Традиции и инновации в современной России. Социологический анализ взаимодействия и динамики

Серия основана в 1999 г. В подготовке серии принимали участие ведущие специалисты Центра гуманитарных научно-информационных исследований Института научной информации по общественным наукам, Института всеобщей истории, Института философии Российской академии наук, Государственного университета Высшей школы экономики

Российская академия наук Институт социологии Институт научной информации по общественным наукам

Традиции и инновации в современной России Социологический анализ взаимодействия и динамики Под редакцией А. Б. Гофмана

с Москва РОССПЭН

2008

(

УДК 316.3/.4(470+571)(082.1) ББК60.5 Т 65 Главный редактор и автор проекта «Humanitas»: С .Я. Левит Заместитель главного редактора: И.А. Осиновская Редакционная коллегия серии: J1.B. Скворцов (председатель), П.П. Гайденко, И.Л. Галинская, В.Д. Губин, Б.Л. Губман, Г.И. Зверева, А.Н. Кожановский, Л.А. Микешина, Ю.С. Пивоваров, И.И. Ремезова, А.К. Сорокин Руководитель проекта и составитель тома: А.Б. Гофман Научный редактор тома: И.И. Ремезова Художник П.П. Ефремов Исследовательская работа над проектом и издание осуществлены при финансовой поддержке Российского гуманитарного научного фонда (РГНФ) Проект № 05-03-03174а Проект N9 08-03-16107д Т 65 Традиции и инновации в современной России. Социологический анализ

взаимодействия и динамики / Под редакцией А.Б. Гофмана. — М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 2008. 543 с. - (Humanitas). ISBN 978-5-8243-1071-9 В коллективной монографии исследуется характер социокультурных трансформаций, переживаемых Россией на рубеже второго и третьего тыся­ челетий, осуществляется основательная разработка историко-культурных и теоретических аспектов данной проблемы, представлена попытка конкрет­ но, на основе результатов эмпирических исследований, проанализировать взаимодействие и динамику традиционных и новых элементов в различных областях социальной жизни и культуры: в трудовой и управленческой культу­ ре, в экономическом поведении, в политическом и гражданском сознании, в моральных и религиозных ценностях и практиках. УДК 316.3/.4(470+571)(082.1) ББК 60.5

ISBN 978-5-8243-1071-9

© Левит С.Я., составление серии, 2008 (О Гофман А.Б., составление тома, 2008 « >Российская политическая энциклопедия, 2008

Предисловие Настоящая книга посвящена теме, широко обсуждаемой сего­ дня. Речь идет о характере социокультурных трансформаций, пе­ реживаемых Россией на рубеже второго и третьего тысячелетий. Одних поражает, возмущает или восхищает радикализм этих трансформаций. Другие полагают, что их вообще нет, а имеет ме­ сто сохранение прошлого, откат к нему, хождение по кругу, ситуа­ ция, когда «мертвый хватает живого». Последнее мнение находит опору в широком распространении различных форм традициона­ лизма в современном российском обществе. Эти суждения и оценки перекликаются и отчасти совпадают с рядом вопросов, которые задаются постоянно и повсеместно. Что и как сохраняется или реставрируется, что разлагается и распа­ дается, а что обновляется? Присутствуют ли социокультурные тра­ диции в изменениях, происходящих в России в настоящее время? Если да, то какова их роль в этих изменениях? И каковы в таком случае сами эти традиции? Имеют ли место социокультурные ин­ новации и в чем они состоят? Как они взаимодействуют с традици­ онными культурными образцами российского общества? Имеет ли место очередная модернизация в России, и если да, то в чем ее осо­ бенности? И, наконец, как ко всему этому относиться и что с этим делать? Эти вопросы сегодня оказываются предметом внимания, интереса и озабоченности не только исследователей, но и власти, и общественности. На некоторые из этих и близкие им вопросы мы постараемся дать ответы на страницах настоящей книги. Разумеется, ответы эти будут не исчерпывающими, не окончательными, а лишь частич­ ными. Собственно, именно такие, как правило, и дает наука, в от­ личие, скажем, от идеологии или, если угодно, от других форм идеологии. При этом мы стремились максимально, насколько воз­ можно, избегать предвзятости и политической ангажированности, явно и неявно влияющих на обсуждение такого рода проблем. В настоящей книге единство замысла и его реализации сочета­ ется с тем, что внутри него имеет место разнообразие тем, подходов

Традиции и инновации в современной России

и методов исследования. И это неудивительно, если учитывать сложный, противоречивый и многозначный характер исследуемой научной проблематики и ситуации в современном российском об­ ществе. С одной стороны, мы стремились к глубокой и основатель­ ной разработке историко-культурных и теоретических аспектов. Это чрезвычайно важно в рассматриваемой проблематике, учиты­ вая, что в ней, как ни в какой другой, имеется множество белых пятен, темных мест и, что особенно опасно, ошибочных или со­ мнительных стереотипов, кажущихся бесспорными истинами. С другой стороны, в книге представлена попытка конкретно, на основе результатов эмпирических исследований, проанализи­ ровать взаимодействие и динамику традиционных и новых эле­ ментов в различных областях социальной жизни и культуры: в тру­ довой и управленческой культуре, в экономическом поведении, в политическом и гражданском сознании, в моральных и религи­ озных ценностях и практиках. Конечно, и после прочтения насто­ ящей книги у читателя по-прежнему вопросов по ее теме может оставаться больше, чем ответов, а проблем — больше, чем реше­ ний. Тем не менее мы старались, с помощью имеющихся в нашем распоряжении исследовательских средств, внести максимально возможный вклад в понимание и прояснение, а на данной основе и решение рассматриваемых проблем. Если это в какой-то мере удалось, то мы будем считать, что цель нашей работы достигнута. А. Б. Гофман

I. Теория, история, современность

Глава 1 А. Б. Гофман

От какого наследства мы не отказываемся? Социокультурные традиции и инновации в России на рубеже XX-XXI веков

азвание настоящей главы содержит аллюзию, очевидную для старшего поколения российских социологов и не оче­ видную для младшего. Речь, конечно, идет о статье В.И. Ленина «От какого наследства мы отказываемся?» (1898). Сегодня, на рубеже ХХ^ XXI вв., мы вновь задаем­ ся подобными вопросами, касающимися соотношения прошлого, настоящего и будущего, культурного наследия и обновления, тра­ диций и инноваций, которые волновали российскую интеллиген­ цию более века назад.

Н

Радикальные реформы или радикальный традиционализм? Со времен П.Я. Чаадаева сформировалось представление о том, что одна из главных российских традиций —это отсутствие или по­ стоянное отрицание традиций. Одним из выражений этого явле­ ния Чаадаев считал кратковременность исторической памяти, свя­ занной с отсутствием естественной преемственности в развитии культуры. «Наши воспоминания не идут далее вчерашнего дня; мы как бы чужие для себя самих. Мы так удивительно шествуем во времени, что, по мере движения вперед, пережитое пропадает для нас безвозвратно»1. Этот тезис выдающегося русского философа, сформулирован­ ный в 1829 г., впоследствии получил, казалось бы, ряд убедитель­ ных подтверждений в истории страны. В самом деле, сменяющие друг друга радикальные революции и контрреволюции, реформы и контрреформы базировались на решительном и громко деклари­ руемом разрыве с прошлым, либо длительным и давним, либо кратковременным и недавним. Отрицались огромные пласты со­ циокультурного наследия. Иногда это отрицание было преимущественно оценочным, принимая следующую форму: «Данная традиция имела место в прошлом, но мы оцениваем ее отрицательно, отвергаем и больше

10

Традиции и инновации в современной России

ее не будет». В других случаях, тесно связанных с предыдущим, оно принимало фактуальную форму: «Данная традиция “плохая”, но у нас ее никогда не было, нет и не будет». Во второй версии речь идет об осознанной или неосознанной социальной амнезии, выра­ жающей устремления определенных социальных групп, заинтере­ сованных в том, чтобы общество помнило одно и забывало другое. Стремление начать все сначала, с белого листа, составляет посто­ янную характерную черту российской истории. Тем не менее положение о «традиционной антитрадиционно­ сти» российского общества будет выглядеть не столь бесспорным, если обратиться к другим историческим фактам и тенденциям. Прежде всего, следует подчеркнуть, что отмеченный постоянный отказ от собственного социокультурного наследия, его отрицание, в истории России парадоксальным образом идут рука об руку с не менее постоянной популярностью всякого рода традиционалист­ ских идеологий и утопий. Речь идет о многочисленных и хорошо известных апелляциях к реальному или мифическому прошлому, воспевании того или иного «светлого» прошлого, постоянно или время от времени сопровождающих или вытесняющих прославле­ ние «светлого» будущего или настоящего. Среди разного рода форм идеологического традиционализма необходимо в первую очередь отметить, разумеется, славянофиль­ ство. Сформировавшись под сильным влиянием западноевропей­ ских консервативно-традиционалистских идей2, оно вместе с тем противопоставило Россию Европе. С тех пор это противопоставле­ ние приобрело традиционный характер, причем каждое новое по­ коление европейских антиевропейцев в России повторяет тезисы предыдущих так, как будто выдвигает их впервые, тем самым сво­ им собственным примером как бы подтверждая тезис Чаадаева. Впрочем, эпигоны неизбежно добавляют к ним и нечто новое, по­ скольку очевидно, что буквальное повторение невозможно. При этом необходимо отметить, что западничество, противостоя­ щее славянофильству, ничуть не в меньшей мере, чем последнее, представляет собой традиционное русское идейное течение. Советская власть первоначально провозгласила радикальный разрыв с прошлым. Однако, несмотря на это, с самого начала и на протяжении всей советской истории власть так или иначе, явно и неявно, постоянно и в разных формах стремилась опираться на традиции и апеллировала к ним. И сегодня, в России рубежа второго и третьего тысячелетий мы наблюдаем очередное возрождение различных версий идеологиче­ ского и утопического традиционализма, впрочем, мало чем отлича­ ющихся от старых и в этом смысле вполне традиционных. В самом деле, достаточно бросить беглый взгляд на идейную картину страны

I. Теория, история, современность. Глава 1. ГоЛман А.Б. От какого...____________1_1_

с начала 90-х годов, чтобы убедиться в этом. Конечно, в первую оче­ редь в этом ряду следует упомянуть пеструю смесь националистиче­ ских и нацистских взглядов, нередко называемых патриотическими. Но и в других идейных течениях, не имеющих с предыдущими ничего общего, наблюдается достаточно устойчивая тенденция не только опоры на историческое прошлое, но и приверженности к тем или иным формам традиционализма. Широкое распростра­ нение получили ностальгические настроения, касающиеся давне­ го и недавнего прошлого, рассказы, в которых нередко в розовом цвете изображается «Россия, которую мы потеряли» (название из­ вестного фильма Станислава Говорухина) или Советский Союз, который не мы «развалили». На смену «человеку надеющемуся» конца 80-х годов, «тревожному» —начала и середины 90-х, на рубе­ же 90-х—2000 гг. приходит «человек ностальгический»3. Понятие «советский», еще недавно трактовавшееся уничижи­ тельно и третировавшееся как «совок» (советский человек), «сов­ ковый», «совковость», теперь (в отличие, кстати, от дореформен­ ного советского периода 60—80-х годов) в интеллигентском и массовом сознании стало все чаще восприниматься как явление в высшей степени положительное. Известный поп-певец Олег Газманов, который некогда участвовал в создании «Движения демо­ кратических реформ», выступившего против советской «адми­ нистративно-командной системы», уже в 2005 г. выпустил диск с характерным саморепрезентирующим названием-лейблом «Сде­ лан в СССР»; в одной из песен он бодро констатирует: «Я рожден н Советском Союзе, сделан я в СССР». «Старые песни о главном» стали постоянным элементом телепрограмм. В высшей степени символичным явился возврат к старому советскому гимну на му­ зыку Б.А. Александрова и слова С.В. Михалкова. Сама фигура ав­ тора новых слов, много лет назад сочинившего текст гимна еще сталинской эпохи, казалось, должна была символизировать идею возрождения или продолжения советского прошлого. Ряд аналитиков, характеризуя состояние российского общества рубежа XX—XXI вв., констатируют рост традиционалистских тен­ денций в российском обществе, используя такие понятия, как «консервативный поворот», «взрывающаяся архаичность» (харак­ теристика Томасом Манном германского нацизма), «волна архаиищии», «неотрадиционализм»4. Эти тенденции наблюдаются и и массовом сознании, и в сознании интеллектуалов, и в полити­ ке властей5. В 90-е годы многие представители российской интеллигенции, мтом числе социальные ученые, стали гордо называть себя консериаторами6. Уже в начале данного десятилетия социолог В.В. Радаеи с полным основанием утверждал, что «консерватизм наступает»,

12

Традиции и инновации » современной России

и предсказывал, что «к какому-то союзу с консерватизмом в бли­ жайшем будущем будут стремиться все идеологические течения»7. И не только утверждал и предсказывал, но и солидаризировался с одной из его разновидностей. В последние годы «либеральный консерватизм» становится одним из ключевых понятий официаль­ ного дискурса российской власти8. Наряду с отмеченными идеологическими тенденциями в это время наблюдается и просто «нормальный» и повсеместный рост интереса к прошлому: историческому, социально-групповому, се­ мейному, к поиску разного рода корней, иногда реальных, иногда мифических, что вполне объяснимо, учитывая «искоренение» все­ го и вся в предыдущие годы и десятилетия. Одновременно имеет место стремление «удлинить» родословную различных социальных институтов и организаций, ранее зачастую начинавших свою исто­ рию лишь с советской эпохи. Например, Сбербанк, который в со­ ветскую эпоху идентифицировался с государственными «трудовы­ ми сберегательными кассами», основание которых датировалось 1922 годом, теперь датирует свое основание уже 1841 годом. То же самое относится ко множеству других ведомств, институтов и орга­ низаций, в последние годы «прибавивших себе возраст», учредив­ ших соответствующие праздники и ритуалы и таким образом как бы усиливших свою «традиционность». Само слово «традиция», как и его производные, в сегодняшней России стало модным. Его постоянно используют политики, рели­ гиозные деятели и деятели культуры, публицисты и социальные ученые. Мы встречаем его в маркетинге и рекламе различных про­ дуктов, часто в сочетании со словом «русский», причем независи­ мо от того, в какой мере эти продукты действительно могут счи­ таться традиционными и русскими. Оно присутствует также в названиях различных фирм, банков и страховых компаний, на­ пример в таких, как «Русские финансовые традиции» (банк) или «Русские страховые традиции» (страховая компания). Вместе с тем, еще с начала 90-х годов не только в политических кругах определенной ориентации, но и среди интеллектуалов, ста­ новится модным ругать «радикальные» («либеральные») реформы и, соответственно, вредных «младореформаторов», устанавливаю­ щих капиталистические порядки большевистскими методами и не желающих учитывать традиционные социокультурные особенно­ сти России. Постепенно широкое распространение получило про­ тивопоставление «конструктивных» 2000-х «разрушительным» 90-м. Это противопоставление приобрело почти официальный идеологический статус9. Можно было бы отметить и ряд других фактов, наблюдений и результатов исследований, свидетельствующих о «традициона-

I. Теория, история, современность. Глава 1. Гофман А.Б. От какого...____________13

лизации» российских социальных, политических и ментальных реалий рубежа XX—XXI вв. Тем не менее существует ряд фактов, свидетельствующих о том, что данная, бесспорно существующая, тенденция не столь одно­ значна и сочетается с иной, противоположной. Кроме того, важ­ ное значение имеет, разумеется, и то, как интерпретировать и оце­ нивать сегодняшний российский традиционализм. Здесь, на наш взгляд, предстоит еще большая исследовательская и аналитиче­ ская работа. Прежде всего, некоторые социологи подвергают сомнению те­ зис о больших масштабах традиционализма современного россий­ ского массового сознания. Наблюдаемая в последние годы но­ стальгия по советскому прошлому еще не означает желания вернуться к нему. При всей традиционализации официального дискурса российской власти, прежние цели и лозунги, касающие­ ся социального обновления, демократии, экономических реформ, построения гражданского общества, правового государства, всего того, что принято обозначать терминами «модернизация» или «трансформация», по крайней мере, явно с повестки дня не снима­ ются и продолжают рассматриваться как актуальные, особенно в сфере экономики. Можно, конечно, возразить, что в данном слу­ чае речь идет всего лишь об определенной риторике, о лозунгах, используемых для пропагандистских целей или представляющих собой некий постперестроечный пережиток. Но на это возражение можно в свою очередь возразить, что в известном смысле тради­ ционализм также представляет собой совокупность лозунгов и ри­ торических фигур. И можно ли считать отмеченную традиционализацию синонимом или симптомом отсутствия, деградации или исчезновения инноваций и инновационного потенциала в россий­ ском обществе? Ответ на этот вопрос представляется совсем не очевидным. Если, как было отмечено, слово «традиция» сегодня в моде, то не менее модно слово «инновация». Причем оно все ча­ ще используется не только применительно к научно-технологической сфере, как это было в России сравнительно недавно, но и в таких областях, как культурное производство, потребление, маркетинг и реклама10. Вышеизложенное ставит нас перед необходимостью снова за­ даться часто обсуждаемым в последние годы общим вопросом о том, как можно оценить социальные изменения в России на рубе­ же тысячелетий. Имеют ли вообще место изменения или речь идет о простом сохранении, воспроизводстве и реставрации доперестро­ ечных культурных образцов и институтов? Или, возможно, речь идет об очередном возврате к неким устойчивым ментальным и ин­ ституциональным структурам, прокладывающим себе дорогу во­

14

Традиции и инновации в современной России

преки всем и всяческим изменениям и пертурбациям, когда разви­ тие происходит согласно французской поговорке: «Чем больше из­ меняется, тем больше остается самим собой»? Имеют ли вообще место инновации или нет? Насколько они фундаментальны и ради­ кальны? Как они соотносятся с традициями? Не служат ли одни лишь оболочкой для других? Идет ли речь о «старом вине в новых мехах» или о «новом вине в старых»? В общем, можно ли говорить, что в российском обществе происходит модернизация или все опять возвращается на круги своя и очередная попытка обновления завершается очередной реставрацией старого? Ответы на эти во­ просы требуют, на наш взгляд, дальнейшего осмысления, проясне­ ния и уточнения некоторых принципиальных теоретических пред­ ставлений о соотношении модернизаций, традиций и инноваций.

Модернизации, традиции и инновации Процессы, происходящие в России и других посткоммунистических обществах на рубеже XX—XXI вв., в общем виде обычно обозначают как модернизацию, переход (транзит), трансформа­ цию и т. п. Эти и подобные категории так или иначе отражают со­ ответствующие процессы. Их изучение, как теоретическое, так и эмпирическое, вполне обоснованно занимает сегодня важней­ шее место в общей массе социологических исследований11. Оче­ видно, однако, что для понимания этих процессов таких общих категорий недостаточно. Подобно таким категориям, как «ин­ дустриализация», «урбанизация», «массовая культура», «глоба­ лизация», «информатизация» и т. п., — это, по выражению французских социологов К. Гриньона и Ж,-К. Пассерона, «поня­ тия-бульдозеры», которые так сильно разрыхляют исследуемые участки, что после использования этих познавательных машин иногда ничего невозможно различить12. Вследствие своей всеохватности одна и та же категория такого рода дает простор для са­ мых разных интерпретаций, что свидетельствует как минимум о ее недостаточности для концептуального и эмпирического анализа соответствующих процессов. Это не значит, что такие «понятиябульдозеры» бесполезны, вредны и от них следует отказаться; да такое и невозможно. Они необходимы, как необходима работа аналогичной строительной машины. Но наряду с ними требуется использование более тонких концептуальных средств. Сказанное в полной мере относится к таким фундаментальным категориям, как «современность», «модерн», «модернизация», не говоря уже о «постмодерне», «постмодернизме» и «постмодер­ низации». Применительно к понятию модернизации, так же как и к понятию трансформации13, требуются концептуальные подхо­ ды и средства, занимающие промежуточное положение между эти­

I. Теория, история, современность. Глава 1. Гофман А.Б, От какого...____________1 5

ми понятиями и соответствующими теориями, с одной стороны, и эмпирическими исследованиями и интерпретациями - с другой. Понятия и теории социокультурных традиций, инноваций и их взаимодействия относятся к числу таких концептуальных средств. Правда, можно с полным основанием утверждать, что и эти, давно существующие в социальной науке концепты и концепции явля­ ются в известном смысле «бульдозерами», но если это и так, то речь и данном случае идет уже о других понятийных машинах, дополня­ ющих предыдущие. В сочетании с общей теорией модернизации (трансформации, изменения и т. п.) они позволяют, на наш взгляд, более основательно, реалистично и конкретно осмыслить модериизационные процессы в целом и в России в частности: происхо­ дят ли они вообще; если да, то в чем они состоят и каковы их харак­ терные особенности. Первоначально в социологии и смежных науках модернизацию рассматривали как процесс заведомо антитрадиционный, а мо­ дерн, соответственно, — как антипод традиции. Модернизация мыслилась как процесс, одну из сторон которого составляет отход от традиций, отказ от них. В известном смысле модернизация по­ нималась как синоним детрадиционализации, а общество модерна считалось, соответственно, анти- или посттрадиционным. В каче­ стве других антиподов традиции, помимо модернизации, рассмат­ ривали такие категории, как прогресс, разум, рациональность, индустриализм, науку, утопию и, конечно, инновацию. В дальней­ шем в социологии все больше стало осознаваться, что и сами эти сущности и взаимодействие между ними носят гораздо более сложный характер. Модернизация стала представляться как про­ цесс неоднородный и множественный. Данная множественность выступает в двух аспектах: простран­ ственном и временном. Пространственная множественность про­ явилась, во-первых, в многообразии форм модернизации в различ­ ных обществах, связанном с их культурными особенностями и традициями; во-вторых, в разнородном характере модернизации в различных социальных группах и областях социальной жизни. Временная множественность модернизации осознавалась как тот факт, что последняя может осуществляться неоднократно в рамках одного и того же общества, в разное время в разных обществах и сферах социальной жизни. В общем, социальная наука в послед­ ние годы пришла к выводу о том, что следует говорить не о модер­ низации, а о модернизациях во множественном числе, и это в пол­ ной мере относится и к России14. В связи с предыдущим, традиции сегодня все чаще и вполне обоснованно рассматриваются не только как препятствия на пути инноваций (что, безусловно, также имеет место), но и как факто­

16

Традиции и инновации в современной России

ры, условия и средства их внедрения и принятия15. Собственно, такую роль они играли и в прошлом, в том числе и в истории Ев­ ропы. Хорошо известно, хотя об этом не часто вспоминают, что такие фундаментальные социокультурные инновации, как Воз­ рождение, Реформация или Великая французская революция, вы­ ступая против одних традиций, требовали возврата к другим, еще более «традиционным традициям», к Античности или Священно­ му Писанию16. Из предыдущего следует необходимость и актуальность анали­ за, осмысления и переосмысления общих и частных механизмов социокультурных традиций, инноваций и их взаимодействия. Не­ смотря на то, что в данных областях существует немало достиже­ ний, серьезных и даже выдающихся трудов и исследований, в них по-прежнему остается множество темных мест, белых пятен, нере­ шенных проблем, загадок и, что, может быть, хуже всего, псевдо­ очевидностей.

О трактовке понятия традиции в социологической теории Понятие традиции принадлежит к числу наиболее широко ис­ пользуемых, важных, фундаментальных и одновременно наиболее туманных, многозначных и противоречивых понятий наук о челове­ ке, в частности, социологии. Хотя литература по проблематике тра­ диции огромна, если не сказать необъятна, собственно социологи­ ческих трудов в данной области сравнительно немного. Некоторые классические социологические теории традиции рассматриваются ниже, во вотрой главе книги. Здесь мы ограничимся указанием лишь на фундаментальные труды Ежи Шацкого и Эдварда Шилза, несмотря на свою давность, сохраняющие свое значение и сего­ дня17. Ряд работ носит междисциплинарный характер и находится на стыке социологии, философии, теории культуры, этнологии, со­ циальной антропологии и т. д.18. Интересная и содержательная дис­ куссия о теоретических аспектах исследования традиций, начатая статьей Э.С. Маркаряна, состоялась в 1981 г. на страницах журнала «Советская этнография»19. О большом значении, придаваемом дан­ ной проблемной области, свидетельствуют предложения придать ей статус особого учения или специальной теории со специфическим названием «традициология» или «традициеведение»20. Впрочем, на наш взгляд, само по себе использование такого рода названий так же мало может способствовать развитию данной области, как назва­ ние «феминология» —пониманию женщин, а «маскулинология» — мужчин. Если попытаться резюмировать существующие на сегодняш­ ний день теории и идеи относительно социокультурной природы традиций, то их можно свести к двум противоположным подходам.

I. Теория, история, современность. Глава 1. Гофман А.Б. От какого...___________ 1 7 .

Первый основан на представлении о традициях как о своего ро­ да социокультурных генах, которые однозначно детерминируют характер определенного общества или группы и выступают как аналог и (или) продолжение механизмов биологической наслед­ ственности или «инстинктов». В некоторых вариантах подобных интерпретаций имеют место прямые биологические коннотации, в других они отсутствуют. В последнем случае традиции трактуют­ ся в качестве специфических социокультурных эйдосов, характер­ ных для определенных цивилизаций и обществ. Такая позиция прослеживается не только в поверхностных и дилетантских, но и в серьезных трудах и исследованиях. Конкретное общество или конкретная культура выступают как определенный набор тра­ диций, образующий специфический культурный генотип и обла­ дающий специфическим культурным кодом, аналогичным коду генетическому. Соответственно, исследовательская задача состоит в том, чтобы этот код расшифровать или разгадать. Нередко в по­ добных интерпретациях понятие традиции сближается с понятием архетипа, хотя сам Карл Густав Юнг, внедривший «архетип» в ин­ теллектуальное обращение, различал эти понятия21. Инновации в такой логике очевидным образом рассматриваются либо как де­ виации, либо как частные случаи или разновидности традиции, либо как мутации, нарушающие целостность исходного социо­ культурного генетического материала, либо как «псевдоморфозы» (термин Освальда Шпенглера). Вторая тенденция заключается в истолковании традиций как процесса и результата конструирования, производства, изобрете­ ния и последующего воспроизведения чего-либо в качестве вос­ принятого из прошлого, в качестве социокультурного наследия, независимо от того, является оно этим наследием или нет. Эта те­ оретическая позиция стала особенно популярной после выхода известной книги «Изобретение традиции» (1983) под редакцией 'Орика Хобсбаума и Теренса Рейнджера22. В ней авторы на доволь­ но большом историческом материале продемонстрировали, как и различных странах сравнительно недавно были «изобретены» как будто вполне «исконные» и существующие как бы «от века» «традиционные» культурные формы, политические и граждан­ ские ритуалы и т. п. При этом сам Хобсбаум различал «изобретен­ ные» и «подлинные» (“genuine”) традиции23. Очевидно, главной трудностью оказалось определить, что такое «подлинные» тради­ ции и как отличить их от «неподлинных», «изобретенных». В по­ следующих дискуссиях и интерпретациях, однако, в изначальной нонятийной паре Хобсбаума понятие «подлинной» традиции отошло на второй план или исчезло, видимо, вследствие его рас­ плывчатости.

18

Традиции и инновации в современной России

Можно выявить также различные варианты теорий, стремящих­ ся так или иначе соединять эти две тенденции или занимать проме­ жуточную и одновременно более «реалистическую» позицию. На наш взгляд, основной и достаточно очевидный, хотя и не единственный, недостаток первой из отмеченных позиций состоит в фаталистском и провиденциалистском характере интерпретации традиций и, шире, социокультурной реальности. Социальные ак­ торы в таком истолковании выступают как пассивные реципиенты традиций; последние же наделяются мощью, активностью, колос­ сальными адаптивными и даже мистическими способностями. Кроме того, данному подходу свойственна недооценка роли инно­ ваций и заимствований в социальном развитии. Другая позиция также весьма уязвима для критики. В таком ис­ толковании традиция выступает лишь как разновидность иннова­ ции; принципиальное различие между ними стирается. В опреде­ ленном смысле все традиции являются сконструированными, «выдуманными», «изобретенными» (это справедливо отметил Гидденс)24; вопрос только в том, чтобы выяснить, где, когда и как то или иное изобретение подобного рода было сделано. Специфика традиции утрачивается, и она превращается в простое орудие ма­ нипуляции в руках определенных социально-политических сил или даже в некий эпифеномен. Фатализм первой точки зрения здесь преодолевается, но взамен предлагается истолкование упро­ щенное и волюнтаристское. Принципиальные положения, выражающие наше понимание традиционных аспектов социального поведения, отчасти пред­ ставлены в опубликованных ранее работах25. Вот некоторые из этих положений. В общем виде под традициями мы понимаем «социальное и культурное наследие, передающееся от поколения к поколению и воспроизводящееся в определенных обществах и социальных фуппах в течение длительного времени»26. Составными частями традиции являются объекты социокультурного наследия (то, что передается), процессы наследования и его способы. В качестве тра­ диций выступают самые разнообразные явления: определенные культурные образцы, социальные институты, нормы, ценности, знания, обычаи, ритуалы, стили и т. д. Традиции существуют во всех социокультурных системах, образуя необходимый элемент их существования, развития, своеобразия и самотождественности. Особенно широка сфера их действия в архаических, докапитали­ стических, так называемых «традиционных» обществах. В той или иной форме и степени они присутствуют во всех областях социаль­ ной жизни и культуры, от экономики и политики до науки и искус­ ства. Наиболее велико значение традиции в религии.

I. Теория, история, современность. Глава I. Гофман А.Б. От какого...___________ 1 9

Традиции составляют основание, элемент и результат функцио­ нирования коллективной памяти обществ и социальных групп, обеспечивая их самотождественность и преемственность в их раз­ витии. В больших, сложных, открытых и мобильных обществах со­ циальная и групповая дифференциация оказывает существенное влияние на интерпретацию и использование общенационального культурного наследия. Кроме того, различные социальные группы, классы, слои обладают своими собственными традициями. В диф­ ференцированных обществах существует также множество разно­ образных ориентаций и устремлений на те или иные социокуль­ турные пространства («внутренние» и «внешние») и времена, исторические эпохи, рассматриваемые в качестве «подлинно» тра­ диционных и образцовых. Отсюда множественность, разнород­ ность и противоречивость традиционных культурных форм и их интерпретаций. Традиции являются объектом выбора, интерпрета­ ции и актуализации, осуществляемыми социальными субъектами из различных культурных образцов недавнего и далекого прошлого, находящихся в их распоряжении. При этом набор данных образцов не бесконечен, и отмеченный выбор осуществляется в рамках хотя и достаточно широкого, но ограниченного диапазона. Каждое поколение, воспринимая из прошлого некоторую сово­ купность культурных образцов, не просто усваивает их в неизмен­ ном и готовом виде. Оно неизбежно, так или иначе, осуществляет среди них отбор, по-своему их интерпретирует, приписывает им новые значения и смыслы, которых до него не было. Иными слова­ ми, мы всегда выбираем не только свое настоящее, не только свое будущее: мы всегда вольно или невольно выбираем свое прошлое. Тем не менее, несмотря на отмеченную разнородность, в каж­ дом обществе, в том числе наиболее демократическом и плюрали­ стическом, существует определенный набор культурных образцов, которые образуют ценностно-нормативное ядро общества и носят более или менее общезначимый характер. В социальной науке это ядро обозначалось и обозначается как «коллективное сознание» (Э. Дюркгейм), «генерализованные универсалистские нормы», «структурированный нормативный порядок» (Т. Парсонс), «граж­ данская религия», «публичная религия» и т. п.27. Отмеченная сово­ купность культурных образцов в значительной мере носит тради­ ционный характер, но не сводится к традиционным элементам. Сюда входят и такие явления, как общее историческое сознание (которое не сводится к традициям), общие идеалы, цели, язык и т. д. Это ядро воспринимается социальными субъектами как не­ что «естественное», очевидное и само собой разумеющееся. Оно носит по сути сакральный характер, являясь относительно устой­ чивым и неизменным. Оно может быть в той или иной мере свое­

20

Традиции и инновации в современной России

образным или универсальным, но оно обязательно существует. Ес­ ли оно исчезает, то и данное общество исчезает или же превраща­ ется в другое общество. Этот достаточно узкий набор сакральных норм и ценностей также является объектом выборов, актуализаций и интерпретаций, но его особенность в том, что сами эти выборы, актуализации и интерпретации носят более длительный, устойчи­ вый и неизменный характер, чем другие. Разнообразие и многообразие существующих в мире обществ и культур в значительной мире связаны с разнообразием и много­ образием соответствующих традиций. Однако поскольку общества и культуры не являются неподвижными и замкнутыми образова­ ниями, в них и между ними постоянно происходят инновации, взаимообмен, культурные заимствования и культурная диффузия. Даже наиболее устойчивые, длительные и неизменные культурные образцы, составляющие традиционный облик и символическое своеобразие определенного общества, нередко являются результа­ том заимствования. Культурные образцы, выступающие первона­ чально как инновации для заимствующей культуры, впоследствии нередко в ней традиционализируются, становясь составной частью ее культурного наследия. Учитывая отмеченную выше сложность и многозначность тради­ ционных аспектов культуры и социального поведения, необходимо выявлять и анализировать различные типы традиций и традицион­ ности, их смыслы, значения и функции в определенных социокуль­ турных комплексах и ситуациях. Такой подход позволит более реали­ стично и конкретно оценивать и понимать феномен традиции в целом и отдельные его формы. В частности, важно выяснить и уточнить, с каким или какими из типов традиции мы имеем дело в той или иной исследовательской ситуации, что обычно не делается. Если иметь в виду фундаментальную омонимию слова «традиция», то нельзя не учитывать, что при ее изучении речь может идти о весь­ ма разных вещах. Например, о «традиции-инерции», воспроизводя­ щей привычный порядок вещей. Или о «традиции-ностальгии», по­ гружающей в сладкие воспоминания о временах, когда солнце светило ярче и трава была зеленее. Или о «традиции-реставрации», осознанном стремлении восстановить реальное или мифическое прошлое, представляемое как длительное, устойчивое и «свое». Или о «традиции-ритуале», воспроизводящей в символической фор­ ме те или иные тенденции или события прошлого. Или о «традицииконстанте», культурном образце, сохраняющемся в определенном обществе в течение длительного времени. Или о «традиции-оболоч­ ке», содержащей новое вино в старых мехах. И т. д. Перспективы дальнейшей разработки теории традиции состо­ ят, на наш взгляд, в дифференциации этого понятия, выявлении

I, Теория,

и стори я

, современность.

Глава 1. Го&ман Л.Б. От какого...___________ 2 1

|шгничных типов традиций, анализе этих типов в различных со­ циокультурных комплексах и ситуациях, а также в исследовании мшимодействия традиций с другими социокультурными явления­ ми: инновациями, диффузией, заимствованиями, модой, различ­ ными проявлениями глобализации и информатизации.

Детрадиционализация, ретрадиционализация или модернизация традиционности? Каково место традиций в сегодняшнем модернизированном, Iлобализированном и информатизированном мире? Аналитики по-разному отвечают на этот вопрос. Некоторые из них утвержда­ ют, что в целом происходит процесс деградации «подлинных» тра­ диций и замена их «искусственными» заменителями, суррогатами, навязываемыми индивидам государством, бюрократическими оршнизациями, потребительским капитализмом, политическими иштами, промоутерами медиа, культурной и туристической инду­ стрией, причем степень контроля над сознанием и поведением н последнем случае выше, чем тот, который когда-либо осуществиили традиции28. Впрочем, подобная «ностальгическая» точка зре­ ния среди специалистов встречается сравнительно редко. Гораздо более широкое распространение получила концепция «детрадиционализации», разработанная Ульрихом Беком и, глав­ ным образом, Энтони Гидденсом. Оба они исходят из того, что со­ временность (modernity) в принципе разрушает традицию. Тем не менее «детрадиционализация» в полной мере происходит только ни стадии «общества риска» и «рефлексивной модернизации» ( 1>ек) или «позднего» («высокого») модерна (Гидденс). В частно­ сти, Бек обосновывает факт «детрадиционализации индустриальио-общественных форм жизни», и вместе с тем — исчезновения фадиционных форм классового деления, их замены индивиду­ альными и «малогрупповыми» различиями, индивидуализации со­ циального неравенства, а также, несмотря на критику идеи про­ гресса, «согласия на прогресс» как легитимирующей силы и современных обществах29. Согласно Гидценсу, на ранних фазах современного социальноm развития сотрудничество между модерном и традицией имело иажное значение. Последняя сохраняла свое влияние, особенно на уровне локальных общин. Но ранние институты модерна не толь­ ко зависели от существовавших традиций, но и создавали новые. Основанная на традиции «шаблонная истина» («formulaic truth») и связанные с ней ритуалы стали действовать в новых сферах, наи­ более важной из которых оказалась «нация»30. Даже в наиболее мо­ дернизированных обществах традиции полностью не исчезают, они сохраняются и в некоторых отношениях и контекстах даже

22

Традиции и инновации в современной России

расцветают. В каком же смысле и в каких обличьях традиции со­ храняются в обществах «позднего модерна»? Их особенность за­ ключается в том, что они отрываются от определенных мест и вре­ мен, к которым были привязаны в домодерных и раннемодерных. Будучи старыми или новыми, традиции в современном мире суще­ ствуют в одном из двух вариантов. 1) Они «могут дискурсивно и яс­ но выражаться и отстаиваться, иными словами, обосновываться как имеющие ценность в мире множества конкурирующих ценно­ стей»31. 2) В противном случае традиция становится фундамента­ лизмом, «традицией в традиционном смысле», т. е. утверждением «шаблонной истины безотносительно к последствиям»32. В целом, Гидденс полагает, что в современном глобализирующемся мире традиции сохраняются лишь постольку, поскольку они доступны для дискурсивного оправдания и готовы к открытому диалогу не только с другими традициями, но и с альтернативными образами действия33. Единственной альтернативой такого подхода к тради­ циям является насилие. Таким образом, традиции, по Гидденсу, хотя и в ослабленном, трансформированном и рационализирован­ ном виде, продолжают, тем не менее, составлять один из элемен­ тов обществ высокого (позднего) модерна, отличающихся такими чертами, как неустойчивость, риск и рефлексивность. Учитывая это, используемый им термин «детрадиционалйзация» нельзя при­ знать удачным. Во-первых, он неудачен по существу. Во-вторых, он неточно выражает и искажает суть его собственной позиции34. Знакомство с ней демонстрирует нам, что речь в данном случае идет не о детрадиционализации, а о трансформации традиционно­ сти, т. е. существенном изменении содержания традиций, их места в социальной жизни и взаимодействия с другими, нетрадицион­ ными или антитрадиционными культурными образцами и дей­ ствиями и (или) включенности в них. Вот почему взгляды тех аналитиков, которые не считают, что детрадиционализация имеет место, и, соответственно, не пользу­ ются данным термином, по существу зачастую почти не отличают­ ся от взглядов Гидденса. Некоторые развивают близкие им поло­ жения, доказывая при этом, что детрадиционализации нет. Об этом свидетельствует, в частности, изданный в Великобритании сбор­ ник «Детрадиционализация» (1996), ряд авторов которого, вопре­ ки его заглавию, как раз и заняты тем, что доказывают отсутствие детрадиционализации или даже наличие «ретрадиционализации»35. В частности, один из них, Джон Томпсон, опираясь в общем примерно на те же факты и тенденции, что и Гидденс, и приходя примерно к тем же выводам, тем не менее, достаточно убедительно показывает, что в современных обществах происхо­ дит не детрадиционализация, а изменение роли традиций, связан-

I, Теория, история, современность. Глава 1. Гофман А.Б. От какого..

23

мое с их делокализацией и медиатизацией, и что картина в данном отношении гораздо более сложна36. Томпсон выделяет четыре аспекта традиции: «герменевтиче­ ский» (передаваемая индивидами от поколения к поколению интерпретативная система, способ понимания мира), «нор­ мативный», «аспект легитимации» и «аспект идентичности». Основываясь на этом различении, он обосновывает следующие положения37. 1) С развитием обществ модерна наблюдается после­ довательный упадок традиционного основания действия и власти; иными словами, уменьшается значение «нормативного» и «легитимационного» аспектов традиции. 2) Однако в других отношени­ ях она сохраняет свое значение: в качестве средства придания смысла миру («герменевтический» аспект) и способа создания чув­ ства принадлежности («идентификационный» аспект). 3) Хотя традиция сохраняет свое значение, она испытывает серьезные трансформации: передача символических форм, включающих тра­ диции, все больше отрывается от социального взаимодействия и общих местах обитания. Традиции не исчезают, но они переста­ ют прочно «пришвартовываться» (lose their moorings) к общим ме­ стам повседневной жизни. 4) Отрыв традиций от этих мест не озна­ чает, что они свободно несутся куда угодно; наоборот, они сохраняются, только если непрерывно вновь внедряются (re-em­ bedded) в новые контексты и пришвартовываются к новым терри­ ториальным единицам. Как видим, позиция Томпсона в ряде нунктов близка позиции Гидденса, но, в отличие от последнего, он не считает уместным говорить о «детрадиционализации». Оригинальностью в данном вопросе отличается точка зрения французского социолога Бруно Латура. В отличие от предыдущих теоретиков, он считает, что современная эпоха не является ни «мо­ дерной» ни, тем более, «постмодерной»; ее следует квалифицироиать как просто «амодерную». В работе с характерным названием «Мы никогда не были модерными» он стремится показать, что само деление на «до-модерное» и «модерное», «архаическое» и «передоное» и т. п. содержит в себе специфическую линейную темпоральность, линейное видение времени. Между тем, иная временная перспектива и ретроспектива совсем не принуждает нас к исполь­ зованию подобных ярлыков, поскольку тогда любой набор совре­ менных элементов может соединять в себе элементы, почерпнутые in разных времен. В такой системе координат наши действия следу­ ет признать политемпоральными. «Модернизм, так же как и его анI и- и постмодерные королларии, был лишь временным результатом отбора, осуществленного небольшим числом агентов от имени нсех»38. Но если «мы» никогда не были «модерными», то это однонременно означает, что «мы» никогда не были и не являемся «тра­

24

Традиции и инновации в современной России

диционными». Представление о существовании неизменной тра­ диции, так же как и обществ без истории, —это иллюзия. «Человек не рождается традиционным; он становится традиционным, делая этот выбор посредством постоянной инновации. Идея идентично­ го повторения прошлого и идея радикального разрыва с любым прошлым являются симметричными результатами одной и той же концепции времени. Мы не можем вернуться к прошлому, к тради­ ции, к повторению, потому что эти большие неподвижные области представляют собой искаженную картину земли, которая нам сего­ дня больше не обещана: прогресса, перманентной революции, мо­ дернизации, полета вперед»39, —пишет Латур. Что же делать, если «мы» не можем двигаться ни вперед, ни на­ зад? Отвечая на этот вопрос, французский социолог подчеркивает, что мы никогда и не двигались подобным образом, а всегда актив­ но сортировали (have sorted out) различные элементы принадлеж­ ности к различным временам. Мы никогда не были погружены в однородный планетарный поток, исходящий из будущего или глубин прошлого. Таких потоков никогда не было, их нет и сего­ дня. Мы можем действовать иначе, а именно вернуться к много­ численным сущностям, которые всегда развивались по-разному. Если существуют еще многие из нас, кто отвоевал способность осуществлять нашу собственную сортировку из элементов, при­ надлежащих нашему времени, мы вновь откроем свободу движе­ ния, которую модернизм у нас отвергал и которую мы в действи­ тельности никогда не теряли. Как видно, позиция Латура является радикально антимодернистской и плюралистической. Его взгляды на модерн и традицию включены в более широкую теорию, которую здесь не место об­ суждать. Отметим лишь, что нарисованная им картина модерна, с одной стороны, фиксирует внимание на некоторых его важных особенностях и уязвимых чертах, с другой —носит несколько утри­ рованный и упрощенный характер, приписывая «проекту» модер­ на стройность, единство и завершенность замысла, которой, веро­ ятно, у него не было. Нарисованный им идеальный и негативный образ проекта модерна, вероятно, слишком далек от реальности, особенно если иметь в виду не отдельных идеологов этого проекта, а тех, кому он, собственно, был адресован и кого он призван был увлечь. Исходя из этого, уместно, на наш взгляд, продолжить и пе­ рефразировать тезис Латура, сформулированный в заглавии его труда, следующим образом: «Мы не только никогда не были, но и не хотели быть модерными». Действительно, теории и само понятие модернизации зачастую страдают телеологизмом, или финализмом: представлением о том, что все общества движимы стремлением к некой единой цели.

I, Теория, история, современность. Глава 1. Гофман А.Б. От какого...___________ 2 5

Мри этом, согласно данному представлению, одни общества уже достигли этой цели, другие к ней приблизились, а третьи от нее да­

мски или даже еще больше удаляются. Но этого недостатка можно и (бежать или, по крайней мере, его можно уменьшить, если не инюрмретировать соответствующие процессы как единый «проект», который осознанно и целенаправленно реализовывался на протя­ жении столетий, как однонаправленное движение всех обществ к одному и тому же пункту назначения. Следует иметь в виду, что к последние полтора столетия в социологических теориях в данном отношении произошла довольно значительная «модернизация модернизационных теорий», в результате которой указанный фунда­ ментальный изъян существенно уменьшился. Достаточно сравнить нервоначальные варианты теорий модернизации в широком смыс­ ле (а без них аналогичные теории в узком смысле, применительно к целенаправленным изменениям в «незападных» странах, немыс­ лимы), такие как теории прогресса и эволюции общества, зачастую отождествляемого с человечеством, с последующими воззрениями, рассматривающими модернизации как множественные в различ­ ных отношениях процессы, о чем шла речь выше. Радикальные критики теорий модернизации склонны рассматривать последнюю как реализацию единого замысла, проекта, но в действительности cl о не было. Они приписывают качества цельности, связности и це­ ленаправленности «проекта» многим явлениям и процессам, кото­ рые на самом деле были непреднамеренными последствиями соци­ альных идей, идеалов и действий. В этом отношении телеологизм присущ как раз радикальным критикам модерна. В качестве этало­ на они берут радикальные или первоначальные теории модерниза­ ции или сводят к ним все эти теории. Впрочем, полный отказ от идеи более или менее универсальною характера модернизации и наличия в ней, как и в ее результа­ те, - обществе модерна, —общих признаков, невозможен и не ну­ жен. Такой отказ чреват еще более серьезными изъянами: представлением о полной несоизмеримости и несопоставимости обществ и культур, абсолютным релятивизмом в анализе и оценке их состояния, движения и взаимодействия. В конце концов, не­ смотря на все разнообразие и многообразие путей и результатов модернизации, в ней существуют общие черты, и не видеть их не|(о (можно40. И дело здесь не в том, что некие идеологи их задума­ ли, а некие исполнители стали их рьяно претворять в жизнь так, как будто речь идет о какой-то «команде» модернизаторов и модер­ нистов. Черты модерна лишь частично сформировались в резуль­ тате соответствующего «проекта»; как и вообще в социокультур­ ных процессах, они в значительной мере явились определенным общим следствием непреднамеренных действий и тенденций,

26

Традиции и инновации в современной России

взаимодействий и взаимовлияний. Кроме того, они существуют и сложились как общая результирующая намерений, целей и дея­ тельности различных агентов, групп, обществ и соответствующих проектов41. Данные проекты различались изначально в разных странах европейского мира и лишь post festum приобрели черты цельности, завершенности и гармонии единого «проекта», прежде всего в трудах теоретиков, дававших ему ретроспективную оценку. Они различались и впоследствии и различаются до сих пор в «мо­ дернизирующихся» и «модернизированных» обществах, «запад­ ных» и «восточных», «северных» и «южных». Тем не менее вольно и невольно сохраняя свою специфику и различия, они прямо или косвенно сохраняют, культивируют и развивают общие черты об­ щества модерна, как «раннего», так и «позднего». Влияние тради­ ций при этом безусловно, но и сами они неизбежно испытывают серьезные трансформации. В настоящее время происходит процесс, который можно назвать модернизацией традиционности. Если в традиционных обществах доминируют инерция, следование заветам предков, традиции-при­ вычки, которые: 1) установлены раз и навсегда, более или менее не­ изменны и однозначны, 2) интерпретируются специальными хра­ нителями традиции (жрецами, священниками, правителями), то теперь они: а) подвижны, б) свободно интерпретируются самими разнообразными социальными субъектами. Наряду с традициямипривычками, воспроизводящими некогда установленный порядок вещей, появляются другие виды традиций: традиция-реставрация, традиция-реконструкция, традиция-ностальгия, традиция-утопия, традиция-революция и т. д. Но дело не только в изменении сущно­ сти традиций, их структурной дифференциации, но и в изменении их функциональной роли, роли традиционности как таковой. Во всех аспектах и функциях —ценностно-нормативной, герменев­ тической, легитимирующей и идентификационной — у традиции появляются конкуренты: заимствованные традиционные, нетради­ ционные, инновационные формы социального действия, социаль­ ной регуляции и саморегуляции, выполняющие те же функции. Из предыдущего следует, что в настоящее время, в связи с про­ цессами глобализации, информатизации, развития средств комму­ никации, расширяется диапазон отбираемых и актуализируемых традиционных культурных образцов различных обществ. Усилива­ ется их подвижность, интенсифицируются процессы взаимообме­ на, заимствования, диффузии. Интенсифицируются не только ин­ новации, но и процессы их традиционализации. Происходит «делокализация» и «детемпорализация» традиций, их отрыв от фиксированных пространственных и временных рамок. При этом постоянное движение традиционных образцов происходит не

I. Теория, история, современность. Глава I. Гофман А.Б. От какого...___________ 2 7

только от «центра» к «периферии» мировой системы, но и в обрат­ ном направлении. Традиции и инновации сегодня образуют нераз­ рывное единство: они превращаются друг в друга и не могут сущестповать друг без друга, так же как без культурных заимствований, диффузии, моды, туризма, самых разных форм глобализации и ин­ форматизации. Сегодня в большей степени, чем когда-либо, традиции являют­ ся объектом выбора, интерпретации и актуализации, индивиды и социальные акторы выбирают не только свое настоящее, не только свое будущее, но и прошлое. Традиционные культурные образцы нередко содержатся внутри самых разных инноваций. За­ частую традиции выступают в качестве своего рода оболочки инноваций, и наоборот. Происходит традиционализация тех яв­ лений, которые раньше считались нетрадиционными или антитрадиционными. В частности, утопии перестали быть сугубо ин­ новационными и «футуристскими» явлениями: в современную •>ноху чрезвычайно важную роль играют традиционалистские уто­ пии и традиционалистское прожектерство. С другой стороны, ре­ лигиозный и этнический фундаментализм, выступающий от име­ ни традиции, в действительности нередко представляет собой радикальную инновацию. В общем, «традиционные инновации», с одной стороны, и «инновационные традиции», —с другой, сегодня можно рассма­ тривать не как своего рода contradictio in adjecto, аналог «белой чер­ ноты» или «черной белизны», а как взаимозависимые, взаимодо­ полняющие и взаимопроникающие факторы и элементы социокультурных изменений. Все это наблюдается в современной России.

Досоветское и советское: от революционного к традиционному Для того чтобы осмыслить соотношение традиционных и новых культурных образцов в современной России, полезно сравнить нынешнюю ситуацию с ситуацией после октября 1917 г. Точно так же, как сегодня мы пытаемся понять соотношение постсоветского и советского, уже в первые послеоктябрьские годы многие стали ишумываться о том, как соотносятся советские и досоветские пе­ риоды в истории страны. Уже тогда начались дискуссии, продол­ жающиеся по сей день, о том, означает ли новый строй радикаль­ ный разрыв с прошлым или, несмотря на кровавый характер революции и гражданскую войну, в нем имеет место фундамен­ тальная преемственность. Так, например, Николай Бердяев под­ черкивал преемственный и органичный характер большевизма по о тношению к истории России, его глубоко национальный и тради­ ционный характер. Напротив, Марсель Мосс, выдающийся фран­

28

Традиции и инновации в современной России

цузский социолог и социальный антрополог, активно участвовав­ ший в социалистическом движении и специально изучавший большевизм, полагал, что, несмотря на известную преемствен­ ность царизма и большевизма, в равной мере далеких от интересов и чаяний российского общества, большевистский режим —это ре­ зультат революционного заговора бланкистского типа, непроду­ манный и неудачный эксперимент «активного меньшинства», ко­ торый носит преимущественно нетрадиционный для России характер, не соответствует «общей воле» «неактивного большин­ ства» и насильственно навязан ему42. Эти две точки зрения, сфор­ мулированные в 20—30-е годы, и в то время, и впоследствии посто­ янно воспроизводились с различными вариациями и продолжают воспроизводиться до сих пор. Той же позиции, что и Бердяев, придерживался, в частности, и Василий Шульгин, известный монархист и один из вождей мо­ нархической контрреволюции. Уже в 1920 г. этот убежденный про­ тивник большевизма признает, что большевики, несмотря на всю его неприязнь к ним, в действительности осуществляют и осущест­ вят то дело, за которое он боролся всю жизнь. Он подчеркивает пре­ емственность советской России по отношению к досоветской, во­ преки всем коллизиям, разрывам и революционным потрясениям. С его точки зрения, что бы ни думали и ни говорили большевики, они восстанавливают могущество, единство и границы России «до ее естественных пределов», а также «подготовляют пришествие са­ модержца всероссийского», который будет «истинно красным по волевой силе и истинно белым по задачам, им преследуемым»43. Противоположной точки зрения, согласно которой Октябрь­ ская революция и советский строй разорвали историческую пре­ емственность в развитии страны, придерживаются, например, Александр Солженицын и известный историк Ален Безансон, рас­ ходящийся с ним в ряде других отношений44. Почему эти позиции важны и актуальны сегодня? Во-первых, потому, что это интересно и поучительно с исторической точки зрения. Во-вторых, потому, что оттого, какая из них, явно или не­ явно, признается верной, зависит, в частности, оценка нынешнего пути развития российского общества. Если 74 года существования Советского Союза были своего рода лакуной в истории страны, ес­ ли этот трагический этап в ее жизни был «неестественным», «не­ нормальным» и «нетрадиционным», то логично предположить, что восстановление нарушенной преемственности и «нормального» хода исторического процесса означает возврат (насколько вообще возможен возврат в истории — отдельная тема) к дооктябрьским временам и соответствующим институтам. Если же СССР пред­ ставляет собой более или менее «естественное» и «нормальное»

I, Теория, история, современность. Глава 1. Гофман А.Б. От какого..

29

iitciio в истории страны, так или иначе включенное в российскую традицию, то в настоящее время следует опираться на это звено или какие-то его элементы. Необходимо отметить, что сами большевики неоднозначно и изменчиво интерпретировали свои взаимоотношения с традици­ онным прошлым российского общества. Первоначально они вся­ чески подчеркивали факт разрыва с ним45. Предполагалось, что с Октября начинается совершенно новая и беспрецедентная эра и мировой истории, которая ассоциировалась с идеей победы Ми­ ровой революции. Когда выяснилось, что последняя задерживает­ ся на неопределенное время, большевики взяли курс на всемерное укрепление и расширение Советского Союза с тем, чтобы со вре­ менем превратить его во всемирное социалистическое государ­ ство, в МССР, Мировую Социалистическую Советскую Республи­ ку46. Заявленный разрыв с прошлым сохранялся в той или иной степени и форме в течение всего существования Советского Сою­ за. Однако утверждение идеологии советского патриотизма как не­ прерывно расширяющегося российско-сЬветского социалистиче­ ского отечества сопровождалось постепенным возрождением и лаже усилением многих хорошо известных аспектов традицион­ ной дооктябрьской идеологии российской власти: полной центра­ лизации и концентрации социально-экономической жизни, «культа личности», всесилия государства и его бюрократического аппарата, тотального господства «единственно верного учения», насильственного подавления личных и гражданских свобод, анти­ западничества («борьба с империализмом») и т. п. Таким образом, предсказание В.В. Шульгина, сделанное и 1920 г., оказалось пророческим. В самом деле, постепенно выяс­ нилось, что, несмотря на радикализм большевистского проекта, полную смену социокультурной и политической символики и мо­ ре крови, пролитой в революции и гражданской войне, 25 октября 1917 г. система традиционных социальных институтов, существо­ вавших до февраля этого же года, себя восстановила. Произошел поворот на 360 градусов, и новые люди, большевики, самоотвер­ женно и беспощадно боровшиеся с царским режимом, продолжи­ ли его же старую «генеральную линию». Интересно, как в связи с этим эволюционировало представле­ ние большевизма о времени, а вместе с тем, его трактовка собст­ венных идеалов и традиций. Здесь наглядно прослеживается фено­ мен превращения утопического сознания в традиционалистское. Для понимания такого превращения представляется полезным об­ ратиться к некоторым идеям позднего Эмиля Дюркгейма. В свое иремя он отмечал в социальном развитии чередование «творче­ ских» («новаторских») и «обычных» периодов, напоминающее из­

вестное различение «критических» и «органических» эпох СенСимоном и Контом. «Творческие» периоды, помимо прочего, от­ личаются тем, что идеалы, без которых, по Дюркгейму, никакое общество существовать не может, представляются социальным субъектам почти совпадающими с реальностью, кажутся совсем близкими к осуществлению и помещаются в близкое, весьма до­ стижимое будущее47. В сменяющие эти времена «плодотворной бу­ ри» спокойные, «обычные» периоды идеалы не исчезают и сохра­ няют свое очарование, но уже не смешиваются с реальностью, а существуют в форме воспоминания. Происходит опрокидывание идеалов в прошлое, их ритуализация, в результате чего они все больше выступают в форме традиций, праздников и разного рода церемоний48. Такой подход позволяет нам лучше понять смену утопического и традиционного типов сознания, а также особенности социокуль­ турного времени, сжатого и быстрого в «новаторские» периоды, растянутого и медленного — в обычные. С этих позиций можно объяснить и специфику социального времени в ходе революций (не случайно названных К. Марксом «локомотивами истории»), и за­ гадку «нетерпения», часто присущего революционному сознанию. Подобные метаморфозы в истолковании и временном восприя­ тии идеалов можно проследить и в истории советского общества. Поколению революционеров, совершивших Октябрьскую рево­ люцию, была свойственна непоколебимая убежденность в том, что дети их, не говоря уже о внуках, безусловно, будут жить при комму­ низме: настолько коммунистический идеал казался близким к осу­ ществлению. В 1920 г. В.И. Ленин решительно заявлял, что комсо­ мольцы того времени смогут «начать и довести до конца постройку здания коммунистического общества», и уверенно обещал, что «поколение, которому теперь 15 лет», «через 10—20 лет будет жить в коммунистическом обществе»49. Сегодня эти декларации кажут­ ся странными, наивными или, наоборот, лицемерными пропаган­ дистскими уловками, но скорее всего вождь в данном случае ис­ кренне верил в то, о чем говорил с трибуны. Такого рода представления и соответствующий тип сознания в нормальных условиях должны были бы довольно быстро сме­ ниться более реалистичными. Но они сохранялись и, главное, ис­ кусственно поддерживались десятилетиями в результате разного рода постоянно принимаемых «чрезвычайных» мер, репрессий, «промывания мозгов», изоляции от внешнего мира. Они получили выражение и 40 лет спустя в известном утверждении Н.С. Хрущёва о том, что «нынешнее» поколение советских людей будет жить при коммунизме. При этом благоразумно не уточнялось, о каком, соб­ ственно, поколении идет речь: о только что родившихся младен-

I, Теория, история, современность. Глава 1. Гофман А.Б. От какого...___________ 3 1 .

