ЖИЗНЬ МЕР
08 «ГВА
ФРОНТОВЫЕ МЕМУАРЫ ВЕТЕРАНОВ
1-Й ТАНКОВОЙ ДИВИЗИИ ее
ссllЕЙБWТАНДАРТ АДОIIЬФ ГИТIIЕР))
Москва «ЯУЗА-ПРЕСС»
2011
УДК 455/459 ББК63.3(0) Н60
Оформление серии П. Волкова
н
60
НидеРМ8Йер Г. Эсэсовская «гвардия» в бою: Фронтовые мемуары ветеранов l-й танковой дивизии ее «Лейбштандарт
Адольф Гитлер» / Герман Нидермайер, Йорн Валь тере. - М. : Яуза-пресс, 2011. - 288 с. - (Вторая Ми ровая война. Жизнь и смерть на Восточном фронте).
ISBN 978-5-9955-0273-9 Ведущий свою историю с
1933
roда, «1Iейбштанцарт Адольф
Гитлер» прошел путь от личной охраны фюрера до l-й танковой ди Bизии сс, отличившись на всех фронтах Второй Мировой и заслу жив право считаться «первым не только по порядковому номеру, но
и по доблести •.
Авторы этой кииги, заслуженные Altgedienten (ветераны) «1Iейб штандарта., вместе со своей элитной дивизией участвовали в реша
ющих сражениях войны - попытке деблокады армии Паулюса под Сталинградом и контрударе на Харьков, Курской битве, обороне Норманции и наступлении в Арденнах. их мемуары - откровенный
рассказ о боевом пути 1. SS-Panzer-Division «Leibstandarte AdolfHitlel'», о победах и поражениях, ранениях и наградах, фронтовом быте и погибших Кriegskameraden (боевых товарищах), о жизни и смерти на передовой.
Они были настоящими
Frontkampfern (фронтовиками), а не от
сиживались в тылу, они верили, что воюют за правое дело, они лич
но не участвовали ни в эсэсовских зверствах, ни в расправах над
гражданским населением
-
НО сколько бы они ни твердили, что
были «такими же солдатами, как все», это не отменяет ни приговора истории, ни решения Нюрнбергского трибунала, признавшеro вой
cкa СС ПРЕСТУПНОЙ ОРГАНИЗАЦИЕЙ. УДК 455/459 ББК63.3(О)
ISBN 978-5-9955-0273-9
© Нидермайер Г., в8.IПoтерс Й., 2011 © 000 .Яуэа-пресс., 2011
Герман Нидермайер
На врага с дивизией «Лейбmтандарт»
ПРЕДЫСТОРИЯ
ои предки в 1860-х годах жили в Тигенхофе - приго м роде Данцига - и работали в сельском хозяйстве. Их жизнь была существованием, недостойным человека. Они перебивались случайными заработками, даже детям при
ходилось работать. Такую жизнь можно сравнить с настоя щим крепостничеством.
Поэтому в
1870
году мой прадедушка Мартин Нидер
майер вместе со своим другом Францем Ширром решил эмигрировать на Украину. Так, две семьи, состоящие более чем из двадцати человек, отправились в долгую, трудную до
рогу, которая заняла тринадцать недель. Шли пешком, взяв с собой лишь тачку со скудным имуществом. По дороге про сили на жизнь, а спали там, где их заставала ночь.
Обе семьи наконец осели в основанной немецкими посе ленцами колонии Остервик. Мой прадедушка работал сапож
ником, а его друг занимался крестьянским 1рУДОМ. жили скром но, а так как запросы их были невелики, то вполне сносно. Но хорошие времена продолжались недолго. Уже в
1913 году трудно было не
заметить мрачные предвестья при
ближающейся войны. Многие немецкие колонисты попы
тались вернуться Щl родину. Отцу этого вовремя не удалось, и он вместе с приблизительно тысячью других немцев был депортирован в Сибирь. Из всего этапа лишь около ста че
ловек живыми добрались до озера Байкал. Там они столкну лись с невообразимыми трудностями, и первую суровую зиму пережили лишь самые молодые и сильные.
5
-0----Там отец познакомился с моей матерью, они пожени
лись, и при авантюрных обстоятельствах им в
1920 году уда
лось перебраться в Цайтхайн около Ризы, где они жили в ла гере вместе с друтими переселенцами. Здесь года я и появился на свет и до
17
июня
1923
1937 года жил с родителями,
братьями и сестрами. В том же году мы переехали в Мерц дорф неподалеку от города Риза. Я окончил трехлетний курс обучения на плотника и столяра-краснодеревщика в фирме
«Брендель и сын» в Редерау около Ризы.
МЕДОСМОТР ПРИЗЫВ НИКОВ Моя история началась солнечным весенним днем в мае
1941
года в Ризе. Я как раз успешно окончил курс обучения
на плотника и столяра-краснодеревщика и отдыхал со свои
ми друзьями Хельмутом Гардером и Вилли Поплатта в го родской купальне. Начался купальный сезон, и мы ис пользовали каждую свободную минуту, наслаждаясь водной прохладой. Так было и в тот роковой день. Мы лежали на лужайке у плавательного бассейна, беседовали о Боге и мире, провожая долгими взглядами девушек. Вилли подбежал по лужайке к нам и сказал:
-
Я прямо из гостиницы «Штерн». Знаете ли вы, что там
происходит?
-
-
И, не дожидаясь ответа, добавил:
Медосмотр призывников!
Это сообщение нас заинтересовало.
-
Как думаете, а не посмотреть ли нам на весь этот пе
реполох?
Нам захотелось этого. С детских лет нас манило все, что связано с армией. Мы неизменно участвовали во всех воен ных играх мальчиков из «Гитлерюгенда» или подобных спор тивных мероприятиях. Именно в то время нам казалось не
обходимым помочь нашему отечеству и стать добровольца ми. А если добровольно, значит, то, что надо. Итак, недолго думая, мы отправились в направлении гостиницы «Штерн». Она располагалась неподалеку, здание можно бьmо видеть из бассейна. Там творилось нечто нево-
6
-----0образимое. Возле гостиницы стояли военные автомобили и множество молодых людей, поодиночке или группами обсу
ждавших происходящее. ПодойДя, по номерам машин и знакам различия входящих и выходящих военных мы поня
ли, что речь идет о медосмотре призывников войск ее. Там
мне в глаза вновь бросились рекламные плакаты, которые бьmи развешаны по всей Ризе.
Мне бьmо всего только
17 лет, 18 должно бьmо исполниться 17 июня. Тем не менее меня будоражила мысль о служ
бe в элитном воинском подразделении. Внезапно в нашей памяти вспльmи кадры киножурналов о польской и фран цузской кампании, где эти элитные войска показывали в
деле. Мы были под сильным впечатлением этих кадров, де монстрировавших увешенных орденами и медалями радост
ных солдат, а также парады победы, проходящие по улицам
Варшавы и Парижа. Я по-прежнему пребывал в раздумье, когда к нам неожиданно подошел унтер-офицер и подал
мне знак следовать за ним. Только теперь я заметил, что мы, помимо своей воли, уже встали в очередь. Так распоряди лась судьба. Я замер перед столом, за которым сидел офи
цер, и по его приказу подал ему свои документы. Ему, ка жется, хватило беглого взгляда, которым он смерил меня с головы до пят; мой рост составлял
184 сантиметра.
Затем он
что-то сказал своему соседу, унтершурмфюреру ее. Тот взял мои документыI и отрывисто произнес:
-
Пойдемте со мной!
Я еще раз бросил короткий взгляд на обоих своих дру зей, которых также осматривал офицер ее, и уже заходил в
соседнюю комнату к гауптштурмФюреру ее, на котором поверх военной формы бьm надет белый халат. Это был врач,
проводивший медосмотр призывников. Здесь также царила деловая атмосфера. В этой комнате мой рост и вес точно измерили, и я про шел подробнейшее исследование. Помимо всего прочего, мне пришлось ответить на целый ряд вопросов о себе. Огве ты вносились в анкету. Вся процедура заняла примерно час. Так как я уже завершил профессиональное обучение как
7
-lZJ----плотник и столяр-краснодеревщик, а
18
лет мне должно
было исполниться через шесть недель, для вступления в
войска се мне требовал ось задокументированное согласие родителей. Я знал, что критерии отбора жесткие и принима ли в войска се отнюдь не каждого.
-
Вас признали годным,
-
сообщил мне врач.
-
С уче
том вашего телосложения и вашей профессии вы будете за числены в спецподразделение и пройдете обучение на сапе ра. Призывную повестку вы в ближайшие дни получите по почте.
Я не мог поверить собственным ушам. Меня и в самом де ле взяли. По окончании бюрократических формальностей на внутренней стороне левого плеча мне сделали татуировку мо
ей группы крови, у меня вторая группа. Затем меня отпустили. Держа под мышкой папку с копией своего заявления о принятых на себя обязательствах и трудовой договор, я
вновь оказался в баре гостиницы. Вилли и Хельмут, по-ви димому, все еще проходили осмотр, во всяком случае, я их
нигде не видел. Чтобы скоротать время, я снова стал читать только что подписанное мною заявление о принятии на себя
добровольных обязательств. В нем бьmо написано: «... ссы лаясь на мое заявление о записи добровольцем, я начиная с сегодняшнего дня в случае моего приема изъявляю готов
ность четыре года прослужить в войсках се, включая трех
месячный испытательный срок. В случае если я буду при знан годным к должности унтер-офицера, обязуюсь про длить срок службы до двенадцати лет»l. 1 Критерии оroора и медосмотра для зачисления в войска ее были
очень строги. Наряду с незапятнанной репугацией главным мерилом слу жили: внешний вид, строгие медицинские показания, минимальный рост
1 метр 76 сантиметров и отсугствие в семье наследствениых болезней. Пре тенденты были добровольцами и выходцами из всех слоев населения. Эro
были выпускники школ, студенты, люди с высшим образованием, ремес ленники, крестьяне, а также, если признавались годными, солдаты и воен
ные чины времен Первой мировой войны и бывшие военнослужащие рейхс
вера. ДJrя вступления не нужны были никакие политические или мировоз зренческие предпосылки. Эго соответствовало обычному веянию времени тех лет во всем мире, а не только в Германии, когда молодых людей с удо вольствием принимали в ряды ЭЛИТНЫХ войск.
8
-----0Как отреагирует мать, а прежде всего отец, недолюбли вавший военных? По коже пробежал холодок. Я вдруг ужас но заторопился. Не дожидаясь Вилли и Хельмута, все еще проходивших медосмотр, я кратчайшей дорогой отправился
домой. Чем скорее родители узнают об этом, тем лучше. Ко гда я подошел к двери, мать стояла на кухне и готовила обед.
Я сел за стол и положил на него папку.
-
Что это?
-
спросила она.
Мама, я только что записался добровольцем в войска
сс. Скоро меня призовут,
-
произнес я твердым голосом.
Лицо ее осталось бесстрастным, она взглянула на меня так, как смотрела когда-то в детстве, когда я бьm маленьким.
Не произнося ни единого слова, она смотрела на меня, и мне казалось, что взгляд ее устремлен куда-то вдаль, мимо
меня. Словно меня уже нет. Затем она резко притянула меня к себе и обняла.
-
Мальчик мой, береги себя.
Я ответил: -Я еще жив. Затем вырвался из ее объятий. Я был молод и не думал ни о ранении, ни о смерти, ни о том, что ни одна мать нико
гда, ни при каких обстоятельствах не отпустит своего ребен ка на войну, тем более добровольцем. Да и у отца бьmа стой кая неприязнь к армии. Слишком многое пришлось ему пе режить в Первую мировую войну на Украине, когда русские насильно согнали все население немецкого происхождения с насиженных мест или использовали на принудительных
работах.
ПРИЗЫВ В САПЕРЫ СС В ДРЕЗДЕНЕ Две недели спустя я уже держал в руках призывную по
вестку. Я, как мне и говорили, бьm призван в саперы СС и
31
мая
1941 до 10 часов утра должен бъm прибыть к казармам
в Хеллерау-Дрезден. Быстро сложив вещи, я в приподнятом настроении зашагал в направлении вокзала навстречу неиз
веданным приключениям. Еще с вечера я простился с от-
9
цом, но расставание бьmо холодным. Прощание с матерью, братьями и сестрами прошло гораздо сердечнее. Я уже упо
минал, что мать отпустила меня неохотно. На вокзале мно жество молодых людей тоже ждали поездов, чтобы добрать
ся до своих учебных казарм. Среди них были и знакомые. Между прочим, при звали и Вилли, и Хельмута. На вокзале, а затем в поезде, так как некоторым знакомым бьmо со мной
по пути, мы шутили и смеялись. Знай мы тогда о том, что нам предстоит пережить, а также о том, что многих из нас
мы уже никогда не увидим, нам бьmо бы не так весело. Точ но в назначенное время я стоял у ворот казарм. Вместе со
мной ожидали еще примерно
100 призывников.
Я показал
часовому повестку и выслушал его инструктаж. Начинался совершенно новый этап моей жизни.
Всех новичков принял штабсшарфюрер СС, впервые приказавший нам построиться. Само собой, как это всегда
бывает с новичками, воцарилась колоссальная неразбериха. Но унтер-офицеры СС очень быстро и четко показали нам, где чье место. После построения и сверки по списку они до-
Караульный пост казармы ее в Хеллерау-Дрезден, вид со двора казармы.
10
------0ложили командиру о нашей готовности. Он обратился к нам с короткой речью, в которой обрисовал наше БУДуШее обу
чение. Среди прочего он сказал, что в немецких армиях са перы сушествуют уже несколько сот лет. Это специалисты по наведению пере прав через реки, взлома тяжелых заграж
дений, проведения взрывов, строительства мостов и произ
водства множества других инженерно-технических работ, и
все это
-
под огнем противника. Мы должны постоянно
осознавать нашу высокую ответственность и очень старать
ся в период обучения. Наш девиз: «Чем больше пота, тем меньше крови!» Та речь запомнилась мне надолго. Затем нас разделили по ротам, я попал во 2-ю роту, и ка ждой группе вьщелили по две комнаты. По происхождению и социальному составу призывники войск СС представляли собой довольно пеструю картину. Будучи выходцами из всех
социальных слоев Германии, мы имели разный об
разовательный уровень. Что объединяло всех нас? Все мы были добровольцами и очень этим гордились. В ка честве обмундирования нам
выдали серую полевую фор му, стальную каску, повсе
дневный
форменный
го
ловной убор, называемый пилоткой, сапоги, нижнее белье, одеяло, солдатский котелок с ложкой и тому
подобное. Затем последо вали ков» и
наставления
«стари
О правил ах поведения
указания
относительно
того, как заправлять крова ти и в каком порядке содер
жать шкафы.
Также
нам Воспитание порядка в мелочах.
нужно было выбрать ста-
11
-0----росту каждой комнаты. Он необязательно должен быть стар шим по возрасту, но тем, к кому можно подойти, если что
то не так, и получить дельный совет. К нему же обращались наши воспитатели, он получал от них «(нагоняй» И потом уже
работал с нами. В комнате всегда размещалось по шесть че ловек. Для того чтобы с самого начала воспитывать нас в
духе содружества и товарищества ее, нам не разрешили за пирать шкафы. Эсэсовец не ворует! Через два дня после вы дачи обмундирования мы отправили свою гражданскую одежду домой.
РАСПОРЯДОК ДНЯ Уже на следующий день мы ощутили, что значит слу
жить в армии. В шесть часов утра дежурный унтершарфюрер ее устроил побудку, затем одному из нас нужно бьшо пойти и принести кофе, а еще одному сходить к каптенармусу и
принести сухой паек для всех нас. Умывшись, мы заправили кровати, а потом позавтракали. Завтрак, так же как и ужин, нам давали прямо в казарме. Еды, сухого пайка в особенно сти, нам, молодым солдатам, организм которых еще продол
жал формироваться, хватало не всегда. И мы подчас прибе гали к различным вспомогательным средствам, таким как
известный у нас бутерброд с горчицей. Когда на тарелках уже бьmо чисто, отрезался еще приличный ломоть хлеба и намазывался горчицей, подобное лакомство приходилось
нам очень по вкусу, словно это бьши варенье или колбаса.
Обедали мы в столовой казармы. Она находилась прямо на против плаца, справа от здания, в котором размещалась наша рота.
До семи часов нам надлежало позавтракать, а также при вести в порядок наши комнаты и помещение казармы. По сле этого мы надевали форму, и в коридоре раздавался сви
сток и команда: «Рота! На выход!» Так начинался наш день.
Если в расписании стояли политзанятия, чаще всего зани мавшие два часа, то на них мы шли в специально предназна ченное для этого помещение в одном кителе, штанах и пи-
12
------0-
Учебный плац.
лотке. Ремень можно бьmо не надевать. Во время индивиду альных, групповых и ротных занятий на плацу, разумеется,
требовалось быть одетым по всей форме. На первых порах нас обучали в составе отдельных групп, позже повзводно и поротно под началом одного из унтерштурмфюреров СС. Когда день подходил к концу, все только что заученное еще раз закреплялось на ротных занятиях. Над двором ка зармы раздавался свист, громко звучала далеко разносящая сякоманда:
-
Рота, слушай мою команду! В колонну стройся! Марш,
марш! В следующее мгновение все закипало, как в муравейни ке. Все бежали, наталкиваясь друг на друга, спеша занять свое место. Вечернюю зарю трубили в
22 часа.
И к тому мо
менту, когда дежурный унтершарфюрер СС заканчивал ве черний обход казармы, свет должен быть уже выключен, а все мы обязаны бьmи лежать в своих кроватях.
ОБУЧЕНИЕ Со временем мы поняли, где будут проходить занятия. В первые две недели мы почти ничем другим не занимались, кроме как построением, поворотами направо и налево, мы
13
-0------
Вид на манеж из здания главного караула.
усердно маршировали и учились так называемой гарнизон
ной службе. Все эти занятия проходили в уже упомянутом манеже, солидном здании с остекленным фасадом во дворе
казармы. Оно находилось справа, рядом с главным караулом на Хеллерхофштрассе. На коньке крыши БЬUIа маленькая башня с часами со всех четырех сторон. Остекленный фасад украшала надпись: «Моя честь называется верность». В течение следующих недель мы близко познакомились
с лужайкой за манежем, исползав ее на брюхе. Как говорит ся, перешли на «ты» С каждой травинкой. Подобно всем но вобранцам до и после нас мы частенько целовали землю,
учились армейским уставам. Обучение бьUIО жесткое и ино гда проходило на пределе сил, но выдержали его все. Благо даря хорошему, пусть даже и суровому обучению мы стали
настоящими солдатами войск ее, первоклассными воина ми, чей уровень подготовки признавали и заграничные во
енспецы. В то время гражданских превращали в настоящих солдат, не чета нынешним «гражданским В военной форме». Немаловажной составляющей нашей подготовки бьUI
14
спорт в соответствии с прин
ципом Штайнера о спортив ной подготовке воинов'. От разнообразных упражнений во дворе казармы, большей ча стью служивших для размин
ки, мы под руководством обер
шарфюрера ее переходили к многокилометровым кроссам
по пере сеченной местности.
Территория вокруг казарм в Хеллерау идеально подходила для занятий различными ви
дами спорта. Если в нашем дневном расписании не пре дусматривалось никаких так
Группенфюрер ее Феликс
тических занятий на местно-
ШтаЙнер.
сти, то мы опять-таки занима-
лись спортом: легкой атлетикой или плаванием. Для нас, будущих саперов, плавание было особенно важно, так как большинство поставленных перед нами задач приходилось выполнять в воде. Поэтому мы также учились плавать в фор ме. Если же кто-то плавать не умел, то обучался довольно быстро. Наши инструкторы показывали все, вплоть до прыж ков в полном обмундировании с восьмиметровой вышки. Нас учили таким достоинствам военных, как дисципли на, чистота и порядок, сплоченность и чувство товарищест
ва; учили маршировать, как подобает солдату, отдавать честь, обращаться с оружием и многим другим важным вещам. Во время одного из послеобеденных спортивных заня тий под руководством обершарфюрера ее, бежавшего впе1 Феликс Штайнер, обергрyпnенфюрер ее и генерал войск ее, был
командующим генералом
III
(германского) танкового корпуса ее. После
возобновления действия всеобщей воинской повинности в
1935 году и с уч
реждением войск, выделенных в резерв ее, Штайнер вошел в ряды еще мо лодых войск ее, чтобы на основе разработанных им принципов новых учебных методик формировать абсолютно новый тип солдата.
15
-0----реди, на спортивной ШIOщадке мы наматывали один за дру
гим круги на выносливость. Так как уже во время обучения я бьm страстным легкоатлетом и вообще хорошим спортсме ном, темп казался мне слишком медленным, и я побежал быстрее, но краем глаза поймав на себе выразительный взгляд обершарфюрера, почел за лучшее отстать. Итак, к концу обучения большинство из нас получили знаки отли
чия штурммана. Частенько мы, стискивая зубы, проклинали тот день, когда записались в эти войска, однако никто не сдался и не ушел.
Не менее важной частью нашей строевой подготовки
было обучение обращению с оружием. Нас учили обращать ся с карабином и пулеметом, и к концу курса мы могли со
брать и разобрать это оружие с закрытыми глазами. Стрель бам предшествовали теоретические занятия. До стрельбища нам приходилось маршем преодолевать расстояние в не
сколько километров, чаще всего распевая песни. У коман дира нашего взвода была любимая песня, которую мы в та ких случаях и пели: «Как хорошо солдатом быть, Ро-о-озе мари, не всегда нам светит солнце, Ро-о-оземари ... » Всякий служивший в армии может себе представить, что наши му зыкальные способности отнюдь не делали чести Венскому хору мальчиков, и припев «Роземари» В исполнении наших пересохших, охрипших глоток скорее походил на брачные
крики мартовских котов. Разумеется, это ПОРОllЩало неудо вольствие наших инструкторов, у которых имелись свои ме
тоды. Раздавалась команда «химическая тревога» или вне запно появлялись низко летящие самолеты, и вся рота «за рывалась» лицом в грязь.
-
Встать! Вперед, шагом марш, марш! Ложись!
-
и так далее.
Каждый, кому довел ось пройти строевую подготовку в немецкой армии, знает, о чем я говорю. После того как гос пода унтер-офицеры вдоволь натешились, мы, в походном строе, вновь пускались в путь, так чисто и звонко распевая
прекраснейшие песни, что нам улыбнулась бы неведомая, к
сожалению, «РоземарИ».
16
-----0Теперь на стрельбище нам представился случай претво рить в жизнь теоретические знания. Мы стреляли из караби на Маузер К98
k и пулемета MG-34:
Насколько мне помнит
ся, один или два раза я стрелял из тяжелого пулемета. Но все же вести стрельбу из тяжелого пулемета специально нас не учили. Тем не менее курс подготовки включал в себя как минимум однократные стрельбы из всего наличного огне стрельного оружия.
Обычно во время стрельб определялся лучший взвод учебной роты, и мой ВЗВОД почти всегда занимал первое ме сто. Так, в конце июня
1941
года в награду за успехи в стрель
бе нас наградили однодневной экскурсией в Ратен, что в Саксонской Швейцарии. Как нас обрадовало такое разно
образие! Погода стояла отличная, солнечные лучи ласкали наши радостные лица. Нам разрешили идти свободно, а не в строю под командой унтершарфюрера сс. Мы шутили и
смеялись, и если бы не форма, нас можно бьmо принять за группу веселых молодых туристов. Нельзя забывать, что бьmо нам всего по восемнадцать лет, и когда нам навстречу шла
красивая девушка, многие из нас охотнее проводили бы ее,
чем пошли за командиром взвода. Короче товоря, денек удался на славу.
Раз в неделю, чаще всего в субботу днем, производился осмотр оружия. Само собой разумеется, ему всегда предше ствовала основательная чистка оружия, так что на нем не
бьmо видно ни пьmинки. Теперь все зависело не столько от состояния оружия, сколько от настроения инспектирующе
го штабсшарфюрера сс. Подобная инспекция редко прохо дила без проблем. Кому-то всегда «выносили взыскание».
Наши инструкторы, в первую очередь молодые унтершар фюреры сс, которые бьmи немногим старше нас, почти всегда находили, к чему придраться, и выражали свое неудо
вольствие, сотрясая воздух крепким солдатским словцом.
Иногда нам благоволил командир унтершарфюреров сс, всемогущий фельдфебель, наша «ротная мама». Штабсшар фюрер СС также мог назначить повторную проверку прова
лившихся воинов на вторую половину дня субботы, мило-
17
-0-----
Саперы войск СС во время курса обучения с надувной лодкой.
стиво разрешив остальным идти в заслуженную увольни тельную.
Моя первая увольнительная бьmа чем-то особенным. Про ведя в казарме немало дней, заполненных разного рода военной муштрой, мы настолько привыкали к ней, что при
выходе за ворота нам казалось, будто мы погружаемся в со вершенно иной мир. При этом всегда должен бьm присутст вовать начальник, командир отделения, который вел нас,
двенадцать человек, в город. Кроме того, он обязательно за годя разъяснял нам правила поведения в увольнительной, а
на первых порах рассказывал практически обо всем, вплоть до того, каким трамваем следует добираться до того или
иного места и тому подобное. Это все немного напоминало детский сад, где воспитательницы не спускают глаз с малы
шей, чтобы с подопечными ничего не приключилось. Од
ним из наших излюбленных заведений бьm ресторан «Виль дер Маню>, на солдатском жаргоне также называвшийся «арена ближнего боя» или «танцульки», потому что воздух там буквально можно бьmо резать ножом, так сильно там
18
-----0было накурено. Он находился неподалеку от нашего поли гона, и доехать туда можно бьшо трамваем номер шесты l .
Значимой составной частью нашей подготовки бьшо обучение на местности, проходившее в любое время дня. Мы окапывались, рьши стрелковые ячейки, маскировались, но прежде всего учились делать это под огнем противника,
закидывавшего нас, к примеру, гранатами. Чтобы мы по
привыкли к соответствующей обстановке и не побежали в случае реальной войны с поля боя, для имитации боевых действий поджигались запалы специально подготовленных
зарядов. Даже тогда нам бьшо не слишком приятно, когда в непосредственной близости с оглушительным треском раз рывался взрывпакет, а секундой позже на нас обрушивался
дождь из земли, веток и тому подобного. Тут оставалось лишь одно: втянуть голову в плечи и ждать, пока все не уляжется.
Мне до сих пор во всех деталях помнится, как в первый раз зажгли запал дисковой противотанковой мины. Выкопав на поляне небольшое углубление и положив в него дисковую противотанковую мину, мы подожгли запал. Разрыв образо вал яму, а точнее, воронку внушительных размеров. В мо мент подобных взрывов нужно бьшо открыть рот и по воз
можности заткнуть уши. Первые несколько раз мы так и по ступали, а затем немного привыкли к этому шуму. Взрывная волна гораздо опаснее обычного шума.
Еще опаснее бьшо обращение с ручными гранатами. Тре бовался определенный навык, чтобы буквально за считаные секунды, лежа, бросить из стрелковой ячейки или окопа ки лограммовую ручную гранату так, чтобы самому не попасть в зону поражения ее осколков2.
Особенно важной составляющей нашей инженерно-са пер ной подготовки было умение обращаться со взрывчат кой, снабженной электрическим взрывателем и запальным шнуром. Сюда входил точный расчет длины запального шну
ра, от чего зависело время взрыва. При подрыве мостов, же-
1 2
Pionierkameradschaft Dresden, Pionierkameradschaft Dresden,
стр. стр.
19
38. 95.
-0----лезнодорожного полотна, проволочных заграждений и дру
гих подобных сооружений чаще всего использовались под
рывные заряды. В электрическом взрывателе, например, подрыв происходил через проложенный кабель, в то время
как для подрыва через запальный шнур требовался фитиль, капсюль-детонатор и источник огня, такой как спички или
сигарета. Все это надо бьvIO досконально знать, так как ма лейшая ошибка могла иметь роковые последствия.
На нашем водном полигоне на Эльбе нас в том числе учили и наведению мостов. Для этого мы сооружали дере вянные сходни длиной около двух метров. Затем на точно рассчитанном расстоянии с помощью специального молота
забивались сваи, на которые затем укладывался настил. При этом мы повторяли в такт:
Вдолбим Луку! По маковку! Смотри, пошел! Давай,
еще!
и так далее, до тех пор, пока свая не забивалась на
-
нужную глубину. Это была тяжелая работа. На узких прото ках Эльбы мы строили так называемые мостки. Они служи ли для пересечения средних водотоков и годились только
для переправы людей'. С берегов также строились малень кие причалы, в то время как мы привязывали, например, к
двум пустым бензиновым бочкам тонкие стволы деревьев с обрубленными сучьями, а затем клали бревна между этими «понтонамИ». Конечно, по таким шатким мосткам могли пройти лишь люди, но никак не транспорт. Все это и еще многое другое относил ось к профессии сапера. Крьmатое выражение наших наставников звучало так:
-
Сапера никому за пояс не заткнуть!
Особо популярной забавой наших инструкторов бьmи соревнования по гребле на понтонах. Вы прекрасно пред
ставляете себе, что ПОНТОНОМДЛИНОЙ
и весом
230 кг нельзя управлять,
3,40 м, шириной 1,67 м
как весельной лодкой. Он
1 Мостки на надувных лодках принадлежали к оборудованию для фор сирования средних водотоков шириной 55 метров. Их вес составлял 37 кг/погонный метр. для сооружения требовалось: 12 досок причала (по 52 кг, размером: 0,65 х 4,00 м), 12 маленьких HaдyвHhIX лодок, 24 опоры на
земле, 240ПОРНhIX балки (по 4,5 кг).
Pionierkameradschaft Dresden, стр. 45.
20
------0при водится В движение шестами, похожими на те, что ис
пользуют при сплаве барж по каналцм Шпрее. Подобное со ревнование имело целью не просто пробудить в нас дух со
перничества, но и позабавить. Одновременно немного раз нообразилась и наша жесткая учебная программа. А раз уж
речь зашла о веслах, то форсирование реки на надувных лодках входило в наш учебный план, и мы тренировались до тех пор, пока полностью не овладели этой премудростью.
Позже в России мне довелось испытать, что такое фор сирование реки в надувной лодке под огнем противника и насколько важна при этом согласованность действий от-
Саперы войск СС сооружают временный мост.
21
-0----дельных гребцов. Но об этом я еще напишу дальше в этой книге. Со временем мы стали работать веслами слаженно. Вечером подобного утомительного дня мы строем возвра щались с реки в казарму с «Роземари» на устах и дикой пус тотой в молодых желудках и едва не падали с ног от устало
сти. Увесистые балки, которые нам приходилось таскать целый день, строя сходни или мосты, а также все прочие тя
желые физические работы, выпадающие на долю сапера, придавали нам, молодым парням, отменный аппетит и да
рили крепкий мгновенный сон. В качестве выпускного экзамена нам после суточного перехода устроили ночные маневры под строгим надзором
нашего командира. Все изученное и вошедшее в плоть и кровь бьmо закреплено в памяти еще раз. Все мы понимали, что скоро за учениями последуют нешуточные военные буд ни. И хотя обучение наше бьmо основательным, однако от веденного на него времени явно не хватало. Мы смогли лишь слегка «понюхать» профессию, а отнюдь не стать опыт ными специалистами.
В начале августа
1941
года курс нашего обучения офици
ально заканчивался, утром нам приказали:
-
Рота, построиться!
Несколько офицеров прошли вдоль рядов, осматривая нас. Все те, рост которых составлял
180 см и
выше, должны
бьmи сделать шаг вперед, а затем нам объявили, что мы при
няты в дивизию «Лейбштандарт се Адольф Гитлер». Это бьmо все. Некоторые мои приятели, вместе с которыми я получил диплом, а затем поступил на службу в дивизию «Лейбштандарт», погибли буквально несколько месяцев спустя в жестких боях под Таганрогом или в других местах.
ВПЕРВЫЕ НА ВОСТОЧНОМ ФРОНТЕ и вот теперь в качестве сапера я вошел в состав дивизии
<JIейбштандарт се Адольф Гитлер», того самого подразделе ния войск се, о боевых заслугах которого в польской, фран цузской и недавней балканской кампании мы уже слышали и
22
читали. Получив нарукавные нашивки с подписью «Адольф Гитлер», мы очень гордились тем, что отныне принадлежим к этому соединению и вносим
свою лепту в его славу. Будучи
в то время еще необстрелянны ми новобранцами, мы не зна ли, да и не могли знать, что по полнение в воинскую часть по
сьmали в тот момент, когда ее
личный состав бьm обескров лен, а износ и потери вооруже
ния и боевой техники достига
ли критической отметки. Вре Герман Дальке уже в звании
мя пополнения и связанный с
унтерштурмфюрера сс.
ним отдых, а также переформирование вскоре заканчива-
лись тем, что подразделение возвращалось на передовую.
В то время дивизия (JIейбштандарт ее Адольф Гитлер» входила в группу армий «Юг». Командовал этой группой ар мий генерал-фельдмаршал Герд фон Рундштедт и состояла она из тридцати пехотных дивизий, трех моторизованных
пехотных дивизий, пяти танковых дивизий и «Лейбштан дарта» в ранге бригады. Первоначальной целью этой группы армий бьmо взять Киев и обеспечить пере правы через Днепрl. Я входил в состав команды пополнения, состоявшей из
674 унтер-офицеров и солдат,
которая
31
августа
1941
года,
после пере броски по железной дороге из Дрездена через Краков, прибьmа в Белую Церковь на Днепре, на южный участок Восточного фронта 2 • Мое подразделение кратко по
приветствовал наш командир, обергруппенфюрер ее Йо зеф, или 3епп, Дитрих, и нас тут же распределили по под разделениям.
1
Lehmann (1980), 14.
стр.
125.
2 Там же, стр.
23
-0-----
Командир «Лейбштандарта» Зепп Дитрих (на первом плане справа в шинели) наблюдает за стремительным продвижением своих соединений.
Лето
1941
года было жарким и душным. Мы продвига
лись по казавшимся бесконечными полям подсолнечника. Меня зачислили в 3-ю роту, в которую незадолго до этого
бьш назначен новый командир, оберштурмфюрер ее Ген рих, или Хайн, Шпрингерl. Он сменил раненного в начале августа гауптштурмфюрера ее Иоахима Шиллера. Третья рота бьша хорошо подготовлена. Вскоре я смог сам в этом
убедиться. Но сначала меня как новоприбывшего принял
командир роты и для начала подробно расспросил обо всем: уровне образования, профессии и военной специальности. Узнав, что я легкоатлет, он сразу назначил меня связным в группу управления роты, состоявшую примерно из двена-
1 Оберштурмфюрер ее Генрих Шпрингер родился
в Киле.
3 ноября 1914 года 12 января 1942 года был удостоен Рыцарского кре-::та в звании обер
штурмфюрера ее и командира 3-й роты «ЛеЙбштандарта». В конце войны
был штурмбанфюрером ее и адъютантом в группе армий «8». Кratschmer, стр.23.
24
------0дцати мужчин, которую возглавлял обершарфюрер ее Гер ман Дальке 1 •
Таким образом, теперь я больше не сапер, а рядовой мо торизованной пехоты. В это время дивизия <JIейбштандарт» также получила новый приказ. Она должна была блокиро вать крымские перешейки между Перекопом и Гениче
ском. Теперь началось стремительное продвижение вдоль побережья Азовского моря в направлении Таганрога. Мы шли настолько быстро, что все подразделении Красной Ар мии тут же сдавались в плен. В сводке сообщалось: «При ударе вдоль берега Азовского моря в направление Мелито поля Шпрингер вновь руководил авангардом
1 батальона и
благодаря стремительному наступлению на железнодо
рожную станцию Новоалексеевка
15 сентября 1941 года и взя 16 сентября добился решающих успехов. Его в первых рядах наступления, а он - их ко
тию Акимовки бойцы всегда
мандир, боец авангарда в подлинном смысле этого слова»2.
Так все и бьmо. Наша рота совместно с разведыватель ным отрядом вела ожесточенные бои с врагом. Подбитые танки, опрокинутые повозки и искореженные пушки, раз
бросанные по обеим сторонам маршрута нашего наступле ния, свидетельствовали о силе ударов немецких дивизий. Большое количество захваченной боевой техники врага не двусмысленно указывало на то, что наши бронетанковые соединения врезались в самую сердцевину стратегического
плацдарма Красной Армии. В ближнем бою подавлялось последнее сопротивление деморализованного противника.
Массы сдавшихся в плен красноармейцев отправлялись в тьm, где их принимали резервные подразделения. В это время я также участвовал в операциях нескольких развед групп.
1 Обершарфюрер ее Герман Далъке родился
ГреЙфсвалъде.
11 февраля 1917 года в 3 марта 1943 года удостоен Рыцарского креста в звании обер
!парфюрера ее и руководителя группы управления 3-й роты «Лейбштан дарта».
5 июля 1943 года погиб под Белгородом в звании унтерштурмфюрера
ее, воюя в составе 3-й роты «ЛеЙбштандарта». кriitschmer, стр. 381 идалее. 2
Springer,
стр.
84.
25
-0----С ТРЕТЬЕЙ РОТОЙ ЧЕРЕЗ МИУС
Было начало октября
1941
года. На пути нашего
дальнейшего наступления
в направлении Таганрога лежала естественная вод
ная преграда, река Миус.
В том месте ширина реки составляла приблизитель но
40
метров, а противо
положный
берег
резко
возвышался, поэтому рус ские
прекрасно
любое
наше
видели
движение.
Отступающий противник прочно удерживал в своих
руках оба моста. Необхо димо было что-то пред принимать, потому что до
Фриц Ви11' В форме
сих пор ни одному из на
оберфюрера сс.
ших
подразделений
не
удалось форсировать ре ку!. Перед принятием серьезных решений командир на шей роты имел обыкновение советоваться с младшим ко мандным составом. В подобных совещаниях также неиз
менно принимали участие несколько связных. Так я и
стал свидетелем следующих событий: это было
12 октября
во второй половине дня. Рота весь день не подходила к Миусу, нам не хотелось открывать противнику свои кар
ты. Командир батальона, штурмбаннфюрер ее Фриц 1 ~Приказ на
12.10.1941:
ОWIадение мостами имеет решаюшее значе
ние. Разведывательный дивизион продвигается с юга, штандарта»
-
1 батальон
«Лейб
с запада. Усиленный III/«Лейбштандарт» следует за разведы
вательным дивизионом;
IV/«ЛейбштандарТ» следует для защиты северного 1/ «Лейбштандарт» занимает позади и слева эшелонированную оборону». иhтanп (1980), стр. 186. фланга от нападения противника,
26
------0Виттl на своем автомобиле по вышенной проходимости при
бьm в расположение роты, что бы обсудить форсирование реки с нашим командиром. Я слы шал,
как
во
время
разговора
обер-штурмфюрер СС Шприн гер сказал: «Я внимательно изу
чил местность и обнаружил идеальное
место
для
переправы.
К северо-западу от Таганрога, у Николаевки, Миус делает боль шой изгиб. Там я сегодня ночью форсирую реку на надувных лод
ках. Место словно создано для плацдарма». На что командир батальона ответил Шпрингеру:
Генрих Шпрингер в форме
«Хайн, если тебе это удастся, то
штурмбаннфюрера се.
завтра ты будешь капитаном!» Теперь приготовления к этой акции пошли полным хо дом. Саперы нашего батальона получили приказ подгото вить надувные лодки для запланированного форсирования
реки. Я подумал о поре своей подготовки в Дрездене, когда нас учили осушествлять подобные пере правы. Одна только разница
-
там не бьmо русских, желавших использовать нас
в качестве мишеней. Все началось с наступлением темноты. Я находился в числе первых, но не среди саперов, форсиро вавших реку в одной лодке с командиром роты. Царила пол ная тишина. Даже весла в воду мы старались опускать без I Штурмбаннфюрер се Фриц Вил родился
лимбурге.
4
сентября
1940
25
мая
1908
года в Хоэн
года удостоен Рыцарского креста в звании
штурмбаннфюрера се и командира
се «Дойчланд»
войск второго эшелона ес.
1 батальона полка 1 марта 1943 года награжден
Рыцарским кре
стом с дубовыми листьями в звании штандартенфюрера се и командира
полка рядового мотопехоты се «ЛеЙбштандарт». Погиб
12 июня 1944 года в
Нормандии в звании бригадефюрера се и генерал-майора войск се, ко
мандира 12-й танковой дивизии се «Гитлерюгенд». КIitschmer, стр. 117.
27
-0------
Перед атакой.
плеска, чтобы избежать лишнего шума. Ведь ночью всякий, даже самый тихий звук слышен гораздо дальше, чем днем.
Издали можно заметить и огонек зажженной сигареты. Сто ит ли говорить о том, что курить во время этой акции стро жайше запретили.
Все шло гладко. Нам удалось незаметно форсировать Миус и создать плацдарм. Саперы сразу повернули назад, чтобы переправить остаток роты. В
21
час вся рота уже фор
сировала peкyl, а несколько человек с пулеметами выдвину
лись вперед и обеспечивали безопасность места высадки. Как я уже упоминал, противоположный берег бьUI довольно высоким, и поэтому мы осторожно, на ощупь, искали доро
гу. Прежде чем вместе с первой ротой, переправлявшейся
после нас, атаковать Николаевку, необходимо бьUIО разве дать расположение врага. Раздался приказ:
-
Нидермайер, ко мне!
Я подошел к командиру роты. Он указал на еще одного связного, стоящего рядом с ним.
I
Lehmann (1980),
стр.
187.
28
------0Ты вместе с товарищем
ча
-
разведгруппа. Ваша зада
добраться до окраинных домов, в общем, разведать, где
-
находится противник.
Замечу, что в дивизии и офицеры, и солдаты обраща лись друг к другу на «ты». Даже наш командир и почитаемый
всеми отец солдат Зепп Дитрих принципиально позволял всем обращаться к себе на «ты». В противном случае мы, ра зумеется, никогда не допустили бы подобной фамильяр ности.
Расстояние до домов составляло несколько сотен мет ров. Дальше происходило следующее: согнувшись и стара ясь использовать для маскировки естественные условия, мы
стали подбираться к горбатым мазанкам, ища, где находится враг.
В любое время вокруг нас мог начаться настоящий ад. Нервы бъuIИ напряжены до предела. Переползая от одной хижины к другой, мы преодолели уже добрых
500
метров.
Стоило лишь представить себе, что мы находимся среди врагов, довольно далеко от своих позиций. Попадись мы в руки русским, последствия для нас были бы самые плачев ные. Мы прекрасно знали, что эсэсовцев «красные» В плен не берут. Внезапно
-
едва обойдя мазанку и уже собираясь ныр
нуть в ближайшие кусты,
-
мы увидели, что прямо перед
нами стоит русский. Он находился настолько близко, что я мог бы до него дотронуться. К счастью, он стоял к нам спи ной. Русские вели себя очень легкомысленно и неосмотри тельно; вероятнее всего, большинство из них еще спали, так
как не могли предположить, что мы уже форсировали Миус.
Никаких дозоров выставлено не было. Во всяком случае, русский совершенно спокойно закурил, что-то напевая себе под нос. Мы легко могли с ним справиться. Но нам не хоте лось поднимать шум. И мы еще раз окинули быстрым взгля дом стоявшие неподалеку машины и широкую, по-види
мому, ведущую в тупик улицу. Между тем мы выполнили приказ, и теперь нам нужно было как можно скорее возвра щаться.
29
-0------
111
батальон дивизии «Лейбштандарт» во время атаки на Херсон
19 августа 1941
года.
Однако, обходя мазанку, мы вьщали себя шумом, у нас под ногами что-то треснуло. Мой приятель закричал, его ра
нили в локоть. Но он мог бежать, и мы припустили со всех ног. Началась настоящая стрельба по мишеням. Вокруг нас свистели пули, но, к счастью, все обошлось. Добравшись до своих, я, вверив товарища заботам санитара, доложил ко мандиру роты:
-
Приказ выполнен. Враг располагается на расстоянии
примерно
600 метров, -
и указал на крыши, видне~шиеся
из-за деревьев и кустов.
Кроме того, невозможно бьmо не услышать пальбу, уст роенную русскими. Моего товарища доставили в тьm. Он получил «отпуск С выездом на родину», как это называлось
на армейском жаргоне. В тот момент я и представить себе не мог, что скоро и мне придется последовать за ним.
Совместно с
1- й ротой нашего батальона под командо
ванием гауптштурмфюрера СС Герда Плейсса 1 мы атакова ли господствующую над Николаевкой так называемую «клад1 Гауптштурмфюрер ее Герд Плейсс родился
Ремшайде,
20
апреля
1941
20
апреля
1915
года в
года награжден Рыцарским крестом в звании
оберштурмфюрера ее и командира 1-й роты «Лейбштандарта», погиб
ноября 1941 года в боях за Ростов-на-Дону. кcitschmer, стр. 135.
30
17
------0-
Радость и горе рядом: спортивный праздник в роте <JIейбштандарта~ на берегу Азовского моря во время одного из немногочисленных перерывов между боями. У могил павших товаришеЙ.
бищенскую высоту». Это бьUI жесткий бой с большими по терями с обеих сторон. Первый штурм потерпел неудачу, разбившись о хорошо подготовленные позиции русских.
При взятии этой высоты командир нашей роты получил сквозное пулевое ранение левого плеча. Рану перевязали на месте, и он остался в расположении своей роты. Хайн Шпрингер бьUI не просто нашим начальником, но и отваж ным человеком и хорошим товарищем.
Ситуация становилась критической, так как возникла опасность того, что русские прорвут нашу оборону. Поэтому мне было поручено передать командиру находящейся перед нами группы приказ любой ценой удержать позиции. Мне
еще раз было строго-настрого приказано, невзирая на об стоятельства, во что бы то ни стало передать приказ, так как
31
-0----судьба всей роты зависела от его исполнения. Озабоченное выражение роты
лица
командира
красноречивее
всего
свидетельствовало о важности
моего задания. Несколько то варищей дали мне полезные советы относительно того, где можно проскользнуть, мень ше рискуя попасть на прицел,
так как вражеские снайперы в основном охотились за связ ными.
Ища укрытия, я, пригнув
шись и петляя, как заяц, побе жал вперед, когда примерно в
80
метрах перед позициями
Унтершарфюрер ее Вальтер
группы Райске попал под силь
РаЙске.
ный обстрел, вынудивший меня залечь.
С небес хлынул настоящий дождь мин. Казалось, будто вся русская оборона целилась именно в меня. Мины рвались
с оглушительным грохотом, страшно свистели осколки. Ка ждый выстрел, каждый осколок нес смерть или ранение.
Между тем лишь много позже я узнал, что командир роты, поняв, что я по неизвестным причинам не добрался до группы Райске, послал туда еще одного связного. Именно в тот момент, когда ко мне подполз мой товарищ, рядом разо
рвал ась мина, убившая его и ранившая меня. Меня сильно ударило в левое предплечье, и мгновение спустя кровь, за
полняя рукав, теплым потоком потекла по руке. Осколок
разорвал предплечье. Я, как смог, наложил себе временную
повязку. Мой товарищ лежал в луже собственной крови. Ог ромный осколок раскроил ему живот. Кишки, вывалившись наружу, лежали рядом с его телом, еще один осколок попал
ему в голову. Мгновение я не мог отвести взгляда от страш ной картины, но затем пришел в себя и понял, что не дол-
32
------0-
Вид на Таганрог из Николаевки.
Самоходное орудие «Лейбштандарта» в Мариуполе.
2
Эсэсовская «гваРДИЯ» в бою.
33
-~-----
Мариуполь в руках немцев.
жен здесь оставаться, поскольку мне надлежало во что бы то ни стало выполнять приказ. Несмотря на вражеский огонь, я добрался до передовой группы и передал приказание ун
тершарфюреру ее Вальтеру Райске 1 • Он лишь спросил:
-
Что с тобой?
-
указывая на повязку.
Могло быть хуже, унтершарфюрер,
-
громко произ-
нес я, стараясь перекричать шум боя. Затем он вновь обратился к своей группе и передал при каз держаться, так как для долгих разговоров времени не ос
тавалось. Я отправился в обратный путь. Все это время участок продолжал находиться под сильI Вальтер Райске родился
10 мая 1917 года. С 1 апреля 1938 года служил 1943 года служил в звании гауптшарфюрера се командиром взвода III (танкового) батальона 26-го в 3-й роте «ЛеЙбштаНдарта». Начиная с августа
мотопехотного полка се 12-й танковой дивизии се «ГитлерюгеНд». Рай ске был награжден орденом Железного креста обеих степеней, пехотным штурмовым знаком, знаками за ранения и болгарским орденом «За храб ростЬ».
«Der Freiwillige»
(май
1997).
34
-----0нейшим обстрелом, и просто чудо, что я остался жив. На об ратном пути болью дала о себе знать моя рана, которую раз бередили усилия, которые мне приходилось прикладывать, добираясь обратно. После того как я доложил командиру роты, что его приказание мною выполнено, меня осмотрел
санитар роты. Перевязав меня, он сказал:
-
Тут необходима операция и несколько недель покоя.
Полный покой, иначе возможны осложнения. Но это луч ше, чем холодная задница.
Так, через два месяца пребывания на фронте я впервые бьшранен.
14 октября 1941 года при поддержке артиллерии и само ходных орудий «кладбищенская высота», получившая это название с полным основанием, бьша взята.
колаевка полностью оказалась в наших
15 октября Ни руках. 17 октября
пал Таганрог. Вновь бьшо захвачено множество военноплен ных. Хотя русские подожгли склады горючего, нам в руки все-таки попало большое количество зимней одежды, при
шедшейся моим товарищам весьма кстати. Я в этот момент находился уже на пути в военный госпиталь.
Я встретил своих оставшихся в живых товарищей по 3-й роте и своего командира роты только
54
года спустя, на
встрече ветеранов войны. А о судьбе еще шестерых моих то варищей, которых так же, как и меня, послали в разведку
12 октября 1941
года и которые до сих пор считаются про
павшими без вести, я узнал лишь в мае
2002 года,
побывав в
гостях у бывшего командира роты Генриха Шпрингера. Но об этом я еще скажу несколько слов.
в ГОСПИТАЛЕ
Раненых собрали и сначала доставили в Мариуполь, крупный город с населением
240 тысяч жителей.
Мариуполь
лежит к западу от Таганрога на берегу Азовского моря. Во время транспортировки я видел страшные ранения, огне
стрельные раны в живот, конечности и голову. При взгляде на израненных, изувеченных товарищей я задавался вопро-
35
-0----сом, как человек способен въщержать такое. Мое собствен ное ранение казалось мне совершенно несерьезным, ба
нальным. В Мариуполе нас посадили в «Юнкерс»
Ju-52
и
доставили в Николаевку. Здесь мы переночевали, а на сле дующий день достигли своей конечной цели
-
военного
госпиталя в Бухаресте. В госпитале из моего левого предплечья наконец из
влекли осколок мины. Ранение оказалось серьезнее, чем я думал. Осколок вырвал довольно большой кусок плоти и
повредил сухожилие. Я не мог пошевелить рукой и вынуж ден бьш носить ее на перевязи. С того времени мою руку ук рашает шрам семь сантиметров длиной. И это оказалось не последним моим ранением.
После операции я еще три дня оставался в этом действи
тельно замечательном госпитале. Спокойствие и прекрас ный уход шли мне на пользу.
Вскоре главный врач решил, что процесс моего выздо ровления идет хорошо. для долечивания меня направили в Кымпулунг, в госпиталь поменьше. Такова бьша обычная практика, потому что ежедневно со всех участков фронта сюда прибывали раненые, и им требовались места. Тех, кто больше не нуждался в операции или интенсивной терапии, направляли в военные госпитали поменьше.
Кымпулунг находится в Южных Карпатах примерно в
150
километрах к северо-западу от Бухареста. Маленький
госпиталь, куда меня перевели, располагался над городом,
оттуда открывался живописный вид на окружающие горы.
Здесь я сдружился с некоторыми выздоравливающими из разных родов войск. В зависимости от состояния здоровья можно бьшо совершать прогулки по ближайшим окрестно стям, как правило, в сопровождении миловидных медсе
стер. Само собой разумеется, для того, чтобы ускорить про цесс выздоровления, были прописаны общеукрепляющие процедуры. Кормили очень хорошо. Даже не верилось, что где-то идет война.
В то время я познакомился с секретаршей главного вра ча Ингой Дразер. Она была фольксдойче из города Медиаш,
36
-----0и ее отец владел там отелем «Шютцею>. Вместе мы провели прекрасное, пусть даже и очень короткое время, и я пола
гаю, что эта девушка немало способствовала процессу моего скорейшего выздоровления. К сожалению, всего через три недели пришла пора прощаться. Мне было очень тяжело, очень хотелось увидеть ее еще раз, но оказалось, что расста
вание это бьmо навсегда. Меня перевели в находившийся в Германии госпиталь города Рейнфельдена недалеко от Лер раха. Инга еще довольно долго мне писала и прислала к Ро ждеству посылку с сигаретами, шоколадом и продуктами.
в ОХРАННОМ БАТАЛЬОНЕ
«ЛЕЙБШТАНДАРТ~ В БЕРЛИНЕ в феврале
1942
года, после окончания курса лечения,
меня выписали из военного госпиталя в РеЙнфельдене.
Я получил приказ прибыть в Берлин в казармы <<Лейбштан
дарта» на Финкенштайналлее в районе Лихтерфельде. Меня направили в роту выздоравливающих, а затем дали четырех
недельный отпуск для лечения, а также очередной отпуск.
Пришлось задуматься о том, как провести его. Мне не хоте лось находиться все время дома, это казалось мне слишком
скучным. Прибыв в Ризу, я направился в городскую воен ную комендатуру и доложил о своем желании навестить род
ственников в Данциге, которое бьmо тут же удовлетворено. Таким образом, я на неделю поехал в Данциг к моему дедушке Рудольфу Нидермайеру, которого мне предстояло увидеть впервые в жизни. Какая это была радость! Я также увидел своих двоюродных братьев и сестер. Встреча вышла радостная. Было что рассказать о родине, о времени, прове денном в России, о моем ранении. Чудным ясным днем я вместе с двоюродной сестрой Кристиной отправился в го
РОд, чтобы навестить дядю Франца, брата отца. У Франца была бакалейная лавка. Уже у магазина я сказал Кристине:
-
Знаешь что? Я воЙдУ один и удивлю старика.
Сказано
-
сделано. Я зашел в магазин, прошелся по
скрипучим половицам между полок и осмотрелся. За стой-
37
-~----кой стоял пожилой господин, по виду ровесник отца. Он взглянул на меня и вежливо спросил:
-
Что желаете?
Я посмотрел ему в глаза, всего несколько секунд, и сказал:
-
Да, собственно, ничего. Но я бы охотно поговорил с
моим дядей Францем. На лице господина, стоявшего напротив меня, отрази лось величайшее удивление. И чтобы усилить впечатление
от сюрприза, я тотчас добавлял:
-
Я приехал из Ризы. Я
-
Герман, сын Мартина Нидер
майера.
Слезы радости выступили на глазах дяди. Пришлось от вечать на тысячу вопросов, это было просто неописуемо.
Так и прошли эти славные дни. Настало время прощаться. В течение отпуска я также побывал в гостях у дяди Германа, своего тезки и хранителя нашей семейной хроники.
В конце марта
1942
года я приступил к службе во 2-й
роте УН (охранного) батальона се «Лейбштандарт Адольф
Гитлер» в 'берлинском районе Лихтерфельде. Это бьm ре зервный батальон дивизии «Лейбштандарт», созданный
приказом руководства се в феврале
1942 года 1 •
Батальон со
стоял из штаба, штабной роты, а также трех стрелковых рот и пополнялся в основном выздоровевшими бойцами <<Jlейб
штандарта». Командиром моей роты бьm оберштурмфюрер
се ЛаЙтериц. Командиром моего взвода 2-м взводе
-
-
а служил я во
унтерштурмфюрер се Зюндерауф.
Жили мы по шесть человек в комнате. Наша комната
номер
56
располагалась на первом этаже. Перед нашими
кроватями стояли шкафы, а в середине помещения
-
два
больших стола. Я прекрасно помню товарищей, с которыми делил комнату,
-
Гюнтера Дитца из Вупперталя, Вальдема
ра Циша из Раде берга и ПфаЙЛя. К сожалению, забьm его
имя. Это бьmи друзья, с которыми, говоря словами поговор КИ, можно идти в разведку. l-й взвод возглавлял унтер
штурмфюрер се Керстен, а 3-й I R. Lehmann (1982), сТр. 17.
38
-
гауптшарфюрер се Хенке.
-----0РАЗВОД КАРАУЛОВ
Построение батальона дивизии «Лейбштандарт" в казармах берлинского района Лихтерфельде.
Основная наша задача состояла в несении караула в но вой имперской канцелярии. Это здание предназначал ось главе правительства германского рейха Адольфу Гитлеру.
Однако в то время он там почти не бывал. С начала войны как главнокомандующий вермахта он работал исключитель
но за пределами столицы. С июня
1941
года по ноябрь
1944
года Адольф Гитлер большей частью находился в своих Ставках
-
«Вольфшанце» под Растенбургом в Восточной
Пруссии и «Вервольф» под Винницей, на Украине). Побудка устраивалась в шесть часов, за ней следовал завтрак. После этого мы строились для занятий на учебном плаце. Если все проходило как положено, то дальше мы были свободны от службы и занимались лишь наведением порядка в комнатах. Мы еще раз проверяли форму и снаря-
) «Hitlers Neue Reichskanzlei»,
стр.
39
5.
-0'-----
Караул на пути к автобусу.
жение, смотрели, все ли пуговицы на месте , не расстегнута
ли одна из них. Так как смена караула происходила в сов, приблизительно в
13 ча 10.30 мы уже roтовились к поездке из
Лихтерфельде в Берлин. для несения караула в имперской
канцелярии назначали
48 человек:
среди них бьшо три ун
тер-офицера и один старший офицер СС. Время несения вахты составляло
24 часа .
Вернувшись на следующий день
после полудня в казарму , следующий день мы бьши свобод ны и уходили в увольнительную до
22 часов, иногда до 24 ча
сов. Чистка оружия, уборка в казарме и приведение в поря док формы всегда производились в свободные от службы часы в первой половине дня.
На плацу у нашей казармы в берлинском районе Лих терфельде уже стоял автобус, доставлявший нас в Берлин, а затем привозивший обратно сдавшую вахту роту. Перед тем как сесть в автобус, мы еще раз проверяли друг друга, в по рядке ли форма. Затем автобус трогался и через главные во
рота, выходящие на Финкенштайналлее, мимо двух «вечных роттенфюреров», выезжал в направлении Берлина. Тот, кто бывал в нашей казарме в Лихтерфельде, вспомнит двух бе-
40
-----0-
Смена караула.
тонных солдат
-
«имперских рыцарей», стоявших на «веч
ном посту» у главного входа на углу Финкенштайналлее и Кметтенвег, получивших название «вечные роттенфюреры». На углу Кайзерплац и Вилъгельмштрассе автобус оста навливался. Повсюду уже стояли толпы народа, желавшего посмотреть на смену караула. Начальник караула, офицер
СС, стоял перед фронтом, лицом к нам. Мы становились точно в шеренгу по трое и смотрели в направлении импер
ской канцелярии. Затем произносилась команда:
-
На плечо!
-
Причем звук «о» вырывался изо рта как
краткий «а», винтовки взлетали нам на плечи. Каждый из нас знал, что нужно делать. Каждый прием бьm отработан тысячу раз, однако мы все равно волновались. Движения бьmи плавными, так что создавалось впечатление, будто мы
-
автоматы.
Караул!
кругом.
-
-
И начальник караула СС делал поворот
Марш!
По команде «марш!» мы маршировали парадным, назы ваемым еще «гусиным», шагом. Сделав пять шагов прямо, держа ноги под углом
90 градусов друг к другу, 41
переходили
-lZJl----на обычный ровный шаг. Через вход на Вилъгельмштрассе
мы маршем направлялись в Новую имперскую канцеля рию
pия' -
справа от нее находилась Старая имперская канцеля примерно в двадцати метрах располагался Парадный
двор, где уже бьm выстроен старый караул. Мы останавлива лись на предусмотренном месте, и раздавалась команда:
-
Смена!
-
После чего новый караул заступал на место
сменяемой охраны. Отдежуривший караул маршировал прочь.
Далее почетный караул сменялся на всех других постах,
вплоть до поста у главного портала на Фоссштрассе. При мерно за
10-15 минут смена караула производил ась пол
ностью. Автобус, доставивший нас, вез смененный караул назад в Лихтерфельде, и теперь службу несли мы вместе с
подразделениями армейских дивизий «Фельдхеррнхалле» И «ГроссдоЙчланд». Двадцатичетырехчасовой караул бьm ор ганизован таким образом, что после двух часов вахты у нас оставалось четыре часа отдыха. Кормили нас с кухни им перской канцелярии. Ночью в свободное время можно
Адольф Гитлер и оберштурмфюрер ее Лейтериц обходят фронт 2-й роты УН батальона.
42
------0был.о лечь в караульн.ом п.омещении на специальн.о предусм.отренные для эт.о
г.о к.ожаные т.опчаны и .от
дыхать. Разумеется, ф.ор му мы не снимали. Если рейхсканцлер бьш в канце лярии,
над
зданием
п.од
нимался личный штандарт фюрера.
В.о время св.оеЙ кара ульн.оЙ службы я также вре мя .от времени наблюдал за тем, как в имперскую кан
целярию приезжали авт.о
бусы с детьми. В.озм.ожн.о, .об эт.ом не так шир.ок.о из вестн.о, н.о в.о время б.ом
бардир.ов.ок Берлина б.ом
Почетный караул у Кроллопер.
б.оубежища имперск.оЙ кан цeляpии пред.оставлялись в расп.оряжение населения, а н.о
чью там размещали детей. В Н.ов.оЙ имперской канцелярии их также к.ормили, а на следующее утр.о авт.обусами разв.озили п.о шк.олам.
26
апреля
1942
г.ода мы в качестве п.очетн.ог.о караула
ст.ояли перед зданием Кр.олл.опер, где пр.оисх.одил.о заседа ние рейхстага. Внезапн.о п.оп.олз слух:
-
Едет фюрер!
Раздавалась к.оманда:
-
П.очетныЙ караул
-
смирн.о! На плеч.о!
Как на картине, абс.олютн.о неп.одвижн.о, наша р.ота за мерла, и мы весьма непл.ох.о взяли винт.овки на плеч.о. Все движения и приемы были исп.олнены т.очн.о. К.омандир р.оты, .оберштурмфюрер ее Лейтериц, .отсалют.овал рейхс канцлеру саблей, .отрап.орт.овал и теперь вместе с ним шел
вд.оль стр.оя р.оты. Фюрер см.отрел на нас стр.огим, испытую щим взгляд.ом, время .от времени приветствуя нас п.однят.оЙ
43
-0-----рукой. Вся сцена сопровожда
лась ликованием собравшейся
вокруг нас толпы. Из всех окон близлежащих домов глядели
люди. Воистину великий мо мент, заставивший нас дро жать от холода,
несмотря
на
теплый и солнечный майский
день. Потом каждый из нас ут верждал, что Гитлер смотрел именно на него. Во всяком слу чае, мы, вероятно, произвели на него впечатление,
потому
что позднее, когда мы уже сно
Эмиль Яннинге в главной роли рейхсканцлера
Oтro фон Бисмарка в фильме "Отставка».
ва были в нашей казарме в Лихтерфельде,
незадолго до
выхода в увольнительную нам сказали:
-
Увольнительная до двух часов!
Этой награды бьmо нам достаточно. В мае произошел милый эпизод, немного скрасивший
будни караула. В Йоханистале снимали фильм «Отставка». В нем рассказывал ось о жизни и деятельности рейхсканцле
ра Отто фон Бисмарка, в главной роли Эмиль Яннингс. для съемок потребовались статисты, изображавшие «проход
гвардии». Вышло так, что роту, свободную от караула и «болтавшуюся без дела» в казарме, подняли для вьmолнения
этого приятного задания. На съемочной площадке режиссер разок показал нам, как нужно маршировать, что, естествен
но, вызвало всеобщее веселье. Но этот строгий господин удовлетворился только тогда, когда мы про маршировали по
меньшей мере раз пять туда и обратно предусмотренное рас
стояние. Оно составляло примерно пятьсот метров. Когда же наконец наш проход получился достаточно молодцева тым, причем, вероятно, так, что и сами давешние пруссаки
не постыдились бы, сцена бьmа снята. И к тому же каждый
44
-----~-
Солдаты «ЛеЙбштандарта. в фильме
UFA
«Старый и молодой королЪ».
получил тогда немалый гонорар в пять имперских марок, желанное дополнение к денежному содержанию военнослу
жаЩИХ l .
I Роты «Лейбштандарта» не в первый раз снимались в качестве стати
стов в фильмах. Например, l-я рота <JIейбштандарта» снялась в девяти раз личнbIX фильмах студии
«UFA»
и даже принимала участие в юбилейном
представлении на фестивале Рихарда Вагнера в Байройте в опере «Вальки рия».
Wisch,
иллюстрированная часть со стр.
45
80.
-0----НАЗНАЧЕНИЕ ШТУРММАНОМ ее
1 июня 1942 года стал для меня знаменательным днем.
Вместе с моим товарищем по комнате
Вальдемаром
Ци
шем из Радеберга и другими товарищами я более чем че
рез год службы бьm произве ден в звание штурмман сс.
Это звание соответствует зва нию ефрейтора в вермахте. В этот столь важный для нас день рота, как и каждое утро,
выстроилась во дворе казар
мы «Лейбштандарта» в Лих терфельде. Командир роты,
оберштурмфюрер сс Лейте риц, про ведЯ общее построе ние и инспекцию, встал пе-
Почетный караул построен.
ред строем И скомандовал:
-
Рота! Смирно!
По рядам прошла волна, пятки ударились друг о друга единым громким треском, так что звук еще некоторое вре
мя эхом отдавался вокруг . В следующее мгновение воцари лась абсолютная тишина. Затем огласили несколько имен, в том числе и мое. Названные должны бьmи выйти из строя. Гордо выставив вперед грудь, я услышал, как командир роты говорит:
-
От имени фюрера назначаю рядового моторизован
ной пехоты Нидермайера штурмманом сс, приказ вступает в силу немедленно!
Конечно, это бьmо замечательно. Правда, я уже обладал фронтовым опытом, но звание штурммана СС превращало меня в «стреляного воробья». Сразу же после построения мы в своей комнате пришили себе на левое плечо кителя ефрей
торский шеврон, прямо под гербовым орлом. Затем наше
46
-----0новое звание вписали в солдатские книжки. А позже мы, ра зумеется, соответствующим образом отметили столь важное
собъпие в кругу товарищей.
.
ПОКYIIIЕНИЕ НА РЕЙНХАРДА ГЕЙДРИХА
27 мая 1942 года в
Праге членами так называемой чеш
ской армии в изrnании бьmо совершено покушение на рейхс
протектора Богемии и Моравии, обергруппенфюрера ее
Рейнхарда Гейдриха, в результате которого он
4 июня скон
чался от ран. Покушение бьшо совершено по заданию анг личан.
