Терроризм как социокультурное явление: Учебное пособие к спецкурсу по культурологии

Федеральное агентство по образованию Государственное образовательное учреждение высшего профессионального образования Ульяновский государственный технический университет

В. Б. Петухов

ТЕРРОРИЗМ КАК СОЦИОКУЛЬТУРНОЕ ЯВЛЕНИЕ

Ульяновск 2006

УДК 323.28 (470):008 ББК 66.3 (2 Рос) 3;71 П

Рецензенты: кафедра политологии, социологии и связей с общественностью УлГТУ; Заведующая кафедрой истории России УлГПУ, кандидат исторических наук, доцент Никитенко Т. В. Утверждено редакционно-издательским советом университета в качестве учебного пособия к спецкурсу «Терроризм как социокультурное явление».

Петухов В.Б. П Терроризм как социокультурное явление : учебное пособие к спецкурсу по культурологии для студентов 3-го курса УлГТУ/ Петухов В.Б. – Ульяновск, 2006.– 110 с. Пособие предназначено для студентов технических специальностей, обучающихся на третьем курсе УлГТУ. В пособии рассматривается социлкультурный аспект терроризма: восприятие данного феномена массовым общественным соз нанием, исследуется соотношение понятий «террор», «терроризм», «экстремизм» и др., анализируется информационное воздействие терроризма на социум. М атериалы пособия могут быть использованы политологами и социологами при освещении близких по проблематике тем в выше названных учебных курсах.

УДК 323.28 (470):008 ББК 66.3 (2 Рос) 3;71 © В.Б. Петухов, 2006 © Оформление УлГТУ

2

СОДЕРЖАНИЕ ЧАСТЬ I. Проб лема идентификации терро ризма

в об щественно -по литическо м со знании……………

4

1. 1. Современн ые подходы к определ ен ию с ущнос ти террориз ма и ос обеннос ти его вос при я ти я в мас с овом общес твенном с оз нании………………………………………………………………………. 4 1. 2. Война и терроризм ………………………………………………………... 10 1. 3. Терроризм и преступность…………………………………………………..17 1. 4. Терроризм и экстремизм ……………………………………………………19 1.5. Террор и терроризм …………………………………………………………22

ЧАСТЬ II . Ос мысление терро ризма скво зь призму СМИ и литературно -худо жественно го отражения действительно сти……………………………………… 40 2.1. 2.2. 2.3.

2.4.

Терроризм и средства массовой информации …………………………….41 Театральнос ть как атрибут терроризма……………………………………54 Своеобразие информационного воздействия терроризма на социум в процессе художественной коммуникации…………………………….. …….. 56 Информационное поле художественной культуры и терроризм…… …..58

ЧАСТЬ III. Практикум………………………………… .......69 КОНТРОЛЬНЫЕ ВОПРОСЫ…………………………………………………106 ЛИТЕРАТУРА И ИСТОЧНИКИ………………………………………….......108

3

ЧАСТЬ 1. ПРОБЛЕМА ИДЕН ТИ ФИКАЦИИ ТЕРРОРИЗМА В ОБЩЕС ТВ ЕННО-ПО ЛИ ТИЧЕСКОМ СОЗНАНИИ 1. 1. Сов ре ме нные подходы к опре де ле нию сущности те рроризм а и особе нности е го в осприя тия в м ассов ом обще стве нном сознании В современном массовом общественно-политическом сознании господствует аморфно-гиперболизированная трактовка социокультурного феномена терроризма. Благодаря средствам массовой информации в обществе утвердилось мнение, согласно которому любое явление, каким-либо образом связанное с агрессивным насилием, стали называть терроризмом. Вопрос о дефиниционных границах сущностных определений терроризма в массовом общественном сознании имеет принципиальное значение. С одной стороны, он позволяет лучше понять особенности массового психологического восприятия террора, с другой – дает возможность диагнос тировать степень террористического воздействия на социум. Прояснить этот вопрос помогают социологические исследования. Так, вскоре после террорис тических актов в Нью-Йорке 11 сентября 2001 года Центр стратегического анализа и прогноза РФ провел специальный опрос среди москвичей. На вопрос : «Что означает слово “терроризм”?» из более тысячи опрошенных жителей столицы 47 % ответили, что это террористические акты, что никак не проясняет ситуацию. 38 % дали оценочные ответы: это «преступление», «варварство», «насилие» и т. п.; 12% затруднились ответить или же не захотели говорить на данную тему. 2 % честно сказали: «Не знаю». И только 1% опрошенных попытался определить террор как чьи-то действия, направленные на достижение какой-либо 1 По данным опроса Общероссийского Фонда определенной цели. «Общественное мнение», проведенного 22 – 23 сентября 2001 года, на вопрос: «что означает выражение «международные террорис ты»?», респонденты ответили следующим образом: «бандиты, враги человечества, нелюди – 26 %»; «преступники мирового масштаба – 16 %»; «фанатики – 6 %»; «группировки, банды, мафия – 5 %»; «наемные убийцы – 5 %»; «стремящиеся к мировому господству – 4 %»; «агрессивные приверженцы ислама – 3 %»; «психически нездоровые люди – 2 %»; 1

Ольшанский Д.В. Психология террора. / Ольшанский Д. В.– М ., 2002. – С. 11–12. 4

«мстители – 2 %».2 Результаты этих и других подобных социологических исследований показали, что в массовом общественном мнении россиян господствует аморфное, слишком туманное и расплывчатое представление о понятиях «терроризм», «международный терроризм» и других сходных дефинициях. Определения, данные населением в ходе опросов, фиксируют на себе эмоции возмущения и негодования, но от этого сами явления, о которых шла речь, не становятся более ясными, а, скорее, превращаются в некое мифическое воплощение зла. Благодаря деятельнос ти СМИ терминологическая неразбериха в массовом общественном сознании усиливается. В СМИ терроризмом называются какие угодно общес твенные явления и преступления: бандитизм, заказные убийс тва, геноцид, религиозный фанатизм, сепаратизм, военные мятежи, уличные беспорядки, демонстрации, заговор с целью захвата власти, хулиганство, мафиозные разборки, пиратство, шпионаж. С легкой подачи прессы и телевидения в общественное сознание внедрились такие понятия, как: «телефонный терроризм», «экономический терроризм», «художественный терроризм» и даже «кухонный терроризм». Ознакомившись с использованием данных терминов, можно сделать вывод, что любое явление, каким-то образом связанное с насилием, называют терроризмом. В этом запутанном клубке витальных образов уже совершенно неразличимыми и абсолютно идентичными оказываются такие специальные научные понятия как радикализм, экстремизм, фанатизм, фундаментализм, ваххабизм, сепаратизм, террор. Все они в массовом общественном сознании как бы растворяются в едином коммуникативном рефлексивном потоке. Столь расширительная трактовка терроризма как социокультурного феномена, его гиперболизация, вероятно, отражают терророфонический эффект воздействия на социум, когда безотчетный страх насильственных дейс твий, направленных отовсюду и из «ниоткуда» порождается неизвестностью и неопределенностью места, времени и характера насильственной угрозы. Аналитический Центр Юрия Левады в течение шес ти лет проводил регулярные систематические опросы населения Российской Федерации с целью выяснения представлений россиян о терроризме. Эти опросы, в достаточной степени, репрезентативны и охватывали от полутора до двух тысяч человек в 128 населенных пунктах 46 регионов России. Судя по данным исследованиям, 78 – 86 % респондентов постоянно опасаются того, что они сами или их близкие окажутся жертвами теракта. Страх оказывается почти имманентной характеристикой их существования. Причем, примерно для половины опрошенных, – это чувство опасности выражено латентно, в приглушенных тонах: «в какой-то мере опасаюсь». Границы их психологического восприятия страха терроризма малоподвижны и колеблются в пределах 3 – 4 %. Однако треть респондентов очень сильно боится терактов. В экстремальные периоды их численнос ть

2

Америка: взгляд из России. До и после 11 сентября. – М .– С. 25. 5

увеличивается на 30 – 40 %, а интенсивность психологической реакции 3 способна достигнуть панических настроений. Подобное массовое психологическое состояние может быть определено как горгонофобия (по соответствию с известным древнегреческим мифом о смертоносном, ужасающем воздействии горгоны Медузы). Горгона в античном космоцентрическом мировоззрении олицетворяла собой силы изначального природного хаоса, иррационального по своей сути, алогичного, пугающего своей непредсказуемостью и всеохватнос тью, ужасающего глубиной своего темного агрессивного потенциала. В латентном состоянии горгонофобия практически не ощущается социумом, но в период острых социальнополитических взрывов она может спровоцировать вспышки массовых панических настроений и бессознательных, агрессивных дейс твий. Горгонофобия, как это не парадоксально, возникает не столько вследствие террористической пропаганды, сколько в результате неосознанных, стихийных и безответственных информационных действий средств массовой информации. Горгонофобия как опасная социальная болезнь является одним из факторов, которые позволяют развиваться терроризму, притупляя бдительнос ть и дезинформируя общество. Анализ социологических данных позволяет выделить некоторые специфические характерные особеннос ти современного общественного отношения к проблеме терроризма, воспринимаемой, как указывалось выше, в едином нерасчлененном гомогенном комплексе представлений. Первая характерная особенность – это предс тавление о том, что террористы в фокусе общественного мнения россиян рассматриваются как «международные». Терроризм воспринимается как деятельнос ть, направленная на глобальную дес табилизацию сложившегося порядка в международных отношениях. Основные тенденции общемирового развития напрямую соотносятся с контекстом развития терроризма. Причины его усиления респонденты видят в экономической и культурной экспансии США, в несправедливой неравномерности мирового экономического развития. Участники групповых дискуссий в рамках социологических опросов фонда «Общественное мнение» говорили, что США сами показали пример применения силы, нарушив нормы общежития, игнорируя международные законы или формально их соблюдая. Весьма примечательно, что «международный» с татус терроризма в публичных предс тавлениях помимо интернационального состава участников террористических акций, международного характера финансирования и топографического расположения баз и лагерей подготовки боевиков прочно связывается с осуждающей 4 антиамериканской тональностью высказываний. Следует отметить также, что число людей, признающих доминирование международного статуса терроризма в период с 2001 по 2005 год увеличилось более, чем в два раза, что 3 4

Рост терроризма в России. 04.10.2004. //http://levada.ru. Америка: взгляд из России. До и после 11 сентября.– М .– С. 168 –169. 6

свидетельс твует об ориентации массового общественного сознания на образ внешнего врага. Второй особенностью является политически мотивированная дилемма: террористы – это борцы за идею или же корыстные прагматики? Судя по данным Фонда «Общес твенное мнение», в 2001 году соотношение респондентов, представляющих каждую из выше названных точек зрения было 5 А по результатам опроса, проведенного примерно одинаковым. Аналитическим Центром Юрия Левады в сентябре 2004 года, на вопрос: «Что, прежде всего, движет террористами?» значительное большинство опрошенных (48 %) ответили: «стремление к наживе, к деньгам, которые платят за проведение терактов». За идейную мотивировку террорис тических действий высказались 22 % респондентов, причем абсолютное большинство из них считали эти действия продиктованными чувством мести за гибель близких и 6 разруху, учиненную федеральными силами в Чечне. Налицо осознание обществом смены парадигмальных мотивов террористического действия, его коммерциализация. Третья особенность фиксирует распространение представления о том, что террористы – выходцы из мусульманского мира, воспитанные на исламистских традициях. Чувствуется неосознанная попытка подвести религиозные основания под действия террористов. Вместе с тем, другая час ть респондентов утверждает, что терроризм не имеет национальности или религиозной предопределенности. Суждения такого рода находятся в конфронтационном взаимодейс твии друг с другом и свидетельс твуют об отсутс твии какой-либо устойчивой тенденции в общественном мнении по данному вопросу. Четвертая особенность выявляет отношение российской общественнос ти к способности власти и правоохранительных органов защитить население России от новых терактов. Репрезентативный анализ данных Аналитического Центра Юрия Левады позволяет сделать следующие выводы. Народ в этом вопросе не доверяет власти, не верит в возможности власти эффективно противодействовать терроризму. Эта тенденция все более углубляется: если в 1999 году 50 % респондентов были уверены в неэффективности антитеррористической деятельнос ти власти, то в 2004 году их 7 число увеличилось до 76 %. Пятая особенность: значительная часть участников социологического опроса (26 %)8 считают, что террористами движет их агрессивная природа, которая находит свой выход в насилии над беззащитными людьми, а также ничем не обоснованное чувство ненависти к России и российскому народу. Доминантная эмоционально-психологическая подоплека такой позиции очевидна. Тем не менее, она свидетельствует об убежденности четверти 5

Указ. соч. С. 167-168. См.: Рост терроризма в России. 04.10.2004.//http://levada.ru. 7 Указ. соч. 8 Указ. соч. 6

7

респондентов в том, что генетические корни терроризма кроются в биологической природе человека, в природной инстинктивной силе агрессивности. Шес тая особенность заключается в готовнос ти российского общества ради защиты от террористов временно отказаться от многих демократических прав и свобод. Так, например, 60 % опрошенных согласны на временную отмену свободы передвижения и выезда за рубеж; 89 % согласны на ужесточение процедуры контроля документов, досмотра подозрительных лиц; 57 % дают санкцию на разрешение спецслужбам прослушивать телефонные разговоры и просматривать электронную почту; 59 % дают согласие на запрет деятельности тех общественных организаций и печатных изданий, которые с тавят под сомнение политику президента по отношению к террористам; 82% готовы позволить спецслужбам организовывать покушения на террорис тов, 9 скрывающихся в других странах. Перечисленные выше особеннос ти массового общественного понимания терроризма жителями России достаточно формализованы, актуализированы, конкретны и мобильны. Все они, так или иначе, пересекаются в пространстве политической диверсификации, так как именно в политике терроризм обретает свои сущностные черты одной из наиболее опасных социальных болезней. Парадокс заключается в том, что в политической сфере непредвзятое, объективное представление о терроризме в принципе невозможно. Реальная политическая борьба подразумевает пос тоянное воспроизводство конфликтогенных ситуаций, в которых противоборствующие с тороны вольно или невольно будут использовать «террористический фактор» в качестве инструментального средства борьбы за власть. Направленность политических пропагандис тских действий может быть и скрытой протеррористической, и ангажированной антитеррористической, но суть остается одной и той же – манипулирование общественным сознанием в целях получения политических дивидендов. Политические оценки террора всегда относительны. В конечном счете, основной проблемой отношения к террору является проблема так называемого «двойного стандарта». Суть ее проста: террор всегда был и остается одним из инструментов политического действия. Как и любой инструмент, он может быть «полезным» и «продуктивным» с точки зрения его последователей, и «вредным» и «деструктивным» с точки зрения его противников. Те, кто применяет террор, всегда находят для него массу оправданий, считая его «полезным» или, по крайней мере, «вынужденным». Напротив те, против кого применяется террор, обычно не находят ему никаких оправданий. Причем, часто одна и та же сторона может сама применять террор, и быть жертвой террора со стороны своих политических оппонентов. И тогда «свой» террор будет всегда оправдан, «чужой» – не будет оправдан никогда. В чем различие 9

См.: Рост терроризма в России. 04.10.2004.//http://levada.ru.

8

жирондис тского, якобинского и термидорианского террора в период Великой Французской революции? В чем различие «белого» и «красного» террора в России в период гражданской войны? В чем различие «сербского» и «косовоалбанского» террора 90-х годов ХХ века? Во всех перечисленных случаях оценка событий осуществлялась практикой «двойных с тандартов», представляющих одну из противоборствующих сторон «борцами за свободу и справедливость», а другую «исчадием ада». Несмотря на явную условность таких диаметрально противоположных оценок террора, его психологическая и общесоциальная сущность ос тается почти неизменной. Политическая оценка террора соотносится с господствующими в данной среде «нормами» и «правилами», определяется на языке соответствующей идейно-нравственной риторики и закрепляется созданием «своего» социального мифа и его консервацией в коллективном общественном сознании. Общеизвестное заявление – «террорист – для одного, для другого – борец за свободу» стало не только распространенным клише, но и одним из наиболее трудно преодолимых препятс твий в борьбе с терроризмом. В концептуальном плане эта формула представляет собой идеологизированную бифуркацию, обусловленную политическим противостоянием и субъективными оценками. Дефиниция терроризма, как и «любой из описательных терминов, касающихся политического насилия, содержит оценочное суждение о мотивации действующих лиц, их взаимоотношениях с широкой общественнос тью и о легитимности их 10 Исследователь, взявшийся за изучение терроризма, с действий». неизбежнос тью оказывается в ситуации между сциллой гипертрофированного массового горгонического представления о нем и харибдой формулы «двойного стандарта» в его политических оценках. Если во втором случае мы сталкиваемся с ситуацией, когда аксиологическая дихотомия конфликтных ситуаций превалирует над научным их осмыслением, то в первом случае мы имеем дело с чрезмерным теоретическим обобщением на основе массового общественного сознания. Что же такое терроризм? Общепринятого его понятия в науке на сегодняшний день не существует. Несмотря на то, что исследователи используют огромное количес тво различных определений терроризма, унифицированной сущностной концепции не выработано. Боле того, у некоторых зарубежных и отечес твенных исследователей сложилось мнение о принципиальной невозможности его определения. Пессимистический взгляд на перспективу выяснения сущности терроризма высказал один из наиболее авторитетных исследователей данного явления У. Лакер, акцентировавший внимание на наличии в терроризме случайного, иррационального, недоступного пониманию элемента. Он отмечал: «Не должно быть иллюзий по поводу того, что можно выяснить о происхождении и характере терроризма. 10

См.: Aviva Katz. The 1981 Irish Hunger Strike: Struggle for Legitimacy or Pathology of Terrorism? //http: www/ ict.org. il /articles/articledet.cfm./ 9

Установлению поддается лишь тот факт, что при одних обстоятельствах террор чаще осуществляется, чем при других, и что при некоторых обстоятельс твах он вообще не может иметь корней… Перегруженный значением по своей природе термин не поддается всем усилиям выработать всеобъемлющее и объективное определение терроризма. Такое определение не существует и не будет найдено 11 в обозримом будущем». Таким образом, Лакер фактически выносит проблему за пределы научного анализа, признавая ее некий иррационалистический характер. Отрицание самой возможности выработки общего и единого определения терроризма в корне ошибочно, ибо основывается на ложной посылке о принципиальной закономернос ти и неизбежности терминологической путаницы. Вопрос заключается лишь в том, насколько последовательно и точно термин применяется к явлению, и что становится главным критерием для определения сущности понятия. Одной из самых распространенных тенденций в научной идентификации терроризма стало отождествление его с общей категорией политического насилия. К этой тенденции можно отнести формулу, предложенную американскими исследователями В. Малиссон и С. Малиссон, согласно которой терроризм – это «систематическое использование крайнего насилия и угрозы 12 насилием для достижения публичных или политических целей». Близкое по смыслу и духу определение дал Г. Нонлау: «…терроризм понимается как вид борьбы, который в политических целях или по политическим мотивам пытается принудить государственные органы или граждан насилием или угрозой к 13 определенным дейс твиям». По мнению директора лондонского института по изучению конфликтов Б. Крозье, «терроризм есть мотивированное насилие с 14 политическими целями». Общий научно-методологический изъян подобных определений терроризма заключается в допущении возможности отождествления данного явления с вооруженной борьбой регулярных сил, с партизанскими войнами, с массовыми беспорядками, с революциями и восстаниями, геноцидом, экстремизмом и другими терминами, обозначающими насильственные проявления политической направленности. Дефиниционное разграничение этих понятий по отношению к терроризму носит концептуальный характер и требует более подробного рассмотрения. 1.2. Война и терроризм Прежде всего, войну и терроризм объединяет общеродовая принадлежнос ть к формам политического насилия. Кроме того, исследователи терроризма давно отметили дихотомическую взаимосвязь между ними. Так, в истории было немало примеров, когда террористические акты служили 11

Walter Laqueur. New Terrorism/ Oxford University Press.1977.p. 170. Авдеев Ю. И. Терроризм как социально-политическое явление// Современный терроризм: состояние и перспективы.– М . – 2000. – С. 37. 13 Указ. соч. 14 Political Terrorism. New York.1978. Vol. 2. p.3. 12

10

своеобразным детонатором для разворачивания войны (взять хотя бы убийство эрцгерцога Франца Фердинанда в Сараево сербским террористом Г. Принципом, послужившее поводом к началу первой мировой войны). В то же время война нередко становится почвой и мощным стимулом для возникновения и развития терроризма, как показала, например, последняя война в Ираке, инициированная США. Иногда анархия, порождаемая локальным терроризмом, перерас тает в гражданскую войну, стремительно вовлекая в конфликт соседние с траны, как это было в Ливане. Наконец, сами террористы пос тоянно с тремятся к тому, чтобы свои агрессивные действия выдавать за национальные, революционные или религиозные войны, камуфлируя и дублируя армейскую структуру, вербуя профессиональных борьбе с военных, применяя тактические военные приемы в правоохранительными органами. По мнению Ч. Тауншенда, «…слишком много дефиниций терроризма находятся под влиянием дефиниций войны, а, следовательно, имеют малое или 15 По замечанию ряда вообще не имеют специального значения». исследователей, террор занимает определенное место в войне. Очевидно стремление противоположных с торон в конфликтах военного и террористического характера повысить эффективность действий путем устрашающего влияния на наиболее доступную среду, что выражается в 16 Учитывая такую ситуацию, известный возрастании невинных жертв. американский политический деятель Б. Голдуотер предложил следующую трактовку анализируемого термина: «терроризм содержит в себе применение принципов Клаузевица (война – это продолжение политики с использованием иных средств) тайными группами и индивидами без персональной 17 Собственно говоря, естественным продолжением этой направленнос ти». теоретической позиции, сформулированной в американском политическом истеблишменте, стала новая внешнеполитическая доктрина США, ориентированная на войну с международным терроризмом. В ответ на террористические акты 11 сентября 2001 года США, апеллируя к статье 51 Устава ООН, утверждающей неотъемлемое право государств на самозащиту перед лицом вооруженной атаки, посчитали правомочным нанести воздушные удары по базам террористов на территории суверенного Афганистана, а затем ввести туда свои войска. Тем самым США фактически приравняли 15

Charles Townshend / The Process of terror in Irish Politics//Terrorism, Ideology and Revolution: The Origins of Vodern political Violence.// Westveiw Press. Boulder, Colorado.1986. p. 89. 16 Антипенко В.Ф. Использование в современном терроризме военных методов борьбы как фактор. Определяющий необходимость активизации международного антитеррористического сотрудничества// Консолидация усилий правоохранительных органов стран СНГ- основа противодействия транснациональной преступности: сб. материалов третьей международной научно-практической конференции «О развитии взаимодействия правоохранительных органов государств – участников СНГ в борьбе с преступностью, международным терроризмом и иными проявлениями экстремиз ма».– М инск.– 2001. – С.93. 17 Цит. по: Иноземцев В. Л. Расколотая цив илизация. – М . 1999.– С. 24. 11

террористические акции к войне, объявив дейс твия террорис тов 11 сентября 2001 года агрессией, и таким образом воспользовались своим правом на самозащиту. В своем первом после сентябрьских терактов выступлении президент США Джорж Буш объявил войну с терроризмом первостепенной государственной задачей, официально закрепив тенденцию отождес твления террористической угрозы с военными действиями. Известный американский социолог Брайан Дженкинс указывал на то, что мир движется к эре «войн без государств». Согласно распространенному в зарубежной политологической литературе определению Б. Дженкинса, «терроризм выступает в качестве «суррогатной войны», подразумевая под ней особый метод ведения тайных 18 устрашающих военных действий». Египетский политолог М. Саид-Ахмед отмечал: «террористическое развитие, достигшее непредвиденных уровней в военной облас ти, привело к тому, что война в классическом смысле слова стала невозможна, если не абсурдна. Поскольку абсурдность войны не означает окончание конфликта, борьба теперь грозит принять другие формы. Со специфической точки зрения, терроризм может рассматриваться как 19 продолжение войны, а не только политики другими средствами». Если из определения Саида-Ахмеда следует вывод об эволюции современной войны в сторону ее дальнейшего террористического развития, то с точки зрения Л. Ивашова, корни современного терроризма следует искать в противостоянии геополитических интересов. Под терроризмом он понимает «своеобразный тип войны (тайной войны) и одновременно метод управления политическими процессами». Терроризм, по его мнению, выступает основным способом или, по военной терминологии, видом боевых действий в такой войне и 20 В инструментом реализации определенных политических ус тановок. контексте такого милитарного понимания рассматриваемого социального феномена предс тавляет интерес концепция «мятежвойны», которую сформулировал Евгений Месснер в книге «Мятеж – имя Третьей Всемирной». Он доказывает, что в двух мировых и многих локальных войнах ХХ века родилась и развивалась Всемирная революция, «войны сплелись с мятежами, мятежи с войнами, создалась новая форма вооруженных конфликтов – «мятежвойна», в которой воителями являются не столько войска, сколько народные движения. В «мятежвойне» психология мятежных масс отодвигает на второй план оружие, войска и становится решающим фактором победы или поражения. Если в прежних классических войнах важным считалось завоевание территории, то впредь «важнейшим будет почитаться завоевание душ во вражеском государстве». Во Второй Мировой войне линия фронта, разделяющая врагов, была расплывчатой там, где активно действовали партизанские формирования. В «мятежвойне» «воевать будут не на линии, а на 18

Jenkins B. The Study of Terrorism: Definitional Problem.- Santa M onica ( Call.), 1980. P. 2-3. Авдеев Ю.И. Терроризм как социально-политическое явление.// Современный терроризм: состояние и перспективы.– М .– 2000. – С. 37. 20 М еждународный терроризм – инструмент глобализации? // «Северный Кавказ», 2004, 1 сентября.– № 35– С. 1. 19

12

всей поверхности территорий обоих противников, воевать будут в четырехмерном пространстве, где психика воюющих народов является четвертым измерением». Е. Месснер подчеркивал, что в «мятежвойне» выбор весьма труден вследствие обилия целей и различия их удельного веса. Он установил такую иерархию целей: «1) развал морали вражеского народа; 2) разгром его активной час ти (воинс тва, партизанс тва, борющихся народных движений); 3) захват или уничтожение объектов психологической ценности; 4) захват или уничтожение объектов материальной ценнос ти; 5) эффекты внешнего порядка ради приобретения новых союзников и потрясения духа врага». Суть «мятежвойны», с точки зрения создателя данной концепции, состоит в том, что это – «еретическая война и воевать в ней будут еретически, 21 Современная террористическая пока война не отделится от мятежа». деятельность очень напоминает концептуальные положения Е. Месснера. Социальная конс трукция, представленная автором, исходит из приоритета информационно-психологической войны как основы будущей террористической стратегии. Если в традиционной войне всегда существовали две явно зафиксированные противоборствующие стороны, то в войне с терроризмом есть только одна сторона, второй не видно, она предпочитает раствориться в социуме и оттуда наносить удары по выбранным объектам. Терроризм сегодня превратился в серьезного вооруженного игрока на мировой политической арене, и не принимать это во внимание при анализе реалий современного мира опрометчиво. В науке явственно определилась тенденция, свидетельствующая об определенной конвергенции дефиниций «война» и «терроризм», о стремлении многих ученых и еще большего числа политиков максимально уменьшить дистанцию между этими понятиями, уравнять их в отношении локальных конфликтов с целью санкционирования адекватных военных ответов на «ассиметричные» удары «невидимых» бойцов террористического фронта. Однако, по мнению ряда авторитетных зарубежных и отечественных исследователей в области конфликтологии, между войной и терроризмом имеется все же принципиальная разница, заключающаяся в соблюдении правил ведения войны. Правила ведения военных дейс твий, вошедшие в международное законодательство в виде знаменитых Женевских и Гаагских военных конвенций 1860, 1899, 1907 и 1949 годов, диктуют жесткие ограничения: 1) дают гражданским лицам, не участвующим в военных действиях, иммунитет от нападения; 2) запрещают захват мирных граждан; 3) налагают правила общения с захваченными в плен и сдавшимися военнопленными; 4) запрещают репрессии как против гражданских лиц, так и против военнопленных; 5) требуют признавать с татус нейтральной территории и права граждан нейтральных государств; 6) обеспечивают неприкосновеннос ть 22 дипломатических лиц и прочих уполномоченных предс тавителей. Немецкий исследователь Б. Хоффман считает, что рассмотрение тактики террористов за 21 22

«Независимая газета», 2001, 21 сентября. С. 10. Брюс Хофман. Терроризм – взгляд изнутри. – М ., 2003.– С. 35. 13

последнюю четверть века показывает, что террористы нарушали каждое из 23 вышеперечисленных правил. Строго говоря, дефиниционная грань с этой точки зрения проходит по признаку признания или непризнания законов войны. Если по стратегии и тактическим действиям боевики, как организованная оппозиционная сила, не выходят за рамки военно-политического противостояния с государством и признают иммунитет гражданского населения от какого-либо насилия с их стороны, то надо быть последовательными, оценивая их действия с позиций законов войны и признавая их статус политических противников. В противоположном случае их действия, сопровождающиеся демонстративными насильс твенными акциями против мирных граждан, следует рассматривать как террорис тические. В более конкретном научно-теоретическом и социально-политическом плане эта проблема трансформируется в дихотомию терроризм – партизанская война. Первоначально термин «партизанская война» использовался для описания военных операций, осуществлявшихся нерегулярными войсками в тылу вражеской армии или местными жителями против оккупационных сил. В этом случае она являлась составной частью военных действий и выступала как проявление народной войны, ведущейся во имя защиты своего государства и предполагающей отстаивание своей территории от захватчиков. Очевидно, что логика партизанской войны неразрывно связана с отражением внешней агрессии и семантически детерминирована этим обстоятельством. Позднее в теории стала прорисовываться еще одна партизанская вариация в форме борьбы против диктаторских режимов в ситуации массового народного недовольс тва, нередко принимающего характер национально-освободительного движения. Но в результате термин «партизанская война» с тал применяться очень расширительно, без разбора ко всем видам национальных движений, социальных революций, сектантских объединений и террористических актов. Где же та грань, которая проходит между партизанской войной и терроризмом? По мнению У. Лакера, «суть партизанской войны в установлении освобожденной территории в сельской местности и создании малых военных подразделений, которые пос тепенно растут в своей силе, численности и оснащении… для ведения борьбы с правительственными войсками. На освобожденных территориях партизаны учреждают свои институты, проводят пропаганду и вовлекаются в иную открытую политическую деятельность. Ничто из указанного не применимо к террористам, чьи базы деятельнос ти в 24 крупных городах, и которые действуют тайно малыми подразделениями». Этот подход развил П. Уилкинсон, проводящий главное различие между терроризмом и партизанской войной по другому основанию – причинению вреда гражданскому населению: «партизаны могут сражаться малой численностью и часто с недостаточным оружием, но они могут и часто борются по правилам традиционной войны, беря и обменивая пленных и уважая права 23 24

Указ. соч. Walter Laqueur.The Age of terrorism. Little Brown. Boston-Toronto.1987.p.1. 14

невоюющего населения. Террористы не разграничивают используемые ими средства и часто прибегают к широкомасштабным убийс твам, распространяя «всеобщий террор» на мес тное гражданское население и даже убивая невинных 25 иностранцев… ». По мнению Б. Ганора, «отличие между терроризмом и партизанскими действиями проводится по предполагаемым целям атаки. По определению, если атака преднамеренно направлена против гражданских целей, она будет расцениваться как террористическая. В то время, как если цель – военные или 26 службы безопасности – это будет расцениваться как партизанская атака». В. Устинов предложил в понятие «невоенные цели» включить места проживания солдат, различные вспомогательные сооружения вооруженных сил, расширив диапазон объектов, находящихся под правовой защитой. Более того, он обратил внимание на возможность теракта с целью запугать гражданское население путем демонс тративного насильственного воздействия на военных, принимающих участие в конфликте. В. Устинов приводил в пример зверства чеченских боевиков по отношению к захваченным ими в плен российским военным – пытки и чудовищные по жес токости убийства записывались на видеопленку и служили орудием психологического воздействия на население 27 всей страны, а также власти. Наиболее близко к четкому разграничению рассматриваемых понятий подошел В. П. Емельянов, высказавший мнение о том, что «война, агрессия – это дейс твия, направленные против вооруженных сил противника, тех сил, которые способны оказать более или менее равновеликое сопротивление, террор же направлен против той массы людей, которая не имеет возможности оказать сколько-нибудь равноценного сопротивления и потому обречена стать жертвой террора. Фигурально 28 выражаясь, война направлена против равных, террор против бесправных». Э. Шпринцак конкретизировал данный подход, сказав, что «партизанская война – маленькая война, подчиняющаяся тем же правилам, которые применяются в 29 больших войнах и в этом ее отличие от терроризма». Е. Харкаби описывал «партизанскую войну как длительную изнуряющую войну с прогрессирующим ростом насилия, с размытыми границами, подвижной линией касания, делающую акцент на человеческий фактор. В ходе войны партизаны становятся 30 регулярными военными вплоть до победы или поражения одной из сторон».