пах, стариках или людях среднего возраста. Но уже в период «за­ пои» временная перспектива изменяется. Это проявилось, в част­ ности, в концепции «развитого социализма», призванной обос­ новать перенос достижения коммунистического идеала на неопределенное время. В это же время в идеолого-пропагандистi кой деятельности КПСС все больше преобладает установка на кос питание советских людей в духе революционных, боевых и тру­ довых традиций, что нашло отражение в ряде партийных решений. Таким образом происходила ритуализация и традиционализация идеала, его перенесение из «светлого» будущего в «славное» про­ шлое. Если вначале традиция находилась на службе и в подчине­ нии у утопии, то в конце, наоборот, утопия оказалась подчинена Iрадиции, отобранной и определенным образом сконструирован­ ной советской властью. Советская власть всегда осуществляла своеобразную «политику I рздиции» и, вместе с тем, тотальный контроль над коллективной памятью и оценками прошлого, как, впрочем, и в других областях культуры. Постоянно происходил властный отбор и официальное санкционирование того, что «хорошо» и что «плохо» в социокуль­ турном наследии, что разрешено для современного использова­ ния, а что запрещено, вплоть до запрета упоминания. Нельзя скаш ъ, чтобы эта политика была однозначной, последовательной и неизменной. Она носила в целом инструментальный, дифферен­ цированный и конъюнктурный характер, подчиняясь специфиче­ ски понимаемым стратегическим и тактическим политическим требованиям. Стремление создать совершенно особую «пролетар­ скую» культуру, полностью отрицающую культурные традиции, иногда наблюдавшееся в 20-е годы в разных областях жизни, от ли­ тературы до архитектуры и строительства «домов-коммун», было довольно быстро пресечено. А «Пролеткульт», существовавшая с 1917 г. организация, пытавшаяся реализовать подобную проI рамму и не полностью подчинявшаяся официальному партийно­ му начальству, подвергался постоянной критике и в 1932 г. был ликвидирован. В целом репрессивная политика в отношении пра­ вославия и других традиционных конфессий становилась то более, к» менее жесткой. Одновременно активно внедрялись идеологиче­ ские стандарты, призванные служить сакральными заменителями традиционных религиозных верований и практик. В той мере, в ка­ кой последние сохранялись, они также находились под жестким партийным контролем. Особое место в советском обществе занимала политика власти в области ритуалов. Некоторые дооктябрьские ритуалы, церемо­ нии и праздники были сначала запрещены, затем вновь разреше­ ны. Например, празднование Нового года с елкой, игрушками

32

Тпя линии и инновации в современной России

и другими праздничными атрибутами, запрещенное после револю­ ции, было вновь разрешено во второй половине 30-х годов, хотя и в сопровождении ряда новых советских элементов, заменивших традиционную религиозную символику. Уже с 20-х годов предпри­ нимаются усилия по созданию специфической советской обряд­ ности. Придумываются новые ритуалы, вроде «октябрин» (вместо крестин), «красных свадеб», «красных похорон» и т. п. Впослед­ ствии конструирование и внедрение новых обрядов превратилось в особый жанр, или вид творчества. В этом жанре трудилось мно­ жество работников культуры, издавалась масса специальных мето­ дических разработок и рекомендаций. Как правило, попытки внедрения такого рода ритуалов и придания им статуса традицион­ ности, несмотря на усилия идеологических работников, были без­ успешными. Правда, некоторые советские общегражданские праздники, как правило, объявленные нерабочими днями, такие как 7-е ноября, 1-е мая, 9-е мая, 23-е февраля и 8-е марта, вполне укоренились. Но им не всегда приписывались изначально задуманные властью идеологические значения. Так, 1 мая постепенно стал истолковы­ ваться как праздник весны, 8 марта — просто праздник женщин, а 23 февраля —праздник представителей противоположного пола, оторвавшись в значительной мере от первоначальных ассоциаций с борьбой угнетенных трудящихся женщин в западных странах во втором случае, эксплуатируемых трудящихся обоего пола (в этих же странах) —в первом и с Советской Армией —в третьем. С 60—70-х годов, в связи с ростом участия населения в религиоз­ ных праздниках, в частности Пасхи, власти стали использовать раз­ личные меры силового и административного воздействия, с при­ влечением комсомольского «актива» и народных дружинников, против посещения храмов в праздничные дни, точно так же как раньше это делалось по отношению к «стилягам» и другим сторон­ никам «неправильной», «не нашей» моды. Весьма оригинальным способом антирелигиозной пропаганды с 60-х годов, впрочем, так­ же не очень успешным, стала традиция работы кинотеатров в пас­ хальную ночь с показом наиболее популярных фильмов с целью от­ влечь людей от участия в религиозных церемониях. Весьма важным компонентом «политики традиции» Советской власти стали переименования: городов и других населенных пунк­ тов, улиц, заводов и т. д. Особенно активной эта деятельность была в первые послеоктябрьские десятилетия, но и впоследствии она продолжалась вплоть до последних лет существования СССР. В за­ висимости от политической конъюнктуры, от того, был ли тот или иной «вождь» в данный момент в фаворе или в опале, имена то дава­ лись, то отнимались, то вновь возвращались. Например, город

I. I г о р и и . история, современность. Глава 1. Гофман Л.Б. От какого...___________ 3 3

Юювка в 1924 г. был переименован в Сталино, затем в 1961 г. — и Донецк; город Царицын в 1925 г. —в Сталинград, затем в 1961 г. — к Нолгоград; город Пермь с 1940 по 1957 г. назывался Молотов и был шшем этого имени после того, как Молотов-человек попал в опалу и правление Н.С. Хрущёва. То же самое случилось с московским меIронолитеном, который, до того как получить привычное для совет­ ских времен имя Ленина, носил имя другого сталинского наркома, II М. Кагановича, снятого со своих постов тем же Хрущёвым вместе с Молотовым за участие в «антипартийной группе». Но чемпионом по переименованиям в советские времена по нраву может считаться украинский город Луганск, который пере­ именовывался в общей сложности четыре раза! В 1935 г. он был пе­ реименован в Ворошиловград, в честь еще одного верного сорат­ ника Сталина, К.Е. Ворошилова; затем в 1958 г. (из-за участия последнего в той же «антипартийной группе») —опять в Луганск; т е м , в 1970 г., —опять в Ворошиловград; и, наконец, в 1990 г. — снова в Луганск; это имя город (пока, во всяком случае) носит и поныне. Таким образом, выстраивается следующая цепочка нашаний: 1) Луганск —2) Ворошиловград —3) Луганск —4) Вороши­ ловград - 5) Луганск. Можно предположить, что столь частые из­ менения названия родного города могли серьезно отразиться на формировании личной идентичности горожан, которых, в сущно­ сти, постоянно переименовывали вместе с городом, причем поми­ мо их воли. В целом, вопреки вполне ностальгическому мифу некоторых сегодняшних политгехнологов об эффективности идеологической работы Коммунистической партии, ее политика по отношению к социокультурному наследию носила противоречивый, непосле­ довательный и зачастую абсурдный характер. Часто она была эф­ фективной и утилитарной только с позиции краткосрочной и из­ менчивой политической конъюнктуры. Но с точки зрения долгосрочной перспективы и стратегических целей она была как минимум неэффективна, да и сами эти цели постоянно менялись и незаметно для самих стратегов были вытеснены средствами их достижения. Хаос, абсурд и неразбериха, бюрократическое про­ жектерство под видом планирования, присутствовавшие повсюду, в полной мере проявились в политике по отношению к прошлому. С одной стороны, социокультурному наследию был нанесен ко­ лоссальный ущерб, целые его пласты были безвозвратно уничто­ жены. С другой, — в стране создавались многочисленные музеи, и время от времени развивалось краеведческое движение. Каким бы всеобъемлющим ни был контроль над прошлым, он не мог про­ никнуть всюду. Безусловно, советская власть, посредством специ­ ально уполномоченных ею «хранителей традиции», всегда стреми­

34

Традиции и инновации в современной России

лась сама решать, какое прошлое нужно иметь стране. Но у нее не всегда и не везде это получалось. В частности, повседневная жизнь советских людей, особенно в последние годы советской власти, в значительной мере выходила из-под ее контроля и протекала бо­ лее или менее спонтанно, с ориентацией на нерегламентируемую традицию. Иногда власть даже вынуждена была приспосабливать­ ся к спонтанно формировавшимся тенденциям в отношении про­ шлого. Так, с 60-х годов среди широких кругов интеллигенции большую популярность получили посещения старинных русских городов и церквей (зачастую полуразрушенных), сохранившихся остатков религиозных памятников, памятников деревянного зод­ чества, разного рода ретро-моды. После разрушения огромного числа памятников и параллельно с ним партийное руководство да­ же проводит политику охраны «памятников истории и культуры» и создает специальные органы, ответственные за эту политику. Но здесь также часто наблюдается бюрократическая неразбериха и неэффективность. В 70—80-е годы можно было встретить запу­ щенные, обветшавшие, полуразрушенные здания, в действитель­ ности никем не охраняемые, на которых могла красоваться мра­ морная табличка с гордой и грозной надписью: «Памятник истории (архитектуры и т. п.). Охраняется государством». Таким образом этот памятник мог «охраняться» вплоть до полного разру­ шения, разворовывания или пожара. В общем, оказалось, что одни элементы социокультурного наследия были целенаправленно и нецеленаправленно разрушены, а другие — также целенаправ­ ленно и нецеленаправленно сохранены. Это относится к самым разным областям жизни: от того, что принято называть памятни­ ками природы, истории и культуры, до базовых образцов экономи­ ческой и политической культуры населения страны. Примерно такой же характер имели и инновации. Некоторые инновации были беспрецедентны. В частности, это относится к беспрецедентной по масштабам и степени этатизации, централи­ зации и концентрации социально-экономической, политической и культурной сфер. Можно с полным основанием утверждать, что подобной степени не было ни на Западе, ни на Востоке, ни на Се­ вере, ни на Юге, ни в самой России. Вряд ли можно найти такое общество, где человек, пожелавший открыть сапожную мастер­ скую или маленькое кафе, автоматически становился уголовным преступником. Такое положение усиливалось внедрением отрас­ левой структуры народного хозяйства и соответствующей структу­ ры управления (совнаркомы, министерства и другие ведомства). Идея централизации и концентрации родственных предприятий в единую отрасль была разработана немецким промышленником и политическим деятелем, основателем компании «АЕГ Телефун-

I. Теория, история, современность. Глава 1. Гофман А.Б. От какого..

35

кен», Вальтером Ратенау. В качестве министра тыла он применил се, и достаточно успешно, для нужд Германии во время Первой мировой войны. Но Ратенау придавал этой идее гораздо более фун­ даментальное значение и рассматривал ее как перспективу разви­ тия всей мировой экономики. Он исходил из того, что объедине­ ние родственных предприятий в единую отрасль, управляемую государством, будет способствовать устранению ненужной конку­ ренции, экономии ресурсов и повышению эффективности произнодства. Национализацию, планирование и отраслевой принцип строения и управления промышленностью он считал основой ноного социального и государственного устройства50. Необходимо отметить, что Макс Вебер считал подобные идеи и проекты Рате­ нау чрезвычайно опасными для развития экономики и энергично критиковал их. В Германии они в целом не были реализованы. За­ то большевики истолковали эти идеи как истинно социалистиче­ ские и стали практически внедрять их после периода «военного коммунизма» и неудачных попыток полной ликвидации рынка и товарно-денежных отношений. По существу, система отраслево­ го планирования промышленности и отраслевых промышленных министерств51 в СССР явилась большевистским истолкованием идей капиталиста Ратенау. В.И. Ленин был их большим энтузиа­ стом и в период создания этой системы особенно внимательно изучал его труды52. Внедренная большевиками отраслевая структура управления жономикой существовала все годы Советской власти. Количество и степень дифференциации министерств и ведомств, управлявших различными отраслями народного хозяйства, были беспреце­ дентными. В разгар эпохи «застоя», к началу 1974 г., в СССР на­ считывалось 29 общесоюзных и 31 союзно-республиканское ми­ нистерства; а помимо этого, существовали еще министерства республиканские, другие управляющие ведомства, профильные отделы партийных органов и т. д. Например, машиностроитель­ ные министерства включали в себя, в частности, следующие: машиностроения; общего машиностроения; среднего маши­ ностроения; строительного, дорожного и коммунального маши­ ностроения; тяжелого, энергетического и транспортного ма­ шиностроения; химического и нефтяного машиностроения; факторного и сельскохозяйственного машиностроения; машино­ строения для животноводства и кормопроизводства; машиностро­ ения для легкой и пищевой промышленности и бытовых приборов и г. д. Временами степень дифференциации отраслей становилась настолько высокой, что казалось, наступит момент, когда возник­ нут министерства прищепок для белья и лезвий для бритья. Подоб­ ная система была безусловно радикальнейшей инновацией. Но эта

36

Традиции и инновации в современной России

инновация продолжила и многократно усилила достаточно древ­ нюю российскую традицию полного государственного контроля над промышленностью и другими сферами социально-экономи­ ческой и культурной жизни. Инновациями были такие внедренные в советское время ин­ ституты, как директивное планирование, колхоз и совхоз, трудод­ ни, прописка, комсомол, талоны на промышленные и продоволь­ ственные товары в мирное время, продовольственные «заказы» на промышленных предприятиях и в учреждениях, спецраспределители, спецхраны и т. п., а также печально известный Гулаг, хотя и у этих инноваций можно, конечно, найти традиционные преце­ денты в истории России и других стран. В целом инновационный потенциал советского общества был весьма низок, что в конце концов и привело к фундаментальному отставанию 60—80-х годов в социально-экономической сфере от развитых индустриальных стран, первоначально скрытому, затем все более явному. Это было связано прежде всего с отсутствием или слабостью внутренних стимулов для инноваций. Внешние стимулы состояли прежде всего в потребностях обороны и стрем­ лении к поддержанию статуса великой державы, а отсюда —посто­ янная задача «догнать и перегнать». Бесчисленные постановления «партии и правительства», призванные играть стимулирующую роль и требовавшие колоссальных ресурсов, были неэффективны. Нерыночная экономика не испытывала внутренней потребности в обновлении, в использовании научных и технологических от­ крытий и достижений. Отсюда многочисленные лозунги и поста­ новления относительно того, что наука должна «помогать» произ­ водству, так что последнее выступало как своего рода немощное существо, нуждающееся в помощи, а первая —как некая нерадивая благотворительница, которая норовит уклоняться от своей благо­ творительной миссии. Была ли в советское время осуществлена модернизация? Если исходить из идеи множественности модернизаций, о которой шла речь выше, то следует подчеркнуть: советский строй был не пер­ вой, а очередной ее попыткой53. Ричард Лэйард и Джон Паркер в середине 90-х годов утверждали, что за последние три столетия Россия шесть раз поворачивалась лицом к Западу с целью модер­ низировать свою экономику и либерализовать общество. Пять предыдущих, с их точки зрения, закончились неудачей; сейчас имеет место шестая54. Александр Янов насчитывает 14 попыток ре­ формирования российского общества с 1550 по 1985 г. Все они, с его точки зрения, также были неудачными и завершились либо контрреформами, либо стагнацией. Наряду с ними он выделяет семь попыток установления контрреформистских диктатур, из ко-

I, Iгорня, история, современность. Глава 1. Гофман Л.Б. От какого...___________ 3 7 .

шрмх предпоследняя, связанная с именем В.И. Ленина, относится k 1418—1921 гг., а последняя —к 1929—1953 гг. (сталинизм)55. И СССР модернизация несомненно произошла в определенных областях, таких как урбанизация, образование, естественные и технические науки, некоторые отрасли промышленности, преж­ де всего оборонные или связанные с ними56. Но эта модернизация, осуществленная ценой колоссальных усилий и жертв, довольно быстро достигла своего предела и остановилась, поскольку была in Iорможена ее отсутствием в других областях. Что касается соци­ ально-политической, правовой, управленческой, гражданской сфер, то здесь, под инновационной оболочкой или без нее, совет­ ский режим был прямым продолжением или воспроизведением царского, а в некоторых аспектах был еще архаичней последнего. Имеете с тем он был отступлением от подлинно инновационных принципов, вызревавших в России на рубеже XIX—XX вв. и про­ возглашенных Февральской революцией 1917 года.

От советского к постсоветскому: старое вино в новых мехах? В сегодняшней России взаимодействие традиций и инноваций приобретает особенно сложный, неоднозначный и запутанный ха­ рактер вследствие известных исторических событий, пережитых и переживаемых страной на рубеже второго и третьего тысячеле­ тий. Чрезвычайно трудно и вместе с тем необходимо ответить на ключевые вопросы относительно социокультурного характера происходящих изменений. Означает ли постсоветское разрыв с со­ ветским или это «прошлое, которое не уходит в прошлое»57? Что происходит: инновация, становление новой системы, отказ от советского строя или же его фасадное обновление, консервация и реставрация? Принято считать, что реформы начала 90-х годов в России но­ сили радикальный и ультралиберальный характер; нередко их так и квалифицируют: «радикальные либеральные реформы». На са­ мом деле, степень их радикализма и либерализма сильно преувели­ чена. Подобное их восприятие в значительной мере связано с уни­ кальным, самобытным и беспрецедентным характером советской социально-экономической системы. На этом фоне любые реаль­ ные, а не фиктивные или фасадные, инновации (последних в со­ ветской истории было великое множество) должны были выгля­ деть сверхрадикальными и сверхлиберальными. Кроме того, в качестве реформ их противники истолковывали определенные чрезвычайные меры, принимавшиеся постсоветским руковод­ ством в чрезвычайных обстоятельствах и сами по себе реформами не являвшиеся. Необоснованны, на наш взгляд, и связанные с пре­ дыдущими представлениями обвинения в том, что реформаторы

38

Традиции и инновации в современной России

порвали с российской социокультурной традицией и бездумно следовали за Западом. Такого рода обвинения вполне традиционны для России и нередко выдвигались в прошлом против тех, кто пытался не на словах, а на деле, осуществить инновации. В дей­ ствительности, «младореформаторы» достаточно энергично апел­ лировали к определенной российской традиции и стремились опи­ раться на нее. Речь идет о либерально-демократической традиции, выраженной, в частности, в принципах, провозглашенных Фев­ ральской революцией 1917 г. Вместе с тем, опора на эту традицию шла рука об руку с разрывом по отношению к авторитарным и то­ талитарным традициям царского и советского режимов, традици­ ям бюрократического произвола, неэффективности и абсурда, по­ стоянного блокирования давно назревших инноваций, т. е. всего того, что в очередной раз привело страну к тяжелому социальноэкономическому и политическому кризису и разрухе. Знакомство с результатами серьезных и политически не ангажи­ рованных исследований дает возможность увидеть, что кризисные явления и упадок в социально-экономической, политической и культурной жизни страны начались и получили развитие задолго до «перестройки», «радикальных» реформ и распада Советского Союза. Вопреки бытующему поверхностному представлению, ре­ формы были не причиной, а следствием глубокого, затяжного и то­ тального кризиса советской системы и попыткой, причем запозда­ лой, ответа на него. Аномия, возникновение которой нередко связывают с постсоветским периодом, в действительности была ха­ рактерна для всей советской эпохи, то обостряясь, то слегка ослабе­ вая. Анатолий Вишневский в своем фундаментальном исследова­ нии советской модернизации справедливо подчеркивает: «В СССР целые поколения оказались маргинальными, потерявшими одну систему культурных ориентиров и не обретшими другую»58. Если и уместно использовать понятие аномии применительно к совре­ менному российскому обществу, то следует иметь в виду, что она характерна для гораздо более длительного периода его истории59. Опора на традицию многими сегодня рассматривается как средство преодоления аномического состояния российского об­ щества. В любом случае, традиция в той или иной форме оказыва­ ется существенным фактором социальной жизни современной России, который в качестве «материальной силы», по выражению Маркса, или «идеи-силы», по выражению французского философа и социолога Альфреда Фулье, оказывает на нее реальное и потен­ циальное влияние. Это влияние прослеживается в самых различ­ ных аспектах и сферах. Оценки современной российской ситуации в отношении роли в ней традиционного начала в целом и отдельных традиционных

I, Теория, история, современность. Глава 1. Гофман А.Б. От какого..■___________ 3 9 .

форм различаются весьма существенно. В общем виде мы обнару­ живаем в данном отношении несколько позиций, одновременно исследовательских и социально-политических. 1. Постсоветская Россия основана на радикальном разрыве с советской социокультурной системой и одновременно ориенти­ рована на возврат к дооктябрьским ценностям России, «которую мы потеряли», понимаемым при этом достаточно разнообразно и широко: Петровская или допетровская Русь, православие, ца­ ризм, ценности Февральской революции и т. д. Советский строй мри этом выступает как нарушение «естественного» и «нормально­ го» течения российской истории, как разрыв с предыдущей истори­ ей страны и (или) мира. Поэтому разрыв с этим разрывом означает возвращение: а) к «нормальному» ходу этой истории и (или) 0) к «нормальному» ходу европейской истории. С этим связана и оценка реформ рубежа 80—90-х годов как «либеральных» и «ради­ кальных». Инновационность здесь сочеталась с традиционализмом «позавчерашнего дня», т. е. досоветской эпохи. Это было усилено очередной попыткой десталинизации эпохи перестройки. Такая позиция преобладала в России с конца 80-х до конца 90-х годов; при этом оценки проводившихся реформ могли быть разными: по(итивными, негативными или исследовательски-нейтральными. 2. Согласно другой точке зрения, постсоветская Россия —пря­ мое продолжение или воспроизведение советской. Это проявляется в ряде аспектов: от сохранения и воспроизводства советской номен­ клатурной элиты до возрождения и консервации прежних советских культурных образцов, социальных институтов и ритуалов. 3. Наконец, третья точка зрения основана на представлении о том, что и в массовом сознании, и в сознании властвующей эли­ ты присутствуют некие культурные константы, традиции-архетимi.i, заложенные в российской ментальности, которые фатально и однозначно детерминируют особенности всей российской, в том числе постсоветской истории. Эти константы либо позволяют и стимулируют осуществление политико-культурных инноваций, связанных с созданием правового государства, гражданского об­ щества, демократических институтов, утверждением ценностей индивидуальных прав и свобод, либо блокируют их. Одни исследо­ ватели в российской истории обнаруживают, вполне обоснованно, па мой взгляд, константы первого рода, другие, не менее обосно­ ванно, находят традиции противоположные. Соответственно, наличие первых служит аргументом в пользу возможности отме­ ченных инноваций, наличие вторых —доказательством их невоз­ можности. Здесь мы встречаемся с одной из главных разновидносгей трактовок традиций, отмеченных выше, а именно, — как социокультурных генов, генотипов, архетипов или эйдосов.

40

Традиции и инновации в современной России

Последняя теоретическая позиция явно и неявно присутствует во многих трудах, посвященных обнаружению и исследованию ба­ зовых традиционных культурных образцов российского общества или наиболее характерных и устойчивых черт российской мен­ тальности. В последние годы число таких трудов увеличилось, поскольку именно через постижение этих образцов и черт исследо­ ватели стремятся лучше понять сущность, особенности и перспек­ тивы нынешних российских социокультурных трансформаций. Одним из вариантов данного подхода является и анализ особенно­ стей экономического, политического и культурного развития Рос­ сии на основе концепции «институциональных матриц», осуще­ ствленный С. Г. Кирдиной. «Институциональная матрица — это исходная модель базовых социетальных институтов, сложившихся в сообществах, способных себя воспроизводить в истории. Все по­ следующие институциональные структуры воспроизводят, разви­ вают и обогащают эту “первичную модель”, сущность которой, тем не менее, сохраняется», —пишет она. «Институциональная ма­ трица «задает» природу общества, определяет его специфику, вос­ производящуюся в ходе исторической эволюции»60. Исходя из по­ добного представления, автор обосновывает положение о том, что присущая России, наряду с большинством стран Азии и Латин­ ской Америки, Египтом и другими странами, Х-матрица («восточ­ ная институциональная матрица»), в отличие от «западной» Y-матрицы, свойственной большинству стран Западной Европы и США, фатально и однозначно детерминирует такие черты рос­ сийского общества, как институты «редистрибутивной экономи­ ки», «унитарно-централизованного государства» и «коммунитарность» идеологии (преобладание Мы над Я)61. Среди новейших трудов, содержащих интересный анализ оте­ чественных традиций, препятствующих модернизации и форми­ рованию гражданского общества в России, следует отметить фило­ софско-исторические труды Ю.С. Пивоварова, И.Г. Яковенко и ряд глав, опубликованных в фундаментальном труде «Институ­ циональная политология» под редакцией С. В. Патрушева62. На наш взгляд, апелляция к наличию или отсутствию опреде­ ленных традиционных институтов, культурных образцов и ценно­ стей для обоснования возможности или невозможности тех или иных инноваций может быть весьма полезной, интересной и пло­ дотворной. Тем не менее ее значение не следует преувеличивать. В любом случае, такого рода аргументация нуждается в серьезном теоретико-методологическом анализе и рефлексии. Что касается трактовки традиций как социокультурных генов, или архетипов, то, как отмечалось выше, она весьма уязвима с тео­ ретической и эмпирической точек зрения. Традиционное наследие

I, Теория,

и стори я

, современность. Глава

1. ГоЛман Л.Б. От какого..,

41

такого общества, как российское, разнообразно и противоречиво. Ьолее того, по утверждению А.С. Ахиезера, характерной социо­ культурной чертой российской цивилизации является «раскол»63. Поэтому, обнаруживая и фиксируя в ней ту или иную традицию, мы всегда должны быть готовы к тому, чтобы с не меньшим оснонанием найти другую, противоположную ей. Распространенное за­ блуждение —стремление выдать часть социокультурного наследия России за все ее наследие, рассматривать, в зависимости от соб­ ственных ценностных или вкусовых предпочтений, одни традиции как реальные, подлинные, фундаментальные, а другие —как несу­ ществующие, искусственные, поверхностные. Возьмем, например, этатизм, культ государства, упование на него. Это безусловно российская традиция, единодушно констати­ руемая исследователями. Но с не меньшим основанием мы можем констатировать существование в России противоположной тради­ ции, а именно анархизма, антиэтатизма и отрицания позитивной роли государства. В конце концов, не случайно родоначальниками анархизма были М.А. Бакунин и П.А. Кропоткин. Вспомним А.И. Герцена, который уверенно утверждал: «Славянские народы (включая Россию. —Л.Г.) не любят ни идею государства, ни идею централизации. Они любят жить в разъединенных общинах, кото­ рые им хотелось бы уберечь от всякого правительственного вмеша­ тельства. Они ненавидят солдатчину, они ненавидят полицию»64. Любопытны суждения Эмиля Дюркгейма о традиционной роли государства в российском обществе. В 1902 г. он писал, что в Рос­ сии, в отличие от других европейских стран, не общество создава­ ло государство, а государство — общество. «У западных народов Европы государство было скорее следствием спонтанного разви­ тия общества; политическая организация здесь сформировалась постепенно, под влиянием экономического, демографического и нравственного состояния страны. Исторический процесс разви­ вался здесь снизу вверх. В России оно происходило противополож­ ным образом. Государство там организовалось до общества, и именно оно общество и организовало»65, —писал он. Но из кон­ статации этой традиционной исторической особенности он делал вывод не о силе, а о слабости государства в истории России. Со­ гласно Дюркгейму, оно носит внешний по отношению к обществу характер, воздействуя на него слабо и поверхностно: «...Судя по ряду признаков, похоже, что результат деятельности государства носит поверхностный характер и не имеет глубоких корней. Поскольку политическая организация не выражает нравственное устройство страны, она почти не смогла глубоко его затронуть. Ве­ роятно, там имеет место простое ее наслоение («superposition»), точно так же, как в Китае»66. Впоследствии, в начале 20-х годов, эту

42

Традиции и инновации в современной России

же особенность российского государства, унаследованную от ца­ ризма, последователь Дюркгейма Марсель Мосс отмечал уже в большевизме, утверждая, что он «прилеплен к российской жиз­ ни» и «удерживается у власти теми же методами, что и царь», т. е. военной и полицейской силой67. Таким образом, оба французских социолога подчеркивают неоднозначность и противоречивость традиционного отношения к государству в российском обществе. На антиномию этатизма и анархизма в России в свое время ука­ зал такой выдающийся знаток российской культурной традиции, как Николай Александрович Бердяев68. Другими традиционными противоречивыми чертами «души России» он считал антиномии «национализм —универсализм» и «свобода духа —рабство, подчи­ ненность коллективу»69. Последнее свойство — подчиненность коллективу, растворение в нем, соборность —принято считать не­ оспоримой чертой российской ментальности и социокультурной традиции. Но и здесь все не так очевидно. Другой выдающийся специалист в данной области, Георгий Петрович Федотов, наобо­ рот, считал традиционной чертой русского человека индивидуа­ лизм, а коллективизм —инновацией, привнесенной советским ре­ жимом70. Можно успешно доказывать, что существует российская тради­ ция, воплощенная в известной триединой формуле «православие, самодержавие, народность». Но не может также вызывать сомне­ ний и факт существования традиции борьбы с этой традицией, причем в самых разнообразных формах и на протяжении всей рос­ сийской истории. Пушкин, либерал и «западник», восславивший свободу, — несомненное воплощение русской традиции. Таких примеров можно привести сколько угодно. Положение о том, что «западные» традиционные ценности — демократии, гражданского общества, прав и свобод индивида и т. п. — отсутствуют в российской социокультурной традиции, а потому для России неприемлемы, стало общим местом; оно по­ вторяется постоянно и повсеместно. При этом для обоснования данного положения нередко ссылаются на то, что попытки реали­ зации этих ценностей в истории России неизменно провалива­ лись. Это утверждение было бы убедительно при двух условиях. 1) Если бы противоположные традиции, связанные с отсутствием демократии, гражданского общества, уважения к закону, правам и свободам индивида и т. п., обеспечивали российскому народу счастье, процветание и благополучие и имели в истории с его сто­ роны безусловную поддержку, не нуждаясь в опоре на мощный ре­ прессивный и идеологический аппарат. 2) Если бы периоды, когда эти «антизападные» ценности вроде бы доминировали, не сопро­ вождались постоянно разного рода конфликтами, мятежами и ре-

I. Теория, история, современность. Глава 1. Гофман А.Б. От какого...___________ 4 3 .

|улярно не прерывались катастрофическими для страны потрясе­ ниями и революциями, ставящими страну на грань самоуничтоже­ ния и направленными против этих ценностей. Поскольку этих двух условий не наблюдается, то положение об укорененности «не­ западных» или «антизападных» ценностей, их органичности для российской социокультурной традиции, оказывается неубедитель­ ным и основанным на фундаментальном недоразумении. Если, как часто утверждается, «либеральные» реформы в истории России постоянно проваливались и сменялись контрреформами, то и по­ следние нельзя признать успешными. Периоды контрреформ и свою очередь сменялись периодами реформ, хотя и, как правило, запоздалых. Что касается большей длительности периодов, осно­ ванных на контрреформах, по сравнению с «реформационными», то это объясняется главным образом тем, что контрреформы опи­ рались прежде всего на силу и принуждение. Но поскольку это так, то они не могут в полной мере считаться традиционными: тради­ ции, как и легитимность, сами по себе не могут постоянно нуж­ даться в опоре на право сильного; в противном случае это не тра­ диции, а нечто иное. К тому же следует подчеркнуть, что западничество представляет собой русскую национальную тради­ цию ничуть не в меньшей степени, чем славянофильство. Итак, необходимо постоянно иметь в виду, что традиция, как и любые социокультурные явления, не содержит в себе ничего фа­ тального (о чем выше уже говорилось), а Россия как большое, сложное, дифференцированное общество обладает сложным, диф­ ференцированным и противоречивым культурным наследием. Но допустим, нам удалось обнаружить и доказать существование некой непротиворечивой, однозначной и постоянной традиции, сохраняющейся и в настоящее время. Что из этого следует? Все равно остается не объясненным сам факт ее сохранения. Если она существовала раньше, то почему она существует теперь? Почему именно эта традиция сохранилась, тогда как другие —нет? Суще­ ствовала ли она в силу некой инерции (которую нужно постулиро­ вать в качестве какого-то подразумеваемого, хотя и не доказанно­ го, социального закона) или же следование ей выступало как способ адаптации, причем вполне рациональной, к постоянно вос­ производящейся социально-исторической ситуации?71 И остается открытым вопрос о том, будет ли она существовать в дальнейшем. Или наоборот, нам удалось доказать, что такого-то явления в каче­ стве традиционного в истории России не было. Значит ли это, что и впредь его не будет?72 В конце концов, очевидно, что в истории российского общества имели и имеют место масса явлений, кото­ рых когда-то не было, но они, тем не менее, возникли. Следует ли, как это часто делается, те или иные институты (или их отсутствие)

44

Традиции и инновации в современной России

выводить из установок традиционной «ментальности» или, наобо­ рот, эти установки правильнее выводить из данных институтов и объяснять их как формы адаптации к последним, так же как и к определенным социальным ситуациям различного масштаба? Перечень подобных вопросов можно было бы продолжить73. В настоящее время традиции, традиционность и традициона­ лизм в России присутствуют в самых различных формах. Одной из этих форм является тот вариант идеологии «неотрадиционализма», который, согласно Льву Гудкову, «в общем и целом ... включает в себя 1) идею «возрождения» России (тоска по империи, старче­ ские сожаления и сетования, мечтания о прежней роли супердер­ жавы в мире), 2) антизападничество и изоляционизм, а соответ­ ственно — ревитализацию образа врага как функциональную составляющую собственных позитивных значений «русского», 3) упрощение и консервацию сниженных представлений о челове­ ке и социальной действительности»74. Этот, наиболее реакцион­ ный вариант традиционализма, —несомненная реальность совре­ менной России, в той или иной мере присутствующая и в массовом сознании, и в дискурсах интеллектуалов, действующей власти и оп­ позиции. Но он не охватывает всего традиционного и традициона­ листского пространства современного российского общества. Это пространство гораздо шире и многообразнее. И если описываемый Гудковым традиционализм несет с собой угрозу деградации и рас­ пада страны, то значение других традиционализмов иное. Другим существенным компонентом традиционности и тради­ ционализма в настоящее время является широко распространив­ шаяся ностальгия по советскому прошлому, которую фиксируют многие исследователи и наблюдатели. Кроме того, как отмечал Ю.А. Левада, наряду с ностальгией по советскому прошлому, его символическим использованием и реставрацией некоторых его элементов, наблюдается явление, которое можно охарактеризо­ вать как «реанимацию “теней ” прошлого (или его сохранившейся инфраструктуры) для решения задач, с которыми властные инсти­ туты не способны справиться иными средствами»75. «К скрытой, теневой инфраструктуре прошлого можно отнести, видимо, не только неприкосновенные силовые инструменты власти, но и привычные установки общественного сознания, которое — особенно в напряженной обстановке, под воздействием силового поля власти и зависимых от нее масс-медиа готово принять при­ вычный, авторитарный стиль политической жизни (и даже счесть его демократическим). Инициатива, однако, исходит не снизу, а от властной команды и претендентов на ее благосклонность»76. По данным обследований последних лет, широко распростра­ нившиеся ностальгические настроения в стране совсем не означают

I, Теория,

история

, современность. Глава 1. Гофман А.Б. От какого...___________ 4 5

готовности к реставрации прежнего строя; сторонников последней значительно меньше, чем ностальгирующих по старым добрым вре­ менам77. Тем не менее ряд исследователей и наблюдателей фиксиру­ ют явную и неявную реставрацию элементов советского строя со стороны действующей политической власти. Этот процесс просле­ живается в различных областях. Ряд перестроечных задач, тенден­ ций и лозунгов сменились противоположными, доперестроечными. Разгосударствление сменилось новым огосударствлением, дебюро­ кратизация —усилением бюрократизации, децентрализация —уси­ лением централизации, отказ от чиновничьих привилегий —новы­ ми привилегиями и т. д. Явная и неявная реставрация наблюдается и в различных формах подавления и ограничения легальной оппо­ зиции, демократических и гражданских свобод, свободы прессы, де­ монстраций, митингов и т. п. Власть, однако, отрицает эти факты и на критику данных явлений, с помощью зависимых СМИ, отвеча­ ет вполне традиционным советским способом, обвиняя зарубежных критиков в том, что у них самих не все в порядке со свободой и де­ мократией (по известной формуле советского агитпропа —«а у вас негров линчуют»), а оппозиционеров и правозащитников —в «очер­ нительстве», низменных мотивах и, конечно, в том, что они на­ ходятся на службе и содержании западных «спонсоров». Снова усиливаются традиции гигантомании и бюрократического прожек­ терства. Иллюстрациями могут служить, в частности, попытки реа­ нимации проекта поворота северных рек в Среднюю Азию или про­ ект строительства трассы Якутск —Аляска протяженностью 6 тыс. км с подводно-подземным тоннелем длиной 102 км. Некоторые аналитики подчеркивают усиление традициона­ листских тенденций в сфере национально-государственного стро­ ительства, выступающих в форме возрождения имперской идеоло­ гии, называемой «рецидивирующим традиционализмом»78. Особое место в этом ряду занимает объективная, субъективная и не всегда осознаваемая «зависимость от тропы» («path dependen­ cy»): институциональной, ценностно-нормативной и прочей, ко­ торую фиксируют исследователи79. В сегодняшней России эта «тропа» значительно глубже и длиннее, чем в других посткоммунистических странах. Отсюда и более высокая степень зависимости от нее и большие трудности ее преодоления. Ряд исследователей подчеркивают информационно-символи­ ческий и «медиатический» характер современной политики тради­ ционализма, осуществляемой властью80. Тем не менее, несмотря на реальность отмеченных тенденций и форм традиционализма в современной России, на наш взгляд, не все так определенно и однозначно, и ряд утверждений, выводов и интерпретаций в данной области нуждаются в уточнениях, до­

46

Традиции и инновации в современной России

полнениях и прояснениях. Прежде всего, как уже отмечалось, дан­ ные ряда эмпирических исследований свидетельствуют о том, что степень и масштабы современного российского традиционализма не столь значительны, как это иногда представляется81. На основании проведенного ими исследования Т. Кутковец и И. Клямкин приходят к следующему выводу: «Вектор развития российского общества вопреки распространенному мнению явно направлен в сторону, противоположную традиционализму. Обще­ ство это в большинстве своем отторгает отношение к себе как к пассивному объекту государственного управления и государ­ ственной опеки. Дальнейшая модернизация блокируется не мен­ талитетом населения, а российской элитой, не готовой и не спо­ собной управлять свободными людьми. Стремясь компенсировать эту свою неспособность, она реанимирует два старых мифа о рус­ ском народе: народ-“богоносец”, народ-“овощ”»82. Необходимо уточнить, что присущая массовому сознанию в по­ следние годы ностальгия по советскому прошлому как свидетель­ ствуют данные исследователей Левада-Центра и других аналитиков, совсем не означает желания вернуться к этому прошлому. К тому же, чаще всего эта ностальгия, явно или неявно, относится главным образом лишь к одному из периодов советского прошлого, а именно к относительно благополучным 60—70-м годам,.но не к эпохам ста­ линизма или, тем более, гражданской войны. Кроме того, нет осно­ ваний думать, что такого рода настроения продлятся достаточно долго: известно, что ностальгия раньше или позже кончается. Необходимо отметить, что обращение к различным формам традиции и традиционализма, рост ностальгии по прошлому, ха­ рактерны отнюдь не только для постсоветской России, но для всех посткоммунистических стран, включая те, что вступили в Евросо­ юз. Это убедительно демонстрируют результаты ряда сравнитель­ ных исследований. В частности, согласно данным исследования «Барометр Новой Европы» (2004), в среднем 54% граждан восьми новых посткоммунистических членов Европейского Союза давали положительную оценку прежнему режиму, а в некоторых странах эта цифра достигала 70%83. Петр Штомпка отмечает «ностальгию по прошлому» в качестве одного из пяти симптомов культурной травмы в польском обществе после 1989 г., наряду с такими симп­ томами, как «синдром недоверия», «мрачный взгляд на будущее», «политическая апатия» и «посткоммунистические травмы коллек­ тивной памяти». Опираясь на известные идеи Роберта Мертона, он констатирует существование нескольких стратегий преодоления посткоммунистической культурной травмы. Это «инновационные стратегии»; «ретретизм» (провиденциализм, обвинения капита­ лизма и демократии, опора на ностальгию по прошлому); «ритуа-

I. Теория, история, современность. Глава 1. ГоЛман Л.Б. От какого...___________ 47_

лизм» (обретение уверенности через следование традиционным образцам поведения, «даже если в новых условиях они ведут в ту­ пик»); «бунт» (радикальный путь, попытки смягчения травмы по­ средством атаки на фундамент системы, лозунги возврата к инсти­ тутам прежнего режима; «золотая середина» (соединение эффективности капитализма с социальной защитой при социализ­ ме); «анархизм»84. Более того, усиление традиционализма характерно не только для посткоммунистических, но и для всех обществ, переживающих или переживавших фундаментальную трансформацию, о чем вы­ ше уже говорилось. Это относится и к западноевропейским обще­ ствам конца XIX —начала XX в.: Германии, Франции, Италии, — н которых проблема формирования и (или) укрепления нацио­ нальных государств и национальной идентичности в это время приобрела особую актуальность. Именно в это время, как демон­ стрируют исторические исследования, в этих обществах наблюда­ ется наиболее активный процесс «изобретения», конструирова­ ния, возрождения, пропаганды разного рода традиций, ритуалов, строительство памятников и т. п.85. В частности, во Франции толь­ ко в конце XIX в., спустя 100 лет после революции 1789 г., были «изобретены» многие традиции, связанные с последней, что было вызвано осознанной потребностью тогдашней власти преодолеть ценностно-нормативный кризис в стране. Исходя из предыдущего, следует признать, что в определенном смысле и в определенных пределах рост традиционности и тради­ ционализма в России —явление «нормальное» с социологической точки зрения. Необходимо признать также, что это явление много­ образное, выступающее в самых разных формах и типах. Оно вы­ полняет в обществах, в том числе современном российском, ряд позитивных функций, хотя в определенных формах и обстоятель­ ствах может играть дисфункциональную роль. В свое время Карл Манхейм проводил различение между «тра­ диционализмом», сугубо «инстинктивной» тенденцией «к сохра­ нению старых образцов», выступающей как «начальная реакция на сознательные реформаторские тенденции», с одной стороны, и «консерватизмом», идеологией и поведением, осмысленным «по отношению к изменяющимся от эпохи к эпохе обстоятель­ ствам», — с другой86. Признавая взаимовлияние этих двух форм традиционности, он подчеркивал их относительную независи­ мость друг от друга. С этим различением перекликается и отчасти совпадает то, которое ввел в социальную науку американский со­ циолог Роберт Редфилд, а именно между «малой» и «большой» тра­ дициями. «Малая» —это традиция нерефлексирующего большин­ ства, действующая сама по себе и сохраняющаяся главным

48

Традиции и инновации в современной России

образом в локальных негородских общинах; «большая» традиция сознательно культивируется рефлексирующим меньшинством, мыслителями, теологами, учителями и т. д. и передается большин­ ству через школы или храмы; обе они взаимозависимы87. Отмеченные понятийные деления имеют существенное значе­ ние для понимания и оценки нынешней российской ситуации. В этой ситуации необходимо различать традиционализмы массо­ вого сознания, интеллектуалов и власти. Отношения между ними сложны и изменчивы. Будучи относительно автономными, они друг на друга влияют, друг в друга проникают и друг на друга опи­ раются. Вместе с тем, теоретико-идеологический и властный тра­ диционализмы («консерватизмы», по терминологии Манхейма, или «большая традиция», по Редфилду) нередко выступают как средство компенсации реального дефицита «малой традиции». Складывается ситуация, которую можно охарактеризовать как «традиционализм без традиций», когда реальное отсутствие, разру­ шение или слабость традиционных начал компенсируется, заме­ щается соответствующими идейными заменителями и призывами. В подобной ситуации традиционалистские идеологии существуют и активно действуют, а традиции —нет. При этом первые не выра­ жают последние, а служат свидетельством или симптомом их де­ градации, слабости и стремления к их компенсации, в соответ­ ствии с поговоркой: «У кого что болит, тот о том и говорит». Подобное положение вполне объяснимо, учитывая постоянное прерывание социокультурной преемственности, сопровождаемое трагическими событиями российской истории последнего столе­ тия. В связи с этим некоторые версии традиционализма выступают как стремление и средство заполнить разрывы и пустоты, образо­ вавшиеся в сфере традиций, особенно «малых». Учитывая разнообразие существующих типов традиций, о кото­ рых шла речь выше, необходимо уточнять, о каком из них идет речь в том или ином случае. Среди них: традиция-инерция, или традиция-привычка; традиция-ностальгия; традиция-реставрация; традиция-инновация; изобретенная традиция; традиция-ритуал; традиция-воспоминание; традиция-реминисценция; традиция-возрождение; традиция-реконструкция; традиция-мода. И т. д. Оче­ видно, что эти и иные типы перекрещиваются между собой и ча­ стично совпадают друг с другом. Несмотря на отмеченные выше реставрационные тенденции, вряд ли речь идет о попытке реставрации советской системы как таковой. Да это и невозможно. «Даже все эти тенденции, вместе взятые, не способны «вернуть» страну в исходную точку перемен. Но на сегодняшний и завтрашний облик общества они влияют очень серьезно»88, —справедливо подчеркивал Ю.А. Левада.

I, Теория, история, современность. Глава 1. Гофман А.Б. От какого..

49

Это не значит, что само стремление власти установить опреде­ ленную преемственность по отношению к советскому, как и досо­ ветскому, прошлому, опереться на традиционные элементы этого прошлого с социологической точки зрения следует оценивать от­ рицательно. Опора на него, в том числе «информационно-симво­ лическая», на наш взгляд, в известной мере необходима и жела­ тельна. Не все аналитики, в том числе и цитируемые выше, констатируя данную тенденцию, придерживаются такой позиции. I (апример, И.И. Глебова в своей серьезной работе о политической культуре современной России, полагая, по-видимому, вполне обоснованно, что в обществе «рассеивается демократический, участнический дух», что большинство населения недовольно тем, как функционирует «российская демократия», а также отмечая факт отсутствия «значимых сил и факторов, побуждающих господству­ ющие группы ее совершенствовать», утверждает: «Власть добива­ ется мобилизации поддержки за счет информационно-символиче­ ской политики, апеллирующей к традиционным нормам, ценностям, мифам, представлениям — и-моделирующей их. Тем самым дерационализируется политическое участие. В этом смысле •ксплуатация (как и активизация) традиционалистского «среза» политической культуры выступает фактором сдерживания демо­ кратических процессов, демократизации политики. Одним из Iлавных символических ресурсов господствующих групп является прошлое»89. На наш взгляд, можно почти полностью согласиться с фактулльной частью приведенных высказываний, но не с оценочной. И самом деле, как отмечалось выше, власть всегда и везде, особен­ но в кризисные эпохи, осуществляла и осуществляет «эксплуата­ цию» традиционных ценностей, использует прошлое в качестве одного из «символических ресурсов», т. е. опирается на них и мо­ делирует их. И упрекать ее в этом нет оснований. И в каком смыс­ ле «дерационализируется» политическое участие? Неужели рань­ ше оно было рациональным, а теперь перестало им быть? Или оно рационально в принципе? На наш взгляд, подобные оценки осно­ ваны на непризнании фундаментальной социальной роли тради­ ций, важности их социальных функций, в том числе и «информа­ ционно-символических». Другое дело, каков удельный вес традиционных элементов в по1и I ике властей и каковы эти элементы. Впрочем, отношение к со­ ветскому прошлому нынешней российской власти далеко не однонмч но. Реставрация некоторых его элементов сочетается с опорой на досоветское, несоветское и антисоветское. В частности, это ка­ сается ритуалов. С одной стороны, был введен «старый новый» т м и (прежняя мелодия, положенная на новые слова). С другой,

50

Традиции и инновации в современной России

наряду с прежними праздниками внедряются новые, гражданские и религиозные; в воинских частях старые боевые знамена с серпом и молотом сменяются новыми, с досоветской символикой (Геор­ гиевским крестом) и т. д. С одной стороны, возвращается призна­ ние некоторых деятелей советского режима, с другой — Государ­ ственная премия за 2006 г. присуждена такому убежденному борцу с этим режимом, как Александр Солженицын. В целом, в современной России ситуация с традициями и инноваци­ ями, их взаимодействием, отношением к ним со стороны интеллекту­ алов и власти отличается чрезвычайной неопределенностью, много­ значностью, амбивалентностью, синкретизмом. Это касается и собственно традиционных ориентаций, и инновационных, взаи­ моотношений внутри них и между ними. Происходит своего рода борьба за традиционность, точнее, за придание статуса традицион­ ности тем или иным культурным образцам. Для одних в качестве традиционных выступают советские ценности; именно на них в та­ ком случае и следует опираться при осуществлении нынешних ин­ новаций (реформ). Для других советская эпоха означает полный разрыв с традиционными основами российского общества, а пото­ му в поисках данных основ необходимо обращаться к досоветскому периоду. При этом истинно традиционными (и, вместе с тем, осо­ бенно важными) в досоветский период провозглашаются самые разные социокультурные времена, пространства и явления россий­ ской истории. В зависимости от ценностных ориентаций сего­ дняшних идеологов статус «подлинной» традиционности (и вместе с ней —«естественности», укорененности, органичности, «русско­ сти» и т. п.) приписывается одним явлениям и принципам и отвер­ гается у других. С другой стороны, существует, как уже отмечалось, и неосознанное влияние различных традиционных образцов на по­ ведение современных россиян («зависимость от тропы»). Имеют место расхождения и соперничество между различными интеллектуальными группами и политическими силами за про­ шлое, за его интерпретацию, за отбор определенных традиций, за коллективную память и коллективные воспоминания. Часто это элемент борьбы за содержание и характер реальных и потенциаль­ ных инноваций, стремление в прошлом найти обоснование тепе­ решних устремлений. Отмеченная ситуация неопределенности и амбивалентности связана с тем, что соперничество интерпретаций, воспоминаний и проектов далеко не завершено и его исход пока неясен. В сущно­ сти, речь идет о соперничестве за утверждение определенных цен­ ностей и культурных образцов, которые имеют традиционное и инновационное измерения. Борьба за прошлое становится со­ ставной частью борьбы за будущее.

I, Теория,

истори я

, современность. Глава 1. Гофман А.Б.

От какого...___________ 5 J .

С одной стороны, имеет место утверждение одних традицион­ ных образцов и отбрасывание других, с другой, —борьба за опреде­ ленные интерпретации одних и тех же традиционных культурных образцов между различными политическими силами и идейными течениями. При этом происходит не столько «изобретение» тради­ ций, сколько именно их выбор из определенного репертуара тра­ диционных культурных образцов. Последние при этом не обяза­ тельно являются «чисто» или уникальными российскими, как это было и в прошлом России, как это происходит с любой другой культурой, будь то британская, французская или какая-то еще. Происходит традиционализация некоторых культурных образ­ цов, которые начали формироваться уже в постсоветский период. ( ’ другой стороны, нередко происходит реинтерпретация новых образцов, которым приписываются вполне традиционные, по­ черпнутые из прошлого значения. В результате нередко инноваци­ онная оболочка скрывает внутри себя традиционное содержание. Отмеченные амбивалентность и синкретизм социокультурной ситуации современного российского общества в определенном смысле и в определенных пределах нормальны и позитивны; они могут служить признаком и фактором демократического плюра­ лизма и терпимости, неся с собой возможности различных вариан­ тов дальнейшего развития. Отчасти они играют интегративную и стабилизирующую роль, так как в подобной ситуации каждый социальный субъект находит для себя нечто приемлемое или близ­ кое для себя. Тем не менее они не могут избавить от необходимо­ сти выбора между различными традициями при формировании различных проектов, при принятии тех или иных решений относи­ тельно настоящего и будущего. Попытки же уйти от этого выбора чреваты серьезными опасностями. В сущности, имеет место не только «зависимость от тропы», о которой пишут исследователи, но и то, что можно назвать «зави­ симостью от выбора тропы» («path choice dependency»). Этот выбор неизбежен, учитывая, что «тропа» не одна, и от этого выбора про­ шлого зависит настоящее и будущее страны. Одним из аспектов рефлексивной модернизации в российском обществе сегодня должна стать рефлексивная традиционность, предполагающая постоянное осмысление и анализ роли традиций и традиционности, их взаимодействия с инновационными процес­ сами, понимание их сложности и неоднозначности. Важное значе­ ние для понимания теперешних российских реалий имеет анализ «больших» и «малых» традиций, их взаимодействия, взаимопро­ никновения и взаимовлияния. Именно в культивировании, выра­ щивании, возрождении «малых» традиций заключены основные иозможности спонтанного развития элементов подлинной демо­

52

Традиции и инновации в современной России

кратии, гражданского общества и самоуправления. Весьма акту­ альными в этой связи представляются идеи Александра Солжени­ цына о «демократии малых пространств» и возрождении институ­ тов земства90. При этом следует иметь в виду, что земские институты, испытывавшие большие трудности при царизме, в ны­ нешних условиях могут столкнуться с еще большими проблемами. Их внедрение будет не просто возвращением несколько забытой и утраченной традиции; оно потребует огромных инновационных усилий и по сути явится настоящей, даже радикальной, инноваци­ ей. Досоветские культурные образцы, вследствие понятных при­ чин, вообще могут носить главным образом теоретико-идеологи­ ческий характер, т. е. принадлежать к «большой традиции». Чтобы превратить их в «малые традиции», необходимы социокультурные инновации. Подчеркнем еще раз: к традициям нужно относиться как к яв­ лениям, выполняющим в постсоветской России, как и в других по­ добных ситуациях, важные социальные и культурные функции. К ним относятся отмеченные выше нормативная, герменевтиче­ ская, легитимирующая и идентификационная функции. Это и поддержание и укрепление национальной идентичности; и сред­ ство поддержания преемственности в процессе социального изме­ нения; и способ заполнить ценностно-нормативные пустоты и противоречия; и средство внедрения инноваций и адаптации к ним; и осознанное и неосознанное стремление уменьшить пси­ хологическую и культурную травмы, вызванные скоростью и мас­ штабом изменений; и модная функция, поскольку сегодня наблю­ дается мода на различные формы традиционализма, и т. д. При оценке роли традиций в современном российском общест­ ве нужно различать краткосрочную, среднесрочную и долгосроч­ ную перспективы: в зависимости от последних эта оценка должна быть разной. История, в том числе советская, учит: то, что пред­ ставляется чрезвычайно прочным, устойчивым и полезным с пози­ ций сегодняшнего дня или ближайшей перспективы, в долгосроч­ ной перспективе может оказаться преходящим, мимолетным и, следовательно, совсем не традиционным. Необходимо учитывать отмеченное многообразие форм тради­ ций и традиционности и их трансформации в современном ин­ форматизированном, глобализированном и медиатизированном мире. В этом мире традиции существенно отличаются от тех, что характерны для традиционных обществ. Одной из их особенностей является то, что они могут существовать в значительной мере толь­ ко благодаря инновациям. В данных условиях попытки культиви­ ровать только «традиционные традиции», основанные на инерции и привычке, жестко привязанные к определенному месту и време-

I, Гсовня.

история

, современность. Глава 1. Гофман А.Б. От какого..

