МОРДОВСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ ИМЕНИ Н.П.ОГАРЕВА ПРАВИТЕЛЬСТВО РЕСПУБЛИКИ МОРДОВИЯ РОССИЙСКИЙ ГУМАНИТАРНЫЙ НАУЧНЫЙ ФОНД
Волжские земли в истории и культуре России
В
I I
ч а с т я х
Материалы Всероссийской научной конференции, посвященной 10-летию создания Российского гуманитарного научного фонда (РГНФ) г. Саранск, 8 – 11 июня 2004 г.
Часть I
Саранск Типография «Красный Октябрь» 2004
Редакционная коллегия: Н. П. Макаркин (главный редактор), В. Д. Волков, Ю. Л. Воротников, В. П. Гребенюк, В. Д. Черкасов, Н. М. Арсентьев, Д. В. Доленко, В. В. Конаков, А. И. Сухарев, В. А. Юрченков, А. К. Боковиков, К. И. Шапкарин, В. В. Щербаков (ответственный секретарь)
Материалы изданы при финансовой поддержке Российского гуманитарного научного фонда.
Проект № 04—01—14066 г Материалы публикуются в авторской редакции
Корректор Н. В. Жадунова Макет Г. Н. Давыдовой Оформлени е Е. Калачин
Сдано в набор . Подписано в печать . Формат 60х84 1/16. Бумага офсетная. Гарнитура TimesET. Усл. печ. л. Уч.-изд. л. . Тираж 150 экз. Заказ № . ГУП РМ «Республиканская типография “Красный Октябрь”» 430000 г.Саранск, ул. Советская, 55а.
Волжские земли в истории и культуре России: Материалы Всерос. науч. конф., посвященной 10-летию создания Российского гуманитарного научного фонда (РГНФ); Саранск, 8 – 11 июня 2004 г. / МГУ им. Н.П. Огарева; В 2-х ч. Ч. I. Саранск: Тип. «Крас. Окт.», 2004 – 272 с.
ISBN 5-7493-0689-5 В сборник включены материалы Всероссийской научной конференции «Волжские земли в истории и культуре России», проходившей в Мордовском государственном университете 8 – 11 июня 2004 года. Издание предназначено для научных работников, аспирантов и студентов.
УДК 94 (47) ББК 63.3 ISBN 5-7493-0689-5
ПРИВЕТСТВИЕ Главы Республики Мордовия участникам и гостям Всероссийской научной конференции
«ВОЛЖСКИЕ ЗЕМЛИ В ИСТОРИИ И КУЛЬТУРЕ РОССИИ» Сердечно приветствую участников и гостей Всероссийской научной конференции, проходящей в столице Мордовии – Саранске! Научное осмысление глубоких историко-культурных пластов дает богатую пищу для изучения своеобразия и широкой панорамы жизни регионов Поволжья. Кто мы, что нас объединяет, что делает сильнее в масштабах единой России – эти и другие актуальные вопросы станут предметом обсуждения на конференции. Решение современных общественных проблем требует комплексного подхода, учета многих факторов. Это определяет многоплановость научных исследований, их социальную востребованность. Выражаю надежду, что нынешняя конференция, приуроченная к 10-летию создания Российского гуманитарного научного фонда, станет новым шагом в гуманитарной науке и внесет заметный вклад в дальнейшее развитие богатого социально-экономического и духовного потенциала народов Поволжья. Искренне желаю участникам и гостям конференции успешной работы, реализации новых идей и замыслов! Глава Республики Мордовия Н. И. Меркушкин
ПРИВЕТСТВЕННОЕ СЛОВО ректора Мордовского государственного университета профессора Н.П. Макаркина участникам Всероссийской научной конференции «ВОЛЖСКИЕ ЗЕМЛИ В ИСТОРИИ И КУЛЬТУРЕ РОССИИ» Уважаемые коллеги!
Важным фактором интеграции сообщества ученых являются научные конференции, которые не только способствуют апробации новых идей маститых исследователей, но и играют огромную роль в становлении молодых ученых, позволяют им познать структуру научного знания изнутри, вынести на суд научной общественности свои наработки, завоевать признание специалистов. Открывающаяся конференция посвящена исследованию роли и значению исторического и культурного наследия, анализу экономических и политико-правых аспектов развития Поволжья. В настоящее время в обществе наблюдается повышенный интерес к истории отдельных этносов и регионов Российской Федерации, проблемам их социальноэкономического и культурного развития. Многие устоявшиеся в исторической науке положения требуют переосмысления, а в ряде случаев и переоценки с учетом появившихся новых методологических подходов и ставших доступными источников. На современном этапе развития России в авангарде этих научных поисков исследователи, которые поддерживаются научными фондами. Одним из наиболее значимых из них является Российский гуманитарный научный фонд, поддерживающий изыскания в различных отраслях гуманитарной науки. Только благодаря его поддержке проводится и эта конференция. В связи с этим особенно отрадно отметить, что РГНФ в этом году отмечает свой 10-летний юбилей именно на базе Мордовского университета. Хочется выразить искреннюю признательность руководству и всем сотрудникам фонда за их деятельность, без которой не были бы реализованы многие научные проекты, и пожелать так же плодотворно работать на благо науки и в будущем. Убежден, что это далеко не последний юбилей РГНФ. Выражаю надежду, что научные доклады и заинтересованный обмен мнениями в ходе дискуссии внесут существенный вклад в разработку научно обоснованных представлений о состоянии научного потенциала Поволжского региона и Республики Мордовия, будут способствовать активизации исследований в области истории, экономики, социального развития, культурного и духовного наследия волжских земель. Позвольте пожелать гостям и участникам Всероссийской научной конференции «Волжские земли в истории и культуре России» и Российскому гуманитарному научному фонду плодотворной работы и успешных исследований.
Ректор Мордовского государственного университета профессор Н. П. Макаркин
Пленарное заседание
В. Д. Волков, Председатель Правительства Республики Мордовии
СОСТОЯНИЕ И ПЕРСПЕКТИВЫ РАЗВИТИЯ ГУМАНИТАРНЫХ НАУК В РЕСПУБЛИКЕ МОРДОВИЯ (ИТОГИ СОТРУДНИЧЕСТВА РГНФ И ПРАВИТЕЛЬСТВА РМ ЗА ПЕРИОД 1999–2004 гг.)
Последнее десятилетие характеризуется сложнейшими процессами в сфере научной деятельности, которая испытала на себе все положительные и все отрицательные моменты реформ в России. Особая ситуация сложилась в гуманитарных науках, оказавшихся в ситуации методологического и организационного кризиса. В этих условиях чрезвычайно важным было начатое в 1998 г. обсуждение возможности объединения усилий федеральных и региональных органов власти для совместного финансирования актуальных исследований в области гуманитарных наук. Оно завершилось подписанием 18 февраля 1999 г. Соглашения Российского гуманитарного научного фонда и Правительства Республики Мордовия о конкурсе в области гуманитарных наук «Волжские земли в истории и культуре России», в соответствии с которым объявлялось о проведении в 2000–2002 гг. совместного конкурса проектов в области гуманитарных наук. Проведенные в указанный период совместные региональные конкурсы по таким научным направлениям как экономика Республики Мордовия, социальная экология, социология, политология и философия, древняя и новая история Мордовии, филология, психология, педагогика, создание научных информационных систем положительно повлияло на функционирование гуманитарных наук в Республике Мордовия. Государственная поддержка науки и научной деятельности, осуществляемая, в том числе, и за счет ежегодного финансирования регионального конкурса, во многом способствовала созданию весьма благоприятных условий для повышения роли гуманитарных наук в социальноэкономическом развитии региона, признанию науки социально значимой отраслью, существенно определяющей уровень развития производительных сил республики. Необходимость дальнейшего повышения роли социальных и гуманитарных исследований, признанная в утвержденных Президентом Российской Федерации В.В. Путиным «Основах политики Российской Федерации в области развития науки и технологий на период до 2010 г. и дальнейшую перспективу» в качестве одной из основных задач развития фундаментальной науки и важнейших прикладных исследований, а также подтвержденная временем и главное результатами правильность выбранного курса, обусловили подписание 15 июля 2002 г. Соглашения Российского гуманитарного научного фонда и Правительства Республики Мордовия о конкурсах проектов в области гуманитарных наук в 2003–2005 г. и продолжение взаимовыгодного сотрудничества с Фондом. Всего с 1999 года в Республике Мордовия было проведено 5 региональных конкурсов «Волжские земли в истории и культуре России», в рамках которых была оказана поддержка реализации 51 научного проекта. Истекший период позволяет подвести некоторые итоги и обсудить дальнейшие перспективы совместной деятельности Фонда и Республики по развитию гуманитарных научных исследований и распространению гуманитарных знаний в обществе, сохранению и поддержке эффективной работы гуманитарных научных школ и устойчивых научных
коллективов, обладающих высоким потенциалом и работающих в Республике Мордовия. Общая сумма безвозмездной финансовой поддержки составила 5 945 тыс. рублей, в том числе из средств республиканского бюджета - 2 972,5 тыс. рублей. При этом, как показывает анализ, число вновь поддержанных научных проектов с каждым годом увеличивается. Если в 2001–2002 гг. победителями конкурса были признаны 6 и 7 проектов соответственно, то в 2003 г. советом Фонда и Региональным экспертным советом Республики Мордовия были поддержаны 10 проектов, а в 2004 г. – 12. Учитывая, что ежегодно на участие в региональном конкурсе подается в среднем около 25 заявок от различных научных и образовательных учреждений Республики Мордовия, можно сделать вывод о повышении уровня предлагаемых к реализации исследований, их научной новизне и практической ценности. Кроме того, растет и количество организаций и учреждений, сотрудники которых принимают участие в региональном конкурсе. Так, например, в 2004 г. на конкурс были представлены научные проекты ученых Мордовского госуниверситета им. Н.П.Огарева, Мордовского государственного педагогического института им. М.Е.Евсевьева, НИИ гуманитарных наук при Правительстве Республики Мордовия, НИИ регионологии при МГУ им.Н.П.Огарева, Мордовского республиканского краеведческого музея. Сам факт появления новых участников подчеркивает популярность конкурса, проводимого РГНФ и Правительством Республики Мордовия, его востребованность и значимость. Проведенные исследования затронули различные области гуманитарной науки. Остановимся лишь на некоторых проектах. Проекты, посвященные различным аспектам исторического развития Мордовии, направлены, главным образом, на переосмысление стереотипов, заданных в советский период марксистским видением истории. Целью исследований стал поиск не социальных конфликтов, а диалога и форм сосуществования (проекты «Голодные годы в российской деревне в советское время: причины и последствия (на материалах Мордовии)», «Этнический фактор в Республике Мордовия в годы реформ: от кризиса к стабилизации», «Механизмы гармонизации межэтнических отношений в региональном социуме (на примере Республики Мордовия)»). Археологи сосредоточили свои усилия на изучении проблемы происхождения древнемордовской культуры. Проведенные исследования с применением современных статистико-математических методов позволили составить компьютерную программу базы данных применительно к особенностям вещевых комплексов Западного Поволжья I-ХV вв. и компьютерную программу обработки материалов. Впервые в мировой практике получена относительная и абсолютная хронология памятников, охватывающих период в пятнадцать веков, основанная на объективных методах математической статистики, в результате чего появилась возможность точной датировки событий истории финно-угорских и других народов (проект «Ритм веков (относительная и абсолютная хронология могильников Западного Поволжья I – XV вв.)»). Особо стоит сказать о работе над энциклопедией «Мордовия», проводимой под эгидой НИИ гуманитарных наук при Правительстве РМ. При поддержке РГНФ в Мордовии в течение нескольких лет реализовывался проект, который вобрал в себя достижения всех гуманитарных наук республики и показал их уровень. Открывая выход первого тома энциклопедии, Глава Республики Мордовия Н.И. Меркушкин назвал ее появление знаковым историческим событием. Энциклопедия отразила уникальность мордовского народа, его истории и культуры. Выход в свет издания такого рода свидетельствует о наличии существенных наработок во всех сферах гуманитарного знания в республике и о его большом потенциале.
Целый ряд проектов был посвящен рассмотрению на примере республики проблем социально-экономического развития депрессивных регионов России, разработке стратегии экономического развития Мордовии, межбюджетные отношения субъектов Российской Федерации с федеральным центром. Так, например, положение Республики Мордовия в системе российского федерализма, особенности, определяющие ее политико-правовой статус, характер отношений с федеральным центром, этнополитическая ситуация анализировались в проекте «Республика Мордовия в процессе становления российского федерализма и Поволжского регионализма». Новизна проекта «Влияние конституций и уставов субъектов РФ на формирование регионального законодательства» заключалась в том, что комплексных исследований правовых возможностей конституций и уставов субъектов РФ в нормативном регулировании не осуществлялось. В ходе исследований были выявлены общее и особенное с позиций юридической техники, понятийный аппарат и терминология, содержание норм конституций и уставов субъектов РФ. Все это дало возможность установить пределы правового регулирования данных актов и степень их влияния на формирование системы регионального законодательства, выявить тенденции развития законодательства субъектов РФ. В рамках проекта «Формирование перспективной системы управления инвестиционными процессами в дотационных регионах» была выполнена работа по исследованию практики формирования и теории функционирования инвестиционной сферы дотационных регионов. На материале Республики Мордовия, Волго-Вятского экономического района и Приволжского федерального округа был изучен опыт функционирования инвестиционной сферы в условиях дефицита инвестиционных ресурсов в РФ и за рубежом. В результате авторы проекта разработали методику прогнозирования и осуществления инвестиционной деятельности в дотационных регионах в соответствии со стратегическими задачами развития ведущих отраслей экономики. Также был проведен анализ ситуации на рынке финансового обеспечения инвестиционных мероприятий, на основании которого была предложена подготовлена схема организационных мероприятий по управлению инвестиционной сферой и экономический механизм ее реализации. Оценке практики взаимодействия республиканских органов власти с районными администрациями по вопросам развития экономики, финансового и бюджетного планирования, эффективности управления республикой и отдельными ее территориями был посвящен проект «Совершенствование экономико-правовых методов местного самоуправления». В результате проведенных исследований была разработана модель информационной базы управления экономическим и социальным развитием административного района. Кроме того, на примере Республики Мордовия анализировались проблемы разработки концепции формирования республиканской системы реабилитации инвалидов, создания социально-экономических условий для естественного воспроизводства населения, выработки механизмов гармонизации межэтнических отношений в региональном социуме. Проблема состояния и развития нравственных ценностей русского и мордовского народов впервые научно изучалась в ходе осуществления проекта «Динамика нравственных ценностей в зоне этнического контакта (на примере Республики Мордовия)». В ходе разработки анкет и проведенного соцопроса выявлены факторы, влияющие на эту сферу культуры, апробированы методы исследования нравственной динамики человека, проживающего в зоне этнического контакта. В рамках проекта «Пластическая выразительность мордовского танца» на основе выявления связи пластической выразительности с обрядовой и ритуальной практикой была раскрыта специфика национального мордовского танца.
Было проведено комплексное междисциплинарное научное исследование творчества выдающегося скульптора С.Д.Нефедова (Эрьзи), которое позволило сформировать обновленный и достоверный банк данных о работах мастера, о его учениках. Анализу с точки зрения социокультурного контекста эпохи подвергся этап в научной биографии видного отечественного ученого-филолога и философа М.М.Бахтина, связанный с его пребыванием в Саранске. Среди работ по комплексному изучению человека, изучению социальных проблем экологии привлекает внимание проект «Историко-геоэкологический анализ освоения территории Мордовии для целей планирования культурного ландшафта». В его рамках на основе синтеза основных проблемных направлений современной этнологии и ландшафтоведения, экологии и геоинформатики разработаны теоретические и методологические основы геоэкологического анализа процессов хозяйственного и информационного освоения экосистем. При этом в исследовании использовалась созданная авторами проекта региональная геоинформационная система «Мордовия». Подводя итог сказанному, подчеркнем, что оказанная в рамках региональных конкурсов «Волжские земли в истории и культуре России» поддержка позволила издать более 20 книг и сборников о различных аспектах жизнедеятельности Мордовского края, опубликовать более 100 научных статей, провести 4 конференции всероссийского и международного значения. Как одно из условий развития гуманитарных наук в РМ выступает системное и целенаправленное проведение научно-практических конференций, которые подводят итоги и намечают пути дальнейших исследований, позволяют высказать различные точки зрения, концептуальные положения, организовать дискуссию. Среди проведенных научных форум стоит остановиться, пожалуй, на двух. На международную научно-практическую конференцию «Функционирование языков и состояние этнокультуры восточных финно-угорских народов: проблемы и перспективы развития» прибыли более 120 ученых-финно-угроведов из Москвы, Ижевска, Сыктывкара, Казани, Йошкар-Олы, Пензы и др. городов России, в также представители Эстонии и Венгрии. Участники конференции рассмотрели актуальные проблемы функционирования финно-угорских языков, вопросы этнокультуры и этнической истории восточных финноугорских народов и в очередной раз подчеркнули необходимость продуманной государственной политики в сфере языка и этнокультуры. 125-летию со дня рождения С.Эрьзи была посвящена международная научнопрактическая конференция (II Эрьзинские чтения) «С.Д. Эрьзя: творческая личность и культурный аспект эпохи». В работе конференции приняли участие около 100 ученыхгуманитариев, искусствоведов, исследователей творчества мастера из Москвы, СанктПетербурга, Перми, Екатеринбурга, Нижнего Новгорода, а также городов Армении, Латвии, Украины и др. Темы докладов охватывали широкое проблемное поле изучения не только творчества мастера, но и горизонты его художественного мышления, позволяющие говорить о новом интеллектуальном подходе к культурному тексту, в качестве которого выступает скульптура и его «диалогический разум». Региональный конкурс «Волжские земли в истории и культуре России» продолжается. Начатый пять лет назад, он с каждым годом приобретает все более глубокое научное содержание и позволяет привлечь к научным разработкам все более широкий круг ученыхгуманитариев, интегрировать достижения региональных исследователей по достаточно широкому спектру направлений в российскую и мировую науку, сохранять и поддерживать определенный уровень гуманитарного знания.
Н. М. Арсентьев, д.и.н., профессор МГУ им. Н.П.Огарева (г.Саранск)
СИСТЕМООБРАЗУЮЩИЕ ФАКТОРЫ ПОВОЛЖЬЯ КАК ОБЪЕКТА ИСТОРИЧЕСКИХ ИССЛЕДОВАНИЙ
Поволжье – чрезвычайно многообразный край, где, соседствуя с пережитками язычества, на протяжении веков существовали две мировые религии и цивилизации, народы различных языковых групп и традиций. Этот регион можно считать уникальной лабораторией поиска и обретения не только способов сожительства этносов, но и их развития через взаимодействие. Поволжье – одна из так называемых контактных зон человечества, своеобразие которой издавна состояло в дисперсности этносов, их «чересполосице» при невысокой плотности населения. Выявляя в качестве пространственных границ исторического исследования определенную локальную территорию, необходимо учитывать два момента. Во-первых, она должна обладать неким внутренним единством, системным комплексом разносторонних и разнонаправленных взаимоотношений и связей внутри региона между природным и социальным. С одной стороны, общество оказывает воздействие на природу в процессе культурной и хозяйственной деятельности, а с другой – природная среда выставляет ограничения, задает специфику хозяйствования, влияет на складывание картины мира. Философским обоснованием методологических подходов должен стать принцип «целоечасть». Целое не есть механическая совокупность частей, поскольку обладает собственными характеристиками, закономерностями развития. Но также и часть не проще целого и она так же обладает специфическими характеристиками и закономерностями развития. Отношение между целым и составляющими его частями необходимо определять как нелинейные, когда эффективность взаимодействия зависит не от величины прилагаемых сил, а от качества взаимодействия. В связи с этим в качестве предмета исследования должно выступать «место» обладающее историей, или регион, «который возникает как результат самоорганизации, специфической исторической деятельности людей, которые данный регион формируют». Специфика региона определяется совокупностью различных признаков, феноменов или элементов: природно-географических, хозяйственных, политических, идеологических, социокультурных и прочих. Эти элементы складываются между людьми, объединенными определенным видом деятельности, связанными духовной жизнью и системой социокультурных отношений. Одновременно регион, выбранный в качестве пространственных границ исторического исследования, сам является структурным компонентом системы. Он неизбежно оказывается включенным в сложную гамму горизонтальных отношений в рамках более обширной региональной структуры, административно-территориальной единицы, государственного образования или мира в целом. Отсюда принципиальная исходная установка ведущих направлений современной историографии, основой которой стал взгляд на общество как на целостный организм, в котором все элементы взаимодействуют в сложной системе прямых и обратных связей. Одной из характерных черт отечественной исторической науки в настоящее время является интенсивный поиск новых методологических подходов и схем, призванных привести ее в соответствие с произошедшими в мире изменениями (современной эпохой) и определить новые ориентиры развития. В исторической науке последних лет преобладает рациональное взаимодействие тенденций, с одной стороны, к регионализации исследований, а с другой, к их глобализации. Формируется оптимальное соотношение микро и макро подходов, общего и единичного, глобального и локального. В региональных исследованиях осуществляется выявление пространственной и хронологической специфики «места, обладающего историей», устанавливаются направленность и характер внутрирегиональных этнических, социальных, хозяйственно-экономических, культурно-исторических и других
связей. Исследователи, занимающиеся изучением различных проблем истории регионов, так или иначе должны определить соотношение данных параметров, разрабатывая тем самым концептуальные и методологические направления своей деятельности. Для изучения местной истории «мало признания общих закономерностей, получающих на местах локальное выражение». Векторы развития исторической науки последнего десятилетия чрезвычайно многоплановы. В связи с отказом от идеологизации исторических исследований началось формирование новых направлений исторической мысли и распространение новых методологических подходов. Научными продуктами последних лет стало оформление национальных историй народов Поволжья, ставших проявлением этнических мобилизаций начала 1990-х, продолжился процесс изучения политических партий, национальных и общественных движений, быстрыми темпами развивается экономическая история, изучающая специфику экономического развития народов и регионов. Распространение регионального подхода к изучению отечественной истории является объективным явлением современного этапа развития исторической науки. Регионализм позволяет увязать микро- и макро подходы, интересы и особенности развития центра и периферии, исследовать региональные проявления общероссийких процессов. Выбирая в качестве объекта исследования Поволжье следует выделить системообразующие факторы этого региона в его социально-экономическом и культурноисторическом своеобразии, обосновывающие целесообразность и возможность такого рода выбора. Основным системоообразующим фактором является расположение территории региона по течению реки Волги. Кроме того, волжские земли объединяет схожее историческое прошлое. Долгое время они являлись как бы внутренними колониями (в экономическом смысле) центральной России. Относительная однотипностъ экономического развития, характерная для этих территорий, была обусловлена распространением в регионе преимущественно сельского хозяйства. Наконец, отличительной особенностью Поволжья является многонациональный состав населения. Расположение региона на равнинной части территории страны обуславливало достаточно суровый (жесткий) континентальный климат. Средняя температура составляла 5,0 оС. Безморозный период – 140 дней. За год выпадало до 480 мм осадков. Максимальное количество осадков – в июле, минимальное – в феврале. В мае и июне часто отмечались засухи. К отрицательным чертам климата следует отнести часто наблюдаемое зимой чередование оттепелей с сильными морозами, что нередко приводило к образованию ледяной корки и являлось одной из причин изреживания или гибели озимых посевов. Именно этими факторами обусловлены случаи голода в Поволжье. В условиях России волжские земли являлись одним из наиболее благоприятных для земледелия регионов. Регион имел более выгодные показатели по сравнению с черноземной зоной Центра России и в отдельных своих местностях выше степного Юга по уровню производительности труда и трудовым затратам. Расположение территории в бассейне реки Волга давало региону целый ряд преимуществ, в том числе в плане торгово-транспортного развития. Речная система Волжского бассейна, с наличием множества полноводных рек с возможностью судоходства по ним, позволяла осуществлять пусть не регулярные, но достаточно обширные торгово-транспортные связи. Конечно же, не вся территория Поволжья в равной степени обладала этим преимуществом (не все реки по причине своей мелководности были пригодны для судоходства, и к тому же не всегда они позволяли осуществлять торгово-транспортные операции в разных направлениях). Но все таки следует признать, что в этом плане Поволжье даже имело целый ряд преимуществ по сравнению с некоторыми другими регионами России. До эпохи железнодорожного строительства, ввиду неразвитости сухопутных средств сообщения, этот вид транспортировки имел
преобладающее значение и охватывал большую часть товарной продукции, вывозимой в другие регионы. Этот же фактор обеспечивал включенность производственно-экономических структур в систему товарно-денежных отношений и обширных торговых связей, что создавало неоспоримые выгоды при реализации продукции. В определенной степени это удешевляло производство и создавало благоприятную рыночную конъюнктуру, как для производителей сельскохозяйственной продукции, так и промышленной. Важным системообразующим фактором, формирующим целостность той или иной региональной структуры, является самоорганизация населения, специфическая деятельность людей, населявших ее. Поэтому весьма значимым параметром, формирующим исторический облик любого региона, является хозяйственно-экономическая деятельность населения. Этнический фактор играет особую роль в развитии поволжского региона. За время длительного проживания у разных народов сформировались богатые традиции хозяйственной деятельности. Одной из важнейших особенностей исторического развития Поволжья являлась полиэтничная структура населения, включающая в себя русских, мордву, марийцев, чувашей, татар и др. народов. Каждый из них вносил свои коррективы в цивилизационное развитие региона, формируя разнородное культурно-историческое пространство. В результате активного проникновения на эти территории русского населения (главным образом переселявшихся из центральных губерний безземельных и малоземельных крестьян) местные народы испытывали на себе его влияние, в результате чего возникало некоторое смешение культур и трансформация цивилизационных основ. Активное колонизационное движение, начавшись еще в предшествующие века, наблюдалось и на протяжении практически всего XIX века, благодаря чему Поволжье в это время представляло собой регион с постоянно растущим населением. XIX век можно считать эпохой, когда были сделаны решающие шаги в хозяйственном освоении богатых волжских земель. Однако на протяжении века, по мере хозяйственного освоения пригодной для хозяйственного использования земли, интенсивность колонизации постепенно уменьшалась. К моменту реформы 1861 г. была реализована значительная часть тех потенциальных возможностей для расцвета земледелия, которыми обладал поволжский регион. Основным направлением хозяйственного освоения с этого времени становиться юг и юго-восток, территории которого еще не были втянуты в производственный процесс. Времена интенсивного проникновения русского населения на территорию Поволжья привели в XIX в. к заметной трансформации многих цивилизационных начал, присущих традиционной культуре составлявших его этнических сообществ. Результатом постепенного освоения русскими поселенцами пустующих, либо слабо заселенных земель Поволжья стало воссоздание там свойственной им общественной структуры и становление нового характера социума в регионе. Русские принесли в регион развитую государственную систему, новую православную веру с ее мощным комплексом этико-идеологических норм. По мере усиления переселенческого колонизационного движения и хозяйственного освоения Поволжье постепенно втягивалось в российскую цивилизационную систему. Этот процесс приводил к постепенной трансформации процессов социально-экономического, политического и культурного развития народов региона. Цивилизационные системы проживающих здесь народов, представленные в сформировавшемся новом социуме, своими специфическими элементами уже не являлись безраздельно господствующими, стремительно заимствуя и впитывая традиции и элементы, присущие русской культуре. Примечательно, что часть заимствованных элементов не оставалась неизменной, а перерабатывалась, видоизменялась, органически впитывалась в исконную культуру, населяющих край народов. Их совместная трудовая деятельность и быт обогащались новыми хозяйственными и культурными элементами.
Вряд ли можно согласиться с исследователями, доказывающими точку зрения об экспансионистском, ассимиляционном характере проникновения русского населения на территории, населенные теми или иными народами Поволжья, и о складывающейся на этой основе конфронтационном характере отношений. Несмотря на этническую пестроту проживающего в Поволжье населения, и несмотря на собственные хозяйственные экономические традиции каждого народа, важным объединяющим началом являлось совместное возделывание земли, близкое соседство либо чисто национальными поселениями, либо в рамках национально-смешанных поселений. Каждый из народов занимал свою наиболее рациональную и удобную для себя (а значит, и для других) экономическую нишу. В этом заключается секрет исконно мирного и созидательного сотрудничества народов Поволжья, несмотря на все перипетии политической истории Российского государства. Несмотря на то, что вклад каждого народа в аграрный облик Поволжья был индивидуален, все же стержнем экономической деятельности для всех было земледелие. В целом, включенность территории Поволжья в систему административногосударственной власти, хозяйственно-экономических связей, национально-этнических и социокультурных отношений Российского государства определили степень многофакторного влияния центра на периферию и обусловили колоссальное значение этого региона для развития Российского государства на всех исторических этапах. П. И. Иванов д. ю. н., профессор Академии управления МВД России (г.Москва)
ОСОБЕННОСТИ СОВЕРШЕНСТВОВАНИЯ РЕГИОНАЛЬНОГО ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВА (НА ПРИМЕРЕ ПРИВОЛЖСКОГО ФЕДЕРАЛЬНОГО ОКРУГА)
В условиях активной модернизации государства, о чем особо подчеркнул в своем Послании Федеральному Собранию Российской Федерации (РФ) Президент РФ В. В. Путин 26 мая 2004 г., совершенствование российского законодательства, включая региональное, выходит на первый план. Это обусловлено целым рядом факторов. Во-первых, только законодательство в настоящее время является единственным эффективным инструментом для руководства обществом. Во-вторых, становление правового государства немыслимо без создания сбалансированной системы законодательства (законодательство Российской Федерации, законодательство ее субъектов, нормативные правовые акты органов местного самоуправления), отвечающего назревшим потребностям развития Российского государства. В-третьих, внутренне согласованная система федеративного государства объективно предполагает совершенствование конституционно-правового регулирования, создает необходимую предпосылку для неизбежной трансформации России в конституционное государство. В-четвертых, единство нормативного регулирования в Российской Федерации выступает одним из определяющих факторов демократического реформирования России. В-пятых, создание цивилизованного рынка и усиления гарантий прав и свобод граждан находятся в прямой зависимости от совершенствования российского законодательства. В-шестых, преодоление неопределенности, противоречивости и пробельности, в частности, конституционно-правовых норм, подразумевает разработку и осуществление системы правовых мер. При этом весьма важно обеспечить приоритет федерального законодательства по предметам ведения РФ и по предметам совместного ведения РФ и ее субъектов.
Совершенствование российского законодательства предполагает и реформирование самой правовой системы, ибо она представляет собой совокупность взаимосвязанных и взаимодействующих правовых средств (регулирующих общественные отношения) и элементов. К числу последних следует отнести: систему права; систему законодательств; правовые институты и правовые учреждения (правотворческие и правоприменительные); правовые понятия, принципы, символику; правовую политику, идеологию, культуру; юридическую практику. Отсюда видно, что правовая система весьма сложное структурное образование. В ней система законодательства представлена как один из основных элементов. Здесь уместно вспомнить, что понятие «правовая система» получила нормативное закрепление в Конституции РФ (ч.4 ст.15), которая отнесена к числу положений, составляющих основы конституционного строя. Безусловно, это, на наш взгляд, большое достижение в правотворческой деятельности. Субъекты РФ имеют собственную правовую систему, которая является составной частью общероссийской (федеральной). Наличие такой зависимости, естественно, накладывает свой отпечаток на региональное законодательство. В развитии современного Российского государства, когда появились возможности решения высокими темпами масштабных общенациональных задач, перед законодательной деятельностью в РФ и ее субъектах стоят новые задачи. Социальная их ориентация, как нам представляется, и здесь будет занимать достойное место. К сожалению, Россия еще не имеет развитого социального законодательства. Гражданское, семейное, жилищное и иное законодательство медленно меняются с учетом происходящих перемен. В центре внимания были и остаются укрепление российской государственности, обеспечение режима единой законности, выработка оптимальной модели централизации и децентрализации (на основе разграничения предметов ведения Федерации и ее субъектов) в правовом регулировании, повышение качества самого законодательства. Для этого необходимо обеспечить верховенство закона, четкое определение компетенции федерального и регионального законодателя, первоочередное принятие системообразующих (базовых) законов. По нашему мнению, последовательное их решение - не самоцель. Усилия должны направляться на недопущение поспешной подготовки и принятия правовых актов. Вдвойне недопустимы случаи принятия новых законов без увязки их с уже действующими. Естественно, подобные факты значительно снижают престиж законов. Между тем на сегодня никак не разработаны критерии, по которым можно было бы определить: конституционность принимаемых законов; где закон, а где подзаконный акт; перечень отношений, подлежащих законодательному урегулированию. Разумеется, быстро эти вопросы решить не удастся. Думается, нужна глубокая их проработка, но уже сейчас можно констатировать, что механическое увеличение количества федеральных законов вряд ли поможет достичь желаемых результатов. Ни в коей мере не следует подменять законом содержание иных нормативных правовых актов. Отсюда перед правотворческой деятельностью возникает еще одна проблема– обеспечение реализации принципа разумной достаточности. Законодательство субъектов РФ развивается по тем же закономерностям, что и российское законодательство в целом. Это означает наличие тесной связи между ними, единого правового пространства Российской Федерации. Между тем нельзя не отметить того обстоятельства, что процесс становления новой правовой системы в настоящее время протекает весьма сложно. Это, прежде всего, обусловлено несовершенством правовой основы деятельности правоохранительных органов, ослаблением государственного регулирования важнейших направлений экономической деятельности. На этом фоне происходит дальнейшая криминализация общественных отношений. Заметное распространение получили и коррупционные проявления. Неслучайно в прошлом году Президентом РФ был принят специальный Указ об образовании Совета при Президенте РФ по борьбе с коррупцией. Так, одной из задач, в частности, Комиссии по противодействию коррупции, является анализ
федеральных законов в целях выявления положений, способствующих возникновению и распространению коррупции. Ни для кого не секрет, что в настоящее время набирает оборот теневое право. Участились случаи его применения вместо официально действующего законодательства, что, на наш взгляд, создает реальную угрозу национальной и экономической безопасности страны. Существуют серьезные опасения, связанные с масштабной криминализацией общественных отношений. На определенном этапе она может стать непреодолимой преградой на пути реформирования российского законодательства. Как нам представляется, подобное реформирование вовсе не означает стремление к обилию законов и иных нормативных правовых актов, ибо только их количество без качественных подвижек никогда еще не приводило к укреплению правопорядка. В сфере законодательной деятельности, несмотря на принимаемые меры противодействия, имеют место факты принятия законодательных и иных нормативных правовых актов в пользу групповых и корпоративных интересов. Образовавшийся правовой «вакуум» нередко заполняется ведомственным правотворчеством без опоры на закон. К сожалению, чрезмерное дробление нормативных актов нарушает баланс правового регулирования отдельных видов отношений. В этих условиях одним из действенных мер является повышение эффективности существующего механизма контроля за принятием, реализацией и исполнением российского законодательства на всей территории страны. Принципиально важным моментом является разграничение компетенции (полномочий) между РФ и ее субъектами. В настоящее время оно осуществляется тремя путями: а) посредством установления предметов исключительного ведения РФ; б) путем установления предметов совместного ведения РФ и ее субъектов (все иные вопросы отнесены к сфере ведения субъектов РФ); в) путем заключения договоров и соглашений. Разграничение полномочий между центром и субъектами осуществляется на основании: Конституции РФ (1993 г.), Федерального договора (1992 г.), договоров между РФ и отдельными субъектами. Договоры при этом не должны противоречить Конституции РФ и Федеральному договору и решать вопросы, не урегулированные в них. Говоря о разграничении полномочий, нельзя не отметить проблему децентрализации правового регулирования. Здесь речь идет о передаче на места значительного объема правотворческих полномочий. Мы исходим из того, что в разумных пределах подобная децентрализация возможна, ибо тот же Приволжский федеральный округ - обширный и разнообразный по национальному составу и природным особенностям территориальное образование. В то же время ослабление централизованного регулирования, как показывает практика, неизбежно приводит к сепаратизму, противоборству центра и местных органов власти, амбициям местных чиновников, хозяйственной неразберихе. Например, из-за незавершенности системы законодательных актов в общем массиве нормативных правовых актов стали превалировать акты субъектов РФ и местного самоуправления. Так, по состоянию на 1 января 2000 г. было принято примерно 1,5 млн. актов, из них: 110 тыс. федеральных законов, 580 тыс. – субъектов РФ; 800 тыс. – нормативных правовых актов местного самоуправления. В итоге мы имеем менее 10% федеральных законов от общего числа актов. Для сравнения, на 1 марта 1997 г. федеральный массив составлял 52 тыс. актов, региональный – 290 тыс., муниципальный – 400 тыс., т.е. федеральных актов было около 15% 1. В 1993–2002 гг. принято около 1400 федеральных законов. За этот же период в субъектах РФ их число превысило 19 тыс. Для сведения, Государственная Дума ежегодно в среднем принимает порядка 150–200 законов. Много это или мало, судить весьма сложно. Вместе с тем следует констатировать, что федеральное законодательство зачастую не успевает за
быстро меняющимися реалиями государственной и общественной жизни. В этих условиях субъекты РФ, зачастую по своей инициативе, стремятся устранять имеющиеся пробелы. Между тем нельзя не отметить и того факта, что законодательной деятельностью на региональном уровне, прежде всего, охвачены правовое регулирование хозяйственной деятельности, свобода предпринимательства, развитие инфраструктуры рынка. Думается, что это все же позитивный момент в нормотворчестве субъектов РФ. Чтобы не быть голословным, приведем некоторые цифры. Почти 30% от общего массива составляют нормативные акты, регулирующие вопросы промышленности, строительства, сельского хозяйства, транспорта и связи, около 21% – акты в области финансов и кредита2 . Итого получается, половина нормативного массива субъектов РФ. Названные вопросы предполагают четкого и детализированного правового регулирования. Вот почему в настоящее время неизмеримо возрастает необходимость принятия нормативных правовых актов на региональном уровне. А это, естественно, приводит к увеличению нормативного массива субъектов РФ. В связи со сказанным хотелось бы привести выдержку из Концепции развития российского законодательства, подготовленную Институтом законодательства и сравнительного правоведения при Правительстве РФ, которая, на наш взгляд, наиболее полно отражает состояние законодательной деятельности в РФ в целом: «К сожалению, внедрение рыночных связей с помощью правовых мер проводилось неоправданно быстро, наспех, без тщательной подготовки, зачастую чересчур прямолинейно, без учета психологии, менталитета товаропроизводителя, при сравнительно низкой общей культуре населения. Представляется, что явно недостаточен был контроль за исполнением законов. В начале реформ активно пропагандировалась идея о всемерном ограничении роли государства в хозяйственной деятельности. Затем она постепенно была заменена принципом, что в некоторых направлениях хозяйствования регулирующая роль государства должна сохраниться в определенных видоизмененных формах (государственное прогнозирование, утверждение федеральных и региональных программ, государственная поддержка малого бизнеса, регулирование деятельности естественных монополий и др.). Эти меры уместно было бы осуществлять с помощью закона и в будущем» 3. Как видим, область государственного правового регулирования по мере развития рыночных отношений несколько меняется, она не теряет свою актуальность и по сей день. Идея создания сильного федеративного государства с единой конституционной основой всецело исключает чрезмерное увлечение идеей децентрализации. Отсюда следует, нужны так называемые разумные пределы ее ограничения. В связи с этим, по нашему мнению, нисколько не потеряла свою актуальность разработка и принятие Концепции правовой реформы в РФ. Об этом официально говорили еще в 1995 г. 4 Однако до сего времени она не разработана. Ученые–юристы полагают, что «концепция должна определить: какая система права нужна нашему обществу, что она должна обеспечивать и защищать, как регулировать общественные отношения, какие приоритеты должны поддерживаться, развиваться и защищаться системой права» 5. Нас не может не беспокоить такая ситуация. Реформирование правовой системы в целом обусловлено множеством факторов. Забегая вперед отметим, что «правовые акты субъектов РФ нередко содержат положения, отражающие национальные, географические, экономические и иные особенности региона, тем не менее региональное правовое регулирование должно осуществляться в рамках Федеральной конституции и федеральных законов. Конституция РФ включает правовые акты субъектов РФ, в том числе их конституции и уставы, в общую систему законодательства страны. Следовательно, начало формирования законодательства субъектов РФ лежит в пространстве федеральных конституционных правоположений» 6.
Общеизвестно, что право тесно связано с экономикой. Это означает, что любые позитивные изменения в экономике страны напрямую отражаются на правовой системе в целом. И наоборот, если меняется правовая система, то соответственно меняется и экономическая основа. Таким образом, реформа, проводимая в сфере экономики, самым непосредственным образом сказывается на состояние всей правовой системы. В частности, по-прежнему продолжается деятельность по интеграции экономики не только субъектов РФ, но и с бывшими союзными республиками СССР. Между тем «укрепление федеративных отношений в России может осуществляться только в виде межрегионального экономического союза, основанного на единстве государственных и региональных интересов»7 . Нельзя не согласиться с мнением отдельных специалистов, считающих, что «преобразование собственности, приватизация отнюдь не оздоровили экономику, а наоборот, вызвали процессы «поедания» доходов и капитала. Феномен частной собственности в России проявился не в усилении капитализации, а в расширении сектора экономики, живущего за счет неуплаты налогов, то есть паразитирующего за счет государства. Убыточные предприятия, оставаясь собственниками своего имущества, становятся тяжелым бременем для бюджетов субъектов РФ, поскольку усиливают свои запросы на бюджетные ассигнования, «сбрасывают» социальные объекты на бюджетное финансирование. Это, в свою очередь, вызывает рост требований региональных властей к перераспределению федеральных налогов в пользу бюджетов субъектов Федерации и ведет к дальнейшему подрыву позиций федерального бюджета» 8. Разумеется, бюджет – это наиболее мощное орудие воздействия государства на рост экономики, хотя это воздействие может быть как положительным, так и негативным. Перемены, происходящие в организации государственной власти, совершенствование системы государственного управления, естественно, оказывают существенное влияние на экономику. А это и есть политика. Духовное состояние общества, активная гражданская позиция также влияют на совершенствование правовой системы, на поступательное развитие экономики. В последнее время в юридической литературе 9 все чаще стали поднимать вопрос об мировоззренческих основах общероссийской правовой идеологии. Несомненно, что «нехватка целостно выраженной общенациональной правовой идеологии болезненно ощущается на всем правовом пространстве России» 10. На процесс реформирования правовой системы, естественно, влияют и особенности Приволжского федерального округа. На сегодня в его составе насчитывается 15 субъектов РФ. Это означает, что округ по своему составу многосубъектный. В нем проживает много людей разного вероисповедания. В итоге мы имеем огромный регион России. Нельзя исключить принятие субъектами РФ различных нормативных правовых актов, создающих несколько лучшие условия, допустим, в сфере семейных либо трудовых отношений, хотя и это не бесспорно. Большинство правоведов ставят под сомнение практику увлечения принятием кодексов как актов сводного характера в субъектах РФ. Логика в этом, безусловно, есть. Что же получается ? Нам нужно 89 семейных либо трудовых кодексов? Как представляется, такое положение вещей, если оно и случится, лишь ослабит федеративное устройство России. Давайте вспомним, какую большую работу предстояло проводить накануне принятия Земельного кодекса России, которая была направлена на приведение нормативных правовых актов субъектов РФ в соответствие с Конституцией и законами РФ, принятыми ею в пределах своей компетенции. Ведь были же попытки частью элиты отдельных субъектов РФ «тянуть одеяло на себя», пренебрегая общими интересами всего населения страны. Думается, что подобные случаи, как правило, имели место вследствие недостаточного законодательного разграничения полномочий между различными уровнями государственной власти. Следовательно, что же мы имели по состоянию на 1 марта 2002 г.?
Попытаемся сослаться на обобщенные данные Генеральной прокуратуры РФ. Так в ходе проверки в 64 субъектах РФ были выявлены факты несоответствия их конституций и уставов Конституции РФ и федеральным законам. За это же время по этой же причине были отменены либо изменены свыше 2500 действовавших в субъектах РФ нормативных правовых актов. Но говорить после этого о полном господстве российского законодательства, как нам представляется, преждевременно. Каждый субъект РФ (в составе рассматриваемого округа) обладает большими культурными, историческими и иными ценностями. У них сложились сугубо свои обычаи, нормы и традиции. Разумеется, с ними никак нельзя не считаться при разработке и принятии нормативных правовых актов. Даже федеральная правовая система должна строиться с их учетом. Однако, попытки отдельных республик (Башкирская Республика, Республика Татарстан) в составе Приволжского федерального округа сохранить преимущества, естественно приводили к ограничению возможностей других. Здесь крайне важно понять закономерности развития правового государства, ибо хаос беспорядочных нагромождений, как показала начальная стадия его становления, вносит большую сумятицу и неразбериху. Мы не вправе забывать это. Важно осмыслить, проанализировать российское законодательство в целом. Сейчас в некотором роде просматриваются определенные позитивные сдвиги в направлении укрепления правовой основы. Республика Татарстан в составе Приволжского федерального округа имеет некоторые привилегии по сравнению с другими субъектами РФ. Например, Татарстан не платит налоги в федеральный бюджет. Республика Саха (Якутия) также пользуется данной привилегией. Это очевидно. Национал – сепаратистские идеи умело использовались на первоначальном этапе. Общеизвестно, что национализм в любом его проявлении основан именно на непризнании равенства человека. Теперь можно считать, что все точки над «и» расставлены и не остается никаких сомнений, что эти идею могут вновь себя проявить. В этом плане «представляется особенно своевременным внесение изменений и дополнений в июле 2000 г. в Федеральный закон «Об общих принципах организации законодательных (представительных) и исполнительных органов государственной власти субъектов Российской Федерации», в соответствии с которым установлена ответственность органов государственной власти субъектов Российской Федерации за принятие правовых актов, противоречащих Конституции Российской Федерации и представляющих угрозу единству и территориальной целостности Российской Федерации, единству ее правового и экономического пространства»11 . Бесспорно, административное образование накладывает также свой отпечаток на специфику законодательства субъектов РФ. Между тем следует особо отметить, что «статус субъекта Федерации не «учреждается» его конституцией или уставом, а лишь определяется, исходя из положений федеральной Конституции. Соответственно конституции и уставы субъектов РФ, а также принятые на их основе региональные нормативные правовые акты могут быть «скорректированы» в соответствии с федеральными законами и решениями Конституционного Суда РФ» 12. В заключение хотелось бы подчеркнуть, что основными направлениями совершенствования российского законодательства являются: 1) создание необходимых условий для реального обеспечения верховенства Конституции РФ и иных законов; 2) определение порядка и процедуры оперативного разрешения коллизий законодательства; 3) доступность нормативных правовых актов для правоприменителей (подготовка Свода законов РФ в форме Кодекса кодексов); 4) обеспечение преемственности отечественного и зарубежного законотворческого опыта. Примечания
Концепция развития российского законодательства в целях обеспечения единого правового пространства в России // Российское право. 2002. № 6. С. 18. 2 Там же. С. 19. 3 Там же. 4 О разработке Концепции правовой реформы Российской Федерации: Указ Президента РФ от 6 июля 1995 года № 673 // СЗ РФ. 1995. № 28. Ст. 2642. 5 Ефимичев С. П. Обеспечение прав личности, интересов общества и государства – приоритетная составляющая судебно-правовой реформы // Российское право. 2001. № 11. С. 34. 6 Боголюбов С.А. Единое российское правовое пространство и земельная реформа: научно-практическая конференция г. Саранск // Российское право. 2001. № 11. С. 136. 7 Фадеев Д. Е. Совершенствование бюджетного федерализма и стабилизация рыночных отношений // Российское право. 2001. №11. С. 25. 8 Там же. С.30. 9 Байниязов Р. С. Мировоззренческие основы общероссийской правовой идеологии // Российское право. 2001. №11. С. 46–52. 10 Там же. С. 47. 11 Крылов Б. С. Государственный суверенитет России: как его понимают в Казани // Российское право. 2001. №11. С. 17. 12 Боголюбов С. А. Указ. соч. С. 136. 1
В. П. Гребенюк, д.филол.н., профессор, заместитель председателя Совета РГНФ (г.Москва)
ГУМАНИТАРНЫЕ НАУКИ В ПОВОЛЖСКОМ РЕГИОНЕ РОССИИ (по материалам конкурсов РГНФ 1994-2004 гг.)
Прошло почти десять лет со времени образования Российского гуманитарного научного фонда (РГНФ). Результаты работы РГНФ свидетельствуют о том, что Фонд представляет собой эффективный механизм государственной поддержки отечественной гуманитарной науки. Исходя из реальных возможностей, совет Фонда четко определяет приоритеты финансирования научных работ, оказывая поддержку исследованиям, проводимым как отдельными учеными, так и постоянными научными коллективами. Отбор проектов, представленных на разные виды конкурсов, осуществляется без учета должности, степени или места работы ученого. Экспертиза и отбор проектов проводятся не администрацией Фонда, а силами самих ученых. Корпус экспертов Фонда, включая региональные экспертные советы, насчитывает более тысячи ученых (1 100) – докторов наук, наиболее авторитетных и квалифицированных, представляющих практически все области гуманитарных знаний, работающих более чем в 300 научных организаций и представляющих свыше 30 регионов Российской федерации. Причем приоритетность работ определяется не по формальному списку приоритетов, а путем содержательного анализа проектов. Экспертные советы Фонда выявляют наиболее значимые и приоритетные на сегодняшний день работы в каждой из областей гуманитарной науки. Экспертная система Фонда выполняет уникальную задачу: выявляет и поддерживает ценные работы, которые выполняются не только в крупных научных институтах, но и в музеях, архивах, библиотеках, научных журналах, технических вузах и т.п. Эти проекты было бы невозможно выполнить при ведомственной форме поддержки научных исследований. При ведомственной организации науки не удавалось преодолеть дисциплинарную изолированность, хотя давно замечено, что открытия последних лет делаются на стыке наук. Существующая ведомственная разобщенность препятствует выполнению междисциплинарных исследований. Поддержка Фонда позволяет организовывать временные коллективы, состоящие из специалистов разных научных дисциплин, а из молодых руководителей научных проектов формировать будущих организаторов науки. Таким же важным фактором интеграции сообщества ученых являются научные конференции, поддерживаемые Фондом. Оргкомитетам конференций предоставлена возможность приглашать и оплачивать командировки докладчиков из разных регионов России, тем самым способствовать интеграции ученых и обмену научной информацией. Примером этого может служить и проходящая сейчас у вас научная конференция.
За последние два-три года количественные показатели, характеризующие работу Фонда и отражающие потенциал гуманитарных исследований в России, вполне определились. В Фонд ежегодно поступает около 5 тысяч заявок. Около полутора тысяч из них принимаются к финансированию. Поскольку часть проектов (прежде всего исследовательских) рассчитаны на 2-3 года, то Фонду ежегодно удается финансировать более 2 800 научных проектов разных видов. На конкурсы РГНФ 1994–2003 гг. поступили и прошли экспертизу 33 500 заявок. В 1994– 2003 гг. Фонд профинансировал 16 765 научных проектов, в числе которых: 9 968 научноисследовательских проектов, 2 964 проекта по изданию научных трудов, 1 104 проекта по организации научных мероприятий (конференций, семинаров и т.д.) на территории России, 542 проекта экспедиций, экспериментально-лабораторных исследований и научнореставрационных работ, 491 проект создания информационных систем, 1 275 проектов участия российских ученых в научных мероприятиях за рубежом, 269 проектов по развитию научных телекоммуникаций и материальной базы научных исследований в области гуманитарных наук. В 2001–2003 гг. РГНФ финансировал 49 проектов совместного с Министерством образования Российской Федерацией конкурса по подготовке учебников и учебных пособий по гуманитарным дисциплинам для высших учебных заведений, направленного на решение важнейшей государственной задачи – создание нового поколения учебников и учебных пособий для высшей школы, отвечающих современному состоянию гуманитарных научных исследований, способствующих повышению уровня подготовки специалистов в системе высшего образования, обновлению содержания гуманитарного образования и скорейшему введению результатов фундаментальных исследований в учебный процесс. С 1998 г. в целях поддержки гуманитарной науки в субъектах Российской Федерации, привлечения средств для дополнительного финансирования научных проектов из местных бюджетов и внебюджетных источников Фонд проводит региональные конкурсы. В 2004 г. в рамках шести региональных конкурсов РГНФ на паритетных началах сотрудничает с администрациями 35 субъектов Российской Федерации. Осуществляя международное сотрудничество, РГНФ проводит совместные конкурсы с Белорусским республиканским фондом фундаментальных исследований, Национальной академией наук Украины, а также конкурсы в рамках программ ИНТАС. Среди других зарубежных партнеров Фонда – Национальная академия наук Республики Беларусь, Институт имени Дж. Кеннана (США), Министерство образования, культуры и науки Монголии. Фонд является Ассоциированным членом Международной Ассоциации академий наук. РГНФ располагает уникальной электронной базой данных по гуманитарным исследованиям в России. Фонд издает бюллетень «Вестник Российского гуманитарного научного фонда», а также ежегодно выпускает «Каталог книг, изданных при поддержке Российского гуманитарного научного фонда». За почти десять лет своей деятельности Фонд стал эффективным механизмом государственной поддержки наиболее значимых фундаментальных научных исследований по всем основным направлениям гуманитарного знания: философии, политологии, социологии, науковедению, праву, экономике, истории, археологии, этнологии, филологии, искусствоведению, по проблемам комплексного изучения человека, психологии и педагогике. Деятельность РГНФ как одного из важнейших элементов организационной структуры российской науки способствует ее межведомственной, межрегиональной и междисциплинарной интеграции. В деятельности Фонда существует ряд проблем, требующих принятия решения на государственном уровне.
Во-первых, Фонд обеспокоен ситуацией, складывающейся с научным книгоизданием – завершающим этапом процесса фундаментальных исследований, позволяющим ввести в научный, культурный и хозяйственный оборот новейшие достижения ученых в гуманитарных областях знания. С вступлением в действие Федерального закона «О бюджетной классификации Российской Федерации» (от 15 августа 1996 г. № 115–ФЗ), недостаточно учитывающего реальные условия развития фундаментальной науки в России, научное книгоиздание полностью отнесено к коммерческой деятельности. И, как следствие, оно не может финансироваться из средств федерального бюджета по разделу функциональной классификации бюджетных расходов «06 Фундаментальные исследования и содействие научно-техническому прогрессу». Но в современных российских условиях научное книгоиздание не может осуществляться на чисто коммерческой основе ввиду его нерентабельности. Оно нуждается в государственной поддержке, в том числе в безвозмездных субсидиях из федерального бюджета. Эта ситуация прямо касается практически всех научных организаций и, в частности, РГНФ. При поддержке Фонда издано более 3 000 книг, еще более 500 книг находится в производстве. На сегодняшний день это крупнейшая программа научного книгоиздания в стране. Практически все Государственные премии России и премии Правительства Российской Федерации в области гуманитарных и общественных наук за последние годы присуждены работам, выполненным при поддержке РГНФ. Среди них такие труды, как, монография академика Л.В.Милова «Великорусский пахарь и особенности российского исторического процесса», цикл книг академика В.В.Седова по проблемам ранней истории славянства, многотомные серии «Фольклор народов Сибири и Дальнего Востока» (руководитель – академик А.П.Деревянко) и «Политические партии России. Конец XIX – первая треть XX века. Документальное наследие» (руководитель – В.В.Шелохаев). РГНФ создал четкий механизм конкурсного отбора, как рукописей научных книг, так и издательских предприятий, осуществляющих производство научной литературы, разработал нормативную базу, учитывающую права ученых-авторов издаваемых книг, наладил действенную систему привлечения значительных внебюджетных средств на издание научной литературы. В обязательном порядке более 200 экземпляров каждой изданной при поддержке РГНФ книги направляются в 206 российских научных библиотек федерального подчинения и субъектов Федерации, ведущих университетов страны. К настоящему времени российские библиотеки получили от Фонда более 300 тысяч экземпляров книг. Эта практика способствовала повышению уровня научного книгоиздания и в целом – значительному оживлению гуманитарной науки в России. В целях сохранения научного книгоиздания необходимо внести изменения в Федеральный закон «О бюджетной классификации Российской Федерации» (от 15 августа 1996 г. № 115–ФЗ), предполагающие возможность некоммерческого издания научных книг, осуществляемого при поддержке государственных научных фондов, за счет средств федерального бюджета по разделу функциональной классификации бюджетных расходов «06 Фундаментальные исследования и содействие научно-техническому прогрессу», по статье экономической классификации «130100 Субсидии и субвенции» (подстатья «130150 Субвенции», элемент расходов «130151 Гранты»). Во-вторых, давно назрела объективная необходимость увеличения объема финансирования РГНФ. В настоящее время он составляет 1% от всех расходов федерального бюджета по разделу функциональной классификации расходов бюджетов Российской Федерации «06 Фундаментальные исследования и содействие научно-техническому прогрессу», что установлено Постановлением Правительства Российской Федерации от 4 сентября 1995 г. № 875. Однако количество заявок, поступающих на все виды конкурсов РГНФ, постоянно растет. Если на конкурсы 2000 г. в Фонд поступило 3 636 заявок, то на
конкурсы 2004 г. с учетом Travel-грантов поступило более 5 000 заявок. Недостаточный объем финансирования приводит не только к чрезвычайно жесткому конкурсу, но и к низкой величине среднего размера гранта в РГНФ. Так, в 2003 г. средний размер гранта по научноисследовательским проектам составлял 90 тыс. руб. Это крайне малая сумма, поскольку средняя численность исполнителей проекта составляет не менее 4 человек. Поэтому было бы целесообразно довести долю финансирования РГНФ до 1,5% от всех расходов федерального бюджета по разделу «06 Фундаментальные исследования и содействие научно-техническому прогрессу». Среди представленных проектов преобладают исторические (23,3%), филологические и искусствоведческие (22,2%), экономические и философские (по 11%), социологические, психологические и педагогические (по 5-6%). Мало было представлено заявок по науковедению, политологии и правоведению (см. табл. 1). Таблица 1
Распределение проектов по областям знаний. (2004 г.) Область знания Исторические науки:
Иссл. (а)
Изд. (д)
Эксп. (е)
Конф. (г)
Поездки (з)
ИС (в)
МТБ и ТК (б)
Всего
В%
— история
319
75
2
17
37
7
1
458
16,7
— археология
127
14
37
8
15
8
1
210
7,6
— этнография
64
11
9
2
9
4
2
101
3,7
Экономика
272
11
4
12
7
3
2
311
11,3
— литературоведение
155
54
6
14
20
10
2
261
9,5
— языкознание
158
44
7
6
36
13
2
266
9,7
Искусствоведение
68
23
4
4
10
2
0
111
4,0
Психология
119
6
2
10
17
0
0
154
5,6
Педагогика
115
7
0
7
4
2
1
136
5,0
109
0
5
4
13
5
1
137
5,0
209
51
0
12
13
5
0
290
10,6
Социология
118
10
3
3
16
1
1
152
5,5
Правоведение
34
2
0
1
0
1
0
38
1,4
Политология
30
3
0
3
3
0
0
39
1,4
Науковедение
54
8
1
5
3
9
2
82
3,0
Итого проектов
1951
319
80
108
203
70
15
2746
100,0
В % к итогу
71
11,6
2,9
3,9
7,4
2,6
0,6
100
Филология:
Социальные медицины Философия
проблемы
По реальному финансированию 2003 г. был для Фонда непростым. В соответствии с Федеральным законом от 24 июля 2002 г. № 99-ФЗ «О внесении изменений и дополнений в Федеральный закон от 30 декабря 2001 г. № 194-ФЗ “О Федеральном бюджете на 2002 г.”» запланированный объем финансирования РГНФ на 2002 г. был сокращен на 5 248,4 тыс. руб. Несмотря на вызванные этим решением трудности, осуществленные меры по эффективному перераспределению сэкономленных средств позволили полностью профинансировать все программы Фонда. Недостатки финансирования по-прежнему связаны с общим низким объемом финансирования Фонда, что проявилось в явной диспропорции роста числа заявок и количества поддержанных научных проектов, в низкой средней величине гранта. Основная масса финансируемых проектов выполняется в Российской академии наук и в высшей школе. Распределение профинансированных в 2004 г. проектов по ведомствам показывает незначительное изменение прежних пропорций. Несмотря на бесспорное лидерство Российской академии наук, ее доля в финансировании проектов РГНФ за последние годы несколько сократилась, главным образом, за счет региональных конкурсов. На РАН в 2004 г. приходится 43,7% всех профинансированных проектов (см. табл. 2) (52,0% – в 1999 г.). Укрепляет свои позиции наука высшей школы – 28,8% всех проектов (17,2% – в 1999 г.). Практически на том же уровне остается доля МГУ – 4,4% (в 1999 г. – 4,1%). Доля других государственных академий (кроме РАН) поднялась до 4,2% (в 1999 г. – 3,1%). Таблица 2
Распределение проектов по ведомствам (2004 г.) Ведомства
Иссл. (а)
Изд. (д)
Эксп. (е)
Конф. (г)
Поездки
ИС (в)
МТБ и ТК
Всего
В
%
по
797 92
154 7
48 2
39 2
122 10
32 1
8 0
1200 114
ведомств ам 43,7 4,2
79 641
11 32
6 12
3 37
14 35
4 22
3 2
120 781
4,4 28,4
199
29
10
10
16
8
1
273
9,9
143
86
2
17
6
3
1
258
9.4
1951
319
80
108
203
70
15
2746
100
71
11,6
2,9
3,9
7,4
2,6
0,6
100
(з) РАН Прочие гос. Академии МГУ Минобразование России Другие минва и ведомства Прочие организац ии Итого по конкурсам В % по конкурсам
(б)
По регионам научные проекты, поддержанные Фондом в 2004 г., распределены крайне неравномерно. Тем не менее в последние годы концентрация научного потенциала в области социогуманитарных наук претерпевает определенные изменения. Так, доля ведущих регионов стала снижаться: Москва – 47,2% (в 1999 г. – 58,0%), Санкт-Петербург – 10,6% (в 1999 г. – 16,2%), Западно-Сибирский регион – 7,2% (в 1999 г. – 9,4%). Возросло количество поддержанных проектов по другим регионам. К примеру, доля Центрального и ЦентральноЧерноземного региона составляет 7,7%, а в 1999 г. она была на уровне 4,8%, Поволжского – 6,3% (в 1999 г. – 2,8%). Самое заметное изменение произошло с Уральским регионом – в 2004 г. там финансировалось 7% всех поддержанных проектов (в 1999 г. – 2,4%). Незначительная положительная динамика наблюдается и по регионам-аутсайдерам. Единственным исключением является Северо-Западный регион – его доля в финансировании проектов РГНФ остается на том же уровне – 0,7% (в 1999 г. – 0,8%). По числу поданных и поддержанных проектов постоянно лидируют Москва, СанктПетербург, Сибирь. На остальные регионы приходится около 33% поддержанных проектов. Разрыв между регионами-лидерами (Москва, Санкт-Петербург, Сибирь) еще более внушителен.
Таблица 3
Распределение поддержанных проектов по регионам (2004 г.) Изд. (д) 215
Эксп. (е) 38
Конф. (г) 38
Поездки (з) 140
ИС (в) 40
МТБ и ТК (б) 11
Всего
В
Москва
Иссл. (а) 815
1297
% 47,2
Санкт-Петербург
165
73
8
13
19
12
1
291
10,6
Западно-Сибирский
143
10
15
9
16
6
0
199
7,2
Центральный
146
5
2
17
7
0
1
178
6,5
Поволжский
152
2
2
7
6
4
1
174
6,3
Уральский
171
5
1
7
4
2
0
190
7,0
Северный
66
1
3
4
0
4
1
79
2,9
Северо-Кавказский
89
4
1
4
2
0
0
100
3,6
Восточно-Сибирский
43
2
1
1
6
1
0
54
2,0
Северо-Западный
16
0
2
1
0
0
0
19
0,7
Волго-Вятский
61
2
3
4
1
1
0
72
2,6
Дальневосточный
53
0
3
2
1
0
0
59
2,2
Центрально-Черноземный
31
0
1
1
1
0
0
34
1,2
Итого по конкурсам
1951
319
80
108
203
70
15
2746
100,0
В % по конкурсам
71
11,6
2,9
3,9
7,4
2,6
0,6
100
Регионы
На конкурс 2004 г. поступило (включая прогнозируемые заявки по поездкам на международные мероприятия) 5 140 заявок, из которых в ходе конкурса совет Фонд поддержал и принял к финансированию 1 716 новых научных проектов, что составляет 33,4% от всех поступивших заявок. Однако недостаточный объем финансирования Фонда при ежегодном росте числа поступающих на конкурс заявок приводит к очевидной диспропорции количества заявок и поддержанных научных проектов, и, соответственно, к жестким условиям конкурса. В 2003 г. Фонд предполагает профинансировать 2 845 проектов: 1 716 новых и 1 029 продолжающихся (в 2002 г. – 2 746). В соответствии с Федеральным законом «О Федеральном бюджете на 2004 год» объем финансирования научных программ РГНФ должен составить 385 800 тыс. руб. (в 2003 г. – 308 498,2 тыс. руб.). Основная часть средств будет направлена на финансирование исследовательских проектов (60,4%) и проектов по изданию научных трудов (16%). Далее следуют проекты по организации конференций (5%), созданию информационных систем (5%), организации экспедиций (3,9%), участию российских ученых в научных мероприятиях за рубежом (1,8%) и развитию материальнотехнической базы и научных телекоммуникаций (1,3%). Понимая необходимость поддержки науки в регионах и преодоления существующего разрыва между состоянием столичной науки и науки в регионах России, совет РГНФ и администрации субъектов РФ заключили соглашения о совместных региональных конкурсах. В этих конкурсах ставились задачи путем поддержки регионально ориентированных проектов, направленных на изучение языков, литературы, культурного наследия,
экономического развития регионов, активизировать научные исследования, проводимые в субъектах РФ. Для реализации этих задач РГНФ с 1999 г. организуется и проводит региональные конкурсы. В 2003 г. Фонд и 29 субъектов Российской Федерации на паритетных началах профинансировали, 411 научных проектов пяти региональных конкурсов. Сумма выделенная Фондом составила 15,5 млн. руб. (в 2001 г. – 286 проектов на сумму 15,8 млн. руб.) (см. табл. 4). По решению совета РГНФ в 2004 г. объявлены 5 региональных конкурсов. Для оказания финансовой поддержки ученым в регионах 35 субъектов РФ подписал соглашения с РГНФ о финансировании региональных конкурсов в 2004 г. Расширился состав участников региональных конкурсов. К конкурсу «Российское могущество прирастать будет Сибирью и Ледовитым океаном» присоединились Пермская и Челябинская области, к конкурсу «Волжские земли в истории и культуре России – Оренбургская и Саратовская области. 2000 г. НАЗВАНИЯ КОНКУРСОВ
"Волжские земли в истории и культуре России" "Российское могущество прирастать будет Сибирью и Ледовитым океаном" "Центральная Россия: прошлое, настоящее, будущее" "Северный Кавказ: традиции и современность" "Русский Север: история, современность, перспективы" ИТОГО по региональным конкурсам:
Проекты (колво)
Таблица 4 Динамика финансирования поддержанных проектов региональных конкурсов со стороны РГНФ 2001 г. 2002 г. 2003 г. Сумма Проекты Сумма Проекты Сумма Проекты Сумма (тыс. (тыс. (тыс. (тыс. (кол(кол(кол-
руб.)
во)
руб.)
во)
руб.)
во)
руб.)
98
2456,0
103
2731,5
112
3146,5
86
3488,0
58
1365,0
29
952,5
101
3485,5
123
4762,0
59
1359,0
57
1375,5
86
1955,0
82
2970,0
33
1000,0
50
1382,5
64
2100,0
64
2468,0
60
2285,0
56
2215,0
286
8527,5
409
12254,5
411
15535,0
215
5180,0
В конкурсе «Волжские земли в истории и культуре России» приняли участие ученые Республик Марий Эл, Мордовия, Татарстан, Чувашия и Волгоградской, Оренбургской, Пензенской и Саратовской областей. На конкурс 2004 г. поданы 84 заявок (конкурс 2002 г. – 125 заявок), приняты к финансированию 36 проектов. В конкурсе «Российское могущество прирастать будет Сибирью и Ледовитым океаном» приняли участие ученые Республик Алтай, Бурятия и Саха (Якутия), Красноярского и Хабаровского краев, Новосибирской, Пермской, Томской и Челябинской областей. На конкурс 2004 г. поданы 156 заявок (конкурс 2002 г. – 180 заявок), приняты к финансированию 57 проектов. В конкурсе «Центральная Россия: прошлое, настоящее, будущее» приняли участие ученые Белгородской, Воронежской, Калужской, Костромской, Смоленской, Тверской и Тульской областей. На конкурс 2004 г. поданы 170 заявок (конкурс 2002 г. – 192 заявки), приняты к финансированию 63 проекта. В конкурсе «Северный Кавказ: традиции и современность» приняли участие ученые Республик Кабардино-Балкария, Калмыкия и Северная Осетия – Алания, а также Краснодарского края. На конкурс 2004 г. поданы 68 заявок (конкурс 2002 г. – 90 заявок), приняты к финансированию 38 проектов.
В конкурсе «Русский Север: история, современность, перспективы» приняли участие ученые Республик Карелия и Коми, а также Архангельской области. На конкурс 2004 г. поданы 39 заявок (конкурс 2002 г. – 45 заявок), приняты к финансированию 29 проектов. В общей сложности на пять региональных конкурсов РГНФ 2004 г. поданы 517 заявок (конкурс 2002 г. – 630 заявок), из которых поддержаны 201 проектов. Общее число финансируемых в 2004 г. региональных проектов составляет 350 с учетом 149 продолжающихся проектов, перешедших из предыдуших лет. За годы проведения региональных конкурсов (1998 – 2003 гг.) были поддержаны 729 научных проектов. Финансовая поддержка ученых в регионах больше всего приходится на региональный конкурс «Центральная Россия: прошлое, настоящее, будущее» (поддержано 229 проектов), за ним следуют «Волжские земли в истории и культуре России» (179 проектов) и «Российское могущество прирастать будет Сибирью и Ледовитым океаном» (177 проектов). Региональные конкурсы «Русский Север: история, современность, перспективы» и «Северный Кавказ: традиции и современность» начали проводиться лишь с 2001 г., поэтому количество поддержанных научных проектов здесь меньше (соответственно 83 и 61). Наибольшее внимание ученых из регионов привлекают исторические исследования (27%) и комплексное изучение человека (21%), затем идут исследования по философии и филологии (19 и 18% соответственно), а также экономические исследования (15%) (см. табл. 5).
Области знаний / Конкурсы История, археология, этнография
Таблица 5 Распределение профинансированных проектов 1998 - 2003 гг. по областям знаний и по региональным конкурсам Т* Ц* В* С* Ю* Итого Доля (%) 57 48 43 32 16 196 27,0
Экономика
17
33
48
5
5
108
15,0
Философия, социология, политология, правоведение, науковедение Филология, искусствоведение
32
54
33
8
11
138
19,0
41
31
28
21
12
133
18,0
Комплексное изучение человека, психология и педагогика
30
63
27
17
17
154
21,0
ВСЕГО ПРОЕКТОВ
177
229
179
83
61
729
100
* Примечание: Т – “Российское могущество прирастать будет Сибирью и Ледовитым океаном”, Ц — “Центральная Россия: прошлое, настоящее, будущее”, В — “Волжские земли в истории и культуре России”, С — “Русский Север: история, современность, перспективы”, Ю — “Северный Кавказ: традиции и современность”.
В целом по числу поданных заявок Поволжский регион занимает достаточно представительное положение среди других участников региональных конкурсов. Поддержка заявок от Поволжского региона находится на среднем уровне по сравнению с другими регионами. В настоящее время самым эффективным средством поддержки науки в регионах является организация и проведение региональных конкурсов совместными усилиями РГНФ и администрациями субъектов Российской Федерации. Так, например, совместный региональный конкурс «Волжские земли в истории и культуре России», объявленный РГНФ
и правительствами республик Марий Эл, Мордовия, Татарстан, Чувашия и администрациями Волгоградской, Оренбургской, Пензенской областей, выявил в 2002 - 2003 гг. резко возросшую активность ученых этих регионов. Отчеты 2003 г. о проделанной работе по проектам были положительно оценены как экспертными советами РГНФ, так и региональными экспертными советами. Существенное значение для интеграции ученых имеют различные научные мероприятия, проводимые в рамках региональных конкурсов. Результаты регионального конкурса «Волжские земли в истории и культуре России» (средний уровень поддержки поданных заявок составляет примерно 40%) наглядно показывают заинтересованность правительств и администраций субъектов РФ в финансировании научных исследований, проводимых учеными Поволжского региона. Можно надеяться, что эти достаточно убедительные данные будут способствовать росту числа подаваемых заявок и привлечению к конкурсу новых участников. Таблица 6 Динамика заявок по Поволжскому региону (основной конкурс РГНФ и региональный конкурс “Волжские земли в истории и культуре России”) 2002 г. 2003 г. Подано заявок Поддержано проектов Подано заявок Поддержано проектов Волгоградская область 52 8 51 13 Кировская обл. 0 3 6 3 Нижегородская область 0 28 3 9 Оренбургская область 16 7 11 1 Пензенская обл. 6 1 21 5 Республика 9 1 10 1 Башкортостан Республика 28 5 22 2 Марий Эл Республика Мордовия 33 10 46 11 Республика Татарстан 56 8 46 8 Самарская обл. 21 1 25 5 Саратовская область 0* 82 19 46 Удмурдская Республика 1 23 2 15 Ульяновская область 30 6 50 9 Чувашская Республика 24 3 51 7 Итого: 411 68 409 66 Область
* Нет соглашения о финансировании в 2003 г
Особую ценность имеют проекты, выполняемые на региональном материале и имеющие непосредственное практическое значение. Среди них можно отметить следующие проекты конкурса 2003 г.: «Культура и быт чувашей и других народов Чувашского края во второй половинеXIV – XVII веках» (рук. Димитриев В.С., ЧувГУ); «История Русской Православной Церкви в Нижнем Поволжье в XVI – нач. XX вв.» (рук. Дубаков А.В., ЦарПУ РЦП); «Аграрная революция в национальной деревне Поволжья и Приуралья (1917 - 1922 гг.): выявление, анализ и публикация источников» (рук. Иванов А.А., МарГУ); «Пензенский край в документах и материалах XVII – XVIII вв.» (рук. Кондрашин В.В., Госархив Пензенской обл.); «Ислам в Татарстане. 1917 – 2002 гг. (Трансформация традиционной мусульманской общины татар Поволжья в условиях перехода от тоталитарного к постсоветскому обществу» (рук. Мухаметшин Р.М., ИТЭ АН РТ); «Нижнее Поволжье в древности: проблемы культургенеза и этнической истории» (рук. Сергацков С.Г., ВолГУ); «Стратегия экономического развития региона» (рук. Макаркин Н.П., МордГУ); «Жанр поэмы в русской поэзии Мордовского края: поэтика, сюжетика, этнический колорит» (рук. Гудкова С.П.,
МордГУ); «Татарское народное творчество: В 14 томах. Том 3. Бытовые сказки.» (рук. Урманчеев Ф.И., ИЯЛИ АН РТ); «Соотношение федерального и регионального законодательства: на примере республик Марий Эл, Мордовия, Татарстан, Чувашия и Волгоградской, Саратовской, Оренбургской, Пензенской областей» (рук. Выстропова А.В., ВолГУ); «Регулирование рынка образовательных услуг в соответствии с потребностями рынка труда субъекта РФ (на примере Оренбургской области)» (рук. Иваненков С.П., АМУиС); «Экология сознания мистически ориентированной молодежи» (рук. Волков С.Н., ПензТИ – завод ВТУЗ). Соотношение заявок и поддержанных проектов участников регионального конкурса культуре России» 2002 год 2003 год Участники Подано заявок Поддержано проектов Подано заявок регионального (а) (г) Всего (а) (г) Всего в% (а) (г) Всего конкурса Республика 3 1 4 2 0 2 3 2 5 50 Марий Эл Республика 16 0 16 7 0 7 23 2 25 44 Мордовия Республика 9 0 9 3 0 3 11 1 12 33 Татарстан Республика 8 0 8 3 0 3 17 1 18 38 Чувашия Волгоградская 29 4 33 4 2 6 4 34 18 область 30 Оренбургская 15 0 15 7 0 7 4 0 4 47 область Пензенская Участвует в региональном конкурсе с 2003 г. 11 0 11 область Саратовская 37 1 38 17 0 17 5 1 6 45 область 117 6 123 43 2 45 104 11 115 Итого 45
Таблица 7 «Волжские земли в истории и
Поддержано проектов (а) (г) Всего
в%
1
1
2
40
8
2
10
40
4
1
5
42
6
1
7
39
9
3
12
35
1
0
1
25
5
0
5
45
0
0
0
34
8
42
37
Следует отметить, что научный потенциал республик и областей Поволжского региона использован не полностью. Так, из республик Поволжья на конкурс поступают проекты исторической тематики, которые выдерживают конкуренцию с проектами ведущих научных учреждений страны, а языковедческие исследования слабо используют возможности кооперации с учеными из институтов РАН. В то же время недостаточно хорошо налажены научные контакты ученых Поволжья с другими регионами России по обмену опытом научных знаний и исследований на конференциях, семинарах и других научных мероприятиях. К примеру, в прошлом году на региональный конкурс были поданы заявки на проведение шести конференций, а поддержаны были только две. В этом году с научными мероприятиями дело обстоит уже лучше – на конкурс были поданы 11 заявок, из которых поддержаны 8 конференций. В первом полугодии 2004 г. уже проведен ряд интересных научных мероприятий по исторической и экономической тематике, среди которых можно отметить и проходящую в настоящее время конференцию. Полагаю, что заслушанные на нашей конференции научные доклады и заинтересованный обмен мнениями в ходе дискуссий внесут свой вклад в выработку научно обоснованных представлений о состоянии научного потенциала Поволжского региона и активизации исследований в области истории, экономики, социального развития, культурного и духовного наследия волжских земель.
Актуальные вопросы развития региональных научных исследований В. В. Никитин, д.и.н. МНИИЯЛиИ им. В.М.Васильева (г.Йошкар-Ола)
С. Я. Алибеков, д.т.н. МНИИЯЛиИ им. В.М.Васильева (г.Йошкар-Ола)
Д. Ю. Ефремова, МНИИЯЛиИ им. В.М.Васильева (г.Йошкар-Ола)
ИТОГИ РАБОТ ОТДЕЛА АРХЕОЛОГИИ МАРИЙСКОГО НИИЯЛИ ПО ГРАНТАМ РГНФ ЗА 2002 – 2003 ГОДЫ *
Работа выполнена при финансовой поддержке РГНФ (проекты 02–01– 22001а/В и 02–01–22002а/В). Памятники археологии являются неотъемлемой частью историко-культурного наследия народов нашей страны, подлежат научному изучению и охране. Проблема сохранения археологического наследия России в последнее время неоднократно обсуждалась на различных конференциях (Воронеж, 1989; Рязань, 1994; Березники, 1998; Козьмодемьянск 2002 и др.), где рассматривались актуальные вопросы, связанные с современным состоянием, изучением, использованием и сохранением археологических памятников, предлагались конкретные прикладные пути реализации этой проблемы. В числе первоочередных задач однозначно выделены меры по выявлению, паспортизации и составлению сводов памятников. Данные своды должны предусмотреть прочную увязку памятников с планами землевладения и землепользования. Источниковедческую базу для такой деятельности органов по охране и использованию памятников истории и культуры, в том числе и археологических, может дать только хорошо подготовленная археологическая карта, содержащая важнейшие сведения о недвижимых объектах археологического наследия. Профессиональное археологическое изучение Марийского края началось в 1951 г. Марийским научно-исследовательским институтом разведочных работ в Горномарийском и Юринском районах. Первые разведки показали наличие археологических памятников от эпохи камня до позднего средневековья и определили перспективность дальнейших поисков с целью изучения древнейших периодов истории племён и народов Средневолжского региона. После некоторого перерыва, в 1956 г. в МарНИИ была создана Марийская археологическая экспедиция (МарАЭ), возглавил которую известный казанский археолог А.Х.Халиков. Перед экспедицией стояла задача археологического обследования территории Марийской АССР и прилегающих районов Татарии, Кировской и Горьковской областей, так или иначе связанных с формированием и историческим развитием марийского народа. Результаты трёхлетних работ экспедиции были обобщены в двух томах Трудов Марийской археологической экспедиции (А.Х.Халиков, 1960; Г.А.Архипов, А.Х.Халиков, 1961). В связи с подготовкой водохранилищ для Куйбышевской и Чебоксарской ГЭС в 60-70-е г. двадцатого столетия наиболее широкомасштабные работы МарАЭ были развернуты по побережью Волги. Было исследовано несколько десятков археологических памятников эпохи камня, бронзы, раннего железного века и средневековья. В 70-е г. возобновились также планомерные разведки МарАЭ. Сплошными маршрутами были пройдены р. Волга и её левобережные притоки. В результате этих работ было выявлено
несколько сотен археологических памятников (В.В.Никитин, П.Н.Старостин, 1978; В.В.Никитин, В.С.Патрушев, 1982). К началу 90-х годов прошлого столетия на карту Республики было нанесено более 1000 археологических объектов и отдельных местонахождений древних предметов (В.В.Никитин, Б.С.Соловьёв, 1990; Г.А.Архипов, Т.Б.Никитина, 1993). Материалы стационарно изученных памятников были обобщены в монографиях по каменному и меднокаменному веку (В.В.Никитин, 1991; В.В.Никитин, 1996; В.В.Никитин, Б.С.Соловьёв, 2002), эпохе бронзы (Б.С.Соловьёв, 2000; С.В.Большов, 2003) раннему железному веку (В.С.Патрушев, А.Х.Халиков, 1982; В.С.Патрушев, 1984; С.В.Большов, 1988), по древностям I тыс. н.э. (Т.Б.Никитина, 1999), истории марийцев IX-XIII веков (Г.А.Архипов, 1973; Г.А.Архипов, 1986), по истории марийцев XI-XVIII веков (Т.Б.Никитина, 1992; Т.Б.Никитина, 2002). Полувековое изучение края позволило собрать богатейшие коллекции артефактов по всем эпохам древней и средневековой истории, сосредоточенных в различных музеях, вузах и научно-исследовательском институте. Несмотря на то, что перед наукой встает ряд сложившихся проблем, особенно в связи с появлением новых методов и методик научного познания, можно констатировать, что научное изучение археологических материалов в Марийской республике, на наш взгляд, удовлетворительное и постоянно развивается. Иначе обстоит дело с сохранением археологического наследия. Несмотря на существующие каталоги археологических памятников в виде «Материалов к археологической карте» (3 вып.) и «Археологических атласов» (2 вып.) в настоящее время не существует точного учёта археологических памятников, сохранившихся на сегодняшний день. Нашими работами 2002-2003 г. установлено, что на территории Республики имеется 511 археологических объектов пригодных для научного исследования. Это памятники с культурными слоями. Из них в зоне риска находятся 70 памятников (в основном в районе Чебоксарского водохранилища), которые могут исчезнуть или стать недоступными для изучения в случае подъема уровня воды на 1–2 м. Из археологической карты исчезло 356 памятников. Большая часть из них погибла в результате строительства Чебоксарского водохранилища (131), часть разрушена строительством газо-нефтепроводов, 89 – распаханы, 26 – застроены, и только 26 разрушены оврагами, смыты рекой, оползнями или раздуты. Из 356 несохранившихся памятников только 60 (т. е. не более 17 %) были в разной степени изучены раскопками. В последние годы происходит интенсивное разрушение части археологических памятников. С каждым годом ситуация осложняется. Анализ показывает, что большая часть археологических памятников страдает, в основном, по вине органов местного самоуправления, выдающих разрешение на хозяйственное использование территории памятника, вопреки действующему законодательству, без предварительного согласования с органами учёта и охраны памятников истории и культуры. В целях усовершенствования, системы научного и хозяйственного учёта памятников археологии в регионе, мы начали инвентаризацию всех известных памятников, с целью создания совместно с Научно-производственным центром по охране и использованию памятников истории и культуры Министерства культуры Республики Марий Эл, отделами культуры районных администраций долгосрочной программы по сохранению археологического наследия. Археологическая карта Республики Марий Эл должна дать толчок для разработки и реализации этой программы. Поэтому коллективом археологов Марийского НИИ предложена трехлетняя программа (2002-2004 гг.) составления такой карты. Программа выполняется при совместном финансировании Правительства Республики Марий Эл и Российского фонда гуманитарных исследований в рамках регионального
конкурса «Волжские земли в истории и культуре народов России» (проект № 02-01-22002а/В – руководитель доктор исторических наук В.В. Никитин). В соответствии с требованиями археологической карты России, разрабатываемой под руководством Института археологии РАН, в карте нашли отражение следующие параметры: точное местонахождение памятника; его характер и особенности; датировка; культурная принадлежность, основные находки, современное состояние, место хранения коллекций, литература и архивные источники с указанием номеров центральных и региональных архивов. В карте найдут отражение и несохранившиеся памятники с описанием материала, историей исследования и литературы. Все археологические объекты (существующие реально в настоящий момент), в отличие от системы привязки и подачи их по бассейнам рек, принятой в изданных ранее справочниках будут скомпонованы по районам и сельским администрациям, что облегчит работу по составлению охранных обязательств с землепользователем. Систематизированная информация о каждом памятнике по единой программе способствует одновременно созданию электронной базы банка данных по археологии Марийского края, и является предпосылкой организации полноценного учёта и мониторинга археологического наследия Республики Марий Эл. Для реализации данного проекта необходимо было решить несколько важных задач. В первую очередь доисследовать малоизученные территории Республики. Во-вторых, установить современное состояние археологических объектов. В третьих, в связи с уничтожением или исчезновением некоторых населенных пунктов, часть памятников требует новых административных привязок. Новый свод предполагает дать информацию о всех сохранившихся археологических объектах с учётом произошедших изменений. Еще один проект (№ 02-01-22001а/В руководитель доктор технических наук С.Я.Алибеков) предусматривал программу по сохранению предметов археологии из цветного металла. Основная задача исследований вещественного археологического материала заключалась в восстановлении и сохранении древнего предмета. Последующая консервация реставрированного материала имела цель сохранить его на длительное время от окисления и дальнейшего разрушения. Археологические предметы при предварительном рассмотрении условно делились на три взаимно зависимых источника их состояния. Первый источник – технология изготовления и свойства основного металла изделия. В данном случае большую роль играли составные части сплавов, сочетания различных легирующих добавок, процессы технологического исполнения предмета. Второй источник – среда нахождения, время, климатические особенности. В данном случае первостепенную роль играли щелочная или кислотная составляющая почв, их влагонасыщенность, наличие доступа кислорода (песчаные, глинистые, суглинистые и т. д.). Другим фактором, влияющим на археологические предметы, являлись наличие органических составляющих (одежда, подстилки, тело, настил, покрытия), температурный режим, (кремация, пожар), насыщенность местонахождения предмета разнородными по металлу изделиями (изделия из олова, серебра, железа, золота и др.). Последний источник – процесс нахождения при раскопках, консервация, условия хранения предметов. Таким образом, на те или иные свойства археологического предмета сказываются в определенной степени вся микросреда и микроклимат, на его окисление и на процессы дальнейшего разрушения. В реставрационной практике в настоящее время широко применяются способы обработки археологических предметов, основанные на современных достижениях физико-химических методов.
Для очистки медных предметов использовались механические, физико-химические методы, а также их сочетания в зависимости от состояния предметов. Перед проведением реставрационных работ все предметы из коллекции тщательно осматривали, обращая особое внимание на наличие трещин и изломов. Оценивали степень сохранности предмета, характер окислов, наличие патины, сохранность рисунка, узоров, дат и т. д. С химической точки зрения медь и ее сплавы – латуни, бронзы относительно инертны, хотя непосредственно взаимодействуют с кислородом воздуха, серой, галогенами, нитратами щелочных и щелочноземельных металлов. Процессы, происходящие при окислении меди и ее сплавов разнообразны, на поверхности могут образовываться в зависимости от условий, оксиды и соли различного состава и строения. На предметах, изготовленных из древней бронзы, встречаются окислы различной толщины и состава. Они искажают форму и очертания предмета, скрывают узоры, надписи. Некоторые пряжки, браслеты, гривны, накосники, сюльгамы имеют достаточно толстый неравномерный слой оксидов. Для ускорения процесса очистки археологических предметов от земли промывку осуществляли в ультразвуковой ванне УВ-5 (которая основывается на использовании процесса интенсификации очистки в жидкой среде, под действием колебаний ультразвуковой частоты – 44 кГц). При этом археологические предметы очищаются не только от земли, но частично обезжириваются, удаляются оксидные пленки, слабо связанные с основой. Преимуществом ультразвуковой очистки можно считать ее высокое качество, технологичность и относительную простоту оборудования. Особенно тщательная очистка нужна для изделий, имеющих сложную рельефную поверхность, орнамент, углубления, даты, клейма и полости. Механически или химически такие предметы очистить очень трудно, так как они могут разрушаться при механическом воздействии или перетравливаться и охрупчиваться при химическом. Для обезжиривания меди и ее сплавов использовались электролиты, состоящие из едкого натрия, углекислого натрия, тринатрий фосфата и жидкого стекла в различных сочетаниях. Для ускорения процесса обезжиривания электролиты нагревали до температуры 40-60о С, время обезжиривания составляло от 5 до 15 минут. Затем археологические предметы промывали в теплой воде, после чего подвергали химическому травлению. Химический способ очистки медных и бронзовых археологических предметов основан на растворении окислов меди кислотами и щелочами. Для реставрации мы использовали различные минеральные кислоты – серную, соляную, азотную и другие кислоты, а также органические кислоты – щавелевую, лимонную и муравьиную и их смеси. Для химического травления использовали 2-5% растворы серной и соляной кислот. Для уменьшения процесса съема основного металла в электролиты травления добавляли ингибиторы – хлорид натрия, тиомочевину, уротропин. Время выдержки в этих растворах зависит от толщины окислов, от формы и размеров предметов и от его сохранности. При травлении через каждые 2 – 3 минуты проверяли предметы во избежании чрезмерного перетравливания. Участки, которые сильно травились подвергали защите, покрывая их парафином или лаком. Иногда травили выборочно отдельные части археологического предмета. Некоторые предметы, имеющие толстые слои оксидов, бородавки, соли в виде кристалликов травили в 10 – 15 % растворах вышеуказанных кислот. Мелкие и тонкостенные предметы травили в 15 – 20 % растворе углекислого аммония. При травлении иногда приходилось комбинировать способы травления кислотные и щелочные, чередуя. Практически невозможно предложить какой-то стандартный травитель для всех предметов, поэтому всегда приходилось подбирать наиболее оптимальные электролиты для чистки того или другого археологического предмета.
После обработки предметов химическими реактивами их хорошо промывали в тёплой, а затем холодной воде. Лучше всего их прокипятить тогда происходит барботаж с помощью пузырьков отделяющихся от самих предметов и от стенок стеклянной колбы, которые полностью удаляют остатки электролитов от поверхности углублений, имеющихся на поверхности предметов. Данный процесс также способствует разрыхлению и очистки остатков окислов и солей с поверхности предмета. После сушки все предметы тщательно осматривали, а затем принимали решение в отношении последующих операций. Для ускорения процесса химического травления использовали ультразвуковую ванну, а также повышали температуру электролита при травлении. Эти параметры позволяли ускорить процесс очистки предметов в два-три раза. Химический состав определялся спектральным методом. На основании расшифровки спектров, установлено, что украшения изготовлены из чистой меди и сплавов на ее основе – латуни и бронзы. Металлографические исследования и фотографирования микроструктур проводили на микроскопах МИМ-7 и МЕТ-3. Исследовались как нетравленые структуры, так и после соответствующего травления. Оптимальными были приняты увеличения 100 и 500 кратные, при которых и фотографировались микроструктуры. Микрошлифы изготавливались следующим образом: проводилось тщательное шлифование нескольких участков украшений, (при чем подбирались участки менее подверженные коррозии), затем образцы подвергали полировке на полировальном круге, покрытом сукном с пастой ГОИ. Образцы зеркального блеска травили в реактиве, содержащем 2 – 5 грамма FeCl3 + 10 смі HCl + 100 смі H2O. В соответствии с бинарными диаграммами равновесия в системах медь – легирующая добавка (олово, цинк, железо, свинец) происходит образование твёрдых растворов, поскольку в указанных количествах все эти элементы растворяются в меди. Следует отметить, на всех исследованных микрошлифах хорошо сохранилась дендритная структура, за исключением некоторых участков. На данных структурах практически нет полосчатости и строчечности, то есть признаков указывающих на деформирование сплава. На наш взгляд операции доводки носили щадящий характер, причём на отдельных участках, и не вызывали резких изменений в микроструктуре изделия. В результате работы над проектом были отреставрированы предметы быта и украшения из цветного металла, были сделаны интересные наблюдения по принципам реставрации и консервации предметов археологии и найдены новые рецепты химических растворов применяемых в ходе очистки и консервации. Творческим коллективом был предложен новый метод консервации предметов археологии – в вакууме. Для этих целей был приобретен аппарат для герметичной упаковки – упаковщик VG-017-P. Преимуществом этого метода сохранения предметов является его независимость от внешних условий хранения и возможность расконсервирования в случае дальнейшего исследования. Е. Г. Осовский, д.п.н., профессор МГПИ им. М.Е.Евсевьева (г.Саранск)
РОЛЬ РГНФ В СОЗДАНИИ ПЕДАГОГИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ РОССИЙСКОГО ЗАРУБЕЖЬЯ «ПЕРВОЙ ВОЛНЫ» (20–50-е гг. ХХ в.)
В последние десятилетия ХХ века российская эмиграция «первой волны», ее история, научный, культурный и образовательный потенциал и человеческие судьбы стали объектом исследования многих гуманитарных наук постсоветской России. Стало очевидно, что «Зарубежная Россия» – это не только политический феномен, но и национальное культурнообразовательное пространство социализации и адаптации молодого поколения эмиграции,
фактор сохранения любви к Отечеству, национальной идентичности, российской ментальности и культуры. В 1992 г. в Мордовском государственном педагогическом институте им. М.Е.Евсевьева была создана межвузовская лаборатория «Образование и педагогическая мысль Российского Зарубежья», в которую вошли ученые и аспиранты из разных городов России (Москва, Н. Новгород, Елец, Владимир, Смоленск и др.). В 1992-1996 гг. группой был опубликован комплекс статей (Е.Г.Осовский, М.В.Богуславский, О.Е.Осовский, В.А.Сухачева и др.), имевших концептуальное значение, а в 1994 г. совместно с Институтом национальных проблем образования МО РФ проведена Первая Всероссийская конференция по данной проблеме1. В 1996 г. мы приняли участие в конкурсе РГНФ и выиграли исследовательские гранты на 1997-1999 гг. (№ 97-06-08017а) и в 2002 г. – (№ 03-06-00565a). В 1997 г. был получен грант РГНФ на проведение 2-й Всероссийской научной конференции по педагогическому зарубежью (№ 97-06-14044г)2. С 2001 г. при поддержке РГНФ началось издание «Педагогической библиотеки Российского Зарубежья». Изданы «Педагогические сочинения» С.И.Гессена (№ 01-06-16021д) и В.В.Зеньковского (№ 02-06-16008д), в печати «Педагогическая публицистика Российского Зарубежья» (№ 03-06-16014д). Параллельно осуществлялись библиографические и биографо-библиографические исследования и источниковедческая работа, что получило отражение в изданиях группы3. Результаты исследований представлены в «Очерках развития образования и педагогической мысли в Российском Зарубежье» (Саранск, 2000) и более чем в 70 статьях, изданных в рамках проектов. Благодаря поддержке РГНФ соисполнителями и членами лаборатории защищен комплекс диссертаций (Л.Ю.Беленкова, Т.Г.Пискарева, С.К.Дубровина, В.А.Левкина, Н.А.Макеева, Л.Н.Осипова, В.М.Мальцева, Е.В.Кирдяшова). В.А.Левкиной изданы программа и учебное пособие по спецкурсу по данной проблеме, который читается в МГПИ им. М.Е.Евсевьева. Можно сегодня говорить об определенном теоретическом вкладе лаборатории в разработку проблемы. Прежде всего, впервые в отечественной истории образования и педагогики комплексно изучены политические, социальные, демографические, экономические факторы становления, развития и деградации русского образовательного пространства в Российском Зарубежье (Е.Г.Осовский, О.Е.Осовский), воссоздана целостная картина развития общественно-педагогического движения эмиграции (В.А.Левкина), деятельности различных типов русского дошкольного, школьного, высшего и внешкольного образования в странах рассеяния (В.А.Левкина, Е.Г.Осовский, Т.Г.Пискарева, С.К.Дубровина, Н.А.Макеева), дан анализ аксиологии, содержания и путей социализации, образования, национального воспитания и социальной защиты детей и молодежи. Важным аспектом исследований стало обобщение теоретического наследия известных ученых и педагогов эмиграции (М.В.Богуславский, Л.Е.Беленкова, В.Е.Дерюга, Е.В.Кирдяшова, Е.Г.Осовский, Л.Н.Осипова). Анализ позволил дать классификацию педагогического континиума и выделить и описать направления педагогики Российского Зарубежья. Наиболее представительным было философско-образовательное направление педагогической мысли Российского Зарубежья, связанное с именами Н.А.Бердяева, С.Н.Булгакова, Б.П.Вышеславцева, И.А.Ильина, Л.П.Карсавина, Н.О.Лосского, Г.П.Федотова, С.Л.Франка и др. Антропологизм и социальность русской философской мысли предопределили ее внимание к «вечным» проблемам культуры, образования, воспитания, самопознания и самосовершенствования личности, духовной жизни. Дальнейшее развитие в Российском Зарубежье получило гуманистическое направление, воспринявшее идеи И.Канта и западной реформаторской педагогики. Наряду с С.И.Гессеном в него входили С.О.Карцевский, А.Т.Павлов, В.Д.Плетнев, И.П.Тутышкин и др. Они были
сторонниками личностно-ориентированной социально-трудовой педагогики, проявляющей уважение к детскому «Я», создающей условия для самореализации личности и раскрывающей перед ней общечеловеческие ценности культуры. В эмиграции сложились условия для развития и русской религиозной педагогической мысли. Религия и церковь, став фактором национальной социализации и идентификации, вызвали необходимость осмысления ее роли в формировании детей и молодежи, изучения особенностей религиозной жизни детей и проблем религиозного воспитания. К этому направлению принадлежали В.В.Зеньковский, Н.Н.Афанасьев, К.А.Ельчанинов, Л.А.Зандер, И.А.Лаговский, С.С.Куломзина, прот. С.Четвериков, А.С.Четверикова и др., разрабатывавшие на основе христианской антропологии принципы, формы и методы религиозного воспитания и образования в условиях эмиграции. Для них характерен подход к проблемам педагогики исходя из особенностей русского религиозного сознания, основываясь на том, что православие суть явление национальной культуры и этики. Главной для них становится идея «оцерковления жизни», имевшая в виду активное духовно-нравственное и интеллектуальное воздействие церкви на все стороны жизни, культуры, образования, социальной жизни в целом, приобщение к христианским ценностям. К концу 30-х гг. в основном завершился поворот к построению целостной религиозно-педагогической парадигмы воспитания, основанной на христианской антропологии и догматах Православия. В то же время большинство мыслителей разных направлений подчеркивало примат общечеловеческих, единства национальных и общечеловеческих ценностей. Им были одинаково близки ценности Свободы, Истины, Добра, служения Отечеству. Аксиологический подход к проблемам жизни, науки, культуры, образования противополагался идеям политической целесообразности, атеизма и технократизма, в которых утрачивалась высшая ценность – человеческая Личность. Был осуществлен анализ источников формирования педагогической мысли эмиграции. В их числе: – русская и мировая философская мысль во всем многообразии ее направлений, философский плюрализм; – классическая русская педагогика, дававшая опору исканиям в деле сохранения педагогической традиции, ценностей русской образованности; – русская культура и, в особенности, литература, наследие «национальных героев духа» как А.С.Пушкин, Н.В.Гоголь, Ф.М.Достоевский, Л.Н.Толстой; – православие, религиозно-философские искания деятелей эмиграции, развивавшие идеи воспитания в духе христианской антропологии, сплава православия, образования и культуры; – история, теория и практика образования в западном мире (руссоизм, гербартианство, вальдорфская педагогика, педология, трудовая школа, тестология и др.); понимание тенденций мирового образовательного процесса, его гуманизации, демократизации и дифференциации; – советский опыт, критика и выявление позитива как «диалог педагогических культур»; – реальная школьная практика и потребности русской зарубежной школы, развивавшейся в инородной – этнокультурной, языковой и социальной – среде и нуждавшейся в новом типе средней школы. Исследование показало, что педагогика Советской России и педагогика Российского Зарубежья – это две ветви философско-педагогической и психолого-педагогической культуры, сложившиеся в двух автономных ареалах и основывавшиеся на различном понимании преемственности культур, традиций, образования. В одном случае – на ленинском учении о «двух культурах» и классово-партийной ориентации педагогики, в другом – на философии плюрализма и аксиологическом понимании культуры и личности и
гуманистических ценностях и исторических традициях российского образования. Подчеркивается историческая самоценность этих педагогических культур. Таким образом, финансовая поддержка РГНФ способствовала не только активизации исследований и развитию этого инновационного направления истории педагогики, но и вовлечению в научный процесс ученых, не состоявших формально в числе грантодержателей. Она сыграла также важную роль в научных судьбах целой плеяды молодых ученых. Примечания 1
2
3
Образование и педагогическая мысль Российского Зарубежья: Тезисы Всероссийской научной конференции по проекту «Национальная школа России». Саранск. 1-2 ноября 1994 г. Саранск, 1994. 75 с. Образование и педагогическая мысль Российского Зарубежья: Тезисы докладов и сообщений 2-й Всероссийской научной конференции» Образование и педагогическая мысль Российского Зарубежья. 20-50-гг.ХХ в.» (Саранск, 16-18 октября 1997 г.). Саранск, 1997. 105 с.; Российское Зарубежье: образование, педагогика, культура. 20-50-е гг. ХХ в. Материалы 2-й Всероссийской научной конференции «Образование и педагогическая мысль Российского Зарубежья. 20-50-е гг. ХХ в.» (Саранск, 16-18 октября 1997 г.). Саранск, 1998. 175 с. Педагогическая библиография Российского Зарубежья (20-50-егг. ХХ в.). Саранск, 1999. 53 с.; Осовский Е.Г. Педагоги и деятели общественно-педагогического движения Российского Зарубежья. Биобиблиогр. словарь. 150 биографий. Саранск, 1997. 99 с.
