Индоевропейские акцентно-аблаутные парадигмы и их отражение в древнегреческом языке (автореферат)

На правах рукописи

Николаев Александр Сергеевич ИНДОЕВРОПЕЙСКИЕ АКЦЕНТНО-АБЛАУТНЫЕ ПАРАДИГМЫ И ИХ ОТРАЖЕНИЕ В ДРЕВНЕГРЕЧЕСКОМ ЯЗЫКЕ

Специальность 10.02.20 – сравнительно-историческое, типологическое и сопоставительное языкознание

Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

Санкт-Петербург 2006

Работа выполнена в Отделе сравнительно-исторического изучения индоевропейских языков и ареальных исследований Института лингвистических исследований Российской академии наук.

Научный руководитель: доктор филологических наук, профессор Леонард Георгиевич Герценберг Официальные оппоненты: доктор филологических наук, профессор Беатриса Борисовна Ходорковская кандидат филологических наук, доцент Алексей Иванович Солопов Ведущая организация: Санкт-Петербургский государственный университет

Защита состоится 29 декабря 2006 года в 15 часов на заседании диссертационного совета Д 002.055.01 по защите диссертаций на соискание ученой степени доктора филологических наук при Институте лингвистических исследований РАН (199053, Санкт-Петербург, Тучков пер., 9).

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Института лингвистических исследований РАН (Санкт-Петербург, Тучков пер., 9).

Автореферат разослан ______

2006 г.

Ученый секретарь диссертационного совета Д 002.055.01 кандидат филологических наук, доцент В. В. Казаковская

Морфологическая реконструкция является наиболее инновационным разделом индоевропейской реконструкции; техника реконструкции, имеющаяся в распоряжении компаративистов, во многом кардинальным образом меняет представления об индоевропейском языке. В первую очередь это утверждение справедливо для реконструкции словоизменения: на современном этапе индоевропеисты реконструируют не просто набор корневых и аффиксальных морфем, а парадигму в совокупности составляющих ее словоформ, что становится возможным благодаря теории акцентно-аблаутных парадигм.1 В разработке этой теории не последнюю роль сыграл материал индоевропейских языков, открытых и дешифрованных в XX веке, анатолийских и тохарских, материал которых активно привлекается и в настоящем исследовании.2 Принципиально важно, что теория акцентно-аблаутных парадигм дает в руки исследователя мощный инструментарий, позволяющий с недостижимой ранее точностью анализировать морфологию индоевропейских языков и четко соотносить морфологические механизмы с семантическими изменениями, а также проводить разграничение между деривационной (грамматической) и лексической семантикой. Иными словами, теория акцентно-аблаутных парадигм обладает предсказательной силой, давая исследователю возможность увидеть словоизменительную парадигму во всей ее совокупности и связать воедино факты, ранее казавшиеся разрозненными. Очевидно, что успехи, достигнутые в реконструкции деклинационных типов, должны иметь первостепенное значение для индоевропейского словообразования, под которым в данной работе понимается не столько реконструкция ряда суффиксов, сколько реконструкция деривационных цепей и соответствующих изменений значения. В этой связи трудно переоценить важность от1

Под термином «акцентно-аблаутная парадигма» мы будем понимать парадигму склонения или спряжения слова, в которой средством реализации оппозиции по определенному грамматическому значению (падеж, лицо, число) выступают флексия, место ударения и ступень аблаута (ê, o, É, õ) в корне, суффиксе/ах и окончании. В настоящем исследовании нами принимаются четыре акцентно-аблаутных парадигмы, различие между которыми определяется аблаутом и местом ударения; все парадигмы используют одинаковые окончания. Акцентноаблаутная структура данных типов может быть схематически описана следующим образом: акростатическая парадигма: R(ó/Ë)-S(õ)-D(õ) в сильных падежных формах, R(é)-S(õ)-D(õ) в слабых падежных формах; протерокинетическая парадигма: R(é)-S(õ)-D(õ) в сильных падежных формах, R(õ)-S(é)-D(õ) в слабых падежных формах; гистерокинетическая парадигма: R(õ)-S(é)-D(õ) в сильных падежных формах, R(õ)-S(õ)-D(é) в слабых падежных формах; амфидинамическая парадигма: R(é)-S(o)-D(õ) в сильных падежных формах, R(õ)-S(õ)-D(é) в слабых падежных формах (R – корень, S – суффикс, D – окончание). Форма локатива имеет особую апофоническую структуру, об этом см. Николаев А.С. Индоевропейское обозначение года и проблема Locativus Sg. в акростатическом склонении // Индоевропейское языкознание и классическая филология — VII: Материалы чтений, посвященных памяти профессора И.М. Тронского. 16-18 июня 2003 г. / Отв. ред. Н.Н. Казанский. – СПб., 2003. – С. 167-179. 2 Историческая грамматика этих языков была по настоящему разработана лишь в последней трети прошлого века; только после того, как решение получили большинство вопросов исторической фонетики, стал возможен анализ диахронической морфологии. 3

крытия внутренней деривации, сделанного Й. Шиндлером: внутренняя деривация описывает соотношение между акцентно-аблаутными парадигмами, а также закономерности, в рамках которых слово может переходить из одного акцентно-аблаутного типа в другой без изменения аффиксов, но с изменением значения; тем самым, формальная реконструкция четырех акцентно-аблаутных типов получает семантическую интерпретацию. Однако на практике оказывается, что вопросы индоевропейской деривации в настоящий момент разработаны в значительно меньшей степени, и импликации теории акцентно-аблаутных парадигм для понимания индоевропейского словообразования и реконструкции словообразовательных моделей изучены явно недостаточно. Вместе с тем в формальной реконструкции акцентно-аблаутных типов имеется ряд открытых вопросов; настоящее диссертационное исследование заполняет лакуны в этой теории. Кроме решения теоретических проблем построения модели индоевропейского словообразования и словоизменения в работе делается попытка применения выводов, полученных при анализе морфологической системы и.-е. имени и глагола, к исследованию конкретных этимологических проблем. Тем самым, приложение теории акцентно-аблаутных парадигм к решению как теоретических проблем, так и конкретных этимологических задач определяет актуальность темы диссертационного исследования. Цель исследования: изучение древнегреческих рефлексов индоевропейских акцентно-аблаутных типов, а также древних деривационных моделей. Прежде всего, исследование посвящено изучению архаических элементов морфологии и лексики древнегреческого языка, интерпретация которых с точки зрения современной индоевропеистики позволяет пролить свет на некоторые методологические аспекты реконструкции индоевропейской именной и глагольной морфологии. Следует отметить, что использование новых разработок индоевропеистики, со своей стороны, позволяет взглянуть на факты древнегреческого языка в иной перспективе, результатом чего являются этимологические решения, представленные в данном диссертационном исследовании. Выбор древнегреческого языка в качестве основного материала обусловлен, в частности, и тем фактом, что данные этого языка нередко трактуются неудовлетворительно как в новейших работах по индоевропеистике, так и в исследованиях, ориентированных на филологов-классиков: специалисты по исторической грамматике древнегреческого языка нередко с опозданием принимают во внимание достижения индоевропейского языкознания, с другой стороны, индоевропеисты порой используют факты древнегреческого языка без должной филологической тщательности. Настоящее исследование имеет своей целью частично заполнить этот пробел. Обозначенная выше цель определяет предмет исследования: им является историческая грамматика древнегреческого языка и реконструкция морфологической системы индоевропейского праязыка. 4

Объектом исследования является морфологическая система древнегреческого языка на его раннем этапе: диалект гомеровского эпоса, микенский диалект, данные литературных и эпиграфических источников до V в. до н. э.; по мере необходимости привлекаются другие и.-е. языки, в частности, тохарский, ввиду его особой близости к древнегреческому с учетом диалектного членения праязыка. Реконструкция морфологической системы и.-е. праязыка в рамках «новой морфологии» позволяет заново обратиться к традиционно трудным проблемам исторической грамматики древнегреческого языка и предложить новое их решение. С другой стороны, объектом исследования до некоторой степени является и морфологическая система праиндоевропейского языка, в той мере, в которой рассматриваемые архаизмы древнегреческой морфологии позволяют уточнить реконструкцию праязыка или даже подвергнуть ее значительной ревизии. Исходя из поставленной цели исследования, была принята следующая гипотеза исследования: вопреки распространенному скепсису середины двадцатого века относительно возможности найти новую этимологию для древнегреческого слова (ввиду долгой традиции изучения истории этого языка), в исследовании допускается, что в том случае, если лексема не имеет явных признаков заимствования, необходимо принять в качестве исходной посылки возможность ее этимологического объяснения из праиндоевропейского материала, поскольку теория акцентно-аблаутных типов вместе с ларингальной теорией значительно расширяют возможности этимологического анализа. Из этого не следует, что методологически корректно объявить всю древне-греческую лексику исконной; напротив, в рамках настоящего исследования древнегреческие лексемы будут подвергаться всестороннему обследованию в несколько этапов: 1) филологический анализ контекстов, в которых данное слово засвидетельствовано; 2) реконструкция прагреческого состояния; 3) фонологическая и морфологическая внутренняя реконструкция с использованием формального инструментария теории акцентно-аблаутных парадигм. Поскольку в нашем распоряжении есть законы фонологического развития, а также знание тех тенденций, согласно которым морфологические категории и.-е. языка отражались в древнегреческом, и поскольку древнегреческий язык (в рамках принятой гипотезы) в значительной мере сохранил следы праиндоевропейской морфологической системы, становится возможным приложить определенный набор правил к древнегреческой лексеме и получить праиндоевропейский транспонат (или несколько потенциальных транспонатов), при этом проводя четкое разграничение между словообразовательными и словоизменительными моделями прагреческого и праиндоевропейского. Следующим шагом будет исследование возможности сопоставления данного транспоната с известным материалом других и.-е. языков. Для морфологического анализа древнегреческого слова и полученного затем и.-е. транспоната существенна еще одна гипотеза, согласно которой мы в состоянии практически точно определить изменение грамматической семантики, сопутствующее изменению слова (то есть, становится возможным реконст5