53

ми, стремление монополизировать выбор и интерпретацию про­ шлого только с помощью специально уполномоченных агентов, использование традиций для обоснования легитимации несменяе­ мости власти —все это обречено на провал, особенно с точки зре­ ния долгосрочной перспективы. Но сегодняшний выбор России происходит, разумеется, не только между различными традициями. Это, во-первых, выбор между традициями и инновациями, или традиционностью и инноиационностью как принципами, во-вторых, между различными иариантами социокультурных инноваций. Как уже было показано нише, в нынешних условиях традиции и инновации друг без друга существовать не могут, опираются друг на друга и проникают друг и друга. Социокультурные инновации сегодня — не менее власт­ ный императив, чем традиции. Ошибочно полагать, что иннова­ ции —явление сугубо технологическое, которое, как полагают не­ которые, можно внедрять, просто соединяя их с традициями как пилением, способным заполнить все пространство культуры. Та­ кая позиция перекликается с бытовавшей в советские времена тео­ рией, согласно которой необходимо соединить «достижения науч­ но-технической революции с преимуществами социализма». Что получилось из попыток подобного соединения, сегодня хорошо и тестно. Без социокультурных инноваций технологические ин­ новации, особенно постоянные, регулярные, отвечающие меняю­ щимся требованиям и вызовам сегодняшнего и завтрашнего мира, невозможны. Актуализация, «возрождение» традиций по своему механизму зачастую практически тождественны инновационным процессам. Поэтому в нынешних социальных трансформациях опираться на традиции далеко не всегда возможно или возможно именно как на инновации. Постоянная апелляция к традицион­ ным образцам может даже усложнять адаптацию к социальным из­ менениям, так как в этом случае может происходить, по существу, наслоение собственно инноваций на «инновации-традиции». Сетдн я, как и раньше, в российском обществе существует реальная угроза вырождения творческого начала, деградации инновацион­ ного потенциала, имитации инноваций, их вытеснения (явного и неявного) идеологией и практикой традиционализма. Важно по­ стоянно иметь в виду, что единство и солидарность, несомненно необходимые для реализации любых инновационных проектов, формируются далеко не только традицией, и не всякое прошлое — ф;щиционное прошлое. Они формируются совместно пережитым опытом поколений; великими, драматическими и трагическими событиями истории страны; людьми, прославившими ее; выдаю­ щимися достижениями и утратами; общим языком; общими идеа­ лами и совместными волевыми усилиями.

Существуют две хорошо известные истины, которые исходят из глубины веков и носят безусловно традиционный характер. Одна состоит в том, что необходимо помнить прошлое, уважать его, опираться на него, постоянно стремиться извлекать из него уроки. Другая содержится в Евангелии от Матфея (9, 17): «Не вливают ... вина молодого в меха ветхие; а иначе прорываются мехи, и вино вытекает, и мехи пропадают; но вино молодое вливают в новые ме­ хи, и сберегается то и другое». Судьба России в большой мере будет зависеть от того, удастся ли российскому обществу соединить эти две вечные истины. Примечания 1 Чаадаев П.Я. Философические письма (1829—1830). Письмо пер­ вое / / Чаадаев П.Я. Поли. собр. соч. и избр. письма. Т. 1. М.: Наука, 1991. С. 326. 2 Речь идет прежде всего о немецких влияниях: классического идеализма, романтизма и исторической школы права. Особенно важное значение в данном случае имело понятие «дух народа», заимствованное славяно­ филами у немецких мыслителей, которые, в свою очередь, заимствова­ ли его у Монтескье. 3 См.: Левада Ю. «Человек ностальгический»: реалии и проблемы / / Мо­ ниторинг общественного мнения. № 6 (62). Ноябрь—декабрь 2002. С. 7-13. 4 См, в частности: Ачкасов В.А. «Взрывающаяся архаичность»: традицио­ нализм в политической жизни России. СПб: С.-Петербургский гос. ун-т, 1997; Гудков Л. Русский неотрадиционализм / / Мониторинг об­ щественного мнения. № 2 (28). Март-апрель 1997. С. 25-33; Гуд­ ков Л. Русский неотрадиционализм и сопротивление переменам / / Гуд­ ков Л. Негативная идентичность. Статьи 1997-2002 годов. М.: НЛО «ВЦИОМ-А», 2004. С. 650-686; Зверева Г. Построить Матрицу: дискурс российской власти в условиях сетевой культуры / / Вестник обществен­ ного мнения, 1 (87). Янв.-февр. 2007. С. 26, и др. 5 См /.Дубин Б. Прошлое в сегодняшних оценках россиян / / Мониторинг общественного мнения. № 5 (25). Сентябрь-октябрь 1996. С. 28-34; Левада Ю. «Человек ностальгический»: реалии и проблемы / / Монито­ ринг общественного мнения. № 6 (62). Ноябрь-декабрь 2002. С. 7-13; Глебова И.И. Политическая культура России. Образы прошлого и со­ временность. М.: Наука, 2006; Зверева Г. Построить Матрицу: дискурс российской власти в условиях сетевой культуры / / Вестник обществен­ ного мнения, 1 (87). Январь—февраль 2007. С. 26, и др. 6 В этом отношении любопытно сравнить эту ситуацию с американской начала 50-х годов XX в. Как свидетельствовал Роберт Нисбет в 1952 г.: «Для современного социального ученого носить ярлык консерватора значит чаще всего подвергаться осуждению, а не похвале». (Nisbet R. Tradition and Revolt. New Brunswick and London: Transaction

I, Теория, история, современность. Глава I. Гофман А.Б. От какого...___________ 55_

РиЫ., 1999. Р. 73). Заметим, что и в России далеко не всегда было почет­ но считаться и особенно называть себя консерватором. 7 Радаев В. Об истоках и характере консервативного сдвига в российской идеологии / / Иное. Хрестоматия нового российского самосознания. Редактор-составитель С.Б.Чернышев. М.: Аргус, 1995. С.318. к Зверева Г. Построить Матрицу: дискурс российской власти в условиях сетевой культуры / / Вестник общественного мнения, 1 (87). Ян­ варь-февраль 2007. С. 26. «Опорными когнитивными узлами служат: «было —стало», «проклятые девяностые - уверенные двухтысячные», «угроза распада страны - со­ бирание земель», «воссоздание целостности». Зверева Г. Построить Матрицу: дискурс российской власти в условиях сетевой культуры / / Вестник общественного мнения, 1 (87). Январь—февраль 2007. С. 28. 10 Вот несколько примеров использования этого слова в рекламных тек­ стах: «Система «Гарант». Инновации, уверенность, успех» (реклама в метро); «Инновация в области борьбы с выпадением волос» (реклама средства от облысения в аптеке); «Инновация от Шварцкопф» (телеви­ зионная реклама шампуня); «Инновация от Раптор» (телевизионная реклама средства от комаров). 11 См.: Наумова Н.Ф. Рецидивирующая модернизация в России: беда, вина или ресурс человечества. М. Эдиториал УРСС, 1999; Заславская Т.Н. Со­ временное российское общество: социальный механизм трансформа­ ции. М.: Дело, 2004; Социальные трансформации в России: теории, практики, сравнительный анализ / Под ред. В.А. Ядова. М.: Феникс, 2005; Козырева П.М. Российское общество: тенденции исторического транзита / / Россия реформирующаяся. Ежегодник. Вып.6 / Отв. ред. М.К. Горшков. М.: Институт социологии РАН, 2007. С. 147-168; Ядов В.А. Теоретико-концептуальные объяснения «посткоммунистичес­ ких» трансформаций / / Россия реформирующаяся. Ежегодник. Вып. 6 / Отв. ред. М.К. Горшков. М.: Институт социологии РАН, 2007. С. 12—23; Изменяющаяся Россия в зеркале социологии. Под ред. М.К. Горшкова и Н.Е. Тихоновой. М.: Летний сад, 2004; Федотова В.Г. Модернизация «другой» Европы. М.: Институт философии РАН, 1997. 12 См.: Grignon С., Passeron J.-C. Le Savant et le populaire. Miserabilisme et populisme en sociologie et en litterature. P. : Hautes Etudes/ Gallimard/ Le Seuil, 1989. P. 41. 1' Преимущество этого понятия нередко видят в том, что оно более ней­ трально и менее нагружено телеологическими коннотациями, чем «мо­ дернизация» или «переход»; но, с другой стороны, оно более неопреде­ ленно, расплывчато и всеохватно, так как если не все, то очень многие общества так или иначе постоянно трансформируются. 14 См., в частности: Eisenstadt S.K. Multiple Modernities / / Daedalus. Multiple Modernities. Vol. 129, N 1. Winter 2000. P. 1—29. Опыт россий­ ских модернизаций XV1I1—XX века. Отв. ред. В.В. Алексеев. М.: Наука, 2000; Капустин Б.Г. Современность как предмет политической теории. М.: РОССПЭН, 1998. С. 88-89. ,s См. об этом: Капустин Б.Г. Современность как предмет политической теории. М.: РОССПЭН, 1998. С. 142-146.

56

Традиции и инновации в современной России

16 Не случайно даже слово «революция», с которым в последние два сто­ летия в Европе связываются наиболее радикальные формы инноваций, первоначально обозначало периодические возвраты к некоему исход­ ному или достаточно удаленному пункту, к чему-то уже существовав­ шему, циклическое, кругообразное движение чего-либо, вращение ка­ кого-либо тела вокруг своей оси и т. п., например в таких выражениях, как «революции колеса» или «революция времен года». Только с XVI в. оно постепенно стало использоваться для обозначения резких, внезап­ ных и фундаментальных перемен, сдвигов и потрясений в социальной, интеллектуальной, моральной и других областях. См.: Le Grand Robert de la langue franpaise. 2-eme ed. T.VIII. Paris: Le Robert, 1985. P. 387—388. 17 См.: Шацкий E. Традиция. Обзор проблематики (1971) / / Шац­ кий Е. Утопия и традиция. М.: Прогресс, 1990; Shils Е. Tradition. L.: Faber and Faber, 1981. 18 Из отечественных работ такого рода отметим, в частности, сборник «Традиция в истории культуры» под ред. В.А. Карпушина (М.: Наука, 1978), монографию В.Д. Плахова (Традиции и общество. Опыт фило­ софско-социологического исследования. М.: Мысль, 1982) и труд вы­ дающегося социального антрополога и индолога Д.Б. Зильбермана. (Традиция как коммуникация: трансляция ценностей, письмен­ ность / / Вопр. философии. М., 1996, N° 4. С. 76—105). Обзор россий­ ской литературы поданной теме см.: Аверьянов В.В. Традиция и тради­ ционализм в научной и общественной мысли России (60—90-е годы XX века) / / Общественные науки и современность. М., 2000, N9 1. С. 68-77. 19 См.: Советская этнография, 1981. № 2. С. 78-115. № 3. С. 45-78. 20 См.: Маркарян Э. С. О значении междисциплинарного обсуждения про­ блем культурной традиции / / Советская этнография, 1981. № 3. С. 61; Плохое В.Д. Традиции и общество. Опыт философско-социологическо­ го исследования. М.: Мысль, 1982. С. 5 и далее. 21 Юнг рассматривает традицию как способ передачи архетипа от поколе­ ния к поколению, но не как собственно архетип. См.: Юнг К.Г. Об архе­ типах коллективного бессознательного (1934) / / Юнг К.Г. Архетип и символ. М.: Ренессанс, 1991. С. 100. 22 См.: Hobsbawm Е Ranger Т. (eds). The Invention of Tradition. Cambridge: Cambridge University Press, 1983. 23 Cm.: Hobsbawm E. Introduction: Inventing traditions / / Hobsbawm E., Ranger T. (eds). The Invention of Tradition. Cambridge: Cambridge University Press, 1983. P. 8. 24 Cm.: GiddensA. Living in a Post-Traditional Society// Beck U., GiddensA., Lash S. Reflexive Modernization. Politics, Tradition and Aestetics in the Modem Social Order. Cambridge: Polity Press, 1994. P. 93; Гидденс Э. Ус­ кользающий мир. Как глобализация меняет нашу жизнь (1999). М.: Весь мир, 2004. С. 57. 25 См., в частности: Гофман А.Б. Традиции / / Культурология. XX век. Эн­ циклопедия. Гл. ред. С.Я. Левит. Т. 2. СПб.: Университетская книга, 1998. С. 265—266. См. также нашу статью «Традиция» в 3-ем издании Большой Советской Энциклопедии и в «Философском энциклопеди-

I, Теория, история, современность. Глава I. Гофман А.Б. От какого..,

57

чсском словаре». М.: Советская энциклопедия, 1983. 2-ое изд. М.: Со­ йотская энциклопедия, 1989. Обычай как форма социальной регуляции (и соавторстве с В.П. Левкович) (1973) / / Гофман А.Б. Классическое и современное. Этюды по истории и теории социологии. М.: Наука, 2003; Гофман Л.Б. Социология и гражданская религия в современной России / / Социология и современная Россия. Под ред. А.Б. Гофмана. М.: ГУ ВШЭ, 2003; Гофман А.Б. От какого наследства мы не отказыва­ емся? Традиции и инновации в постсоветской России / / Россия рефор­ мирующаяся. Ежегодник - 2004. Отв. ред. Л.М. Дробижева. М.: Инсти­ тут социологии РАН, 2004. Гофман А.Б. Традиции / / Культурология. XX век. Энциклопедия. Гл. ред. С.Я. Левит. Т. 2. СПб.: Университетская книга, 1998. С. 265. ;/ См. об этом, в частности: Гофман А.Б. Социология и гражданская рели­ гия в современной России / / Социология и современная Россия. Под ред. А.Б. Гофмана. М.: ГУ ВШЭ, 2003. С. 84—107. ’н См.: Gross D. The Past in Ruins. Tradition and the Critique of Modernity. Amherst: The University of Massachusetts Press, 1992. P. 5, etc. }Ч Нек У. Общество риска. На пути к другому модерну. Пер. с нем. М.: Прогресс-Традиция, 2000. С. 103—146, 300 и далее. 10 См.: GiddensA. Living in a Post-Traditional .Society/ / Beck U., Giddens A., Lash S. Reflexive Modernization. Politics, Tradition and Aestetics in the Modem Social Order. Cambridge: Polity Press, 1994. P. 91-93. 4 Giddens A. Living in a Post-Traditional Society / / Beck U., Giddens A.y Lash S. Reflexive Modernization. Politics, Tradition and Aestetics in the Modem Social Order. Cambridge: Polity Press, 1994. P. 100. *• Ibid. и Ibid. P. 105. 4 Го же самое относится к используемому им достаточно давнему терми­ ну «посттрадиционное общество», а также к некоторым его категорич­ ным формулировкам в более ранних работах, отчасти противоречащим вышеизложенным положениям, например, такая: «...Радикальный от­ ход от традиции (turn from tradition), внутренне присущий рефлексив­ ности современности, создает разрыв... с предыдущими эпохами». GiddensA. The Consequences of modernity. Cambridge, 1991. P. 175—176. " Cm.: Detraditinalization. Critical Reflections on Authority and Identity. Ed. by P. Heelas. S. Lash and P. Morris. Cambridge (Mass.); Oxford: Blackwell, 1996. Adam B. Detradionalization and the Certainty of Uncertain Futures / / Ibid. P. 139. w*Cm.: Thompson J.B. Tradition and Self in a Mediated World / / Detraditinalization. Critical Reflections on Authority and Identity. Ed. by P. Heelas, S. Lash and P. Morris. Cambridge (Mass.); Oxford: Blackwell, 1996. P. 89-108. Ibid. P. 91-94, etc. ,K Latour B. We Have Never Been Modem. London; New York, etc.: Prentice Hall, 1993. (1-ое изд. - 1991). P. 76. w Ibid. 1,1 Перечень этих черт хорошо известен. Это индустриализация и постин­ дустриализация, институты политической демократии, правового госу­

58

Традиции и инновации в современной России

дарства и гражданского общества, определенный уровень образования, независимая пресса, секуляризация ряда институтов и т. д. Этот пере­ чень может быть более или менее длинным, в нем могут присутствовать или отсутствовать те или иные пункты, удельный вес каждой из них мо­ жет быть различным, и каждая может быть по-разному выражена. И тем не менее он существует, и для многих социальных субъектов, как всту­ пивших на путь модернизации, так и не вступивших, представляется более или менее очевидным и желательным. 41 Это означает, что вопреки некоторым ранним теориям, откуда бы ни «шла» модернизация, она не может считаться синонимом «вестерниза­ ции», так же как сегодняшняя глобализация не тождественна «америка­ низации». 42 См. об этом: Гофман А.Б. Два подхода к оценке большевизма: Марсель Мосс и Николай Бердяев (1998) / / Гофман А.Б. Классическое и совре­ менное. Этюды по истории и теории социологии. М.: Наука, 2003. С. 543-570. 43 Шульгин В.В. 1920 го д // Шульгин В.В. Годы. Дни. 1920 год. М.: Новости, 1990. С. 793-809, 796-797. 44 Безансон А. Русское прошлое и советское настоящее / / Безансон А. Со­ ветское настоящее и русское прошлое. Сб. статей. М.: Изд-во «МИК», 1998. С. 61-76. 45 В связи с этим и история России начиналась как бы заново, с чистого листа. Отсюда понимание Советского Союза как очень молодого обще­ ства, только начинающего свой жизненный путь и тем самым выгодно отличающегося от старых и дряхлых западных обществ и противостоя­ щего им. Традиционная для России идея «загнивающего» Запада была в связи с этим продолжена, актуализирована и обрела новую жизнь. Поэт Владимир Маяковский, стремившийся быть хорошим больше­ вистским агитатором, прекрасно выразил такое восприятие социально­ го возраста нового государства в известной поэме «Хорошо!» (1927): «Другим странам по сто. История —пастью фоба. А моя страна —под­ росток, - твори, выдумывай, пробуй!». 46 В «Декларации об образовании Союза Советских Социалистических Республик» (декабрь 1922 г.) было прямо сказано: «...Доступ в Союз от­ крыт всем социалистическим советским республикам, как существую­ щим, так и имеющим возникнуть в будущем... Новое союзное государ­ ство ... послужит верным оплотом против мирового капитализма и новым решительным шагом по пути объединения трудящихся всех стран в Мировую Социалистическую Советскую Республику». Подроб­ нее об этом см.: Гофман А.Б. От «малого» общества к «большому»: клас­ сические теории социального роста и их современное значение / / Гоф­ ман А.Б. Классическое и современное. Этюды по истории и теории социологии. М.: Наука, 2003. С. 605—607. 47 «Идеальное тогда стремится слиться в одно целое с реальным; вот почему у людей возникает впечатление, что совсем близки времена, когда идеаль­ ное станет самой реальностью и Царство Божие осуществится на этой зем­ ле». Дюркгейм Э. Ценностные и «реальные» суждения / / Дюркгейм Э. Со­ циология. Ее предмет, метод, предназначение. М.: Канон, 1995. С. 299.

I, Теория, история, современность. Глава 1. Гофман А.Б. От какого..,

59

,н Дюркгейм Э. Ценностные и «реальные» суждения / / Дюркгейм Э. Со­ циология. Ее предмет, метод, предназначение. М.: Канон, 1995. С. 299-300. ^ Ленин В.И. Задачи Союзов молодежи / / Ленин В.И. Полн. собр. соч. Г. 41. С. 314, 318. О том, как конкретно происходило осуществление коммунистического идеала в 20-е годы, см.: Черных А. Становление России советской: 20-е годы в зеркале социологии. М.: «Памятники ис­ торической мысли», 1998. С м., в частности, следующие работы: Ратенау В. Новое государство. М.: Берег, 1922; Он же. Новое хозяйство. М.: Высший совет народного хозяйства, 1923; Он же. Механизация жизни. Пг: Атеней, 1923. 4 С 1917 по 1946 г. они назывались народными комиссариатами (нарко­ матами), затем вернулось традиционное название «министерства». Примерно в это же время в СССР вернулись дооктябрьские воинские звания, погоны и другие знаки различия военнослужащих. v В кремлевской библиотеке Ленина находилось семь книг Ратенау (четы­ ре в русском переводе и три немецких оригинальных издания) и одна книга о нем. См.: Библиотека В.И. Ленина в Кремле. Каталог. М.: Изд-во Всесоюзной книжной палаты, 1961. С. 168, 287, 292, 366, 641,664. " С м .: Опыт российских модернизаций ,XVIII—XX века. Отв. ред. B.В. Алексеев. М.: Наука, 2000. 4 См.: Layard R., Parker J. The Coming Russian Boom. N.Y.: Free Press, 1996. ss См.: Янов А. Русская идея и 2000-й год. N.Y.: Liberty Publishing House, 1988. С. 397. Таблица. v’ Подробнее об этом см.: Вишневский А. Серп и рубль. Консервативная модернизация в СССР. М.: ОГИ, 1998. w См. глубокий и обстоятельный анализ этого явления в статье Марии Ферретти «Расстройство памяти: Россия и сталинизм». (Неприкосно­ венный запас. М., 2005. N9 2-3). ' к Вишневский А. Серп и рубль. Консервативная модернизация в СССР. М.: ОГИ, 1998. С. 137. у) Важно также отметить, что в определенной степени и в определенных областях аномия свойственна всем современным и (или) развиваю­ щимся обществам, составляя в этом смысле их «нормальную» черту. Роберт Мертон исследовал ее в современном для него американском обществе. Дюркгейм, который внедрил это понятие в социологию, рас­ сматривал ее хотя и как патологическое и временное явление, но все же характерное в принципе для самых разных индустриальных обществ. Впрочем, он использовал это понятие только в начальный период сво­ его научного творчества. (,(| Кирдина С.Г. Институциональные матрицы: макросоциологическая объяснительная гипотеза// Социс, 2001. № 2. С. 17. В развернутом ви­ де данная концепция представлена в работе: Кирдина С.Г. Институцио­ нальные матрицы и развитие России. Изд. второе, перераб. и доп. Но­ восибирск: ИЭиОПП СО РАН, 2001. м См.: Кирдина С.Г. Институциональные матрицы и развитие России. Изд. второе, перераб. и доп. Новосибирск: ИЭиОПП СО РАН, 2001. C. 65 и др.

60

Традиции и инновации в современной России

62 См., в частности: Пивоваров Ю.С. Русская политическая традиция и со­ временность. М.: ИНИОН РАЯ, 2006; Яковенко И.Г. Риски социальной трансформации российского общества: культурологический аспект. М: Прогресс-Традиция, 2006; Грунт З.А. Гражданское общество в России: возможно ли?; ХлопинА.Д. Гражданское общество versus социум клик / / Институциональная политология. Современный институционализм и политическая трансформация в России. Под ред. С.В. Патрушева. М.: ИСП РАН, 2006. С. 286-315. 63 О расколе как «важнейшей социокультурной категории России» см.: Ахиезер А. С. Самобытность России как научная проблема / / Отечест­ венная история, июль—октябрь 1994. № 4—5. С. 4—9, 15—17. См. также основной труд А.С. Ахиезера, более развернуто раскрывающий эту те­ му, «Россия: критика исторического опыта». В 3-х томах. М.: Изд-во, 1991. 64 Герцен А.И. Старый мир и Россия / / Герцен А.И. О социализме. Избран­ ное. М.: Наука, 1974. С. 374-375. 65 Durkheim Е. [Etat et societe en Russie] (1902) / / Durkheim E. Textes. 3. Fonctions sociales et institutions / Prdsentation de V.Karady. Paris : Les Editions de Minuit, 1975. P. 237. 66 Ibid. P. 239. 67 Cm.: Mauss M. Socialisme et bolchevisme / / Le monde slave. II serie. II an. N 2. Fёvrier 1925. P. 216. 68 См.: Бердяев H. Душа России. JI.: Сказ, 1990. (1-ое изд. — 1915). С. 5 -8. 69 Там же. С. 8-15. 70 См.: Федотов Г.Я. Письма о русской культуре (1938) / / Федо­ тов Г.П. Судьба и грехи России. Избранные статьи по философии рус­ ской истории и культуры. Т. 2. СПб: Изд-во «София», 1992. С. 166. 71 Например, патернализм по отношению к государству часто рассматри­ вается как некая чуть ли не врожденная установка российской менталь­ ности и сквозная традиция, препятствующая модернизации. Но его можно рассматривать и как вполне рациональный и адекватный способ адаптации к ситуации, в которой государственная власть берет на себя все и вся и выступает как тотальность, вытесняющая и поглощающая все остальные институты. Таким образом, данная форма патернализма, будучи традицией, вместе с тем оказывается не исходной причиной, фатальной и иррациональной, а следствием определенных институци­ ональных структур, действий и ситуаций и реакцией на них социальных акторов, причем реакцией вполне рациональной и адекватной. 72 Как справедливо подчеркивает Е.Г. Ясин, «...демократические тради­ ции в России весьма слабы. Правы те, кто напоминает нам, что мы все­ гда жили в стране не с правовым строем, а со строем, основанным на от­ ношениях господства и подчинения. Но отсюда вовсе не следует, что мы и дальше обречены жить так же». Ясин Е. Приживется ли демокра­ тия в России. М.: Новое издательство, 2005. С. 175. 73 Убедительную, на мой взгляд, критику некоторых объяснений «тради­ цией» как некой фатальной и иррациональной силы, препятствующей инновациям и заставляющей акторов действовать вопреки собствен­ ным интересам, можно найти в работах Реймона Будона. Сталкиваясь

| t Теория, история, современность. Глава 1. Гофман А.Б. От какого...___________ 6 1

с фактами приверженности устоявшимся образцам, «...исследователь часто сразу же доказывает иррациональность актора: его почтение к тра­ дициям объясняет то, что он «сопротивляется» некоему изменению, хо­ ти оно соответствует его интересам. Преимущество понятия «груз тра­ диций» состоит в том, что с его помощью можно дать достаточно простое, легко запоминающееся объяснение, которое легко превраща­ й ся в лозунг. Однако оно в лучшем случае является тавтологией, ;i в худшем —произвольным истолкованием», —пишет он. Будон Р. Ме­ сто беспорядка. Критика теорий социального изменения. М.: Аспект Пресс, 1998. С. 140. (Перевод данного фрагмента нами уточнен и ис­ правлен по: Boudon R. La place du d£sordre. Critique des theories du changemcnt social. Paris : PUF, 1985. P. 125.) С этими утверждениями перекли­ каются его суждения об инновациях: «...Необходимо, чтобы инновация воспринималась определенными акторами как нечто, имеющее пози­ тивные последствия. Необходимо также, чтобы определенные акторы ириняли на себя труд по ее внедрению». Будон Р. Место беспорядка. Критика теорий социального изменения. М.: Аспект Пресс, 1998. С. 201. м Гудков Л. Русский неотрадиционализм и сопротивление переменам / / Гудков Л. Негативная идентичность. Статьи 1997—2002 годов. М.: Новое литературное обозрение —«ВЦИОМ-А», 2004. С. 662. ,s Левада Ю. «Человек ностальгический»: реалии и проблемы / / Монито­ ринг общественного мнения. N° 6 (62). Ноябрь—декабрь 2002. С. 12. ,и Левада Ю. «Человек ностальгический»: реалии и проблемы / / Монито­ ринг общественного мнения. N°6 (62). Ноябрь—декабрь 2002. С. 12. 11 Гам же. С. 1; Мипго N. Russia’s Persistent Communist Legacy: Nostalgia, Reaction and Reactionary Expectations. Aberdeen: Centre for the Study of Public Policy, University of Aberdeen, 2006. (Studies in Public Policy, N409). P. 3-31. /н Наин Э. Между империей и нацией: модернистский проект и его тради­ ционалистская альтернатива в национальной политике России. М.: Но­ вое издательство, 2004. С. 12, 107 и др. См.: Inglehart R., Baker W.E. Modernization, Cultural Change, and the Persistence of Traditional Values / / American Sociological Review. Vol. 65. N 1. February 2000. P. 19-51; Ядов B.A. Теоретико-концептуальные объ­ яснения «посткоммунистических» трансформаций / / Россия реформи­ рующаяся. Ежегодник. Вып. 6. Отв. ред. М.К. Горшков. М.: Институт социологии РАН, 2007. С. 17. мо См., в частности: Глебова И.И. Политическая культура России. Образы прошлого и современность. М.: Наука, 2006. С.331; Зверева Г. Постро­ ить Матрицу: дискурс российской власти в условиях сетевой культу­ ры / / Вестник общественного мнения, 1 (87). Январь-февраль 2007. н| См.: Тихонова Н.Е. О традиционализме и модернизме в российском об­ ществе / / Российская идентичность в условиях трансформации. Опыт социологического анализа. Под ред. М.К. Горшкова, Н.Е. Тихоновой. М.: Наука, 2005. С. 84-93; Кутковец Т., Клямкин И. Нормальные люди в ненормальной стране / / Вниз по вертикали. Первая четырехлетка Пу­ гина глазами либералов. Редакторы-составители А.Р. Курилкин,

Традиции и инновации в современной России

А.В. Трапкова. М.: Колибри, 2005. С. 51; Петухов В.В. Демократия и возможности социальной мобильности / / Россия реформирующаяся. Ежегодник. Вып. 6. / Отв. ред. М.К. Горшков. М.: Институт социологии РАН, 2007.С. 284-285. 82 Кутковец Г., Клямкин И. Нормальные люди в ненормальной стране / / Вниз по вертикали. Первая четырехлетка Путина глазами либералов. Редакторы-составители А.Р. Курилкин, А.В. Трапкова. М.: Колибри, 2005. С. 51. 83 См.: Мипго N. Russia’s Persistent Communist Legacy: Nostalgia, Reaction and Reactionary Expectations. Aberdeen: Centre for the Study of Public Policy, University o f Aberdeen (Studies in Public Policy, N 409). P. 6. См. также: Inglehart R., Baker W. E. Modernization, Cultural Change, and the Persistence of Traditional Values 11 American Sociological Review. Vol. 65. N 1 February 2000. P. 19-51. 84 См.: Штомпка П. Культурная травма в посткоммунистическом общест­ ве (статья вторая) / / Социс, 2001. № 2. С. 8 -9 . 85 См.: Hobsbawm Е. Mass-Producing Traditions: Europe, 1870-1914 / / Hobsbawm E., Ranger T. (eds). The Invention of Tradition. Cambr., etc.: Cambridge University Press, 1983. P. 263-307. 86 См.: Манхейм К. Консервативная мысль (1953) / / Манхейм К. Диагноз нашего времени. М.: Юрист, 1994. С. 593, 596. 87 См.: Redfield R. Peasant Society and Culture (1956) / / Redfield R. The Little Community and Peasant Society and Culture. Chicago — London: The University o f Chicago Press, 1973. P. 40-59. 88 Левада Ю. «Человек ностальгический»: реалий и проблемы / / Монито­ ринг общественного мнения. N9 6 (62). Ноябрь-декабрь 2002. С. 12. 89 Глебова И.И. Политическая культура России. Образы прошлого и со­ временность. М.: Наука, 2006. С. 331. 90 Солженицын А. Как нам обустроить Россию. Посильные соображения. JI.: Советский писатель, 1990. С. 47—51.

Глава 2 А.Б. Гофман

Теории традиции в социологической традиции: от Монтескье и Бёрка до Вебера и Хальбвакса Предшественники социологии Европейское Просвещение: Разум или Традиция? Традиционное общество не знает понятия традиции. Оно рукоиодствуется ею, живет ею, но не предается рефлексии о ней. Это наносится и к европейской культуре. Осмысление традиции в Ев­ ропе начинается тогда, когда она оказывается под вопросом, ста­ новится объектом сомнения, критики, осуждения, обсуждения, за­ щиты, обоснования и почитания. Начало теоретическому осмыслению традиции было положено Просвещением. Принято считать, что Просвещение, его идеология и главный практический результат —Великая французская революция —бы>И1 принципиально антитрадиционными. В общем, это верно п к какой-то мере бесспорно. Однако этот бесспорный тезис стра­ дает упрощенностью, отчасти связанной с позднейшими интер­ претациями как сторонников Просвещения, так и его антимодерппстских и постмодернистских критиков. Вот почему устоявшееся представление об антитрадиционализме Просвещения нуждается и уточнении и в определенной корректировке. Прежде всего, необходимо отметить, что не все просветители ре­ шительно и безапелляционно противопоставляли разум традиции, i читая последнюю тормозом на пути прогресса. А некоторые из них иообще не были прогрессистами и противниками традиции как та­ ковой. Эго относится прежде всего к выдающемуся представителю 11росвещения и одному из главных предшественников социологии Шарлю Монтескье (1689-1755). Будучи либералом, он исходит из loi o, что никакому обществу не следует навязывать извне какиелибо порядки, какими бы разумными и справедливыми они ни представлялись. Напротив, необходимо опираться на присущие данному конкретному обществу традиционные институты, обычаи и нравы. Собственно, основная цель его знаменитого главного со­ чинения «О духе законов» (1748) в том и состоит, чтобы показать бесконечное многообразие и разнообразие традиционных принци­ пов различных обществ, доказать первостепенное значение этих

64

Традиции и инновации в современной России

принципов и обосновать необходимость опоры на них при приня­ тии любых относящихся к ним решений, никоим образом не разру­ шая их. Даже заведомо «негативные» явления, обладающие «тради­ ционностью», с его точки зрения, следует исправлять очень осторожно: «Такова природа вещей, что злоупотребление очень ча­ сто предпочтительней исправлению или, по крайней мере, благо, которое установилось, всегда предпочтительней лучшего блага, ко­ торое не установилось»1. Можно утверждать, что традиция или, точ­ нее, традиции —это один из основных законов существования об­ щества, который он постулирует в своем главном произведении. Как бы реализуя призыв Спинозы: «Не смеяться, не плакать, а по­ нимать», —он рассматривает традиционные формы жизни различ­ ных обществ как рядоположенные, стремясь не выстраивать их на шкале достижений и воздерживаясь от оценок того, какие из них лучше, какие —хуже. Конечно, Монтескье не был полным релятивистом; у него бы­ ли вполне определенные представления об универсальных законах изначального разума (la raison primitive), а вместе с ними —Божест­ ва, Природы, Справедливости2. Несомненно, подобно другим просветителям, он был непоколебимым рационалистом в эписте­ мологическом и онтологическом отношениях, придавая ведущее значение разуму как средству познания и- фактору социальной жизни. Но при этом он не противопоставлял разум традиции как таковой, а усматривал разумность в самом принципе традицион­ ности, так же как и в традициях различных обществ. В конечном счете, он и изучал их для того, чтобы выявить и понять логику этих традиций, их специфическую и общую рациональность. Дело, однако, не только в том, что в целом просветители не бы­ ли столь безоглядными рационалистами, противопоставлявшими разум традиции, какими их так часто изображают в последние деся­ тилетия. В действительности, даже противопоставляя разум тради­ ции, они выступали не столько против традиции как таковой, сколько против определенной традиции, а именно непосредственно предшествующей. Речь идет о традиции, точнее, традициях евро­ пейского Средневековья. Именно в противовес их культу и был провозглашен культ разума, а вместе с ним и прогресса, восприни­ мавшихся как антиподы самого принципа традиционности. Но при этом просветители также апеллировали к традиции и опирались на нее. Это была еще «более традиционная традиция», чем средневе­ ковая, и она была воплощена в античности, ее идеях и принципах. Аналогичным образом ранее Реформация противопоставила себя средневековому католицизму, отвергнув Священное Предание во имя Священного Писания. И здесь новые принципы утверждались так, что непосредственно предшествующее прошлое, воплощенное

I, Теория, история, современность. Глава 2. Гофман А.Б. Теории традиции...

65

и средневековом христианстве, отвергалось путем апелляции к бо­ ксе далекому прошлому, представленному в библейских текстах. Необходимо уточнить: идеология Просвещения означала прежде неего оппозицию непосредственно предшествующей средневеконой традиции и стремление возобновить и продолжить античную фшшцию. В этом отношении у Просвещения уже был предшестиснник в лице Возрождения. Так называемый «проект» Просвеще­ нии в свою очередь продолжил другие «проекты», уже существовав­ шие ранее: Возрождения и Реформации. «Антитрадиционный» просветительский проект модерна, протиш(поставивший культу традиции культ разума и прогресса, сам носил и шачительной мере традиционный характер. Его традиционализм шюиочался в явной и неявной опоре, во-первых, на отдаленное, вонгорых, на достаточно близкое прошлое. И то и другое рассматришиюсь как противовес прошлому средневековому. И именно по отношению к последнему Просвещение было идеологией антитра­ диционализма. Тем не менее Просвещение, а вместе с ним и рацио­ нализм в целом, стали воспринимать как идеологию, направленную иротив традиции вообще3. Это относится и ко многим его сторонни­ кам, и к противникам. Подобная интерпретация была продолжена и усилена теоретиками Франкфуртской школы и «постмодернизма». Но первоначально мы находим ее у мыслителей рубежа XVIII—XIX ни., которых можно считать первыми теоретиками традиции и одноп|К'менно родоначальниками традиционализма.

Родоначальники традиционализма: культ Традиции против культа Разума Следует подчеркнуть, что объектом специальной рефлексии и теоретических дискуссий в Европе традиция становится как раз пила, когда ее безраздельное господство оказывается подорван­ ным, а именно на рубеже XVIII—XIX вв. Утрата этого господства ныла вызвана, разумеется, не только влиянием просветительской идеологии и Французской революции, но и, в частности, такими «оциально-историческими процессами и событиями, как промыш­ ленная революция и начало индустриализации, прогрессирующая секуляризация, расширение контактов между различными общестиими и культурами. Все эти явления были неизбежно связаны с ко­ ренной ломкой устоявшихся порядков, носили несомненно кришеный характер и сопровождались разного рода катаклизмами, пертурбациями и бедствиями, такими как пауперизация, голод, бо­ не ши и рост смертности. Как это часто случалось в истории и до и после указанных революционных изменений, реакцией на них «тали не только воспоминания об утраченном «золотом веке», не только его прославление, но и призывы вернуться к нему. ТеореIичсским обоснованием такого рода идей и настроений послужили

66

Традиции и инновации в современной России

идеи мыслителей, которых обычно квалифицируют как традицио­ налистов. К ним относятся англичанин Эдмунд Бёрк (1729—1797), автор книги «Размышления о революции во Франции» (1790), и французы Луи де Бональд (1754—1840) («Теория политических и религиозных властей», 1796) и Жозеф де Местр (1753—1821) («Со­ ображения о Франции», 1797). Этих ученых можно считать не толь­ ко первыми традиционалистами, но и первыми теоретиками тради­ ции в европейской социальной мысли. Они не просто прославляли традицию, не просто постулировали ее ведущую роль в социальной жизни, но и стремились рационально обосновать, понять и осмыс­ лить эту роль, с помощью разума противопоставить ее разуму. Традиционалисты обвиняли Просвещение и Революцию в том, что во имя искусственно и умозрительно сформулированных идеа­ лов они разрушили устойчивые социальные связи и утвердили в обществе анархию. В противовес многим мыслителям XVIIXVIII вв., они рассматривали общество как естественное образова­ ние, которое не сводится к составляющим его индивидам, а пред­ шествует им и формирует их. Будучи социальными реалистами и холистами, они подчеркивали органическую целостность и свое­ образие каждого общества, которые основаны на его специфиче­ ских традициях. Разрушение традиционных начал в обществе при­ водит его к деградации и гибели; и наоборот, опора на них, их сохранение и культивирование —основа его прочности и процве­ тания. Полемизируя с теми теориями, которые исходили из искус­ ственного и «договорного» характера социального организма, Бёрк подчеркивал значение преемственности в его функционировании. «Общество —это действительно договор, но договор высшего по­ рядка. Его нельзя рассматривать как коммерческое соглашение о продаже перца, кофе и табака... Общественный договор заключа­ ется не только между ныне живущими, но между нынешним, про­ шлым и будущим поколениями»4, —писал он. В противоположность просветителям, придававшим первосте­ пенное значение разуму в формировании и развитии общества, тра­ диционалисты выдвигали на первый план иррациональные факторы существования человека и общества: беспрекословное подчинение традиционным установлениям, религиозные чувства и веру. Они на­ деляли традиции как таковые особой и высшей мудростью, соединя­ ющей в себе наследие веков с волей божественного Провидения. Эта мудрость далеко не всегда доступна ограниченному человеческому разуму и может казаться последнему лишь чередой заблуждений и предрассудков. Таким образом, они стремились рационально обос­ новать превосходство иррациональности в социальной жизни. Противопоставляя культу разума культ традиции, эти мыслите­ ли подчеркивали ее провиденциальную природу. «Традиция знает.

I, IУория. история, современность. Глава 2. Гофман Л.Б. Теории традиции...

67

чи> делает, надо не препятствовать ей, а следовать ее предписаниим» —так можно выразить их кредо. И в этом пункте их идеи любоММП1ЫМ образом перекликаются с идеями либеральной политиче­ ской экономии Адама Смита5. Если для последней принцип laissez-faire, laissez-passer касался экономических интересов, то для консерваторов —воспринятых из прошлого социальных порядков к нсрований. В обоих случаях речь идет о «невидимой руке»: у СмиIII о «невидимой руке» рынка, у традиционалистов —традиции. И у тех, и у других противостояние произвольному внешнему вме­ шательству сочетается с требованием опоры на «естественные», топтанные тенденции. В ходе дальнейшего изложения мы увидим, •но вопреки распространенным и ошибочным стереотипам либера1и »м принципиально не только не отвергает, но, наоборот, обосноиынает фундаментальное значение традиции в социальной жизни. Примерно в ту же эпоху подобные традиционалистские взгляды «истаивали представители Романтизма, культурного движения, очпатившего различные страны Европы. Для них превосходство фалиции было одним из элементов культа эмоционального начанп, который они, как и традиционалисты-консерваторы, противо­ поставляли просветительскому культу разума. Одной из главных цитаделей Романтизма была Германия. Там и начале XIX в. возникла историческая школа права, основан­ ии» Густавом Гуго и получившая широкую известность, в частноcmi, благодаря трудам Карла фон Савиньи. Выступая против докфины естественного права, основанной на рационалистических принципах, а отсюда —и против попыток создания универсальных юридических кодексов, представители этой школы рассматривали и качестве источника правовых норм обычаи и нравы определен­ ною народа. Именно в них представлен «народный дух», который п должен служить основой права. Интересно, что понятие народного духа, которое широко использовали и романтики, было заимствовано как раз у Просве­ щения, а именно у Монтескье. Следует отметить также, что это по­ ниже, а также его интерпретации немецким Романтизмом и исто­ рической школой права оказали существенное влияние и на Россию первой половины XIX в.: и на официальную государствен­ ную идеологию того времени, и на первых славянофилов.

Пионеры социологической мысли Огюст Конт: прогрессистский традиционализм, или традиционалистский прогрессизм Огюст Конт (1798—1857), один из родоначальников социологии и создатель философии первого позитивизма, высоко ценил взгля­ ды двух мыслителей-антиподов: Жозефа де Местра и автора раци­

68

Традиции и инновации в современной России

оналистической теории прогресса Жан-Антуана Кондорсе, считая обоих главными предшественниками своей позитивистской со­ циологии. Рассматривая их воззрения как дополняющие друг дру­ га, он стремился объединить их в своей доктрине. Его главный со­ циальный лозунг — «Порядок и прогресс», —опирается на идею порядка у де Местра (и других консерваторов-традиционалистов, особенно де Бональда) и идею прогресса у Кондорсе, которого он считал своим «духовным отцом»6. Как и традиционалисты, он по­ лагал, что Просвещение и Революция утвердили в европейском обществе дух отрицания, анархии и разрушения. Но в отличие от традиционалистов, он полагал, что многие из дореволюционных верований и порядков были обречены на разрушение. Тем не ме­ нее, с его точки зрения, созидательную работу еще предстоит осу­ ществить. Отрицая дух отрицания, он противопоставляет ему по­ ложительное, позитивное начало, разрабатывая и проповедуя позитивизм как средство идейного и практического преобразова­ ния общества и человечества. В целом Конт, как уже отмечалось, стремился объединить про­ тиворечивые идейные тенденции: просветительскую идею про­ гресса и антипросветительский традиционализм, рационализм (даже в якобинском культе Разума он усматривал предвосхищение своего позитивизма) и средневековый католицизм. В последнем ему особенно импонировала идеология наднациональной и соци­ ально-иерархической структуры. Он считал устаревшей христиан­ скую догматику, но не религию как таковую. В противовес проте­ стантизму, который, с его точки зрения, хочет упразднить религию именем Бога, он, наоборот, стремится устранить Бога именем ре­ лигии. Сама же религия вечна и неустранима, так как человек в его интерпретации —существо не столько рациональное, мыслящее, рассуждающее, сколько эмоциональное, чувствующее, верующее. Поэтому он разрабатывает и проповедует Религию Человечества, призванную заменить объект религиозного поклонения —христи­ анского Бога, — и противостоять индивидуальному, классовому и национальному эгоизму; сохранить религию, хотя и обновлен­ ную, но со всеми ее доктринальными, ритуальными и институцио­ нально-организационными элементами. Согласно Конту, социальная реальность, в отличие от других видов природной реальности, характеризуется наибольшей измен­ чивостью. Прогресс в его доктрине — это основной социальный и даже антропологический закон, присущий только человеческим обществам и отличающий их от обществ животных. Вместе с тем. он постоянно подчеркивает непрерывный и преемственный ха­ рактер прогресса, который в его истолковании может быть лишь развитием порядка, образуя с ним своего рода диалектическое

I, Т е о р и я . история,

современность. Глава 2. Гофман А.Б. Теории традиции...

69

щииство. Подобно тому как один раздел социологии, социальная Iчагика, изучает порядок и солидарность в пространстве, другой ее 1»1пдел, социальная динамика, изучает прогресс, трактуемый Конюм как порядок и солидарность во времени. По существу, проIресс он рассматривает как ту же солидарность, только диахронмvio и межпоколенную. Следуя взглядам традиционалистов, он показывает преемственность поколений и колоссальное влияние т ех предыдущих поколений на последующее развитие. В «ПозиI ииистском катехизисе» он утверждает: «Живые всегда, и все более и более, управляются умершими: таков фундаментальный закон человеческого порядка»7. С этим утверждением перекликается его ю же о том, что человечество в гораздо большей мере состоит из мертвых, чем из живых и социальная связь нарушается в случае »(>упта живых против мертвых»8. Правда, Конт, вслед за Сен-Симоном, различает в историче­ ском развитии обществ не только «органические», но и «критиче­ ские» фазы. Под последними он понимает эпохи, когда преемстиеиность и солидарность («консенсус») нарушаются, когда происходят революционные изменения и столкновения различ­ ных социальных сил. Но в его истолковании это скорее своего ро­ ма иатология, чем норма, болезнь социального организма. «Нор­ мальным» его состояние является именно в «органические» эпохи, и которые господствует историческая преемственность и солидар­ ность между поколениями. Один из его главных девизов, или лоiv iiio b : «On ne detruit que се qu’on remplace» — «Мы разрушаем юлько то, что мы заменяем». Таким образом, традиция, по КонIV, - это основа прогресса человека и общества, важнейшее услоиие нормальной социальной жизни.

Карл Маркс: традиции как кошмар и препятствие для инноваций Как и Конт, Карл Маркс (1818—1883) верил в прогресс и в грянущий «золотой век». Но, в отличие от Конта, он связывал наступ­ имте этого будущего не с позитивизмом, а с коммунизмом. Он оыл безусловным рационалистом не только в своей теории позна­ нии и методологии, но и в оценке человеческой природы. С его тчки зрения, человек по своей природе —существо разумное, ценоетное и гармоничное. В этом отношении он руссоист. И лишь фундаментальное отчуждение, антагонистические социальные от­ ношения и порождаемое ими «ложное сознание» не дают прониигься этой изначальной и принципиальной рациональности и гармонии человека и человеческого рода. Человек вернется к своей истинной сущности в будущем коммунистическом обще­ ние, в котором отчуждение будет преодолено вместе с беспреце­ дентным развитием производительных сил, ликвидацией разделе-

70

Традиции и инновации в современной России

мия труда, противоположности между физическим и умственным трудом, исчезновением классовых антагонизмов. Эти и некоторые другие, близкие им, утопические идеи были заимствованы Марк­ сом у сен-симонистов и других приверженцев утопического соци­ ализма и коммунизма. В частности, знаменитый лозунг, резюми­ рующий идеал коммунизма: «Каждый по способностям, каждому по потребностям», включенный Марксом в известную «Критику Готской программы» (1875), — был заимствован у французского утопического коммуниста Этьена Кабе. Но, веря, подобно Конту, в прогресс и грядущий золотой век, Маркс иначе интерпретировал характер прогрессивного развития и наступления неизбежного и желанного состояния общества9. В отличие от французского социолога, Маркс трактует социальное развитие как процесс, в котором доминирует не преемственность, а постоянный разрыв с прошлым, бурные и радикальные транс­ формации и сдвиги. Для него «нормальное» развитие означает «перманентную революцию», при которой каждый последующий этап есть отрицание предыдущего. Это относится прежде всего к смене общественных формаций, которые он рассматривал как «ступени» прогресса. Но и внутри каждой из них постоянно проис­ ходят вулканические извержения, нарушающие непрочное соци­ альное равновесие. По Марксу, общество непрерывно изменяется в самой своей основе. Неизменность же или постепенность, кото­ рые, разумеется, также имеют место, касаются главным образом внешнего, надстроечного слоя социальной системы, который либо тормозит глубинные, основополагающие изменения, либо отстает от них. Стремлению сохранить мир неизменным он решительно противопоставляет стремление изменить его, требуя даже теорети­ ческое познание включить непосредственно в практический про­ цесс этого изменения. В одном из своих самых знаменитых «Тези­ сов о Фейербахе» он пишет: «Философы лишь различным образом объясняли мир, но дело заключается в том, чтобы изменить его»10. Поэтому он отрицательно относится к тем социальным ученым, которые ограничены в своих исследованиях признанием status quo, рамками существующих социальных институтов. Нежелание или боязнь признать необходимость революционного обновления этих институтов он считает не только проявлением аморализма, но и препятствием в поиске научной истины «до конца». Маркс исходит из «активистского» истолкования социальных законов. Это означает, что люди, познавшие их, не могут и не должны ждать, когда эти законы реализуются; их нравственный долг состоит в том, чтобы активно участвовать в их практической реализации и тем самым способствовать скорейшему наступлению социального идеала —коммунизма.

история,

современность. Глава 2. Гофман А.Б. Теории традиции...

71

Конечно, Маркс признает существование застойных историче­

ских эпох и обществ, так же как и постепенных изменений, не при-

ИООйщих к резким сдвигам, ломке или смене социальных систем. Но все это, в его интерпретации, либо своего рода аномалии, либо Оолее или менее длительные перерывы в неуклонном процессе бурных изменений, либо, наконец, идеологический камуфляж, 1И которым, опять-таки, скрываются радикальные социальные сдииги. Маркс признает и значение социальных и политических реформ. Но они представляются ему скорее искусственным тормо­ зом подлинного прогрессивного развития, результатом вынужден­ ных уступок и (или) обмана со стороны господствующих классов или же слабости и нерешительности угнетаемых классов. Его идеал социального развития в эпохи «предыстории» общества, построен­ ного на частной собственности и эксплуатации человека челове­ ком, - это «непрерывная революция», постоянная революциониития общества для скорейшего наступления его «подлинной» истории, коммунизма. Решающая революция, призванная привес­ ти к нему, будет, по Марксу, «самым радикальным разрывом» с традиционными отношениями и идеалами. Она «может черпать сиою поэзию только из будущего, а не из прошлого. Она не может начать осуществлять свою собственную задачу прежде, чем она не покончит со всяким суеверным почитанием старины»11. Но в этом к(лотом веке, в коммунистическом обществе, политических рево­ люций уже не будет. «Только при таком порядке вещей, когда не будет больше классов и классового антагонизма, социальные эволю­ ции перестанут быть политическими революциями»12, —писал он. Безусловно, Маркс признает также специфику различных об­ ществ, обусловленную их социокультурным наследием. В этом от­ ношении его понимание социального развития было менее одношачным и упрощенным, более тонким и глубоким, чем у Конта. 11о он учитывает эту специфику прежде всего с точки зрения того, и какой мере она соответствует или может способствовать продви­ жению к будущему коммунистическому идеалу. Так, даже в рос­ сийской сельской общине, несмотря на свое резко отрицательное отношение к самодержавному деспотизму в России, он готов был иидеть зародыш будущего коллективистского идеала и одно из средств, специфически российское, его достижения. Тем не менее индустриализация, в его истолковании, так или иначе нивелирует носпринятую из прошлого социокультурную специфику различ­ ных обществ. По его словам, страна промышленно более развитая показывает стране промышленно менее развитой картину ее соб­ ственного будущего. Кроме того, это нивелирование обусловлено иоздействием расширения социоэкономических и культурных

72

Тпялииии и инновации в современной России

связей, становлением мирового рынка, в общем, всего того, что уже в конце XX в. стали назвать глобализацией. Классический ана­ лиз такого рода воздействий на развитие общества индустриализа­ ции и «глобализации» мы находим, в частности, в работах Маркса «Британское владычество в Индии» (1853) и «Будущие результаты британского владычества в Индии» (1853)13. Маркс несомненно признает роль традиции в социальной жиз­ ни. Но его истолкование и оценка этой роли противоположны тем, что были свойственны вышеупомянутым традиционалистам и Конту. Для него это прежде всего сила, препятствующая соци­ ально-историческому развитию, в котором ведущее место при­ надлежит изменениям, инновациям, носящим главным образом революционный характер. Если, согласно знаменитой формуле Маркса, «революции —локомотивы истории»14, то традиции —это тормоза или стоп-краны этих локомотивов и исторического про­ цесса в целом. Но к этому их функция не сводится. Нередко они выступают в качестве одной из форм «ложного сознания», скрыва­ ющей, маскирующей реальные изменения, в том числе радикаль­ ные. Иногда они выполняют функцию своего рода идеологическо­ го языка, с помощью которого инновации пробивают себе дорогу, осуществляя взаимную адаптацию этих инноваций и социальных групп. Именно так Маркс интерпретирует роль традиций в своей работе «Восемнадцатое брюмера Луи Бонапарта» (1852). В целом, традиция в его истолковании —это отклонение от «нормального» прогрессивного развития, предрассудок и иррациональное пре­ пятствие на его пути. Широко известна его фраза из «Восемнадца­ того брюмера»: «Традиции всех мертвых поколений тяготеют, как кошмар, над умами живых»15. Если традиционалисты романтизи­ ровали и рационализировали прошлое, то Маркс стремился ли­ шить его этого ореола во имя романтизируемого и рационализиру­ емого будущего. По существу, здесь консервативной утопии была противопоставлена утопия футуристская. Признавая социальное значение традиции, Маркс, в отличие от Конта, рассматривал ее не как самоценность, а либо как препят­ ствие для социальных изменений, либо как своего рода камуфляж, маску, оболочку или средство, которые общества и социальные группы используют при осуществлении инноваций и для адапта­ ции к ним. Причем это использование вызывало у него настолько серьезное раздражение, что при рассмотрении подобных ситуаций он начинал даже критиковать иррациональность человеческой природы как таковой, «людей», «человека», прибегающих к раз­ личным формам традиционалистского маскарада, обмана и само­ обмана, вместо того чтобы прямо и честно признавать необходи­ мость и реальность социальных изменений. И это несмотря на

I, Теория,

история,

современность. Глава 2. Гофман А.Б. Теории традиции..,

73

указанную выше высокую оценку человеческой природы Марксом и понимание им человека как существа в общем рационального, цельного и гармоничного. Так, например, он отмечает что «челоиску» свойственна «казуистика», состоящая в том, чтобы «изме­ нять вещи, меняя их названия, и находить лазейки для того, чтобы и рамках традиции ломать традицию, когда непосредственный ин­ терес служит для этого достаточным побуждением...»16. Маркс был, вероятно, антитрадиционалистом в большей степе­ ни, чем мыслители Просвещения. Этот антитрадиционализм был гесно связан с такими чертами его мировоззрения, как антилибе­ рализм, понимание человека как существа сугубо рационального но своей природе (антропологический рационализм), атеизм, попитический радикализм, «активистская интерпретация» социаль­ ных законов, представление о будущей «подлинной» истории общества и (или) человечества17как о радикальном разрыве с «пре­ дысторией».