25

Paul Wilkinson. Terrorism and the Liberal State. Second Edition. M ac M ilan, Basingstoke and London,1986.p.54. 26 Boas Ganor. Defining Terrorism: Is One M an' s Terrorism Another M an' s Freedom Fighter?// http: www/ ict.org. il /articles. P. 8. 27 Устинов В. В. М еждународный опыт борьбы с терроризмом: стандарты и практика.– М ., 2002. – С. 45 – 46. 28 Емельянов В.П. Терроризм и преступления террористической направленности.– Харьков, 1997. – С. 20 – 21. 29 http: www/ ict.org. il /articles. P. 8. 30 Yehoshafat Harkabi. On Guerrilla Warfare. M a' araKhot. Tel-Aviv.1983. P.16 15

Исходя из выше изложенного, терроризм целесообразно определить как намеренное использование насилия (или угрозу такового) в отношении преимущественно невоенных целей для психологического воздействия на гражданское население и достижение таким путем политических целей. Тогда как партизанская борьба будет рассматриваться, как использование насилия в отношении военных объектов в целях оказания воздейс твия на вооруженные силы, службы безопасности и органы государственной власти. Таким образом, разграничение осуществляется как по объектам, так и по целям воздействия. В современной отечес твенной политологической мысли проблема разграничения обсуждаемых дефиниций неизбежно затрагивает чеченский вопрос. Один из признанных российских ученых в облас ти террорологии С. А. Эфиров убежден, что чеченских боевиков, противостоящих России, следует относить к национально-освободительному партизанскому движению. Он считает, что действия чеченских партизан можно назвать террористическими только придерживаясь дискредитировавшей себя колониальной ментальности и фразеологии. Чеченский народ в течение длительного противостояния России, по его мнению, доказал, что не хочет мириться с захватом своей территории и чужеземным господством. Это, по-видимому, один из случаев, когда примат должен быть не за конституционными нормами, отвергающими сепаратизм, а 31 за принципами «прав человека» и «права нации на самоопределение». Исходя из этих принципов, С.А. Эфиров сконструировал свою версию идентификации терроризма в соотношении с различными формами национальноосвободительной борьбы: «Всякий терроризм – это определенного рода акты политического насилия, но не всегда подобные акты есть терроризм. Если эти акты вынуждаются колониальным угнетением, экспансией, массовыми репрессиями тоталитарных государств, геноцидом, социальным и угнетением и т. п., если они возникают на гребне национальным общенародного возмущения, несогласия, массовой освободительной борьбы и являются одним из ее проявлений, можно ли их – даже при существенном формальном сходстве – называть терроризмом? Акты эти отличаются от терроризма тем, что они есть вынужденная мера, которой часто нельзя избежать в ходе освободительных движений. Такого рода акции поэтому, можно условно обозначить как терророподобные. Внешне они не отличаются от террорис тических, но, по сути, представляют собой нечто совершенно иное, часто прямо противоположное терроризму. Критерием различия здесь может служить, стало быть, наличие или отсутствие связи с массовой освободительной борьбой. Терроризм же, как правило, не носит массового характера, он почти целиком “замкнут на себе”, узок, элитарен, ориентирован 32 против демократии». По логике автора, захват театра на Дубровке в октябре 2002 года, захват школы в Беслане в сентябре 2004 года, взрывы в московском 31

Эфиров С. А. Партизанские войны и терроризм. // http://terror.chol.ru/magasine/analise/digest0007.htm. 32 Указ. соч. 16

метро, взрывы кисловодских электричек и на рынках Грозного и Владикавказа, следует квалифицировать как «вынужденные терророподобные акции», выводя массовые жертвы среди мирного гражданского населения за рамки обсуждаемой проблемы. Введение в научный оборот термина «терророподобные» служит сознательному идеологическому оправданию террора, сторонники которого используют методы манипулирования судьбами беззащитных людей в качестве устрашающего средства политического давления на власть. И никакие национально-освободительные лозунги здесь не причем, так как способы достижения этой свободы путем устрашающей спекуляции человеческими жизнями неизбежно приводят к уничтожению всякой свободы со стороны носителей террора. Что же касается связи сил чеченского сопротивления с массовой освободительной борьбой, то ее недос таточно просто провозгласить, ее существование нужно доказать фактами. Стратифицированность чеченского общества сегодня такова, что не позволяет говорить о единодушном стремлении чеченского народа к независимости от России, тем более об отождествлении национально-освободительных тенденций с террористическими проявлениями. Однако, когда речь идет об акциях типа нападения на вооруженные пос ты или минирование дорог, в результате чего подрываются машины не только с военными, но и с мирными жителями, ответить на вопрос, являются ли эти дейс твия террористическими или партизанскими не так прос то. Во всяком случае, априорно характеризовать их только как террористические, отвергая саму возможность применения к действиям некоторых отрядов чеченских боевиков понятия партизанской борьбы, есть очевидное упрощение. Так считают В. Витюк и И. Данилевич. Признавая, что в дейс твиях чеченских боевиков очень большое место занимают чисто террористические акции, исследователи, тем не менее, находят возможным квалифицировать многие их действия как собственно партизанские. Авторы подчеркивают, что мотивированнос ть задачи ведения партизанской борьбы для некоторых вооруженных групп подкрепляется весьма серьезным аргументом: многие из боевиков убеждены в том, что их 33 противоборство с властью является именно войной. В массовом общественном сознании россиян чеченские события уже давно воспринимаются как война. Государственная власть в своем обозначении политических реалий в Чечне ведет себя крайне противоречиво. С одной стороны, официально введенный термин «контртеррорис тическая операция» был призван противопос тавить внутреннюю борьбу против терроризма военным действиям. С другой стороны – проводятся масштабные военные учения с использованием новейших дос тижений в военных технологиях. Цель учений определяется как та же самая борьба с международным терроризмом. Более того, правительс твом составляются специальные документы, 33

Витюк В. В. , Данилевич И. В. Терроризм как политический феномен и как теоретическая проблема // Сайт Комитета по правам человека при Президенте РФ. Февраль 2004 г. 17

определяющие и регламентирующие задачи армии в военном противодействии терроризму. В результате создается впечатление, что государственные органы власти не отделяют партизанскую борьбу от терроризма, но отождествляют ее с ним. Анализ дейс твий чеченских боевиков доказывает, что применение ими террористической тактики в подавляющем большинс тве случаев приобрело системообразующий характер, что лишает возможности констатировать статус партизанской войны. Если уж говорить о терроризме как об ипостаси современной войны, то только лишь в рамках войны суррогатной или «войнымятежа», в которых обычной логике войны противостоит аномия. 1.3. Терроризм и преступность Важной проблемой терминологического определения терроризма является выяснение его мес та в системе координат насилия, его соотношение с уголовными прес туплениями. По самой своей деструктивной ужасающей природе воздействия терроризм может быть квалифицирован как жесточайшее асоциальное преступление, не имеющее права на какое-либо оправдание. По мнению П. Уилкинсона, «мы должны разрушить миф о терроризме. Мы должны сказать правду о нем. Терроризм – это чис то кровавое убийс тво. Все, кто потворствует ему или идеализирует и поощряет его, – пособничают и 34 Идея подстрекают к убийству и искалечиванию невинных людей». преступной сущности терроризма была отчетливо выражена в «Декларации о мерах по ликвидации международного терроризма» генеральной ассамблеи ООН от 9 декабря 1994 года, в которой подчеркивалось: «Прес тупные акты, направленные или рассчитанные на создание обстановки террора среди широкой общественности, группы лиц или конкретных лиц в политических целях ни при каких обстоятельствах не могут быть оправданы, какими бы ни были соображения политического, философского, идеологического, расового, этнического, религиозного или любого другого характера, которые могут 35 Такова общепризнанная точка зрения приводиться в их оправдание». мирового сообщества, закрепленная и кодифицированная в международном правовом поле, но имеющая декларативный, ни к чему не обязывающий статус, нередко нарушаемый в конкретных политических ситуациях. Каков же характер террористического преступления? Является ли оно политическим или уголовным? Ответы на эти вопросы имеют принципиальное значение с точки зрения выяснения фундаментальной сущности понятия. Ряд исследователей, фактически отождес твляя террористические акты и терроризм, делают акцент на уголовной сущности последнего. Так, например, В. С. Комиссаров и В. П. Емельянов утверждают следующее: «Для мирового сообщества в настоящее время стало очевидным то, что терроризм – это 34

Paul Wilkinson. Terrorism and the Liberal State. Second Edition. M ac M ilan, Basingstoke and London,1986.p.30 35 Цит. по: Требин М . П.Терроризм в XXI веке. М инск. – 2003. – С. 774. 18

разновидность обычных уголовно наказуемых деяний, квалифицируемых по соответс твующей статье уголовного закона, а не какая-то специфическая политическая акция, требующая особого подхода. Тот факт, что ряд террористических действий совершается по политическим мотивам, не превращает их из прес тупления в некую политическую борьбу, требующую 36 политического убежища». В. П. Емельянов категоричен в своем утверждении, объявляющим «всякий терроризм уголовным, ибо никакого неуголовного 37 терроризма не существует». С этой позицией полностью солидарен В. В. Устинов. В работе «Международный опыт борьбы с терроризмом: с тандарты и практика» он аргументировал свою точку зрения практической потребностью юридической процессуальной системы в обеспечении твердой уголовной базы по обвинению террористов. «Понимание терроризма именно как традиционного прес тупления, обладающего лишь специфическими криминологическими особеннос тями, исключительно важно, прежде всего, для целей эффективного сотрудничества по вопросам уголовного правосудия. В частности, выделение терроризма и преступлений террорис тической направленнос ти в группу «политических преступлений» (в силу идеологической составляющей терроризма как явления общественнополитической жизни) заведомо создает препятс твия в таких вопросах, как 38 выдача, а также взаимная правовая помощь по уголовным делам». По существу научный анализ термина здесь подменен утилитарным юридическим подходом к проблеме. Бесспорно, что террористические акции, как и другие формы террористической деятельности, могут и даже должны соотноситься с уголовными преступлениями, а их организаторы, участники и исполнители должны нести уголовную ответственность согласно законодательным нормам. Однако сведение терроризма к уголовщине нивелирует и упрощает его смысловое содержание, игнорирует его социально-политическую природу, мешая тем самым разработке эффективных мер антитеррористической борьбы. Политическая подоплека террористической деятельности признается всеми ведущими специалистами в террорологии. Причем, она не ограничивается только политической мотивировкой. К сожалению, в массовом общественнополитическом сознании сложилось иллюзорное представление о терроризме и террористических организациях как о неких абсолютно самостоятельных, независимых и самодостаточных социальных институтах с собственной идеологией, тактикой и с тратегией. В реальной практике дело обстоит иначе. Известнос ть и общественную значимос ть террористические организации приобретают лишь в фокусе действия определенных политических сил, столкновения и противоборства различных политических интересов. Террор выступает инструментальным ус трашающим средством борьбы за власть (не 36

Указ. соч. – С. 41. Емельянов В. П. Терроризм и преступления террористической направленности.– Харьков, 1997.– С. 65. 38 Устинов В. В. М еждународный опыт борьбы с терроризмом: стандарты и практика. – М ., 2002. – С. 26. 37

19

важно, в каких масштабах – страны, региона или узколокальной социальной группы населения). Кроме того, террористические организации могут быть марионетками во внутриполитической или даже внешнеполитической игре. Именно фактор политического действия отличает терроризм от уголовных преступлений. Поэтому террористические преступления следует рассматривать как неразрывный симбиоз уголовных и политических преступлений. Как и террорис ты, прес тупники применяют насилие для осуществления определенных целей. Однако при схожести самих актов насилия – похищения, убийства, поджоги – их цель и мотивация различаются. Применяет ли преступник насилие для материальной выгоды или с целью убийства, или из хулиганских побуждений, он действует исключительно в собственных интересах и ради собственной выгоды. В отличие от обычного уголовного преступления террорист не преследует чисто личные цели, он верит, что служит богу, народу, революции, делу, которое задумано с целью обретения лучшей доли для определенного круга его сторонников, будь то вымышленные или реальные лица, интересы которых представляет террористическая организация. Террорис т отличается также и от убийцы – фанатика, который может применять схожую тактику. Цель террорис та является неизбежно политической, тогда как цель убийцы-фанатика чаще всего представляется идиосинкразической, абсолютно эгоцентричной и глубоко личной. Кроме того, террористическое насилие обязательно предполагает передачу некоего информационного послания обществу и устрашающее пролонгированное давление на социум. Ничего подобного в уголовной практике не существует. Поэтому терроризм следует считать особым общественно опасным видом преступления, в котором симбиотическое переплетение политических мотивов и манипуляций с демонс тративно-устрашающими насильственными уголовными дейс твиями эволюционирует в сторону абсолютно аномического деструктивного модуса «террор ради террора». 1.4. Терроризм и экстремизм Нередко проблема дефиниций терроризма в конфликтологии и особенно в юриспруденции увязывается с необходимостью разграничения понятий «экстремизм» и «терроризм». Термин «экстремизм» означает приверженность в 39 политике и идеологии крайним взглядам и дейс твиям. В соответствии с «Кратким политическим словарем» – «экстремизм – это приверженность к крайним взглядам и мерам, в политическом смысле означает стремление решать проблемы, достигать поставленных целей с применением самых 40 радикальных методов, включая все виды насилия и террора». Исходя из этого базового определения, можно говорить о явной атрибутивности терроризма по отношению к экс тремизму. Поэтому вполне логичной выглядит точка зрения. 39 40

Ожегов С. И. Словарь русского языка. – М .,1986. – С. 797. Краткий политический словарь. – М ., 1989.– С. 20

И. Авдеева, рассматривающего терроризм как одну из разновидностей политического экстремизма: «В системе политического экстремизма терроризм занимает одно из центральных мест. Он является едва ли не наиболее опасной разновидностью политического экстремизма, поскольку в отличие от других видов последнего, нанесение ущерба жизни и здоровью людей и их устрашение сознательно рассматриваются субъектами терроризма в качестве необходимого 41 условия достижения выдвигаемых террористами политических целей». О. М. Хлобустов и С. Г. Федоров при анализе экстремизма акцентировали внимание на психологический антропогенный фактор его происхождения. Под экстремизмом они понимают агрессивное поведение личности, наиболее существенными внешними референтами которого являются, во-первых, нетерпимость к мнению оппонента, ориентированного на общепринятые нормы; во-вторых, склонность к принятию силовых вариантов решения проблемы; в-третьих, неприятие консенсуса как ценности и делового инструмента каждодневной деятельнос ти; в-четвертых, неприятие прав 42 личности и ее самой как самоценности. В своих выводах авторы опирались на социологические исследования, проведенные учеными-социологами Санктпетербургского университета под руководством А. А. Козлова в 1993 году. Подчеркивая достаточно высокий выявленный уровень готовности респондентов к социальной агрессии (почти всегда настроены агрессивно по отношению к другим людям 1,8% опрошенных; часто – 19,8%, при 6,2 % затруднившихся ответить) А. А. Козлов убедительно показал, что молодежный экстремизм, как массовое явление и специфический социальнопсихологический феномен современной жизни, выражается в повальном пренебрежении к действующим в обществе правилам и нормам или в циничном 43 отрицании их. Нетрудно заметить, что О. М. Хлобустов и С. Г. Федоров видят в экстремизме, прежде всего, массовое распространение социальной агрессии, стихийное и организационно неоформленное, но имеющее глубокие социальнополитические предпосылки в российском постперестроечном общес тве. Экстремизм могут порождать различные факторы: социально-экономические кризисы; резкое падение жизненного уровня значительной час ти населения; деформация политических институтов и структур власти; доминирование в обществе нас троений хандры, пассивности, социальной и личной нереализованности, неполноты бытия, страха перед будущим; неспособность власти решать назревшие проблемы общественного развития; тоталитарный характер политического режима; подавление властями оппозиции, преследование инакомыслия; национальный гнет; политические амбиции 41

Авдеев Ю. И. Терроризм как социально-политическое явление// Современный терроризм: состояние и перспективы. – М ., 2000.– С. 41. 42 Хлобустов О. М., Федоров С. Г. Терроризм: реальность сегодняшнего состояния// Современный терроризм: состояние и перспективы.– М ., 2000.– С. 86 – 87. 43 Козлов А.А. Проблемы экстремиз ма в молодежной среде//Система воспитания в высшей школе.– М .,1994. – Вып.4.– С. 5. 21

лидеров; культивирование насилия в СМИ и т.д. 44 Однако независимо от порождающих факторов разные виды экстремизма имеют общую психологическую основу. Экстремисты отрицают компромиссы, переговоры, соглашения, не идут на взаимные уступки, следуя принципу – «все или ничего», они отрицают всякое инакомыслие, стремятся как можно жес тче утвердить свои взгляды, навязать их своим оппонентам любой ценой, требуют от своих сторонников полного практически слепого повиновения и беспрекословного исполнения любых приказов. Отстаивая свои взгляды, они апеллируют не к разуму, а к чувствам, верованиям и предрассудкам людей. Экстремисты в большей степени тяготеют к идеалу «беззаботного человека», несвязанного сколько-нибудь серьезной ответс твенностью (у них в 1,5 – 3 раза ниже ориентация на семью и бытовое устройство, обзаведение собственностью). Это люди с ослабленным чувством жалости и способности прощать людей, они склонны к нанесению ответного удара – «отомстить, чтобы 45 запомнили навсегда». О. М. Хлобустов и С. Г. Федоров в своем исследовании указывали, что появление среди молодежи агрессивно-экстремистски настроенных лиц представляет собой, в основном, нравственномировоззренческую проблему, так как большинство из них воспитывалось в нормальных, вполне здоровых семьях. Но авторы допускают, что «экстремистски настроенной молодежи может оказаться достаточно для 46 создания “критической массы” и возникновения цепной реакции в обществе». Принципиальной иной точки зрения на проблему соотношения понятий «экстремизм» и «терроризм» придерживается В. В. Устинов. Он отмечал, что «терроризм, по сути, является для политического экстремизма способом достижения и удержания влас ти незаконным насильственным путем со всеми сопутствующими этому последствиями». По его мнению, экстремизм, будучи одной из форм политической борьбы, характеризуется отрицанием сложившихся государственных и общественных институтов, а также стремлением подорвать их стабильность и уничтожить для достижения 47 Организационно-политическая сторона собственных властных установок. явления в этом случае явно абсолютизируется и с тановится самодовлеющей. Понятие «экстремизм» сужается до влас тных амбиций определенных оппозиционных групп, создающих террорис тические организации специально для захвата или удержания власти. Подобная тенденция, очевидно, легла в основу смыслового определения дефиниции «экстремизм» в Шанхайской Конвенции о борьбе с терроризмом, сепаратизмом и экс тремизмом от 15.06.2001 г. В ней под экстремизмом понимается как «какое-либо деяние, 44

Политическая психология. – М ., 2001. – С. 387. Козлов А.А. Проблемы экстремиз ма в молодежной среде//Система воспитания в высшей школе. – М .,1994. Вып.4. С. 21. 46 Хлобустов О.М., Федоров С.Г. Терроризм: реальность сегодняшнего состояния.// Современный терроризм: состояние и перспективы.– М ., 2000. – С. 87 – 88. 47 Устинов В. В . М еждународный опыт борьбы с терроризмом: стандарты и практика.– М ., 2002. – С. 17 45

22

направленное на насильс твенный захват власти или насильс твенное удержание власти, а также на насильс твенное изменение конституционного строя государства, а равно насильственное посягательство на общес твенную безопасность, в том числе, организация в вышеуказанных целях незаконных 48 вооруженных формирований или участие в них». Следуя логике Конвенции, можно прийти к выводу о фактическом отождествлении экстремизма с государственным переворотом, а также с любой оппозиционной вооруженной борьбой за власть. Между двумя противоположными полюсами в трактовке соотношения экстремизма и терроризма, предс тавленными выше названными исследователями, скорее всего и лежит искомый дифференциал. В этом биполярном прос транс тве политический экстремизм выступает как общеродовое понятие, из которого генетически выводится его атрибутивная разновидность – терроризм. Отличительными признаками последнего, выделяющими его из общеродового экстремистского лона, являются: 1) устрашение насилием, направленное не столько против своимх непосредственных врагов и противников, сколько против социума в целом; 2) наличие жесткой иерархии и структурной организации; 3) скрытый, тайный характер деятельности; 4) опосредованное воздействие на власть через невинные жертвы, не являющиеся непосредственными участниками конфликта.

1.5. Террор и терроризм По своему лингвистическому генезису слово «террор» происходит из латинского языка и этимологически означает страх, ужас. Корневой геном явно указывает на связь с природным подземным хтоническим началом. Не случайно Аппиан употребляет этот термин в контексте хтонических персонажей Аидова царства. В социально-политическом пространстве античной литературной традиции Рима этимология определения террора жестко закреплена за прерогативой государственной власти. Это наиболее ярко показано Плутархом на примере описания диктатуры Суллы, когда введенная им практика проскрипционных списков порождала в массах атмосферу беспредельного ужаса перед пос тоянно нависающей над людьми угрозой 49 репрессий. Именно такая прогосударственная традиция трактовки террора была воспринята якобинцами в период Великой Французской революции. Причем она мотивировалась вынужденными мерами в целях общественной безопасности. Максимилиан Робеспьер, упразднив обычную законность, как 48

Устинов В.В. М еждународный опыт борьбы с терроризмом: стандарты и практика.– М ., 2002.– С. 18. 49 Плутарх. Избранные жизнеописания.– Т.2. – М .,1990. –С. 71 – 73. 23

неспособную защищать революцию, утверждал: «Если в мирное время народному правительс тву присуща добродетель, то в революцию народному правительству присущи одновременно добродетель и террор: добродетель без которой террор губителен, и террор, без которого добродетель бессильна. Террор есть нечто иное, как правосудие, быстрое, суровое, непреклонное; он 50 таким образом есть порождение добродетели». Тем самым понятие «террор» с формально-логической точки зрения приобрело обоснованный в правовом отношении легитимно-институциональный с татус. Получивший широкое распространение и введенный в оборот общественно-политического пространства Нового времени, термин «террор» стал восприниматься как революционный способ управления, как реальная практика властных действий по отношению к политическим противникам. Понятие же «терроризм» появилось как общес твенная реакция на якобинский террор, проявившаяся со стороны западноевропейских либеральных кругов (прежде всего Великобритании). Диспозиционно, именно негативная изобличительная оценка террора определила аксиологическую сущность появления нового термина. Изначально он был рассчитан на расширение семантического поля террора до уровня некоего деструктивного, устрашающего, отрицательно заряженного модуля бытия. Будучи терминами, обозначающими одно и то же явление, террор и терроризм различались акцентативно: террор идентифицировался как метод политической борьбы и государственного управления, а терроризм как образ жизнедеятельности. При этом во втором случае девальвировалась правовая претенциознос ть террора. Концептуально понятия «террор» и «терроризм» в течение всего XIX и вплоть до середины ХХ века выступали как взаимозаменяемые и тождественные, а их аксиологические нюансы были латентны. Но примерно со второй половины ХХ века в оценке терроризма стал преобладать деятельностный подход, характеризующийся появлением множес тва разноплановых террорис тических организаций. К этому времени в террорологии уже практически определилось следующее использование выше указанных терминов: понятие «терроризм», как правило, стало применяться к деятельности экстремистских оппозиционных групп, а понятие «террор» – к открытому насилию со стороны государства. Однако на уровне обыденного сознания терминологические различия попрежнему нивелировались и исходные понятия продолжали оставаться абсолютно идентичными. Семантическое разведение понятий «террор» и «терроризм» было вызвано объективной необходимостью в точной юридической квалификации преступлений террорис тического характера: утверждалось, что за террором стоит сила институтов государственной власти, за терроризмом – оппозиционные заговорщические группировки, представляющие небольшую, но пассионарную часть общества. Как государственный террор, так и оппозиционный терроризм нацелены на использование насильс твенных методов ус трашения политических 50

Vellay C. Discours et Rapports de Robespierre. P., 1908. p. 332. 24

противников. Они одинаково руководствуются принципом «цель оправдывает средства», имея в виду свою приверженность к крайним насильс твенным действиям и пренебрежение к конкретным человеческим личнос тям. Их апологеты без колебаний переступают этический барьер, обозначенный естественным правом человека на жизнь. С морально-этической точки зрения оба эти явления являются антисоциальными и дес труктивными. В правовом отношении они практически не считаются с дейс твующей в обществе законностью, но стремятся придать своим действиям легитимный вид. Вмес те с тем, государственный террор и оппозиционный терроризм существенно различаются по масштабам, структуре, формам и методам деятельности. Основным оружием государственного террора являются репрессии, оружием оппозиционного терроризма – террористические акты. «Власть осуществляет террор расчетливо, руководствуясь задачей собственного упрочения, с одной стороны, и по-своему понятыми государственными интересами – с другой. Террористы-заговорщики имеют свои социальные идеалы того или иного характера, но еще в большей мере они движимы эмоциями и с трастями: нетерпением, непримиримос тью и нетерпимостью. Государство как власть не просто сильнее террорис тов-оппозиционеров. Оно несет ответс твенность за страну и выполняет политико-административные функции. Террористы же 51 исходят из иллюзий и мечтаний о будущем». Государственный террор опирается на разветвленную формализованную бюрократическую систему управления, силовые военные и правоохранительные структуры. Оппозиционная форма террорис тической деятельнос ти базируется на крепко спаянных неформальных связях, замкнутой с трого законспирированной организации, мобильных специализированных военных формированиях быстрого реагирования, высоким уровнем пассионарности своих членов. Все эти факторы подчеркивают спецификацию анализируемых понятий. Однако будет опрометчивым противопос тавлять их и возводить между ними непроницаемые ограничительные рамки, как это делают некоторые исследователи (например, В. Комиссаров и В. Устинов). Жесткое закрепление за террором исключительно государственной атрибутивнос ти приводит к искажению его семантической идентичности. Не всякий террор является государственным. К примеру, невозможно отрицать инквизиционного террора в период средневековья или погромного террора в ХХ веке, или даже террора осуществляющегося внутри самих террорис тических организаций и направленного на подавление потенциального инакомыслия среди своих членов. Государственный террор выс тупает как один из видов террора, но не более. Государственный террор и оппозиционный терроризм находятся в тесной симбиотической связи, одновременно борясь друг с другом и провоцируя активность друг друга. Нередко внутренний оппозиционный терроризм может проявляться в качестве косвенной формы государственного 51

Витюк В. В. , Данилевич И. В. Терроризм как политический феномен и как теоретическая проблема// сайт Комитета по правам человека при Президенте РФ. Февраль 2004 г. 25

террора, инспирированного извне и подталкиваемого другим иностранным государством в целях достижения определенных геополитических интересов. В последней трети ХХ века к таким методам прибегали спецслужбы многих стран, в том числе, США, СССР, Израиля и ряда арабских государств. Попытки бинарно-дихотомического разведения понятий «террор» и «терроризм» уводят в сторону от вопроса об определении их ис тинного места в единой системе координат. Террор, будучи этимологическим ядром рассматриваемой системы, одновременно является ее изначальным генотипически обусловленным элементом. С социально-психологической точки зрения – это возникающий в результате ус трашающих насильс твенных действий ужас от утраты человеком спокойствия и безопасности. С социальнополитической точки зрения наиболее приемлемая формулировка была выдвинута М. Одесским и Д. Фельдманом: «террор есть способ управления 52 социумом посредством превентивного устрашения». Ее авторы исходили из признания террора основополагающим признаком тоталитаризма. Они подчеркивали, что «акции превентивного устрашения становятся террористическими, постольку, поскольку используются для управления социумом. При этом управление может подразумевать как сохранение власти, так и ее захват. Соответственно, террор – и основополагающий государственный принцип, и способ создания тоталитарного общества в 53 условиях общества иного типа, авторитарного или демократического». В общих контурах и в частных случаях вырисовывается очевиднос ть признания террора как средства, способа или метода управления социумом безотносительно признания субъектом его дейс твия государства, оппозиционной организации или религиозной секты. Выявив формально-логические и сущностные характеристики понятия «террор», следует перейти к установлению дефиниционных границ «терроризма». Терроризм – обобщающее понятие, обозначающее комплексное социально-политическое явление, основанное на перманентном демонстративном устрашении социума и власти посредством жестких политически-мотивированных насильс твенных актов. Предс тавляя собой сложную, многоликую, поликаузальную систему, он включает в себя несколько уровней развития и функционирования. Первым (но не самым фундаментальным) основанием генезиса терроризма можно назвать биосоциальный психологический фактор, предоставляющий потенциальные возможности формирования протеррористического сознания личности. В мире накоплен определенный опыт исследования психологических аспектов насилия и агрессивности. Зигмунд Фрейд и Конрад Лоренц связывали агрессивность с природными инстинктами человека. Еще Фрейд писал об «инстинкте смерти», который обуславливает разрушительное поведение 52

Одесский М ., Фельдман Д. Террор как идеологема (к истории развития) // Общественные науки и современность, 1994. – №6.– С.155. 53 Указ. соч. – С.157. 26

человека54 . Лоренц так объяснял агрессивность человеческой натуры: «прежде всего надо отметить, что губительная энергия агрессивного инстинкта досталась человеку по наследству, а сегодня она пронизывает его до мозга костей; скорее всего, эта агрессивность была обусловлена процессом внутривидового отбора, который длился многие тысячелетия (в частности, прошел через ранний каменный век) и оказал серьезное влияние на наших предков. Когда люди достигли такого уровня, что сумели, благодаря своему оружию, одежде и социальной организации избавиться в какой-то мере от внешней угрозы погибнуть от голода, холода или диких зверей, то есть когда эти факторы перестали выполнять свою селективную функцию, тогда, 55 вероятно, вступила в свои права злая и жестокая внутривидовая селекция». Создатели теории психоанализа не связывали насилие с какими-то индивидуальными особенностями личности, а подчеркивали тот факт, что агрессивное поведение людей имеет филогенетические корни, оно запрограммировано в человеке, связано с врожденным инстинктом, который ждет своего места и часа и использует любой повод для своего выражения. В современной психологии существуют ясные и неоспоримые доказательства того, что агрессивного природного инс тинкта, предполагаемого З. Фрейдом и 56 К. Лоренцом в дейс твительности не существует. Если во фрейдизме ис токи насилия определяются природно-биологической доминантой, то в концепции агрессивности, разработанной Эрихом Фроммом, они рассматриваются в биосоциальной сфере. Огромную методологическую ценность имеет различение Фроммом «доброкачественной» и «злокачественной» агрессивности. Первая отчас ти восходит к миру человеческих инстинктов, вторая коренится в человеческом характере, человеческих страстях, за которыми стоят побуждения отнюдь не природного, но экзистенциального свойства. По мнению Э. Фромма, инстинкты суть категория чисто натуралистическая, тогда как страсти суть категория социобиологическая и историческая. Страсти вовсе не обеспечивают физического выживания, но они не менее стойки и глубоки, нежели инстинкты. Они образуют фундамент человеческого интереса к жизни, человеческих порывов. Страсти своими корнями уходят в глубинные основы бытия. Деструкция социальных отношений, по Фромму, порождена ситуацией, когда человек сталкивается с невозможностью реализовать свои потребности, в результате чего возникают деформированные стремления и влечения. В психике каждого человека заложены две тенденции: любовь к жизни и любовь к смерти. Эта мысль стала центральной в самом крупном из его произведений «Анатомия человеческой 57 деструктивнос ти». Развивая ее, Фромм подчеркивал, что конкретный человек в реальном жизненном прос транс тве оказывается ближе к той или иной 54

Фрейд, З. Психоанализ. Религия. Культура.– М ., 1992. – С 111–112. Lorenz K. Daz Sogenante Bose. Zur Naturgechicte der A ggression.-Wien:Borotha –Schloere Verlag.1963.-S.67. 56 Берковиц, Л. Агрессия: причины, последствия, контроль.– Спб., 2001.– С. 497. 57 Фромм, Э. Анатомия человеческой деструктивности. – М ., 2004. 55

27

тенденции. Иначе говоря, он может с тать биофилом или некрофилом. Когда человек утрачивает стремление к жизни, торжествует тяга к смерти, которая становится иррациональной основой сущего. В протеррористическом сознании как раз и происходит аккумуляция отрицательно заряженной, некрофильской по Фромму, мортилатрической энергии. Понятие мортилатрия (от латинского mors, mortis – смерть и греческого λάτρευιο- служить, поклоняться) вводится для того, чтобы обозначить культ смерти во имя какой-либо цели. Неважно, будет ли этой целью джихад, торжество революции или национальное освобождение. Имманентная иррациональная тяга к смерти, формирование нравственных идеалов, при которых главным критерием всех поступков являлась постоянная готовность умереть – это те черты, которые актуализировались в террористической практике. Высшее наслаждение для террорис та осуществимо лишь в предвкушении и предвосхищении смерти. Этот тезис выглядит очень актуальным в связи с практикой шахидизма в современных исламистских террорис тических организациях. С первых терактов, совершенных исламистскими террористами-камикадзе в начале 1980-х годов, свидетели и выжившие жертвы час то вспоминали, что террористы улыбались, прежде, чем взорвать себя и окружающих. Капрал морской пехоты, стоявший на посту у казарм в Бейрутском международном аэропорту утром 23 октября 1983 года вспоминал, как водитель грузовика, начиненного взрывчаткой, посмотрел ему в глаза и улыбнулся. Эта улыбка называется бассамат аль – фарах «улыбка радости» и является традицией, выказывающей радос ть 58 мученичес тва. Готовнос ть принять смерть с радостью, в предвосхищении будущего райского блаженства, дарованного Аллахом мученикам джихада – характерная черта всех исламистских террорис тов-смертников. Об этом пишет свои песни и стихи чеченский боевик, «вдохновитель и идеолог» шахидизма Тимур Муцараев. «Пред господом предстанешь в день суда, На зов трубы восстанешь ты из праха, И распахнутся райские врата, Сады блаженс тва – высшая награда, И нежным звоном райская река, Прекрасных гурий шепот сладострастный, Исчезнет в даль мирская суета, 59 Шахид, печалям здесь ты не подвластен». Примеров мортилатрических настроений можно привес ти немало. Сам Усама бен Ладен неоднократно заявлял: «Я не боюсь смерти. Я явился, чтобы

58 59

Брюс Хофман. Терроризм – взгляд изнутри.– М ., 2003.– С. 120. Юзик, Ю. Невесты Аллаха.– М ., 2003. – С. 75. 28

умереть. Некоторые из моих сторонников последовали за мной, чтобы умереть 60 во имя ислама». Если принять самоубийственную апологетику смерти как общее кредо у совершенно разных по идеологическим убеждениям террористов, становится понятным их однотипное радостно-торжес твующее восприятие смерти, неоднократно описываемое в мемуарах и исследованиях. Но чем объяснить сходство рефлексивности восприятия в столь различных социокультурных средах и при столь различающихся идеологических мотивах? Ответ на этот вопрос, возможно, кроется в архетипических коллективных представлениях, сложившихся еще в первобытную эпоху. Агрессивность со времен раннего человека также, как и его социальнос ть, служившие средством борьбы за выживание, в процессе эволюции приобретали характер насилия в целях удовлетворения надбиологических социальных потребностей – в с татусе, престиже, самоутверждении. Механизм запуска такой «инструментальной» (по выражению Л. Берковица) агрессии, очевидно, базировался на биосоциальной природе психической деятельнос ти человека. А катализаторами этого процесса могли служить, с одной стороны, описанные выше мортилатрические настроения, с другой, архетипические импульсы мес ти, с третьей – выкристаллизовавшиеся в убеждения, а первоначально спонтанные стремления к власти. Возможно, в каждом человеке заложены потенциальные возможности к «инструментальной» агрессии. Но только высокая степень корреляции между собой всех трех катализационных факторов – мести, мортилатрии и стремления к власти – слияние их в одном общем потоке сознания, может привес ти к формированию протеррористического мировоззрения. Таким образом, на первом начальном уровне функционирования терроризма возникают отдельные протеррористически настроенные личности, потенциально готовые к деструктивной террористической деятельности. Согласно базовой схеме А. Н. Леонтьева, любая деятельность имее т 61 трехчленное строение. Деятельнос ти в целом соответствует мотив – предмет потребнос ти человека, на удовлетворение которой направлена деятельность. Мотив обладает двумя функциями, побудительной и смыслообразующей. Деятельнос ть распадается на дейс твия, каждое из которых направлено на достижение задач, конкретизирующих осуществление общей цели. Обычно достижение мотива всей деятельности как раз и складывается из реализации цепочки промежуточных целей. Действия, в свою очередь, складываются из отдельных операций. Операция – первичная единица деятельности. Это задача, данная в определенных условиях. Решая такие задачи, человек совершает действие. За счет осуществления цепочки действий дос тигается мотив, то ес ть осуществляется определенная деятельнос ть. С данной точки зрения, терроризм можно представить как особую деятельность, основным мотивом которой является достижение каким-либо образом устрашения людей. Наличие такого 60 61

Требин, М . П.Терроризм в XXI веке. – М инск., 2003. – С. 122. Леонтьев, А.Н. Деятельность. Сознание. Личность. – М .,1975. 29