И 1-я, и 2-я роты нашего охранного батальона получали приказ сопровождать тело Гейдриха из Праги в Берлин. Предварительно каждый солдат получил боезапас из пяти
боевых патронов, так как начальство не было абсолютно уверено, не запланирована ли еще одна акция чешского
движения сопротивления.
8 июня с вокзала Анхальтер в Бер
лине мы специальным поездом отправились в Прагу. При быв в чешскую столицу, мы построились И бравым мар шем
-
впереди музыкальный взвод
-
пошли к резиденции
в Пражском Граде с твердым намерением подавить любую
Выступление маршем из казармы в Берлине для отправки в Прагу.
47
-0------
Знаменная группа.
Рота в почетном карауле.
вспышку возможного сопротивления в самом зародыше.
Отсюда мы со всеми воинскими почестями сопровождали останки Гейдриха на главный вокзал Праги. В тот же день мы отправились в обратный путь в Берлин, куда прибьmи угром
9 июня.
С вокзала Анхальтер вплоть до Новой имперской канце-
48
-----0-
Тело обергруппенфюрера ее Рейнхарда Гейдриха, выставленное
для прощания в Праге.
Марш к вокзалу в Праге.
лярии мы шли под музыку похоронного марша по заполнен
ным толпами улицам Берлина. Погребальное шествие со провождали члены правительства, высшие офицеры, вдова и дети Гейдриха. Гроб был установлен на лафете и покрыт
военным флагом Третьего рейха. для нас бьmо чрезвычайно важно своим бравым маршем придавать процессии особую
49
-~-----
Прибытие в Берлин.
Гроб про носят через Парадный двор Новой имперской канцелярии.
торжественность. Именно так мы и маршировали, потому что как раз этому нас и учили. Для нас обергруппенфюрер ее Гейдрих бьm немецким государственным деятелем, ко торого убили враги, и это порождало в нас гнев на трусов,
совершивших подлое покушение. Мы не знали всей подоп леки случившегося. Мы бьmи не политики, а солдаты.
50
-----0-
Адольф Гитлер прощается с Рейнхардом Гейдрихом в Мозаичном зале.
в Мозаичном зале Новой имперской канцелярии со стоялась посвященная Гейдриху государственная церемо ния, он бьm награжден высшей степенью «Германского Ор дена»l. Во время церемонии у установленного для торжест венного прощания в имперской канцелярии гроба и позже
при погребении на кладбище Инвалидов мы стояли в почет ном карауле.
КАРАУЛ ПЕРЕД КАБИНЕТОМ ФЮРЕРА После приблизительно половины срока моей службы в охранном батальоне, в июле
1942 года,
я стоял на посту пе
ред кабинетом рейхсканцлера. Момент этот всегда бьm осо бенным, так как постоянно нужно бьmо помнить о том, что мимо нас в любую минуту может пройти какая-нибудь «важ
Haя шишка». Кабинет рейхсканцлера находился в средней части Новой имперской канцелярии, окруженный комната ми адъютантов. С запада к нему примыкал Зал Имперского
I «Нitlers
Neue Reichskanzlei»,
стр.
51
30.
-0------'---
Пост перед кабинетом рейхсканцлера в Новой имперской канцелярии.
кабинета и Зал приемов. На востоке располагалась большая столовая, окна которой выходили в сад. Чтобы лучше пред ставить величину помещения, скажу, что кабинет был дли
ной
27 метров, шириной примерно 15 метров и высотой 1О метров. Перед ним находилась мраморная галерея,
почти
окна которой выходили на Фоссштрассе. В этой удивитель но красивой, широкой галерее мы и стояли на посту. В то
52
-----0время, когда я нес там службу, на постах у кабинета и на внутренних постах мы стояли уже не с винтовкой, а лишь с
табельным пистолетом в кобуре.
.
В тот день ко мне неожиданно подошел неизвестный оберштурмфюрер ее и сказал:
-
Внимание, прибывает фюрер!
Прежде чем я вообще успел что-либо понять, обер штурмфюрер ее бьm уже далеко. Мне удалось к нему обра титься только тогда, когда он уже возвращался обратно, и я спросил, что делать.
-
Как я должен доложить фюреру?
-
спросил я немно
го смущенно. Мы бьmи простыми часовыми и никогда не знали, когда и откуда прибывает фюрер. Даже если сообща
лось, что он прибывает, это вовсе не означало, что так оно и будет на самом деле. Наверное, мы всего раз разучивали сце нарий доклада рейхсканцлеру, но от волнения я позабьm
все. Оберштурмфюрер ее объяснил:
-
Будьте внимательны: когда фюрер подойдет, встаньте
по стойке смирно и уверенным голосом доложите: «Хайль, мой фюрер! На посту у кабинета штурмман Нидермайер!
Никаких происшествий нет!» Докладывайте четко и ясно, фюрер большое значение придает четкости рапорта. Поняли?
-
Так точно, герр оберштурмфюрер!
Он ушел, и я, все больше нервничая, ждал того, что про изойдет. Вскоре приблизилась большая группа людей, впе реди рейхсканцлер, остальные, разговаривая между собой, шли на почтительном расстоянии. Можете себе предста вить, что происходит, когда приближается такой высокопо ставленный человек? И теперь я, «маленький» Герман, всего девятнадцати лет, должен буду с глазу на глаз встретиться с высшим руководителем германского рейха и четко доло
жить ему. Я едва не наделал в штаны от волнения. Но надо бьmо собраться с духом и доложить. И я, сведя пятки вместе, встав по стойке смирно перед собравшимися, доложил рейхсканцлеру Германии:
-
Хайль, мой фюрер! На посту у кабинета штурмман ее
Нидермайер! Никаких происшествий нет!
53
-0'-----
Смена караула перед НОВОЙ имперской канцелярией.
Мои слова эхом разнеслись в высоком помещении, и доли секунды я глядел в его выразительные синие глаза,
смотревщие на меня одновременно строго и благосклонно. Он положил руку на мое левое плечо и сказал:
-
Хорощо, сынок.
И исчез со свитой в кабинете. Тут я должен добавить, что те краткие секунды, пока все это продолжалось, стали
для меня самым больщим переживанием за все время моей службы в охранном батальоне.
НЕЧТО В ЭТОМ РОДЕ
ЗОВЕТСЯ ТОВАРИЩЕСТВОМ Однажды мы уже приехали после несения караульной службы в имперской канцелярии и радо вались предстоящей
увольнительной. Итак, мы быстро вбежали в комнату, пере оделись в выходную форму и бьmи готовы стартовать. Слу чалось, у некоторых из наших товарищей были, так сказать, «запасные варианты», то есть по несколько поклонниц. Все
таки мы бьmи ладные ребята в форме и не испытывали не-
54
-----0достатка в девушках, желавших прогуляться с нами. Одна из многочисленных поклонниц уже ждала моего товарища,
разбитного берлинца, у ворот казармы. А он, разумеется, уже договорился с другой. Что делать? Ему в голову пришла великолепная идея, и он попросил меня:
-
Герман, сделай мне одолжение. На улице у ворот сто
ит брюнеточка. Она ждет меня. Но я уже назначил свидание другой и хотел бы незаметно пройти мимо ворот. Иди туда и скажи ей, что сегодня я прийти не смогу, потому что сижу на гауптвахте, или придумай что-нибудь в этом роде
-
Ну, понятно,
-
сообразил я,
-
это мы мигом. Я выхо
жу к воротам и решительно подхожу к стоявшей там и мило улыбавшейся молодой даме.
-
Извините, фрейлейн, вы ждете такого-то?. Да,
-
отвечает она.
На что я ей говорю:
-
Вам не стоит его ждать. Во время несения караульной
службы он навлек на себя гнев начальника и строго наказан. Он попросил меня передать вам, что сидит на гауптвахте. И выйдет на волю не раньше, чем завтра. Девушка посмотрела на меня скорее испуганно, чем не доверчиво. Все же, прежде чем она успела что-либо по-на стоящему сообразить, я воспользовался благоприятным мо ментом и предложил ей сегодня вечером стать ее кавалером
вместо своего товарища. Немного подумав, она согласилась. Мы были молоды, жадны до жизни и провели вместе пре красный вечер.
ТРАМВАЕМ В КАЗАРМУ Вечером мы ехали из Штеглитца на последнем трамвае. В том же самом трамвае с нами ехали несколько так назы ваемых «каменных стражей империи»), или «стреляных во
робьев»). По-видимому, времени до конца увольнительной у них оставалось в обрез. Во всяком случае, им показалось,
что едем мы слишком медленно. Один из них под общий
смех приятелей направился к кабине вагоновожатого. Ото-
55
-0'----двинув, как куклу, водителя, пробурчавшего себе под нос что-то нечленораздельное, он сам уселся на его место, ма
нипулируя кнопками и рычагами. Теперь трамвай поехал, минуя все остановки, до самого Лихтерфельде. Вагоновожа тый ругался как извозчик, но без толку. Приехав в Лихтер фельде, лихая компания выпрыгнула из трамвая и бегом устремилась к воротам казармы. Мы тоже от души посмея лись над этой проделкой и яростью вагоновожатого.
Однако вскоре нам стало не до смеха. Водитель трамвая поднял шум, и на следующее утро наш командир Зепп Дит рих приказал всем уходившим вчера в увольнительную по
строиться на плацу. После этого наш уважаемый командир в сопровождении нескольких офицеров и вагоновожатого с перекошенным от ярости лицом медленно прошел вдоль на
ших рядов, внимательно глядя в лицо каждого. Однако ви новника обнаружить не удалось, и вагоновожатый вынуж ден был уйти ни с чем. Позже до нас дошли слухи, что Зепп Дитрих говорил своему окружению, что он, проводя эту ак цию, был сильно раздосадован. И отнюдь не тем, что некий молодец уселся за руль трамвая без разрешения, а тем, что
его могли на этом поймать. Таков был наш всеми почитае мый отец солдат Зепп Дитрих.
НЕСКОЛЬКО ИНОЙ КАРАУЛ Прекрасным летним днем я с товарищем стоял на посту у главного портала
Новой
имперской канцелярии на
Фоссштрассе. В жару караул сменялся ежечасно, и скоро должен бьm подойти к концу наш час. На улицах царило оживление, и люди нередко останавливались, чтобы на нас посмотреть. Нам следовало стоять неподвижно, создавая впечатление высеченных из камня изваяний. Мимо прохо дили красивые, нарядно одетые девушки, иногда одна из
них останавливалась или из любопытства даже подходила к нам буквально вплотную, так, что от приятного волнения нас бросало в пот. Единственная возможность этого избе жать
-
все время смотреть в сторону, в одну точку. Как-то
56
-----0раз одно из таких дерзких молодых созданий подошло ко
мне буквально вплотную, желая убедиться, что я живой. Кровь прилила к моей груди. Наконец, собрав все свое мужество, я сквозь плотно сжатые губы едва слышно про шептал:
-
Привет! Я скоро сменяюсь. Я сейчас выЙДУ.
Больше говорить я не мог, так как в почетном карауле разговоры бьmи строго-настрого запрещены. Быстро скосив взгляд на своего товарища, я постарался понять, заметил
или он что-нибудь, но бьmо похоже, что нет. Девушка, улы баясь, медленной походкой удалилась, соблазнительно по
качивая бедрами. Через несколько минут мы бьmи свобод ны. Я тут же подошел к нашему начальнику, унтерштурм фюреру се, и сказал ему, что встретил на улице знакомого из своего родного города и хотел бы буквально на минутку
выйти в город. Он разрешил мне отлучиться, правда, нена долго. Впрочем, этого времени мне вполне хватило, чтобы назначить девушке, которая действительно меня ждала, сви дание на вечер.
Когда я вернулся в караульное помещение, унтерштурм фюрер се, самодовольно ухмьmьнувшись, заметил, что мой «знакомый» одет в прекрасное платье. Поняв, что попался, я покраснел до корней волос. В то время я познакомился со многими девушками, и кто знает, как все могло бы сложить ся при других обстоятельствах? Но шла война, и время бьmо не для любви.
ОБЩЕСТВЕННОЕ ВЫШЕ ЛИЧНОГО В войсках се нас воспитывали в духе этого девиза: так было во времена предварительной подготовки, позже, на
фронте, или здесь, на службе в охранном батальоне. Один солдат без товарища
-
ничто. У нас в войсках се не бьmо
никакого сословного чванства в отношениях между началь
никами и подчиненными. Связывало нас не рабское подчи нение, а испытания и трудности, пережитые совместно, и
железная дисциплина. Большинство моих начальников, с
57
-0'----которыми я познакомился за время службы, бъmи отличны ми парнями. Некоторые из них даже послужили мне приме ром для подражания.
В наших подразделениях царил строгий порядок, при котором жестко карались даже незначительные правонару
шения. Наши шкафы не запирались, за кражу у товарища
строго наказывали. Также должен сказать, что мне неизвест но ни одного случая кражи у своих. В нашей части их просто не бъmо. Если кто-то из товарищей по комнате получал по
сылку с родины, продукты делились на всех. Это бьmо чув ство товарищества в самом истинном смысле этого слова.
Товарищество бъmо для нас отнюдь не пустым звуком, мы им жили. И оно сохранилось среди нас, тех, кто выжил в войну, до сегодняшнего дня.
В ноябре
1942
года нашу роту перебросили в МаЙнц.
В открытом грузовике для перевозки людей у нас зуб на зуб
не попадал. Ко всему прочему пошел еще дождь со снегом, который усиливал «комфорт» поездки. И как раз в преддве рии зимы здесь, в Майнце, нас готовили к участию в воен
ных действиях в условиях тропиков. Другие части дивизии «Jlейбштандарт», находившиеся на пополнении во Фран ции, также рано или поздно должны бьmи пройти подобные
учения. Все это заставляло меня думать о том, что на неко торое время нас перебросят для участия в боях на африкан
ском театре военных действий. Но внезапно все измени лось, когда пришло известие об окружении 6-й армии под Сталинградом. С этим историческим событием также тесно связано второе мое пребывание в России.
ВТОРОЙ РАЗ В РОССИИ
4 декабря 1942 года бьm
издан приказ о том, что УН ох
ранный батальон перебрасывается на фронт. Остаток ба
тальона, примерно
30 человек,
остался в Берлине и составил
основу нового охранного формирования, стрелковой роты
охранного батальона. Мое поДразделение представляло собой боевую группу, названную по имени ее командира штандар-
58
------0тенфюрера сс Хинриха Шульдта 1 , составленную в основ ном из бойцов УН охранного батальона и частей полицей
ского стрелкового полка сс. Что же произошло?
19 ноября 1942 года советские танки
и пехота мощными ударами прорвали фланговое прикрытие
немецкой 6-й армии под Сталинградом и взяли ее в клещи. На севере, на Дону, от 6-й армии оказалась отрезанной 3-я румынская армия. На следующий день на юге, на Волге, 4-я
танковая армия и 4-я румынская армия также были отреза
ны от 6-й армии.
22 и 23 ноября 6-ю армию под командова
нием генерала Паулюса окружили в Сталинграде. Эта опе рация началась артиллерийским огнем
13 000 советских ору
дий. Перейдя Дон, войска двух групп русских армий прорвали фронт 3-й румынской армии на юге, обнажив северо-запад
ный фланг 6-й армии. Немецким войскам на фронте проти востояли пять недавно сформированных армий,
30 артилле
рийских полков и только что сформированные танковые бригады русских.
20
ноября другая группа русских армий
начала наступление к югу от Сталинграда, и сопротивление 4-й румынской армии бьшо сломлено. Русские вышли к мосту через Дон у города Калач. Теперь путь отступления
6-й армии бьm перекрыт. Скоро ни одно транспортное сред ство не могло больше добраться до города.
22 ноября аван
гарды групп русских армий встретились в тьшу 6-й армии.
Таким образом, 6-я армия, примерно
280 000 солдат и офи
церов, оказалась в окружении.
В ходе сражения генерал -фельдмаршалу Эриху фон Манштейну приказали соединить прорванный фронт и под
готовить деблокирование 6-й армии. 4-я танковая армия, 1 ШтандартенфюрерССХинрихШульдтродился
14 января 1901 года в 5 апреля 1942 года награжден орденом Железного креста в звании штандартенфюрера СС и командира 4- го пехотного полка СС «Мертвая го лова». 2 апреля 1943 года награжден Рыцарским крестом с дубовыми листь Гамбурге.
ями в звании штандартенфюрера СС и командира боевой группы «Шульдт».
25 марта 1944 года награжден орденом Железного креста с мечами в звании бригадефюрера СС и командира 2-й латышской добровольческой мотопе хотной бригады сс. Погиб
15
марта
1944 года под
59
поселком Песчаное.
-~----усиленная другими частями, под командованием генерал
полковника Германа Гота, сформировала ударную группи
ровку и к
21 декабря приблизилась на 48 километров к окру
женным частям. Однако эта операция закончилась неуда
чей, так как
16 декабря русские
нанесли по противнику еще
один удар на реках Дон и Чир и вскоре прорвали фронт на ходящейся там 8-й итальянской армии. 18 декабря началось отступление итальянцев.
Хотя немецкие подразделения стойко сдерживали стре мительный натиск противника, но по причине отсутствия
нового непрерывного переднего края обороны они не могли помешать русским войскам стремительно продвигаться все
дальше на запад, оставляя 6-ю армию в тьиуl. Сквозь эту бо лее чем стокилометровую брешь во фронте русские устре мились на юг в направлении Ростова-на-Дону. Потеря этого города отрезала бы немецкие войска, находившиеся на Кав казе, а также 4-ю танковую армию и все прочие располо женные еще дальше на востоке войска от путей их снабже ния и отхода.
В середине декабря
1942 года из штаба ххх армейского , сформирован
корпуса армейской группе «Фреттер- Пико»
ной при группе армий «В», поступил приказ закрыть брешь между группой армий «Дон» И группой армий «В». для этого армейской группе придавались располагавшиеся между
Миллерово и Мешковской части 3-й горнострелковой ди
визии под командованием генерал-майора Ганса Крейзин га, 304-й пехотной дивизии, остатки
XXIX армейского кор
пуса и 298-й пехотной дивизии и Формирующаяся боевая группа «Шульдт», К которой В том числе принадлежал и наш УН охранный баталъон2. Большая часть моей роты должна была отправиться в Россию. Мне надлежало оставаться в Берлине по причинам, о которых я узнал лишь через ны. В
I
2
50 лет после окончания вой
1995 году на встрече ветеранов УН охранного баталъо-
Thumher, стр. 17. Lehmann (1982), стр. 14 и
след.
60
-----0на мой товарищ Вальдемар Циш рассказал мне, что я дол жен был нести караул в Оберзальu:берге близ Берхтесгадена. В то время он поговорил с нашим фельдфебелем Гассенсом,
который располагал информацией. Фельдфебель ему сказал:
-
Оттуда ...
-
он имел в виду Россию,
-
никто не вер
нется.
И он оказался прав в своем страшном пророчестве. Но тогда я не мог представить себе ничего подобного. Мне так же не хотелось расставаться со своими товарищами. Все-та ки за это время мы сильно сдружились. Поэтому я просил командира роты, чтобы он позволил мне вместе со всеми ос
тальными поехать в Россию. Предвидь я, что нам предстоя ло там пережить, никогда бы добровольно не отправился в этот ад.
Сначала командир роты не согласился удовлетворить мою просьбу, так как подразделение бьmо полностью уком
плектовано, не хватало только сапожника. Тогда я сказал:
-
Герр оберштурмфюрер, мой отец
-
сапожник. Пожа
луйста, возьмите меня с собой. Я могу ставить подметки даже на ботинки. Я научился всему этому у отца. Я также умею шить.
Оберштурмфюрер СС Лейтериц быстро посмотрел на меня и на секунду задумался. Затем сказал:
-
Нидермайер, если это так, то я вас беру. идите к фельд
фeбeлю и скажите ему, что я приказал зачислить вас сапож ником роты и приroтовить документы для вашей отправки в
Россию. Все бьmо исполнено в точности так, как он сказал, и та
ким образом я был зачислен в списки отправляюшихся на Восточный фронт.
Уже
6 декабря мы со штабом батальона,
3-й ротой и ча
стью 4-й роты сели на поезд в Берлине, и к вечеру поезд от
правился. Путь пролегал через Варшаву и Брест-Литовск. Сотни километров проехали мы по бескрайним российским
просторам. Мне казалось, что пейзаж за окном не менялся. Можно бьmо подумать, что мы стоим. Мы несколько раз ос-
61
-~-----танавливались на каких-то полустанках, чтобы умьпься, за грузить продовольствие и размять ноги.
Здесь, предваряя описание последующих событий, я хо тел бы упомянуть, что персонал железнодорожных станций, присутствующие там гражданские и прочие лица могли спо
койно, не привлекая к себе внимания, видеть все во всех де талях и сообщать своим войскам об увиденном. Русские точно знали: кто мы, как вооружены, в каком вагоне везем
боеприпасы и так далее. По-видимому, мы бьmи слишком беспечны.
17 декабря
незадолго до полуночи мы прибьmи на ма
ленький вокзал в южной части МешковскоЙ. Царил страш ный холод, так как дул пронизывающий восточный ветер.
Кроме того, дополняя жуткую картину, пошел сильный
снег. Тем не менее разгрузка началась сразу. Но из-за про должительного переезда и ужасного мороза моторы не заво дились, и технику приходилось стаскивать из вагонов по
импровизированным настилам. По этой причине разгрузка затянулась надолго. Уже наступил день, а работы еще не бьmи закончены l . Я стоял с товарищем в стороне. Была все еще темная ночь, но уже теперь мы получили первое представление о
страшных морозах, царящих в России зимой. Мы дрожали, зуб на зуб не попадал, ноги и руки казались ледяными, и не
бьmо ни костра, ни печки, возле которых можно бьmо бы согреться. Внезапно прямо у нас над головами послышался необычный шум, отрывистый стрекот, похожий на стук
швейной машинки. Это бьm одномоторный советский са молет-разведчик, который кружил над нами. Чуть позже раздался сильный взрыв, и с оглушительным грохотом на
воздух взлетел вагон, в котором находились боеприпасы и кумулятивные противотанковые снаряды,
предназначав
шиеся для нашего батальона. Разумеется, в результате нача лась полная неразбериха. Мы стали стрелять в самолет, но, разумеется, промахнулись. Прямое попадание в вагон с бое1 Там же, стр.
20.
62
-----~припасами не могло быть случайностью. Несколько транс портных средств также были повреждены. Кроме того, у нас уже появились первые потери личного состава. Так «(наблю датели» на вокзалах выполнили всю работу. Ранен был и ко
мандир моей роты Лейтериц, чей фронт уже здесь и закон чился. Его заменил оберштурмфюрер се Кнезель. Боевая группа «(ШУЛЬДТ» собралась в Мешковской и под чинилась армейской группе «(Фреттер-Пико». Наряду с на шим батальоном в боевую группу Шульдта должны бьmи
войти еще
1 батальон полицейского полка се под командо
ванием штурмбаннфюрера се Вильгельма Дитриха и ба тальон противовоздушной обороны Ставки фюрера. Кроме того, нам стало известно о подразделении истребителей тан
ков, которое мы, однако, так никогда и не увидели. Из
1 ба
тальона полицейского полка се только 2-я и 3-я роты воева ли в составе нашей части, остальные сражались севернее.
В Мешковской господствовал полный хаос. Подразде ления 8-й итальянской армии бежали от русских, бросив часть оружия и боевой техники.
18 декабря к северу от Меш
ковской мы начали атаку на высоту, занятую противником.
Вместе с тем нужно бьmо прикрыгь отход итальянцев. Атака поддерживалась огнем 8,8-см зенитных орудий противовоз душной обороны, которые мы называли «(восемь-восемь»,
поставленных для наземного боя. Поздно вечером наступле ние прекратилось, и наш охранный батальон вернулся к се верной окраине МешковскоЙ. На следующий день на наши позиции двинулись русские танки. Мы заняли оборону на большей площади, через которую с запада на восток шла главная улица. Наши позиции находились внутри домов и в переулках.
Неожиданно раздался мощный рокот. Вскоре после это го советский танк Т -34 въехал на улицу и подошел прямо к нашей позиции. Расчет стоящего на соседней улице зенит
ного орудия терпеливо выжидал удобного момента. Орудие бьmо не видно из танка, так как прилегающую улицу закры
вали соседние дома. Мы спрятались в своих окопах. Когда танк достиг площади и собрался повернуть, он оказался на
63
-0----линии огня нашей зенитки. Снаряд попал точно между шас си и башней танка, из которой вскоре повалили клубы жир
ного черного дыма. Внутри танка сдетонировал боезапас. Мы явственно расслышали крики экипажа, пытавшегося
выбраться наружу. Через секунду раздался сильный взрыв, и
боевая машина взлетела на воздух. Экипаж сгорел в танке. Единственный, кого мы могли бы спасти, бьш немецкий сол дат-ополченец, которого русские привязал и к своему танку,
чтобы защититься от прямо го попадания. Этого бедного парня, который к тому же был ранен, мы заметили лишь в последний момент. Да, что-то в этом роде происходило и раньше, причем не однажды.
Всего были подбиты как минимум четыре вражеских танка. Только после этого русские прекратили наступление. Затем мы получили приказ в полночь оставить Мешков скую. Во время подготовки отступления обоз находился в конце колонны, а я узнал, что недалеко от наших позиций
находится брошенная итальянская маркитантская лавка, которая, по всей видимости, бьmа еще практически цела. Я обратился к фельдфебелю за разрешением вместе с това рищем сходить туда, чтобы принести, если удастся, остав
шуюся там провизию. Лавка находилась в маленькой церк
ви, чуть выше на холме. Само собой разумеется, она уже бьша брошена итальянцами. На полках оставалось еще немало всего. Сначала мы сделали несколько приличных глотков из стоящих там бутьток водки, а затем набили продуктами принесенные мешки. Трофеев оказалось так много, что мы едва смогли утащить их. Все равно через несколько часов это добро попадет в руки русским.
Пока мы спускались с холма, уже совсем стемнело. Мо жете представить себе наше удивление, когда там, куда мы направлялись, неожиданно оказались русские. Отделению вражеских танков удалось пройти между нашими колонна ми и при этом уничтожить три грузовика с ранеными. Их в упор расстреляли из пушек, а затем безжалостно раздавили
танками. В этой неразберихе нам удалось уйти. Так как мы частично были одеты в трофейные русские вещи, мы не
64
-----0слишком бросались в глаза. Никто не обратил на нас внима ния, так как русские бьmи заняты грабежом. К счастью, бьmа полная темнота, и поэтому нам 'вскоре удалось снова
отыскать свою колонну. Фельдфебель не мог и подумать, что мы ускользнем от русских. Мы узнали, что противнику удалось рассеять наш охранный батальон, тем самым разде лив боевую группу «illульдт,>, Нашей половине, состоящей из l-й роты, большей части 2-й роты и части 4-й роты, уда лось с боем пробиться к Миллерово. Миллерово
-
городок между Ворошиловградом и ета
линградом. Будучи железнодорожным узлом, связывающим
Ростов-на-Дону и Воронеж, он имел важное стратегическое значение. Помимо этого в городе находился огромный склад снабжения армии, до краев забитый продовольствием и го рючим. Кроме того, в Миллерово бьm вполне приличный аэродром, откуда взлетали истребители и бомбардировщи ки, направлявшиеся к Дону и на Кавказ. е ударом русских в район Донца начиная с середины декабря
1942 года Милле
рово стало целью мощных вражеских сил. День за днем здесь проходили разбитые итальянские войска и распро страняли среди гарнизона города, тьmовых служб армии и
частей вве пораженческие настроения. Уже возникло на мерение сдать этот важный в стратегическом отношении го
род, когда в рождественский сочельник туда вошла 3-я гор нострелковая дивизия под командованием генерал-майора
Ганса Крейзинга, который принял на себя верховное коман дование.
Такова бьmа обстановка в тот момент, когда мы прибы ли в Миллерово. Вместе с частями горнострелковой диви зии, сформировав две poтыI' мы вошли В состав боевой груп
пы под командованием оберштурмфюрера ее Альберта Да ля l . Я бьm назначен связным к оберштурмфюреру ее Далю, 1 Оберштурмфюрер се Альберт Даль родился
гене. С
20.12.1942
в составе
1 батальона
23 июля 1917 года в Ха
полицейского полка се. в рядах
упомянутых частей УН роты охранного батальона побеждает русских и в ре зультате назначается руководителем одноименной боевой группы.
(1982), 3
стр.
20.
ЭСЭСОВСКaJI (<ГВардия» в бою.
65
Lehmann
-~,----который бъm исключительно хорошим человеком, отзывчи вым и чугким руководителем. Благодаря быстрым умелым
действиям генерала Крейзинга нарастающий хаос вскоре сменился четким и надежным порядком. Вокруг города на чали спешно строить оборонительные сооружения, и нали чествующие орудия бьши поставлены на позиции. Таким
образом, Миллерово стал чем-то наподобие крепости, в ко торой немецкие и итальянские солдаты готовились проти востоять натиску
Bpara l .
В Миллерово мы образовали резерв 3-й горнострелко вой дивизии, нам предстояло действовать здесь в качестве
ударной роты. Это означало, что если русские где-то про рвуг оборонительное кольцо, нашу боевую группу сразу на правят в оказавшуюся под угрозой часть. В городе находи лось несколько тысяч немецких и итальянских солдат. Сна
чала также не бъmо никаких проблем со снабжением, так как склады бьши заполнены. Кроме того, в наличии имелось достаточное количество горючего для наших транспортных
средств. По сравнению с товарищами, находившимися на самом переднем крае, нас разместили на постой удобнее, в
покинугых домах, где бьши неплохие жилищные условия. Прежде всего в достатке бъmо топливо, и потому вполне сносным показался нам жугкий двадцатипятиградусный
мороз. В будущем нас неоднократно использовали в качест ве ударной роты.
27 декабря русские при мощной танковой и артиллерий ской поддержке атаковали наши позиции. Русское командо вание заявило своим солдатам, терпевшим немалые ли шения:
-
Захватив Миллерово, вы найдете там все, что вам
нужно.
Мы узнали это позже от захваченных в плен русских. Мы лежали в своих окопах и ВИдели, как массы красноар мейцев, тысячи черных точек на фоне бескрайней снежной пустыни с громкими криками «ура!»
I
Thurnher,
стр.
19.
66
бросились на нас.
-----0Наши командиры дали команду открыть огонь. С самой ко роткой дистанции залпы наших пулеметов собирали крова
вый урожай. Патронная лента шла за патронной лентой. Когда с первой волной наступающих войск было покон чено, нахлынула новая, которую ждала та же судьба. В крат чайшее время наша часть бьmа окружена огромным количе ством убитых и раненых красноармейцев, стоны которых мы отчетливо слышали.
Снега больше видно не бьmо, он как будто сделался чер
ным. Наши собственные потери бьmи незначительны. У нас над головами в направлении города полетели снаряды. Вне запно натиск вражеской пехоты ослаб, и на горизонте воз никли маленькие черные точки, рост которых сопровождал
ся громким гулом моторов лерия,
в
основном
-
появились танки. Наша артил
противотанковые
пушки
и
8,8-см
зенитные орудия, открьmи огонь по приближающимся со
ветским бронемашинам. Как выяснилось позднее, враже ских боевых машин подбито было много. Тем не менее от
дельным танкам Т -34 удалось прорвать наши оборонитель ные линии и проникнуть В город, однако их подбили в ближнем бою. Затем наступило затишье. При допросе захваченных в плен и раненых красноар мейцев в их солдатских книжках нашли запись, содержа
щую обязательство убить определенное количество фаши стов. Кроме того, огромная масса пленных находилась в со стоянии сильного опьянения. Вероятно, с помощью спирта они впадали в некое подобие экстатического состояния, в
котором снимались все моральные барьеры для убийства.
Описанные выше атаки продолжались до
29 декабря,
28
декабря.
с приходом темноты, снова начиналось наступ
ление, на этот раз с трех направлений: с севера, востока и за
пада. Для захвата Миллерово русские выделили теперь це лых три
(!)
армейских корпуса. В боях принимали участие
18-й танковый корпус, 17-й танковый корпус, а также 6-й гвардейский корпус l . Это бьmо подобие пресловутой битвы
1
Lehmann (1982),
стр.
33.
67
-~----Давида с Голиафом. Но в то же время мы сдерживали значи тельные силы врага, которых ему не хватало во время насту
пления на Ростов-на-Дону. Эти мощные атаки продолжа лись всю ночь напролет, и артиллерия всех калибров испол
няла при этом ужасную музыку войны. Наша ударная рота в бой не вступала. Это было лишь короткое затишье перед бурей. Я никогда в жизни не забуду Новый год
1943 года. 1 ян
варя, пятница, бьm несказанно прекрасным днем. Снег бле стел в свете восходящего солнца, и снежинки сверкали, как
миллионы бриллиантов. Этот идиллический момент позво лил нам на короткое время забыть происходящий вокруг нас ужас. Накануне наша боевая группа получила приказ гене рал-майора Крейзинга приroтовитъся. Обе наши роты долж
ны бьmи пойти в наступление. Наша колонна, пятнадцать грузовых автомобилей с личным составом рот, противотан ковая пушка, легкий танк и самоходно-артиллерийская ус
тановка, а также бронетранспортер отправилась из Милле рово в направлении Ростова-на-Дону. Как выянилосьъ поз же,
пушка самоходно-артиллерийской установки
бьmа
неисправна, так что можно бьmо стрелять только из пулеме та. По:щнее мы сильно пожалели об этом, ее орудие нам очень
пригодилось бы. Сегодня я должен сказать, что хотя я в то время бьm всего-навсего штурмманом СС, но и тогда я не редко задавался вопросом, какой болван отдал приказ про вести эту боевую операЦИЮl.
Мы без происшествий выехали из города и прошли при личный отрезок по открьпой местности вплоть до соседнего
населенного пункта. Погода бьmа, как я уже говорил, чудес ная, и поэтому наш выезд скорее походил на мирную вос
кресную прогулку. Мы заметили, что за нами издалека сле
дит кавалерия. Она сопровождала нас, конечно, с дистан ции, недостижимой для обстрела, и вопреки этому наши I Приказ обсуждался
30 декабря 1942 года начальником штаба армей 3- й горнострелковой дивизии КреЙзингом. Lehmann (1982), стр. 20.
ской группы «Фре1Тер- Пико,. И командиром генерал-майором
68
-----0офицеры, наш командир, капитан горных стрелков, не ста ли давать нам команду остановиться. Кроме того, никто из
господ офицеров не расценил этот 'отряд как авангард вра жеских войск. Все пройденные нами населенные пункты бьти покинуты населением, мы нигде не увидели ни единой живой души.
Между тем мы ехали уже несколько часов, даже устрои ли привал, и продолжали задавать себе вопрос о смысле этой разведки. Бьто очевидно: кроме вновь и вновь ускользаю шей от нас кавалерии, никакого противника поблизости
нет. Наконец бьт отдан приказ:
-
Поворачиваем назад!
Когда на обратном пути мы проезжали предпоследний перед Миллерово населенный пункт
-
вытянувшуюся вдоль
дороги деревню с маленькими крестьянскими хатами, кото рые смотрели на мир своими подслеповатыми оконцами,
-
уже начало смеркаться. Унылый вид этого местечка усугуб лялся местной, с позволения сказать, «дорогой». Это не что иное, как простая колея, идушая по полям и степи и прохо
дящая через деревни. При малейшем дождике или в зим нюю оттепель эти дороги превращались в густую, непролаз ную грязь, делавшую проезд почти невозможным.
Внезапно мы услышали впереди громкий шум моторов. Секунду спустя на широкую деревенскую улицу выехал танк Т-34, развернул орудие в направлении нашей колонны и вы
стрелил. Почти мгновенно большая часть наших машин была расстреляна и охвачена ярким пламенем. Всего через минуту
у нас бьто полно убитых и раненых. Противотанковая пуш ка самоотверженно бросилась навстречу танку, остальные,
ища укрытия, рассыпались по переулкам и домам. Между
тем стало совсем темно и очень холодно. Лишь горящие об ломки машин освещали ужасную картину разгрома. Усугуб ляя хаос, с другой стороны деревни на улицу въехали еще
несколько русских танков, которые начали обстреливать
дома. Нас заманили в отлично спланированную засаду. Тан ки могли нас запросто перебить всех до одного. их следова
ло во что бы то ни стало уничтожить. Самоходно-артилле-
69
-0----рийская установка и легкий танк отъехали на боковую улицу и встали там под прикрытием домов, лишив экипажи «три дцатьчетверок» возможности их видеть.
После короткого боя противотанковая пушка бьmа по
вреждена прямым попаданием Т -34, расчет убит. Теперь вражеский танк ничего не боялся и медленно поехал по де ревенской улице. Когда он дошел до проулка, где стоял наш танк, тот выстрелил почти в упор и попал прямо посередине
советской бронемашины. Последовал взрыв, и вражеский танк занялся мощными языками пламени. Снаряд пробил броню и внутри, сдетонировав, взорвался боезапас. Взрыв ной волной повыбивало все стекла в округе. Затем появился другой танк Т -34 и также направился в направлении только что подбитой бронемашины. При этом он проехал сквозь один ИЗ домов. Стена дома с треском рух нула, увлекая за собой большую часть крыши. Мой товарищ Карл Буркхардт, залегший в этом доме, сказал мне потом, как внезапно с невообразимым грохотом танк выехал из сте ны, которая тут же затрещала и обрушилась. Камни и балки полетели во все стороны. Правой гусеницей танк проехал по всем его товарищам, случайно оказавшимся в этой стороне
дома. Он оставил после себя картину полного опустошения.
Карл Буркхардт и еще один товарищ выжили в этом аду только потому, что находились в другом углу помещения.
Десять их товарищей «тридцатьчетверка» превратила в кро вавое месиво. Кому-то из наших солдат удалось подбить вражеский танк противотанковой кумулятивной магнитной миной, а мы из наших пулеметов расстреляли экипаж. Бой
продолжался весь остаток ночи. Подошли новые русские
бронемашины, которые стали действовать осторожнее. Оче видно, у них не хватало поддержки пехоты.
Ситуация не улучшилась и утром
2
января
1943
года.
Наш командир по радио сообщил о сложившейся обстанов ке и потребовал поддержку. Он также обрисовал наше поло жение, сказал, что мы окружены мощным подразделением
врага. В тот момент у нас уже были погибшие, а также легко и тяжелораненые. В первой половине дня неожиданно по-
70
-----0ступило сообщение, что нам на выручку идут наши танки.
И в самом деле, километрах в двух ~ы заметили боевые ма шины, которые шли к нашим позициям. В следующее мгно вение нас неожиданно постигло разочарование: примерно в двухстах метрах от нас танки внезапно повернули и куда-то
исчезли. Вероятно, это могли быть только русские танки, потому что наши не бросили бы нас здесь в этом дерьме. Во всяком случае, мы продолжали обороняться до наступления ночи.
Затем из уст в уста разнеслось:
-
Оставить позиции и под покровом темноты по степи
отступать в Миллерово. Это было уже после полуночи, когда мы собрали всех наших нетранспортабельных раненых в единственный ка питальный каменный дом, сохранившийся в той деревне.
Я думаю, они прекрасно понимали, что их ждет, попади они в руки к русским. В таком случае у нас бьm приказ оставлять
последний патрон для себя. Так было и на сей раз. С тяже лым сердцем мы простились с нашими товарищами. Я ни когда больше ничего не слышал об этих несчастных. Мы бьmи вынуждены оставить примерно двадцать солдат.
К счастью, нам удалось оторваться от врага. Мы не сколько часов шли по заснеженной степи, на ледяном ветру
и в жутком холоде и бьmи сильно разочарованы тем, что ни кто не пришел нам на помощь. По всей вероятности, нас просто бросили. Во всяком случае, мы вышли из окружения и, удачно ускользнув от врага, утром
3 января 1943 годадоб
рались до наших позиций под Миллерово. Мы думали о сво их оставленных товарищах, которых наверняка ждала страш
Haя судьба. Скольких попавших в русский плен товарищей мы уже находили
смерти,
-
-
страшно изувеченных, замученных до
слишком многих!
Из обеих наших рот, что утром нового года отправились
на задание, вернулось не более
50 или 60 человек.
Остальные
погибли или пропали без вести. Вся наша техника бьmа унич тожена. В боевой сводке помимо прочего говорилось: «... В са мый лютый мороз небольшому подразделению боевой груп-
71
-01----пы «Шульдт» удалось в тяжелейших сражениях, не раз по падая в окружение и неся немалые потери, замедлить про
движение большевиков к Донцу»!. По возвращении оставшиеся в живых получили назна
чения в новые подразделения. Теперь мы также могли на сладиться короткой передышкой, в которой отчаянно нуж дались. Как уже бьmо сказано, в то время мы не испытывали
ни малейшего недостатка в продуктах. Неподалеку от вокза ла стояли вагоны, груженные имуществом итальянской ар мии. Рядом находилось несколько складов, под завязку на
битых разделанными говяжьими тушами. Они промерзли на морозе, но остались пригодными в пищу. Итак, время от времени мы как группа продовольственного снабжения роты отправлялись туда и приносили все, что нам бьmо нуж но. Вагоны обыскивали и мы, и население, желая отыскать
годные в пищу продукты питания, никто в этом себе не от казывал. За воровство, правда, бьmа предусмотрена смерт
ная казнь, но у нужды свои законы. Во время одного из та ких ПОХОДОВ за припасами я увидел под снегом большую гору угля. Однако при ближайшем рассмотрении оказалось,
что это изрядно промерзший картофель. Это открытие по могло мне готовить для моего оберштурмфюрера ее и моих товарищей разнообразную еду. Все бьmи довольны тем, что получили возможность прилично питаться. Я снова и снова
должен подчеркнуть: оберштурмфюрер ее Даль бьm заме чательным руководителем, хорошим человеком и все тяготы
войны он делил с нами. Вместе с нами лежал в грязи на пе редовой и делал для своих людей все, что в человеческих си
лах. Он бьm начальником того же типа, что и мой бывший командир 3-й роты Генрих Шпрингер. В последующие дни вновь и вновь вспыхивали бои с русскими войсками, которым в отдельных местах удавалось проникать в город. Только благодаря массированному ис пользованию артиллерии, а также напряжению всех сил,
1
Кriitschmer, стр. 276 f.
72
-----0атаки удалось отразить, и врага отбросили от линии фронта.
И все же натиск Красной Армии постоянно усиливался.
15 января 1943 года окруженным частям 3-й roрнострел ковой дивизии, итальянцам, а также ударной группе Даля
бьmа дана комаНда оставить Миллерово. Подразделениям войск СС приказали начать отступление. Тем не менее удар ная группа Даля состояла всего лишь из двух рот. Они бьmи собраны из остатков и
1- й и 2- й роты УН охранного батальона 1 батальона полицейского стрелкового полка, 4-й батареи
100-го взвода зенитной артиллерии и отделения истребите
лей танков 4-й роты УН охранного батальона, всего пример но
150 человек.
Нашей целью стал Ворошиловград. Все бьmо
подготовлено, оружие снято с предохранителей. Прозвучала
комаНда уничтожать все, что будет стоять на пути. Полные решимости, мы ждали приказа о начале операции. Ночью перед боем никто не спал. Непрерывно грохотала вражеская артиллерия, посылая
в нас снаряд за снарядом. Один из товарищей пробовал по шутить, сказав:
-
Русские стреляют до тех пор, пока что-нибудь не про
изойдет.
Реакцией был смех, правда, несколько вымученный. В полночь мы приготовились. Горящее Миллерово кроваво красным заревом освещало черное, беззвездное небо. Таким бьmо прощание с умирающим русским городом. Постепен но за нами образовалась огромная группа гражданских лиц, которые хотели идти с нами. Бьmо абсолютно невозможно
предложить этим людям защиту. Мы сами не знали, как нам удастся пройти. Женщины с детьми на руках просили нас взять их с собой. В конце концов начинались крики, шум. Некоторые цеплялись за наши машины. Но что мы могли сделать? Мы просто поехали вперед что есть мочи. Наша ударная группа имела счастье идти во главе, в то время как
большинство следующих за нами подразделений вынужде
ны бьmи ввязьmаться в жесткие бои, их обстреливали артил лерия и танки, они несли большие потери.
Советские войска обстреливали дорогу, по которой мы
73
-0----отступали. Снаряды рвались в колоннах транспортных средств разного рода: гужевых повозок, санитарных машин, грузо виков;
между ними находилось много гражданских лиц.
И все хотели уйти одновременно и как можно скорее. В гуще теснящихся машин и повозок рвались вражеские снаряды,
сея смерть. Господствовал невообразимый хаос. Повсюду разорванные лошадиные трупы и человеческие тела. Тем не менее мы твердо решили пробиваться именно здесь. Как пе
хотинцам нам необходимо бьmо выйти из машин и охранять подходы к дороге. Едва мы спрыгнули с нашего грузовика,
как в него попал снаряд. Еще секунда
-
и мы все погибли
бы. На войне выживают лишь благодаря тысяче случайно стей. Это бьmа одна из них. Неожиданно раздался крик:
-
Внимание, воздух! Над нами самолеты!
Горящие грузовики освещали окружающее пространст
во и блокировали дорогу. Чуть позже над нами с ревом про летели вражеские истребители. Русские летчики обстреляли колонны из бортовых пушек и пулеметов, сбросили бомбы,
несущие смерть в наши ряды. Бьm подбит еще один грузо вик, затем еще один, и так без конца. К счастью, хвосту ко лонныI удалось проехать мимо горящих транспортных средств.
На снегу лежали раненые, прямо по ним бесцеремонно шли напиравшие сзади солдаты и машины, давя и превращая их
в кровавое месиво. Все хотели поскорее уйти из опасной зоны. Это самое страшное, что делает война! Нет оправда ния страшнейшим налетам, жесточайшим обстрелам и ис тязаниям, которым враг подвергал преследуемые войска в
ледяной степи!. Только наша железная дисциплина и созна ние того, что нельзя бросать товарищей на произвол судьбы, удерживали нас. Позже мы узнали о страшных арьергардных боях, принесших невообразимое горе и неисчислимые поте ри. Через некоторое время налет авиации закончился. Всю ду были слышны мучительные стоны или жуткие крики ра неных. Эта ужасная картина бьmа просто неописуема. Каж-
1
Thumher,
С1р.
145.
74
-----~дое черное пятно на белом снегу было убитым или раненым человеком. Таких черных пятен ~ыло не счесть. Насколько возможно, раненых спасали, оказывали им медицинскую помощь, закутывали в одеяла и грузили на машины и по возки.
Двигаемся дальше, двигаемся дальше!
-
-
крикнул ка
кой-то офицер и пробежал мимо еще исправных транспорт
ных средств, давая команду к отъезду. Мы слышали, как вдали все грохотало и взрывалось.
Теперь русские довершают свое свинство!
-
-
сказал
кто-то рядом со мной. Спереди передали приказ идти даль ше. Каждая минута была на счету, в любое время мог про изойти новый налет. Мы двинулись дальше, теперь уже пеш
ком. Температура достигла минус
46 градусов. Даже сегодня
мне кажется невероятным, как можно было выдержать та
кие кошмарные испытания. К этой чрезвычайно низкой температуре добавлялся резкий ветер, который бросал нам в лицо ледяную снежную крупу, люди и животные коченели
от холода. Необходимо было постоянно находиться в движе нии, топать ногами, хлопать руками, растирать пальцы и
лицо. Все время думалось лишь одно: только бы не обморо зиться! Мы ушли уже довольно далеко, как вдруг с проходящей
параллельно дороге железнодорожной насыпи нас стали об стре.ливать. Наши пулеметы сразу же вслепую застрочили в
темноту ночи. Полетели ручные гранаты, и суматоха боя на чалась снова. Заряжают, стреляют, заряжают, стреляют. Мы
действуем механически, как машины. Время от времени раздается короткий вскрик, кого-то ранили. Кто-то падал, не издав ни звука. Через полчаса все кончилось, нападение
противника было отражено. Когда будет следующее? Под бираем раненых, оказываем им помощь и следуем дальше.
Мы являлись группой обеспечения безопасности и должны были освобождать дорогу нашим товарищам. Через два часа неожиданно раздалась команда:
_
Остановиться! Короткий привал! Всем получить бое-
припасы!
75
-0----Во всех направлениях выставляются посты, которые из за страшного холода сменялись каждые пятнадцать минут.
Привал пошел нам на пользу, так как мы совершенно выби лись из сил. Нам казалось, что пути не будет конца. Кроме
боеприпасов раздали немного продовольствия. Мы набили им сумки, затем осмотрели раненых. Некоторые из них за мерзли насмерть.
На востоке медленно занимался новый день. Стали вид ны очертания бесконечных заснеженных полей. Вопреки всему нам стало чуть легче, потому что теперь мы по край
ней мере могли хотя бы что-то видеть. Однако картина, представшая нашему взгляду, была безрадостной: раненые с отмороженными носами и ушами, с окровавленными бин
тами и в разорванной форме. При расчете по порядку номе ров нас ждало еще одно потрясение: выбьша значительная
часть личного состава. Но на этом наши мучения еще не за кончились. Мы бьши лишь в начале испьпания, которое по казало, сколько страданий может вынести человек.
Тем временем солнце развеяло окутывающую небо се рую дымку. Мы снова тронулись в путь, вытянувшись по обеим сторонам дороги. Сопровождающие нас транспорт ные средства двигались параллельно. Враг не подавал ника ких знаков присутствия. Внезапно за нашей спиной начался мощный обстрел. На насыпи стояли танки, которые обстре
ливали наш арьергард. Начался настоящий ад. Как в кино, которое прокручивают в три раза быстрее обычного, бук
вально в секунду в колонне все смешалось. Грузовики рва нули вперед, пытаясь проехать между запряженными в сани
или тянущими машины лошадьми. Все, что стояло на пути этой лавины из железа и плоти, безжалостно сминалось.
К этому добавлялись попадания снарядов. От них не было никакой защиты, никакого укрытия, никакого спасения.
Смерть вновь торжественно приступила к сбору своей кро вавой дани. Исчез всякий порядок. Каждый пытался просто удрать из этого ада, мимо перевернутых саней, машин и тру
пов. Какое нам дело до разбросанных в снегу консервных банок, печенья и бутылок водки? Просто прочь, прочь,
76
-----~прочь Фтсюда! Повсюду валялось множество убитых и ране ных, ДФ которых никому не было .дела. Никто не смотрел по
СТОРОН1ам, все бежали, куда глаза глядят, спасая свою жизнь. Но HaМl повезло и в несчастье. Русские сконцентрировали огонь Hfa колоннах, следующих за нами. Мы не могли ничего подела1fЬ, от нашего противотанкового оружия не осталось и
следа. 'jY нас за спиной бушевал ад. Вой и свист снарядов че редовa.rлись с грохотом разрывов. Часть грузовиков горела на
дороге .. К небу поднимался черный жирный дым. Наж:онец, мы достигли гребня холма. За ним дорога спус калась !Прямо вниз, и на горизонте был виден какой-то насе
ленныiй пункт. Мы наконец вырвались из неописуемого ада. Тут я Дiолжен сказать, что ужас, который я пережил, на са
мом де<ле был гораздо страшнее, чем я смог описать. Перед моими глазами происходили сцены, которые невозможно
предст.авитъ человеческим разумением. Эro отступление при надле:жrnт к самым ужасным моим военным воспоминани
ям, и дlO самой смерти я не смогу забыть пережитое. Впечат ления слишком сильны.
Же'РТВЫ ради спасения товарищей были горьки, но не
напрасны. Выход из котла под Миллерово был маленьким чудом. Многие заплатили за это спасение своей жизнью, нет числа
tfx могилам по обочинам той страшной дороги. Даже
если Э'J'O и не соответствует духу сегодняшнего времени, мы
все же чтим память товарищей, отдавших свои жизни ради
спасения наших. Прощайте, боевые товарищи, лежащие в чужой земле. Мы никогда вас не забудем.
Немного не дойдя до Ворошиловграда, ночью мы подо ШЛИ к Донцу. Мы не знали, что находится перед нами. Где стоит :браг? Я получил приказ вместе с еще несколькими
солдатами отправиться в разведку. Мы шли через замерз шую реку, осторожно, на ощупь, пытаясь отыскать дорогу.
Внезапно я услышал шум и подал товарищам знак залечь.
Шум, который я услышал, был скрипом, словно кто-то идет по снегу. И в самом деле чуть позже из темноты появился
русский. За плечом карабин, папироса небрежно торчит в углу рта, голова втянута в плечи. Он поднял воротник шине-
77
-0'----ли, сунул руки в карманы и направился прямо к нам. Конеч
но, нам захотелось схватить его. Что могло быть лучше, чем доставить офицера, знающего данную местность, который мог сказать нам, где стоит враг и насколько он силен. Тут,
однако, у нас все сорвалось. Во всяком случае, один из моих людей не сдержал кашель, и русский молниеносно исчез в темноте.
Что делать? Сбежавший русский не мог знать, кто каш
лял, свой или враг. А что, если он забил тревогу? Мы сдела ли круг и подошли к селению с другой стороны. В нем бьmо полно русских, которые, скорее всего, разместились здесь
на ночлег. Время от времени до нас из темноты ДОНОСИЛИСЬ
обрывки фраз и музыки, а также смех. Таким образом, мы предположили, что сбежавший от нас русский не поднял
тревоги. Я, долго не размышляя над тем, куда убежал таин ственный русский, вместе с группой отправился назад той
же дорогой, которой мы пришли. Затем я доложил команди ру роты об увиденном.
Командир решил обойти этот населенный пункт и про должить движение в направлении Ворошиловграда. Рас
стояние от Миллерово до Ворошиловграда составляет при близительно
80 КМ,
которые мы преодолели пешком за не
сколько дней на ужасном морозе, достигавшем минус
46 градусов.
Мы представляли собой жалкие остатки неко
гда грозной ударной группы Даля. В моей роте осталось всего пятнадцать человек. Мы понесли огромные потери из-за того, что нас постоянно использовали в качестве раз
ведгруппы, а также бросали в оборонительные бои против
вражеских танков. Совершенно измотанные, мы согласно приказу были расквартированы в Петровке к югу от Воро шиловграда. Здесь теперь пролегал новый оборонительный рубеж.
23
января
1943
года мы вновь вошли в состав боевой
группы «Шульдт», от которой бьmи отделены
1942 года
20
декабря
в МешковскоЙ. Теперь она образовывала резерв
армейской группы и бьmа усилена
78
1 батальоном мотострел-
-----0кового полка «Фюрер» ДИВИЗИИ СС «РеЙХ»l. День спустя мы получили приказ выдвинуться на северо-запад и уничто
жить врага, перешедшего Донец на юге. Затем необходимо бьmо разведать возможности перехода через реку танков и мотострелковых подразделений.
Однако еще до начала наступления скудные остатки ударной группы Даля бьmи построены, и нас наградили Же
лезным крестом 2-го класса. Это была награда за дни боев и лишений. Будучи девятнадцатилетним штурмманом СС я носил этот орден рядом со штурмовым пехотным значком, значком за ранение и знаком отличия за военно-приклад
ные виды спорта. По традиции Железный крест 2-го класса после вручения носили двадцать четыре часа. А затем лишь
черно-бело-красную ленту во второй петле сверху. Я, есте ственно, гордился этой высокой наградой, однако не мог не думать о павших товарищах, которые его тоже заслужили.
Вскоре мы атаковали село Подгорное, чтобы захватить стратегически важную высоту
174,5, а затем двинуться впе
ред2. Мы, солдаты ударной группы Даля, настолько ослабли за прошедшие дни боев, что наше наступление скорее сле довало бы назвать топтанием на месте. У нескольких солдат были сильные обморожения или легкие ранения. Всякий способный держать в руках винтовку должен был принимать
участие в этом наступлении. Какое-то время спустя мы по пали под сильный обстрел вражеской артиллерии. Сразу же после начала обстрела меня и пятерых моих товарищей ра нило. Мина зацепила нас всех. Мне осколок раскроил пра вое бедро, сухожилие торчало наружу, и кровь теплой струей
потекла по ноге. Несмотря на боль, я почувствовал, как бла готворно действует на меня тепло. Возле меня лежали друI Кроме того,
30 декабря
кроме ~боевой группы «Шулщт,> наступали
еще 14-я рота и отделение 16-й (саперной) роты мотопехотного полка ее «Фюрер», а также 3-я батарея 2-го дивизиона противовоздушной обороны ее «Рейх» под командованием гауптштурмфюрера ее Ганса Опифициуса.
Lehmann (1982), стр. 38. 2 Lehmann (1982), стр. 39.
79
-~----гие товарищи, тоже раненые. Их оттащили вниз по склону и положили на брезент. Хотя мое ранение было тяжелым, я все-таки смог добе
жать до укрытия. Надо мной склонился санитар. Он разре зал мою штанину и перевязал рану. Других зацепило, пожа луй, похуже, чем меня, во всяком случае, я вновь и вновь
слышал крики боли. Рана моя горела адски. С помощью са нитара я попытался добраться до стоявшего поодаль сани
тарного транспорта. Рядом с нами все еще рвались мины, и уходить с места было опасно. Санитары, и об этом тоже нужно сказать, постоянно рис ковали жизнью, вытаскивая раненых и оказывая им сроч
ную медицинскую помощь. В них часто стреляли, и, несмот ря на Женевскую конвенцию и белые повязки с красным крестом, они нередко погибали. Наконец с помощью этих товарищей нам удалось добраться до машин, на которых нас
сразу доставили на дивизионный медицинский пункт. Со мной в машине в большой луже крови лежал парень, ранен
ный осколком мины в голову. Он громко стонал и постоян но звал маму. Смотреть на несчастного было страшно, тем более что и у меня самого дела обстояли неважно. Дивизионный медицинский пункт размещался в зда
нии, находившемся в центре Ворошиловграда, и охраняли его, как ни странно, итальянцы. Я смог самостоятельно под няться и войти в здание. Orвратительный смрад крови, рво ТЫ, мочи и трудноопределимых испарений ударил мне в нос.
В углу, при скудном освещении, врач как раз ампутировал ногу какому-то солдату. Рядом со столом стоял деревянный чан, в котором лежали ампутированные конечности. На враче, пилившем кость, был залитый кровью фартук. Не сколько раненых кричали, другие тихо лежали на соломе, и
только облачка пара, периодически поднимавшиеся над их ртами, свидетельствовали о том, что они все еще живы.
В медпункте было страшно холодно.
Моя повязка еще сильнее пропиталась кровью, и я по чувствовал, что медленно теряю сознание. У меня закружи лась голова, и я был вынужден ухватиться за косяк двери,
80
-----0чтобы не упасть. Кто-то неожиданно подошел ко мне. Мне он показался призраком, я видел его словно сквозь пелену
тумана. А то, что он говорил мне, доносилось до меня как будто издалека:
-
Что с вами?
Затем он сказал своему помощнику:
-
Этот как раз следующий, другие могут подождать.
у них в первую очередь обморожения.
Два санитара подняли меня и положили на стол. Моя последняя мысль была о том, чтобы только не потерять HOIY. Затем я потерял сознание. Снова придя в себя, я понял, что лежу на соломенном матрасе. Первым делом я посмотрел на
свою ногу. Слава богу, она бьmа на месте, только перевязана рана. Маленькое красное пятно на белом бинте свидетельст вовало о том, что кровотечение остановлено. Затем боль шинство раненых подготовили к транспортировке. Я ока зался одним из тех везунчиков, которых, вероятно, одним из последних санитарных поездов отправили на запад.
Мне вьщали транспортный листок с отметкой врача и скудный продовольственный паек. На следующее утро нас погрузили в поезд. Ехали мы через Харьков и Киев и прибы ли в Одерберг в Силезии. Здесь я хотел бы ненадолго прервать повествование о себе и рассказать эпизод, про изошедший с одним из моих
товарищей, в ту пору штурмманом СС l-й роты УН охран ного батальона и роттенфюрером СС в феврале
1943
года.
Поскольку происшествие демонстрирует один из немногих забавных аспектов этой войны, я считаю уместным помес тить в книге эту историю.
Однажды ночью роттенфюрер СС получил приказ дос
тавить боеприпасы для танкового батальона. Их машина снабжения попала в аварию. Данный приказ относился к числу приказов «ПОЙди туда, не знаю куда», так как никто
точно не знал, где находятся танки. Чтобы не скучать во вре мя поездки, роттенфюрер СС взял с собой моего товарища Курта Пфеча. Была одна из этих «чертовых ночей», когда
темно, хоть глаз коли. Кроме того, началась сильная метель.
81
-0--.------Ехать нужно бьmо, включив только ближний свет фар, по
этому видимость практически равнялась нулю. Тем не менее с помощью карты батальон бьm найден. Танкисты на радо стях ОТ быстрой доставки боеприпасов угостили водителя водкой и сигаретами. На обратном пути пурга усилилась, кроме того, водка,
вероятно, начала оказывать свое действие. Во всяком слу чае, когда они подъехали к развилке дорог, возник вопрос,
куда сворачивать: направо или налево? Они не знали, где именно находятся, потому роттенфюрер СС бросил жребий. Орел означал
-
налево, решка
-
направо. Выбрав таким об
разом направление, они двинулись дальше. Через некоторое время они увидели, как из темноты и снежной пурги появ
ляется деревня. Были различимы стоящие возле домов ма
шины и фигуры людей в белых маскхалатах. В тот момент оба облегченно вздохнули. Во время торможения машину занесло на льду, и она крутанулась почти на сто восемьдесят
градусов. Некоторые из солдат в маскхалатах направились к
машине. Курт подумал: «Спрошу у этих Дедов Морозов, что
это за часть и где мы сейчас находимсю>. Штурмман СС опустил стекло, в то время как роттенфюрер СС старался съехать грузовиком со льда. Он еще слышал, как его пасса жир закричал.
Эй, ребята!
орал.
-
-
затем вдруг повернулся к нему и за
Газуй, здесь Иваны и «тридцатъчетверки»!
Почти одновременно в группу подбегающих русских из
окна полетела ручная граната. К счастью, грузовик, газанув, съехал со льда и, ревя мотором, понесся прочь. Курт свесил ся из окна и расстрелял весь магазин своего автомата. Затем снова откинулся на спинку сиденья и проговорил:
-
По крайней мере теперь ясно одно: свернули мы не
туда.
Роттенфюрер СС бросил на него глубокомысленный взгляд и пробурчал:
-
Похоже, мой нюх меня подвел.
Когда они вновь подъехали к развилке, он остановился и вылез из машины со словами:
82
-----0-
Страху я натерпелся, теперь мне надо срочно отлить.
Курт радовался фейерверку разрыва ручной гранаты и думал, что теперь по крайней мере они знали, где русские.
Тем временем снег перестал. Они поехали от развилки в другом направлении и через некоторое время УВИдели новую
деревеньку. Осторожно, выключив фары, они медленно по ехали по деревенской улице. Штурмман СС зарядил автомат и припас несколько ручных гранат. Однако ни русских, ни
танков ВИдно не бьmо. В одной из хат горел свет. Ротгенфю рер СС остановил грузовик и вышел.
-
Не выключай мотор и газуй время от времени. Я ос
мотрюсь,
-
произнес он. Со снятым с предохранителя пис
толетом в руке он приблизился к дому. Заглянул внутрь че рез почти полъ.JCТЬЮ замерзшее оконное стекло, а затем вошел
внутрь. Курту бьmо не по себе, и проходящие в ОЖИдании минуты каз? лись ему часами. Затем наконец входная дверь распахнулаr,ь, из нее вышел ротгенфюрер СС с корзинкой в руках. В де ме стояла женщина.
-
Кут-т, ставь осторожно, чтобы ничего не разбить!
-
усмехнулся ротгенфюрер СС и подал в кабину корзинку с яйцами. Затем снова сел за руль, и они поехали дальше. «Матка», стоявшая в дверях, помахала на прощание. На не мой вопрос штурманна ротгенфюрер, улыбнувшись во весь рот, произнес:
-
Скажи, ну разве не грандиозная Идея? Я сказал ей:
«Или яйца, или солдаты). Курт с удивлением спросил, что он собирается делать с яйцами.
-
Понимаешь, не люблю я водку в чистом ВИде, чертова
сивуха. А так получится превосходный яичный ликер,
-
по
следовал ответ ротгенфюрера СС. Он причмокнул И бросил мечтательный взгляд на штурммана СС. На окраине дерев ни они нашли винокурню, о которой ему сообщила старуха. Внутри бьmо тепло и можно бьmо укрыться от пронзитель ного восточного ветра. Согревшись, они аккуратно погрузи ли водку в машину инеспешно покатили дальше.
-
«Матка) рассказала мне, что от фабрики полевая до-
83
-0----рога приведет к шоссе, что примерно в километре,
-
сказал
роттенфюрер Курту. Наконец рассвело, и они в самом деле увидели шоссе. Внезапно перед ними возник танковый батальон «тигров». Они остановились и доложили командиру подразделения.
-
Вы везли боеприпасы?
-
спросил командир.
Так точно, штурмбаннфюрер!
Затем последовал доклад о расположении противника.
В соответствии с этим танковый батальон двинулся дальше в описанном направлении, и роттенфюрер ее и мой това рищ Курт скоро бьmи дома.
-
Он записал наши фамилии и номер части! Сказал, мо
лодцы! В предвкушении радости от ожидаемой награды они до
ложили фельдфебелю:
-
Ваше приказание выполнено!
Фельдфебель втянул в легкие воздух. Это
ubmo похоже
на звук поднимающейся бури.
-
Бродяги!
-
заорал он.
-
Вам понадобиласъ вся ночь,
чтобы преодолеть нескольких жалких километров.
-
Не
медленно доложить комроты! Марш! Оба стояли, как побитые собаки. Это мало походило на благодарность. В ожидании выговора они отправились к командиру роты. Тот терпеливо выслушал всю историю, которая закан чивалась словами:
-
На обратном пути мы наткнулись на русские танки.
Мы доложили об их расположении командиру танкового ба тальона!
Словно в подтверждение только что сказанного, раздал ся мощный грохот противотанковых пушек. Командир роты встал со стула, обошел вокруг письменного стола и прогово рил, обращаясь к ним обоим:
-
Черт возьми! Такого я от вас не ожидал!
рукой в направлении шума боя, произнес:
-
-
И указывая
Действия ва
шей разведгруппы увенчались успехом.
Заметно повеселевшим «героям» разрешили идти. Ме-
84
-----0сяц спустя на утреннем построении командир роты прика
зал роттенфюреру СС и Курту Пфечу сделать шаг вперед. По представлению командира батальона «тигров» они
-
награждаются за удачно проведенную разведку,
которая
привела к уничтожению девяти танков Т -34, Железным кре стом 2-класса!
Боевая группа «Шульдт» бьmа распущена
15 марта 1943 го
да. До той поры ей пришлось принять участие в еще не скольких жестких сражениях. Остатки УН охранного ба тальона ловек
-
-
из восьмисот осталось всего тридцать восемь че
все они, поместившись в одном железнодорожном
вагоне, вернулись в Берлин. Ситуация в других подразделе ниях боевой группы выглядела не лучше. А для уцелевших до сегодняшнего дня
актуальными остаются следующие
слова: «Выжившие В том сражении с врагом и природой в часы уединенного раздумья всегда будут слышать в душе гул ветра над степью, скрип снега и стоны своих товарищей, и
этих товарищей они никогда не забудут»l.