Герберт Спенсер: эволюция=традиция+инновация Подобно Конту и Марксу, Спенсер (1820—1903) был историче­ ским эволюционистом и, в определенной мере, прогрессистом. Но его социально-исторический оптимизм был гораздо менее зна­ чительным, и он не верил в грядущий золотой век. Сам он называл себя «относительным оптимистом»18. В целом процесс развития (de­ velopment) представлялся ему состоящим из трех стадий: 1) эволюции (в узком смысле)19, критерием которой являются степень структур­ ной и функциональной дифференциации и интеграции; 2) дости­ жения равновесия (equilibration); 3) диссолюции, или распада20. Следует уточнить в этой связи широко распространенную ха­ рактеристику Спенсера как эволюциониста. Действительно, он уделял эволюции основное внимание, и это понятие занимает цен­ тральное место в его теоретических поисках. И данный факт объ­ ясняется тем, что его больше интересовали процессы и факторы восходящей стадии развития, когда происходят становление и рас­ цвет различных форм реальности, а не их стагнация и упадок. Но из этого вовсе не следует, что равновесие и диссолюцию он не признавал в качестве стадий развития, равнозначных эволюции. Поэтому если верна распространенная квалификация Спенсера как «эволюциониста», то в определенном смысле с не меньшим ос­ нованием его можно назвать и «эквилибрационистом» (от исполь­ зуемого им термина «equilibration») и «диссолюционистом». Отношение Спенсера к традиции носило двойственный харак­ тер. С одной стороны, он рассматривал социально унаследованные нормы, обычаи, нравы, институты в качестве основы социальных систем. Поэтому в его трудах их подробное описание и анализ за­

74

Традиции и инновации в современной России

нимают важнейшее место. В его теории сложные социальные фор­ мы представляют собой комбинации простых, поэтому, чтобы по­ нять первые, необходимо обратиться прежде всего к изучению по­ следних. А эти последние как раз и выступают в виде разного рода исходных и элементарных традиционных социальных форм: ин­ ститутов, обычаев, нравов, ритуалов. Это своего рода атомы, клет­ ки или «кирпичики», из которых состоят более сложные институ­ ты и социальные системы в целом. Так, чтобы объяснить такой институт, как религия, необходимо исследовать социально унасле­ дованный «минимум» религии, воплощенный в анимистических представлениях и уходящий своими корнями в первобытные веро­ вания (Спенсер, наряду с Эдвардом Тайлором, был автором ани­ мистической теории происхождения и сущности религии). Чтобы понять феномен социальной дифференциации, следует начать с ее исходной формы: разделения на управляющих и подчиненных. Правовые нормы и институты в конечном счете опираются на обычаи, вырастают из них и в сущности являются определенным этапом в эволюции последних, а потому ими в значительной мере и объясняются. Он пишет: «Везде, по мере ... общественного раз­ вития, обычай переходит в закон. Можно сказать, что на практике обычай есть закон неразвитых обществ... На следующих ступенях развития обычаи становятся признанной основой законов. ...Обы­ чаи, окажутся ли они унаследованными от неведомых предков племени, или будут приписаны воле какого-нибудь умершего ко­ роля, во всяком случае воплощают в себе власть мертвого над жи­ выми; такова же роль и законов, в форму которых они выливают­ ся»21. В известном смысле в социологии Спенсера обнаруживается своеобразный традиционалистский редукционизм, вытекающий из его эволюционистского элементаризма: стремления выводить сложные социальные явления как более «поздние» из простых как более «ранних» и объяснять первые последними. Спенсер делит общества на два типа: «воинственный» («mili­ tant») и «индустриальный». Хотя он придает этому делению типо­ логический смысл, все же первый из отмеченных типов выступает у него как более ранний и низкий на эволюционной лестнице, а второй —как более поздний и высокий. Первобытные общества, будучи малыми и рассеянными, отличаются чрезвычайно высокой степенью консерватизма. В этих обществах индивид никогда не уклоняется от традиционных правил и верований22. «Нормальная» социальная эволюция, по Спенсеру, —это про­ цесс, при котором «новое» естественно, плавно и самопроизволь­ но вырастает из «старого». Этот процесс в принципе не допускает радикального вмешательства, вторжения извне, даже с самыми благими намерениями. Этим, в частности, теория Спенсера отли-

I, I г о р н я . и с т о р и я , современность. Глава 2. Гофман А.Б. Теории традиции...

75

•икчся от Марксовой. Правительство, с его точки зрения, —это •неизбежное зло», и там, где можно, лучше обходиться без него. ( Исюда и его глубокая и пророческая критика проектов социали1 1ичсского переустройства еще в ту эпоху, когда эти проекты почIи безраздельно господствовали в умах интеллектуалов23. Вместе i гом (и это выглядит внешне парадоксально с позиций ходячих представлений о либерализме), либерал Спенсер (в противовес Марксу, разделявшему утопические идеи сен-симонистов об от­ мирании государства, о простоте и прозрачности управленческих процессов, о замене управления людьми управлением вещами, и самоуправлении свободных ассоциаций и т. п. в будущем обще»т е ) , наоборот, вполне реалистически констатировал и предскаи.1нал усложнение и рост значения органов и функций управления. 11о само это управление, опять-таки, предполагает опору на спонla iH io формирующиеся и развивающиеся тенденции. Традиция, в истолковании Спенсера, оказывается неотъемле­ мой частью этих тенденций. Отсюда и его предостережения, каса­ ющиеся всякого рода радикальных и насильственных социальных преобразований, например такое: «Мы должны предостеречь проIпн слишком ревностных стараний в достижении идеала, против попыток вывести природу из ее унаследованной формы насильстиенным образом: нормальная переработка ее может быть достиг­ нута лишь медленным путем»24. Опираясь на биологические ана­ логии, он доказывает, что разрушать старые институты можно iiiiHJb тогда, когда основательно разработаны и функционируют те, которые способны заменить их, с тем чтобы не нарушать нормаль­ ную жизнедеятельность социального организма: «Точно так же как juim земноводного было бы пагубно лишиться жабр до того, как доi гаточно разовьются его легкие, для общества губительно разру­ шать свои старые институты, прежде чем новые достаточно орга­ низуются, чтобы занять их место»25. Итак, рассматривая общества как «сверхорганические организ­ мы», в чем-то сходные с «неорганическими» и «органическими», н чем-то отличные от них, Спенсер считает традицию важнейшим фактором «нормального» социального развития и, в частности, та­ кой его фазы, как эволюция. Но он отнюдь не традиционалист, п его позиция существенно отличается от той, что была свойствен­ на упомянутым выше консерваторам и даже Конту. Если первые полагали, что необходимо просто следовать традиции, если по­ следний считал, что ее нужно имитировать, то Спенсер подходит к ней прежде всего как к элементу социального развития и эволю­ ции. Традиции —не нечто внешнее по отношению к прогрессу26 и жолюции и, тем более, не их антипод, а их неотъемлемая состав­ ная часть. Традиции и инновации в его истолковании оказывают­

76

Традиции и инновации в современной России

ся двумя аспектами эволюции, находящимися внутри нее; и каждый из них не существует без другого. В отличие от консерваторов, он придает провиденциалистский смысл не Традиции как таковой, а Эволюции. «Невидимая рука» Рынка у Адама Смита и Традиции у консерваторов уступают место «невидимой руке» Эволюции. В афористической форме его мысль можно представить следую­ щим образом: «Не Традиция, а Эволюция знает, что делает, но она знает это лишь тогда, когда включает в себя Инновацию, опираю­ щуюся на Традицию». Эволюцию Спенсер рассматривает как процесс многолиней­ ный. Он признает специфику различных обществ, которая обус­ ловлена их традициями, влияющими на происходящие в них ин­ новации. Но специфика эта не уникальна. Между обществами, как и между индивидуальными организмами, существуют как разли­ чия, так и сходства. Единообразие, наблюдаемое в самых разных институтах, в том числе традиционных, в обычаях, нравах и т. п., объясняется прежде всего пространственной и временной законо­ сообразностью социальной жизни. Поэтому традиции и инновации различных обществ, а тем самым и их эволюции, содержат в себе как специфические, так и общие черты. Теория Спенсера явилась отправным пунктом для либеральных воззрений на традицию и ее роль в эволюции обществ. Она полу­ чила дальнейшее развитие в трудах либеральных теоретиков XX в. Мы находим, в частности, продолжение спенсеровских идей в ра­ ботах выдающегося теоретика современного либерализма, лауреа­ та Нобелевской премии Фридриха Хайека. Согласно ему, на каж­ дой стадии социальной эволюции система ценностей, внутри которой мы рождаемся, предполагает наличие целей, которым наш разум должен служить. Эта данность означает, что, хотя мы всегда должны стремиться улучшать наши институты, мы никогда не можем ставить себе цель переделать их целиком. Мы всегда должны действовать внутри ценностей и институтов, которые не являются делом наших рук. Будучи далекой от предположения, что те, кто создавал существующие институты, были мудрее нас, «эво­ люционная точка зрения» основана на том, что результат экспери­ ментирования многих поколений может заключать в себе больше опыта, чем тот, которым может обладать одно из них27. Отсюда и соответствующая оценка роли традиции: «Каким бы парадок­ сальным это ни казалось, следует, вероятно, считать истинным мнение о том, что преуспевающее свободное общество всегда бу­ дет в значительной мере обществом, связанным традицией»28. Подобные высказывания, под которыми, вероятно, охотно бы подписались, скажем, Бёрк или де Бональд, демонстрируют ис­ тинную, хотя и часто искажаемую, позицию либерализма, соглас­

|4 Гс о р и я . и с т о р и я , современность.

Глава 2. Гофман А.Б. Теории традиции...

77

но которой фундаментальную и плодотворную роль в социальном развитии играет не только невидимая рука рынка, но и невидимая (и видимая) рука традиции. Вместе с тем, идущая во многом от ( иснсера либеральная точка зрения основана на безусловно отри­ цательной оценке как революционаризма, так и традиционализма.

Классики Макс Вебер: рациональность против традиционности Необходимо отметить, что, хотя Макс Вебер (1864—1920) достатчно часто использует понятие традиции, он не разработал специ­ альную теорию этого явления29. Его взгляды в данном отношении отличаются многозначностью и противоречивостью, а потому нуждаются в специальной реконструкции. Вебер был продолжателем традиций Просвещения и консерваюров-традиционалистов XVIII—XIX вв., а также и Маркса, в том смысле, что вслед за ними он осуществляет фундаментальное тео­ ретическое противопоставление Традиции, с одной стороны, и Ра(ума —с другой. Это проявляется прежде всего в его типологии со­ циальных действий и в общей интерпретации направленности мирового исторического процесса как прогрессирующей рациона­ лизации, как движения от традиционного общества к современно­ му; последнее для него выступает как синоним индустриального и основанного на принципе формальной рациональности30. Анализ веберовских текстов позволяет, как нам представляется, ныделить в них по крайней мере два смысла понятия традиции. Первый смысл содержится прежде всего в ею фундаментальной и широко известной типологии социального действия, в которой он выделяет такой идеальный тип, как традиционное действие. И этом смысле традиция, по Веберу, представляет собой длитель­ ную привычку. Он пишет: «Социальное действие, подобно любому другому поведению, может быть: 1) целерациональным..; 2) ценностно-рациональным..; 3) аффективным..: 4) традиционным, то есть ос­ нованным на длительной привычке (подчеркнуто мной. —А.Г.)»31. Традиция в этом смысле отождествляется с психологической инерцией. Она выступает как разновидность чисто подражатель­ ных, квазирефлекторных, автоматических, неосмысленных дейстний, как «автоматическая реакция на привычное раздражение и направлении некогда усвоенной установки»32. Будучи чисто под­ ражательным, такой тип действия не содержит в себе осмысленной ориентации на других, а потому не является собственно социаль­ ным. Вебер оговаривается, что в подражательных действиях, кото­ рым Тард, с его точки зрения, вполне обоснованно придает боль­ шое значение, «далеко не всегда можно уверенно разграничить

78

Традиции и инновации в современной России

простое «влияние» и осмысленную «ориентацию»; тем не менее он считает, что концептуально их необходимо разделять. Но даже и чисто «реактивное» подражание имеет не менее важное социоло­ гическое значение, чем собственно социальные действия33. Значи­ тельная часть примеров привычного повседневного поведения лю­ дей близка, по Веберу, к этому типу. В своей типологии социальных действий Вебер принципиально противопоставляет первые два идеальных типа: целерациональное и ценностно-рациональное действия, —последним: аффективно­ му и традиционному. В качестве критерия или адресата рациональ­ ности он рассматривает только цели и ценности. Здесь нет места таким гипотетическим типам, как «аффективно-рациональное»34 или «традиционно-рациональное», хотя в принципе такой подход также возможен и отчасти был реализован самим Вебером, но уже в другой интерпретации понятия «традиция», о которой речь пой­ дет ниже. Более того, едва выделив отмеченные четыре типа, Вебер тут же почти отказывается признать традиционный и аффектив­ ный типы собственно социальными действиями, указывая на то, что они находятся «на самой границе, а часто даже за пределом то­ го, что может быть названо “осмысленно” ориентированным дей­ ствием»35. Таким образом, очевидно, что в данной интерпретации традиция у Вебера выступает как антипод инновации (будучи инертной привычкой) и рациональности (будучи нерефлексив­ ным, квазиавтоматическим подражанием). Примерно, а иногда буквально, в том же значении Вебер ис­ пользует термины «обычай» и «нравы». Трактовка этих, а также не­ которых других, близких им по значению, терминов, у него носит довольно многозначный и туманный характер, поэтому нуждается в определенной реконструкции и прояснении. Характерно, что обычаи и нравы он рассматривает как разновидности «социально­ го поведения», а не «социального действия», что для него имеет принципиальное значение: это означает, что в его понимании они, как и традиция в первом смысле, носят квазиавтоматический, под­ ражательный характер и осмысленным образом не ориентированы на других индивидов. Приведем несколько высказываний Вебера, характеризующих его понимание этих терминов. 1) «Фактически существующую возможность единообразия в установках социального поведения мы будем называть нравами, в том случае, если (и в той мере, в какой) их существование внутри определенного круга людей объясняется просто привычкой. Нра­ вы мы будем называть обычаем, если фактические привычки укоре­ нялись в течение длительного времени»36. 2) «Условностью мы бу­ дем называть “обычай”, который считается в определенном кругу людей “значимым” и невозможность отклонения от которого га-

|. Тюпия. история, современность. Глава 2. Гофман А.Б. Теории традиции...

79

ринтируется порицанием. В отличие от права (в принятом нами смысле слова), здесь отсутствует специальная группа людей, осу­ ществляющая принуждение»37. 3) “Обычаем”, в отличие от “ус­ ловности” и “права”, мы будем называть не гарантированное инешним образом правило, которым действующее лицо фактиче­ ски руководствуется добровольно —то ли просто “не задумыва­ ясь”, то ли из “удобства” или по каким-либо другим причинам — и вероятного следования которому оно из тех же соображений мо­ жет ждать от людей того же круга. В этом смысле обычаи не явля­ ются чем-то “значимым”; ни от кого не “требуют” их соблюде­ ния»38. 4) «К нравам относится и “мода”. “Мода” будет причисляться к нравам в том случае (обратном тому, что было скатно об обычае), если причиной ориентации становится нечто новое в поведении. Мода близка “условности”, так как, подобно "условности”, она (большей частью) связана с сословными пре­ стижными интересами»39. 5) В различных контекстах Вебер ис­ пользует выражения: «...привычкой (обычаем)...» и «...обычае, при­ вычке к определенному поведению...»40 (выделено мной. —Л. Г.). Цитированные высказывания Вебера можно, на наш взгляд, ре­ зюмировать и интерпретировать следующим образом. 1. Под нранами понимаются единообразные установки социального поведе­ ния (но не действия, предполагающего субъективную мотивацию актора), объясняемые «просто привычкой». 2. Обычаем называют­ ся нравы, в которых действуют не просто привычки, а те, которые «укоренялись в течение длительного времени». (Здесь уместно за­ даться вопросом о смысле различения данных двух видов привы­ чек, поскольку трудно представить себе привычки, которые бы не укоренялись в течение более или менее длительного времени; и противном случае речь идет не о привычках, а о чем-то другом.) .1. Обычаи, как и нравы, в «чистом виде» тождественны традициям, и гом смысле, что они представляют собой привычку, привычное поведение. 4. В отличие от «условности» и «права», под обычаями следует понимать такие привычки, которые не задаются внешни­ ми по отношению к индивидам нормативными правилами и тре­ бованиями, а осуществляются добровольно и спонтанно. 5. «Ус­ ловность» опирается на порицание, а право — на принуждение, осуществляемое специальной группой лиц. 6. Мода относится к нравам, но, в отличие от обычая, причиной данной ориентации социального поведения становится нечто новое в нем. (Здесь опять уместен вопрос о том, каким образом мода, основанная на пове­ денческой новизне, может выступать как разновидность нравов, трактуемых Вебером как привычки? Возникает подозрение, что н веберовском представлении о моде как новых привычках мы стал­ киваемся с contradictio in adjecto, с чем-то вроде новой старины или

80

Традиции и инновации в современной России

старой новизны.) 7. Мода при этом, будучи связана с сословными

престижными интересами, близка к «условности», т. е., в отличие от обычая, является «значимой», задается внешними нормативны­ ми образцами. Итак, в первом смысле Вебер трактует традицию (а также, вместе с ней, и обычаи и нравы) как привычку, как привычное поведение. Эта трактовка имеет для него принципиальное значение, так как в известном смысле составляет один из главных опорных пунктов его теории рациональности и рационализации, без которого она ру­ шится. Собственно, традиционность и традиция в отмеченном смысле составляют один из необходимых элементов дихотомии, другим элементом которой являются рациональность и рационали­ зация как универсальная тенденция исторического процесса. Заме­ тим, что именно это фундаментальное и принципиальное для Вебе­ ра истолкование традиции как привычки не является собственно социологическим. Именно за «психологизм» оно вполне обосно­ ванно подверглось в свое время критике Толкотгом Парсонсом41. Несмотря на фундаментальное значение истолкования тради­ ции как привычки и привычного поведения, оно у Вебера не явля­ ется единственным. Во втором смысле он понимает традицию как определенную ценность или систему ценностей. Соответственно, и традиционное действие выступает в данном случае как разновид­ ность ценностно-рационального действия. Не случайно он настой­ чиво подчеркивает «пограничный» характер традиционного дейст­ вия в своей типологии и его близость к ценностно-рациональному типу42. Согласно Веберу, если речь идет о традиции в первом смыс­ ле, то действие индивида «каузально, но не осмысленно определе­ но поведением другого лица»43. Иначе обстоит дело в традицион­ ном действии ценностно-рационального типа; здесь подражание совсем иное: «...Если поведению других подражают потому, что оно «модно», считается традиционным (выделено мной. —А.Г.), образцовым, «престижным», или из каких-либо иных соображе­ ний такого рода, то такое подражание по своему смыслу соотнесе­ но либо с поведением того, кому подражают, либо с поведением третьих лиц, либо с поведением тех и других»44. Таким образом, в отличие от идеально-типической традиции-привычки, тради­ ция-ценность действует не автоматически, а служит промежуточ­ ным звеном, ценностным посредником, через которого индивид осознанно ориентируется на другого или на других. В названных двух смыслах Вебер использует термин «традиция» и в своей типологии легитимности и легитимного господства. Это видно, в частности, в известной характеристике традиционного господства, данной им в «Политике как призвании и профессии»: «...Это авторитет “вечно вчерашнего”: авторитет нравов, освящен-

I. I ю

рия.

история, современность. Глава 2. ГоАмаи А.Б. Теории традиции...

81

Н1.1Ч исконной значимостью и привычной ориентацией на их сощюлсние, — “традиционное” господство, как его осуществляли Hiiipnapx и патримониальный князь старого типа»45. Характеризуя чистый традиционный тип господства, Вебер пи­ ще г, что осуществляющий его господин может править с помощью административного аппарата или без него. Этот аппарат рекрути­ руется из следующих (одного или более) источников: • I) Из людей, которые уже ранее были связаны с вождем тради­ ционными узами верноподданничества. Это может быть названо nit тримониальным рекрутированием. Этими людьми могут быть || I |юдственники, Ь) рабы, с) зависимые люди, являющиеся домаш­ ними слугами, особенно m/wsfena/es (министериалами, император| м 1ми сановниками. —А.Г.), d) клиенты, е) coloni (колоны. —А.Г.), И нольноотпущенники. II) Рекрутирование может быть вне-патримшшальным, включая а) людей, поддерживающих отношение чиI и* личной преданности, вроде всякого рода “фаворитов”, Ь) люи И, находящихся в отношении верности своему господину Iииссалы), и, наконец, с) свободных людей, добровольно устанавшнающих отношение личной преданности в качестве служащих»46. Кроме того, Вебер выделяет те черты бюрократического адми­ нистративного аппарата, которые при чистом типе традиционного крапления отсутствуют. Это: «а) четко определенная сфера компен'нции, подчиненная безличным правилам, Ь) рационально уста­ новленная иерархия, с) регулярная система назначений на основе t иоГюдно заключаемого договора и упорядоченное продвижение, ill техническая подготовка и квалификация как постоянное требоиание, е) (часто) фиксированная заработная плата, как правило, и ииде денег»47. Наиболее элементарными типами традиционного господства, при котором у господина нет никакого личного административноIо аппарата, Вебер считает геронтократию и первичный патриархаш ш. Здесь власть господина ограничена священной традицией, 'шктующей необходимость совместного с правящей группой осу­ ществления господства в интересах всех ее членов. Патримониаш ш и его крайний вариант, султанизм, возникают тогда, когда при традиционном господстве формируется администрация и во­ енная сила, являющиеся чисто личными инструментами господ>та. Если ранее власть господина выступала как преимуществен­ ное групповое право, то теперь она превращается в его личное нрано, которое принадлежит ему так же, как любой другой объект оопадания48. При этом Вебер выявляет определенное различие между патримониализмом и султанизмом, отмечая наличие про­ межуточных ступеней между ними: «Там, где господство является преимущественно традиционным, даже если оно осуществляется

82

Традиции и инновации в современной России

благодаря личной автономии правителя, оно будет называться па­ тримониальной властью; там, где оно реально действует преимуще­ ственно по собственному усмотрению правителя, оно будет назы­ ваться султанизмом»49. Воздействие традиционного господства на экономику, по Вебе­ ру, состоит прежде всего в том, что обычно оно усиливает традици­ онные установки. Это касается, в частности, типичных способов финансирования. В данном отношении патримониализм использу­ ет различные подходы. Вебер выделяет три наиболее важных из них. A. «Ойкос (дом, жилище, греч. —А.Г.), поддерживаемый прави­ телем, где потребности удовлетворяются на литургической основе целиком или преимущественно натурой (в форме контрибуций или принудительных услуг). В этом случае экономические отно­ шения имеют тенденцию к тому, чтобы быть строго ограниченны­ ми традицией. Развитие рынков блокируется, использование денег является главным образом потребительским, и развитие капита­ лизма невозможно». B. «Обеспечение услугами социально привилегированных групп имеет сходные последствия. Развитие рынков, хотя и не обя­ зательно в той же степени, также ограничено в этом случае тем фактом, что собственность и производственные мощности инди­ видуальных экономических единиц в значительной мере подчине­ ны потребностям правителя». C. «Кроме того, патримониализм может прибегать к удовлетво­ рению монополистических потребностей, которое частично может перекладываться на прибыльные предприятия, сбор различных пошлин и налогообложение. В этом случае развитие рынков, в за­ висимости от типа участвующих монополий, более или менее се­ рьезно ограничено влиянием иррациональных факторов». «Даже там, где оно осуществляется в денежном выражении, фи­ нансирование патримониализма и, еще более, султанизма имеет иррациональные следствия по следующим причинам. 1) Обязанно­ сти, основанные на источниках от прямого налогообложения, и по размеру и по виду остаются привязанными к традиции. В то же вре­ мя существует полная свобода и, следовательно, произвол, в опре­ делении а) различных сборов и пошлин, Ь) вновь налагаемых обя­ занностей и с) в организации монополий. Этот элемент произвола по крайней мере утверждается в качестве права». 2) «Две основы ра­ ционализации экономической деятельности полностью отсутству­ ют, а именно основы для измерения обязанностей и степени свобо­ ды, дозволенной для частного предпринимательства»50. D. «Тем не менее в отдельных случаях патримониальная фис­ кальная политика может иметь рационализирующий эффект бла­ годаря систематическому культивированию своих источников на-

I, Теория,

история,

современность. Глава 2. ГоАман А.Б. Теории традиции...

83

hoi «обложения и благодаря рациональной организации монопопий. Это, однако, носит “случайный” характер и зависит от специ­ фических исторических обстоятельств, некоторые из которых су­ ществовали на Западе»51. Интересно, что примером выделенного им типа Вебер считает и некоторой степени и Россию вместе с исламскими государства­ ми, наряду со значительной частью эллинистического мира, позд­ ней Римской империей, Китаем и Индией52. Интересны также выделяемые Вебером общие особенности ад­ министративных практик традиционных патримониальных режи­ мов. 1) Присущий им традиционализм создает серьезные препят­ ствия на пути формально рационального регулирования. 2) Штат чиновников, обладающих формальной технической подготовкой, отсутствует. 3) Существует обширное поле для реального произво­ ла и выражения чисто личных прихотей правителя и членов его административного аппарата. Возможность для взяточничества и коррупции, связанная с неупорядоченностью системы сборов, Оыла бы не так серьезна по своим последствиям, если бы они остаиались постоянной величиной, а потому на практике поддавались Оы калькуляции. Но они устанавливаются от случая к случаю каж­ дым отдельным чиновником и поэтому весьма изменчивы. 4) Патриархализм и патримониализм склонны к тому, чтобы регулироиать экономическую деятельность в понятиях благосостояния, утилитарных или абсолютных ценностей53. Наряду с термином «традиция» Вебер нередко использует термин «традиционализм». Например, в начале «Протестантской этики и духа капитализма» он пишет: «Первым противником, с которым пришлось столкнуться “духу” капитализма и который являл собой определенный стиль жизни, нормативно обусловленный и выступа­ ющий в “этическом” обличье, был тип восприятия и поведения, ко­ торый может быть назван традиционализмом. Однако и здесь мы вы­ нуждены отказаться от попытки дать законченную “дефиницию” лого понятия»54. Поскольку немецкий социолог был вынужден от­ казаться от попытки определить это понятие, то это усложняет зада­ чу его интерпретатора, вынужденного, в свою очередь, прояснять его трактовку. Анализ веберовских высказываний, включающих термин «традиционализм», позволяет, на наш взгляд, сделать вывод, ч го он использует его в том же смысле, а точнее, в тех же двух смыс­ лах, что и термин «традиция». Это подтверждается, в частности, тем, что традиционный тип господства он иногда называет традициона­ листским, используя оба прилагательных как синонимы55. Однако проблематика традиции и традиционализма так или иначе присутствует в трудах Вебера и тогда, когда собственно эти слова отсутствуют. В действительности он постоянно апеллирует

84

Традиции и инновации в современной России

к традиции в качестве базового, хотя и неявного, объяснительного принципа. Прежде всего, это проявилось в том, что в своем клас­ сическом труде для объяснения «духа» капитализма он обратился к его достаточно отдаленным историческим истокам: к Лютеру, кальвинизму, пиетизму, методизму и т. д., а не к современным факторам. Характерно, что Вебер начинает свой труд с наблюде­ ний и констатаций, относящихся как раз к современной (для него) ситуации; и он мог бы продолжить анализ современного для него материала, с которого начинает. Между тем, основным предметом его рассмотрения оказываются главным образом отмеченные ис­ торические истоки, коренящиеся в Реформации. Строго говоря, классический труд Вебера было бы точнее назвать «Протестант­ ская этика и возникновение духа капитализма» или «Возникновение протестантской этики и дух капитализма» или же, еще точнее, «Возникновение протестантской этики и духа капитализма». Можно, конечно, объяснить данный факт спецификой методо­ логических позиций Вебера, его стремлением осуществить именно историко-сравнительное исследование своего предмета, обнару­ жить его идеально-типические черты на ранней стадии его истори­ ческого развития и т. п. И подобные объяснения вполне правомер­ ны, тем более что «Протестантская этика» по своему жанру не является собственно социологическим трудом в принятом в XX в. смысле; скорее его можно считать трудом по социальной истории, с чем, вероятно, согласился бы и сам Вебер. Тем не менее, несмотря на правомерность отмеченных предпо­ ложений, у Вебера все же обнаруживается достаточно сильная склонность к неявным традиционалистским объяснениям, или, точнее, к объяснениям посредством традиции и традиционализма. И это относится не только к докапиталистическим и внекапиталистическим социальным формам и мировоззрениям, но и к «духу» капитализма и к протестантской этике, которую он постоянно противопоставляет традиционализму. В самом деле, приглядимся к тому, как Вебер формулирует задачи своего исследования. 1) «Наш вопрос ...сводится только к следующему: что именно из содержания нашей культуры может быть отнесено к влиянию Ре­ формации в качестве исторической причины?»56. 2) «Мы стремим­ ся установить лишь следующее: играло ли также и религиозное влияние —и в какой степени —определенную роль в качественном формировании и количественной экспансии “капиталистического духа” и какие конкретные стороны сложившейся на капиталисти­ ческой основе культуры восходят к этому религиозному влия­ нию»57. 3) «...Прежде всего надлежит установить, существует ли (и в каких пунктах) определенное “избирательное сродство” меж­ ду известными формами религиозного верования и профессио-

I, Туория. история, современность. Глава 2. Гофман А.Б. Теории традиции...

85

мильной этикой»58. В конце концов, «...можно попытаться выяс­ нить, в какой мере содержание современной культуры в его исто­ рическом развитии следует сводить к религиозным мотивам и в ка­ кой мере к мотивам другого рода»59. Во всех этих суждениях Вебера, так же как и во всей «Проте­ стантской этике», неявно присутствует тезис о том, что не просто религиозные верования и не современные религиозные верова­ ния, а традиционные протестантские религиозные верования, внедренные полтысячелетия назад, объясняют не только происхожде­ ние «духа» капитализма, но и сущность этого духа и его современное состояние. Иначе говоря, хотя Вебер избегает использовать терми­ ны «традиция» и «традиционализм» по отношению к протестанппму, он стремится, по существу, исследовать вклад в этот «дух» капитализма протестантской традиции, продолжающей действои,1гъ и сегодня. Иначе «избирательное сродство», о котором он пи­ шет, приобретает совсем мистический характер (к которому раци­ онально мыслящий Вебер в общем не склонен) и становится совершенно необъяснимым. Общество, основанное на одной тради­ ции, —протестантской, —оказывается рациональным и современ­ ным; а общества, основанные на непротестантских традициях, ока­ пываются традиционными и нерациональными. Неявно Вебер признает два идеальных типа традиционализма, явно —один. При этом, в общих теоретических установках «Протестантской ники» мы находим не только неявные объяснения традицией. И ней обнаруживаются и более частные объяснения того же рода. I ак, в начале своего труда Вебер констатирует тот факт, что в совре­ менной для него Европе среди занятых в ремесле католиков отно­ сительно большее их число становится мастерами внутри данного ремесла, тогда как протестанты в относительно большем количестие устремляются в промышленность, где становятся квалифицироианными рабочими и служащими предприятий. Приведенному факту он дает следующее объяснение: «В этих случаях, несомненно, налицо следующее причинное соотношение: своеобразный склад психики, привитый воспитанием, в частности тем направлением Iк>спитания, которое было обусловлено религиозной атмосферой родины и семьи, определяет выбор профессии и дальнейшее на­ правление профессиональной деятельности»60. Очевидно, что, хотя Нсбер не использует в данном случае понятие традиции, он объяс­ няет приводимый факт влиянием двух различных традиций: катонической и протестантской. И это в какой-то мере проливает свет на всю объяснительную схему его классического труда, в котором капитализм и его «дух» в действительности связываются с отказом <н одной традиции, католической, и принятием другой, проте­ стантской. Но если первую Вебер признает и называет традицией,

86

Традиции и инновации в современной России

то вторую —нет. По существу же, установление причинной связи современного капитализма и Реформации содержит в себе неявное традиционалистское объяснение: Вебер исходит из предположе­ ния, что объяснить происхождение «духа» капитализма тождест­ венно объяснению его сущности и (или) современного состояния. А это предположение, в свою очередь, базируется на другом, со­ гласно которому протестантская традиция, хотя и не без измене­ ний, продолжает действовать и в начале XX в. и, таким образом, ре­ левантна в качестве объяснения современного капитализма. По существу, протестантизм как традиция-привычка и традицияценность, традиционализированный протестантизм, или, иначе, протестантский традиционализм —вот что служит, по Веберу, объ­ яснением «духа» современного капитализма. Разумеется, a fortiori Вебер склонен к традиционалистским объ­ яснениям незападных историко-социальных реалий. Именно для этого он обращается к анализу традиционных восточных религиоз­ но-мировоззренческих систем, таких как иудаизм, индуизм, кон­ фуцианство, даосизм и т. д. Но если традиционалистские объясне­ ния «традиционных» мировоззрений и обществ (восточных и допротестантских) носят у Вебера явный характер и осуществля­ ются, как правило, в понятиях традиции, традиционализма, обы­ чая и т. п., то аналогичные, также традиционалистские, объ­ яснения современного западного капитализма, связанного с протестантизмом, неявны и неочевидны. Наоборот, протестант­ ская этика и соответствующие поведенческие практики трактуют­ ся как антитрадиционные и инновационные. И это не случайно. Как уже отмечалось выше, традиция и рациональность образуют в его теории две стороны единой дихотомии. Соответственно, допротестантским или внепротестантским этическим системам при­ писывается традиционность, протестантским — рациональность, отождествляемая с инновационностью. Наконец, тенденция к традиционалистским объяснениям об­ наруживается и в веберовской теории рутинизации харизмы. Хотя Вебер и утверждает, что харизма не обязательно связана с идеей ре­ волюции, тем не менее, с его точки зрения, чаще всего она отвер­ гает все установленные иерархии и существующие законы, обычаи и традиции61. Но, будучи в принципе антитрадиционной, харизма со временем традиционализируется и институционализируется. Как известно, харизматический тип легитимного господства Вебер рассматривает как неустойчивый и недолговечный. Поэтому этот тип в его истолковании достаточно быстро превращается в один из двух других типов: легальный или традиционный. Это превраще­ ние происходит в результате того, что Вебер называет «рутинизацией» харизмы. Но что, собственно, означает эта «рутинизация»?

I, Теория, история, современность. Глава 2. Гофман А.Б. Теории традиции..,

87

Но существу, речь идет о традиционализации харизматического тсподства, т. е. о процессе, приводящем к становлению и утверж­ дению либо традиции легального господства, либо традиции традиционного господства. В последнем случае в веберовской ин1ерпретации, очевидно, происходит своего рода удвоение тради­ ционализма в осуществлении легитимного господства. Что касается инноваций, то они, по Веберу, могут вызываться ммешними причинами, т. е. изменениями во внешних условиях су­ ществования. Но реакция на эти внешние изменения может быть различной, поэтому они не могут рассматриваться как необхо­ димый фактор утверждения нового порядка вещей. В целом в трак­ товке инноваций Вебером в определенной мере ощущается влия­ ние, хотя и не безоговорочное, идей Г. Лебона, Г. Тарда и итальянской криминологической школы. Наиболее важным ис­ точником инноваций он считает влияние индивидов, испытываю­ щих определенные «анормальные» состояния (часто, хотя и не неегда, рассматриваемые современной психиатрией как патологи­ ческие) и способные оказывать особое влияние на других. Такого рода влияния, преодолевающие инерцию традиционности, осуще­ ствляются через вдохновение, с одной стороны, и эмпатию или идентификацию —с другой62. Часто это связано с массовыми дей­ ствиями, ориентированными на влияющего индивида и его опыт, вызывающими в свою очередь определенные формы консенсуса с соответствующим содержанием. Если они «адаптированы» к внешней среде, то они сохраняются. «Последствия “эмпатии” и еще в большей мере “вдохновения” (обычно объединяемых ту­ манным термином “внушение”) образуют основные источники осуществления реальных инноваций, регулярное внедрение кото­ рых, в свою очередь, усиливает чувство “долга”, которым они мо­ гут сопровождаться»63. При этом Вебер, в целом признавая чрез­ вычайно важную роль подражания, отвергает в данном случае его роль в качестве основного и первичного элемента в распростране­ нии нового поведения; оно здесь, как правило, вторично и состав­ ляет лишь особый случай: «Если поведение собаки, древнейшего друга человека, “вдохновляется” человеком, то такое поведение, очевидно, не может описываться как “подражание человеку соба­ кой”. В очень значительном числе случаев отношение между людь­ ми влияющими и теми, на кого оказывают влияние, точно того же рода. В некоторых случаях оно может приближаться к “эмпатии”, в других - к “подражанию”, обусловленному либо рациональной целью, либо “массовой психологией”»64. В общем, можно заключить, что, согласно Веберу, в инноваци­ ях роль подражания менее значительна, чем в традициях. Основ­ ное же значение во внедрении инноваций имеют харизматические

88

Традиции и инновации в современной России

индивиды, оказывающие влияние на основную массу благодаря своим особым способностям и «анормальным» состояниям через вдохновение, эмпатию или идентификацию. Харизма оказывается не только, по выражению Вебера, «великой революционной си­ лой», но и, шире, великой инновационной силой. Именно она, в лице таких харизматиков, как Лютер, Кальвин и другие, совершила та­ кую фундаментальную инновацию, как Реформация, и способ­ ствовала рационализации и зарождению духа капитализма. Но ра­ ционализм и дух капитализма со временем, по логике Вебера, неизбежно должны были рутинизироваться и традиционализироваться. Былая революционная инновация превратилась в тради­ цию, а докапиталистическое традиционное общество преврати­ лось в капиталистическое традиционное общество.

Эмиль Дюркгейм и его школа Эмиль Дюркгейм

В творчестве родоначальника Французской социологической школы Эмиля Дюркгейма (1858—1917) проблематика традиции за­ нимает важнейшее место. Это относится и к его общей теории, и к отдельным областям социологического знания, например, к социологии религии, морали или права65. Дюркгейм хотел со­ здать особую науку, или социологическую дисциплину, которую называл то «наукой о моральных фактах», то «наукой о нравах», то «физикой нравов», то «физикой нравов и права» («physique des moeurs et du droit»). Одним из важнейших объектов этой науки, по его замыслу, должны были стать специфические традиционные формы жизнедеятельности в различных обществах. При всех различиях, свойственных основным научным про­ граммам, провозглашенным Вебером и Дюркгеймом, в их иссле­ дованиях и размышлениях, реализующих эти программы, было го­ раздо больше общего, чем могло казаться и им самим и многим их интерпретаторам66. (К тому же сами эти программы у обоих клас­ сиков иногда представляли собой рефлексию post festum, призван­ ную объяснить, истолковать, оправдать уже проведенные исследо­ вания и не всегда реально влиявшую на них67.) Определенная общность позиций обнаруживается, в частности, и в понимании ими традиций и инноваций. Дюркгейм, как и Вебер, рассматривает доиндустриальные об­ щества как основанные на традиции. Он, как и Вебер, констатиру­ ет прогрессирующий упадок традиционного начала, рассматривая этот упадок как своего рода закон социальной эволюции. Оба классика утверждают, что в современных западных обществах де­ традиционализация сопровождается процессами рационализации,

I, Теория,

история,

современность. Глава 2. ГоАман А.Б. Теории традиции...

89

интеллектуализации и, в связи с этим, —«расколдовыванием ми­ ра». Оба они считают главными элементами рационализации усинение значение науки, техники, промышленности и соответ( Iкующих инноваций. Оба констатируют кризисное состояние современных им европейских обществ. Фактически еще до пред­ ставителей Франкфуртской школы и задолго до нынешних «пост­ модернистов» они, как и некоторые другие мыслители рубежа XIX—XX вв., обнаруживают если не провал, то фундаментальную сложность и противоречивость так называемого «модернистского проекта» просветителей, если вообще уместно говорить в данном случае о каком бы то ни было проекте. Многие просветители и их последователи исходили из того, что достаточно выяснить и объяснить людям, что есть истинно Разум­ ное, как это Разумное станет в их глазах одновременно и Священ­ ным, и Прекрасным. Благо представлялось им цельным и основан­ ным на разуме. Но на рубеже прошлого и позапрошлого веков этот интегральный рационализм был основательно поколеблен. Выяс­ нилось, что между различными категориями ценностей могут воз­ никать существенные расхождения. Разумное может оказаться не ( 'нященным и не Прекрасным, Прекрасное —не Разумным и не ( нященным, а Священное —не Прекрасным и не Разумным. (По­ следнее, впрочем, как раз было известно просветителям.) Это был кризис не только рационализма, но одновременно и религиозно­ сти и эстетизма как интегральных мировоззрений. Несомненно, и Вебер и Дюркгейм прекрасно осознавали этот кризис, осмысливали и анализировали его. Но степень и формы их собственного рационализма были различными. Поэтому они по-разному оценивали роль и возможности науки в современную нюху. Если, по Веберу, наука не может вмешиваться в «вечную (юрьбу богов», то для Дюркгейма она как раз является одним из таких богов (или богинь), активно участвующих в этой борьбе. Наука, объясняющая и проясняющая ценности, в том числе свя­ щенные, сама выступает для Дюркгейма как священная ценность. И хотя оба они более или менее пессимистически оценивают сонременную эпоху, все-таки, в отличие от Вебера, уповающего только на «судьбу», французский социолог верит в науку и в ее но зможность способствовать преодолению или смягчению совре­ менного кризиса. Аналогом «военного» общества у Сен-Симона и Конта, «CJemeinwesen» и «первичной формации» у Маркса, «воинственно­ го» общества у Спенсера, «Gemeinschaft» у Тённиса, «традицион­ ного» общества у Вебера служат у Дюркгейма «сегментарные» об­ щества с «механической» солидарностью, основанные на сходстве индивидов, сознания которых полностью растворены в «коллек­

90

Традиции и инновации в современной России

тивном» или «общем» («commune») сознании. Последнее, пред­ ставляющее собой, по выражению Дюркгейма, «совокупность верований и чувств, общих в среднем членам одного и того же об­ щества...»68, в сущности, представляет собой синоним традицион­ ного сознания69, обладающего высокой степенью императивности и регламентации индивидуальных сознаний и действий. Под вли­ янием разделения общественного труда «механическая» солидар­ ность сменяется «органической». В обществах с «органической» солидарностью роль традиционного начала уже значительно мень­ ше. Они основаны на автономии индивидов, разделении функций, функциональной взаимозависимости и взаимообмене. При этом в данном типе обществ «коллективное» (традиционное) сознание не исчезает, но становится более общим, неопределенным и дейст­ вует в более ограниченной сфере. Хотя дюркгеймовское различение двух типов обществ носит в значительной мере типологический характер, все же он исходит из того, что базовой тенденцией социальной эволюции является переход от обществ с механической солидарностью к обществам с органической солидарностью, рассматриваемым как более раз­ витые. Этот переход осуществляется под воздействием прогресси­ рующего разделения труда. Но само по себе разделение труда, по Дюркгейму, не создает общество; оно лишь трансформирует уже существующее общество. А фундаментальной предсуществующей основой общества является совокупность традиций, вопло­ щенных в «коллективном сознании». В связи с этим он специаль­ но доказывает недостаточность только договорных отношений для поддержания социальной солидарности (на этот пункт у Дюркгей­ ма в свое время обратил особое внимание Толкотг Парсонс). Дого­ вор, согласно французскому социологу, предполагает определен­ ную ценностно-нормативную регуляцию, которая в него встроена и без которой он не может эффективно функционировать. «Со­ циальное действие дает себя знать не только вне договорных отно­ шений, но и в самих этих отношениях. В договоре не все договорно»70. Иными словами, Дюркгейм утверждает, что даже современные рациональные социальные отношения не могут су­ ществовать без священной ценностной основы, связанной в зна­ чительной степени с традицией. Для дюркгеймовской трактовки традиций, как и других соци­ альных явлений, характерен акцент на их принудительном и внеиндивидуальном характере. «Жизнь группы, —пишет он, —не яв­ ляется делом индивидуальных воль, но она целиком управляется навыками, обычаями, традициями»71. Именно традиции и однопо­ рядковые с ними явления, такие как обычаи или обряды, он неред­ ко использует в качестве примеров социальных фактов и их харак-

I, Теория,

история,

современность. Глава 2. Гофман А.Б. Теории традиции...

91

юрных свойств: принудительности и внешнего по отношению к индивидам существования. В противовес Габриэлю Тарду, который, хотя и констатировал чередование эпох традиционных, основанных на обычае, и «инномлционных», основанных на «моде», все же исходил из того, что упадок традиционного начала представляет собой лишь мимолет­ ное отклонение от нормы, Дюркгейм в целом постулирует не­ уклонное и повсеместное ослабление традиции в истории. Даже мслучае происходящего время от времени в разных обществах воз­ рождения традиционности она утрачивает былую силу и действен­ ность. Для того чтобы понять это, необходимо, с его точки зрения, сравнивать между собой социальные типы в соответствующие, аналогичные фазы их развития, а не с непосредственно предшестиующими: «Новые общества, заменяющие исчезнувшие социаль­ ные типы, никогда не начинают своего пути точно там, где послед­ ние остановили свой. Да и как это возможно? Дитя продолжает не старость или зрелый возраст своих родителей, но их собственное иетство. Значит, если хотят представить себе пройденный путь, и» нужно рассматривать сменяющие друг друга общества только и одну и ту же эпоху их жизни. Нужно, например, сравнивать сред­ невековые христианские общества с первобытным Римом, послед­ ний —с начальной греческой общиной и т.д.»72. Продолжая это рассуждение применительно к оценке общего влияния традиций и процессе социальной эволюции, он пишет: «Конечно, если сопосгавлять конец одного общества с началом того, которое за ним с подует, то мы констатируем возврат традиционализма; но эта фаia, с которой начинает всякий социальный тип, всегда гораздо ме­ нее сильна, чем она была у непосредственно предшествующего нша. Никогда у нас нравы предков не были объектом того суевер­ ного культа, которым они пользовались в Риме... Иными словами, авторитет обычая уменьшается постоянно»73. Универсальное уменьшение традиционности сопровождается, по Дюркгейму, общим уменьшением интенсивности и масштабов религиозности; по существу, это один и тот же процесс. Среди факторов, ослабляющих влияние традиции, он выделяет рост геофафической и социальной мобильности, миграций и урбаниза­ ции. Эти процессы подрывают авторитет традиций и одновре­ менно стимулируют тенденцию к инновациям, в частности, вследствие уменьшения влияния старших поколений на младшие и прогрессирующей автономии последних по отношению к пер­ вым: молодые люди чаще и раньше покидают отчий дом и вместе с тем освобождаются от воздействия привычной социальной сречы. Старики —реальное воплощение традиции и живые посредни­ ки между прошлым и настоящим. С развитием цивилизации авто­

92

Традиции и инновации в современной России

ритет, власть и почитание старшего поколения ослабевают. В со­ временных обществах происходит нивелирование возрастных раз­ личий и усиление равенства между возрастными группами: «Ста­ риков более жалеют, чем боятся. Возрасты нивелированы. Все люди зрелого возраста относятся друг к другу почти как равные. Вследствие этого нивелирования нравы предков теряют свое влия­ ние, ибо они не имеют у взрослого человека авторитетных предста­ вителей»74. Важнейшее значение для интерпретации Дюркгеймом тради­ ций и инноваций имеет его понятие аномии, которое впослед­ ствии заняло важное место в социологической теории, в социоло­ гии права, морали, отклоняющегося поведения и т. д.75. Этот термин был изобретен в 1885 г. его современником и соотечествен­ ником, популярным на рубеже XIX—XX вв. философом и социоло­ гом Жаном-Мари Гюйо (1854—1888). Для Гюйо аномия выступает как позитивная черта, неизбежная и желательная, характеризую­ щая грядущую подлинную нравственность, предполагающую ин­ дивидуализацию нравственных норм и верований и не нуждающу­ юся ни в идее долга, ни в санкциях. Дюркгейм дает этому понятию прямо противоположное истолкование. С его точки зрения, сущ­ ность морали как раз и состоит в наличии обязательных норм, на­ рушение которых влечет за собой применение социальных санк­ ций. Соответственно, отсутствие нормативного регулирования или его ослабление он считает признаком болезненного или кри­ зисного состояния не только морали, но и общества в целом. По Дюркгейму, существует своего рода антропологическая по­ требность индивидов, во-первых, в социальной и групповой при­ надлежности, во-вторых, в социально-нормативном регулирова­ нии. В работе «О разделении общественного труда» (1893) он рассматривает аномию как одну из анормальных форм разделения труда, порожденную временным ослаблением социальной рег­ ламентации, обеспечивающей необходимое согласование разде­ ленных функций. Экономические и индустриальные институты европейских обществ оказались лишенными нравственного и пра­ вового регулирования, что является симптомом болезненного со­ стояния социального организма. В работе «Самоубийство» (1897) аномия трактуется как категория, характеризующая ценностно­ нормативный вакуум, типичный для современных индустриаль­ ных обществ. Сталкиваясь с этим вакуумом, с отсутствием привле­ кательных и приемлемых социальных целей, человек оказывается во власти необузданных и безграничных желаний, потребностей, импульсов, что порождает всякого рода проблемы и бедствия, в том числе и рост числа самоубийств. С 1902 г., со времени опуб­ ликования предисловия ко второму изданию книги «О разделении

I, Теория,

история,

современность. Глава 2. Гофман А.Б. Теории традиции...

93

оГмцественного труда», Дюркгейм понятие «аномия» больше не ис­ пользовал. Впоследствии это понятие было возрождено в амери­ канской социологии, прежде всего в работах Т. Парсонса и I*. Мертона, но его истолкование в данном случае существенно отличалось от дюркгеймовского. Необходимо подчеркнуть, что, согласно Дюркгейму, упадок Iрадиционного начала и утверждение рационального сами по себе не содержат в себе аномию. Процесс перехода от обществ с меха­ нической солидарностью к обществам с органической солидарно­ стью вследствие прогрессирующего разделения общественного груда и связанных с этим метаморфоз коллективного сознания, о которых шла речь выше, иными словами, —от традиционного к современному индустриальному, «рациональному» обществу, — составляет, в его истолковании, базовую тенденцию социальной жолюции. Этот процесс начался в XVIII в. и продолжается вплоть но той эпохи, которую он мог считать современной. Аномия же за­ ключается прежде всего в том, что упадок традиций, вполне «есте­ ственный» и «нормальный», слишком затянулся и в течение дли­ тельного времени не находит себе необходимой и достойной шмены в сфере идеалов. Кризис состоит в современной реальной «анормальности», которая никак не сменяется идеальным, желан­ ным или гипотетическим «нормальным» состоянием, при котором разделение труда будет осуществлять предназначенную ему солидаризирующую функцию, а аномия и другие проявления соиременного кризиса будут преодолены. Аномия и кризис, таким образом, заключаются не в переходе от традиционализма к рацио­ нализму, а в «анормальной» пустоте и неопределенности в сфере норм, ценностей и идеалов вместо «нормальной» заполненности и определенности этой сферы. В отличие от Маркса, для которого современный кризис носит прежде всего экономико-политиче­ ский характер, Дюркгейм, как и Конт, считает его религиозно­ нравственным по существу. При этом главная проблема, с его точ­ ки зрения, состоит опять-таки не в упадке традиций как таковых, а в отсутствии их замены соответствующими идеалами. Вот лишь два высказывания, иллюстрирующие его позицию: «...Теперь тра­ диционная мораль подорвана, и никакая другая не сформирова­ лась, чтобы занять ее место. Старые обязанности потеряли свою власть, и мы не видим пока ясно и определенно, каковы наши но­ вые обязанности»76; «...Прежние боги стареют или умирают, а ноные не родились»77. Из предыдущего видно, что проблематика традиций у Дюркгей­ ма тесно связана с темой социальных идеалов. Последним он при­ дает чрезвычайно большое значение, считая их необходимым условием существования обществ. Собственно, именно в создании

94

Традиции и инновации в современной России

и поддержании идеалов он видит одну из двух главных функций религии, наряду с функцией формирования и укрепления соци­ альной солидарности. «Общество не может ни создаваться, ни вос­ создаваться без одновременного создания идеала»78. Идеалы близ­ ки к традициям во многих отношениях. И те и другие являются носителями, воплощением или вместилищем социальных норм и ценностей. И те и другие содержат в себе элемент священности, поскольку священным характером обладает их общий источник общество. Наконец, и это наиболее любопытно в дюркгеймовской теории, они могут превращаться и превращаются друг в друга. В своем докладе на Международном философском конгрессе в Болонье (1911) Дюркгейм формулирует своего рода краткую фи­ лософию истории, построенную на интерпретации соотношения и роли традиций и идеалов. В этой работе он утверждает, что в ис­ торическом развитии наблюдается чередование двух сменяющих друг друга периодов: «творческих», или «новаторских», с одной сто­ роны, и «обыденных» —с другой79. Очевидно, что в данном случае он воспроизводит различение «критических» и «органических» пе­ риодов в социальном развитии у Сен-Симона и Конта. Но он вно­ сит в истолкование этих периодов существенные изменения и уточ­ нения. «Творческие» периоды —те, в которые создаются великие идеалы, служащие основой и стимулирующие развитие цивилиза­ ции. Это время массового эмоционального возбуждения, более тес­ ного сближения между людьми, усиления и учащения всякого рода собраний, усиления активности обмена идеями. Ктаким периодам, согласно Дюркгейму, относятся: «...великий христианский кризис; движение коллективного энтузиазма, толкавшее в XII—XIII вв. в Париж любознательных европейцев и породившее схоластику; Реформация и Возрождение; революционная эпоха (имеется в виду эпоха Великой французской революции. —А.Г.); великие социали­ стические потрясения XIX в.»80. В это время социальная жизнь чрезвычайно интенсифицируется, эгоистические и повседневные заботы отходят на второй план, уступая место повсеместному стремлению к идеалу. Идеальное готово почти слиться с реальным, поэтому «у людей возникает впечатление, что совсем близки време­ на, когда идеальное станет самой реальностью, и Царство Божие осуществится на этой земле»81. Но эта экзальтация, а вместе с ней и иллюзия, не могут быть длительными: это слишком утомительно. Когда данный критический период кончается, интенсивность со­ циальной жизни, интеллектуальные и эмоциональные контакты ослабевают, индивиды возвращаются к повседневной, обыденной жизни. Все мысли, чувства и деяния «периода плодотворной бури» сохраняются, но уже в форме воспоминаний, которые уже не сме­ шиваются с реальностью, а существуют отдельно от нее. Эти идеа-

1, Теория,

история,

современность. Глава 2. Гофман А.Б. Теории традиции...

95

им, опрокинутые в прошлое, по существу, традиционализируются, превращаются в традиции. Они бы угасли, если бы периодически не оживлялись посредством религиозных и светских праздников, публичных церемоний, церковных и школьных проповедей, драма­ тических представлений, художественно оформленных манифеста­ ций. Тем не менее эти средства лишь частично и слабо возрождают •моциональное возбуждение новаторских эпох и сами по себе ока­ пывают на общество непродолжительное воздействие. Со временем идеалы вновь оживляются, актуализируются и опять приближают­ ся к реальности, затем снова отдаляются от нее, и таким образом процесс продолжается. Из предыдущего отчасти становится понятным взгляд Дюрк­ гейма на источники фундаментальных социокультурных иннова­ ций. Этими источниками как раз и являются идеалы. «...Идеалы п и —не абстракции, не холодные умственные представления, ли­ шенные всякой действенности. Это главным образом двигатели, сак как за ними существуют реальные и действующие силы»82, — говорит он. И сами идеалы являются такими силами, инновацион­ ными по своей природе. Они базируются на реальности, исходят и » нее, но ее элементы скомбинированы в них по-новому. И эта новизна комбинаций порождает новые результаты, добавляющие­ ся к уже существующим элементам социальной реальности. Дюркгейм всячески подчеркивает социальную, т. е. коллектив­ ную, природу идеалов и инноваций как их следствий, что опять-таки роднит их с традициями. Их моторная сила заключена прежде исего в том, что они, особенно в «новаторские» эпохи, вызывают состояния коллективного энтузиазма и всеобщего эмоциональною возбуждения. Для обозначения этих состояний Дюркгейм не­ редко использует слово «бурление» («effervescence»). Таким образом, дюркгеймовский анализ отчасти перекликается с веберовской интерпретацией харизмы как новаторской и ревошоционной силы, подверженной рутинизации. Однако, в протиновес Веберу, Тарду и многим другим, он не считает источником инноваций индивида. Для него индивид-новатор выступает как та­ кой же представитель коллективного начала, как и индивид-традинионалист. Полемизируя с одним из своих оппонентов, он гово­ рил: «Восстание против традиционной морали вы понимаете как Оунт индивида против коллектива, наших личных чувств против чувств коллективных. Я же противопоставляю коллективу тот же коллектив, но больше и лучше осознающий себя»83. (Кстати, и )том утверждении, противопоставляющем традиционной морапи «больше» и «лучше» осознающий себя коллектив, явно видна интитрадиционалистская и «модернистская» установка автора.) 11о даже индивиды —субъекты инноваций —выступают для Дюрк-

96

Традиции и инновации в современной России

гейма как представители социального, коллективного начала. Да­ же преступление и преступник, нарушающие сложившиеся, тра­ диционные социальные нормы, могут выступать как новаторы, провозвестники иных норм, также социальных, но находящихся в стадии зарождения и становления. Таким образом, преступникинноватор, выступая против коллектива, может следовать нормам этого же коллектива, но будущим, еще не утвердившимся и еще не осознанным им самим. Характерен в данном отношении пример Сократа, приводимый Дюркгеймом и иллюстрирующий эту ситуа­ цию: «Согласно афинскому праву, Сократ был преступником, и его осуждение было вполне справедливым. Между тем его пре­ ступление, а именно самостоятельность его мысли, было полезно не только для человечества, но и для его родины. Оно служило под­ готовке новой нравственности и новой веры, в которых нуждались тогда Афины, потому что традиции, которыми они жили до тех пор, не отвечали более условиям их существования»84. Очевидно, что самым трудным социологическим вопросом в подобного рода ситуациях является вопрос о том, какие и когда традиции соответ­ ствуют условиям существования данного общества, а какие нет. Учитывая это, Дюркгейм постоянно призывал изучать эти усло­ вия, прежде чем выносить суждения относительно места и роли тех или иных традиционных институтов и обычаев. Необходимо специально отметить вклад Дюркгейма в изучение такой формы традиционного поведения, как ритуал (обряд). Он осуществил классификацию и скрупулезный анализ различных видов ритуала в религиозной тотемической системе австралийских аборигенов85. Различая негативный (запрещающий) и позитивный культы, он детально проанализировал обряды жертвоприношения, подражательные (миметические), репрезентативные (мемориаль­ ные), умилостивляющие обряды. При этом, как и в традициях во­ обще, он не считал существенными различия между собственно религиозными ритуалами, праздниками, церемониями, с одной стороны, и светскими —с другой. Наоборот, он подчеркивал их принципиальную с социологической точки зрения близость и общность, продолжая тем самым линию Монтескье, Руссо и Конта. «Каково существенное различие между собранием хри­ стиан, празднующих главные даты из жизни Христа, или евреями, празднующими либо исход из Египта, либо принятие Десяти запо­ ведей, и собранием граждан, отмечающих учреждение нового за­ кона (charte morale) или какого-нибудь великого события нацио­ нальной жизни?»86, —риторически вопрошал он. Как уже отмечалось, Дюркгейм был убежденным и непоколеби­ мым рационалистом. Это несомненно проявилось и в его анализе инноваций и традиций. Но в то же время, выступая против наив-

I. Теория,

история,

современность. Глава 2. Гофман А.Б. Теории традиции...

