Гендерные стереотипы в социокультурных процессах средних городов России

Российский межвузовский центр гендерных исследований Ивановский государственный университет

ГЕНДЕРНЫЕ СТЕРЕОТИПЫ В СОЦИОКУЛЬТУРНЫХ ПРОЦЕССАХ СРЕДНИХ ГОРОДОВ РОССИИ (Региональные аспекты) Материалы круглого стола 14 декабря 2001 года

Т.Б. Рябова ГЕНДЕРНЫЕ СТЕРЕОТИПЫ И ГЕНДЕРНАЯ СТЕРЕОТИПИЗАЦИЯ: МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ ПОДХОДЫ Суждения типа «политика — не женское дело» и «у войны не женское лицо», дискуссии о том, не может ли помешать «женская слабость» или «чрезмерная эмоциональность» достижениям женщины в бизнесе или на политической арене, постоянная апелляция общества к гендерной идентичности человека заставляют задуматься о причинах гендерной стереотипизации, механизмах влияния гендерных стереотипов на статус женщины в обществе, на уровень притязаний и достижений женщин. В данной статье нам бы хотелось раскрыть природу, функции и важнейшие механизмы включения гендерных стереотипов в социальное пространство, а также показать перспективные направления изучения гендерных стереотипов российского общества. Интерес к проблеме гендерных стереотипов российского общества обострился в отечественных гендерных исследованиях лишь в последнее время. Между тем как в западной науке тема изучается давно и плодотворно — и на теоретическом, и на практическом уровне. В американских гендерных исследованиях существуют даже несколько специализированных журналов по проблемам гендерных стереотипов и полоролевого поведения (напр., Sex-Roles: A Journal of Research). Концептуальные основы изучения гендерных стереотипов, основные дефиниции и подходы, анализ содержания гендерных стереотипов и механизмов гендерной стереотипизации в социокультурном пространстве предлагаются в нескольких десятках монографических исследований. Среди их авторов отметим такие имена, как S. Basow, H. Lips, R. Asmore, F. Del Boca, I. H. Freeze, C. Stoll, G. Fauconnier, S. L. Gilman, K. Deaux, L. Lewis. Тема гендерных стереотипов поднимается и в работах, посвященных непосредственно проблемам маскулинности либо фемининности. И если начиная с семидесятых годов появилось множество трудов о стереотипе женственности/фемининности, то в последнее десятилетие, пожалуй, больший интерес вызывают разнообразные аспекты проблемы маскулинности. Среди самых интересных, на наш взгляд, назовем труды R. W Connell, M. A. Messner, M. S. Kimmel, M. B. Zinn, Chaters, M. Raguz. Гендерные стереотипы касаются социальных образов женственности/фемининности и мужественности/маскулинности. Однако в дефинициях гендерных стереотипов нет единства. Ряд исследователей в своих определениях делают упор на личностные характеристики мужчин и женщин («гендерные или полоролевые стереотипы — это схематизированный набор представлений о персональных характеристиках мужчин и женщин» [Ashmore, Del Boca, p. 222]. В другой группе определений акцент приходится на гендерные отношения; эти дефиниции, как правило, более сложные и развернутые. «Гендерные стереoтипы — это социально конструируемые категории “маскулинность” и “фемининность”, которые подтверждаются различным в зависимости от пола поведением, различным распределением мужчин и женщин внутри сoциальных ролей и статусов; и которые поддерживается психологическими потребностями человека вести себя в социально желаемой манере и ощущать свою целостность, непротиворечивость» (R.Unger) [Цит по: Basow, p. 17]. Наконец, еще одна большая группа определений берет за основание сами концепты маскулинности и фемининности. «Гендерные стереотипы — это схематизированные, обобщенные образы маскулинности и фемининности» [Renzetti, p. 292]. Добавим, образы социально-разделяемые и имеющие эмоционально-оценочный характер. Эти, наиболее широкие, определения кажутся нам более точными. Во-первых, сюда входят и социальные представления о том, какие качества, свойства атрибутируются мужчине и женщине, а также — в более широком контексте — мужскому и женскому началу; и социальные пред3

ставления о подобающих для мужчины и женщины занятиях и социальных ролях (в обществе и семье). Во-вторых, они учитывают присутствие в концепте «гендер» не только социальной, но и культурно-символической составляющей, предполагающей соотнесение с мужским и женским началами вещей, свойств и отношений, непосредственно с полом не связанных (Рябов). Например, гендеризации — феминизации или маскулинизации — может подвергаться нация (См. Genderization nation), социальный класс (рабочий и колхозница), политический противник (см.: Рябова), элементы ландшафта (женственность водной стихии) и т.д. — и этот процесс гендеризации оказывает постоянное влияние на систему гендерных отношений. Cущностные свойства гендерных стереотипов совпадают со свойствами стереотипов социальных. Во-первых, гендерные стереотипы носят эмоционально-оценочный характер. Оценка заложена в любом гендерном стереотипе — женская cлабость, пассивность и мужская отвага, женская чувствительность, эмоциональность и мужское самообладание. Причем следует учитывать, что, во-первых, эта оценка отражает прежде всего внутригрупповую систему ценностей и, во-вторых, оценка может иметь разные знаки (мужчины ориентированы на достижение цели — мужчины амбициозны; женщины эмоциональны и чувствительны – женщины капризны), что связано, на наш взгляд, с амбивалентностью представлений о Другом. Во-вторых, гендерные стереотипы устойчивы и стабильны. К примеру, современные представления об особой женской эмоциональности и средневековые воззрения на неспособность женщины контролировать свои чувства (Рябова) выглядят почти идентичными, равно как не изменились в течение тысячелетия представления о корреляции власти с мужским – разумным, справедливым, не подвергающимся эмоциям — началом. Налицо также корреляция современных стереотипов мужской независимости, агентивности, ответственности с античными и средневековыми представлениями о том, что мужчина должен нести ответственность за неразумную, безответственную женщину. Однако, как и все социальные стереотипы, гендерные стереотипы подвергаются изменению по мере того, как изменяются социальные представления и нормы. Стереотип женщины и мужчины, если мы говорим о «женщине и мужчине вообще» без какоголибо учета возраста, национальности, социального статуса, за последние сто лет, безусловно, изменился — уже нет однозначных и социально разделяемых представлений о мужчине как единственном кормильце и защитнике семьи и о женщине как о слабом и совершенно беспомощном создании. Такие изменения были обусловлены резко возросшей за этот период ролью женщины на производстве и в обществе. Тем не менее, можно констатировать, что изменения гендерных стереотипов идут гораздо медленнее изменений социальных реалий. В-третьих, гендерным стереотипам свойственна высокая степень единства представлений. Исследователи признают образы маскулинности и фемининности стереотипными, если они разделяются, по крайней мере, тремя четвертью индивидов в пределах социальной общности [см., напр.: Ashmore, Del Boca, p. 71-74]. Наконец, гендерные стереотипы — нормативны. Поскольку представления о том, какой должен быть «настоящий мужчина» (например, быть способным защитить женщину), как должна вести себя в той или иной ситуации женщина, и даже как им одеваться (мужчина не должен носить юбку), являются социально разделяемыми, реальные мужчины и женщины не могут с этим не считаться. Почему появляются гендерные стереотипы, и почему они так устойчивы? В гендерных исследованиях существуют несколько теорий. Первая, под названием «зерно истины», основана на предположении, что гендерные стереотипы имеют под собой некоторую почву – они отражают реальные различия между полами, хотя и преувеличивают их. Согласно другой, концепции социальных ролей, гендерные стереотипы возникают в результате различной для мальчиков и девочек социализации, обучения их различным социальным ролям по причине исторического разделения труда ме4

жду полами, связанного с традиционным в патриархатном обществе доминированием мужчины (см. Basow, p. 9-11). Акцент в теории когнитивного развития делается на приобретении детьми осведомленности о мире — познавая мир, они выучивают гендерные стереотипы. А «теория гендерной схемы», не оспаривающая содержание двух последних концепций, требует учитывать в приобретении гендерных стереотипов культурный фактор. Не отрицая значения для воспроизводства гендерных стереотипов социализации, исторических и культурных традиций, различий между полами, мы считаем не менее важной причиной гендерной стереотипизации древнейший механизм формирования идентичности социума — противопоставление «Мы»—«Они», «Свой»—«Чужой», Другой. При таком противопоставлении Другой, антитезис себя, выполняет роль фона, на котором конструируется собственный идеал. В результате стереотипизации строятся полярные образы групп. Качества, атрибутируемые мужчинам и женщинам в стереотипных образах, не только не повторяются, не только не описываются в категориях «более» и «менее» (женщина более эмоциональна, мужчина более выдержан), но принадлежат к разным сторонам бинарных оппозиций (инициативность–безынициативность, ответственность-безответственность, решительность–нерешительность, активность-пассивность, рациональность-эмоциональность, сила-слабость, эгоизм-жертвенность, агрессивность-миролюбие, справедливостьмилосердие, нонконформизм-конформизм и т.д.). Существует еще одно возможное объяснение полярности гендерных стереотипов — в отличие от многих других типов социальных стереотипов они отражают взаимодействие лишь двух групп — мужчин и женщин [Lips, p. 2]. В ряде исследований бинарность трактуется как один из базовых принципов осмысления гендерных различий (см., напр.: Deaux). В результате такой полярности неполное соответствие мужчины стереотипу маскулинности ведет за собой не отрицание его мужественности, а атрибутирование ему женских характеристик. Отметим, однако, что результаты исследований, проводившихся по другой методике (респондентов просили оценить степень наличия у мужского и женского пола тех или иных качеств), показали, что, хотя содержание гендерных стереотипов подтверждалось, характеристики мужчин и женщин не были полярными. Например, по шкале от 1 до 10 активность мужчин оценивались как 7,2; женщин — 6.1 [См. LiIps, p. 7]. Противопоставление маскулинности и фемининности служит целям поддержания групповой идентичности, сплочению каждой из этих социальных групп. Укреплению ингрупповых связей закономерно сопутствует нелояльность по отношению к аутгруппе («своим», как правило, приписываются позитивные качества, а «чужим» — негативные). Последнее суждение серьезно корректируется в психоаналитических концепциях гендерной стереотипизации. С одной стороны, приверженцы психоанализа поддерживают биполярную модель восприятия мира — начиная с детства ребенок, не имея реальной линии между собой и объектом, проводит линию воображаемую, делит все на «хорошее» и «плохое», Себя и Других. [см., напр.: Gilman, p. 17-18]. С другой стороны, этот Другой объект может иметь различные оценки - и связано это с теорией проекции. Человек проецирует себя и «плохого», и «хорошего» на мир. Плохой Другой — негативный стереотип, хороший Другой — позитивный стереотип. Первый – то, чем мы боимся стать, второй – то, чего, мы боимся, не можем достичь. Проецируя нашу тревожность на мир, мы находим привычные модели, которыми и являются стереотипы. Каждый человек и каждая социальная группа имеет целый набор образов этого Другого, в том числе и на основании гендерного признака [Gilman, p. 19-20]. Мы разделяем точку зрения об амбивалентности, двойственности взглядов на Другого. Гендерные стереотипы, совершенно очевидно, включают оценочные суждения с разными знаками — и негативными, и позитивными. Это подтверждается множеством источников. Даже в средневековой мизогинической культуре символом женщины была не только Ева, погубившая человечество, но и Мария, подарившая жизнь Христу. Такая же амбивалентность присутствует и в современных социальных представле5

ниях о мужественности м женственности (женское неразумие – женская высшая мудрость, женская нелогичность — женская интуиция, мужская прямота — мужская бестактность и т.д.). Помимо функции поддержания групповой идентичности, гендерные стереотипы выполняют когнитивную функцию. В виде схематизированных образов человек получает информацию — и не только о чужой, но и о своей группе, что помогает ему понять сложный мир в очень простых категориях. В процессе социализации человек выучивает множество вещей, которые являются нормативными: «Ты девочка, а девочки не дерутся», «Ты мальчик, а мальчики не плачут», «Ты девочка, поэтому тебе надо уметь готовить обед», «Ты мальчик, поэтому учись забивать гвозди». Конечно, в процессе контактирования с аутгруппой восприятие меняется, характеристики, атрибутируемые представителям аутгруппы, все больше дифференцируются. Например, установлено, что с возрастом при характеристиках объектов противоположного пола все чаще возрастные, социальные параметры вытесняют гендерные, что объясняется именно опытом гендерного взаимодействия, который не соответствует стереотипным суждениям «женщина пассивна, безответственна», «мужчина — бесстрашен и бескомпромиссен» и т.д. Наконец, гендерные стереотипы выполняют и социальные функции – объясняют существующие в обществе отношения гендерной асимметрии, гендерной иерархии, а также поддерживают, воспроизводят эти отношения, гарантируя стабильность социальных норм. В структуре гендерных стереотипов можно выделить два уровня: персональный (личные представления) и культурный (социально-разделяемые представления) [См.: Basow, p. 3]. Последние могут существовать в виде представлений о личностных качествах мужчин и женщин, в том числе физических, представлений о гендерной специфике социальных ролей и занятий. Kаково непосредственное содержание гендерных стереотипов? Исследования содержания концептов маскулинности и фемининности проводились неоднократно по сходной методике [см., напр.: Ashmore, Del Boca, р. 71-74]. Участников эксперимента, как правило, просили атрибутировать, если они считали это возможным, самые различные характеристики мужскому или женскому полу. В результате этих экспериментов и составлялся перечень качеств, приписываемых мужчинам и женщинам. Глядя на эти списки, мы можем сделать собственный анализ. В стереотипном образе мужчины, во-первых, присутствуют качества, коррелирующие с деятельностью и активностью: предприимчивость, решительность, настойчивость, стремление к достижению цели и к соревнованию, нонконформизм, стремление к приключениям, отвага, самоконтроль, уверенность в своих силах, стремление к оригинальности, умение делать бизнес. Женщине, напротив, отказывается в этих качествах — ей приписывается пассивность, нерешительность, осторожность, забота о соблюдении норм, конформизм. Во-вторых, «мужскими» полностью являются характеристики, обычно соотносящиеся с позициями власти и управления — ум, властность, стремление к лидерству, доминирование, ответственность, объективность, амбициозность, сила, легкость в принятии решений, реалистичность и т.д. Как «женские» описываются такие характеристики, как покорность, беспомощность, зависимость, безответственность, слабость, вера в то, что мужчины лучше женщин и выше их по статусу, пристрастность. Обратим внимание на то, что в перечисленных нами группах качеств стереотипный образ маскулинности, во-первых, намного разнообразнее по содержанию, и, вовторых, в отличие от фемининности, имеет, безусловно, позитивную оценку. Качества, характеризующие когнитивную сферу человека, также полярны как по содержанию, так и по оценке. Логичность, рациональность, склонность к размышлению, более быстрый ум, объективность, находчивость приписываются мужчине; мень6

шая способность рассуждать, иррациональность, нелогичность, некритичность восприятия и даже глупость — женщине. Единственно социально-одобряемым атрибутом женщины в когнитивной сфере является интуиция, качество, которое нередко противопоставлялось ограниченности мужского разума, как на уровне философских построений, в том числе в трудах теоретиков феминизма (К. Гиллиган), так и на уровне обыденного сознания. В эмоциональной сфере как маскулинность, так и фемининность содержат характеристики с разными знаками оценки – и позитивными, и негативными. «Мужские», маскулинные характеристики — это способность отделить рациональные доводы от эмоциональных, неэмоциональность и невозбудимость, хладнокровие. «Женские», фемининные характеристики — это эмоциональность, восприимчивость, внушаемость, чувствительность, легкая смена эмоциональных состояний, склонность к тревожности, жалобам, слезам, ранимость, истеричность, капризность. Поскольку «эмоциональность» — атрибут женщины, содержание этой части женского стереотипного образа богаче. Другое обстоятельство, которое стоит отметить, — в этой сфере статусу женственности приписывается значительно больше социально одобряемых свойств. Гендерной стереотипизации подвергаются и характеристики, связанные с процессом межличностного взаимодействия. Здесь баланс позитивной оценки смещается в пользу женственности. Женщине приписываются жертвенность, мягкосердечие, заботливость, дружелюбие, тактичность, вежливость, чувствительность к эмоциям другого, склонность к проявлению чувств, мягкость, нежность, застенчивость и скромность, любовь к детям. Среди негативных характеристик мы можем увидеть те, которые наделялись женщине еще средневековой традицией — непостоянство, ненадежность, хитрость, болтливость, ворчливость, желание завести семью, трусость, боязливость, суетливость. В мужском стереотипе присутствуют как прямота, так и коррелирующая с ней бестактность и грубость; как самообладание, надежность, взвешенность, так и черствость; как жизнерадостность, так и развязность; как самоуверенность, так и бесчувственность, суровость, отсутствие сантиментов, резкость, эгоизм, агрессивность, жестокость. Отдельно можно отметить, что стереотипным также является представление о том, что мужчина намного искушеннее женщины в вопросах секса. Перечисленные атрибуты маскулинности и фемининности отнюдь не исчерпывают содержание этих концептов. (К примеру, женщине приписываются также опрятность, забота о своей внешности, религиозность, мечтательность; а мужчине — нежелание заводить семью, хвастливость и т.д.). Стереотипизации подвергается и набор социальных ролей. Маскулинность традиционно связывается с публичной сферой — участием в жизни общества, фемининность с приватной сферой — семьей, домом, воспитанием детей. Мужчина воспринимается прежде всего как работник и гражданин, а женщина – как жена и мать [cм., напр.: Fortisha, p. 24-28]1. Обычно при описании гендерных стереотипов имеют в виду некую среднюю женщину без учета каких-либо других статусных характеристик. Однако «женщины 1

Данные пилотажного исследования гендерных стереотипов российских школьников, проведенного E. Шибановой (Иваново, 2001), подтверждают различие содержания стереотипных образов маскулинности и фемининности. Мужскими качествами респонденты назвали ум, силу, предприимчивость, трудолюбие (соответственно 81,3%, 79,7%, 72%, 53,1%); женскими — красоту, доброту и ласку, ум, хитрость (95,3%, 64,1%, 54,7%, 50%). Заслуживает внимания также следующее гендерное различие — девочки в первую очередь приписывали мужчинам силу (84,8%), а мальчики — ум (90,3%). Результаты этого исследования также свидетельствуют, что российские школьники имеют и четкие поло-ролевые стереотипы; к примеру, 92,2% респондентов полагало, что мужчина должен быть ответственным за обеспечение семьи материальными средствами, и 68,3% — что женщина должна воспитывать детей и заниматься домашним хозяйством.

7

вообще» и «мужчины вообще» не бывает. Человек обладает множеством статусных позиций, многие из которых могут корректировать содержание гендерных стереотипов. Наиболее исследованным из этих факторов, и прежде всего по понятным причинам в американской социологии, является влияние на гендерную стереотипизацию расового и этнического фактора. Так, чернокожие мужчины воспринимаются как менее компетентные, менее независимые, менее агентивные по сравнению с белыми, а чернокожие женщины, напротив, как более активные, более независимые и менее эмоциональные, чем белые [Basow, p. 4; Lips, p. 16]; последнее связано с исторически более активной ролью чернокожих женщин на рынке труда. Латиноамериканским мужчинам приписывают супермаскулинность [Zinn, р. 25-27] а латиноамериканским женщинам — особую женственность, любовь и поддержку мужу, материнство, выносливость [Lips, p. 17]. Есть специфика восприятия француженок и французов, евреек и евреев, а также женщин и мужчин из других национальных групп. Серьезными особенностями обладает и стереотип русской женщины. Ей атрибутируются не только многочисленные достоинства западных и восточных женщин, но и качества, которые в западных культурах суть стереотипа маскулинности: русская женщина красива, добра, сильна, вынослива, трудолюбива, душевна, миролюбива. Такой образ русской женщины неизбежно дополняется образом слабого мужчины (Рябов). И национальный стереотип, который практически у всех народов базируется на стереотипах мужчин (Eagly, Kite), в России строится на стереотипе женщины. Атрибутирование русской женщине таких качеств, как красота, сила, доброта, душевность, доказывает и ряд социологических и лингвистических исследований (см.: Кирилина, Шилова). Собственное пилотажное социологическое иссследование (Иваново, 1999), в ходе которого респонденты соотносили разнообразные качества с маскулинностью и фемининностью, не выявило серьезных национальных особенностей в содержании гендерных стереотипов. Однако различия были, они касались меньшей общности представлений о женской пассивности, слабости, боязливости, меньшей разумности женщины по сравнению с мужчиной и ряда других категорий. С одной стороны, это может объясняться национальной спецификой — меньшей андроцентричностью русской культуры (Кирилина). Другое возможное объяснение такого результата — несмотря на большую укорененность гендерных стереотипов именно в молодежной среде, более важным явился фактор студенческой аудитории, в которой девушки отнюдь не играют роль пассивного беспомощного создания и часто не уступают юношам ни в когнитивных умениях, ни в стремлении к лидерству. Часть характеристик (хвастливость, жизнерадостность и ряд других), которые Р. Эшмор и Ф. Дел Boca уверенно атрибутировали мужчине, наши респонденты вообще не смогли с уверенностью отнести к тому или иному полу. На гендерные стереотипы может влиять возраст. Считается, что наиболее укоренены гендерные стереотипы в молодежной среде, поскольку с возрастом женщины становятся все более агентивными и стереотип женственности корректируется в чертах, связанных с деятельностью, активностью и властью [См.: Lips, p. 20]. Другими возможными факторами, влияющими на гендерные стереотипы, могут выступать половая ориентация (данные социологов свидетельствуют о совпадении многих характеристик стереотипа женственности и гомосексуальности [Lips, р. 9]; социальный статус (женщина из низшего класса часто описывается как более безответственная, недружелюбная, чем женщина из среднего класса) [Basow, p. 4]; кроме того, считается, что гендерные стереотипы и распространены намного меньше в среде высшего и среднего класса [Lips, p. 20]. Проводниками гендерных стереотипов являются большинство социальных институтов – СМИ, религия, семья, образование, государство, политические и социальные институты. Наиболее влиятельным из всех являются СМИ, и прежде всего ТВ, транслирующее нормативную информацию о гендерных ролях, о том, что есть настоящая мужественность и женственность, как подобает себя вести в различных ситуациях мужчине и женщине. Как уже отмечалось, этот аспект темы гендерных стереотипов является самым изученным как в России, так и за рубежом. 8

Однако человек не только получает информацию о содержании понятий «маскулинность» и «фемининность», но и постоянно находит подтверждение этой информации в своем жизненном опыте в самых различных сферах: на уровне представлений «политика – не женское дело», «директором предприятия должен быть мужчина» и на уровне своего персонального опыта – когда женщина имеет меньшие шансы на высокооплачиваемую и престижную работу. Обозначим возможные последствия влияния гендерной стереотипизации на общество. Во-первых, гендерные стереотипы являются социально разделяемыми представлениями. И человек, желая быть социально приемлемым, пытается соответствовать стереотипам, репрезентирует себя в социально приемлемой манере. Так, данные экспериментов показали, что мужчины и женщины по-разному строят свою линию поведения при разговоре с работодателем в зависимости от пола последнего [см.: Lips, p. 27]. Мы замечаем тех, кто не соответствует установленному порядку вещей и, как правило, осуждаем их. Скажем, если мужчина уйдет в декретный отпуск по причине того, что зарплата жены намного больше, то такой поступок вызовет негативную реакцию со стороны общественного мнения. Социально-осуждаемым может быть и выбор профессий, которые предписаны гендерными ролями, причем для мужчины здесь нормы более жесткие, чем для женщины (мужчина, работающий няней в детском саду, также вызывает порицание общества в связи с несоответствием этой роли его гендерной принадлежности). И, таким образом, гендерные стереотипы являются мощным рычагом социального контроля. Обратный механизм — интерпретация мотивов поведения и результатов деятельности человека на основании его гендерной принадлежности (социальная каузальная атрибуция). Принадлежности к группе (в нашем случае, к группе мужчин или женщин) достаточно, чтобы объяснить мотивы поведения конкретных мужчин и конкретных женщин. Примеров этому можно найти множество как в истории (например, отказ английской королевы Елизаветы на свое брачное предложение Иван Грозный объяснил неразумностью, слабостью женской природы —«потому как ты есть пошлая девица», так и сегодня. Например, если политик-мужчина пересматривает свое решение, то это скорее трактуется как мудрость, как политическая хитрость; если отступает политикженщина, то это намного чаще трактуется как женская слабость и женская неразумность. Во-вторых, гендерные стереотипы могут оказать весьма негативное влияние на жизненные притязания и достижения женщин. Дж. Олпорт сформулировал идею о том, что люди, являющиеся жертвами предрассудков, обычно развивают в себе именно те качества, которые соответствуют этим предрассудкам. Многие западные исследователи вслед за Дж. Олпортом называют это «само-выполняющимся пророчеством». Если женские характеристики в обществе воспринимаются как негативные, то женщина не только их разделяет, но и программирует себя на неудачу, развивает в себе эти качества [Basow, p. 11]. М. Снайдер и Б. Скрипнек, проводя эксперимент, просили мужчин и женщин выполнить ряд задач, разделив их с партнером. При этом испытуемые не знали пол партнера, который сидел в соседней комнате и подавал лишь звуковые сигналы. Исследователи установили, что в большинстве случаев выбор задач себе и партнеру имел гендерную окраску. Например, женщины выбирали себе более легкую задачу, если были уверены, что их партнер — мужчина [Cм.: Lips, 28]. Не следует думать, что только женщины страдают от «заданности» своей роли. Мужчина, в стереотипные черты которого входят такие, например, характеристики, как доминирование, стремление к достижению цели, высокая конкурентоспособность, также программируют свое поведение в соответствии со стереотипом маскулинности. Однако в случае своего провала мужчины испытывают больший стресс и понижение своей самооценки, чем женщины [Williams, p. 220]. Существование стереотипа эгоистичного, грубого мужчины также ведет к закреплению гендерного неравенства, как и образ слабой пассивной женщины. Ряд мужских организаций пропагандируют идею о том, 9

что сексизм, угнетение по гендерному признаку заключается не только в угнетении мужчинами женщин, но и в угнетении женщинами мужчин, что проявляется в обязанности мужчины сражаться и умирать на войне, хотя традиционная мужская роль защитника умирает (Lips). Особо подчеркнeм, что общество, социальные институты, группы, политические силы, личности могут и сознательно эксплуатировать гендерные стереотипы с самыми различными намерениями. Один из способов — апелляция к гендерной идентичности человека с целью добиться желаемого типа поведения или желаемого типа ориентации. Такая апелляция устанавливает взаимосвязь между формами поведения индивида и определенными моделями маскулинности/фемининности: «Если ты мужчина, ты должен суметь прокормить свою семью. А если тебе это не удается, то какой же ты мужчина!» Проиллюстрируем возможность использования гендерных стереотипов в социальном пространстве на примере политической сферы, мощнейшего ресурса формирования и корректировки маскулинности и фемининности, «создания гендера» (Уэст, Циммерман, 1997). Поскольку в андроцентрической культуре «власть» традиционно соотносится с мужским началом, а «подчинение» — с женским, то «настоящим мужчиной» будет тот, кто обладает властью; качества же «настоящего мужчины» оказывают влияние не только на идеал правителя, но и на идеал мужчины, и будут воспроизводиться на всех уровнях и микроуровнях власти. Это — один из рычагов сохранения гендерной асимметрии (Рябова). Не случайно, многие исследователи гендерных стереотипов в США описывали корреляцию качеств, атрибутируемых двум разным группам, одна их которых основана на половой, а другая на расовой принадлежности (женщинам и афро-американцам, чернокожему населению). Как тем, так и другим постоянно атрибутируются такие качества, как некомпетентность, пассивность, чувствительность и эмоциональность, неагентивность (Smoll). Кстати, эти же качества нередко входят в стереотипный образ других социально-демографических групп — детей и пожилых, а также используются при описании низшего класса [Gilman, p. 37]. Причина проста. Те, кто находится у власти, обычно рассматриваются как более компетентные, а те, кто лишен власти, как более эмоциональные и некомпетентные. Использование гендерных стереотипов, маскулинизация или феминизация противника выступают нередко в качестве приема политической борьбы. При этом в зависимости от цели, преследуемой такого рода приемом, использование гендерных стереотипов может иметь различные модусы: атрибутирование «своим», своему лидеру маскулинных свойств («настоящий мужчина») и сомнение в маскулинности противника; приписывание «своим» феминных свойств на фоне маскулинизации «чужих», причем при описании «своих» и «чужих» эксплуатируются различные стороны концептов феминного и маскулинного. Маскулинность «чужих» — это чрезмерная агрессивность, амбициозность, демонстрация силы мужчин или «мужеподобность» женщин. Маскулинность «своих» — это качества «настоящих мужчин», коррелирующие с образом власти (ответственность, надежность, справедливость, рациональность); эти же качества могут приписываться и «своим» женщинам. Феминизация «чужих» — это сомнение в мужественности противника с целью его дискредитации. Феминизация «своих» — и мужчин, и женщин — не несет отрицательного заряда (например, подчеркивание материнской заботы, милосердия, человечности). Подобные механизмы эксплуатации гендерных стереотипов действуют также и в экономике, и в сфере взаимодействия групп и межличностных связей. Они активно используются в дискурсе международных отношений (маскулинизация или феминизация нации может служить эффективным приемом политической борьбы на международной арене, поскольку атрибутирование стране женских характеристик обычно сопряжено с представлениями о ее более низкой статусной позиции. В заключение обозначим наиболее перспективные, с нашей точки зрения, аспекты темы гендерных стереотипов применительно к российскому обществу. 10

Во-первых, важно изучить культурную специфику гендерных стереотипов и понять, как коррелируются российские гендерные стереотипы с разными статусными позициями – национальностью, классовыми различиями, возрастом; разделяются ли они в равной мере мужчинами и женщинами в разных социальных слоях; оценить роль, которую они играют в существовании гендерной асимметрии в политической и экономической сфере, и влияние, которое они оказывают на статусные характеристики женщины и ее социальные роли. Во-вторых, необходимо исследовать механизмы, формы эксплуатации гендерных стереотипов в социальном, экономическом, политическом пространстве российского общества и обратное влияние экономического и политического дискурса на гендерную стереотипизацию российского общества и ряд других. Только ответив на эти вопросы, можно понять способы манипулирования общественным сознанием с помощью гендерных стереотипов и показать пути преодоления гендерных стереотипов, мешающих достижению подлинного равенства полов. Библиографический список 1. Агеев В.С. Межгрупповое взаимодействие: социально-психологические проблемы. М., 1990. 2. Айвазова С.Г. Женщина и общество: Гендерное измерение политического процесса в России. М., 1997. 3. Альчук А.А. Метаморфозы образа женщины в русской рекламе // Гендерные исследования. 1998. № 1. 4. Барсукова С.Ю. Образ женщины-предпринимателя в средствах массовой информации // ЭКО. 1998. № 2. 5. Барчунова Т.В. Сексизм в букваре // Эко. Новосибирск, 1995. 6. Барчунова Т.В. Вариации в ж-миноре на темы газеты “Завтра” // Потолок пола. Новосибирск, 1998. 7. Воронина О.А. Гендерная экспертиза законодательства в области СМИ. М., 1998. 8. Воронина О.А. Свобода слова и стереотипный образ женщины в СМИ // Знамя. 1999. № 2. 9. Гапова Е. Гендерные политики в национальном дискурсе // Гендерные исследования. 1999. № 2. 10. Грошев И.В. Образ пола в рекламе // Журнал прикладной психологии. 1999. № 1. 11. Данилова О.А. Гендерный аспект дискурса власти // Гендерные исследования в гуманитарных науках: современные подходы: Материалы междунар. науч. конф. Иваново, 15-16 сентября 2000 г. Ч.III. История, язык, культура. Иваново, 2000. 12. Егорова Л.С. Динамика ценностных ориентаций женщин (70 – 90-е гг.) // Женщина в зеркале социологии. Вып.2. Иваново, 1998. 13. Кирилина А.В. Гендер: лингвистические аспекты. М., 1999. 14. Клецина А.А. Гендерная социализация. СПб., 1998. 15. Клименкова Т.А. Женщина как феномен культуры: Взгляд из России. М., 1996. 16. Коврикова О.И. Гендерные стереотипы в наследство и их проявление сегодня // Женщина в зеркале социологии. Вып.2. Иваново, 1999. 17. Кон И.С. Материнство и отцовство в историко-этнографической перспективе // Советская этнография. 1987. № 6. 18. Кон И.С. Психология половых различий // Вопр. психологии. 1982. № 3. 19. Косыгина Л.В. Гендерные стереотипы и профессиональная ориентация молодежи // Российское общество накануне XXI столетья: Материалы всерос. конф. молодых ученых. Иваново, 1999. 20. Кочкина Е.В. Обзор гендерной экспертизы российского законодательства // Общественные науки и современность. 2000. № 4. 21. Липовская О.Г. The Mythology of Womanhood in Contemporary “Soviet” Culture // Women in Russia: a New Era in Russian Feminism. L., 1994. 22. Ментальность россиян: Специфика сознания больших групп населения России / Под ред. И.Г. Дубова. М., 1997.