руировать семантику каждой словообразовательной операции). Тем самым, в данной работе предпринимается метод исследования слов и словоформ, который далеко выходит за пределы корневой этимологии, поскольку содержит полный анализ морфологической структуры слова. Наконец, следующим этапом после получения цепочки, по которой исследуемое древнегреческое слово восходит к и.-е. прототипу, морфологическую структуру и значение которого мы можем точно реконструировать, является обращение к лексической семантике слова; при этом подчас обнаруживается, что, если предметом анализа является эпитет, имя собственное или архаический термин, синхронное значение которого не вполне ясно, то значение, которое было реконструировано для и.-е. прототипа, может пролить свет на понимание синхронного значения древнегреческого слова и, далее, на интерпретацию текста. На этом этапе анализа подключаются данные сравнительной мифологии и поэтики: древнегреческое слово помещается не только в узко лингвистический контекст индоевропейского сравнения, но и в общий контекст культуры. Иными словами: этимология не самоценна, но может способствовать пониманию древнегреческого текста. Эта гипотеза находит свое подтверждение в соответствующих разделах работы, посвященных конкретным этимологиям. Наряду с этими предпосылками, которые, скорее, носят характер методологических установок, был сформулирован ряд положений более частного характера, которые выносятся на защиту: • и.-е. праязык имел имена прилагательные с основой на *-i- протерокинетического склонения; рефлексом такой основы является др.-гр. a[si"; • и.-е. корень *dem- ‘строить’ не имел конечного ларингала в корне; • некоторые из и.-е. гетероклитических основ, а также основ на *-r- и *-n-, не имеющих чередования форманта основы, по своему происхождению связаны с формами локатива с окончанием *-en, *-er и образованы по модели делокативной деривации; • в прагреческом ларингалы не вокализуются3 перед носовыми сонантами; • прагреческий унаследовал именные основы на *-h2- с аблаутом в корне и суффиксе наряду с известными основами на *-eh2-, сформировавшими «1-е склонение» классических языков; еще в прагреческом эти основы были задействованы в продуктивных деривационных моделях; • древнегреческие основы на -a" не восходят к корням с исходом на ларингал, но представляют собой продукт деривационного механизма, согласно которому адъективные основы на *-h2- субстантивировались путем добавления суффикса *-s- в нулевой ступени аблаута. Помимо названных гипотез, в диссертации выдвигается ряд новых этимологических решений, которые основываются на предлагаемых в исследова-

3

Термин «вокализация» используется здесь в широком смысле, без импликации фонетической интерпретации процесса. 6

нии морфологических моделях и фонетических законах, иллюстрируя и в известной степени верифицируя последние. В соответствии с поставленной целью определены следующие задачи исследования: • продемонстрировать теорию акцентно-аблаутных парадигм в действии на материале древнегреческого языка и показать ее значение для интерпретации морфологической структуры слова (соотношение морфемы и грамматического значения); • обосновать теорию делокативной деривации и подкрепить ее исследованием ряда примеров и новыми этимологиями; • провести полную реконструкцию ряда лексико-семантических полей праязыка, среди них: обозначения ‘солнца’, образования от корня со значением ‘строить’, обозначения частей тела с основой на *-n-; • провести исследование основ на -a" в древнегреческом с целью выявления их словообразовательных связей с основами на *-h2; • прояснить статус флективного типа древнегреческих основ с суффиксом -u", -uo" и диахроническую морфологию слова gevnu"; • исследовать диахроническую морфологию примеров, свидетельствующих о развитии начальной группы *HxNC в древнегреческом; • наконец, дополнительной задачей диссертационного исследования является пересмотр ряда положений исторической фонологии древнегреческого языка, особенно в области ларингальной теории: модификация законов, определяющих фонетические/фонологические изменения при переходе от реконструированного общеиндоевропейского языкового состояния к засвидетельствованным формам какого-либо из индоевропейских языков представляется неизбежным результатом более четких представлений о морфологической структуре индоевропейских праформ. Новизна работы заключается в попытке систематического применения теории акцентно-аблаутных типов на материале древнегреческого языка (что в отечественной науке ранее не предпринималось) при учете моделей словообразования и целостном рассмотрении проблем диахронической морфологии в контексте фонологии, с одной стороны, и семантики, с другой, а также с опорой на тщательное филологическое изучение материала. Полученные теории и выводы верифицируются путем их приложения к конкретным словам (которые оставались проблемой для этимологов), результатом чего служат новые этимологические решения. Теоретическая значимость работы заключается в выявлении новых, ранее не исследованных, морфологических механизмов и.-е. праязыка, выдвижении новых теорий и уточнении ряда положений о морфологической системе и.е. имени, а также об отражении праиндоевропейских морфологических категорий в древнегреческом языке. Вместе с тем в диссертационном исследовании намечены формулировки новых фонетических законов, корректирующих бы7

тующее в настоящее время представление об исторической грамматике древнегреческого языка. Практическая значимость исследования заключается в том, что: • предложено и обосновано 36 новых этимологий древнегреческих, авестийских, древнеиндийских и тохарских слов, включая имена мифологических персонажей и обозначения важных культурных концептов (ав. qarenah-, др.-гр. ajrethv, jAcilleuv" и др.), а также проведена реконструкция нескольких элементов праиндоевропейской мифологии и поэтики; эта работа имеет значение не только для историков языка, но и для филологов-классиков и специалистов по сравнительной мифологии. • проведена полная реконструкция ряда имен существительных и глаголов праязыка, а также всеобъемлющее исследование дериватов от одного корня (*dem-). Материалы диссертационного исследования могут быть использованы для подготовки справочных пособий и учебников по исторической грамматике древнегреческого языка и по индоевропеистике, в преподавании этих дисциплин, а также в новом индоевропейском этимологическом словаре (проект Thesaurus Indoeuropaeicus). Достоверность результатов исследования обеспечивается комплексным анализом проблем; адекватностью избранных методов исследования поставленным задачам; наконец, результатами проверки, подтвердившими справедливость основных положений диссертации. Апробация результатов исследования. Основные результаты исследования докладывались автором на следующих научных конференциях и семинарах: Чтения, посвященные памяти профессора И.М. Тронского («Индоевропейское языкознание и классическая филология», Институт лингвистических исследований РАН, 2000 – 2005); Indogermanistisches Kolloquium (Freie-Universität Berlin, Германия, 2002); Семинар по сравнительно-историческому языкознанию (Институт лингвистических исследований РАН, 2004, 2005 гг.), конференция «Greek and Latin from an Indo-European Perspective» (Cambridge University, Великобритания, 2005). По результатам исследования опубликовано 7 работ, в том числе в рецензируемом научном издании «Вопросы языкознания» (2003, №5, 1.5 п.л.). Структура работы. Диссертация состоит из введения, четырех глав, заключения и библиографии, насчитывающей 92 наименования использованных источников и 703 единицы специальной литературы (учтена только литература, непосредственно цитируемая в работе). СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ Во Введении обоснована актуальность исследования, сформулированы проблема, цели и задачи, а также гипотеза исследования и положения, выноси8

мые на защиту, раскрываются научная новизна, теоретическая и практическая значимость исследования. В первой главе «И.-е. обозначение ‘челюсти и ‘щеки’» исследования проводится полная реконструкция индоевропейского обозначения ‘щеки, челюсти’; анализ этой древней именной основы на *-u- позволяет в полной мере проиллюстрировать технику реконструкции, используемую в работе. Сначала уточняется фонетическая реконструкция: необходимость восстанавливать конечный ларингал в корне *œénh2- вытекает из арм. cnawt, др.-гр. gnavqo" и gnaqmov" и акутовой интонации в лит. ÿándas, лтш. zuôds (фонологическая реконструкция осуществляется с использованием новейших разработок, например, правила Wetter и обратного закона Линдемана, для которых приводятся новые примеры). Затем анализируется флективная морфология всех рефлексов исследуемого слова: мы наблюдаем, с одной стороны, различные акцентно-аблаутные характеристики (продленная ступень аблаута в тох. А Nom. Du. fem. ¹anwe« < *k'æn¾æ¤+ne vs. ступень -e- во всех остальных языках; «открытая» флексия в древнегреческом vs. «закрытая» в германском), с другой — значительный разброс значений (‘челюсть’, ‘подбородок’, ‘щека’, ‘рот’), который превышает допустимый уровень семантического варьирования для обозначения части тела. Теория акцентно-аблаутных парадигм позволяет дать решения для обеих проблем: предлагается реконструкция не одного, а двух слов с разными значениями, связанных между собой отношениями внутренней деривации: *œËnh2u-, Gen. Sg. *œénh2u-s, Du. *œÊnh2u-h1e ‘челюсть’ (акростатическое склонение) % *œénh2u-, Gen. Sg. *œ−h2e¾s ‘относящийся, прилегающий к челюсти’ (протерокинетическое склонение). В ходе этого анализа специально исследуется древнегреческий деклинационный тип на -u", -uo"; выдвигается гипотеза, согласно которой этот тип склонения является результатом преобразования древней протерокинетической флексии под влиянием основ на *-uh2 (которые, по крайней мере, отчасти, представляют собой субстантивации прилагательных протерокинетического склонения, например ijqu"), а также корневых имен. Предложенный анализ может помочь выявить внутреннюю форму исследуемого слова: к анализу привлекается древнее слово для ‘зуба’ *œombho- (ст.сл. ç@áú, лтш. zùobs, др.-инд. jámbha-, а также, с семантическим сдвигом, др.гр. govmfo", лит. ÿabas ‘гвоздь’), которое сегментируется как имя с суффиксом *-bhh2o-4 и корневой морфемой *œom-. Реконструкция *œom- ‘зуб’ является вполне совместимой с корнем *œenh2-, реконструированным для ‘челюсти’ вы4