В ВОЕННОМ ГОСПИТАЛЕ В ОДЕРБЕРГЕ По прибытии в Одерберг, к северу от Моравской Остра вы, нас на нескольких машинах отвезли в военный госпи
таль, и там мы впервые как следует помьmись. Мне станови лось тепло на душе, когда я представлял себе, что всего не сколько дней назад я воевал на трескучем морозе и в снегу, а
теперь меня тщательно моют миловидные медсестры. Война казалась чем-то бесконечно далеким. Последующие недели я провел в постели. Невозможно описать, какое это бьmо наслаждение
-
лежать в чистой
кровати после жесточайших лишений, пронизывающего хо
лода и страшного истощения. Покой был просто божествен ный. Мою рану осматривали каждый день. Врачи и сестры воистину делали все, чтобы вселить в пациентов силы и на
дежды на скорое выздоровление. К столу подавали красное
1
Lehrnann (1982),
стр.
47.
85
-0'-----
в госпитале.
вино, бьmо много блюд из яиц. Когда моя рана зажила, на чался утомительный процесс обучения ходьбе. Сначала с помощью медицинских сестер по палате и в коридорах, за
тем в парке. Как только я смог сам кое-как взобраться по ле
стнице на этаж, мне разрешили гулять. В военном госпитале я оставался до июля
1943 года.
НА КУРСАХ УНТЕР-ОФИЦЕРОВ После отпуска для лечения в конце июля
1943
года я
вновь вернулся в свою старую казарму в Лихтерфельде и ждал там, в роте выздоравливающих, своего следующего на
значения. По документам я был дипломированным сапером СС. Однако, поскольку с тех пор, как я прошел курсы обуче-
86
-----~ ния на сапера, минуло два года, мои знания в этой области бьmи уже не на высоте.
Тем не менее меня направили в строительную команду, состоявшую примерно из восьмидесяти человек, которая
должна была вести строительные работы на юго-востоке от Берлина в лесах под Бад-Саровом на озере Шармютцельзее
и недалеко от Фюрстенвальде. Сначала нам бьmо неизвест но, что именно мы будем строить. Нас разместили в казарме зенитного подразделения в Бад-Сарове.
Когда мы приступ или к работе, то вскоре выяснилось, что мы сооружаем новую штаб-квартиру СС, а также то, что здесь, в этих лесах, будет построено несколько зданий, пред назначенных для учреждений имперского правительства.
Этот комплекс возводился в течение следующих пяти меся цев и был завершен в январе
1944 года.
Однажды во время
работы приехал обершарфюрер СС из дорожного управле ния, остановился возле нашей группы и осмотрел меня сверху донизу.
-
Штурмман, кто вы по профессии?
-
спросил он, об
ратившись ко мне неофициальным тоном.
-
Плотник и столяр- краснодеревщик, герр обер шар
фюрер,
-
-
ответил я.
Плотник и столяр- краснодеревщик?
задумался, потирая подбородок.
-
-
он ненадолго
Вы мне и нужны. Пой
демте со мной! Так я получил особое назначение. Первые бараки уже были построены. Они находились в непосредственной бли зости от товарной станции, и в одном из этих новых бараков жил обершарфюрер сс. Теперь сюда же переехал и я. В течение следующих месяцев, до января
1944
года, я
стал, так сказать, его правой рукой и вместе с тем хорошо с
ним поладил. Моя главная задача состояла в том, чтобы на блюдать за разгрузкой поездов со стройматериалами и орга
низовывать распределение рабочих рук, в том числе рабочих из Берлина, если где-нибудь неожиданно возникали «узкие
места». для этой раБотыI обершарфюреру СС нужен был по мощник, и мне повезло, что он выбрал меня. У нас устано-
87
-0----вились отличные отношения, и я был бы не прочь, чтобы и дальше все шло так же.
Однако все сложилось по-другому. В начале февраля
1944 года случилось так,
что наша строительная команда од
нажды утром получила приказ построиться во дворе казар
мы зенитной батареи в Бад-Сарове. Конечно, мы все задава лись вопросом, что все это могло бы означать. Ходили смут ные слухи о предстоящей отправке на фронт, так как, регулярно слушая по радио сводки с фронта, мы знали, что дела шли не лучшим образом. Построились мы, как всегда,
молодцевато. Отрапортовали оберштурмфюреру СС сапер ных войск, затем он медленно обошел наши ряды. Против некоторых он останавливался, окидывая быстрым взглядом,
так как у большинства из нас бьm фронтовой опыт и соот ветствующие знаки отличия. Затем командовал:
-
Шаг вперед!
Приказал он и мне, и я тоже бьm вынужден выйти из строя.
Когда оберштурмфюрер СС закончил смотр, он прика зал остатку ротыI отойти в сторону и подошел к тем, кого вы
брал. Нас было двадцать пять человек. Он задал каждому из нас по несколько вопросов об образовании, военной карье
ре и так далее. Те же вопросы бьmи заданы и мне. Он хотел знать, когда и за что я получил значки за ранение и за что
удостоился Железного креста 2-го класса. Я кратко и четко доложил о своем участт,:и в боях. Во время этого короткого разговора оберштурмфюрер СС спросил меня о том, внесены
ли соответствующие записи о тех днях на фронте в мою сол датскую книжку. Он мог бы ходатайствовать оприсвоении мйе знака отличия за участие в рукопашных боях. Я бьm вы нyждeH сказать ему, что, к сожалению, в боях под Миллеро во и даже раньше для ведения подобных записей просто не бьmо времени, а потом меня ранили. Таким образом, из предполагаемого награждения ничего не вышло. Когда обер штурм фюрер СС закончил опрос, а штабсшарфюрер СС сделал соответствующие записи, он попросил нас по дойти поближе и уже неофициальныM тоном сказал:
88
------0-
Сегодня соберите вещи, а завтра рано угром поедете в
Градишко. Это местечко на территории протектората. Вы
отправляетесь на курсы yhtep-оФиЦеРЬВ 1 • Вот в чем дело. Я бьm просто поражен, так как ни на что подобное никогда не рассчитывал. Более двух лет назад, вступая добровольцем в войска СС, я и помыслить не мог о том, что когда-нибудь стану такой большой «шишкой». А те перь, в двадцать лет, мое время припmо. И ведь я никуда не пытался пролезть, просто приказ есть приказ.
После того как все бумажные формальности были за кончены, я взял в руки приказ и пошел к себе собирать вещи. Прощание с моим товарищем по комнате, обершар
фюрером сс, далось мне нелегко, впрочем, так же, как и ему. За последние несколько месяцев мы стали настоящими друзьями. Мы пожелали друг другу всего хорошего. Этого парня, к сожалению, я больше никогда не видел, но мне до сих пор интересно, что с ним стало.
Роттенфюрер СС принял команду из нас, двадцати пяти человек, и на следующее угро я перевернул новую страницу
книги своей судьбы. По прибытии в Градишко нас поделили на отделения, а затем на учебные взводы. Наш учебный курс состоял приблизительно из ста человек, поделенных на три
взвода. Командовал нами оберштурмфюрер сс. Он бьm уважаемой личностью, так как наряду с Германским золо тым крестом его грудь украшали также золотой значок за ра
нение и Железный крест
1-го класса.
Это произвело на нас
сильное впечатление.
На угреннем построении первого учебного дня наш фельдфебель, унтершарфюрер СС приказал нам построить ся, а затем выступил руководитель учебного курса. Он по-
1
1 июля 1942 roда наряду с другими
армейскими школами саперов в
Берлине, Дессау, Шпейере и Рехаген-Клаусдорфе бьша открыта школа са перов войск ее в Градишко, к югу от Праги, на реке Втава. Она принадле жала к полигону Бенешау [Бенешов] и включала в себя деревни Градишко, Пиковиц, Бруншау и Цавист. Начальником школы был оберфюрер ее
Эмиль КляЙн.
Pionierkameradschaft Dresden,
89
стр.
175
и
233.
-0----благодарил и поприветствовал нас. После нескольких всту пительных слов неожиданно раздалась команда:
-
Учебный курс, смирно! Штурмман Нидермайер, шаг
вперед! Это меня немного озадачило, так как я не ожидал, что меня на первом же построении вызовуг выйти перед строем.
Я уверенным шагом пошел к оберштурмфюреру СС, оста новился в двух шагах перед ним, щелкнул каблуками, под нял руку в приветствии и смело посмотрел ему в глаза.
-
Штурмману СС Нидермайеру с настоящего момента
при свое но звание роттенфюрера СС! От имени фюрера по здравляю вас!
Во мне все ликовало. Я едва мог cКPbrrb мою радость.
-
Встать в строй!
Бравый разворот на сто восемьдесят градусов, и я чекан ным шагом возвращаюсь на свое место. Так сразу по прибы тии из Бад-Сарова произошло мое производство в звание
роттенфюрера сс. Во второй половине того же дня я уже смог внести свое новое звание в солдатскую книжку, а затем
в комнате пришил на форму второй шеврон. Началось обучение на унтершарфюрера СС. Я с самого начала хотел по возможности показать наилучшие резулъта
ТbI. Я старался бъrrь внимательным учеником. По всем пред метам, изучаемым в нашей школе, начислялись баллы. Ре
шающим было общее количество баллов, набранное к концу учебного курса. Наша учебная про грамма включала в себя как теорию, так и практику, обучение подрывному делу, об
ращение с пулеметом и огнеметом. Тактика, управление
боем и самые различные раБотыI на водном учебном полиго не также входили в программу наших занятий. Водный учебный полигон располагался на Влтаве, и там всегда шла
напряженная работа. Как и во время моей предварительной подготовки в Дрездене, здесь также учились строительству мостов и пере прав, обращению с понтонами и сооружению
паромов. В течение учебного курса учебный материал стано вился все сложнее.
Во время обучения случилось так, что дорогу мне пере-
90
------0бежал один грyfиян в лице унтершарфюрера СС Фолленхо
фера. Он бьm ксмандиром моего отделения, и мы невзлюби ли друг друга с ] lервого взгляда. Фолленхофер избрал меня своей жертвой. Он пытался придираться ко мне везде, где только возможно. Однажды дело дошло до неизбежного столкновения. Мы разучивали крепление узлов в понтоне, и мне оно давалось непросто. Время от времени я смотрел, как идут дела у товарищей. Внезапно этот грубиян подошел сза ди и наступил мне прямо на каску, так что ее край, скольз
нув мне по лицу, сполз на нос. Я испуганно и одновременно рассержено закричал:
-
Черт возьми, какой дебил так делает!
-
и повернулся.
За спиной я видел унтершарфюрера сс, который ухмылял ся во весь рот.
-
Ну, рад приветствовать,
-
проговорил я гневно.
С большим удовольствием я заехал бы ему в физиономию.
-
Я поговорю об этом с командиром роты!
-
пригрозил
я. Я считал, что это неподобающее поведение по отноше нию к учащемуся, и как роттенфюрер СС я уже мог риск нуть высказаться начистоту. Цвет лица у моего визави ме
нялся прямо на глазах, он покраснел, как бурак. Фолленхо фер заорал на меня, что я себе много воображаю и что он отучит меня умничать.
-
Смирно!
-
закричал он. Теперь меня учили «поряд
ку». Для «разминки всех членов» я должен бьm бегать по воде с длинным понтонным веслом на плече туда-сюда до
тех пор, пока не высуну язык от усталости. Можете предста вить себе мою ярость, когда меня, стреляного фронтового воробья, «муштруют» таким образом. Все-таки этот унтер шарфюрер СС бьm «чист», как говорили на солдатском жар
гоне, то есть никогда не бьm на фронте, не нюхал пороха и не слышал свиста пуль. Судя по всему, этому подонку дос тавляло особое удовольствие «приводить В чувство» фронто виков.
К сожалению, такие индивидуумы имелись и в нашем подразделении. Но они бьmи скорее исключением, чем пра
вилом, и нормальные солдаты старались их избегать. На пе-
91
редовой у таких типов в большинстве случаев не бьVIО шанса
выжить, так как там ценил ось только фронтовое товарище ство. Плохо, когда подобные фигуры сталкивались в бою с непредвиденными ситуациями. Во всяком случае, я твердо
усвоил урок: эсэсовец никогда не жалуется! Но ясно бьVIО одно
-
последнее слово в этом деле еще не сказано.
МОЕ произВОДСТВО В УНТЕРШАРфЮРЕРЫ СС и хотя с этого момента я стаЯ «любимчиком» командира отделения Фолленхофера, мое обучение на унтер-офицера
се шло хорошо, и я был доволе}{ занными глазами мог разобрать MG-42 в заданное время. Мой приходился на окончание курса
своими успехами. Я с завя и собрать ручной пулемет день рождения, 17 июня, обучения, длившегося че
тыре месяца. В тот день мне исполнился двадцать один год,
и рано утром я получил приказ в 1О часов явиться к обер штурмфюреру ее. Ровно в
1О
часов я стоял перед дверью
комнаты руководителя нашего учебного курса, опрятный и подтянутый, каска и сапоги отполированы до рези в глазах.
Я постучался и, услышав командУ «войдите!», шагнул за по рог. Наш шеф сидел за письменнЫМ столом, изучая несколь
ко лежащих перед ним папок с документами. Обстановка в комнате была скорее спартанской. у стен несколько стелла жей, заполненных папками. ебоКУ умывальник, рядом с
ним шкаф. Перед письменным столом - два стула. Больше в кабинете ничего не было. Я щелкнул каблуками, вскиНУЛ правую руку в традици
онном приветствии старшего по званию и доложил:
-
Роттенфюрер Нидермайер по вашему приказанию
прибыл!
Оберштурмфюрер ее поднял взгляд от бумаг, отодвинул стул и поднялся из-за стола.
- Подойдите ближе, сынок, - проговорил он. Я подошел к столу, и он подал мне руку.
-
Роттенфюрер, я хотел бы сердечно поздравить вас с
92
------~днем рождения. Желаю вам всего хорошего, здесь у нас и в вашей дальнейшей жизни.
-
Благодарю вас, герр оберштурмфюрер!
-
ответил я.
Серьезное, почти возвышенное выражение лица моего начальника заставило меня задуматься. Не последует ли за
этим нечто неприятное? Прежде чем я успел додумать до конца свою мысль, он неожиданно предложил:
-
Садитесь.
Я сел на один из стульев, с нетерпением ожидая, что же про изойдет дальше. Шеф закурил сигарету, откинулся на стуле и, по-видимому, погруженный в свои мысли, посмот
рел в окно. С наслаждением затягиваясь, он провожал взгля дом колечки дыма, медленно выпльmавшие в открытое окно.
Внезапно он наклонился вперед, прямо посмотрел мне в глаза и очень спокойно спросил:
-
Скажите, Нидермайер, это верно, что у вас проблемы
с фельдфебелем и унтершарфюрером Фолленхофером? В то же мгновение мне стало ясно, откуда ветер дует. Оба мои недоброжелателя пожало вались на меня.
-
Так точно,
-
признался я.
-
Это была немного стран
ная история. Я, пожалуй, неверно выразился по отношению к моему командиру отделения. Лучше бы мне бьmо смол чать, но я не удержался.
Оберштурмфюрер СС наморщил лоб.
-
Что же вы им сказали?
-
Он погасил сигарету.
-
Ну,
говорите же! Я доверял командиру и рассказал ему об инциденте на водном учебном полигоне и закончил свой рассказ тем, что
«герою тьmа» не пристало так обращаться с фронтовиком. Оберштурмфюрер СС спокойно выслушал меня, а когда я завершил повествование, достал из бокового ящика пись менного стола бутылку. Наполнив два стакана, подал один мне. Затем проговорил, переЙдЯ на «ты»:
-
Итак, давай выпьем по одной за твой день рождения,
и можешь ИДТИ. МЫ с тобой еще поговорим на эту тему.
Мы чокнулись. Залпом осушив стакан, я поблагодарил, поставил его на стол и встал. Щелкнув каблуками, попри-
93
-0----ветствовал шефа, повернулся кругом и вышел из комнаты. Когда я покидал здание, меня охватило чувство удовлетво рения.
В полдень мы находились в казарме, когда услышали свисток в КОРИдоре и команду:
-
Курс! На построение!
Все сразу же повыскакивали наружу, надели каски и бро
сились на плац. Необычно бьmо то, что мы сразу же маршем отправились туда, где уже стояли, построившись, другие
курсы. Вскоре подъехал и остановился открытый автомо биль, в котором СИдел начальник школы саперов, штандар
тенфюрер СО. Он вышел вперед и встал посредине от
крытого каре курсантов. Наши командиры отрапортовали о построении. Мы не знали, что творится, но внимательно следили за происходящим.
-
Рота, смирно! Равняйсь!
-
Наш командир роты подо
шел к начальнику, отдал честь и отрапортовал. Штандартен фюрер СС ответно отдал ему честь, и когда все командиры рот вернулись на свои места, дал команду «вольно».
Внезапно объявили: производство в звание! Каждый от дельный учебный курс получал определенное число претен дентов на звание унтер-офицера. У нас бьmо четырнадцать человек, среди них оказался и я.
-
От имени фюрера произвожу роттенфюрера СС Ни
дермайера в унтершарфюреры СС! Командир пожал мне руку и подошел к следующему курсанту. У меня дрожь пробежала по всему телу. Теперь я унтер-офицер СС! Невероятно! В свой двадцать первый день 1 Речь шла о штандартенфюрере се Эмиле Кляйне
(1898-1970).
Он
служил еше в Первую мировую войну в 1-м саперном батальоне «Кенигс берг» и бьm награжден Железным крестом 1-го класса. В
1935
году возгла
вил 3-ю роту саперного батальона войск второго эшелона се в ЛаЙсниге. Позже был преподавателем саперного дела в школе се в Брауншвейге, а в начале похода в Россию командиром саперного батальона пионера дивизии
«Викинг». В июле
1942 года, с началом создания школы саперов войск се в
Градишко, Эмиль Кляйн стал ее первым и единственным начальником. Там
он встретил конец войны в звании оберфюрера ес. Рiопiеrkamеrаdsсhаft
Dresden,
стр.
27.
94
-----0рождения я был произведен в унтершарфюреры ее, и скоро я буду сам учить других солдат.
После этой церемонии мы узнали от руководителя на шего учебного курса, что нашего прежнего фельдфебеля сняли, а унтершарфюрер ее Фолленхофер получил приказ об отправке на фронт. Далее все свежеиспеченные унтер офицеры ее должны бьmи закончить первый учебный курс продолжительностью от двух до трех недель. На этом учеб
ном курсе я снова встретил своего бывшего фельдфебеля, который теперь бьm таким же унтер-офицером ее, как и я. Мне вспомнилась пословица, что тот, кто роет другому яму, сам в нее попадет. А так как он не был особо любим, ему пришлось выслушать от нас, к кому придрался раньше, не
мало крепких выражений, и мы были довольны. Такого на
казания нам бьmо достаточно. Но до начала нового учебного курса я просил своего шефа об отпуске, так как решил навестить брата Эрнста, призванноro в армию и проходившего подготовку в учебной танковой роте в Бенешове. Мне дали отпуск на выходные, и когда я забирал в канцелярии документы на отпуск, то сразу почувствовал разницу между простым штурмманом и рот
тенфюрером ее или унтершарфюрером ее. Неожиданно ко мне стали относиться гораздо почтительнее, хотя сам я
остался прежним. Это произошло благодаря самой малости, скромной «канителю>, ТО есть нашивкам унтер-офицера на воротнике и погоне.
Я отправился в Бенешов в хорошем настроении. Там я быстро нашел нужную мне учебную роту. Я представился штабсшарфюреру ее и спросил, могу ли я поговорить СО своим братом Эрнстом.
-
Нидермайер, дружище,
-
произнес тот,
-
тебе не по
везло. Твой брат лежит в санчасти. Ему на голову упал тан ковыЙлюк. Бывает. Хотя я мог себе представить, насколько это
больно, мне не удалось сдержать улыбку. Я быстро сориен тировался и после недолгих поисков нашел санчасть. Мой брат лежал на кровати с огромной повязкой вокруг головы,
95
-0----напоминавшей чалму, и немало удивился, увидев меня здесь. Кроме того, он не ожидал увидеть меня в чине унтершарфю
рера сс. Все-таки мы давненько не виделись. Мы беседова ли о Боге и мире, совершенно забыв о времени. Однако в палате вскоре появилась миловидная, энергичная старшая сестра, которая указала мне на то, что время посещения за
кончено и что мне не следует утомлять брата, потому что у него серьезное сотрясение мозга. Поскольку я хотел остать ся еще на день, то попросил брата объяснить мне, где нахо
дится его комната, в которой я мог бы переночевать. Пообе щав вернуться на следующий день, я, конечно,. не ушел из санчасти, не попрощавшись со старшей сестрой. Затем от правился в казарму.
Я легко нашел комнату брата и без стука вошел. Одним взглядом я окинул ситуацию: двухъярусные кровати, рядом
шкафы, посередине стол, за которым сидели три человека и
играли в карты. Двое развалились на кроватях. Как мне по казалось, жизнь здесь била ключом. Один из ребят произнес:
-
Осторожно!
и карты полетали на стол. Все пятеро
-
встали по стойке смирно, устремив взгляды на меня. Один из них доложил:
-
Комната номер ... присутствует пять человек, прово
дят своБОдНое время. Один
-
Продолжайте!
-
-
в санчасти. Докладывает
...
проговорил я.
Приятели удивленно уставились на незнакомого унтер шарфюрера сс. Чтобы снять возникшее напряжение, я спросил:
-
Это комната Эрнста Нидермайера? Так точно, герр унтершарфюрер!
«Дороше,
-
подумал я,
-
-
ответил один.
что же вы так напряглись». Парни
не знали, чего я от них хотел. Пришлось объяснить им, что я
брат Эрнста и хочу здесь переночевать. На их лицах появи лось заметное облегчение. Я приказал им показать мне кро вать брата, после чего мы уселись за стол и поговорили по душам. За время непринужденной беседы я рассказал этим мальчишкам, а им было лет по семнадцать или восемна дцать, о фронте, о России и службе в охранном батальоне.
96
-----~Они сидели тихо и внимали мне как почтенному ветерану
войны. Я же думал так: «Боже, ты всего на два или четыре года старше, и уже прошел через все это. Что же еще пред стоит пережить этим мальчикам?» В двадцать два часа бьm
отбой, и мы легли спать. С ночлегом не возникло никаких
проблем. Фельдфебель предложил вьщелить мне комнату для унтер-офицеров, но никто не возражал и против того, чтобы я переночевал в комнате брата.
На следующее утро я попрощался с соседями моего бра та, пожелав им всего самого лучшего в будущем, еще раз навестил Эрнста, а затем вернулся в Градишко. Первый тех нический учебный курс не представлял для меня особых
трудностей. Речь в нем шла о легком мостостроительном оборудовании для сооружения мостов для тяжелой техники.
Оно бьmо сконструировано так, что по нему могли проез жать тяжелые танки. После трехнедельного учебного кур са
-
между прочим, замечу: мне никогда больше не прихо
дилось работать с такой мостостроительной техникой
-
я
вместе с другими пятью свежеиспеченными унтершарфюре рами се получил приказ о своем назначении в учебно-ре зервную саперную роту се в Хеллерау в Дрездене. Таким образом, через три года я вновь увидел свою старую казарму.
Я прибыл во
2- ю роту в
качестве инструктора. Я точно
не знал, с чего начать разговор с моими подопечными, это
казалось мне сложной проблемоЙ. Рекруты лых мальчуганов
-
-
несколько вя
были большей частью вчерашними
школьниками. Они задавали мне вопрос за вопросом, так что меня просто бросало в пот. Я довольно быстро понял,
что наставничество и преподавание
-
не для меня. Если бы
кто-то сказал мне тогда, что я когда-нибудь стану препода вателем, то я рассмеялся бы ему прямо в лицо. Я чувствовал,
что еще не дорос до подобных высот. У меня просто отсутст вовал практический опыт преподавания. Таким образом, я с тяжелым сердцем попросил комаНдира роты о личной бесе де и объяснил ему ситуацию. Он совершенно спокойно вы слушал меня и даже, пожалуй, понял, что мне действитель но тяжело, а затем сказал:
4
Эсэсовская «гвардия» в бою.
97
-(д----- Мне жаль, унтершарфюрер. Мне хотелось бы, чтобы вы работали здесь.
Я подумал, что меня не поняли, я-то приготовился к взбучке. Но таковой не последовало, видимо, учитывая мой
послужной список, фронтовой опыт и тому подобное. Далее командир роты сказал:
-
Оставить вас у себя я не могу. Но в Венгрии как раз
формируется 25-я мотострелковая дивизия. Там срочно тре буются немецкие унтер-офицеры сс. Я мог бы перевести вас туда.
Он вопросительно посмотрел на меня, а у меня камень
упал с сердца. Я хотел уйти отсюда во что бы то ни стало, и теперь мне представлялся именно такой случай. Поэтому я выпалил как из пулемета:
-
Я готов отправиться туда хоть сейчас, герр оберштурм
фюрер!
-
Тогда я прикажу подготовить ваши бумаги. Всего вам
хорошего в дальнейшем! С этими словами я был уволен. Я был рад отделаться от преподавательской работы. Это случилось в начале августа
1944 года. 25-я ГРЕНАДЕРСКАЯ ДИВИЗИЯ СС «ХУНЬЯДИ»
Вскоре документы мои были готовы, и я получил приказ отправиться на новое место. Целью моей поездки был город
Кечкемет на венгерско-югославской границе. Там находил ся резервный батальон и запасной батальон дивизии «Хунь
яди». Первые несколько дней я ехал в одиночестве, без по путчиков, однако позже поезд до отказа заполнили опол
ченцы, и я быстро нашел себе собеседников. В Будапеште я задержался довольно надолго, после чего все-таки достиг
пункта назначения. Кечкемет показался мне краем света
-
маленькое местечко, затерянное в бескрайней степи. Здесь жили фольксдоЙче. Городок бьm чистый, дома аккуратно выбелены известкой.
98
-----0Штаб батальона находился в школе. Я представился ун терштурмфюреру СС:
- Унтершарфюрер Нидермайер, с приказом на марш из Дрездена, для прохождения службы явился!
Молодой офицер СС поднялся. Дружелюбно улыбнув шись в ответ на мое приветствие, он спросил:
-
Сколько людей приехало с вами?
Вопрос на секунду меня озадачил, затем я честно от ветил:
-
Никого, унтершарфюрер. Я приехал один.
Улыбка в один миг испарилась с лица моего собеседни ка, и я смог почувствовать всю мощь приступа охватившего
его бешенства. Раскрасневшись от ярости, он кричал:
-
Они что там, рехнулись? Присьmают мне одного че
ловека!
-
Он делал ударение на каждое слово.
-
Как эти
господа представляют себе, что тут у нас происходит? Я стоял и молча ждал, пока он не выпустит пар. Пожа
ЛУЙ, он также почувствовал, что слишком разошелся, и бы стро стал приходить в себя. Немного помолчав, махнул ру кой и подошел ко мне. Затем протянул мне руку со словами:
-
Что ж, добро пожаловать, унтершарфюрер. Как про
шла поездка? И не дождавшись моего ответа, вернулся на свое место и сел за письменный стол.
- Теперь я по крайней мере здесь больше не один. _Движением руки Ofl предложил мне садиться. - Знайте, унтершарфюрер, что здесь ситуация несколь ко необычная. У нас почти нет унтер-офицеров и ни одного немца.
-
Он посмотрел в мои бумаги.
-
Итак, вы прямо с
учебных курсов унтер-офицеров и у вас также имеется
фронтовой опыт. Он смерил меня быстрым взглядом, еще раз посмотрел в мои документы и проговорил:
-
С завтрашнего дня вы фельдфебель в резервном ба
тальоне! И прежде чем я смог хоть что-то возразить, он перебил меня:
99
-0-----
Венгерский танковый батальон переходит в распоряжение сс.
-
Никаких дискуссий!
-
резко произнес он.
-
У меня
никого больше нет, и поэтому вы займете эту должность! Можете устраиваться у меня в квартире, и сегодня во второй половине дня доложите о вступлении в должность! Можете ИДТИ.
Пожалуй, сказано бьmо все. Я встал, отдал честь, повер нулся и вышел. «Где Я оказался?»
-
мелькнула в моей голове
мысль. Словно в дождь попал под струю из водосточной трубы. Во второй половине дня я узнал, в чем дело. На тот мо мент единственные немцы в батальоне бьmи унтер штурм
фюрер СС и я. Хотя в нем служили и другие офицеры и ун тер-офицеры, но это бьmи венгры. Вся дивизия находилась в процесс е формирования. Так как я прибывал из дивизии «Лейбштандарт» и имел фронтовой опыт, унтерштурмфю
рер сс назначил меня на должность штабсшарфюрера сс. Все нижние чины в учебном батальоне были подчинены мне. Моя основная задача состояла в том, чтобы обеспечить продовольственное снабжение. Для этого в мое распоряже ние предоставлялись каптенармусы. Помимо этого я должен
100
-----0бьm принимать в батальон вновь поступивших и, в частно сти, предоставлять им квартиры. После постановки на учет они распределялись по отдельным ротам и передавались
дальше в подразделения. Каждое утро я проводил построе ние и делал проверку. На новом месте царили разброд и ша
тание. Так я стал фельдфебелем и получил задание, которое мне бьmо по душе и доставляло удовольствие. Мой началь ник, тот самый унтерштурмфюрер ее, бьm доволен моей работой. Если нужно было что-либо организовать, мне в ка честве переводчика давали одного из венгров-роттенфюре ров ее, который всюду следовал за мной, как тень. Местное население было настроено к нам дружелюбно. Я продолжал носить нарукавную нашивку и погоны
«J1ейбштандарта» и уже вследствие этого чисто внешне от личался от своих новых товарищей. У них вместо двойной руны победы на правой петлице бьm вышит инициал «Н»)
«Хуньяди»
-
-
И национальный герб на левом рукаве. Так в
моей руководящей работе проходили недели. Фронт неук лонно продолжал приближаться к нам, и однажды нам сооб щили, что нас пере водят на территорию рейха. В начале но ября
1944 года командование
25-й гренадерской дивизией
ее «Хуньяди») (l-я венгерская) принял Йозеф Грасси 1 , бри гадефюрер ее и генерал-майор войск ее. для дивизии стали искать подходящий гарнизон. Рас сматривали различные населенные пункты на территории
I
Йозеф Грасси, родился 31 декабря 1894 года в Венгрии в семье управ
ляющего имением. В пехотное училище,
1912 году окончил Венгерское королевское кадетское 1 августа 1914 года получил звание лейтенанта и закон
чил Первую мировую войну в звании старщего лейтенанта генерального
щтаба. С
1941
по
1943 год БЬUJ командиром 15-й Венгерской королевской 1 апреля 1942 года ему присвоено звание генерал-майо
пехотной дивизии.
ра.
1 марта 1944 года вступил в войска се в звании бригадефюрера и номи 1944 го
нально вощел в 9-ю танковую дивизию се «Гогенщтауфен~. В ноябре
да он принял командование 25-й гренадерской дивизией се «Хуньяди», которую возглавлял до 9 мая
1945 года.
Грасси попал в американский плен и
бьm выдан сначала в Венгрию, а затем, в январе
4 ноября 1946 года «партизанским
смерти через повещение и казнен стр.
597
1946
года, в Югославию.
CYДOM~ В городе Нови-Сад приговорен к
5
ноября
и след.
101
1946
года в Жабале.
Payer,
-0----Венгрии. Но так как русские к этому моменту уже форсировали Дунай, все подходящие населен
ные пункты бьmи настолько пе реполнены беженцами и отсту пающими
войсками,
что
там
едва ли возможно бьmо размес тить
13 000
солдат. Кроме того,
добровольцы постоянно продол
жали прибывать.
Эмблема ДИВИЗИИ ~Хуньяди».
Мой комаНдИР батальона, венгерский штурмбаннфюрер ее, вызвал меня к себе. В тече
ние прошедших месяцев я хорошо выполнял свою работу и заслужил доверие своего начальника. Он сказал мне:
-
Нас переводят на территорию рейха. Мне нужен чело
век для руководства отрядом авангарда, говорящий по-не
мецки и на которого я могу положиться. Унтершарфюрер, с этой минуты вы назначаетесь квартирмейстером батальона! Вам даются все необходимые полномочия.
Венгерские добровольцы ДИВИЗИИ «Хуньяди» у стереотрубы.
102
-----0Должен сказать, это было уже нечто особенное. Он по дал мне руку и произнес на прощание:
-
Сделайте это, унтершарфюрер. Я полагаюсь на вас.
Итак, все погрузилось, и батальон двинулся в направле нии города Рааб (Дьер.
-
Прuм. пер.). Он находится на пол
пути между Будапештом и Веной, недалеко от австрийской границы. Отсюда я с передовым отрядом из пятнадцати че ловек поездом направился в Нойхаммер (ныне польский
Свентошув.
-
Прuм. пер.) на армейский полигон. Здесь я
должен бьm разведать обстановку относительно возможно сти расквартирования и продовольственного снабжения
всего батальона. Маршрут поездки включал в себя Вену,
Остраву, Ополе и Вроцлав. Одновременно со мной подобные поездки совершали и другие квартирмейстеры дивизии, которые искали места для
ее размещения в северной Венгрии и Австрии. Наконец вер ховное руководство СС решило, что нашу дивизию размес
тят в Нойхаммере в Силезии l . Полигон в Нойхаммере нахо дился к северо-востоку от Герлица на Нейсе, чуть выше Бунцлау (ныне польский Болеславец.
перскому автобану номер один Берлин щадь составляла примерно
400 кв.
Прuм. пер.); по им
-
Вроцлав. Его пло
км. Сюда, чтобы присое
диниться к дивизии, из венгерской армии направлялась
часть добровольцев и офицеров. Основная масса солдат
должна была разместиться в лагере, а остальные в Нойхам мере. Когда я туда прибьm, там царила полная неразбериха.
Повсюду сновало множество солдат. Можно было подумать, что тут уже размещалась целая дивизия. Однако очень скоро все должно бьmо проясниться.
Я представился майору, заместителю коменданта горо да, показал ему свои документы и рассказал о возложенных
на меня полномочиях. Он сообщил мне, что полигон пере полнен венгерскими солдатами. Этого я не мог не заме тить. Мне уже было известно, что здесь возникли серьез ные проблемы с расквартированием, так как кроме диви-
I
Payer,
стр.
465.
103
-~----зии «Хуньяди» здесь предполагалось разместить еще целый
ряд подразделеНИЙ l . Правда, кое-какие места все же раздо
быть удалось, однако не хватало квартир для примерно
8000
человек.
Вечером майор вызвал меня к себе и сообщил следующее:
-
у нас возникли проблемы с венгерскими офицерами
СС, которые назначены в дивизию «Хуньяди». Там что-то назревает,
-
он нервно затянулся сигаретой.
-
До меня
дошли слухи, что возможен бунт.
Мне показалось, что я ослышался. Эсэсовцы и бунт вещи несовместные.
-
Господин майор, обычно я не имею никакого дела с
этими офицерами СС,
-
проговорил я.
Невысокий, коренастый, лысый офицер посмотрел на меня пронзителъным взглядом из-под очков в никелирован
ной оправе, еще раз затянулся сигаретой, затем погасил ее. Обоими кулаками опершись на массивную столешницу, он наклонился вперед и энергично произнес:
-
Послушайте! Здесь нелады с питанием, вы это сами
видели. У нас совершенно нет свободного жилья. Согласно приказу я должен расквартировать
13 000 человек. У нас лю
дей втрое больше. Нет ни лишней кровати, ни грамма хлеба. Некоторые вынуждены спать на одной кровати вдвоем, а то и просто на полу.
Я не верил своим ушам.
-
Если так пойдет и дальше, то у этих господ офицеров
СС будет достаточно оснований для того, чтобы их настрое ния встретили понимание подчиненных, и тогда МОЖНО дей
ствительно опасаться восстания. Можете ли вы себе пред ставить, что это значит? Возможные беспорядки следует
предотвратить любой ценой. Фронт совсем рядом. Как вы думаете, что произойдет, если
30 тысяч человек начнут вос
стание в тьmу наших войск? Настоящим я даю вам, эсэсов1 В это время на полигоне Нойхаммер находились: 20-я гренадерская
дивизия ее (l-я эстонская) на пополнении, танковое училище вермахта,
казачья дивизия Власова
(1000 человек), 3000 русских военнопленных с ох 50 000 человек. Payer, стр. 465.
раной и руководство полигона. Всего около
104
-----0цу, приказ немедленно задержать трех подстрекателей и аре
стоватьих! Я почувствовал, что у меня скрУтило живот, а кровь при
лила к голове. «Что здесь происходит?»
-
подумал я. Майор
встал. Очевидно, разговор окончен. Я тоже встал, взял лис ток с приказом и произнес:
-
Слушаюсь, господин майор!
-
и отдав честь, вышел.
Мне бьmо не по себе. Я пошел к своим людям, приказал им перезарядить и снять с предохранителя оружие и коротко
объяснил, о чем шла речь. Как они себя поведут? Все-таки они тоже венгры. Но мои опасения оказались напрасны. В венгерской армии все еще в избытке сохранялось сослов ное чванство. С простым солдатом офицеры обращались по большей части, как с последним дерьмом. Именно по этой причине между офицерами и рядовыми пролегала бездна, которой в нашей армии не существовало. Один из моих лю дей подтвердил мне, что майор говорил правду. Названные
офицеры СС довольно громко выражали свое недовольство рейхсканцлером и правительством, а также пытались под
стрекать рядовой состав к бунту. Вероятно, поняв, что дело идет к концу, они хотели спасти свою шкуру. Как бы то ни бьmо, я исполнил поручение, отдав приказ разоружить этих
людей и для начала запереть в одиночные камеры. Затем я
передал правонарушителей обершарфюреру СС Ференцу Крамеру из моего батальона, который также работал в суде дивизии, для последующего разбирательства. Ситуация в Нойхаммере ухудшалась. В самом деле, квар
тиры имелись в наличии только для нашей дивизии. Однако большое количество солдат все еще находилось под откры тым небом. Частично это были молодые солдаты, востор женные добровольцы, которых привели сюда романтиче
ские идеалы. Они были вынуждены спать по двое в одной
кровати или вовсе на полу в казарме. Кроме того, нам ката строфически недоставало одеял. Можно представить себе,
что все это не слишком вдохновляло. В декабре температура опускалась до минус
1944 года 17 градусов, так что замер
зали водопроводные трубы и санузлы.
105
-0'------
Бригадефюрер СС Йозеф Грасси, командир 25-й гренадерской дивизии СС «Хуньяди» (в середине). Справа рядом с ним стоит начальник штаба штурмбаннфюрер СС Подхрадцки.
Теперь дел у меня бьmо полно. Я отвечал не только за продовольственное снабжение. Не бьmо ни обмундирова
ния, ни оружия.
18 и 19 декабря мы,
в конце концов, полу
чили самое необходимое. Нам привезли обмундирование и соответствующее снаряжение (штыки, патронные сумки,
каски, одеяла и так далее). Далее пошли первые поставки оружия!. Начались и занятия по строевой подготовке. Те подразделения, у которых еще не бьmо вооружения, учились
маршировать. Настало время, когда новобранцами занялись по-настоящему. В эти последние дни
1944
года я узнал в
штабе, что дивизия «Хуньяди» укомплектована полностью и
насчитывает
12 650 человек. Избыток добровольцев, еще 10000 человек, передавался в состав нашего учебного запас
ного батальона. Из него позже бьmа сформирована 26-я гре надерская дивизия ее (2-я венгерская). 1 Было поставлено
с кобурами,
2000 карабинов 98 k, 1000 пистолетов «парабеллум» 100 пистолетов-пулеметов МР-40, 50 штук пулеметов MG-42 и
25 Ш'I)'К 8, 1-см минометов. Этого бьmо достаточно почти для полутора пол Payer, стр. 465.
ков.
106
-----СдНа эти дни пришлось также и очень неприятное пере живание. Я стал свидетелем казни. Еще осенью, находясь в Венгрии, я видел, что среди солдат зреет бунт, они неодно кратно угрожали оружием командиру. Теперь, рассматривая этот инцидент, состоялось третье заседание военного трибу нала дивизии и в конечном итоге двух солдат приговорили к
смертной казни через расстрел. Такое решение бьmо приня то в назидание недовольным, чтобы предотвратить после дующие возможные бунты. В тот же день,
28 декабря 1944 го
да, приговор был приведен в исполнение. Расстрельная команда состояла из двадцати человек. Меня в этом деле
больше всего волновало то, что некоторые из венгерских офи цepoB ее, по всей вероятности, подстрекавшие этих бедных парней к действию, теперь стояли абсолютно равнодушно, с наслаждением затягиваясь сигаретным дымом и постукивая
при этом хлыстами о голенища сапог. Эта картина неприят
но поразила меня. Этим людям, очевидно, было совершен но безразлично, что происходило с их соотечественниками. Все это настолько меня разозлило, что я с радостью расстре лял бы этих изысканных, гладко выбритых господ прямо на
месте. По моему мнению, они тоже должны бьmи стоять пе ред расстрельной командой. Наконец раздался залп, и при ГOBopeHНbIe к казни венгры замертво упали на землю.
Три дня спустя, в новогодний вечер, мы праздновали с
товарищами из эстонской дивизии ее не только наступле ние Нового года, но и пятидесятилетие нашего командира
дивизии. Однако У меня настроение бьmо непраздничное, так как я все еще переживал за двух расстрелянных солдат.
В полночь батарея эстонцев дала салют в пятьдесят залпов, что, разумеется, вызвало шквал телефонных звонков из ко мендатур близлежащих населенных пунктов. Там подумали, что русские начали наступление.
Первые недели
1945 года
проходили в дальнейших за
нятиях недавно сформированных подразделений. Новые добровольцы, постоянно при бывавшие новыми транспор
тами из Венгрии, занимались работами по уборке. Подраз деления других воинских частей, бывшие с нами на поли-
107
-~----гоне, отправлялись на фронт, так что теперь для нашей ди визии освобождалось все больше места. Русские прорвались к Висле, и для нас в Нойхаммере возникла опасность окру жения.
В начале февраля наш учебно-резервный батальон полу
чил приказ отойти в район Альп. Можно считать, что нам очень повезло, так как вскоре после нашего отхода под Ной хаммером завязались тяжелые бои с наступающими совет скими войсками, в которые оказались вовлечены также
многие части нашей дивизии. Мы неизменно были в курсе этих событий через постоянно прибывающих связных. Из
за регулярного выбытия в дивизию учебно-резервный ба тальон в течение следующих недель сократился до
100 чело
век. В самом марше не бьmо ничего интересного, о чем стои ло бы говорить. Нам казалось, будто никто не знал, куда именно нам следует идти. Но в конце марта мы из Нойхам
мера попали в южную Германию. Пройдя множество кило метров и совершив бессмысленные марши вперед и назад,
мы в середине апреля достигли Регенсбурга. Там мы застали невероятное скопление армейских частей всех родов войск
и разных видов транспортных средств. Повсюду у обочин стояла брошенная техника, легковые машины, повозки и тому подобное. Куда направлялась вся эта беспорядочная масса войск? Я этого не знал. Мы, во всяком случае, пере двигались по городу упорядоченно. Ко мне обратился наш унтершарфюрер СС:
-
Герман, посмотри, что там происходит?
-
Он указал
на противоположную сторону улицы. Перед молочным ма
газином стояли солдаты войск СС, которые, по-видимому, бьmи заняты чем-то важным.
-
Сходи, посмотри!
-
сказал я унтершарфюреру СС,
после чего он исчез в толпе. Нам пришлось совершить не большую остановку, так как шел дождь и на мостах через
Дунай были пробки. По прошествии короткого времени мой товарищ вер нулся и взволнованно рассказал мне, что видел, как не сколько эсэсовцев молоком
сводили татуировку группы
108
-----0крови. Я заинтересовался услышанным и тоже подошел к магазину. Я спросил у кого-то, что здесь происходит. Мне охотно объяснили:
-
Американцы осматривают пленных и выбирают всех
эсэсовцев. Нас же легко можно узнать по нашей татуировке. А тех, кого схватили,
-
тут же расстреливают.
Правда это или нет, мы не знали. По моему личному опыту войны в России я знал, что наших людей, которые попадали им в руки, русские в основном расстреливали пря
мо на месте. Неужели и американцы так ведут себя? На тот момент мы также не могли знать, что американцы передава
ли эсэсовцев русским. Такова, например, судьба 3-й танко вой дивизии ее «Тотенкопф»), которая после того, как она попала в американский плен, бьmа передана русским. Одна ко в то время мы ничего не знали об этом и о соглашениях между союзниками. Мы все еще верили в гуманное обраще ние с пленными.
Тревожные мысли о нашей судьбе проносились в моей голове, когда я возвращался к своим людям. Я объяснил си туациюнемногим немцам, входившим в состав моего ба тальона. Венграм татуировку не наносили. Мы также реши ли подвергнуться «молочной терапии»). Впоследствии татуи
ровка гноилась и время от времени сильно болела. Но с гноем из раны также выходили чернила. Маленькая синяя точка
-
это все, что осталось от моей татуировки.
от Регенсбурга мы в течение следующих дней шли через
Штраубинг, Платтлинг, Вильсхофен, Пассау и Шердинг в Алькофен, расположенный к западу от Линца. Здесь бьmи предусмотрены несколько дней отдыха. Они оказались край не необходимы, так как многие из венгерских новобранцев
были совершенно измотаны. Один из них даже умер прямо там в результате пережитых испытаний и больших физиче ских нагрузок.
Утром
20 апреля 1945 года состоял ось построение
всего
батальона. Как я уже упоминал, из-за постоянного сокраще ния личного состава, отбывавшего в дивизию, и начавшихся
процессов морального разложения численность нашего ба-
109
-0-----
Венгерские добровольцы обслуживают 75-мм противотанковую пушку
PaK-40.
тальона составляла всего около ста человек. На этом построе нии меня за мои заслуги и благодаря отзьmу моего командира
произвели в обершарфюреры ее, а также внесли соответст вующую запись в мою солдатскую книжку. Как впоследст вии выяснилось, это бьmи последние производства в зва ния, которые производились в нашем батальоне. Затем наше подразделение направилось на юго- восток. Из-за большой длины походной колонны, атакже вследст вие незнания точного местонахождения немецко-американ
ской линии фронта арьергарды постоянно попадали за эту линию и, сталкиваясь с передовыми отрядами американ
ских танковых частей, вступали с ними в бой. Мы шли через
Вельс, Гмунден, Феклабрук, Фрайлассинг и Бад-Райхен халль на Рупольдинг. Мы получали приказ оборонять вос точный фланг «линии Инн-Зальцах,). Но наш командир все рьез этот приказ не воспринял. Он принял решение сдаться в плен американцам.
В этой местности черт знает что творилось. Повсюду беспорядочная масса всех родов войск. Почти все подразде-
110
-----lблен ия оставляли свою технику просто на обочине отчасти из-за нехватки горючего, отчасти отправившись доставать
гражданскую одежду. На тесных горных дорогах возникали километровые пробки, в которых мы застревали на долгие
часы. Все это усугублялось тем, что американские бомбар дировщики совершали налеты на места подобных скопле ний, из-за чего в последние дни военных действий мы про должали нести высокие потери.
КОНЕЦ ВОЙНЫ За два дня перед концом войны наше подразделение
было распущено. Вся дивизия «Хуньяди» приготовилась ид ти в Аттерзее сдаваться в плен, а мы, немецкие военнослу жащие дивизии, не очень-то хотели разделить участь венг
ров. Каждый из нас надеялся добраться до родины, причем
без большой шумихи. Нас бьшо четверо: кандидат СС, ун тершарфюрер СС, роттенфюрер СС и ваш покорный слуга.
Мы оказались где-то между Фрайлассингом и Рупольдин гом. В это время множество военнослужащих вермахта на
ходилось в бегах, пытаясь таким образом избежать плена. Кандидат СС бьш фольксдойче из Венгрии, роттенфюрер СС родом из Штирии, а унтершарфюрер СС
-
из Данцига.
В предальпийской долине наши дороги разошлись. Фольк сдойче пошел с роттенфюрером СС, а я остался с унтер шарфюрером СС. Нашей первой целью стал город Эрдинг в Баварии. Сначала мы какое-то время прятались в горах, так как были уверены, что нас здесь не увидят. По горным дорогам разъезжали джипы янки, через репродукторы призывая все
части вермахта не расходиться. Кроме того, объявлялись места сбора и сдачи оружия. Странствуя по горам, большей частью ночью, чтобы не попадаться противнику на глаза, мы добрались до Руполь динга. Здесь мы с тяжелым сердцем избавились от военной формы и надели гражданскую одеЖдУ, которую нашли в ба раке организации (.Зимняя благотворительностЬ». Мне дей-
111
-0-----ствительно нелегко далось расставание со своей формой. Не в ней ли я пережил все
и радость, и горе. Теперь в мгнове
-
ние ока все миновало. Похоже, то же самое чувствовал и мой товарищ. Теперь ощущая себя «гражданскими лицами», то есть приобретя уверенность в будущем, мы вощли в приго родный трактир, стоящий у дороги на 3игсдорф. Там мы с тяжелым сердцем сожгли наши солдатские книжки. Это
бьmо мучительно тяжело. В солдатской книжке бьmо зафик сировано все: моя служба в армии и все мои звания и награ ды. Перед глазами снова прощли картины пережитого мною за последние годы. Мои славные боевые товарищи спят веч ным сном где-нибудь в заснеженных степях России или на побережье Нормандии. Что стало с теми, с кем я познако мился на дорогах войны и вновь потерял из виду? И что те перь будет со мной? Настроение в тот момент, когда вместе с солдатской книжкой сгорала часть моей жизни, бьmо хуже некуда.
Немного отдохнув, мы снова тронулись в путь и, пройдя еще некоторый отрезок пути, увидели в кювете брошенную
штабную машину. Мой приятель осмотрел транспортное средство и вернулся с пишущей машинкой и несколькими
листами бумаги.
-
Нам по надобятся подлинные документы, если мы
попадем в руки к янки,
-
проговорил он, после чего сел и
напечатал для каждого временное удостоверение, на кото
рое поставил обнаруженную там же печать госпиталя люф тваффе. Этот «документ» бьm датирован задним числом
29 апреля 1945 года.
-
В моем стояло следующее:
Госпиталь Люфтваффе г. Шпитталь
29.04.1945
Шпитталь Временное удостоверение личности.
Фамилия, имя: Нидермайер, Герман Родился:
17.06.1923 года в Ризе
Воинское звание: фелддфебель, 25-я гренадерская дивизия
112
-----0Причина потери прежних документов: солдатская книжка пропала при налете авиации.
Особые приметы: шрамы на левом плече и правом бедре. Подпись владельца: подлинность подписи заверил: майор медицинской служ бы и главный врач.
Теперь у нас по крайней мере бьmо удостоверение лич ности, и мы могли с легкой душой продолжить свое путеше
ствие. Через несколько дней мы добрались до деревни Мюль дорф-на-Инне, расположенной примерно в
70 километрах
севернее Рупольдинга. Мы устали, и наши съестные при па сы давно подошли к концу. Поэтому мы решили попросить здешних крестьян пустить нас на ночлег и покормить. В од ном из домов горел свет, и мы постучались. До сих пор нам везло, нам везде помогали.
Дверь открьmась. Вышла женщина и поинтересовалась,
что нам надо. Мы попросили ее об ужине и ночлеге. Не смотря на наш дикий вид ких дней жили в лесу,
-
-
все-таки мы в течение несколь
она наверняка сразу поняла, что мы
бывшие солдаты. Вероятно, мы не первые, кто стучался в дверь ее дома. Женщина пригласила нас войти и сразу же проводила на кухню, где другая женщина, стоя у плиты, как
раз занималась приготовлением ужина.
-
у нас почти ничего нет, но мы рады будем с вами по
делиться,
-
сказала она.
Бьmо приятно снова иметь крышу над головой. Во время разговора выяснилось, что женщины управлялись с хозяй ством одни, их мужья еще не вернулись домой с войны, а
сейчас как раз разгар сенокоса. А так как мы не очень торо пились и надеялись, что нам удастся избежать плена, то ре шили остаться и помочь обеим женщинам в такой тяжелой работе. И кроме того, поскольку в это трудное опасное вре мя вокруг шаталось немало всякого сброда, мы также могли
предоставить им и определенную защиту. Взамен мы, разу меется, получали крышу над головой и еду. Это устраивало обеих женщин, и так прошел весь май. Однако в начале
113
-~----ИЮНЯ мы решили продолжить наше путешествие на родину.
Женщины поняли это, дали нам в дорогу немного съестно го, и мы сердечно попрощались с ними.
в АМЕРИКАНСКОМ ПЛЕНУ Мюльдорф стоит на канале, который нам предстояло
преодолеть. Мы шли берегом и искали подходящее место для переправы. На другой стороне канала неожиданно воз никли два американца. Вскинув винтовки, они закричали:
- Stop! Hands ир! В следующее мгновение на гребне насыпи появилось несколько гражданских. как мы позже поняли, это были ос вобожденные русские, некогда пригнанные сюда на прину
дителъные работы, которые шатались в окрестностях и были задержаны американцами. Янки тоже сначала приняли нас за русских. Во всяком случае, все еще продолжая держать нас на прицеле, американцы приказали нам перейти на дру
гую сторону. Подчинившись, мы дали им понять, что мы
-
немцы. Русские тут же набросились на нас и отняли у нас все, что нашли в наших карманах, или, попросту говоря, ог
рабили. Двое американских солдат, наблюдавших за этим,
только улыбались. Вдоволь натешившись, они в конце кон цов вмешались в развитие событий и потребовали у нас до кументы, которые нам, к счастью, удалось сберечь от лап русских.
После этого началось новое представление. Улыбка ми гом сошла с лиц американских «вояю>, так как они поняли,
что мы бьmи немецкими солдатами. Приказав держать руки за головой, нас отвели в сборный лагерь в Ампфинге, распо лагавшийся примерно в пяти километрах к западу от Мюль дорфа-на- Инне.
Этот «лагерь» представлял собой не что иное, как обыч ную, огороженную забором крестьянскую усадьбу с боль шим лугом, весьма небрежно охраняемую несколькими аме
риканскими солдатами. Как бывшему солдату мне немного странно бьmо видеть военнослужащих в солнечных очках,
114
-----~что-то жующих, сидящих, развалясь, в машинах, и отдаю
щих честь офицерам совершенно неведомым мне образом. Во всяком случае, мы здесь долго не задержались, и в тот же
день под охраной джипов нас доставили в Эрдинг. Здесь нас поместили в большой лагерь военнопленных, в котором на ходилось несколько тысяч немецких солдат. Orныне нашим постоянным спутником стала тупая фраза:
- Let's go, let's go! По прибытии нас еще раз обыскали, но больше ничего не нашли. Это рассердило надсмотрщиков, что выразилось в тычках, пинках и прочих подобных подлых действиях с их
стороны. Нас разделили на группы и проинструктировали в
отношении правил поведения. Наш командир роты был старшим лейтенантом вермахта, отвечавшим за то, чтобы каждый получал продовольственное снабжение и никто не
сбежал. Он посмотрел на нас, одетых в штатское, и произнес:
-
Скажите, что в вас не так? Туг что-то подозрительное.
Я бросил быстрый взгляд на своего товарища, тот в свою
очередь, так же, как и я, сделал вид, будто бы это его не каса
лось. Тогда я ответил:
-
Почему в нас должно быть что-то подозрительное,
господин старший лейтенант? В тот момент я подумал: «Если нельзя доверять немец
кому офицеру, то кому же тогда можно?» Я был настолько наивен! Вскоре я на себе ощугил, что проделывают немцы с немцами ради спасения собственной шкуры, всячески ста раясь втереться в доверие К'fIобедителям и испl.tлъзовать си
.тУацию. Началась настоящая облава на нас, бывших эсэсов цев. Однако старший лейтенант внушал мне доверие, и я вкратце поведал ему, кто мы и откуда. Выслушав, он сказал следующее:
-
Я ничего не знаю. Если хотите сбежать, ПОСтУпайте,
как задумали. Но если попадетесь, то это будет исключи тельно ваша проблема. Он пошел прочь, но затем остановился и снова вернул
ся, как будто бы что-то забыл.
-
Я дам вам хороший совет,
-
он перешел на шепот,
не говорите первому встречному, из каких вы войск.
115
-
-01----Кивнув нам на прощание, он ушел. Вместе с тем мы по лучили возможность впервые остаться одни.
Мы незаметно ходили по лагерю и осматривались. Здесь были представители всех родов войск, даже члены гитлерю
генда, пожилые Фольксштурмовцы, а также несколько гра жданских лиц, вероятно, партийных работников. В лагере было невообразимо грязно, ни малейшего следа гигиены.
Некоторые жили в ямах, другие лежали на голой земле. Все мои мысли вертелись вокруг того, чтобы сбежать отсюда как можно скорее.
Через некоторое время пришел мой товарищ, который только что побывал возле зоны, в которой размещалось ру ководство лагеря, и сообщил, что случайно услышал, как ка кой-то американец говорил немцу, надзиравшему за нами,
что пятнадцать человек переведут в Ингольштадт. Там нач нется освобождение военнопленных, и дЛя того, чтобы на блюдать за этим, наряду с американцами необходимы и ло
яльные немцы. Во всяком случае, мой товарищ, заговорив с сотрудником руководства лагеря, сказал ему, что мы как раз
и есть самые подходящие для этого люди. Он также заявил ему, что был писарем, а его приятель, то есть я
-
фельдфе
белем в штабе горнострелковой дивизии. это же самое было написано и в моем временном удостоверении личности.
Я сомневался, что этот довольно неуклюжий трюк сра ботает. Однако судьба проявила к нам благосклонность. Во второй половине дня через репродуктор огласили имена
пятнадцати человек, среди них и наши. Трудно передать ох ватившую меня радость от того, что мне удастся выбраться
из этой чертовой дыры. Хуже, чем здес», быть не могло. У во рот лагеря уже стояла машина, на которую мы погрузились,
после чего отправились в направлении Ингольштадта. Шо фер, жующий жевательную резинку негр, явно получил свои
водительские права незаконно. Он вел себя как настоящий убийца за рулем. Скорость оставалась неизменной как на прямой дороге, так и на поворотах. Несколько раз машина просто чудом не перевернулась. По всей вероятности, высо
кая скорость была призвана никому не дать спрыгнуть на ходу. Переключение передач у него также никакой тайны
116
------0собой не представляло. Можно бьmо явственно расслышать скрежет, возникающий, когда пытаются переключить пере
дачу, не выжимая сцепления. Мне подумалось, что глупо пережить войну и погибнуть на шоссе только потому, что какой-то сумасшедший янки решил взять пару уроков вож
дения. Когда мы влетели в ворота бывшей казармы вермахта в Ингольштадте и несколько мгновений спустя резко затор мозили на плацу
тряхнуло,
-
-
при этом нас еще разок основательно
я бъm страшно рад, что доехал живым. Несмот
ря на обдувавший нас свежий ветер, мои вещи бьmи мокры от пота, что, впрочем, бьmо отнюдь неудивительно, учиты вая подобный стиль вождения.
Молодой офицер встретил пятнадцать новичков сле дующими словами:
-
Первый лейтенант Уолтер К. Доби, начальник вашего
лагеря!
-
и прошел с нами в соседнее помещение. Здесь ка
ждому выдали по блоку сигарет, пакет печенья и куртку с
надписью
RF-POLICE.
В качестве жилья нам выделили сто
лярную мастерскую. Пройдя туда, мы познакомились с аме риканцем, знавшим немецкий язык и служившим пере ВО
дчиком. Он также помогал армейской полиции в освобож дении заключенных. Первое, что нам показали, бьmо некое подобие клетки рядом со зданием, где происходил процесс
освобождения. llлощадка пять на пять метров, огороженная сеткой и колючей проволокой. Нам объясняли, что здесь за пирают тех, кого уличили в умышленной даче ложных пока
заниЙ. Позже мы действительно видели немецких парней, избитых американцами так, что они не могли двигаться. По сле этого их бросали в эту позорную клетку. Им грозило до двадцати лет тюрьмы. Тем самым нам хотели дать понять:
-
Если напакостите, то будете следующими, окажетесь
внутри!
В конторе по освобождению работали также бывшие связистки вспомогательной службы немецкой армии, кото
рые выполняли практически всю канцлерскую работу. Аме риканцы также доверили немецким сотрудникам штаба все
работы по казарме. Моя задача состояла в том, чтобы сле дить за входящими и выходящими в помещение конторы по
117
-01-----освобождению. Таким образом, бывшие ЭСЭСОв1ЦЫ помогали американцам в освобождении военнослужащtих вермахта. Кто знает, сколько еще наших мальчиков подвидом воен нослужащих вермахта принимали в этом участи1е так же, как
мы? Ситуация была не лишена определенного к.омизма. Так прошло несколько недель. Питание здесь был(О удовлетво рительное, то есть мы всегда были сыты. ГораздiO позже я уз нал, что тысячи немецких солдат просто умирaJIIИ с голоду в
другихлагерях военнопленных. По сравнению ~ этим в Ин гольштадте нам жилось хорошо.
Некоторое время спустя бывшие связистКИI и мы «при смотрелисЬ» друг к другу. Мы поняли, что он:tИ в порядке.
Однако у нас с товарищем все еще оставал;ась пробле ма
-
отсутствие приличных документов. Но есjIИ мы хотим
выйти отсюда, то бывшие связистки вспомогате.ЛЬНОЙ служ
бы должны помочь нам получить новые документы. По мощницы писали отпускные свидетельства,американец
проверял ИХ, а затем ставил печать. Во всяком с.Лучае, необ ходимые документы выдавались нам и передавалИСЬ в стопку
отпускных свидетельств увольнения для постанОВКИ печати.
О том, что мы бывшие эсэсовцы, мы, разумеетс.Я, девушкам не сказали, сообразуясъ с пословицей: осторожt10СТЬ
-
мать
мудрости. Затем назвали и мою фамилию. Меня бросало и в жар, и в холод, я не знал, что теперь будет. Есл){ бы амери канцы поняли, что я не тот, за кого себя вьщавал, мне грози
ла бы клетка и двадцать лет тюрьмы. Один янки, неплохо го воривший по-немецки, дал мне мои дoкyMeHTы' и теперь я
должен был отправиться к отдельно стоявшим столам, где допрашивали пленных и ставили печать на дoкytdeHTЫ.
Так я оказался перед врачом, капитаном мt:ДИЦИНСКой
службы и офицером немецкого вермахта, который первым делом приказал мне высоко поднять руки и осмотрел их там,
где могла быть татуировка группы крови. Как я уже упоми
Haл' я попытался удалить ее при нашем отступ.1ении в Ре генсбурге с помощью инъекции молока. Мне ущ,лось свести
ее до едва заметной, маленькой точки. ОпытныiI врач обна ружил эту маленькую точку. Он сразу подал знМ одному из часовых и приказал проводить меня к коменданту лагеря,
118
------'--~ кабинет которого находился в соседнем помещении. В моей голове мелькнула мысль: все кончено. В тот момент я страш но разозлился на этого врача. Что заставило его так подло поступить? И тут дала о себе знать жажда жизни. Я должен
был как-нибудь выпутаться. Теперь не в меру рьяный эску лап сообщил, что обнаружил маленькую точку как раз на том самом месте, где эсэсовцам делали татуировку группы
крови. Когда прозвучало слово «СС», Я увидел, как ужомен данта потемнело лицо. Он быстро осмотрел меня, исследо вал едва заметную точку и приказал повременить с моим ос
вобождением. Он распорядился, чтобы на следующее утро, в
9 часов, я явился на допрос. Здесь я коротко поясню, что татуировка группы крови, ставшая для некоторых судьбоносной, имела практический смысл. Благодаря ей на фронте можно бьmо спасти жизнь раненому и потерявшему сознание эсэсовцу, быстро ОСуШе ствив переливание крови. Более того, татуировку группы кро ви хотели наносить и военнослужащим вермахта, однако в
виду быстрого развития событий это так и не бьmо сделано. Прежде всего, меня не посадили в клетку. Меня пока еще не изобличили, и я мог передвигаться по лагерю, как и раньше. Я был очень рад этому. Но что же делать дальше? Я ломал голову над тем, как выйти невредимым из этой за труднительной ситуации, и решил держаться своей истории,
а там будь что будет. Принадлежность к войскам СС расце нивалась союзниками не только как признак национально
социалистического образа мыслей, но и как военное престу
пление. Следовательно, эсэсовцев из плена не отпускали. Так что можно было представить, что бы СО мной произош ло, если бы меня разоблачили.
На следующее утро меня привели на допрос. В кабинете коменданта лагеря сидели еще два американских офицера,
которые вели допрос по очереди. Я должен был рассказать, откуда происходили мои родители, когда они родились,
сколько у меня братьев и сестер и состоял ли я в «гитлерю генде». Таким образом, они постепенно подошли ко време
ни моей военной службы. Один из американцев спросил меня:
119
-- 0 - - - - - в каких частях вы служили?
Уже сообщив им о своем взятии в плен в Мюльдорфе, я отвечал, что служил в горнострелковой дивизии:
-
В 4-м батальоне горнострелковой дивизии.
Как звали командира?
-
спросил второй офицер. Ко-
мендант лагеря замолчал, и теперь два других офицера пове ли перекрестный допрос.
-
Рот, майор Рот,
-
ответил я. Тут меня снова стали
спрашивать о моих родителях и о моей принадлежности к
«гитлерюгенду». Затем вновь начались вопросы о времени моей военной службы. Так прошло более двух часов. Вопро сы то задавали любезным тоном, то в них снова звучали уг розы. Я хорошо выучил свою легенду и снова и снова давал те же самые, одинаковые ответы. Наконец им показалось, что с меня достаточно.
-
Завтра здесь же в
9 часов утра, -
сказали они и отпус
тили меня на первый раз.
Снова оказавшись среди огромной армии военноплен ных, став одним из многих тысяч, я почувствовал на душе
некоторое облегчение. Я бесцельно бродил по лагерю в на дежде встретить своего товарища, с которым в течение по
следних месяцев я как с братом делил радость и горе. Но мне нигде не удавалось его найти, даже там, где мы раньше стоя
ли и разговаривали. Что же с ним случилось? Мои мысли крутились только вокруг одного
-
поскорее выбраться от
сюда живым и невредимым.
На следующий день в
9 часов утра я снова являлся в ка
бинет коменданта лагеря, и начиналась та же самая церемо
ния, что и вчера. Мне задавали те же самые вопросы, и я да вал те же самые ответы. Иногда меня допрашивали о моем школьном образовании, интересовались, до какого возраста
я ходил в школу. Внезапно резко сменив тему, оба офицера опять спрашивали о моей службе в армии. Молниеносно, как из пулемета, следовал вопрос за вопросом:
-
Где именно вы служили в армии? Что за полк? Как
звали командира?