11

23. Новикова С.Ю., Авилова И.А. Гендерные стереотипы в текстах «русской попсы» // Российское общество накануне XXI столетья. 24. Паутова Л.А. В каждом рисунке – гендер // Гендерные исследования в гуманитарных науках: современные подходы. Ч.III. 25. Российская социологическая энциклопедия / Под ред. Г.В. Осипова. М., 1998. 26. Рябов О.В. Русская философия женственности (XI – XX вв.). Иваново, 1999. 27. Рябов О.В. Миф о русской женщине в отечественной и западной историософии // Филологические науки. 2000. № 3. 28. Рябов О.В., Смирнова А.В. Гендерные стереотипы и образ родины в массовом сознании советского общества // Гендерные отношения в России: история, современное состояние, перспективы: Материалы междунар. науч. конф. Иваново, 1999. 29. Рябова Т.Б. Маскулинность в российском политическом дискурсе: история и современность // Женщина в российском обществе. 2000. № 4. 30. Синельников А.С. В ожидании референта: маскулинность, феминность и политика гендерных репрезентаций // Женщина. Гендер. Культура. М., 1999. 31. Смирнова А.В. Россия как Мать и Россия как мачеха на страницах Интернета // Гендерные исследования в гуманитарных науках. Ч.III. 32. Стефаненко Т. Этнопсихология. М., 1999. 33. Уэст К., Циммерман Д. Создание гендера / Пер. Е.А. Здравомысловой // Труды ЦНСИ. № 4. СПб., 1996. 34. Ушакин С.А. Видимость мужественности. Знамя. 1999. № 2. 35. Шведова Н.А. Гендерный подход как фактор политической культуры или гендерная политическая культура // Гендерные исследования в гуманитарных науках. Ч.III. 36. Шибанова Л.А. Стереотип маскулинности в массовом сознании российского общества // Гендерные исследования в гуманитарных науках. Ч.III. 37. Шилова Т.А. Миф о русской женщине // Там же. 38. Ядов В.А. К вопросу о теории «стереотипизации» в социологии // Философские науки. 1960. № 2. 39. Allport G.W. The nature of prejudice. N.Y., 1958. 40. Ashmore R.D., Del Boca F.K. The Social Psychology of Female-male Relations: A Critical Analysis of Central Concepts. N.Y., 1986. 41. Basow S. A. Gender stereotypes and roles. Pacific Grove, 1992. 42. Ceulemans M. Mass Media: the Image Role and Social Condirions of Woman. P., 1979. 43. Chaters S. Masculine, Feminine or Human? It., 1975. 44. Connell R.W. Masculinities. Berkeley, Los-Angeles, 1995. 45. Current Conceptions of Sex Roles and Sex Typing: Theory and research / Ed. by D.B. Carter. N.Y.; L., 1987. 46. Deaux K., Lewis L.L. Structure of Gender Stereotypes: Interrelations among Components and Gender Label // Journal of Personality and Social Psyhology. 1984. № 45(5). 47. Forisha B.L. Sex Roles and Personal Awareness. Morristown; N.Y. 48. Frieze I.H. Women and Sex Roles: a Social Psychological Perspevtive. N.Y.; L., 1978. 49. Gilman S.L. Difference and Pathology: Stereotypes of Sexuality, Race, Madness. Ithaca; N.Y., 1975. 50. Lips H. M. Sex and Gender: An Introduction. Radford Univ. press, 1997. 51. Male Myths and Icons: Masculinity in Popular Culture. L.,1989; The Remasculinization of America: Gender and the Vietnam War. Bloomington, 1993. 52. Men’s lives / Ed. by M.S.Kimmel, M.A. Messner. Boston, 2001. 53. Men, Masculinity and the Media. Newbury Park; Sage, 1992. 54. Raguz M. Masculinity and Femininity: An Empirical Definition. Nijmegen, 1991. 55. Rentzetti. D.J.Curran. Women, Men and Society. Boston, 1999. 56. The Stereotyping of Women. N.Y., 1983. 57. Stoll C. Male-Female: Socialization, Social Roles, and Social Structure. Iowa, 1974. 58. Tajfel H. Human Groups and Social Categories: Studies in Social Psychology. Cambridge, 1981. 59. Williams K.L. The Glass Escalator: Hidden Advantage for Men in the “Female” Professions. 60. Women and Sex Roles. N.Y.; L., 1978. 61. Zinn M.B. Chicano Men and Masculinity // Men’s Lives.

12

Л.С. Егорова ГЕНДЕРНЫЕ СТЕРЕОТИПЫ В УПРАВЛЕНИИ (По материалам социологического исследования) Эффективность практической деятельности субъекта во многом детерминируется его ориентацией в мире значимостей, целеполаганием и выбором способа целедостижения, норм и ценностей, сложившихся в обществе, воздействием стереотипов, накопленных предыдущим опытом. Под стереотипом понимается упрощенный, схематизированный образ социальных объектов или событий, обладающий значительной устойчивостью. В более широком смысле – это традиционный, привычный образ мышления, восприятия и поведения. Стереотипы базируются на традициях, своде моральных норм, ценностных ориентациях и правилах общественного поведения. Отсутствие полной информации о событиях и явлениях способствует их распространению и развитию. Они обозначают укоренение в общественном мнении предвзятых представлений о различных социальных процессах. Базируясь на весьма ограниченном опыте, неверной информации и т.д., стереотипы искажают действительность, образ того или иного субъекта, вызывают предубеждения и тем самым нарушают нормальные взаимоотношения между людьми. Через проблему социального стереотипа общество пытается решить одну из главных трудностей кризисного периода: чтобы по-другому работать, нужно начать подругому думать. Исследований проблемы социального стереотипа в советском обществе практически не проводилось. Во многом это связано с тем, что манипулирование массовым сознанием для достижения социального контроля со стороны правящей элиты целиком приписывалось буржуазному обществу. В реальности же именно в советском обществе массовому сознанию зачастую навязывалась система взглядов и идей в форме догм, мифов и стереотипов, имеющих мало общего с действительностью. Формирование стереотипов происходит в контексте отражения объективной действительности и процессе коммуникации. Именно здесь заложены гносеологические и инструментальные возможности манипулирования массовым сознанием. Поэтому социологический анализ содержания стереотипа предполагает его соотнесение с объективным интересом действующего субъекта, включенного в систему общественных отношений. Природа социального стереотипа амбивалентна и противоречива: в ней существует дифференциация и интеграция одновременно, причем в период социальных дисгармоний момент дифференциации превалирует. Это зачастую выражается во все возрастающем разрыве между самооценкой и реальным положением вещей, когда социальная незащищенность индивида вносит элемент социальной покорности и безразличия в бытие субъекта. Поэтому проблема социальных стереотипов, факторов, способствующих их формированию, поддержанию и воспроизводству, весьма актуальна и нуждается в глубоком изучении. Предметом исследования, проводимого в 2001 году в рамках научноисследовательской программы «Гендерные стереотипы в социокультурных процессах российского общества», явились стереотипы в области гендерных отношений. Мы исходили из того, что учет гендерного фактора при разработке и принятии решений является необходимым условием построения демократического общества. Инкорпорация гендерного подхода при изучении стереотипов предполагает социологический анализ 13

гендерных стандартов поведения с адекватным учетом особенностей социального положения различных групп населения. Выделение гендерного аспекта данной проблематики составляет особенность всех современных мировых и российских социокультурных процессов. Социологи прогнозируют рост этой тенденции, а вместе с ней радикальное изменение традиционных систем ценностей женского населения планеты, которые наполняются во все возрастающей степени социально значимым содержанием. Гендерная проблематика в России стала особым предметом социологического анализа лишь в 90-е годы, поэтому привлечение к эмпирическим исследованиям теоретических наработок в данной области социального знания способствует более четкому и глубокому пониманию проблемы адаптации в радикально меняющихся социокультурных условиях и выявлению причин, облегчающих / тормозящих этот процесс, который чаще всего называют ресоциализацией. В современном российском обществе за последнее десятилетие общее положение и социальный статус женщины имеют явно выраженную негативную тенденцию, что было отмечено и в международных документах. Так, Программа развития ООН (ПРООН) за 1999 год подчеркивала «значительное усиление гендерного неравенства в политической, экономической и социальной сферах» в России в ходе осуществляющихся трансформационных процессов1. Это проявляется в сужении доступа женщин в сферу оплачиваемой занятости, сокращении их доли в законодательных органах власти, традиционном распределении социальных ролей в семье, общей феминизации бедности, возрождении «домостроевских» взглядов на роль женщины в обществе. Изучение социальных стереотипов на основе гендерного подхода дает возможность создания таких социальных технологий, которые обеспечат сохранение и повышение роли женщин в современных преобразованиях в России и помогут сформировать их жизненную стратегию, отходящую от традиционных патерналистских образцов и ориентированную на себя, свои способности и потребности в реализации собственного творческого потенциала. Успешность всех социально-политических изменений, которые произошли в постсоциалистических странах в течение последнего десятилетия, как показывает социологический анализ, оказывается напрямую связанной со степенью знания властными структурами гендерных стереотипов, заложенных в национальном характере, ментальности, культурных традициях народов, и учетом их базовых и инструментальных ценностей. Изучение социальных стереотипов россиян показывает определяющее влияние именно гендерных различий, когда личность на основе гендерной идентификации выбирает свои жизненные ориентиры и ценностные приоритеты, формирует свои социальные ожидания от государства и других социальных институтов общества, реализует на практике способы и методы социальной активности. Гендерные стереотипы рассматриваются нами как часть мотивационного комплекса индивидов. Тенденции их формирования и изменения у женщин и мужчин, несмотря на внешне одинаковые статусные характеристики (профессия, возраст, семейное положение), существенно отличаются. В связи с радикальными переменами, происходящими во всех сферах жизни российского общества, многократно возросла практическая необходимость в социологическом знании, адекватно отражающем происходящие социокультурные процессы и деятельность различных социальных институтов; знании, на основе которого можно проектировать осуществление изменений, необходимых для выхода из кризиса и после1

Human Development Report for Central and Eastern Europe and the CIS. P. 66.

14

дующего устойчивого развития страны, разрабатывать прогнозы, основанные не на перешедших к нам из прошлого стереотипных представлений, а на стратегиях XXI века в области социального развития и управления. В предлагаемом участникам круглого стола материале акцент сделан на исследовании содержания гендерных стереотипов в области управления социальными и экономическими процессами. Аналитические данные получены в ходе социологического исследования, проведенного в рамках научного проекта «Гендерные стереотипы в социокультурных процессах средних городов России». Проект осуществлялся в 2001 году при поддержке региональной научно-технической программы Министерства образования РФ коллективом ученых ИвГУ (под руководством докт. ист. наук, проф. О.А. Хасбулатовой) и ИГТА (под руководством докт. социол. наук, доц. Л.С. Егоровой). В ходе его осуществления анализировались, сопоставлялись и оценивались гендерные стереотипы, бытующие в общественном мнении российской провинции, изучалось их преобладание в различных социальных, половозрастных и профессиональных группах. В опросе участвовало 600 мужчин и женщин. В качестве дифференцирующих признаков были выбраны: профессиональная принадлежность, семейное положение, возраст, пол и уровень образования респондентов. Поскольку на формирование гендерных стереотипов большое влияние оказывают поколенческие различия и уровень образования, респонденты были сгруппированы по возрастному признаку: до 30, 31 – 40, 41 – 50, 51 – 60, свыше 60 лет; по уровню образования: неполное среднее, среднее, среднее-специальное, высшее. «Эффект стереотипизации» показывает, что любой тип общества располагает собственным набором экономических, социальных и политических средств формирования той или иной совокупности стереотипов. Содержание этих стереотипов, степень их воздействия на образ жизни людей в значительной степени зависят от семьи как агента социализации. Поэтому наряду с традиционной классификацией семейного положения, в качестве детерминанта формирования стереотипов были введены члены семьи респондента: мать и отец, только мать, только отец, другие родственники. Это дает возможность оценить, кто из членов семьи в большей степени оказал влияние на мировоззренческие установки личности. Гендерная идентификация личности тесно связана с усвоением и реализацией ролевых стандартов поведения, принятых в обществе и культивируемых в ближайшей микросреде индивида. Поэтому при исследовании гендерных стереотипов респонденты разделялись по полу. В качестве дифференцирующего признака был избран также род занятий. На первом этапе исследования ставилась задача определить содержание наиболее распространенных суждений о роли и «предназначении» мужчин и женщин в общественном мнении жителей средних городов, выявить степень их устойчивости в зависимости от гендерной идентичности личности, социальной стратификации и ряда других критериев. Первая группа вопросов, предлагаемых респондентам, связана с выявлением гендерных стереотипов в представлениях о профессиональной деятельности, карьере, интеллектуальных способностях и стиле руководства мужчин и женщин. Вторая группа вопросов направлена на выявление стереотипов в области политики. Третья – на формирование стереотипов в области семейных отношений, на выявление, под чьим влиянием сформировалось представление респондентов о том, что является «предназначением» для мужчин и женщин. Последний блок – это комплексные данные о респонденте.

15

Вниманию участников круглого стола предлагаются результаты исследования, характеризующие содержание гендерных стереотипов в сфере управления. Стереотип первый: «мужчина в большей степени, чем женщина, способен на управленческую деятельность». Результаты исследования показали, что данное суждение достаточно распространено. 16,1% респондентов по всему массиву убеждены в том, что мужчина более способен к управленческой деятельности, еще 50% респондентов склоняются к этому мнению. Совершенно не разделяют это мнение 12,4% респондентов, в том числе 9,4% женщин и 2,6% мужчин. Сомнения высказали 20,2% респондентов. Таким образом, почти 67% опрошенных склонны признать наличие у мужчин каких-то специфических черт, которые обусловливают более высокую эффективность его работы как руководителя. Полагаем, что данное суждение выступает тормозом в процессе адаптации личности к новым условиям жизнедеятельности. Отметим, что безусловное большинство среди этих 67% - мужчины. Эта точка зрения одинаково вредит как мужчинам, так и женщинам. Женщинам – поскольку они заранее занижают свою самооценку, не пытаясь найти возможность для эффективного использования своих управленческих способностей. Мужчины, в свою очередь, заранее ставят себе очень высокую жизненную планку и в случае ее недостижения испытывают депрессию из-за несовпадения собственных притязаний, ожиданий и практического результата. Примечательно, что чем выше образование респондентов, тем большее их количество согласны с мнением, что мужчина более способен к управлению. Так, в той или иной степени это мнение разделяют 32,6% респондентов с высшим образованием. Это можно объяснить следующими обстоятельствами: − люди без высшего образования практически не претендуют на руководящие должности, поэтому смотрят на эту проблему «со стороны» и могут быть более объективны; − зачастую, особенно в советское время, руководитель имел высшее инженерное образование. Поэтому в сознании большинства индивидов стали тождественными понятия «способность работать с машинами» и «способность руководить, управлять». Многие забывают, что управлять можно только людьми, а никак не механизмами. Стереотипное, заложенное с детства восприятие, что мальчики обязательно разбираются в технике лучше, чем девочки, формирует убеждение, что, значит, они лучше и руководят. Однако, чем старше респонденты, тем меньше они разделяют эту точку зрения. Жизненный и практический опыт вносит свои коррективы. Стереотип второй: «мужчины умнее женщин». Результаты исследования показали, что большинство опрошенных так не считает. Категорично согласны с этим утверждением лишь 4,9% мужчин и 1,5% женщин. Однако предположительное мнение (скорее, «да») высказали 21,7% респондентов, в том числе 15,4% мужчин и 6,4% женщин. 40,8% респондентов (в основном женщины) считают это утверждение несправедливым (безусловно, «нет»). Получается, что большинство членов общества считают, что мужчины не умнее женщин, однако, безусловно, более способны к руководству и управлению. Это свидетельствует об устойчивости гендерных стереотипов, их способности функционировать автоматически, нередко вопреки здравому смыслу. Стереотип третий: «карьера – это прерогатива мужчин». Данное мнение разделяют 45% респондентов обоего пола, 60,6% мужчин, 26,8% женщин. 71,8% женщин высказались по этому поводу отрицательно. Чем выше уровень образования, тем больше сторонников концепции равных прав и равных возможностей для мужчин и женщин в ходе продвижения по служебной лестнице. Мнение, что «карьера – не женское дело», женским социумом уже не принимается, его не разделяют 16

85,9% опрошенных женщин. Суждения мужчин по этому поводу тоже не однозначны. Признавая за собой первенство, 40,4% допускают, что женщина может сделать карьеру. Стереотип четвертый: «бизнес – не женское дело». Это мнение разделяют «безусловно» – 11,2%, «скорее, да» – 18,4% опрошенных. Большинство признают за женщиной право на управленческую деятельность в сфере предпринимательства. Стереотип пятый: «на стиль руководства значительное влияние оказывает пол руководителя». Такого мнения придерживается большинство опрошенных обоего пола (70,7% по всему массиву, 69,7% мужчин и 71,2% женщин). Здесь мы имеем дело с интегративными процессами, когда представления о «мужественности / женственности» переносятся на характеристику стиля управления: «мужской», «женский». Интересно, что общество признает, что возможности для самореализации и мужчин и женщин – руководителей различны. 46,5% мужчин и 65,8% женщин считают, что «общество более требовательно к результатам работы женщины-руководителя, чем мужчины». Функционирование обозначенных стереотипов в значительной степени влияет на снижение самооценки женщин, их веры в свои творческие способности и успехи. Результаты наших исследований подтверждают это. С тем, что у женщин занижена самооценка, согласны 29% по всему массиву, каждая пятая женщина. Таким образом, результаты исследования показывают, что гендерные стереотипы в сфере управления не только существуют, но и достаточно распространены, под их влиянием строят свою жизненную стратегию и мужчины, и женщины. Принимая их в качестве «жизненного стандарта», женщины ищут выход своей энергии в других сферах. Представления о неспособности женщин к управлению приводят к тому, что они пытаются самореализоваться в организации различного рода женских движений и объединений. Они начинают искать неформальные способы воздействия на властные структуры, чтобы те обратили внимание на женщин как субъектов управленческой деятельности.

О.А. Хасбулатова ГЕНДЕРНЫЕ СТЕРЕОТИПЫ В ПОЛИТИЧЕСКОЙ КУЛЬТУРЕ: СПЕЦИФИКА РОССИЙСКОГО ОПЫТА Проблеме формирования политической культуры, ее взаимосвязи с политическим поведением граждан посвящено обширное количество исследований фундаментального и прикладного характера. Автор разделяет точку зрения ученых, которые представляют политическую культуру как совокупный показатель политического опыта, уровня политических знаний и чувств, образцов поведения и функционирования политических субъектов, как интегральную характеристику политического образа жизни социальной общности, рельефно отражающуюся в политическом поведении социальной группы и личности. Являясь частью социокультурной системы, политическая культура впитывает политические традиции, обычаи, исторический опыт поколений, устойчивые представления индивидов о степени политической ангажированности мужчин и женщин. Не претендуя на всеобъемлемость рассматриваемой проблемы, автор предлагает вниманию участников круглого стола тезисы о степени влияния гендерных стереотипов на политическую культуру общества, основанные на изучении документальных источников, а также результатах социологического исследования, проведенного в рамках на17

учного проекта «Гендерные стереотипы в социокультурных процессах современной России», осуществляемого при поддержке Министерства образования Российской Федерации. Под гендерными стереотипами в политической культуре мы понимаем устойчивые, укоренившиеся в массовом сознании представления о целесообразности доминирования женщин в приватной сфере, а мужчин – в публичной, в том числе политической сфере. Политическая культура – это прежде всего политический опыт социальных общностей, полученный в ходе исторического развития. В предлагаемых тезисах политический исторический опыт рассматривается как одна из детерминант формирования гендерных стереотипов в политической культуре. Он фиксирует историю развития политических отношений в политических традициях, обычаях, стереотипах массового сознания, политической идеологии, отражается в политической системе, в определенной степени усваивается в процессе политической и гендерной социализации. На основе исторического политического опыта формируется социальная память общества, усваиваются политические ориентиры и образцы политического поведения социальных общностей индивидов. Для участия в политической жизни женщины и мужчины овладевают политическими установками, представлениями, взглядами, ценностями, а также моделями поведения, характерными для того или иного политического поля. Иными словами, они усваивают культуру политического мышления и поведения, типичную для конкретного общества на определенном этапе развития. Чтобы стать полноценным субъектом политической жизни, индивид должен обладать гендерной идентификацией, осознавать свои специфические интересы, степень их отражения в государственной политике, должен занимать инициативную позицию в ходе избирательных кампаний. Способны ли российские мужчины и женщины на такой тип политического поведения? В какой степени влияют на образ их политический жизни гендерные стереотипы? Попытаемся ответить на этот вопрос. Одним из фундаментальных устоев политического сознания и поведения, характерного для российского общества, является, как известно, этатистская ориентация. В течение нескольких столетий в Российской империи власть опиралась не на сотрудничество с различными общественными слоями и народами, а на силовые структуры: армию, полицию, жандармерию, тюрьмы, каторгу, с помощью которых обеспечивалось беспрекословное подчинение всего населения страны воле правителей. Так складывались и укреплялись автократические традиции. Четыре Государственные думы, избираемые в начале XX века на неравноправной основе (один голос помещика был равен 3 голосам городских буржуа, 15 голосам крестьян и 45 голосам рабочих; женщины были лишены избирательного права, лишь незначительная часть женщин имела активное избирательное право на основе имущественного ценза) и распускаемые по указу императора, не смогли преодолеть пропасть между царской властью и народом. В этот период в массовом сознании уже четко структурировался гендерный стереотип, что женщина, как существо неполноценное, не способна на управленческую деятельность. Не случайно, добившись избирательных прав в марте 1917 года, три месяца спустя женщины смогли завоевать не более 5% голосов на выборах в городские думы [4, с. 108]. Политические партии и население оказались не готовы к признанию за женщинами права на полноценную политическую деятельность. В 1917 – 1985 гг. вместо монархической автократии в государстве функционировала централизованная административная система, поддерживавшая видимость равноправия женщин и мужчин в сфере политики с помощью административных методов. 18

В 1985 – 1991 гг., с отменой административной разнарядки на представительство женщин в советских органах их доля резко снизилась в законодательных структурах всех уровней. По итогам выборов 1989 года в Верховном Совете СССР трудились 81,5% мужчин и 18,5% женщин [6, с. 21]. Еще ниже был уровень представительства женщин на Всесоюзном съезде народных депутатов. Следует отметить, что в российском обществе этатизм массового сознания в равной степени характерен как для мужского, так и для женского социумов, он постоянно подпитывается государственной политикой по наращиванию и укреплению вооруженных сил, политическим мифом, что великая Россия должна иметь мощный военный потенциал. Поэтому военно-промышленный комплекс выступает в прошлых и современной политических системах в качестве неконституционного центра власти, заметно влияющего на политику государства. В этих условиях властью и СМИ поддерживается образ главы государства – военного, способного управлять сложной армией и принимать в случае необходимости «жесткие» решения. Политическая практика последних лет подтверждает вывод о том, что такой образ положительно воспринимается и мужским и женским электоратом. (Об этом см. подробнее в статье Т.Б. Рябовой «Маскулинность в российском политическом дискурсе: история и современность» [11]). Значимой чертой российской политической культуры является патернализм. Корни патерналистской традиции в русской культуре, в том числе и политической, следует искать в далеком прошлом, когда основой традиционной культуры великороссов, важнейшей социальной ячейкой аграрного общества выступала патриархальная семья. Такая семья насчитывала несколько десятков человек. Во главе ее стоял дед или большак. Большак в семье был носителем традиционных ценностей векового опыта народа, авторитет его был непререкаем. Он представлял семейные интересы в сношениях с внешним миром, был вправе распоряжаться жизнью домочадцев. В такой ситуации любой член семьи не испытывает потребности чувствовать себя личностью, он перекладывает ответственность за свою судьбу на семью, государство, власть. Данная традиция, воспроизводившаяся в различных вариантах в течение всего периода развития российской государственности, сформировала экстернальный тип культуры русского человека. В советский период данный тип культуры особенно активно поддерживался государством по отношению к женщине. Это привело к тому, что современная российская женщина стала воспринимать гарантии социальной помощи и защиты как нечто априорное, обязательную функцию власти. Хотела бы обратить внимание на такой исторический фон эволюции российской политической культуры в XX веке, как исключение из политического поля жен государственных деятелей. Начиная с 30-х до середины 80-х годов XX века в советском обществе были установлены и негласно воспроизводились патриархальные нормы поведения для жен государственных деятелей. Складывалось впечатление, что политические лидеры СССР были женаты «на государстве». Сегодня издано достаточно много трудов, свидетельствующих о том, что в период нахождения у власти И.В. Сталина существовал негласный порядок, когда жены государственных деятелей, ведущие социально активный образ жизни, помещались в места заключения, а к женам-домохозяйкам было подчеркнуто уважительное отношение. В результате в сознании населения утвердился образ политика-мужчины, который все внимание и силы «отдает государству и своему народу, жертвуя личными интересами и семьей». Лишь однажды за последние 80 лет жена главы государства, Р.М. Горбачева, попробовала заявить о себе как самостоятельная личность, начав вести общественную деятельность. Общество, политическая элита демонстративно не приняли новый образ жены политического лидера, в полной мере проявив установки патриархальной политической культуры. Учитывая этот «опыт», жены лидеров российского 19

государства постсоветского периода приняли свойственные этому типу культуры нормы поведения, ограничили свою общественную деятельность рамками международного протокола, поддерживая образ жены – хранительницы домашнего очага. Думается, что в нашем обществе не была бы принята модель поведения Хиллари Клинтон, поскольку она не вписывается в традиционную политическую культуру российского общества. В этой связи хотелось бы выдвинуть тезис о доминировании в российской политической культуре черт и признаков, основанных на гендерной идентификации мужчин. Следует отметить, что источником возникновения и воспроизводства гендерных стереотипов в политике могут стать деятельность, высказывания профессиональных политиков и идеологов, которые по роду своих занятий постоянно генерируют стандарты политического сознания и поведения для их массового распространения. Данная тенденция в полной мере характерна для российской политической культуры. В качестве примера приведу цитаты из речей, трудов лидеров СССР, важных политических документов, принятых в различные периоды истории в течение 1917 – 2000 гг., которые носят методологический характер для поддержания в общественном сознании гендерных стереотипов в сфере политики. Выступая на IV Московской общегородской беспартийной конференции работниц 23 сентября 1919 г., В.И. Ленин отмечал: «...Мы создаем образцовые учреждения, столовые, ясли, которые освободили бы женщину от домашнего хозяйства. И здесь именно на женщин ложится эта работа по устройству всех этих учреждений... ...Нам нужна организаторская работа в миллионном масштабе, которая дает возможность трудиться и женщинам... Женщина может трудиться также и в области продовольственной – по распределению продуктов и улучшению массового питания, развитию тех столовых, которые так широко теперь поставлены в Петрограде. Вот в каких областях деятельность женщины-работницы приобретает настоящее организаторское значение... И женщина-работница вполне может подойти к делу надзора за распределением продуктов, и надзора за тем, чтобы продукты легче доставались. Эта задача вполне посильна для беспартийной женщины-работницы... ...В Советской республике для женщин-работниц открывается политическая деятельность, которая будет состоять в том, чтобы своим организаторским уменьем женщина помогала мужчине...» (курсив наш. – О.Х.) [8, с. 201]. Таким образом изначально вождь пролетариата отводил женщинам в качестве поля для самореализации социальную сферу: распределение продуктов питания, устройство столовых, детских садов и больниц. Это был тот «тыл», который обеспечивал мужчинам свободу действий в большой политике. Так начал конструироваться стереотип о равноправной советской женщине, для которой главной сферой применения сил продолжала выступать семья, ее жизнеобеспечение, а в политике отводилась роль помощницы мужчины. Для понимания сущности гендерных стереотипов в политической культуре советского периода методологическое значение имеют высказывания И.В. Сталина. В Отчетном докладе XVII съезду ВКП(б) он объяснял необходимость повышения уровня образования и общественной активности женщин следующим образом: «...женщины составляют половину населения нашей страны, они составляют громадную армию труда, и они призваны воспитывать наших детей, наше будущее поколение, т.е. нашу будущность. Вот почему мы не можем допустить, чтобы эта громадная армия трудящихся прозябала в темноте и невежестве! Вот почему мы должны приветствовать растущую общественную активность трудящихся женщин и их выдвижение на руководящие посты. (Продолжительные аплодисменты)» (курсив наш. – О.Х.) [12, с. 339]. Таким образом, мы видим, что государство рассматривало женщин прежде всего как средство достижения важной цели – воспитания молодого поколения советского типа. Именно 20

для решения этой задачи предлагалось дать женщинам образование и приобщить их к общественной деятельности. В период нахождения у власти Н.С. Хрущева позиция государства по участию женщин в политике была закреплена в Программе КПСС, где отмечалась необходимость создания всех социально-бытовых условий для «сочетания счастливого материнства со все более активным и творческим участием женщин в общественном труде и общественной деятельности, в занятиях наукой, искусством...». Для этого предлагалось «...предоставить женщинам относительно более легкие и в то же время достаточно оплачиваемые работы», обеспечить условия для облегчения труда в домашнем хозяйстве, расширить сеть общественного питания, предоставить «каждой семье возможность бесплатного содержания детей в детских учреждениях» [10, с. 97]. Не трудно сделать вывод, что, работая на более легкой работе, женщина не сможет реализовать себя в политике и управлении. Данный подход не претерпел изменений и в следующий исторический период, когда Генеральным Секретарем ЦК КПСС был Л.И. Брежнев. В докладах на партийных съездах настойчиво звучала мысль, что женщинам необходимы дополнительные льготы для выполнения функции материнства: продолжительные оплачиваемые отпуска по уходу за ребенком, неполный рабочий день, приближение службы быта к месту работы и т.д. [9, с. 55] Таким образом в партийных документах, официальной идеологии, средствах массовой информации поддерживался стереотип, что главное предназначение женщины – семья и дети. Генеральный секретарь ЦК КПСС М.С. Горбачев, предлагая обществу концепцию «перестройки», писал в своей книге «Перестройка и новое мышление для нашей страны и для всего мира»: «...Женщина получила все возможности для получения образования, служебной карьеры, участия в общественной и политической деятельности. Но в череде наших трудовых будней мы как бы упустили из виду специфические права и потребности женщины, связанные с ее ролью матери, хозяйки семьи, ее незаменимой функцией по воспитанию детей. У женщины... просто не стало хватать времени на самые житейские дела... И потому сейчас у нас остро и страстно обсуждается в печати, в общественных организациях, да и повсюду – на работе и дома – вопрос о том, как в полной мере вернуть женщине ее истинно женское предназначение» (курсив наш. – О.Х.) [3, с. 117]. Таким образом, в конце ХХ века произошло «возвращение в историю» – истинным предназначением женщин вновь названы семья и воспитание детей. Из документов постсоветского периода целесообразно выделить Указ Президента РФ от 30 июня 1996 года «О повышении роли женщин в системе федеральных органов государственной власти и органов государственной власти субъектов Российской Федерации», исполнение которого было фактически проигнорировано и федеральными, и региональными властными структурами того периода. В целом изучение российской политической практики в ХХ столетии убеждает в том, что содержащиеся в партийных документах и речах государственных деятелей методологические посылы о второстепенной роли женщины в политике были достаточно успешно адаптированы к социокультурным традициям российского общества, положены в основу гендерных стереотипов советского периода и перешли в XXI век. Нередко приходится слышать, что женщины в советский период избирались и в Верховный Совет, и на руководящие должности. Да, такое было. Но уместно еще раз напомнить, что 30%-ное представительство женщин в Верховном Совете СССР стало традицией с конца 30-х годов, когда была введена партийная разнарядка на это представительство. До этого периода доля женщин в составе советов не превышала 11% [7, с. 17]. Но и здесь мы имеем дело с политическим манипулированием. Женщины представляли в Верховном Совете всегда рабочий класс, крестьянство, изредка интеллиген21

цию, но не руководящую элиту. На первых должностях, включая руководство страны, они всегда отсутствовали. Возвращаясь к вопросу о гендерной идентификации личности как субъекта политики, хотелось бы сформулировать тезис о том, что в российском обществе отсутствует ценностный фундамент для гендерной самоидентификации женщин в сфере политики. В их сознании не укоренились такие ценности, как права человека, демократия, личностная самореализация, право на равноценное участие в управлении и т.д. (Об этом см. подробнее в новой работе С. Айвазовой и Г. Кертмана «Женщины на рандеву с российской демократией» [1]). Современный этап российской государственности не дает пока оснований для обозначения новых тенденций в отношении властных структур и населения к гендерной асимметрии в политике. Если в политических ценностных установках населения мы наблюдаем ориентации на демократию и автократию, видим различия в установках и поведении молодого и старшего поколения, то для всего социума, мужчин и женщин, остается пока единодушной ориентация на мужскую власть. Данный вывод подтверждают результаты социологического исследования, проведенного в 2001 году коллективом ученых ИвГУ и ИГТА под руководством автора в рамках научной подпрограммы Министерства образования РФ в области гендерных исследований. Выборочная совокупность составила 600 человек (280 мужчин и 320 женщин), проживающих в городах Иванове, Кинешме, Шуе, Фурманове (областном центре и городах областного подчинения численностью до 100 тысяч человек). В качестве критериев дифференциации выборки избраны сфера профессиональной деятельности, семейное положение, возраст, уровень образования и доходов. Исследование показало, что в массовом сознании жителей средних городов России, мужчин и женщин, присутствуют стереотипы, основанные на гендерном измерении ценностных предпочтений в политике. Более 80% респондентов (35,4% – безусловно) обоего пола делят сферы деятельности на «мужские» и «женские». При этом за мужчинами закреплены такие сферы, как военная, дипломатическая, управленческая деятельность и политика, за женщиной – социальная сфера, сфера услуг и культуры. Мнение, что «политика более подходит мужчинам», разделяют 56,7% респондентов (по всему массиву), 70,7% мужчин и 41,6% женщин. 31,5% признают право на профессиональную политическую деятельность за обоими полами, но это мнение разделяют в большей степени женщины (43,6%), чем мужчины (19,2%). Мнение, что «дипломатическая работа – это прерогатива мужчин», преобладает в сознании мужчин (57,6%) и занимает достаточно высокие позиции у женщин (38,3%). При изучении материалов исследования мы исходим из целесообразности вычленения гендерной компоненты в политических установках и предпочтениях мужчин и женщин. Но оказалось, что по ряду принципиальных позиций их мнения совпадают. Так, 66,1% респондентов по всему массиву (63,3% от числа мужчин и 49,8% женщин) разделяют мнение, что «если женщина будет заниматься политикой, то интересы семьи будут ущемлены». Единодушны они и в суждении о том, что мужчины могут полностью посвятить себя работе, а женщины выбирают приоритеты между работой, карьерой и семьей (такого мнения придерживаются 62,6% мужчин, 65,8% женщин). В ходе исследования выявлена ориентация мужчин и женщин на «мужскую власть» как «более эффективную». Так, на вопрос: «Считаете ли Вы, что для выхода страны из кризиса для России будет полезно, если президентом изберут мужчину?» дали ответ «безусловно, да» и «скорее, да» 74,4% респондентов обоего пола, 76,8% мужчин и 69,8% женщин. Надежда на женщину-лидера невелика: ее испытывают 12,1% по всему массиву, 8,1% мужчин и 17,1% женщин. 22

