание неизбежно становится локальным. Постановка задачи в рамках системного подхода предполагает получение ответов на вопросы в составе объекта, функции объекта, его структуре. Системой называется совокупность элементов любой природы, между которыми существуют определенные отношения. Множество элементов, из которых образована система, называется ее составом. Множество можно разбивать на подмножества и на элементы, соответственно различают макросостав и микросостав. Структурой системы называется постоянная часть отношений, характерных для компонентов системы. Отношения определяют ограничения на сочетания элементов различных множеств или одного и того же множества. Объектам множества могут быть свойственны отношения различных видов, следовательно в одной системе может быть несколько структур. Любая система существует в некоторой среде. Соответствие между средой и системой называется функцией системы. Система может выполнять одну или несколько функций. Постоянные суммарные' характеристики состава и отношений между компонентами системы называются ее свойствами. Рассмотренные категории применимы к любым системам. Системы отдельных классов дополнительно описываются также и другими понятиями. При комплексном методе исследования в психологии можно выделить следующие этапы: определение области исследования; обоснование необходимости его проведения; подбор методик; организацию последовательно-параллельного их применения; выбор формы представления полученных данных. От слова «система» можно образовать другие слова; «системный», «систематизировать». «систематический». В узком смысле под системным подходом будем понимать применение системных методов для изучения реальных физических, биологических, социальных и других систем. Системный подход в широком смысле включает, кроме того, применение системных мето-

151

дов для решения задач систематики, планирования и организации комплексного и систематического эксперимента. К системным методам психологии принадлежат: генетический, лонгитюдный, аналитический (расчленение и различение), синтетический ( выделение общего и объединение), индуктивный и дедуктивный, композиционный. Они применимы также к процессу исследования и к представлению результатов исследования. 1.2. ОБЪЕКТЫ СИСТЕМНЫХ ОПИСАНИЙ И ИХ СПЕЦИФИКА 1.2.1.ОБЪЕКТЫ ИЗУЧЕНИЯ КАК СИСТЕМЫ. В качестве систем могут рассматриваться реальные физические, биологические и социальные объекты: молекулы, организмы, сообщества людей. Все их компоненты имеют структурное и функциональное единство, находятся в непосредственном взаимодействии. Другим классом объектов, которые также могут рассматриваться как системы, являются множества элементов. Под элементом понимается единица множества, которая оценивается в качестве неразложимой в данном контексте. Таковы множества элементарных частиц, атомов, химических элементов. Молекул, кристаллов, клеток, биологических видов и т. д. Все они реально существуют, являются компонентами реальных систем, но их совокупность физической системой не является. Их систематизация производится на основании их существенных свойств. Третий класс множеств, которые мы будем рассматривать как системы, - это множества структур, функций, свойств, состояний и т. д. одного и того же реального объекта изучения (человека, организма, личности). Наконец, сами системные описания в их конечной форме, с которыми работает исследователь, обычно являются знаковыми множествами с различными отношениями между элементами и могут рассматриваться как системы. 1.2.2. СПЕЦИФИКА ОБЪЕКТОВ ПСИХОЛОГИИ. Почти все целостные объекты психологии - это объекты, непосредственно не наблюдаемые ( образ, мысль, сознание, личность и др.). Исключение составляют лишь акты деятельности (их внешнее проявление). Другая особенность объектов указанной науки заключается в том, что большинство из них не обладает отчетливыми пространственными признаками и нельзя построить их описание на основе пространственной структуры, как это возможно, например, в случае солнечной системы или сомы человека. Поэтому в психологии мы имеем дело главным образом с концептуальными отображениями целостных реальностей. Такие отображения формируются либо путем интеграции ранее накопленных частных знаний об объекте, либо путем прогрессивной дифференциации ранее не расчлененных представлений с последующим синтезом. Объектами целостного исследования являются как компоненты психики (психические реакции, процессы, функции, состояния, свойства), так и психика в целом, личность. Как целостные образования изучаются группы и коллективы, системы людей и автоматов и т. д.