Данный суффикс представляет собой десемантизованный корень *bheh2- ‘светить’. По нашей гипотезе, и.-е. дериваты с этим суффиксом имели значение ‘сходный с’, ср. его употребления в названиях животных (др.-инд. μºabhá-, др.-гр. e[lafo"). 9

ше: согласно закону Г. Хирта – Ф. де Соссюра *œonh2-bh(h2)-o- переходит в *œon-bh(h2)-o- с последующей ассимиляцией *-nbh- > *-mbh-. Только после реконструкции корневого имени *œonh2- ‘зуб’ становится возможным с новых позиций обратиться к *œÈnh2u- ‘челюсть’: перед нами основа с посессивным значением ‘имеющий/ содержащий в себе зубы’, образованная при помощи посессивного суффикса *-u-, ср. хетт. ma/ilittu- ‘сладкий, медовый’ < *melit-u- от *melit- ‘мед’, др.-гр. mevlit-, вед. patáru- ‘летающий, имеющий крылья’ < *p(o)ter-u- от *potμ, *pet-n- ‘крыло’, хетт. pattar, paddana¸; этот суффикс часто сопровождается vμddhi в корне деривационной базы, ср. вед. a{p. leg. pâdú- RV X, 27, 24 ‘обувь’ (пали pâdukâ-) < *pêd-u- ‘заключающий в себе ногу’ < *pód-, *péd- ‘нога’ или *ne§-, *−§- ‘смерть’ (лат. nex, др.-гр. nevke": nekroiv Hsch.) > *né§-u- ‘имеющий смерть’ (др.-гр. ион. nevku" (Ù)) % *né§-o¾-s, *−§-¾-és ‘имеющий смерть’ (ав. nasâum, др.-ирл. Nom. Pl. écai). В этом разделе выдвигается теория о существовании в праязыке двух суффиксов *-u1- с посессивным значением, сопровождающийся vμddhi в корне, и *-u2- со значением относительности. В результате можно предложить следующую деривационную цепочку: *œonh2-, *œenh2- ‘зуб’ > *œonh2-bho> *œËnh2-u- ‘то, что имеет / содержит зубы’ > ‘челюсть’ % *œénh2u-, Gen. Sg. *œ−h2e¾s ‘прилегающий к челюсти’ > композит *œonh2-dho- ‘место, где (рас)положен зуб’ > др.-гр. gnavqo", gnaqmov", лит. ÿándas, макед. kavnadoi ‘челюсть’. Вторая глава «Праиндоевропейское обозначение ‘солнца’ и этимология гом. ajavato"» посвящена реконструкции и.-е. основ *séh2¾©, *sh2¾én-s и *séh2¾ol/-n-, связанных друг с другом отношениями внутренней деривации. Исследуется возможность реконструкции имен гетероклитического склонения с составным суффиксом *-C¾μ/-−- и акростатическим аблаутом o/e в корне (*soh2¾©); существование подобного типа признается маловероятным, что позволяет поставить вопрос о природе дополнительного распределения основ с суффиксом *-μ/-−(акростатическое склонение) и с суффиксом *-C¾μ/-−- (протерокинетическое склонение). В ходе рассмотрения предлагаются новые реконструкции для обозначения ‘бороды’ (*smekro- % *smo/ekru-); разбираются хеттские лексемы хетт. kammar¸, i¸Ÿunau¾ar и pankur. Далее ставится вопрос о «внутренней форме» реконструированного слова: гетероклитическая основа *séh2¾©, *sh2¾én-s трактуется как делокативное образование, что позволяет сопоставить это слово с акростатической основой на *-u-

10

*sÊh2u- *‘острота, палящий жар’ (ср. к.-лув. ¸iŸwa- ‘острый’5), широко распространенный рефлекс которой можно видеть в и.-е. *seh2us-o- ‘сухой, высушенный’. Благодаря проделанной нами ранее реконструкции акцентно-аблаутных свойств локативных форм (в частности, в акростатических парадигмах и в парадигмах корневых имен)6 стало возможным использовать сценарий возникновения делокативных парадигм в праязыке, что позволяет пролить свет на происхождение ряда гетероклитических основ и основ на *-n-: словоформы с локативными суффиксами *-er, *-en, *-el в праязыке могли быть переосмыслены как локативы без окончания от основ на *-r, *-n или *-l гистеро- или амфикинетического склонения; эта омонимия могла послужить основой для «достройки» новой парадигмы.7 Конкретные результаты применения этого анализа следующие: впервые стало возможным напрямую сопоставить *bhorh1u- ‘изливание’ (др.-гр. fovru) > *bhreh1¾-μ/-n- ‘источник’ (др.-гр. frevar); *dho/emu- ‘толщина’, *dhemu-/*dhemu‘толстый’ (др.-гр. qamuv") > *dhem¾-μ/-n- ‘бедро’ (лат. femur); *h2o/endh-u- ‘хождение’ (корень др.-гр. ajnhvnoqe) > *h2−dh¾-Èn- ‘путь’ (др.-инд. ádhvan-); хорошо видно, что в данном случае морфологический анализ дает возможность предложить сопоставления, ранее остававшиеся незамеченными, и выявить значение реконструированной лексемы. Выдвинута гипотеза, согласно которой чередование *-r-/ *-n- в целом восходит к реинтерпретации локативных суффиксов *-er и *-en.8 Именно таким образом можно объяснить становление основы *séh2¾© как результата реинтерпретации формы *seh2¾el от *seh2u- ‘жар’: гипотеза о вторичном характере гетероклизии объясняет появление уникального суффикса *-©/-n-. Одной из более конкретных задач является решение вопроса о корневом вокализме индоиранских двусложных форм: Nom. Sg. др.-инд. svàr, ав. huuare. 5

Ср. к.-лув. ¸iŸwa- ‘острый’; с иным семантическим развитием к этой же основе на *-u- восходят обозначения меча: к.-лув. ¸iŸwala-, и прагерм. *s¾er•a- (совр. нем. Schwert). Анатолийско-германское соответствие предлагается впервые. 6 См. Николаев А.С. Индоевропейское обозначение года и проблема Locativus Sg. в акростатическом склонении // Индоевропейское языкознание и классическая филология — VII: Материалы чтений, посвященных памяти профессора И.М. Тронского. 16-18 июня 2003 г. / Отв. ред. Н.Н. Казанский. – СПб., 2003. – С. 167-179. 7 При этом могло иметь место изменение значения, сопоставимое с внутренней деривацией (ср. *(dh)œhemÒn- ‘тот, кто на земле, человек’, основанное на локативе *dhœhemen ‘на земле’ от *dheœhÒm), или же значение остается неизменным и происходит только изменение типа основы (мл.-ав. x¸apan-, x¸afn- ‘ночь’, подстроенное к локативу *kwsep-en от и.-е. *kwsep- ‘ночь’, или вед. uºar- / uºr- ‘заря’, подстроенное к локативу *h2us-s-ér-[i] от и.-е. *h2é¾sÒs ‘заря’). 8 Для обозначений частей тела анализ, использующий форму локатива, особенно привлекателен: согласно дополнительной гипотезе и.-е. класс именных основ на *-n- со значением частей тела восходит к формам локатива с суффиксом *-en от корневых имен, получившим синтаксическую реинтерпретацию в качестве формы номинатива (*po/est- ‘грудь’ > *pst-Èn‘id.’): таким образом возможно интерпретировать *h2enœh-¾en- ‘шея’ (др.-гр. aujchvn) как производное от и.-е. *h2enœh-u- ‘узкий’. 11

