Эссе об имени

Ouvrage realise ауес l'appui et 'е soutien du Мпцыёге fгащ:аiS des Affaires Etrangeres, du Centre Culturel Fгащ:аis de Moscou.

]acques DERRIDA

essai sur lе Passions Sauf

'е пот

Кhбга

охшшв

пот

ЖакДЕРРИДА

эссе об имени

Перевод с французского Н. А. Шматко

'Институт экспериментальной социологии" Издательство .Af1ЕТЕЙЯ., Санкт-Петербург

1998

Москва

ББК

87.4 Д

36

Жак Дер рида (р.

1930

г.)

-

один из самых оригинальных и

извест-ных философов ХХ века, вот уже несколько десятилетий привпе-кающий к себе самое пристальное внимание широкого круга интеллектуалов . -Эссе об имени­ включает в себя три относительно самостоятельных работы:

-Страсти-, -Кроме имени. и -Хора•.

Книга представляет большой интерес для философов, филологов, лингвистов, культурологов, искусствоведов, преподавателей вузов, студентов и всех, интересующихся

состоянием современной философской мысли. Издание осуществлено при поддержке Министерства иностранных дел Франции и Французского культурного

иензря в Москве

е Editions аа1lilее, 1993 ©

Издательство «Институт экспериментальной социологию>,

о Издательство «Алетейя» (СПб), е Перевод НА Шмагко,

1998

1998

1998

ЖакДЕРРИДА

эссе об имени

содержание

7

предисловие"

13

Страсти

71

Кроме имени

135

Хора

предисловие

Каждое из этих трех эссе: «Страсти», «Кроме имени», <Хора»

-

представляет собой независимое произведе­

ние и может читаться как таковое. Если мы посчитали возможным опубликовать их одновременно, то пото­ му, что несмотря на особое происхождение каждого из них, единая тематическая нить пронизывает все три.

ОНИ формируют своего рода «Эссе об имени» в трех главах или трех периодах. ЭТо также и три фикции.

Если следовать знакам, которые изтишины подаютдруг другу персонажи этих трех фикций, то можно услы­ шать, как звучит вопрос обимени там, где он срывается на краю зова, просьбы или обещания,до и после ответа.

ИМЯ: что так называют? Что понимается под этим, под именем имени? Что случается, когда дают имя? Что

же дают? При этом не предлагается что-то, не переда­ ется ничего и тем не менее, что-то случается, что вос­

ходит к дарованию

-

как говорил Плотин о Благе

-

того, что не имеют. Что происходит, в частности, когда

10

ЖДеррида

нужно прозвать, переименовывая там, где не хватало

именно имени? Что превращает имя собственное в прозвище, в псевдоним или криптоним, являющийся

В одно и то же время особенным или особенно труд­ ным для передачи?

-Страстш говорят об абсолютной тайне, одно­ временно существенной и чуждой тому, что обычно

называют словом -тайна-. Чтобы прийти к этому, нуж­ но было осуществить инсценировку

-

во время более

или менее фиктивной репетиции на сюжет «это тело мое», В ходе размышления над парадоксами вежливос­

ти

-

опыта, где властвует неподдающийся оценкедолг

Однако, если и существует что-то похожее на долг, то

не должен ли он состоять в том, чтобы не быть долж­ ным, быть должным без долга, быть должным не буду­ чи должным? Быть должным не будучи вынужденным действовать «согласно долгу» или, как говорил Кант, «по обязанности»? Какие этические и политические последствия могут из этого вытекать? Что должно по­ нимать под этим именем

-

«долг»? Кто может взять на

себя обязательство привнести его в ответственность? «краме имени».

Два собеседника ведут летним

днем разговор между собой ЦИЯ, -

-

это следующая фик­

рассуждая, главным образом, об имени имени,

имени бога и о том, что происходит с ним в так назы­

ваемой негативнойтеологии, там, где прозвище, Сверх­ имя (SиrNom) называетненазываемое, т. е.одновремен­ ното, что нельзя И недОЛЖ'1Ю называть, определять или знать, поскольку то, что прозывают, при этом скрыва­ ется, не содержась в этом прозвище, уходит по ту сто­

рону бытия. Туда, где негативная теология как бы от­ крывается перед грядущей (сегодня или завтра) «поли­

тикой». Такого рода фикция подвергаетсебя риску сде-

11

предисловие

латъ несколько шагов по направлению руин или сле­

дов «ангельского скитальца- (Ангелус Силезиус). Что еСТЬ прозвище (Сверх-Имя)? То, что больше имени, но также и то, что вместо имени. Дается ли оно навсегда

во спасение имени? во спасение вообще: во здравие или в прощение?

-Хора: «<хтра'»)

- это самый ранний из трех очер­

ков, однако он не служигихпрообразом или прароди­ телем, как можно было бы подумать. Он всего лишь

толкует некоторые платоновские апории. Тимей' на­ зывает хтра (местонахождением, местом, промежуг­

ком, участком

-

неким воображаемым.местом) некую

«вещь'), которая не имеет ничего общего с тем, чему она вроде бы «дает место», по суги ничего никогда не

давая: ни идеальныхпервообразов вещей, ниподража­ нийдействительномутворцу Под вашим взором про­ является заключенная сама в себя идея. Бесчувствен­

ная и бесстрастная, недоступная риторике,хора обес­ кураживает, она -есть- то самое, что делает напрасны­

ми попытки уверить, хотя кто-то хотел бы от души по­ верить или желает заставить верить, например, в фи­ гуры, тропы или соблазны дискурса. Ни чувственная,

. XtlJpa В буквальном переводе с греческого означает 1) стра­ 2) воображаемое место; 3) положение. в переводе -Ти­ мея-, сделанном СС Аверинцевым (см. ПЛатон. Собр. соч. В 4 т. - М.: Мысль, 1994. - Т.3. - С421-500), мы можем найти иное на, земля;

ПОнимание термина. У него он означает -пространство-, тогда

как Ж Деррида придерживается более аугентичного смысла «воображаемое место», что он и пытается показать в данном предисловии. Особо заметим, что Деррида (впрочем, также как

и Ю. Кристева) не переводит данный термин на французский язык, а употребляет французскую транскрипцию этого гречес­

кого слова, заменяя правописание хшра на

khora.

стали переводить данное слово как -пространство скую транскрипцию греческого слова.

-

Мы также не

.. И даем

Прим. перев.

рус­

12

Ж.Деррида

ниумопостигаемая; ни метафора, ни прямое указание; ни то, ни это; и то, и это; учасгвующая и не принимаю­

щая учасгия в обоих членах пары, хора, называемая также «восприемницей» или «кормилицей», тем не

менее похожа на имя сущесгвительное (пот

propre)

в

единсгвенном числе, и, даже в большей сгепени, про­ сто на имя (preпom), одновременно материнское и де­

вичье (вот почему мы говорим здесь о хоре вообще, а не о конкретной хоре, как это обычно бывает). Но не­ смотря ни на что, в опыте, который нам предстоит об­ думать, она молча называет только данное ей прозви­

щеидеРЖИТСЯПО1)'сгоронулюбой фигуры: материн­ ской, женской или теологической. А безмолвие, в глу­ бине которого хора якобы называет свое имя (preпom, пред-имя), а на самом деле

-

только прозвище (surnoт,

сверх-имя), образованное от своего имени,

-

это воз­

можно лишь своего рода речь или же ее потаенность:

не более, чем бездонная глубина ночи, возвещающая грядущий день.

На предмет хоры нет ни негативной теологии, ни мысли о Благе, Едином или Боге по 1)' сгорону Бытия.

ЭТот невероятный и неправдоподобный опыт, поми­ мо прочих планов, еще и политический: Он не обеща­ ет, но возвещает мысль, испытание политического. Со­ крат, когда он делает вид, что обращается к другим и

говорит о ройгева, между прочим, подразумевает, что она похожа на хору, на игру воображения, которая все­ гда проходит незамеченной, на фантазию

-

неосяза­

емую, неощущаемую, неправдоподобную, очень близ­

кую и бесконечно далекую, на

1)', что

обладает всем

независимо от обмена или дара. Она есть как бы то, что еще должно быть, тельство.

-

Необходимость, но не обяза­

страсти

-кссвенное приношение-

Представим себе ученого. Специализируясь в изуче­ нии ритуальности, он немедленно ухватится за это

произведение', по крайней мере тот, кто не будет знать, что оно ему преподнесет. Как бы то ни было, он делает из него что-то свое, ему кажется, что он узнает в нем

ритуальное развитие церемонии, даже литургии, и это

становится его темой, объектам анализа. Конечно, ритуал не определяет сферу деятельности. Он присут­

ствует везде. Без него нет общества, нет институтов, нет истории. Кто угодно может специализироваться в анализе ритуальности, следовательно,

-

это не спе­

циальность. Этот ученый, назовем его аналитиком, может оказаться, например, социологом, антрополо­ гом, историком или, если угодно, искусствоведом, ли­

тературным критиком, а может даже философом. Вами или мной. В какой-то степени, опираясь на свой опыт

и более или менее непроизвольно, каждый из нас мо­ жет играть роль исследователя или критика ритуалов:

16

ЖДеррида

никто не лишает себя полностью этой возможности.

Впрочем, чтобы играть роль в данном произведении и вообще играть роль где бы то ни было, необходимо вписаться в логику ритуала и, одновременно, бытьспо­

собным в определенной степени относиться кней кри­ тически, чтобы правильно вести себя, избегать оши­

бок и нарушений. Нужно понимать нормы и интер­ претировать правила функционирования. Граница между действующим лицом и аналити­

ком, как бы они ни были далеки друг от друга, каким бы ни было различие между ними, представляется весьма

нечеткой и всегда проницаемой. В какой-то степени она даже должна быть пересечена, чтобы стали воз­ можными, с одной стороны, анализ, а с другой

-

со­

ответствующее поведение, подчиненное общеприня­ той ритуальности.

Однако «критический читатель»

(critica! reader)

справедливо возразит, что не все типы анализа ЭКВИ­ валентны: разве нет существенного различия между

анализом того или той, кто, желая исполнить ритуал

как нуЖ'НО, должен разбираться в его нормах, и ана­ лизом того, кто не ставит своей целью приспособить­ ся к ритуалу, но стремится объяснить его, «объекти­ вировать», представить его сущность и цели? Точнее, не существует ли между ними критического разли­

чия? Вполне возможно, но что есть критическое раз­ личие? Ведь если участник обязан анализировать, читать, интерпретировать, он также должен придер­

живаться некоторой критической, и, в какой-то мере, -объекгивирующей- позиции. Даже если его актив­ ность часто граничит с пассивностью и даже со стра­

стью

(passion),

он все же прибегает к критическим и

критериологическим актам: по отношению к тому, кто в том или ином качестве становится участником ри­

туального процесса проводится строгое разделение

17

страсти

(агент, пользователь, священнослужитель, лицо, со­

вершающее.жертвоприношение, аксессуарист-буга­ фор и даже отверженный, жертва, маргинал или

pharmakos', который сам может стать объектом

прино­

шения, так как приношение никогда не является про­

сто вещью, но скорее дискурсом или, по крайней мере, возможностью дискурса, введением символичности).

Участник ритуала должен делать выбор, различать, дифференцировать, оценивать. Он должен присту­

пить к некоему krinein~. Даже «сторонний наблюда­ тель», в данном случае

-

читатель, внугри произве­

дения или вне его, оказывается в этом смысле в той

же ситуации. Вместо того чтобы противопоставлять критика и некритика, вместо того чтобы выбирать между критичностью и некритичностью, между

объективностью и ее противоположностью, следова­

ло бы, с одной стороны, обозначить различия между критиками, а, с другой, поставить некритика в такое

положение, которое бы не противопоставлялось и мо­ жет быть даже не являлось чем-то внешним по отно­ шению к критику. Критик и некритик, конечно, не

идентичны, но в сущности они всяком случае, они

-

-

единое целое. Во

соучастники.

1 Итак, представим себе, что этот труд предлагается (доставляется, предоставляется, дается) читателю­ аналитику, стремящемуся к объективности. этим ана­ литиком может стать один из нас: любой отправитель или получатель этой книги. Мы можем себе это пред­

ставить без необходимости открывать бессрочный ·IpaРIЮ"~ (гр.) -

служащий очистительной жертвой за гре­

хи народа; козел отпущения. - Прим. перев. ..ar кргмо (гр.) - агделять, разбирать, судить.

-

Прим; перев.

18

Ж.Деррида

кредит доверия такому читателю. Во всяком случае

аналитик (я выбрал это слово, думая о том смысле, какой в него вкладывает Эдгар П0 2) был бы, возможно просто по неосторожности, уверен в том, что перед ним кодированное, предсказуемое и предписанное

развитие церемонии. Церемония была бы, без сомне­ ния, самым точным и наиболее образным словом, ох­

ватывающим все особенности события. Да и как мог бы я, как могли бы вы, как могли бы мы, как могли бы они не быть церемонными? Кто именно является субъектом церемонии? Но вот в описании и анализе ритуала, в его рас­

шифровке или, если угодно, прочтении, неожиданно возникает затруднение, нечто вроде нарушения функ­

ционирования. Кое-кто может назвать это кризисом

-

читай: критическим моментом. (Возможно, он уже охватил саморазвитие символического процесса.)

Какой кризис? Был он предсказуемым или непред­ сказуемым? А имел ли он вообще отношение к самому понятию кризиса или чего-то критического?

Философы оказались объединенными в этом про­ изведении посредством ПрИВЫЧНЫХ для нас академи­

ческих и издательских процессов. Отметим критичес­ кую направленность, невозможную вследствие своей

открытости, открытости для вас; кстати, об этом лич­ ном местоимении: кто это -мы-, кто мы на самом деле?

эти философы, преподаватели из разных стран, изве­ стны и практически все знают друг друга; здесь нужно

было бы дать подробное описание каждого из них, их типичных И индивидуальных черт, половой принад­

лежности (среди них только одна женщина), нацио­ нальности, социально-экономического статуса, про­

шлого, публикаций, интересов и т. д. Итак, по инициа­ тиве одного из них, который не мог быть кем угодно, а только тем, чьи идеи представляют несомненный ин-

19

страсти

терес, они договорились объединиться для участия в создании произведения, центром которого (относи­ тельно определенным, а следовательно, неопределен­

ным, можно было бы сказать

-

в определенной степе­

ни тайным, кроме того, излишняя открытость кризиса

не дает ему права называться кризисом) будет являть­ ся тот или иной (относительно определенный, отно­

сительно узнаваемый по его деятельности, публика­ циям, имени, подписям. Оставим слово «подписи» во множественном числе, так какизначально невозмож­ но и нелегитимно, хотя и законно, исключить их мно­

жественность). Так, если в данном случае возникнет критическое затруднение и появится возможный риск осложнения программы ритуала или его анализа, это

затруднение необязательно будет связано с содержа­ нием, концепциями, позитивными или негативными

оценками, в большинстве случаев чрезмерно опреде­ ленными, короче, с качеством изложенных идей, при­

надлежащих тем или иным философам, с тем, как они переводят или как выражают свое отношение к загла­

вию, замыслу и предмету данного произведения. Это затруднение скорее связано с тем, что следует просить,

предлагать (В силу причин, поддающихся анализу) предполагаемому подписантутекстов, составляющих

центральное ядро книги (емне-.не таклиг) выступить, так сказать, «принять участие», т. е. внести свою лепту в

книгу. при полной свободе действий. Относительно степени этой свободы, нам есть что сказать

-

мы сде­

лаем это ниже: и этим практически исчерпываетсядан­

ный вопрос. Дэвид Вуд, издатель этого произведения, ответственный за протокол или глава церемонии, выс­ казал предложение, чтобы книга открываласьтекстом на нескольких страницах, который, не имея прямой

связи с остальными, мог бы фигурировать под много­ значительным заглавием «Косвенное приношение-

20

Ж.Деррида

(Аn оЫiqш offering). Чего?

or кого? Кому? (Можно про­

должатьдальше.)

Но, как мы уже говорили, развитиюритуалаугро­ жает внезапная потеря его автоматичности,то есть

несоответствиепервоначальнойгипотезеаналитика.

Существуетвтораягипотеза.Какая?В некоторомместе системы один из ее элементов (ведь ('Я'), даже если не

всегда и «без излишнихцеремоний->-

все равно -я-)

не знает, что должен делать дальше. Вернее, он знает, что должен делать вещи противоречивые и взаимоис­

ключающие, Противоречить самому себе или оспари­ вать самого себя

-

эта двойственная обязанность чре­

вата опасностью парализовать, исказить или даже по­

ставить под угрозу само успешное завершение цере­

монии. Но возникает вопрос: противоречит ли воз­

можность такой опасности или же, напротив, идет на­ встречу желанию участников, если предположить, что

существует только одно, общее для всех, желание, или ЧТО каждыйучастник имеет собственное непротиворе­ чивоежелание?Ведь можно себе представить, что один или несколько участников, даже сам глава церемонии,

желают в той или иной степени провала данной цере­ монии. Естественно, это желание является более или менее тайным; вот почему нам придется сказать о тай­ не, но не раскрыть ее, а на примере конкретного случая

изложить свои соображения по поводу тайны вообще. Что такое тайна? Конечно, если это произведение ничем не напо­

минаеттайную церемонию, то можно представить, ЧТО

оно вообще не связано с церемонией, поскольку вся­ кая церемония

-

какой бы открытый и общественный

характер она ни носила

-

всегда связана с какой-либо

тайной; даже если эта тайна сводится к отсутствию

тайны или к тому, что французы называют «секретом Полишинеля», т. е. секретом, который ни для кого оным

21

страсти

не является. Согласно первой гипотезе аналитика, це­

ремония должна была бы протекать нормальным об­ разом, в соответствии с ритуалом, онадостигла бы сво­ ей цели даже ценой какого-либо отклонения или пе­ рерыва, который никак не повлиял бы на ее успешный

исход а, возможно, даже способствовал бы ее утверж­ дению, укреплению, возвышению, и сделал бы ее бо­ лее привлекательной, введя элемент ожидания (жела­ ние, награда, предвкушение удовольствия отигры, пре­

людия, то есть то, что Фрейд называет

Vorlust). Но что

может произойти согласно второй гипотезе? Возмож­ но, это тот самый вопрос, который в качестве ответа и

в знак бесконечной благодарности мне бы хотелось задать в первую очередь и прежде всего тем, кто так щедро внес свою лепту в этот труд.

Соображения дружбы и вежливости предполага­ ют существование двойного обязательства: не сво­ дится ли оно именно к тому, чтобы избежать любой цeнDйкакязыхаpuтуала,таКИЯ1Ьuсадалга?Двойствен­ ность, двойное бытие этого обязательства не выража­ етсякак

1 + 1 = 2, или 1 + 2, ноуглубляется в бездну бес­

конечносги. Жест «дружбы» или -вежливости- не был

бы ни дружеским, ни вежливым, если бы просто-на­ просто подчинялся ритуальному правилу. Но соблю­ дение обязателocmвауклоняться от правила ритуали­

зированной блаroпристойностизасгавляеттакже вый­ ти за рамки самого языка долга. Не следует быть друже­

любным или вежливым из чувства долга. Мы осмели­ ваемся сделать подобное предложение, несомненно противоречащее Канту. Может ли, таким образом, су­

ществовать обязанность не действовать па обязаннос­ ти: ни в соответствии с долгом, как сказал бы Кант

(pflichtmassig),

ни даже из чувства далга (аиs

Pflicht)?

К

чему нас обязывал бы такой долг, такая контробязан­ ность? По отношению к чему? По отношению к кому?

ЖДеррида

22

Достаточно принять всерьез Э1У гипотезу в форме

вопроса, чтобы голова пошла кругом. ЭТо заставляет задрожать, это может даже также парализовать на краю пропасти,- там, где вы оказались в одиночестве, со­

всем один или уже вовлеченным в рукопашную схват­

ку с другим; с другим, который безуспешно стремился бы вас удержать или сбросить в бездну, спасти вас или

погубить. Остаетеяпредположить, имы кэтомуещевер­ немея, что у нас совсем нет выбора в этом отношении.

Так как мы рискуем не понять, куда нас может заве­ сти очевидность, осмелимся сформулировать двой­ ную аксиому, входящую в гипотезу или в вопрос, с ко­

торого пришлось начать. Несомненно, было бы невеж­ ливым симулировать определенный жест, например, отвечая на приглашение, исключительно из чувства

долга. Недружественным жестом было бы также отве­

тить другу только из чувства долга. Ничем не лучше было бы ответить на приглашение или откликнуться

на обращение друга в соответствии с долгом,

pflichtmassig (скорее, чем из чувства долга, аus Pflicht; и мы сно­ ва обращаемся к (.Grundlegung zur Metaphysik der Sitten,> Канта, нашего образцового «критического читателя'>

[списаl

reader],

великого философа-критика, которому

мы так обязаны в качестве наследников). ЭТо лишь до­ бавило бы к фундаментальному затруднению еще один недостаток: считать себя безупречным, играя на види­ мости там, где намерение отсутствует. Мало сказать,

что -надо- В отношении дружбы, также, как и в отноше­ нии вежливости, не должно носить хараюпера обяза­ тельства, оно не должно даже приниматьформукако­

го-либо правила, в особенности, ритуального. Жест дружбы или вежливости подвергся бы саморазрушению при малейшей уступке необходимости применить к конкрепюмуслучаюпредписаниеобщегохаракгера.

Он

оказалея бы побежденным, разбитым и сломленным

страсти

23

жесткой регулярностью правила, иначе говоря, нормы. из этой аксиомы вовсе не следует делать вывод, чтодос­ тичь дружбы или вежливости (например, отвечая на

приглашение,просьбуили вопрос друга) можно не ина­ че как нарушая любые правила и действуя вопреки лю­ бомудоmy. Контр-правило есть тоже правило. Критического читателя может удивить встречаю­

щееся здесь объединение понятийдружбы и вежливо­

сти, отделенных одной общей чертой от понятия ри­ туализированного поведения. Дело в том, что гипотеза

относительно вежливости.двойственной детермина­ ции этой ценности, независимо от той или иной куль­ турной традиции (западной или нет), касалась того,

что предписывает выйти за рамки нормы, следователь­ но, за рамки ритуала. Внутреннее противоречие поня­ тия вежливости, как каждого нормативного понятия,

заключается в том, ЧТО оно предусматривает следова­

ниеправилам и одновременно свободу импровизации без правил. Его правило заключается в том, что прави­ ло знают, но никогда его не придерживаются. Невеж­

ЛИБО быть просто вежливым, быть вежливым из веж­ ливости. Таким образом, мы имеем здесь дело с прави­ лом,

-

и это правило носит возвратный, структурный,

общий характер, то есть в каждом отдельном случае имеет свои особенности и может служить прецеден­ том,

-

которое диктует не действовать только в силу

приверженности указанному правилу и даже на его основании, только из уважения к нему.

Будем говорить прямо: речь идет о понятии долга

и о том, можно ли вообще, а если да, то в каких преде­ лахдоверять ему и тому, что оно структурирует в обла­ сти культуры, морали, политики, права и даже эконо­

мики (в частности, применительно к отношению ма­ териального и морального долга"); то есть можно ли

вообще, и если да, до какой степени доверять тому, что

24

ж. Деррида

понятие долга диктует при любом ответственном выс­ казывании по поводу ответственного решения в лю­

бом высказывании, в любой логике, в любой риторике относительно ответственности. Говоря об ответствен­ ном высказывании поповодуответственнасти, мы зара­

нее предполагаем, что само высказываниедоmкно быть подчинено тем правилам или законам, о которых оно

говорит. По-видимому, такая импликация неизбежна,

хотя и сбивает с толку: что могли бы представлятъ собой ответственность, ценность или добродетель ответствен­ насти применительно клогичномувысказыванию, пре­ тендующему на доказательство того, что ответствен­ ностьникогда не может восприниматься однозначно и

без противоречий, а самооправдание какого-либо реше­ ния невозможно, не смогло бы турных особенностей

-

-

априори и всилуструк­

отвечать за самое себя?

Выше мы употребили выражение «будем говорить

прямо»

- (.n} allons paspar quatre cheтirw>'

[почти непе­

реводимое французское выражение, которое связано

с образом креста или крестообразной фигуры, пере­ сечением дорог, числом четыре или развилкой пере­

крестка (quadri.fUrcuт) и означает: будем действовать прямо, без отклонений, без хитрости и расчета]:речь идет о понятии

[...] и знании [...]. Что подразумевает

столь настоятельный призыв? Возможность и необ­ ходимость рассматривать какое-либо понятие или

проблему прямо в лоб, без обходных маневров. Пред­ положим: перед вами концепция или проблема (того или иного, например, долга; в данном случае это не

имеет большого значения), т. е. нечто, определяемое знанием (етребуется узнать, является ли ... ») И находя­ щееся перед вами; оно

• Дословный

-

здесь, прямо перед вами

перевод: -не пойдем туда (К какой-либо цели)

по четырем дорогам сразу», -

Прим. перев.

25

страсти

(problema), in front о/уоu. Отсюда необходимосгьрас­ сматриватьпрямо в лоб непосредственно,фронталь­ но и основательното, что находится перед вашими

глазами,вашим ртом, вашимируками(а никакне у вас

за спиной) как выдвинутый(pro-pos!) или предложен­

ный (pre-pos!) обьеюп, как подлежащий рассмотрению вопрос, а следовательно, и в той же мере

-

какпредла­

гаемый сюжет (sujet), иначе говоря, сюжет предостав­ ленный, подаренный: ведь обычно что-либо предлага­ ется всегда спереди. При рассмотрении семантикисло­

ва problema речь также пойдет о пред-сюжете (ob-sujet) , выступающем подобно пирсув море или оконечности мыса", подобно доспехам или защитной одежде. В не­

которых контекстахруоЫеma означает также просьбуо прощении, выставленную вперед для того чтобы скрыться или оправдаться, но еще идругое, что могло

бы нас заинтересовать в большей степени: в силу ме­

тонимии problema способна в конечном счете вывести на того, кто, как говорят французы, служит прикрыти­ ем (couverture) , принимая на себя arвeтcтвeннocтьза дру­ гого или выдавая себя задругого, говоря от именидру­ гого, того, кого ставят впереди себя или за которым

прячутся. Вспомним о страстях Филоктета, об Улиссе, косвенном (уклонившемся) участнике, и о третьем

(terstis)

(постороннем лице), одновременно невинном

свидетеле

(testis), участнике

(об актере

- aeteur-

как

действующемлице, но еще и об актере как лицедее),

• От греч. <О7rРОРл.Т]~<о - 1) все брошенное вперед, поставлен­ ное впереди; 2) предложенное, проблема; 3) выдающая часть, выступ, мыс. Деррида в своем анализе обращается ко всем этим трем значениям слова -проблема-. - Прим. перев.

.. Здесь

Деррида прибегает к неологизму: слово, составлен­

ное из двух слов, дает как минимум четыре значения. Так, с одной стороны, это может означать <-objet + sujet
26

ЖДеррида

которого заставляют играть определенную роль, об орудии и о делегированном лице, действующем как

представитель. а именно о проблематичном ребен­ ке Неоптолеме". С этой точки зрения ответственность может в еще большей степени стать проблематинной в некоторых случаях, а возможно, даже всегда. ОТвет­

ственность, которую берут не на себя, не на свое соб­ ственное имя и перед другим (наиболее классическое философское определение понятия ответственности), нота, которую приходитсябратьзадругоro, вместодру­ гого, от имени другого или от своего имени в качестве другого, перед другим другим, и другим другого, что и

составляет неоспоримую сущность этики. МЫ только

что употребили выражение "в еще большей степени»', но должны пойти еще дальше: в той степени, в какой ответственность не только не умаляется, но, напротив,

возникает в дополнительной самой по себе структуре. ОТветственность всегда осуществляется от моего име­

ни, но как бы от имени другого, и это никак не затра­ гивает ее индивидуальный характер. Эта ответствен­

ность предстает, колеблясь в двойственности и край­

ней неуверенности этого -как бы»'. Если бы опыт ответственности не сводился к опы­

ту обязанности или долга; если бы глагол "отвечать»', в смысле нести ответственность, не появлялся более в концепте, где нужно -энать, будет ли ....»'; если бы все это

бросало вызов пространствупроблемы в целом и ока­ зывалось снова не только по Э1У сторону пропозици­

онной формы ответа, но ипо Э1УсторонувOnРосиmeль­ ной формы мысли или речи, тогда мы более не могли бы, мы ни в коем случае не должны были бы рассмат­ ривать прямолинейно, прямо в лоб, прожективно, даже тетически или тематически то, что уже или еще

не является проблематичным или находящимся под вопросом и, следовательно, критичным (как, напри-

27

страсти

мер, судейские решения). И эти слова: «не делать это­ го-, «ни В коем случае не должно», которые, казалось

бы, уводят от проблемы, замысла, вопроса, темы, тези­

са, критики, ни в коей мере не являлись бы ошибоч­ ным, случайным пробелом в строгой и убедительной логике рассуждений, а чем-то совершенно противо­

положным (впрочем, при условии, что настоятельная

необходимость строгости рассуждений, stricto sensu, са­ мой жесткой строгости, не может вызывать никаких

вопросов"), Если бы нарушение юридической нормы или прочтениятекста имело место, то скорее всего оно

произошло бы там, где возникло желание заставить та­ кие -не-делать-этого-,

«ни-в-коем-случае-не- должно»

предстать перед неким философским или нравствен­

ным судом, то есть перед некой инстанцией, являющей­ ся одновременно критической и юридической.Требо­ вать большей прямолинейности, большей проблемно­ сти или большей тематичности, предполагать, что у нас есть единица измерения кажется одновременно верхом

насилия и верхом наивности. Как сделать выбор между экономичностью и сдержанностью недосказанности, за счет кагорыхсоздается текст, и а-тематичностыо, не­

достаточным тематическим объяснением, в кагором считается возможным обвинять философа?

II Вместо того, чтобы приступитьк рассмотрению какого-либовопросаили проблемынепосредственно, прямов лоб, что, конечно,было бы невозможным,не­ уместнымили незаконным,не должныли мы действо­ вать косвеннымобразом?Со мной это нередкослуча­ лось (я доходилдо того, что призывалк -косвенности­

(obliquitl) под ее настоящим именем" и признавался в этом). Некоторые могли бы расценить это как измену

Ж.Деррида

28

долry, поскольку косвенное часто ассоциируют с не­

достатком искренности или прямоты. Несомненно,

именно в связи с этой неотвратимостью, то есть тра­ дицией косвенности, в которую я в некотором роде оказался вовлеченным, Дэвид Вуд, желая пригласить меня, заинтересовать или заставить принять участие в этом произведении, предложил мне озаглавить эти

несколько страниц -Косвенное приношение» (Аn

oblique offering).

Он даже заранее внес это название в

проект оглавления общей рукописи прежде, чем я ус­ пел написать хотя бы одну строчку данного текста", Можно ли будет когда-нибудь определить, являет­ ся ли это -приношение- моим или его приношением?

Кто возьмет на себя ответственность за него? Этот вопрос является настолько же серьезным и неизъяснимым 10, как и вопрос ответственности за имя данное или за имя носимое, имя, которое получают

или дают себе сами. Здесь вырисовываются бесконеч­ ные парадоксы того, что так спокойно называют нар­

циссизмом: предположим, что Х, кто-либо или что­

либо (свойство, произведение, институт, ребенок) но­ сит ваше имя, то есть обладает вашим званием. Наи­ вное истолкование или типичные фантазмы: вы отда­

лиХ ваше имя; следовательно, все, что принадлежитХ, в прямом И косвенном смысле, прямо или косвенно

возвращается к вам в качестве вознаграждения за ваш

нарциссизм. Но так как вы неявляетесь ни вашим зва­ нием, ни вашим именем, и так как Х, так же как имя

или звание, прекрасно обходится без вас и вашей жиз­ ни, а именно без конкретного места, к которому что­

либо могло бы вернуться, поскольку именно в этом состоит определение и сама возможность всякого свой­

сша, имени и всякого звания, то ваш нарциссизм арпоп лишается того, чем он располагает или надеется рас­

полагать. Предположим обратное: Х не желает ни ва-

29

страсти

шего имени, ни вашего звания; по той или иной при­

чине.Хосвобождается от вашего имени и выбирает себе другое, совершая некоего рода повторное отнятие пер­

вичного ОТНЯТИЯ; тогда ваш дважды уязвленный нар­ циссизм окажется, как раз посредством этогодвойно­

го ОТНЯТИЯ, вознагражденным в той же сгепени. Тот, что носит, носил, будет носить ваше имя, представля­ ется достаточно свободным, могущественным, твор­ ческим и независимым для того, чтобы существовать

одному и полностью обходиться без вас и без вашего имени. Вашему имени, тайне вашего имени предос­ тавляется возможность исчезнуть в вашем имени. Не­

возвращение к себе является условием дара (напри­ мер, имени), но также и всякой экспансии личности вовне, всякого самовозвышения, всякого auetoritllS. В обо­ их случаях этой раздвоенной страсти невозможно от­ делить самый большой выигрыш от потери. как след­ ствие, невозможно создать непротиворечивую и связ­

ную концепцию нарциссизма и, таким образом, при­ дать однозначный смысл понятию -я», Невозможно говорить или действовать как -я» и, по выражению Бод­

лера, «без церемоний- (sansfllfons). В этом заключается тайна лука или струны музыкального инструмента

(neura) для Филоктета, тайна страсти по Филоктету. ре­ бенок

-

это всегда проблема, вот истина.

По размышлении, косвенное не представляется наилучшей моделью для всех действий, которые я пы­

тался таким образом квалифицировать. Несмотря на то, что я так часто употреблял это слово, каждый раз я

чувствовал себя неудовлетворенным, даже если делал ЭТо в основном негативным образом, скорее для того чтобы нарушать, чем предписывать, чтобы избегать или говорить о необходимости избегать, что, помимо прочего, нельзя не избегать столкновения или прямой

конфронтации, непосредственного подступа. Стало

ж. Деррида

30

быть, признание или самокритика: можно лишь мило

улыбнугься самой нахальной (hybris") гиперболической гипотезе, предположив, что всякий «критический чи­

татель- (еписа!

reader)

в конечном счете мог бы стать

«самокритичным читателем»

(autocriticai reader)

(кри­

тичным по отношению к себе, но критичным по отно­

шению к кому на самом деле? к кому относится здесь возвратная форма?), т. е. читателем, который относит­ ся к самому себе и соотносится с собой, не испытывая при этом никакой необходимости в «я», В том самом «я», которое само не нуждалось бы ни в ком, чтобы ста­

вить перед собой любые вопросы или противостоять каким угодно критическим замечаниям. (Впрочем, в синтаксисе предложения <<Х: критический читатель­

всегда будет сложно определить, кто является чьим чи­ тателем, кто является субъектом, кто текстом, кто

объектом, и кто предлагает что

-

или кого

-

или

кому.) Если и нужно что-то критиковать теперь в кос­ венном (или в «косой линии-), то геометрическую

фигуру, все еще случающийся компромисс с прими­ тивностью плана, линии, угла, диагонали и, следова­ тельно, прямым углом между вертикалью и горизон­

талью. Косвенность

-

принадлежность пока еще не­

доработанной стратегии, вынужденной делать самое неотложное, производитьгеометрический расчет, что­ бы как можно быстрее уклониться как от фронтального подхода, так и от прямой линии

-

предположительно

самого короткого расcroЯНИЯМe?IЩyдвумяточками.Даже

в своей риторической Форме ивтом, что называют oratio

obliqua, это перемещение

по-прежнему выглядит слиш­

ком прямым, линейным, в целом экономичным, подоб­ но диагональной дуге. (Прямой намек на то, что лук

•. От u!3ptC; (гр.) - HaдMeHHocrь, нахальство, оскорбление. Прим. перев.

31

страсти

(аус)" иногда бывает натянут, и на страсти Филоктета.

сказать о луке, что он натянут (tendи), может означать, в зависимосги от контексга, что его сгруна натянута и готова послать смертоносную стрелу, или же, что этот

лук.кому-то отдается, дарится, передается, оставляется",

handedоп, overto.) Итак, забудем

о косвенном.

Является ли это способом не отвечать на пригла­ шение Дэвида Вуда и всех тех, кого он здесь представ­

ляет? Должен ли я ему отвечать? Кто знает? Что такое приглашение? Что означает отвечать на приглашение? Кому надлежит это делать и к чему это сводится? При­ глашение оставляет свободу действий, в противном случае оно сгановится принуждением. Оно никогда не должно подразумевать: ты обязан придти, ты должен

придти, это необходимо. Вместе с тем, приглашение должно быть настоятельным, не безразличным. Оно никогда не должно подразумевать: у тебя есть возмож­ ность не придти, и если тыI не придешь, ну что Ж, ниче­

го не поделаешь, это неважно. Лишенное толчка, кото­ рый дает желание, говорящее одновременно «прихо­

ди'>, но оставляющего другому абсолютную свободу действий, приглашение исчезает и теряет оттенок го­ степриимности. Следовательно, оно должно раздво­

иться и удвоиться одновременно, оставить свободным и заставить быть зависимым одновременно (двойной удар, удвоенный удар). Возможно ли вообще пригла­ шение? Мы только что выяснили при каких условиях

оно было бы возможно, если бы имело место; но даже если оно получено, представляется ли когда-либо оно в таком качестве на самом деле?

..Фр. «ап» может означать: -дуга- или -ЛУК' (оружие). - Прим. . .. Фр. «Пп arc est еепаи» может означать, в зависимости от

перев

контекста, «Лук натянут- или «Лук протянуг (кому-либо)0. перев.

Прим.

32

Ж.Деррида

То, что мы подразумеваем под приглашением (так же, как и под любым призывом вообще), предполагает логику ответа, ответа на приглашение и просто ответа.

Всякий.кто размышляет о необходимости, генеалогии и, следовательно, границах понятия ответственности,

не может в определенный момент не задуматься о том, что означает слово «отвечать»

<.responsivenew>, которому

И незаменимое слово

я не нахожу достаточно точ­

ного эквивалента во французском языке. Он также не может не задуматься над тем, имеет ли глагол -отве­ чать- свою противоположность, которая

здравому смыслу

-

-

если верить

должна заключаться в том, чтобы

не отвечать. Возможно ли иметь ясное представление

поповоду«отвечать~и«rбротwmб~?

В настоящее время мы можем наблюдать или при­ нимать участие в предпринимаемых почти повсемес­ тно усилиях, привлекательных и тревожных, с целью

восстановить нравственность и, главным образом, ус­ покоить тех, кто имел серьезные основания волновать­

ся по этомуповоду. Так, некоторые умы видят в Декон­

струкции (как будто она существует в единственном числе) современную форму безнравственности, амо­ ральносги или безответственности и т. д. (слишком извесгные речи, заезженные, но неустаревающие: нуи

бог с ними). Другие, более серьезные, менее торопли­ вые, более благожелательные по отношению к этой Деконсгрукции, отстаивают сегодня противополож­ ную точку зрения. Они обнаруживают все более и бо­ лее многочисленные обнадеживающие признаки (иногда, признаться, в моих текстах), которые могут свидетельствовать о постоянном и серьезном, прямом или косвенном, во всяком случае усиливающемся ин­

тересе к тем вещам, которые называют такими краси­ выми Словами, как «этика», -мораль-, «ответствен­

ность», -субъект, И т. д.

страсти

33

Прежде чем вернугься к теме -не-ответа-, необхо­ димо самым недвусмысленным образом заявить, что условием сохранения чувства долга и чувства ответ­

ственности стал бы отказ от ЭТИХ двух форм реставра­ ции нравственности, включая, новый морализмдекон­ струкции, которая при этом, естественно, выглядит

более привлекателъной, чем то, чему она противосто­

ит, но может в любой момент путем самоуспокоения успокоить других и способствовать консенсусу ново­ го догматического сна. И не следует спешить сутверж­

дением того, что неприятие этих двух форм нрав­ ственности, в какой бы степени оно ни проявлялось, декларируется исключительно во имя бо.лее высокой

ответственности и более строгих требований мора­ ли. Несомненно, что с момента утверждения некото­

рыхкрайностей стало возможным предполагать неко­

торую долю безнравственности и даже C~PЫToe лице­ мерие проповедников нравственности, но ничто не

дает возможности гарантировать, что самыми подхо­

дящими именами или формами для этого утвержде­

ния будут этика, мораль, политика, ответственность, субъект. Нравственно ли и ответственно ли, впрочем, было бы действоватьпо законам морали именно (под­ черкнем еще раз) в силу обладания чувством долга и

ответственности? Несомненно, нет: это было бы слиш­ ком просто, естественно, запрограммированно самой

природой; не очень нравственно быть нравственным

по той причине, что обладаешь нравственным созна­ нием (пониманием нравственности), осознаешь ве­

личие закона и т. д. [Хорошо известна проблема -ува­ жения- нравственного закона, самого по себе являю­ щегося «причиной- для уважения в кантовском пони­

мании, интерес к коей полностью основан на парадок­ се, КОТОрЫЙ она запечатлевает в глубине морали, не­

способной отразить само вхождение в аффект (GejUh!) 2 Зак. 3259

ж. Деррида

34

или в чувствительность, отразить то, что не должно

быть там вписано или же должно лишь предписывать принесение в жертву всего того, что подчинялось бы только этой чувствительной склонности; известно, что жертва и жертвенное приношение находятся в центре

кантианской морали и определяются как

Aufopferung,

Opferung,

как, например, в "Критике пракгического

разума- (Кн.