152

В психологической литературе существует большое разнообразие в понимании и использовании целостного, системного подхода. Выделение двух компонентов в целом: низших и высших психических функций, поведенческого и гностического компонентов интеллекта, различных сторон личности, тенденций и потенций, рассмотрение психики как подсистемы системы «человек - среда» - один из вариантов такого подхода. Вторую группу составляют работы, в которых как целое анализируются отдельные подсистемы или характеристики психики. В этих работах число выделяемых компонентов больше двух и предпринимаются попытки установления отношений между ними. Следующую группу составляют работы, в которых с целостных позиций рассматриваются организм, психика, личность или человек. В отдельную группу можно отнести работы прикладного характера, использующие в той или иной степени средства кибернетики и математики. Объектами системного подхода в широком смысле выступают множества психических процессов, состояний, свойств, актов, по отношению к которым требуется решать задачи классификации, упорядочивания, систематизации. Объектами систематизации являются множества данных, относящихся к одному человеку или к некоторой выборке людей. Человек - сложный объект, и нас могут интересовать различные его описания: описание общего в человеке на основании данных по всей выработке, описание особенных характеристик людей некоторого подмножества генеральной совокупности, описание индивидуальности конкретного человека. Во всех этих случаях мы имеем дело с разным массивом исходных данных , различными конечных описаний и задачами систематизации. Главная функция таких описаний _ обобщение накопленных знаний, на основе которого формируются теоретические концепции и модели психологии. В этом отличие указанной группы задач от задач систематического обследования, имеющих прежде всего прикладную направленность. Объектами систематического обследования являются конкретные носители психики: животные, здоровые и больные люди, группы людей, обладающие функциональноструктурным единством, выборки людей, объединенные по некоторым общим признакам. Систематизации подвергаются полученные сведения. При построении таких системных описаний главными проблемами выступают проблемы стандартизации измерений и системного представления их результатов, согласованных с задачами обследования и возможностями восприятия их пользователем. Связность, ограниченность и другие основные характеристики целостных объектов являются общими для любых объектов природы, ими обладают и перечисленные выше объекты психологического изучения. Но последние имеют и целый ряд специфических особенностей. Все целостные объекты психологии - динамические системы, непрерывные в континууме пространства времени. Как реальные динамические системы описываются системы «человек -среда», сома человека и ее подсистемы, психические процессы и состояния

153

человека, его деятельность, динамические процессы в группах и коллективах. Для этого применяются методы описания динамических систем. Кроме того, можно рассматривать переходные и установившиеся процессы. Психика обладает определенной устойчивостью, интегрированностью, регулярностью и другими общими свойствами систем. Психика человека - сложный объект, знания о котором накапливались в течение тысячелетий. Она обладает рядом специфических особенностей, выделяющих ее среди явлений реального мира и затрудняющих ее изучение и целостное описание. К таким особенностям можно отнести: 1) Полифункциональность и полиструктурность психики, «пересечение» функций и структур, трудность определения структур, реализующих конкретную функцию; 2) большую подвижность, изменчивость «вектора» сознания; 3) распределенность в пространстве и размытость границ психических явлений; 4) недоступность для непосредственного наблюдения внутренних процессов и механизмов психических явлений; 5) высокую адаптивность психики. Наряду с этим недостаточно разработаны и средства описания объектов с такими особенностями. Субъективное пространство и время чрезвычайно вариабельны. Индивидуальность и вариабельность - общие характерные признаки психических образований. На важную особенность психического целого обращал внимание еще И.М. Сеченов [З], говоря, что предметом психологии являются целостные акты, нераздельно включающие в свою общую структуру наряду с «сознательным элементом» внешнее воздействие (сигнал) и двигательный мышечный компонент. Для многих психических целостных систем типична большая связность, однако и эта характеристика варьировать в очень широких пределах. Эволюция и инволюция психических образований могут происходить как путем интеграции, так и путем дифференциации (навык, образ, мысль). Переход от нормы к патологии может осуществляться вследствие нарушения связности частей психики, а также связности человека со средой либо в результате нарушения пропорциональности частей независимо от того, являются ли причины таких изменений внутренними или внешними. Чрезмерная связность приводит к потере устойчивости психики, т. е. к разрывам во времени. По семантике шизофрения означает распад личности. Известно, что при шизофрении резко возрастает разрыв человека со средой (аутизм), нарушаются ассоциации, появляются несвязность речи, алогичность высказываний. Психопатии возникают вследствие нарушения пропорциональности силы и подвижности нервной системы, возбуждения и торможения, сигнальное™ системы. 1.2.3. ИСПОЛЬЗОВАНИЕ ИДЕИ ЦЕЛОСТНОСТИ. Системное. Целостное представление об объектах природы является одной из основных целей познания и необходимым условием эффективности применения знаний об объекте для решения практических задач. Такое представление о сложном объекте возникает не сразу, а в результате длительной исследовательской и