объективного мотива ни в коем случае не отменяет множество различных субъективных мотивов, которыми руководствуются отдельные террористы. Однако, объективно, именно чужой страх движет действиями террориста и придает смысл всему его существованию. Для массового распространения страха террорис т совершает самые различные действия: готовит оружие, выслеживает жертвы, присматривает место совершения будущего террористического акта, решает транспортные вопросы и т. д. Вся его подготовительная и собственно операционная деятельность принципиально надличностна, коллективистски активирована и требует организационной дифференциации. Важнейшим фундаментальным признаком социальной самоидентификации террорис тов является их вовлеченнос ть в террористические организации. Собс твенно говоря, полноценным субъектом террористической политической деятельности человек может стать только через организационно-оформленную социальную структуру, нацеленную на политическую борьбу. Вне этих организационных рамок, экстремистская личность оказывается крайне ограниченной в возможностях достижения целей основного мотива. Независимой самостоятельной способностью к самоорганизации террористы в силу психологических особенностей своего менталитета не обладают. Инициирующей, формирующей и организующей силой, сплачивающей их в единое целое, могут быть различные политические партии, религиозные или национальные социально-политические движения и организации, некоторые профессиональные и коммерческие группы. Именно они заводят механизм террорис тической деятельности, находящийся до того в латентном состоянии. Они придают действиям террористов-одиночек организованный с труктурированный и релевантный характер; привносят в террор идейно-политическую осмысленность и мотивированнос ть; программируют и направляют хаотические импульсы протеррористического сознания в необходимое для них русло общественно-политической активности. Кроме того, организующие террор силы создают определенные идейнориторические конс трукции, так или иначе объясняющие и оправдывающие деятельность террористов, придающие ей некий «высший смысл». Можно сказать, что терроризм генерируется из аморфного, хаотического броуновского движения экстремистских личностей путем их организационного упорядочения различными социально-политическими силами и направленного использования их устрашающего воздействия на социум. Любая террористическая организация с троится на принципах замкнутой узколокальной группы сектантского типа. Это диктует особые специфические формы образа жизни и стиля поведения носителей протеррористического мировоззрения. На первый план выступает строжайшая дисциплина. Вот что по этому поводу писал Борис Савинков: «Существование террорис тической организации… невозможно без дисциплины, ибо отсутс твие дисциплины неизбежно приводит к нарушению конспирации, а таковое нарушение в свою очередь неизбежно влечет за собой аресты. Дисциплина же террорис тической 30

организации достигается не тем, чем она достигается, например, в армии, – не формальным авторитетом с тарших; она достигается единс твенно признанием каждого члена организации необходимости этой дисциплины для успеха данного предприятия. Но если у организации нет практического дела…, то неизбежно слабеет дисциплина: отпадает единс твенный импульс для поддержания ее. А с ослаблением дисциплины организация становится легкой 62 Известное исламское террористическое движение добычей полиции». «Хамас» провозглашало: «Успех борьбы зависит от того, насколько нам удастся запугать противника и сломить его сопротивление. Для этого необходимо совершать акции ус трашения во имя Аллаха, причем каждая акция должна быть хорошо спланирована и иметь смысл. Планирование подразумевает полную дисциплину, подчинение плану и решениям руководителей. Акции должны идти одна за другой; противник ни на минуту не должен чувствовать себя спокойно. Воины Аллаха – борцы. В этом пос тоянный 63 смысл всей их жизни». Из сказанного понятно, что жизнь террорис тической организации в целом, как и каждого террориста в отдельности – это жизнь в непрерывном движении, в котором подготовка террористического акта сменяется его осуществлением для того, чтобы сразу же начался поиск объекта следующего теракта. То есть это постоянная форма жизни и регулярной деятельности. Выяснение сущности терроризма невозможно без определения его теоретических основ. В связи с этим вопрос об идеологии терроризма приобретает особо важное значение. Известно, что идеология рассматривается как фундаментальная характеристика общественного сознания, отражающая общественное бытие с позиций интересов тех или иных социальных групп, классов и иных общностей. Когда в начале XVIII века французский философ А. Л. К. Дюстют де Траси ввел этот термин в научный оборот, он преследовал цель ус тановить твердые основы для политики, выражающие конкретные интересы конкретных социальных групп в борьбе за влас ть. Исходя из этой установки, достаточно четко можно идентифицировать конкретные формы идеологических направлений: либерализма, фашизма, расизма, коммунизма, анархизма, пацифизма, национализма, различные формы религиозной идеологии и т.п. Причем каждая из этих идеологий опирается на определенную собственную, достаточно четко локализованную, социальную базу, имеет свою специфическую нишу влияния на социум. Как же в этом случае может быть охарактеризован терроризм? Н. Н. Афанасьев предлагает рассматривать идеологию терроризма «как комплекс крайне радикальных идейных установок (крайне левых, крайне сепаратистских, великодержавных, правых, национал-экстремистских, религиозных, социально-экономических и духовно-психологических), выступающих теоретическим обоснованием применения насилия в различной 62 63

Савинков, Б. Воспоминания.– М .,1990.– С.154. Ольшанский, Д.В. Психология террора.– М ., 2002. – С. 138. 31

форме на нелигитимной основе для дос тижения социальных, преимущественно 64 политических целей указанных структур». На сходных позициях строит свою концепцию идеологии терроризма В. С. Грехнев. Он считает, что «сегодня можно говорить о собственной идеологии поведения террористов, которая, если ее реконструировать, по некоторым высказываниям приверженцев этих методов действий, по существу, представляет собой эклектическую смесь различных ультрареволюционных леворадикальных политических доктрин и нигилис тических философских учений. В этом эклектическом сочетании есть отзвуки бакунизма, штирнерианс тва, ленинизма, ницшеанс тва и даже некоторых своеобразно интерпретированных догматов религии. В идеологии террориста находит свое место и сартровская идея о враждебнос ти человека другим и миру, о том, что преодоление этой враждебнос ти возможно лишь через бунт, отказ от отчуждения и поиск отчужденной, но не потерянной свободы. В этой идеологии звучит маркузианский мотив о том, что насилие, возведенное в принцип, означает на деле воспроизведение узаконенного со стороны государства насилия, а посему необходимо отвергнуть любой общественный 65 строй, им защищаемый». Идеология терроризма стала главным предметом монографического 66 В своей работе автор показывает исследования О. В. Будницкого. происхождение и генезис террористических идей в России с 60-х годов XIX века до начала ХХ века; взаимовлияние идеологии и практики терроризма; различные версии террористических идей; идейную борьбу по вопросам применения террористической тактики среди различных фракций российского революционного движения; воздействие терроризма на российское общество и властные структуры. Он вычленяет общие черты, свойственные рационалис тическому обоснованию терроризма в трудах его идеологов, которые сводятся к следующим основным положениям: терроризм должен был способствовать дезорганизации правительства, в то же время, он являлся своеобразной формой «диалога» с ним – угрозы новых покушений должны были заставить власть изменить политику; терроризм рассматривался как средство «возбуждения» народа, чтобы, подтолкнуть его к восстанию или хотя бы привлечь внимание к деятельнос ти революционеров; наконец, стремление 67 Вопрос об идеологии подорвать «обаяние» правительс твенной силы. терроризма О. В. Будницкий рассматривает в исключительной взаимосвязи с развитием революционного движения в России, оставив, по существу, без

64

Афанасьев Н.Н. Идеология терроризма// Социально-гуманитарные знания, 2002. – № 1.– С. 235. 65 Грехнев В.С. Феномен политического терроризма // Философия и общество, 2002. – №2.– С. 199. 66 Будницкий, О. В. Терроризм в российском освободительном движении: идеология, этика, психология ( вторая половина XIX- начало ХХ века). – М .: РОССПЭН, – 2000. 67 Будницкий, О.В. Указ. Соч. С. 339. 32

внимания правоэкстремис тский (черносотенный), националистический и другие формы терроризма, имевшие место в России в указанный период. По мнению одного из корифеев террорологии С. А. Эфирова, идеология терроризма – продукт экстремис тского сознания. Им был предложен термин «экстремистский тип личности», включающий в себя ряд емких социальнопсихологических характеристик. Введение этого понятия создает условия более верифицированного подхода к объяснению феномена терроризма. Характеризуя идеологию «левого терроризма» на Западе, С. А Эфиров определил в качестве ис токов социально-политических концепций терроризма идеи классического анархизма, троцкистские и прочие левацкие концепции, левоэкстремистские теории революции (Фанон, Дебре), идеи «левого» фрейдизма и экзистенциализма. Он подчеркнул, что леворадикальные террористические группировки стремятся копировать «классические 68 марксистские», анархистские и современные левацкие модели. Судя по общей логике рассуждений С. А. Эфирова, другие террорис тические направления (правые, националис тические, религиозные и пр.) также имеют определенные теоретические, идеологические постулаты, опирающиеся на известные 69 Большинство классические философские, политические доктрины. российских и зарубежных исследователей, касаясь вопроса о террорис тической идеологии, признает ее эклектический характер. Многие западные террорологи пренебрегают идеологическими конс трукциями терроризма, считая, что они не представляют серьезного интереса, будучи крайне примитивными, вульгарными, чисто инструментальными, эклектическими. Среди экстремис тских организаций различных направлений наметились три разноречивые тенденции по характеру оценки своей теоретической базы. С одной стороны, некоторые террористические группировки постулируют необходимос ть разработки систематизированной теории, хотят показать себя в глазах общественного мнения людьми, имеющими глубокие идеологические основания своей деятельнос ти. С другой, многие террористические организации анархис тского толка отрицают идеологию как таковую, видя в ней препятствие для свободного развития. Третья тенденция утверждает доктрины с доминирование определенной социально-политической включением в нее террористических элементов, как безусловных атрибутов. Анализируя различные точки зрения исследователей и самих террористов, невольно задаешься вопросом: «А существует ли вообще идеология терроризма, как некая общая для всех экстремистских направлений (социально-политических, националис тических, религиозных, экономических и т. п.) теоретическая базовая основа?». Ответ на этот вопрос, скорее всего, может быть отрицательным. Идеология является стройной, логически выверенной, внутренне целостной, органически сочетающей в себе различные 68

Виктюк В.В. , Эфиров С.А. Левый терроризм на Западе: история и современность. – М ., 1987. 69 Указ. соч. 33

элементы, относительно непротиворечивой мировоззренческой системой. Именно таковыми представляются идеологии либерализма, национализма, коммунизма, фашизма, расизма, сионизма и антисемитизма, консерватизма и т.п. В сравнении с ними терроризм сразу обнаруживает глубокое различие. Он представляется явлением чрезвычайно расплывчатым, не имеющим четких дефиниционных границ, внутренне противоречивым, мозаичным, кокофоничным и непредсказуемым. В классических идеологиях явственно выражается цельная и разветвленная система общих догм, теоретических постулатов, канонов и идей. В терроризме – ничего подобного нет. Каждая идеологическая система, как система мировоззрения, в своем развитии стремится выработать свое собственное аргументированное предс тавление о прошлом и спрогнозировать проекты будущего развития общества. Террористы в прошлом, настоящем и будущем видят только террор, в их взглядах нет гармонизированного начала, нет идеальных положительных точек опоры, нет развития, их предс тавления о будущем абстрактны, однословны и туманны. Наконец, на понятийном уровне не выработано общепринятое понятие терроризма, в отличие от всех вышеупомянутых идеологических систем. Таким образом, можно сделать однозначный вывод – общей идеологии терроризма не существует. Идея террора может быть обозначена, но это, скорее, идея-метод, идеяспособ, идея-средство, чем идеальное сущностное выражение, имеющее определенный потенциал своего внутреннего логического развития. Верно подметил Уолтер Лакер: «Терроризм не является идеологией, но представляет собой бунтарскую стратегию, которая может применяться приверженцами 70 самых разных политических течений». При этом совсем не обязательно, чтобы эти политические течения были «откровенно экстремистского толка». Даже умеренно либеральные, экологические, экуменис тские, феминис тские и прочие идеологические направления и движения в определенных социальнополитических обстоятельс твах могут принимать террорис тический характер. В то же время, терроризм, как подчеркивал У. Лакер, - это не набор чисто технических приемов. У тех, кто им занимается, существует определенная мировоззренческая общность. Они могут принадлежать к левой или правой части политического спектра, они могут быть националистами или, что реже, интернационалис тами, но в основных моментах их ментальность высказывает удивительное сходство. Часто они гораздо ближе друг другу по духу, чем сами подозревают и были бы готовы признать тайно или публично. Так Айман альЗавахири, возглавлявший террористическую организацию «Исламский 71 джихад», нередко публично именовал Усаму бен Ладена «новым Че Геварой». Подобно тому, как технологией терроризма могут успешно овладевать люди самых различных убеждений, его философия также без труда преодолевает преграды, существующие между отдельными политическими доктринами. 70 71

Истоки //www.internevod.com. Жаккар, Р. Именем Усамы бен Ладена. – М .,2002. – С. 78. 34

Таким образом, у терроризма нет собственной, общепринятой для всех направлений идеологии. На чем же строится тогда его теоретическая мировоззренческая основа, что является его мировоззренческим фундаментом? Ответ на этот вопрос кроется в доминировании мифологического способа мышления приверженцев терроризма. Система их взглядов на мир и общественные отношения опирается на архаические плас ты общественного сознания, сходные с мифологическим способом освоения действительности. Предпримем попытку реконс труировать это экстремис тское мироощущение, выявить признаки онтогенеза и филогенеза. Прежде всего, обращает на себя внимание иррационализм современного терроризма, наиболее ярко проявившийся в трагических событиях 11 сентября 2001 года. Никто не взял на себя ответственность за этот чудовищный теракт, и не были выдвинуты никакие требования. То же самое происходило и три года назад, когда рухнули жилые дома в Москве и Волгодонске, когда 9 мая произошел взрыв в Каспийске. Прежние акценты на тираноборческий характер, национальноосвободительные или религиозные идеалы оказались сдвинутыми далеко на задний план, на периферию террористического сознания. Как пишет В. В. Никитаев, «...демонстративное отрицание смысла – одна из основных составляющих теракта, ибо ничто не вселяет в человека такой ужас, как полное безразличие к смыслу направленной против него (хотя бы потенциально, 72 Тенденция к поскольку и к личности она безразлична...) силы». иррационализации существовала и раньше. Вспомним хотя бы русских народовольцев второй половины 80-х годов XIX века или эсеровмаксималистов 1905–1907 годов. Их террористическая деятельность стала самодовлеющей, самовоспроизводящейся, террор осуществлялся ради самого террора, неизбежно приобретая криминализованную окраску. Когда террор становится массовым явлением, он приобретает иррационалистический характер, воспринимаемый населением как бессмысленная анонимная сила, выступающая «против всех». Иррационализм террора – это не просто противоположнос ть реалис тической системе общес твенного сознания, это не дереализация происшедшего и происходящего, не утрата принципа реальности как некой изначальной данности. Террористическая иррациональнос ть проявляется через совершенно иной смысловой континуум, через древнейшую мифологическую систему мышления, параллельную рационалистическому способу освоения дейс твительности. Внутренний мир террориста представляет собой миф, функционирующий не по привычным законам логики и рационализма, а на основе магически ориентированного интуитивнообразного, дихотомически-оппозиционного, но в то же время, дес труктивного мышления. Экстремистскому протеррористическому сознанию присуща дуалистичнос ть, фотографическое, черно-белое видение реальности, в котором нет полутонов, нет сложного диалектического переплетения противоречий, 72

Никитаев, В.В. Терророфания // Философские науки, 2002. – .№1. – С. 135. 35

тенденций, оттенков. В таком сознании господствует жесткое разделение мира на абсолютное благо и абсолютное зло. Между этими полюсами фактически ничего нет, так как всякий конформизм в отношении «системы», всякий «нейтралитет» и, тем белее, любая форма неприятия экстремис тских идеалов и террористической практики – соучастие и пособничес тво врагам. Если действительнос ть не соответствует такому образу, ей нужно придать «правильную», с точки зрения террорис тов, форму. Ядром протеррористического, социально-мифологического комплекса представлений, главным побудительным мотивом террорис тической деятельности, безусловно, является месть. В архаическом обществе, где господство мифа было безусловным, месть воспринималась как регулятор конфликтных отношений в родовой общине. В определении терроризма понятие «месть» должно фигурировать как одно из важнейших атрибутивных его характеристик, наряду с факторами, устрашения, политической обусловленности и деструктивным влиянием на власть и общество. Стратегия и тактика всех известных террористических организаций прочно связана с теоретическим обоснованием мести в их деятельности и ее практическим воплощением. Причем эта традиция тянется от античнос ти до нынешнего яростного террористического противостояния в палестино-израильском конфликте. Возможно предположить, что существуют некие архетипические социальные основания терроризма, дейс твующие на уровне подсознания и локализирующиеся в рамках понятия «месть». Когда Шарлота Корде заколола Марата, она рассматривала свой поступок как, акт справедливого возмездия революционному тирану. За ней еще не было силы террорис тической организации, тем не менее, это был отчетливо выраженный террористический акт, в котором первенс твовала месть. Когда по приговору Боевой организации партии социалис тов-революционеров Егором Сазоновым был убит министр внутренних дел России В. К. Плеве, главным мотивом покушения по-прежнему провозглашалась месть, только осуществленная организованной силой, причем месть была сфокусирована против конкретного лица, чья деятельнос ть вызвала всеобщее негодование не только в революционных, но и в либеральных кругах, и даже среди час ти консерваторов. Террористическая деятельность армянской революционной федерации «Дашнакцутюн» против турецких чиновников, руководителей властных структур и дипломатов, в подавляющем большинстве случаев объяснялась и мотивировалась местью за турецкий геноцид против армян в 1915 году, причем не только против непосредственных виновников геноцида, но вообще против турецкого государства. Вышеперечисленные факты ставят месть в эпицентр побудительной мотивации дейс твий. Контуры врага нечеткие, воспринимающиеся на интуитивно-эмоциональном уровне. Объяснения террористов о гибели невинных людей в ходе террорис тических акций возмездия также четко проявляют месть в качестве исходной идейной позиции: любой житель России, одобряющий действия властей в Чечне - враг, заслуживающий возмездия.

36

В современной социокультурной ситуации усиления терроризма мотив мести абстрагируется уже на глобальном уровне. Для террориста конца ХХ-го – начала ХХI века враг уже не выступает в качес тве персонифицированного индивида, он ассоциируется с массовым символически абстрактным сообществом противников, месть как побудительный мотив террора массовизируется. Именно такую картину террористических дейс твий мы видим на примере взрывов жилых домов в Москве, Волгодонске, событий 11 сентября 2001 года в Нью-Йорке, Вашингтоне, палестино-израильского конфликта, террористического акта 9 мая 2002 года в Каспийске, терактов на Дубровке и в Беслане. Создается впечатление, что современный терроризм регрессирует в сторону абсолютной дихотомической оппозиции, противопос тавления «мы – они», «наши – не наши», и этот возможный поворот к массовым деструктивным противопоставлениям, исходящим от экстремис тов, грозит серьезными последствиями для мирового сообщества. В этом плане симптоматичными выглядят утверждения В. М. Розина о вступлении социума в 73 «войну миров» или «войну метакультур». Он рассматривает нынешнюю ситуацию, как свидетельство кризиса нашей цивилизации, когда одна и та же действительнос ть воспринимается разными народами прямо противоположно. С такой трактовкой вполне можно согласиться. Однако не стоит представлять ее как некий совершенно новый, ранее неизвестный, уникальный социокультурный феномен. Подобные «с толкновения миров» в исторической ретроспективе происходили неоднократно, правда, в иных условиях и иных масштабах. В сущностных основах этих войн и столкновений, думается, нет каких-либо глубинных изменений, они сохранились и воспроизводятся по сегодняшний день. Терроризм выступает как глобальный вызов всему цивилизованному человечеству со стороны некоего иного социокультурного мира. Этот мир человеческий, отнюдь не инопланетный, не фантастический, не виртуальный, но противоположный, алогичный, непонятный, сектантски закрытый, жесточайше трансагрессивный и амбициозный. В начале главы уже дос таточно много говорилось о пресловутых «двойных стандартах» в оценках терроризма, но тенденция двойственного образа жизни весьма характерна для самих террористов. Современные палестинские террорис ты-смертники представляют свою жизнь в подобной же психологической атмосфере. Внешне они могут вести вполне нормальный образ жизни, иметь семью, воспитывать детей, развлекаться на дискотеках, ходить в кино, ужинать в кафе, но это лишь вторая, неглавная сторона жизни. Основная их жизненная цель – террор против евреев. Двойная жизнь, параллельное пребывание как бы в двух мирах – устойчивая характерная черта терроризма. И, вместе с тем, «удвоение мира» – это неотъемлемое свойство архаического мифологического сознания. Подобно тому, как в рамках архаических коллективных представлений сочетались реальный опыт и миф, 73

Розин, В.М . Терроризм или выразительный симптом кризиса нашей цивилизации? // Философские науки, 2002. – .№1. – С. 126 –133; 37

так и в широких границах современного протеррорис тического сознания реальный опыт и миф не сталкиваются между собой, не исключают друг друга, а уживаются и сосуществуют. Показательно в этой связи обращение к фактору времени. Интересную мысль подметил В. Никитаев : «Терроризм действует не только с иной территории, но и из иного культурно-ис торического времени. Он позиционирует себя либо в будущем, в некоторой утопии грядущего (революционеры), либо в прошлом (исламский фундаментализм). И не потому ли так трудно предупредить террорис тический акт, что он есть удар из одного 74 пространства-времени в другое? Из одного мира в другой?». Архаическое сознание настроено на циклическое восприятие времени. Причем повторяющиеся события составляют основу традиционного общества, явления же нарушающие строго установленный порядок трактуются как отрицательные, вредные, несущие хаос и смерть. Главное внимание носителя архаического сознания сосредоточено на настоящем, пронизанном реминисценциями прошлого; будущее же предс тавляется очень абстрактно, туманно, неопределенно. Сопоставляя эти данные с террористическим миросозерцанием, можно обнаружить немало близких аналогий. Исламистское мышление начала XXI века значительной степени мистицировано. В большей мере это выражено не в агитационнопропагандис тских документах террорис тов, а в их разговорной речи. Мистицизм явственно проступает в идее фатальной предопределенности Аллахом человеческих судеб и судеб мира, в вере в святые пророчества и предсказания. Очень показательна в этом плане видеозапись о встрече Усамы Бен Ладена с неизвестным шейхом после терактов 11 сентября, опубликованная Министерс твом обороны США. В одном из ее фрагментов Бен Ладен говорил, что некий Абу-Аль-Хасан поведал ему о своем сне: «Я видел во сне, что мы принимали участие в футбольном матче против американцев. Когда члены нашей команды вышли на поле, они все были летчиками. Я даже спросил себя: это футбольный матч или матч летчиков. Наши игроки были летчиками. Матч продолжался, и мы выиграли». Бен Ладен утверждал, что Абу-Аль-Хасан ничего не знал об операции до того, как услышал о ней по радио. Бен Ладен 75 видел в этом сне хорошее предзнаменование. Вслед за этим фрагментом в видеозаписи идут слова неустановленного лица, находящегося вне поля видимости камеры, о том, что Абд Аль Рахману было видение перед операцией: самолет врезался в здание на большой высоте. Шейх, собеседник Бен Ладена, в продолжение темы рассказывал, намекая на сны и видения, что самолет, который он видел таранящим здание, видел не один человек: «Один правоверный все оставил для того, чтобы прийти сюда. Он сказал мне: «У меня было видение. Я был в большом самолете, длинном и широком. Я нес его на 74

Никитаев В. Указ. Соч. – С. 136. Тьерри М ейсан. 11 сентября 2001 года. Чудовищная махинация. – М .: Карно, 2002. – С. 257. 75

38

своих плечах и шел по дороге в пустыню где-то полкилометра. Я выстрелил в 76 самолет…». Вера в мис тическое предвидение грядущих событий стала для многих исламских боевиков стимулом для активизации их террорис тической деятельности. Дело в том, что экстремисты воспринимают явления такого рода, как доказательства правильности избранного ими пути, как знаки божественного откровения, дающие им санкции на любые дейс твия. Обращает на себя внимание футбольная атрибутика сновидения. Она свидетельствует о глубоком проникновении западных стереотипов мышления в ментальную сферу экстремистского мировоззрения. Примечательна сама игровая семантика «футбольного» сна. Ведь подсознательная сфера фиксирует скрытую побудительную мотивацию действий. Отсюда вполне возможным становится проецирование реального противостояния террорис тов и их противников в плоскость игрового моделирования. Парадоксально, но террористическая деятельность может трансформироваться в состязательные игровые формы. И тогда террористическая борьба предс тавляется игрой без правил, где главной целью является устрашение противника насильс твенными средствами. Рассматривая мировоззренческую базу экстремистского сознания, нельзя не упомянуть и такую ее особеннос ть, как табуированность действий террористов и их поведения в целом. Узко сектантский характер внутренней организационной структуры террорис тических организаций с неизбежностью воспроизводит жесткую систему запретов, как с точки зрения конспиративной безопасности, так и с точки зрения культивирования образа бескомпромиссного борца и своеобразного мифологического героя. Табуированные ограничения касаются не столько внешней стороны деятельнос ти и бытовой сферы, сколько внутренней духовной жизни. Но основания этой системы запретов опять-таки коренятся в глубинах психологии коллективных архаических представлений. Экстремистский тип мышления достаточно ярко и рельефно отражается в лексике, терминологии и фразеологии террористов. Агитационнопропагандис тские материалы и программные документы террористов отчетливо демонс трируют их мифотворческую направленность. Фокусируя внимание на образе врага, авторы экстремистских прокламаций стремятся всеми доступными лексическими средствами создать его крайне негативный, отвратительный облик, используя при этом грязную брань, уничижительные эпитеты, истерические вопли, абстрактный пафос и демагогическую риторику. Вмес те с тем, прослеживается и другая тенденция – формирование величественных образов героев террора. Язык террористов в большинстве случаев беден и примитивен, однако, это определенный закодированный язык, состоящий из символов и стереотипов фанатичного мифотворчества. Завершая в целом вопрос о роли мифологического фактора в генезисе и формировании протеррорис тического микрокосма, можно сделать следующий вывод: мифология в полном соответс твии с универсальной функцией мифа служить логической моделью, способной преодолеть противоречия 76

Тьерри М ейсан. Указ. соч. – С. 258 – 259. 39

человеческой картины мира, 77 снижала присущие миру террористов глубокие противоречия и делала их жизнь осмысленной и целеус тремленной. Протеррористическое мировоззрение обусловило своеобразие образа жизни террористов. В знаменитом «Катехизисе революционера» С. Нечаева нарисован крайний тип российского террориста-революционера. Это всегда «обреченный человек». Он не имеет личных интересов, дел, чувств, привязанностей, даже имени. Все в нем захвачено одной страстью – революцией, которая тогда виделась ему, прежде всего, как террор. Такой человек порывал с гражданским порядком и цивилизованным миром и его моралью. Он живет в этом мире, чтобы его уничтожить. Террористреволюционер уничтожает всех, кто мешает ему дос тигнуть цели. Тот не революционер, кто еще дорожит чем-нибудь в этом мире. Нужно увеличить страдание и насилие, чтобы вызвать восстание масс. Такая психология по С. Нечаеву требует полного отречения от мира и личной жизни, исключительной работоспособности, исключительной цельности и сосредоточеннос ти на террористической деятельности. Отсюда вытекают специфические формы образа жизни и стиля поведения носителей протеррористического мировоззрения. Подводя итоги размышлениям о сущности терроризма, можно констатировать, что терроризм есть определенный аномический способ мировосприятия и жизнедеятельности, обусловленный мифологическими особенностями мышления и направленный на дес труктивное изменение окружающего мира и ус трашение его в неукротимом стремлении к политической власти.

ЧАСТЬ II . ОСМЫСЛЕНИ Е ТЕРРОРИЗМА СКВОЗЬ ПРИЗМУ СМИ И ЛИТЕРА ТУРНО- ХУДО ЖЕС ТВ ЕННОГО ОТРА ЖЕНИЯ ДЕЙС ТВИ ТЕЛЬНОС ТИ 77

Levi-Straus C. The Stuctural Study of Myth in Journal of American Folklore. 1953. V.68. p. 438445. 40

Современная цивилизация вступила в эпоху, которую Элвин Тоффлер охарактеризовал как информационное общество, где главным фактором общественного развития является производство и использование информации. Информация стала играть ключевую роль и в функционировании общественных и государственных институтов, и в жизни каждого человека. На наших глазах процесс информатизации развивается стремительно и зачастую непредсказуемо, и человечество лишь начинает осознавать его социальные, политические, экономические, культурологические и другие последствия. Информатизация ведет к созданию единого информационного прос транс тва, в рамках которого производится накопление, обработка, хранение и обмен информацией между субъектами этого пространства – людьми, государством, организациями. Вполне очевидно, что возможности быстрого обмена информацией, применение новых информационных технологий во всех сферах общественной жизни являются несомненным благом. Но подобно тому, как быстрый промышленный рост создал угрозы экологии земли, а успехи ядерной физики породили опасность ядерной войны, так и информатизация может стать источником целого ряда проблем, в том числе, и терроризма. Специфика терроризма (как социально-политического явления) заключается в откровенной демонстративной природе насильственного действия, рассчитанного на превентивное устрашающее воздействие террора на социум. Эта основная целеполагающая установка характерна для всех направлений терроризма. При проведении террористических акций их организаторы делают ставку на информационный эффект, который становится категорическим императивом в сознании и практической деятельности экстремистов. Ян Хардман справедливо отметил: «Публичнос ть террористического акта является кардинальным моментом с тратегии терроризма. Если террор терпит неудачу в том, чтобы вызвать информационный отклик в общественных кругах, это будет означать, что он бесполезен как орудие социального конфликта. Логика террорис тической деятельности не может быть вполне понята без адекватной оценки 78 показательной природы теракта».