1. Гл. 3.). Приносимое в жертву здесь все­

гда из разряда чувственных побудителей, из разряда скрытых -патологических. стремлений, которые, как

говорит Кант, необходимо -унизитъ- перед лицом нравственного закона; это понятие жертвенного при­

ношения, следовательно, приношения в общем смыс­ ле, предполагает наличие всего механизма -критичес­

ких- различений кантианства: чувственный/рассудоч­

ный, бесстрастность/спонтанность, intuitus derivativus/

intuitusoriginarius и т. д.; то же

самое относится к поня­

тию страсти; то, что здесь ищется, это страсть, кото­ рая, по-моему, является не «патологическим-

поняти­

ем, в кантовоком понимании].

Все это, таким образом, остается открытым, отсро­ ченным,

нерешенным,

спорным даже за пределами

данного вопроса и, если употребить другую формули­ ровку, абсолютно апоритичным. Что такое этичность этики? Нравственность нравственности? Что такое ответственность? Что такое -что этоэ в таком случае? и т. д. Эти вопросы всегда безотлагательны и требуют немецленного ответа. В какой-то степени они должны

оставаться безотлагательными и без ответа; во всяком случае без общего и точного ответа, без какого-либо иного ответа, чем тот, который странным образом свя­

зан всякий раз с фактом принятия решения вне пра­ вил и воли, неразрешимым при новом доказательстве.

Не спешите утверждать, что эти вопросы или эти суж­

дения уже навеяны той озабоченностью, которую с

35

страсти

полным правом можно назвать этической, нравствен­ ной, ответственной и т. д. Несомненно, говорить по­

добным образом «<Не спешитеугверждать, что ... и т. д.») означает вооружать активных защитников антидекон­

струкции; впрочем, если все взвесить, не будет ли это

предпочтительнее, чем создание всеобщей эйфории или, что еще пагубнее, чем формирование сообщества деконструктивистов, убеждающих и убежденных, при­ мирившихся со всем миром в этической уверенности, с чистой совестью, удовлетворением от оказанной ус­ луги и чувством исполненного долга (или, выражаясь более героически, с ощущением величия стоящей пе­

ред ними задачи)? Итак, мы имеем дело с не-ответом. Очевидно, всегда можно сказать, и это будет справедливо, что не-ответ

также является ответом. Всегда существует и всегда дол­ жно было бы существовать право не отвечать, и эта сво­ бода является частью самой ответственности, а именно свободы, которую всегда принято связывать с ответ­

ственностью. Необходимо обладать свободой не отве­ чать на призыв и на приглашение

-

об этом полезно

напоминать и постоянно возвращаться к сущности этой

свободы. Те, кто думают, что ответственность или чув­ ство ответственности

-

хорошее дело, главная добро­

детель, само Добро, одновременно убеждены в том, что

всегда надлежит отвечать (за себя, другому, перед дру­ гим или перед законом) и что не-ответ к тому же всегда является формой, определяемой в открьаом простран­

стве неизбежной ответственностью. Следовательно, нет ничего другого, что можно было бы еще сказать о не­ ответе? О нем, по поводу него, если не в его пользу?

Чтобы скорее убедить вас, приведем пример вне зависимости от того, насколько он оправдан. Какой пример? Вот этот. Несомненно, говоря «вот этот», Я уже говорю больше и нечто другое, я говорю нечто,

36

ж. Деррида

что ВЫХОДИТ за рамки

todeti, данности этого образца.

Сам образец в качестве такового ВЫХОДИТ за рамки сво­ ей единичности в той же степени, что и своей иден­ тичности. Вот почему образца нет, ХОТЯ и существует

лишь зто; безусловно, я слишком часто на этом на­ стаивал, приводя различные примеры. Образцовость

образца, несомненно, никогда не является образцо­ востью при мера. У нас никогда не будет уверенности в том, что положен конец этой очень старой детской игре, для которой приемлемы все рассуждения фило­

софского и нефилософского толка, когда-либо имев­ шие отношение к деконструкции, даже если прибег­ нугь к удачной фантазии, заключающейся в том, что­

бы, возобновляя игру, произнести: «возьмем именно этот пример-.

Если, например, я отвечу на сделанное мне пред­ ложение дать ответ на представленные здесь тексты, которое оказывают мне честь или свидетельствует о

дружеской расположенности, поскольку в НИХ прояв­ ляется определенный интерес к некоторым моим про­

шлым публикациям, не явится ли это умножением ошибок и, следовательно, примером безответственно­ го поведения и принятия на себя ложной ответствен­ ности? В чем, собсгвенно, ошибки?

1.

Прежде всего в том, что тем самым я оправдал

бы определенную ситуацию, согласился бы с ней и

повел бы себя так, как будто я чувствую себя вполне уютно в таком странном положении, как будто я нахо­ жу по существу нормальным и естественным здесь

высказываться, как если бы мы сидели за столом, в ком­ пании двенадцати человек, которые говорят в итоге

обо «мне» или обращаются «КО мне». «Ко мне», кото­ рый одновременно является двенадцатым, так как ВХО­ дит В эту группу, одним среди ПРОЧИХ, но также

двоенный или удвоенный

-

-

раз­

тринадцатым, в силу того,

37

страсти

чТО я не типичный пример этого ряда двенадцати. ка­ кой бы я имел вид, претендуя на то, чтобы отвечать всем этим мужчинам и этой женщине одновременно; претендуя на то, чтобы начать с ответа, не прини­

мая во внимание таким образом в высшей степени искусную и своеобразную, такую великодушную и од­ новременно настолько мало снисходительную, такую предопределенную стратегию, присущую каждому из

ЭТИХ одиннадцати или двенадцати выступлений? Выс­ казываясь последним, одновременно в качестве заклю­

чения и введения, в двенадцатую или тринадцатую

очередь, не возьму ли я на себя безрассудный риск и не поставлю ли себя в ужасное положение, выражающее­ ся в отношении ко всем этим ученым как к ученикам,

или даже как к апостолам, часть которых были бы мои­ ми любимцами, а другие сильными, злобными преда­ телями? Кто был бы в этом случае Иудой? Что должен делать тот, кто не хочет быть и знает о себе, что не

является ни апостолом

(apostolos,

посланником Госпо­

да), ни Иисусом, ни Иудой (но как можно быть в ЭТОМ

уверенным и как избавиться от этих стереотипов?) Со­ считав собравшихся участников и увидев, что их как раз двенадцать (а кого еще можно было ожидать?), и

заметив затем в письме Дэвида Вуда слова

offiring»

«oblique

(косвенное приношение) и ераззюп» (страсть),

я с опозданием стал подозревать, ЧТО ДЭвид Вудявляет­ ся, ВОЗМОЖНО,дьявольским режиссером некоей мисте­ рии и что на самом деле косвенное

«
приношение

которое принадлежит ему в той же

степени, что и мне, имеет иронически, саркастически

эвхаристический привкус (ни один вегетарианец среди приглашенныхя знаю по меньшей мере ДВОИХ

-

Никогда не сможет отказаться от возвышающего мис­

тического каннибализма): слова «сие есть Тело Мое, которое за вас предается; сие творите в мое воспоми-

38

Ж.Деррида

нание-'

-

не означает ли это дар, в наибольшей степе­

ни косвенный? Не это ли я комментировал в течение

целого года в <·Gfas.) или во время недавних семинаров на тему -съесть другого- и -риторика каннибализма-Р Еще один повод не отвечать. ЭТо не Тайная Вечеря, и ироническая дружба, которая нас связывает, заключа­

етсяв том, чтобы, признавая это, одновременно косить­ ся в сгорону мрачного каннибализма.

2.

Действительно, отвечая, я бы поставил себя в

положение того, кто чувсгвует себя способным отве­ чать: он на все имеет ответ, он считает себя в сосгоя­ нии ответить каждому, налю60й вопрос, на каждое воз­ ражение или критическое замечание; он не видит, что

каждый из представленныхздесьтекстов обладаетсоб­ ственной силой, собственной логикой, особенной стратегией; он не понимает, что ПрИlIIJIОСЬ бы все пе­

речитать, восстановить творческий процесс, побуди­ тельные мотивы и аргументы каждого, дискурсивную традицию и многочисленные привлеченные тексты и

т. д. Претендовать на выполнение всего вышесказан­ ного и сделать это на нескольких сграницах свидетель­

сгвовало бы о нахальстве (hybris) и безграничной наи­ вности, а также, и прежде всего, об очевидном неува­

жении к высказываниям, работе и приношению дру­ гого. Еще одна причина, чтобы не отвечать.

3. ЭТи два аргумента убеждают нас в том, что не­ кий не-ответ может свидетельегвовать о той вежливо­

сги без правил, которую мы упоминали выше, и, в ко­ нечном счете, об уважении к другим, то есть другими

словами, о требовании ответственности. Может быть этот не-ответ и является наилучшим ответом, может

быть он является еще одним ответом и признаком 01'ветственности?Можетбыть. Подождемеще. Как бы там 'Лк

2219.

39

'страсти

ни было, возникает мысль о том высокомерии, той снисходительности, той элементарной уверенности, которая толкает нас отвечать, в то время как хорошее

воспитание предписывает детям «не отвечать- (во вся­

ком случае, в соответствии с традиционными фран­

цузскими манерами) в тот момент, когда взрослые об­ ращаются к ним, упрекают их или делают им замеча­

ния, то есть, не задают им никаких вопросов.

4.

Заносчивое самомнение, от которого никогда

не сможет избавиться ни один ответ, не объясняет­ ся лишь тем, что оно претендует на соизмеримость с

высказыванием другого, на спос06ностьлокализовать его, понять его и даже очертить его границы, отвечая

таким образом другому и перед другим. Отвечающий полагает, что может ответить другому и перед другим с

той же легкостью и высокомерием потому, что прежде

всего он способен отвечать за себя и за все, что мог сделать, сказать или написать. Отвечать за себя озна­

чало бы в данном случае знать все, что мог сделать, сказать или написать, синтезировать все это в содер­

жательной и логичной форме, скрепить все одной и

той же печатью (независимо от жанра, места и даты,

формы выражения, контекстуальной стратегии и т. д.), предположить, что одно итоже «я думаю>'> сопровожда­

ет все «мои') представления, которые сами по себе об­ разуют систематизированную, однородную и субъек­ тивизированную ткань -тезисов-, -тем», -объектов-,

-повествований-, «критических суждений- или -оце­ ною>, О которых некий «я'> имел бы целостные и неис­ каженные воспоминания, знал бы все предпосылки и все последствия и т. д.; это означало бы также предпо­ ложение о том, что деконструкция

-

явление того же

порядка, что и критика, концепцию и историю кото­

рой она, собственно, и деконструирует. Сколько же догматической наивности, которую вряд ли удастся

40

ж. Деррида

разубедить, но которая является еще одной причиной,

чтобы не отвечать, не поступать так, как будто возмо­ жен ответ другому, перед другим и ответ за себя! Кто-то возразит: конечно, но тогда этот не-ответ явится опять же ответом, самым вежливым, самым сдержанным, са­ мым осторожным, самым уважительным ответом

-

как

за другого, так и за иС1ИНу. Этот не-ответ явился бы еще одной благородной формой вежливости и уважения,

ответственной формой бдительного осуществления ответственности, во всяком случае, это подтвердило бы мысль о том, что никто не может или не должен не отве­

чать. Невозможно и недолжно совсем не отвечать. Долг

и возможность здесь обоюдно предопределены самым причудливым образом. Может бьrгь. Подождем еще. Руководствуясь четырьмя предшествующими ар­

гументами, я мог бы избежать ошибок (ошибок веж­ ливости, нравственности и т. д.), не отвечая, отвечая

выборочно, отвечая уклончиво. Я мог бы сказать себе: будет лучше, правильнее, более достойно, а также бо­ лее нравственно отвечать; это более уважительно по

отношению к другому, более ответственно перед бе­ зусловным требованием критической мысли, гиперк­ ригической и особенно -деконструкгивной-, которая предписывает в возможно минимальной степени ус­ тупать догмам и допущениям. Но вот в чем дело: если

бы я следовал всем этим благим соображениям и если бы, продолжая считать, что не-ответ является лучшим ответом, принял решение не отвечать, то в этом случае

подвергся бы еще большему риску. Какому именно?

1. Прежде всего оскорблением или несправедли­ востью было бы демонстрировать недостаточно серь­ езное отношение к личностям (лицам, персонажам) и текстам, здесь представленным, выказывать по отно­

шению к ним недопустимую неблагодарность или не­ простительное равнодушие.

41

страсти

2.

Во-вторых, искать «уважительные причины»,

чтобы не отвечать, значит обращаться к еще одной стратегии молчания: искусство не-ответа или отсро­

ченного ответа является риторикой войны, полеми­ ческой хитростью. Вежливое молчание может стать самым дерзким оружием и самой едкой иронией. Под предлогом необходимости подготовки к серьезному

ответу: повторного чтения, размышления, проработ­ ки (что действительно необходимо и могло бы занять вечность), не-ответ, в форме отсроченного или уклон­ чивого ответа, даже абсолютно урезанного ответа, все­

гда сможет надежно защитить от любых нападок Но под предлогом отсугствия возможности ответИТЬДРУ­

ГОМУ и за себя, не подрываем ли мы, теоретически и практически, концепцию ответственности, являющу­

юся на самом деле сущностью социума

3.

(socius)?

Оправдывая свой не-ответ с помощью всех этих

аргументов, вновь обращаются к правилам и общим

нормам и не соблюдают таким образом принцип веж­ ливости и ответственности, о котором мы напомина­

ли выше: никогда не считать себя полностью рассчи­ тавшимся с долгом и поэтому никогда не действовать только по правилу, в соответствии с долгом и даже из

чувства долга, еще менее «из вежливости». Ничто не

являлось бы более аморальным и более невежливым.

4.

Ничего не было бы хуже, чем заменить пусть

даже недостаточно полный, но все же свидетельству­ ющий об искреннем, скромном, послушном усилии, ответ нескончаемой речью. ЭТим самым создалась бы видимость, что вместо ответа или не-ответа предлага­

ется перформатив более или менее эффективный, бо­ лее или менее металингвистический. относительно всех этих вопросов, не-вопросов или не-ответов. По­

добное действие подверглось бы вполне обоснован­ ной критике, оно предложило бы свое тело, оно отда-

42

ж. Деррида

ло как бы в жертву самое уязвимое тело, подставив его под самые оправданные удары. Обладая двойным изъя­

ном, оно сочетало бы в себе две ошибки, на первый взгляд ПРОТИВОРечащие друг другу:

1) претензию на контроль

или общий обзор (металингвистический, метадогичес­ кий, метафилософский и т. д.);

2) превращение текста в

произведение искусства (перформанс или литератур­ ный перформатив,вымысел, творчество), в эстетствую­ щую игру некоеroдискурса, вместоожидаемоro серьез­

ного, вдумчивого или философского ответа.

III Так что же делать? Ответить невозможно. Невоз­ можно ответить на вопрос об ответе. Невозможно от­ ветитьна вопрос, в котором мы спрашиваем себя имен­ но о том, надо ли отвечать или не отвечать, является

ли это необходимым, возможным или невозможным. эта бесконечная апория блокирует нас потому, чтосвя­ зывает нас двояким образом (я должен и я не должен, я должен не ..., это необходимо и невозможно и т. д.). В одном и том же месте, в пределах одной и той же сис­ темы, мы оказываемся со связанными и пригвожден­

ными руками. Что делать? С другой стороны, что же происходит, если принять во внимание, что все это не

мешает говорить, продолжать описывать ситуацию,

пытаться заставить слушать себя? Какова же природа этого языка, поскольку, как можно было убедиться, он

не принадлежит более ни к вопросу, ни к ответу, чьи пределы мы только что выяснили и продолжаем уточ­

нять? В чем заключается это уточнение, которое ни­ когда не происходит без жертв? Может быть назвать это свидетельствам в том смысле, который не исчер­ пывается понятиям и ни мученичества, ни подтверж­

дения, ни завещания? И при условии, что оно, как каж-

43

страсти

дое свидетельство, никогда не подвергнется проверке,

необходимости повторного доказательства или

предъявления, одним словом, изучению? Возвращаясь к началу, мы среди всего прочегоубеж­ даемся в том, что аналитик, то есть тот, кого мы наде­

лили этим именем, не может больше описывать или объективировать запрограммированное развитие ри­

туала, еще в меньшей степени

-

жертвенного прино­

шения. Никто не желает играть роль приносимого в

жертву или приносящего жертву; все действующие лица (священнослужители, жертвы, участники, зрите­

ли, читатели) не только отказываются действовать, но, даже если бы они изъявили желание исполнять положенные движения, их бы остановила противоре­ чивость распоряжений. Таким образом, под угрозой находится не только религиозная общность в своей

целостности, но и философская общность, поскольку она предполагает порядок (преимущественно круго­

вой) обращения, вопроса и ответа. Одни скажут, что именно в этом заключается принцип сообщества, ко­

торому, таким образом, грозитопасность разрыва внуг­ ренних связей. Другие скажут, что такой опасности не существует, так какугроза разрыва всегда служила орга­ низующим или созидательным началом религиозных

или философских связей, социальной связи вообще:

сообщество живет и питается этой уязвимостью, и это хорошо. В самом деле, если аналитик видит пределы

своей работы по научной объективизации, это вполне нормальное явление: он предстает в качестве заинте­

ресованной стороны в процессе, который намерева­ ется анализировать; он может виртуально играть в нем

(т. е. имитировать") все роли. эти пределы положи­ тельно обозначают условие его способности мышле­ ния, чтения и интерпретации. Но каково условие это­

го условия? Оно в том, что критичесхиачитатель ап-

44

ж. Деррида

риори и бесконечно сам подвергается некоему хри­ тичесхаму прочтению.

Что может ускользнуть от жертвенного контроля

и обеспечить таким образом само пространство это­ го дискурса, к примеру? Никакой вопрос, никакой от­ вет, никакая ответственность, Скажем, что здесь кроет­

ся некая тайна. Свидетельствуем: здесь есть что-то от тайны. На сегодня мы останемся при этом мнении, но

не без некоторого апофатического вида упражнения над сущносгью и существованием такого рода тайны.

Апофатическое не обязательно относится в данном случае к негативной теологии, даже если оно делает ее возможной. И то, что мы пытаемся подвергнугь испы­ танию, и есть сама возможносгь, а на самом деле не­

возможность какого-либо свидетельства убедиться в самом себе, представая в следующей форме и в следу­ ющем грамматическом обороте: «Свидетельствуем о ... »

Мы свидетельствуем о тайне без содержания, без содержания, отделимого от ее перформативного опы­ та, от ее перформативного очертания (мы не скажем: «от ее результативного еысказывания. или «от ее nро­

позиииональной аргументации»; мы оставим в сторо­

не большое количество вопросов относительно пер­ формативности вообще).

Итак, скажем: <<здесь есть что-то от тайны». Речь не пойдет о техническом или художественном секрете, принадлежащем кому-то одному или нескольким, как,

например, какой-либо стиль, прием, печать таланта или признак гениальности,

-

о мастерстве, которое счита­

ется некоммуникабельным, непередаваемым, неподда­ ющимся преподаванию и имитации. Речь не пойдетдаже

о той психофизической тайне, искусстве, скрыгом вглу­ бинахчеловеческойдуши, о которойговорит Кантвсвя­ зи с трансцендентальным схематизмом и воображени­

ем (пne

verbogene Кunst in den

Тiefen

der тenschlichen Seele).

страсти

45

Здесь есть что-то от тайны. Речь не пойдет о тай­

некакпредcraвлениискрьrroмсознательнымсубъекroм, ни тем более о содержании бессознательного представ­

ления, некоем побудителе, тайном или мистическом, который моралист'< или психоаналитик могли бы рас­ шифровать, иначе говоря, демистифицировать. С точ­ кизрения истории метафизики.эта тайна даже не отно­

силась бы, согласно не вполне ортодоксальному виде­ нию, кабсолютной субъективности, которую Киркегор приписывает существованию и всему тому, что проти­ востоитконцепции или разрушает систему также, как и

гегелевскуюдиалекгику. эта тайна не относилась бы так­ же ни к одной из стадий (эстетической, этической, ре­

лигиозной м'> или ('/»), которые различает Киркегор. Она не была бы ни религиозной, ни светской. Здесь есть что-то от тайны. Но если учесть то, что мы только что предположили, бытие-здесь тайны относится к частному не более, чем к публичному. Это не внутреннее содержание частного, которое нам при­

шлось бы раскрыть, в котором нам пришлось бы испо­

ведоваться, о котором нам пришлось бы заявить, ина­ че говоря, за которое нам пришлось бы отвечать и те­ матизировать у всех на виду. Кто сможет когда-нибудь определить точный уровень тематизации, чтобы счесть ее наконец достаточной? Существует ли большее на­ силие, чем то, которое заключается в настоятельном

требовании ответа, предоставлении отчета обо всем, к тому же, преимущественно, тематически? Эта тайна не поддается феноменологизации; она ни феноме­

нальна, ни ноуменальна. Не более, чем религия, учтем это, философия, мораль, политика или право не могут

принять безусловное соблюдение этой тайны. эти ин­ ститугы создавались как предназначенные для предос­ тавления отчета перед ними, то есть ответа за взятую на

себя ответственность. Несомненно, они иногда допус-

46

Ж.Деррида

каютвозможность условных тайн (тайна исповеди, про­ фессиональная тайна, военная тайна, производствен­ ная тайна, государственная тайна). Во всех этих случа­

ях, однако, право на тайну условно, так как тайна в них разделима и ограничена предварительными условиями.

Тайна становится прocrо проблемой: Вдругихусловиях она может и должна быть декларирована. Везде, гдетре­ буется ответ и ответственность, право на тайну стано­ витсяусловным. Не существует тайны, существует толь­

ко проблема для тех областей знания, которыми явля­ ются в этом отношении не только философия, наука и техника, но таюке религия, мораль, политика и право.

Есть тайна. Она не относится ни к тому, к чему приобщает или дает в откровении открытая рели­ гия (а именно, тайна страстей), ни к ученому неэна­

нию (в христианской общине, практикующей нечто вроде негативной теологии), ни к инициирующему

содержанию эзотерической доктрины (например, в пифагорейском, платоновеком или неоплатоновском сообществе). Во всяком случае ко всему этому тайна не сводится, поскольку она служит условием их суще­

ствования. Она не носит мистического характера.

Есть тайна. Но она не скрывается. Чуждая скры­ тому, темному, ночному, невидимому, тому, что подда­

ется сокрытию, то есть тому, что в общем не обнару­

живает себя, она нераскрываема. Она остается неру­ шимой даже тогда, когда кажется, что удалось ее по­

стичь. Не то, чтобы она навсегда была сокрыта в непод­ дающемся расшифровке склепе или за тотальной за­

весой. Она просто выходит за пределы игры «скрытие/ раскрытие», «укрывание/обнаружение», «ночь/день», «забвение/вспоминание», «земля/небо- и т. д. Следова­ тельно, она не принадлежит к истине: ни к истине в

качестве

к истине как

памяти

homoiosis или соответствия, ни (Mnemosyne, aletheia), ни к истине

данной, ни к

47

страсти

истине обещанной, ни к истине недостижимой, Ее не­ феноменальность не находится в связи, даже негатив­

ной, с феноменальностью. Ее сдержанность

-

не из

области интимного, которое принято считать секрет­

ным, всего того, что является очень близким и соб­ ственным, что жаждет или питает значительное коли­

чество глубоких суждений (Geheimnis или, еще образ­ нее, неисчерпаемое

Unheimliche).

Несомненно, можно было бы назвать эту тайну какими-то другими именами, независимо от того, на­

шли мы их или дали ей. Впрочем это то, что случается постоянно. Она остается тайной под всеми именами,

и в этом состоит ее несводимость собственно к име­ ни, которое делает ее тайной, даже тогда, когда, по весь­

ма своеобразному выражению Августина, «творится

правда» по ее поводу. Тайна заключается в том, что ее называют здесь тайной, связывая ее со всеми тайнами, которые НОСЯТ то же имя, но не СВОДЯТСЯ только к нему.

Тайна явилась бы также омонимией, не столько скры­ тым ресурсом омонимии, сколько функциональной возможностью омонимии или.мuмезuса.

Есть тайна. Сколько бы о ней ни говорили, этого недостаточно, чтобы ее нарушить. О ней можно гово­ рить бесконечно, рассказывая всяческие истории, про­ износить все речи, которые она провоцирует, переска­ зывать истории, которые она развязывает или завязы­

вает, так как тайна часто напоминает тайные истории

и даже вызывает к ним интерес. Тайна останется тай­ ной, безмолвной, бесстрастной как хора, чуждая лю­

бому вымыслу, как В смысле

Geschichte или resgestal, так и

в смысле знания и исторического

(episteme, historia rerum gestarum),

повествования

чуждой любой перио­

дизации,любой эпохализации. Она молчит не для того,

чтобы сохранить какие-то слова в резерве или для от­ ступления, но потому, что остается чуждой словам,

-

48

ЖДеррида

можно было сказать, используя изысканную синтагму: «тайна на

-

-

это то, что в речи чуждается СЛОВ,>. В речи тай­

не что иное, как нечто чуждое словам. Она не от­

вечает слову, она не говорит: «Я

-

тайна», она не соот­

ветствует, она не отвечает ни за себя, ни перед кем бы то ни бьmо, ни перед чем бы то ни было. Не-ответ в чистом виде, от которого нельзя было бы даже требо­ вать отчета или аванса, которому нельзя было бы пре­ доставить освобождение от обязательств, от которого нельзя было бы принять извинения или «предоставить

скидку'>

«
все это уловки, постоянно име­

ющие целью вовлечь его в процесс философский, эти­

ческий, политический, юридический и т. д. Тайна не дает месга никакому процессу: Это даже не «эффект тайны'). Она может с видудатьэтомумесго (что именно всегда и происходит), она может этому отдаться, но ни­ когда не сдаться. Этика дискуссии всегда можетигнори­

ровать тайну (она должна испытьшать к ней уважение, даже если это покажется сложным и противоречивым;

ведь тайна не поддается толкованию), но это не умень­ шит ее значения. Впрочем, ни одна дискуссия не могла

бы начаться или получить развитие без нее. Независи­ мо оттого, считаются С ней или нет, тайна бессграстно осгается на своем месте, на рассгоянии, вне досягаемо­

сти. По этой причине с ней невозможно не считаться, хочешь ты этого или нет, знаешь ты это или нет.

Здесь нет больше ни времени, ниместа. В заключение одно откровенное признание. Мо­

жет быть.я просто хотел поделиться или утвердиться в моем интересе (возможно, безоговорочном) к лите­ ратуре, точнее, к литературному письму. Это не озна­

чает, ни что я люблю литературу вообще, ни что я ее предпочитаю всему остальному, например, филосо­

фии, как считают те, кто, в конечном счете, не сведущ ни в той, ни в другой области. Это не означает, что я

страсти

49

хотел бы все свести к литературе, и, во всяком случае, это не касается философии. В сущности Я обхожусь без литературы, и, надо признаться, довольно легко.

Если бы мне предстояло уединиться на каком-либо

острове,Я бы взял с собой в основном только книги по истории и мемуары, которые читал бы привычным мне способом, может быть для того, чтобы сделать из них литературу, если только не произойдет обратное; то же самое было бы и с другими книгами (искусство, философия, религия, гуманитарные или есгественные

науки, право и т. д.). Но не любя литературу в общем

смысле и ради нее самой, мне нравится в ней нечто, что никоим образом не сводится к некоторомуэстети­ ческомукачеству; некоторому источнику формально­ го удовлетворения, это нечто выступает вместо тай­

ны. Вместо абсолютной тайны. Здесь могла бы быть страсть. Не существует страсти без тайны, без этой

именно тайны; но не существует тайны без этой стра­ сти. Вместо тайны: там, где все сказано, и где осталь­ ное ничто, даже не литература.

Мне часто приходилось настаивать на необхо­ димости делать различие между литературой и бел­

летристикой или поэзией. Литература является со­ временным изобретением, она входит составной частью в конвенции и институты, которые уже в силу

одного этого обеспечиваюгей право говорить в прин­ ципе все. Литература связывает свою судьбу, таким

образом, снекоторой неподцензурностью, с про­ странством демократической свободы (свобода пе­

чати, свобода мнений и т. д.). Нет демократии без ли­ тературы, нет литературы без демократии. Всегда воз­

можно такое положение, при котором нет потребно­ сти ни в той, ни в другой; и любой общественный

строй порой спокойно обходится без них. Вполне возможно не рассматривать ни ту; ни другую в каче-

so

ж. Деррида

стве абсолютного блага и неотъемлемых прав. Но ни при каких обстоятельствах невозможно их разделять. Никакой анализ не был бы в состоянии это сделать. И каждый раз, когда какое-либо литературное произ­ ведение подвергается цензуре, демократии угрожает

опасность,

-

с этим нельзя не согласиться. Возмож­

ности литературы, права, данные ей обществом, от­ каз от подозрительности или террора по отношению

к ней,

-

все это сопровождается в политическом

смысле неограниченным правом ставить любые воп­ росы, не доверять никаким проявлениям догматиз­ ма, анализировать все предпосылочные суждения независимо от того, относятся ли они к этике или к политике ответственности.

Но это разрешение говорить все и обо всем пара­ доксальным образом снимает с автора ответствен­ ность перед кем угодно, даже перед самим собой, за то, что говорят и делают герои или действующие лица его

произведений, то есть за то, что автор сам себе позво­ лил написать. Эти «голоса» говорят, разрешают или заставляют придти

-

даже в литературных произведе­

ниях, где нет героев и нет действующих лиц. эта сво­

бода говорить все и обо всем (сопровождающаядемок­ ратию в качестве видимой гиперответственности

-субъекга-) признает право на однозначный не-ответ

там, где не может быть и речи о том, чтобы отвечать, иметь возможность отвечать или быть обязанным от­ вечать. Этот не-ответ имеет более естественный (из­

начальный) и скрытый характер, чем категории воз­

можности и обязанности, так как представляетгетеро­ генное по отношению к ним понятие. Мы имеем здесь

дело с гиперболизированным условием демократии, которое кажется противоречащим определенной исто­

рически ограниченной концепции этой самой демок­

ратии, концепции, связывающей ее с понятием субъек-

страсти

51

та предсказуемого, вычисляемого, потенциально обви­ няемого, ответственного и обязанного отвечать и гово­ рить правду, обязанного свидетельствовать перед зако­ номв соответствии с произносимой клятвой (евсю прав­ ду, ничего кроме правды-), обязанного раскрыть тайну,

за исключением некоторых обстоятельств, определяе­ мых и регламентируемых законом (исповедь, профес­ сиональная тайна врача, психоаналитика или адвоката,

тайна государственной безопасности илигосударствен­ ная тайна вообще, производственная тайна или секрет производства и т. д.). Это противоречие определяет так­

же задачи всех будущихдемократий (задачи мышления, а также задачи теории и практики). В литературе, в ее образцовой тайне заложена воз­ можность сказать все, не касаясь самой тайны, Когда дозволены бесконечные и необоснованные гипотезы относительно смысла текста или конечных намере­

ний автора (личность которого в равной степени пред­ ставлена и не представлена каким-либо персонажем

или рассказчиком'>, поэтической фразой или художе­ ственным словом, которые отделяются от их предпо­

лагаемого источника и остаются, таким образом, в тай­

не), когда нет больше смысла пытаться раскрыть тай­ ну под покровом текстового проявления (именно эту

ситуацию я называю текстом или следом), когда зов

этой тайны отсылает к кому-то ИЛИ к чему-то, когда именно это держит в напряжении нашу страсть и при­

вязывает нас к другому, тогда тайна увлекает и захва­ тывает нас. Даже если ее нет, даже если она не суще­

ствует, сокрытая позади чего бы то ни было.Даже если

тайна не является тайной, даже если никогда не суще­ ствовало тайны. Ни одной.

Можно ли когда-нибудь навсегда покончить с кос­ венностью? Тайна, если она имеет место, не прячется за углом, но она и не подставляет себя под двойствен-

ж. Деррида

52

ный ИЛИ косой взгляд. Она просто сама себя не видит.

Не более, чем любое слово. Как только появляется сло­ во, и это можно таюке сказать о следе вообще и о воз­ можности, которую ОН в себе воплощает, непосред­ ственная интуиция лишается последнего шанса. Мож­

но разоблачить (что мы только что сделали) слово

«косвенный»; но С того момента, как обнаруживается след, невозможно отрицать предумышленную околь­ ность; или, если угодно, можно лишь ее не признавать.

Всегда можно -подвергнутъ досмотру') тайну, зас­ тавить ее говорить, создать видимость, что она суще­

ствует там, где ее нет. Можно лгать, обманывать, со­ блазнять, используя тайну Можно делать из тайны по­

добие симулякра, иллюзии ИЛИ дополнительной улов­ ки. Некий -эффект-. На нее можно ссылаться как на неприступный источник Можно попытаться таким

образом обеспечить себе фантазматическую власть над другими. Это происходит ежедневно. Но сам этот симулякр свидетельствуеттаюке о превосходящей его

потенции. Однако она превосходит его не на пуги к некоей идеальной общности, а скорее в направлении одиночества, не имеющего ничего общего с одиноче­ ством отдельного субъекта, солипсизма -эго-

(ego), чья (Eigentlichkeit) могла бы дать по­ вод к некоторому аналогичному представлению alter egои кнекоторомугенезисуинтерсу6ъективности (rycсфера принадлежности

серль), или с одиночеством Geтeinigkeit_ бытия-вот

(Dasein), являющимся,

как говорит Хайдеггер, еще од­

ной разновидностью бытия-вместе ство

-

(Mitsein). Одиноче­

другое название тайны, о чем лишний раз сви­

детельствует симулякр, не относится ни к сознанию,

ни к субъекту, ни к Dasein, ни даже к Dasein в его аутен­ тичной возможности бытия, свидетельство или под­ тверждение

которого

анализирует

Хайдеггер

(Bezeugung, см. «5ein undZeit», §54 и след.). Одиночество

53

страсти

делает их возможными, но то, что оно делает возмож­

ным, не приводит к исчезновению тайны. Последняя

не дает одержать над собой верх, не дает перекрыть

себя ни отношением к другому, ни бытием-вместе или любой другой формой -социальной связи». Даже если тайна делает их возможными, она им не отвечает; она

-

то, что не отвечает. Никакой отзывчивости

(respoпsiveness). Можно ли назвать это смертью? Смер­ тью данной? Смертью принятой? Я не вижу никаких причин для того чтобы не назвать это жизнью, суще­ ствованием, следом. И это не противоречие.

С этого момента, если симулякр еще свидетель­ ствует о превосходящей его возможности, превосход­

ство остается, оно (есть) остаток, оно таковым ос­ тается, даже если в данном случае нельзя доверять

никакому определенному свидетелю, никакому гаран­ тированному значению свидетельства; иначе говоря,

как на это указывает само слово', истории никакого мученичества (mапупа). Ведь никогда не сравняется, это невозможно и не нужно, значение свидетельства и

значение знания и убеждения. Никогда не удастся све­ сти, это невозможно и не нужно, одно к другому.

Вот чем остается, на мой взгляд, абсолютное оди­ ночество страсти, лишенной мученичества.

• Грлшрторею, от которого производится фр. -тапуп» (муче­ ничество), означает свидетельствоватъ, служить свидетельством

или подтверждать. Как, например, в формуле -Смертъ есть пос­ леднее свидетельство о вере-.

-

Прим. перев.

примечания

I

Некий «контекст- формирует содержание или сердце­

вину этих размышлений, Первоначальная версия публикуе­ мого здесь с некоторыми изменениями текста под названи­

ем

*Repons{!»

(*Ответ·»

была переведена Дэвидом Вудом и

опубликована на английском языке в труде, озаглавленном

Derrida: а critical ,еащ, / О. Wood (ed.). - Oxford (UК), Сагп­ bridge (USA): Basil Blackwell. для чтения этого текста более чем необходимы некоторые контекстуальные замечания. Этот труд включал двенадцать эссе, в том числе вышеупо­

мянутое, которое, в принципе, должно было отвечать ос­ тальным. В соответствии с англо-саксонской традицией этот

сборник не замышлялся как простая презентация или ком­ ментарий, и еще менее как свидетельство уважения: скорее, как на то указывало заглавие, как пространство для крити­

ческой дискуссии. Участниками последней являлись:

Geoffiy Bennington, Robert Ветазсот, MichelНаап Yrene Harvey, Man.frea Frank, Yohn Llewelyn, Yean-Luc Nancy, Christopher Norris, Richara Rorty, YohnSaUis, David\.%od , Какую

именно мысль внушает нарротор относитель­

но анализа и аналитика в «Украденном письме> и в особен­ ности на первых страницах -Двойного убийства на улице Морг>? Чтобы придать большую остроту неупорядоченно­ му понятию аналитика, он внушает мысль о том, что этот

последний должен действовать по ту сторону расчета и даже

правила: «Ведь в сущности любой расчет сам по себе не является анализом... Талант аналитика проявляется именно в тех ситуациях,

которые находятся

делает

-

(in

sileпce,

вне правил; он молча

я подчеркиваю - Ж Д) массу наблюде­

ний и выводов. Его партнеры вероятно делают то же са­ мое ... Мы сможем убедиться в том, что изобретательный человек всегда переполнен фантазиями, и что человек с дей­

ствительно богатым воображением никогда не является ничем другим, кроме как аналитиком>. (Цитируется по пе­

реводу бодлера, Bibliotheque

de 1а P1eiade. / Y.G. Le Dапtес (dir.).

55

страсти

р. 7 - 10. [«Yet to calculдte isnotin itse!fto analyze. [...] But it is in matters beyondthelimits о/mere rules that theskillo/the analyst is evinced Не тakes, in sulence, а hostofobservations аnd inferences. 50, perhaps dohis companions. [...] It willЬеfOund in/ап, thattheingenious arealways fancifиl and the truly imaginative never otherwise than analytic».]).

-

В ~У1(;раден,1ЮМ письме» Дюпэн цитирует Щамфора и ра­

зоблачает как -глупостъ- условность, согласно которой ма­ тематическое мышление является "истинным образцом

мышления вообщецузское "научное

(the reason par exellence). и как чисто фран­

мошенничество"

применение

термина

-анализ- исключительно к "алгебраическим действиям». От­ метим сразу, так как в дальнейшем это будет нашей темой, что эти контакты между повествователем и Дюпэном про­ исходят тайно, в «тайном месте". Так же как они, вместе с ними, мы принадлежим тайне, как говорится по-французс­ ки, и «посвящены в тайну", что не означает, что мы знаем

что-либо. Это по меньшей мере именно то, о чем (нам) го­

ворит рассказчик в форме написанного и опубликованного Эдгаром По текста: тайна названа дважды [даже дан адрес «темная задняя комната книжной лавки на улице Монмартр­

(.at аn obscure library in therueМопгтапге-), затем "отдаленный ("in а retireti aпd desolдte portion о/ thefaubourg St. Cerтan.», затем «улица Дюно, N°33'>, (.in this little backlibrary, or book-closet, N°33 rue Dunot, Faubourg St. Cerтan)), но при этом та же тайна никак и пустынный район предместья Сен-Жермен-

не нарушена. Все это потому, что речь идет о следе, а в отношении следа высказывания, записанного или перепи­ санного высказывания или

-

если следовать условности

-

письма, литературного текста, художественной литерату­ ры и вымысла повествования, исходящего из уст рассказчи­

ка, ничто не обязывает нас оказывать ему доверие в силу

совокупности всех этих факторов. Пусть тайна будет эаявле­ на, не будучи раскрытой, иначе говоря, пусть тайна будет

показана - вот что имеется

(es gibt) и навсегда останется как

подлежащее интерпретации (переводу), именно здесь и т.д, 3 "Меня глубоко заинтересовала его непритязательная

семейная история, которую он мне рассказал в мельчай­ ших подробностях, с тем простодушием и самозабвением,

с той бесцеремонностью (се sans-fafon du тт), которые отли-

56

ж. Деррида

чают любого француза, когда он говорит о своих личных

делах».