Праформа Gen. Sg. *sh2¾ens не может дать ст.-ав. q´ñg, мл.-ав. hû, а реконструкция номинатива *suh2el, принятая в ряде стандартных работ, невозможна по структурным соображениям. С этой целью в главе подробно рассматривается развитие ларингала в позиции между начальным *s- и согласным и приводятся аргументы в пользу выпадения ларингала в этом контексте уже в праязыке (например, др.-гр. ajeivrw < *h2¾er-¤e/o- vs. совр. нем. schwer, лит. svarùs, пал. ¸uwaru < *s¾er-; др.-гр. ojlisqavnw < *h3lidh- vs. вед. srédhati < *sle¤dh-); в разделе подробно рассматривается анатолийский материал. Из этого рассмотрения следует, что уже в праязыке *sh2¾ens перешло в *s¾ens: только эта форма, лишенная ларингала, могла подвергнуться в праязыке действию закона Линдемана и перейти в *su¾ens, откуда двусложные авестийские формы, и, по аналогии, форма номинатива *su¾μ. Это решение позволяет наиболее экономно интерпретировать индоиранский материал и объясняет особенности реконструкции как фонологии, так и морфологии и.-е. слова для ‘солнца’. Эта реконструкция дает повод предложить новое этимологическое решение для гомеровского эпитета ajavato". После критического рассмотрения многочисленных точек зрения, которые не дают ни объяснения для начального aj(вместо @na-), ни убедительного семантического решения, выдвигается новая этимология этого слова, согласно которой ajaato"/ ajaato" интерпретируется как композит, этимологически связанный с и.-е. словом для солнца. Это решение становится возможным исключительно благодаря новому пониманию морфологической структуры индоевропейского слова в рамках теории акцентноаблаутных парадигм. В параграфе, посвященном метрической структуре слова ajavato", показано, что долгота второго гласного едва ли может быть продуктом метрического удлинения (специальный раздел посвящен анализу удлинения типа “memaovte"”), в то время как удлинение третьего /a/ в ajavaton было необходимо в гекзаметрическом стихе для устранения кретика. Тем самым, следует исходить из того, что @ A @ @ — это древний просодический облик исследуемого слова; на основании этого вывода предлагается реконструкция *−seh2¾−to-.9 Морфологическое обоснование этой этимологии ставит ряд интересных проблем. Согласно гипотезе, выдвигаемой в данной главе, ajaato" < *−seh2¾−toпредставляет собой привативное прилагательное, второй член которого относится к так называемому типу “barbâtus” (лат. barbâtus, ст.-сл. áðàäàòú, лит. barzdótas ‘бородатый’); в данном разделе подробно обсуждаются словообразо9

К исторической фонетике: aj-privativum почти никогда не несет густого придыхания (ср. a[u>pno" ‘бессонный’), так что перемещения /h/ в начало слова в праформе *ahaÛato- < *−seh2¾−to- ожидать не приходится. В контексте между гласными ассимиляция *ajhvato" (где h < *ç < *‚ê) > ajaato" практически неизбежна (ср. a[apto" ~ a[epto"). (Можно думать и о заимствовании древнего слова, утраченного в ионийском, из параллельной пелопонесскоэолийской поэтической традиции, где долгое /â/ сохранялось и наличествовала псилоза). Наконец, зияние после выпадения /h/ < /s/ в древних частях эпоса сохраняется. 12

вательные характеристики посессивной модели barbâtus. В качестве параллели к предложенной деривации к анализу привлекаются др.-инд. párvata- ‘скала’, мл.ав. pauruuatâ-, которые восходят к *per¾−to-, деривату гетероклитической основы *pér¾μ, *pér¾−- ‘скала’. Непростой задачей является объяснение апофонической структуры *−seh2¾−to-: можно предположить, что мы имеем дело с внутригреческой деривацией от атематического имени *hâ¾el, Gen. Sg. *hâ¾a(t)- с выравниванием аблаута: такое имя существительное представляло бы собой ожидаемый рефлекс и.-е. *séh2¾©, *s(h2)¾éns, но никаких следов от него в древнегреческом не сохранилось. Поэтому в целях объяснения полной ступени аблаута в корне нашей реконструкции *−seh2¾−to- > ajavato- принимается следующая деривационная цепочка: от основы инструменталиса *sh2un- образуется посессивное прилагательное *sh2un-tó- ‘имеющий солнце’10; эту реконструкцию подтверждают тохарские и германские данные: как тох. B swâñco, тох. A swâñce« ‘луч (солнца)’, так и прагерм. *sun½a- (др.-англ. adv. sú½, др.-исл. sunnan ‘с юга’) продолжают и.-е. *sh2un-tó-. Это прилагательное далее субстантивируется по модели «vμddhi + перемещение ударения» (*h2μtó- ‘установленное’ (вед. μtá-) % *h2érto- ‘[божественный] порядок’ > г.-ав. aºa-), результатом чего является существительное *séh2¾−to- ‘тот, кто имеет солнце’, от которого образуется детерминативный композит *−-séh2¾−to-. Ключевое место для интерпретации ajavato" — это стих X 271, который должен заключать в себе архаичные черты, поскольку речь идет о древней великой клятве богов водами Стикса. Очевидно, что с семантической стороны предложенная этимология едва ли нуждается в пространном обосновании: из параллелей к обозначению Аида как сумрачного места вспомним [Erebo" (l 564), kelaino;" [Aido" (A. Prom. 433), ajnhvlio" (A. Th. 859) или ajlavmpeton ou\da" (GVI 662). Гесиод подчеркивает, что воды Стикса текут во мраке (Hes. Th. 736-739; 788). (В данном разделе специально обращается внимание на функциональные соответствия между богинями Калипсо и Стикс). Более интересным и актуальным является вопрос об индоевропейском статусе этого мотива. В поисках сопоставимой поэтической формулы ‘вода, лишенная солнца’ можно обратиться к вед. asÜrta-, которое также восходит к деривату типа barbâtus с привативным префиксом: *−-suh2lto-. В стихе RV X, 82, 4c: asÜrte sÜrte rájasi niºatté предлагается видеть меризм ‘освещенный и неосвещенный мир’; речь идет о космогоническом мифе и разделении мироздания на земную, т.е. “под-солнечную” и подземную, “темную” части (верхний и нижний миры). В разделе исследования подробно обсуждаются текстологические проблемы этого стиха, а также морфологические вопросы: показано, что слово asÜrta10

Форма инструменталиса имела нулевую ступень аблаута в суффиксе даже в протерокинетической парадигме. Выбор основы инструменталиса для посессивной деривации мог быть обусловлен тем фактом, что в праязыке наличествовала модель «деказуативной» деривации от формы инструменталиса с окончанием *-(e)h1, чем, согласно А.Дж. Нуссбауму, объясняется весь феномен предсуффиксального удлинения. 13

должно рассматриваться как первичное, а sÜrta- представляет собой поэтический окказионализм; также предметом обсуждения служит образование привативных композитов от посессивных прилагательных (модель barbâtus – imberbis). Итак, в данном разделе выявлено ведийское обозначение подземного мира asÜrtam rájas- ‘неосвещенное пространство’, в котором следует видеть полное соответствие ‘неосвещенным водам’ Стикса. Следующим шагом в исследовании дериватов от и.-е. слова для ‘солнца’, которые могут подкрепить морфологический анализ, предложенный выше, и одновременно использоваться для семантической реконструкции, является обращение к иранскому материалу. В этом разделе обсуждается авестийский термин для ‘царской славы’ qarenah-: вопреки точке зрения, широко принятой иранистами, это слово может продолжать и.-е. *s(h2)¾el-nes-: от косвенной основы парадигмы *séh2¾©, Gen. *s¾éns, Loc. *s¾él (с выпадением ларингала) образуется посессивное имя *s¾el-no- ‘имеющий то, что содержится в солнце’ (отыменный суффикс *-no- имеет то же экзоцентрическое значение, что и *-to-), которое субстантивируется как *s¾el-ne/o-s- ‘солнечное сияние’ (по модели др.-инд. párî°as- ‘богатства’ vs. pûr°á- ‘полный’). Это решение дает ответ на две проблемы, традиционно препятствующие возведению qarenah- к и.-е. *séh2¾©, а именно, структура суффикса *-nes- и двусложность формы qarenÅ Y. 51, 18: поскольку *s¾elno- является дериватом, образование которого мы вправе отнести к и.-е. праязыку, в этой форме не могло быть варианта Линдемана (который возможен только в односложной форме: *d¤È¾- > вед. diyau-), а следовательно, она никогда не имела трехсложной структуры *su¾elno-.11 Для целей семантической реконструкции важно, что ав. qarenah- выказывает близкую связь как с солнцем и небесным светом, так и с водой, которая служит предметом подробного разбора ввиду ее важности для интерпретации ajavato"; более того, на поэтическую фигуру ‘лишенный солнца’ указывает и эпитет aqaretem (qarenO): мы предлагаем возводить aqareta- к *−-s(h2)¾el-to(ср. ав. patareta- ‘крылатый’ от гетероклитической основы *po/etμ/-−- ‘крыло’) и интерпретировать aqareta- как ‘не освещенный солнцем’, т. е. ‘невидимый’: последнее является существенной характеристикой qarenah- именно в тот момент, когда qarenah- скрыт в водах озера Vourukaßem (Yt. 19, 51-59). Ведийские параллели подтверждают эту новую трактовку (идея видимости нередко передается посредством слов, обозначающих свет и солнце) и более того, дают основания видеть здесь намек на древнее представление о солнце, спрятанном в воде. Еще ближе к кругу мифологических представлений, которые согласно нашей теории отражает гом. ajavaton Stugo;" u{dwr, стоит другая иранская лексема, а именно, мл.-ав. qanuuant-, г.-ав. qanuuant- ‘солнечный’ (*s(h2)¾en-¾ent-, вед. svàrvant-): это эпитет небесных вод, в которых покоятся души усопших (Y. 16, 7), а также эпитет бессмертной жизни (Y. 9, 1; Yt. 8, 11). В глаза бросается 11

Хорошую параллель к нашему случаю дают древнегреческие числительные duvo/w и dwvdeka из *du¾o(h1) и *d¾oh1-dek¬. 14