-
Я вновь давал ответы, как вчера, стара
ясь по возможности говорить медленнее, чтобы не запутать-
120
------0ся. Некоторое время офицеры тихо совещались, затем один из них сказал мне:
О'кеЙ. Завтра утром вы будете свободны.
-
С этими словами они встали и покинули помещение.
Охватившую меня в тот момент радость описать невозмож но. Через двадцать четыре часа я выберусь наконец из этих трущоб и снова стану свободным человеком. С таким предвкушением радости в решающий день,
21 июня 1945 года, я снова вошел в помещение,
где проходи
ло освобождение пленных. На сей раз все получилось, и на мои документы об освобождении поставили нужную печать. Того врача, который вьщал меня руководству лагеря, не бьmо. Вероятно, в награду за сотрудничество его освободи ли. В конце прохождения этой процедуры меня позвал си девший за последним столом лейтенант вермахта, помогав
ший оформлять документы об освобождении. Он еще раз прочитал мое свидетельство об освобождении и проверил,
все ли в порядке. Затем сказал мне: Скажи-ка, приятель, ведь ты всех порядком одурачил,
-
верно? Я удивился. Офицер обращается ко мне со словом «при ятель»? Может, это провокация янки, чтобы еще раз попро
бовать поймать меня? К сожалению, шпионов, которые ради спасения своей собственной шкуры готовы бьши втоп тать в грязь ближнего, в те дни хватало. Случай с врачом сде лал меня осмотрительным.
Я вас не понимаю,
-
-
проговорил я. Мой визави ус
мехнулся и сказал:
Там,
Можешь спокойно говорить со мной по-немецки.
-
он кивнул в направлении американцев,
-
нас все
равно не поймут. Тебе меня все равно не провести. Даже не думай. Я уже давно понял, кто ты.
-
В чем дело? Я
-
-
спросил я.
гауптштурмфюрер
7- й добровольческой горной
дивизии СС «Принц Ойген», теперь сижу здесь и ставлю пе чати на свидетельства об освобождении,
-
проговорил
«офицер вермахта». В ответ на мой удивленный взгляд он улыбнулся во весь рот.
121
-01-----
Радуйся, что выходишь отсюда живым,
-
и, указывая
большим пальцем через плечо, произнес:
-
Там, у ворот стоит твое «таксИ», грузовик, который
отвезет тебя на свободу, ты заберешься в него, и вас доставят в город. Вот твое свидетельство. С этими словами он протянул мне листок. И уже без улыбки добавил:
-
Удачи тебе, товарищ!
И с этими словами я оказался на свободе. Теперь я не без хитрости, обмана и доли везения действительно бьUI сво боден, мне удалось избежать судьбы многих моих товари щей, многие из которых долгие годы провели за решеткой и
колючей проволокой, других же уморили голодом.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
Frey Albert. Ich wollte die Freiheit: Errinnerungen des Kommandeurs des I.Panzergrenadierregiments der ehemaligen Waffen-SS. Osnabruck: MuninVerlag, 1990 Hitlers Neue Reichskanzlei: Haus des Grossdeutschen Reiches 1938-1945. Zeitgeschichte in Farbe. Кiel: Amdt - Verlag, 2002 КrЗ.tsсhmеr, Emst а. Die Ritterkreutztrager der Waffen-SS. 3., erw. и. vollst. Aufl. Oldendorf: Verlag Schutz, 1982 Lehmann, Rudolf. Die Leibstandarte Bd. 11, Osnabruck: Munin-Verlag, 1980 Lehmann, Rudolf. Die Leibstandarte Bd. Ш, Osnabruck: Munin-Verlag, 1982 Mathias Кarl Н. Раиl Hausser - Generaloberst der Waffen-SS: «Ich diene» Еin иЬеns - und Zeitbild. 2. uberarb. Aиfl. Riesa: Deutsche Stimme, 2005 Payer Andreas уоп, Armati Hungarorum, Munchen, 1985 Pionierkameradschaft Dresden. Pioniere der Waffen-SS im Bild. 2. Aufl. СоЬurg: Nation-Europa-Verlag, 2000 Springer, Heinrich. Stationen eines Lebens in Кrieg und Frieden: Zeitgeschichtliches Zeugnis des SS-Sturrnbahnfiihrers und Ritterkreutztragers der Leibstandarte SS Adolf Нitler. Rosenheim: Deutsche Verlagsgesellschaft, 1996 Tumher, Erwin. In der НоНе уоп Millerowo: Tagebuchaufzeichnungen eines Gebirgsjagers. Erl. U. hg. V. Georg Schaller. Graz /Stuttgart: Leopold-Stocker-Verlag, 1986 Wisch, Theodor. ZwOlf Jahre 1. Kompanie Leibstandarte SS Adolf Нitler: Еin ВисЬ der Кameradschaft. Pr. 0ldendorf: Verlag Schutz, 1990
ВШlьmерс Йорн Добровольцем на фронт
МОЙ ДЕД ИЯ иак-то в апреле
1994
года после обеда мой дед Виль
~ельм Вальтерс уселся за пишущую машинку. «Серым, холодным, ветреным выдался тот мартовский день
1943 -
года в России, точнее, на Украине западнее Харькова»
так он начал выстукивать свои воспоминания. «При минус сорока мы весь день до самой ночи проторчали на откры
том паровозе. Мы снова наступаем!» И только заполнив полстраницы, дедушка пояснил мотивы, побудившие его сесть за описание событий, свидетелем которых он был.
«Мне вот-вот стукнет
69
лет, и думаю, пойду-ка я в свой
подвальчик да потихоньку, одним пальцем, опишу все, как
бьшо, о том, что мне и сегодня не дает покоЯ».
Потом дед настрочил еще одну страничку. Воспомина ния роятся в душе, его распирает от них, они нахлынули на
него. Вскоре он уже и не знает, что с ними делать. И ставит точку. Не успев толком и начать. Мне, 18-летнему, любопытно прочесть, о чем там наду мал писать дед. Дело в том, что все относящееся к эпохе на
ционал -социализма и Второй мировой войны
-
сплошное
белое пятно для меня. Наш гимназический историк предпо
читал элегантно самоустраняться от обсуждения этой темы, разве что так, проформы ради изредка упоминал о ней. И мое семейство словно воды в рот набрало, не желая воро шить нацистское прошлое моего отца. Таким образом, на-
123
-01----ЛИЦО типичный конфликт представителей военного и по слевоенного поколения.
Из чистого любопьпства читаю воспоминания деда. За нятно он все излагает, захватывающе
-
ни дать ни взять
триллер. Мне бы очень хотелось прочесть о том, что же бьmо
дальше, но дед наотрез отказывается пр~должить. Слишком уж многих бессонных ночей стоили ему эти мемуары, пото
му что вытащили на свет Божий все годами намеренно скрываемое, все то, о чем он запретил себе думать. И тут У меня возникает желание сесть и вместе с ним записывать
пережитые им события. Вернее, записать под его диктовку. Но я ему ни слова не говорю об этом, хотя ношусь с такой идеей не один год. Она то накатывает на меня, то вновь за бывается, потом я снова горю желанием поработать, после
это желание опять угасает. Потребовалось десять лет, чтобы я наконец занялся этим.
И, надо сказать, эти
10 лет даром для меня не прошли -
идея за это время вызревала, оттачивалась, приобретая более
конкретные очертания. Возникали вопросы, требующие от вета. Вопросы, как мне думается, и по сей день тяжким гру зом довлеющие над нашей семьей и на которые до сих пор
никто не удосужился дать вразумительных ответов. А вопро сы таковы: Почему он стал нацuонал-соцuалuстом? Почему добровольно отправился на фронт? Мною руководит не столько желание помочь ему, сколько самому узнать обо всем. Попытаться отследить, почему он поступил так, а не иначе. Мне хочется больше узнать о становлении его как личности, как члена общества, в котором он жил и рос: о воспитании в семье, в школе, о его социальном окружении в
контексте времени. Я хочу знать об этом, ибо мне любопыт на мотивация его поведения, и любопьпна не потому, чтобы уложить его в прокрустово ложе причинности, и уж, конеч
но, не ради того, чтобы выставить его в качестве назидатель ного примера. Я делаю это исключительно для того, чтобы максимально достоверно
выяснить все сопутствовавшие
этому исторические фактыI, как бы болезненно они не отзы вались в его душе.
124
-----0Мы не один день просидели над мемуарами деда. Я слу шал его, задавая по ходу повествования вопросы, уточняя
отдельные факгы. Были случаи, когда мне буквально прихо дилось вытягивать из него детали того или иного, как прави ло, неприятного эпизода, направлять или перенаправлять его рассказ в несколько иное русло, стараясь при этом не
скатиться к стереотипам, столь характерным для большин ства мемуаристов, и делая упор именно на чувственном вос приятии им случившегося.
Часы, дни, недели, проведенные в беседах с дедом, я расцениваю как уникальную возможность общения с чело
веком, появившимся на свет во времена Веймарской рес публики, пережившим национал-социализм, мировую вой
ну и крах государства. Дед ничего не скрывал от своего вну ка, не стыдясь описывать даже эпизоды, выставлявшие его
отнюдь не в выгодном свете, как глубоко личные пережива
ния, не пытаясь обелить или выгородить себя. Он не отри цал того, что полностью принимал фашистский режим, не пытался заткнуть мне рот или отмолчаться, если я задавал
ему многочисленные, зачастую колкие вопросы.
Действуя поэтапно, я интуитивно пытался мыслить от страненно, что необходимо для осмысления сути национал социализма, его человеконенавистнической природы. Даже при рассмотрении судьбы отдельно взятого индивидуума мы не имеем права абстрагироваться от масштабов совершен ных военных преступлений
-
автор данной книги ни в коей
мере не пытается оправдать творимые тогда зверства, как и
не ставит под сомнение сам факт их совершения. Мне как представителю хоть и послевоенного, но куда более позднего поколения хотелось бы под иным углом взглянуть и воспринять поколение участников той войны и оценить их не так, как представители первого послевоенно
го поколения. Я выступаю за то, чтобы менее предвзято оце нивать и воспринимать свидетельства очевидцев того време ни, дать им возможность представить свое видение пережи
того. Именно дифференцированный, а не обобщающий подход и позволил мне распутать клубок абстрактно непо-
125
-0----стижимого, избавив меня от одномерного восприятия собы
тий и обстановки того периода. Мне представляется, что мы имеем возможность извлечь из минувшего куда больше цен ного, вчитываясь именно в биографии людей и стараясь уяс нить себе мотивы, которыми они руководство вались. Огуль ное же осуждение, более того, неприятие вынуждает очевид цев хранить молчание, замыкаться в себе, подпитывая тем
самым некий миф о непостижимом и необъяснимом. Мое горячее желание состоит в том, чтобы контакт между пред ставителями разных поколений определяло бы не взаимное недоверие, не насильственное вытеснение тех или иных со
бытий из памяти, а открытость, диалог и взаимопонимание.
Йорн Вальтере Гамбург, февраль
2005 года.
1 Все началось в промозглый ноябрьский день
1941
года.
Я тогда работал на буксире, курсировавшем между Мюнсте ром и Херне. После долгого рабочего дня мы наконец при были в порт Херне; мне, как обычно, приходилось вкалы вать на камбузе, готовить еду, потом прибираться. Я бьш рад предстоящему спокойному вечеру. Каждый день я только и мечтал, когда после 14-часового рабочего дня вытянусь на моей узенькой, но удобной койке и смогу почитать при све
те керосиновой лампы или поиграть на аккордеоне. Но се
годня наш капитан перечеркнул мои планы. Вызвав меня, он поручил мне сбегать в город купить молочный порошок для дочки. Мол, порошок этот особый, его продают в од
ной-единственной аптеке. Мне совершенно не улыбалось тащиться в ненастье куда-то, но, будучи юнгой, перечить ка
питану я, разумеется, не мог. Он не терпел, когда ему пере чили.
В поисках этой аптеки я заплутался на темных улицах Херне. С тех пор, как англичане стали бомбить наши города, бьшо введено полное затемнение. Фонари не горели, на вит ринах магазинов бьши опущены ролеты, а при скупом свете
126
-----0-
Плакат, призывающий вступать в войска сс.
ущербной луны трудновато было ориентироваться. Лищь кое-где вспыхивали крохотные огоньки
-
это передвига
лись люди, нацеплявшие светящиеся значки, чтобы хоть как-то видеть друг друга в кромешной тьме. Я уже изрядно проплутал по широким тротуарам, но туг вдруг увидел туск
лый свет у входа в одну из лавчонок. Не зря же его зажгли, мелькнула у меня мысль, и я пошел на желтоватое пятно
впереди. На витрине красовался плакат: крепкий молодой
127
-0'----парень с прижатой к выпяченной rpуди винтовкой, в каске с
эсэсовскими рунами. Мне понравилась его осанка и исхо дившее от него ощушение гордости. Подойдя ближе, я про чел: «И ты записывайся в ваффен-СС!» И мне тут же страст но захотелось пойти в солдаты. Я жаждал раз и навсегда по кончить с ежедневной тягомотиной на буксире
как, но покончить. С
13 лет я работал юнгой,
-
неважно,
и два с полови
ной года спустя эта роль мне до чертиков опостьmела. Подъ ем в 4 утра, растопить котел, следить за давлением пара - в 6 часов мы отплывали. День изо дня драить палубу, часов по 10 стоять у штурвала, тягать тяжеленные, толстенные кана
ты, кроме того, бегать за покупками, готовить еду и мыть
посуду. И так
16 часов в день,
включая выходные, никаких
отпусков, разумеется. Я чувствовал, что дошел до ручки. Да и чувство одиночества давало о себе знать. С тех пор как я стал юнгой, у меня и друзей-то не бьmо
-
ведь я все время
со взрослыми и со взрослыми. А с ними и не обо всем пого воришь. Что же касалось капитанов, в большинстве своем это бьmи типы rpубые, воспринимавшие меня только как рабочую силу. Так что детство мое закончилось уже на 14-м году, а юность так и не начиналась.
Но дело бьmо не только в моей работе на судне. С дет ских лет я привык к солдатам. В моем родном Везеле распо лагался гарнизон, и сколько я себя помню, повсюду я видел
людей в форме. Каждый день они маршировали, чеканя шаг, по нашим улицам и пели что-нибудь вроде: «Аи[ der
Heide Ыйht ein kZeines ВZЙmеZеin. Und es hеiЯt - Erika!»
Солда
ты и строевые песни бьmи для меня неразделимы
-
ведь
если человек поет, у него явно дела идут неплохо. Я обожал эти марширующие хоры.
Иногда солдатыI дарили нам так называемые «чеки «Ова». «Ова»
-
название популярной в то время марки сигарет.
В пачки вкладывались пронумерованные карточки с кар тинками. Мы эти картинки собирали, из них можно бьmо составить определенную серию, изображавшую взлет Адоль фа Гитлера и его свиты, их борьбу с коммунистами.
Следует добавить, что и мой отец всегда с упоением рас-
128
------0сказывал мне о войне, о солдатской жизни, о преданной во
инской дружбе, о победоносных сражениях, а я, раскрыв
рот, слушал его. Он питал к немецкому солдату безгранич ное уважение и вообще обожал все, что связано с армией.
Именно он стоял у истоков создания СС в Везеле и часто с восторгом рассказывал о встречах с товарищами. О том, ка кие они дисциплинированные, как преданы НСДАП и фю
реру. Если мимо нашего дома маршировала колонна эсэсов цев, он, распахнув окно, непременно вытягивал руку в при
ветствии. Когда я бьm маленьким, он всегда ставил и меня на подоконник, чтобы и я мог наблюдать парад. Так что я имел некоторое представление о том, что значит шагать с
песней в строю. Отыскав в кармане карандаш, я записал «Призывной пункт Дюссельдорфа».
2 я давно полюбил музыку, которую предпочитали на ционал-социалисты. Зимой
1931 года меня тогда шестилет
него мой 12-летний брат взял с собой на вечер юнгфолька 1 • Фриц, так звали моего брата, часто посещал подобные меро приятия, но меня с собой взял впервые. Надев на меня кур точку, а на руки дырявые вязаные перчатки, он потащил
меня за собой. Я буквально засыпал его вопросами о том, куда мы идем и что будем там делать. «Скоро увидишь»,
-
буркнул он в ответ, и я умолк. Мне казалось, дороге этой конца не будет. Было холодно, мои тонюсенькие штанишки ветер продувал насквозь, и я бьm счастлив, когда мы нако нец вошли в школьный двор.
В классе было тепло, и я быстро отогрелся. По лицам других ребят я видел, что им тоже приятно сидеть в тепле. Многие из них бьmи одеты даже хуже, чем я, а у некоторых
не было даже приличной теплой куртки. Брат велел мне по жать руку молодому парню в форменной коричневой ру1 Юнгфольк
(Jungvolk) -
входящая в состав гитлерюгенда детская ор
ганизация, в которую входили мальчики в возрасте от
5
ЭСЭСОВСЮIJI <<ГВардшш В бою.
129
10 до 14 лет.
-0----башке. Потом этот парень сыграл на гитаре несколько пе
сен, знакомых мне по вечерам католической молодежи. Я тоже подпевал, увлеченно аплодировал, слушал ребят по старше, когда они рассказывали разные истории или анек
доты, и хохотал. Вечер мне понравился, я даже позабьm на время о бесконечных причитаниях родителей по поводу и
без. Здесь я обрел совершенно иной, радостный мир, где бы ло к тому же куда теплее, чем в нашем вечно нетопленом до
ме. Когда мы шли домой, я сказал брату, чтобы он непремен но отвел меня в школу еще раз и не отставал от него, пока он
не пообещал платить за меня по
10 пфеннигов в месяц.
Теперь и я ходил в «юнгфольке», или, как нас неофици ально величали,
-
в «пимпфах», не пропуская ни одной
встречи. Мы собирались группой около жатый
-
или командир взвода
-
30 человек.
Наш во
пел вместе с нами, участ
вовал в наших играх и объяснял, судна каких моделей ходят
по Рейну. Он организовывал и соревнования, так называе мые <<проверки на мужество», организовывал встречи по
боксу и часами гонял с нами в футбол. Поскольку такая роскошь, как кожаный футбольный мяч, бьmа нам недос тупна, мы изготовляли его из старого тряпья или вовсе ис
пользовали пустые консервные банки. Больше всего нам нравилось маршировать с песней по прирейнским лугам.
Сначала мы передвигались неорганизованно, толпой, а по
том ПРИУЧИЛИСЬ ходить И строем, колонной по три. Освоив и строевой шаг, мы, выпятив грудь, гордо шагали в ногу по улице.
Так как я довольно рано вступил в «юнгфольК», то уже в
10 лет получил за членство золотой значок «гитлерюгенда»1. Мне его вручали в торжественной обстановке, вызвали на сцену, самый высокий руководитель местного гитлерюгенда собственноручно приколол мне его к курточке и вдобавок
прилюдно похвалил. Вскоре меня повысили до «взводного», что мне, честно говоря, бьmо не очень-то по душе 1 Гитлерюгенд
ской Германии
(Hitlerjugend) (1926-1945 гг.).
-
застав-
молодежная организация в фашист
130
-----0лять стоять по струнке два десятка живущих по соседству
мальчишек, твоих же друзей
-
нет, это мне решительно не
нравилось.
3 Квартира, которую мы занимали в
1931
году, бьmа до
вольно тесной, но более просторную мы себе позволить не
могли. Пособия по безработице, получаемого моим отцом, с трудом хватало на самое необходимое. Он работал мастером в слесарной мастерской, но его выставили за то, что он ос
новал в Везеле общие СС
-
а его начальство бьmи сплошь
центристы. И мой брат сидел без работы, если не считать пе реписки деловых бумаг, которой он иногда прирабатывал.
Словом, жили мы скромно, даже весьма скромно. По на пряженным лицам и раздраженным репликам родителей я
понимал, что проблем у них бьmо предостаточно. Нередко они проявляли чудеса изворотливости, изыскивая способы
раздобыть денег на еду или на брикетыI для отопления. Меня, шестилетнего мальчишку, эти проблемы не тре вожили
-
я оставался вне их. Я хоть бьm и костлявым, но
отнюдь не болезненным ребенком. Летом загорал до черно ты. К политому сиропом из пареной сахарной свеклы хлебу я привык. Но, насколько я мог видеть, в других семьях дела
обстояли намного хуже. Ни кровяной, ни ливерной колба сы, что мы хоть изредка, но все же могли себе позволить, там не покупалось.
Мы с мальчишками бьmи, разумеется, озорниками. Вы росшие в нужде, мы освоили способы справляться с ней. у нас считалось геройством залезть, например, в ящик с овощами или фруктами на рынке и стащить что-нибудь. Мы
часто ходили к Рейну, где объедались диким ревенем, в изо билии произраставшим по его берегам. И головы наши все
гда бьmи забиты одной мыслью
-
как и где приработать
деньжат. Пять пфеннигов стоил пакетик арахиса
-
самое
роскошное лакомство, и мы готовы бьmи на все, чтобы лиш ний раз отведать этих вкусных орешков. На верфи мы соби-
131
-0----рали металлолом
в основном заклепки. Соберешь кило
-
грамм таких заклепок и тащишь в утильсырье. Рабочие вер фи прогоняли нас, если заставали за этим занятием,
-
они и
сами были не прочь заработать таким образом прибавку к зарплате.
На городских улицах в те времена тон задавала агрессив
ность. Люди открыто высказывали политические пристра
стия и никакого инакомыслия не терпели. Ненависть нахо дила выход в уличных побоищах. Кто только не маршировал по городу
-
национал-социалисты, коммунисты, центри
сты, социал-демократы. Из окон на головы демонстрантов обрушивались гнилые помидоры, а зачастую опоражнива
лись и ночные горшки. Если случалось так, что пути при верженцев различных партий пересекались, дело доходило до стычек
-
участники демонстраций охаживали друг друга
транспарантами.
Иногда мимо наших окон шествовали и коммунисты. В голове колонны
-
духовой оркестр, за ним толпы плохо
одетых людей, многие с красными шейными платками или
же при галстуках красного цвета. Они распевали «интерна ционал»
-
гимн рабочего движения. А мой брат, желая под
задорить их, всегда высовывал в окно флажок гитлерюгенда. А коммунисты в ответ
-
«Пусть ваш Гитлер околеет!» Толь
ко когда колонна удалял ась на почтительное расстояние, я
отваживался выйти на улицу. И, подняв над головой флаг с вышитой матерью свастикой, гордо расхаживал по окрест
ным переулкам. Однажды я заплутал и забрел на улицу, где жили одни только коммунисты. Дети тут же набросились на меня и хорошенько отделали. Домой я вернулся в слезах с одним только флагштоком
-
флаг изорвали в клочья. Вече
ром я в отместку стал рисовать мелом на асфальте огромную
свастику. Я знал, что отец меня за это точно похвалит. Я уже почти закончил, как пинком огромной силы бьm отброшен
в кусты. Я даже не заметил, кто это мне так здорово поддал тогда.
Вообще драки между детьми из семей коммунистов и национал-социалистов были повседневным явлением. Хотя
132
-----0само слово «коммунист» ни любви, ни ненависти во мне не пробуждало, отец мне постоянно вбивал в голову, что имен
но они, коммунисты,
-
наши противники, даже враги. Мы
не упускали случая поглазеть на драки взрослых и стреми
лись подражать им. Подкарауливали других мальчишек, по том набрасывались на них, валили на землю и избивали.
Надо сказать, и они в долгу не оставались, тем более, что моя дорога в школу пролегала как раз мимо многоквартир
ного дома, где жили рабочие, преимушественно коммуни
стически настроенные. По рассказам моего брата, в подъез де у них даже висел призыв: «Если сюда зайдет нацист, при бей его!») Каждое утро я старался побыстрее миновать опас
ное место в страхе, что меня отколотят. Но однажды маль чишки заметили значок со свастикой у меня на куртке.
Вскоре они выяснили, что мой отец
-
национал-социалист,
и регулярно встречали и задирали меня. «Ах, ты нацист!»)
-
орали они на меня. Меня это задевало, мой отец всегда по вторял мне, что слово «нацист»)
-
оскорбление, и что мы
-
«национал-социалисты», подчеркивал он. И каждое утро меня словно про гоняли сквозь строй. Я всеми способами старался обойти это место, а обходные пути, как известно,
длиннее. Иногда я не мог даже пересилить засевший во мне страх, тогда я, сунув ранец в мусорный бак, отправлялся гу
лять и часами болтался по Везелю. И только когда учитель поинтересовался у моих родителей, отчего я пропускаю уро ки, может, заболел, выяснились истинные причины моих
прогулов. Мой отец уже собрался разложить меня у себя на коленях да поддать мне, но я признался ему во всем, и в нем
возобладал отцовский инстинкт
-
с этого дня он каждое
утро сопровождал меня в школу.
Следует сказать, что перепады настроения вообще были характерны для моего отца. Он всегда заботился о своих де
тях, готов был ради них на что угодно. Он никогда не потер пел бы несправедливости в отношении их. Но, с другой сто роны, это был деспот, тиран, человек авторитарный, несго
ворчивый, прямолинейный. Военная служба наложила на моего отца неизгладимый отпечаток, прусская муштра да-
133
-0'----ром не прошла. В том же духе он пестовал и нас. И если, бы вало, тяжелой ладонью с толстыми словно сардельки паль
цами заедет по физиономии, так уж заедет
-
удивляешься
потом, как это голова не отлетела. Однажды он подарил мне игрушечных солдатиков, в комплект к замку, который он
сам построил для меня. На фигурках бьmа нарисована фор ма, на нескольких эсэсовская. Одного солдатика, с усиками на верхней губе, мы сделали «нашим фюрером». Каждый день после школы мы с моим другом, лежа на полу, играли в
войну
-
ведь нам столько приходилось слышать о ней от
взрослых. Однажды вечером отец явился домой разъярен ным. Расхаживал по квартире, а потом взял да грохнул кула
ком по моим солдатикам. Сколько бьmо слез! Я просто не мог понять, отчего мой отец ведет себя так. Мать потом из винил ась за него
-
она считала, что все это из-за одного
случая на войне. Однажды в воздушном бою его атаковал какой-то англичанин, и он ВЫНуЖДен бьm подняться высо ко-высоко, где воздух разреженный и почти нет кислорода.
Потом врачи сказали, что у него вследствие кислородного голодания нарушились функции мозга. На войне отец мой проявил себя достойным образом, он бьm вице-фельдфебелем и пилотом, его удостоили высокой награды
Железного креста l-го класса. И теперь он никак
-
не мог смириться с тем, что он
-
безработный, никому не
нужный человек. Он чувствовал себя обделенным. Иногда являлся домой под хмельком с очередной встречи с друзья
ми из СС и просил мать приколоть ему на грудь Железный крест. «Мои друзья мне не верят, что, дескать, у меня такая награда»,
-
бормотал он и снова уходил
-
убедить друзей,
что не болтает попусту.
Но невзирая на его припадки злобы, я все же почитал отца, высокого, сильного человека незаурядной, запоми
нающейся внешности. Он многое объяснял мне, читал вслух, рассказывал разные истории. Отец бьm хоть из простых, но необразованным его назвать было никак нельзя. Он посто янно читал, был человеком общительным, у него бьmо мно го друзей. И
-
увы
-
подружек тоже. Они называли его «Кра-
134
-----0савчиком». Стоило ему где-нибудь появиться, как женщины
тут же вешались ему на шею. Вероятно, он, на свою беду,
просто не мог им отказать. И не скрывал свои визиты на сторону ar матери, я чувствовал, что она переживает. И страш но злился на отца.
Недостатки отцовской нежности с лихвой восполняла мать. Она всегда готова была утешить меня, приласкать, я
любил ее запах, ее руки. Стоило ей прижать меня к себе по крепче, как я чувствовал себя защищенным. Я тоже обвивал свои ручонки вокруг ее шеи и не хотел отпускать ее из объя
тий. для нас, детей, она делала все. Она без жира умудрялась каким-то образом поджаривать чудную картошку. «Наша мама из дерьма конфетку сделает»,
-
поговаривали мы. Ко
гда отец бьm безработным, она нанималась убирать, чтобы мы хоть как-то могли свести концы с концами, собирала су
хие сучья под деревьями, чтобы бьmо чем растопить печь и обогреться. Я не помню, чтобы она сидела сложа руки. Как не помню, чтобы целый день пролежала в постели, даже если болела. Она была женщиной решительной и делови той. Выросла в семье, где бьmо одиннадцать человек брать
ев, там и научилась постоять за себя, если нужно. В годы, когда вся Германия жила в нужде, да и мы не бьmи исключе нием, ее опыт и смекалка помогали нам выжить.
Мать принимала жизнь такой, как есть. Никогда я не
слышал от нее, чтобы она плакалась или бранилась. Даже если отец транжирил массу денег на сигареты. Она и тогда предпочитала молчать и думать, как рациональнее распоря
диться тем немногим, что оставалось. И жизнь наложила на нее отпечаток
-
на лице рано пролегли морщины, а светлые
волосы поседели. Тем более что она всегда собирала их в узел, что делало ее похожей на старуху.
Всего несколько дней спустя после того, как вскрьmись
мои прогулы, мы, к моему великому облегчению, пере бра лись в другой район города, я начал ходить в другую школу.
Мой прежний учитель вписал в мою характеристику, что, мол, я, невзирая на молодой возраст, уже достаточно «поли
тически подкован» и вообще, что он не завидует своему кол-
135
-lZJl----леге в связи с таким приобретением в моем лице. Однако новому учителю бьmо наплевать на эту писанину, и он с са
мого начала относился ко мне доброжелательно. Только на следующий учебный год, когда сменился класс ный наставник, я снова стал жертвой политических распрей.
Сначала у нас с учителем, который бьm членом католиче ской партии центристов, установились хорошие отноше
ния, никаких конфликтов, оценки даже иногда завышены. Потом я заболел. И мой брат пошел к учителю объяснить причину моего отсутствия в школе. И наверняка, как всегда,
нацепил значок НСДАП на лацкан куртки. Мой учитель не мог этого не заметить, и после этого его отношение ко мне
кардинально изменилось
-
оценки поползли вниз. Я и по
нять не мог, в чем дело.
Мои отец и брат начиная с
1930 года регулярно посеща
ли частые выборы, отдавая голоса за НСДАП и агитируя других за свою партию. Мой брат часто выступал на агита ционных собраниях в пивных и различных союзах. Он на ве лосипеде объезжал близлежащие поселки и нередко возвра
щался домой за полночь. Однажды отец ждал-ждал Фрица и не дождался. Обеспокоенный, он отправился на его поиски
и нашел его избитым в кровь в придорожном кювете. Когда он ехал, его повалили наземь, а потом избили велосипедным
насосом. Фриц несколько недель про валялся в больнице с тяжелым сотрясением мозга. Отец не сомневался, что это дело рук коммунистов. Из партийной кассы Фриц получил компенсацию за ущерб в размере нам
-
440 марок.
По тем време
состояние. Деньги бьmо решено разделить между
членами семьи. Мне на мою долю купили облегающую спор тивную куртку до пояса и коричневые сапожки на шнурках, о которых я мечтал.
Вскоре и я участвовал в предвыборной борьбе. Отец от правлял меня расклеивать агитационные плакаты НСДАП на стенах домов и витринах магазинов. Это уже таило в себе приключение хотя бы потому, что многим очень не нрави
лось, что стены их домов обклеивают разными бумажками. Я старался действовать незаметно. Остановлюсь, бывало, у
136
-----0какой-нибудь витрины и усиленно делаю вид, что меня ин тересуют товары, потом неторопливо поворачиваюсь, дос таю плакат и, повернувшись задом к витрине, наклеиваю его
на стекло. А потом прочь со всех ног. Иногда вслед раздава лись крики
-
владельцы магазинов бьmи очень недовольны.
Но меня это мало волновало. Потом я дома с гордостью док ладывал, сколько и где плакатов расклеил.
Вечером в день выборов мы всей семьей усаживались у нашего дешевенького радиоприемника. В порядке исключе ния и мне дозволял ось бодрствовать до полуночи. Мы с не терпением дожидались сводок о подсчете голосов. Мой брат записывал цифры, прикидывая, хватит ли у национал-со циалистов голосов, чтобы войти в правительство, чтобы Гитлер наконец стал рейхсканцлером. И хотя НСДАП регу лярно не добирала нужного количества голосов, родители тем не менее радовались значительному приросту числа про
голосовавших за партию Гитлера. Что для них значил успех или неуспех этой партии, я понял только во время выборов ноября
1932 года.
Число голосов, поданных за национал-со
циалистов, резко уменьшилось, и для моих родителей мир
рухнул. Сокрушенно качая головой, не в силах вымолвить и слова, они тогда сидели в кухне и горевали, что Гитлеру, дес кать, уже путь в рейхсканцлеры заказан. Меня тогда очень расстроила именно их реакция, а не поражение национал
социалистов на выборах. В конце концов, вывод для себя я сделал один-единственный
-
в будушем мне еще усерднее
придется расклеивать предвыборные агитплакаты. Но в январе
1933 года произошло то, о чем столько меч - Гитлер стал новым рейхсканцлером.
тали мои родители,
Родители были на седьмом небе от счастья. «Теперь все бу дет по-другому, лучше»,
-
повторяли они. На их лицах бьmо
заметно облегчение, они просветлели, печать тревог и забот вмиг исчезла. «Все, мамочка, теперь тебе уже больше не надо будет ходить собирать сучья для растопки плиты»,
-
заверил
маму отец. В конце концов, Гитлер обещал всем «Работу и хлеб». Предвыборный слоган НСДАП всегда был для моих родителей не пустыми словами, а обещанием, на которое они возлагали большие надежды.
137
-0----я тогда был слишком мал, чтобы понять, что изменит лично для нас приход нового имперского правительства. Но перемены в поведении моих родителей заставляли предпо
ложить, что изменения эти будут к лучшему. И верно, уже очень скоро мы это почувствовали на себе: мой отец снова обрел бьmое влияние, партия выдвинула его на место масте
ра в слесарной мастерской на шлюзе Фридрихсфельд. Он стал другим, повеселел, выглядел увереннее. И брат мой тоже нашел работу. И мать, вечно озабоченная тем, как на
кормить, обуть и одеть нас, тоже повеселела. Наконец, на ших денег стало хватать и на продукты, и на одежду, и на
квартплату. Мне купили новые штанишки, стали выдавать по
5 пфеннигов на стаканчик пахты,
которую я покупал воз
ле бани. А иногда мать приносила мне даже банан. Мне ка залось, что и у других дела идут ничуть не хуже. Люди, в том числе и мои родители, стали куда-то ходить по вечерам, в
кино, например, или же посидеть в кафе. Мой брат как председатель организации «Сила через радОСТЪ»\ организо вывал концертные программы в городском зале, и тогда там
яблоку негде бьmо упасть. Пошли дела в гору и у «юнгфолька». Теперь вместо но шеных-переношеных штанов и рубашек мы носили единую форму
-
коричневые блузы и синие курточки. По субботам
в школе занятий не было, зато регулярно ПРОВОДИЛИСЬ встре чи «юнтфолька», ЧТО, конечно же, было нам по душе. В наши ряды постоянно вступали все новые и новые ребята. Мой папа утверждал, что многие после марта
1933 года стали пе
ребегать в НСДАП, чтобы не оказаться в стороне и успеть извлечь из этого выгоду.
Скоро изменилась и сама атмосфера «юнгфолька». Дис циплина все больше и больше напоминала военную. Мы за нимались строевой подготовкой на плацу, шествовали ко
лонной под фанфары по улицам города, все в коричневых 1 "Сила через радость»
(.. Кraft durch Freude» ) -
организация в фашист
ской Германии, занимавшаяся организацией досуга и туристических по ездок.
138
------0рубашках с черным галстуком, со значками «гитлерюгенда» на груди. В такие моменты я чувствовал гордость
-
люди на
тротуаре останавливались и приветствовали нас. Когда мы проходили мимо наших окон, мне бьmо приятно ВИдеть, как родители, улыбаясь, тоже машут нам.
В школе тоже возобладал командный тон. Теперь после
перемены нам командовали «Строиться!», чаще стали уроки «Германской истории», а на стене за учительским столом вывесили портрет Адольфа Гитлера. Наш учитель, человек хоть и верующий, однако беспрекословно заменил крест на изображение фюрера. Правда, сделал это он с довольно гру стным ВИдом. «Настанет день,
-
пробормотал он,
-
когда
мы все вернем обратно». Тогда я его не понимал. К чему
что-то менять, если мы наконец зажили по-человечески? Я стал много читать. Часами я лежал на полу в нашей кухне, служившей нам и столовой, и запоем читал учебники или же небольшие брошюрки, которые родители получали от партийцев. Мы их называли «коричневые брошюры». В них содержались захватывающие, иногда и страшноватые истории, например, о том, как русские войска занимали
Восточную Пруссию. Одна из таких историй рассказывала о том, как русские взяли в плен фрейкоровцевl, потом стали совать их руки в кипяток, а потом стаскивали с них кожу,
как перчатки. «Я натяну эти перчаточки, когда буду твою се стренку насиловать»
-
такие слова вложил в уста русским
автор. Тогда я еще не уяснил смысл слова «изнасиловатъ»,
но догадывался, что это нечто ужасное. И эта история окон чательно заставила меня уверовать в то, что я слышал от отца о русских и коммунистах.
Теперь по пути в школу я проходил мимо стеклянной
витрины для официальных сообщений. Тон задавал «Дер Штюрмер»2, на первой странице которого красовались урод
ливые физиономии длинноносых людей. «Эго I Фрейкор
-
антиеврей-
созданные из добровольцев части.
2 «Дер Штюрмер»
Германии с
-
- антисемитский еженедельник, издававшийся в 1923 по 1945 год, издатель и главный редактор Юлиус ШтрЗЙХер.
139
-0'----ская газеТIi»,
-
поясняли мои родители. Я не понимал, с ка
кой стати должна бъmа издаваться антиеврейская газета
-
те
евреи в нашем Везеле, которых я знал, внушали мне симпа тию. Например, на Рыночной площади одна еврейская суп
ружеская пара владела магазином одежды. Их все знали и любили
-
раз в год они бесплатно одевали десятерых сирот.
Перед их магазинчиком стояли весы, и мы детьми всегда за
лезали на них и взвешивались. Мы кидали в прорезь старые, негодные монеты, но хозяева на нас за это не сердились, на
против, это их даже забавляло. В
1935 году они закръmи ма
газин и выехали в Англию. «Почему люди уезжают из Герма нии?»
-
спросил я родителей. Они предпочли про пустить
мой вопрос мимо ушей. Потом по пути в школу я перестал ходить мимо этой застекленной витрины
-
разонравились
мне эти карикатуры.
Несколько недель спустя после смены правительства спортивная школа САl перебралась в пустующую казарму
позади нашего дома. Каждое утро штурмовики с песнями маршировали, маршировали они и ВО второй четверг после
Троицы. На нашей улице в свое время возвели красивый ал тарь. Так вот, бъmо решено этот алтарь убрать
-
он, дескать,
мешает проходу. И алтарь исчез. Мать в ужасе наблюдала че рез окно за варварским сносом. Когда она, не выдержав, раз разилась бранью, я просто окаменел
-
никогда еще я не
слышал от матери подобных слов, сколько помню себя. Та кое поведение штурмовиков возмутило ее до глубины души.
Выходит, все-таки эти национал-социалисты не такие уж и ангелы, какими старался выставить их мой отец? С тех пор я стал к ним присматриваться, следить за тем, как они вели
себя на людях. И, становясь старше, я все чаще и чаще стал кивался с насаждением полного единообразия мнений. То, что не считалось безупречно национал-социалистическим, автоматически попадало в разряд плохого, нежелательного и
недопустимого. Мне такой подход совершенно не нравился. I СА - штурмовые отряды. Просуществовали до июня анrиpeмовского пугча распущены.
140
1934 года, после
-----0Однажды, это было, наверное, в
1937 году,
в нашу школу
явились незнакомые люди. Один из них представился пред
ставителем местной противовоздУшной обороны. Он был в каске, с которой на спину свисал кусок ткани. Он поставил оцинкованное ведро с водой на пол, поджег палочку и сунул
ее в воду. Но
-
представьте себе
-
палочка эта продолжала
гореть и в воде и вскоре прожгла дно ведра. Так нам объяс нили действие зажигательной бомбы и призвали овладеть навыками тушения таких бомб. И еще пожарный объяснил,
чтобы наши родители вынесли из чердаков все, что можно, и поставили туда ящики с песком, ведра с водой, призвав
нас постоянно следить, чтобы в ящиках всегда бьm сухой песок, а в ведрах вода. При этом он употреблял такие не привычные слова, как «война», «самолеты», «воздушные на леты».
В
1938 году мой отец перешел в разряд начальников.
По
сле сдачи соответствующих экзаменов он получил место
шлюзового мастера в городе Хюнтель. С тех пор деньги пе рестали быть для нас проблемой
-
мы обжирались свежей
свининой и яблоками из собственного сада.
4 Аттестат зрелости, полученный мной к Пасхе
1939 года,
выглядел вполне пристойно, «фольксшуле» Я закончил с лучшими в классе результатами. И вот тогда, в возрасте
13
лет, мне предстояло решить, чем в жизни заниматься.
Отец предусмотрел для меня должность электрика, но я не согласился. Куда больше меня привлекало судовождение. Мой дедушка бьm капитаном, и мои дядья тоже водили суда
по Рейну, да и я вырос в порту, у воды, у шлюзов. Через две недели после получения мною аттестата к шлюзу отца при
чалила моторная лодка. «Саар останется немецким!» круп
ным шрифтом бьmо выведено у нее на борту. Это послужило благовидным предлогом для отца, чтобы побеседовать с ка питаном. В ходе беседы выяснилось, что муж И жена ищут
юнгу. На следующий день я взошел на борт.
141
-0----Начался период величайшего в моей жизни одиночест ва. Капитан меня не наставлял, не поучал, он просто игно
рировал меня. Все меня игнорировали
-
никто не считал
нужным перекинуться со мной словом. Внезапно я оказался без друзей, с которыми можно весело проводить время, без всегда готовой утешить и приласкать матери.
Когда мы становились на якорь у больших городов, ка
питан, бывало, сунет мне несколько пфеннигов, и давай, мол, иди, отдыхай, трать их на свое усмотрение. Вот я и бес цельно бродил по незнакомым улицам, часто не на что бьmо даже поесть купить. Разве что сосиску с булочкой или билет на метро или городскую железную дорогу. И я часами разъ езжал по чужому большому ГОРОДУ, пожевывая булочку, гла зея из окна на уньmые задворки. А вечерами валялся на кой ке. Долго так я выдержать не мог, попросил списать меня на берег, а потом сел на пароход из Эмдена.
Однажды вечером, это бьmо в сентябре
1939
года, мы
причалили в нашем родном порту. Владельцы отправились на ночевку в свой городской дом, машинист и кочегар
-
в
кабаки. Я один сидел у себя и читал. Вдруг послышалась стрельба. Я МИГОМ выбрался на палубу. В небе прочертились яркие полосы
-
лучи прожекторов. Они метались по небу,
пытаясь поймать в перекрестье отчаянно маневрировавший
самолет. Я, не в силах оторвать взора, наблюдал неожидан ное зрелище, заинтригованный мыслью о ТОМ, что же будет
с пилотом. Снова застучали зенитные орудия, на металличе ских листах палубы защелкали осколки разорвавшихся где то высоко над нами снарядов. Тут я сообразил, что пора идти в укрытие, но растерялся
-
не знал, то ли мне залечь,
то ли бежать в трюм. Но а вдруг судно пойдет ко дну? Как тогда выбираться из трюма? И тут я увидел, как самолет сна чала загорелся, а потом стал, кувыркаясь, падать и, наконец,
шлепнулся в бухту Долларт. И тут разом смолкли зенитки, и порт снова окутала ночная тишина. Только издали доносил ся треск пьmающего дровяного склада.
Я снова улегся на койку, но спать не хотелось
-
меня
продолжало трясти. Не сразу до меня дошло, что этот эпи-
142
-----0зод
-
и есть та самая война, о которой все время приходи
лось слышать только по радио. А радио возбужденно-радо стно сообщало о победных сражениях, но вот только о нале тах на Германию не бьmо ни словечка. На следующее утро я узнал, что это бьm британский самолет-разведчик, одиноч ка, с которым вмиг расправились.
Пару недель спустя я нанялся на голландский буксир. Моего везельского диалекта мне хватило, чтобы объяснить ся и с владельцами судна, четой из Голландии, и с командой. А со временем я уже довольно бойко чесал по-голландски.
Поскольку мы большей частью ходили по Рейну, Средне германскому каналу и по каналу Хафель-Шпрее, владельцы буксира бьmи очень рады заполучить к себе на борт немца
-
персонал шлюзов относился к иностранным матросам пре
зрительно и не скрывал этого. Нередко дело доходило до
конфликтов. Если же дело с персоналом приходилось иметь мне, все проходило без сучка и задоринки.
Весной
1940 года мы ходили в голландский город Дельф
тзеЙЛ. У меня, впервые оказавшегося за пределами Герма нии, глаза на лоб полезли: столько всего! Повсюду яркие
краски, реклама, товары со всего мира, какой-то дивный бе лый шоколад, которого я и в глаза раньше не видел, кокосо
вые орехи, к волосатой поверхности которых я никогда не
прикасался. Я никогда и подумать не мог, что Голландия та кая красивая страна. Какой тоскливо-серой, бесцветной по казалась мне наша Германия.
В мае 1940 года мне вот-вот должно бьmо исполниться 15 лет, мы несколько дней провели в Роттердаме. Мы стояли на якоре в Ваальхафене. Там мы и узнали, что германский вермахт вторгся в Голландию. Узнав об этом, я перепугался
и все спрашивал себя, что немцы здесь забьmи. К нам на судно явились голландцы в военной форме и осведомились, кто из команды немцы. Капитан объяснил, что я не имею никакого отношения к нацистам, но военным на заверения
капитана бьmо наплевать, и они под конвоем отвели меня на берег. Кто они и какие ко мне лично претензии, солдаты не объяснили. Привели меня на какой-то лихтер, стоявший
143
-0----на причале в нескольких сотнях метров от нас. Я спустился в трюм, где находились немцы, они расселись прямо на дос
ках трюма. Никто не мог дать вразумительных объяснений,
а часовые будто воды в рот набрали. В неизвестности про шло несколько часов, потом послышался приглушенный
гул двигателей. Гул приближался. Все вдруг посерьезнели. Кто-то высказал предположение, что это, мол, наши бом бардировщики, летящие на Роттердам. Мы легли на пол. Мне стало страшно до дрожи. И вот раздался первый мощ ный взрыв. Наше суденышко здорово тряхнуло, потом взрывы загремели один за другим. Я съежился в комок от ох ватившего меня ужаса. Потом, несколько минут спустя, по казавшихся мне вечностью, взрывы стали реже, а потом и
вовсе прекратились. Не стало слышно и гула двигателей. С трудом разжав кулаки, я поднялся. Поднялись и другие. Мы выбрались по трапу наружу. Ни одного часового
-
сбе
жали. А Роттердам горел. Над рядами домов, отделявшими порт от города, в небо поднимались клубы черного дыма. Порт немцы решили не бомбить. Возвращаясь на свой буксир, я раздумывал, оставаться ли мне на судне или же нет. И пришел к выводу, что какова бы ни бьmа политика национал-социалистов, на наши с ка питаном отношения она не повлияет и уж точно не положит
им конец. Капитан обрадовался, что я остаюсь, и я так и ос
тавался юнгой, курсировавшим между Эмденом, Магдебур гом и Роттердамом.
Фактически на нас оккупация Голландии никак не отра зилась
-
мы как были, так и оставались друзьями. А вот на
меня, если я оказывался в Голландии, народ поглядывал косо, узнав, что я немец. Однажды в Гронингене я разгово рился с одним из местных. Так как я говорил по-голландски уже практически без акцента, вначале мне удавалось скры вать свое происхождение. Мы долго задушевно беседовали. Не знаю, что насторожило моего собеседника, но вдруг он спросил меня, уж не немец ли я. Я честно ответил, что не
мец. Он с изумлением и ужасом посмотрел на меня и сказал: «Знай Я С самого начала, что ты
144
-
немец, я бы с тобой и раз-
-----0говаривать не стал». А потом повернулся и отчалил. Для меня это бьmо шоком: разве я в ответе за войну, начатую на
ционал-социалистами? Но, похоже, мое персональное мне ние никого здесь не интересовало.
Но вернемся в
1941
год. Когда я мрачным ноябрьским
вечером вернулся на свой буксир в порту Херне, то уже
твердо решил записаться добровольцем в ваффен-СС. Не
мог я больше выносить эти изматывавшие поездки по во де, мне хотелось быть солдатом, чтобы меня окружали мои
ровесники, тоже солдаты. Мне до жути хотелось с песнями маршировать по улицам, вести полную приключений сол
датскую жизнь. Да и отец мой всегда мечтал видеть меня солдатом. Еще за полтора года до описываемых событий, летом
1940 года,
он в письме сообщил мне, что, мол, есть
такая школа унтер-офицеров, самая начальная ступень, куда берут уже с пятнадцати. Я тогда тоже записался на ос видетельствование призывников. А на экзаменах психовал так, что и стула под собой не чуял
перед тобой пятеро
-
офицеров, строго на тебя уставились. «Результаты вашего медицинского обследования положительные, сидевший в центре офицер.
-
-
объявил
И экзамен по истории тоже».
Я уже подумал, что меня берут и с трудом сдерживал ра
дость. «А почему вы решили пойти к нам?»
-
осведомился
другой офицер. Я рассказал о своем отце, дескать, он тоже
был солдатом, о брате, который тоже сражался за Герма нию, о том, что я вот уже несколько лет в «юнгфольке», что заслужил золотой значок и что хочу стать солдатом. А по том им вдруг захотелось знать, чем я занимался два года
после окончания школы. «Да ничем»,
-
ответил я. По ужа
су на их лицах я понял, что они явно ожидали другого от
вета. «Лентяи нам в армии не нужны, цер.
-
-
отрезал офи
Уж как-нибудь без них обойдемся! Вон отсюда!» Я в
шоке покинул кабинет. А я ведь сказал лишь то, что посо
ветовал мне отец, когда провожал меня на собеседование. «Не вздумай сказать, что ты на флоте
145
-
это важная ТЫЛО-
-0----вая работа, и тебя ни за что не заберут с нее, малЬЧИК». Я был разочарован.
Я тут же вспомнил об отце. Интересно, а что он сейчас думает по поводу моих планов? Когда Германия напала на Россию, его эйфория явно пошла на убьшь. «Это начало
конца,
-
с горечью заявил он.
нельзя. Россия
-
-
На Россию нападать бьшо
не просто страна, а часть мира. Мелковато
мы плаваем для такого». Я впервые услышал из уст моего
отца сомнения насчет войны. До этого ничего подобного не происходило. Эта война являлась для него продолжением всего того, что ни ему, ни его товарищам не удалось завер
шить в
1918 году. Уступка колоний, репарации и прежде все - он глубоко
го оккупация левого берега Рейна, его родины
переживал эти события, расценивая их как личное униже ние. Отец мало понимал в политике, но сказанное им тогда
было как озарение. Захват Гитлером Чехословакии и Поль ши вполне объясним и оправдан, говорил он. Тут мы воз
вращаем себе принадлежащее нам по праву. Да и во Фран ции следует «немного побыть». Вот только нападение на Россию наводило его на размышления. И теперь я опасался, что он возьмет да запретит мне идти на фронт добровольцем. Мне не хотелось бы вновь пе режить историю с неудачным поступлением в школу унтер
офицеров, и я решил поставить отца перед свершившимся фактом. Когда мы на следующий день дошли до шлюза в Мюнстере, где он тогда работал, я сошел на берег. «Я запи сался добровольцем в ее»,
-
бухнул я. И предъявил ему в
качестве доказательства адрес призывного пункта, накоря
банный на листке бумажки. Я молча глядел на отца, без молвно умоляя его дать согласие. Но он и не глянул на мое «доказательство». «Мой сын идет добровольцем в ваффен ее»,
-
прошептал он. Я заметил, как его рот растягивается
в улыбке. А потом он и вовсе расхохотался. На лице отца была написана гордость за сына.
На следующий день я в тусклом свете керосиновой лам пы, сидя на койке, набросал письмо в призывной пункт Дюссельдорфа и тут же отправил его.
146
-----05 Полгода спустя,
6 июня 1942 года, мы на судне прибьmи
в шлюз Мюнстера. Динамик, щелкнув, громогласно объя
вил название нашего судна. Я знал голос отца и стал дожи даться, что он отдаст распоряжение войти в шлюз. «Вилли, тебе срочно сойти на берег,
-
прогремело на всю округу.
-
Тебе пришла призывная повестка, послезавтра тебе надле жит прибыть в Берлин». Полгода я ждал ответа из призыв
ного пункта Дюссельдорфа, чтобы распроститься с жизнью на воде и зажить жизнью солдата. Я даже заставил отца сестъ и написать письмо в Дюссельдорф, попытаться уговорить их, чтобы они там не слишком тянули с моим призывом. Я годен в любой вид войск, у меня никаких физических не достатков, к армейской службе я готов
-
именно так он и
продиктовал текст своей секретарше. Ответ из Дюссельдорфа бьm коротким: «Вашему сыну должно исполниться
17 лет».
Семнадцать мне исполнилось, через пять дней настал момент, которого я столько ждал. Но настал он как-то со вершенно некстати. Вот уже несколько недель я бьm на бук сире за капитана. Того упрятали за решетку
-
он нелегально
забил свинью. Жена его была в безвыходном положении,
хотела поставить буксир на прикол, но тогда на что жить? Вот я и встал за штурвал вместо ее мужа. Внезапно я из про стого матроса и мальчика на побегушках поднялся до капи тана. И уже пожалел о своем решении пойти добровольцем на фронт, причем, как выяснилось впоследствии, пожалел
далеко не в последний раз. Явно удрученный, я покинул судно.
Мои взволнованные родители тут же усадили меня на
кухне. На столе лежало письмо. «Вам надлежит явится в ка зармы ЛШАГ в Берлине-Лихтерфельде». Мы долго гадали, что означает ЛШАГ. Даже моему отцу, знавшему решитель
но все об армии, это сокращение ничего не говорило. Взяв письмо, он пошел за разъяснениями к своим приятелям.
Вернулся он с сияющим лицом. Редко мне приходилось ви
деть его таким радостным. <<Лейбштандарт СС «Адольф Гит-
147
-0----лер», торжественно объявил он. «Мой сын попал служить в элитную часть ваФФен-СС!» Он просто онемел. Еще бы
-
его младшего сына приняли не куда-нибудь, а в такую часть! Он был страшно недоволен, что его старшего сына призвали в зенитчики. «В какие-то там зенитчики»,
-
сокрушался он.
Уже к шести часам мой поезд прибьm в Берлин. Отец сказал, что мне прямо с утра надо явиться по назначению,
причем раньше предписанного времени. Это всегда произ водит хорошее впечатление. У широких казарменных ворот застьmи огромные скульптурные изваяния солдат в длинных шинелях, оружие к ноге
-
я предъявил дежурному повестку.
Тот буркнул, мол, с какой это стати на целых восемь часов
раньше, и велел мне оставаться у ворот. Я всю ночь простоял в душном вагоне, устал, поэтому решил присесть на чемо
дан. «Я что, разрешал вам сидеть?»
-
одернул меня дежур
ный. Я отрицательно покачал головой. «Ну, так встаньте!»
-
Он уже почти кричал, физиономия перекосилась от злости. До полудня я так проторчал, стоя рядом с чемоданом,
время от времени разминая затекшие ноги. Стоять несколь ко часов кряду было для меня не в новинку
-
приходилось
выстаивать за штурвалом и больше. Боже, как же я вдруг за тосковал по своему буксиру. Только во второй половине дня, когда прибыла большая часть призывников, нас провели к зданиям бывшего кадет ского корпуса
-
к мощным каменным коробкам, потолки в
которых и лестничные пролеты бьmи раза в два шире и выше, чем я до сих пор видел. Ступени вытерлись настолько, что и ходить по ним было небезопасно. Нам восьмерым отвели кубрик. За тяжелой деревянной дверью я разглядел коридор, заканчивавшийся высоким окном. Справа несколько узких шкафчиков, слева четыре двухъярусные койки. Воздух в по мещении бьm затхлым. Пол бьm весь в сене, песке и мусоре, на столе валялись заплесневелые объедки. Мне даже не ве рилось, что придется жить в таком свинарнике. Я представ лял себе современное здание с удобными помещениями
-
разве могли элитные части быть расквартированы в таких
условиях?
148
------0Пока мы молча осматривались, явился наш новый ко мандир и рявкнул, чтобы мы немедленно приступали к убор
ке помещения. Когда я осмелился с'просить, а где швабра, тот просто рассвирепел. С раскрасневшимся лицом он при
нялся орать на нас. Мы тут же стали на колени и щетками для обуви принялись торопливо собирать грязь в кучу. Едва мы привели пол в подобие порядка и кое-как вычистили
шкафчики, как наш командир снова заставил нас стать на колени. Осмотрев шкафы, он кое-что onyда выкинул. В пьmь шлепнулись фотокарточки, одежда, коробки для бутербро дов. Мы не понимали, что мы сделали не так. Он ничего не объяснял, а спрашивать мы не решались, опасаясь нового взрыва бешенства.
Вечером мы, порядком проголодавшись, с удрученным видом сидели у себя в кубрике.
-
Лучше бы оставался дома,
-
вдруг с грустью произнес
один из нас.
Он словно угадал мысли остальных.
-
Да, у родителей было получше,
-
признался другой.
Так вы же сами рвались сюда! Добровольно!
-
про-
Едва отзвучали крики и мы забьmись сном, как в
5 утра
орал в распахнутую дверь наш командир.
нас подняли. Тело одеревенело от лежания на сене. Как бы
хорошо бьmо встать сейчас под горячий ДУШ, подумал я. Но душ оказался холодный. Мы попытались побриться, но наши физиономии от этого глаже не становились
-
какое
там бритье с холодной водой? Пришлось размягчать щетину горячим кофе, за которым сбегал один из наших. За плохое бритье можно было схлопотать наряд вне очереди.
Приближалось время утреннего построения, так что сле довало одеться, да поскорее. от выданного нам поношенно го обмундирования разило грязью, тиной и потом моего
предшественника. Мы выстроились на казарменном дворе.
-
Передвижение в течение всего периода обучения
только бегом!
-
тявкнул командир роты.
И пошло-поехало. Мы услышали первые угрозы и ос корбления за этот денъ.
149
-0----Вы, зародыши! Недоноски!
-
Мне казалось, что с нами будут обходиться строго, но уважительно,
а такого откровенного хамства я никак не
ожидал.
Вы
-
-
ничтожества, неумехи и ничтожества!
-
только
и приходилось слышать отовсюду.
И приходилось терпеть, я долго привыкал к такому об ращению.
Началась череда безрадостных дней. Приятных событий
было мало. Но к ним, безусловно, относился завтрак. Мне нравился хлеб, которым нас здесь кормили,
-
настоящий
ржаной хлеб, плотный, ароматный. Каждый получал солид ную краюху, шмот мармелада, немного искусственного меда
и маргарин. Этим мы, конечно, не наедались, только голод сильнее растравляли. Зато хоть переброситься словом мож но бьmо, казалось, вечность бы сидел вот так и чесал языком. Я не мог отделаться от мысли, что, записавшись сюда, я совершил самую серьезную в жизни ошибку. Все чаще и чаще мне вспоминались бьmые дни, когда я ходил на судах по реке. Спору нет, мне приходилось там нелегко
-
длин
нющие рабочие дни, самодуры-капитаны, придирки и так
далее. Я считал себя вполне созревшим для солдатской жиз ни, но, видимо, пере оценил себя. Каждый день обещал но вые ужасы.
Чаще всего ужасы являлись в виде 12-километрового марша где-нибудь за городом. «(Как здорово быть солда том!»
-
горланили мы, чертыхаясь про себя. И каким же по
идиотски наивным я был еще пару месяцев назад?! Потом над нашими головами гудели самолеты
-
имен
но они стали сейчас нашими учебно-наглядными пособия ми. Звучала команда «(Ложись!», и мы тут же шлепались в песок. Это продолжалось столько, сколько нашим команди рам было нужно. Ничего не попишешь
-
оставалось прини
мать условия игры. Но это бьmа отнюдь не игра, и вскоре
мне пришлось в этом убедиться
-
в один прекрасный день
командир, сапогом надавив мне на затылок, впечатал мою
150
------0морду в землю. Ему показалось, что я, видите ли, не слиш ком усердно выполняю команду «Ложись!»
Карабин, наше оружие, превратил ось в оружие против нас. Нас заставляли валяться в песке, ползать по нему, дер жа карабин на весу в упоре на локтях. Пот градом, изодран
Haя песком кожа саднит. После этого нас гнали через рвы по пояс в воде. Тут уж мы старались поднять карабины как можно выше
-
одна-единственная капля воды на оружии, и
новое наказание. Потом мы должны были прыгать на кор
точках. И вот ты прыгаешь, прыгаешь, опять же, вытянув карабин вперед. Если, не дай бог, уронишь оружие, тебе за это полагал ось отжимания от пола, или, как их называли
наши командиры, «брачные телодвижения». Ни перерывов,
ни перекуров. Одно упражнение, другое, третье ... Гоняли нас до тех пор, пока мы в буквальном смысле не валились с ног, не падали на песок, жадно ловя ртом воздух. Пока в гла зах не темнело, пока не начинала кружиться голова. Я изо всех сил старался исключить из оборота выражения типа «Я больше не могу», просто-напросто запретил себе упот реблять их. Наше начальство их не выносило.
В полдень при полной форме нас гнали под душ
- к сле
дующему построению все должны выглядеть аккуратно. Же сткими щетками мы драили друг друга, ледяная вода проте
кала под обмундирование. После этого мы выстраивались в коридоре. Из сапог вытекала наружу отвратительная зло вонная жижа, темными струйками собираясь в потоки, ок рашивая в темный цвет каменные плиты пола. Желудок сво
дило от голода, ноги и руки дрожали от напряжения. Мне страшно хотелось есть. Но я понимал, что здешнюю еду есть невозможно
-
на большой тарелке две крохотных гнилых
картофелины, обильно политых соусом, чтобы забить го
речь. К этому «гарниру» чуть мяса да жидкий бульон с кро хотными капельками жира на поверхности, чуть теплый и
без запаха. Никаких там «десертов». Каждый день ты отправ ляешься спать голодным. Постепенно стали проступать на ружу ребра, щеки впадали. Полудетская округлость лица ис
чезла, ей на смену пришла угловатость черт. «Я тебя едва уз-
151
-0----нал»,
-
испуганно признался отец, когда несколько недель
спустя впервые приехал в Берлин повидаться со мной. После обеда на «аллее плоскостопых», так называли мы это место, мы разминались для предстоящих парадов, отра
батывали строевой шаг. Ногу полагалось держать под пря мым углом. Чтобы не сорваться, я приковывал взгляд к сто явшему в конце дорожки гаражу. Некоторые не смогли удер жать равновесие и даже падали. Возле здания гаража наши командиры заставляли нас класть ногу на подоконник, а
сами усаживались на голень. «Ничего, ничего, выдюжишь, зато маршировать будет легче». Вторая половина дня, как правило, отводилась на поли тическую подготовку. Мы изо всех сил старались не за снуть
-
физическая усталость давала знать. Я старался со
средоточиться на содержании лекции
-
о войне, об уступках
колоний и территорий, о зарождении национал-социализ
ма, об Адольфе Гитлере, но уследить за всем этим не мог. Часто просто сидел, уставившись невидящим взором в про странство, но стараясь при этом сделать вид, что слушаю во
все уши. Так проходили долгие часы, когда ты постоянно
ощущаешь боль в натруженных мышцах, когда от желания спать слипаются веки. Пробуждался я от этой дремоты толь
ко когда зачитывали фронтовые сводки ОКВ, сообщая нам о местонахождении «Лейбштандарта» и об обстановке на его участке. И всегда речь шла исключительно о победах, и ни когда
-
о поражениях, подробно перечислялись исключи
тельно вражеские потери, упоминали о плененном против
нике, но никогда о погибших в собственных РЯдах, всегда речь шла о настywт~нии, но никогда об отходе. И нам посто янно вбивали в головы, что мы, дескать, должны гордиться, что уже скоро сами войдем в число сражающихся на фрон
тах. Мы втихомолку размышляли, когда же наступит пре словутое «скоро» И мы наконец сможем уйти из этой опо
стьmевшей казармы. А уйти отсюда хотелось нестерпимо, мы уже провели не одну неделю в чужом для нас мире, на
чисто отрезанные от мира внешнего. Мы рвались на фронт, туда, где, как нас непрерывно убеждали, героически сража-
152
------0лись наши товарищи. Нас бесило, что наши командиры ни словечком не обмолвились о том, что нас ждет впереди. Нас мало интересовали теории и трактаты на тему национал-со
циализма, НСДАП или Гитлера. Нас интересовало наше персональное будущее. Мы желали конкретно знать: куда
нас направят? Во Францию? В Италию? В Грецию? Или, может, в Россию? «Это начало конца. На Россию нападать бьmо нельзЯ». Я часто вспоминал слова отца, однако идея о том, что мне придется воевать на Восточном фронте, отчего
то меня не пугала. Если верить нашим командирам, «Лейб штандарт» всегда и везде сражался успешно, неудержимо
наступая и тесня врага. Я радовался, что скоро стану бойцом этой славной части.
На личную жизнь за эти недели обучения времени почти не оставалось. Свободное время уходило на пришивание за платок, отодранных пуговиц да на писание коротких писем.
Мои родители, в первую очередь мать, должны бьmи знать, как мои дела, как я по ним скучаю, как скучаю и по прежней
жизни на реке и как мне неуютно здесь. Мне хотелось, что бы родители утешили меня, чтобы я постоянно ощущал их поддержку. Но обо всем я написать, конечно, не мог
-
не
хотелось их расстраивать, в особенности отца, всегда меч
тавшего, чтобы из его сыновей вышли настоящие солдаты. Во время чистки оружия мы имели возможность побесе довать друг с другом. Стоя под высоченными потолками оружейной, мы тихо переговаривались. Все разговоры сво
дились к одному: «Когда И чем все это кончится? Когда мы наконец начнем получать нормальную пищу? Когда нас пе реведут в другое место?» Откровениям на личные темы мес
та в наших разговорах почти не бьmо. Лишь изредка мы по казывали друг другу фотографии своих близких или подру жек. Мы почти не рассуждали о наших чувствах. Все боялись ляпнуть что нибудь невпопад и оказаться в дурацком поло
жении или, не дай бог, прослыть слабаком. Тон общения бьm грубоватым. Брани не стеснялись, можно было даже от крыто выразить сожаление по поводу решения записаться
сюда добровольцем, можно бьmо даже пригрозить тем, что,
153
-0----мол, в один прекрасный день все бросить, и будь, что будет. Но делиться друг с другом страхами, опасениями, своим от
чаянием
-
тут уж каждый боролся с ними наедине. Ничего
подобного не обсуждалось. Кое-кто стремился поговорить вдвоем, без свидетелей. В основном те, кто пришел сюда прямиком из школы или из
дома. Эти куда болезненнее воспринимали вечные окрики и
оскорбления, куда болезненнее нас, работяг. И физически они были, как правило, слабее нас. Помню одного такого, звали его Хельмут, худощавый парень примерно моих лет. И вот подходит он однажды ко мне бледный, щеки впалые, с покрасневшими глазами, и начинает невнятно бормотать о том, что, мол, его здесь довели до ручки, что он больше не в
силах выдержать этого кошмара. Я, правда, постарался его хоть как-то приободрить, как и себя время от времени. А что еще я мог для него сделать? Мне и самому-то впору бьmо бе жать к «исповеднику». Мне часто вспоминались эти одино кие вечера на палубе или в каюте. Как я в отчаянии глазел в иллюминатор, всерьез полагая, что хуже жизни быть не мо жет. А теперь эти воспоминания служат мне поддержкой. Чаще всего я вспоминал о прошлом по вечерам, когда жизнь в казарме затихала. Я любил эти часы покоя. Я вообще за последние годы привык к тишине и одиночеству. И эти ве чера в казарме чем-то напоминали мне мою прежнюю жизнь.