(op.cit., trad, р. 11) (<<1 и/а: deeply interested in the little fizmily history which he detailed (о те with аи the caпdor whith а Frenchman indu/ges whenever теке seifistthe thете»).Дocrаточно ли говорить по-французски, научиться говорить по-фран­

цузски, быть или стать французским подданным, чтобы при­ сваивать себе то, что, согласно специфическому бодлеров­ скому переводу,

-

соответствующему,

переводу более присваивающему, чем

-

является -неотъемлемым свойством

любого француза-Р 4 Должно не быть должным, хотя бы из экономии, эко­ номить здесь на длительном, опосредованном, неопредепен­

ном анализе того, что в некоторых определенных лингвис­

тических и литературных сферах (.HelComopbIX~, следова­ тельно, не во всех и не во всех в одинаковой степени) вме­

няет обязанность в долг. До тех пор мы не углубимся в этот анализ, мы не сможем отделаться от ощущения, о котором

трудно сказать, обусловлено оно или нет каким-то языком или культурой. Это несомненно нечто большее, чем просто ощущение (в самом общем смысле слова, в смысле воспри­ имчивости и «патологического», о котором говорит Кант), но мы ясно ощущаем этот парадокс: поступок являлся бы аморальным (он не соответствовал бы дарующему, беско­ нечному, невычисляемому или нерасчетливому утвержде­

нию, без возможности повторного присвоения, ПО которо­ му следует оценивать этичность или нравственность эти­

ки), если бы он был совершен по обязанности в смысле -обя­ зательства возмещения», по обязанности, которая сводилась

бы к ликвидации долга, по обязанности в смысле обязаннос­ ти отдать ТО, что было одолжено или взято на время. Нравственность в чистом виде должна быть выше всех

расчетов, осознанных или бессознательных, всех целей, всех планов относительно возмещения или нового присвоения.

Это же самое чувство подсказывает нам, вероятно ничего не навязывая, что нужно выйти за рамки обязанности, по

крайней мере, обязанности в качестве долга. обязанность не должна ничего, она должна ничем не быть должной; во всяком случае, она должна была бы не быть ничем долж­ ной. Но существует ли обязанность без долга? Как пони­ мать, как интепретировать высказывание о том, что обя-

57

страсти

занность не должна ничем быть обязанной, чтобы быть тем, чем она должна быть, или делать то, что она должна

делать, а именно выполнять обязанности, свои обязаннос­ ти? Здесь намечается неэаметный и бессловестный раз­

рыв с культурой и речью; это и есть, в этом и состояли бы эти обязанности. Но если долг, эхономиха долга, продолжает неотрывно сопутствовать всякой обязанности, скажем ли мы в этом

случае, что обязанность диктует выйти за пределы обязан­ ности? И что, если к этим двум обязанностям можно подой­ ти хотя бы с одной общей меркой, она не должна противо­

стоять мягкому, но настойчивому императиву первой обя­ занности? Ведь кто сможет доказать когда-либо, что эта

мания долга может или должна перестать будоражить чув­ ство обязанности? Это беспокойство, не должно ли оно постоянно настраивать нас против чистой совести? Не на­

вязывает ли оно нам первую или последнюю обязанность? Именно здесь абсолютно необходимо этимологически-се­ мантические сознание и знание, даже если последнее слово

не должно быть за ними. Здесь мы должны довольствовать­ ся указательными ссылками (слово «здесь- определяет пра­ вило: некое место, некоторое ограниченное количество

страниц, некоторое время, некий

ckadline; то

есть, установ­

ленные время и пространство таинственной церемонии).

Следовало бы скрестить между собой эти ссылки и попы­ таться,

насколько

это возможно,

составить

из них сетку.

Крайне неровная ломаная траектория предполагает воз­ вратно-поступательное

движение,

например,

между опре­

делением обязанности в -Критике пракгического разума­ или -Основах метафизики нравов-, определением долга и вины в кантовской метафизике права, размышлением в -Бы­

тии и времени- по поводу «свидетельства- (Вezeиgиnю, при­

зыва

(Rujj

и первоначального

-Schuldig.sein»,

и (например) в

-Рассмотрении втором» трактата -К генеалогии морали­

относительно

«вины- «.Schuld-), -нечистой совести­ (-Schlechtesgewissen-) и всего, что сродни им ( -иnd Verwandtes»). Ницше начинает

(§2) там с напоминания о -длинной ис­

тории происхождения ответственности (ще !ange Geschichte deт

Herkunftder Verantwortlichkeit). и задается

вопросом (§4) о том,

-снилось ли названным генеалогам морали, хотя бы в отда-

ЖДеррида

58

ленном приближении,что, например, основное моральное

понятие«вины- (zum Beispiljener тоуаlisсЬе Hauptbegriff«SchuU» произошло

от

чисто

материального

понятия

«<Schuldeп,,) •. в том же духе Ницше напоминает

«долги­

(§6): -даже у

старого Канта: от категорического императива разит жесто­

костью

(Grausamkeit)....> Не далеко от

нее ушел и Фрейд со

своим -Тотемом И табу-, религиями отца и религиями сына, рассуждениями о происхождении угрызений совести и нравственного сознания, о жертвоприношениях и умерщв­ лениях, которые они подразумевают, о провозглашении за­

кона братства (скажем, некоей концепции демократии).

Таким образом, перед нами поступательно-возвратные скачки между всеми этими текстами, уже давно каноничес­

кими, и размышлениями, внешне отличными между собой, но в действительности очень близкими,

-

и более близки­

ми нашему времени, например, недавним высказываниям

Эмиля Бенвениста [.Le Vocabulaire des institutions indoeuropeennes»

(1), Paris: Minuit, 1969, гл. 16:.С:Суда,заемидолг»,илиШарля Маламуда .пen de те, поеиа топе! СЫnе, аи]ароn

Les represenations deladette еп et tЮns leтопав indien» Paris: EHESS, 1988.]. две

цитаты объяснят лучше, хотя и более косвенным образом, направление, по которому мы должны были бы следовать, но не имеем здесь такой возможности. Одна из них принад­

лежит Бенвенисту

(op.cit.,

(ор, сп., р.

14).Каждаяизэтихдвухцитатнесомнен­

7, 8,13,

р.

185 -

186),

другая Маламуду

но могла бы быть широко развита в трудах этих авторов.

(1). Бенвенист: -Смысл латинского щЬео «devoi,." по-види­ de + ЬаЬео, комбинация, ко­

мому происходит из соединения

торая не вызывает никакого сомнения, так как совершенная

форма в архаической латыни

- щЫЬи; (например, у Плав­

та). Что означает щЬео? в общепринятом смысле, это озна­ чает следующее: -иметъ что-либо (что досталось) от кого­ либо-, это очень просто, может быть, даже слишком просто. Так как тут не возникает трудность: невозможность объяс­

нить конструкцию с дательным падежом, debere aliquidalicui в латинском языке, в противоположность тому, что мог­

ло бы показаться, debere не соответствует выражению -бытъ обязанным. (~devoi,..) в смысле -иметь долги ». Техническое, юридическое обозначение -долга- звучит как аез alienum, вы­ ражая смысл -иметь долги, возвратить долг, в тюрьме за дол-

59

страсти

ГИ». DebereB смысле -иметь долги. употребляется редко: толь­ ко В качестве производного.

Несмотря на то, что

занность>

debere переводится также как «обя­ «<devoi7'», смысл его другой. Можно быть обязан­

ным чем-либо, ничего не одалживая: так, арендную плату за жилище некто -обязан- платить, хотя эта плата не является

возвратом одолженной суммы. В силу его формообразова­

ния и конструкции,

debeo

необходимо интерпретировать в

соответствии со значением, кагорое ему придает префикс

de, а именно: -взятый от, изъятый У»; следовательно, (habere) что-либо взятое у кого-либо •.

«иметь

Эта буквальная интерпретация соответствует действи­

тельному употреблению:

debeo употребляется

в тех случаях,

когда некто отдает что-либо, принадлежащее кому-либо и находящееся в настоящий момент у отдающего, но не бук­

вально одолженное;

debere

означает удерживать что-либо,

взятое из имущества или прав другого.

Debereупотребляет­

ся, например, говоря о командире в значении «быть обязан­ ным рассчитаться с войсковым соединением», или в смыс­ ле обязательства обеспечить какой-либо город зерном. Обя­ занность отдавать возникает из самого факта владения чем­

либо, что принадлежит другому. Ваг почему,

debeo

издавна

не имеет прямого значения «долга».

С другой стороны, существует тесная связь между поня­

mutua pecunia: тишат pecuniam soluere ( «оплатить долг-). Прилага­ тельное mutuus определяет отношения, характеризующие тиями «ДОЛГ., «ссуда» И «заем», кагорая выражается как

понятие «заем». Его формообразование и этимология со­ вершенно ясны. Несмотря на то, что глагол

muto не несет mutuus не

этого технического значения, связь между ним и

вызывает сомнений. Упомянем также

munus, и, таким

обра­

зом, мы обнаружим большую семью индоевропейских слов, которые с помощью различных суффиксов могут обозна­ чать понятие «взаимности» (обоюдности). Прилагательное

mutuus обозначает одновременно ~ccyдy. и -заем-, в зависи­ мости от контекста, определяющего выражение. В обоих

случаях речь идет о деньгах

(pecunia), возвращаемых

тем

же путем, каким они были получены »,

(2).

Маламуд: «В современных европейских языках, ко­

торые мы упоминали, обнаруживаются, таким образом, тес-

60

ж. Деррида

ные отношения родства между формами глагола

«devoi7'»

(быть обязанным, должным), идет ли речь об обязательстве

в прямом смысле слова или об обязательстве в качестве возможности, и теми формами, которые обозначают -быть в долгу ... Это родство иногда обнаруживается в том случае,

когда глагол

..devoir» (быть обязанным, должным), употреб­

ленный в абсолютном виде, эквивалентен «быть должным, быть в долгу .. с дополнением в виде существительного, в

случае необходимости, которое указывает, в чем состоит долг

(..я

должен сто франков ..); в других случаях, это род­

ство обнаруживается в самом слове

..dette» (долг), которое,

более или менее ощутимым для слуха неспециалиста-эти­

молога образом, происходит от глагола

.devoi7'>>: долг -

это

"Должное .., это ТО, что записано в 'дебет..; французский тер­

мин ..dette» (долг) развивает латинское

debitum, которое, само

по себе являясь причастием прошедшего времени глагола

debere .devoi7'», употребляется в значении .dette» (долг). В понятии .dette» сочетаются понятия обязанности и вины: связь, которая выявляется в истории германских языков. Не­

мецкое Schuldобозначает одновременно "долг.. и ..вину", а schuldig - одновременно 'виновный" и -должник-. В то же время, Schuld происходит от готической формы skul.d, которая в свою очередь связана с глаголом skulan (..иметь обязатель­ ство .., ..быть в долгу..); он передается в Евангелии греческим

глаголом

opheilo, который

имеет оба эти значения, а также

-быть виновным ». С другой стороны, от того же германского

корня skal, (но с другой трактовкой начального звука) проис­ ходит немецкий глагол solleп ..быть должным (сделать) .. и ан­

глийский shall, который, употребляясь сегодня только для об­ разования будущего времени, на более ранней стадии разви­

тия языка обозначал

.devoi7'»

в полном смысле слова.

Словообразования подобного типа, более или менее тес­ ные, более или менее структурированные, появляются в боль­ шом количестве индоевропейских языков. Эти лексичес­ кие группировки не всегда идентичны по конфигурации, и каждый конкретный случай потребовал бы внимательного изучения

...

Лингвистические исследования, проведенные Жаклин Пижо для японского языка и Вивиан Альтон для китайского,

показывают, при всех различиях в оттенках, что область

61

страсти

нравственного долга имеет четкое отличие от области дол­ га материального, и что ни та, ни другая не имеют отноше­

ния к морфемам, соответсгвующим глаголу

.tkvoi1'»

(быть

обязанным, должным) как вспомогательному для обозначе­ ния понятий обязательнocrи или возможнocrи. Формооб­ разования, которые мы наблюдаем в ранее упомянугых язы­ ках, не проявляются ни в японском языке, ни в китайском. Не совсем так обстоит дело в санскрите: в нем нет глагола

.devoi1'»

и нет этимологической связи между различными

обозначениями нравсгвенной обязанности и обозначени­ ем долга. Напротив, долг, обозначаемый словом, которое выражает как понятие экономического долга (включая тот, который является результатом ссуды под проценты), так и

понятие нравственного долга, представлен в брахманизме как праготип и основа толкования обязанности Тем не менее, понятие

...

.croyance» также поддается

полисе­

мическим играм: достаточно вспомнить, что во французс­

ком языке слово

.croyanc/:»

(вера, доверие) и слово

.creance»

(долговое обязательство) происходят из одной и той же

основы, что в немецком языке слово

.Cliiubiger» одновре­

менно обозначает «верующий- и -кредитор •. Но соотноше­

ние между

ifaire credit»

(кредитовать, оказывать доверие) и

_cтir/:» (верить) идеологически менее плодотворно, чем то

отношение, которое связывает должным) и

«etre

сп

dett/!»

-devoi1'»

(быть обязанным,

(быть в долгу). ..

То, что человек, согласно брахманизму, рождается -в ка­ честве долга», что этот долг является выражением его смер­ тности, не озна чает, что человеческая природа определяет­

ся первородным грехом. Поскольку санскритское «та» (долг) может иногда носить оттенок понятия вины, немец­

кие филологи прошлого века, возможно под влиянием двой­

ственности слова

-Schuld», одновременно

-долг- и -вину-, предложили

обозначающего

считать слово «та» происхо­

дящим от того же индоевропейского корня, что и латинс­

кое

-reus»

(обвиняемый, виновный). Эта этимология являет­

ся неверной, и было бы также обманчивым сходство между основным долгом и первородным грехом. Долг не является

ни признаком, ни следствием какого-либо падения, ни вооб­ ще какого-либо события, Долг не является результатом кон­ тракта, но сразу придает человеку статус должника. Сам по

62

ЖДеррида

себе этот статус конкретизируется и распадается на мно­ жество различных обязанностей или частичных долгов, которые приводятся в индусском своде законов для обо­ снования норм позитивного права, определяющих режим материального права

...

Наиболее конкретный пример и лучшая иллюстрация, по нашему мнению, этого -сродства и объединения небес и земли>, каковым представляется долг, предлагается нам Ху

Чинг-Лангом, который прекрасно показывает, как человек покупает свою судьбу, внося в небесную казну фальшивые монеты подлинного жертвоприношения

5

•.

По поводу этой пр06лематики и семантической кон­

фигурации слов: сар (эмыс»),

capita! (чсапитал-), la capitale

( -столица» ), front (-фронт-) [слово ifront» в его двойном зна­ чснии - например, -военного фронта» или -противостоя­ ния И столкновения- в выражении ять)

«.faire front.

(противосто­

- и, например, -лба- (верхней части лица) iforehead),

-фронтальный, лобовой-] и

«frontiere»

«>граница»), я позво­

лю себе отослать читателя в особенности к

«L'Autre

Сар» и

затем к «и Democratie ajournee» (Рапэ,

Minuit, 1991). По пово­ ду образа «jetee» (чмыс, мол, высгупающая часть- ), cf. «Forcener lesubjeetile, еtшie pourles dessins etportraits d'Antonin Artaud», Paris: Gallimard, 1986, и чSоmе Statements аnd ТruisYflS» // D. Carroll (00.) TheStates 0/« ТЬеоуУ», N.Y>, Columbia Univ. Press, 1970. 6

Ребенок является проблемой. Как всегда. И проблемой

всегда является детство. Это не значит, что здесь необходи­ мо различать (как мы делали когда-то), согласно традиции

Габриэля Марселя, понятия -проблемы, и «тайны». Тайна в данном случае относилась бы скорее к некогорой пр06ле­

матичности ребенка. В дальнейшем мы возможно попыта­

емея отличить -секрет-

от -проблемыимя, Филоктет

(secret) как от -тайны- (mystere), так и (probleme). В трагедии Софокла, носящей его употребляет слово problema в дополнитель­

ном смысле: «замена, подмена. или -заменяющий, подменя­

ющий-, то или тот, которого выставляют вперед для само­ защиты и за которым скрывается тот, который становится на место другого или выступает от его имени

-

делегиро­

ванная или обойденная ответственностъ, Это в тот момент, когда, ПОКИНУТЫЙ своими после укуса змеи, оставившего на его теле зловонную рану, Филоктет все еще хранит секрет

63

страсти

непобедимого лука Геракла, которого он временно лишен.

В этот момент ощущается нужда в оружии и тайне. Дей­ ствуя постоянно в обход, после множества стратегических уловок и маневров, никогда не наступая в лоб, Улисс дает приказ овладеть этим луком; Филоктет обвиняет, протесту­ ет или жалуется. Он дивится приношениям, больше не при­

знает ребенка и оплакивает свои руки: 00, мои руки (О kheires), как с вами обращаются! Вас лишили вашего любимого лука, вы стали добычей этого человека! Значит, твое сердце ни­ чего не чувствует, ни здравого, ни свободного, раз ты вновь меня обманул таким образом и поймал в свои сети, прячась

за этим ребенком [Неоптолемом] (... laЬОn ргоЫета

paidia...), которого я не знал,

sautou

который так похож на меня и

так мало на тебя... после того, как ты меня опутал, ты соби­ раешься удалить меня с этого острова, куда ты меня когда­

то сослал, лишив друзей и родины; в одиночестве, мертвый

среди живых! .. для вас я умер давно. Как же это возможно, существо, ненавидимое богами, что теперь я больше для тебя не зловонный калека? Каким образом в тот день, когда я взойду на корабль, будет все еще возможным предавать пламени приношення богам и совершать возлияния в их

честь? Не в этом ли причина, по которой меня когда-то из­

гналиэ (ЦИТ. по фр.перев.: р.

1008-1035; trad.

Р. Maizon,

J. Irigoin, ed. G. Ввоё). 7 Я позволю себе по этому поводу отослать читателя к

совместному толкованию -тайны-

(secret), -осуждения- (stric-

tиге), -страсти- (passion) и -Евхаристии .. (Eucharistie), данному мной в (,Glas», Paris: Galilee, 1974, р. 60 и след. 8 Я часто, слишком часто, использую слово «косвенный. И уже точно не помню, где именно и в каком контексте.

Несомненно в oMarges.. (<<юхоs»

de оТугпрап-) и в oGlas.. во вся­

ком случае. Совсем недавно и самым настойчивым образом

в -Рогсе

de loi..: «Fondement mystique de l' ашопгё» двуязычная

публикация в oDeconstruetion and [Ье Possibility of}ustice->, Cardow

Law Review, New York, 11 (5-6),1990, р. 920,934,944-947. Английский перевод повторенный в D. Сотей; М

Rosenfeld,

Сгау Carlson (есз.), Deconstruetion and Фе Justice, New York, London., Rourledge, 1992 в «Du droit 11. la philosophie», Paris,

D.

Galilee, 1990, в частности, стр. 71 и след. О косвенном оттен­ ке clinamen, ср. «Мез chances: au rendez-vous de quelques

64

Ж.Деррида

яёгёорпошеа ёркцпеппез» / / Confrontation. -

Paris, printemps

1988. 9 Не спрашивая его разрешения, я считаю себя обязан­ ным процитировать некоторые отрывки из письма, кото­

рое он мне послал

28

мая

1991

года. Читатель сам решит, в

какой степени это письмо (включая статью ~Oblique~, OED

[Oxford English Dictioпary],

которая сопровождала письмо)

повлияло на логику и лексику этого текста. Может быть, я уже произносил слово «косвенное- В течение ранее состо­

явшегося разговора, на который, таким образом, мог бы сослаться Дэвид Вуд. Чтобы разделить со мной эти пасса­ жи, в процессе церемонии Дэвид осмеливается говорить о -страсти-, так же как он осмеливается в других местах раз­

личать (может быть для того, чтобы привлечь,

aut...aut

или

ve~ и, безусловно, для того, чтобы передать слово Шекспиру и призраку Марка Антония) воздаяние почестей (похвалу)

и убийство, петь дифирамбы и предавать земле, ао preis~ и

~to buryo (~ ... reтit, говорит он о книге, isneilher toprisenorto bury Derrida, buL. (но что именно?). вот фрагмент письма от

28

мая

1991

года с его зароды­

шем страсти (~Kerт о/а passion.): ~Deac Jacques, As уои will see, 1 Ьауе гакеп уои аг your/myword, using ту phrase 'ап oblique offering' to describe what уои agreed would Ье the only appropriate

mode ofentry into this volume. It ishardly surprising, perhaps, that this coHeetionofalready oblique offering would ье Фе most venical and traditional autocritique, ог confession, or levelIingwith Фе reader (see eg. S. Кierkegaard's <<А first and Last Declaration» аг Фе end of«Conduding Unscientific Postcript»: «Formallyand h>r Фе sake ofregu\arity 1aknowledge herewith (what in faet hardly anyone сап ье interested in kпowing) that 1 ат Фе author, as people would саН it оС») [...] This (and Фе whole sequence ofthematizations of Фе interleavings oftexts that уои have offered us) suggests (о те that Фе рсоЫет of an oblique entry migth пог simply ье а рсоЫет, Ьш а stimulus, Фе germ of а passion. Obviously, 1would Ье equaHy happy (?) with something not yet published in English that would funetion in that as а problematizing (ог indeed reinscription) of the very idea of critique, as а displacement of Фе presumed subject ofФе coHeetion (<. Фе mostoblique entry into

Ссылка на Киркегора имеет здесь большое значение, так

65

отрасти

как она указывает на великого парадоксального мыслителя

в сфере имитации Иисуса Хриcra (или Сократа)

-

Страсти,

свидетельства и тайны. 10

Хотя французское слово

«intraitable» часто

бывает

необходимо, его трудно перевести. Оно может одновре­ менно означать:

1) то,

что не поддается истолкованию,

изъяснению (это нечто невозможное или недоступное; это также тема, невозможная для высказывания: ее невозможно

тематизировать или формализовать, ее невозможно обсуж­ дать) и

2) то,

чья непреложная жесткость и неумолимый

закон не подвержены никаким колебаниям и уступкам, что остается бесстрастным перед требуемой жертвой (напри­ мер, суровость долга или категорического императива).

Слово

«intraitable»

также само по себе не поддается трак­

товке (например, переводу)

-

вот почему я говорю, что

оно навязывается.

11 Другими

названиями для обозначения этого апорити­

ческого парадокса являются: mimesis, мимика, имитация. Нрав­ ственность, решительность,

ответственность

и т. Д. предпо­

лагают действие без правил и, следовательно, без примеров, без имитации. Имитация, ритуальность, буквальное сход­ ство

-

им нет места в понятии нравственности. И, тем не

менее, разве не состоит первейшая обязанность: простей­

шее уважение закона и ближнего своего, в том, чтобы при­ нять эту повторяемость или эту повторяющуюся тожде­

ственность, которая отравляет чистую своеобычность и не­ передаваемость идиоматического секрета? Не случайно,

следуя этой логике, Кант приводит, правда как контрпри­ мер, сам пример страсти, мгновения жертвенных страс­

тей Хриcra, который является лучшим примером того, что не следует делать, а именно становится примером. Ведь толь­ ко один Бог, как лучший и единственно возможный пример, остается в глазах Канта невидимо тайным и сам должен подвергнуть ценность своего примера испытанию нрав­ ственным разумом, то есть чистым законом, чья концепция

не подчиняется никакому примеру. Ссылка на Марка

17) и на Луку (18 18) стоит за отрывком из

(10

-Основ метафи­

зики нравственности», в котором почти явно осуждается

самоубийство (~сохранить свою жизнь является долгом>,

<<sein Leben zu erhalten, istPflicht», Section 1, Bd. IY, р. 397; это в 3 Зак. 3259

66

ЖДеррида

общем то, что вы могли бы ответить тому, кто призывал бы вас, прямо или косвенно, к самоубийству и к принесению в

жертву вашей собственной жизни): .И нельзя было приду­ мать для нравственности ничего хуже, чем если бы хотели вывести ее из примеров. Ведь о каждом приводимом мне примере нравственности следует сначала судить согласно

принципам моральности, достоин ли еще он служить пер­

воначапьным примером, т. е. образцом; и такой пример ни­ как не может предоставить в наше распоряжение само выс­

шее понятие моральности. Даже святой праведник из Еван­

гелия должен быть сопоставлен с нашим идеалом нравствен­ ного совершенства, прежде чем мы признаем его таким иде­

алом; этот святой и говорит о самом себе: что называете вы меня (которого вы видите) благим? НИЮ'О не благ (не про­ образ блага), кроме единого бога (которого вы не видите). Но откуда же у нас понятие о боге как о высшем благе? Только из идеи нравственного совершенства, которую ра­ зум составляет а

priori

и которую он неразрывно связывает

с понятием свободной воли. Подражание в нравственном вовсе не имеет места, и примеры служат только для поощ­ рения, т. е. они устраняют сомнение относительно возмож­

ности того, что повелевает закон, они делают наглядным то,

что практическое правило выражает в более общем виде, но они никогда не могут дать нам право оставить в стороне

их настоящий оригинал, находящийся в разуме, и руковод­ ствоваться примерами•. (Кант И. Основы метафизики нрав­

ственности Сп б.: Наука,

/ / Кант И. Критика практического 1995. - С. 72-74). В другом месте,

разума.

-

по поводу

нравственного императива: -Не следует только при этом

упускать из виду, что на примерах. стало быть эмпиричес­ ки, нельзя установить, существуют ли вообще такого рода императивы.,» (Там же. С.

82).

Это утверждение крайне ка­

тегорично: никакой опыт не может убедить нас в этом. Сам Господь Бог не может, следовательно, служить примером, и

понятие бога как высшего блага является Идеей разума. Тем не менее, речи и деяния (страсти) Христа наилучшим спо­

собом, образцово демонстрируют недостаточность приме­

ра, тайну невидимой божественности и суверенность разу­ ма; и поощрение, побуждение, увещевание, обучение оста­ ются незаменимыми для любого совершенного, то есть вос-

67

страсти

приимчивого, существа и для любого интуитивного свое­ образия. Пример

-

это единственная видимость невидимо­

го. Не существует законодателя, действующего вне разума. Иначе говоря, существуют только «фигуры» законодателя,

но никогда законодателя proprio sensu, в частности, законода теля, приносимого в жертву (Моисей, Христос и пр.). Но ни одно совершенное существо никогда не будет экономить

ни на этих -фигурах-, ни на

mimesis вообще,

ни на всем том,

что поддается повторению. И страсть всегда является при­ мерам.

Что касается побудительных причин, действующих тай­

ным образом (ingeheim) - обязанности, жертвы, примера и уважения, - несомненно следует обратиться прежде всего к третьей главе -Критики практического разума» (.0 моти­ вах чистого пракгического разума-), 12

Geheimnis, geheim.

Именно по поводу долга Кант часто

упоминает необходимость проникновения внутрь тайных побудителей, необходимость убедиться в отсутствии тай­

ного импульса самолюбия

(keingeheimerAntriebderSelbstliebe),

скрывающегося за самой большой, высоко нравственной жертвой, которая приносится якобы только из чувства дол­

га (eingentlich ausPjlicht), чистого долга

(aus reiner Pjlicht), тогда

как на самом деле ее приносят в ситуации, только соответ­

ствущей долгу

(pflichtmiissing). На взгляд

Канта, это различие

равнозначно тому, которое противопоставляет букву духу или закон как таковой моральному закону (ср. также начало третьей главы -Критики пракгического разума-), Но если,

как это признает Кант, «абсолютно невозможно установить из опыта с полной уверенностью хотя бы один случай»,

когда можно было бы уменьшить подозрение в этой тайне (что позволило бы различать понятия «из чувства долга» и «в соответствии с долгом-), тайна в таком случае не подда­

ется ни разгадке, больше, чем то дозволяет возможность четкого разграничения

между «в соответствии

с долгом. и

«из чистого долга», ни попытке положить конец понятию

mimesis, ПрИНЦИП

повторяемости которого всегда будет со­

относить составную

mimesis одного понятия «<В соответ­ non-mimesis другого (еиз чис­

ствии с долгом-) С составной того чувства долга-),

-

как не-обязанность с обязаннос­

тью, не-долг с долгом, не-ответственность с ответственнос-

68

Ж.Деррида

СТЬЮ, не-ответ с ответом. Разграничение невозможно не в силу какого-то феноменального или эмпирического преде­

ла, хотя бы и неусгранимого, но именно потому, что этот предел не является эмпирическим: его возможность струк­ турно связана с возможностью чего-то -из чистого долга

•.

Устраняя возможность симулякра и внешней повторяемос­ ти, вы уничтожаете тем самым возможность самого закона

и самого долга, а именно возможность их рекуррентносги.

Порочность В принципе присуща чистоте долга, то есть его повторяемости. Пренебрегая всеми возможными оппози­ циями, мы получили бы тайну Тайна страсти, страстъ тай­ ны. Никакая жертва не придала бы истинный смысл этой тайне, которую ничто не смогло бы удержать в рамках -па­ тологической- чувсгвенности, как того хотел бы Кант. Так как этого истинного смысла нет.

1; Я попытался осушествить -демонстрацик» тайны в

связи с -Фальшивой монетой. Бодлера (в «Donner 'е temps», 1. La fausse тonnaie, Paris, Galilee, 1991). Что касаетсяобраз­ цовой тайны литературы, позволю себе добавить в заклю­ чение следующее примечание. Подобие литературы воз­ никло в тот момент, когда стало невозможнымрешить воп­

рос: если я говорю о чем-либо, то говорю ли я о чем-то (о самой этой вещи, ради нее самой) или я привожу пример,

пример чего-либо или пример того, что н могу говорить о чем-либо, моей манеры говорить о чем-либо, возможнос­

ти говорить вообще о чем-либо вообще или же писать эти слова и т. д. Допусгим, Я говорю -я», пишу от первого лица

или пишу так называемый -автобиографический-текст. Никто не сможет всерьез мне возразить, если я буду утвер­ ждать (или подразумевать не договаривая, не тематизи­ рун), что н пишу не -автобиографическое-произведение, а по поводу автобиографии, примером которой служит данный текст, Никто не сможетвсерьез мне возразить,если я скажу (или буду подразумевать и т. д.), что пишу не о себе, а по поводу -я-, о каком-либо «я- или о -я» вообще, предлагая пример: н всего лишь пример или образец. Я го­

ворю о чем-либо (обо -мне») с целью дать пример чего­ либо (некоего -я-) или кого-либо, кто говорит о чем-либо. И я привожу пример примера. То, что я только что сказал о словах по поводу чего-либо, не требует речи; н имею в

69

страсти

виду дискурсивного высказывания и его письменного за­

печатления. Это относится к любому следу вообще, даже если он является до-словным, например, к немому указа­

нию, жесту или живой игре. Ведь если существует разгра­ ничение между мной и -каким-то я-, между ссылкой на меня и ссылкой на «какое-то я- на примере моего я, это разгра­

ничение, которое могло бы лишь быть похожим на разли­ чие, существующее между «иве» и «тепйоп», остается раз­

личием прагматическим, а не собственно лингвистичес­ ким или дискурсивным. Оно не обязательно должно отра­ жаться в словах. Одни и те же слова, одни и те же грамма­ тические обороты могут выполнять две функции. Одно­ временно или последовательно. Не более, чем ирония и

подобные ей вещи, различие между двумя функциями или двумя значениями не нуждается в том, чтобы быть темати­ зированным (иногда оно даже должно не быть тематизи­ рованным

-

вот в чем секрет), ни настойчивым образом

объясненным, ни даже выделенным кавычками, видимыми или невидимыми, или другими невербальными знаками. Именно поэтому литература может всегда играть эконом­

ным, недоговоренным, ироническим образом на этих мет­ ках и не-метках и, следовательно, на примерности всего того, что она говорит или делает, на том, что чтение явля­

ется одновременно бесконечной интерпретацией, овладе­

нием и безграничной неудовлетворенностью: она всегда может хотеть сказать, преподать, дать больше, чем она делает на самом деле, во всяком случае, нечто другое. Но как я уже сказал, литература является прмером только того,

что происходит везде, каждый раз, когда имеет место не­ что от следа [или от милости, то есть каждый раз, когда

имеется что-либо скорее, чем ничего; каждый раз, когда

это присутствует (es gibt) и дает безвозвратно, безрассуд­ но, безвоздмездно, и если имеется то, что в таком случае

(speech act) в узком смысле слова. Впрочем,

присутствует, то есть свидетельство] и, прежде всего,

словесный акт

«узкий смысл- всегда расширяется самой структурой примерности. Именно на основании этих неразрешимос­ гей или этих апорий, через них, мы имеем шанс получить

доступ к строгой возможности свидетельства, если тако­ вое имеется; к его проблематике и его опыту.

70

Ж.Деррида

я все время говорю о себе, не говоря обо мне. поэтому мы не может сосчитать приглашенных, разговариваюзих

или теснящихея за столом. Двенадцать их или тринадцать,

больше или меньше этого? Каждый может раздваиваться до бесконечности. Так как это последнее примечание является примечани­

ем к первым, на которые оно могло бы дать ответ, да будет мне позволено добавить здесь следующее: именно в силу этой структуры примерности каждый может сказать: я го­

ворю о себе "без церемоний», тайна остается в целости, моя вежливость нетронутой, моя сдержанность непоколебимой,

моя скромность ревнивее, чем когда-либо; я отвечаю, не отвечая (на приглашение, на мое имя, на слово или зов, об­ ращенный к -я-); вы никогда не будете знать, говорю ли я о себе, обо мне самом или о другом меня, о некоем "я~ или о "яо вообще, о тебе или о вас, о них или о нас, относятся ли эти высказывания к философии, литературе, истории, пра­

ву или любой другой определенной области. Нельзя ска­ зать, что эти области совершенно не способны к взаимной ассимиляции (об этом достаточно говорилось, и кто смог бы возражать против этого); присущие им различия стано­ вятся строгими и надежными, устанавливающими и стаби­ лизирующими (несомненно в течение длительной истории)

только в тех случаях, когда необходимо овладеть этой тур­ булентностью, упорядочить, остановить ее, чтобы получить

возможность решать, короче, чтобы получить возмож­ ность. Именно по этой причине, именно для этого, литера­ тура (кроме всего прочего) является -примерной-: она яв­ ляется, она говорит, она всегда делает нечто другое, отлич­

ное от нее самой, ее самой, которая впрочем является ни­ чем другим как этим чем-то, отличным от нее самой. На­

пример или прежде всего

-

философией.

кроме имени

(Post-Scriptuт) .

-

Ни один. Я прошу прощения, но обычно, чтобы

разговаривать нужно быть не одному. нужно много

...

голосов

-

Да, в этом Вы правы и совершенно или, скажем,

образцово, если говорить о Боге ...

. Первый вариант этого текста был опубликован на английском языке (в переводе Джана Р. Лавея-мл.) под названием ~Post-scriptuт. (подзаголовок -Апории, пуги и голоса-) в сборнике, посвящен­

ном негативной теологии: Coward, ТоЬу Foshay(eds). -

Derrida and NegativeTheology / Harold SrateUnivetsiry ofNewYorkPress, 1992.

Мне предложили написать заключительный текст в качестве ответа на выступления, прозвучавшие во время коллоквиума под

таким названием, который был организован JYманитарным ин­ ститугом Калгари (Канада) под руководством Харольда Ковар­ да. Я не мог прибыть на эту всгречу. Воображаемый диалог был написан после прочтения текстов выступлений, собранных в

указанном выше сборнике. Мне хотелось бы поблагодарить не­ которых авторов: Тоби Фошэ, Мишеля Депланда, Марка Тейлора, Харольда Коварда, Дэвида Лэя, Морни Джоя. Чтобы передать контекст, издатели данного тома публикуют там в английском

74

ЖгДеррида

-

Еще кого-нибудь, по возможности, если мы на­

мерены поговорить о Нем согласно с апофазисом', иначе говоря, агсутсгвующим [пустым] голосом, пугем теологии, кагорую называют (или так называемой)

«негативной». Этот голос умножается в себе самом, он говорит что-то и обратное этому: у Бога нет (не суще­

ствует) бытия или Бог (существует) за бытием. Аnо­ фазис

-

декларация, экспликация, ответ, который,

принимая на предмет Бога отрицательную или вопро­

сительную форму (поскольку аро-рhasisозначает также ЭТО), становится порой совершенно неагличим от ис­

поведания атеизма. Тем более, что модальность апо­ фазиса, несмагря на его агрицательное или вопроси­ тельное значение, часто напоминает значение сентен­

ции, приговора или решения, пазетои. Мне хочется поговорить с вами (можете прерывать меня без всяко­

го стеснения) об этом умножении голосов, об этом изначальном, но бесконечном конце монологизма, и о том, что из этого следует

-

...

Апофатический дискурс как некоего рода мис­

тику всегда подозревали в атеизме. Ничто не кажется

более достойным и более незначащим в то же время,

более неуместным, более слепым, чем такого рода суд. Даже Лейбниц был склонен к нему. Хайдеггер напо­ минает, как Лейбниц говорил об Ангелусе Силезиусе". «В текстах этих мистиков встречаются отдельные очень смелые места, полные сложных метафор и склопереводе два моих эссе, вышедших ранее на французском: -Об

апокалипсическом тоне, принятом отныне в философии .. (О'ип

гоп apocalyptique adoptenaguere еп philosophie. - Paris: Galilee, 1983) и -Какне говорить ОТрицание» (Сопцпеш пе pasparler. Denegations / / Psyche. Inventionde ['ашге. - Paris: Galilee, 1987). . АрорЬши (гр.)- отказ, отрицание. Один из базовых терми­

- Прим. перев. ..Ангелус Силезиус (Ange/us Silesius) (псевд.; наст. имя и фами­ лия]оhаnnеs Scheffler) (1624 - 1677), немецкий теолог и поэт. Основ негативной или апофатической теологии.

75

кроме имени

няющие почти к атеизму; я уже замечал это в немец­

ких стихах (красивых, между прочим) некоего Анге­ луса Силезиуса ... »I. Склоняющие, но не идущие

-

совсем или прак­

тически

- дальше крена или склонности (beinahe zur Gottlosigkeit hinneigend), а косвенное влечение к этому

clinaтen кажется неотделимым от некоторой языко­ вой смелости, поэтического или метафорического языка

-

... к тому же красивого, не забывайте об этом. Лей­

бниц говорит о нем так, как если бы речь шла об изли­

шестве или аксессуаре (iт

ubrigen schonen Gedichten), но

я спрашиваю себя, а не являются ли красота и возвы­ шенность важнейшей чертой негативной теологии? Как в примере с Ангелусом Силезиусом

-

...

Оставим на минугку в стороне вопрос принад­

лежит или нет наследство Ангелуса Силезиуса (Йоха­ на Шеффлера) традиции негативной теологии в стро­ гом смысле. Можем ли мы здесь говорить о «строгом смысле»? Вы не сможете отрицать, я думаю, что Анге­ лус Силезиус сохраняет явное родство с апофатичес­

K~ теологией. Его пример означает для нас, в настоя­ щее время, только сходство между подозреваемым

Лейбницем атеизмом инекоторой апофатической смелостью. Эта последняя заключается всегда в том, чтобы идтидальше, чем допускает разумность. вот одна из важнейших черт всякой негативной теологии: вы­ ход к пределам и пересечение границы, включая и гра­

ницу сообщества, а следовательно,

-

границу разум­

ности или социо-политического, институционально­ го, духовного смысла жизни.

новной акцент его произведений составляет мистика, родствен­ ная средневековому духу.

-

Прим. перев.

76

ЖДеррща

-

Если апофазис склоняет почти к атеизму, то

нельзя ли сказать, что

-

зато и тем самым

-

крайние и

наиболее последовательные формы декларируемого атеизма всегда будуг свидетельствовать о самом силь­ номжелании Бога? Не здесь ли отныне программа или

матрица? Типичный и идентифицируемый возврат?

-

Да и нет. Апофазис действительно может быть

ответом на неутолимое желаниеБога, соответствовать ему, соотноситься с ним, согласно истории и собы­ тию его проявления или тайне его непроявления. Дру­

гой апофазис,дрyroйголос может оставаться совершен­ но чуждым какому-либо желанию, во всяком случае

-

любой антропо-теоморфической форме желания.

-

Но не свойственно ли желанию нести в себе са­

мом собственное прекращение, смерть или призрак желания? Идти к другому абсолюту

-

не есть ли это

крайнее напряжение желания, которое пытается тем

самым отказаться от собственного взлета, от собст­ венногодвижения приведения в соответствие? Orсебя, и даже от кредита или выгоды, на которую хитрость

неустранимого нарциссизма могла бы еще надеяться

при беспредельном отказе?