2.1. Терроризм и средства массовой информации В контексте данного видения проблемы предназначение теракта есть передача некоего послания, направленного властной элите, определенным общественным кругам или социуму в целом, и отражающего 78

Hardman J.B.S. Terrorism: A Summing Up in the 1930s. //The terrorism Reader: A Historical Antology. Ed.by Walter Laquer. London.1979. P. 223. 41

мировоззренческие позиции адресантов. В процессе организационной, подготовительной и «боевой» террористической деятельнос ти складывается агитационно-пропагандистская система представления целей и задач террористов в глазах общес твенного мнения, формируется их имидж. Эта система реализуется в публичных заявлениях, декларациях, интервью, статьях, мемуарах, книгах, телевизионных интервью, репрезентирующих обществу программные ус тановки и намерения террористических организаций и отдельных лидеров. Устрашение, по Б. Дженкинсу, не побочный продукт терроризма, а его искомый эффект. Терроризм стремится к тому, чтобы большинс тво народа глядело и слушало, а не к тому, чтобы большинство 79 народа было мертвым. Объектом политического манипулирования становится широкий круг запугиваемых. В число жертв террора попадают не только непосредственно пострадавшие в терактах, заложники и их родственники, но и любой зритель, читатель, слушатель, вовлеченный глобализированным информационным потоком в эпицентр террористического действия. Использование террористами СМИ служит созданию атмосферы страха, возникновению у людей чувства незащищенности, безысходности, панических настроений, ответной агрессивности. При этом вошедшая ныне в практику безадресность покушений делает эти чувства особенно сильными. Неожиданными нападениями на разнообразные объекты, каждое из которых предвидеть и заранее пресечь практически невозможно, террористы с тремятся создать иллюзорное предс тавление о собственной вездесущности, неуловимости и всемогуществе. Делая упор на широкое освещение своей деятельности в СМИ, они рассчитывают не только на достижение официально провозглашенной цели и оказание давления на влас ть предержащих, но и на формирование соответствующего общес твенного мнения, на создание среди смотрящих на телеэкран, слушающих радиопередачу, читающих газету определенной группы сочувствующих их террористической борьбе. Террористы всеми силами заботятся о том, чтобы привлечь к себе самое активное и широкое внимание СМИ, учитывают эту задачу в процессе планирования и разработки акций. Резонанс от террорис тических акций и их освещение средствами массовой информации есть важнейшая составная час ть каждого террорис тического акта. У террористов и СМИ существует некое переплетение интересов. Первые заинтересованы в рекламе и саморекламе, которые являются составной частью стратегического запугивания. Профессиональные и материальные интересы вторых порождают потребность в сенсации. «Это факт, – писал И. Александер, – что для террорис тов широкое освещение средствами массовой информации есть самое важное вознаграждение… и что последние вольно или невольно становятся орудиями 80 террористической стратегии». Любая террорис тическая организация желает 79

Genkins B. The Study of Terrorism: Defitition Problem. – Santa M onica. (Call.)1980. p.3. Control of Terrorism: International Documents. Editor Yonah Alexander, M arjorie Ann Browne, Allan S. Nanes. Crane Russak, New York,1979. p. XI. 80

42

добиться максимальной огласки для своих акций, запугивания и подчинения ради выполнения своих замыслов. По словам Фредерика Хакера «террористы стремятся запугать и, тем самым, подчинить и установить контроль. Они желают поразить наше воображение. Они играют на аудиторию ради 81 привлечения еще большей аудитории и требуют ее учас тия». Следовательно, терроризм можно рассматривать как акт насилия, задуманный с целью привлечения внимания и передачи послания, адресованного общес тву. «У нас нет иного выхода, - заявил однажды лидер японской террорис тической организации Рэнго Сёкигун («Объединенная Красная Армия») Цунео Мори, – акты насилия шокируют общественнос ть. Мы хотим шокировать людей 82 повсеместно… это наш способ общения с людьми». Современные СМИ, являясь главным каналом распространения информации о подобных акциях, играют крайне важную роль в расчетах террористов. Без информационного прикрытия СМИ эффект теракта будет невелик, достигнув лишь непосредственных жертв нападения, вместо того, чтобы оказать влияние на более широкую целевую аудиторию, на которую направлены действия террористов. Лишь распространив террор и насилие на как можно больший круг людей, террорис ты имеют возможность приобрести максимально эффективное средство для достижения крупных политических изменений. Появление новых телевещательных технологий имело в равной степени глубокие последствия как для содержания новостей, так и для влияния на власть. Возможность передавать сенсационную новость в прямом эфире вызвало появление жесткой конкуренции среди соперничающих телеканалов. Победы в этой борьбе можно добиться двумя возможными способами: первым оказаться на мес те событий или быть первым, кто получит ранее неизвестную информацию. Наибольшей проблемой в последнем случае является то, что будучи самой желанной наградой для телевизионных журналис тов, сенсация оказывается слишком эфемерным преимуществом. То есть, подав зрителю сенсацию и завоевав его внимание, надо и дальше удерживать его столь же захватывающими новостями. «Захватить внимание аудитории несложно, – заметили политологи Джеффри З. Рубин и Неемия Фридленд, – но террористическим организациям требуется особое чутье к драматизму, чтобы 83 В соответствии с этим внимание СМИ поддерживать этот интерес». постоянно перемещается от зачас тую ограниченных в количестве и значимости реальных новостей к более человеческим историям, эксклюзивным интервью или разоблачительным новостным шоу-программам. Для знающего террорис та подобные СМИ являются готовым средством воздействия на социум. Возможность немедленной передачи информации по телеканалам в купе с жесткой борьбой за сенсационные известия предполагает, что ответс твенность, 81

Брюс Хофман. Терроризм – взгляд изнутри. – М .,2003. – С. 160. Указ. соч. 83 Указ. соч.– С. 168. 82

43

ранее лежавшая на редакторе телестудии, имевшем время для трезвого размышления или взвешенного суждения, теперь в погоне за сенсацией в прямом эфире перешла к репортерам. Стремление поддержать жизнеспособность телеистории неизбежно приводит к сильному смещению в сторону рассказов о личных переживаниях: чаще всего эмоционально окрашенных интервью друзей и родственников жертв террористических актов заложников. Теракты, являющиеся по своей сути или самих остродраматическими событиями, изобилуют личнос тными трагедиями и продолжительны по времени (будь то мучительное ожидание освобождения заложников, сообщение о последовавших чистках или ответных действиях властей на взрывы, устроенные террористами). Таким образом, они занимают центральную позицию в расчетах вещательных корпораций, сочетая в себе и новости, и развлечение. Результатом является спекуляция телевиз ионных новостей, делающих акцент на тех аспектах ситуации, которые волнуют большую часть аудитории, а не на реальном анализе или расследовании с целью лучшего понимания событий, породивших ту ли иную обстановку. Камера прочно фиксируется на человеческой трагедии, жертвуя картиной в целом. По существу, телепередача – «большая картина», разбитая на мелкие фрагменты, чтобы средний телевизионный зритель мог их понять; история событий, преднамеренно расфасованная, чтобы соответствовать короткому отрезку времени, удерживая внимание массовой аудитории. Подача новостей во многом обусловлена скоростью передачи информации в эфир или печать, а также последующего заполнения ниши в эфирном времени или печатной странице. Подобная ситуация, хотя и непреднамеренно, просто создана для манипуляций и замыслов террорис тов. «Погоди с трелять, Абдулла! Мы же не в прайм-тайме!» – так эксперт по терроризму Дж. Велл аллегорически описывал ситуацию, когда террористы сознательно пытаются играть на внимании современных СМИ и те охотно 84 отзываются. К сожалению, это наблюдение куда ближе к действительности, нежели к вымыслу. Во время захвата штаб-квартиры ОРЕГ в Вене в 1985 году и похищении нефтяных магнатов террорист Карлос Шакал любезно согласился подождать приезда журналис тов и съемочных групп, прежде чем эффектно скрыться из здания с заложниками. В данном примере отчетливо видно, что СМИ являются, говоря словами экс-премьер министра Великобритании Маргарет Тэтчер, «поставщиками кислорода рекламы, в которой нуждаются 85 Беньямин Нетаньяху, бывший премьер минис тр Израиля террористы». утверждал, что «не получившие освещения террорис тические акты подобны 86 одинокому дереву, упавшему в безмолвном лесу». Из всех этих высказываний напрашивается очевидный вывод – если террорис тов «морить информационным голодом», то есть не давать их действиям той огласки, 84

Брюс Хофман. Терроризм – взгляд изнутри. – М ., 2003. – С.173 Указ. соч. 86 Б. Нетаньяху. Война с терроризмом. Как демократии могут нанести поражение сети международного терроризма.– М ., 2002.– С. 63. 85

44

которой они так жаждут, то их вредоносное влияние и час тота терактов будут значительно снижены. Но в условиях демократии, свободы слова и жес ткой конкуренции СМИ подобный сценарий вряд ли осуществим. Кроме того, информационный байкот террористов может вызвать их ожесточение и спонтанный всплеск террористической активнос ти, что не раз уже осуществлялось в истории террорис тических движений. Выход из этой ситуации возможен только в адекватном изменении стратегии и тактики массмедиа в отношении информационной политики террорис тов. Информационное влияние терроризма на социум посредством медийного пространства фиксируется не количественным показателем уровня поддержки террористов, а совершенно другими факторами. Будучи политически мотивированным явлением, терроризм нацелен на дискредитацию власти. Показать обществу, что власть не в состоянии их защитить, – это основополагающая целевая установка террористической деятельности. Именно на ней с троится вся система информационно-пропагандистского давления на массы. Другая цель – заявить о себе как о реальной и активной социальнополитической силе, наносящей неожиданные и беспощадные смертоносные удары по противнику, под которым может пониматься не только государственная власть или политический режим, но и любой гражданин. Еще одна чрезвычайно важная ус тановка – формирование имиджа террористов как героев-мучеников и бескомпромиссных идейных борцов за справедливость. Все эти пропагандистские задачи напрямую связаны с деятельнос тью СМИ и в значительном большинстве случаев они реализовывались через телевизионный экран, печать, Интернет, информационные каналы художественной культуры. Трагическим наглядным подтверждением этого информационного вызова обществу стал захват заложников 23 – 26 октября 2002 года в Москве во время демонстрации мюзикла «Норд-Ост». Демонстративнос ть террористической акции, являющаяся ее непреложным законом, была рассчитана на широкий мировой резонанс и преследовала конкретную цель: взбудоражить, поразить общественное мнение и заставить его действовать в интересах террористов. Вне всяких сомнений, сценарий теракта в его информационнопропагандис тском аспекте был разработан профессионально, тщательно продуманы детали, просчитаны различные варианты развития, психологически выверены реакции различных групп населения, СМИ, правоохранительных органов. За всем этим чувствуется умелая рука главного имиджмейкера чеченских террорис тов Мовлади Удугова, однажды уже выигравшего «информационную войну» в период первой чеченской военной компании. Человек, спланировавший эту акцию психологически точно просчитал все возможности черного пиара террористов через СМИ. Однажды он непосредственно вмешался в развитие своего страшного сценария, когда заставил часть родственников несчастных заложников организовать митинги под лозунгом вывода войск из Чечни.

45

Не случаен выбор объекта террористического нападения: театр, мюзикл «Норд-Ост». Впервые захват заложников произошел в театральном зале, переполненном людьми, пришедшими на аншлаговый спектакль. Расчет здесь, по видимому, строился на символической ассоциативнос ти восприятия. Зритель, посещающий массовые театрализованные зрелища и шоу-программы должен был почувствовать себя беззащитным перед террором. Узнав о трагедии «Норд-Оста», он невольно должен сопоставить себя с потенциальным заложником. Под угрозой террорис тического насилия о развлекательных мероприятиях следует забыть – такой прогноз поведения людей был запрограммирован организаторами акций. Почему выбран именно «Норд-Ост»? Этот выбор объясняется, наверное, не только некоторой отдаленностью ДК от центра Москвы. Авторы сценария мюзикла Георгий Васильев и Алексей Иващенко взяли сюжет героического советского романа Валентина Каверина «Два капитана». Знаменитый девиз : «Бороться и искать, найти и не сдаваться!», ставший для тысяч советских людей нравственным образцом поведения в поисках добра, истины, любви и стойкости в преодолении коварства и зла. Герои книги не подают руки подлецу, и выше всех благ ценят честь. Мюзикл возвращал зрителю чувство собственного дос тоинства и гордости за свою Родину. Спектакль для нашего времени принципиальный: в нем живет то, что раньше называлось «дружбой народов» – в одной коммуналке украинцы, казахи, чеченцы и русские, все делят общую судьбу и имеют общие надежды. Террористы нанесли удар в оживающую душу общества. Они не приемлют этот мир и готовы разрушить его. Именно поэтому из сотен московских зрелищ для совершения теракта был выбран «Норд-Ост». «Смертники 29-й дивизии» во главе с Мовсаром Бараевым играли свой спектакль, используя телевизионный эфир, прессу и Интернет. Их поведение было запрограммировано на выполнение ряда задач. Во-первых, дестабилизировать и деморализовать систему государственной власти в России. Во-вторых, усугубить раскол в массовом общественном сознании россиян по чеченской проблеме. В третьих, актуализировать чеченский вопрос в глазах европейского общественного мнения и добиться поддержки Европы в его разрешении в нужном для террорис тов направлении. В-четвертых, акцентировать внимание многомиллионной мировой аудитории на исламском фундаментализме, объявив себя мусульманскими мучениками-шахидами. Последняя задача, по-видимому, была главной, основной. Требование немедленно вывести российские войска из Чечни, судя по поведению боевиков, не было жестким доминантным императивом их поступков. Они не предпринимали никаких реальных шагов по практическому выполнению этого требования, даже не пытались встречаться с людьми, обладающими реальной политической властью и полномочиями, всячески затягивали переговорный процесс. Все это было для них не важно. Террористы, судя по воспоминаниям заложников, были абсолютно уверены в том, что будет штурм, и все они погибнут. Они сознательно и добровольно выбрали путь смерти – путь шахида, чтобы с тать мучениками за веру в глазах мусульманского мира. И чеченский 46

патриотизм как мотив действия здесь уже не при чем. Главное заключено в фанатическом религиозном сознании террористов. По мнению московских чеченцев, Мовсара Бараева вообще трудно представить в роли борца за свободу 87 Чечни, готового пожертвовать жизнью за Родину. Но умереть за веру он был готов. Бараев прямо сказал Асланбеку Аслаханову, что все переговоры о судьбе заложников бессмысленны и бесполезны, так как они, шахиды, появились в Москве не для того, чтобы остаться в живых, а сам он только своим телом, 88 своей физической оболочкой находится на земле, а душа его уже на небе. Основная цель религиозных фанатиков была не в том, чтобы выдвигать какиелибо политические требования, влияя тем самым на российские власти, а погибнуть - «уйти на небо», забрав с собой как можно больше заложников. Не случайным являлось даже название общины смертников «Рияд ас-салихин» (райские кущи, уготованные праведникам), упомянутой в интервью М. Бараева НТ В. До 90 % информации, которую нам выдали террористы о себе, обличено в религиозную форму. Вспомним хотя бы телевизионный ролик, продемонс трированный компанией «Аль-Джазира» или интервью НТВ. Регулярная трансляция через радиорубку в зале ДК мусульманской религиозной музыки, молитвы боевиков и женщин-шахидок, постоянное обращение к Аллаху в телевизионных разговорах – все это подтверждает, что религиозный фактор являлся центральным в поведении террорис тов. Демонстративнос ть этих действий указывает, что главным адресатом акции была мусульманская аудитория. В информационном плане это новый, очень значимый и тревожный симптом эволюции чеченского терроризма. Информационно-пропагандистские ориентиры «бараевцев», несомненно, включали в себя формирование имиджа благородного террориста». Десятки заложников говорили, что боевики обращались с ними хорошо, никто их не запугивал, что перед штурмом шахиды не раз говорили: «мы умрем, а вас 89 спасут», что они советовали заложникам пригнуться и не двигаться, чтобы в них не попала шальная пуля и т. п. Дело здесь не в пресловутом стокгольмском синдроме, который, безусловно, имел мес то. Действия террористов продиктованы в данном случае с тремлением представить себя в глазах жертв в образе людей благородных и добрых по своей натуре. Это иллюзия, в которую в критических ситуациях людям очень хочется верить. Однако делалось это для того, чтобы выпущенные пленники рассказали «правду» в средствах массовой информации. На эту «удочку», попалась Ирина Хакамада во время своих переговоров с террорис тами. Он была уверена, что ей почти удалось уговорить молодого боевика отпустить детей. Так «по-человечески» реагировал он на ее слова. Вообще спонтанно-хаотический ход переговоров и периодическое освобождение отдельных заложников создавали впечатление неуверенности террористов, как будто они не знали, что делать дальше. Полагаю, что здесь 87

«М осковские новости». № 42. 2002. 29 октября – 4 ноября. С. 6. М арк Смирнов. «Джамаат уходит в небо».//«Независимая газета». Приложение 30 октября 2002.– С. 1. 89 «М осковские новости». № 42. 2002. 29 октября – 4 ноября. С. 2-3. 88

47

также проявилась «домашняя» заготовка, рассчитанная на информационную передачу публике, эффектный театральный трюк в здании театра с целью несколько облагородить имидж террориста в глазах либеральной аудитории. Вся затянувшаяся игра в переговоры со стороны боевиков, прежде всего, преследовала пропагандис тские задачи. Широкий круг переговорщиков, включая известных политиков, актеров, журналистов создал иллюзию возможности каких-то компромиссов, хотя главный вопрос был террористами уже решен окончательно. Таким образом, террористы ставили перед собой конкретные информационные цели, которые им удалось успешно решить при помощи отечественных СМИ. Телевизионный эфир в первые сутки после захвата заложников работал словно по сценарию бандитов. Работа многих телевизионных каналов, призванных в момент совершения теракта катализировать общес твенную энергию на борьбу с террористами, была почти парализована и вызывала совершенно обратную реакцию. Не случайно, что после завершения событий на Дубровке, прошли дискуссии о роли СМИ в таких чрезвычайных ситуациях. Журналистское сообщество пыталось анализировать свои действия. Однако проблема рассматривалась достаточно узко. Разговор шел в основном о цензуре и о том, кто должен ограничивать СМИ – правительс тво или само журналистское сообщество; о том, какую информацию с места событий можно давать в прямой эфир, а какую нет, чтобы не помогать террорис там. На самом деле, сфера информационного влияния терроризма на общес тво не ограничивалась репортажами с места происшествия, а представляла собой более широкий фон эмоционального воздействия на население страны. Общеизвестно, что в основе террора лежит страх. Телевидение 23 – 25 октября продемонстрировало различные возможности нагнетания страха и паники на население. Конечно, подобные события всегда вызывают шок, но ведь здесь работают профессионалы, которые должны уметь не выдавать в эфире своих эмоций. А люди видели длительные паузы, сбивчивую речь дикторов, ведущих и корреспондентов. Программа телевизионных передач была полностью нарушена, террорис там удалось дес табилизировать работу российского телевидения. Оно начинает лить воду на мельницу террорис тов. Вот на ОРТ демонс трируется американский документальный фильм «11 сентября» о прошлогодней трагедии в Нью-Йорке, о героизме пожарных в день катас трофы. Но пос тоянно повторяющиеся крупным планом кадры разрушения двух башен Всемирного торгового центра вызывают у зрителей ощущение все возрастающей тревоги и страха, ибо невольно приходит на ум параллель с Театральным центром на Дубровке и возможных ужасающих последствиях готовящегося боевиками взрыва. В тот же день на НТ В шел документальный фильм Алексея Поборцева «Национальная безопасность» о безысходности и перманентном нарас тании насилия в Чечне, в финале озвучивался однозначный вывод: силового решения чеченской проблемы не существует, и чем дальше, тем больше ненависти будет накапливаться в этих горах. После просмотра кажется, что другого выхода нет, надо идти на уступки террористам, 48

требующим вывести войска. Авторы подталкивают зрителей к такому выводу. Но решит ли это проблему чеченского терроризма? Ведь когда в 1999 году рушились от взрывов жилые дома в Москве и Волгодонске, российских войск в Чечне не было. Днем и вечером 24 октября на ОРТ и РТР экстренные выпуски новостей через 15 – 20 минут напоминают фронтовые сводки. Новой информации почти нет, а повторение старой только усиливает чувство неопределеннос ти, страха, безысходности. Напряжение нарас тало. А если бы информационные выпуски были немного реже, с обновленным, пусть даже архивным материалом, но дающим надежду и увереннос ть в морально-нравственном превосходстве над террористами, накал паники и с траха был бы намного меньше, а значит был бы снижен эффект информационного влияния терроризма на социум. В тот же вечер на НТ В – «Свобода слова» с Савиком Шустером. В дискуссии – неуправляемые всплески эмоций, нередко провокационные высказывания, выступления родственников, ослепленных ужасом и страхом за жизнь близких, экстремистские выпады против чеченцев. Развернувшаяся дискуссия разделила людей на два ожесточенных непримиримых лагеря, отражающих раскол в общественном сознании россиян по методам и средствам разрешения чеченской проблемы. Сотрудники НТ В как будто совсем не заботились, как все это скажется на судьбе заложников, на взвинченном моральнопсихологическом состоянии телевизионной аудитории. Закон профессии журналиста – немедленно среагировать, опередить соратников по перу. Погоня за сенсацией превращалась в отдельных случаях в отвратительное зрелище, когда ведущая канала Т ВС захлебывалась в восторге кошмара: «Опять взрыв? Спасибо, это очень интересная новость!»…«А продюсер сбежал от террористов 90 в окно, ну надо же!». Вопиющая профессиональная некомпетентнос ть проявлялась и в некоторых интервью – «Да как же подобное могло случиться в Москве?». Разбирательство причин и следствий военных действий в Чеченской республике за последние десять лет и разговоры о том, кто виноват в проникновении бандитов в столицу, не имеют однозначного ответа. Обсуждение таких вопросов в момент совершения теракта добавляло неразберихи, паники, неверия в возможность достойного разрешения государственными службами сложившейся ситуации. Следует отметить, что сотрудники телеканалов в последние дни трагедии пытались исправить сложившуюся в эфире ситуацию: стали разборчивее в выборе собеседников и проблем для обсуждения. В аналитических программах, таких как «Времена» с В. Познером, высказывались здравые мысли о том, как не допустить подобных ошибок впредь. Познер справедливо отметил, что нельзя показывать крупным планом трупы, потому что это может иметь отрицательные последствия. Л. Парфенов адекватно оценил информационное влияние таких показов на различную публику: для русских это поле битвы 90

Кичин, В. Эфир по сценарию террористов // Российская газета, 25 октября 2002. № 203. – С. 3. 49

после победы, а в чеченской аудитории эти кадры могут воспитывать новых 91 шахидок и мстителей за М. Бараева. Подводя итоги деятельнос ти российского телевидения в трагические дни теракта на Дубровке можно с уверенностью утверждать, что оно не справилось с задачей информационного противодейс твия терроризму. Результатом с тало объективное усиление протеррорис тических и экстремистских настроений в обществе. Трагедия на Дубровке сразу обернулась конфликтом между журналистикой и властью: первая критиковала вторую за ошибки в проведении контртеррорис тической операции по захвату театрального центра, вторая первую – за невольное пособничество террорис там в освещении событий. Госдума приняла тогда в спешном порядке скороспелые поправки к законодательству, призванные регулировать дейс твия масс-медиа в чрезвычайных ситуациях. Журналистское сообщество апеллировало к к президенту, считая данные меры «грубым и бессмысленным завинчиванием гаек», предложив вместо этого выработку профессионального журналистского «антитеррористического кодекса», предусматривающего введение самоограничений свободы слова в период подобных кризисов. В. В. Путин согласился тогда с представителями СМИ и не подписал «одиозные» поправки. Каковы же на настоящий момент законодательные ресурсы информационного противодействия терроризму? Возможности ограничения свободы слова в условиях контртеррорис тической операции борьбе с предусматриваются статьей 15 Федерального закона «О терроризмом». В частности ею вводится запрет на распространение следующей информации: - раскрывающей специальные технические приемы и тактику проведения контртеррорис тической операции; - способной затруднить проведение контртеррорис тической операции и создать угрозу жизни и здоровью людей, оказавшихся в зоне проведения контртеррорис тической операции или находящимся за пределами указанной зоны; - служащей пропаганде или оправданию терроризма и экстремизма; - о сотрудниках специальных подразделений, членах оперативного штаба по управлению контртеррористической операцией при ее проведении, а также 92 о лицах, оказывающих содействие в проведение указанной операции. Содержание 15-й статьи вызвало «озабоченнос ть» экспертов Совета Европы, проводивших по решению Парламентской ассамблеи Совета Европы проверку соответс твия российского закона Европейской Конвенции по правам человека. Однако часть 2 статьи 10 Европейской Конвенции о защите прав человека и основных свобод, ратифицированная Государственной Думой 91

«Коммерсант», 30 октября 2002. – С. 2. Устинов В. В. М еждународный опыт борьбы с терроризмом. Стандарты и практика.– М ., 2002. – С. 166 –167. 92

50

России 20 февраля 1998 года в отношении прав и деятельности СМИ подчеркивает, что «пользование этими свободами, поскольку это согласуется с обязаннос тями и ответственностью, может быть предметом таких формальностей, условий, ограничений и наказаний, предусмотренных в законе и необходимых в демократическом обществе в интересах национальной безопасности, территориальной целостности и публичного порядка в целях предотвращения беспорядков и преступлений, для защиты здоровья и морали, а также для защиты репутации или прав других лиц, для предотвращения утечки информации, полученной конфиденциально, или поддержания авторитета и 93 Очевидно, что российский закон с беспристрастности правосудия». достаточной долей релевантности вписывается в предложенную европейской комиссией общую схему. Тем более, что после 11 сентября 2001 года многие западные державы (США, Франция, Великобритания) приняли законы, существенно ужесточающие действия по борьбе с терроризмом, включая цензурные ограничения свободы слова с СМИ. Исходя из этих позиций, закон РФ «О борьбе с терроризмом» выглядит даже более корректным. Вмес те с тем, ужесточение ограничительных мер и запретов в информационном пространстве возможной террористической угрозы вряд ли будет эффективным без привлечения иных законодательных ресурсов, реализующих нейтрализацию протеррорис тического влияния и осуществляющих реалис тически обоснованную контртеррористическую программу. Многие руководители СМИ и журналис ты утверждают, что они имею т обязательства предс тавлять аудитории события так, как они происходят, без изъятий и сокращений, оправдывая этим свои ошибки и промахи в освещении терактов. Такая позиция позволяет террористам, игнорируя потенциальные последствия, так режиссировать свои акции, чтобы они наверняка получили всемирное освещение. В этой связи представляется необходимым координировать дейс твия правительства, законодательной власти и СМИ с тем, чтобы выработать согласованную политику по недопущению террористов к средствам массовой информации, не покушаясь при этом на свободу слова. Понимание серьезнос ти и глубины данной проблемы подвигло журналистские сообщества ряда государств (Австрия, Бельгия, Великобритания, Канада, США и др.) выработать и принять свои профессиональные хартии, в которых закреплялись самоограничительные правила и нормы поведения СМИ в условиях террористических кризисов. Квинтэссенция их основных пунктов может быть предс тавлена следующим образом: – освещение новостей должно быть ограничено фактами; слухи и спекуляции не должны сообщаться; любое усилие должно прилагаться к избежанию сенсации и неприменения оскорбительной терминологии;

93

Права человека. Сборник универсальных и региональных международных документов. – М .,1990. – С. 89. 51

– рекомендовано отказываться от прямого эфира в большинс тве случаев, поскольку он час то служит террористам не редактируемой презентацией; не исключаются репортажи с места событий, если только они не даются в прямом эфире; – не должна обнародоваться никакая информация, которая могла бы помочь террорис там в совершении их преступлений (раскрытие позиций полиции), включая сведения, которые могли бы повысить агрессивность и беспокойство террористов или увеличить напряженнос ть ситуации (прибытие спецгруппы по освобождению заложников не должно транслироваться); – недопустима передача заявлений террористов и их пропаганда через информационные каналы; следует избегать романтизации террористов и их борьбы, никогда не описывать их с симпатией. Близкие по содержанию принципы добровольного самоограничения свободы слова в период террористической опасности были закреплены в Антитеррористической конвенции, подготовленной в 2003 году рабочей группой «Индус триального комитета», в составе К. Эрнс та, А. Любимова, М. Кожокина, А. Венедиктова, И. Лесневской, М. Гельмана. Анализ текста конвенции показывает, что она не является в юридическом смысле нормативным документом, скорее, – это декларация о намерениях, не закрепленная мерой ответственности. В сравнении с подобными западными конвенциями, данный докумен т имеет целый ряд существенных новаций, детальных уточнений. Так, например, пункт 4 предписывает руководству СМИ незамедлительно передавать в распоряжение оперативного штаба или официальных органов ставшую им известной информацию, которая могла бы быть использована для спасения жизни людей. В пункте 5 констатируется, что СМИ не должны: – брать у террористов интервью во время теракта по своей инициативе, только по просьбе или с санкции оперативного штаба;– предоставлять террористам возможность выйти в прямой эфир без предварительных консультаций с оперативным штабом; – самостоятельно брать на себя роль посредника; – брать в руки оружие и надевать камуфляжную или иную униформу; – предлагать террористам, заложникам, другим вовлеченным в конфликт лицам предпринимать какие-либо действия для получения удачных видео- или фотокадров; – оскорблять и унижать террористов, в руках которых жизнь заложников. В пункте 6 подчеркивается, что СМИ должны: – помнить, что прямой эфир может использоваться террористами для передачи условных сигналов сообщникам; – избегать детальных подробностей о действиях профессионалов, занятых спасением людей; – быть тактичными и внимательными к чувствам родных и близких жерт терроризма, проявлять особую чуткость к очевидцам событий как к источникам информации; 52

– избегать излишнего натурализма при показе места события и его участников, с уважением относиться к нравственным, национальным и религиозным чувствам своей аудитории; быть внимательным к употреблению тех или иных терминов в освещении событий: нельзя идти на поводу у террористов, использующих выгодные для себя самоназвания; – отдать себе отчет в том, что заложники террорис тов являются и заложниками ситуации, в определенный момент превращающимися в инструмент давления на общественное мнение. Особо следует отметить пункт 7 Конвенции, в котором говорится, что при освещении терактов и антитеррористических операций необходимо помнить об обязаннос ти СМИ информировать общественнос ть, а не сеять панику, следить не только за смыслом сказанного, но и за тоном, которым сообщение 94 произносится. Обозначенные в конвенции ограничительные положения, безусловно, представляют собой шаг вперед в журналистском видении проблемы. Вместе с тем, документ вызывает ощущение некоторой амбивалентности, недосказанности, незавершенности. Ведь предложенные принципы организации работы СМИ во время террористических акций – лишь только часть ответа на информационный вызов современного терроризма. Как признал Д. Энебл из «Christian Science Monitor», требуется большее, чем самоограничение средств массовой информации. СМИ необходимо предпринимать более интенсивные усилия по введению большей меры баланса в репортажи о насилии и терроризме. Это заключалось бы не только в заголовочном освещении грубых нарушений закона террористами, но и в глубоком исследовании террористических групп, их целей и методов, для того, чтобы поместить каждый инцидент в подходящий контекст и дать его в перспективе, имея в виду долгосрочные последствия необузданного насилия для общества и привлекая внимание к неудачам и произволу террористов, а не 95 только к их победам . Для авторов отечественной масс-медийной Антитеррористической Конвенции представления о терроризме сводятся к узколокальным вспышкам террористических актов. С их профессиональной точки зрения терроризм видится в фокусе «со-бытийного репортажа». Терроризм же как многоуровневая и многофункциональная сис тема деструктивной направленнос ти, основанная на демонстративном насильственном «ужасающем» воздействии на социум через информационные каналы остается вне поля их зрения. Отсюда – глобальное игнорирование протеррористического влияния на широкие зрительские или читательские массы. Для отечес твенной масс-медийной элиты это обстоятельство, судя по документу, оказывается не важным. Социально-языковая рефлексия, выраженная в тексте, фиксирует 94

Гельман М . Русский способ ( Терроризм и масс- медиа в третьем тысячелетии).//http: www.Guelman.ru. 95 Neil C. levingstone. The War against terrorism. 8-th Printing. Lexingtone Books. Toronto.1987.p.74-75. 53

крайнюю болезненную озабоченность возможного законодательного ограничения свободы слова. Эта мысль проходит красной нитью через весь документ. Утверждение локальности действия Конвенции и невозможность ее применения к более широким ситуациям, приводит иногда к курьезным по своей противоречивости пассажам. Например, в пункте 7 говорится: «Освещая теракты и антитеррористические операции нужно также… понимать, что информационные сообщения не должны содержать сведений, которые могли бы способствовать усилению позиций террорис тов, например, выступления в поддержку их требований. Подобные жесткие требования могут распространяться исключительно на ситуации, связанные с непосредственной угрозой для жизни людей, и не могут распространяться на события политической, экономической и социальной борьбы, укладывающиеся в рамки 96 Конституции». Получается, что после терактов и контртеррорис тических операций в действующем информационном поле вполне допускаются сообщения, пропагандирующие позиции террористов. Подобные оговорки присутс твуют и в других пунктах, касающихся прямого эфира, интервьюирования террористов. Складывается впечатление, что это не случайные недоразумения, а определенная позиция, отражающая мнение достаточно влиятельных журналис тских кругов. До сих пор в российских СМИ не выработана научно обоснованная система подачи материалов в период совершения терактов, в которой бы учитывалось возможное отрицательное влияние на массовую аудиторию. Эта система должна включать подбор конкретных телевизионных программ, художественных фильмов, музыки, рекламы и многих других факторов. В этом плане весьма красноречивым является комментарий М. Гельмана к первому пункту Конвенции: «трагические ситуации всегда будут использовать для атак на прессу, всегда можно сказать – вот вы написали, а человек прочел и застрелился, вы виноваты в его смерти. Ответс твеннос ть журналиста – честно информировать людей, журналист не может отвечать за дальнейшее поведение всякого получателя его сообщения. 97 Но в момент теракта и это с тановится зоной нашей ответс твенности». Маститый журналис т, видимо руководствуется старой мифологизированной формулой «нам не дано предугадать, как слово наше отзовется». В настоящее время существует множество серьезных психологических исследований, доказывающих возможность отрицательного влияния СМИ на воспринимающую аудиторию, как через вербальные каналы информации, так и 98 через образы кино. Оценивая в целом особенности Конвенции, можно прийти к выводу о весьма сомнительных возможностях журналис тской корпоративной 96

Гельман, М . Русский способ (Терроризм и масс-медиа в третьем тысячелетии) //http: www.Guelman.ru 97 Указ. соч. 98 См. ссылки на исследования западно-европейских и американских ученых в книге Леонарда Берковеца «Агрессия: причины, последствия и контроль». – Спб., 2001, – Гл. 7, – С. 238 –281. 54

саморегуляции по отношению к информационному освещению терроризма. Хартии и всевозможные моральные кодексы могли бы иметь смысл, если бы существовал некий инс титут, который бы не только давал оценку действиям журналистов в сомнительных случаях, но и помогал бы СМИ в формировании наиболее приемлемых форм нейтрализации террорис тической пропаганды и организации информационного противодейс твия террорис тической опасности. Большую роль здесь могут сыграть законодательные органы представительской власти, создав нормативное положение об этом органе, совмещающем контрольно-рекомендательные и научно-консультативные функции. Важно, чтобы этот орган не был неким государственно-бюрократическим придатком власти, а представлял интересы массовых общественных организаций и имел достаточно твердые полномочия по предотвращению информационных атак террористов. Такой орган можно было бы назвать общес твенным Советом по информационному противодействию терроризму. Реалии начала ХХI века настоятельно требуют создания общей антитеррористической информационнопропагандис тской платформы, объединяющей позиции власти, общества и СМИ на базе правового законодательного установления.