Что касается участия женщин и мужчин в профессиональной политической и управленческой деятельности, то здесь также прослеживаются устойчивые представления о гендерной иерархичности этих социальных сфер. Так, право на работу в органах государственного управления за женщинами признают 41,6% опрошенных жителей средних городов России, в том числе 36,4% мужчин и 53,7% женщин. Менее половины считают целесообразным избрание и выдвижение женщин в органы государственной власти, 34,4% от числа опрошенных мужчин и 53,7% общего числа участвовавших в опросе женщин. Каждый четвертый респондент считает не эффективным избрание большего числа женщин (до 30%) в местные органы управления. 40,2% опрошенных мужчин и женщин положительно относятся к избранию женщин на должность губернаторов и глав местной администрации. За участие женщин в управленческой деятельности на низовом уровне положительно высказались 73,7% респондентов. Анализ результатов исследования показал различную мотивацию ориентаций мужчин и женщин на участие женщин в политике. Женщины в большей степени (втрое больше, чем мужчины) считают, что участие женщин в политике смягчит политический курс правительства в направлении достижения стабильности и согласия внутри страны. Вдвое больше женщин, чем мужчин, придерживаются мнения, что «при осуществлении государственной политики должны быть учтены интересы всех членов общества». По мнению каждого третьего респондента, «женщина лучше знает социальные проблемы, проблемы семьи, женщин и детей». Причем так считает вдвое больше женщин, чем мужчин. Однако при благоприятном в целом общественном мнении об участии женщин в политике наблюдается низкий для начала XXI века уровень гендерной идентификации женщин. Воздействие гендерных стереотипов и социально-экономических условий так велико, что только 18% опрошенных женщин средних городов убеждены в том, что «без участия женщин будет реализовано декларируемое, а не фактическое равноправие». Склонны разделить эту точку зрения еще 32,2%. Таким образом, каждая вторая респондентка не рассматривает политическое участие как компоненту гендерного равенства, как право и мужчины и женщины на равноценное участие во всех сферах жизнедеятельности общества. Среди причин, обусловливающих разное представительство полов во властных структурах, мнение респондентов разделилось следующим образом: • 59,2% от числа опрошенных считают, что «политика и управление – источник высоких доходов, поэтому мужчины не допускают женщин в эту сферу» (среди придерживающихся этой точки зрения женщин больше, чем мужчин); • 78,7% единодушны в мнении, что «политика – не женское дело» (28,1% убеждены в этом, 50,6% скорее убеждены, чем не убеждены. Примечательно, что так считает примерно равное количество мужчин и женщин); • 89,5% полагают, что «женщина в значительно большей степени, чем мужчина, занята семьей, домашним хозяйством, поэтому не может активно участвовать в политической жизни». Это мнение в равной степени разделяют и мужчины, и женщины; • 74,5% согласились с мнением, что «предназначение женщины – быть матерью, женой, хозяйкой дома» (31,8% – «безусловно, да», 42,7% – «скорее, да»). Этого мнения придерживаются в большей степени мужчины, чем женщины; • 29% отметили, что сдерживающим фактором участия женщин в политике является «заниженная самооценка». Эта точка зрения характерна для обоих полов. Обозначенные тенденции осложняют формирование гендерной идентичности личности. Более того, женщины свыкаются с мыслью, что формирование государственной политики, участие в ней - не женское дело, и начинают транслировать этот стереотип независимо от конкретной социокультурной ситуации. Поскольку женский 23

электорат в основной своей массе признает, что «норма», свойственная для мужчин, является нормой для всего общества, представляется достаточно сложным выделить в российской политической культуре гендерные субкультуры. Образно говоря, общество в целом относится к женщине в политике, как «команда к женщине на корабле». Таким образом, есть основания утверждать, что процесс реформирования политической системы Российского государства не изменил стереотипные представления социальных общностей о роли мужчин и женщин в политике. В политической культуре россиян автоматически воспроизводятся и функционируют гендерные стереотипы, предписывающие мужчине в полной мере, без каких-либо оговорок реализовать свой потенциал в сфере государственного и политического управления, женщине – строить свою профессиональную карьеру и жизненную стратегию с учетом выполнения функций матери и «хранительницы семейного очага». Женщины как социально-демографическая группа осознают свои специфические интересы преимущественно в семейно-бытовой, несколько меньше – в профессиональной сфере, и гораздо реже – в сферах политики и социального управления. В этих условиях правомерно дать характеристику политической культуры современного российского общества как культуры переходного типа, не имеющей значимых гендерных различий, принимающей и распространяющей на все общество гендерную политическую культуру мужского социума. Несмотря на становление многопартийности, реформирование избирательной системы, структурирование новых центров политической власти, многообразие мнений в средствах массовой информации, у нас пока нет оснований утверждать, что общество начинает избавляться от части гендерных стереотипов. Вместе с тем нельзя не сказать и о новых тенденциях в российской политической культуре – формировании эгалитарной политической культуры в среде женщин – политиков, ученых, активисток женского движения. Обозначенная социальная группа пока еще не велика по численности, но по своему интеллектуальному и энергетическому потенциалу она способна вывести на политическую арену новое поколение молодых женщин – политиков и государственных деятелей и внести коррективы в социокультурные установки населения по проблеме политического участия женщин. Библиографический список 1. Айвазова С., Кертман Г. Женщины на рандеву с российской демократией. М., 2001. 2. Гендерный калейдоскоп: Курс лекций / Под общей ред. М.М. Малышевой. М., 2001. 3. Горбачев М.С. Перестройка и новое мышление для нашей страны и для всего мира. М., 1988. 4. Женский вестник. 1917. № 9/10. 5. Женский вопрос в Государственной Думе: (Из стенографических отчетов о заседаниях Государственной Думы). СПб., 1906. 6. Женщины в СССР: Стат. материалы. М., 1990. 7. Крупская Н.К. Женщина – равноправный гражданин СССР. М., 1937. 8. Ленин В.И. Речь на IV Московской общегородской беспартийной конференции работниц 23 сентября 1919 г. // ПСС. Т. 39. 9. Материалы XXI съезда КПСС. М., 1982. 10. Программа КПСС. М., 1976. 11. Рябова Т.Б. Маскулинность в российском политическом дискурсе: история и современность // Женщина в российском обществе. 2000. № 4. 12. Сталин И.В. Отчетный доклад XVII съезду ВКП(б) // Собр. соч. Т. 13. 13. Шведова Н.А. Гендерный подход как фактор политической культуры // Гендерный калейдоскоп.

24

Т.Б. Котлова, Т.Б. Рябова БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ ОБЗОР ИССЛЕДОВАНИЙ ПО ПРОБЛЕМАМ ГЕНДЕРНЫХ СТЕРЕОТИПОВ Социокультурные стереотипы находятся сегодня в центре внимания ученых самых разных специальностей – социологов, психологов, политологов и т.д. В последние годы эта тематика разрабатывается не только западноевропейскими, американскими, но и российскими учеными. Библиографический обзор научных работ функционирования социокультурных стереотипов охватывает результаты исследований американских, западноевропейских и отечественных ученых последних десятилетий. Однако он построен в большей степени не по территориальному принципу (страна издания), а по проблемно-тематическому (направленность, концептуальные основы изучения). Авторы не претендуют на всеобъемлющий характер обощения, поскольку процесс изучения влияния гендерных стереотипов на жизнедеятельность общества чрезвычайно динамичен и непрерывно обогащается новыми исследованиями. В предлагаемом обзоре ставится задача выявить основные направления и концептуальные основы данной проблемы. Начало формированию теории стереотипизации положили американские ученые. В 1922 году вышла книга Уолтера Липпмана «Общественное мнение», которая ввела в научный оборот понятие «стереотип». «Стереотипы, - писал У. Липпман,- это предвзятые мнения», которые «решительно управляют всем процессом восприятия. Они маркируют определенные объекты как знакомые или незнакомые, так что едва знакомые кажутся хорошо известными, а незнакомые – глубоко чуждыми. Они возбуждаются знаками, которые могут варьировать от истинного индекса до неопределенной аналогии» [144]. Теория стереотипа рождалась в условиях обострившегося внимания исследователей к изучению массового сознания. В отличие от традиционного, чисто философского подхода к сознанию, Липпман выдвинул функциональную проблему влияния уже имеющегося, содержащегося в сознании знания о предмете на восприятие самого предмета. Главным для него была устойчивость стереотипа, которую Липпман объяснял функцией защиты социальных ценностей соответствующей социальной группы. Тезис о взаимосвязи устойчивости стереотипа с его функцией социально-психологической и идеологической защиты объекта, представляющего ценность для данной социальной общности, а также объяснение эмоционального «заряда» стереотипа этой же функцией имели важное научное значение [103, с. 168], однако у автора теории не получили должного развития. Теория американского ученого была с интересом воспринята не только в США, но и в Западной Европе. Уже в 60 – 70-е годы выявилось несколько научных проблем в изучении социальных стереотипов. В связи с активизацией феминистского движения и развитием женских, а затем и гендерных исследований, в центр внимания социологов, психологов, философов были выдвинуты социополовые аспекты стереотипизации общественного сознания. Еще в 1957 году американские ученые Дж. Мак Ки и А. Шеррифс заключили, что типично мужской образ – это набор черт, связанный с социально не ограничивающим стилем поведения, компетенцией и рациональными способностями, активностью и эффективностью. Типично женский образ, напротив, включает социальные и коммуникативные умения, теплоту и эмоциональную поддержку. При этом чрезмерная акцентуация как типично маскулинных, так и типично феминных черт приобретает уже негативную оценочную окраску: типично отрицательными качествами мужчины признаются грубость, авторитаризм, излишний рационализм и т.п. Те же авторы пришли к выво25

ду, что в целом мужчинам приписывается больше положительных качеств, чем женщинам [148]. Причем чаще всего речь идет о воспринимаемых, а не о действительно существующих различиях между полами. Сегодня ученые все активнее ставят задачу выяснить, насколько стереотипы соответствуют действительности, в какой мере они ошибочны или верны. В советское время российские ученые могли познакомиться с выводами зарубежных исследователей в основном через обзорные статьи, публиковавшиеся в центральных изданиях. Одной из первых публикаций на интересующую нас тему стала статья В.А. Ядова, вышедшая в журнале «Философские науки» в 1960 году [112]. Позднее проблематика социальных стереотипов с точки зрения западной науки освещалась в работах В.С. Агеева [1, 2, 3], Т.А. Репиной [78], П.Н. Шихирева и др. [103, 104]. В 90-е годы работы американских и европейских ученых стали доступны более широкому кругу читателей. Результаты исследований зарубежных коллег являются основой, на которую опирается в этих вопросах современная российская наука. Заметным явлением в исследовании процесса структурирования гендерных стереотипов стала вышедшая в 1974 году работа Е. Маккоби и К. Джеклин «Психология половых различий», которая оказалась своеобразной революцией в психологии половых ролей. На огромном фактическом материале авторы доказали, что, по существу, нет фундаментальных врожденных различий в психологических особенностях мужчин и женщин во многих областях, где раньше эти различия признавались; те же различия, которые имеются у маленьких детей, по крайней мере, недостаточны, чтобы обосновать традиционное неравенство гендерных ролей, существующее в западном обществе [145]. Эти выводы актуализировали результаты исследований американской ученойантрополога Маргарет Мид. Еще в 30-е годы XX века она показала, что считающееся «мужским» в одном обществе, в другом может восприниматься как «женское». В социальной иерархии изученных ею обществ по-разному определялись роли матери и отца, позиции мужчин и женщин. Она приводит данные исследования, проведенного ею в Новой Гвинее в трех разных племенах, в двух из которых преобладал феминный, либо маскулинный тип воспитания детей обоего пола, в третьем же племени роли мужчин и женщин были противоположны традиционным европейским ролям [65]. Многогранность, сложность феномена стереотипа определили исключительную разноречивость его характеристик в науке. Однако уже на начальном этапе американские социологи пытались выделить некоторые характерные черты, которые не потеряли актуальность и по сей день: «Когда о понятии говорят как о стереотипе, то подразумевается, что оно: 1) скорее простое, нежели сложное или дифференцированное; 2) скорее ошибочное, нежели точное; 3) что оно было усвоено скорее от других, нежели получено в непосредственном опыте с действительностью, которое оно предположительно представляет; 4) оно устойчиво к воздействию нового опыта» [103, с. 169]. Американский ученый У. Вайнэки, изучая стереотип, также подметил, что он отличается от других видов знания тем, что соотносится главным образом не с соответствующим объектом, а со знаниями других людей о нем. Стереотип – знание стандартное, в этом его главная отличительная особенность, подчеркивал исследователь в своей статье «Стереотипы как социальная концепция», опубликованной в 1957 году в «Journal of Social Psychology» [165]. Комментируя теорию американского ученого, российский психолог П. Шихирев подметил, что «главное в стереотипе – не сама истинность, а убежденность в ней, причем отличительной особенностью убежденности, сопутствующей стереотипу, является ее устойчивость, прочность» [104, с. 116]. В конце 70-х годов американский ученый Г. Тэшфел суммировал основные выводы в области изучения социального стереотипа: «1. Люди с легкостью проявляют готовность характеризовать обширные человеческие группы (или социальные категории) 26

недифференцированными, грубыми и пристрастными признаками <…> 3. Социальные стереотипы в некоторой степени могут изменяться в зависимости от социальных, политических и экономических изменений, но этот процесс происходит крайне медленно <…> 5. Они усваиваются очень рано и используются детьми задолго до возникновения ясных представлений о тех группах, к которым они относятся» [цит. по: 1, с. 95]. Сегодня все большее число ученых соглашается с представителями новой психологии пола [117, 145], которые считают, что основную роль в формировании психического пола и гендерной роли играют социальные ожидания общества, которые возникают в соответствии с конкретной социально-культурной матрицей и находят свое отражение в процессе воспитания. Причем пол психический, социальный, который усваивается прижизненно, играет большую роль, чем пол биологический [78, с. 159]. В патриархатном общественном сознании приватная сфера всегда занимает вторичное, подчиненное положение. Е. Маккоби и К. Джеклин подчеркивали, что никакой стереотип полоролевого поведения так не прочен, как представление о том, что женщины зависимы. Вместе с тем они указывали, что эта черта в раннем возрасте характерна для детей обоего пола, но закрепляется она, главным образом, в поведении девочек и становится устойчивой чертой личности, так как поддерживается социальными ожиданиями окружающих людей [145]. Начиная с 60-х годов, большую популярность приобретают исследования стереотипных представлений о способностях мужчин и женщин, их компетентности в различных сферах деятельности и причинах профессиональных успехов. Так, П. Голдберг обнаружила известную долю предубежденности женщин против самих себя в сфере научной деятельности, а именно: студентки колледжей более высоко оценивают статьи, написанные мужчинами, нежели женщинами. Делая обзор результатов исследований западноевропейских и американских ученых, посвященных специфике гендерных стереотипов, Т. Виноградова и В. Семенов приводят данные, которые свидетельствуют, что «на ранних этапах онтогенеза (примерно до 7 лет) девочки в своем интеллектуальном развитии опережают мальчиков» [18, с. 64]. В дальнейшем эти различия сглаживаются, и взрослые мужчины и женщины по усредненным показателям интеллектуального развития не отличаются. Интересны данные, касающиеся математических способностей женщин и мужчин. Среди учеников начальной школы, по данным психометрических исследований, различий в уровне математических способностей не обнаруживается, они начинают проявляться в подростковом возрасте и касаются в основном сложных форм мышления; с годами различия в уровне математической одаренности возрастают. Эти данные, опубликованные в работе Д. Виссера, были подвергнуты резкой критике со стороны Е. Феннема, по мнению которого, женщины под влиянием определенных социальных и психологических факторов редко выбирают математику и смежные с ней дисциплины в качестве предпочитаемых курсов, и поэтому вывод о том, что мужчины обладают более выраженными математическими способностями, был сделан на основе исследований, где «фактически сопоставлялись не мужчины и женщины, а люди с более высокой и более низкой математической подготовкой» [166, 129]. Причиной отставания женщин в математике, таким образом, служат усвоенные стереотипные половые роли. «Если успех в той или иной области не соответствует стандартам женской половой роли (как это имеет место в случае занятий математикой), то у женщин может актуализироваться так называемый мотив избегания успеха», - считает Синглтон, автор работы «Половые роли в познании» [156]. Дж. Боулинг и Б. Мартин полагают, что основную причину, препятствующую научной и изобретательской деятельности женщин, следует искать в традициях и установках, глубоко укоренившихся в современном обществе. По их мнению, в науке, как и в обществе, царит патриархат – «социальные отношения, которые поддерживают кол-

27

лективное доминирование мужчин практически во всех наиболее важных и престижных областях» [цит. по: 18, с. 68]. Зарубежные авторы, тщательно проанализировав исследования о степени активности мальчиков и девочек, их стремлении к достижению цели и доминантности, также отрицают наличие психологических различий в этих сферах, утверждая, что девочки не менее активны в своей деятельности, чем мальчики, но сферы их активности могут отличаться [см.: 78, с. 161]. Половая стереотипия существует в любом обществе, хотя ее содержание не является неизменным. Т.В. Виноградова и В.В. Семенов, опираясь на результаты норвежских ученых, подчеркивают, что в современном обществе мальчики более стереотипизированы по отношению к половым ролям, чем девочки [18, с. 69]. Формированию стереотипных гендерных ролей способствует дифференцированное отношение преподавателей к учащимся разного пола. Исследования, проведенные в школах разных стран, показали, что мальчикам уделяется больше внимания (учителя в среднем отводят девочкам на 20% времени меньше, чем мальчикам); мальчиков чаще привлекают к демонстрации различных опытов в классе, девочек же обычно сажают писать протокол; учителя ожидают от мальчиков более высоких результатов, особенно там, где требуется абстрактное мышление, и более высоко оценивают их работу [161]. Зарубежные ученые, анализируя пути формирования стереотипов, обратили внимание на содержание учебников и учебных пособий. Выяснилось, что женщиныученые в учебниках практически не представлены, даже те, которые получили известность; если же женщины и девушки появляются на страницах учебников, то в наиболее традиционных ролях и сферах деятельности. «Другими словами, учебная литература пишется мужчинами и для мужчин» [157]. Проблема структурирования и функционирования гендерных стереотипов в системе дошкольного воспитания и общего среднего образования активно исследуется современными российскими учеными. Интерес представляют результаты исследования коллектива мурманских ученых под руководством Л.В. Штылевой. В монографии «Гендерный подход в дошкольной педагогике: теория и практика», опубликованной в 2001 году, подробно анализируется процесс гендерной социализации детей в современном российском обществе и место в нем дошкольного образовательного учреждения, показывается, как патриархатные стереотипные представления о ролях мужчин и женщин, закладываемые в сознание ребенка, ограничивают возможности самореализации личности во взрослой жизни [22]. Феномену «исчезающей одаренности» девочек по мере их взросления посвящены исследования московского психолога Л.В. Поповой. На основе конкретных социологических исследований, обширных научных обобщений она делает вывод о том, что ориентированность девочек в процессе социализации на обслуживание семьи в определенной степени предопределяет их будущий заниженный социальный статус [71]. В статье «Гендерная социализация в детстве» Л.В. Попова подробно анализирует процесс конструирования полоролевых различий на протяжении детства. На обширном социологическом материале она убедительно показывает, что «конструирование гендерных компонент личности идет на протяжении всего дошкольного возраста» [70, с. 46]. Проблеме формирования андрогинных качеств у ребенка, успешно сочетающих в себе традиционно определенные обществом как мужские и женские, посвящена работа Н.А. Коноплевой «Одаренность и гендер». Ученая исследовала психологию художественно одаренных детей и пришла к выводу, что мальчики проявляют заботливость, чувствительность, мятежность, эстетическую утонченность, пассивность, эмоциональность, богатое воображение – то есть те качества, которые в обществе традиционно считаются «женскими». В то же время девочки проявляют смелость, уверенность, агрессивность, независимость, самоутверждение, честолюбие – качества, которые припи28

сываются обществом мужчине. Н.А. Коноплева обозначила тревожную тенденцию: общество, ориентированное на жесткие представления о том, что есть «мужское» и «женское», нередко отвергает и подавляет одаренность именно по причине «нарушения правил поведения, предписанных биологическому полу человека, в данном случае ребенка» [52]. Здесь уместно упомянуть исследование американской ученой С. Бем, которая, обсуждая проблемы жизнеспособности маскулинного и фемининного типов личности, выявила, что наиболее приспособленным к жизни является достаточно распространенный андрогинный тип, имеющий черты и того, и другого пола [115]. Концептуальные основы гендерной социализации мальчиков и девочек рассматриваются в работах Н.Л. Пушкаревой «Гендерная асимметрия современной социализации и перспективы гендерной педагогики», «Сексизм в литературе для детей и пути его преодоления» [76, 77]. Анализируя гендерные концепции в психологии и социологии, ученая формулирует общественные факторы, влияющие на различные пути усвоения норм полового поведения, среди них «традиции и культура данного общества в целом», «поведение родителей и педагогов» [76, с. 30]. К исключительным по значимости внушения гендерным стереотипам автор относит традиционные и авторские детские сказки. Анализируя тексты русских сказок, Н.Л. Пушкарева приходит к выводу, что «в большинстве своем они “конструировали” сильного, доминирующего мужчину и слабую, зависимую, пассивную женщину», способствуя «воспроизведению патриархатного сознания» [77, с. 57]. Отечественные психологи, занимающиеся исследованием социальных стереотипов [1, 2, 3, 6, 18, 33, 34, 35, 78, 109, 110, 111], фактически единодушны в том, что половозрастные закономерности формирования представлений и установок мужественности/женственности «являются прежде всего закономерностями усвоения и присвоения, интериоризации существующих в культуре полоролевых стереотипов, проявляющихся в непосредственном поведении людей» [35, с. 54]. Эту же идею подтверждают Ю.Е. Алешина, А.С. Волович, которые отмечают, что «результаты работ, проведенных за последние 15 лет, дают все больше доказательств в пользу социокультурной детерминации половых различий» [6, с. 74]. В статье «Проблемы усвоения ролей мужчины и женщины» те же авторы показывают специфику социализации мальчиков и девочек и влияние на этот процесс гендерных стереотипов. По их мнению, в современном обществе девочки с раннего детства через семейный опыт, через средства массовой информации усваивают необходимость совмещать женскую роль с профессиональной, «причем вопрос об их иерархии остается открытым. В то же время мужская и профессиональная роли представлены как тождественные, так как никакие иные мужские проявления практически нигде не описываются. В итоге женская роль выглядит не только второстепенной, но и более тяжелой, с двойной нагрузкой». Авторы подчеркивают противоречие, которое они видят в современной социокультурной ситуации: существующие стереотипы толкают мальчиков на пассивность, а девочек – на гиперактивность и доминантность, хотя им предстоит жить в обществе, ориентированном на традиционные полоролевые стандарты [6, с. 79]. Эмпирические данные исследований, проведенных российскими учеными, подтверждают обобщения Г. Тэшфела о том, что социальные стереотипы формируются очень рано. В литературе высказывались предположения, что процессы групповой идентификации и усвоения групповых стереотипов идут рука об руку и обусловливают друг друга [1, с. 100]. В отечественных гендерных исследованиях прочно утверждается и такое направление исследования процесса формирования и воспроизводства гендерных стереотипов, как гендерный анализ текстов учебной литературы для общеобразовательной школы [14, 29, 45, 56].

29

Значительная часть зарубежных исследований посвящена выявлению функций гендерных стереотипов. К наиболее важным большинство исследователей отнесли оправдание и защиту существующего положения вещей, в том числе фактического неравенства между полами. Нередко для обоснования оправдательной функции данных стереотипов в обществе обращались к далекому прошлому, пытаясь понять существующую асимметрию на основе культурно-исторического опыта. Так, анализируя образ женщины в истории, Дж. Хантер пришла к выводу, что процесс женской эмансипации с античности однозначно связывался с деструктивными социальными последствиями, с распадом морали и разрушением семьи. Например, одной из главных причин падения Римской империи назывался далеко зашедший процесс женской эмансипации. Дж. Хантер считает также, что на содержание современных полоролевых стереотипов большое влияние оказала христианская традиция, рассматривающая женщину как источник зла; не случайно именно женщины и составили основной контингент жертв инквизиции [139]. В.С. Агеев справедливо замечает, что эти и другие факторы культурноисторического порядка повлияли на то, что С. Бем назвала «бессознательной идеологией» о естественном месте женщины в обществе [2, с. 154]. В зарубежной науке подвергаются анализу и другие функции стереотипов – регулятивная, объяснительная, трансляционная. В последние годы все более популярными становятся исследования ретрансляционной функции социополовой стереотипизации. В частности, обсуждаются важные вопросы о том, каким образом различные социальные институты, литература, искусство, средства массовой информации и другие каналы коммуникации способствуют (или препятствуют) формированию и распространению гендерных стереотипов. И это не случайно. Массовая культура предоставляет возможность манипулировать сознанием людей, поэтому и властным структурам, и ученым очень важно изучить механизмы стереотипизации сознания. Этой проблеме посвящены многочисленные работы отечественных исследователей. Методологические основы изучения роли гендерных стереотипов в создании мужских и женских образов в средствах массовой информации заложены в трудах О.А. Ворониной [19, 20]. В сборнике «Женщина и визуальные знаки» в центре внимания ученых – образ женщины, внедряемый в массовое сознание посредством рекламы, кино, фотографии, массмедиа, периодической печати [29]. Использование гендерных стереотипов в рекламе анализируется в работах О.А. Ворониной [19], М.В. Томской [92], Е.А. Шибановой [100], Н.Ю. Каменецкой [37], Е.В. Машковой [64], И.В. Грошева [27], О.В. Туркиной [93], А. Юрчак [108], А. Альчук [7] и др. Значительное количество научных статей связаны с исследованием процесса воспроизводства гендерных стереотипов в российской культуре и искусстве [100, 73, 114, 36]. Особую группу исследований составляют теоретические труды, в которых рассматривается функционирование гендерных стереотипов в сферах языкового сознания, философии, историософии. Это работы А.В. Кирилиной, О.В. Рябова, Г.А. Брандт и других авторов [39, 40, 41, 80, 81, 15]. Ряд исследователей (С.Г. Айвазова, З.А. Хоткина, О.М. Здравомыслова) анализируют влияние гендерных стереотипов на сегрегацию в общественном производстве и патриархатное разделение труда в семье [5 98, 32]. Так, известный ученый С.Г. Айвазова отмечает, что в массовом сознании советского общества «прочно бытовали стереотипы, сводившие женскую индивидуальность либо исключительно к материнству, либо к роли передовой труженицы. Но и эта роль увязывалась с нуждами и потребностями семьи, ее благом» [5, с. 299]. Изучая традиционные представления о мужских и женских ролях, В.С. Агеев обращает внимание на динамику формирования и изменения социальных стереотипов на различных уровнях межгруппового взаимодействия: «чем больше размер групп, чем выше уровень межгруппового взаимодействия, чем длительней история и опыт меж30

групповых отношений, тем ригиднее, консервативнее, устойчивее будут соответствующие межгрупповые представления-стереотипы» [1, с. 101]. В американской литературе в 60-е годы XX века стереотип оценивался, как правило, отрицательно, как установка, почти не поддающаяся влиянию нового опыта. Однако более поздние исследования показали, что это ее свойство относительно. Нельзя не согласиться с мнением В.С. Агеева, который считает, что «рассмотренный с психологической точки зрения процесс стереотипизации не релевантен этической антиномии “хорошо или плохо”. Сам по себе этот процесс не плох и не хорош. Он выполняет объективно необходимую функцию, позволяя быстро, просто и достаточно надежно категоризировать, упрощать, схематизировать ближайшее и более отдаленное социальное окружение» [1, с. 98]. Интерес представляет недавно вышедшая монография М.М. Малышевой «Современный патриархат», где отражены процессы функционирования гендерных стереотипов в экономике, семейных моделях поведения, стратегиях реализации прав женщин [63]. Значительный вклад в изучение и развитие теории стереотипизации внес известный российский ученый И.С. Кон. Проблема социокультурных стереотипов затрагивается практически во всех его крупных исследованиях. В статье «Психология половых различий» он одним из первых в советской психологической науке подчеркнул необходимость учета гендерного фактора в научных исследованиях: «…проблемы психологии половых различий и половой дифференциации не нашли достаточного отражения в отечественной психологии. Тогда как исследователям, занимающимся вопросами формирования личности, необходимо иметь в виду, что все или почти все онтогенетические характеристики являются не просто возрастными, но половозрастными, а самая первая категория, в которой ребенок осмысливает собственное “я”, - это половая принадлежность» [49, с. 47]. Ученый отмечал, что теоретическая недооценка такой биосоциальной категории, как пол, приводит к тому, что «традиционно мужские свойства и образцы поведения невольно принимаются и выдаются за универсальные…, что мешает пониманию специфических проблем женской половины человечества и противоречит принципу равенства полов, которое утверждает социалистическое общество» [49, с. 47]. Теоретико-методологическая статья И.С. Кона «Психология половых различий» была одной из первых отечественных научных работ по данной проблематике, ее появление знаменательно, так как фактически автор признавал отставание советской науки в изучении гендерной проблематики во всех сферах знания, «так или иначе связанных с изучением пола», – социологии, сексопатологии, медицине. «Половая идентичность основывается, с одной стороны, - писал И.С. Кон, - на соматических признаках (образ тела), а с другой – на поведенческих и характерологических свойствах, оцениваемых по степени их соответствия или несоответствия нормативному стереотипу маскулинности или фемининности. Причем, как и все прочие самооценки, они во многом производны от оценки ребенка окружающими. Все эти характеристики многомерны и зачастую неоднозначны. Уже у дошкольников часто возникает проблема соотношения полоролевых ориентаций ребенка, т.е. оценки им степени своей маскулинности – фемининности, и его полоролевых предпочтений…» [49, с. 49]. Автор ставит важнейший с точки зрения методологии вопрос о том, какие психологические различия между полами установлены строго научно, «в отличие от ходячих мнений и стереотипов массового сознания». Изучив труды западных ученых, И.С. Кон соглашается, что различий между мужчинами и женщинами значительно меньше, чем принято думать, следовательно, полоролевые предписания, гендерные стереотипы имеют социокультурное происхождение. В статье «Материнство и отцовство в историко-этнографической перспективе» И.С. Кон обращает внимание на еще одну малоисследованную проблему – институт отцовства. «Мысль о слабости и неадекватности “современных отцов” – один из самых распространенных транскультурных стереотипов общественного сознания второй по31

ловины XX в.» [46, с. 33]. Ученый отмечает, что представления о положении и функциях отца в советской литературе в ряде случаев совпадают с представлениями, господствующими в США. В обеих странах публицисты констатируют рост безотцовщины, частое отсутствие отца в семье; незначительность и бедность отцовских контактов с детьми по сравнению с материнскими; педагогическую некомпетентность, неумелость отцов; их незаинтересованность и неспособность осуществлять воспитательные функции, особенно уход за маленькими детьми. Сходные тенденции отмечают многие западноевропейские и японские авторы. И.С. Кон фактически доказывает, что идея о снижении роли отца в воспитании детей является кросскультурным стереотипом, который мало соответствует реальности: «По количеству контактов с детьми современные отцы не только не уступают прежним поколениям, но даже превосходят их, особенно в семьях, основанных на принципе равенства полов <…> Почему же людям кажется, что отцовский вклад в воспитание детей снижается? Помимо других причин тут сказывается ломка традиционной системы половой стратификации», - делает вывод ученый. «Нельзя не согласиться с утверждением, – пишет И.С. Кон, – что сила отцовского влияния в прошлом коренилась прежде всего в том, что он был воплощением власти и инструментальной эффективности. В новых условиях отец стал более доступен для детей, более демократичен, чаще подвергается критике со стороны жены, в результате его авторитет, основанный на внесемейных факторах, снижается». Принципиально важно, что ученый подчеркивает социокультурное происхождение родительских реакций человека: «Родительские реакции человека являются преимущественно результатом научения… экспериментально доказано, что психологически подготовленные отцы охотно любуются новорожденными, испытывают физическое удовольствие от прикосновения к ним …и практически не уступают женщинам в искусстве ухода за ребенком» [46, с. 36]. Таким образом, традиционное жесткое разделение отцовских и материнских функций, как и других гендерных ролей, не является абсолютным биологическим императивом, это результат длительного исторического социокультурного развития общества. Последние работы И.С. Кона посвящены проблемам мужской общественной жизни, изучению парадигм маскулинности и мужских ролей [47, 48]. Ученый подчеркивает, что «в отличие от эволюционной биологии и психоанализа, склонных рассматривать маскулинность как нечто единое и объективно данное, психология, социология и антропология чаще видят в ней продукт истории и культуры, считая “мужские свойства” производными главным образом, а то и исключительно, от существующей в обществе системы половых / гендерных ролей, которые ребенок усваивает в процессе социализации. Место имманентного “мужского характера” занимают исторически изменчивые “мужские роли”» [47, с. 202]. По мнению И.С. Кона, «маскулинности, как и сами мужчины и характерные для них стили жизни, неоднородны, многомерны и множественны, стереотип “настоящего мужчины” имеет смысл только в определенной системе взаимосвязанных социальных представлений» [47, с. 206]. В последние годы проблема стереотипов находилась также в поле внимания этнографов [89, 107]. В 1991 году в издательстве «Наука» вышел сборник статей «Этнические стереотипы мужского и женского поведения», в котором на широком этнографическом материале рассматриваются вопросы символизации мужского и женского в разных этнических средах, конкретные стандарты мужского и женского поведения у ряда народов Европы, Азии, Африки, Америки, Австралии. Книга явилась первым в советской этнографии опытом комплексного изучения социально-культурной дифференциации полов. В предисловии к сборнику И.С. Кон отмечал, что «понятие “этнические стереотипы мужского и женского поведения” многозначно и включает по меньшей мере три аспекта: 1) половой символизм, образы маскулинности и фемининности в культуре, идеологии и обыденном массовом сознании; 2) социально-структурную половую стра32

тификацию, дифференциацию мужских и женских ролей, деятельности и статусов; 3) индивидуальные поведенческие различия, соответствующие или не соответствующие нормативным представлениям и ролевым ожиданиям» [107, с. 4]. Авторам сборника удалось показать противоречивость, историчность полоролевых стереотипов, опровергнуть упрощенный, биологизаторский подход к гендерным различиям и стереотипам. В статье И.И. Лунина и Г.В. Старовойтовой «Исследование родительских полоролевых установок в разных этнокультурных средах» подчеркнута мысль, что структура стереотипных представлений обусловлена не только этнокультурным своеобразием человеческого коллектива, но и исторической стадией развития соответствующего общества, уровнем его урбанизированности [62, с. 7]. На основании исследования, проведенного среди ленинградских родителей, авторы сделали вывод о том, что «порицание неадекватного полового поведения чаще и в более жесткой форме адресуется мальчикам, чем девочкам. Этот факт согласуется с тем особым значением, которое в архетипах традиционного сознания придается мужскому началу» [62, с. 16]. Методологическое значение имеет статья Т.Б. Щепанской «Женщина, группа, символ (На материалах молодежной субкультуры)», посвященная семиотическим аспектам повседневного поведения. Обычно эти проблемы обсуждались на материалах так называемых архаических обществ. Автор статьи использовала те же подходы в исследовании молодежной субкультуры современного города [106]. В настоящее время российские ученые все чаще обращаются к проблеме функционирования гендерных стереотипов в политической сфере. Над этой проблематикой работают С.Г. Айвазова, Е.В. Кочкина, А.Темкина, Т.В. Барчунова, Н.А. Шведова, О.А. Хасбулатова и др. [4, 58, 59, 90, 13, 99, 97]. Обосновывается тезис о том, что в российской политической культуре функционируют стереотипы, основанные на гендерной идентификации мужчин. Как видим, краткий библиографический обзор показывает, что проблематика, связанная с исследованием гендерных стереотипов в социокультурных процессах современной России, достаточно обширна, динамично развивается и охватывает многие сферы жизнедеятельности общества. Однако это лишь начало многогранной научной работы по изучению процессов влияния гендерных стереотипов на сознание и поведение различных социальных общностей, проживающих в крупных мегаполисах, средних городах России, в сельской местности. Заслуживают дальнейшей разработки технологии преодоления стереотипов в процессе социализации ребенка в детском учреждении и школе, в сферах политики и управления, на рынке труда и в средствах массовой информации. Есть основания полагать, что результаты этих исследований могут представлять значительный интерес для социальной практики. Библиографический список 1. Агеев В.С. Межгрупповое взаимодействие: социально-психологические проблемы. М., 1990. 2. Агеев В.С. Психологические и социальные функции полоролевых стереотипов // Вопросы психологии. 1987. № 2. 3. Агеев В.С. Психологическое исследование социальных стереотипов // Вопросы психологии. 1986. № 1. 4. Айвазова С.Г. Женщина и общество: Гендерное измерение политического процесса в России. М., 1997. 5. Айвазова С.Г. Контракт «работающей матери»: советский вариант // Гендерный калейдоскоп: Курс лекций / Под ред. М.М. Малышевой. М., 2001. 6. Алешина Ю.Е., Волович А.С. Проблемы усвоения ролей мужчины и женщины // Вопросы психологии. 1991. № 4. 7. Альчук А.А. Метаморфозы образа женщины в русской рекламе // Гендерные исследования. 1998. № 1.