К
22 часам
период покоя заканчивался
-
близился час
вечернего осмотра спальных помещений. Едва они врыва лись в наш кубрик, как вместе с ними сюда врывалось и на пряжение, и я про себя молился, чтобы оказаться не тем, кого они сегодня решили избрать козлом отпущения. Если мне удавалось каким-то образом оставаться неприметным и
не зависеть в этот раз от их настроения, стало быть, можно бьmо кое-что записать себе в актив. Потому что в противном случае они опрокидывали твой шкафчик, а тебя в ночной сорочке гнали на казарменный двор и заставляли до посине
ния горланить «Как здорово быть солдатом!» Или же от правляли нас «в баньку». В этом случае тебе предстояло в чем мать родила стоять под ледяным душем и чуть ли не до
154
-----0крови скрести друг друга жесткими щетками, теми самыми,
которыми мы отдраивали об~ование от грязи. Счита лось, если ты пережил вечерний осмотр помещений, то пере
жил и день. На ночь нас все же милостиво оставляли в покое. Проходили неделя за неделей, дни были неотличимы друг от друга
-
все те же окрики, оскорбления, угрозы на
ших опекунов, воспитателей и командиров. Большинство их
были люди грубые и весьма ограниченные, лишь с немноги ми можно было нормально общаться. Многие успели побы вать во Франции, в России, получили там ранения. Теперь у них на груди красовался соответствующий значок, их с ним
перевели в тыл, в учебные подразделения. Где они срывали злость на нас, курсантах. В частности, занимались тем, что
изобретали весьма оригинальные, на их взгляд, наказания за провинности: так, я однажды в тонкой рубашке, сапогах и каске простоял ночь напролет в уборной нашего коридора с оружием «на караул». Каждый, кто заходил туда, обязан был приветствовать меня
-
«охранника сортира». Дело в том,
что однажды ночью после обычных трех стаканов темного пива я проснулся, поняв, что должен бегом бежать в туалет, иначе мочевой пузырь явно не выдержит. Ну, и не добе
жал
-
обмочился. Это не прошло незамеченным для моего
командира. Он тут же разорался и спровадил меня на всю ночь «на пост у сортира».
Со временем мы научились изыскивать пути облегче
ния. Заметив, что именно было для того или иного команди ра превыше всего, на чем он всегда сосредоточит внимание,
мы изобретали способы, как обхитрить его. Например, при чистке оружия мы до блеска надраивали лишь те части кара бина, которые он обычно контролирует. Если на занятиях на местности звучала команда «вперед марш», мы неслись, как оголтелые, потом же, когда он командовал «назад», мы делали вид, что не слышим ее, и командир, чертыхаясь,
тщетно пытался докричаться, а потом вынужден был бежать вслед за нами. Мы всеми способами старались увернуться от
проявлений начальничьего самодурства. И, надо сказать, осознание того, что, если подумать хорошенько, ты не так
155
-0'----уж и беззащитен, укрепляла в нас веру в себя. К тому же я
никогда не забывал одно из наставлений отца: «Даже если тебе что-нибудь неинтересно, сделай вид, что интересно». И я взял в привычку задавать командиру глуповатые вопро
сы. В конце концов это дало результаты
-
меня стали счи
тать за идиота, которого лучше не трогать, мол, разжевывать
такому без конца незачем
себе дороже обойдется, и для
-
многих я стал пустым местом.
Изменились и наши отношения друг с другом. Мы стали действовать по принципу взаимовыручки с тем, чтобы об легчить друг другу тяготы солдатской жизни. Если во время марш-броска кто-нибудь падал, мы поднимали и несли его, виновников всякого рода проступков мы старались покры
вать. Мы научились посмеиваться и над собой, и над наши ми командирами, с некоторой долей юмора воспринимать
происходящее, что также скрашивало однообразный казар
менный быт. ЛШАГ мы расшифровывали следующим обра зом: «Лихтерфельдская школа армейской глупости», а СС
-
как «сам согласился».
После полутора месяцев пребывания в Лихтерфельде нам объявили о том, что нас перебрасывают на полигон в Дёбериц, на окраину Берлина. Мы уже радо вались веселой поездке на грузовиках через весь Берлин, воображая, как по пути будем махать руками симпатичным бабенкам, но очень скоро нам пришлось разочароваться. В Дёбериц мы отпра
вились пешочком, да еще с полной выкладкой. Если обычно нам приходилось одолевать на своих двоих не больше
12 ки
лометров, то сейчас предстояло протопать все сорок. Снача ла мы даже пели и пытались шагать в ногу. Но уже скоро были счастливы, что вообще держимся на ногах. Кое-кто брел, пошатываясь, а кое-кого приходилось и поднимать.
Прохожие смотрели на нас и только головами качали.
В Дёберице нас по
16 человек рассовали по каким-то за
пущенным баракам, а вскоре продолжилось то, что проис ходило в Лихтерфельде
-
многочасовая шагистика с кара
бинами и пулеметами. Единственным отличием было то, что здесь мы впервые стреляли боевыми патронами.
156
------0Однажды вечером нас собрали на просмотр фильма под открытым небом. Все с любопытством поглядывали на бе
лый пока экран - гадали, о чем будет кино. Все понимали, что покажуг нам либо фильм о Гитлере, либо об истории на ционал-социализма, однако каждый втуне надеялся, а вдруг
покажут художественный. Но того, что мы вскоре увидели, предугадать не мог никто: нам показали научно-популяр
ную картину о венерических заболеваниях. Дикторский текст сопровождался омерзительными примерами, в частности,
нас предостерегали от случайных половых связей на приме ре одного солдата, подцепившего сразу и сифилис, и трип
пер. Надо признатъся, наше начальство цели добилось
-
ка
кое-то время от разговоров на эротические темы мы воздер
живались.
Дней десять спустя мы как обычно тренировались на по лигоне, и у меня вдруг потемнело в глазах и я грохнулся в
обморок. Санитары на носилках доставили меня в госпи таль. Вокруг моей койки собралась целая толпа врачей, и все думали да гадали, что со мной стряслось. Мне что-то вспрыс нули, отчего я слегка приободрился. «На что жалуетесь?,)
-
осведомился один из врачей. Я с трудом повернул голову. «Так на что вы жалуетесь?,)
-
повторил врач уже с заметным
раздражением. «На чирьи на шее»,
-
пробормотал я в ответ.
Меня перевернули на живот и стали осматривать вскочив шие на шее фурункулы. Заорав, я так лягнул деревянную спинку кровати, что она треснула. Помню их огорошенные взгляды и то, что, по их словам, из моей шеи с полстакана
гноя вытекло. Потом я снова отключился и очнулся лишь двое суток спустя в промокшей от мочи койке.
Надо сказать, что чувствовал я себя значительно лучше. Боли в шее исчезли, и впервые за долгое время появился ап
петит. Потекли благостные денечки. Я целыми днями ва лялся в постели, кормежка бьmа до отвала, радуясь тому, что мне все же удалось отвертеться от опостьmевших занятий на
местности. Ежедневно появлялись врачи и медсестры. Од нажды утром они внимательно осмотрели не только шею, но
и roрло. «Вон какие гланды отрастил,),
157
-
донесся до меня го-
-0----лос врача, довольно бесцеремонно орудовавшего у меня во рту. Не успел я спросить, в чем дело, как меня внесли в спи
сок тех, кому предстоит удалить миндалины. Я оказался на предпоследнем месте, что впоследствии обернулось для меня крайне негативно.
В операционной нас дожидался жирненький доктор в белом фартучке, с белыми пухлыми ручками и свирепой фи
зиономией. Позади него дружелюбно улыбались чистенькие медсестры и санитар. Каждому из нашей четверки впрысну
ли обезболивающее. Тут же я почувствовал, как моя глотка приятно онемела, и стал спокойно дожидаться, пока подой
дет моя очередь. Дело продвигалось довольно медленно, и с каждой минутой я чувствовал, как отходит наркоз. Лейте нант, который бьш в списке передо мной, тоже поделился аналогичными опасениями. Но еще до того, как его вызва
ли, он бесследно исчез из операционной. Вероятно, офице рам подобное не возбранялось, но мне, рядовому, предстоя ло расставаться со своими гландами в условиях полностью
восстановившейся чувствительности.
Меня усадили на табурет. РЯДОМ стояло ведерко с крова выми плевками, вырезанными миндалинами и пропитан
ными кровью ватными тампонами. Врач, усевшись передо мной, стиснул ногами мои колени, а стоявший позади сани
тар зафиксировал лапищами мои плечи. Медсестра так и продолжала скалить зубы. Рядом на стеклянном столике бьши разложены инструменты, среди них нечто, очень на
поминавшее ложку с длинной ручкой. Ею нащупывали мин далину, потом накидывали на нее петлю, стягивали ее и, та
ким образом, отрезали. Врача, похоже, мало заботило, что эта ложка для моих миндалин явно маловата. Вот он и ша рахнул по ним где-то в середине. Я дернулся, попытался вскочить, замычал, но меня крепко удерживали сильные
руки санитара и мощные окорока врача. Я выплюнул крова вые ошметки в ведро. Все это заняло считаные минуты, но они показались мне вечностью. По завершении пытки я, не твердо ступая, побрел в палату и тут же настрочил родителям
158
-----(бкратенькое послание: «Мне вырезали гланды. Все погано. Ваш сын». В моей палате лежал один
17 -летний парень, которому
тоже недавно вырезали гланды. После операции он вернул ся в палату с сильным кровотечением. Ночью я слышал, как
он стонет. Санитар войдет, устало глянет на него и вновь ис чезнет. Рано утром я слышал, как парень хрипел, потом пе рестал. Умер. Две недели спустя я вернулся к себе в роту'. Врачи про писали мне щадящий режим, и я в течение нескольких дней
был занят во внутренней службе. С пачкой писем в руках об ходил кубрики и раздавал почту. На двери в один из кубри
ков красовалась табличка: «(Опасно! Дифтерит!» Помедлив, я все же вошел и быстро бросил несколько писем на стол. Тогда я не подумал, что я едва оправился после удаления
гланд, но и рана в горле еще не успела зажить. Потом при шлось об этом пожалеть. Так пролетели несколько дней во внутренней службе, и я вернулся к своим. С ужасом я убедился, что за время моего отсутствия мой шкафчик почти опустел: исчезла одежда, по суда, масленка и так далее, одним словом, большая часть моего имущества. Поскольку честность в вафФен-СС само собой разумелась, никаких ключей и замков у нас не име
лось. Но, судя по всему, кое-кто из моих товарищей не
прочь бьUI злоупотребить этим. Не обвиняя никого конкрет но, я все же предъявил своему командиру полный список
пропавших вещей, приложив и заявление об их пропаже. На первом же построении во дворе казармы командир велел
мне выйти из строя. Да как вы посмели подозревать в воров
стве своих же товарищей, рявкнул он на меня. Дескать, в «Лейбштандарте» ничего подобного не бьUIО, нет и быть не может, так что, мол, вам самому придется оплачивать про
пажу. Хотя я понимал, что обошлись со мной несправедли во, все же предпочел не перечитъ.
Я не знал, что делать, а потом решил обратиться за помо щью к отцу. Вечером я разыскал одного санитара, с которым познакомился за время пребывания в санчасти, и попросил
159
-0----у него разрешения воспользоваться служебным телефоном,
хотя частные звонки бьmи строго-настрого воспрещены. Он согласился, потом проследил у дверей, чтобы никто нас не
застукал, пока я говорил. Вызвонив отца, я в двух словах описал ему инцидент. «Мой мальчик, все понятно, я обо всем позабочусь»,
-
сказал он, не вдаваясь в детали. На сле
дующее утро на построении командир вновь приказал мне
выйти из строя. Вероятно, мой отец позвонил ему и отчитал
по полной программе. И вот за это мне сейчас предстоит от дуваться. Тоже по полной программе. Но ничего подобного. «Отправляйтесь на склад и получите все про павшие вещи согласно представленной вами описи»,
-
буркнул он и ве
лел мне встать в строй. Что там мой отец наговорил ему, это го я так и не узнал. Единственное, что он мне сказал потом, так это то, что он, дескать, «показал твоему командиру роты, где раки зимуют».
После нескольких недель мы вновь вернулись из Дёбе рица в родные казармы Берлин-Лихтерфелдде. И на следую щий день на занятиях по строевой подготовке у меня носом
пошла кровь. Командир мельком глянул на меня и велел
мне полежать на боку. Правда, уже несколько минут спустя рявкнул на меня: мол, долго ли я еще собираюсь валяться. Я поднялся, кровотечение никак не унималось, и он все же
направил меня в санчасть к врачу. Тот заглянул в горло, об наружил там нагноение и сказал: «Дифтерит. По всей казар ме объявить карантин». Несколько часов спустя меня перевезли в спортзал где
то в Берлине. Спортзал был уставлен койками, занятыми молодыми людьми. По ночам многие из них стонали, а ко гда распахивалась дверь в кладовую для спортснарядов, все понимали, что увозят очередного умершего.
В отличие от большинства остальных моих товарищей по несчастью, я чувствовал себя в целом сносно. Горло не болело, только температура, да и то не запредельная, хоро шей еды хватало, да и медсестры бьmи очень добры к нам. К тому же приятельница моего брата по несколъку раз на неде ле приходила ко мне, она была родом из Берлина. Однажды
160
-----~_. она притащила мне коробочку шоколадных конфет, акку ратно и красиво перевязанную нарядной ленточкой. эти ви
зиты закончились, когда брат :ЗаПРеТИЛ ей видеться со мной
-
она призналась ему, что, дескать, влюбилась в меня.
Мало-помалу я почувствовал, что день выписки из изо лятора не за горами. И хотя опухшее небо мешало говорить, температуры больше не бьmо, и врачи решили, что я полно стью оправился и могу служить дальше. Поэтому я решил все же не спешить по кидать наш временный госпиталь, а
побыть еще несколько дней. Я вспомнил, что врачи всегда считали необходимым для выписки критерием отсутствие температуры. И отыскал способ «повысить» ее, тайком на тирая градусник об одеяло перед началом послеобеденного врачебного обхода. Да, удивлялись врачи, температура вновь подскочила
-
с чего бы это? И так я сумел продлить пребы
вание в госпитале на добрых пару недель. В конце августа
1942 года мы узнали,
что нас переводят
во Францию для продолжения боевой подготовки. Меня единственного из всех решено бьmо оставить в Берлине
-
нагонять упущенное за период болезни. И я еще полтора ме сяца проторчал в роте охраны, часами стоя на посту у рейхс канцелярии.
Но в октябре и мне вручили направление во француз
ский городок Орбек. Там нашу роту пехоты переучивали
-
решено бьmо пересадить нас на танки. Только вот самих танков не было. И мы осваивали обслуживание и ремонт танков, не имея в наличии ни единой машины. Мы даже в глаза танки не видели, не говоря уже о том, чтобы забраться в них. Нас просто строили в каре, и мы должны бьmи пере двигаться по местности, имитируя танк. А позади бежали наводчик и заряжающий, впереди
-
водитель и радист, а
шествовавший в центре командир танка раздавал приказы.
Я едва сдерживал смех, услышав команду «Танки вперед!» Только несколько недель спустя мы все-таки получили мат часть
-
один-единственный танк, на котором нам пред
стояло обучаться.
Позже я стал учиться на танкового радиста. Тогда я по6
Эсэсовская «гвардия» в бою.
161
-0'----знакомился с одним офицером связи. Ему понравилось мое серьезное отношение к учебе, и он спросил меня, не хоте лось бы мне стать его денщиком, иными словами, мальчи
ком на побегушках. Я прекрасно понимал все преимущест
ва, в первую очередь, абсолютно легально избежать всякой дурятины и, разумеется, согласился. Мои обязанности сво дились к тому, чтобы по утрам являться к офицеру на квар
тиру, разбудить его и вычистить ему сапоги. Иногда я сдавал прачке белье в стирку и исполнял разные мелкие поручения.
Вечерами мы обычно сиживали в орбекских питейных заведениях. Чаще всего ходили в один маленький ресторан чик, где хозяин готовил отменный гуляш. Но потом переста ли туда ходить, узнав, что гуляш этот приготовлялся из со
бачьего мяса, а потом скармливался немцам. Иногда прихо дилось сталкиваться и с местным населением, иногда мы
даже перебрасывались словами с французами, говорившими по-немецки, но в целом и мы, да и они, предпочитали дер
жаться друг от друга подальше. Мое общение, например, ог раничивалось встречами с прачкой
-
женщиной, которая за
деньги и пару банок мясных консервов соглашалась высти рать белье офицера, у которого я был денщиком.
В декабре я впервые вне родного дома отпраздновал Ро ждество. В актовом зале школы стояла наряженная елка, стены и столы были украшены, уютно, совсем по-домашне
му мерцали свечи. Каждый из нас получил рождественский кекс «от фюрера» и поздравительную открытку, в которой нам выражалась благодарность за службу в «Лейбштандар те». Подали вкуснейшее жаркое и массу других блюд, кото
рых мы уже бог знает сколько и в глаза не видели. Мы пели, было весело, и вообще рождественский вечер удался на сла
ву. Настроение чуть подпортилось, когда стали зачитывать список павших в боях и в память о каждом зажигать свечу. В январе
1943 года безмятежной поре
в Орбеке пришел
конец. Пришлось сменить комфорт расквартирования на товарные вагоны. Сидя в теплушках, болтая ногами, мы на блюдали быстро сменяющиеся ландшафты зимней Фран-
162
-----0ции. Поезд наш следовал на восток. Но вот куда именно, этого мы не знали.
Поездка продолжалась много дней. Мы проехали через всю Бельгию, часть Германии и в один прекрасный день сделали остановку в Магдебурге. На путях медсестры кор мили нас гороховым супом, а молодые женщины
-
шокола
дом и сладостями. Пришлось увидеть и тех, что постарше,
-
размалеванные бабищи предлагали нам полакомиться ими.
«Эй, военный, две марки десять за выстрел ниже пояса!», нараспев сообщали они. Я онемел. Как так? Национал -со циалисты неизменно превозносили женщин, в особенности
матерей. И я всегда почитал свою мать. А тут ... Пришлось воочию убедиться, что существуют и продажные женщины.
На меня этот станционный эпизод произвел неизгладимое впечатление, я много раз затрагивал эту тему в разговорах со
своими товарищами. Кое-кто был потрясен, другие же, в особенности жители крупных городов, не видели в этом ни чего из ряда вон выходящего и только похохатывлии над
нами.
Во второй половине дня мы прибыли в Бург, городок не подалеку от Магдебурга, где заняли пустующую казарму. Здесь нам предстояло провести три следующие недели. Вре мя муштры, придирок и изнурительной подготовки кануло в
прошлое. Теперь мы сутками тренировались на материаль ной части, полученной здесь же, а по вечерам бегали в уволь
нение
-
до полуночи. В казарме бьmа возможность поку
пать в военторге различные товары: сигареты, зажигалки,
портмоне и впервые за все время службы даже спиртное.
Большинство наших до сего времени не имели опыта упот ребления шнапса, поэтому и напивались до бесчувствия.
Я тоже не избежал подобного. В одном питейном заведении я познакомился с девушкой, звали ее Герта. В самый первый вечер выпито бьmо столько, что потом моим двоим товари
щам пришлось буквально на руках нести меня в казарму. Но истинный ужас я пережил на следующее утро, проснувшись
в обнимку с кем-то из наших на его же койке. Я впал в пани ку
-
гомосексуальные отношения в нацистской Германии
163
-~----сурово карались, все даже заподозренные в них тут же с
треском вьmетали из ваффен-СС, и этим дело не заканчива лось. Я, дрожа от страха, стоял перед ротным. Но тот отнес ся к этому как к недоразумению, поняв, что я просто по пья
ни перепутал койки. На том инцидент и был исчерпан. За время пребывания в Бурге мы с этой Герти, можно сказать, соumись и после того памятного вечера встречались
регулярно. До тех пор пока в казарму внезапно не заявились
мои родители. Они очень пеклись о своих детях, и даже не взирая на приличное расстояние, ездили к ним. Приезжали
ко мне даже в берлинскую учебку. Приходилось все время быть с ними. По вечерам мы гуляли, я был страшно рад их приезду. Потом наступил день отправки на фронт. Мы уже знали, что нас посылают в Россию. И вот ближе к вечеру, уже почти стемнело, мои родители приumи посмотреть, как
нас садят в товарные вагоны. «Иди хоть С родителями по
прощайся»,
-
велел мне офицер связи. Я крепко пожал руку
отцу, обнял мать. Она не могла удержаться от слез. Много лет спустя она призналась мне, что отец тогда сказал: «Все. Больше мы нашего мальчика не увидим. Он едет в Россию. А оттуда не вернется».
6 Когда состав тронулся, я, стоя в дверях вагона, махал моим родителям на прощание до тех пор, пока они не пре
вратились в две крохотных фигурки. Я очень тяжело пере живал расставание с ними. Помню, мои товарищи вовсю горланили песни, а я в одиночестве сидел на· соломе и раз
мышлял. До этого момента я радовался предстоящей от правке на фронт, но слезы матери так расстроили меня, что я уже бьm готов спрыгнуть с поезда и остаться с ними. Наш состав неторопливо двигался в восточном направ лении. Вагон отапливался двумя печками-чугунками, ино гда становилось так жарко, что приходилось даже раздвигать
двери. В вагоне нас было сорок человек, все в летнем обмун дировании. Спали мы вповалку на устланном соломой полу,
164
-----0подложив под голову вещмешки. По радиостанции, кото рую я снял на время поездки с нашего связного танка, мы
ловили музыку. Каждый день наш'а военная станция в Бел граде без нескольких минут десять вечера транслировала
очень популярную в то время песенку «Лили Марлен». Мы, естественно, подпевали, стараясь перекричать друг друга.
Днем мы рассуждали на женские темы
-
вспоминали своих
подружек из Бурга. Все до сих пор не могли забыть, как они кидались на нас
-
еще бы, столько красавцев сразу, да еще в
ладно подогнанной, с иголочки форме. Все показывали друг другу фотографии девчонок, тут же разгорались жаркие дис куссии на тему девственница или уже нет. Мне тоже было,
кого показать
-
ту самую Герти, она перед самым отъездом
вручила мне на память свою фотокарточку, подписав на об
ратной стороне: «С любовью, твоя Герти». Мы рассказьmали друг другу о том, как жили до призыва в армию, вообще час то вспоминали дом, слушали музыку и часами резались в
«двадцать одно». Все наслаждались отсутствием муштры и тренировок. Эти дни в пути бьmи для нас желанной награ
дой за недели и месяцы казарменного идиотизма. После долгого периода превращения тебя в ничтожество мы вновь постепенно обретали чувство доверия друг к другу, почти ут
раченное чувство собственного достоинства. Мы знали, что к войне нас подготовили неплохо и что мы сумеем это дока
зать в первом же бою. Под стук колес пролетали дни, но мы не знали точно ни пункта назначения, ни того, что нас там ждет. Сначала нас
везли на северо-восток в сторону Восточной Пруссии. По том поезд стал приближаться к Польше, и некоторое время мы ехали параллельно линии фронта на юг, а потом снова повернули на восток. Как выяснилось позже, эти маневры предпринимались с целью ввести в заблуждение русских. Никто не должен бьm знать, где, на каком именно участке действует «ЛеЙбштандарт». Чем ближе мы подбирались к России, тем холоднее становилось. А однажды ударил са мый настоящий мороз, даже чернила в авторучке замерзли,
и я вынужден был писать родителям карандашом.
165
-0----Дней через десять наш эшелон добрался до России. Пе ред нами раскинулась бескрайняя заснеженная территория. Даже мне, уроженцу нижнего Рейна, где преобладает рав нинная местность, бьmо непривычно созерцать такие про сторы
-
ничего подобного до сих пор я не видел. Глазу не за
что зацепиться
-
сплошная белая пустыня без конца и края.
Меня охватило неведомое чувство потерянности и пронзило
острое желание вернуться домой, в родную Германию. Когда я, несколько месяцев спустя, это бьmо между Пас
хой и Троицей, получил письмо от матери, она писала: <<Здесь уже расцветает сирень». А в России тогда все вокруг остава лось однообразно белым. Лишь недели спустя я заметил тем ное пятно неподалеку от идушей через поле дороги. Спрыг нув с танка, я как мальчишка руками стал разгребать едва оттаявшую землю. Тогда я впервые прикоснулся к россий скойземле. Крупные города по пути встречались очень редко. Из местных жителей мы видели только детей, которые болта лись у железнодорожного полотна, выклянчивая еду. Обор ванные, исхудавшие, грязные. Мы поначалу пришли в ужас
и бросали им консервы и хлеб. Но когда наш интендант пре дупредил, что мы, действуя так, жертвуем своим собствен ным рационом, мы стали осмотрительнее. И все равно, нель зя бьmо без содрогания смотреть на эти полные мольбы, го лодные глаза.
Из Бурга мы выехали около двух недель назад. Фронт, по-видимому, пролегал довольно близко, и нам уже скоро
предстояло боевое крещение. Однажды ночью, мы как раз только что прослушали «Лили Марлен» и уже засыпали, наш состав тряхнуло так, что буфер впереди идушего вагона про ломил дощатую стенку нашего. Я как раз лежал под ней, и стальная махина пропорола дыру буквально в полуметре от меня. Я почувствовал, как вагон сначала накренился, потом повалился набок и рухнул под откос. Мы дважды переверну
лись. По вагону, сыпля искрами, летали наши временные печки и оружие. И только оказавшись внизу, упершись во
что-то, вагон замер. Раздались дикие крики
166
-
многие полу-
-----0чили тяжелые ожоги от печек
или ушибы от летавшего по вагону оружия.
В кромеппюй темноте один из наших, встав на мечи това рищу, попытался отодвинуть тяжелую дверь, теперь распо ложившуюся уже над нами, но
она
не
поддавал ась.
Тут
я
вспомнил про дыры в стене,
выбрался через них наружу и попытался открыть дверь сна
ружи. В свете пьшавших ваго нов я откинул засов и налег на
дверь. Сначала она чуть под далась, но потом ее вновь за
КЛИНИЛО,образоваласьтолько
узкая щель. Поднявшись, я стал осматриваться в поисках
Гренадер ее.
подходящего инструмента, но тут из близлежащего лесочка
партизаны открыли по нам огонь. Вокруг засвистели пули, продырявливая деревянные стенки нашего вагона. Я крик нул, чтобы мне подали оружие и патроны, схватив карабин,
я лихорадочно стал заряжать его. Но что такое? Я не мог за гнать патрон в патронник. Тысячу раз в учебке приходилось это делать, а тут, в боевой обстановке, не смог! Патрон наот рез отказывался влезть в положенное место. Бред какой-то! Схватил еще один
-
результат тот же. Только потом я сооб
разил, что мне второпях подали карабин венгерского солда та, за несколько часов до этого подсевшего к нам в вагон.
Пока я возился с оружием, несколько человек наших сумели пробраться к танкам в хвосте состава. Развернув башни, они выпустили несколько снарядов по нападавшим и угостили
их длинной очередью из пулемета. И тут же партизаны пре кратили огонь.
Мы стали вытаскивать из вагонов раненых и все осталь-
167
-0'---.-ное. Неразбериха была жуткая. Несколько вагонов пьшали, как свечки, отовсюду доносились стоны И крики раненых.
Наши командиры носились туда-сюда, не зная толком, что
предпринять, приказывали нам бежать сначала в одно ме
сто, потом тут же отменяли приказ. А мы в тонюсеньком об мундировании стояли на морозе босиком на снегу. Потом всех нас созвали к вагону, в котором ехал наш унтерфюрер. Из проломленной в досках дыры торчала голова нашего ко мандира. «Сейчас, обершарфюрер, минуту, я вам помогу!»
-
крикнул я и, ухватив его за голову, попытался вытащить на
ружу. Но ... Что это?! Голова обершарфюрера осталась у меня в руках. Я, едва не потеряв сознание от ужаса, несколько се кунд держал ее за курчавые волосы, а потом выронил и от
скочил прочь. Потом эта сцена еще долго стояла у меня пе ред глазами.
Едва мы оказали первую помощь раненым, как разрывы
возобновились. Теперь грохотало где-то в голове состава. Оказывается, мы столкнулись со встречным составом, гру женым боеприпасами, к которому прицепили и несколько вагонов, где ехали украинцы, вспомогательные служащие
вермахта. Пытаясь выбраться из горящего вагона, люди дико вопили, молотили кулаками по деревянным стенкам.
Мы и рады бьши бы помочь им, но рвавшиеся в огне бое припасы не давали подойти к вагону. На наших глазах зажи во сгорали люди.
Позже меня подозвал наш офицер связи. Я должен бьш
подобрать себе напарника и вместе с ним отправиться к ближайшей станции за помощью. Вероятно, офицер уже не понимал, что делает, поэтому и отдал заведомо невыполни
мый приказ. Мы находились в глубоком ТЬШУ, строго гово ря, на ничейной земле, где вовсю действовали партизаны,
где из-за каждого придорожного куста в тебя могли пальнуть из автомата, к тому же стоял мороз, да и кто мог сказать, где
она, эта следующая станция. То есть вероятность вернуться живым бьша практически нулевой. Но
-
как говорится
-
приказ есть приказ, и мы отправились вьшолнятъ его.
Пройдя вдоль обоих составов, мы в свете луны увидели
168
------0-
Немецкое наступление в Советском Союзе.
убегавшие вдаль рельсы. Переглянувшись, мы без слов по
няли, что никуда отсюда не пойдем. Забравшись на тормоз ную площадку первого вагона, мы дождались рассвета. А ут ром офицер связи, увидев нас, ни о чем не спросил. За время нашего отсутствия выяснилось, что до ближайшей станции больше
30 километров.
И он, по-видимому, понял, что с нас
спрос невелик.
К полудню к месту катастрофы прибьmа группа ремонт-
169
-0-----
Немецкое наступление в Советском Союзе.
ников. Столкнувшиеся паровозы растащили, разбитые и сгоревшие вагоны столкнули под откос, а те, что были на
ХОДУ, отбуксировали на станцию. Раненых забрали санита ры, а погибших перенесли в кузов грузовика, который их тут же увез куда-то.
Командир роты выстроил нас на перроне. Мы знали его уже полгода, но только сейчас впервые за все время он повел
себя чисто по-человечески. «Ребята,
170
-
сказал он, обведя
-----0взором наши понурые лица,
-
эта ночь бьmа не из легких.
Но впереди нас ожидают вещи и похуже. Поэтому
забудь
-
те». Но нам было не так-то просто взять и позабыть о собы тиях той трагической ночи. Некоторым из нас пришлось впервые видеть убитых. И в последующие несколько дней
мы вели себя на удивление тихо. Даже «Лили Марлею> и то перестали слушать.
Вскоре нас пересадили в новый состав, и поездка на вос ток продолжилась. Какое-то время спустя мы остановились на маленькой станции поблизости от какой-то деревни. Нам предстояло выгрузиться и встать на постой в этом населен
ном пункте. Предстоял первый контакт с русским местным населением. Вместе с офицером связи мы постучали в один из домов. Нам отворила женщина. Ей было не больше соро ка, но грубое, в морщинах лицо и повязанный на голове платок превращали ее чуть ли не в старуху. Она без слов по сторонилась, пропуская нас в дом. По-видимому, неожи данные визиты были ей в привычку
-
как своих, так и нем
цев. Женщина провела нас в большую комнату. В углу висе ло застекленное изображение Девы Марии и Иосифа, украшенное яркими бумажными цветами. У обмазанной глиной печки в качалке сидела старуха в длинном черном
платье. Тут же рядом за грубо сколоченной дверью распола галась корова и кудахтали куры. Через щели в стенах страш но дуло
-
все это мало походило на дом, скорее уж на лачу
гу. Мы расположились прямо на полу, на соломе, а обе жен щины забрались спать на печку. Потом по вечерам они всегда предлагали нам поесть, но мы отказывались
-
мест
ная русская кухня была нам явно не по вкусу. Зато мы сами угощали их гуляшом, если он оставался в полевой кухне.
Они за это давали нам яйца, молоко и, конечно же, соленые огурцы, которые они держали бочками.
Однажды вечером мы решили зайти в соседний дом, от куда доносились громкие голоса. Там собралась компания русских
-
человек десять. Если до сих пор мне приходилось
видеть исключительно стариков, то здесь присутствовали и
молодые женщины. Они пели какую-то длинную-предлин-
171
-0-----
Перед атакой.
ную песню из многих куплетов. С первого дня я стал пы таться изучить хотя бы несколько русских слов, и это при
несло плоды
-
с великим трудом, но я все же разобрал не
хитрый текст: «Итальянцы забирают кур и яйца, немцы молоко, понять не могу, отчего это на Луне нет водки». Рус ские страшно удивились, почему мы не возмутились по по воду содержания этих куплетов, но нас это на самом деле не
трогало. Напротив. Позже мы разучили песню и сами пели ее у костра. Как не возмущали и настойчивые попытки од ной, коммунистически настроенной русской женщины об ратить нас в свою веру. Она довольно прилично говорила по-немецки, язык эта молодая особа выучила в Москве, в какой-то там партийной школе. С характерным акцентом она не уставала повторять, что с нетерпением ждет, когда
сюда вернутся русские солдаты. А мы просто хохотали в от вет, и эти ее попытки ничуть не портили в целом вполне
дружелюбной атмосферы общения. Надо сказать, я за эти десять дней научился отдавать должное русским. Они бьши настроены к нам вполне лояльно, если не сказать дружелюб но, проявляли самое искреннее добросердечие и великоду-
172
-----0шие, если, конечно, и мы относились К ним соответственно.
Лишь однажды у меня произошла стычка с одной женщи ной, наотрез отказавшейся дать мне чуть-чуть подсолнечно
го масла
-
нам не на чем бьmо поджарить картошки. И хотя
масла у нее было больше чем достаточно, она буквально на кинулась на меня, когда я попытался выцедить из канистры
совсем немного масла. Пришлось пригрозить ей оружием, чтобы она отстала. И вот мы получили приказ отступать
-
русские войска
пробили внушительную брешь в нашей обороне и надвига
лись на нас. Очень нам не хотелось покидать эту деревню и двух наших хозяек. Никогда не подозревал, что у совершен но незнакомых людей почувствую себя вполне комфортно.
И мы стали отходить. Отходили до тех пор, пока наша ко лонна вновь не набрела на очередную деревню. Я после обе да решил пройтись по селу, тут меня останавливает гаупт
штурм фюрер и осведомляется, сколько мне лет. «Семна дцатъ»,
отвечаю ему. «В таком случае, тебе следовало еще
-
год назад погибнутъ»,
заявил он и забрал меня на свой раз
-
ведывательный бронеавтомобиль. Потом он отыскал еще пя терых солдат, и мы отправились куда-то в восточном направ
лении. Мы понятия не имели, что именно он задумал, но в том, что явно ничего хорошего, мы не сомневались. «Навер няка у него шея зудит лась!»
-
-
по Железному кресту истоскова
язвили мы. И вот мы на морозе под двадцать граду
сов сидим в открытом кузове, притулившись друг к другу, и
глядим, как деревенские хаты исчезают за горизонтом. Ча сами мы ташимся по заснеженной пустыне до тех пор, пока
не кончается бензин. Буквально на последних каплях доби раемся до новой деревни и ночуем в хате на взгорье. Гаупт штурмфюрер отсьmает нас раздобыть еды. Дело в том, что когда у солдата заканчивается паек, он обязан прокормить
себя сам
-
именно это втемяшивали нам в головы в учебке.
Вот мне и пришлось бегать от одной хаты к другой. Когда с карабином вошел в одну из лачуг, на меня испуганно уста
вились две женщины и маленькая девочка. Они тут же бро сились к печке и стали предлагать мне только что испечен-
173
-0-----
Разведгруппа в лесах России.
ную булочку. Я уселся за стол и стал есть, раздумывая, как бы объяснить им, что, дескать, одной булочки мне маловато
и что мне нужно довольно много еды. Они дали мне еще не сколько штук, а потом я велел проводить меня в стойло, где
находился теленок. Только я стал отвязывать его, как они в голос разрыдались и с мольбой в глазах стали меня тянуть за
рукав, потом стали на колени. Девочка тоже раскричалась, глядя на обеих женщин. И тут решимость моя была поко леблена. Никогда еще никто не становился передо мной на колени. К тому же женщины с пониманием отнеслись ко мне, даже булочкой угостили. А я в благодарность собрался лишить их единственного средства выживания. Положив руку на плечо женщине, я отдал ей веревку и пошел прочь.
Своим товарищам и гаynтштурмфюреру я сказал, что, дес кать, кроме булочек, ничто раздобыть не удалось.
На следующий день мы, выйдя на поле, вьшожили из сена в снегу шесть букв: «БЕНЗИН», потом подожгли их.
Наши летчики действительно заметили наш зов о помощи и сбросили нам пару канистр, чтобы мы смогли вернуться к
своим. Мы так и не узнали, каковы бьши намерения гаynтш-
174
-----0турмфюрера. Его в наказание куда-то перевели от нас, пото му ЧТО, как выяснилось, он действовал без приказа свыше. В первые дни марта
1943 года началось наступление на
Харьков, крупный город на Украине. Все предьщущие меся цы продолжались ожесточенные бои за этот город, какое-то
время он даже бьm в наших руках, но теперь снова перешел
к русским. Направляясь к Харькову, мы встречали отступав ших итальянских солдат, успевших сбыть свое оружие пар
тизанам. Это навело нас на мысль, что немецким войскам на юге России приходится несладко и что на наше прибытие
возлагают большие надежды. Ежедневно мы на несколько километров приближались к Харькову. Вместе с нами следовало и подразделение теле
фонистов, куда меня и назначили. Мы обычно находились примерно в
2-3 километрах от передовой.
Наша работа на
чиналась только с наступлением темноты, когда заверша
лись бои. И мы до глубокой ночи занимались про кладкой
телефонных линий и кабелей между частями. Иногда при ходилось тянуть про вода на несколько километров, пере
двигаясь на обычных санях, запряженных лошадьми. Впро-
Штурмовое орудие и пехота на марше.
175
-0----чем, если сравнивать нас с теми, кому приходилось действо
вать на передовой, нам еще относительно везло
-
быть в
связистах было куда менее опасно. Но случал ось, что и мы оказывались лицом к лицу с опасностью. Однажды мы, как обычно, тянули линию к выдвинутому вперед взводу стрел ков-мотоциклистов, но поступило распоряжение снова свер
нуть кабель. Нас было трое, вооруженных только карабина ми. Мы отправились к передовой и снова стали наматывать его на катушку. И вот где-то на полпути вдруг перед нами возникли темные фигуры. В тусклом свете луны невозмож
но бьmо разобрать, кто это
-
свои или же русские. Они мед
ленно шли прямо на нас. Сначала мы, было, подумали, что это ребята из взвода стрелков-мотоциклистов, но треска
двигателей не бьmо слышно. И когда до них оставалось не более
50 метров, я разобрал форменные меховые шапки рус
ских солдат. Мы тут же развернули сани и помчались назад,
в расположение нашего подразделения. Даже прибыв на ме сто, мы дрожали от страха
-
впервые мы увидели врага так
близко. Мы, будучи, по сути, необстрелянными, явно спло ховали, оказавшись во внештатной ситуации. Позже наш командир сказал, что эти русские наверняка бьmи такими
же вполне безобидными связистами, как и мы. Дескать, на ткнулись на нашу линию, да и подумали, а отчего бы не смо
тать ее и не прихватить с собой, в конце концов, сколько раз и нам приходилось подобным же образом поступать со слу чайно обнаруженными линиями русских.
Следует признаться, что это был единственный инци дент, потому что в остальные дни и ночи для нашего подраз
деления ничего не происходило. Мы целыми днями не сле зали с нашего Кfz
69,
небольшого вездехода, одолевая кило
метр за километром. Помню, мы страшно мерзли на нем
-
неудивительно, машина была крыта брезентом, задувало
жутко. И мы едва шевелили руками, прибыв в нужное место. Однажды мы проезжали какое-то село, и по нам открьmи огонь сзади. Пули превратили покрышки в ошметки. Это здорово осложнило ситуацию
-
пришлось со всем хозяйст
вом пересаживаться на обычный грузовик с открытым кузо-
176
-----~вом. И мы просто околевали наверху от холода
-
наши ме
ховые куртки от русских морозов не спасали. На ушах и но сах вздувались пузыри
-
обморожение. Ноги немели от
холода. И вечером, слезая с грузовика, мы просто падали в снег
-
промерзшие ноги не повиновались. А тепло в хатах
оборачивал ось другой бедой
-
вшами. Эти злобные насеко
мые бьmи везде и всегда норовили забраться туда, где теп
лее. от их укусов зудело все тело. Мы до крови расцарапыва ли грудь, икры и другие участки с волосяным покровом.
Поскольку никакой порошок против вшей не помогал, мы изобретали свои способы избавиться от досадных крово
сосов. Целыми вечерами мы только и занимались, что дави ли их. На всю оставшуюся жизнь я запомнил это специфи ческое, мягкое потрескивание. Мы даже вели счет прикон
ченным мучителям. Ночью мы одевали поверх меховых курток белые маскхалаты. Вши обычно забивались в швы. А утром мы сворачивали маскхалаты, укладывали их в гли
няные горшки и совали в печь. Это хотя бы на несколько ча сов избавляло нас от мук. Потом я экспериментальным пу тем установил, что вши не пере носят одеколона. И я целы ми днями окроплял одеколоном их излюбленные места, благо этой душистой жидкости было на складах хоть залей ся. А подковырки друзей, что, мол, от тебя так разит, что на метр не подойдешь, я воспринимал как комплимент.
Я подвергся совершенно жуткой атаке вшей после того, как однажды едва не обморозил ноги, проехавшись в кузове
грузовика. Тогда я отыскал хату и на банку говяжьей тушен ки выменял у одной старушки меховые сапожки. В них бьmо по-настоящему тепло, но я и подумать не мог, что они на
сквозь завшивлены. Насекомые выгрызли мне кровавое кольцо выше щиколотки. Я потом несколько месяцев не мог избавиться от язв. К середине марта мы снова овладели Харьковом. Бои бы ли страшные, обе стороны понесли колоссальные потери. Я к тому времени уже сидел в танке командира батальона
-
он назначил меня своим радистом. В первые дни мне бьmо очень не по себе
-
я мало смыслил в радиоаппаратуре и по
нятия не имел, как действовать, случись что. К тому же те-
177
-0-----
Уличные бои в горящем городе.
перь приходилось принимать непосредственное участие в
боях. Но наградой за все опасности бьmо блаженное тепло.
В танке сам двигатель
-
печка. Но вот только вши не остав
ляли в покое даже в танке. Стоило только отогреться, как они переходили в наступление
-
вгрызались в бока, икры,
бедра.
В Харьков мы въехали по широкому шоссе. Безысход
ной тоской веяло от этого города. Собственно, именно так я и представлял себе русские города. Повсюду лежали трупы советских солдат. Люди грузили их на какие-то убогие руч ные тележки. Большинство так и лежали босыми
-
сапоги
сташили местные жители, испытывавшие отчаянную нужду
во всем, не только в обуви. Мы выехали в центр города. Многие здания бьmи серь езно повреждены или разрушены
-
это успел поработать и
наш батальон. На Красной площади наши солдаты сорвали красный флаг и вывесили табличку:
«PZatz der Leibstandarte».
Наше подразделение проехало до самого Тракторного заво-
178
-----0да и заняло его территорию. Именно здесь производились знаменитые танки Т -34. Мы получили приказ прорваться к Белгороду расположенному примерно в
- городу, 70 километрах севернее Харь
кова. Город удерживали незначительные силы русских, так что мы практически без боя овладели им. Вечером пришлось искать место, где стать на ночлег. Мы выбрали какой-то пустовавший госпиталь. Поставив танки во дворе, мы реши
ли обследовать большое здание в виде буквы «Г». По дере вянной лестнице поднялись наверх. С автоматами наготове мы распахнули дверь и оказались в большом и совершенно пустом помещении. В углу стояла традиционная обмазанная глиной печь, вся левая стена была обшита крашенным зеле ной масляной краской деревом. В ней имелась еще одна
дверь. Я отворил ее, рассчитывая найти там дрова для печки, но вышел на лестницу. В тусклом свете мы вдвоем подня лись по ней до чердачного люка. Я попытался налечь на
люк, но он не подался. «Явно на нем кто-то сидит»,
-
пошу
тил я, и мы снова спустились.
Решено было ночевать в большом помещении. Рассте лили несколько одеял и улеглись поближе друг к другу, что
бы было теплее. Наконец-то можно бьmо вытянуть ноги, потому что несколько ночей пришлось спать сидЯ в танках. Утром я, раздевшись до пояса, едва успел намьmиться,
как загремели выстрелы из танковых орудий. Остальные, кто уже покончил с утренним туалетом, схватив оружие, вы
бежали на улицу. Крикнув им вслед, что, мол, сейчас я вас догоню, я принялся смывать мьmо с лица. И тут краем глаза заметил, как дверь в обитой деревянными крашеными пане лями стене бесшумно отворилась, показалась совершенно
черная рука, потом возник перепуганный насмерть русский
солдат. «Руки вверх!»
-
рявкнул я по-русски. Солдат немед
ленно поднял руки. Потом я спросил, один ли он. Тот энер гично закивал. Автоматом я показал на дверь, солдат молча открьm ее и стал спускаться по лестнице. Во дворе меня до жидался офицер связи, мы с ним знали друг друга давно,
еще с Франции. Я объяснил ему, что, дескать, взял в плен русского. «Дайте-ка мне ваше оружие»,
179
-
спокойно велел
-0-----он. Я подал ему автомат, еще толком не понимая, что он на
думал. «Беги!»
-
заорал он русскому. Тот, упав на колени,
стал умолять его: «Герр, не надо
-
я хочу работать, рабо
тать!» Но офицер связи, схватив русского за шиворот, под нял его и снова заорал: «Беги!» И солдат бросился прочь.
Едва он добежал до развалин, как офицер, дав очередь, уло жил его на месте.
Я окаменел. Не в силах и слова сказать, я уставился на офицера, потом взял у него автомат и побрел куда-то. В ту минуту мир для меня жугко и необратимо переменился. Мой
офицер связи, человек, всегда служивший мне примером, который столько делал для меня, а тогда на перроне в Ма гдебурге пообещал моим родителям, что, дескать, будет за
мной присматривать в России, только что на моих глазах хладнокровно расстрелял безоружного человека, пусть даже врага.
После этого наши отношения заметно ухудшились. Он видел, как я подавлен, как удручен произошедшим. Впро чем, я и не старался скрыть своих чувств. Несколько дней спустя мы уже жили в одном и том же доме, я все же загово
рил об инциденте с русским пленным. Офицер попытался прикрыться каким-то приказом, дескать, поступило распо
ряжение пленных не брать. Я бьVI наслышан об этом прика зе, как и о том, что немецкие солдаты вообще не церемони лись с русскими пленными, но это никак не могло служить
оправданием. И какие бы усилия я ни прилагал, чтобы со хранить хотя бы видимость нормальных отношений с этим человеком, я не мог побороть чувства острой неприязни к
нему. Несколько недель спустя он по какому-то совершенно пустяковому поводу наложил на меня взыскание, заставив
взбираться в противогазе на гору песка, а потом сбегать вниз. Вероятно, он тоже почувствовал мое отношение к нему и в отместку решил как следует погонять меня. Последний эпи зод навсегда похоронил наши приятельские отношения.
После наступления на Белгород наше подразделение вновь перебросили в Харьков. Там мы несколько недель от дыхали после боев, если не считать разных текущих дел и боевой подготовки на местносТи. Но они воспринимались
180
-----0как порция неизбежного зла. Мне приходилось большей ча
стью работать в составе подразделен~ телефонистов
-
про
кладывать новые линии связи. В то время как почти все мои товарищи находились на казарменном положении, мой
офицер связи потребовал от меня, невзирая на все наши трения, вызванные инцидентом в Белгороде, все-таки жить
вместе с ним на квартире. И отправил меня на поиски под ходящего жилья. Я нашел комнатушку в доме, где прожива ла пожилая женщина вместе с дочерью. Хотя обе женщины вынуждены бьши примириться с нашим присутствием, од нако радушием деревенских жителей явно не отличались.
Они перебивались кое-как, с продуктами в оккупированном городе бьшо туго. Иногда я приносил им настоящий кофе в
зернах и хлеб. Но потом наш интендант перестал выдавать буханки, и все потому, что, дескать, участились случаи, ко
гда наши военные за буханку хлеба вступали в интимную
связь с местными русскими женщинами. По вечерам мы часто беседовали с женщинами, они жаловались мне на вой
НУ, на врывавшуюся в дом солдатню, забиравшую все съест ное. Мне, разумеется, бьшо стыдно за такое поведение не мецких солдат, которые были здесь до нас, однако обе жен щины уточнили, что как раз имели в виду не немецких, а советских солдат.
Никакой общественной жизни в Харькове не бьшо. Люди покидали жилища лишь изредка, да и то по необходи мости, поэтому улицы выглядели пустынными. Всех волно вала одна проблема
-
как раздобыть еды. И я был страшно
удивлен, когда нас однажды всей ротой повели в театр, рас
положенный неподалеку от Красной площади. Давали опе ру, труппа состояла из русских. Однако подобные зрелища мало интересовали нас, и мы помирали со скуки.
Я часто заходил в кафе выпить чаю и поесть печенья,
формой напоминавшего лепешки. Я писал письма домой, а иногда, с позволения своего командира, читал на немецком
языке труды Ленина, которые мы обнаружили на захвачен ной нами городской радиостанции. Мы много времени про водили с Юппом. Он был из Кёльна, и на пару лет старше меня. Когда на Юппа нападали при ступы тоски по родине,
181
-0----что бывало нередко, он доставал фотографии, на которых его отец бьш заснят в карнавальном одеянии. Часто к нам
присоединялся и Гердт. Гердт бьш из-под Магдебурга и час то готовил для нас разные местные блюда. Поэтому мы его окрестили «мамашей связистов». Он рос без отца и отличал ся от остальных нетипичной для нас мягкостью характера.
Хорошие отношения у меня установились и с Фриделем, бывшим студентом, происходившим из состоятельной гам
бургской семьи. Я, затаив дыхание, слушал его рассказы о
его весьма симпатичной, по его словам, сестре. Сестра Фри деля была певицей и даже присьшала ему в Харьков пла стинки, которые потом проигрывались на патефоне. К этому времени
-
шла весна
1943 года -
мы уже с пол
года служили в одной роте. Нам уже бьшо что вспомнить, как опасные моменты, так и комичные, мы успели подру
житься, сблизиться и знали, что можем друг на друга поло житься. Всегда хорошо, если тебе вдали от родного дома есть
на кого положиться. Так куда легче переносить и разлуку, и опасность. Мне, например, это помогало оправиться от кош мара, пережитого в ту роковую ночь, когда наш состав пус
тили под откос партизаны,
-
вид погибшего обершарфюре
ра очень долго мучил меня. Вместе с друзьями было куда легче переносить даже такие события, как похороны погиб ШИХ при взятии Харькова товарищей. Я вообще довольно скоро понял, что война
-
не совсем подходящий период,
чтобы долго скорбеть и оплакивать убитых. Наша склон ность к черному юмору помогала нам обсуждать весьма пе чальные темы и при этом оставаться спокойными. Мы хохо тали над тем, над чем следовало бы плакать навзрыд. В кон це концов мы очерствели настолько, что за известием о
каждом погибшем следовал лишь один вывод: завтра нам больше поесть достанется. Когда люди гибнут постоянно и у тебя есть все шансы стать следующим, тут уж не до санти
ментов. А иначе просто не вьщержишь. Только когда поги бали наши близкие друзья или даже просто те, кого мы хо рошо знали, вот тогда мы в полной мере ощущали горечь ут
раты близкого человека. До Харькова никто из моих друзей,
182
-----0-
Потери живой силы и техники были значительны.
слава богу, не погиб
-
но ведь война, в конце концов, для
меня лично только начиналась.
Поскольку наша часть во время наСТУПJIения на Харьков понесла сушественные потери, к нам прибывало пополне ние. Очень многие приходили к нам из люфтваффе. Мы ве личали их «чистильщиками пропеллеров из фонда Германа
Геринга». Конечно, они были подготовлены куда хуже нас, на их долю не выпало и сотой доли муштры, которую выне
сли мы. Многим сразу присваивали высокие звания, что нас, откровенно говоря, здорово задевало за живое. Однако
в общении выходцы из люфтваффе были вполне доброжела тельны. Мы-то привыкли, что на нас вечно рявкают и видят в нас не людей, а бессловесных исполнителей приказов. А тут вдруг появились если не мягкотелые, то все же чело вечные командиры, которые не рычали, а говорили с нами человеческим языком и отнюдь не всегда строго наказыва
линас.
В мае
1943 года все-таки наступила весна и раскрасила
унылую серость минувших месяцев. Помню, я сидел в кафе на Красной площади, глядел по сторонам. И вдруг заметил
183
-0----вывеску <,Фото». Я совсем недавно получил новенькую чер ную форму, которая недурно сидела на мне, и решил пойти
сфотографироваться
-
так сказать, представить родителям
зримое доказательство своей армейской службы. Какой-то русский на первом этаже здания открьm скромно оборудо
ванное фотоателье. В качестве оплаты за фото он запросил что-нибудь съестное, поскольку обесценившиеся деньги бы
ли никому не нужны. За работу он получил от меня буханку хлеба и пачку топленого масла. Снимки будут готовы через четыре дня, заверил мастер меня. Но я пришел на день рань ше
-
все шло к тому, что нам вскоре предстояло убираться
подобру-поздорову из этого города. Мастера в ателье я не нашел, но какая-то женщина объяснила мне, где он живет. И я отправился чуть ли не через весь город к нему на кварти ру. в конце концов я отыскал довольно большой дом с внут ренним двором. Квартира фотографа располагалась на вто ром этаже. На узкой походной койке прямо на одеяле суши лись только что проявленныIe снимки. Он отдал мне мои, и я тут же попрощался с ним. Выходя, я едва не налетел на груп пу молодых людей, стоявших у дверей в соседнюю квартиру. До сих пор мне не приходилось видеть молодых русских в
штатском
-
все они бьmи на фронте. А тут их бьmо человек
пять, никак не меньше. Они смерили меня полными нена
висти взглядами. Сунув фотографии в карман, я демонстра тивно положил руку на кобуру и прошел между ними. Во дворе стояла еще одна группа. Едва я вышел, как они словно по команде повернули головы и уставились на меня. Сейчас
набросятся на меня и забьют до смерти, мелькнуло у меня в голове. И пистолет не поможет. Мне стало страшно. Вокруг ни единого немецкого солдата, а русские, надо думать, вряд
ли вступятся за меня. Я медленно достал пистолет и, выпя тив грудь, прошествовал мимо них. И тут же за спиной ус лышал нецензурную брань. Пройдя через ворота, я обернул ся и увидел, что они стоят и смотрят на меня. Тут я не вы
держал и пустился прочь бегом. Бежал я, пока не запыхался, потом, обливаясь потом, перешел на шаг. Придя на кварти
ру, я рассказал обо всем офицеру связи. Надо сказать, мне от него достал ось, но я бьm безмерно счастлив, что все-таки
184
------0получил желанные фотографии. И еще до того, как мы ynти из Харькова, запечатал их в конверт и выслал родителям.
Впоследствии выяснилось, что мое письмо так и не ДОlIDIО. Уже пару дней спустя мы оставили Харьков. Я сидел в командирском танке, том самом, в котором в последующие
месяцы бьm в должности радиста по связи с люфтваффе
-
обеспечивал радиоконтакт между самолетами и танками. Мы прибьmи в село Петропавловку. В окруженной холмами живописной долине расположилось около двух десятков хат. Через село протекал ручей, впадавший в небольшое озе ро. После месяцев грязи, снега, нищеты, заброшенности это место показалось райским уголком
-
ничего подобного
раньше мне видеть не приходилось.
Мы вчетвером расположились в доме, занимаемом по жилой женшиной с дочерью. До сих пор меня беспокоили обмороженные зимой во время поездок в открытом кузове
ноги. Иногда болели так, что я еле ходил. Хозяйка заметила это и велела снять обувь и носки. Морщинистыми руками женщина стала растирать мне ноги. Потом попросила при нести немного бензина. Усадив меня за домом на табурет, она попросила меня до колен закатать брюки. Я уже настро ился на приятный массаж, а женщина вдруг облила ноги
бензином. И тут я с ужасом понял
-
она хочет поджечь
меня! Не успел я и оглянуться, как женщина, чиркнув спич кой, подожгла бензин. Жидкость вспыхнула, но я боли не ощутил. Пару секунд спустя, когда бензин стал догорать, тут стало на самом деле больно. И в этот момент женщина на бросила мне на ноги одеяло. Потом снова потерла мне икры, потом удовлетворенно улыбнулась и YlIDIa в дом. Я, совер шенно сбитый с толку, сидел на табурете и не верил в то, что ПРОИЗОlIDIО. Боль в ногах исчезла, исчезла совершенно, бьmо такое впечатление, что они вообще никогда не болели. На следующий вечер я решил отблагодарить мою спаси
тельницу. В село прибьmа комиссия полевой жандармерии отобрать молодых русских женщин для отправки на работы
в Германию. Все село бьmо в панике. Многие стали прятать девушек в погреба, но их и там находили. Поэтому мы ре шили спрятать дочь хозяйки в нашей комнате. Уж где- где, а
185
-0----там жандармы ее искать явно не будyr. И когда в хату ворва лись жандармы, девушка под несколькими одеялами лежала
между нами. Мы быстро вьrnpоводили непрошеных гостей, и
девушка бьmа спасена. Потом обе не знали, как нам угодить. Великолепно зажарили гуся, которого мы стащили у кого-то
на окраине села. И хотя нам при наличии продуктов пита ния воспрещалось прибегать в воровству, плевали на все за преты
-
просто до одурения хотелось отведать свежего
мяса. К тому же у владелицы гуся оставалось еще десятка два птиц.
Вскоре поступил приказ сняться с Мест расквартирова ния и разбить палаточный лагерь у расположенного вблизи села озера. Озеро это лежало в окружении всхолмленных лу
гов. Мы вовсю купа.'1ись в озере. Настроение омрачилось, когда один из деревенских жителей с удивлением спросил у нас, не замечали ли мы трупов русских солдат на дне озера.
Их бросили туда еще несколько месяцев назад, сразу же по
сле овладения этим селом. После этого купаться как-то рас хотелось.
Однажды утром нам объявили: сегодня прибывает груп па организации досуга войск. Бьmо приказано срочно со орудить сцену над ручьем. Пока мы из спиленных деревьев и стальных брызговиков танков сооружали массивную конст рукцию, мы потешались над глупостью нашего командова
ния. Вечером вся рота уселась на откосе перед сценой и ста ла с нетерпением ждать, чем же нас собрались повеселить.
Вышел конферансье, приветствовал нас и объявил, что пер вый номер программы
-
выступление фокусника. Тот ма
нипулировал с различными предметами, заставляя их то ис
чезать, то вновь появляться на наших глазах. Потом на сце ну вышла группа молодых немецких девушек, затянувших
песню. Рота обезумела
-
мы свистели, кричали, аплодиро
вали, отпускали соленые шутки. Но девицы реагировали со вершенно равнодушно, что еще больше подзадоривало нас.
Боже, как же было здорово после стольких месяцев вновь живьем видеть молодых, симпатичных немецких девушек.
Мы успокоились только тогда, когда на сцену вышли де вушки-украинки в национальной одежде и исполнили на-
186
-----0родные танцы. После концерта нам дали возможность сфо тографироваться вместе с участни~ами концерта. И чтобы убедить наших родных и близких в том, как, дескать, нам
славно в России, снимки буквально несколько дней спустя бьmи опубликованы в газетах.
1 июня 1943 года я отмечал свое восемнадцатилетие.
Ве
чером погожего дня мы отправились на лужайку с поленни
цей дров, развели костер и до ночи сидели у огня, распевая песни и поглощая «Аквавит»l. Все бьmо очень мирно и спо койно, и я даже позабьm, что, собственно, впервые праздно вал свой день рождения не в семейном кругу.
7 В конце июня нам понемногу становилось ясно, что скоро Петропавловку придется оставить. Мы уже давно до жидались конца этого беззаботного периода. И эти недели, проведенные в Харькове и Петропавловке, стали для нас хо
рошими во всех отношениях
-
мы лучше узнали Россию,
русских, однако нужно бьmо идТи дальше, а то уже даже ста ли забывать о треволнениях боя и о восхитительном чувстве победы над врагом. Едва загудели танковые двигатели, как я тут же почувст вовал себя сильным, чуть ли не всемогущим
-
русские сно
ва трусливо бежали, едва завидев наши грозные танки. Наш
танк казался мне неуязвимым и сверхнадежным. Если пехо тинцы бьmи отданы на милость погоде, то мы сидели в тепле и безопасности
-
броня надежно защищала нас от пуль и
осколков. По сути, танк стал для меня родным домом. Я на клеил Фотографию моих родителей, сделанную мной на то варной станции в Бурге. У матери бьm очень грустный вид на снимке.
Располагался я на переднем сиденье справа. Это бьmо 1 «Аквавит»
(<
обычно прозрачная, иногда желтоватоro от
тенка, настоенная на тмине водка. Распространена в основном на севере Германии и в Скандинавии. Содержание алкоroля, в зависимости от сорта
и страны изroтoвления, от
38%
до
45%.
187
-~----особенное место. Крохотный кусочек персонального про странства в окружении брони, при боров и установок, где пахло маслом, бензином и потом, заменившее мне роди
тельский дом и койку на буксире. Забираясь сюда, я чувст вовал себя отделенным от остальных, хотя мои товарищи располагались самое большее в полуметре от меня. Я уже ус
пел привыкнуть к ним. Их постоянное присутствие и тесно та кабины ничуть не угнетали меня. Напротив, мне нрави лось, что я среди людей, среди своих, и мне есть на кого по ложиться.
Нашему водителю я доверял безгранично. Его звали Ри хард, он был из Тюрингии, черноволосый, вечно со спадав
шим на лоб хохолком, он сидел слева от меня. Рихарду стук нуло уже
20,
он успел побывать и в Греции, и во Франции,
словом, опытный солдат. Он обладал способностью мгно венно оценивать ситуацию и нередко предугадывал намере
ния противника. Его решения и поступки отличала взве шенность, ни следа легкомыслия Рихард не допускал. Он никогда не паниковал, не выходил из себя, сохраняя само обладание даже в далеко не простых ситуациях, от него буд то бы исходила спокойная уверенность. Иметь такого боево го товарища рядом очень много значило для меня.
Позади меня располагался
1- й радист.
Отто бьm челове
ком спокойным, немногословным. Его голос мы слышали, лишь когда он
связывлсяя
с
экипажами других машин.
А чаще всего он молча сидел с нами, больше слушал, чем го ворил, смеялся вместе с нами, но в разговоры не вступал.
Я часто замечал, как он пристально разглядывает фотогра фии своих домашних.
Мы с Рихардом окрестили нашего наводчика Германа «пижоном». Его подчеркнутая вежливость плохо вписыва лась в наши условия, она плохо сочеталась с грубостью по
вседневности. Герман хоть и был среди нас белой вороной, но мы с ним ладили. И ему, и нам было ясно, что нам друг без друга никуда не деться.
На возвышении, в башне бьmо командирское место. Наш командир был человеком непростым, скорее, холери
ческого типа. Стоило нам что-нибудь не так сделать, как он
188
-----0начинал орать как резаный. Правда, и остывал быстро, а ос тыв, говорил негромко, но по его тону не составляло труда понять, что он нас не ценил, что как люди мы его просто не интересовали, потому что он видел в нас исключительно
подчиненных. И мне не раз доставалось от него, когда я ни как не мог справиться с забарахлившей вдруг рацией и уста новить связь с самолетами. То, что пилот вполне мог отклю чить свой приемник, подобное нашему командиру и в голо ву не приходило. Ему нужна бьmа связь сию секунду
-
вынь
и положь. Он намеренно дистанцировался от нас, никаких откровений, никаких бесед по душам. Ничего. Лишь по фо
тографии жены, висевшей перед ним, мы смогли опреде лить, что он по крайней мере не холостяк.
Следует упомянуть, что и в отношениях с равными по чину наш командир вел себя высокомерно, даже заносчиво. Чему в немалой мере способствовала его величественная, как у монарха, осанка, которой он бьm обязан пулевым ра
нением в области шеи, лишившим ее подвижности. И там, где вполне можно бьmо ограничиться поворотом головы, наш командир вынужден бьm поворачиваться всем корпу сом. Надо сказать, он прекрасно понимал силу воздействия своих манер на подчиненных и никогда не упускал случая
подавить окружающих нелепо-официозной важностью. И я поначалу даже вздрагивал, когда он резким, не терпевшим
возражений тоном отдавал приказание. Вскоре я убедился, что вступать в спор с этим человеком или даже просто попы
таться возразить ему бессмысленно. Он нуждался не в еди номышленниках, а в тупых, не рассуждавших исполнителях.
В день мы проезжали несколько километров, передвига ясь по песчаныIM дорогам, мимо зеленых лугов, ярко-желтых
полей ПОДСОЛНУХОВ, золотистых нив пшеницы. Высунув го лову из люка, я с наслаждением вдыхал напоенный аромата
ми летний воздух. Нередко я как зачарованный не мог ото рвать взора от сходившихся с небом на горизонте полей. Чу жая,
невиданная
мною
природа
привлекала,
волновала
меня. В такие моменты я даже не слышал ни лязга гусениц,
ни грохота двигателя, вообще забывал, где я. Мне казалось, что я просто на прогулке, созерцаю мирные картины природы.