У. И. Сересова, ассистент КГМУ (г.Казань)
РАЗВИТИЕ ПРИКЛАДНОЙ НАУКИ: АНАЛИЗ СОЦИАЛЬНОГО РАЗВИТИЯ РЕГИОНОВ ПФО
В условиях активизации экономического развития регионов, особенно актуализируется оценка социального «эффекта» всех преобразований, учет взаимовлияния социального и политического. В связи с этим крайне важной задачей науки становится разработка механизмов оценки, анализа и прогноза социального развития на уровне не только ПФО в целом, но и отдельных субъектов федерации. Такие работы могут проводиться как качественными описательными методами, так и количественными, обзору которых и посвящена эта работа. Выбор адекватных количественных статистических показателей для анализа уровня социального развития региона сложен. Методики различаются по отбору показателей, по технологии составления рейтинга – с использованием или без использования весовых коэффициентов, экспертных оценок, кластерного анализа и т. д. Мы обратимся к четырем методикам, при общем различии которых, результаты вполне сопоставимы. I. Рейтинг Сайта ППП в ПФО www.pfo.ru. Мы рассмотрим один из компонент ов этого рейтинга – социальный. Экспертами были проранжированы группы статистических показателей, описывающих денежные доходы граждан, расходы бюджета субъекта федерации, на социальную сферу, обеспеченность жильем, безработицу, заболеваемость, рождаемость, смертность, преступность, экологическую обстановку; затем эти ранги были суммированы – по каждому субъекту ПФО; на основе этой суммы был выведен рейтинг. Даже с учетом существенных недоработок методики, можно выделить явных лидеров и явных аутсайдеров и сгруппировать регионы ПФО по ряду признаков: 1) управляемые регионы – Татарстан, Башкортостан: социально благополучные национальные республики, чье благополучие основывается на вмешательстве власти в экономику и жестком авторитарном режиме; 2) реформистские регионы – Нижегородская, Пермская, Самарская области: экономический потенциал сбалансирован относительно либеральной властью, что является гарантией социального благополучия; 3) традиционные русские регионы – балансирующие на грани социально развитых и неразвитых – Саратовская, Ульяновская, Оренбургская; 4) «балансирующие» национальные регионы – Удмуртия, Чувашия, Мордовия; 5) консервативные регионы – Кировская, Пензенская области – с низким уровнем социально-экономического развития; 6) депрессивные национальные регионы – Марий Эл, КПАО.
II. Свой вариант рейтинга регионов ПФО РФ за 2000 и 2001 гг. предлагает Нижегородский областной комитет государственной статистики1. Авторы использовали сводный рейтинг регионов ПФО РФ, определенный на основании частного ранжирования. Частные же рейтинги были сформированы из блоков показателей – производственного, финансового, социального. Для анализа рейтинга развития социальной сферы были проранжированы блоки социальных показателей: 1) денежные доходы населения, среднемесячная заработная плата, задолженность по заработной плате на одного работающего и из-за бюджетного недофинансирования, индекс потребительских цен, количество личных автомобилей на 1 000 жителей; 2) расходы регионального бюджета на здравоохранение и физкультуру, образование, социальную политику; 3) уровень безработицы и преступности; 4) превышение числа умерших над числом родившихся, коэффициент младенческой смертности, заболеваемость туберкулезом на 100 000 человек, уровень травматизма на 10 000 человек работающих, выбросы вредных веществ на 1000 человек; 5) объем платных услуг на душу населения, обеспеченность населения жильем на одного жителя, обеспеченность населения больничными койками на 10000 человек. Далее, с помощью статистических методов – кластеризации и «дерева классификации» были выделены классы регионов (первый – лучший, второй – средний, третий – худший) и наиболее значимые блоки социальных показателей. В результате, к лучшим регионам были отнесены в 2002 г. Башкортостан, Татарстан, Самарская и Оренбургская области, Удмуртия; к средним – Нижегородская, Пермская, Пензенская, Кировская, Ульяновская, Саратовская области; к худшим – Мордовия, Чувашия, Марий Эл. При различии методик анализа лидеры и аутсайдеры социального развития те же; в обоих случаях к лидерам примыкает Самарская и Пермская области, к аутсайдеру – Чувашия. III. Методика Фонда Карнеги. Рассчитывается рейтинг социальной напряженности и социального неблагополучия2 . Индекс социального неблагополучия определялся на основании следующих показателей: коэффициента младенческой смертности; уровня преступности; уровня миграционной убыли населения; уровня безработицы; объема задолженности по заработной плате; покупательной способности населения. Для оценки социальной напряженности в регионах России использовались те же показатели, что и в предыдущей работе: уровень забастовочного движения; уровень публичной протестной активности; интенсивность выезда населения из региона; степень политической поляризации (в данном случае по итогам президентских выборов 2000 г.); уровень протестного голосования (по итогам общефедеральных выборов 1999-2000 гг.); индекс этнической мозаичности. Сводные индексы в обоих случаях определялись по методу многомерных средних. Расположение регионов по бальной оценке социального неблагополучия существенно отличается от того, что было в предыдущих двух методиках. И дело тут не в том, что анализируются предыдущие годы (тогда различия можно было бы объяснить именно временным фактором), а набором координат и способом их анализа. Например, на первых двух местах по социальному благополучию – Нижегородская, Самарская, области. Третье и четвертое делят Ульяновская область и Башкирия, на пятом – РТ. На шестом и седьмом – Пензенская и Оренбургская области; далее – Саратовская область, Чувашия, Пермская и Кировская области. Замыкают же рейтинг Удмуртия, Мордовия, Марий Эл, Коми-Пермяцкий АО. Единственная характеристика, которая есть в этом рейтинге, но которой нет в предыдущих двух методиках, – это уровень миграции. Он и меняет столь сильно картину. По индексу социальной напряженности внутри ПФО рейтинг регионов выглядит следующим образом: самая маленькая напряженность в Пензенской, Самарской,
Нижегородской и Пермской областях. Далее следуют Чувашия, Саратовская область, РТ, Коми-Пермяцкий АО, РБ, Кировская и Ульяновская области. Замыкают – Оренбургская, Марий Эл, Удмуртия, Мордовия. Status quo объясняет анализ показателей. Первый же – уровень забастовочного движения – объясняет положение аутсайдеров рейтинга по ПФО. Уровень митинговой активности – наибольший для ПФО – в Нижегородской области. Степень политической поляризации свидетельствует, на наш взгляд, как о социальной стратификации населения в регионе, так и об управляемости выборного процесса региональной властью. Поэтому этот показатель высок в Татарстане и Башкортостане. В Пермской области этот показатель высок, потому что там традиционно много голосов отдают правым. В ряде же регионов – экономически депрессивных – Чувашии и Марий Эл – голоса за Путина еле превысили голоса за Зюганова. Уровень протестного голосования больше всего в ПФО в Пермской, Нижегородской, Самарской областях как самых либеральных в округе. Интенсивность выезда населения больше всего в Коми-Пермяцком АО, Кировской и Оренбургской областях, меньше всего – в Нижегородской области. При анализе статуса регионов по двум параметрам – социальному неблагополучию и социальной напряженности – получается следующая картина. Полюсы социального развития занимают практически все те же регионы – РТ, Нижегородская, Самарская области и Марий Эл соответственно. Ульяновская и Саратовская области также занимают пограничное, среднее положение, но тяготеют все же к благополучным регионам. Удмуртия теряет баллы, что соответствует первому рейтингу сайта pfo.ru, Кировская область, наоборот, приобретает их – за счет миграционных и электоральных показателей – и примыкает к благополучным регионам (в первом рейтинге она находится ближе к концу, во втором – в середине). В признанных здесь средне неблагополучных Башкирии и Оренбуржье актуальны вопросы социальной напряженности – из-за миграции и протестного голосования. IV. «Эксперт». Журнал «Эксперт» (www.expert.ru) с 1996 г. публикует ежегодный рейтинг инвестиционной привлекательности регионов России, оценивающийся на основе инвестиционного потенциала и инвестиционного риска. Мы выделили из всей таблицы инвестиционного риска только ту ее часть, что посвящена социальному риску; а затем оставили только те субъекты, что входят в состав ПФО РФ. В данном случае первые три места стабильно в течение трех лет занимают Нижегородская, Пермская, Самарская области. Также стабильно последнее – Марий Эл. Поднимаются вверх по рейтингу регионы-середняки – Саратовская, Кировская области. Существенно вниз опускаются обычные лидеры – РТ и РБ, причем второй регион – вплоть до самых нижних строк рейтинга. Результаты данного рейтинга вполне соотносимы с данными рейтинга социальной напряженности, опубликованным фондом Карнеги. V. Cопоставление рейтингов. К социально благополучным регионам разные в разных случаях авторы относят: 1) управляемые регионы с развитым социально-экономическим комплексом; 2) реформистские регионы с развитым социально-экономическим комплексом; 3) застойные балансирующие регионы с неразвитым социально-экономическим комплексом, но социальной стабильностью. К социально неблагополучным в разных случаях относят: 1) регионы с неразвитым социально-экономическим комплексом; 2) регионы с выраженной социальной напряженностью, но социально-экономически развитые; 3) регионы с неразвитым социально-экономическим комплексом и с выраженной социальной напряженностью. Таким образом, ряд регионов – в зависимости от аналитического подхода – может с равным успехом оказаться как в числе лидеров ПФО по социальному развитию, так и в числе аутсайдеров. Яркий пример – Республика Башкортостан, благополучная по критериям уровня жизни, но имеющая очевидную социальную напряженность; обратный пример – Саратовская
область. В то же время есть регионы, которые стабильно занимают первые (Нижегородская область, например) и последние (Марий Эл, например) места рейтингов вне зависимости от методики. Учитывая все это, можно с большой долей вероятности назвать лидеров и аутсайдеров социального развития, а также середняков, но проранжировать их уже будет трудно. Безусловно благополучные: Пермская область, Нижегородская область, Самарская область. Безусловно неблагополучные: Марий Эл, Коми-Пермяцкий АО, Республика Мордовия. Возможно благополучные - по уровню жизни: РТ, РБ. Возможно благополучные – по отсутствию социальной напряженности – Саратовская, Пензенская области. Балансирующие: Ульяновская область, Кировская область, Оренбургская область, Чувашская и Удмуртская республики. Неоднозначность всех существующих рейтингов социального развития регионов ПФО не позволяет говорить о достаточной проработанности данной актуальной тематики. Они позволяют лишь отметить некоторые общие тенденции; выделить явные дихотомии, однако, более подробного анализа достичь пока в рамках ни одной из методик не удалось. Это означает, что оценка и прогноз социального развития регионов ПФО остается важной задачей ученых, представляющих междисциплинарное поле приволжского научного сообщества. Примечания Зыкова Л.А., Николаева Н.А., Титова В.Ф., Шалашова Т.В., Широкова О.Г., Кудрявцева Н.В. Анализ рейтинговой оценки регионов Привожского федерального округа. 2000, 2001 гг. Вопросы статистики. №3. 2003. С. 61–70. 2 Попов Р., Сусаров А. Социальная напряженность и социальное неблагополучие. / Регионы России в 1999 г. Ежегодное приложение к «Политическому альманаху России». М., 2000.
1
В. К. Абрамов, д.и.н., профессор МГУ им.Н.П.Огарева (г. Саранск)
ПРИМЕНЕНИЕ КОЛИЧЕСТВЕННЫХ МЕТОДОВ В ИСТОРИЧЕСКИХ ИССЛЕДОВАНИЯХ ПОВОЛЖЬЯ
По Поволжскому региону в 20 в. собран богатый статистический материал. Это в первую очередь касается работ местных представителей российской экономико-статистической школы и разнообразных переписей начала века, отличавшихся здесь весьма высоким уровнем. Например, Пензенская подворная перепись 1910 г. собрала «почти идеальные, как по полноте, так и по качеству, сведения о крестьянском хозяйстве», став, по оценке специалистов, «классическим примером подобных переписей»1. Не уступала ей по качеству (лишь по количеству аспектов) Симбирская перепись, статистические данные по другим губерниям региона. Во второй половине 20 в. по населению Поволжья был собран так же разнообразный антропометрический материал. В результате исследований В.П.Алексеева, В.В.Бунака, Г.Ф. Дебеца, К.Ю. Марк2 и др. установлены антропологические особенности финно-угорских и тюркских народов края. Русское население региона дополнительно подвергнуто комплексному исследованию, проведенному в 1950-х гг. экспедицией Института антропологии и этнографии СССР. С помощью традиционных методов установлены основные антропологические зоны. Достаточно четко уяснены антропологические различия: этнические – между русскими, мордвинами, татарами и др. и даже внутриэтнические, например, между эрзянами и мокшанами, луговыми и горными марийцами и т.д. Такое богатство количественных характеристик с одной стороны и многочисленных традиционных исследований местного населения с другой, открывает широкие возможности применения количественных методов, как для их апробации, так и для получения новых выводов. Особенно большой интерес представляют методы, позволяющие одновременно включать в синтетические и аналитические процедуры все имеющиеся в наличии показатели
и устанавливать обобщенные количественные меры качественных различий исследуемых явлений и процессов. Но даже самые простые методы позволяют получать новые выводы, порой неожиданные. Так, невысокий жизненный уровень населения Мордовского края в начале века историки традиционно относили на счет именно мордовского крестьянства. Исчисление же средних величин основных социально-экономических данных различных национальных групп населения позволило сделать вывод о лучшем экономическом положении мордвы по сравнению с русскими и татарами3. В то же время показатели вариации свидетельствуют о меньшей имущественной дифференциации мордвы. Регрессионный анализ зависимости численности местного населения от количества используемой им земли привел к интересному выводу: при надельной форме землепользования устанавливается прямо пропорциональная связь между численностью крестьянских семей и их благосостоянием4. Видимо, такая зависимость характерна для общинного землепользования вообще и является сильнейшим стимулом к повышению рождаемости и выживанию народов с подобной формой общежития. Поскольку в исторических исследованиях точные числовые данные часто труднодоступны или отсутствуют вообще, определенную сферу применения нашли методы ассоциации, контингенции, корреляции рангов. Так, методом ассоциации было установлено, что темпы организации комбедов в Пензенской губернии не зависили от национального состава населения волостей и сел5. Корреляция рангов показала, что в 19051907 гг. коэффициент корреляции между количеством земли, используемой крестьянами и участием последних в волнениях составлял r = -0.5; в то время как в 1917 г. r = -0,9 6 и т.д. Особенно большие возможности открываются при использовании количественных методов в антропологических исследованиях. Основные характеристики исследуемых русских групп региона были взяты из книги «Происхождение и этническая история русского народа»7. Данные о других народах Поволжья получены из материалов исследований К.Ю.Марк8. Все указанные группы исследовались по одной методике и примерно в одно и то же время (середина 1950-х гг.). Сравнение антропологических типов проводилось, в основном, по признакам рекомендуемым Г.Ф.Дебецом9, за исключением тех, которые отсутствовали в приведенных показателях сравниваемых групп10. В ходе исследований сопоставлялись мордовские группы (по 99-102 чел.): 12 мокшанских, 11 эрзянских, 1 терюханская (52 чел.); русские (по 70-100 чел.): 12 донсурских, 6 верхневолжских, 6 средневолжских, 6 северовосточных; 1 горномарийская (Еласовский район Марий-Эл – 100 чел.), 1 чувашская (Октябрьский район Чувашии – 76 чел.) и 1 татарская (Ширингушский район Мордовии – 99 чел.). Количественные методы в этой сфере впервые были использованы в связи с изучением антропологических различий эрзян и мокшан – основных субэтнических подразделений мордовского народа. Сравнение эрзянских, мокшанских и русских групп сначала шло по классическому критерию согласия, широко применяемому в антропологическом аппарате. Критерием здесь выступает t – коэффициент достоверности (Стьюдента), определяемый вероятностью вывода (при вероятности F(t) =0,997 он равен 3). Строго говоря, в данном выражении должна использоваться общая дисперсия выборки S2 – сумма межгрупповой и внутригрупповой. Мы же, исходя из имеющихся данных вынуждены были применять межгрупповую. Но т. к. последняя занимает только часть общей, в итоге получался результат несколько превосходящий реальный т. е. tф > tкр =3. Вычисленные критерии показали случайность колебаний внутри мордовских групп 8 из 9 величин представленных параметров. В то же время между мордовскими и русскими группами наблюдалось существенное различие по 3-6 показателям. Исключение составила лишь смешанная с
мордвой донсурская группа (с эрзянами и мокшанами – по 2-3 указателями). Русские группы расходятся между собой по 2-5 параметрам, (донсурская и средневолжская по 1). И лишь ильменское и верхневолжское население является вполне однородным. Критерий серий показал высокую степень однородности мокшанских и эрзянских групп по всем приведенным показателям. Результаты сравнения мордовских групп с русскими и между собой по критериям согласия и случайности свидетельствуют о существенных антропологических различиях между мордвой и русскими. В то же время эрзянские и мокшанские группы рознятся между собой в значительно меньшей степени, чем большинство рассмотренных русских групп. Вторым случаем применения здесь указанных методов стало решение вопроса о близости терюхан к тем или иным антропологическим типам русского и мордовского населения. Были выбраны донсурская, верхневолжская, средневолжская и северо-восточная русские группы. К ним были добавлены 11 эрзянских и 12 мокшанских групп. В качестве критериев использовались рекомендуемые специалистами антропологами Хиквадрат, коэффициенты Гейнке и расового сходства Пирсона. Как уже говорилось в формулах для получения указанных коэффициентов необходимо применение общей дисперсии по каждому признаку и каждой совокупности групп. Мы же, исходя из имеющихся данных, вынуждены вставлять внутригрупповые, занимающие лишь часть общих дисперсий. Поэтому абсолютные величины коэффициентов получались завышенными, однако, это не влияло на их соотношение, на степень сравнительной антропологической близости терюхан к другим типам11. На основании исходных данных, были получены величины Хи-квадрат, коэффициентов Гейнке и расового сходства Пирсона, показывающие, что антропологически терюхане ближе всего стоят к эрзянам. Применение количественных методов в области антропологии требует особой осторожности, т. к. разница в антропологических (частности краниометрических) показателей различных типов настолько мала по сравнению с их абсолютными величинами, что малейшие неточности в измерительном инструменте могут привести к существенным погрешностям и, как следствие, неверным выводам даже при безусловном выполнении всех остальных требований количественного анализа. Еще Е.М.Чепурковский в 1913 г. показал, что «в измерительных признаках разница между различными группами, исследованными одним работником, часто бывает меньше, чем между близкими или даже тождественными группами, исследованными разными авторами и что, таким образом, ошибка наблюдения превышает реальную разницу между группами. В еще большей степени это относится к описательным характеристикам»12. В нашем случае это проявилось и при использовании относительных показателей, когда остальные принципы исследования (однородности, случайности и проч.) выдерживались достаточно строго. Например, в одном исследовании к указанным выше группам русских и мордвы были добавлены еще 12 дублирующих русских групп из донсурской зоны, измеренных, в общем, по той же методике, но разными учеными в 1940-е – 1950-е годы13. Кластерный анализ, донсурских групп, проведенный с соблюдением всех математических правил, однозначно показал, что группы, исследованные различными экспедициями, наиболее далеки друг от друга антропологически, хотя они представляют население из одной зоны. Здесь эффект Е.М. Чепурковского проявился в наибольшей степени. В следующей работе была сделана попытка, математически сопоставить антропологические типы мордвинов, русских, татар, чувашей и горных марийцев. По указанным параметрам был проведен кластерный анализ, и получены следующие результаты: К1 – на пороге 1,95 произошло объединение горных марийцев и северных чувашей;
К2 – на рубеже 2,97 объединились мокшане и эрзяне; К3 - порог объединения донсурской и верхне-волжской русских групп достиг 3,25; К4 – на уровне 3,37 в одну группу вошли татары, чуваши, горные марийцы, а также средне-волжские и северо-восточные русские; К5 - на рубеже 4,45 объединились К2 и К3, т. е. мокшане, эрзяне с донсурским и верхневолжским русским населением; К6 – на пороге 5,22 к К5 присоединились терюхане; К7 – полное объединение всех групп произошло на уровне 6,03. Этот кластерный анализ показал, что народы Среднего Поволжья существенно различаются по антропологическим типам, причем последние примерно совпадают с распределением населения по языковым группам. Была подтверждена, выявленная ранее традиционными методами, однородность мордвы, донсурских и верхневолжских русских групп. Исключением является соединение в одном кластере финноязычных горных марийцев и тюркоязычных чувашей, которые представляют собой практически один антропологический тип. Близость мордовских, а также донсурских и верхневолжских русских групп, соседствующих с ними, можно было предполагать из-за многовековых межнациональных контактов. В то же время совершенно неожиданным является тот факт, что средне-волжское и северо-восточное русское население, антропологически гораздо ближе к местным тюркам, чем к русским группам из других зон. Это свидетельствует об интенсивности ассимиляционных процессов в регионе и о том, что русские постепенно «входят» в местные антропологические параметры. Выводы кластерного анализа были подвергнуты дополнительной проверке с помощью критериев Хи-квадрат и коэффициентов Гейнке, прежде всего, по марийцам и татарам. Коэффициенты Гейнке подтвердили выводы кластерного анализа об антропологической близости горных марийцев к тюркам вообще и к чувашам в особенности. Также подтвердился вывод о близости антропологических параметров горных марийцев и северовосточных русских. Другие русские, как и мордовские группы, наиболее далеки от марийцев, причем живущие с ними по соседству терюхане и верхневолжские русские – в меньшей степени, чем остальные. Максимально далекими от марийцев следует признать мокшан. Коэффициенты показали близость ширингушских татар, прежде всего к горным марийцам, затем северо-восточным и средне-волжским русским, чувашам. Наиболее далеки от них остальные группы русских и мордвы. Причем в максимальной степени – опять мокшане. Коэффициенты расового сходства Пирсона горных марийцев и других групп полностью подтвердили выводы, сделанные на основе кластерного анализа, показателей Хи-квадрат и коэффициентов Гейнке о близости горных марийцев к тюркам и северо-восточным русским. В целом результаты количественного анализа антропологических типов Среднего Поволжья вполне позволили констатировать существенную близость эрзян и мокшан, горных марийцев и северных чувашей, верхневолжского и донсурского русского населения. По данному исследованию, все русские группы проявляют антропологическую близость к коренному населению региона: верхневолжские к терюханам, донсурские к мокшанам и эрзянам, северо-восточные к горным марийцам и чувашам, средне-волжские к татарам. Эта общая тенденция представителей различных этносов, живущих длительное время смешанно на одной территории, не подтверждается в нашем случае лишь при сравнении мокшан и живущих среди них ширингушских татар. Мокшане антропологически далеки не только от местных татар, но и от чувашей и горных марийцев. Это коренным образом противоречит выводам некоторых исследователей о наличии в мокшанской среде существенного субуральского компонента и, вроде бы, логичному предположению (которого
ранее придерживался и автор данной статьи), что отдельные антропологические различия мокшан и эрзян вызваны, прежде всего, смешением первых с соседними кочевыми тюркскими племенами, тем более пришедшими с северо-востока14. По выводам количественного анализа, присутствие соответствующих антропологических компонентов, как это ни странно, в мокшанской среде проявляется в наименьшей степени15. Работа, проведенная на кафедре новейшей истории народов России Мордовского университета, показала, что применение количественных методов в исторических исследованиях Поволжья имеет хорошие перспективы. Примечания Источниковедение истории СССР. М., 1973. С. 368. 2 Алексеев В.П. Происхождение народов Восточной Европы: Краниолог. исслед. М., 1969. Алексеев В.П. Этногенез. М., 1986; Алексеев В.П., Дебец Г.Ф. Краниометрия: Методика антрополог, исслед. М., 1964.; Алексеева Т.И. Этногенез восточных славян по данным антропологии. М., 1973; Анучин В.А. Географический фактор в развитии общества. М., 1962; Анучин Д.Н. О географическом распределении роста мужского населения России // Зап. геогр. о-ва. М., 1889. Т. 7; Бунак В.В. Геногеографические зоны Восточной Европы, выделяемые по факторам крови АВО // Вопр. антропологии. 1969. Вып. 32; Дебец Г.Ф Палеоантропология СССР // Тр. Ин-та этнографии АН СССР. Нов. сер. М., 1948. Т. 4; Дебец Г.Ф., Левин М.Г., Трофимова Т.А. Антропологический материал как источник изучения вопросов этногенеза // Сов. этнография. 1952. № 1; Марк К.Ю. Этническая антропология мордвы: Вопр. этнической истории мордов. народа // Тр. Ин-та этнографии АН СССР. Нов. сер. М., 1960. Т. 13; Наука о расах и расизм // Тр. НИИ Антропологии МГУ. М.-Л., 1938. Т. 4; Рогинский Я.Я. Проблемы антропогенеза. М., 1977 и др. 3 См.: Математические методы в исторических исследованиях. Саранск, 1988. С. 25; Мордовский народ (1897-1939). Саранск, 1996. С. 55-61. 4 См.: Корреляционный анализ в исторических исследованиях. Саранск, 1990. С. 9-12, 40. 5 См.: Количественный анализ в исторических исследованиях. Саранск, 1996. С. 160. 6 Там же. С. 169; Мордовский народ (14897-1939). Саранск, 1996. С.96, 127. 7 См.: Происхождение и этническая история русского народа. М., 1965. С. 307-312. 8 См.: Марк К.Ю. Указ. соч. // Вопросы этнической истории мордовского народа. М., 1960. С. 154-165. 9 См.: Рогинский Я.Я., Левин М.Г. Антропология. М., 1978. С. 358. 10 В данных К.Ю.Марк не приведены величины орбитного указателя, углов профиля лба и носовых костей. 11 Антропологи вообще допускают использование в подобном случае какой-либо одной стандартной S2 по каждому признаку. См.: Антропология. С. 355. 12 Цит.: по Алексеев В.П. Указ. соч. С. 35. 13 См.: Происхождение и этническая история русского народа. М.,1965. С. 285-289, 307-312. 14 См. например: Вихляев В.И. происхождение древнемордовской культуры. Саранск, 2000. С. 127. 15 Поскольку татары и мокшане, живущие на одной территории, были исследованы одной экспедицией в одно и то же время, то в данном случае не проявляется эффект Е.М. Чепурковского, что свидетельствует об особой надежности вывода. 1
А. А. Ямашкин, д.г.н., профессор МГУ им. Н.П.Огарева (г.Саранск)
В. А. Моисеенко СОЗДАНИЕ ИНФОРМАЦИОННОГО ПРОСТРАНСТВА ДЛЯ ЦЕЛЕЙ РАЗРАБОТКИ И РЕАЛИЗАЦИИ ЛАНДШАФТНЫХ ПРОГРАММ РАЗВИТИЯ ПРИРОДНО-СОЦИАЛЬНО-ЭКОНОМИЧЕСКИХ СИСТЕМ* *
Работа выполнена при финансовой поддержке РФФИ (проект № 02-0564874) и конкурса «Университеты России» (ур. 08.01.015)
Опыт решения региональных геоэкологических проблем во многих зарубежных странах показывает, что важным инструментом в обеспечении устойчивого развития территории является ландшафтное планирование. Ландшафтные программы призваны отразить весь спектр экологических проблем и синтезировать все предложения по оптимизации использования природно-ресурсного потенциала и охране окружающей человека среды. Их разработка является областью междисциплинарных исследований различных наук. Поэтому она не может быть решена без создания целостного информационного пространства, в котором интегрируются данные об особенностях природы, населения и хозяйства
соответствующей территории. Многоплановое раскрытие и решение проблемы возможно при комбинированном использовании полноценных региональных геоинформационных систем (ГИС), гипертекстовых электронных атласов, презентационных программных продуктов и учебных (краеведческих) электронных атласов. 1. Полноценные региональные ГИС, функционирующие на базе фирменных инструментальных геоинформационных систем (ArcVew, ArcInfo, MapInfo и т. п.), призваны обеспечить сбор, хранение, систематизацию и целенаправленную обработку данных. Например, в ГИС «Мордовия», разрабатываемой коллективом, в который входят авторы данной статьи, содержится более 150 тематических слоев, систематизированных по следующим блокам: обзорная топографическая карта, геология и минерально-сырьевые ресурсы, подземные воды, поверхностные воды, почвы, особо охраняемые природные территории, экономика, население, экологические проблемы. Центральным звеном региональной ГИС «Мордовия» является электронная среднемасштабная ландшафтная карта, программные модули которой обеспечивают послойный вывод на экран дисплея карты или ее фрагментов в соответствующем масштабе, редактирование карты, вычисление отмеченных длин и площадей, вывод на карту информации из подключаемых баз данных, получение сведений по отдельным точкам из подключенной базы данных, статистическую обработку информации по группе точек, попадающих на отмеченную площадь, связь видов графической заливки с набором легенд, лексический поиск по подключенным базам данных и файлам легенд. Для целей ландшафтного планирования предусмотрена трансформация общенаучной ландшафтной карты в серию прикладных геоэкологических карт: устойчивости природных комплексов, ландшафтно-экологического (геоэкологического) потенциала, техногенного изменения ландшафтов, регламентации хозяйственной деятельности, прогнозирования аномальных явлений в ландшафтах и др. 2. Гипертекстовые электронные атласы природно-социально-производственных систем, создаваемые с помощью программ первой группы. Выставленные в Интернет, эти «информационные портреты территории» предоставляют потребителям актуальную и достоверную информацию о состоянии природно-социально-экономических систем региона. Тематический каркас разработанной гипертекстовой системы, разработанной авторами статьи для Республики Мордовия, строится из следующих основных компонентов: 1. Центральные органы власти. 2. Органы местного самоуправления. 3. Природно-социальноэкономический потенциал. 4. Паспорт социально-экономического развития. 5. Экономика. 6. Наука и образование. 7. Искусство и культура. 8. Здравоохранение, физическая культура и спорт. 9. Территориальная комплексная схема охраны природы. 3. Презентационные версии электронных атласов природно-социально-производственных систем. Ограниченность информационных ресурсов в этих программных продуктах компенсируется более совершенным дизайном, высокими художественно-эстетическими качествами оформления представляемых материалов и максимальной простотой работы с программой. Презентационная версия электронного атласа природно-социальнопроизводственных систем Республики Мордовия содержит следующие блоки: географическое положение, природа, административное деление, население, органы власти, социальное партнерство, межрегиональные связи, минерально-сырьевая база, промышленность, агропромышленный комплекс, строительный комплекс, топливноэнергетический комплекс, транспорт и связь, научный потенциал, инвестиционный климат, история Мордовии, культура, спорт, национальный парк «Смольный», путеводитель по Саранску. 4. Учебные (краеведческие) версии электронных атласов природно-социальнопроизводственных систем могут весьма разниться между собой по объему, а главное, по
уровню сложности и особенностям представления территориально соотнесенной информации. При создании единого геоинформационного пространства, в котором решаются проблемы природопользования, сохранения природного, культурного и исторического наследия, целесообразно задействовать как можно более широкие и разнообразные информационные ресурсы. В результате разработки этого направления на кафедре геоэкологии и ландшафтного планирования создан сайт «Многоликая Мордовия» (http://62.76.4.149), представляющий, по своей сути, народную электронную энциклопедию. С помощью этого сайта каждый житель нашей республики может донести до сведения всего мира собственный взгляд на природное и культурное наследие своей малой родины, изложить свою программу по формированию культурных ландшафтов. Сайт состоит из следующих разделов. – «Портрет Мордовии». Дает обобщенную характеристику природы, населения, хозяйства, истории и культуры Республики Мордовия. – «Штрихи к портрету». Формируется на основе личных наблюдений, воспоминаний и исследований посетителей сайта. Раздел предназначен для раскрытия особенностей природы, населения, хозяйства, истории и культуры отдельных географических и административных объектов республики. Получаемая информация размещается в этом разделе с привязкой к соответствующему населенному пункту. При этом сохраняются ссылки на автора присланной информации. – «Добавьте свой штрих». Здесь содержатся конкретные рекомендации по содержанию и оформлению сообщений, которые посетители сайта могут отправлять по почтовому адресу 430000 г. Саранск, ул. Советская, д. 24, комн. 217. или электронному адресу
[email protected] – «Новости». В этом разделе в хронологическом порядке регистрируются сообщения корреспондентов и даются электронные ссылки, позволяющие оперативно просмотреть полученную от них информацию. – «Горячие темы». Здесь совместно обсуждаются актуальные вопросы, связанные с сохранением природного и культурного наследия Мордовии. – «Библиотека». Содержит аннотации и краткое изложение книг о природе, хозяйстве и населении Мордовии. Посетители сайта могут посылать на указанный выше адрес как текстовую информацию, так и фотографии. Их сведения могут отражать своеобразие природного и исторического наследия того или иного населенного пункта Мордовии, биографические данные об интересных людях, которые жили и живут рядом с ними. Первоначально, сразу после получения, эта информация размещается в разделе «Новости» с указанием даты прихода сообщения и его автора. В дальнейшем же представленные сведения (опять же со ссылкой на автора) размещаются в разделе «Штрихи к портрету» с привязкой к соответствующему населенному пункту. Вот, например, информация, полученная от преподавателя Ичалковского педагогического колледжа Т.С.Пискайкиной. Ею представлен оригинальный фотоматериал о населенных пунктах Ичалковского района – Кемле, Рождествено, Смольном, Ичалках, Селищах, Тарханове, Резоватове, Сосновке, Ладе, Береговых Сыресях, а также собственный фотопортрет. Эта последняя фотография, данные о корреспонденте, характере и объеме представленной им информации размещены в разделе «Новости». Остальные же фотографии можно просмотреть, активизируя с помощью мыши названия населенных пунктов в данном перечне. В этом случае происходит переход к страничке с описанием деревни, села, рабочего поселка или города, и присланные корреспондентом фотографии, с указанием его авторства, предстают в контексте этого описания. Разумеется, аналогичным же образом может быть обработана и присылаемая текстовая информация. Конкретные рекомендации по
составлению сообщений и планы описания природных и социально-экономических объектов размещаются в разделе «Добавьте свой штрих». Значительный интерес представляет раздел «Горячие темы». В нем квалифицированные специалисты отвечают на вопросы краеведческой тематики, интересующие жителей Республики – «Какие потенциальные источники энергии имеются на территории Мордовии?», «В какие административно-территориальные образования входила Мордовия в XVII – XX веках?», «Есть ли нефть в Мордовии?» и т. д. В то же время ответы на многие вопросы, касающиеся природно-социальноэкономического потенциала, экономики, науки и образования, искусства и культуры, здравоохранения, спорта и туризма посетитель сайта может получить сразу же, обратившись к разделу «Портрет Мордовии». Здесь можно ознакомиться с детальной информацией, включающей, в частности, данные о первых лицах нашей республики, о расположенных на ее территории предприятиях, культурно-исторических объектах и памятниках, лечебнооздоровительных и культурно-оздоровительных учреждениях и т. д. Очевидно, что такого рода информация представляет интерес и для потенциальных инвесторов, оценивающих привлекательность и перспективность российских регионов. Наконец, раздел «Библиотека» содержит список и краткую аннотацию книг, которые помогут посетителю сайта еще больше расширить свои знания о Мордовии как богатой культурными традициями и динамично развивающейся части великой России. В своей совокупности эта система программных продуктов (полноценные региональные геоинформационные систем, гипертекстовые электронные атласы, презентационные программные продукты и учебных (краеведческие) электронные атласы) позволяет не только получать территориально соотнесенную информацию описательного характера, но также подробно исследовать структуру, морфологию и динамику явлений, проводить их статистическую оценку, подготавливать обоснованные заключения при определении хозяйственного освоения территорий, выполнять индикационные и прогнозные исследования, намечать меры по предотвращению риска опасных явлений и улучшению экономико-социально-экологических ситуаций. И. И. Митин, студент МГУ им. М.В. Ломоносова (г.Москва)
ТРАНСФОРМАЦИЯ НАУКИ И ПРАКТИКИ: ПРОЕКТИРОВАНИЕ ИМИДЖЕЙ РЕГИОНОВ ПФО
Экономическое, политическое и социальное развитие Волжской земли и России в целом ставит перед наукой и практикой новые задачи. Особую роль начинают играть представления о реальном пространстве – они формируют информационную базу для принятия решений. Информатизация современного общества делает возрастающим значение имиджей не только корпораций и общественных деятелей, но и регионов, городов, историко-культурных районов и местных сообществ. Соответственно, практика предъявляет к экономической, географической, политологической, социологической и когнитивной науке адекватные запросы: разработка методики и методологии синтеза описаний пространства, комплексных географических характеристик (КГХ), пространственных мифов, на основе которых будут формулироваться региональные бренды. Задача конструирования «реальностей» мест, создания географических описаний-брендов суть стимулирование семиозиса пространственных мифов и неявная борьба с симулякрами мест, всё чаще подменяющими богатые палимпсесты пространственных представлений о сложившихся социокультурных регионах.
Основной задачей географии как пространственной (хорологической) науки остаётся создание КГХ. Среди множества методик и методологий следует выбрать две, объединённых идеологически. Назовём их двумя путями к комплексности. Первый – аналитический – основывается на структурировании, классификации и таксономизации всей информации о месте. Второй – синтетический – имеет в своей основе отбор единиц информации и стремление к целостному её представлению в ущерб полноте. Получающиеся в итоге применения этих двух идеологий тексты о местах можно назвать, воспользовавшись терминами основателя советской экономгеографии Н.Н. Баранского – соответственно описанием и характеристикой. «В описании идут в определённом порядке от полочки к полочке, от номера к номеру, не отбирая признаков по важности, не заботясь о внутренней связи… Для характеристики отбираются важнейшие черты, отличающие данную страну от прочих; эти черты приводятся в определённую связь между собой, в определённую систему, из них выделяется ведущая, занимающая в этой системе центральное положение»1. Другими словами, принцип структурирования всей информации как предмета анализа лежит в основе создания описания, а в основе синтеза характеристики лежит отбор «выдающихся» единиц информации. На наш взгляд, более продуктивен синтетический путь к комплексности. Главное его свойство, своего рода «секрет» в том, что все элементы места не разделяются по родовой принадлежности. Они объединяются вокруг одной или нескольких доминант. Доминанта – это некий главный признак места (наподобие того, как в архитектуре доминанта есть ведущий элемент в системе восприятия архитектурного ансамбля). Каждая настоящая КГХ содержит в себе указание на разнородные элементы места, объединённые принципом объяснения связи между ними – доминантой. «Стремление» текста характеристики к доминанте определяет и обеспечивает её целостность. Таким образом, в характеристике любого места основой является установка на отбор информации с целью описания мест по выделенным субъективно каждым исследователем и индивидуально для каждого места доминантам и последующее их возможное объединение через внутренние и внешние текстуальные переплетения2. Продуктивным представляется семиологический анализ географического пространства и специфического пространства географических характеристик мест (в рамках исследования знаковых систем). Полезным оказалось рассмотрение в этой связи КГХ как мифа. Миф есть вторичная семиологическая система. Попросту говоря, миф есть интерпретация языка, соответственно, и КГХ места есть интерпретация пространства, в которой смысл превращается в форму, а значение становится новым, формируется мета-пространство. Процесс создания и трансформации КГХ мест есть бесконечный процесс семиозиса пространственных мифов. Сформулируем три основных принципа, которыми обогащается методика и методология создания КГХ, благодаря внедрению представления о мифологиях в географию. Во-первых КГХ как и миф, должна основываться на реальности, опираться на неё, становясь просто следующей её интерпретацией. С другой стороны, мы должны чётко себе представлять потенциальных потребителей, на которых нацелена наша характеристика. Это группа людей, обладающая особенностями, которые нам надо учитывать. В-третьих, рассматривая реальность как основу КГХ-мифа, мы не должны забывать и о конструируемой людьми реальности. Мы должны учитывать сложившиеся установки сознания, некоторые стереотипы. В самом деле, у каждого из нас уже есть некое представление о большинстве мест на земном шаре, несмотря на то, что мы далеко не везде бывали. И эти представления надо непременно использовать. Создавая новые штампы (т. е. переводя пространство в новое мета-пространство), мы должны пользоваться уже созданными.
КГХ наполняется новым смыслом, формируя новое пространство, и всегда открыта последующим трансформациям. При этом все эти трансформации производятся на основе уже устоявшихся установок сознания. Заметим также, что заложенное в КГХ-мифе побуждение (message) должно органично и неявно встраиваться в текст, становясь естественным выводом из представленных предпосылок. «Главный принцип мифа – превращение истории в природу. Отсюда понятно, почему в глазах потребителей мифа его интенция, адресная обращённость понятия могут оставаться явными и при этом казаться бескорыстными: тот интерес, ради которого высказывается мифическое слово, выражается в нём вполне открыто, но тут же застывает в природности; он прочитывается не как побуждение, а как причина»3. Что же есть создание КГХ? Это суть интерпретация пространства исследователем. Это есть создание пространственного мифа. Так создаётся система восприятия пространства в этнической культуре или межэтнической коммуникативном комплексе. Одно из главных свойств настоящих КГХ – множественность контекстов и авторов. Каждый элемент характеристики актуален только в контексте своей доминанты. Каждый новый исследователь места (интерпретатор пространства) в праве найти собственные доминанты, применить собственные – индивидуальные для каждого места и субъективные для каждого исследователя – приёмы. Так складывается сложная бессистемная структура, в которой одни характеристики места накладываются на другие, формируя палимпсест. Трансформации и интерпретации пространственных представлений «ткут» новую структуру доминант, усложняют её, переводят и без того созданные как мета-язык доминанты на новый уровень – выше по иерархической лестнице. Создаётся сеть доминантно-географических отношений между элементами КГХ, которые ныне уже непосредственно не апеллируют к месту, поскольку строгие привязки разрушаются, уступая место полноценному мета-пространству доминантно-географических смыслов. Эта система – когнитивная, бесконечно открытая для пополнения, основанная на множественности контекстов и интерпретаций – при этом строго следует ряду рамочных установок внедряемого синтетическим путём к комплексности «доминантного мышления»4. Она сближается идеологически с сетью когнитивных пространственных сочетаний: «Сеть КПС (сочетание сочетаний), по-видимому, образует сложно организованную смысловую систему – особый язык географического пространства, отличный от лингвистического языка, и потому требующий специального, культурно-географического подхода»5. Появляется новое метапространство, в котором каждому географическому месту соответствует разветвлённая сеть доминант и «сгустков смысла», построенная как единая бесконечно поддающаяся анализу и новому синтезу структура. Конструирование «реальностей» новых пространственных представлений и мифов – сложный процесс, однако, наша методология не требует от исследователей строгого соблюдения определённых принципов, а только устанавливает некие общие рамки (framework) такой творческой работы, подразумевающей полидисциплинарность, упор на практическое применение и обращение к реальному потребителю. Соединение знаний о мифологиях; о процессе коммуникации, кодирования, передачи и приёма информации; о создании комплексных географических характеристик и массива эмпирических наработок сведений о системах пространственных представлений выводит нас на новый уровень интерпретации пространства и новый уровень понимания пространства, открывающий возможность управления им. Открываются механизмы и инструменты намеренного создания коннотативных интерпретаций сложившихся пространственных мифов, «игр с пространством», конструирования имиджей территорий любого ранга. Это есть важная практическая задача,
осуществление которой наиболее целесообразно проводить именно через обращение к методологии КГХ и особенностям семиозиса пространственных мифов и представлений. Технологии связей с общественностью (PR) позволяют успешно манипулировать так называемым общественным сознанием, создавая постоянно новые реальности и/или модифицируя существующие. Этот процесс может быть адекватно смоделирован при помощи обращения к изучению функционирования семиологических систем – пространственных мифов. Имидж есть «не рисунок, не калька, не разработанное в мельчайших деталях, точное изображение, а скорее несколько деталей, оказывающих эмоциональное воздействие»6. Объединение и взаимодополнение идеологии, методологии и методики КГХ, пространственных представлений (мифологий) и имиджей позволит эффективно и современно влиять на социально-экономическое, культурное и политическое развитие регионов России путём трансформации имиджей, создания брендов территорий. Примечания Баранский Н.Н. О связи явлений в экономической географии // Баранский Н.Н. Избранные труды: Становление советской экономической географии. М.: Мысль, 1980. С. 160-172. 2 Митин И.И. Комплексные географические характеристики. Множественные реальности мест и семиозис пространственных мифов. Смоленск, 2004. 3 Барт Р. Мифологии. М., 2000. 4 Митин И.И. Указ. соч. 5 Замятина Н.Ю. Когнитивные пространственные сочетания как предмет географических исследований. // Известия РАН. Сер. геогр. 2002. №5. С. 32-37. 6 Королько В.Г. Основы паблик рилейшнз. М., 2000. 1
Нации и регионы России: истоки современных проблем и поиск путей развития Д. Ф. Мадуров, к.и.н., гл. специалист отдела науки Министерства культуры и массовых коммуникаций РФ (г.Москва)
ТЕНДЕНЦИИ ГЛОБАЛИЗАЦИОННЫХ ПРОЦЕССОВ В ПОВОЛЖЬЕ
Под глобализационными процессами следует понимать не только объединение государств и народов в единое государство. Те или иные глобализационные процессы происходили на протяжении всей истории человечества. Война и история человечества, к сожалению, не отделимы. Войны и противоречия происходят на социальном, экономическом, политическом уровне, но, все же, до настоящего времени, основой всех противоречий являлось межэтническое соперничество. Война между людьми часто сопровождалась понятием войны между божествами, покровительствующими той или иной стороне, или учения включая и атеизм. Это соперничество выражается не только в борьбе за политическую и экономическую власть, но и за духовную. И именно войны, в плане духовной экспансии, оказывают наибольшее влияние на изменение структуры культуры народа. В истории человечества, были использованы различные схемы покорения народа: от геноцида и уничтожения плодородного слоя земли, кормившей народ, до переселения его на новые места. Но геноцид не давал прибавочной стоимости и рабочей силы, а переселенные народы могли постепенно окрепнуть. К середине 1-го тысячелетия до н.э. акцент в имперской политике сместился в область религии. Так персы, на завоеванных территориях стали навязывать покоренным народам зороастризм. Но далеко не каждая религия могла прочно укрепиться на базисной части культуры подчиненного этноса, так как религии откровения насаждались этносомзавоевателем, что вызывало естественное неприятие покоренным народом. Со временем, перед покорителями встал вопрос: каким образом можно было бы сделать так, чтобы подвластный народ слился в единую управляемую и предсказуемую в своих действиях массу? Ответ напрашивался один – нужно было создать единую культуру на подвластной территории. Выработка религий нового типа (религии откровения), способных выдавливать и подменять структурный элемент культуры этносов – этнорелигию, позволило создать новый элемент экспансии позволяющий подорвать изнутри структуру культуры этноса. Таким образом, в области той или иной религиозной экспансии мы сталкиваемся с феноменом «традиционного глобализационного процесса», в отличие от которой, современная политика глобализации не применяет в роли инструмента религиозный фактор. В постсоветский период не было выработано никакой новой принципиальной схемы развития Российского общества и, по существу, сегодня, де-факто, мы продолжаем политику царского правительства времен Гапона. Но, национальная культура России – это сумма слагаемых этнических культур и нельзя понимать ее как одну интернациональную культуру. Если мы приходим к выводу о необходимости сосуществования национальных культур, то мы должны выработать в себе и уважительное отношение к этническим культурам и их компонентам. Более того, если мы отказываемся от политики уничтожения национальных культур, мы как-то должны и суметь их поддержать.
Да человечество состоит из разнообразных культур и даже сегодня, когда, казалось бы, цивилизация стирает пространственные границы, национальные культуры продолжают развиваться и набирать обороты своей самобытности. Многообразие культур это фундаментальный закон и, слава богу, что мир этот не казарма, а луга усеяны не одним лишь одуванчиком. Известные культурологи О. Шпенглер и А. Тойнби считали, что человечество в целом – это пустое слово. Реально существуют только отдельные культурные общности или цивилизации. С этим нельзя не согласиться, понятие потому как термин «общечеловеческая культура» станет актуальным лишь в том случае, если мы столкнемся с «общемарсианской культурой». Нам довольно долго прививали мысль, что все национальности постепенно исчезнут. Останется только некая единая масса – культура советского или еще какого – нибудь народа. Но, дефицит собственной этнокультуры - это главная проблема Европейских народов. Действие равно противодействию. Народ не сумевший сохранить и развить свою культуру, рано или поздно станет питательной средой для чужой культуры. Подсознательное чувство безвозвратной их утраты, вызывает подъем национализма. Непонимание внутренней сути, вызвавшей это движение, заставляло искать причину дискомфорта во вторжении внешних факторов, выливающихся в националистические или фашистские движения. Мы привыкли жить в мире соперничества этнокультур. Многие из нас до сих пор считают свою культуру, религию, образ жизни единственно верными и, ту самую, эфемерную «общечеловеческую культуру» представляют по подобию своей родной. Да, отчасти эти люди правы, создание интернациональной культуры подразумевает тривиальную ассимиляцию или подмену одной культуры другой. Это и есть процесс войны культур, войны в которой никогда не будет победителя. Возможно ли мирное сосуществование культур? Возможно, если процесс соперничества перейдет с уровня общения при помощи дубины и паразитирования одной нации за счет других, на уровень соперничества в области интеллекта и творческих способностей. Хотя нациообразующие этносы и доминируют количественно, они теряют свою самобытность, как и все остальные из-за неразвитости собственных этнокультурных основ и ассимилятивных процессов. Изменения в структуре культуры народа, приводят к смене его этнонима и изменениям в языке. На смену одному нациообразующему народу довольно быстро придет другой и все денационализированная масса людей переймет ее этноним. Этноцид – это долговременный процесс бескровного геноцида, заключающегося в уничтожение этноса, как своеобразной культурной единицы, с последующей ассимиляцией осколков погибшей национальности в недрах проводящей эту политику нацией. В настоящее время на западе политика этноцида оправдывается тем, что это естественный процесс схож с происходящими в животном мире, когда один вид животных уничтожает другой. Апологеты такого подхода забывают основное отличие человека от животного это наличие культуры и творческого мышления. Уничтожение одним видом животного другого объясняется местоположением данного вида в пищевой цепочке. При этом зачастую исчезновение одного вида животного в пищевой цепочке, влечет за собой гибель других видов, в том числе и видов послуживших причиной этой гибели. Развитие человечества заключается не в подавлении соседа, а в развитии общего культурного потенциала, включающего в себя все многообразие этнических культур. То, что мы сегодня понимаем под «высоким уровнем развития цивилизации», есть не что иное, как техногенное развитие общества, оказывающее влияющее на аспекты культуры. В современной политике существенная роль придается экономическому развитию государства. Экономика не входит ни в один из уровней предлагаемой структуры культуры. Ее влияние на культуру можно было бы охарактеризовать с помощью восточных учений как энергию,
насыщающую тело культуры. Но высокая энергонасыщенность культуры еще не предполагает ее автоматического расцвета, если в ней отсутствуют важнейшие элементы структуры, такие как этнорелигия, этнофилософия, ритуально-магическое искусство, взращенное на собственных структурно-базовых началах. С. С. Малявина, к. психол. н., МГПИ им М.Е Евсевьева
ЭТНОПСИХОЛОГИЧЕСКОЕ ИССЛЕДОВАНИЕ НАРОДОВ ПОВОЛЖЬЯ: ПРОБЛЕМЫ И ПЕРСПЕКТИВЫ
Сегодня этнопсихология одна из центральных научных областей психологии, проблемами которой активно занимаются исследователи всего мира. Актуальность разработки этнопсихологической проблематики на рубеже ХХ–ХХI в. обусловлена следующими причинами. Во-первых, на протяжении ХХ в. мировое сообщество неоднократно сталкивалось с рядом глобальных и локальных проблем, которые отчасти обусловлены этнокультурными различиями. Межнациональные конфликты, нетерпимость и неприятие представителей другого этноса, упадок национального самосознания, другие этнические и межэтнические проблемы обусловлены психическими, культурными различиями, существующими между разными народами. Мы понимаем, что данные межнациональные проблемы, обусловлены не только психологическими факторами, но географическими условиями, политическими и экономическими проблемами государств мира, которые изучаются в рамках других областей научного знания. Это приводит исследователей различных человековедческих наук к необходимости изучения уникальности разных народов. Во-вторых, человек как представитель социума всегда нуждается в ощущении себя частью группы, нескольких групп, которые удовлетворяют человеческую потребность в психологической стабильности. Распад СССР, разрушение единого социо-культурного пространства поставили большинство людей в ситуацию потери социальной идентичности, что привело к возрождению у людей интереса к своей исконной, традиционной культуре. Именно этнос является группой, идентификация с которым представляется наиболее прочной, это обусловлено тем, что этнос – межпоколенная, устойчивая во времени группа, в которой каждый человек обладает устойчивым этническим статусом. В ситуации современной нестабильности, когда рушатся одни и появляются другие социальные группы, этнос часто выступает оплотом стабильности для человека и групп людей. Вышепредставленными фактами обусловлен возрождающийся интерес к этносу со стороны общества и науки. Как отмечает А.Ю.Белогуров, в большинстве современных регионов России образовательные и другие общественные организации формируют образ человека как носителя определенного этногенетического кода: знающего свой родной язык, особенности национальной культуры, традиции и обычаи. Подобное стремление заключить личность в монокультурном пространстве обернется, полагает ученый, дальнейшим культурным шоком, проявляющимся на уровне индивидуального сознания конфликтом нескольких культур, культурных норм и правил жизнедеятельности человека. Жизнь человека протекает в пространстве поликультурного взаимодействия, а значит, социализация личности должна быть глубоким освоением различных культур, живущих в едином социально-экономическом, территориально-региональном пространстве1. Это обусловило выбор темы для разрабатываемого исследования – изучение этнопсихологических особенностей народов Поволжья.
На протяжении всего развития Поволжского региона на этой территории развивались и взаимодействовали нескольких народов: мордва, русские, татары, чуваши, марийцы. Представители этих народов плотно взаимодействуют друг с другом на уровне экономических, общественных, межличностных отношений. Для того, чтобы это взаимодействие было эффективным, необходимо детально проанализировать этнопсихические особенности народов, выяснить, по каким психическим показателям представители разных национальных групп, живущих в едином территориальнорегиональном, социально-экономическом пространстве (Поволжском регионе), схожи и различны. Исходным теоретико-методологическим основанием нашего исследования стала модель культурно-исторического типа человека, разработанная А.А.Гагаевым, и концепция этногенеза, обоснованая Л.Н. Гумилевым. Согласно данным теориям, жизнедеятельность каждого человека осуществляется на нескольких уровнях бытия: в суперэтносе, в этносе, в субэтносе. В суперэтносе народы Поволжья относятся к евразийской расе, индоевропейской семье языков, великорусскому этносу. В историческом плане русский народ продолжает традицию Византии, Евразии, традиции Древней Греции, Рима, Запада и Востока). В соответствии с месторазвитием, жизнедеятельностью в экономрайоне, народы Поволжья представлены единым субэтносом – республики Мари Эл, Мордовия, Татарстан и Чувашия, Астраханская, Волгоградская, Нижегородская, Пензенская, Самарская, Саратовская и Ульяновская области (по данными Ассоциации «Большая Волга» по экономическому взаимодействию республик и областей Поволжья). В соответствии с многовековыми особенностями развития на территории Поволжского региона сложилось несколько оригинальных стереотипов поведения, жизнедеятельности групповых сообществ, которые ощущают свою целостность и комплиментарность – являются этносами – мордва, татары, чуваши и др. Соответственно, каждый человек идентифицирует себя на всех трех уровнях культурноисторического типа человека. «Я славянин и русский, я татарин и русский, я мордвин и русский, я мокша и русский, я эрзя и русский, я евразиец и русский»2. Этнопсихологическое исследование народов Поволжья, по нашему мнению, следует начинать с наполнения этих реальностей психическим содержанием. Выяснить, как суперэническая, этническая, и субэтническая сущности отражаются в психике и находят выражение в жизнедеятельности реального человека и групп людей. Исследование этнопсихологических особенностей следует начинать с изучения культуры народов, в целом, и ее составляющих. На современном этапе ни у кого не вызывает сомнения факт, что основополагающим элементом межнациональных различий психики является культура. При этом мы исходим из положения, что культура в широком смысле этого слова – это динамическое образование, для которого характерно поступательное эволюционное изменение. Поэтому для изучения этнических культур недостаточно изучения традиционного, исторически сложившегося представления о национальной культуре, важно учитывать современное состояние, современную реальность этноса. Изучение психических особенностей народов Поволжья мы будем строить исходя из положения, существующего в современной этнопсихологии, что исследовательские подходы: emic (культурно-специфический) и etic (универсалистский, объясняющий изучаемые явления), не противоположные, а взаимодополняющие исследовательские концепции. Как справедливо подчеркивает Г.Триандис, наилучшие результаты этнопсихологического исследования могут быть достигнуты в комплексном подходе «etic – emic – etic», где используются etic категории и emic способы их измерения3. Именно в такой методологической парадигме мы предполагаем вести этнопсихологическое исследование народов Поволжья.
В современной этнопсихологии и культурологии нет единой точки зрения о признаках, отличающих одну этническую группу от другой. В качестве таких характеристик в разных исследованиях выступают: язык, ценности и социальные нормы и правила поведения, историческая память народа, религия, представления о мире, родной земле, мифы об общих предках, национальный характер, народное и профессиональное искусство, способы социализации детей, социальные роли, особенности социального взамодействия и многое другое. В этих характеристиках отражается вся совокупность представлений, идей, убеждений, отличающих одну этническую группу от другой, оказывающих непосредственное воздействие на поведение и деятельность ее представителей. Одной из задач нашего исследования является попытка выяснить, как эти различные этнопсихологические характеристики отражены в этносе, суперэтносе, субэтносе человека, как взаимодействуют друг с другом. Мы пониманием значительный масштаб и трудоемкость поставленной цели. Исследование этнокультурных особенностей психики народов, живущих в едином регионе должно учитывать сложность и многогранность изучаемого явления. Знание об этнокультурных особенностях психики будет полновесным при рассмотрении этой проблемы целостно с позиции философов и культурологов, социологов и этнологов, историков и политологов, педагогов и психологов, специалистов других областей научного знания. В настоящее время реализация данного научно-исследовательского проекта начата в рамках этнопсихологического исследования доминирующих национальных групп,проживающих в Республики Мордовии (мордовских, русских, татарских детей дошкольного возраста). Анализ этнических характеристик этнокультур, исследование психических особенностей представителей данных национальных групп позволит эффективнее организовывать образовательный процесс с учетом этнокультурных особенностей, формировать умения толерантного межнационального взаимодействия, готовить детей к жизни в полиэтническом пространстве. Примечания Белогуров А.Ю. Этнопсихологические измерения современного многокультурного образования // Этническая психология и современные реалии, Якутск, 2003. 2 Философская и культурно-типическая антропология / под общ. ред А.А.Гагаева, П.А.Гагаева. Саранск, 2003. 3 Стефаненко Т.Г. Этнопсихология, М., 2003. 1
Н. Ф. Мокшин, д.и.н. профессор МГУ им. Н.П.Огарева (г.Саранск)
МОРДОВСКИЙ ЭТНОС НА СОВРЕМЕННОМ ЭТАПЕ
Мордовский народ на современном этапе переживает несколько этнических процессов, из которых наибольшую угрозу для его самосохранения представляет этническая ассимиляция, принявшая характер депопуляции. Подтверждением тому служат данные ряда всесоюзных и последней, состоявшейся недавно (в 2002 г.), всероссийской переписи. Если наивысший пик численности мордвы был зафиксирован Всесоюзной переписью населения в 1939 – 1 млн. 456 тыс. (сравните: в 1897 – 1 млн. 24 тыс., в 1926 – 1 млн. 340 тыс.), то в 1959 г. она составила 1 млн.285 тыс. в 1970 – 1 млн. 263 тыс., в 1979 – 1 млн. 192 тыс., в 1989 – 1 млн. 153 тыс. По последней всесоюзной переписи (в 1989 г.) численность мордвы в РСФСР составляла 1 млн. 73 тыс. По Всероссийской переписи населения 2002 г. цифра эта уменьшилась до 845 тысяч. Прогнозировавшееся некоторыми авторами в канун последней переписи резкое уменьшение доли русского населения в России (возможно, с 82% до 70%) не столько по причине более низкой рождаемости, сколько под воздействием социально-политических и
культурных обстоятельств, когда миллионы россиян смешанного происхождения, до этого заявлявшие себя русскими, предпочтут сменить свою этничность и «перейти в другой народ»1 , на мордовском примере не подтвердилось. Численность русских в РФ со 119 865 946 человек (81,53%) по предыдущей переписи снизилась до 115 868,3 тыс. человек (79,8%) по переписи 2002 г., однако также не настолько, насколько предполагалось в отмеченных прогнозах. И тем не менее о сокращении численности населения страны и ожидаемых от этого негативных последствиях не перестает писать печать и в особенности средства массовой информации. Предлагаются различные выходы из этого критического состояния. Так, известный статистик и этнодемограф В.И.Козлов пишет: «Деторождение должно стать почетным, а не обременительным. Государство обязано сделать все, чтобы изыскать средства. В крайнем случае, можно продать Сахалин Японии, Камчатку – США. Я думаю, что лучше лишиться части страны, чем погубить всю Россию»2. Однако, спасение россиян по рецепту В.И.Козлова, т. е. ценой продажи российских земель, может довести до того, что продавать вскоре будет вообще нечего. Поэтому нельзя указанные утверждения, независимо от именитости их авторов, принимать всерьез. И в то же время никак нельзя отмахиваться от указанной проблемы, безусловно, имеющей жизненно важное значение не только для самого крупного поныне народа нашей страны, но и других ее народов, в том числе мордвы. Я не разделяю утверждения некоторых современных авторов о том, что отмеченная депопуляция – следствие « настоящего геноцида», проводившегося российским правительством3 . Но депопуляция эта налицо, и она нуждается в объективной научной интерпретации, ибо только профессиональный диагноз проблемы может способствовать разработке возможных путей выхода из данной этнодемографической ситуации. Не вдаваясь здесь в детальную разработку этих путей, хочу подчеркнуть, что решающую роль в минимизации принявшего чрезмерный характер ассимиляционного процесса может сыграть этническая консолидация мордвы. Начавшаяся еще в глубокой древности, на стадии этногенеза, она с разной степенью интенсивности прослеживается на протяжении всей ее истории вплоть до сегодняшнего дня. Уже с первой половины 1-го тысячелетия н.э. в составе древнемордовской семьи племен начинают вырисовываться линии эволюции мокшанской и эрзянской групп племен, которые затем становятся более явственными. Процесс формирования на базе всей древнемордовской семьи племен единого мордовского народа, с одной стороны, и процессы формирования на основе близкородственных групп племен в рамках древнемордовской семьи племен эрзянской и мокшанской народностей, с другой, можно квалифицировать соответственно как макроконсолидацию и микроконсолидацию – процессы одного и того же типа, но разного масштаба, сложно налагавшиеся друг на друга. История сложилась таким образом, что мордовский этнос сохранил свою бинарность поныне. Но эта двуединость не мешала окружающим народам воспринимать мордву в качестве одного народа, как единое целое, а ее страну в виде особого геополитического пространства: в византийских источниках это Мордия, в древнерусских – Мордовская земля, которую следует считать первым раннегосударственным образованием мордовского народа, обладавшим определенными властными структурами, в том числе вооруженными силами, которые неоднократно одерживали победы в войнах с этническими соседями. Объединение Мордовской земли с Русской было длительным процессом, растянувшимся на целые века. Начиналось оно в пору, когда Русь еще не представляла собой единого целого, в период феодальной раздробленности, а завершалось, когда было создано единое Российское государство. С падением Казанского ханства был положен конец разобщению
мордовского этноса в пределах двух государств – Московского великого княжества и Казанского ханства, что ускорило его этническую консолидацию. Единство мордвы как народа ясно осознавали и не подвергали сомнению и первые представители мордовской интеллигенции, стоявшие у истоков Мордовского культурнопросветительного общества, созданного в мае 1917 г. в Казани. Его основатели приняли и разослали «Воззвание к мордовскому народу», в котором «граждане эрзя и мокша» призывались поддержать «великое и святое дело, дело просвещения своей нации»4 . Возможно, по примеру некоторых народов (марийцев, удмуртов и др.), менявших после Октябрьской революции свои прежние официальные этнонимы, в среде части мордовской интеллигенции в 1920 –х годах так же высказывались мнения о целесообразности замены этнонима мордва, как аллоэтнонима, автоэтнонимом. Некоторое хождение имели обывательские взгляды, что слово мордва вообще не этноним, а этнофолизм, произведенный от русского слова морда5 . Это порождало в среде мордвы антирусские этнопсихологические настроения. Бытованию подобных взглядов способствовала и слабая изученность истории мордовского народа, как впрочем, и этнографии, не говоря уже об этнической ономастике. В те годы даже в научных кругах по поводу этнонима мордва выдвигались, мягко говоря, не совсем удачные этимологии. Так П.Д.Степанов, к примеру, предполагал, что этноним мордва состоит из двух слов: мор или морт – человек, народ, люди, муж и тува (туво) – свинья. На этом сомнительном предположении он сконструировал целую, хотя и весьма шаткую, гипотезу о мордве как «народе – свиноеде». Правда, позднее он и сам признал, что высказанная им «гипотеза о происхождении термина «мордва» в иноплеменной среде по характерной особенности в пище древнемордовских племен, должна быть оставлена как мало обоснованная с языковой стороны»6 . В 1920-х же годах были предложены мордовские эквиваленты аллоэтнониму мордва – автоэтнонимы мокшэрзят (от мокша+эрзя) и эрзямокшот (от эрзя+мокша), которыми в литературе на мордовских языках стали называть мордву. Уже само по себе стремление соединить оба субэтнонима в один этноним отражало центростремительные, консолидационные процессы. В мокшанской прессе наблюдалась тенденция употреблять его в форме мокшэрзят, в эрзянской, наоборот, эрзямокшот. В настоящее время использование указанного автоэтнонима стало более унифицированным, чаще в форме мокшэрзят, в том числе и в эрзянской печати. В мордовской национальной печати для обозначения всей мордвы иногда используется этноним мордва в форме мордват. Вместе с тем продолжают оставаться обычными выражения «эрзят ды мокшот» или «мокшат ды эрзят», которыми обозначается вся мордва как единый народ. В последние годы этнографическими экспедициями Мордовского государственного университета исследуются современные этнические процессы у мордвы. Массовые опросы, проведенные нами в мокша-мордовских селах Жуковка, новое Бадиково Зубово-Полянского (1996 г.), Старое Синдрово Краснослободского (1997 г.) районов, в эрзя – мордовских селах Большие Ремезенки Чамзинского (1995 г.) и Ардатово Дубенского (1998 г.) районов Республики Мордовия, в результате которых взяты интервью у 1 150 человек, показали, что абсолютное большинство респондентов мордовской национальности (в Жуковке – 90%, в Новом Бадикове – 97%, в Старом Синдрове – 94%, в Больших Ремезенках – 91,5%, в Ардатове – 89,2%) гордится этнонимом мордва, как названием своего народа. Большинство этих же респондентов (в Жуковке – 70%, в Новом Бадикове – 82%, в Старом Синдрове – 90,7%, в Больших Ремезенках – 86,1%, в Ардатове – 80,3%) осуждают попытки некоторых представителей эрзянской части интеллигенции расколоть мордовский народ на два народа (эрзю и мокшу). Не нашли они поддержки и на всех трех съездах мордовского народа. Преобладание общемордовского этнического самосознания зафиксировала и
Всероссийская перепись 2002 г., судя по которой из всей мордвы страны, составившей 844 528 человек, мордвой-эрзей посчитали себя 84 449 человек, а мордвой-мокшей – 49 916. Вместе с тем ошибаются те, кто считает, что названные выше попытки дифференциации мордвы, как единого народа, на два самостоятельных народа безобидны. Это отнюдь не так, ибо они дезориентируют мордву, вносят путаницу в ее этническое самосознание, тормозят развитие мордовской солидарности, а значит, обрекают мордву на дальнейшую этническую ассимиляцию. Еще большую путаницу и нервозность в процесс этнической консолидации мордовского народа вносят попытки некоторых современных функционеров-эрзян объявить его мифическим народом, а взаимоотношения между двумя составляющими его субэтносами (мокшей и эрзей) представить как взаимоотношения «двух медведей в одной берлоге» или «двух змей в одной норе, постоянно грызущих друг друга»7 . Исследования, в том числе проведенные нами в последние годы, включающие массовые опросы мордвы, показывают, что данные заявления не отражают реальных этнических процессов, не находят массовой поддержки в мордовском народе, среди эрзян и мокшан8 . Судя по выполненным нами исследованиям, этническому самосознанию мордвы, выступающему качестве одного из важнейших ее этнических признаков, присущи не только иерархичность и ситуативность. Ему присуща и виртуальность в силу которой оно может дать простор и для этнического манипулирования, что особенно проявляется именно в случаях, когда различия между теми или иными этическими подразделениями незначительные и подчас не совсем воспринимаются и понимаются самими членами этих подразделений9 . При изучении этнических процессов у мордвы порой плохую услугу оказывают сами переписи и микро-переписи. Если бы переписчики, фиксируя национальную (этническую) принадлежность, ограничивались отнесением мордвы только к мордве, как это обычно делалось ранее, и не путали этноним мордвин (мордовка) с субэтнонимами мокша и эрзя, то абсолютное большинство мокшан и эрзян называли бы себя только мордвой. Однако многие переписчики особенно в Мордовии дезинформированные нередко СМИ, в частности такой откровенно сепаратистского толка газетой, как «Эрзянь мастор», некорректно задают опрашиваемым вопрос об их национальной принадлежности. Минуя этнический (национальный) уровень, т. е. вопрос о принадлежности к мордовскому народу (этносу), они сразу начинают с субэтнического уровня, выявления субэтнической принадлежности, смещая эти два разных этнических уровня или две этнические разнопорядковые плоскости, подменяя одно другим, что, естественно, приводит к искажению этнической ситуации, ее деформации. Так, по данным микропереписи 1994 г. в Мордовии 49 % мордовского населения назвали себя мокшей, 48% – эрзей и лишь 3% сказали, что они мордва. В соседней Пензенской области собственно мордвы – 69,% а остальные 31% – либо мокша либо эрзя: на всей остальной РФ мордвы оказалось 99,8%10 . Но было бы неправильным полагать, что указанная микроперепись зафиксировала этническую дифференциацию мордвы на два самостоятельных народа (этноса) – мокшу и эрзю, а мордва как таковая перестала быть мордвой, и сошла с исторической арены, улетучилась с этносферы. На самом деле она никуда не подевалась, т.е. как была, так и осталась мордвой, а с помощью указанной микропереписи лишь зафиксировала, причем далеко не повсеместно свою субэтническую принадлежность, отнюдь не сменив мордовскую этническую сущность. В постсоветское время в печати, особенно в публицистике Мордовии появляются заявления лидеров некоторых эрзянских организаций (Фонда спасения эрзянского языка, ассоциации «Эрзява», газеты «Эрзянь мастор» и др.), что де слово «мордва» (они его всегда берут в кавычки. – Н.М.) не этноним (название народа), а его прозвище. Развернута
пропагандистская шумиха, принявшая форму самого настоящего омницида, против этого этнонима, объявленного некоторыми эрзянскими деятелями главной опасностью для эрзян и мокшан и иначе, как «не любимым словом», «словом-кентавром», «словом-издевательством», «кличкой», «уродливо-тошной кличкой», «гнусным прозвищем», «словом, не греющим душу», не называемого. Главным виновником такого положения называется русский народ, который, проявляя «вероломство», «неуважение к другим народам», в том числе эрзянам и мокшанам, как разным де самостоятельным этносам (народам), посчитал их вкупе, в силу своего этнического невежества за один народ, назвав его этнонимом мордва, да к тому же произведенным, дескать, от оскорбительного слова «морда». Представительница наиболее радикального крыла эрзянских сепаратистов Р.С.Кемайкина (выступающая нередко под псевдонимом Маризь Кемаль), характеризуя эрзю и мокшу как два «бездомных» и «безымянных» народа, заявляет, что «мордвинизация – это гибель для обоих народов, т. к. в результате получаются русские»11 . Ряд лидеров эрзянского национального движения, отвергая этноним «мордва», предъявляет к нему, мягко говоря, странные претензии, вроде того, что он не есть самоназвание, или того, что он де «не греет душу»12 . Но это же не чашка чая или кофе тем более не сотня грамм известного хмельного напитка. Кому-то он может не нравиться. А кому-то нравиться, дело, как говорится, вкуса. Если, к примеру, Р.С.Кемайкиной (Маризь Кемаль) он не нравится, то Н.Сеськиной нравится, и она, на наш взгляд, критикуя указанную позицию, справедливо заявляет: «Как хотите называйте республику, как хотите переворачивайте, ставьте с ног на голову, мы все равно были и останемся мордвинами. Кому первому пришла в голову мысль, что это ругательное слово? Знайте же, нормальный человек ничего подобного не скажет. А разумный мордвин никогда не обидится. А как звучит: мордвин! Красиво, и все тут. И пусть наши ученые не беспокоятся из-за этого. Мы же сами себя унижаем, говоря, что нас не почитают. Я, например, так не думаю… А вспомните, сколько анекдотов сложено про русского Ивана и ничего, русские что-то не трубят, что их обижают, а про нас, мордвов, даже анекдотов нет. Ей богу, не могу понять я своих земляков. Что им взбредет в голову?»13 Как показывает ономастические исследования в том числе автора данной статьи, хотя этнонимы порой и содержат некую характеристику называемого народа, иногда несут идеологические функции, служа лозунгом, знаменем, в смысловом отношении они обычно нейтральны и, в отличие от этнофолизмов не несут какой-либо экспрессивной нагрузки. Так, этнонимами часто становились слова с лексическими значениями «человек», «люди», «народ». То же этимологическое значение присуще этнониму «мордва»14 . Среди всех этнонимов, о которых что-либо известно, самоназвания (автоэтнонимы или эндоэтнонимы) не составляли и не составляют большинства, причем нередко автоэтноним, если он и был, полностью вытесняется названием со стороны (аллоэтнонимом или экзоэтнонимом), что вполне может случиться и с этнонимом «мордва». Многие народы, в том числе и финно-угорские, имеют автоэтнонимы и аллоэтнонимы, но, не в пример некоторым мордовским национальным лидерам не требуют, чтобы окружающие их народы именовали бы их только автоэтнонимами. Было бы, на мой взгляд, странным, если бы, скажем, венгры требовали от мировой этносферы именовать их только мадьярами, а финны – исключительно суоми. И, к примеру, марийцы, настояв в свое время на том, чтобы официально именоваться этим автоэтнонимом, придав ему и функции аллоэтнонима, соседями чувашами продолжают называться «сярмыс», татарами – «чирмеш», русскими – «черемис», а удмуртами – «пор» и не требуют от них такими словами их не называть. Некоторые авторы полагают, что слово мордва не этноним, а метаэтноним типа славяне, тюрки, финно-угры. Однако такое смешение ономастических дефиниций, а именно этнонима,
служащего для номинации народов (этносов), и матаэтнонима, используемого для обозначения целой совокупности родственных народов, обладающих наряду с этническим и еще матаэтническим самосознанием, принципиально не верно. И тем более не позволительно путать этноним или матаэтноним с конфессионимом, как это делает примеру, И.А.Ефимов, принимая за этноним конфессионим «мусульманин»15 . Немаловажно отметить, что лидеры национального движения из мордвы-мокши открыто осуждают попытки расколоть мордовский народ дистанцируются от них. Так первый председатель ассоциации мокшанских женщин «Юрхтава» Н.Н.Кудашова, отвечая на вопрос, есть ли разница в целях возглавленной ею ассоциации и ассоциации эрзянских женщин «Эрзява», заявила: «В последней вынашиваются идеи отмежевания эрзян прежде всего от мокшан. Мы эти идеи не разделяем. Незачем рвать общие исторические основы. Если я мокшанка, то это не значит, что я не мордовка. С давних пор известно, что мы – мордовская нация. И нет смысла в том, чтобы дробить ее на части. Некоторые поднимают по этому поводу большой шум, стремясь привлечь к себе внимание, завоевать популярность»16 . «Такой шум», в частности, был поднят в Сыктывкаре на первом 1-м Всемирном конгрессе финно-угорских народов в декабре 1992 г., когда несколько делегатов съезда из мордвы-эрзи подали в президиум конгресса заявление считать эрзю и мокшу за два самостоятельных народа, предложив принять соответствующее решение путем голосования. Но им было сказано, что данный вопрос находится в компетенции самой Мордовии, что «финно-угорский мир» никогда не занимался и не будет, заниматься вопросом признания или непризнания эрзи и мокши в качестве особых, самостоятельных народов, поскольку это не входит в его компетенцию. Попытки расколоть мордовский народ имели место на всех его состоявшихся в 1990-х годах, в постсоветский период (в 1992, 1995 и 1999 гг.) трех съездах. Однако они были отвергнуты абсолютным большинством голосов делегатов. Так, часть мордвы – эрзи, делегированных на 2-й съезд мордовского народа, объявила себя «Конгрессом эрзянского народа» и приняла декларацию в которой самозванно от имени всех эрзян провозгласила стремление «быть признанным самостоятельным, полноценным народом», «официально называться собственным историческим именем «Эрзянский народ»17 . Эта идея нашла отражение и в ходатайствах перед организацией не представленных народов с просьбой принять в нее «эрзянский народ», призывах отвергнуть русское православие и реставрировать «эрзянскую религию», требованиях указывать в паспортах вместо этнонимов «мордвин», «мордовка» этнонимы «эрзя» и «мокша». Конечная цель подобных актов – официально признать наличие двух самостоятельных этносов-народов (ибо «мордва – это миф»), а Республику Мордовия разобщить соответственно на Эрзянскую и Мокшанскую республики или по меньшей мере образовать в ее составе Эрзянский и Мокшанский национальные (автономные) округа18 . Особенное рвение в пропаганде раскола мордовского народа проявляет так называемая независимая общественно-политическая газета Фонда спасения эрзянского языка «Эрзянь мастор», издаваемая с сентября 1994 г. Ее не следует путать с газетой «Эрзянь правда» занимающей в данном вопросе вполне рациональную позицию. Не внесла необходимой ясности в указанный вопрос и разработанная в 1997 г. Институтом регионологии при Мордовском государственном университете «Программа национального развития и межнационального сотрудничества народов Республики Мордовия», в которой говорится то о мордве как этносе (народе, национальности), то об эрзе и мокше как особых этносах, то, как субэтносах мордовского этноса19 . А в вышедшем несколькими годами раньше в Москве «Эрзянско-русском словаре», составленном под редакцией Б.А.Серебренникова, Р.Н.Бузаковой и М.В.Мосина, мокша и эрзя вообще названы «этнографическими группами» мордвы20 . Такая неразбериха в этноструктуре мордвы
особенно непростительна М.В.Мосину – председателю «Совета Межрегионального общественного движения мордовского (эрзянского и мокшанского) народа». Еще более запутывает рядового читателя, а тем более мордвина, высказанная недавно В.А.Юрченковым «идея» трактовки мордвы как «пульсирующего этноса»21 , хотя бы постольку, поскольку этнос (народ) в отличие от антропоса (человека) не обладает пульсом, и каким-то образом измерить его просто не возможно. Проведенный в последнее время анализ этнополитической ситуации в Мордовии показывает, что стратегической задачей в сфере национальной политики стоящей перед директивными органами республики, должно стать оптимальное удовлетворение интересов обоих субэтносов мордовского этноса, в том числе и в кадровой политике без перекосов в ту или иную сторону. Последовательное осуществление это стратегической задачи сможет оказать позитивное воздействие на этнопсихологические установки эрзи и мокши как двух частей (слагаемых) единого мордовского народа, ускорит процесс его консолидации в современных условиях, ослабит внутриэтническую напряженность, укрепит мордовскую государственность22 . Межэтнические отношения в нашей стране во многом будут определяться этническим самочувствием русского народа, являющегося важнейшей опорой российской государственности. Потребности и интересы русского народа должны в полной мере находить отражение, учитываться в политической, социально-экономической и культурной жизни Мордовии. Тропа разъединения, антирусская стезя, на которую призывают встать наши недруги, – тупиковая, она не может привести к добру. И мордовский народ, много веков созидавший совместно с русским и нерусскими народами Российское государство, не пойдет по ней, ибо он отчетливо понимает, что лишь Россия – его Родина и его Отечество, что только вместе с ней, а не в противостоянии ей обретет он новое бытие, укрепит свою государственность, исходя из принципов равноправия и самоопределения народов, почитая «память предков, передававших нам любовь и уважение к Отечеству, веру в добро и справедливость»23 . Примечания: Тишков В.А. Межнациональные отношения в Российской Федерации // Доклад на зеседании Президиума Российской Академии наук 23 февраля 1993года. М., 1993. С.35. 2 Козлов В.И. Человечеческий фактор стоит Сахалина // Изв. Мордовии, 2002, 19 июня. С.35 3 Абрамов В.К. Мордвины вчера и сегодня. Саранск. 2002. С. 47, 56, 108, 120, 129. 4 ЦГА РМ, ф.Р-267 (М.Е.Евсевьев), оп. 1. д. 96, л. 17. 5 Mokshin N. The Mordva: Ethnonym or Ethnopholism? // Culture incarnate/ Native Anthropology from Russia. M.E.Sharpe: Armonk, New Jork; London, England. P. 31-45. 6 Степанов П.Д. К вопросу о происхождении мордвы // Записки Мордовского НИИ социалистической культуры. №. 3. Саранск, 1941. С. 26: Он же. Древнейший период истории мордовского народа (до XIII в.) // Записки Мордовского НИИЯЛИЭ, № 15. Саранск, 1952. С. 173. 7 Шаронов А. Эра тештенть валдозо // Сятко. 1994. № 12. С. 87-88. 8 Мокшин Н.Ф. Этническая история мордвы. Саранск. 1977: Он же. Мордовский этнос. Саранск. 1983: Он же. Тайны мордовских имен. Саранск. 1991: Он же. Мордва глазами зарубежных и российских путешественников. Саранск, 1993: Он же. Религиозные верования мордвы. Саранск, 1998: Он же. Мордва // Народы Поволжья и Приуралья. Серия «Народы и культуры». М., 2000: Мокшина Е.Н. Этническая ситуация в Мордовии на современном этапе. Саранск. 1998. 9 Мокшин Н.Ф. Этноструктура и современные этнические процессы у мордвы // Возрождение мордовского народа. Материалы научной конференции. Саранск, 23-24 мая 1994 г. Саранск. 1995. С. 6-15: Мокшин Н.Ф., Мокшина Е.Н. Этническая ситуация в Мордовии на современном этапе // Финно-угроведение, 1997. №3. С. 18-23. 10 Обсуждение доклада В.А. Тишкова «О феномене этничности» // Этнографическое обозрение. 1998. №1. С. 34. 11 Сюрьянен – Шаал К., Хейнапуу А. Современные проблемы финно-угорских народов России // Финно-угорские народы и Россия. Таллинн. 1994. С. 11: Маризь Кемаль. Мы – эрзяне! // Эрзянь мастор. 1995. 25 января. С.3. 12 Ефимов И.А. Мордва. Эрзя. Мокша. Пути выживания и возрождения // Возрождение мордовского народа. Саранск. 1995. С.36. 13 Сеськина Н. Мордвин – звучит красиво // Сов. Мордовия. 1990. 5 дек. С. 2. 14 Бубрих Д.В. Можно ли отождествлять мордву с андрофагами Геродота? // Записки Мордовского НИИ. Вып. 3. Саранск. 1941. С. 29-32: Этнонимы. М., 1970. С. 3, 15; Мокшин Н.Ф. Мордва – этноним или этнофолизм? // Советская этнография. 1991. № 4. С. 84-93. 15 Ефимов И.А. Современные проблемы мордовского народа // Оренбургская мордва: этническая история и духовная культура. Материалы областной научно-практической конференции, посвященной 100-летию со дня рождения Д. Морского. Оренбург. 1998. С.72. 16 Сетина Н. Ванфтомс тядянь кудть лямбонц // Мокшень правда. 1995. 23 марта. 17 Декларация об официальном названии эрзянского народа // Эрзянь мастор. 1995. 23 марта. С.1. 18 Эрзянь правда, 1993, 21 октября. 1
Программа национального развития и межнационального сотрудничества народов Республики Мордовия. Саранск, 1997. С. 46, 94-95, 120, 140, 152-153, 157, 162, 165 и др. 20 Эрзянско-русский словарь. М., 1993. С.387, 785. 21 Казимов А.С., Куликов К.И., Сметанин А.Ф., Юрченков В.А. Современные научные исследования в области отечественного исторического финно-угроведения: итоги, проблемы, перспективы // Материалы III международного исторического конгресса финноугроведов. 28.10.-1.11.2003. Йошкар-Ола. 2003. С. 20. 22 Мокшин Н.Ф. Государственность мордовского народа и национальные проблемы современной Мордовии // Этнопанорама. 2000. № 3. С. 36-40. 23 Конституция Российской Федерации. М., 1993. С 3. 19
Т. И. Щербакова к.и.н, доцент МГУ им. Н.П.Огарева (г.Саранск)
ЭТНИЧЕСКИЙ ФАКТОР В РЕСПУБЛИКЕ МОРДОВИЯ В ГОДЫ РЕФОРМ: ОТ КРИЗИСА К СТАБИЛИЗАЦИИ* *
Работа выполнена при финансовой поддержке РГНФ. Проект № 04-01-23003 а/В Кризис советской системы нашел свое отражение в умножении числа граждан, неудовлетворенных характером существующей власти. В конце 1980-х г., под влиянием демократизации и гласности, началось оформление организаций, ставящих своей целью коренные преобразования советского общества. Среди этих общественных движений можно выделить два значительных течения – демократическое и национальное. Если демократическое движение выступало за преобразование общества на демократических началах, то национальное движение в центр реформ ставило идею укрепления этничности и этнических ценностей. В 1990-е г. этническая идея стала важным фактором общественнополитической жизни и сыграла значительную роль в определении характера трансформации регионов. Оформление национального движения в Мордовии произошло в результате политической мобилизации мордовской гуманитарной интеллигенции, остро чувствующей падение своего социального статуса и утраты перспектив роста вследствие интернационалистической идеологии КПСС. В 1989 г. в Мордовии сложилось культурно-просветительское общество «Масторава». На этапе своего становления национальное движение выступило единым фронтом с «Демократической Россией» против власти обкома КПСС и партийной номенклатуры, сопротивлявшейся как демократическим реформам, так и идеям этнического возрождения. Нарастающий в центре политический кризис, постепенный переход союзных властей на позиции радикального реформаторства, активизация сепаратистских сил внутри союзных республик вызывали растущее беспокойство руководства на местах. Дальнейшая демократизация означала отстранение от политического господства местных номенклатурных группировок, сложившихся в позднесоветский период и носивших преимущественно национальный характер. В этих условиях республиканская номенклатура поддержала национальную идею – как единственно возможный путь сохранения статуса кво. Начавшийся процесс принятия деклараций о суверенитете означал попытки местных властей воспрепятствовать проведению на местах реформ, инициируемых центром. В Мордовии принятие декларации о суверенитете было заблокировано демократическим движением, выступавшим против суверенитета и независимости как таковых. После острых дебатов принятая в 1990 г. Декларация о государственно-правовом статусе Мордовской Советской Социалистической Республики подчеркивала национальный характер республики, но отвергала идею суверенитета. После путча в августе 1991 г., подписания беловежских соглашений и распада СССР мордовская политическая элита, по примеру других республик России, предприняла
попытку обрести независимость от центра, путем радикального усиления исполнительной власти. Осенью 1991 г. Верховным Советом был введен пост Президента МССР. Вопреки расчетам республиканской номенклатуры, победу на выборах одержал кандидат от демократических сил – В. Гуслянников, построивший свою кампанию на популистских разоблачениях злоупотреблений партийных чиновников. Национальная интеллигенция и республиканская номенклатура, стремясь принудить В. Гуслянникова к сотрудничеству, созвали съезд мордовского народа, где были широко представлены мокшане и эрзяне республики, жители мордовской диаспоры, представители финно-угорских регионов России, а также Венгрии, Финляндии и Эстонии, а также журналисты. В выступлениях делегатов и принятых документах доминировало стремление добиться законодательного закрепления программы этнического возрождения, в том числе и права национальной элиты на принятие политических решений. Неспособность президента-демократа предложить эффективную социальноэкономическую политику в условиях нарастания социально-экономического кризиса обусловила падение президентского рейтинга. Конфронтации с местными номенклатурными группировками привела к обострению борьбы за власть. В 1993 г. Верховным Советом республики в Мордовии был ликвидирован института президентства. К 1993 г. и демократическое и национальное движение практически прекратили свое существование как широкие общественные движения. При этом, если демократическая идея политическими силами оказалась по существу не востребована, этническая идея составила идеологический фундамент дальнейшего развития республики. В 1993 г. представители номенклатуры взяли реванш над демократами. Посты министров образования, культуры и печати заняли представители мордовской национальности, была обеспечена политическая поддержка деятельности Совета возрождения – исполнительного органа, избранного съездом мордовского народа. Национальная политика республики была направлена на увеличение этнического элемента в сферах образования и культуры: создание классов и школ с обучением на мокшанском и эрзянском языках, проведение мордовских народных праздников в районах республики, поддержку национальных творческих коллективов, создание центров национальной культуры, активизацию национального книгоиздательства. В январе 1994 г., в борьбе между конкурирующими группировками номенклатуры, победу одержали сторонники реформ. МССР была переименована в Республику Мордовию. Высшим законодательным органом стало Государственное Собрание. Главой Республики был избран Н.И. Меркушкин. Формирование новой политической структуры власти соответствовало общероссийским экономическим и политическим условиям, способствовало стабилизации обстановки в республике. Национальная политика в результате укрепления новой номенклатурной группы не претерпела существенных изменений. Закрепилась тенденция к огосударствлению деятельности национальных организаций. Общественные организации и, прежде всего, Совет возрождения, во взаимоотношениях с властями приняли роль инициативной группы. Республиканские органы власти в лице своих министерств и ведомств, обеспечивали организационно и технически работу по развитию языков и культуры мокшан и эрзян, продолжился созыв съездов мордовского народа. Во второй половине 1990-х г. в Мордовии началось оформление национального законодательства. Государственными языками Конституцией республики были признаны русский, мокшанский и эрзянский. Принятые к настоящему времени законодательные акты – Закон об образовании, Закон «О народных художественных промыслах и народных ремеслах», Закон «О государственной поддержке культуры» ориентированы на поддержку этнических ценностей при сохранении межнационального согласия.