33

8. Аргер Дж. Половые роли в детстве: структура и развитие // Детство идеальное и настоящее. Новосибирск, 1994. 9. Аргунова В.Н. Гендерные проблемы в школьных учебниках истории // Гендерные отношения в России: история, современное состояние, перспективы: Материалы междунар. науч. конф. Иваново, 1999. 10. Арутюнян М. «Кто я ?»: Проблема самоопределения юношей и девушек подростков // Женщины и социальная политика: (Гендерный аспект). М., 1992. 11. Балабанов С.С., Татарченко А.Ф. Возрастные особенности гендерной идентичности // Женщины России на рубеже XX – XXI веков: Материалы междунар. науч. конф. Иваново, 1998. 12. Барсукова С.Ю. Образ женщины-предпринимателя в средствах массовой информации // ЭКО. 1998. № 2. 13. Барчунова Т.В. Сексизм в букваре // ЭКО. 1995. № 3. 14. Барчунова Т.В. Вариации в ж-миноре на темы газеты «Завтра» // Потолок пола. Новосибирск, 1998. 15. Брандт Г.А. Природа женщины. Екатеринбург, 2000. 16. Буракова М.В. Влияние маскулинности – фемининности на восприятие и оценку женской прически // Российское общество накануне XXI столетия: Материалы всерос. конф. молодых ученых. Иваново, 1999. 17. Бутовская М.Л., Артемова О.Ю., Арсенина О.И. Полоролевые стереотипы у детей Центральной России в современных условиях // Этнографическое обозрение. М., 1998. № 1. 18. Виноградова Т., Семенов В. Сравнительные исследования познавательных процессов у мужчин и женщин: роль биологических и социальных факторов // Вопросы психологии. 1993. № 2. 19. Воронина О.А. Гендерная экспертиза законодательства в области СМИ. М., 1998. 20. Воронина О.А. Свобода слова и стереотипный образ женщины в СМИ // Знамя. 1999. № 2. 21. Гапова Е. Гендерные политики в национальном дискурсе // Гендерные исследования. 1999. № 2. 22. Гендерный подход в дошкольной педагогике: теория и практика: В 2 ч. / Под ред. Л.В. Штылевой. Мурманск, 2001. 23. Головятинская М.Д. К вопросу о стереотипах восприятия женщины в студенческой среде // Женщины России на рубеже XX – XXI веков. 24. Голод С.И. XX век и тенденции сексуальных отношений в России. СПб., 1996. 25. Городникова М.Л. Гендерный фактор и распределение социальных ролей в современном обществе // Гендерный фактор в языке и коммуникации. Иваново, 1999. 26. Грошев И.В. Гендерные исследования в психологии // Гендерные исследования в гуманитарных науках: современные подходы. Материалы междунар. науч. конф. Иваново, 2000. Ч.I. 27. Грошев И.В. Образ пола в рекламе // Журнал прикладной психологии. 1999. № 1. 28. Данилова О.А. Гендерный аспект дискурса власти // Гендерные исследования в гуманитарных науках. Ч. III. 29. Женщина и визуальные знаки / Под ред. А. Альчук. М., 2000. 30. Зверева Г. Формы репрезентации русской истории в учебной литературе 1990-х годов: Опыт гендерного анализа // Пол, гендер, культура. М.; Фрайбург, 1999. 31. Здравомыслова Е., Герасимова Е., Троян Н. Гендерные стереотипы в дошкольной детской литературе // Преображение. 1998. № 6. 32. Здравомыслова О.М. Российская семья в 90-е годы: жизненные стратегии мужчин и женщин // Гендерный калейдоскоп. 33. Каган В.Е. Половые аспекты индивидуальности // Психологические проблемы индивидуальности. М., 1984. Вып. 2. 34. Каган В.Е. Семейные и полоролевые установки у подростков // Вопросы психологии. 1987. № 2. 35. Каган В.Е. Стереотипы мужественности и женственности и образ «Я» // Вопросы психологии. 1989. № 3. 36. Кайдаш С. О женской культуре // Феминизм: Восток. Запад. Россия. М., 1993. 37. Каменецкая Н.Ю. Феномены массовой культуры или визуальность гендерных реалий // Семья, гендер, культура: Материалы междунар. конф. 1994 – 1995 гг. М., 1996.

34

38. Кирилина А.В. Гендер: лингвистические аспекты. М., 1999. 39. Кирилина А.В. Гендерные аспекты этнических представлений: (По результатам пилотажного исследования) // Гендерный фактор в языке и коммуникации. 40. Кирилина А.В. Гендерные стереотипы, речевое общение и пол говорящего // Женщина в российском обществе. 1999. № 2. 41. Кирилина А.В. Мужественность и женственность с точки зрения лингвиста // Женщина в российском обществе. 1998. № 2. 42. Клецина И. Гендерная социализация. СПб., 1998. 43. Клименкова Т.А. Женщина как феномен культуры: Взгляд из России. М., 1996. 44. Коврикова О.И. Гендерные стереотипы в наследство и их проявление сегодня // Женщина в зеркале социологии. Иваново, 1999. Вып. 2. 45. Коломейская Н. Школа делает из мальчиков и девочек «унисекс» // Сегодня. 1998. 5 февр. 46. Кон И.С. Материнство и отцовство в историко-этнографической перспективе // Советская этнография. 1987. № 6. 47. Кон И.С. Меняющиеся мужчины в меняющемся мире // Гендерный калейдоскоп. 48. Кон И.С. Мужские исследования: меняющиеся мужчины в изменяющемся мире // Введение в гендерные исследования: В 2 ч. Харьков, 2001. Ч. I. 49. Кон И.С. Психология половых различий // Вопросы психологии. 1981. № 2. 50. Кон И.С. Ребенок и общество. М., 1988. 51. Кондратенко Г. Об особенностях стереотипизации // Вестник МГУ. 1968. № 1. 52. Коноплева Н.А. Одаренность и гендер // Женщина в российском обществе. 2000. №1. 53. Константинова В. Власть и женщина, женщины во власти: Реализация права женщин на политическое участие и представительство на уровне принятия решений // Права женщин в России: Исследование реальной практики их соблюдения и массовое сознание. М., 1998. Т. 2. 54. Коростылева Н.Н. Социальный статус женщин и мужчин накануне третьего тысячелетия: конфликт ролей // Женщины России на рубеже XX – XXI веков. 55. Косыгина Л.В. Гендерные стереотипы и профессиональная ориентация молодежи // Российское общество накануне XXI столетия. 56. Котлова Т.Б., Смирнова А.В. Гендерные стереотипы в учебниках начальной школы // Женщина в российском обществе. 2001. № 3/4. 57. Котовская М.Г. Мужские и женские образцы поведения в традиционном обществе // Гендер и этнические стереотипы. М., 1999. 58. Кочкина Е.В. Обзор гендерной экспертизы российского законодательства // Общественные науки и современность. 2000. № 4. 59. Кочкина Е.В. Разработка феминистской политологической концепции: изменяющаяся роль женщины и пересмотр теории политики // Женщина и культура. М., 1998. 60. Лейвен-Турновкова И. ван. Структура оппозиции левого как женского и правого как мужского в европейском ареале // Гендер: Язык, культура, коммуникация. М., 1999. 61. Липовская О.Г. The Mythology of Womanhood in Contemporary “soviet” Culture // Women in Russia: a New Era in Russian Feminism. L., 1994. 62. Лунин И.И., Старовойтова Г.В. Исследование родительских полоролевых установок в разных этнокультурных средах // Этнические стереотипы мужского и женского поведения. М., 1991. 63. Малышева М.М. Современный патриархат: Социально-экономическое эссе. М., 2001. 64. Машкова Е. Отчет по сюжетному анализу передач телевизионных каналов: Материалы межрегион. фестиваля «Женская тема». Набережные Челны, 1998. 65. Мид М. Культура и мир детства. М., 1988. 66. Мишель А. Долой стереотипы! Преодолеть сексизм в книгах для детей и школьных учебниках. Париж, 1986. 67. Нечаевский Д.Л. Изучение стереотипов маскулинности / фемининности у школьников: (Опыт социологического исследования) // Гендерные исследования в гуманитарных науках. Ч.II. 68. Новикова С.Ю., Авилова И.А. Гендерные стереотипы в текстах «русской попсы» // Российское общество накануне XXI столетия. 69. Паутова Л.А. В каждом рисунке – гендер // Гендерные исследования в гуманитарных науках: современные подходы. Ч.III.

35

70. Попова Л.В. Гендерная социализация в детстве // Гендерный подход в дошкольной педагогике: теория и практика. Ч. I. 71. Попова Л.В. Некоторые тенденции в целостных ориентациях девочек и мальчиков младшего подросткового возраста // Женщина в российском обществе. 1996. № 4. 72. Попова Л.В. Проблемы самореализации одаренных женщин // Вопросы психологии. 1996. № 2. 73. Потолок пола / Под ред. Т. Барчуновой. Новосибирск, 1998. 74. Прихожан А.М. Анализ содержания образа «Я» в старшем подростковом возрасте у учащихся массовых школ и школы-интерната // Возрастные особенности психического развития детей. М., 1982. 75. Прихожан А.М. Изучение образа «Я» у подростков и юношей в аспекте их подготовки к семейной жизни // Психолого-педагогические проблемы воспитания детей в семье и подготовки молодежи к семейной жизни. М., 1980. 76. Пушкарева Н.Л. Гендерная асимметрия современной социализации и перспективы гендерной педагогики // Гендерный подход в дошкольной педагогике: теория и практика. Ч. I. 77. Пушкарева Н.Л. Сексизм в литературе для детей и пути его преодоления // Там же. 78. Репина Т.А. Анализ теорий полоролевой социализации в современной западной психологии // Вопросы психологии. 1987. № 2. 79. Рубчак М. Миф женственности: эволюция феминистского сознания в Украине и России // Гендерные исследования: Феминистская методология в социальных науках. Харьков, 1998. 80. Рябов О.В. Миф о русской женщине в отечественной и западной историософии // Гендерные отношения в России. 81. Рябов О.В. Русская философия женственности (IX – XIX вв.). Иваново, 1999. 82. Рябов О.В., Смирнова А.В. Гендерные стереотипы в образах родины в массовом сознании советского общества // Гендерные отношения в России. 83. Рябова Т.Б. Женщина в истории западноевропейского средневековья. Иваново, 1999. 84. Рябова Т.Б. Маскулинность в российском политическом дискурсе: история и современность // Женщина в российском обществе. 2000. № 4. 85. Рябова Т.Б. Материнская любовь в русской средневековой традиции // Женщина в российском обществе. 1996. № 1. 86. Семашко И. Механизмы воспроизводства этнокультурных традиций в семье // Женщина и свобода: пути выбора в мире традиций и перемен. М., 1994. 87. Синельников А.С. В ожидании референта: маскулинность, феминность и политика гендерных репрезентаций // Женщина. Гендер. Культура. М., 1999. 88. Смирнова А.В. Функционирование социального стереотипа матери в советской массовой культуре: (На примерах советской песни) // Российское общество накануне XXI столетия. 89. Стефаненко Т.Г. Социальные стереотипы и межэтнические отношения // Общение и оптимизация совместной деятельности. М., 1987. 90. Темкина А. Женский путь в политику: гендерная перспектива // Гендерное измерение социальной и политической активности в переходный период // Труды ЦНСИ. СПб., 1996. № 4. 91. Темкина А., Здравомыслова Е. Социальное конструирование гендера как феминистская теория // Женщина. Гендер. Культура. 92. Томская М.В. Гендерный аспект социального рекламного дискурса // Гендер: язык, культура, коммуникации: Докл. междунар. науч. конф. 25 – 26 ноября 1999 года. М., 2001. 93. Туркина О.В. Пип-шоу: (Идиоадаптация образа женщины в российской телерекламе) // Семья, гендер, культура. 94. Ушакин С. Видимость мужественности // Знамя. 1999. № 2. 95. Ушакин С. Пол как идеологический продукт: О некоторых направлениях в российском феминизме // Преображение. 1998. № 6. 96. Уэст К., Циммерман Д. Создание гендера / Пер. Е. Здравомысловой // Труды ЦНСИ. СПб., 1996. № 4. 97. Хасбулатова О.А. Гендерные стереотипы в политической культуре: специфика российского опыта // Женщина в российском обществе. 2001. № 3/4. 98. Хоткина З.А. Когда дети становятся взрослыми: негативные последствия патриархатной социализации в детстве // Гендерный подход в дошкольной педагогике. Ч. I.

36

99. Шведова Н.А. Гендерный подход как фактор политической культуры // Гендерный калейдоскоп. 100. Шибанова Е.А. Стереотип маскулинности в советской и современной российской песне // Женщина в российском обществе. 2001. № 3/4. 101. Шибанова Л.А. Стереотип маскулинности в массовом сознании российского общества // Там же. 102. Шилова Т.А. Миф о русской женщине // Там же. 103. Шихирев П.Н. Исследование стереотипа в американской социальной науке // Вопросы философии. 1971. № 5. 104. Шихирев П.Н. Современная социальная психология. М., 1999. 105. Щеглова С.Н. Гендерные модели поведения: анализ школьных учебников // Женщины России на рубеже XX – XXI веков. 106. Щепанская Т.Б. Женщина, группа, символ: (На материалах молодежной субкультуры) // Этнические стереотипы мужского и женского поведения. 107. Этнические стереотипы мужского и женского поведения. М., 1991. 108. Юрчак А. Миф о настоящем мужчине и настоящей женщине в российской телевизионной рекламе // Семья, гендер, культура. 109. Юферева Т.И. Особенности формирования психологического пола у подростков, воспитывающихся в семье и в интернате // Возрастные особенности психического развития детей. М., 1982. 110. Юферева Т.И. Формирование представлений подростков о мужественности – женственности как одно из условий подготовки молодежи к семейной жизни // Психологопедагогические проблемы воспитания детей в семье и подготовки молодежи к семейной жизни. 111. Юферева Т.И. Формирование психологического пола // Формирование личности в переходный период от подросткового к юношескому возрасту. М., 1987. 112. Ядов В.А. К вопросу о стереотипизации в социологии // Философские науки. 1960. № 2. 113. Яковлева А. Женщина в маскулинной культуре: Возможен ли диалог? // Преображение. 1994. № 2. 114. Allport G.W. The Nature of Prejudice. N.Y., 1958. 115. Bem S. Sex Role Adaptability – One Consequence of Psychological Androgyny // Journal of Pers. and Social Psychology. 1975. N 31. 116. Bem S.L., Bem D.J. Case Study of Non-conscious Ideology: Training the Women to Know Their Place // Beliefs, Attitudes and Human Affairs / Ed. D.J. Bem. Belmont, 1970. 117. Bisaria S. Identification and Elimination of Sex Stereotypes in and from Education Programmes and School Textbooks // UNESCO. 1985. October. 118. Bonnell V.E. Iconography of Power: Soviet Political Posters under Lenin and Stalin. Berkeley, 1997. 119. Briffault R. The Mothers: A Study of the Origin of Sentiments and Institutions: In 3 vol. L.; N.Y., 1927. 120. Broverman et al. Sex-Role Stereotypes: A Current Appraisal // Journal of Social Issues. 1972. N. 28. 121. Burt M. R. Cultural Myths and Supports for Rape // Journal of Pers. and Social Psychology. 1980. N 38. 122. Ceulemans M. Mass Media: the Image Role and Social Conelitions of Woman. P., 1979. 123. Chaters S. Masculine, Feminine or Human. It., 1975. 124. Chodorov N. The Reproduction of Mothering. Univ. of Calif. Press., 1978. 125. Coleman A., Coleman L. Earth Father – Sky Father / Prenltice – Hall. 1984. 126. Connell R.W. Masculinities. Berkeley; Los Angeles, 1995. 127. Connell R.W. The Big Picture: Masculinity in Recent World History // Theory and Society. 1993. N 22. 128. Eccles J.S. Why Doesn’t Jare Run? Sex Dibberences in Educational and Occupational Patterns // The Gifted and Talented Developmental Perspectives / Eds. F.D. Horowitz, M.O. Brien. Washington, 1985. 129. Fennema E. Sex – Related Differences in Mathematics Achievement: Where and why? // Mathematics. 1984. Vol. 3. 130. Fishman J. An Examination of the Process and Function of Social Stereotyping // The Journal of Social Psychology. 1956. Vol. 3.

37

131. Groth N.S. Vocational Development for Gifted Girls. ERIC Document Reproduction Service N ED 931747. 1969. 132. Hagen R.L., Kahn A. Discrimination Against Competent Women // Journal of Appl. Social Psychology. 1975. N 5. 133. Heldt B. Terrible Perfection: Women and Russian Literature. Bloomington, 1987. 134. Hollinger C.L., Fleming E.S. A Longitudinal Examination of Life Choices of Gifted and Talented Young Women // Gifted Child Quart. 1992. Vol. 36. N 4. 135. Hollingworth L.S. Gifted Children: Their Nature and Nurture. N.Y.; Macmillan, 1926. 136. Holter H. Sex Roles and Social Change // Acta Sociologica. 1971. N 14. 137. Hubbs J. Mother Russia: The Feminine Myth in Russian Culture. Bloomington, 1988. 138. Huici C. The Individual and Social Functions of Sex Role Stereotypes // Social Dimension / Ed. H. Tajfel. Cambridge Univ. Press, 1984. Vol. 2. 139. Hunter J.E. Images of Women // Journal of Social Issues. 1976. N 32. 140. Jacobs J.S., Weisz V. Gender Stereotypes: Implucations for Gifted Education // Roeper Review. 1994. Vol. 16. N 3. 141. Kagan J., Moss H. The Stability of Passive and Dependent Behaviour from Childhood through Adulthood // Child Devel. 1960. Vol. 31. 142. Leary V.E. Some Attitudinal Barriers to Occupational Aspirations in Women // Psychol. Bull. 1974. N 81. 143. Levant R. Masculinity Reconstructed. N.Y., 1995. 144. Lippman W. Public Opinion. N.Y., 1922. 145. Maccoby E., Jacklin C. The Psychology of Sex Differences. Stanford Univ. Press, 1974. 146. Male Myths and Icons: Masculinity in Popular Culture. L., 1989. 147. Man and Masculinity. N.Y., 1974. 148. Mckee J.P., Sheriffs A.C. The Differential Evaluation of Males and Females // Journal of Pers. 1957. N 25. 149. Meehan-Waters B. Catherine the Great and the Problem of Female Rule // The Russian Review. 1975. Vol. 34. № 3. 150. Men, Masculinity and the Media. Newbury Park; Sage, 1992. 151. Neumann E. The Great Mother: An Analysis of the Archetype. Princeton, 1963. 152. Ragus M. Masculinity and Femininity: An Empirical Definition. Nijmegen, 1991. 153. Richter M.N. The Conceptual Mechanism of Stereotyping // American Sociological review. 1956. Vol. 21. N 5. 154. Sex-Role System: Psychological and Pedagogical Perspectives. L., 1978. 155. Silverman L.K. What Happens in the Gifted Girls? // Critical Issues in Gifted Education: Defensible Programs for the Gifted / Ed. C.J. Maker. Rockville, MD; 1986. 156. Singleton Ch. Sex Roles in Cognition // The Psychology of Sex Roles / Eds. F. Mitchel, B. Cagan. L., 1986. 157. Sjoberg S. Girls Need Science – Science Needs Girls // Ethics and Social Responsibility in Science Education. Oxford; etc., 1986. 158. Stoll C. Male-Female: Socialization, Social Roles and Social Structure. Iowa, 1974. 159. Tajfel H. Human Groups and Social Categories: Studies in Social Psychology. Cambridge, 1981. 160. Tajfel H. Intergroup Behavior // Introducing Social Psychology / H. Tajfel, C. Fraser. N.Y., 1978. 161. Tittle C. K. Gender Research and Education // Amer. Psychol. 1986. Vol. 41. N 10. 162. The Remasculinization of America: Gender and the Vietnam War. Bloomington, 1993. 163. The Social Psychology of Female-Male Relations: A Critical Analysis of Central Concepts. L., 1986. 164. The Stereotyping of Women. N.Y., 1983. 165. Vinacke E. Stereotypes as Social Concepts // The Journal of Social Psychology. 1957. Vol. 46. 166. Visser D. Sex Differences in Adolescent Mathematics Behavior // South Afr. J. of Psychol. 1987.Vol. 17. 167. Voronina O. Virgin Mary or Mary Magdalene?: The Construction and Reconstruction of Sex during the Perestroika Period // Women in Russia. S. l., 1994. 168. Women and Sex Roles. N.Y.; L., 1978.

38

М.Ю. Тимофеев ОХОТНИКИ НА ПРИВАЛЕ (Семиотика российской маскулинности в фильмах А. Рогожкина «Особенности национальной охоты» и «Особенности национальной рыбалки») В отечественной культуре сложилось устойчивое мнение, что обменный курс русского мужчины на мировом рынке не превышает курса рубля по отношению к доллару1. Нелестными характеристиками русского мужчину аттестуют не только женщины, но и сами представители «сильного пола»2. Притягательный образ русской женщины затмил образ русского мужчины не только в массовом сознании, но и в области гендерных исследований. Следует отметить, что и в западной науке до середины 1990-х годов понятие маскулинности маркировалось как маргинальное и не политкорректное. Считалось, что маскулинность определяет способы вырабатывания моделей поведения, форм речи и телесных репрезентаций, служащих для сохранения доминирования мужчины в патриархальном обществе3. При этом исследования, посвященные изучению этой части гендерной проблематики, продолжаются уже четверть века4. В реферативной работе И.С. Кона «Меняющиеся мужчины в меняющемся мире» дается три значения этого понятия: 1. Маскулинность как дескриптивная, описательная категория обозначает совокупность поведенческих и психических черт, свойств и особенностей, объективно присущих мужчинам, в отличие от женщин. 2. Маскулинность как аскриптивная категория обозначает один из элементов символической культуры общества, совокупность социальных представлений, установок и верований о том, чем является мужчина, какие качества ему приписываются. 3. Маскулинность как прескриптивная категория – это система предписаний, имеющих в виду не среднестатистического, а идеального «настоящего» мужчину, это нормативный эталон мужчинности5. Мы на примере киноискусства попробуем выяснить, каким образом конструируется репрезентация маскулинности как элемента символической культуры общества в современной отечественной массовой культуре6. Среди кинофильмов 1990-х годов, в которых показаны культурно-значимые модели мужского поведения, мы выделили комедии А. Рогожкина «Особенности национальной охоты» (далее – «ОНО») и «Особенности национальной рыбалки» (далее – «ОНР»), созданные соответственно в 1995 и 1998 годах в жанре фильма-анекдота7. В них рассказывается о приключениях нескольких мужчин, решивших приятно провести время на лоне природы8. Прежде чем перейти к анализу киноматериала, следует сделать несколько предварительных замечаний. Во-первых, необходимо обратить внимание на то, что отечественное кино в ХХ веке, так же как литература в веке ХIХ, создает порой неадекватный образ, миф о русском мужчине. Во-вторых, нужно учитывать саморепрезентации, зафиксированные в ходе научных исследований. Так, согласно полученным И.М. Кобозевой данным, русский человек видит себя бесшабашным, щедрым, ленивым, необязательным, простодушным, бестолковым, неорганизованным, бесцеремонным, прожорливым, поверхностным и нелюбопытным. Кроме того, он, естественно, любит выпить. Все это, несомненно, указывает на его широкую натуру, что, видимо, и делает его человеком приятным во всех отношения9. Собственно мужские автохарактеристики мы находим в работе А.В. Кирилиной. Согласно полученным ею результатам, наиболее частотные мужские реакции на стимул «русский мужчина»: умный, широкая натура/душа, добрый. Внешне – это сильный, крепкий; отличающийся выносливостью, не особенно следящий за внешностью чело39

век. К положительным качествам характера мужчины относят: способность противостоять лишениям судьбы, твердость, непритязательность в быту, великодушие, патриотизм, способность целиком отдаться работе или празднику, удаль, терпение. Мужчины признают в себе такие отрицательные черты, как буйный характер, жестокость, малодушие, нерешительность, бравирование грубой силой, бесшабашность. Кроме этого, мужчина имеет слабость к спиртному в силу стародавних традиций, не дурак выпить; и хотя он часто задавлен женщиной, может всегда вильнуть на сторону10 (акцентируемые в фильмах А. Рогожкина качества выделены мной курсивом. – М.Т.). И хотя герои фильмов различаются по возрасту, социальному положению и национальности, что предполагает различные варианты реализации маскулинности, их объединяет российская знаковая среда, в которой они действуют. Сюжет и антураж фильма «ОНО», с одной стороны, отсылает зрителя к всевозможным «охотничьим рассказам», как анекдотическим, так и литературным. С другой стороны, в фильме представлена атмосфера мужского уединения, возвращения к природе. И.С. Кон в указанной работе отмечал, что «чем заметнее присутствие и влияние женщин в публичной жизни, тем сильнее мужчины ценят такие занятия и развлечения, где они могут остаться сами с собой, почувствовать себя свободными от женщин, нарушить стесняющие их правила этикета, расслабиться, дать простор агрессивным чувствам и эмоциям. Это сопряжено с известными социальными издержками (хулиганство, пьянство, акты вандализма), но выполняет важные компенсаторные функции и потому не может быть искоренено»11. Костяк сплоченного коллектива составляют генерал Иволгин (Михалыч), майор из «убойного отдела» Лёва Соловейчик и инженер Сергей Олегович. Их принимает у себя егерь 13-го участка Кузьмич, а старший сержант милиции Семенов регулярно присоединяется к их компании. Высокая милитаризованность сюжетов фильмов (четверо из персонажей сериала носят погоны, и кроме этого, для решения своих проблем герои обращаются либо к военным летчикам, либо к военным морякам) не только апеллирует к феномену военного (военно-морского) юмора, но предполагает сопоставление героев с такими представителями анекдотического эпоса, как Чапаев или Ржевский12. Ключевой фигурой «ОНО» выступает молодой финн Раймо, пишущий книгу о русской охоте13. В сюжет фильма вклиниваются картины псовой охоты ХIХ века, навеянные произведениями классической русской литературы. Именно присутствие иностранца среди героев фильма призвано подчеркнуть «национальные особенности» охоты по-русски. Столкновение с российскими реалиями вызывает у него культурный шок – он как бы попадает в страну чудес, где в огороде рядом с японским садом камней растут ананасы, а в ночном небе можно увидеть планету Земля. Японская тема выполняет в кинокартине функции маркировки русского пространства как пограничья, в котором идет поиск этнокультурной идентичности14. Все происходящее с Раймо можно рассматривать как процесс инициации. Для того чтобы стать своим в компании охотников, ему нужно пройти через ряд испытаний – выпить смертельную дозу водки, попариться в русской бане и провести ночь с русской красавицей. Лишь после этого он может быть допущен на «русскую охоту». Инициация для Раймо проходит неудачно и затягивается на долгое время, до момента, когда он, единственный из всей компании, смог поймать большого леща и стать после этого «своим человеком». Российский «джентльменский набор» полноценного проведения досуга, присутствующий в сериале (кроме собственно охоты и рыбалки), – это баня с водкой и разговоры: о женщинах (или встречи с ними), о спорте (охоте или рыбалке в контексте фильма) и о судьбе России. 40

Образ женщины в фильмах подается как сила, разрушающая мужское уединение («ОНО»), и как фактор, отвлекающий от настоящего мужского дела (уехавшая на Кипр жена Сергея и явившаяся ему русалка в «ОНР»). Отношение к женщинам (особенно во втором фильме) снисходительно-негативное. Так, размышляя о немоте, Михалыч замечает: «Для женщин это плохо, да... Потому что для женщин, можно сказать, трагедия... У них всё общение на словах построено». Проявивший интерес к русалкам прокурор узнает от Кузьмича, что в его хозяйстве «баб много всяких шастает». Авторы, анализировавшие «структуры дискриминирования в славянских языках», обращали внимание на то, что в русском языке существуют два слова, обозначающих женщину – «женщина» и «баба», которым в мужском роде соответствуют «мужчина» и «мужик». Негативная коннотация в слове «баба» существует до настоящего времени. Что же касается данного Д. Вайсом толкования значений слов «мужик» и «мужчина», то оно уже не соответствует сегодняшним реалиям. Он пишет: «Слово "мужик" обладает специфическим сельским оттенком: по традиции им обозначают русского крестьянина – в противовес "мужчине", который обладает более ярко выраженной мужественностью»15. В настоящее время слово «мужик» имеет положительную коннотацию («классный мужик», «настоящий мужик» – это эталон маскулинности, брутальности). Так, слесарь («ОНР»), рассказывавший о ранении своего родственника, замечает: «Думали всё! Мужиком уже никогда не будет. А так ничего! Все в порядке! Как у всех – жена, любовница». Оборот «как у всех» указывает на некую культурную норму, показывающую, что «настоящий мужик» должен маркироваться как человек сексуально состоятельный. Охота на лося, заявленная как главная цель поездки в охотничье хозяйство, не связана в отечественной культуре с особой знаковой функцией, в отличие от охоты на медведя. И именно медведь (точнее, медвежонок) едва не становится первой «добычей» горе-охотников. Кстати, фразеологизм «побороть медведя» – дореволюционный эвфемизм пьянства – страсти, которой герои фильма отдают себя целиком. Сочетание несочетаемого – употребление водки и посещение русской бани – призвано подчеркнуть сверхчеловеческую выносливость мужчин, практикующих эти два занятия одновременно. «Играть пьяных – такой задачи вообще не было. Наоборот, сколько герои ни пьют, они должны оставаться трезвыми. Или делать вид, что трезвы», – говорит режиссер о первом фильме16. Настоящие мужчины, русские супермены — красноармеец Федор Сухов и бывший царский таможенник Верещагин, герои кинофильма «Белое солнце пустыни» (1970), слесарь Гоша («Москва слезам не верит», 1980) умеют пить не пьянея, как бы иллюстрируя пословицу «пьян да умен — два угодья в нем». Кузьмич, рассказывая о питейном титанизме бывшего прокурора («ОНР»), способного выпить с полведра и читать после этого лекцию в сельском клубе, восхищенно восклицает: «Вот это мужичище! Наш человек!». Пьянство показано в фильмах как норма жизни, непременный, обязательный атрибут мужского отдыха. В словаре В.И. Даля, где наряду с пословицами и поговорками, осуждающими пьянство, есть немало оправдывающих это явление, как некую константу русской жизни. Например, порой о пьянице говорили: «Не то чтобы пить, а с добрыми людьми посидеть (побеседовать) любит» или «Не пьет, а с добрыми людьми знается»17. Перманентный процесс потребления водки сопровождается охотничьими байками и тостами генерала Иволгина, которые, по его мнению, должны быть «краткими, как команда, как выстрел». Из полутора десятка тостов два прямо и три косвенно (учитывая контекст произнесения) указывают как на мужской состав участников, так и на особый характер закрытого мужского сообщества («Ну - за братство!», «Ну - за солидное мужское молчание!», «Ну - за дружбу!», «Ну - за единение!», «Ну - за понимание!»). В отличие от первого фильма, в «ОНР» водка и пьянство приобретают статус национальных символов россиян18. Пьянство на рабочем месте объединяет слесаря, уда41

ляющего крючок из пальца прокурора, и капитана ракетного катера. Пафос удачного поражения целей в результате случайного запуска ракет сейчас, после гибели атомохода «Курск», воспринимается двусмысленно. Мужская солидарность, скрепленная значительным количеством водки, не знает границ в прямом и переносном смыслах. В «ОНО» стратегический бомбардировщик «арендуется» для перевозки коровы, а в «ОНР» ракетный катер и секретная подводная лодка ставятся на службу «зеленому змию». Даже учитывая комедийность ситуации, отечественному зрителю происходящее не покажется чем-то фантастическим19. Что же касается иностранцев, то еще в начале ХХ века англичанин М. Бэринг подчеркивал, что Россия – это страна, «где ничто не столь абсурдно, что ни может случиться»20. Кузьмич, живущий вдали от цивилизации, ищет спасения «от нашего бреда» в восточной медитации, а на предложение «медитировать по-русски» весело отвечает, что для этого «никакого здоровья не хватит» («ОНР»). Однако в первом фильме он признает два средства от тоски – водку и женщин, причем «лучше всё вместе... сразу и много». Получается всего слишком... Это отсылает нас к многочисленным атрибуциям русского характера, как склонного к чрезмерности. «Одна черта, замеченная давно, действительно составляет несчастье русских: это стремление во всем доходить до крайностей, до пределов возможного», - писал об этом академик Д.С. Лихачев21. Краткую речь, обличающую русское пьянство, произносит в «ОНО» Лёва Соловейчик: «Пьёте, да? И пьёте, и пьёте... И пьёте, и пьёте... Всё пропили... Думаете, что, кончилась Россия, да?»22 Однако пиршество продолжается. В «ОНР» он же удрученно констатирует, что мы «не можем посидеть культурно, поговорить», после чего наполняет свою стопку из огромной бутылки. Русская тема в «ОНР» заявляется в начале фильма: Кузьмич, узнав от Семенова о экзотических пристрастиях «новых русских», глубокомысленно изрекает: «Да... На Руси, слава Богу... дураков лет на сто припасено» (курсив мой. – М.Т.). Предметом национальной гордости в итоге может стать все, что угодно – например, замеченный финскими рыбаками перископ российской подлодки (иллюстрация тезиса «Нам нет преград ни в море, ни на суше») и ее способность работать на любом горючем («Голь на выдумку хитра»). Михалыч, сидя в лодке с котом, размышляет о высоких достоинствах национального продукта № 1 – русской водки, а за столом рассказывает присутствующим о замечательных качествах русских пельменей. И именно генерал, сидя в беседке, построенной в восточном стиле, зачитывает символическую фразу: «Разве виноваты мы, что родились в России?..» Риторический вопрос «Кто виноват в несчастиях отечества?» адресован не в последнюю очередь к российским мужчинам. Специфика рассмотренных фильмов не предполагает ответа на него. Несомненно, фильмы А. Рогожкина обыгрывают миф о русском мужике, обозначенном в строках Н.А. Некрасова – как тот, кто «до смерти работает, до полусмерти пьет». Точнее, в кинокартинах о «национальных особенностях» рассматривается одна сторона мифа. Безусловно, число мужских доблестей не ограничивается умением всех перепить. Не следует забывать, что перед нами были российские мужчины на отдыхе, «охотники на привале». Крылатую фразу бывшего премьерминистра: «Хотели, как лучше, а получилось, как всегда» - следует рассматривать как индикатор грядущих успехов или неудач нашего мужика на мировой арене. Удастся или не удастся российским мужикам обустроить Россию, покажет время. Качества, необходимые для этого, не утрачены. Но, следует учитывать и то, что пока отечественные мужчины вынуждены реализовывать себя в рамках обозначенных нами устойчивых этнокультурных стереотипов.