189
-~'----За нами следовали тысячи солдат, колонна растянулась на многие километры
-
грузовики, бронемашины, танки,
мотоциклы. Мы направлялись на северо-восток к Курску,
во всяком случае, мне удалось определить это по солнцу. Но куда именно, этого мы не знали. Командиры предпочитали
не распространяться ни о чем подобном. Они просто счита ли нас трусливыми идиотами, которые, едва узнав о том, что
и где им предстоит, ударятся в панику. Но напряжение и так росло. Мы чувствовали, что нам вскоре предстоит нечто важ ное. Тем более что в последние дни наш командир бьm на
нервах и рычал чаще обычного. Сейчас он получал много донесений, которые с каменным лицом прочитывал, потом
что-то бурчал под нос и вполголоса бранился. Мы попыта лись расшифровать текст донесений, но поняли мало, так
что оставалось лишь гадать, что именно нам предстоит. Од нажды он запихнул бумажку с текстом в планшет не до кон ца, а лишь наполовину, и мы сумели прочесть несколько
слов: «решающее сражение., «овладеть инициативой •. ЧТО ж, все совпадало, тем более что в последнее время нам при казывали ночевать не в частных домах местных :жителей, а
под открытым небом, прорывать в глинистой земле траншеи глубиной в метр, а шириной не больше расстояния между
танковыми гусеницами. Землю мы потом выкладывали бре зентом, а танки проезжали через траншею. Вечерами при свете коптилки мы думали и гадали, что все-таки затевается.
Мы были уверены, что почти вплотную приблизились к ли нии фронта, что русские совсем недалеко, буквально на вы
стрел от нас. И наши новые укрытия должны были уберечь нас от осколков снарядов противника.
Утром
4 июля мы стояли на проселочной дороге у под
ножия холма. На откосе совсем недалеко возвышался дом. Я еще заметил, как кто-то из его обитателей возится на кры ше. Наш вестовой на мотоцикле попытался подъехать к это му дому. И вдруг взрыв. Обьятый пламенем мотоцикл разле телся на части. У меия перехватило дыхание. Я хорошо знал этого пария, вестового, пару минут назад мы с ним разгова
ривали. А теперь
-
вот ... От него ничего не осталось. Я ус
лышал выстрел. Человек на крыше, вздрогнув, тяжело пова-
190
------0лился вниз и упал на землю. Тут же из дома выскочила жен щина и бросил ась к нему. В тишине раздался надрывный
крик. Она, всплеснув руками, разрЫдалась. Страшно бьmо на это смотреть.
Позже выяснилось, что наш мотоциклист наехал на ми ны. Кто-то из наших подумал, что хозяин этого домишки тоже замешан в этой диверсии и, недолго думая, пустил в
него пулю. Просто так, острастки ради. Кто именно,. так и не удалось выяснить.
Вечером мы перебрались через этот холм. Погода стояла хорошая, над полями дул теплый ветерок, солнце медленно
клонилось к закату. Я оглядывал местность. Через весь гори зонт цепочкой протянулись наши танки. Им не бьmо конца. Мне нравилось это зрелище, от него становилось спокойнее
на душе. Ну кто, скажите, кто сумеет сдержать нас? эга мысль вселяла уверенность в своих силах.
Едва забрезжило утро, как появились первые советские самолетыI. Мы уже поднялись, разбуженные стрельбой изда
ли. Шум моторов нарастал, ДОНОСИЛИСЬ глухие разрывы бомб. Резко засвистели снаряды русских орудий, затарахтели пу леметы. Мы оставались в танке. Невзирая на то что я чувст вовал себя в безопасности от пуль и осколков,
-
-
броня надежно защищала нас
беспечность минувшего дня как ру
кой сняло. Напряжение росло. Атака неприятеля продолжал ась несколько минут, по
том все снова стихло. Я выбрался из машины. Недалеко что то пьmало, оказалось, это наша полевая кухня, в которую
угодил снаряд. Повар погиб на месте. Я знал его только в лицо, и все же гибель этого человека произвела на меня тя
гостное впечатление. Я даже толком не понимал, отчего. Может, оттого, что этот человек просто был мне симпати чен, готовил для нас вкусную еду, а может, еще и оттого, что
мы на несколько дней, и никак не меньше, остались без го рячеЙпиши.
Целое утро мы готовились К нашей первой атаке. Ко мандир собрал всю необходимую информацию, а мы сиде ли, дожидаясь команды «Танки вперед!» Все вдруг посерьез
нели. Сосредоточились. В сотый раз проверяли, все ли на
191
-01----месте. Мы нервно поправляли резиновые раковины науш
ников, ларингофоны. Я еще раз проверил связь с самолета
ми. Связь бьmа устойчивой. И мы двинулись вперед. Справа от нас тянулась железнодорожная насыпь, линия, связывав
шая Харьков и Курск, перед нами раскинулся широкий спуск. Мы перестроились в боевые порядки, и тут на гори
зонте показались советские танки Т -34. «Тридцатьчетверки» двигались прямо на нас. Еще немного, и мы окажемся в зоне досягаемости их огня. Рихард туг же изготовился к стрельбе, и буквально тут же раздались первые выстрелы. Снаряды раз
рывались в нескольких метрах от нас, вздымая вверх фонта ны черной земли. Русские танки выстроились, как на пара де, на этом спуске, и попасть в них не составляло труда.
И верно
-
почти одновременно наши снаряды подожгли
несколько «тридцатьчетверою>. Мы тоже открьmи огонь, ос тальные наши танки постепенно подтягивались к нам. Вско ре бьmо подожжено не менее десятка русских машин.
Вечером мы сидели и обсуждали прошедший день. Вновь и вновь мы по косточкам разбирали каждый эпизод. На песке палками вычерчивали сценарий минувшей битвы,
танками у нас служили камешки. Каждое попадание сопро вождалось громким криком ура. Командир, черкая в своем блокноте, подсчитывал потери противника. О наших поте
рях он предпочитал упоминать вскользь. Тут же на малень ком костре подогревалась банка тушенки
-
наша полевая
кухня погибла. Еда бьmа, конечно, не то, что требовалось, но
по крайней мере сытной. Это бьmо главным после такого дня. За весь день нас подкармливали шоколадом, в котором содержался кофеин. Обычно его нам давали только перед участием в ночных операциях.
Следующие дни мало чем отличались друг от друга. Мы наседали на русских, оттесняя их, они отходили, а потом,
собравшись с силами, вновь бросались в атаку, потом следо вал непродолжительный бой, и снова затишье. И так до са
мого вечера. Утром все начиналось сызнова. Словом, гра фик был жесткий, совсем как в учебке. Там мы, конечно, ничего подобного и представить себе не могли. Мы тогда не сомневались, что днями и ночами только и будем, что сра-
192
-----0жаться в боях. И по вечерам я ощущал приятную усталость, совсем как после рабочего дня на гражданке. Мы вели бес конечные разговоры, и мне ЭТО ужасно нравилось, травили
анеКдОТЫ, вспоминали о доме, пели. Я давно хотел оказаться в окружении ровесников, именно ЭТОГО мне так недоставало
все эти годы, проведенные на палубе буксира. Я чувствовал
себя своим в окружении моих товарищей. Они воспринима ли меня всерьез, прислушивались ко мне. Наконец-то я об рел настоящих друзей.
Утром
6 июля мы приблизились к невозделанному полю.
В земле торчали две палки с натянутой проволокой. На про волоке болталась белая табличка с черными русскими бук вами. Рихард вопросительно посмотрел на меня. Я пожал плечами. Хотя я за эти четыре месяца и сумел приобрести кое-какие знания русского языка, я не понимал, что напи
сано на табличке. (<Ладно, поедем дальше», прозвучал в на ушниках голос нашего командира, и мы покатили по ЭТОМУ
полю. Я все пытался понять, что же там написано, как вдруг нашу машина здорово тряхнуло, и через какую-то долю се
кунды я услышал страшный взрыв. Ноги мои оказались на мертво прижаты к рации. Стало тихо, словно на кладби
ще,
-
танк застыл в неподвижности. Тут я почувствовал
резкую боль в ногах. Сжав зубы, чтобы не застонать, я поду мал: «Вот И все. Конец». Я тогда был уверен, что все мы,
включая, разумеется, и меня, погибли. Я часто спрашивал себя, интересно, а что чувствуешь, когда погибаешь. Мне уже не раз приходилось видеть, как гибнут другие, и я бьm уверен, что для них все происходит совершенно безболез
ненно. А вот мою гибель безболезненной никак нельзя бьmо назвать.
Я услышал шум в наушниках. «Что там у вас внизу?»
-
осведомился командир. Тут я разом пришел в себя. «Все вро де ЖИВЫ»,
-
ответил Рихард. Я не мог пошевелить ногами
-
они оказались зажаты. Я осторожно вытащил их из-под ра ции и ощупал колени. Боль бьmа адская. Коленная чашечка на правой ноге страшно вспухла. Глянув вниз, я увидел, что стальная плита выгнулась. Мы явно наехали гусеницей на
мину, и она взорвалась как раз под моим сиденьем. И тут 7
Эсэсовская «rвapfНJI" в бою.
193
-0----мне вспомнилась та самая табличка на проволоке у въезда на поле. Может, нас решили предупредить, что поле заминиро
вано? Командир рвал и метал. «Почему? Почему всегда именно с нами происходит подобное?»
-
вопил он по гром
коговорящей связи. Потом, распахнув люк, чертыхаясь, стал выбираться из танка. Я тоже опасливо высунул голову нару жу. Командир размашистым шагом направлялся к танку адъютанта. Я как зачарованный следил за его ногами
-
ведь
малейшая неосторожность, и его разорвет на куски! Но на шему командиру повезло. Он отшагал эти восемьдесят мет ров до машины адъютанта.
Когда боль в коленях чуть унялась, я тоже кое-как вьmез наружу, и мы стали осматривать, что же натворила мина. Гу сеница тряпкой свисала с зубчатого колеса, да и само колесо бьmо здорово помято. Повсюду валялись почерневшие кус ки металла. Танк наш отъездился, поэтому пришлось вызы
вать тягач. Остальные четыре машины по своим же следам стали осторожно отползать назад. Так что атака осуществля лась без нашего участия.
Мы решили от нечего делать позавтракать на природе. Бьmо тепло, солнце успело подняться из-за холмов. Отыска ли снарядный ящик, в котором хранили провиант. Обычно он бьm закреплен на брызговике, как раз над пострадавшей
гусеницей. Но там его по понятным причинам не оказалось.
Его отшвырнуло в сторону, и теперь он валялся в песке в не скольких метрах от танка. К счастью, прочный, обитый же лезом ящик уцелел. У нас бьm неписаный закон
-
еду орга
низует радист. Я зашагал по песку к ящику, по пути тут и там замечая чуть присыпанные корпуса мин. Они усеивали все поле. Одна оказалась в нескольких сантиметрах от моих ног. Тут у меня нервы сдали, я вернулся к танку и, вооружив шись длинной радиоантенной, кое-как подтянул к себе
ящик. Мы снова укрепили его на танке, а потом с аппетитом позавтракали под аккомпанемент шума боя вдали.
Позже тягач оттащил нас с минного поля, а ремонтники привели лопнувшую гусеницу и все остальное в порядок.
На следующий день мы снова бьmи в полной боевой готовности, командир забрался в танк. «Немедленно кон-
194
-----0такт с пикирующими!
приказал он.
-
-
Есть для них инте
ресная работка». Я отстукал донесение летчику: «Врытые В
землю танки Т -34. Видны только 'башни и орудия. Нам с ними не сладить. Уже есть потери. Атаковать их с тыла и уничтожить». Примерно час спустя над нами пронеслись первые пикирующие бомбардировщики. И мы увидели, как вдали они в крутом пике устремляются на русские танки и,
сбросив похожие на еловые шишки бомбы, снова взмывают ввысь. Одна за другой «тридцатьчетверки» охватывало пла мя. Выждав еще немного, мы подъехали к тому, что от них осталось. Навстречу нам с поднятыми руками шли экипажи машин, все в черных кожаных куртках. Мне запомнились их глаза, суровые взгляды исподлобья. В них не было ни зло сти, ни досады, ни отчаяния. Лишь усталость и опустошен ность. А кое у кого и облегчение. Люди шли, опустив голо вы, казалось, им безразлично, что их теперь ожидает. И тут мне впервые за многие дни стало ясно, что в сражениях уча
ствует не просто безликая, никем не управляемая техника танки, самолеты, орудия,
-
-
но и люди, стремящиеся вы
жить, уцелеть в этой мясорубке ничуть не меньше нас. Мы молча ткнули пальцами назад, мол, давайте туда, там вами
займутся, а нам недосуг
у нас и без вас, пленных, дел не
-
впроворот. Лишь однажды мы сами взяли группу советских женщин в военной форме. Вот у тех во взгляде пламенела такая ненависть, такое презрение, какого мне у захваченных
в плен русских видеть не приходилось.
Наступил вечер. Мы, как обычно, сидели у костра, де лясь впечатлениями минувшего дня, и наш командир под
водил итог подбитых русских танков. И, как обычно, потери
врага существенно превышали наши собственные. Мы ли ковали, явно уверовав в свою непобедимость. «Ничего, ско ро мы на своих танках и в Москву въедем!»
-
фантазирова
ли мы. Будущее рисовал ось яркими красками. Эйфория по давляла разум, это было изумительно убеждены, что наше дело
-
-
мы ведь бьmи свято
правое.
На следующий день примерно в полдень или чуть позже мы, проехав поле пшеницы, остановились у его края и ре
шили подкрепиться. Солнце на безоблачном небе нещадно
195
-0----палило. Мы расселись на танке. И тут, откуда ни возьмись, мухи, ужасное количество зеленых жирных мух. Они сади лись на помазанный медом и ливерной колбасой хлеб, нам на лицо, на руки. Мы никак не могли от них отделаться.
Or-
куда им здесь быть? Наскоро запихав в себя еду, мы уже со бирали недоеденное в наш знаменитый ящик, как мой взгляд вдруг упал на тело русского танкиста, лежавшего в несколь
ких шагах от нашего танка. Я сразу сообразил, откуда такое
обилие мух. В глотке образовался отвратительный комок. Верхняя часть тела танкиста бьmа обуглена, и на черных ош метках обгорелой кожи роилась черная масса. Наш Рихард сначала посмотрел на труп, потом на свой недоеденный бу
терброд, потом бросил его на землю и, чуть отбежав, стал
блевать. Герман усмехнулся. «Ты что же, собираешься бле вать при виде каждого трупа?»
-
иронически спросил он.
Побелевший Рихард ничего не ответил, только мотнул голо вой и направился к танку.
8 На рассвете
12 июля
я выбрался из танка хоть немного
поразмяться. Вечером нас не заставили рыть окопы, что было в порядке вещей, а приказали ночевать непосредствен
но в танке. Мы кое-как устроились в стальной коробке, спать бьmо страшно неудобно, ноги не вытянешь, и после несколь ких часов такого отдыха я чувствовал себя отвратительно.
К тому же и мое придавленное колено снова разболелось.
Спрыгнув на землю, я с наслаждением потянулся и стал смотреть вдаль, на поля пшеницы. Вдалеке белели построй ки какого-то колхоза. В воздухе еще висел утренний туман. Ночью прошел дождь, и сейчас от земли поднимался пар. Я поднялся, намереваясь хоть немного размяться, но тут сонливость мою как рукой сняло: раздались громкие крики
«Тревога!» И в следующую секунду рвануло, да так, что я цтепнулся наземь. Таких адски громких разрывов мне еще на войне слышать не доводилось. Я увидел, как танк грузно качнулся, а потом выплюнул столб пламени и дым из ору-
196
-----0дия. Наш экипаж открьm огонь. Я тут же вскочил в машину и, усевшись на сиденье радиста, щшросительно взглянул на
Рихарда. Его губы двигались, он что-то говорил, но я не по нимал его. Не слышал. Я оглох! Работу двигателя я ощущал лишь как вибрацию, однако в уши мои словно пук ваты за
сунули. Надев наушники, я прижал их к ушам
вполне раз
-
борчиво, но куда тише обычного звучал голос командира. Слава богу, хоть его команды разбирал.
Сквозь смотровую щель я видел раскинувшийся перед нами пейзаж. Но что это? Словно стая диких зверей прямо на нас устремлялись русские танки. Все новые и новые ма шины выползали из угреннего тумана. Несколько минут спус
тя все вокруг бьmо черно от них. Русские на полном ходу от крьmи по нам огонь, но все мимо
-
танки трясло на всхолм
лениях, отчего наводчикам приходилось туго. Русские танки были перед нами как на ладони. Мы обстоятельно прицели лись, и вскоре задымился первый русский танк. Каждое но вое попадание мы встречали восторженными криками. Из объятых пламенем машин выскакивал экипаж, на многих горела одежда, они падали на землю и, дико вопя, начинали
кататься по земле. В небо кольцами, словно из гигантских курительных трубок, поднимался черный дым. Из-за дыма появлялись все новые и новые машины, из-за плохой види
мости они на ходу натыкались на дымящиеся обломки. По радио командиры наших машин докладывали о результатах
боя. «У нас уже их двадцать штук!') наших. «Продолжать, продолжать!,)
-
докладывал кто-то из рычал наш командир.
Въехав на дно противотанкового рва, мы дожидались, когда их машины на полной скорости начнут падать вниз.
Выползая из рва, танки особенно беззащитны
-
пользовались. Один-единственный выстрел
и вражеский
-
и мы этим
танк подбит. Трясясь от азарта, мы лихорадочно искали но вую мишень. Я чувствовал, что вхожу в раж
-
я уже не сооб
ражал, что веду огонь из пулемета по безоружным членам экипажа и пехотинцам противника, опорожняя ленту за лен
той. Ситуация требовала от нас действовать без долгих раз
думий, я механически осуществлял на практике то, что вдал6ливалось нам в учебке. Никакого сочувствия к тем пехотин-
197
-~----цам я не испытывал, потому что понимал: доберись они до
нашего танка, и нам всем конец. Уж они-то нас не пощадят. И даже полсекунды колебания означало бы для нас верную гибель. После непродолжительной паузы на нас накатилась вто рая волна. И снова русские бросили против нас значительно превосходящие силы, и снова с огромными потерями оказа
лись отброшены. Русские бросали в бой огромные резервы,
словно это бьmи не люди, а пригнанный на убой скот. Види мо, их командование мало заботило, сколько его солдат вы живет и каковы будут потери. Одного мы постичь не мог ли
-
как, откуда у них столько танков? Ведь они сплошным
потоком надвигались на нас.
Мы продвинулись чуть вперед. для лучшего обзора ме стности мы распо-ложили командирский танк чуть позади
остальных. Я сквозь смотровую щель различал вражеские машины. И тут один русский танк стал надвигаться прямо на нас. Сквозь застилающий все вокруг дым я уставился на размытый силуэт, пытаясь определить тип машины, и не
мог. Командир выкрикнул по громкоговорящей связи:
«Прорвался Т -34! Огонь! Огонь! Огонь!» Откинув спинку кресла, стал пробираться назад зарядить орудие. Лежа между ног
1- го радиста,
я пытался вынуть снаряд из держателя на
стене и как ни силился
-
не мог. Заклинило! «Да стреляйте
же, черт бы вас всех побрал!»
-
гремел в наушниках приказ
командира. Я что бьmо силы продолжал дергать снаряд. Отто, не выдержав, сорвал наушники с головы и бросил их на пол. Он рывком извлек снаряд и ткнул мне его в руки. Я тут же вогнал снаряд в ствол и выстрелил. «Еще! Еще
один!»
-
не отставал командир. Затвор орудия раскрьmся,
выплюнув гильзу, меня обдало волной тошнотворно-кислой пороховой гари, глаза заслезились. Каким-то образом я су мел зарядить еще один снаряд. И снова танк вздрогнул. Но криков своего командира я уже не слышал. Я продолжал всаживать в ствол один снаряд за другим, стрелять, а потом
вдруг все стихло. Я недоумевал, будучи уверен, что это не
спроста. «Слава богу»,
-
тихо проворчали наушники. Я снова
пробрался на свое место и выглянул наружу. Темный силуэт
198
-----0заполнял весь обзор. Бронированный колосс застьm метрах в десяти от нас, а может, и ближе. Мы все же остановили его.
К полудню бои стали стихать. Русские танки стали от ползать восвояси. Открыв верхний люк, я вьmез и осмотрел ся. Живописный ландшафт, видом которого я наслаждался еще утром, исчез, испарился. Теперь над перепаханной во ронками и гусеницами землей расстилался зловонный чер
но-желтоватый дым. В воздухе ощущался удушливый смрад гари
-
горело все: пшеница на полях, покрышки автомоби
лей, бензин из вспоротых пулями и осколками баков. Еще утром стройным боевым порядком грозно наступавшие на нас танки превратились в дымящийся, обгорелый металло
лом, бесформенными кучами разбросанный повсюду. Среди застывших в неподвижности тел бродили санитары, оты скивая тех, кто еще дышал. Трупы загружали в кузова грузо виков.
Вечером наступило предательское затишье, будто бы днем ничего особенного не происходило. Мы сидели у на шего танка на краю засеянного подсолнухами поля, жевали
бутерброды, пели песни, напоминавшие нам о доме. На ли стке блокнота было подсчитано количество танков, сбитых нашим батальоном. Мы недоверчиво смотрели на трехзнач ную цифру, не веря, что именно столько танков противника выведено нами из строя. Потом прикинули собственные по тери. Мы недосчитались от силы пары машин, зато постра дало много бронетранспортеров
-
русские на полном ходу
сокрушали их и давили гусеницами. Погибли и наши пехо
тинцы, но тогда нас это мало волновало. Тогда мы принима ли во внимание лишь уничтоженную технику врага, и толь
ко ее. Если исходить из столбцов цифр на бумаге, мы одер жали убедительную победу. Нет, никому нас не остановить, мы будем идти вперед и только вперед, так мы думали в тот вечер.
Но тут нашу победную эйфорию вмиг развеял прозву
чавший где-то совсем рядом призыв о помощи. «Воды! умолял кто-то по-русски.
-
-
Дайте воды!» Рихард машиналь
но вьпащил пистолет. По продавленным гусеницей следам мы стали пробираться среди подсолнухов. Примерно в де-
199
-lZJ----сятке метров от нашего танка навзничь лежал молодой рус ский солдат. На толстощеком, совсем еще детском лице за
печатлелись ужас и страдания. «Дайте воды, пожалуйста!» - с трудом повторил он. Я взглянул на его живот. На гимнастер ке отпечатались траки наших гусениц, раздавленная нижняя
часть тела впрессовалась во влажный чернозем. Крови не бьmо видно. Я невольно посмотрел на своих товарищей. Они беспомощно взирали на юношу. И они понимали, что с
ним все кончено. Сейчас ему нельзя бьmо давать воды. Нас не раз предупреждали, что в случае ранения в живот человек
всегда испытывает мучительную жажду, но стоит ему вы
пить хоть ГЛОТQК, как боли усиливаются. Мы стояли, думая, как и чем ему помочь, но тут стоны стихли, голова его скло
нилась набок, солдат бьm мертв. Мы все же решили отъехать подальше от трупа. Отки нувшись на спинку сиденья, я почувствовал, как все тело
немеет, как с него словно выходит все напряжение нелегко
го дня. Руки и ноги тряслись отвратительной мелкой дро жью, которую я не в силах был унять. Упоение боем, побе дой, ощущение собственной неуязвимости, перед которым пасуют и страх, и сама смерть, которые заставляли нас уве
ровать в собственное превосходство, улетучилось неизвест
но куда. Смерть, с которой я только что столкнулся, убедила меня, что и я имел все шансы лежать вот так же, как и этот
несчастный русский. И передо мной кинокадрами стали проплывать события минувшего дня. Вот на нас надвигается русская танковая армада, вот они начинают стрелять, снаря ды рвутся в нескольких метрах от нас, вновь я слышу исте
рический крик моего командира. Да, выжил. И впервые я воспринимал это не как само собой разумеющийся факт. Я бьm счастлив, что выжил. Через день мы отошли на несколько километров. Это никак не укладывалось у нас в голове. Ведь после успехов последних дней мы должны бьmи нестись во весь опор впе ред и только вперед. Наш командир, не хуже нашего пони
мавший это, хранил молчание, но по его озлобленной фи зиономии понимали, что здесь что-то не так.
Отступая, нам пришлось вступить в бой с частями рус-
200
-----0ских, но они предпочли не ввязываться в схватку, а отойти.
И перед тем как отступить, через мощные громкоговорители
мы на чистейшем немецком услышали следующее: «Желаем (Jlейбштандарту» хорошо отдохнуть в Италии!» Голос при надлежал явно какому-нибудь члену «Национального ко
митета «Свободная Германия!», созданному русскими из
наших солдат и офицеров у себя в тьmу. И хотя мы не зна ли, то ли верить этому пожеланию, то ли нет, настроение наше резко переменилось
-
разочарование и подавлен
ность сменились радостью. И верно, какого черта нам та щиться в эту Москву, если и в Милане для нас дела найдут ся! И вскоре наш командир действительно получил приказ немедленно направиться к ближайшей железнодорожной станции. А уже на следующий день наш состав направлялся на запад.
9 Болтая ногами, мы сидели в теплушках, провожая рос сийские просторы. Пригревало солнышко, настроение у
всех бьmо отменное
-
наконец снова на запад. Западное на
правление означало для нас родину, дом и все привычное с
детства. В минувшие месяцы мы, случайно оказываясь на железнодорожных путях, всегда выясняли, в какой стороне запад, и, узнав, с тоской начинали смотреть туда, где путь
исчезает за горизонтом. Мы знали, что где-то там наш дом. Состав следовал почти без остановок. Ночью мы спали внизу под нашим танком
-
одним из трех, которые бьmо ре
шено погрузить и увезти с собой. Остальную матчасть нам
приказали оставить в России. За Львовом территория Со ветского Союза заканчивалась, и мы, быстренько перемах
нув через Польшу, выехали к прежней границе рейха. Поза ди остался сначала Дрезден, потом Регенсбург и РозенхаЙм. Люди на станциях, в особенности девушки, приветливо ма
хали нам. Мы же бросали им патроны, из которых был вы сыпан порох. Вместо него туда были вложены свернутые в трубочку записки
-
имя, фамилия, номер полевой почты и
201
-0----просьба написать обязательно. И я на самом деле не раз по лучал письма из Германии от тех девчонок, которые пойма ли мои патрончики.
Несколько дней спустя мы были в Инсбруке. Был дан приказ следовать на танках к центру города. 3аканчивался июль, жара стояла несусветная, асфальтовое покрытие улиц
растаяло и прилипало к гусеницам танков. Наши вездеходы траками отдирали огромные шматы асфальта, которые по
том снова шлепались на дорогу. После себя мы оставили полное бездорожье. у проезда к Бреннерскому перевалу мы остановились и
стали ждать дальнейших указаний. Поступил приказ до осо бого распоряжения задержаться в городке под названием Инсбрук. Начальство тем временем тоже куда-то съехало. Так что мы остались одни. Похоже, все вдруг начисто утра тили интерес и к нам, и к тому, чем мы будем заниматься. Караульную службу, понятно, забрасывать бьшо никак нель
зя. И началось время отчаянной свободы и полнейшего ни чегонеделания. Мы быстро сдружились с прекрасным по лом, девушки целыми стаями устремлялись за нами, стоило
нам только показаться на улицах в нашей неотразимой чер
ной форме. Многие получили свое боевое крещение по жен ской части, и все с этим связанное поразило их настолько,
что они больше ни о чем и думать не могли. Наше начальст во ничего против не имело, поскольку само сутками пропа
дало либо у своих новоиспеченных зазноб, либо в борделях.
Единственное, на чем они настаивали, так это чтобы мы пользовались презервативами. И всегда иметь их при себе. Существовал даже небольшой карманчик для хранения про тивозачаточных средств, без которых нас не отпускали в го
род. Надо сказать, этому предписанию следовали неукосни тельно, ибо венерические болезни приравнивались чуть ли не к самострелу, и счастье, если подцепивший даже зауряд
ный трипак отделывался несколькими сутками гауптвахты.
Я познакомился с девушкой, которую звали Герта, доче рью майора. Она часто приглашала меня за город, куда-нибудь в горы, проехаться по канатной дороге. Я видел огромную свастику, нарисованную австрийскими национал-социали-
202
-----'0стами на отвесном горном обрыве. Тогда же я познакомился и с одной семьей, рядом с домом которой мы поставили
свой танк. Сначала я попытался бьmо спать в танке, но эти люди, муж и жена с двумя детьми, пригласили меня к себе.
Нет необходимости описывать, что испытал я, очутившись в комфортабельных условиях после всего, что выпало на мою долю в России. К этому следует добавить, что женщина эта бьmа непревзойденной поварихой. Потом я прислал им из Италии письмо, в котором благодарил за самое прекрасное время в жизни, проведенное у них в гостях.
Две недели спустя мы получили приказ направиться в Южный Тироль в город Боцен. Прощание с Инсбруком бьmо нелегким
-
мы только-только успели здесь привыкнуть и
вовсю наслаждались нежданным отпуском. И вот три танка и две сопровождающие их машины с провиантом и горючим
в безумную жару, еле передвигаясь, стали взбираться к пере
валу Бреннер. Глушители едва не раскалялись, мы в танке едва не задыхались, водители во все тяжкие кляли тех, кто
отдавал этот идиотский приказ. Мы не могли уяснить, к чему нас на трех танках посьmать своим ходом, а не погру
зить машины на железнодорожные платформы. Но на них нас пере грузили только почти у самого пере вала, и поезд
доставил нас в Боцен. Выстроившиеся у путей люди привет ствовали нас, бросали нам целые корзины фруктов, вино град и подавали целые кувшины вина. Слава богу, что не эти
итальяшки!
-
радостно восклицали они. Народ ликовал и
когда мы маршировали по городским улицам. Женщины за просто обнимали-целовали нас. Наш командир во время по строения на центральной площади города явно с подтекстом
заявил, что, дескать, где-где, а уж здесь проблем с ночлегом не будет. Едва он договорил, как на нас буквально накину лись женщины и потащили в близлежащие винные погреб ки. И мы пили ночь напролет, а едва забрезжило утро, мы, с трудом переставляя ноги, направились к железнодорож
ной станции, где на путях уже стоял состав, увозивший нас дальше.
В Реджио Эмилия мы разбили палатки прямо на вино граднике на окраине города. Прямо над головой висели спе-
203
-0----лые гроздья винограда. Мы, разумеется, набросились на него, и уже на следующий день чуть ли не вся рота отправи
лась к врачу с расстройством желудка. На употребление ви нограда бьm наложен запрет. В Реджио Эмилия впервые за все эти недели у нас поя вились кое-какие обязанности. Мы дежурили на ведущих в город дорогах и разоружали солдат итальянской армии, ко
торые с тех пор, как на Сицилии высадились союзники, пы тались бежать на север. Их машины, в первую очередь грузо вики и автобусы, конфисковывались в пользу рейха, и позже
мы забрали их с собой в Россию. Несколько дней спустя снова последовала пере броска. В Милане, как нам объяснили, десятки тысяч коммунистов грозились устроить беспорядки, призывая к всеобщей за
бастовке. При въезде в город нашим глазам предстала стран ная картина. Впервые вы увидели, что далеко не все здесь восторженно приветствуют нас. Вдоль тротуаров мы замеча ли многих, кто, демонстративно скрестив руки на груди, злоб но глядел на нас.
Все последующие дни нас куда-нибудь, да бросали. Глав ным образом туда, где назревал очередной бунт. Так, нам пришлось освобождать из здания фашистской партии не скольких гражданских лиц, удерживаемых коммунистами.
Перед зданием местной комендатуры собралась толпа, разо гнать которую удалось лишь с помощью оранжевых дымо вых сигнальных патронов, тех самых, которыми мы подава
ли сигналы нашим летчикам, чтобы те ненароком не сбро сили бомбы на нас. Затем мы танками перекрывали улицы, по ночам следили за соблюдением объявленного для всех итальянцев комендантского часа или же следили за рыноч
ной площадью, где бойко шла торговля оружием. Но в це лом свободного времени у нас хватало с избытком. Как и вез де, в Милане нас в первую очередь интересовал женский пол. Так что и в этом городе продолжилась уже ставшая привыч ной развеселая жизнь. Многие из наших довольство вались проститутками, которых здесь бьmо видимо-невидимо, дру
гие предпочитали заводить более длительные связи с жен-
204
------0щинами, с которыми познакомились в кафе или ресторанах.
Начальство предпочитало бордели пореспектабельнее. Несколько дней мы провели в отеле «Альберго Диана» неподалеку от вокзала, где нас обслуживали, что называет ся, по-королевски. Нам приносили в постель завтрак
-
кофе, какао, белый хлеб, мармелад и вообще все, что мы бы ни пожелали. В ресторанах кельнеры тут же накрывали ДЛЯ нас столы, уставляя их спаге1ТИ, вкусными блюдами и луч
шим вином. Если мы желали подстричься или побриться, в любой парикмахерской ждавшие очереди клиенты вскаки
вали и, выбросив руку вперед, приветствовали нас, желая про пустить нас вне очереди. Такое поведение итальянцев хоть и казалось нам странным почитают,
-
-
все же приятно, когда тебя
только вот мы в отношении их избыточной
вежливостью похвастаться явно не могли.
Некоторое время спустя мы сменили место постоя, пе ребравшись в парк неподалеку от городского центра. Парк бьm очень красивый, ухоженный, с подстриженными дерев
цами и лужайками, с клумбами, затейливой формы фонта нами и даже клетками, где помещались шимпанзе и орангу
танги. Однажды ночью наши подвыпившие офицеры уст роили в парке стрельбу
-
взломали двери клеток и открьmи
огонь по обезьянам. Животные в страхе стали разбегаться
-
никто из наших не удосужился запереть дверцы. На следую щий день весь центр Милана кишел вырвавшимися на волю обезьянами. В один из вечеров группа наших офицеров яви
лась на заводы «ФИАТ», без слов забрала несколько дорогих гоночных автомобилей и устроила на них гонки по улицам
города. Поскольку все наши командиры бьmи пьяны, не сколько автомобилей оказалось разбито. Тогда же я возле киоска познакомился с одной молодой женщиной. Ее звали Соня. Соня была чуть младше меня. Девушка была жгучей брюнеткой, ее черные как смоль во
лосы приятно 01Теняли белизну кожи. На ней бьmа такая коротенькая юбчонка, которых я ни на ком еще не видел.
Кроме этого, Соня явно питала слабость к косметике, что среди немецких женщин считается весьма дурным тоном.
Я как-то сказал ей, что, мол, не жалую, если девушка черес-
205
-0----чур мажется. Соня без слов ПОДОllDIа к фонтану и 1УГ же смъmа грим с лица. Мы очень много времени проводили вместе,
гуляли. Соня называла меня
mio grande атоге.
Ей страшно
нравилось, когда я пел для нее знаменитую <<Лили Марлею>. Однажды Соня пригласила меня на виноградник своих родителей, и мы на вполне современном трамвае отправи
лись на самый край Милана. Ее отец, небольшого роста, жилистый итальянец очень дружелюбно принял меня и об щался со мной на вполне приличном немецком. А вот мате
ри Сони я явно пришелся не ко двору. Она не скрывала не приязни, хотя Соня уверяла ее, что, мол, я очень воспитан
ный парень. Мы сытно пообедали, и вообще все бьmо очень по-домашнему. С этого дня я стал частым гостем на вино
граднике. Чтобы мой командир не смотрел на меня косо за эти визиты, я регулярно приносил ему бутьтку вина.
Однажды отец Сони позвал меня к себе в свою охотни чью каморку. Соня не бьmа туда допущена. Мы уселись в де ревянные кресла, волнуясь, я ждал, что он собирается мне
сказать. «Вам не кажется, что Германия проигрывает вой ну?
-
спросил он.
-
Еще года два, самое большее, и все».
О чем только он говорит, мелькнуло у меня в голове. Герма ния не может проиграть войну. «Так вот, у меня к вам есть
предложение,
-
продолжал он.
-
Оставайтесь здесь! Прой
дет полгода, вы освоите итальянский, а волосы ... Волосы можно и перекрасить в черный цвет». Дезертирство, измена
Родине
-
мгновенно пронеслось у меня в голове. «Сейчас Я
не требую от вас ответа,
-
добавил отец Сони.
-
Прошу вас,
обдумайте мое предложение, но никому о нем не говорите
-
в этом случае вы подвергнете меня опасности. Все это я де лаю ради моей дочери, она вон уже сейчас слезы льет по по
воду вашего скорого отъезда». На этом наш разговор закон
чился. Я почувствовал неприязнь к этому человеку
-
надо
же, он думает, что немецкий солдат способен на предатель
ство. Но тут же поймал себя на мысли, что я вполне серьезно воспринял его предложение и даже пытался рисовать, каким
будет мое будущее, останься я в Италии. Я и на самом деле никому об этом разговоре не рассказал, даже Соне. Но вся кий раз, как я приходил к ним, отец Сони постоянно вызы-
206
-----0вал к себе на разговор. Один раз даже показал штатскую оде жду, которую приготовил специально для меня, потом сооб
ЩИЛ, что, дескать, где-то в Апеннинах есть охотничий домик, где можно пересидетъ до самого конца войны. На четвертый
день он потребовал от меня решения. И хотя мне казалось, что я уверен, как поступлю, я все же медлил с ответом.
«Поймите, Я да1Jал присягу и не желаю нарушать ее». Он так и думал, ответил мне отец Сони, а после этого попросил уйти. На следующий день я, как обычно, пришел снова. Но на сей раз мне отворила не Соня, а ее отец. Сони вообще ни где не бьmо видно. «Я доверился вам,
-
сказал ее отец,
-
те
перь и вы не подведите меня. Прошу вас больше не прихо дитъ». И захлопнул дверь. Я ПОНУРО побрел прочь. Дело в том, что все остальные знакомства, которые у меня были по
сле Бурга, были просто интрижки, случайные, непродолжи тельные связи. Как говорится, с глаз долой, из сердца вон. С Соней же все было по-другому, к этой девушке я питал куда более глубокие чувства.
В октябре
1943 года впервые за год и три месяца службы
я получил отпуск на родину. И вот в воскресенье во второй половине дня поезд прибьm на станцию Мюнстер. Мои ро
дители были вне себя от радости. «Все, завтра отправляемся в город»,
-
решил отец. Ему непременно хотелось похва
статься сыном в форме <JlеЙбштандарта». Но все вышло не так, как он задумывал. После обеда завыли сирены воздуш ной тревоги, и нам пришлось спуститься в подвал дома. Во преки предостережениям родителей я все-таки выбрался на
ружу и наблюдал за британскими бомбардировщиками. Мне не было страшно, хотя бомбы падали совсем неподалеку от нас, даже дом трясся. Разве можно было сравнивать все это с
тем, что я пережил в своем танке на фронте? После того как англичане убрались восвояси, через гром
коговорители объявили, чтобы все солдаты направлялись на ликвидацию последствий авианалета. Я тоже явился в мест ную военную комендатуру, но офицер, едва взглянув на мои документы, убедился, что я воевал в России, и тут же отпус
тил меня домой. Так что отпуск мой уцелел. Как-то вечером мы с родителями решили сходить на развлекательную про-
207
-0----грамму. Конферансье лично приветствовал меня со сцены, я видел, как сидевшего рядом отца буквально распирало от гордости.
Две недели спустя мой отпуск кончился, и я отправился в Италию. По пути туда на главном вокзале Мюнхена я ус лышал, как диктор объявил номер моей полевой почты с требованием немедленно прибыть к военному коменданту станции. Но я решил не испытывать судьбу и сделал вид, что не расслышал объявления. В конце концов, все документы
бьmи оформлены до Милана. Прибыв в пункт назначения, я узнал, что нашу часть срочно перебросили в Россию. Пере
оформлявший документы офицер намеренно поставил день убытия даже не завтрашним, а послезавтрашним днем, по
желав мне пару приятных деньков в Милане. Я переночевал в солдатской гостинице Красного Креста, еды было вдо воль, и сходил посмотреть немецкий фильм. И хотя не про шло и трех недель, как я был в Милане, тем не менее уже чувствовалось, что отношение местного населения к нам
круто изменилось. Но это не помешало мне наслаждаться
пребыванием в Милане, и я с ужасом думал о том, что уже скоро снова окажусь в России. Я даже подумывал о том, а не вернуться ли мне на виноградник и не переговорить с отцом
Сони. Но в конце концов, собрав в кулак всю силу воли, я отъехал поездом до Вены, а оттуда во Львов, служивший сборным пунктом всех отпускников перед отправкой на фронт.
Во Львове мы ночевали в бывшей школе. На втором эта же жили солдатыI' а на третьем связистки-военнообязанные.
И ближе к ночи между этажами завязывал ось интенсивное общение. Я познакомился с девушкой из Гисена. Она нау чила меня одной хитрости
-
попьпаться сесть на поезд, сле
довавший на фронт, лишь за несколько минут до отправле ния. Вагоны забиты до предела, так что есть все основания дождаться следующего. И верно, несколько раз меня от правляли на вокзал ждать следующего состава. Боже, как мне не хотелось возвращаться в Россию и снова переживать
этот ужас, эту грязь, вшей и все остальное. Мыслями я нахо дился все еще в Мюнстере, да и в Италии провел выпавшие
208
-----0мне дни очень и очень неruюхо. Только дней десять спустя я все же заставил себя сесть в поезд, идущий в восточном на правлении.
10 Мы высадIШИСЬ на крохотной станции. В местной ко мендатуре мне показали на карте, где предположительно
может находиться моя часть. Где-то вблизи Житомира, боль ше ничего определенного никто сказать не мог. Вместе с солдатами из других частей мы, пересаживаясь с грузовика на грузовик, ехали все дальше и дальше на восток, пока меня не высадили и я не оказался в полном одиночестве посреди
какой-то дороги. Я понятия не имел, где я и куда идти. Одно я знал крепко
-
заплутать означало попасть в лапы русским.
Холод и наступающий вечер заставили меня переноче вать в полуразрушенной деревне. Я устроился в мало-маль ски уцелевшей хате в углу возле глиняной печи. Ночью я вдруг проснулся, почувствовав, как что-то мокрое и скольз
кое трется о мое лицо. Я с криком вскочил и зажег спичку.
С облегчением я убедился, что это всего-навсего кот. Я по садил его к дверям, а сам снова уселся спать и вскоре заснул.
Однако этот окаянный кот снова тычется мне мордочкой в нос. Я не поленился, взял его за шиворот и швырнул в бочку с водой, стоявшую у входа в хату. Когда я утром вышел нару жу, увидел, что кот плавает в воде кругами. Я все же пожалел его и вытащил. Сам удивляюсь, отчего вдруг этот несчаст ный кот вызвал у меня такую жуткую брезгливость.
На следующий день я продолжал рыскать по местности и только к вечеру набрел на стоявший в чистом поле немец кий грузовик и группу солдат. Подойдя ближе, понял, что это ребята из нашей роты. Узнав меня, они обрадовались, дали мне поесть и ввели в курс обстановки. Я чуть пришел в себя и рассказал им о своих злоключениях последних двух
дней. Оказывается, пока я отсутствовал, нашу часть стали перебрасывать в Россию и в пути следования ее атаковали. Пришлось срочно разгружаться и тут же вступать в бой с русскими. К тому же дивизию буквально разорвали на части
209
-~----и рассовали по разным местам. Мне рассказывали о совер шенно фантастических вещах: об отступавших в панике на ших солдатах, о том, что фронт вот-вот развалится. И верно, назавтра, да и в течение всех последующих не
дель мне пришлось воочию убедиться в том, чего я и в кош марном сне увидеть не мог бы. Тысячами на запад устремля лись солдаты, измотанные в бесконечных схватках с русски
ми, чьи части и подразделения бьши разгромлены. Мы тоже отходили на запад, лишь от случая к случаю атакуя врага с
целью выхода из окружения. Короче говоря, обстановка к оптимизму не располагала. Еще буквально за несколько ме сяцев до этого мы неудержимо продвигались на восток, а
уже к концу того же самого,
1943 года мы что ни день усту
пали врагу несколько километров. Мы постоянно участво вали в боях, и если раньше нам приходилось сражаться ис ключительно в светлое время суток, то теперь нередко и по
ночам. Спали мы урывками, да и то, как правило, на сиде нье танка. Русские сосредоточили против нас огромный людской и технический потенциал и, невзирая на свои ас трономические потери, бросали в бой все новые и новые силы.
В этой связи хочется привести один наиболее жуткий пример. На опушке леса мы расставили танки и хорошенько их замаскировали. Через поле в нашу сторону двигались
крупные силы русской пехоты. Сперва русские нас не заме тили, только когда мы открьши по ним пулеметный огонь, они, посчитав, что имеют дело с позицией пулеметчиков, с
криками ура устремились на нас. Плотным огнем мы скоси ли передние ряды наступавших, но солдаты, переступая че
рез погибших товарищей, продолжали атаковать. Их по стигла та же участь. Некоторое время спустя русские броси ли на нас еще одну волну пехотинцев, но и эта атака бьша
отбита с прежним результатом. И хотя ситуация складыва лась явно не в их пользу, несмотря на бессмысленность дальнейших жертв, комиссары гнали своих бойцов под
огонь наших пулеметов. Буквально на наших глазах образо валась и непрерывно росла гора трупов. Уж и не знаю, сколько времени прошло, пока противник решил прекра-
210
------0-
Военный врач может лишь констатировать смерть.
титъ череду атак. А мы в ужасе и недоумении взирали на гору
тел. этих людей просто-напросто скормили нам, намеренно послав на верную гибель. Тут же мне вспомнился и другой
эпизод: с танками тогда под Курском. Тогда советское ко мандование действовало в точности так же. В результате це
лые поля бьmи усеяны сотнями подбитых горевших танков. Да, но там мы имели дело с техникой, а не с живыми людь
ми. Здесь же мы уложили несколько сотен пехотинцев. При чем действовали мы совершенно хладнокровно, чего рань
шене бьmо.
211
-0------
в секрете.
Погода в ту зиму способствовала и без того усутублявше
муся хаосу. Ночью мороз минус десять, а днем оттепель. До роги раскисли, превратились в болото, в котором увязала техника. По утрам мы были вынуждены отогревать радиато ры и массу времени приходилось тратить на то, чтобы вы свободить колеса или гусеницы из плена застывшей на мо розе грязи. Двигатели остывали, запускались плохо, прихо дилось наливать в консервные банки бензин и такими вот импровизированными средствами отогревать картеры дви
гателей. Мы старались не допускать переохлаждения двига-
212
------0телей и почти не выключали их. Но все эти контрмеры но сили временный и малоэффективный характер. Ежедневно выходила из строя техника, ее приходилось бросать прямо на дороге или в поле
-
русские наступали нам на пятки.
Наряду с техникой серьезную проблему представляло и состояние здоровья личного состава. Участились случаи же
лудочно-кишечных и инфекционных заболеваний, в част ности, желтухи. Врачи раздавали нам угольные таблетки, но разве могло это средство совладать с дизентерией или гепа
титом? Осознание поражений на фронтах тяжело отража лось на психике
-
куда-то исчезли обычные беззлобные
шутки, смех, уступив место раздражению и озлобленности. Более того, юмор приобретал садистские черты. Один из на ших, склонившись над трупом русской, лежавшим у обочи ны, заключил: «Нет, не пойдет, малость холодновата она, чтобы ее трахать». Я буквально онемел от таких слов. Мне было непостижимо, как можно было воспринимать чью-то гибель таким образом.
Редко выпадали относительно приятные моменты, когда удавалось подыскать для ночлега хорошую, теплую хату,
спокойно и досыта наесться и поговорить при свете само
дельной свечи. Тогда кто-нибудь начинал рассказывать о доме, остальные с интересом его слушали. Иногда беседы затягивались за полночь, невзирая на усталость мы не спа
ли
-
так хотелось хоть на время забыть об ужасах войны.
В такие минуты тоска по дому обострялась до предела, в особенности тоскливо было стоять ночью в охранении и глядеть на звездное небо, сознавая, что, может быть, и твои близкие в этот момент сейчас видят те же звезды. Я вновь со всей остротой ощушал свое одиночество и нередко спраши
вал себя, что я забьm здесь, в стране, за тысячи километров
лежавшей от родной Германии. В конце января
1944 года русским удалось взять в кольцо
окружения несколько наших дивизий общей численностью
в несколько десятков тысяч человек. Мы получили приказ деблокировать немецкую группировку, однако натолкну
ли.сь на яростное сопротивление русских. На середину фев раля была запланирована повторная операция деблокирова-
213
-0-----
Противотанковые части ее в бою.
ния, но отгепель и проливные дожди воспрепятствовали ее
осуществлению. В нескольких километрах от котла на доро гах безнадежно увязли сотни единиц боевой техники и авто
транспорта. В этой связи окруженным войскам был отдан приказ прорываться собственными средствами. В задачу на шего батальона входил прием прорвавшихся окруженцев и
обеспечение их всем необходимым. В назначенные день и час мы вышли к реке и, заняв в нескольких сотнях метров от нее оборону, стали дожидаться наших выходящих из окружения частей и подразделений.
В бинокль мы изучали местность. Над рекой расстилался ту ман, по воде плыли огромные льдины. Вскоре донесся гул двигателей, и к реке стали приближаться наши грузовики.
Кузова их бьmи битком набиты солдатами. Вслед за грузови ками спешили те, кому места в них не нашлось. И вот пер вые грузовики на полном ходу устремились прямо в воду, потом перевернулись, солдаты рухнули в ледяную воду и
пытались вплавь добраться до противоположного берега.
И тут русские открьmи по ним ураганный огонь. Мы откры-
214
------0ли ответный огонь, пытаясь отвлечь на себя русских. Однако сотням наших солдат это уже не помогло
-
они погибли под
пулями или утонули в ледяной воде, а тела их унесло течением.
Те, кому посчастливилось уцелеть в этой мясорубке, хлынули на наши позиции. Многие, едва выбравшись на бе рег, скинули намокшее обмундирование и теперь дрожали
от холода в тонких гимнастерках. Многие бьши ранены, кто в руку, кто в плечо или ногу. Мы старались обеспечить их по мере возможности хотя бы одеялами, рассаживали их у тан ков, поближе к двигателям, чтобы они могли хоть немного отогреться.
На следyJ<)ЩИЙ день нам предстояло продолжать отход. Мы сами, без командира отправились в ближайший населен ный пункт, и вдруг раздался ужасающий грохот, а наш танк
как следует тряхнуло. Машина замерла на месте. Мы сразу поняли, что стали жертвой прямого попадания, и спешно
принялись покидать танк
-
оставаться в нем бьшо нельзя,
поскольку на открытой местности он представлял для рус
ских идеальную мишень. Выскочив наружу, я тут же шлеп
нулся в грязь и отполз за танк. Отто с Германом притули лись к гусенице. «А где Рихард?»
-
спросил я. Оба в ответ
лишь пожали плечами. Подождав, пока стихнет пулеметный
огонь, я все же вскарабкался на танк и заглянул в люк Ри харда. Он так и оставался сидеть на своем месте, но я заме тил, как из-под него ручьем текла кровь. «Рихард, давай, вы бирайся!»
-
проговорил я и подхватил его под мышки. Его
тело показалось мне каким-то странно легким, и тут кровь
хлынула из него, словно из опрокинутого ведра. Рихард
мельком взглянул на меня. «Вилли, брось меня, все равно мне конец!»
-
еле слышно вымолвил он, и тут его голова
упала набок. Рихард был мертв. Разрывом снаряда ему ото рвало обе ноги. За последние месяцы я уже и не помню, сколько наших
солдат погибли у меня на глазах. Это меня трогало, даже волновало, временами и мучило. Но только сейчас впервые за всю войну я вдруг осознал со всей отчетливостью, что
значит потерять друга. В памяти постоянно сменяли друг друга картины: вот Рихард высовывает голову из люка, по-
215
-0----том поворачивается ко мне, иронично улыбаясь, услышав очередной идиотский приказ командира, вот он склонился
над приборной доской ... и вот он в последний раз мельком, как бы стесняясь, смотрит на меня и тут же отводит глаза. В лице Рихарда я потерял друга, который в первые дни и ме сяцы служил мне опорой, которому я изначально и безого ворочно доверял.
Мы вытащили безжизненное тело Рихарда из машины и уложили рядом с гусеницей. У нас не бьmо возможности по хоронить его
-
русские бьmи рядом. Я забрал его медальон,
а потом мы покинули это место.
В ближайшем селе мы обнаружили нашу штабную роту, доложили о подбитом танке и нашем погибшем товарище. Так как уже давно вышедшая из строя техника не заменя лась, наше начальство распределило нас в разные подразде
ления. Меня посадили на танк в 5-ю роту. И все последую щие дни мы продолжали двигаться в западном направлении, удирая от русских танков, время от времени показывавших
ся на горизонте. Продвижение давалось нам нелегко, в день иногда мы из-за бездорожья и распутицы одолевали счита ные километры. Мы пытались устраивать деревянные на стилы из поваленных деревьев, но и эти меры чаще всего
оказывались безрезультатными
-
месиво поглощало все.
Хаос и неразбериха принимали воистину угрожающие формы. Похоже, командование не предпринимало серьез HbIX попыток организовать наш отход, мы без всякой цели, без KOHKpeTHbIX приказов просто следовали на запад, в сто
рону Германии. Однажды вечером мы въехали в какую-то деревню. Вся главная дорога бьmа забита нашими грузови ками, а личный состав до предела забивал близлежащие
хаты. Мы с трудом отыскали на окраине села подобие амба ра, там и заночевали. А проснувшись утром и придя в дерев ню, увидели, что всех давно и след простыл. Нас просто по
забьmи, бросили. В конце концов мы, конечно, догнали сво их. Наша многокилометровая колонна замерла. Проехав на танке через поле, мы сумели выехать на главную улицу и вы
яснили причину затора. Оказывается, штурмовое орудие,
216
------0проломав шаткий мост, рухнуло в ручей. Несколько человек пытались вытащить его.
Время шло, и с каждой минугой росло напряжение. Враг подбирался все ближе, скоро на горизонте вновь появятся уже знакомые точки, которые будуг угрожающе расти. И вот
они появились В хвосте колонны вспыхнули первые грузо вики. Из близлежащих домов выбегали русские и прямо с
кузовов растаскивали наши запасы. Я видел, как женщина, схватив целую стопку солдатского нижнего белья, снова ис
чезла в доме. Положение становилось безвыходным, мы ре шили не ждать, а попытаться на танке перебраться через
речку, но, увы, переоценили свои возможности. Машина
безнадежно увязла в трясине. Нечего было и думать, чтобы ехать дальше.
Ох, как же трудно мне бьmо поджигать собственный танк! Машина верно служила нам, защищая от пуль, оскол
ков, холода русской зимы, и давала возможность быстро уйти от преследовавшего нас противника. Теперь же мы вы нуждены бьmи передвигаться на своих двоих
-
жуткая пер
спектива для танкиста! Когда мы уходили, я несколько раз оборачивался и видел, как все новые и новые грузовики гиб ли в огне.
Именно тогда, весной
1944 года,
мне стало окончатель
но ясно, что война проиграна. За прошедшие месяцы я не
раз пытался убедить себя, что все эти кровопролитные бои и отступления
-
всего лишь временный этап, и что мы скоро
начнем победоносный марш. Тех, кто пытался усомниться в этом, я с возмущением обрывал, изо всех сил пытаясь зара зить собственным оптимизмом. Но эта бесконечная колон на пьmающей техники и грузовиков стала последней кап
лей. Все мои иллюзии канули в прошлое. На моих глазах превращалось в пепел огромное количество войсковых за пасов. Если так пойдет и дальше, никакой тьm не сможет покрыть такие потери.
Всю ночь мы шли. Моросил дождь, отчего обмундиро вание набрякло влагой. Только к вечеру следующего дня мы
добрались до Христиновки, где распределились по хатам. от ходьбы ноги распухли так, что мы с трудом стаскивали обувь.
217
-0------
Трофейная русская 76-мм противотанковая пушка зис-з.
Я, едва соображая, пошатываясь, проковылял мимо недо умевающих хозяев до скамейки и рухнул на нее. На следую щее утро я проснулся оттого, что кто-то тряс меня за плечо.
«Русские солдаты!,)
-
прошептала женщина, показывая на
улицу. Я глазами стал искать вторую дверь. Женщина, поняв меня, чуть приоткрыла ее, а потом кивнула. Выскочив из хаты, я проскользнул через сад и помчался к железнодорож
ной станции. Там я нашел двух своих товарищей, с которы ми мы пришли в эту деревню. В никем не охраняемом веще вом складе вермахта мы переоделись в валенки и теплые по
лушубки, прихватили с собой и еды, погрузили все это хозяйство на телегу и вдоль железнодорожной насыпи по
ехали на Умань, где, по нашим расчетам, должны были на ходиться немецкие войска.
Проехав несколько километров, мы разглядели на дру гой стороне насыпи головы русских солдат. Мы тут же ста щили пилотки, чтобы они не узнали в нас немцев. Соскочив с телеги, мы, пригнувшись, пошли рядом. Общаться прихо дилось жестами, мы решили свернуть. Едва мы изменили направление, как услышали крики русских солдат. Затреща ли первые выстрелы. Я передернул затвор автомата, нажал
218
------0на курок, но оружие отказало. Я побежал, но валенки
-
явно не самая удобная обувь для передвижения по трясине.
Налипшая на них грязь бежать не позволяла, я еле волочил ноги. Я уже готов бьm просто сесть и дожидаться своей уча сти, но тут вспомнил учебку. «Если тебе кажется, что ты вы
дохся, на самом деле это не так. Стоит только преодолеть себя». Только тогда я впервые понял истинность этого ут верждения, и ноги мои заработали проворнее. Обернув шись, я увидел только одного своего товарища. Но тут грох нул выстрел, и он, неловко раскинув руки, шлепнулся лицом
прямо в трясину. Русские продолжали стрелять. Боковым зрением я разобрал, что сзади приближается телега. Я успел вскочить на нее и скрыться за грузом. Я почувствовал, что с
моей лошаденкой что-то не так. Осмотрев ее, я убедился, что животное ранено в заднюю ногу. Как я ни кричал, как ни подстегивал, лошадь не реагировала. Тогда я решил дей ствовать по-другому
-
ткнул пальцем прямо в свежую рану.
Лошадь рванула вперед так, будто на ипподроме, и остано вилась лишь в нескольких десятках метров впереди. И тут на меня вдруг обрушилась слабость
-
по-видимому, оттого,
что я почувствовал себя в относительной безопасности. Я сел прямо в грязь. Непонятно, как я вообще уцелел под градом пуль русских.
Едва придя в себя, я потащился вверх по склону, проди раясь через кустарник. Глядя под ноги, я старался ступать аккуратно. Выкрик «Руки вверх!» вернул меня к действи тельности. Русские солдаты в длиннополых шинелях навели на меня оружие. Меня заставили повернуться, потом куда
то повели. Вот и произошло то, чего я боялся сильнее все го,
-
я попал в плен к русским. Если они меня убьют, это бу
дет еще не самое ужасное. Все, что мне приходилось видеть и слышать, убеждало меня в том, что путь мой на тот свет окажется долгим и мучительным. Я ужасно боялся пыток. У меня перед глазами проплывали сцены самых жестоких истязаний. Я вспомнил трех немецких связисток-вольнона
емных, тела которых мы обнаружили в одном здании в Харь кове. Им отрезали груди. И еще я вспомнил, как однажды
кто-то из начальства подвел нас к русскому танку. К гусени-
219
-0----це этого танка бьmо привязано изувеченное тело немецкого
солдата. Вспомнились и политзанятия в учебке в Лихтер фельде, рисовавшие нам еврейско-большевистских вырод ков, недочеловеков, одержимых звериными инстинктами.
Пока меня вели под конвоем, все это пронеслось у меня в
памяти. Как я досадовал, что выбросил таблетки, выдавае мые нам на случай попадания в плен. Проглотишь
-
и по
крайней мере умрешь быстро и без мук.
Мы дошли до места, где росло большое дерево. Меня ПОдТолкнули к еще двум немецким солдатам, стоявшим спи
нами к дереву. Они бьmи одеты в серую форму с красным
крестом и относились к санитарной роте «ЛеЙбштандарта». Позже они привели еще санитаров, а также двоих солдат в
маскировочной форме. Довольно долго ничего не происхо дило. Лишь к вечеру они отобрали у нас часы и потребовали документы. Потом появился русский офицер. При помощи большого пальца руки он лаконично объяснил нам, куда встать
-
справа либо слева от дерева. Меня он отправил на
право, туда, где стояли солдаты в маскировочной форме. Одиннадцать человек санитаров оказались слева. Потом он что-то сказал по-русски своим солдатам. Те отогнали груп пу метров на двадцать от нас, а потом расстреляли из авто матов.
Теперь я уже не сомневался, что расстреляют и меня. Пока что маскировочная форма избавляла меня от пули рус
ских. Они, видимо, полагали, что я рангом повыше. Скорее всего, из нас будут выбивать подробные сведения о себе, а
после этого поставят к стенке. Солдаты увели нас, потом, связав руки, привязали к телегам. И мы всю ночь трусили вслед за телегами, только рано утром нам позволили пере
дохнуть, а потом погнали дальше. Веревка до крови натерла мне запястья, но особой боли я не чувствовал
-
руки одере
венели от холода. В животе урчало от голода, жажду я утолял снегом, прилипшим к телеге. Ног я почти не чувствовал, я уже подумывал, что скоро свалюсь, и меня потащит за теле
гой. Я уже бьm близок к отчаянию, но что-то удерживало меня.
После полудня мы добрались до какой-то деревни. Теле-
220
------0ги остановились, и мы
1YI' же упали на снег.
Конвоиры креп
ко поддали при кладами под ребра, заставив нас подняться.
Мы, едва не падая, направились к'хате, куда нас толкнули, поддав пинка. В хате мы тут же легли на пол и провалились в сон.
Какое-то время спустя старушка разбудила нас и выста вила прямо перед нами на пол огромную сковороду с дымя
щейся жареной картошкой. Мы руками жадно стали впихи вать в себя горячую картошку. С каждым глотком силы воз вращались к нам, и еще не доев, мы уже решили, что будем бежать. Задней двери в хате не бьшо, а у дома, как сообщила старушка, стоял вооруженный солдат. Правда, в задней сте не дома бьшо прорезано неболъшое окошко, без рамы, толь ко застекленное, и через него вполне можно было пролезть.
Приложив к стеклу одеяло, я без шума выдавил его, и в счи таные секунды мы бьши снаружи.
Через овраг мы бросились прочь от села и бежали до тех пор, пока в отдалении не расслышали шум боя. Пока мы бьши в плену, русские успели вьщвинуться далеко вперед,
так что мы все еще бьши у них в ТЬШУ. Мы решили передви гаться только в темное время суток, а днем где-нибудь пере жидатъ, например в больших стогах сена. жажду мы утоляли снегом, а голод
-
колосьями, совсем как мыши-полевки, то
и дело шмыгавшие вокруг.
На рассвете третьего дня пути мы добрались до балки глубиной метров в пятнадцать. Спрятавшись в кустах, мы
наблюдали за происходящим. Судя по стрекотанию пулеме тов, мы оказались в самой гуше русских, занявших позиции
как раз вдоль этой балки, а в леске напротив окопались наши. Уже стало слишком светло, чтобы незамеченными попытаться перебежать овраг. Русские 1YI' же изрешетят нас, приняв за немцев, ну а наши, соответственно, посчитают
нас русскими, и ... и все-таки осознание близости своих не давало нам покоя. Не могли мы терпеть до вечера, поэтому решили через высаженный полоской молодой, но густой лес проползти на дно балки. А оттуда уже решим, где удобнее будет подниматься вверх по склону балки. И нам удалось без происшествий спуститься на самое дно оврага и оказаться,
221
-0'----таким образом, между двумя фронтами. Заросли на склоне бьши слишком густыми
-
нам пришлось бы буквально про
дираться через них. Так что оставалось выбираться наверх через узкую прогалину. Мы прекрасно понимали, что ни о какой скрытности в этом случае и думать нечего
-
мы заве
домо обрекали себя на роль живых мишеней. И все же ре шили рискнуть. Выждав удобный момент, мы устремились
вверх по просеке. Заметив нас примерно на середине просе ки, русские открьши по нам огонь. Я бежал последним, по сему попасть в меня бьшо легче всего, мысль эта мне не по
нравилась, и я бросился обгонять остальных. Оказавшись у деревьев, я тут же завопил что бьшо мочи: «Немец!», «Я
-
немец!», «Свой!» Пере махнув через край оврага, я пробежал еше несколько метров и свалился без сил прямо перед на шими солдатами. А потом разрьщался
-
не вьщержали нер
вы. Мне дали глотнуть воды из фляжки, и я немного успоко ился. «Где остальные?»
-
спросил я. Солдаты молча показа
ли на край оврага. Там в грязи неподвижно застыли тела моих товарищей.
11 Делать вам здесь нечего, заявил мне лейтенант вермахта. Поэтому отправляйтесь-ка в комендатуру и выясните там, где ваш (J1еЙбштандарт». Мне вручили карабин и мешочек с хлебом и велели следовать на запад. Поймав грузовик, я доб рался на нем до деревни, и вовремя
-
комендатура как раз
уже снималась с места. Я объяснил офицеру, что случилось, и попросил его вьщать мне направление в свою часть. Он ве
лел распаковать пишущую машинку и продиктовал: «Рядо вому такому-то поручено nреnроводить жителей деревень Ро
зенталь и Антуанеттенталь
-
этнических немцев к nункту
сбора этнических немцев и передать их там соответствую
щим должностным лицам». Прочитав эти строки, я недо уменно уставился на него. ОФицер пояснил, что мне надле жит поехать в указанные села, отыскать старосту, собрать
группу и с ними следовать на запад. И никаких вопросов. Все. Выполняйте. Вручив мне карту местности, офицер по-
222
------0садил меня на грузовик, доставивший меня в Антуане1Тен таль к самому дому старосты. Я предъявил ему документ, он
оповестил жителей. Orьeзд бьm назначен на следующее утро. За ночь жители собрали свои скромные пожитки, в ос новном одеяла и теплые вещи, и погрузили все на крытые
телеги. Сверху болталась забитая птица и колбасы. В основ ном обоз состоял из людей в возрасте от
40 до 60 лет, детей
бьmо мало, несколько женщин несли на руках грудных мла
денцев. Они с преувеличенным радушием приветствовали меня, называли «спасителем». Не знаю почему, но я чувст
вовал себя явно не в своей тарелке. Не учили меня перего нять обозы, да и практического опыта у меня как у танкиста
не бьmо никакого. Только разговорившись с ними, я понял, как благодарны мне эти люди за проявленную о них заботу и помощь. «Куда угодно, только не к красным»,
-
повторяли
многие из них. Я понял, что избавил их от гнетущего страха, и даже почувствовал нечто вроде гордости за участие в таком ответственном деле.
Днями эти три десятка крытых брезентом телег продви гались по всхолмленной местности на запад. В голове следо
вала повозка старосты. Если мы оказывались у широкой реки, у Днестра или Буга, нам приходилось часами ждать у мостов своей очереди проехать. По ночам женщин и детей размещали в хатах, мужчины же оставались спать на повоз
ках. Женщины прекрасно готовили, варили куриный бульон и постоянно осведомлялись у меня, не голоден ли я.