В отличие от национальной интеллигенции, в целом удовлетворенной характером преобразований и взаимоотношениями с властями, радикальное крыло национального движения, разношерстное в социальном плане, находилось в оппозиции и к властям, и к Совету Возрождения. Члены общества «Эрзянь Мастор», существующего с 1993 г., стояли на позициях эрзянского национализма, вели активную пропаганду эрзянской государственности, эрзянского языка, народных традиций, язычества. Одним из направлений национальной политики республики является расширение взаимоотношений с регионами проживания мордовской диаспоры, поскольку для мордовского народа характерна чрезвычайная дисперсность населения. Удовлетворение национально-культурных запросов мордовской диаспоры в значительной степени связано с развитием институтов гражданского общества, проявления гражданами инициативы в сохранении и умножении этнических ценностей. Принятый в 1996 г. Закон РФ «О национально-культурной автономии» обеспечил законодательную базу для функционирования национально-культурных объединений граждан, гарантировав им поддержку государства. Представители диаспоры активно привлекаются властями республики для участия в крупных республиканских мероприятиях. Наличие земляческих связей играет дополнительную роль в поиске экономических партнеров и развитии социально-экономического сотрудничества. Существенное влияние на процесс становления и развития различных форм национального самосознания оказало финно-угорское сообщество. Всемирная ассоциация финно-угорских народов сложилась на основе идеи о родстве народов финно-угорской языковой семьи под эгидой Финляндии, Эстонии, Венгрии. В 1990-е годы была сформирована инфраструктура, обеспечивающая достаточно тесные взаимные контакты между политическими и национальными элитами финно-угорских народов. Произошло оформление Ассоциации финно-угорских народов (АФУН) России и мира, в рамках которых оформилась молодежная ассоциация. АФУН обеспечивает формирование идеологии финно-угорского единства, противопоставляя этническое родство общероссийским интересам и связям. Регионы проживания российских финно-угров втягиваются в сферу влияния международных организаций и действия международных правовых норм. Были предприняты попытки связать финно-угорский мир тесными экономическими, социальными, политическими и культурными связями. Несмотря на то, что пока они в целом остаются неудачными, финноугорское сообщество продолжает оказывать существенное воздействие на развитие этнической идеи в финно-угорских регионах России. Важнейшим условием жизнеспособности этнической идеи является активность национальной гуманитарной интеллигенции, в сотрудничестве с которой объективно заинтересованы республиканские власти. Однако республика не всегда имеет возможность создавать необходимые стимулы для развития интеллигенции и поощрения национальнокультурной сферы. Эту задачу в значительной степени реализуется по каналам финноугорского сообщества. Международная ассоциация обеспечивает перспективы роста для представителей национальной интеллигенции (обеспечивает издание книг за границей, организовывает зарубежные выставки и гастроли, поддерживает научное общение). Процессам этнического возрождения со стороны международной ассоциации финноугорских народов обеспечивается финансовая и правовая поддержка. Таким образом, этническая идея в Мордовии, востребованная в качестве инструмента радикального реформирования общества, в 1990-е г. трансформировалась из революционной в охранительную. Перехваченная представителями местных политических кланов она была использована ими в политической борьбе против демократических сил в качестве обоснования своего права на политическое господство. Современная политическая элита
последовательно поддерживает этническую идею, обеспечивая перспективы роста мордовской национальной интеллигенции и укрепление национального самосознания, но воздерживается от принятия радикальных политических решений, способных взорвать сложившуюся ситуацию. Идея сохранения и развития мордовского народа остается идеологической основой мордовской национальной государственности, успешно используется во взаимоотношениях не только между финно-угорскими регионами, но отчасти и с федеральным центром, а также в поисках партнеров за рубежом. Н. Н. Логинова, к.г.н., доцент МГУ им. Н.П.Огарева (г. Саранск)
ДИНАМИКА ЭТНОДЕМОГРАФИЧЕСКОЙ СИТУАЦИИ В РЕСПУБЛИКЕ МОРДОВИЯ* *
Работа выполнена при финансовой поддержке РФФИ (проект 02-06-80357) Характерные черты присущие этносам, живущим в регионах Среднего Поволжья, сложились в результате длительного и сложного процесса формирования этнических общностей. Они отражают конкретные исторические и социально-экономические условия, в которых каждый народ вырабатывал типичные для него приемы ведения хозяйства, накапливал производственные навыки, строил поселения, создавал разнообразные формы материальной и духовной культуры и хозяйственно-бытового уклада. Учет этнических факторов и особенностей имеет важное общенаучное и практическое значение. Однако закономерности пространственной эволюции этнодемографической структуры населения изучены недостаточно. По данным переписи, численность постоянного населения Российской Федерации в 2002 г. составила 145 млн. 182 тыс. чел., что на 1 млн. 840 тыс. меньше, чем в 1989 г. Сокращение численности населения наблюдалось также и в Приволжском федеральном округе: 1989 г. – 31,8, а в 2002 г. – 31,1 млн. чел. К 2050 г. численность населения округа составит не более 20 млн. чел. Численность населения регионов Поволжья, главным образом из-за различий в уровнях рождаемости и миграционного прироста, – сокращается неравномерно. Так, например, в Республике Мордовия (РМ) численность населения сокращается более быстрыми темпами: в 1989 г. - 963,5 и в 2002 г. – 888,7 тыс. чел. По сравнению с 1989 г. население уменьшилось на 74,7 тыс. чел., или на 7,8%. Наиболее многочисленны русские – 116 млн. чел. (80%). Кроме русских в Российской Федерации проживают представители свыше 160 национальностей. По переписи было получено более 800 различных вариантов ответов населения на вопрос о национальной принадлежности. Семь народов, населяющих Россию, - русские, татары, украинцы, башкиры, чуваши, чеченцы и армяне, имеют численность, превышающую 1 млн. чел. Среди них русские, татары, башкиры и чуваши издревле консолидировались в суперэтнические системы в регионах Поволжья. Мордва – один из крупных народов Среднего Поволжья, до конца XX века превосходил по численности 1 млн. чел. (в 1989 г. 1 млн 073 тыс. чел.). В 2002 г. в России проживало 844,5 тыс. лиц мордовской национальности, из них 50 тыс. указали мордва-мокша и 84 тыс. – мордва-эрзя. По сравнению с 1989 г. численность мордвы уменьшилась на 21,3%. Удельный вес мордовского населения в общей численности населения России составил 0,6% (в 1989 г. – 0,7%). В результате длительных миграций, депопуляции и ассимиляции численность мордвы сократилась и в населении РМ. Но несмотря на сокращение численности как всего населения РМ, так и отдельных народов, проживающих на ее территории, этническая структура, в
отличии от других полиэтнических регионов России (например, Северного Кавказа), менялась незначительно. Доля мордовского населения в РМ на протяжении всего XX в. составляла примерно 32% (только в 1979 г. она увеличилась до 36%). По данным переписи населения 2002 г. она может составить менее 30%. Первоначально в этнической структуре Северного Кавказа наблюдалась тенденция «славянизации», на современном этапе идет интенсивная смена этнического состава населения с усилением кавказских черт этнической культуры. Расширяются территории с преобладанием титульных этносов за счет «выдавливания» коренных этносов (русских) из старорусских районов. В Среднем Поволжье и в прошлом, и в настоящее время, в отличие от Северного Кавказа, наблюдается тенденция «славянизации». Важнейшей причиной уменьшения численности и доли мордвы можно считать ее обрусение. Оно наблюдается как в самой РМ, так и за ее пределами. Существенным фактором, формирующим ассимиляцию мордвы, была и остается миграция, способствующая росту ее дисперсности по территории Российской Федерации. Миграция способствовала территориальному рассредоточению мордовского народа и ускорила не только его этническое сближение с русским населением, но и трансформацию в состав русского этноса. В результате чего расселение мордвы приобрело еще более дисперсный характер. В Российской Федерации и РМ идет рост этнически смешанных браков (около 35% от общего числа). А смешанные браки – это один из весьма существенных факторов, способствующих перемене национального сознания, т. е. переходу мордвы в русское этническое состояние. В межэтнических семьях дети выбирают русскую национальность. Другое свидетельство процесса ассимиляции мордвы – увеличение числа лиц мордовской национальности, считающих своим родным языком не мордовский, а русский язык. Например, в 1959 г. 21,7% мордвы Российской Федерации назвали русский язык родным, в РМ – 2,7%, а в 1989 г. – соответственно: 30,9 и 11,5%. Одним из факторов, стимулирующих развитие этого процесса, является миграция. Она способствовала росту разбросанности мордовского этноса, трансформации в русский этнос и в результате потере этнического самосознания принадлежности к своему народу. В условиях полиэтничности Среднего Поволжья большое значение имеет учет тенденций демографического развития этносов. Анализ динамики численности населения РМ показывает, что происходят такие демографические процессы, которые ведут к изменению численности даже крупных этносов. Например, с 1959 по 1989 гг. численность мордвы уменьшилась на 12%, русских – на 1%, а татар увеличилась на 22,5%. Причин сокращения численности этносов много, но основная - депопуляция, которая вызвана сильным постарением населения (средний возраст жителей республики увеличился на 3 года и составил почти 39 лет), снижение продолжительности жизни до 67 лет, рождаемости – до 7,7 промилле, увеличение смертности до 15,5 промилле, а также сохраняющейся диспропорцией полов (превышение численности женщин над численностью мужчин составило 71 тыс. чел. На 1 000 мужчин приходится 1175 женщин). Значительное распространение получила малодетность. Средний размер домохозяйства составил 2,6 человека. Размер семьи у мордвы составил 3,3, у русских – 3,1, у татар – 3,6 человек. Одиночество стало распространенным социальным явлением у многих народов. Особенно неблагоприятная демографическая ситуация сложилась в сельской местности РМ. Это стал классический «вымирающий» регион республики. Сельское население изменило свое демографическое поведение. Особенно это стало заметно в брачном и репродуктивном поведении: откладываются свадьбы (число браков за период с 1960 по 2001 гг. сократилось в 5 раз), растет число фактических браков и разводов (число разводов за этот же период выросло более чем в 7 раз), увеличивается доля детей, рожденных в незарегистрированном браке (около 20%).
Издавна мордовская семья с ее патриархальными традициями выступала примером стабильности брачно-семейных отношений. Сейчас налицо истощение семейнодемографических ресурсов. В семье находят почву жестокость, насилие, алкоголизм. Идет потеря инстинкта самосохранения народа. Депопуляция крупных этносов Среднего Поволжья имеет глубокие демографические, социальные и экономические последствия и не может не вызывать серьезной тревоги и озабоченности. Следует задуматься над перспективой развития народов Поволжья и глубоко проанализировать причины, приведшие к таким результатам. Всплеск национального самосознания народов, произошедший в России в переходный период, не затронул Мордовию в той мере, в какой он повлиял на состояние межэтнических отношений во многих российских республиках. Этнополитическая ситуация в РМ даже в период наибольшего накала политической борьбы в стране в начале 90-х годов оставалась относительно спокойной. Здесь не было и нет не только движений откровенно сепаратистского характера, но даже сколько-нибудь влиятельных этнонационалистических организаций экстремистского типа, деятельность которых могла бы обострить межнациональные отношения и дестабилизировать обстановку в республике. Вместе с тем существующая бесконфликтность межнациональных отношений не исключает проявления в различных сферах социальной жизни отношений межэтнической конкуренции, в итоге на рубеже 80–90-х годов XX в. в РМ возникли многочисленные этнополитические движения, которые по сути, сочетали в себе протест против застойных явлений, деформаций жизни и стремление к обновлению национальной политики. Анализ содержания их деятельности показывает, что происходит активное освоение этнической культуры, главным образом, языка, возрождаются религиозные праздники и даже прежде забытые культы. Межэтническая обстановка в республике остается благополучной, сохраняется высокий уровень этнической толерантности. В целом стабильный, добрососедский характер межнационального климата в регионе не исключает проблем и противоречий в межэтнических отношениях. Среди факторов, определяющих социальную дистанцию между группами населения в Мордовии, этничность по-прежнему имеет второстепенное значение по сравнению с экономическим и профессиональным статусом. Необходима разработка долговременной программы социально-экономического и этнокультурного развития регионов Среднего Поволжья, учитывающей тенденции развития больших и малых народов, чтобы не допустить обострения межэтнических отношений. О. А. Богатова к. филос. н., доцент МГУ им. Н.П.Огарева (г.Саранск)
МЕХАНИЗМЫ ГАРМОНИЗАЦИИ МЕЖЭТНИЧЕСКИХ ОТНОШЕНИЙ В РЕГИОНАЛЬНОМ СОЦИУМЕ**
Работа выполнена при финансовой поддержке РГНФ (проект №03-03-00492 а/В) В современном мире актуальной в теоретическом и практическом плане остается проблема «интегрированного многообразия» – гармонизации межнациональных отношений, интеграции различных этнических групп в полиэтническое общество с целью сохранения их культурной самобытности и поддержания внутренней целостности таких полиэтнических сообществ. Рассматривая в качестве основной цели исследования выявление социальных факторов и механизмов, обусловливающих возможность гармонизации межэтнических отношений в полиэтническом российском регионе, то есть институциональных форм
взаимодействия представителей различных этнических общностей внутри региональной территориальной общности, обеспечивающих реализацию интересов и прав этнических групп, сохранения их идентичности при одновременной интеграции в рамках региона, автор ставил своими задачами выявление тех структурных и социально-психологических факторов социальной жизни конкретного региона – Республики Мордовия – которые обусловливают относительно гармоничный характер этнических отношений в региональном сообществе и, в частности, в республиках РФ. В своем анализе межэтнических отношений в РМ мы исходим из данных, собранных в ходе массового этносоциологического опроса по проекту «Механизмы гармонизации межэтнических отношений в региональном социуме (на примере республики Мордовии)», выполненного при поддержке РГНФ (грант РГНФ 03-03-00492 а/в). В ходе опроса, как и в предыдущие годы, большинство опрошенных, независимо от национальности, оценило межэтнические отношения в республике положительно (табл. 1). Таблица 1 Распределение ответов на вопрос: «Как Вы оценили бы межнациональные отношения в Мордовии?» в зависимости от этнической принадлежности (опрос населения Мордовии 2003 г., в %от количества опрошенных) Варианты ответов Среднее по Национальность массиву Русские Мордва Татары Другая Межнациональные отношения стабильные, 72,7 84,0 72,0 75,0 76,4 добрососедские Имеется межнациональная напряженность, возможны 6,9 4,9 20,0 12,5 7,0 конфликты Имеются в наличии межнациональные конфликты 3,9 2,5 4,0 0,0 3,4 Затрудняюсь ответить 15,8 8,6 4,0 12,5 12,6
Часть респондентов по-прежнему отмечает латентную межэтническую напряженность. Вместе с тем такой субъективный показатель межэтнической, как проявления неприязни в отношении представителей этнической группы респондента, отмечают около половины опрошенных, в то время как вариант «никогда» — 41,7% респондентов. При этом отметили, что они встречались с таким отношением часто 4,6%, редко – 44,7% респондентов, см. табл. 2: Таблица 2 Распределение ответов на вопрос: «Приходилось ли Вам сталкиваться в повседневной жизни с неприязненным отношением к людям Вашей национальности?» в зависимости от этнической принадлежности (опрос населения Мордовии 2003 г., в %от количества опрошенных) Варианты ответов Национальность Среднее по массиву Русские Мордва Татары Другая Часто 3,0 6,1 12,0 12,5 4,6 Редко 41,4 48,8 60,0 37,5 44,7 Никогда 44,7 40,9 20,0 12,5 41,7 Затрудняюсь ответить 10,9 4,3 8,0 37,5 9,0
Опрос позволил конкретизировать сферы проявления противоречий в межэтнических отношениях в республике и заключить, что проявления межэтнической конкуренции наблюдаются на бытовом уровне (42,9% опрошенных), в межрелигиозных отношениях (23,9%), в органах власти (13,6%). Полученные данные позволяют выделить несколько потенциальных конфликтогенных факторов, которые, по мнению населения республики, могут привести к возникновению межэтнических противоречий: экономический кризис (23,0% опрошенных), неуважение к языку, культуре людей других национальностей в межнациональном поведении (21,6%), назначение на руководящие должности по национальному признаку (15,5%), национализм некоторых общественных организаций (13,6%). Таким образом, потенциальными источниками конфликтов респонденты считают дефицит материально-экономических ресурсов, усугубляемый экономическим кризисом, несоблюдение культурных или гражданских прав представителей различных национальностей. Как показывают ответы на вопрос о мероприятиях, которые могли бы способствовать гармонизации межэтнических отношений в республике (табл. 5), у значительной части
респондентов отсутствуют четкие представления о содержании таких мероприятий (38,6% опрошенных, в том числе 43,9% русских, 32,0% мордвы и 21,2% татар затруднились ответить на этот вопрос; объяснить это обстоятельство можно тем, что эти респонденты не воспринимают этнические проблемы в качестве актуальных: многие из них заявляли, что, по их мнению, межнациональные отношения в республике «уже гармонизированы»). Из табл. 3 видно, что распределение мнений остальной части респондентов не во всем совпадает с мнениями экспертов. В числе наиболее часто упоминаемых респондентами мероприятий — обеспечение справедливого представительства различных национальных групп населения в органах власти (28,8% респондентов, в том числе 27,2% русских, 31,4% мордвы и 36,4% татар), содействие деятельности национально-культурных объединений (28,8% респондентов, в том числе 26,1% русских, 32,5% мордвы и 42,4% татар), оперативное принятие мер экономического и социального характера для устранения наиболее острых причин возникновения межнациональной напряженности (23,0%, в том числе 23,0% русских, 21,9% мордвы и 21,2% татар). Таблица 3 Распределение мнений респондентов о содержании мероприятий, которые могли бы способствовать гармонизации межнациональных отношений в Мордовии в зависимости от этнической принадлежности (опрос населения Мордовии 2003 г., в %к числу опрошенных, не более 3 вариантов ответов) Варианты ответов Всего Этнические группы Русские Мордва Татары Расширение сферы применения мордовских языков как государственных 10,8 17,2 3,0 12,3 (в сфере управления, образования и т.д.) Обеспечение справедливого представительства различных национальных 27,2 31,4 36,4 28,8 групп населения в органах власти Содействие деятельности национально-культурных объединений 26,1 32,5 42,4 28,8 Оперативное принятие мер экономического и социального характера для 23,0 21,9 21,2 23,0 устранения наиболее острых причин возникновения межнациональной напряженности Увеличение количества теле- и радиопередач на мордовских языках 5,9 9,5 3,0 6,8 Увеличение количества теле- и радиопередач на татарском языке 2,4 0,0 33,3 3,2 Создание условий для изучения мордовских языков в школах, вузах, 9,4 18,9 0,0 12,1 других учебных и воспитательных учреждениях Создание условий для изучения татарского языка в школах, вузах, других 1,7 1,8 27,3 3,2 учебных и воспитательных учреждениях Затрудняюсь ответить 43,9 32,0 21,2 38,6 Другое 1,4 0,6 6,1 1,3
При этом заметна зависимость ответов респондентов на этот вопрос от этнической принадлежности респондентов: так, у русских и мордвы на третьем месте по количеству упоминаний находится оперативное принятие мер экономического и социального характера для устранения наиболее острых причин возникновения межнациональной напряженности, у татар — увеличение количества теле- и радиопередач на татарском языке, что, очевидно, обусловлено отсутствием в республике телевещания на татарском языке. Среди других мероприятий на четвертом месте по частоте упоминаний у мордвы и татар находится создание условий для изучения соответственно мордовского и татарского языков в образовательных учреждениях (18,9% мордвы и 27,3% татар). То же самое можно сказать и о расширении сферы применения мордовских языков как государственных, которое признают условием, способствующим гармонизации межнациональных отношений в республике, 12,3% респондентов, в том числе 10,8% русских, 17,2% мордвы и 3,0% татар. Судя по результатам опроса, одним из важнейших институциональных механизмов гармонизации межэтнических отношений в республике является развитие этнокультурного образования. На вопрос о предпочитаемом языке обучения детей и внуков респондентов были получены ответы, свидетельствующие о том, что большинство респондентов предпочитают обучать своих детей внуков в русской школе. Однако ответы на этот вопрос
сильно дифференцированы в зависимости от национальности респондентов и, в меньшей степени, уровня обучения (табл. 4): Таблица 4 Распределение ответов на вопрос о предпочитаемом языке обучения детей (внуков) в зависимости от этнической принадлежности (опрос населения Мордовии 2003 г., в %к числу опрошенных) Язык Этнические группы, в % от количества респондентов Мордва-мокша Мордва-эрзя Мордва∗ Мордва, всего Русские Татары Другие … в качестве основного языка обучения в начальных классах (1 – 4) Мокшанский 16,4 4,2 12,5 9,3 2,6 8,3 0,0 Эрзянский 3,6 25,0 8,3 14,7 2,2 0,0 0,0 Русский, с преподаванием 43,6 43,1 25,0 40,0 19,9 4,2 25,0 одного из мордовских языков как предмета Русский, с преподаванием 0,0 0,0 0,0 0,0 1,8 45,8 0,0 татарского языка как предмета Только русский 36,4 25,0 54,2 34,7 65,1 20,8 62,5 Татарский 0,0 0,0 0,0 0,0 0,7 16,7 12,5 Один из западноевропейских 0,0 2,8 0,0 1,3 7,0 4,2 0,0 языков Один из восточных языков 0,0 0,0 0,0 0,0 0,7 0,0 0,0 … в качестве основного языка обучения в 5 - 9 классах Мокшанский 1,9 0,0 8,3 2,1 0,0 0,0 0,0 Эрзянский 0,0 2,9 4,2 2,1 2,3 0,0 0,0 Русский, с преподаванием 50,9 56,5 16,7 48,3 17,2 0,0 14,3 одного из мордовских языков как предмета Русский, с преподаванием 0,0 2,9 0,0 1,4 1,5 55,0 0,0 татарского языка как предмета Только русский 43,4 34,8 50,0 40,0 59,8 35,0 71,4 Татарский 0,0 0,0 0,0 0,0 1,1 0,0 14,3 Один из западноевропейских 3,8 2,9 20,8 6,2 18,0 10,0 0,0 языков Один из восточных языков 0,0 0,0 0,0 0,0 0,0 0,0 0,0 … в качестве основного языка обучения в 10 – 11 классах Мокшанский 0,0 0,0 4,2 0,7 0,4 0,0 0,0 Эрзянский 2,0 0,0 4,2 1,4 1,6 0,0 0,0 Русский, с преподаванием 33,3 52,2 20,8 41,1 13,3 4,5 14,3 одного из мордовских языков как предмета Русский, с преподаванием 0,0 0,0 0,0 0,0 1,2 45,5 0,0 татарского языка как предмета Только русский 51,0 38,8 50,0 44,7 62,0 36,4 51,7 Татарский 2,0 0,0 0,0 0,7 1,2 0,0 14,3 Один из западноевропейских 9,8 9,0 12,5 9,2 18,8 9,1 14,3 языков Один из восточных языков 2,0 0,0 8,3 2,1 1,6 4,5 0,0
Как видно из таблицы, если респонденты-русские отдают на всех ступенях обучения предпочтения своему родному языку, и лишь 15 – 20% хотели бы, чтобы их дети изучали в средней школе мордовские или татарский язык в качестве предмета, то 40 — 50% мордвы и татар предпочитают на различных ступенях обучения вариант «русский язык с преподаванием родного языка как предмета», что соответствует национальной школе второго уровня. При этом приоритет отдается все же русскому языку: даже в 1 – 4 классах предпочитают мокшанский или эрзянский язык в качестве основного языка обучения (национальная школа первого уровня) всего 24% респондентов мордовской национальности, татарский – 16,7% татар; в 5 – 9 классах эта доля падает до 4,2%, в старших – до 2,1%, а доля респондентов мордовской национальности, предпочитающих обучать своих детей только на русском языке, возрастает на десять процентных пунктов в зависимости от ступени обучения:
с 34,7% в начальной школе до 44,7% в 10 – 11 классах, татарской – с 20,8% в начальной школе до 36,4% в 10 – 11 классах. Индикатором мнения населения республики о том, какими должны быть основные принципы этнокультурной политики, могут служить ответы на вопрос о содержании общегосударственной идеологии («национальной идеи») в этносоциологическом опросе 2003 г. Около половины опрошенных (41,3%, в том числе 39,2% русских, 44,7% мордвы и 45,8% татар) считают, что «общенациональная идея нужна», 21,7% респондентов, в том числе 19,9% русских, 24,8% мордвы и 20,8% татар не видят в этом необходимости и 37,0% опрошенных затрудняются ответить. При этом на открытый вопрос о предполагаемом содержании «национальной идеи» ответ дали только 99 опрошенных (т.е. около 20%). Мнения о содержании «национальной идеи» представителей различных национальностей, можно сгруппировать следующим образом: 1) патриотизм, национальная гордость («Россия – сверхдержава», «могучая Россия, единая Россия, от каждого зависит положение страны», «у России особая миссия», «гордость за Россию», «стремление к выходу на мировой уровень. Хочу, чтобы Россию уважали» (русские), «в любви к России общество должно сделать все для того, чтобы Россия была великой», «любовь к России», «РФ – это сильное государство», «воспитание чувства самоуважения и национальной гордости», «выбор будущего России – свой самобытный путь развития, не похожий ни на Запад, ни на Восток» (мордва), «в России одна национальность – россиянин», «чувство единства и ответственности россиян за судьбу своей страны» (татары) и т.п., всего 29 ответов); 2) сотрудничество народов России и их равноправие («уважение традиций и обычаев всех народов», «единство народов», «равенство, дружба народов», «все национальности будут равны, мордва не будет привилегированной нацией», «она должна объединять все национальности РФ и не допускать возвышения одной над остальными», «народы России должны находиться в постоянной дружбе, сотрудничестве, взаимопомощи» (русские), «сплочение народов России», «дружественное, даже братское отношение к представителям других национальностей», «участие всех наций в возрождении России» (мордва), «равенство всех национальностей, развитие культурных традиций», «объединение национальных интересов в единое целое», «чтобы все нации изучали в школе свой родной язык, каждый изучал свою религию. Это необходимо для воспитания подрастающего поколения», «все нации должны между собой дружить» (татары), всего 28 ответов); 3) необходимость повышения уровня жизни, экономического благосостояния населения («искоренить вредные привычки, поднять уровень жизни», «благополучие людей», «духовное и экономическое возрождение. Любовь к «отеческим гробам», забота о будущем поколении, улучшение экологической ситуации», «выход на нормальный уровень жизни для всех слоев населения» (русские), «повышение экономического благосостояния народа», «общая экономическая политика и глобализация капитала», «обеспечение граждан всем необходимым для жизни – т.е. экономическое и духовное благосостояние» (мордва), всего 13 ответов); 4) духовность, ориентация на «постматериалистические» ценности, развитие культуры («повышение уровня морали и нравственности», «развитие культуры», «в духовности» (русские), «высокая духовность всех слоев общества, в первую очередь – богатых, руководителей всех рангов», «русская космическая философия», «государство души», «народ, отечество, душа», «повышение духовности» (мордва), всего 10 ответов); 5) приводится набор тех или иных ценностей или идеологем («мир во всем мире», «три базовых ценности – семья, школа, армия», «здоровый образ жизни» (русские), «равенство и братство, как было», «созидание, примирение, порядок», «равенство, порядок», «совесть, благородство и достоинство страны и каждого гражданина» (мордва), всего 12 ответов;
6) необходимость сплочения граждан страны («только сближение, единение и т.п.», «выработка единой идеологии», «равноправие и единение людей» (русские), «мир, дружба, взаимоподдержка», «единство» (мордва), всего 8 ответов). Следовательно, идея «дружбы народов» в советском ее понимании по-прежнему пользуется в республике поддержкой населения. Из ответов на открытый вопрос видно, что значительная часть опрошенных по-прежнему говорит об этнических проблемах в национальных терминах. Вместе с тем популярность приобретают также идеи гражданского патриотизма, объединения усилий представителей всех национальностей ради решения экономических и других стоящих пред страной проблем. Подводя итоги, можно отметить, что в настоящее время этническая (национальная) политика в регионах России строится на основе принципов культурного плюрализма (мультикультурализма) и обеспечения равенства прав жителей региона независимо от этнической принадлежности. Опыт Мордовии показывает, что именно формула многокультурности, «единства во многообразии», в наибольшей степени отвечает цели гармонизации межэтнических отношений Примечание 1
Без указания субэтнической принадлежности
Г. И. Макарова, к.филос.н., ст. научный сотрудник ИСЭПН АН РТ (г.Казань)
Е. А. Ходжаева, к.соц.н., ст. научный сотрудник КГУ (г.Казань)
ЭТНИЧЕСКОЕ МАРКИРОВАНИЕ ИНФОРМАЦИИ О СОБЫТИЯХ КУЛЬТУРНОЙ ЖИЗНИ В КОНТЕКСТЕ ЭТНОКУЛЬТУРНОЙ ПОЛИТИКИ В РЕСПУБЛИКЕ ТАТАРСТАН*
В национальных регионах России культурная политика 1990-х – 2000-х гг., в отличие от государственной национально-культурной политики советского периода, характеризовалась преимущественной концентрацией на развитии этнокультур проживающих в них народов. Как показывают развитие событий конца 1980-х – начала 2000-х гг. в Республике Татарстан, а также данные проводившихся здесь массовых социологических опросов, на первом этапе постсоветского развития удовлетворение этнокультурных потребностей народов и, прежде всего, титульного этноса республики, наряду с некоторыми другими факторами, способствовало снижению межэтнической напряженности. Руководство республики взяло на себя ответственность за межэтническое согласие в регионе и поддерживало его во многом благодаря вливанию средств на развитие этнокультур, перехватив тем самым инициативу у национальных элит. Залогом сохранения межэтнического согласия в регионе явились и сложившиеся в ходе практики длительного совместного проживания народов черты общности их культур, норм, традиций. Таким образом, основной целью культурной политики в РТ обозначалась поддержка культур всех народов региона, однако при этом подчеркивалось в качестве приоритетного направления развитие татарской культуры. Средства массовой информации, прежде всего государственные, являются наряду с системой образования, музейным делом, учреждениями культуры, одним из ведущих каналов государственной этнокультурной политики. В конце 1980 – начале 1990-х гг. татарстанские масс-медиа представляли собой пространство публичных дискуссий по отстаиванию «символьной элитой» титульного этноса особого статуса региона сначала в рамках СССР, а затем и в России1. В качестве основного требования того времени, выдвигаемого на страницах газет и в радио-телеэфире, было обозначение поддержки развития культуры и языка татарского народа приоритетным направлением культурной политики РТ. К середине 1990-х гг. по мере принятия и воплощения политических, а также организационных решений степень политизированности этнической информации в СМИ снижается.
Большинство проведенных в середине 1990-х гг. контент-аналитических исследований прессы выявили серьезный перекос в информации о культурах народов РТ. Так, осуществленное в 1996 г., обследование татарстанской прессы показало «что освещение татарской национальной культуры было доминирующим. Даже «Республика Татарстан», «официальная», финансируемая государством русскоязычная газета поднимала вопросы татарской культуры в 7,2 раза чаще, чем вопросы русской культуры. Имеющая сходный статус татароязычная газета «Ватаным Татарстан» не опубликовала ни одной статьи о русской культуре в рассматриваемый период»2. Данное соотношение информации в печати об этнокультурах РТ исследователями обычно объясняется: – во-первых, культурной политикой, которая, как уже отмечалось, обозначает в качестве приоритета поддержку и развитие татарской культуры; – во-вторых, тем фактом, что русскоязычные СМИ в качестве целевой группы предполагают не отдельную этническую группу русских, а все полиэтническое русскоязычное население республики, тогда как татароязычные масс-медиа обращаются лишь к татарам, знающим родной язык3. Диспропорция в освещении прессой русской и татарской культур объясняется, на наш взгляд, самим подходом контент-аналитических исследований. Обычно в ходе таких исследований категоризация и отнесение информации к определенному типу происходит на основе исследовательских установок и представлений о том, какие события и явления должны быть отнесены к русской, а какие к татарской или другим культурам. Однако при таком подходе не учитывается, что в ходе выполнения рутинных практик создания медиатекстов о культурной жизни журналисты зачастую воспроизводят обыденные, повседневные представления об этничности. В связи с этим становится новым и актуальным исследование осуществляемого создателями медиа-текстов процесса этнического маркирования информации о культуре. Далее раскроем результаты подобного исследования проведенного в ходе вторичного анализа материалов, собранных Г.И.Макаровой в рамках индивидуального проекта «Влияние культурной политики на социальное самочувствие русских в национальных республиках России (пример Республики Татарстан)», поддержанного Фондом Дж. и К.Макартуров. В качестве материалов исследования выступили 866 медиа-собщений о событиях культурной жизни, опубликованные в трех русскоязычных газетах и транслированные в четырех телепрограммах с 1 июля 2002 г. по 30 июня 2003 г. Фокусом анализа стал процесс определения (идентификации) событий и личностей как принадлежащих к определенной этнокультуре. Исследование показало, что лишь в каждом третьем сообщении, посвященном татарстанской культурной жизни, происходит семантическое отнесение события или явления к культуре того или иного народа. Таким образом, две трети информации о культуре транслируется без этнического маркирования. Данные показывают, что наиболее часто этнически маркируются сообщения о традиционной культуре (обряды, праздники, фольклор, современные фестивали народного творчества) и культурном наследии – 75 и 60% соответственно. Менее всего подвергнута определениям в этнических категориях информация о современной классической музыкальной культуре (5%), джазе (5%), цирковом искусстве (0%), архитектуре (13%) и изобразительных искусствах (20%). В ходе исследования было выявлено, что отнесение явлений и событий культурной жизни к татарской культуре происходит в пять раз чаще чем к русской и другим культурам (24,9%, 5,4% и 4,6% соответственно). Интересен также механизм этнического маркирования культурных событий. В случае вербальных искусств журналистами используются языковые отличия. Так, сообщения о новых книгах, театральных постановках, кинофильмах на татарском языке, о татароязычной эстраде сами по себе относятся медиа-сообществом к
событиям татарской культуры. В то же время механизм отнесения к татарской культуре достижений изобразительных искусств (наблюдающихся в каждой пятой публикации на эту тему) включает в себя актуализацию либо этнического происхождения того или иного художника, либо тематики его работ, концентрирующейся вокруг истории и быта татар. Способ маркирования события как соответствующего определенной культуре зависит от канала передачи информации. Так, если в случае прессы идентификация происходит лингвистически в процессе называния в тексте культурного явления «татарским», «русским» или др., то телевидение предоставляет еще и визуальное, невербальное символическое обозначение. Однако сам факт того, что в медиа-текстах события культуры чаще обозначаются как «татарские», не означает отсутствия доступа к культурной жизни у людей «нетитульной» национальности. Это свидетельствует лишь о том, что медиа-сообщество, информируя о культурной жизни, нацелено на конструирование и воспроизводство представлений о татарской культуре. Процесс артикуляции этой этнокультуры основан на использовании в качестве маркеров татарского языка и/или этнической принадлежности участников культурного события. Например, именно этим можно объяснить готовность журналистов обсуждать этничность русских художников, работающих в татарском театре, или творящих в технике татарской кожаной мозаики, или поэта-татарина, пишущего на английском и венгерском языках. Несоответствие этнической принадлежности автора культурного события и привычного для медиа-дискурса способа маркирования требует от журналиста дополнительных пояснений и предоставляет ему смысловое пространство для обсуждения. Итак, если этническими маркерами татарской культуры выступают татарский язык и этническое принадлежность участников события, то в случае идентификации культурного явления с русской культурой необходим больший спектр этнических маркеров, поскольку само использование русского языка или принадлежность к русскому этносу создателя события не достаточны. Таким образом, проведенное исследование предлагает конструктивистский способ изучения этнической информации в медиа-текстах. Предметом анализа становится не распространенность или тематика информации об основных этнический группах, а сам процесс конструирования этничности в медиа-сообщениях. Исследование показало, что не стоит говорить о диспропорции информации о татарской и русской культурах в медиапространстве Республики Татарстан, поскольку большинство медиа-сообщений о культурной жизни (около 2/3) не относит события и явления к определенным этнокультурам. Стоит говорить о том, что журналисты в Татарстане чаще готовы этнически маркировать культурную жизнь как татарскую, чем какую-либо другую. Примечания Сагитова Л.В. Этничность в современном Татарстане. Воспроизводство этничности в татарстанском обществе на рубеже 1980-1990-х гг. Казань: Татполиграф, 1998. 2 См. подробнее анализ исследований прессы 1990-х гг. в статье Дэвис Г., Хэммонд Ф., Низамова Л.Р. Медиа, языковая политика и культурные изменения в Татарстане: исторические versus прагматические требования к государственности.// Постсоветская культурная трансформация: медиа и этничность в Татарстане 1990-х гг. Казань, 2001. С. 58-85. 3 Малькова В.К., Тишков В.А. Этничность и толерантность в средствах массовой информации М., 2002. 1
Народы поволжья в истории и культуре России
В. И. Вихляев, д.и.н., профессор МГУ им. Н.П.Огарева (г.Саранск), А. А. Беговаткин, научный сотрудник МРОКМ (г.Саранск), В. Н. Шитов, ст. научный сотрудник НИИГН (г.Саранск), А. Н. Кручинкин, аспирант НИИГН (г.Саранск), О. В. Зеленцова, к.и.н., науч. сотрудник ИА РАН (г. Москва) НОВАЯ СИСТЕМА ХРОНОЛОГИИ МОГИЛЬНИКОВ НАСЕЛЕНИЯ ЗАПАДНОГО ПОВОЛЖЬЯ В I XIV вв. (на основе статистико-математических методов)
* Работа выполнена при финансовой поддержке РГНФ (проект №03-01-00616 а/В) Финно-угорские могильники Поволжья раннего железного века и средневековья отличаются богатством инвентаря, многообразием категорий вещей и их типов. Закрытые комплексы многочисленных погребений, дошедшие до нас без всяких изменений, являются прекрасным объектом для применения статистико-математических и комбинаторных методов, особенно при решении вопросов хронологии памятников. Это уже давно было подмечено специалистами-археологами. Еще в 20-х гг. ХХ в. П.П.Ефименко применил корреляционный метод для построения относительной хронологии рязанско-окских могильников1. Долгое время археологи использовали его датировки. Однако, во второй половине ХХ в. эта система перестала удовлетворять специалистов и в первую очередь из-за примененной методики. Стали вестись поиски более совершенных методов обработки массовых материалов из могильников. Особенно большой вклад в их разработку внес Г.А.Федоров-Давыдов, которому удалось адаптировать к археологическому материалу различные статистико-математические методы2. На основании этих методов были созданы системы абсолютной и относительной хронологии для отдельных периодов групп памятников финно-угров некоторых регионов Западного Поволжья3. Эти периодизации покрывали лишь небольшие территориальные группы памятников и сравнительно узкие хронологические периоды. Назрела необходимость создания единой хронологической системы для финно-угорских древностей Западного Поволжья I-XV вв. Эта задача была осуществлена группой исследователей, благодаря гранту № 00-01-00161 а/в «Ритм веков (относительная и абсолютная хронология могильников Западного Поволжья I-XV вв.)», выделенным Российским гуманитарным научным фондом. Источниковедческой основой выполненного проекта явилась компьютерная база данных, в которую вошли материалы 29 могильников Западного Поволжья. Это – Андреевский курган, Абрамовский, Алферьевский, Армиевский, Выползово-1, Выползово-2, Выползово-6, Елизавет-Михайловский, Заречное 2, Иваньковский, Кельгининский, Кошибеевский, Крюково-Кужновский, Личадеево 5, Мордпаркинский, Пановский, Польно-Ялтуновский, Пятницы 7, Ражкинский, Селиксенский, Селикса-Трофимовский, Cтародевиченский, Cтексово 2, Степановский, Тезиковский, Шемышейский, Шокшинский могильники. Все эти памятники содержат 4 433 погребений. Из них были отобраны 2 373 комплекса содержащие широко распространенные и хронологически значимые категории вещей: височные украшения, cюльгамы, нагрудные бляхи, гривны и браслеты. Была разработана типологическая классификация этих категорий. Она составлена на основе единых принципов,
позволяющих учитывать основные морфологические и другие признаки артефактов и уловить их изменения во времени. Классификация создана с учетом того, что она будет постоянно пополняться. Для статистической обработки данных с целью последующей датировки погребений использована методика, основанная на определении силы связей между отдельными значениями признаков на одной выборке, приведенная в широко известной книге Г.А.Федорова-Давыдова «Статистические методы в археологии»4. Для количественного выражения силы этой связи использован коэффициент корреляции между качественными альтернативными признаками «А» и «В» или, как чаще его называют в специальной литературе; – коэффициент сопряженности5. Этот коэффициент может изменяться в пределах от – 1 до 1, т. е. от максимальной отрицательной связи до максимальной положительной связи. Для выявления связи между типами вещей по их совместной встречаемости в погребениях были выделены следующие виды связей: очень сильные связи, сильные связи, слабые связи, связь отсутствует, связь отрицательная. Проверка достоверности связей проводилась с помощью критерия ч 2. При помощи коэффициента сопряженности были выявлены эволюционные ряды типов вещей и эволюционные хронологические группы. Для построения системы относительной хронологии оказались пригодными эволюционный ряд типов нагрудных блях и эволюция хронологических групп сюльгам. Проверка взаимовстречаемости между типами этих вещей показала, что более ранние звенья эволюции одной категории связываются с соответствующими им хронологическими звеньями второй категории, а более поздние звенья первой категории – с последующими звеньями второй категории. Отсутствие перекрещивающихся связей свидетельствует о правильности выделенных на основании коэффициента сопряженности эволюции рядов и групп вещей. Система относительной хронологии могильников Западного Поволжья состоит из пятнадцати стадий развития основных категорий вещей найденных в погребениях. Для 1-8 стадий основу выделения составляет эволюционный ряд типов блях, а для 9-15 стадий – эволюционные хронологические группы сюльгам. У каждой стадии выделены датирующие типы категорий. На основании их определялись конкретные погребения той или иной стадии. Затем для типов категорий, включенных в классификацию, и комплексов погребений, вошедших в систему относительной хронологии, отбирались хорошо абсолютно датируемые аналогии. К хорошо датируемым аналогиям отнесены те, которые были датированы в хронологических системах статистико-математическими и естественными методами, при помощи монетных находок или хорошо датируемых вещей. Относительная и абсолютная хронология могильников Западного Поволжья, основанная на применении статистикоматематических методов выглядит следующим образом. Стадия 1 – конец 1-2 в. К этой стадии относятся погребения Андреевского кургана. Наиболее древние комплексы этого памятника, очевидно из-за своей малочисленности, в систему хронологии не вошли. Стадия 2 – конец 2 – первая половина 3 в. К стадии относятся погребения Кошибеевского, Ражкинского и Шемышейского могильников. Стадия 3 – вторая половина 3 в. К стадии относятся погребения Кошибеевского, Ражкинского, Шемышейского, Селиксенского могильников. Стадия 4 – конец 3 – первая половина 4 в. К стадии относятся погребения Кошибеевского, Ражкинского, Шемышейского, Селиксенского, Польно-Ялтуновского и 2-го Стексовского могильников. Стадия 5 – 4 в. К стадии относятся погребения Селиксенского и Ражкинского. могильников.
Стадия 6 – вторая половина 4 – начало 5 в. К стадии относятся погребения Селикса – Трофимовского и Селиксенского могильников. Стадия 7 – конец 4 – 5 вв. К стадии относятся погребения Кошибеевского, Степановского, Армиевского, Тезиковского, Абрамовского и Шокшинского могильников. Стадия 8 – 6–7 вв. К стадии относятся погребения Селиксенского, Армиевского, Абрамовского, Шокшинского, Иваньковского и Елизавет-Михайловского могильников. Стадия 9 – конец 7 – первая половина 8 в. К стадии относятся погребения Селиксенского, Крюковско-Кужновского, Пановского, Шокшинского, Елизавет-Михайловского, 2-го Стексовского, Личадеево 5 могильников. Стадия 10 – вторая половина 8–10 вв. К стадии относятся погребения Шокшинского, Елизавет-Михайловского, Крюковско-Кужновского, Пановского, 2-го Стексовского, Выползово 1, Личадеево 5 могильников. Стадия 11 – конец 10 – первая половина 11 в. К стадии относятся погребения Шокшинского, Елизавет-Михайловского, Крюковско-Кужновского, Пановского, Стародевиченского, Кельгининского и Старобадиковского могильников. Стадия 12 – вторая половина 11 в. К стадии относятся погребения ЕлизаветМихайловского, Кельгининского, Пановского, 1-го Старобадиковского, Выползово-2, Выползово-6, Красное-1, Крюковско-Кужновского, Личадеево-5, Мордпаркинского, Стародевиченского и 2-го Стексовского могильников. Стадия 13 – 12 в. К стадии относятся погребения Выползово 2, Заречное 2, Кельгининского, Красное 1, Мордпаркинского, Пятницы 7, Стародевиченского, 2-го Стексовского, 1-го Старобадиковского, Выползово 6 могильников. Стадия 14 – первая половина 13 в. К стадии относятся погребения 1-го Старобадиковского, Выползово 2, Заречное 2, Кельгининского, Красное 1, Мордпаркинского, Пятницы 7, Стародевиченского и 2-го Стексовского могильников. Стадия 15 – вторая половина 13 – 14 вв. К стадии относятся погребения 1-го Старобадиковского, Заречное 2, Кельгининского, Мордпаркинского и Стародевиченского могильников. Пятнадцатый век на материалах анализируемых памятников не выделился. Итак, впервые создана система относительной и абсолютной хронологии могильников Западного Поволжья, основанная на применении точных методов математической статистики и охватывающая период от конца 1 до 14 вв. Несомненно, что эта система будет использоваться для определения датировок памятников и других регионов Восточной Европы. Примечания Ефименко П. П. Рязанские могильники. Опыт культурно-стратиграфического анализа могильников массового типа // Материалы по этнографии. Т. 3. Вып. 1. Л., 1926. С. 59–84 2 Федоров-Давыдов Г. А. Кочевники Восточной Европы под властью золотоордынских ханов. М., 1966. С. 11–119; Федоров-Давыдов Г. А. Статистические методы в археологии. М., 1987. 3 Вихляев В. И. Древняя мордва Посурья и Примокшанья. Саранск. 1977; Он же. Происхождение древнемордовской культуры. Саранск, 2000. С. 61–62; Зеленцова О. В. Хронология и периодизация среднецнинских могильников древней мордвы. Автореферат кандидатской дисертации. М., 1998. 4 Федоров-Давыдов Г. А. Статистические методы в археологии. М., 1987. С. 94-97. 5 Там же. 1
В. В. Никитин, д.и.н. МНИИЯЛиИ им. В.М.Васильева (г.Йошкар-Ола), С. Я. Алибеков, д.т.н. МНИИЯЛиИ им. В.М.Васильева, Д. Ю. Ефремова, МНИИЯЛиИ им. В.М.Васильева ИТОГИ РАБОТ ОТДЕЛА АРХЕОЛОГИИ МАРИЙСКОГО НИИЯЛИ ПО ГРАНТАМ РГНФ ЗА 2002–2003 ГГ. *
* Работа выполнена при финансовой поддержке РГНФ (проекты 02–01– 22001а/В и 02–01–22002а/В) Памятники археологии являются неотъемлемой частью историко-культурного наследия народов нашей страны, подлежат научному изучению и охране. Проблема сохранения археологического наследия России в последнее время неоднократно обсуждалась на различных конференциях (Воронеж, 1989; Рязань, 1994; Березники, 1998; Козьмодемьянск 2002 и др.), где рассматривались актуальные вопросы, связанные с современным состоянием, изучением, использованием и сохранением археологических памятников, предлагались конкретные прикладные пути реализации этой проблемы. В числе первоочередных задач однозначно выделены меры по выявлению, паспортизации и составлению сводов памятников. Данные своды должны предусмотреть прочную увязку памятников с планами землевладения и землепользования. Источниковедческую базу для такой деятельности органов по охране и использованию памятников истории и культуры, в том числе и археологических, может дать только хорошо подготовленная археологическая карта, содержащая важнейшие сведения о недвижимых объектах археологического наследия. Профессиональное археологическое изучение Марийского края началось в 1951 г. Марийским научно-исследовательским институтом разведочных работ в Горномарийском и Юринском районах. Первые разведки показали наличие археологических памятников от эпохи камня до позднего средневековья и определили перспективность дальнейших поисков с целью изучения древнейших периодов истории племён и народов Средневолжского региона. После некоторого перерыва, в 1956 г. в МарНИИ была создана Марийская археологическая экспедиция (МарАЭ), возглавил которую известный казанский археолог А.Х.Халиков. Перед экспедицией стояла задача археологического обследования территории Марийской АССР и прилегающих районов Татарии, Кировской и Горьковской областей, так или иначе связанных с формированием и историческим развитием марийского народа. Результаты трёхлетних работ экспедиции были обобщены в двух томах Трудов Марийской археологической экспедиции (А.Х.Халиков, 1960; Г.А.Архипов, А.Х.Халиков, 1961). В связи с подготовкой водохранилищ для Куйбышевской и Чебоксарской ГЭС в 60-70-е г. двадцатого столетия наиболее широкомасштабные работы МарАЭ были развернуты по побережью Волги. Было исследовано несколько десятков археологических памятников эпохи камня, бронзы, раннего железного века и средневековья. В 70-е г. возобновились также планомерные разведки МарАЭ. Сплошными маршрутами были пройдены р. Волга и её левобережные притоки. В результате этих работ было выявлено несколько сотен археологических памятников (В.В.Никитин, П.Н.Старостин, 1978; В.В.Никитин, В.С.Патрушев, 1982). К началу 90-х годов прошлого столетия на карту Республики было нанесено более 1000 археологических объектов и отдельных местонахождений древних предметов (В.В.Никитин, Б.С.Соловьёв, 1990; Г.А.Архипов, Т.Б.Никитина, 1993). Материалы стационарно изученных памятников были обобщены в монографиях по каменному и меднокаменному веку (В.В.Никитин, 1991; В.В.Никитин, 1996; В.В.Никитин, Б.С.Соловьёв, 2002), эпохе бронзы (Б.С.Соловьёв, 2000; С.В.Большов, 2003) раннему железному веку (В.С.Патрушев, А.Х.Халиков, 1982; В.С.Патрушев, 1984; С.В.Большов, 1988), по древностям I тыс. н.э. (Т.Б.Никитина, 1999), истории марийцев IX-XIII веков (Г.А.Архипов, 1973; Г.А.Архипов, 1986), по истории марийцев XI-XVIII веков (Т.Б.Никитина, 1992; Т.Б.Никитина, 2002). Полувековое изучение края позволило собрать богатейшие коллекции артефактов по всем эпохам древней и средневековой истории, сосредоточенных в различных музеях, вузах и научно-исследовательском институте.
Несмотря на то, что перед наукой встает ряд сложившихся проблем, особенно в связи с появлением новых методов и методик научного познания, можно констатировать, что научное изучение археологических материалов в Марийской республике, на наш взгляд, удовлетворительное и постоянно развивается. Иначе обстоит дело с сохранением археологического наследия. Несмотря на существующие каталоги археологических памятников в виде «Материалов к археологической карте» (3 вып.) и «Археологических атласов» (2 вып.) в настоящее время не существует точного учёта археологических памятников, сохранившихся на сегодняшний день. Нашими работами 2002-2003 г. установлено, что на территории Республики имеется 511 археологических объектов пригодных для научного исследования. Это памятники с культурными слоями. Из них в зоне риска находятся 70 памятников (в основном в районе Чебоксарского водохранилища), которые могут исчезнуть или стать недоступными для изучения в случае подъема уровня воды на 1–2 м. Из археологической карты исчезло 356 памятников. Большая часть из них погибла в результате строительства Чебоксарского водохранилища (131), часть разрушена строительством газо-нефтепроводов, 89 – распаханы, 26 – застроены, и только 26 разрушены оврагами, смыты рекой, оползнями или раздуты. Из 356 несохранившихся памятников только 60 (т. е. не более 17 %) были в разной степени изучены раскопками. В последние годы происходит интенсивное разрушение части археологических памятников. С каждым годом ситуация осложняется. Анализ показывает, что большая часть археологических памятников страдает, в основном, по вине органов местного самоуправления, выдающих разрешение на хозяйственное использование территории памятника, вопреки действующему законодательству, без предварительного согласования с органами учёта и охраны памятников истории и культуры. В целях усовершенствования, системы научного и хозяйственного учёта памятников археологии в регионе, мы начали инвентаризацию всех известных памятников, с целью создания совместно с Научно-производственным центром по охране и использованию памятников истории и культуры Министерства культуры Республики Марий Эл, отделами культуры районных администраций долгосрочной программы по сохранению археологического наследия. Археологическая карта Республики Марий Эл должна дать толчок для разработки и реализации этой программы. Поэтому коллективом археологов Марийского НИИ предложена трехлетняя программа (2002-2004 гг.) составления такой карты. Программа выполняется при совместном финансировании Правительства Республики Марий Эл и Российского фонда гуманитарных исследований в рамках регионального конкурса «Волжские земли в истории и культуре народов России» (проект № 02-01-22002а/В – руководитель доктор исторических наук В.В.Никитин). В соответствии с требованиями археологической карты России, разрабатываемой под руководством Института археологии РАН, в карте нашли отражение следующие параметры: точное местонахождение памятника; его характер и особенности; датировка; культурная принадлежность, основные находки, современное состояние, место хранения коллекций, литература и архивные источники с указанием номеров центральных и региональных архивов. В карте найдут отражение и несохранившиеся памятники с описанием материала, историей исследования и литературы. Все археологические объекты (существующие реально в настоящий момент), в отличие от системы привязки и подачи их по бассейнам рек, принятой в изданных ранее справочниках будут скомпонованы по районам и сельским администрациям, что облегчит работу по составлению охранных обязательств с землепользователем. Систематизированная информация о каждом памятнике по единой программе способствует одновременно созданию электронной базы банка данных по археологии
Марийского края, и является предпосылкой организации полноценного учёта и мониторинга археологического наследия Республики Марий Эл. Для реализации данного проекта необходимо было решить несколько важных задач. В первую очередь доисследовать малоизученные территории Республики. Во-вторых, установить современное состояние археологических объектов. В третьих, в связи с уничтожением или исчезновением некоторых населенных пунктов, часть памятников требует новых административных привязок. Новый свод предполагает дать информацию о всех сохранившихся археологических объектах с учётом произошедших изменений. Еще один проект (№ 02-01-22001а/В руководитель доктор технических наук С.Я.Алибеков) предусматривал программу по сохранению предметов археологии из цветного металла. Основная задача исследований вещественного археологического материала заключалась в восстановлении и сохранении древнего предмета. Последующая консервация реставрированного материала имела цель сохранить его на длительное время от окисления и дальнейшего разрушения. Археологические предметы при предварительном рассмотрении условно делились на три взаимно зависимых источника их состояния. Первый источник – технология изготовления и свойства основного металла изделия. В данном случае большую роль играли составные части сплавов, сочетания различных легирующих добавок, процессы технологического исполнения предмета. Второй источник – среда нахождения, время, климатические особенности. В данном случае первостепенную роль играли щелочная или кислотная составляющая почв, их влагонасыщенность, наличие доступа кислорода (песчаные, глинистые, суглинистые и т. д.). Другим фактором, влияющим на археологические предметы, являлись наличие органических составляющих (одежда, подстилки, тело, настил, покрытия), температурный режим, (кремация, пожар), насыщенность местонахождения предмета разнородными по металлу изделиями (изделия из олова, серебра, железа, золота и др.). Последний источник – процесс нахождения при раскопках, консервация, условия хранения предметов. Таким образом, на те или иные свойства археологического предмета сказываются в определенной степени вся микросреда и микроклимат, на его окисление и на процессы дальнейшего разрушения. В реставрационной практике в настоящее время широко применяются способы обработки археологических предметов, основанные на современных достижениях физико-химических методов. Для очистки медных предметов использовались механические, физико-химические методы, а также их сочетания в зависимости от состояния предметов. Перед проведением реставрационных работ все предметы из коллекции тщательно осматривали, обращая особое внимание на наличие трещин и изломов. Оценивали степень сохранности предмета, характер окислов, наличие патины, сохранность рисунка, узоров, дат и т. д. С химической точки зрения медь и ее сплавы – латуни, бронзы относительно инертны, хотя непосредственно взаимодействуют с кислородом воздуха, серой, галогенами, нитратами щелочных и щелочноземельных металлов. Процессы, происходящие при окислении меди и ее сплавов разнообразны, на поверхности могут образовываться в зависимости от условий, оксиды и соли различного состава и строения. На предметах, изготовленных из древней бронзы, встречаются окислы различной толщины и состава. Они искажают форму и очертания предмета, скрывают узоры, надписи. Некоторые пряжки, браслеты, гривны, накосники, сюльгамы имеют достаточно толстый неравномерный слой оксидов.
Для ускорения процесса очистки археологических предметов от земли промывку осуществляли в ультразвуковой ванне УВ-5 (которая основывается на использовании процесса интенсификации очистки в жидкой среде, под действием колебаний ультразвуковой частоты – 44 кГц). При этом археологические предметы очищаются не только от земли, но частично обезжириваются, удаляются оксидные пленки, слабо связанные с основой. Преимуществом ультразвуковой очистки можно считать ее высокое качество, технологичность и относительную простоту оборудования. Особенно тщательная очистка нужна для изделий, имеющих сложную рельефную поверхность, орнамент, углубления, даты, клейма и полости. Механически или химически такие предметы очистить очень трудно, так как они могут разрушаться при механическом воздействии или перетравливаться и охрупчиваться при химическом. Для обезжиривания меди и ее сплавов использовались электролиты, состоящие из едкого натрия, углекислого натрия, тринатрий фосфата и жидкого стекла в различных сочетаниях. Для ускорения процесса обезжиривания электролиты нагревали до температуры 40-60о С, время обезжиривания составляло от 5 до 15 минут. Затем археологические предметы промывали в теплой воде, после чего подвергали химическому травлению. Химический способ очистки медных и бронзовых археологических предметов основан на растворении окислов меди кислотами и щелочами. Для реставрации мы использовали различные минеральные кислоты – серную, соляную, азотную и другие кислоты, а также органические кислоты – щавелевую, лимонную и муравьиную и их смеси. Для химического травления использовали 2-5% растворы серной и соляной кислот. Для уменьшения процесса съема основного металла в электролиты травления добавляли ингибиторы – хлорид натрия, тиомочевину, уротропин. Время выдержки в этих растворах зависит от толщины окислов, от формы и размеров предметов и от его сохранности. При травлении через каждые 2 – 3 минуты проверяли предметы во избежании чрезмерного перетравливания. Участки, которые сильно травились подвергали защите, покрывая их парафином или лаком. Иногда травили выборочно отдельные части археологического предмета. Некоторые предметы, имеющие толстые слои оксидов, бородавки, соли в виде кристалликов травили в 10 – 15 % растворах вышеуказанных кислот. Мелкие и тонкостенные предметы травили в 15 – 20 % растворе углекислого аммония. При травлении иногда приходилось комбинировать способы травления кислотные и щелочные, чередуя. Практически невозможно предложить какой-то стандартный травитель для всех предметов, поэтому всегда приходилось подбирать наиболее оптимальные электролиты для чистки того или другого археологического предмета. После обработки предметов химическими реактивами их хорошо промывали в тёплой, а затем холодной воде. Лучше всего их прокипятить тогда происходит барботаж с помощью пузырьков отделяющихся от самих предметов и от стенок стеклянной колбы, которые полностью удаляют остатки электролитов от поверхности углублений, имеющихся на поверхности предметов. Данный процесс также способствует разрыхлению и очистки остатков окислов и солей с поверхности предмета. После сушки все предметы тщательно осматривали, а затем принимали решение в отношении последующих операций. Для ускорения процесса химического травления использовали ультразвуковую ванну, а также повышали температуру электролита при травлении. Эти параметры позволяли ускорить процесс очистки предметов в два-три раза. Химический состав определялся спектральным методом. На основании расшифровки спектров, установлено, что украшения изготовлены из чистой меди и сплавов на ее основе – латуни и бронзы.
Металлографические исследования и фотографирования микроструктур проводили на микроскопах МИМ-7 и МЕТ-3. Исследовались как нетравленые структуры, так и после соответствующего травления. Оптимальными были приняты увеличения 100 и 500 кратные, при которых и фотографировались микроструктуры. Микрошлифы изготавливались следующим образом: проводилось тщательное шлифование нескольких участков украшений, (при чем подбирались участки менее подверженные коррозии), затем образцы подвергали полировке на полировальном круге, покрытом сукном с пастой ГОИ. Образцы зеркального блеска травили в реактиве, содержащем 2 – 5 грамма FeCl3 + 10 смі HCl + 100 смі H2O. В соответствии с бинарными диаграммами равновесия в системах медь – легирующая добавка (олово, цинк, железо, свинец) происходит образование твёрдых растворов, поскольку в указанных количествах все эти элементы растворяются в меди. Следует отметить, на всех исследованных микрошлифах хорошо сохранилась дендритная структура, за исключением некоторых участков. На данных структурах практически нет полосчатости и строчечности, то есть признаков указывающих на деформирование сплава. На наш взгляд операции доводки носили щадящий характер, причём на отдельных участках, и не вызывали резких изменений в микроструктуре изделия. В результате работы над проектом были отреставрированы предметы быта и украшения из цветного металла, были сделаны интересные наблюдения по принципам реставрации и консервации предметов археологии и найдены новые рецепты химических растворов применяемых в ходе очистки и консервации. Творческим коллективом был предложен новый метод консервации предметов археологии – в вакууме. Для этих целей был приобретен аппарат для герметичной упаковки – упаковщик VG-017-P. Преимуществом этого метода сохранения предметов является его независимость от внешних условий хранения и возможность расконсервирования в случае дальнейшего исследования.
А. Б. Кузнецов, д. и. н., профессор МГУ им. Н.П.Огарева (г.Саранск)
КАЗАНСКИЙ ВОПРОС ВО ВНЕШНЕЙ ПОЛИТИКЕ ПРАВИТЕЛЬСТВА ЕЛЕНЫ ГЛИНСКОЙ (15331538)
Возведение в 1531 г. на ханский престол в Казани Джан-Али не решало всех проблем в русско-казанских отношениях. Противники России в ханстве не примирились с русским ставленником и вели против него активную борьбу. Крымское ханство оказывало им в этом постоянную поддержку, ряд ногайских феодалов также поддерживали противников Москвы в Казани. Антирусские круги ханства провоцировали обострение русско-крымских отношений, совершали нападения на восточные районы Русского государства. Ситуация для Москвы и его ставленника в Казани еще более обострила после того, как в декабре 1533 г. умер Великий князь Московский и Всея Руси Василий III. Воспользовавшись той политической борьбой, которая развернулась в правящих кругах России, антирусские силы стремились, либо подчинить его себе, либо вообще убрать с политической арены. Это заставило казанского хана в апреле 1534 г. направить в Москву посольство с просьбой «чтобы государь пожаловал, царя с собою в единстве учинил и братом его себе назвал и князей бы Казанских и землю Казанскую берег»1 . Иными словами, Джан-Али обратился к русским с просьбой о сохранении системы своеобразного протектората, которая уже ранее сформировалась в русско-казанских отношениях. Переговоры, ведшиеся в Москве казанскими послами с представителями нового русского правительства во главе с Еленой Глинской, прошли вполне успешно и в июне 1534 г. послы
возвращались домой, везя с собой договор, в котором «великий князь царя с собою во единстве учинил и братом его себе назвал»2 . Одновременно русские стремятся оказать дипломатическую поддержку своему ставленнику, направив в столицу Казанского ханства Ф.И.Беззубева. Положение же Джан-Али день ото дня становилось все более сложным. Против него интриговали противники России в самой Казани, крымский хан все более настойчиво стремился ликвидировать его власть, о чем сообщали русские дипломаты, сейчас находившиеся в Бахчисарае3. Кроме того, против тогдашнего казанского хана все более активно действуют и противники Русского государства в Ногайской Орде. В частности ногайский князь Шийдяк в начале 1535 г., обращаясь к антирусским, кругам в Казани, призывал их: «Яналея царя ис Казани сошлите»4 . Ему вторили и другие враждебные России ногайские князья и мурзы5 . Становилось очевидно, что практически все антирусские силы мусульманских государств Восточной Европы объединились для того, чтобы ликвидировать власть русского ставленника в Казани. К осени 1535 г. все были готовы к свержению Джан-Али. Был найден и его преемник. Вернувшийся 27 сентября 1535 г. из Бахчисарая русский посол князь В.С.Мезецкий, докладывал: «Сафа-Кирей Салтан ис Крыму вышел, и тово ведома нет, куда пошел, а говорят в Крыму, что Сафа-Кирей пошел в Казань по присылке Казанских князей»6 . Конечным итогом всех этих действий было свержение Джан-Али с казанского престола и убийство, о чем в Москве узнали в октябре 1535 г7 . События в Казани не могли не огорчить русских. Они должны были признать, что низложение и гибель Джан-Али является крупной неудачей русской внешней политики. Прежде всего, воцарение в Казани Сафа-Гирея означало ликвидацию здесь русского влияния и усиление влияния Крымского, что было чревато для Русского государства очень серьезными последствиями. Значительно возрастала возможность образования единого антирусского фронта на юге и в Поволжье, создававшего реальную опасность координированного удара с юга, со стороны Крыма, и с востока, со стороны Казанского ханства. Если бы правителям обоих мусульманских государств удалось это осуществить, то положение России могло оказаться очень сложным. В этой связи в русской столице нисколько не сомневались в том, что Крым приложил руку к событиям в Казани. Поэтому-то русский дипломат Ф.Наумов, находившийся в Бахчисарае в начале 1536 г., имел все основания заявить: «Посадили (русские – А.К.) на Казань Яналея царя по Казанских людей челобитию, а в Казани людей лихих много и они царя убили по Крымской ссылке, да взяли царевича ис Крыма»8. Опасность наметившегося крымско-казанского союза возрастала еще и потому, что Гиреи явно стремились расширить его рамки, втянув в него Ногайскую Орду и Астраханское ханство, а так же активно искали пути сближения с Великим княжеством Литовским, находившийся в состоянии войны с Россией. На политическом горизонте явно возникали контуры широкой антирусской коалиции, способной нанести Москве сокрушительный удар. Сведения о том, что противники России в Крыму и Казани стремятся осуществить свои планы, неоднократно поступали в русскую столицу в конце 1535 – первой половине 1536 г. В частности в это время ряд ногайских князей созывают в Москву: «Казанский царь нас ежедень звати присылает, чтобы мы с ним Москву воевали»9 . В ноябре 1535 г. Казанский хан Сафа-Гирей берет в жены Сююнбике – дочь одного из влиятельнейших ногайских князей – Мамая10 . Этот брак обеспечивал бы хану поддержку антирусских настроенных политических кругов Ногайской орды. Одновременно Сафа-Гирей активизирует свои связи с Бахчисараем, неоднократно направляя грамоты Ислам-Гирею, в которых призывал Крымского хана к совместным действиям, направленным против России11.
Призывы доносившиеся из Казани были услышаны в Крыму. Понимая, что Москва будет стремиться взять реванш за свое поражение в Казани и будет пытаться всеми силами, в том числе и военными методами, отстранить от власти враждебную себе группировку, крымский хан неоднократно предупреждал русских об опасности для них такого шага. Так, в грамоте, направленной в Москву в ноябре 1535 г., он указывал: «Казань мой юрт, а учнешь его воевати, то ты мне недруг». Далее он предупреждает русских, что их попытки военных действий против Казани могут привести к тому, что он совершает поход против России и при этом угрожал, что «опричь моей рати со мною 100 тысяч турской рати да 5 тысяч янычан»12. Подобные заявления правителей Крыма не должны были оставить у русских сомнения в том, что казанско-крымские отношения весьма тесны и крымский хан не бросит своего казанского союзника на произвол судьбы. Получая поддержку со стороны противников России, правители Казанского ханства развертывают борьбу против нее13. Ситуация, сложившаяся на востоке, требовала от правительства Елены Глинской ответных действий, которые должны были как-то обеспечить безопасность восточных рубежей страны. И оно их проводит. На русско-казанской границе развертывается крепостное строительство. Создаются Буйгород, Пермь, Темников. Особый интерес в этой связи вызывает строительство темниковской крепости. Можно предположить, что этим шагом русское правительство стремилось превратить часть мордовских земель в своеобразную буферную зону между Россией и Казанским ханством, которая должна была в какой-то мере уменьшить давление неприятеля на Россию. Однако большая протяженность русско-казанской границы не позволила русским надежно прикрыть свои восточные рубежи. Казанские отряды вторгались в русские земли, обходя крепости. Переход власти в Казани в руки противников Москвы значительно активизировал враждебную по отношению к России политику ханства, важнейшим моментом которой являлись Казанские набеги14 . Одним из наиболее значительных в это время был январский 1537 г. поход Сафа-Гирея на русские земли. Казанцы нанесли удар по Мурому, Нижнему Новгороду, и некоторым другим городам, находившимся в том же районе. Опасность казанских набегов возрастала еще и потому, что Крым оказывал помощь и покровительство антирусским кругам Казани. Так, в одной из своих грамот, направленных в Москву в начале 1537 г. Крымский хан Сагиб-Гирей писал: «Я готов жить с тобою в любви, если ты помиришься с моей Казанью. Но если ты дерзнешь воевать, то не хотим видеть ни послов, ни гонцов твоих. Мы неприятели, вступаем в землю русскую, и все в ней будет прахом»15. Однако правительство Елены Глинской не намерено было спокойно взирать на опасность, растущую на восточных границах страны и принимало меры для ее уменьшения. В 1536-1537 г. правительство предпринимает ряд военных мер призванных обеспечить безопасность восточных границ России: увеличивает численность войск, расположенных в этом районе16, продолжает развертывание здесь крепостей. Одновременно русская дипломатия активизирует свою деятельность в Крыму и Ногайской Орде, имея целью не допустить создание антирусского казанско-крымсконогайского союза. Находившийся в это время в Бахчисарае русский посол И.Мясной регулярно встречался с влиятельными деятелями ханства и с самим ханом, доказывая необходимость поддержания русско-крымского мира и убеждая, что «государь наш с тобою (Сагиб-Гиреем – А.К.) в дружбе и братстве быть»17 . Однако противники России в Крыму, вставшие на путь конфронтации с ней, остались глухи к русским предложениям18 . Одновременно с действиями в Крыму русская дипломатия активизирует свои шаги и в Ногайской Орде. Зная о том, что ногайские князья во главе с Измаилом и Исламом придерживаются прорусской ориентации,
Москва убеждает их сопротивляться враждебным России поползновениям Крыма и Казани. В частности, в грамотах, направленных в конце 1536 - начале 1537 г., Россия настойчиво просила, чтобы они «К Крымскому царю и Казанскому царю никак не приставали и с великим князем в единстве были»19 . В определенной мере русские призывы были услышаны в Ногайской Орде. В грамотах ряда ногайских князей, присланных в Москву осенью 1536 г. содержались весьма обнадеживающие русских заверения. Так, князь Янсарий писал: «А мы Казани не посибляем»20 . Эти грамоты давали русскому правительству основания считать, что в борьбе против Казани оно получит поддержку некоторых, весьма влиятельных кругов Ногайской Орды. Проанализировав сложившуюся обстановку, правительство Елены Глинской попыталось нанести вооруженный удар по Казани. В сентябре 1537 г. было решено весной следующего года «в судах послати к Казани, да и в конной рати воевод»21. Эти планы Москвы скоро стали известны и в Казани, и в Бахчисарае. Реакция крымского хана Сагиб-Гирея последовала весьма скоро. В январе 1538 г. в русскую столицу прибыл его посланец, привезший грамоту своего повелителя. В ней в частности указывалось, чтобы «князь великий ради нашего прошения и дружбы, и любовного братства, нам бы еси недругом не учинился, нас радих Казани воевод своих не посылал, а сам с Сафа-Киреем царем, нашего ради прошения помирился». В это же время в ханском послании содержалась и угроза в адрес России. «Казанская земля нам своя, – говорилось в грамоте, – и только той земле учинишь лихо, и с нами тобе како миритися. Да Яз Шед на твою землю и летовати и зимовати буду»22 . В Москве стало ясно, что русский поход на Казань может привести ее к вооруженному столкновению с Крымом и, может быть, с Турцией, стоявшей за спиной Крымского ханства. В условиях неурегулированности русско-литовских отношений такое столкновение могло иметь для России самые тяжелые последствия. Поэтому Русское государство вынуждено было отступить, отказавшись от похода на Казань. Последовавшая в апреле 1538 г. смерть Елены Глинской значительно изменила ситуацию в русско-казанских отношениях. Подводя итоги рассмотрения данного вопроса, необходимо отметить следующее. 15331538 гг. были временем обострения русско-казанских отношений, ибо пришедшая к власти в Казани группировка заняла откровенно антирусские позиции. В это время Казанское ханство становится одним из центров борьбы против Русского государства. Его правящие круги стремятся в своей антирусской политике использовать разные методы – набеги на русские земли, дипломатические связи с враждебными России политическими кругами других мусульманских государств Восточной Европы. В это время явственно обозначаются черты мощного антирусского союза, несшего для Русского государства большую опасность. В этих условиях русское правительство стремится сделать максимум возможного для обеспечения безопасности страны, используя для этой цели весь доступный ему арсенал средств и методов. Примечания ПСРЛ. Т. 13. С. 79; ПСРЛ. Т. 29. С. 12 2 ПСРЛ. Т. 29. С.12 3 РГАДА, ф. 123. Крымские дела. кн. 8, л. 406-406 об. 4 РГАДА, ф. 127. Дела Ногайские. кн. 2, л. 63 об. 5 Трепавлов В.В. История Ногайской орды. М., 2002. С. 236. 6 ПСРЛ. Т. 13. С. 99; Т. 29. С. 20. 7 ПСРЛ. Т. 13. С. 100; ПСРЛ. Т. 29. С. 20. 8 РГАДА, ф. 123, кн. 8, л. 412. 9 РГАДА, ф. 127, кн. 2. л.79, АБ.; Посольские книги по связям России с Ногайской ордой. 1489–1549. Махачкала 1995. С. 136. См. так же: Кузнецов А.Б. Россия и Ногайская орда в 30-х гг. XVI в.// Гуманитарные науки и образование: проблемы и перспективы. Саранск: 1997. С. 44. 1
ПСРЛ. Т. 13. С. 105; ПСРЛ. Т. 29. С. 23. РГАДА, ф. 123, кн. 8, л. 303 об. 12 РГАДА, ф. 123, кн. 8, лл. 420-об-421. 13 Шмидт С.О. Предпосылки и первые годы «Казанской войны 1545–1549» // Труды МГИАИ. Т. 6. М. 1954. С.74-86 14 Смирнов В.Д. Крымское ханство под верховенством Оттоманский Порты до начала XVIII в. Спб. 1876. С.373. 15 Разрядные книги 1474-1598. М. 1966. С. 92-96. 16 РГАДА, ф. 123, кн. 8, л. 303 об. 17 Подробней см.: Кузнецов А.Б. Дипломатическая борьба России за безопасность южных границ. (первая половина XVI в.). Мн., 1986. С. 99-102 18 РГАДА, ф. 127, кн. 2, л. 178-178 об; Посольские книги по связям России с Ногайской ордой 1489–1549 г. Махачкала. 1995. С. 198. 19 Посольские книги по связям России с Ногайской ордой 1489-1549 г., Махачкала, 1995. С. 186. 20 РК. С. 93. 21 РГАДА, ф. 123, кн. 8, л. 534 об-535. 10
11
Э. Д. Богатырев, к. и. н., доцент МГУ им. Н.П.Огарева (г. Саранск)
КАЗЕННОЕ ПОТАШНОЕ ПРОИЗВОДСТВО В СТРУКТУРЕ ПРОМЫШЛЕННОСТИ РОССИИ КОНЦА XVII–XVIII ВВ.: ПОСТАНОВКА ПРОБЛЕМЫ
В 90-е гг. XX в. в общественно-политической мысли России резко возрос интерес к региональным проблемам. Обусловлено это было повышением самостоятельности регионов в рамках Российской Федерации, ростом национального самосознания у национальных меньшинств, и, в некоторой степени, стремлением представителей автохтонной национальной интеллигенции доказать, что этносы, представителями которых они являются, не уступали русскому по уровню социально-политического и экономического развития. Несмотря на то, что у некоторых исследователей последний подход сопряжен с определенной тенденциозностью, в целом, увеличение внимания историков к региональной истории вполне закономерно и неизбежно. В настоящее время с переходом к рыночной экономике проблемам реализации товара уделяется едва ли не большее внимание, чем его производству, на примере казенной поташной промышленности можно получить представление о том, как решались эти проблемы в первой половине XVIII в. Несмотря на то, что в структуре промышленности России XVII – XVIII вв. поташная промышленность занимала видное место, ее изучение долгое время не привлекало должного интереса со стороны исследователей. Объясняется это, скорее всего, тем, что в дореволюционной России вплоть до последней трети XIX в. историки гораздо большее внимание уделяли политическим аспектам прошлого страны. Когда же возникли научные школы, изучавшие влияние экономических факторов на исторический процесс, перед учеными открылось обширное поле деятельности, и, хотя в это время и появились работы по отдельным видам промышленности, преимущественную роль играло выявление общих тенденций. К этому времени относится и первое специальное исследование, посвященное поташной промышленности1. Автором его являлся П.Ф.Симсон. Отмечая высокое качество российского поташа, он указал области его применения, обеспечивавшие высокую потребность в нем. Касаясь непосредственно поташного производства, автор показал, что в изучаемый им период центром его являлись починковские поташные заводы – гарты, находившиеся в Починковской волости, и привел данные об их составе и количестве изготовленного на них поташа в 1701 – 1702 гг. Определяя основные источники финансирования поташной промышленности, Симсон считал, что оно было тесно связано со всем приходно-расходным делом Починковской волости. В целом же работа Симсона не претендует на выявление каких-либо тенденций и изменений в развитии поташной промышленности, да автор и не ставил перед собой такой задачи; основное ее значение – формирование общего представления о поташной
промышленности в определенный период времени и введение в научный оборот конкретных данных по нему. После Октябрьской революции при изучении экономического и промышленного развития страны главное внимание уделялось исследованию передовых отраслей промышленности того времени: металлургической и текстильной, изучались, впрочем, и некоторые другие отрасли промышленности2. Основной целью авторов этих работ выявление генезиса капиталистических отношений в России. Все они отметили, что с конца XVII в. происходило укрупнение промышленных предприятий и постепенное вытеснение мануфактурами предприятий, основанных на простой кооперации. Некоторые из историков при исследовании генезиса капитализма построили свои работы на изучении казенных предприятий3. На некорректность такого подхода совершенно обоснованно указал Ф.Я.Полянский, который отметил, что абсолютизм в состоянии построить казенный завод и при отсутствии необходимых для возникновения капиталистических отношений предпосылок4 . В то же время все исследователи пришли к выводу, что господство феодального способа производства обусловило нехватку наемной рабочей силы для развивающейся промышленности и решение этой проблемы крепостническими методами. Но при этом было установлено, что оно имело особенности в каждой отрасли, а в некоторых случаях даже в территориальных подразделениях одной 5, что требует отдельного изучения этого вопроса в каждом конкретном случае. Несмотря на отсутствие специальных работ по казенной поташной промышленности, в этот период интересующая нас тема в той или иной степени рассматривалась учеными в исследованиях и статьях более широкой проблематики. Одним из первых ее коснулся А.А.Гераклитов в своей работе «Арзамасская мордва», вышедшей в 1930 г. в Саратове6. Как видно из названия, ученый не ставил перед собой цели специального изучения поташной промышленности, но, рассматривая причины упадка бортного промысла у мордвы во второй половине XVII в., в качестве одной из них он затронул и эту проблему. Пытаясь показать способ, по которому изготовлялся поташ в это время, он использовал описание, сделанное в 1871 г. И.Забелиным. Согласно ему, «дрова известных пород, преимущественно из дуба, ольхи, пережигали в золу, а потом из золы готовили жидкое тесто, которым обмазывали поленья сосновые или еловые и складывали их в костер, покрывая каждый ряд полен новым слоем золы, и затем разжигали костер. Пережженная, расплавленная таким образом зола и доставляла новый вид ее – поташ»7 (как будет видно в дальнейшем, это описание не соответствует действительности). Автор заострил внимание на том, что производство поташа подрывало лесные ресурсы края: «Как саранча пожирает хлеб и траву, так пожирал и этот промысел лесные угодья, и ему постоянно приходилось искать все новые места»8 . Далее А.А.Гераклитов затронул вопрос об организаторах поташного производства. Он сделал вывод, что преимущественные возможности в организации поташного производства имели «представители нарождающегося торгового капитализма», а «самым крупным поташным заводчиком в Арзамасском уезде в описываемую эпоху (в последней трети XVII в. – Э.Б.) был самый крупный капиталист того времени – царь, или, другими словами, казна… Пользуясь своим привилегированным положением, царь – казна захватывали самые лучшие угодья, устанавливали на готовый продукт, в случае надобности монополизировали его»9 . В том же году была опубликована работа П.Г.Любомирова «Очерки по истории русской промышленности (XVII, XVIII и начала XIX веков)»10 . В ней автор, рассматривая среди прочих отраслей промышленности и химическую, сразу же констатировал, что она «была в общем слаба и развивалась крайне медленно… Продукты производились преимущественно такие, выработка которых отличалась большой простотой и не требовала сложного и дорогого оборудования»11 . Указывая существовавшие в то время виды химического
производства, он лишь мимоходом упомянул, что «еще исстари на Руси умели получать из золы поташ, и в XVII в. известны производства его в крупных количествах в хозяйствах боярина Морозова и царя Алексея»12. Далее П.Г.Любомиров сообщил, что «в первые три четверти XVIII в. поташное дело было монополией казны на всем пространстве империи, за исключением Украины»13 , не уточняя, что производство поташа на Украине велось в нарушение монополии, а не было исключением из нее. По его мнению, «формы организации [поташного] производства очень близки в разные моменты изучаемого времени и в разных местах»14 . Далее П.Г.Любомиров утверждал, что производство поташа технологически было довольно простым и не требовало особой выучки мастеровых. Тут он сам замечает, что это заключение вступает в противоречие с существовавшим в начале XVIII в. разнообразием специализаций работников поташных предприятий. Автор объяснил это тем, что непосредственно с производством были связаны лишь незначительная часть их – будники, поливачи и корытники. Указывая на то, что ко второй половине столетия количество и специализация работников на поташных заводах резко уменьшились, главную причину узкой спецификации в предыдущий период он видел в том, что поташная промышленность в то время находилась в государственной собственности. По его мнению, «такую роскошь могла позволить себе казна, щедрою рукою приписывавшая крестьян к своим заводам. У более экономных частных производителей один и тот же рабочий свободно проделывал все этапы поташного производства»15. При этом опять упускается из виду произошедшая смена технологических способов изготовления поташа, кроме того, создается впечатление, что российское правительство совершенно не заботилось о рентабельности поташной промышленности. В работе допущены неточности и при использовании конкретных данных. В 1946 г. были опубликованы две статьи Н.П.Руткевича, посвященные изучению интересующей нас проблемы. В первой рассматривалась деятельность починковских поташных заводов в XVIII в., во второй – проблемы обеспечения их рабочей силой и положение приписного населения16. По его мнению, в основном «масса приписных вместе с их семействами использовалась для заготовки золы и клепочных дров, наряды на которые исчислялись подобно подушному окладу по количеству мужских душ»17. Основными недостатками этих работ Н.П.Руткевича являются, на наш взгляд, следующие: 1) обрывая рассмотрение поташной промышленности в первой статье концом 30-х – началом 40-х гг. XVIII в., автор совершенно упускает из вида тот факт, что в заглавии ее хронологические рамки определены всем столетием; 2) пользуясь данными об обеспечении починковских поташных заводов рабочей силой в 30-е гг. XVIII в., он экстраполирует их на весь период деятельности заводов, хотя реальных оснований для этого нет. В 1950 г. вышла в свет монография С.И.Архангельского «Очерки по истории промышленного пролетариата Нижнего Новгорода и Нижегородской области XVII – XVIII вв.»18 . В ней исследователь, как годом ранее Н.П.Руткевич, затронул проблему обеспечения поташной промышленности Поволжья рабочей силой, но в его представлении она выглядела совершенно иначе. Сообщив о наличии приписных к починковским поташным заводам крестьян в начале 20-х гг. XVIII в. и отметив значительное увеличение их числа к середине века, он при этом главной рабочей силой считал все же наемных рабочих: «Прежде всего она (поташная промышленность – Э.Б.) эксплуатировала уже лишенных средств производства рабочих; когда она нуждалась в добавочной рабочей силе, то привлекала ее следующим образом: закупала уже готовые материалы, не нарушая мелкого производства, не ставя от себя мелкого производителя-крестьянина в юридическую и экономическую зависимость»19. В качестве примера он привел данные по мастеровым людям за 1701 г. 20 Таким образом, по нашему мнению, С.И.Архангельский допустил ту же ошибку, что и Н.П. Руткевич – распространил на большой период времени данные по короткому временному отрезку,
разница лишь в выборе этого отрезка. Но Архангельский затронул вопрос, упускавшийся из вида другими исследователями – он указал на то, что спрос на поташ за границей был неодинаков в разное время, хотя и не стал развивать эту мысль. В оценке места и роли торговли поташом в экономике России не согласился с другими исследователями С.М.Троицкий. По его мнению, в XVIII в. торговля казенными товарами в целом и поташом в частности шла очень неудовлетворительно, принося государству лишь небольшую прибыль; ее сохранение поддерживалось стремлением не столько получить прибыль от торговли, сколько получить иностранное серебро для чеканки монет21 . С точки зрения выяснения технологии, масштабов и организаторов поташного производства узучал его П.М.Лукьянов22 . Несмотря на то, что автор рассматривал поташную промышленность лишь как одну из составляющих химической промышленности России, в его работах приведен ряд новых документальных данных и по количеству изготовлявшегося в разные годы поташа (к сожалению, оно переведено в тонны, что уменьшает их точность), и по ценам на него во второй половине XVII в., и по заводчикам поташных предприятий. Но главная заслуга П.М.Лукьянова заключается в том, что он достаточно подробно показал способы получения поташа, реально применявшиеся в России в разное время. Впоследствии, как правило, если другие исследователи и касались в своих работах проблем казенной поташной промышленности, они в основном лишь воспроизводили точку зрения того или иного рассмотренного нами автора, не внося в нее существенных корректив. Гораздо большее внимание было уделено организации поташного производства в хозяйстве боярина Б.И.Морозова23 . Исключение составляют лишь монографии В.А.Юрченкова и Н.В.Заварюхина, вышедшие соответственно в 1991 и 1993 гг. 24 В.А.Юрченкова поташная промышленность интересовала как фактор, оказывавший большое влияние на жизнь мордовского населения. Для характеристики ее производственной структуры он воспользовался выводами Н.П.Руткевича, но при выявлении причин ухудшения положения приписного населения ученый большое место уделил злоупотреблениям администрации поташной конторы. Кроме того, он связал эту проблему с неурожаями 30-х гг. XVIII в. Н.В.Заварюхин затронул тему поташной промышленности в другом аспекте. Рассматривая неземледельческие занятия населения края, он выделил среди них и поташное производство. Этого Н.В.Заварюхину удалось добиться за счет привлечения большого количества новых архивных материалов, освещающих ряд ранее оставлявшихся без внимания деталей. Таким образом, в историографии накоплен и рассмотрен определенный материал, характеризующий отдельные аспекты функционирования казенной поташной промышленности. В то же время многие вопросы освещены фрагментарно, в ряде случаев соответствие сделанных ранее заключений, действительности вызывает определенные сомнения, так как практика экстраполяции отрывочных сведений по различным временным отрезкам на весь этот период чревата серьезными ошибками. Для получения реальной картины представляется необходимым произвести изучение организации и деятельности казенной поташной промышленности, выявить факторы, определявшие объем производства, систему обеспечения его рабочей силой и стратегию торговли поташом, а так же причины их изменения и свертывания крупномасштабного производства поташа. Для этого, в свою очередь, требуется выявить технологические особенности производства поташа, его потребности в сырье и рабочей силе, их наличие в районе концентрации казенного поташного производства; определить ежегодные объемы производства и продажи поташа, проанализировать динамику экспортных цен на него и общей рентабельности поташной промышленности; исследовать способы финансирования, обеспечения сырьем и рабочей силой казенной поташной промышленности; выявить взаимосвязи между указанными компонентами.
Примечания См.: Троицкий С. М. Финансовая политика русского абсолютизма в XVIII в. М., 1966. 2 См.: Лукьянов П. М. История химической промышленности в России. Т. 2. М.–Л., 1949; Лукьянов П. М. Соловьева А. С. История химической промышленности СССР. М., 1966. 3 См.: Баканов П. Ф. Товарное производство в феодальной вотчине XVII в. // Вопр. истории. 1953, № 5. С. 94–102; Петрикеев Д. П. Крупное крепостное хозяйство в XVII в. Л., 1967. Он же. Барщина на поташных предприятиях боярина Б. И. Морозова // Крестьянство и классовая борьба в феодальной России. Л., 1967. С. 239–249. 4 См.: Юрченков В. А. Хронограф, или Повествование о мордовском народе и его истории. Саранск, 1991; Заварюхин Н. В. Очерки по истории Мордовского края периода феодализма. Саранск, 1993. 5 См.: Руткевич Н. П. Починковские поташные заводы XVIII в. // Зап. МНИИЯЛИЭ. Вып. 6. Саранск, 1946. С. 45–53; Он же. Положение приписного населения // Зап. МНИИЯЛИЭ. Вып. 6. Саранск, 1946. С. 54–63. 6 Там же. С. 57. 7 См.: Архангельский С. И. Очерки по истории промышленного пролетариата Нижнего Новгорода и Нижегородской области XVII–XVIII вв. Горький, 1950. 8 Там же. С. 109. 9 Архангельский С. И. Там же. 10 См.: Заозерская Е. И. Рабочая сила и классовая борьба на текстильных мануфактурах России в 20 – 60-хгг. XVIII в. М., 1960; Она же. У истоков крупного производства в русской промышленности XVI – XVII вв. К вопросу о генезисе капитализма в России. М., 1970; Павленко Н. И. Развитие металлургической промышленности в первой половине XVIII в. Промышленная политика и управление. М., 1953; Полянский Ф. Я. Экономический строй мануфактуры в России в XVIII в. М., 1956; Она же. Первоначальное накопление капитала в России. М., 1958; Она же. Городское ремесло и мануфактура в России в XVIII в. М., 1970; Струмилин С. Г. Очерки экономической истории России и СССР. М., 1966; Он же. История черной металлургии в СССР. Т. 1. М., 1954; Устюгов Н. В. Солеваренная промышленность Соли Камской в XVII в.: К вопросу о генезисе капиталистических отношений в русской промышленности. М., 1957. 11 См.: Заозерская Е. И. Указ. соч.; Она же. У истоков крупного производства в русской промышленности XVI–XVII вв.; Павленко Н. И. Развитие металлургической промышленности в первой половине XVIII в. 12 Полянский Ф. Я. Экономический строй мануфактуры. С. 35. 13 Там же. С. 36. 14 См.: Гераклитов А. А. Арзамасская мордва по писцовым и переписным книгам XVII – XVIII вв. Саратов, 1930. 15 Там же. С. 49. 16 Там же. С. 49–50. 17 Там же. С. 50. 18 Так как в нашем распоряжении имелось лишь более позднее издание этой работы, то мы основываемся на нем (см. Любомиров П. Г. Очерки по истории русской промышленности (XVII, XVIII и начала XIX века). М., 1947), но приводим ее по времени первой публикации. 19 Любомиров П.Г. Указ. соч. С. 177. 20 Там же. 21 Там же. С. 187. 22 Там же. 23 Там же. С. 188. 24 См.: Симсон П.Ф. Поташное дело в Московском государстве на пороге XVIII в. // Журнал Министерства народного просвещения. № 5. М., 1913. 1
Н. В. Заварюхин, д. и. н., профессор МГУ им. Н.П.Огарева (г.Саранск)
Л. А. Феклина, к. и. н., доцент МГУ им. Н.П.Огарева (г.Саранск)
ПРОМЫСЛОВЫЕ ЗАНЯТИЯ ДВОРЦОВЫХ КРЕСТЬЯН ПРИМОКШАНЬЯ И ПРИСУРЬЯ в XVIII – первой половине XIX вв.
Крестьянское хозяйство дворцового населения на мордовских землях, как и в целом по стране, теряло свой натуральный характер по мере развития рынка. Часть крестьян отрывалась от земледелия полностью или частично по разным причинам. На этот процесс влиял и общий рост развития производительных сил, и развитие товарно-денежных отношений, и усиливающееся разделение труда. С учетом географического фактора и общеполитической ситуации земледельческое хозяйство и промыслы развивались не везде одинаково. В изучаемом районе, несмотря на увеличивавшиеся государственные и владельческие налоги и повинности, в целом, создалась благоприятная обстановка для развития многоотраслевого крестьянского хозяйства. Основой внеземледельческих занятий крестьян являлась традиционная домашняя промышленность, связанная с пашенным земледелием и скотоводством. Особенностью Мордовии в социально-экономическом комплексе страны являлось то, что этот регион имел большой потенциал для внеземледельческих занятий населения в связи с выгодным географическим положением и богатыми природными ресурсами. В этом крае имелись на правом и левом берегах Мокши и
Суры массивы черноземов. Наличие товарных излишков зерна породило целый комплекс неземледельческих занятий населения: строительство мельничных запруд и мельниц разных мощностей; извоз, перевозки зерна и муки, круп на лошадях и водным путём в центральные и южные районы страны; винокурение, практиковавшееся у всех собственников в крае – государства, дворца, дворян, крупных промышленников и посадских людей; строительство речных судов для перевозки хлеба, соли, вина, лесоматериалов; бурлачество, обеспечивавшее рабочей силой перевозки товаров по рекам. В XVIII в. хлеб, поставляемый для нужд страны, производился в основном в черноземном районе и в Среднем Поволжье. Рассматриваемый нами регион расположен на стыке исторически сложившихся хлебопроизводящих центров, но в основном он тяготел больше центральному черноземному району, чем к Средневолжскому. Товарное производство в земледельческом хозяйстве крестьян на мордовской земле начало складываться в XVII в. Территории севернее Белгородо-Симбирской черты превратились в стабильные районы производства товарного зерна. Центры скупки зерна, муки, круп сложились как на Суре (Порецк, Алатырь, Промзино Городище и др.), так и на Мокше (Троицкий Острог, Красная Слобода, Пурдышки и др.). Значительная часть продукции в центральные районы и в Петербург отправлялась водным путем. В 80-90 х гг. XVII в. также в основном водным путем из уездов Среднего Поволжья от 30 до 100 тыс. четвертей ясашного хлеба в год отпускалось для стрельцов и населения, проживавших в городах Астрахань, Царицын и в других местах. Этот край считался в окружении царей крупным хлебопроизводящим районом России1. В рассматриваемый период, XVIII – первая половина XIX вв., торговые связи преодолели рамки местных и областных рынков и приобрели национальный, всероссийский характер. В основе этого процесса лежал рост товарного производства, который стимулировался развитием общественного разделения труда. Важнейшей составной частью этого процесса являлось развитие товарно-денежных отношений в крестьянском хозяйстве и рост крестьянской торговли. На протяжении всего рассматриваемого периода объем поставок хлеба увеличивался. Основным поставщиком товарного хлеба выступали крестьяне, в том числе и дворцовые. Часть крестьян продавала хлеб небольшими партиями по нужде для уплаты дворцовых и государственных налогов. Были крестьянские хозяйства, которые превращались в товаропроизводителей. Для них производство хлеба на продажу становилось главной целью их хозяйствования. Многие крестьянские хозяйства втягивались в рыночные товарноденежные отношения благодаря торговле хлебом и крупами. В этом регионе гречиха и просо закупались на сторону большими партиями. В 1770 г. местные канцеляристы составили для центральных ведомств экономическую картину Примокшанья и Присурья. Главным продуктом вывоза и переработки являлся хлеб, который перемалывался на водяных мельницах на муку. В Темниковском уезде их было 15, 10 – из них принадлежали татарам, 4 – мокшанам и 1 – однодворцу села Никольское, Пяща тож сотнику Астафию Немцову «с товарищи». В Краснослободском уезде показано 7 мельниц. Их строительство было по плечу только зажиточным крестьянам, помещикам, посадским людям. Для строительства мельницы на р. Урее на одном поставе, например, требовалось значительное количество материалов: 500 саженей хвороста, 200 дубовых «подвалов», 100 дубовых свай, 1 тысяча возов соломы, 5 пудов железа для изготовления шестерни, оси, колоды, пещни, долота, 3 насека. Воз хвороста стоил 10 коп., воз соломы – 2, 1 свая – 3, пуд железа – 60 коп. Мельницу строили 30 дней по 50 человек «наймом по 3 копейки на день человеку». Кузнецу платили «за делание мельничных инструментов 2 рубля»2 . Водяная мельница, из-за занимаемой ею большой площади под мельничную запруду, уступает место ветрякам. Их особенно много стало к середине XIX в. В Моргинском приказе
Алатырского уезда их имелось в сёлах Морга – 2, Дубёнки –8, Налитово – 6, Ардатово – 5; в Урусовском приказе в селе Урусово – 12, деревнях Кечушево – 4, Старое Ардатово – 12. В Ардатовском уезде в Киржеманском приказе их показано в 17 селениях 86 мельниц, в том числе в сёлах Горки – 15, Киржеманы – 12, Старое Качаево – 7; в Лобаскинском приказе этого же уезда имелось 73 ветряных мельницы. Абсолютное большинство мельниц строились в мордовских деревнях3. Из Керенского уезда хлеб отправлялся в Тамбовский уезд на Моршанскую и Шацкого уезда на Вышенскую пристани. Хлеб, получаемый в Троицком уезде, потреблялся местными винокуренными заводами, куда ввозился гужевым транспортом, «а в другие места к отправлению не бывает». Много хлеба продавалось в Темниковском уезде. С Пурдошанской пристани он доставлялся на рынки Мурома и Нижнего Новгорода. В конце XVII в. одним из основных рынков сбыта для Средней Волги была Москва. Об этом свидетельствуют записи мелочных товаров Московской большой таможни. Из Примокшанья, в частности, привозили рыбу, кожи, мед, воск, коровье масло, беличьи шкурки, заячьи шкурки (и беляка, и русака), лисьи и горностаева меха, меха выхухоля, мерлушки. Мед привозили – в кадушках, воск – в кругах, рыбу – в возах. Привозили товары посадские люди, крестьяне. Из Темникова крестьянин Антон Романов привез 11 февраля 5 возов свежей рыбы, щук и карасей, на следующий день он же явил на таможне еще 4 воза. 9 возов рыбы оценивалось в 25 руб. Из Красной Слободы Евсей Григорьев привез 1 воз карасей и плотвиц и еще полвоза стерлядей и кринку коровьего масла весом 10 фунтов. Его товар оценивался в 7 руб. 10 алтын. На такую же почти сумму привез товару мордвин деревни Керятина Атмашка Калтишев: меду в четырех кадушках весом в 14 пуд и 40 заячьих шкурок, на сумму 7 руб. Много торговцев в Москве было из Саранского и Алатырского уездов. Их товар – меха, хмель, рыба. Из Алатыря Василий Васильев привез кипу хмеля весом в 21 пуд. 12 фунтов, по цене 6 руб. 17 алтын. Мордвин из деревни Пилесево этого же уезда Андрей Захаров привез 7 возов рыбы и икры. Свежемороженной рыбы было: 88 осетров, 49 белуг и 29 пуд. 35 фунтов икры. Его товар стоил по таможенным выписям 73 руб. 13 алт.4 Кадомский купец Дмитрий Безсонов подрядил 22 подводы, чтобы перевезти его хлеб от мордовской деревни Авкиманово до дворцового села Дедилово Коломенского уезда. Значит, мордва продавала хлеб в немалых количествах и на сторону. О функционировании торговли в городах Примокшанья дают знать косвенные данные сбора таможенных пошлин. За 1710 г. в городах, приписанных тогда к Тамбову Азовской губернии, поступило пошлин всего 4 928 руб. 12 коп., в том числе «новоуравнительных» 411 руб. 12 коп. До этого года собиралось 4 116 руб. 96 коп. Увеличили оклад таможенных сборов с Нижнеломовской и Наровчатской таможен на 7 руб. 24 алт., г. Инсара – 7 руб. 18 коп., Саранска – 254 руб. 27 коп. На 1710 г. собрали пошлин в Шацске 438 руб. 87 коп., в Нижнем Ломове и Наровчате – 123 руб. 90 коп., Краснослободске – 317 руб. 48 коп., в Троицком Остроге – 146 руб. 15 коп., Инсаре – 32 руб. 57 коп, в Саранске – 1 198 руб. 18 коп., Петровске – 6 руб. 3 коп. и т.д.5 На 1717 г. в Кадоме, в селе Богоявленное и в деревне Теньгушево собрано таможенных пошлин на сумму 177 руб. 1 коп. с деньгою6 . В Темниковском уезде таможенные пошлины собирали в трех местах: в городе Темникове, в сёлах Аксел и Дубровское. В таможенной книге зафиксированы продавцы и покупатели. Много было покупателей со стороны: из Елатьмы, Владимира, Арзамаса, Нижнего Новгорода и других мест. Они покупали хлеб, кожи, мед, воск. Привозили коекакой мелочный товар и соль. Пошлины собирал в г. Темникове бурмистр Петр Подшивалов. Поступления их по месяцам выглядит так: январь – 29 руб. 56 коп. с деньгою, февраль – 1 руб. 55 коп., март – 1 руб. 27 коп., апрель – 28 руб. 94 коп., май – 3 руб. 87 коп., июнь – 38 коп. с деньгою, июль – 2
руб. 65 коп. с деньгою, август – 2 руб. 41 коп с деньгою, сентябрь – 1 руб. 36 коп. с полуденьгою, октябрь – 25 руб. 78 коп. Пик таможенных сборов приходился на январь, апрель, декабрь. Меньше всего они поступали в июне, феврале, марте7. За 1711 г. в Темникове на кружечном дворе «в зборе питейной, винной и медвенной прибыли» имелось 276 руб. 78 коп. с деньгою8. В 1717 г. в Кадоме таможенные поступления учитывал бурмистр Степан Рожнов. С января по май собрано таможенных пошлин 49 руб. 95 коп., а с 4 мая таможенные пошлины для сбора взял на откуп сроком на три года краснослободец Иван Дудоров9. Представление о торговле в Троицком уезде, где основная часть населения являлась дворцовой, дает книга пошлин «таможенного збору Степана Губарина и откупщика Савы Трофимова». В 1723 г. с января по декабрь поступило пошлин 117 руб. 98 коп. с деньгою, по месяцам: январь – 4 руб. 68 коп., февраль – 2 руб. 15 коп., с деньгою, март – 4 руб. 9 коп., май – 56 руб. 96 коп с деньгою, июнь – 13 руб. одна деньга, июль – 73 коп., август – 50 коп., декабрь – 30 руб. 81 коп. На апрель, сентябрь, октябрь, ноябрь падало всего 15 руб. пошлин10. Посещали рынок как местные торговцы, так и иногородние. Продавались и покупались те же товары, что и в других городах. Покупки меда, ржи, овса, хмеля совершал Троицкий кружечный двор. В январе у двух мордвинов деревни Кемлей и Волгапино Данилы Иванова и Пазнека Милушева приобретено для производства медовухи 55 пудов меда-сырца за 49 руб. 50 коп., 3 марта от троицких дворцовых крестьян Василия Добрынского и Василия Мурашкина – ржи 18 четвертей, по цене 1 руб. 80 коп. за четверть, овса 12 четвертей по 72 коп. за четверть. За все крестьяне взяли 43 руб. 63 коп.11 Крестьяне многих деревень продавали хлеб небольшими партиями. Тот же волгапинский мордвин Пазник Милушев, который в январе продал свой мед кружечному двору, 7 марта продал «с товарищи» ржи 2 четверти за 3 руб. 60 коп., овса 1 четверть – 72 коп. «продали врознь про дамашнюю свою нужду троицким жителям малыми статьями пол четвериками»12 . 2 апреля краснослободец Григорий Тезиков на 5 руб. приобрел в Троицке ржи 2 чет. с осьминою «ценою четверть по 2 рубля». Рожь по сравнению с предыдущим месяцем подорожала на 20 коп. за четверть. Торговцы увозили кроме хлеба, меда, воска, кож, беличьих шкур еще лапти «прямые и кривые». Дьячок села Кочелаево Федот Попов тоже занимался отъезжей торговлей. В январе 1723 г. он приобрел в Троицке 8 пудов меда в четырех кадках по цене 80 коп. за пуд и 200 лаптей по цене 50 коп.13 На Троицком рынке можно было купить сельскохозяйственные орудия, а также хмель. Сава Фролов из Наровчата 7 февраля купил в Троицке «10 сох сошников» и 10 топоров за 60 коп. и еще 10 пуд. хмеля по цене за пуд 1 рубль14 . В Троицке продавалось 4 100 аршин холста, привезенного елатомскими и моршанскими посадскими людьми. Он продавался 100 аршин по цене 1 рубль15 . В нашем распоряжении имеются неполные таможенные книги 1740-1742 гг. По их материалам можно судить о некоторых товарах и их распространении на рынках Примокшанья. Верхневолжский рынок стягивал часть товара и с. Примокшанья, непосредственно связанного р. Мокшей и Окой с Волгой. Туда отвозил свой товар предприниматель Дмирий Козмин – 180 яловичных кож, приобретенных в Кадоме по 63 рубля. В декабре 1740 г. он отправил этот товар в Ярославль. У него в Кадоме имелись салотопенные заведения, «варницы», где делали мыло. Сало он покупал в Кадоме и «на торгах». Часть сала, повидимому, доставлялась на рынки Кадома со стороны. Так, в декабре 1740 г. «посадской человек Кадома Макар Михайлович Буренин на родине явил из Петровской таможни выпись на 160 руб.», на что он приобрел там 400 пудов сала, которое реализовал у себя за 240 рублей.