154

интегративной деятельности многих ученых. Основными средствами создания системных, целостных представлений о сложном объекте являются анализ и синтез, движение «от целого к частям» и «от частей к целому». Оба этих подхода объединяются в следующем методическом приеме: от целого к частям и от частей к целому, но уже на новом уровне знания. Использование идеи целостности в психологическом исследовании возможно в различных аспектах. Прежде всего оно определяется осознанием того, что объект исследования - целостный и к нему применимы понятия целостности и гармоничности. В основу структурирования психических образований должен быть положен не произвольный набор из множества стимулов-реакций, а структура, организованная посредством естественного квантования пространственно-временного континуума и информационно-энергетических характеристик, имманентная внутренняя структура, а не структура случайной внешней оболочки. Психические явления возникают на определенном уровне организации, в известной степени базируются на других ее уровнях и тесно с ними взаимосвязаны. Поэтому их изучение фактически невозможно в отрыве от биологических, социальных и других явлений и процессов. Использование таких характеристик, как пропорциональность частей , полнота состава, в качестве контрольных критериев позволяет избежать возможных ошибок. Учет высокой вариабельности и большой степени индивидуальности необходим при выборе математического аппарата (первое свойство ограничивает применение регулярных методов, второе - вероятностных). Исходным пунктом анализа психики как системы (системного анализа) является общепринятое в психологии положение о целостности, единстве психики в норме; в качестве аналитического приема используем «раздвоение единого». Раздвоение этого единства обнаруживается прежде всего при рассмотрении функций психики. Существование, функционирование и развитие человека определяются генетической и социальной программами. Реализация названных программ оказывается возможной благодаря информационному взаимодействию человека со средой и целенаправленному воздействию на нее. Функции отражения (психического отражения) и регулирования (психического регулирования) обеспечивают необходимое взаимодействие. Они взаимосвязаны и взаимообусловлены: отражение регулируется, а регулирование основано на информации, полученной в процессе отражения. Структуры, реализующие отражение и регулирование, «пересекаются» между собой, частично взаимопроникают друг в друга. Тесная взаимосвязь этих функций обеспечивает целостность психики в норме, единство всех психических проявлений, интеграцию различных психических процессов.