42

Примечания 1

Об этом написано в статье Л. Лисюткиной. (Цит. по: Рябов О.В. Миф о русской женщине в отечественной и западной историософии // Филол. науки. 2000. № 3. С. 37.). 2 См., напр.: Ерофеев В. Мужчины. М., 1999. 3 Bristow J. Masculinity // A Dictionary of Cultural and Critical Theory/ Ed. M. Payne. Oxford, 1996. Р. 336. 4 В электронном каталоге Британской библиотеки содержится свыше 400 изданий, так или иначе связанных с проблемами маскулинности. 5 Кон И.С. Меняющиеся мужчины в меняющемся мире // http:/sexology.narod.ru/ publ018_2.html 6 В дальнейшем мы намерены обратиться к анализу фильмов «Брат 1» и «Брат 2», а также телесериала «Агент национальной безопасности». 7 За рамками анализа мы оставили последний фильм трилогии «Особенности национальной охоты в зимний период» (1999). 8 Действительно, второй фильм можно рассматривать как «экранизацию» по мотивам короткого анекдота о том, как отказывающемуся от поездки на рыбалку человеку, не умеющему ловить рыбу, говорят: «Да что тут уметь – наливай и пей!» 9 Кобозева И.М. Немец, англичанин, француз и русский: выявление национальных характеров через анализ коннотаций этнонимов // Вестн. Моск. ун-та. Сер. 9, Филология. 1995. № 3. 10 Кирилина А.В. Гендерные компоненты этнических представлений: (По результатам пилотажного исследования) // Гендерный фактор в языке и коммуникации. Иваново, 1999. 11 Кон И.С. Указ. соч. // http:/sexology.narod.ru/publ018_4.html 12 См.: Тимофеев М.Ю. Ржевский, Чапаев, Штирлиц: национальные и гендерные характеристики военных в советских анекдотах // Гендер: язык, культура, коммуникация. М., 2001. 13 Аналогом этого персонажа в советском комедийном кино является студент Шурик – герой фильма Леонида Гайдая «Кавказская пленница» (1967). Кроме этого финн – значимый иностранец для северо-западного региона России, прежде всего Ленинграда/Петербурга, ассоциирующийся с феноменом алкогольного туризма. (См., напр.: Kostiainen A. The Vodka Tourists: Aspects of Finnish Travel and Tourism to the Soviet Union, 1950 – 1970s // VI World Congress for Central and East European Studies: Abstracts. P. 414). 14 «Русские в странном обольщении утверждали, что они "и восточный, и западный народ" - соединяют "и Европу, и Азию в себе", не замечая вовсе того, что скорее они и не западный, и не восточный народ...», - этот вердикт В.В. Розанова оказывается справедливым в контексте фильма. (Розанов В. В. Апокалипсис нашего времени // Розанов В. В. Уединенное. М., 1990. С. 419). 15 Цит. по: Лахузен Т. Новый человек, новая женщина и положительный герой, или К семиотике пола в литературе социалистического реализма // Вопр. лит. 1992. № 1. 16 Рогожкин А. Краткий курс ненаучного коммунизма // Искусство кино. 1995. №12. С. 82. 17 Даль В.И. Пословицы русского народа. М., 1957. С. 792. 18 См.: Тимофеев М.Ю. Пить по-русски: (Ррусское пьянство как социокультурный феномен) // Тимофеев М.Ю. Россия. Незавершенный проект: Ключевые понятия, образы, символы. Иваново, 2000. 19 Кинокритик Д. Быков заметил: «То-то и смешно, что ничего не смешно, то есть все не смешно до такой степени, что обхохочешься». (Быков Д. Идентификация Рогожкина, или Ad absurdum // Искусство кино. 1999. № 5. С. 66). 20 Цит. по: Лосский Н.О. Характер русского народа // Лосский Н.О. Условия абсолютного добра. М., 1991. С. 355. 21 Лихачев Д.С. О национальном характере русских // Вопр. философии. 1990. № 4. С. 5. 22 В.В. Розанов писал: «Я за всю жизнь никогда не видел еврея, посмеявшегося над пьяным или над ленивым русским. Это что-нибудь значит среди оглушительного хохота самих русских над своими пороками». (Розанов В.В. Указ соч. С. 419).

43

Н. В. Исаева УСТОЙЧИВОЕ ПРЕДСТАВЛЕНИЕ О РАВЕНСТВЕ МУЖЧИН И ЖЕНЩИН В РОССИЙСКОМ КОНСТИТУЦИОННОМ ПРАВЕ Одним из достижений ХХ в. является юридическое закрепление равноправия мужчин и женщин. Приоритет в этом направлении принадлежит первому социалистическому государству – Союзу ССР. Уже в 1936 г., по Конституции (ст. 122), «женщине в СССР предоставляются равные права с мужчиной во всех областях хозяйственной, государственной, культурной и общественно-политической жизни» [1]. Аналогичная статья (35) содержалась и в Конституции СССР 1977 г. [2]. Конституционно закреплялось, что осуществление этого права обеспечивается предоставлением женщинам равных с мужчинами возможностей в получении образования и профессиональной подготовки, в труде, вознаграждении за него и продвижении по работе, в общественнополитической и культурной деятельности, а также специальными мерами по охране труда и здоровья женщин: созданием условий, позволяющих женщинам сочетать труд с материнством, правовой защитой, материальной и моральной поддержкой материнства и детства, включая предоставление оплачиваемых отпусков и других льгот беременным женщинам и матерям, постепенное сокращение рабочего времени женщин, имеющих малолетних детей. Реализация этих положений обеспечивалась отраслевым законодательством (трудовым, семейным и др.), поскольку конституции не были актами прямого действия. Общеизвестно, что в советский период имелись определенные результаты в данном направлении, которые позволили сформировать довольно устойчивое представление о том, что равноправие мужчин и женщин во всех сферах жизни общества действительно существует. Данные представления оказались более живучими, чем страна, породившая их. Особую устойчивость они проявили в сфере общественных отношений, регулируемых конституционным (государственным) правом. Это привело к тому, что после распада СССР гендерный аспект был фактически изъят из конституционно-правового законодательства: ни избирательное право, ни нормы, регулирующие порядок формирования органов государственной власти, органов местного самоуправления, иных государственных органов, а также осуществление государственной и муниципальной службы, иные виды государственно-политической деятельности не содержали и до сих пор не содержат положений, которые обеспечивали бы действительное равноправие мужчин и женщин в конституционно-правовой сфере. Казалось бы, после одобрения 20 ноября 1997 г. Государственной Думой Федерального Собрания Российской Федерации Концепции законотворческой деятельности по обеспечению равных прав и равных возможностей мужчин и женщин, подготовленной комитетом Государственной Думы по делам женщин, семьи и молодежи, поддержанной участниками парламентских слушаний и получившей положительные отзывы комитетов Государственной Думы, Правительства РФ, законодательных (представительных) и исполнительных органов субъектов Федерации [5], все вновь принимаемое законодательство будет строиться на основе положений этой Концепции. Однако этого не произошло и не происходит ни на федеральном, ни на региональном уровне. Взять хотя бы избирательное законодательство, которое было признано приоритетным в обеспечении равных прав и равных возможностей мужчин и женщин. Федеральный закон «Об основных гарантиях избирательных прав и права на участие в референдуме граждан Российской Федерации» [3], претерпевший кардинальные изменения после принятия названной Концепции, ни в одной норме не учитывает ее положения. Более того, сейчас в Государственной Думе находится проект новой редакции вышеназван44

ного федерального закона, разработанный Центральной избирательной комиссией Российской Федерации, который также не содержит норм, обеспечивающих гендерное равноправие в избирательном процессе. Кроме того, совсем недавно, в июле 2001 г. [6], был принят федеральный закон, регулирующий порядок создания и деятельности политических партий, являющихся основными участниками избирательного процесса. В этом законе гендерные аспекты опять же не получили вполне ожидаемого закрепления. Очевидно, депутаты нового созыва «забыли» о том, что делали их предшественники. Жаль, что вышеназванное постановление Государственной Думы не содержит мер ответственности за его несоблюдение, как данной палатой Федерального Собрания, так и иными участниками законодательного процесса. На практике это приводит к весьма негативным результатам. Общеизвестно сокращение в составе Государственной Думы депутатов женщин с 20 до 7%. Аналогичная ситуация и в субъектах Российской Федерации. Хотелось бы остановиться на гендерных проблемах в конституционно-правовой сфере Ивановской области – регионе, традиционно считающемся женским. В августе 2000 г. Законодательным Собранием был принят закон «О выборах в Ивановской области» [4], в соответствии с которым в декабре того же года в области прошли выборы губернатора, глав муниципальных образований и депутатов представительных органов разных уровней. Весьма показательными являются результаты выборов депутатов Законодательного Собрания Ивановской области. Согласно вышеназванному закону выборы проводятся по мажоритарной системе, признаваемой наименее эффективной для реализации возможностей женщин участвовать в выборах на равных с мужчинами основаниях, по 35 одномандатным округам, которые образуются в соответствии с количеством депутатских мандатов. Всего Избирательной комиссией Ивановской области было зарегистрировано 193 кандидата в депутаты. Из них 27 женщин, что составило 13,99%. Избрано было 4 депутата женщины, т. е. 11,43% состава Законодательного собрания. Остановимся более подробно на составе и качественных характеристиках участниц избирательного процесса. Обращает на себя внимание, что в 18 округах, сформированных в г. Иваново, было выдвинуто всего 9 кандидатов женщин. Остальные выдвигались по сельским районам и районным центрам. Двадцать пять из зарегистрированных кандидатов женщин имели высшее образование, и только две – среднее специальное. Возраст кандидаток – от 29 до 63 лет, в том числе: до 30 лет – 1, до 40 – 5, до 55 – 19, свыше 55 – 4. Основную часть, таким образом, составляли женщины возраста самой высокой социальной активности. Об этом свидетельствует и характер их деятельности. Многие кандидаты женщины занимают достаточно высокие должности. Две из них на момент проведения избирательной кампании были депутатами Законодательного Собрания Ивановской области, одна – председателем одного из комитетов администрации г. Иваново. Среди зарегистрированных кандидаток – председатель областной организации профсоюзов работников образования и науки, генеральный директор открытого акционерного общества «Южская прядильно-ткацкая фабрика», генеральный директор акционерного общества открытого типа «Родниковское», управляющие фондами социального страхования разных уровней, директор Научно-исследовательского института материнства и детства, редактор районной газеты, три врача, два учителя, два частных предпринимателя и т. д. Представляется необходимым обратить внимание на тот факт, что среди кандидатов, выдвигаемых в сельской местности, было зарегистрировано четыре кандидата женщины, являющихся руководителями сельскохозяйственных предприятий: СПК «Колшевское» – в Заволжском районе, колхозов «Россия» и им. Арсения – в Шуйском и СПК «Передовик» – в Приволжском районе. Знаменательным в последние годы видится то, что сельские жители, получив право самостоятельно решать вопрос о председателе правления сельхозпредприятия, от45

дают предпочтение женщинам. Они более активны, мобильны, быстрее приспосабливаются к изменяющимся условиям, патриотичны (практически все – уроженки тех мест, где работают), свое будущее и будущее своих детей связывают с сельским укладом жизни. Выражением доверия этим женщинам явились результаты голосования: по 28-му «Заволжскому» избирательному округу, где баллотировалось три кандидата, Новикова С.В. набрала 32,55% голосов избирателей, уступив победителю всего 0,58%; по 30-му «Шуйскому» избирательному округу баллотировалось семь кандидатов, в том числе – Чистова Г.И (10,46%) и Ясникова Н.П. (15,27%); по 35-му «Приволжскому» избирательному округу победителем вышла Горюнова Ф.И., за которую проголосовало 46,87% избирателей, пришедших на выборы в данном округе. Она опередила на 3,38% второго кандидата – довольно известного представителя областной администрации, несмотря на широко используемый им, так называемый, «административный» ресурс. Очевидно, кандидатам женщинам, многие из которых баллотировались впервые, не хватило опыта, политической поддержки со стороны институтов гражданского общества. Только три кандидата женщины были выдвинуты политическими общественными объединениями: одна – от КПРФ и две – от ЛДПР. Остальные выдвигались непосредственно избирателями. Представляется, что такое положение не изменится до тех пор, пока законодательно не будут закреплены квоты выдвижения политическими партиями кандидатов женщин (относительно общей численности мужчин и женщин в партии или ее региональном отделении). Закрепление нормативными актами «женских» квот может рассматриваться как временная специальная мера по установлению фактического равенства между мужчинами и женщинами. Такой метод обеспечения гендерного равноправия имеется и успешно реализуется в Скандинавских странах [7]. Правда, обольщаться на этот счет не стоит, поскольку участие женщин в ныне действующих политических общественных объединениях весьма незначительно, за исключением так называемых «женских», например политического движения «Женщины России». Кстати, сейчас движение стоит перед довольно сложной задачей преобразования в политическую партию в соответствии с федеральным законом «О политических партиях». Эта сложность заключается в том, что закон устанавливает жесткие требования к численности (не менее 10 тыс. членов) и территории деятельности партии (более чем в половине субъектов Российской Федерации она должна иметь свои региональные отделения). Политические общественные объединения (движение – одна из его организационных форм), не прошедшие процедуру преобразования до 14 июля 2003 г., теряют статус политических. А вместе с этим – и статус самостоятельного участника избирательного процесса. Очевидно, «Женщинам России», как и другим политическим общественным объединениям, придется приложить немало усилий для консолидации своих сторонников в сильную политическую партию, способную быть конкурентоспособной в избирательных кампаниях разных уровней. К сожалению, на выборах в Ивановской области названное политическое общественное движение не проявило заметной активности. Итак, в Законодательное Собрание Ивановской области третьего созыва были избраны Акимова Елена Ивановна – директор Шуйского комплексного центра социального обслуживания населения, Григорьева Елена Львовна – главный редактор районной газеты «Вичугские новости», Ковалева Наталья Львовна – депутат Законодательного Собрания предыдущего созыва и Горюнова Фаина Ивановна – председатель СПК «Передовик» Приволжского района. Все они шли как независимые кандидаты и в предвыборной борьбе опирались прежде всего на свой собственный политический и социальный опыт. Однако эти результаты позволяют сделать некоторые предположения относительно предпочтений избирателей. О Ф.И. Горюновой было сказано выше. Избрание Е.И. Акимовой несомненно определилось социальной направленностью ее предвыбор46

ной программы. Е.Л. Григорьева известна в Вичуге своей творческой, беспристрастной позицией в освещении жизни города и района, переживающих в связи с закрытием ряда текстильных предприятий нелегкие времена. Н.Л. Ковалева была переизбрана избирателями 5-го округа с большим отрывом от других кандидатов благодаря своей достаточно жесткой позиции в отстаивании решений Законодательного Собрания, направленных на улучшение социально-экономического положения жителей области. Таким образом, приходится констатировать, что ни законодатель, ни институты гражданского общества в Ивановской области не предпринимают необходимых и должных усилий для действительного обеспечения равенства прав и возможностей мужчин и женщин в избирательном праве и процессе. Представляется, что ситуация изменится в лучшую сторону прежде всего в связи с подвижками в общественном сознании. Весьма позитивным для решения данной задачи является успешная работа женщин-депутатов представительных органов разных уровней. Так, заметная политическая и социальная активность депутата Государственной Думы Т.В. Яковлевой в избирательном округе, расположенном на территории Ивановской области, косвенно оказала влияние на решение избирателей при проведении дополнительных выборов депутата Государственной Думы по 79-му избирательному округу. Библиографический список 1. Конституция (Основной закон) Союза Советских Социалистических республик: Утв. Чрезвычайным VШ съездом Советов СССР 5 декабря 1936 г. // Сборник нормативных актов по советскому государственному праву. М., 1984. С. 88. 2. Конституция (Основной закон) Союза Советских Социалистических Республик: Принята на внеочередной седьмой сессии Верховного Совета СССР девятого созыва 7 октября 1977 г. // Ведомости Верховного Совета ССР. 1977. № 41. Ст. 617. 3. Об основных гарантиях избирательных прав и права на участие в референдуме граждан Российской Федерации: ФЗ от 19 сентября 1997 г.; с изм. и доп. от 30 марта 1999 г. // Собрание законодательства РФ. 1997. № 38. Ст. 4339; 1999. № 14. Ст. 1653. 4. О выборах в Ивановской области: Областной закон от 21 августа 2000 г. // Собрание законодательства Ивановской области. Спец. выпуск. 22 августа 2000 г. 5. О Концепции законотворческой деятельности по обеспечению равных прав и равных возможностей мужчин и женщин: Постановление Государственной Думы от 20 ноября 1997 г. // Собрание законодательства РФ. 1997. № 48. Ст. 5527. 6. О политических партиях: ФЗ от 11 июля 2001 г. // Там же. 2001. № 29. Ст. 2950. 7. Поленина С.В. Права женщин в системе прав человека: международный и национальный аспект. М., 2000. С. 160.

Н.Л. Вислова ГЕНДЕРНАЯ ДИФФЕРЕНЦИАЦИЯ В СФЕРЕ УПРАВЛЕНИЯ Женщины, составляющие в нашей стране большинство населения, обладающие высоким образовательным и профессиональным потенциалом, представляют собой серьезную, правда, пока в значительной степени потенциальную творческую силу. Их незначительная востребованность на уровне принятия государственных решений свидетельствует об устойчивости стереотипных представлений в обществе о «наиболее эффективных сферах самореализации» мужчин и женщин. Изучение гендерной структуры государственных должностей федерального уровня показывает, что система расстановки кадров в этой сфере осуществляется в рамках традиционных гендерных стереотипов, когда за мужчинами закрепляются «высшие», а за женщинами – «низшие» 47

посты. Данная тенденция носит настолько устойчивый характер, что позволяет говорить об автоматическом режиме функционирования гендерных стереотипов в государственной службе. 1 По данным Госкомстата России , на 1 января 1999 года численность работников, замещающих государственные должности Российской Федерации, составила 485,6 тысяч человек, их которых 72% представлены женщинами, 28% мужчинами. На первый взгляд, женщины доминируют во властных структурах. Так, в органах законодательной власти и других государственных органах доля женщин, замещающих государственные должности, составляет 53 – 56%, в органах судебной власти и прокуратуры, в органах исполнительной власти этот показатель значительно выше – 67 – 74%. Однако это не означает, что, по сравнению с мужчинами, в этих органах обеспечено равнозначное представительство мужчин и женщин на должностях, имеющих влияние при принятии решений. 2 Практически все государственные должности категории «А» в федеральных органах исполнительной власти занимают мужчины, в органах судебной власти и прокуратуры на должностях категории «А» трудится 15,7% женщин. В этих органах женщины преобладают и на должностях судей (60% против 27% на федеральном уровне). Среди работников, замещающих государственные должности категории «А» в субъектах Российской Федерации, женщины составляют 18%, в том числе в органах законодательной и исполнительной власти – по 15%, в органах судебной власти – 28%. На государственных должностях категории «Б» трудится уже 40% женщин. Их доля возрастает за счет должностей в секретариатах, аппаратах Правительства, палат Федерального Собрания, помощников, советников, референтов министров и других руководителей высшего звена. На должностях категории «В», объединяющих руководителей структурных подразделений государственных органов, их заместителей, специалистов различных категорий, женщины преобладают на «старших» и «младших» должностях (77% и 89% соответственно), тогда как мужчины – на «высших» и «главных» должностях (соответственно 67% и 60%). В федеральных органах законодательной и исполнительной власти удельный вес мужчин на «высших» должностях категории «В» составляет 92%, женщин – 8%. Анализ показывает, что число женщин в органах законодательной власти имеет тенденцию к сокращению. Если в Государственной Думе Федерального Собрания Российской Федерации первого созыва женщин было 13,6%, во втором – 11,4%, то сегодня только 7,2%. Среди 178 членов Совета Федерации лишь 2 женщины. Аналогичная ситуация сложилась в субъектах Российской Федерации. Среди депутатов законодательных (представительных) органов государственной власти субъектов Российской Федерации по состоянию на 17.02.99 г. женщины составляли 9%; в четырех субъектах женщины депутатами не избраны; от двух до четырех депутатов – женщин избрано в Санкт-Петербурге, Ленинградской, Липецкой, Воронежской, Астраханской областях, Хабаровском крае, республиках Калмыкия, Дагестан. В результате по представительству женщин в парламенте Россия занимает 46 место в мире. Среди детерминантов обозначенных процессов можно выделить следующие: Во-первых, в сознании носителей государственной власти укоренились социокультурные стереотипы о том, что в силу бытовой загруженности, предназначение женщины – быть хозяйкой домашнего очага, воспитывать детей; женщины хотят иметь профессию, но не претендуют на карьеру. Эту установку принимают и мужчины, и 1

Здесь и далее статистические данные приведены по: Женщины и мужчины России: Крат. стат. сб. / Госкомстат России. М., 2000. С. 94-103. 2 К государственным должностям категории «А» относятся должности руководителей (первых лиц) государственных органов РФ и государственных органов субъектов Российской Федерации.

48

женщины на уровне компонента механизма кадровой политики в сфере государственной службы. Во-вторых, в связи с выполнением функции материнства, прерывистостью трудовой деятельности из-за необходимости ухода за ребенком, женщины действительно имеют меньше возможностей для быстрого продвижения по служебной лестнице, чем мужчины. В-третьих, нельзя не учитывать и наличия конкуренции со стороны мужчин, претендующих на значимые посты во властных структурах. В результате имеет место серьезное противоречие между высоким образовательным, профессиональным, организаторским потенциалом женщины и его низкой востребованностью на высшем уровне принятия государственных решений. Устранение данного противоречия возможно, по нашему мнению, лишь при осуществлении комплекса целенаправленных мер: • квотирования мест для женщин в исполнительных органах власти через принятие дополнительных распоряжений, а также путем принятия специальной поправки к закону о выборах, предусматривающей соблюдение гендерного баланса в партийных списках кандидатов. Данная технология обозначена в конвенции «О ликвидации всех форм дискриминации в отношении женщин» как временная специальная мера, направленная на равноценное представительство мужчин и женщин на государственных должностях; • обеспечения интеграции женщин во все сферы жизнедеятельности общества, добиваясь через растущее осознание важности участия женщин в принятии решений на всех уровнях формирования социальных норм, направленных на широкое вовлечение женщин в общественное и партийное движение и влияющих на кадровую политику государственных структур; • организации для госслужащих женщин, состоящих в резерве на выдвижение, школы будущего руководителя или женского лидерства, исходя из того, что они имеют сегодня меньше возможностей для самоутверждения и приобретения управленческих навыков. В программу следовало бы включить курсы по гендерологии, психологические тренинги по развитию инициативы, самоутверждению, практикумы по овладению навыками деловой лексики, ведению дискуссий, искусству самопрезентации, созданию индивидуального стиля и имиджа, умению пользоваться невербальными средствами общения; • мониторингового контроля за профессиональной самореализацией женщин, имеющих опыт и склонности к руководящей работе и не согласных с ограничительными рамками потолка карьеры. И женщине, и руководителю кадрового органа нет необходимости рассматривать период деторождения и ухода за ребенком как время, потерянное женщиной для продвижения по службе. Важно создать систему эффективной профессиональной переподготовки женщин после выхода из отпуска по уходу за ребенком. В программу целесообразно включить интенсивный курс восстановления профессиональных навыков, изучение новых методик, информационных технологий; • создания объединений женщин-политиков на федеральном и региональном уровнях, которые могли бы помогать женщинам-новичкам на политической арене; • пропаганды в средствах массовой информации образа деловой, умной, уверенной в своих силах женщины-руководителя через организацию круглых столов, прессконференций, выступлений женщин-руководителей в прессе и по телевидению. Данные меры, если они будут носить систематический характер, могли бы способствовать формированию благоприятного общественного мнения, преодолению стереотипов по проблеме участия женщин в управлении государством.

49

Н.Б. Гафизова, Т.В. Королева ГЕНДЕРНЫЕ СТЕРЕОТИПЫ В СОВРЕМЕННОЙ ПРОВИНЦИАЛЬНОЙ СЕМЬЕ (На примере Ивановской области) В последнее время семья как социальный институт и как малая группа становится объектом изучения представителей различных гуманитарных дисциплин. Это вызвано, на наш взгляд, двумя взаимосвязанными процессами. Во-первых, трансформация современного российского общества, как отмечает ряд исследователей, привела к формированию нового «постсовременного» типа семьи, который характеризуется отсутствием патриархальной субординации и выдвижением на первый план эмоциональных отношений и индивидуальных стремлений1. Одним из характерных признаков современной российской семьи выступает воспроизводство традиционных отношений, типичных для семьи «двух работающих супругов», то есть семьи советского периода2. Во-вторых, использование гендерного подхода при изучении социологии семьи позволило раскрыть новые аспекты ее жизнедеятельности, новые характеристики взаимоотношений между ее членами. Здесь следует выделить работы ряда современных российских исследователей, осуществивших сравнительный анализ развития института семьи в крупных городах России и Европы3. Интерес представляет изучение и сопоставление мнения мужчин и женщин об их роли в семье и общественной жизни (политика, занятость и т.д.). При этом, например М.Ю. Арутюнян, выделяет три типа «профилей влияния»4: 1. Гендерно-согласованный, тяготеющий к традиционному, при котором и мужчины и женщины стремятся скорее снизить, чем повысить влияние женщин в профессиональной сфере, их вполне устраивает «внутрисемейный матриархат»: женщины не хотят «делиться» влиянием в семье с мужчинами, а мужчины на него не претендуют (характерен для Венгрии); 2. Гендерно-согласованный, тяготеющий к эгалитарному, при котором и мужчины, и женщины стремятся повысить влияние женщин в профессии и политике примерно до 50% и снизить влияние женщины в семье (характерен для ФРГ); 3. Гендерно-рассогласованный, при котором женщины претендуют на значительно большую долю «общественного пирога», чем мужчины склонны были бы им уступить, и более резко стряхивают со своих плеч бремя семейной власти и ответственности, чем этого ожидают от них мужчины (характерен для Польши и России). Спецификой этих работ является определение степени воздействия социокультурных ориентаций, ценностей, установок, идеалов и стереотипов, существующих в структуре массового сознания, на внутрисемейные отношения; роли в этих процессах гендерных стереотипов, определяемых как стандартизированные представления о моделях поведения и чертах характера, соответствующих понятиям «мужское» и «женское»5. При этом подчеркивается, что гендерные стереотипы обладают чрезвычайной жизнестойкостью, они активно воспроизводятся благодаря институтам социализации (семья, сверстники, школа, СМИ), и все попытки что-либо изменить оказываются «обескураживающе неэффективными»6. Отметим, что большинство указанных работ написаны на базе исследования крупных промышленных центров России, относительно благополучных в социальноэкономическом отношении по сравнению с другими регионами страны. В связи с этим представляется интересным обратиться к изучению гендерных стереотипов в провинциальной российской семье, выяснить, какие из них являются доминантными, определить степень зависимости патриархатных и эгалитарных представлений от половозра-

50

стных характеристик, их влияние на реальные жизненные практики мужчин и женщин в различных сферах общественной жизни. Ивановская область в течение последнего десятилетия находится в числе депрессивных районов страны из-за кризиса текстильного производства. Низкий уровень жизни и высокий показатель безработицы влияют на жизнь людей, вынужденных существовать «в режиме выживания». Данная стратегия, безусловно, осложняет жизнедеятельность семьи. Она характерна для большинства семей в современной России, однако в Ивановском регионе приобретает особое звучание в связи с низким уровнем жизни населения. При разработке программы исследования мы разделили гендерные стереотипы, возможно проявляющиеся в семейных отношениях, на три группы: 1. Стереотипы о предназначении мужчин и женщин в обществе, о специфических «мужских» и «женских» качествах; 2. Стереотипы, связанные с профессиональной деятельностью и карьерой; 3. Стереотипы о распределении обязанностей в семье. Прежде чем перейти к непосредственному анализу выявленных групп стереотипов, необходимо уяснить механизм их структурирования. Как свидетельствуют полученные в ходе социологического исследования данные, представления о том, что является предназначением для мужчин и женщин, сформировались у большинства опрошенных (45,3%) под влиянием семьи. Среди социальных институтов, повлиявших на формирование представлений о роли мужчин и женщин в обществе, респонденты указали: национальные традиции (10,9%), общественное мнение (8,6%), школу и СМИ (4,5%). Данные цифры свидетельствуют, что семья до сих пор играет важную роль в социализационных процессах, в том числе первостепенную роль в гендерной социализации. На это указывает и тот факт, что среди респондентов, выделивших семью в качестве главного фактора влияния, большинство составляют молодые люди (до 30 лет) – 22,5%, до 40 лет – 8,6%, до 50 лет – 8,2%, старше 50 лет – 4,8%. О высоком уровне влияния семьи на выбор жизненного пути, свидетельствуют данные социологического опроса: 27,7% респондентов указали на влияние матери, 16,1% – отца. Рассмотрим наиболее распространенные суждения о распределении ролей в семье. Подтверждением глубокого проникновения в массовое сознание стереотипа о том, что женщина, карьера и семья – не совсем совместимые понятия, служат ответы на вопрос «Согласны ли Вы с тем, что если муж делает карьеру, то жена должна создавать ему для этого условия?». Подавляющее число участвовавших в опросе (75,2%) согласны с этим утверждением. В то же время лишь 14,2% мужчин и 13,9% женщин полагают, что если жена делает карьеру, то муж должен создавать ей условия. Еще 40,1% допускают такую возможность. 21,7% опрошенных полагают, что условий создавать женщине не следует. Таким образом, в случае, если карьеру делает мужчина, считается естественным, что «создание условий» для этого ложится на плечи супруги. Ситуация, когда карьеру делает женщина, для российской действительности не типична, поэтому о создании ей благоприятных условий говорит незначительное число опрошенных. Исследование показало, что большинство респондентов считает обязанностью женщины проявлять заботу о других членах семьи. Так, 69,5% опрошенных, в том числе большинство женщин, согласились с утверждением, что «если женщина будет заниматься политикой, то интересы семьи будут ущемлены». В то же время лишь 11,2% считают, что «если мужчины будут заниматься политикой, то интересы семьи будут ущемлены». Подавляющее же большинство (54%) полагают, что интересы семьи в этом случае не пострадают. Полагаем, что ответы на эти вопросы свидетельствуют об устойчивых представлениях о роли и месте женщины и мужчины в семье и обществе. При этом практически не выявлено гендерных различий в суждениях респондентов. И мужчины, и женщины 51

Приготовление пищи

Стирка

Уборка

Уход за больными

Воспитание детей

Мелкий ремонт

Работа на приусадебном участке

Занимается жена Занимается муж Занимаются вместе

Покупка продуктов

убеждены в том, что от женщины во многом зависит благополучие семьи. И если она сосредоточит свое внимание на карьере, то не сможет дать детям и мужу столько заботы и внимания, сколько традиционно требует от нее общество. Слабая включенность мужчин в жизнедеятельность семьи рассматривается как норма, поэтому семья не выступает в общественном мнении препятствием для карьерных устремлений мужчины. Подтверждение этим суждениям мы находим и в ответе на вопрос «Считаете ли Вы, что домашнее хозяйство – предназначение женщины?». 68,9% респондентов, среди них мужчины и женщины, ответили утвердительно. 85,9% опрошенных единодушны во мнении, что «женщина значительно больше занята семьей, домашним хозяйством, чем мужчина». Приведенные данные свидетельствуют о том, что в провинциальной семье гендерные стереотипы в значительной степени влияют на характер семейных отношений. Обратимся к анализу реальных практик распределения внутрисемейных ролей. Ниже приведены данные о распределении домашних обязанностей между супругами.