ассоциация с бессмертием, которая заставляет вспомнить о водах Стикса,, тесно связанных как со смертью, так и с бессмертием.12 Еще более знаменательно, что в ведийском «Гимне Водам» в небесных водах покоится Варуна, ведийский бог клятвы (RV VII, 49, 4). В ряде и.-е. традиций мы находим ассоциацию между солнцем и жизнью: в ведийском выражение ‘видеть солнце’ (svàr dμ¹-) означает ‘жить’, а ‘оставить свет солнца’ означает ‘умереть’ (RV X, 37, 7d). Сходную оппозицию СВЕТ = ЖИЗНЬ vs. ТЕМНОТА = СМЕРТЬ мы находим и в древнегреческом (S 61 o[fra dev moi zwvei kai; oJra'/ favo" hjelivoio), И то же самое мы видим в хеттском: TI-anza kuit nu nepi¸a¸ DUTU-un IGI.tI.A-it u¸kizzi ‘поскольку она жива, она видит свет небес своими глазами’ (KBo IV 8 Rs. 18-19). Очевидно, что именно в этом ключе следует понимать и.-е. видение иного мира как ‘лишенного солнца’: за представлением о темном мире стоит идея о том, что отсутствие солнца — это отсутствие жизни. Тем самым, ajaaton (X 271) < *−seh2¾−to- ‘лишенный солнца’ находит морфологические и семантические соответствия в других древних и.-е. поэтических традициях, и предложенная нами этимология полностью соответствует выявленным для праязыка мифологемам. Третья глава «Морфема *-h2- и деривационные модели основ на *-h2-» посвящена рассмотрению основам, включающих в себя и.-е. суффикс *-h2-, в праиндоевропейском и их древнегреческим рефлексам. Во введении к главе дается краткий очерк праязыковой морфологии основ на *-h2-, которые могли принадлежать к различным деклинационным типам: протерокинетический (Nom. *gwen-h2, Gen. Sg. *gwne-h2-s ‘женщина’, *k(½)eh2k-h2- Gen. Sg. *k(½)h2k-eh2- ‘сук, ветка’), гистерокинетический (*dh−gh¾Èh2-, Gen. Sg. *dh−ghuh2-es ‘язык’), амфикинетический (*meg-oh2-, Gen. Sg. *mg-h2-es ‘большой’, *pent-oh2-s, Gen. Sg. *p−t-h2-es ‘дорога’). Во вводных параграфах предлагается схема становления основ с суффиксом *-e-h2-, получивших в позднеиндоевропейском статус основ женского рода13: дериваты с суффиксом *-h2- с изначально коллективным значением, были переосмыслены, с одной стороны, в качестве словоизменительной категории (откуда *-h2 как окончание Nom.-Acc. Pl. у имен среднего рода), с другой — как словообразовательная категория со значением женского рода, толчком к чему должна была послужить реинтерпретация отдельных лексем (так, *gwen-h2 ‘женщины’, изначально собирательное имя, дериват от *gwo/en-, вытеснило последнее и получило значение ‘одна женщина’). В этом качестве суффикс *-h2- сделался продуктивным и начал использоваться в деривации от те12

Так, Фетида стремилась дать Ахиллу бессмертие, погружая его в воды Стикса (Serv. ad Verg., Aen. VI, 57). 13 Данная схема суммирует результаты исследований этого вопроса, начиная с книги J. Schmidt. Die Pluralbildungen der indogermanischen Neutra (Weimar, 1889) и заканчивая работами последнего времени. 15

матических основ, откуда продуктивный тип существительных и прилагательных с основой на *-eh2 («1-е склонение» в классических языках). Итак, уже в позднеиндоевропейском наблюдается становление категории женского рода, и морфемы *-h2- фиксируется в качестве суффикса женского рода и окончания Nom.-Acc. Pl. neutr. Предпринимается попытка выявить реликты более раннего языкового состояния, а именно, морфологической системы, в которой наличествовали атематические основы с суффиксом *-h2- и аблаутом в корне, участвовавшие в морфологических процессах, известных для других именных классов. Основным предметом обсуждения в этой главе служат древнегреческие основы с суффиксом -a". Традиционно этот тип трактуется как «вариант» основ с аблаутом *-es- ~ *-os-, образованных от корней с конечным *-h2: др.-гр. kreva" ~ др.-инд. kravíº- < *kre¾h2-s-. Слабость этой гипотезы уже в том, что ряд хорошо засвидетельствованных основ на -a" образован от корней, не имевших в праязыке ларингала. Возводить этот морфологический тип к основам на *-¾ar, *-¾atos также не представляется возможным ввиду того, что формы косвенных падежей с суффиксом -at- появляются не ранее V в. (за исключением tevra"). В диссертационном исследовании выдвигается гипотеза, согласно которой часть основ с суффиксом -a" (или, возможно, весь класс целиком), представляет собой субстантивацию основ на *-h2- (ср. модель др.-инд. párî°as- ‘богатства’ vs. pûr°á- ‘полный’); в ряде случаев результатом добавления суффикса *-s- является сингулятивное имя. С точки зрения деривационной морфологии подробно исследуются основы, образованные от корней типа ani»: sevba", devra", skevpa", levpa" (для которого дополнительным аргументом в пользу реконструкции основы с суффиксом *-h2- служит lepav", -ado" < *lep-h2-ed-, по модели fugav"). Важным аргументом является слово yevfa", которое сближается нами с и.-е. *kwsep- ‘ночь’ и возводится к *kwsep-h2-s- ‘мрак’; аспирация *-ph- подтверждает реконструкцию *h2-, отсутствующего в корне (ср. др.-инд. kºáp-, ав. x¸apи хетт. i¸pant-). Подробно разбирается деривационная история слов kreva" ‘мясо’ и kevra" ‘рог’: для первого слова демонстрируются слабые стороны традиционного анализа (*kruh2- > *kre¾h2-s- (> kreva") % *kre¾h2-Òs (> лат. cruor))14, и предлагается новый анализ: *ker-/ *k(μ)r- ‘смерть’ (khvr) > *kóru-, *kéru- ‘заклание’ % *kéru-, *kré¾- ‘то, что относится к закланию, результат заклания’ > *kré¾-h2 ‘совокупная масса мяса закланного животного’ (> kreva) > *kré¾-h2-s ‘кусок кровавой массы’ (> kreva") % *kre¾h2-Òs ‘кровь’ > лат. cruor. Среди прочего, этот анализ позволяет дать объяснение загадочной форме Nom.-Acc. Pl. kreva(.

В частности, отвергается интерпретация др.-ирл. crú и праслав. *kry (слов. kri, ст.-польск. kry) как рефлексов корневого имени и предлагается считать эти имена сингулятивами от основы *kruh2- с собирательным значением, образованной от *ko/eru- (тот же анализ возможен для dru'" < *druh2- от *do/eru-). 14

16

Специальный раздел исследования посвящен словам ou\da" и la'a", которые с диахронической точки зрения не являются основами на -s-. В случае ou\da" метрическая структура датива ou[dei заставляет думать о смешанной парадигме *h1o¾d-h2-s, *h1ud-és (эту реконструкцию поддерживает и соответствие в арм. getin): ситуация в целом сопоставима с «гетероклизой» слова ajlkhv, где древний датив корневого имени ajlkiv был фактически сделан частью парадигмы основы на *-eh2. Для la'a" наиболее приемлемым анализом представляется основа на *-h2 с сигматическим номинативом *lÀs-h2-s, *lÀs-h2-(e/o)s: корень *lâ- анализируется как *leh2- и сопоставляется с основой на -u- *lêh2u-, которую можно видеть в krataiv-lew", leuvw, leusthvr, а также в деривате *lêh2¾μ, *leh2¾en-s, отраженном в арм. lea²n, др.-гр. lauvrh и др.-ирл. lie.15 Главным аргументом и центральным предметом рассмотрения этого раздела является др.-гр. devma" ‘тело’: рассматривать это слово как основу, образованную напрямую от корня типа se» *demh2- ‘строить’ не кажется целесообразным, как из-за значения, отличного от значений таких nomina actionis и rei actae как bevlo", tevko", e{do", (s)tevgo" и др., так и ввиду наличия примеров, препятствующих реконструкции ларингала для этого корня. Рефлекс ларингала отсутствует в корневом имени с результативным значением *dom-s, Gen. Sg. *dem-s ‘дом’ (мы не находим ни др.-гр. @demavspot-, ни др.-инд. @dámi-), и в ряде дериватов последнего, например, в др.-гр. dmwv", dmwov" ‘раб’, деривате от основы *dom(h2)-u- (не @damwv" < *d¬mô¾- < *d¬h2ô¾-). Проблематичен и композит davpedon ‘пол, земля’, который восходит к *d¬-pedo- (выпадение ларингала в словосложении едва ли имело место в данном случае, ср. tala(-ergov") < *t©h2- с сохраненным ларингалом). Наличие этих проблематичных форм заставляет подробно изучить вопрос о реконструкции корня *dem(h2)-. Детально рассматриваются два примера, ранее не служившие предметом обсуждения в специальной литературе: 1) хетт. dam(m)eta(r)- ‘изобилие’ или ‘недвижимое имущество’, как показывает филологический анализ примеров, не имеет фонологической геминаты и, следовательно, не может восходить к основе с ларингалом (мы бы ожидали видеть @damŸ- как рефлекс *d¬h2- или @damm- < *do/emh2-); 2) др.-ирл. dét ‘нрав, характер’, др.-ирл. détlae ‘смелый’ и ср.-валл. Pl. deint также не могут восходить к основе с ларингалом: рефлексом *demh2-to- было бы др.-ирл. @demath, др.-валл. @dafat, в то время как *d¬h2toдало бы в гойдельском @dmáth или @dmath. Наконец, несовместима с реконструкцией *demh2- микенская форма part. fut. act. de-me-o-te ‘собирающиеся строить’ (PY An 35): в соответствующем параграфе демонстрируется неприемлемость аналогического объяснения для 15