155

1.3. ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА СИСТЕМНЫХ ОПИСАНИЙ И МЕТОДОВ ИХ ПОСТРОЕНИЯ. 1.3.1. ОСНОВНЫЕ ЧЕРТЫ СИСТЕМНЫХ ОПИСАНИЙ. Под описанием будем понимать любую форму представления информации человеку о каком-либо одном психическом феномене, свойстве, процессе, одной совокупности экспериментальных фактов: вербальную (текст, речь), символическую (знаки, формулы), графическую (схемы, графики), предметную (макеты, вещественные модели). Системные описания адресованы отражающей системе человека, которая является многоуровневой и полимодальной. Идеальным, наилучшим описанием будет такое, в котором учтены все возможности восприятия. На практике, однако, в большинстве случаев системные описания адресуются зрительной системе человека. Только о таких описаниях идет речь в этой книге. В данном случае системные описания должны учитывать все богатые возможности зрительного восприятия. Информация, предназначенная для зрительной системы, может быть представлена в знаковой, символической, схематическо-графической и ма-кетно-модальной формах. Они адресуются первой и второй сигнальным системам человека и кодируются положением и взаимным положением, ориентацией и взаимной ориентацией, величиной и отношениями величин, формой и цветом. Для описаний могут использоваться всевозможные языки, системы понятий и изображений, модели (в их интерпретирующей функции), различные пространственно-временные континуумы, системы координат и масштабов. Сложной и малоразработанной (а в психологическом плане пока еще не сформулированной четко) проблемой является задача синтеза различных по типу и форме описаний для представления интегрального описания человеку. В психологическом плане это не только согласование описаний и их форм между собой, но и согласование их с возможностями восприятия человека, возможностями его отражающей системы, которая имеет вполне определенные ограничения (пропускная способность, разовый объем восприятия, конечная скорость запоминания и др.). Отражающая система человека включает сенсорный, перцептивный и понятийный уровни, каждый из которых имеет информационные и оценочные механизмы. Интегральное, синтезированное описание должно быть согласовано со всеми этими уровнями. Объединение различных описаний, полученных независимо друг от друга, может встретить трудности и потому, что отдельные описания создавались на «пределе» возможностей восприятия. В этом случае потребуется упрощать и преобразовывать отдельные компоненты сложного описания. Многое психологические феномены являются целостными объектами. Поэтому совокупность описания таких объектов должна в определенной степени подчиняться закономерностям целого: иметь полный состав, определенные пропорции частей и т. д.

156

Проблема множественности описаний обладает и другим аспектом. Может возникнуть законный вопрос: не приводит ли множественность описаний к информационной перегрузке и не является ли она «умножением сущностей без надобности»? Действительно, в любом системном описании имеется избыточность. Однако при правильной его организации определенная степень избыточности обеспечивает целостность описания, лучшее понимание предмета, эффективность трудовой деятельности и процессов обучения. Каждое описание исторически обусловлено уровнем развития как психологии, так и науки в целом. Процесс совершенствования описаний не устраняет объективных оснований их множественности, но облегчает задачу установления типа отношений между ними. Специфика объектов психологии такова, что для их описания невозможно использовать изобразительную форму. Можно нарисовать растение или животное, но нельзя нарисовать внимание или память. Можно, конечно, воссоздать внешние проявления некоторых психических состояний в мимике и пантомимике, но возможности таких воспроизведений очень ограничены. Поэтому основными формами описания психических явлений выступают знаковая и символическая. Системные описания сами по себе - это знаковые системы, имеющие свои состав, структуру, функцию и т. д. Знаковые системы также должны быть согласованы с возможностями отражающей системы человека. Одной из важнейших характеристик системных описаний является количество единиц, подлежащих одномоментному восприятию и запоминанию, удержанию в поле устойчивого внимания. Практика показывает, что число единиц, удовлетворяющих такому требованию, лежит в пределах миллеровского числа 7 j: 2. Как известно, человек может безошибочно запомнить после однократного предъявления 9 двоичных цифр, 8 десятичных, 7 букв, 6 слогов, 5 слов. С увеличением сложности запоминаемых единиц информации их предельное число уменьшается. Как свидетельствуют эксперименты, проведенные по методике Дж. Миллера, человек запоминает лишь четыре простых, нераспространенных предложения. В случае же системных описаний необходимо воспринимать не только компоненты системы, но и отношения между ними. Число парных отношений определяется как число сочетаний из К элементов по 2: при К=4 число отношений равно 6, при К=6 число отношений равно 10, т. е. уже превосходит верхний предел миллеровского диапазона. Поэтому при К > 4 затрудняется восприятие системного описания со сложными объектами и понимание отношений между ними. Следовательно, необходима группировка знаков системного описания. 1.3.2. МЕТОДЫ ПОСТРОЕНИЯ СИСТЕМНЫХ ОПИСАНИЙ. Одним из видов описания является классификация. Еще А. И. Введенский [1] считал, что для разных целей при изучении одного и того же объекта могут быть полезны различные классификации. Подобные описания по-разному воспринимаются, понимаются, запоминаются, имеют неодинаковую эвристическую ценность. Наличие нескольких эквивалентных описаний позволяет глубже понять явление.