Дмитрий Козмин свой товар (мыло) продавал не только на местных рынках, но и за его пределами. 12 мая из Кадомской таможни он взял отпускную до Белгорода на 185 пудов мыла по цене 90 коп. за пуд16 . Житель Коломенского уезда взял в Кадомской таможне отпускную до Москвы. Он приобрел на рынках Кадома «лубьев липовых 6 000 штук за 42 руб. по цене 1 000 луба 7 рублей». Этот кровельный материал купец отправлял водным путем. Выпись была взята 22 апреля 1742 г.17 Из Краснослободской таможни в середине XVIII в. постоянно выдавались отпускные на провоз металла и металлоизделий Рябкинских и Сивинских железных заводов. В 1741 г. 21 января бурмистру Краснослободской таможни Петру Коржевину московского купца Кириллы Милякова работник Василий Кузнецов явил опись хозяина. На продажу в Красную Слободу он привез 50 пуд «полосного железа»18 . Материалы Керенской таможни за 1741 г. позволяют судить о прочных связях этого рынка с Белоозером, Москвой, Петербургом, Великим Новгородом, Тверью, Касимовом. Вывозилось много разного хлеба и круп, меда, скота, кож. В таможенных выписях встречаются иногородние торговцы, которые покупали крупные партии товара. В 1741 г. хлеб в Керенске был дешевый. Елатомский посадской человек Иван Яковлевич Елизаров через своего агента Федора Батманова на 527 руб. 50 коп. купил 1 000 четвертей ржи, по 44 коп. за четверть и 350 четвертей овса, по 25 коп. за четверть19 . Отпускную он взял до Твери. 15 апреля тоже до Твери выправил отпускную житель Елатьмы Григорий Иванович Милованов. За 625 руб. 30 коп. он купил 1 200 чет. ржи, 12 чет. пшена 24 чет. пшеницы, 35 чет.гороха, 100 чет. овса. Аналогичную сделку совершил купец этого же посада Федор Иванович Щукин. За 729 руб. 40 коп. он купил 1482 четверти ржи, 11 чет. пшена, 18 чет. пшеницы и 49 чет. гороху. Этот груз должен быть доставлен до Бела Озера20 . Туда же свой хлеб на сумму 604 рубля должен был доставить касимовский купец Лукьян Гагин. Московский купец 2-й гильдии Иван Семенович Полежаев закупал хлеб в Керенске, чтобы продать его в Санкт-Петербурге (в выписях отпускная до Шлюхенбурха). Его работником Александром Григорьевым 14 августа 1741 г. за 308 руб. приобретено 700 чет. ржи. В этот же день он взял и другую выпись на 141 руб. 90 коп. за 322 чет. ржи21 . О поставках хлеба из Примокшанья до Новой Ладоги сообщает и Пурдышевская таможня. Работник упомянутого купца купил на 27 руб. овса 60 чет. по 12 коп. за чет., пшеницы 15 чет. по 60 коп. за четверть, пшеничной муки 10 кулей по 60 коп. за куль. Товар отправлялся водным путем. Следующая партия, отправляемая работниками купца, была большая, в количестве 550 чет. ржи. На ее покупку израсходовали (по 30 коп. за чет.) 165 руб. Кроме хлеба, на этой пристани покупали и отправляли лесоматериалы. До Москвы груз Дедиловского купца отправлял его работник Федор Ротян – 5 000 луба, ценою 1 000 по 9 руб. 40 коп., досок липовых 300 штук за 3 руб. За весь груз было заплачено 50 руб.22 В селе Федоровка таможенник Никита Петров собрал в 1743 г. пошлин 212 руб. 88 коп. Большая часть – от продажи 910 пудов меда, 108 пудов воска, 10 000 мочальных кулей, 6 000 беличьих шкурок, 500 заячьих шкурок, 1 300 мерлушек, 567 овчин, 865 кож крупного рогатого скота23 . Основной товар – продукция животноводства, промыслов, пчеловодства. Хлеб большими партиями покупали агенты заводовладельцев. «Прописались» в Троицке Михаила Добряк, Филип Паханов и Василий Добринов, работники крестьянина Тараса Милякова дворцовой волости села Дедилово Коломенского уезда. В мае 1723 г. первый приобрел ржи и овса на 491 рубль, второй – 180 четвертей ржи на 216 рублей, третий – пшеницы 20 четвертей за 45 рублей 24 . У этого крестьянина и заводовладельца, Тараса Милякова, агентом по закупке хлеба в Примокшанье был волгапинский мордвин Пазнек Милушев. Он приобрел в декабре 113 четвертей ржи по 1 руб. за четверть и 160 четвертей
овса по 45 коп. за четверть. Работник петербургского предпринимателя Панкрата Рюмина Иван Фролов купил на 93 руб. 234 четверти овса по цене 40 коп. за четверть. В декабре цены на хлеб были в 2 раза ниже, чем в мае25 . В Алатырском уезде в это же время, по отчёту капитана Назарьева, агентами разных купцов Нижнего Новгорода, Балахны, Твери, Санкт-Петербурга было закуплено свыше 41 тыс. пудов разного хлеба. По данным Алатырской таможни в 1736 и 1741 гг. в Присурье покупали хлеб агенты петербургских, московских, нижегородских, кунгурских, ярославских купцов. Так, на имя барона Г. М. Строганова в 1741 г. в селениях уезда агентом Александром Барсовым приобретено 3 320 четвертей ржаной муки и 565 четвертей пшеницы. Мука находилась в кулях, а пшеницу он должен был перемолоть в муку. На эти цели представителем барона израсходовано 1 267 руб.26 Хлеб покупали и владельцы винокуренных заводов. Краснослободский дворцовый житель Федор Данилов имел на реке Рябке винокуренный завод. Его работник Степан Болотников в июне 1723 г. за 165 руб. приобрел 90 чет. ржи, по 1 руб. 20 коп. за четверть и 35 чет. овса, по 60 коп. за четверть27 . Воеводские канцелярии информировали вышестоящие инстанции о хлебных ценах, которые менялись, и колебания их в урожайные и неурожайные годы были значительные. В Темникове в 1733 г. в мае и июне четверть ржи стоила 54 коп., а в июле – 72 коп, пшеницы в летние месяцы – 70 коп., пшена – 1 руб. 20 и 1 руб. 30 коп., гречневой крупы – 66 и 90 коп, овса – 36 коп. за четверть28 . Зарождение поташной промышленности и металлообработки втягивало жителей Шацкой провинции, куда относились и дворцовые волости, в работы по найму для заготовки лесоматериалов, золы, угольев, руды и их транспортировки. Большим подспорьем в хозяйстве дворцовой мордвы были бортные леса и рыболовные места, за счет эксплуатации которых они извлекали значительные доходы. Заготовка бревен, теса, луба, угля, бортничество, частично охота и рыболовство были у них повсеместным занятием. Нам известны и другие неземледельческие занятия дворцовых крестьян, являвшиеся для многих из них определяющими. Дворцовые крестьяне Красной слободы являлись содержателями лавок, полок, занимались отъезжей торговлей. Среди них имелись горшечники, бондари, ложечники, гребенщики, пастухи, наемные сезонные и постоянные работники, они делали сани, кибитки, телеги, гнули дуги, ободья, шили одежду, занимались кузнечным ремеслом. Немаловажной причиной отрыва от земледельческого хозяйства было отходничество, которое имеет «глубоко прогрессивное значение по отношению к старым формам жизни»29 . Отхожим промыслом занимались и бедняки, и зажиточные крестьяне. Если первые занимались им от нужды, то вторые – в целях получения прибыли. Примечания См.: История крестьянства России. XVII – первая половина XIX в. М., 1993. Т.3. С.106. 2 Заварюхин Н.В. Очерки по истории Мордовского края периода феодализма. Саранск, 1993. С. 91. 3 ЦГАЧР, ф. 193, оп. 1, д. 878, л. 5-40; д. 881, л. 22-71; д. 992, л. 4-20. 4 Сакович С.И. Из истории торговли и промышленности России в конце XVII века // Труды Государственного исторического музея, Вып. 30, М., 1956. С. 26-74. 5 РГАДА, ф. 248, оп. 3, д. 96, л. 766. 6 РГАДА, ф. 826, оп. 1, д. 608, л. 3. 7 РГАДА, ф. 829, оп. 1, д. 1770, л. 1-15. 8 Там же, д. 1771, л. 44. 9 Там же, д. 608, л. 1-1 об. 10 Там же, д. 1795. л. 2-15 об. 11 Там же, л. 2, 4 об. 12 Там же, л. 4 об-5. 13 РГАДА. ф. 829, оп. 1, д. 1795, л. 3. 14 Там же, л. 3-3 об. 15 Там же, л. 13. 16 Там же, д. 610, л. 2-5. 1
Там же, л. 6. Там же, д. 984, л. 1. 19 Там же, д. 814, л. 2. 20 Там же, л. 3, 7. 21 Там же, л. 4-5, 8. 22 Там же, д. 1499, л. 1-3. 23 ИТУАК. Вып. 39. Тамбов, 1894. С. 91-92. 24 РГАДА, ф. 829, оп. 1, д. 1795, л. 6-8. 25 Там же. л. 14 об -15. 26 Заварюхин Н.В. Указ. соч. С. 78-79. 27 РГАДА. ф. 829, оп. 1, д. 1795, л. 9. 28 ИТУАК. Вып. 18. Тамбов, 1887. С. 18. 29 См.: История крестьянства России… Т. 3, С. 75. 17 18
Г. А. Корнишина, д. и. н., профессор МГУ им. Н.П.Огарева (г.Саранск)
ЗНАКОВО-СИМВОЛИЧЕСКИЕ ФУНКЦИИ ПРЕДМЕТОВ БЫТОВОГО ОБИХОДА В СВАДЕБНОМ ЭТИКЕТЕ МОРДВЫ *
* Работа выполнена при финансовой поддержке РГНФ (проект № 03-0100805 а/В) Традиционный свадебный этикет мордвы отличается большой сложностью. В нем нашли отражение социально-правовые, нравственно-этические, религиозные нормы и взгляды различных исторических эпох. Они образовали многослойный и многофункциональный комплекс, призванный обеспечить новой семье счастье, богатство и плодовитость. Одним из существенных элементов этого комплекса являлись предметы утилитарного назначения: утварь, орудия труда, средства передвижения и т. п. Во время свадебных торжеств часто применялись металлические предметы, которые у многих народов употреблялись в апотропеических целях. С их помощью пытались уберечь от порчи невесту и жениха. Так, до настоящего времени сохраняется обычай втыкать в одежду молодоженов иголки. Раньше полагали, что колдун, собираясь нанести молодым вред, поранит о них свои руки и это отвратит беду. Кроме того, невеста надевала на свадьбу множество украшений, составными частями которых часто были металлические детали (оловянные пуговицы, цепочки, монеты и т. д.), также являвшиеся оберегами. В свадебном поезде у мордвы было и специальное лицо (старший поезжанин), в обязанности которого входила «охрана» молодоженов. Он держал в руках нож, косу, топор или саблю. Вероятно, его изначальным «оружием» была сабля, так как у мокши этого свадебного персонажа называли торонь канды (тор – сабля, кандома – носить). Затем сабля, за неимением ее, стала заменяться косой или ножом. Ими старший поезжанин «окружал» свадебный поезд и при этом читал заклинание от «сглаза», а также делал на земле кресты. В.Н.Майнов сообщал, что торонь канды чертил на земле не кресты, а мету жениха, чтобы «добрые силы догадались по этому знаку, кому они должны помогать»1. Вероятно, до принятия христианства, именно такие знаки и делались во время огораживания, постепенно они заменились крестами. Торонь канды делал магический обход с обнаженной саблей и вокруг брачной постели, перед укладыванием на нее молодых, а затем сваха крестила их этой саблей. В некоторых местах каким-либо металлическим предметом (саблей, ножом, топором) дружка или сваха крестили и дверь в опочивальню молодоженов. Старший поезжанин применял свое «оружие» и как знак устрашения. При выносе невесты из родного дома, она всячески сопротивлялась: хваталась за стол, косяки двери, перекладину ворот, проделывая это до трех раз. Затем дружка ударял саблей или другим предметом подле руки девушки, как бы угрожая ей, если она не покорится. Данный обычай продолжает кое-где бытовать и в настоящее время. В селе Чувашское Урметьево Челно-Вершинского района Самарской области уредев также ударяет ножом по косяку двери, чтобы прервать
затянувшееся прощание невесты с домом. А в селе Пылково Лопатинского района Пензенской области, эта церемония несколько видоизменилась: уредев на косяках всех дверей делает топором кресты, чтобы девушка никогда не возвратилась назад в родительский дом (т. е. для предотвращения развода)2. Дружка пользовался топором для «запугивания» окружающих и во время обряда наречения молодушки новым именем. После его окончания поезжанин обходил всех присутствующих с топором в руках, спрашивая каждого о новом имени молодой. Обойдя всех, он снимал с головы шапку и разрубал ее на мелкие части. Это означало, что так же он поступит со всяким, кто осмелится назвать новобрачную девичьим именем. Постепенно этому обряду стали придавать значение разрушения девственности молодой, а уредев вместо своей шапки стал разрубать женский головной убор. В качестве апотропея в свадебной обрядности мордвы часто фигурировал и кнут. Этому способствовали такие его качества, как возможность производить шум, а также наносить удары, т. е. «бить» злые силы. Кнут, наряду с металлическими предметами, уредев применял для «огораживания» свадебного поезда. С ним дружка стоял и в церкви, «охраняя» невесту. Данный предмет мог служить и своеобразным знаком, который указывал на роль того или иного персонажа в обрядовом действии. В свадебном ритуале кнуты, кроме старшего поезжанина, имели и провожатые невесты – урьваля. Один из них бросал его под ноги новобрачной, когда она подъезжала к церкви. А та, встав на кнут, говорила: «Я пастух, а вы овцы». Полагали, что в этом случае она будет главенствовать и управлять домом3. Кнут (настоящий или его имитация – веревка, скрученное полотенце или разноцветные тряпки, пучок соломы) является и принадлежностью «пастуха» – одного из самых популярных персонажей свадебного ряженья. Он «подгоняет» кнутом других ряженых, «грозит» этим предметом новым родственникам, требуя от них вознаграждения. В ходе свадебной церемонии фигурировали и предметы домашней утвари. У мордвы бытовали специальные свадебные долбленые сундуки – пари, которые делали из липы с хорошо подогнанным днищем и плотной крышкой. В них хранили холст, полотенца, самую ценную одежду и украшения. Парь готовил свекор в подарок невестке. Он покрывался богатой резьбой, которая несла определенный сакральный смысл и должна была способствовать счастью, благосостоянию и многочадию молодой семьи. Обряд укладки паря являлся важным моментом мордовской свадьбы. Он являлся не только знакомством с материальным благосостоянием невесты, но и «обеспечивал» ее счастливую семейную жизнь. Поэтому вначале парь очищали от «нечистой силы» (обводили зажженной свечой, иконой, сыпали щепотку соли), затем на его дно клали деньги, хлеб, лепешки, иногда посуду, чтобы «сундук всю жизнь не был пуст, чтобы молодые жили богато». Когда выдолбленные пари стали заменяться дощатыми сундуками, этот обряд продолжал сохраняться. Сундуки заказывали мастеру, который часть заработанных денег клал внутрь него, «чтобы жизнь не была пустой»4. Еще одним предметом, употреблявшимся во время свадьбы, была коробочка кель парго (букв. короб-язык). Ее готовили для невесты родственницы, наполнявшие коробочку кольцами. В доме жениха молодая все время держала ее в руках, и каждый раз, когда к ней обращались за чем-либо или оказывали какую-то услугу, она вместо ответа, или в знак благодарности дарила кольцо из коробочки. После свадьбы новобрачная прятала ее в сундук и хранила до конца жизни. В свадебных обрядах часто фигурирует и различная посуда. Так, распространенным свадебным обрядом было битье горшков, который совершался в доме жениха. Бытовал он и у русских, символизируя потерю невинности молодой. Среди мордвы такое значение ему стало придаваться лишь с начала XX в., да и то не повсеместно. Основным же его предназначением было «выселение» из избы «нечистой силы», которая, якобы, проникала туда вместе с посторонними, когда двери были открыты для всех. В некоторых селах битье горшков
сопровождалось игрой на дудках и ударами в печные заслонки, что подтверждает апотропеический характер данного действия. С течением времени, ему стали приписываться и другие функции. Так у мокши, горшки били стряпухи на третий день свадьбы и затем плясали на них, чтобы жизнь молодых была счастливой и веселой. Кроме того, это являлось знаком для родственников новобрачной о том, что им пора отправляться домой. В мордовских селах Абдулинского и Северного районов Оренбургской области, описываемый обряд сохраняется и теперь. Гости, на второй день свадьбы, бьют горшки, пляшут на них, а затем просят, чтобы молодая показала, какая она хозяйка – подмела за ними пол. Заметным обрядом мордовской свадьбы было подставление сковороды под ноги невесты во время встречи ее в доме жениха. В сковороду насыпали хмель, который нередко поджигали, или горящие угли. Молодушка должна была трижды отшвырнуть ее. По тому, как падала сковорода, судили о будущей жизни молодых: если она перевертывалась дном вверх – это сулило несчастье, если же оставалась дном вниз, и притом хмель не просыпался, это было предзнаменованием счастливой жизни новобрачных. Кроме того, с помощью этого ритуала старались определить характер невесты: если она с силой отталкивала сковороду, полагали, что она сердитая и непокорная; если тихо – то считали, что у нее мягкий характер. Кроме того, сковорода здесь выступала и как знак будущих обязанностей молодой. Родственница, которая ставила ее к ногам новобрачной, говорила: «Будь пекущей и варящей».5 В настоящее время данный обычай в тех местах, где он сохранился, превратился в развлечение, повод для шуток и смеха. Таким образом, бытовые предметы, включенные в тот или иной этап свадебного действа, приобретали символическое значение. Они могли указывать на содержание обряда (сундукпарь невесты), служить атрибутами персонажей (кнут, коса или сабля старшего поезжанина), а также выполнять различные магические функции (оберегов, символов благополучия и плодовитости). Примечания Майнов В.Н. Очерк юридического быта мордвы. Записки РГО. СПб., 1885. Т. XIV. Вып. 1. С. 118. 2 РФ ГУ НИИГН. И-1135. Л. 9,36. 3 Евсевьев М.Е. Историко-этнографические исследования // Избр. труды Т. 5. Саранск, 1966. С. 278. 4 Полевые записи автора село Большая Ега Похвистневского района Самарской области, 1998 г. 5 Евсевьев М.Е. Указ. соч. С. 283. 1
Н. Ф. Беляева, д. и н., профессор МГПИ им. Евсевьева (г.Саранск)
НРАВСТВЕННЫЕ ЦЕННОСТИ В ТРАДИЦИОННОМ ПОВЕДЕНИИ МОРДВЫ *
* Работа выполнена при финансовой поддержке РГНФ (проект №03-01-00805 а/б) Сегодня многие народы переживают переломный момент в своей истории, рушатся привычные ориентиры, идеалы, а новые пока еще не укладываются в привычные рамки. Политическая нестабильность, длительный экономический застой, рост преступности, правовой беспредел создали атмосферу неверия в будущее. В этих условиях вполне естественно стремление людей, возродить прошлые духовные ценности, особенно те из них, которые служили стержнем нравственной культуры. Ценность – это разделяемые убеждения, представления относительно целей и принципов, к которым следует стремиться. Немецкий социолог М.Вебер считал, что человеческое поведение только тогда является осмысленным, когда соотносится с ценностями. Природа и содержание ценностей связаны с существенными элементами социального, этнического и религиозного сознания. Они впитали в себе особенности мифологии, культуры народа,
нормы обычного права. Ценности фиксируются в сознании людей в виде оценочных суждений, при этом хозяином оценок выступает не индивид, а общество, коллектив. Нравственно-этические ценности мордвы – это выработанная веками система представлений о взаимоотношении с окружающей природой, обществом и соответствующие ей образцы поведения. Они включают в себя все то, что прошло через моральное сознание и отношение людей, и на основе этого проявляется в их осмысленной деятельности. Это, прежде всего, правила, определяющие поведение, важнейшие духовные и душевные качества, необходимые человеку в обществе. В обыденном словоупотреблении зачастую «нравственность» и «этика» идентифицируются и выступают как синоним «морали». Первоначальная форма нравственной культуры связана с мифологическим мышлением. Мифы отражали племенные традиции, утверждали принятую в социуме систему ценностей, поддерживали и санкционировали определенные нормы поведения. Базисными понятиями нравственности на начальных этапах выступали добро и зло. Это нашло выражение в эпосе народа, в его легендах, сказках, афоризмах и т. п. В мордовской мифологии борьба между добром и злом представлена между двумя полярными началами: Комля ава (матушка и богиня дикой растительности – хмеля), символизирующая необузданные силы природы, буйства, неукротимость, избыток энергии, веселье, плотскую любовь, свободу и т. п., и Норов ава (богиня плодородия), выражающая порядок, спокойствие, ритм. В мифологических песнях, сказках, в эпосе поединок происходил между тотемомродоначальником, божеством-покровителем и его «двойником»-антиподом. В данных поединках отражено стремление мира к гармонии, равновесию, победе добра над злом. В устно-поэтическом творчестве мокши и эрзи добро олицетворяет собой светлое начало. Так, культурные герои как бы несут в себе солнечную энергию, облик их светоносен, лицо светится, а из глаз сыплются искры. В одежде также преобладает белый цвет. Например, родоплеменной предводитель мордвы Тюштя всегда в белой рубашке, на белом коне, с белой бородой, с белыми волосами. Персонажи темных сил представлены в черной цветовой гамме, их облик противостоит свету, т. е. добру. На уровне мифологического сознания победа положительного начала рассматривается как упорядочение мира. Герои в мифах и эпосе добывают людям необходимые ценности: огонь, живую воду и т. п., проявляя при этом те черты, которые составляют основу нравственности: представления о добре и зле, правде и справедливости, долге и назначении человека. Таким образом, в традиционном обществе мифология выступала как форма духовной культуры, утверждала принятую систему ценностей. Вместе с ритуалами, обрядами мифы были признаны как для упорядочивания первобытного коллектива, так и для выполнения функции мотивации поведения. Трансформируясь в культы, традиции, они выступали как источник нормативной деятельности, регулировали отношения между людьми, с окружающим миром. Характерной особенностью нравственно-этического сознания мордвы на ранних этапах его развития был довольно заметный экологизм, распространение моральных оценок на природные объекты: на животных, деревья, реки, родники. Антроморфизация окружающей среды являлась одним из факторов формирования гуманистических идеалов и нормативов поведения. Мокша и эрзя воспринимали природу как часть самого себя, и отношение к ней имело нравственный смысл. Стремление организовать свой образ жизни в гармонии с окружающей средой и равновесии с ее ресурсами способствовало выработке определенных правил поведения. О ценности восприятия окружающего мира свидетельствует наличие священных заповедных рощ, деревьев, которым придавалось магическое значение. В них не только не дозволялось рубить деревья, но запрещалось даже ломать ветки. Чтобы добиться расположения природных сил, искупить свою вину, устраивали различные моления,
совершали обряды, жертвоприношения. Данными актами пытались откупиться от природы за содеянное и тем самым избежать опасности со стороны ее автономных сил. Природоохранительные функции частично были заложены в запретах убивать тех или иных животных, птиц. Так, во избежании несчастья, не дозволялось разорять птичьи гнезда, убивать голубей, лебедей, земляного зайца. Под предлогом смерти жены или матери, во время родов строго запрещалось убивать самок животных. В хозяйственной практике наиболее распространенным способом восстановление природы выступали различные ограничения в пользовании. До начала ХХ в. широко бытовал обычай «заповедных лет», когда по решению сельского схода лес «закрывали» на несколько лет. С этого момента никто из жителей не имел права унести даже вязанку дров. Сельское общество обязывало крестьян соблюдать сроки и характер использования природных ресурсов, способы и приемы ведения хозяйства. Так, согласно обычаю, до Троицы не разрешалось изготавливать веники. Во время сбора грибов необходимо было сохранить саму грибницу. Свои правила действовали и в других сферах деятельности. Чтобы не препятствовать воспроизводству рыбы, запрещались ловля в период метания икры, делались индивидуальные запреты. Общепринятые нормы и стереотипы вынуждали людей соизмерять свои действия с возможной реакцией со стороны сельского схода. Выработанная народом определенная экологическая культура позволяла обеспечить равновесие с природой, что, несомненно, содействовало сохранности флоры и фауны. П.И. Мельников писал, что в старые годы на Горе росли леса кондовые и уцелели они лишь там, где чуваши, черемисы, да мордва живет.1 Распространение моральных оценок на природу и животных в значительной степени связаны с тем, что мордва долгое время жила в дремучих лесах, по берегам рек и ручьев. Естественный ландшафт обеспечивал ее продуктами бортничества, мясом, пушниной, рыбой, ягодами и грибами, целебными травами. Вполне возможно, что именно под влиянием антропоморфизации сознания сложился поэтический склад характера мордвы, на что обратил внимание Н. Флеровский, употребив выражение «поэтический мордвин». Древними нравственно-этическими ценностями, на основе которых шел процесс дальнейшего нравственного развития мордовского народа, являются чувства патриотизма и любви к родному краю, которые ассоциировались со своим домом, окружающей природой, народной культурой. Идеей неразрывной связи со своей землей, краем проникнуты почти все жанры мордовского фольклора. Ради своего народа, его счастья и свободы совершают подвиги многие герои сказок, легенд, преданий, при этом они всегда возвращаются в родные места, ибо: «Родное место за семью землями к себе тянет», «В родном краю, как в раю», «Родная земля – родная мать»2. Мордва чрезвычайно дорожила тем обстоятельством, что члены семьи не отбивались от родного дома, постоянно чувствовали связь с ним. Мокша и эрзя прибегали даже к некоторым магическим действиям, чтобы привязать детей к семье. При выборе брачной пары огромную роль играл территориальный фактор. Широкое распространение имел обычай заключать браки в пределах своей местности. В этом сказывалась народная житейская мудрость: учитывалась однородная среда, в которой росли и воспитывались юноши и девушки, что помогало им лучше узнать друг друга, адаптироваться и находить взаимопонимание. Мордве издавна были присущи чувства гордости за свой народ, осознания себя мордвином: «Мордва проста с виду, да не даст себя в обиду», «Мордовский народ – трудолюбивый народ».
В шкале нравственных ценностей выделяются и такие моральные качества как уважение к своим односельчанам, другим народам, которые определялись принципом: «Человека не бойся, бойся его оскорбить, огорчить». Мордва очень легко сближалась со всяким, в ком видела некоторое участие к себе. Иногда достаточно было двух-трех слов, сказанных ласковым, задушевным тоном, чтобы окончательно расположить в свою пользу первого встречного мордвина3. Особо тесные, уважительные отношения складывались с соседями. При покупке дома мокша и эрзя руководствовались правилом: «Ищи не хорошее место, а ищи хорошего соседа»4. В повседневном быту к соседям обращались за всякой помощью: можно было спросить лошадь, соху, хлеб, одолжить предметы быта и т. п. Умение жить в ладу с соседями – одно из условий крестьянской жизни. Без взаимной поддержки трудно было выстоять и противостоять, выжить. В системе важнейших нравственных приоритетов была семья и семейные отношения. Нравственной оценке подвергались самые важные аспекты соционормативного регулирования семейных отношений, в частности, условия и порядок семьи, формирование межличностных отношений, семейное главенство, правовой статус каждого члена семейного коллектива. Народное мировоззрение основой жизни человека, мерилом общественной значимости считало вступление его в супружество и рождение потомства. В крестьянском быту от наличия детей зависели и количество рабочих рук, и уход за родителями в старости. Исходя из этого, традиционное демографическое поведение мордвы было ориентировано почти на всеобщее вступление в брак и высокую рождаемость. Эти идеи красной нитью проходят через все произведения устно-поэтического творчества. Ими пронизаны многие календарные обычаи и обряды. Взаимоотношения в семье определялись через социокультурные роли полов, позволяющие мужчинам и женщинам ориентироваться во взаимоотношениях друг с другом, с окружающим миром, формировать поведение детей в соответствии с общепринятыми нормами. В силу народных традиций семейные отношения у мордвы строились исходя из повиновения старшим, на основании взаимной любви и уважения. Жить в ладу и согласии – вот принцип, которым руководствовалась мордва в семье и взаимоотношениях с миром. В повседневной жизни отношения между супругами отличались большой сдержанностью. Этические нормы поведения не допускали свободное внешнее проявление любви и привязанности. Считалось, что истинные чувства должны быть скрыты от постороннего взгляда, поэтому личные взаимоотношения даже между молодыми супругами, старались вуалировать. В традиционном быту, особенно в малых семьях, супруги являлись в большинстве случаев партнерами, как в домашнем хозяйстве, так и в деле воспитания детей. В культуре мордвы отцу и матери отводилось основополагающее положение, нередко переходившее в культ. Уважение и почитание родителей являлись базовыми в шкале нравственных ценностей, на основе которых выстраивалась вся пирамида нравственных норм и воспитания. Неуважительное и непочтительное к ним отношение считалось аморальными и сурово осуждалось. Согласно традиционному мировоззрению таких людей недолюбливают сами боги, их ждала неминуемая кара. В.Н.Майнов писал: «Не было случая, чтобы дети отказались давать содержание своим престарелым родителям, на человека такой факт навлек бы всеобщее презрение»5. В традиционном быту мордвы большое значение имела родственная солидарность. Согласно нормам обычного права, если у кого-нибудь из престарелых людей не было своих детей, то они находили приют у родственников и жили на полном их иждивении как члены семьи. Широкое распространение имел обычай брать к себе престарелых одиноких людей, состоящих в очень дальних родственных связях. По сообщению исследователей, мордвин
всегда находил своевременную поддержку и содержание у своих родственников или односельчан. У мокши и эрзи существовала масса слов для обозначения степени родства и родственных связей. В названиях отражается взаимное отношение членов семьи, место в семейной иерархии, статус каждого. Поистине надо долго жить в мордовской семье, чтобы привыкнуть к бесчисленному количеству разных наименований, которые они дают друг другу. Строго соблюдались обычаи приличия при обращении, так как замена одного обращения другим, менее почетным, влекла за собой часто большие семейные неудовольствия. Это объяснялось тем, что у мордвы вплоть до начала ХХ в. бытовали большие семьи, число членов которых доходило до нескольких десятков человек. Система терминов родства как раз и соответствовала состоянию и внутрисемейным отношениям в такой семье, в которой царил культ старшинства. Мордовская культура характеризуется высоким статусом родственных отношений по материнской линии. У мокши это выделялось и при помощи специальной терминологии. К этому следует добавить существование обычая наследования имущества. Если у единственного владельца не было прямых наследников, то у эрзи имущество передавалось только по мужской линии, а у мокши – если нет двоюродных братьев по мужу, – двоюродным по жене, затем – двоюродным сестрам по мужу, затем – таковыми по жене и т. п.6 Отношение между другими членами семьи складывались на основе патриархальной регламентации, наличием особой формы обращения. С особенным почтением относились к старшему брату и сестре. Высокую нравственную ценность имели такие качества, как трудолюбие, бережливость, честность, скромность. Мордва издавна славилась исключительным трудолюбием, миролюбивым и добрым характером. Эту особенность отмечали все ее соседи. По наблюдением В.Н. Майнова, мало кто мог сравниться с мордвином в знании самых ничтожных мелочей пчелиного хозяйства… Он круглый год был чем-нибудь занят, работал по 15-16 часов в сутки, почти не утомляясь. Чтобы составить себе представление о характере мордвина, писали наблюдатели, нужно было видеть его на работе: невозмутимое спокойствие, поразительное терпение и чрезвычайная старательность не покидали его при этом ни на минуту7. Неутомимое трудолюбие в определенной степени определяло уровень экономического благосостояния мордвы, которое было выше у окружающего его русского населения. Важным нравственным качеством человека было его физическое здоровье. Известный казанский антрополог Н.М. Малиев констатировал, что мордва – народ крепкий, здоровый, широкоплечий, с сильно развитой костной и мышечной системами. Мордовские волости представляют рекрут, принимаемых без браковки, и при смешанном населении мордва идут взамен русских и в особенности чуваш. Многие из мордовских новобранцев по своему росту и крепости телосложения зачислялись в гвардию8. Несомненно, что в формировании физического типа мордвы немаловажную роль играли народные способы укрепления здоровья детей. Они включали в себя создание здорового быта детства, сытное и разнообразное питание. Важнейшими средствами физического развития были игры, праздничные забавы. Хорошей физической подготовке способствовал труд. Народ стремился вырастить, прежде всего, здоровое потомство. Сына готовили как будущего главу семьи, который должен быть сильным, ловким, умеющим держать в руках соху, пахать землю и строить дом. А дочь – выполнять домашние функции: напрясть много пряжи, ткать длинные холсты, вышивать красивые узоры. К числу нравственных качеств относятся честность и правдивость. В многочисленных пословицах они выступают как обязательные требования к человеку: «Победишь не силой, а
правдой», «Правдой жить будешь – все добудешь», «Сильнее всего, правда»9. За эти качества мордву высоко ценили окрестные крестьяне, которые при подрядах и покупках руководствовались своеобразным правилом: с пригородными русскими крестьянами и мещанами дела не иметь; татар обязывать строгими условиями на законных основаниях, а мордвину – верить на слово. У мокши и эрзи не было выражения «честное слово»: по ее мнению, всякое обещание должно быть, безусловно, исполнено. Исстари повелось, что слово – дело священное, его и топором не вырубишь. При заключении договора стороны связывали у себя два волоса из головы и сплетали вместе, при этом произносилась клятва: «Бог нас связал – пусть он нас и развяжет. На договоре крепок – беде не быть»10. Мордва издавна славилась своим хлебосольством. Она с радушием и щедростью угощала как знакомых, так и незнакомых. В дни церковных и народных праздников, а также на семейные торжества в мордовские села как к своей родне съезжались русские, нередко чуваши и татары из окрестных сел. В традиционной культуре мордвы сложился своеобразный кодекс, регламентирующий права и обязанности хозяина и гостя. В основе его лежит принцип: «Последнее принеси, но гостя угости». Обычаи гостеприимства играли огромную положительную роль в нравственном воспитании. Они учили щедрости, приветливости, умению жить в ладу с родственниками и соседями. Гостеприимство – это не только акт мимолетной вежливости, а высокое моральное качество, показатель внутренней культуры. В традиционном мировоззрении оно рассматривается как важнейшее условие интернациональной связи между народами, источник симпатии и взаимного понимания и поддержки. В воззрениях мордвы важным нравственным качеством человека считались бережливость и запасливость. По этому поводу народная мудрость наставляет: «Что приобретено, то и добыто», «Легко пройти путь свой, когда есть хлеб с собой», «Запасенное добро своей цены не потеряет», «Кто запас не бережет, тот в долгах живет»11. Дети были свидетелями того, как из поколения в поколение передавались украшения, прекрасно вышитые рубахи, головные уборы. Они хранят древнюю культуру народа и являются своего рода выражением национальной сущности. С ранних лет приучали молодое поколение беречь то, что добыто трудом и потом, беречь природные ресурсы и не убивать без нужды животных. Они были свидетелями того, как взрослые собирали каждую крошку хлеба со стола, как убирали поле, чтобы не осталось ни одного колоска, как осторожно собирали грибы, чтобы на этом же месте выросли новые. Все это не оставалось без внимания и входило в сознание с малолетства. Большим пороком в народе считалось воровство. Именно за кражи существовали самые жестокие, публичные наказания. Наиболее распространенным способом было проведение злоумышленника по улице села с привязанной на шее ворованной вещью. Неисправимых воров изгоняли из села, а для мордвина не было тяжелее наказания, чем расставание с родным домом. Строгие меры применялись и по отношению к детям, очень редко дело заканчивалось только внушением. «Сначала возьмешь, потом украдешь и скоро вором станешь», «Украденное добро – не добро», «Кражей – утробу не насытишь» – предупреждает народная мудрость12. В шкале нравственных ценностей высоко котировалось знание своей культуры, народного фольклора. Мордва отличалась веселым нравом. Как отмечает В.А. Ауновский: «Мордвин не может без песен жить, и поет в любых условиях. В летнюю страдную пору, после дневных трудов, он с песней возвращается домой, как бы с веселой пирушки»13. Журнал «Природа и люди» в 1878 году писал: «Веселость – одна из отличительных черт мордвы. И в радости, и в горе, и возвращаясь с полевых работ, она почти постоянно ходит с песнями. Мордвины и мордовки отличаются сильным, густым голосом, поэтому пение их можно было услышать как гул на несколько верст вокруг, особенно вечером в летнюю пору…»14.
Привитие детям любви к родному языку, народным традициям, песням и танцам являлось важнейшей обязанностью семьи и общины. Нормы морали предусматривали воспитание у молодого поколения скромности, послушания. Эти качества особенно ценились в девушке. О такой снохе мечтала каждая свекровь. «Невестушка послушна – в сердце у свекрови радость (подарок)», – утверждает народное изречение15. Как видим, свод нравственных норм очень прост, но в них огромный многовековой опыт. В процессе формирования этих качеств предусматривались различные способы воздействия на личность. Одним из основных условий является воспитание нравственности с ранних лет. Наклонности и качества, приобретенные с детства, по большей части остаются в нем на всю жизнь. Наряду с тем, что детям старались привить хорошее и разумное, важным считалось и то, чтобы оберегать их от всякого дурного, плохих примеров и действий. Народная мудрость учила, что ребенок должен отвечать за свои поступки. И не надо ждать, пока он вырастет и поймет. Необходимо с малолетства останавливать его, вразумлять, чтобы плохое поведение не перешло в привычку. В народной культуре формирование морального облика человека считалось долгом семьи перед обществом и важнейшим условием обеспечения себе достойной старости. Эти мысли красной нитью проходят через всю мировоззренческую систему мордвы. Народные изречения утверждают: «Детей хорошими вырастишь – род свои прославишь», «Выучишь сына – будет сыном, избалуешь – наплачешься»16. На характер нравственного воспитания существенное влияние оказывали религиозноэтические нормы. Они во многом определяли хозяйственную, социальную жизнь, семейные и общественные отношения, культуру и быт, этнические контакты. В ряде случаев религиозные воззрения способствовали сохранению национального языка и национальной культуры. Религиозность, соблюдение норм культового этикета считались признаком нравственности. Фактически каждый человек знал обычаи и традиции жителей своей местности. О них узнавали с самого раннего детства, выполняя определенные обрядовые функции, а также на примере своей семьи, соседей, общины. Дети видели, что с молитвы, благословений взрослые начинали и кончали день, к молитве, с просьбой к богу, различным покровителям обращались в важных и незначительных делах. Одним их верных и действенных способов соблюдения норм нравственности было воспитание детей в страхе божьем, на вере в небесную кару и возмездие. С малолетства сообщались понятия о том, что грешно, за что налагается наказание, что такое зло. Это чувство становилось тем стержнем души, которое сдерживало от всякого порочного и бесчестного поступка. Воспитывать детей в добром поучении, учить страху божию, вежливости и всякому порядку – вот основные заповеди, которым учила народная мудрость. Богобоязнь была важным средством сдерживания, сохранения порядка, дисциплины, как в семье, так и в обществе. Именно потеря веры, на наш взгляд, привела к бездуховности, к утрате многих принципов нравственности. В выработке жизненных позиций, ценностных ориентаций большую роль играла община. Строжайший контроль, цензура нравов оказывались лучшими регуляторами поведения. Необходимым средством приобщения молодого поколения к системе моральных норм являлись народные обычаи, обряды, традиции. Участвуя в обряде, каждый человек втягивался в особый, необычайно психологически насыщенный мир и становился неотъемлемой частью всего коллектива. С помощью обряда регулировалось поведение всех членов общины, формировалось моральное единство. Разумеется, мы ни в коем случае не склонны идеализировать нравственные ценности. Как и всякая часть культуры, они изменялись вместе с развитием общества. Многие из представлений, ценностных установок не соответствовали нормам обыденной жизни,
вносившей свои коррективы. Сами представления о добре и зле менялись от поколения к поколению и часто прямо противоречили друг к другу. Однако в нравственных традициях много рациональных зерен, много разумного, доброго, вечного. Включение лучших нравственных традиций в современную практику способствует восстановлению культурноисторических корней, нарушенную связь времен, поколений, установить преемственность, диалог культур. Следует отметить, что в последние годы возвращается к новой жизни традиционные праздники, являющиеся духовной памятью народа. Через них закреплялись определенные нормы поведения, являясь эмоциональной стороной духовности. Возрождение народных традиций, несомненно, повлияют и на нравственную культуру. Примечания Мельников П.И. На горах. М., 1956. Т. 1. С. 34. Устно-поэтическое творчество мордовского народа. Саранск, 1967. Т. 4. С. 65-66. 3 Пургасов (Преображенский) Д.В. Жизнь дореволюционной мордвы. История, предания, быт, обычаи, верования. М., 1995. С. 42. 4 Мордовские пословицы, присловицы, поговорки. Саранск, 1986. С. 34. 5 Майнов В.Н. Очерки юридического быта мордвы. СПб., 1885. С. 135. 6 Там же. С. 187. 7 Там же. 8 Малиев Н.М. Общие сведения о мордве Самарской губернии; их антропологический характер; поздние браки и влияние их на крепость сложения народа. Национальные особенности черепа // Протоколы заседаний общества естествоиспытателей при Казан. ун-те. Т. 9. 1877–78 гг. Казань, 1878. С.8. 9 Устно-поэтическое творчество мордовского народа. Саранск, 1967. Т. 4. С. 270, 271. 10 Пургасов (Преображенский) Д.В. Указ. соч. С. 42. 11 Мордовские пословицы... С. 149, 150. 12 Там же. С. 109, 110. 13 Ауновский В.А. Этнографический очерк мордвы-мокши // Памятная книжка Симбирской губернии на 1869 г. Симбирск, 1869. 14 Цит. Пургасов (Преображенский) Д.В. Указ. соч. С.44. 15 Мордовские пословицы... С. 46. 16 Устно-поэтическое творчество мордовского народа. Т.4. С. 77, 78, 80. 1
2
И. Г. Буйнова, преподаватель МГУ им.Н.П.Огарева (г.Саранск)
К ВОПРОСУ ОБ ОБЕСПЕЧЕНИИ ГОРНОЗАВОДСКИХ РАБОЧИХ ПОСТРАДАВШИХ ОТ НЕСЧАСТНЫХ СЛУЧАЕВ В ПРОМЫШЛЕННЫХ ЗАВЕДЕНИЯХ
Из года в год, по мере развития промышленности, увеличивается число несчастных случаев с рабочими, нередко заканчивающихся смертельными исходами. Это в совокупности с развитием профессиональных болезней, вызываемых условиями производства, актуализирует вопрос о мерах обеспечения пострадавших рабочих и их семейств. Особенно остро данный вопрос начинает обсуждаться как в предпринимательской среде, так и в различных государственных комиссиях с середины 80-х гг. XIX в. Анализ архивных источников по ряду горнозаводских округов показывает следующее положение рабочих пострадавших от несчастных случаев. По Первому Замосковному горному округу сведения имеются относительно товарищества Московского металлического завода и Чулковской компании каменноугольного производства. На Андроновском заводе Московского товарищества всем больным рабочим, временно лишившимся возможности работать, во время болезни выдавалось пособие от завода в следующих размерах: постоянным рабочим – от 40% (холостым), до 60% (для семейных) их подённого заработка и, кроме того, половина отпускаемых из лавки общества потребителей при заводе харчей; временным же рабочим одно пособие без харчей1. За увечье, повлёкшее за собой ту или другую степень инвалидности, а равно и смерть, по особому соглашению назначалось единовременное пособие или пенсия: инвалиду – в размере до 2/3 его последнего годового заработка; временно лишенному трудоспособности – не более 1/2 пенсии, причем за полную инвалидность, а семействам рабочих, умерших от увечья – в размере 60% годового заработка2.
На Чулковских каменноугольных копях больные и выздоравливающие рабочие по выписке их из больницы получали на руки по 25 коп. за каждые сутки пребывания в больнице3. Больничные деньги выдавались и тем больным рабочим, которые лечились на дому под присмотром врача или фельдшера. Инвалиды или наследники их имели право претендовать на единовременное пособие, размер которого устанавливался в зависимости от степени инвалидности, семейного и имущественного положения пострадавшего. Во Втором Замосковном горном округе на Мальцевских заводах принято было, при заболевании или в случае увечья рабочих выдавать за время лечения половину подённой платы, а если рабочий становится неспособным к труду или умер, то завод назначал ему или его семье пенсию по соглашению. Служащим на заводах Людиновском и Сукременском, а также на железной дороге Мальцевского товарищества в конце 1895 г. было разрешено учредить ссудно-сберегательную и вспомогательную кассу, которая в том числе ставила перед собой цель выплаты членам кассы и их семействам в некоторых случаях, безвозвратных пособий4. Каждый член кассы обязан был при вступлении в нее внести единовременно 1% с месячного оклада, получаемого им вознаграждения, и с него удерживалось в кассу ежемесячно от 1 до 6% с этого оклада, в пределах указываемых самим членом кассы. Членам кассы, или за смертью их, их семействам, впавшим в крайнюю нужду, вследствие каких-либо непредвиденных обстоятельств (болезнь, увечья, пожар, смерть члена семьи) могли быть выданы безвозвратные пособия. Общее определение случаев выдачи пособий и размера их принадлежало общему собранию; а реальное назначение пособий в каждом частном случае принадлежало правлению. В Средне-Волжском горном округе, в частности на Кулебакском заводе вспомоществования выдавались с 1881 г. по правилам вспомогательной кассы рабочих и служащих на заводах общества Коломенского машиностроительного завода. Вспомогательный капитал кассы был предназначен на постройку помещений для отдачи в наём нуждающимся рабочим за плату, по средствам которой шло возмещение необходимых расходов на выдачу пенсий, пособий и ссуд рабочим и служащим5. Когда рабочий или мастеровой получит увечье по собственной вине, то: 1) в случае временной нетрудоспособности – женатому рабочему оплачивалось лечение и 1/3 месячного заработка единовременно, неженатому – одно лечение; 2) в случае полной нетрудоспособности выплачивалось единовременное пособие от 25 до 100 руб.; 3) если же рабочий умирал в течение 3 месяцев со дня полученного увечья, то его семье и нетрудоспособным родственникам выдавалось пособие такое же как инвалидам6. Когда рабочий или мастеровой получал увечье по вине завода, то: 1) если он оставался трудоспособным, кроме лечения, ему выдавался полный месячный заработок; 2) если он терял трудоспособность – ему назначалось ежемесячное пособие в размере его ежемесячного заработка; 3) если он умер – вдове выдавалось ежемесячное пособие в размере 1/2 месячного заработка рабочего до вторичного вступления в брак, а детям до момента трудоустройства7. Когда рабочий лишался трудоспособности не по этим причинам, ему выдавалось пособие в размере от 1 до 3 руб. в неделю. Пенсии выдавались рабочим, которые беспрерывно работали на заводах общества 20 лет и более, достигнувшим 60 лет от роду женатым до 15 руб. в месяц, холостым до 10 руб., семействам же умерших рабочих назначалось только единовременное пособие в размере согласно времени службы рабочего на заводе от 15 до 50 руб.8 На заводах и рудниках товарищества Сызранского асфальтового завода до начала 90-х гг. ХХ в. выдавалось вознаграждение пострадавшим на работах рабочим и их семействам по усмотрению правления товарищества, а с начала 1894 г. было введено коллективное страхование рабочих от несчастных случаев в страховом обществе «Россия»9.
Северный горный округ. Кроме пособий из штрафного капитала, денежное вспомоществование рабочим во время болезни, а также вознаграждение за увечья производилось и за счёт заводов, из которых можно выделить Невский завод, где за счет заводовладельцев выдавалась половина выплаты по потере трудоспособности10. На СанктПетербургском железопрокатном заводе все пособия рабочим выдавались из средств завода, причём штрафной капитал служил лишь для вспомоществования семьям рабочих, а также на покрытие средств по погребению. При назначении пособий в случае болезни рабочих СанктПетербургский завод руководствовался таблицей 111: Размер подённой платы 80 коп. 90 коп. 1руб. 00 коп. 1руб. 10 коп.
Размер пособия в день 54 коп. 56 коп. 58 коп. 60 коп.
Т. е. на каждые 10 коп. прибавляющейся подённой платы пособие в день увеличивалось на 2 коп., причём наивысший размер пособия составлял 1 руб. в день. Кроме того, на том же заводе все рабочие и служащие с конца 80-х гг. страховались от несчастных случаев в одном из страховых обществ. Путиловский завод назначал вознаграждение только в случае необходимости усиления пособия, выдаваемого из штрафного капитала12. На Урале на всех заводах Вятского горного округа пользовались бесплатным лечением и медикаментами не только собственно горнорабочие, но и все население близ лежащих деревень, без особого за это вознаграждения со стороны земства13. Получившим же на заводских работах увечья или неизлечимую болезнь, а равно престарелым рабочим и их семействам всё заводоуправление назначало пособие деньгами или мукой. Меры по материальному обеспечению рабочих, потерявших способность к труду, по отдельным заводам в конце 80 – начале 90-х. гг. ХХ в. представлялись в следующем виде 1) На Холуницких заводах для выдачи пособий и пенсий получившим увечья на заводских работах, престарелым и слабосильным рабочим и семьям умерших мастеровых привлекали следующие источники: а) из заводской кассы выдавались пенсии и пособия в счёт текущих заводских накладных расходов; б) так называемая благотворительная касса завода, образованная из пожертвованных владельцами завода 26 000 руб.; в) фонды благотворительного общества, доходы которого состояли из членских взносов заводовладельцев, служащих, сельских обществ и пр.14 2) На Омутинских заводах Пастухова от заводоуправления выдавались пособия в размере от 1 до 3 руб. на семейство на месяц15. 3) В Кувинском заводе графа Строганова рабочим, проработавшим на заводе беспрерывно от 35 до 40 лет выдавалось за счёт завода пожизненное пособие; рабочие потерявшие трудоспособность вследствие несчастного случая на производстве и неспособные к труду пользовались либо пожизненным, либо временным пособиями, причём такие пособия выдавались и семействам умерших из пожертвований графа С.Г.Строганова16. В Пермском горном округе кроме обязательного дарового лечения, пострадавшие, в случае лёгких увечий, назначались на менее тяжёлые работы, в случае же неспособности к труду, выплачивалась пенсия, которая после смерти пенсионера в уменьшенном размере переводилась на обеспечение его вдове и детям. Так, в частности на заводах княгини Лазаревой рабочим, выслужившим не менее 35 лет, назначалась пенсия в каждом отдельном
случае от 3 до 60 руб. в год17. В случае увечья на заводских работах, повлекших за собой неспособность к труду, пострадавшему назначалась пенсия наравне с выслужившим срок. В акционерном обществе «Кама» пособия выдавались пострадавшим от заводских работ семейным, если они лечатся на дому – 1/2 средней за год подёнщины ежедневно; если же лечатся в больнице – 1/2 платы лечащегося на дому; пострадавшим, не имеющим семей, кроме лечения в заводской больнице пособия не выдавались. В случае если пострадавший совершенно лишился трудоспособности, ему назначалась пенсия 25 коп. в день18. На Усольско-Ленвенских соляных промыслах наследников графа Д.П.Шувалова в случае смерти и увечья рабочего назначалась пенсия в размере от 1/3 до 3/4 месячного заработка19. В Оренбургском горном округе хозяева золотых промыслов, во избежании судебных процессов, вознаграждало потерпевших при горных работах, единовременной выдачею увеченным и вдовам убитых от 10 до 100 руб.20 Источники финансирования, суммы пособий, характер неспособности к труду, возможность рабочему рассчитывать на пособие, право членов семей на получение пособия, продолжительность выдачи пособий – все эти факторы настолько разнообразны (иногда даже на различных заводах одного заводовладельца), что вызывает определенные трудности при проведении сравнительно-сопоставительного анализа. Приведённый выше обзор мер, принимаемых частными горнозаводчиками и горнопромышленниками для обеспечения их рабочих, по той или иной причине лишившихся способности к труду и образованных для сей цели обществ и касс, а также специальных пожертвованных капиталов, показывает, что не существовало никакой единой стратегии обеспечения рабочих, пострадавших от несчастных случаев на производстве. В большинстве случаев обеспечение рабочих поставлено было так, что они не имели права требовать какоголибо обеспечения, а выдача его или отказ очень часто зависели от воли заводовладельца (это естественно для патерналистских отношений в системе предприниматель-рабочийгосударство), а значительная часть созданных для оказания помощи пострадавшим рабочим учреждений существовали за счет благотворительных взносов, что не гарантировало стабильности обеспечения рабочих. Примечания РГИА, ф. 20, оп. 2, д. 1778. По вопросу об ответственности владельцев промышленных предприятий за увечья и смерть больных. 1879. Л. 283. Там же. 3 Там же. 4 Там же. 5 РГИА, ф. 37, оп. 74, д. 192. Статистические сведения о количестве рабочих, условиях жизни и заработной плате по округам. 1881–1916. Л. 135. 6 Там же. 7 Там же. 8 Там же. 9 Там же. 10 Там же. 11 РГИА, ф. 20, оп. 2, д. 1779. По вопросу об ответственности владельцев промышленных предприятий за увечья и смерть больных. Л. 285. 12 Там же. 13 РГИА, ф. 37, оп. 74, д. 196. Статистические сведения о рабочих, о несчастных случаях, о пенсии. 1880–1894. Л. 149. 14 Там же. 15 Там же. 16 Там же. 17 РГИА, ф. 37, оп. 74, д. 200. Статистические сведения о количестве рабочих, их быте, условиях жизни, о несчастных случаях и добыче полезных ископаемых. 1881-1913. Л. 108. 18 Там же. 19 Там же. 20 РГИА, ф. 37, оп. 74, д. 196. Статистические сведения о рабочих, о несчастных случаях, о пенсии. 1880–1894. Л. 150. 1
2
О. Б. Шапошникова аспирант МГУ им. Н.П.Огарева (г.Саранск)
ИСТОРИЯ ЖИЗНИ И ДЕЯТЕЛЬНОСТИ Ю. С. НЕЧАЕВА–МАЛЬЦОВА (К ВОПРОСУ О ПРИМЕНЕНИИ БИОГРАФИЧЕСКОГО МЕТОДА)
Общество, как миллионы подобных Ю. С. Нечаеву-Мальцову, не может быть понято как постоянный инновационный процесс без учета творчества массовой личности, воспроизводящей общество и государство. В связи с этим возникает вопрос о соотношении личной и массовой интерпретации. Общество не является механическим скоплением людей. Люди объединяются по разным основаниям, что приводит к формированию у них определенных обязанностей культуры. Их можно рассматривать как субкультуры, как формы культуры. На основе выявления такого рода групп, анализа культурной и нравственной специфики создается важное звено решения анализируемой проблемы в масштабе общества. Параметры роста и детерминанты развития отдельных личностей неодинаковы. Весьма интересным может быть сопоставление этих параметров с этапами «жизненной истории». Выявленные в результате такого рода сравнения закономерности позволяют обнаружить взаимосвязь микро- и макроуровня и увидеть, как в истории одного человека, семьи переломляется сложный и противоречивый путь развития российского общества. Для отечественной исторической науки фигура любого её представителя имеет большое значение. Тем более это относится к известным деятелям. Еще великий русский историк В.О.Ключевский заметил, что «исторический процесс вскрывается в явлениях человеческой жизни»1. Через призму отдельных выдающихся деятелей проступает скрытая суть событий и неповторимая атмосфера времени. Незаурядная личность Юрия Степановича Нечаева-Мальцова бесспорно заслуживает пристального внимания. Однако обстоятельства сложились таким образом, что он стал одной из малоизученных фигур в русской истории 19 века. Это наследник огромных состояний двух известных династий – Мальцовых – предпринимателей – промышленников и Нечаевых – государственных деятелей, который совместил в своей деятельности два противоположных начала: получение прибыли и бескорыстная ее передача обществу. Богатый и независимый, он не соблазнился ни возможностью сделать себе блестящую карьеру на дипломатическом поприще, ни легким и приятным прожиганием жизни. Он посвятил себя заводскому делу (его деятельность в этой сфере следует признать весьма успешной), делу благотворительности и меценатства. Светская жизнь Ю.С.Нечаева-Мальцова была отмечена периодом блестящих приемов. С восторгом о доме Нечаева-Мальцова писал очевидец: « Богатство и блеск обстановки трудно себе представить. Тут каждый стул, каждая рама, каждая канделябра – предмет искусства… Плафоны в гостиной и зале писаны Семирадским, есть целый кабинет, расписанный сплошь Айвазовским… Зимний сад полон тропических растений колоссальных размеров, фонтан бьет до очень высокой кровли. Из множества гротов шумят ручьи… Это, особенно при электрическом освещении, что-то волшебное, феерическое…»2. Но он, не жалея средств для собственных прихотей, не забывал и о христианском долге, помогать обществу. Как благотворителю ему было трудно найти равных. В 1884 г. Николаевская детская больница приобрела в нем деятельного почетного члена своего хозяйственного Комитета. Во время неурожая в 1881 г. Юрий Степанович вошел в состав особого комитета, образованного под председательством Наследника Цесаревича, Николая Александровича, для оказания помощи пострадавшим от неурожая. Из множества общественных организаций он особо внимательно относился к Екатерининскому дворянскому воспитательному заведению, где был попечителем, к дому трудолюбия в Рязани (был почетным членом) и к больнице Св. Евгения (был почетным членом и учредителем хирургического павильона). Свыше шестидесяти тысяч им ежегодно раздавалось на бедных в Москве3.
В 1885 г. им было основано во Владимире Техническое училище имени И.С. Мальцова – лучшее в Европе по техническому оснащению, в его постройку и оборудование было вложено сто тысяч рублей. Будучи вице-председателем Общества Поощрения Художеств, он финансировал издание журнала «Сокровища России», и реставрацию первой русской мозаичной работы М.В.Ломоносова, изображающей Полтавский бой4. Стремление Нечаева-Мальцова к созданию высокохудожественных архитектурных сооружений, сказалось в его заказах на строительство церквей в Гусь-Хрустальном и селе Березовка. Храм Св. Георгия по проекту Л.Н.Бенуа в Гусе-Хрустальном – здание грандиозное по замыслу и совершенное по исполнению. Сооружение храма обошлось ему в сумму около двух миллионов рублей5. В селе Березовка построена церковь в память «убиенных в Куликовской битве», о которой мечтал его отец. Церкви расписывал В.М.Васнецов, знаменитый мастер Фролов делал мозаики. Нечаева-Мальцова часто спрашивали, почему он не пожалел колоссальных средств для украшения фабричной и сельской церквей в глуши Владимирской губернии. «А отчего стоит город Орвиетто в Италии? Для посещения его собора ездят иностранцы из далека… Будет время, когда художники и ценители русского искусства станут ездить и на наш Гусь…» – отвечал Нечаев-Мальцов. Вслед за храмами – памятниками в Гусь-Хрустальном была построена богадельня имени И.С.Мальцова, а в Москве, на Шаболовке – дворянская богадельня имени С.Д.Нечаева (архитектор Р.И.Клейн). Но все же лучшим памятником меценатской деятельности Ю.С.Нечаева-Мальцова явился Государственный Московский музей изящных искусств имени А.С.Пуш кина на Волхонке, который ныне по праву считается одним из крупных культурных центров России. Разумеется, отнюдь не горячо любимый «Пушкин» создал музей, а профессор И.В.Цветаев, архитектор Р.И.Клейн и Ю.С.Нечаев-Мальцов. И если имена первых двух увековечены мемориальными досками у входа в «храм искусств», то знаменитый в прошлом меценат, миллионами оплативший строительство музея, дождался этой цели лишь в 1992 г. И.В.Цветаев восторженно писал о Ю.С.Нечаеве-Мальцове: «Один такой покровитель Музея стоит мне целого десятка московских купцов и бар»6. Вклад его был колоссален. Входящего в музей поражают, построенные на его средства мраморная (единственная в Москве) с гранитная облицовкой, беломраморная колоннада главного фасада; портик, украшенный фризами работы академика Гуго Залемана; оформление центральной парадной лестницы разноцветными породами венгерского мрамора. Ю.С.Нечаевым - Мальцовым приобретены для музея ряд очень ценных экспонатов. И это не считая первого его пожертвования – двадцатиметрового фриза – копии мозаичных панно собора Св. Марка в Венеции. Но поистине меценатским подвигом стала его поддержка музея после 1905 г., когда общество охладело к проекту. Только Нечаев - Мальцов не оставил музей. Он единолично взял на себя финансирование работ по его отделке, пожелав действовать, как лицо анонимное, несмотря на то, что на тот момент его капитал уже был значительно истощен. Его затраты исчисляются в сумме свыше 2,5 миллионов рублей, что соответствует 58% общей стоимости постройки (государь же, имя отца которого носил музей в прошлом, дал только 300 тысяч рублей)7. О щедрости главного покровителя музея И.В.Цветаев писал: «Юрий Степанович делал колоссальные по стоимости заказы… далеко превысившие наши мечты и грезы… эта щедрость русского аристократа телом и душою и этот благодушный и скромный тон широкого меценатства глубоко трогали меня…»8. Историография изучаемой проблемы весьма невелика. Необходимо сразу отметить, что специальных и, в целом охватывающих деятельность Ю.С.Нечаева-Мальцова, как предпринимателя и мецената, исследований нет. Однако есть ряд работ, в которых его благотворительная и предпринимательская деятельность в той или иной мере затрагивалась9. Лишь с начала 90-х гг., когда интерес к истории отечественного предпринимателя и мецената
заметно возрос, фамилия Нечаева-Мальцова стала чаще появляться на страницах научной, краеведческой и периодической печати. Можно назвать лишь несколько работ, частично затрагивающих эту тему10. В коллекции источников, касающихся деятельности Ю.С.Нечаева-Мальцова можно выделить две основные группы материалов. Первую группу составляют немногочисленные дела, посвященные предпринимательской деятельности Нечаева-Мальцова, содержащиеся в фонде Центрального исторического архива Московской области (ЦИАМ). Они позволяют оценить деятельность Товарищества «Юрий Степанович Нечаев-Мальцов. Наследники». Вторую – наиболее представительную группу источников, составляют работы, затрагивающие деятельность Нечаева-Мальцова, как благотворителя и мецената. В данной сфере наиболее активно разрабатывался фонд Государственного музея изящных искусств им. А.С.Пушкина (ГМИИ). Там хранится переписка Нечаева-Мальцова и И.В.Цветаева, Р.И.Клейна, записи И.В.Цветаева о заслугах и пожертвованиях Ю.С.Нечаева-Мальцова в создании музея, газетные вырезки, а так же материалы собранные в последние десятилетия, связанные с возникшим интересом к деятельности и личности Нечаева-Мальцова, как одного из крупнейших меценатов дореволюционной России. В настоящее время Государственным музеем изящных искусств имени А.С.Пушкина по этим материалам к изданию готовится трехтомный сборник, посвященный созданию музея. Следует отметить, что хотя значительная часть материалов была уже привлечена для изучения деятельности Ю.С.Нечаева-Мальцова, но далеко не всегда они получали должного научного освещения, так как авторами большинства публикаций являются историки – краеведы, которые использовали преимущественно описательный метод. Поэтому необходимо дополнительно проработать все обнаруженные источники, которые позволят проанализировать различные аспекты деятельности Нечаева-Мальцова. В процессе проведения исследования необходимо использование биографического метода – одного из разновидностей антропологических методик. Данный метод представляет собой не просто биографическую сводку, описывающую этапы жизненного пути, дающую личностные характеристики и не выходящая за рамки, так называемой бытовой «событийной» истории. Метод жизненной истории позволяет добавить новые моменты в осмысление глобальных проблем, например процесса модернизации, представляя его, в том числе и как процесс субъектирования, индивидуализации жизни, в русле которого биография становится центральным социальным измерением. Индивидуальное сознание является ключом к познанию социальной действительности Примечания Ключевский В.О. Сочинения в девяти томах. М., 1990. Т. 1. С. 34. 2 ГМИИ. Архив. Фонд 2. Коллекция 21. Ед. хр. 42. Биографические материалы о: Мальцовых, Нечаевых., Игнатьевых, Демидовых и других. (выписки из книг и документов, газет и журналов). Собрано А.А.Демской. 3 О Ю.С.Нечаеве-Мальцове (некролог) // Владимирские губернские ведомости. 11.10.1913. № 41 4 Ю.С.Нечаев-Мальцов // Новое время. 20.09.1909. № 12042 5 Ю.С.Нечаев-Мальцов // Русское слово. 08.10.1913. 6 ГМИИ им. А.С.Пушкина. Из архива ГМИИ. История создания музея в переписке профессора И.В. Цветаева с архитектором Р.И. Клейном и других документах (1896-1912) М., 1977. С. 256 7 ГМИИ. Архив, ф. № 2, 6, оп. 1, 2. Отчеты Комитета по устройству Музея и записи проф. И.В.Цветаева (1899, 1900, 1901, 1902, 1904, 1908, 1911, 1913). 8 И.В.Цветаев создает музей / Составители: А.А.Демская, Л.М.Смирнова. М., 1995. 9 ГМИИ им. А.С.Пушкина. Из архива ГМИИ. Цветаев И.В. История создания музея в переписке профессора И.В.Цветаева с архитектором Р.И. Клейном и др. документах: В 2 т. М., 1997. Т. 1-2; ГМИИ им. А.С.Пушкина. Из архива ГМИИ. Коллекция 21. Ед. хр. 49. Труды и жертвы Ю.С.Нечаева-Мальцова по музею изящных искусств при Московском Университете Александра III. СПб., 1902. 10 Арсентьев Н.М., Макушев А.А. Хрустальные короли России. Промышленное хозяйство и предпринимательская деятельность Мальцовых в 18–19 веках. М., 2002; Гущина Е.В. Династия Мальцовых в промышленности и общественной жизни России 17–18 веков // Тезисы региональной научно-практической конференции «Исторические наименования – память народа». Горький, 1990. С. 23–24; Заводчики Мальцовы: (Четыре поколения русской промышленности) // Реализм исторического мышления. Проблемы отечественной истории периода феодализма. Чтения, посвященные памяти А. Л. Станиславского: Тезисы докладов и сообщений. М., 1991. С. 65–66; Из истории российского предпринимательства: династия Мальцовых. М., 1997. 1
И. С. Максимов, к. и. н, доцент МГУ им. Н.П.Огарева (г.Саранск)
УСИЛЕНИЕ ЭКСПЛУАТАЦИИ КРЕСТЬЯНСТВА СРЕДНЕГО ПОВОЛЖЬЯ В ХОДЕ И ПОСЛЕ ВОЕННЫХ КАМПАНИЙ 1812–1814 ГГ.
Война 1812 г. и заграничные походы 1813–1814 гг. тяжело отразились на хозяйственном развитии России: наборы рекрутов отрывали от производительного труда массу трудоспособных людей, смерть и увечья лишили многие семьи работников и тем самым возможности исправно отбывать повинности, множество деревень, помещичьих усадеб и городов центра и запада России были совершенно разорены. По отчету, представленному Барклаем де Толли Александру I, выходит, что общий итог расходов на войны 1812-1814 гг. составил 157 450 700 руб1 . К 1816 г. расходы по военному ведомству составили более половины всего государственного бюджета. Война сильно ударила по всем отраслям экономики, оказала огромное воздействие на все стороны хозяйственного механизма и следы этого воздействия исчезли не скоро. Но последствия войны в разных регионах оказались неодинаковыми. К тому же для разных сословий война и ее последствия имели далеко не одинаковые результаты. Наиболее тяжелыми последствия Отечественной войны 1812 г. и заграничных походов были для крестьянства, как главного податного сословия. Помещичьи же крестьяне несли двойные убытки: кроме собственных расходов на нужды войны они тратились и на восстановление хозяйств помещиков, которые старались переложить свои потери на крестьянскую экономику, всеми способами увеличить доходы с собственных крестьян, под любым предлогом поднять размеры оброка и барщины. Примером тому могут служить поволжские вотчины В.Г.Орлова. Граф в 1812 г. понес ощутимые потери: его московские строения были разграблены и сожжены. После войны помещик резко увеличивает размеры оброка. В его Симбилейской вотчине годовая сумма оброка перед войной равнялась 10-ти руб. ассигнациями. В 1814 г. он доводит здесь оброк до 16-ти руб. с ревизской души, а в 1816 г. – до 18 руб. 34 коп2 . В январе 1817 г. В.Г.Орлов через бурмистра Анисимова дает такое распоряжение: «Прибавляю (оброка – И.М.) по 1 рублю 30 копеек на душу, что составит 2 600 рублей. До сего платила вотчина ваша 36 000 руб. Приказываю с 1817 г. платить 38 600 руб.»3 . Здесь же говорилось, что точно такой же оброк платит Алисивская вотчина его дочери Е.В.Новосельцевой с 1816 г. Трижды за 1816-1819 гг. повышался оброк в Усольской вотчине графа В.Г.Орлова. Он за это время с 14 рублей возрос до 20 рублей в год, а в 1820 г. оброк для крестьян вотчины был установлен в 25 руб4 . В поволжских вотчинах Воронцовых в Симбирской и Пензенской губерниях оброк перед войной был 6 руб. с ревизской души, а в 1819 г. он достиг 25 рублей5 , т.е. возрос более чем в четыре раза. В симбирской вотчине Тургеневых после войны оброк возрос почти в 2 раза6 . В нижегородских имениях Н.Б.Юсупова в 1808 г. оброк составлял 11–12 руб., а к 1820 г. он дошел до 20–24 руб7 . Помещик Посевьев в с. Нижней Шуварле Корсунского уезда с 1815 г. установил для своих крестьян по 15 руб. с тягла, до этого крестьяне платили по 10 руб8 . Росли размеры повинностей и у других категорий крестьянства. Так, перед войной взималось по 2 руб. подушной подати, а в 1818 г. уже по 3 руб. 30 коп9 . Оброк с государственных крестьян Нижегородской губернии с 4 руб.75 коп. в начале XIX в. вырос к 1820г. до 14 руб. 20 коп10 . Даже с учетом падения стоимости ассигнационного рубля здесь очевидно значительное повышение оброка. Помещики не гнушались никакими путями и способами увеличения доходов. Одним из таких путей являлось вмешательство (дикое) в личную жизнь крестьян. Помещица
Е.Н.Полянская в 1819 г. приказала бурмистру сельца Марьина и дер. Захарьиной Пензенской губ.: «Которые девушки до 20-летнего возраста замуж не выйдут… то их продать на сторону. Если таковые девушки есть, то даю им трехмесячный срок для выхода замуж, а ежели они и по исполнении сего срока не выйдут, то об оных мне донести, а их тотчас же продать»11 . У графа В.Г.Орлова в Усольской вотчине в 1818 г. девушки и молодые вдовы, которые после 20 лет не вышли замуж, были взяты на штрафную работу, на суконную фабрику. Управитель В.Фомин объяснял это тем, что среди незамужних много таких, «с которых штрафу получить от бедности нечего, а должно употребить строгость»12 . Таким образом, помещики заботились о воспроизводстве рабочей силы для своих вотчин и об увеличении объемов феодальной ренты. Пензенский губернатор граф М.М.Сперанский писал в 1818 г. князю А.Н.Голицину: «Вообще должно сказать к чести нашего дворянства, что ныне несравненно более занимаются сельским хозяйством, нежели прежде, ищут усовершения, часто идут ощупью на угад, но все идут вперед»13 . Эти «усовершения» заключались в усилении эксплуатации. Привлечение крестьян к работе на вотчинных фабриках и заводах в межсезонье являлось одним из способов увеличения ренты. Н.И.Тургенев писал по этому поводу: «Другое еще несчастье, которое вот в последние годы (послевоенные – И.М.) появилось для бедного русского крестьянина, это устройство подобия фабрик сукон и других мануфактур…они (помещики – И.М.) набили по сотне своих крепостных в жалкие хижины, преимущественно молодых девушек и мальчиков, и заставили их работать как можно больше…я помню, с каким ужасом они говорили об этих учреждениях; они говорили «в этой деревне есть фабрика» так, как если бы говорилось «там появилась чума»14. Н.И.Тургенев, путешествуя в 1818 г. по Симбирской губ., писал, что некоторые помещики заставляют крестьян своих работать не по 3, а по 4–5 и даже 6 дней в неделю15 . Одни помещики переводили крестьян на барщину, т. к. и после войны курс ассигнационного рубля оставался неустойчивым, другие в связи с неурожаями в Среднем Поволжье заменяли денежный оброк платежом хлебом. К тому же новые формы эксплуатации затрудняли отход крестьян на заработки. Хрупкое крестьянское хозяйство не могло бесконечно увеличивать выполнение повинностей. Эта несостоятельность выразилась, прежде всего, в резком росте различных недоимок в послевоенное время. Правительственным циркуляром нижегородскому, пензенскому и симбирскому губернаторам в 1816 г. строго предписывалось взыскивать с крестьян недоимки по подушной податям, не внесенные за 1813, 1814 и 1815 гг16. Ослабленное войной крестьянское хозяйство не смогло осилить выплаты всех повинностей и, несмотря на все угрозы и строгости хозяев и начальства, за ним оставались недоимки. Следует отметить, что в моральном поощрении за Отечественную войну 1812 г. крестьянство, в отличие от других сословий, было обойдено, но в материальном плане Александр I в манифесте от 30 августа 1814 г. дал существенное «облегчение» крестьянству: все подушные недоимки по 1 января 1813 г., все недоимки по оброку с казенных крестьян, все недоимки, перешедшие с умерших – прощались17 . Однако и после этого крестьянские недоимки продолжают расти. Например, крестьянские недоимки в Саранском уезде в 18141820 г. выросли до 79 тыс. асс. руб., в Наровчатовском – до 148 тыс. руб. асс18 . Перед войной 1812 г. почти не было государственных и земских недоимок за крестьянами Нижегородской губернии. В 1811 г. она составляла всего 32 тыс. асс. руб., а за 1813-1814 гг. она с ноля выросла до 218 тыс. асс. руб19 . Многократно увеличилась в изучаемый период податная недоимка за крестьянами Пензенской губернии. Так, в 1808 г. она составляла около 28 тыс. асс. руб., а в 1813-1815 гг. с ноля подскочила до 562 тыс. асс. руб20 .
Динамично росли в ходе войны недоимки в вотчинах В.Г.Орлова. В Усольской вотчине в 1807 г. в недоимке числилось всего 528 асс. руб., в 1811 г. – 21 тыс. асс. руб., а в 1812-1813 гг. соответственно 32 и 28 тыс. асс. руб21 . Убедительно иллюстрируют рост неплатежеспособности вотчинных крестьян в ходе и после войны документы Симбилейской вотчинной конторы. В 1809 г. здесь числилось всего 660 руб. крестьянской податной недоимки, в 1813 г. – 5 935 руб., а в 1819 г. уже 26 153 руб22 . Помещики, видя слабость крестьянского хозяйства, всячески старались не допустить разорения крестьянской экономики. В этих целях часть оброка перекладывалась на наиболее состоятельных крестьян. Например, у помещика Арзамасского уезда Салтыкова наиболее зажиточные крестьяне платили оброк по 5 и даже 10 тыс. асс. руб. за год23 . До какой степени доходила бедность крестьян в Усольской вотчине во время войны видно из прошений крестьян в вотчинную контору. Акулина Филатова просит «по бедности муки ржаной, сколько заблагорассудится», Вера Никудышева из с. Ахтуши – «на посев семян пшеницы 4 меры». Тарас Будии – «на посев пшеницы 1 четверть», Зиновий Дворьев и Никита Сенькин – уволить от барщины для заработания денег на хлеб, Марк Исаев из д. Комаровки – отпустить заимообразно пять пудов муки на свадьбу24 . Столь тяжелым хозяйственное положение крестьян было не только в этой вотчине. Недоимки и обнищание крестьян росли повсеместно. В 1816, 1818 и 1820 гг. Александр I издает указы о строгом взыскании недоимок, накопившихся в ряде губерний, в том числе в Нижегородской, Пензенской и Симбирской. Для контроля за их взысканием император направил в каждую губернию сенаторов, но и эти меры, конечно, не могли ликвидировать недоимок25 . В 1812 г. В.Г. Орлов писал в Усольскую контору: «Повторяю…что неплательщики оброка годные будут отданы в рекруты без очереди, а негодные продадутся желающим на своз»26 . Граф не только ждал и запугивал крестьян рекрутчиной, но и увеличивал, как мы видели размеры оброка. Кроме того, в 1812-1813 гг. крестьяне, понеся большие убытки из-за неурожаев, сильно потратились на нужды ополчения. И, как ни странна была рекрутчина, недоимки росли. В 1813 г. управитель доносил графу: «Крестьяне начали оброк свозить, но не так, как они обещали, чтобы бездоимочно, а оставляют остатки, ссылаясь изнурением на ополчение, немного селениев, кои бездоимочно заплатили…»27 . Таким образом, хозяйственный кризис, охвативший Россию в ходе и после Отечественной войны 1812 г., четко трансформировался в крестьянском хозяйстве поволжских губерний. Небывалая мобилизация людских, материальных и финансовых ресурсов сильно подорвали его. Увеличение размеров ренты сказалось на хозяйстве всех категорий крестьянского сословия, но более других пострадало хозяйство помешичьих крестьян, ничем не защищенное от произвола владельцев. Примечания Сивков К.В. Финансы России после войны с Наполеоном // Отечествення война и русское общество. Т. VII. М., 1912. С. 125. 2 ГАНО, ф. 760, оп. 592, д. 167, л. 2-3; д. 171, л. 2; д. 183, л. 1. 3 Там же, д. 850, л. 2. 4 ГАУО, ф. 147, оп. 5, д. 24, л. 6 и об.; оп. 7, д. 6, л. 9; оп. 18, д. 7, л. 1; оп. 19, д. 27, л. 1; оп. 21, д. 1, л. 6. 5 Индова Е.И. Крепостное хозяйство в начале XIX века // По материалам вотчинного архива Воронцовых. М., 1955. С. 154. 6 Тарасова В.М. Экономика Симбирской губернии в певой трети XIX века и хозяйство Тургеневых// Уч. зап. Марийского пед. ин-та. Т. IX. Йошкар–Ола, 1955. С. 69. 7 Сивков К.В. Бюджет крупного собственника – крепостника первой трети XIX века // Исторические записки. М., 1940. С. 153. 8 ГАУО, ф. 115, оп. 3, д. 305, л. 31 и об. 9 Голубев П. Подать и недоимка // Вестник Европы. 1894. № 10. С. 798. 10 Колокольникова П.Н. Хозяйство России после войны 1812 г. // Отечественная война и русское общество. Т. VII. С. 118. 11 ГАПО, ф. 132, оп. 1, д. 195, л. 1. 12 ГАУО, ф. 147, оп. 20, д. 48, л. 47. 13 Письмо М.М.Сперанского А.Н.Голицину // Русская старина. 1902. Июль. С. 50. 14 Тургенев Н.И. Россия и русские. Ч.II. М., 1908. С. 86–87. 15 Он же. Дневники и письма за 816-1824 годы // Архив братьев Тургеневых. Т.II. СПб., 1913. С. 149. 1
ГАНО, ф. 744, оп. 254, д. 128, лл. 30–31. Собрание высочайших манифестов, грамот, указов, рескриптов, приказов войскам и разных извещений, последовавших в течение 1812, 1813, 1814, 1815 и 1816 годов. СПб., 1816. С.171. 18 ГАПО, ф. 5, оп. 1, д. 83, л. 70; д. 484, л. 109. 19 ГАНО, ф. 5, оп. 41, д. 175, л. 4; оп. 42, д. 463, л. 2 и об.; д. 498, л. 1-100; оп. 43, д. 252, л. 2 и об. 20 РГИА, ф. 1284, оп. 3, д. 490, л. 106 об.-107; ГАПО, ф. 6, оп. 1, д. 460, л. 124 об.-125 об. 21 ГАУО, ф. 147, оп. 14, д. 8, л. 48; д. 160, л. 9–10; оп. 15, д. 31, л. 2–3; д. 80, л. 1 и об-3. 22 ГАНО, ф. 760, оп. 592, д. 177, л.1 и об-17; д. 178, л. 1 и об.- 27; д. 179, л. 1–43; д. 182, л. 1–27; д. 189, л. 720 об. 23 Шипов Н. История моей жизни. М.-Л., 1933. С. 391. 24 ГАО, ф. 147, оп. 14, д. 150, л. 5-10. 25 РГИА, ф. 515, оп. 13, д. 875, л. 2-3. 26 ГАУО, ф. 147, оп. 14, д. 8, л. 48 об. 27 Там же, оп. 15, д. 31, л. 2. 16 17
Т. А. Васина, мл. научный сотрудник УИИЯИЛ (г.Ижевск)
УРОВЕНЬ РАЗВИТИЯ НАУКИ В ГОРНОЗАВОДСКИХ ОКРУГАХ В ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЕ XIX В. (по материалам Камских заводов)
Уровень развития науки определяется понятием «научный потенциал», которое включает в себя: 1) научные кадры, 2) научные учреждения и организации и 3) научную информацию1. 1. Научные кадры. Роль научных кадров в заводских округах военного и горного ведомств играл инженерно-технический персонал предприятий, прежде всего, иностранные мастера и горные инженеры. Технические кадры горных и оружейных заводов, осуществлявшие руководство промышленностью и фактически являвшиеся предшественниками технической интеллигенции, делились на три квалификационных слоя – высший (горные начальники, заводские управители, главные специалисты), средний (заводские и цеховые смотрители) и низший (мастера и уставщики)2. Они совмещали свои прямые обязанности с деятельностью в сфере образования (учительство и разработка школьных уставов и правил), совершенствования механизмов, составления статистических, исторических, топографических, геогностических и др. описаний заводского округа. Так, главный горный начальник Камских, Гороблагодатских и Пермских заводов А.Ф.Дерябин являлся автором «Исторического описания горного дела в России…», горные инженеры И.Котляревский, Г.Бейне, В.Тучемский публиковали в «Горном журнале» и др. периодических изданиях очерки по истории и производительности Камских заводов. Деятельность инженерно-технического персонала заводов имела практическое значение и была подчинена нуждам заводской службы. 2. Научные учреждения. К научным учреждениям и организациям, существовавшим в заводских округах, принадлежали научные общества, музеи и специализированные библиотеки, комплектовавшиеся за счет книг по отдельным отраслям знания. В 1825 г. в связи с началом издания «Горного журнала» в горных округах была создана сеть научных обществ. 21 марта 1825 г. под председательством управляющего департаментом горных и соляных дел был учрежден Ученый комитет по горной и соляной части (с 1834 г. – Ученый комитет Корпуса горных инженеров). В обязанности Ученого комитета входило издание журнала и рассмотрение научных проектов, поступающих от служащих горного ведомства, по вопросам минералогии, химии, горного, заводского, монетного и соляного дела. В помощь Ученому комитету в каждом заводском округе учреждалось Горное общество, под председательством горных начальников или управляющих соляными промыслами. Горные начальники получали статус членов-корреспондентов Ученого комитета. В Воткинском заводе Горное общество было открыто 1 мая 1825 г. Председателем избран горный начальник завода Нестеровский, членами – маркшейдер Волков, шихтмейстеры 13 кл. Игнатьевский и Романов, которым поручен дальнейший выбор членов общества. Речь, произнесенная при открытии горного общества, обозначила важность этого научного проекта. Во-первых,
«каждый образованный горной службы чиновник призывается участвовать в трудах учрежденного общества и сообщать замечания, наблюдения, открытия и описания всякого рода познаний, служащих к усовершенствованию горных сведений»3. Во-вторых, решалась проблема распространения в провинции знаний о новейших европейских открытиях в области горнорудного дела: «хотя сия отдаленная страна Севера… доселе представлялась страною чуждою просвещения, но ныне напротив все горные жительства озарены более других мест светом наук. Ныне благословенная десница Державнейшего близ дымной хижины остяка и вогула насадила ветви просвещения»4. Права членов-корреспондентов Горного общества по желанию могли получить и чиновники Ижевского завода. Тем не менее Горное общество Воткинского завода фактически бездействовало – Ученый комитет не получал от него ни научных проектов и статей, ни отчетов о его деятельности: «по причине недостатка чиновников, знающих горные науки, оно постепенно приходило в упадок и, наконец, совершенно уничтожилось»5. Возобновилась деятельность общества в 1837 г. (7 августа), под председательством горного начальника И.П.Чайковского. Членами общества были выбраны управитель завода майор Романов, старший смотритель завода поручик Бадаев, подпоручики Отрада и Алексеев, а также доктор Тучемский, лекарь Романов, лесничие Мальгин и Васильев, вальдмейстер Москвин. Ученым обществом были составлены геогностическое описание округа Воткинского завода, описание стального (Бадаев) и угольного (Москвин) производств, описание флоры (Романов) и лесного хозяйства (Мальгин). Другое направление научной деятельности – формирование коллекций и собраний книг по различным отраслям знания, ставших впоследствии основой для создания в заводских округах музеев и библиотек. В первой половине XIX в. в Ижевском и Воткинском заводах были сформированы коллекции минералов и образцов оружия, хранилища книг и учебных пособий при школах, конторе, госпитале. По распоряжению директора артиллерийского департамента (9 февраля 1835 г.) при всех оружейных заводах, арсеналах и артиллерийских гарнизонах были созданы музеи оружия. Предписывалось образцы огнестрельного и «белого» оружия хранить в специальных застекленных шкафах, располагая по названиям в хронологическом порядке. Кроме оружия в арсенале Ижевского завода располагался физический кабинет, и хранились модели заводских машин и механизмов. В соответствии с предписанием департамента горных и соляных дел (31 декабря 1826 г.) в главных горных заводах, в том числе в Воткинском, были созданы минералогические кабинеты, при Горном кадетском корпусе был организован минералогический магазин, который мог пополняться минералами из заводских минералогических кабинетов. Образцы для минерального кабинета Воткинского завода доставлялись с Гороблагодатских, Богословских и Пермских заводов. В свою очередь, минеральными собраниями Воткинского завода были пополнены коллекции школ Гороблагодатских, Пермских и Богословских заводов; куски окаменелого дерева, найденные в 1826 г. в окрестностях Воткинского завода, поступили в музей Горного кадетского корпуса (геогностическое описание местонахождений окаменелого дерева было составлено в 1834 г. для Ученого комитета капитаном Корпуса горных инженеров Романовым, служащим Воткинского завода). В 1855 г. в Воткинском заводе были сформированы 3 коллекции металлургических образцов (кованая цементная и литая сталь, марганец, сварочное и колотушечное железо, проволока, чугун и т. д.), первая из которых оставлена на хранение в заводском музее, вторая отправлена в Уральское горное училище, а третья – в лабораторию департамента горных и соляных дел. Кроме того, в 1855 г. металлургической коллекцией (железо, медь, руда и изделия из них) горных заводов, включая Воткинский, была пополнена императорская консерватория искусств и ремесел в Париже. Заводское начальство Ижевского и Воткинского заводов оказывало помощь в проведении научных исследований на территории округов. В 1814 г. П. Кошкареву, учителю
Сарапульского малого народного училища, было предоставлено право пользования воткинским заводским архивом для составления «Топографического описания уездного г. Сарапула с уездом». В 1827 г. в связи с императорским указом об охране памятников старины, пермский гражданский губернатор обратился с просьбой к берг-испектору о содействии по сбору сведений об остатках древних замков и крепостей на территориях горных округов. По исследованию, проведенному в округе Воткинского завода, были обнаружены остатки земляных укреплений (валы) около поч. Городище близ р. Вотки и с. Степанова в Оханском уезде. В 1856 г. главный горный начальник обратился к горному начальнику Воткинского завода с просьбой оказать помощь астроному николаевской главной обсерватории Гибнеру в астрономических исследованиях на территории заводского селения и округа. 3. Научная информация. Роль носителей научной информации в заводских округах выполняли преимущественно специализированные журналы и литература, благодаря которым осуществлялось знакомство с последними достижениями в области металлургии, горного дела, минералогии, химии, лесного хозяйства и медицины. Так, с целью развития и совершенствования горного дела, распространения в провинции открытий и развития наук департамент горных и соляных дел принял в 1825 г. решение издавать «Горный журнал». Целью издания было, прежде всего, способствование применению достижений науки в промышленности. Подписчиками журнала были горные чиновники и конторы Воткинского и Ижевского заводов. Выписывались и другие издания: «Указатель открытий по физике, химии, естественной истории и технологии», «Артиллерийский журнал», «Морской сборник», «Военно-медицинский журнал» и т. д. Таким образом, Камские заводы (Ижевский и Воткинский) были включены в научную жизнь страны; здесь изучались вопросы по различным отраслям знания, прежде всего, в области прикладной механики, физики, химии, медицины, имевших целью знакомство заводских служащих с последними достижениями науки и их практическое применение в заводском производстве Примечания Бастракова М. С., Павлова Г. Е. Наука: «ученые средства» и «ученые силы» // Очерки русской культуры 19 в. Т. 3. Культурный потенциал общества. М., 2001, С. 252-307. 2 Александров А. А. Состояние техники и инженерно-технических кадров на Ижевском и Воткинском заводах // Очерки истории Удмуртии XIX в. Вып. 3. Ижевск, 1996, С. 180-219; Бугаева С. Я., Меркушева Э. Р. Крепостная интеллигенция на заводах Урала в первой половине XIX в. // Культура и быт дореволюционного Урала. Свердловск, 1989, С. 161-169; Дашкевич Л. А. Численность и состав технических кадров горных заводов Урала в первой половине XIX в. // Демографические процессы на Урале в эпоху феодализма. Свердловск, 1990, С. 88-100; Латышев Н. Вклады Камских заводов в историю русской техники в XIX в.// Записки УдНИИ. Вып. 13. Ижевск, 1950, С. 54-73. 3 ЦГА УР, ф. 212, оп. 1, д. 3159, л. 5. 4 Там же. 5 Там же, д. 4476, л. 1-2. 1
Л. А. Таймасов, к.и.н., доцент ЧГУ (г.Чебоксары)
К ИСТОРИИ ПРАВОСЛАВНОГО МИССИОНЕРСТВА В СРЕДНЕМ ПОВОЛЖЬЕ: утверждение идей христианского просвещения в Казанской епархии в конце XVIII – начале XX века *
* Работа выполнена при финансовой поддержке РГНФ (проект № 01-01-00168 а) Традиционно в научной литературе начало миссионерской деятельности в Среднем Поволжье относят к середине XVI в., когда с учреждением Казанской епархии (1555), православная церковь сделала народы региона объектом официальной христианизаторской политики1. При активной поддержке русского правительства Казанская епархия за
относительно короткий период стала одной из крупных в РПЦ. Здесь появилась общероссийская святыня – икона Казанской Божьей Матери. Ссылаясь на данные переписи 1678 г., В.М.Кабузан полагает, что «на землях, включенных, в основном, в состав бывшего Казанского ханства (в 27 уездах), коренное население примерно достигало 50%, а русское также 50%»2. Т. е. соотношение православных и «иноверцев» сравнялся за счет интенсивной русской колонизации и церковно-монастырского строительства в местах сосредоточения православного населения. Поэтому относительно XVI – XVII вв. уместно говорить о территориальной христианизации. Этническая же христианизация не носила характер миссионерской политики. Крещение «иноверцев» осуществлялось лишь эпизодически и являлось превентивной мерой в отношении отдельных представителей местных этносов, прежде всего их элит, актом скорее социальным и политическим, чем религиозным3. Массовое крещение в период деятельности новокрещенской комиссии и конторы (18311864) можно считать началом политики этнической христианизации. Но попытка властей форсированными темпами унифицировать поликонфессиональное население путем ее обращения в православие привело к обратному эффекту: нарушилась устоявшаяся веками этноконфессиональная структура региона, возросла гетерогенность общества, обострились конфессиональные и социальные противоречия. Насилие в религиозно-духовной сфере вызывало активный протест со стороны «казанских иноверцев», который в годы «пугачевщины» принял наиболее радикальные формы4. Рост социального протеста заставил правительство в 1764 г. закрыть Новокрещенскую контору, в 1775 г. провозгласить свободу вероисповедания, а в конце века отказаться от института миссионеров. Отход от активного миссионерского давления на новокрещеных привел к росту отступнического движения. Бесперспективность попыток обращения нерусских народов в христианство внешними, насильственными мерами понимали многие современники. Так, князь М.М.Щербатов писал о бесперспективности насильственного крещения и необходимости христианского просвещения новокрещеных народов5. В конце XVIII в. просветительские идеи стали звучать не только из уст государственных, общественных деятелей, они были взяты на вооружение отдельными церковными иерархами. Например, известны опыты переводов христианских текстов на языки новокрещеных народов и примеры подготовки проповедников в духовных семинариях Нижнего Новгорода и Казани. Издание в декабре 1800 г. по инициативе преосвященных Амвросия (Подобедова) и Павла катехизиса на чувашском языке стало началом нового просветительского направления3 . Вскоре этот опыт был востребован. После обращения нижегородских крещеных татар к императору в 1802 г. с просьбой перейти в ислам правительство выделило средства на издание катехизисов на языках многих новокрещеных народов6. Дальнейшее развитие миссионерского просветительства связано с учреждением 6 декабря 1812 г. Российского Библейского общества. Главной его целью в Казанском крае, как и повсюду, было распространение Св. Писания. Работа над переводами началась сразу же после официального открытия Казанского отделения (1818). До 1824 г. были переведены и опубликованы части Нового Завета на языках местных народов7. С воцарением Николая I наступил кризис Библейского общества, вызванный внутренними противоречиями в высших эшелонах власти. В 1826 г. оно было закрыто. Переводы христианских книг, составленные методом подстрочного перевода, были несовершенны и по причине отсутствия грамотных людей среди новокрещеных остались невостребованными, что отмечали сами миссионеры и священнослужители8 . В эпоху Николая I предпочтение отдавалось мерам принудительной, «прямой» христианизации и русификации, хотя в моменты всплеска «отступничества» вспоминали о просветительских мерах. Массовые отпадения новокрещеных в 1827 г. потребовали от властей принятия срочных эффективных мер для стабилизации религиозной ситуации.