97

иого интеллектуализма, он подчеркивал, что даже самые нелепые с определенной точки зрения обычаи могут быть рациональными и функциональными, если они стали неотъемлемой частью кон­ кретного социального целого. Этим его рационализм отличался от наивного рационализма некоторых просветителей, радикального антропологического рационализма Маркса, а также от того кари­ катурного портрета современного рационалиста, везде и всегда иыступающего против традиций как таковых, который нарисовал М. Оукшот87. Влияние Дюркгейма на изучение проблематики традиций и ин­ новаций не ограничивалось его собственными исследованиями. Как известно, он создал научную школу, группировавшуюся вокруг основанного им журнала «L’Annee sociologique» и оказавшую серь­ езное воздействие на социальные науки во Франции и за ее преде­ лами. Многие представители дюркгеймовской школы так или ина­ че затрагивали в своих исследованиях проблематику традиций, тем Гюлее что они часто опирались на этнографические и исторические данные, на факты, почерпнутые из жизни архаических или «тради­ ционных» обществ. Это относится, в частности, к трудам таких вы­ дающихся ученых, как лингвист Антуан Мейе (исследования индо­ европейских языков), социолог Селестен Бугле (исследования европейского эгалитаризма и индийской кастовой системы), восто­ ковед Марсель Гране (исследования китайской цивилизации) и другим. Обратимся к работам двух последователей Дюркгейма, которые помимо практического применения его идей относитель­ но традиций в своих исследованиях специально обращались разра­ ботке этой темы, в том числе и на теоретическом уровне.

Традиция и социальная связь в трактовке Марселя Мосса Марселя Мосса (1872—1950), племянника и ближайшего учени­ ка Дюркгейма, возглавившего Французскую социологическую школу после его смерти, можно считать одновременно социоло­ гом, этнологом и социальным антропологом88. Сам он в своем творчестве практически не разделял эти научные специальности, рассматривая их в общем как разделы социологии. Как и Дюрк­ гейм и ряд других представителей школы, он в своих исследовани­ ях часто обращался к жизни архаических обществ; вследствие это­ го тема традиции в его творчестве занимает значительное место. В отличие от своего учителя, Мосс не был теоретизирующим социологом, конструирующим концептуальные системы; сам он называл себя «позитивистом, верящим только в факты». Ряд его идей, получивших широкую известность и оказавших серьезное илияние на развитие социальных наук, были представлены не в ви­ де развернутых концепций или теорий определенных явлений,

98

Традиции и инновации в современной России

а в виде отдельных, более или менее пространных, нередко устных, высказываний, соображений и замечаний, сформулированных ad hoc, в связи с анализом конкретных фактов, или в связи с размыш­ лениями о путях развития социальной науки. Это относится и к его трактовке традиции, которой он посвящает небольшую часть «Фрагмента плана общей дескриптивной социологии» (1934). Дан­ ный раздел, озаглавленный «Традиция», входит в более общий раздел под названием «Передача социальной связи. Традиция, воспитание»89, что само по себе в какой-то мере указывает на опре­ деленное понимание роли традиции в обществе. Однако уже в своей ранней статье «Социология» (1901), напи­ санной совместно с Полем Фоконне для 30-го тома французской «Большой энциклопедии», он уделяет данному явлению значи­ тельное внимание. В каждом обществе, по утверждению авторов статьи, существует определенная «совокупность коллективных привычек». Эти коллективные привычки и трансформации, через которые они непрерывно проходят, и составляют собственно объ­ ект социологии. Существуют различные разновидности данных привычек. Некоторые из них, вследствие своей особой важности, требуют рефлексии и носят осознанный характер. Они фиксиру­ ются в виде письменных или устных формул, в которых выражает­ ся то, как группа привыкла действовать и как она требует, чтобы действовали ее члены. Эти императивные формулы представлены в юридических нормах, максимах морали, правилах ритуала, пред­ писаниях догмы и т. п. Другие коллективные привычки не носят четко выраженного характера и являются более или менее бессоз­ нательными. Это обычаи, нравы, народные суеверия, которым следуют, не зная этого, или даже не зная, в чем именно они состо­ ят. Но в обоих случаях сущность явления одна и та же. Это всегда способы действия и мышления, освященные традицией и навязы­ ваемые индивидам обществом90. Мосс рассматривает феномен традиции вместе и в связи с таки­ ми явлениями, как воспитание, образование и обучение: все они в его истолковании обеспечивают и передают от поколения к по­ колению социальную связь внутри обществ. Это феномен интрасоциальный, или интранациональный, в отличие от феноменов ин­ терсоциальных, или интернациональных, например таких, как цивилизация. Первая особенность традиции, согласно Моссу, состоит в том, что, раз возникнув, она есть то, что передается. Прежде чем при­ ступать к изучению общего феномена традиции данного общества, необходимо сначала описать каждую традицию, «способ, которым старшие передают младшим, одну за другой, все большие группы социальных явлений»91. Он против истолкования традиции как яв-

I, Теория, история, современность. Глава 2. Гофман Л.Б. Теории традиции...

99

пения только религиозного, морального и правового порядка и специально подчеркивает, что сфера традиции гораздо шире п охватывает фактически всю социальную жизнь, включая эконо­ мику, искусство, науку и технику92. Традиционный характер носят как инструментальные техники, так и разнообразные техники те­ па. В своей классической работе «Техники тела» (1934) он показал, что даже самые «естественные», универсальные и инвариантные телесные техники, такие как походка, бег, дыхание, плавание, уход ia телом и т. п., в значительной мере обусловлены социокультурммми традициями93. Вслед за Дюркгеймом Мосс подчеркивает всемогущество и принудительную силу традиции. И эта сила заключена не только н праве, морали и религии, но и в любой другой сфере. Чтобы оце­ нить эту силу, достаточно сравнить ее с силой инноваций, которая шачительно меньше и всегда сталкивается с громадным сопротивнением. «Общества, даже наиболее продвинутые, даже наше, ужас­ но рутинны; масса всегда, а элита чаще всего, отказываются признавать любые изобретения. Величайшие изобретатели, гени­ альнейшие провидцы, те, кто открывают новые принципы индуст­ риального развития или новые моральные идеи, обычно преследу­ ются больше всех; внедрение новшеств легко осуществляется лишь и мелочах, в лучшем случае, в заурядных вещах»94, —утверждает он. 11ри этом, в отличие от Тарда и Вебера, он не считает, что можно противопоставлять индивидуальные инновации коллективным привычкам: «Постоянство и рутина могут быть уделом индивидов, а новшество и революция могут быть творением групп, подгрупп, сект, индивидов, действующих посредством групп и для них»95. Инновационная деятельность индивидов обычно осуществляется мнутри традиции или между традициями. Необходимо постоянно описывать и измерять силу и бессилие каждой традиции. Ссылаясь на Тарда, он указывает на такие явления, как мизонеизм, филонеичм, ксенофобию и ксенофилию. Отмечая принудительную силу традиции, Мосс вместе с тем подчеркивает также ее фундамен­ тальную рациональность. Авторитет традиции связан не только с ее религиозным, мифологическим или алогическим характером; »а ним следует также увидеть и то, что «эмпирически обосновано» н разного рода предрассудках. Традиции выступают в качестве средства адаптации и результата длительного социального отбора, способствующего ей. «Когда речь идет о традициях, —пишет он, — аиторитет создается не только из социального a priori, но и из соци­ ального a posteriori; не только из потемок мыслей, но и из древно­ сти и истины человеческих соглашений. Бесчисленные опыты вписываются в ту или иную традицию, внедряясь повсюду, н мельчайшие детали поведения»96.

100

Традиции и инновации в современной России

Обычай (coutume) в его интерпретации выступает как разно­ видность традиции, специфика которой состоит в том, что она но­ сит более или менее неосознанный, диффузный характер и, по его выражению, «подавляет свободу»97. Согласно Моссу, не следует злоупотреблять слишком частым использованием слова «традиция». Бессмысленно часто украшать этим словом то, что представляет собой не более чем инерцию, со­ противление усилию, отвращение к овладению новыми навыками, неспособность подчиняться новым тенденциям, создавать преце­ денты. Общества архаического типа, подчиняющиеся подобной инерции, так хорошо адаптированы к внутренним и внешним условиям своего существования, что испытывают лишь одну по­ требность: продолжать то, что они делали всегда. В этом состоит социальный конформизм, к которому, вероятно, согласно Моссу, наиболее применим термин «обычай». Но наряду с данными фор­ мами «простого конформизма», этими «необработанными разно­ видностями традиции», во всех обществах существуют «подлинно осознанные традиции»98. Они создаются намеренно и передаются с помощью силы, так как проистекают из потребностей совмест­ ной жизни. Эти «осознанные традиции», существенно отличаю­ щиеся от отмеченного конформизма, «состоят в знании, которым общество располагает о самом себе и о своем более или менее бли­ жайшем прошлом»99. Все эти факты, относящиеся к осознанной традиции, можно, по Моссу, обозначить термином Хальбвакса «коллективная па­ мять». При этом он оговаривается, что это нечто иное, чем «соци­ альные рамки памяти», одновременно индивидуальной и коллек­ тивной, о которых писал Морис Хальбвакс (см. об этом ниже). Данные рамки придают форму всякой памяти, включая коллек­ тивную. Внутри же последней традиция — постоянная, осознан­ ная, преднамеренно передаваемая и организованная, —составляет одновременно материю и условие этих социальных рамок. Она должна изучаться сама по себе, независимо от ее логических и практических последствий. Как видно из изложенного, Мосс дополняет первое (и основ­ ное) веберовское понятие традиции как квазиавтоматической нерефлектированной коллективной привычки представлением о рефлексивной традиции. Помимо деления на «инертно-конфор­ мистские» и «осознанные» традиции, у него встречается различе­ ние еще двух ее разновидностей. Первая из них —устная традиция, анализу которой не уделено достаточно внимания. Вторая разновидность, которую часто пута­ ют с подражанием, носит, вероятно, еще более первичный харак­ тер, чем первая. Использование устных символов —это лишь част-

I. Теория, история, современность. Глава 2. Гофман А.Б. Теории традиции...

101

ими случай использования символов; всякая традиционная прак­ тика является в некоторой степени символической. Но наряду с символическими способами передачи от поколения к поколению культурных форм, прежде всего интеллектуальных, существуют и «другие формы моральной и материальной жизни, которые пере­ даются через прямую коммуникацию». И эта прямая коммуника­ ция представляет собой диктат авторитета и необходимости. Это мерно даже по отношению к различным формам эмоции. «Мораль­ ные и религиозные чувства, совокупность технических или эстети­ ческих актов и т. д., все это навязывается от древних к молодым, от вождей к остальным людям, от одних к другим»100. В индивиду­ альной психологии это называют подражанием, а в социальной психологии это заслуживает звания традиции. Мудрость, этикет, ловкость, разного рода навыки, в том числе спортивные, в конце концов выражаются двумя способами: во-первых, через послови­ цы, заповеди, мифы, сказки, загадки и т. п.; во-вторых, через зна­ чимые жесты и совокупности жестов, которые могут быть эффек­ тивны и в символическом, и в физическом смысле. Признавая обоснованность деления обществ на имеющие пись­ менность и бесписьменные, характерного для американских соци­ ологов, особенно представителей Чикагской школы, Мосс в то же нремя отмечает, что значение данного различия не следует преуве­ личивать. Дело в том, что необходимо учитывать огромную силу мнемотехнического воспитания в бесписьменных обществах, си­ пу, которая обеспечивает возможность устной передачи, подкреп­ ленной поэзией и ритмом, почти безграничными. Наряду с отмеченными делениями, Мосс различает также «чи­ стую социальную традицию» и другую, носящую практическимознавательный характер101. Первая состоит в более или менее ре­ альной, легендарной или даже мифической истории обществ, социальных групп и семей. Эта история, выступающая в форме ге­ неалогий, воплощает их коллективную память. Некоторые индиви­ ды в бесписьменных обществах могут сохранять в памяти сведения об огромном числе поколений предков. Особенно важно для иссле­ дователя обращение к тем людям, которые являются держателями секретов и хранилищ этой памяти и, тем самым, экспертами в обла­ сти традиции. Мосс указывает на важное значение анализа авто(жографий. При учете сегодняшней популярности биографическо­ го метода и жанра «историй жизни», эти соображения выглядят довольно актуально. Другой тип традиции заключает в себе знания, относящиеся к естественным и сверхъестественным вещам, позвоинющие людям ориентироваться в среде и адаптироваться к ней. Как уже отмечалось, Мосс тесно связывает традицию с воспитанием, определяя последнее (так же как и образование) как «уси­

102

Традиции и инновации в современной России

лия, осознанно прилагаемые поколениями для того, чтобы переда­ вать свои традиции другому поколению»102. В общем, традиции вместе с воспитанием обеспечивают, в его понимании, передачу социальной связи, преемственность и прочность осознанной орга­ низации общества.

Морис Хальбвакс: традиции и коллективная память Другой видный дюркгеймианец Морис Хальбвакс (1877—1945) обращался к проблематике традиции главным образом в связи с анализом социальных факторов памяти103. Теме памяти посвя­ щены его работы «Социальные рамки памяти» (1925), «Легендар­ ная топография Евангелий в Святой Земле. Исследование в обла­ сти коллективной памяти» (1941) и посмертно опубликованная «Коллективная память» (1950). Будучи последователем Дюркгей­ ма, Хальбвакс испытал определенное влияние идей Анри Бергсо­ на, в частности, идеи восприятия как воспоминания о настоящем. Он развил и дополнил его трактовку памяти представлением о ней как о социальной функции104. Исследования французского социо­ лога в данной области носили новаторский характер и оказали су­ щественное влияние на ряд отраслей и проблемных областей в раз­ личных социальных и гуманитарных науках. Хотя интерес Хальбвакса к проблематике традиций не был са­ модовлеющим, эта проблематика, будучи тесно связанной с темой социальных аспектов памяти, занимает одно из главных мест в его творчестве. В неполном и кратком изложении105 логика его рассуждений в данном отношении выглядит следующим образом. Существует два вида памяти: индивидуальная (личная, внутрен­ няя) и социальная (коллективная, внешняя). Воспоминания инди­ видов осуществляются с помощью рамок социальной памяти. Несо­ мненно, существует множество фактов, которые индивид мог бы забыть, если бы другие индивиды не сохраняли память о них. Различ­ ные группы, из которых состоит общество, способны постоянно ре­ конструировать свое прошлое. Но чаще всего, реконструируя его, они его искажают. В то же время, общество может существовать только при условии, что между составляющими его индивидами и группами имеется определенная степень единства взглядов. Поэто­ му оно стремится устранить из своей памяти все то, что может разде­ лять индивидов, отдалять группы друг от друга. В каждую эпоху оно перерабатывает свои воспоминания таким образом, чтобы они нахо­ дились в согласии с изменчивыми условиями его равновесия106. Вообще, в социальном мышлении существует два вида деятель­ ностей: 1) память, т. е. понятия, которые служат нам ориентирами и относятся исключительно к прошлому; 2) рациональная деятель­ ность, опирающаяся на условия, в которых общество находится те-

I. Теория, история, современность. Глава 2. ГоЛман А.Б. Теории традиции...

103

нерь, т. е. на настоящее. Эта память в принципе может функциони­ ровать лишь под контролем рациональной деятельности, разума. Ведь если общество отказывается от своих традиций или изменяет их, то оно делает это для того, чтобы удовлетворять свои рациональ­ ные потребности, причем именно в тот момент, когда они появля­ ются на свет. Но почему традиции сдаются под давлением данных потребностей, почему воспоминания отступают, сталкиваясь с идеями, которые общество противопоставляет им и которые учи­ тывают лишь то, что есть, а не то, что было? Несомненно, настоя­ щее изменить трудно, но разве не труднее в ряде отношений изме­ нить образ прошлого, которое, по крайней мере виртуально, также присутствует в настоящем, поскольку общество всегда содержит и своем мышлении рамки своей памяти? В конце концов, настоя­ щее занимает в коллективном мышлении лишь незначительное ме­ сто в сравнении с представлениями многочисленных прошлых по­ колений, которые принудительно навязываются нам. Существует только одно возможное объяснение данного явле­ ния. Если сегодняшние идеи способны противостоять воспомина­ ниям и одерживать над ними верх до такой степени, что трансфор­ мируют их, то это потому, что они соответствуют хотя и не столь древнему, но зато гораздо более широкому коллективному опыту, чем тот, который заключен собственно в традициях. В отличие от последних, которые ограничены рамками отдельных социальных групп, рациональные идеи настоящего являются общими не толь­ ко для определенной группы, но и для членов других современных групп. «Разум противостоит традиции как более обширное обще­ ство обществу более узкому»107. Впрочем, нынешние идеи являют­ ся действительно новыми только для членов той группы, в которую они проникают. В других группах они могли свободно развиваться и сами могли принимать форму традиций. «То, что группа проти­ вопоставляет своему прошлому, это не ее настоящее, а прошлое (возможно, более недавнее, но это несущественно) других групп, с которыми она стремится идентифицироваться»108. Поскольку группы не изолированы друг от друга, то они подвержены взаим­ ному влиянию и влиянию более широких социальных образова­ ний, в которые они входят и с которыми взаимодействуют, а вме­ сте с тем и их идей и традиций. Вообще, принципы могут быть шменены только принципами, традиции —традициями. Социаль­ ное мышление не абстрактно. Даже если идеи общества соответ­ ствуют настоящему времени и выражают его, они всегда воплоща­ ются в личностях и группах, которые существуют в длительности и оставляют свой след в памяти людей. В этом смысле не существу­ ет такой социальной идеи, которая не была бы в то же время вос­ поминанием общества. Но с другой стороны, оно напрасно пыта­

104

Традиции и инновации в современной России

лось бы вновь воссоздать в чисто конкретной форме те или иные фигуры или события, которые оставили глубокий след в его памя­ ти. Любой исторический факт или персонаж, как только они про­ никают в эту память, сразу превращаются в ней в урок, в понятие, в символ, наделяются смыслом и становятся элементом системы идей общества. Этим и объясняется тот факт, что традиции и со­ временные идеи могут находиться в согласии между собой. Дело в том, что нынешние идеи также являются традициями; и те и дру­ гие в одно и то же время и в одном и том же качестве ссылаются на древнюю или недавнюю социальную жизнь, в которой они черпа­ ют в некотором роде свой порыв. «Подобно тому как Пантеон в императорском Риме сохранял все культы, если только это были культы, общество допускает существование всех традиций (даже самых недавних), если только это традиции. Точно так же оно до­ пускает существование всех идей (даже самых древних), если толь­ ко это идеи, т. е. они могут занимать место в мышлении, интересу­ ют еще нынешних людей, которые их понимают»109. Коллективная память отличается не только от индивидуальной, но и от исторической и от истории как таковой. Это отличие про­ слеживается в двух отношениях. Во-первых, коллективная память представляет собой непре­ рывное течение мыслей. Из прошлого она сохраняет лишь то, что еще живет или способно жить в сознании определенной группы и не выходит за пределы этой группы. В данном случае, если некий период перестает интересовать последующий период, то речь идет не об одной группе, забывшей часть своего прошлого, а о двух группах, в которых одна сменила другую. История же, помещая се­ бя вне групп и над ними, вводит в поток фактов деление на перио­ ды, каждый из которых рассматривается как целое, в котором есть начало, середина и конец и которое во многом независимо от пре­ дыдущего и последующего периодов. История интересуется глав­ ным образом различиями и противопоставлениями, она переносит на одну индивидуальную фигуру черты, распределенные по пред­ ставителям всей группы и сосредоточивает в интервале в несколь­ ко лет перемены, которые на самом деле совершались в течение го­ раздо более длительного периода. Даже в моменты кризисов, во время реальной смены исторических периодов и глубокого пре­ образования социальных институтов, люди стремятся подкрепить их всеми доступными традициями и хотя бы иллюзорно сохранить преемственность. В отличие от истории, в непрерывном развитии коллективной памяти границы между эпохами носят неопределен­ ный и размытый характер. В коллективной памяти настоящее, по­ нимаемое как период, интересующий нынешнее общество, не противопоставляется прошлому так же, как различаются два со-

I. Теория, история, современность. Глава 2. ГоЛман А.Б. Теории традиции...

105

ссдних исторических периода, поскольку прошлое уже не сущестнует, тогда как для историка оба периода одинаково реальны. Па­ мять общества простирается до пределов памяти тех групп, из ко­ торых оно состоит. Забвение многих событий и фигур вызвано не желанием забыть их, антипатией или безразличием, а исчезнове­ нием групп, хранивших память о них. Во-вторых, коллективная память отличается от истории тем, что она носит множественный характер, тогда как история в изве­ стном смысле едина. В действительности существуют разные кол­ лективные памяти, но только одна история. Очевидно, что сущест­ вуют истории различных стран, эпох, регионов, городов и даже отдельных индивидов. Историков часто обвиняют в излишней специализации, склонности к изучению подробностей, из-за ко­ торой они иногда принимают часть за целое. Однако историк (на­ стоящий) никогда не становится на точку зрения какой-либо из существующих или существовавших групп, для которых рассмат­ риваемые факты имели и имеют разное значение. Он стремится быть объективным и беспристрастным, ц даже исследование дета­ лей важно для него тем, что оно может добавить нечто для создания картины целого. Даже когда он пишет историю своей страны, он стремится собрать совокупность фактов, которую можно противо­ поставить другой совокупности фактов, истории других стран, с тем чтобы между ними не было разрыва и могла быть создана бо­ лее полная или универсальная история. «Историю можно предста­ вить как универсальную память человеческого рода. Но универ­ сальной памяти не существует. Носителем всякой коллективной памяти является группа, ограниченная в пространстве и во време­ ни» по. В отличие от истории, сосредоточивающей внимание на различиях, в коллективной памяти на первый план выступают вну­ тригрупповые пространственные и временные сходства. Это фор­ мирует и укрепляет групповую идентичность. В целом, традиции, по Хальбваксу, представляют собой самое коллективную память, которая воплощена в них. Вместе с тем, они составляют условие и средство функционирования памяти как таковой, в том числе индивидуальной. В этом своем качестве они являются важнейшим фактором идентичности: индивиду­ альной, групповой, социальной. Рациональность в данной тео­ рии выступает не как антипод традиции, а как традиционность более широких социальных образований, включающих в себя множество традиций различных социальных групп, по отноше­ нию к более узким. Мы рассмотрели здесь лишь некоторые социологические и социально-антропологические теории традиции. Ряд других важных теорий того же рода остался за пределами нашего анализа; это за­

Традиции и инновации в современной России

106

дача будущих исследований111. За пределами рассмотрения оста­ лись также многие философские, теологические, мистические, эзотерические подходы к анализу традиций. Речь идет, в частно­ сти, о таких концепциях, в которых традиции трактуются как ис­ ключительно трансцендентные и сакральные сущности, например в трудах известного «рыцаря традиции» Рене Генона112; как архе­ типы коллективного бессознательного113 или же как своего рода социокультурные эйдосы. Анализ социологических теорий тради­ ции недавнего и далекого прошлого, препятствуя утверждению упрощенных или мистифицированных представлений о данном предмете, способствует его более глубокому и рациональному по­ стижению, а также получению плодотворных исследовательских результатов, относящихся к сегодняшней реальности. Примечания 1 Pensees / / Oeuvres completes de Montesquieu. Paris: Nagel, 1950. Т. II. P. 416. 2 Подробнее об этом см.: Гофман А.Б. Шарль Монтескье: мыслитель, уче­ ный, человек / / Гофман А.Б. Классическое и современное. Этюды по истории и теории социологии. М.: Наука, 2003. С. 362-402. 3 Характерный пример утрированной, односторонней и во многом иска­ женной, на мой взгляд, картины рационализма как заведомо и принци­ пиально «антитрадиционной» теории мы находим у британского поли­ толога М. Оукшота. См.: Оукшот М. Рационализм в политике и другие статьи. М.: Идея-Пресс, 2002. 4 Бёрк Э. Размышления о революции во Франции. М.: Рудомино, 1993. С. 90. 5 На эту внешне парадоксальную близость справедливо указывает Фи­ липп Бенетон. См.: Beneton Ph. Tradition/Traditionalisme / / Dictionnaire de la pensee sociologique. Sous la dir. de M. Borlandi, R. Boudon, M. Cherkaoui, B. Valade. Paris: PUF, 2005. P. 708. 6 Подробнее об этом см.: Гофман А.Б. Семь лекций по истории социоло­ гии. Изд. 8-ое. М.: Книжный Дом «Университет», 2006. Лекция третья. Социология Огюста Конта. 7 Comte A. Catechisme positiviste. Paris : Carilian-Goeury et Dalmont, 1852. P. 32. 8 Вообще, идея социальной преемственности оказывается диахронным аспектом важнейшей для Конта идеи социальной солидарности. 9 Подробнее об этом см.: Гофман А.Б. Семь лекций по истории социоло­ гии. Лекция четвертая. Социология Карла Маркса. 10 Маркс К. Тезисы о Фейербахе / / Маркс Ф.; Энгельс Ф. Соч. Т. 3. М.: Гос. издательство политической литературы, 1955. С. 4. 11 Маркс А'! Восемнадцатое брюмера Луи Бонапарта / / Маркс К.; Эн­ гельс Ф. Соч. Т. 8. М.: Гос. издательство политической литературы, 1957. С. 122.

I. Теория, история, современность. Глава 2. Гофман А.Б. Теории традиции...

107

12 Маркс К. Нищета философии / / Маркс К.; Энгельс Ф. Соч. Т. 4. М.: Гос. издательство политической литературы, 1955. С. 185. 13 Маркс К. Будущие результаты британского владычества в Индии / / Маркс К.; Энгельс Ф. Соч. Т. 9. М.: Гос. издательство политической ли­ тературы, 1957. 14 Маркс К. Классовая борьба во Франции с 1848 по 1850 г. / / Маркс К.; Энгельс Ф. Соч. Т. 7. М.: Гос. издательство политической литературы, 1956. С. 86. 15 Маркс К. Восемнадцатое брюмера Луи Бонапарта / / Маркс К.; Эн­ гельс Ф. Соч. Т. 8. М.: Гос. издательство политической литературы, 1957. С. 119. 16 Маркс К. Конспект книги Льюиса Г. Моргана «Древнее общество» / / Маркс К.; Энгельс Ф. Соч. Т. 45. М.: Изд-во полит, лит-ры, 1975. С .311. 17 О соотношении общества и человечества в теориях пионеров социоло­ гической мысли см.: Гофман А.Б. От «малого» общества к «большому»: классические теории социального роста и их современное значение / / Гофман А.Б. Классическое и современное. Этюды по истории и теории социологии. М.: Наука, 2003. С. 597-610. 18 Спенсер Г. Основные начала. Заключение. Гл. 24. СПб, 1897. 19 В широком смысле он рассматривал этот термин как синоним «разви­ тия» или «изменения». 20 См.: Спенсер Г. Основные начала. СПб., 1897. Гл. XII, XXII, XXIII. Duncan D. The Life and Letters of Herbert Spencer. London, 1908. P. 555. 21 Спенсер Г. Основания этики. Т. I. Ч. II. Индукции этики. &121 / / Соч. Герберта Спенсера. Общ. ред. НА.Рубакина. Т. 5. Ч. II. СПб: «Изда­ тель», 1899. С. 15-16. 22 См.: Спенсер Г. Основания социологии. Т. 1 .4 .1. Данные социологии / / Соч. Герберта Спенсера. Т. 4. СПб: Т-во И.Д. Сытина, 1898. С. 47 и др. 23 См.: Спенсер Г. Грядущее рабство. СПб: А.Е. Рябченко, 1884. 24 Спенсер Г. Основания этики. Т. I. Ч. II. Индукции этики / / Соч. Гербер­ та Спенсера. Общ. ред. Н.А. Рубакина. Т. 5. Ч. II. СПб: «Издатель», 1899. С. 142. 25 Spencer Н. The Study of Sociology. 5 ^ ed. London: H.S. King &Co., 1876. P. 397. 26 Понятие прогресса Спенсер использовал на раннем этапе своей науч­ ной деятельности и посвятил тогда ему специальную статью. (См.: Спенсер Г. Прогресс, его закон и причина / / Спенсер Г. Опыты научные, политические и философские. Т. 1 / / Соч. Герберта Спенсера. Общ. ред. Н.А. Рубакина. Т. 6. СПб: «Издатель»; Киев и др.: Южно-Русское книгоизд-во Иогансона, 1899.) При этом он стремился придавать ему не оценочное, а чисто описательное, нейтральное значение, рассматри­ вая в качестве критерия прогресса превращение «однородного» в «раз­ нородное». Но в дальнейшем он предпочитал пользоваться понятием «эволюция», видимо, считая его менее нагруженным оценочными кон­ нотациями. 27 См.: Hayek F.A. The Constitution of Liberty. Chicago: The University of Chicago Press, 1960. P. 62—63.

108

Традиции и инновации в современной России

28 Науек F.A. The Constitution of Liberty. Chicago: The University of Chicago Press, 1960. P. 61. Ср. с этим другое высказывание Хайека на ту же тему: «...Традиция в определенных отношениях выше или «мудрее» человече­ ского разума». Хайек Ф.А. Пагубная самонадеянность. Ошибки социа­ лизма. М.: Новости, 1992. С. 133. 29 Ю.Н. Давыдов, один из крупнейших специалистов по социологии Ве­ бера, отмечает «противоречивость в характеристике традиционного действия и определении его места в общей типологии человеческих действий», дающую основание для различных интерпретаций данного пункта веберовского социологического учения (Давыдов Ю.Н. Тради­ ционное действие / / Современная западная социология. Словарь. М.: Изд-во политической литературы, 1990). С. 354. По замечанию Н.Н. Зарубиной, «...понятие традиционного у Вебера не получило ни­ какой конкретизации...». (Зарубина Н.Н. Социокультурные факторы хозяйственного развития: М. Вебер и современные теории модерниза­ ции. СПб: Изд-во Русского Христианского гуманитарного института, 1998. С. 59). 30 О социологических теориях Вебера в целом см., в частности: Гайден­ ко П.П., Давыдов Ю.Н. История и рациональность. Социология Макса Вебера и веберовский ренессанс. М.: Изд-во полит, лит-ры. 1991. 31 Вебер М. Основные социологические понятия. Пер. с нем. М.И. Леви­ ной / / Вебер М Избранные произведения. М.: Прогресс, 1990. С. 628. Существует и другой перевод данной работы, сделанный А.Ф. Филип­ повым с другого издания оригинального текста и (уличающийся стрем­ лением к более точному соответствию оригиналу. (Вебер М. Основные социологические понятия. Пер. с нем. А.Ф. Филиппова / / Теоретиче­ ская социология. Антология. Ч. 1. Под ред. С.П. Баньковской. М.: Книжный Дом «Университет», 2002. С. 70—146). Некоторые веберов­ ские термины в нем переведены иначе, чем в переводе М.И. Левиной, который мы используем. В частности, терминам, переведенным в пер­ вом случае как «действие», «обычай», «нравы», во втором соответству­ ют термины «действование», «обыкновение», «обычаи». Существую­ щие расхождения связаны, вероятно, не с различиями в качестве переводов, а в сложности оригинального текста и с различиями в кон­ цепциях перевода. Наш выбор в данном случае обусловлен тремя обсто­ ятельствами: во-первых, существованием определенной традиции в данном отношении, в частности, перевода немецкого «Handeln» как «действия» (переводимого обычно на английский как «action»); во-вто­ рых, большим соответствием первого варианта привычному русскому словоупотреблению, в-третьих, на наш взгляд, латинские слова «mores» и «consuetudo», соответствующие, по замечанию А.Ф. Филиппова, не­ мецким «Brauch» и «Sitte» (там же, с. 145), все же правильнее переводить не как «обычай» и «обыкновение», а как «нравы» и «обычай», что чаще всего и делалось в русских переводах. Тем не менее, отмеченные разли­ чия не имеют принципиального значения для данного истолкования веберовского понимания традиции. 32 Вебер М. Основные социологические понятия. С. 628. 33 См.: Там же. С. 627.

I. Теория, история, современность. Глава 2. Гофман А. Б. Теории традиции...

109

и чТо соответствовало бы французской пословице «Le coeur connaot la raison que la raison ne connalt pas»; буквально —«Сердцу ведом разум, ко­ торый неведом разуму». и Там же. w’ Вебер М. Основные социологические понятия. С. 634. 17 Там же. С. 640. 'к Там же. С. 634. w Там же. 40 Там же. С. 636, 637. 41 См.: Parsons Т. The Structure o f Social Action. N.Y., 1961. P. 647. Критику веберовской интерпретации традиции см. также: Wilson Н.Т. Tradition and innovation. The idea of civilization as culture and its significance. L., etc.: Routledge and Kegan Paul, 1984. P. 138, etc. 42 См.: Вебер М. Основные социологические понятия. С. 627-628. п Там же. С. 627. 44 Там же. 45 Вебер М. Политика как призвание и профессия. Пер. с нем. А.Ф. Филип­ пова / / Вебер М. Избранные произведения. М.: Прогресс, 1990. С. 646. 4() Weber М. Economy and Society. An Outline of Interpretive Sociology. Ed. by G. Roth and C. Wittich. Berkeley; Los Angeles'; London, 1978. T. 1. P. 228. 47 Weber M. Economy and Society. T. 1. P. 229. 4K Cm.: Weber M. Economy and Society. T. 1. P. 231-232. 49 Weber M. Economy and Society. T. 1. P. 232. M) Weber M. Economy and Society. T. 1. P. 238. 4 Ibid.T. 1. P. 238-239. ^ C m.: Ibid. T. 1. P. 239. Cm.: Weber M. Economy and Society. T. 1. P. 239-240. 4 Вебер М. Протестантская этика и дух капитализма / / Вебер М. Избран­ ные произведения. М.: Прогресс, 1990. С.80. NS См., например: Weber М. Economy and Society. Т. I. P. 228. v* Вебер М. Протестантская этика и дух капитализма. С. 106. '7 Там же. С. 106. 'к Там же. С. 106. у) Там же. С. 107. Вебер М. Протестантская этика и дух капитализма. С. 64. м См.: Weber М. Charisma and its transformation / / Weber M. Economy and Society. Ed. by G. Roth and C. Wittich. Berkeley, etc.: University of California Press, 1978. Vol. 2. Ch. 14. P. 1117. (’2 См. об этом: Weber M. Economy and Society. T. 1. P. 321—323. M Weber M. Economy and Society. T. 1. P. 322. ь4 Там же. Т. 1. P. 322. (Л Подробнее о социологии Дюркгейма см., в частности: Гоф­ ман А.Б. О социологии Эмиля Дюркгейма / / Дюркгейм Э. О разделении общественного труда. Метод социологии. М.: Наука, 1991. С. 533—566; Гофман А.Б. Семь лекций по истории социологии. Изд. 7-ое. М.: Книж­ ный Дом «Университет», 2005. Лекция шестая. См. об этом, в частности: Гофман А.Б. Заметки к сравнительному ана­ лизу Дюркгейма и Макса В ебер а// Гофман А.Б. Классическое и совре-

110

Традиции и инновации в современной России

менное. Этюды по истории и теории социологии. М.: Наука, 2003. С. 422—428; Кюэн Ш.-А. Социологи и одержимость пониманием. Нео­ позитивистское прочтение Макса Вебера / / Социологические иссле­ дования, 2001, Nq12; Durkheim et Weber. Vers la fin des malentendus? Sous la dir. de M. Hirschom et J. Coenen-Huther. Paris: L’Harmattan, 1994. 67 О подобной ситуации с веберовской теорией действия см.: ЙоасХ. Креативность действия. СПб: Алетейя, 2005. С. 53—54. 68 Дюркгейм Э. О разделении общественного труда / / Дюркгейм Э. О разде­ лении общественного труда. Метод социологии. М.: Наука, 1991. С. 80. 69 «...Оно не изменяется с каждым поколением, но, наоборот, связывает между собой следующие друг за другом поколения». Дюркгейм Э. О раз­ делении общественного труда / / Дюркгейм Э. О разделении обществен­ ного труда. Метод социологии. М.: Наука, 1991. С. 80. 70 Дюркгейм Э. О разделении общественного труда. Метод социологии. М.: Наука, 1991. С. 199. 71 Durkheim Е. Textes 1. Etements d’une theorie sociale. Paris : Ed. de Minuit, 1975. P. 386. 72 Дюркгейм Э. О разделении общественного труда / / Дюркгейм Э. О разде­ лении общественного труда. Метод социологии. М.: Наука, 1991. С. 164-165. 73 Там же. С. 278. 74 Дюркгейм Э. О разделении общественного труда / / Дюркгейм Э. О разде­ лении общественного труда. Метод социологии. С. 276. 75 Серьезный анализ понятия аномии и его эволюции см. в работе: Besnard Ph. L’Anomie. Ses usages et ses fonctions dans la discipline sociologique depuis Durkheim. Paris: PUF, 1987. 76 Дюркгейм Э. Определение моральных фактов. Пер. с франц. А.Б. Гоф­ мана / / Теоретическая социология. Антология. Ч. 1. Под ред. С.П. Баньковской. М.: Книжный Дом «Университет», 2002. С. 58. 77 Durkheim Е. Les formes ёгётетак ез de la vie religieuse. Paris : F6\\x Alcan, 1912. P. 610-611. 78 Ibid. P. 603. 79 См.: Дюркгейм Э. Ценностные и «реальные» суждения / / Дюрк­ гейм Э. Социология. Ее предмет, метод, предназначение. Пер. с франц., составление., послесловие и примечания А.Б. Гофмана. М.: Канон, 1995. С. 298-299. 80 Там же. С. 299. 81 Там же. 82 Дюркгейм Э. Ценностные и «реальные» суждения / / Дюркгейм Э. Соци­ ология. Ее предмет, метод, предназначение. Пер. с франц., составле­ ние, послесловие и примечания А.Б. Гофмана. М.: Канон, 1995. С. 300. 83 Дюркгейм Э. Определение моральных фактов. Пер. с франц. А.Б. Гоф­ мана / / Теоретическая социология. Антология. Ч. 1. Под ред. С.П. Баньковской. М.: Книжный Дом «Университет», 2002. С. 56. 84 Дюркгейм Э. Метод социологии / / Дюркгейм Э. Социология. Ее пред­ мет, метод, предназначение. Пер. с франц., составление, послесловие и примечания А.Б. Гофмана. М.: Канон, 1995. С. 91.

I, Теория, история, современность. Глава 2. Гофман А.Б. Теории традиции...

111

HS Durkheim Е. Les formes elementaires de la vie religieuse. Paris: Felix Alcan, 1912. P. 427-592. H(' Ibid. P. 610. н7 Оукшот М. Рационализм в политике и другие статьи. М.: Идея-Пресс, 2002.

кн О творчестве Мосса см.: Гофман А.Б. Социальная антропология Марсе­ ля Мосса. Послесловие / / Мосс М. Общества. Обмен. Личность. Труды по социальной антропологии. М.: Восточная литература, 1996. С. 314-359. Ц{> Mauss М. Fragment d’un plan de sociologie g e^ rale descriptive / / Mauss M. Oeuvres. 3. Col^sion sociale et divisions de la sociologie. Pres, de V. Karady. Paris : Ed. de Minuit, 1969. P. 328-346 (далее - Fragment...). ‘M) Fauconnet P. et Mauss M. Sociologie (1901) / / Mauss M. Oeuvres. 3. Cohesion sociale et divisions de la sociologie. Paris : Ed. de Minuit, 1969. P. 139-177. ‘;l Mauss M. Fragment... P. 331. 1,2 Ibid.P. 329-333. 1)1 Мосс М. Техники тела / / Мосс М. Общества. Обмен. Личность. Труды по социальной антропологии. М.: Восточная лит-ра, 1996. С. 242—263. 94 Mauss М. Fragment... Р. 333. Любопытно, что суждение о консерватизме масс принадлежит в данном случае убежденному социалисту, активно­ му участнику социалистического движения, каковым являлся Мосс. 1,5 Mauss М. Fragment... Р. 334. % Ibid. Р. 331. K)1 Mauss М. La Cohesion sociale dans les societes polysegmentaires (1931) / / Mauss M. Oeuvres. 3. Cohesion sociale et divisions de la sociologie. Paris: Ed. de Minuit, 1969. P. 23—24. {)HCm.: Mauss M. Fragment... P. 334—335. 1,9 Ibid. P. 335. 100 Mauss M. Fragment... P. 332. 101 Cm.: Mauss M. Fragment... P. 335-338. 102 Mauss M. Fragment... P. 340. 103 О творчестве Хальбвакса в целом см., в частности: Гофман А.Б. Социо­ логия дюркгеймовской школы (1979) / / Гофман А.Б. Классическое и современное. Этюды по истории и теории социологии. М.: Наука, 2003. С. 438-442. Каради В. Хальбвакс: биографический очерк; Бик­ бов А.Т. Метод и актуальность работ Мориса Хальбвакса / / Хальбвакс М. Социальные классы и морфология / М. Хальбвакс; Пер. с фр. А. Т. Бикбова, Н. А. Шматко; Под общ. ред. А.Т. Бикбова. М.; СПб.: Ин-т эксперим. социологии: Алетейя, 2000. 104 «...Память есть функция коллективная» (Halbwachs М. Les cadres sociaux de la memoire. Paris : Albin Michel, 1994. P. 290. 105 Это изложение базируется главным образом на двух текстах: Halbwachs М. Les cadres sociaux de la memoire. Paris: Albin Michel, 1994; Halbwachs M. La memoire collective. Ed. critique et. par G. Namer. Paris: Albin Michel, 1997. Одну из глав последней книги в рус. пер. см.: Хальбвакс М. Коллектив­ ная и историческая память / / Неприкосновенный запас. М., 2005. № 2 - 3 (40-41). С. 8-27.

106 См.: Halbwachs М. Les cadres sociaux de la memoire. Paris: Albin Michel, 1994. P. 289-290. 107 Halbwachs M. Les cadres sociaux de la memoire. Paris: Albin Michel, 1994. P. 291. 108 Ibid. P. 291. 109 Halbwachs M. Les cadres sociaux de la memoire. Paris: Albin Michel, 1994. P. 296. 110 Halbwachs M. La memoire collective. Ed. critique 6t. par G. Namer. Paris: Albin Michel, 1997. P. 137; Хальбвакс М. Коллективная и историческая память// Неприкосновенный запас. М., 2005, № 2 -3 (40—41). С. 25. 111 О некоторых отечественных исследованиях данного явления послед­ них десятилетий см.: Аверьянов В.В. Традиция и традиционализм в на­ учной и общественной мысли России (60—90-е годы XX века / / Обще­ ственные науки и современность. М., 2000, № 1. С. 68-77. 112 Генон Р. Очерки о традиции и метафизике. СПб: Азбука, 2000. 113 Юнг К.Г. Архетип и символ. М.: Ренессанс, 1991. Впрочем, сам Юнг, в отличие от ряда других аналитиков, не отождествлял традицию с ар­ хетипом, рассматривая ее лишь как способ передачи последнего от по­ коления к поколению. См., например: Там же. С. 100.

Глава 3 A J . Темницкий

Традиции и инновации в трудовой культуре российских рабочих

Н

а протяжении всей истории существования СССР рабо­ чему классу традиционно отводилась ведущая роль при разработке программ как по экономическим, так и обще­ ственно-политическим и духовным преобразованиям в обществе. Радикальный переход от пропаганды веду­ щей роли рабочего класса в социалистическом обществе к отре­ шенности и безразличию к его проблемам можно рассматривать как одну из значимых системных инноваций в постсоветской Рос­ сии. Это не могло не сказаться и на отношении исследователей к теме рабочих. Если за период с 1975 до 1989 г. только одних мо­ нографий, посвященных рабочему классу, насчитывалось порядка 50, то за последующие 15 лет (1990—2005) общее количество науч­ ных публикаций ученых-социологов по теме рабочих составило примерно 801. Нетрудно дать целый ряд объяснений, приведших к резкому снижению внимания исследователей к проблемам дан­ ной большой социальной группы людей, продолжающей и сегодня оставаться самой многочисленной среди занятых в экономике. Это и радикальный отказ от идеологических программ, подчеркивав­ ших ведущую роль рабочего класса в обществе, появление новых социальных групп, оказавшихся в авангарде «строителей» капита­ лизма в России (кооператоров, фермеров, челноков, банкиров и самых широких групп предпринимателей), и отсутствие соци­ ального запроса на получение достоверной информации о процес­ сах, происходящих в рабочей среде со стороны новых собственни­ ков предприятий. В немалой степени падению интереса к теме рабочих способ­ ствовал спад производства, переориентация экономики с перера­ батывающей промышленности на добывающую, резкий рост сек­ тора услуг и информации. В результате первого десятка лет жономических реформ 1992—2001 гг. численность рабочих в про­ мышленности сократилась более чем на 6 млн. человек, и сейчас

116

Традиции и инновации в современной России

к промышленному рабочему классу можно отнести примерно 10 млн. человек2. Рабочий класс был объявлен жертвой экономических реформ3, деклассируемой группой, распадающейся под действием неумоли­ мых обстоятельств4, группой, которая под давлением экономиче­ ских лишений и страха потери работы нуждается в большей мере в социальном вспомоществовании, чем в изучении ее способности адаптироваться и показывать новые образцы трудового поведения и отношения к жизни в целом5. И вместе с тем в начале XXI в. вновь возобновилась дискуссия о рабочем классе в российском обществе. Основной предмет развернувшейся дискуссии —причины низкого уровня протестной активности рабочих, отсутствие признаков классовой солидарности. К числу важнейших причин отсутствия классовой солидарности рабочих относят спад промышленного производства, в условиях которого бастовать «по меньшей мере, глупо»6; проблему выживания, под влиянием которой произошла деформация их мировидения, приведшая к обострению мелкобур­ жуазности как скрытой социальной болезни рабочих7; ухудшение положения (особенно после дефолта 1998 г.), вызвавшее психоло­ гическую подавленность рабочих, смирение и терпение8. Обращение к теме рабочих актуально не только в связи с поис­ ком факторов, способных повысить их сплоченность и сопротив­ ляемость произволу новых собственников. Не менее важно выяв­ лять, в каком направлении в целом происходят изменения в положении, поведении и трудовой культуре рабочих. Приводят ли они к трансформации сознания рабочих в сторону усвоения ин­ новаций рыночной культуры и идентификации себя как чисто на­ емных работников, или же по-прежнему, традиционно, они чув­ ствуют себя трудящимися —членами трудового коллектива, либо становится заметным формирование у рабочих классового протестного сознания (традиционного для рабочих царской России, ко­ торое при определенных условиях может стать воспроизведенной инновацией в постсоветской России)? В связи с этим актуальными предметами исследования становят­ ся не только изучение положения рабочих и выявление предпосы­ лок для повышения протестной активности и классовой солидар­ ности рабочих, но и изучение значимых для рабочих социальных ценностей в труде, сложившихся норм, которым они следуют в трудовом поведении, социокультурных трудовых практик, пере­ шедших почти в неизменном виде из прошлого времени (как со­ ветского, так и досоветского), и инновационных практик, привне­ сенных менеджментом из западной культуры либо выработанных самими рабочими в постсоветское время, в целом всего того, что составляет трудовую культуру в широком смысле слова.

II, Культура труда и управления. Глава 3. Темниикий А Л . Тпалмиии..

117

Мы предполагаем, что к традиционному в трудовой культуре относятся те социальные ценности и нормы, а также сложившиеся практики и устойчивые типы поведения, которые были характер­ ны для крестьянских общин, трудовых артелей и предприятий до­ революционной России, предприятий советского типа и остаются шачимыми в настоящее время. К ним по праву можно отнести преобладание коллективного над индивидуальным, патерналист­ ского типа взаимоотношений с управляющими над партнерским, принципов социальной справедливости и уравнительности над конкуренцией, личностного доверия над безличностным, нефор­ мальных договоренностей над формальным договором (контрак­ том), гарантированной занятости над мобильностью на рынке тру­ да, ценности невысокой, но стабильной заработной платы над неограниченной по размеру, но без определенных гарантий, пре­ данности своему предприятию над желанием сменить его при вся­ ком удобном случае. К инновационному в трудовой культуре могут быть отнесены те социальные ценности и нормы, а также сложившиеся практики и устойчивые типы поведения, которые были незначимы по их распространенности и влиянию на социальные процессы в про­ шлом, но стали заметными, состоялись как социокультурные фе­ номены на российских предприятиях в 90-е годы XX в. К ним мож­ но отнести страх потери работы и связанные с ним притязания к гарантиям занятости, свободу труда и связанную с ней ориента­ цию на предпринимательство, риск, мобильность занятости, вто­ ричную занятость, партнерство в отношениях с руководством и связанные с ним ценности контракта, равноправного сотрудни­ чества, освобождение от неформальной зависимости в выполняе­ мой работе и трудовых отношениях, индивидуализм в труде и свяшнные с ним ценности конкуренции и личной выгоды. Соотношение традиций и инноваций в трудовой культуре рас­ сматривается на примере рабочих промышленных предприятий разных форм собственности, различной степени успешности и ин­ ституциональной культуры. При этом особое внимание уделяется распространенности на предприятиях традиционной и инновационной трудовой культу­ ры, отношение рабочих к традиционным и инновационным цен­ ностям, нормам, правилам в трудовом поведения, включенность и использование ими старых и новых социокультурных практик и повседневной трудовой жизни и достижении материального бла­ гополучия, жизненного успеха в целом. В результате анализа предполагается выявить характер вос­ производства либо смены традиционных ценностей и норм тру­ довой культуры новыми (инновационными по духу и содержа­

118

Традиции и инновации в современной России

нию) на работающих предприятиях России у разных социальных групп рабочих. Соотношение элементов традиционной и инновационной тру­ довой культуры рассматривается через отношение рабочих к труду, в их трудовом поведении и трудовых взаимоотношениях с коллега­ ми и руководством. Предполагается, что тип традиционной культуры труда остается в начале XXI в. преобладающим у всех социально-демографических и профессиональных групп рабочих постсоветской России незави­ симо от формы собственности, регионального размещения и эконо­ мической успешности предприятий, на которых они работают. Также предполагается, что воспроизводство в новых условиях ценностей, норм и социокультурных практик типа традиционной культуры труда рабочих не противоречит организационной культу­ ре современного российского менеджмента и может быть кон­ структивно использовано для решения тактических задач, повы­ шения эффективности предприятий, но в стратегическом плане развития предприятий в более отдаленной перспективе окажется неэффективным.

1. Выбор и обоснование теоретико-методологического подхода Влияние традиционного и инновационного в трудовой куль1уре рабочих может находить отражение как в реальном трудовом по­ ведении: в актах состязательности — рестрикционизма в труде, сотрудничества —сопротивления в трудовых отношениях с руко­ водством, сплочения - разобщения в отношениях с товарищами по работе, интеграции и дезинтеграции по отношению к предпри­ ятию, адаптации —дезадаптации по отношению к рыночным ре­ формам, так и латентно: в изменении ценностных ориентаций, мо­ тивов поведения и смыслов, вкладываемых в использование тех или иных обычаев и норм. В целом трудовая культура, основанная на взаимосвязях прошлого с настоящим, во многом обусловливает деятельность предприятия, она может как способствовать, так и препятствовать темпам изменений. Повышение эффективности современных предприятий в немалой степени будет зависеть от то­ го, насколько менеджмент овладеет инструментами выявления и использования традиционных и инновационных культурных ме­ ханизмов, зримо и незримо воздействующих на социальные изме­ нения на предприятиях. В этой связи актуален поиск адекватных методологических подходов, позволяющих разработать надежный инструментарий для выявления и измерения традиционного и ин­ новационного в трудовой культуре. На основе анализа содержания публикаций по теме трудовой культуры и трудового поведения рабочих можно выделить четыре

И. Культура труда и управления. Глава 3. Темницкий А Л . Традиции..

119

основных сложившихся в научной среде отечественных ученых-социологов теоретико-методологических подхода, так или иначе связанных с ведущими социологическими парадигмами. Вполне понятно, что в чистом виде теоретические концепции и парадигмы не могут получить отражение в работах, выполнен­ ных преимущественно на основе конкретных социологических ис­ следований, посвященных актуальным социальным проблемам труда рабочих. Сами авторы, как правило, не указывают, какого теоретико-методологического подхода они придерживаются. Вы­ членение определенной позиции автора носит аналитический ха­ рактер и направлено на определенную систематизацию текста с целью показать, что «даже, если исследователь осознанно не при­ нимает социально-философскую концепцию, он непременно ей следует»9. Преобладающим по степени распространенности является структурно- функциональный подход, подчеркивающий первосте­ пенную роль структуры и рассматривающий культурные стереоти­ пы трудового поведения и сознания рабочих как функциональные либо нефункциональные по отношению к ней. Роль структуры на предприятии могут выполнять как разработанные администрацией схемы по управлению и координации всех поведенческих актов работников, так и программы и положения, разрабатываемые на высших этажах государственного управления и поступающие на предприятие по прямым и косвенным каналам. Например, госу­ дарственная идеология советского времени, согласно которой ра­ бочие рассматривались как хозяева производства, задавала опреде­ ленные стандарты для конкретных управленческих практик: создавать органы рабочего контроля, вовлекать рабочих в управле­ ние производственными делами на предприятиях. Соответственно, если при анализе исследователи исходят из системно определяемой идеологии рабочего как «хозяина производства» и выявляется ее нефункциональность по реальным представлениям, положению и поведенческим готовностям рабочих10, то мы имеем дело с неяв­ но выраженным структурно-функциональным подходом. Более яв­ но такой подход проявляется, когда в исследованиях делается ак­ цент на перераспределение статусных позиций внутри структуры предприятия, при котором одни группы работников приобретают более высокий статус, другие его теряют11. О применении структурно-функционального подхода можно судить на основе направленности исследователей на определяю­ щее влияние тенденций и процессов, заданных сверху (структу­ рой). Поведение рабочих, их социокультурные практики в этом случае рассматриваются как реактивные вне зависимости от того, носят ли они функциональный или дисфункциональный характер,

120

Традиции и инновации в современной России

например при исследовании влияния процессов приватизации12. Изучая дисфункции в оплате труда рабочих как следствие измене­ ний в политике оплаты труда на предприятиях, исследователи так­ же придерживаются структурно-функционального подхода13. И, конечно, наиболее явно данный подход проступает, когда уже в теме публикации задается направленность на рассмотрение классовой структуры общества14либо заявляется попытка опреде­ лить позиции и положение рабочего класса в России15. Использование структурно-функционального подхода приме­ нительно к проблеме соотношения и взаимосвязи традиционного и инновационного в трудовой культуре предполагает рассмотре­ ние рабочих как пассивных субъектов, вынужденных под влияни­ ем воздействующих сверху факторов отказываться от сложив­ шихся ранее традиций и приспосабливаться к инновациям. Инновации при этом —это то, что как бы «сваливается» на людей в результате революций либо реформ. Более ресурсно сильные и мобильные люди их осваивают и активно используют, остальные либо не имеют сил, либо не способны их освоить, они придержи­ ваются привычных норм поведения, но в конечном счете будут вы­ нуждены как-то к ним приспособиться. Инновации в данном клю­ че понимания не вырабатываются, не изобретаются, не являются следствием преобразований, они осваиваются. Выделяются даже основные стадии освоения инновационных практик, а именно: «1) узнавания, 2) примеривания и индивидуального освоения, 3) группового освоения, 4) общего распространения». Через эти стадии освоения проходит большая часть населения и в результате становится квалифицированными пользователями16. Как противоположный по отношению к структурно-функцио­ нальному подходу можно рассматривать активистско-деятельностный подход, также получивший заметное отражение в публикациях постсоветского периода. При таком подходе исследователи рас­ сматривают рабочих как индивидуальных акторов, самостоятельно вырабатывающих свои позиции, действия и стратегии при реше­ нии жизненно важных для себя проблем. Рабочие, которые оцени­ вают элементы производственной ситуации на предприятии и вы­ ражают готовность использовать новые образцы поведения17, которые самостоятельно вырабатывают стратегии поведения на рынке труда18 и стратегии социальной адаптации в повседневной жизни19, предстают при таком видении как самостоятельные субъ­ екты, располагающие определенными ресурсами для достижения поставленнных целей. Исследуя определенные феномены трудовой жизни и поведения рабочих, например, рестрикционизм как актив­ ную форму защиты своих интересов, но без перехода ее в классовую форму сопротивления20 или вторичную занятость, способствую-

II. Культура труда и управления. Глава 3. Темниикмй AJI. Традиции...

121

тую росту независимости рабочего от начальства и предприятия21, исследователи также подчеркивают субъектность и деятельностную активность рабочих как индивидуальных акторов. Активистско-деятельностный подход представляется более предпочтительным по сравнению со структурно-функциональиым при обращении к проблемам традиции и инноваций в трудоиой культуре. Нами предполагается, что в таком случае индивид имеет возможность и ресурсы для их контроля и использования. Традиции и инновации при данном подходе «определенным обраюм отбираются, интерпретируются, реализуются социальными субъектами в актуальном поведении»22. Обращение к активистско-деятельностному подходу во многом обусловлено осо­ бенностями современного периода, в котором уход от традиций индустриального общества происходит на фоне тотальной инди­ видуализации жизни. Трудовой рынок нуждается в свободной мобильной личности. Традиционные формы социальности: при­ вязанность к региональной культуре, работе на одном предприя­ тии, —этому мешают. Индивидуализация-понимается как истори­ ческая альтернатива социализации, как воплощение максимально возможной свободы выбора всего того, что пожелает постсовременный человек, включая и степень его вовлеченности в социаль­ ную жизнь, и семейные функции, и этническую принадлежность, и сексуальную идентичность23. Однако фактор индивидуализации насыщает трудовую жизнь неопределенностью и отсутствием чет­ кой перспективности в занятости. Под ее влиянием становится недостижимой идея общности интересов, остается мало шансов для укоренения и укрепления взаимной лояльности и солидарно­ сти. «Страхи, беспокойства отдельного работника не добавляются к другим, не аккумулируются в общее дело, страдать приходится в одиночку»24. В таких условиях возможно как усиление ориента­ ции работников на былые традиции коллективизма и патернализ­ ма, так и поиск новых форм солидарности или, напротив, повы­ шения конкурентноспособности. Активистско-деятельностный подход характеризуется высокой степенью однозначности либо в пользу отказа от сложившихся ра­ нее традиций, либо столь же решительной их защитой и использо­ ванием как инструмента в достижении новых целей. Несомненно, что конкретный выбор во многом определяется влиянием време­ ни, ситуации. Так, П. Штомпка отмечает, что интерес к традициям в периоды динамичного, экспансивного и успешного развития ослабевает. Доминирующими ценностями становятся новизна, оригинальность, необычность. Их проводниками, как правило, выступает молодежь. Напротив, в период стагнации или кризиса немедленно оживают традиции25.