157

Примерами дополнительных описаний могут служить качественное и количественное, структурное и функциональное, объективное и субъективное описания. Дополнительность описаний может иметь различные основания, поэтому может быть несколько дополнительных описаний. Для них важнейшим является вопрос о полноте состава. В зависимости от основания дополнительности полный набор может быть осуществлен двумя и более описаниями. В этом случае возникает проблема их «стыковки». Объективность факторов, приводящих к множественности описаний, делает несерьезными претензии на единственность описания, а определение типа отношений между описаниями помогает установить их место среди других описаний и область их применения. Любая теория содержит несколько уровней описания. В формальной теории можно выделить основные методологические положения, системы понятий, аксиоматику, логический аппарат вывода, метрические шкалы. В теории психологии также можно выделить уровень важнейших принципов и уровень систем понятий. Еще одна из форм многоуровневого описания развивается в настоящее время на основе системного подхода к явлениям природы. В соответствии с этим подходом психику можно рассматривать как динамическую систему и делать акцент при ее описании на таких свойствах, которые являются общими для систем более широкого класса, например, на устойчивости. Многие прикладные психологические задачи также приводят к многоуровневому описанию. Так, например, задачи профессиографии и проектирования деятельности обусловили необходимость описания последней. Были предложены различные частные методы описания: алгоритмический, предметно-функциональный и др. Однако скоро выяснилось, что ни один из них взятый в отдельности, не позволяет получить описания, удовлетворяющего запросам практики. Возникла проблема создания комплексного описания деятельности, которая еще ждет своего удовлетворительного решения. При управлении динамическими системами человек получает информацию об их состоянии в виде различного рода информационных моделей. Практика показала, что для эффективного управления во многих случаях необходимо сочетание информационных моделей различного типа: локальных (находящихся в отношении дополнительности) и глобальных разной степени детальности (находящихся в отношении гомоморфизма). В процессе обучения информация о любом достаточно сложном объекте разворачивается во временную последовательность. При этом различные описания (структурные, функциональные, генетические и пр.), находящиеся в отношении дополнительности, синтезируются слушателем в целостную картину объекта. Очевидно, что существует не единственный способ разверстки одного и того же учебного материала. Способ разверстки определяется не только структурой описываемого объекта и логикой имеющейся информации, но и контингентом слушателей, целью обучения, личностью преподавателя. Конечно, практикой обучения могут быть найдены хорошие варианты