Архиепископ Филарет (Амфитеатров) в конце 1829 г. представил в Синод проект и план учреждения института миссионеров9. Документ содержал три основных положения: перевод «Начатков христианского учения» на местные языки, приготовление и назначение в нерусские приходы способных пастырей, знающих язык прихожан, подготовку особых миссионеров в духовных семинариях10. 11 апреля 1830 г. Николай I утвердил учреждение миссии в Казанской епархии. Однако многое из задуманного осталось нереализованным. Синод не поддержал проект о специальной подготовке миссионеров, что, по мнению А.Ф.Можаровского, явилось одной из основных причин неудачи миссионерского дела в этот период11. В 30-40-е годы XIX в. были свернуты многие просветительские проекты. Церковное руководство склонялось к мерам принудительным, что было менее хлопотно и на первый взгляд приносило результаты. Но это была иллюзия, так как принуждение не лечило болезнь, а загоняло его внутрь, усиливая антицерковные настроения. Не увенчались успехом и попытки наладить школьное обучение при приходских церквях. К началу буржуазных реформ в Казанской епархии насчитывалось всего 95 училищ, из них только 16 содержались непосредственно приходами, остальные 72 относились к Министерству государственных имуществ, 6 учреждены удельным ведомством и 1 – на средства помещика12 . Вполне понятно, что такое количество училищ для 1,5-миллионного населения Казанской губернии практической пользы не приносило. Православное миссионерство как все российское общество в середине XIX в. переживало кризис. Отдельные иерархи церкви пытались изменить сложившуюся ситуацию. Среди наиболее видных идеологов РПЦ, выступавших за обновление миссионерского дела, был архиепископ Григорий (Постников). Возглавив Казанскую епархию в 1848 г., он изучил историю казанских миссий и пришел к убеждению их бесполезности13 . Кризис православного миссионерства отмечал Е.А.Малов14 и даже митрополит Филарет (Дроздов), заявивший в 1859 г., что идея миссионерства слабо развита в России15 . Важным этапом в обновлении миссионерского дела на началах просветительства стала совместная работа архиепископа Григория и молодого бакалавра Н.И.Ильминского. В частности, плодом их совместного труда стал «Проект миссии для татар»16, который по ряду обстоятельств не был реализован. Успехами «реформаторов», притом временными, следует рассматривать открытие миссионерских отделений в Казанской духовной академии и издание татарских переводов17 . Реформирование миссионерского дела требовало помимо финансовых издержек, напряженной, кропотливой работы приходских пастырей, которые оказались не готовы к духовному самопожертвованию. Перевод Григория на кафедру митрополита в Санкт-Петербург был встречен многими священнослужителями со вздохом облегчения. Новый архиепископ Афанасий (Соколов) выражал мнение той части духовенства, которую вполне удовлетворяло прежнее положение вещей и свернул многие проекты своего предшественника. В частности, не получили поддержку идеи Н.И.Ильминского, высказанные в отчете противомусульманского отделения Синоду, что просвещение нерусских крещеных народов может быть развито с помощью школ, благодаря использованию родного языка и учителей из их племени. Тогдашний ректор Иоанн нашел эти идеи «несогласными с серьезными задачами богословского образования». С разрешения преосвященного Афанасия он сократил число кафедр в противомагометанском отделении, отстранив Н.И.Ильминского от миссионерского дела, вследствие чего последний оставил академию18 . Новый подъем миссионерской активности на принципах христианского просвещения приходится на пореформенные годы, когда масштабные перемены в российском обществе потребовали реформирования церковного ведомства. Миссионерские организации второй половины XIX – начала XX в. были следствием модернизации российского общества. Их методы работы значительно отличались от предшествующей поры. В основу обновленного миссионерства легли идеи христианского просвещения, разработанные несколькими
поколениями церковных мыслителей и приведенные Н.И.Ильминским и его учениками в стройную систему. Православно-миссионерское общество являлось главной общественной организацией координирующей миссионерскую работу в Среднем Поволжье и в других регионах страны. Основную нагрузку по христианскому просвещению крещеного нерусского населения взяло на себя Братство св. Гурия. Миссионерские организации и учреждения рассматриваемого периода в целом обеспечивали христианское просвещение крещеного нерусского населения и способствовали ускорению процесса изменения его конфессиональной ориентации от традиционных верований к православию19 . При всей неоднозначности оценочных суждений миссионерско-просветительской системы Н.И.Ильминского следует признать, что она была продуктом своей эпохи, вызванной к жизни потребностями не только церковными и государственными, но и общественными, народными. Она вобрала в себя огромный опыт миссионерского просветительства предшествующих эпох и просветительские идеи современников. Система Н.И.Ильминского является замечательным памятником миссионерской, просветительской и педагогической мысли второй половины XIX в. Нацеленная на внутреннее усвоение православия, духовное обрусение, она разбудила тягу к образованию, духовному совершенствованию нерусских народов, привлекла к сотрудничеству представителей зарождающейся национальной интеллигенции. Жизнеспособность ее была обеспечена как государственно-церковной, так и общественной поддержкой. Учреждение миссионерских организаций сделал возможным практическое воплощение в жизнь идей Н.И.Ильминского. Официальное утверждение системы Н.И.Ильминского (1870) стало важным рубежом в этнокультурном, этнополитическом развитии всех народов восточных окраин России. При всех существующих разногласиях по поводу оценки православного миссионерства в этот период следует признать, что именно благодаря системе Н.И.Ильминского начались не только изменения конфессиональной ориентации у крещеных народов региона, но и пробуждение национального самосознания, формирование у них «высокой культуры». Таким образом, можно констатировать, что вся история миссионерского просветительства в конце XVIII – начале XX в. развивалась неоднозначно и была подвержена постоянным колебаниям, в зависимости от социально-экономических, общественно-политических процессов в стране, сопровождалось борьбой между «реформаторами» и «консерваторами», которая с переменным успехом продолжалась вплоть до 1917 г. С началом этнической христианизации народов региона просветительские методы постепенно входили в практику православного миссионерства. Рост антицерковных настроений обычно выступал катализатором миссионерской активности. Наиболее полно просветительские идеи были применены в системе Н.И.Ильминского, но ни один из миссионерских проектов не был реализован в полном объеме. Основные достижения в развитии национальной культуры народов Среднего Поволжья во второй половине XIX – начале XX в. связаны, несомненно, с успехами христианского просвещения. Примечания Можаровский А. Изложение хода миссионерского дела по просвещению казанских инородцев с 1551 по 1867 гг. М., 1880; Хрусталев А.Г. Очерк распространения христианства между инородцами Казанского края // Миссионерский противомусульманский сборник. Казань, 1874. Вып. 5; Маторин М.Н. Религия у народов Волжско-Камского края прежде и теперь. Язычество, ислам, православие, сектанство. М., 1929; Никольский Н.В. Христианство среди чуваш Среднего Поволжья в XVI – XVIII вв. Исторический очерк. Казань, 1912; Денисов П.В. Религия и атеизм чувашского народа. Чебоксары, 1972; Мокшин Н.Ф. Религиозные верования мордвы. Саранск, 1968 и др. 2 Кабузан В.М. Население Приволжского федерального округа Российской Федерации в XVI–XX вв. в его современных границах. С. 7. 3 Таймасов Л.А. Межконфессиональные отношения на начальном этапе христианизации народов Казанского края (вторая половина XVIXVII вв.) // Московская Русь из перспективы ее регионов. Материалы международной конференции. Вена, 2003. 4 Можаровский А. Указ. соч. С. 105-107. 5 Там же. С. 105. 6 Таймасов Л.А. Христианизация чувашского народа в первой половине XIX века. Чебоксары, 1992. С. 50-52; Он же. К истории христианского просвещения народов Среднего Поволжья. «Краткий катехизис» – первая книга на чувашском языке // Вестник Чувашского университета. № 1-2. Чебоксары, 2001 г. С. 41-49. 7 Там же. С. 50-52. 1
Таймасов Л.А. Миссионерское просветительство в Казанском крае в конце XVIII – первой половине XIX в. // Регионология. № 3. 2003. С. 259-273. 9 Ильминский Н.И. Опыты переложения христианских вероучительных книг на татарский и другие инородческие языки в начале текущего столетия. Казань, 1883; Прокопьев К. Религиозное состояние инородцев до распространение среди них просветительной системы Н.И. Ильминского // Чичерина С. У приволжских инородцев. СПб., 1905. С. 115. 10 РГИА, ф. 797, оп. 3, д. 12652, л. 1-6. 11 Там же, л. 23-25. 12 Можаровский А.Ф. Указ. соч. С. 177. 13 Памятная книжка Казанской губернии на 1861-1862 года. Казань, 1863. С. 70. 14 РГИА, ф. 381, оп. 1, д. 23408, л. 1-8. 15 Малов Е. Православная противомусульманская миссия в Казанском крае в связи с историей мусульманства в первой половине XIX в. // Православный собеседник. 1868. Июль. С. 225-227. 16 См.: Сборник действенных и руководственных церковных и церковно-гражданских постановлений, ч. II (О распространении и охранении православной веры) СПб., 1885. С. 229-230. 17 РО РНБ. СПб ДА. А-1, д. 232, л. 1-8 об. 18 Таймасов Л.А. Православная миссия в Среднем Поволжье накануне буржуазных реформ XIX в.: поиск путей выхода из кризиса // Волжские земли в истории и культуре России. Материалы конференции РГНФ 21-22 июня 2003 г. в Чебоксарах. М. 2003. С. 40-48. 19 Износков И.А. Об образовании инородцев и о миссионерстве в Казанской епархии. Казань, 1909. С. 39. 20 Таймасов Л.А. Этноконфессиональная ситуация в Казанской губернии накануне буржуазных реформ // Новая волна в изучении этнополитической истории Волго-Уральского региона. Slavic Research Center, Hokkaido University, Sapporo, Japan, 2003. С. 106–133. 8
С. В. Першин, к. и. н., доцент МГУ им. Н.П.Огарева (г.Саранск)
ПРАВОСЛАВНОЕ ДУХОВЕНСТВО МОРДОВСКОГО КРАЯ В ДОРЕФОРМЕННЫЙ ПЕРИОД
В условиях трансформации российского общества становится актуальным исследование закономерностей общественного развития, механизмов социальной мобильности и государственной политики по отношению к отдельным слоям населения. В этой связи кажется достаточно обоснованным обращение к истории одного из традиционных сословий российского общества – духовенства. Нами предпринята попытка исследования региональных особенностей развития православного приходского духовенства по материалам клировых ведомостей Краснослободского уезда Пензенской губернии за 1849 г. В первой половине XIX в. духовенство продолжало оставаться закрытым сословием – принадлежность к нему определялась происхождением. При занятии вакантной должности, а именно она служила единственным постоянным источником средств существования, за потомством приходского духовенства сохранялся приоритет. В дореформенный период распространение получил обычай, согласно которому православное духовенство обязывалось заключать браки только с представителями своего сословия. В клировых ведомостях находим упоминание о том, что место дьячка в церкви с. Синдорово Краснослободского уезда после смерти Федора Львова было «… зачислено за его дочерью впредь до приискания ей жениха»1 . Одним из основных требований, соответствие которым определялась принадлежность к православному духовенству, было специальное образование. Обработка клировых ведомостей (см. табл. 1) позволила подтвердить предположение о наличии связи между уровнем образованности и мобильностью отдельных групп православного духовенства дореформенного периода. Таблица 1. Происхождение и образовательный уровень штатного духовенства Краснослободского уезда Пензенской губернии (1849 г.) * Категория
священнослужители и протоиереи
происхождение из семьи
полученное образование
54 % - священника и протеиерея,
75,71 % - семинария
17,14 % - пономаря, 15,71 % - дьячка, 12,86 % - дьякона
12,86 % - исключены из семинарии, 7,14 % - исключены из уездных училищ, 4,23 % - домашнее образование
дьякон
дьячок
34,15 % - священника, 29,27 % - дьякона,
46,34 % - уездное училище, 39,02 % - исключены из семинарии и окончили
19,51 % - пономаря, 17,07 % - дьячка
семинарию, 12,2 % - не обучалось
33,87 % - пономаря, 22,58 % - дьячка,
70,97 % - уездное училище,
22,58 % - священника, 12,9 % - дьякона, 6,45 % - сторожа 38,78 % - пономаря,
пономарь
28,57 % - дьячка, 16,32 % - священника, 16,32 % - дьякона
19,35 % - не обучалось, 8,06 % - исключено из семинарии
83,67 % - уездное училище, 12,24 % - исключены из семинарии, 4,08 % - не получили образования
* Составлено по: ЦГА РМ. Ф. 57, оп. 1, д. 50. Имущественная дифференциация являлась причиной существенных различий в уровне мобильности представителей отдельных прослоек духовенства. Духовное образование служило важнейшим условием занятия церковных должностей. В связи с тем, что представители высшей прослойки приходского духовенства могли обеспечить своему потомству обучение в престижных заведениях, дети священников и дьяконов обладали большими возможностями при продвижении по церковной иерархии. Церковнослужители были наименее образованными среди духовенства. Дьячками и пономарями являлись в большинстве случаев выходцы из той же, низшей страты приходского духовенства. Достаточно высокими были образовательный уровень и активность в продвижении по службе детей пономарей. Уровень образования определял степень вертикальной внутрисословной мобильности духовенства. Чаще всего, выпускники семинарий причислялись к приходам несколько позже, но продвигались по служебной лестнице намного успешнее. Примером этому является клир церкви Покрова Пресвятой Богородицы г. Краснослободска, при которой служили Павел Иванов Онагрев и Василий Александров Виноградов. Оба происходили из дьячковских детей, однако первый окончил курс богословских наук с аттестатом 2-го разряда при Пензенской семинарии и в 27 лет уже занимал место священника, второй – окончил Пензенское духовное училище и в свои 43 года достиг лишь дьяконской должности2 . Проведенные по клировым ведомостям подсчеты показали, что в среднем, краснослободское духовенство вступало на службу в 17,4 года, служебный стаж составлял 19,9 лет, возраст священно – церковнослужителей – 37,3 года. Среднее количество должностей, занимаемых к 1849 г. приходским духовенством Краснослободского уезда достигло 2,5, среднее количество мест службы – 1,9. Церковной статистикой фиксировались наказания и поощрения местного духовенства, учитывавшиеся при перемещении священно- церковнослужителей. В клировых ведомостях Краснослободского уезда Пензенской губернии 1849 г. в общей сложности отмечено 160 поощрений, начальством было отмечено 19,82 % краснослободских священноцерковнослужителей. Обработка клировых ведомостей позволила установить, что удаление из духовного сословия могло последовать в качестве наказания за должностные нарушения и несоответствующее духовному званию поведение. Однако это была крайняя мера, применявшаяся в редких случаях. Чаще всего, за проступки наказывали штрафом, временным отстранением от исполнения обязанностей, «помещением на усмотрение» в дома благочинных округов и епархиального начальства, либо в монастырь.
Так, из 222 чел., приписанных к штатному духовенству Краснослободского уезда, 49 чел. (22,07 %) священно - церковнослужителей к 1849 г. либо находилось под судом, либо получали взыскание по ведомству. Увольнялись из духовенства по вышеупомянутым причинам лишь единицы. Среди духовенства Троицкого благочинного отмечен дьячок Михаил Павлов, находившийся в 1830 г. под следствием «за причинение …ругательств и обиды». В том же году Павлов был оштрафован за нерадивое ведение церковного делопроизводства. Спустя 9 лет Михаила Павлова вызвали в дом Его Преосвященства «…за бытие у всенощного бдения 20-го мая в нетрезвом виде, грубство и неповиновение священнику и нерадение о чистоте церкви». Несмотря на провинности, дьячка допустили к исполнению обязанностей, взяв с него подписку о том, что подобное более не повториться. Диакон Дорнидонт Алексеев в список неблагонадежных попал как и многие другие краснослободские священнослужители – за излишние поборы. В 1832 г. Дорнидонт Алексеев был удален из прихода с запрещением священно-церковнослужения и ссылкой «в черные труды» в Спасо-Преображенский монастырь3 . Следует упомянуть о том, что в более редких случаях возможность получения специального образования и выполнения служебных обязанностей определялась какими либо иными причинами, например, состоянием здоровья. Так, например сын священника с. Мамолаево Иоанна Алексеева Андрей 18 лет «...за болезнями, слепотою и храмотою» был исключен из Краснослободского духовного училища и состоял на содержании отца4. Смена мест службы была связана с особенностями продвижения священно церковнослужителей по иерархии должностей. Священникам приходилось вместе со своими семьями перебираться из одного прихода в другой, в котором открывалась соответствующая вакансия. Нередко, священно- церковнослужители с целью трудоустройства преодолевали достаточно большие расстояния. Так, например, священник Троицкой церкви с. Сутягино Андрей Трофимов успел послужить в Наровчатском, Екатеринодарском, Керенском и Краснослободском уездах5 . Социальное развитие духовенства самым непосредственным образом связано с особенностями его воспроизводства и семейной структуры. К середине XIX столетия состояло в браке 88,74 % краснослободского духовенства (197 чел.), вдовых насчитывалось 9,46 % (21 чел.), холостых – всего 1,8 % (4 чел.). Следует упомянуть также о том, что 3 представителя краснослободского духовенства на момент сбора данных состояло уже во втором браке, 71 чел. (31,98 % исследованных) имело родственников среди местного духовенства. Проведенные подсчеты показали, что в рассматриваемый период духовенство обеспечивало собственное расширенное воспроизводство Средняя численность детей в семействах штатного духовенства достигла 3,78 чел. об. п. Из 840 чел. об. п. детей священно и церковнослужителей на момент составления ведомостей состояло в штате церквей, обучалось в духовных училищах и семинариях, либо вышло замуж за представителей своего же сословия 534 чел. об. п. (63,57 %); только 26 чел. об. п. (3,1 %) изменило свой социальный статус (в основном, в результате замужества или устройства на службу в светские учреждения). Анализ межсословной мобильности позволяет сделать вывод о том, что в дореформенный период случаи выхода из среды духовенства были редкими. Сын священника с. Аракчеево Краснослободского уезда Капитон Аракчеевский по окончании курса Пензенской семинарии с аттестатом 1-го разряда был уволен в Санкт-Петербургскую Его Императорского Величества хирургическую академию6 . Таким образом, в дореформенный период духовенство продолжало оставаться закрытым сословием. Проведенное исследование показало, что в первой половине XIX в.
проникновение в духовенство выходцев из податного населения было затруднено. Отсутствие возможностей у местного крестьянства получить специальное образование делало для него практически нереальным переход в духовенство. Следует учесть еще один, не менее существенный фактор – крестьянская община и помещики были не заинтересованы в сокращении податного населения. В этой связи кажется достаточно показательным то, что из краснослободских священно- и церковнослужителей только 4 чел. (1,8 %) были «сторожевскими детьми», то есть выходцами из прислуживавших при церкви прихожан. Примечания См.: ЦГА РМ. Ф. 57, оп. 1, д. 50, л. 185 об. 2 См.: Там же, л. 17 об. - 18. 3 См.: Там же, л. 170. 4 См.: Там же, л. 201 об. 5 См.: Там же, л. 161 об. 6 См.: Там же, л. 274 об. 1
В. К. Абрамов, д. и. н., профессор МГУ им.Н.П.Огарева (г.Саранск)
ПРИМЕНЕНИЕ КОЛИЧЕСТВЕННЫХ МЕТОДОВ В ИСТОРИЧЕСКИХ ИССЛЕДОВАНИЯХ ПОВОЛЖЬЯ
По Поволжскому региону в 20 в. собран богатый статистический материал. Это в первую очередь касается работ местных представителей российской экономико-статистической школы и разнообразных переписей начала века, отличавшихся здесь весьма высоким уровнем. Например, Пензенская подворная перепись 1910 г. собрала «почти идеальные, как по полноте, так и по качеству, сведения о крестьянском хозяйстве», став, по оценке специалистов, «классическим примером подобных переписей»1. Не уступала ей по качеству (лишь по количеству аспектов) Симбирская перепись, статистические данные по другим губерниям региона. Во второй половине 20 в. по населению Поволжья был собран так же разнообразный антропометрический материал. В результате исследований В.П.Алексеева, В.В.Бунака, Г.Ф. Дебеца, К.Ю. Марк2 и др. установлены антропологические особенности финно-угорских и тюркских народов края. Русское население региона дополнительно подвергнуто комплексному исследованию, проведенному в 1950-х гг. экспедицией Института антропологии и этнографии СССР. С помощью традиционных методов установлены основные антропологические зоны. Достаточно четко уяснены антропологические различия: этнические – между русскими, мордвинами, татарами и др. и даже внутриэтнические, например, между эрзянами и мокшанами, луговыми и горными марийцами и т.д. Такое богатство количественных характеристик с одной стороны и многочисленных традиционных исследований местного населения с другой, открывает широкие возможности применения количественных методов, как для их апробации, так и для получения новых выводов. Особенно большой интерес представляют методы, позволяющие одновременно включать в синтетические и аналитические процедуры все имеющиеся в наличии показатели и устанавливать обобщенные количественные меры качественных различий исследуемых явлений и процессов. Но даже самые простые методы позволяют получать новые выводы, порой неожиданные. Так, невысокий жизненный уровень населения Мордовского края в начале века историки традиционно относили на счет именно мордовского крестьянства. Исчисление же средних величин основных социально-экономических данных различных национальных групп населения позволило сделать вывод о лучшем экономическом положении мордвы по сравнению с русскими и татарами3. В то же время показатели вариации свидетельствуют о меньшей имущественной дифференциации мордвы.
Регрессионный анализ зависимости численности местного населения от количества используемой им земли привел к интересному выводу: при надельной форме землепользования устанавливается прямо пропорциональная связь между численностью крестьянских семей и их благосостоянием4. Видимо, такая зависимость характерна для общинного землепользования вообще и является сильнейшим стимулом к повышению рождаемости и выживанию народов с подобной формой общежития. Поскольку в исторических исследованиях точные числовые данные часто труднодоступны или отсутствуют вообще, определенную сферу применения нашли методы ассоциации, контингенции, корреляции рангов. Так, методом ассоциации было установлено, что темпы организации комбедов в Пензенской губернии не зависили от национального состава населения волостей и сел5. Корреляция рангов показала, что в 19051907 гг. коэффициент корреляции между количеством земли, используемой крестьянами и участием последних в волнениях составлял r = -0.5; в то время как в 1917 г. r = -0,9 6 и т.д. Особенно большие возможности открываются при использовании количественных методов в антропологических исследованиях. Основные характеристики исследуемых русских групп региона были взяты из книги «Происхождение и этническая история русского народа»7. Данные о других народах Поволжья получены из материалов исследований К.Ю.Марк8. Все указанные группы исследовались по одной методике и примерно в одно и то же время (середина 1950-х гг.). Сравнение антропологических типов проводилось, в основном, по признакам рекомендуемым Г.Ф.Дебецом9, за исключением тех, которые отсутствовали в приведенных показателях сравниваемых групп10. В ходе исследований сопоставлялись мордовские группы (по 99-102 чел.): 12 мокшанских, 11 эрзянских, 1 терюханская (52 чел.); русские (по 70-100 чел.): 12 донсурских, 6 верхневолжских, 6 средневолжских, 6 северовосточных; 1 горномарийская (Еласовский район Марий-Эл – 100 чел.), 1 чувашская (Октябрьский район Чувашии – 76 чел.) и 1 татарская (Ширингушский район Мордовии – 99 чел.). Количественные методы в этой сфере впервые были использованы в связи с изучением антропологических различий эрзян и мокшан – основных субэтнических подразделений мордовского народа. Сравнение эрзянских, мокшанских и русских групп сначала шло по классическому критерию согласия, широко применяемому в антропологическом аппарате. Критерием здесь выступает t – коэффициент достоверности (Стьюдента), определяемый вероятностью вывода (при вероятности F(t) =0,997 он равен 3). Строго говоря, в данном выражении должна использоваться общая дисперсия выборки S2 – сумма межгрупповой и внутригрупповой. Мы же, исходя из имеющихся данных вынуждены были применять межгрупповую. Но т. к. последняя занимает только часть общей, в итоге получался результат несколько превосходящий реальный т. е. tф > tкр =3. Вычисленные критерии показали случайность колебаний внутри мордовских групп 8 из 9 величин представленных параметров. В то же время между мордовскими и русскими группами наблюдалось существенное различие по 3-6 показателям. Исключение составила лишь смешанная с мордвой донсурская группа (с эрзянами и мокшанами – по 2-3 указателями). Русские группы расходятся между собой по 2-5 параметрам, (донсурская и средневолжская по 1). И лишь ильменское и верхневолжское население является вполне однородным. Критерий серий показал высокую степень однородности мокшанских и эрзянских групп по всем приведенным показателям. Результаты сравнения мордовских групп с русскими и между собой по критериям согласия и случайности свидетельствуют о существенных антропологических различиях между мордвой и русскими. В то же время эрзянские и мокшанские группы рознятся между собой в значительно меньшей степени, чем большинство рассмотренных русских групп.
Вторым случаем применения здесь указанных методов стало решение вопроса о близости терюхан к тем или иным антропологическим типам русского и мордовского населения. Были выбраны донсурская, верхневолжская, средневолжская и северо-восточная русские группы. К ним были добавлены 11 эрзянских и 12 мокшанских групп. В качестве критериев использовались рекомендуемые специалистами антропологами Хиквадрат, коэффициенты Гейнке и расового сходства Пирсона. Как уже говорилось в формулах для получения указанных коэффициентов необходимо применение общей дисперсии по каждому признаку и каждой совокупности групп. Мы же, исходя из имеющихся данных, вынуждены вставлять внутригрупповые, занимающие лишь часть общих дисперсий. Поэтому абсолютные величины коэффициентов получались завышенными, однако, это не влияло на их соотношение, на степень сравнительной антропологической близости терюхан к другим типам11. На основании исходных данных, были получены величины Хи-квадрат, коэффициентов Гейнке и расового сходства Пирсона, показывающие, что антропологически терюхане ближе всего стоят к эрзянам. Применение количественных методов в области антропологии требует особой осторожности, т. к. разница в антропологических (частности краниометрических) показателей различных типов настолько мала по сравнению с их абсолютными величинами, что малейшие неточности в измерительном инструменте могут привести к существенным погрешностям и, как следствие, неверным выводам даже при безусловном выполнении всех остальных требований количественного анализа. Еще Е.М.Чепурковский в 1913 г. показал, что «в измерительных признаках разница между различными группами, исследованными одним работником, часто бывает меньше, чем между близкими или даже тождественными группами, исследованными разными авторами и что, таким образом, ошибка наблюдения превышает реальную разницу между группами. В еще большей степени это относится к описательным характеристикам»12. В нашем случае это проявилось и при использовании относительных показателей, когда остальные принципы исследования (однородности, случайности и проч.) выдерживались достаточно строго. Например, в одном исследовании к указанным выше группам русских и мордвы были добавлены еще 12 дублирующих русских групп из донсурской зоны, измеренных, в общем, по той же методике, но разными учеными в 1940-е – 1950-е годы13. Кластерный анализ, донсурских групп, проведенный с соблюдением всех математических правил, однозначно показал, что группы, исследованные различными экспедициями, наиболее далеки друг от друга антропологически, хотя они представляют население из одной зоны. Здесь эффект Е.М.Чепурковского проявился в наибольшей степени. В следующей работе была сделана попытка, математически сопоставить антропологические типы мордвинов, русских, татар, чувашей и горных марийцев. По указанным параметрам был проведен кластерный анализ, и получены следующие результаты: К1 – на пороге 1,95 произошло объединение горных марийцев и северных чувашей; К2 – на рубеже 2,97 объединились мокшане и эрзяне; К3 - порог объединения донсурской и верхне-волжской русских групп достиг 3,25; К4 – на уровне 3,37 в одну группу вошли татары, чуваши, горные марийцы, а также средне-волжские и северо-восточные русские; К5 - на рубеже 4,45 объединились К2 и К3, т. е. мокшане, эрзяне с донсурским и верхневолжским русским населением; К6 – на пороге 5,22 к К5 присоединились терюхане; К7 – полное объединение всех групп произошло на уровне 6,03.
Этот кластерный анализ показал, что народы Среднего Поволжья существенно различаются по антропологическим типам, причем последние примерно совпадают с распределением населения по языковым группам. Была подтверждена, выявленная ранее традиционными методами, однородность мордвы, донсурских и верхневолжских русских групп. Исключением является соединение в одном кластере финноязычных горных марийцев и тюркоязычных чувашей, которые представляют собой практически один антропологический тип. Близость мордовских, а также донсурских и верхневолжских русских групп, соседствующих с ними, можно было предполагать из-за многовековых межнациональных контактов. В то же время совершенно неожиданным является тот факт, что средне-волжское и северо-восточное русское население, антропологически гораздо ближе к местным тюркам, чем к русским группам из других зон. Это свидетельствует об интенсивности ассимиляционных процессов в регионе и о том, что русские постепенно «входят» в местные антропологические параметры. Выводы кластерного анализа были подвергнуты дополнительной проверке с помощью критериев Хи-квадрат и коэффициентов Гейнке, прежде всего, по марийцам и татарам. Коэффициенты Гейнке подтвердили выводы кластерного анализа об антропологической близости горных марийцев к тюркам вообще и к чувашам в особенности. Также подтвердился вывод о близости антропологических параметров горных марийцев и северовосточных русских. Другие русские, как и мордовские группы, наиболее далеки от марийцев, причем живущие с ними по соседству терюхане и верхневолжские русские – в меньшей степени, чем остальные. Максимально далекими от марийцев следует признать мокшан. Коэффициенты показали близость ширингушских татар, прежде всего к горным марийцам, затем северо-восточным и средне-волжским русским, чувашам. Наиболее далеки от них остальные группы русских и мордвы. Причем в максимальной степени – опять мокшане. Коэффициенты расового сходства Пирсона горных марийцев и других групп полностью подтвердили выводы, сделанные на основе кластерного анализа, показателей Хи-квадрат и коэффициентов Гейнке о близости горных марийцев к тюркам и северо-восточным русским. В целом результаты количественного анализа антропологических типов Среднего Поволжья вполне позволили констатировать существенную близость эрзян и мокшан, горных марийцев и северных чувашей, верхневолжского и донсурского русского населения. По данному исследованию, все русские группы проявляют антропологическую близость к коренному населению региона: верхневолжские к терюханам, донсурские к мокшанам и эрзянам, северо-восточные к горным марийцам и чувашам, средне-волжские к татарам. Эта общая тенденция представителей различных этносов, живущих длительное время смешанно на одной территории, не подтверждается в нашем случае лишь при сравнении мокшан и живущих среди них ширингушских татар. Мокшане антропологически далеки не только от местных татар, но и от чувашей и горных марийцев. Это коренным образом противоречит выводам некоторых исследователей о наличии в мокшанской среде существенного субуральского компонента и, вроде бы, логичному предположению (которого ранее придерживался и автор данной статьи), что отдельные антропологические различия мокшан и эрзян вызваны, прежде всего, смешением первых с соседними кочевыми тюркскими племенами, тем более пришедшими с северо-востока14. По выводам количественного анализа, присутствие соответствующих антропологических компонентов, как это ни странно, в мокшанской среде проявляется в наименьшей степени15. Работа, проведенная на кафедре новейшей истории народов России Мордовского университета, показала, что применение количественных методов в исторических исследованиях Поволжья имеет хорошие перспективы.
Примечания Источниковедение истории СССР. М., 1973. С. 368. 2 Алексеев В.П. Происхождение народов Восточной Европы: Краниолог. исслед. М., 1969. Алексеев В.П. Этногенез. М., 1986; Алексеев В.П., Дебец Г.Ф. Краниометрия: Методика антрополог, исслед. М., 1964.; Алексеева Т.И. Этногенез восточных славян по данным антропологии. М., 1973; Анучин В.А. Географический фактор в развитии общества. М., 1962; Анучин Д.Н. О географическом распределении роста мужского населения России // Зап. геогр. о-ва. М., 1889. Т. 7; Бунак В.В. Геногеографические зоны Восточной Европы, выделяемые по факторам крови АВО // Вопр. антропологии. 1969. Вып. 32; Дебец Г.Ф Палеоантропология СССР // Тр. Ин-та этнографии АН СССР. Нов. сер. М., 1948. Т. 4; Дебец Г.Ф., Левин М.Г., Трофимова Т.А. Антропологический материал как источник изучения вопросов этногенеза // Сов. этнография. 1952. № 1; Марк К.Ю. Этническая антропология мордвы: Вопр. этнической истории мордов. народа // Тр. Ин-та этнографии АН СССР. Нов. сер. М., 1960. Т. 13; Наука о расах и расизм // Тр. НИИ Антропологии МГУ. М.-Л., 1938. Т. 4; Рогинский Я.Я. Проблемы антропогенеза. М., 1977 и др. 3 См.: Математические методы в исторических исследованиях. Саранск, 1988. С. 25; Мордовский народ (1897-1939). Саранск, 1996. С. 55-61. 4 См.: Корреляционный анализ в исторических исследованиях. Саранск, 1990. С. 9-12, 40. 5 См.: Количественный анализ в исторических исследованиях. Саранск, 1996. С. 160. 6 Там же. С. 169; Мордовский народ (14897-1939). Саранск, 1996. С.96, 127. 7 См.: Происхождение и этническая история русского народа. М., 1965. С. 307-312. 8 См.: Марк К.Ю. Указ. соч. // Вопросы этнической истории мордовского народа. М., 1960. С. 154-165. 9 См.: Рогинский Я.Я., Левин М.Г. Антропология. М., 1978. С. 358. 10 В данных К.Ю.Марк не приведены величины орбитного указателя, углов профиля лба и носовых костей. 11 Антропологи вообще допускают использование в подобном случае какой-либо одной стандартной S2 по каждому признаку. См.: Антропология. С. 355. 12 Цит.: по Алексеев В.П. Указ. соч. С. 35. 13 См.: Происхождение и этническая история русского народа. М.,1965. С. 285-289, 307-312. 14 См. например: Вихляев В.И. происхождение древнемордовской культуры. Саранск, 2000. С. 127. 15 Поскольку татары и мокшане, живущие на одной территории, были исследованы одной экспедицией в одно и то же время, то в данном случае не проявляется эффект Е.М. Чепурковского, что свидетельствует об особой надежности вывода. 1
Е. Н. Мокшина, к.и.н., доцент МГУ им. Н.П.Огарева (г.Саранск)
РЕЛИГИОЗНАЯ ЖИЗНЬ МОРДВЫ ВО ВТОРОЙ ПОЛОВИНЕ IX – начале XXI века: ПУТИ РАЗВИТИЯ И ТРАНСФОРМАЦИИ
Религиозная жизнь мордовского народа с середины XIX по начало XXI в. испытала три качественных перелома, первый из которых (дореволюционный) был связан с переходом от формального крещения к более глубокой, сущностной христианизации, второй (в условиях советской власти) сопровождался гонением на религию, когда атеизация была возведена в ранг государственной политики, и третий (постсоветский) ознаменовался подлинной свободой вероисповедания, избавлением от атеистического прессинга. На протяжении длительного времени мордовское язычество, как и язычество других народов, выступало в качестве этнического символа, идеологического знамени, под которым мордва отстаивала свою свободу и независимость, этническое достоинство и самобытность. Дохристианские верования и обряды мордвы усложнились и видоизменились впоследствии с принятием христианства в виде русского православия и сопутствовавших ему восточнославянских верований и обрядов, сохранявшихся русским народом как долговременным этническим соседом мордвы на уровне «бытового православия». Переосмысление мордвой на протяжении длительного времени, растянувшегося на века, русского православия в конечном итоге привело к формированию своеобразного варианта этого вероисповедания, которое можно назвать мордовским. Характерной его чертой является синкретизм, смешение дохристианских верований и обрядов с православнохристианскими, их симбиоз, проявляющийся поныне. Не обошло мордву стороной и российское сектантство, ставшее своеобразной формой крестьянского движения, политического протеста, оппозиции господствующей церкви и ее идеологии. Своих этнических сект у мордвы не было, она, как правило, будучи уже крещеной, вступала в российские секты старообрядцев, духоборов, молокан, хлыстов и др., основную массу приверженцев которых составляли по преимуществу русские крестьяне из соседних с мордовскими сел и деревень. Преследование светскими и духовными властями сектантов приводило к тому, что они покидали места своего традиционного проживания и
переселялись в более укромные места, подчас очень далеко, на окраины Российской империи. Так, в частности, мордва-духоборы и молокане оказались в 1830-х годах в Закавказье, у отрогов библейской горы Арарат. Православие в России было официальной, государственной религией, и полицейскобюрократический аппарат царизма поддерживал монопольное господство православной церкви. Это убедительно прослеживается всем процессом христианизации мордовского, как и других народов Среднего Поволжья, окончательное присоединение которых к Русскому государству завершилось с падением Казанского ханства, что произошло в середине XVI века. Христианизация была существенным фактором этносоциальной адаптации мордвы в составе России и, несмотря на ее подчас принудительный характер, в целом может считаться явлением позитивным, способствовавшим приобщению мордовского народа не только к русской, но и через нее к мировой культуре. Несмотря на то, что самостоятельная будущность мордовской культуры, как и культуры других народов Волго-Камья, не рассматривалась имперскими властями России, миссионерское просвещение, хотя и несло утилитарно-клерикальную направленность, объективно стимулировало сохранение и изучение культуры мордовского народа, как и других «восточных инородцев», способствовало созданию их письменности, литературных языков, национальной интеллигенции. В то же время веками проводившаяся официальными властями и церковью русификаторская политика порождала у части мордвы нигилистические настроения, негативное отношение ко всему национальному, что особенно было характерно для интеллигенции. В дореволюционной России верующие составляли абсолютное большинство населения, в том числе и мордовского. С установлением советской власти отношение государства и религии было кардинально пересмотрено. Из страны, в которой господствующей идеологией была религия, Россия стала превращаться в страну, где таковой провозглашался марксизм-ленинизм, непременной составной которого стал считаться атеизм. Атеизация общества была возведена в ранг государственной политики. Быть верующим становилось не престижно. Коренные преобразования в образе жизни мордовского народа, как и других народов Советского Союза, связанные с коллективизацией, индустриализацией, культурной революцией, радикально меняли весь прежний образ его жизни, тесно смыкавшийся с религией и церковью. На смену старой деревне, где господствовал религиозный быт, приходила новая, со школами, избами-читальнями, клубами, кино, религиозные праздники замещались советскими, начинали складываться новые традиции, хотя процесс ломки религиозных обычаев и ритуалов не был прямолинейным и безболезненным. Великая Отечественная война, принесшая неисчислимые бедствия народам СССР, в том числе мордовскому, внесла немалые коррективы в процесс атеизации советского общества, не только значительно затормозив его, но и стимулировав существенный всплеск религиозности. Именно в это время участились обращения к гадалкам, ворожеям, связанные с горечью военных утрат, тревогой за близких, ушедших на фронт, пропавших без вести. В ряде сельских населенных пунктов открывались ранее не действовавшие молитвенные дома, церкви. В Советском Союзе официального учета религиозности его граждан не велось, что было обусловлено известным декретом «Об отделении церкви от государства и школы от церкви», принятым еще в первые годы Советской власти, объявившим, что из официальных актов всякое указание на религиозную принадлежность или непринадлежность устраняется. Не проводилось и репрезентативного этносоциологического исследования религиозности народов страны во всесоюзном масштабе, хотя определенные «замеры» ее в процессе локальных, выборочных конкретно-социологических и этнографических исследований в разных регионах, в том числе и в Мордовии, имели место1.
Как показывали эти исследования, уровень религиозности мордвы, безусловно, снижался, вырастали новые поколения людей, воспитанные на идеях безбожия и атеизма. Молодежь тщательно оберегалась от воздействия религии и церкви. Основными носителями религиозных взглядов, трансляторами религиозной обрядности оставались, как правило, люди старших возрастных групп, преимущественно женщины, проживавшие в сельской местности, нередко малограмотные. Говоря о характере религиозности, ее специфике у мордвы, следует отметить, что верующая ее часть продолжала соблюдать не только православные, но и доправославные верования и обряды, равно как и те, что формировались в результате синтеза этих религиозных систем. С распадом СССР и суверенизацией Российской Федерации в сфере ее государственной политики по отношению к религии и церкви произошли серьезные перемены. Конституция РФ, принятая в 1993 г., признала идеологический и политический плюрализм, гарантировала, что никакая идеология не может устанавливаться в качестве государственной или обязательной, запретила разжигание социальной, расовой, национальной и религиозной розни, уровняла религиозные организации перед законом. В постсоветский период религиозная жизнь мордвы заметно активизировалась, стала более свободной и содержательной, избавившись от препон предшествующей эпохи. В 1991 г. открылась Саранская и Мордовская епархия РПЦ, объединяющая в настоящее время 280 церковных приходов и 14 монастырей (в 1985 г. в Мордовии было всего 19 действующих церквей, не было ни одного действующего монастыря). В этом же году в Мордовии была открыта Мокшэрзянская протестантская (лютеранская) церковь, ведущая богослужение на мокша-мордовском и эрзя-мордовском языках. Как гласит русская народная пословица: «Обжегшись на молоке, дуешь и на воду». Некоторые верующие, испытав на себе гонения за веру, те или иные ущемления своих прав, продолжают вести себя весьма осторожно и скрытно, боясь рецидива новых репрессий, возврата прежних порядков и нравов. Но легализация религиозности, деатеизация взрослого населения и приобщение к религиозной жизни молодежи все более набирают силу, а значит возможности религиозного влияния не только на духовно-нравственные и этнокультурные, но и этносоциальные, как и этнополитические процессы возрастают и, разумеется, принципиально важно, чтобы они развивались в конструктивном русле. Одной из особенностей современной этноконфессиональной ситуации у мордвы следует также считать частичное оживление традиционных дохристианских верований и обрядов, мордовского язычества. Реанимацией его занимаются, в основном, те же лица, которые задействованы в различных организациях и движениях, сопричастных к процессам этнического и ассоциированного с ним конфессионального возрождения. Они демонстративно отреклись от православия и православных антропонимов, стали выступать под языческими именами (Нуянь Видяс, Кшуманцянь Пиргуж, Маризь Кемаль, Эрюшон Вежай и др.) и контактировать с языческими лидерами других народов Поволжья, в том числе Республики Марий Эл, значительная часть коренного населения которой поныне не крещена. Это, конечно, не означает, как предполагают некоторые авторы, формирование некоего «межнационального союза» с язычниками из Республики Марий Эл, которая, по их утверждениям, уже стала центром притяжения для таковых из других республик России, а именно Мордовии, Чувашии и Удмуртии, и может в перспективе, по их мнению, превратиться в определенное духовное ядро единения поволжских народов на основе язычества. «Единая вера плюс стечение ряда политических обстоятельств, – заявляют С.Филатов и А.Щипков, – могут привести к созданию сепаратистски настроенного межнационального союза или объединения поволжских народов, более монолитного, чем Ассоциация горских народов Кавказа. Вера предков будет использована в качестве
объединяющей идеологической базы. В этом случае «языческий фактор» заговорит в полный голос и заставит говорить о себе остальную Россию»2. Однако эти «прогнозы», на наш взгляд, не имеют под собой оснований, их нельзя принимать всерьез. Более того, как верно отметила известный исследователь марийского язычества Л.Тойдыбекова, они «оскорбительны»3. Вместе с тем, не преуменьшая былых заслуг РПЦ в становлении письменности у мордвы, богослужения на родном языке, переводе на него канонической литературы, нельзя не заметить, что ныне позиция, которую занимает она в деле национального возрождения мордовского народа, недостаточно обогащена новыми духовными началами, больше сводится к количественным показателям, внешней атрибутике, чем к качественным, связанным с возрождением духовно-нравственных начал, в том числе тех, которые создавались мордвой веками и составляют его этнокультурный базис, без чего народ утрачивает свою этническую самобытность. Примечания См.: Мокшин Н.Ф. Религиозные верования мордвы. Саранск, 1998. С. 193-210; Иткин С.М. Формирование нового быта Мордовского села и отход от религии // Социалистический быт мордовского села. Саранск, 1986. С. 225-237; Вавилин В.Ф. Количественная оценка современных этнокультурных процессов в Мордовской АССР (сельское население). Саранск, 1989. С. 18; Беляева Н.Ф. Этнические аспекты духовной жизни мордовского сельского населения // Крестьянское хозяйство и культура деревни Среднего Поволжья. ЙошкарОла, 1990. С. 334. 2 Филатов С., Щипков А. Сотая епархия. Последний языческий народ Европы // Независимая газета. 1994. 17 марта. 3 Тойдыбекова Л. Марийская языческая вера и этническое самосознание. Joensuu, 1997. С. 71. 1
И. Ю. Трушкова, к. и. н., доцент ВятГУ (г. Киров)
ПОНИЗОВАЯ КУЛЬТУРА НА ЮЖНОЙ ВЯТКЕ: вопросы микроистории русского населения на уровне региона
В современном мире в условиях взаимодействия процессов глобализации и развития самоидентификации регионов актуальным представляется сопоставление макро- и микроуровней этнокультурных явлений как видов анализа и как масштабов содержания изучаемых тем для углубления качества выводов исследований. «Макроистория не может стать историей в идеальном смысле, если не поведет за собой микроисторию»1. В этом контексте изучение этнокультурной специфики разных частей территории Приволжского федерального округа РФ может привести к обновлению в понимании некоторых явлений в национальной жизни. Известно, что юго-западные уезды Вятской губернии являлись частью «Понизовья». По масштабу это типичный регион для выявления закономерностей соотношения этнических процессов на микро и макро уровнях разной иерархии. Такой подход выявляет сложную картину формирования русского населения в рассматриваемой территории. Перенесение внимания с макро- на микро уровень при изучении процессов формирования русского населения в рассматриваемой территории выявляет значительную неоднородность данной группы; среди них – потомки стрельцов, переселенцев из центральных губерний России на медеплавильные заводы, «починовцы» из севера и центра Вятки, обрусевшие мари, мигрировавшие старообрядцы из Нижегородчины и путем вторичного заселения – с Урала. Такая пестрота не позволяет при решении некоторых вопросов этнокультурной истории объединять эти компоненты и требует детального микроанализа. Виды хозяйственной деятельности в вятском понизовье – комбинаторика общих и специфичных видов. Наряду с земледелием, легкими и многочисленными сохами, скотоводством, развились именно отхожие промыслы, производство товаров для сбыта в
Поволжье по самому главному естественному пути сообщения – реке Волге. Микроуровень в масштабах выбранного региона выявляет и другое своеобразие – отхожие промыслы на Урал и в Сибирь, (особенно – плотничество), а также распространение староверами предметов религиозного культа, книг2. При исследовании традиционного быта путем оперирования микро- и макро уровнями также появляется серия нестандартных выводов. Например, в видах усадьбы, ее декоре, а также в одежде наиболее выразительные образцы выявляют нижегородские аналогии – это рельефная резьба, сарафанный комплекс с кокошником нижегородского типа3. Но при этом существовало достаточно много упрощенных, усредненных образцов, что может быть объяснено как свидетельство стирания множественных локальных различий при определенных контактах. Духовная жизнь на уровне региона выявляла специфику через сохранение определенного набора толков старообрядчества, воспроизведение некоторых дохристианских обрядов других групп населения, включая «праздник свиной головы»4. Песенное своеобразие включает финно-угрорские элементы мелодий5. Этнопсихологический портрет русского крестьянина южно-вятского региона также выявляет своеобразие. Показательно, что к собственно вятчанам русские крестьяне южных уездов Вятской губернии себя не причисляли. В вятском понизовье одевались «красно», (т. е. красиво, модно), не терпели экономических трудностей дома, легче уходили в отход, были более импульсивными по сравнению с жителями северных от них территорий. Южновятским русским крестьянам более подходил образ стрельца, в то время как северно-вятским – образ монаха-трудника. Ментальность русского жителя вятского понизовья ярко и многоаспектно раскрывается в конкретном фрагменте микроистории – ситуации общения уржумских парней и стопятилетнего старика, зафиксированной в середине XIX века. «Молодой крестьянин: Все ли здорово, соседушко, Еремей Пахнутьич?... Старик: Конечно, и то Господь Бог-батюшко для нас многогрешных милостлив; непременно нужно молиться и трудиться, старики наши говаривали, что Бог-то труды любит, дай Бог памяти покойному моему дедушке… сидя вечером за лаптем все бамял, што потрудишься, то и сладко поешь, царство ему небесное, такой был трудолюбивый, што умирал, лапоть-то у него из руки-то и выпал, а кадочимк-то зажал так крепко, што на силу отняли…. Молодой: Видно жалко ему было с кодачиком-то проститься, либо умереть-то не захотимлось; бают, што чем старше, тем приятнее жизнь нам кажется… Старик: Момторно мне глазеть на вас, ребята! Що это такое... в старину, бывало, ваши деды, бамчка, да и я грешный жили не по-вашему. У нас в баедым ходили в праздники только одни старики, а молодежь и вовсе такого побымчая не знала, но нынче, куда набольшомй срядится, туда и рак за ним тащится. Да и это бы куды не шло! Да есть у вас нынче обычай таков! Каждому надо приходить в понитке, каждому надо ломпать одеть баскую, да и бабемнек-то своих обрядить в московиким, да и ни ещь во що… А у нас прежде в старину бывало, мужики обрядятся в чожолки, а бабени-то в дубленые шушуны, а кои-то побогаче, так и в кумашники, в старину у нас не было щеголев, не так как ныне,…раньше гурьбой и ходили гулять, старики со старухами по домам распивать, а молодежь с молодицами – на улице хоровод водить да песни гаганить ...»6. В этом разговоре отражаются стратегии хозяйственного и нравственного поведения, микросвязи, образующие большие общественные связи и системы ценностей. В общем и целом, через микроисторический анализ разных уровней сложнее предстает географическое различие этнокультурных моделей. Реальная этническая жизнь видится не «идеальным лазом»; поэтому понимать ее, влиять на нее не всегда можно методом проектов и
априорного построения моделей. Учет микроисторических уровней важен для правильности построений надрегионального масштаба для науки, образования, управления. Примечания Шлюмбом Ю., Кром М., Зоколл Т. Микроистория: большие вопросы в малом масштабе // Прошлое – крупным планом: современные исследования по микроистории. СПб, 2003, С. 9. 2 Зеленин Д.К. Народные присловия и анекдоты о русских жителях Вятской губернии (Этнографический и историко-литературный очерк) // Зеленин Д.К. Избранные труды. Статьи по духовной культуре. 1901–1913 гг. М., 1994, с. 77. Полевые материалы автора (ПМА), Малмыжский р-н, 2000 г. 3 Маковецкий И.В. Архитектура русского народного жилища. Север и Верхнее Поволжье. М., 1962, с. 295, 296. фонды Советского, Малмыжского музеев, ПМА 4 Яранский краеведческий журнал «Наш край», 1948, № 12. 5 Браз Л.С. Взаимообогащение и проявление общности музыкального фольклора различных этносов (по материалам народно-песенного творчества Вятской земли) // Вятский родник. Вып. 4 «Межэтнические связи фольклора и народная культура Вятского края». Киров, 1997, с. 8-9. 6 АРГО, ф. 10, оп. 1, д. 15, л. 5, 6 об.-7.
1
Ю. Н. Мокшина, к. и. н., ст. преподаватель МГУ им. Н.П.Огарева (г.Саранск)
НАРОДНОЕ ПРАВОСУДИЕ (ЭТНОЮСТИЦИЯ) У МОРДВЫ: ТРАДИЦИИ И СОВРЕМЕННОСТЬ
Исследование традиционной народной культуры в условиях политических, правовых, социальных, экономических преобразований представляется все более актуальным. Проблемы правового регулирования в контексте этнических традиций играют весомую роль в выработке конструктивной национальной политики, развитии современной правовой культуры, ибо юридические обычаи на протяжении тысячелетий являлись эффективным регулятором жизнедеятельности людей, ценностным ориентиром должного поведения. Актуализация значения обычного права в целом естественно предполагает изучение и его отдельных элементов, в ряду которых одним из наиболее важных выступает народное (этническое) правосудие или народная (этническая) юстиция (этноюстиция). Под народным правосудием мною понимается рассмотрение и разрешение народом тех или иных дел без вмешательства органов государственной власти в соответствии с нормами обычного права. Гарантом реализации обычно-правовых предписаний была мордовская крестьянская община, которая вплоть до начала XX в. представляла собой целостный мир, самоуправляющийся социальный организм со своим традициями. Поддержание порядка в общине осуществлялось в основном старейшинами, вершившими по заветам предков истинное правосудие. На собраниях старейшин (мокш. «велень оцютне», эрз. «велень покштне»), мирских сходов (мокш. «пуромкс», эрз. «промкс») обсуждались возникавшие в общине спорные ситуации. Как отмечал в своем описании быта мордвы И. Селиванов, в связи с тем, что большинство сделок мордва заключала устно, «происходило множество нескончаемых и невозможных к разбирательству споров и ссор»1. На заседаниях промкса разбирались обычно-правовые нарушения: совершение опасных деяний, несоблюдение условий договоров, причинение вреда, разделы имущества и иные споры. При разборе нарушений проводились расследования, которые благодаря отличному знанию крестьянами местных условий, личных качеств участников дела, взаимоотношений односельчан, хорошей осведомленности были нередко очень эффективными. В процессе расследования осматривали место происшествия, делали обыск и опрашивали свидетелей. По осени, отмечал К. Митропольский, мордва ежегодно собиралась где-либо при большом озере для судопроизводства над личностями, подозреваемыми в каких-либо преступлениях, совершенных в течение года. «Судьи, чтобы узнать истину, чинили «суд Божий»: приказывали перевязать серединою бичевы шею обвиняемого и с быстротою перетаскивать его через озеро из конца в конец непременно три раза; оставшегося в живых признавали
невинным». Преступников наказывали «сообразно их вине»: убийством, отрубанием членов, снятием кожи и пр.2 Наказания за нарушения в зависимости от степени виновности были разнообразными: денежный штраф, битье кнутом, словесный укор и др. Одной из наиболее применявшихся форм наказания было публичное посрамление, когда провинившегося вели по деревне. Например, пойманному с поличным вору связывали руки, на шею навешивали украденную им вещь и в сопровождении односельчан водили по селу, всячески осмеивая его (Информация записана автором в 2001 г. от Г.Н. Кедяровой, 1934 г. рождения, село Морга Дубенского района Республики Мордовия). Самым суровым видом наказания считалось причинение человеку, виновному в преступлениях, смерти. К числу преступлений относились убийство, воровство, прелюбодеяние и др. В балладе о Дмитрии, убившем свою мать, сообщается о способе наказания: «к хвосту коня его привязали, через семь полей пустили»3. В материалах фольклора отмечаются некоторые другие самобытные меры наказания. Так, в легенде о мордовском царе Тюштяне рассказывается: «Мудро правил Тюштянь своим народом, не обижал зря никого. Только вот за воровство казнил сурово – на сухой осине воришек вешал. Бесполезное, говорит, дерево – бесполезный и человек»4. Особое место в народном правосудии занимает семейное правосудие (семейная этноюстиция). Семейная этноюстиция являлась по существу семейным механизмом социального контроля общины за соблюдением общинного и государственного правопорядка, предупреждения возможных нарушений сложившихся традиционных устоев. Общество, наделяя семейные органы власти определенной компетенцией и свободой при разрешении возникавших ссор, воспитывало каждого общинника в духе сложившихся традиционных устоев, прививало ему нормы поведения, которым должен был следовать. Стержневым принципом семейной юстиции являлся общеправовой запрет на домашние конфликты. В случае же возникновения споров, члены семьи должны были не выносить их за ее рамки. Примирение сторон осуществлялось обычно без вмешательства посторонних лиц, в том числе и общинного схода. Лишь при исключительных обстоятельствах, когда совершенные преступления становились известными, а также с целью предупреждения противоправного поведения остальных членов семьи по отношению друг к другу, защиты интересов сельчан, общинный сход предпринимал свои меры. В 1921 году М.Т. Маркелову в селе Савкино Саратовской губернии рассказали о старинном обычае: если старую мать вдруг переставал слушать сын, а в доме кроме нее, не было никого, кто бы мог проучить строптивца, то мать решалась пустить в ход последнее средство. В знак своего безвыходного положения она брала под мышку кусок холста, а в руки свечку и шла на сход, где объявляла старикам о своей беде и о бессилии справиться с ней. Старики, убежденные в справедливости слов ее необыкновенным снаряжением, тут же, не долго думая, вызывали непокорного, «давали» ему хорошую встрепку, убеждая быть наперед покладистым5. Центральным звеном семейной юстиции, ее безапелляционным судьей считался большак – «кудазор» (мокш., эрз.). Его жена – «кудазорава» (мокш., эрз.) разрешала споры между женщинами семьи, которые в случае несогласия с ее решением могли обратиться за помощью к своему домохозяину. Обладая широкими юридическими полномочиями, авторитетный кудазор при решении наиболее существенных семейных казусов обычно обращался к семейному совету, подчас расширенному (с участием родственников). В обычно-правовой практике с мнением семейного совета считались, и только в крайних случаях кудазоры могли пойти в разрез с ним. Что касается споров, возникавших между родителями и детьми, то решающее слово оставалось за родителями. В обычном праве мордвы родительской власти придавалось определяющее значение, ибо вся система управления фактически строилась на уважении и подчинении не просто младших старшим, но, прежде всего, детей своим родителям. В
супружеских ссорах муж и жена старались избегать вмешательства даже собственных членов семьи. В разбирательствах между собой лидирующее положение занимал муж, чье решение носило обязательный характер. Тем не менее, согласно общеустановленным нормам этноюстиции, обиженная или оскорбленная супруга могла пожаловаться кудазору, который должен был по справедливости рассудить молодых. Становление этноюстиции – сложный и многогранный процесс. На том или ином этапе исторического развития народная система правосудия претерпевала изменения. По мере усложнения социальной организации, формирования государственных рычагов управления обычное право теряло свое монопольное положение в ряду правовых регуляторов, уступая место писаному праву – закону. Но и сегодня еще можно наблюдать реальное действие некоторых юридических традиций, в том числе в сфере народного правосудия. Особенно это характерно для сельской местности. Проведенные полевые исследования обычно-правовой системы мордовского народа показывают, что народные юридические обычаи не ушли в прошлое, применяются и в настоящее время. Этнонормативные установки жизнеобеспечения современного села проявляются достаточно ярко. До сих пор в мордовских деревнях многие вопросы разрешаются крестьянскими сходами. Способы наведения порядка в рамках семейного коллектива, сохранения дисциплины также отражают этнические правовые традиции (например, почитание предков, подчинение родителям). Некоторые аспекты народного правосудия нашли отражение и в действующем законодательстве Российской Федерации. Так, согласно нормам закона Республики Мордовия «Об общих собраниях (сходах), конференциях граждан в Республике Мордовия» в поселениях с числом жителей до 500 человек уставами муниципальных образований может быть предусмотрена возможность осуществления полномочий представительных органов местного самоуправления общими собраниями (сходами) граждан6. Традиции народного (этнического) правосудия – фундамент обычно-правовых отношений того или иного народа. В условиях моноюридической системы понимание народного правосудия в основном сводилось как к «самосуду», несанкционированному государством и, следовательно, социально вредному. Однако многовековая практика функционирования этноюстиции показывает позитивную роль этого явления, поскольку в его основе лежат народные представления о подлинном правосудии. Бытование многих правовых обычаев и в настоящее время свидетельствуют о том, что народная юстиция не осталась лишь в прошлом, а еще и сегодня представляет собой действенный механизм регулирования этносоциальных отношений, способствующий сохранению ценностей исторического и культурного наследия народа. Примечания Документы и материалы по истории Мордовской АССР. Т. 3. Ч. 1. Саранск, 1939. С. 246. 2 Митропольский К. // Мордва: мировоззрения их, нравы и обычаи. № 10, 1877, С.740. 3 Устно-поэтическое творчество мордовского народа. Т. 1. Саранск, 1963. С. 198 4 Легенды и предания мордвы. Саранск, 1982. С. 52. 5 Саратовская мордва // Саратовский этнографический сборник. Сост. М.Т. Маркелов. Саратов, 1922. С. 108. 6 Правотворчество в Республике Мордовия. Саранск, 2000. С. 314. 1
И. Б. Ниманов к.и.н., доцент МГУ им. Н.П.Огарева(г.Саранск)
УЧАСТИЕ ИНОСТРАННЫХ ВОЕННОПЛЕННЫХ В ДВИЖЕНИИ ПРОТЕСТА В РОССИИ В 1915 г.*
* Работа выполнена при финансовой поддержке ГРНФ (проект №04-01-23004 а/В)
Первая мировая война поставила перед Россией многие проблемы, которые раньше не возникали или не были такими острыми. Одна из них – это военный плен. Особенно остро она проявляется с 1915 г. Кратковременная стабилизация на Восточном фронте сменилась горечью упущенных побед, поражением в Галиции и отступлением, превращавшимся, порой, в бегство. «Страшный для Росси 1915 год продолжал свое течение. На его протяжении страна потеряла миллион солдат и офицеров только пленными. Началась подлинная деморализация русской армии, разобщение русского офицерства»1. Но не только поражения на фронтах войны или на поле дипломатии ставили страну на грань, за которой стоял будущий выбор исторического пути. Самое страшное испытание ожидало существующий режим внутри Российской Империи. Все надежды властей на живучесть в традиционном сознании населения страны, особенно среди крестьянства верноподданнических чувств оказались напрасными. В России начинается поворот в сторону антивоенных и антиправительственных настроений. На это влияли как неудачи на фронтах войны, так и дезорганизация российской экономики. «Только оперившаяся российская промышленность была не готова к современной войне. Полное расстройство железнодорожного сообщения под грузом тяжелых требований военного времени. Инфляция, явившаяся результатом снижения производства товаров повседневного спроса. Бюрократия была неспособна, действовать незамедлительно и быстро. Нарастал продовольственный кризис. Крупные города страдали от недостатка продовольственных товаров, так как многие крестьяне были призваны в армию. Кроме того, многие мелкие крестьянские хозяйства отказывались продавать зерно на рынок, потому что на вырученные деньги им нечего было купить»2. Совокупность обстоятельств привела к активизации в стране забастовочного движения среди рабочих и началу протеста крестьянского населения, а также изменению в настроении на передовых позициях. «Неоправданность ожидания побед, поражения, безвыходность оставили лоскуты энтузиазма, который присутствовал у части рабочих в начале войны… Новые победы на восточном фронте подорвали веру и фатализм русского народа»3 . Вместе с рабочими и крестьянством России в движение протеста начинают активно включаться и военнопленные. К середине 1915 г. окончательно определилась их важная роль в экономике России. «Важным фактором в снижении производительности труда сыграли мобилизации квалифицированных рабочих. Возрастание роли женского, детского труда, а также использование труда китайских рабочих, беженцев и военнопленных также влияли на снижение производительности»4. На первый план выдвигались экономические требования против тяжелых условий труда и неприкрытой эксплуатации. Сведения о первых выступлениях военнопленных в России относятся к весне 1915 года, когда в различных регионах страны военнопленные начинают открыто протестовать против созданных для них условий проживания, питания, усиливающейся эксплуатации. В сельскохозяйственном секторе экономики протесты военнопленных в виде отказов от работ начинаются несколько раньше, чем в промышленности. Это связано с началом посевной кампании 1915 г. Именно в это время деревня почувствовала со всей силой влияние войны, вступающей в затяжную стадию. Многочисленные мобилизации привели к оттоку огромного числа трудоспособного мужского населения, что создавало многочисленные проблемы с рабочими руками. Как уже отмечалось выше, правительство страны, учитывая многочисленные просьбы сельских хозяев, разрешило применение труда военнопленных не только в промышленности, но и в сельском хозяйстве. Для Поволжья, где аграрный сектор экономики был ведущим, этот фактор имел чрезвычайно большое значение. Первоначальные протесты против военнопленных в 1915 г. носили единичный, разрозненный характер. Они имели форму единичных или отказов групп военнопленных от работ по тем или иным «законным причинам». Пленные часто ссылались на болезнь, плохое
самочувствие, невозможность выполнения работ. Даже если они выходили на работу, то выполняли ее таким образом, что хозяевам становилось невыгодным использование такого непроизводительного труда. В сознании военнопленных к этому времени произошли некоторые изменения. Они оправились от первоначального шока, вызванного пленением. При анализе ситуации с военнопленными необходимо различать, период до начала 1916 и дальнейший этап. Это вызвано тем, что на первых этапах войны у большой части солдат противоборствующих армий присутствовал энтузиазм в предвкушении быстрой победы. После того как многим становиться понятно, что война принимает затяжной позиционный характер, то сдача в плен приобретает массовый характер. В этот период солдаты рассматривали плен как единственное средство спасти свою жизнь и вернуться домой. У первых партий пленных преобладающими были чувства досады и разочарования. Уже в марте 1915 г. из Симбирской губернии стали приходить сведения, что военнопленные, направленные на сельскохозяйственные работы, не желая их выполнять, под всевозможными предлогами фактически саботируют посевную кампанию и тем самым наносят большой урон хозяевам имений. В начале военнопленные надеялись улучшить свое положение и добиться строго выполнения властями положения международных конвенций об отношении к ним как к обезоруженному противнику, путем предъявления различных требований к хозяевам, жалоб на них в местные органы власти и не прибегали к другим формам. Главными средствами при этом выступали нерадивое отношение к работам, на которые они направлялись, а зачастую и полный отказ от них. В условиях острой нужды в рабочих руках, такая тактика могла принести военнопленным необходимый результат. Однако на деле оказывалось далеко не так. Большинство выступлений военнопленных с требованиями по части продовольственного довольствия и заработной платы результатов не давали. Хозяева отказывались выполнять предъявляемые требования, аргументируя завышенным характером большинства из них и невозможностью выполнения в условиях военного времени. Кроме того, у сельских хозяев были возможности для замены строптивых партий военнопленных или отдельных личностей. В случае отказов работать на предложенных условиях военнопленных отсылали обратно, где их перераспределяли и направляли на другие работы. Корреспонденты сообщали: «Экономии, взявшие пленных австрийцев для сельскохозяйственных работ, вынуждены отсылать их обратно. Пленные, ссылаясь на нездоровье, или отказываются от работ, или выполняют их лениво»5 . Подобное явление во время проведения посевной кампании получает распространение по всей территории России. Ленивое отношение к труду на полях сельскохозяйственных экономий, по мнению военнопленных, должно было рано или поздно заставить их хозяев пойти на значительные уступки. Однако подобное отношение часто встречало негативную реакцию у местного крестьянского населения. Такое отношение к протестам со стороны военнопленных поддерживали в ряде губерний местные периодические издания. Требования пленных характеризовались как завышенные и необоснованные. «Военнопленные австрийцы, работающие на реке и в городских скверах, производят работы крайне лениво. Работая плохо, пленные, однако, очень требовательны по части питания»6. По мере расширения границ применения труда военнопленных, случаи всевозможных протестов по многочисленным причинам встречаются гораздо чаще. Военнопленные предъявляли претензии к хозяевам на плохое содержание, обращение. Одним из самых распространенных становиться требование улучшения условий труда. Пленные не желали работать весь световой день за незначительное вознаграждение. «Почти каждый день в тамбовскую уездную палату пребывают группы военнопленных австрийцев с работ частных владельцев. Пленные жалуются на плохое содержание, на трудную и продолжительную
работу. Хозяева же отказываются от услуг пленных по причине их болезни и не склонности к труду»7 . Ситуация в поволжских губерниях была практически одинаковой. Везде военнопленные, желая добиться лучших условий труда и содержания, выступали с аналогичными требования, и в большинстве случаев хозяева возвращали их в пункты постоянного водворения. Губернские и военные власти, понимая насколько важно в условиях острой нехватки рабочих рук, добиться от военнопленных выполнения всех работ и недопущения отказов от них старались принимать жесткие меры к недопущению повторения подобных случаев в будущем. Однако на первых порах эти мероприятия не приносили необходимого результата. Летом 1915 г. отдельные разрозненные, пусть достаточно частые, отказы военнопленных от выполнения работ приобретают характер забастовок, отличающихся продолжительностью и организованностью. В июне Тетюшский уездный исправник писал воинскому начальнику, что «в селе Архангельские Кляры в имении помещика Головня военнопленные австрийской армии отказываются работать, требуют улучшения питания и выплаты им заработанных денег для приобретения обуви. Пленные не работают уже с 30 мая по 3 июня»8 . Завышенные требования к условиям содержания в России австро-венгерских и немецких пленных встречались достаточно часто. Большинство попавших в плен на Родине жили в значительно лучших условиях, поэтому требовали создания примерно таких же условий и в плену. Русское правительство в силу объективных причин не могло удовлетворить все претензии военнопленных по части проживания, питания и т. д. Поэтому предъявление требований продолжалось. Завышенные требования пленных вызывали неприятие со стороны местного населения, которое в этот период начинало испытывать острый дефицит товаров первой необходимости. В имении помещика Головни в Тетюшском уезде Симбирской губернии «военнопленный Дешу требовал лучшей для себя пищи, указывая, что австрийцы привыкли есть у себя лучше, чем у нас едят господа. Схватил за горло управляющего имением и стал душить»9 . В этих условиях как центральные, так и местные власти идут на ужесточение мер против разрастания забастовочного движения. В июне следуют указания Начальника штаба московского военного округа, обеспокоенный, что «при широком применении в настоящее время труда военнопленных отказ некоторых из них от работ может нарушить правильность течения проводимых пленными работ»10 , в своем приказе требует принятия жестких мер к недопущению отказов от работ военнопленных. Эти меры должны были включать в себя: «1) при назначении, объяснялось бы, что труд военнопленных обязателен для каждого военнопленного. Отказ военнопленных будет рассматриваться как открытое противодействие распоряжению правительства; 2) отказавшихся военнопленных выделять в особые группы и содержать на строгом тюремном режиме, с применением особых строгих правил содержания в дальнейшем на все время пребывания их в плену; 3) применять меры к установлению более или менее одинаковых условий для всех военнопленных на работе»11. Данный приказ означал, что работа для всех без исключения военнопленных становиться обязательной. Те из военнопленных, кто отказывается от выполнения работ, обрекают себя на тюремный режим на период всего срока их пребывания в плену. Однако принимаемых мер было явно недостаточно. Чтобы сбить волну отказов и забастовок военнопленных. Власти Российской империи вынуждены были более жестко реагировать подобные на случаи. 31 июня (13 июля) 1915 г. товарищ министра внутренних дел Джунковский в одном из циркуляров констатировал, что «в некоторых местностях империи имели место случаи неподчинения привлеченных к казенным, общественным, сельскохозяйственным и иным работам военнопленных установленным правилам и даже отказа от работ»12 .
В каждой губернии принимаются постановления губернаторов по поводу мер против отказов от работ военнопленных. 9 июля 1915 г. подобные меры были приняты Пензенским губернатором. Они включали в себя: «1) строгий тюремный режим с применением строгих правил; 2) приняты меры к установлению одинаковых жизненных условий работающих военнопленных; 3) командирование офицеров из ближайших гарнизонов»13 . Не последняя роль по недопущению отказов военнопленных от работ отводилась командованию внутренними военными округами. Представители военных властей стремились к недопущению контактов между отдельными группами военнопленных, находящихся на работах во вверенных им округах, т. к. это создавало опасность возникновения забастовок одновременно в нескольких местах и могло привести к полной остановке производящихся работ. Уже летом 1915 г. в распоряжение военных властей поступали многочисленные сведения, что ряд организованных забастовок возникает из-за недостаточного внимания цензурных органов к письмам военнопленных, в которых содержались призывы к забастовкам. Командование округов вынуждено было ужесточать меры по цензуре за корреспонденцией военнопленных. Начальник Главного управления Генерального штаба разослал в июле 1915 г. распоряжение начальникам штабов военных округов, где содержались огромные массы военнопленных: «Вследствие имевших место в пределах некоторых губерний стачек, кои устраивались пленными, находящимися на сельскохозяйственных работах, путем переписки между собой, признаю необходимым, чтобы внутренняя корреспонденция упомянутых пленных, изложенная на русском языке, на которой не имеется штемпелей военной, цензуры почтовыми учреждениями направлялась надлежащим уездным воинским начальникам и таковая же корреспонденция на иностранных языках оставалась без движения на почтовых учреждениях»14 . Военные власти были обеспокоены и тем, что военнопленные имели при себе некоторые денежные суммы, которые они могли использовать для приобретения оружия или для проведения революционной пропаганды внутри России. В конце мая 1915 г. начальникам штабов внутренних военных округов поступает телеграмма от начальника Главного управления Генерального Штаба в которой выражается беспокойство, что «некоторые военнопленные, эвакуированные внутрь империи обладают денежными средствами для ведения пропаганды с целью ниспровержения господствующего строя и поднятия восстания, а также для снабжения оружием, как военнопленных, так и местного населения»15 . Правительство не хотело обострения проблемы внутреннего противостояния, поэтому в этом направлении предпринимались все возможные меры. Постепенно круг взысканий за отказы военнопленных от сельскохозяйственных работ значительно расширился. Усилия властей, как военных, так и гражданских, не приносили желаемых результатов. Министерство внутренних дел вынужденно было взять под свой строгий контроль регулирование мероприятий, препятствующих дерзкому поведению военнопленных. 31 июля 1915 г. оно разослало циркуляр губернаторам, который расширял права местных властей по применению репрессалий на пленных. «Имели место случаи неподчинения и даже отказа от работ. Губернскому начальству право налагать на военнопленных через чинов местной полиции дисциплинарных взысканий согласно порядку, который применяется в отношении нижних чинов полиции»16 . Действия полицейских чинов в этом направлении, в свою очередь, контролировались служащими отдельного корпуса жандармов. Все это свидетельствовало о крайней обеспокоенности правительственных властей проблемой частых отказов от работ военнопленных. Несмотря на расширяющееся забастовочное движение, усиление его сплоченности и организованности, многие забастовки военнопленных заканчивались безрезультатно. В этих случаях пленные начинают прибегать к насильственным методам решения своих насущных вопросов. В Тетюшском уезде в ответ на непрекращающиеся притеснения военнопленные
после нескольких безрезультатных попыток добиться улучшения условий труда, избили стражника железными вилами17 . Иногда, пленные, не надеясь на местные власти, заранее выступали с угрозами, чтобы действия властей не помешали предъявлению их требований. С этой целью в Тетюшском уезде в имении помещика Сверчкова военнопленные пригрозили избить стражника, требуя невмешательства в их дело18. Многие из видов работ, выполняемых пленными, их не устраивали. Прежде всего, это были ассенизационные работы в городской и сельской местности, а также уборка территории от нечистот. В ряде забастовок именно эти причины являлись основными. В имении помещика Терехина военнопленные отказались убирать навоз, а на настойчивые требования стражника, военнопленные напали на него с железными вилами19 . Продуктивность труда военнопленных, несмотря на все усилия правительства, из-за соответствующих тяжелых условий труда продолжала оставаться невысокой. Предложенные условия не устраивали военнопленных. Газета «Пензенские губернские ведомости» сообщала об австрийцах из с. Гузынцы Саранского уезда, «что работают в экономии господина Никитина как бы, нехотя, часто отдыхают, закуривают цыгарки»20 . С подобными проблемами сталкивались многие землевладельцы, использовавшие труд военнопленных. Понимая опасность контактов военнопленных с местным населением, воинские власти требовали строгой изоляции пленных. Стремление максимально изолировать военнопленных от населения страны было очевидно. Власти прекрасно осознавали, что контакты военнопленных и местного населения, будут способствовать расширению совместных действий в организации забастовочного движения. Это в свою очередь придаст новый импульс протестному движению, как военнопленных, так и местного населения. 1 мая 1915 г. Тетюшский уездный воинский начальник сообщал уездному исправнику о том, что командующий Казанским военным округом «запретил посещение военнопленными публичных мест и приказал принимать все меры к недопущению их тесного общения с публикой и выражения каких-либо симпатий военнопленным со стороны частных лиц»21 . Начальник Самарского губернского жандармского управления полковник Познанский 10 мая 1915 г. обращался к самарскому губернатору с ходатайством о выделении дополнительно к местной полиции отряда стражников для «предотвращения всяких сношений посторонних лиц» и проникновения их в черту одного из самых крупных в России Тоцкого лагеря военнопленных, расположенного в Бузулукском уезде Самарской губернии22 . Еще более опасными с точки зрения местных администраций были контакты военнопленных и солдат тыловых гарнизонов, расквартированных практически во всех уездных центрах Поволжья. Инсарский уездный воинский начальник получил из штаба Казанского военного округа телеграмму в феврале 1915 г. с просьбой совершенно изолировать военнопленных от нижних чинов батальона23 . В ответе из Инсара говорилось, что «пленные ни малейшей возможности не имеют войти в какую-либо связь с чинами 167 пехотного полка»24 . Таким образом, местные власти пытались исключить контакты военнопленных не только с местным населением, но и с расквартированными воинскими частями. Однако полностью изолировать военнопленных от местного населения и солдатских частей, расквартированных в Поволжье, несмотря на все предпринимаемые меры, не удалось. В 1915 г. начинается забастовочное движение военнопленных, находящихся на работах на промышленных предприятиях России. Оно совпало с новым подъемом забастовочного движения российского пролетариата. С февраля по июль 1915 г. произошло 574 забастовки, в которых приняли участие 241 тыс. человек, с июля 1915 по январь 1916 г. – 606 забастовок, в которых участвовали 432 тыс. человек, при этом 36% всех забастовок носили политический характер. В 1916 г. произошло 1 410 забастовок с числом участников 1 086 тыс. человек.
Начиная с осени 1915 г. стачечное движение в крупных промышленных районах проходило в основном под руководством большевистских организаций, однако на основной территории Поволжья преобладающего влияния ни одной политической партии не отмечалось Несмотря на запреты и жестокие репрессии царских властей, начиная с 1915 г., военнопленные принимали участие в ряде забастовок на промышленных предприятиях и на строительстве железных дорог. Первые сведения о начале забастовочного движения среди военнопленных в России относятся к маю 1915 г. 19 мая управляющий Риддерским рудником на Алтае доносил, что применение труда военнопленных «идет не гладко»: 60 человек отказались от работ и забастовали. Он просил срочно прислать конвой с «соответствующими полномочиями» и сообщил, что к забастовщикам приняты репрессивные меры – сокращено питание25 . Подобные явления свидетельствовали о начале вовлечения военнопленных в общероссийское забастовочное движение. Центральные и местные органы государственной власти данное обстоятельство крайне встревожило. Вполне естественно, что меры властей на факты отказов от работ военнопленных на промышленных объектах следовали незамедлительно. Очень часты были случаи забастовок на строительстве железных дорог, где труд военнопленных применялся в огромных размерах. Это были наиболее тяжелые виды работ, и пленные требовали повышения оплаты и улучшения условий труда. Забастовки охватили всю территорию страны, и требования, как правило, были одинаковы. Летом 1915 г. забастовочное движение начинается среди военнопленных, находящихся на работах в Поволжье. 27 июня 1915 г. забастовали военнопленные, работавшие на строительстве железнодорожного моста через реку Волгу у Симбирска26 . В связи с тяжелыми условиями труда военнопленные потребовали более высокой оплаты и выдачи на руки заработанных денег. Симбирские власти для подавления забастовки вынуждены были применить специальные воинские команды. Серьезные волнения происходили на железной дороге Казань – Екатеринбург, где работало до 4 тыс. военнопленных. Департамент полиции сообщал в главное управление генштаба, что в течение всего 1915 г. здесь наблюдались забастовки и брожения, выступления пленных совместно с русскими рабочими за увеличение платы и улучшение экономических условий27 . В связи с забастовками, губернаторами соответствующих губерний, издавались распоряжения целью которых было, не только подавление подобных явлений, но и недопущение их в будущем. Таким образом, в 1915 году среди военнопленных поднимается движение протеста, которое усиливается соединяясь с протестным движением российских рабочих и крестьян. Примечания Уткин А.И. Первая мировая война. М., 2002. С. 219. Revolution in Russia! As reported by the New York Tribune and the New York Herald, 1894 – 1921. N. Y. 1967. P. 102. 3 Lincoln B. Passage through Armageddon: The Russians in War and Revolution 1914 – 1918. N. Y., 1986. P. 96, 118. 4 Florinsky M.T. The end of Russian Empire. New Haven & London. 1931. P. 160. 5 Волжские вести. 1915. 12 марта. 6 Тамбовский край. 1915. 20 мая. 7 Тамбовский листок. 1915. 17 мая. 8 РГВИА, ф. 1720, оп. 9. д. 22, л. 703. 9 ГАРФ, ф. 102. 3-делопроизводство. 1915, оп. 124, д. 108, ч. 24, л. 5 об. 10 Там же, ф. 59, д. 224, л. 42. 11 Там же. 12 ГАУО, ф. 76, оп. 2, д. 2011, л. 141. 13 Пензенские губернские ведомости. 1915. 9 июля. 14 РГВИА, ф. 1606, оп. 2, д. 1065, л. 3. 15 Там же, ф. 1720, оп. 1, д. 163, л. 162. 16 ГАРФ, ф. 110, оп. 4, д. 4051, л. 109. 17 ЦГА РТ, ф. 200, оп. 1, д. 2882, л. 267. 18 Там же, л. 267. 19 Там же, д. 2867, л. 286. 20 Пензенские губернские ведомости. 1915. 30 октяб. 1
2
ЦГА РТ, ф. 2, оп. 1. д. 3064, л. 145. Там же, л. 173. 23 РГВИА, ф. 1720, оп. 2, д. 163, л. 26. 24 Там же, л. 25. 25 Попов Н.А. Революционные выступления военнопленных в России в годы первой мировой войны // Вопр. истории. № 2. 1963. С. 77. 26 ГАУО, ф. 855, оп. 1, д. 1271, л. 171. 27 РГВИА, ф. 2000, оп. 2, д. 35, лл. 52-54. 21
22
М. Д. Журавлева, к. и. н., преподаватель СФЗО Академии МВД России (г.Саранск)
ОСОБЕННОСТИ СОЦИАЛЬНОГО ПОВЕДЕНИЯ КРЕСТЬЯНСТВА СРЕДЕНЕГО ПОВОЖЬЯ С ВЕСНЫ 1915 г.*
* Работа выполнена при финансовой поддержке ГРНФ (проект №04-01-23004 а/В) Империалистическая война вызвала значительные изменения в укладе жизни и психологии крестьянства. Углубление социальных контрастов в деревне, ухудшение положения на фронтах и усиление тягот внутри страны, а так же стремление крестьян не допустить передела земли до окончания военных действий, традиционное недовольство против помещиков способствовали изменению психологии поведения крестьянского мира региона. Относительно небольшое количество противоправных действий крестьянства до весны 1915 г., обусловлено, на наш взгляд, тем, что отрицательные последствия войны еще не успели сказаться на социально-экономическом положении крестьянского мира региона. Первые последствия войны начинают сказываться весной 1915 г. По причине массовых мобилизаций, к началу нового полевого сезона деревня стала ощущать острую нехватку рабочих рук. Заметному усилению недовольства сельского населения и росту революционных настроений крестьянского мира России способствовали неудачи русской армии на фронтах войны. Усиление в 1915–16 гг. государственного нажима на деревню в целях перераспределения сельскохозяйственной продукции вызывало растущее сопротивление крестьян. Волнения охватили многие уезды Среднего Поволжья. Крайне напряженная ситуация сложилась в Лукояновском уезде Нижегородской губернии. Уже 17 апреля 1915 г. в селе Наруксове крестьяне-общинники числом до 500 человек грозили избить отрубников и уничтожить бумаги землемера1. 24 апреля в селе Ильинском крестьяне числом до 150 человек отправились на поле и уничтожили межевые знаки, ограничивающие участки отрубников. А на следующий день поломали заборы и выбили стекла в домах выделяющихся2. Борьба крестьян уезда расширялась, все новые села включались в нее. Начальник Нижегородского губернского жандармского управления доносил в департамент полиции, что население Лукояновского уезда и раньше отрицательно относились к закону о выделении на отруб 3. В конце апреля 1915 г. произошли крупные волнения в селе Сырятино. Крестьяне, до 400 человек, вооруженные кольями и палками напали сначала на стражника, а затем разгромили дома хуторян. Во время разгона крестьян, становому приставу нанесли удар по голове. Власти вынуждены были арестовать 61 человека, 33 из которых женщины4 . Во всех этих выступлениях крестьян самую активную роль играли солдатки. 28 апреля в селе Кочкурове солдатки хотели воспрепятствовать проведению землеустроительных работ 5. В отдельных случаях, крестьяне традиционно пытались поставить свою борьбу в рамки закона. Надеясь на решение своих проблем правительством, они писали письма в различные инстанции. Из Лукояновского уезда солдатки направили телеграмму на имя Верховного главнокомандующего «с ходатайством приостановить выход на отруба и закрепления наделов до окончания войны»6 .