122

Традиции и инновации в современной России

Отношение к возможности количественных и качественных из­ менений традиций является одним из основных для исследователей. В зависимости от характера ответа на этот вопрос можно выделить как последовательных антитрадиционалистов, так и сторонников их максимального сохранения в современных условиях. Применитель­ но к трансформирующейся России в свете активистско-деятельностного подхода можно поставить вопрос: «Подлежат ли измене­ нию сложившиеся в советское время институты или изменения возможны только на основе полного их распада?». Позиция анти­ традиционалиста основывается на рассмотрении происходящих процессов не как эволюции старого и даже не революции, а как ви­ да цивилизационных изменений. В связи с этим утверждается даже необходимость не просто преобразований, а радикальной смены са­ мой человеческой природы. «Главное в этих процессах —замена тра­ диционно российских форм жизни, базировавшихся столетиями на феодальном холопстве и рабстве, некими качественно новыми фор­ мами, фундаментом которых является свободная личность и кото­ рые в современном мире связаны с понятием «евро-американской цивилизации»26. «От того, насколько будут сохраняться диктатор­ ские, деспотичные, авторитарные, холопские традиции зависит какой тип рыночных отношений утвердится: “дикий” или “цивили­ зационный”27. Согласно данной точке зрения,традиции рассматри­ ваются как основная помеха на пути к новому, однако избавление от них —это долгий путь как минимум трех поколений»28. Противопо­ ложная позиция основана на демонстрации максимально положи­ тельного отношения к традициям. Согласно ей, формирование ра­ циональной хозяйственной этики культуры в контексте обновления российской экономики может и должно «опираться на традиции, отвечающие принципам самобытности, складывающимся на протя­ жении многовековой истории»29. Возвращаясь к позициям рабочих в отношении использования традиций, можно утверждать, что в условиях социальных транс­ формаций возможно как усиление ориентации работников на об­ разцы советских традиций коллективизма и патернализма, так и классовой солидарности рабочих дореволюционной России. В этой связи уместен и продолжает активно использоваться классо­ во-групповой подход. Согласно ему, за основу берется не структура и не рабочий как индивидуальный актор, а группа или трудовой коллектив. При таком подходе, как правило, рассматриваются коллективные практики сопротивления и протестной активности рабочих, показывается, как из коллективного отказа приступить к работе в короткое время формируются эффективные формы про тиводействия администрации и руководству предприятий30. Со держание данного подхода раскрывается не просто через обрате

II. Культура труда и управления. Глава 3. Темниикий АЛ . Традиции...

123

кие к группе рабочих, а на основе выявления тех факторов, кото­ рые способствуют превращению групповых интересов в классо­ вые. Поэтому в работах такого рода подробно анализируются при­ чины низкого уровня классовой солидарности рабочих31, иыявляются эффективные формы достижения успеха рабочих и трудовых конфликтах на предприятиях32. Возможности классово-группового подхода применительно к теме исследования традиционного и инновационного в трудовой культуре рабочих носят ограниченный характер. Привнесение и современную жизнь традиций забастовочной борьбы и классоиой солидарности рабочих выполняет роль воспроизведенных ин­ новаций. Они охватывают лишь незначительную часть сферы по­ вседневной трудовой жизни людей. В них участвует крайне незначительная доля рабочих, о чем свидетельствует динамика по­ следовательного снижения забастовочной активности рабочих в 1990-е годы33. С помощью такого подхода трудно объяснить, как реально происходит взаимодействие традиционного и инноваци­ онного, прежде всего, советского и рыночного в формировании новых образцов трудового поведения рабочих. В разгар осуществления рыночных реформ отчетливое выраже­ ние в публикациях получил подход, который опирается на сложив­ шиеся на предприятиях в советское время и воспроизводимые и новых условиях традиции трудовой культуры. В нем за основу беругся ценностные аспекты труда и неформальные нормы, характе­ ризующие противоречивое взаимодействие старого (советского) и нового (постсоветского) или традиционного и рыночного (инно­ вационного) в трудовых отношениях на предприятиях и трудовом поведении рабочих. В целом, такой подход можно назвать социо­ культурным, отражающим применительно к современной России, но существу, столкновение двух культур: прозападной и просовет­ ской. Его конкретное отражение в сфере труда проявляется в проI иворечивом процессе взаимосвязи остаточной культуры труда со­ ветского типа с новыми социально-трудовыми отношениями постсоветского содержания. Социокультурная методология делает акцент на проблемы vbm жи рыночных отношений с культурой патернализма34, на соот­ ношение традиционного и рационального в трудовой культуре ра­ ботников предприятий с разными формами собственности35 и, бонсс конкретно, на взаимодействие патерналистских и партнерских ориентаций рабочих во взаимоотношениях с руководством, кол­ лективистских и индивидуалистических ориентаций во взаимоот­ ношениях с товарищами по работе36. Подведем некоторые итоги. Представляется, что классо­ во групповой подход, несмотря на ряд указанных отличий, вполне

124

Традиции и инновации в современной России

увязывается со структурно-функциональным подходом. И в том и в другом случае в публикациях с использованием данных подхо­ дов рабочие рассматриваются преимущественно как объект воз­ действия, как правило, неблагоприятных системных факторов (спада производства, тяжелого положения предприятия, ухода го­ сударства от форм социальной защиты, развала профсоюзов, тру­ довых коллективов и т. п.). Рабочие повсеместно терпят социаль­ ные бедствия и вынуждены смиряться, адаптироваться либо идти на конфликт, забастовку, обращаясь в своих требованиях, как пра­ вило, к федеральным и местным властям, а не к администрации и руководству предприятий. Рабочие в этом случае рассматри­ ваются преимущественно как жертвы реформ, нуждающиеся в со­ циальной защите со стороны государства и вспомоществовании, а основным предметом исследования становится социально-эко­ номическое положение, но не их трудовое поведение и действия. При активистско-деятельностном подходе акцент делается на реальной и потенциальной активности рабочих, выражаемой в адаптации с опорой на индивидуальные ресурсы, самостоятель­ ном поиске новых мест занятости на рынке труда, вторичной заня­ тости, ориентации на уход от зависимости со стороны руководства, индивидуализме, предпринимательстве. Рабочий здесь уже не жерт­ ва, а пусть и вынужденный, но субъект рыночных преобразований. Социокультурный подход более нейтрален по сравнению с предыдущими и может рассматриваться как один из наиболее перспективных подходов в исследованиях по теме традиций и ин­ новаций в сфере труда рабочих в трансформирующемся россий­ ском обществе. В нем не делается выбор в пользу преимуществ советского или постсоветского, традиционного или инновацион­ ного в трудовой культуре. Использование понятий советского и постсоветского указывает лишь на историчность происходящих изменений, без приклеивания им оценочных ярлыков. При разра­ ботке инструментария исследований важно лишь отобрать те со­ циальные факты, которые по праву можно отнести к тому или иному времени. Предполагается также, что социальные факты прошлого и настоящего, закрепленные в определенных стереоти­ пах мышления, являются действенными факторами экономиче­ ского поведения37. Для эмпирического изучения взаимосвязи со­ ветского и постсоветского в трудовом сознании и поведении рабочих выделяются типологические группы факторов. Среди традиционных (советских) факторов в сфере труда, действующих до настоящего времени, рассматриваются коллективистские и па­ терналистские ориентации, ориентации на гарантированную за­ нятость и работу на одном месте. Среди новых (постсоветских) факторов — индивидуалистические ориентации, ориентации на

II. Культура труда и управления. Глава 3. Темниикий АЛ . Традиции..

125

партнерские отношения с руководством, страх потери работы и вторичная занятость. Образы рабочих сквозь призму социокультурного подхода прояв­ ляются в определенных типах носителей трудовой культуры: «патер­ налисты», «партнеры», «коллективисты, «индивидуалисты» и т. п. Социокультурный подход адекватен теме исследования тради­ ций и инноваций в трудовой культуре рабочих потому, что в нем не делается акцент на чем-то одном, скажем, рыночных образцах тру­ довой культуры, и не объявляются негодными, архаичными те об­ разцы, которые ему противоречат (традиции коллективизма и па­ тернализма). Он является подходом, свободным от оценочных суждений, рассматривающим традиционное и инновационное, рыночное и нерыночное как взаимодействующие социокультур­ ные дуальные оппозиции. Дуальная оппозиция является не только культурологической, но и социально-психологической категори­ ей, отражающей амбивалентность полюсов оппозиции и вместе с тем их движение друг к другу, вектор направленности которого во многом зависит от складывающейся ценностной ориентации субъ­ екта38. Внимание исследователя в этом случае направлено как на выявление соотношения и особенностей взаимодействия тради­ ционного и инновационного, так и выявление тех промежуточных «гибридных» образований, которые возникают в процессе такого взаимодействия. В целом, преимущества социокультурного подхода видятся в возможности его органичной взаимоувязки с любым из ранее рассмотренных. Актуально выявление функциональности устояв­ шихся и новых ценностей и норм применительно к системным за­ дачам предприятия, например, хороших отношений с товарищами но работе, к проблемам формирования корпоративной культуры предприятия или, напротив, при классово-групповом подходе — к проблемам формирования классовой солидарности рабочих, или, при активистско-деятельностном подходе —к возможности за счет такого рода отношений противостоять давлению руководства, найти дополнительные возможности заработка. В основе разрабатываемого социокультурного подхода лежит категория «социокультурность», которая обладает, на наш взгляд, мощным методологическим и исследовательским потенциалом. «Социокультурность» может рассматриваться как фундаменталь­ ное понятие или научная категория потому, что является основой для разработки множества других, связанных с ней, более кон­ кретных понятий-терминов: социокультурные процессы, факто­ ры, коды, явления, идентификации, связи и т. п. Предполагается, что все эти понятия должны раскрывать проявления социокуль­ турного, т. е. исходить из паритетности культуры и социальности,

126

Традиции и инновации в современной России

их несводимости и невыводимое™ друг из друга или из иных параметров39. В настоящее время использование данной категории сопровож­ дается методологической путаницей, зачастую противоречащими одно другому толкованиями смысла понятия социокультурного ли­ бо вовсе отсутствием каких-либо уточнений его содержания. Не­ сомненно, что массовое увлечение социологов использованием терминологии, связанной с категорией «социокультурность», бы­ ло во многом вызвано желанием уйти от экономического детерми­ низма, несколько десятилетий господствовавшего над умами оте­ чественных ученых. Широкое использование в социологических работах постсовет­ ского периода различных модификаций этой категории требует внесения некоторой ясности в ее содержание, обобщения подхо­ дов, сложившихся за постсоветский период, и обоснования адек­ ватной дефиниции «социокультурного» для разработки на ее осно­ ве методологии и методики социологического исследования. Основанием для этого вывода послужили статьи из журнала «Социологические исследования», в названии которых фигуриро­ вал термин «социокультурное». Всего за 1994—2004 гг. было выяв­ лено 16 подобных статей. Выявление смысла, вкладываемого авторами в данный термин, позволяет утверждать о наличии, по крайней мере, пяти различаю­ щихся трактовок социокультурного. Вначале укажем интерпрета­ ции социокультурного, неадекватные, на наш взгляд, его природе. 1. Интерпретация, сводящая социокультурное к другим, не менее фундаментальным понятиям: ментальности, культурным традициям.

Употребление понятия социокультурного в таком случае часто свя­ зывается с желанием сказать об укорененности, неизменчивости то­ го или иного социального явления или процесса. В данном, широ­ ком смысле слова социокультурное отождествляется с глубоко укорененными в обществе культурными традициями, в основе кото­ рых лежат универсальные базовые ценности, определяющие целост­ ность нации, отдельных групп общества: их «социокультурные ко­ ды»40. В логике такого подхода часто можно встретить утверждения, что сила социокультурных обусловленностей трудовой деятельности заключается в том, что «с устранением их современных проявлений: коллективизма, патернализма, —оживают, выходят на поверхность более фундаментальные и архаичные уровни (общинность, артельность)»41. При подобной интерпретации «социокультурность» теряет качества, пусть и фундаментальной, но все же переменной, приобре­ тает черты константы, постоянно действующего универсального фактора. Возможности проведения социологического исследования в свете изложенной интерпретации представляются ничтожными.

II. Культура труда и управления. Глава 3. Темниикий АЛ . Традиции..._________ 127

2. Интерпретация социокультурного на основе веберовской тео­ рии. Последователи М. Вебера видят эвристический потенциал данной категории в ее способности преодолевать влияние эконо­ мического детерминизма при объяснении социально-экономиче­ ских процессов в обществе. Согласно такому подходу, социокуль­ турным считается все, что связано не с непосредственной жономической деятельностью, а с ее духовными аспектами: «цен­ ностными, мотивационными, идейными факторами...»42. Приме­ нительно к сфере труда в данном случае социокультурным следует называть все то, что связано не с самим трудом, а с внешними по отношению к нему контекстами или смыслами, которыми человек объясняет свое поведение, используя не признаки самой ситуации, а культурные нормы и ценности. При всей значимости положений М. Вебера о роли внешних по отношению к непосредственной хозяйственной деятельности факторов, прежде всего религиозных норм и ценностей, содер­ жание категории «социокультурность» при данном подходе су­ щественно обедняется, т. к. слабо учитываются противоречия и согласования между реальными социальными практиками и культурными факторами. Добросовестное использование вебе­ ровской методологии при разработке инструментария исследова­ ния несомненно уводит от экономического детерминизма, но мо­ жет привести к детерминизму культурному. 3. Интерпретация, при которой социокультурное сводится, по су­ ти, к культурному.

При таком подходе социокультурные процессы в обществе ана­ лизируются посредством возможностей культурологии для их объ­ яснения, например, объяснения проблемы управления сквозь призму культуры многонационального города43. Социальное при такой интерпретации «утопает» в культурном, поскольку функци­ онирование культуры рассматривается как социальный процесс. Результатом использования подобной интерпретации становятся методологические принципы, согласно которым социокультурное можно рассматривать как «культурное измерение туризма и скла­ дываемого на этом фоне культурного туризма»44. Такая интерпре­ тация по сути является дополнением, а в определенном смысле и отождествлением подхода М. Вебера, но в менее сфокусирован­ ном виде. Социальное рассматривается как производная функция культуры в целом, а не только ее ценностно-нормативного и релитиозного компонентов. Интерпретация культуры как объясняющего фактора социаль­ ных явлений была положена в основание так называемой культур­ ной социологии, развиваемой в зарубежной социологической тео­ рии Дж. Александером. «Главной задачей культурной социологии

128

Традиции и инновации в современной России

является выявление внутренней культурной архитектуры социаль­ ного смысла с помощью анализа понятий кодового, нарративного и символического действия. Александер полагает, что коллектив­ ные смыслы, основанные на моральном контексте и эмоциях, оказывают доминирующее влияние на индивидов и социальные группы»45. Возможности такого подхода для разработки инстру­ ментария социологического исследования представляются нена­ дежными уже потому, что утверждения культурной социологии не обладают свойством фальсификации, «они являются, как пишет Г. МакЛеннан, описательными теоретическими конструкциями, которые нельзя ни доказать, ни опровергнуть; в культурной социо­ логии присутствуют нечеткость терминологии, психологизм, оце­ ночные суждения»46. 4. Интерпретация, рассматривающая в качестве социокультур­ ного все то, что выходит за пределы прямых функций данной системы, либо какие-то ее скрытые неафишируемые свойства и качества. Так, социокультурная ориентация правового порядка предполагает, по мнению одного из авторов журнала «Социс», снижение силовой составляющей деятельности в пользу ненасильственных методик47. Получается, что социокультурным объявляется все то, что является второстепенным по отношению к прямым функциям данной си­ стемы. К подобного рода объяснениям социокультурного примы­ кает интерпретация, в которой ему даются экстравагантные, уникальные определения или, напротив, максимально расшири­ тельные. Так, можно прочесть, что социокультурным объявляется все то, что связано с «инновационным подходом к обучению (необ­ ходимости сотворчества учителя и ученика)»48 либо с жанром этю­ да как метода в преподавании социологии49. Социокультурное с по­ зиций расширительной точки зрения применительно к рабочему классу рассматривается, по мысли автора50, как обобщенная харак­ теристика пролетариата как класса, включая такие параметры, как политические взгляды, психологию, мораль, экономическую ха­ рактеристику, трудовой облик, культурный быт и уклад. При такой расширительной трактовке стирается предметность социокультур­ ного, получается, что социокультурное —это, по сути, все. Здесь да­ же экономическое не исключается. 5. Интерпретация, соответствующая модели, предложенной П.А. Сорокиным. Известно, что, согласно П. Сорокину, социокуль­ турное явление становится возможным при наличии значимого взаимодействия двух и более индивидов, в котором выделяется три необходимых компонента: «1) субъекты взаимодействия, 2) значе­ ния, ценности и нормы, благодаря которым индивиды взаимодей­ ствуют, осознавая их и обмениваясь ими, 3) открытые действия и материальные артефакты как двигатели или проводники, с помо-

11■Культура труда и управления. Глава 3. Темниикий АЛ . Традиции...

1 29

шью которых объективируются и социализируются нематериаль­ ные значения, ценности и нормы»51. Складывающийся на основе шачимых для индивидов взаимодействий социальный порядок носит неразделимый характер52. Из него нельзя вырвать социаль­ ные отношения, не затронув культуру, точно так же как нельзя от­ дельно, без учета значимых для личности взаимодействий в обще­ стве рассматривать культуру и оставаться при этом социологом. Такое определение социокультурного и его дальнейшее развитие и теории имманентных социокультурных изменений53 позволили II. Сорокину уйти от однофакторного подхода к объяснению из­ менений в социальной реальности, будь то экономический детер­ минизм К. Маркса или культурный детерминизм М. Вебера. Использование категории «социокультурность» на основе моде­ ли П. Сорокина применительно к современным трансформирую­ щимся обществам приводит исследователей к обнаружению и шимодействий и противоречий между социальным (передел госу­ дарственной собственности) и культурным (изменения в общестненной системе ценностей)54. Здесь следует оговориться, что I I. Сорокин делал больший акцент на неразделимости и паритетно­ сти социального и культурного по отношению друг к другу. Вопро­ сы возможных противоречий, борьбы между данными составляю­ щими социокультурной реальности не получили достаточного и ясного ответа в творчестве П. Сорокина. Однако именно эти во­ просы представляются наиболее актуальными в исследованиях трансформирующихся обществ. В этой связи актуально обращение к работам современных ученых, последователей социокультурного подхода. Так, Н.И. Лапин, разрабатывая принципы социокультур­ ного подхода, представляет общество как большую самодостаточ­ ную социокультурную систему, в которой сохраняется динамич­ ный баланс между культурными и социальными компонентами55. Однако стремление автора использовать теорию и методологию Г. Парсонса при разработке системных элементов комплексного процесса социокультурной либерализации в России, так же как и у П. Сорокина, уводит на задний план вопросы потенциальной противоречивости между социальным и культурным. Из противоположных посылок строится теория социокультур­ ности у А.С. Ахиезера. Противоречивость социокультурных про­ цессов рассматривается как их фундаментальная атрибутивная ха­ рактеристика. В обществе постоянно возникают противоречия между социальными отношениями и культурой, т. е. социокуль­ турные противоречия. Их источниками становятся культурные программы, которые смещают воспроизводственную деятельность таким образом, что в результате разрушаются, становятся нефунк­ циональными жизненно важные социальные отношения56. В це­

130

Традиции и инновации в современной России

лом, автор видит в культуре, а не в социальных отношениях, боль­ шие возможности для свободного выхода за собственные рамки. Культура рассматривается как сфера творчества и фантазии, а со­ циальные отношения всегда должны оставаться функциональны­ ми уже в силу самой своей воплощенности в массовый воспроиз­ водственный процесс57. Приданию культуре человека в большей степени преобразую­ щих, а не консервативных, функций способствует новая формиру­ ющаяся с конца XX в. социокультурная реальность. Происходит переориентация социокультурной истории. На передний план ис­ следовательских интересов выходит проблема реализации субъек­ тивных представлений, мыслей, способностей, интенций индиви­ дов в пространстве возможностей, ограниченных объективными условиями58. Представляется, что именно в такой постановке со­ циокультурный подход выражен наиболее явно: культура —способ реализации субъективных представлений, мыслей, способностей, интенций индивидов, а социальное отражает объективные усло­ вия, рамки, границы, структуру в целом. Рассмотрение социального и культурного в их напряженной соотносимости и латентной противоречивости друг с другом поз­ воляет обнаружить «глубинные регуляторы действительно проти­ воречивого поведения членов определенной социально-профес­ сиональной группы»59. Как пример адекватности природе социокультурного можно рассматривать выявляемые исследовате­ лями противоречия между «требованиями к системе образования с позиций постиндустриального общества (культурное) и аутсайдерским статусом учителя в обществе»60 (социальное). В выявле­ нии соотношения социального и культурного возможно как об­ наружение определяющего влияния первого на второе, так и наоборот, а также их гармоничного сочетания. Например, «в за­ крытом обществе цензура (социальное) подавляет культурное, в цивилизованном —они гармонично сочетаются»61. К числу адек­ ватных подходов в интерпретации социокультурного можно также отнести те, в которых хотя и не вычленяются аспекты социального и культурного в их взаимодействии, но указывается на актуаль­ ность анализа современных процессов сквозь призму взаимосвязи прошлого и настоящего. Например, когда при изучении особенно­ стей социокультурных связей дезорганизованной молодежи выде­ ляются и анализируются два вида связей: 1) «опора на традицион­ ные культурные интересы, использование социального опыта и 2) модернизированные культурные связи»62. В обоих случаях социальное и культурное представлены в нерасчлененном виде, но различающим критерием выступают образцы прошлого и настоящего.

II. Культура труда и управления. Глава 3. Темницкий АЛ . Традиции..

131

Таким образом, предполагается, что неадекватные природе со­ циокультурного интерпретации снижают исследовательский по­ тенциал данной категории, обедняют возможности ее операционализации, а адекватные —повышают и обогащают.

2. Исследовательские методы и основанные на них эмпирические результаты исследования На основе социокультурного подхода к исследованию традиций и инноваций в трудовой культуре российских рабочих возможно использование, по крайней мере, четырех методов для получения эмпирических данных. В данной части главы даются краткие ха­ рактеристики используемых методов и раскрываются, связанные с ними, некоторые эмпирические результаты исследования.

2.1. Историко-социологический метод Данный метод предполагает преимущественно монографиче­ ское описание соотношения традиционного и инновационного в трудовой культуре рабочих, начиная с Петровских реформ по со­ зданию российской промышленности на основе введения фабрик. Согласно ему, можно выделить пять временных периодов: 1) Дореформенная Россия: с Петровских указов о фабриках до отмены крепостного права (1720—1861). 2) Пореформенная Россия: с года отмены крепостного права до Октябрьской революции 1917 г. (1861—1917). 3) Советская Россия ленинско-сталинского времени (1917— 1956). 4) Советская Россия постсталинского времени (1956—1991) 5) Постсоветская Россия (с 1992 г. по настоящее время). На основе выявления устойчивости —утраченности традиций и введения —воспроизведения инноваций выделяются различные типы традиций и инноваций: Классификации строятся по отношению к постсоветской России. 1. Универсальные (прочные) традиции, находящие значимое про­ явление во всех рассматриваемых периодах, получающие отраже­ ние в различных социокультурных практиках в сфере труда (свя­ занные с трудом). Например, а) зависимость (неформальная) рабочих от своего хозяина (руководства). Это традиция патернализма и связанных с ним многочисленных проявлений, б) тяга рабочих к земле. 2. Утраченные дореволюционные традиции: имевшие место в доре­ волюционной России (в пореформенный период) и утраченные в со­ ветское время, не восстановленные в постсоветский период. Напри­ мер, солидарность, боевитость, революционность рабочего класса.

Традиции и инновации в современной России

132

3. Традиции дореволюционного времени, утраченные в советский период, но воспроизведенные в постсоветское время. Воспроизведен­ ные инновации с дореволюционного времени. Например, практи­ ка штрафования за различные нарушения в сфере труда. 4. Утраченные советские традиции: имевшие место только в со­ ветское время. Например, стахановское движение, социалистическое соревно­ вание, энтузиазм в работе, гарантированная занятость. 5. Воспроизведенные советские традиции. имевшие место в со­ ветское время и сохранившиеся в постсоветское. Например, кол­ лективистские ориентации (готовность к бескорыстной помощи), ориентация на доверительные отношения с руководством. 6. Устойчиво отвергаемые инновации. Устойчивое отторжение инноваций во все рассматриваемые периоды. Например, инициа­ тивность и индивидуальная ответственность в работе. 7. Состоявшиеся инновации постсоветского периода. Например, страх потери работы. Таблица 1 Модель распространения типов традиций и инноваций по анализируемым периодам Типы традиций и инновации

П ерирды 1

2

3

4

5

1. Универсальные традиции 2. Утраченные дореволюционные традиции 3. Воспроизведенные инновации с дореволюционного времени

Ш

■

4. Утраченные советские традиции 5. Воспроизведенные советские традиции 6. Устойчиво отвергаемые инновациии 7. Состоявшиеся инновации постсоветского времени

Ш

■

■

Ш Ш

Основные исследовательские задачи, осуществляемые с помо­ щью данного метода, направлены на: 1) выявление устойчивых (универсальных) традиций и опреде­ ление их роли и силы, особенностей воздействия на современные социокультурные процессы на предприятиях и в обществе;

II. Культура труда и управления. Глава 3. Темнишсий АЛ. Традиции...

133

2) определение содержания и особенностей устойчиво отверга­ емых инноваций, выявление причин их отвержения со стороны рабочих; 3) выявление факторов, способствующих воспроизводству к постсоветской России традиций дореволюционного и советского периодов; 4) выявление факторов, способствовавших утрате дореволюци­ онных и советских традиций. Рассмотрим содержание, особенности проявления на разных этапах, факторы воспроизводимости одной из универсальных тра­ диций в сфере труда российских рабочих —неэкономической, лич­ ной зависимости рабочих от руководства (предприятия).

Анализ исторических предпосылок формирования рабочего класса России позволяет утверждать, что отмеченная зависи­ мость —родовая черта российского рабочего. В этом его основное отличие от западного рабочего. Тот пришел на фабрику в результа­ те процессов «освобождения труда» от связи с землей (процессы «огораживания» в Англии), банкротства ремесленнических сою­ зов, наш —преимущественно из зависимых крепостных крестьян. Господство зависимого принудительного труда рабочих было зало­ жено в генезис российских фабрик и воспроизводилось в той или иной мере на всех последующих исторических этапах. Само создание фабрик в России явилось результатом заимство­ ванной на Западе инновации в эпоху Петра I. Известно, что пер­ вые заводы и фабрики стали появляться в России в начале XVIII столетия, когда Петр I, нуждаясь в оружии для созданной им армии, в сукнах для обмундирования, начал покровительствовать учреждению горных и оружейных заводов, суконных, полотняных и парусиновых фабрик. Правительство само строило и оборудова­ ло фабрики и заводы, а потом передавало их частным лицам, снаб­ жало рабочей силой, деньгами и выписывало из-за границы искус­ ных мастеров, освобождало владельцев фабрик и заводов от уплаты разных податей. Чтобы обеспечить сбыт товаров, прави­ тельство давало фабрикантам крупные казенные заказы, устанав­ ливало высокие таможенные пошлины на товары, ввозимые из-за границы. Однако массовое строительство фабрик и заводов и их под­ держка государством противоречили всем народным привычкам, долгое время являлись искусственным, чуждым сложившимся культурным традициям институтом. Искусственно воздвигнутая фабрика не находила рабочих, их просто не было. Были крепост­ ные крестьяне, нищие, бродяги, преступники и совсем незначи­ тельное число вольнонаемных работников. В этих условиях ничего не оставалось, как разными способами укреплять институт зависи­

1 34

Традиции и инновации в современной России

мого принудительного труда. Самой массовой формой стало при­ писывание крепостных крестьян целыми деревнями к фабрике. Указом Петра от 1736 г. покупка крестьян осуществлялась с тем условием, чтобы прикупаемые крестьяне уже навсегда состояли при фабрике или заводе, к которым они были приписаны. На тех же условиях к казенным заводам, а иногда и к частным фабрикам, приписывались солдаты, бродяги, преступники. Иногда и люди разного звания добровольно приписывались к фабрикам63. Таким образом, в XVIII в. большинство рабочих на фабриках и заводах было на всю жизнь прикреплено к ним и не имело прав ни уйти от своих хозяев, ни переменить их. Сформировавшиеся на основе за­ висимого принудительного труда основные типы рабочих: вотчин­ ные (принадлежавшие своим помещикам), кабальные (отданные в найм помещиком), посессионные (приписанные к фабрике или купленные), вольнонаемные, —оказывались в полной зависимо­ сти от хозяина. В итоге вместо капиталистической промышленно­ сти, развивающейся в то время на Западе, у нас возникло крупное производство, основанное на принудительном труде. Сформиро­ вались мощные институты личной зависимости. Убедившись в вы­ годах принудительного труда, фабриканты стали стремиться к за­ крепощению и всех остальных свободных рабочих64. Работающие на фабриках и заводах крепостные рабочие были в полном смысле рабами своих хозяев. Все определял предприни­ матель. Отсутствовали какие-либо правовые нормы. Без суда мож­ но было наказывать «домашним порядком» за плохую работу и не­ достаточное прилежание и даже как преступников ссылать в Сибирь. Всякое неповиновение приравнивалось к восстанию против правительства и наказывалось тюрьмой и каторжными ра­ ботами. При таких условиях русские фабрики и заводы в XVIII в. мало чем отличались от тюрем. Они внушали ужас населению. Ни­ кто не хотел по доброй воле на них идти, а нанявшийся на работу считался человеком пропащим65. Все стороны труда и быта российского рабочего в дореформен­ ный период способствовали укреплению его зависимости от пред­ принимателя. В наибольшей мере это отражалось в условиях про­ живания. Известно, что на Западе жилые помещения находились вне фабрики, рабочие нанимали квартиры. В России было массо­ вым и почти обязательным устройство жилых помещений на фаб­ риках. Это были даровые помещения. Рабочие жили там же, где и работали (в сушильнях, мастерских). «Они мирятся с этим еще и потому, что уровень потребностей в этом отношении у них не вы­ сок. Не привык рабочий к чистоте и простору, не беспокоит и не шокирует его и то, что в одной комнате помещаются несколько се­ мей. То же самое он видит и в своей деревенской избе»66.

II. Культура труда и управления. Глава 3. Темничный АЛ. Традиции..,

135

«Российские рабочие далеки от понятий жизненного комфорта. Ткачихи убаюкивают своих несчастных детей в люльках, подве­ шенных к потолку в проходах между рядами станков»67. Помимо укрепления зависимого положения рабочих от предпринимателей, представлявших столь неприхотливые условия для проживания, такое положение рабочих способствовало в длительной перспек­ тиве формированию привычки экономить на жилье, неприхотлиности к бытовым условиям в целом. В советское время это отрази­ лось в терпеливом проживании в коммуналках, длительном ожидании отдельного жилья по очереди. Наиболее сильно личностно зависимые отношения в сфере тру­ да проявились на уральских посессионных заводах, где рабочий находился в состоянии почти полного рабства68. Исследователи отмечают «сросшесть» рабочих с заводом, привязанность к одному месту, неповоротливость и трудную приспособляемость к другим производственным условиям. Это определяло, с одной стороны, такие черты рабочих, как терпение и покорность своей судьбе, а с другой, способствовало формированию таких черт психологии рабочих, как потребительство и иждивенчество, убеждения в обя­ зательном обеспечении работой со стороны заводоуправления69. Очень важным для понимания дальнейшего содержания отноше­ ния российских рабочих к собственности и труду является вывод о том, что «обязательные» отношения рабочих с заводом способ­ ствовали формированию социалистических взглядов на заводы как предприятия, принадлежащие во многих отношениях рабоче­ му населению70. Такой социалистический взгляд на заводы опре­ делялся уверенностью в том, что эта собственность создавалась, приумножалась трудом нескольких поколений рабочих, и потому они имеют на нее полное право. В этом видится одно из коренных социокультурных отличий российских рабочих от своих западных коллег, первоначально ориентировавшихся на экономические, а не социальные модели трудового поведения. Привязанность рабочих к своему предприятию, полная зависи­ мость от него и патерналистская система отношений в дорефор­ менное время негативно сказывалась на профессиональных каче­ ствах, превратив их в несамостоятельных безынициативных работников, но, вместе с тем, формировало чувство незаслужен­ ной обиды, когда опека со стороны предпринимателя, начальника, предприятия в целом прекращалась. Пореформенный период вплоть до революции 1917 г. в целом способствовал постепенному снижению личной зависимости ра­ бочих от своих хозяев. Благодаря реформе 1861 г. было устранено одно из главных препятствий —недостаток рабочих рук. Пример­ но 2/3 крестьян в результате реформы 1861 г. оказались малозе­

136

Традиции и инновации в современной России

мельными. Малая величина наделов способствовала отъезду в го­ род. Число фабричных рабочих в 1863—1867 гг. возросло на 85% и составило 656 932 человека71. Многие из тех рабочих (по сути, крепостных крестьян), которые были приписаны к фабрике, как только стало известно об освобождении от крепостного права, бросали фабрики и шли в деревню. Стремление возвратиться к земле, крестьянскому труду для крепостных рабочих оставалось одной из жизненных ценностей72. Но от свободы в деревне остава­ лась только свобода «умереть с голоду». Приходилось выбирать между работой на фабрике и безработицей, нищенством. И все же, благодаря реформе существенно изменились социо­ культурные характеристики личности рабочего. Рабочий знал, что теперь, поступая на фабрику, он останется на ней для работы до тех пор, пока захочет сам. Он перестал смотреть на фабриканта как на своего господина. Известный исследователь рабочего класса в России К. Пажитнов, выделяя в пореформенном времени два пе­ риода: 1) 1861 — середина 1880-х годов и 2) середина 1880-х — 1904 г., отмечал, что в первом периоде взаимные отношения пред­ принимателей и рабочих складывались на почве свободы договора, не стесняемого контролем со стороны государства. Однако под этим договором скрывался необузданный произвол капиталистов в деле эксплуатации рабочих73. Действительно, новые социальные отношения столкнулись со сложившимися ранее культурными трудовыми традициями, которыми предприниматели на некото­ рое время сумели эффективно воспользоваться и от которых не в силах были отказаться рабочие. Исследования фабричных ин­ спекторов показали, что и в пореформенный период общей харак­ терной чертой рабочих остается их невежество, почти беспросвет­ ная темнота. Большую часть дня они проводят в изнурительной работе, едва поддерживающей существование, без всякой надежды на лучшее будущее74. Положение рабочих на фабрике в значитель­ ной степени определялось характером личности заведующего фаб­ рикой, наличным составом низших чинов фабричной администра­ ции. Мастера, воспитанные при суровом режиме доброго старого времени, когда всевозможное рукоприкладство входило в систему обращения с рабочими, особенно малолетними, и в пореформен­ ное время сохранили пристрастие к этой системе. Как была, так и продолжала оставаться практика бесплатной работы фабричных рабочих в свободное время в домах и огородах мастеров. Рабочие, не угодившие своему начальству, попадали в группу риска75. Сохранению патерналистских форм зависимости рабочих в по­ реформенный период способствовали традиции коллективной па­ мяти, которые подталкивали их к воспроизводству патриархаль­ ных отношений в новых условиях: наделение землей, бесплатный

И. Культура труда и управления. Глава 3. Темнитий A.JI. Традиции..,

137

отпуск леса, работа только на своем заводе. Отмечаются массовые проявления ностальгии рабочих по обязательным отношениям с заводом76. В рабочей среде господствовала установка на уравнительность. Устоялась практика «гулевых дней» —из трех недель работали две или по 4 часа в сутки, чтобы дать работу возможно большему числу людей. Уравнительность способствовала единству рабочих в их борьбе за свои права77. Господство традиций прошлого, дорефор­ менного времени в новых условиях труда охватывало не только сам труд и его условия, но и сферу быта, всю внепроизводственную жизнь рабочих. В выводах исследователей того времени отмеча­ лось, что «общий строй уральской жизни не содействовал разви­ тию инициативы среди населения. Оно жило под вечной опекой и с этой идеей сжилось. Завод кормил население, и население сжи­ лось с мыслью, что завод его должен кормить»78. Укрепление стремлений российских рабочих к независимости, усиление чувства собственного достоинства не находило явного от­ ражения ни в забастовочном движении и создании сильных рабо­ чих профсоюзов, как на Западе, ни в повышении квалификации, общего образования и культуры. Оно являлось оборотной стороной их терпения и отражалось в основанных скорее на эмоциях, а не на расчете кратковременных остановках работы и требованиях, обра­ щениях к начальству мирно уладить дело в пользу рабочих79. При­ менялись и более радикальные методы, но они вполне вписывались в существовавшие издревле обычаи. Например, публичное изгна­ ние администрации с предприятия путем коллективного осмеяния посредством вывоза на тачке и «обувания в лапти». За такого рода обычаями скрывалось желание заставить начальника пройти те круги ада, которые ежедневно испытывали на себе рабочие: спу­ ститься в шахту, поесть хлеба из недоброкачественной муки80. Тем самым рабочие торжествовали победу, пусть и временную, но кото­ рая вселяла уверенность в своей силе, закрепляла устойчивые сте­ реотипы поведения, усиливала внутригрупповую сплоченность. Даже в укрепившемся у рабочих обычае устраивать маевки в мае проявлялось в большей мере желание установить новую форму вос­ кресного дня, чем выразить протест через него. Рабочие не предъ­ являли никаких требований, просто оставляли работу, пытаясь та­ ким образом заставить власть узаконить их праздник81. Можно утверждать, что до начала XX в. большинство форм протестного поведения рабочих не выходило за рамки патриархальных отношений с руководством. Рабочие были не менее самих хозяев заинтересованы в непрерывном заводском действии. Не существовало и каких-либо значимых предпосылок для по­ вышения независимости рабочих за счет повышения квалифика­

138

Традиции и инновации в современной России

ции и образования. Исследователями отмечается, что рутинная ор­ ганизация труда, низкий технический уровень и нежелание пред­ принимателей его улучшать, поскольку величина их доходов опре­ делялась прежде всего дешевизной рабочей силы, ее низкий культурный и образовательный уровень, общая атмосфера консер­ ватизма и инерции на уральских предприятиях негативно сказыва­ лись на профессиональном уровне рабочих в пореформенный пе­ риод82. Вместо повышения технического уровня производства предприниматели заказывали на Западе специальные простые ма­ шины, приспособленные к имеющейся квалификации российских рабочих83. Итак, в пореформенный период традиция зависимого от хозяи­ на и предприятия положения рабочих оказывалась явно заметнее, чем традиция свободного труда. Но почему же тогда уже в начале XX в. в пролетариате сформировалось осознание принципа не­ примиримости классовых интересов, невозможности добиться улучшения своего положения никаким иным способом, кроме ре­ шительной борьбы и насильственного ниспровержения существу­ ющего строя? Факт формирования такого сознания нашел реаль­ ное подтверждение в революционных событиях 1905 г., отмечался в многочисленных работах и не требует дополнительных аргумен­ тов. Ответ на этот вопрос дает обращение к роли прошлого. Имен­ но в силу прочных традиций зависимости рабочих от своих хозяев и администрации, их бесправности по отношению к ним они не могли ни договориться между собой об установлении условий про­ дажи своего труда, ни объединиться в кассы взаимопомощи, ни тем более создать сильные и надежные профсоюзы. Выход из тяжелого экономического положения рабочие находили такой, ко­ торый опять же соответствовал их повседневной трудовой жизни и традиционным культурным практикам. Стихийное бунтарство и насилие, проявляемое рабочими в протестном поведении, явля­ лись оборотной стороной их зависимости и терпения. Повседневность труда рабочих — это высокий производствен­ ный травматизм, постоянная борьба за выживание, огромная зави­ симость рабочих от заводов и администрации, определенная заданность, предопределенность всего жизненного пути и отсутствие реальных возможностей разорвать этот замкнутый круг. Безотчет­ ная растрата физических и духовных сил, штурмовщина, сверхна­ пряжение, характерные для крестьянского труда и передавшиеся рабочим, так и не научившие их работать ритмично, сопровожда­ лись столь же безотчетным, разнузданным куражом, непомерным пьянством. Чем больше они выкладываются на работе, тем в боль­ шей мере отступают от сдерживающих границ поведения человека в праздники. Насилие и бунтарство в этом смысле — непосред­

II. Культура труда и управления. Глава 3. Темнитий A.JI. Традиции..,

139

ственное продолжение характеристик труда. Но насилие является и обычной формой непосредственного труда рабочего, т.к. ему по­ стоянно приходится напрягать мускулы, его повседневные дела предрасполагают тело к насилию. На насилии было построено обу­ чение в заводских школах и отношения администрации с рабочи­ ми. Рабочие считали физические наказания нормой и привыкли к ним. Факты насилия или угрозы его применения по отношению к администрации являлись стабильным фоном многих социальных конфликтов на уральских заводах и в дореформенный период84. Однако это нисколько не снижало устойчивость монархических стереотипов рабочей среды. На всех этапах, включая революцион­ ные события 1905 г., рабочие продолжали верить, что высшая власть не позволит закрыть заводы, довести их до нищеты и разо­ рения и продолжали обращаться к ним с петициями и жалобами, организуя для этого протестные действия на своих заводах и в ре­ гионах. Исследователями отмечаются факты незнания рабочими существующих основных законоположений. Они думали, что фаб­ рикант не имеет права закрывать фабрику, что, если он плохо ведет дело, фабрика отбирается в казну. Рабочие, как дети, совершенно бессознательно исповедовали государственный социализм85. Монархические ориентации рабочих проявились и на началь­ ном этапе революции 1905 г. Раскрывая порядок выхода разных социальных групп на сцену революционных событий 1905 г., ис­ следователи отмечают, что промышленные рабочие были третьи­ ми после студентов и крестьян86. Промышленный кризис 1899 г., за которым последовали падение заработной платы, рост безрабо­ тицы и все большее давление со стороны работодателей, не могли не вызвать протеста со стороны рабочих. Однако рост забастовоч­ ной активности рабочих носил спорадический характер, в редких случаях переходил на общегородской и региональный уровни. Начало революционного процесса 1905—1907 гг. датируется большинством исследователей девятым января 1905 г. В этот день примерно 150 тыс. рабочих с женами и детьми, неся царские пор­ треты и иконы, направились к царскому дворцу для того, чтобы пе­ редать царю петицию с просьбой об улучшении социальных и эко­ номических условий жизни народа. Рабочие даже в условиях крайних жизненных невзгод не изменяли сложившимся за века монархическим стереотипам, продолжали верить в хорошего царя и видели беды в его плохих советниках. Оружейные залпы в ответ и гибель сотен людей способствовали не столько слому вековых традиций верности царю, сколько их обратным проявлениям: на­ силию и бунтарству, теперь уже умело организованным политиче­ скими партиями. Отклик на Кровавое Воскресенье 9 января был впечатляющим. И прозвучал он прежде всего со стороны тысяч ра­

140

Тпапииин и инновации ■ современной России

бочих империи, отреагировавших забастовками солидарности, на­ правленными против бойни в Санкт-Петербурге. Трудные условия жизни, укреплявшие настроения придавленности, неверия в соб­ ственные силы при неразвитости классового сознания и профсою­ зов рабочих, в критических ситуациях проявлялись в стихий­ но-бунтарских, часто в особо резких формах, вспышках группового эгоизма, в поведении, отражавшем характерную для рабочих психологию «революционного нетерпения»87. Опыт массовых стачек, политических забастовок, вооруженной борьбы в 1905—1907 гг. не прошел для рабочих даром. Рабочие Рос­ сии доказали свой радикализм и активность и, может быть, впер­ вые за всю историю своего существования заставили власть при­ слушаться к своим чаяниям, смогли на время прервать вековые традиции своего зависимого положения, обрести черты требую­ щей уважения со стороны других личности. Забастовки показыва­ ли, что рабочие осознали, что они такие же граждане, как и другие классы88. Революционные действия рабочих позволили добиться ряда реальных результатов. Правительство, наконец, приняло закон о страховании пенсий для промышленных рабочих и предо­ ставило самим рабочим возможность выбирать своих представите­ лей в руководство страховых касс. Благодаря урокам революцион­ ной борьбы рабочие ясно осознали свои возможности и свои слабые места. Они смогли остановить жизнь страны, найти верных сторонников и идеологов рабочего движения среди интеллиген­ ции. Но они не смогли на долгое время удержать свое преимущест­ во в борьбе с хозяевами предприятий и полицией. Государство, го­ родские «средние классы» (государственные чиновники, крупные и мелкие торговцы и хозяева предприятий) испытали «великий страх и шок перед разорвавшим свои цепи и вырвавшимся на сво­ боду зверем —лавиной красных флагов, демонстрациями, всеоб­ щими забастовками и горящими усадьбами, крушением респекта­ бельности и уверенности»89. Последовавшая за поражением революционной борьбы рабочих жестокая реакция лишь усилила их недоверие и ненависть к буржуям и царскому режиму в целом. Однако было бы неверным утверждать, что революция способ­ ствовала формированию у рабочих самодостаточности и классовой полноценности. Вместо царя и хозяина предприятия у рабочих появился новый опекун. Им стала социал-демократическая интел­ лигенция. И до революции 1905 г. рабочие были для социал-демократии только опекаемыми. «От имени рабочих говорила и дейст­ вовала радикальная интеллигенция. Она парализовала ум и волю рабочего. Отсутствие у рабочего организационных навыков, а так­ же книжной учености интеллигенции позволяло ей стать господи­ ном положения в рабочем вопросе»90.

II. Культура труда и управления. Глава 3. Темншисий АЛ. Традиции..,

141

Более других в идейном господстве над рабочими преуспели большевики, руководимые В.И. Лениным. Среди уроков, которые извлек Ленин из революции 1905—1907 гг., была вера как в способ­ ность народных масс к творчеству политических форм, так и в воз­ можность навязать свою волю «аморфному пролетариату и всей России, решать за них, что им на самом деле нужно»91. Ленин ви­ дел, как российские «массы» шарахались между бунтарством и го­ товностью подчиниться абсолютной власти, а также как быстро они учились политической самостоятельности в условиях жесткой конфронтации и насилия92. Рабочие повернулись лицом к боль­ шевикам потому, что жаждали «своей власти», которой можно доверять и с удовольствием подчиняться. Главное условие под­ держки —единство власти с народом. Но насколько новая больше­ вистская власть действительно оказалась народной и смогли ли ра­ бочие благодаря ей стать более свободными в своем труде? Идея обеспечения свободы труда была одной из важнейших в большевистской революции 1917 г. Под этим понималось преж­ де всего прекращение эксплуатации человека человеком и обязан­ ность трудиться для всех членов общества. Идеи политики партии большевиков, воплощенные в лозунгах «Кто не работает, тот не ест», «Не трудящийся да не ест», были понятны и близки массам рабочих и крестьян и не требовали дополнительных разъяснений. Такое понимание свободы труда отчетливо воплотилось в модели всеобщей трудовой повинности. Под нее, по замыслу Ленина, прежде всего, попадали богатые люди. Однако особый характер всеобщей трудовой повинности для богатых продолжался недолго. После всеобщей национализации промышленности, проведенной по декрету от 28 июня 1918г., «богатые», т. е. собственники средств производства, акций и вкладов в банках, исчезли. Физически ис­ чезли немногие, исчезли их богатства. Тяготы трудовой повинно­ сти, воплощенные, согласно политике военного коммунизма, во всеобъемлющих и жестких формах милитаризации труда, пали, как всегда это было в истории, на народные массы. Историки от­ мечают всеобъемлющий характер проводимой в 1918—1920 гг. мо­ билизации труда, сложившиеся типы, формы и методы проведе­ ния. Ее последовательная реализация привела к тому, что хозяйственные руководители практически перестали заботиться о рабочей силе, и если надо было решать какие-то проблемы, то просто делали заявки на рабочих от привлечения их к работе в военных отраслях до мобилизации людей для сбора шишек93. По сути, такая политика мало чем отличалась от использования крепостного труда на петровских фабриках. Идея использования принудительного труда на основе трудо­ вой повинности прочно вошла «в плоть и кровь» советских руково­

142

Традиции и инновации в современной России

дителей и активно использовалась на всех этапах социалистиче­ ского хозяйствования, за исключением периода нэпа. Годы индустриализации, труда во время и после великой отече­ ственной войны, поднятия целины и строительства БАМа, КАМА­ За отражали преобладающую роль мобилизационной политики коммунистической партии в организации труда народных масс, прежде всего рабочих. Вряд ли можно найти документальные сви­ детельства, что такая политика противоречила настроению и мен­ талитету в целом большинства советских рабочих. Напротив, прак­ тики коллективного, организованного и контролируемого сверху труда под гарантии обеспечения сносного для жизни проживания были намного ближе советским рабочим, чем свободный труд с ги­ потетической возможностью заработать много и большим риском не иметь ничего вовсе. Поэтому с высокой долей уверенности можно утверждать об универсальном характере традиции неэконо­ мической зависимости труда рабочих, сохраняемой практически во все исторические периоды функционирования российского и советского общества.

2.2. Результаты применения метода эмпирико-статистияеского выявления традиционного и инновационного на основе повторных исследований Такой метод предполагает наличие массивов данных социологи­ ческих исследований, выполненных по идентичному инструмента­ рию за определенный промежуток времени (не менее десяти лет). Краткое обоснование метода Чаше всего проблема традиционного и инновационного рас­ сматривается через обращение к изучению трудовых ценностей (ценностных ориентаций), социальных норм, обусловливающих поведение работников разных социальных групп и предприятий. На этом основании делаются выводы о степени близости (отдален­ ности) работников и предприятий к культуре традиционного, а значит, отсталого, того, что нужно искоренять, или к культуре инновационного, а значит, передового, к чему нужно стремиться. Такой подход явно не достаточен и тенденциозен. Представляется, что главным в этой проблеме является выявле­ ние не столько степени распространенности традиционного и ин­ новационного, сколько определение смыслов, которые за ними стоят. Укрепление некоторых традиций может быть важнее взра­ щивания инноваций. Для этого важно, чтобы традиционное и ин­ новационное рассматривались не изолированно, статически, а в диалектической связи и динамике. Надо выявлять, что способ­ ствует укреплению традиционного и вызреванию инновационного и каков характер их взаимосвязи, влияния этой взаимосвязи на ре­

II. Культура труда и управления. Глава 3. Темниикий АЛ . Традиции..,

143

альные процессы в сфере труда, прежде всего на трудовое поведе­ ние работников. Можно утверждать, что в сфере труда происходит постоянное взаимодействие традиционных и инновационных трудовых ценно­ стей и норм поведения. Их достаточно продолжительное взаимо­ действие за анализируемый период (1990—2007) позволяет разрабо­ тать методический комплекс инструментов для эмпирической фиксации как устоявшихся традиций, так и вызревших, ставших устойчивыми, инноваций. Как отражение культурных традиций в трудовой жизни можно рассматривать постоянство доли высказы­ ваний респондентов в пользу конкретного признака работы и устой­ чивость связей между различными сторонами труда. Изменение до­ лей, распад ранее значимых корреляций и появление новых в связи с динамикой социальной ситуации в стране будут указывать на то, что ситуативные факторы в данном случае более значимы, чем сло­ жившиеся традиции. Новые тенденции и связи могут в определен­ ной мере рассматриваться как проявления инноваций. Выявление смыслов, стоящих за сохранившимися традициями и укрепившимися инновациями, предполагает определение их эф­ фективности как в индивидуально вырабатываемых стратегиях экономического поведения работников, так и в укреплении кор­ поративной культуры, социальной и экономической эффективно­ сти предприятия в целом (на основе методов корреляционного и факторного анализа). Предполагается, что устойчивые поведенческие стереотипы ра­ ботников, которые отражают силу традиций, при определенных условиях могут стать важной составляющей в формировании ин­ новационного потенциала наемного персонала предприятий. Для рассмотрения поставленных задач и проверки гипотез бу­ дут использоваться данные социологических исследований, про­ веденные по академической программе Института социологии РАН с участием и под руководством автора в 1990—2007 гг.94 на частных промышленных предприятиях Москвы, Московской об­ ласти, Тульской области и Воронежа. В качестве контрольных бу­ дут использоваться данные по государственному предприятию, об­ следованному в советское время (1990). Рассмотрим некоторые эмпирические результаты использова­ ния этого метода. Основным классифицирующим признаком обследования яв­ лялся опрос по годам. Предполагается, что использование разных лет обследования как основных независимых переменных позво­ лит выявить динамику в изменении трудовой культуры рабочих,

Традиции и инновации в современной России

144

более предметно рассмотреть соотношение традиций и инноваций. Особенности влияния типа предприятия с учетом ограниченных возможностей данной главы специально рассматриваться не будут. Основу трудовой культуры составляют значимые в труде соци­ альные ценности и сложившиеся нормы, которым следуют рабо­ чие в трудовом поведении и взаимоотношениях со своими товари­ щами по работе и руководителями. Именно они и составили основной предмет проведенного анализа. Ценности жизни и труда Какое влияние оказали проводимые реформы на изменения жизненных ценностей рабочих? В какой мере можно утверждать об устойчивости традиционного и формировании нетрадиционности в ценностном сознании рабочих? В 1970-е годы ядро ценно­ стей личности в трудовом поведении составляли семья; работа; здоровье; жизнь, полная удовольствия, а «периферию»: жизненная мудрость, красота, любовь, свобода, творчество95. Список ценно­ стей в проведенных нами исследованиях был не столь обширен и носил более «приземленный» характер. Тем не менее можно утверждать, что ядро, бывшее традиционным для советского вре­ мени, осталось таковым и в наши дни, а «периферию» составили те ценности, которые в советское время нельзя было отнести к незна­ чимым: свободное время (отдых, развлечения, общение) и образо­ вание (табл. 2). Таблица 2 Основные жизненные ценности рабочих обследованных предприятий (% )* Жизненные ценности:

Годы опроса 1996 1999

1990

1993

Семья, дети Здоровье Работа Свободное время Образование

83 57 70 29 5

85 44 25 25 4

70 62 84 22 10

Количество ответивших

423

169

230

2002

2007

79 72 46 14 9

81 78 33 15 11

87 68 23 9 8

476

265

356

* Сумма превышает 100%, т.к. респонденту предоставлялась возможность вы()рать несколько вариантов ответа.