158

развертки, однако в силу зависимости ее от перечисленных факторов нецелесообразно предлагать эти варианты в качестве общего обязательного стандарта. 1.3.3.КОНСТРУИРОВАНИЕ СИСТЕМНЫХ ОПИСАНИЙ. Не существует единственного способа декомпозиции системы на подсистемы, не существует и единственного системного описания изучаемого объекта. Его выбор определяется целями пользователя, особенностями объекта, возможностями автора описания, его индивидуальными склонностями. Единого алгоритма построения системного описания нет. В каждом конкретном случае оно конструируется как своего рода произведение искусства. Требования адекватности описания объекту и возможностям отражения пользователя накладывают значительные ограничения на содержание и форму системного описания. Дополнительные ограничения определяются условиями их использования. Поэтому в действительности произвольность системных описаний сильно сужается. Учет всевозможных ограничений и критериев оптимальности описаний является важной составляющей процесса их конструирования. Первичным материалом для построения системных описаний могут служить числовые экспериментальные данные, измерительные психологические шкалы, свойства, психологические категории, принципы, более частные системные описания. В зависимости от первичного материала находятся и уровень абстракции, и методы системного описания. Процедуры построения системных описаний могут быть многошаговыми, включающими в себя ряд промежуточных и окончательную форму. Например, процедура факторного анализа в качестве промежуточных форм содержит корреляционную матрицу, факторную матрицу, граф факторной матрицы, в качестве окончательной - интерпретацию набора выделенных факторов. Именно окончательная форма описания должна быть хорошо согласована с отражающей системой человека. Для этой цели наиболее подходят основные типы топологических и метрических структур в графическом представлении, понятия и системы понятий, высказывания и системы высказываний, формулы, числовые константы. Правильный выбор окончательной формы системного описания служит показателем завершенности системного исследования. Системные описания являются одним из основных результатов системного исследования, поэтому от безошибочного выбора окончательной формы описания зависит эффективность всего исследования, и такой выбор должен быть сделан уже на стадии планирования. Точный выбор окончательной формы позволяет также соотносить результаты данного исследования с результатами других исследований того же объекта. Системные описания зависят от уровня наших знаний об объекте, целей, ради которых они конструируются, индивидуальных особенностей автора и пользователей. Поэтому системные описания одного и того же объекта могут отличаться как по содержанию, так и по форме. Выбор наилучшего в

159

данных условиях описания должен производиться с учетом названных факторов. С развитием науки хорошее описание заменяется лучшим. Но существуют и требования, которым должно удовлетворять любое описание: оно должно быть адекватным объекту, не должно противоречить основному массиву знаний, накопленному в данной науке, ему надлежит быть «открытым» для включения новых данных, допускать дальнейшее развитие. Разнообразие объектов, языков и форм описания может привести к появлению большого количества разнообразных системных описаний, что затруднит создание целостной картины психики и психологической науки в целом. Системные описания, как и экспериментальные данные, относящиеся к одному и тому же объекту, должны быть сравнимыми, сопоставимыми. Поэтому важной задачей является установление общности и определение вида отношений между ними, а также способов объединения отдельных описаний в интегральные. Несмотря на различия, иногда весьма значительные, все целостные объекты обладают определенным организационным сходством. Выявить эту общность можно, если подняться на достаточный уровень абстракции, анализа. Сходство описаний необходимо также потому, что все они воспринимаются одной и той же отражающей системой человека. Поэтому задача объединения и сравнения системных описаний требует своего настоятельного решения и имеет все предпосылки для этого. Системное описание можно рассматривать как сложное высказывание об объекте, содержательность которого тем выше чем лучше оно отражает взаимосвязи и упорядоченность компонентов объекта. Достоверность, правдоподобие системного описания повышаются, если оно не противоречит подавляющей массе научных фактов, является полным и опирается на регулярную основу. Ценность описания тем выше, чем шире число проблем, которые оно позволяет решить, и чем больше новых задач может быть поставлено, исходя из него. Список литературы 1. Введенский А.И. Психология без всякой метафизики. - СПб, 1917. 2. Кузьмин В.П. Исторические предпосылки и гносеологические основания системного подхода // Психол. журн. 1982. - Т. 3. - № 3, -№ 4 3. Сеченов И.М. Избранные философские и психологические произведения. -М.: Госполитиздат, 1947.

Позиция №258 в плане издания учебной литературы ДВГМАна1998г.

Герасимова Ирина Васильевна МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ ОСНОВЫ СИСТЕМНОГО ПОДХОДА В ПСИХОЛОГИИ Хрестоматия уч.-изд. л. Тираж 100 экз.

Формат 60x84i/i6 Заказ № /^

Отпечатано в типографии ДВГМА им. адм. Г.И.Невельского Владивосток, 59, ул. Верхнепортовая, 50а