2.2. Театральность как атрибут терроризма Неотъемлемой характерной чертой современного терроризма, его знаковой визитной карточкой с тала театральнос ть. «Терроризм – это театр, – заявил Брайан Дженкинс, – теракты зачастую тщательно срежиссированы, чтобы 99 В привлечь внимание электронных СМИ и международной прессы». политически ориентированном сознании террорократической элиты террористическая акция задумывалась и ангажировалась как театрализованное зрелище, спланированное так, чтобы произвести впечатление, шокировать и поразить воображение. Беззастенчивая эксплуатация «эстетики шокирующего» в масс-медиа естественным образом привела к тому, что для многих обывателей подобного рода экстремальные события помимо их воли действительно стали зрелищем par excellence. Об этом писал в своей опубликованной посмертно статье о «Бесах» Ф. М. Достоевского писатель Юрий Трифонов : «терроризм выродился в мировое шоу. Бесовщина стала театром, где сцена залита кровью, а главное действующее лицо – смерть. И ес ть подозрение, что это – именно то, к чему террористы, сами того не сознавая, стремились. Без крика, проклятий и замирающих от страха сердец играть в этом 100 театре не интересно». 99

Brian M . Jenkins. International Terrorism: A New M ode of Conflict. Research Paper 48. California. Seminar on Arm Control and Foreign Policy. Crescent Publications. Los Angeles. California. 1974. p.31. 100 Цит. по: «Новый мир», 1981.– № 11. – С. 243. 55

Было бы ошибочным считать, что театральность в терроризме – явление новое, современное, появившееся лишь недавно. Она имеет глубокие корни, тянущиеся с античных времен и, возможно, исходящие из определенных архетипических оснований. На взаимосвязь театра и терроризма и генезис 101 последнего из древнегреческой трагедии обратил внимание В. Никитаев. «Театр и террор нас только похожи друг на друга – не только по внешним признакам, но и в метафизическом плане, – что счесть их двойниками мешает предельно чудовищный характер второго: чудовищность парализует внимание, не давая заметить двойничество. Террор – чудовищный, но, тем не менее, двойник театра. Единство времени, места и действия в террористической акции отвечает канонам классицизма едва ли не больше, чем сами классические пьесы. Смешивая в себе в разных случаях различные театральные жанры, 102 террор в своей основе, однако, всегда имеет жанр античной трагедии». Ссылаясь на «Поэтику» Аристотеля как на своеобразное руководство по антитеррору, В. Никитаев делал акцент на следующих атрибутивных параллелях: 1) общности мифологического генезиса древнегреческой трагедии и терроризма; 2) общности катарсического воздействия на социум; 3) убежденнос ти в фаталис тической предначертанности событий; 4) формальноструктурной общнос ти. Сопоставляя древнегреческую трагедию и театр террора XXI века, он констатировал умышленное позиционирование террористами себя в качестве слепой силы рока, от которой никто, нигде и никак не может укрыться. Не отсюда ли своеобразная безликость террорис тов, даже при отсутс твии всех этих масок и камуфляжей, специфическая слепота в их глазах, не видящих в своих жертвах детей, женщин, стариков, вообще людей? Фундаментальная для эллинского театра фаталис тическая вера в судьбу, рок, предопределение выступает для В. Никитаева герменевтическим объяснением ментального фона современного терроризма. Продолжая поиск исходных параллелей, В. Никитаев фиксировал, что средства массовой информации исполняют роль древнегреческого хора, который то комментирует происходящее, обращаясь к публике, то непосредственно вступает в действие, апеллируя к одному из действующих лиц. Наконец, он приводил самый сильный аргумент, ссылаясь на Арис тотеля: «Трагедия есть подражание действию важному и законченному. Посредством действия, а не рассказа, путем сострадания и страха достигает она своей цели… Чувство страха и сострадания может быть вызываемо театральной обс тановкой, может быть вызываемо и самим сочетанием событий, что гораздо выше. Фабула («мифос») есть основа и как бы душа трагедии… она должна быть составлена так, чтобы читающий о происходящих событиях, и не видя их, трепетал и чувствовал 103 Очевидно, что катарсическое сострадание от того, что совершается». воздействие, вызываемое откровенной мифологической фабульностью 101

Никитаев В. Происхождение терроризма из духа трагедии, 30 октября 2003 г. / http: // www. russ.ru/politics/20021030- nik.html. 102 Никитаев В. Указ. соч. 103 Указ. соч. 56

режиссерских задумок заранее спланированных террористических акций, имеет целью манипулирование общественным мнением, информационную экспансию, направленную на массовое сознание. Террористическая драматургия не просто выдвинула террористов в качес тве героев трагедии, она превратила их в культовые фигуры мучеников, приносящих себя в жертву, обратив нас тоящих жертв – ни в чем не повинных мирных жителей, – в театральный реквизит, необходимый им для собственного самоутверждения. Театральнос ть терроризма пронизана эзотерическими элементами и религиозно-мистическими импульсами, проявляющимися в деталях постановки, репликах, оговорках, ссылках, тропах. Но ведь хорошо известно, что духовная практика большинс тва эзотерических направлений сопровождается определенными ритуально-магическими действиями и облекается в особую символическую, обрядовую форму, опирающуюся на древнейшие архетипические предс тавления. Террорис тический эзотеризм, в таком случае, вполне может рассматриваться в качестве социального феномена, имеющего архаические ис токи и мифологическое происхождение. Театрализованность современных террористических действий в своих генетических корнях имеет тот же архаический ритуализированный и мифологизированный сценарий. Особую роль здесь играют катарсический и символический аспекты информационного воздействия на общественное мнение. Современные телевизионные средства превращают террористические акты в остродраматические спектакли. И их влияние сродни тому магически завораживающему психологическому эффекту, который воспринимался архаическим родовым сообществом посредством ритуализированного обрядового действия. В терроризме соответствующие мифы играют крайне важную роль. Это могут быть специфические религиозные мифы или, условно говоря, общечеловеческие мифы о Мировом Зле и метафизическом возмездии ему; об Избранных; о Святом Воинстве, призванном выполнить свой священный долг и т. д. Воплощение такого мифа на глобальной сцене массмедиа уже может считаться успехом террорис тической акции – потому и антитеррористические дейс твия должны начинаться (желательно за долго до совершения непосредственно теракта) с критики мифа или выдвижения контрмифа. Расшифровка террористического мифа, вскрытие его театральной составляющей представляет собой серьезную потенциальную возможность антитеррористического противодействия. «Показать, что террористы не те, за кого они себя выдают, означает почти что победить их. Террористы должны быть уничтожены не только физически, но и символически. Террорист не 104 должен быть героем». 2.3. Своеобразие информационного воздействия терроризма на социум в процессе художественной коммуникации

104

Никитаев В. Указ. соч. 57

Современные средства массовой информации в силу своей специфики представляют вербально-рационализированный, политически заостренный и идеологически сфокусированный канал информационного влияния терроризма. Но, памятуя мифологическую природу протеррористического архаизированного сознания, о которой уже говорилось в первой главе, следует отметить, что в арсенале информационных каналов воздейс твия значительное место занимают невербальные, образно-символические и художественные средства выражения. Мифологические особенности генезиса терроризма неизбежно диктуют их использование вследствие того, что миф просто немыслим без образно-символического своего оформления. Сам факт художественного преобразования террористического контекста в коммуникационных процессах может быть зафиксирован исходящим, как от самих субъектов террористического действия, так и от интерпретаторов данного контекста, отражающих его в новых художественных текстах (под текстом в широком смысле слова понимается любое произведение духовной культуры). В любом варианте информационное воздейс твие терроризма, облеченное в художественную форму, должно с тать серьезным объектом научной рефлексии. Прежде всего, следует уяснить суть самого процесса художественной коммуникации. Создавая художес твенное произведение, автор выражает в знаковой форме свое понимание действительнос ти, свой внутренний мир. Отображая явление действительнос ти в условной форме, форме художественного образа, автор осуществляет художественную рефлексию своего внутреннего мира, отражает этот мир, используя ему выразительные средства. Зритель, «читая» художественное произведение, воспринимает его содержание на основе своего опыта и знаний, «строит» в своем сознании художественный образ в соответс твии со своим пониманием окружающей действительнос ти. При художественной коммуникации (которую можно считать одной из форм коммуникации социальной) основную роль играет невербальная информация, связанная с чувственным восприятием реальности. Автор, создавая свое произведение, переходит от реальности к условности. Зритель, читатель, слушатель по-своему воспринимает художественный образ. В этом процессе участвуют как вербально-логические (левополушарные), так и наглядно-образ ные (правополушарные) механизмы мышления. Предс тавляют интерес процессы в сознании, связанные с переходом от реальнос ти к условности и от текста к знаку и образу. В обоих случаях на первый план выдвигаются проблемы обозначения, выражения, осознания знаковой ситуации, которые невозможно решить без вербально-понятийного мышления. В. М. Розин отмечал в связи с этим: «В отличие от обычной языковой коммуникации… художественная коммуникация решает специфические задачи: вводит в реальность, отличающуюся от обычной действительности, реальнос ть, которая обеспечивает художес твенную рефлексию, погружение в мир идеального… Основной контекст для художественной реальности создает 58

само искусство (через систему усвоенных автором и читателем выразительных средств, связей и отношений), а также текст художественного 105 Восприятие и эстетическая оценка текста художественного произведения». произведения являются сугубо индивидуальными для каждого читателя, зрителя, слушателя и определяются его личными качес твами и его представлениями об окружающем мире. Вот что писал по этому поводу один из классиков отечес твенной семиотики А. А. Потебня: «Искусство есть язык художника, и как посредством слова нельзя передать другому своей мысли, а можно лишь пробудить в нем его собственную, так нельзя ее сообщить и в произведении искусства; поэтому содержание этого последнего (когда оно окончено) развивается уже не в художнике, а в понимающих. Слушающий может гораздо лучше говорящего понимать, что скрыто за словом, и читатель может лучше самого поэта постигать идею его произведения. Сущность, сила такого произведения не в том, что разумел под ним автор, а в том, как оно действует на читателя или зрителя, следовательно, в неисчерпаемом возможном его содержании. Это содержание, проецируемое нами, то ес ть влагаемое в само произведение, действительно обусловлено его внутренней формой, но могло вовсе не входить в расчеты художника, который творит, удовлетворяя 106 Данное временным, нередко весьма узким потребностям своей жизни». утверждение выглядит достаточно убедительным, но роль воспринимающего субъекта в нем явно преувеличена и абсолютизирована. То мировоззренческое, эмоционально-эстетическое, психологическое и морально-нравственное влияние, которое испытывает человек, воспринимающий художественное произведение, имеет огромную потенциально-преобразующую силу. В зависимости от творческих способностей и таланта автора, художественный текст может вызвать колоссальную деятельную активнос ть читающей публики, а может и наоборот, – побудить к пассивно-созерцательному восприятию жизни. Он может изменить мировоззренческие установки, разбудить в ней латентные импульсы агрессии или позывы к созидательному творчеству. В то же время текст нередко оказывается абсолютно инертным, неинтересным, обыденным, легко пролетающим мимо сознания и не затрагивающим интеллектуальные и эстетические потребности личности. Яусс, рассматривающий текст, как своего рода подмостки для социальнокультурного диалога, дал наиболее адекватный целям данного исследования подход. Он отчетливо различал многообразие позиций читателей и трактовок текста, но допускал наличие феномена авторского текста, оказывающего определенное воздействие на читателя. Он указывал специфические методы, при помощи которых автор направляет и ориентирует читателя в тексте. Далее он утверждал, что в тексте формируется «горизонт ожиданий», то есть набор оценок, суждений и переживаний, которыми, по мнению автора текста, 105

Розин, В.М . Визуальная культура и восприятие. Как человек видит и понимает мир. – М .,1996. – С. 50. 106 Потебня А. А. Слово и миф. – М ., 1989. – С. 115. 59

располагает читатель, и которые предназначены для рефлексирующего читателя, имеющего собственный социальный и психологически обусловленный «горизонт ожиданий». Завоевав внимание и напряженный интерес читателя, автор, умело манипулируя, пытается потряс ти читателя, чтобы повлиять на его ожидания. Читатель же интерпретирует авторские знаки сообразно собственной сис теме эталонов, собственному опыту, верованиям, 107 ценностям и менталитету. Воззрения Яусса на текст методологически дают ключ к пониманию специфики информационно-художественного влияния терроризма на отдельные социальные категории населения и на общество в целом. Террористы через «своих» авторов художественных текстов создают определенный «горизонт ожиданий», ориентированный, с одной стороны на слой сочувствующих и потенциальных с торонников, с другой стороны, на круги либерально-демократической некоторые рефлексирующие интеллигенции. На базе последних через создание новых текстов формируется еще один вторичный «горизонт ожиданий», обращенный уже к более широкой аудитории, и имеющий целью закрепление имиджа непримиримых борцов за справедливость в массовом общественном сознании. Такой виртуальный сценарий развития художественного самоосмысления террора, на наш взгляд, является наиболее вероятным. 2.4. Информационное поле художественной культуры и терроризм Художественное творчество носителей протеррористического мировоззрения имеет широкие потенциальные возможности социальнопсихологического информационного влияния на общес твенное мнение, особенно на аудиторию, находящуюся в зоне усиленного терророфонического давления. Попробуем проследить это влияние на примере самого известного в Чечне в начале ХХI века певца Тимура Муцараева, вдохновителя и идеолога шахидизма. Этот боевик из отряда Доку Умарова – обладатель весьма незаурядного, с жесткой хрипотцой голосом, поет на русском языке под гитару в стиле самодеятельной авторской песни. Благодаря нас тойчивым стараниям сепаратистской элиты, он стал одним из самых популярных неангажированных властью певцов-исполнителей в Чеченской республике. Абсолютное большинс тво его песен – о джихаде, об ушедших навсегда друзьях, о том, что они не погибли, а только ушли в райские просторы, о том, как трудно и тяжело бороться, как горько хоронить братьев и сестер, о том, как «орел войны кружиться над нами». С художественной точки зрения эти текс ты не представляют интереса. Их поэтический язык беден, в них нет ярких сравнений, метафор, сложных внутренних символических образов, они просты и непритязательны, но жестки в своей натуралистичнос ти и психологической 107

Jauss H. R. Literaturgeschichte als Provocation der Literatur wissenschaft //H.R. Jauss. Lieratutgeschichte als Hrovocation. Frankfurt, 1970. S. 175-185.

60

напряженности. С религиозной точки зрения, в тексте содержится немало противоречий с хадисами и фикхом (исламской доктриной о правилах поведения мусульман). Так, например, очень с транным выглядит с позиций правоверных мусульманских представлений поэтическая картина, созданная Тимуром Муцараевым, согласно которой шахиды, погибшие на стезе джихада, будут вновь и вновь порываться к новой смерти, не желая уходить из строя бойцов Аллаха. Ведь, согласно хадисам, в раю они полнос тью удаляются от суеты земной жизни, приобретая покой и пос тоянство в наслаждениях. Совершенно не понятно, как можно праведникам «ютиться» (т. е. испытывать неудобства) в саду у райской птицы – это противоречит представлениям о райских просторах. Вызывает недоумение употребление ваххабитским поэтом таких выражений, как «камней надгробных галерея» – ваххабиты всегда выступали против почитания могил святых, пророков и мучеников. Наконец, известно, что прославление гибели за веру и обещанное приближение к богу вызывали благодатное ожидание будущего состояния у шахидов (вспомнить хотя бы «улыбку радости» палес тинских смертников – «бассамат аль-фарах»). Это состояние сопровождалось радостным сопереживанием сподвижников, а не грустью, тоской и печалью – доминирующими мотивами поэзии Т. Муцараева. Эти теологические нюансы, весьма значимые в арабо-мусульманском менталитете, свидетельствуют об отсутствии у автора дос таточно прочных знаний по теме, легшей в основу его художественного творческого амплуа. Вмес те с тем, парадокс популярности и востребованности его музыкальнопоэтического творчества у определенной части чеченского общества объясняется не столько религиозно-догматической пропагандой ваххабизма, сколько определенными социально-психологическими особенностями фокусированного манипулирования общественным мнением. Неверье владычит на земле, Для праведных существованье – плаха, И свыше зов вменяется тебе: Сражаться гордо на пути Аллаха! Навечно будут райские сады, Ты в этом бренном мире будь как странник И жизнь свою джихаду посвяти, Восстань судьбы воинственный избранник! Ближайшая грядущей жизни рознь И тленный мир неуподоблен раю, И смутно, очутившись в мире грез, 108 Мы бренность этой жизни понимаем…

108

Цит. по: Юз ик Ю. Невесты Аллаха. – М ., 2003. – С. 74. 61

В этих строках – запрограммированная обреченность земной жизни. Жизнь есть ничто. Неизбежный временной промежуток перед вечной благодатью рая, в который можно попас ть только через джихад. При такой постановке вопроса не остается ничего, чем можно дорожить в этой жизни – ни семьи, ни дружбы, ни любви, ни богатства, ни славы. Счастье для живущих на земле недостижимо: «Для праведных существованье – плаха». Значит, в этом мире нечего и некого жалеть, кроме своих сподвижников по мировоззрению. Отсюда неизбежно вытекает протеррористическая философия шахидизма, при которой гибель мирного гражданского населения – всего лишь эпизод краха ненавистного мира. Апология «странничества» в этом бренном мире освобождает террориста смертника от любой ответс твенности за жизнь людей, санкционирует его «право» нес ти смерть вне всяких ограничений. Характерно, что образ врага в песнях Т. Муцараева размыт, расплывчат и в то же время предельно обобщен в абсолютном дихотомическом противопоставлении современной цивилизации. Песни Муцараева обращены, прежде всего, к обездоленным войной и потерявшим родных людям, стремящимся найти хоть какую-то опору своего существования и обрести веру в будущее. Используя угнетенное психологическое состояние, они провоцируют людей на путь джихада. Еще в 2003 году эти песни в Чечне были общедоступны. Журналистка Юлия Юзик, описывая свою встречу в общежитии Гудермесского драмтеатра с сотрудницей, хорошо знавшей террористку-смертницу Зару Алиеву, обратила внимание на магнитофонные записи Т. Муцараева, которые свободно звучали в комнатах и коридорах общежития. Сотрудница объяснила это следующим образом: «Эти песни, они ничего такого не значат. У нас их все слушают, даже дети. Война, 109 тяжело, люди хотят во что-то верить». А вот впечатления самой Юлии Юзик: «Я, человек, безумно далекий от джихада и мусульманской веры, услышав эту песню первый раз, замерла. Что-то всколыхнулось – там. Внутри. Что-то зашевелилось. У меня не было убитых на войне братьев. Но у меня, как и у каждого из вас, была своя трагедия в этой жизни. Похороны деда, похороны друга… Вспоминала лица тех. Кто был дорог и кого уже не будет со мной никогда… Я поняла силу этих песен: в каждом из нас под слоем цинизма, заскорузлых обид, побед живет маленький наивный ребенок. И он хочет верить в то, что после смерти мы не умрем. Что живут там, на небе наши близкие и 110 Вот он, любимые. Что мы встретимся с ними там. Разве не так?». информационный эффект террористического влияния через художественное слово! Психологический расчет сделан абсолютно точно – заглушить разум; подавить волю и желания нормальной человеческой жизни; пробудить чувства, обиды и эмоции; заставить вновь испытать боль и горечь от потери близких и друзей; вызвать потаенное чувство мести; спровоцировать стремление к «героической миссии» – совершению теракта. Авторские песни Тимура 109

Указ. соч. – С.75. Указ. соч. – С. 186.

110

62

Муцараева, адресованные потенциальным сторонникам террорис тических методов борьбы, находили отклик в душах людей, которые позже становились исполнителями терактов. На этих песнях воспитывали и продолжают воспитывать шахидов. Женщины, которых готовили в смертницы «Норд-Оста» слушали Муцараева на тренировочных базах боевиков. И в последнюю ночь перед штурмом, понимая, что конец уже близок, они опять слушали эти песни – там, в захваченном ДК на Дубровке, где впоследствии были найдены кассеты с 111 записями певца. Говоря об информационно-художественном влиянии терроризма, столь жестко проявившемся на примере творчес тва Т. Муцараева, особое внимание следует обратить на теснейшую взаимосвязь религиозных убеждений, исповедуемых носителями протеррорис тического сознания, их апокалипсических нас троений с мортилатрическими комплексами самоубийственных устремлений. Шахидские музыкально-художественные тексты Т. Муцараева в этом отношении весьма показательны. Симптоматично, что подобная тенденция еще сто лет назад, в начале ХХ века была обозначена в литературном творчестве одного из самых известных эсеровских террористов Бориса Савинкова. Литература Серебряного века в лице Бориса Савинкова открыла совершенно новую страницу в понимании аксиологической сущности терроризма, включив тему религиозного сознания в контекст террористического мировоззрения. В последней трети XIX века революционная деятельность народовольцев базировалась на атеистических убеждениях, априори отвергая бога и религиозную веру как абсолютно неприемлемую форму мировоззрения. Видимо, такого же мнения придерживался и основатель Боевой организации эсеров Григорий Гершуни и его восприемник Евно Азеф. Б. Савинков в повести «Конь бледный» сделал попытку совмещения революционных террористических идеалов с религиозными христианскими мотивами. Наиболее полно эта тенденция проявилась в рассуждениях террориста Вани, прообразом которого, вероятно, был Иван Каляев. В образе Вани писатель изобразил не религиозного фанатика, но человека, считающего себя искренне верующим хрис тианином. Иван мучился в сетях неразрешимого противоречия между христианской заповедью «Не убий!» и необходимостью возмездия «сатрапам» и «палачам» самодержавной власти, угнетающим народ. В поисках аргументов, которые послужили бы оправданием нарушения христианской заповеди, он признавал, что убийс тво есть тяжкий грех. Но считал его возможным, если оно мотивируется жертвенной смертью во имя любви к людям. «Но вспомни: нет больше той любви, как если за други своя положить душу свою. Не жизнь, а душу. Пойми, нужно крестную муку принять, нужно из любви на все решиться. Но непременно из любви и для любви. Иначе, опять Смердяков, то есть путь к Смердякову. Вот я живу. Для чего? Может быть, для смертного моего часа я живу. Молюсь: Господи, дай 111

Указ. соч. – С. 187. 63

мне смерть во имя любви. А об убийстве ведь не помолишься. Убьешь. А молиться не станешь. И ведь знаю: мало во мне любви, тяжел мне мой 112 крест» . Религиозно-нравственная рефлексия Ивана несомненна. Его не покидало ощущение греховности совершаемых действий, чувство вины и своей моральной ущербнос ти. Больная совесть постоянно бередила ему душу. «Иду убивать, а сам в Слово верю, поклоняюсь Христу. Больно мне, больно… Верую в Христа, но не с ним я. Не достоин быть с ним, ибо в грязи и в крови. Но 113 Христос в милосердии своем, будет со мной» . Глубокий внутренний психологический разлад личнос ти вызвал к жизни аномические стереотипы, при которых утрачивается значимость социальных норм и аспектаций, отчего высока вероятнос ть отклоняющегося и саморазрушительного поведения, вплоть до самоубийства. Зададимся вопросом, во имя какой цели Иван, вопреки собственным христианским убеждениям, пошел в террор? На первый взгляд, ответ очевиден: революционные социалис тические идеалы переус тройс тва общества, борьба с самодержавием. Однако из ропшинских текстов, представляющих мировоззренческие позиции Ивана, явствует, что его мало интересовали общественно-политические проблемы, а гораздо больше – моральнонравственные. За внешним фасадом социально-политических идей и революционного романтизма прослеживается личностный интеризованный патопсихологический мотив – стремление к героической мученической смерти. Мортилатрический пафос героя «Коня Бледного» идентичен его прототипу Ивану Каляеву. Он как бы служит ос товом террористической ментальности двух Иванов : реального исторического лица и его литературного двойника. В художественном тексте реальнос ть и вымысел сливаются в единый миф. Борис Савинков посредством художественных форм выражения создал свой когерентный миф о Каляеве. В этом мифе Савинков представил своего друга и товарища по Боевой организации как «святого революционеравеликомученика». Гиперболизировав религиозно-аксиологические черты его личности, автор «Коня бледного» по существу «канонизировал» Каляева, в то же время сохранив за ним имидж непреклонного героя-терррориста, уверенного в необходимости насилия во имя ус тановления царства божьего на земле. В повести образ Вани противопоставлен образу Жоржа. Светлый образ террориста-христианина проецируется в идеализированное будущее, тогда как образ террорис та-нигилиста лишен развития в будущем. Однако в массовом сознании российской читательской аудитории эта антитеза была воспринята неадекватным образом. Жорж был наделен своим создателем Ропшиным такой сильной отрицательной энергетикой неприятия окружающего мира, что полностью заслонил собой «положительный» потенциал Вани, задуманный автором. Очевидно, что в мироощущении Вани (и, наверное, Б. Савинкова) сложился триединый комплекс представлений о цели жизни, связывающий 112 113

Савинков Б. Избранное.– М ., 1992. – С. 313. Указ. соч. – С. 313, 320. 64

понятия «террор», «вера в бога» и «смерть» в единое целое. Для героя повести было очень важно, чтобы его смерть воспринималась в контексте христианской экзегетики и хрис тианского понимания любви. В последнем письме к Жоржу Иван писал: «Может быть тебе странно, что я говорил о любви и решился убить, то есть совершил тягчайший грех против людей и бога. Я не мог. Будь во мне чис тая и невинная вера учеников, было бы, конечно, не то. Я верю: не мечом, а любовью спасется мир, как любовью он и ус троится. Но я не знал в себе силы жить во имя любви и понял, что могу и должен во имя ее умереть. У меня нет раскаяния, нет и радости от совершенного мною. Кровь мучит меня, и я знаю: смерть еще не есть искупление… Мой грех безмерно велик, но и милосердие Христа не имеет границ. Целую тебя. Будь счастлив… Но помни: 114 Высокие кто не любит, тот не познал Бога, потому что бог есть любовь». слова о любви звучат искренне и благородно, но они по сути представляют собой проповедь абстрактной истины, весьма далекой от реального пути собственного следования ей. В них нет ни сострадания, ни милосердия, ни раскаяния – всего того, без чего христианская любовь невозможна. Ропшинский террорист-«хрис тианин» – это личнос ть, полнос тью поглощенная собственной религиозно-нравственной рефлексией. Объект террора для него абсолютно аморфное понятие. Иван относится к своей будущей жертве индифферентно, в нем нет ненависти к губернатору, его не обуревает чувство мести, он равнодушен к нему. Человек, против которого совершается теракт, предстает в его сознании неким абстрактным символом, олицетворяющим несправедливость и зло. Создается впечатление, что террористическая жертва необходима Ивану как средство самоубийственного самоутверждения, самопожертвования во имя будущей христианской любви. За всеми его рассуждениями скрывается гордыня лжемученичества, построенного на чужой крови. В. Ропшин предпринял попытку сконструировать образ террориста будущего. Эту тенденцию четко уловил Д. Философов в своем письме к Б. Савинкову: «…тип Вани есть не бытовая фигура, а тип террориста, может быть и не существующего, но такого, который мог бы существовать. Тут ес ть литературное воплощение некоторого чаяния, то есть, другими словами Вы 115 В выдвинули вперед сотворение “нового идеального революционера”». основе богоискательской рефлексивности ропшинского Ивана, вне всякого сомнения, лежали собственные религиозно-этические размышления Б. Савинкова, оформившиеся в систему примерно в 1907–1908 годах под непосредственным влиянием Д. Мережковского и З. Гиппиус. Восприняв концепцию «религиозной общественности», проповедовавшуюся Мережковскими, Б. Савинков стал рассматривать совмещение революционных террористических идеалов с религиозными мотивами как возможный путь преодоления кризиса эсеровского революционного радикализма. Но, если Д. 114 115

Савинков Б. Избранное. М ., 1992. С. 356. ГАРФ.Ф. 5831. Оп. 1. Д. 204. Л. 7 об. 65

Мережковский и З. Гиппиус видели свою задачу в привнесении «осознанной религиозности» в мировоззрение революционеров-террористов и совершении с их помощью религиоз ной революции, то признанный «генерал эсеровского террора» стремился, прежде всего, к созданию некой идеологической доктрины, оправдывающей террор и представляющей его носителей в глазах общественного мнения «святыми», «великомучениками», отдающими «за народ» не только свои жизни, но и души. Однако автор «Коня бледного» придерживался иного мнения. Судя по эпистолярному наследию, он считал, что религиозное сознание будет способствовать катализации террористического движения, развитию революционного терроризма. Он сделал попытку пос тавить религиозный фактор в основу идеологического и литературно-художественного обоснования террора, рассматривая его не только как систему морально-нравственного оправдания, но и как идеальный образец террористической деятельности, задающей камертон ее последующего воспроизводства. Самым авторитетным религиозным источником для Б. Савинкова было «Откровение Иоанна Богослова» («Апокалипсис»). Памятуя это, З. Гиппиус при публикации повес ти «Конь бледный» взяла на себя ответственность в выборе названия, сопроводив его эпиграфом из «Откровения». Она сделала это весьма удачно, так как текст книги был насыщен апокалипсическими настроениями. Отголоски этой самой мистической книги Нового Завета присутс твовали во многих произведениях В. Ропшина, его стихах, рассказах, очерках и повес тях. Апокалипсис воспринимался руководителем эсеровской Боевой организации как «Евангелие террора», дающее религиозную санкцию на революционную борьбу, на превентивные устрашающие и карательные действия, направленные против самодержавия. В «Откровении» подчеркивался катас трофический акт спасения. Революционный хаос в России в начале ХХ века отождествлялся Б. Савинковым с социальной катас трофой, несущей начало новой жизни и, соответственно, трактовался в символах апокалипсиса. Устрашающие вербальные образы – громы, молнии, чаши гнева господня были как будто бы иллюстрациями к кровавому террору революции. Самого себя Б. Савинков воспринимал как апокалипсического Авадона-губителя, ангела смерти. Свою роль в терроре, подражая символистской интерпретации революционной эпохи, Б. Савинков изображал как явление одного из духов апокалипсиса. Бунтарь, борющийся со злом, как виделось В. Ропшину, сам творил зло: Я меду внял речей лукавых и надменных, Я книгу прочитал деяний сокровенных, Я, всадник, острый меч в безумье обнажил, И ангел Авадон опять меня смутил. Губитель прилетел, склонился к изголовью 116 И на ухо шепнул: «Душа убита кровью». 116

Ропшин, В. (Савинков Б.) Книга стихов. – Париж,1931.– С.5. 66

Тема апокалипсиса вновь громко заявила о себе в «Коне вороном», заключительной час ти трилогии Б. Савинкова о терроре, опубликованном в 1924 году. В кровавом хаосе революции и гражданской войны главный герой повести Юрий Николаевич представлен «контрреволюционным» террористом новой послеоктябрьской формации, мистически нас троенным, обреченно рефлексирующим и придерживающимся анархических убеждений. С прежним Жоржем из «Коня бледного» его роднит не только имя, но, прежде всего, образ жизни и деятельнос ти. В нем уже нет силы и цельнос ти «сверхчеловеческого» самоощущения Жоржа. Однако червоточина безусловного «права на убийство» сидит в нем очень глубоко. Повесть пронизана катастрофическим ощущением мира, в основе которого лежат месть, насилие и террор. Вот характерный отрывок, объясняющий логику рассуждений ропшинского литературного героя: « “Не убий…” Мне снова вспоминаются эти слова. Кто сказал их? Зачем?... Зачем неисполнимые, непосильные для немощных душ заветы? Мы живем в злобе и зависти, мы гнусны, и ненавидим друг друга. Но ведь не мы раскрыли книгу, написанную “внутри и отвне”. Но ведь не мы сказали: “Иди и смотри”… Один конь белый и всаднику даны лук и венец. Другой конь - рыжий и у всадника меч. Третий конь бледный, и всаднику имя смерть. А четвертый конь вороной, и у всадника мера в руке. Я слышу и многие слышат: “Доколе, владыка святой и истинный, не судишь и мс тишь живущим на земле за кровь 117 нашу?”». Главную опору своего существования Юрий видит в апокалипсисе с символическими образами коней, регулирующими все действительное, мыслимое и воображаемое прос транс тво жизни и смерти. Согласно авторскому видению мира, белый, рыжий и бледный кони олицетворяют прошлое и страшное настоящее, а вороной – неясную надежду на светлое будущее мира и прощение грехов мятежных и с традающих грешников, к коим он причисляет и самого себя. Торжество мести и кровавой «бескомпромиссной борьбы с вражеским сатанинским воинством» в апокалипсическом царстве террора – это безусловное кредо героя «Коня вороного», также как и героя «Коня бледного». Формирование внутреннего псевдорелигиозного самооправдания становится в этом случае глубинным мотивом самоидентификации террорис та, который априори снимает с него груз всякой ответственности за содеянное перед людьми, апеллируя к авторитету Бога. Подобные стереотипы поведения связывают воедино отстоящих друг о т друга на целое с толетие Тимура Муцараева и Бориса Савинкова, несмотря на их национальные и религиозные различия. Апокалипсическое видение мира, всепоглощающая нацеленность на террор, зараженнос ть мортилатрическими настроениями в сочетании с высоким уровнем эмоционально-художественной рефлексивности позволяют сделать вывод об общности их мировоззренческих и социокультурных позиций. Вместе с тем, характер их информационнохудожественного влияния на социум различен. Тимур Муцараев в своем 117

Савинков, Б. Избранное. – М .,1990. – С. 410. 67

музыкально-поэтическом творчестве обращался, прежде всего, к своим сторонникам, сочувствующим, потенциальным приверженцам по вере, национальной принадлежнос ти и убеждениям. Его отличала твердая уверенность в истинности своего мировоззрения при полном пессимизме во взглядах на современный мир. Его творческий импульс направлен на пропаганду шахидизма и расширение социальной базы террорис тической деятельности, понимаемой как джихад против неверных. Причем, эти стратегические цели реально осуществляются. Совершенно по-иному проявилось влияние на общес твенное мнение литературного творчества Б. Савинкова. После разоблачения Азефа Савинков, опубликовав «Коня бледного», нанес эсеровскому терроризму сильнейший удар, сняв с него ореол революционного романтизма и открыв его собственный ужасающий лик. Многие партийные функционеры обвиняли его в предательстве интересов революции. Но сотни рядовых эсеров после прочтения повести окончательно убеждались в бесперспективности и ущербности террористической тактики, а некоторые уходили из революции вообще. Об этом говорилось в письме Г. Лопатина И. Фундаминскому: «Б. В.Савинков вопреки самому себе, и сам того не желая, закрыл дорогу в террор сотням молодых революционеров… Может 118 Налицо красноречивое быть за это мы должны будем его благодарить?». свидетельс тво того, что литературная деятельность В. Ропшина в 1909–1912 годах способствовала определенной деморализации террористического движения в России. Но было бы абсолютным упрощением считать Б. Савинкова человеком, разуверившемся в терроре. В глубине души он всегда оставался предан терроризму вне какой-либо зависимости от идеологических убеждений. После февральских событий 1917 года на волне революционного энтузиазма в «Воспоминаниях террорис та» он вновь достиг иконографических высот в идеализации образов террорис тов. Вмес те с тем представляется, что главная сила информационного влияния террора, проявившаяся в литературных текстах Б. Савинкова, заключается не в непосредственном их воздействии на революционно-террористическую среду подпольной России, а в культивировании в обществе апокалипсических настроений безысходности, формирующих атмосферу приближающейся катастрофы и санкционирующих осуществление террора как неизбежного регулятора общественных отношений в революционную эпоху. Эта атмосфера катастрофического мироощущения была свойственна не только террористу Б. Савинкову, она была присуща самой ментальности серебряного века, что во многом предопределило дальнейшее развитие терроризма в России.