39,3%

64,8%

78,3%

48,3%

36,3%

31,8%

2,6%

5,6%

6,7%

1,5%

1,1%

3%

3,7%

0,4%

69,3%

11,2%

45,3

26,6%

12,4%

40,1%

54,9%

57,3%

19,1%

64%

Как видим, в провинциальной семье в значительной мере сохраняется традиционное разделение ролей между мужчинами и женщинами при ведении домашнего хозяйства. Однако наметилась тенденция к повышению уровня совместного выполнения домашних работ. Программа исследования предполагала выявление степени устойчивости стереотипа о том, что мужчина как «кормилец и глава семьи» обязан материально обеспечивать семью, внося большую долю в семейный бюджет. Как известно, подобные представления были поколеблены в советский период, поскольку принципиальным постулатом марксистско-ленинской концепции равенства полов являлось равное участие в общественном производстве и мужчин и женщин. Результаты опроса показали, что звучавшие в постсоветский период призывы вернуться к патриархальной семье (муж – кормилец, жена – хранительница домашнего очага) не возымели действия. На вопрос «Какая модель формирования семейного бюджета Вам импонирует?» 57,7% ответили, что должны зарабатывать оба супруга. Более половины опрошенных (52,1%) считают, что семейным бюджетом должны распоряжаться оба супруга, 12% отдают эту привилегию мужу, 27,7% – жене. Данные результаты показывают, что женщина чаще, чем мужчина, выступает в определении жизненной стратегии семьи. Однако власть, которой обладает женщина, носит мифический характер. Как справедливо отметили авторы монографии «Окно в русскую частную жизнь», именно женщина обладает способностью «растягивать семейный бюджет на покрытие всех нужд» посредством всяческой экономии, планирования расходов до мельчайших деталей и т.д.7 Вследствие этого понимание о раскладе властных полномочий в семье имеет принципиально иной оттенок, чем в случае властных отношений в обществе.

52

В целом данные исследования подтверждают репрезентативность патриархальных стереотипов о распределении ролей в семье среди жителей г. Иванова и Ивановской области. Складывается противоречивая ситуация – все возможности самореализации женщин в публичной сфере не снимают с их плеч груза семейных обязанностей. Видимо, пока еще преждевременно говорить о формировании в средних городах России двухкарьерного типа семей. Женщина с молчаливого согласия своего супруга по-прежнему «властвует» в большинстве сфер внутрисемейной жизни – распоряжается бюджетом, ведет домашнее хозяйство, занимается с детьми. И в мужском, и в женском социумах такое распределение ролей пока не встречает противодействия. Список использованной литературы 1. Здравомыслова О.М. Российская семья в 90-е годы: жизненные стратегии мужчин и женщин // Гендерный калейдоскоп. Курс лекций / Под ред. М.М. Малышевой. М., 2001. С. 474. 2. См.: Здравомыслова О.М. Указ. соч.; Айвазова С.Г. Контракт «работающей матери»: советский вариант // Там же. 3. Гурко Т.А. Родительство в изменяющихся социокультурных условиях // Социс. 1997. № 1.; Она же. Трансформация института современной семьи // Социс. 1995. № 10; Давыдова М.Н. Глава семьи: распределение ролей и способ выживания // Общественные науки и современность. 2000. № 4; Арутюнян М.Ю. Гендерные отношения в семье // Материалы Первой Российской летней школы по женским и гендерным исследованиям «Валдай – 96». М., 1997; Лунякова Л.Г. «Материнские семьи»: соблюдение прав и гарантий: (На примере г. Рыбинска) // Права женщин в России: исследование реальной практики их соблюдения и массового сознания. Т. 1. М., 1998; и др. 4. Арутюнян М.Ю. Указ. соч. С.132-133. 5. Клецина И. Гендерная социализация. СПб., 1999. 6. Гидденс Э. Социология. М., 1999. С.160. 7. Римашевская Н., Ванной Д., Малышева М. Окно в русскую частную жизнь: Супружеские пары в 1996 году. М., 1999. С. 79.

Т.Б. Котлова, А.В. Смирнова ГЕНДЕРНЫЕ СТЕРЕОТИПЫ В УЧЕБНИКАХ НАЧАЛЬНОЙ ШКОЛЫ В рамках научно-исследовательской программы «Гендерные стереотипы в социокультурных процессах современного российского общества» была проведена работа по анализу российских учебников начальной школы. Актуальность изучения гендерного аспекта социокультурных стереотипов не вызывает сомнений. С.И. Голод в исследовании «XX век и тенденции сексуальных отношений в России» справедливо заметил, что «предрассудков, связанных с полом, удивительно много. В вопросе о типичном и неизменном в характеристике мужчин и женщин, в их темпераменте, способностях, побуждениях и ценностях бытуют, и весьма широко, непоколебимые стереотипы» [3, c. 72]. Откуда они берутся? Какой этап социализации человека наиболее значим для формирования гендерных стереотипов? Все эти и другие вопросы важны не только с теоретической, но и с практической точки зрения, так как проблемы семейных отношений, воспитания подрастающего поколения в школе требуют нового подхода, учитывающего уровень современных знаний о человеке и обществе. Теория стереотипизации начала складываться после выхода в свет в 1922 году книги американца Уолтера Липпмана «Общественное мнение», которая ввела в научный 53

оборот понятие «стереотипа». «Стереотипы, – писал У. Липпман, – это предвзятые мнения», которые «решительно управляют всем процессом восприятия. Они маркируют определенные объекты как знакомые или незнакомые, так что едва знакомые кажутся хорошо известными, а незнакомые – глубоко чуждыми. Они возбуждаются знаками, которые могут варьировать от истинного индекса до неопределенной аналогии» [8, c. 50]. Теория стереотипа рождалась в условиях обострившегося внимания исследователей к изучению массового сознания. В отличие от традиционного, чисто философского подхода к сознанию, Липпман выдвинул функциональную проблему влияния уже имеющегося, содержащегося в сознании знания о предмете на восприятие самого предмета. Главным для него была устойчивость стереотипа, которую Липпман объяснял функцией защиты социальных ценностей соответствующей социальной группы [7, c. 168]. Теория американца получила широкое распространение не только в США, но и в Западной Европе. Уже в 60 – 70-е годы выявилось несколько научных проблем в изучении социальных стереотипов. В связи с активизацией феминистского движения и развитием женских, а затем и гендерных исследований, в центре внимания социологов, психологов, философов оказались полоролевые аспекты стереотипизации общественного сознания. В американской литературе в 60-е годы XX века стереотип оценивался, как правило, отрицательно, как установка, почти не поддающаяся влиянию нового опыта. Однако более поздние исследования показали, что это ее свойство относительно. Авторы статьи согласны с мнением российского исследователя В.С. Агеева, который считает, что «рассмотренный с психологической точки зрения процесс стереотипизации не релевантен этической антиномии “хорошо или плохо”. Сам по себе этот процесс не плох и не хорош. Он выполняет объективно необходимую функцию, позволяя быстро, просто и достаточно надежно категоризировать, упрощать, схематизировать ближайшее и более отдаленное социальное окружение» [1, c. 98]. Изучая школьные учебники, авторы стремились отказаться от трактовки стереотипа как отрицательного феномена, ставя лишь задачу социологического анализа стереотипа и его функций в формировании сознания младших школьников. Школьные учебники являются одним из каналов трансляции и формирования социокультурных стереотипов. В статье представлены результаты контент-анализа российских учебников начальной школы с целью выяснения характера гендерных стереотипов, содержащихся в них. Поставленные при этом задачи можно структурировать по следующим ключевым блокам: - выявить гендерные стереотипы, которые формируются у младших школьников в ходе обучения русскому языку и математике; - проанализировать, воспроизводят ли учебники патриархальные стереотипы гендерных отношений; - определить, какие профессии фигурируют как мужские/женские; - обозначить, какие феминные/маскулинные качества внедряются в сознание детей раннего школьного возраста; - выяснить роль школьных учебников в ранней гендерной социализации, в усвоении полоролевых стереотипов. За единицу контент-анализа взято упражнение, которое структурирует текст учебников и по математике, и по русскому языку. Анализу были подвергнуты не только тексты, но и изобразительный ряд – иллюстрации, рисунки. На первом этапе были изучены учебники математики (авторы - М.И. Моро, М.А. Бантова, Г.В. Бельтюкова и др.) и русского языка (автор Т.Г. Рамзаева) 1 – 4 классов, по которым в течение длительного времени изучаются соответствующие предметы во многих российских школах. В результате исследования выяснилось, что в среднем в учебниках всех классов (оба предмета) в 27% упражнений имеет место обращение к гендерным характеристикам, однако внутренняя структура апелляций различна (см. табл. 1). 54

Таблица 1 Структура апелляций к гендерным характеристикам, % Обращение к мужским образам к женским образам и к тем, и к другим к неопред. субъекту

Текст 35 15 13 37

Математика Рисунок 27 27 43 3

Всего 33 18 21 28

Текст 42 11 13 34

Русский язык Рисунок 36 5 59 0

Всего 42 10 19 29

В различных учебниках разброс обращений к мужским и женским образам очень велик: если в «Математике» мужские образы встречаются только в 1,8 раза чаще, чем женские, то в «Русском языке» – в 4,2 раза. В отдельных типах упражнений эти цифры еще выше: так, в «Русском языке» к мужчинам обращены 36% рисунков, а к женщинам – всего 5%. Если учесть, что в начальной школе дети легче воспринимают рисунки, чем тексты, то очевидно, что уже через структуру упражнений и рисунков бессознательно закрепляется андроцентризм. Таким образом, уже на начальном этапе исследования в содержании учебников была выявлена гендерная асимметрия. Необходимо отметить еще одну группу упражнений, занимающую прочное второе место после «мужской» – это те задания, где нет четко выраженного субъекта. Так, 37% математических упражнений и 34% заданий по русскому языку несут стереотипную информацию без указания пола объекта, на который она направлена («школьники», «ребята» и т.п.; пословицы). И это, на наш взгляд, отражает еще одну проблему – обезличение человека для общества. На основании данных о частоте обращения к тому или иному полу уже можно сделать вывод, что учебники отражают и воспроизводят такую гендерную структуру общества, в которой женщине как самостоятельному субъекту отводится даже не второе, а третье или четвертое место. В ходе контент-анализа идентификация образа как женского осуществлялась с учетом комплекса характеристик: это грамматический род (встречается в 34% упражнений по математике и 15% – по русскому языку), имя (31% и 32% соответственно), одежда у девочки (20% и 24%), длинные волосы, коса, обращение «девочки», бант. Различия в учебниках по предметам объясняются, в частности, разным удельным весом рисунков (в математике – 25%, в русском – 12% всех заданий). Мужчины определялись, в основном, по схожим признакам: грамматический род (математика – 31%, русский язык – 29%), имя (27% и 25% соответственно), мужская одежда у мальчиков (20% и 17%), обращение «мальчики» (15% и 8%). Примечательно, что обращение к женским семейным ролям в учебниках в два раза чаще, чем к мужским: «мама», «сестра», «бабушка», «дочь» присутствуют в 18% математических упражнений и в 26% заданий по русскому языку; «папа», «брат», «дед», «сын» – только в 9% и 11% соответственно. Таким способом в ходе социализации детей в их сознании за женщиной в большей степени закрепляется семейная сфера, дом, эмоциональные близкородственные отношения. Мужчинам, напротив, чаще отводятся роли вне дома, обычно в профессиональной сфере. Частота обращений к мужским профессиям намного превышает упоминание женских (соотношение 88 : 12), причем спектр «мужских» профессий намного богаче (от солдата до колхозника, от рабочего до художника). Если рассматривать гендерную окраску профессий, то по результатам исследования, как мужские, в учебниках представлены 93% профессий физического труда и 79% – интеллектуального. Не случайно среди мужских профессий преобладают те, которые связаны с физическим трудом (71%), это вполне совпадает с традиционным представлением, что сила – атрибут мужчины. Причем в структуре упоминаемых мужских профессий наибольшую частоту имеют те, которые связаны с сельским хозяйством (20%), транспортом, связью (16%), армией и милицией (16%). Приведенные результаты вполне вписываются в традиционный муж55

ской образ, наделенный активностью, силой, рациональностью, организованностью, о чем упоминалось выше. Самая большая доля «женских» профессий, с которыми младшие школьники могут познакомиться через материалы учебника, напротив, приходится на сферу услуг (20%), поровну представлены мужские и женские профессии, связанные с легкой промышленностью. Закономерно, что результаты контент-анализа показали большую представленность женских образов в сюжетах, связанных с образованием: 57% против 43% – это единственная сфера лидерства женщин. Включение женщин в сферу общественного труда началось более ста лет назад именно с образования, сегодня феминизация педагогического школьного труда достигла предела. Со страниц учебников не исчезает еще одна «чисто женская» профессия – машинистка. Низкая частота употребления женских профессий, наряду с подчеркиванием семейных ролей женщины, отражает не просто ограничение сферы ее деятельности домом, семьей. В патриархатном общественном сознании приватная сфера всегда занимает вторичное, подчиненное положение. Е. Маккоби и К. Джеклин подчеркивали, что никакой стереотип полоролевого поведения так не прочен, как стереотип, что женщины зависимы. Вместе с тем они указывали, что эта черта в раннем детстве характерна для детей обоего пола, но закрепляется она главным образом в поведении девочек и становится устойчивой чертой личности, так как поддерживается социальными ожиданиями окружающих людей [5, c. 161]. Соотношение работы и досуга в жизни мужчин и женщин, представленное в содержании учебников, также отражает гендерные стереотипы: мужчины заняты работой в 71% упоминаний, досугом – в 29%; у женщин аналогичное соотношение – 39% : 62%. За этими цифрами стоят качества, которые традиционно приписываются представителям различного гендера: инструментальность, рациональность, организованность – удел мужчин, эмоциональность – женщин. В то же время Дж. Каган и Х. Мосс в своем исследовании пришли к выводу, что стереотипные женские и мужские черты (зависимость, эмоциональность, агрессивность и т.д.) проявляются как у мальчиков, так и у девочек. Но под влиянием воспитания стереотипные женские черты закрепляются в основном только у взрослых женщин, а стереотипные мужские черты переходят в черты личности главным образом у мужчин [5, c. 161]. Интерпретируя полученные данные, можно сделать вывод, что они иллюстрируют механизм закрепления качеств за определенным полом. В ходе исследования был обозначен и рассмотрен индикатор «хобби», который также является значимой социокультурной характеристикой. Выявлено, что занятия, увлечения, которые маркируются как «мужские» и «женские», очень различаются. Досуг, связанный с активной деятельностью вне дома, чаще присущ мужчинам: он встречается в 21% упражнений с апелляцией к мужскому образу (и только в 8% упражнений с женскими образами). Такие занятия, как игра в куклы, шитье, всегда определяются как женские, а связанные с различной техникой, конструкторами, с рыбалкой – как мужские. Примечательно, что в теме «Скорость» (математика) практически всегда используются мужские образы. Отдых, связанный с искусством и природой, характеризуется как приемлемый и для тех, и для других. Таким образом, школьные учебники, разделяя сферы досуга детей, закрепляют традиционное социальное деление: публичная сфера, расположенная вне дома, – для мужчин, домашние занятия – для женщин. Закреплению за женщиной приватной сферы способствуют и созданные в учебниках образы матери и отца. Как рисунки, так и текстовые упражнения подчеркивают, что мама покупает продукты, кормит детей, одевает их. Указанные занятия вполне соотносятся с такими традиционными чертами, как забота, эмоциональность, ласка, которые приписываются женщине. А главными занятиями отца является работа, иногда обучение сына какому-либо практическому делу. 56

Разделение сфер жизнедеятельности закрепляется и нормами поведения, образцы которых встречаются в учебниках, и это еще одна характеристика, выделенная в ходе контент-анализа. Среди норм, регулирующих поведение внутри дома, связанных с домом, 42% относятся к женщинам и только 26% – к мужчинам. Нетрудно догадаться, что в качестве «женских занятий» определяется обязательное приготовление еды, уборка и стирка и т.д. Мужское участие в домашних делах сводится в учебниках к столярным работам, обеспечению водой, продуктами (только если тяжелые сумки!). Стоит ли после этого удивляться, что во многих семьях груз домашних обязанностей женщины «тянут» на своих плечах в одиночку? Для норм, действующих вне дома, характерна обратная тенденция: 4% из них относятся к женщинам, 15% – к мужчинам, а 81% – к обеим категориям. При изучении структуры выявленных в учебниках норм эта тенденция прослеживается еще более ярко: 71% «женских» норм касаются дома и 17% – поведения вне дома (у мужчин – 31% и 46% соответственно). Таким образом, полученные данные свидетельствуют, что во всех сферах жизнедеятельности человека (работа – досуг – дом), в нормах, которыми они регулируются, прослеживается патриархатный стереотип, который воспроизводится из учебника в учебник, а значит, закрепляется в сознании школьников. На втором этапе были отобраны альтернативные учебники и их проанализировали по той же схеме, что и учебники первой группы. Изучались учебники начальных классов «Математика» (автор Э.И. Александрова) и «Русский язык» (автор В.В. Репкин) развивающей системы Эльконина – Давыдова. Эта система обучения широко использует игровую теорию и в идеале должна помогать всестороннему развитию личности ребенка. Поэтому в ходе анализа учебников этой серии предполагалось выяснить, какие гендерные стереотипы, по мнению авторов, должны иметь дети новой России, которых авторы учебников видят как мыслящих, самостоятельных людей? Анализ показал, что содержание гендерных стереотипов в этих альтернативных учебниках мало чем отличается от традиционных. Чтобы не утомлять читателя длительным описанием полученной на этом этапе информации, авторы статьи предлагают сравнение новых данных с полученными на первом этапе. Отличительной особенностью альтернативных учебников является то, что в канву обучения введены помощники: школьники, объясняющие друг другу и роботу Сам Самычу различные задачи. Поэтому правила приобретают занимательный вид и становятся более доступными. За счет появления этих героев в «Русском языке» (автор В.В. Репкин) резко увеличивается доля гендерноокрашенных упражнений – 53% (во всех других учебниках – около 30%). Однако несмотря на высокую частоту обращения к гендерным характеристикам, содержание имеющейся в них информации минимально. Так, например, структура основных отличительных признаков мужчины и женщины остается такой же, как в традиционных учебниках, но полный перечень черт меньше и отмечается большая концентрация на первой тройке характеристик. Таблица 2 Некоторые отличительные признаки пола в различных учебниках, % Черты женского пола Учебники Признак традиц. альтерн. Имя 31 44 Грамматический род 27 41 Обращение к семейным ролям 20,5 29 Одежда девочки 21 17

57

Черты мужского пола Учебники Признак традиц. альтерн. Грамматический род 30 57 Имя 26 35 Одежда мальчика 18 20 Обращение к семейным 10 16 ролям

Из табл. 2 видно, что частота использования семейных ролей в альтернативных учебниках в 1,5 раза выше, но эти роли имеют различную значимость для мальчиков и девочек. К таким образам, как мама, бабушка, дочь и т.д., обращаются в 1,8 раза чаще, чем к соответствующим мужским – папа, дед, сын (и это несмотря на то, что введен герой – отец как высший судья, разрешающий возникающие споры школьников и робота). Следовательно, подчеркиваются семейные роли именно женские, а не мужские. Но в целом, и в альтернативных, и в традиционных учебниках автор чаще обращается к мужским образам, чем к женским (начиная с того, что в составе группы школьников всего одна девочка, и даже ее не всегда упоминают). Таблица 3 Частота обращений к мужским и женским образам в различных учебниках, % Традиционные учебники Русский язык Математика

Апелляция

Альтернативные учебники Русский язык Математика

к мужским образам

42

33

41

48

к женским образам

10

18

10

15

Как видно из приведенных данных, в учебниках математики (автор Э.И. Александрова) женские образы встречаются в три раза реже, чем мужские. В текстах и рисунках по русскому языку к женским характеристикам апеллируют в четыре раза реже, чем к мужским. А сравнительные данные показывают, что альтернативные учебники не только подчеркивают андроцентризм нашей культуры, но и воспроизводят этот стереотип иногда даже более активно, чем традиционные учебники. Указанная характеристика изученных альтернативных учебников прослеживается, в частности, через индикатор «профессия». Так, сфера работы закрепляется как мужская: частота упоминания мужских профессий во второй группе учебников намного выше, чем женских – соотношение 80 : 20 (в традиционных учебниках – 88 : 12). Структура «мужских» и «женских» профессий также очень схожа: в обоих видах учебников у женщин преобладают профессии умственного, а у мужчин – физического труда. Таблица 4 Структура «мужских» и «женских» профессий в различных учебниках, %

Профессии, связанные с физическим трудом Профессии, связанные с умственным трудом

Профессии мужчин Учебники традиц. альтерн. 71 61 29

39

Профессии женщин Учебники традиц. альтерн. 41 22 59

78

Данные, полученные при анализе как традиционных, так и альтернативных учебников показывают, что стереотип о силе как главной характеристике мужского начала очень устойчив. При использовании номинальной шкалы отраслей этот атрибут мужчины несложно проследить через такие отрасли, как армия, милиция, тяжелая промышленность, сельское хозяйство – они промаркированы как «мужские». В таких отраслях, как транспорт, связь, строительство, также преобладают мужские профессии. А единственной сферой, где лидируют женщины, является образование, что отражает не толь58

ко стереотип, но и существующую реальность. В альтернативные учебники плавно перешла и такая профессия, как машинистка. Конечно, частота употребления этого образа не столь высокая, как образа учительницы, но факт остается фактом – на страницах учебников дети знакомятся и с этой, уже устаревающей «женской» профессией. В целом, в альтернативных учебниках спектр профессий (тем более женских) невелик, т. е. эта сфера социализации очень редуцирована. По замыслу авторов этих учебников, видимо, главное – подчеркнуть основную для школы деятельность – учебную. Тем не менее, имеющихся данных достаточно, чтобы определить профессиональную сферу как стереотипно мужскую. Так, в альтернативных учебниках соотношение между работой и досугом у мужчин – 60% : 40% (в традиционных учебниках – 71% : 29%), а у женщин преобладает сфера досуга: 61% против 39%, приходящихся на профессиональную сферу. Причем деление досуга на мужские и женские виды остается практически неизменным по сравнению с первым этапом. В учебниках «Математика» (автор Э.И. Александрова) вводится новый тип упражнений: мальчикам и девочкам предлагается выполнять разные половинки заданий. Но содержание этих поручений крайне стереотипизировано: девочкам предлагают сосчитать, вырезать и т.д. кукол, кастрюли, вазочки с цветочками, а мальчики выполняют те же действия с машинами, их запчастями и канистрами с бензином. Очень интересен в этом плане следующий пример: нарисованы одинаковые кольца, но девочкам нужно сделать из этого шаблона юбку для куклы, а мальчикам – колесо для машины. Причем иногда авторы учебника включают у детей механизм активной самоидентификации: из двух половинок упражнения детям предлагается выбрать «свое». Таким образом, в альтернативных учебниках вместо развития личности ребенка осуществляется ее ущемление, она заводится в очень строгие рамки. И сохраняется традиционное закрепление сфер жизнедеятельности: дом – за женщиной (этой сфере посвящены 76% норм, касающихся женщин), внешний по отношению к дому мир – преимущественно за мужчиной (62% норм поведения вне дома касаются мужчин, 3% – женщин и 35% – и тех, и других). Но при этом следует отметить, что частота употребления норм в традиционных учебниках в 2,25 раза выше, чем в альтернативных (412 : 183). В целом, характер и структура гендерных стереотипов, содержащихся в школьных учебниках начальной школы обеих групп, схожи. Таким образом, контент-анализ учебников начальной школы показал, что в их содержании имеются гендерные стереотипы, как один из видов социальных стереотипов, основанный на принятых в обществе представлениях о маскулинном и феминном и их иерархии. Примеры качеств, маркируемых как мужские и женские, приводятся в табл. 5. Гендерные стереотипы, которые содержатся в российских учебниках математики и русского языка, отличаются сексизмом в отношении женщин. Они транслируют патриархатные представления о роли мужчин и женщин в жизни общества, закрепляющие за мужчинами сферу общественной жизни (работа, политика, бизнес и т.д.), а за женщинами – приватной (дом, семья, дети). Размышляя о роли дидактической литературы в воспитании детей, мы не можем согласиться с С. Ушакиным, который счел возможным принизить роль семьи и школы в первичной гендерной социализации, перенеся основной акцент на роль средств массовой информации [6, c. 153]. Конечно, в современном обществе идет перераспределение ролей между различными социальными институтами, но роль семьи и школы в формировании половой идентичности пока остается незыблемой. В начальной школе существует явное противоречие между феминизированной педагогикой и гендерными стереотипами, которые воспроизводят учебники математики и русского языка. Причем условия полоролевой социализации в такой ситуации сложны и для мальчиков, и для девочек.

59

Таблица 5 Основные характеристики маскулинности и феминности, отраженные в учебниках начальной школы

Нормы, регулирующие различные взаимоотношения

Досуг

Профессиональная сфера

Основные индикаторы

Характеристики мужские

женские

Инструментальность – преобладание профес- Эмоциональность – единственная отрасль, где лидируют женщины – образосий над досугом Сила – доминирование профессий физическо- вание, которая предполагает общение, близкие контакты с людьми го труда Агрессивность, сила – как мужские маркиру- Пассивность, мягкость – прослежиются профессии, связанные с армией, милици- ваются только в удалении женщин из сферы транспорта и "силовых" отрасей Ум - в структуре мужских профессий наука и лей культура занимают первое место Активность – преобладание мужчин в отрасли транспорта, связи Инструментальность – одно из первых Эмоциональность – преобладание над профессиональной мест среди видов досуга занимает деятель- досуга деятельностью ность, связанная с техникой Активность – доминирование мальчиков в Забота, мягкость, ласка – стереотипные черты Матери – передаются через активном досуге вне дома Сила, стремление к лидерству - преобла- игру в куклы, которая маркируется как дание мужских образов в сфере спорта, при- женская чем как мужские маркируются такие игры, Не-активность – менее подвижный отдых (рисование, шитье и т.п.) как футбол и хоккей Уверенность – стремление и достижение Эмоциональность – преобладание норм, касающихся отношений внутри победы во всем Инициативность – поощряется смекалка, дома, т.е. межличностных отношений принятие роли лидера в отношениях на себя Агрессивность – допустимость использования физической силы как крайней меры Сила - защита слабых, Родины – долг мужчины

От мальчиков требуют соответствия идеалу, который отсутствует в жизни (дома воспитывает мама, в школе – учительница), да и не по плечу многим мальчикам. Очень точно заметила по этому поводу М. Мид: «Их несчастье в том, что идеалом для них служит скучная родовая идея м а с к у л и н н о с т и вообще, а не интересные и лично известные им мужчины» [4, c. 226]. Сегодня становится все более очевидным, к чему ведет подобная система воспитания. Нельзя не согласиться с О. Ворониной, которая писала в одной из статей: «Табу на эмоциональность, стереотип всегда преуспевающего победителя, сексуального гиганта и так далее вызывают у многих мужчин, не желающих или не умеющих следовать этим стереотипам, стрессы, чувство неудачника, болезни, наконец, – о чем также много написано в западной научной литературе» [2, c. 166]. Девочек в школе и дома по-прежнему заставляют ломать, подавлять природные задатки, отказываться от полноценного, свободного психического и интеллектуального развития. Приходится признать, что гендерные стереотипы, существующие в нашем обществе, требуют корректировки. Это сложная проблема, которую нельзя решить быстро, но решать ее придется, учитывая при этом возможности дидактического процесса и содержание учебных пособий. 60

Библиографический список 1. Агеев В.С. Психологическое исследование социальных стереотипов // Вопр. психологии. 1986. № 1. 2. Воронина О. Свобода слова и стереотипный образ женщины в СМИ // Знамя. 1999. № 2. 3. Голод С.И. XX век и тенденции сексуальных отношений в России. СПб., 1996. 4. Мид М. Культура и мир детства. М., 1988. 5. Репина Т.А. Анализ теорий полоролевой социализации в современной западной психологии // Вопр. психологии. 1987. № 2. 6. Ушакин С. Видимость мужественности // Знамя. 1999. № 2. 7. Шихирев П.Н. Исследование стереотипа в американской социальной науке // Вопр. философии. 1971. № 5. 8. Ядов В.А. К вопросу о стереотипизации в социологии // Философские науки. 1960. № 2.