Однако даже в ядре ценностного сознания рабочих можнс увидеть новое, которое в определенной мере связано с годами об следования. Несомненно, семья как ценность жизни носит устой чивый, консервативный характер. Ее можно отнести к традицион ным ценностям, не поддающимся влиянию времени, перемен

II. Культура труда и управления. Глава 3. Темтикий АЛ. Традиции..,

145

Преобладающее значение семьи как ценности жизни характерно для всех социальных групп, а не только рабочих96. Исключением и данном исследовании стал 1996 год, в котором семья уступила ценности работы на предприятии. Здесь следует уточнить, что в данный год опрашивались рабочие одного предприятия: нового частного. Этот год был наиболее успешным для предприятия. Зара­ боток рабочих был примерно в 3 раза выше, чем на аналогичных предприятиях города, повысился интерес к работе и вместе с тем нозросла боязнь потерять относительно высокооплачиваемое рабо­ чее место97. Все это могло способствовать возвышению ценности работы. Кроме того, и поданным других исследований, 1995—96 гг. отмечаются как наиболее успешные для рабочих по возможности больше заработать тем, кто больше и лучше работает, и по уровню получаемой зарплаты98. Возможно, что именно в эти годы рабочие иа деле почувствовали новые возможности для заработка. В после­ дующие годы таких всплесков ценности работы на предприятии уже не наблюдалось, а по сравнению с советским временем (1990) ее значимость, в оценках 2007 г., снизилась в 3 раза. Более динамично изменялось на протяжении наблюдаемого времени отношение к ценности здоровья. Постоянный, начиная с 1993 г., рост данной ценности позволяет предположить, что здо­ ровье становится важным рыночным ресурсом в трудовом поведе­ нии. Его значимость к 2002 г. возросла по сравнению с 1993 г. на 35%. Более высокая значимость здоровья у рабочих в 1990 г. по сравнению с 1993 г. объясняется явным преобладанием на обследо­ ванном предприятии в 1990 г. рабочих старшего возраста над моло­ дыми и, как следствие, более низкими оценками состояния здоро­ вья. На частных предприятиях, начиная с 1993 г., не выявлено существенных различий в отношении к ценности здоровья в зави­ симости от возраста. Изменения в отношении к ценности здоровья во многом связаны с его новой ролью. Уверенность советского вре­ мени в том, что в случае временной утраты здоровья можно будет спокойно получить больничный лист и набраться сил без ущерба для заработка, сменилась тревогой относительно возможной поте­ ри трудоспособности и не только потому, что уход на больничный не одобряется руководством, а полученный больничный лист могут и не оплатить, но и в немалой степени из-за страха потери работы. Так, было выявлено, что у рабочих, боящихся потери работы, цен­ ность здоровья существенно выше, чем у не боящихся ее потерять. Исходя из этого, ценность здоровья можно рассматривать как инновационную для современной ситуации. Она была высоко зна­ чима всегда, но в рыночных условиях ее значение носит инстру­ ментальный характер и составляет один из важнейших элементов в структуре ресурсного потенциала работников.

146

Традиции и инновации в современной России

Как инновационное направление в изменении ценностей рабо­ чих можно рассматривать последовательное снижение ценности свободного времени. Учитывая высокую представительность мо­ лодежи на обследованных частных предприятиях, такое снижение еще больше может показаться необычным и требующим дополни­ тельного пояснения. Отслеживание, начиная с 1996 г., соотноше­ ния ценностей свободного и рабочего времени в определенной ме­ ре позволяет дать ответ на поставленный вопрос (табл. 3). Таблица 3 Соотношение значимости свободного и рабочего времени у рабо­ чих обследованных предприятий ( %) Предпочитают:

Годы опроса 1996

1999

2002

2007

Иметь больше свободного времени при меньшей продолжительности работы (основной и дополни­ тельной) и меньшем заработке

9

5

5

5

Иметь существующую продолжительность работы и величину свободного времени

43

43

51

42

Иметь меньше свободного временни, но более продолжительную оплачиваемую работу (основную и дополнительную), чтобы больше зарабатывать

48

53

44

53

Всего Число ответивших

100 166

100 299

100 196

100 253

От ценностных установок, характерных для советского време­ ни: «отработал 8 часов —отдыхай», —произошел переход к уста­ новкам иного плана: «поработал на одном месте и постарайся най­ ти еще работу». Данная инновация отражает и новые возможности: освобождение труда от регламентации, свобода полизанятости, и новую ситуацию на рынке труда. Работники с более сильным ре­ сурсным потенциалом, а таких на частных предприятиях большая часть, стараются его максимально использовать как в целях адап­ тации, так и достижения определенного материального благополу­ чия. Ранее нами отмечались как позитивные, так и негативные со­ циальные последствия вторичной занятости рабочих". Ценность свободного времени как самозначимая «ушла на периферию» цен­ ностного сознания рабочих, последствия чего отражаются в фак­ тическом уменьшении величины свободного времени рабочих и рассматриваются как одно из наиболее значительных изменений в повседневной жизни постсоветского времени100. Образование занимает устойчивое последнее место в структуре ценностей жизни рабочих. Реформы не способствовали повыше­ нию значимости данной ценности даже у рабочих успешных част­ ных предприятий. Известно, что ценность образования для рос­

II. Культура труда и управления. Глава 3. Темниикий АЛ . Традиции...

147

сийской молодежи за 90-е годы весьма возросла. Однако рабочие профессии категорически отвергаются выпускниками школ 1990-х годов в установках на достижение успешной жизненной карьеры, престижный статус и соответствующий уровень достатка. Занятие высокого положения в обществе все больше связывается с получе­ нием высшего образования101. По сравнению с советским временем, когда повышение образо­ вания и квалификации рабочей молодежью рассматривалось как нормативная ценность, ее низкая значимость в постсоветское вре­ мя может рассматриваться как отсутствие желанной для общества и самих рабочих инновации. Ведь за незначимостью для рабочих ценности образования кроется и отсутствие мотивации к повыше­ нию квалификации, особенно в том случае, если оно не способ­ ствует росту заработка и повышения статуса, и отсутствие на пред­ приятиях политики по повышению квалификации рабочих. Работодателям по-прежнему, как и в начале 90-х годов пока легче «купить» готовых высококвалифицированных работников, чем за­ ниматься организацией курсов и оказывать помощь рабочим в по­ вышении образования. Повышение квалификации, так же как социально значимые ценности: принести больше пользы людям, получить обществен­ ное признание своего труда, оказались на периферии структуры трудовых ценностей рабочих. Сложившуюся в 90-е годы структуру мотивов труда можно назвать однофакторной. Заработок как ос­ новной мотив труда с 1990 г. прочно утвердился в ценностном со­ знании абсолютного большинства рабочих, а все остальные ценно­ сти труда лишь дополняют его (см. табл. 4). Явное преобладание мотива заработка над всеми остальными было характерно и для советского времени. Так, в 1976 г., по дан­ ным исследования отношения к труду на предприятиях Ленингра­ да, он был значим для 68% рабочих102. В то время дискуссия о пре­ обладающем значении заработка или содержания труда являлась актуальной и вовлекала в свои орбиты многих социологов по тру­ ду. Сегодня преобладающая роль заработка настолько очевидна, что ни о какой дискуссии не может быть и речи. Все же трудно на­ звать данный мотив инновационным, поскольку он ранее «дре­ мал» в сознании, подавлялся идеологическими стереотипами, ненозможностью его насыщения, а сейчас заявил о себе в полную силу. Хотя говорить о возможности его полноценного насыщения и сейчас не приходится. Только 1/3 часть рабочих среди указавших на значимость заработка отметила в 2002 г., что выполняемая ими работа позволяет хорошо зарабатывать. В исследовании 2007 г. та­ ких рабочих оказалась лишь 1/10 часть. За высокой ценностью за­ работка кроются как новые возможности: множественной страте­

Тпалниин и инновации в современной России

148

гии занятости, в том числе и на основе самозанятости, открытия своего дела, так и новые ограничения: отсутствие условий для бо­ лее полной самореализации в содержательной, интересной работе на основе наращивания своего творческого потенциала. Частные предприятия ориентированы на то, чтобы максимально «выжать» из нанятых рабочих накопленный, как правило, еще в советские годы профессиональный потенциал. Трудовая мораль в обществе пронизана пропагандой материальных ценностей, а ценности творческого, полезного обществу производительного труда в ней, по сути, отсутствуют. Таблица 4 Основные ценности труда рабочих обследованных предприятий (%)* Ценности труда Заработок Возможность общения с людьми Реализация своих способностей Гарантия занятости (не потерять работу) Количество ответивших

1990 81 43 20 ** 424

1993 73 32 40 30 170

Годы опроса 1996 1999 92 91 39 29 16 19 48 40 474 228

2002 90 34 26 38 262

2007 86 25 29 29 357

* Сумма превышает 100%, т.к. респонденту предоставлялась возможность выбрать несколько вариантов ответа ** Вопрос не задавался

Под влиянием этих факторов мотив реализации способностей в труде как индикатор ценности содержания труда потерял свое былое значение. В советское время интересная работа выполняла самозначимую гедонистическую функцию в отношении к труду. Начиная с 1996 г. ценность самореализации в труде занимает устойчивое четвертое место и выполняет, как отмечалось в преды­ дущих исследованиях, подчиненную функцию, является дополни­ тельным фактором повышения удовлетворенности размером зара­ ботка103. Зато укрепился страх потери работы, который занимает с 1996 г. второе место в структуре трудовых ценностей и отражает, с одной стороны, неуверенность в занятости, а с другой, —является инди­ катором ценности работы. Выявлено, что страх потери работы уве­ личивается, если она предоставляет большие возможности для за­ работка, имеет комфортные условия труда. Несомненно, как отмечалось выше, инновационная в начале 90-х годов ценность га­ рантированной занятости в начале XXI в. стала традиционной для рабочих не только частных предприятий, но и большей части всех занятых в постсоветской России. Традиционно высоко значимым фактором для рабочих, незави­ симо от типа предприятия по формам собственности и возраста

II. Культура труда и управления. Глава 3. Темншисий АЛ. Тпялипии...

149

остается ценность общения на производстве. По данным других исследований, ценность общения по значимости уступает лишь возможности развивать в работе свои способности и справедливо отмечается как важнейшая черта трудовой культуры рабочих104. Однако по сравнению с советским временем ценность общения в работе уже не столь значима. Выявлено, что в тяжелых для заня­ тости условиях (например, после дефолта в 1999 г.) роль общения снижается под влиянием значимости гарантий в занятости. Это обусловлено тем, что страх потери работы способствует росту кон­ куренции за рабочее место, усиливает автономизацию рабочих. В более благоприятных условиях ценность общения вновь возра­ стает. Роль ценности общения на производстве в современных условиях приобретает инновационную направленность. Общение отражает не только реализацию потребности в принадлежности к социальной группе; его значимость повышается из-за запрета деятельности общественных организаций, ослабления роли общих собраний, профсоюзов, отсутствия или недостаточности офици­ альных каналов получения информации. После неудачных попы­ ток менеджмента в начале 90-х годов индивидуализировать труд рабочих (засекречивание размера заработной платы, усиления ав­ тономности в труде и т. п.) роль общения на производстве еще бо­ лее возросла. На сегодня общение является, по сути, единствен­ ным мотивом, насыщения которому нет преград. Его проявления находят в высоком уровне удовлетворенности во взаимоотноше­ ниях с товарищами по работе, взаимопомощи в работе и в трудных случаях жизни. Общение на производстве в условиях работы на частных предприятиях может рассматриваться как первая естест­ венная, идущая снизу предпосылка формирования трудового кол­ лектива. Сегодня общение выполняет новую позитивную как для рабочих, так и для предприятия, функцию. Так, поданным иссле­ дования 2002 г., выявлено, что ориентированные на общение в 2 раза меньше испытывают усталость после работы. В тяжелых для предприятия условиях такие рабочие проявляют большую го­ товность к возможным задержкам зарплаты, чем к увольнениям, так как для них вдвое важнее сохранение трудового коллектива. Нормы трудовых взаимоотношений К наиболее устойчивым традиционным нормам в трудовых взаимоотношениях рабочих, как в советское время, так и в постсо­ ветское, относятся основанные на высокой степени удовлетворен­ ности, хорошие отношения с товарищами по работе. Высокое зна­ чение данного феномена как ценности в труде российских рабочих отмечалось и многими другими исследователями105. После незна­ чительного снижения в начале 90-х годов уровень удовлетворенно-

150

Традиции и инновации в современной России

сти взаимоотношениями с товарищами по работе стабилизировал­ ся, стал более однородным, чем в 1990 г. (табл. 5). Таблица 5 Удовлетворенность взаимоотношениями с товарищами по работе у рабочих обследованных предприятий ( % ) Варианты ответов Совершенно не удовлетворяет Скорее не удовлетворяет, чем удовлетворяет Частично удовлетворяет, частично нет Скорее удовлетворяет, чем нет 11олностью удовлетворяет Среднее значение (в баллах) Среднеквадратическое отклонение Количество ответивших

Годы опроса 1996 1999 2 3

1990 3

1993 1

2

4

1

13 18 64 4,4 0,97 404

18 35 42 4,1 0,93 170

13 31 52 4,3 0,92 207

2002 2

2007 2

1

1

1

7 29 61 4,4 0,89 459

6 34 56 4,5 0,78 268

10 37 50 4,3 0,83 357

В предыдущих исследованиях нами было показано, что удовле­ творенность взаимоотношениями с товарищами по работе явля­ ется значимым конструктивным фактором трудового поведения. Была выявлена его положительная связь с показателями кол­ лективной ответственности за использование рабочего времени, работу цеха, предприятия в целом и даже с удовлетворенностью размером оплаты труда106. Данные зависимости находят свое под­ тверждение как на новых частных, так и частных акционирован­ ных предприятиях. Таким образом, традиционная ценность «хорошие отношения с товарищами по работе» не мешает, а, напротив, может рассмат­ риваться как важная составляющая в наращивании трудового по­ тенциала рабочего и формировании корпоративной культуры предприятия. Еще более важную роль в культуре труда рабочих играют трудо­ вые взаимоотношения с руководителями. Исследователями спра­ ведливо отмечается, что при советской системе умение достичь со­ гласия с руководством и найти подход к ним значили больше в рабочих отношениях, чем компетентность107. В постсоветское время, особенно в условиях труда на частных предприятиях, где нет профсоюзов и советов трудовых коллективов, а работник остался, по сути, один на один с администрацией и руководством, проблема трудовых взаимоотношений становится центральной. Сегодняш­ ние частные предприятия, как созданные с нуля, так и образован­ ные на основе бывших государственных, демонстрируют разветв­ ленные сети усиления односторонней зависимости работников от руководства. Отношения с руководством, как правило, неформаль­ ные и непрозрачные, становятся одним из ключевых факторов

II. Культура труда и управления. Глава 3. Темниикий АЛ . Традиции..,

151

устойчивого, относительно благополучного положения рабочих на предприятии, в то время как значимость их квалификации, опыта и стажа работы снижается. Основой таких отношений про­ должает оставаться патернализм, при котором зависимость ра­ ботников от руководителей рассматривается и теми и другими как благо, которое в сегодняшних условиях, в отличие от совет­ ского времени, не дается автоматически, его надо заслужить. Можно согласиться с исследователями, которые утверждают, что нынешний уровень развития трудовых отношений между работодателями и наемными работниками соответствует ранне­ капиталистическому этапу, характеризуемому полной зависи­ мостью работника от работодателя и индивидуальным характе­ ром их отношений108. Тем не менее большинство рабочих по-прежнему удовлетворя­ ют сложившиеся отношения с руководством (табл.6). Таблица 6 Удовлетворенность взаимоотношениями с руководством у рабочих обследованных предприятий (%) Варианты ответов Совершенно не удовлетворяет Скорее не удовлетворяет, чем удовлетворяет Частично удовлетворяет, частично нет Скорее удовлетворяет, чем нет Полностью удовлетворяет Среднее значение (в баллах) Среднеквадратическое отклонение Количество ответивших

1990 5

1993 6

Годы опроса 1996 1999 7 8

2002 6

2007 12

4

10

9

5

7

8

28 18 46 3,9 1,15 385

30 31 23 3,6 1,13 169

26 30 26 3,6 1,19 208

23 27 37 3,8 1,19 459

21 39 27 3,8 1,11 267

29 28 22 3,4 1,23 357

За внешне парадоксальным фактом сохранения высокого уров­ ня удовлетворенности рабочих своими отношениями с руковод­ ством скрывается ориентация на укрепление нормальных деловых либо доверительных отношений. Напротив, ориентация на проти­ востояние, отстаивание своих интересов на основе рабочей соли­ дарности, не нашла массового распространения в трудовых отно­ шениях на российских предприятиях в 90-е годы. Это признают как те исследователи, которые сознательно придерживаются опре­ деленной позиции и практически участвуют в протестном движе­ нии рабочих, так и независимые исследователи. И те и другие отме­ чают пассивность рабочих, склонность к патернализму, укрепление мелкобуржуазных ценностей109. Между показателями удовлетворенности отношениями с това­ рищами по работе и отношениями с руководством существует

152

Традиции и инновации в современной России

прочная устойчивая связь. Более того, после 1990 г. выявлено ее резкое усиление с последующим незначительным спадом. Выяс­ нилось (по коэффициенту направленности связи d по Сомерсу), что во всех исследованиях определяющей переменной являлась удовлетворенность отношениями с товарищами по работе. Таким образом, применение метода эмпирико-статистического выявления традиционного и инновационного при анализе данных повторных исследований 1990—2007 гг. позволило выявить сте­ пень устойчивости старого, характерного для трудовой культуры рабочих советских предприятий, и отразить проявление нового, адекватного рыночному типу культуры труда. При анализе были рассмотрены лишь некоторые аспекты трудовой культуры рабо­ чих, освещение которых получило заметное место в работах отече­ ственных исследователей постсоветского времени. Выявлено, что наиболее устойчивыми, традиционно высоко значимыми как для рабочих государственного предприятия в со­ ветское время, так и частных предприятий в постсоветское, явля­ ются ценности семьи, заработка, общения на производстве, хоро­ ших отношений с товарищами по работе и непосредственными руководителями. Ни жесткие (тейлористские) принципы органи­ зации труда на частных предприятиях, ни влияние радикально ме­ няющихся ситуативных, внешних по отношению к предприятию факторов не смогли «сломать» устоявшиеся в предыдущие десяти­ летия ценности и нормы труда рабочих. В целом традиционные ценности и нормы труда, характерные для рабочих советских пред­ приятий, преобладают и на новых частных предприятиях. К числу инноваций в трудовой культуре рабочих, получивших заметное отражение и ставших достаточно прочными, чтобы гово­ рить о возможности их перехода в традиции, относятся страх поте­ ри работы, продолжающееся падение ценности свободного време­ ни и укрепление ценности здоровья, а также наличие устойчивых предпосылок для формирования партнерских ориентаций в труде у пока еще незначительной (1/4) части рабочих.

2.3. Результаты применения метода выявления современных социокультурных практик рабочих в сфере труда Социокультурные практики в сфере труда —коллективные ви­ ды социального действия, сопровождающие процесс труда, свя­ занные с работой на предприятии, проявляющиеся на основе сло­ жившихся традиций, либо новые, возникающие по инициативе самих работающих, но не регламентированные менеджментом, КЗОТом, инструкциями по организации труда, рабочего времени, технологическим процессом.

II. Культура труда и управления. Глава 3. Темншисий АЛ . Традиции..,

153

Представляется, что социокультурные практики являются глубинным, институциональным отражением сложившихся тра­ диций. Вместе с тем появление новых, ранее не известных, либо слабовыраженных социокультурных практик может рассматри­ ваться как отражение культурных инноваций, самостоятельно формируемых в рабочей среде. Основные виды социокультурных практик, составляющих предмет исследования, отражены п табл. 7. Таблица 7 Основные виды социокультурных практик рабочих в сфере труда Социокультурные практики в сАеве труда: Ьсскорыстная помощь в работе. Помощь в вопросах, не связанных с выполнением непосредственной работы. ()бщение на производстве. Индивидуальные беседы руководителя с подчиненными. Круговая порука (сокрытие случав нарушения дисциплины, брака в работе, воровства у коллег по работе). Конкуренция (состязательность) в труде. С верхурочные работы по инициативе работников. Энтузиазм в труде («горение» на работе, трудоголизм). Патриотизм к предприятию (корпоративизм). Старательность и исполнительность в работе. Рваный темп работы (штурмовщина в конце месяца, квартала, года). Ьезропотное подчинение руководству, неукоснительное выполнение всех поручений и заданий. Солидарные действия (забастовки, ограничение выработки, отлынивание). Нражда между отдельными социальными группами работающих. Приработки (левая работа, халтура, работа на несколько организаций, лиц). Воровство (мелкие хищения, несунство). Чаепития, застолья (пьянки). Совместные праздники (дни рождения, юбилеи и т. п.). Совместный отдых (выезды за город, экскурсии, туризм, пикники). Трудовые династии. Рационализаторство и изобретательство. Субботники. Самообразование и повышение квалификации. Наставничество. Приписки (работы, зарплаты). Опоздания, прогулы, использование рабочего времени не по назначению. Землячества на производстве (этнопрактики). Домохозяйства на предприятии (питание, складчина). Дружеские (интимно-личностные) отношения на производстве.

Исходя из рассмотрения традиций как соотношения фактиче­ ского и ценностного110, предполагается соотнесение оценок респондентами распространенности различных социокультур­ ных практик на предприятиях и их значимости в прошлом и настоящем.

154

Традиции и инновации в современной России

Таблица 8 Модели социокультурных практик на основе оценок их значимости и распространенности на предприятии Варианты оценок фактического состояния практик Варианты оценок значимости практик

У нас это не принято

Так поступают немногие

Это обычная практика для большинства

Это имело значение в прошлом, а сейчас не имеет

Отсутствующая практика прошлого

Малораспростра­ ненная практика прошлого

Распространенная практика прошлого

Это имело значение и в прошлом, и сейчас имеет

Отсутствующая практика прошлого и настоящего

Малораспростране нная практика прошлого и настоящего

Универстально устойчивая практика

Это не имело значения в прошлом, а сейчас имеет

Отсутствующая практика настоящего

Малораспростране нная практика настоящего

Распространенная практика настоящего

Это не имело значения в прошлом, и не имеет сейчас

Отсутствующая практика, не имевшая значения ни в прошлом,ни в настоящем

Малораспростране нная незначимая практика

Распространенная незначимая практика

По результатам пробного исследования на одном из подмос­ ковных предприятий машиностроительного профиля, проведен­ ного в октябре—ноябре 2005 г. (опрошено 135 человек), выясни­ лось, что большинство оцениваемых практик являются достаточно распространенными в рабочей среде, имевшими вы­ сокое значение в прошлом и продолжающими оставаться значи­ мыми в настоящее время. Критерием отнесения оцениваемых практик к вышеобозначенным моделям являлись модальные зна­ чения ответов респондентов в таблицах сопряженности вопросов о значимости и распространенности практик на предприятии. Исходя из этого, были выявлены количественные наполнения по основным моделям социокультурных практик. Наиболее мас­ совыми оказались универсально устойчивые практики, т. е. имев­ шие место в прошлом и достаточно распространенные в настоя­ щем. К ним, по данным предварительного исследования, можно отнести: 1. Старательность и исполнительность в работе —57%; 2. Деловые отношения с руководством —53%; 3. Бескорыстная помощь друг другу в работе —43%; 4. Дружеские отношения с товарищами по работе —39%; 5. Безропотное подчинение руководству —34%.

II. Культура труда и управления. Глава 3. Темниикий АЛ. Традиции...

155

Малораспространенные практики проитого:

1. Самообразование и повышение квалификации —51%; 2. Энтузиазм в труде —39%; 2. Доверительные отношения с руководством —26%; 3. Использование рабочего времени не по назначению —19%. Отсутствующие практики:

1. Помощь в работе за взаимные услуги —43%; 2. Отлынивание от работы —22%. Все остальные выделенные модели оказались статистически непаполненными. Иерархии распространенности и значимости социокультурных практик, по оценкам работников, достаточно тесно соотносятся одна с другой (табл. 9). Таблица 9 Оценки выраженности социокультурных практик в сфере труда по степени распространенности и уровню значимости для работников, индексы (минимальное значение 1, Максимальное —5)* Степень распростра­ ненности

Ранги

Уровень значимости

Ранги

Старательность и исполнительность в работе

4,23

1

4,49

1

Деловые отношения с руководством

3,99

2

4,46

3

Бескорыстная помощь друг другу в работе

3,84

3

3,95

7

Безропотное подчинение руководству

3,82

4

3,67

8

Дружеские отношения на работе

3,73

5

4,48

2

Солидарность в отстаивании своих интересов Готовность поработать сверхурочно (за двойную оплату) Самообразование и повышение квалификации Доверительные отношения с руководством Энтузиазм в труде (“горение на работе”)

3,67

6

4,01

6

3,49

7

4,22

5

3,25

8

4,26

4

3,20

9

3,37

9

3,14

10

3,22

10

Чаепития, застолья

2,92

11

3,17

11

Поиск левой работы, “халтуры”

2,55

12

3,16

12

Использование рабочего времени не по назначению Помощь друг другу в работе, но за взаимные услуги

2,43

13

3,00

13

2,37

14

2,65

15

15 16

2,68

14

2,59

16

Мелкие хищения

2,24

Отлынивание от работы

1,99

156

Традиции и инновации в современной России

Примечание к таблице 9 * Индексы распространенности практик рассчитывались следующим образом: 1 - нет такой практики, 3 - характерна для незначительной части, 5 —обычная практика для большинства. Индексы значимости практик: 1 — такая практика не имела значения ни в прошлом, ни в настоящем времени; 3 - практика имела значение либо в прошлом, а сейчас нет, либо не имела значения в прошлом, а сейчас имеет; 5 - практика имела значение и в прошлом и в на стоящем.

Итак, наиболее распространенной и имеющей максимальное ценностное значение социокультурной трудовой практикой рабо­ чих остается, как и в советское время, старательность и исполни­ тельность в работе. Характерно, что на противоположном полюсе, минимально распространенной и значимой, по оценкам рабочих, оказалась практика отлынивания от работы. Другие периферий­ ные малораспространенные и малозначимые практики: «несунство», корыстная помощь друг другу, использование рабочего вре­ мени не по назначению, «левая» работа, чаепития, трудовой энтузиазм, доверительные отношения с руководством. Выяснилось, что в настоящее время на успешном приватизиро­ ванном предприятии намного более распространенными являются деловые, а не доверительные отношения рабочих с их руководством. При более подробном рассмотрении содержания и особенно­ стей использования двух противостоящих друг другу по смыслу и степени распространенности практик: 1) старательности и ис­ полнительности в работе и 2) отлынивания от работы, —выясни­ лось, что первая является примерно в равной мере распространен­ ной и значимой для большинства работников, вне зависимости от их социально-демографических характеристик и оценок элемен­ тов производственной ситуации. Такую, ставшую обычной в сфере труда современных рабочих успешных предприятий России, прак­ тику правомерно рассматривать как традиционную. Ее значение и степень распространенности усиливается при условиях труда, позволяющих сносно зарабатывать и повышать размер заработка за счет личного трудового вклада. Значимость данной практики от­ мечалась и в дореволюционных исследованиях фабричных ин­ спекторов, которых удивляла добросовестность и исполнитель­ ность рабочих, соглашавшихся на сверхурочные работы при тринадцатичасовом рабочем дне111. Множество примеров распро­ странения и использования данной практики можно привести из советского прошлого. С максимальной очевидностью преоблада­ ние старательности и исполнительности советских рабочих нал всеми остальными трудовыми практиками и, прежде всего, ини­ циативности в работе подчеркивают данные массовых социологи­ ческих исследований. Поданным известного исследования «Чело­ век и его работа», типологическая категория рабочих с высокой степенью добросовестности и ответственности в работе составляла

II. Культура труда и управления. Глава 3. Темншисий АЛ. Твалнпин...

157

45%, тогда как противоположная (с низкой добросовестностью и ответственностью) —4%112. Оценки распространенности и значимости противоположной практики (отлынивание от работы) не оказались столь единодуш­ ными. На более высокую степень распространенности и значимо­ сти данной практики на предприятии указали группы рабочих с су­ щественно более высоким размером заработка, меньшим стажем работы на предприятии, более молодые по возрасту. За этим кроет­ ся критическое отношение данной группы рабочих к практике оп­ портунистического поведения своих коллег, а также демонстрация более высокого уровня своего ресурсного потенциала, свободы и независимости в оценках. Рабочие, утверждающие, что ряд их коллег отлынивают от работы, демонстрируют большую готовность к смене предприятия. Они, несмотря на более высокий размер за­ работка по сравнению с рабочими, не указавшими на значимость и распространенность практики отлынивания от работы, тем не ме­ нее, не считают в своем большинстве ее справедливой, соответству­ ющей их трудовому вкладу. При более детальном анализе выясни­ лось, что в ответах на вопросы о социально неодобряемых практиках, к которым помимо отлынивания от работы относятся: стремление унести что-нибудь с работы домой, чаепития в рабочее время, «левая» работа, заложен другой механизм. Большая уверен­ ность в своем трудовом потенциале, подкрепляемая более высокой оплатой труда и относительно молодым возрастом, приводит к рос­ ту критичности к различным сторонам труда, что и находит соот­ ветствующее отражение в оценках распространенности и сего­ дняшней значимости негативных для предприятия практик. Использование критериев прошлого и настоящего времени в оценках значимости социокультурных практик в сфере труда по­ требовало разработки дополнительного вопроса о личностном по­ нимании прошлого. Вопрос звучал так: «Когда Вы сравниваете свою настоящую жизнь с прошлым временем, возможно, в кото­ ром Вам не приходилось жить и работать, то обычно Вы понимае­ те под прошлым»113: Время пятилетней давности —9%. Время 10—15-летней давности (90-е годы) —14%. Советский период 1980-х годов —35%. Советскую эпоху в целом —30%. Царскую Россию —11%. Другое —1%. Выяснилось, что наибольшее влияние на различия в ответах на данный вопрос оказывает возраст. Почти для половины (46%) мо­ лодых работников (20—29 лет) прошлое — это время пятилетней давности и еще для 1/5 части —советская эпоха в целом. Более кон­

158

Традиции и инновации в современной России

кретные периоды, будь-то 90-е или 80-е годы прошлого века, ассо­ циируются с прошлым у небольшой доли молодых людей, 15 и 8% соответственно. У всех остальных возрастных групп работников ассоциации с прошлым не связываются со столь короткими (пять лет) временными дистанциями. Тридцатилетние работники, гово­ ря о сравнении настоящей жизни с прошлым временем, чаще дру­ гих называют время 90-х годов (25%), либо период 1980-х годов (31%) или советскую эпоху в целом (31%). Для половины 40-лет­ них работников прошлое —это, прежде всего 80-е годы, в меньшей степени советская эпоха в целом (21%) и еще меньше 90-е годы (14%). Абсолютное большинство работников старшего возраста (50 лет и старше) сравнивают свою настоящую жизнь с 80-ми года­ ми (56%) или с советской эпохой в целом (33%). Царскую Россию, как время для сравнения своей настоящей жизни с прошлой, рас­ сматривает лишь незначительная часть опрошенных работников из каждой возрастной группы. Предполагается, что интерпретация ответов о значимости оце­ ниваемых практик в прошлом и настоящем должна даваться с уче­ том того, какое время понимается под этим прошлым. Исходя из этого, молодые работники, которые при сравнении настоящей жизни с прошлой чаше указывают на время пятилетней давности либо на 90-е годы, и при этом чаще и свободнее высказывают кри­ тические оценки распространенных в настоящем негативных практик прошлого, не связывают их с влиянием советского про­ шлого. Для большинства из молодых работников (20- и 30-летних) такие практики, как отлынивание от работы, —это реально уви­ денное (прочувствованное на собственном опыте) в сфере труда, а не услышанное (прочитанное) из рассказов старожилов или но­ вых пропагандистских источников информации.

2.4. Результаты примевения метода выявления ключевых категорий во взаимосвязи традиционного и инновационного в трудовой культуре Данный метод направлен на выявление и анализ содержания устоявшихся традиций и связанных с ними, противоположных по смыслу, инноваций. В его основе —построение дуальных оппози­ ций, отражающих амбивалентность парных категорий (традиций и инноваций) и вместе с тем возможность их взаимодействия, обра­ зования в результате такого взаимодействия гибридных сочетаний традиционного и инновационного. В качестве основных дуальных оппозиций традиционного и инновационного в трудовой культуре рассматриваются следующие социальные ценности и нормы: 1) трудовой коллективизм и индивидуализм в труде и взаимоот­ ношениях с коллегами по работе; 2) патернализм и партнерство в отношениях с руководством;

II. Культура труда и управления. Глава 3. Темншисий АЛ . Тпяпинии...

1 59

3) уравнительность и конкуренция в распределении и оплате труда; 4) гарантии занятости и мобильность на рынке труда; 5) монозанятость (на одном рабочем месте) и полизанятость (работа в нескольких местах). Таблица 10 Показатели коллективизма —индивидуализма рабочих в труде и взаимоотношениях с товарищами по работе Коллективистские ориентации

Индивидуалистические ориентации

Моральная ответственность за использование не только своего рабочего времени, но и времени коллег по работе

Моральная ответственность за использование только своего рабочего времени

Бескорыстное замещение коллег по работе и случае производственной необходимости

Уклонение от замещения коллег по работе либо небескорыстное замещение

Высокие оценки помощи другим в работе

Низкие оценки помощи другим в работе

Выполнение заданий, не входящих в круг профессиональных обязанностей, в интересах коллектива

Отказ от выполнения заданий, не связанных с выполнением профессиональных обязанностей Отсутствие ориентации на помощь со стороны коллег в трудных житейских ситуациях Ориентация на увольнение в случае возможной задержки (сокращения) зарплаты Невысокая значимость работы в слаженном коллективе в представлениях об идеальном месте работы

Ориентация на помощь со стороны коллег в трудных житейских ситуациях Ориентация на сохраниение коллектива в случае возможной задержки (сокращения) зарплаты Высокая значимость работы в слаженном коллективе в представлениях об идеальном месте работы

Коллективистские и индивидуалистические ориентации в оценках сложившихся норм и практик Коллективистские ориентации

Индивидуалистические ориентации

Раздражает равнодушное отношение руководства

Помогает, либо терпимое отношение к равнодушию руководства Помогает, либо терпимое отношение к дистанцированности руководства от подчиненных Помогает, либо терпимое отношение к выделению среди подчиненных «любимчиков» Раздражает, либо терпимое отношение к организационным собраниям

Раздражает дистанцированность руководства от подчиненных Раздражает выделение среди подчиненных «любимчиков» Помогают организационные собрания Раздражает отсутствие поддержки и помощи в работе

Помогает, либо терпимое отношение к отсутствию поддержки и помощи в работе

Раздражает конкуренция

Помогает, либо терпимое отношение к конкуренции

Раздражает отсутствие общих интересов с коллегами

Помогает, либо терпимое отношение к отсутствию общих интересов с коллегами

Помогает, либо терпимое отношение к круговой поруке

Раздражает круговая порука

160

Традиции и инновации в современной России

Каждая из парных категорий имеет блок уточняющих ее содер­ жание понятий, которые в свою очередь операционализируются и трансформируются в анкетные вопросы. К числу получивших первоначальную разработку и отражение в публикациях следует отнести категории коллективизма — индивидуализма и патерна­ лизма —партнерства(табл. 10, 11). Таблица 11 Показатели патернализма —партнерства в отношениях с руководством Патерналистские ориентации Помогает, либо терпимое отношение к «штурмовщине» Помогает, либо терпимое отношение к использованию «мата» в общении руководства с подчиненными Ориентация на личностный характер взаимоотношений с руководством Непротивление вмешательству руководителя в выполнение профессиональных обязанностей Ориентация на неоспариваемое выполнение любых заданий руководителя Ориентация на помощь руководства в трудных житейских ситуациях Отсутствие ориентации на обладание полной информацией о делах предприятия Привязанность к своему рабочему месту

Партнерские ориентации Раздражает «штурмовщина» Раздражает использование «мата» в общении руководства с подчиненными Ориентация на деперсонификацию отношений с руководством Неприемлемость вмешательства руководителя в выполняемые функции либо признание ее лишь в необходимых случаях Отказ от выполнения несогласованных заданий или их оспаривание до нахождения компромисса Отсутствиеориентации на получение помощи от руководства Ориентация на обладание полной информацией о делах предприятия Ориентация на внутреннюю и внешнюю трудовую мобильность

Рассмотрим, что стало с традицией коллективистских трудовых отношений на современных частных предприятиях. Получают ли они достаточно отчетливый характер или же оказались вытеснен­ ными индивидуалистическими практиками и мотивацией в сфере труда? Коллективистские и индивидуалистические ориентации Продолжение экономических реформ в России сопровождает­ ся столкновением и деформацией традиционных и новых социо­ культурных ориентаций в сознании и поведении населения в сфе­ ре труда. В качестве ключевых из них многими исследователями рассматриваются коллективистские ориентации на одном полюсе и индивидуалистические на другом114. Несмотря на расхождения исследователей в трактовке понятий коллективизма и индивидуа­ лизма, наиболее часто встречается рассмотрение первого приме­ нительно к российской специфике как традиционного явления, имеющего глубокие исторические корни, а второго - как нетради­

II. Культура труда и управления. Глава 3. Темниикий АЛ. Традиции..,

161

ционного, активно навязываемого российскому обществу на пере­ ломных этапах его развития115. Корни коллективистских трудовых традиций находят в ценностях крестьянской общины и трудовой артели, взаимопомощи, трудовой демократии, местном само­ управлении, а также в силе идеологии коллективизма эпохи соци­ ализма116. Индивидуалистические ориентации в сфере труда свя­ зываются в современных российских условиях с автономизацией сознания, со стремлением личности к самореализации, самоопре­ делению, свободе выбора117. В период перехода России к рынку доминирующей является точка зрения на коллективизм как на на­ следие социализма, явление преимущественно политическое и возрастное118. Традиционным стало «бросание камней» в сторо­ ну коллективистских принципов как заведомо плохих119. Особен­ но часто подчеркивается, что современные западные рыночные общества не смогли бы добиться экономического успеха, не куль­ тивируй они чувства индивидуализма120. Существует и точка зре­ ния, сторонники которой полагают, что с учетом российских куль­ турных, экономических и политических-условий речь должна идти не о преобладании одних ориентаций над другими как факторе успеха общественных преобразований, а о возрастании значимос­ ти гибридного идеала, сочетающего «архаичное иждивенчество» («вечевой коллективизм») с ростом индивидуализма121. Несмотря на множество противостоящих друг другу точек зрения, несомнен­ но то, что коллективистские и индивидуалистические ориентации следует относить к числу наиболее разработанных показателей трансформационных процессов в сфере труда, которые являются теми двумя составными частями национального менталитета, ко­ торые, по мнению некоторых авторитетных ученых, не изжить и не вытравить122. К. сожалению, проверка правомерности тех или иных точек зре­ ния на эмпирическом материале либо не проводится вовсе, либо основывается преимущественно на данных опросов общественно­ го мнения. Практически не проводится специальных исследова­ ний по проблеме соотношения коллективистских —индивидуали­ стических ориентаций в сфере труда на предприятиях (прежде всего находящихся на разных фазах развития, принадлежащих раз­ ным собственникам), отсутствует анализ реальных процессов, происходящих в первичных трудовых коллективах. Актуальность изучения характера соотношения коллективист­ ских и индивидуалистических ориентаций в сфере труда на уровне конкретных предприятий и социальных групп связана с необходи­ мостью учета социокультурных факторов при осуществлении эко­ номических реформ. При таком подходе коллективистские и ин­ дивидуалистические ориентации выступают не как следствие

162

Традиции и инновации в современной России

господства идеологии того или иного типа общества, а как две нор­ мативно-ценностные системы. Соответственно, предметом иссле­ дования являются вопросы общего характера, как то: конфликт между двумя нормативно-ценностными системами, особенности трансформирования традиционных ориентаций в новые, а также взаимосвязь коллективистских / индивидуалистических ориента­ ций в сфере труда и ее отражение в трудовом поведении и трудовых взаимоотношениях работников различных социальных групп. Не­ сомненно, что характер этой взаимосвязи будет определяться, с од­ ной стороны, внепроизводственными социокультурными факто­ рами и специфическими для данной социальной группы условиями трудовой жизнедеятельности —с другой. В этой связи основная цель исследования —раскрыть характер взаимосвязи и особенностей проявления коллективистских / ин­ дивидуалистических ориентаций рабочих в сфере труда и их влия­ ние на трудовое поведение. При этом мы исходим из общей гипотезы: если прежнее, укоре­ нившееся в групповом сознании и поведении, является для работ­ ников, предприятия в целом, ценным, имеющим перспективу, ес­ ли сохраняется жизнестойкость тех или иных форм и свойств жизнедеятельности коллектива, то адаптивный механизм (тради­ ции, привычки, нормы, подражание) сохраняет это, создает опору для дальнейшего восходящего развития. Представляется, что основным недостатком при использова­ нии в научных исследованиях категорий «коллективизм» и «ин­ дивидуализм» как базовых является высокая степень их идеологизированности. В большинстве работ на первое место выводится именно идеологическая сторона данных понятий. Коллективизм, по сути, отождествляется с социализмом как общественным строем, а индивидуализм —с капитализмом. Подобного рода ра­ бот множество, и нет необходимости их называть. Больший инте­ рес представляют работы, в которых прослеживаются конструк­ тивные пути использования данных понятий. Наиболее очищенной от идеологических наслоений представляется точка зрения Т. Парсонса, который использовал данные понятия в ря­ ду основных типологических переменных для анализа тради­ ционного и современного обществ123. При таком подходе кол­ лективизм и индивидуализм выступают как экстремальные аналитические точки на континууме, вдоль которого могут рас­ полагаться такие общества124. Вместе с тем противоположность коллективизма индивидуализму не является абсолютной и про­ является как таковая лишь в крайних формах. К. Поппер, анали­ зируя подход Платона к использованию данных понятий, пока­ зывает, что коллективизм как таковой не противоположен

II. Культура труда и управления. Глава 3. Темниикий АЛ- Тпалииии...

163

себялюбию, так же как и индивидуализм может сочетаться с аль­ труизмом125. В работах российских исследователей в 1990-е годы преоблада­ ющей тенденцией являлось не использование данных понятий при изучении взаимосвязи традиционного и нового в современном российском обществе, а «вымывание» понятия «коллективизм» из обихода научных терминов, замена его другими: «патернализм», «солидарность», «корпоративизм». Например, предпринята по­ пытка включения в дихотомию «коллективизм/индивидуализм» еще и патернализма и оценки распространенности типов созна­ ния: половина —патерналистское; четверть —индивидуалистиче­ ское и еще четверть —профсоюзно —коллективистское126. Такое линейное размещение разнохарактерных понятий представляется неправомерным. Вызывает недоверие и классификация, предпри­ нятая исследовательской группой Российского независимого ин­ ститута социальных и национальных проблем. Исследователи, анализируя данные общероссийской выборки в октябре 1995 г., пришли к выводу, что «с точки зрения распространенности патер­ налистско-конформистского и индивидуалистического типа ментальности преобладающей является индивидуалистическая ориентация личности и соответствующий этому тип сознания. Па­ терналистский тип сознания характерен для меньшей части насе­ ления»127. Как известно, патерналистские отношения строятся на основе личных контактов работодателя и наемных работников, опеки работников в трудовых и житейских делах. Порождая высо­ кую степень зависимости рабочих от хозяина, патернализм в ко­ нечном счете способствует стабильности и порядку и даже опреде­ ленному уровню идентификации рабочих со своим хозяином и предприятием в целом. Однако при этом работник может в рав­ ной мере придерживаться как коллективистских, так и индивидуа­ листических ориентаций в сфере труда. В большей степени, по нашему мнению, коллективизм соотно­ сится с такими понятиями, как групповая солидарность, иденти­ фикация с товарищами по работе (например, в трактовке данных понятий В.А. Ядовым). Солидарность рассматривается преимуще­ ственно как проблема определения социальных связей, выражаю­ щихся в характере и уровне идентификации с другими членами со­ циальных общностей, в готовности к коллективным солидарным действиям. В качестве наиболее очевидных показателей солидар­ ности рассматриваются взаимообязанность, взаимоответственность, общность интересов. Установлено, что доминирующую роль в социальной идентификации играют контактные группы, в том числе товарищи по работе128. В такой трактовке солидар­ ность выступает как противопоставление индивидуализму129 и,

164

Тпаяшущ и инновации в современной России

по сути, сливается с коллективизмом, особенно, когда объектом исследований выступают рабочие —традиционные приверженцы коллективистских ориентаций130. В преобладающей же в совре­ менных условиях трактовке солидарность связывается с социаль­ ными движениями, актами группового взаимодействия, направ­ ленными на защиту профессиональных, классовых интересов, профсоюзным движением в целом131. Предполагается, чтовреальной практике индивидуализм в труде может сочетаться с солидар­ ностью в отстаивании профессиональных интересов и, напротив, коллективизм в труде —с отсутствием солидарности в социальных действиях вне трудового процесса. В тесной связи с проблемой соотношения коллективизма / ин­ дивидуализма в сфере труда находится корпоративизм. Корпора­ тивизм, возникающий, по мнению многих исследователей, в про­ цессе трансформации трудовых коллективов в корпорации либерального рыночного типа, рассматривается как явление более высокого порядка132. Если «дух» трудового коллектива выдвигает на передний план патернализм, привязанность к опекунству, то «дух» корпорации —профессиональные поведенческие кодек­ сы, которые способствуют удовлетворению групповых интересов, подавляют групповой эгоизм, стремление оградить себя от испы­ тания риском, желания побольше получить и ‘поменьше отдать133. Примечательно, что многие исследователи не только не противо­ поставляют коллективистские принципы корпоративистским, а рассматривают корпорацию как коллективное единство закрыто­ го характера, формирующееся на основе тесного внутреннего единства и сплоченности134. В идеале корпорация представляется как коллектив индивидуалистов, индивидуализм которых совме­ щается как с конкурентной стратегией поведения, так и со страте­ гией сотрудничества, взаимопомощи135. Таким образом, включение в круг основных понятий, связанных с рассмотрением вопроса соотношения коллективистских/ индиви­ дуалистических ориентаций в сфере труда, еще и понятий патерна­ лизма, солидарности, корпоративизма, представляется в современ­ ных условиях вполне правомерным. В то же время коллективизм и индивидуализм можно рассматривать, на наш взгляд, в качестве базовых, полюсных точек исследуемых социальных явлений. Исходя из этого, основной методической задачей эмпирическо­ го исследования становится поиск релевантных индикаторов кол­ лективизма и индивидуализма в сфере трудового поведения, а ос­ новной содержательной задачей — выявление особенностей их соотношения друг с другом в динамике, распространенности сре­ ди различных социально-демографических групп рабочих, харак­ тера влияния на трудовое поведение.

II. Культура труда и управления. Глава 3. Темниикий АЛ. Традиции...

165

Предполагается, что со свертыванием идеологических программ по формированию коллективизма его развитие или упадок носят ес­ тественный характер, обусловливаются воздействием социаль­ но-экономических и культурных факторов. Социально-экономичес­ кие факторы 1990-х годов (приватизация предприятий, абсо­ лютизация роли материального вознаграж дения за труд, угроза безра­ ботицы) способствуют формированию типа наемного работника — эффективного продавца своей рабочей силы — и сопровождаются усилением индивидуалистических ориентаций на труд (на автоном­ ность от других, максимально возможный заработок, индивидуаль­ ную ответственность за свой труд и его результаты). Культурные фак­ торы (укоренившиеся в психологии, групповых нормах поведения ценности крестьянской общины, трудовой артели, бригадных форм организации труда) способствуют сохранению коллективистских ориентаций на труд (на оказание помощи другим, высокую значи­ мость мотива общения в производстве, хорошие отношения с товари­ щами по работе, коллективную ответственность за результаты труда). Однако социокультурная парадигма вполне допускает и взаимосвязь коллективизма и индивидуализма в труде, взаимодополнение, обра­ зование гибридных образований. Возможно также, что в том случае, когда коллективистские, а не индивидуалистические ценности труда являются эффективным инструментом максимизации выгоды, ра­ ботник опирается на них, в противном случае возможен выбор проти­ воположных ценностных ориентиров. Рассмотрим последовательно, как данного рода ценностные ориентации находили отражение в мотивации труда, трудовых вза­ имоотношениях и как это сказывалось на показателях трудового поведения российских рабочих. К числу явных показателей коллективистских ориентаций ра­ бочих в сфере труда следует, прежде всего, отнести бескорыстную помощь в работе друг другу и общение на работе.

Помощь и взаимопомощь в труде и быту были положены в ос­ нову общинных принципов жизнедеятельности на Руси в силу не­ благоприятных природно-климатических условий, необходимо­ сти постоянного сосредоточения сил для выполнение трудоемких работ, приспособления земледельцев к капризам погоды. В основе хозяйственной взаимопомощи и взаимоподдержки лежала всевозможная взаимовыручка. Таким образом, постепен­ но формировалась традиция эквивалентности, выражающаяся в формуле «я тебе, а ты мне». В дальнейшем эта традиция получа­ ла различную интерпретацию в зависимости от паттерна помога­ ющего субъекта. Традиции взаимопомощи, заложенные в механизм функцио­ нирования крестьянской общины, переносились и на сферу тру­

166

Тпапинии и инновации в современной России

дового поведения на фабриках и заводах. Взаимовыручка на пред­ приятиях охватывала все стороны жизни, начиная от бытовой устроенности, когда рабочие, проживая в даровых помещениях при фабриках, спокойно относились к тому, что их товарищи по рабо­ те занимали их спальные места в то время, когда они работали в ночную смену136. Как уже упоминалось выше, в самом труде ра­ бочие спокойно поддерживали практику «гулевых дней», когда из трех недель работают две или по 4 часа в сутки, чтобы дать работу возможно большему числу людей137. Установка на уравнитель­ ность, в целом невыгодная для квалифицированных рабочих, все­ гда побеждала другие установки: на конкуренцию и состязатель­ ность, поскольку исходила из традиций взаимовыручки и солидарности. В социологической литературе 60—90-х годов отмечалось, что наиболее значимым для рабочих был фактор оказания взаимопо­ мощи в процессе труда, проявление личного интереса друг к другу и возможность общаться с товарищами. Причем, исследования показывали, что чем в большей мере труд рабочих становится ме­ ханизированным и автоматизированным, тем более благоприят­ ные возможности открываются для общения в процессе трудовой деятельности, оказания взаимопомощи и личного интереса138. В целом общение и взаимопомощь рабочих во время работы рас­ сматривались отечественными социологами по труду как положи­ тельный фактор, так как. 1) это позитивно сказывается на сниже­ нии напряженности в работе, психологических и нервных нагрузок, 2) это означает, что на таких участках (автоматизирован­ ных) имеется дополнительная возможность снижения напряжен­ ности трудового процесса. Взаимосвязь фактора общения и взаи­ мопомощи доказывает, что высокий уровень общения и помощи рабочих друг другу является не только средством уменьшения на­ пряженности трудового ритма, но и в значительной степени сред­ ством развития личности рабочего139. Итак, в досоветское время взаимопомощь в сфере труда и в тру­ довой повседневной жизни являлась традиционной ценностью для России, отражением общинности уклада жизни для большинства. В советское время бескорыстная помощь возводилась в ранг доб­ родетели, получала идеологическое освящение и подкрепление че­ рез воспитательные меры и мероприятия. В постсоветское время все идеологические основы этой традиции исчезли. Помощь могла сохраниться как самобытная традиция или исчезнуть. Помогают ли работники друг другу на частных предприятиях? Является ли помощь в труде данью прошлому или новым факто­ ром? Можно ли рассматривать оказание и принятие помощи как признак неуверенности или признак силы работника?

II. Культура труда и управления. Глава 3. Темниикий АЛ . Традиции..._________ 167

В этой связи представляется весьма актуальным рассмотрение практик помощи и взаимопомощи в работе на постсоветских пред­ приятиях, прежде всего на бывших государственных, а ныне ак­ ционированных и новых частных. Восприняли ли российские рабочие новые установки, призыва­ ющие к индивидуально-конкурентным жизненным усилиям в тру­ де и отвержению коллективистских ценностей или же сохраняется сила заложенных в прошлом традиций? Является ли нынешняя практика оказания помощи отражени­ ем сложившихся в рабочем коллективе неформальных норм или она выступает органической частью менеджмента, специально культивируемым и отслеживаемым фактором укрепления корпо­ ративной культуры предприятия? Рассмотрим данные исследовательские вопросы на примере об­ следованных предприятий. Ответы на вопрос, оказывают ли респонденты помощь своим коллегам по работе, показали, что абсолютное большинство рабо­ чих во все годы исследований часто или иногда помогали в работе друг другу (табл. 12). Таблица 12 Оказание помощи товарищам по работе на обследованных предприятиях (%) Оказывают помощь Часто Иногда Не оказывают Количество опрошенных

1993 г. 37 60 3 172

1999 г. 47 55 3 384

2002 г. 34 62 4 270

Практика оказания помощи в работе своим коллегам сущест­ венно различается в зависимости от типа предприятия. На новых частных предприятиях, в отличие от бывших государственных, ныне акционерных, оказывают помощь по работе, примерно, в 2раза реже (только каждый пятый рабочий на частном и каждый второй на акционерном предприятиях оказывали помощь часто). Надо также учитывать, что такая формулировка вопроса затра­ гивает предмет оказания помощи в целом, без выделения в ней ее мотивов и форм. Для сегодняшних формирующихся рыночных от­ ношений правомерен контраргумент, что если где-то и сохраняет­ ся практика помощи в работе, то делается это не бескорыстно, а за взаимные услуги (деньги) или другие формы эквивалентного об­ мена, возмещающего затраты на оказание помощи. Поэтому был

Традиции и инновации ■ современной России

168

сформулирован уточняющий вопрос о практике замен друг друга по работе как одной из наиболее распространенных форм помощи на производстве. На вопрос: «Приходилось ли Вам по производ­ ственной необходимости заменять своих коллег по работе»? —бы­ ли получены ответы, также существенно отличающиеся в зависи­ мости от типа предприятия (табл. 13). Таблица 13 Замена коллег по работе в случаях производственной необходимости у рабочих частных и акционированных предприятий (%) Заменяли коллег по работе Бескорыстно За материальное вознаграждение Не приходилось заменять Не принято заменять

2002

1999 НЧП*

АО*

НЧП

АО

45 35 1 19

65 17 12 6

37 36 16 11

58 10 24 8

Примечание. *НЧП - Новое частное предприятие, **АО - акционированное предприятие.

Рабочие акционированных предприятий заменяют своих кол­ лег преимущественно бескорыстно, а на новых частных случаи за­ мены за вознаграждение и на бескорыстной основе распростране­ ны примерно в равной мере. Рост индивидуализации труда сказывается на увеличении доли рабочих, которым уже не прихо­ дится заменять своих коллег. Данная тенденция характерна как для новых частных, так и для акционированных предприятий. Сущест­ вует незначительная, но устойчивая группа рабочих, которые от­ мечают отсутствие в своих подразделениях норм замены коллег по работе в случае необходимости. Результаты анализа не позволяют сделать вывод, что практика помощи востребована современным менеджментом как рычаг уп­ равления. Выяснилось, что руководителей больше беспокоит не­ желание работников проявлять самостоятельность и инициативу в работе, чем их нежелание помочь друг другу в случае необходи­ мости. Оценки руководителями частоты помощи друг другу у под­ чиненных оказались примерно такими же, как и у работников. Больше половины из числа опрошенных руководителей считают, что это делается часто, чуть меньше половины —иногда, и только единицы — никогда. Полученные результаты позволяют сделать предварительный вывод, что практика помощи рассматривается руководителями как привычная норма повседневной трудовой жизни в возглавляемых ими трудовых коллективах. Это позволяет им при необходимости использовать ее в работе, и в этом они не встречают особого сопротивления со стороны подчиненных.

II. Культура труда и управления. Глава 3. Темниикий АЛ . Тпалнпни...

169

Являются ли рабочие, помогающие другим, более сильными ак­ торами, с высоким ресурсным потенциалом и лучшими результа­ тами своего труда? Для ответа на этот вопрос был проведен дискриминантный ана­ лиз, позволяющий построить прогностические модели, в нашем случае: а) высокой ориентированности рабочих на оказание без­ возмездной помощи коллегам в случае необходимости, б) оказание помощи, но за материальное вознаграждение. На основе получен­ ных удовлетворительных результатов классификации были состав­ лены перечни наиболее информативных дискриминантных пере­ менных. Определение качества значений переменных, их большей либо меньшей степени выраженности проводился на основе срав­ нения групповых средних между двумя указанными выше типоло­ гическими категориями респондентов. Результаты дискриминант­ ного анализа подтвердили гипотезу, что на возможность оказания безвозмездной помощи товарищу по работе в случае необходимо­ сти указывают более сильные акторы (табл. 14). Таблица 14 Предикторы оказания безвозмездной помощи в работе коллегам * 2002 г.

1999 г. Общие предикторы

Более высокий размер получаемой зарплаты Выполняемая работа дает большие возможности для реализации способностей Выполняемая работа требует большей самостоятельности Большая доля мужчин Различающиеся предикторы Более высокий душевой доход семьи

Больший стаж работы на предприятии

Больший интерес к положению дел на предприятии

Близость работы к месту жительства

Более высокая значимость высокой трудовой дисциплины как фактора гарантий в занятости

Более высокая значимость отношений с руководством

Более высокая ориентированность на интересную работу в случае предполагаемого увольнения

Большая удовлетворенность размером заработка

В большей мере оценивают размер своего Большая удовлетворенность условиями быта заработка как более высокого по сравнению с заработками коллег на других предприятиях Большая удовлетворенность тем, как проводят свое свободное время

Более высокие оценки справедливости в оплате труда

* Примечание. Использовался шаговый метод отбора предикторов (статистика Уилкса) по основным блокам вопросов анкеты.