-

Свидетельствовать

-

говорите Вы,

-

свиде­

тельствовать о желании Бога. ЭТа фраза не просто дву­

смысленна, но она двусмысленна той существенной, значимой, решительной двусмысленностью в самой своей неопределенности, которая отмечает сдвоен­ ный родительный [падеж] (еобъективный. и «субъек­ тивный», еще до грамматического или онтологи­

ческого появления субъекта или объекта), иначе го­ воря,

-

неопределенностью начала и конца такого

рода желания. Идет ли оно от Бога в нас, от Бога для нас или от нас для Бога? И поскольку мы не принима­

ем решения доэтогожелания, поскольку никакое отно­ шение к себе не может наверняка ему предшествовать,

77

кроме имени

а именно: одно отношение предшесгвовать другому,

даже если это будет через смерть; то любая рефлексия берется в родословную этого родительного падежа. Под

этим я равно подразумеваю рефлексию над собой

-

автобиографическую, например, и рефлексию над иде­ ей или именем Бога. Но Ваша фраза двусмысленна по­

другому, когда она называет свидетельство. Ибо если атеизм как апофатическая теология свидетельсгвуето желании Бога, если он признает, сознается или кос­ венно проявляет некий симптом этого желания лания Бога,

-

-

же­

то перед кем он это делает? Кто с кем

говорит? Остановимся немного на этом вопросе и сде­ лаем вид, что знаем, что такое дискурс негативной те­

ологии, со всеми его определяющими чертами и соб­ ственным его расположением. к кому он обращен? Кто его адресат? Существует ли этот собеседник прежде него, прежде дискурса, до перехода какту,до его полно­

го (перформативного) осущесгвления? Дионисий Аре­ опагит, например, артикулирует некую молитву, обра­

щенную к Богу, соединяя ее с обращением к последо­ вателю, а точнее к будущему последователю того, кого таким образом призывают выслушать. Апострофа', ко­ торая взывает к Богу, и вот она поворачивается, не ме­

няя пути к другой апострофе, в направлении того ...

-

И никогда «гой-

... ?

Нет, насколько мне известно, в данном случае

-

нет (но не торопитесьделать вывод, что действие про­ исходит между мужчинами, ни кто говорит

-

-

тем более

-

чтотот,

мужчина). Другая апострофа, следова­

тельно, обращается ктаму, кто еще не знает в точнос­ ти того, что он знает или что он должен был бы знать, но знать не-знание по некоторому не-знанию. Гимн и

. Риторический прием -

воззвание к одному из слушателей

или читатаелей. к воображаемому лицу.

-

Прим. перев.

78

ЖДеррида

дидактикасливаютсяздесь таким способом,что нуж­ но прочувствоватьсущественнуюоригинальностьи,

следовательно, несводимость. Речь идет о своеоб­

разном движениидуши или, если хотите, о преобра­ зовании сущности, которая согласуется, чтобы рас­ крыть ее в самой ее беспросветности,в самойтайной из тайн. Это преобразованиеоборачиваетгся)кдруго­ му, чтобы повернугьеего) к Боry, но не существуетпо­ рядка этихдвухдвижений,которыеявляютсяна самом деле одним,так что ни одно, ни другое не переворачи­

вается, не меняетнаправления.Такое преобразование, конечноже, происходитне без связи с движениемав­ густинекойисповеди...

-

Следовательно, бесполезно напоминать об ав­

тобиографическом характере исповеди и о том, чему она кладет начало в этом отношении. Было бы наивно думать, что она знает, что есть сущность, происхожде­

ние или история автобиографии без событий, как, на­ пример, -Исповедь- Блаженного Августина ...

-

Когда тот спрашивает есебя), когда он спраши­

вает, в действительности, у Бога и уже у своих читате­

лей, почему он исповедуется Богу, тогда как Тот знает все,

-

ответ показывает, что сущность признания или

свидетельства содержится не в опыте знания. Его дей­ ствие не сводится к информированию, к обучению, к познанию. чуждая знанию, а следовательно, всякой

детерминации или всякой предикативной атрибуции,

исповедь разделяет судьбу апофатического движения. Ответ Августина вписан с самого начала игры в хрис­

тианский порядок любви или милосердия

-

это брат­

ство. Чтобы сделать их милосерднее, Августин адресу­ ется к «ушам братским и добрым» ех, ской душе-

-

xxxiv, 51); и к «брат­

чтобы она «полюбила во мне» то, что Ты,

Господь Бог, «Ты учишь любить»

animus quod amandum doces)

(Х,

(Amet in те fraternus iv, 5). Исповедь состоит

79

кроме имени

не в том, чтобы дать знать

-

и тем самым она учит, что

обучение как передача позитивного знания не глав­ ное. Признание по суги не принадлежит порядку ког­

нитивной детерминации. Оно почти что апофатично в этом отношении. Оно как таковое не имеет ничего

общего со знанием. В качестве акта милосердия, люб­ ви и дружбы во Христе, оно предназначено Богу и его

творениям, ОТЦУ и братьям, чтобы «возбуждать» лю­

бовь, возвышать чувство, любовь между ними, между нами

(XI, i, 1). Чтобы

нас стало больше, возносящих

Тебе благодарность за нас и просящихТебя за нас (Х

iv, 5). Ибо Августин не только отвечает на вопрос: почему я исповедуюсь Тебе, Боже, который заранее знает все?

Он говорит о «творении правды»

(veritatem facere),

что

не сводится ни к тому, чтобы раскрыть, снять покров, ни к тому, чтобы информировать в порядке познания. Чтобы свидетельствовать, может быть? Он отвечает на вопрос о публичном, т. е. письменном, свидетельстве.

Письменное свидетельство выглядит более публич­ ным, и поэтому, как многие пытались считать, более соответствующим

сущности свидетельства,

а значит

и его загробной жизни при прохождении испытания духовным заветом. <ОЯ хочу творить правду в сердце

моем,

-

говорит он

-

пред лицом Твоим в исповеди и

(in multis testibus) (Х i, 1). И если он ис­ -в писаниях» (in lettris, per has litteras) (Х iii,

в писании моем пред лицом многих свидетелей»

stilo autem тео поведуется

сопат

4), то потому, что хочет оставить след для своих буду­ щих братьев по милосердию, чтобы возбудить, одно­

временно со своейлюбовью,любовь читателей (qui haec

legunt)

(Х!,

i, 1). Этот

момент письма существует для

«потом». Но он тоже проходит превращение. Он оста­ ется отпечатком настоящего времени на исповеди,

который не имел бы смысла без такого превращения,

без обращения к братьям-читателям: как если бы акт

ж. Деррида

80

исповеди уже состоялся между Богом и им, будучи в некотором роде написанным (это акт в архивном или

мемуарном смысле), и нужно было бы добавить

seriptum -

«Исповедь» и никак не меньше

-

post-

обращен­

ный к братьям, к тем, кого зовут признать в себе сыно­ вей божьих и стать братьями между собой. Дружба трак­ туется здесь как милосердие и братство. Но обраще­ ние к Богу уже само подразумевает возможность и не­

обходимость такого post-scriptum, изначально ему при­ сущего. Его неприводимость в конечном итоге тракту­

ется (мы не будем сейчас об этом распространяться) в соответствии в мыслью Августина об откровении, па­ мяти и времени.

-

Не хотите ли Вы сказать, что любой post-scriptum

позволяет себя истолковывать в одном и том же плане? И что он имеет всегда одну и ту же структуру?

-

Нет, не без многих оговорок Ведь не всегда мож­

но тракговать post-scriptum в смысле герменевтического чтения или же, например, музыкального перформанса

и не участвовать, хотя бы косвенно, в сочинении путем скандирования или августинекой партитуры.Аналогич­

ный вопрос мог бы быть задан по отношению ко всему юму, что мы на Западе называем автобиографией, сколь бы своеобразным ни было его «здесь И теперь».

-

Вы хотите сказать, что любое «здесь и теперь»

западной автобиографии есть уже воспоминание о «здесь И теперь» «Исповеди»?

-

Да, но сама она [исповедь] была в свое самое глу­

хое настоящее, в свое время и место, тоже актом памя­

ти. Однако оставим здесь Августина, хотя он постоян­ но связан с определенными пейзажами апофатичес­

кой мистики (Майстер Экхарт часто его цитирует, он часто ссылается на «без-« Блаженного Августина, эту квазинегативную проповедь единичности без концеп­

та, например: «Бог мудр без мудрости, добр без добро-

81

кроме имени

ты, всемогущ без могущества-), В уединенное место, куда Вы меня пригласили, в этот город семейной ссыл­

ки, где Ваша мать не перестает умирать, на берег Сре­ диземного моря, я смог взять С собой на эти две недели

только вьщержки из

«Cherubinischer Waпdersтanm'

Анге­

луса Силезиуса/ и рукописи этого тома. Я постоянно спрашиваю себя, действительно ли это произведение относится к негативной теологии. Располагаем ли мы верными критериями, чтобы определить принаддеж­ насть

-

возможную или настоящую

-

некоегодискур'­

са к негативной теологии? Последняя не является жан­ ром, прежде всего потому, что она

литературное искусство, хотя

-

-

не искусство, не

как это отмечал Лей­

бниц как раз по поводу Силезиуса

-

здесь речь идет о

«немецкой поэзии, впрочем, красивой» и полной «сложных метафор». Существует ли «классическая»

(если воспользоваться выражением Марка Тейлора)

негативная теология'? Можно в этом сомневаться, и мы, конечно же, ДОЛЖНЫ вернуться к этому серьезному

и огромному вопросу. Если последовательное развер­ тывание стольких дискурсов (логических, онто-логи­

ческих, тео-логических или нет) неизбежно приводит к выводам, форма или содержание которых родствен­ ны негативной теологии, то где же тогда ее -класси­

ческие- границы? Тем не менее, финал, заключение

(Beschlusz) этой книги - и 1УГ мы снова возвращаемся к - является последним обращени­ ем (адресом, adresse). Он говорит нечто в конце самой вопросу об адресате

речи и это обращение кдругу, конец послания, приве­ та или прощания:

.•Паломникхерувима-(.Dercherubinische Wandersmann», 1674) -

поэтическое произведение Ангелуса Силезиуса, где он с помо­

щью многочисленных образов показывает движение души к отречению от мирской жизни, от всего личного для познания Бога.

-

Прим. перев.

Ж.Деррида

82

Freundes ist auchgenug. 1т fall du mehr wilt lesen, Sogeh und werde selbst die Schriffi иnе selbst das wesen. Друг, вот и все. Если 11,1 хочешь читатъ дальше, Иди и сам стань письмом и сам стань сущнОС1ЪЮ.

СП 263)

Скорее кдрyry, чем подруге обращена эта просьба,

пожелание, поведение, предписание отправиться, че­ рез чтение, но за чтение: по меньшей мере, за прочи­ тываемость актуального прочтения, за конечную под­

пись, а для этого

-

писать. Писать не то и это, что не

попадает в текст, т. е. примечание,

nota Ьenе

или

post-

scriptuт, оставляя в свою очередь в стороне письмо за письмом, но стать самому письменным текстом или

Писанием, стать сущностью, которую будет истолко­ вывать письмо. Больше места, начиная отсюда, боль­ ше места за рамками текста. Но за рамками, нам боль­

ше ничего не сказано в качестве post-scriptum'a. Этот пос­ ледний будет долгом или обязанностью. Она должна раствориться в письме, которое будет ничем иным как

сущностью, ничем иным как бытие-друг, как становле­ ние-друг другого. Друг не может стать тем, кто он уже есть

-

другом, он может стать другом только в тот мо­

мент, когда прочитает это, а значит

-

по ту сторону,

когда он туда будет направлен, а туда, по ту сторону, ходят не за тем, чтобы там оказаться, а чтобы стать пись­

мом в процессе письма. Становление (werden), станов­ ление-друг, становление-письмо и сущность

(wesen)

здесь будут одним и тем же.

станет

Конечно, но эта сущность

-

(wesen), которой друг - в письме, са­

если он еще захочет читать

моописываясь, становясь письмом, она не была ничем до этого становления, т. е. прежде этого письма, послан­

ного другу-читателю. Она, эта сущность, родилась из

ничего и стремится к ничто. Ибо не говорил ли прежде Силезиус...

83

кроме имени

-

Скакой стати соединять все эти афоризмы, от­

рывки изречений или поэтические осколки, как если бы они образовывали целостную ткань силлогизма?

Финальный Вeschluszecть не завершение доказательства, а прощальное послание. Каждое слово независимо. Во

всяком случае вы не можете каким бы то ни было обра­ зомлогическиихувязать, если не ставитьэтупроблему логики, формы, риторики или поэтики. Вы не сможете

толковать это странствие письма как философский или теологический трактат, или же как клятву или гимн.

-

Конечно, но все в той же книге читаем:

Nichts werden ist GOtt werden. Nichts wird шаз zuvor ist: wirstu nicht vorzu nicht, So wirstu nimmermehr gebohrn vom ewgen Licht. Стать Ничто

-

это стать Богом.

Ничто не становится тем, чем было раньше, Если ты не становишься (этим) ничто,

Никогда ты не будешь рожден от вечного света.

(\17, 130) Как мыслить это становление? же время

-

Werden: в одно

и то

рождение и изменение, формирование и

трансформирование. Это будущее бытия, исходя из ничего и как ничто, как Бог и как Ничто, как само Нич­

то, это рождение, которое вынашивает само себя без предпосылки, это становление-Я какстановление-Бо­

гом или Ничто,

-

кажется невозможным, более, чем

невозможным, как можно более невозможным, невоз­ можнее невозможного, если невозможное есть простая отрицательная модальность возможного.

-

Эта мысль выглядит странно знакомой опыту

того, что называют -деконструкцией- . Не являясь тех­ нической методикой, возможной или необходимой процедурой, разворачивающей закон программы и

применяющей правила, т. е. использующей возможно-

84

ЖДеррида

сти, -деконструкция- часго определялась как сам опыт

возможности (невозможной) невозможного", наибо­ лее невозможного, условие, которое она [деконсгрук­

ция] делит с даром': все эти -да-, -прийди-, решение, свидетельсгво, тайна и т. д. И может быть, смерть.

Богом

Стать Ничто, как и стать собой или как стать

-

означает сгановление

(Werden)

как зарожде­

ние другого, omдругого, вот что возможно, по Ангелу­

су Силезиусу, но как еще более невозможное, чем не­

возможное. Это -более-, это «за», это «гипер')

(uber) оче­

видно вводит абсолютную гетерогенность в порядок и в модальность возможного (еболее невозможное, чем невозможное-), обозначает абсолютный разрыв в ре­ жиме возможного, который тем не менее остается, если можно так сказать, на месге.

Когда Силезиус пишет:

Dш uberиnmoglichste ist moglich. Du Кanst mit deinem Pftil die Sonne nicht erreichen, Ich kan mit тетет wol die ewge Sonn bestreichen. Более чем невозможное возможно.

Ты не можешь своей стрелой достать до солнца, Я же своей могу попасть в вечное Солнце.

(VI, 153) Это «йЬе1"> в «uЬerиnтоgliсhsю> может впрочем озна­ чать с таким же успехом «самый» или «больше, чем ... »: самое невозможное или более, чем невозможное. Между прочим:

Geh hin, wo du nichts kanst; sih, wo du sihest nicht: wo nichts schaUt ипd klingt, so Ьиtu wo GOtt spricht.

Нб»

иди туда, куда не можешь; узри то, что ты не ВИДИШЬ: Услышь то, что не издает шума и не звучит. Теперь ты там, где говорит Бог.

(!, 199)

85

кроме имени

Возможность невозможного, «более невозможно­ го'>, невозможнее самого невозможного

-

Э'ГО напоми­

нает (если об этом не сообщается открыто) ТО, что

Хайдеггер говорит о смерти:

schlechthinnigen

<·Die Moglichkeit der Dasein, для его

Dasеinsunmоgliсhkеit»б. Для

ВОЗМОЖНОСТИ, это просто совершенно невозможно, а

вот что возможно: ИМЯ этому

-

смерть. Я спрашиваю

себя, не идет ли здесь речь просто о формальнойанало­ гни. Или же негативная теология говорит по существу о

смертности Dt1Sein? А его наследство? Что пишется после него, по нему? Мы к Э'ГОму еще, конечно, вернемся.

-

Все тексты апофатических мистиков могут чи­

таться как рассуждения о смерти, о возможности (не­ возможности) собственной смерти того самого суще­ ства, которое говорит, о том, что уносит, прерывает,

отрицает или отменяет как его собственную речь, так

и его

Dasein.

Между экзистенциальной аналитикой

бытия-к-смерти или бытия-для-смерти в «Бытии и вре­ мени» и рассуждениями Хайдеггера о теологии, теио­

логии и, в особенности, теологии, где даже не появля­ ется слово -бытие?», я вижу глубокую связь и строгую последовательность.

-

Что общего может иметь эта гипер-невозмож­

ность и особенная темнота ее солнца с дружбой, с об­ ращением кдругу?

-

Вопрос об обращении (adresse), пункте назначе­

ния, любви и дружбе (по ту сторону от определений

philia или милосердия)

может повести нас по многих

направлениях. В выбранном нами месте и в то корот­ кое время, которым мы располагаем этим летом, по­

звольте мне выбрать одно, лишь одно направление. Что объединяет здесь нас обоих, после коллоквиума в Кал­ гари по негативной теологии? На нем Марк Тейлор

часто задавался вопросом об опыте того, что сближа­

ет, объединяет, о gatherint. Этот коллоквиум уже состо-

86

Ж.Деррида

ялся. Мы на нем не были. Коллоквиум

-

это место, куда

отправляются, где встречаются (rentkz-vous, synagogиe, куда приходят, чтобы собраться вместе), чтобы обращаться к другим. На этом коллоквиуме, в котором мы, несмотря на наше желание, не могли непосредственно участво­

вать, мы все же пообещали

-

вспомните!

-

присоеди­

ниться К нему в' некогорой форме и с определенным опозданием

-

письменно, т. е. noсле moго, какдело сде­

лано. во всяком случае, возможность коллоквиума, чье название содержало «негативную теологию», и, следо­

вательно,

возможность разговора между собой, была

-

1ШМ объявлена. Этот проекг мог объявиться только при определенных условиях Кто-то должен был хотеть их разделить. ЧТО же уже можно было разделить? Кто адре­ совался к кому? Что означала «дружба» в этом случае?

ния -

С самого начала, с первого слова нашего обеща­ вспомните,

-

мы думали, что должны отказать­

СЯ по тысяче причин от post-scriptum, который удлиняет

и дробит ответ. Главным образом, мы должны были отказаться от изначальной дискуссии, формировав­ шейся по мере умножения докладов, чьим богатством

и строгостью, а также разнообразием мы любовались и которые нам еще предстоит изучить и обдумать. Лю­ бой немедленный ответ будет поспешным и самона­ деянным, а на самом деле

-

безответственным и мало

«отвечающим». Нужно было бы подождать еще (postpone) настоящего

-

post-scriptum.

С Ваших слов, Вы, кажется, более всего дорожи­

те свидетельством благодарности, чье значение связа­ но с тем, что здесь называется негативной теологией, которая, в свою очередь, не рискует или не слишхам

рискует стать неблагодарной

-

инверсия, подстере­

гающая все апофатические движения. И потом, у Вас, конечно, было сначала больше сходства, непосред­ ственного

-

ВРОЖденного или взращенного

-

сход-

87

кроме имени

ства с тем или иным из участников, с тем или иным ВЫС1)'ПЛением на этом коллоквиуме

-

...

Зачем отрицать? Но к чему замечать его или

подчеркивать? Эти разделенные вкусы и склоннос­ ти или эти пересекающиеся траектории появляют­ ся от чтения наших прошлых текстов и, в частно­

сти, тех, которые здесь же и были опубликованы. И если я до сих пор ни разу не встретил других участ­

ников коллоквиума, то это означает, что моя друж­ ба и восхищение, моя признательность Марку Тей­ лору неразрывны с его мыслями и текстами, в част­

ности теми, что он опубликовал в трудах этого кол­ локвиума,

Вместе с тем, мне хотелось бы поговорить с дру­ гим -сообществом- (слово, которое мне никогда не нравилось из-за связанных с ним коннотаций: соучас­ тие и даже идентификационное слияние

-

я в них

вижу столько же угроз, сколько и обещаний); мне бы хотелось поговорить с другим, отличным от этого,

бытием-вместе, с другим объединением единичнос­ тей, с другим содружеством по отношению к тому, ко­ торомуоно обязано главным. Я хочу сказать, что друж­

ба, позволяющая такую встречу, и сама эта полилогия, в которой пишут друг другу и читают друг друга те, для кого негативная теология

-

сквозь загадку своего име­

ни и изначальную бессодержательность

-

еще что-то

означает, толкает их обращаться друг к другу nодэтим именем, отэтого имени и на этом основании.

Как можно сегодня разговаривать

-

то есть гово­

рить вместе, обращаться к кому-либо, свидетельство­ вать

-

по поводу и во имя негативной теологии? Как

это может происходить сегодня, еще сегодня, спустя

столь много времени с открытия

via negativa? Является

ли негативная теология -топиком-Р Orкyдa эта возмож­ ность несравнимой и изначально неограниченной

Ж.Деррида

88

переводимоститого, что пришло к нам под маркой домашнего,европейского,греческогои христианско­

го негативнойтеологии, негативногопуги, апофати­ ческогодискурса?Не какого-тоуниверсальногоязыка,

ойкуменизмаили консенсуса,а языка будущего,само­ го взаимногоиз всех существующих.Нужно спросить

себя, что означаетс такой точки зрениядружба конк­ ретногодруга, если мы изымем из нее, как и из самой негативнойтеологии,все ее определения,господству­

ющие в греческом или христианскоммире", вычтем схемубратства(фратернализм)и фаллоцентризмаиз

philia

или из милосердия, как например, некоторую

сложившуюся фигуру из демократии.

-

Дружба и перевод (traduction), а следовательно,

-

опыт перевода как дружбы, вот, кажется, то, что вы хо­ тели с нами поддерживать. Правда мы с трудом пред­

ставляем перевод в обычном смысле этого слова

компетентный или нет

-

без некоторой

philein,

-

без

определенной любви, дружбы или -притягательности-.

Вы может быть возразите, что эта philein направлена на вещь, текст или другого

-

на то, что нужно перевести.

Даже если ненависть может обострить бдительность переводчика и мотивировать демистификаторскую трактовку, эта ненависть открывает нам еще одну силь­

ную форму желания, интереса и даже очарования.

-

Мне кажется, что именно опыты перевода со­

ставляют этот -Коллоквиум- и все авторы даже дают это почувствовать. Говоря междупрочим. перевод (а не

оригинальная версия текстового события, которое как бы ему предшествовало) также разделяет этот любо­

пытный статус post-scriptuт'a, вокруг которого мы кру­ жим на месте.

-

Скорее, в котором мы ведем дебаты, боремся. В

чем негативная теология постоянно рискует стать по­

хожей на опыт перевода? На опыт, коротко говоря? И

89

кроме имени

на опыт в форме post-scriptum? На что этот риск дает ей шанс?

-

Оттолкнемся от этого предложения, если хоти­

те: -То, что называют негативной теологией, в идиоме греко-латинского происхождения есть язык').

-

Только язык? Более или менее язык? А может еще

то, что спрашивает и сомневается в природе или в са­

мой возможнocrиязыка? А может то, что по своей при­ роде превосходит язык, а также и «существо- негатив­

нойтеологии. будет чувствовать себя вне языка, за ним?

-

Несомненно. Но то, что называют негативной

теологией, в идиоме греко-латинского происхожде­ ния

-

это, по меньшей мере, язык, который говорит

тем или иным способом то, что мы сейчас уточнили по поводу языка, Т.е. говорит о себе самом. Как вырвать­ ся из этого круга?

-

Если верить Вам, возражение, всгречаемое пред­

ложением типа

«5 есть Рь

«<ТО, что называют НТ, есть

язык'> и т. п.), не сможет отныне принимать вид опро­ вержения. Оно не могло бы заключаться в том, чтобы критиковать его ошибочность, но подозревать его в неопределенности, бессодержательности или неясно­

сти, обвинять в неспособности определить субъект и атрибут этого суждения и даже не проверять это уче­ ное незнание, в смысле, облагороженном Николаем Кузанским или некоторыми сторонниками негатив­ ной теологии. Предложение (его, что называют нега­ тивной теологией, есть язык-) не имеет никакого стро­

го определяемого референта: ни в субъекте, ни в атри­ буте, ни даже в их связке. Поскольку оказывается, сколь бы мало мы ни знали об этой негативной теологии ...

-

Вы признаете, следовательно, что мы знаем о ней

кое-что, мы говорим не в пустоту, мы приходи м после

этого знания, сколь бы мало и непрочно оно ни было. Мы ее пред-понимаем ...

90

ЖДеррида

-

Это пред-понимание сгало бы таким образом

фактом, из которого мы должны исходить, И В отноше­

нии которого мы сгали бы посг-положенными. Мы приходим послефакта. и если дискурсивные возмож­ носги

via negativa несомненно

уже исчерпаны, то нам

только это и остается думать. Впрочем, эти возможно­

сти были исчерпаны очень быстро, они всегда состоя­ ли в близкой и непосредсгвенной исчерпанности са­ мих себя, как если бы они не могли обладать истори­ ей. Вот почему легкость корпуса ссылок (здесь, напри­ мер, -Паломникхерувима-

) или редкость примеров не

должны сгановиться препятствием. Мы находимся в

совершенной образцовости как в безводной пустыне, поскольку главной тенденцией является формализу­ ющая разреженность. Обеднение есть строгость.

-

Дискурсивные возможности, конечно же, ис­

черпаны как формальные возможности, если вы фор­ мализуете до крайности процедуры этой теологии.

Что кажется осуществимым и заманчивым. Тогда вам не остается ничего, даже имени или ссылки. Вы мо­

жете говорить о исчерпанности только в плане такой полной формализации и полагая внешними этой формальной или концептуальной полноте те «слож­ ные метафоры», которые ~СЮ10НЯЮТ почти к атеизму»,

ту поэтическую красоту, о которой говорил Лейбниц по поводу Ангелуса Силезиуса. Вы будете противопо­ ставлять, таким образом, одну форму другой: форму онто-логического формализма

-

поэтической, и ос­

танетесь заложниками этого проблематичного про­ тивопоставления формы содержанию. Но не являет­ ся ли этот столь традиционный разрыв между кон­

цептом и метафорой, между логикой, риторикой и поэтикой, между смыслом и языком одним философ­ ским пред-решением, которое не только можно или

должно деконсгруировать, но которое

-

в самой сво-

91

кроме имени

ей возможности

-

будет сильнейшим образом ста­

вить под вопрос событие, называемое «негативной теологией»?

-

Я только хотел напомнить, что мыуже пред-по­

нимаем, а следовательно,

-

пишем nOClleтoro, как пред­

поняли негативную теологию как «критику'> предло­

жения (не будем сейчас говорить о -деконструкции» ), глагола «быть- в третьем лице изъявительного накло­ нения и всего того, что в определении сущности зави­

сит от этого наклонения, этого времени и этого лица,

-

короче, критику онтологии, теологии и языка. Сказать: «То, что называют негативной теологией, в идиоме гре­ ко-латинского происхождения есть язык'>,

-

значит

мало что сказать, почти ничего и, может быть, меньше ничего.

-

Негативная теология значит очень мало, почти

ничего, может быть, нечто другое, чем другое. Отсюда ее неисчерпаемая исчерпанность

-

...

Можем ли мы позволить себе с этого момента го­

ВОРИТЬО[aetиm, возможно элементарном, неспределен­ ном, неясном или пустом и вместе с тем мало оспори­ мом, а именно, о нашем пред-понимании того, что «на­

зывают негативной теологией... » и т. д.? Не является ли идентифицируемое нами сегодня с этими двумя слова­ МИ,прежде вceГO,cвoдoM,oднoBpeMeHHoa:rкpьrГЫM иэак­ рытым,данным, упорядоченным, совокупностью выска­

зываний, узнаваемых либо по своему семейному духу

ifamily resernblance), либо

потому, что они подчеркивают

один последовательныйлогико-дискурсивныйтип,

ре­

курренция которого поддается формализации? Такая формализация может стать механической

-

...

Тем более механизируемая и легко воспроизво­

димая, поддающаяся подделке, подверженная опасно­

сти плагиата и фальшивой монеты, что высказывание негативной теологии освобождается по определению,

92

Ж.Деррида

по призванию от любой интуитивной полноты. Kenosi дискурса. Если следоватьправилуфеноменологическо­ го типа для различения полной интуиции и пустого или

символического усгремления, забывающего о поддер­

живающей его первоначальной перцепции, то апофа­ тические высказывания находятся; должны быть со стороны пустоты, а следовательно

-

механического и

даже чисто вербального повторенияфраз, не имея в виду актуального или полного намерения. Они представля­

ютто, что Гуссерль определял как момент кризиса (заб­

вение первоначальной и полной интуиции, работа впу­ стую символического языка, объективизм). Но показы­ вая исходную и конечную необходимость этого кризи­ са.доказывая, исходя из языка кризиса, иллюзии интуи­

тивного сознания и феноменологии, апофатические высказывания дестабилизируют саму аксиоматику фе­ номенологической, а значиттаюке и онтологической и трансцендентальной критики. Пустота для них суще­

ственна и необходима. Если они в ней сохраняются, то лишь через молитву или гимн. Но этот момент сохра­

нения остается струкгурно внешним собственно апо­ фагической инстанции, т. е. негативной теологии как таковой, и присугствует ли он там в строгом смысле,

-

остается порой сомневаться. Значимость, оценка каче­

ства, интенсивности или силы событий негативной те­ ологии зависела бы, следовательно, от отношения, ко­ торое сочленяет эту пустоту с полнотой молитвы или

отрицаемой или, скажем, непризнаваемой атрибуции (тео-логической, теио-логической, онто-логической). Критерием является мера отношения, и это отношение охватывает два полюса, одним из которых является по­

люс отрицаемой позитивности.

. k!nose(rp.)- пустой,тщетный.лишенныйчего-либо. перев.

прuм.

кроме имени

-

93

Чем объясняется эта сомнительная механисгич­

ность, легкосгь, с которой можно сымитировать или сфабриковать негативную теологию (или родствен­

ную ей поэзию, примеров чему у нас досгаточно)?Тем, мне кажется, что само функционирование этих выс­ казываний заключается в формализации. Последняя проходит, главным образом, и, в особенности, стре­ мится проходить мимо всякого содержания и всякого

идиоматического означаемого, всякой презентации или представления, образов и даже имен Бога, напри­ мер, в таком-то языке и такой-то культуре. Короче, не­

гативная теология позволяет приблизить себя (пред­ понимать) как широко архивированный свод предло­ жений, логическая модальность которых, граммати­ ка, лексика и даже семантика уже доступны нам, по

меньшей мере, в отношении того, что эти предложе­ ния определяют.

-

Отсюда возможность канонизирующего возве­

личивания произведений, которые, подчиняясь зако­ нам, принимают вид послушных нормам жанра и ис­

кусства: они вторят традициям, они изображают себя повторяемыми, оказывающими влияние и подвер­

женными влиянию, объектами переноса, доверия и дисциплины. Поскольку здесь есть учителя и учени­

ки. Вспомните Дионисия и Тимофея. Здесь и упраж­ нения и обучение, здесь есть школа, как в христиан­ ской мистической традиции, так и в онто-тео-ло-ги­

ческой или меонтологической (более -греческой-) традиции В ее экзотерических или эзотерических

формах.

-

Конечно же тот, кто написал, что не только Бог,

но и божесгвенностьпроходятчерез знание, что свое­

образие неизвестного Бога выходит за пределы сущ­ ности и божесгвенности, разрушая таким образом оп­ позицию отрицательного и положительного, бытия и

Ж.Деррида

94

ничто, вещи и не-вещи и поднимаясь тем самым над

всеми теологическими атрибутами, былужеучеником.

Der unerkandte GOtt. WJlf GOtt ist weiss тап nicht: Er ist nichtLicht, nicht Geist, Nicht Wahrheit, Einheit, Еiщ nicht шаз: тап Gottheit heist: Nicht Weissheit, nicht Verstaпd, nicht Liebe, Wille, Gutte: Кein Ding, kein Unding аuсЬ, kein Wesen, kein Сетйие: Er ist шаз ich, uпd du, und keine Creatur, ЕЬ wir geworden sind ша: Er ist, nie erfuhr. Неизвесгный Бог.

Что есть Бог? Мы этого не знаем: Он ни свет, ни дух, Ни правда, ни единство, ни один; он не то, что называют божесгвенным: Ни мудрость, ни УМ, ни любовь, ни воля, ни доброта:

Ни вещь, ни тем более не-вещь, ни сущность, ни сердце: Он есть то, что ни Я, ни ТbI, никакое другое создание, Прежде, чем он станет тем, кто Он есть, никогда не узнаем.

(IV, 21)

-

Следующая сентенция обращается как раз к Бла­

женному Августину как к ближнему, учителю и пред­ шественнику, которому он может по-дружески и учти­

во бросить вызов: «Остановись, мой Августин, прежде, чем ты проникнешь в cyrь Бога: можно найти целое

море в небольшой впадине».

-

Ангелус Силезиус обладал собственным гени­

ем, но уже он повторял: он продолжал, вводил обычай, передавал. Он переносил или переводил во всех смыс­ лах этого слова, потому что он уже писал это после

-

это было пост-письмо. Этот наследник хранил архив, он хранил в памяти урок Христофа Кёлера. Он читал

Таулера, Рюсбрёка, Бёме и особенно Экхарта.

-

То, из чего мы должны исходить, если я Бас пра­

вильно понимаю (вот, несомненно, априори нашего

апостериори, а именно априори post-scriptum'a, на кото-

95

кроме имени

рый мы подписались), есть то удивительное дело (jait), что уже сделано

(ait): тогда

(deja fait) , полностью сделанное (tout

как негативная теология отрицает или сти­

рает все, тогда как она прибегает к искоренению любо­ го предиката и стремится жить в пустыне

-

...

Пустыня. Вот одна из прекрасных и сложных

метафор, о которых несомненно говорил Лейбниц, но меня поражает ее повторение, так сказать типич­

ный оттиск, который ВОСПРОИЗВОДИТСЯ как от печати. Так;

Мап

muss noch uber GOtt

[...] wo 5О! ich мnn пип hin? Ich muss noch

йЬ"

GOtt in eine wйsste ziehn.

нужно даже идти за Бога

[...] Куда я должен идти? Я должен стремиться в пустыню за Богом.

(1, 1) Или еще:

Die Einsamkeit. Die Einsamkeitist noth: doch, sey nur nichtgeтein: So kanstu uberall in einer Wйsten seyn. Одиночество.

Одиночество необходимо, но тебе не достанет быть на людях:

Тогда везде ТbI будешь в пустын е.

(IJ, 111) Вдругом месте речь идет о «пустынных временах­

(in diser

wйsten

Zeit -

II!, 184). Пустыня: не

есть ли это

парадоксальная фигура апории? Нет намеченного и обеспеченного перехода. во всяком случае, нет доро­

ги; самое большее

-

тропы, которые не могут служить

верным путем, дороги еще не проложены, если, конеч­

но, они уже не заметены песком. Но непроложенный

путь может служить условием решения или события,

96

ж. Деррида

состоящего в открытии пуги, в том, чтобы перейти, т. е. пойти за..., перейти апорию.

-

Несмотря на этупустыню, называемое нами не­

гативной теологией мыслит и развивает себя как па­ мять, установление, история, дисциплина. Это культу­

ра, с архивами и традициями. Она накапливает акты языка. Вот, в частности, что внушает нам одна фраза: -То, что называютнегативной теологией, в идиоме гре­ ко-латинского происхождения естъязык-, Сколько ни

напоминай (а нужно как раз напоминать об этом и напоминать, что это доказывает возможносгь храни­

мой памяти), что негативная теология «заключает­ ся,>

-

через ее намерение отказаться от какого бы то

ни было упрочения

-

в языке, не прекращающем под­

вергать пересмотру сами границы языка и особенно границы пропозиционального языка, теоретического или консгативного

-

...

Тем самым она сгановится не просто языком и

доказательством языка, но прежде всего самым осмыс­

ленным опытом, самым требовательным, самой неизъ­ яснимой -сущностъю- языка: речь о языке, «монолог'> (в гетерологическом смысле этого слова по Новалису

или Хайдеггеру), в котором речь и язык говорят о са­

мих себе и совершают то, что DieSprache spncht. Отсюда это поэтическое измерение или аспект фикции, по­

рой иронической и всегда аллегорической, которую некоторые считали только формой, видимосгью или

симулякром ... Верно, что одновременно (cuмультанно) эта пустынная фикция стремится разоблачить обра­

зы, фигуры, идолов, риторику. Нужно подумать о такой иконоборческой фикции.

-

Сколько ни говори, следовательно, о том, что по

ту сторону теоремы и констативного описания дис­

курс негативной теологии «заключается- В преодоле­ нии сущносги и языка, в доказательство он остается.

97

кроме имени

-

Что значит здесь «оставаться»? Это разновид­

ность -быть»?

-

Не знаю. Может это значит, именно то, что та­

кая теология не могла быть ничем ...

-

Не быть ничем. Может здесь ее тайное или яв­

ное желание? В чем вы видите здесь опасность для нее? Наша дискуссия предполагала до сих пор, что эта тео­

логия есть что-то (определяемое), а не ничто или то,

что хочет быть или стать скорее чем-то, чем ничто. Однако, теперь мы поняли, что она стремится к проти­ воположному.

-

..

Смотря как читать или слушать. Во всяком слу­

чае, негативная теология не была бы ничем, просто­ напросто ничем, если бы это излишество или эта чрез­ мерность (в отношении языка) не запечатлела некую

отметку в частных событиях языка и не оставила не­ кий след на теле речи ...

-

Итак, тело (СОуРus).

Некоторый след остается прямо на этом теле,

она становится этим телам как пережиток апофази­

са (больше жизни и больше смерти), пережиток внуг­ реннего онто-логико-семантического саморазруше­

ния: здесь была бы абсолютная разреженность, пусты­ ня была бы здесь, ничто не нашло бы места на этом

месте. Конечно, -неизвестный Бог» СОй- Jv,

21),

(Der unerkandte

неузнанный или непризнанный Бог, о

котором мы разговаривали, ничего не говорит; о нем

...

не сказано ничего, что содержит

-

Кроме его имени ... Кроме имени, которое не называет ничего со-

держателыюго, даже божественного (GOttheit). Ничего того, чье сокрытие не повлекло бы фразу, целую фразу, которая старается померяться с ним. «Бог» «есть» имя

этого бездонного падения, этого бесконечного опус-

4

Зак.

3259

98

ж. Деррида

тошения языка. Но след от этой негативной операции

вписывается в, на и 1Са1С событие (то, что бывает; то, что есть и всегда остается единственным; то, что нахо­

дит в этой пустоте самое решающее условие своего

прихода или появления). Находится событие, которое

остается, даже если эта остаточность не более субстан­ циональна, не более существенна, чем этот Бог, отно­

логически более легко определимый, чем имя Бога, о

котором сказано, что оно не называет совершенно ничего

-

ни того, ни этого. О нем сказано даже, что

оно не то, что имеется в смысле

es gibt. оно не то, что (GOtt uber alle

дает, оно по ту сторону всех даров

Gaben - Iv, 30). - Не забывайте,

что это говорится во время мо­

литвы. Что такое молитва? Нет, не нужно спрашивать

себя «Что такое молитва/е, молитва вообще. Нужно ста­ раться представить ее, а на самом деле,

-

сделать из

нее доказательство (так сказать, из этой самой молит­

вы [ш

prier),

и транзитивно) посредством этой самой

молитвы, этой своеобразной молитвы, в которой или

к которой направляется молитва вообще. Однако эта последняя ни о чем не просит и в то же самое время

просит больше, чем всё. Она просит Бога дать самого

себя, а не дать что-либо, какие-то дары:

nicht selbst,

50

hastu nichts gegebem

«Giebstu mir dich

«<Если Ты не даешь мне

самого себя, ты ничего не даешь-т Что еще раз интер­ претирует божественность Бога как дар или желание дарить. А молитва является такой интерпретацией, са­ мим телом этой интерпретации. «В·) И «на" говорили, moпoc

-

-

-

как Вы

это подразумевает, по-видимому; некий

. или некую хору: тело без тела; тело отсутству-

ющее, но целостное и место всему, вместо всего, про­

бел, пространство, промежуток Может-быть Вы и о хоре скажете, как уже проворчали недавно: «Кроме имени»?

99

кроме имени

Все тайно происходит здесь. Поскольку это место к тому же перемешает и дезорганизует наши онто-то­

пологические предрассудки, в частности, объективную науку о пространстве. Хора находится там, но она боль­

ше «здесь», чем любое «здесь- ...

-

Вы прекрасно знаете, что почти во всех своих

фильерах: еврейской, греческой, христианской или

исламской Бога,

- via negativa сочетает указание на Бога, имя с опытом места. Пустыня - это тоже изображе­

ние чистого места. Но изображение вообще зависит от этой пространственности, от локальности слова.

-

Да, Ангелус Силезиус писал это о слове (dasW'ort),

а значит также и о божественном слове, и некоторые переводят здесь W'oгtпросто как Бог:

Der Оп ist dass W'ort Der Ort und's W'ort ist Eins, und ware nicht der Оп, (Веу Ьugег Ewigkeit!) es шаn: nicht dass W'ort. Место есть слово

Место и слово, это единое целое, и не было бы места,

(во всей вечной вечности'),

-

не было бы и слова.

(1, 20.5)

-

У этого места нет ничего ни объективного, ни

земного. За ним не кроется никакой географии, гео­ метрии или геофизики. Это не то, в чем находятся

субъект или объект, Оно

-

в нас. Отсюда и вся та дву­

смысленная необходимостьпризнать его и в то же вре­ мя от него освободиться:

Der Orth istselbst in dir. Nicht du bistin deт Orth, der Orth des ist in dir: Wiфtu jhn аии, so stehtdie Ewigkeit schon hier. Место само находится в тебе. Это не ты находишься в месте, но место в тебе: Отбрось его

(1, 185)

-

и вот уже вечность.