Т.А. Шилова МИФ О РУССКОЙ ЖЕНЩИНЕ НА СТРАНИЦАХ ИНТЕРНЕТА: К ВОПРОСУ О ГЕНДЕРНОМ АСПЕКТЕ ЭТНИЧЕСКОЙ СТЕРЕОТИПИЗАЦИИ Одним из значимых факторов межэтнической коммуникации являются этнические стереотипы. Их изучение, безусловно, важно и необходимо для понимания проблем межэтнической коммуникации; деконструкция же этнических стереотипов, в свою очередь, поможет гармонизировать этнические отношения. Целью данного исследования является изучение закономерностей функционирования мифа о русской женщине в межкультурном дискурсе. Источниковой базой для написания работы послужили материалы русскоязычных сайтов всемирной сети Интернет. Для того чтобы проследить, как функционирует миф о русской женщине в массовом сознании и как он соотносится с образом русского мужчины, были проанализированы опубликованные на страницах Интернета объявления интернациональных брачных агентств (американо-русских служб знакомств) и статьи российских и зарубежных авторов, посвященные анализу качеств русских женщин и русских мужчин. С помощью поисковой системы «Апорт» было обнаружено 700 документов на 587 сайтах; смысловыми единицами анализа послужили качества, наиболее часто приписываемые русским женщинам и русским мужчинам. Непосредственно проблема нашего исследования «миф о русской женщине в массовом сознании российского и американского общества» рассматривалась в научной литературе крайне мало. Мы можем назвать лишь труд О.В. Рябова «Миф о русской женщине в отечественной и западной историософии» [cм.: 17]. Тема, однако, нередко обсуждалась в публицистической литературе [cм., напр.: Антонова В. Жены на вывоз. Службы знакомств в отдельно взятой стране СНГ —[2]; Про русских невест — [15]]. Вопросы, связанные с решением отдельных проблем нации, этноса, изучались в российской социологической науке довольно широко. Среди трудов, которым мы обязаны концептуальной основой нашей работы, перечислим исследования З.В. Сикевич, С.В. Лурье, Ю.В. Арутюняна, Л.М. Дробижевой, А.А. Сусоколова [cм.: 18; 19; 10; 4]. Сущность этнических стереотипов и функции их в межэтническом общении освещались в трудах П.Н. Шихирева, Т. Стефаненко, З.В. Сикевич, А.Г. Здравомыслова [cм.: 24; 20; 18; 19; 7]. Проблема же гендерного аспекта этнических стереотипов остается в числе малоизученных. Она в той или иной мере затрагивалась лишь в исследовании А.В. Кирилиной [8] и вышеупомянутой работе О.В. Рябова [17]. 61

Этнические стереотипы наряду с иными факторами обусловливают характер межэтнической коммуникации, способствуют формированию образов как союзников, партнеров, так и соперников. Они делают мир понятнее и доступнее и потому стереотипы экономят усилия человека при восприятии сложных объектов и защищают ценности человека и группы [20, с. 224]. Этнический стереотип формируется на основе сравнения — важнейшей характеристики этничности. Когда стереотип обращен на отличительные черты другого народа, выделение какой-либо особенности его неизбежно осуществляется путем сопоставления со свойствами собственного народа. Именно в этом смысле, в частности, определяет различия в гендерных и в семейных отношениях между русскими и поляками такая, к примеру, пословица: «У нас — не в Польше: жена мужу не больше» [19, с. 114]. Этнические стереотипы выполняют важную функцию в этнокультурной социализации, определяя поведение человека в различных социальных ситуациях, влияя на этнические симпатии—антипатии, на национальные установки, определяющие межэтническое взаимодействие людей [18, с. 95]. Существенное влияние на характер межкультурной коммуникации оказывает миф о русской женщине. Чтобы проследить, как функционирует этот миф в массовом сознании, мы проанализировали 325 документов о русской женщине на 268 сайтах. Наиболее часто в брачных объявлениях американцы, объясняя, почему они отдают предпочтение русским женщинам, упоминают внутреннюю красоту русских женщин: «В них есть жизнь, а в глазах можно прочесть и радость, и ненависть, увидеть солнце в улыбке, — и это не подделано, это искренне» [5]. Они представляют русских женщин исключительно щедрыми душой и чрезвычайно внимательными. Только русская жена способна искренне восхищаться и гордиться своим мужем даже по самому незначительному поводу, полагают они. Среди наиболее часто упоминаемых качеств, приписываемых именно русским женщинам, называют душевность, искренность, способность выслушать, открытость к душевным контактам, щедрость, доброту. («Эти женщины умеют быть благодарными» [9]). Характеризуя русских женщин, авторы брачных объявлений указывают на их физическую красоту: «Русские женщины — самые красивые в мире» [21], — считают они. Но главное, что привлекает американских мужчин в русских женщинах, так это женственность — то, что они одеваются как женщины, стремятся быть домашними и сексуальными, называют их «правильными, такими, какими и должны быть женщины» [15]. Русские женщины кажутся старомодными и женственными. Но следует отметить, что женственность, как показывает исследование А.В. Кирилиной, ассоциируется не со слабостью, а с силой, решительностью, выносливостью, терпением, любовью, умом и красотой [8, с.157]. По мнению иностранных мужчин, «русская жена сделает все, лишь бы ее муж был счастлив» [22]. В связи с этим стоит также отметить, что зачастую мужчины-иностранцы ищут себе русскую жену через интернациональные брачные агентства не только оттого, что российские женщины милее, но и потому что обязательств перед ними меньше. Мужчины-американцы считают, что русская женщина мечтает о мужчине, который не пьет и не курит, но в то же время и не маменькин сынок, и не грубиян-пьяница. Если русская женщина вступает в брак с хорошим человеком со Среднего Запада с приличной зарплатой, который к тому же усыновляет ее ребенка и сам готовит пищу через день, а она, кроме того, еще имеет возможность каждый месяц посылать некоторые деньги родителям, то, по мнению иностранцев, такая женщина будет счастливейшим человеком в мире [15]. Считая таким образом, зарубежные мужчины пишут письма в интернациональные службы знакомств, подробно объясняя, что русская жена выгодна, поскольку требования ее невысоки. Русская женщина воспринимается авторами брачных объявлений, прежде всего, как мать. В большинстве случаев акцент делается на то, что русская женщина будет 62

прекрасной матерью, хранительницей семейного очага, воспитательницей детей, не стремящейся к полному равенству с мужчинами и «не зараженная феминизмом» [15]. Несмотря на то что многие русские женщины работают, они не принимают идеологию феминизма, согласно которой, по их мнению, женщины получают право делать все, что делают мужчины. Слово «феминистка» имеет в массовом сознании российского общества преимущественно негативное звучание и означает «женщину, которая ненавидит мужчин». Итак, черты русской женщины — физическая и нравственная сила, забота, жалость, жертвенность, асексуальность — относятся именно к материнскому архетипу [17, с.2]. Таким образом, русской женщине атрибутируется, прежде всего, дом, приватная сфера деятельности. В связи с этим возникает другая ипостась образа русской женщины — нечто среднее между «безропотной бабулей и доброй тетушкой из пятидесятых с половником в руках» [13], с которой семейное счастье гарантировано. Такая жена и накормит, и оденет, слова грубого не скажет, и дом будет содержать в порядке, и о детях позаботится, словом, настоящая хозяйка. О.В. Рябов полагает, что образ русской женщины иногда ассоциируется с бабушкой, в которой, по сути, те же материнские черты выражены, быть может, еще сильнее, отчетливее [17, с. 2]. Но сфера деятельности русской женщины не ограничивается семьей. Русская женщина рассматривается авторами брачных объявлений и как «женщина-работник», при этом профессиональные характеристики женщин имеют в большинстве случаев исключительно положительное звучание. Прежде всего, подчеркивается высокий уровень образования и профессиональной подготовки, которыми обладают русские женщины, а также отмечается их невероятная трудоспособность и выносливость. Устраиваясь на работу, женщины (в отличие от мужчин) часто соглашаются на невыгодные экономические условия, например значительно низкий уровень оплаты труда при высоких профессиональных требованиях и степени занятости [3]. Иностранцы отмечают, что русская женщина способна работать везде: и учительницей в школе, и менеджером крупной фирмы, и врачом, а также электриком-монтажницей и даже космонавтом. И в то же время она может плодотворно трудиться и на свежем воздухе где-нибудь в штате Колорадо. При этом русские женщины не перестают быть добрыми, нежными и заботливыми. Изучение закономерностей функционирования мифа о русской женщине предполагает также необходимость рассмотрения того, как соотносится этот миф с образом русского мужчины. Поисковая система «Апорт» нашла 291 документ на запрос «русский мужик» и лишь 84 документа на запрос «русский мужчина». Русский мужчина на страницах Интернета представлен, прежде всего, как мужчина-работник: «вкалывает на двух-трех работах, чтобы семью прокормить…» [12]. Более того, работа вменяется ему в обязанность: «мужик должен работать». Русские женщины, в первую очередь, ценят в русских мужчинах золотые руки и ум: «Пусть они неказисты, без пиджаков и галстуков, зато все делать умеют» [25]. Русский мужчина, по мнению авторов, стремится действовать в собственном ритме и по своему плану, он последователен и упорен в достижении своей цели. «Русский мужик работать умеет, ему бы только не мешали….» [14]. Но с другой стороны, в спокойном состоянии (когда никто не мешает) он склонен к апатии, плохому настроению, вялости и т.п., к тому, что называют «русской ленью». Переход от одной деятельности к другой дается русскому мужчине с трудом, требует время для адаптации к новым условиям. Говоря словами автора одной из статей, ему необходимо время для «раскачки», привыкания к новым обстоятельствам [2]. Причиной этого, по мнению одних авторов, и следствием, по мнению других, является пьянство, также постоянно атрибутируемое русскому мужчине. «Если у тебя плохое настроение, нужно выпить, чтобы взбодриться…» [26] — таков рецепт избавления от скуки [cм. также: 8, с. 158].

63

Но следует вспомнить известную пословицу: «русский долго запрягает, но быстро едет». Так и русский мужчина может мобилизоваться и дать адекватный ответ на вызов судьбы, проявив волю, ум и смекалку в «труднейшей борьбе за выживание». Подтверждение этому также можно найти на русскоязычных сайтах Интернет: «наши мужики и умнее, и с критическими ситуациями лучше справляются» [12]. Таким образом, русскому мужику не страшны никакие сложности, он выстоит в любых ситуациях, будь-то пожар, наводнение или экономический кризис и невыплата заработной платы. Помимо этого к положительным чертам русского мужчины авторы относят также честность, верность, преданность: «Русские мужики не продаются!» [16]. Большое значение для русского мужчины имеет «настоящая дружба». Он способен отменить заранее назначенную деловую встречу только потому, что его друг, с которым он видится ежедневно, попросил «встретиться и поболтать по душам» [1]. Наконец, отметим, что и авторы — мужчины, и авторы — женщины часто акцентируют внимание на внешней непривлекательности русских мужчин. «Более уродливых мужчин, чем на улицах наших городов, нет…» [23]. «Русские мужчины еще не научились любить себя и относиться к себе с заботой и пониманием» [23], – считают авторы. Но для русских женщин данное обстоятельство не имеет большого значения. По мнению русских женщин, а также и мужчин, внешний вид мужа — это забота жены. Более того, складывается впечатление, что русские мужчины, в настоящее время, вообще исключены из сферы домашнего хозяйства. Дом — это объект деятельности русской женщины. Вот так, например, описывает идеальную жену «настоящий мужик» (как он сам себя характеризует): «…нашему брату, в шахте смену отпахавшему, нужна русская Маша, которая и накормит, и рюмашечку поднесет, и выслушает, и жарко прижмет к холодной стеночке….» [12]. Но такое описание отнюдь не свидетельствует, что, по мнению русских мужчин, женщина должна оставаться лишь домохозяйкой, содержать дом в порядке, заботиться о детях и муже. Наоборот, наши мужчины с большим пониманием относятся к желанию жены продолжать работать и делать карьеру, если только это не мешает ей выполнять домашние обязанности. Подводя итог, скажем, что нельзя однозначно охарактеризовать образ русского мужчины. С одной стороны, это образ сильного, «крепкого», способного «на все» мужчины, который выстоит при любых обстоятельствах, а с другой стороны, образ мужикалапотника, «неконкурентоспособного» [23] на международном брачном рынке. Итак, в своем исследовании мы выяснили, что, во-первых, стереотип русской женщины реально функционирует в российском и зарубежном массовом сознании, и, во-вторых, образ слабого, несостоятельного русского мужчины вполне коррелирует с мифом о сильной, независимой русской женщине. Библиографический список 1. Агуреев А. Что русскому хорошо, американцу… / «Эхо планеты» 52 / 1998 // http://www.explan.ru/archive/1998/52/s4.htm 2. Аксючиц В. Апология русского характера. // http://sobor.vinchi.ru/pages/author/axs/ apology.html 3. Антонова В. Жены на вывоз: Службы знакомств в отдельно взятой стране / телеграф — Германия. Восточный экспресс. // http:// www.telegraf.de/ OstExpress/1999/62/9962/807.shtml 4. Арутюнян Ю.В., Дробижева Л.М., Сусоколов А.А. Этносоциология. М., 1999. 5. Газета «Хорошие новости» (г. Курск) № 51 (430) 14 октября 1999 г. // http:// goodnews.kursknet.ru/number/14-10-99/32.sht 6. Дискуссия на тему: «За что я люблю русского мужчину и за что я его ненавижу» // «Губерния» // http://home.onego.ru/gubernia/love/love 14.html 7. Здравомыслов А.Г. Межнациональные конфликты в постсоветском пространстве. М., 1996. 8. Кирилина А.В. Гендер: лингвистические аспекты. М., 1999.

64

9. Лиллиенталь А. Секрет молодости / Аномалия № 05 (113) 5 марта 1996 статья 2 // http://www.pressa.spb.ru/newspaper/anomal/arts/ anomal-133-art-2. html 10. Лурье С.В. Историческая этнология. М., 1997. 11. Нечаева Н.А. Идеал женщины в структуре гендерных картин мира // Гендерные тетради. Выпуск второй; СПб филиал Института социологии РАН. СПб., 1999. 12. Новости редакции 6 января 2001/www.Aif.ru|Старые архивы // http://www.aif.ru/old/ show.php/898-899/art023.html 13. Петрова Л. Только идиот может жениться на русской // На дне. № 07(26) 1996 г. статья 10 // http://www.pressa.spb.ru/newspapers/na_dne/ arts/na_dne-26-art-10.html 14. Полушин Д. Мы русские — с нами Бог // Русская линия. Русский дом. № 2 // http:// www.rusk.ru/press/rus_home/99/home2/home2_7.html 15. Про русских невест // Новости (New’York) от 17 июня 1998 // http://www.naritsyn.ru/ Komu.htm 16. «Русские мужики…» // http: // www.server.ru/~kominter/story/mujiki.htm 17. Рябов О.В. Миф о русской женщине в отечественной и западной историософии / Философские науки. 2000. № 3. 18. Сикевич З.В. Национальное самосознание русских: (Социологический очерк). М., 1996. 19. Сикевич З.В. Социология и психология национальных отношений: Учеб. пособие. СПб., 1999. 20. Стефаненко Т. Этнопсихология. М., 1999. 21. «Считаю вполне патриотично призвать русских женщин любить себя»// «Гильдия» // http://lordson.syzrun.ru/press/gild/99030403.html 22. Феминизм, ревизионизм и русская литература // http://massmedia. msu.art.ru/newspaper/ 19-98b/femin.html (на эту статью есть сноска). 23. Шигарева Ю. Русского Аполлона кастрировала экономика / АиФ — Новости. № 38 (1039) 2000 г. // http:// old.aif.ru/46/Apollo.thm 24. Шихирев П.Н. Современная социальная психология. М., 2000. 25. http://koi.subscribe.ru/archive/piople.znakomstva/200006/30023544.html 26. Postfactum.Ру — Водка стала национальной идеей // http://www. posfactum.ru/2000/11/ 30/22122.html

Е.А. Шибанова СТЕРЕОТИП МАСКУЛИННОСТИ В СОВЕТСКОЙ И СОВРЕМЕННОЙ РОССИЙСКОЙ ПЕСНЕ Одной из центральных проблем гендерных исследований является вопрос о конструировании в обществе гендерных стереотипов, которые обычно понимаются как устойчивые для данного общества в конкретный исторический период представления о различиях между мужчиной и женщиной [см.: Бс., 1, с. 15]. Наша статья посвящена изучению специфики функционирования стереотипа маскулинности в популярной советской и современной российской песне. Сразу отметим, что такой источник как песня имеет ограниченную репрезентативность для изучения гендерных стереотипов. Во-первых, это художественное произведение, которое подчиняется определенным законам жанра; в песне, как правило, эксплуатируются строго определенные сюжеты, темы; во-вторых, это авторское произведение, и мы обязаны учитывать особенности позиции автора. Однако, на наш взгляд, массовая песня потому и популярна, так как адекватно отражает основные ценности, социальные представления, стереотипы (в том числе и гендерные) определенной эпохи и передает их следующим поколениям, создает допустимые модели поведения, нормы. Кроме того, в песне главной темой являются взаимоотношения мужчины и женщины, конструируются представления о настоящем мужчине

65

и настоящей женщине, следовательно, она, безусловно, подходит как источник для исследования гендерных стереотипов. Для анализа мы взяли популярные песни советского и современного российского общества. Нами было проанализировано 70 песен советского периода и 70 песен — 90-х годов. Выбор именно такого источникового массива был обусловлен необходимостью исследования как содержания стереотипа маскулинности, так и динамики гендерных стереотипов в условиях смены культурных норм и ценностей. Стереотип маскулинности предполагает, что мужчина сильный, активный, любит борьбу, соревнование. Он не мыслится без работы. В связи с этим он часто находится вне дома, вне семьи. В то же время мужчина может проявить нежность, заботу, он любящий сын, муж, отец [см.: Бс., 3]. Теперь рассмотрим, как стереотип маскулинности отражается в советских и современных российских песнях. В целом он претерпевает определенную эволюцию; однако, на наш взгляд, изменения не являются значительными — мы обнаружили в трактовке маскулинности в советский и постсоветский период больше сходств, чем различий. Начнем с того, что в песнях обоих периодов присутствуют характеристики внешнего вида, хотя они крайне скудны. Мы встретили лишь указания на цвет волос (напр.: «Был он рыжим, как из рыжиков рагу…» («Баллада о красках», сл. Р. Рождественского) [И., 18, с. 58]), цвет глаз — «серые глаза», «карие очи» и др. (напр., «Серые глаза» исп. Н. Королева, «Там вдали за рекой», сл. Н. Кооля) [И., 17, с. 38]. Описание одежды также встречается редко, и только как атрибут, как символ групповой принадлежности, чаще всего связанный с военной службой: «Солдатской службы срок окончился уже, / Но с плеч шинель я все же не снимаю… / В кирзовых сапогах я по полю шагал. / И выцвела совсем пилотка у меня, / И гимнастерка крепко просолилась…» («Шумят хлеба», сл. С. Гребенникова) [И., 16, с. 98]. Теперь посмотрим, какие характеристики и стандарты поведения атрибутирует мужчине массовая песня. Одно из ключевых качеств, которыми наделяется мужчина — «сила»: «Сила есть у нас, и нам не привыкать / Горы двигать и на плечи поднимать…» («Ходят горы по горам», сл. В. Харитонова) [И., 18, с. 201]. Тенденция приписывания именно мужчине физической силы фиксируется исследователями в рекламных роликах, политической пропаганде [см.: Бс., 2, с. 334; 4, с. 48]. Эта характеристика присутствует также в песнях 90-х годов: «Во тьме бегут фонари. / Где же, на какой дороге мой милый друг. / Он затерялся вдали, / И мужские руки сильные держат руль…» («Дальнобойщик», исп. Т. Овсиенко). Важной чертой стереотипа маскулинности считается преобладание публичной сферы над приватной; мужчина почти всегда где-то вне дома, в дороге [см.: Бс., 3]. Образ дороги, отметим, часто используется для характеристики мужчины. Подтверждение этому мы находим в текстах песен и советских, и постсоветских. Причем следует отметить, что дорога для мужчины имеет два значения: дорога вынужденная, т.е. в силу своей профессии, каких-либо жизненных ситуаций мужчина должен быть в дороге – «Прощай, любимый город, / Уходим завтра в море…» («Вечер на рейде», сл. А. Чуркина), «Дорога, дорога, ты знаешь так много / О жизни такой непростой…» (исп. «Любэ») [И., 19, с. 29]. Другое же значение дороги — дорога как призвание, образ жизни, содержится, например, в песне А. Губина «Мальчик-бродяга»: Что же ты ищешь, мальчик-бродяга, В этой забытой богом стране? Что же тебя снова манит куда-то? Что ты так ясно увидел во сне? [см. также: И., 1; 21, с. 15]. В массовых песнях и того, и другого периода достаточно широко представлена дружба, причем подразумевается именно «мужская дружба». Укажем на то, что 66

«дружбе» придается большое значение. Друг — это не просто хороший знакомый, приятель, он отдаст последнее, ничего не пожалеет для друга («Мы хлеба горбушку – и ту пополам! / … Тебе половина и мне половина!», сл. А. Прокофьева). Он никогда не предаст, будет рядом в трудную минуту («Друг остается с тобой. / Рядом с ним и беда не беда…», сл. О. Газманова и др.), разделит с тобой и труд, и заботы. Кроме того, следует отметить такую функцию мужчины, как «защитник» – любимой женщины, матери, Родины. Это встречается и в современных песнях, но чаще – в советских. Такая функция отражена, например, в известных строчках «Песни о Родине» Лебедева-Кумача («как невесту Родину мы любим, бережем как ласковую мать»), песнях «Катюша» М. Исаковского, «Офицеры» О. Газманова и др. [см.: И., 8; 16, с. 43. См. также: И., 14; 19, с. 13]. Согласно стереотипу маскулинности мужчина не мыслится вне профессиональной сферы деятельности, и это широко подтверждается текстами песен. Следует обратить внимание на то, что для мужчины важна не только профессия, но и сам факт работы как таковой. Профессиональная принадлежность неоднократно упоминается в песнях и того и другого периода. Однако именно здесь можно обнаружить наиболее значительные различия в анализируемых нами двух группах источников. Во-первых, в советской песне больше разнообразие профессий: упоминаются, например, такие профессии, как солдат, моряк, полярник, строитель, докер, рыбак, ткачиха, рабочий, кочегар, плотник, монтажник-высотник, т. е. преимущественно рабочие профессии: Не кочегары мы, не плотники, Но сожалений горьких нет, как нет. А мы монтажники-высотники… («Марш высотников», сл. В. Котова). [И., 16, с. 134; см. также 20, с. 71; 17, с. 223]. В современной песне мы также обнаружили целый перечень профессий — солдат, моряк, художник, музыкант, фотограф, доктор и др. (см., напр.: «Пляжный фотограф», исп. В. Сташевский; «Художник, что рисует дождь», исп. А. Варум; «Играй, музыкант», исп. М. Распутина; «Солдат», исп. «Любэ» и др.). Рабочие же профессии практически не упоминаются. Во-вторых, в советской песне присутствует несомненная героизация рабочих профессий: «А кто я есть? Рабочий малый, / Семейный, добрый человек...» («Песенка моего друга», сл. Л. Ошанина). Среди песен 90-х годов встречаются примеры, где к рабочим профессиям относятся по-другому. Так, например, в песне И. Аллегровой «Сударь» героиня разочарована простым происхождением своего возлюбленного, который оказался «родом из рабочих и потомственных крестьян». Тем не менее, можно сказать, что солдат, моряк, летчик остались героическими профессиями, о чем свидетельствует, к примеру, песня В. Сюткина: Любите, девушки, простых романтиков, Отважных летчиков и моряков. Бросайте, девушки, домашних мальчиков, Не стоит им дарить свою любовь. Однако в этот период на арену вышли и другие герои. Вспомним песню «Бухгалтер» в исполнении гр. «Комбинация». Немаловажным нам показалось упоминание в современной песне о том, что мужчина занимается домашним хозяйством: Есть в Черемушках дом, В нем квартиру снимаю, Суп варю по ночам И стихи сочиняю… («У меня нет жены», сл. В. Байкова). Но данное поведение мужчины мы все же склонны рассматривать как отступление от стереотипа. Исключительность данной ситуации зафиксирована уже в названии примера. 67

Стереотип маскулинности допускает присутствие мужчины не только в профессиональной, но и в приватной сфере. По отношению к женщине и детям он выступает в разных ролях. В большинстве анализируемых источников мужчина либо муж, либо возлюбленный: «Лейся, песня, на просторе. / Не грусти, не плачь, жена!» («Лейся, песня, на просторе», сл. А. Апсолона); «А на войне, как на войне. / Подруга вспомни обо мне …» («Комбат», исп. «Любэ») [И., 18, с. 82. См. также: 1, 25]. Другая роль мужчины в семье — сын. В одних случаях мужчина прямо называется сыном: «Блудный твой сын, твой мальчишка упрямый / Ходит по свету в обмотках дорог…» («Не остуди свое сердце, сынок!», сл. В. Лазарева) [И., 19, с. 199]; в других он в песне обращается к матери, и лишь поэтому мы можем утверждать, что он сын: «Мама, я без тебя всегда скучаю. / Мама, хожу и поезда встречаю…» («Мама», сл. О. Газманова) и др. Мужчина фигурирует в песнях и как отец. Этот образ также укладывается в стереотипный. Отец любит свое дитя, он гордится своим ребенком, становится его другом, которому можно все рассказать, обо всем поговорить: «И гордишься ты своей любимой, / Ты гордишься сыном и женой…» («Пусть дни проходят», сл. Р. Гамзатова) [И., 20, с. 51]; «Друзья хорошие встречаются не часто, / И оттого мы нашей дружбой дорожим. / Ты — папа мой, и между нами, это ясно, / Не может быть ни недоверия, ни лжи…» («Ты мой лучший друг», исп. Т. Байкова и В. Байков). Таким образом, результаты исследования показали, что стереотип маскулинности, несомненно, функционирует как в советской, так и в современной российской песне, причем достаточно полно. «Настоящий мужчина» — сильный, смелый, верный друг. Он постоянно трудится. Он защищает слабых, отстаивает свою честь. Эти характеристики в основном совпадают с чертами стереотипа маскулинности, хотя есть и расхождения. Так, все чаще мужчине в песнях атрибутируются характеристики и стандарты поведения, традиционно ассоциирующиеся с женственностью. Это характерно, на наш взгляд, прежде всего, для песен 90-х годов, где мужчина может плакать, любить «до слез». Подобный мотив неоднократно встречается в песнях таких исполнителей, как «Руки вверх», «Турбомода» и др. Эта тенденция нуждается в дальнейшем изучении. Предстоит выяснить, является ли она признаком изменений стереотипа маскулинности в российской массовой культуре, или же наличие данных характеристик в современной массовой песне имеет другое объяснение. Среди причин появления новых черт стереотипа маскулинности, как нам кажется, могут быть общие изменения, происходящие в культурной сфере российского общества в последнее десятилетие, в частности смена норм, ценностей, изменение роли в семье и обществе. Библиографический список 1. Введение в гендерные исследования: Учеб. пособие / Под ред. И. В. Костиковой. М., 2000. 2. Грошев И. В. Образ женщины в рекламе // Женщина. Гендер. Культура. М., 1999. 3. Кон И. C. Введение в сексологию. М., 1989. 4. Рябова Т. Б. Маскулинность в российском политическом дискурсе: история и современность // Женщина в российском обществе. 2000. № 4. Источники 8. 9. 10. 11. 12. 13. 14. 15.

1. 2. 3. 4. 5.

Аллегрова И. «Странник». Аллегрова И. «Сударь». Байков В. «Ты мой лучший друг». Байков В. «У меня нет жены». Варум А. «Художник, что рисует дождь». 6. Газманов О. «Друг». 7. Газманов О. «Мама».

68

Газманов О. «Офицеры». Губин А. «Мальчик бродяга». «Комбинация». «Бухгалтер». Королева Н. «Серые глаза». «Любэ». «Дорога». «Любэ». «Комбат». «Любэ». «Опера». Наши песни, 1991. М., 1991.

16. Песенник. М., 1985. 17. Песни наших дней, 1970. М., 1970. 18. Песни наших дней, 1971 — 1972. М., 1972. 19. Песни наших дней, 1973 — 1974. М., 1975. 20. Песни наших дней, 1975 — 1976. М., 1977.

21. Песни наших дней, 1977 — 1978. М., 1979. 22. Песни наших дней, 1979 — 1980. М., 1981. 23. Песни наших дней, 1990. М., 1991. 24. Распутина М. «Играй, музыкант». 25. «Руки вверх». «Крошка моя». 26. Сташевский В. «Пляжный фотограф». 27. Сюткин В. «Любите, девушки…»

Э.А. Васильченко ГЕНДЕРНЫЕ СТЕРЕОТИПЫ В СИСТЕМЕ ПРОФЕССИОНАЛЬНОГО ОБРАЗОВАНИЯ НА ДАЛЬНЕМ ВОСТОКЕ В 20-Х ГОДАХ XX ВЕКА В дореволюционный период на Дальнем Востоке существовало единственное высшее учебное заведение – Восточный институт, открытый во Владивостоке 21 октября 1899 года, в котором обучались представители мужской части населения. В начале XX века на четырех курсах (китайско-японском, китайско-корейском, китайско-монгольском, китайско-маньчжурском) готовились стать специалистами около 190 студентов. Среди них были гражданские лица, а также офицеры армии и флота. Социальный состав обучающихся, например в 1912 году, представляли дворяне и чиновники (36 чел.), купцы (7), выходцы из духовенства (14), мастеровые и мещане (22), крестьяне (99), выходцы из казаков (7)1. Восточный институт был центром культуры. В нем преподавали известные ученые в области географии, этнографии, истории А.В. Рудаков, П.П. Шмидт, А.В. Гребенщиков и др. Издавалась литература на 7 языках стран Дальнего Востока. К этому храму культуры и образования женщины не были допущены. Справедливости ради следует отметить, что царская администрация придавала большое значение развитию женского образования в крае. В 60-е годы XIX века здесь появились первые женские гимназии, количество которых в 1900 году превосходило численность мужских более чем в два раза (7 против 3)2. Для женщин были открыты учительские семинарии. Например, в НикольскУссурийске семинария по подготовке учителей начальных школ по итогам работы была признана одной из лучших в России. Предпринималась попытка сделать доступным высшее образование для дальневосточниц. Генерал-губернатор Гродеков просил высочайшего разрешения открыть в Хабаровске институт благородных девиц, но решение по этому вопросу не было принято. Ситуация в образовательной сфере коренным образом изменилась с приходом советской власти на Дальний Восток. Провозглашенное равенство полов во всех сферах жизнедеятельности общества, в том числе и в образовании, открыло дорогу дальневосточницам в школы, техникумы, вузы. Однако в 20-х годах число девочек в школах значительно уступало числу мальчиков. Половой состав учащихся школ социального воспитания в 1925 – 1928 годах отражен в таблице3. Уч. годы 1925/1926 1926/1927 1927/1928

В городах 50,1 49,1 49,6

Мальчики, % В сельской Всего местности по краю 60,8 57,5 60,6 57,4 60,8 56,9

69

В городах 49,9 50,1 50,4

Девочки, % В сельской местности 39,2 39,4 39,2

Всего по краю 42,5 42,6 43,1

Приведенные в таблице данные позволяют сделать вывод о том, что в школах социального воспитания в 1925 – 1928 годах соотношение мальчиков и девочек изменилось в пользу девочек совсем незначительно (0,6%). Наблюдается отставание девочек и в общественной жизни школы. Анализ участия представителей полов в юношеском движении, например в 1927/28 учебном году, показывает меньшую активность девочек в пионерской и комсомольской организациях. Пионерами были 9,66% мальчиков и 8,16% девочек от общего числа учащихся. Соответственно в организации ВЛКСМ эти показатели составили 1,43% и 0,98%4. На фоне общего образования рассмотрим изменения в вузовской системе. Осенью 1923 года произошло слияние Восточного, политехнического и педагогического институтов – в результате во Владивостоке открылся новый Дальневосточный государственный университет (ДВГУ). Будучи единственным в крае высшим учебным заведением, университет осуществлял подготовку специалистов на четырех факультетах: техническом, агрономическом, педагогическом и восточном. Первый готовил инженеров-механиков, инженеровстроителей, горных инженеров; второй – агрономов, зоотехников, растеневодов, лесоводов; третий – экономистов, работников-востоковедов для обслуживания советских учреждений в Китае и Японии, преподавателей иностранных языков. В 1928 году преподавательский персонал университета состоял из 152 человек, в числе которых были 29 профессоров, 56 доцентов, 42 ассистента, 2 лаборанта, 8 лекторов, 2 руководителя трудового процесса, 13 преподавателей военных дисциплин. Административно-технический персонал представляли 126 человек. В преподавательском и административном составе приоритет был на стороне мужчин. В ДВГУ обучались 1326 студентов, из них 934 мужчины и 392 женщины, то есть женская половина студенчества составила 29% от общего числа обучающихся. Другими словами, в составе студенчества мужчин было почти в 2,4 раза больше, чем женщин. Начиная с 1928/29 учебного года в университете значительно изменился социальный состав студентов: повысился удельный вес рабочих. Для подготовки в вуз лиц исключительно из среды пролетариата и трудового крестьянства при ДВГУ был открыт рабочий факультет с отделениями: русским, корейским, китайским, техническим и экономическим. Обучались на рабфаке 370 слушателей, среди которых к женскому полу относились 39 человек (10,5%), к мужскому – 331 (89,5%). Столь низкий процент женщин в составе слушателей рабфака ДВГУ свидетельствовал о незначительном пополнении студенчества бывшими работницами и крестьянками. Иное положение сложилось в количественном соотношении мужчин и женщин на средней и низшей ступени профессионального образования. Так, в 1928 году в 19 техникумах получали образование 2972 человека, среди которых было 1016 женщин (34%). В этом же году в 13 профшколах проходили обучение 1380 человек, из них 139 женщин (31%). В 19 школах ФЗУ из 1292 учащихся 206 были представительницами женского пола (15%). На 10 долгосрочных профессиональных курсах 39% слушательского состава представляли женщины (194 из 494). Еще больше женщин (67%) обучались на краткосрочных профессиональных курсах (1589 из 2365)5. Анализируя соотношение численного состава мужчин и женщин, получающих профессиональное образование в учебных заведениях края, можно сделать некоторые обобщения. Во-первых, женский состав в вузе оказался малочисленным в силу того, что общий образовательный уровень женского населения был значительно ниже мужского. Например, в 1926 году на 100 человек всего населения приходилось грамотных 53,7% мужчин и 31,6% женщин. Наиболее грамотными были женщины из евреев (77,4%) и поляков (65,3%), менее грамотные – из бурят (4%) и коренных народов (5,6%). Среди русских грамотность женщин составила 35,5% и мужчин – 57,6%. 70

Во-вторых, в массовом патриархальном сознании существовал стереотип необязательности профессионального образования для женщин, поскольку их удел – семья и дети. В-третьих, статистика показывает, что женщины в большей мере осваивали профессиональное образование на средней и низшей ступенях, мужчины же значительно превалировали на высшей, а также сохраняли свое преимущество на двух других. В 20-е годы наблюдалось повторение тенденции в выборе образования по признаку пола: женщины в основном осваивали педагогическую профессию, которая с полным основанием превратилась в «женскую». Мужчины же преобладали в профессиях технической направленности. Гендерный стереотип сложился в оплате труда, которая у специалистов «женских» профессий была значительно ниже. Выступая на IX Дальневосточной краевой партийной конференции (1929 г.), руководитель Крайпроса Кузьмина отметила: «При окончании вуза специалист по другой отрасли получает заработную плату в два-три раза больше, чем окончивший педагогический вуз, который получает 80 – 90 рублей. При трудностях, которые имеются в педагогической работе, стимула для привлечения работников в эту отрасль нет»6. По этой причине мужчины игнорировали культурно-просветительскую сферу трудовой деятельности, к которой относилась и педагогическая работа. Ее с успехом осваивали женщины. При сравнении участия мужчин и женщин в различных видах занятости в 1929 году выяснилось, что эта сфера оказалась единственной, где численно женщины превосходили мужчин (3060 против 2675)7. Таким образом, в системе профессионального образования в 20-х годах XX века на Дальнем Востоке формировались гендерные стереотипы: - были провозглашены равные права мужчин и женщин в образовательной сфере, однако при общей доступности образования женщины в меньшей степени пользовались этим правом; - в профессиональном образовании женщины в основном занимали его низшую и среднюю ступень, поскольку для высшего образования женщинам явно не хватало общей образовательной подготовленности, препятствием был патриархальный женский менталитет; - в профессиональном выборе мужчины стали более свободными, предпочитая высокооплачиваемые профессии в сфере производства (сельское хозяйство, лесное дело, железнодорожный транспорт, рыболовство и др.), а также профессии служащих (руководящий, хозяйственный, технический, учетно-контрольный, торговый персонал). За свой труд женщины получали более низкую зарплату по сравнению с мужчинами, поскольку в большей степени были заняты менее престижными профессиями (прислуга, младший обслуживающий и культурно-просветительский персонал, пищевики, работники гигиены, швеи и др.). Обозначенные в 20-х годах гендерные стереотипы в системе профессионального образования в последующие годы закрепились и стали гендерными тенденциями в образовательно-профессиональной сфере. Список использованной литературы 1

Григорцевич С. Из истории отечественного востоковедения // Советское востоковедение. 1957. № 4. С. 132. 2 Всеподданнейший отчет генерал-губернатора, генерала от инфантерии Гродекова. 1898 – 1900. Хабаровск, 1901. С. 29. 3 Дальневосточный край в цифрах. Хабаровск, 1929. С. 60. 4 Там же. С. 62. 5 Там же. С. 63. 6 IX Дальневосточная краевая партийная конференция 22 февраля – 1 марта 1929 года: Стенографический отчет. Хабаровск, 1929. С. 223-224. 7 Дальневосточный край в цифрах. С. 42.