Тем самым выявлен еще один случай сосуществования основы на -u- и производного гетероклитического имени, который, возможно, следует анализировать в рамках гипотезы о делокативной деривации, обсуждаемой в предыдущих главах исследования. 17

суффиксального вокализма -eo- (вместо ожидаемого @-ao-). Выдвигается гипотеза, согласно которой de-me-o-te содержит рефлекс и.-е. дезидеративного суффикса *-h1s- и восходит, тем самым, к корню типа ani» *dem-. Другая возможность интерпретировать de-me-o-te — реконструировать *demh1-: с целью проверки этой гипотезы производится филологическое обследование дорийских форм перфекта (Theoc. 15.120) и отглагольного прилагательного на -to- с гласным /â/ в корне (-dmato"), которое показало, что эти формы (для которых рукописное предание не единодушно в отношении /) возможно трактовать как результат переложения ион. dmh- на дорийское литературное койне и, тем самым, они не обязательно представляют собой архаизм, свидетельствующий в пользу прагреческого *dmâ- (сходный случай представляет собой tmaqeiv" / tma'ma у Архимеда, при том, что архаический термин tevmeno", мик. te-me-no указывает, что корень должен быть восстановлен как *temh1-). Ионийские формы devdmhmai, ejdevdmhto выглядят как формы перфекта от «тяжелой базы» *dmê-, но для этих форм возможно и аналогическое объяснение, привлекающее к анализу глагол близкого значения nevmw (по своему звуковому составу сходный с devmw, и рифмующийся с ним); в сфере семантики оба глагола сходятся в значении ‘возделывать’. Глагол nevmw восходит к корню типа se» *nemh1- (ср. nevmesi" < *nemh1-ti-, а также акцентуацию лтш. ņemt ‘он берет’), и перфект nenevmhka, nenevmhmai закономерно отражает древнее *ne-nmê- < *ne-nmh1- (с подновлением редупликации для того, чтобы избежать метатезы *ne-nmê- > *ne-mnê-, результатом которой стала бы непрозрачная форма @nemnhvka). Анализ статистического распределения форм этих глаголов у Гомера дает основания постулировать аналогическую пропорцию: 1. изначальная ситуация:

Pres. Aor. Perf.

*deme/o*dem-s*deda- < *ded¬-?

2. ситуация после выравнивания парадигм:

*neme/o- < *nemh1e/o? *ne-nmê- < *ne-nmh1-

*deme/o- > devmw

*neme/o- > nevmw

*dem-s- > e[deima

*neme/o- > nevmw

*dedmê- > devdmh-

*nem-s > e[neima

Итак, реконструкция ларингала в корне *dem- не требуется для объяснения глагольных форм в древнегреческом16; ввиду наличия примеров, явно противоречащих реконструкции *h2 в этом корне (хетт. dam(m)eta(r)-, др.-ирл. dét), devma" не может быть возведено к *demh2-s- и альтернативное объяснение представляется необходимым. В разделе подробно обосновывается реконструкция протерокинетической основы *dem-h2, Gen. *dm-eh2-s ‘построенное’ с суффиксальным *-h2-, от кото16

Попутно в данном разделе критически обсуждается гипотеза Уоткинза о существовании двух вариантов корня *dem- и demh2- и демонстрируется некорректность сопоставления с парой корней *men- ‘мыслить’ и *mneh2- ‘запоминать’; в широком контексте образования деноминативных глаголов в праиндоевропейском опровергается также теория Рикен о возможности деривации «фактитивной основы» путем добавления суффикса *-eh2 к глагольному корню. 18

рой по нашей гипотезе образована основа *demh2-s- по модели, предложенной выше для других основ на -a". Такая реконструкция, возможно, подтверждается композитом mesovdmh и суффиксальными дериватами: *dmeh2-no-m ‘жилище’ (др.-инд. mÄna-, г.-ав. demAna-) и лат. mâteriês, если это слово восходит к деривату на *-ih2- от основы *dmeh2te/os-, образованной от прилагательного *dmeh2-to-; решающее подтверждение реконструкции *dem-h2- мы находим в иер.-лув. támi-Ÿi-¸á ‘изобилие’ (в надписи из Каратепе). Эту форму с хетт. dam(m)eta(r)роднит не только общий корень, но и словообразовательная структура: вокализм форм собирательного / абстрактного суффикса -etar- и -iŸit- равно уникален как для хеттского, так и для лувийского (обычный вид суффикса: -a-tar и aŸ-it < *-eh2-). В работе предлагается решение, которое объединило бы оба слова в рамках одной реконструкции: это гистерокинетическая основа *dmËh2-, Gen. Sg. *dmh2-és, ожидаемым анатолийским отражением которой является *d(a)mêŸ- без окрашивания долгого гласного соседним ларингалом. К этой основе добавлены суффиксы -tar в хеттском и -it в лувийском (примечательно, что этот суффикс в лувийском – исключительно отыменный, тем самым, предположение о наличии в этих словах основы «статива» на *-eh1- невозможно не только фонетически17, но и морфологически). Реконструированная таким образом основа *dmËh2- является внутренним дериватом от протерокинетической основы *dem-h2-, к суффиксальному («внешнему») деривату от которой мы возвели *dem-h2-s- > devma". В качестве параллели приводится цепочка *ker-h2- ‘рог (как материал)’ (мик. ke-ra) % *kr-Êh2- > kavrh и > *ker-h2-s- ‘один рог’ > kevra". Завершающий шаг в реконструкции дериватов от корня *dem-, призванной объяснить словообразовательную структуру devma", связан с кардинальным принципом теории акцентно-аблаутных парадигм: при смене деклинационного типа меняется и значение, при этом непременным условием является переход от существительного к прилагательному и наоборот. Если основа *demh2-s- ( > др.-гр. devma") представляет собой продукт субстантивации и имеет значение ‘(крепко) сбитое’ (откуда ‘тело’), если такая же субстантивация, но полученная другими словообразовательными средствами, представлена в гистерокинетической основе *dmÊh2- ‘сбитое, скученное’ (откуда ‘накопленное имущество’), и, наконец, если суффиксу *-h2- мы приписываем абстрактное значение, то из этого следует, что деривационная база этих слов, а именно, протерокинетическая основа *demh2- имеет адъективное значение ‘построенный’. Логично предположить, что эта основа является внутренним дериватом от акростатической основы *domh2- ‘строение’ (как, например, протерокинетические прилагательные с основой на *-u- являются производными от абстрактных имен существительных). Для реконструкции основы *domh2-, возможно, имеются не только структурные основания: к ней можно возвести гоме17

*-eh1- отражается в лувийском как /a/, ср. клин.-лув. wa-a-ar-¸a < *¾eh1μ. 19

ровскую форму dw', мик. do(-de), ранее остававшуюся загадочной18; при этом предполагается фонетическое развитие *domh2- > *dôm- (закон Семереньи), откуда *dô с отпадением конечного носового согласного после долгого гласного; конечный согласный основы не был восстановлен по аналогии к косвенным падежам (как в номинативах типа ceimwvn), поскольку эта форма уже не соотносилась с продуктивным морфологическим типом.19 Итогом рассмотрения данного комплекса проблем является реконструкция следующей деривационной цепочки: *do/em- > *dom-h2 > гом. dw' % *dem-h2 % *dmÊh2- > иер.-лув. tamiŸ(it-), хетт. dame(ta(r)) > *dem-h2-s- > др.-гр. devma" > *d¬-h2-to- > *dmeh2-tes- > *dmeh2-tes-ih2 > лат. mâteriês С целью подкрепить предложенную реконструкцию рассматриваются и другие параллели к предложенной деривации, а именно обозначения ‘шерсти’ (*po/eku- % *peku- % *pkʾ-) и ‘женщины’ (*gwo/enh2 % *gwenh2, *gwneh2-s). В четвертой главе «Внутренняя деривация и прилагательные с основой на *-i в праиндоевропейском: др.-гр. a[si" и закон Рикса в древнегреческом языке» ставится вопрос о существовании в праязыке прилагательных с основой на *-i-, нередко отвергаемых в современной науке. Вначале показывается, что существование этого именного класса с необходимостью вытекает из структурных соображений, то есть из типологии акцентно-аблаутных типов; поскольку существование субстантивов с основой на *-i- не может быть оспорено, внутренняя деривация предсказывает цепочку: существительное акростатического склонения % прилагательное протерокинетического склонения. Именно как протерокинетическую основу на *-i-, образованную от акростатического существительного, следует рассматривать вед. agní ‘бог огня, огонь’: окситонеза указывает, что перед нами алломорф протерокинетической парадигмы *h1égwni-, *h1gwné¤s ‘относящийся к огню’, образованной от субстантива *h1ógwni-, *h1égwni-s ‘огонь’ (ст.-сл. îãíü). Обратившись к во многом схожим основам на *-u- мы наблюдаем параллельную ситуацию: ср. вед. krátu-, Dat.Sg. krátve, г.-ав. xratu- ‘духовная сила, мысль’ < *ko/ertu-, где г.-ав. Instr.Sg. xratû доказывает принадлежность к акростатическому типу, vs. др.-гр. kratuv"/kartuv" ‘сильный’ < *kμtú-. Именно этот пример с колебанием в отраже18