Ж.Деррида

100

-

Здесь

(mer) вечности располагается там, уже

(schоn):ужетам,онпомещаетэтот бросоки это отбрасы­ вание «<.Auswerftn,> трудно перевести: в одно и то же вре­ мя ЭТО слово означает отдаление, исключение,

но прежде всего,

-

отказ,

бросок наружу, который порождает

эту наружность, а следовательно, пространство, удале­

ние места от него самого: Кhora). Именно начиная с это­ го <.уже'>,роst-scriрtum находит свое место

-

-

и неизбежно.

Как бы в ответ, это уже в связи с тем, что Марк

Тейлор мог бы написать <1Jretext о!the зеа», который

before that is (always) yet to соте». Или же,

<·is а

когда он играет

со словом, не играя с ним, т.е. одно за другое, берет та­

ким как оно есть и поселяет в другом языке: <. What is the

Оп о! the Wort?> 10.

-

Событие остается одновременно в и на языке, а

следовательно, внугри и на поверхности; эта поверх­

ность открыта, выставлена на обозрение, немедленно

переполняемая, выходящая за саму себя. Событие ос­ тается в и на устах, на кончике языка или на кончиках

губ, переполненных словами, которые относят к Богу. эти слова относимы

(portes),

они в одно и то же время

экс-портированы иде-портированыдвижением

ния

(frrence)"

ноше­

(соот-ношения, от-ношения, пере-несе­

ния) в направлении кБогу Они называют Бога, говорят о нем, говорят с ним, говорят ему, дают ему говорить в НИХ, отдают( ся) ему, соотносят/ ся) с тем, что имя пола­

гаетназвать потусторонусамого себя, что оно именует по 1)' сторону имени, с безымяннымименуемым.Как

если нужно было бы в одно и то же времяспасти имя и

. -ftre- от лат. *-!ес», несущиЙ;jerrе(лат.)-нести, содержатьв

себе; французскиеслова,которымииграетЖ Деррида, re-ferer, dif (erer, trans-firer- от-носить,со-относить,пере-носить,а также ех­ porter, de-porter - содержат и являются производными от глагола носить, нести

- porter (фр.). -

Прим. перев.

101

кроме имени

спасги все, исключая имя, кроме имени. Какесли нужно

было бы потубить имя, чтобы спасти все, что несет имя, или то, с чем соот-носятся через это имя. Но потубить имя

-

не значит накинугься на него, уничтожить его

ИЛИ уязвить. Наоборот, это просто уважать его, как имя. То есть произнесги его, что может означать

-

пройти

через него к чему-то другому, к тому, что оно называет, к

тому, что его носит. Произноситьего, не произнося. За­

быть о нем, зовя его, припоминая его, что сводится к тому, чтобы звать или припоминатьдругое ...

-

Конечно, но нужно перестать подчинять язык и

имя в языке (впрочем, находится ли имя, имя собствен­ ное или имя истинное в языке, и что означает такое

включение?) какому бы то ни было обобщению, изоб­ ражению или топологической схеме. Мы здесь гово­ рим в и на языке, который, оставаясь открытым этому

ношению (ftrence), сообщает знанию неадекватность от-несения (референции), недостаточность или сла­

бость, свою некомпетентность в отношении того, что он утверждает как знание. Такая неадекватность пере­

дает или предает отсутствие общей меры междуоткры­ тостью, начинанием, откровением, познанием, с од­

ной стороны, и какой-то совершенной тайной, вне­ временной, инородной любому проявлению. ЭТа тай­ на не служит резервуаром возможного знания, прояв­

лением в потенции. Аязык само-отречения (ab-negation) или отречения не негативный и не только потому, что

он не строит высказывания способом дескритпивной предикации и индикативной пропозиции просто свя­ занные с отрицанием (еэто не является этим-), но по­ тому, что он свидетельствует насколько же, насколько и отрекается; он свидетельствует повелевая, он пред­ писывает преодолеть эту недостаточность, он прика­

зывает. нужно сделать невозможное, нужно идти (СеЬ! Иди/) туда, куда ходить нельзя. Снова пристрастие к

ЖДеррида

102

месту, Я бы мог сказать по-французски:

",il у а lieu de->'

(что означает -нужно-) отправиться туда, "Уда ХОДИ1Ъ нельзя.Туда, по направлению к имени, к «по 1)' сторо­ ну имени» "'8» имени. К тому (или той), что остается за исключением имени. Идти туда, куда можно ходить,

не было бы перемещением или решением, это было бы безответственным ходом программы. Единствен­

но возможное решение проходит через безрассудство

нерешаемого и невозможного: идти туда

(wo, Ort, WOrt),

куда ходить невозможно. Вспомните:

Geh hin, wo du nicht kanst: sih, wo du sihest nicht: wo nichts schallt und klingt, 50 Ьиtu wo GOtt spricht.

Нб»

иди туда, куда не можешь; узри то, что ты не видишь: Услышь то, что не издает шума и не звучит.

Теперь ты там, где говорит Бог.

(!, 199)

-

По вашему, это нормативное по суги свидетель­

ство невозможности, эта тихая ярость против языка,

этот ревнивый гнев языка к себе самому и против себя самого и есть то самое пристрастие, отмечающее руб­ цом то место, где невозможное произошло. Не так ли? Там, на другом краю света? Другая сторона мира: это все еще мир? Он

8 мире, в другом

мире или в другом

мира? Все, кроме мира?

-

Да, рана здесь, там. Существует ли вообще что­

нибудь разборчивое? Что-нибудь другое, кроме следа от раны? Что-нибудь другое, что вообще может проис­ ходить? Знаете ли вы какое-нибудь другое определе­

ние события?

. Имеет

место, есть основания для чего-либо (фр.). Здесь

идет постоянная игра между буквальным и фигуральным смыс­

лами слов и выражений вать место

/

ражению etre аu

-

il у а

иеu

/ donner lieu -

иметь место, да­

происходить, позволять. Это же относится и к вы­

прu.м. перев.

borddu langage -

быть на краю, на обочине языка.

103

кроме имени

-

Но ведь нет ничего более неразборчивого, чем

рана. Я предполагаю, что на ваш взгляд то, что разбор­ чиво не может сосуществовать в одном и том же месте

с тем, что невозможно разобрать. По-вашему, это имен­ но след, который по крайней мере становится четким,

делает возможным и позволяет прочесть себя: в и на языке, т. е. на краю языка

-

...

В языке есть только край ... То есть соотнесение,

референция. поскольку никогда не бывает только од­ ной референции, неприводимой референции, то мож­

но с тем же успехом сделать вывод, что референт

-

кроме имени

мым. Вся история негативной теологии рить об этом,

-

-

все

является или не является необходи­

-

могупоспо­

разыгрывается в этой короткой и про­

стой аксиоме.

-

«На краю языка» могло бы значить, таким обра­

зом, «на краю как язык», в одном и двойном движении:

избавления и выхода за предел. Но как момент и сила, как предписанные движения совершаются через край, по другую сторону света, поскольку они берут свою энергию из того, что уже происходило (имело место

-

avoir deja ен Jieu) - даже если это было всего лишь обе­ щанием, - разборчиво-неразборчивый текст, теоло­ го-негативный приговор остается в качестве postscriptum. Это с самого начала post-scriptum, поскольку при­ ходит после события ... - ...события - если я правильно понимаю - об­ леченного в форму некой печати, как если бы оно

бьmо назначено (свидетель без свидетеля) храните­

лем тайны; событие, скрепленное печатью с нераз­ борчивой подписью, инициалами, дописьменным изображением.

-

Опечатанноесобьrrие, сообразное сопьrгомчер­

ты (проведеннойлинии,Zug, края, охвата, отношения к

другому, Вezug, [еrenсе, отнесение к чему-то другому, кро-

ж. Деррида

104

ме себя, отсрочки),постфактум-

это не что иное, как

приход одного письма последругого:роst-scriрtum.

-

След от этого раненого письма, которое несет

рубцы собственной неадекватности: подписанной, признанной, требуемой ...

- '.. а

так же собственной чрезмерносги, своего

ЬуЬт, подписанного в свою очередь: это не может быть просгой и самотождественной отметиной ...

- ... как если бы она существовала всегда ... - Это может быть только подписью нестертой, нестираемой, неуязвимой, разборчивой, в отношении того, что она являет на поверхносги, прямо на основа­

нии, которое составляет с ней единое целое. Эта отме­ тина появилась на месте после того, как она имела

место быть, в легком, незаметном, но сильном движе­ нии дислокации, на неустойчивом и разделенном

краю того, что называют языком. Сама целостность этого так называемого языка сгановится непонятной иненадежной.

-

Таким образом, фраза <,То, что называется нега­

тивнойтеологией, ... естьязыю говорит одновременно

слишком много и слишком мало. В ней больше нет яс­ ности надежной аксиомы, она больше не дает возмож­ ности консенсуса, она не дает хартии коллоквиума или гарантированногопpocrpанства

-

коммуникации.

Не будем пока ее дискредитировать. Сохраним

ее на время как путеводную нить, как если бы мы в ней нуждались и хотели бы пойти дальше.

-

Разве все апофатические теологемы не облада­

ют статусом или, скорее, движением, неустойчивос­ тью этой траектории? Разве не похожи они на стрелы,

на копья, на одновременный выстрел многих сгрел, пущенных в одном направлении? Но стрела это толь­

ко стрела, она никогда не имеет цели в себе самой. Она

105

Араме имени

все, кроме того, что она должна достичь или, что она

должнаранить;этогоей будетне хвататьвппотъдотого

момента,когда она его коснется,и, таким образом,она

...

остаетсявсем, кроме

-

Силезиус сказал об этом, когда говорил о воз­

можности самого невозможного или о более, чем са­

мом невозможном

(Das uberunmoglichste ist moglich).

Вспомните, он угочняет: Более чем невозможное возможно.

Ты не можешь своей стрелой достать до солнца, Я же своей могу попасть в вечное Солнце.

(Vl, 153)

-

Сохраним это предложение «<То, что называют

негативной теологией, есть язык-). Попробуем рас­

смотреть его наиболее наглядное значение, at[асе value. и вернемся к теме philein, а точнее,

-

к притягательно­

сти как переносу или переводу.

-

Это темы безграничные, но оставим. Сделаем вид, что они не такие, если вы хотите.

Внешний вид заставляет нас верить, что выражение «негативная теология» не имеет никакого строгого эк­

вивалента вне двух традиций: философии или онто­ теологии греческого происхождения; новозаветной

теологии или христианской мистики. Обе эти траек­

тории, оба нацеленных таким образом пуги пересека­ ются в самом центре того, что мы называем негатив­

ной теологией. Такое пересечение ...

-

Все здесь как бы скрещивается: перекрест этих

двух дорог,

kreuzweise Durchstreichung, под которым

Хай­

деггер зачеркивает слово -бытъ- (без которого его гря­ дущая теология, как он говорит, должна обойтись) и

Gevid, на который он таким образом как бы ссылается, . От

.Geviert~ (нем.)

-

четырехугольник, прямоугольник. В

106

ЖДеррида

христианскийкрест, под которымМарионзачеркива­

етслово«Бог» (можетбыть,это способспасгиимя Бога, избавить его от любого онто-теологическогоидоло­ поклонства:Бог без бытия)...

-

Верно. во всяком случае, выражение «негативная

теология» называетчаще всего дискурсивный опыт, ко­ торый располагается в одном из углов, образованных скрещением этих двух линий. Даже если одна линия

всегда пересечена (crossed), она находится на этом пере­ крестке, на этом месте скрещения. Какими бы ни были переводы, аналогии, транспозиции, перенесения, мета­

форы

-

в еврейской, мусульманской или буддистской

КУЛЬ1УРной мысли, никогда И никакой дискурс не при­ нимал на себя явным образом такого названия (нега­ тивная теология, апофатический метод

-

vianegativa).

Уверены ли вы в том, что это название никогда

не было востребовано ни одним из авторов для соб­ ственного его дискурса, даже в отношении упомяну­

тых вами традиций?

-

Я хотел только навести на мысль, что в культур­

ной или исторической зоне, где выражение «негатив­ ная теология» появляется как вид одомашненного и контролируемого названия, в конечном счете, назва­

ния той хрисгианской философии, о понятии кото­ рой Хайдеггер говорил, что оно столь же ложно и про­ тиворечиво.какквадратныйкруг; апофазия всегда пред­

ставляла собой род парадоксальной гиперболы.

-

Вот имя по-настоящему философское и поис­

тине греческое.

-

Из этой парадоксальной гиперболы мы возьмем

теперь только необходимую для краткого доказателькниге М. Хайдеггера -Время и бытие. (М.: Республика,

В.В. Бибихин персводит

.Gevier.

•. -

предлагается -перекрестъе

1993)

как -четверица-, нами

Прим. перев.

107

кроме имени

ства характеристикуБудем скромнее: рабочую гипо­ тезу. Вот она. То, что позволяетопределитьисторичес­

кое положениенегативнойтеологии и идентифици­ роватьее собственнуюидиому, -

это тоже, что отры­

вает ее от почвы, где она укоренена. То, что указывает ей ее место,

-

это то же, что ее отчуждает итем самым

вовлекает в движение универсализирующего перево­

да. Иными словами, ЭТО то, что вовлекает ее в наиболее общепринятую часть дискурса, например, дискурса о той поддержке или том коллоквиуме, в котором скре­ щиваются различные тематики: христианская и нехри­

стианская (еврейская, мусульманская, индуистская, буддистская и т. п.), философская инефилософская, европейская инеевропейская ит. д.

-

Вы видите в этой вовлеченности что-то род­

ственное той своеобразной дружбе, о которой вы не­

давно с признательностью говорили? И, кстати, о бла­ годарности

-

...

Не знаю. Все это пока очень предварительно,

столь же поспешно, как может бытьpost-scriptит. Если я воспользовался такими философскими и греческими

словами как «парадоксальная гипербола», то прежде всего затем, чтобы намекнуть на отрывок из «Государ­

ства» Платона. НуреrЬоUназывают движение возвыше­ ния (трансценденции), несущее или переносящее по

ту сторону бытия или всего сущего (etantitl), epekeina tes оияаз. Это переполняющее движение, выстрел стрелы, перемещаясь как бы хочет сказать: «х существует по ту сторону того, что существует

-

бытия или всего суще­

го». Пусть Х будет здесь Благом, неважно в настоящий момент, поскольку мы анализируем формальную воз­ можность сказать: «х существует по ту сторону того, что существует.Х существует без существования». ЭТа

гипербола предвещает. Она предвещает в двух смыс­ лях.ухазывая на открытую возможность и вызываяхеы

Ж.Деррида

108

самым само открытие.Ее событие оказываетсяодно­ временнопоказательными порождающим,роst-scriрtum и пролегоменом, описанием, появляющимся после того, что оно описывает,и тем не менее письмом,кла­

дущим начало.Она предвещаетто, что приходит,и она вызываетто, что отныне должно ПРИХОДИ1Ъсо всеми этими движениями гипер, ультра, за, по ту сторону,

beyoпd, uber, которые подгоняют дискурс или, вначале, существование. ЭТа стремительность их пристрастие.

-

Вы говорите «существование», если я правиль­

но понял, чтобы не сказать «субъект», «душа», «ДУХ»,

-эго- или же «Па-вет». Вместе с тем, здесь-бытие от­ крыто бытию в его качестве существования, благодаря возможности идти поту сторону настоящего, того, что

есть. Страсти

-

-

возвышение.

Конечно, Хайдеггер именно так понимал Dasein;

он описывает движение его возвышения,

образом цитируя платоновское

открытым

epekeina tes ousias. Но он,

по-видимому, понимает это «по ту сторону»

как по

1)'

сторону всего сущего, а не как по ту сторону самого

бытия в смысле негативнойтеологии. Однако гипер­ болическиедвиженияплатоновского,плотиновского или неоплатоновскогостиля не стремятся не только

по 1)' сторонубытияили Бога как существующего(как Высшеесущество),но и по ту сторонуБога как имени, как называемого,названногоили того, что можно на­ звать, как отсылки к чему-то, которая здесь делается.

Само имя кажется здесь больше не существует, если

... - ...по 1)' сторону, как по 1)' сторону Бога. ЭТо не

тольконе

место, но возвышающеедвижение,котороепревосхо­

дит самого Бога, бытие, сущность, собственное или

самое себя,

(GOttheit),

Selbst или

Sе!fБога, божественность Бога

и в этом оно превосходит не только пози­

тивную теологию, но и то, что Хайдеггер предлагает

109

"раме имени

называтьтешюгией(theiоlogie),lЩскурсомобожесгвен­ ности

(theion)

божества. Ангелус Силезиус говорил,

если Вы припоминаете:

Маn

[... ]

muss noch uber GOtt

Ich тuss noch uber GOtt in eine wiisste ziehn. Нужно даже ИДТИ за Бога

[ ... ]

я должен стремиться в пустыню за Богом

(L 1), но также:

Die uber GOttheit. Was тап von GOtt gesagt, das gnuget тir noch nicht: Die uber GOttheit ist тein Leben und тein Liecht. Сверх-божество,

То, что было сказано о Боге, для меня еще недостаточно:

В сверх -божестве моя жизнь и мой свет.

(L 15)

-

Перенесгисьпо тусторону Это движение транс­

ценденции радикально отделяет бытие от знания, су­ ществование от узнавания. Это как бы разлом в

cogito

(августинском или картезианском) таком, каким оно мне дано, а именно, не только «что-, но -что- и екто­

Я есть. Следовательно, этот разлом одинаково подхо­ дит как для меня, так и для Бога; его трещина проника ет в аналогию между Богом и мной, творцом и творе­

нием. На этот раз аналогия не сгирается, не смиряется: она разделяет, она усугубляет диссоциацию.

Мап

weiss nicht шаз тап ist. Ich weiss nicht шаз ich Ыn. Ich Ыn nit ша: ich weiss: Бin ding uпd nit ein ding: Бin stйpffehin uпd ein kreiss. Мы не знаем, кто мы есть.

Я не знаю, кто я есть. Я не знаю, что я знаю:

110

Ж.Деррида

Вещь и не-вещь:точка и круг.

(1,5) А вот чуть дальше аналогия, «иле»:

Ich bin wie Gott, und Gott wie ich. Ich Ыn 50 gross als GOtt: Er ist als ich sociologie klein; Er kan nicht uber mich, ich unter Ihm nichtseyn. Я словно Бог, а Бог словно я. Я так же велик, как Бог: Он столь же мал, как и Я;

ОН не может быть выше меня, я не могу быть ниже него.

(1, 10)

-

Я всегда чувствителен к этому беспримерному

слиянию д~x воль и д~x галосов в этих поэтических афоризмах или в этих непрошеных признаниях, осо­

бенно, когда Я в них выходит на передний rmан так, что оно в одно и то же время остается наедине с Богом

и выступает образцом, позволяющим себе говорить за любого, осмеливается свидетельствовать за другого (свидетельствовать за свидетеля), не дожидаясь отве­

та и не боясь спора. В противоположность тому, что мы говорили в начале нашей беседы, в небеспорядоч­ ных дискурсах существует монологизм или монолог:

их как бы ничто не волнует. Эти две воли являются, с одной стороны, волей радикальной критики, гиперк­ ритики, после которой ничто не кажется более застра­ хованным от нее: ни философия, ни теология, ни на­ ука, ни здравый смысл, ни малейшая докса; а с другой стороны,

-

наоборот: поскольку мы заняли положение

по ту сторону всякой дискуссии, власть этого пригова­

ривающего голоса, который машинально произносит и воспроизводит свои вердикты тоном самойдогматич­

нойуверенности

-

никто и ничто не может здесь про­

тиворечитъ.потомучто нами владеет пристрастие, при­

знанное противоречие и искомый парадокс.

-

Двойная власть этих двух голосов должно быть

111

'Кроме имени

связана с двойным обязательством

(bind) экс-присвое­

ния или искореняющего укоренения, о котором я не­

давно говорил. С одной стороны, действительно, такая теология впускает или несет негативность как само­ разрушающее начало в сердцевину каждого тезиса, во

всяком случае, она приостанавливает любой тезис, любое верование, любую дО1СgJ ...

-

В этом, его эпохе

родство не только

(epokhe) имеет определенное со skepsis скептицизма, но и с фено­

менологической редукцией. И в противоположность тому, что мы только что говорили, трансценденталь­

ная феноменология

-

в силу того, что она проходит

через отсрочку любой доксы, любой существующей по­ зиции, любого тезиса

-

обитает в той же стихии, что

и негативная теология. Одна могла бы быть хорошей пропедевтикой другой. Удивительно, не так ли?

-

Если хотите, это не так уж несовместимо с тем,

что мы говорили о языке кризиса. Оставим это. С одной стороны, такое заключениев скобки или в кавычки самого тезиса разрушает любую онтологическую или теологическую пропозицию, а на самом деле, любую философему как таковую. В этом смысле, принцип не­ гативной теологии в движении внутреннего бунта,

радикальным образом оспаривает традицию, от кото­ рой он как бы происходит. Принцип против принци­ па. Матереубийство и утрата корней, разрыв с принад­ лежностью, прерывание некоторого рода обществен­ ного договора, который отдает право государству, на­

ции и, шире, философскому сообществу как сообще­ ству рациональному и логоцентрическому. Негатив­ ная теология отрывается от него после того, как дело

сделано, при перекручивании или (пре)вращении пос­ ледующим движением искоренения, как если бы под­

пись не была подписана надлежащим образом, но оп­ ровергнута припиской или как угрызениями совести,

112

Ж.Деррида

добавленнымикак post-scriptum в конце договора. Этот разрыв договора программирует целую серию анало­

гичных и рекуррентных движений, серию пустых обе­ щаний самой крайней степени, которые ссылаются на

epekeina tesousias, но не предлагают

себя в ка честве нега­

тивной теологии (Плотин, Хайдеггер, Левинас).

Но с другой стороны, и тем самым, нет ничего бо­ лее верного изначальному отно-теологическому

казу, чем эта гипербола.

на­

Post-scriptum остается подписью,

даже если он ее отрицает. И как для всякой человечес­ кой или божесгвенной подписи

-

нужно имя. Если

только, как на это намекалось чуть выше, имя не было чем-то, что отступило перед тем, что оно называет, и тогда «нужно имя» означает, что имени не хватает: оно

должно отсугствовать, нужно имя, которое бы отсут­ сгвовало. Прийдя к тому, чтобы исчезнуть, оно стано­ вится «за исключением самого себя». В самый апофа­ тический момент, когда говорят: «Бог не есть...»,«Бог

-

это ни то и ни другое; ни нечто, ни его противополож­

ность» или «Бытие не есть ...» и т. П., даже тогда нужно все еще говорить о сущем как таковом, в его исгине,

будь она мета-метафизической или мета-онтологичес­ кой. Нужно держать обещание говорить любой ценой правду, свидетельствовать, признавать правду имени и

даже того нечто, что должно бытьназвано именем, т е. поту сторонуимени. Это нечто

-

только не имя. Нуж­

но принимать к сведению указанную трансценден­

ЦИЮ, негативный путь которой является всего лишь пугем, методическим приближением, рядом этапов. Так же как молитва и свидетельсгволюбви. Однако (·я тебя люблю», находящееся на пути молитвы или любви, всегда вдороге.Ангелус Силезиус, между прочим, уточ­ няет это, когда в некоторого рода примечании или

scriptum к утверждению

«Мап

muss noch йЬ" GOtt»

post7)

а.

добавляет: <·То есть по ту сторону всего, что мы знаем о

113

кроме имени

Боге или что можем подуматьо нем, в соответсгвиис

негативным созерцанием (nасЬ

der vemeinenden bescha-

wung), о котором см. мистики').

-

Вы не можете, следовательно, говорить, что «Па­

ломник херувима- освобождается от негативной тео­ логии.

-

Нет, конечно не определенным, чистым и пол­

ным образом; он многим ей обязан. Но я не сказал бы

этого больше ни про один текст. Наоборот, я считаю, что нет ни одного текста, который не был бы заражен негативной теологией, даже среди тех, которые не имеют, не хотят иметь или думают, что не имеют ни­

какого отношения к теологии вообще. Негативная те­ ология повсюду, но никогда не одинока. И благодаря этому, она принадлежит пространсгвуфилософского или отно-теологического обещания (не выполняя его), которое она с виду отрицает: принять к сведению указанную языковую трансценденцию, как мы замети­

ли чуть выше, говорить о Боге как таковом, по тусторо­

ну его образов, по 1)' сторону этого идола, который можетеще быть бытием,по 1)' сторонутого,что сказа­ но, видано или узнано о нем; отвечать на настоящее

имя Бога

-

на то имя, на которое он сам отвечает и

которому соответствует по

1)' сторонуимени, под ко­

торыммы его знаем и котороеслышим.Именнос этой целью негативнаяпроцедураотторгает,отрицает,от­

казывается от любых не соответсгвующих ей функ­ ций. Она делаетэто во имя путиистиныи чтобыуслы­

шать имя правдивогоголоса. Власть,о котороймы го­ ворилираньше,дается ей правдойот имении на пути, на котором она поднимаетголос; голос этот говорит

ее устами: alehteia как забытая тайна, оказьmающаяся таким образом раскрытой, или истина как обещанное соответствие. Во всяком случае, желание говорить и соединять, а это свойственно Богу.

114

Ж.Деррида

-

Но что это за свойсгво, если свойство этогосвой­

етва состоит в самоизъятии, если свойство свойства есть именно не иметь ничего свойственного? И что означает здесь это «есть»?

-

Как раз по этому вопросу

-

об имени Бога

-

любил высказываться Силезиус:

GOtt Eigemchaffi. Was ist GOtts Eigemchaffi? sich im Geschopjfergiessen Allzeit derselbe seyn, nichts haben, wolleп, wissen*. Свойство Бога, Каково свойство Бога? Раствориться в творении,

Быть в любое время одним и тем же, ничего не иметь, не хотеть, не знать",

сп.

132)

Но post-scriptum добавляет решающее философское угочнение:угрызения совести переписывают это пред­

ложение в онтологии, противопоставляющей

сущ­

ностъ случайности, необходимость возможности: * «Следует понимать это "делание случайным"

(Verstehe делание случайным) или возможным образом (oder zuffiiliger weise); поскольку то, что Бог хочет или знает, он знает по существу (wesentlich). Он, следователь­ но, не имеет ничего (как свойство или качество: mit Eigemchajft),). Бог «следовательно, ничего не имеет» и когда он

дает, как Благо у Плотина

(<<Enneades», V!, 7-15-16-17),-

дает то, чего он отныне не имеет, что у него остается

не толькоза бытием,но и за его дарами (kai

пои

to didon epekeina еn). Дать

tou didome-

не означает ни породить,

ни датьрождения. Итак, эта революция, одновременно внешняя и внугренняя, которая заставляет перейти философию,

онто-тео-логическую метафизику на другую сторону ее самой, является в то же время условием переводи-

115

кроме имени

мости.Таким образом,чтобывыйтииз себя самой, она призываетсообщество,преодолевшееграницыее язы­ ка, и приступаетк процессууниверсализации.

-

То, что заставляет ее превзойти саму себя, при­

ходит уже извне, из совершенно внешнего. Вот почему революция не может быть только внутренней.

-

Да, она об этом сама говорит, об этом говорят

мистики и теологи апофатики, когда они рассуждают

об абсолютной трансценденции, которая заявляет о себе изнутри. Все сводится к одному и тому же или неразличимо

-

-

кдругому. Сказанное нами только что

о философской Греции, верно и для традиции или пе­ ревода на греческий христианского откровения. С од­ ной стороны, внутри

-

истории христианства

-

если можно так выразиться

-

...

С недавнего времени мне кажется, что сама идея

самотождественности или само-интериорности лю­

бой традиции (конкретных метафизики, онто-теоло­ гии, феноменологии, христианского откровения, ис­

тории, истории бытия, эпохи, традиции, самотожде­

ственности вообще, целого и т. д.) оказывается спор­ ной в самом своем основании.

-

В самом деле. И негативная теология является

одним из самыхпоразительных проявлений этого раз­

личия с собой. Можно таким образом сказать: то, что находится

-

как мы верили

-

внутри истории хрис­

тианства (что мы читали у Силезиуса является на­ сквозь сверхдетерминированным темами христианс­

кого откровения, это можно в любой момент увидеть по другим цитатам), апофатический замысел стремит­

ся сделать независящим от откровения, от всякого бук­ вального языка новозаветной событийности, от при­ шествия Христа, Страстей, догмы о Троице и т. п. Пря­ мой, но лишенный интуиции мистицизм, некоего

116

ЖДеррида

рода абстрактнаяпустота,освобождаетего от какой бы ни было власги,от любогорассказа.догмы,верования и

-

в пределе

-

от всякой определяемой веры. В край­

нем случае, он остается после всего независящим от

всякой истории хрисгиансгва, абсолютно независи­ мым и даже оторванным (а может быть

-

отпущен­

ным) от идеи греха, освобожденным (а может быть

-

откупившимся) от идеи искупления. Отсюда смелость и инакомыслие, потенциальное или актуальное, этих

мэтров (вспомните об Экхарте), отсюда гонения, ко­ торым они порой подвергались, отсюда этот дух ере­ си, эти процессы, эта подрывная маргинальность апо­

фатического течения в истории теологии и Церкви.

-

Так, проанализированный нами разрыв обще­

сгвенногодоговора,понимаемого как процесс универ­

сализации (некая разновидность разума эпохи Про­ свещения), воспроизводится постоянно ...

-

Вы могли бы почти что сказать: обычно, неиз­

бежно, типично ...

- ...какинакомыслие

или epecb,pharmakos, которые

нужно исключить или принесги в жертву (еще одна

фигура страстей). Поскольку верно, что, с другой сто­

роны и согласно закону двойного обязательства, дис­ сидентское искоренение может стремигься выполнить

предназначение или обещание хрисгиансгва, в отно­ шении самой исторической его составляющей, отве­

чая таким образом зову или дару Христа, который раз­ дается повсюду, во веки веков, и считая себя ответствен­ ным за свидетельство передним, т. е. перед Богом. (Ско­

рее Aufkliirиng, чем Просвещение, но не будем об этом ...) Впрочем, отсылка к Евангелию

-

скрытая или яв­

ная, метафорическая или буквальная (на взгляд апо­ фатической бдительности такая риторика о риторике сама пребывает как бы в состоянии догматического сомнамбулизма)

-

является чаще всего основопола-

117

кроме имени

гающей, неустранимой,предписанной. Вспомните, например,эту интериоризированную христианскую

-фигуру-, представленнуюздесь сердцем Масличной горы, о том, как святой Павел говорит в другом месте

об обрезаниисердца:

Der Oelberg. Sol dich Herren Angst erlosen von beschwerden, So muss dein Hertze vorzu einem Oelberg werden. Масличная гора.

Если страх Господен должен принести тебе страдания,

Твое сердце должно прежде стать Масличной горой.

(IL 81)

низм

Но не кажется ли вам, что некоторый плато­

-

или неоплатонизм

-

здесь необходим и сопри­

роден? «Платон, чтобы настроиться на христиан­ ство»,

-

говорил Паскаль, у которого порой обнаружи­

вается дух или машина апофатической диалектики ...

-

Как повсюду. Когда Силезиус упоминает глаза

души, как не признать в этом влияние платонова на­

следия? Но можно встретить его и в другом месте, и без родственной связи. Всегда можно утверждать или от­

рицать родство: обнаружение или взятие на себя' унас­

ледованного долга как отрицание отрицания

(de-

neganion)- вот двойная правда преемственности,как и правда негативнойтеологии.

-

Может быть вновь платонизировать и эллини­

зировать креационизм" более сложно? Последний ча­ сто принадлежит логической структуре многих апо-

. Здесь Деррида

употребляет термин

*assompuon.>,

который в

зависимости от контексга может означать то «успение- (Успение

Богородицы), то младшую посылку силлогизма, то принятие, взя­ тие на себя (долга, ответсгвенности и т. п.),

.. Креационизм -

(от лат.

creatio -

-

.

Прим. перев

сотворение)

-

религи­

озное учение о сотворении мира богом из ничего; характерно

ж. Деррида

118

фатических дискурсов. На этом основании, он стано­

витсядля них историческим пределом в двойном смыс­ ле слова: пределом в истории и пределом 'Ка1С история.

Понятие сотворения, таюке как понятие ада, необхо­ димо для Ангелуса Силезиуса. Когда он говорит: «Иди

туда, куда ты не можешь ходить'>, ТО делает это, чтобы каким-то образом раскрыть основание этой максимы,

а именно

«GOtt ausser Creatur» - «Бог вне творения'> (1, - не иметь собственных свойств (он - все, кроме того, что имеет), то это про­ исходит оттого - как мы уже договорились - что все 199).

Если свойство Бога

происходит от Бога: Бог растрачивает себя, он раство­

ряется «в своих творениях-

-

(ins GeschopfJ...

Но разве вместотоro, чтобы бытьдогмой креаци­

онизма, это означает, что сотворение есть отчуждаю­

щее гторождение и что повсюду, где есть бывшее присво­

ение, есть сотворение? Разве это было всего лишь пере­ определением принятой концепции сотворения? Вновь

приходится говорить без-относительно

о

(n'importe)'

чем или о ком, то, что говорят о Боге или о чем-то дру­ гом. Мысль кого-то по поводу кого-то или чего-то

-

безотносительно. Точно таюке мы могли бы ответить на вопросы: «Кто я?,> или «Кто ТЫ?'>, «Что такое другой?», «Что такое кто угодно ИЛИ что угодно в качестве друго­

го?», «Что такое бытие сущего как любой другой?» Все эти примеры хороши, даже если они показывают всем,

что они особенным образом, хотя инеравнозначно,

хороши. Эта -безотносительностъ» по отношению к кому-либо или чему-либо открывает путь для некото-

ДIlЯ теистических религий: христианства, иудаизма, ислама.

-

Прим. перев.

. Здесь

мы снова встречаем игру слов вокруг корня 'нести'

ропе» (фр.). ер. с iference-, .reference-. N'imparte (фр.) - не имеет значения, неважно, n'imparte qui - неважно кто, безотносительно

-

к кому (чему) либо.

-

Прим. перев.

119

кроме имени

рого рода спокойногобезучастия,для обостреннойне­ чувсгвительности,если можнотаквыразиться,способ­ ной содрогатьсяот всего, а точнее, от этого глубокого безразличия,котороеподверженолюбомуразличию.

Именнотаким образомя понимаюиногда традицию

Gelassenheit -

это спокойствие, позволяющее не быть

безразличным, покинуть не оставляя, если только оно не покидает, оставляя без внимания, или не забывает без забвения,

-

традиция, упорсгво которой можно

проследить от Майстера Экхарта до Хайдеггера 11.

-

У меня нет никаких возражений против такой

гипотезы. Вы описываете невозмутимость (Gelassenheit) , остерегаясь говорить о любви, и конечно же, любовь является одной только частной фигурой всего того, что оставленность может затронуть (не трогая, вместе с

тем). Но почему не признать здесь саму любовь, а имен­

но: бесконечный отказ, в котором как бы сдаются не­ возможному; Сдаться другому

-

это невозможное,

которое может означать довериться на пути кдругому;

прийти кнему, но не переступать порог, уважать и даже

любить невидимость, которую сохраняет другой, не­ доступный. Сдать оружие. (И на этот раз, сдать

-

боль­

ше не означает реституировать, реконструировать в

целости, объединитъпакгом или символикой.) Сдать­

ся и сдать оружие без поражения, не имея ни воспоми­ нания, ни намерения войны: сделать так, чтобы этот

отказ не стал еще одной хитростью в соблазне или до­ полнительной уловкой ревности. Здесь снова все мо­ жет оставаться в нетронутом виде: и любовь, любовь

без ревности, которая оставляет место другому, после

перехода через

vianegativa. Последняя,

если только я не

интерпретирую ее слишком свободно, не состоит толь­ ко в движении или моменте самоотречения, аскезы или

временном лишении. Самоотречение должно оста­ ваться в ходу Си, следовательно,

-

отказаться от хода),

ЖДеррида

120

чтобыдругой (возлюбленный)осгавалсядругим.Дру­ гой

-

это Бог или кто угодно, а точнее

-

какая-то син­

гулярность, с тех пор каклюбойдругой естьлюбойдру­ гой. Поскольку самое трудное и даже невозможное кро­ ется тут: тут, где другой теряет свое имя или может сме­

нить его, чтобы стать каким угодно другим. Страдаю­

щая и безучастная, невозмутимость

(Gelassenheit)

про­

является в нас, она воздействует на это безразличие через кого-то другого. Она играет там и играет этим,

не играя. Между прочим, это объясняет если не неко­ торый квиетизм', то, по крайней мере, роль, которую

Gе/дssenheitиграету Силезиуса, и прежде всего роль игры самой по себе, страсть игры, не упускающей случая сыграть в идее божественного творения:

GOtt spieltmit deт Geschopffe. Diss alles ist ein Spiel, dass lhr die GOttheit macht: Sie hat die Сееаш» uтЬ lhret юШn erdacht. Бог играет с сотворением.

Все это игра, которой отдается божество: Оно придумало творение для Своего удовольствия.'> (П,

-

198) Негативная теология может, таким образом,

быть предсгавлена как одна из самых радостных форм творения, участвующего в божественной игре, по­ скольку «Я» «словно» «Бог»

-

вспомните. Осгается воп­

рос о том, кто дает место этой игре, вопрос о месге, открытом для этой игры между Богом и еготворением, другими словами,

симе

«GOtt ausser

. Квиетизм

-

для бывшей аппроприации. В мак­

Суеаtu1') наречие, указывающее месго

(от лат. qиietus

спокойный, безмятежный) (XVII век); религиозное уче­ ние, доводящее идеал пассивного подчинения воле бога до тре­ бования быть безразличным к собственному спасению. В пере­ носном смысле - созерцательность, бездейственность. - Прим.

-

мисгическая доктрина Молиноса

перев.

121

кроме имени

(wo), вбирает в себя всю загадку. Отправляйся туда, куда ты не можешь отравляться, к невозможному, что в

конечном счете оказывается единственным способом идти или приходить. Отправиться туда, куда возмож­

но,

-

значит не отравиться, а уже быть там и оста­

ваться парализованным в не-решимости не-события:

«Geh wo du nicht kamt: sih, wo du sihest nicht: Нё» wo nichts schallt und klingt, so Ьиtu wo GOtt spricht». Это наречие мес­ та (wo) указывает на место божьего слова, на Бога как глагол, и «Der Ort ist dass WOrt» (1, 205) также утверждает место как слово Бога.

-

Сотворено ли это место Богом? Участвует ли оно

в игре? Или же оно есть сам Бог? Или это то, что пред­

шествует и Богу, и Его игре? Иначе говоря, остается уз­ нать, открыто ли это невоспринимаемое (невидимое и неслышимое) место Богом, именем Бога (что, мо­

жет быть, нечто другое) или же оно «старше» времени

творения, времени вообще, истории, рассказа, слова и т. д. Остается узнать (по 1)' сторонузнания), открыто

ли это место зову (ответу, событию, призывающемук ответу; откровению,истории) или оно остается безу­ частночуждым

-

какхора

-

всему тому, что занимает

место, перемещается и играет в ней. Назовем это дока­ зательством хоры.

-

..

Есть ли У нас выбор? почему нужно выбирать меж­

ду двумя? Разве это можно? Верно, что эти два «места», эти два опыта места, эти два пуги безусловно являются совершенно гетерогенными. Одно исключает другое,

одно превосходит другое, одно обходится без другого, одно совершенно без другого. Но есть то, что сводит одно кдругому-этотакойcrpaнныйпредлог«без»,этоCIpан­

ное без-вместе или вместе-без

(without). Логика этого

соединения или разъединения (конъюнкции-дизъюн­ кции) одновременно позволяет и запрещает некоего

рода образцовость. Каждая вещь, каждое сущее, Вы, я,

ЖДеррида

122

другой,каждыйХ,каждое имя и каждое имя Бога может

стать образцомдругого заменяемогоХ. Процесс абсо­ лютойформализации.Любойдругой естьлюбойдру­ гой. Имя Бога в одномязыке,фразе,молитвестановигся

образцомимени или имен Бога, а потом имен вообще. Нужно выбрать.lo/ЧШUЙиз образцов (это непременно

абсолютноеблаго, agathon, которое находит свое суще­ crвование:

epekeina tes оиsШs), но он -

лучший в качестве

образца: както, что он есть и не есть, как то, чем онявля­ ется и представляет, замещает, делает образцом. И это «нужно- (лучшее) также является образцом для всех <'НУЖНО»: имеющихся и возможных.