В конце концов мы добрались до какой-то румынской деревни. Нас остановил немец, унтерштурмфюрер по зва нию. Я подал ему бумаги. «Ах, так это вы!»
-
мигом сменив
официальный тон на дружески-фамильярный, он принялся благодарить меня, и из его слов я понял, что мы доехали до
пресловутого «пункта сбора этнических немцев». В этом селе я пробьm еще пару дней, после чего простился со всеми
своими недавними подопечными. Люди сердечно поблаго дарили меня на прощание, некоторые даже не удержались
от слез. Да и мне не хотелось расставаться с ними
-
все-таки
благодаря именно этим людям мне предоставилась возмож
ность совершить нечто действительно полезное и осмыс-
223
-0----ленное, и я убедился, что справился с этой задачей. А теперь мне в одиночестве предстояло продолжить поиски своей час
ти. А в условиях всеобщей неразберихи отступления это бу
дет очень и очень нелегко. В дороry я получил от «фоль:кдой че» массу еды и еще красиво расшитый на русский манер
кошелек с рублями и оккупационными марками, собранны
ми со всех. Унтерштурмфюрер снабдил меня документом, в котором подчеркивал мою исключительную добросовест ность при выполнении ответственной задачи, и даже обра
тился к соответствующим инстанциям с просьбой оказывать мне всяческое содействие. Вооружившись этой бумагой, я снова отправился внеизвестность.
Иногда пешком или на крестьянских повозках, иногда на грузовиках и поездах я за несколько недель проехал всю
Румынию и Венгрию, пока с пересадкой в Вене не оказался
в Германии. Вначале это бродяжничество пришлось мне не по душе, но постепенно стало даже приятным. Я постоянно оказывался в новых местах, знакомился с людьми. Так мы познакомились с одним гауптманом, посвятившим меня в
секреты меновой торговли. Он мог получить все, что душа пожелает, причем всего лишь за соль, которой у него было чуть ли не грузовик. В Бухаресте я садился в трамвай и ехал по оживленным улицам, на которых ничто не напоминало о
войне. Этот город вообще благотворно действовал на меня, мне очень понравился Бухарест. Пройдя дезинсекцию, я снова бьm готов к общению с миром и реryлярно получал еду у медсестер Красного Креста у вокзала. В солдатской гостинице я часами резался в пинг-понг или заходил в пив
НУЮ, где слушал пианиста.
Период беззаботного бродяжничества внезапно кончил
ся. В Одерберге, городке северо-восточнее Берлина, я узнал, что мой отец тяжело болен. Наплевав на предписание на
правляться во Францию, я побьm пару дней в этом городке в ожидании вестей о его выздоровлении. Некий ретивый офи цер посчитал этот шаг дезертирством и отправил меня в во
енную тюрьму в Тешене. Я оказался среди тех, кто злостно уклонялся от фронта, игнорировал приказы или же предпо
чел фронту членовредительство. Кое-кто поедал спички,
224
-----(Z}чтобы симулировать желтуху. От спичечной серы желтели белки глаз
-
несомненный симптом желтухи инемедленная
отправка в тьmовой госпиталь. Бьmи и такие, кто из собст венного оружия дырявил себе руки или ноги. Меня подроб но просветили на этот счет: берешь буханку хлеба и через
нее пускаешь себе пулю в нужное место. И никаких следов пороховой гари на коже. По истечении двух дней меня все же выпустили, поскольку сведения о болезни отца подтвер
дились. Даже более того
-
я узнал, что пока я полировал
нары в Тешене, отец умер. Мне тут же предоставили не сколько дней по семейным обстоятельствам, чтобы я смог поспеть в Мюнстер на похороны. Мать встретила меня в длинной белой ночной сорочке. «Ты все же жив»,
-
вырвалось у нее, когда она бросилась
меня обнимать. Дело в том, что из моей роты ей прислали извещение о том, что я пропал без вести, и посьmочку с ве щами, якобы принадлежавшими мне. И мать с тех пор уже не верила увидеть меня живым.
Отец умер, сказала она, умер, представляешь. Я, разуме ется, кивнул в ответ, но ни скорби, ни горя от потери не
ощутил. Я бьm рад, что сам выжил, что живым и здоровым вернулся не откуда-нибудь, а из России, что сумел избежать там плена. Вот что меня в тот момент волновало в первую очередь, и ничего больше, включая и смерть отца.
12 Все эти десять дней я провел в Мюнстере. И мой брат тоже приехал на похороны. После поминок мы вместе с ним поехали в Биллербек, неподалеку расположенный городок,
где он служил лейтенантом в частях противовоздушной обо роны. Их подразделение охраняло пусковые установки ра
кет «Фау-2», окрещенные Геббельсом «чудо-оружием'). Гер манское командование рассчитыIалоo подвергать бомбарди ровкам южное побережье Англии, где союзники готовились к высадке в Нормандии. Так мы собирались разрушить бри танские города, деморализовать население и тем самым вы
нудить англичан сложить оружие. Мой брат отрекомендовал
8
Эсэсовская «гваРДШШ в бою.
225
-0----меня своим сослуживцам как «опытнейшего солдата диви
зии «Лейбштандарт», прошедшего Восточный фронт. Со служивцы тут же засыпали меня вопросами, чувствовалось,
что они до жути завидуЮт мне. Состоялась и довольно любо пытная беседа с одним фелмфебелем. Фелмфебелъ этот до пытывался, верю ли я в нашу победу после событий, проис ходящих на фронтах. Я описал ему условия нашего отступ ления, в частности, эпизод с огромной колонной, полностью уничтоженной огнем русских танков. «И пусть даже мой брат изобьет меня за такие слова, я все равно не верю в то, что мы выиграем эту войну»,
-
подытожил я. Я видел, как
Фриц весь внутренне кипел. Он на фронте не бьm и понятия о нем не имел, зато бьm фанатичным национал-социали стом, вобравшим в себя всю без остатка партийную пропа ганду, свято верившим в конечную победу Германии. Тогда он промолчал, однако после моего отбытия горячо спорил с
фелмфебелем, который придерживался моего мнения. В последующие дни мы с матерью съездили к нашим родственникам в Вельпе. Я наслаждался красотами приро ды, часами бродил по лесам и лугам. Однажды я уселся над обрывом и стал смотреть Вдаль. В долине, причудливо изви
ваясь, протекал ручей. Тишина бьmа такая, что и сюда доно силось журчанье воды. И вдруг я понял, как прекрасен этот мир, какой прекрасной могла быть жизнь без войн. Подоб ного ощущения я не переживал уж и не помню сколько.
И дал себе обещание вновь прийти на это изумительное место.
Но десять дней истекли, и я должен был явиться в Бер лин-Лихтерфельде. Из окна поезда мне бросилось в глаза,
какими уньmыми стали города Германии. Серые, непривет ливые, превращенные войной в груду развалин, да и люди
выглядели не лучше
-
бледные, наполненные тоской и оза
боченностью лица. Страх бомбардировок, страх потерять
близких запечатлелись на них. Истерически-воинственные настроения начала войны канули в Лету. Многие до сих пор продолжали цепляться за веру в «чудо-оружие», это нетруд
но бьmо заключить из разговоров пассажиров поезда. В ко ренной перелом в ходе войны не верил почти никто, но вот в
226
-----~«чудо-оружие» как средство избежать тотального разгрома
по примеру
1918 года верили.
Казарма в Лихтерфельде вполне соответствовала карти не, которую я наблюдал из окна вагона. Пустынный казар менный двор, тишина в безлюдных кубриках и коридорах.
Там, где прежде с бравурными песнями маршировали кур санты и солдаты, царила гнетушая тишина. Пройдя через гулкие коридоры, я отыскал наконец нужную канцелярию,
где доложил о прибытии и получил новое назначение: Ва тершай, фламандская часть Бельгии. Именно там на отдыхе находилась наша часть.
Путь предстоял неблизкий, но мысль о том, что я воз вращаюсь в родную часть, как ни странно, радовала. Я бьm сыт бродяжничеством и теперь с нетерпением ждал встречи
со своими товарищами. Я чувствовал, что они понимают меня, с ними я мог поделиться всем, как ни с кем другим.
Прощание с матерью вышло печальным, она еще не успела оправиться от смерти оща.
И, прибыв на место, я не бьm разочарован: по пути с же лезнодорожной станции к месту расквартирования я на про
селочной дороге встретил свою роту. Я тут же отрапортовал своему командиру о прибытии из России. Те немногие, кто живым вернулся из России, сразу же узнали меня. Дело в том, что меня в роте уже никто не рассчитывал увидеть жи
вым. Вечером я детально рассказал всем, включая команди ра, о своих приключениях, даже на карте обозначил свою одиссею.
Шел май
1944 года,
расквартированы мы бьmи в замке
неподалеку от Ватершая. Дни начинались с утренней физза рядки, затем шли занятия на технике. солдатыIфронтовики с полнейшим равнодушием воспринимали всю эту тягомо
тину и при любой возможности увиливали от занятий. Но вички своим видом пробуждали у нас сентиментальные вос поминания о событиях двухлетней давности, когда мы сами бьmи такими. Много внимания уделялось радиотехниче ской подготовке, единственной целью которой бьmа дезин формация противника. Составлялись заведомо фиктивные
текстыI радиограмм и посьmались в эфир исключительно для
227
-0----того, чтобы ввести в заблуждение союзников и борцов фран цyзcKoгo Сопротивления относительно наших истинных на мерений и тем самым затруднить подготовку предстоящей
высадки на побережье Нормандии. Несколько дней спустя я получил приказ пройти курсы
в нюрнбергской школе радистов. И поехал. В казарме мне
дали в подчинение
12 человек солдат,
за которых я должен
бьm отвечать в течение предстоящих недель. Я-то уже дослу жился до роттенфюрера 1 , и начальство сочло возможным
доверить мне командную должность. Однако вскоре ему пришлось изменить мнение на мой счет.
С утра я вместе с группой подчиненных мне солдат при
бьm на заводы «МАН», где нам предстояло устанавливать рации на танки. Начальника цеха никто не предупреждал о нашем прибытии, и он заявил, что, дескать, у него для нас
работы нет. За годы службы я научился обходить всякого рода служебные предписания и предложил ему сделку: если он готов каждое утро ставить подпись под документом, под
тверждающим нашу работу, то я собственноручно вручу ему
«посьmку от фюрера». Посьmка представляла собой продук товый набор
-
сливочное масло, консервы, свиной жир в
небольшой расфасовке и друтую снедь, которую и по кар
точкам уже достать бьmо нельзя. Помедлив проформы ради, начальник цеха согласился, сославшись на жену и детей.
И вот мы в течение двух недель ровно в семь ПОКИдали казарму, пешком отправлялись на завод «МАИ», а уже отту
да расходились по городу. В обед мы снова собирались и к началу технической подготовки возвращались в казарму.
Я требовал от своих ребят входить на территорию казармы строевым шагом и с песней, чтобы создать у начальства ре
путацию дисциплинированной группы. Я бьm уверен, что никого не интересует, где и как мы проводим время до обе
да. То, что моя выходка в случае обнаружения обмана обер
нулась бы серьезными служебными неприятностями, не ис1 Ротreнфюрер
-
эсэсовское звание, соответствовавшее в вермахте
званию обер-ефрейтора.
228
------0ключено, что и арестом, об этом я тогда предпочитал не за думываться.
По утрам я обычно садился в трамвай и объезжал город. Авианалеты союзников не прошли даром и для этого города, повсюду оставив зловещие следы, но жизнь кипела, почти
как и в мирные годы. Люди, как обычно, ходили на работу, на главной площади по-прежнему назначали свидания па
рочки, а по вечерам в Бурге публика собиралась на развлека тельные программы. Даже после ночных бомбежек люди на
удивление быстро опоминались: терпеливо выстаивали длин нющие очереди за мясом, кофе и спиртными напитками. Те, кто в результате бомбардировок лишился жилья, в тот же день отправлялись на новое местожительство, исчезая из го
родского пейзажа.
В вечерние часы и штатским, и военным не возбраня
лось посидеть в немногих оставшихся городских кафе и рес торанчиках. И хотя повсюду в рейхе с начала войны танце вальные вечера бьmи запрещены, все равно в так называе мых танцкафе продолжали играть небольшие ансамбли и по мере возможности веселили людей, отвлекая их от тревол
нений повседневности. И мы, молодежь, часто бегали в танцкафе развлечься в компании молодых женщин.
На одном из таких вечеров я познакомился с Эльфри дой. Ее женственные, округлые формы и светлые волосы до
плеч про извели на меня неизгладимое впечатление. Мы до вольно быстро и весьма близко сошлись и встречались каж
дый день. Обычно встречи эти происходили во внеслужеб
ные часы. Эльфрида работала чертежницей на фирме «Си менс». Мы часто гуляли в лесу на окраине города, ходили в
открытый бассейн у стадиона или же просто болтались по городу. Виделись с ее подружками, другими солдатами, про сиживали вечерами в кафе, где иногда изрядно перебирали. Однажды ночью мы, осмелев от выпитого, отправились на
стадион, где проходили партийные съезды, смахнули с бето на служивший маскировкой лапник и принялись марширо вать.
Непосредственность Эльфриды помогала мне забыть о войне, изгнать хоть на время тяжкие воспоминания о Рос-
229
-0----сии, да и ей мое общество было явно на пользу
-
дело в том,
что незадолго до знакомства со мной у нее на фронте погиб
родной брат. Жизнелюбие буквально било фонтаном из нас. Любая наша встреча могла стать последней, вот мы и стара лись взять от жизни все, что могли.
И уже несколько дней спустя мы объявили о нашей по молвке. Родители Эльфриды бьmи безумно рады этому. Они потеряли сына в России, и я для них служил в какой-то мере заменой ему. По воскресеньям они регулярно приглашали меня на обед, хотя сами жили весьма скромно. К моему
19-летию мать Эльфриды испекла настоящий баварский пирог. И за бутъmкой шнапса, приобретенной мною в воен торге, мы засиделись далеко за полночь.
Примерно три недели спустя наша группа, как обычно,
собралась в полдень у цеха. Навстречу мне торопливо шагал начальник цеха, что не предвещало ничего доброго. Несколь ко часов назад ему позвонили из казармы, сообщил он. И ко мандир роты приказал нам срочно прибыть в казарму. Мы развернулись и строем направились туда. Только теперь до меня начинало доходить, что моявыхдкаa попахивает тюрь
мой. Вопрос только в том, на сколько меня посадят. Еще у ворот дежурный приказал мне немедленно явиться
к командиру роты. Едва я переступил порог его служебного кабинета, как он обрушился на меня с упреками: «Как вы
могли допустить? О чем вы думали?» И все в таком роде. Я решил прибегнуть к испытанному армейскому приему
-
разыграть из себя дурачка. «Будь моя воля, я тут же посадил бы вас, если бы не возникла нужда в вас на фронте»,
-
под
вел он черту. Оказывается, союзники уже высадились в Нор мандии, и мне надлежало срочно вернуться в часть. Я едва ус пел проглотить обед, а потом сразу же на вокзал. Так что я
уехал из Нюрнберга, так и не попрощавшись с Эльфридой.
13 в поезде я понял, в каком положении теперь оказалась Германия: на востоке русские войска неудержимо продвига лись вперед, на западе высадились силы союзников. Короче
230
-----,--0говоря, мы оказались зажаты в клещи. И вновь я вынужден
бьm признать безвыходность положения, в котором мы очу
тились. Вот поэтому Я не особенно торопился на фронт. И хотя еще несколько часов назад мне грозил арест, мы с еще троими солдатами стали обдумывать ВОЗМОЖНОСТЬ про
длить удовольствие по пути следования. Один из НИХ сооб
щил, что в Вюрцбурге у него семья. Не прошло и нескольких часов, как мы прибьmи на роскошную виллу его родителей. Отец, весьма влиятельный человек в местном правительст ве, устроил нам места в ложе на эстрадное представление.
На следующий день мы направились в Кёльн, где нам пред стояла пересадка на поезд, идущий в Аахен. Мы сделали вид, что проспали, и заехали в Мюнстер, где как снег на голову
явились к моей матери. Вечером тоже бьmа эстрадная про
грамма. Однако на сей раз мы заранее просчитали возмож ные пути отступления
-
в общественных местах были все
шансы нарваться на патруль. В конце концов мы каким-то образом добрались до Лилля, где за несколько вечеров обош ли все до единого сомнительные заведения этого городка.
То, что на посещение подобных мест командование нало жило строжайший запрет, лишь придавало всему характер авантюры.
Потом наша небольшая группа распалась, каждому из нас предстояло выяснить, где теперь находится его часть.
И я ежедневно справлялся в комендатуре Лилля, где именно действует наша рота. И каждый раз получал стереотипный
ответ: точной информацией мы на данный момент не распо лагаем. Железнодорожные пути были повреждены авиацией союзников, воинские эшелоны передвигались главным об разом по ночам, да и радиосвязь оставляла желать лучшего.
Мол, пока еще идет разгрузка, а там ... Одним словом, потер пите еще немного. Все это бьmо как-то непривычоo и труд нообъяснимо. Не мог я понять, каким образом <JIейбштан дарт» мог просто-напросто застрять в пути. Внедалеком прошлом соединение мгновенно оказывалось на нужном
участке. А теперь, ВЫХОДИТ, противнику ничего не стоит тор мознуть нашу переброску или вообще сделать ее невозмож ной. Подобные вещи не укладывались у меня в голове.
231
-0----Заехав ненадолго в Париж, я сел в поезд, который дол
жен бьm доставить меня на фронт. Едва мы отъехали, как поезд остановился на какой-то крохотной станции
-
само
леты союзников разбомбили железнодорожное полотно, так
что поезд дальше не пойдет, объявили нам. Пришлось пере двигаться на своих двоих. Как и в свое время в России, мне не улыбалось в одиночку тащиться по незнакомой местно
сти, к тому же неизвестно куда. В мгновение ока я из уве ренного в себе вояки превратился в жалкого солдатика, BЫ~
нужденного с карабином и вещмешком с весьма скромными
запасами провизии рыскать по лесам и полям. Совсем как в России. Но если там я все же мог объясниться с местным на
селением, зная и язык, и обычаи, то здесь во Франции все для меня было новым и непривычыЪI•. Я ни слова не пони мал по-французски, хотя приходилось постоянно расспра шивать о простейших вещах.
Пробившись сквозь толпу таких же горемык, как и я, и
ударившихся в бегство французов, я все же сумел отыскать дорогу из этого захолустья. Вдоль дороги бьmи сплошные воронки от бомб", а над нами вовсю кружили самолетыIраз-
ведчики союзников. Немыслимую глубину воронок я спи сывал на счет мягкости здешней почвы. А вот как вражеская авиаразведка могла днем в открытую изучать местность, не
опасаясь наших доблестных люфтваффе, вот это для меня так и оставалось загадкой.
Переночевав в доме, принадлежавшем французской се мье, утром я сумел сесть на грузовик вермахта. Я хотел бьmо занять место рядом с водителем, но тот настоятельно реко
мендовал мне лезть в кузов. Так, знаешь, будет спокойнее
-
ты оттуда и за небом приглядишь. В России мне пришлось пережить не один десяток атак с воздуха, поэтому я счел его
доводы вполне оправданными. Про себя я посмеялся над этим молоденьким солдатом, но твердо обещал смотреть во
все глаза. Стоило мне только заметить вдали самолет, как я тут же стучал по кабине, водитель резко тормозил, сворачи вал куда попало, в основном под деревья, выскакивал из ка
бины и как безумный прыгал в придорожный кювет. Я при
соединялся к нему, и мы оба наблюдали, как парочка звень-
232
------0ев истребителей проносилась над нашими головами, не удостоив нас и выстрелом. Я лишний раз убеждался в своей
правоте бывалого неустрашимого вояки, заявляя, что, дес кать, все его опасения и ссылки на якобы имевшие место инциденты
-
чистейший вздор, домыслы необстрелянного
солдата, не более того.
В конце концов он довез меня до своей базы, обосновав шейся в великолепном загородном особняке, бывшем име нии. Там мне вьщали немного провианта, и я снова продол жил путь уже пешком.
Я плелся по каким-то щебеночным проселочным доро гам, пытаясь держаться на запад. Трудно это было, ибо мест ность в Нормандии, в отличие от России, не такая открьпая.
Французские крестьяне предпочитают огораживать свои участки и пастбища не заборами, а густыми и довольно вы сокими лесополосами, и поэтому твой взор постоянно упи рается в зеленую стену в нескольких метрах, а горизонта ме жду тем не видать.
На пути я постоянно встречал толпы бредущиХ граждан
ских лиц. Кое-кто пристегнул к велосипеду свои жалкие по житки, другие толкали впереди себя детские коляски, а жен
щиHы тащили битком наБитыIe корзины. Они громко брани лись, а в глазах застьmи страх и отчаяние. Раздраженно жестикулируя, они объясняли, что дома их разрушены, а со седи погибли. Вот они бегут, сами не зная куда.
Вскоре вдалеке послышался неясный гул. Сначала мне показалось, что это раскаты грома, но поскольку гул никак не хотел стихать, хотя успело миновать уже несколько часов,
я понял, что это фронт. Прислушавшись, я попытался опре
делить, что за оружие могло издавать такие звуки, но в Рос сии мне ничего подобного слышать не приходилось. С каж дым километром гул угрожающе нарастал.
В ту ночь я решил ночевать под открытым небом и спал на опушке леса, благо бьmа середина июня, ночи стояли те
плые, без дождей. Провиант мой закончился еще за сутки до
этого, и наутро я проснулся от колик в животе. Я рассчиты вал найти какой-нибудь немецкий грузовик из войскового снабжения, но на удивление в тот день не встретил ни одно-
2ЗЗ
-~----го. Вообще дороги бьши пусты
-
ни машин, ни людей. Гул
не стихал, в воздухе периодически проносились самолеты союзников.
Вечером я решил все же попытаться достать еды на рас
положенном неподалеку крестьянском подворье. Едва я за шел в дом, как передо мной выросли хозяева
-
муж и жена,
оба в ночных сорочках. Я, как мог, объяснил им, что, мол, проголодался и хочу раздобыть немного едЫ. Они энергично затрясли головами. Тогда я, отстранив их, устремился пря миком на кухню. Женщина фыркнула и ухватила меня за ру кав, но муж удержал ее, и я открыл шкаф. Едва увидев там длинный французский батон, я схватил его и жадно откусил. Неприятно, конечно, бьшо вот так врываться к чужим лю
дям в дом и забирать у них еду. Я на всю жизнь запомнил мольбу в глазах той русской, у которой собрался увести те
ленка. Но тогда голод затмил все остальное. Когда я уже уходил, вдруг услышал шаги за спиной. Рез ко повернувшись, я увидел хозяина, и готов бьш уже сбить его с ног, но заметил у него в руках эмалевую кружку с моло
ком. Я большими глотками стал пить. Потом я поблагодарил его. Он в ответ с улыбкой похлопал меня по плечу, и я вы шел из дому.
На второй день ближе к вечеру мне повстречалась наша санитарная машина. Шофер сразу же остановился и стал расспрашивать меня, в каком состоянии дорога. Рядом с ним в кабине сидел совсем молоденький солдат. Его полу детское лицо было перемазано в крови, а форма была изо рвана чуть ли не в клочья, рука висела на перевязи. «Что С тобой?') вой,
-
-
поинтересовался я. «Вот доберемся до передо
ответил он,
-
ты там еще не такое увидишь»,
-
бурк
нул он с видом вояки, прошедшего огонь, воду и медные
трубы. Я стал расспрашивать его, что он имеет в виду, но тут шофер дал газ, и они уехали. Все еще переваривая услышан ное, я в задумчивости стоял на дороге.
Чтобы хоть как-то осмыслить то, что сейчас происходи ло на фронте, я стал из отдельных кусочков собирать целую картинку: глубокие, необычно глубокие воронки от бомб, огромное количество авиации союзников воздухе, странный
234
-----0и грозный гул вдалеке, этот раненый солдатик
-
и мне стало
не по себе. Но что больше всего поразило меня, я за все эти
дни в Нормандии не заметил никаких признаков попыток отразить наступление неприятеля. Ни одного немецкого са молета в воздухе, лишь редкие грузовики войскового подво
за. Мне на самом деле стало страшновато, но все мои даже наихудшие прогнозы поблекли в сравнении с тем, что мне пришлось видеть на протяжении нескольких грядущих не дель.
Все-таки отмахал я за эти дни немало, и, судя по всему, до линии фронта бьmо уже недалеко. Гул теперь уже стал не
отъемлемой частью дневного пейзажа. В небе непрерывно кружили штурмовики. Подвозивший меня на трофейном американском джипе водитель уверял меня, что передви
гаться по дорогам Нормандии можно либо ночью, либо в жуткую непогоду, когда небо затянуто тучами. Мы подъехали к лесополосе, он вдруг остановился и сказал: «Надо обождать, пока они не начнут переноситъ огонь вперед». Видя по моей физиономии, что я не понимаю, он поставил машину чуть впереди полосы, чтобы я мог видеть, что происходит на поле за ней. И я увидел нечто совершенно фантастическое: снаряды, словно рой МУХ, падали на поле и
перепахивали его, превращая в лунный ландшафт. Стрельба велась аккуратно, будто по линейке
-
ни один снаряд не ра
зорвался дальше рассчитанного места. Водитель пояснил, что это ведет огонь бортовая артиллерия кораблей с аквато рии пролива Ла - Манш. Именно огонь корабельных орудий
и вызывал странный всепроникающий гул. Мы, как зачаро ванные, смотрели на этот невиданный артобстрел, пока он не затих на пару минут. И за эти минуты нам нужно было преодолеть перепаханный снарядами участок земли. И мы, словно горнолыжники, виляя вправо и влево, перескочили
надругую сторону поля. Тем временем обстрел продолжил ся, но союзники уже обрабатывали следующий участок. В нескольких километрах водитель высадил меня в располо жении нашей poтыI.
Наш батальон в июне
1944 года дислоцировался
в лес
ном массиве неподалеку от города Кана. Подразделение
235
-~!_---пребывало в стадии пополнения
-
постоянно поступала
техника и личный состав. Все в один голос говорили о труд ностях с транспортом, по много раз их составы перенаправ
ляли по другим веткам. Рассказывали и о постоянных атаках с воздуха, о разрушенном железнодорожном полотне, о по
гибших и раненых. Большинство обстановка на этом участ ке фронта поразила до глубины души, как и меня самого. Никто не думал и не гадал, что хаос может достичь такого уровня.
Меня назначили радистом в танк командира роты. Я как раз работал, находясь в машине, когда налетели штурмови
ки союзников и атаковали наш
1- й батальон
в соседнем с
нашим лесном массиве. Атака застала наших врасплох, очень
многие просто не успели укрыться. Когда мы добрались до того места, где располагался батальон, все вокруг усеивали
тела погибших. Раненые, скрючившись, ползали по земле, умоляя позвать санитаров. Многие из них лишились руки или ноги, а кое-кто, уже ничего не соображая, пытался за
пихнуть в живот выпущенные кишки. Санитаров на такое количество раненых не хватало. До самого вечера пришлось развозить раненых и убитых и растаскивать обгорелые ос татки машин.
Отныне все передвижения происходили лишь с наступ лением темноты, а днем мы забивались куда-нибудь в лес
ные массивы или лесополосы. Стоило хоть на минуту поки нуть такое убежище, как тут же налетали штурмовики и за
кидывали нас бомбами. Летчики набрасывались на все, что двигалось. Огонь они вели из оружия нового типа
-
они ис
пользовали реактивные снаряды. Ракеты запросто пробива ли лобовую броню танков. И наши танки, единственное ме сто, где мы себя чувствовали в безопасности, внезапно пре вратились в смертельную западню.
Мы старались спланировать наши длительные передви жения так, чтобы они приходились на темное время суток, но даже ночь не гарантировала безопасности. Союзники увешивали небо осветительными ракетами, становилось светло как днем, и мы оказывались словно на ладони для противника.
236
-----0Вскоре даже столь банальные вещи, как, например, спра вить нужду, превратились в проблему. Выбирать приходи лось весьма укромные места, потому что непрерывно курси ровавшая в воздухе авиация открывала огонь даже по от
дельным солдатам. День и ночь смешались. Мы почти не
спали. Иногда засыпали прямо на сиденьях танков, едва на ступало кратковременное затишье.
Однажды день выдался душный, в танке бьmо буквально нечем дышать. Небо было затянуто густыми облаками, и мы решили искупаться в Орне. Отыскав за обрывом, по нашему мнению, вполне безопасное местечко, мы разделись и бро сились в воду смывать грязь и пот последних недель, да так
увлеклись, что начисто позабьmи об опасности. Внезапно воды Орны вскипели фонтанами воды. Мы голышмM броси лись к нашим танкам, вскочили в них
-
и ходу. Совершен
но непонятно, как союзники разглядели нас.
Единственное, что хоть как-то поддерживало меня, так это возможность вновь увидеться со старыми боевыми това
рищами. Рольфа, которого я знал еще по Орбеку, я случайно встретил на главной улице в деревне. Гельмут, с которым мы бьmи в учебке, неожиданно выбрался из стоявшего рядом
танка. Мы страшно обрадовались встрече и долго стояли и разговаривали обо всем на свете. Гельмут поведал мне о ка кой-то молоденькой воспитательнице детского сада, с кото
рой недавно познакомился. Взял у нее адрес и надеялся ско
ро увидеться. Но тут прозвучала команда «По машинам!», и мы расстались. Гельмут вскочил в танк и вывел машину из овражка, служивщего нам укрытием, а мы направились за
ним. Перед нами бьm отлогий склон, внизу желтело на солн
це поле пшеницы. Едва мы выбрались из этого овражка, как сбоку по нам открыли огонь. В воздухе со свистом проноси лись снаряды. Не успел наш водитель схватиться за рычаги и направить машину назад в укрытие, как в танк Рольфа уда рил снаряд, и машина тут же вспыхнула. Я ждал, когда же
откроются люки, и экипаж станет покидать машину. Но люки так и не открылись
-
танк, застыв внеподвижности,
пьmал и дымил. В огне погибли все до одного, включая и
моего друга Гельмута.
237
-0----Его гибель стала для меня шоком. Мне очень нравился этот тонко чувствующий человек. Мне не раз приходилось вступаться за него, когда начальство пыталось сорвать на
нем злость. Его вообще частенько превращали в объект на смешек в том числе и из-за его комплекции мелковат для эталонного вояки
-
-
он бьm явно
и за подчеркнутую вежли
вость. Гельмуту претила любая грубость. И вот теперь после гибели Рихарда я лишился второго своего лучшего друга. Я проклинал эту войну. Вскоре мы вынуждены бьmи признать, что наше коман дование просто-напросто отдало нас на заклание противни
ку. Который
-
надо ему отдать должное
-
не сидел сложа
руки все эти годы. Он создал огромную армию подготовлен ных солдат и офицеров и, казалось, неисчерпаемый арсенал самых современных и мощных вооружений, по многим па
раметрам превосходящих наши. Что мы могли противопос тавить корабельным орудиям главного калибра? Или мощ нейшим бомбам и реактивным снарядам? Единственное, что нам теперь оставалось,
-
изыскивать способы миними
зировать потери. Вначале мы считали, что, дескать, превос ходство в технике вполне можно компенсировать организа
ционным опытом, наконец, мужеством и отвагой немецкого
солдата, однако уже скоро пришлось убедиться, насколько
наивны наши доводы. Каждый день вносил свой вклад в на шу деморализацию. Мы жили с растущим осознанием бес смысленности, обреченности наших усилий. И чувство об реченности довлело над всеми, пусть даже не все это пока
зывали.
В середине июля мы сменили дивизию «Гитлерюгенд», часть ваффен-СС, состоящую, по сути, из мальчишек,
-
они бьmи даже младше меня. Эти мальчишки поначалу ге роически сопротивлялись натиску союзников и даже суме
ли приостановить продвижение англо-американцев в глубь
Франции. Сражались они фанатично и до последних сил. Тысячи их полегли тогда в Нормандии. Если они попадали в плен, то союзники нередко отпускали их, предварительно
подрезав им форменные брюки наподобие детских штани шек, а на шею вешали картонку с надписью: «Мы С детиш-
238
-----0ками не сражаемся!». Когда нам удалось к ним пробиться, мы увидели перед собой живых мертвецов
-
до предела ис
тощенные, перепачканные до неузнаваемости в грязи и кро
ви, с пустыми взорами. Командование за несколько недель превратило их в полутрупы.
Как-то во второй половине дня наша рота расположи лась за лесополосой. Внезапно на обширном поле показа лись с полдесятка американских «шерманов». Видеть нас они не могли, поэтому мы подпустили их метров на сто.
А потом, открыв огонь, стали их подбивать. К вечеру бой за тих, и мы услышали странный звук, напоминающий рокот
двигателя, никто не мог понять, что это такое. Кое-кто по
думал, что это приближаются вражеские танки, но их не было видно. Мы предположили, что это продолжает рабо тать двигатель одного из подбитых танков. «Отправляйтесь туда и заглушите мотор!»
-
распорядился командир роты.
Мы вместе с заряжающим отправились выполнять приказа
ние. Короткими перебежками, пригибаясь, мы в конце кон цов приблизились к танку, от которого исходил гул. Мы ос торожно забрались внутрь. В слабом свете приборной доски мы увидели трупы членов экипажа, вся кабина была в кро ви. Преодолевая отвращение, я протянул руку к приборной доске водителя и выключил зажигание. Гул утих. Но и свет приборной доски погас. Еще при свете мое внимание при влекла картонная упаковка с чем-то, стоявшая рядом с си
деньем водителя, и я решил прихватить ее с собой в качестве трофея. Но прикоснувшись к ней, я ощутил налипшую на картон липкую массу, однако это меня не остановило.
Уже у себя в танке при свете я разглядел добычу. И тут же понял, чем перепачкана упаковка
-
мозгами водителя.
Но ... Отвращения как не бывало, когда я убедился, что мне досталась целая упаковка шоколада. Целая упаковка! Воды, чтобы смыть с нее массу, не бьmо, и я просто смахнул ее с поверхности картона, а потом кое-как вытер руку о траву.
Упаковка тут же была вскрыта, и плевать нам бьmо на кровь
и разбрызганные по ней мозги. Главное
-
шоколад! Тут уж
не до брезгливости.
На следующую ночь пропал наш ротный. Как вьmез из
239
-0----танка разведать обстановку, так больше и не возвращался. Уже с утра обязанности командира роты стал исполнять другой оберштурмфюрерl, но и тот у нас не задержался. Мы стояли на поле, и тут начался интенсивный обстрел
-
ос
колки так и щелкали по броне. Мы, подумав, что дальше в машине оставаться небезопасно, решили выбираться. И вот, когда обстрел на минуту стих, наш оберштурмфюрер выско чил из башни, а мы стали по очереди вьmезать через нижний люк. Обстрел продолжался, лишь когда он прекратился, мы
рискнули выползти из- под танка. В нескольких метрах ле жало присыпанное землей тело нашего нового командира
pOThI. Он бьm мертв. И тут же вокруг лежали убитые коровы, раненые живот ные страшно мычали, поэтому пришлось их пристрелить.
Тогда мы почти весь день занимались ранеными. С не которых пор союзники перестали щадить даже наши сани
тарные машины
-
обстреливали и их. Мол, не исключено,
что в санитарных машинах мы тайком транспортируем бое
припасы. Санитаров не хватало
-
многие погибли. Мы
бьmи вынуждены сами уносить с поля боя раненых.
В начале августа мы отошли к Фалезу, городу примерно в
40 километрах южнее
Кана. Нас преследовали стаи штур
мовиков и бомбардировщиков. Мы восприняли как победу, когда удалось провести авиацию союзников, подсунув им
картонные и фанерные копии танков. Мы, сколотив из до сок, фанеры и всякой ерунды «танки», расположили их сре ди деревьев. Один-единственный настоящий танк выехал из этой группы и, демонстративно обстреляв союзников,
скрылся. Тут же явились неприятельские самолеты и под вергли интенсивной атаке наши «позиции», превратив в щепки наIIIИ декорации.
Каждый день мы отступали все дальше и дальше, от на ших отвлекающих атак проку бьmо мало. Мы уже не пере двигались сомкнутым боевым порядком
-
попытайся мы,
нас тут же уничтожила бы вражеская авиация. Так что техI Оберштурмфюрер
-
эсэсовское звание, соответствовавшее в вер
махте званию обер-лейтенанта вермахта.
240
-----0нику приходилось рассредоточивать, и нередко мы оказыва
лись в одиночестве, лишаясь возможности связаться с эки
пажами остальных машин
-
наш радиообмен постоянно
контролировали союзники. для меня, поскольку я исполнял обязанности радиста, это означало полнейшее бездействие. Правда, бездействие это внезапно кончилось, когда бесслед
но пропал наш третий по счету ротный. Пришедший ему на смену командир управлял подразделением уже из другого
танка, а меня назначили командиром нашего. Вначале это даже польстило моему самолюбию, дескать, мне доверили ответственную должность, и теперь я гордо возвышался над
всеми, сидя в башне. Мне нравилось обозревать местность, давать указания водителю и поддерживать связь с команди
ром роты. Но вскоре я понял, что башня
-
самое опасное и
уязвимое место танка. К тому же мне приходилось испол нять роль бессловесного исполнителя чужих приказов, ни какой собственной инициативы от меня не требовали. Как
не считали необходимым вводить в курс обстановки. Меня это раздражало, ибо, когда я сидел в командирском танке в
России, я привык быть в курсе обстановки. Уже несколько дней спустя я перестал обращать внимание на приказы и не редко действовал по собственному усмотрению. Например,
избрал в качестве укрытия расположенные на небольшом возвышении развалины электростанции. По моему приказу наш танк занял там позицию и обстрелял грузовики и бро
нетранспортеры союзников. Только мы обрадовались пер вому попаданию, как снаряды врага снесли часть крыши и стен нашего укрытия, а один из НИХ, прошив насквозь гене
ратор, ударил прямо в лобовую броню нашей машины. В ре зультате машина лишилась одного зубчатого привода, и мы еле-еле успели убраться в безопасное место. Когда я доло жил командиру роты об этом инциденте, он тут же разжало вал меня в обозные. Мне вменялась в вину «неспособность К принятию решений, повлекшая за собой повреждение мате риальной части». Вот так на несколько дней я и угодил в
обозные. Я бьm оскорблен до глубины души и горько пере живал случившееся.
Едва я вернулся в подразделение, как произошло нечто
241
-0----такое, о чем лучше не вспоминать. Ночью мы расположи лись в лесополосе, а рядом с нами в высокой траве пехотная
часть вермахта. Союзники вели себя спокойно, и мы реши ли прикорнуть прямо на сиденьях танков. Вдруг я был раз
бужен громкими криками. «Хватит С нас! Давайте перебе жим!»
-
вопил кто-то из пехотинцев. И, поднявшись, стал
перебегать к неприятельским позициям. Нашлись и едино
мышленники, последовавшие его примеру. Меня перепол няло смешанное чувство ярости и понимания. Не стану скрывать, я действительно в какой-то степени понимал этих
людей. Союзники буквально усыпали нас листовками, в ко торых призывали к добровольной сдаче в плен, суля всевоз можные блага
-
хорошее питание, нормальные условия
проживания и даже занятия спортом в часы досуга. С другой стороны, факт того, что эти солдаты предали своих же това рищей, приводил меня в неистовство. И когда с десяток этих солдат сорвались с места, по громкоговорящей связи
прозвучал металлический голос команды: «Огонь!» Загреме ли пулеметы, и несколько секунд спустя перебежчики ис
чезли из виду. Я в растерянности застыл у пулемета. Я чисто механически исполнил приказ, даже не раздумывая открыв
огонь по своим же. Может, кто-нибудь и погиб от моей пули. Думать об этом было невыносимо. К середине августа наше положение стало окончательно
безвыходным. Мы отступали и отступали, и вокруг нас все плотнее сжималось кольцо американских, британских, ка
надских, французских и польских войск.
16 августа мы,
рядом с нашими замаскированными танками,
стоя
с опушки
леса наблюдали за воздушной обстановкой. Погода была яс ной, на синем небе ярко светило солнце, и авиация союзни ков обшаривала местность в поисках объектов для атак. Не чего бьvIO и думать о том, чтобы сняться с места. Около по лудня меня вызвал к себе командир роты. Я получил приказ отправиться на двух танках в разведку, дескать, для выясне
ния обстановки, разузнать, далеко ли до американцев. Вна чале я подумал, что он шутит. «Это ведь верная гибель», сказал тогда я. «Да, это верная гибель, но таков приказ», отрезал он.
242
-
-----0Мы обождали, пока самолеты улетят, потом на двух ма шинах поехали по проселочной дороге. Прямая, как стрела, дорога вела в деревню, расположенную примерно в двух ки
лометрах от нас. По обеим сторонам желтели какие-то посе вы, потом справа показалась лесополоса, а за ней высохшее
русло ручья. Стоя на башне, я постоянно вертел головой, стараясь в любой момент быть готовым к воздушной атаке. А самолеты спокойно кружили себе где-то вдалеке. На душе у меня бьmо муторно.
Мы проехали, наверное, с километр, как что-то застави ло меня вновь обернуться. Но я увидел лишь вспышку, а по том почувствовал, как пуля, прошив левое плечо, прошла
навылет. «Покинуть машину!»
завопил я и хотел уже
-
спрыгнуть на землю и забраться под танк, как на меня обру
шилась очередь второго штурмовика. Я прижался к броне, тут же почувствовав, как мелкие осколки стали вонзаться в
лицо и руки. Я попытался проползти по броне вперед, как
тут нас атаковал третий самолет. Осколки снаряда попали мне в левое колено и в ягодицу. Теперь я кубарем скатился с машины, думая, что теперь-то атака кончилась. Но четвер тый штурмовик дал очередь чуть впереди танка, и осколки
попали мне в левое предплечье. Нашему водителю повезло куда меньше
-
ему оторвало нос, и он, истекая кровью, ле
жал прямо передо мной. И тут я потерял сознание.
Очнулся я в придорожном кювете. Уже стемнело. Тан ков не бьmо, куда они делись, понятия не имею. Я остался один. Кто-то раздел меня и кое-как перевязал раны. Бинты успели пропитаться кровью. Боли я не оrnyщал, зато страш но хотелось пить. И тут я снова впал в забытье.
Когда я во второй раз очнулся, уже бьmо светло. Все во круг бьmо тихо, спокойно. Потом на обочине остановилась немецкая санитарная машина. Из нее вышел водитель, по дошел ко мне и оглядел меня. «Вот оно что, этот, оказывает ся, из СС!»
-
крикнул он кому-то, потом уселся за руль и ука
тил прочь. Мне приходилось слышать, что в вермахте нас не
жалуют, но чтобы до такой степени
-
я и вообразить не мог.
Немного погодя, остановилась еще одна санитарная ма
шина. Негде тебя положить, буркнул мне шофер, но пообе-
243
-0----щал на обратном пути забрать меня. А мне уже было все рав но. Заберет, так заберет, а нет, значит, нет. от потери крови разум мой помутился, я пребывал в состоянии странного безразличия. Я уже не надеялся выжить, оставалось дожи
даться конца. Но с концом пришлось пока повременить
-
вечером, то есть больше чем сутки спустя, меня все же по
добрала санитарная машина люфтваффе. Первое, что я увидел, открыв глаза, был белый флаг с красным крестом, развевавшийся на крыше небольшого замка. Я лежал на траве, рядом со мной десятки раненых. Врачи и медсестры сновали между нами. Во двор непрерыв но въезжали санитарные автомобили и, едва выгрузят оче редную партию раненых, снова мчались прочь. До сих пор я не ощущал боли. Я вообще не чувствовал тела, оно будто онемело. Мне влили кровь, и я вновь пришел в сознание. Теперь уже боль заявила о себе
-
кости ломило, раны пыла
ли огнем. Я с трудом сдерживался, чтобы не завопить во всю глотку, но тут мне сделали общий наркоз, и я снова уснул.
О том, что меня прооперироваJIИ, я узнал лишь тогда, когда стал отходить от наркоза. Хирург удалил часть оскол ков, обработал раны в колене, плече, предплечье и на яго дицах. Я заметил, что левая нога, туловище и левая рука в гипсе
-
ее я мог держать под прямым углом к туловищу, не
сгибая. И вот меня и еще троих раненых только что с опера ционного стола сунули в санитарную машину. Ехали мы всю ночь. Утром водитель вдруг резко затормозил и выскочил из машины. Я услышал знакомый гул авиамоторов. Гул при ближался, я уже был готов к тому, что они в клочья разнесут
нашу машину. Что я мог сделать в таком состоянии? Чтобы успокоиться, я принялся считать вслух. Самолеты улетели. Водитель снова сел в кабину, и мы продолжили путь. Та же история повторялась еще дважды. Машина оста навливается посреди дороги, водитель выбегает, самолеты проносятся над нами, мы трясемся от страха, потом самоле
ты улетают, мы облегченно вздыхаем и едем дальше.
Но вот в четвертый раз все вышло далеко не благополуч но. Я уже надеялся, что и на этот раз пронесет, но вдруг зата рахтели пулеметы. Очередь прошла наискосок через салон
244
-----0машины. Молодой парень, лежавший рядом, вдруг закричал нечеловеческим голосом и схватился за
HOry -
одна из пуль
угодила ему в бедро, остальные, к счастью, прошли мимо.
Все стихло. Вскоре на мое одеяло стала капать кровь
-
ле
жавший выше солдат погиб на месте. Но водитель даже не взглянул на него. Что там будет с нами, его не волновало. Я здоровой ногой так грохнул по стенке кабины, что она заryдела, и во весь голос стал требо вать воды. «Тебе нельзя пить
-
у тебя ранение в живот!»
-
рявкнул шофер, заведомо зная, что никакого ранения в жи вот у меня нет. А сам принялся жадно лакать сидр из бутьmи.
После непродолжительной задержки мы направились в Бельгию. Поездка эта завершилась в госпитале, разместив
шемся в школьном здании. В необозримом спортзале мне чудом досталась койка
-
почти все уже бьmи заняты. Боль в
плече заметно усилилась, медсестры сразу же доложили об этом врачу. Тот, надрезав гипс, осмотрел плечо, однако ни чего подозрительного не обнаружил и велел дать мне успо коительное.
Но и на следующий день боль не утихала, постепенно я
стал ошушать сладковатый запах гноя. Но врачи и на это не
Милые медсестры в военном госпитале.
245
-0'----обратили внимания и никаких мер не приняли. Зато кое-ка кие меры приняла одна из медсестер. Надо сказать, она во
обще проявиЛа ко мне участие,раздобыла где-то пиЖаму, прикладывала к ране лед и пообещала достать сильное боле утоляющее. Однажды вечером она появилась со шприцем в руке. После укола я переселился в совершенно иной, счаст
ливый и безопасный мир. Я просто воспарил над госпиталь ной койкой. И утром принялся уверять врачей, что чувствую
себя великолепно. Они несколько опешили, так и не поняв, чем объяснить такую метаморфозу, приписав воздействие успокоительному, которое я регулярно принимал. О вечер
нем уколе они понятия не имели. И теперь сестра каждый вечер приходила и впрыскивала мне чудодейственное сред ство.
Идиотически-приподнятое настроение, в котором я те перь пребывал, убедило меня в том, что я здоров как бык. Однажды ночью я даже решился на самостоятельный реЙд в туалет. И вот, держась за спинки коек, я проследовал к туа лету. Неудача постигла меня уже когда я стал подниматься.
Загипсованная нога скользнула по кафельным плиткам пола, и я растянулся в полушаге от унитаза. Я попытался до
тянуться до него, это мне удалось. Схватившись за стульчак, я вырвал его с корнем и снова грохнулся на пол. Видимо, все дело бьmо в том самом укольчике, который я регулярно по лучал по вечерам, потому что я, наплевав на все, решил за
снуть тут же, в уборной. Только утром меня обнаружили медсестры и дотащили до койки. Врач крепко отчитал меня, но я только блаженно улыбался в ответ.
Дней через десять нас погрузили в товарные вагоны и отправили в городок ШпаЙер. Тамошний монастырь бьm превращен в госпиталь. Во время поездки боль в плече не только возобновилась, но и усилилась. В этом госпитале ни каких вечерних уколов предусмотрено не было, и, должен
сказать, чувствовал я себя без них отвратительно
-
меня
трясло, как в лихорадке, бросало то в холод, то в жар. Более того, что-то стало происходить и с моим рассудком
-
я
больше не воспринимал адекватно происходящее, бредил, реагировал на обычные вещи приступами страшного раз-
246
-----0-
Товарищи по палате.
дражения. Мои соседи по палате считали, что все это по следствия ранее пережитых потрясений, а кое-кто уже запи сал меня в ненормальные.
Но один из врачей явно заинтересовался моим, мягко говоря, необычным состоянием. Раздвинув мне веки, он ос мотрел зрачки. «Анализ крови, немедленно»,
-
не терпя
щим возражений тоном велел он медсестре. Пару часов спустя был получен результат. «Вы, случаем, не нарко ман?»
-
в лоб спросил врач. Я не понял его. В то время я во
обще не знал, кто такие наркоманы. Тогда он спросил, что за медикаменты я принимал. Я понятия не имел, какими медикаментами меня пичкали, но рассказал о том, что сест
ра мне регулярно по вечерам делала обезболивающий укол.
Втайне от врача. «Знаете, чем она вас колола?
лицом спросил врач.
-
-
с серьезным
Она колола вас морфием! И приучи
ла к нему!» Но я тогда не смог оценить всю опасность своего состояния. Позже врач разъяснил мне, что к чему, пообещав отучить меня от морфия, хотя, по его словам, это будет не легко. Отныне мне давали таблетки, делали уколы, помо
гающие снизить симптомы отвыкания. Довольно скоро я вновь стал человеком.
247
-0'----Мне нравилось в этом монастырском госпитале. Мона хини-медсестры заботливо ухаживали за нами, отменно
кормили, бьUIИ очень добры к нам. Однажды я обратился к одной из них с просьбой помыть меня
-
ведь со дня моего
ранения я ни разу не мылся. Получив на это разрешение игуменьи, сестра отскребла меня от грязи. Исключая ИIПИМ ные части тела
-
к ним монахиням было запрещено прика
саться, так она мне объяснила, сунув мочалку в руку.
Но специфический запах гноя не исчез и после помыв ки. На лицах кое-кого из медсестер я заметил выражение брезгливости, если им случалось делать мне перевязку. Но даже этот смрад беспокоил меня куда меньше, чем боли в плече, хотя врачи по-прежнему не могли объяснить их при чину. Лишь в Чехии, в городке БудваЙЗ 1 , куда меня вскоре перевели, один из санитаров заподозрил у меня под гипсом
что-то неладное. И вызвал главного врача. «Надо вытаски вать»,
-
заявил тот и стал раскладывать инструменты. На
пару секунду у меня в глазах потемнело от боли, но я, зажму рившись И стиснув зубы, терпел. Тут боль ослабла, а врач предъявил мне зажатый в пи;нцете осколок кости длиной
сантиметров в десять с острыми, как иголки, концами. «Это фрагмент лопаточной кости»,
-
пояснил врач, в то время
как я с ужасом взирал на своего мучителя.
После этого врачи решили подвергнуть меня более тща тельному обследованию. На рентгеновском снимке между легким и сердцем они обнаружили осколок снаряда разме
ром с косточку от сливы, повредивший плевру. Поскольку осколок застрял в непосредственной близости к органам, врачи решили его не трогать. Вместо этого мне в легкое вставили шланг, через который стекала жидкость и кровь, и на пару недель прописали мне строжайший постельный ре жим.
е этого дня мое самочувствие улучшалось на глазах. Рана в плече зажила, исчез и неприятный запах. Исчезли боли в предплечье и на ягодице. Вот только зуд в коленной чашечке не давал покоя. Врачи и санитары уверяли меня, I Ныне г. Ческе-Будеёвице (Чехия).
248
-----0что, дескать, все от гипса, и большого значения этому не придавали. А я согнуюй проволокой до крови расчесывал
колено, отчего зуд только усиливалея. Три дня спустя я зая вил врачу, что больше терпеть не могу. Десантным ножом я сам вскрьm гипс и увидел на коленной чашечке два неболь
ших отверстия. Тут я все-таки решил вызвать санитара, ко торый тут же меня направил в операционную. По ею физио номии я видел, что он с трудом скрывал отвращение
-
из
каждого отверстия он вытащил по клопу. Насекомые ловко устроились у меня в ране.
Когда меня после всех проблем с легкими решили пере вести в обычное отделение, я воспринял это с великим об легчением. Там бьmо много народу, и нам бьmо что расска зать друг другу. Все рассказывали, где им пришлось служить,
воевать и какие ранения заработать. Одному оторвало мо шонку, другому руку, третьему ногу, а бъm один, который
лишился сразу обеих ног. Впервые я увидел его, когда меня только что перевели в общую палату. Я лежу на койке, вдруг открывается дверь, и я слышу странный звук
-
как будто
кто-то ползет по полу. Потом на спинку соседней койки легла рука, а еще мгновение спустя на матрас шлепнулось
Больничная палата.
249
-0'----безногое туловище. Я замер от изумления. Потом этот па
рень поведал мне свою трагическую историю. Два года назад ему ампутировали обе ноги. Потом изготовили для него осо бую кожаную подушку, которую он пристегивал к нижней
части туловища. И, упираясь руками в пол, передвигался на ней. Меня поразило, как ловко он управлялся, мало того, каким образом этот человек сохранял оптимизм и жизнелю бие, не превратившись в нытика. Не превратился в нытика и другой солдат, которого пе
ревели к нам несколько дней спустя после меня. Невзирая на то, что все тело его бьmо загипсовано скафандр из гипса,
-
-
ни дать ни взять,
поведение его ничем не отличалось от
поведения обычного, вполне здорового человека. Но вскоре он как-то вдруг приумолк и не участвовал в разговорах, а
только стонал. Сестры постоянно кололи ему обезболиваю щее. Апо ночам он бредил. «Мой фюрер, я с тобой»,
-
бор
мотал он, иногда пел национальный гимн или же цитировал
выдержки из речей Адольфа Гитлера. С подобного рода помешательством мне уже приходи
лось сталкиваться. Однажды, это бьmо еще в Инсбруке, я, прогуливаясь, случайно набрел на клинику, в которой нахо дились на излечении летчики люфтваффе. Я видел их изда
ли. Они сидели на террасе на поставленных вперед спинкой стульях. Вцепившись руками в дерево, они делали вид, что сидят за штурвалами самолетов
-
раскачивались из стороны
в сторону, имитировали звуки пикирующей машины, свали
вались набок, потом поднимались, и все начиналось снача ла. Жутко бьmо на это смотреть. И вот сейчас мне пришлось пережить нечто подобное
-
пример помутнения сознания.
Когда врачи уносили этого парня из палаты, я был почти уверен, что вижу его в последний раз. Врачи, вскрыв гипс, обнаружили у него в теле свыше тридцати осколков. В поле вом госпитале его на скорую руку загипсовали
-
мол, в ты
ловом разберутся. А разобраться, как выяснилось, не успе
ли
-
осколки вызвали острейший сепсис. Несколько дней
спустя парень умер.
В первых числах декабря меня должны были выписать. Самым главным для меня бьmо обзавестись новым обмун-
250
------0дированием. В изношенном мундире вермахта, выданном мне, я чувствовал себя идиотом, поэтому пришлось прило
жить усилия для поисков приличной формы. я узнал, что один солдат из палаты на первом этаже сумел каким-то об
разом раздобыть себе форму. Я отыIкал его, чтобы расспро сить, куда и к кому он обращался. Едва я ступил в эту пала ту, как кто-то лежавший в углу во весь голос выкрикнул:
«Ага, еще один кандидат на виселицу союзничков явился!» Я оторопел и не в силах был и слова сказать. Я не стал нико го ни о чем расспрашивать, повернулся и вышел, захлопнув
за собой дверь. Фраза эта разбередила мне душу. Мне хоте лось знать, что он все-таки имел в виду, но спросить я не ре
шался. Мне стало не по себе именно потому, чтЬ в его сло вах я учуял долю правды.
Я еще ходил, опираясь на палку, когда меня в середине декабря выписали. Врачебная комиссия признала меня «фронтопригодным», причем по моему желанию,
-
в по
добных случаях полагался отпуск для долечивания. Мне
страшно хотелось попасть домой на Рождество. И вот среди ночи я стою у дома матери. После смерти отца она прожива ла неподалеку от шлюза Хюнтель. В темноте бреду наугад через сад и стучу в окошко спальни. «Ой, это ты, мой маль чик!»
-
воскликнула она, разглядев меня сквозь запотевшее
стекло. У дверей меня встретил брат, оказывается, он тоже несколько дней как приехал. Вид у него поначалу бьm испу ганный, а в руках у него я заметил пистолет, но, узнав меня, он тут же смущенно сунул его в карман.
Дни проходили довольно однообразно до тех пор, пока я не встретил на дороге колонну пленных из расположенного
поблизости концентрационного лагеря. Они бьmи заняты рытьем противотанковых рвов. Исхудалые, землисто-серые лица, тонкая, совсем не зимняя одежда, под которой угады
вались истощенные тела. Эта картина послужила подтвер ждением слухам, которые время от времени доходили до
меня. Когда я в последний раз явился в нашу казарму в Бер лине, мне один наш солдат, служивший охранником в конц
лагере в Бранденбурге, кое-что рассказал. О том, что лагер ное начальство специально морит голодом заключенных, в
251
-0'----первую очередь советских солдат. Тогда я ему не поверил. Разумеется, я был наслышан о концлагерях, где содер:жа лись всякие асоциальные типы
-
не :желающие работать,
уголовники и политические заключенные, и трудно было ожидать, что там для них станут создавать курортные усло
вия. Но что там пытали или морили голодом людей
-
такое
представлялось мне абсурдным. Подозрение в том, что в этих слухах есть доля правды и что в лагерях творятся на самом деле :жуткие вещи, возникло
у меня только во время одного инцидента в Одерберге. На вокзале контролер распорядился вскрыть большой деревян ный ящик
-
его насторожило поведение немецкого солда
та, перевозившего этот груз. Когда крышку ящика подняли, внутри оказалась молоденькая еврейка. «Да что вы говори те
-
эта девушка светловолосая, ну какая :же она еврей
ка?»
-
стал оправдываться солдат. Но потом все :же выясни
лось, что ее тайком вывезли из концентрационного лагеря.
И этого солдата, и девушку тут :же арестовали. С тех пор я не мог отделаться от мысли, что в лагерях происходят непонят
ные вещи, возможно, даже серьезные преступления. И ЛЮДИ, которых я увидел на дороге, подтвердили мои догадки.
Я поделился своими впечатлениями с матерью и братом. Его реакция поразила меня тем, что он воспринял мой рассказ совершенно равнодушно, не стал ничего ни оправдывать, ни
опровергать. Иными словами, это его не удивило. Напротив, он с гордостью стал распинаться о том, как, мол, он «заехал по
башке одному из этих типов». Он, видите ли, не посторонился
вовремя перед ним, офицером. Вот он взял и огрел его вело сипедным насосом. Я был в ужасе, представив себе, как мой
брат издевается над беспомощным, истощенным заключен ным. Не выдер:жав, я прямо заявил ему, что о нем думаю.
Этот эпизод на много лет испортил наши отношения.
14 Отъезд мой состоялся в первый день Рождества. Мне предстояло явиться в военный лагерь под Падерборном, где были дислоцированы части запаса. Почти месяц я пробыл
252
------0вместе с другими выздоравливающими после ранений,
большинство из которых пуще чумы боялись возвращения
на фронт. С другой стороны, всем нам не давала покоя мысль, что, дескать, мы своим бездействием обрекаем Германию на
сдачу врагу. Мы годами сражались за благо Германии, рас плачиваясь здоровьем, теряя дорогих нам друзей, поэтому мы не имеем права отдать ее на растерзание ни американ
цам, ни англичанам, ни русским. Все понимали, что .союз ники уже воюют на немецкой земле, но, невзирая на это,
желание противостоять им росло. Беседуя по вечерам, мы рисовали себе фантастические планы избавления Германии от поражения. Вот только нам дождаться обещанного чудо оружия, и мы погоним их всех. А вот от прослушивания без радостных сводок с фронта мы решительно уклонялись. Не
желали их слушать, и все. Как не желали замечать и того, что Падерборн превращен в груду развалин, что нас постоянно
под вой сирен заставляют спускаться в бомбоубежище. Я бьш в полной растерянности, получив в начале февра ля
1945 года приказ отправляться
на фронт. И дело бьшо не
столько в том, в какое место меня направили, сколько в том,
что меня перевели в другую часть
-
в 10-ю танковую диви
зию се «Фрундсберг». А я так надеялся вернуться в свою родную дивизию «ЛеЙбштандарт». Я ведь без малого три года прослужил в ней, там были все мои друзья, там я чувст
вовал себя, как в кругу родных. А теперь мне предстояло вливаться куда-то еще. Чувствовал я себя так, будто меня из родного дома выставили.
Я попытался бьшо протестовать, но кто станет ко мне прислушиваться. Вскоре я уже сидел в поезде, уносившем меня на восток, а потом окольными путями я добрался в
ШТОЛЬП 1 , в дивизию «Фрундсберг». В первые же дни здесь я убедился, что все наши госпитальные фантазии бьши про
диктованы полнейшим незнанием обстановки на фрон тах
-
за месяцы нашего отсутствия она коренным образом и
необратимо изменилась. В дивизии господствовала полней шая апатия, личный состав бьш измотан в боях, подавлен, I HhIНe
[.
Слупск (Польша).
253
-~,----боевой дух на нуле. Не хватало буквально всего: провианта, вооружений, боеприпасов, обученного личного cocraвa. Мно гие и винтовку-то держать правильно не умели, не говоря
уже об овладении навыками боя. Я в свои
19 лет принадле
жал к числу самых опытных, даже вновь назначенные ко
мандиры, и те заметно отставали от меня. Все опытные дав ным-давно погибли, получили ранения или же оказались в плену.
Мне было не по себе в новой дивизии. Взаимоотноше ния здесь отличала фамильярность, тыкали, даже обрашаясь к командирам. Подобная разболтанность поразила меня
-
куда там до «.JIеЙбштандарта». Именно исполнительность и дисциплина зачастую спасали нас от верной гибели. Раньше я знал, что могу положиться на своих боевых товарищей, здесь же я не решился бы довериться никому.
Первые дни прошли спокойно. Русские засели на своих позициях, дав тем самым нам возможность привести в поря
док трофейные вооружения. На Западном фронте мы захва тили американские танки «шерман», управление которыми
нам еще предстояло освоить. Мне же предстояло разобраться с радиоаппаратурой. Я будто диковинки разглядывал рации, совершенно непохожие на наши, не понимая в них ничего,
даже надписей на шилъдиках под кнопками и лампочками, не говоря уже о тексте инструкции по эксплуатации,
-
все
было на английском языке. Переводчиков с английского в наличии не имелось, здесь был Восточный фронт, а не За падный. С великим трудом, прибегнув к методу тыка, я кое
как научился работать на заграничной технике. Другая про блема была куда серьезнее: отсутствовали боеприпасы для танковых орудий. Наши снаряды к шермановским пушкам, естественно, не подходили, а американские снаряды еще
только предстояло захватить в качестве трофеев, а потом пе ревезти сюда через всю Германию. Транспорт уже тогда да вал серьезные сбои, и отсутствие снарядов вскоре возымело
фатальные последствия. Но кроме отсутствия боеприпасов нас донимала и ост рая нехватка провианта. Мы питались исключительно рыб-
254
-----0ными консервами
-
селедкой пряного посола, которую
привозили с рыбозавода, бурый сахар поступал с сахарного завода, шоколад и печенье
-
с продсклада, а иногда мы рек
визировали свиней и телят у местных крестьян. Делиться ра
ционами здесь было не принято, каждый набивал себе брю хо в индивидуальном порядке
-
кто знает, что будет завтра?
Хоть нажрешься досыта перед смертью. Ште1Тинl, куда мы уже вскоре вынуждены были отсту пить, уЖе представлял к тому времени город-призрак. По
давляюшее большинство жителей бежало на запад, не дожи даясь прихода стремительно приближавшихся советских войск. Улицы были совершенно пусты, лишь изредка пока зывалась одинокая фигура и тут же исчезала за углом засне
женной улицы. Чаще всего это были пожилые люди, кото рые уже физически не могли отправиться невесть куда из родных мест.
Однажды вечером я увидел на улице старушку. Несмот
ря на холод, на ней была лишь тонкая вязаная кофта. За со бой она волокла доверху нагруженную садовую тележку.
Она еле тащила ее, колеса постоянно застревали среди бито
го кирпича, осколков стекла и черепицы. Подойдя к ней, я предложил ей шоколад. Она грустно посмотрела на меня, шоколад, судя по всему, ее не интересовал. «Герр солдат, обратилась она ко мне,
-
протащите, пожалуйста, эту тележ
ку». «А куда вы направляетесъ», да,
-
ответила она.
-
-
спросил я. «Прочь отсю
Я просто боюсь здесь оставаться».
Пару сотен метров я протащил ее тележку, дальше не мог
-
нужно было возвращаться. И потом долго смотрел ей вслед, как она тащилась по тротуару. У меня невольно сжалось сердце, я понимал, что ей далеко не уйти.
Страх, гнавший из города эту пожилую женщину, бьm вообще характерен для очень многих жителей Ште1Тина, которых мне приходилось встречать тогда. Они понуро хлю пали по снежной каше улиц, в глазах их бьm страх и безна дежность. Они слышали о том, что вытворяют русские по
пути на запад. Германская пропаганда во всех подробностях I Ныне Г. Щецин (Польша).
255
-0----описывала злодеяния, творимые большевиками,
-
изнаси
лования, зверские убийства десятков мирных граждан. И наши фронтовые газеты не скупились на репортажи по
добного рода, публикуя на целых разворотах фотографии зверски умерщвленных женщин и детей. Меня переполняло возмушение, более того, слепая безудержная ярость. Настроение личного состава резко переменилось, нервы у всех были на пределе, и это находило выход во всплесках
агрессивности. Нас доводило до безумия чувство, что мы ни
чего уже не можем изменить. Теперь мы начинали пони мать, насколько до примитивности однобоко мы представ ляли себе свою роль спасителей Германии. Теперь главным для нас стало не только дать этим людям возможность поки
нуть город, а уберечь их от творимых противником зверств. Мы окопались в западной части Штеттина, силы рус
ских сосредоточились восточнее Штеттинского залива. Не сколько дней мы еще сдерживали их натиск, потом кончи
лись боеприпасы, и мы бьmи вынуждены оставить позиции
и вдоль линии фронта, протянувшейся по берегу Одера, мы двинулись на юг. В некоторых деревнях по пути нам встре чались местные жители
-
в основном женщины, старики и
дети. Дело в том, что окружные власти запретили им поки дать места проживания. Мол, скоро вернется германский вермахт и не даст вас в обиду, такими посулами кормили их власти предержащие. Люди выбегали на улицы, обнимали нас, думая, что мы пришли защищать их. Ох, как же трудно бьmо разубеждать их в этом! Но мы откровенно признава лись им, что, дескать, никакие мы не освободители, а просто
отступаем на юг. Услышав это, они недоверчиво уставились на нас, кое-кто разрыдался, иными словами, люди бьmи сломлены горем. Радость от нашего появления сменилась
паническим страхом. Некоторые производили впечатление впавших в прострацию, будучи даже не в состоянии собрать
самое необходимое. Эти люди безучастно смотрели, как ос тальные торопливо нагружают телеги.