Эта форма является существительным, а не наречным элементом, как нередко предполагалось: dw' управляет другим существительным, имеет при себе прилагательное calkobatev", и сочетается с предлогами katav, ajnav, ej". 19 Возможно и иное объяснение: *dôm >> *dômh2 (c восстановлением морфемы *-h2 по аналогии к основе косвенных падежей) > *dôh2- > *dô (закон Бранденштейна). 20

нии слогового плавного в древнегреческом, которое, на наш взгляд, следует объяснять единственно аналогией к несохранившемуся *kertu" (~ прагерм. *Ìar“u- < *kortú-), заставляет думать, что и сохранение интервокального -s- в прилагательных с основой на -u типа qrasuv" ‘храбрый’, dasuv" ‘густой’ обусловлено морфологическими закономерностями и объяснимо как результат выравнивания аблаута в протерокинетических парадигмах *dhérsu-, *dhμsé¾- и *dénsu-, *d−sé¾-. Если предположить, что такое выравнивание может стать причиной сохранения интервокального *-s-, можно выдвинуть гипотезу, согласно которой рефлекс протерокинетического прилагательного с основой на -i- можно видеть в др.-гр. a[si" ‘тина, ил’: это слово трактуется в исследовании как рефлекс протерокинетического имени *h2ensi-, *h2−se¤-s *‘черное’ > ‘грязь’. Праязыковой статус основы на *-i- доказывается сравнением с др.-инд. ásita‘черный’, ларингал мы находим в хетт. Ÿanzana- ‘id.’, а подтверждение реконструкции значения *‘черный’ для прагреческого обнаруживается при сравнении глоссы в словаре Гесихия a[si": ei\do" ojrnevou с др.-верх.-нем. ams(a)la- ‘черный дрозд’. Необходимым условием для подтверждения этой гипотезы является ревизия закона Рикса, согласно которому начальная последовательность #h1/2/3RCимеет в древнегреческом рефлекс ej/aj/ojRC- с протетическим гласным, то есть, сонант не вокализуется. В данной главе исследования пересматривается развитие начальной группы «ларингал + носовой сонант» и, вопреки ставшей традиционной точке зрения Рикса, рефлексом данного кластера предлагается считать aj-, а не ejn-/ ajn-/ ojn-. Очевидно, что закон Рикса принадлежит к числу фонетических законов, особенно тесно связанных с морфологической интерпретацией словоформы.20 При использовании новейших разработок по и.-е. именной морфологии и словообразованию (внешняя и внутренняя деривация, деривация путем vμddhi), а также современного (и в некоторых аспектах уточненного в нашем исследовании) варианта ларингальной теории становится возможным показать, что в примерах, приводимых Риксом, полная ступень аблаута в корне с начальным ларингалом не только возможна, но и закономерна, и тем самым все они восходят к последовательности #h1/2/3eRC-: 1) ajmfiv < *h2entbhi- (как и алб. ёmbё): древняя форма Instr. Sg. должна была иметь полную ступень аблаута в корне; появление слабой ступени в вед. abhí, др.-в.-нем. umbi связано с тем, что в позднеиндоевропейском формант *-bhi переходит в сферу множественного числа; 2) ajmbluv" < *h2emlh2-u- (с полной ступенью в корне как в hJduv", hJdevo" = вед. svâdú¡, Gen.Sg. svâdó¡; необходимость реконструкции второго ларингала вытекает из ajmalov" и malakov": нулевая ступень *h2mlh2-u- отразилась бы как @ma/ol-); 20

К такому же роду фонетических правил относится т.н. schwa secundum: использование эпентетического гласного без контроля со стороны морфологии представляет собой характерную черту индоевропеистики начала прошлого века. 21

3) a[mfhn < *h2enœh¾-Èn: в этом случае мы снова обращаемся к делокативной деривации, которая помогает выявить «внутреннюю форму» слова для ‘шеи’: памятуя о сближении с др.-инд. a«hú- и гот. aggwu- ‘узкий’, резонно предположить, что ‘шея’ получила свое обозначение как ‘то, что находится в узкой части тела’ (к принципу номинации ср. обоснованную выше деривацию для лат. femur или связь между др.-инд. ûrú- ‘бедро’ и urú- ‘широкий’); в качестве локатива от *h2o/enœh-u- ‘узость’ предполагается форма *h2engh¾-en (ср. *h2e¤¾en > aijevn от основы *h2o/e¤u-), к которой достраивается полная парадигма основы на *-n-. Та же картина и в примерах, не упомянутых Риксом: a[ggelo" < *h2énœh1lo‘вестник’ $ *h2−œh1ló- ‘быстрый’ (др.-инд. ajirá-): различие в значении и в месте ударения определенно указывает на различный деривационный статус древнегреческой и древнеиндийской форм; aj[nqrwpo" < *h2endhro-h3kw-o-: ср. полную ступень аблаута в первом члене детерминативных композитов *(h1)eni-h3(e)kw-o- > др.-ирл. enech, *proti-h3(ô)kw-o- > др.-инд. prátîka-. Далее в главе разбираются с морфологической точки зрения этимологии, свидетельствующие против закона Рикса в традиционном понимании: мик. a-i-qe-u < *h2−si- (к лат. ênsis, др.-инд. así- ‘меч, нож’ и пал. Ÿa¸îran ‘кинжал’), a[ttomai ‘вить пряжу’ < *h2−t-¤e/o- (алб. 2/3 Sg. pres. end ‘ткать’), ajdhvn < *Hx−gwËn и, возможно, a[or < *h2−s-μ/-Òr. Очевидно, что, следуя традиционному пониманию закона Рикса, мы теряем возможность для убедительной (и подчас единственно возможной) этимологии для этих слов. Особенно интересен пример ajqhvr (с архаичным суффиксальным аблаутом ajqhvr, ajqevra) vs. ajnqevrix, который с точки зрения традиционной теории не интерпретировать иначе как посредством реконструкции и.-е. */a/. Эти слова трактуются нами как делокативные образования от корня *h2nedh- ‘выступать, выдаваться’ (ejnqei'n, ajnhvnoqe): от корневого имени со значением nomen actionis *h2nodh-/ *h2nedh- реконструируется Loc. Sg. *h2−dh-er ‘в выступлении’, т. е. ‘в выступающем месте’, который субстантивируется как *h2−dh-Ër ‘то, что находится в выступающем месте’ по модели *h2é¾s-Òs, *h2us-s-és ‘заря’, Loc. Sg. *h2us-s-ér(i) ‘на заре’ > *h2us-s-Ër ‘то, что на заре’ > ajhvr ‘утренний туман’; *h2−dh-Ër дает ajqhvr *‘пик, торчок’ > ‘колос’. С другой стороны, локатив *h2−dh-er субстантивируется путем внешней деривации: сначала от него образуется реляционное прилагательное h *h2−d -er-o- путем добавления тематического, которое затем образует субстантив *h2endh-er-ó- по модели «vμddhi + перемещение ударения» (ср. *h2μtó- ‘установленное’ (вед. μtá-) % *h2érto- ‘[божественный] порядок’ (г.-ав. aºa-) или более близкий к данной тематике пример *kμh2s-er ‘в голове’ > *kμh2s-ró- ‘находящийся в голове’ > *kérh2s-ro- ‘то, что находится в голове’ > лат. cerebrum). *h2endh-er-ó- ‘тот, кто находится в выступающем месте’ дает ajnqerewvn ‘подбородок’ (к принципу номинации ср. лат. mentum ‘подбородок’ vs. monti- ‘гора’). Итак, новые принципы и.-е. словообразования (делокативная 22