118

ГАРФ. Ф. 6212. Оп. 1. Д.2. Л. 92. 68

Часть III. ПРАКТИКУМ *** • Прочитайте ниже приведенный отрывок из повести Леонида Андреева «Рассказ о семи повешенных». • Дайте характеристику литературного образа террорис тки Тани Ковальчук. Достаточно ли четко выражены общес твенно-политические и идеологические мотивы террористической деятельности героини? • Каково представление Татьяны Ковальчук о своей смерти? • Согласны ли вы, что образ героини, созданный автором повести, воспринимается как оправдание террора и террористов? Обоснуйте свое мнение. Андреев, Л. Рассказ о с еми повешенных //Повес ти и рассказы. / Андреев. Л.– Кишинев : Картя Молдовэняскэ, 1989. –С. 525 – 531. Смерти нет Как во вс ю жиз нь свою Таня Ковальчук думала только о других и никогда о себе, так и теперь только за других мучилась она и тосковала сильно. Смерть она предс тавляла себе пос тольку, поскольку предстоит она, как нечто мучительное, для Сережи Головина, для Мус и, для других,– ее же самой она как бы не касалась совс ем. И, вознаграждая себя за вынужденную твердос ть на суде, она целыми часами плакала, как умеют плакать с тарые женщины, знавшие много горя, или молодые, но очень жалос тливые, очень добрые люди. И предположение о том, что у Сережи может не оказ аться табаку, а Вернер, может быть, лишен своего привычного крепкого чаю, и это еще вдобавок к тому, что он» должны умереть, – мучило ее, пожалуй, не меньше, чем самая мысль о каз ни. Каз нь – это что-то неизбежное и даже пос тороннее, о чем и думать не с тоит, а если у человека в тюрьме, да еще перед казнью, нет табаку, это совсем невыносимо. Вспоминала, перебирала милые подробности совместного житья и замирала от с траха, воображая встречу Сергея с родителями. И особенною жалостью жалела она Мусю. Уже давно ей казалось, что Муся любит Вернера, и, хотя это была совершенная неправда, все же мечтала 69

для них обоих о чем-то хорошем и светлом. На свободе Муся носила серебряное колечко, на котором был изображен череп, кость и терновый венец вокруг них; и час то, с болью, смотрела Таня Ковальчук на это кольцо, как на символ обреченнос ти, и, то шутя, то серьез но упрашивала Мусю снять его. – Подари его мне,– упрашивала она. – Нет, Танечка, не подарю. А у тебя скоро на пальце другое кольцо будет. Почему-то, в свою очередь, о ней думали, что она непременно и в скором времени должна выйти замуж, и это обижало ее, – никакого мужа она не хотела. И, вспоминая эти полушутливые разговоры свои с Мусей и то, что Муся теперь дейс твительно обречена, она задыхалась от слез, от материнской жалости. И всякий раз, как били часы, поднимала заплаканное лицо и прислушивалась, – как там, в тех камерах, принимают этот тягучий, настойчивый зов смерти. А Муся была счастлива. Заложив за спину руки в большом, не по росту, арестантском халате, делающем ее с транно похожей на мужчину, на мальчика-подростка, одевшегося в чужое платье, она шагала ровно и неутомимо. Рукава халата были ей длинны, и она отвернула их, и тонкие, почти детские, исхудалые руки выходили из широких отверстий, как стебли цветка из отверстия грубого, грязного кувшина. Тонкую белую шею шерс тила и натирала жес ткая материя, и из редка движением обеих рук Муся высвобождала горло и осторожно нащупывала пальцем то место, где краснела и саднила раздраженная кожа. Муся шагала – и оправдывалась перед людьми, волнуясь и краснея. И оправдывалась она в том, что ее, молоденькую, незначительную, сделавшую так мало и совсем не героиню, подвергнут той самой почетной и прекрасной смерти, какою умирали до нее настоящие герои и мученики. С непоколебимой верой в людскую доброту, в сочувствие, в любовь она представляла себе, как теперь волнуютс я из-за нее люди, как мучатся, как жалеют, – и ей было совестно до красноты. Точно, умирая на виселице, она совершала какую-то огромную неловкость. Она уже просила при последнем свидании своего защитника, чтобы он дос тал ей яду, но вдруг с похватилась: а если он и другие подумают, что это она из рисовки или из трусости, и вместо того, чтобы умереть скромно и незаметно, наделает шуму еще больше? И торопливо добавила: – Нет, впрочем, не надо. И теперь она хотела только одного: объяс нить людям и доказать им точно, что ока не героиня, что умирать вовсе не страшно и чтобы о ней не жалели и не заботились. Объяснить им, что она вовсе не виновата в том, что ее, молоденькую, незначительную, подвергают такой смерти и поднимают из-за нее столько шуму. Как человек, которого действительно обвиняют, Муся искала оправданий, пыталась найти хоть что-нибудь, что возвысило бы ее жертву, придало бы ей настоящую цену. Рассуждала: 70

– Конечно, я молоденькая и могла бы еще долго жить. Но... И, как меркнет свеча в блеске взошедшего солнца, тусклой и темной казалась молодос ть и жиз нь перед тем великим и лучезарным, что должно озарить ее скромную голову. Нет оправдания. Но, быть может, то особенное, что она носит в душе – безграничная любовь, безграничная готовность к подвигу, безграничное пренебрежение к себе? Ведь она дейс твительно не виновата, что ей не дали сделать всего, что она могла и хотела, – убили ее на пороге храма, у подножия жертвенника. Но если это так, если человек ценен не только по тому, что он сделал, а и по тому, что он хотел сделать, – тогда... тогда она достойна мученического венца. «Неужели? – думает Муся стыдливо. – Неужели я достойна? Достойна того, чтобы обо мне плакали люди, волновались, обо мне, такой маленькой и незначительной?» И несказанная радос ть охватывает ее. Нет ни сомнений, ни колебаний, она принята в лоно, она правомерно вступает в ряды тех светлых, что извека через костер, пытки и казни идут к высокому небу. Ясный мир и покой и безбрежное, тихо с ияющее счас тье. Точно отошла она уже от з емли и приблизилась к неведомому солнцу правды и жиз ни и бес плотно парит в его свете. «И это – смерть. Какая же это смерть?» – думает Муся блаженно. И если бы собрались к ней в камеру со всего света ученые, философы и палачи, разложили перед нею книги, скальпели, и петли и с тали доказывать, что смерть существует, что человек умирает и убивается, что бессмертия нет, – они только удивили бы ее. Как бессмертия нет, когда уже сейчас она бессмертна? О каком же еще бессмертии, о какой еще смерти можно говорить, когда уже сейчас она мертва и бессмертна, жива в смерти, как была жива в жиз ни? И если бы к ней в камеру, наполняя ее зловонием, внесли гроб с ее собственным разлагающимся телом и сказали: – Смотри! Это ты! Она посмотрела бы и ответила: – Нет. Это не я. И когда ее стали бы убеждать, пугая зловещим видом разложения, что это она – она! – Муся ответила бы с улыбкой: – Нет. Это вы думаете, что это – я, но это не я. Я, та, с которой вы говорите, как же я могу быть этим? – Но ты умрешь и станешь этим. – Нет, я не умру. –Тебя каз нят. Вот петля. – Меня казнят, но я не умру. Как могу я умереть, когда уже сейчас я – бессмертна? И отс тупили бы ученые, философы и палачи, говоря с содроганием: – Не касайтесь этого мес та. Это место – свято. 71

О чем еще думала Мус я? О многом думала она – ибо нить жиз ни не обрывалась для нее смертью и плелась спокойно и ровно. Думала о товарищах – и о тех далеких, что с тоскою и болью переживают их каз нь, и о тех близ ких, что вместе взойдут на эшафот. Удивлялась Василию, чего он так испугался, – он всегда был очень храбр и даже мог шутить со смертью. Так, еще утром во вторник, когда они надевали с Василием на пояса разрывные снаряды, которые через несколько часов должны были взорвать их самих, у Т ани Ковальчук руки дрожали от волнения и ее пришлось отс транить, а Василий шутил, паясничал, вертелся, был так неос торожен даже, что Вернер с трого сказал: – Не нужно фамильярничать со смертью. Чего же теперь он испугалс я? Но так чужд душе Муси был этот непонятный страх, что скоро она перестала думать о нем и разыскивать причину, – вдруг отчаянно захотелось увидать Сережу Головина и о чем-то посмеяться с ним. Подумала – и еще отчаяннее захотелось увидеть Вернера и в чем-то убедить его. И, предс тавляя, что Вернер ходит рядом с нею своею четкой, размеренной, вбивающей каблуки в землю походкой, Муся говорила ему: – Нет, Вернер, голубчик, это все пустяки, это совсем неважно, убил ты NN или нет. Ты умный, но ты точно в свои шахматы играешь: взять одну фигуру, взять другую, тогда и выиграно. Здесь важно, Вернер, что мы сами готовы умереть. Понимаешь? Ведь эти господа что думают? Что нет ничего страшнее смерти. Сами выдумали смерть, сами ее боятс я и нас пугают. Мне бы даже так хотелос ь: выйти одной перед целым полком солдат и начать стрелять в них из браунинга. Пусть я одна, а их тысячи, и я никого не убыо. Это-то и важно, что их тысячи. Когда тысячи убивают одного, то, значит, победил этот один. Это правда, Вернер, голубчик. Но и это было так ясно, что не хотелось доказывать дальше,– Вернер теперь и сам понял, наверное. А может, и просто не хотелось ее мысли ос танавливаться на одном – как легко парящей птице, которой видимы безбрежные горизонты, которой доступны весь простор, вся глубина, вся радость ласкающей и нежной синевы. Звонили часы непрес танно, колебля глухую тишину; и в этот гармоничный, отдаленно прекрасный звук вливались мысли и тоже начинали звенеть; и музыкою становились плавно скользящие образ ы. Словно тихою темною ночью ехала куда-то Мус я по широкой и ровной дороге, и покачивались мягкие рессоры, и бубенцы звенели. Отошли все тревоги и волнения, растворилось во тьме усталое тело, и радос тно-ус талая мысль спокойно творила яркие образы, упивалась их красками и тихим покоем. Вспомнила Муся трех товарищей своих, повешенных недавно, и лица их были ясны, и радос тны, и близки – ближе тех уже, что в жиз ни. Так утром радос тно думает человек о доме своих друзей, куда войдет он вечером с приветом на смеющихся ус тах. Очень устала Муся ходить. Прилегла ос торожно на койку и продолжала грезить с легко закрытыми глаз ами. Звонили 72

часы непрестанно, колебля немую тишину, и в их звенящих берегах тихо плыли светлые поющие образы. Муся думала: «Неужели это смерть? Боже мой, как она прекрасна! Или это жизнь? Не з наю, не з наю. Буду смотреть и слушать». Уже давно, с первых дней заключения, начал фантаз ировать ее с лух. Очень муз ыкальный, он обос трялс я тишиною и на фоне ее из скудных крупиц дейс твительности, с ее шагами часовых в коридоре, звоном часов, шелес том ветра на железной крыше, скрипом фонаря, творил целые музыкальные картины. Сперва Муся боялась их, отгоняла от себя, как болез ненные галлюцинации, потом поняла, что сама она з дорова и никакой болез ни тут нет – и с тала отдаватьс я им спокойно. И теперь – вдруг совершенно ясно и отчетливо она услыхала звуки военной муз ыки. В изумлении она открыла глаза, приподняла голову – за окном с тояла ночь, и часы звонили. «Опять, значит!» – подумала она спокойно и закрыла глаз а. И как только закрыла, музыка з аиграла снова. Яс но слышно, как из-з а угла з дания, справа, выходят солдаты, целый полк, и проходят мимо окна. Ноги равномерно отбивают такт по мерзлой земле: раздва! раз-два! – слышно даже, как поскрипывает иногда кожа на сапоге, вдруг ос кольз аетс я и тут же выправляетс я чья-то нога. И музыка ближе: совершенно нез накомый, но очень громкий и бодрый праздничный марш. Очевидно, в крепости какой-то праздник. Вот оркес тр поравнялся с окном, и вся камера полна веселых, ритмичных, дружно-разноголосых звуков. Одна труба, большая, медная, резко фальшивит, то запаздывает, то смешно забегает вперед – Муся видит солдатика с этой трубой, его старательную физ иономию, и смеется. Вс е удаляется. Замирают шаги: раз-два! раз-два! Из далека музыка еще красивее и веселее. Еще раз-другой громко и фальшиво-радос тно вскрикивает медным голосом труба, и все гаснет. И снова на колокольне вызванивают часы, медленно, печально, еле-еле колебля тишину. «Ушли!» – думает Муся с легкой грустью. Ей жаль ушедших звуков, таких веселых и смешных; жаль даже ушедших солдатиков, потому что эти старательные, с медными трубами, с поскрипывающими сапогами совсем иные, совсем не те, в кого хотела бы она с трелять из браунинга. – Ну, еще! – просит она ласково. И приходят еще. Склоняются над нею, окружают ее прозрачным облаком и поднимают вверх, туда, где несутся перелетные птицы и кричат, как герольды. Направо, налево, вверх и вниз – кричат, как герольды. Зовут, оповещают, далеко возвещают о полете своем. Широко машут крылами, и тьма их держит, как держит их и свет; и на выпуклых грудях, разрезающих воздух, отсвечивает снизу голубым сияющий город. Вс е ровнее бьется сердце, все спокойнее и тише дыхание Муси. Она засыпает. Лицо ус тало и бледно; под глазами круги, и так тики девичьи исхудалые руки,– а на ус тах улыбка. Завтра, когда будет всходить солнце, это человеческое лицо исказ и тс я нечеловеческой гримасой, зальется густою

73

кровью мозг, и вылезут из орбит остекленевшие глаза,– но сегодня она спи т тихо и улыбаетс я в великом бессмертии своем. Заснула Муся. А в тюрьме идет своя жизнь, глухая и чуткая, слепая и зоркая, как сама вечная тревога. Где-то ходят. Где-то шепчут. Где-то звякнуло ружье. Кажется, кто-то крикнул. А может быть, и никто не кричал – прос то чудится о т тишины. Вот бесшумно отпала форточка в двери – в темном отверстии показывается темное усатое лицо. Долго и удивленно таращит на Мусю глаз а – и пропадает бесшумно, как явилось. Звонят и поют куранты долго, мучительно. Точно на высокую гору ползут к полуночи усталые часы, и все труднее и тяжелее подъем. Обрываются, скольз ят, летят со стоном вниз – и вновь мучительно ползут к своей черной вершине. Где-то ходят. Где-то шепчут. И уже впрягают коней в черные без фонарей кареты. *** А.С. Грин, автор знаменитых романтических повестей «Алые паруса», «бегущая по волнам» и др. в юности был активным членом партии социалистов-революционеров и даже готовился к совершению террористического акта, но, как и герой его рассказа «Карантин», отказался выполнить это задание Боевой группы эсеров, усомнившись в правильности террора. Прототипом главного героя в рассказе «Марат» послужил один из самых известных эсеровских террористов Иван Каляев, убивший в феврале 1905 года губернатора Москвы великого князя Сергея Александровича Романова. • В чем заключается главный смысл террора с точки зрения Яна, главного героя рассказа «Марат»? • Какова, по вашему мнению, точка зрения автора? Солидарен ли он с мнением Яна? • Каковы взаимоотношения Яна с другими героями рассказа? Понимают ли они друг друга? Грин, А.С. Марат. // Собрание сочинений в 6 томах. Т.1./ А.С. Грин. – Москва: Правда, 1965. – С. 60-62. Вдруг вопрос, странно-знакомый и чуждый, прогнал дремотное очарование ночи. И цель его была мне совершенно неизвес тна. Возможно, что Яну прос то захотелось поговорить. Он спрос ил совершенно с покойно и прос то: – Кирилл! Что вы думаете о терроре? 74

– О терроре-е? – удивился Кирилл.– Д а то же, надеюсь, что и вы. Программа у нас общая... Ян ничего не сказ ал на это, Кирилл подождал с минуту и затем спросил: – А вы почему об этом заговорили? Ян ответил не сразу. – Потому, – сказал он наконец как бы в раздумье рас тягивая слова, – что террор – ужас... А ужаса нет. Значит, и террора нет... А ес ть... – Самый нас тоящий террор и ес ть! – нас торожившись, задорно ответил Кирилл. – Конечно, в пределах возможного... А что же, по-вашему? – Да так, пус тяки... Спорт. Паники я не вижу... Где она? Сумейте нагнать панику на врагов. Это – все! Ужас – все!.. Кирилл насмешливо потянул носом. – Надоело все это, з наете ли... – сказал он. – Д аже и говорить не хочется. Вс е это уж взвешено тысячу раз... А спорить ради удовольс твия – я не мастер. Да и к чему? – Вы, Ян, страшно однобоки! – важно заметила девушка. – Вам бы в вос ьмидесятых годах жить... А пропаганда? Организация?.. Ян с нисходительно улыбнулс я углами губ. – Слыхали. А з наете ли вы, что главное в революции? Ненавис ть! И если ее нет, то... и ничего нет. Если б каждый мог ненавидеть!.. Сама з емля затрепетала бы от страха. – Да он Марат извес тный! – захохотал Кирилл.– В ***ске его так и звали: «Маленький Марат». Ему все крови! Больше крови! Много крови... Кр-рови, Яго!.. Т игра лютая! Каменное лицо Яна ос талось совершенно равнодушным. Но через мгновение он живо повернулся всем корпусом и воскликнул с такой страс тью, что даже я невольно нас торожилс я, почуяв новые с труны в этом, хорошо мне з накомом, сердце. – Д а! пус ть ужас вперит в них с лепые, белые глаза!.. Я жес токос ть отрицаю... Но ис требить, уничтожить врагов – необходимо! С корнем, навсегда вырвать их! Вспомните уроки ис тории... Совсем, до одного, навсегда, без ос татка, без претендентов! Чтобы ни одна капля враждебной крови не с тучала в жилах народа. Вот что – революция! А не печатанье бумажек. Чтобы ни один уличный фонарь не ос талс я без украшения!.. Это было сказ ано с такой гордос тью и сознанием правды, что мы не сраз у нашлись, что сказ ать. Да и не хотелось. Мы думали иначе. А он думал иначе, чем мы. Это было просто и не требовало споров. Евгения подняла брови и долгим, всматривающимся взглядом посмотрела на Яна. – Вы какой-то Тамерлан в миниатюре, господь вас ведает... А ведь, з наете, вы на меня даже уныние нагнали... Такие словеса может диктовать только полное отчаяние... А вы это серьезно? 75

Лицо Яна еще раз вспыхнуло острой мукой и потухло, окаменев в задумчивос ти. Только черные глаз а бес покойно блес тели в орбитах.

*** Перед вами два поэтических портрета, созданных Максимилианом Волошиным, – Марии Спиридоновой и Бориса Савинкова. • Определите, каково отношение автора к этим людям? • Как он оценивает их личнос тные качества? • Почему поэт обращается к символическим образам «чайки» и «лося»? Что, по вашему мнению, означают эти символы? Волошин, М. Ропшин. // «Средоточье всех путей…». Избранные стихотворения и поэмы / М. Волошин. – М., 1989. – С. 18 – 19. Холодный рот. Щеки бесстрастной складки И взгляд из-под ус талых век… Таким тебя сковал желез ный век В с трас тных огнях и в бреде лихорадки. В прихожих Л увра, в западнях Блуа, Карандашом, без тени и без краски Клуэ чертил такие ж точно маски Времен последних Валуа. Но сквозь лица пергамент сероватый Я вижу дали северных снегов, И в звездной мгле стоит большой, сохатый Унылый лось — с крестом между рогов. Таким ты был. Бесстрастный и мятежный – В руках кинжал, а в сердце крес т; Судья и меч… с душою снежно-нежной, На всех путях хранимый волей звезд. Волошин, М. Чайке. // Владимиров В. Мария Спиридонова. М.: П. Поплавского, 1906. – С. 144. На чис том теле след нагайки И кровь на мраморном челе И крылья вольной белой чайки Едва влачатся по земле… Душа погибла в непогоду Погибла в мрачной темноте – За меньших братьев, за свободу Распятой жертвой на кресте 76

Она кружилась в вихре бури… Погибшей ей не увидать, Когда над морем луч лазури Сверкнет как Божья благодать *** • Поз накомьтесь с отрывками романа А. Белого «Петербург». • Как вы думаете, почему А. Белый в романе «Петербург» связывает понятия террорис тического акта и провокации? • Какую роль в распространении террористических нас троений играют слухи? Белый, А. Петербург. // Сочинения в 2-х т. Т. 2. Проза /сост. В. Пискунова.– М. : Худож. лит., 1990. – С. 22–23. ДВУХ БЕД НО ОД ЕТЫХ КУРСИСТОЧЕК… Среди медленно протекающих толп протекал незнакомец; верней – утекал в совершенном смятенье от того перекрестка, где был он притиснут к карете, откуда уставились: ухо, цилиндр. Это ухо он видел! Он – кинулся в бегство. Пересекая столбы разговоров, ловил их отрывки, и составлялис я предложения. – «Знаете?» – пронеслось где-то справа; погасло. И – вынырнуло: – «Собираются...» –«Бросить...» Шушукало сзади: – «В кого?» И вот темная пара сказала. –«Абл...» Прошла: – «В Аблеухова?!». Пара докончила где-то вдали... –«Абл... ейка меня кк... исла... тою... попробуй…». И пара икала. Но незнакомец стоял, потрясенный всем слышанным: – «Собираются?..» –«Бросить?..» Кругом зашепталось: – «Пора... право...» Незнакомец услышал не «право», а «прово», докончил же сам: – «Прово-кация?!» Провокация загуляла по Невскому. Провокация изменила смысл слышанных слов. 77

Просто он от себя присоединил предлог ве, ер: присоединением буквы в е и твердого знака изменился невинный словесный обрывок в обрывок ужасного содержания; и – главное: присоединил предлог – незнакомец. Провокация, стало быть, в нем сидела самом. О, русские люди! Становитесь вы тенями клуболетящих туманов: туманы летят искони из свинцовых пространств закипевшего Бал-та; в туманы уставились пушки. В двенадцать часов глухой пушечный выстрел торжественно огласил Петербург, великолепную столицу Империи: и туманы разорвалися, и тени рассеялись. Только тень – молодой человек – не сотрясся и не распался о т выстрела, беспрепятственно совершая пробег до Невы. Вдруг – то увидел в упор на себя устремленные глазки двух бедно одетых курсисточек... • Проанализируйте второй отрывок из романа. • Что, по вашему мнению, означает галлюцинация террорис та Александра Ивановича Дудкина о посещении его дома Медным Всадником? Белый, А. Петербург // Сочинения в 2-х т. Т. 2. Проза /сост. В. Пискунова.– М. : Худож. лит., 1990. – С. 214 – 215. ГОСТЬ …Александр Иванович слыхал: звук – грянул снизу; и повторился на лестнице: раздался удар за ударом; удары металла, дробящие камень – все выше, все ближе: какой-то громила громил внизу лестницу; прислушивался, не отворитс я ль дверь, чтобы унять безобразие. К площадке шел вверх (металлический кто-то); теперь сотрясающим грохотом падало много пудов : обсыпались с тупени; и – вот: пролетела у двери площадка. И – треск: стремительный; дверь с петель – слетела; и – тусклости проливалися дымными, раззелеными клубами; от раздробленной двери, с площадки, теперь начинались прос транс тва луны; и черная комната открывалась – в неизъяснимости; посередине дверного порога, из стен, пропускающих купоросного цвета пространс тва, – склонивши венчанную, позеленевшую голову и простирая тяжелую позеленевшую руку, стояло громадное тело, горящее фосфором. Вс тал Медный Петр. Плащ матовый отвисал тяжело – с отливающих блеском плечей и с чешуйчатой брони; теперь повторилися судьбы Евгения – в миг, как распалися 78

стены здания в купоросных пространствах; так точно: разъялось прошедшее; и Александр Иванович воскликнул: – «Я – вспомнил... Я – ждал...» Медноглавый гигант прогонял чрез периоды времени вплоть до этого мига, смыкая весь круг; протекали века, и встал Николай; и вставали на трон – Александры; а Александр Иванович, тень, без устали одолевала пер оды времени, пробегая по дням, по годам, по сырым петербургским проспектам, – во сне, наяву: а вдогонку и вдогонку за всеми, – гремели удары металла, дробящие жизни. Тот грохот я слышал; ты слышал ли? Аполлон Аполлонович – удар камня; и Петербург – удар камня; кариатида, – которая оборвется, – удар; неизбежны – погони; и – неизбежны удары; на чердаке не укроешься; весь чердак – от Липпанченки; и чердак – западня; проломить, проломить его – ударами... по Липпанченке! Под ударами разлетится Липпанченко; чердак – рухнет; разрушится – Петербург; кариатида – разрушится; и голая голова Аблеухова – рассядется надвое. Медный Гость сказал ему: – «Здравствуй, сынок!» И – три шага: три треска рассевшихся бревен; и металлическим задом своим гулко треснул по стулу литой император; и зеленеющий локоть всей тяжестью меди валился на с тол колокольными звуками; медленно снял с головы император свой медный венок; лавры грохотно оборвались. И бряцая, и дзанкая, докрасна раскаленную трубочку повынимала рука; и – указ ывала глазами на трубочку; и — подмигнула на трубочку: «Petro Primo Catherina Secunda...» (Петр у П ерв ому Е к а те рин а В торая ) Всунула в губы: зеленый дымок распаявшейся меди отчетливо закурился под месяцем. Александр Иваныч, Евгений, впервые тут понял: столетие пробежал понапрасну: от декабря к октябрю: а за ним громыхало без всякого гнева – по деревням, городам, по подъездам, по лес тницам; он – прощенный; все бывшее совокупно с навстречу идущим – лишь призрачные прохождения мытарств до трубы. В медных впадинах Вс адника вспыхнула медная дума: упала дробящая камни рука, – раскаляйся докрас на; и – сломала ключицу: – «Умри, потерпи...» Металлический Гость, раскалившийся под луною, сидел перед ним; опаляющий, красно-багровый; вот он, прокалясь, побелел; и – потек на склоненного Александра Ивановича: пепелящим потоком: металлами – пролился в его жилы.

79

*** • Прочтите отрывок из романа Б. Савинкова «Конь бледный». • Каково отношение Жоржа к своей будущей жертве как к объекту террора? • Что значит убийс тво с его точки зрения? Савинков, Б. В. Избранное. – М.: Издательство «Новости» (АПН) совместно с «Инновационным фондом», 1990.– С. 310– 311. 9 марта. Губернатор живет в старинном доме. Кругом шпионы и часовые. Двойная ограда. Нас немного: пять "человек. Федор, Ваня и Генрих – извозчики. Они непрерывно следят за ним и сообщают мне свои наблюдения. Эрна – химик. Она приготовит снаряды. У себя за столом я по плану черчу пути. Я пытаюсь воскресить его жизнь. В залах его дома мы вместе вс тречаем гостей. Вмес те гуляем в саду, за решеткой. Вмес те прячемся по ночам. Вместе молимся Богу. Я его видел сегодня. Я ждал его на улице. Долго бродил по замерзшему тротуару. Падал вечер, был сильный мороз. Я уже потерял надежду. Вдруг на углу пристав махнул перчаткой. Городовые вытянулись во фронт, сыщики заметались. Улица замерла. Мимо мчалась карета. Черные кони. Кучер с рыжею бородою. Ручка дверец изгибом, желтые спицы колес. Следом – сани. В быс тром беге я едва различил его. Он не увидел меня: я был для него улицей. Счастливый, медленно, я вернулся домой. 10 марта. Когда я думаю о нем, у меня нет ни ненависти, ни злобы. У меня нет и жалости. Я равнодушен к нему. Но хочу его смерти. Я верю, что сила ломит солому, не верю в слова. Я не хочу быть рабом. Я не хочу, чтобы были рабы. Говорят, нельзя убивать. Говорят еще, что одного можно убить, а другого нельзя. Всячески говорят. Я не знаю, почему нельзя убивать. И не пойму никогда, почему убить во имя вот этого хорошо, а во имя вот того-то – дурно. Помню, – я был в первый раз на охоте. Краснели поля гречихи, падала паутина, молчал лес. Я стоял на опушке, у изрытой дождем дороги. Иногда шептали березы, пролетали желтые листья. Я ждал. Вдруг непривычно колыхнулась трава. Маленьким серым комочком из кустов выбежал заяц и осторожно присел на задние лапки. Озирался кругом. Я, 80

дрожа, поднял ружье. По лесу прокатилось эхо, синий дым растаял между берез. На залитой кровью, побуревшей траве, бился раненый заяц. Он кричал, как ребенок плачет. Мне стало жалко его. Я выстрелил еще раз. Он умолк. Дома я сейчас же забыл о нем. Будто он никогда и не жил, будто не я отнял у него самое ценное – жизнь. И я спрашиваю себя: почему мне было больно, когда он кричал? Почему мне не было больно, что я для забавы убил его? • Как рассматривает убийство Ваня? Можно ли считать Ваню верующим христианином? Ответ обоснуйте. Савинков, Б.В. Избранное. – М.: Издательство «Новости» (АПН) совместно с «Инновационным фондом», 1990. – С. 312- 313. Я не знаю, почему я иду... но знаю, почему идут многие. Генрих убежден, что так нужно. У Федора убили жену. Эрна говорит, что ей стыдно жить. Ваня... Но пусть Ваня скажет сам за себя. Накануне он возил меня по городу. Я назначил ему свидание в скверном трактире. Он пришел в высоких сапогах и поддевке. У него теперь борода и волосы острижены в скобку. Он говорит: – Послушай, думал ты когда-нибудь о Христе? – О ком? — переспрашиваю я. – О Христе? О Богочеловеке Хрис те?.. Думал ли ты, как веровать и как жить? Знаешь, у себя на дворе я часто читаю Евангелие и мне кажется есть только два, всего два пути. Один – все позволено. Понимаешь ли: все. И тогда – Смердяков. Если, конечно, сметь, если на все решиться. Ведь если нет Бога и Христос – человек, то нет и любви, значит, нет ничего... И другой путь – путь Хрис тов ко Христу... Слушай, ведь если любишь, много, понастоящему любишь, можно тогда убить, или нельзя? Я говорю: – Убить всегда можно. – Нет, не всегда. Нет, убить – тяжкий грех. Но вспомни: нет больше той любви, как если за други своя положить душу свою. Не жизнь, а душу. Пойми: нужно крес тную муку принять, нужно из любви для любви на все решиться. Но непременно, непременно из любви и для любви. Иначе – опять мердяков, то ес ть путь к Смердякову. Вот я живу. Для чего? Может быть, для смертного моего часа живу. Молюсь: Господи, дай мне смерть во имя любви. А об убийс тве ведь не помолишься. Убьешь, а молиться не станешь... И ведь знаю: мало во мне любви, тяжел мне мой крест. – Не смейся, – говорит он через минуту, – зачем и над чем смеешься? Я Божьи слова говорю, а ты скажешь: бред. Ведь ты скажешь, ты скажешь: бред? 81

Я молчу. – Помнишь, Иоанн в Откровении сказал: “В те дни люди будут искать смерти, но не найдут ее, пожелают умереть, но смерть убежит от них”. Что же, скажи, страшнее, если смерть убежит от тебя, когда ты будешь звать и искать ее? А ты будешь искать. Как прольешь кровь? Как нарушишь закон? А проливаем и нарушаем. У тебя нет закона, кровь для тебя – вода. Но слушай же меня, слушай: будет день, вспомнишь эти слова. Будешь искать конца, не найдешь: смерть убежит от тебя. Верую во Хрис та, верую. Но я не с ним. Недостоин быть с ним, ибо в гряз и и в крови. Но Хрис тос, в милосердии своем, будет со мною. Я пристально смотрю на него. Я говорю: – Так не убий. Уйди. Он бледнеет: – Как можешь ты это сказать? Как смеешь? Вот, душа моя скорбит смертельно. Но я не могу не идти, ибо я люблю. Если крест тяжел, – возьми его. Если грех велик, – прими его. А Господь пожалеет тебя и простит. – И простит, – повторяет он шепотом. – Ваня, все это вздор. Не думай об этом. *** • Как соотнос ятся факты дейс твия генерала Храпова по отношению к революционерке Иванцовой с мотивами теракта, проведенного против него Боевой группой? • Какую роль в подготовке теракта сыграла нелегальная цюрихская газ ета «Воля народа»? Б. Акунин. Статский советник. Роман. – М. : Захаров, 2001. – С.12–14. …Чиновник приблиз илс я к сидящему вплотную, сунул руку во внутренний карман кас торового пиджака, но тут его взгляд упал на запрещенную газету с отчерченной красным статьей. Генерал перехватил взгляд статского советника, насупился. – Не оставляют господа нигилисты Храпова своим вниманием. Нашли «палача»! Вы ведь, Эраст Петрович, Тоже, поди, всякой ерунды про меня наслушались? Не верьте, врут злые языки, всё шиворот-навыворот перекручивают! Не секли ее в моем присутс твии до полусмерти зверитюремщики, клевета это! – Было видно, что злополучная ис тория с повесившейся Иванцовой попортила его высокопревосходительству немало крови и до сих пор не дает ему покоя. – Я честный солдат, у меня два «Георгия» – за Севастополь и за вторую Плевну! – горячась, воскликнул он. – Я ведь девчонку, дуру эту, от каторги уберечь хотел! Ну, сказал ей на «ты», эка важность. Я же по-отечески! У меня внучка ее возраста! А она мне, 82

старому человеку, генерал-адъютанту, пощечину – при охране, при заключенных! За это мерзавке по закону десять лет каторги следовало! А я велел только посечь и хода делу не давать. Не до полусмерти пороть, как после в газетках писали, а влепить десяток горячих, в полсилы! И не тюремщики секли, а надз ирательница. Кто ж знал, что эта полоумная Иванцова руки на себя наложит? Ведь не дворянских кровей, мещаночка обыкновенная, а такие нежнос ти! – Генерал сердито махнул. – Теперь ввек не отмоешься. После другая такая же дура в меня с треляла. Я писал его величеству, чтоб не вешали ее, но государь был непреклонен. Собс твенноручно на прошении начертал: «Кто на моих верных слуг меч поднимает, тому никакой пощады». – Храпов растроганно заморгал, в глазах блеснула стариковская слеза. – Устроили травлю, будто на волка. А ведь я как лучше хотел... Не понимаю, хоть режьте, не понимаю! Генерал-губернатор сокрушенно развел руками, а брюнет с седыми висками внезапно сказал на это, причем безо всякого заикания: – Где вам понять, что такое чес ть и человеческое дос тоинс тво. Ничего, вы не поймете, так другим псам урок будет. Иван Федорович разинул рот и хотел приподняться из кресла, но удивительный чиновник уже дос тал из-под пиджака руку, и в руке этой была никакая не телеграмма, а короткий кинжал. Кинжал вонзился генералу прямо в сердце, и брови у Храпова поползли вверх, рот открылся, но не произнес ни звука. Пальцами генерал схватил с татского советника за руку, причем снова блеснул давешний алмаз. А потом голова генерал-губернатора безжизненно откинулась назад, и по подбородку заструилась ленточка алой крови. Убийца брезгливо расцепил на своем запястье пальцы мертвеца, нервным движением сорвал приклеенные усики, потер седые виски, и они стали такими же черными, как остальные волосы. Оглянувшись на закрытую дверь, решительный человек подошел к одному из слепых окон, выходивших на пути, и потянул ручку, но рама примерзла насмерть и не подавалась. Это, однако, ничуть не смутило странного с татского советника. Он взялся за скобу обеими руками, навалился. На лбу вздулись жилы, скрежетнули стиснутые зубы и – вот чудо – рама заскрипела, поехала вниз. Прямо в лицо силачу хлестнуло снежной трухой, обрадованно заполоскались занавески. Одно ловкое движение – и убийца перекинулся через окаем, растворился в сереющих сумерках. Кабинет преображался прямо на глазах: ветер, не веря своему счастью, принялся гонять по ковру важные бумаги, теребить бахрому скатерти, трепать седые волосы на голове генерала. Голубой абажур порывис то закачался, световое пятно заерзало по груди убитого, и стало видно, что на кос тяной рукоятке основательно, до упора всаженного кинжала вырезаны две буквы: Б Г.