71

Т.Б. Котлова ГЕНДЕРНЫЕ СТЕРЕОТИПЫ И РЕАЛЬНАЯ ЖИЗНЬ ГОРОЖАНКИ В РОССИИ СТО ЛЕТ НАЗАД Любое общество во все исторические эпохи имеет свои социокультурные стереотипы. Как известно, они выполняют несколько функций, регулируя, наравне с другими институтами, жизнь социума. Одной из важнейших функций, по мнению ученых, является защита существующих порядков, сложившейся системы социальных отношений. В российском обществе второй половины XIX - начала XX века существовал определенный порядок взаимоотношений между обществом и государством, сословиями, мужчинами и женщинами. Представляется интересным рассмотреть социокультурную ситуацию в России с точки зрения функционирования гендерных стереотипов. Пореформенная Россия, как известно, находилась в переходном состоянии. Господство патриархального уклада после крестьянской реформы было нарушено активным развитием буржуазных отношений, формированием новых социальных слоев, появлением новых элементов культуры. Однако в области духовных ценностей, идеологических установок значительным влиянием, по-прежнему, обладала церковь, отстаивавшая незыблемость традиционных христианских идей. Церковь оказала огромное влияние на формирование в обществе представлений о назначении, роли и месте в обществе мужчины и женщины. Как известно, с точки зрения Библии, на женщине лежит первородный грех, который привел к изгнанию из рая Адама и Евы. В средние века, особенно в Западной Европе, женщин значительно чаще, чем мужчин, обвиняли в связях с дьяволом, сжигали на кострах инквизиции. Главным их назначением было материнство, кроме того – служение, помощь мужу. За мужчиной закрепилась сфера общественного труда, а за женщиной – домашнее хозяйство. Иерархия, которая кроется за этим разделением сфер влияния, определяла черты, предписываемые обществом мужчине и женщине. Маскулинными считались и до сих пор таковыми остаются властность, рациональность, надежность, сила, активность, стремление к лидерству. К фемининным отнесены эмоциональность, милосердие, жертвенность, интуиция, мягкость, заботливость. Автор разделяет точку зрения ученых, которые определяют данные представления как патриархальные. Они формировались в течение длительного времени и соответствовали доиндустриальному этапу развития общества. Столетиями патриархальные гендерные стереотипы успешно выполняли роль «дирижера» в отношениях между мужчинами и женщинами. С началом индустриальной эпохи стали возникать противоречия между новыми социально-экономическими условиями и стереотипными ожиданиями общества в отношении женщин. Новизна социокультурной ситуации проявлялась прежде всего в том, что все большее число мужчин, и особенно женщин, стали нарушать принципы дозволенного. Российское государство, будучи по сути глубоко патриархальным, достаточно жестко пыталось сохранить традиционные православные ценности. Законы, бюрократия, общественное мнение являлись носителями и защитниками устаревающих стереотипов. Началась борьба, которая продолжается до сих пор и является составной частью так называемого «женского вопроса». Однако это не означает, что патриархальные представления себя полностью изжили и не выполняют свои функции. Стереотипы отражают и одновременно формируют ценности и идеалы общества, участвуют в формировании сознания людей; стереотипизация сознания, со своей стороны, во многом помогает адаптации человека к жизни. Архивы сохранили документы, которые свидетельствуют о комфортном психологическом состоянии, органичной жизнедеятельности людей в рамках патриархальных гендерных стереотипов. Они не меша72

ли им любить, жить счастливо, быть высоконравственными людьми. Яркий пример тому – история отношений молодых людей, которые жили во второй половине XIX века во Владимирской губернии. В 1867 г. состоялось обручение Екатерины Галиктионовны Миндовской и Алексея Ирадионовича Журова, принадлежавших к известным в Шуйском уезде купеческим семьям. Сватовство оказалось очень удачным, между женихом и невестой возникло глубокое, искреннее чувство, которое во многом переменило их жизнь. В течение трех с половиной месяцев между помолвкой и свадьбой они вели переписку, позволяющую увидеть, как рождалось и крепло их чувство. Письма молодых людей отразили те стереотипы, которые существовали в обществе. В своих письмах Алексей Журов предстает человеком, способным глубоко чувствовать, переживать и выражать эмоции. Уже в первых посланиях невесте он описывает свои надежды, связанные с браком, подчеркивает те качества, которые, на его взгляд, наиболее важны: «Милая моя нареченная Невеста Екатерина Галактионовна! …Мне кажется, что я счастлив, как теперь, не был. Я надеюсь, что наша жизнь будет светла и отрадна. Ваше безграничное упование на Бога не останется без награды…» [3, л. 190] Фраза жениха о набожности невесты явно одобрительна. Её безграничная вера в Бога рассматривается им как достоинство, это качество совпадает с внутренним душевным настроем Алексея, его представлениями об идеальной женщине. А.И. Журов вырос в старообрядческой семье и, конечно, христианские ценности были для него главными. 14 июля 1867 г. в дом Миндовских от жениха приходит письмо, в котором он благодарит Екатерину Галактионовну за подарок – карточку и кольцо. Алексей Ирадионович особенно рад полученной фотографии, доставляющей «...мне удовольствие постоянно видеть Вас. А то мне было очень скучно, особенно потому, что воображение мое затруднялось представить Ваш образ. Это от того, что я очень мало видел Вас» [3, л. 191]. Совершенно очевидно, что жених видел свою нареченную один, максимум два раза. Первое впечатление, очевидно, было благоприятным, но узнать друг друга молодые не успели и поэтому в письмах вплоть до их следующей встречи, которая состоялась только в сентябре, присутствует некий идеальный образ мужа и жены, жениха и невесты. Этот образ вполне стереотипен для своего времени и того социального слоя, к которому принадлежали молодожены. Ситуация сватовства, когда молодые не видели друг друга, является типичной для патриархального уклада. Хорошо, если в жизни Катенька окажется близкой к этому образу-идеалу (как и случилось у Журовых), а если нет? Известно, что несовпадений стереотипных представлений о муже и жене с реальными людьми было очень много. Алексей Ирадионович в своих письмах очень тактичен, деликатен в отношении Кати. Главная моральная ценность для него – уважение супругов, на втором месте – любовь и преданность [3, л. 191]. Но самым важным для понимания идеального представления о жене является образ Ангела-хранителя: «…Теперь я очень рад, я очень счастлив, что будущее сулит мне тихую, безмятежную жизнь. Я надеюсь, моя милая, что Вы скрасите мою жизнь, я же с своей стороны употреблю все силы, чтобы осуществить свои мечты… Прощайте, моя миленькая невеста, я очень рад, что пишу к Вам, целую Вас, моего Ангела. Истинно любящий Алексей Журов» [3, л. 195]; «Я твердо уверен что Он [Бог] дарует мне в Вас Ангела Хранителя» [3, л. 191]; «…целую Вас, мой Ангел» [3, л. 194]. Ангел сохранит, согреет, «обеспечит тихую, безмятежную жизнь». Ангел-хранитель – это одна из главных ролей женщины с точки зрения христианской морали. Она сродни материнству, но об этом – может быть о главном, пока ни слова. Молодые люди были полны теми чувствами, которые их охватили, они как будто готовят себя и друг друга к будущей жизни. С точки зрения Алексея, жена должна быть не только набожной, доброй, но она должна обладать качествами, которые могут вызывать чувство гордости. Пусть эти ка73

чества и не столь существенны и принципиальны: «Я попрошу Вас писать больше и чаще. Вы очень мило пишете. Я горжусь Вашим почерком, Вы пишете лучше моего» [3, л. 192]. Молодой человек признал невольно маленькое превосходство, но тут же пытается оправдаться: «Впрочем, я могу писать лучше этого, но очень несвободно. Прошу извинить». В начале сентября 1867 г. умер Галактион Иванович Миндовский. Алексей в письме выражает соболезнование по поводу смерти отца Кати: «Очень жаль, что Бог не привел ему окончить начатое дело и порадоваться нашему полному счастью, он так любил Вас… Но видно, на все Его святая воля. Положитесь на его милосердие. Я со своей стороны скажу Вам, что буду Вашим лучшим другом и отцом. Милая моя! Я более и более люблю и уважаю Вас и надеюсь на Бога... Прощайте, мое милое дитя, и молитесь Богу. Он не оставит нас своей милостию» [3, л. 200]. Представления А. Журова о той поддержке, которую он должен оказать своей невесте, в полной мере отражают гендерные стереотипы патриархального общества. Идеальный мужчина в трудную минуту ощущает себя одновременно другом, отцом и женихом своей избранницы. Алексей Ирадионович понимает, что после свадьбы, а в данном случае в связи со смертью отца раньше, всю ответственность за девушку берет на себя муж-жених. Он является для нее утешителем, защитником, опорой в жизни. 10 сентября 1867 г. А. Журов, наконец, закончил дела на ярмарке в Нижнем Новгороде и сразу поехал к своей невесте. Видимо, долгожданное свидание оправдало надежды молодых людей. Первое же письмо жениха после этой встречи наполнено теплом, любовью и нежностью. Появляется новое обращение. Вместо имени и отчества Алексей пишет: «Милая моя Катенька!» Он обращается к невесте без «величания» с ее разрешения и это доставляет ему видимое удовольствие. «Я никогда не был так счастлив, как теперь… Будущее наше представляется мне в самом чистом, безоблачном виде. Я уверен, моя милая, что Вы оправдаете мои надежды, Вы осуществите мой идеал. Я со своей стороны скажу Вам, что все мои силы, все мои средства будут употреблены на то, что б Вы были счастливы. Ваше счастие будет соответственно моим счастием, Ваше спокойствие – мое спокойствие. Вот Вам истинное выражение моих чувств», – пишет Алексей Е. Миндовской из Шуи [3, л. 202]. После второй встречи письма жениха приходят в дом Миндовских чаще, они описывают чувства возвышенные и нежные: «…как люблю я тебя, моя радость. Будь ты мне мила на всю жизнь мою, будь ты мне радостью до гробовой доски» [3, л. 203]. Очевидно, после первого знакомства с невестой у А. Журова появилась надежда на любовь, но еще не само чувство. После второго свидания письма уже полны не просто юношеских пылких мечтаний, но говорят о настоящем чувстве. Характерна подпись в письме от 17 сентября: «…глубокополюбивший Вас Алексей Журов» [3, л. 203]. 26 октября 1867 г., за два дня до венчания Алексей Ирадионович пишет Кате: «Милая Невеста моя Екатерина Галактионовна! Это последнее мое письмо к тебе как невесте. В этом слове много поэзии, я произношу его всегда с большим удовольствием… Я жду Вас, моя ненаглядная, моя радость, моя жизнь, мой друг, моя Голубица, жду с самыми светлыми надеждами на будущее, с самой горячею любовью и с готовыми объятиями. До свидания, моя милая Невеста, мой ангел-хранитель, целую тебя, жду тебя» [3, л. 212]. Первое письмо Екатерина Галактионовна после помолвки начинала словами: «Милый, Богом Данный Мой Жених Алексей Ирадионович!» [3, л. 213]. Невеста сетует в переписке, что не успевает отвечать на все письма жениха. Ее послания более краткие и сдержанные, в них нет той открытости, которая присутствует в письмах Алексея. Катя благосклонно принимала изъявления чувств в свой адрес, но сама достаточно долго 74

искренних эмоций не выражала. В отношениях жениха и невесты ясно прослеживается стереотипная оппозиция активного мужского и пассивного женского начал. Из писем явствует, что девушка все делает с благословения родителей: надевает кольцо, подаренное женихом, отправляет ему подарки, пишет письма. В отношениях с внешним миром женская самостоятельность полностью отсутствует. Первое место в содержании писем невесты занимают «Папашинька и Мамашинька». Катя постоянно беспокоится о здоровье отца, скучает без него [3, л. 216, 218, 220]. Очевидно, что он занимал в жизни девушки определяющее место. Отношения с отцом сформировали в сознании дочери стереотип почитания мужчины, который символизировал порядок, процветание, благополучие семьи. С появлением жениха, особенно после смерти отца, ее жизнь полностью зависит от его воли, добропорядочности, любви. В Алексее сосредоточен весь мир Катеньки: «…Да, Бог послал Вас для моего счастия, оттого-то Вы так неодолимо владычествуете надо мною, оттого-то из Ваших взоров, из Ваших слов, я получаю такое неописанное блаженство. Я теперь чувствую, что любовь к Вам сделалась единственной потребностью души моей. Все мои желания сосредоточиваются в Вас» [3, л. 221]. Характерно, что и после второй встречи, которая принесла молодым людям настоящую любовь, Катя продолжает в письмах «величать» жениха по имени-отчеству и на «Вы», в то время как Алексей Ирадионович зовет свою нареченную невесту «Катенька» и позволяет иногда обращаться к ней на «ты» [3, л. 220, 221]. Екатерина Миндовская оправдала надежды и мечты своего жениха, стала воплощением христианского идеала женщины. В семье Журовых родились дети, Екатерина Галактионовна прекрасно вела хозяйство, так как была приучена к этому с детства, была верна своему мужу. Патриархальные стереотипы, сформировавшие сознание Алексея и Кати, в определенной степени облегчили построение их семьи. Вместе с тем, во второй половине XIX века далеко не все женщины столь комфортно чувствовали себя в рамках патриархатной системы отношений. Для некоторых эти рамки были тесны, и они всячески стремились из них вырваться. Для таких женщин стереотипное мышление окружающих становилось подчас непреодолимой преградой в построении своей жизненной стратегии. Елизавета Александровна Дьяконова родилась в 1874 г. в купеческой семье в г. Нерехте Костромской губернии. Отец рано умер, и семья переехала в Ярославль. Лизу устроили в женскую гимназию при Сиротском доме. Мать была женщиной строгой, капризной, поэтому обстановка в доме была сложной. Материальное положение Дьяконовых было достаточно прочным. После смерти отца дети получили свою долю наследства, по достижению совершеннолетия они имели право распоряжаться деньгами по своему усмотрению. Лиза, как и ее сестра Валя и братья, много читала, она «рано познакомилась с запрещенной литературой, которую приносил репетитор ее брата, студент юридического лицея» [2, c. 80]. Окончив гимназию с серебряной медалью, Елизавета Дьяконова решила поступить на Высшие женские курсы. Мать была категорически против. Она имела стойкое предубеждение против учебы, считая, что там учатся только девушки легкого поведения. По мнению матери, имея состояние, девушка не должна была учиться, ей следовало «сидеть дома и ждать женихов» [1, c. 13]. То есть, с точки зрения существовавших стереотипов, учеба, получение профессии могли рассматриваться как жизненная стратегия только в том случае, если нет приданого, нет средств к существованию. В противном случае девушке была уготована традиционная жизненная модель: семья, дети, хозяйство. Лишь достигнув совершеннолетия и проявив «неженскую» настойчивость, Елизавета стала слушательницей женских курсов в Петербурге. Дневник, который писала девушка, содержит ее чувства и размышления этого периода. «Во имя чего лишали меня права учиться далее? – задает вопрос Лиза. – Маль75

чика отпустили бы с радостью и гордостью, девушку – не тут-то было! Ей – и учиться нельзя, и курсы – вроде публичного дома, и у нее есть средства для замужества, словом – понятия о женщине самые рабские, и я испытала на себе всю их прелесть» [1, c. 112]. Ясно, что стереотипные представления о женщине, которые были характерны для купечества, для матери Елизаветы, были совершенно чужды юной девушке. Впитав передовые демократические идеи, Е. Дьяконова стремилась реализовать их в своей жизни. Ее мечтой было служение простым людям, судьба сельской учительницы. Девушку возмущали женщины, загнанные в пресловутые рамки женского предназначения. Слушая в больнице разговоры соседок по палате, Лиза записывает в своем дневнике: «Несчастный женский ум! Абсолютная пустота, заполняемая областью половых отношений: муж, дети, и в привязанности этой – ни капли духовности» [1, c. 138]. В другой ситуации она осуждает себя: «Что за глупые создания мы, женщины! Неисправимы! Слезы и нервы – очевидно прирожденные средства нашего пола» [1, c. 45]. Стереотипы живут в Лизином сознании, они прорываются на страницы дневника, несмотря на то, что девушка стремится вырваться из их рамок. После окончания в 1899 г. Высших женских курсов перед Е. Дьяконовой встал вопрос о дальнейшей практической деятельности. Она решает посвятить себя юриспруденции, добивается приема у министра юстиции, но получает отказ: женщинам не разрешается заниматься адвокатурой. Для получения полноценного юридического образования в 1900 г. Елизавета Александровна едет во Францию и поступает на юридический факультет Сорбонны. Жизнь за границей оказалась нелегкой – недоедание, плохие квартирные условия, обострившаяся болезнь. Врачи рекомендовали Е.А. Дьяконовой вернуться на родину, но по дороге в Россию 11 августа 1902 г. ее жизнь оборвалась [2, c. 81]. К сожалению, талантливая девушка Лиза Дьяконова не смогла превозмочь обстоятельства. Но ей удалось очень многое: она публиковала в газетах статьи, оставила две книги, которые и спустя десятилетия представляют интерес, прекрасно читаются, являются ценным историческим источником, повествующим нам о чувствах, мыслях, поступках русской девушки, пытавшейся вырваться из плена гендерных стереотипов. Таким образом, можно сделать вывод, что во второй половине XIX века гендерные стереотипы поддерживали, охраняли существовавший социальный порядок. Несмотря на социокультурные изменения, имевшие место в обществе в пореформенный период, подавляющее число россиян отводили женщине вторичное, подчиненное место, закрепляя за ней материнскую функцию, сферу приватной жизни, роль домохозяйки. Очень часто попытки женщин сломать стереотипы заканчивались конфликтом личности с обществом, личной драмой. Не хотелось бы думать, что это и есть единственный путь преобразования социокультурных стереотипов в российском обществе. Библиографический список 1. Дневник Елизаветы Дьяконовой: На высших женских курсах (1895 – 1899 гг.). 2 изд. СПб.,1905. 2. Евстратова А.И. Женщины российской провинции: (Дьяконова Елизавета Александровна) // Феминология: методология исследования и методика преподавания: Тез. докл. всерос. научн. – метод. конф. Иваново, 1996. 3. Ивановский государственный объединенный историко-революционный музей. Ф. 83159. Л. 190 - 221.

76

О.А. Васильченко ГЕНДЕРНЫЕ ОТНОШЕНИЯ В СЕМЕЙНОМ БЫТУ ВОСТОЧНЫХ СЛАВЯН НА ДАЛЬНЕМ ВОСТОКЕ В КОНЦЕ XIX - НАЧАЛЕ XX В. Переселившиеся на Дальний Восток крестьянские семьи восточных славян руководствовались в быту нормами обычного права, существовавшего в местах их прежнего жительства. Большая разбросанность селений и отдаленность их от административных центров края способствовали стабилизации этих норм. По мере увеличения численности сельского населения региона и укрепления властных структур все возрастающее воздействие стали оказывать государственные правовые начала. При этом нормы обычного права проявляли свою живучесть, тесно переплетаясь с юридическими актами государства. В общественном сознании преобладали патриархальные взгляды на взаимоотношения мужчины и женщины, на роль и место последней в семейной и общественной жизни. Эти взгляды нашли свое отражение в законодательстве Российской империи и в нормах обычного права. Общественный статус жены определялся статусом мужа. Взаимоотношения супругов регламентировались юридическими актами, в соответствии с которыми жена находилась в неравном, подчиненном положении. Согласно закону, муж «обязан любить жену свою как собственное свое тело, жить с нею в согласии, уважать, защищать, извинять ее недостатки и облегчать ее немощи. Он обязан доставлять жене пропитание и содержание по состоянию и возможности своей»1. Жена «обязана повиноваться мужу своему как главе семейства, пребывать к нему в любви, почтении и в неограниченном послушании, оказывать ему всяческие угождения и привязанность, как хозяйка дома»2. Подчиненное положение женщины также закреплялось законодательными актами государства, которые предусматривали обязанность жены следовать за своим мужем, получать паспорт и устраиваться на работу только с его разрешения. Патриархальные взгляды крестьянской общины на семейные отношения поддерживались православной церковью и государством. Считались законными только церковные браки. Прочность семей была обусловлена убежденностью сельчан в неразрывности брачных уз. Развод был почти невозможен и рассматривался как тягчайший грех. Крестьянская община осуждала мужчин, уличенных в неверности. Если это происходило с женщиной, то она могла понести тяжкое наказание. Например, в законодательстве Российской империи для неверных жен предусматривалось лишение свободы на несколько месяцев. Отсутствие подобного судебного преследования для мужчин, уличенных в прелюбодеянии, свидетельствует о политике двойных стандартов в этом вопросе. Дискриминация женщин в Российской империи наиболее ярко проявилась в вопросах наследования семейного имущества. В России, в том числе и на Дальнем Востоке, до 70-х годов XIX века духовные завещания в крестьянской среде были крайне редким явлением3. Семейное имущество наследовалось согласно установленному для данной местности обычному праву. Так, в Европейской России при разделе имущества вдова получала пай только на детей. Сибирские вдовы, даже бездетные, имели на него право. Размер наследства зависел от количества совместно прожитых лет. Такое послабление объяснялось наличием в Восточной Сибири свободных земельных угодий, отсутствующих в остальных российских губерниях.

77

С повышением уровня зажиточности дальневосточных крестьянских семей вопрос о наследстве становился актуальным. Постепенно получили распространение духовные формы завещания и на Дальнем Востоке. Согласно им, все имущество – движимое и недвижимое – могло свободно завещаться4. Эта форма наследования отличалась от наследования по закону, которое накладывало ограничение в отношении лиц женского пола. Жена имела право получить из наследства только седьмую часть недвижимого и четвертую часть движимого имущества5. Доля матери вдвое превышала долю дочери. По сравнению с сыновьями мать получала вдвое меньше каждого из них. Между сыновьями имущество делилось поровну6. Согласно законам Российской империи, сестра при брате получала из всего наследственного недвижимого имения четырнадцатую, а из движимого – восьмую часть7. Этот юридический акт был более благосклонен к лицам женского пола, чем нормы обычного права, предполагавшие, что при разделе имущества семьи действовало правило «сестра при братьях не наследница»8. К наследованию на равных правах с мужчинами женщины были допущены только в 1913 году, в соответствии с изменением законодательства. Эти изменения нашли отражение в «Полном собрании законов Российской империи»9. В законодательстве сохранилось положение о том, что глава семьи (им всегда был мужчина) являлся полноправным хозяином в деле распределения семейного имущества. Сыновья, ранее выделенные, от наследства обычно отстранялись, как получившие долю из отцовского имущества. Иногда лишались наследства дети, оказавшие непочтение родителям. Боязнь остаться без наследства являлась причиной беспрекословного подчинения детей воле родителя, основой его власти в семье. Органы власти стремились упорядочить процесс крестьянских разделов. В Амурской области результаты разделов окончательно утверждались губернатором, в Приморской – областным правлением10. Государственное законодательство способствовало укреплению внутрисемейных правовых отношений в крестьянской среде, однако при этом сохранились патриархальные взгляды на положение и роль женщин в семейной и общественной жизни, осуществлялась ее законодательная дискриминация. Гендерные стереотипы поведения членов крестьянской семьи прививались детям с раннего возраста. Способствовала этому процессу трудовая деятельность семьи, характеризовавшаяся распределением хозяйственных обязанностей между ее членами в зависимости от пола и возраста. Мужчина считался главным добытчиком в семье. На его долю приходились основные работы в земледелии: раскорчевка тайги, осушение болотистой местности под пашню, вспашка, боронование, сев, вывоз хлеба с полей и его молотьба. Строительные, плотничьи, столярные работы, производство орудий труда (как мужских, так и женских), изготовление обуви и предметов хозяйственного назначения также входили в мужские обязанности. Мужчины занимались заготовкой дров, уборкой хлевов, чисткой дворов от снега, уходом за лошадьми. Пожилые мужчины, не способные по возрасту к полевым работам, делали домашнюю утварь, рыболовные снасти, вили веревки и смотрели за детьми. С раннего возраста посильную помощь отцам оказывали сыновья. Уборка улицы возле дома, вывозка навоза и другие, посильные детям работы, входили в их обязанность. С 5 – 6 лет мальчики начинали ездить в поле, где отец обучал их сельскохозяйственному труду, уходу за лошадьми. В 8 – 10 лет им прививали охотничьи навыки, а в 16 – юноши становились полноценными работниками, способными выполнять всю крестьянскую работу.

78

Женщины занимались домашним трудом: готовили пищу, ухаживали за скотом и домашней птицей, стирали, убирали в доме, смотрели за детьми и больными стариками, пекли хлеб, носили воду. В обязанности крестьянок входила работа на огороде и изготовление домашней одежды из шерсти, льна, конопли. Активное участие в хозяйственных делах принимали дочери, которые с малых лет овладевали навыками стирки, шитья и вязания, ухода за скотом. Женщины и девочки принимали участие в полевых работах, помогая мужчинам в жатве и обмолоте хлебов. Много труда крестьяне вкладывали в заготовку сена для зимнего содержания скота. Так, для успешной зимовки коровы в Амурской области требовалось около 200 пудов сена11. Поэтому в сенокосных работах принимали участие все трудоспособные члены семьи. Мужчины косили и ставили стоги. Женщины и дети сгребали сено, сушили его. Часто женщинам самим приходилось косить наравне с мужчинами. Необходимо отметить тот факт, что дальневосточные женщины были гораздо самостоятельнее, чем женщины Европейской России. Этому способствовали частые и длительные отлучки мужчин из дома по причине участия их в отхожих промыслах или по долгу службы. Женщины оставались единоличными хозяйками в доме, на них лежала полная ответственность за его нормальное существование. Таким образом, характеризуя гендерные отношения в семейном быту восточных славян в дальневосточном регионе в конце XIX – начале XX века, можно констатировать: во-первых, бытовые отношения в крестьянской семье на первых порах регламентировались обычным правом. По мере адаптированности семьи к новым социальноэкономическим условиям возрастала роль государственных правовых начал. Их переплетение являлось характерной особенностью правовой основы жизнедеятельности крестьянской семьи, но при этом продолжала прослеживаться тенденция правовой дискриминации женщин; во-вторых, неблагоприятные природные и климатические условия региона ограничивали возможности развития земледелия. В результате крестьяне предпочли заниматься в основном нетрадиционными видами трудовой деятельности (рыбной ловлей, охотой, извозом и др.), приносящими большие средства при меньших физических затратах. Это обстоятельство способствовало полоролевому перераспределению хозяйственных обязанностей и возрастанию роли женщины. Повысилась ее самостоятельность и ответственность за жизнедеятельность семьи, что обусловило постепенную трансормацию гендерных стереотипов в крестьянском быту на Дальнем Востоке. Список использованной литературы 1

Свод законов гражданских: Кн. I. О правах и обязанностях семейственных. СПб., 1900. Ст. 106. 2 Там же. Ст. 107. 3 Пахман С.В. Обычное гражданское право в России. Т. II. СПб., 1879. С. 313-314; Бржевский Н. Очерки юридического быта крестьян. СПб., 1902. С. 60. 4 Законы гражданские (Свод законов. Т. X. Ч. I.) с разъяснениями правительствующего Сената. СПб., 1908. Ст. 1010. 5 ПСЗ II. Т. X. 1887. Ст. 1148. 6 Там же. Ст. 1128. 7 Там же. Ст. 703. 8 Культура и быт рабочих горнозаводского Урала (конец XIX – начало XX в.). М., 1971. С. 56. 9 ПСЗ III. Т. X. 1913. Ст. 1135, 1137. 10 РГИА ДВ. Ф. 702. Оп. 1. Д. 207. Л. 54. 11 Приамурье: Факты. Цифры. Наблюдения. М., 1909. С. 684.

79

На Вашу книжную полку Коротко о новых изданиях в области гендерных исследований Теория и методология гендерных исследований. Курс лекций / Под общ. ред. О.А. Ворониной. М.: МЦГИ – МВШСЭН – МФФ, 2001. – 416 с. Курс лекций по теории и методологии гендерных исследований адресован преподавателям университетов для использования при подготовке спецкурсов по гендерной тематике. Айвазова С., Кертман Г. Женщины на рандеву с российской демократией. М.: Изд-во «Эслан», 2001. – 80 с. Научное издание посвящено изучению проблем гендерной асимметрии в политической культуре, социально-политических ориентаций актива независимых женских общественных объединений. Малышева М.М. Современный патриархат. Социально-экономическое эссе. М.: Academia, 2001. – 352 с. В книге дается современная оценка патриархата как системы организации социума, сохраняющей и усиливающей свои позиции. Описывается всеобъемлющий характер патриархальных отношений, которые определяют экономические процессы во всех регионах мира, гендерно-дифференцированную эксплуатацию рабочей силы на рынке труда, техноцентрическую направленность развития науки, позитивистские приемы ведения гуманитарных исследований смещения в межличностной коммуникации и структуре языка, а также способы отражения социальной истории. Рябов О.В. «Матушка – Русь»: Опыт гендерного анализа поисков национальной идентичности России в отечественной и западной историософии. М.: Ладомир, 2001. – 202 с. В монографии анализируется сущность, формы, механизмы и социальные функции гендерного аспекта историософических поисков национальной идентичности России. Особое внимание уделяется анализу причин и форм критического отношения отечественных мыслителей к идее женственности России. Гендер: язык, культура, коммуникации. Тезисы докладов Второй международной конференции, Москва, 22 – 23 ноября 2001 г. / МГЛУ. М., 2001. – 118 с. В сборнике представлены тезисы участников Второй международной научной конференции «Гендер: язык, культура, коммуникации», организованной научной лабораторией гендерных исследований Московского государственного лингвистического университета. Руководство по гендерно-чувствительным индикаторам. Пособие. М., 2001. – 113 с. Издание подготовлено Канадским агентством международного развития (КАМР). Авторы обосновывают необходимость и раскрывают технологии применения гендерночувствительных индикаторов для измерения результатов государственной политики по достижению гендерного равенства. Гендерный калейдоскоп. Курс лекций / Под общ. ред. д-ра экон. наук М.М. Малышевой. М.: Academia, 2001. – 520 с. В книгу вошли лекции, прочитанные в Московском центре гендерных исследований известными специалистами в области изучения философских, культурологических, институциональных проблем взаимодействия полов. 80

Авторы номера Васильченко Олег Алексеевич кандидат исторических наук, доцент Комсомольского-на-Амуре государственного технического университета Васильченко Эльвира Александровна доктор исторических наук, профессор, декан гуманитарного факультета Комсомольского-на-Амуре государственного технического университета Вислова Нина Леонидовна доцент Ивановского филиала Севро-Западной академии государственной службы Гафизова Наталья Борисовна кандидат исторических наук, старший преподаватель Ивановского государственного университета Егорова Лариса Станиславовна доктор социологических наук, профессор, заведующая кафедрой менеджмента Ивановской государственной текстильной академии Исаева Нина Валентиновна кандидат исторических наук, доцент Ивановского государственного университета Королева Татьяна Валерьевна аспирантка Ивановского государственного университета Котлова Татьяна Борисовна кандидат исторических наук, докторант Ивановского государственного университета Рябова Татьяна Борисовна кандидат исторических наук, доцент Ивановского государственного университета Смирнова Анна Владимировна студентка Ивановского государственного университета Тимофеев Михаил Юрьевич кандидат философских наук, доцент Ивановского государственного университета Хасбулатова Ольга Анатольевна доктор исторических наук, профессор, заведующая кафедрой общей социологии и феминологии, проректор по научной работе Ивановского государственного университета Шибанова Елена Александровна студентка Ивановского государственного университета Шилова Татьяна Алексеевна студентка Ивановского государственного университета 81

Содержание Т.Б. Рябова Гендерные стереотипы и гендерная стереотипизация: Методологические подходы ........................................................................................ 3 Л.С. Егорова Гендерные стереотипы в управлении (По материалам социологического исследования) ................................................. 13 О.А. Хасбулатова Гендерные стереотипы в политической культуре: Специфика российского опыта.................................................................................. 17 Т.Б. Котлова, Т.Б. Рябова Библиографический обзор исследований по проблемам гендерных стереотипов ..................................................................... 25 М.Ю. Тимофеев Охотники на привале (Семиотика российской маскулинности в фильмах А. Рогожкина «Особенности национальной охоты» и «Особенности национальной рыбалки»)............................................................... 39 Н. В. Исаева Устойчивое представление о равенстве мужчин и женщин в российском конституционном праве ..................................................................... 44 Н.Л. Вислова Гендерная дифференциация в сфере управления.................................................... 47 Н.Б. Гафизова, Т.В. Королева Гендерные стереотипы в современной провинциальной семье (На примере Ивановской области)............................................................................ 50 Т.Б. Котлова, А.В. Смирнова Гендерные стереотипы в учебниках начальной школы.......................................... 53 Т.А. Шилова Миф о русской женщине на страницах Интернета: К вопросу о гендерном аспекте этнической стереотипизации .............................. 61 Е.А. Шибанова Стереотип маскулинности в советской и современной российской песне........... 65 Э.А. Васильченко Гендерные стереотипы в системе профессионального образования на Дальнем Востоке в 20-х годах XX века........................................ 69 Т.Б. Котлова Гендерные стереотипы и реальная жизнь горожанки в России сто лет назад ..... 72 О.А. Васильченко Гендерные отношения в семейном быту восточных славян на Дальнем Востоке в конце XIX - начале XX в. .................................................... 77 На Вашу книжную полку ........................................................................................ 80 82

83