деривация) в сочетании с новой фонетической теорией (отказ от закона Рикса перед носовыми) позволили проанализировать внутреннюю форму еще одной и.-е. лексемы. В главе также предлагается ряд принципиально новых этимологий, призванных подкрепить предлагаемое звуковое развитие: 1) эпитет Аполлона h[i>e (Foi'be) < *â¾i¤o-< *ah¾i¤o- < *h2−s¾i¤o- ‘божественный’ (и.-е. *h2o/ensu- ‘божество’: г.-ав. ahu-, др.-инд. ásura- adj., др.-исл. Æsir, др.-англ. ôs, прагерм. *ansu-, хетт. Ÿa¸¸u- ‘царь’); 2) ajrethv < *h2−r-etéh2- ‘мужество’ (от того же корня, что и ajnhvr, др.-инд. sûnára‘могучий’); перед нами абстрактное имя типа др.-инд. vratá-, г.-ав. uruuÀta- ‘приказ’, др.-инд. marata- ‘смерть’, ср. от того же корня др.-инд. (класс.) naratâ-; к семасиологическому принципу, ср. лат. uirtus ~ uir или рус. мужество ~ муж; 3) a[cqo" < *h1−k-dh-es- ‘ноша’ (корень *h1nek-, ср. ejnegkei'n, рус. ноша; *-dh- по аналогии к семантически близким глаголам brivqw, plhvqw); 4) a[ter < *h2−ter (др.-исл. án, ón, др.-верх.-нем. ânu, âno, совр.-нем. ohne; традиционное сравнение с лат. sine оставляет без объяснения отсутствие густого придыхания). Наконец, если принять звуковое развитие *h2−- > aj-, отказавшись от закона Рикса для носовых сонантов, становится возможным предложить этимологию для имени jAcilleuv", не имевшего ранее убедительного этимологического толкования. Первая часть этого имени восходит к и.-е. *h2−œhi-, образованному от того же корня, что и ав. zah- ‘беда’, вед. á«has- (и.-е. корень *h2enœh- ‘притеснять, сдавливать’: лат. angustus, лит. añk¸tas, др.-в.-нем. angust), которые метафорически употребляются в Авесте и в Ригведе в значении ‘смерть’ (формулы ав. vîtar-zah-, вед. á«has- tari полностью соответствуют хрестоматийному mμtyúm tari = nevktar). Вторая часть составного сложного имени jAcil(l)euv" восходит, по нашему мнению, к и.-е. *h2/3¾elh1/3- ‘умирать, убивать’, ср. тох. А wlatär, wläs ‘умирать’, хетт. Ÿulle/a- ‘биться’, др.-гр. aor. eJavlwn (особенно важно формульное qanavtw/ aJlw'nai F 281). Если возводить jAcil(l)euv" к *h2−œhi(h2/3)¾l(h1/3)-o- ‘убивающий смерть’, то через развитие группы *-¾l- появляется возможность объяснить чередование /l/ ~ /ll/ во второй части композита, ранее остававшееся непроясненным. Трактовка имени Ахилла как имени героя, долженствующего победить смерть, многое объясняет в композиции и развитии Илиады, ср. мотив бессмертия Ахилла, которое ему пыталась даровать его мать Фетида: гибель Ахилла – это смерть, которой не должно было быть; эта интерпретация также позволяет сблизить гомеровский сюжет с общеиндоевропейским мифом о преодолении смерти, лишь фрагментарно отраженным в греческой мифологии, и пересмотреть некоторые положения относительно формирования гомеровского эпоса.

23

ЗАКЛЮЧЕНИЕ В проведенном исследовании были изучены рефлексы различных и.-е. акцентно-аблаутных типов и деривационных моделей в древнегреческом языке; анализ древнегреческого материала с позиций теории акцентно-аблаутных парадигм на практике оказался плодотворным и дал возможность получить ряд результатов, которые перечисляются ниже (порядок перечисления носит системный характер и не соответствует порядку следования глав исследования): • Показано, что древнегреческий язык сохранил рефлексы деклинационных типов и деривационных моделей (таких, как внутренняя деривация или делокативное словообразование), реконструируемых для праязыка на основании данных ряда и.-е. языков. • Проведена полная реконструкция дериватов от и.-е. корня *dem- ‘строить’; обоснована реконструкция этого корня без конечного ларингала. • Проведена полная реконструкция аблаута и внутренних дериватов ряда праиндоевропейских имен существительных: o И.-е. обозначение ‘челюсти, щеки, подбородка’: *œËnh2u- ‘челюсть’, Nom.-Acc. Du. *œÊnh2u-h1e % *œénh2u-, *œ−h2e¾s ‘прилегающий к челюсти: подбородок, щека’; выявлена внутренняя форма этой и.-е. лексемы и ее связь с и.-е. *œombho- ‘зуб’; o И.-е. обозначение ‘солнца’: *seh2¾©, *s(h2)¾ens % 1) *séh2¾Òl- ‘бог Солнца’; 2) *séh2¾Òn- ‘id.’; обоснована деривационная связь этой лексемы (делокативная модель) с основой на *-u- со значением ‘жар’. • Доказано существование в праязыке прилагательных с основой на *-i- протерокинетического склонения. • Разработан сценарий возникновения делокативных парадигм в праязыке, проясняющий происхождение основ с суффиксом *-n- и *-r/-n-. Предложен анализ для следующих лексем, отраженных в древнегреческом языке: *bhorh1u- ‘изливание’ > *bhreh1¾-μ/-n- ‘источник’; *dho/emu- ‘толщина’ > *dhem¾-μ/-n- ‘бедро’; *sÊh2u- ‘жар’ > *séh2¾-©/-n- ‘солнце’; *h2o/endh-u- ‘хождение’ > *h2−dh¾-Èn- ‘путь’; *h2enœh-u- ‘узкий’ > *h2enœh-¾en- ‘шея’. Предложена новая интерпретация происхождения именного класса основ на *-nсо значением частей тела и выдвинута гипотеза, согласно которой чередование *-r-/ *-n- в целом восходит к использованию локативных суффиксов *-er и *-en. • Проведена реконструкция ряда деривационных моделей индоевропейского праязыка и изучены их рефлексы в древнегреческом языке: o Для праязыка реконструированы суффиксы *-u1- со значением обладателя и *-u2- со значением принадлежности; изучены их аблаутные свойства и выдвинута теория, согласно которой суффиксация при помощи посессивного *-u1- сопровождалась vμddhi (инфигированием гласного в корень).

24

o Изучен словообразовательный тип barbâtus, образующий посессивные дериваты при помощи суффикса *-to-; исследован вопрос об акцентуации данного типа; также исследована деривационная база данного словообразовательного типа и показано, что суффиксация могла происходить как по «деказуативной» модели, использующей в качестве основы флективную форму инструментального падежа с окончанием, так и по более привычному пути с использованием основы без окончания (с важной поправкой, что данная основа могла иметь акцентно-аблаутные свойства инструментального падежа). o Изучен ряд моделей субстантивации (прилагательное % существительное): субстантивация путем добавления суффикса *-s-; субстантивация путем сдвига ударения (сопровождаемого вставкой гласного в корне). • Обоснована новая гипотеза происхождения древнегреческих основ с суффиксом -a", согласно которой в основе этого морфологического типа лежат атематические основы на *-h2- с субстантивным (собирательным) или адъективным значением, результатом добавления к которым суффикса *-s- по модели др.-инд. párî°as- ‘богатства’ < pûr°á- ‘полный’ являются, соответственно, сингулятивы или деадъективные абстрактные имена. Эта трактовка позволила предложить развернутый анализ для ряда лексем, в частности, для некоторых слов, ранее не имевших этимологии. • Исследован ряд проблем в области фонологической реконструкции и.-е. праязыка и исторической фонетики древнегреческого языка: найдены новые примеры, подтверждающие действие закона Ф.А. Никитиной, согласно которому ларингал выпадает в позиции между начальным *s и следующим согласным; для древнегреческого языка опровергнуто действие закона Фрэнсиса-Нормье и закона Рикса перед носовыми сонантами. Дана трактовка ряда частных проблем истории древнегреческого языка (ассимиляция и диссимиляция гласных, компенсаторные удлинения, протетические гласные, развитие /n/ перед согласным). • Проведена реконструкция 93 лексем праиндоевропейского словаря и предложено 36 новых этимологий, прежде всего для древнегреческих, но также для древнеиндийских, анатолийских, авестийских и тохарских слов. Новая этимология гом. ajavato" позволила уточнить реконструкцию комплекса индоевропейских мифологических представлений, связанных с солнцем и загробным миром.

25

Основные положения и научные результаты диссертационного исследования отражены в следующих публикациях: 1. Николаев А.С. Этимология др.-гр. ajavato" // Индоевропейское языкознание и классическая филология — V: Материалы чтений, посвященных памяти профессора И.М. Тронского. 18-20 июня 2001 г. / Отв. ред. Н.Н. Казанский. – СПб.: Наука, 2001. – С. 90-91. 2. Николаев А.С. Индоевропейское обозначение года и проблема Locativus Sg. в акростатическом склонении // Индоевропейское языкознание и классическая филология — VII: Материалы чтений, посвященных памяти профессора И.М. Тронского. 16-18 июня 2003 г. / Отв. ред. Н.Н. Казанский. – СПб.: Наука, 2003. – С. 167-179. 3. Nikolaev A.S. Rund um att. grau'", hom. grhu?": zur Deutung einiger altgriechischen Personennamen // Colloquia Classica et Indogermanica III / Отв. ред. Н.Н. Казанский. – СПб.: Наука, 2003. – С. 179-198. 4. Nikolaev A.S. Aind. ábda- und Zubehör // Acta Linguistica Petropolitana (Труды Института лингвистических исследований). / Отв. ред. Н.Н. Казанский. Т. I. – Ч. 1. – СПб.: Наука, 2003. – С. 103-117. 5. Николаев А.С. К действию закона Рикса в древнегреческом языке // HμdÄ mánasâ: Сборник статей к 70-летию профессора Леонарда Георгиевича Герценберга / Ред. Н.Н. Казанский. – СПб.: Наука, 2005. – С. 38-72. 6. Николаев А.С. Тох. А ¹amantär и индоевропейский претерит с продленной ступенью аблаута в корне // Вопросы языкознания. – 2005. № 5. – С. 68-83. 7. Николаев А.С. Соотношение грамматической и лексической семантики в индоевропейском праязыке: вопросы внутренней деривации // Индоевропейское языкознание и классическая филология — IX: Материалы чтений, посвященных памяти профессора И.М. Тронского. 20-22 июня 2005 г. / Отв. ред. Н.Н. Казанский. – СПб.: Наука, 2005. – С. 158-169.

26