83

*** • Проанализ ируйте отрывок романа о вербовке Пожарским террорис та Рахмета. Чья позиция, по вашему мнению, наиболее верно отражает государс твенный подход к проблеме внедрения агентов в террорис тическую среду – Пожарского или Смольянинова? • Как вы думаете, на чьей с тороне симпатии автора романа? Каково ваше личное мнение по этому поводу? Акунин, Б. Статский советник. Роман. – М. : Захаров, 2001.– С. 106 – 113. Такого допроса Эрасту Петровичу видеть еще не приходилось. Что это он у вас прикрученный с идит, будто на электрическом стуле? – удивился князь, когда вошли вкомнату для допросов. – Слыхали про новейшее американское изобретение? Вот сюда и сюда (он ткнул сидящему в запястье и затылок) подсоединяют электроды и пропускают ток. Просто и Эффективно. – Пугать изволите? – нагло улыбнулся скованный, обнажив щербатый рот. – Напрасно. Я пыток не боюсь. – Помилуйте, – удивился Пожарский. – Какие пытки? Мы ведь в России, а не в Китае. Велите развязать, Петр Иванович. Что за азиатчина, право. Отчаянный субъект, – предупредил Бурляев. – Может броситься. Князь пожал плечами: – Нас тут шес теро, и все исключительно крепкой комплекции. Пускай бросается. Пока отцепляли ремешки, петербуржец с любопытством рассматривал пойманного террориста. И вдруг с чувством сказал: – Боже мой, Николай Иосифович, вы даже не представляете, до чего я рад вас видеть. Познакомьтесь, господа. Перед вами Николай Селез нев собственной персоной, неустрашимый герой революции. Тот самый, что прошлым летом зас трелил полковника фон Бока, а потом с пальбой и взрывами сбежал из тюремной кареты. Я его из вашего описания сразу опознал. Схватил досье – и в дорогу. Ради милого дружка шес тьсот верс т не околица. Трудно сказать, на кого это заявление подейс твовало сильнее – на ошеломленных москвичей или на арестанта, застывшего с преглупой миной на лице: губы еще раздвинуты в улыбке, а брови уже поползли вверх. 84

– А я – полковник Пожарский, вице-директор Департамента полиции. Раз вы, Николай Иосифович, нынче в Боевой Группе, то мы с вами уже встречались, на Аптекарском острове. Незабываемая была встреча. И, не снижая темпа, энергично продолжил: – Bite, душа моя, мне сам Бог послал. Я уж думал в отс тавку, а тут вы сами припожаловали. Т ак бы и расцеловал. Он даже сделал к арестанту некое движение, будто и в самом деле намеревался его облобызать, и бесстрашный террорист поневоле вжался в спинку стула. – Я пока в поезде ехал, с татейку сочинил, – доверительно сообщил ему стремительный флигель-адъютант и вынул из портфеля исписанный листок. – Называется «Конец БГ близок». Подзаголовок – «Триумф Департамента полиции». Послушайте-ка: «Злодейское умерщвление незабвенного Ивана Федоровича Храпова недолго оставалось неотмщенным. Тело страдальца еще не предано з емле, а московские с ыскные органы уже арестовали опаснейшего террориста Н. С., который дал подробные показания о деятельнос ти Боевой Группы, членом которой он является». Тут немного со стилем не того, два раза «который», но ничего, редактор поправит. Дальше читать не буду – смысл вам понятен. Задержанный, которого, оказывается, звали Николаем Иосифовичем Селезневым, ухмыльнулся: – Чего уж непонятного. Угрожаете скомпрометировать меня перед товарищами? – И это для вас будет пос трашнее виселицы, – уверил его князь. – Ни в тюрьме, ни на каторге никто из политических вам руки не подаст. Зачем государству вас казнить, брать лишний грех на душу. Сами в петлю полезете. – Ничего, не полезу. Мне веры побольше, чем вам. Приемчики Охранки моим товарищам извес тны. Пожарский спорить не с тал: – Оно конечно, кто же поверит, что безупречный герой террора сломался и все выдал. Пс ихологически недостоверно, я понимаю. Только вот... Господи, где же они... – Он порылся в своем желтом портфеле и извлек оттуда стопку небольших прямоугольных карточек. – Вот. А я уж испугался, думал, в спешке на с толе ос тавил. Только вот, говорю, безупречный ли. Я з наю, у вас в партии нравы с трогие. Вам бы лучше к анархис там, Николаи Иосифович, у них оно того, поживее. Особенно с вашим пытливым характером. Полюбуйтес ь-ка, господа, на эти фотографические снимки. Сделаны через потайное отверс тие в одном порочнейшем заведении на Лиговке. Это вот наш Николай Иосифович, его тут сзади видать. А с ним – Любочка, одиннадцатилетнее дитя. То есть, 85

конечно, дитя разве что в смысле возрас та и телесного сложения, а по опыту и привычкам совсем даже не дитя. Но если ее биографию не з нать, смотрится чудовищно. Вот, Петр Иванович, на эту посмотрите. Здесь и Николая Иосифовича хорошо видно. Полицейские сгрудились вокруг Пожарского, с интересом рассматривая снимки. – Взгляните, Эраст Петрович, какая гадос ть! – возмущенно воскликнул Смольянинов, протягивая Эрас ту Петровичу одну из фотографий. Фандорин мельком взглянул и ничего не сказал. Арес тант с идел бледный, нервно кусая губы. – Полюбопытс твуйте и вы, – поманил его пальцем князь. – Вам ведь тоже интересно. Сергей Витальевич, голубчик, дайте ему. Порвет – не страшно, еще напечатаем. В сочетании с этими снимками психологический портрет господина Селезнева получится совсем иного оттенка. Я ведь понимаю, Николай Иосифович, – снова обратился он к террорис ту, остолбенело пялившемуся на фотографическую карточку. – Вы не то чтобы законченный развратник, вам прос то любопытно стало. Опасное качество – чрезмерное любопытс тво. Пожарский вдруг подошел к нигилисту, крепко взял его за плечи обеими руками и заговорил медленно, размеренно, словно вбивал гвозди: – Вы, Селезнев, получите не героический процесс, на котором в вас будут влюбляться дамочки из зала. В вас плюнут ваши же товарищи как в предателя и подонка, запятнавшего светлый лик революции. Арес тант завороженно смотрел на говорившего снизу вверх. – А теперь я вам обрисую иную возможность. – Князь убрал руки с плеч Селез нева, пододвинул с тул и уселся, изящно закинув ногу на ногу. – Вы человек смелый, веселый, безудержный. Что вам за интерес якшаться с этими тоскливыми страстотерпцами, вашими нудными товарищами по революционной борьбе? Они – как пчелы, которым нужно сбиватьс я в рой и жить по правилам, а вы одиночка, с ам по себе, и законы у вас свои собственные. Признайтесь, ведь в глубине души вы их презираете. Они для вас чужие. Вам нравится играть в казаки-разбойники, рисковать жизнью, водить полицию за нос. Так я вам ус трою игру поинтересней и порискованней революционной. Сейчас вы кукла в руках партийных теоретиков, которые пьют кофий со сливками в Женевах и Цюрихах, пока дурачки вроде вас поливают кровью российские мостовые. А я вам предлагаю самому стать кукловодом и дергать за ниточки всю эту волчью стаю. Уверяю вас, получите ис тинное наслаждение. – Я буду за ниточки дергать их, а вы меня? – хрипло спросил Селезнев. – Вас, пожалуй, подергаешь, – засмеялся Пожарс кий. – Наоборот, я буду целиком и полнос тью от вас зависеть. Я делаю на вас большую ставку, иду ва-банк. Если вы сорветесь, моей карьере конец. Видите, Селез нев, я с вами абсолютно откровенен. Кс тати, как ваше революционное прозвище? 86

– Рахмет. – Ну а для меня вы будете... предположим, Гвидон. – Почему Гвидон? – Селезнев озадаченно нахмурился, будто никак не поспевал за ходом событий. – А потому что будете летать с вашего острова Буяна ко мне, в царс тво славного Салтана, то комаром, то мухой, то шмелем. Внез апно Эраст Петрович понял, что вербовка уже состоялась. «Да» еще не сказано, но невидимый рубеж перейден. Дальше и в самом деле все произошло очень быстро, в считанные минуты. Сначала Рахмет рассеянно, как о чем-то незначащем, ответил на быс трые вопросы виртуозного дознавателя о количественном составе Боевой Группы (оказалось, что их всего четверо: с тарший по кличке Грин, Емеля, Снегирь и сам Рахмет). Потом дал каждому яркую и сочную характеристику. Про главаря, к примеру, сказал так: «Он как Франкенштейн из английского романа, получеловек-полумашина. Когда говорит или двигается, прямо слышно, как шестерни побрякивают. Для Грина ес ть только черное и белое, его не собьешь». Так же охотно, без сопротивления Рахмет назвал адрес конспиративной квартиры и даже согласие на добровольное сотрудничество написал легко, как любовную записочку. Вид у него при этом был вовсе не испуганный и не пристыженный, а скорее задумчивый, словно человек открывал для себя новые, неожиданные горизонты и еще не вполне освоился с представившимся его взору ландшафтом. – Идите, Гвидон, – сказал Пожарский, крепко пожав ему руку. – Ваше дело – найти Грина и отдать его нам. Задача трудная, но вам по плечу. И не бойтесь, что мы вас подведем. Вы теперь самый главный для нас человек, мы на вас молиться станем. Связь, как условлено. С Богом. А если не верите в Бога, то попутного ветра. Едва за бывшим террористом Рахметом, новоиспеченным «сотрудником» Гвидоном закрылась дверь, Бурляев уверенно сказал: – Сбежит. Не прикажете ли приставить к нему пару хороших филеров? Ни в коем случае, – покачал головой князь и зевнул. – Во-первых, филеров могут заметить, и мы его провалим. А во-вторых, не будем оскорблять нашего комарика недоверием. Я эту породу знаю. Сотрудничать станет не за страх, а за совесть, с вдохновением и фантазией. Пока острота ощущений не притупится. Тут, господа, главное момент не упус тить. А он непременно настанет, этот момент, когда наш Гвидон вдруг сообразит, что еще пикантней будет совершить двойное предательс тво, то есть дергать за ниточки обе куклы, полицейскую и революционную, стать самым главным кукловодом. Здесь-то наш с Николаем Иосифовичем вальс и закончится. Только бы услышать, когда музыка перестанет играть.

87

– Как это верно! – горячо воскликнул Зубцов, глядя на столичного психолога с неподдельным восхищением. – Я об этом много думал, только наз ывал про себя по-другому. Вес ти «сотрудника», господа, – это все равно что вс тупить в тайную связь с замужней дамой. Надо беречь ее, искренне любить и пос тоянно заботиться о том, чтобы не скомпрометировать ее, не разрушить ее семейного благополучия. А когда чувство иссякнет, нужно по-доброму расстаться и подарить ей на прощанье что-нибудь приятное. Чтобы без горечи, без взаимных обид. Пожарский выслушал взволнованную речь молодого человека с вниманием и откомментировал так: – Романтично, но в сути верно. – Можно мне тоже сказать? – покраснев, подал голос Смольянинов. – Вы, господин полковник, конечно, очень хитро этого Рахмета завербовали, но мне кажется, что защитникам государс тва не прис тало действовать нечестными методами. – Тут он заговорил быстро, очевидно опасаясь, что перебьют. – Я, собственно, давно хотел начис тоту... Мы неправильно работаем, господа. Вот этот Рахмет командира полка зас трелил, из-под ареста сбежал, нашего человека убил и еще бог знает каких дел натворил, а мы его отпускаем. Его в тюрьму надо, а мы за счет его подлос ти поживитьс я хотим, и вы еще руку ему жмете. Нет, я понимаю, что так мы дело быс трее раскроем, только нужна ли быс трота этакой ценой? Мы должны справедливос ть и чис тоту блюс ти, а мы еще больше, чем нигилисты, общество растлеваем. Нехорошо это. А, господа? Ища поддержки, поручик оглянулся на обоих своих начальников, но Сверчинский укоризненно покачал ему головой, а Фандорин, хоть и смотрел с симпатией, ничего не сказал. – С чего вы взяли, юноша, что государство – это справедливость и чистота? – благодушно усмехнулся Пожарский. – Хороша справедливость. Наши с вами предки, разбойники, награбили богатс тв, отняв их у собственных соплеменников, и передали по наследству нам, чтобы мы могли красиво одеваться и слушать Шуберта. В моем случае, правда, никакого наследства не было, но это частность. Прудона читали? Собственность – это кража. И мы с вами стражники, прис тавленные охранять краденое. Так что не морочьте себе голову иллюзиями. Лучше поймите вот что, если уж не можете без морального обоснования. Наше государс тво несправедливо и нечисто. Но лучше такое, чем бунт, кровь и хаос. Медленно, неохотно общество с тановитс я чуть-чуть чище, чуть-чуть презентабельней. На это уходят века. А революция отшвырнет его назад, к Ивану Гроз ному. Справедливости все равно не будет, только появятся новые разбойники, и опять у них будет всё, а у остальных ничего. Про с тражников я еще слишком поэтично выразился. Мы с вами, поручик, золотари. Чис тим отхожие мес та, чтобы дерьмо на улицу не хлынуло. А если вы пачкаться не желаете, то снимайте синий мундир и ищите другую профессию. Это я вам не угрожаю, добрый совет даю.

88

*** • Как вы думаете, почему террорис т Грин в поисках моральнонравственного оправдания, гибели невинных жертв террорис тической борьбы обращаетс я к фактору войны? • Обратите внимание, что противоположная политическая сторона в лице княз я Пожарского, оправдывая метод провокации в борьбе против терроризма, также апеллирует к аргументу логики войны. Случайно ли это совпадение? Акунин, Б. Статский советник. Роман. – М. : Захаров, 2001.– С. 170 – 171. – Ничего, – сказал ему Грин. – Вы все сделали, как нужно. Что не получилось – не виноваты. Завтра придумаю по-другому. – Я хотел крикнуть, но не успел, – всхлипнул Снегирь, по-прежнему глядя вниз. – Нет, вру. Растерялся. Боялся, крикну – Емелю выдам. И второй звонок уже был. А Емеле сбоку не видно было... – Чего не видно-то? – удивился Емеля. – Выйти он не мог. Я как мимо окна проходил, глаз скосил – синий мундир на мес те был. – Он-то на мес те, да как ты двинулся, в дежурную люди вошли. Какая-то дама и с ней мальчик, гимназист. На вид класс пятый. – Вон оно что... – Емеля насупился. – Жалко мальца. Но ты правильно, что не крикнул. Я бы все равно кинул, только уйти бы трудней было. Снегирь рас терянно поднял мокрые глаза. – Как все равно? Они же не при чем. – Зато наши барышни при чем, – жестко ответил Емеля. – Если б мы с тобой замешкали, их бы агентура взяла с деньгами, и всё псу под хвост. Считай тогда, что Арсений впус тую смерть принял, и Жюли с Иглой зря пропали, и наших в Одессе никто от веревки не спасет. Грин подошел к пареньку, неловко положил ему руку на плечо, и попробовал подоходчивей объяснить то, о чем сам не раз думал: – Понять нужно. Это война. Мы воюем. Там, на той с тороне, всякие люди есть. Бывает, что добрые, хорошие, чес тные. Но на них другой мундир, и значит, они враги. Вот все Бородино, Бородино. Скажи-ка, дядя. Помнишь, да? Там ведь стреляли, не думали, в хорошего или в плохого. Француз – значит, пали. Не Москва ль за нами. А тут враги похуже, чем просто французы. Жалеть 89

нельзя. То есть можно и даже нужно, но не сейчас. Потом. Сначала победить, потом жалеть. В голове все выходило убедительно, а вслух не очень. Снегирь вскинулся: –Я про войну понимаю. И про врагов. Они отца повесили, мать погубили. Но гимназ ист-то с дамой этой причем? Когда воюют, ведь мирных жителей не убивают? – Нарочно не убивают. Но если пушка выс трелила, кто знает, куда попадет снаряд. Может, что и в чей-то дом. Это плохо, это жалко, но это война. –Грин с тис нул пальцы в кулак, чтобы фразы не сжимались комками – иначе Снегирь так и не поймет. – Разве они наших гражданских жалеют? Мы хоть по ошибке, не нарочно. Вот ты говоришь, мать. За что ее в каземате сгубили? За то, что отца твоего любила. А что они делают каждый день, год з а годом, век за веком, с народом? Обирают, морят голодом, унижают, держат в свинстве. • Опираясь на текст данного ниже фрагмента романа Б. Акунина, попытайтесь объяснить, в чем выражается взаимосвязь терроризма и провокаторства в художественной интерпретации Б. Акунина? • Как вы оцениваете позицию Эраста Фандорина в этой ситуации? • Возможно ли воспроизводство феномена провокаторства Пожарского в современной политике и какие меры могут быть противопоставлены этому явлению? Акунин, Б. Статский советник. Роман. – М. : Захаров, 2001. – С. 270 – 272. …Князь всем своим видом давал понять, что времени на долгие объяснения у него нет, сам не сел и Фандорину не предложил, хотя мебель в кабинете уже расчехлили. Эраст Петрович, впрочем, садиться и не собирался, ибо был нас троен воинс твенно. – Вы – провокатор, двойной агент, государс твенный прес тупник, – сказал он в холодном бешенс тве, проскочив и «п», и «д», и «г» без единой запинки. – Это не Диана, а вы сообщались с террорис тами из Боевой Группы посредством писем. Вы погубили Храпова, вы сообщили боевикам про Петросовские бани, и про сугроб нарочно сказ али неправильно, хотели от меня избавиться. Вы предатель! Предъявить доказательства? Глеб Георгиевич смотрел на статского советника все с тем же выражением любопытс тва, с ответом не торопился, – Пожалуй, не нужно, – ответил он, подумав. – Верю, что доказательства у тебя есть, а времени на препирательства я не имею. Мне, конечно, очень интересно, как ты докопалс я, но это ты мне расскажешь как-нибудь после. Так и быть, продлеваю продолжительность нашей беседы с пяти минут до дес яти, но больше не смогу. Так что 90

переходи сразу к делу. Ладно, я провокатор, двойной агент и предатель. Я ус троил убийс тво Храпова и целый ряд других замечательных штук вплоть до пары покушений на самого себя. Что дальше? Чего ты хочешь? Эраст Петрович опешил, так как готовился к долгим и упорным запирательс твам. И от этого вопрос, который он собирался задать в самую последнюю очередь, прозвучал жалковато, да еще и с заиканием: – Но з-зачем? 3-зачем вам понадобилась вся эта интрига? Пожарский заговорил жес тко, уверенно: – Я – человек, который может спас ти Россию. Потому что я умен, смел и лишен сантиментов. Мои враги многочисленны и сильны: с одной стороны, фанатики бунта, с другой — тупые и косные боровы в генеральских мундирах. Долгое время у меня не было ни связей, ни протекций. Я бы все равно выбился наверх, но слишком поздно, а время уходит, его у России осталось совсем мало. Вот почему я должен торопиться. БГ – мое приемное дитя. Я выпес товал эту организацию, обеспечил ей имя и репутацию. Она дала мне уже все, что могла, теперь пришло время пос тавить в этой истории точку. Сегодня я уничтожу Грина. Слава, которую я создал этому несгибаемому господину, поможет мне подняться еще на несколько с тупеней, приблизит меня к конечной цели. Вот суть, коротко и без украшательс тв. Довольно? – И все это вы делали ради с пас ения России? – спрос ил Фандорин, но его сарказм на собеседника не подействовал. – Да. И, разумеется, ради самого себя. Я себя от России не отделяю. В конце концов, Россия создана тысячу лет назад одним из моих предков, а другой трис та лет назад помог ей возродиться. – Пожарский сунул руки в карманы пальто, покачался на каблуках. – И не думай, Эраст, что я боюсь твоих разоблачений. Что ты можешь сделать? В Петербурге у тебя никого нет. Твой московский покровитель низвергнут. Никто тебе не поверит, никто тебя не услышит. Кроме косвенных улик и предположений ты ничем располагать не можешь. Обратишься в газеты? Не напечатают. У нас, слава Богу, не Европа. Знаешь, – доверительно понизил голос Глеб Георгиевич, – у меня в кармане револьвер, и нацелен он тебе в живот. Я мог бы застрелить тебя. Прямо сейчас, в этом кабинете. Объявил бы, что ты агент террористов, что ты связан с ними через твою евреечку и пытался меня убить. При нынешнем положении дел мне это легко сойдет с рук, еще и награду получу. Но я противник излишес тв. Тебя незачем убивать, потому что ты мне действительно не опасен. Выбирай, Эраст: или играешь со мной, по моим правилам, или выставляешь себя дураком. В прочем, ес ть и третий путь, который, возможно, подходит тебе более всего. Промолчи и тихо уйди в отс тавку. По крайней мере сохранишь дос тоинство, которое тебе так дорого. Так что ты выбираешь? Играешь, дуришь или молчишь? Статский советник сделался бледен, брови задвигались вверх и вниз, задергался тонкий ус. Князь не без насмешки наблюдал за этой внутренней борьбой, спокойно ожидая ее исхода. – Ну ? 91

– Хорошо, – тихо молвил Эраст Петрович. – Раз ты этого хочешь, я ппромолчу... – Вот и прелестно, – улыбнулся триумфатор, взглянув на часы. — Десять минут не понадобилось, хватило и пяти. А насчет игры подумай. Не зарывай таланта в землю, не уподобляйс я ленивому и лукавому рабу, о котором пишет Святой Матфей. С этими словами обер-полицеймейстер направился к двери. Фандорин дернулся, открыл было рот остановить его, но вместо окрика с его уст сорвались тихие, едва слышные слова: – «Злом зло искореняя...» *** • Прочитайте отрывок книги Э. Тополя «Роман о любви и терроре». • Каково воздействие средств массовой информации на развитие

событий в «Норд-Осте» 23 – 26 ноября и на поведение бовиков с точки зрения заложников? Тополь, Э. Роман о любви и терроре, или Двое в «Норд-Осте»: Чистая правда / Э. Тополь. – М.: ООО «Издательство АСТ», 2003. 391, [ 9]. – С.231 – 233. В ЗАЛЕ СВЕТЛАНА ГУБАРЕВА: Радиоприемник был в руках у одного из террорис тов, он с ним не расставался, слушал. Мы тоже прислушивались, что происходит с наружи, что говорят про нас. И вдруг слышим: «Второй день продолжается балаган с захватом заложников в "Норд-Ос те"». Зал аж ахнул... КАТЯ СТАРОДУБЕЦ: За нами сидела семья из Прибалтики — мать пожилая, сыну лет 13 и девочка 17—18 лет. У нее был плейер с приемником. Когда были новости — в десять, в одиннадцать часов, — она слушала и пересказывала нам. Мы все время спрашивали у нее: «Ну что там говорят?» А она: «Подождите, подождите...» А потом: «Говорят, что специально для заложников, находящихся на Дубровке, передаем песню "ДДТ" "Последняя осень"». Мы прос то обалдели! ДАРЬЯ ВАСИЛЬЕВНА СТАРОДУБЕЦ: На балконе телевизор стоял на режиссерском пульте. Мне картинку не было видно, но я все слышала. Передавали много ненужного. Например, всемирную хронику захвата заложников — с цифрами, сколько при этом было убито человек. Вы не представляете, как это нас нервировало и как

92

заводило террорис тов и Бараева. Потом прошло сообщение, что якобы Масхадов не имеет никакого отношения к захвату. Бандиты вовсю смеялись этому и перемигивались. Потом Цекало зачем-то сказал, как можно незаметно проникнуть в здание Театрального центра. Бандиты стали немедленно срывать со стен панели облицовки в поиске вентиляционных труб. Находили и сразу же их минировали...

ВИТАЛИЙ ПАРАМЗИН: Я брал радио, выпросил у Аслана. Вначале он сам слушал, потом мне отдал, они к тому времени телевизор подключили. И я слушал новости — может, это «Маяк» был или другая станция, мужчина говорил: «Ни в коем случае нельзя идти на переговоры с террорис тами! Нельзя выполнять их требования! Обязательно — штурм!» ГАЛИНА ДЕЛЯТИЦКАЯ: Очень серьез но действовали на детей телерепортажи. У боевиков на балконе был телевизор, и мы слышали, что происходит снаружи. Репортажи были очень развязные, репортеры не отслеживали свою речь, злили террорис тов и не давали нам надежду на то, что мы ос танемся живы. Боевики начинали кричать на нас : «Что? Вашему правительс тву нужно, чтобы мы кого-то убили, чтобы они начали что-то предпринимать?» АЛЕКСАНДР СТАЛЬ: На сцену вышел Аслан, у него в руках был приемник. Он сказал: «Слушайте, как врет ваше радио! Передали, что сбежала раненая заложница, а это я сам отпустил беременную. Собаки!» Аслан принес откуда-то маленький черно-белый телевизор, изображения на котором почти не было видно, а вот слышно дос таточно хорошо. По нему мы довольно час то смотрели новости. Удивлялись, почему влас ти даже на словах не заикаются о выводе войск, это хоть немного успокоило бы террористов и разрядило обстановку. Зато порадовали слова Путина о том, что приоритетная задача — сохранение жизней заложников. Хотя все понимали, что это только слова. После основных новостей телевизор выключали, причем об этом просили сами заложники — слушать всевозможных «экспертов» и «журналис тские расследования» было очень тяжело. Когда по телевизору зашла речь об обмене час ти заложников на Кадырова, мой сосед спросил шахидку, готовы ли они на это. Она развеселилась и сказала, что за Кадырова отпус тила бы всех и взорвалась бы вместе с ним.

93

АНАСТАСИЯ НАХАБИНА: Слушать выс тупление Говорухина было ужасно. Эти высказывания в адрес чеченцев, что они сволочи, животные, их надо всех расстрелять, только штурм, немедленный штурм! Человек, можно сказать, умный, знаменитый, а такие высказывания в ситуации, когда мы сидим в зале. Для нас это было как приговор. Даже мой Виктор возмущался... ЗИНАИДА ОКУНЬ: Когда я сидела около бомбы, чеченка включила приемник, и меня возмутило, когда там сказали, что в зале убивают заложников. Я позвонила сестре, она сказала, что рада за нас — по радио передали, будто нам принесли матрацы. Она говорит: «Поздравляю, ты хоть выспишься нормально». Меня это развлекло больше всего. Я говорю: «Т ы хоть представляешь, что это такое — на восемьсот человек принес ти матрацы?» ИЗ СООБЩЕНИЙ КОМИССИИ ГОВОРУХИНА И ДРУГИХ ИСТОЧНИКОВ: На Грозненском отделении Северо-Кавказской желез ной дороги за 1993 год нападению подверглись 559 поездов с полным или частичным разграблением около 4000 вагонов и контейнеров на сумму 11,5 млрд. рублей. В 1992— 1994 гг. при грабежах железнодорожных составов погибло 26 железнодорожников... • Каким предс тает образ Мовсара Бараева и его собеседника – заложника Георгия в данном отрывке ? • Сущес твуют ли противоречия между официально провозглашенными религиозными целями террористов и внутренними мотивами поведения на бытовом уровне? Если да, то чем они могут быть объяс нены? Тополь, Э. Роман о любви и терроре, или Двое в «Норд-Осте»: Чис тая правда / Э. Тополь.– М.: ООО «Издательс тво АСТ», 2003. 391, [ 9]. – С. 277– 280. К нам на балкон поднялся Мовсар, и вдруг Гоша мне говорит: «Вс тавай. Покурим». Я удивилась: «Как это? Ведь нельзя!» – «Вставай, вставай!» И сам уже встает, идет по ряду к Бараеву. Ну, я за ним. Бараев тоже смотрит: куда это мы? Гоша выходит из ряда и говорит: «Мовсар, пошли покурим». Тот аж обалдел: «Ты че, мужик? Двинулся?» А Гоша ему: «Знаешь, даже варвары давали смертникам покурить перед каз нью. А тут, не дай Бог, – штурм. Давай выйдем, курнем». Бараев посмотрел на него, на меня, как-то так хмыкнул, как пацан, и вывел нас из зала. Там было темно, дуло из раз битого 94

окна, и мы примос тилис ь на лестнице, сели так, чтобы снайперы нас не видели. Закурили. Между прочим, каждый свои – у Гоши был «Парламент», а у Мовсара «Мальборо». Гоша затянулся и вдруг сказал Мовсару: – Достали вы нас, блин! – Это вы нас дос тали, – ответил Мовсар. Я даже испугалась от такого начала, взяла Гошу за руку и сжала. А он все равно... – И че, – говорит, – вам не хватает? Думаешь, вы без нас проживете? Бараев помолчал, посмотрел на меня, на Гошу, потом сказал: –Я себя, з наешь, з а что ненавижу? За то, что думаю по-русски. Вот вы бы согласились думать по-монгольски? – Зачем? – удивился Гоша. – Ну, если бы Чингисхан не ушел из России, вы бы с ейчас помонгольски думали. Или по-татарски. Догоняешь? –Угу... – сказал Гоша. – А по-арабски тебе будет легче думать? У Бараева зазвонил мобильник, но он реагировал, спросил: – Почему по-арабски? – По кочану, – сказал Гоша. – Если мы уйдем из Чечни, вас тут же какие-нибудь талибы прихватят. – Вы уйдите сначала, – ответил Мовсар. – С талибами мы раз беремся... Потом посмотрел на экранчик мобильника, где высветился входящий звонок, и дал отбой. Мы еще покурили. – Ты видел нашу пожилую женщину на балконе? – спросил у Гоши Бараев. – Это моя тетя Зура, вдова моего дяди Арби, которого ваши убили. А Света, которая в партере, ее по-нашему зовут Секилат, она была актрисой и сестрой моего друга Мовсара, тезки, которого вы убили два года назад под Элис танжи. Ему было 22 года. Он был женат на Марьям, она тоже здесь. Оставила дома маленького ребенка, сына Мовсара, и приехала сюда. А сестры Райана и Аймани, которые в партере? Одной шестнадцать, другой восемнадцать, обе беременные, я им говорил: вы-то куда? Они говорят: наши мужья в твоем отряде, и мы с ними. А Зара, которая на сцене? Она похоронила брата – одну ногу и голову, вот все, что от него осталось... У нас в Чечне уже нет семьи, где бы вы кого-то не убили. Поэтому мы не можем с вами больше жить. Вы нам никто, понимаешь? Никто! Так уйдите, дайте нам жить так, как мы хотим, а не так, как вам хочется. Ос тавьте нас в покое, мы согласны на плохой мир. Только пусть ваши войска уйдут из Чечни. Пус ть они с тоят на границе, пус ть нас китайской с теной окружат, пус ть натянут километры колючей проволоки под высоким напряжением – но дайте нам самим решать, как нам жить. Но Гошу это не дос тало, он спрос ил: – А как вы будете жить? Вы же не умеете работать. У вас почетно быть бандитом, вы же веками детей учите жить грабежом.

95

Тут я снова сжала ему руку, а он все равно не реагировал. А Мовсар хмыкнул: – А то вы умеете работать! Пятьдесят лет половину Европы учили, как жить, до нищеты довели, еле они от вас избавились... И тут Гоша: – А правду по телику, гонят, что ты наших солдат в рабс тво угонял, живьем им головы резал? Я обомлела. Думаю: все, сейчас он нас грохнет. Но Мовсар – нет, мирно так беседует, говорит: – А ваши федералы другие? Заходят в дом, все выносят – ковры, телевизор, мебель, посуду, одежду, – грузят на с вой «Урал», а потом еще бросят в печку гранату и уезжают. И так – восемь лет по всей Чечне. А купить их можно просто за бутылку. Хочешь через блокпост оружие провез ти, спирт, наркотики — только плати. Я не знаю, о чем ваш Путин думает. Всю армию пропускают через Чечню и всех солдат превращают там в мародеров. Нужна России такая армия? Тут у него телефон снова завибрировал и высветился экранчиком. Он посмотрел на этот экран, потом кивнул Гоше на меня: – Твоя жена? Гоша смутился, но сказал чес тно: – Нет. А почему ты спрашиваешь? –Л юбит тебя, – усмехнулся Мовсар. – Вон как за руку вцепилась... Знаешь, у меня тоже ес ть такая... И тоже любит, даже сюда звонит. Вот... – И показал на вибрирующий телефон. – Не знаю, как быть... – Ответь, – сказал Гоша. – Не в этом дело... – А в чем? – Русская она. Если мы от вас отделимся, мне чеченских детей нужно делать. А она русская, понимаешь? И тут я спросила: –А ты ее любишь? Но Бараев мне не ответил, резко нажал кнопку на телефоне, приложил к уху: – Алло! Вер, уже пять утра! Т ы че не с пишь? – И послушав женский голос, перебил: – Да ниче не будет! Мне Казанцев звонил, он утром прилетает на переговоры. А ты видела, что ко мне Кобзон приходил? И Примаков, и Аушев – видела? Что? А ты з наешь, как у нас старики говорят: «Бойцу джихада воздается даже за следы его лошади, когда она пасетс я на длинной привяз и». Все, Вер, мне некогда, я с людьми разговариваю. Спи! – И дал отбой. – Любишь ты ее... — сказал ему Гоша. Мовсар резко встал: –Ладно! «Любишь» – «не любишь». Пошли... И ботинком загас ил окурок. 96

Мы тоже встали. Тут на лес тнице, на площадке второго этажа возник Аслан, крикнул: – Мовсар, тебя Ясир ищет! – Зачем? – Мы нашли видео нашего захвата! У них тут, оказ ывается, видеозапись была включена, когда мы в зал ворвались. Пошли посмотрим! – Счас... – ответил Бараев. – Отведу людей на балкон... По дороге Гоша сказал: – Но ты понимаешь, что мы не можем отдать вам Кавказ? – Это мы не можем отдать вам Кавказ, – ответил Бараев. – Значит, так и будем фуячить друг друга до посинения? –Значит, будем... – И Бараев открыл нам дверь на балкон. – Идите на место... *** • Прокомментируйте отрывок из книги Э. Тополя о встрече Асламбека Аслаханова с предводителем отряда террорис тов, захвативших «Норд-Ост» Мовсаром Бараевым. Как вы думаете, была ли возможность договориться с террористами, были ли настроены террорис ты на переговоры? • Какие возможности информационного влияния на террористов были использованы генералом Аслахановым? Тополь, Э. Роман о любви и терроре, или Двое в «Норд-Осте»: Чистая правда / Э. Тополь.– М.: ООО «Издательство АСТ», 2003. 391, [ 9]. – С.94 – 99. УЧАСТНИКИ СОБЫТИЙ Асламбек Аслаханов: Бараев мне не позвонил ни через час, ни через два часа после нашего телефонного разговора. И ни с ФСБ, ни с какими представителями власти он в переговоры тоже не вступал. Все свои требования передавал через заложников или через журналистов. А у ФСБ есть специально подготовленные переговорщикипсихологи, которым нужно было войти в контакт с Бараевым. И они искали любые возможности, даже откуда-то из провинции привезли дядю этого Мовсара. Он оказался работником милиции, он говорит: я давным-давно ничего общего не имел и не имею ни с Арби Бараевым, ни с Мовсаром, потому что они отморозки. Что тот, что этот. И на Мовсара никакого влияния не имею, к тому же его переубедить невозможно. Его может остановить только тот, кого он боготворит, – Шамиль Басаев. Так я понял, что Мовсар мне звонить не станет, поскольку идол у него Басаев, а у Басаева ко мне особое отношение. Они меня уже не раз приговаривали к смерти, объявляя врагом народа. Но я к этому спокойно отношусь, я стал опять 97

звонить в зал, чтобы переговорить с Мовсаром. Наконец дозвонился, говорю: я чеченец, вы что — уже и чеченцев боитесь? Он говорит: не боюсь. Если не боишься, говорю, что же ты безоружного человека не хочешь принять? Что вы за такие воины-шахиды, если одному безоружному чеченцу в глаза посмотреть боитесь? Он тогда распалился: давай приходи! Я говорю: хорошо, я иду. Так я попал туда. В зал они меня не впустили, а провели на второй этаж. Там справа от лестницы склад театрального буфета. Ящики с шампанским, конфетами, коньяком. Я пришел и сел. А они – два человека сзади, два по бокам, еще два спереди. Все с автоматами. Я говорю: а где Бараев? «Молится. Сейчас придет». Действительно, через пару минут пришел, стал напротив меня и начал: «Мы воины-шахиды. Мы все должны умереть...» Я говорю: хорошо, я понял, твои требования? И тут он впервые официально озвучил свои требования: чтобы президент определился, кто будет вести с ними переговоры, чтобы он по телевидению назвал этого человека. Если, говорит, к завтрашнему дню, к десяти часам утра, нам по телевидению не покажут, кто будет от имени Путина вести переговоры, то мы с двенадцати часов начнем расстреливать по десять человек. То есть им, по задаче, нужно было легализовать свой статус и уровень: Бараев – Путин. Как в Буденновске: Басаев – Черномырдин... Я говорю: а какие же условия освобождения заложников? – Условия? Прекращение войны в Чечне и полный вывод войск. Иначе начнем расстреливать заложников. Я говорю: – А ты понимаешь, что войны в Чечне как таковой нет. Потому что Дудаева нет, и никакой чеченской армии нет, а идет только партизанская война против Российской армии. И нужно прекратить партизанскую войну... – Это, – говорит, – для вас здесь войны нет. – И второе, – я говорю, – как ты мыслишь вывести оттуда войска за один день? Там бронетанковая колонна находится, огромное количество техники, артиллерии, снарядов, боеприпасов и т.д. Как ты за один день это выведешь? Я как профессионал, как генерал тебе говорю: тут при всех усилиях надо не меньше месяца. То есть ты собираешься расстреливать людей за невыполнимые условия. – Я, – говорит, – все сказал. А как выполнять эти условия, это пускай у них голова болит. Я говорю: – Вы вот что, вы посмотрите в зеркало на себя. Молодые красивые парни, вам нужно жениться и детей рожать, род свой продолжать. А вы что делаете? – Мы – шахиды, – говорит он. – Нас в живых уже нет. Вы перед собой оболочку видите. И нам не надо ни какие коридоры давать, деньги. Нас они не интересуют. Мы не хотим никаких самолетов и машин, чтобы уехать. Мы отсюда живыми не уйдем. В любой ситуации... — Хорошо, — я сказал. — Допустим. А если выполнят ваши условия, зачем 98