Наряду с волнениями в Нижегородской губернии произошли выступления крестьян и в других губерниях. Основным, и в этих случаях, оставался вопрос о прекращении землеустроительных работ до окончания войны. На своем сходе около 200 солдаток в селе Чигорак Тамбовской губернии путем угроз заставили отказаться выделяющихся от закрепления наделов до окончания войны. В селах Никольском и Архангельском солдатки не допустили раздела земли, оказав сопротивление землемеру и земскому начальнику. В селе Сергеевка отрубники были избиты7 . По сообщению казанского губернатора, среди крестьянства продолжают держаться слухи о наделении всех крестьян землей после войны, что, по мнению губернатора, являлось одной из основных причин крестьянских волнений8. В июне 1915 г. крестьяне-общинники в селе Верхние Коки Сенгилеевского уезда, вооружившись палками, не допустили землемера к проведению работ, заявив, что не допустят их до прихода мужей и сыновей с войны9 . Недовольство продолжением старой земельной политики, несмотря на принятия циркуляра, лежало в основе выступлении крестьян, закончившихся столкновением с землемерами и полицией в Ядринском уезде Казанской губернии10. Попытки проведения землеустроительных работ в регионе продолжались в течение всего года и повсюду вызывали недовольство крестьянских масс. Начальнику Симбирского Губернского жандармского управления сообщалось, что в селе Четвертаково, Ардатовской волости и езда идет вражда между укрепившимися и общинниками 11. Очевидно, что правительство пыталось минимально придавать огласке подобные случаи и зачастую искажало факты, обвиняя солдаток в подстрекательстве беспорядков12 . Однако земельный вопрос продолжал оставаться в центре внимания крестьянства в Среднем Поволжье. Испытывая нехватку земель, крестьяне вынуждены были бороться за нее. Эта борьба, в условиях военного времени, представлялась местным властям крайне опасной. Крайне обеспокоенный происходившими изменениями в социальном поведении крестьянского населения начальник Пензенского жандармского управления предупреждал о возможности беспорядков13. В то же время, связывая вопрос о наделения землей с окончанием войны, крестьяне откладывали его решение до окончания военных действий и не прибегали к более решительным действиям. Подобная постановка вопроса о земле, сложившаяся в общественном сознании крестьян, оказывала сдерживающие влияние на социальное поведение крестьянства в годы первой мировой войны. Постепенно, под воздействием экономических, социальных факторов, крахом мировоззренческих установок, изменяется социальное поведение крестьянства Среднего Поволжья. На волне роста недовольства крестьян-общинников отрубниками и хуторянами на второй план отходит борьба крестьянства с помещиками. В ноябре 1915 г. Нижегородский вице-губернатор сообщал о «нескольких случаях самовольных порубок леса и двух случаях поджога крестьянами помещичьих построек и хлеба в скирдах»14. 1915 г. заметно повлиял на изменение общественного сознания крестьянства, как впрочем, и других слоев населения. Этот год окончательно разрушил иллюзии на быстрое и успешное окончание войны. В этот период растет число антивоенных действий крестьян. В мае 1915 г. был арестован крестьянин Мочалов за антивоенную агитацию в селе Хилково Спасского уезда 15. Антивоенные настроения овладевали большим числом крестьянского населения региона, что беспокоило губернаторов, и они постоянно докладывали в департамент полиции о взрывоопасном положении в деревнях во вверенных им губерниях. В августе Тамбовский губернатор отмечал, что в связи с последними неудачами действующей армии усиливается антивоенное настроение населения Темниковского уезда. На него влияют раненые, которые по прибытию домой рассказывали о тяжелом положении на фронтах войны16 . Об ухудшении обстановки в Тамбовской губернии в сентябре 1915 г. губернатор вынужден был донести в
департамент полиции. Он писал, что в губернии «наблюдается сильное недовольство правительством, его действиями по снабжению армии необходимыми припасами, снаряжением и вообще правительственной политикой, особенно же в отношении роспуска Государственной думы. Замечаются враждебные отношения к чинам полиции»17 . О сложной ситуации в губернии говорилось и в донесении Симбирского губернатора: «Благодаря тяжким событиям последнего года возбудимость крестьянства, рабочего люда, а, пожалуй, и других сословии, представляется ныне чрезвычайно повышенной. Наблюдается исключительная нервностъ и восприимчивость ко всяким внешним влияниям. Нелепые слухи о наделении землей всех участников войны из крестьян, прибытие сюда громадного количества беженцев, непомерная дороговизна жизни, все это вместе взятое заставляет с тревогой смотреть в будущее»18. В 1915 г. в деревнях и селах Среднего Поволжья усилилась агитационная работа среди крестьян, почва для которой была крайне благодатной. Начальник Симбирского губернского жандармского управления писал в департамент полиции, что хотя «крестьянское население и прервало всякую связь с революцией, тем не минее со стороны бывших во время освободительного движения пропагандистов оставлены следы в среде крестьянского населения в лице крестьян левого направления, составляющих оппозиции на сходах крестьян, так и по проведения в жизнь закона 9 ноября 1906 г.»19 . События второй половины 1915 г. свидетельствовали о том, что в Среднем Поволжье, как и в целом по стране, к осени возникает революционный кризис. Сложное экономическое положение одновременно с неудачами русской армии на фронтах войны и неспособностью правительства исправить создавшуюся ситуацию, вызвало глубокое разочарование установившимся порядком и повлекло за собой изменения в общественном сознании, усиление революционных черт в социальном поведении крестьянского населения. Углубление кризиса было нежелательно для правящего режима, однако, несмотря на предпринимаемые усилия, ему не удалось сбить волну революционных выступлений. Конец 1915 г. примечателен еще и тем, что все основные политические партии России за исключением (монархических и крайне правых буржуазных), которые вели борьбу за массы, осознают неизбежную гибель существующего строя в ближайшем будущем. Следующий 1916 г. еще более углубил разразившийся революционный кризис. Весной и летом 1916 г. по стране в целом усиливается крестьянское движение. За год в России было отмечено 294 выступления, 91 раз правительство применяло силу20 . Крестьянство соответственно отреагировало на ухудшение обстановки в стране. Разраставшийся в России кризис продовольствия, растущая дороговизна, вносили новые черты в социальное поведение крестьянства. В целом по стране размах крестьянского движения заметно вырос, от 177 выступлений в 1915 г. до 294 в 1916 г. Однако в Среднем Поволжье число крестьянских выступления несколько снижается с 30 в 1915 г. до 21 в 1916 г.21. Подобное снижение в Среднем Поволжье объясняется, на наш взгляд, значительным снижением землеустроительных работ в этот период. В то же время становятся более разнообразными причины, вызывающие недовольство крестьянского населения, и продолжает усиливаться политический характер выступлений. Продолжается борьба крестьян-общинников с теми, кто не смотря на сложную обстановку решил укрепить землю в частную собственность. Полгода подобная борьба продолжалась в селе Тарханове Ардатовского уезда. Здесь крестьяне упорно противодействовали сначала пахотным работам, а затем не допускали скот выделившихся крестьян на общинный выгон, они устраивали поджоги, оказали сопротивление приставу со стражниками, когда тот прибыл для ареста организаторов движения против выделяющихся. В августе 1916 г. на усмирение крестьян села Тарханова прибыл Симбирский губернатор, по распоряжению которого были арестованы 20 крестьян и солдаток и посажены в уездную тюрьму на три месяца22 . О накале
борьбы свидетельствует и тот факт, что в июле 1916 г. крестьяне-отрубники вынуждены были послать телеграмму Министру внутренних дел А.Н. Хвостову и Министру земледелия А.Н. Наумову о том, что их «к владению лугами и вагонам общество не допускает»23. Подобные действия сплачивали крестьян, во время длительной борьбы крестьянство приобретало необходимый опыт для дальнейшего сопротивления властям и воплощения своей мечты о земле. Упорная борьба в октябре 1916 г. разразилась в селе Курташки Краснослободского уезда Пензенской губернии. Местные крестьяне просили отложить отрез земли до окончания войны, но после того как получили отказ перешли к более решительным действиям. Около 300 человек (в основном солдатки) пришли к Оброчинскому управлению, где встретив одну из выделяющихся избили ее, а на обратном пути разгромили и дома выделяющихся крестьян, и заставили силой одну крестьянку отказаться от выдела земли. На следующий день крестьяне (уже около 400 человек) повторили свой поход к Оброчнинскому волостному Управлению. В отчете Департамента полиции отмечалось, «что население села Курташки – мордва, которая и до войны враждебно относилась к выделяющимся на отрубные участки»24. Крестьяне оказывали сопротивление не только работам, связанных с наделением землей отрубников и хуторян, но и другим землеустроительным работам, проводившимся во время войны. В июле 1916 г. крестьяне мордовского села Таджева Ардатовского уезда оказали сопротивление развертыванию земель, принадлежавших крестьянскому банку. Под воздействием угроз со стороны крестьян землемер вынужден был прекратить работы в селе. Исправник доносил губернатору, что «означенное проявление есть дерзкая разнузданность, самоуправство, не могущее оставаться безнаказанным»25 . Среди крестьянства Среднего Поволжья продолжали распространяться слухи о наделения крестьян землей после войны. Обеспокоенный этим Тамбовский губернатор доносил в Департамент полиции: «Среди крестьян Кирсановского уезда продолжает существовать убеждение, что после войны вся земля будет разделена между ними. Вопрос этот больше всего затрагивался нижними чинами, прибывшими из армии, которые говорили: «Мы теперь знаем, как взять землю»26 . Усилилась напряженность в отношениях крестьян с помещиками из-за использования последними дешевого труда военнопленных. Неодобрительное отношение к использованию труда пленных проявлялось соответствующим образом. «Для землевладельцев единственный выход заключается в привлечении труда военнопленных. Что касается крестьянского населения, то оно подходит к вопросу о привлечении труда пленных весьма осторожно и даже с опаской. Крестьяне не представляют себе взаимоотношений между ними и пленниками»27 . «Кроме этого в сельской жизни вызвало разговоры появление у землевладельцев военнопленных, к чему крестьяне относятся отрицательно, опасаясь конкуренции и следовательно лишение заработка, поджогов и близких отношений с девушками и женщинами, особенно с солдатками, те же крестьяне злорадствуют, когда пленные объявляют забастовку и предъявляют невыполнимые требования, причем заявляют: «Если с немцами справиться не могут, то и нам ничего не сделают»28 . Еще одной причиной столкновений крестьян с помещиками было повышение арендных цен, что ставило под угрозу выработанную практику хозяйственных взаимоотношений, наносило ущерб интересам крестьян. Община нередко регламентировала отношения своих членов с помещиками, определяя на сходах порядок и предельную стоимость аренды земли и найма рабочей силы, формы борьбы с землевладельцами29 . Признание крестьянами притязаний на помещичьи земли нашло своеобразное отражение в солдатско-крестьянской трактовке причин войны, распространившейся к этому времени. Офицер 16 роты 497 Белецкого полка в марте 1916 г. писал своему корреспонденту: «Я уже несколько раз натыкался на такое солдатское мнение, что в России большие господа, лучше
сказать, крупные помещики, затеяли войну, дабы истребить мужиков, чтобы избавиться, так как мужики посягают на помещичью землю»30 . Многие солдаты в своих письмах на Родину объясняли подобными причинами начало и затяжной характер войны31 . Хотя число поджогов помещичьих имений и погромов падало, борьба крестьян с помещиками в среднем Поволжье продолжалась. В октябре 1916 г. крестьяне сожгли деревянный двухэтажный амбар в имении помещика Дурасова в Тамбовской губернии. В своей жалобе он отмечал: «Мужики и бабы не только не ходят ко мне на работу, но, когда приходят рабочие из соседних сел не допускают работать»32 . Усилению политической направленности социального поведения крестьянства в какой-то степени способствовала работа различных политических партии. Придававшие крестьянству большое значение большевики, социалисты-революционеры пытались наладить агитационную работу среди сельского населения. Однако, деятельность партий в регионе среди крестьян в условиях войны была затруднена существованием партийных организаций исключительно в губернских центрах. По этой причине, крестьянское движение протекало под относительно слабым воздействием различных политических сил. В 1916 г. в селе Жадовка Карсунского уезда Симбирской губернии была обнаружена листовка «Граждане, когда, наконец проснетесь ото сна» с разоблачением антинародной сущности войны и призывами к усилению революционного движения»33 . Политические настроения крестьянства на разных этапах первой мировой войны развивались по-разному. Однако, с весны 1915 г. до февраля 1917 г. социальное поведение крестьянства обнаружило крайнюю динамичность. Действия крестьян становятся решительными, приобретая антивоенную и антиправительственную направленность. Под влиянием политических настроений крестьянства и его движение протеста развивалось неравномерно. Всплеск приходится на 1915 г. По мере углубления революционного кризиса в стране в дальнейшем усиливается антиправительственный, политический характер крестьянских выступлений. Движение протеста крестьянства принимало различные формы и возникало по разным причинам, наиболее серьезной из которых было недовольство крестьян землеустроительной политикой правительства в условиях мировой войны Примечания ГАРФ, ф. 102, оп. 125, д. 108, ч. 43, л. 5. Крестьянское движение в России в 1914–1917 гг. М.-Л., 1965. С. 204. 3 ГАРФ, ф. 102, оп. 125, д. 43, ч. 1, л. 2. 4 Там же, л. 3. 5 Там же, л. 5 об. 6 Там же, л. 4. 7 Крестьянское движение в России... С. 330–331. 8 ГАРФ, ф. 102, оп. 125, д. 108, ч. 24, л. 5-5 об. 9 Крестьянское движение в России... С. 236. 10 Шестаков А.В. Очерки по сельскому хозяйству и крестьянскому движению в годы войны и перед Октябрем 1917 г. Л., 1927. С. 114. 11 ГАУО, ф. 855, оп. 1, д. 1271, лл. 160-161. 12 Волжские вести. 1915. 15 нояб. 13 ГАРФ, ф. 102, оп. 1915, д. 167, ч. 55, л. 2-3. 14 Там же, оп. 125, д. 108, ч. 43, л. 14. 15 Захаркина А.Е., Фирстов И.И. Указ. соч. С.168. 16 Там же. 17 Там же. С. 169. 18 ГАРФ, ф. 102, оп. 125, д. 108, ч. 65, л. 7. 19 Захаркина А.Е., Фирстов И.И. Указ. соч. С. 170. 20 Крестьянское движение в России... С. 514. 21 Там же. С. 513-514. 22 Захаркина А.Е., Фирстов И.И. Указ. соч. С. 172-173. 23 Крестьянское движение в России... С. 371. 24 ГАРФ, ф. 102, оп. 126, д. 49, ч. 2, л. 1-5. 25 Захаркина А.Е., Фирстов И.И. Указ. соч. С. 175-176. 26 ГАРФ, ф. 102, оп. 126, д. 108, ч. 72, л. 1. 27 Волжские вести. 1915. 25 февр. 28 ГАРФ, ф. 102, оп. 125, д. 108, ч. 24, л. 5 об. 1 2
Кабытов П.С. Формирование антивоенных настроений в российской деревне в период первой мировой войны (1914-февраль 1917 г.) // Социально-экономическое положение и классовая борьба в поволжской деревне в период капитализма. Куйбышев, 1988. С. 114. 30 Солдатские письма в годы мировой войны (1915-1917 гг.) // Красный архив. М., 1934. Т. 4-5. С. 158. 31 РГВИА, ф. 1720, оп. 11, д. 10. л. 323, 359, 521. 32 Крестьянское движение в России... С. 381. 33 Там же. С. 372. 29
И. Е. Зубаров, аспирант НИИГН (г. Саранск)
К ПРОБЛЕМЕ РОЗЫСКА БЕЖЕНЦЕВ В РОССИИ В 1915 г.*
* Работа выполнена при финансовой поддержке ГРНФ (проект №04-01-23004 а/В) Первая мировая война впервые так резко обозначила для России проблему беженцев. 67 млн. человек (36,1%) оказались на оккупированной территории; от 5 до 7 и более млн. (3–4 %) мирных жителей были насильственно выселены из прифронтовой полосы или эвакуированы на восток1. 19 сентября 1915 г. при Особом Отделе Комитета Ее Императорского Высочества Великой Княжны Татьяны Николаевны учредили Центральное Всероссийское Бюро по регистрации беженцев, главной задачей которого «являлось помощь беженцам в розыске потерянных ими из виду при выселении или бегстве родственников и знакомых»2. Аналогичная работа, только в меньших объемах проводилась во всех больших городах России, где были сосредоточены беженцы – «на распределительных пунктах в Петрограде, национальных организациях, особенно латышской, и в Центральном Справочном Бюро в Москве. В последнем находятся справки и сообщаются сведения отыскивающим друг друга беженцах»3. Сложившаяся ситуация была обусловлена тем, что «… полная несогласованность действий военных и гражданских властей по эвакуации и направлению в определенные места беженцев и резкие беспорядки на железных дорогах выразилась в огромном количестве детей, потерявших родителей или невольно оставленных ими в местах стоянки поездов»4. Причем численность детей потерявших родителей, не убывала, так «19 сентября 1915 года в Москву привезено 300 детей потерявших родителей, 20 сентября … – 150 детей, что составляло вместе с прибывшими ранее 881 человек»5. Не лучшим образом обстояли дела и в городах Рига, Валке, Венден и других, где «за первые 7 недель движения беженцев было сделано 2 504 заявления о пропавших детях, … после долгих розысков обнаружены родители лишь в 1 070 случаях»6. Аналогичной деятельностью по розыску потерявшихся беженцев и членов их семей, должны были заниматься и общественные организации на местах. В Москве при Всероссийском Земском и Городском Союзах были открыты справочное бюро, призванные давать справки о месте жительства «утерявшихся» беженцев. Указанным Союзам предлагалось обмениваться материалом по розыску беженцев с Особым Отделом Комитета Ее Императорского Высочества Великой Княжны Татьяны Николаевны (далее Татьянинский Комитет). Однако между названными Союзами и Татьянинским Комитетом возникли проблемы, связанные с тем, что не было определено, кто же главный в деятельности по розыску беженцев. Всероссийские Земской и Городской Союзы стали проводить особую регистрацию потерявшихся беженцев – сплошную перепись, для чего разослали во все местные Комитеты Союза разработанную форму карточки потерявшихся беженцев. Представители же организованного при Татьянинском Комитете регистрационного Бюро стали доказывать свое преимущество в этом деле, опираясь на то, «… что их Бюро было организовано на неделю или на две раньше»7. Регистрационное же Бюро Союзов ссылалось на совершенную регистрационную карточку и достигнутые успехи в деле розыска беженцев. До 5 декабря 1915 г. «Бюро при Союзах получило около 80 тысяч запросных карточек и дало уже более 3 тысяч письменных справок
беженцев, которые разыскивали своих родных или односельчан»8 . «Число справок данных Бюро при Союзах еще в середине ноября месяца достигало 50 в день, в конце же месяца доходило до 200. Имелась возможность выдавать справки (до 20-30 в день) приходящим беженцам, …обслуживая при этом самые разнообразные их категории, начиная от солдатполяков, вернувшихся с французского фронта и разыскивающих своих родных, бежавших из Варшавы, и кончая семьями судебных следователей, железнодорожных служащих и других, спешно уехавших из Западного края и растерявшихся в дороге»9. Наряду с этим Справочное Бюро Союзов «приступило к собиранию сведений об эвакуированных учреждениях, должностных лицах, эвакуированных фабричных заведениях»10 . При этом число выданных Бюро справок об учреждениях значительно возрастало. Поэтому Бюро с октября 1915 года начало издавать сборник адресов беженцев, и до конца 1915 года было издано 4 таких сборника по 20 тысяч адресов в каждом, в количестве 7 тысяч экземпляров. Создание при Татьянинском Комитете Бюро по розыску беженцев поставило вопрос перед подобным Бюро Всероссийского Земского и Городского Союзов: «…необходимо ли продолжать начатую работу или нужно от нее отказаться. Хотя организация двух справочных бюро и представляла технические неудобства, однако Отдел по устройству беженцев, решил продолжать начатое дело»11. Чем было вызвано такое решение? Во-первых: «В Татьянинском Бюро с самого начала работало 120 человек, а число полученных карточек (по регистрации беженцев)… уже в середине ноября равнялось 200 тысяч, …число разыскиваемых беженцев равнялось только 3 тысячам. Другими словами Татьянинское Бюро достигло таких результатов, что и Бюро при Союзах, располагая в шесть раз большим персоналом (до последнего времени в Бюро Союзов было 20 человек работающих) и в три раза большим материалом (200 тысяч карточек против 700 тысяч)»12. Во-вторых: Отдел, оставлял дело розыска в своих руках потому, что «… дело регистрации потерявшихся беженцев на местах могло быть правильно поставлено лишь при участии земских и городских учреждений, на которые по закону (от 30 августа 1915 г.) возложено общее попечение о беженцах… и для Отдела не могло быть сомнений, что только Союзы могут объединить эту деятельность местных самоуправлений»13. В результате Отдел Союзов решил продолжать начатое дело, но в то же время он стремился координировать действия двух справочных бюро и по возможности устранить технические неудобства, вытекающие из создавшегося разделения. «Для этой цели Отдел предложил Татьянинскому Комитету обмен печатными списками адресов, разыскивающих друг друга беженцев, устраняя необходимость более сложных и дорогих технических форм соглашения, полагая, что при таком порядке существование двух бюро, из которых каждое опиралось бы на свои местные учреждения, вполне отвечало бы интересам беженцев и не противоречило бы интересам самого дела»14. На проведенных переговорах между представителями Отдела и Татьянинского Комитета указанные выше предложения были одобрены. В то же время вопрос о продолжении деятельности двух справочных бюро в России был поставлен на государственном уровне. В связи с чем, на Особом Совещании при Министре внутренних дел было высказано предложение о передаче функций по регистрации беженцев Бюро Татьянинского Комитета. В противовес этому предложению члены Особого Совещания отметили, что в Комитете по розыску беженцев при Всероссийском Земском и Городском Союзах «уже начал поступать материал по общей переписи беженцев, производимый на местах» и «прекращение деятельности данного Справочного Бюро больно затрагивает интересы сотен тысяч людей, к которым и без того судьба оказалась не особенно милостивой»15. Приводились доводы, что «...существование Центрального Справочного Бюро при Союзах широко известно беженцам, и какие бы административные препоны не были поставлены деятельности Бюро, оно еще
долгое время будет получать всевозможные вопросы и письма»16. Да и переданный в Бюро Татьянинского Комитета материал по беженцам не мог быть сразу использован, так как Бюро Татьянинского Комитета «пришлось бы переносить союзные карточки свои формуляры, приспосабливать свое делопроизводство к новой задаче»17. Также «Татьянинский Комитет не располагает тем материалом в виде общей переписи, который … может поставить дело розыска беженцев на совершенно твердые основания»18. Кроме того «целый ряд земских и городских учреждений, тесно связанных с Союзами, направит свои силы на другое дело. И налаженное взаимодействие между Центральным и городскими и земскими справочными бюро будет совершенно нарушено к явному ущербу для дела»19. В заключении следует отметить, что был сделан следующий вывод: «распоряжение Министра внутренних дел, основанное на соображениях, высказанных Особым Совещанием грозит нанести серьезный удар делу розыска беженцев, которое только с большим трудом и постепенно начинает налаживаться и главным страдающим лицом явятся беженцы русской национальности, ибо беженцы других народностей и в деле розыска получат гораздо большую помощь от своих национальных организаций».21 Примечания Население России в ХХ веке. В 3-х т. Т. 1. М., 2000. С. 81. 2 ГАУО, ф. 76, оп. 1, д. 1153, л. 19. 3 Там же, л. 20. 4 Там же. 5 Там же. 6 Там же. 7 Там же, л. 25. 8 Там же. 9 Там же. 10 Там же. 11 Там же. 12 Там же. 13 Там же. 14 Там же, л. 25а. 15 Там же. 16 Там же. 17 Там же, л. 26. 18 Там же. 19 Там же. 20 Там же. 1
А. В. Арсентьева, к.и.н., профессор ЧГУ (г.Чебоксары)
А. П. Петрянкина, к.п.н., доцент ЧГУ (г.Чебоксары)
РЕАЛЬНЫЕ УЧИЛИЩА В ОБРАЗОВАТЕЛЬНОМ ПРОСТРАНСТВЕ РОССИИ КОНЦА XIX – НАЧАЛА ХХ вв. (на материалах Чувашской Республики)
Реальные училища – распространенный в России тип средней школы. Их появление обусловлено объективными причинами, которые связаны с ростом потребностей российской экономики в инженерно-технических кадрах в пореформенной России. Несмотря на то, что история реального образования в России берет свое начало еще с XVIII столетия, широкое распространение как государственный тип учреждения среднего образования в России реальная школа получила только со второй половины XIX в. Правовое положение реальных училищ, вопросы регламентации их деятельности были оговорены в «Уставе реальных училищ ведомства Министерства народного просвещения». Этот документ был подписан Александром II 15 мая 1872 г. Реальные училища по уставу 1872 г. рассматривались как средние специальные учебные заведения второго плана, которые
должны удовлетворять лишь основным требованиям в области образования «среднего промышленного класса». Реальные училища имели целью «доставлять учащемуся в них юношеству общее образование, приспособленное к практическим потребностям и к приобретению технических познаний»1 . Реальные училища состояли из шести классов со сроком обучения в один год в каждом классе. В 1906 г. был утвержден новый учебный план реальных училищ, который был действующим до конца существования этих учебных заведений (до 1917 г.)2 . В соответствии с этим планом в реальных училищах преподавались: – закон божий (по 2 часа в неделю во всех классах), – русский язык (по 5 часов в I и II классах и по 4 часа в III-VII классах), – немецкий язык (по 5 часов в неделю в I классе, по 4 часа во II-IV классах, по 3 часа в V-VII классах), – французский или другой иностранный язык (по 5 часов в неделю во II-III классах, по 4 часа в IV классе, по 3 часа в v классе, по 2 часа в VI и VII классах), – география (по 2 часа в неделю во всех классах, кроме VI), – история (по 2 часа в неделю в I-III классах, по 3 часа в IV, V, VII классах и по 4 часа в VII классе), – математика (по 4 часа в неделю в I-III класса, по 6 часов в IV-VI классах, по 5 часов в VII классе), – физика (по 3 часа в неделю в IV-VII классах), – рисование (по 2 часа в неделю в I-VII классах), – черчение (по 2 часа в неделю в III классе и по 1 часу в IV классе), – чистописание (по 2 часа в неделю в 1 классе). В VII классе был введен новый для реальных училищ предмет – законоведение. Он преподавался по 2 часа в неделю. За обучение в реальных училищах взималась плата, размер которой определялся педагогическим советом училища с последующим утверждением министерства. От оплаты освобождались дети без родителей, заслуживающие этого своим поведением и прилежанием, притом не более десятой части общего числа учащихся. Бедным учащимся могли выдаваться единовременные стипендии из специальных средств заведения. В соответствии с уставом каждое реальное училище должно было иметь библиотеку (отдельно для учителей и учащихся), физический кабинет, коллекции принадлежностей для рисования и черчения, географические карты и глобусы, гимнастические снаряды. История реальных училищ в России оказалась сравнительно короткой. Они просуществовали менее 50 лет – до отмены их советской властью. По своему статусу училища так и не были подняты до уровня классических гимназий. И, несмотря на это, численность их росла, и увеличивалось число обучающихся в них. По данным 1894 г., в России насчитывалось 104 реальных училища. В 1913 г. их число выросло более чем в 2,5 раза и достигло 276. В них обучались 76 971 учащийся. Выпускники этих училищ пополняли ряды предпринимателей, среднетехнического персонала работников всех отраслей хозяйства, становились студентами высших специальных учебных заведений. Несмотря на ограниченный характер, училища вносили достойный вклад в развитие производства, укрепление Российского государства. Итогом развития российской школы в рассматриваемый период явилось создание многопрофильной школьной системы. Одним из звеньев этой системы, имеющим особое значение, стало реальное образование. В число 276 реальных училищ, которые существовали в 1913 г., входили Алатырское и Ядринское реальные училища, расположенные на территории современной Чувашской Республики. Их появление относится к началу ХХ столетия.
Первым было открыто училище в Алатыре. Вначале оно возникло как частное учебное заведение. По просьбе горожан инициативу открытия училища взял на себя Василий Никитич Микишин, действительный статский советник, член Государственной Думы. В августе 1902 г. он обратился в соответствующие инстанции с прошением об открытии в Алатыре частного учебного заведения. Решением директора народных училищ Симбирской губернии от 20 августа 1902 г. за №1880 В.Н.Микишин получил право открыть «частное учебное заведение 2-го разряда в составе приготовительного и первого класса»1. Алатырская городская дума выделила заведующему и содержателю училища В.Н.Микишину единовременное денежное пособие в размере 200 рублей и постоянную субсидию в сумме 500 рублей в год на развитие учебного заведения. В сентябре был открыт третий класс училища, в октябре того же года в нем действовало уже четыре класса с 58 учениками. В приготовительном классе обучалось 12 учеников. Финансовые средства на содержание училища ежегодно увеличивались. Они поступали от Алатырского городского общественного управления и Алатырского земства. Например, в 1911 г. на развитие Алатырского реального училища из государственного казначейства было пролучено 13 868 руб, Алатырского городского управления – 1 500 руб, Алатырского земства – 6 820 руб. Кроме названных финансовых источников училище имело доход в 9 030 руб из специальных средств училища, которые пополнялись за счет оплаты учащихся за обучение. Итого средства училища за 1911 г. составили сумму в 31 218 руб2 . В последующие годы Алатырское городское управление и Алатырское земство обязывались выплачивать на содержание реального училища в своем городе по 1 500 и 500 руб соответственно. Финансовую помощь также оказывало Симбирское губернское земство (например, в 1915 г. она составила 6 320 руб). Таким образом, основу материального обеспечения Алатырского реального училища составляли как государственные ассигнования, так и средства органов местного самоуправления и вклады частных лиц. По мере дальнейшего развития училище расширялось. В 1908 г. был открыт VI класс, в следующем, 1909 г., – VII класс с химической лабораторией и естественным кабинетом при нем. С 1910 г. меняется статус училища, оно становится правительственным, реальным семиклассным училищем. За время существования Алатырского училища его директорами были В.Н.Микишин, Н.М.Пушков, С.А.Керенский и Д.П.Чирихин. Говоря о материальном обеспечении реальных училищ, следует сказать, что сложно обстояло дело с собственными учебными корпусами, а приобретение технических средств, оборудование учебных кабинетов здесь шло в ногу со временем. Алатырскому реальному училищу за время своего существования так и не удалось построить собственное здание, оно арендовало необходимые помещения. Училище имело специальные кабинеты: физический, естественно-исторический, музыкальный, рисовальный, химическую лабораторию, которые были оборудованы с учетом их специфики. В физическом кабинете насчитывалось 1 040 приборов, здесь имелась техника для демонстрации лучей, рентгеновская установка, беспроволочный телеграф, спектроскоп, токарный станок. Химическая лаборатория была снабжена необходимыми принадлежностями для проведения опытов по химии в объеме программы училища. Естественно-исторический кабинет также был обеспечен необходимыми пособиями и оборудованием для изучения этого предмета. По ботанике использовались растения в засушенном виде. Специальные материалы имелись для преподавания истории, географии, русского, иностранного языков, пения, музыки, гимнастики. В училище имелись: атласы – 4, глобусы – 1, географические и исторические карты – 46, различные картины – 105, картины с иллюстрациями по закону Божию – 35,
музыкальные инструменты – 40, картины по отечественному и новым языкам – 10, снаряды по гимнастике – 51. В Алатырском реальном училище согласно уставу были две библиотеки: фундаментальная и ученическая. Книги для фундаментальной библиотеки приобретались, главным образом, по методике преподавания различных предметов, а также крупные издания, например, «История государства российского» Н.М.Карамзина, «История России» С.М.Соловьева и др. Фундаментальная и ученическая библиотеки с каждым годом пополнялись новой учебной литературой и методическими пособиями. В 1915 г. библиотечный фонд Алатырского реального училища составлял 5 340 томов2. Обучение в Алатырском и Ядринском реальных училищах было платным. Плата за право обучения была утверждена Министерством народного просвещения и взималась в размере 60 руб в год, а стоимость обучения одного ученика выражалась в большей сумме. Она составляла более 90 руб, к 1915 г. она приблизилась к 180 руб. Ядринское реальное училище начало свою историю в 1908 г. Для небольшого города с преобладающими в нем мелкими производствами и промыслами, в Ядринском уезде, почти сплошь населенного чувашами, открытие учебного заведения подобного типа имело большое значение как в плане подготовки промышленных кадров, так и в подъеме уровня культуры. Губернская пресса с восторгом отозвалась на возникновение этой школы, назвав его учебным заведением для чувашей, а город Ядрин признав как просветительный центр. Первыми, кто проявил заинтересованность в открытии училища, были братья Таланцевы, местные предприниматели, высказавшие намерение построить для него специальное здание, что и было вскоре ими сделано. Инициатива была подхвачена, доведена местными властями до высоких инстанций. Директором нового учебного заведения был назначен Э.А.Вестерман, который получил образование в Юрьевском университете, к этому времени уже имевший большой опыт преподавательской работы. В отличие от Алатырского, Ядринское реальное училище имело в своем распоряжении собственные здания. Построенное в виде буквы «П» двухэтажное каменное главное здание располагалось на краю города, вблизи небольшого озера. Во дворе также имелись каменный одноэтажный дом для преподавателей и наставников, каменный дом для четырех служителей, деревянная баня, амбар для хозяйственных потребностей, конюшня с каретником. Общая площадь этого учебного заведения с двором и садом занимала площадь в 2,5 десятины; осенью 1911 г. она увеличилась еще на полдесятины. Отопление здесь было центральным. В актовом зале и коридорах использовалось газовое освещение, в остальных помещениях – керосиновое. Основным источником финансирования Ядринского училища были государственные ассигнования. По архивным данным государство на его развитие выделило средств: в 1908 г. 5 632 рубля, в 1909 г. – 12 375, в 1910 г. – 14 477, в 1911 г. – 16 822, в 1912 г. – 19 167, в 1913 г. – 21 173, начиная с 1914 г. отпускалось по 22 188 руб в год3. Помимо государства в финансировании Ядринского училища участие принимали органы местного самоуправления. Например, на Казанское губернское земство это обязательство было возложено высочайшим приказом. Эти средства в основном расходовались на приобретение учебного оборудования. На данную статью расходов Ядринским уездным земством было отпущено 2 000 руб, Ядринской городской думой – 1 000 руб4. Огромную помощь училищу продолжал оказывать его почетный попечитель М.М.Таланцев, награжденный за организацию училища орденом святой Анны III степени. Материальную поддержку училище получало и со стороны торговых домов Ядрина. Так, владелец лесных делянок Бурашников выделял стройматериалы, Нилендер поставлял канцелярские товары.
Несмотря на наличие государственного и негосударственного финансирования, училище испытывало постоянные затруднения из-за недостатка средств. Расходная часть нередко превышала доходную. Это было связано с необходимостью приобретения школьного оборудования и учебной литературы. Приборы и пособия для ученических кабинетов и лабораторий выписывались из Берлина, Вены, Москвы. В физическом кабинете имелись такие важные и необходимые учебные средства: нефтяной двигатель, генератор бензиновоздушного газа, динамомашина, воздушный двойной масляный насос, индуктор для искры, токарный станок с принадлежностями, спектральный аппарат-Ш, химические весы. Принадлежностями естественно-исторического кабинета были коллекция минералов для демонстрирования физических и физиологических качеств минералов, три сложных демонстрационных микроскопа, скелет человека, таблицы по ботанике Герольда, модель головного мозга человека. Необходимыми предметами были оснащены и другие учебные кабинеты. Например, имелось собрание глобусов, атласов и карт; собрание пособий по рисованию, черчению и чистописанию; собрание пособий для преподавания музыки и пения. А наиболее ценными предметами в училище были рояль фабрики Шредера, подаренный М.М.Таланцевым, стереоскопическая картина по географии, картины по географии Лемана, коллекция из 45 стильных орнаментов, исторические картины издательства Гросмана и Кнебеля, картины религиозно-нравственного содержания, коллекция картонных моделей по Маковскому, скрипка. Некоторые из перечисленных предметов сохранились до настоящего времени и являются экспонатами музея Ядринской национальной гимназии, расположенной в здании бывшего реального училища. По вышеприведенным данным можно судить о хорошей материальной базе реальных училищ, что давало возможность осуществлять обучение на достаточно высоком уровне. Значительная часть выпускников Алатырского и Ядринского реальных училищ становилась студентами высших технических учебных заведений, многие поступали на работу на промышленные предприятия своих городов. Реальные училища выполняли в то время роль современных техникумов Примечания Смирнов В.З. Реформа начальной и средней школы в 60-х годах XIX века. М., 1954. С.305. Сборник постановлений и распоряжений по реальным училищам Министерства народного просвещения за 1875-1909 гг. М., 1910. С. 314. Арсентьева А.В., Демидова И.И. Реальное образование в дореволюционной Чувашии // Народная школа. 1995. № 4. С. 113 4 ЦГА ЧР, ф. 208, оп. 1, д. 55, л. 65. 5 Там же, ф. 220, оп. 1, д. 66, л. 24. 6 Там же, л. 29. 7 Там же, л. 24. 8 Там же 1
2 3
Е. М. Берестова, к.и.н. УИИЯЛ УрО РАН (г. Ижевск)
СОЦИАЛЬНАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ ПРАВОСЛАВНОЙ ЦЕРКВИ В УДМУРТИИ (вторая половина XIX – начало XX в.) *
* Работа выполнена при финансовой поддержке РГНФ (проект № 04-0180104а/у) В любом обществе, как традиционном, так и современном, важную роль играет религия. Православие сыграло значительную роль в становлении Российского государства и в складывании менталитета населения. Многие столетия с православием было связано и развитие русской культуры. Православная церковь постепенно структурировалась в сложный социальный институт, находящийся в тесном взаимодействии с государством и обществом и оказывающий огромное влияние на все сферы общественного развития.
Понятие «социальный институт» обозначает самый разнообразный круг процессов и явлений, в том числе и церковь. В данном случае социальный институт понимается как форма организации общественной жизни людей, установившаяся в процессе исторического развития с целью регулирования их социальных действий и социальных связей1. Таким образом, русская православная церковь, являясь социальным институтом, выступала в качестве специфического механизма управления процессами общественной жизни. Деятельность церкви способствовала удовлетворению духовных и материальных, общественных и личных потребностей людей. Деятельность церкви традиционно подразделяется на культовую и внекультовую2. Под культовой понимается деятельность, непосредственно направленная на отправление культа, т. е. проведение богослужений, организация религиозных празднеств, строительство и украшение храмов, создание икон. К внекультовой относится деятельность, напрямую не связанная с отправлением культа, например, хозяйственная, социальная и культурная. Именно внекультовая деятельность церкви имеет наибольшее общественное значение, так как в ней реализуются функции, имеющие социальный характер. Обычно выделяются следующие социальные функции церкви: социально-политическая, мировоззренческая, компенсаторная, морально-этическая, культурная, интеграционная, благотворительная и коммерческая3 . Одним из направлений внекультовой деятельности православной церкви была социальная деятельность, объединяющая морально-этическую, благотворительную и культурную функции. Исследование социальной деятельности православной церкви позволяет ввести в круг изучения такую актуальную сферу, как социальная работа. Принятие в 2000 г. «Основ социальной доктрины православной церкви», вызвало интерес к этому еще малоизученному аспекту деятельности православной церкви. Хронологические рамки исследования включают период с середины XIX в. до 1917 г. Территориальные рамки исследования охватывают четыре уезда Вятской губернии: Глазовский, Сарапульский, Малмыжский и Елабужский. Применительно к периоду второй половины XIX – началу XX в. эти уезды традиционно рассматриваются исследователями как территория Удмуртии. Изучение региональных особенностей социальной деятельности православной церкви имеет большое значение, так как российская империя не была монолитным государственным образованием. Она включала в себя множество разных народов, имеющих значительные экономические, конфессиональные и культурные различия. В отечественной историографии накоплен немалый багаж знаний по истории православной церкви в России в целом и в ее регионах. Предметом внимания ученых неоднократно становились и отдельные аспекты социальной деятельности православной церкви. В работах, посвященных истории социальной работы в России, можно найти информацию и о деятельности церкви в этом направлении. В книге М.В.Фирсова рассматриваются проблемы теоретико-методологического обоснования социальной работы и прослеживаются исторические этапы становления социальной работы в России и за рубежом4. Но если в первых главах работы, автор подробно рассматривает историю возникновения христианской и церковной благотворительности, то в последствии, обращаясь к пореформенному периоду, он почти нечего не пишет о социальной работе православной церкви. Это связано с тем, что до XVIII в. церковь была практически единственным социальным институтом, занимавшимся в России призрением и благотворительностью, но позднее ситуация изменилась. Становление государственной системы призрения и развитие общественных благотворительных организаций оттеснили церковь на второй план. Следствием этого и стало характерное для большинства исследователей невнимание к социальной деятельности церкви во второй половине XIX – начале XX в.5 Исключение составляют лишь работы о трезвенническом движении и отдельные статьи, посвященные некоторым аспектам благотворительной деятельности церкви6. Так в работе Т.С.Протько
рассматривается история борьбы с пьянством в России7. Автор отмечает противоречивую позицию государства по этому вопросу. Деятельность духовенства по борьбе с алкоголизмом автор оценивает как формальную и недостаточную. Противоположная оценка участие церкви в трезвенническом движении содержится в статье Г. В. Гусева8. Автор считает, что духовенство сыграло большую роль в борьбе с алкоголизмом. Большее внимание социальной работе православной церкви уделено в работе В.П.Мельникова и Е.И.Холстовой9 . Анализируя причины свертывания социальной активности церкви в XIX в., авторы отмечают, что «в условиях государственнобюрократического управления церковью многие давние благотворительные традиции регламентировались, добровольные милосердные деяния превращались в обязанность»10. Авторами собран богатый фактический материал о социальной работе православной церкви, особенно в Москве и Санкт-Петербурге. К сожалению, В.П.Мельникову и Е. И.Холстовой не удалось до конца отойти от прежних стереотипов в восприятии деятельности православной церкви. Так, на основании распространенного мнения об огромных богатствах церкви, в работе делается вывод о ее недостаточном материальном участии в деле благотворительности. Рассмотрев вышеуказанную литературу, можно сделать вывод о том, что социальная работа является одним из наименее изученных аспектов деятельности православной церкви. Под социальной работой в данном исследовании понимается деятельность в обществе, направленная на оказание помощи различным категориям нуждающихся. Современные исследователи социальной работы выделяют несколько ее направлений: материальная помощь малообеспеченным категориям населения; социальный патронаж (в домах ребенка, в психиатрических, онкологических больницах); досуговая деятельность, учебнопросветительская деятельность, социально-нравственная работа (с осужденными, алкоголиками и нищими). Применительно к рассматриваемому периоду наиболее распространенными в обществе являлись такие формы социальной работы, как материальная помощь нуждающимся и социально-нравственная работа. При исследовании социальной деятельности православной церкви в Удмуртии был использован значительный комплекс опубликованных и неопубликованных источников. Это законодательные акты, архивные документы, справочные и статистические издания и материалы периодической печати. Большой интерес представляет и опубликованная делопроизводственная документация. Уставы благотворительных обществ, ссудных касс и братств трезвости позволяют судить о принципах организации, приоритетных направлениях и способах их деятельности. Широко используются материалы периодической печати, в частности «Вятских епархиальных ведомостей», «Календарей и Памятных книжек Вятской губернии». Основой настоящего исследования являются, прежде всего, комплексы архивных документов, сосредоточенные в Российском государственном историческом архиве (РГИА), Государственном архиве Кировской области (ГАКО) и Центральном государственном архиве Удмуртской Республики (ЦГА УР). Огромный материал по истории православной церкви находится в бывших фондах Синода. Особый интерес представляют документы Учебного комитета (ф. 802 РГИА) и Училищного совета (ф. 803 РГИА) при Синоде, из которых можно почерпнуть сведения об благотворительных братствах в учебных заведениях духовного ведомства. Большое значение имеют материалы фонда Вятской духовной консистории (ф. 237 ГАКО), в частности журналы заседаний присутствия консистории, отчеты викарных епископов, переписка между консисторией и духовными правлениями, рапорты благочинных священников о состоянии церквей, духовенства и прихожан. Фонды Сарапульского (ф. 245 ЦГА УР) и Глазовского (ф. 134 ЦГА УР) духовных правлений также содержат обширнейший материал обо всех сферах деятельности церкви. Необходимо подчеркнуть, что только
комплексный анализ опубликованных и неопубликованных источников, использованных в ходе исследования, позволит разносторонне и объективно осветить социальную деятельность православной церкви в Удмуртии во второй половине XIX – начале XX в. Примечания Глотов М.Б. Социальный институт: определение, структура, классификация. // Социологические исследования. 2003. № 10. С. 18. 2 Религиоведение. М., 2000; Религиоведение. Минск, 2001; Религия: история и современность. М., 1998. 3 Добрускин М.Е. О социальных функциях церкви (на материалах русской православной церкви) // Социальные науки и современность. 2002. № 4. С. 77. 4 Фирсов М.В. Введение в теоретические основы социальной работы (историко-понятийный аспект). М., 1997. 5 См., например: Бобровников В.Г. Благотворительность и призрение в России. Волгоград, 2000.; Курманова Г.Д. Социальное призрение на Европейском Севере. Автореф. к. ист. н. Сыктывкар, 2001; Булгакова Л.А. Из истории русской периодической печати: журнал «Призрение и благотворительность в России» 1912 – 1917 гг. // Проблемы социально-экономической и политической истории России XIX – XX века. СПб., 1999. С. 409-433; Благотворительность в России. Социальные и исторические исследования. Сб. статей. СПб., 2001; Тевлина В. В. Социальная работа в России в конце XIX – начале XX в. // ВИ. № 1. 2002. С. 116-124. 6 Ершова Е.Б. Из истории благотворительных учреждений России второй половины XIX в. // История Российской духовности: Материалы двадцать второй Всероссийской заочной научной конференции. СПб.. 2001. С. 129-131; Иванова Н.М. Благотворительность русской православной церкви в годы Первой мировой войны // История Российской духовности: Материалы двадцать второй Всероссийской заочной научной конференции. СПб., 2001. С. 179-182; Дорофеев Ф.А. Просветительская деятельность православных церковных братств Нижегородской епархии в конце XIX – начале XX в. // Церковь и общество на пороге третьего тысячелетия: X Рождественские православно-философские чтения. Н. Новгород, 2001. С. 322-330. 7 Протько Т.С. В борьбе за трезвость. Минск, 1988. 8 Гусев Г.В. Социальная педагогика православной церкви (на примере трезвенеческого движения в конце XIX – начале XX в.) // Педагогика. 1999. № 3. С. 92-96. 9 Мельников В.П., Холстова Е.И. История социальной работы в России: Учебное пособие. М., 2001. 10 Мельников В.П., Холстова Е. И. Указ. соч. С. 143. 1
Н. П. Лигенко, д.и.н. УИИЯЛ УрО РАН. (г.Ижевск).
ОСОБЕННОСТИ РАЗВИТИЯ КУПЕЧЕСТВА ВЯТСКОКАМСКОГО РЕГИОНА ВО ВТОРОЙ ПОЛОВИНЕ XIX – НАЧАЛЕ XX в. (на материалах Удмуртии)*
* Работа выполнена при финансовой поддержке РГНФ (проект № 04-0180104а/у) Актуальность темы обусловлена ее научной и практической значимостью на современном этапе исторического развития и слабой степенью изученности отдельных ее аспектов. В отечественной историографии представлена реальная картина жизни и деятельности купечества отдельных регионов, в том числе и Удмуртии, выявлена его роль в развитии регионов и страны в целом, что позволяет воссоздать общие и особенные тенденции в эволюции купеческого сословия, характерные как для России в целом, так и для отдельных, в том числе и провинциальных регионов. Характер, уровень, особенности развития купеческого сословия, его предпринимательской деятельности зависели от многих факторов: природно-географических, исторических, правовых, социально-экономических, наконец, образа жизни, национального состава, особенностей этнической психологии. В условиях модернизации в пореформенный период важную роль играл субъективный фактор: возможность создания благоприятных условий для предпринимательства. Так, в регионах состоятельные купцы начали формировать строго рационализированное комплексное хозяйство, создавать для производства собственную сырьевую базу, транспорт, торговые заведения. На территории Удмуртии абсолютные и относительные показатели количественного развития купеческого сословия на 1897 г. были значительно ниже (0,09 %), чем в среднем по России (0,2 %). Здесь проживало 1 197 купцов (с учетом членов семей). Исследователи отмечают поступательное увеличение численности купеческого сословия в целом по России на протяжении первой половины XIX в. вплоть до 80-х гг., а в последующее время (вплоть до 1917 г.) устойчивую тенденцию его сокращения1 . В Удмуртии наблюдался волнообразный процесс количественного развития купеческого сословия: возрастание ближе к середине 70-х
гг. и неуклонное сокращение в последующее время, вплоть до 1917 г. Однако это явление не имело резкой амплитуды колебания: число купеческих свидетельств с 1885 по 1900 год снизилось всего лишь на 23 (соответственно 229 и 206 свидетельств)2 . Купечество Удмуртии формировалось преимущественно за счет местного населения. Если в дореформенный период социальной средой его рекрутирования в подавляющем большинстве были крестьяне, то в пореформенный период – мещане, что являлось особенностью периферийных регионов. Именно переход из сословия в сословие: мещанин – купец – мещанин (иногда снова купец), создавал тот активный процесс cоциально-сословной диффузии, который был не виден за констатацией общих показателей. Наибольшая активность данного явления наблюдалась в 60 и 90-е гг. XIX в. В то время как в конце XIX в. в предпринимательской среде крупных центральных городов заметно снизился интерес к купеческому сословию, а в предвоенный период проявлялись явные признаки социальнодемографической стагнации. Нужно подчеркнуть, что в уездных городах вплоть до 1917 г. присутствовали и горизонтальные источники пополнения. Вторая половина XIX в. была отмечена разнообразием видов предпринимательской деятельности и широкой сферой действия. В Удмуртии купеческий капитал формировался в основном за счет внутренних ресурсов, на основе поступательного развития экономики. Привозной капитал составлял не более 20%. В условиях замедленного развития экономики региона активная деятельность местного капитала проявила себя только в самом конце XIX в. А в начале ХХ в. происходит массовое оснащение предприятий машинами и механизмами, возникают фабрики и заводы. За сравнительно исторически короткий промежуток времени было основано не менее 90 частных предприятии, в основном принадлежащих купцам. В пищевой отрасли это были Бодалевы, Бахтияровы, Тюнины, Александровы, в металлургической – Пастуховы, Поклевский-Козелл, в химической – Ушковы, а так же Зылевы, Александровы. Сарапул был превращен в крупный центр кожевенно-сапожных комбинатов. Создание коллективного капитала привело к образованию местными купцами товарищеских ассоциаций различного уровня – торговых домов в виде товариществ полных и на вере, а так же товариществ на паях и акционерных компаний. На территории Удмуртии в начале XX в. функционировало 29 товарищеских ассоциаций, из них 12 торговых домов. Форма торговых домов, основанных на семейном капитале, нашла наибольшее распространение, особенно в кожевенно-сапожной отрасли г. Сарапула. Это фирмы: «Пешехонов Ф. Г. Н-ки и К°», «Смагин Ник. Вас. с-ья», «Ущеренко Дав. Як. с С-ми», «Барабанщиков Ник. и племянники», «Дедюхин Никифор С-ья», «Кривцовы Бр-ья» и т. д. В начале XX в. высокой степенью концентрации наличных капиталов отличались два торговых дома, вышедших за рамки региона: торговый дом купцов Александровых, с центром в Казани и Малмыже. и фирма И.Г.Стахеева, с центром в Петербурге. Кроме этого, был реорганизован крупнейший торговый дом Стахеевыми в акционерно-паевое общество, что сопровождалось складыванием финансового конгломерата. Периферийные регионы, развитые в торговопромышленном отношении, пополняли плутократическую фракцию крупной российской буржуазии. Отдельные представители их становились составной частью управленческой верхушки крупнейших коммерческих банков России (Стахеевы, Ушковы). Для купечества региона, какого бы уровня товарищеское объединение не достигло, непременным занятием была торговля. Так, на территории Удмуртии в 1900 г. торговлей занималось 195 семей, что составляло 94% состава ее купечества. Для отдельных купцов (Хамидуллины, Ирисовы, Оглоблины, Полстоваловы, Башенины) торговля являлась «коренным делом», а небольшие предприятия выполняли подсобную роль удешевления и ускорения торгового процесса. Купечество монополизировало как периодическую, так и стационарную сферу рынка, держа под контролем сбыт наиболее прибыльных сельскохозяйственных продуктов: зерна, муки, льна, льняного семени, кожевенных товаров,
яиц. Купцы разделили всю территорию Удмуртии на несколько сфер влияния, более 70 контор занималось скупкой зерна. Размежевания поприщ этих двух сфер рынка, как это было в центре здесь так четко не произошло; при этом стационарные формы торговли носили самые примитивные формы. В этническом аспекте по данным, представленным переписью 1897, в составе купечества Удмуртии значилось 1 047 русских, 32 татарина, 31 еврей, 5 немцев и 2 удмурта3. Несомненно, купцов удмуртской национальности было значительно больше, о чем свидетельствуют результаты отдельных исследований4 . Подавляющую часть купечества составляли русские. Число удмуртских купцов было незначительным, причиной чему являлись серьезные препятствия, порожденные прежде всего антидемократической политикой правительства в отношении «инородцев», негативизмом городского населения, языковым барьером, а также существованием довольно «крепких устоев» общинных порядков. Тем не менее, в начале XX в. из среды удмуртского кулачества вырастали крупные лесопромышленники и представители торговой буржуазии. Формирование национальной буржуазии происходило уже на новой правовой основе минуя традиционный путь. Купечество за сравнительно небольшой исторический период охватило своим влиянием почти все сферы общественной и культурной жизни страны, особенно в провинции. Довольно ярко сущность купечества, его гражданская позиция проявилась в благотворительной деятельности: пожертвования купцов удмуртского Прикамья исчислялись миллиардами руб., средства направлялись в науку, просвещение, культуру, искусство. Благотворительность глубоко укоренившегося уездного купечества носила чаще всего более практические ценностные ориентации. К тому же, нравственная направленность личности, воспитание, жизненные ситуации, семейные традиции, интересы окружающей среды повлияли на выбор приоритетности благотворения: храмосозидание, филантропия и просвещение были характерны для Стахеевых, просвещение и меценатство для Ушковых и Александровых, церкви и всевозможного рода пожертвования церковному притчу – для Черновых, Смагиных, Бахтияровых, Калашниковых, просвещение, строительство учебных заведений – для Ижболдиных, Ирисовых, филантропическая деятельность – для Колчиных, Созыкиных, Курбатовых, Смагиных. Модернизация центральной части и отдаленных регионов России сохраняла большую контрастность. Процесс размывания сословных границ был общим явлением для всей страны. Однако четко просматривается разная степень стирания отдельных сословнообразующих детерминант. Обычаи, уклад жизни, ценностные ориентации, наконец, менталитет отличались большей устойчивостью. Предпринимательская же деятельность, вовлеченная в водоворот капиталистического развития, очень быстро подверглась перестройке, в чем немаловажную роль сыграла и законодательная политика правительства. Все процессы, связанные с размыванием сословных признаков в провинциальных регионах происходили значительно медленнее и превращения купечества в призрак здесь не произошло. В условиях модернизации региональное купечество претерпевает большие изменения с разной степенью интенсивности: кардинальные в предпринимательской деятельности, значительные, но не опровергающие традиций – в культуре, образе жизни, внешнем облике и, в конечном счете – в менталитете. На весомую роль купечества в провинции, сохранение корпоративных границ и устойчивость сословно – семейных связей указывает также сравнительно небольшое сокращение общего числа купцов и высокий удельный вес – 32,8% числа вновь приобретаемых гильдейских свидетельств в конце XIX в. Купечество провинции сохранило свои корпоративные устои, шел процесс развития самосознания российской провинции, формировались условия для ее культурной самодостаточности.
Примечания Лаверычев В.Я. Крупная буржуазия в пореформенной России. М., 1974. С. 64-67; Боханов А.Н. Крупная буржуазия России (конец XIX – 1917 г.) М., 1992. С. 255-256; Барышников М.Н. Политика и предпринимательство в России. СПб., 1997. С. 38-39. 2 Лигенко Н.П. Купечество Удмуртии. Вторая половина XIX – начало XX века. Ижевск, 1902. С. 28–31. 3 Первая всеобщая перепись населения Российской империи 1897 г.: Вятская губерния. СПб., 1904. Т. 10. С. 251-255. 4 Обухова Г.И. Крестьянство Удмуртии и его роль в формировании купечества края в XVIII в. // История, историография и источниковедение Удмуртии. Ижевск, 1992; Садаков М.А. Развитие товарно-денежных отношений в удмуртской деревне в период империализма // Аграрные отношения в Удмуртии во второй половине XIX начале XXв. Ижевск, 1981. С. 151. 1
О. И. Марискин, к.и.н., профессор МГУ им. Н.П.Огарева (г.Саранск)
КРЕСТЬЯНСКАЯ ОБЩИНА СРЕДНЕГО ПОВОЛЖЬЯ В 1920-е ГОДЫ
Сельская община во второй половине XIX – начале XX в. показала свою живучесть и стойкость, обеспечивая минимальные условия выживания крестьянской семье, давая крестьянам чувство определенной социальной защищенности, что было особенно важно в условиях России, где большая часть сельскохозяйственных угодий находится в зоне рискованного земледелия. С другой стороны, община не представляла собой непреодолимую преграду для развивающихся капиталистических отношений, она сумела в какой-то мере приспособиться к новым условиям и даже обеспечить в определенной мере хозяйственный и агрикультурный прогресс: в рамках общины развивалось крестьянские кооперативные общества, она активно участвовала в рыночном обороте земли и т.п. Эти наблюдения подтверждаются исследованиями В.П.Данилова, П.Н.Зырянова, О.Г.Вронского, Г.А.Николаева, Т.В.Ефериной1 и др. «Черный передел» практически всех сельскохозяйственных земель в 1918 г. означал, вопервых, «осереднячивание» крестьянского хозяйства, натурализацию производства, ослабление рыночных связей и в конечном итоге демодернизацию страны, во-вторых, – возрождение общины, которая к 1922 г. на территории РСФСР охватывала 98–99% всех крестьянских земель2 . Отстранение в первые годы «военного коммунизма» советской власти от непосредственного взимания налоговых сборов в деревне привело к усилению податных функций общины. Местные советы и государство насильно перекладывали фискальные сборы на общину, используя традиционный разверсточный механизм и коллективную, круговую ответственность. Круговая порука в значительной степени применялась при изъятии продовольствия (продразверстка), и гораздо меньше – при взимании денежных налогов (главным образом, чрезвычайного революционного налога). Сходы определяли также порядок и очередность выполнения натуральных повинностей, и несли ответственность за их исполнение. Если в 1918 г. при реквизии продовольствия наблюдались единичные случаи применения коллективной ответственности общины (при активной роли комитетов бедноты в разверстки продуктов), то в 1919-1920 гг. это явление было повсеместным, и практически везде она вводилась принудительным, вооруженным методом3. На насильственное восстановление центральной властью коллективной ответственности при сборе продразверстки указывает в своей работе Э.Карр4. В.В.Кабанов указывая на тот факт, что на общину падала главная тяжесть обеспечения выполнения продразверстки, отмечает несомненную ее выгодность для государства, ибо община гарантировала относительную стабильность и надежность изъятия хлеба. С другой стороны, такое изъятие не отвечало принципам большевиков с точки зрения проведения т. н. классовой линии5 . У общины были совершенно иные принципы разверстки. Раскладка продразверстки осуществлялась сходом преобладающе по подушному принципу обложения,
которое соизмерялось с землепользованием крестьян. В то же время сбор силовыми методами контрибуций, единого чрезвычайного налога, проведение продразверстки, трудовой, гужевой и других повинностей усилили общность интересов крестьянства, выразившуюся в массовых вооруженных сопротивлениях грабительской политике государства. О высокой степени распространенности коллективной ответственности в период «военного коммунизма» говорит и тот факт, что при отмене продразверстки в декрете ВЦИК от 21 марта 1921 г. «О замене продовольственной и сырьевой разверстке натуральным налогом» специально оговаривалась и ликвидация круговой поруки. Круг полномочий поземельной общины на весь период НЭПа юридически закрепил «Земельный кодекс РСФСР 1922 г.»6. Община могла устанавливать порядок землепользования, принимать постановления о производстве землеустройства, производить переделы и разверстки и т.п. В ее непосредственном распоряжении находились все угодья общего пользования: воды, неудобные земли и т.п. Земельные общества имели право юридического лица, т.е. могли приобретать и продавать имущество, заключать договоры, искать и отвечать на суде, ходатайствовать в других учреждениях. Соответствующие разделы кодекса устанавливают положение о земельном обществе (составе, органах управления и т. д.), о крестьянском дворе – трудовом земледельческом хозяйстве (составе, порядке раздела и мерах против измельчения). Мирской сход был в этот период демократизован: полноправным членом его являлись все землепользователи без различия пола, достигшие 18-летнего возраста. По верной оценке В.П.Данилова в условиях советской власти поземельная община значительно обновилась. Реакционные черты (фискальный характер и круговая порука, крепостническая привязанность земледельца к своей общине) были аннулированы. Крестьянская община как поземельная соседская организация равноправных мелких производителей стала действительно свободным союзом крестьян в пользовании землей. Однако, предоставляя крестьянину возможность несколько дольше продержаться на уровне того «идеализированного капитализма», к которому он долго стремился и, наконец, достиг, община вместе с тем осуждала его хозяйство на застой7. К 1927 г., как и в первые годы НЭПа, в РСФСР общинное землепользование имело абсолютное преобладание – 95,4 % земельного фонда. На долю коллективного землепользования приходилось 1,2%, участкового – 3,4%. По Средне-Волжскому району в общинном землепользовании состояло 17 886,2 тыс. га (95,4%), в коллективном – 830,3 тыс. га (4,5%), хуторском – 12,1 тыс. га (0,07 %), на отрубах – 5,3 тыс. га (0,03 %)8. По обычаю община имела право на самообложение, которое было традиционным, органически присущим крестьянской общине способом удовлетворения основных управленческих, хозяйственных и культурных потребностей деревни. Самообложение характерно именно для самоуправляющихся общностей, каковой, безусловно, являлась и крестьянская община. Сход, как и прежде, регламентировал общественные повинности, определял размеры и назначение денежных сборов, собираемых для оплаты по землеустройству и мелиорации, расходов по судебным делам, на содержание пастуха, общественного быка и т. п.9 За счет самообложения содержалось и народное образование. По сообщению Г.К.Ульянова, чувашское и татарское население Поволжья охотно поддерживали школы, а в некоторых местах – в частности, мордовские – школы закрывались10. Распространенность и значение самообложения в деревне 20-х годов XX в. обуславливались силой общинных традиций и потерей доверия крестьян к сельским и волостным советам как местным органам власти. Прошедшие к декабрю 1924 г. в 49 губерниях и областях РСФСР выборы показали, что активность избирателей снизилась почти повсеместно (в 40 губерниях и областях). Так, во время осенних перевыборов 1924 г. в Пензенской губернии только 27,5% выборщиков (вместо 35,8% в 1923 г.) пришли на избирательные собрания11 . Отношение крестьян к советам было и персонифицировано,
закономерным следствием плохого администрирования была частая смена низовых советских работников. «Плохой председатель,- писал в 1923 г. Я.А. Яковлев, - не может не означать для села больших налогов, большой пени, да и вообще всяких неприятностей и от волости и от уезда, да и от, граждан соседнего села, где председатель потолковее»12. На низком доверии сказывалась также нехватка средств, отпускаемых на сельские нужды из вышестоящих бюджетов. Община повсеместно и полностью содержала за счет самообложения выборных должностных лиц и работников аппарата сельских советов, а до укрепления волостей – и волисполкомов13. Постановлением ЦИК и СНК СССР от 29 августа 1924 г. «О самообложении населения для удовлетворения местных общественных нужд» самообложение легализировалось, но устанавливалась норма о необязательности (добровольности) выплат по самообложению для тех, кто за такое решение не голосовал14 , что сделало закон неработающим, так как община допускала самообложение к обществу в целом, а не к отдельным ее членам. Участие местных финансовых и административных органов, в т. -ч. волостных и сельских советов, в проведении самообложения и в производстве взыскания взносов, причитающихся с отдельных граждан в порядке самообложения строго запрещалось и виновные в этом лица подлежали уголовной ответственности15. По данным обследований, в деревне 20-х годов господствовал «уравнительный» принцип раскладки сборов по самообложению – «вне зависимости от мощности крестьянского хозяйства»: «подворно», по числу едоков, работников или наделу16. В результате уравнительности эти сборы на бедняков ложились большим бременем, чем на середняков и зажиточных. Для маломощных хозяйств они составляли 124% суммы уплачиваемого сельхозналога, у более зажиточных – 23%17. По РСФСР самообложение составило в 1925-26 г. по расчетам Е.Д.Чернеховского 44 704 тыс. руб. или 31 % к сумме сельхозналога18. Государственные чиновники вынуждены были обратить внимание на обилие «незаконных сборов» на всякого рода волостные и сельские нужды, проводившихся под видом самообложения почти повсеместно как в денежной, так и в натуральной форме. В письме в СНК от 5 февраля 1924 г. замнарком финансов Владимиров отмечал: «В настоящее время, в связи с введением самостоятельных волостных бюджетов и установлением волостного сбора на покрытие волостных расходов, дальнейшее существование незаконных сборов (самообложения – О.М.) является совершенно недопустимым, ибо оно подрывает доверие населения к заявлениям властей об унификации налогового обложения в деревни, дезорганизует всю налоговую систему, препятствует планомерному проведению волостного бюджета и ослабляет платежные силы населения»19. Однако проверка низового аппарата Пензенской губернии в 1925 г. обнаружила, что «самообложение процветает, доходя до огромных размеров. Большая доля идет на оплату сельских должностных лиц»20. Материалы обследования 108 сельских советом 12 губерний, проведенного в конце 1926 г. показали, что «весьма многие сельсоветы получают средства от земобществ и покрывают свои нужды»21. В 1926/27 гг. на территории РСФСР самостоятельный бюджет имели всего 1815 сельсоветов (3,2%). Общая сумма их бюджетов составляла 15,6 млн. руб. Бюджет же земельных обществ исчислялся в 70 млн. руб. (по другим данным, в 80-100 млн. руб. и более)22. Одного этого факта вполне достаточно, чтобы констатировать традиционный (общинный) характер сельского управления в этот период. Кроме того, все важнейшие общественные, хозяйственные и земельные вопросы решались сначала на раздельных, затем на совместных заседаниях сельского совета и представителей общины, а потом выносились на решение сельского схода23. Аналогичные данные приводят в своих исследованиях И.А.Комиссарова, О.Ю.Яхшиян, В.Я.Осокина, Т.В.Еферина и Ю.Г.Еферин24 . Таким образом, на селе сложилось своеобразное «двоевластие», когда
формально ей обладали местные советы, а фактически – сходы. Данное обстоятельство констатирует в своем исследовании и В.В.Кабанов25 . Со второй половине 1920-х г. была усилена целенаправленная политика государства по расширению прав сельсоветов за счет ущемления прав общин. 14 марта 1927 г. ВЦИК и СНК РСФСР утвердил «Положение об общих собраниях (сходках) граждан в сельских поселениях», по которому сельсоветам предоставлялись права руководителя и главного организатора хозяйственно-политической жизни в селе. Совет мог после предварительного обсуждения выдвигать на рассмотрение сельского схода любые необходимые, по его усмотрению, вопросы, назначать место и время схода, предлагать проекты решения и т. п. Немногим позже постановлением 24 августа 1927 г. ЦИК и СНК СССР «О самообложении населения»26 вводилось обязательное самообложение для всех граждан данного селения. Перечень местных культурных и хозяйственных нужд, на удовлетворение которых могло устанавливаться такое самообложение, содержалось в постановлении ВЦИКУ и СНК РСФСР от 7 января 1928 г. «О порядке самообложения населения»27 . Это устройство и хозяйственное содержание учреждений культуры, просвещения, здравоохранения и социального обеспечения, а также учреждений, имеющих целью поднятие сельского хозяйства, строительство и ремонт дорог и мостов, противопожарная охрана, благоустройство и охрана селений; строго воспрещались сборы на нужды административного характера. Самообложение допускалось как в денежной, так и натуральной форме, а равно и в виде трудового участия. Для придания «добровольным сборам» окончательно налогового характера решением коллегии НКФ СССР руководство делом самообложения было передано в налоговое управление наркомата финансов. Общий размер самообложения по РСФСР устанавливался не свыше 35% общей суммы сельхозналога данного села, подлежащей реальному получению (за вычетом льгот и скидок). Предел размера самообложения от причитающейся суммы сельхозналога не являлся окончательным и в тех случаях, когда общим собранием выносилось постановление провести самообложение в сумме, превышающей 35% сельхозналога, губисполкому было предоставлено право по ходатайствам, возбужденным сельсоветами в инстанционном порядке повышать эту сумму. Так, в среднем по Ульяновской губернии отношение самообложения к сельхозналогу равнялось 50,4%, в Чувашской АССР – 46,3%, Пензенской губернии – 43,7%, Марийской области – 37,5%, Татарской АССР – 28,5%28. На места дано было распоряжение о необходимости форсировать проведение самообложения с тем, чтобы до начала полевых работ полностью собрать оформленную сходами сумму самообложения. В частности по Пензенской губернии не менее 50% установленной нормы необходимо было внести не позднее 1 февраля 1928 г. и остальные 50% не позднее 10 марта 1928 г.29 Ускоренное проведение самообложения было связано с осуществлением административного нажима и мер принуждения. По этому поводу в 1928 г. в речи всесоюзного старосты М.И.Калинина прозвучали изумительно логические перлы: «Когда мы говорим о добровольном самообложении, то это не значит, что здесь нет моментов принуждения»30 , а немного позднее он признался, что самообложение прошло хуже, чем хлебозаготовки: «Еще больше жалоб»31 . Через центральные налоговые органы только за март месяц прошло 600 крестьянских писем с жалобами на самообложение. Из содержания этих писем усматривалось, что на местах, осуществляя нажим, нередко прибегали к таким методам взыскания самообложения, которые противоречили действующему законодательству (личный арест, угрозы, опись и отбирание имущества и т. д.)32 . Самообложение зачастую использовалось и в качестве метода экономического давления на зажиточных крестьян. Итак, вплоть до начала 1928 г. самообложение являлось важнейшим элементом общинного самоуправления в деревне. С утверждением «поналогового» принципа раскладки
оно было включено в государственную бюджетную сферу, а община отстранена от исчисления, разверстки и сборов по самообложению. В последующие годы тяжесть самообложения существенно возросла, а к середине 1930-х годов подавляющее большинство поземельных общин Среднего Поволжья было ликвидировано. Вместе с земельными общинами уничтожалось и общинное самоуправление. Примечания Данилов В.П. К вопросу о характере и значении крестьянской поземельной общины в России // Проблемы социально-экономической истории России. М., 1971. С.341-359; Он же. Об исторических судьбах русской крестьянской общины // Ежегодник по аграрной истории: Проблемы истории русской общины. Вологда, 1976. С. 102-134; Зырянов П. Н. Крестьянская община Европейской России 1907–1914 гг. М., 1992; Вронский О.Г. Государственная власть России и крестьянская община в годы «великих потрясений» (1905-1917). М., 2000; Он же. Крестьянская община на рубеже XIX – XX вв.: структура управления, поземельные отношения, правопорядок. Тула, 1999; Николаев Г.А. Рыночные реалии второй половины XIX – начале XX столетия и крестьянская община чувашей (По материалам Казанской и Симбирской губернии) // Поволжье в системе всероссийского рынка: История и современность. Материалы научной конференции. Чебоксары, 5-6 октября 1999 г. Чебоксары, 2000. С. 81 – 103; Еферина Т.В. Крестьянская община на территории Мордовии (60-е годы XIX века – 30-е годы XX века). Автореф. дис. ... канд. ист. наук. Саранск, 1995. 2 Данилов В.П. Об исторических судьбах русской крестьянской общины // Ежегодник по аграрной истории: Проблемы истории русской общины. Вологда, 1976. С. 108. 3 Каганович П.К. Как достается хлеб. Доклад уполномоченного ВЦИК по реализации урожая 1919 года в Симбирской губернии. М., 1920. С.30; НАРТ, ф.Р.-3451, оп. 1, д. 131. л. 23. 4 Карр Э. История Советской России: Большевистская революция 1917-1923 г. Т.1. М., 1989. С. 524. 5 Кабанов В.В. Крестьянская община и кооперация России XX века. М., 1997. С. 88. 6 СУ РСФСР. 1922. № 68. Ст. 901. 7 Данилов В.П. Об исторических судьбах... С. 117. 8 Там же. С. 118-119. 9 Там же. С. 115-116. 10 Ульянов Г.К. Самообложение среди народов не русского языка // Народное просвещение. 1922. №101. С.7. 11 Селиванов А.М. Социально-экономическое развитие советской деревни в первые годы новой экономической политики (1921-1925 гг.) Саратов, 1987. С.112. 12 Яковлев Я. Деревня как она есть. М., 1923. С.113. 13 Волисполкомы и сельсоветы по данным обследования ЦКК РКП (б) и НК РКИ. М., 1924. С. 95. 14 СЗ СССР. 1924. № 6. Ст. 69. 15 ГАРФ, ф.А-259, оп. 8б. д. 509, л. 8-10. 16 РГАЭ, ф.7733, оп. 5, д. 845, л. 5; Филиппов И., Крынская Б. Территория и материальная база сельсоветов. М., 1930. С. 58; Плеханова О.В. Налоговая политика в деревне и развитие сельского хозяйства Рязанской губернии в середине 20-х годов // Из истории России: идеи, суждения, опыт. Рязань, 1993. С.113. 17 РГАЭ, ф. 7733, оп. 5, д. 845, л. 9, 9об. 18 Чернеховский Е.Д. Самообложение и натуральные повинности в деревне // Вестник финансов. 1927. № 4. С.64. 19 ГАРФ, ф. А-259, оп. 8б, д. 509, л. 12об. 20 Яхшиян О.Ю. Самообложение в деревне 1920-х годов // Научные труды Московского педагогического государственного университета. Серия: Социально-исторические науки. М., 1998. С. 78; Розит Д.П. Проверка работы низового аппарата в деревне. Основные итоги проверки низового аппарата членами ЦКК РКП (б) в 12 уездах и округах СССР. М., 1926. С. 49. 21 Кабанов В.В. Указ. соч. С. 97, 99. 22 Данилов В.П. Указ. соч. С. 128-129. 23 ЦГА РМ, ф.Р-55, оп. 1, д. 79, л. 147-148. 24 См.: Комиссарова И.А. Система самообложения в 1924-1929 годах // Проблемы отечественной и зарубежной истории. Иваново, 1998. С. 130-132. Яхшиян О.Ю. Указ. соч. С. 74-82. Осокина В.Я. Социалистическое строительство в деревне и община 1920-1933 гг. М., 1978; Еферина Т.В., Еферин Ю.Г. История села Старое Синдрово // Крестьяноведение. Теория. История. Современность. Ежегодник. 1996. М., 1996. С. 179-180. 25 Кабанов В.В. Указ. соч. С. 91-100. 26 СЗ СССР. 1927. № 57. Ст. 509. 27 СУ РСФСР. 1928. № 8. Ст. 73; ГАРФ, ф.А-259, оп. 12б, д. 2064. л. 24. 28 РГАЭ, ф. 7733, оп. 5, д. 763, л. 138-139. 29 Там же. Л.35; ГАПО, ф. Р-313, оп. 13, д. 81, л. 28. 30 Шитц И.И. Дневник «великого перелома» (март 1928 – август 1931). Париж, 1991. С. 9. С.20. 31 Калинин М.И., Фрумкина М.И. О едином сельскохозяйственном налоге на 1928-29 г. М.; Л., 1928. С.28. 32 РГАЭ, ф. 7733, оп. 5. д. 763, л. 36. 1
Ю. Г. Чиндяйкин, к.и.н., доцент МГУ им. Н.П.Огарева (г.Саранск)
ЖУРНАЛЬНАЯ ПЕРИОДИКА МОРДОВИИ В 1920–30-х гг* *
Работа выполняется при финансовой поддержке РГНФ (проект № 04-010024а)
История мордовских национальных журналов начинается с 1928 г., когда в Пензе в качестве бесплатного приложения к газете «Од веле» начал издаваться журнал «Валда ян» («Светлый путь») на мордовском-мокша языке1. Это было связано с тем, что газета «Од веле» («Новая деревня») не располагала возможностями поместить на своих страницах все поступающие в её адрес материалы, произведения мордовских поэтов и писателей, число которых во второй половине 1920-х гг. значительно возросло. Первый номер журнала, вышедший в марте 1928 г., почти полностью был посвящён Международному женскому дню – 8 Марта. С января 1929 г. по решению Средне-Волжского обкома ВКП(б) от 7 декабря 1928 г. в г. Самаре начал издаваться журнал «Сятко» («Искра») на мордовском-эрзя языке. Первую редакцию «Сятко» составляли Д.И.Гребенцов (редактор), В.А.Андрофагин (ответственный секретарь), И.С.Сибиряк (Поздяев), С.З.Платонов и И.В.Шапошников. В августе 1928 г., после образования Мордовского округа, журнал «Валда ян» вместе с газетой «Од веле» перевели в г. Саранск. В 1932 г. журнал был переименован в «Колхозонь эряф» («Колхозная жизнь»). В октябре 1929 г. из г. Самары был переведён журнал «Сятко» («Искра»). Следует отметить, что до перевода журналов их редакционный коллектив составляли в основном учителя и партийно-советские работники. В Саранске в редакции ввели работников, имеющих специальное журналистское образование или, по крайней мере, практический опыт работы в периодических изданиях. Так, редакцию журнала «Сятко» возглавил Алексей Миронович Лукьянов. Он с 1925 г. работал наборщиком типографии Центриздата народов СССР, литсотрудником газеты «Якстере теште». В редакцию «Сятко» также вошли Николай Лазаревич Иркаев – выпускник Московского института журналистики, в 1920-е гг. редактировавший многотиражку Большого театра Союза ССР «Советский артист», газету «Полярная кочегарка» на о. Шпицберген, сотрудничавший с «Якстере теште»; Ефим Сергеевич Окин, работавший литературным сотрудником «Якстере теште». После перевода журналов утверждается новый тираж в размере 3 000 экземпляров для «Колхозонь эряф» и 2 500 экземпляров для «Сятко». С 1933 г. начинается выпуск детских журналов «Якстере галстук» («Красный галстук») на мордовском-мокша и «Пионерэнь вайгель» («Голос пионера») на мордовском-эрзя языках. Одной из основных проблем, стоявших перед журналами Мордовии в 1930-е гг. было обеспечение бумагой. Из-за ее крайнего недостатка из года в год план по периодическим изданиям не выполнялся. В 1934 г. постановлением секретариата Средне-Волжского крайкома ВКП(б) был утверждён следующий план выпуска журналов в Мордовской автономной области: «Колхозонь эряф» – 3 000 экземпляров, «Сятко» – 2 500 экземпляров, «Якстере галстук» – 2 000 экземпляров, «Пионерэнь вайгель» – 2 000 экземпляров2. Однако эти цифры оказались недостижимы и к 1936 г. план по журналам выполнялся на 24 – 38%. В течение 1930-х гг. остро стояла проблема доставки журналов читателям. Например, в 1937 г. январский номер журнала «Пионерэнь вайгель» был доставлен в п. Чамзинку только через два месяца после выхода3. Это являлось одной из причин крайне низкой популярности печати среди рядового населения. Так, в Дубёнском районе из 1304 экземпляров журнала «Сятко» только 197 экз. (17,7%) распространялось по индивидуальной подписке4. Самым непосредственным образом журналы Мордовии оказались затронуты репрессиями второй половины 1930-х гг. В 1937 г. были арестованы практически все члены первой редакции «Сятко»: Д.И.Гребенцов, В.А.Андрофагин, И.С.Сибиряк (Поздяев), С.З.Платонов, И.В.Шапошников. В 1938 г. были расстреляны Д.И.Гребенцов, бывший в это время ректором ВКСХШ, И.В.Шапошников – заведующий сельхозотделом Мордовского обкома ВКП(б). И.С.Сибиряк (Поздяев), директор НИИ МК, по обвинению в троцкизме был приговорён к 10 годам заключения в исправительно-трудовых лагерях. В.А.Андрофагин, сотрудник института
повышения квалификации кадров народного образования, арестованный как «активист буржуазной правонационалистической повстанческой шпионско-диверсионной организации Мордовии», умер в лагере в Пермской области в 1948 г. Репрессии среди действующих журналистов вызвали острый недостаток квалифицированных журналистских кадров в республике. Следствием этого стало то, что обязанности редакторов журналов «Сятко» и «Колхозонь эряф» в конце 1930-х гг. по совместительству исполнялись редакторами «Эрзянь коммуны» Д.Ф.Учаевым и «Мокшень правды» С.Д. Ивановским5. Особенно негативно на мордовских журналах отразились репрессии в писательской организации. Из-за отсутствия работников и недостатка материала в 1938 г. не вышло ни одного номера детских журналов «Якстере галстук» и «Пионерэнь вайгель», мокшанского общественно-политического журнала «Колхозонь эряф»6. С большим трудом редакция журнала «Сятко» за год смогла выпустить два номера7. Таким образом, 1920-30-е гг. стали временем организационного оформления журнальной периодики Мордовии. Журналы сыграли заметную роль в становлении мордовской национальной литературы, формировании литературных форм мордовского языка. Однако репрессии второй половины 1930-х гг. фактически уничтожили журналы Мордовии. Удар был настолько страшным, что как серьезные самостоятельные издания они смогли возродиться только в период хрущевской «оттепели». Примечания Ганчин А. Летописцы 20-х годов // Блокнот агитатора. 1987. № 17. С. 20. 2 Культурное строительство в Мордовской АССР. Ч. 1: 1917-1941 гг. Саранск, 1986. С. 176. 3 Эрзянь коммуна. 1937. 12 мая. 4 ЦГА РМ, ф.Р-238, оп. 5, д. 81, л. 72-72об. 5 ЦДНИ РМ, ф. 269, оп. 2, д. 717, л. 15. 6 Там же, д. 438, л. 12. 7 Эрзянь коммуна. 1938. 4 июля. 1
С. М. Букин, к. и. н., доцент МГУ Н.П.Огарева (г.Саранск)
САМОСОЗНАНИЕ МОРДВЫ В УСЛОВИЯХ ФОРМИРОВАНИЯ ОСНОВ ЕЕ НАЦИОНАЛЬНОЙ ГОСУДАРСТВЕННОСТИ
Историческая судьба одного из наиболее многочисленных народов финно-угорской языковой семьи – мордовского, продолжает оставаться объектом пристального внимания ученых-историков. В данной статье предпринята попытка выявить некоторые стороны этнического самосознания мордвы в Х – ХIV вв. Интерес к этой проблеме вполне закономерен. В отечественной литературе достаточно прочно утвердился тезис о самосознании как основном этническом определителе1, « своего рода результате действий всех основных факторов, формирующих этническую общность»2. Наличие и сохранение этнического самосознания признается решающим условием существования этноса, который в процессе развития может лишиться тех или иных своих свойств – элементов (языка, территории), но он не мыслим без этнического самосознания, так как «практически этнос существует до тех пор, пока его члены сохраняют представление о своей принадлежности к нему»3. Не менее важно и другое положение, высказанное исследователями, которое применимо и к мордве: становление самосознания неразрывно связано с процессом формирования феодальной народности и феодальной государственности4.
Прежде всего, необходимо ответить на вопрос, в какой степени мордва осознавала принадлежность к определенному этносу? Зарубежные хронисты ясно представляли мордву как единый народ. Для них она отличается от других этносов внешним видом5 , религией6 , обычаями7 и нравами8. Согласно информации Юлиана (первая половина XIII в.) территория населенная древней мордвой представляла собой обширную страну – «царство мордвинов», которую он проезжал в течение пятнадцати дней. Особого внимания заслуживают определения, которые Юлиан использует для обозначения мордовского народа и края: «мордовское царство», «мордва». Они свидетельствуют, во-первых, о восприятии Юлианом мордвы как единого народа, без деления на мокшу и эрзю9 и, во-вторых, можно предположить, что автор имел в виду не просто мордовский этнос, но и некую политическую общность – «мордовское царство». Возникает вопрос, осознавалось ли единство мордвы самой мордвой? В этой связи важное значение имеет решение проблемы, связанной с возникновением, этимологией и употреблением этнонимов мордвы, эрзя и мокша (выделено мною – С.Б.). «Являясь внешним проявлением этнического самосознания, этническое самоназвание теснейшим образом связано с ним. Без этнического имени, известного каждому, кто причисляет себя к той или иной этнической общности, не может быть «этнического самосознания»10. Название мордовского народа в сочинениях иностранных авторов не является этнически однозначным. Не всегда ясно, с чем или с кем мы имеем дело: с обозначением группы родственных племен, с наименованием племенного союза или с названием родовой группы. В контексте наших рассуждений обращает на себя внимание несколько точек зрения, высказанных на этот счет исследователями. По мнению академика А.А.Шахматова этноним мордвы перекочевал от скифов к русским. Вот что он писал по этому поводу в начале ХХ в.: «Сама мордва до сих пор не называет себя этим именем; мордвин говорит про себя, что он эрзя или мокша (это два разных племени мордовских); мордвой эрзян или мокшан называют русские»11 . Мнение А.А.Шахматова опровергается Н.Ф. Мокшиным, который считает, что этноним эрзя и мокша чаще употребляются при внутри этническом общении12 . «Этноним же мордва, – утверждает исследователь, – первоначально использовавшийся для ее обозначения другими этносами, особенно индоевропейскими, затем, причем очень давно, стал использоваться и самой мордвой в качестве эндоэтнонима, что, в свою очередь сыграло немалую роль в осознании древнемордовской семьей племен своей общности»13 . Исследования показывают – у некоторых протоэтнических образований, имевших определенные черты этноса, самоназвание (эндоэтнонимы) отсутствовали. Зато их соседи, исходя из наличия этих объективных черт, давали им особые названия, видя в них более или менее дискретные группы. «Вот почему, – отмечает В.А.Шнирельман, – для первобытности чрезвычайно характерным было признание этносом в качестве самоназвания этнонима, полученного от соседей. Такого рода этноним не воспринимался лишь в том случае, если он имел откровенно выраженный оскорбительный или уничижительный оттенок»14. Свою точку зрения на этноним «мордва» высказал известный финно-угровед профессор Д.В.Бубрих. По его мнению, этноним «мордва» возник на базе мордовского слова «мирьде», ранее «мурьде» – «муж»15. К Иордану этот термин, – считает ученый, – попал следующим образом: «Готы слышали, как мордовские воины или торговые люди обращались к своей среде так: «мурьде «муж», мурьдьть «мужи», и поняли это как название народности»16 . Из этого следует, что этот термин использовался мордвой в качестве самоназвания и свидетельствовал о наличии самосознания, то есть осознании членами общности их единства. Д.В.Бубрих не считал «мирьде», «мурьде» исконно мордовским словом, оно перешло к мордве от скифов и первоначально носило форму «мортийо» – «человек». Причем этот период продолжался достаточно долго – со П тысячелетия до н.э. до первых веков н.э. включительно. Ясно другое, этноним «мордва», становясь, все более устойчивым,
превращался в этническую антитезу противопоставления себя другим этносам; инструментом консолидации местного населения17 . Трудно определить границу между этническим и политическим сознанием. И все же попытаемся это сделать, исходя из анализа имеющихся в нашем распоряжении исторических источников. Необходимо, прежде всего, определить уровень общественно-политического развития мордвы в рамках исследуемого периода. На протяжении I тыс. н.э. основной политической единицей у мордвы являлось племя, которое выступало верховным собственником территории, носителем языческих культов. Оно объединяло несколько отцовских родов, в свою очередь состоявших из больших патриархальных семей, во главе каждой из которых стоял куд-атя (кудо – дом, атя – старик). Родом руководил старейшина покштяй (покш – большой, атя -старик). Род или несколько родов составляли поселение – веле. Во главе племени стоял выбираемый родовыми старейшинами верховный вождь – текштяй, тюштень, тюштян, тюшья (текш – верх, вершина, верхушка, макушка, атя – старик). В его компетенцию входило решение хозяйственных, а также военных вопросов. Можно предположить, что тюшти исполняли функции верховных жрецов, поскольку в мордовском фольклоре они наделяются сверхъестественными качествами. В XI в. в связи с усиливающейся военной угрозой со стороны княжеств Северо-Восточной Руси, Волжской Болгарии и кочевых половецких орд у мордвы возникают устойчивые военно-племенные союзы: мокшанский в междуречье Мокши и Вада и эрзянский в бассейне р. Теша. Однако, принимая во внимание широкое расселение мордвы в Окско-Сурском междуречье и территориальную удаленность ее отдельных племенных групп, наиболее вероятным нам представляется существование нескольких племенных союзов, которые возможно входили в состав суперсоюзов, имя которым дали племена – гегемоны, объединившие вокруг себя родственные племена, которые должны были осознавать свое политическое единство в рамках либо эрзянского, либо мокшанского союза. Имя племенигегемона внешне и выражало это единство. Созданные союзы отличались от племенных объединений предшествующего времени, прежде всего тем, что во главе их стояли верховные вожди, которые избирались на более длительный период времени ввиду постоянной военной угрозы. Для их характеристики особый интерес представляет поздний цикл мордовских эпических песен о Тюште, в которых он предстает уже как никем не избираемым единовластным правителем. Если раньше этот термин выступает в нарицательном значении, как социальный титул, обозначающий выборного племенного вождя, то в позднем цикле – в качестве собственного имени мордовского владыки. Мы считаем, что в этом цикле отразилась та стадия общественного развития, которая в последнее время получила название вождества18 . На рубеже ХII – ХIII вв. в социальной структуре и общественно-политическом устройстве мордвы произошли принципиальные изменения, имевшие долговременные последствия. В это время начинают складываться предпосылки постепенной трансформации власти вождя во власть государственную. Весьма примечательным является сам факт появления на политической арене реальных участников государственного строительства оцязоров (инязоров) – Пургаса и Пуреша19 , в руках которых концентрировалась политическая власть и значительные военные силы, необходимые для организации системы властвования над населением, для расширения границ своих владений. Первоочередной задачей для них становится борьба за право приобретения и обладания статуса держателя всей «Мордовской земли», которая в русских летописях представляла собой самостоятельное геополитическое образование.
Самым непосредственным образом на политической истории мородвского народа сказалась почти 250-летняя борьба Руси и Булгар. В это время земли мордвы, расположенные между этими враждующими государствами, становятся ареной кровопролитных сражений. Оба участника вооруженного противостояния опустошали и грабили мордву, негативно воздействовали на развитие у нее производственных сил, препятствовали формированию и утверждению мордовской государственности. Вместе с тем, постоянная внешняя угроза ускорила рост национального самосознания мордвы, поскольку необходимость вести оборонительную войну, очень часто против более сильного противника, обострила чувство сопричастности к политической общности, осознание политического единства, противопоставление себя другим народам. Оно выражалось в отстаивании своей свободы, территории, обычаев, религии. Последний фактор играл особую роль. Мордва оставались язычниками, решительно сопротивляясь распространению христианства. Язычество оставалось для нее важным идеологическим оружием, укрепляло самосознание мордвы в борьбе с неприятелем. Существенную роль в представлениях мордвы-эрзи и мордвы-мокши об общности их происхождения имели политические связи. Более действенными они оказались в пределах их племенных союзов. Оформившиеся на основе племен-гегемонов, они, по-видимому, обладали политическим суверенитетом, сплачивали население, содействуя развитию этнодифференцированных черт локальной территории. Разнообразные связи в пределах компактной территории племенных союзов (экономические, политические, религиозные) воспринимались их населением как связи по кровному родству происхождения. Племенные союзы мордвы-эрзи и мордвы-мокши не были полностью изолированными самостоятельными этнотерриториальными и политическими обществами. Процесс их складывания протекал одновременно с формированием большой политической и этнической общности – мордовского государства и мордовской народности. В исторической науке отмечается, что народность феодальной эпохи является органическим сочетанием этнической общности с раздробленностью на более или менее обособленные локальные группы20 . Экономическая и политическая раздробленность раннефеодального общества определяла, с одной стороны, тенденцию локальных этнических групп к сохранению обособленности, устойчивости пережитков племенного быта; с другой стороны, усиливалась тенденция к объединению, слиянию в единое целое. Это отражалось и в характере самосознания. Исследования свидеьельствуют, что нередко внутри формирующейся этнополитической общности сказывается сильное самосознание входящих в такую общность этнических групп21. У эрзи и мокши наряду с локальным племенным самосознанием развивается самосознание мордовского единства. Защита отечества объективно определялась защитой земли как основы материальной жизни, субъективно – как защита «кровной» земли, земли предков. Общность исторических судеб в пределах формирующейся государственности содействовала этнической интеграции мордвы, формированию мордовской раннефеодальной народности. Таким образом, у мордвы существовало этническое самосознание разного таксономического уровня: от локального племенного сознания в пределах племенных союзов до представлений общемордовского единства. Определяющим оставалось чувство племенной общности, однако прогрессировала тенденция складывания этносоциального общемордовского организма, самосознание мордовской раннефеодальной народности Примечания Козлов В.И. Проблема этнического самосознания и ее место в теории этноса // Советская этнография, 1974, № 2: Шелепов Г.В. Общность происхождения – признак этнической общности. // Советская этнография, 1989, № 4; Бромлей Ю.В. Этнос и этнография. М., 1973. С. 95. 2 Чебоксаров И.Н. Проблемы типологии этнических общностей в трудах советских ученых // Советская этнография, 1967, №4. С.99. 3 Бромлей Ю.В. К характеристике понятия «этнос» // Расы и народы. М., 1971. С. 25.
1
Королюк В.Д. Особенности становления феодализма и формирования раннефеодальных государств и народностей в Восточной, центральной и Юго-Западной Европе. // Сов. Страноведение, 1970, №5. С.7. 5 Рассказ римско-католического миссионера доминиканца Юлиана о путешествии в страну приволжских венгерцев, совершенном перед 1235 годом, и письмо папы Венедикта ХII к хану Узбеку, его жене Тадолю и сыну Джанибеку в 1340 году // Записки Одесского общества истории и древностей. Т. V. Одесса, 1863. С. 1002. 6 Иоанн де Плано Карпини. История монголов. Вильгельм де Рубрук. Путешествие в восточные страны. СПб, 1911. С. VIII. 7 Рассказ римско-католического миссионера доминиканца Юлиана…, C. 1002. 8 Там же. 9 См.: Юрченков В.А. Взгляд со стороны: Мордовский народ и край в сочинениях западжноевропейских авторов VI – XVIII столетий. Саранск, 1995. С. 49. 10 Мокшин Н.Ф. Этническая история мордвы. Саранск, 1977. С.45. 11 Шахматов А.А. Введение в курс истории русского языка. Петроград, 1916. С. 38. 12 См. Мокшин Н.Ф. Мордовский этнос. Саранск, 1989. С.18. 13 Там же. 14 Шнирельман В.А. Протоэтнос охотников и собирателей по австралийским данным // Этнос в доклассовом и раннеклассовом обществе. М., 1982. С.99. 15 Бубрих Д.В. Можно ли отождествлять мордву с андрофагами Геродота // Записки МНИИСК. Саранск, 1941. № 3. С. 30-31. 16 Там же. 17 Там же. С. 31. 18 Термином «вождество» обозначается тип социально-политической организации, состоящий из группы общинных поселений, иерархически подчиненных центральному, наиболее крупному из них, в котором проживает правитель (вождь). 19 Большинство историков (И.Н.Смирнов, С. Кузнецов, А.П.Смирнов и др.) видят в Пургасе эрзянского князя, в Пуреше – мокшанского. 20 Лашук Л.П. О формах донациональных этнических связей. // Вестник истории, 1967, №4 с.90; Бромлей Ю.В. Этнос и этнография... C. 159; Колесницкий Н.Ф. Донациональные этнические общности // Расы и народы. М., 1978, вып. 8, С. 41; Корсунский А.Р. Государство и этнические общности в раннефеодальный период в Западной Европе // Средние века. М., 1968, вып. 31, С. 132. 21 Бромлей Ю.В. Этнос и этнография, С. 1117 4
Т. Д. Надькин, к.и.н., доцент МГПИ им. М.Е.Евсевьева (г.Саранск)
О НЕКОТОРЫХ ИТОГАХ ВЫПОЛНЕНИЯ ПЕРВОГО ПЯТИЛЕТНЕГО ПЛАНА (1928-1932 гг.) РАЗВИТИЯ СЕЛЬСКОГО ХОЗЯЙСТВА МОРДОВСКОЙ АВТОНОМНОЙ ОБЛАСТИ*
* Работа выполнена при финансовой поддержке РГНФ (проект №04-01-23009 а/В) Мордовия (с июля 1928 по январь 1930 г. – Мордовский округ; с января 1930 по декабрь 1934 г. – Мордовская автономная область) в конце 20-х – начале 30-х гг. ХХ в. являлась одним из типичных аграрных регионов России, где сельское население составляло более 95%. Естественно, что именно развитию сельского хозяйства и было уделено центральное место в утвержденном в декабре 1928 г. окружкомом ВКП(б) первом пятилетнем плане. Сами задания первого пятилетнего плана впоследствии, исходя из указаний центральных органов, пересматривались несколько раз и главным образом в сторону увеличения основных показателей (например, посевная площадь, урожайность, валовой сбор, поголовье скота, производство мясомолочной продукции и т.д.). Судя по «Конъюнктурному обзору естественноисторических условий и сельского хозяйства Мордовского округа» (лето 1929 г.) планы были грандиозными уже в самом начале. Основные задачи развития сельского хозяйства на период первой пятилетки его авторы видели в повышении производительности труда, расширении посевных площадей (за счет сокращения паров), стимулировании темпа развития технических культур (картофеля и др.), трав, повышении продуктивности животноводства на основе изменения кормового режима (уменьшение отпуска зерновых с увеличением скармливания технических отходов, сена и корнеплодов) и т.д.1 Посевные площади за первую пятилетку (1928/29 – 1932/33 гг.) должны были увеличиться с 974 тыс. до 1112 тыс. га; валовой сбор зерновых культур с 529 тыс. до 746,8 тыс. т., а товарный выход – с 47,1 тыс. до 157,6 тыс. т. и т.д. 2 Численность поголовья лошадей должна вырасти с 194 тыс. до 248 тыс. голов, крупного рогатого скота – с 354 тыс. до 521 тыс. голов (в т. ч. коров – с 210 тыс. до 338 тыс. голов), овец – с 1 049 тыс. до 1 115 тыс. голов, свиней – с 54 тыс. до 353 тыс. голов3.
Хотя авторы обзора и делали вывод, что будущее сельского хозяйства округа за «социалистическим сектором», но ему самому они отводили не столь значительную роль, как это стало делаться позднее. Так, предполагалось, что сеть колхозов к 1933 г. будет состоять из 1 312 единиц, объединивших в себя 37 528 крестьянских хозяйств с площадью земли – 375 300 га, с количеством едоков – 187 650, т.е. всего будет коллективизировано 13,8% крестьянских хозяйств и удельный вес площади колхозов будет равен 15%. Из 1312 коллективных хозяйств в 1932–1933 гг. коммун будет 66 (5%), сельхозартелей – 525 (40%), ТОЗов – 655 (50%) и 66 простых объединений. При этом колхозы должны были за 5 лет получить 700 тракторов и 20 100 рабочих лошадей4. Форсирование индустриализации и переход к сплошной коллективизации во второй половине 1929 г. внесли существенные коррективы в планы первой пятилетки. В Мордовской автономной области (МАО), согласно решениям Средне-Волжского крайкома и крайисполкома ориентировочно планировалось вовлечь в колхозы 30% хозяйств (в среднем по СВКраю – до начала весеннего сева 50% хозяйств) 5. Но уже 5 декабря 1929 г. бюро Мордовского обкома ВКП(б) взяло повышенные обязательства темпов коллективизации и постановило в 1929-1930 гг. коллективизировать по области в среднем 50% бедняцко-середняцких хозяйств, обобществить 51% земельной площади. В 8 из 22 районов намечалось провести сплошную коллективизацию. Ставилась задача решительней проводить укрупнение колхозов, средний размер их довести к концу 1930 г. до 125 хозяйств. Из намеченных к организации в 1929-1930 гг. 333 колхозов создать 103 специализированных колхозов-гигантов, с площадью пашни 3 000 – 4 000 га в каждом. Добиться обобществления рабочего скота не менее чем на 60%, продуктивного – в старых колхозах на 50% и в новых – на 25%, сельхозинвентаря – на 100% и посева на 75%6. А 1 января 1930 г. на заседании Мордовского облисполкома было решено в весеннюю посевную кампанию коллективизировать не менее 40% всех крестьянских хозяйств области7. Однако первая попытка форсировать сплошную коллективизацию сельского хозяйства Мордовии закончилась полным провалом. На 1 апреля из 49,7% крестьянских хозяйств в колхозах МАО осталось 19,7%, на 10 апреля – только 9,9% , а на 1 мая – всего 8,2%, тогда как в Средне-Волжском крае, куда входила область, – около 20,5%, а в целом по СССР – 23,6%8. В результате необдуманных решений и действий уже на первом этапе был значительно подорван потенциал сельского хозяйства Мордовии, началось разрушение производительных сил. Несколько тысяч крестьянских хозяйств области подверглись разорению в ходе частичного или полного раскулачивания. Кроме того, многие крестьяне потеряли доверие к власти, старались бросить свою землю и уехать на заработки в города или в другие регионы страны. Осенью 1930 г. вновь принимается решение о дальнейшем ускоренном росте колхозного сектора. Так, в среднем по СССР в 1931 г. предполагалось вовлечь в колхозы не менее 50% хозяйств9. Следуя установкам краевых органов на ноябрьском (1930 г.) пленуме Мордовского обкома ВКП(б) было принято решение к 1 января 1932 г. довести коллективизацию крестьянских хозяйств до 65%, обобществление рабочего скота в колхозах до 50%, крупного рогатого скота до 20%, свиней до 28%, овец до 10% от общего поголовья10. Исходя из реалий, сложившихся к 1931 г., а именно начавшееся снижение основных показателей развития сельского хозяйства из-за необдуманных действий властей в первой половине 1930 г., планы несколько корректировались, но как показали дальнейшие события, они оказались все-таки нереальными. Так, по одному из планов 1931 г. посевные площади должны были увеличиться до 1 376 тыс. га в 1932 г. и до 1 503,4 тыс. га в 1933 г.; поголовье лошадей достичь 208,9 тыс. голов в 1932 г. и 217,2 тыс. голов в 1933 г., крупного рогатого скота – соответственно 395,9 тыс. и 450,4 тыс. голов, овец – 873 тыс. и 854,9 тыс. голов и т.д.11
Задания первой «сталинской» пятилетки по развитию сельского хозяйства Мордовии по целому ряду показателей выполнялись с большим напряжением или практически совсем не были выполнены. Например, расширение посевных площадей с 973,05 тыс. га 12 в 1928 г. (1000,38 тыс. га в 1929 г.13) до 1 162,0 тыс. га в 1932 г.14 было сведено к минимуму из-за низкой урожайности15, больших потерь при уборке и хранении урожая. Кроме того, из-за неблагоприятных погодных условий в 1932 г. в МАО был получен урожай таких культур как овес и картофель значительно меньший, чем в предыдущий год (валовой сбор овса в 1929 г. – 128 734 т., а в 1932 г. – 101 935 т., картофеля в 1929 г. – 808 281 т. и 456 143 т. 16). Огромный урон за годы первой пятилетки был нанесен животноводству Мордовии, которое лишилось 50% поголовья крупного рогатого скота, 36% поголовья лошадей, почти 85% овец. Так в 1929 г. поголовье крупного рогатого скота составляло 342,8 тыс. голов, а в 1932 г. – только 169,19 тыс. голов, лошадей в 1929 г. – 200,36 тыс., а в 1932 г. – 127,9 тыс., овец и коз в 1929 г. – 987,69 тыс., а в 1932 г. – 145,26 тыс. и т. д.17. Упало в целом и производство продукции животноводства. Производство мяса в 1932 г. составило только 63,3% от уровня 1929 г., молока – 65,8%, яиц – или 61,3%18. Необходимо отметить, что конечно потери тягловой силы восполнялись за счет завоза тракторов в МТС и совхозы. Если в начале 1932 г. насчитывалось 822 трактора (в т. ч. 502 в 13 МТС и 320 в совхозах), то в конце т. г. – уже 1 022 тракторов (в т. ч. 589 в 23 МТС и 433 в совхозах)19. Но это количество тракторов (в конце 1932 г. общей мощностью 13 440 л. с.) не могло в полном объеме восполнить сокращение поголовья рабочих лошадей с 155 317 в 1929 г. до 116 341 голов в 1932 г. (т. е. на 38 796 голов)20. Тем более, как отмечалось в «Сведениях о совхозном и колхозном строительстве в МАО» (декабрь 1933 г.), значительная часть из тракторов типа «Фордзон» и «ФП», находящихся в МТС (252 из 581) из-за изношенности деталей использовались в основном на стационарных работах21. Единственный показатель, который был существенно перевыполнен – это уровень коллективизации крестьянских хозяйств в области (к октябрю 1931 г. – 66,9%, к январю 1932 г. – 71,5%) и то если за отправную точку брать задания первого пятилетнего плана варианта 1928/29 г., а не, например 1931 года. В результате нового «отлива» из колхозов уровень коллективизации за один год (январь 1932 – январь 1933 г.) по МАО снизился с 71,5% до 57,8% (т. е. на 13,2%), количество колхозов уменьшилось с 1 316 до 1 256, а число колхозников с 161 786 до 131 475 хозяйств22. Вместе с обобществлением крестьянских хозяйств значительно выросли и государственные заготовки зерна в Мордовии. Если в 1929 г. они составляли 9,5% от валового сбора зерновых, то в 1932 г. – 24,2%, т.е. выросли в 2,5 раза (в 1929 г. – 59 200 т., в 1932 г. – 142 400 т.23). Государство продолжало проводить хлебозаготовки по принципу разверстки, методами «военного коммунизма», выгребая и у единоличников и у колхозов нередко весь собранный урожай. В результате хлебозаготовок начала 30-х гг. на территории большинства районов Мордовии в конце 1932 г. и до сбора и распределения урожая 1933 г. ощущались продовольственные затруднения, и даже голод, который и стал одним из «главных» достижений первой пятилетки. Примечание ЦГА РМ. ф. Р-149, оп. 1, д. 455, л. 72; Мордовский округ Средне-Волжской области. Культура и хозяйство. Саранск, 1929. С. 142. 2 ЦГА РМ. ф. Р-149, оп. 1, д. 455, л. 72. 3 Там же, лл. 52–55. 4 Там же, лл. 96-98. 5 Агеев М.В. Победа колхозного строя в Мордовской АССР. Саранск, 1960. С. 164; Коллективизация сельского хозяйства в Среднем Поволжье (1927-1937 гг.). Куйбышев, 1970. С. 119. 6 Победа колхозного строя в Мордовской АССР. Сб. документов. Саранск, 1970. С. 159–160. 7 ЦГА РМ, ф. Р-328, оп. 3, д. 3, л. 2.