-

-Нужно- означает не только «необходимо», но

этимологически, во французском языке, еще и «не дос­ тает-, -не хватает». Недостаток или провал всегда рядом,

-

Если эта образцовость предписывает, она одно­

временно соединяет и разъединяет, она отделяет луч­

шее как индифферентное, как лучшее, так и индиффе­

рентное, С одной стороны, на одном пути

-

вечность

глубокая и глубинная, фундаментальная, но в целом доступная для мессианства, телео-эсхатологического рассказа, определенного опыта или исторического

откровения (или откровения истории). С другой сто­ роны, на другом пути

-

вневременность бездны, не

имеющей ни поверхности, ни дна; абсолютная невоз­ мутимость (ни жизнь, ни смерть), дающая место все­ му, чем она не является. Фактически: две бездны.

-

Но обе бездны, о которых говорит Силезиус, яв­

ляютсядвумя образцами первой, глубокой, той, что Вы определили вначале, хотя на самом деле в ней нет ни­

чего -первого-, Силезиус пишет:

Бin

Abgrund ruffi deт апает. DerAbgrund тетез Geists ruffi[тте тit Gescherey Den Abgrund GOttes аn: Sag welcher tiefJer sey?

123

хроме имени

Безднавзвываетк бездне. Бездна моегодуха вопиет

Бездне Бога: скажи, какая из них глубже?

(1,68)

-

Именно эта своеобразная образцовость одно­

временно укореняет и искореняет идиому. Каждая иди­ ома (например, греческая онто-теологическая или христианское откровение) может свидетельствовать

о себе самой и о том, чем она не является (пока или никогда), причем, значение этого свидетельства (му­ ченичества) не определяется полностью внутренним содержанием идиомы (христианского мученичества,

например). Тут, в этом свидетельстве, предоставленном

не самому себе, а другому, формируется горизонт пе­ реводимости, а следовательно,

-

дружбы, универсаль­

ного сообщества, европейскойдецентрации, по 1)' сто­

рону значений philia, милосердия и всего того, что с ними связывается, и даже по 1)' сторонуевропейской интерпретацииимени Европы.

-

Бы намекаете, что именно при этом условии

можно организовыватьмеждународные и межкультур­

ные коллоквиумы по «негативной теологии» (теперь я

поставлю ЭТО словосочетание в кавычки).

-

Скажем так Нужно осмыслить историчность и

вне-историчность возможности этого проекта. Могли

ли бы Бы представить себе такой коллоквиум всего лишь век тому назад? Но то, что выглядит возможным,

становится тем самым бесконечно проблематичным. ЭТОТ двойной парадокс похож на двойную апорию: од­ новременное отрицание и новоеутверждение гречес­

кой онто-теологии и греческой метафизики, искоре­ нение и распространение христианства в Европе и вне Европы, в тот самый момент, когда определенная статистика

ся, ослабевает.

-

-

как нам говорит

призвание к нему, кажет­

ЖДеррида

124

-

Я думаю о том, что происходит в самой Европе,

где папа взывает к конституции или к восстановлению

Европы единой в христианстве, которое могло бы стать ее сущностью и предназначением. Во время своих пу­

тешествий он старается показать, что победа над тота­ литаризмом в странах Восточной Европы достигнуга

благодаря и во имя христианства. А во время над на­ зываемой войны в Персидском заливе, объединенные западные демократии часто произносили христианс­

кие речи, говоря о международном праве. Было бы слишком говорить теперь, что это не предмет коллок­ виума.

-

С одной стороны, это отрицание, подобно но­

вомуугверждению, как бы запирает надва оборотало­ гоцентричеСКИЙ'I)ТIикевропейского приручения (Ин­ дия, с этой точки зрения, не является чем-то совершен­

но отличным от Европы). Но с другой стороны, это так­

же то, что происходя на открытом краю этой внут­ ренности или этой глубины, оставляет проход, ос­ тавляет существовать другое.

-

Оставлять

-

вот трудное для перевода слово.

Как они будуг его переводить? «10leave'>? Как во фразе, которая скоро потребуется нам, когда мы будем рас­

ставаться (Я оставляю Вас, я ухожу,

1 leave)?

Или «to

'ер>?

-

Здесь стоит прибегнугь к немецкой идиоме. Си­

лезиус пишет в традиции минимум от Экхарта

Gelassenheit, которая идет как - мы об этом говорили - до Хай­

деггера. Нужно все оставить, оставить всякое «что-то» ради Бога и, несомненно, оставить самого Бога, рас­ статься с ним, то есть одновременно покинугь и (но)

оставить его (по ту сторону бытия-чего-либо). За ис­ ключением его имени

-

о котором нужно молчать там,

куда он отравляется сам, чтобы прийти туда, к своему

собственному исчезновению:

125

кроме имени

Dass etwas muss тап lassen. so du Etwas liebst, 50 liebstu nichts fUrwahr: Gott ist nicht diss und dass, druтb lass dass Etwas gar.

МensсЬ

Что-либо, нужно это оставить,

Человек, если ты любишь нечто, значит 1ы ничего

на самом деле не любишь: Бог

-

не то и не это, оставь же навсегда это нечто.

(!, 44) или еще:

Die geheiтste Gelassenheit. Gelassenheit fiihr GOtt: GOttaberselbst zulassen, 1st ет Gelassenheit die wenig МensсЬen fassen. Самое тайное расставание,

Рассгавание способно посгичь Бога; но оставить Бога

самому себе

-

Вот расставание, которое мало кто из людей способен посгичь.

(/!, 92) Расставание в этом Gefassenheit, расставание для GelassenheitHe исключает удовольствия или обла­ дания (jouissance), напротив - оно дает им место. Оно

-

этого

открывает игру Бога (Бога и с Богом, Бога с самим со­

бой и с творением); оно открывает страсть к облада­ ниюБогом:

Wie kan тап GOtt geniessen. GOtt ist ein Einges Ет, wer seiner wil geniessen, Muss sich nicht weniger als Еп in Ihn eiпschliessen. Как можно обладать Богом. Бог единонеразделен, кто хочет обладать Им, Должен не меньше, чем он, заключаться в Нем.

(!, 83)

-

Оставить место для другого, любого другого

-

это гостеприимство. Двойное гостеприимство: первое,

имеющее вид Вавилонской башни (строительство

ЖДеррида

126

[соmtruсиоn]башни,призывк универсальнойтрадиции, но также и насильственноенасаждениеимени,языка,

идиомы), и второе (другое, то же самое), подвергаю­

щее разрушению [de-comtruction] башню. Эти два наме­ рения побуждаются одним определенным желанием универсального сообщества, по ту сторону пустыни черствой формализации, т. е. за самим построением.

Но оба должны обращаться к тому, чего они хотели бы избежать

-

неизъяснимому. Желание Бога, Бог как

другое имя желания ведет переговоры в пустыне с ра­ дикальным атеизмом.

-

Когда слушаешь. Вас, то возникает все крепну­

щее ощущение, что пустыня является другим именем,

если не другим местом желания. И голос апофазиса, имеющий порой тональность оракула, на что мы не­ давно намекали, раздается в пустыне, однако это не всегда означает: вещать в пустыне.

-

Движение в сторону универсального языка ко­

леблется между формализмом или самым обеднен­ ным, засушливым, поистине пустынным техническим

наукообразием, и, с другой стороны,

-

некоторого рода

всеобщим натиском нерушимых тайн, неподдающих­ ся переводу идиом, похожих на непереводимые печа­

ти. «Негативная теология

» В этом колебательном дви­

женииявляется одновременно участвующей, включен­

ной и содержащей в себе. Но рассказ о Вавилонской

башне (конструкция и деконструкция одновременно) есть также история. Чересчур наполненная смыслами.

Невидимая граница здесь могла бы пройти не между вавилонским проектом и его деконструкцией, а между

вавилонским местом (событие, Ereignis, история, откро­ вение, эсхато-телеология, мессианизм, обращение, на­ правление, ответ и ответственность, строительство и

разрушение) и какой-то невещественной «вещью», как недеконсгруируемая Хора, которая предшествует са-

127

кроме имени

мой себе в доказательстве,так, как если бы их былодве, она и ее дубль. Местодающееместо Вавилонскойбаш­ не должно быть недеконструируемым,но не как кон­ струкция,имеющаяпрочныеоснования,застрахован­

ные от любого внешнего или внутреннего разруше­ ния, а каксама расстановка(espacement) де-конструкции. Именно тут происходят и имеются эти «вещи», кото­

рые называют, например, негативной теологией и ее аналогами, конструкцией и ее аналогами, коллоквиу­ мом и его аналогами.

-

Что Вы хотите сказать, успокаивая себя этими

-аналогами-? Что существует особая возможность в переносе или переводетого, что негативная теология мо­

жет стать неким analogon или всеобщим эквивалентом, в переводимости, отрывающей, но также и возвраща­

ющeй этот

analogon его

греческому или христианско­

му построению? Что этот шанс может стать шансом

на своеобразие, позволяющим сегодня что-то другое,

нежели потеряться в сообществе?

-

Может быть. Ноя не стал бы пока говорить о со­

обществе или о своеобразии

-

ни человеческом, ни

даже антропо-теоцентрическом, ни даже том, что мы

встречаем в перекрестье

(Gevier), где называемое -жи­

вотным- было бы смертным, прошедшим в тишине. Да,

via negativa

возможно была бы сегодня переходом от

идиомы в пустыне самого общепринятого, каквероят­ ность права, к другому всеобщему доroворуо мире (за рамками того, что сегодня называют международным правом; это очень позитивная вещь, но еще очень за­

висимая от европейского понимания государства и права, а потому столь легко инспектируемая

отдель­

ными государствами): вероятностью обещания и, во всяком случае, предвестником.

-

Так Вы дойдете до того до утверждения существо­

вания в наши дни «политики» И «права» «негативной

Ж.Деррида

128

теологии».Какой политико-правовойурок мы можем

извлечьиз возможностиэтой теологии?

-

Нет, не извлечь, а вывести как некую программу

из предпосылок или аксиом. Но без этой возможности (той, обязывает нас впредь заключать это слово в ка­ вычки) не было бы более ни «политики», ни «права»,

ни «морали». их смысл был бы поколеблен.

-

В тоже время Вы допускаете, что «без» и «не без»

являются словами, которые труднее всего сказать или услышать, самыми немыслимыми или невозможны­

ми. Что хотел, например, сказать Силезиус, когда оста­ вил нам в наследство эту максиму:

Kein 10dtist оhn ein Leben. Никакая смерть не без жизни.

(1,36) или лучше:

Nichts lebet оЬnе Sterben. GOtt selbe1; wenn Er dir willeben, muss ersterben: Wie diiпckstu оЬnе 10dsein Ееьеп zuererben. Ничто не живет без того, чтобы умереть. Даже сам Бог, если он хочет жить для тебя, должен умереть:

Как думаешь ты без смерти наследовать его жизни?

(1,33)

-

Писалосьли когда-нибудь что-то более глубокое

про наследование? Я понимаю это как тезис о том, что

значить «наследовать». И дать имя, и получить. Кроме ...

-

Да, поскольку «без», наследование, родство, если

Вы предпочитаете, есть вещь самая трудная для осмыс­

ления и для «жизни'>, для «смерти». Но не забывайте, что данные и непосредственно прилежащие к ним мак­

симы Силезиуса

(], 3О, 31, 32, 34,

анский смысл, а в postscripta максим

еес.) имеют христи­

31 и 32 цитируется

святой Павел «<Бог умирает и живет в нас. Я не умираю

129

кроме имени

инеживу:Богсамумираетвомне»ит.п.),чтобыобъяс­ нить, как нужно читать. Они учат читать, читая свя­

того Павла, и не иначе. Post-scriptuт к чтению или хрис­ тианской самоинтерпретации может задать целую

перспективу -Паломника херувима» и всех этих -без»,

включая "GOtt тag nichts оЬnе тк]»

(], 96), включая (·GOtt ist оЬnе Willen» (], 294), включая - хочет того Хайдеггер или нет - еОппе WaruтlJ.> из (·Die Ros'ist оЬn юаrитЬ ... » (1, 289). Если Хайдеггер этого не хочет, то ему нужно было написать другойpost-scriptuт, который всегда возможен и представляет собой другой опыт наследования. Трудность этого -без- распространяется через то, что все еще называют политикой, моралью или пра­

вом, которые также подвергаются непосредственной угрозе со стороны апофазиса. Возьмите примердемок­

ратии, идеи демократии, грядущей демократии (не -Идеи- в кантовском смысле и не современного, огра­ ниченного и зависимого, понимания демократии, но

демократии как наследования обещанию). Сегодня ее дорога, может быть, проходит в мире по рез

-

-

то есть че­

апориям негативной теологии, которые мы толь­

ко что схематично проанализировали.

-

Как дорога может проходить по апориям?

А чем была бы дорога без апорий? Как мог бы

существовать путь без того, кто прокладывает его там, где он не открыт: перегорожен или еще спрятан в не­

пути? Я не могу размышлять о пути без необходимо­ сти решать там, где решение кажется невозможным.

Ни о решении, следовательно, а об ответственности там, где решение уже возможно и запрограммиро­

вано. И говорили ли бы мы, могли ли бы мы просто говорить об этом? Нашелся ли бы голос для этого? Имя?

-

Признайте, что тогда возможность говорить

или идти также представляется невозможной. Во вся-

5 Зак. 3259

ЖДеррида

130

ком случае настолькотрудной, что проход по апории

кажется сначала (может быть) заповедным (как тай­ на), предназначеннымтолько для избранных. Такой эзотеризмкажетсячуждымдемократиивообщеи гря­

дущейдемократии,которуюВы определяетене более, чем апофазис определяет Бога. Ее будущее бьmо бы ревниво рассчитано,контролируемо,едва обозначе­ но избранными.Оченьподозрительным.

-

Поймите меня, нужно придерживатьсядвойно­

го наказа. Два соперничающих желания раздираютапо­ фатическуютеологию на краю не-желания, вокруг про­

пасти и хаоса Хоры:желание бытия, включающего всех

(сообщество, koine), и желание сохранить илидоверить тайну в очень строгих пределах тем, кто ее понимает правильно

-

как тайну

-

и, следовательно, способен

ИЛИ достоин хранить ее. Тайна ратия или тайна демократии

-

-

не более, чем демок­

не должна, а впрочем и

не может, быть передоверена в наследстволюбому. Еще один парадокс образца: любой (примером этого -лю­ бого- может послужить выборка) должен также давать правильный образец. Поймиге меня, когда я говорю это, то цитирую снова Силезиуса, своеобразный

post-

scriptuт, который он добавляет к максиме о «блажен­

ной тишине»

(Dasseelige Stilleschweigen; 1, 19). Нужно пра­ вильно понимать тишину, как в другом месте Gelassenheit: Wieseelig ist derMensch, der weder wil noch weiss! Блажен человек нежелающий иневедающий!

А вот

Nota Вenе в качестве post-scriptuт:

Der GOtt (versteh

тich

recht) nichtgibet Lob noch Preiss.

Богу (пойми меня правильно) (он) не воздает ни хвалы, ни славы.

И Вы припоминаете, что «мало кто из людей- го­

тов понять образцовую

Gelassenheit -

ту, которая не толь-

131

кроме имени

ко пользуется случаем, но умеет расстаться с Богом (П,

92). Заповедной, самой изысканной, самой редкостной тайной является тайна Gelassenheit, а не другого: тайна этого, а не того, что на нее похоже; тайна этого оста­

вить-другого-тут, а не другого. Как может быть дана (посредством чего? кем?) эта безмятежность расстава­ ния, та, которая к тому же приходит к договору

сторону всякого знания

прощального слова

-

-

-

поту

не давать Богу (а Dieu) даже

(Adieu) , даже его имени?

Дать имя: разве это тоже дать? Дать что-то? А что­

то другое

...

это всегда только прозвище: Бог или Хора,

например

-

Можно в этом сомневаться, с тех пор, как не толь­

ко имя не является ничем, во всяком случае, не являет­ сятем, что оно называет: ни названное, ни узнанное,

-

но рискует также закрепостить, поработить или обя­ зать другого, связать называемое, призвать его к ответу

до какого-либо решения или обсуждения, прежде вся­ кой независимости. Назначенная страсть, союз пред­ писанный столь же, сколь и обещанный. Вместе с тем, если имя не принадлежит навеки, от рождения и по

всей строгости тому, кто его получает, то оно уже не

принадлежит более, с первого мгновения дающему его. Лучше, чем когда-либо, согласно формуле, неотступ­ но преследующей нашу традицию от Плотина до Хай­ деггера, который на него не ссылается, и до Лакана, не

ссылающегося ни на того, ни на другого", дар имени дает то, что сам не имеет; то, в чем заключается, воз­

можно, прежде всякой сущности, т. е. за бытием, несу­ щественностьдара.

-

Последний вопрос. Может быть это скорее пре­

дугадывается, но Ангелус Силезиус представляет собой не все и даже не лучший образец «классической» или канонической негативной теологии. Почему же все сводить к нему?

ЖДеррида

132

-

Туг нужно верить в случайность или возмож­

ность истории: непредвиденные автобиографические обстоятельства, если угодно, то, что случилось со мной этим летом. Данную книгу

-

-Паломникхерувима- (и

только некоторые выдержки)

-

я выбрал, чтобы взять

с собой, в это семейное место, чтобы сидеть ночами

возле матери, которая потихоньку нас покидает и боль­ ше не может звать по имени. Силезиус начинает ста­

новиться мне ближе, совсем неизвестный, каким он

все же остается для меня, и дружеский. Я обратился к нему в последнее время как бы по секрету, по причине высказываний, которых я теперь не приводил. И по­

том, он занимает мало места в багаже правда ли, негативнаятеология этом сказали

-

(70 страниц).Не

мы уже немало об

это самая экономичная формализация,

самая большая воля к возможному, почти неисчерпае­ мый языковый запас в столь малом количестве слов! Неистощимо недосказанная, неразговорчивая, тайная, упорно стоящая в стороне от всякой литературы, и вместе с тем, недоступная именно там, где она кажется

отдающей себя, приступ ревности, что страсть уносит по ту сторону самой себя,

-

эта литература как бы сде­

лана для уединения и изгнания. Она держит желание в напряжении, и говоря всегда слишком или слишком

мало, всякий раз расстается с вами, никогда не покидая, Ницца -Берлин,

август 1991

примечания

«Ве! jenen Mystikem

gibt es einige5tellen, die ausserordentlich sind, уоll уоп schwierigen Metaphem und beinahe zur Gottlosigkeit hinneigend sowie ich Gleiches bisweuilen in den deutschen - iт tibrigen schonen - Gedichten eines gewissen Mannes beтerkt habe, der sich Johannes Angelus 5ilesiusnennt...» (Leibniz. Lettre а Pacius, le 28 janvier 1695 (Leibnitii орет. Ed. Dutens. - VI. - Р.56). Цитируетсяпо: MHeidegger. Der 5ап уогп Grund. - pfullingen: Neske, 1957. - 5.68. 2 Si/esiusAngelus. La Rose est sans pourquoi. (Extraitsdu «Pelerin cherubinique». Trad. de Roger Munier. - Paris:Arfuyen, 1988). Я 1

kшш

почти всегда изменяю перевод и вопроизвожу оригиналь­

ный текст на старонемецком. который мы находим в дву­

язычном издании «Cherubinischer Wandersтann», под редак­ цией Henri

Plard (Paris;Aubier, 1946). Некоторые из приведен­

ных максим взяты из этого издания и их нельзя найти в

издании Роже Мюнье -Га

Rose est sans

рошопоэ (сокращен­

ная версия), который опубликовал еще одну (полную) вер­

сию этого произведения: «LErrant cherubinique».

Paris:Planete, 1970. Prerncede Roger Laponte. ; 'Гaylor М «пО nOtnO» 11 Ор. сп., р.176, 186, Avercisseтent. 4 См, в частности: Derrida J Psyche.Invention de l' ашге, Paris: Galilee, 1987. - Р.59 et passiт. \ Derrit/д J Donner le teтps. 1. La Fausse гпопгше, Paris: Galilee, 1991. (Здесь на c.9-1 О приведены многочисленные ссылки на этот предмет.) 6

Heidegger М 5ein und Zeit. § 50. 5.250. Об этом хайдегте­

ровском сюжете смотри: Apories

(Mourir - s'attendre aux Paris: Galilee, 1993. 7 См.: Taylor М Coттent пе pasparler?11 Ор. eit.Р.590 et sШv. в 'Гay/or МОр. cit. - Р.168, 187. 9 DerridaJ The Politics of Friendship 11 The Journal оЕ Philosophy.- N035, noveтbre 1988. Здесь дан краткий и очень схематичный обзор исследования по истории и главным или каноническим - характеристикам понятия дружбы. «Iiтites de la уегпё»). -

Ж.Деррида

134

10

Тауlo' МОр. сп, -P.174-175. См., В частности:

DerridaJ. Nombre de oui // Derrida] Psyche. Invention de l'ашге, - Paris: Galile, 1987. - Р.646 et suiv. \2 ПоповодуПлатинасм.:DerriJa] Nombredeoui 11 Ор.сп, - Р.83; О Хайдеггере и Лакане см.: Derrida] Donner le temps 1 1 Op.cit. - P.12-13, п. 1. 11

хора

предисловие

Миф вводит в игру логическую форму, ко­

торую, по контрасту снепротиворечивой логикой философов, можно назвать логи­

кой двойственности, двусмысленности, полярности. Как можно сформулировать

и даже Формализовать эти колебательные операции, меняющие термин на его про­ тивоположность, продолжая в то же вре­

мя держать их с других точек зрения на

расстоянии? В конечном счете мифологу приходится констатировать факт своей

несостоятельности, обращаясь к лингви­ стам, логикам, математикам, чтобы полу­ чить от них недостающий инструмент: структурную модель логики, которая не

была бы бинарной логикой «да. И -нет-, логики, отличающейся от логики логоса.

Жан-Пьер Вернан

Хора является нам. и является как имя. И когда оно при­ ходит, сразу говорит нам больше, чем имя, чем другое имени и простодругое. вторжение которого оно пред­

вещает. Этот предвестник еще ничего не обещает, ни­ чем пока неyrpoжает. Он остается все еще чуждым кому

бы то ни было, только называя неизбежность, и неиз­

бежность пока еще чуждую мифу, времени и истории какого бы то ни было обещания или возможнойугрозы. Хорошо известно: то, что ПЛатон в -Тимее- обо­ значает именем «хора», кажется, бросает вызов той «непротиворечивой логике философов», о которой

говорит Вернан

-

«бинарной логике "да" или "нет?».

ЖДеррида

138

Она, возможно,могла бы подчиниться«логике,отлич­ ной от логики логоса">. Хора

-умопостигаемая-

genos (48е,

-

-

ни «чувственная», ни

относится к «Третьему роду» (епton

52а». Мы не можем даже сказать о ней, что

она ни то, ни это или что она одновременно и то, и это. Недостаточно просто напомнить, что она не называет

ни того, ни этого или, что она говорит и то, и это. Зат­

руднение, на которое указывает Тимей проявляется иначе: хора кажется то ни тем, ни другим, то и тем, и

другим сразу. Вероятно такая альтернатива между ло­

гикой исключения и логикой участия (мы к этому еще подойдем логически) зиждется на преходящей види­ мости и противоречиях риторики, а может быть и на некоторой неспособности назвать нечто. Хора оказы­ ваетсячуждой сословию -образцов.

-

этой интеллиги­

бельной и незыблемой модели. И тем не менее, -неви­ димая- и лишенная чувственной формы, она -участву­

ет- в [построении] умопостигаемого очень обремени­

тельным, а точнее -апоритичесхим- образом

(aporotata

(51Ь». во всяком случае, не будем обманывать себя­ добавляетТимей,

-

по меньшей мере не будем говорить

себе неправду (или pseusoтetha), заявляя об этом. Осто­ рожность такой «отрицательной» формулы заставляет задуматься. Не обманывать, не говорить неправду - обя­ зательно ли это означает говорить правду? И что же та­

кое с этой точки зрения свидетельство? Напомним здесь еще раз в качестве предваритель­

ного приближения: речь о хоре, в том виде, в каком она представляется, обращается не клог()()l, природному или легитимному, но к некому гибридному, незакон­ норожденному и даже развращенному рассуждению

(logisтo

nothlf). Она является

-как бы в грезах»

(S2b), что

может, с одной стороны, лишить его ясности созна­

ния, но с другой

-

придать ему божественную власть.

Не относится ли такое рассуждение к области

139

хора

мифа? Сможем ли мы осмыслитьхору, храня верность

альтернативе logoslтythos? Или же это осмысление дол­ жнотаюке обратиться к третьего рода рассуждению? И не будет ли это обращение к третьему роду

может также как и с хорой

-

-

быть

только временем для об­

ходного маневра, необходимого, чтобы указать на род

за границей рода? За границами категорий и, особен­ но, категориальных противопоставлений, позволяю­

щих вначале приблизиться к нему и говорить о нем? В знак благодарности и восхищения, посвящаем эти рассуждения Жану-Пьеру Вернану. Они адресова­ ны тому, кто нас столькому научил и столько дал, ос­

мысливая оппозицию logoslтythos, но еще и бесконеч­ но меняя полюса этой оппозиции,

ний мифа-

(-.Raisom

-

автору «Основа­

dи тythe») и «Двойственности И

обратимости» «
et

renverseтent»). Как можно

осмыслитъто, ЧТО, преодолеваяупорядоченностьлого­

са, его закон, его природную или легитимную генеало­

гию, тем не менее не принадлежит, строгоговоря. мифу? Можем ли мы усмотреть за прерванной или запоздав­

шейоппозицией logоsаи тythоsaнеобходимостьтого, что, даваяместо этой и многимдругим оппозициям, кажет­ ся порой не подчиняется более закону того самого, по­ ложение чему определяет? Место чему? Можно ли это

назвать? Не существует ли некоего невозможногоотно­ шения к возможности называть? Есть ли здесь над чем

~mь, как мы говорим обычно для скорости, т. е. ду­ мать об этом в соответствии с необходимостыог

1 Колебание, о котором МЫ только что говорили, это не простое колебание междудвумя полюсами. Это ко­ лебание между двумя родами колебаний: двойным ис­ ключением ('Ни/1tи) и участием (сразу и то, и это).

140

Ж.Деррида

Однако, имеемли мы право переноситьлогику, пара­

логику или металогикуна ЭТО сверх-колебаниеот од­ ной целостностикдругой?Оно относитсяк родамсу­ щего (чувственныйjумопостигаемый, н аглядный/не­ наглядный,имеющий формуjбесформенный,образ­ ный или выразительный/образцовый), а мы перено­ сим его на РОДЫ рассуждения(мифос/логос)или роды отношения к тому, что существуетили не существует

вообще.Конечно,такой переноссам собой не разуме­ ется. Он зависит от некой метонимии:той, что могла

бы переноситьроды бытия на роды рассуждения,пе­ ренося имена. Но, с одной стороны,разделитьэти две проблематикивсегданепросто,а особенноу Платона: качестворассуждениядержитсяпреждевсего на каче­

стве бытия, о котором оно говорит. Как если бы имя давалосьтолько тому, что (кто) его заслуживаети его называет. Рассуждение,как отношениек тому, что во­

обще существует, оказывается квалифицированным или дисквалифицированнымтем, к чему он относит­ ся. С другой стороны, метонимиейдопускаетсяпере­

ход посредствомрода,от одногорода кдругому,от воп­

роса о родахбьrrияквопросуородахрассуждения.Сле­ довательно,рассуждениео хоре есть таюке рассужде­

ние о роде (genos) и о различных родах рода. А позже мы увидим, что род

ethnos),

-

это еще и люди или народ (genos,

тема которого появляется в начале -Тимея-. В

узком контексте, который мы сейчас выбираем, а имен­ но эпизод о хоре, мы встретим еще два рода рода.

Хора

-

это третий род, triton genos, по отношению кдвум

родам бытия (неизменная и умопостигаемая/подвер­ женная порче, становящаяся и чувственная); она ка­

жется также определенной в отношении рода как пола: Тимей говорит о ней как о «матери- и «кормилице». Не

будем торопиться называть тот способ, каким он это делает. Почти все толкователи «Тимея- настаивают в

141

хора

этом месге на риторических ресурсах, никогда не за­

даваясь вопросом об их субъекте. Они спокойно рас­

суждают о метафорах, образах, сравнениях'. И ни од­

ного вопроса о традиции риторики, предоставляющей в их распоряжение запас концептов

-

очень полезных,

но посгроенных именно на том различении чувствен­

ного иумопосгигаемого, приспособиться к которому хора не может: без какой-либо двойственносги Пла­ тон дает понять, что самое трудное для нее -чтриспо­

собиться. Эта проблема риторики возможности называть

-

-

в особенносги,

здесь, как мы видим, далеко

не второсгепенная проблема. Ее значение не ограни­ чивается больше педагогическим, иллюстративным или инструментальным планом (те, кто говорит о метафо­ ре по поводухоры, частоуточняют: дидактическая мета­

фора). В данную минуту удовлетворимся тем, что ука­

жем и размесгим ее, раз это необходимо; но уже ясно, что раз она

-

хора, то не дает себя с легкостью размес­

ТИТЬ, лишить себя права свободного выбора места: она в большей мере размещающая, чем размещенная

-

оп­

позиция, которую нужно в свою очередь избавить от определенного грамматического или онтологического

выбора междуактивным и пассивным. Мы не будем 1'0воритьометафоре,но недля того, чтобывыдумали,что

хора есть собственномать, кормилица, восприемни­ ца, матрица или что она золотая. Может быть, именно

потому, что она по обе стороны противоположности «метафорическийсмысл/собственныйсмысл», мысль О хоре превышаетполярность,несомненноаналогич­

ную противоположноститythos и

logos. Такой,

по мень­

шей мере, могла бы быть проблема, которую мы хотим подвергнугь здесь испыганию чтением. Предполагаемое

следсгвие может быть таким: из-за этих двух противо­ положностей мысль о хоре может возмутить сам поря­ док противоположносги,

противоположносгь

вооб-

142

ще,

Ж.Деррида

-

диалектическая ли она или нет. Оставляя место

оппозиции, сама она может не подчиняться никакому

ниспровержению. Здесь другое следствие не потому, что

хора была бы неизменно самой собой по тусторонусво­ его имени, но потому, что переносясьза пределы проти­

воположнocrисмысла (метафорического илисобствен­ ного), она больше не принадлежала бы ни горизонту смысла, ни смыслу как смыслу бытия. После этих предосторожностей и отрицательных гипотез, становится понятно, почему мы бережем имя

«хора» от какого-либо перевода. Перевод, конечно, все­ гда появляется в произведении, и в греческом языке и с

греческого на любой другой. Для верности не будем называть ни один из них. Думать и переводить прохо­ дят здесь один и тот же опыт. Этот опыт, если он дол­

жен быть испытан, то не только в заботе о вокабуле и крупице смысла, но и о ~сей текстуре тропика; мы не говорим пока о системе и способах приблизить, что­

бы их назвать, элементы этого «тропика». Относятся ли они к самому имени хоры (ьместое, «площадь», «уча­

стою>, «область», «край-

или к тому, что традиция на­

зывает фигурами: сравнения, образы, метафоры, пред­

ложенными самим Тимеем «<мать», «кормилица», «вос­ приемница», -матрица-),

-

переводы остаются в пле­

ну интерпретационных сетей. Они наведены ретрос­ пективной проекцией, анахронизм которой всегда ос­

тается подозрительным. ЭТот анахронизм не необхо­ димо, не всегда или не только слабость, которой мо­ жет избежать всецело бдительное и строгое толкова­ ние. Мы могли бы здесь попытаться показать, что ник­ то от нее не застрахован. Даже сам Хайдеггер

-

один

из немногих, кто никогда не говорил «метафорой»,

-

по-видимому поддался той телеологической ретрос­

пекции-, от которой, между прочим, он нас столь спра­ ведливо предостерегал. И этот жест кажется в высшей

143

хора

степени значимым для совокупности его исследова­

ний и его отношения к -истории-философии-. Все только что сказанное о риторике, переводе или телеологическом анахронизме могло породить недо­

разумение. нужно немедленно его развеять. Мы никог­

да не собирались ни предложить правильное слово для хоры, ни назвать ее, наконец, ею самой, отбросив все обходные маневры риторики, ни наконец, подступить­

ся к ней самой, дабы она не оставалась вне всякой анах­ ронической перспективы, в стороне от всякой точки зрения. Ее имя

-

это не правильное слово. Оно пред­

назначено несводимому, даже если то, что оно называ­

ет

хора

-

-

не СВОДИТСЯ к чему бы то ни было и, уж тем

более, к своему имени. Тропик и анахронизм неизбеж­ ны. Мы бы хотели только показать вам струюуру, кото­

рая, делая их неизбежными, получает из этого нечто другое, чем случайности, слабости или возможные моменты, Вся история толкований -Тимея- не смогла приблизить этот структурный закон кактаховой. Речь

могла бы идти о структуре, а не об определенной сущ­ ностихоPbt, ведь по ее поводу вопрос о сущности боль­ ше не имеет смысла. Как, не имея сущности.хоое, оста­

валась бы по ту сторону своего имени? хора анахро­ нична, она -есть- анахронизм в бытии, а точнее,

-

анах­

ронизм бытия. Она анахронизирует бытие. «Вся история толкований», мы только что сказали. Невозможно исчерпать ту огромную литературу, ко­

торая со времен античности была посвящена «Тимею-.

Мы не собираемся разбирать ее здесь целиком. Аглав­ ное, не предполагаем ее целостность или однород­

ность и даже саму возможность ее обобщить в каком­ то упорядоченном восприятии. Зато мы предполага­ ем,

-

и это снова можно было бы назвать «рабочей

гипотезой»,

-

что презумпция такого порядка (объе­

динение,целостность,тоталЬНОСТЬ,организованная

144

ж. Деррида

telosoM) находится в значительной связи со структур­ ным анахронизмом, о котором мы говорили выше. Он стал бы неизбежным эффектом, произведенным 'ЧеМ­ то таким ?СаК хора, которая не 'Ч-то-то такое и не

как что-то, даже не как то, чем она была бы там, за своим именем, т. е. она-сама.

Богатые, многочисленные, неисчерпаемые интер­

претации приходят в итоге к тому, что информируют о значении или ценности хоры. Они всегда состоят в

том, чтобы, определяя ее, придать ей фор.м:у, но она не может предлагаться или обещаться иначе, как избав­ ляясь от всякой детерминации, от всех меток или от­ печатков, которым мы ее подставляем в нашей речи,

-

от всего того, что мы ей хотели бы дать, не надеясь ничего получить взамен ... Однако, то, что мы здесь выд­ вигаем на передний план в интерпретации хоры тексте Платона о хоре

-

-

в

говоря о приданной или по­

лученной форме, о метке или отпечатке, о знании как

информировании и т. П., -

все это уже обращается к

тому, что сам текст говорит о хоре, к его концептуаль­

ной и герменевтической системе. Только что высказан­ ное нами, например и в качестве примера, по поводу

хоры в тексте Платона, воспроизводит или попросту

переноситсо всеми ее схемами речь Платона на сюжет

ХОРы. Вплоть до этой самой фразы, где я только что ис­

пользовал слово «схема». Skhemataecть фигуры, вырезан­ ные и отпечатанные ехоре, формы, которые ее ин-фор­ мируют. Они к ней сводятся, но не принадлежатей.

Интерпретации, следовательно, могли бы придать форму «хоре

.., оставляя на

ней схематическую метку

их отпечатка и осадок их вклада. Вместе с тем, «хора»,

по-видимому, никогда даже не позволяла себя задеть или потрогать, еще меньше начать и уж подавно

исчерпать

-

-

этими типами тропического или интер­

претативного перевода. Мы не можем даже сказать, что

145

хора

она дает им опору субстрата или прочной субстанции, хора не субъект. Это не является ни субъектом, ни субъективированным. Герменевтические типы могут информировать, они могут придать формухоре толь­

ко в той мере, в какой, недоступная, бесстрастная,

«аморфная» (атотрЬоn, (5 1а)) и всегда девственная, той самой радикально невосприимчивой к антропомор­

физму девственностью, она выглядит так, будто при­ нимает эти типы и дает им.меcmo. Но если Тимей на­

зывает ее восприемницей (dekhoтenon) или местом

(khOra) , то эти имена не указывают на сущность, проч­ ноебытие~,посколькухоранепринадлежитни

родуэйдоса, ни роду.мuмeшса

образамэйдоса, толь­

-

ко что отпечатанным в ней, которой таким образом нет, которая не принадлежит кдвум родам познанно­

го или известного бытия. Ее нет, и это ее не-бытие мо­ жет только давать знать о себе, а значит, она не дает себя ухватить или постичь посредством антропомор­

фических схем, обозначающих «принимать- или -да­ вать-.Хора не есть, в особенности, опора или субъект,

который давал бы место, принимая или ощущая, даже если позволяет ощутить себя.

Заметим, что теперь мы говорим о хоре (khOra) во­ обще, а не о хоре как об определенном существитель­

ном женского рода (/а

khOra), как того

всегда требует

конвенция, и не употребляем, как мы могли бы это сде­ лать из предосторожности, в кавычках это слово, кон­

цепт, значение или значимость

-

«хора,) ( «khOra»). Это­

му есть много причин, большая часть которых, без со­ мнения, уже очевидна. Определенный артикль пред­ полагает существование вещи, сущего хора, на кото­

рое можно было былегкосослаться через имя нарица­ тельное. Итак, то что было сказано охоре (вообще, без

определенного артикля, т. е.

khOra, а не

/а

khOra),

гово­

рит, что это имя не указывает ни на один из познан-

146

ж. Деррида

ных, известных типов сущего или, если угодно, типов

(BOC)nPU1-fЯтых философским рассуждением, т. е. 0Н­

тологическим логосом, который повелевает в -Тимее-: хора ни чувственная, ни умопостигаемая. Имеется

хора; можно даже эадатъся вопросом о еерhysisи dyпamis, по меньшей мере, предположительно задуматъся на их предмет, но как раз этого «имеется» здесь нет. Позже мы еще вернемся к тому, что может дать осмысление этого «имеется», которое, впрочем, ничего не дает, да­

вая место или давая повод подумать, но было бы риско­

ванно видеть здесь эквивалент

esgibt, того esgibt, кото­

рое безусловно остается включенным в любую нега­ тивную теологию, если только оно не вызывает ее все­

гда, в своей христианской истории. Не следовало ли нам удовольствоваться тем, что­

бы осторожно говорить вместо хоры (/а имя нарицательное,

khora): слово,

концепт, значение

или значи­

мостьхоры (khбrа)? Такие предосторожности оказались бы недостаточными. Они предполагают различения

(слово/концепт, слово-концепт/вещь, смысл/ссылка, значение/значимость, имя/именуемое и проч.), кото­ рые сами содержат возможность, по меньшей мере, одного детерминированного

сущего, отличающегося

от другого, и действий, направленных на это, на него или его смысл, через действия речи, обозначения или указания. Все эти действия взывают к обобщениям, к порядку множественности: роду, виду, индивиду, типу,

схеме и т. д. Итак, что же именно мы можем прочитать

о хоре в -Тимее-: что «какая-то вещь», которая не явля­ ется -вещью-, ставит под сомнение эти предположе­ ния и различения; «какая-то вещь- не есть вещь и из­

бавляется от этого порядка множественности.

Но даже если мы говорим о хоре вообще (khбrа), а не о данной хоре (ш

khora), то все равно делаем

из нее

еще одно имя. Имя собственное, конечно, но слово та-

147

хора

кое же, как любое другое имя нарицательное,слово, отличноеот вещи или от концепта.С другойстороны, имя собственноекажется,как всегда,принадлежащим

какой-либоперсоне, а здесь -

женщине. Может быть

женщине, скорее женщине. Разве это не увеличивает

риск антропоморфизма, которого мы хотели бы избе­ жать? Не рисковал ли и сам Платон, когда он как бы «сравнивал», как говорят, хору с матерью или корми­

лицей? Значение восприемницы как пассивной и дев­ ственной материи тоже ведь ассоциируется с женс­ ким началом и именно в греческой культуре. эти воз­

ражения небезосновательны. Однако, если хора и пред­ ставляет некоторые характеристики слова как имени

собственного, то не потому ли, что через свою ссылку

оно присоединяется к единственному (в -Тимее-, а бо­ лее строго, в том месте, которое мы рассмотрим позже,

есть только одна хора и именно так мы и будем ее по­ нимать

-

она существует только одна, сколь бы дели­

мой она ни была), тем не менее, ссылки на эту ссылку не существует. Оно не имеет характеристик сущего, если под этим понимать сущее онтологически, а имен­

но сущее интеллигибельное или чувственное. Есть

khOra, но нет la khora. Устранением откладываем

артикля мы как бы

на время определение

в невидимых ка­

вычках (мы цитируем слово Платона из того места -Тимея-, где еще не знаем, что он хочет сказать и как его определить) и ссьmку на какую-то вещь, которая не

вещь, но которая упорствует в своей столь загадочной

единственности, позволяет и заставляет называть себя, не отвечая и не давая увидеть себя, представить, опре­

делить. Лишенное реального референта, то, что вдей­ ствительности похоже на имя собственное, оказыва­ ется также названным неким Х, имеющим как свой­

ство

-

как physis и dynaтis, будет сказано в тексте

-

не

иметь ничего в собственности и оставаться безфор-

ж. Деррида

148

менным (amorphon). Такое очень особенное неправиль­ ное употребление слова, которое в точности есть нич­ то,

-

это именно то, что хора должна (если можно так

сказать)хрmшть, что нужносохранитьза ней, что нам нужно за ней сохранить. для этого не нужно в общем виде принимать ее задругое, непосредсгвенно припи­

сывая ей свойсгва, которые могут быть только свой­ сгвами определенного сущего, одного из сущих, кото­ рое она «принимает» ИЛИ

ar кагорогоона принимает

образ:например,сущееженскогорода.вотпочемужен­

ственностьматери или кормилицыникогда не будет ее собсгвенныматрибутом.Но это вовсене значит(мы к этому еще вернемся),что речь здесь идет о простых

фигурахриторики.Хора не должнаприниматьв себя, она, следовательно,должна не принимать, а только

позволятьсебе приписыватьсвойства (ТОГО), что она принимает.Она не должнапринимать,она должнане

принимать,то, что она принимает.Во избежаниевсей этой путаницы,парадоксальнымобразом,нужнофор­ мализоватьее подход и придерживатьсяпо ее поводу

все время одногоязыка (ш,u't?оva,u't'ТJv 'ш't 1tpcrPТJ't?EOV (50Ь)). Не столько затем, чтобы ей -давать все время одно и тоже ИМЯ», как это частопереводят,НО говорить

о ней и называть ее все время одинаховым образам.