же тогда умирать? кто вообще дал тебе право распоряжаться жизнями этих парней и тех наших девушек, которые там, в зале, находятся? Где ты, в какие века слышал, чтобы чеченцы заставляли своих жен и девушек воевать? Зачем вы их притащили сюда? Он говорит: – Они шахидки, бойцы джихада! Да? Бойцы? – я говорю. – А ты знаешь, что сказала Аиша, жена Пророка? – И процитировал из «Книги джихада», как Аиша спросила Пророка: «О Посланник Божий, мы видим в джихаде самое превосходное из деяний. Не должны ли мы сражаться?» А он ответил: «Лучший джихад для женщины – это хаджж, исполненный по всем правилам». Что же, – говорю, – вы и заветы Пророка игнорируете? И вообще, неужели вы не понимаете, что вы сами заложники? Что вас обманули? Что тот, кто организовал этот поход, имеет совершенно другие цели. Он прекрасно понимает, что войну терактом не остановишь. Потому что еще никто и никогда терактом войны не останавливал. Наоборот, когда война затихала, когда Кремль уже готовился идти на переговоры с Масхадовым, кому-то понадобилось, чтобы вы совершили теракт. Но если вы его совершите, если вы начнете расстреливать людей, то по вашей вине тут же в массовом порядке начнут уничтожать всех чеченцев в России. Погромы сметут Лужкова, скажут: позволил засилье чеченцев в Москве. И Путина сметут. И начнется гражданская война по всей стране, потому что будут погромы всех мусульман. Понимаете? Вас как баранов используют. Говорите, кто давал вам «добро» на этот поход? Что надо сделать, чтобы это прекратить? Кто на вас может повлиять? Он говорит: – Аллах и наш верховный военный эмир – Басаев. – Хорошо, дайте мне телефон, я поговорю с Басаевым. Что он делает? Он же игрушка в чужих руках. В руках тех, кто и вас использует как баранов, и его... Тут он передергивает затвор своего АК, я говорю: – Что ты все время дергаешь затвор? Запугать меня хочешь? Или тебе кровь нужна? Ну, давайте продемонстрируйте, какие вы решительные: отрежьте мне голову и покажите наружу. Я готов принести себя в жертву. Давайте! Он говорит: – Мы этого не хотим. Если бы хотели, давно бы сделали. – А чего вы хотите? – Мы хотим независимости шариатского государства. А ты все время говоришь о Чечне в составе Российской Федерации. – Да, говорю! Потому что я опытнее тебя. Я тебе, наверное, уже в деды гожусь. Или по крайней мере в отцы. Сколько тебе лет? – Двадцать шесть... – Значит, в отцы тебе гожусь. Ну, скажи мне: какое независимое государство вы построили после Хасавюрта? Вы разорили, разворовали все. Неужели ты не видишь, что те, которые тобой и всеми вами манипулируют, что они имеют состояния? Разве ваш Басаев бедно живет? У него мало денег? – Но он в Чечне, а вы... – Да, он в Чечне, потому что ни одно государство его не принимает. А другие 99

где находятся? Где их дети? В самых престижных вузах мира, имеют дорогие особняки и дворцы. И это строители независимого государства? Они вас, пацанов, будущего лишили! Ни семей у вас, ни детей, а они на вашей крови делают миллионы. Разве не так? Разве они не воруют восемьдесят процентов того, что вам с о всего мира шлют на войну, которую они для того и пиарят, чтобы еще больше на ней нажитьс я? Вижу: эти парни вокруг меня задумались. Но и Мовсар это видит и перебивает меня, злитс я: – Мы – воины Аллаха! Наша миссия – освободить родину, мы хотим мира в Чечне! – А мы что? – говорю. – Не хотим, чтобы прекратились убийс тва? У нас что – меньше болит сердце за несчас тных матерей, которые там плачут по поводу гибели своих детей? Мы не с тремимся к переговорам? Или мы меньше любим свою родину, чем вы? Что вы, пацаны, вообще сделали для нее, кроме того, что каждый день убиваете? И порой убиваете абсолютно невинных людей! Вот что вы сейчас сделали? Когда это было, чтобы чеченцы захватывали в заложники женщин и детей? Когда это было за вс ю ис торию Чечни? Неужели вы не понимаете, что родовое проклятие будет на каждом из вас за слезу каждого ребенка, которого вы здесь держите? За матерей, которых вы лишаете детей. Ни одна с трана, ни один народ не поймет вас! Не нужно так позорить свою нацию. Я вам предлагаю мужской вариант — себя и половину Государственной думы в обмен на з аложников! Не тех, кто там шаркнул чуть-чуть и посветился перед телевизором. А нас тоящих мужчин. Половина Д умы готова сюда прийти, Лужков готов, Зелимханов хоть по национальнос ти курд, но аж до ис терики кричит: «Пускай меня убьют вмес то женщин». Цой, кореец, рвется сюда, испанец Маги... Хочешь, говорю, полный зал приведу! Вижу: эти парни вообще заколебались. То они с тояли с автоматами наготове, а теперь расслабились, даже сели. И если бы мне с ними еще хоть чуть-чуть поговорить... Но Бараев меня перебил: – Все! Все! Мы – воины Аллаха, мы уже там, в раю. Ты нас видишь в последний раз. И больше мы никого принимать не будем. Иди и объявляй им наши условия. Иди! Я говорю: – Ты со мной так не разговаривай. Я не твой подчиненный. А он своим: – Все, проводите его. Нам молитьс я пора. *** • Ознакомьтесь с отрывком из романа А. Проханова «Политолог». Как вы думаете на какую реакцию читателей рассчитан данный авторский текст? 100

• Какие чувства, мысли, эмоции стремился передать А. Проханов? • Зачем автору понадобилась столь откровенная демонстрация животного ужаса, паники, истерии, боли, охватившей людей в первые минуты террористического захвата школы в Беслане? • Каковы возможные варианты психологического воздействия на читателей подобного натуралис тического гиперреализма? Проханов А. Год Беслана. Избиение младенцев. // Завтра, 31 августа 2005 г.– №35 (615). НАЛЕТЧИКИ МЧАЛ ИСЬ ПО ДВОРУ, ОХВАТЫВАЯ КОЛЬЦОМ, били поверх голов очередями: – Б..! Суки е..! В башку с трелять будем!... Наваливались на людей, пинали детей ногами, били прикладами. Гнали к открытым дверям школы. И уже раздавался нечеловеческий женский вопль, подымался детский плач, неслись визги. Ряды школьников поломались, их сметало к школе, в дверях была давка. Девочку в разорванном платье вытаскивали из-под ног. Женщина с грудным младенцем упала на землю, ее подымали, волокли за собой. Очереди били поверх голов, расшибали стекла первого этажа, оставляли на штукатурке рыхлые дыры. – Педерасты е..! – перед Стрижайло вырос камуфлированный стрелок, – ноги расставлены, в черной маске – белки, наполненные розовой кровью, один рукав пуст, в другой – автомат дрожащим стволом вверх, рассылает пульсирующий грохот. Воздух, разрываемый пулями, ударял в лицо Стрижайло. Эти тугие пощечины повергли в ужас. Он согнулся, закрыл затылок ладонями, побежал, гонимый очередями, мешаясь с другими людьми, – с их визгом, воем, растерзанной одеждой, обезумившими лицами. Дети падали, взрослые их подхватывали, вносили в растворенные двери, заполняя высокое пространс тво спортивного зала, в окна которого светило чис тое спокойное солнце. Стрижайло оказался в зале, стиснутый многолюдьем. Толпа, набившаяся в помещение, бурлила, вскипала, толкалась о стены. Люди все прибывали, закупоривали двери, вламывались в зал, подгоняемые криками и стрельбой. Толпа была жаркой, сильной, насыщена инстинктами, – страхом, материнс твом, животной жаждой жить, яростным ропотом и стенанием. Казалось, она очнется от первого ужаса, расширится, проломит стены и разбежится, наполняя воздух криками гнева, воплями поруганной плоти. Стрижайло был готов метнуться обратно, уповая на силу и крепос ть ног, стремительность бега, на удачу, которая сопутс твовала ему всю жизнь и не могла оставить в этом кавказском городке, куда привела его фантастическая, невыполнимая мысль, – помешать роковому свершению, дьявольскому необоримому замыслу. Он стал пробираться к окну, но его не пускали. Было тесно от разгоряченных женских и детских тел, которые ис точали душные запахи страха.

101

В зал, расталкивая толпу, втиснулся террорист, заорал, стараясь перекричать истошные вопли. Поднял автомат, выпуская в потолок длинную очередь. Стихло. Кое-где попискивали малые дети. – Всем сукам – к стенам!... Середку очистить!... – орал сквозь маску губастый рот, наркотически блес тели белки, – Буду пузо дырявить! – он косноязычно кричал, шагая в толпе, распахивая ее на две стороны. Шел широко, ударяя кулаком в попадавшихся людей, долбя в потолок, рассыпая медные блестки. Толпа, ахнув, распалась. Освободила пустое пространство, крашенные доски пола, по которым шагал террорист. Притиснулась к стенам с высокими окнами. Стрижайло хотел укрыться среди стенаюших тел, стать незаметным, заслониться от свирепой пальбы, от безумных наркотических глаз. Чувствовал, как иссякает энергия толпы, как подчиняется она жестоким приказам. Перестает быть толпой, распадаясь на множество отдельных, страшащихся жизней, среди которых была и его, Стрижайло. В двери вбегали террорис ты с тюками и сумками. Кинули у входа, стали распаковывать. Извлекали завернутые в полиэтилен свертки, связки проводов, коробки. Все это тянули, раскатывали, пробрасывали по залу провода, ловко вставляли их в пакеты и ящики. Шло минирование зала. Люди ошалело, завороженно смотрели, как их окружают взрывчаткой, укрощают их истерику, порыв к свободе, возможность протеста и бунта. Взрывчатка оказывалась в самой гуще детей, среди портфелей, пиджачков, девичьих блузок. От нее отступали, пятились. Толпа притискивалась к стенам, сдавливалась, ограниченная вьющимися на полу красными, зелеными, серыми проводами, свертками полиэтилена, сквозь который желтела похожая на замазку взрывчатка. – На пол!... Сесть!... – командовал все тот же истерический боевик. Схватил за ворот мужчину, рванул вниз, усадив на пол. Надавил ладонью на стриженную макушку мальчика, вдавил в пол, – Крысы, на пол!... – вел стволом по головам, и толпа опускалась, бессильно опадала, как огромное изнемогающее животное, которому подрезали поджилки. В торцах зала на с тенах висели две баскетбольные корзины. К ним боевики старались подвесить взрывчатку. Забрасывали провода, промахивались, нервничали, снова забрасывали. Выбрали из толпы нескольких подростков. Понукая автоматами, погнали к корзинам. Те словно обрадовались поручению. Осчастливленные доверием, подхватили двое одного, подняли вверх, и тот ловко закрепил в корзине упаковку с зарядом. Стрижайло отметил, с каким прилежанием дейс твуют подростки, как хочется им услужить захватчикам, добиться их благодарности, этой услугой отвоевать себе жизнь и свободу. Стрижайло сидел на полу, окруженный народом. Две девушкистаршеклассницы тесно прижались одна к другой, напоминая двух испуганных, темноглазых козочек. Молодая мать, выставив из-под юбки разбитое в кровь колено, прижимала к груди голову сына. Закрывала ладонью его лицо, спасая 102

от ужасных зрелищ. Сквозь пальцы с обручальным кольцом затравленно мерцали детские, полные слез глаза. Повсюду были ошеломленные, с дрожащими губами лица, – вздохи, сдавленные стоны, невнятный ропот. В разных местах зала вдруг начинали плакать дети. Вопль обрывался, мать прерывала крик поцелуем. Теперь, когда казавшееся невозможным случилось, и нависшая лавина сошла, перемолов и изувечив это солнечное сентябрьское утро, и он оказался внутри невозможной, неправдоподобной реальнос ти, сулившей нарастание ужаса, и завершающий, неизбежный кошмар, — Стрижайло с тарался умерить охватившую его панику. Пытался обрести равновесие, способность наблюдать и оценивать. Захватчиков было два или три десятка. Налет был совершен с приемами волчьей стаи, нападающей на бес толковое стадо, когда хищники, воздействуя страхом и рыком, направляют с тадо в загон, где оно, стиснутое и напуганное, оказывается в полной власти захватчиков. В зале дейс твовал десяток боевиков. Другие мелькали за окнами, занимая оборону снаружи. Третьи сновали в школе, иногда появлялись во внутренних дверях спортивного зала, опять исчезали, перетаскивали тяжелые тюки. Взрывчатку устанавливали не наугад, а так, словно заранее знали планировку зала, – вдоль стен, под подоконниками, на баскетбольных корзинах, на подвесном металлическом тросике, от корзины к корзине, вдоль всего потолка. Взрыв, если он случится, произойдет по всему периметру зала, обрушит стены и кровлю, растерзает все скопившееся множество. Мысль, что незащищенная плоть, мягкотелые женщины и хрупкие дети будут разорваны огнем и железом, вновь повергла Стрижайло в панику, приблизила обморок. *** • Проанализируйте приведенный ниже текст интервью Стрижайло телекомпании НТ В. Какой основной лейтмотив его заявления? • С какой целью в политически ангажированный обличительный текст включены фантастические мифологизированные детали? • Способстует ли, на ваш взгляд, подобное «художественное» изобличение ФСБ реальному противодействию терроризму? Проханов, А. Год Беслана. Избиение младенцев. // Завтра, 31 августа 2005 г.– №35 (615). ОН ПОЧУВСТ ВОВАЛ ОДНОВРЕМЕННЫЕ ТУГИЕ УД АРЫ гигантской боксерской перчатки, бившей в левую и правую скулы, в лоб, поддых, под разными углами в живот. Эти тупые удары плющили лицо, разрывали внутренние органы, сотрясали мозг. Перед тем, как исчезнуть, моментальным взором увидел бегущую цепь взрывов, – от баскетбольной корзины, вдоль стального троса, по периметру зала, вдоль окон и стен.

103

Красные, расширяющиеся шары, охваченные туманом, выгибали стены, одымали кровлю. По всему пространс тву, как на батуте, взлетали, перевертывались, парили в нелепых позах люди. Глаза запомнили младенца в белой рубашке, раскрывшего крохотные пухлые ручки, словно летящий амур на плафоне особняка, и бритого боевика с оскаленным ртом и выпученными глазами, взлетающего ногами вверх. Было множество других фантас тических зрелищ, запечатленных зрачками, проскользнувших в глубину подсознания, где они смешались с реликтовой памятью о Всемирном потопе и падении Тунгусского метеорита. Он потерял сознание. …. Он брел по улице Коминтерна, среди оцепления, прорвавшихся к школе жителей, фиолетовых вспышек, близкой автоматной и орудийной стрельбы. Ему попался телерепортер, который с плеча вел телекамерой, снимая панораму растревоженной улицы. Был строен, облачен в журналистский жилет со множеством карманов, из которых торчали блокноты, кассеты, запасные аккумуляторы. Выглядел эффектно, с той небрежной элегантностью, которая отличает профессионалов в моменты наивысшего напряжения. – Простите, – обратился к нему Стрижайло, – вы из какой компании? – НТВ, – ответил репортер, рассматривая иссеченное осколками лицо Стрижайло. – Мне это подходит. Хочу сделать сенсационное заявление. – Секунду... Снимаю... – репортер навел объектив, слегка присел, придвигаясь вплотную. Стрижайло стал говорить: – Я, Стрижайло Михаил Львович, политолог, специалис т по предвыборным технологиям и политическому «пиару», волею роковых обстоятельств оказался в Беслане, в школе № 1, где, по моим прогнозам, должен был состояться невиданный по жестокости террористический акт. Его замыслил, подготовил и реализовал с помощью чеченских и ингушских боевиков шеф ФСБ Потрошков в целях нанесения непоправимой травмы человеческим представлениям о добре, христианской этике, общечеловеческой морали. По замыслу Потрошкова, такое травмированное человечество, с разрушенным комплексом «человечности», будет готово принять любую форму правления, в том числе и «биологический фашизм», к которому готовит Россию Потрошков. В Москве, в районе Химок, там, где расположены крупные супермаркеты, находится подземная биоинженерная лаборатория, в которой создается биологический материал для будущего человечества. Уже выведена путем генного скрещивания будущая элита России, которая в ближайшее время выйдет на свет и сменит прогнившую элиту наших дней. Уже взращивается верховный правитель, конституционный монарх, в виде сферы, обладающий сверхинтеллектом. Возведение на прес тол «царя-шара» произойдет одновременно с низложением нынешнего, законно избранного, но абсолютно никчемного Президента Ва-Ва. Регентом молодого царя с танет, разумеется, Потрошков. Я, Стрижайло Михаил Львович, находясь в полном рассудке, прошедший через ад Беслана, готов подтвердить вышеизложенное перед 104

любым трибуналом, в стенах Государственной думы, в Священном Синоде или в Европарламенте. Готов дать показания Генпрокуратуре или самому Господу Богу на Страшном суде. Теперь же я отправляюсь в Москву, чтобы оповестить общественнос ть о совершенном злодеянии. Стрижайло поклонился репортеру, получив взамен сочувствующую улыбку и заверение о немедленной передаче в Москву сенсационной телезаписи.

105

КОНТРОЛЬНЫЕ 1. 2. 3.

4. 5. 6. 7. 8. 9. 10. 11. 12. 13. 14.

15. 16. 17. 18. 19. 20. 21. 22.

ВОСПРОСЫ

Что такое «террор» и что такое «терроризм»? Как они воспринимаются массовым общественным сознанием? Назовите основные признаки терроризма как социальнополитического явления. Почему в массовом общественном сознании понятия «террор» и «терроризм» сливаются и воспринимаются людьми как нечто единое? Что такое «горгонофобия»? Какие сущностные черты терроризма отражает это понятие? Существуют ли особые национальные или религиоз ные формы терроризма? Каковы дефиниционные различия терроризма и войны? В чем заключаются общие черты и особенности терроризма и экстремизма? В чем суть проблемы «двойных стандартов» в отношении терроризма? Является ли политика «двойных стандартов» общей закономерностью социально-политического развития? Можно ли считать партизанскую войну специфической разновидностью терроризма? Как соотносятся понятия «терроризм» и «уголовное преступление»? Существуют ли принципиальные различия между «террором» и «терроризмом»? Что такое «мортилатрия»? и как это понятие проявляется в террористической действительнос ти? Рассмотрите терроризм как способ человеческой жизнедеятельнос ти. Какие характерные черты терроризма можно выделить в этом контексте? Существует ли общая идеология терроризма? Какие аргументы свидетельс твуют о мифологической природе терроризма? Какую роль в генезисе терроризма играет месть? Что такое «протеррористическое сознание»? В чем его сущность? Проиллюстрируйте на примерах мистифицированность протеррорис тического сознания. Какой образ революционера-террорис та предстает в «Катехизисе революционера» С. Нечаева? Каково влияние информационного фактора терроризма в современную эпоху? В чем заключается роль СМИ в осуществлении протеррорис тических задач воздействия на социум? 106

23. 24. 25. 26. 27. 28.

29.

30.

Как проявили себя телевидение и пресса в период террористического акта в «Норд-Осте» в октябре 2002 года? Каковы ресурсы антитеррористического воздействия СМИ? В чем заключается театральность терроризма как социокультурного явления? Объясните суть процесса художественной коммуникации. Как рассматривал процесс социокультурного диалога между писателем и читателем Г. Яусс? Покажите на примере песен Тимура Муцараева протеррорис тическое воздействие художес твенных текстов на сознание и поведение его слушателей. На какие психологические свойства личности нас троены художественные тексты Т. Муцараева, пропагандирующие шахидизм на Северном Кавказе? Дайте характеристику отражения литературой серебряного века революционного терроризма в России в конце XIX – начале ХХ века.

107

БИБЛ ИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК 1. ИССЛЕДОВАНИЯ 1. Абдурахимов, А. Терроризм и экстремизм в политическом конфликте // Азия и Африка сегодня, – 2005. – № 1. – С. 78 – 79. 2. Авдеев, Ю. И. Терроризм как социально-политическое явление.// Современный терроризм: состояние и перспективы – М., 2000. – С. 41. 3. Авксентьев Н. Д. Сверхчеловек. Культурно-этический идеал Ницше /– Н.Д. Авксентьев. СПб.: Север, 1906. 4. Адельханян, Р. Современный терроризм // Законность, 2004. – № 11. – С. 33 – 36. 5. Алескеров, Ф. Т. Терроризм, индивидуалис тское и общинное поведение // Полития, 2004. – № 1. – C. 186 – 197. 6. Антонян Ю. М. Самоубийс твенный терроризм // Вестник Российской академии наук, 2005. – Т. 75. – № 9. – С. 818 – 824. 7. Афанасьев, Н. Н. Идеология терроризма // Социально-гуманитарные знания, – 2002. – № 1. – С. 235. 8. Баранов, А.С. Образ террориста в русской культуре конца XIX- начала ХХ века (С. Нечаев, В. Засулич, И. Каляев, Б. Савинков) // ОНС, 1998.– № 2. –С.181. 9. Белый, О. В. Тайны «подпольного» человека. Художественное слово – обыденное сознание – семиотика власти. – Киев, 1991. 10. Берковиц, Л. Агрессия: причины, последствия, контроль / Л. Берковиц.– Спб., – 2001.– С. 497. 11. Будницкий, О. В. Терроризм в российском освободительном движении: Идеология. Этика. Психология (вторая половина XIX – начало ХХ века)/ О.В. Будницкий. – М.: Российская политическая энциклопедия, 2000. 12. Будницкий, О.В. Терроризм глазами историка. Идеология терроризма // Вопросы философии, 2004.– № 5. – С. 3 – 19. 13. Вайнонен Н. Иди и смотри! Пресса после Беслана // Журналист, 2004. – № 11. – С. 16 – 18. 14. Виттенберг, П. М. Террор по-русски // Новое литературное обозрение, 2001. – № 47. – С. 346 – 357. 15. Витюк В. В. , Эфиров С. А. Левый терроризм на Западе: история и современность/ В. В. Витюк, С.А. Эфиров. – М., 1987. 16. Витюк В. В. , Данилевич И. В. Терроризм как политический феномен и как теоретическая проблема //Сайт Комитета по правам человека при През иденте РФ, Февраль 2004 г. 17. Гейфман, А. Революционный террор в России. 1894 – 1917 / А. Гейфман.– М., Кронпресс, 1997. 18. Гельман, М. Русский способ (Терроризм и масс-медиа в третьем тысячелетии) // http: www. Guelman.ru. 108

19. Гилинский, Я. И. Современный терроризм: кто виноват и что делать?// Философские науки, 2005. – № 9. С.17–23. 20. Гончарова, Е. И. Религиозная общественнос ть и террор. Письма Д. Мережковского и З. Гиппиус к Борису Савинкову. (1908-1909) // Русская литература, 2003.– № 4. – С. 140 – 161. 21. Грехнев, В. С. Феномен политического терроризма // Философия и общество, 2002. – № 2.- С. 199. 22. Давыдов, Ю. Вступительная статья к книге Б. Савинков. Избранное/ Ю. Давыдов. – М., 1990. 23. Дершовиц, А. М. Почему терроризм действует? Осознать угрозу и ответить на вызов / А.М. Дершовиц. – М.: РОССПЭН, 2005. 24. Дзуцев, Х. В. Беслан: после террористического акта // Социологические исследования, 2005. – № 4. – С. 128 – 129. 25. Дубко, Е.Л. Терроризм и нравственность // Вес тник Московского университета. Сер. 12,Политические науки, 2005. – № 4. – С. 27 – 38. 26. Емельянов В. П. Терроризм и прес тупления террористической направленнос ти/ В.П. Емельянов. Харьков, 1997. 27. Жаккар, Р. Именем Усамы бен Ладена. – М., 2002. 28. Иванов, В. Н. Феномен терроризма: (экспертные суждения и оценки) // Социально-гуманитарные знания, 2005. – № 3. – С. 21– 41. 29. Иванов, В. Н. Феномен терроризма // Социологические исследования, 2005. – № 7. – С. 63 – 71. 30. Кагарлицкий, Б. Анатомия террора // Свободная мысль – XXI, 2005. – № 4. – С. 3 – 11. 31. Кацура, А. Подчеловек: новый тип террорис та // Знамя, 2004. – № 7. – С. 197– 199. 32. Киселева, Т. Г. Терроризм и культура // Культура: управление, экономика, право, 2005. – №3. С. 2 – 3. 33. Леонтьев, А. Н. Деятельность. Сознание. Личность./ А. Н. Леонтьев. – М., 1975. 34. Лотман, Ю.М. Культура и взрыв. / Ю.М. Лотман. – М., 1992. 35. Могильнер, М. Мифология «подпольного человека»: радикальный микрокосм в России начала ХХ века как предмет семиотического анализа / М. Могильнер. – М.: Новое литературное обозрение, 1999. 36. Могильнер, М. Российская радикальная интеллигенция перед лицом смерти. // Общественные науки и современность, 1994. – № 5. – С. 56– 66. 37. Морозов, И. Технологии против терроризма / И. Морозов. – М.: ОЛМА – Пресс, 2003. 38. Морозов, К. Н. Поиски ответов на «проклятые» вопросы этики и богоискательство в эсеровской среде в межреволюционный период (июнь 1907 – февраль 1917). // Международный исторический журнал, 2002. – № 20. – С. 1–76.

109

39. Неклесса, А. Культура смерти. // Азия и Африка сегодня, 2006.– № 2. – С. 2 – 11. 40. Никитаев, В. Происхождение терроризма из духа трагедии. 30 октября 2003 г. / http: // www. russ.ru/politics/20021030- nik.html. 41. Никитаев, В. В. Терророфания. // Философские науки, 2002. –.№1. – С. 135. 42. Общество против терроризма: (материалы круглого стола редакции журнала «Личность. Культура. Общес тво») // Личность. Культура. Общество, 2005. – Т. 7. – №1. –С. 350 – 368. 43. Одесский, М. Поэтика террора / М. Одесский, Д. Фельдман. – М., 1997. 44. Одесский, М., Фельдман, Д. Террор как идеологема (к истории развития) // Общественные науки и современность, 1994. – № 6. – С.155. 45. Ольшанский, Д. В. Психология террора / Д.В. Ольшанский. – М., 2002. 46. Павлов, И. Очистка человечества / И. Павлов. – М., 1907. 47. Панарин, А.С. Онтология террора. // Русскiй мiр: научно-популярный и просветительский альманах / А.С. Панарин. – М., 2002. – № 5. – С. 4– 7. 48. Петухов, В. Б. Пролетариат и эсеровская тактика индивидуального террора в период буржуазно-демократической революции //Опыт и проблемы политической истории / В.Б. Петухов. – М., 1991. (рукопись депонирована в ИНИОН РАН). № 44874 от 01.07.1991. 49. Петухов, В.Б. Законодательная власть и проблема информационного противодействия терроризму. // Российский парламентаризм: история и современность / В.Б. Петухов. – Ульяновск, 2005. – С. 279 – 292. 50. Петухов, В.Б. Понятие терроризм в лабиринтах современного общественного сознания. // Россия в зеркале времени / В.Б. Петухов. – Ульяновск, 2001. – С. 49 – 56. 51. Петухов В. Б. Серебряный век русской культуры и терроризм / В.Б. Петухов. – Ульяновск: УлГТУ, 2006. 52. Попова, Т. «Норд-Ост» глазами заложницы / Т. Попова. – М., 2002. 53. Потебня, А.А. Слово и миф / А.А. Потебня. – М., 1989. 54. Прайсман, Л.Г. Террористы и революционеры, охранники и провокаторы / Л. Г. Прайсман. – М., 2001. 55. Розин, В.М. Визуальная культура и восприятие. Как человек видит и понимает мир / В.М. Розин. – М., 1996. 56. Розин, В.М. Терроризм или выразительный симптом кризиса нашей цивилизации?// Философские науки, 2002. – №1. – С. 126 – 133. 57. Савченкова, Н.М. Террор: символический акт или абс трактная агрессия // Философские науки, 2005. – №9. – С. 24 – 32. 58. Силин, А.А. Духовнос ть против терроризма // Вестник Российской академии наук, 2003. – Т. 73. – № 11. – С. 1016 – 1022. 110

59. Соловьев, В.С. Идея сверхчеловека. Избранное / В. С. Соловьев. – М., 1990. 60. Спиридович, А. И. Ис тория большевизма в России / А.И. Спиридович. – Париж, 1922, переиздано в Нью-Йорке 1986. 61. Требин, М. П. Терроризм в XXI веке / М.П. Требин. – Минск, 2003. 62. Троицкий, Е. С. Повстанцы и террористы. Диалектика партизанства //Вестник Российского философского общества, 2005. – № 2. – С. 131– 132. 63. Тьерри Мейсан. 11 сентября 2001 года. Чудовищная махинация /Тьерри Мейсан. – М., Изд-во Карно, 2002. 64. Устинов, В. В. Международный опыт борьбы с терроризмом: стандарты и практика / В. В. Устинов. – М., 2002. 65. Устинов, В. В. Обвиняется терроризм / В. В. Устинов. – М.: ОлмаПресс, 2002. 66. Фрейд, З. Психоанализ. Религия. Культура / З. Фрейд. – М., 1992. 67. Фромм, Э. Анатомия человеческой деструктивности / Э. Фромм. – М., 2004. 68. Харыбынин, В. О мюзикле и его заложниках. // Молодая гвардия, 2003. –№ 10. – С. 221 – 230. 69. Хитцер, Ф. Короткие замыкания и переменные токи: Эссе о терроризме и антитерроризме // Инос транная литература, 2003. – № 9. – С. 206 – 233. 70. Хлобустов, О. М. О стратегии противодействия терроризму.// Власть, 2003. – № 9. – С. 3 – 9. 71. Хлобустов, О. М. Терроризм – метка XXI века: чеченский терроризм – региональный подвид исламского фундаментализма. // ОбозревательObserver, 2004. – № 5. – С. 47 – 51. 72. Хлобустов, О. М. Что противопос тавить терроризму в России? // Власть, 2004. – № 3. – С. 30 – 34. 73. Хлобустов, О.М., Федоров, С.Г. Терроризм: реальность сегодняшнего состояния // Современный терроризм: состояние и перспективы / О.М. Хлобустов, С. Г. Федоров. – М.,2000. – С. 86 – 87. 74. Хорос, В. «Крона», «корни», «климат» терроризма. // Мировая экономика и международные отношения, 2002. – № 3. – С. 47– 49. 75. Хофман Брюс. Терроризм – взгляд изнутри. – М., 2003. 76. Челышев, В. Не бывает лжи во спасение. // Журналист, 2004. – № 10. – С. 15 – 17. 77. Шапошников, В. Н. Хулиганы и хулиганс тво в России. Аспект истории и литературы ХХ века. / В. Н. Шапошников. – М., 2000. 78. Элиаде, М. Аспекты мифа / М. Элиаде. – М., 1995. 79. Эткинд. А. Садом и Психея. Очерки интеллектуальной истории серебряного века / А. Эткинд. – М., 1996. 80. Эфиров, С.А. Партизанские войны и терроризм.// http://terror.chol.ru/magasine/analise/digest0007.htm. 111

81. Юзик Ю. Невесты Аллаха / Ю. Юзик. – М.,2003. 82. Юрьев, А. И. Политическая психология терроризма. // Философские науки, 2005. – № 10.– С.18 – 30. 2. ПИСЬМА, ДНЕВНИКИ, ВОСПОМИНАНИЯ 1.Волошин, М. Автобиогрфия //Литературная учеба, 1988.– № 5. 2. Гиппиус-Мережковская, З. Дмитрий Мережковский. – Париж, 1951. 3. Письма З. Гиппус к Б. Савинкову: 1908–1909 годы: // Русская литература, 2001. – № 3. 4. Савинков, Б. Воспоминания / Б. Савинков. – М.,1990. 5. Спиридович, А. Записки жандарма / А. Спиридович. – М.,1991. 6. Фигнер, В. Запечатленный труд / В. Фигнер. – М., 1933.– Т. 3. 3. ХУДОЖЕСТВЕННЫЕ ПРОИЗВЕД ЕНИЯ 1. Акунин, Б. Статский советник / Б. Акунин. – М., 2001. 2. Андреев, Л. Повести и рассказы / Л. Андреев. – Кишинев,1989. – С. 378. 3. Белый, А. Сочинения. Т. 2 / А. Белый. – М., 1990. 4. Волошин, М.Я. «Средоточье всех путей…». Избранные стихотворения и поэмы / М.Я. Волошин. – М., 1989. 5. Грин, А.С. Собр. соч. В 6-ти томах. Т. 1, 2 / А.С. Гирн. – М., 1965. 6. Савинков, Б. Избранное / Б. Савинков. – М., 1990. 7. Проханов, А. Год Беслана. Избиение младенцев. (Отрывки из романа «Политолог» // Завтра, 31 августа 2005 г.– № 35 (615). 8. Ропшин, В. (Савинков Б.) Книга стихов / В. Ропшин. – Париж.1931. 9. Тополь, Э. Роман о любви и терроре, или Двое в «Норд-Осте»: Чистая правда / Э. Тополь.– М.: ООО «Издательство АСТ», 2003. – 391, [ 9] с. Архивные источники 1. ГАРФ.Ф. 5831. Оп. 1. Д. 204. Л. 7 об. 2. ГАРФ. Ф. 6212. Оп. 1. Д. 2. Л. 92.

112

Учебное издание ПЕТУХОВ Валерий Борисович ТЕРРОРИЗМ КАК СОЦИОКУЛЬТУРНОЕ ЯВЛЕНИЕ Учебное пособие Редактор Подписано в печать 21.11.06. Формат 60х84/16. Бумага офсетная. Печать трафаретная. Усл. печ. л. 6,39. Тираж . Заказ.

Ульяновский государственный технический университет 432027, г. Ульяновск, ул. Сев. Венец, д. 32. Типография УлГТУ, 432027, г. Ульяновск, ул. Сев. Венец, д. 32.

113