1
Филатов Л.Г. О некоторых особенностях коллективизации сельского хозяйства в Мордовии // История СССР. 1968. № 6. С. 121. 9 КПСС в резолюциях и решениях съездов... Т. 5. М., 1984. С. 234. 10 РФ НИИГН при Правительстве РМ. И-1268. С. 87. 11 ЦДНИ РМ, ф. 269, оп. 1, д. 317, л. 117. 12 Приводя данные о посевных площадях, урожайности, поголовье скота мы исходим из документов 1932-1933 гг. о выполнении заданий первой пятилетки. 13 В 1929 г. сельское хозяйство Мордовии достигло наивысших показателей практически по всем основным параметрам за 1920-30-е гг. 14 Например, средняя урожайность ржи в 1929 г составила 9,38 ц, в 1932 г. – 9,2 ц; пшеница – соответственно 9,63 и 4,2; овес – 9,02 и 4,8; просо – 5,12 и 6,2 и т.д. Средняя урожайность картофеля в 1929 г. – 103, 6 ц, а в 1932 г. – всего 41,8 ц (ЦГА РМ, ф.Р-662, оп.10, д. 1, лл. 8-9). 15 ЦГА РМ, ф. Р-147, оп. 1, д. 68, лл. 5, 15. 16 ЦГА РМ, ф. Р-662, оп. 10, д. 1, л. 20. 17 ЦГА РМ, ф. Р-662, оп. 7, д. 13, лл. 7–9; д. 18, л. 1; д. 23. лл. 9–10; д. 118, л. 45; ЦДНИ РМ, ф. 269, оп. 1, д. 758, л. 8-13. 18 ЦГА РМ, ф. Р-662, оп. 10, л. 26. 19 Там же, л. 27. 20 Там же, оп. 7, д. 18, л. 10. 21 Там же, ф. Р-238, оп. 1, д. 18, л. 1. 22 РФ НИИГН при Правительстве РМ. И-674. С. 100-101. 23 Агеев М.В. Указ. соч. С. 188; ЦГА РМ, ф.Р-147, оп. 1, д. 68, л. 5. 8
Е. В. Павлов, к. и. н., ст. преподаватель МГУ им. Н.П.Огарева (г.Саранск)
НЕКОТОРЫЕ ВОПРОСЫ ВЗАИМОВЛИЯНИЯ ТРАДИЦИОННОГО РОССИЙСКОГО МЕНТАЛИТЕТА И СМЕНЫ ВЛАСТИ
XX век прошел в России под знаком радикальных перемен, но, пожалуй, самыми важными среди фундаментальных, сжатых во времени явились переход общества из сельского состояния в городское, а также слом старого и установление нового государственного устройства посредством изменения менталитета людей. Невиданный в истории темп изменений, переворачивавших жизнь буквально каждого человека, затронувших все поколения, – этот темп создал особое, редкое в истории качество – Советскую цивилизацию. Одним из источников был форсированный переход к индустриальному и одновременно городскому обществу, начавшийся еще в конце позапрошлого века. После реформы 1861 г. крестьяне все больше стали ощущать давление капитализма. Железные дороги стали «высасывать» продукты сельского хозяйства. Вот что говорил экономист А.В.Чаянов: К концу XIX века масштабы неурожаев и голодных бедствий в России возросли... В 1872–1873 и 1891–1892 гг. крестьяне безропотно переносили ужасы голода, не поддерживали революционные партии. В начале XX в. ситуация резко изменилась. Обнищание крестьянства в пореформенный период вследствие резкого увеличения в конце 90-г. арендных цен на землю... – все это поставило массу крестьян перед реальной угрозой пауперизации, раскрестьянивания и уход в города лучшей жизни1. С одной стороны, к моменту слома царского режима в 1917 г. общая численность рабочего класса в России оценивалась в 7,2 млн. человек (вместе с семьями), из них взрослых мужчин – 1,8 млн. Но главное даже не в количестве. Рабочий класс в России еще не приобрел мироощущение пролетариата – класса утративших корни индивидуумов, торгующих на рынке своей рабочей силой. В подавляющем большинстве русские рабочие были рабочими в первом поколении и по своему типу мышления оставались крестьянами. Совсем незадолго до 1917 г. половина рабочих – мужчин имела землю и они возвращались в деревню на время уборки урожая. Очень большая часть рабочих жила холостяцкой жизнью, а семьи их оставались в деревне. В городе они чувствовали себя «на заработках». С другой стороны, много молодых крестьян прибывало в города на сезонные работы и во время экономических подъемов, когда в городе не хватало рабочей силы. Таким образом,
между рабочими и крестьянами в России поддерживался постоянный и двусторонний контакт. Городской рабочий начала XX века говорил и одевался примерно так же, как и крестьянин, т. е. был близок к нему по образу жизни и по типу культуры. Далее по сословному состоянию большинство рабочих были записаны как крестьяне. Сохранение общинной этики и навыков жизни в среде рабочих проявилось в форме мощной рабочей солидарности и способности к самоорганизации, которая не возникает из одного только классового сознания. Многие наблюдатели отмечали даже странное на первый взгляд явление: рабочие в России начала века «законсервировали» крестьянское мышление и по образу мыслей были более крестьянами, чем те, кто остался в городе2. Надо подчеркнуть очень важный факт: главными носителями революционного духа среди рабочих к 1914 г. стали не старые кадровые рабочие (они в массе своей поддерживали меньшевиков, как это происходило на территории Мордовии, где огромное влияние на умы граждан имела партия эсеров), а молодые рабочие, недавно пришедшие из деревни. Тем временем капитализм все более проникал в деревню и насаждался правительством. Вот что показали имитационные модели двух вариантов развития сельского хозяйства в России – по схеме реформы Столыпина и через крестьянское землепользование и сохранение общины. Без реформы социальная структура деревни в 1912 г. была бы такой бедняки – 59,6; середняки – 31,8; зажиточные – 8,6%. Реально соотношение в ходе реформы стало 63,8:29,8:6,4. Заметный социальный регресс3. Опираясь на данные, сведенные в фундаментальном труде А.Финн-Енотаевского «Современное хозяйство России» (Спб., 1911) С.В.Онищук пишет: «В России возникает невиданные в странах индустриального мира явление – секторный разрыв между промышленностью и сельским хозяйством. Это выражается в прекращении перекачки рабочей из села вследствие снижения производства в расчете на одного занятого в земледелии..., что явилось решающим фактором, обусловившим буржуазно-крестьянскую революцию 1905-1907 гг.»4. Если же посмотреть через призму Человека эти явления, то именно это стало причиной специфической социальной болезни – алкоголизма. Их результаты приведены в статье социолога Ф.Э.Шереги. Согласно официальной статистике из 227 158 призывников 1902–1904 г.г. по причине «наследственного алкоголизма» было выбраковано 19,5%. В 1909 г. в Волго-Вятском районе до 20 лет доживали менее трети родившихся! В крупных городах было в среднем 30–35% смертного случая на почве алкогольного отравления (на 100 тыс. жителей). В 1923 г. их было только 1,7%! Именно в начале XX в., в результате ломки крестьянской общины и еще слабости формировавшегося рабочего класса была заложена тяжелая традиция семейного пьянства. В 1907 г. 43,7% учащихся регулярно потребляли спиртные напитки. Из пьющих мальчиков 66,3% распивали их вместе с родителями. С 1900 по 1910 гг. доля школьников, потреблявших спиртное, сильно увеличилась5. По мнению людей тех лет, «коренная причина алкоголизма масс заключается в условиях экономических (отрицательные аграрные условия), санитарногигиенических, правовых и нравственных в более тесном смысле слова (недовольство своим личным, гражданским и политическим положением)»6. Крестьяне же, в свою очередь, нежелая мириться с ухудшением своего положения, стали проявлять интерес к политической науке. Это выражалось в составлении наказов и петиций в Государственную Думу. Их изучение, кстати, показало, что Россия была единой страной с близким мировоззрением, этикой и даже культурным строем письма и петиций, составленных в разных областях огромной страны. Т.Шанин приводит данные контент-анализа большого массива крестьянских наказов7. Фундаментальная однородность наказов по главным вопросам поразительна! Требование отмены частной собственности содержалось в 100% документов, причём 78% хотели, чтобы передача земли была проведена Думой, 84% требовали введения прогрессивного прямого
подоходного налога; 100% за всеобщее бесплатное образование, 84% – за равное и свободные выборы8. В целом, петиции крестьян показывают очень высокий уровень самосознания крестьян. Неисчерпаемый социологический материал дают письма того времени, перлюстрированные полицией. Они показывают настроение всех слоев общества. Крестьянин, разочаровавшийся во власти Николая II приходит к выводу о насильственном отъеме земли. Еще каких-нибудь 20 лет назад крестьянин даже не мог помыслить об этом, а в начале XX века он явственно собирается отстаивать свои права, даже если самодержец тому помеха9. С непродуманностью аграрной реформы Столыпина ширилось озлобление крестьян. Статский советник А.И.Комаров в 1913 г. пишет, что вышел в отставку, потому что не вынес «такого государственного расхищения сибирских земель...»10. Он предупреждал, что «в 1911 г. возвращались в Европейскую Россию переселенцы в количестве 60% от тех, кто уходит в Сибирь. Возвращается элемент, которому в будущей революции, если она будет, суждено сыграть страшную роль... Возвращается ведь недавний хозяин, и этот человек, справедливо объятый кровной обидой за то, что его не сумели устроить – этот человек ужасен для всякого государственного строя»11. Наконец, главное: русские крестьяне, вытесненные в город, в ходе коллективизации, восстановили общину на стройке и на заводе в виде «трудового коллектива». Именно этот уникальный уклад со многими крестьянскими атрибутами (включая штурмовщину) во многом определил необъяснимо эффективную форсированную индустриализацию. Рассмотрим теперь вопрос о мироощущении в сознании человека России и человека Запада. Без понимания этого существенного, на наш взгляд, вопроса невозможно разумения главного: почему человек в России воспринял свое образование нового государства – социалистического! Разберем взгляды человека России и Запада на общество и государство. Во-первых, взгляды на общество в западной социальной философии следуют принципам индустриализма: действия индивидуумов создают общество. В России такая постановка вопроса вообще считалась некорректной, т. к. личности вне общества просто не существует. Во-вторых, в обществе традиционном (Российском) люди связаны множеством отношений зависимости: типа служения, выполнения долга, заботы и принуждения. На Западе этим процессом является купля-продажа, где кровожадность «естественного» человека была усмирена правом, так что война против друг друга приняла форму конкуренции. При этом страх должен быть всеобщим. В России всегда важна была идея «общего дела», скрепляющего личности в общество. Наличие общей идеи придавало государству большую силу. Принципиальное отличие традиционного общества от западного состоит в том, что в нем всегда есть ядро этических ценностей, признаваемых общими для всех членов общества. В большой мере, очистив отношения людей от внерациональных сил (заменив ценности ценой) гражданское общество стало нечувствительным, оно стало равнодушным к проблеме признания социального порядка справедливым12. Напротив, для традиционного общества возникновение этических идеалов означает его сдвиг к социализму. В соответствии с представлениями о человеке, строится политический порядок, определяющий тип государства, имея как образец идеал семьи, традиционное общество порождает патерналистское государство (от лат. pater – отец). Ясно, что представления о свободе, взаимных правах и обязанностях принципиально иные, нежели в государстве западного типа.
Напротив, единство общества всегда является идеалом и заботой государства традиционного общества. Источник его легитимности лежит не в победоносной гражданской войне, а в авторитете государя как отца. Единство – главная цель семьи. Вот Вам и аналогия: большевики посредством декретов объединили вокруг себя народ, а И.Сталин позднее стал выступать как мудрый отец государства! В традиционном обществе государство сакрализовано, оно обладает святостью. Наиболее распространенным вариантом государства традиционного общества является государство идеократическое. В нем источником благодати является набор идеалов, признаваемых за общепринятые. Советская власть стала типично идеократическим государством традиционного общества. Его легитимность достигалась через идеалы и социальную практику. «Основные носители этих тенденций, поднявшиеся из низов, унаследовали традиционное крестьянское сознание и не хотели революционных бурь, а желали своего прочного положения»13. Исходя из вышесказанного, подведем итоги. В течении 10-15 лет в конце XIX- начале XX в. произошла трансформация миропонимания и мироощущения очень широких слоев населения России. Изменение социальных запросов и идеалов происходило в силу непродуманных государственных реформ, что порождало в свою очередь пересмотр взглядов на жизнеустройство государства, а так же непреодолимое желание вернуться к прежнему В конечном счете народ добился прежнего в виде создания объединения соборного типа – Советского социалистического государства, в основу которого опять были положены единые для всех этические, культурные, социальные общечеловеческие ценности. Примечания Чаянов А.В. Крестьянское хозяйство. М., 1983. 2 Пришвин М.М. Дневники М., 1995-1999. 3 Рязанов В.Т. Экономическое развитие России XIX – XX вв. С-Пб. 1998. 4 Онищук С.В. Исторические типы общественного производства (политэкономия мирового исторического процесса) // Восток, 1995. № 1; 2; 3. 5 Рязанов В.Т. Указ. соч. 6 Нижегородцев М.Н. Алкоголизм и борьба с ним. С-Пб., 1912 7 Шанин Т. Революция, как момент истины. М., 1977. 8 Там же. 9 Кара-Мурза С. Советская цивилизация. М., 2002. 10 Там же. 11 Там же. 12 Цит. по: Кара-Мурза. С. Указ. соч., С. 417. 13 Там же. 1
А. П. Солдаткин, к.и.н, докторант МГУ им. Н.П.Огарева (г.Саранск)
ПРЕДСТАВИТЕЛЬНАЯ И АДМИНИСТРАТИВНАЯ ЭЛИТЫ МОРДОВИИ НАКАНУНЕ ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЫ
Исследования элиты в современной России получают все более широкое развитие. Одним из важнейших направлений элистистских исследований стала региональная элитология. Изучение региональных элит в последнее десятилетие ХХ в. превратилось в одну из серьезных отраслей научного знания. Внимание к региональным элитам далеко не случайно. Регионализация современной России стала фактом, который требует своего научного осмысления, в том числе и исторического. Однако, историческая составляющая элитистской концепции применительно к региональной советской истории не получила должного развития. Несомненно, использование понятия «элита» позволяет более разносторонне и многограннее осветить сложную социально-политическую ситуацию 1930-х гг. Элитистский подход исходит из признания дифференциации общества по отношению к власти. Элитизм
предполагает поиск неравенства в распределении власти и причин его вызывающих, а также предполагает, анализ по уровням власти и элиты, по специфическим группам и слоям, отличающимся друг от друга формой, характером, способами реализации власти. Элитизм является концепцией позволяющей совместить фактологические, методологические наработки, достигнутые в предшествующий период, с новыми концептуальными схемами. В целом, элитистский подход позволяет значительно переосмыслить реалии советского общества. В то же время, на наш взгляд, необходимо учитывать, что применение термина «элита» к социальной страте управленцев данного исторического отрезка времени, во многом носит условный характер. Главным критерием дифференциации элиты и массы являлась власть, точнее отношение к власти и к тем ресурсам, которые она предоставляет. Переходя к сути заявленной темы, отметим, что фактически репрессии и прошедшие выборные компании конца 1930-х гг. сформировали новое лицо власти Мордовии. Новизна, к сожалению, в первую очередь определялась количеством впервые пришедших во власть, при этом качественный уровень оставался прежним1. Данное обстоятельство не было, осознано в конце 1930-х гг., или же не имелось политической воли и желания осознавать такую реальность. На практике произошло, как мы и отмечали уже ранее, воссоздание старого качества в новых лицах2. В качестве подтверждения приведем цитату из материалов VIII областной партийной конференции (15.2.1940 г.), где как однозначно положительный факт подчеркивалось: «Всего (после VI облпартконференции 1938 г.) выдвинуто на республиканскую, районную, промышленную и сельскую работу – 2 681 человек»3. В ходе конференции утверждалось, что все выдвигаемые кадры изучены, прошли соответствующую проверку, на каждого заведено личное дело. Здесь следует пояснить, что после XVIII съезда ВКП (б) (10-21.3.1939 г.) в республике были созданы отделы кадров, где сконцентрирован подбор, выдвижение и расстановка кадров. В результате данного аппаратного шага предполагалось кардинально улучшить состав элиты. Так, на облпартконференции было заявлено: «Можно сказать, что в основном положен конец той безобразной практике бестолковых перестановок и всевозможных перебросок работников с одного места на другое»4. В период выборов местных советов действительно была проделана большая работа по подбору руководящих кадров. Из 30 председателей районных советов впервые выдвинутыми на руководящую советскую работу были 21 человек. Сразу после подсчета голосов и проведения первых сессий (прошли с 21 по 31 декабря 1939 г.) бюро обкома ВКП (б) утвердило состав районного руководства. Однако, уже в 1940 г. сняли с работы четырех «проверенных» (13,3%) председателей исполкомов по неуважительным причинам («не обеспечил руководства работы исполкома», «за плохую практику руководства сельсоветами», «как не справляющегося с работой»)5. Преобладающим социальным слоем являлось крестьянство, что в целом отражало аграрный характер региона. Однако крестьян было большинство только на самом низовом уровне в сельских советах, а на более высоких ступенях власти господствовали уже служащие. Конечно страта служащих 1930-х гг. имела в основном крестьянское происхождение, но в социальном плане они уже представляли культурно пограничный (маргинальный) слой. Общественно-исторический механизм наращивания степени цивилизованности представительской элиты по своей природе принципиально инерционен, что детерминировало определенные границы элите, как субъекту исторического действия. Реальный «человеческий» материал, в массе своей еще не вступил в фазу гражданского общества, и отсюда проистекали как перегибы, так и применяемые методы кадровой политики. Большинство являлось либо активными сторонниками господствующей идеологии, либо лояльными к ней. Члены партии и комсомольцы преобладали на всех
уровнях власти выше сельского. В национальном разрезе доминировали русские и мордва, с крайне элементарным уровнем образования (89,5% образование имели низшее), и опытом практической работы (58,8% избранных в первый раз). В сложившихся к концу 1930-х годов условиях представительная элита имела номинальную значимость, а реальная власть находилась и осуществлялась политической (партийной) и административной элитами. На кануне Великой Отечественной войны состав административной элиты формировали служащие исполкомов местных советов депутатов трудящихся. Особенностью государственного аппарата являлась существенная диспропорция в наличии мужчин и женщин. Если в составе представительной элиты доля женщин составляла 30,5%, то в составе административной их число сокращается до 18,4%. Социально-возрастная структура соответствовала демографическим тенденциям в республике и способствовала оптимальному сочетанию опыта старшего поколения с энергией и знаниями молодых. Среди административной элиты доминировала группа в возрасте от 30 до 39 лет (44,2%). Молодые государственные служащие (до 29 лет) составляли треть всего состава (29,5%). В совокупности 3/4 состава служащих начали свою активную сознательную жизнь уже при советской власти (73,7%). Среди административной элиты были представлены все основные национальности республики: мордва (мокша и эрзя) – 37%, русские-57,7%, и татары – 4,7%. При этом, необходимо заметить, что представительство титульного этноса на высших должностных позициях было значительно выше их числа в общей структуре населения. Резко различаются показатели между представительной и административной элитами по социальному статусу. Категория служащих упрочивает свое преобладание. Не менее интересными являются данные по социально-производственному признаку. Они свидетельствуют о начале процесса элитообразования. Более 40 % представителей административной элиты составляли выходцы из народа. С одной стороны, это является подтверждением на практике теоретического постулата большевиков о том, что «каждая кухарка может управлять государством». Но с другой стороны, руководителями разных рангов являлись 67,2%. Т. е. постепенно выкристаллизовывалась когорта профессиональных управленцев, элиты. Практика опровергала теорию большевиков о том, что большинство рабочих и крестьян смогут осуществлять учетные и контрольные функции, через выборные органы. Административная деятельность требовала специфических знаний умения сопоставлять и анализировать факты, ориентироваться в непростой ситуации. И, несмотря на попытки восполнения нужного числа грамотных специалистов, власть располагала ограниченным контингентом людей, способных хоть в какой мере удовлетворять вышеизложенным требованиям. Количество функционеров с низшим образованием в составе административной элиты было даже выше, чем в составе представительной (96,6% и 89,5%). Таковы общие черты представительной и административной элит Мордовии, под руководством которых республика встретила Великую Отечественную войну. Примечания Солдаткин А.П. Государственные служащие Мордовии в 1930-е годы: становление и эволюция// Общество в контексте экономической и социальной истории: сб. науч. ст., посвященный 90-летию со дня рождения проф. А.В. Клеянкина. Саранск, 2001. С. 296–327 Солдаткин А.П. Указ. соч. С.317 3 ЦДНИ РМ, ф. 269, оп. 3, д. 6. л. 24. 4 Там же, л. 28. 5 Там же, д. 376, л. 11. 1
2
Л. Г. Скворцова, аспирант МГУ им.Н.П.Огарева (г.Саранск)
АНАЛИЗ ОБЩЕЙ ДЕМОГРАФИЧЕСКОЙ СИТУАЦИИ В МОРДОВИИ В ГОДЫ ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЫ
Несмотря на сравнительно небольшую в масштабах России, численность населения Мордовии (на 1 января 1941 года она составляла 1 187 166 человек1 ), был высоким процент призванных в ряды Вооруженных сил. Общее число мобилизованных из республики с учетом сельского и городского населения составило 241 тыс. человек или 20,03 % от общего числа ее жителей (в России эта цифра составила 22,1 %). Так, например, в Атяшевском районе на 1 января 1939 года проживало 40 900 человек, из них за годы войны было призвано в ряды Красной армии 12 274 человека, или 30 % населения. В общее число мобилизованного населения Мордовии входили не только уроженцы республики. Среди них были так же часть эвакуированного населения, имеющего призывной возраст, и заключенные мордовских лагерей. Известно, что впервые полгода войны в Мордовию прибыло 59 тыс. человек, что составило к концу 1941 года 36,8 % всех эвакуированных в республику. По предварительным итогам Всесоюзной переписи населения 1937 года в МАССР контингентов «Б» и «В»2 НКВД значилось всего 34,796 тыс. человек, из них мужчин – 31,689 человек, лиц в возрасте 18 лет и старше из общего числа – 30,76 человек3 . Более точно установить долю призывников из этих категорий нам не удалось. В ходе анализа базы данных, созданной на основе книги «Память» республики Мордовия было установлено, что в числе безвозвратных потерь за 1941 год по мобилизации ушло 8,32 %, за 1942 – 5,04 %, за 1943 – 0,73 %, 1944 – 0,13 %, 1945 – 1 человек от общего числа населения района. На кануне войны находилось на военной службе 0,79 % от числа безвозвратных потерь и у 3,34 % данные о годе призыва отсутствуют. Всего же за годы войны общие безвозвратные потери по республике составили около 131 тыс. человек. Самый большой процент призывников от общего числа мобилизованных по МАССР был в Ковылкинском районе – 10,08 %, затем следуют Зубово-Полянский – 6,77 %, Рузаевский – 5,98 %, Темниковский – 5,54 %, Ичалковский – 5,43 %. Самое малое количество призывников от общего числа мобилизованных по республике было в Большеигнатовском районе – 1,95 %. В итоге на фронты Великой Отечественной войны была отправлена 1/5 часть населения республики. Отдельно следует обратить внимание на столицу Мордовской АССР – город Саранск. Численность его населения 1 января 1939 года составляла 4 81 500 человек , из них было призвано на фронт 17 тыс., или 7,05 % к численности мобилизованных по республике и 20,86 % к общему числу населения столицы. В соответствии с Указом Президиума Верховного Совета СССР мобилизации подверглись военнообязанные 14 возрастов (1905 – 1918 годов рождения). Однако призыв не ограничился этими годами. Уже в августе 1941 г. в связи с необходимостью восполнения боевых потерь, комплектования вновь формируемых соединений и частей была проведена мобилизация военнообязанных 1890 – 1904 гг. рождения и призывников, родившихся в 1923 г. В период войны в Вооруженные силы были призваны военнообязанные до 1927 года рождения. Самое большое из числа безвозвратных потерь количество мобилизованных за годы войны в Мордовии было среди призывников 1923 г. рождения – 2,56 % от общего числа мобилизованных по республике. Достаточно высоким был этот показатель и среди призывников 1922, 1924, 1925 г. рождения – 2,02 %, 1,99 %, 1,59 %. В основном это были те, кому в 1941 – 1945 гг. исполнилось 18 лет, и чей призыв осуществлялся в обычном порядке согласно Закону о всеобщей воинской обязанности 1939 г. Небольшой процент призывников из числа потерь 1916 и 1917 годов рождения, возможно, объясняется низким уровнем рождаемости в революционные годы. В остальном наблюдается
о равномерное распределении потерь по годам рождения, возрастающее к 1925 году рождения. Следовательно, с полей сражений не вернулись самые молодые и дееспособные люди. Так, 74 % из 8,7 млн погибших, умерших от ран и болезней, не вернувшихся из плена – это военнослужащие от 18 до 35 лет, возраст остальных колеблется от 36 лет до 51 года и старше5. По Мордовии возраст мобилизованных из числа павших воинов распределился следующим образом: от 18 до 35 лет – 40,22 %, от 36 лет до 51 года – 14,88 % от общего числа погибших по республике за годы войны. Максимальное количество павших в 1941 г. приходится на возраст от 26 до 35 лет, что составляет 46,96 % от общего числа призванных в 1941 г.. Чуть меньше этот показатель по возрасту 36 – 40 лет – 17,93 %. Молодежь в возрасте 25 лет и менее составляла 21,51 %, военнообязанные старше 40 лет – 4,15 %. В 1942 г. возрастает число военнообязанных из числа потерь моложе 20 лет, что составляет 27,47 % от общего количества безвозвратных потерь, призванных в 1942 г. Такую же картину можно наблюдать в 1943 – 1944 г. Процент мобилизованных молодых людей в эти годы составил соответственно 47,17 % и 14,79 % от общего числа призванных. В два последующих года средний возраст призывников из числа безвозвратных потерь становится значительно моложе и составляет 23 – 24 года в 1943 г. и 24 – 25 лет в 1944 г. Основное число потерь в 1943 году приходится на призывников 1925 г. рождения (2 278 человек), в 1944 г. – на 1926 (285 человек). Однако с призывом на фронт в этот период молодого контингента из числа безвозвратных потерь наблюдается также и призыв населения более старых возрастов. В 1945 г. наблюдается повышение среднего возраста мобилизованного населения из числа безвозвратных потерь. Он составляет 27 лет (27,23). Основное число мобилизованных в этом году приходится на 1927 год рождения. Всеобщая мобилизация в годы войны, высокая смертность на фронтах и в тылу не могли не сказаться на демографической ситуации в республике. По данным переписи населения, на 17 января 1939 г. общая численность населения республики в ее современных границах составляла 1 187,2 человек, из них 89 тыс. горожан и 1 098,2 тыс., или 93 % – сельское население, что обусловлено аграрной отраслевой специализацией республики. Продолжая анализ демографической ситуации, сложившейся в Мордовии в годы войны, обратимся к данным переписи населения, проведенной 15 января 1959 г. По ее данным общая численность населения МАССР составила 1 002,0 тыс. человек, из чего следует, что даже спустя 15 лет после окончания войны численность населения МАССР не достигла показателя довоенного времени. Сокращение населения коснулось в наибольшей степени только сельского населения, так как именно из сельской местности в годы войны была призвана основная масса военнообязанных. Население городов выросло, в основном за счет миграции из села. По оценкам НКВД, к 1945 г. количество жителей в Мордовии составило около 886 тыс. человек6 , сократившись за годы войны на 301,2 тыс. человек, или на 25,4 % к предвоенному уровню. В последующие годы отмечается увеличение численности населения республики. Так, к 1950 году оно выросло до 904 тыс. человек7 . В фондах ЦГА РМ хранятся документы, в которых собраны сведения о естественном приросте населения Республики Мордовия за 1942 – 1947 гг.. Так, за три военных года (1942, 1943, 1944) естественный прирост населения республики был отрицательным, причем самая большая убыль была отмечена в 1943 году. Только с окончанием Великой Отечественной войны и возвращением людей к мирной жизни естественный прирост населения становится положительным. Так, за 1945 г. количество населения в республике увеличилось на 2 381
человека. На протяжении 1946 и 1947 гг. прирост населения составлял более 14 тыс. человек, т. е. увеличился примерно в 7 раз. Один из следующих показателей, на который нам бы хотелось обратить внимание, это национальный состав населения Мордовии. Доминирующими национальностями здесь являются русские и мордва. Небольшое количество населения приходится на долю татарской национальности. Так, по данным переписи 1939 г. в республике доля мордвы составляла – 40 %, русских – 54 %, татар – 6 %8 . В составе безвозвратных потерь числятся 3,6 % мордвы, 6,2 % русских и 0,45 % татар. Таким образом, в исследовании мы подтвердили связь между безвозвратными потерями и демографической ситуацией в Мордовии в годы Великой Отечественной войны, на которую повлияло не только число погибших на фронтах войны. В числе других причин можно отметить миграционные процессы, эвакуация населения и промышленности из прифронтовой зоны в тыловые районы страны, к каковым относилась и Мордовия, формирование и размещение на территории республики воинских частей и подразделений, увеличивающийся контингент исправительно-трудовых лагерей. Проведя исследования по безвозвратным потерям и процессу мобилизации, мы постарались с учетом этих данных представить общую характеристику демографической ситуации в республике в годы войны. Примечания См.: Административно-территориальное деление МАССР на 01.01.1941 г.: Справ. Саранск, 1941. С. 3. 2 К спецконтингенту «Б» относятся штрафной и вольнонаемный состав аппаратов лагерей, управлений и отделов мест заключения, тюрем, колоний, трудовых поселков, строительств (по особому списку ГУЛАГА НКВД); состоящий на казарменном положении постоянный и переменный состав частей и школ милиции, военизированной пожарной охраны. К спецконтингенту «В» относятся заключенные (осужденные и следственные) во всех тюрьмах, арестных помещениях, лагерях и трудовых колониях НКВД СССР, трудопоселенцы, проживающие в зоне, трудпоселках ГУЛАГа НКВД, а также задержанные, содержащиеся на время переписи в арестных помещениях НКВД; воспитанники трудколоний, трудкомунн и приемников-распределителей отдела трудовых колоний для несовершеннолетних НКВД СССР. 3 См.: Всесоюзная перепись населения 1937 г.: Краткие итоги. М., Институт истории СССР; АН СССР, 1991. С.165–167, 230–231. 4 См.: Память / Сост. А. А. Карпов, И. М. Якимчук, В. Я. Волков и др. Саранск, 1994. Т. 1. С. 580. 5 См.: Полвека назад: Великая Отечественная война: цифры и факты. М., 1995. С. 100. 6 См.: Абрамов В.К. Численность мордовского народа в XX веке / Человек и общество: социально экономические аспекты развития в интерпретациях историков: сб. науч. ст. по ист. демографии, эконом. и соц. истории. Саранск, 2002. С. 147. 7 См.: Абрамов В.К. Демографическая и социальная динамика в 20 веке / Сословия, классы, страны российского общества: история и современность: Труды межд. конф. СПб, 2002. С. 106. 8 См.: Образование Мордовской АССР: Док. и материалы. Саранск, 1981. С. 158. 1
К. И. Шапкарин, к.и.н., доцент МГУ им.Н.П.Огарева (г.Саранск)
МОДЕЛИ ВЗАИМООТНОШЕНИЙ ПРОВИНЦИАЛЬНОЙ НАУЧНОЙ ИНТЕЛЛИГЕНЦИИ И РЕСПУБЛИКАНСКОЙ ВЛАСТИ (НА ПРИМЕРЕ МОРДОВСКОЙ АССР)
Взаимоотношения ученого и политической власти – тема, открывшаяся для отечественных исследователей лишь в последнее время. На Западе она активно разрабатывается с начала XX в. социологами, политологами и психологами. Согласно социлогической концепции В. Парето задача интеллектуальной элиты в обществе заключается в создании и укреплении мифа о народном представительстве во власти, в маскировке с помощью псевдоаргументов деятельности политической элиты, в усилении мобилизующей силы господствующей идеологии для эффективного манипулирования массовым сознанием1. Проведя масштабное историческое исследование, М. Фуко сделал заключение, что взаимоотношения европейских интеллектуалов и власти во многом определяли границы и формы научной деятельности2. В последние годы содержательные исторические исследования на эту тему появляются и в России. Взаимоотношения ученых и государственной власти в Российской империи XIX – начала XX в. проанализированы в ряде сборников3. Особая тема – наука советской эпохи. Государственное воздействие на
организацию науки и практическую деятельность советских ученых, политизация научных организаций, влияние политики и идеологии на теоретические исследования в СССР рассмотрены в сборниках и монографиях4. Ключевые идеи этих публикаций таковы. Пересмотр взаимоотношений науки, власти и общества всегда сопровождается репрессиями против ученых, ликвидацией или трансформацией нежелательных научных институтов и завершается выработкой новых отношений науки и власти, организационных форм науки, изменением социального статуса ученых, модификацией тематики и языка научных исследований, научной этики и ритуалов. Данная работа продолжает серию наших публикаций по этой проблематике на примере Мордовии 1930-80-х гг.5 В отечественной истории существовала традиция утилитарного, высокомерного отношения государственной власти к интеллигенции и научным работникам, но гипертрофированные формы эта тенденция получила в советский период. В советский период сложился альянс научной интеллигенции и власти. Он был основан и на общественном договоре, и на насилии. Репрессии вынудили научную интеллигенцию приспосабливаться к власти, отступать от истины и совести, принимать желаемое за действительное. Сложился массовый тип ученого-гуманитария с присущими ему конформизмом, двойным сознанием, рефлексией на тему власти, глубоким внутренним разладом, склонностью и к приспособленчеству и к отчуждению от государства, человека, имитирующего общественную активность. В 1930-80-е гг. главной целью профессиональной деятельности научной интеллигенции стало воплощение советского социокультурного проекта, продуцированного властью. Получение объективной истины являлось категорическим императивом далеко не для всех представителей научного сообщества. Сначала власть отрицала необходимость в интерпретации реальности, противоречащей государственной идеологии, а в дальнейшем не была заинтересована и просто в объективной информации. В советский период методологическая культура была крайне низкой, приоритет отдавался принципу политической целесообразности (партийности), но не объективности. Большинство научных работников республики являлись носителями коллективного догматического мышления, лишь единицы находились в оппозиции к догмам советского обществознания и гуманитарной науки (М.М. Бахтин). Главным содержанием их жизни было индивидуальное мировоззрение. В 30-е гг. выходцы из средних городских сословий обладали большим интеллектуальным капиталом, но, не являясь политическими приверженцами советского строя, они вызывали подозрение со стороны государственной власти. Профессиональное продвижение этого типа ученых проходило гораздо медленнее, искусственно ограничивалось властью (миграции по стране, преследования). Хотя научные заслуги их велики, признание со стороны государства наступило существенно позднее – в конце 60-х гг., после прекращения преследования по политическим мотивам (М.М.Бахтин, Л.С.Гордон). Ряд научных работников, не удовлетворенных своим социальным статусом, занимали номенклатурные должности в советских и партийных учреждениях (Н.Н.Молин, А.И.Сухарев). В 30-е гг. ученые быстро расстались с идеей просвещенной власти. Она возродилась в технократические 60-е гг. Некоторые критически мыслящие ученые надеялись на спасительную миссию интеллектуальной элиты, но советская власть не могла допустить интеллектуальной эмансипации. Критики провинциальных нравов не отважились на объективный анализ всей социально-политической системы (П.Д.Степанов). Провинциальная наука выполняла заказ местной власти – обеспечить информационную, аналитическую, интеллектуальную поддержку ускоренного развития отсталой автономной республики. При этом надо признать, что многие проблемы были учеными если и не решены, то поставлены (языкознание, археология, история, этнография). Научные приоритеты
находились в идеологических рамках советской науки и диктовались приоритетами социалистического строительства. Причина конфликтов между любой властью и учеными заключается в несоответствии прагматических требований власти и логики научного поиска. Тоталитарная власть, как правящая элита рассматривала ученое сообщество как соперничающую силу, как контрэлиту. В 30-50-е гг. конфликты приобретали крайние формы и перешли в политические репрессии. Они были направлены против интеллигенции как потенциальной оппозиции, инакомыслящих, хотя и не были их специальным объектом. Костяк мордовской научногуманитарной интеллигенции был сломан республиканской властью: были физически истреблены лучшие научные силы (Я.Д.Бетяев, А.П.Рябов, Ф.И.Петербургский, Д.И.Васильев и др.). Репрессии существенно затормозили развитие республиканской науки, резко снизило ее качество. Репрессивный режим заставлял ученого искать адекватные способы социального поведения. Формами вынужденного существования стали оппозиция и социальная мимикрия (М.М.Бахтин, Л.С.Гордон), конформизм и пассивное сотрудничество с властью (технические и естественные науки, археологи, этнографы), активное сотрудничество с властью (историки КПСС, историки, философы). Деятельность ученых была направлена не на защиту своих профессиональных или личных интересов, а на урегулирование конфликтов с властью. Наш обзор показывает, насколько сложны и неоднозначны были отношения провинциальной научной интеллигенции и советской власти. Этот альянс распался в конце 80-х гг. из-за принципиального различия системы ценностей. Для политической элиты высшей ценностью является возможность принятия решений, для научной интеллигенции – свобода творчества и слова, доступ к информации и личная независимость. Сегодня интеллигенция считает неприемлемым обслуживание политических интересов любой власти, при этом она хочет получить экономическую независимость и стать автономной общественной силой. Однако она привыкла быть на иждивении государства и сервильностью дезавуировала авторитет науки. В 1990-е гг. наука перестала претендовать на мировоззренческую роль, на передний план выступает знание сугубо инструментальное, прагматически ориентированное на конкретное преобразование. В таком «технологизированном» виде наука может быть легко встроена в любую мировоззренческую конструкцию, служить любым политическим целям, любой власти. Вместе с тем сознание невостребованности государством и его полного равнодушия порождает у научных работников гражданскую пассивность. В высокоразвитом конкурентноспособном обществе научная элита играет важную роль. Для преодоления общественного кризиса необходимо найти современные формы взаимодействия власти и науки, как на федеральном, так и на региональном уровне. Примечания: 1
Pareto V. Trattato di sociologia generale. Milan, 1964. Vol. 1-2. 2 Фуко М. Интеллектуалы и власть: В 2 ч. М., 2002. 384 с.; 422 с. 3 Власть и наука, ученые и власть: 1800-е – начало 1920-х годов / Отв. ред. Н.Н. Смирнов. СПб., 2003. 530 с. 4 Шноль С.Э. Герои, злодеи, конформисты российской науки. М., 2001. 875 с.; За «железным занавесом»: Мифы и реалии советской науки / Отв. ред. Н. Хайнеманн. СПб., 2003. 528 с.; Курепин А.А. Наука и власть в Ленинграде: 1917-1937 гг. СПб., 2003. 360 с.; Наука и кризисы: Историко-сравнительные очерки / Отв. ред. Э.И. Колчинский. СПб., 2003. 1040 с. 5 Шапкарин К.И. Власть и ученые-гуманитарии Мордовии: Формирование научно-гуманитарного сознания в условиях тоталитаризма 19301950-х гг. // Власть и общество: XX век. Труды НИИГН. № 1 (118). Саранск, 2002. С. 129-138; Он же. Власть и научная интеллигенция в провинции: модели взаимоотношений // Гражданское общество и государственные институты в провинции: VIII–IX Сафаргалиевские научные чтения. Саранск, 2004. С. 23.
Политико-территориальные и правовые структуры и процессы в регионах России в условиях политической трансформации общества
Д. В. Доленко, д. полит. н., профессор МГУ им. Н.П.Огарева (г.Саранск)
ПОЛИТИКО-ТЕРРИТОРИАЛЬНОЕ УСТРОЙСТВО РОССИИ В УСЛОВИЯХ ТРАНСФОРМАЦИИ *
* Работа выполнена при финансовой поддержке РГНФ (проект № 02-03-00103а/В) Процесс политической трансформации России, переход к демократическому устройству столкнулся со многими проблемами и кризисами. Одним из них стал кризис политикотерриториального устройства страны, когда переход от высокоцентрализованной государственности к демократической (децентрализация) вышел за допустимые пределы и приобрел характер неуправляемой дезинтеграции. Если децентрализация выражается в передаче властных полномочий из центра на периферию, в регионы, в появлении на региональном и местном уровнях выборных органов власти, то дезинтеграция означает разъединение целого на части, ослабление, эрозию базовой системообразующей связи между центром и регионами, создающую угрозу распада самого государства. Процесс децентрализации был неизбежен и вытекал из сущности проводимых в стране реформ, однако начавшаяся борьба региональных (прежде всего национальнореспубликанских) элит за власть обусловила переход децентрализации в дезинтеграцию и привела к распаду СССР, а затем поставила под угрозу распада и российскую государственность. Различие децентрализации и дезинтеграции наглядно проявилось в способе расширения властных полномочий регионов. Децентрализация осуществлялась на законной основе, в соответствии с принятыми законами. Так, проявлением процесса децентрализации стало принятие союзного и российского законов о местном самоуправлении, проведение в 1990 г. свободных выборов народных депутатов России, а в 1991 г. – ее Президента. Что же касается одностороннего провозглашения суверенитета, независимости, самозахвата властных полномочий – то все это было проявлением дезинтеграции. Перед центральной властью в начале реформ стояла геополитическая сверх задача: изменить внутреннее устройство страны, сохранив геополитическое статус-кво, воплотить новые формы общественного устройства в старых государственных границах. Политическому руководству СССР не удалось решить эту задачу, и вслед за ним проблема дезинтеграции во всей остроте встала перед российским политическим руководством. Дезинтеграция превратилась в острейшую проблему, поставив под вопрос само существование единого государства. Ответом на вызов дезинтеграции стала стратегия преобразования формальной советской федерации в реальную федерацию смешанного типа, основанную на принципе равноправия национальных и территориальных субъектов федерации. Однако реальная региональная политика центра и реальное соотношение сил центральной и региональных политических элит привели к формированию государственности квазиконфедеративного типа с весьма ограниченными властными полномочиями региональных властей ряда субъектов федерации. Коренной поворот в развитии федеративных отношений наметился в 2000 г. в результате реформ, инициированных Президентом РФ В.В.Путиным. Создание федеральных округов,
реформирование Совета Федерации, приведение регионального законодательства в соответствие с федеральным, предоставление Президенту РФ права отстранять от должности региональных и местных руководителей и распускать представительные органы власти в случае нарушения федеральных законов, - все это обусловило усиление центральной власти, трансформации квазифедеративной государственности в управляемую федерацию. Однако процесс совершенствования российского федерализма пока еще далеко не закончен, и прежде всего в плане четкого разграничения властных полномочий центра и регионов и эффективного механизма их взаимодействия. Очевидно, что в стратегическом плане неизбежной является и реформа самой территориальной структуры Российской Федерации. Нынешнее политико-территориальное деление страны давно не соответствует экономическому районированию (как это было задумано в 1920 гг.), многие субъекты федерации экономически несамодостаточны. Поэтому в будущем на повестку дня неизбежно встанет проблема укрупнения субъектов федерации на основе экономического районирования. Одной из серьезных политических проблем трансформации политико-территориальной организации общества стала проблема скрытого и явного сепаратизма, и прежде всего, этносепаратизма, обосновывающего свои притязания требованием права народов на самоопределение. Силовое противодействие агрессивному вооруженному сепаратизму было необходимым ответом на угрозу территориальной целостности государства, однако это не снимает саму теоретическую и практическую постановку проблемы самоопределения, если таковое требование будет выдвинуто в будущем, причем не обязательно в форме отделения от государства, а от того или иного субъекта федерации, или изменения статуса территории. Очевидно, решение такой проблемы должно базироваться на главном принципе: территория является принадлежностью государства и его населения, следовательно, вопрос о статусе части государственной территории необходимо решать с согласия этого государства в лице его властных органов. Субъектом самоопределения являются все граждане Российской Федерации, проживающие на данной территории, без различия титульных (коренных) и нетитульных народов. Из этого вытекает необходимость признания права на самоопределение меньшинства, не разделяющего выбор большинства. Кроме того, следует признать, что никакая схема реализации права на самоопределение на практике не сможет предотвратить конфликтов и споров. Даже самая последовательная и демократическая реализация права на самоопределение в политико-территориальной форме не сможет решить всех национальных проблем, ибо за границами таких образований всегда будут оставаться более или менее многочисленные национальные группы. В самом комплексе национально-этнических проблем региональной политики можно выделить следующие аспекты: 1) положение титульных и нетитульных народов в современных национально-территориальных образованьях, прежде всего в республиках, и, соответственно, более четкое определение сущности, природы этих образований; 2) положение частей этносов, живущих за пределами своих национально-территориальных образований (диаспор); 3) проблемы национального развития этносов, не имеющих своих национально-территориальных образований. Применительно к первому аспекту исключительно важное значение имеет тот выбор, который национально-территориальные образования и прежде всего национальные республики сделали при определении своей политической природы: избрали ли они путь чисто национальной государственности, основанной на приоритете прав титульной нации или же путь демократической государственности, исходящей из необходимости равных прав всех граждан республик и других национально-территориальных образований независимо от их национальности.
Применительно к России, к ее федеративному устройству такой подход означал бы, что для всех ее субъектов должен быть один универсальный принцип, согласно которому как Россия является государством всех проживающих на ее территории народов, так и каждая республика в составе России является государством не какой-то одной, титульной национальности, а всех проживающих на ее территории граждан. Философия и практика приоритетов прав титульных этносов в национальнотерриториальных образованьях неизбежно будет приводить к дискриминации, ущемлению прав нетитульных народов, порождать межнациональные противоречия и конфликты. Второй путь позволяет создать реальные возможности для равноправия народов, их добрососедских и цивилизованных отношений. На практике это означает, что субъектом власти в национально-территориальных образованиях, в том числе в республиках, являются многонациональные народы этих образований, представители которых имеют равные права, независимо от принадлежности к титульным или нетитульным этносам, апелляция к историческим фактам о том, кто и когда поселился на данной территории и о том, какие отношения складывались между этносами на данной территории в древности, не являются юридическим основанием для определения современных границ и статусов. Проблема национально-этнических отношений, разумеется, далеко не исчерпывается проблемой национально-территориальных образований: как известно, последних насчитывается 32 – 21 республика (по Конституции РФ), 10 автономных округов, 1 автономная область, а этносов насчитывается более ста. Кроме того, даже у этносов, имеющих свои национально-территориальные образования, за пределами последних проживает значительное число представителей, причем нередко диаспоры таких народов по численности превосходят части этносов, проживающих внутри национальных образований. Каков же путь решения проблем национального развития этих народов? Можно ли их решить с помощью принципа национального самоопределения, то есть с помощью принципа национальной государственности? Очевидно, исключать возможности новых случаев национального самоопределения и создания новых национально-государственных образований не следует. Однако в качестве магистрального этот путь явно не годится. Что означала бы попытка последовательно реализовать принцип национальной государственности, т. е. предоставить каждому из более ста этносов свое национальнотерриториальное образование, особенно в таких регионах как Северный Кавказ, где на месте одного Дагестана пришлось бы создавать два десятка республик? Это означало бы обречь государство на бесконечные споры о границах, конфликты и в конечном счете хаос и распад. Но самое главное, что даже если представить, что удалось реализовать до конца этот принцип, и каждый народ получил свое национально-территориальное образование, это не означало бы решения всех национальных проблем, о чем говорит опыт уже существующих национальных образований. Потому что и в условиях Российской империи и в условиях СССР народы расселялись, не образуясь с принципами национальных автономий по всей стране, создавая более или менее многочисленные диаспоры в различных регионах. В этих условиях принцип выделения этнически однородных территорий в политические образования не может решить всех проблем. Поэтому представляется совершенно оправданным, что в современной национальной политике особый упор делается на развитие национально-культурной автономии, т. е. экстерриториального общественного формирования, дающего возможность гражданам различных национальностей независимо от территории проживания решать вопросы сохранения и развития своей самобытности, языка, культуры, образования с помощью различных самоуправляемых национально-культурных ассоциаций и объединений. Для народов, имеющих национально-государственные образования, национально-культурная автономия будет дополнительным звеном в решении
национальных проблем, по отношению к которой национально-государственные образования будут играть роль координирующего центра. Для народов, не имеющих национальной государственности, структуры национально-культурной автономии будут главным механизмом взаимодействия с органами государственной власти и местного самоуправления по поводу своих национально-культурных интересов. Процесс политического реформирования России столкнулся и с рядом геополитических вызовов: утрата в результате распада СССР значительной территории – части единого экономического, социального и культурного организма, коммуникаций, морских портов, «приобретение» огромных по протяженности и не оборудованных границ, незаконной миграции, беженцев, конфликтов, контрабанды оружия и наркотиков, вызова территориальной целостности не только на Северном Кавказе, но и в приграничных регионах (анклавное положение Калининградской области, низкая заселенность Дальнего Востока на фоне перенаселенного Китая и т. д.). В этих условиях ответ на геополитические вызовы заключается в том, чтобы, стремясь стать в цивилизационном смысле европейской страной с политическим строем, базирующемся на западных по происхождению ценностях плюралистической демократии, Россия должна в пространственном, территориальном плане проводить активную геополитику «по всем азимутам». Эта геополитика предполагает, во-первых, защиту целостности собственной территории, во-вторых, поддержку интеграционных процессов и активное развитие связей на взаимовыгодной основе с постсоветскими государствами, и, в – третьих, сотрудничество и партнерство с ведущими мировыми державами на равноправной основе. Н. В. Дергунова, д. полит. н., директор Центра социологических исследований (г. Ульяновск)
ПРОБЛЕМЫ СТАНОВЛЕНИЯ РЕГИОНАЛЬНОЙ ПОЛИТОЛОГИИ
Понятие и проблематика региональной политологии не являются однозначными по своему содержанию. Региональная политика может анализироваться в контексте общеполитических тенденций, свойственных обществу в целом. В другом случае региональная политология может относиться в основном к политическим представлениям о происходящих социальных изменениях на местном уровне. В любом случае политическая реальность трансформируется в определенное теоретикосодержательное пространство, главным образом, усилиями провинциальных ученых, как правило, сосредоточенных в высших учебных заведениях. Доминирование местных групповых интересов, эмоционального подхода предопределяет некоторую ограниченность и определенную неконструктивность политического знания подобного рода. По своему содержанию оно входит в менталитет провинциального сообщества, следовательно, достаточно часто воспроизводит явления отсталости, замкнутости, идеологической ангажированности, характерные для данного знания. Если во многих поволжских регионах (например, Саратов, Казань) вузовская обществоведческая наука сумела отстоять свои позиции и превратиться в центры развития политической науки, то в Ульяновске этого не произошло. В городе были традиции вузовской исторической науки, но в основном истории КПСС, истории Ульяновска как родины В.И.Ленина. Традиций юридической, философской наук практически не было. В настоящее время в городе работает только 4 профессиональных высококвалифицированных политолога-преподавателя (два доктора и два кандидата политических наук). В региональном
отделении Российской ассоциации политической науки состоит 21 чел., политологи и историки, философы, практики, занимающиеся политологическими проблемами. Серьезная трудность – предубеждение научной общественности против политической науки, как и против многих общественных наук. Убрав из учебных планов прежние общественные науки, многие в Ульяновске до сих пор считают нецелесообразным вводить новые социально-политические дисциплины. Наиболее активно политология как учебная дисциплина распространена в техническом университете и педагогическом, в военных учебных заведениях. Отстает в этом плане, и существенно, классический университет. Автаркия нашего региона, его закрытость привели к ликвидации даже тех традиций обществоведческих исследований, которые были в Ульяновских вузах. В результате научная общественность осталась невостребованной региональной властью. Научного анализа политических процессов в регионе за все постсоветское время до сих пор нет, включая и политику «мягкого вхождения в рынок» Ю.Горячева, и политику возврата в общероссийское пространство В.Шаманова. Вместе с тем, сама жизнь, развитие регионального политического процесса, становление политической системы в области требуют исследования многих проблем, среди них: – Теория и практика местного самоуправления. – Федерализм и региональное развитие. – История политической мысли (наследие Н.М.Карамзина как политического мыслителя, и других известных людей, живших и работавших в области). – Различные аспекты становления гражданского общества. – Политическое участие. – Выборный процесс и избирательные технологии. – Политическая культура, политическая мифология, элитология. – Экологическая, образовательная, правовая политика. – Исследования сравнительного характера. Ульяновские политологи принимали участие в конгрессах политологов (РАПН) (В.Бажанов, Р.Бикметов, А.Качкин, Н.Дергунова). Изданы в 2003 году первые сборники научных статей по исследованию регионального политического процесса1. Осуществление политологических исследований во многом связано с современным пониманием и сущностью региональной политологии. Она несет на себе отпечаток провинциальности и периферийности политического мышления, она связана с воспроизводством на местном уровне тех политических сюжетов, которые формируются и задаются на федеральном уровне и транслируются на провинцию. Соотношение регионов и центра, ядра и периферии, столицы и провинции предопределяет структуру региональной политологии, которая формируется во многом на основе культурного отставания провинции от столицы. Центр воспроизводит наиболее перспективные социально-политические тенденции и старается соответствовать им. Задача же региональной политологии в связи с этим заключается не в слепом следовании установкам федерального уровня и не в обычном воспроизводстве политических сюжетов этого уровня на местах, а в поиске собственной мировоззренческой и политико-методологической ниши, соответствующей запросам провинциального социума. Парадокс современного российского политического знания заключается в том, что в условиях бессубъектности, недифференцированности регионального и федерального политического пространства, тем не менее, существуют сразу несколько политикомировоззренческих систем, претендующих на достоверность, научность и объективность своих поступков и постулатов. Эти системы в основном соответствуют партийноидеологическому спектру, а не социальной структуре общества. Одним словом, социальной
основой, субъектом и потребителем политологического знания является не общество в целом, а его партийная структура. На что может претендовать региональная политология? 1. Анализировать сугубо определенного уровня социально-политические отношения при сравнительно ограниченных масштабах политического пространства. Региональная политология концептуальна и содержательна в своей особости, а не в трансляции общефедеральных сюжетов. 2. Раскрывать те тенденции, которые характеризуют регион как определенное политическое сообщество, как субъект власти и экономической деятельности, а не как простую систему индикаторов, измеряющих периферийное политическое пространство. Региональная политология должна быть ориентирована на исследование реальных процессов в регионах, а не тех проблем, которые формулируются априорно, по аналогии с явлениями социально-политической жизни за рубежом. Как результат, можно выделить три проблемы: – Особенности регионального политического пространства, его структурирования и становления субъектности; – Основные тенденции формирования социально-политической структуры региона, в отличие от социально-политической структуры привилегированных административных преобразований; – Становление институционально-политической структуры регионов как механизма осуществления местной власти. Все эти проблемы взаимосвязаны общими тенденциями криминализации власти, теневого характера регионального политического процесса и массового отчуждения провинциального социума от власти и собственности. Власть в течение последних 15 лет не была заинтересована в социально-политических исследованиях. Результаты парламентских выборов декабря 2003 и марта 2004 г. (выборы в Государственную Думу и в Законодательное собрание области по г. Ульяновску признаны не состоявшимися из-за высокого уровня протестного голосования дважды) показали полное непонимание региональной властью процессов, происходящих в обществе и в массовом сознании ульяновского избирателя. Высокий уровень протестного голосования (20% на выборах в ГД, 35-38% на выборах регионального парламента) для власти стал полной неожиданностью. Есть надежда, что политическая наука наконец-то будет востребована и обществом, и властью. Являясь комплексной наукой, объединяющей в себе достижения практически всех гуманитарных наук, она даст толчок дальнейшему развитию и гуманитарного образования, и гуманитарных исследований в регионе. Примечания 1
Основные аспекты регионального политического процесса: Ульяновская область. 2002–2003. Вып. 1, 2. Ульяновск, 2003.
Т. В. Худойкина, д. ю. н., профессор МГУ им. Н.П.Огарева (г.Саранск)
РАЗВИТИЕ ЮРИДИЧЕСКОЙ КОНФЛИКТОЛОГИИ В УСЛОВИЯХ ГОСУДАРСТВЕННЫХ И ОБЩЕСТВЕННЫХ ПРЕОБРАЗОВАНИЙ В РОССИИ
Масштабы происходящих в стране процессов обновления, новизна и сложность задач, стоящих перед современной юриспруденцией, требуют новых подходов в теоретическом исследовании правового пространства. Отечественная наука недостаточно уделяла внимания анализу закономерностей возникновения, протекания и разрешения конфликтов в условиях
переходного периода. Между тем среди этих закономерностей большую значимость имеют правовые и социологические аспекты. Осуществление в российском обществе глубоких государственно-правовых изменений (проведение реформ, структурных перестроек, ликвидация и создание новых институтов и т. д.) характеризуется значительным усилением социально-правовой напряженности, обострением юридических противоречий, возникновением многочисленных конфликтов в правовой сфере. Однако государственные органы и организации, общественные объединения уделяют мало внимания рассмотрению внутренних причин происходящего, а потому не способны адекватно реагировать на конфликтные процессы. Незнание законов возникновения, развития и разрешения конфликтов только за последнее десятилетие оплачено жизнями сотен людей, разрушенными судьбами и нарушенными правами десятков миллионов человек. Освоение положений конфликтологической теории позволит направлять протекание юридических конфликтов по наиболее целесообразному пути, что в большей мере уменьшит моральные, физические и материальные потери у каждой из сторон, участвующих в противоборстве. Сложная деятельность государственных органов и негосударственных организаций, практика работы предприятий, частных фирм показывает, что современным руководителям и специалистам жизненно необходимы знания и навыки в области управления, урегулирования и профилактики конфликтов. Такие знания нельзя целиком позаимствовать у зарубежных ученых и практиков (так как отечественная конфликтная реальность слишком специфична), нельзя приобрести, опираясь только на здравый смысл или опыт. Для скорейшего получения основательных теоретических и практических знаний о конфликтах в правовой сфере важно усиленное и серьезное развитие юридической конфликтологии – науки, изучающей теоретико-прикладные проблемы юридического конфликта. В рамках юридической конфликтологии важно исследование разных типов конфликтных столкновений для того, чтобы овладеть различными методиками (приемами и правилами) урегулирования и профилактики конфликтов, получить конкретное представление о примирительных процедурах и других способах разрешения противоборств, позволяющих привести к согласию участников трудовых споров, имущественных тяжб, других юридических конфликтов. Следует быть всегда готовым к характеристике и оценке соответствующих стилей противоборствующего поведения, к созданию и поддержанию в конкретных конфликтных правовых отношениях культуры общения, взаимопонимания и сотрудничества. Необходимо научиться не только распознавать и анализировать конфликты, предвидеть их последствия, но и управлять ими, четко представляя задачи и функции такого управления. Значение управления конфликтами возрастает с развитием рыночных условий и внедрением конкурентных отношений, поскольку конкуренция представляет собой вариант конфликтной ситуации, которая при неправильном управлении может перерасти в серьезный конфликт. Юридико-конфликтологические знания помогают лучше ориентироваться в конфликтной правовой действительности, находить верные решения в сложных ситуациях. Пока наша система юридического образования, правоприменительная и правоохранительная практика, нацеливая юриста на знание права, умение применить и охранить правовую норму, недооценивают приемы и процедуры, изучаемые психологией и конфликтологией. Сегодня юристы оказались в сложной ситуации: знания только правовых норм явно недостаточно для успешной профессиональной деятельности. Поиск компромисса в разрешении правовых конфликтов становится важным элементом юридической практики. Это обстоятельство является стимулом обращения юристов к общей и юридической конфликтологии. Выделение юридической конфликтологии как специальной комплексной научной дисциплины диктуется необходимостью подготовки нового поколения специалистов для государственных, правоохранительных и правоприменительных органов, частных
предприятий. Овладение юристами хотя бы основными методами управления и разрешения конфликтов в правовой сфере является одной из перспективных сторон их профессионального совершенствования. Юридическая конфликтология, на наш взгляд, – это наука о закономерностях возникновения, развития, завершения юридического конфликта, способах его конструктивного разрешения и предупреждения. Период реформ, структурных преобразований в государственной и общественной жизни России характеризуется постоянными кризисными и конфликтными ситуациями. Конфликты возникают в различных сферах современной действительности, и в них очень часто переплетается юридическое, экономическое, политическое, международное и иное содержание. Очень многие конфликты имеют смешанный характер и содержат как правовые, так и неправовые элементы (например, при политических конфронтациях или национальных конфликтах). И если к предмету юридической конфликтологии относить только те, которые непосредственно связаны с правом (так называемые юридические конфликты в чистом виде), то произойдет неоправданное ограничение сферы исследования. Смысл же формирования нового научного направления, по мнению ученых-юристов, занимающихся данной проблемой, как раз и заключается в том, чтобы исследовать не только конфликты в самом праве и в системе юридической практики (которые так или иначе уже изучаются правовой наукой и разрешаются действующим законодательством), но и любые социальные конфликты с целью их правового разрешения. Т. е. предметом юридической конфликтологии может быть не только собственно юридический конфликт, но и социальный конфликт, приобретающий юридическую форму на определенных стадиях своего развития. К предмету будет относится и правовой конфликт развивающийся в личностный, который приобретает в конечном счете цель не просто выиграть процесс, но главное – победить своего оппонента. Следовательно, данное направление изучает и обобщает те особенности различных социальных конфликтов, которые характеризуют их с позиций права. Теоретическое значение такого подхода состоит в возможности сопряжения конфликтов с правовыми институтами и, следовательно, рассмотрения конфликтов не в абстрактном социальном пространстве, а в реальной связи с действующими правовыми средствами и структурами. Отсюда и практический смысл данного подхода: установить, могут ли правовые средства воздействовать на возникновение, развитие и разрешение конфликта, и если могут, то как повысить эффективность этого действия; изучить правовые отношения, нормы и институты под углом зрения использования их для предупреждения и разрешения конфликтов. Юридическая конфликтология как развивающаяся научная, учебная и практическая дисциплина должна быть представлена двумя уровнями знаний: теоретическим; прикладным (технологическо-практическим). Уровни знаний предъявляют определенные требования к любому специалисту (ученому, управленцу, консультанту и т. д.), начинающему исследовать конфликт с профессиональносодержательной точки зрения. Теоретический уровень – это непосредственно научные теории и знания закономерностей развития и специфических свойств конфликта, полученные научными методами. Эти знания должны быть направлены на серьезное развитие прикладного уровня юридической конфликтологии. Естественно, что научные разработки необходимы практике, однако сегодня между теоретическими исследованиями и практикой имеется существенный разрыв, который необходимо усиленно преодолевать с учетом реальной ситуации в России. Если на теоретическом уровне конфликты исследуются в большей степени как естественный процесс, то на прикладном уровне задача состоит в том, чтобы этот естественный процесс направить в некоторое «русло», ограничивая его нормативными законами и социальными нормами.
Прикладной уровень должен быть представлен различными технологиями и практикой их применения. Он в свою очередь состоит как бы из двух уровней: технологического и практического. На технологическом уровне разрабатываются технологии формирования определенных программ, по которым действует субъект (группа) в конфликте: биопрограммы, психопрограммы, социопрограммы. Это также и технологии борьбы, конкуренции, конфронтации, соперничества, переговоров, манипулирования, профилактики, управления и разрешения конфликтов. Знание данных технологий, владение ими может иметь самые различные последствия. Поэтому такой уровень знаний предъявляет к специалисту высокие профессионально-этические требования и требует ответственности за ситуацию, в которой начинают применяться различные технологии. На практическом уровне осуществляется реальное воздействие на конкретные конфликты и конфликтные ситуации. В большей степени он связан с функцией управления, направленной на минимизацию разрушительных и деструктивных последствий конфликта, с планируемыми изменениями и принятием решений в управлении организацией, структурой, системой в целом на макро- и микроуровнях. Практического материала для юридической конфликтологии более чем достаточно. Есть все основания и теоретического и практико-прикладного характера для формирования самостоятельного научного направления, посвященного исследованию различных проблем юридического конфликта. А. Р. Еремин, к. ю. н., доцент МГУ им. Н.П.Огарева (г.Саранск)
МЕСТНОЕ САМОУПРАВЛЕНИЕ КАК ОСОБАЯ ФОРМА В СИСТЕМЕ РЕГИОНАЛЬНОГО УПРАВЛЕНИЯ
Эффективная организация местного самоуправления является одной из важнейших задач, стоящих перед российским обществом в настоящее время. Ее успешное решение – несомненно, часть общей программы развития страны, обозначенной в Послании Президента РФ Путина В.В. Федеральному Собранию 2003 г., поскольку местное публичное властвование вбирает в себя весь комплекс проблем, реализация которых позволяет приблизить осуществление поставленных грандиозных задач: «Россия должна быть и будет страной с развитым гражданским обществом и устойчивой демократией. В ней в полной мере будут обеспечены права человека, гражданские и политические свободы»1. Эффективное решение этих задач невозможно без государственной поддержки, его ресурсного, кадрового, финансового обеспечения, без использования механизма государственного принуждения. Самостоятельность местного самоуправления не исключает его «встроенности» в систему государственного управления, что предполагает активное участие государства в его осуществлении, а также контроле за надлежащим использованием выделяемых материальных средств и исполнением правовых предписаний. Местное самоуправление можно рассматривать как элемент государственного устройства, поскольку его осуществление невозможно без использования государственных ресурсов. С другой стороны, государство дистанцируется от местного самоуправления, делегируя ему решение множества вопросов, имеющих местное (но достаточно важное) значение, и с помощью такого перераспределения полномочий пытается приблизить управление общественными делами к населению, повысить его эффективность. Поддержка местного самоуправления со стороны государства должна рассматриваться как составная часть реализации права человека и гражданина на местное самоуправление и быть направлена на создание условий для устойчивого самостоятельного развития
муниципальных образований. Она должна быть ориентирована на «эффективное и согласованное функционирование федеральных, региональных и муниципальных органов власти, государственных и гражданских институтов в целях обеспечения конституционных прав и свобод граждан России, повышения жизненного уровня и благосостояния многонационального народа Российской Федерации». Это один из тезисов Основных положений государственной политики в области развития местного самоуправления в Российской Федерации, утвержденной Указом Президента РФ от 15 октября 1999 г.2 Направлением решения обозначенной задачи провозглашено, в том числе, достижение согласованной деятельности всех уровней власти, обеспечение разграничения компетенции между федеральными, региональными и муниципальными органами власти. Конкретными полномочиями должны обладать те структуры, которые способны максимально эффективно их осуществлять. В Основных положениях сформулированы и проблемы, требующие решения, выделены причины недостатков в становлении местного самоуправления. Среди них – отсутствие четкого правового разграничения полномочий между органами государственной власти и органами местного самоуправления, что препятствует эффективному решению ряда важнейших вопросов деятельности органов местного самоуправления, в том числе вопроса наделения органов местного самоуправления отдельными государственными полномочиями. Отсутствие научно-обоснованного правового разграничения полномочий влияет, прежде всего, на недостаточное обеспечение финансово-экономической самостоятельности муниципальных образований. К ним относятся вопросы формирования муниципальной собственности (в том числе муниципальной собственности на землю), создания условий для формирования полноценных местных бюджетов (в том числе учета специфики муниципальных образований при распределении государственных финансовых ресурсов), создания стабильной нормативной основы экономической деятельности муниципальных образований и другие. Участие государства в формировании материальной основы местного самоуправления осуществляется в настоящее время с использованием различных форм и методов. Одной из таких форм является проведение инвестиционной политики, которая определяется законом о федеральном бюджете. Федеральное законодательство регламентирует отношения в сфере осуществления инвестиционной деятельности, тем самым обеспечивая правовую основу развития материальной базы местного самоуправления. В частности, Законом от 25 февраля 1999 г. «Об инвестиционной деятельности в Российской Федерации, осуществляемой в форме капитальных вложений» определяются правовые и экономические основы инвестиционной деятельности в сфере капитальных вложений, в том числе в муниципальных образованиях3. Субъекты Федерации принимают нормативные акты, регламентирующие инвестиционную деятельность на их территориях. Муниципальное имущество составляет одну из важнейших основ местного самоуправления. Ее наличие обеспечивает самостоятельность в решении вопросов организации дошкольного, основного общего и профессионального образования, развитие муниципальных учреждений здравоохранения, поддержание санитарного благополучия населения, использование муниципального жилищного фонда. Все эти вопросы местного значения нельзя решать, не имея возможности осуществления распорядительной деятельности в отношении названных объектов. Собственность создает материальную основу деятельности муниципалитетов, а ее отсутствие – ставит последние в зависимость от вышестоящих органов управления и распорядителей финансовых средств. Вместе с тем следует отметить, что значительное число муниципальных образований не обладают такой возможностью. Из 11 720 муниципальных образований России примерно треть не имеет в собственности ни объектов образования, ни объектов здравоохранения, ни объектов
культуры4. Соответственно, эти муниципальные образования не выполняют те полномочия по вопросам местного значения, которые им предоставлены. Такое положение обусловлено особенностями территориальной организации местного самоуправления. Небольшие муниципальные образования не в состоянии обеспечить решение стоящих перед ними задач в силу отсутствия материальной основы деятельности. Неспособность муниципальных образований осуществлять полномочия местного самоуправления в полном объеме создает сложности в реализации функций местного самоуправления, порождает сложности с финансированием его деятельности, не позволяет создать систему межбюджетных отношений. У муниципального образования, сформированного в границах района, значительно больше возможностей для комплексного развития производительных сил и создания более серьезных источников дохода в местный бюджет. Сильные и дееспособные районы имеют больше шансов создать условия для реализации экономического потенциала территории5. Эта специфика функционирования муниципальных образований, несомненно, предопределила направления реформы местного самоуправления, поскольку она пошла по пути гармонизации территориальной и компетенционной характеристик муниципалитетов. Выделение «этажей» публичного властвования на муниципальном уровне с разделением полномочий между ними свидетельствует о стремлении найти оптимальное соотношение прав и ответственности между ними. Современное развитие межбюджетных отношений свидетельствует о том, что дефицит местных бюджетов является основным препятствием в развитии местного самоуправления. Такое положение предопределяется государством, поскольку при финансировании муниципалитетов государство исходит из презумпции отсутствия у органов местного самоуправления достаточных финансовых ресурсов для реализации своих полномочий. Дефицит местных бюджетов является фактом уже в течение последних 10-12 лет. 95% всех муниципальных образований в Российской Федерации являются дотационными. Причина несбалансированности бюджетов заключается в превышении обязательств муниципальных образований над их возможностями. Дефицитность местных финансовых ресурсов восполняется при помощи регулируемых налогов. В некоторых субъектах эти отчисления значительны, что вызывается необходимостью государственной поддержки муниципальных бюджетов. Например, в Республике Мордовия в местные бюджеты передается значительная часть отчислений от федеральных и региональных налогов: налог на доходы физических лиц – 100%, в г. Саранске – 50%; налог на прибыль организаций – 100%, в г. Саранске – 5%; налог на имущество предприятий – 100%; акцизы на ликероводочную продукцию – 100%; налог с продаж – 100%, в г.Саранске – 70%; налоги на совокупный доход – 100%; налог на добычу полезных ископаемых – 100%; налог за пользование водными объектами – 30%; земельный налог и арендная плата за земли сельскохозяйственного назначения – 100%; земельный налог и арендная плата за земли несельскохозяйственнного назначения – 58,8%, в г.Саранске – 100%»6. В настоящее время объем финансовой помощи муниципальным образованиям со стороны региональных бюджетов значителен. Причем он существенно отличается в различных субъектах. Например, в Республике Мордовия финансовая помощь муниципальным образованиям в процентном отношении ко всей расходной части регионального бюджета составляет 16,4%, во Владимирской области она равна 62%, в Орловской – 44,7 %, в Мурманской – 44%, в Вологодской – 12%. Субъекты Федерации вынуждены поддерживать муниципальные бюджеты, поскольку от минимальной бюджетной обеспеченности зависит качество жизни населения.
В условиях ограниченности средств местных бюджетов органы местного самоуправления испытывают дополнительные трудности с тем, что на них сегодня различными федеральными актами и актами субъектов Федерации возложено исполнение функций государственных органов, связанных с финансированием различного рода льгот и социальных выплат для отдельных категорий граждан. Несмотря на то, что государственные органы при принятии таких решений не предусмотрели источники и порядок финансирования реализации таких государственных полномочий, ответственность перед населением несут именно органы местного самоуправления. Например, из бюджета Саранска7 финансируется реализация положений Федеральных законов «О ветеранах»8, «О социальной защите инвалидов в Российской Федерации»9 и других актов. На эти цели из бюджета города в 2002 г. выплачено 54 197 тыс. руб. На цели предоставления льгот социальных выплат и субсидий на оплату услуг ЖКХ отдельным категориям граждан выделено из бюджета города в 2002 г. 60 058,1 тыс. рублей. Для улучшения положения и гарантирования органам местного самоуправления предоставления средств на реализацию отдельных государственных полномочий необходимо принять Федеральный закон «Об общих принципах наделения органов местного самоуправления отдельными государственными полномочиями». Этот закон должен закрепить принципы, порядок и гарантии передачи органам местного самоуправления необходимых материальных и финансовых средств при наделении их отдельными государственными полномочиями. Вместе с тем даже принятие такого закона не решит всех проблем с финансовым обеспечением отдельных государственных полномочий, переданных органам местного самоуправления, в связи со значительным количеством социальных обязательств, возложенных на местные бюджеты и отсутствием достаточных ресурсов в бюджетах субъектов Российской Федерации. Ситуация осложняется тем, что в действующем законодательстве не предусмотрены механизмы по защите прав местного самоуправления в межбюджетных отношениях. Так споры, возникающие между органами местного самоуправления, с одной стороны, и органами государственной власти, с другой, в части межбюджетных отношений, не подведомственны судам10 . Необходим специальный механизм защиты прав муниципальных образований, предусматривающий судебный порядок рассмотрения споров. В российском законодательстве закрепление организационных и материальных (экономических) гарантий осуществления местного самоуправления проводится на сегодня непоследовательно Наделение органов местного самоуправления собственной компетенцией не сопровождается передачей необходимых и достаточных для осуществления полномочий ресурсов. Наоборот, не прослеживается тенденция передачи местному самоуправлению финансовоемких объектов и обязанностей. Местному самоуправлению «сбросили» малопригодное для извлечения прибыли имущество: жилищно-коммунальное хозяйство; автотранспортные предприятия; объекты здравоохранения; образовательные учреждения и другие объекты социально-культурного назначения. Бюджетная ситуация муниципальных образований напрямую зависит от помощи субъектов Федерации, так как собственных налоговых доходов хватает в лучшем случае лишь на половину расходной части бюджета. Доходы забирают вышестоящие органы, а расходы перекладываются на уровень местного самоуправления. Поэтому говорить о том, что в рамках сегодняшнего законодательства мы имеем какую-то финансовую основу самостоятельности местного самоуправления, просто не приходится. В имеющихся условиях надо сделать вывод о том, что Российская Федерация не исполняет требования Европейской Хартии «О местном самоуправлении», по смыслу которой местное самоуправление – это не только право, но, в первую очередь, и реальная способность местных сообществ (органов местного самоуправления) регламентировать
значительную часть публичных дел и управлять ею, действуя в рамках закона, под свою ответственность и в интересах местного населения. Примечания Послание Президента Российской Федерации Федеральному Собранию Российской Федерации // Российская газета. 2003. 17 мая. Собрание законодательства РФ. 1999. № 42. Ст. 5011. 3 Там же. № 9. Ст. 1096. 4 Шипов В., Орехова И. Мы хотим создать эффективную систему // Муниципальная власть. 2002. № 3. С. 28. 5 Там же. 6 О республиканском бюджете Республики Мордовия на 2002 год: Закон Республики Мордовия от 27 декабря 2001 г. // Изв. Мордовии. 2001. 29 дек. 7 Итоги социально-экономического развития города Саранска за 1996-2001 гг. и перспективы развития города на 2002 г. Саранск, 2002. 57 с.; Архив Администрации города Саранска за 2001-2002 гг. 8 Собрание законодательства Российской Федерации. 1995. № 3. Ст. 168. 9 Собрание законодательства Российской Федерации. 1995. № 48. Ст. 4563. 10 Арбитражный процессуальный кодекс Российской Федерации (Ст. 27) // Собрание законодательства РФ. 2002. № 30. Ст. 3012. 1
2
А. М. Магдеев преподаватель МГУ им. Н.П.Огарева (г.Саранск)
ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ АССОЦИАЦИЙ МЕЖРЕГИОНАЛЬНОГО ВЗАИМОДЕЙСТВИЯ СУБЪЕКТОВ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ: РАЗВИТИЕ ГОРИЗОНТАЛЬНЫХ СВЯЗЕЙ *
* Работа выполнена при финансовой поддержке РГНФ (проект №02-03-00103 а/В) Межрегиональное сотрудничество и развитие системы горизонтальных связей более четко выражено и юридически оформлено в деятельности ассоциаций взаимодействия субъектов Российской Федерации. Формирование подобных ассоциаций стало попыткой органов государственной власти субъектов федерации защитить свои социально-экономические интересы от посягательств со стороны федерального центра. Непоследовательность и противоречивость процесса децентрализации системы государственного территориального управления привела к тому, что федеральный центр перестал во многом осуществлять необходимые властные и координационные функции. Некоторые из этих функций и попытались взять на себя образованные ассоциации1. К началу 2000 г., когда начал действовать федеральный закон о регулировании деятельности межрегиональных ассоциаций, в России существовало восемь ассоциаций экономического взаимодействия («Северо-Запад», «Черноземье», «Большая Волга», «Центральная Россия», «Северный Кавказ», «Сибирское соглашение», «Дальний Восток и Забайкалье», «Уральская ассоциация», или «Большой Урал»)2. Количественный состав ассоциаций взаимодействия менялся. Первоначально в состав ассоциаций входили не только автономные республики, края, области и т. п. (будущие субъекты Федерации), но и города. Позднее членами межрегиональных ассоциаций остались только собственно регионы России. Были и случаи «перехода» одного региона из одной ассоциации в другую (например, Республики Калмыкии из «Большой Волги» в «Северный Кавказ»). Последние изменения количественного состава межрегиональных ассоциаций были отмечены в 1998 г., когда в состав «Черноземья» вошли Новгородская и Смоленская области. Интересы первой из них, не имеющей смежной границы с другими членами ассоциации и расположенной вдали от них, проявляются, прежде всего, в расширении географии сбыта промышленной продукции. В настоящее время число субъектов федерации, чьи органы государственной власти образуют ассоциацию, колеблется от девяти в Уральской ассоциации до 19 в «Сибирском соглашении». Оптимальное количество участников межрегиональной ассоциации как формы интеграции субъектов федерации стали дополнительным стимулом расширения в течение
1990-х гг. ассоциации «Черноземье», в которую первоначально входило только шесть субъектов федерации, чего явно оказалось мало для создания новой эффективно работающей надстройки. С другой стороны, большое число членов ассоциации иногда является тормозом при поиске компромиссного решения. Некоторые ассоциации перекрывают друг друга в территориальном аспекте, то есть один регион входит в состав сразу двух ассоциаций. Больше всего перекрываются ассоциаций «Центральная Россия» и «Черноземье», куда одновременно входят Брянская, Смоленская и Тульская области. Новгородская область, оставшись в составе «Северо-Запада», сейчас также представляет свои интересы в двух ассоциациях. Тюменская область входит в состав «Уральской ассоциации» и «Сибирского соглашения», Калининградская – «Северо-Запада» и «Центральной России», а «Сибирское соглашение» пересекается с ассоциацией «Дальний Восток и Забайкалье» в трёх забайкальских субъектах федерации (Бурятии, Читинской области и Агинском автономном округе), Высшим органом межрегиональных ассоциаций является Совет ассоциации взаимодействия, состоящий из региональных лидеров и собираемый несколько раз в год в соответствии с программой деятельности. Заседания Советов традиционно вызывают большой интерес у федерального правительства, и присутствие на них министров, вицепремьеров или даже самого премьер-министра уже может рассматриваться как простой рабочий момент в деятельности исполнительной власти. Иногда в заседании Совета ассоциации участвует по пять-шесть членов кабинета министров, не считая заместителей руководителей федеральных министерств, председателей госкомитетов и других чиновников. Внутренняя политическая структура межрегиональных ассоциаций различна. Иногда она определяется явным лидерством руководителя ассоциации, например, Е.С.Строева в «Черноземье», иногда – политиком общефедерального уровня, не являющегося формальным руководителем ассоциации, например, «Центральная Россия» и московский мэр Ю.М.Лужков. В ряде других ассоциаций, наоборот, неформальное лидерство вообще отсутствует (прежде всего, это относится к «Большой Волге»). Более того, по мнению руководителей ассоциации, ротация руководителей ассоциации является положительным фактором в ее деятельности. «Каждый новый руководитель хочет отметиться чем-то значимым для Поволжья»3. Ежегодно проходит по нескольку заседаний Советов каждой ассоциации (всего в 1999 г. – около 30), собирающих руководителей субъектов федерации и других представителей регионов. В целом, заседания Советов межрегиональных ассоциаций отнюдь не всегда происходят гладко и без споров; почти во всех ассоциациях трудно говорить об их единстве. Гораздо эффективнее проходит работа координационных комитетов, комиссий ассоциаций по отдельным направлениям деятельности с привлечением специалистов не только из органов государственной власти и местного самоуправления, но и мощный научный потенциал регионов. Сам же социально-экономический потенциал межрегиональных ассоциаций России весьма различен и ассиметричен. Перспективы в работе межрегиональных ассоциаций и их значение в федеративных отношениях в России остаются, как и ранее, не совсем определенными. Федеральный закон, регулирующий общие принципы организации и деятельности таких ассоциаций и определяющий порядок их взаимодействия с федеральными органами государственной власти, был принят только со «второй попытки» в декабре 1999 г. На первую «версию» закона, принятую Государственной Думой и одобренную Советом Федерации весной 1999 г., президент наложил вето, усомнившись в отношении конституционности самого «макрорегионального» уровня, промежуточного между субъектом федерации и федерацией в
целом. Формально закон был отклонен в связи с противоречием статье 121 Гражданского кодекса РФ, в котором приведено определение ассоциации экономического взаимодействия. После согласования различных позиций в законе остались практически лишь статьи, не дающие возможности использовать потенциал «государственности» в деятельности межрегиональных ассоциаций. Из текста законопроекта были исключены и другие положения, дававшие хоть какую-то возможность возложить на ассоциации государственные функции. В частности, была исключена статья об отнесении чиновников, работающих в исполнительных дирекциях и других органах ассоциаций, к государственным служащим. Даже в самом понятии межрегиональной ассоциации экономического взаимодействия, внесенном в последнюю версию закона, не в полной мере отражается то, что данные ассоциации могут быть именно региональными системами. Согласно закону (статья 2), межрегиональная ассоциация – это «некоммерческая организация, учредителями которой являются органы государственной власти субъектов Российской Федерации»4. В то же время в первоначальной версии законопроекта ассоциации определялись как объединения собственно субъектов федерации, а не органов государственной власти, то есть именно как региональные системы. Это во многом обозначило неопределенность перспектив в работе этих ассоциаций и их роли в развитии федеративных отношений в России. В целом деятельность ассоциаций, несмотря на имеющиеся различия, практически сводится к задаче более значимого выражения региональных экономических и политических интересов на федеральном уровне. По мнению исследователей, при этом круг задач ассоциаций достаточно велик: они «помогают сконцентрировать на межрегиональном уровне финансовые, материально-технические и технологические ресурсы для обеспечения региональных рынков необходимыми товарами, а также сохранить рабочие места… снять социальное напряжение в регионах»5. Кроме того, в рамках деятельности ассоциаций разрабатывались федеральные и межрегиональные программы развития макрорегионов страны. По инициативе ассоциаций неоднократно принимались федеральные нормативные правовые акты, в первую очередь Постановления Правительства РФ, в том числе по вопросам аграрной сферы, развития оборонного комплекса, транспортной инфраструктуры. Иногда интересы региональных лидеров, выраженные в решениях Советов ассоциаций, затрагивают даже внутренние вопросы деятельности федеральных органов государственной власти, например, лоббирование ассоциациями «Большая Волга», «Центральная Россия», «Сибирское соглашение» вопроса воссоздания Министерства промышленности РФ. Значимым явлением консолидированных политических интересов региональных лидеров было и решение Совета Уральской ассоциации, принятое в сентябре 1998 г., вскоре после августовского финансово-экономического кризиса, с проектом Национальной программы экономической безопасности страны. Другим важным направлением в деятельности ассоциаций является практическое укрепление сотрудничества соседних регионов через создание единой инфраструктуры (транспортной, энергетической, газоснабжении и др., а также таможенно-пограничной), попытки построения межрегиональных схем интегрирования производства с целью снижения трансакционных издержек, расшивке неплатежей и даже снижения налогового бремени, например, путем развития бартерных операций. Реальными задачами функционирования межрегиональных ассоциаций можно также считать обмен опытом в законодательной сфере, государственном строительстве на региональном уровне, мероприятиях по государственному регулированию региональной экономики. Полный «формальный» список целей и задач деятельности межрегиональных ассоциаций (ст. 2) федерального закона включает: обеспечение необходимых условий для эффективного взаимодействия субъектов федерации в вопросах социально-экономического развития на
основе объединения материальных, финансовых и интеллектуальных ресурсов; подготовка предложений по вопросам рационального использования экономических потенциалов субъектов федерации; стабилизация экономического положения и социальная защита населения; совершенствование методов управления хозяйствующими субъектами в условиях рыночных отношений; достижение устойчивого развития экономики субъектов федерации в условиях рыночных отношений и создание базы для повышения уровня жизни населения; представление интересов членов ассоциации; обеспечение взаимодействия субъектов федерации по организационному, экономическому, научно-техническому и социальному развитию регионов; участие в установленном порядке в разработке и реализации совместных программ и проектов, в том числе федерального значения; В ходе анализа опыта становления и развития межрегиональных ассоциаций экономического взаимодействия в 1990-е гг. удалось установить, что они являются региональными системами макроуровня, образованными путем деволюции. Межрегиональные ассоциации получили законодательное закрепление своего статуса и стали объектом государственного регулирования федерального уровня, что придало им главные качества региональных систем. При этом, будучи региональными системами высшего иерархического уровня, они, в свою очередь, могут считаться прообразом общего экономического пространства для отдельных входящих в них субъектов Российской Федерации. Это выразилось в разработке, принятии и реализации ряда целевых программ развития макрорегионов. К таким программам относятся, например, программы «Сибирь», «Дальний Восток и Забайкалье», «Юг России», а также «Развитие малых и средних городов», «Экологическая безопасность Урала», «Возрождение Волги», «Возрождение качества» и др. Задачи реализации таких программ включают «вопросы синхронизации экономического и социального развития регионов, углубления процессов экономической интеграции, сближения развития регионов в пределах территорий субъектов Российской Федерации» и др. В целом, учет интересов нескольких субъектов федерации при разработке федеральных целевых программ, реализуемых на территории макрорегионов, не замыкается на деятельности межрегиональных ассоциаций экономического взаимодействия. Существовало и несколько федеральных программ, охватывающих так и не сформировавшиеся региональные системы, например, программа «Возрождение экологической обстановки на реке Волге и ее притоках, восстановление и предотвращение деградации природных комплексов Волжского бассейна до 2010 г.» («Возрождение Волги»), в реализации которой были задействованы 39 субъектов Российской Федерации. Успешность реализации таких программ зависит от факта наличия единого управленческого органа такой программой, имеющего широкий круг полномочий. В таком случае территория, охваченная действием такой программы, может стать более устойчивой региональной системой, чем в случае отсутствия такого органа управления. Зарождение и деятельность ассоциаций экономического взаимодействия дают основание к выводу, что реальная практика порождает новые формы самоуправления, подтверждая или опровергая теоретические разработки в области концепции регионального развития. Примечания См.: Иванченко Л., Легостаев А. Ассоциации экономического взаимодействия защищают интересы Российской Федерации // Федерализм. 1997. № 4. С. 3–16. 2 Федеральный закон «Об общих принципах организации и деятельности ассоциаций экономического взаимодействия субъектов Российской Федерации» // СЗ РФ №51 от 21 декабря 1999 г. Ст. 6286. 3 Климанов В.В. Региональные системы и региональное развитие в России. М., 2003. С. 176. 4 См.: Федеральный закон «Об общих принципах организации…» Ст. 2. 5 Климанов В.В. Указ. соч. С. 177. 6 См.: Федеральный закон «Об общих принципах организации…» Ст. 2. 1
О. И. Амелина, преподаватель МГУ имени Н.П.Огарева (г.Саранск)
ПОРЯДОК И УСЛОВИЯ ОПРЕДЕЛЕНИЯ ВЫКУПНОЙ ЦЕНЫ ЗЕМЕЛЬНОГО УЧАСТКА ПРИ ИЗЪЯТИИ ЗЕМЕЛЬ ДЛЯ ГОСУДАРСТВЕННЫХ ИЛИ МУНИЦИПАЛЬНЫХ НУЖД
Обширная территория, с различными природно-климатическими условиями, обилие земельных ресурсов – все это издавна являлось отличительной чертой России, одной из наиболее сильных мировых держав. Обладание таким огромным потенциалом, в том числе землей, всегда было связано с рядом проблем, как внешнего, так и внутреннего характера. В условиях современного развития российского общества огромное значение приобретают возможность урегулирования интересов всех субъектов при участии их в отношениях по охране и использованию земли. Применительно к Республике Мордовия, где почти половина земель находится в собственности граждан и юридических лиц, особенно актуальным является вопрос, связанный с возможностью изъятия таковых земель для государственных или муниципальных нужд. Одним из условий принудительного отчуждения земельных участков для государственных или муниципальных нужд является предварительное и равноценное возмещение его стоимости. Порядок определения выкупной цены земельного участка установлен статьей 281 Гражданского Кодекса РФ, согласно которой выкупная цена определяется на основании соглашения, заключаемого собственником участка и тем «субъектом» для нужд собственно которого участок он изымается. Соответственно противоположной стороной соглашения выступает либо Российская Федерация, субъект Российской Федерации или же муниципальное образование. Процедура определения выкупной цены подчинена некоторым правилам, которые участники соглашения обязаны учитывать. Определение выкупной цены с учетом рыночной стоимости земельного участка и находящегося на нем недвижимого имущества производится только в случае изъятия земельного участка у собственника. Учет рыночной стоимости является одной из гарантий соблюдения его прав, а также реализации им в дальнейшем возможности приобретения равноценного земельного участка. Тем более, что находящийся постоянно в процессе изменения рынок недвижимости, периодический подъем цен являются достаточными основаниями для того, чтобы рыночная цена земельного участка и прикрепленной к нему недвижимости была определена с максимальной точностью, дабы возможность «теряющего» собственника приобрести равноценный земельный участок была реализована им с минимальными потерями. Во-вторых, выкупная цена должна покрывать все убытки, причиненные собственнику изъятием земель. Как было указано выше, выкупная цена определяется на основании соглашения между собственником земельного участка и соответствующим органом. Однако заключению соглашения должна предшествовать оценка земельного участка. Данное требование содержится в ст. 8 Федерального закона «Об оценочной деятельности в РФ» от 29.07.1998г. № 135-ФЗ, где прямо сказано, что проведение оценки является обязательным при выкупе или ином предусмотренном законодательством Российской Федерации изъятии имущества у собственников для государственных или муниципальных нужд1. Недопустимо при определении выкупной цены использовать нормативную оценку земли на том основании, что таковые действия противоречат положениям, установленным ст. 35 Конституции Российской Федерации, где равноценная компенсация утраченного имущества гарантируется собственнику этого имущества. Поскольку нормативная цена земли ниже рыночной, взыскание стоимости земельного участка по нормативной цене земли нарушает право собственника на равноценную компенсацию, гарантированную Конституцией Российской Федерации2.
Основанием для проведения оценки объекта оценки является договор, заключаемый между заказчиком и оценщиком. Договор между оценщиком и заказчиком заключается в письменной форме и не требует нотариального удостоверения. Надлежащим исполнением оценщиком своих обязанностей, возложенных на него договором, являются своевременное составление в письменной форме и передача заказчику отчета об оценке объекта оценки (далее – отчет). Итоговая величина рыночной или иной стоимости объекта оценки, указанная в отчете, составленном по основаниям и в порядке, которые предусмотрены настоящим Федеральным законом, признается достоверной и рекомендуемой для целей совершения сделки с объектом оценки, если в порядке, установленном законодательством Российской Федерации, или в судебном порядке не установлено иное (ст. 12 ФЗ «Об оценочной деятельности в РФ»). Вознаграждение за проведение оценки объекта оценки должно уплачиваться за счет средств того субъекта, в интересах которого происходит изъятие, так как отнесение таковых расходов на собственника земельного участка противоречило бы принципу «справедливой компенсации», являющегося основой любого варианта правомерного принудительного отчуждения права собственности. Оценка земли является сложным и многогранным процессом в силу специфики земли как объекта оценки. Отличие земельного участка от других видов недвижимости обусловлены следующими особенностями: а) земля является природным ресурсом, который невозможно свободно воспроизвести в отличие от других объектов недвижимости; б) при оценке земли всегда необходимо учитывать возможность многоцелевого использования земли: как основного средства производства. Сельскохозяйственные и лесные земли выступают средством производства сырьевых ресурсов, необходимых практически для всех отраслей экономики, а также продуктов питания; земельный фонд выступает основой формирования среды проживания населения страны и обеспечивает экологическую безопасность, особенно земли водного и лесного фонда; в отличие от других объектов недвижимости к стоимости земельных участков не применяются понятия физического и функционального износа, а также амортизации, поскольку срок эксплуатации земельных участков не ограничен. Поэтому стоимость земли, количество которой ограничено, в отличие от стоимости зданий и сооружений и других улучшений со временем, как правило, увеличивается3. Таким образом, экономически обоснованная стоимостная оценка земель является сложной процедурой, так как должна учитывать возможность их одновременного использования как природного ресурса, основы среды проживания населения и объекта недвижимости. Большое значение при оценке имеет категория использования земли, так как она обуславливает правовое положение, разрешенное использование и различные ограничения, относящиеся к конкретному земельному участку. Оценку земельных участков надлежит производить в соответствии с методическими рекомендациями, утверждаемыми соответствующим государственным органом. В настоящее время действуют Методические рекомендации по определению рыночной стоимости земельных участков (утвержденные распоряжением Минимущества РФ от 6 марта 2002 г. N 568-р), разработанные во исполнение постановления Правительства Российской Федерации от 6 июля 2001 г. N 519 «Об утверждении стандартов оценки». Вышеуказанный подзаконный акт, прежде всего, определяет ряд критериев, от которых зависит рыночная стоимость. Иными словами применяется соотношение общих принципов оценки с оценкой конкретного предмета, а именно земельного участка. Так, он указывает, что исходя из принципа полезности, рыночную стоимость имеют те земельные участки, которые способны удовлетворять потребности пользователя (потенциального пользователя) в течение определенного времени.
Принцип изменения гласит, что рыночная стоимость земельного участка изменяется во времени и определяется на конкретную дату. И в соответствии с принципом внешнего влияния рыночная стоимость земельного участка зависит от его местоположения и влияния внешних факторов. Рыночная стоимость земельного участка определяется исходя из его наиболее эффективного использования, т. е. наиболее вероятного использования земельного участка, являющегося физически возможным, экономически оправданным, соответствующим требованиям законодательства, финансово осуществимым и в результате которого расчетная величина стоимости земельного участка будет максимальной (принцип наиболее эффективного использования). Наиболее эффективное использование земельного участка определяется с учетом возможного обоснованного его разделения на отдельные части, отличающиеся формами, видом и характером использования. Подводя итог вышесказанному, можно сказать, что оценка земельного участка, играет огромную роль в процедуре изъятия земель для государственных или муниципальных нужд. Ведь от того, насколько точно будет определена выкупная цена, зависит возможность собственника в дальнейшем приобрести равноценный участок (если им не будет использована возможность предоставления ему другого земельного участка). А создание собственнику всех условий реализовать свое право путем выплаты справедливой компенсации является составляющей обязанности государства соблюдать баланс интересов всех индивидов и не допускать ущемление прав одних лиц за счет других. Примечания Федеральный закон «Об оценочной деятельности в РФ» от 29.07.1998г. № 135-ФЗ / Справочная правовая система «Гарант»; 2 Обзор практики Верховного суда РФ за II квартал 2002 г. / Справочная правовая система «Гарант»; 3 Оценка недвижимости: Учебник / Под. ред. А.Г. Грязновой, М.А. Федотовой. М., 2002. С. 237 1
А. А. Брыжинский, аспирант МГУ им. Н.П.Огарева (г.Саранск)
ПРИМИРЕНИЕ СТОРОН В АРБИТРАЖНОМ ПРОЦЕССЕ
Наделение арбитражного суда функцией по принятию мер, направленных на примирение сторон, не является чем-то новым для концепции арбитражного процесса. Традиционно считалось, что арбитражный процесс в Российской Федерации, имея до 1 сентября 2002 г. (т.е. до принятия нового Арбитражного процессуального кодекса) упрощенную форму, нацелен на примирение сторон. Однако, как отмечалось в юридической литературе, не всегда совмещение функций по отправлению правосудия и урегулирование спора примирительными процедурами бывает полезным1 . Практика знает немало случаев, когда стороны возмущает сама возможность со стороны суда примирить непримиримые, по их мнению, разногласия. Поэтому использование примирительных процедур самим судом будет во многом зависеть, в первую очередь, от готовности сторон пойти на встречу друг другу и сохранить на будущее деловые партнерские отношения. Хотя АПК РФ 2002 г. и не определяет перечень используемых в арбитражном процессе примирительных процедур, однако примирительным процедурам и мировому соглашению как их разновидности посвящена глава 15 данного кодекса. Арбитражный суд в соответствии со статьей 138 АПК принимает меры для примирения сторон, содействует им в урегулировании спора. Стороны могут урегулировать спор, заключив мировое соглашение или используя другие примирительные процедуры, если это не противоречит федеральному закону. Как видно из указанной статьи, в российском арбитражном судопроизводстве определены два вида примирительных процедур:
урегулирование спора с участием суда и урегулирование спора с применением других примирительных процедур, без участия суда в переговорном процессе. Позиция об урегулировании экономического спора (конфликта) при содействии арбитражного суда нашла отражение в задачах суда, стоящих перед ним на стадии подготовки дела к судебному разбирательству. Подготовка дела к судебному разбирательству – обязательная стадия арбитражного процесса, проводится судьей единолично по каждому делу, находящемуся в производстве арбитражного суда первой инстанции. Впервые в арбитражном процессуальном кодексе определены задачи данной стадии арбитражного процесса, среди них названо примирение сторон (ст. 133 АПК). Для этого суд осуществляет следующие действия: разъясняет сторонам их право передать спор на разрешение третейского суда, право обратиться за содействием к посреднику в целях урегулирования спора и последствия совершения таких действий, принимает меры для заключения сторонами мирового соглашения, а также иным образом содействует примирению сторон. Задачам добровольного урегулирования спора самими сторонами наряду с задачами по обеспечению правильного и своевременного рассмотрения дела подчинен новый институт арбитражного процесса – институт предварительного судебного заседания. По мысли законодателя, введение данной обязательной процедуры, предшествующей рассмотрению судом дела по существу, не только не ведет к утяжелению, затягиванию процесса, но и может рассматриваться как средство процессуальной экономии, обеспечивающее рассмотрение дела по преимуществу в одном судебном разбирательстве либо ведущее к применению примирительных процедур. Арбитражный суд для выполнения возложенной на него задачи по примирению сторон наделен следующими полномочиями: меры по разъяснению сторонам возможности урегулировать спор, по содействию в примирении и заключении мирового соглашения (п. 2 ч. 1 ст. 135 АПК), полномочия по утверждению мирового соглашения (ст. 41 АПК), полномочия по отложению судебного разбирательства в целях урегулирования спора (ч. 2 ст. 158 АПК). Другой вид урегулирования спора предусматривает примирение сторон без участия суда. Впервые в российском арбитражном процессе закреплено право сторон обратиться к посреднику в целях урегулирования спора (п. 2 ч. 1 ст. 135, ч. 2 ст. 158 АПК РФ). Таким образом, к участию в разрешении конфликта и для выполнения задач судопроизводства могут привлекаться иные лица, неизвестные ранее арбитражному законодательству. Посредничество (mediation) означает процесс, при котором посредник – нейтральное третье лицо – содействует сторонам в достижении соглашения. Т. е. посредничество представляет собой процесс урегулирования разногласий между сторонами при помощи третьего независимого участника – посредника. Институт посредничества имеет свои принципы: добровольность (во-первых, добровольность применения спорящими сторонами посредничества и свобода выбора посредника; во-вторых, добровольность участия в процессе, возможность выхода из процесса и его прекращения в любой момент до окончательного подписания соглашения; в-третьих, решение принимается только по взаимному согласию сторон); объективность (посредник должен действовать независимо от мнений участников конфликта, избегать субъективизма в его разрешении); нейтральность (посредник не должен поддерживать ни одну из противоборствующих сторон, он занимает безоценочную позицию в отношении конфликтующих сторон, побуждая их к анализу своих действий и помогая им принять согласованное решение); авторитетность (посредником должно быть авторитетное лицо или организация с тем, чтобы стороны к нему прислушивались); компетентность (точное знание посредником проблемы, лежащей в основе конфликта, и процессуальных аспектов посредничества); конфиденциальность (если нет другой общей договоренности, то любая
информация, полученная от субъекта конфликта, не может быть использована в ущерб ему, либо передана другим лицам без его согласия. Посредник не может выступать в качестве свидетеля, если дело, по которому он осуществлял посредничество, станет предметом судебного разбирательства); равноправие сторон (ни одна из сторон не имеет процедурных преимуществ: конфликтующие стороны занимают в процессе одинаковое положение и задача посредника – обеспечить их равноправное участие в процессе, право каждой стороны высказывать свои мнения и быть выслушанной, предоставить одинаковые возможности сторонам оценивать приемлемость предложений и условий соглашения)2 . Правовая природа посредничества и правовой статус посредника четко не определены. Посредник не является ни лицом, участвующим в деле, ни иным участником арбитражного процесса, выполняющим функции по содействию правосудию. Данный факт отчасти объясняется тем, что посредник не выполняет никаких процессуальных действий, поскольку деятельность его протекает за рамками судебной системы. С одной стороны, посредник так же, как судья или арбитр, должен быть независимым, с другой стороны, в отличие от последних, он не исследует доказательства, не устанавливает факты, не выносит решение, которое подлежало бы принудительному исполнению. Посредник не в праве диктовать условия соглашения либо принуждать противоборствующих субъектов к тому или иному решению. Посредничество основано на доброй воле сторон и осуществляется неюридическими методами. При этом институт посредничества должен опираться на закрепленные нормами права процедуры, должен «вписываться» в канву арбитражного процесса. В принципе посредничество как форма разрешения правовых споров и конфликтов не нуждается в подробной законодательной регламентации, ибо практически всегда действует вне рамок судебной системы, т.е. находится в сфере частного правового регулирования и не может осуществляться по готовому шаблону. Поэтому вопросы структуры, отдельных процедур осуществления посредничества должны оставаться на усмотрение посредника и конфликтующих сторон, а в законодательном порядке необходимо решить лишь ряд проблем, касающихся требований, предъявляемых к профессиональным посредникам (получение специального образования, наличие соответствующей лицензии, установление правил профессиональной этики для посредников). В проекте Арбитражного процессуального кодекса существовали отнюдь не бесспорные положения относительно сути посредничества, полномочий посредника и порядка его назначения судом. Не вдаваясь в оценку указанных положений, хотелось бы отметить в качестве положительного момента, им присущим, детальное определение процедуры назначения посредника, правовые последствия, возникающие при этом, установление требований для посредника. В принятом и введенном в действие Арбитражном процессуальном кодексе этих норм нет, а потому по поводу института посредника новый АПК больше ставит вопросов, чем пытается на них ответить. Один из важнейших вопросов, связан с уяснением правового положения посредника. Посредник не является участником арбитражного процесса, это субъект других отношений. Но каких? И кто может быть посредником? По нашему мнению, посредником может быть любое лицо, которому доверяют стороны и с которым они заключили гражданско-правовой договор на оказание посреднических услуг (гражданско-правовые отношения). В статье 138 Проекта Арбитражного процессуального кодекса предусматривалось, что посредник назначается из числа арбитражных заседателей, обладающих квалификацией, отвечающей существу возникшего спора, судей в отставке или иных лиц, рекомендованных сторонам арбитражным судом3 . Полагаем, что подобное предложение не являлось удачным. Развитие института посредничества и появление лиц, занимающихся посреднической деятельностью, как основным бизнесом – задачи совместных действий и государства и
гражданского общества. Однако государство, являясь гарантом гражданских прав на сегодняшний день пока не дало создало необходимых условий и стимулов для этого, в том числе и законодательных. Неопределенность относительно правовой природы посредничества, отсутствие процессуального порядка оформления обращения сторон к посреднику вполне вероятно, что выявят нежизнеспособность процессуальных норм указанного института. Примечания См.: Казимирчук В.П. Неформальные процедуры // Юридический конфликт: процедуры разрешения / Отв. Ред. В.Н. Кудрявцев. М., 1995. C. 156. 2 Худойкина Т.В. Юридическая конфликтология: от исходных позиций теории до практики разрешения и предупреждения юридического конфликта. Саранск, 2001. С. 217. 3 См.: Шерстюк В.М. Новые положения проекта третьего Арбитражного процессуального кодекса Российской Федерации. М., 2001. С. 27
1
В. В. Никишин, к. ю. н., доцент МГУ им.Н.П.Огарева (г.Саранск)
ОБЕСПЕЧЕНИЕ СИСТЕМНОСТИ РАЗВИТИЯ ЭКОЛОГИЧЕСКОГО ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВА СУБЪЕКТОВ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ
Под региональным правотворчеством понимается направленная на достижение целей развития субъекта Российской Федерации организационно оформленная публичная деятельность региональных правотворческих органов в рамках их компетенции по выявлению потребностей в правовом регулировании общественных отношений и создании в соответствии с выявленными потребностями новых региональных нормативных правовых актов, изменении и отмене действующих1. С учетом экологической составляющей правотворчество субъектов Российской Федерации в исследуемой сфере – это процесс создания системы правовых норм, регулирующих наиболее важные, социально-ценные отношения «общество-природа» с целью построения эффективного правового механизма региональной охраны окружающей среды, рационального использования природных ресурсов, обеспечения равного для всех граждан России права на благоприятную окружающую среду, равного доступа к природным ресурсам. К сожалению, получение прибыли от природопользования является определяющим мотивом правовой активности субъектов Российской Федерации в экологической сфере. Обеспечение права настоящего и будущего поколений на благоприятную окружающую среду, неистощенную, способную самовосстанавливаться, уходит на второй план. Правовое регулирование региональных экологических отношений в большей степени служит процессу извлечения прибыли, нежели охраны окружающей среды с учетом природоресурсного потенциала территорий. Надлежащая ориентация региональных законодателей возможна при наличии высокого уровня экологической культуры. Руководители организаций и специалисты, ответственные за принятие решений при осуществлении экологически значимой деятельности, должны иметь подготовку в области охраны окружающей среды и экологической безопасности. Признается целесообразность в законодательном собрании каждого субъекта Российской Федерации провести слушания по проблемам экологии и прав человека, выработать конкретные меры по улучшению ситуации2. Характерно распределение потребностей в знании экологического права между работниками, имеющими различный профессиональный статус: если доля служащих в общем числе составляет 9,8 %, то руководителей среднего звена – 4,7 %, руководителей предприятий, учреждений – 4,8 %. Наибольшие потребности в знании экологического права испытывает возрастная группа старше 60 лет – 9,0 % опрошенных3.