Вернов общем и целом,дажеесли эта вера несводима ни к какой другой. этот «образ» -

единственный он

или типичный? Обладает ли он особенностью идио­ матического события ИЛИ упорядоченной обобщен­ ностьюсхемы? Говоря иначе, находит ли эта обобщен­ ность в тексте Платона ИЛИ,скорее, в этом эпизоде -Ти­ меяь свою единсгвенность и самуюлучmyю формули­

ровку или она всего лишь один из ее образцов, сколь бы исключительной он ни бьm? Отчего, в каком смыс­

ле о «Тимее- говорят, что он образцовый? Если более важно, чтобы одним и тем же оставалось наименование,

149

хора

а не имя, то возможнолизамениrь, подменить, перевес­

тихору другими именами, стараясь только заботиться о правильности наименования, например, речи? ЭТот вопрос не может не звучать, когда мы вовле­

каемся в такого рода действие чтения и заранее вклю­

чаемся в необъятную историю интерпретаций и но­ вых соответствий, которые с течением веков окружи­ лихору своими хлопотами, принимая заботу о ней или

обременяя ее надписями и рельефами, желая придать ей форму, отпечатать там образцы, стем,чтобы произ­ вести в ней новые объекты или отложить иные осадки. Такая нескончаемая теория толкований (например, речи Тимея) воспроизводит, кажется, то, что могло бы происходить не с текстом Платона, а схорой как гако­ вой. Да, с хорой 1ШК: таковой; если уж мы можем гово­

рить таким образом об этом Х (или Х), который или которая не должна иметь никакого собственного оп­ ределения

-

чувственного или умопостигаемого, ма­

териального или формального,

-

а, следовательно,

никакой самотождественности. Все происходит так;

как если бы будущая история интерпретаций хоры была заранее написана и даже предписана, заранее вос­ произведена и продумана в нескольких отрывках «Ти­ мея- на «предмет» хоры «как таковой». С ее непрерыв­

ными подъемами, провалами, повторным благослове­

нием, пересъемкой или перепечаткой, эта история за­ ранее устраняется, потому что она программируется,

воспроизводится и обдумывается посредством анти­ ципации. История предписанная, запрограммирован­ ная, репродуктивная, продуманная

-

все ли это еще

история? Разве что понятие истории не несет в себе этого телеологического программирования, которое

конституируя историю, уничтожает ее. Признаваясь

-

«Вот так смутно нам представляется хора: с трудом,

апоретически и как бы в грезах»,

-

некто (Тимей, Пла-

150

ж. Деррида

тон и пр.) как бы говорит в итоге: «Вот на что отныне и навеки будуг похожи все интерпретации того, о чем я здесь говорю». Все интерпретации будуг похожи на то, что я говорю о хоре, а следовательно, то, что я говорю

о хоре, заранее толкует и описывает закон всей исто­

рии герменевтики и институций, которые конструи­ руются по этому поводу, об этом. В этом нет ничего неожиданного. Хора принима­ ет все определения, чтобы дать им место, но она не

имеет ни одного собственного. Она ими владеет, их имеет, потому что их получает, но она не владеет ими

как собственностью, у нее нет ничего в собственнос­ ти. Она «есть» не что иное, как итог или процесс того, что в настоящий момент запечатлелось «на» ней, на ее сюжет и именно на него, но она не есть сюжет или

настоящая опора для всех этих интерпретаций, хотя, все же, она не сводится к ним. Просто этот излишек

-

ничто; ничто, что может быть или о чем можно гово­

рить онтологически. Такое отсутвие опоры, которое нельзя представить как отсутствующую опору или в отсутствие как опору, вызывает и сопротивляется вся­

кой бинарной или диалектической оппозиции, всяко­ муосвидетельствованию философского, а более стро­ го говоря

-

онтологического типа. ЭТот тип оказыва­

ется одновременно бросающим вызов и отброшенным тем самым, чему дает место. Нужно ли опять напоми­

нать, настаивая на этом более аналитическим образом, что если что-то имеет место или, согласно нашей идио­

ме, «данное» место, то давать место здесь не означает жест некоего дающего субъекта, основы или начала ка­ кой-то вещи, которую можно было бы кому-то дать. Несмотря на столь робко предварительный харак­ тер этих замечаний, они, возможно, все же позволят нам начать различать силуэт «логики», формализация

которой кажется почти невозможной. Будет ли эта -ло-

151

хора

гика» логичной, «формой логики», если воспользовать­

ся выражением Бернана, когда он говориг о -форме ло­ ГИЮ1» мифа, которую нужно -сформулироватъ и даже

формализовать»? Конечно, такая логика мифасуществу­ ет, но здесь снова возникает наш вопрос: а не принадле­

жит ли мысль о хоре, которая очевидно не освобождает от -непротиворечивой логики философов», простран­

crвy мифической мысли? Руководствующийся ею -не­

эаконнорожденный-лоеос, всели он еще.мuфос? Дадим себе время, чтобы снова начать издалека. Рассмотрим способ, каким спекулятивная диалектика Гегеля включает мифическую мысль в телеологичес­

кую перспективу. Об ЭТой диалектике можно сказать, что она является и что она не является непротиворе­

чивой логикой. Она интегрирует и снимает противо­ речие как таковое. ТаЮ1М же образом, она снимает ми­ фическое рассуждение как таковое в философеме. По словам Гегеля (а от себя добавим

-

после Геге­

ля и в соответствии с ним), философия становится

серьезной только с того момента, когда встает на твер­ дый путь логики: иными словами, отставив, а точнее

сняв, свою мифическую форму,

-

-

после Платона, с

Платоном. Философская логика возвращается к себе самой, когда концепт просыпается от своего мифоло­

гического сна. Сон и пробуждение, ибо событие состо­ ит в простом снятии покрова

-

эксплицировании и

осознании философемы завернутой в свою виртуаль­ ную потенцию. Мифема может быть лишь пре-фило­ софемой, предлагаемой и обещаемой своему диалек­

тическому Aufhebung. Это предшествующее телеологи­ ческое будущее время похоже на время рассказа; но это рассказ о выходе -за- рассказ. Оно обозначает конец

повествовательного вымысла

(fiction). Гегель

объясня­

ет его, выступая в защиту своего «друга Крейцера» и

его книги «Syтbolik

undMythologie deralten Volker, besonders

Ж.Деррида

152

der Griechen. 1810- 1812·>3.

Мифологический логос,

несомненно, может порождать претензию быть разно­ видностью -философствования-".

Философы могут

пользоваться мифами, чтобы приблизить философе­

мы к воображению

(Phantasie).

Но «содержание мифа

есть мысль-". Мифический план остается формальным и внешним. Если мифы Платона «красивы», если ми­

фическое «представление»

(Darstellung) мысли

-краси­

во», то мы можем по ошибке посчитать мифы -превос­

ходнее-

(vortrefflicher), чем

-абстракгный способ выра­

жения-Действительно, Платон прибегаеткмифутоль­

ко там, где чувствует «бессилие

( Unverтogen) выразить­

ся в чистой модальности мышления». Но отчасти, еще потому, что он делает это только во введении к диало­

гам, а введение никогда не бывает чисто философс­ ким (известно, что Гегель думал о введениях и предис­

ловиях вообще). Совсем по другому Платон выражает­ ся, когда он доходит до самой вещи, до главного сюже­

та. В -Пармениде-, например, простые детерминации мысли обходятся без образа и мифа. Диалектическая схема Гегеля относится здесь с одинаковым успехом к

мифическому, воображаемому или символическому. -Парменид- «серьезен»: обращение к мифу здесь не очень часто. Оппозиция серьезного и несерьезного,КО­ торая господствует еще сегодня в оценках, и не только в

так называемой англосаксонской мысли, покрывает

здесь философскую мысль как таковую и в добавок ее мифологическо-игровые агклонения. Ценностьфило­

софской мысли, т. е. также и ее серьезность, измеряется немифическим характером ее носителя. Гегельподчер­ киваетздесь ценность, серьезность, ценность серьезно­

го, а Аристотель

-

его гарант. Поскольку, заявив, что

-ценностъ Платона во всяком случае не заключается в

мифах» «,DerWertPlatons liegt aber nichtinden Муthещ

S. 109),

Гегель цитирует и переводит Аристотеля. Следует оста-

153

хора

новитсяна этом. Известно, но напомним об этом мимо­ ходом прежде, чем приступим непосредственно к про­

блеме, каким весом давила на всю историю интерпрета­ ций аристотелевская трактовка -Тимея-, особенно в от­ ношении хоры. Гегель переводит следующим образом

парафраз из «Метафизики»: (Ю<рL~о.urЕVrov о'ок 'щюv

«1tEpL l1'EV

'ПiJV IlU-ПКt:iJ<;

1lE,'a а1tОU/Гl1<;crк:01tE-LV -

Vondmm welche mythischphilosophierт, istes nichtderMйhe wert, ernstlichzu handeln -

Ктофилософствует, прибегая к мифу, не стоит того, что­ бы его рассматривали серьезно».

Гегель как бы колеблется между двумя интерпрета­ циями. В философском тексте миф является то зна­

ком философского бессилия, неспособностидойтидо концепта как такового и придерживаться его, то при­

знаком диалектического, а еще более

-

дидактическо­

го всесилия, педагогического мастерства серьезного

философа, полностью владеющего философемой. Од­ новременно или последовательно, Гегель, по-видимо­ му, признает за Платоном и это бессилие, и это мас­ терство.Две эти оценки противоречат друг другу лишь

по видимости или до определенного момента. Общим у них является подчинение мифа как дискурсивной

формы содержанию концепта обозначаемого, смыс­ лу, который в сущности своей может быть только фи­ лософским. А философская тема, концепт обозначае­ мого, какой бы ни бьmа ее формальная презентация философская или мифическая

-

-

сохраняет силу зако­

на, господство или династию дискурса. Здесь можно ви­ деть нить наших рассуждений. если у хоры нет смысла

или сущности, если это не философема и если вместе с тем она ни объекг, ни форма фантастического рассказа мифического типа, то где ее поместить на схеме? с видупparивoречивая, но в глубине последователь­ ная эта логико-философская оценка не приложима к Платону. Она уже отмечена некоторым «платонизмом».

ЖДеррида

154

Гегель не чигает Платона, отталкиваясь отАристотеля и без ведома Платона, будто бы расшифровываяпракгику;

смысл которой оставался недоступным автору -Тимея-. Определеннаяпрограмма этой оценки кажется уже про­

читывается в данном произведении, как мы можем сей­ час это проверить. Но может быть

больше, одним меньше,

-

-

одним условием

это дополнительное условие

могло бы ЖИТЬ, помещать и в силу этого тоже ВЫХОДИТЬ

за пределы названнойпрограммы

Прежде всего программа. Космогония -Тимея- про­ ходит цикл знания по всем предметам. Ее энциклопеди­

ческая цель в том, чтобы обозначить конец, телослого­

са на предмет всего существующего:

m:p't то -U 1tcxvt'oc; v-uv 'rТ]БТ] t'OV л-rоуоv

«KCX't Б'Т] кп'ь trвЛ-ос; 'Т]!Г tV q>tIJJ.1Вv 'rBXBtV')

«<Теперь мы скажем, что наше рассуждение о Мире по­

дошло к концу-.) (92с). Такой энциклопедическийло­ гас есть общая онтология, рассматривающая все типы

бытия; она включает теологию, космологию, физиоло­ ГИЮ, психологию, зоологию. Смертные и бессмертные, человеческие и божественные, видимые и невидимые

-

все помещаются в ней. это напоминание в итоге возвра­ щает нас к различению видимого живого (например,

чувственного бога) и умопостигаемого бога, чей образ

можно видеть (икона,

eikon). Космос

суть небо

(ouranos)

как видимое живое и чувственный бог. Он единый и единственный в своем роде, -моногенный-,

Вместе с тем, дойдя до середины цикла, речь о хоре кажется все еще открытой, между чувственным и умо­ постигаемым, не принадлежащей ни тому, нидругому, а следовательно, ни космосу как чувственному богу, ни умопостигаемому богу,

-

пространству с видупус­

тому, несмотря на то, что оно, конечно же, не пусто­

та. Но разве она уже не названа зияющей дырой, про­

пастью или щелью

(chdSme)? И разве не начиная с этой

щели «в» ней, может СОСТОЯ1ЪСЯ и иметь место рассло-

155

хора

ение междучувсгвенным иумопосгигаемым или даже

между телом и душой? Не будем слишком быстро при­ ближать эту щель называемую хорой к такому хаосу, который к тому же открывает зияние пропасти. Не ста­ нем подгонять под нее антропоморфическую форму и пафос ужаса. Но не для того, чтобы установить на ее месте безопасную опору (assise), «в точности такую, ка­ кую Гея от времен мироздания дает всякой твари с са­ мого ее рождения,

-

прочную и верную опору навсег­

да, противопоставляя себя зияющей и бездонной дыре

Хаоса-т. Позже мы еще столкнемся с легкой аллюзией на хору у Хайдеггера, но не с той, что в -Тимее-, а вне каких-либо цитат или точных ссылок с той, что у Пла­

тона обозначает место (Оп) между сущим и бытием", «разница» места между ними.

Онтологически-энциклопедическое заключение

-Тимея- кажется скрывает открытую щель посредине книги. То, что она могла бы скрыть, закрыв раскрытый рот почти запретного рассуждения о хоре, это не столько пропасть междуумопостигаемым и чувствен­

ным, бытием и ничто, бытием и наименьшим бытием, ни даже между бытием и сущим, или, добавим, лого­ сом и мифосом, но между всеми этими парами и дру­

гим, которое даже не будет их другим. Если и впрямь есть щель посреди книги, род про­ пасги, «в» которой мы стремимся думать или говорить

о бездонной щели, которая могла бы быть хорой (от­ крытость места, куда все приходит, чтобы разом занять

место и осмыслить себя,

-

поскольку это ведь вписан­

ные туда образы), то разве не имеет значения, что бес­ конечноеумножение образа вглубь устанавливает оп­ ределенный порядок композиции рассуждения? И что

оно устанавливает все вплоть до способа думать или говорить, который должен быть похожим, но не иден­ тичным тому, что бывает на краях щели? Может ли

156

Ж.Деррида

быть незначащим, что бесконечноеумножение обра­ за вглубь влияет на формы рассуждения на местах, в частности, политических местах, а политика мест це­

ликом и полностью подчиняется оценке мест (посты в

учреждении, регионе, области, стране) в их качестве

предназначенных для типов или форм рассуждения?

II Бесконечноеумножение вглубь рассуждения о

хоре, месте политики,политике мест; такой могла бы стать не имеющаядна структураотпечатываниянало­ жением на один и тот же кадр.

В начале -Тимея- приводитсярассуждениеостра­ жах города, землепашцахи ремесленниках,о разделе­

нии труда и воспитания.Возьмем это на заметку,хотя

речь идеттолькооб аналогииформальнойи внешней структуры:те, кого воспитываюткак стражей города,

не имеют ничего в своей собственности(idion), ни зо­ лота, ни денег. Они «будут получать от тех, кого они охраняют содержание, соразмерное ... нуждам» (18Ь).

Ничего не иметь в собственности, даже золота, с кото­ рым ее могут только сравнивать (50а), -какэтопохо­ же на положение, состояние хоры. Вопрос может сто­ ять таким образом, даже ссли никто не хочет прини­ мать его всерьез, ведь трудно оспорить настолько фор­

мальную аналогию. То же самое и в отношении заме­ чания, следующего сразу после

(l8c)

и касающегося

воспитанияженщин,бракаи, главнымобразом,настой­ чивости касательнообщностидетей. Все меры долж­

ны быть приняты,чтобы никто не смог узнать и при­

знать своих собственных(idia) детей, только появив­ шихея на свет

(l8c-d). При рождении (paidopoiia) вся­

кая атрибуция естественных или легитимных свойств должна исключаться самим обществом данного горо-

157

хора

да. Если принятъво внимание,что моментомраньше

было предписаноодинаковое воспитание мужчин и женщин, которыедолжны БЫ1Ъ подготовленык оди­ наковым занятиям и функциям, то можно и дальше

следовать формальной аналогии так называемого «сравнения~хоры с матерьюи,

нойэкспроприации,

-

-

в знакдополнитель­

с кормилицей. Такого рода срав­

нение не наделяет никакой собственностъю, будь ТО в значении субъективного родительского или в значе­ нии объективного родительского: ни собственности родительницы (она ничего не порождает и к тому же

не имеет совершенно ничего собственного), ни соб­

ственности детей, отображений отца, который, впро­ чем, также не является их -собственником-, Уже нема­ ло сказано о неправильном употреблении вышеупо­ мянутого сравнения. Но может быть мы уже находим­ ся в том месте, где закон вообще-то не имеет больше никакого значения. Рассмотрим в том же плане поли­

тическую стратегию браков. Онадемонстрируетотно­ шение глубинной рефлективности, сходное тому, о

котором будет сказано позднее по поводухоры, «сита» или решета, которые нужно трясти (seiomena (52е,

5 3а)),

чтобы отвеять или отсеять -эерно- от «мякины»; закон возможно лучшего встречается с определенной слу­

чаЙноС1ЪЮ. Так, на первых же страницах -Тимея-, в чи­ сто политическом рассуждении, описываются устрой­ ства, предназначенные для секретllыхмахинаций со­

четающихся браком с тем, чтобы дети рождались с наилучшими природными данными. И все это не без

участия жребия (kllros

(l8d-e)).

А теперь некоторыеуточнения,Мы не будем оце­ нива", здесь эти формальные аналогии или эти ра­ финированныеи утонченные(слишкомутонченные,

подумаютнекоторые)бесконечныеумножения обра­ за вглубь, в первую очередь, как уловки, дерзости или

Ж.Деррида

158

секреты формальнойкомпозиции -

в них искусство

Платона-писателя.Это искусство нас интересует и дол­

жно заинтересовать в дальнейшем еще больше, но сей­ час, прежде всего и независимо от предполагаемых

интенций сочинителя, для нас важны ограничения,

которые порождают эти аналогии. Составляют ли они программу или некуюлогu19", чей авторитет довлел над

Платоном? Да, но до определенной точки, и этот предел обнаруживается в самой пропасти: бытие-программа программы

-

струюура пред-записи и типографичес­

кого назначения

-

формирует эксплицитнуютемуум­

ножающеroсявглубь рассуждения охоре. эта последняя обозначает место записи всего, чтоотмечается в-м-ире. Таким же образом, бытие-логика логики

-

существен­

ныйлогос, независимо оттого истинный он, правдопо­

добный или мифический

-

формирует эксплицитную

тему -Тимея- (нам ее нужно будет ещеyrочнить). Следо­ вательно, мы не можем просто, без долгих церемоний называтьnpoграммой илилогu1Сойформу, которую дик­ тует Платону закон композиции такого рода: программа

илилогика воспринимаются в ней хактаховые юпысэ в грезах и умноженные до бесконечности вглубь. После этой меры предосторожности на предмет аналогии, которая иначе могла бы показаться неосмот­

ригельной, напомним самую общую чеpry, объединя­ ющую и, одновременно.допускающую перемещения с

одного места на другое «В» «гом же самом» месте. Оче­

видно, даже слишком очевидно, чтобы это можно было заметить, но ее широта не имеет (если можно так ска­

зать) никакого другого ограничения, кроме нее самой, а именно, ограничения геноса. рода во всех родах, раз­

личия полов, рождения детей, родов быгия и того

genos, который

triton

суть хора (ни чувственная, ни умопости­

гаемая, «как бы» мать или кормилица и т. п.). Мы только что намекали на все эти роды родов, но еще не говорили

159

хора

о гeuoсекакрасеВ, народе, группе, сообщесгве, близости по рождению, нации и т. п. Вот к этому мы И подошли.

Еще в самом начале «Тимея- вспоминают преды­

дущий разговор, речь

(politeia)

(logos)

Сократа о государстве

и о его наилучшем управлении. Сократ дает

краткое резюме по темам, о которых мы только что го­

ворили. Между делом он использует слово хора (19а), чтобы указать место, предназначенное для детей:

«..Дети лучших родителей

подлежат воспитанию, а

дети худших должны быть тайно отданы в другие со­ словия; котдаже они воЙДУГ в возраст, правителям над­

лежит следить и за теми, и за другими и достойных воз­

вращать на прежнее место (khOran), а недостойных воз­ вращать на место тех, кто возвращен»

(l9a).

После этого напоминания Сократ говорит, что

неспособенсправитьсяс задачейпрочестьпохвальное слово мужам и государству. В этом он чувствует свое сходствос поэтамии подражателями.И вот генос или

этнос. Сократ сообщает,что не имеет ничего против

народа или расы, племени поэтов (poietikon

genos).

Но

учитывая место и условия рождения и воспитания,

нации или расе подражателей

(mimetikon ethnos)

будет

трудно подражать тому, что им непривычно, а именно

тому, что происходило на деле и на словах

(ergois, logois), а не в спектакле или в видимости (simulacres). Есть еще такой род или такое племя - софистов (ton sophiston genos). Здесь снова Сократ предпочитает говорить о си­ туации, отношении к месту: род софистов характери­ зуется отсутствием собственного места, хозяйства, постоянного места жительства; эти люди не ведуг до­

машнего хозяйства, у них нет никакого собственного

дома

(oikeseis idias). Они переезжают

с места на место, из

города в город и неспособны понять людей

-

филосо­

фов и политиков, которые имеютместо. т. е.действуют

ЖДеррида

160

жестами или словами, в городе или на войне. Poietzkon

genos, miтmkon ethпos, tOn sophistlJngenos -

что остается после

этого перечисления? Остаетесь вы, с кем я теперь гово­

рю, вы, ктотоже

-

генос (19е) и принадлежите к тем, кто

по рождению или по воспитанию имеет место. Бы, философы и политики в одно и то же время. Стратегия самого Сократа тоже совершается, ис­ ходя из некоторого не-места, и это делает ее несколь­

ко озадачивающей, если не приводящей в смятение.

Начав с заявления о том, ЧТО он тоже немного как бы поэт, подражатель и софист, неспособный описать

философов-политиков, Сократ делает обманный ход, помещая себя в рядытех, Ю'О притворяется. Он притво­ ряется, что принадлежит кгеносутех, чей генос в том, чтобы притворяться: симулировать принадлежность месту и сообществу, например, к геносу настоящих граждан, философов и политиков, к «вашим». Сократ,

таким образом, делает вид, что принадлежит роду тех, кто делает вид, что принадлежит краду тех, кто имеет место, собственные место и хозяйство. Но говоря все это, Сократ денонсирует тот генос, к ко­ торомуонделаетвид, что принадлежит. Он думает, что говорит правду о нем: действительно, эти люди не име­ ют места, они бродяги. Следовательно.я, похожий на них, тоже не имеюместа. во всяком случае, я на них похож, я не имею места, но то, что я на них похож или

подобен не означает, что я им ровня. Но я говорю об этой истине, а именно, что они и я кажемся принадле­

жащими к одному геНОСУ, лишены собственного мес­ та, потому что это истина, исходя собственно из ва­ шего места, где вы на стороне истинного логоса, фи­ лософии и политики. Я обращаюсь к вам с вашего мес­

та, чтобы сказать, что у меня нет места, потому что я по­ хож на тех, чьим ремеслом является подобие, поэтов, подражателей и софистов

-

рода тех.кто не имеет мес-

161

хора

та. Только вы имеете место и можете действительно уг­ верждатьодновременно место и не-место, вот почему я

передаю вам слово. Действительно, вам его дать или вам

егооставить Передать, ocraвить,дать словодругому,зна­ чит сказать: вы имеете место, имейте место, ну, давайте. Двуличность такого самоисключения, симулякр

такого изъятия играет на принадлежности месту соб­ ственному; как политическому месту или местужитель­

ства. Только эта принад.лежность месту делает возмож­

ной истину логоса, а значит и его политическую дей­ ственность, прагматическую, праксическую эффекгив­ насть, которую Сократ законно связывал с логосам в данном контексте. Именно принадлежиость геноса к

собсгвенному месту гарантирует истинность еголо­ госа (действительное отношение речи к самой вещи,

кделу,рrаgтa) и его действия

(praxis, ergon). Специалис­

ты по не-месту и по симулякру (к числу которых Со­

крат себя причисляет) не могут даже быть исключены

из города как фармаконы

(pharmakoz); они исключают

себя сами, как это сделал здесь Сократ, передавая сло­ во. Они исключают себя сами или притворяются, что делают это еще и потому, что просто-напросто не име­

ют места. Им нет места в политическом месте, где го­ ворят и рассматривают дела, вагаре

(agora).

Хотя имя хоры уже произнесено (19а), вопрос о

ней как об общем месте или всеобщем вместилище

(paпdekbls) все еще не задан. Но даже если он еще и не задан как таковой, то уже дает знак и точку. Отметка

дана. Ибо, с одной стороны, упорядоченная полисемия слова несет всегда смысл политического места или, в

более общем виде,места, в которое что-то помещено,

-

по противоположности абстрактному пространству. хора «хочет сказать»: место занято чем-то, страной,

местом проживания, обозначенным местонахождени­ ем, рангом, постом, позицией, назначенной позици-

6

Зак.

3259

Ж.Деррида

162

ей, территориейили регионом. И в самом деле, хора всегда уже занята,даже как общее место, в ней что-то помещено, а следовательно,она отличается от того,

что в ней занимаетместо. ОТсюдасложностьрассмот­ рения ее как пустого или геометрическогопростран­

ства и даже, как сказал бы Хайдеггер,того, что ('1'01'0вит') картезианскоепространство,extemiores extensa. Но, с другой стороны, в этом конкретном месте и на этом

отмеченном месте речь Сократа, чтобы не сказать со­ кратическая речь, вытекает или делает вид, что выте­

кает из бездомных блужданий, во всяком случае, исхо­ дя из пространства изъятия, которое оказывается ктому

же нейтрализованным. Почему нейтрализованным?

Если Сократ притворяется, что относит себя к тем, чей род

-

это род не имеющих места, он не видоизменяет­

ся, уподобляясь им, а говорит, что похож на них. Он, следовательно, как бы относит себя к третьему роду: не к софистам, поэтам и другим подражателям СО кото­

рых он говорит) и не к философам-политикам Се 1Со­ торыми он говорит, предлагая им только послушать

его). Его слово не есть ни послание на чье-то имя, ни то, что содержится в послании. Оно приходит в тре­ тьсм роде и в нейтральное пространство мсста без ме­ ста,

-

места, где все отмечает себя, но которое -в-са­

мом-себе- не отмечено. Не похож ли Сократ уже на то, что другие,

-

те самые, которым он дает слово,

-

по­

зднее назовут хорой? Простое сходство, конечно. Было

бы неприличием злоупотреблять голым рассуждени­ ем софистического рода. Но злоупотреблять сход­ ством, не значит ли представлять его как идентич­

ность, не значит ли ассимилировать? А ведь можно еще

спросить себя об основаниях сходства как такового. Мы находимся в преамбуле, нашей преамбуле кпре­

амбуле -Тимея», В предисловиях, а тем более мифоло­ гии нет места ссрьезной философии,

-

говорил Гегель.

163

хора

В этих преамбулах еще не стоял вопрос о хоре, по меньшей мере той, которая дает место в масштабах космоса. Вместе с тем, особым образом, само место преамбулы теснится на пороге перед толкованием ме­

ста, назначением собеседникам места, которое они будут позже толковать. И такое назначение мест под­ чиняется одному критерию

-

критерию соответствия

места геносаместу собственному. Однако, подобная мизансцена никогда, видимо, не принималась в рас­

чет, в этот расчет. Она распределяет обозначенные и

необозначенные места согласно схеме, аналогичной той, которая в дальнейшем упорядочивает речь о хоре.

Сократ исчезает, он стирает в себе все типы, все роды, не только типы и роды людей изображения и симуляк­ ра, похожим на которых он себя выставляет, но и лю­ дей действия и людей слова,

ков,

-

-

философов и полити­

к которым он обращается, отступая перед ними.

Но отступая таким образом, он помещает себя или

объявляет себя принимающим адресатом

rlciptijj или,

(destinataire

скажем, вместилищем всего, что отныне

туда будет вписано. В самом своем событии его речь получает больше, чем может дать. Он говорит, что го­ тов к этому, защищен и расположен получать все, что

ему могут предложить. Слова космос и близки: «1tГар!щ.1t ТЕ

O-'Uy

endekhome-norl 'u't'a ка'!

б'п квкооцпргемх; ГЕп'

1tГау'tФу 'етошгошто; 'фу БГЕХЕ: «... Сейчас я, как видите, приготовился к нему [словесномуугощению.

-

перев.]

и с нетерпением его ожидаю- (20с). Здесь опять встает

вопрос что значит получать? Что значит Когда вопрос ставится в такой форме

-

dekhomai?

«что значит»,

то речь идет скорее не о размышлении над смыслом

(sens) того или иного выражения,

а об указании на склад­

ку огромной трудности: на очень старое, традицион­ ное, определяющее отношение междувопросом о смыс­

ле или о чувстве

(du semible) и вопросом

о восприимчи-

164

Ж.Деррида

вости вообще. Точка зрения Канта имеет здесь некото­

рое преимущесгво, но даже до того, как intuitusderivativus или чисгая чувсгвенность были определены как вос­ приимчивость, отношение интуитивное или перцеп­

тивное, в смысле интеллигибельное, уже предполагало неприводимую восприимчивость У конечного бытия вообще. Это еще более верно для ин1)'ИЦИИ ИЛИ чув­

ственного восприятия.

Dekhomai, которая

будет опре­

делять отношение хоры ко всему, что не она и что она

получает (она суть

pandekhes, 51 а), играет на всей гам­

ме смыслов и коннотаций: получать или принимать (вклад, зарплату, подарок), воспринимать, давать при­ ют и даже ожидать (например, дар гостеприимства),

быть адресатом в акте дара и ответного дара, как в на­ шем случае с Сократом. Дело касается возвращения

(antapodidOmz)

дара или гостеприимства речи. Сократ

заявляет о своей готовности получать в ответ речи, чьим гостеприимным, признательным принимающим

адресатом он сгановится

(20 Ь-с). Мы все еще в систе­

медара идолга. А когда мы подойдем кхоре кaкpandekhes, то за гранью всякого антропоморфизма мы различим,

может быть, нечто по ту сторону долга. Сократ

-

это не хора, но он на нее очень похож,

если бы она могла быть кем-то или чем-то. Во всяком

случае, он сгавит себя на ее месго, которое, правда, не такое как все, но, возможно, это

-

самоместо, незаме­

стимое место. Незаменимое или незаместимое

(impfafablement)

место, из которого он получает слово

тех, перед кем отсгупает, но кто также его получают,

поскольку ведь это он дал им СЛОВО. Да и мы сами тоже,

неумолимо

(impfacablement).

Сократ не занимает это неуловимое место, но именно с него

-

в -Тимее- или в других работах

-

он

реагирует на его имя. Поскольку его, как и хору, необ­ ходимо всегда «называть одним и тем же образом». А

165

хора

раз твердо не извесгно, что Сократ собственной пер­ соной

-

или кто-то или что-то

-

есть он ( оно), то игра

в имена собственные сгановится самой бесконечной на свете. Что такое месго? Чему оно дает место? Что имеет место под этим именем? Кто ты, Хора?

III Пересгановки, замещения, перемещения касают­ ся не только имени. Мизансцена развертывается в со­

ответствии со вставкой речей повествовательного

типа, которые могут быть дополнительными или нет, а их на чало или первое высказывание всегда кажется подмененным,

исчезающим

как раз там, где появи­

лось. Мифический их аспект наблюдается порой как таковой, а бесконечное умножение вглубь позволяет осмысливать их до бесконечности. Мы уже не зна­ ем

-

и от этого может закружиться голова

-

на ка­

ком краю, на поверхности какого обрыва? Хаос, рас­ селина, хора.

Высказывания -Тимея-, когда они явным образом соприкасаются с мифом, кажутся подчиненными двой­ наму мотиву. В самой своей двойственности он мог

бы конституировать философему мифологемы, по­ добную той, чье сгановление от Платона до Гегеля мы недавно рассмотрели.

1. С одной сгороны, миф скрывает игру. Следова­ тельно, не будем принимать его всерьез. Платон пред­ шествует Арисготелю, он идет навстречу отрицанию серьезного у Аристотеля и точно также использует

оппозицию игра/серьезное (paidinJpoude) во имя серь­ езного в философии.

2. Но с другой сгороны, В плане становления, когда мы не можем претендовать на прочный и устойчивый логос, когда приходится довольсгвоваться правдопо-

166

ЖДеррида

добием, миф становится обязательным, он учреждает единственно возможную строгость.

эти два мотива с необходимостью переплетаются, что придает игре серьезность, а серьезности

-

игру.

Не запрещается и даже несложно порассуждать

(dialogisasthai,

59с) на тему вещей, когда ищут только

правдоподобие. Таким образом, можно довольствовать­

ся формой имаn) правдоподобных мифов

mythOn). в такие моменты

(ton eikoton

отдыха оставляют в стороне

рассуждения о верховных существах и ищут правдо­

подобие в отношении становления. Можно даже без всякого угрызения совести получать от этого удоволь­

ствие

(hedonen), умеренно и разумно радоваться игре (paidian, 59d). -Тимей- множит предложения такого

типа. Мифическое рассуждение играет с правдоподоб­

ным образом, поскольку чувственный мир сам принад­ лежит этому образу. Чувственное становление есть

образ, подобие, а миф

-

изображение этого образа.

Демиург создал космос по образу высшей модели, ко­ торую он созерцал. Соотносящийся с этими образа­

ми, с этими иконными существами логос должен быть им соприроден: не более чем правдоподобен (29b-c-d).

В этой области нам нужно принять -правдоподобный

миф- (ton eikota тython) и не пытаться углубляться даль­ ше

(29d, а также 44d, 48d, 57d, 72d-e). Но если космо-отнологическая энциклопедия -Ти­

мея- представляется в виде «правдоподобноro мифа- или рассказа, упорядоченного в отношении иерархической

оппозиции чувственного и умопостигаемоro, образа Б его становлении и вечной сущности, то как же в него вписать, как в нем разместить рассуждение о хоре? Ко­ нечноже, оноуже гудадавно вписано, но ведь речь идет еще и оместеэаписи, о котором четко сказано, что оно

превосходит или предшествует (впрочем, в порядке а­ логичном и а-хроничном, а также анахроничном) ос-

167

хора

новополагающимоппозициям.мuфaлoгuu кактаковой, оппозициимифическогорассужденияи рассужденияо

мифе. С однойстороны,походяна рассуждениеС1Ю81Ю

во сне и побочное,это рассуждениезаставляетдуматьо некоем мифе о мифе, о пропасги,разверстойв общем мифе. Но с другой стороны, позволяя осмысливатьто, что не принадлежитни к чувственному,ни кумопости­

гаемому бытию, ни к становлениюни к вечному, рас­

суждениеохорене естьболеерассуждениео бытии;оно ни правдивониправдоподобно,а следовательно,кажет­ ся чужеродныммифу, по меньшеймере -

мифологии,

ЮЙфИlIософо-мифологеме,котораяпредписьmаетмиф егофилософскомуязеяоср. Пропасть раскрывается не сразу как только общая тема хоры получает свое имя, в самой середине книги.

Все выглядит 141<, 1Са1С если бы очень здесь для нас важно

-

-

и ЭТО «как если бы­

разлом данной пропасги

заявлял о себе глухо и подпольно, заранее подготавли­ вая и распространяя свои симулякры и бесконечно умножающиеся вглубь образы: серию мифических вымыслов, вложенных одни в другие.

Прежде всего рассмотрим в мизансцене -Тимея-, в самом ее начале, то, что Маркс называл «египетской

моделью-", Некоторые мотивы, которые можно было

бы назвать тиnQJUорф[алог}ичеС1C'lJМи, чтобы прибли­ зиться к загадке хоры забегают вперед на несколько

оборотов, опережая эпизод о ekmageion

-

этой матри­

це, этой материи, всегда готовой к получению отпе­ чатка, а также о самих отпечатке и печати, отпечатан­

ном рельефе (ektиpoma). Первое обстоятельство: писать дляребенка: Речь сгарогоегипетскогожреца, втом виде, в каком онадош­

ла до нас, пройдя серию воображаемых промежуточ­ ныхпередач (мы проанализируем их позже), выдвига­ етна передний план письмо. Он попроступротивопо-

168

ЖДеррида

ставляет письмо мифу. Вы, греки ну,

-

говорит он Соло­

как дети, ведь у вас нет письменной традиции.

СЛучись какой-нибудь катаклизм

-

и вам придется все

придумывать заново. У нас в Египте все записано

(panta gegraттena), начиная с самых древних времен (ek

palaiou)

(23а), и даже ваша, греков, собственная исто­

рия. Вы не знаете откуда происходит ваш теперешний город потому что те, кто выжил после частых катаст­

роф, тоже умирают, неспособные выразиться на пись­ ме (23с). Лишенные письменных документов, вы при­ бегаете в ваших родословных к «детским сказкам» (23Ь). Раз у вас нет письма, вам нужен миф. Этот обмен не лишен некоторых формальных па­ радоксов. Память города в качестве первоначального мифа оказывается передоверенной не только письму,

но письму другого, секретариату другого города. Что­

бы сохраниться, она, таким образом, должна изме­ нumьсядважды. И здесь, конечно, вопрос о спасении, о сохранении памяти (23а) через письмо на стенаххра­ мов. Живая память должна переселиться в графичес­

кие следы другогоместа. которое также другой город и другое политическое пространство. Но техно-графи­ ческое превосходство египтян все же оказывается под­

чиненным, на службе греческого логоса: вы, греки,

«...превосходя

всех людей во всех видах добродетели,

как это и естественно для отпрысков и питомцев бо­ гов. Из великих деяний вашего государства немало та­ ких, которые известны по нашим записям (gegraттena) и служат предметом восхищения»

(24d).

Память наро­

да оказывается подвергнутой досмотру, она позволяет другому народу и даже другой культуре присвоитьсебя: явление хорошо известное в истории культуры как

история колонизации. Но сам факт кажется здесь очень значимым: память оказывается отданной на хранение,

она передоверена хранилищу на побережье некоего

169

хора

народа, который провозгпашает; по крайней мере в дан­ ном случае, свое восхищение, свою зависимость, свою

подчиненность. Египтянин оказывается захваченным

культурой греческогоучителя, которая теперь зависит

от этого

hypomnese, от этой

секретарской культуры, от

этих колоссов: Тота или Гермеса, на выбор. Поскольку эта речь жреца

-

или египетского переводчика

-

про­

износится и интерпретируется здесь по-гречески и для

греков. Сможем ли мы когда-нибудь узнать, кто ведет речь о диалектике хозяина и раба и о двух памятях?

Второе обстоятельство: принять или продол­ жить детство. Итак, Критий пересказывает рассказ Солона, который сам пересказывает рассказ египетс­

кого жреца, раскрывающего функции мифологии, в частности, в памяти афинян. Точнее говоря, Критий повторяет рассказ, сделанный им уже накануне, и в ходе его передает беседу между Солоном и Критием,

своим прадедом". ЭТУ беседу он сам слышал в переска­ зе, поскольку, когда он был ребенком, то слышал огсво­ его прадеда Крития, который сам слышал от Солона,

беседу этого последнего в Египте со старым жрецом, тем самым, который объяснял ему вкратце, почему все греки оказываются во власти устного изложения, уст­

ной традиции, лишающей их письма и тем самым об­ рекающей на постоянное детство. Вот, следовательно, изложение устных изложений, цепь устных традиций, посредсгвом которой те, кто ею скован, объясняют себе

как некто другой, прибывший из страны, имеющей письменность, объясняет им устно, почему они обре­ чены на устность. Сколько же греческихдетей, праде-

. в данном месте текст -Тимея- в воспроизведении Ж. Дер­ риды и текструсского перевода СС Аверинцева расходятся в отношении определения Крития-старшего, Деррида называет

его прадедом Крития-младшего -

arriere-grand-pere, а Аверинцев

говорит о деде, называя прадедом Крития-младшего другого человека - Дропида. - прuм. перев.