Вскоре колонна крестьянских телег стала покидать де ревню, большинство из тех, у кого таких средств передвиже ния не бьmо, толкали перед собой ручные тележки, кое-кто
256
-----0из женщин отправился в путь с детской коляской. На пер вом же мосту возник затор, в ту пору заторы бьши повсеме стным явлением, нередко растягиваясь на километры. А с востока тем временем все явственнее доносился гул сраже
ния
-
русские войска приближались.
Мы тоже удалялись на юг вдоль Одера и Нейсе. Иногда нам удавалось отбросить русских, на пару дней изгнать их из немецких деревень. О том, что представляли собой наши де ревни после их пребывания, лучше не вспоминать. Нам уже
приходилось видеть фотоснимки в газетах, так что в извест ной степени увиденное воочию не должно бьmо стать для нас неожиданностью. Однако стало
-
худшего мы и в страш
HbIX снах представить себе не могли. После этого кое-кто из
наших бьш так потрясен, что тут же пускал себе пулю в лоб или же намеренно забегал на минные поля. Приходилось изо дня в день дурманить разум спиртным.
Крепкий шнапс мы предпочитали разводить водой, после чего заливали его в свои фляжки. «На войне без шнапса хуже погибелИ»
-
это стало чуть ли не притчей во язьщех.
Мы не в состоянии были осмыслить происходящее, да и не
хотели, отказывались его осмыслить. Допьяна напивались относительно редко, зато стабильно пребывали в состоянии легкого опьянения.
Я стал подумывать о том, каким образом дать деру из ар мии. Война все равно бьmа проиграна, а тебя в любую се куНДу могли пристрелить или захватить в плен. А вот плен, пытки, смерть от голода неизвестно где
-
все это наполняло
душу леденящим страхом. А что потом? Что будет, когда все это кончится? Безработица? Переживать ужасы, описанные
моими родителями? Я рассчитывал убраться из Германии еще до того, как она потерпит сокрушительное поражение.
Я собирался в Голландию, а там снова устроиться на судно кем угодно.
Но вскоре пришлось отказаться от всех этих грандиоз ных планов. Это произошло после того, что мне довелось
услышать в госпитале в Ческе-Будеёвице. Гитлер распоря дился о том, чтобы в случаях дезертирства ответственность
за него несли и члены семьи дезертира. То есть родственная
9
Эсэсовская <<ГВардия» в бою.
257
_~I
_
_
_
_-
ответственность. Дескать, пусть вся семья отвечает за соде
янное одним из ее членов. Очевидно, наш фюрер, прибегнув к этой мере, рассчитывал избежать капитуляции и всеобще го краха. Услышанное повергло меня в шок
-
как можно
бьmо допустить, чтобы страдали ни в чем не повинные лю ди?! Я впервые поймал себя на мысли, что больше не дове ряю германскому правительству.
На какое-то время сомнения перестали меня мучить, но
в Падерборне заговорили во мне с новой силой. В лагере Зенне мне пришлось участвовать в расстреле одного солда
та. Нас подняли ни свет ни заря и тут же отвезли за город. Постом приказали построиться неподалеку от какой-то промоины В песчаном грунте. Подъехал грузовик, оттуда
выбрался молодой солдат. Несмотря на холод, на нем был только френч, а на руках наручники. Кто-то шепнул, что, мол, он
-
дезертир. Дескать, прикончил кого-то из охран
ников в штрафлагере топором и отвалил. Перед ним вы строились двенадцать человек с винтовками. «У вас есть ка кое-нибудь желание?»
-
спросил его офицер, представитель
трибунала. «Хотелось бы еще раз повидать мать»,
-
ответил
солдат. Такую просьбу офицер удовлетворить не мог. Мо жет, там, закурить или глаза завязать. Солдат в ответ отрица тельно покачал головой. Отступив на пару шагов, офицер отдал соответствующий приказ. Грянул залп, а солдат меш
ком повалился на песок. Эroт случай разбередил мне душу.
Я решил поставить крест на побеге из армии, когда чуть позже мне лично пришлось убедиться, как поступают с де зертирами. Меня отправили в ближний тыл с каким-то по ручением. И вот, прибыв к месту назначения, я увидел, что почти на всех деревьях болтаются повешенные. Подойдя
ближе, я убедился, что это были немецкие солдаты. На гру ди у них висели таблички «Я предал Родину». Непостижимо! Полевая жандармерия расстреливала своих же! эги люди не один год рисковали жизнью ради Родины, а теперь она ре шила вынести им столь суровый приговор
-
казнить через
повешение. И я спросил себя, каким же должно быть наше руководство, если оно решило прибегнуть к таким мерам.
И сейчас мне было уже куда труднее побороть сомнения.
258
-----0я просто не мог честно признаться себе, что все эти годы служил преступному режиму. Не мог" и все. Чистый, без еди ного пятнышка образ Гитлера и его соратников разлетался в куски.
Теперь мысли о побеге неотступно преследовали меня. Сил придавала мысль о спокойной, безмятежной, мирной жизни где-нибудь в Голландии, именно она и помогала мне пережить все ужасы трагического конца войны. Очень под держивали меня и письма матери. Я с нетерпением ждал, когда нам привезут почту. И с товарищами мы старались в те дни подцержать друг друга, едва выдавалась возможность, как мы усаживались все вместе и грустно пели наши старые
песни. Энтузиазма минувшей эпохи в них больше не было, но мелодии эти мысленно возвращали нас в годы, когда мы
и помыслить не могли о том, что происходило сейчас.
Если мы с каждым днем все сильнее убеждались в без выходности положения, то, похоже, наше начальство до сих
пор продолжало жить в иллюзорном мире. По пути в Гёрлиц они как-то выстроили нас на полянке для того, чтобы лиш ний раз отрепетировать с нами «умение сохранять правиль
ную осанку при гитлеровском приветствию>. Потом им взбрело в голову заставить нас пройти по опустевшим ули
цам Гёрлица с песнями до кинотеатра. У нас в голове не ук ладывалось, как это можно сидеть и глазеть фильмы, в то время как русские наступают нам на пятки
-
ведь их отде
ляли от нас тогда считаные километры! В конце апреля русские войска стали оттеснять нас к
Дрездену. Мы добрались до Пфаффендорфа, небольшого
населенного пункта у Эльбских Песчаниковых гор, назы ваемых еще «Саксонской Швейцарией,>. На возвышенности располагался какой-то приют, где мы с Готфридом и Юп пом стали на постой. Там кроме нас проживали и люди, ли
шившиеся крова в результате варварской бомбардировки Дрездена: одна пожилая пара, потом мать с двумя детьми и девушка по имени Изольда, брюнетка примерно моего воз раста, говорившая с едва уловимым саксонским акцентом.
Здесь в Пфаффендорфе войны не ощушалось
-
тихое
местечко в долине Эльбы. Крестьяне, как и в мирное время,
259
-0'----работали на полях, даже гаштет, и тот функционировал. Меня к тому времени произвели в унтершарфюреры 1 , я как раз сидел и налаживал простенький радиоприемник одного
из местных жителей, когда вестовой объявил тревогу. Рота танков, их еще оставалось у нас около десятка, быстро поки нyлa деревню, а я с группой солдат остался у штурмового
орудия. До самого вечера все бьmо спокойно, ночь тоже прошла без сюрпризов. Мы тщетно ждали известий от на шего подразделения. Только утром я разглядел вдали группу
немецких солдат. Они еле-еле брели. Когда дошли до дерев ни, несколько человек тут же свалились без сил. Некоторые были в таком состоянии, что даже не понимали, о чем их
спрашивают. Даже Готфрид продолжал бормотать что-то невнятное. Из его слов я все же понял, что они попали в за саду. Русские подбили несколько танков и буквально в упор
расстреляли почти всю группу. Больше мне не удалось вытя нуть из него ни слова.
Несколько дней спустя,
9 мая 1945 года во второй поло
вине дня, распространилось известие о том, что войне ко
нец. Мы не поверили этому. Еще утром мы обстреляли из нашего штурмового орудия колонну войскового подвоза
русских. Целая вереница конных повозок, застрявшая у подножия горы, бьmа перед нами словно на ладони засели вверху на плато. Надо сказать, мы отвели душу
-
-
мы всех
до единого уложили. Вот до какой степени нас обуяло чувст вомести.
А теперь вот вроде и войне конец. Как я лично воспри
нял это известие? Да никак. Мне от этого бьmо ни холодно, ни жарко. Ощущения наступившего мира я не испьпал. Как и страха за будущее. Не тот бьm момент, чтобы размышлять о бьmом или грядущем. Единственный вывод, который я сделал, так это то, что всем нам надо убираться отсюда.
И чем скорее, тем лучше А цель у меня бьmа
-
-
русские вот-вот пожалуют.
родной дом, мать, находившиеся в
сотнях километров от Пфаффендорфа. 1 Унтершарфюрер
-
эсэсовское звание, соответствующее унтер-офи
церу вермахта.
260
15 Ровно пятьдесят человек нас собрал ось в тот же день ближе к вечеру на пригорке неподалеку от деревни. Пред
стоял путь на запад. Мне наша группа показалась слишком многочисленной для такого мероприятия, как скрытное пе
редвижение. Я считал, что пять десятков людей просто не смогут сколь угодно долго оставаться незамеченными. По этому предложил разбиться на несколько мелких групп. Со
мной шли Юпп и Готфрид, Изольда, та самая молодая сак сонка также решила к нам присоединиться. Я пообещал не бросать ее, потому что девушка панически боялась попасть к русским солдатам.
Мы быстро переоделись. Потому что единственным на шим спасением бьmо вьщать себя за гражданских ЛИЦ. О том, что и русские, и американцы буквально охотятся за немец кими военными, говорили повсюду. Циркулировали слухи о расстрелах, о двадцати годах сибирских лагерей и тому по
добном. Я надел брюки, которые удалось за день до этого выме нять на буханку белого хлеба. Они мне не доходили до щи колоток; я, кожа да кости, утонул в широченных штанах.
Френч я выменял на тонкую рубашку. Готфрид надел кожа ную куртку, а Юпп
-
черный костюм. Кое-что из докумен
тов мы разорвали, а наши значки и награды пришлось зако
пать. Теперь не осталось доказательств нашей принадлеж
ности к ваффен-СС, если не считать татуировки под МЬШIКой левой руки с указанием группы крови.
Мы планировали передвигаться только по ночам, по
скольку днем это было опасно. К тому же ночью легче ори ентироваться по звездам
-
они должны бьmи заменить нам
карты и компасы, от которых тоже пришлось отказаться.
С наступлением сумерек мы двинулись в путь. Я шел впере ди, а метрах в десяти позади Если схватят меня
-
-
Юпп, Готфрид и Изольда.
у них оставалась хоть какая-то возмож
ность скрыться. Мы взобрались на вершину горы, одной из довольно длинной цепочки, покрытой лесом. О том, что де ревья
-
лучшая защита от неприятеля, мы знали еще по
261
-0----России. Поэтому там ни на метр не углублялись в леса
-
стоило только попытаться, и ты враз угодишь в плен к крас
ноармейцам или
-
того хуже
-
к партизанам. Теперь мы ре
зонно предполагали, что и русские не станут рисковать по напрасну и лезть в наши леса.
В течение нескольких последующих ночей мы старались
не покидать леса, тщательно избегая полян, просек и дорог. Если же мы бьmи вынуждены пересечь дорогу или железно
дорожную линию, то, пригнувшись, перебегали ее и вновь
исчезали в лесу на противоположной стороне. С наступле нием рассвета мы сразу же искали подходящее место для
привала на день. Вначале мы довольствовались кустами по гуще, потом стали заходить в опустевшие хижины. Утоляли жажду родниковой и озерной водой и экономно распределя
ли не очень оБильныIe запасы провианта.
Так мы добрались до окраин Фрейберга. До сих пор мы стороной обходили все без исключения населенные пункты, даже хутора. Но теперь голод вынудил нас завернуть даже в город, хоть и небольшой. Ранним утром мы в полутьме опас ливо пробирались по опустевшим улицам. В городе бьmо тихо, но тишина эта казалась нам коварной, в ней гулким
эхом отдавались шаги. Так и не встретив ни одного челове ка, мы добрались до ратуши. Двери здания стояли настежь, по тротуару ветер гонял листки бумаг. С тех пор как местная комендатура перестала существовать, до этого здания нико
му дела не бьmо. Зайдя внутрь, мы стали заниматься поиска
ми съестного, но ничего не нашли. Зато мне попались брюки, как раз на меня. Готфрид, сославшись на дурное предчувст вие, настоял на том, чтобы мы как можно скорее покинули
это место. Он без устали повторял, что в город в любую ми нуту могут нагрянуть русские. Я уже почти смирился с мыс лью о том, что придется уйти несолоно хлебавши, как вдруг в одном из кабинетов нашел весьма полезную вещь
-
целую
стопу карт прилегающей местности, а заодно и компас. Как здорово
-
мы сэкономим массу сил и времени, не растрачи
вая ИХ впустую на блуждания по лесу. Обрадованные, мы по
спешили покинуть Фрейберг. Вооруженные компасом и картами, мы отныне могли
262
-----~ позволить себе передвигаться и в светлое время суток. В бро шенном грузовике вермахта мы обнаружили консервы, так
что провианта было теперь вдоволь'; теперь спокойно можно было продвигаться к следующей цели
-
к Хемницу. В этом
городе проживала тетка Изольды. Готфриду не терпелось добраться до родственницы Изольды и сдать девушку ей на руки
-
ему очень не нравилось, что эта саксонка увязалась
за нами. Он постоянно сетовал, что, дескать, эта девчонка -, настоящий тормоз. Я же советовал ему вспомнить об участи наших женщин и девушек, попавших в лапы русских, дес
кать, сам читал репортажи в газетах и видел фотоснимки. Сраженный моими доводами Готфрид замолкал. Пока мы пёхом пробирались по лесам, нас нагоняли рус ские войска. Иногда мы даже видели их продвигающиеся на запад колонны. Если нам требовалось перейти через шоссе, приходилось пережидать, иногда не один час, и лишь потом
перебираться на другую сторону. Однажды утром мы надол го застряли у одной из дорог
-
казалось, колонне машин и
запряженных лошадьми телег конца не будет. Подвыпив шие русские солдаты, которые, едва не спотыкаясь, брели
рядом с телегами, особой опасности не внушали. Я преДJIO жил выйти, присоединиться к колонне, какое-то время
пройти вместе с ней, а потом исчезнуть в близлежашем лесу. Готфрид ничего не сказал, только с ужасом посмотрел на
меня. Примерно такое же выражение лица было и у Изоль ды
-
все связанное с русскими солдатами неизменно вызы
вало у нее панический страх. Только Юппу было все равно, по его взгляду я понял, что он просто недооценивал серьез
ности положения. Обождав немного, я дал знак идти. Смыс ла не было ударяться в долгие дискуссии. Раз уж вы тогда в Пфаффедорфе согласились мне повиноваться, какие могут быть разговоры? С Изольдой в центре, мы с напускным равнодушием вы
шли из леса на дорогу и примазались к колонне. Я присталь но следил за реакцией русских. Те обратили на нас внима ние, подняв головы, взглянули на нас, перебросились друг с другом парой фраз. И я внезапно со всей ясностью осознал, какому смертельному риску подвергал себя и своих товари-
263
-(Z}----щей. Стоит кому-нибудь из них сейчас заподозрить в нас пе
реодетых немецких солдат, и всем нам крышка. Расстреля ют, не глядя. Проклиная свою расчетливость, я незаметно опустил руку вниз
-
поближе к карману брюк, где на вся
кий случай у меня лежал небольшой револьвер. Но русским, похоже, было не до нас
«трофеи»
-
-
они сосредоточенно разглядывали
наручные часы, их было у каждого с десяток на
каждой руке
-
от запястья и до локтя.
Не спеша, мы стали пробираться к противоположной стороне дороги. Еще раз убедившись, что никому из русских дела до нас нет, я свернул в лес, остальная троица последо
вала за мной. До первых деревьев я еще сдерживался, шел шагом, а углубившись в лес на несколько метров, побежал. Я слышал, как Готфрид, решив подшутить, вдруг завопил не своим голосом: «Изольда! Русские за нами гонятся!» Та, ах нув, чуть не свалилась от страха. Мы буквально на одном дыхании взлетели на гребень горы и только там почувство
вали себя в безопасности. Никто, разумеется, за нами не гнался.
По мере приближения к Хемницу число немецких воен ных, как и мы, устремлявшихся на запад, росло с каждым
километром. Среди них поговаривали, что в Хемнице, по другую сторону автобана, начиналась американская зона оккупации и что туда уже русские определенно не заберутся. Сдав ночью на руки тетушке Изольду, мы собрались к разде лительной линии зон оккупации. Мы ахнули, увидев, что творилось в районе автобана. На траве тысячами разлеглись немецкие солдаты и ждали. Дело в том, что американцы пе рекрьmи доступ в свою зону. Идея оказаться ни там, ни там нас явно не устраивала, поэтому мы решили пройтись вдоль автобана и попытаться отыскать лазейку на другую сторону. И вскоре нам повстречалась женщина с детской коляской.
«Откуда вы?» цев»,
-
-
спросил я ее. «С той стороны, от американ
ответила она и подробно описала, как нам пройти
туда через поле, засеянное пшеницей, неподалеку примы
кавшее к автобану. Нам удалось незамеченными ПРОСКОЛЬЗ путь в зону оккупации американцев.
Теперь мы находились уже вне прямой досягаемости
264
-----0русских, американский ШIен казался не таким страшным,
как русский, но мы и туда не стремились. Желанная пауза оказалась слишком короткой. Американцы устроили на стоящую охоту за молодыми немцами. Почти повсюду у въез да в город или деревню были выставлены посты, повсюду рыскали и пешие патрульные. Мы уже не решались пере двигаться днем, а если решались, то выбирали самые отда ленные лесные тропинки, и только тогда, когда голод стано
вился невыносим. Только с помощью местного населения нам удавалось обойти посты и избавить себя от неприятно
стей. Нередко пожилые люди у входа в деревню предупреж дали нас о присутствии американцев и даже предлагали нам
еду и ночлег. Только тогда мы чувствовали себя в безопасно
сти. Кое-кто снабжал нас даже картой местности, указывая безлюдные места. Однажды мы шли по лесной дороге, и вдруг позади по казался трактор. За рулем сидел пожилой человек, на прице пе между шкафом и комодом на матрасе пристроились его жена и две девушки. «Кто из вас водит трактор?»
-
осведо
мился мужчина. Он просидел за рулем уже несколько часов и здорово устал. Готфрид тут же согласился заменить его. В свое время ему пришлось поработать в деревне, и он умел
обращаться с сельхозмашинами. Мы с Юппом вскочили В прицеп, и поездка продолжилась.
Ехали мы в основном по лесным дорогам, лишь изредка
и по необходимости выезжая на главные дороги. Заметив издали американский контрольный пост, мы с Юппом заби рались под матрас и напряженно вслушивались в разговор
мужчины с солдатами. Много раз нам удавалось обхитрить американцев, пока мы не добрались до деревни в районе Алътенбурга. Дело в том, что мы слишком поздно заметили постовых. Мы кое-как прикрылись матрасом, но я почувст
вовал, что моя нога торчит наружу. Трактор остановился, сидевший за рулем мужчина заглушил двигатель. Америка нец, судя по тону, что-то приказал своему подчиненному.
Я почувствовал, что сидевшая на матрасе женщина слезла с
него
-
ее и дочерей заставили спрыгнуть с прицепа. У меня
душа ушла в пятки. Если они начнут обыскивать прицеп, то-
265
-0----гда все: они обязательно обнаружат нас. Я услышал, как за бухали тяжелые ботинки,
-
американец был менее чем в
полуметре от меня. Затаив дыхание, я ждал. Едкий пот стра ха заливал глаза. Я почувствовал, как кто-то здорово уШип
нул меня за ногу. Все кончено, молнией пронеслось у меня в голове. Сейчас он поднимет матрас и ... «О кей!»
-
донес
лось до меня. «Пусть катятся!» Заурчал мотор, трактор тро нулся с места. Я так и не понял, что произошло, поэтому не
торопился вылезать из-под матраца. Несколько минут спус тя трактор снова остановился, и кто-то сорвал с меня мат
рас. Обе девушки бросились нам на шею и принялись обни мать нас. Перебивая друг друга, они рассказали нам, что
именно американец и уШипнул меня за ногу. У меня язык отнялся. Я не ожидал, что среди союзников найдется солдат, способный на элементарную человечность в такие времена.
К вечеру мы добрались до Альтенбурга. Пункт сбора бе женцев, куда направлялось выручившее нас семейство, рас полагался в маленькой гостинице на самой окраине городка.
В комнатенку в конце коридора набилось с десятка два че
ловек. Нас здесь ничего не задерживало. Поев, мы тут же тронулись в путь. На всякий случай, следуя привычке, мы осмотрели дом в поисках путей отхода. Двор от проходив шей чуть выше улицы отделяла сложенная из камня стена.
В случае необходимости ее бьmо легко перемахнутъ. В кори доре мы увидели хозяина гостиницы и его дочь. Мы разгово рились, я рассказал им о наших злоключениях последних
дней. Вдруг я заметил на левом рукаве хозяина повязку с двумя буквами «МР». Что означают эти буквы? Мне отчего то стало не по себе. «А вы, как я посмотрю, парни здоровые.
Уж не из СС ли?»
-
вместо ответа в лоб спросил хозяин.
Кивнув, я рассказал ему, что служил в «JlеЙбштандарте». Выслушав меня, он внезапно повернулся и вышел куда-то. Дочь его стала задавать мне вопросы, я рассказал ей, что по
бывал и в России, и во Франции, и вообще бог знает где. Я говорил и говорил, не спуская глаз с дверей наружу. Сквозь стекло бьmо видно, что происходит на улице. И тут кто-то свернул с тротуара, явно направляясь к двери в гости
ницу. Когда пришелец положил руку на дверную ручку, я
266
-----0разглядел форму американского со;щата. «Янки!,>
-
завопил
я и тут же бросился вон из комнатки. Готфрид с Юппом мгно венно поняли, в чем дело, и ринулись за мной. Выбежав во двор, мы подбежали к каменной стене, вскарабкались по ней и спрыгнули на улицу. Будь в нашем распоряжении даже втрое больше времени, мы бы все равно далеко не ушли
-
прямая как стрела улица протянулась бог знает как
далеко, и нас запросто могли уложить даже из пистолета.
Нужно бьmо куда-то свернуть, но свернуть бьmо некуда.
И тут я увидел в конце улицы дом, окруженный высоким де ревянным забором. Я толкнул калитку, и мы оказались в
саду. Женщина, развешивавшая на веревке белье, испуганно уставилась на нас. «За нами гонятся янки!,> ходу и только сейчас узнал ее
-
-
бросил я ей на
это бьmа та самая женщина,
которая сегодня в булочной пожертвовала нам хлебные кар точки
-
хозяин отказался продать нам без них хлеб. Жен
щина, смекнув, в чем дело, велела нам следовать за ней в са
рай, где жестом показала забираться на чердак. Когда мы оказались там и захлопнули крышку лаза, она тут же убрала лестницу.
Через щели между досок была видна улица. Никого.
Стало быть, американцы не бросились за нами в погоню. Но пару минут спустя мы заметили rpуппу немцев с теми же на
рукавными повязками, что и у хозяина. На мгновение они задержались у дома, перебросились парой фраз и направи лись дальше. Так что мы бьmи вне опасности.
Вечером женщина принесла суп из брюквы и хлеба. Она объяснила нам, что две буквы на нарукавных повязках озна
чают «МШtагу РоПс(!»
-
«Военная полиция». Когда в город при
шли американцы, они сразу же стали искать зде.сь против
ников национал-социализма. И те с готовностью стали уча
ствовать в отлове немецких со;щат. Теперь я наконец сооб разил, в чем дело.
В этом городе оставаться бьmо нельзя. Раз нас стали ис
кать, то непременно отыщут, в этом сомнений не бьmо. Дело в том, что наша троица бросалась в глаза. Решено бьmо разойтись. Я предложил Готфриду дальше пробираться в
одиночку
-
он бьm человек бывалый, физически силен и
267
-0-----неглуп. Такой вполне мог действовать в одиночку. А вот Юп
па я отпускать не собирался. Этот был не только чересчур инертным и тяжелым на подъем, но и довольно ограничен
ным. Что бы мы ни говорили ему с Готфридом, этот здоро вяк пропускал мимо ушей. Единственным его ценным каче ством бьmо то, что он никогда не перечил. Готфрид был согласен с моим предложением и еще но
чью отравился в путь. Мы с Юппом покинули наше убежи ще едва рассвело.
Необходимо бьmо добраться до Магдебурга. Там начи нался Средне германский канал, знакомый мне еще с маль
чишеских лет, когда я служил юнгой на судах. Я знал его как свои пять пальцев: все его изгибы, берега, города, мимо ко
торых он протянулся. Теперь моей памяти предстояло по мочь нам без осложнений добраться до дома.
На телегах, тракторных прицепах, а чаще на своих двоих мы продвигались на север. Мы прошли Цайтц, обогнули
Галле и наконец оказались в окрестностях Ашерслебена. у Ашерслебена мы повернули на восток, опять вышли к Эльбе и вдоль нее шли до самого Магдебурга. Обходя город, мы вынуждены были вновь зайти в оккупационную зону русских, и тут вдали я увидел те самые стальные ворота
-
это был магдебургский судоподъемник, расположенный в северной части города. Мы часто бросали здесь якорь по пути в Берлин. В последний раз я бьm здесь года три назад, но все прекрасно помнил. Я сразу же узнал «тропу бурла ков», тянувшуюся вдоль канала, по которой столько раз ез
дил на велосипеде за продуктами на расположенные побли
зости крестьянские усадьбы. Теперь мы уже не заплутаем
-
канал выведет нас прямо на запад.
В последующие дни я чувствовал себя уже куда уверен нее
-
мы точно знали, куда идти, с другой стороны, теперь
стало возможным действовать по плану, разработанному
мной на крайний случай. Если мы все-таки попадемся аме риканским постовым, то выдадим себя за голландцев
-
мол,
работали здесь на судах, подневольно, ну, а теперь пытаемся попасть домой, в Голландию. Чтобы все выглядело правдо подобнее, мы из пустых пачек из-под сигарет изготовили
268
------0картонные подобия голландского триколора и прицепили их на грудь
-
мы видели, как это делали другие иностран
ные рабочие, пригнанные в Германию и возвращавшиеся на родину. Юппу я строго-настрого наказал молчать, посколь ку он не знал северного диалекта. Он пообещал мне держать язык за зубами.
Мы долго шли вдоль Среднегерманского канала. Откло нялись от маршрута лишь затем, чтобы заглянуть на кресть янские подворья, чтобы раздобыть еды. Только у самого
Вольфсбурга мы на несколько дней отошли от канала
-
идти вдоль него через город мы сочли чересчур опасным.
Вернувшись на «тропу бурлаков», мы прошли несколько ки лометров, но тут нам потребовалось перейти через мост. До сих пор мы избегали мостов, как правило, все они охраня
лись союзниками. Но тогда просто выхода не бьmо. Мы опасливо миновали мост и уже бьmи почти уверены, что ни чего не случится, как вдруг заметили чуть в стороне от доро ги плетеное кресло, в котором, вытянув ноги и сняв каску,
полулежал американский солдат. Винтовка тоже была в паре метров от него, он решил прислонитъ оружие к перилам мос
та. Сначала мне показалось, что он спит и что мы сможем незаметно проскользнуть мимо. Но тут я услышал: «Хэлло! Куда собрались?» Голос солдата звучал миролюбиво. На ло
маном английском я объяснил ему, что мы, дескать,
«dutch-
теп»! и что добираемся домой. Юпп молча, как и бьmо до говорено, стоял рядом со мной. Американец велел нам сле довать за ним и привел в расположенный в полусотне метров домик путевого обходчика, где сидели еще трое солдат, гром
ко что-то обсуждавших. Потом им представили нас. Единст венно, что я понял, так это слово
«dutchmen».
Один из сол
дат вышел и уехал куда-то на джипе. Мне стало не по себе. Если они сейчас притащат сюда настоящего голландца, нам
с Юппом крышка, подумал я. И хотя я вполне уверенно и довольно бегло говорил по-голландски, мой немецкий ак цент все равно был заметен. Минут двадцать спустя джип вернулся. Я слышал, как
1
Dutchmen -
(англ.)
-
голландцы.
269
-0----захлопнули сначала одну, потом другую дверцу. Ага, мельк нула у меня мысль, значит, он не один, наверняка кого-ни
будь притащил.
«Waar zijn de Nederlanders?I», осведомился - поспешил ответить я по-гол
чей-то голос. «Здесь, здесь»,
ландски. В домик вошел солдат в американской форме. «Что ВЫ здесь делаете?»
-
спросил он у меня тоже по-голландски.
Дрожащим голосом я изложил ему нашу версию: дескать,
три года оттянул в Вольфсбурге, а теперь пора и домой. Мы - тут я указал на Юппа - из Роттердама, а живем мы за «Witte Huis» и назвал ему одну из знакомых мне улиц, с тех времен, когда я еще юнгой побывал в Роттердаме. А он кто, ткнул американец пальцем в Юппа. Ему здорово достал ось от немцев, поспешил заверить солдата я, он слегка не в себе.
Юпп тут же закивал и стал бормотать что-то непонятное, но на верхненемецком диалекте.
Строгость исчезла с лица солдата, он широко улыбнулся и принялся угощать нас сигаретами. Когда он продолжил говорить, я заметил, что изъясняется он по-голландски с яв
ным американским акцентом. Мол, его родители
-
гол
ландцы и вывезли его еще ребенком в Америку. Ему было приятно пере кинуться словечком с земляками. Какое-то время мы посидели, поговорили, а потом, получив от «зем
ляка» буханку хлеба, начатую пачку сигарет
Cut»,
«Players Navy
снова тронулись в путь. Сначала он предложил мне
подбросить нас на джипе, но я благоразумно отказался: я всегда знал, что лучшее
-
враг хорошего.
В последующие дни мы ориентировались по Среднегер манскому каналу. Обойдя Брауншвейг и Пайне, мы скоро стали приближаться к Ганноверу. Чтобы не заходить в го род, мы повернули на Хильдесхейм и, не дойдя до Миндена, вышли к железнодорожной линии. Машинист паровоза по
добрал нас на перегоне и доставил в город. В изодранной, грязной одежде, заросшие, мы не рискнули идти по мосту
через Везер, поэтому решили преодолеть речку вплавь. Все бы хорошо, но тут Юпп заявил мне, что плавает, как топор. Но, обхватив его за шею, как это делают спасатели на водах, 1 Waar
zijn de Nederlanders? -
(голл.)
270
-
Где ваши голландцы?
-----0прием я освоил еще мальчишкой на Рейне, я все же, хоть и не без труда, дотащил его до противоположного берега. Ски нyв с себя одежду для просушки, мы подставили тела жарко му солнцу ранней весны.
За Минденом дела наши пошли быстрее. У меня сложи лось впечатление, что британским солдатам, в отличие от
американских, было на нас наплевать, поэтому теперь мы шли уже по главным дорогам. На велосипедах, позаимство ванных на каком-то крестьянском подворье, мы докатили
до Билефельда, потом с трудом пробирались по горам Тев тобургского леса к Оснабрюку и через Иббенбюрен доехали
до Райне. На пути мы встречали очень многих немецких солдат, возвращавшихся домой. Редко кто из них был в фор
ме, большинство сумели за это время обзавестись штатской одеждой. Некоторые имели при себе лопаты
-
так легче
сойти за сельскохозяйственного рабочего, кое-кто нацепил на себя британскую или американскую форму. В Райне нам пришлось распрощаться. Оттуда было уже
недалеко до дома родителей Юппа, а мне еще предстояло одолеть более
50 километров.
И хотя мне не терпелось по
пасть домой, я все же решил сопроводить Юппа до дома. Слишком бестолков был этот парень, в этом за последние недели мне приходилось не раз убеждаться. И мы вместе на правились к нему в Охтруп.
Когда мы слезли с велосипедов у его дома, на лице Юппа не отразилось ни радости, ни волнения. Похоже, он так и не понял, что дома. Неторопливо подойдя к дверям, он позво нил. Дверь отворила женщина, узнав Юппа, она громко вскрикнула и, втащив его за рукав внутрь дома, захлопнула
двери. Я, как идиот, продолжал стоять. То, что она не стала рассыпаться в благодарностях, я бы как-нибудь перенес, но
она могла предложить хотя бы поесть. Именно это меня боль ше всего и задело. Обождав пару минут, я поплелся прочь.
Поесть удалось, едва я вышел за пределы Райне. Меня угостил обедом крестьянин, с которым мы разговорились на
улице. Сначала меня это обрадовало, но вскоре я уже пожа
лел, что принял его приглашение. «Кого это ты приволок?»
-
с места в карьер недружелюбно спросила его жена, едва мы
271
-(ZJ----переступили порог кухни. Муж стал ей объяснять, что это, дескать, солдатик, возвращающийся домой. Во взгляде жен
щины сквозило явное раздражение и недовольство. Она даже негромко выругалась. К супу я получил ошметок кол басы, а когда я, доев, не сразу поднялся из-за стола, тут уж
она дала волю злости: «Чего это вы расселись?»
-
рявкнула
она. А когда ее муж хотел мне сунуть пару бутербродов в до
рогу, она едва ли не лопнула от злости. Я в полном смятении покинул этот дом. Никогда еще в Германии никто не возне навидел меня только за то, что я солдат. Напротив, за войну
я привык, что все вокруг меня, человека в форме, обожают и почитают. Понятно, что сейчас времена изменились, что люди стали сдержаннее относиться к военным, но такая не
нависть! У меня в голове не укладывалось, как можно так
возненавидеть простого солдата. Но тогда я еще не понимал, что это всего лишь цветочки, а ягодки будут впереди. Этот эпизод глубоко запал мне в душу. Погруженный в мысли, я ехал по дороге вдоль железнодорожной линии на
север. За время наших странствий по Германии возможно
сти для размышлений не бьmо. Слишком уж я бьm погло щен поиском безопасных маршрутов, жратвы и ночлега. Те перь же, когда борьба за выживание близилась к концу, я стал вспоминать о событиях минувших недель, месяцев, лет. И со всей отчетливостью понял, в какую катастрофу вверг страну правящий режим. Многие цветущие города обрати лись в пепел, люди остались без крова, голодали, лишились веры в будущее. Ближе к вечеру этого июньского дня я еще издали раз глядел дом моей матери. Усталости я не чувствовал, ноги сами несли меня вперед, меня подгоняло стремление вновь
обрести крышу над головой, отъесться, завершить эту изну рительную одиссею. Приподнявшись на педалях, я увидел живую изгородь из колючего боярышника, а за ней и сад.
Мать как раз хлопотала возле грядок. Ее лицо раскраснелось и блестело от пота. «Мама!,>
-
крикнул я. Подняв голову,
она устало взглянула на меня и вдруг, узнав меня, восклик
нула: «Нет! Не может бьrrь! Мой мальчик! Живой!,> Выронив
MOThIГY, она бросилась ко мне.
272
-----016 Почти двое суток я отсыпался, вставая с постели только к столу,
-
мой изголодавшийся организм требовал свое.
Медленно, постепенно спадало напряжение последних ме сяцев, исчезал страх оказаться в плену. Я уже подумывал о
будушем, о том, что будет через неделю, через две, через три. Я жаждал отдыха от лишений, невзгод и страха, в которых прожил последние несколько лет, залечить как следует на
поминавшие о себе раны, привести в порядок пришедший в запустение после смерти отца дом. Но уже считаные дни
спустя я был вырван из мира своих размышлений. Все нача лось с вопроса матери, когда я наконец займусь поисками
работы. «Ты уже целых три дня дома,
-
заметила она,
-
зна
ешь, пора бы чем-нибудь заняться». Я был ошеломлен и раз
очарован. Чего-чего, но такого я не ожидал от своей матери, она всегда была чуткой, понимающей, доброй женщиной. Потом бьm визит к новому бургомистру, назначенному
союзниками. Я намеревался подать заявление на выдачу мне продуктовых карточек, но боялся встречи с ним
-
наша
квартирантка рассказала, что, мол, он еще в прежние време
на бьm ярым противником нацистов. А уж о тех, кто служил в ваффен-СС, и говорить нечего. Мол, эсэсовцы хороши
только, если их вздернуть на первом суку. Теперь я знал, что меня ждет, и в ответ на его прохладное приветствие ответил
столь же прохладно. Он вперил в меня отсутствующий взгляд, и мне показалось, что от этого человека попахивает спирт
ным. Не успел я и слова сказать, как он накинулся на меня: «Ты вон шляешься на свободе, а наши ребята до сих в пле ну». И хотя внутри меня все кипело, я постарался взять себя в руки. Он бьm своим человеком у военной администрации
в соседнем Меппене, так что не к чему бьmо доводить его до белого каления. Есть ли у вас какая-нибудь работа, спросил я. «Для тебя никакой!»
-
отрезал он и без долгих разговоров
выставил меня вон.
Вопрос матери и встреча с бургомистром заставили меня присмагреться кпеременам, произошедшим в деревне. Теперь я, идя по улице, замечал косые взгляды соседей. В особен-
273
-0----ности тех, чьи сыновья не вернулись с войны. Я почувство вал себя здесь чужим, на меня смотрели как на прокаженно го. Меня не покидало ощущение, что я словно под увеличи
тельным стеклом. Узнав, что польские военные рыскают по окрестностям в поисках немецких солдат, не имеющих спра
вок об освобождении из плена, я забеспокоился не на шут ку
-
ведь я снова превратился в преследуемого.
И я теперь всегда держал велосипед наготове
-
он стоял
в саду, как раз у окна в спальню. Если за мной придут, то
сперва позвонят в дверь, я тем временем успею удрать. Я еже дневно подкачивал шины, а на багажной сетке всегда был закреплен мешочек с одеждой и куском мыла. У одного из рабочих шлюза я расспросил, есть ли работа на голландских судах
-
уж там меня искать явно не будут. Но вследствие
разрушенных мостов навигация не возобновилась. На улицу я теперь почти не выходил. С раннего утра я отправлялся на
болота, где нарезал торф, чтобы бьmо чем растопить плиту, и домой возврашался только вечером.
В конце концов такое положение мне опостьmело. В оче редной раз услышав про ночные аресты в соседней деревне,
я решил на время уехать. Окольными путями возле болот я на велосипеде отправился в Мюнстер, где разыскал преж нюю квартиру отца, в пору его работы мастером на шлюзе.
Там повстречал нашего старого соседа, он до сих пор жил на прежнем месте. Я очень удивился, застав его дома. В свое время он бьm местным партийным функционером и, на сколько я знал, оккупационные власти арестовывали их. НО он окольными путями сумел выправить себе справку об ос
вобождении и даже предъявил ее мне. Я осторожно, будто драгоценность, взял ее и прочел: «Рядовой Вернер ... освобо жден из плена
... с наделением права получения продуктовых
карточек ... бесплатного пользования транспортом И ... » Все, как положено
-
подпись представителя оккупационных
властей и бургомистра города Рейнберга. Две круглых печа ти на машинописном тексте свидетельствовали о несомнен
ной подлинности документа. Я почувствовал, что и мне ка ким-то образом удастся обзавестись таким же. Поэтому ак куратно, строка за строкой, от руки переписал документ, а
274
-----lZJпотом тщательнейшим образом скопировал обе печати, вы рисовав даже кирпичики на башне, изображенной на печати.
Необходимо бьmо проявитъ величайшую аккуратность, пото му что небрежность могла обойтись весьма дорогой ценой.
В ту же ночь я отправился обратно. С помощью матери я тайком раздобьm пишущую машинку и на следующий
день отстучал целых
12 экземпляров своей
«справки об ос
вобождении из плена». При помощи игрушечного набора я скопировал шрифт печати, а потом, приложив к бумаге рюмку, обвел ее ножку, и получился правильный круг. Сна чала мать расписалась за бургомистра, а потом я за предста вителя оккупационных властей. Разложив справки на столе, мы придирчиво осмотрели каждую, после чего бьm выбран
самый удачный, на наш взгляд, экземпляр. Остальные мы сожгли.
Волнуясь не на шутку, я на следующий день, в среду, ра зыскал бургомистра. Мол, я давно искал его, чтобы предъя вить свою справку, но, увы, никак не мог поймать, убежден
но солгал я. Он долго разглядывал документ. «Непохоже на те, которые мне приходилось раньше видеть,
сквозь зубы.
-
-
процедил он
Надо будет ее кое-кому показать в пятницу в
Меппене. Пусть проверят». У меня перехватило дыхание. Разумеется, при тщательном рассмотрении тут же выяснит ся, что это фальшивка. Не берусь описать, как я прожил следующие несколько дней. Не в силах сосредоточиться ни на чем, я мерил шагами
комнату, изобретая все новые и новые планы бегства. По ночам я лежал без сна, прислушиваясь, не подъезжает ли к
нашему дому машина. Велосипед, естественно, бьm нагото ве в саду под моим окном. И вот в субботу утром я, не вьщер
жав, постучался в дверь кабинета бургомистра. Подозри тельно любезно он пригласил меня войти. «Я как раз ждал тебя,
-
сообщил он.
-
Военная администрация проверила
твою справку. Все в порядке». Сделав над собой колоссаль
ное усилие, чтобы не запеть от радости, я молча кивнул. От ныне я мог спокойно передвигаться по деревне. Слухи о том, что у меня все же есть справка, молниенос но распространились по округе, и отношение ко мне замет-
275
-0----но переменилось в лучшую сторону. На меня больше не ко сились. Теперь можно было подумать над тем, как обеспе чить мать. В пенсии за отца ей отказали, поскольку он был активным национал-социалистом. Поскольку получаемых по карточкам продуктов нам явно не хватало, главной зада
чей я считал добывание еды и дров на растопку плиты. Од нажды в заброшенном лагере военнопленных я вывернул все до единой лампочки и у мельника выменял их на черный
хлеб. Что ни день я отправлялся на берег Эмза удить рыбу, улов сдавал матери, та либо мариновала ее, либо опять же выменивала у крестьян на кусочек сала или несколько яиц.
Дрова на растопку плиты мы раздобывали вместе с братом
(он тоже явился домой), спиливая чурочки с причала. Самой ценной нашей с Фрицем добычей стала литровая бутыль подсолнечного масла. Мать долго поджаривала на нем кар тофель. В ту пору кое-как сводить с концами удавалось только
нам, да еще крестьянам. Остальные жители деревни, среди которых было немало беженцев, голодали. Работы не было почти никакой, и люди перебивались на крохи, отпускае мые оккупационными властями. Меня не покидало ощуще
ние, что народ озлобился. от взаимовыручки военных лет и следа не осталось. Теперь каждый жил для себя и ради себя. Все вокруг бьmо пропитано недоверием и скепсисом, каж дый видел в своем собрате недруга, который только и норо вит его обдуть.
А тут еще радиопередачи союзников. Каждый вечер по радио говорили о лагерях смерти, о массовых убийствах на оккупированных территориях. От услышанного люди еще больше замыкались в себе, углублялось чувство подавленно сти
-
каждый считал себя невольным соучастником твори
MbIX преступлениЙ.
Откровенно говоря, и я не желал знать правды, считая все это чистейшей пропагандой союзников. Я не желал при знать, что служил преступному режиму. И мысль о том, что я преданно служил системе, окончательно скомпрометиро
вавшей себя, бьmа невыносима. Ведь именно национал-со циализм даровал моему отцу работу, вытащил нас из нищеты
276
-----0и голода, обеспечил нам достойное существование. И те перь, выходит, все это было впустую,? Нет, ничего подобно го я принять не мог. Даже невзирая на то, что творил Гитлер и его сподручные, я не мог просто так взять да разрушить
дорогой моему сердцу образ национал-социализма.
Какое-то время я слушал эти радиопередачи, но посте пенно интерес мой к ним угас. Как и к событиям в Герма нии, да и во всем мире
-
слишком уж много сил отнимала
ежедневная борьба за выживание. Как раздобыть еду, пи тье
-
вот что волновало меня в ту пору. Остальное представ
лялось мне не суть важным.
Несколько недель спустя Фриц нашел место в УМСА»
-
«Polska
организации, ведавшей вопросами снабжения
польских военных. Я же занимался мелким ремонтом всего и чего угодно, за что мне платили продуктами питания. За кусок масла, к примеру, я брался наладить испорченный ра диоприемник, привести в порядок неисправный электро
утюг обходилось его владелице-портнихе в столовую ложку
кофе, за заплату на продырявленной велосипедной камере со мной рассчитывались мукой или сахарным песком. По скольку, кроме меня, мастеров в деревне не было, я пользо вался всеми благами монополии, меня стали ценить, как че ловека, способного вдохнуть жизнь в любой механизм. Наше положение улучшилось, когда и мне удалось пристроиться в
«Polska УМСА».
Наряду с обильными ежедневными обеда
ми, которыми нас там кормили, мы потихоньку таскали с
собой домой сыр, маргарин и хлеб. Удавалось стащить на складе и сигареты, с таким товаром мы горя не ведали. На табак тогда можно было обменять практически все, хотя мы и так уже все имели.
17 Однажды мать развернула передо мной на столе газету.
Я заметил, что она перепугана до смерти. В газете черным по белому было написано, что всем бывшим немецким солда там, не имеющим справки об освобождении из плена, над
лежит еще в ноябре месяце явиться в Меппен на особую ко-
277
-0----миссию. Я попытался успокоить мать
-
мол, что тут такого?
В конце концов, у меня же справка имеется, но она была
всерьез расстроена газетным объявлением. Мол, подделка есть подделка, и ее все равно распознают, утверждала она,
так что тебе придется пойти на эту комиссию и получить подлинный документ. Все мои попытки переубедить ее из
начально отметались. Да и моя новая подружка Анна убеж дала меня, что, дескать, один парень из Меппена, тоже слу живший в ваффен-СС, без всяких проблем получил справ ку. И она умоляла меня, пока я в конце концов не уступил, пообещав, что завтра же утром явлюсь на эту комиссию. Еще вечером я рассовал по карманам зимнего пальто брит
венные принадлежности, мыло и шерстяные носки. Я знал, что мне уже сюда не вернуться.
Назавтра во второй половине дня я сидел в кабинете пе ред двумя людьми: рослым, крепким на вид канадцем, кото
рый на хорошем немецком пред ставился мне как сержант
Браун. Второй оказался старшим сержантом Бишопом, про изводившим впечатление человека дотошного, даже въедли
-
вого, хотя Бишоп делал вид, что про исходящее его вовсе не
касается. «Смешные вещи написаны в вашей справочке»,
-
констатировал Браун. «Вы утверждаете, что, дескать, до сих пор по убеждениям национал-социалист. Это так?»
-
с гроз
ным видом спросил он. Я подтвердил. На первом допросе утром я попытался объяснить комиссии свое отношение к национал-социализму. Попытался объяснить этим людям, как прожил годы после 1933-го, но мне не дали. Съездив меня по физиономии, они под конвоем увели меня. И те перь я вполне обоснованно ожидал, что эти оба сержанта вновь отметелят меня. Но они вроде не собирались. Браун положил передо мной на стол бумагу и карандаш и стал дик
товать следующее: «Настоящим подтверждаю, что и ныне являюсь национал-социалистом». Записав продиктованное, я добавил от себя: «Но я готов стать демократом, убедив шись, что демократия лучше». И внизу поставил подпись.
Браун внимательно прочел написанное, потом перевел Бишопу. «Нам хотелось бы услышать ваше обоснование»,
-
изрек он. Усевшись на стол, он закурил сам и предложил
278
-----~мне сигарету. Я был сбит с толку. Браун был первым амери канцем, кто ни разу не назвал меня «поганым ублюдком» и
даже выслушал меня. Я начал подробно рассказывать о дет стве, об отце, о брате, об организации «юнгфолью) И вообще обо всем, что произощло после того, как национал-социа листы прищли к власти. «Но вы ведь видите, что сейчас про
исходит в Германии. Полная разруха!»
-
не дал мне догово
рить Браун. «А нам до сих ваша демократия принесла лишь
голод да презрение»,
-
бросил в ответ я. Но Браун не возму
тился, скорее, сказанное мною заставило его призадуматься.
В коридоре, когда меня вели в камеру, я встретил своего
брата. «Не разговаривать!»
-
рявкнул сопровождавший
меня охранник. «Нет, нет, они братья, так что пусть погово
рят»,
-
улыбнувшись, сказал Браун. И на самом деле пару
минут мы с Фрицем могли пообщаться. «Они арестовали его за то, что он был на командной должности в «гитлерюген
де»,
-
шепотом пояснил Фриц. И в двух словах объяснил, в
чем дело.
Несколько дней спустя,
4 декабря 1945 года,
в камеру ко
мне явился Браун, забрал меня, усадил в свой джип и повез на бывшее стрельбище, во время войны превращенное на ционал-социалистами в концлагерь. Вся территория была оцеплена колючей проволокой, выкрашенные зеленой крас
кой бараки охранялись поляками. Дул холодный ветер. Бра ун привел меня в барак, где уже находилось
11 человек,
кое
кого я уже видел в тюрьме. Они сидели на полу или на на рах
-
кроватей здесь не было. Кое-где в окнах не бьmо сте
кол, все ежились от холода, кутаясь в тонкие куртки.
В углу я отыскал брата. По впалым щекам я догадался,
что их здесь явно не кормили. Нам вьщают всего по четыре штуки печенья в день, сообщил он, да еще кусочек консер
вированной говядины величиной со спичечную коробку.
И еще немного воды. И больше ничего. Несколько дней я вытерпел, потом решил, что с меня хватит. Мы притащили со двора старый ящик от патронов. С помощью инструмен та, обнаруженного в кухонном бараке, я прорезал в металле круглое отверстие. Один парень, жестянщик, соорудил из
пустых консервных банок трубу
279
-
печка была готова. Мы
-0----растапливали ее досками, которые отдирали от соседних по
луразрушенных бараков, в банке кипятили воду и из поджа ренных хлебных крошек варили эрзац-кофе. Вскоре жить стало чуточку лучше.
Еще лучше стало, когда меня назначили на раздачу пи
ши, и я обнаружил, что мой предшественник нагло обирал нас. В стенном шкафу рядами стояли консервные банки. Люди не верили глазам, когда я вывалил все это богатство на стол. Мы все набросились на еду. В середине декабря нас перебросили в лагерь Вестер тимке северо-западнее Бремена. «Здесь вам будет получше, чем там»,
-
пообещал нам комендант лагеря. Я даже ПQна
деялся, что здесь и вправду будет сытнее. Но обещание так и осталось обещанием.
По утрам на
16 человек вьщавали всего одну буханку хле
ба. Мы соорудили из проволоки и деревяшек весы и взве шивали на них краюхи хлеба. Это походило на священно действие
-
при дележке хлеба присутствовали все до едино
го. И каждое утро мы выбирали, кому первому взять хлеб. Каждому доставался ломоть хлеба толщиной в палец, к нему крошка маргарина и столько же меда и кружка водянистого
кофе. На обед мы получали тарелку мясного супа, жидкого прежидкого. Мы еще шутили: мол, случайно попавшиеся в супе волоконца мяса сле~ет немедленно изымать из супа и,
связав в пучки, сдавать обратно на кухню». Вскоре мы исху дали так, что готовы бьmи верить самым нелепым слухам: мол, по распоряжению лагерного врача заключенным пола
гается справлять нужду лишь раз в трое суток, не чаще. Мол, за это время организм успевает усвоить всю съеденную пищу
без остатка. И ведь верили, даже я иногда сдерживал себя, стараясь действовать в соответствии с «графиком». Естест венно, самочувствие от этого никак не улучшалось. Голод довел нас до того, что мы изловили принадлежавшего комен
данту лагеря кота и в ведре сварили из него бульон. Мясо оказалось жестким и отвратительным на вкус, но это бьmо все-таки мясо, и хоть на какое-то время мы насытились.
Позже, когда мы разобрались в тонкостях поведения ох ранников, мы изыскали способы пополнения ежедневных
280
------0рационов. Мы сумели наладить деловые отношения с кре стьянами, которые за деньги опоражнивали наши отхожие
места и регулярно подкидывали нам продуктов в обмен на сигареты.
Если сравнить лагерь Вестертимке с бывшим стрельби щем, здесь условия проживания бьmи, конечно, сносными.
Спали мы на настоящих койках, в каждом бараке стояла печка, нам даже выдавали дрова для растопки, кроме того,
мы свободно передвигались по территории. Охранники-шот
ландцы обращались с нами вежливо. Случалось, правда, что кому-нибудь из них вздумалось сорвать на нас злость, и то гда нас часами держали на построении. А в целом нами ни
кто особенно не интересовался, разве что изредка вызывали на допросы.
Услышав через динамик свой номер
- 367 -
по фами
лии к нам не обращались, я отправлялся в административ
ный барак на допрос. В небольшом помещении за барьером за письменными столами сидели двое американских офице ров. Когда я впервые оказался здесь, меня не покидало ощу щение, что здесь все будет, как в Меппене. Умело задавая вопросы, они пытались вменить мне в вину, что, дескать, я
служил охранником концентрационного лагеря Бухенвалъд. Но ведь очевидный факт, что во время войны в районе Вей мара я вообще не был. Еще во время первого допроса я заметил лежащий на
столе у одного из здешних офицеров листок бумаги, тот са мый, который продиктовал мне в свое время сержант Браун. Меня спросили, придерживаюсь ли я и сейчас тех же взгля
дов. Я ответил, что да, придерживаюсь. Тут же меня отпус
тили. Потом аналогичная процедура повториласъ. В боль шинстве случаев я должен бьm отвечать на их вопросы стоя. Мне еще с порога задавали один и тот же вопрос, я отвечал на него или просто кивал, после чего меня снова выпрова живали.
Если я рассматривал все эти визиты в административ ный барак как игру, многие из наших очень боялись вызо вов туда. Многие по возвращении оттуда чертыхались
-
мол, им не верят, считают, что их показания, дескать, сплош-
281
-01----ная ложь от начала и до конца. Некоторые, как уходили на допрос, так и не возвращались часами, а то и сугками. Один мужчина, лет тридцати, появился лишь неделю спустя, к
тому же обритым наголо, осунувшимся, постаревшим лет на
десять. Он даже не реагировал на наши расспросы. Мы дали ему теплой воды, помыли, дали хлеба. Он долго спал, потом, придя в себя, рассказал, что с ним произошло. Его обвиняли в том, что он лично расстрелял целую команду английского
корабля. А он, в свою очередь, доказывал, что никогда не бьm там, где это произошло. Но офицеры ни в какую
-
мол,
это ты, и никто больше. Его восемь дней продержали в ка ком-то залитом водой подвале. Все эти дни он так и просто ял на ногах, получая сухой хлеб да жидкую бурду. Теперь он сидел перед нами, продолжая утверждать, что ни в чем по
добном не участвовал.
Подобные эпизоды, даже впрямую не касавшиеся нас,
подталкивали нас к побегу. Никому не хотелось после вой ны вновь пройти через унижения, голод, холод и лишения.
Мы часто обсуждали самые фантастические планы побега. И каждый раз спрашивали себя, ну, хорошо, сбежим мы от
сюда, но куда потом? Куда бежать потом? Разумного ответа на этот вопрос ни у кого не бьmо, все только недоуменно по жимали плечами.
Потом наступил самый печальный день этого года: Рож дество. Его должна бьmа символизировать худосочная, ску по украшенная елка, установленная в бараке. Но настроение было таким, что хоть на тот свет. Замогильными голосами
мы спели рождественские песни. Но большинство наших просто пролежали на койках, вперив бессмысленные взоры
в пространство. Некоторые плакали. К вечеру я понял, что сидеть в бараке невмоготу, и я ре шил выйти пройтись. Закутавшись в пальто, я зашагал вдоль высокого проволочного ограждения. Думал о матери, кото рая вновь осталась в одиночестве, о своей подружке Анне, по которой страшно скучал. Иногда я прикладывал к лицу ее платок, который она дала мне на память, и мне казалось,
что я чувствую ее запах. Все это напоминало мне день, когда я впервые увидел ее в белой блузке и черных тренировочных
282
------0штанах «Союза немецких девушею~. Мы тогда случайно ока зались вместе на болоте, куда пришли нарезать торф. Она
угостила меня ячменным кофе, помню, что это меня очень растрогало. Чей-то громкий возглас вырвал меня из воспо
минаний. «Счастливого Рождества!»
-
по-английски про
кричал охранник на вышке. Я ничего не ответил. «Счастли вого Рождества!)~
-
вновь прокричал он. И тут чуть ли не
под ноги мне шлепнулась пачка сигарет. Правда, подарок приземлился в нескольких сантиметрах за полосой, пересе
кать которую нам строго-настрого воспрещалось. Я уже протянул руку, чтобы поднять сигареты, но потом переду мал. Ведь протяни я руку за проволоку, а он возьмет да паль нет в меня. С другой стороны, сигареты
-
штука ценная,
как тут откажешься. Я медлил. «Ты, что, некурящий, что ли?)~
-
недоумевал солдат. «Нет, нет, курящий)~,
-
заверил
его я, не в силах объяснить, почему я не принимаю его дара.
Подняв голову, я показал на колючую проволоку. «А, понят но, обожди МИНУТКУ)~,
-
крикнул он и демонстративно от
вел автомат. Я поднял пачку, поблагодарил его и тут же вер нулся в барак. Лучшего рождественского подарка, чем сигареты, труд
но бьmо вообразить. Несколько минут спустя все растяну лись на койках и вовсю дымили, ловко выпуская голубова тые колечки. Курить нам выдавалось редко, поэтому каждая случайно доставшаяся сигарета повергала нас в блаженное состояние. Чтобы растянуть удовольствие, мы оставляли
окурки на потом
-
ни единой крошки драгоценного табака
не пропадало.
Монотонно текли январские дни. Тоскливое однообра зие прерывалось разве что присылаемыми к нам американ
цами университетскими профессорами или школьными учителями, тоже из арестованных, которые прочитывали
нам лекции. Я стал регулярно посещать лекции по физике и еще по грамматике голландского языка. По вечерам я ходил на занятия драмкружка, мы готовили разные пьесы для по становки.
В конце января меня вновь вызвали на допрос. Меня ожидали двое незнакомых офицеров, сразу же предложив-
283
-0----ших мне сесть. Я по привычке стал искать глазами свое заяв ление, но его не бьmо. Вместо него лежала какая-то регист рационная карточка, которую они внимательно читали. Это была карточка из моего личного дела во время службы в
<Jlейбштандарте», как мне объяснили. Теперь они могли от следить все мои служебные перемещения. Я принял это к сведению, но в моем послужном списке не бьmо ничего, что
могло бы их насторожить. Потом я понял, что данная кар точка послужила доказательством моего неучастия в воен ных преступлениях.
В ходе беседы выяснилось, что оба офицера
-
амери
канцы голландского происхождения. Они даже говорили между собой по-голландски. Рядом на столе лежала и газета на их родном языке. Меня интересовало, что происходит за лагерной проволокой, и я попросил у них разрешения за
брать с собой в барак газету. Они ничего против не имели, и теперь я каждый день вслух читал своим товарищам новости
из газетыI. Кое-кто подсаживался ко мне и во все уши слушал. Когда я в очередной раз явился за газетой, офицеры спросили меня, не соглашусь ли я быть надзирателем в толь ко что отстроенных бараках, где содержалась молодежь.
Мол, вам самому
20 лет,
так что вы подойдете нам, как ни
кто другой. Я согласился, и уже на следующий день вместе с бывшими членами гитлерюгенд перебрался в новое поме
щение. Мне сразу же понравилось пребывание в молодеж ной среде
-
молодые не ньmи, а воспринимали пребывание
в лагере с поразительной легкостью. Рационы увеличились, отныне мы получали больше хлеба и вдвое больше супа.
Моей задачей было время от времени контролировать чис тоту и порядок в бараке. Существенным послаблением ре жима стала возможность получать письма и даже бандероли из дому и самому писать родственникам и близким. До сих пор настоящих писем мы не писали
-
нам выдавали особые
разграфленные стандартные карточки, в которые можно
было вписать лишь пару слов
-
«Все у меня хорошо, я здо
ров» или «Я болен». И никаких личных впечатлений или пе реживаниЙ. Теперь же я мог послать матери или Анне на-
284
------0стоящее письмо, они мне присьmали бандероли, куда вкла дывали кусок черного хлеба и пяток сигарет.
Условия пребывания в лагере Вестертимке к марту
1946
года наладились настолько, что мы даже разозлились, когда
однажды утром нам велели погрузиться на машины. Нас, правда, слегка насторожило, что в кузове оказались только
те, кто служил в СС. и наши опасения подтвердились
-
нас
решили пере бросить в лагерь Зандбостель. Когда мы туда
прибьmи, первое, что мы увидели, так это санитаров, уно сивших на носилках чей-то труп. Стало быть, нас решили
изолировать от остальных в лагере для служащих СС. Здесь чуть что охрана стреляла на поражение.
Атмосфера в лагере Зандбостель была гнетушей, шат кие, кое-как сколоченные из досок кровати больше напоми нали нары, еда
-
отвратительная, пайки
-
меньше некуда.
В общем, никакого сравнения с Вестертимке. Если кто-то
нарушал распорядок, за это на день лишали еды. Я от голода дошел до того, что выменял на буханку хлеба зимнее пальто. Мне бьmо очень жаль расставаться с вещью, служившей мне давно, пальто это я приобрел еще юнгой, но голод напрочь забил ностальгию.
Допросы здесь проходили жестче. Здесь постоянно ко го-то допрашивали, потом перебрасывали из барака в барак. Американцы целыми часами выспрашивали о наступлении
в Арденнах, о событиях в бельгийском Мальмеди. Посколь ку согласно карточке из моего личного дела я в тот период
как раз находился на излечении в госпитале, мне, слава богу, не досаждали расспросами. Я целыми днями валялся на койке в бараке, преследуемый одной-единственной неот
вязной мыслью
-
поскорее бы домой.
В конце марта после работы я разговорился с одним сер жантом. Мы медленно брели к лагерю, и тут мимо нас про
ехал велосипедист. Я долго с тоской смотрел вслед ему. «Как бы мне хотелось вот так сесть сейчас »а велосипед, да прочь
отсюда»,
-
невольно вырвалось у меня. «Ничего, скоро все
кончится. Уж недолго осталось»,
-
с улыбкой заявил сер
жант, похлопав меня по плечу. Это было самым приятным, что мне довелось слышать за последние чуть ли не полгода.
285
-0'----и сержант этот оказался прав. Всего несколько дней спус
тя меня перевели в лагерь Мунстер, где еще неделю спустя выдали справку об освобождении из плена. Меня с несколь кими товарищами посадили на грузовик и повезли в еще
один лагерь, на сей раз под Ганновером. Мол, проведете ночь там, а потом вас распределят по округам. Но когда гру зовик остановился у железнодорожного вокзала в Ганнове ре, я спрыгнул на землю и со всех ног бросился прочь. Не
мог я больше находиться за колючей проволокой, даже всего
одну ночь. И сел на поезд до Меппена, а уже на следующий день, перед самой Пасхой, я подходил к дому матери.
Утром
29 августа 1946 года в
нашу дверь позвонили. За
день до этого мы с Анной поженились. Мать, отворив дверь, тут же в испуге бросилась к нам в комнату. «Там пришли из военной администрации и хотят с тобой поговоритЪ»,
-
в
страхе прошептала она. Я, как бьm во фланелевой пижаме оща, так и вышел в кухню. Офицер уже уселся за стол и стал перелистыватъ какие-то бумаги. «Вы, оказывается, большой лентяй.>,
-
заявил он по-немецки с сильным американским
акценгом. «Я не лентяй, я только вчера женился»,
-
ответил
я. Услышав это, американец явно смутился. Он второпях за полнил какой-то бланк, снова сунул его в портфель и под
нялся. Подумав, он вытащил из нагрудного кармана пачку сигарет, положил ее на стол и козырнул.
«Congratulations!.>
Это была моя последняя встреча с представителем оккупа ционных сил.
СОДЕРЖАНИЕ
Герман НuдермаЙер. НА ВРАГА С ДИВИЗИЕЙ <JIЕЙБШТАНДАРТ» Предыстория
. . . . . . . . . . . . . . . . .
Медосмотр призывников
Призыв в саперы СС в Дрездене.
. . . . . . . . . . ............. . Впервые на Восточном фронте . С третьей ротой через Миус. . . В госпитале . . . . . . . . . . . . Распорядок дня Обучение
В охранном батальоне «Лейбштандарт>~ в Берлине. Развод караулов.
. . . . . . . . . . . . . . .
Назначение штурмманом СС
Покушение на Рейнхарда Гейдриха Караул перед кабинетом фюрера.
. 5 . 6 .9 12
13 22 26 35 37 39 .46 .47 51
Нечто в этом роде зовется товариществом.
. . . . Несколько иной караул . .
Трамваем в казарму.
. . . . . . .
Общественное выше личного Второй раз в России
В военном госпитале в Одерберге На курсах унтер-офицеров.
Мое производство в унтершарфюреры сс
.
54 55 56 57 58 85 86 . 92
25-я гренадерская дивизия сс «Хуньяди» . . . . . . . . . .
.
. 98
Конец войны.
. . . . . . В американском плену . Список литературы . . .
111 114 122
Вальтере Йорн. ДОБРОВОЛЬЦЕМ НА ФРОНТ
123
Научно-популярное издание
ВТОРАЯ МИРОВАЯ ВОЙНА ЖИЗНЬ И СМЕРТЬ НА ВОСТОЧНОМ ФРОНТЕ
Герман Нидермайер
Йорн Вальтере ЭСЭСОВСКАЯ «ГВАРДИЯ .. В БОЮ
ФРОНТОВЫЕ МЕМУАРЫ ВЕТЕРАНОВ 1-й ТАНКОВОЙ ДИВИЗИИ СС "Лейбwтандарт Адольф Гитлер»
Издано в авторской редакции
Ответственный редактор И. Петровский Художественный редактор П. Волков Технический редактор В. Кулагина Компьютерная верстка Е. Кумшаева Корректор Н. Хгустова
000 «Яуза-пресс» 109439,
г. Москва, Волгоградский пр-т, д.
тел.:
(495) 745-58-23,
факс.
Подписано в печать
120, корп. 2. 411-68-86-2253.
04.04.2011.
Формат 84><1081/32' Гарнитура «Ньютон». Печать офсетная. Уел. печ. л. Тираж
3000
зкз. Заказ
15,12. NQ 4132016
Отпечатано в ОАО «Нижполиграф.
603006,
Нижний Новгород, ул. Варварская,
ISBN 978-5-9955-0273-9
9Ii~~I~~Ш~~~>
32.