Региональное правотворчество должно включать продуманную систему отбора общественных отношений, подлежащих правовому регулированию. Требуется объективная оценка социальной значимости таких отношений, отслеживание уже имеющихся федеральных правовых норм, их регулирующих. Потребность в издании нормативных правовых актов об окружающей среде региона возникает только при наличии пробела на федеральном уровне и имеющейся возможности закрепить «своеобразие» региональной экологической политики в рамках закона. В то же время не следует возлагать чрезмерные надежды на имеющуюся «экологическую» ориентацию законодателей. Проведенные социологические исследования приоритетов развития законодательной базы в рамках правовой реформы показали степень актуальности следующих мер: доля экспертов, указавших на приоритетность совершенствования процесса законотворческой деятельности на региональном уровне составила 20,8 % от общего числа опрошенных; лишь 13,0 % указали на приоритет законодательного оформления механизма реализаций полномочий субъектов Российской Федерации4. Соотношение регионального законодательства с федеральным, по мнению Ф.Р.Муратшина, не строится по принципу иерархичности, т. е. соподчиненности, они в известной степени равноправны. Связь указанных уровней законодательства между собой настолько сильна, что нельзя говорить об их параллельном и абсолютно независимом существовании. Признание системности регионального законодательства важно с точки зрения выработки концепции развития законодательства субъекта Российской Федерации. Такой подход позволяет верно определить взаимоотношения законодательства этого уровня с федеральным, дает правильные ориентиры при разработке отдельных нормативных правовых актов с учетом ранее принятых и предполагаемых, может способствовать правильному правоприменению5. Факторы интеграции и системности обуславливают перечень требований к региональному экологическому законодательству, которое должно иметь необходимые системные связи с федеральным законодательством и законодательством субъекта Российской Федерации; обеспечивать в совокупности с другими нормативными правовыми актами необходимую степень системности, полноты и детализации правового регулирования соответствующих отношений. Ощущаются потребности во внешних системных связях законодательств отдельных субъектов. Особенности законодательства отдельных субъектов не должны приводить к принципиальным различиям в правовом регулировании в регионах. Нормативные акты, принятые в разных регионах по одним и тем же вопросам, должны сочетаться друг с другом, не содержать существенные несогласованности и противоречия. При этом условии относительно самостоятельное юридическое явление, имеющее научно обоснованную, базирующуюся на концепции нового понимания федерализма стратегию своего развития, вполне может претендовать на наименование «региональная правовая система»6. Отмечается, что скоординированность мнений Федерации и ее субъектов на стадии одобрения концептуальных положений законопроектов может благотворно сказаться на последующем их прохождении в Государственной Думе, а на этапе рассмотрения - позволит обеспечить окончательную сбалансированность интересов и будет способствовать выработке взаимоприемлемых решений7. Проекты федеральных законов по предметам совместного ведения, принятые Государственной Думой в первом чтении, направляются в законодательные (представительные) органы государственной власти субъектов Российской Федерации для представления в Государственную Думу поправок к указанным законопроектам в тридцатидневный срок. До истечения этого срока рассмотрение указанных законопроектов во
втором чтении не допускается. Предполагается, что передача предложений и замечаний к проектам федеральных законов в Государственную Думу представляет для субъектов РФ гораздо большие сложности, чем для других обладателей законодательной инициативы8. Исследования показали, что в 1996-1999 гг. субъекты Российской Федерации внесли в Государственную Думу около 24% от общего числа законопроектов, внесенных всеми субъектами законодательной инициативы. Однако доля принятых законов оказалась всего лишь 3,1%. Основными недостатками, препятствующими принятию Государственной Думой соответствующих федеральных законов явились: бессистемность правового регулирования; отсутствие предмета законодательного регулирования, декларативность; наличие положений о перераспределении предметов ведения и полномочий между федеральными органами государственной власти и органами государственной власти субъектов Российской Федерации, расширении полномочий органов государственной власти субъектов Российской Федерации; наличие положений о регулировании отношений, уже урегулированных нормами федерального законодательства; отсутствие общей характеристики и оценки состояния правового регулирования соответствующих общественных отношений9. Необходим унифицированный подход к процедуре реализации субъектами Федерации права законодательной инициативы. Представляется целесообразным внедрения в практику единообразных правил, последовательно регламентирующих порядок осуществления процедуры. Выявление признаков системности в отраслевой структуре регионального законодательства позволяет выработать обоснованные концепции региональных нормативных правовых актов об окружающей среде. Несмотря на известное фактическое неравенство субъектов РФ, требуется единое правовое развитие российского государства, что предполагает согласованность эколого-правовой политики различных регионов. Весьма полезным для совершенствования деятельности законотворческих органов субъектов Российской Федерации представляется изучение имеющейся практики планирования законодательной деятельности в разных регионах России с целью единого эколого-правового развития региональных территорий. Примечания Игнатенко В.В. Региональное правотворчество и законодательство: Основные понятия и термины. Иркутск, 1995. С. 31. Экология и нарушение прав человека: Специальный доклад Уполномоченного по правам человека в Российской Федерации. М., 2002. С. 64. 3 См.: Шереги Ф.Э. Социология права: прикладные исследования. СПб., 2002. С. 80-81. 4 Шереги Ф.Э. Указ. соч. С. 226. 5 Муратшин Ф.Р. Законодательство субъекта Российской Федерации – реальность, требующая осмысления // Журнал российского права. 1999. № 9. С. 80-85. 6 См.: Соотношение законодательства Российской Федерации и законодательства субъектов Российской Федерации. М., 2002. С. 25-26. 7 Концепция развития российского законодательства в целях обеспечения единого правового пространства в России // Журнал российского права. 2002. № 6. С. 26. 8 Российская Федерация и ее субъекты: проблемы укрепления государственности. Саранск, 2003. С. 98. 9 Ильина Н.В. Оценка законопроектов и эффективности их принятия в ходе федерального законодательного процесса в части законодательных инициатив, внесенных в Государственную Думу Федерального Собрания Российской Федерации законодательными (представительными) органами государственной власти субъектов Российской Федерации /Оценка законов и эффективность их принятия. Материалы Международного семинара, 16-17 декабря 2002 года. Рязань, С. 76, 81-82. 1
2
Э. В. Сухов, ст. преподаватель МГУ им. Н.П.Огарева (г.Саранск)
КОЛЛИЗИИ В ПРАВЕ И СПОСОБЫ ИХ РАЗРЕШЕНИЯ
Латинский термин «Collisio» в словарях иностранных слов переводится как столкновение противоположных сил, стремлений или интересов. В юридическом смысле имеется в виду расхождение между отдельными законами одного государства или противоречий законов, судебных решений различных государств.1 Противоречия возникают между и внутри всех
правовых систем. К тому же расхождения юридического характера могут выражаться не только в правовых нормах, но и в правовых взглядах, в правопонимании, в правовых позициях и юридических действиях (бездействии). На возникновение противоречий внутри национального законодательства весомое влияние оказывают неодинаковые темпы развития общественных отношений, которые регулируются различными отраслями законодательства. Очевидно, что общественные отношения и институты, опосредуемые нормами конституционного права, более стабильны, чем общественные отношения и институты, регулируемые нормами гражданского права. Кроме того, те или иные нормы права принимаются в разное время и не могут, вследствие этого, основываться на одинаковом учете условий общественной жизни. Противоречия внутри системы права могут возникать по следующим причинам: правовые институты и нормы, изданные примерно в одно время, в дальнейшем «стареют» по-разному вследствие неравномерного развития регулируемых общественных отношений; правовые институты и нормы, изданные в разное время, регулируют общественные отношения с учетом существенно отличающихся друг от друга условий общественной жизни; вследствие комплексного воздействия указанных причин. Основным препятствием для создания единого правового пространства в государстве является проблема коллизии между федеральными нормативными актами и актами субъектов государства. Выявление причин возникновения этих противоречий, выработка и реализация механизмов предупреждения их возникновения, а также разработка способов преодоления возникших коллизий является на сегодняшний момент основной задачей. Решение этой задачи будет в значительной мере способствовать построению действительно федеративного государства. Особо подчеркнем двоякое достоинство системно ориентированного развития коллизионного права. Оно заключается, во-первых, в богатых и гибких возможностях моделировать коллизионные и конфликтные ситуации, во-вторых, регулировать набор средств, для их предотвращения и устранения. Приходится, однако, отмечать явную недооценку такой модельной роли коллизионного права. Часто в готовящихся законах и иных актах как бы закладывается одномерное развитие соответствующих отношений, не допускающее отклонений и возникновения непредвиденных событий. Не готовятся заранее процедуры урегулирования споров, не ведется обучение кадров. Однако возможно создать правовой режим предотвращения и устранения юридических коллизий. Анализ условий возникновения коллизий связан с обязанностью государственных органов и иных структур постоянно собирать и оценивать информацию о зарождающихся, появившихся или могущих возникнуть юридических противоречиях. Вмешательство в компетенцию, издание незаконных актов, обострение межнациональных и иных отношений, препятствие деятельности, неповиновение, нарушения законности – таковы индикаторы информации «по отклонениям», которая свидетельствует о юридических коллизиях и конфликтах. Ведение такой «коллизионной информации» должно стать твердой правовой обязанностью всех2. Кроме общей законодательной регламентации в сфере публичного права, не менее важно готовить и принимать специальные правила, посвященные юридическим коллизиям. Это могут быть стабильные процедуры, нормы о порядке разрешения коллизий в рамках законов, положения о статусе государственных органов и иных организаций, специальные коллизионные правила функционального характера – для разных сфер деятельности и видов взаимоотношений субъектов права. Готовить и вводить такие нормы и акты следует планомерно и во взаимной связи. Их изучение и освоение государственными служащими,
депутатами всех уровней, работниками хозяйствующих структур позволит реально и с успехом применять набор средств, для преодоления спорных ситуаций. По субъективному признаку правовые коллизии, по мнению автора, можно разделить на коллизии, возникающие целенаправленно, по прямому волеизъявлению сторон (умышленные коллизии), и коллизии возникающие, в силу недостаточной правовой подготовки, порождающей принятие противоречащих друг другу нормативных актов (неумышленные коллизии). Причинами возникновения умышленных коллизий являются прежде всего борьба за политическую и экономическую власть в государстве. Во всех обществах существовало, существует и, скорее всего, будет существовать и далее, разделение на два группы людей – группа правящих и группа управляемых. Неизбежность деления общества на управляющую элиту и управляемые массы выводится из неравенства индивидуальных способностей разных людей. Первая (политическая элита), всегда более малочисленный, выполняет все политические функции, монополизирует власть, использует все преимущества, которые она дает, и управляет второй группой в форме, которая, в зависимости от сложившейся политической обстановки, более или менее законна, демократична и обеспечивает политической элите все необходимые для ее нормального существования условия. Политическая элита сама по себе также является неоднородной, и в ней также возникают различные противоречия, и эти противоречия находят свое выражение в принятии правовых актов, изначально и прямо противоречащих друг другу. В России, например, такие ситуации возникали в 90-х гг., когда субъекты Федерации всячески демонстрировали свою самостоятельность и независимость от федерального центра. Основной причиной возникновения умышленных правовых коллизий между правовыми актами федерации и субъектов федерации является, прежде всего, желание политической элиты субъекта федерации или федерального центра, укрепить свою экономическую и политическую власть. Такая борьба существует в любом государстве, но особо она обостряется в федеративных государствах, между субъектами которых существует правовое и экономическое неравенство субъектов федерации (асимметричность). Проблема выработки рекомендаций по совершенствованию федерального и регионального законодательства очень многогранна и неоднозначна. Мы попытаемся предложить рекомендации, которые могут способствовать в целом уменьшению коллизий между правовыми актами Российской Федерации и ее субъектов. Поддерживая мнение о том, что коллизии легче предотвратить, чем устранит3, автор попытается основной акцент сделать на анализе тех мер, которые могут способствовать предупреждению коллизий в законодательстве. Механизм преодоления коллизий должен включать на взгляд автора следующие элементы: завершение оформления законодательной базы по наиболее важным конституционно-правовым институтам Российской Федерации и ее субъектов, в том числе и по вопросам рамок возможного нормотворчества органов государственной власти субъектов Федерации, что позволило бы решительно пресечь тяготение отдельных регионов к избыточному суверенитету; улучшение качества подготовки нормативно-правовых актов участниками нормотворческого процесса путем повышения их юридической квалификации и совершенствования нормотворческих технологий; введение в юридическую практику элементов модельного нормативно-правового регулирования по вопросам совместного ведения Российской Федерации и ее субъектов, а также отдельным вопросам местного значения4. Законы как федеральные, так и региональные должны приниматься там и тогда, где и когда имеется наиболее полная информация о регулируемом процессе и оптимальная возможность эту информацию оценить и использовать. Вряд ли депутаты, подавляющее
большинство которых имеют весьма отдаленное представление о строительной или медицинской деятельности, могут достаточно объективно и основательно разобраться в их различных нюансах. К тому же деятельность в любой области слишком динамична, что бы можно было в деталях урегулировать ее в законе. В заключение хотелось бы отметить, что борьба с правовыми коллизиями может иметь значительный эффект, лишь в случае комплексного применения всех механизмов предупреждения и преодоления правовых коллизий. Приложения Алексеев С.С. Теория права. М., 1993. С.184 2 Тихомиров Ю.А. Юридическая коллизия. М., 1994. С.85 3 Лаврентьев А.Р. Коллизии института юридической ответственности. Автореферат дисс. ... канд. юридических наук. Н.Новгород, 1999. 4 Сомов С. Единство правового пространства. Правоведение. № 2, С. 31. 1
Е. Ф. Усманова, преподаватель МГУ им. Н.П.Огарева (г.Саранск)
ПОНЯТИЕ И МЕХАНИЗМЫ РЕЧЕВОЙ КОММУНИКАЦИИ ЮРИСТА
Профессиональная деятельность юриста, помимо высоких специальных квалификационных знаний, умений требует наличия развитых коммуникативных навыков. В настоящее время не вызывает сомнения, что коммуникативные качества необходимы всем, кто имеет дело с людьми, кто призван воздействовать на них. Труд юристов большинства специальностей связан с постоянным общением. Вследствие этого коммуникативная функция, которая заключается в общении в условиях правового регулирования, является одной из главных сторон деятельности юриста1. Речь является по существу составной частью профессиональной подготовки юристов, все они должны в совершенстве владеть различными видами речевой деятельности. В российской научной литературе коммуникация, речевая коммуникация, коммуникативное поведение, коммуникативное обучение, тренинг – понятия относительно новые, недостаточно отрефлексированные. Не получила пока однозначного названия и вся та область знания, что изучает явление человеческой коммуникации. В ряду терминов, которые «пробуются» в настоящее время в русском языке, можно слышать такие, как «коммуникативистика», «коммуникативные дисциплины», «коммуникативная наука», «теория коммуникации» и т. п. В среде социальных наук Запада эта область социальнонаучного знания занимает отдельное место и известна как «Communication» или «Communication Studies», (что определяется как теория коммуникации). Слово «коммуникация» имеет латинское происхождение от слова «communication», обозначающего «делаю общим, связываю, общаюсь». Посылающий информацию старается установить «общение» с кем-либо. Он стремится вникнуть в информацию, отношения или идею. Коммуникация может быть определена, как использование слов, букв, символов или аналогичных средств для получения общей или частичной информации относительно объекта или события. Речевая коммуникация в юридической практике – это процесс взаимодействия партнеров, направленный на организацию и оптимизацию юридической деятельности2. Коммуникацию в общем виде можно определить как процесс передачи информации. Когда говорят о коммуникации в узком смысле слова, прежде всего, имеют в виду тот факт, что в ходе совместной деятельности люди обмениваются между собой различными представлениями, идеями, интересами, настроениями и пр. Процесс коммуникации упрощенно можно
представить так: имеется с одной стороны говорящий (отправитель, субъект), а с другой – слушающий (получатель, адресат). Отправитель и адресат вступают в определенный контакт с целью передачи и получения информации, представленной в виде некоторой последовательности сигналов. Говорящий отбирает слова, необходимые для выражения мысли, связывает их по правилам грамматики и произносит их благодаря артикуляции органов речи. Слушающий воспринимает речь, понимает высказанную в ней мысль. Ясно, что у обоих говорящего и слушающего должно быть что-то общее, должны быть одинаковые средства и правила передачи мысли. Таким общим средством и системой правил является тот или иной национальный язык, вырабатываемый в процессе речевого общения на протяжении многих поколений. Речевая коммуникация – это многоплановый процесс развития контактов между людьми, порождаемый потребностями совместной деятельности. Речевой коммуникативный процесс может быть представлен как обмен информацией, которую различные люди воспринимают по-разному, в зависимости от индивидуального способа представления мира. Для кого-то важно увидеть за словом яркую картинку и наглядно представить живой образ того, о чем идет речь. Кому-то легче правильно воспринимать смысл в условиях постоянного внутреннего диалога, когда сообщаемые сведения расположены в строгой логической последовательности, распределены по группам. Есть и такие, кто не имеет особых предпочтений и с равным успехом воспринимает как логически, так и образно переданную информацию. Речевая коммуникация – это форма деятельности, осуществляемая между людьми как равными партнерами и приводящая к возникновению психологического контакта, который проявляется в обмене информацией, взаимовлиянии, взаимопереживании и взаимопонимании. Психологический контакт характеризует речевую коммуникацию как двустороннюю деятельность, предполагающую не только взаимосвязь между партнерами, но и обмен информацией в сфере юридических отношений. В едином процессе речевой коммуникации обычно выделяют такие функции: информативную (передача информации), интерактивную (взаимодействие), перцептивную (взаимовосприятие) и экспрессивную (эмоции)3. Рассматриваемая в единстве этих функций речевая коммуникация выступает как способ организации совместной деятельности и взаимоотношений включенных в нее людей. 1. Информативная функция коммуникации. В ходе совместной жизнедеятельности люди обмениваются между собой различными представлениями, идеями, интересами, настроениями, чувствами, установками и т. д. В условиях человеческого общения информация не только передаётся, но и формируется, уточняется, развивается. При этом каждый участник коммуникативного процесса предполагает активность также и в своём партнёре. Поэтому, направляя ему информацию, должны учитываться его интересы, цели, желания. 2. Интерактивная функция коммуникации. В ходе взаимодействия между людьми чрезвычайно важно не только обмениваться информацией, но и организовать «обмен действиями», планировать общую деятельность. Важным условием активизации познавательных процессов в условиях коммуникации является возникновение проблемных ситуаций в результате столкновения полярных мнений, взглядов, подходов к взаимодействию. Возникает несогласованность, требующая привлечения дополнительной информации. Это приводит к увеличению интенсивности взаимодействия участников совместной деятельности, активизации процессов обучения, что в свою очередь, обеспечивает углубление уровня понимания и способствует принятию верного решения. 3. Перцептивная функция коммуникации. В процессе речевой коммуникации должно присутствовать взаимопонимание между участниками. Само взаимопонимание может быть
истолковано по-разному: или как понимание целей, желаний партнёра по взаимодействию, или как не только понимание, но и принятие этих целей, мотивов, установок. Это позволяет не просто «согласовывать действия», но устанавливать особого рода отношения близости, привязанности, выражающиеся в чувствах дружбы, симпатии. 4. Экспрессивная функция коммуникации. В различных видах речевой коммуникации экспрессивная функция проявляется по-разному. Возбуждение или изменение характера эмоциональных переживаний: изменение мимики лица (удивление, страх, отвращение, радость и печаль), тона в голосе и т. д. Эмоции выполняют функцию «внутренних сигналов», которые участвуют в регулировании речевых процессов. С их помощью выражается мотив, реализуемый в непосредственных переживаниях и стремлениях к достижению цели. В речевой коммуникации юриста можно различить 1) инструментальную направленность: на выполнение социально-значимой задачи, на дело, на результат; 2) личную направленность: на удовлетворение личных потребностей. Речевая коммуникация в юридической практике может одновременно решать разные задачи: обмен информацией и демонстрация отношения друг к другу, взаимное влияние и взаимное понимание, продуктивное сотрудничество, стремление к сближению целей, улучшение партнерских отношений. Многофункциональность речевой коммуникации позволяет выделить следующие её аспекты: 1) информационный (коммуникация рассматривается как обмен информацией); 2) интерактивный (коммуникация анализируется как взаимодействие индивидов в процессе кооперации); 3) гносеологический (человек выступает как субъект и объект социального познания); 4) нормативный (выявляющий место и роль коммуникации в процессе нормативного регулирования поведения индивидов); 5) семиотический (коммуникация выступает как специфическая знаковая система, с одной стороны, и посредник в функционировании различных знаковых систем с другой); 6) социально-практический (коммуникация рассматривается в качестве обмена результатами деятельности, способностями, умениями и навыками)4. Вся профессиональная деятельность юриста реализуется путем взаимодействия с другими людьми. «Достаточно сказать, что любой текст, написанный юристом, будь то проект соглашения, либо приговор суда, либо проект нормативного акта, в конечном счете, должен быть оглашен, доведен до сведения, согласован, выработан совместно»5 , – отмечает А.Э. Жалинский. В сущности, юрист, независимо от его узкой специализации, обязан профессионально владеть навыками речи. Профессия юриста требует не только профессионального мастерства, но и широкого общего образования. По глубокому убеждению А.Ф. Кони, «юрист должен быть человеком, у которого общее образование идет впереди специального»6 . Кроме профессиональных качеств, коммуникативные умения – слушать, говорить, убеждать, работать с разного рода информацией, проводить переговоры, координировать свои действия с действиями партнеров, работать в команде и т. д. – наиболее высоко ценимы. Примечания См.: Зельдович Б.З. Психология и педагогика в профессиональной деятельности юриста. М., 2003. С. 4. См.: Панфилова А.П. Деловая коммуникация в профессиональной деятельности. СПб., 2001. С. 15. 3 См.: Столяренко Л.Д. Психология и этика деловых отношений. Ростов н/Д, 2003. С.32. 4 См.: Панфилова А.П. Указ. соч. С. 10. 5 Жалинский А.Э. Профессиональная деятельность юриста. М., 1997. С. 185. 6 Цит. по Ивакина Н.Н. Основы судебного красноречия. М., 2003. С.17. 1
2
Е. В. Ухлова, преподаватель Мордовского гуманитарного института(г.Саранск)
ПРОБЛЕМЫ РЕГУЛИРОВАНИЯ СЕРВИТУТНЫХ ОТНОШЕНИЙ В ЗЕМЕЛЬНОМ ПРАВЕ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ
Осуществление правомочий собственника недвижимости часто затрагивает интересы других субъектов права. Отдельные виды недвижимого имущества, в том числе земля, подвергаются ограничению в виде сервитутов, которые одновременно являются вещными правами и ограничениями прав. Под ограничениями (обременениями) понимаются установленные законом или уполномоченными органами в предоставленном законом порядке условия, запрещения, стесняющие правообладателя при осуществлении права собственности либо иных вещных прав на конкретный объект недвижимого имущества1. Следует иметь ввиду, что сервитут как ограниченное вещное право представляет собой принадлежащее определенному лицу требование предоставления права ограниченного пользования чужим земельным участком. Сервитут может устанавливаться для обеспечения таких нужд лиц, которые не могут быть обеспечены без его установления. При этом земельный участок, для использования которого предусмотрен сервитут, называют господствующим, а участок, обремененный сервитутом, – служебным (подобное правило применимо, в основном к частным сервитутам). Сервитут предполагает определенные неудобства для владельца обремененного земельного участка. Учитывая эквивалентновозмездный характер имущественных отношений, законодатель предоставляет собственнику участка, обремененного сервитутом, право требовать от лиц, в интересах которых установлен сервитут, соразмерную плату за пользование таким участком. Не случайно указывается на определенную роль сервитутов, которая заключается в восполнении недостатков, вызванных дроблением крупной земельной собственности, одних земельных участков за счет других2. Сервитут может быть установлен не только в интересах собственника, но и по требованию лица, которому участок предоставлен на праве пожизненного наследуемого владения или праве постоянного пользования. Статья 23 Земельного кодекса РФ под правом ограниченного пользования чужим земельным участком понимает частные и публичные сервитуты3. Существуют принципиальные различия между частным и публичным земельными сервитутами. Если частный земельный сервитут устанавливается в соответствии с гражданским законодательством, то публичный земельный сервитут устанавливается законом или иным нормативным правовым актом Российской Федерации, нормативным правовым актом субъекта Российской Федерации, нормативным правовым актом органа местного самоуправления. Под земельным сервитутом в региональном законодательстве понимается право ограниченного пользования одним или несколькими соседними земельными участками. Сервитут может устанавливаться по соглашению между собственниками земельных участков или решением суда. Собственник земельного участка вправе требовать, в том числе в судебном порядке, предоставления сервитута для обслуживания своего земельного участка4. Публичный сервитут устанавливается законом или иным нормативным правовым актом Российской Федерации, нормативным правовым актом субъекта Российской Федерации, нормативным правовым актом органа местного самоуправления в случаях, если это необходимо для обеспечения интересов государства, местного самоуправления или местного населения, без изъятия земельных участков5. Установление публичного сервитута осуществляется с учетом результатов общественных слушаний. Отметим, что процедура общественных слушаний не нашла отражения в законодательстве большинства субъектов Российской Федерации, да и подтвердить истинную необходимость обеспечения интересов государства, местного самоуправления в сервитутных отношениях представляется довольно сложным. Публичный сервитут отличается от частного тем, что он устанавливается в общественных или государственных интересах, а не в интересах отдельного собственника. Именно
публичный сервитут может обременять участок, предоставленный на праве пожизненного наследуемого владения или постоянного пользования. По общему правилу установление публичного сервитута не дает права требовать выплаты вознаграждения. Право требовать соразмерной платы возникает у собственника участка, обремененного публичным сервитутом в случае, когда наличие обременения приводит к существенным затруднениям в использовании земельного участка. Требование в таких случаях предъявляется органу государственной власти или органу местного самоуправления, установившему сервитут6. Возникающие неудобства должны возмещаться за счет тех, в чьих интересах они установлены. В случаях установления публичных сервитутов компенсационные суммы, по мнению Л.Б.Шейнина, должны предусматриваться в особых бюджетных ассигнованиях. Причем, компенсация за налагаемые ограничения не должна выплачиваться, если они не дискриминационны, то есть, распространены достаточно широко, а тем более повсеместно. Право на компенсацию может и должно балансироваться выгодами собственника, которые тот получает от общества в результате выполнения публичных проектов7. Считается, что обладатели ограниченных вещных прав имеют обширные правомочия по самостоятельному и непосредственному воздействию на принадлежащий им объект, в том числе путем совершения гражданско-правовых сделок. Однако, эти правомочия должны осуществляться в соответствии с установленными ГК РФ ограничениями, которые не могут быть расширены на более низком законодательном уровне8. Полагаем, что не только собственники земельных участков, но и иные землевладельцы, землепользователи имеют право требовать соответствующих компенсаций при возникновении неудобств в пользовании землей. Подобный механизм мог бы получить правовое оформление если не на федеральном уровне, то на уровне субъектов Федерации, поскольку приоритет земельного законодательства в регулировании имущественных отношений позволяет субъектам Российской Федерации осуществлять правотворчество в сфере вещных и обязательственных прав на землю9. Примечания Термины и определения в нормативных правовых актах Российской Федерации: Справочник /Сост. А.В. Плотников, Г.К. Пискова. М., 1998. С. 142. 2 Свит Ю.П. Ограниченные вещные права на землю // Закон. 2004. № 2. С. 24. 3 Земельный кодекс Российской Федерации от 25 октября 2001 г. // Собрание законодательства Российской Федерации. 2001. № 44. Ст. 4147. 4 Ст. 58 Земельного кодекса Республики Башкортостан от 22.03.1991 г. № ВС-5/28 // Законы Башкирской ССР. 1992. Вып. I. 5 Постановление Правительства Кировской области от 14.05.2002 г. № 16/171 «Об утверждении Положения о порядке установления и прекращения Правительством Кировской области публичных сервитутов в отношении земельных участков, находящихся на территории области» // Сборник основных нормативных правовых актов органов государственной власти Кировской области. 2002. № 4 (43). 6 Свит Ю.П. Указ. соч. 7 Шейнин Л.Б. Ландшафтные ограничения хозяйственной деятельности и полагающиеся за них компенсации //Журнал российского права. 2004. № 1. С. 48-50. 8 Павлова И.Ю. О сделках обладателей ограниченных вещных прав // Закон. 2004. № 2. С. 27. 9 См.: Никишин В.В. Вещные и обязательственные права на землю в федеральном законодательстве и законодательстве субъектов Российской Федерации. Саратов, 2003. С. 120. 1
И. Х. Якуббаева, аспирант МГУ им. Н.П. Огарева (г.Саранск)
МОДЕЛИ ФЕДЕРАТИВНОГО УСТРОЙСТВА
Девятая часть государств мира являются федерациями, в них проживает около трети населения Земли. Среди федеративных государств есть высокоразвитые гиганты (США) и малые индустриальные страны (Бельгия, ставшая федерацией в соответствии с конституционными поправками 1993), находящиеся на среднем уровне развития, разного
рода бывшие колонии, (Индия с миллиардным населением и малая Испанская Федеративная Республика Канарских Островов), страны со значительным удельным весом патриархальных порядков (Танзания в Африке, Папуа-Новая Гвинея в Океании), а так же Канада, Швейцария, Австрия, Германия, Россия. Они неодинаковы по характеру социальной напряженности, связанной, в частности с несовершенством федеративной структуры (например, в Канаде), и с точки зрения государствоведческих правовых характеристик, совокупность которых образует определенную модель федерализма как особой формы государственного устройства. Каждая из моделей имеет как позитивные, так и негативные стороны, как известно, ошибки в ее структуре, с одной стороны, являлись наследием догматических установок, в частности, об исключительно национальной (этнической) основе федерализма, а с другой – стали следствием непродуманных компромиссов или вынужденной ситуации, которую руководящая элита не смогла своевременно прогнозировать и предотвратить. В науке существует различные классификации федеративных государств: – федерации, основанные на союзе и автономии составных частей; – договорные и конституционные федерации; – централизованные и относительно децентрализованные. Эти классификации не утратили своего значения, хотя из числа федераций созданных в XX в. на основе союза, сохранилась лишь африканская Танзания, да и этот союз исключает важнейший признак такой федерации – право сецессии. Что касается договорных и конституционных, централизованных и децентрализованных федераций, то их различие весьма условно . Возникновение РФ в ее современном виде, как объединение 89 субъектов, по существу связано с тремя федеративными договорами 1992 г., по окончанию она утвердилась в результате принятия Конституции 1993 г. Процессы централизации и децентрализации в современных федерациях тоже зачастую переплетаются. С одной стороны, в соответствии с концепциями кооперативного федерализма возрастает самостоятельность и взаимодействие регионов, с другой – устанавливается централизация управления. Наряду с отмеченными классификациями в последние годы все чаще на первый план выдвигается новое деление федерацией на симметричные и асимметричные. Симметричная федерация в идеале состоит из однопорядковых составных частей, т. е. они имеют одинаковый правовой статус субъектов федерации. Однако жесткое конкретнопрактическое проведение этой идеи в жизнь способно привести к игнорированию интересов этнических общностей, территориальных коллективов, экономических, исторических и иных особенностей отдельных регионов. Поэтому, требования о непременном создании симметричной федерации в России нуждаются в тщательном размышлении, хотя теоретически эти требования справедливы. Симметричная федерация нередко возникает «снизу» на основе союза, но это вовсе не я обязательно, юридически симметричная Чехословацкая федерация, существовавшая до 1993 г., была создана путем изменения конституции в 1968 г. С другой стороны, на основе союзного договора 1963 г. между Танганикой и Занзибаром была учреждена Объединенная Республика Танзания с явкой ассимметрией двух ее составных частей1. Асимметричная федерация имеет три разновидности: 1. Первая модель охарактеризуется тем, что наряду с субъектами федерации в состав государства входят другие территориальные образования: федеративные территории, федеративный округ, федеративные владения, а в некоторых странах еще и ассоциированные государства. Это структурно асимметричная федерация, неравенство заложено в ее составе существованием субъектов и несубъектов с усеченными правами последних.
2. Вторая модель включает только субъекты, но они неодинаковы. Типичной такой формой является Россия. Среди ее 89 субъектов Республики, края, области, автономная область, автономные округа, 2 города федерального значения. В ее составе не выделяется особый федеральный округ Москва, по идее, такой же субъект, хотя и имеет особенности в правовом положении, но уже в качестве столицы, а не субъекта федерации. В соответствии со ст. 5 ч.1 Конституции 1993 г. все субъекты равноправны, но на деле «некоторые равны больше». Республики названы «государствами», имеют свои конституции и собственное гражданство, остальные субъекты этих прав лишены. 3. Третья модель – «скрытая асимметрия», такая федерация может состоять только из однопорядковых субъектов (Австрия, Германия, Швейцария) но они в каких-то отношениях не во всем равны (например, имеют неодинаковое представительство в верхней палате парламента; зависящее от численности населения субъектов). Последнее имеет место в ОАЭ, где 7 субъектов представлены неодинаковым числом депутатов (от 4 до 8) в однопалатном консультативном Национальном собрании, назначаемом эмирами Федеральная территория может иметь (а может и не иметь) свой законодательный орган. Если он существует, то законы принимаются по сравнительно узкому кругу вопросов и нередко требуют одобрения федеральных властей. Но в любом случае территория управляется из центра специально назначенным чиновником. Наряду с федеральными территориями почти во всех федерациях имеется федеративный (столичный) округ–столица с прилегающими к ней окрестностями. Федеративный округ, как правило, не представлен в верхней палате парламента, лишь в Нигерии по конституции 1989 г., приостановленный после очередного военного переворота 1993 г. округ Абутба имеет в Сенате одного представителя. Иногда федеративный округ посылает своего представителя в нижнюю палату парламента с правом совещательного голоса (например США). Во многих федерациях есть федеральные владения. Это мелкие иногда ненаселенные территории, чаще всего прибрежные острова (Австралия, Аргентина, Венесуэла).Они управляются федеративной администрацией. Особым статусом обладают резервации коренного населения (индейцев в США и Канаде, маори в Австралии). Они имеют свои традиционные власти (племенные советы). Таким образом, структурно асимметричная федерация имеет как бы два уровня объединения субъектов в Федерацию и связи федерации с несубъектами. Поэтому возникает, казалось бы, теоретический, но на деле практически важный вопрос о том, является ли федерация юридическим «соединенным государством» (соединенными штатами) только субъектов федерации, или представляет собой единство всех составных частей-субъектов и несубъектов. Асимметричная федерация в определенной степени опирается на объективно существующие социально-экономические, исторические, национальные, географические и иные условия. Стремление игнорировать, эти факторы путем искусственного выравнивания статуса субъектов федерации может в определенных условиях принести только вред. Практика показывает, что положение федеративной территории иногда предпочтительнее статуса штата; федеративная территория получает особые субсидии для своего развития, чего не имеет штат. Когда Аляска была территорией США, жизненный уровень ее населения был выше, чем в любом штате2. Положение несубъекта федерации при конкретных условиях той или иной территории может способствовать ее ускоренному развитию и тем самым соответствующим интересам ее населения и интересам федерации в целом. Однако, если градации в структуре федерации осуществлены без тщательного учета специфических условий и без необходимой подготовки (в т.ч. психологических) населения, это может вызвать острые конфликты. Известно, например, какие острые дебаты
развернулись на Конституционном совещании в России в 1993 г. по вопросу о равноправии краев, областей, других субъектов федерации с республиками в составе РФ. Словом, любая модель может оказаться лучшей, если она соответствует конкретным условиям и наиболее полно обеспечивает свободное развитие населения. За последние два столетия в теории и международной практике сложилось общее понимание политики и правовой природы федерализма: федерация создается как добровольный союз государств и подобных образований. Федерация может быть создана также «сверху», путем преобразования унитарного государства. Но при всех вариантах ее образования она представляет собой единое союзное государство при равноправии входящих в его состав субъектов. Развал федерации в СССР, Югославии, Чехословакии, а также усилившиеся тенденции к самоопределению народов с выходом из состава ряда федеральных и унитарных государств, в определенной мере обусловили новые толкования федерализма и конституции его разных «моделей». Примечания 1 2
Чиркин В.Е. Модели современного федерализма: сравнительный анализ // Гос. и пр. 1994. № 8–9. С.151. Карапетян Л.М. К вопросу о моделях федерации // Гос. и пр. 1996. № 12. С. 3–4.
У. И. Сересова, ассистент КГМУ (г.Казань)
РАЗВИТИЕ ПРИКЛАДНОЙ НАУКИ: АНАЛИЗ СОЦИАЛЬНОГО РАЗВИТИЯ РЕГИОНОВ ПФО
В условиях активизации экономического развития регионов, особенно актуализируется оценка социального «эффекта» всех преобразований, учет взаимовлияния социального и политического. В связи с этим крайне важной задачей науки становится разработка механизмов оценки, анализа и прогноза социального развития на уровне не только ПФО в целом, но и отдельных субъектов федерации. Такие работы могут проводиться как качественными описательными методами, так и количественными, обзору которых и посвящена эта работа. Выбор адекватных количественных статистических показателей для анализа уровня социального развития региона сложен. Методики различаются по отбору показателей, по технологии составления рейтинга – с использованием или без использования весовых коэффициентов, экспертных оценок, кластерного анализа и т. д. Мы обратимся к четырем методикам, при общем различии которых, результаты вполне сопоставимы. I. Рейтинг Сайта ППП в ПФО www.pfo.ru. Мы рассмотрим один из компонент ов этого рейтинга – социальный. Экспертами были проранжированы группы статистических показателей, описывающих денежные доходы граждан, расходы бюджета субъекта федерации, на социальную сферу, обеспеченность жильем, безработицу, заболеваемость, рождаемость, смертность, преступность, экологическую обстановку; затем эти ранги были суммированы – по каждому субъекту ПФО; на основе этой суммы был выведен рейтинг. Даже с учетом существенных недоработок методики, можно выделить явных лидеров и явных аутсайдеров и сгруппировать регионы ПФО по ряду признаков: 1) управляемые регионы – Татарстан, Башкортостан: социально благополучные национальные республики, чье благополучие основывается на вмешательстве власти в экономику и жестком авторитарном режиме; 2) реформистские регионы – Нижегородская, Пермская, Самарская области: экономический потенциал сбалансирован относительно либеральной властью, что является гарантией социального благополучия; 3) традиционные русские регионы – балансирующие на грани социально развитых и неразвитых – Саратовская, Ульяновская, Оренбургская; 4) «балансирующие» национальные регионы – Удмуртия, Чувашия,
Мордовия; 5) консервативные регионы – Кировская, Пензенская области – с низким уровнем социально-экономического развития; 6) депрессивные национальные регионы – Марий Эл, КПАО. II. Свой вариант рейтинга регионов ПФО РФ за 2000 и 2001 гг. предлагает Нижегородский областной комитет государственной статистики1. Авторы использовали сводный рейтинг регионов ПФО РФ, определенный на основании частного ранжирования. Частные же рейтинги были сформированы из блоков показателей – производственного, финансового, социального. Для анализа рейтинга развития социальной сферы были проранжированы блоки социальных показателей: 1) денежные доходы населения, среднемесячная заработная плата, задолженность по заработной плате на одного работающего и из-за бюджетного недофинансирования, индекс потребительских цен, количество личных автомобилей на 1 000 жителей; 2) расходы регионального бюджета на здравоохранение и физкультуру, образование, социальную политику; 3) уровень безработицы и преступности; 4) превышение числа умерших над числом родившихся, коэффициент младенческой смертности, заболеваемость туберкулезом на 100 000 человек, уровень травматизма на 10 000 человек работающих, выбросы вредных веществ на 1000 человек; 5) объем платных услуг на душу населения, обеспеченность населения жильем на одного жителя, обеспеченность населения больничными койками на 10 000 человек. Далее, с помощью статистических методов – кластеризации и «дерева классификации» были выделены классы регионов (первый – лучший, второй – средний, третий – худший) и наиболее значимые блоки социальных показателей. В результате, к лучшим регионам были отнесены в 2002 г. Башкортостан, Татарстан, Самарская и Оренбургская области, Удмуртия; к средним – Нижегородская, Пермская, Пензенская, Кировская, Ульяновская, Саратовская области; к худшим – Мордовия, Чувашия, Марий Эл. При различии методик анализа лидеры и аутсайдеры социального развития те же; в обоих случаях к лидерам примыкает Самарская и Пермская области, к аутсайдеру – Чувашия. III. Методика Фонда Карнеги. Рассчитывается рейтинг социальной напряженности и социального неблагополучия2 . Индекс социального неблагополучия определялся на основании следующих показателей: коэффициента младенческой смертности; уровня преступности; уровня миграционной убыли населения; уровня безработицы; объема задолженности по заработной плате; покупательной способности населения. Для оценки социальной напряженности в регионах России использовались те же показатели, что и в предыдущей работе: уровень забастовочного движения; уровень публичной протестной активности; интенсивность выезда населения из региона; степень политической поляризации (в данном случае по итогам президентских выборов 2000 г.); уровень протестного голосования (по итогам общефедеральных выборов 1999-2000 гг.); индекс этнической мозаичности. Сводные индексы в обоих случаях определялись по методу многомерных средних. Расположение регионов по бальной оценке социального неблагополучия существенно отличается от того, что было в предыдущих двух методиках. И дело тут не в том, что анализируются предыдущие годы (тогда различия можно было бы объяснить именно временным фактором), а набором координат и способом их анализа. Например, на первых двух местах по социальному благополучию – Нижегородская, Самарская, области. Третье и четвертое делят Ульяновская область и Башкирия, на пятом – РТ. На шестом и седьмом – Пензенская и Оренбургская области; далее – Саратовская область, Чувашия, Пермская и Кировская области. Замыкают же рейтинг Удмуртия, Мордовия, Марий Эл, Коми-Пермяцкий
АО. Единственная характеристика, которая есть в этом рейтинге, но которой нет в предыдущих двух методиках, – это уровень миграции. Он и меняет столь сильно картину. По индексу социальной напряженности внутри ПФО рейтинг регионов выглядит следующим образом: самая маленькая напряженность в Пензенской, Самарской, Нижегородской и Пермской областях. Далее следуют Чувашия, Саратовская область, РТ, Коми-Пермяцкий АО, РБ, Кировская и Ульяновская области. Замыкают – Оренбургская, Марий Эл, Удмуртия, Мордовия. Status quo объясняет анализ показателей. Первый же – уровень забастовочного движения – объясняет положение аутсайдеров рейтинга по ПФО. Уровень митинговой активности – наибольший для ПФО – в Нижегородской области. Степень политической поляризации свидетельствует, на наш взгляд, как о социальной стратификации населения в регионе, так и об управляемости выборного процесса региональной властью. Поэтому этот показатель высок в Татарстане и Башкортостане. В Пермской области этот показатель высок, потому что там традиционно много голосов отдают правым. В ряде же регионов – экономически депрессивных – Чувашии и Марий Эл – голоса за Путина еле превысили голоса за Зюганова. Уровень протестного голосования больше всего в ПФО в Пермской, Нижегородской, Самарской областях как самых либеральных в округе. Интенсивность выезда населения больше всего в Коми-Пермяцком АО, Кировской и Оренбургской областях, меньше всего – в Нижегородской области. При анализе статуса регионов по двум параметрам – социальному неблагополучию и социальной напряженности – получается следующая картина. Полюсы социального развития занимают практически все те же регионы – РТ, Нижегородская, Самарская области и Марий Эл соответственно. Ульяновская и Саратовская области также занимают пограничное, среднее положение, но тяготеют все же к благополучным регионам. Удмуртия теряет баллы, что соответствует первому рейтингу сайта pfo.ru, Кировская область, наоборот, приобретает их – за счет миграционных и электоральных показателей – и примыкает к благополучным регионам (в первом рейтинге она находится ближе к концу, во втором – в середине). В признанных здесь средне неблагополучных Башкирии и Оренбуржье актуальны вопросы социальной напряженности – из-за миграции и протестного голосования. IV. «Эксперт». Журнал «Эксперт» (www.expert.ru) с 1996 г. публикует ежегодный рейтинг инвестиционной привлекательности регионов России, оценивающийся на основе инвестиционного потенциала и инвестиционного риска. Мы выделили из всей таблицы инвестиционного риска только ту ее часть, что посвящена социальному риску; а затем оставили только те субъекты, что входят в состав ПФО РФ. В данном случае первые три места стабильно в течение трех лет занимают Нижегородская, Пермская, Самарская области. Также стабильно последнее – Марий Эл. Поднимаются вверх по рейтингу регионы-середняки – Саратовская, Кировская области. Существенно вниз опускаются обычные лидеры – РТ и РБ, причем второй регион – вплоть до самых нижних строк рейтинга. Результаты данного рейтинга вполне соотносимы с данными рейтинга социальной напряженности, опубликованным фондом Карнеги. V. Cопоставление рейтингов. К социально благополучным регионам разные в разных случаях авторы относят: 1) управляемые регионы с развитым социально-экономическим комплексом; 2) реформистские регионы с развитым социально-экономическим комплексом; 3) застойные балансирующие регионы с неразвитым социально-экономическим комплексом, но социальной стабильностью. К социально неблагополучным в разных случаях относят: 1) регионы с неразвитым социально-экономическим комплексом; 2) регионы с выраженной социальной напряженностью, но социально-экономически развитые; 3) регионы с неразвитым социально-экономическим комплексом и с выраженной социальной напряженностью.
Таким образом, ряд регионов – в зависимости от аналитического подхода – может с равным успехом оказаться как в числе лидеров ПФО по социальному развитию, так и в числе аутсайдеров. Яркий пример – Республика Башкортостан, благополучная по критериям уровня жизни, но имеющая очевидную социальную напряженность; обратный пример – Саратовская область. В то же время есть регионы, которые стабильно занимают первые (Нижегородская область, например) и последние (Марий Эл, например) места рейтингов вне зависимости от методики. Учитывая все это, можно с большой долей вероятности назвать лидеров и аутсайдеров социального развития, а также середняков, но проранжировать их уже будет трудно. Безусловно благополучные: Пермская область, Нижегородская область, Самарская область. Безусловно неблагополучные: Марий Эл, Коми-Пермяцкий АО, Республика Мордовия. Возможно благополучные - по уровню жизни: РТ, РБ. Возможно благополучные – по отсутствию социальной напряженности – Саратовская, Пензенская области. Балансирующие: Ульяновская область, Кировская область, Оренбургская область, Чувашская и Удмуртская республики. Неоднозначность всех существующих рейтингов социального развития регионов ПФО не позволяет говорить о достаточной проработанности данной актуальной тематики. Они позволяют лишь отметить некоторые общие тенденции; выделить явные дихотомии, однако, более подробного анализа достичь пока в рамках ни одной из методик не удалось. Это означает, что оценка и прогноз социального развития регионов ПФО остается важной задачей ученых, представляющих междисциплинарное поле приволжского научного сообщества. Примечания Зыкова Л.А., Николаева Н.А., Титова В.Ф., Шалашова Т.В., Широкова О.Г., Кудрявцева Н.В. Анализ рейтинговой оценки регионов Привожского федерального округа. 2000, 2001 гг. Вопросы статистики. №3. 2003. С. 61–70. 2 Попов Р., Сусаров А. Социальная напряженность и социальное неблагополучие. / Регионы России в 1999 г. Ежегодное приложение к «Политическому альманаху России». М., 2000.
1
И. И. Митин, студент МГУ им. М.В. Ломоносова (г.Москва)
ТРАНСФОРМАЦИЯ НАУКИ И ПРАКТИКИ: ПРОЕКТИРОВАНИЕ ИМИДЖЕЙ РЕГИОНОВ ПФО
Экономическое, политическое и социальное развитие Волжской земли и России в целом ставит перед наукой и практикой новые задачи. Особую роль начинают играть представления о реальном пространстве – они формируют информационную базу для принятия решений. Информатизация современного общества делает возрастающим значение имиджей не только корпораций и общественных деятелей, но и регионов, городов, историко-культурных районов и местных сообществ. Соответственно, практика предъявляет к экономической, географической, политологической, социологической и когнитивной науке адекватные запросы: разработка методики и методологии синтеза описаний пространства, комплексных географических характеристик (КГХ), пространственных мифов, на основе которых будут формулироваться региональные бренды. Задача конструирования «реальностей» мест, создания географических описаний-брендов суть стимулирование семиозиса пространственных мифов и неявная борьба с симулякрами мест, всё чаще подменяющими богатые палимпсесты пространственных представлений о сложившихся социокультурных регионах. Основной задачей географии как пространственной (хорологической) науки остаётся создание КГХ. Среди множества методик и методологий следует выбрать две, объединённых идеологически. Назовём их двумя путями к комплексности. Первый – аналитический –
основывается на структурировании, классификации и таксономизации всей информации о месте. Второй – синтетический – имеет в своей основе отбор единиц информации и стремление к целостному её представлению в ущерб полноте. Получающиеся в итоге применения этих двух идеологий тексты о местах можно назвать, воспользовавшись терминами основателя советской экономгеографии Н.Н. Баранского – соответственно описанием и характеристикой. «В описании идут в определённом порядке от полочки к полочке, от номера к номеру, не отбирая признаков по важности, не заботясь о внутренней связи… Для характеристики отбираются важнейшие черты, отличающие данную страну от прочих; эти черты приводятся в определённую связь между собой, в определённую систему, из них выделяется ведущая, занимающая в этой системе центральное положение»1. Другими словами, принцип структурирования всей информации как предмета анализа лежит в основе создания описания, а в основе синтеза характеристики лежит отбор «выдающихся» единиц информации. На наш взгляд, более продуктивен синтетический путь к комплексности. Главное его свойство, своего рода «секрет» в том, что все элементы места не разделяются по родовой принадлежности. Они объединяются вокруг одной или нескольких доминант. Доминанта – это некий главный признак места (наподобие того, как в архитектуре доминанта есть ведущий элемент в системе восприятия архитектурного ансамбля). Каждая настоящая КГХ содержит в себе указание на разнородные элементы места, объединённые принципом объяснения связи между ними – доминантой. «Стремление» текста характеристики к доминанте определяет и обеспечивает её целостность. Таким образом, в характеристике любого места основой является установка на отбор информации с целью описания мест по выделенным субъективно каждым исследователем и индивидуально для каждого места доминантам и последующее их возможное объединение через внутренние и внешние текстуальные переплетения2. Продуктивным представляется семиологический анализ географического пространства и специфического пространства географических характеристик мест (в рамках исследования знаковых систем). Полезным оказалось рассмотрение в этой связи КГХ как мифа. Миф есть вторичная семиологическая система. Попросту говоря, миф есть интерпретация языка, соответственно, и КГХ места есть интерпретация пространства, в которой смысл превращается в форму, а значение становится новым, формируется мета-пространство. Процесс создания и трансформации КГХ мест есть бесконечный процесс семиозиса пространственных мифов. Сформулируем три основных принципа, которыми обогащается методика и методология создания КГХ, благодаря внедрению представления о мифологиях в географию. Во-первых КГХ как и миф, должна основываться на реальности, опираться на неё, становясь просто следующей её интерпретацией. С другой стороны, мы должны чётко себе представлять потенциальных потребителей, на которых нацелена наша характеристика. Это группа людей, обладающая особенностями, которые нам надо учитывать. В-третьих, рассматривая реальность как основу КГХ-мифа, мы не должны забывать и о конструируемой людьми реальности. Мы должны учитывать сложившиеся установки сознания, некоторые стереотипы. В самом деле, у каждого из нас уже есть некое представление о большинстве мест на земном шаре, несмотря на то, что мы далеко не везде бывали. И эти представления надо непременно использовать. Создавая новые штампы (т. е. переводя пространство в новое мета-пространство), мы должны пользоваться уже созданными. КГХ наполняется новым смыслом, формируя новое пространство, и всегда открыта последующим трансформациям. При этом все эти трансформации производятся на основе уже устоявшихся установок сознания.
Заметим также, что заложенное в КГХ-мифе побуждение (message) должно органично и неявно встраиваться в текст, становясь естественным выводом из представленных предпосылок. «Главный принцип мифа – превращение истории в природу. Отсюда понятно, почему в глазах потребителей мифа его интенция, адресная обращённость понятия могут оставаться явными и при этом казаться бескорыстными: тот интерес, ради которого высказывается мифическое слово, выражается в нём вполне открыто, но тут же застывает в природности; он прочитывается не как побуждение, а как причина»3. Что же есть создание КГХ? Это суть интерпретация пространства исследователем. Это есть создание пространственного мифа. Так создаётся система восприятия пространства в этнической культуре или межэтнической коммуникативном комплексе. Одно из главных свойств настоящих КГХ – множественность контекстов и авторов. Каждый элемент характеристики актуален только в контексте своей доминанты. Каждый новый исследователь места (интерпретатор пространства) в праве найти собственные доминанты, применить собственные – индивидуальные для каждого места и субъективные для каждого исследователя – приёмы. Так складывается сложная бессистемная структура, в которой одни характеристики места накладываются на другие, формируя палимпсест. Трансформации и интерпретации пространственных представлений «ткут» новую структуру доминант, усложняют её, переводят и без того созданные как мета-язык доминанты на новый уровень – выше по иерархической лестнице. Создаётся сеть доминантно-географических отношений между элементами КГХ, которые ныне уже непосредственно не апеллируют к месту, поскольку строгие привязки разрушаются, уступая место полноценному мета-пространству доминантно-географических смыслов. Эта система – когнитивная, бесконечно открытая для пополнения, основанная на множественности контекстов и интерпретаций – при этом строго следует ряду рамочных установок внедряемого синтетическим путём к комплексности «доминантного мышления»4. Она сближается идеологически с сетью когнитивных пространственных сочетаний: «Сеть КПС (сочетание сочетаний), по-видимому, образует сложно организованную смысловую систему – особый язык географического пространства, отличный от лингвистического языка, и потому требующий специального, культурно-географического подхода»5. Появляется новое метапространство, в котором каждому географическому месту соответствует разветвлённая сеть доминант и «сгустков смысла», построенная как единая бесконечно поддающаяся анализу и новому синтезу структура. Конструирование «реальностей» новых пространственных представлений и мифов – сложный процесс, однако, наша методология не требует от исследователей строгого соблюдения определённых принципов, а только устанавливает некие общие рамки (framework) такой творческой работы, подразумевающей полидисциплинарность, упор на практическое применение и обращение к реальному потребителю. Соединение знаний о мифологиях; о процессе коммуникации, кодирования, передачи и приёма информации; о создании комплексных географических характеристик и массива эмпирических наработок сведений о системах пространственных представлений выводит нас на новый уровень интерпретации пространства и новый уровень понимания пространства, открывающий возможность управления им. Открываются механизмы и инструменты намеренного создания коннотативных интерпретаций сложившихся пространственных мифов, «игр с пространством», конструирования имиджей территорий любого ранга. Это есть важная практическая задача, осуществление которой наиболее целесообразно проводить именно через обращение к методологии КГХ и особенностям семиозиса пространственных мифов и представлений. Технологии связей с общественностью (PR) позволяют успешно манипулировать так называемым общественным сознанием, создавая постоянно новые реальности и/или
модифицируя существующие. Этот процесс может быть адекватно смоделирован при помощи обращения к изучению функционирования семиологических систем – пространственных мифов. Имидж есть «не рисунок, не калька, не разработанное в мельчайших деталях, точное изображение, а скорее несколько деталей, оказывающих эмоциональное воздействие»6. Объединение и взаимодополнение идеологии, методологии и методики КГХ, пространственных представлений (мифологий) и имиджей позволит эффективно и современно влиять на социально-экономическое, культурное и политическое развитие регионов России путём трансформации имиджей, создания брендов территорий. Примечания Баранский Н.Н. О связи явлений в экономической географии // Баранский Н.Н. Избранные труды: Становление советской экономической географии. М., 1980. С. 160-172. 2 Митин И.И. Комплексные географические характеристики. Множественные реальности мест и семиозис пространственных мифов. Смоленск, 2004. 3 Барт Р. Мифологии. М., 2000. 4 Митин И.И. Указ. соч. 5 Замятина Н.Ю. Когнитивные пространственные сочетания как предмет географических исследований. // Известия РАН. Сер. геогр. 2002. №5. С. 32-37. 6 Королько В.Г. Основы паблик рилейшнз. М., 2000. 1
А. В. Яровой, начальник УФСБ РФ по РМ (г. Саранск)
РЕГИОНАЛЬНЫЕ АСПЕКТЫ ИЗУЧЕНИЯ ИСТОРИИ СИСТЕМЫ ГОСУДАРСТВЕННОЙ БЕЗОПАСНОСТИ СССР В 1950–1980-е гг.
В последние годы одним из перспективных направлений исторических исследований является изучение организации, деятельности и политической роли органов государственной безопасности Советского Союза. В литературе, посвященной данной проблематике довольно четко определились основные этапы развития системы госбезопасности. Это годы революции и гражданской войны, 1920-е гг., 1930 – начало 1950-х гг., послесталинский период. Если первые два этапа позволяют характеризовать эволюцию партии большевиков и создаваемой ими политической системы, а период 1930 – начала 1950-х гг. дает основания для характеристики сталинской системы, то развитие системы государственной безопасности в послесталинскую эпоху позволяет анализировать основные механизмы развития советского общества, влияние на него как внутренних противоречий, так и внешних сил. Во второй половине 1950-х гг. в обществе созрели предпосылки для отказа от наиболее жестких, чрезвычайных механизмов регулирования, свойственных сталинской системе. Одним из основных объектов реформирования стала система государственной безопасности, преобразование которой началось сразу после смерти И.В.Сталина. В 1953–1956 гг. направления реформирования системы безопасности определялись характером борьбы за власть внутри верхушки Политбюро ЦК КПСС. С 1956 г. победу в этой борьбе одержал Н.С.Хрущев, он же стал идеологом последовавших преобразований, направленных на частичную либерализацию общества. В его правление органы государственной безопасности подверглись не только структурной, но и качественной реформе. Они были поставлены под контроль партии и закона. Был провозглашен отказ от средневековых, инквизиционных методов следствия и дознания, от практики политических убийств. В последующие десятилетия общая тенденция усиления законодательного контроля над силовыми структурами продолжала укрепляться. Годы правления Н.С.Хрущева и Л.И.Брежнева были временем «холодной войны», гонки вооружения, идеологического противостояния Востока и Запада, когда интересы и силы СССР и США сталкивались в 30 военных конфликтах и региональных войнах по всему
земному шару. Это было время серьезных внутренних конфликтов, экономических трудностей, национальных и социальных противоречий. Несмотря на отказ от инквизиционных методов, усиление влияния Комитета государственной безопасности на внешнюю и внутреннюю политику Советского государства вполне обосновано. По численности сотрудников и агентов, штаб-квартир и спецгрупп, резидентур и особых отделов эта организация не имела себе равных. Сотрудники госбезопасности действовали не только во внешнем мире, но и внутри страны, в ее регионах, обеспечивая не только охрану государственных и военных секретов, но и надзор за обществом. При изучении истории государственной безопасности особый интерес представляет не только общесоюзный, но и региональный аспект, соотношение микро- и макроподходов, соотнесение локального и глобального. Если центральный аппарат КГБ занимался вопросами стратегическими, при решении которых особую роль играли контакты с высшим политическим руководством, отношения с главным противником, вопросы разведки и контрразведки, то на региональный уровень в большей степени выносились чисто полицейские функции: наблюдение за общественными настроениями, отслеживание инакомыслящих, цензура. Очевидно, однако, что в истории Советского Союза сыграли свою роль, как внутренние противоречия, так и внешнее влияние, что предполагает комплексное изучение структуры, задач, идеологии, форм действия системы государственной безопасности, как на уровне Центрального Аппарата, так и на уровне регионального подразделения, в частности, регионального управление государственной безопасности по Мордовии – КГБ при СМ МАССР, КГБ МАССР. В своем исследовании мы ставили задачи охарактеризовать направления реформирования системы государственной безопасности в 1960-е гг., направления изменения взаимоотношений между партийным руководством и органами госбезопасности; проследить специфику общественно-политической ситуации в стране в период правления Н.С.Хрущева и ее отражение на задачах государственной безопасности; отразить особенности деятельности КГБ при СМ МАССР в 1960-е гг. и основные задачи, выполняемые республиканским комитетом по защите государственной безопасности; исследовать направления деятельности системы государственной безопасности в 1970-е–1980-е годы; проследить формирование основных противоречий в обществе и власти; рассмотреть причины формирования диссидентского движения и основные формы борьбы с ним; проанализировать основные направления деятельности Комитета государственной безопасности при Совете министров МАССР в 1970–1980-е гг. В процессе работы нами отчетливо осознавались трудности, связанные с формированием источниковой базы исследования. Выбранный нами объект исследования не предполагает широкого доступа к архивным источникам. Тем не менее, мы попытались компенсировать этот недостатков расширением круга источников и включением в него самых разнообразных материалов. В первую очередь это законодательные акты, регламентирующие деятельность системы государственной безопасности. Именно в исследуемый нами период формируется законодательство, ограничивающее деятельность силовых структур, и в том числе КГБ, определенными рамками. Это период оформления правового регулирования, время подготовки «революционных» изменений правовой регламентации деятельности всей правоохранительной системы СССР, включая систему государственной безопасности. Второй по значению группой источников являются материалы архива УФСБ РМ. Использование документальных источников архива чрезвычайно важно для современной исторической науки, так как архивы располагают уникальными документами не только по истории спецслужбы, но и по истории Отечества в целом. Можно сказать, что архив ФСБ хранит документы по истории советского общества, запечатленной в истории органов безопасности. В архиве хранятся нормативные документы органов госбезопасности (приказы,
инструкции), переписка с министерствами, ведомствами и организациями по самым разнообразным вопросам обеспечения безопасности государства. Отдельный фонд составляют дела, содержащие материалы об оперативно-розыскной деятельности органов госбезопасности. Еще одна категория документов – фонд архивных следственных дел в отношении граждан, осужденных в уголовном порядке. Фонд условно подразделен на два подфонда: прекращенных дел, по которым органами прокуратуры и суда вынесены определения о реабилитации, и дел не прекращенных, находящихся в процессе пересмотра, или на лиц, не подлежащих реабилитации (нацистские пособники, изменники Родине, шпионы иностранных государств). Отдельный фонд составляют личные дела сотрудников органов госбезопасности. Кроме того, в архиве хранятся свойственные любому ведомству документы об административнохозяйственной деятельности. Большая часть этих документов была опубликована в книге, посвященной истории республиканского управления ФСБ. Нами были привлечены воспоминания ветеранов УФСБ РМ П.И.Нестерова, Я.В.Глазкова, К.И.Еналеева, Д.Ф.Стенькина, А.Ф.Святкина, В.А.Слепова, В.Ф.Куроедова, В.И.Лябушева, В.К.Хухлынина и др., на основании которых можно сделать выводы о задачах работы ведомства, о специфике работы органов госбезопасности с политзаключенными и особо опасными преступниками Дубравлага, о характеристиках личного состава. Особый интерес представляют для нас мемуарные источники. Мемуары офицеров госбезопасности позволяют достичь разнообразных исследовательских целей, среди которых выявление настроений сотрудников госбезопасности, изучение характера взаимоотношений внутри системы, анализ отношения сотрудников к высшему партийному начальству и к руководству КГБ, к собственной работе, к положению внутри страны, к «главному противнику». Мемуары позволяют проанализировать мировоззрение сотрудников системы, которая была призвана обеспечивать безопасность страны. Публикация воспоминаний офицерами КГБ началась в начале 1990-х гг., в период кризиса общества и системы государственной безопасности. Среди воспоминаний особый интерес представляют мемуары представителей высшего офицерского корпуса КГБ Л.Шебаршина, Ф.Бобкова, В.Крючкова, Н.Леонова, Ю.Дроздова, О.Брыкина, В.Широнина и др. Отдельного упоминания заслуживают воспоминания офицеров Девятого управления КГБ, занимавшегося охраной руководителей партии и государства В.Медведева и М.Докучаева. Офицеры этого подразделения становились невольными свидетелями разложения верхушки партии в конце 1970-х – 1980-х годах, погоней за роскошью, материальными ценностями, комфортом, возобладавшей среди партийных чиновников и, особенно, среди их семей. Следующую группу использованных источников составляют воспоминания предателей и перебежчиков, опубликованные ими на Западе и переизданные в нашей стране в 1990-е гг. В этой группе источников выделяются воспоминания О.Калугина, занимавшего пост начальника Первого Главного управления КГБ – управления внешней разведки с 1974 по 1979 гг. Важной группой источников являются также мемуары представителей диссидентского движения, которые были предметом внимания системы государственной безопасности. Для нашего исследования наибольшую ценность представляют мемуары диссидентов, прошедшие Дубравлаг. Их воспоминания позволяют не только отследить социальнополитическую обстановку тех лет, но и получить представление о методах работы регионального КГБ с политическими заключенными. Несмотря на субъективность мемуарной литературы, обширность этого вида источников, принадлежность авторов к одному поколению, т. е. описание одного и того же периода, при различных социальных, политических и идеологических позициях, позволяют достаточно объективно оценить обстановку, царящую в системе государственной безопасности и в
обществе в позднесоветский период. В условиях недоступности архивных источников мемуарная литература позволяет начать первичное осмысление событий, явлений и фактов, дать им оценку и сделать предварительные выводы. Таким образом, можно констатировать, что сегодня в нашем распоряжении находится достаточное количество документов и материалов, позволяющих осуществить научное исследование заявленной нами темы. А. А. Ямашкин, д. г. н., профессор МГУ им. Н.П.Огарева,
В. А. Моисеенко к. г. н., доцент МГУ им. Н.П.Огарева (г.Саранск)
СОЗДАНИЕ ИНФОРМАЦИОННОГО ПРОСТРАНСТВА ДЛЯ ЦЕЛЕЙ РАЗРАБОТКИ И РЕАЛИЗАЦИИ ЛАНДШАФТНЫХ ПРОГРАММ РАЗВИТИЯ ПРИРОДНО-СОЦИАЛЬНО-ЭКОНОМИЧЕСКИХ СИСТЕМ *
* Работа выполнена при финансовой поддержке РФФИ (проект № 02-0564874) и конкурса «Университеты России» (ур. 08.01.015) Опыт решения региональных геоэкологических проблем во многих зарубежных странах показывает, что важным инструментом в обеспечении устойчивого развития территории является ландшафтное планирование. Ландшафтные программы призваны отразить весь спектр экологических проблем и синтезировать все предложения по оптимизации использования природно-ресурсного потенциала и охране окружающей человека среды. Их разработка является областью междисциплинарных исследований различных наук. Поэтому она не может быть решена без создания целостного информационного пространства, в котором интегрируются данные об особенностях природы, населения и хозяйства соответствующей территории. Многоплановое раскрытие и решение проблемы возможно при комбинированном использовании полноценных региональных геоинформационных систем (ГИС), гипертекстовых электронных атласов, презентационных программных продуктов и учебных (краеведческих) электронных атласов. 1. Полноценные региональные ГИС, функционирующие на базе фирменных инструментальных геоинформационных систем (ArcVew, ArcInfo, MapInfo и т. п.), призваны обеспечить сбор, хранение, систематизацию и целенаправленную обработку данных. Например, в ГИС «Мордовия», разрабатываемой коллективом, в который входят авторы данной статьи, содержится более 150 тематических слоев, систематизированных по следующим блокам: обзорная топографическая карта, геология и минерально-сырьевые ресурсы, подземные воды, поверхностные воды, почвы, особо охраняемые природные территории, экономика, население, экологические проблемы. Центральным звеном региональной ГИС «Мордовия» является электронная среднемасштабная ландшафтная карта, программные модули которой обеспечивают послойный вывод на экран дисплея карты или ее фрагментов в соответствующем масштабе, редактирование карты, вычисление отмеченных длин и площадей, вывод на карту информации из подключаемых баз данных, получение сведений по отдельным точкам из подключенной базы данных, статистическую обработку информации по группе точек, попадающих на отмеченную площадь, связь видов графической заливки с набором легенд, лексический поиск по подключенным базам данных и файлам легенд. Для целей ландшафтного планирования предусмотрена трансформация общенаучной ландшафтной карты в серию прикладных геоэкологических карт: устойчивости природных комплексов, ландшафтно-экологического (геоэкологического) потенциала, техногенного
изменения ландшафтов, регламентации хозяйственной деятельности, прогнозирования аномальных явлений в ландшафтах и др. 2. Гипертекстовые электронные атласы природно-социально-производственных систем, создаваемые с помощью программ первой группы. Выставленные в Интернет, эти «информационные портреты территории» предоставляют потребителям актуальную и достоверную информацию о состоянии природно-социально-экономических систем региона. Тематический каркас разработанной гипертекстовой системы, разработанной авторами статьи для Республики Мордовия, строится из следующих основных компонентов: 1. Центральные органы власти. 2. Органы местного самоуправления. 3. Природно-социальноэкономический потенциал. 4. Паспорт социально-экономического развития. 5. Экономика. 6. Наука и образование. 7. Искусство и культура. 8. Здравоохранение, физическая культура и спорт. 9. Территориальная комплексная схема охраны природы. 3. Презентационные версии электронных атласов природно-социально-производственных систем. Ограниченность информационных ресурсов в этих программных продуктах компенсируется более совершенным дизайном, высокими художественно-эстетическими качествами оформления представляемых материалов и максимальной простотой работы с программой. Презентационная версия электронного атласа природно-социальнопроизводственных систем Республики Мордовия содержит следующие блоки: географическое положение, природа, административное деление, население, органы власти, социальное партнерство, межрегиональные связи, минерально-сырьевая база, промышленность, агропромышленный комплекс, строительный комплекс, топливноэнергетический комплекс, транспорт и связь, научный потенциал, инвестиционный климат, история Мордовии, культура, спорт, национальный парк «Смольный», путеводитель по Саранску. 4. Учебные (краеведческие) версии электронных атласов природно-социальнопроизводственных систем могут весьма разниться между собой по объему, а главное, по уровню сложности и особенностям представления территориально соотнесенной информации. При создании единого геоинформационного пространства, в котором решаются проблемы природопользования, сохранения природного, культурного и исторического наследия, целесообразно задействовать как можно более широкие и разнообразные информационные ресурсы. В результате разработки этого направления на кафедре геоэкологии и ландшафтного планирования создан сайт «Многоликая Мордовия» (http://62.76.4.149), представляющий, по своей сути, народную электронную энциклопедию. С помощью этого сайта каждый житель нашей республики может донести до сведения всего мира собственный взгляд на природное и культурное наследие своей малой родины, изложить свою программу по формированию культурных ландшафтов. Сайт состоит из следующих разделов. – «Портрет Мордовии». Дает обобщенную характеристику природы, населения, хозяйства, истории и культуры Республики Мордовия. – «Штрихи к портрету». Формируется на основе личных наблюдений, воспоминаний и исследований посетителей сайта. Раздел предназначен для раскрытия особенностей природы, населения, хозяйства, истории и культуры отдельных географических и административных объектов республики. Получаемая информация размещается в этом разделе с привязкой к соответствующему населенному пункту. При этом сохраняются ссылки на автора присланной информации. – «Добавьте свой штрих». Здесь содержатся конкретные рекомендации по содержанию и оформлению сообщений, которые посетители сайта могут отправлять по почтовому адресу 430000 г. Саранск, ул. Советская, д. 24, комн. 217. или электронному адресу
[email protected]
– «Новости». В этом разделе в хронологическом порядке регистрируются сообщения корреспондентов и даются электронные ссылки, позволяющие оперативно просмотреть полученную от них информацию. – «Горячие темы». Здесь совместно обсуждаются актуальные вопросы, связанные с сохранением природного и культурного наследия Мордовии. – «Библиотека». Содержит аннотации и краткое изложение книг о природе, хозяйстве и населении Мордовии. Посетители сайта могут посылать на указанный выше адрес как текстовую информацию, так и фотографии. Их сведения могут отражать своеобразие природного и исторического наследия того или иного населенного пункта Мордовии, биографические данные об интересных людях, которые жили и живут рядом с ними. Первоначально, сразу после получения, эта информация размещается в разделе «Новости» с указанием даты прихода сообщения и его автора. В дальнейшем же представленные сведения (опять же со ссылкой на автора) размещаются в разделе «Штрихи к портрету» с привязкой к соответствующему населенному пункту. Вот, например, информация, полученная от преподавателя Ичалковского педагогического колледжа Т.С.Пискайкиной. Ею представлен оригинальный фотоматериал о населенных пунктах Ичалковского района – Кемле, Рождествено, Смольном, Ичалках, Селищах, Тарханове, Резоватове, Сосновке, Ладе, Береговых Сыресях, а также собственный фотопортрет. Эта последняя фотография, данные о корреспонденте, характере и объеме представленной им информации размещены в разделе «Новости». Остальные же фотографии можно просмотреть, активизируя с помощью мыши названия населенных пунктов в данном перечне. В этом случае происходит переход к страничке с описанием деревни, села, рабочего поселка или города, и присланные корреспондентом фотографии, с указанием его авторства, предстают в контексте этого описания. Разумеется, аналогичным же образом может быть обработана и присылаемая текстовая информация. Конкретные рекомендации по составлению сообщений и планы описания природных и социально-экономических объектов размещаются в разделе «Добавьте свой штрих». Значительный интерес представляет раздел «Горячие темы». В нем квалифицированные специалисты отвечают на вопросы краеведческой тематики, интересующие жителей Республики – «Какие потенциальные источники энергии имеются на территории Мордовии?», «В какие административно-территориальные образования входила Мордовия в XVII – XX веках?», «Есть ли нефть в Мордовии?» и т. д. В то же время ответы на многие вопросы, касающиеся природно-социальноэкономического потенциала, экономики, науки и образования, искусства и культуры, здравоохранения, спорта и туризма посетитель сайта может получить сразу же, обратившись к разделу «Портрет Мордовии». Здесь можно ознакомиться с детальной информацией, включающей, в частности, данные о первых лицах нашей республики, о расположенных на ее территории предприятиях, культурно-исторических объектах и памятниках, лечебнооздоровительных и культурно-оздоровительных учреждениях и т. д. Очевидно, что такого рода информация представляет интерес и для потенциальных инвесторов, оценивающих привлекательность и перспективность российских регионов. Наконец, раздел «Библиотека» содержит список и краткую аннотацию книг, которые помогут посетителю сайта еще больше расширить свои знания о Мордовии как богатой культурными традициями и динамично развивающейся части великой России. В своей совокупности эта система программных продуктов (полноценные региональные геоинформационные систем, гипертекстовые электронные атласы, презентационные программные продукты и учебных (краеведческие) электронные атласы) позволяет не только получать территориально соотнесенную информацию описательного характера, но также
подробно исследовать структуру, морфологию и динамику явлений, проводить их статистическую оценку, подготавливать обоснованные заключения при определении хозяйственного освоения территорий, выполнять индикационные и прогнозные исследования, намечать меры по предотвращению риска опасных явлений и улучшению экономико-социально-экологических ситуаций.
(Номера страниц данного содержания соответствуют книжному варианту) СОДЕРЖАНИЕ ПРИВЕТСТВИЕ ГЛАВЫ РЕСПУБЛИКИ МОРДОВИЯ Н. И. МЕРКУШКИНА...............................................................................................................................3 ПРИВЕТСТВЕННОЕ СЛОВО РЕКТОРА МГУ ИМЕНИ Н.П. ОГАРЕВА Н. П. МАКАРКИНА...................................................................................................................................4 В. Д. Волков СОСТОЯНИЕ И ПЕРСПЕКТИВЫ РАЗВИТИЯ ГУМАНИТАРНЫХ НАУК В РЕСПУБЛИКЕ МОРДОВИЯ ............................................................................................................... 5 Н. М. Арсентьев СИСТЕМООБРАЗУЮЩИЕ ФАКТОРЫ ПОВОЛЖЬЯ КАК ОБЪЕКТА ИСТОРИЧЕСКИХ ИССЛЕДОВАНИЙ................................................................................................... 9 П. И. Иванов ОСОБЕННОСТИ СОВЕРШЕНСТВОВАНИЯ РЕГИОНАЛЬНОГО ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВА (НА ПРИМЕРЕ ПРИВОЛЖСКОГО ФЕДЕРАЛЬНОГО ОКРУГА)....................................................... 14 В. П. Гребенюк РОЛЬ РГНФ В РАЗВИТИИ ГУМАНИТАРНОЙ НАУКИ ПОВОЛЖЬЯ ........................................... 21
НАЦИИ И РЕГИОНЫ РОССИИ: ИСТОКИ СОВРЕМЕННЫХ ПРОБЛЕМ И ПОИСК ПУТЕЙ РАЗВИТИЯ
Д. Ф. Мадуров ТЕНДЕНЦИИ ГЛОБАЛИЗАЦИОННЫХ ПРОЦЕССОВ В ПОВОЛЖЬЕ.......................................... 33 С. С. Малявина ЭТНОПСИХОЛОГИЧЕСКОЕ ИССЛЕДОВАНИЕ НАРОДОВ ПОВОЛЖЬЯ: ПРОБЛЕМЫ И ПЕРСПЕКТИВЫ.......................................................................................................... 35 Н. Ф. Мокшин МОРДОВСКИЙ ЭТНОС НА СОВРЕМЕННОМ ЭТАПЕ.................................................................... 39 Т. И. Щербакова ЭТНИЧЕСКИЙ ФАКТОР В РЕСПУБЛИКЕ МОРДОВИЯ В ГОДЫ РЕФОРМ: ОТ КРИЗИСА К СТАБИЛИЗАЦИИ........................................................................................................47 Н. Н. Логинова ДИНАМИКА ЭТНОДЕМОГРАФИЧЕСКОЙ СИТУАЦИИ В РЕСПУБЛИКЕ МОРДОВИЯ ............................................................................................................. 51 О. А. Богатова МЕХАНИЗМЫ ГАРМОНИЗАЦИИ МЕЖЭТНИЧЕСКИХ ОТНОШЕНИЙ В РЕГИОНАЛЬНОМ СОЦИУМЕ ......................................................................................................................................................................54 Г. И. Макарова, Е. А. Ходжаева ЭТНИЧЕСКОЕ МАРКИРОВАНИЕ ИНФОРМАЦИИ О СОБЫТИЯХ КУЛЬТУРНОЙ ЖИЗНИ В КОНТЕКСТЕ ЭТНОКУЛЬТУРНОЙ ПОЛИТИКИ В РЕСПУБЛИКЕ ТАТАРСТАН ............................................................................................................ 60
НАРОДЫ ПОВОЛЖЬЯ В ИСТОРИИ И КУЛЬТУРЕ РОССИИ В. И. Вихляев, А. А. Беговаткин, В. Н. Шитов, А. Н. Кручинкин, О. В. Зеленцова НОВАЯ СИСТЕМА ХРОНОЛОГИИ МОГИЛЬНИКОВ НАСЕЛЕНИЯ ЗАПАДНОГО ПОВОЛЖЬЯ В I–XIV ВВ. (НА ОСНОВЕ СТАТИСТИКО-МАТЕМАТИЧЕСКИХ МЕТОДОВ).......................................................................... 64 В. В. Никитин, С. Я. Алибеков, Д. Ю. Ефремова ИТОГИ РАБОТ ОТДЕЛА АРХЕОЛОГИИ МАРИЙСКОГО НИИЯЛИ ПО ГРАНТАМ РГНФ ЗА 2002 – 2003 ГОДЫ ..................................................................................... 67 А. Б. Кузнецов КАЗАНСКИЙ ВОПРОС ВО ВНЕШНЕЙ ПОЛИТИКЕ ПРАВИТЕЛЬСТВА ЕЛЕНЫ ГЛИНСКОЙ (1533-1538)......................................................................................................... 73 Э. Д. Богатырев КАЗЕННОЕ ПОТАШНОЕ ПРОИЗВОДСТВО В СТРУКТУРЕ ПРОМЫШЛЕННОСТИ РОССИИ КОНЦА XVII-XVIII в.: ПОСТАНОВКА ПРОБЛЕМЫ ...................................................... 78 Н. В. Заварюхин, Л. А. Феклина ПРОМЫСЛОВЫЕ ЗАНЯТИЯ ДВОРЦОВЫХ КРЕСТЬЯН ПРИМОКШАНЬЯ И ПРИСУРЬЯ В XVIII – ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЕ XIX ВВ.................................................................... 84 Г. А. Корнишина ЗНАКОВО-СИМВОЛИЧЕСКИЕ ФУНКЦИИ ПРЕДМЕТОВ БЫТОВОГО ОБИХОДА В СВАДЕБНОМ ЭТИКЕТЕ МОРДВЫ ............................................................................ 91 Н. Ф. Беляева НРАВСТВЕННЫЕ ЦЕННОСТИ В ТРАДИЦИОННОМ ПОВЕДЕНИИ МОРДВЫ ...................................................................................................................... 94 И. Г. Буйнова
К ВОПРОСУ ОБ ОБЕСПЕЧЕНИИ ГОРНОЗАВОДСКИХ РАБОЧИХ ПОСТРАДАВШИХ ОТ НЕСЧАСТНЫХ СЛУЧАЕВ В ПРОМЫШЛЕННЫХ ЗАВЕДЕНИЯХ...................................................................................................................................... 102 О. Б. Шапошникова ИСТОРИЯ ЖИЗНИ И ДЕЯТЕЛЬНОСТИ Ю.С.НЕЧАЕВА-МАЛЬЦОВА. К ВОПРОСУ О ПРИМЕНЕНИИ БИОГРАФИЧЕСКОГО МЕТОДА ............................................... 107 И. С. Максимов УСИЛЕНИЕ ЭКСПЛУАТАЦИИ КРЕСТЬЯНСТВА СРЕДНЕГО ПОВОЛЖЬЯ В ХОДЕ И ПОСЛЕ ВОЕННЫХ КАМПАНИЙ 1812–1814 гг. ................................... 111 Т. А. Васина УРОВЕНЬ РАЗВИТИЯ НАУКИ В ГОРНОЗАВОДСКИХ ОКРУГАХ В ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЕ XIX В. (ПО МАТЕРИАЛАМ КАМСКИХ ЗАВОДОВ)............................................... 115 Л. А. Таймасов К ИСТОРИИ ПРАВОСЛАВНОГО МИССИОНЕРСТВА В СРЕДНЕМ ПОВОЛЖЬЕ: УТВЕРЖДЕНИЕ ИДЕЙ ХРИСТИАНСКОГО ПРОСВЕЩЕНИЯ В КАЗАНСКОЙ ЕПАРХИИ В КОНЦЕ XVIII – НАЧАЛЕ XX ВЕКА .......................................................................... 119 С. В. Першин ПРАВОСЛАВНОЕ ДУХОВЕНСТВО МОРДОВСКОГО КРАЯ В ДОРЕФОРМЕННЫЙ ПЕРИОД (ПО МАТЕРИАЛАМ КЛИРОВЫХ ВЕДОМОСТЕЙ КРАСНОСЛОБОДСКОГО УЕЗДА ПЕНЗЕНСКОЙ ГУБЕРНИИ ЗА 1849 Г.)....................................123 В. К. Абрамов ПРИМЕНЕНИЕ КОЛИЧЕСТВЕННЫХ МЕТОДОВ В ИСТОРИЧЕСКИХ ИССЛЕДОВАНИЯХ ПОВОЛЖЬЯ...........................................................................................................127 Е. Н. Мокшина РЕЛИГИОЗНАЯ ЖИЗНЬ МОРДВЫ ВО ВТОРОЙ ПОЛОВИНЕ IX – НАЧАЛЕ XXI ВЕКА: ПУТИ РАЗВИТИЯ И ТРАНСФОРМАЦИИ ......................................... 132 И. Ю. Трушкова ПОНИЗОВАЯ КУЛЬТУРА НА ЮЖНОЙ ВЯТКЕ: ВОПРОСЫ МИКРОИСТОРИИ РУССКОГО НАСЕЛЕНИЯ НА УРОВНЕ РЕГИОНА........................................................................ 136 Ю. Н. Мокшина НАРОДНОЕ ПРАВОСУДИЕ (ЭТНОЮСТИЦИЯ) У МОРДВЫ: ТРАДИЦИИ И СОВРЕМЕННОСТЬ И. Б. Ниманов УЧАСТИЕ ИНОСТРАННЫХ ВОЕННОПЛЕННЫХ В ДВИЖЕНИИ ПРОТЕСТА В РОССИИ В 1915 г. ........................................................................................................................... 142 М. Д. Журавлева ОСОБЕННОСТИ СОЦИАЛЬНОГО ПОВЕДЕНИЯ КРЕСТЬЯНСТВА СРЕДНЕГО ПОВОЖЬЯ С ВЕСНЫ 1915 г. ........................................................................................ 150 И. Е. Зубаров К ПРОБЛЕМЕ РОЗЫСКА БЕЖЕНЦЕВ В РОССИИ В 1915 г.......................................................... 156 А. В. Арсентьева, А. П. Петрянкина РЕАЛЬНЫЕ УЧИЛИЩА В ОБРАЗОВАТЕЛЬНОМ ПРОСТРАНСТВЕ РОССИИ КОНЦА XIX – НАЧАЛА ХХ вв. (НА МАТЕРИАЛАХ ЧУВАШСКОЙ РЕСПУБЛИКИ)...................................................................... 160 Е. М. Берестова СОЦИАЛЬНАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ ПРАВОСЛАВНОЙ ЦЕРКВИ В УДМУРТИИ (ВТОРАЯ ПОЛОВИНА XIX – НАЧАЛО XX в.) ..................................................... 165 Н. П. Лигенко ОСОБЕННОСТИ РАЗВИТИЯ КУПЕЧЕСТВА ВЯТСКО-КАМСКОГО РЕГИОНА ВО ВТОРОЙ ПОЛОВИНЕ XIX –НАЧАЛЕ XX В. (НА МАТЕРИАЛАХ УДМУРТИИ) .................................................................................................... 168 О. И. Марискин КРЕСТЬЯНСКАЯ ОБЩИНА СРЕДНЕГО ПОВОЛЖЬЯ В 1920-е ГОДЫ....................................... 172 Ю. Г. Чиндяйкин ЖУРНАЛЬНАЯ ПЕРИОДИКА МОРДОВИИ В 1920-30-Х ГГ.......................................................... 178 С. М. Букин САМОСОЗНАНИЕ МОРДВЫ В УСЛОВИЯХ ФОРМИРОВАНИЯ ОСНОВ ЕЕ НАЦИОНАЛЬНОЙ ГОСУДАРСТВЕННОСТИ ................................................................................ 180 Т. Д. Надькин О НЕКОТОРЫХ ИТОГАХ ВЫПОЛНЕНИЯ ПЕРВОГО ПЯТИЛЕТНЕГО ПЛАНА (1928 – 1932 гг.) РАЗВИТИЯ СЕЛЬСКОГО ХОЗЯЙСТВА МОРДОВСКОЙ АВТОНОМНОЙ ОБЛАСТИ ................................................................................... 185 Е. В. Павлов НЕКОТОРЫЕ ВОПРОСЫ ВЗАИМОВЛИЯНИЯ ТРАДИЦИОННОГО РОССИЙСКОГО МЕНТАЛИТЕТА И СМЕНЫ ВЛАСТИ................................................................ 189 А. П. Солдаткин ПРЕДСТАВИТЕЛЬНАЯ И АДМИНИСТРАТИВНАЯ ЭЛИТЫ МОРДОВИИ НАКАНУНЕ ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЫ.................................................................... 193 Л. Г. Скворцова
139
АНАЛИЗ ОБЩЕЙ ДЕМОГРАФИЧЕСКОЙ СИТУАЦИИ В МОРДОВИИ В ГОДЫ ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЫ........................................................................... 196 К. И. Шапкарин МОДЕЛИ ВЗАИМООТНОШЕНИЙ ПРОВИНЦИАЛЬНОЙ НАУЧНОЙ ИНТЕЛЛИГЕНЦИИ И РЕСПУБЛИКАНСКОЙ ВЛАСТИ (НА ПРИМЕРЕ МОРДОВСКОЙ АССР)...............................................................................................200
ПОЛИТИКО-ТЕРРИТОРИАЛЬНЫЕ И ПРАВОВЫЕ СТРУКТУРЫ И ПРОЦЕССЫ В РЕГИОНАХ РОССИИ В УСЛОВИЯХ ПОЛИТИЧЕСКОЙ ТРАНСФОРМАЦИИ ОБЩЕСТВА Д. В. Доленко ПОЛИТИКО-ТЕРРИТОРИАЛЬНОЕ УСТРОЙСТВО РОССИИ В УСЛОВИЯХ ТРАНСФОРМАЦИИ ................................................................................................. 203 Н. В. Дергунова ПРОБЛЕМЫ СТАНОВЛЕНИЯ РЕГИОНАЛЬНОЙ ПОЛИТОЛОГИИ........................................... 207 Т. В. Худойкина РАЗВИТИЕ ЮРИДИЧЕСКОЙ КОНФЛИКТОЛОГИИ В УСЛОВИЯХ ГОСУДАРСТВЕННЫХ И ОБЩЕСТВЕННЫХ ПРЕОБРАЗОВАНИЙ В РОССИИ........................ 210 А. Р. Еремин МЕСТНОЕ САМОУПРАВЛЕНИЕ КАК ОСОБАЯ ФОРМА В СИСТЕМЕ РЕГИОНАЛЬНОГО УПРАВЛЕНИЯ ........................................................................... 213 А. М. Магдеев ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ АССОЦИАЦИЙ МЕЖРЕГИОНАЛЬНОГО ВЗАИМОДЕЙСТВИЯ СУБЪЕКТОВ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ: РАЗВИТИЕ ГОРИЗОНТАЛЬНЫХ СВЯЗЕЙ...................................................................................... 218 О. И. Амелина ПОРЯДОК И УСЛОВИЯ ОПРЕДЕЛЕНИЯ ВЫКУПНОЙ ЦЕНЫ ЗЕМЕЛЬНОГО УЧАСТКА ПРИ ИЗЪЯТИИ ЗЕМЕЛЬ ДЛЯ ГОСУДАРСТВЕННЫХ ИЛИ МУНИЦИПАЛЬНЫХ НУЖД ............................................................................................................. 223 А. А. Брыжинский ПРИМИРЕНИЕ СТОРОН В АРБИТРАЖНОМ ПРОЦЕССЕ............................................................ 226 В. В. Никишин ОБЕСПЕЧЕНИЕ СИСТЕМНОСТИ РАЗВИТИЯ ЭКОЛОГИЧЕСКОГО ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВА СУБЪЕКТОВ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ......................................... 230 Э. В. Сухов КОЛЛИЗИИ В ПРАВЕ И СПОСОБЫ ИХ РАЗРЕШЕНИЯ ............................................................... 233 Е. Ф. Усманова ПОНЯТИЕ И МЕХАНИЗМЫ РЕЧЕВОЙ КОММУНИКАЦИИ ЮРИСТА...................................... 236 Е. В. Ухлова ПРОБЛЕМЫ РЕГУЛИРОВАНИЯ СЕРВИТУТНЫХ ОТНОШЕНИЙ В ЗЕМЕЛЬНОМ ПРАВЕ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ ................................................................. 239 И. Х. Якуббаева МОДЕЛИ ФЕДЕРАТИВНОГО УСТРОЙСТВА................................................................................. 242 У. И. Сересова РАЗВИТИЕ ПРИКЛАДНОЙ НАУКИ: АНАЛИЗ СОЦИАЛЬНОГО РАЗВИТИЯ РЕГИОНОВ ПФО ................................................................................................................................. 245 И. И. Митин ТРАНСФОРМАЦИЯ НАУКИ И ПРАКТИКИ: ПРОЕКТИРОВАНИЕ ИМИДЖЕЙ РЕГИОНОВ ПФО............................................................................................................ 249 А. В. Яровой ИЗУЧЕНИЕ ИСТОРИИ СИСТЕМЫ ГОСУДАРСТВЕННОЙ БЕЗОПАСНОСТИ СССР В 1950 – 1980-е гг. РЕГИОНАЛЬНЫЙ АСПЕКТ .................................................................. 253 А. А. Ямашкин, В. А. Моисеенко СОЗДАНИЕ ИНФОРМАЦИОННОГО ПРОСТРАНСТВА ДЛЯ ЦЕЛЕЙ РАЗРАБОТКИ И РЕАЛИЗАЦИИ ЛАНДШАФТНЫХ ПРОГРАММ РАЗВИТИЯ ПРИРОДНО-СОЦИАЛЬНО-ЭКОНОМИЧЕСКИХ СИСТЕМ………………………256