170

ж. Деррида

дов,сыновейи внуков,рассуждающихмеждусобой,но благодаряпосредствудругого,одновременночужакаи

сообщника,высшего и низшего, о мифопоэтикеуст­ ного изложения!?Но, повторимся,все это не можетза­

ставитьнас забыть (потому,что записано!),что все это записано в том месте, которое восприемлетвсе, т. е. в

данномслучае -

в «Тимее», и что все в нем обращено к

тому, кто, как мы идо нас, принимает все в этой теории принятия, т. е. к Сократу. Под конец этого рассказа рассказов, после всех этих изложений, вписанных одни в другие до такой степени, что часто задаются вопросом, кто же в самом

деле держит речь, кто берет слово и кто его принима­ ет, молодой Критий рассказывает о том, каким обра­ зом он все это вспоминает. Рассказ о возможности рас­ сказа, речь о происхождении, детстве, памяти и пись­

ме. Какя это делаю чаще всего, я цитирую общеупотре­

бительный перевод (здесь

-

перевод Риво в издатель­

стве BudI), модифицируя его и приводя греческое сло­ во, только если наш контекст того требует: «Как уже заметил Гермократ,я начал в беседе с ними припоминать сугьдела, едва только вчера ушел отсюда,

а потом, оставшись один, восстанавливал в памяти под­

робности всю ночь напролет и вспомнил почти все. Справедливо изречение (т'о ЛzyrоJ.lEVОV), что затвержен­ ное в детстве (т'о 7tart&oV ~aer'l~aTa) куда как хорошо держится в памяти (eaU~O"T'OV -'ЕХЕt ТL ~V'lJ.lE-LOV). Я со­ всем не уверен, что мне удалось бы полностью восста­ новить в памяти то, что я слышал вчера; но вот если из этого рассказа, слышанного мною давным-давно, от

меня хоть что-то ускользнет, мне это покажется стран­

ным (eau~raO"at~'). Ведь в свое время я выслушивал это с истинно мальчишеским удовольствием, а старик так охотно давал разъяснения в ответ на мои всегдашние

расспросы, что рассказ неизгладимо запечатлелся в

моей памяти, словно выжженная огнем по воскукарги-

171

хора

на (тоюте о -'1ОУ 'EYКaU~aTa 'аVЕК1tлruтоu уршр- Т)С;; 'rE~~OV'(l

~t yrEYOVEV)+ (26Ь-с). В подобном пространстве так называемой при­

родной, спонтанной, живой памяти, первоначальный вид мог бы сохраняться лучше. Детство прочнее, чем

переходный возраст, запечатлевалось бы в этот воск. А неопределенность выступала бы как категория сре­ ды, одновременно для пространства и для времени.

Она использовала бы только второстепенные или вторичные отпечатки, средние или опосредствован­

ные. А неизгладимым был бы только первоначальный отпечаток, раз и навсегда врезавшийся в девственный воск

Но, что же представляет собой девственный воск,

всегда девственный, предшествующий какому бы то ни было возможному отпечатку и всегда, в силу своей вне­ временности, более старый, чем все то, что, по-види­ мому, его использует, чтобы приобрести форму в нем, получающем; вместе с тем и по той же самой причине,

он всегда более молод, даже инфантилен, ахроничен и анахроничен, неопределен в такой степени, что не терпит даже имени и формы воска? Огложим этот воп­ рос до того времени, когда нам будет нужно переиме­

новатьхор'у. Однако, нам уже было нужно показать го­

мологичностьэтой схемы самому содержанию расска­ зов. На самом деле, любое повествовательное содержа­

ние: баснословное, вымышленное, легендарное или мифическое,

-

в данный момент это не важно

-

ста­

новится в свою очередь емкостьюдлядругого рассказа.

Всякий рассказ, таким образом, есть вместилище для другого. Существуют только вместилища повествова­

тельных вместилищ. Не будем также забывать и то, что

вместилище, место приема или приюта (hypodokhe) есть наиболее настойчивое (чтобы, по уже очевидным при­ чинам, не сказать -существенное) определение хоры.

172

ж. Деррида

Но если хора

-

это вместилище, если она дает

место всем историям, онтологическим или мифичес­ ким, которые рассказывают по поводу того, что она

получает, и даже того, на что она похожа, и которым

она позволяет занять в себе месго, то сама по себе хора, если можно так выразиться, не становится предметом

никакогорассказа, будь он правдивым или вымышлен­

ным. Секрет без секрета остается навсегда непроницае­ мым в отношении самого себя. Не будучи исгинным логосам, речь о хоре больше не является правдоподоб­ ным мифом, исгорией, которую пересказывают и в ко­ торой другая исгория занимает, в свою очередь, месго.

Вернемся к тому, о чем говорили выше. В том вы­ мысле, который являет собой письменное единсгво

диалога, поименованного -Тимей-, речь прежде всего

идетодиалоге,сocrоявшемся «вчера» (khthes(17а)).ЭТоl' второй вымысел

(F2) содержит вымышленную модель (l7c), которое оказывается

идеального государства

описаннымповесгвовательнымспособом.Структура включенияделает из вымысла,вложенногов тему оп­

ределеннымобразом,предшесгвующийвымысел,ко­ торыйужеесть включающаяформа,сведущаяемкость, можносказать -

вмесгилище. Сократ, который, как мы

уже отмечали, изображает всеобщего адресата, способ­ ного все выслушать и, следовательно, все принять (как

и мы сейчас), помышляет, таким образом, разорвать эту мифо-поэтическую последовательность. Но лишь затем, чтобы построить новую, более красивую: «Тогда послушайте, какое чувство вызывает у меня

наш набросок государственного устройства

(politeia).

Это чувсгво похоже на то, что испытываешь, увидев ка­

ких-нибудь благородных, красивых зверей (zиa

kala),

изображенных на картине (Ьуро graphes), а то и живых, но неподвижных: непременно захочется поглядеть, како­

вы они в движении и как они при борьбе выявляют те

173

хора

силы, о которых позволяет догадываться склад их тел. В точности тоже самое испытываю я относительно изоб­ раженного нами государства: мне было бы приятно по­

слушать описание того, как это государство ведет себя в борьбе с другими государствами, как оно достойным его образом ВС1)'Пает в войну, как в ходе войны его со­

граждане совершают то, что им подобает, сообразно сво­ ему обучению и воспитанию, будь то на поле брани или в переговорах с каждым из других государств» (19Ь-с):

Желание Сократа, того, кто все получает,

-

снова

и снова давать жизнь, видеть как дается жизнь идвиже­

ние

graphe,

видеть ожившими животных или, иначе

ГОВОрЯ, живописное изображение, описание или омер­ твевшее запечатление чего-то живого. Давать жизнь;

но ЭТО к тому же война. А следовательно, смерть. ЭТо желание еще и политическое. Как оживить это изобра­ жение политического? Как привести вдвижение, т. е. в

ход омертвевшее изображение

politeia? -

Показывая

государство в отношении с другими государствами.

Можно, таким образом, описать с помощью слова.дис­ курсивной живописи движение выхода государства из

себя. Благодаря следующему графическому вымыслу,

МЫ выйдем из первого graphe. Этот последний был бо­ лее омертвевшим, менее ЖИВЫМ, чем последующий в той мере, в какой он описывает государство само по

себе, изнутри него самого, в мире со своим собствен­ ным внутренним содержимым, в своем домашнем хо­

зяйстве. Возможность ВОЙНЫ заставляет выйти графи­

ческое изображение-описание идеального государ­ ства, но не сразу в живую и ДВИЖУЩУЮСЯ реальность, а

сначала в улучшенное изображение, ожившую картин­ ку ЭТОЙ живой и движущейся реальности, показывая в

полной мере его внутреннее функционирование пе­ ред лицом испытаний

-

войны. Во всех смыслах это­

го слова, это решающее представление государства 10.

Ж.Деррида

174

В Тот момент,когдаСократпроситвыйти наконец из этой графической галлюцинации,чтобы увидеть

картинусамихпредметовв движении,он изображает, не заявляяоб этом, поэтов и софистов:они по опреде­ лению не способнывыйти из симулякраили мимети­ ческой галлюцинации,чтобы описать политическую

действительность.Парадоксально,но именно в той мере, в какой они постояннонаходятсявовне, без соб­ ственного места и без определенногоместожитель­

ства, эти члены тiтetikon ethnos, представители

sophiston

или

poietikon genos остаются

genos ton

немощными, не­

способными говорить о политической действитель­ ности как действительности, измеряющейся изнару­ жи, точнее, при испытании войной.

Точнотакже Сократ, назначивший себе положение на стороне этого этноса или геноса, признается, что он также не в состоянии самостоятельно,

из самого

себя, выйти за границы своих мифо-миметико-графи­ ческих грез, чтобы дать жизнь и движение государству:

«...Мне ясно, что сам я не справлюсь с задачей про­ честь подобающее похвальное слово мужам и государ­ ству [в войне, в переговорах, в жизни, в движении.

-

Ж. Д]. и в моей неспособности нет ничего странного: мне кажется, что этого не могут и поэты, будь то древ­ ние или новейшие-

(19d).

Дополнительная ирония здесь в том, что Сократ не довольствуется помещением себя на время среди

людей из зоографического симулякра, но добавляет, что он не испытывает презрения к их геносу или этно­

су. Это приводит К игре между текстом и темой, между

тем, кто себя изображает и тем, кто о себе заявляет,

-

как

между последовательными вложениями -вместилищ­

для тем и тезисов, невидимой структурой без начала. В этом театре иронии, где сцены последовательно вкладываются в серию -вместилищ- без конца и без

175

хора

дна, как вычленить один тезис или одну тему, которую

можно было бы спокойно приписать -философии­ Платона- или даже этой философии (ш

philosophie)

как собственно ппатоновой?ЭТо значило бы игнори­ ровать или насильственнымобразом отрицатьструк­ турутекстуальнойсцены, верить,что все топологичес­ кие вопросы, включая топологиюмест риторики, в це­

лом уже решены и считать, что мы уже поняли, что

означает получать, а другими словами -

понимать. А

это немного рановато. Как всегда.

IV Должны ли мы отныне запретить себе говорить о философии ПЛатона, о платоновой онтологии и даже

о платонизме? Ни в коей мере и уж, конечно же, не бу­ дет никакой принципиальной 'ошибкой делать это,

только с неизбежной абстракцией. ПЛатонизм мог бы означать при этих условиях тезис или тему, которую

получают искусственно, незнанием и абстракцией, кусками текста, вырванными из письменной фанта­ зии «Платона». Такая абстракция, единожды реинвес­ тированная и развернутая, простирается над всеми складками текста, его уловками, сверхдетерминация­

ми, оговорками, которые она будет скрывать и утаи­ вать. Можно называть это платонизмом или филосо­

фией ПЛатона, что не будет произволом и беззакони­ ем, поскольку мы при этом ссьmаемся на определен­

ную силутетической абстракции, уже использующей­ ся в неоднородном тексте ПЛатона. Она работает и представляется как раз под именем философии. И если

называть ее так, как она зовется, это не произвол и без­ законие, потому что ее своевольное насилие, ее абст­ ракция состоит в установлении закона (до определен­

ной точки и в течении определенного времени), в по-

176

ЖДеррида

давлении, согласно способу, который собственно и есть философия,других мотивовмышления,тоже ис­ пользующихсяв тексте, например,тех, что нас инте­

ресуютздесь более всего, и исходящихиз другойситу­ ации, -

для краткости скажем, из другой историчес­

кой ситуации, хотя история зависит в своем понятии

от этого философского наследия. -Платонизм-, следо­ вательно, определенно является одним из результатов

текста, подписанного Платоном, результатом, господ­

ствующим в течение долгого времени и в силу необ­ ходимых причин, но этот результат оказывается все­

гда обернутым против текста. Такой насильственный возврат должен быть под­ вергнут анализу. Не то, чтобы мы располагали в дан­ ный момент наибольшей проницательностью или

новыми средствами. !lрежде этой технологии и этой методологии новая ситуация, новый опыт, другое от­ ношение должны стать возможными. Оставим эти три

слова (ситуация, опыт, отношение) без дополнения,

чтобы не определять их слишком скоро и чтобы сооб­ щить о новых вопросах через такое прочтение хоры.

Например, сказать: ситуация или топология бытия, опыт бытия или отношение к бытию, значило бы на­ верное слишком быстро обосноваться в пространстве, открытом для вопроса о смысле бытия в его хайдегте­ ровском варианте. Но в отношении хайдеггеровской интерпретации хоры, наши вопросы должны бытьтак­

же обращены к некоторым решениям Хайдеггера и к их горизонту, к тому, что формирует горизонт вопроса

о смысле бытия и его эпохах. Насильственный возврат, о котором МЫ только что говорили, всегда небескорыстен и занимателен. Есте­

ственным образом он оказывается в ходу в этом един­ стве без границ, который мы здесь называем текстом. Выстраиваясь и приобретая свою господствующую

177

хора

формув определенныймоментвремени(здесь -

nла­

тоновский тезис, философия или онтология), текст нейтрализуется, притупляется, саморазрушается или раств( .ряется: неравномерно, частично, временно.

Сдерживаемые таким образом силы продолжают под­ держивать некоторый беспорядок, потенциальную несвязность и разнородность в организации тезисов.

Они привносят туда помехи, подпольный характер,

чревовещание и, главное, общий тон отрицания, ко­ торый можно научиться замечать, если тренировать ухо и глаз. «ПЛатонизм» не только пример такого дви­ жения, первого «во» всей истории философии. Он его приводит в действие, он возвышается над всей этой историей. Но -всё- этой истории конфликтно и раз­

нородно, оно допускает только относительно стаби­ лизируемую гегемонию. Оно, следовательно, никогда

не суммируется в общий итог. Философия, как тако­ вая, в ее качестве эффекта гегемонии, могла бы стать отныне и навсегда «платонической». Отсюда необхо­ димость продолжения попыток осмысления того, что

имеет место у Платона.думать с ПЛатоном о том, что у него показывается, что скрывается, чтобы выигратьили проиграть.

Вернемся к -Тимею-. Стой точки, где мы находим­ ел, как можно узнать npиcymcmвиe рассказа. Кто там nриcymсmвуem? Кто там держит речь? Кому она адре­ сована? Сократу. Мы уже подчеркивали этусвоеобраз­ ную асимметрию; но это, по определению, остается все

еще слишком неопределенным. До такой степени три инстанции текстуального вымысла включены одна в

другую, одна, как содержание, информированное во

, вместилище другого: Fl- сам -Тимей-, целостность уже трудновычленяемая,F2 - беседа накануне (<'Госу­ дарство», этот спор уже известен), F3 - его настоящий пересказ, описание идеальной politeia.

178

ж. Деррида

Но это только начало

(l7a -

19Ь). Видя мертвую

картину, Сократ просит перейти кжизни, движению и

действительности, чтобы поговорить, наконец, о фи­

лософии и политике, той, чьи

mimetikon ethnos, poietikon

genоsи гбп sophiston genos являются, немного как и Сократ, неспособными. Он адресуется к своим собеседникам как к другому геносу и это обращение

(apostrophe) зас­

тавляет их говорить, признавая тем самым необходи­ мые право и компетентность. Самоустраняясь и пере­

давая слово, Сократ как бы индуцирует и программи­ рует речь тех, кто обращается к нему, тех, кому он на­ значил, в свою очередь, стать слушателем или воспри­

емником. Кто же отныне будет говоритьих устами? Они, адресующие речь Сократу? Или Сократ, их адресат? Гё­ носзхх, кто по природе и по воспитанию равно причас­

тен двум сословиям -

философскому и политическо­

му ('lЩ-lO. 'Щ-l<рО'tlЕрФV q>luaEt коп 'tPOq>-'ll f.lE'tlEXOV (20а)), выглядит как лишенный права свободного выбора сло­ ва со стороны того, кто исключает себя из их геноса и

делает вид, что принадлежит геносу подражателей Молодой Критий, таким образом, соглашается пе­ ресказать рассказ

(F4), уже сделанный им в пути, в со­

ответствии со старыми устными традициями (ekpalaias

akoes (20d)). По ходу этого рассказа, который накануне воспроизводилуже эту плохо определяемуютрадицию,

молодой Критий передаетдругой рассказ (F5), в кото­ ром старый Критий, его прадед передавал ему беседу, состоявшуюся между ним и Солоном, беседу, в ходе ко­

торой этот последний излагал (F6) в свою очередь бе­ седу, которую он имел с египетским жрецом, и в ходе

которой этот последний излагает

(F7) в свою очередь

происхождение Афин на основе египетских письменных источников.

Однако, именно в этом последнем рассказе (пер­ вом в серии повествовательных событий, последнем

,

179 ._--------------------------

хора

из переданныхв ЭТОМ изложении изложений) вновь появляетсяссылка на египетскиезаписи.В ходе ЭТОГО первого-последнегорассказа,самого мифическогопо

форме, речь идет о том, чтобы напомнитьгрекам, ос­ тавшимся детьми, каковым было детство Афин. Но Афины изображаютгород, который несмотря на то, что не смог достойно пользоватьсяписьмом, все же служил модельюдля египетскогогорода, из которого

родомжрец, а следовательно,-

исключительным об­

разцом для места, из которого, в конечном итоге, он

начинает свой рассказ. ЭТо место, которое, видимо, вдохновило или породило рассказ, имеет модельюдру­

гое место

-

Афины. Именно Афины и его народ оказы­

ваются получателями или восприемниками рассказа, являясь, по словам самого жреца, испускателями, произ­

водителями или вдохновителями, информаторами. В вымысле

Fl,

имеющем письменнуюформу (не

будем в дальнейшемоб этом забывать),раскрывается таким образомтеорияили процессписьма, отсылаю­

щего он сам

письменно

-

к источнику более старому, чем

(F7).

В центре, между F3 и

F4, некоторого рода перелом,

видимая катастрофа; и видимость, ТО что принимает­ ся за переход к действительности, словом, выход из симулякра. На самом деле, все остается по-прежнему

замкнугым в пространстве зоографического вымысла. Можно оценить ироническое простодушие, которое

потребовалось Сократу, чтобы поздравить себя с пере­ ходом к серьезным предметам, с преодолением застыв­

шей живописи, с тем, что можно, наконец, приступить

к действительным событиям. Он в самом деле горячо

одобряет Крития, когда тот берется рассказать то, что рассказывал ему дед о том, что ему рассказал Солон на предмет того, что ему пересказал египетский жрец:

«...Нашим городом В древности были свершены вели-

ЖДеррида

180

кие и достойныеудивлениядела...» (20е); одно из этих деяний -превышающее величием все остальные»

(рапзбп

de Ьen megiston),

а потому -

скажем мы, повто­

ряядоводы святого Ансельма, если только это не дово­

ды Гонилона,

-

это событие должно быть реальным, а

иначе оно не могло бы быть самым великим. Вот это хорошо сказано, отвечает воодушевленный Сократ, еи

legeis. Спросим

сразу же, какое это деяние, это реальное

(ergon) дело, которое не было приведено только как вы­ мысел, фантазия, сказание, что-то, о чем достаточно

просто поговорить (ои legomenon), но какдеяние действи­ тельно (оntOs) совершенное вдревнocrи этим городом И о котором Солон слышал именно в таком смысле.

Нам нужно, следовательно, теперь говорить о дея­

нии

(ergon),

по-настоящему, действительно

(ontos)

со­

вершеннqм. Что же происходит? для начала заметим, что главное исходит из уст Солона, цитируемого дву­ мя поколениями Критиев.

Но кто такой Солон? Егостараются представить как

гениального поэта. Если бы политические заботы ос­ тавляли ему свободное время, которое он мог бы по­ святить развитию своего таланта, то тогда ни Гесиод,

ни Гомер не могли бы превэойти его славой

(21c-d).

После того, что Сократ сказал о поэтах, после «реалис­ тического» поворота, который он якобы совершил, этот излишек иронии еще больше нарушает устойчивость тезисов и тем. Он подчеркиваетдинамическое напря­

жение между тетическим эффектом и текстуальным вымыслом, между «философией» или «политикой», связаннойс ней здесь -

содержание отождествляемых

и передаваемых смыслов как тождественность зна­

ния,

-

и с другой стороны текстуальное отклонение,

принимающееформу мифа, или во всяком случае «ска­

зания» (legomenon), происхождение которого всегда ка­ жется неопределенным, отдаленным, отданным под

181

хора

непрестанно откладываемую ответственность, и не

имеющего точного и определенного предмета. От из­ ложения к изложению автор все время отдаляется.

Мифическое сказание теперь похоже на речь, не име­

ющую законного отца. Сирота или незаКОННОРОЖден­

ный, ондистанцируется, таким образом, от философ­ ского логоса, который ре»,

-

-

как об этом сказано в -Фед­

должен иметь отца, несущего ответственность,

отвечающего за него и от него. Действие такой семей­ ной схемы, исходя из которой можно определить мес­ то речи, мы обнаружим во время определения места

если мы еще можем так сказать

-

-

любого расположе­

ния, например, хоры. С одной стороны, эта последняя могла бы стать -восприемницей и как бы кормилицей

всякого РОЖдения» (лгоотк; E-'tVat yt::VIЕ(ffiФС; 'unооох'Тlу 'сеот-Тly о -'юv "tt81ТlVllV (49а)). Кормилица,она освобож­

даеттакимобразомот этого (етиm quid, логика которо­ го задана всем тем, что ему атрибутируется. С другой стороны, чуть дальше, нам предлагается другое подхо­

дящее -сравнение-: -Воспринимающес начало можно

уподобить матери, образец -отцу, а промежугочную природу

-

ребенку'>

(50d).

И все же, если придержи­

ваться этой другой фигуры, несмотря на то, что место хоры более со стороны матери, чем кормилицы, она

не образует пару с отцом, иначе говоря, с образцовой моделью. Являя собой третий род (48е), она не при­ надлежит оппозиционной паре, например, такой, ка­ куюумопостигаемый образец образует с чувственным становлением и которая больше похожа на пару отец/

сын. «Мать- была бы в стороне. А поскольку это только фигура, схема, а следовательно одно из тех определе­

ний, которое получает хора, то эта последняя является

матерью не больше, чем кормилицей и не больше, чем женщиной. Этот

triniton genos не

является геносом, и

прежде всего потому, что ЭТО единственный индивид.

ж. Деррида

182

Она не принадлежит «расе женщин»

(genos gynaikon J ').

Хора обозначаетособоеместо,промeжyroк(espaceтent), сохраняющийасимметричноеотношениесо всем, что

«в ней», сбоку или сверх нее, что выглядит образую­ щим пару с ней. В паре с тем, что вне пары, эта стран­ ная мать,дающаяместо, но не порождающая,не может

более рассматриватьсякак начало. Она ускользаетот

любой антропотеологическойсхемы,любойистории,

любого откровения,любой истины. Пред-начальная, до и вне всякого рождения,она не имеетдаже чувства прошлого, прошлого настоящего. «До» не означает

никакогопредшествияво времени.Отношениенеза­

ВИСИМОСТИ,не-отношениебольшепохожена отноше­ ние интервалаили промежутка,на взглядтого, что там

получаетприют,чтобы быть там принятым. И все же, размышлениео хоре, ведомоепобочным

и не имеющимзаконногоотца (logissiтotini nothO (5 2Ь» умозаключением, оказывается кладущим начало с по­

мощью нового возврата к началу: новой надбавки вана­

литической регрессии. Таким образом, весь -Тимей» сопровождают возвраты вспять. Собственное его вре­ мя оказывается сочлененным с движениями, возвра­

щающими к тому, что было выше, а также к вещам уже

ранее рассматривавшимся. Так: «Таким-то образом ... была вначале построена эта Вселенная; и, если мы намерены представить ее рожде­

ние так, как оно совершалосъ на деле

('I'OVtroC;), нам сле­

дует привнести также и вид беспорядочной причины

(1<а\ т'о T-ТJC; 1tл.аvroIlI'еvТJС; е-'t8щ а'ttI'ЩС;) вместе со спо­ собом действия, который по природе этой причине принадлежит. Поэтому мы должны вернугься вспять (1tГал.t У) и, приняв в свой черед для тех же самых вещей другое, подходящее им начало (лроотпкоооа« 'етгерау 'apxгТJy), еще раз, от начала, вести о них речь, как мы

это уже делали раньше

'ap1
(v-uv

о'гоко mр\ toI'utrov

'ап' 'apX-IlС;)>> (48а-Ь).

1tI'a"'tv

183

хора

Не будем начинатьсначала.Не будем сызновавоз­ вращаться,как мы это толькочто показали,кпервона­

чалам и к первоэлементамвсех вещей (stoikhea tou pantos).Нужно идти дальше, рассмотреть снова все, что мы могли расценить как начало, вернугъся по ту сто­

рону элементарных первоначал, т. е. к оппозиции об­ разца и его копии. А когда, для осуществления этого

мы сообщаем, что будем прибегатьтолько кправдопо­ добным угверждениям (t'чv тту или еще т'о

E'tKfOtrov лfОУrov оruvщ.tt v ttrJV E'tKfotrov orOYllct, 48d-e), то это для того,

чтобы предложить «вычленить еще одно» первоначало: «Начало же наших новых речей о Вселенной под­

вергнется на сей раз более полному, чем прежде, разли­

чению, ибо тогда мы обособлялидва вида (бгоо e"t<>ТJ), а теперь придется выделить еще и третий (трптом 'rал.ло

уrЕVЩ 'ТJIГ t v ОТJл.rotrЕОV)> (48е).

Вернемся к наиболее ранним вещам, что можно перевести следующим образом: вернемся по эту сто­ ронууверенного философского рассуждения, который использует основные оппозиции и сочетается с нача­

лом как с нормальной nарой. Мы должны вернуться к пред-началу, которое лишает нас этой уверенности и,

тем самым, требует нечистого, угрожаемого, побочно­

го, гибридного философского рассуждения. эти чер­ ты не отрицательные. Они не дискредитируют рассуж­

дение, просто оно ниже философии. Ибо оно, конеч­ но, не истинно, а только правдоподобно, хотя от этого

и не становится менее необходимым в разговоре о необходимости. Необыкновеннаятрудность всего это­ го текста на самом деле связана с различением таких

двух модалъностей, как истинное и необходимое. Сме­ лостьзаключается здесь в том, чтобы преодолеть нача­

ло или рождение и идти к необходимости, которая не является ни порождающей, ни рожденной, но вына­ шивает философию, «предшествует» (до текущего вре-

Ж.Деррида

184

мениилидо вечногодоисторического времени)и «при­

нимает-результат,а в нашем случае -

образ противо­

положностей (умопостигаемый и чувственный), т. е. философию. Эта необходимость (прозвище ей хора) кажется столь девственной, что она даже не имеет об­ лика девственницы.

Речь о хоре, таким образом, играет для философии роль сходную с той, что «сама- хора играет в отноше­

нии того, о чем говорит философия, а именно, с-фор­ мированного и ин-формированного в соответствии с

образцом космоса. И вот в этом космосе допускаются собственные

-

неизбежно неадекватные

-

формы

описания хоры: восприемница, матрица, мать или кор­

милица. Эти формы даже не настоящие. Философия

не может сказать прямо о том, чему они ближе в образе неусыпной бдительности или правдивости (истин­ ный или правдоподобный). Грезы находятся между ними двумя, ни одно ни другое. Философия не может говорить философски о том, что всего лишь похоже на ее -мать-, «кормилицу'>, «восприемницу'> или «мат­

рицр. В таком своем качестве, она говорит только об отце или о сыне, как если бы отец породил ее совер­ шенноодин.

И еще раз гомология или аналогия, пусть даже

формальная: чтобы осмыслить хору, нужно вернуться к началу более старому, чем начало, а именно

-

крож­

дению космоса, также как о происхождении афинян

им нужно было напомнить с другой стороны их соб­ ственной памяти. Именно в том, что в ней есть фор­ мального, аналогия заявлена: забота о композиции ар­ хитекгурной, текстовой (исторической) илидажеорга­

нической представляется как таковая чуть дальше. Она' напоминает органицистский мотив -Федра-: хорошо

• забота. - прuм. перев.

185

хора

сформированный логос должен походить на живое

тело. Тимей: -Теперь заготовленные причины [причины необходи­ мые, причины божественные.

-

Ж Д.] разложены у нас по

родам, как строительные материалы рево, сырье

-

[hyle -

материалы, де­

слово, которым ПЛатон никогда не пользо­

вался при характеристике хоры, сказано, вероятно, на ходу

и призвано обозначить проблему, поставленную аристоте­ левской трактовкой хоры как материи.

(teldttosin

-

Ж Д,] У плотников

), и нам остается только выложить из них дальней­

шую часть нашего рассуждения

(Iogos );

вернемся, однако, к

исходной точке и повторим вкратце весь наш пугь вплоть до того места, которого мы только что достигли, а уже по­

том попытаемся дать нашему сказанию подобающее эак­

лючение- (69а).

Постараемсядать как конец нашей истории голо­

ву, которая согласуется с началом, чтобы венчать ею то, что предшествовало.

перевод с французскогоНА Шматка

примечания

1 К этому одному из самых чувствительных для нашей

проблематики моменту мы надеемся возвращаться часто и подолгу, описывая историю и типологию толкований хоры или, точнее, когда мы будем пытаться описать закономер­ ность их парадоксов или апорий. Отметим теперь только, что в двух работах, которые на французском языке и с раз­ рывом в семьдесят лет предлагают целостную картину и

заканчивают итоговой [общей] интерпретацией всех про­ шлыхтолкованийхоры, средства мета-лингвистики или мета­

интерпретации для анализа ценностей метафоры, сравне­

ния или образа никогда не применялись для самоанализа. Не было задано ни одного вопроса об интерпретативной риторике, в особенности относительно неизбежного влия­ ния определенной платоновской традиции (метафора есть

чувствительный обход на пути к умопостигаемому смыс­ лу), что сделало ее мало способной к выработке метаязыка для толкования ПЛатона и, в частности, столь необычного текста, каким является описание хоры в "Тимее". Так, Риво

говорит о "массе сравнений и метафор, чье разнообразие

впечатляет" (р.

296),

о "метафорах" и "образах" подводя­

щих к "идее", а именно, идее "в чем" (р.

298),

даже если, в

отличие от Целлера, он отказывается "видеть в формули­

ровках ПЛатона одни только метафоры ..." (р.

308). ("и theorie tk Ia хшrю. etcosmogonie du "Птёе'"//Prob!bne dudevenir et Ia поиоп ае тапёп; chap. V,1905.) Люк Бриссон говорит В свою очередь о "метафоре грёз, которой пользуется ПЛатон для иллюстрации своего опи­

сания" (см.: "Ее тете et l'autre dдns Ia strш:ture ontologique du "Тimee' tk Platon", 1974, р. 197, а также р. 206, 207). Он систематизи­ рует даже операциональное обращение к концепту мета­ форы и предлагает классифицировать указанные метафо­ ры во время определения того, что он сам называет "онто­ логической природой пространствеиной среды" (мы вер­

немся к этому названию и к описанному проекту).

"... Это

187

хора

[определить "онтологическую природу" "пространственной среды"] составляет значительную проблему, поскольку ПЛа­

тон говорит о "пространственной среде" только используя полностью метафорический язык, который трудно специ­ фицировать. Вот почему мы анализируем в первую очередь

две сюжетно-образных линии: одна направлена на сексу­

- на созидательную 211 - 214, 217, 222).

альные отношения, а другая

ность ..." (р.

208, ср.

с р.

деятель­

Конечно, мы не собираемся здесь критиковать исполь­ зование слов, относящихся к метафоре, сравнению или об­ разу. Часто они бывают необходимы по причинам, кото­ рые мы попытаемся здесь объяснить. Нам может выпасть случай прибегнуть к ним. Но есть такая точка, как нам ка­ жется, где уместность такого риторического кода наталки­

вается на предел и должна быть проанализирована как та­ ковая, стать темой и прекратить быть только олерациональ­ ной. Речь идет о такой точке, где концепты этой риторики

кажутся построенными на "платоновских" оппозициях (умопостигаемый/чувственный, бытие как эйдос/образ и т. п.), именно от которых уклоняется хора. Внешнее много­

образие метафор (или же мифологем вообще) означает в

этих местах не то, что собственный смысл может стать умопостигаемым, только используя обходные пути, но что оппозиция дословного иносказательному, ни в коей мере не

теряя своей ценности, находит здесь предел. 2

Он это делает, в частности, в "Основных понятиях ме­

тафизики" в коротком отрывке, а точнее, замечании между

скобками: "(Ссылка на этот отрывок по "Тимею"

[50d-e]

призвана не столько прояснитъ сочленимость 1tарЕlЩ>а-1 УОУ и

'хое, со-явления (des Miterscheinens) и бытия как устойчивости, сколько должна в то же время указать, что, начиная с плато­

новой философии, т. е. в трактовке бытия как бхво, готовит­

ся

(vorbereitet) трансформация,

посредством которой, с тру­

дом представимые сущности места

(Ortes)

(тхопос) И хоры

(ххroра), замещаются на "пространство" (Яdum), определяе­

мое протяженностью

(Ausdehnung). Хшрп

могла бы означать

то, что разделяет, что отходит в сторону от всякой единич­

ной вещи, то, что ускользает, но также то, что как раз прини­

мает другую вещь и размещает ее (Platz mасЬе)?)".

51)

(S. 50 -

Среди всех вопросов, которые должен ставить перед

ж. Деррида

188

нами этот текст и его контекст, наиболее сложный, конеч­ но же,

-

о всех тех решениях, которые допускаются этим

"готовится"

(vorbereitet). Gegel G.EW.Vorlesungen iiberфе Geschichte der Philosophie, Einleitung, В, 2Ь, Verhaltnis der Philosophiezur Religion, Werke 18. Suhrkamp, S. 103. 4 Ор. сп., S. 108. 5 Ibid. 6 Detienne М, Vernant]-Р. Les Ruses de l'intelligence, la гпёпв des Grecs. (р. 66). в "Тимее" о Гее упоминает египетский жрец 3

в том месте, к которому мы еще вернемся. это там, где он признает самым древним афинское поселение, о котором, однако, кроме мифов, не сохранилось никаких иных свиде­

тельств, а письменный архив находится якобы в Египте

е). См. также HeideggerM.

(2 3d-

Nietzsche. Вd. 1. S. 350. "Хаос, (ХХш.х;,

ха\уro) означает промежуток (расхождение между краями]

(das СаЬnеn), расселину, то, что раскалывается надвое (Auseinanderkla./fende). Мы рассматриваем хаос в тесной свя­ зи с исходной интерпретацией сущности алетейи, понима­

емой как разверстая пропасть (см. "Теогонию" Гесиода). Функция представления о Хаосе у Ницше (пред)упреждать

"гуманизацию"

(Vermenschung) сущего

в его целостности. ''Гу­

манизация" несет в равной мере как моральное объяснение

мира, исходя из решения Творца, так и техническое, исходя

из деятельности Великого мастера, Демиурга 7

(Handwerker)".

"Платон дает определяющую трактовку (тassegebende

Deutung) для западной мысли. Он говорит, что между сущим (bestehe) xroP\O"IlXoc;; '1] ххroра обозначает ме­ сто (Ort). ПЛатон хочет сказать, что сущее и бытие находят­ и бьсгием имеется

ся в разных местах. Сущее и бытие по-разному размещены

(singverschieden geortet). Следовательно, XroP\O"llxoc;

если Платон считает

различением места между бытием и сущим, то он

ставит вопрос о совсем другом месте (naсЬ deт

ganz anderen Ort) Бьсгия по сравнению с сущим" (Qu'appelle-t-onpenser?/Trad. &ащаise А Becker, G. Granel. - Р. 261). Позже мы более деталь­ но вернемся к этому отрывку в тексте и к его контексту

8

Это один из мотивов, связывающих данное эссе с тем,

которое мы посвятили понятию

Geschlecht у Хайдеггера. См., Geschlecht, difference sexuelle, diffirence Inventionde l' ашге. - Paris: Galilee, 1987.

например, введение к

ontolпgiquellPsyche.

189

хора

9 См. Маркс К капитал. Т.

1. Orдел

пятый, Гл. XIY, сноска

В другом контексте, например, в курсе семинаров

5. 1970 года

в Высшей Нормальной школе "Теория философскогодис­ курса: условия отнесениятекста к политическойфилософии.

Пример материализма",эти размышлениянад ''Тимеем'' пе­ ресекалисьс другими вопросами, которые у нас остаются на

втором плане и к которым я еще вернусь. Изучалисьи другие

тексты, особенно, тексты Маркса и Гегеля, в которых рас­

сматривалисьотношение к полигике у ПЛатона вообще, а также разделениетруда, миф, риторика, материя и т. п. 10

Возможность войны взламывает идеальность в иде­

альном описании идеального государства, в самом про­

странстве этого вымысла или этого предсгавления. Жила этой проблематики, следовать которой мы теперь не мо­

жем, по-видимому одна из самых богатых. Она могла бы привести нас, в частности, к первоначальной форме вы­

мысла, который мы находим в "Об общественном догово­ ре". По Руссо состояние войны между государствами не может дать место какому-либо собственному праву, чисто гражданскому, такому, какое должно царить внутри госу­

дарства. Даже если война имеет свое особенное право, пра­ во людей

(genos,

люди, народ, этнос), она заставляет нас

вернуться к состоянию некоторого рода специфической

дикости. Война выводит общественный договор за его соб­ ственные границы. При помощи такого временного отстра­ нения она показывает его ограничения, в один прекрасный

день она проливает свет на границы как самого обществен­ ного договора, так и теоретических или фантастических рассуждений, описывающих его. А в конце книги и этого идеального вымысла Руссо в нескольких строчках затраги­

вает проблему, которую он так и не раскроет. Следовало бы очень внимательно проанализировать это заключение и эти

соображения о войне, то особенное отношение, в котором

они состоят с "внутренним" общественного договора в тот момент, когда они открываются "вовне". Отношение тема­ тическое, но к тому же и формальное, проблема компози­

ции: Руссо как бы протирает себе глаза, чтобы рассмотреть то, что находится вне вымысла или идеального развития.

Он открывает глаза, но закрывает книгу: "После того, как я установил истинные принципы политического права и по-

Ж.Деррида

190

пытался заложить основания Государства, мне следовало

бы укрепить оное посредством его внешних отношений: это включало бы международное право, торговлю, право войны и завоеваний; публичное право, союзы, переговоры,

договорыи так далее. Но все это составляетуже новый пред­ мет, чересчур обширный, чтобы мой взгляд мог его охва­ тить. Мне следует рассматриватьто, что более близко ко

мне." (Гл.

IX, Заключение. -

Цит. по: Руссож-ж Об обще­

ственном договоре, или Принципы политического права/Пер. с фр. АД. Хаютина и В.С Алексеева- Поповау/Руссо ж-ж. Трак­

таты. 11

Р.,

-

М.: Наука,

См.Lorаux N

1981. -

Р.

1969. -

С

256).

Surla гасе desfenunesllLes ЕпБmts d'Amena.-

75 sq.).

в рассматриваемом нами здесь контек­

сте и в предшествующей главе, названной "I..:autochtonie: unе

tiopique ашёшеппе", можно прочигать, в частности, что Афи­ ны это "одновременно кормилица (trophos), родина и мать"

(Panegyrique d'Isocrate),

а также "соперничающие и взаимодо­

полняюшие полюса, Iog0SИ

mythof',которые "в конфронтации,

но и в содействии делят между собой театральную сцену'

(р.67 -72). Что же до расы мужчин (genos аnthrорбn), то еги­ петский жрец в "Тимее" указывает для них "места": это места благоприятные для памяти, для хранения архивов, для пись­ ма и традиции, это "зоны" умеренности, которые предохра­ няют от разрушения жарой или холодом (22е-23а).

Директор издательства: Абышко О. Л.

Главный редактор: Савкин И. А.

Художественный редактор и макет обложки:

Бондаренко А.

Деррида

Ж.

Н.А. Шматко

-

Эссе

об

имени

/

Пер.

с

фр.

М.: Институт экспериментальной

социологии; Спб.: Алетейя,

1998. -

192

с. (серия

.Gallicinium)

ил N!! 064з66 от

26. 12. 1995 г.

Издательство -Алетейя-: Санкт-Петербург, ул. 2-ая Советская, д.

Телефон:

Факе: Сдано в набор

27

(812) 277-2119 (812) 277-5319

05.08.1997. Подписано в печать 15.05.1998. Формат 6 П.Л. Тираж 2000 эка. Заказ М 3259

84х108 1/32' Объем

Отпечатано с ГСУ1'ОВЬ1Х диапозитивов в Санкт-Петербургской типографии еНаукае РАН:

199034,

Санкт-Петербург, 9 линия, Д.

Printed in Russia

12