170

Традиции и инновации в современной России

Более высокий размер заработка и более содержательный труд —вот основные устойчивые предикторы безвозмездной помо­ щи другим. По другим, хотя и различающимся по годам опросов признакам, общими являются характеристики, указывающие на более высокий ресурсный социальный капитал рабочего, оказыва­ ющего помощь товарищам по работе. То есть помощь в данном случае выступает как добрый поступок, направляемый от «сильно­ го» рабочего к своему товарищу по работе. Для рабочих, оказываю­ щих сегодня помощь друг другу, по- прежнему, как выяснилось из неформальных бесед, более значимым является не разовое матери­ альное вознаграждение за оказанную услугу, а взаимовыручка как постоянно воспроизводимая надежная практика. Поскольку оба обследованных предприятия —и частное и акци­ онерное, —являются экономически успешными, то можно было бы утверждать, что оказание помощи —отражение сформирован­ ной не без участия менеджмента корпоративной культуры. Но, как мы уже показали выше, менеджмент данных предприятий не уде­ ляет практикам взаимопомощи специального внимания, а роль фактора успешности была проверена экспериментально. В 1999 г. наряду с успешными предприятиями исследовалось явно неуспешное: предприятие в сфере ВПК. Это предприятие с сохранившимся с советского времени кадровым составом рабо­ чих (97% опрошенных рабочих работали на этом предприятии и до 1992 г.). На данном предприятии высокий уровень автономности в работе, что в определенной мере должно было сказаться на более низкой по сравнению с другими обследованными предприятиями частоте помощи в работе. Однако, как выяснилось, в оценках заме­ ны коллег по работе в случае необходимости рабочие оборонного предприятия ничем не отличаются от акционерного (2/3 опрошен­ ных рабочих безвозмездно заменяют своих коллег по работе). Отличают рабочих предприятия ВПК, лежавшего в момент об­ следования «на боку», выявленные в результате дискриминантно­ го анализа предикторы безвозмездной помощи. Если на других предприятиях, несмотря на их различие по формам собственности, объединительными признаками выступают наличие более высоко­ го материального положения, интересной по содержанию работы и хорошие отношения с руководством, что позволяет рассматри­ вать бескорыстную замену коллег по работе как проявление кор­ поративной культуры, формирующейся снизу, то на оборонном предприятии предикторы носят противоположный характер. Ос­ новными из них выступают: наличие большего стажа работы на данном предприятии, более активное участие в принятии реше­ ний, касающихся работы своего подразделения, более низкие оценки отношений между рабочими и администрацией, низкая за­

И. Культура труда и управления. Глава 3. Темниикий АЛ. Традиции...

171

висимость размера заработка от конечных результатов работы предприятия, большее стремление к достижению лучших резуль­ татов в своей работе, больший уровень позиционирования себя как не нуждающихся в помощи со стороны руководства в трудных случаях жизни. Иными словами, помогающие другим в работе на данном предприятии —это также рабочие с сильным ресурсным капиталом, но этот капитал индивидуализирован и не согласовы­ вается, а скорее противопоставляется влиянию руководства и ад­ министрации предприятия. Безвозмездная помощь коллегам по работе на неуспешных предприятиях —это, скорее отражение то­ варищеской взаимовыручки, элемент рабочей солидарности, чем корпоративной ответственности. Исходя из проведенного анализа, можно утверждать, что тради­ ции бескорыстной помощи друг другу у рабочих, основанные на принципах взаимовыручки, сохранились на всех типах предприя­ тий постсоветской России. Последние результаты исследований, затрагивающие данный аспект трудового поведения, показали, что бескорыстная помощь друг другу в работе вошла в число трех наиболее универсально устойчивых социокультурных практик в сфере труда, т. е. практик, имевших место в прошлом и достаточно распространенных в на­ стоящем140. Итак, если на возможность оказания бескорыстной помощи другим указывают всегда рабочие с более сильным ресурсным по­ тенциалом, то возможно, что ожидают ее более ресурсно слабые, нуждающиеся работники. Проверка данной обратной стороны ги­ потезы осуществлялась с помощью вопросов об ожидании со сто­ роны рабочих помощи от коллег и своих руководителей в трудных житейских ситуациях. Распределение ответов на данные вопросы у рабочих обследованных предприятий выглядит следующим обра­ зом (см. табл. 15, 16). Таблица 15 Ожидание помощи от коллег по работе в трудных житейских ситуациях (%) Годы опроса Рассчитывают на помощь

2002

1999 НЧП

АО

НЧП

АО

Всегда

33

39

31

54

Только в крайнем случае

50

49

40

32

Не рассчитывают

10

6

16

4

Не нуждаются

9

6

10

10

172

Тпалипии и инновации в современной России

Таблица 16 Ожидание помощи со стороны руководства в трудных житейских ситуациях (%) Годы опроса Рассчитывают на помощь

2002

1999 НЧП

АО

НЧП

АО

Всегда

8

16

14

23

Только в крайнем случае

39

45

36

53

Не рассчитывают

44

29

41

14

Не нуждаются

9

10

10

10

Выяснилось, что между ответами на данные вопросы существу­ ет сильная симметричная связь: если рабочие рассчитывают полу­ чить помощь от руководителей, то и от коллег по работе в той же мере и наоборот (коэф. Крамера в 1999 г. —0,326, в 2002 г. - 0,369). Лишь примерно десятая часть рабочих стабильно независимо от времени опроса и типа предприятия не нуждалась в помощи ни со стороны коллег, ни со стороны руководителей. Как выяснилось из анализа, эту группу прежде всего составляют молодые рабочие, не обремененные семьей, с небольшим стажем работы и выполня­ ющие менее ответственную работу. Для остальных рабочих воз­ можность получения такой помощи имеет большую значимость, только вот рассчитывать на нее могут не все. Особенно это замет­ но у рабочих частных предприятий, которые, в отличие от своих коллег с акционерного предприятия, почти в 2 раза меньше рас­ считывали на помощь со стороны руководителей в 1999 г., а в 2002 г. еще меньше (только 14% против 41 % —на акционерном). Кто же те рабочие, кто уверен в большей либо в меньшей степе­ ни в получении помощи от коллег и руководителей? (табл. 17, 18). Таблица 17 Предикторы уверенности в получении помощи от коллег в труд­ ных житейских ситуациях 1999 г.

2002 г. Общие предикторы Большая удовлетворенность размером заработка Большая удовлетворенность взаимоотношениями с коллегами Большая самостоятельность в работе Больший стаж работы на предприятии Большая удовлетворенность материальным положением семьи Большая уверенность в получении помощи от товарищей по работе в трудных случаях Большая удовлетворенность работой на предприятии Более низкий уровень потенциальной текучести Большая удовлетворенность материальным положением семьи

II. Культура труда и управления. Глава 3. Темниикий АЛ . Традиции...

173

Таблица 18 Предикторы уверенности в получении помощи от руководства в трудных житейских ситуациях 1999 г.

2002 г. Общие предикторы Больший размер заработка Большая удовлетворенность организацией труда Больший интерес к положению дел на предприятии Ббльшая уверенность в получении помощи от товарищей по работе в труд­ ных случаях Большая удовлетворенность работой на предприятии Более низкий уровень потенциальной текучести Больший уровень справедливости в оплате труда Ббльшая удовлетворенность материальным положением семьи

На основе выявленных общих предикторов, т. е. тех, которые были значимы и в 1999 и в 2002 гг., можно сделать вывод, что преж­ де всего уверенность в получении помощи от других, как от коллег по работе, так и от руководителей, является функцией более высо­ кого ресурсного потенциала и большей включенности работников в дела предприятия. Можно утверждать, что при условии совпаде­ ния ожиданий рабочих с их реальным насыщением в практике тру­ довых взаимоотношений так называемые услуги «реципрокации» распределяются между сильно ресурсными, максимально вклю­ ченными в дела предприятия работниками и не доходят до дей­ ствительно нуждающихся в помощи. Таким образом, обоснование и использование социокультур­ ного подхода как адекватного для исследования традиций и инно­ ваций в трудовой культуре российских рабочих позволило: 1. Выявить те черты и практики трудовой культуры рабочих, ко­ торые сложились в начальный период функционирования заводов и фабрик в России (начало XVIII в.) и остались значимыми и ши­ роко распространенными до сегодняшнего дня. В качестве тако­ вой была рассмотрена практика неформальной зависимости рабо­ чих от своего хозяина (начальства) и сложившаяся на ее основе традиция патернализма. 2. Выявить устойчивые культурные традиции и состоявшиеся инновации на основе анализа взаимодействия советских и постсо­ ветских трудовых ценностей и норм поведения рабочих промыш­ ленных предприятий. К числу наиболее устойчивых, традиционно высоко значимых для рабочих как государственных предприятий в советское время, так и частных предприятий в постсоветское, были отнесены ценности семьи, заработка, общения на производ­ стве, хороших отношений с товарищами по работе и непосред­ ственными руководителями. К числу инноваций в трудовой культуре рабочих, получивших заметное отражение и ставших до­

174

Традиции и инновации в современной России

статочно прочными, чтобы говорить о возможности их перехода в традиции, были отнесены страх потери работы, продолжающее­ ся падение ценности свободного времени и укрепление ценности здоровья, а также наличие устойчивых предпосылок для формиро­ вания партнерских ориентаций в труде у пока еще незначительной (1/4) части рабочих. 3. На основе рассмотрения традиций как соотношения факти­ ческого и ценностного выделить основные виды социокультурных практик в сфере труда рабочих и раскрыть их иерархию по степени распространенности и уровню значимости у рабочих успешного промышленного предприятия Подмосковья в 2005 г. Показано, что наиболее распространенной и имеющей максимальное ценно­ стное значение социокультурной трудовой практикой рабочих остается, как и в советское время, старательность и исполнитель­ ность в работе. На противоположном полюсе —минимально рас­ пространенной и значимой, по оценкам рабочих оказалась прак­ тика отлынивания от работы. 4. На основе построения дуальных социокультурных оппози­ ций были выявлены особенности взаимодействия коллективист­ ских и индивидуалистических ценностных ориентаций и практик рабочих в трудовом поведении, в частности наличия либо отсут­ ствия бескорыстных практик взаимопомощи в работе и в трудных жизненных ситуациях. Определено, что в постсоветский период практики помощи, взаимовыручки у рабочих частных предприя­ тий не исчезли и остались значимыми для большинства рабочих бывших государственных предприятий и примерно для одной тре­ ти —новых частных предприятий. Однако и у первых и у вторых за­ метны сходные тенденции: в стремлении оказывать помощь и по­ лучать ее взамен, минуя формы материального вознаграждения, участвуют «ресурсно сильные» рабочие, в большинстве случаев идентифицирующие свою работу с предприятием в целом. Такое понимание феномена оказания и получения помощи в работе и в трудных жизненных ситуациях более адекватно принципам трудового корпоративизма, основывающегося преимущественно на принципах российских, а не западных культурных традиций. Примечания 1 Темницкий А Л . Рабочие реформируемой России как объект социологи­ ческих исследований / / Мир России. М., 2006. № 2. С. 79. 2 См.: Трушков В.В. Современный рабочий класс России в зеркале стати­ стики / / Социологические исследования. М., 2002. № 2. С. 47. 3 См.: Заславская Т.И. Структура современного российского общества / / Экономические и социальные перемены: мониторинг общественного

II. Культура труда н управления. Глава 3. Темницкий АЛ. Традиции..,

175

мнения. М., 1995. № 6. С. 7; Наемный труд на переломных этапах раз­ вития экономики. Отв. ред. Р.И. Цвылев. М.: Эдиториал. УРСС. 1999. С. 13. 4 См.: Трошин К.Е. Социально-политический конфликт в российском обществе: проблемы урегулирования (круглый стол) / / Социологиче­ ские исследования. М., 1999. № 3. С. 58. 5 См.: Барсукова С.Ю., Герчиков В.И. Приватизация и трудовые отноше­ ния: от единого и общего — к частному и разному. Новосибирск: ИЭиОПП СО РАН, 1997. С. 143. 6 Рабочий класс в процессах модернизации России: исторический опыт. Материалы конференции (Москва 29 сент. 2000 г.). Под ред. Чуракова Д.О. М.: Экономическая демократия, 2001. С. 121. 7 Трушков В.В. Современный рабочий класс России в зеркале статисти­ ки / / Социологические исследования. М., 2002. № 2. С. 49-50. 8 См.: Максимов Б.И. Рабочие в период реформ: положение, ориентации, коллективные действия / / Мир России. М., 2002. № 3. С. 116. 9 Структура и уровни социологического знания: традиции и новые кон­ цепции (Интервью с В.А. Ядовым) / / Социологические исследования. М., 2003. № 9. С. 17. 10 См.: Гимпельсон В.Е., Назимова А.К. «Хозяин производства»: догма и ре­ альность// Социологические исследования. М., 1991. № 8. 11 См.: Борисов В.А., Козина И.М. Об изменении статуса рабочих на пред­ приятии / / Социологические исследования. М., 1994. № 11. С. 16—29. 12 См.: Мирошниченко Н.С., Максимов Б.И. Приватизация Кировского за­ вода как процесс. Социологические исследования. М., 1994. № 11. С. 36-39. 13 См.: Донова И.В., Веденеева В.Т. Кто, кому, за что и сколько платит на приватизированном предприятии? / / Социологические исследования. М., 1995. № 2. С. 25-34. 14 См.: Мелин X. На пути к обществу рабочего класса: российская классо­ вая структура в 90-е годы / / Мир России. М., 2000. № 2. С. 152-168. 15 См.: Беленький В.Х. Рабочий класс как объект социологического анали­ за / / Социологические исследования. М., 2003. С. 29—36. С. № 1; Мак­ симов Б.И. Рабочий класс, социология и статистика / / Социологиче­ ские исследования. М., 2003. № 1. С. 37-46. 16 См.: Радаев В.В. Обычные и инновационные практики в деятельности среднего класса / / Мир России. М., 2003. № 4. С. 91. 17 См.: Гимпельсон В.Е., Магун B.C. В ожидании перемен (рабочие о ситуа­ ции на промышленных предприятиях) / / Социологические исследова­ ния. М., 1990. № 1.С. 4 -2 0 . 18 См.: Магун B.C., Гимпельсон В.Е. Стратегия адаптации рабочих на рын­ ке труда / / Социологические исследования. М., 1993. № 9. С. 75—77. 19 См.: Бессокирная Т.П., Темницкий А.Л. Социальная адаптация рабочих в трансформирующемся обществе: основные положения программы и некоторые результаты исследования / / Мир России. М., 2000. № 4. С. 103-124. 20 См.: Козлов В.Д. Почему рабочие ограничивают выработку? / / Социо­ логические исследования. М., 1990. № 2. С. 50—56.

176

Традиции и инновации в современной России

21 См.: Клопов Э.В. Вторичная занятость как форма социально-трудовой мобильности / / Социологические исследования. М., 1997. № 4 . С. 29-45; Темницкий A.JI., Бессокирная Г.П. Вторичная занятость и ее социальные последствия / / Социологические исследования. М., 1999. № 5. С. 34-40. 22 Гофман А.Б. От какого наследства мы не отказываемся? / / Россия ре­ формирующаяся. Ежегодник — 2004. Отв. ред. Л.М. Дробижева. М.: Институт социологии РАН, 2004. С. 370. 23 См.: Согомонов А.Ю. Солидаристические утопии «высокой» современ­ ности (о конструкциях «нового поколения» в «рефлексивной биогра­ фии») / / Солидаризация в рабочей среде. М., 1998. С. 181-183. 24 Бауман 3. Индивидуализированное общество. М.: Логос, 2002. С. 31. 25 См.: Штомпка П. Социология социальных изменений. М.: АСПЕКТ ПРЕСС, 1996. С. 98-99. 26 Грушин Б.А. На перекрестке дорог, ведущих в будущие годы... / / Куда пришла Россия? Итоги социетальной трансформации / Под общ. ред. Т.И Заславской. М.: МВШСЭН. 2003. С. 365. 27 Левада Ю.А. Рамки и варианты исторического выбора: несколько сооб­ ражений о ходе российских трансформаций. С. 164. 28 Грушин Б.А. На перекрестке дорог, ведущих в будущие годы... / / Куда пришла Россия? Итоги социетальной трансформации / Под общ. ред. Т.И Заславской. М.: МВШСЭН. 2003. С. 365. 29 Жизненные силы русской культуры: пути возрождения в России нача­ ла XXI века. Под ред. С.И. Григорьева, Т.А. Семилет. М.: Издательский Дом Магистр-Пресс, 2002. С. 272. 30 См.: Борисов В.А. Самоорганизация рабочего движения / / Социологи­ ческие исследования. М., 1993. JNfe 2. С. 42—43; Бизюков П.В. Подземная шахтерская забастовка (1994—1995) / / Социологические исследования. М., 1995. № 10. С. 45-48. 31 См.: Трушков В.В. Современный рабочий класс России в зеркале стати­ стики / / Социологические исследования, 2002. № 2. С. 45—51. 32 См.: Максимов Б.И. Классовый конфликт на Выборгском ЦБК: наблю­ дения и анализ / / Социологические исследования, 2001. N9 1. С. 35-47. 33 См.: Трушков В.В. Современный рабочий класс России в зеркале стати­ стики / / Социологические исследования, 2002. № 2. С. 45—51. 34 См.: Плинер Ю.Е., Корсаков А.В., Соболева О.А. Патернализм как пара­ дигма отношений на производстве (PRO и CONTRA) / / Изменения в мотивации труда в новых условиях. М.: НИИ труда, 1992. С. 21—32. 35 См.: Шершнева Е.Л., Фельдхофф Ю. Культура труда в процессе социаль­ но-экономических преобразований: опыт эмпирического исследова­ ния на промышленных предприятиях России. СПб.: Петрополис, 1999. С. 8-14. 36 См.: Трудовые отношения на новом частном предприятии (социологи­ ческий анализ данных трех исследований) / Отв. ред. А.Л. Темницкий. М.: ИС РАН, 2000. С. 73-80. 37 См.: Темницкий А.Л. Советские и постсоветские ориентации рабочих в трудовом поведении в 1990-е годы / / Общество и социология: новые реалии и новые идеи. Труды Первого Всероссийского социологическо­

II. Культура труда и управления. Глава 3. Темницкий А.Л. Традиции..,

177

го конгресса «Общество и социология: новые реалии и новые идеи». Санкт-Петербург, 27—30 сентября 2000 года. СПб.: Социологическое общество им. М.М. Ковалевского, 2002. С. 254. 38 См.: Ахиезер А. С. Россия: Критика исторического опыта. Т. 1. От про­ шлого к будущему. Новосибирск: Сибирский хронограф, 1997. С. 160-161. 19 См.: Сорокин П.А. Человек. Цивилизация. Общество. М.: Изд-во полит, лит-ры, 1992. С. 219; Лапин Н.И. Пути России: социокультурные транс­ формации. М.: Институт философии РАН, 2000. С. 11. 40 См.: Бызов Л.Г. Социокультурная трансформация российского общест­ ва и формирование неоконсервативной идентичности / / Мир России. М., 2002. № 1.С. 120-122. 41 Сарно А.А. Поддержка и регулирование мотивационных процессов в сфере трудовых отношений. СПб.: Изд-во Санкт-Петербургского ун-та экономики и финансов, 1997. С. 39. 42 См.: Зарубина Н.Н. Социально-культурные основы хозяйства и пред­ принимательства. М.: ИЧП «Издательство Магистр», 1998. С. 242. 43 См.: Колесин И.Д. Подходы к изучению социокультурных процессов / / Социологические исследования. М., 1999. № 1. С. 132. 44 См.: Табатадзе И.А. Социокультурные аспекты туристической деятель­ ности //Доклады Второго Всероссийского конгресса. Т. 1., М.: Альфа-М, 2004. С. 292. 45 Давыдов А.А. Культурная социология Дж. Александера и системная со­ циология (сравнительный анализ) / / Социологические исследования. М., 2007. № 7. С. 12. 46 Новая американская культурная социология (Сводный реферат) / / Со­ циальные и гуманитарные науки. РЖ. Серия И. Социология. М.: ИНИОН РАН, 2006. № 3. С. 5. 47 См.: Артемов В.М. Социально-культурная ориентация правоохрани­ тельных органов / / Социологические исследования. М., 2000. Nq 1. С. 51-54. 48 Сиволапов А.В. К новой модели обучения: социокультурный подход / / Социологические исследования. М., 1994. № 3. С. 91. 49 См.: Тюгашев Е.А. Социокультурный подход в преподавании социоло­ гии: жанр этюда / / Социологические исследования. М., 1997. Nq 5. С. 112-116. 50 См.: Коробков Ю.Д. Социокультурный облик рабочих горнозаводского Урала (вторая половина XIX - начало XX века). М.: Изд-во «Слово», 2003. С. 5. 51 Сорокин П.А. Человек. Цивилизация. Общество. М.: Изд-во полит, лит-ры, 1992. С. 193. 52 Там же. С. 219. 53 См.: Сорокин П.А Социальная и культурная динамика. СПб.: Изд-во Русского Христианского гуманитарного института, 2000. С. 732—736. 54 См.: Буннак Я. Социокультурная трансформация в Словакии / / Социо­ логические исследования, 2003. Nq 7. С. 116. 55 См.: Лапин Н.И. Пути России: социокультурные трансформации. М.: Институт философии РАН, 2000. С. 27-33.

178

Традиции и инновации в современной России

56 См.: Ахиезер А.С. Россия: критика исторического опыта. Т. 1. От про­ шлого к будущему. Новосибирск.: Сибирский хронограф, 1997, 1997. С. 56. 57 См.: Ахиезер А.С. Россия: критика исторического опыта. Т. 2. Теория и методология. Словарь. Новосибирск.: Сибирский хронограф, 1997, 1998. С. 22-23. 58 См.: ЧубаръянА. О. Современные тенденции социальной истории / / Со­ циальная история. Ежегодник. 1997. М.: РОССПЭН, 1998. С. 8. 59 См.: Захаров H.JI. Социокультурные и профессиональные регуляторы поведения российского чиновника / / Социологические исследования. М., 2004. № 3. С. 113. 60 Железнякова С. И. Социокультурные ориентации учителей / / Социоло­ гические исследования. М., 2001. № 4. С. 102. 61 Левченко И.Е. Цензура как социокультурный феномен / / Социологиче­ ские исследования. М., 1996. № 8. С. 88. 62 Маршак А.Л. Особенности социокультурных связей социально-дезор­ ганизованной молодежи / / Социологические исследования. М., 1998. № 12. С. 94-96. 63 См.: Туган-Барановский М.И. Русская фабрика в прошлом и настоящем. М.: Наука, 1997. С. 164. 64 См.: Там же. С. 96. 65 См.: Козъмин Б.П. Зарождение рабочего класса в России и его первые шаги. М.: Изд-во Всероссийского центрального исполкома Советов Р.С.К. и К. Депутатов, 1918. С. 4 -5 . 66 Гвоздев С. Записки фабричного инспектора из наблюдений и практики в период 1894-1908 гг. Изд. второе. Гос. Изд-во, 1925. С. 136. 67 Дементьев Е.М. Фабрика. Что она дает населению, и что она у него бе­ рет. М.: Типография т-ва И.Н. Кушнерев и К, 1893. С. 41. 68 См.: Туган-Барановский М.И. Русская фабрика в прошлом и настоящем. М.: Наука, 1997. С. 112. 69 См.: Коробков. Ю.Д. Социокультурный облик рабочих горнозаводского Урала (вторая половина XIX — начало XX века). М.: Изд-во «Слово», 2003. С. 78. 70 См.: Там же. С. 29. 71 См.: Козьмин. Б.П. Зарождение рабочего класса в России и его первые шаги. М.: Изд-во Всероссийского центрального исполкома Советов Р.С.К. и К. Депутатов, 1918. С. 5. 72 См.: Балабанов М.С. Как возник и развивался рабочий класс в России. М.; Л.: Гос. Изд-во, 1926. С. 28. 73 См.: Пажитнов К.А. Положение рабочего класса в России. СПб.: «Но­ вый мир», 1906. С. 1. 74 См.: Гвоздев С. Записки фабричного инспектора из наблюдений и прак­ тики в период 1894-1908 гг. Изд. второе. М.; Л.: Гос. Изд-во, 1925. С. 33. 75 См.: Там же. С. 107-108. 76 См.: Коробков Ю.Д. Социокультурный облик рабочих горнозаводского Урала (вторая половина XIX - начало XX века). М.: Слово, 2003. С. 107. 77 См.: Там же. С. 109. 78 Озеров И.Х. Горные заводы Урала. М., 1910. С. 172.

II. Культура труда и управления. Глава 3. Темницкий A.JI. Традиции..,

179

79 См.: Гвоздев С. Записки фабричного инспектора из наблюдений и практи­ ки в период 1894—1908 гг. Изд. второе. М.; JI.: Гос. Изд-во, 1925. С. 180. к() См.: Коробков Ю.Д. Социокультурный облик рабочих горнозаводского Урала (вторая половина XIX - начало XX века). М.: Слово, 2003. С. 135. к| См.: Там же. С. 136. 82 См.: Там же. С. 156. 83 См.: Миронов Б.Н. Отношение к труду в дореволюционной России / / Социологические исследования. М., 2001. № 10. С. 106. 84 См.: Коробков Ю.Д. Социокультурный облик рабочих горнозаводского Урала (вторая половина XIX —начало XX века). М.: Слово, 2003. С. 118. 85 См.: Гвоздев С. Записки фабричного инспектора из наблюдений и прак­ тики в период 1894—1908 гг. Изд. второе. М.; JL: Гос. Изд-во, 1925. С. 189. 86 См.: Шанин Т. Революция как момент истины. М.: Весь Мир, 1997. С. 41. 87 См.: Дмитриев П.Н. Социальный облик рабочих Удмуртии в первые де­ сятилетия XX в.: социально-бытовые, производственные, политиче­ ские аспекты / / Рабочие в России: исторический опыт и современное положение. М.: Едиториал УРСС. 2004. С. 160. 88 См.: Гвоздев С. Записки фабричного инспектора из наблюдений и прак­ тики в период 1894—1908 гг. Изд. второе. М.; JI.: Гос. Изд-во, 1925. С. 190. 89 См.: Шанин Г. Революция как момент истины. М.: Весь Мир, 1997. С. 325. 90 См.: Клейнборг Л.М. Рабочий класс и культура. Как складывалась рабо­ чая интеллигенция. М.: Изд-во ВЦСПС, 1925. Т. 1 (1905-16 г.). С. 245. 91 См.: Шанин Т. Революция как момент истины. М.: Весь Мир, 1997. С. 461. 92 См.: Там же. С. 462. 93 См.: Илъюхов А.А. Советская модель всеобщего труда в 1918-1922 гг. / / Рабочие в России: исторический опыт и современное положение. М.: Едиториал УРСС, 2004. С. 184-195. 94 В 2007 г. исследование проводилось на машиностроительном предпри­ ятии Подмосковья при поддержке РГНФ (проект № 05-03-03174а). Объем реализованной выборки —500 человек, в том числе 356 рабочих. 95 См.: Ядов В.А. Ценностные ориентации / / Саморегуляция и прогнози­ рование социального поведения личности / Отв. ред. В.А. Ядов. J1.: Наука, 1979. С. 3. 96 См.: Лапин Н.И. Как чувствуют себя, к чему стремятся граждане Рос­ сии. Результаты мониторинга «Наши ценности и интересы сегодня» (1990—2002 гг.) / / Мир России, 2003. N° 4. С. 144. 97 Более подробно об этом см.: Трудовые отношения на новом частном предприятии (социологический анализ данных трех исследований). Отв. ред. А.Л. Темницкий. М.: Институт социологии РАН, 2000. С. 32-33. 98 См.: Лукьянова Т.Н., Убиенных Т.Н., Эйдельман Я.Л. Культурные детер­ минанты отношения к труду / / Россия реформирующаяся. Под ред. Л.М. Дробижевой. М.: Academia, 2002. С. 142—144.

180

Традиции и инновации в современной России

99 См.: Темницкий А.Л., Бессокирная Г.П. Вторичная занятость и ее соци­ альные последствия / / Социологические исследования. М., 1999. № 5. С. 34-40. 100 См.: Патрушев В.Д., Бессокирная Г.П. Динамика основных ценностей повседневной деятельности и мотивов труда московских рабочих в 1990-е годы / / Социологические исследования. М., 2003. № 5. С. 83. 101 См.: Константиновский Д.Л. Молодежь 90-х: самоопределение в новой реальности. Профессиональные ориентации российских старше­ классников 90-х годов: планы и их реализация. М.: ЦСО РАН, 2000. С. 109. 102 См.: Здравомыслов А.Г., Ядов В.А. Человек и его работа в СССР и после. 2-е издание, исправленное и дополненное. М.: АСПЕКТ ПРЕСС, 2003. С. 462. 103 См.: Темницкий А.Л. Преодолен ли кризис в мотивации труда? / / Эко­ номические субъекты постсоветской России (институциональный анализ). Ч. 2. Фирмы современной России. Под ред. P.M. Нуреева. М.:МОНФ, 2003. С. 150-151. 104 См.: Шкаратан О.И., Карачаровский В.В. Русская трудовая и управлен­ ческая культура. Опыт исследования в контексте перспектив экономи­ ческого развития / / Мир России. М., 2002. № 1. С. 47. 105 См.: Лапыгин Ю.Н, Эйдельман Я.Л. Мотивация экономической дея­ тельности в условиях российской реформы. М.: Наука, 1996. С. 70; Ма­ гун B.C. Трудовые ценности российского населения / / Вопросы эконо­ мики. М., 1996. № 1. С. 52. 106 См.: Темницкий А.Л. Социокультурные факторы трудового поведения промышленных рабочих, 1990-е годы / / Социологический журнал. М., 2002. № 2. С. 83. 107 Шкаратан О.И., Карачаровский В.В. Указ. соч. С. 38. 108 См.: Мироедов А.Н., Эйдельман Я.Л. Социально-трудовые отношения в свете перспектив развития экономики / / Социально-трудовые отно­ шения: состояние и тенденции развития в России. Самара: Б.и., 1999. С. 69-70. 109 См.: Булавка Л.А. Нонконформизм. Социокультурный портрет рабо­ чего протеста в современной России. М.: УРСС, 2004. С. 85—91, 145—146; Трушков В.В. Современный рабочий класс России в зеркале статистики / / Социологические исследования. М., 2002. № 2. С. 49—50. 110 См.: Шацкий Е. Утопия и традиция. М.: Прогресс, 1990. С. 232. 111 См.: Гвоздев С. Записки фабричного инспектора из наблюдений и практики в период 1894-1908 гг. Изд. второе. М.; J1.: Гос. Изд-во, 1925. С. 11. 112 См.: Здравомыслов А.Г., Ядов В.А. Человек и его работа в СССР и после: Учебное пособие для вузов. 2-е изд., исправленное и дополненное. М.: Аспект Пресс, 2003. С. 370. 113 Дается процентное распределение ответов от общего числа опрошенных. 114 См.: Качество населения Санкт-Петербурга — II. Отв. ред. Фирсов Б.М. СПб.: Европейский Дом, 1996. С. 80—88. 115 См.: Касьянова К. О русском национальном характере. М.: Институт национальной модели экономики, 1994. С. 360-365; Лапыгин Ю.Н.,

II. Культура труда и управления. Глава 3. Темницкий А.Л. Традиции..._________ 181

Эйдельман Я.Л. Мотивация экономической деятельности в условиях российской реформы. М.: Наука, 1996. С. 89—91; Львов Д.С. Эконо­ мическая наука в Новой России / / Вестник РАН. Т. 67. 1997. № 6. С. 486; Чубайс И. Новая российская идея / / НГ-Сценарии. 1996. № 6. С. 4. 16 См.: Касьянова К. О русском национальном характере. М.: Институт национальной модели экономики, 1994. С. 367. 17 См.: Советский простой человек: опыт социального портрета на рубе­ же 90-х. Под ред. Ю.А. Левады. М.: Мировой океан, 1993. С. 300. 18 См.: Левада Ю.А. Возвращаясь к феномену «человека советского»: про­ блемы методологии анализа / / Экономические и социальные переме­ ны: мониторинг общественного мнения. 1995. № 6. С. 16. 19 См.: Качество населения Санкт-Петербурга — II. СПб.: Европейский Дом, 1996. С. 16. 20 См.: Модернизация: зарубежный опыт и Россия. М.: Инфомарт, 1994. С. 36—67; Бирман И. Взгляд на российскую экономику с Запада / / Куда идет Россия?.. М.: Интерпракс, 1994. С. 46. 21 См.: Этика успеха. Вып. 10, специальный. Тюмень—Москва, 1997. С. 186. 22 Кравченко А.И. Три капитализма в России / / Социс, 1999. № 7. С. 25. 23 См.: Parsons Т. Toward a General Theory of Action. New York: Harper & Row, 1951. P. 183-189. 24 См.: Штомпка П. Социология социальных изменений. М.: Аспект Пресс, 1996. С. 103. 25 См.: Поппер К. Открытое общество и его враги. Т. 1. М.: Феникс, 1992. С. 139. 26 См.: Гордон Л.А. Права человека, условия труда и уровень жизни в пе­ реходной России / / Мир России, 1996. № 4. С. 154—156. 27 См.: Горшков М.К. Массовое сознание россиян в период общественной трансформации: реальность против мифов / / Мир России. М., 1996. № 2. С. 115. 28 См.: Ядов В.А. Социальная идентификация в кризисном обществе / / Социологический журнал. М., 1994. № 1. С. 49. 29 См.: Козлова Т.З. Проблема солидарности в трех социологических тра­ дициях / / Социологические исследования. М., 1997. № 5. С. 118. 30 См.: Вишневский А. Г. Консервативная революция в С С С Р // Мир Рос­ сии, 1996. № 4 . С. 32. 31 См.: Гордон Л.А. Положение наемных работников в России 90-х го­ дов / / Социально-трудовые исследования. Вып. VII. М., 1997. С. 36-42. 32 См.: Бакштановский В.И., Согомонов Ю.В. Дух корпорации: нравствен­ ные оппозиции / / Этика успеха. Вып. 4. Тюмень-Москва, 1995. С. 8. 33 См.: Там же. С. 10. 34 См.: Апресян Е.Г. Корпоративизм: опыт социально-этического анали­ за / / Этика успеха. Вып. 4. Тюмень — Москва, 1995. С. 20. 135 См.: Этика успеха. Вып. 10, специальный. Тюмень—Москва, 1997. С. 189; Шатохин С.М. Коллективный индивидуализм / / Этика успеха. Вып. 4. Тюмень-Москва, 1995. С. 223-227.

Традиции и инновации в современной России

136 См.: Дементьев Е.М. Фабрика. Что она дает населению и что она у не­ го берет. М.: Типография т-ва И.Н. Кушнерев и К, 1893. 137 См.: Коробков. Ю.Д. Социокультурный облик рабочих горнозаводско­ го Урала (вторая половина XIX — начало XX века). М.: Слово, 2003. С. 109. 138 См.: Рабочий класс в условиях научно-технической революции (по итогам исследований на предприятиях СССР по международной про­ грамме «автоматизация и промышленные рабочие») / Отв. ред. В.И. Усенин, В.В. Кревневич. М.: Наука, 1979. С. 191. 139 См.: Там же. С. 193-195. 140 Исследование проводилось в 2005 г. на одном из подмосковных маши­ ностроительных предприятий.

Глава 4 В.А. Крыт

Некоторые черты и тенденции развития управленческих культур российских предприятий

1. Введение Развитие предприятий может исследоваться с точки зрения кон­ цепции культуры как совокупности разделяемых ценностей и цен­ ностных ориентаций. В условиях переходной экономики предпри­ ятия подвержены разнонаправленным воздействиям. Изменение содержания труда может быть представлено как неявное влияние ценностей и практик. Культура развивается вследствие внешних влияний, но национальная идентичность может сопротивляться изменениям. Организация труда основывается на культуре, кото­ рая, таким образом, определяет производственные отношения, но также и структуру, процессы и решения. Традиции воплощают опыт, накопленный организацией при решении проблем в процес­ се ее развития. Развитие, в свою очередь, предполагает противопо­ ставление традиций и инноваций как следствие нового опыта. Информация или события, на которых культура могла оставить след, показаны на примерах десяти предприятий города Санкт-Пе­ тербурга и Ленинградской области. Анализ средств массовой ин­ формации позволил выявить декларируемые принципы организа­ ций. Следующим шагом стала организация дискуссий директоров по персоналу с их французскими коллегами на тему организации труда. Наконец, полуформализованные интервью с директорами по персоналу и анализ внутренней документации дополнили ин­ формацию. Сопоставление результатов исследования предприятий сделало возможным обобщение обнаруженных тенденций. Сравнение выявленных исследованием тенденций с заранее предполагаемым на основе теории содержанием культуры позволя­ ет проверить рабочие гипотезы. Традиции на российских предпри­ ятиях относятся к советскому прошлому, а инновации соответству­ ют управленческим моделям, пришедшим из мирового хозяйства. Национальная культура поощряет патерналистскую, централизо­ ванную и иерархичную организацию, в которой неформальные се­ ти клановых отношений основаны на межличностном доверии.

184

Тпалинии и инновации в современной России

С другой стороны, развитие рыночных отношений приводит к уси­ лению организационных требований, в частности, по причине из­ менения равновесия между количеством и качеством труда и его оплатой. Традиционные статусные отношения уступают место кон­ трактным. Переходные ситуации сталкивают традиционные и но­ вые модели поведения, причем можно отметить три типа их взаи­ модействия: сосуществование новых практик с традиционными, их противопоставление и их компромиссы. Только компромисс дела­ ет возможной ассимиляцию инноваций, в частности постольку, по­ скольку возникает общий организационный контекст. Модели, гармонизирующие традиционное и инновационное, оказываются необходимым условием для эффективности организаций. Компро­ мисс требует присутствия акторов, способных свести воедино раз­ нонаправленные логики с целью развития предприятия. Чаще все­ го это управляющие, заинтересованные в рентабельности по причине участия в прибылях, а часто и в собственности предприя­ тий. При этом именно управляющие собственники оказывают наи­ большее влияние на создание правил.

2. Развитие культур: традиции и инновации Понятие культуры предприятия определяется как совокуп­ ность разделяемых персоналом ценностей №ценностных ориента­ ций, возникшая в течение всей его истории как следствие значи­ мых событий1. Под ценностью здесь понимается сильное предпочтение одной ситуации другой2. Анализ в терминах ценно­ стей и ценностных ориентаций позволяет проследить развитие культур предприятия как эволюцию доминирующих ценностей. Совокупное влияние ценностей может быть представлено в виде трех уровней: базовые ценности, ценностные ориентации и, нако­ нец, поведение индивидов и другие наблюдаемые проявления культуры (стиль одежды, организация пространства, отношение ко времени)3. Накопленный организацией опыт принимает фор­ му традиции, стабилизирует и укрепляет функционирование ор­ ганизации, что со временем определяет способ действий для вы­ полнения каждой отдельной задачи. Как и прочие социальные феномены, культуры развиваются под воздействием внешних влияний и внутренних противоречий. В ус­ ловиях переходных экономик воздействие внешних влияний возра­ стает. Важно подчеркнуть, что ценностные ориентации, обуслов­ ленные национальной культурой работников, занимают как правило базовый уровень ценностей, который Т. Холл4 характери­ зует как «скрытую» часть национальной культуры, весьма стабиль­ ную по отношению к развитию окружающей среды. Понятие куль­ туры предприятия представляется оптимальным для изучения

II. Культура труда и управления. Глава 4. Крылов В.А. Некоторые черты..._____ 1 8 5

процесса трансформации организационного поведения. Мы исхо­ дим из допущения, что всякое предприятие обладает культурой5, которая адаптируется к любым общественным проявлениям6, определяет границы предприятия и отличает его от других пред­ приятий. Организационные структуры неразрывно связаны с куль­ турой предприятия, так как система ценностей и ценностных ори­ ентаций, разделяемая персоналом, не может не влиять на работу предприятия. Таким образом, стратегия и управление человечески­ ми ресурсами ответвляются от исходной культуры, которая, оченидно, влияет на личные отношения, но также и на структуру орга­ низации, организационные процессы и процессы принятия решений. Культура предприятия определяет рамки его развития. Очевидно, что поведение персонала определяется нормами, принятыми на предприятии. Со временем, посредством повседнев­ ного воспроизводства, организационные нормы интернализируют­ ся работниками и занимают определенное место среди их индиви­ дуальных ценностных ориентаций. В зависимости от длительности работы в организации культура предприятия может воздействовать не только на поведение, но и на ценностные ориентации работни­ ков. Как и любая другая культура, культура предприятия формиру­ ется исторически. Принимая во внимание эту ее характеристику, можно начать анализ точек зрения различных авторов с рассмотре­ ния норм и ценностей, созданных советскими организациями. Взаимодействие предприятий с окружающей средой представ­ ляет собой ресурс их развития7. Непредсказуемость и сила влияния окружающей среды резко возросли после распада СССР, так как множество организаций оказалось брошено в свободную конку­ ренцию, что вынудило их к поиску альтернативных основ трудо­ вой дисциплины. Бюрократический «порочный круг»8, развив­ шийся в организациях за годы советской власти, не мог обеспечить управление в условиях плохо отрегулированной рыночной эконо­ мики начала 90-х годов. Организации быстро эволюционировали или исчезали: адаптация вынуждала и вынуждает искать, изобре­ тать и внедрять инновации в целях повышения эффективности. В процессе адаптации к окружающей среде организации стремят­ ся объективно анализировать сложившиеся обстоятельства и дей­ ствовать рационально. Успешные управленческие решения впоследствии формализуются и распространяются, в зависимости от их применимости, на всю организацию и за ее пределы. Таким образом, инновацию в данном случае можно понимать как целена­ правленное и искусственно вызванное изменение в организации с целью повысить эффективность ее деятельности9. Это значит, что именно осознание проблемы позволяет задуматься над путями се решения, посредством их изобретения или заимствования из­

186

Традиции и инновации в современной России

вне. При этом подражание при решении проблемы, причины ко­ торой неясны или решения неизвестны10, может быть источником инноваций, если ответственные лица обращаются к внешним ис­ точникам, в частности к зарубежной литературе. Отметим, что воз­ вращение к ранее существовавшим практикам может быть рацио­ нальным, но не являться инновацией. В рамках настоящего проекта социальные инновации в постсоветской России определя­ ются как нормы и ценности, сложившиеся на их основе практики и устойчивые типы поведения, которые были незначимы по рас­ пространенности и влиянию до 1990-х годов. Новизна технических изобретений подтверждается патентом, что позволяет принимать их за точку отсчета при оценке новизны их социальных отражений. Новые технологии и методы организации труда могут изменять по­ ведение сотрудников, при этом возможные аналогии с традицион­ ными типами поведения заставляют задаться вопросом об их ре­ альной новизне. Организационный феномен может быть отнесен к традициям или инновациям в зависимости от происхождения определяющих его логик и ценностей.

3. Методология и объект исследования Для исследования культуры, как совокупности ценностей и ценностных ориентаций, недоступных непосредственному на­ блюдению, необходимо найти способ отразить ее содержание. М. Тевене предлагает качественный анализ фактов, информации или событий, на которых культура по предположению оставляет свои «отпечатки» («empreinte»)n . С одной стороны, организация функционирует в соответствии с некими неформальными про­ цессами, для выявления которых требуется идентифицировать со­ вокупность действующих принципов, которые никогда не были написаны или даже сформулированы вербально. Подобные ори­ ентиры, направляющие действие, могут быть выявлены посред­ ством «расшифровки» дискурса акторов. С другой стороны, про­ цесс развития организации можно проследить фактически, через ритмы и расстановку сил. Методология данного исследования состоит в конструирова­ нии реальности, исходя из содержания интервью и документов, чтобы затем сопоставить выявленные логики, лежащие в основе исследованных практик, с гипотетическим содержанием тради­ ций и инноваций. Исследование было проведено в сентябре —ок­ тябре 2005 г. на предприятиях города Санкт Петербурга и Ленин­ градской области; характеристики предприятий приведены в табл. 1. Кроме того, в тексте анализируется материал предыду­ щих исследований, проведенных автором в 2000 г. в Москве12 и в 2001 г. в Алтайском крае13.

I. Культура труда и управления. Глава 4. Крылов В.А. Некоторые черты..._____ 1 8 7

Таблица 1 Характеристики исследования предприятий14 Дата

Централь­ Персонал, Год чел. основания Статус ный офис

Специализация

Локализация

1 03/2000

Производство Ф У зови ков

Москва

Москва

5000

1925

частное

2 03/2000

Спиртзавод

Алтайский край

Бийский район

350

1868

частное

3 09/2005

Строительство

Северозападный регион

СПб

10000

1989

частное

4 09/2005

Производство комплектующих Лесная промышленность и производство целлюлозы Полиграфический комбинат

Россия

СПб

1000

1929

частное

№

09/2005

5 09/2005

6 09/2005 Конфеты и печенье Переработка и продажа нефтепродуктов Производство кирпича

9 09/2005

Кожгалантерея

10 09/2005

Торговая Сеть

7 09/2005

8 09/2005

Россия

49000

Ленинградская область

450 СПб

300

1995

частное

СПб

СПб

1000

1994

частное

Ленинградская область

СПб

2000

1785

частное

СПб и Москва

СПб

480

1994

частное

1993

частное

9000 Москва 1000

СПб Энергоснабжение

12 09/2005

Водоснабжение

частное

СПб

Россия

11 09/2005

частное 1992

Москва

Северозападный регион СПб Ленинградская область

СПб

18300

1923

гос.

СПб

6800

1870

гос.

В целях доступа к респондентам и получения как можно более полной информации автор принял участие в организации семина­ ра по обмену опытом между французскими и российскими мене­ джерами по персоналу. Это мероприятие позволило собрать пред­ варительную информацию о предприятиях, установить контакт с российскими менеджерами и договориться о повторной встрече с ними для уточнения собранных данных. В проведенном иссле­ довании можно выделить четыре этапа: 1. Анализ средств массовой информации (интернет-сайтов предприятий, специализированной, а также общей прессы) позволил предварительно выявить декларируемые принципы на символическом уровне, т. е. видение организаций ими самими.

188

Традиции и инновации в современной России

2. Следующим этапом стала организация визитов предприятий французскими менеджерами по персоналу. В течение визитов рос­ сийские директора по персоналу «официально» (т. е. формально и «политкорректно») провели визиты на свои предприятия и пред­ ставили организацию труда и управление человеческими ресурса­ ми. Выступления были продолжены свободной дискуссией. 3. После окончания семинара с каждым из российских директо­ ров по персоналу были проведены индивидуальные полуформализованные интервью, в ряде случаев дополненные анализом внут­ ренних документов. На данном этапе акцент делался на «реальных» практиках управления персоналом, в представлении самих акторов. Интервью были построены вокруг следующих во­ просов: Внутренние структуры: формализация и иерархизация; фор­ мальная структура/реальная конфигурация; инициатива и креативность; инструкции/личные отношения; компетен­ ции, ответственность и лояльность руководителей. Внешние структуры: адаптация/контроль. Стратегия и принятие решений: гибкая/жесткая; скорость; формализация; внутренняя коммуникация. Оценка важности функций организации: предоставление ре­ сурсов. Организация труда: соперничество/сотрудничество; индиви­ дуальная/коллективная. Найм: связи/квалификация кандидата; внутренний/внешний. Образование: внутреннее/внешнее; управление компетенци­ ями и рынок труда. Оценка и оплата: инструментальная/неформально-произ­ вольная. 4. Заключительным этапом исследования стал опрос акторов, принадлежащих к социальному окружению исследованных пред­ приятий (пенсионеры, бывшие сотрудники, партнеры...). Цент­ ральной темой здесь стали различные неформальные аспекты и «теневые стороны» работы организаций, которые по этическим соображениям не уточняются. Сравнение предприятий и триангуляция данных из различных ис­ точников позволяют уточнить и обобщить выявленные тенденции.

4. Влияние традиций Падение планового фасада СССР обнажило действующие логи­ ки, спроецировав их на рыночные отношения. Теоретический ана­ лиз взаимодействий реальных логик15 позволяет сделать ряд пред­

II. Культура труда и управления. Глава 4. Крылов В.А. Некоторые черты..._____ 1 8 9

положений в отношении сложившихся на тот момент культурных образцов. Так, неприятие неопределенности выражается в форма­ лизации. Высокая властная дистанция и партикуляризм обусловли­ вают сильную централизацию и вероятные смещения между меж­ личностными отношениями и формальными структурами, что повышает значение неформальных кругов. Двухуровневое функци­ онирование предприятий определяет равновесие явных и подразу­ меваемых правил, типичное для клановых организаций16, как и существенные различия между формальной и неформальной ло­ гиками. Сильная личная составляющая в иерархических отноше­ ниях создает условия для патерналистской логики, когда трудовое усилие поощряется произвольно, на основе неформальной этики. При значительном стаже совместной работы руководители чувст­ вуют ответственность не только за вверенный им участок организа­ ции, но и за персонал этого участка, как в организации, так и вне ее17. Деловой мир структурирован социальными сетями, составлен­ ными из цепочек личных связей, ориентированных соотношением сил и организованных по принципу кланов. А. Олейник показал, что российской экономике свойственно деление на «своих», по от­ ношению к которым действуют этические правила, и «чужих», на которых этика не распространяется18. В основе такого деления лежат криминальные нормы, на которых строились рыночные от­ ношения после 1991 г. Роль доверия внутри кланов, зачастую в ущерб контракту, уравновешивает недоверие к внешней среде ор­ ганизаций. В случае, если клановые ценности расходятся с органи­ зационными нормами, межличностное доверие ведет к коррупции. Директора по персоналу [здесь и далее см. табл. 1: 3,4, 5, 6,7,8, 10,11,12] считают, что руководитель должен знать в деталях содер­ жание работы подчиненных. Такая позиция отражает стремление дополнить иерархическое отношение подчинения экспертным контролем, что соответствует высокой степени неприятия неопре­ деленности. Уровни иерархии были названы «разными полюсами» (офис и производство [10]), на вопрос о вертикальной мобильно­ сти респондент отметил: «Мы (региональный офис) работаем на местах, отсюда не попасть в небожители (центральный офис)»[5]. Одним из проявлений высокого статуса иерархии стало распро­ страненное неуважение к коллегам более низкого ранга. Иерархия зафиксирована в правилах, различных для каждого уровня, приме­ няемых при найме, оплате и управлении карьерами. Кроме того, стремление контролировать каждое решение, принимаемое на каждом уровне, а также вес «периферийных» подразделений име­ ют тенденцию снижать гибкость организаций. При сравнении роли инструкций и личных отношений в орга­ низации выяснилось, что правила призваны поддерживать фор­

190

Тпяянпин и инновации в современной России

мальную дистанцию в отношении подчиненных, преобладание личных отношений считается нормальным между сотрудниками одного уровня и благоприятным по отношению к начальству. Си­ туационное применение правил проявилось при организации ви­ зитов для французских менеджеров: доступ на предприятие потре­ бовал участия «посредника», хорошо знакомого с руководством; во всех других случаях предъявлялась инструкция с требованиями безопасности, по которым осуществить визит было практически невозможно. Как внутри организаций, так и в их внешних отноше­ ниях, за каждым формализованным решением стоит одно или не­ сколько неформальных соглашений. В дополнение к предыдущему примеру, гостеприимство и качество организации приема зарубеж­ ных партнеров, сопровождавшие подписание контрактов [2], пока­ зало обратную сторону ситуационного применения правил —роль доверия в деловых отношениях. При проведении приема предприя­ тие пошло на значительные расходы. Вероятно, установление дове­ рия приравнивалось по важности к оформлению документов о со­ трудничестве. Необходимое для любой экономической трансакции доверие может быть основано только на совместно пережитом опы­ те, который спиртзавод спешит создать на неформальном уровне. Будучи однажды установлены, такие отношения продолжаются, как правило, после изменения формальных структур и со временем образуют неформальные сети, «вплетенные» в организацию, но не ограниченные ее пределами. Доступ к неформальным отношениям является трудно контролируемым ресурсом, который может быть использован как для выполнения трудовых задач, так и для дости­ жения личных целей сотрудников. Большая часть специалистов [1, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11] считает вероятной ситуацию, когда руководители жертвуют целями орга­ низации в пользу личных интересов, что ставит перед собственни­ ками проблему лояльности менеджмента. В ответ на эту угрозу, найм на стратегические позиции «своих» —членов семей, друзей, бывших коллег или однокурсников —формирует кланы, основан­ ные на межличностном доверии, на базе общего личного, этниче­ ского или общественного происхождения19. В торговой сети [10], напротив, найм «своих» запрещен20: «...зато нет коррупции. Лучше не взять кого-то из толковых “своих ”, чем позволить коррупции воз­ никнуть». Коррупция в данном случае представляет собой негатив­ ный аспект межличностного доверия, когда личное отношение ис­ пользуется для согласования интересов сотрудников в ущерб правилам и целям организации, в обход структуры, иерархических и контрактных отношений. Группа вынуждена разрушать доверие внутри своего коллектива во избежание коррупции и для соблюде­ ния партнерских обязательств сотрудников.

II. Культура труда и управления. Глава 4. Крылов В.А. Некоторые черты..._____ 1 9 1

Респонденты из нескольких предприятий отметили, что многие рабочие «думают, что они все еще в СССР и кто-то возьмет на себя решение их проблем, хотя они давно предоставлены сами себе» [на­ пример, 8]. Такая формулировка соответствует определению па­ тернализма как личной зависимости, принимаемой и сотрудника­ ми и начальством, когда сотрудник делегирует начальству ответственность не только за профессиональные действия, но и за реализацию своей жизненной стратегии. Отношение патернализ­ ма характеризуется взаимной выгодностью для обеих сторон заме­ ны формальных, основанных на контракте и правовых нормах вза­ имодействий на неформальные, личные и контактные21; т. е., выступает как неформальный субститут иерархического статусно­ го или контрактного отношения. Патерналистское отношение смягчает в ряде случаев последствия неизбежных в рыночной эко­ номике реструктуризаций, так как руководители не считают себя вправе «оставить на произвол судьбы» [ 1, 2, 3,4, 6, 8,12] вверенный им персонал. Требования трудового кодекса по переподготовке и трудоустройству уволенных рабочих- в таких случаях действи­ тельно соблюдаются. Личная зависимость непрерывна во времени: расписание существует, как правило, только на бумаге [3, 5, 7, 9]. Предполагается, что при необходимости сотрудники, вклад кото­ рых оценивается зачастую произвольно, должны работать в любое время и столько, сколько сочтет нужным руководитель. С одной стороны, такой тип отношений способствует пренебрежению пра­ вилами и процедурами, которые мало влияют на принятие реше­ ний: неоднократно и на различных иерархических уровнях [2, 4] были отмечены ситуации, когда неспособные к работе по причине алкоголизма сотрудники продолжали волей руководства занимать свои должности. С другой стороны, руководство может злоупо­ треблять личным отношением, принимая во внимание его бес­ контрольность: пренебречь обязательствами [3, 8, 9], снизить из­ держки на персонал без компенсации, развивать фаворитизм. Поощрения и санкции перестают соответствовать организацион­ ным целям, что ведет к демотивации и злоупотреблениям как со стороны «руководящих», так и «руководимых» патерналистов. Социальная среда организаций не в состоянии предоставить га­ рантии соблюдения каких-либо норм и правил. Единственный гарант экономических трансакций после 1991 г., службы безопасно­ сти, продолжают заполнять «законодательные вакуумы» и противо­ стоять нестабильной и малопредсказуемой окружающей среде орга­ низаций. Характерна их роль при найме: формальный контроль включает в себя проверку репутации и связей кандидата, которому предлагается представить несколько рекомендаций от предыдущих нанимателей. Тем не менее вес неформальных отношений и требо­

192

Тпа пинии и инновации в современной России

вания лояльности в будущем предполагают более серьезный кон­ троль: служба безопасности проверяет кандидата на отсутствие про­ гулов, краж и алкоголизма на предыдущей работе, а также периодов заключения в «личном деле». Очевидна сомнительность такого кон­ троля с точки зрения уважения права на частную жизнь, тем не ме­ нее он представляется единственно возможным способом действий при отсутствии четких и устоявшихся этических норм и санкций за их несоблюдение. На первом этапе интеграции кандидата его свобо­ да действий ограничена формальными инструкциями. По мере установления доверия в процессе работы проверяются лояльность, профессиональные и личные качества новичка, если он не принад­ лежит к «своим»: «Доверяй, но проверяй!» [2, 3,4, 5, 7,9, 11]. Вузы продолжают привлекать студентов «престижными» специ­ альностями, не принимая во внимание очевидное сегодня перепро­ изводство экономистов, юристов и менеджеров общего профиля. Как следствие, профиль выпускаемых специалистов не соответству­ ет потребностям предприятий. При этом, недостаток многих профи­ лей (квалифицированные рабочие [4], узкие специалисты: экологи, энергетики [11] и т. д.) на рынке труда создает конкуренцию. Орга­ низации стремятся опережать спрос на редкие компетенции посред­ ством сотрудничества с профильными вузами: производственные практики позволяют отобрать, участвовать в подготовке и по оконча­ нии обучения нанять нужных специалистов [1, 2,4, 10, 11, 12]. Кро­ ме того, большинство предприятий создает внутренние центры обу­ чения. В данном отношении были отмечены два типа стратегии. В первом случае торговая сеть [10] нанимает торговых работни­ ков, предлагая средний по отрасли уровень зарплаты. Образ продав­ ца отталкивает петербуржцев, так как ассоциируется у них со зло­ употреблениями советской торговли. Найм выходцев из ближнего зарубежья осложняется бюрократическими процедурами до неосуществимости. Вследствие этого торговая сеть ориентируется на уроженцев российской «периферии», желающих переехать в «центр», и бесплатно обучает каждого кандидата: «Несмотря на то, что к нам приходят люди, имеющие образование и опыт работы, их нужно многому обучить. Мы рассказываем им о специфике работы на­ шей компании. Далее идет обучающая программа, а потом стажиров­ ка. После того как обучение закончено, соискатель сдает экзамен и при успешной сдаче оформляется на работу» [ 10]. В случае несдачи экза­ мена или выхода из программы кандидаты не оплачивают получен­ ное образование. Принимая во внимание доходящую до 30% теку­ честь кадров на базовых должностях, организация играет роль бесплатной «кузницы кадров» для своих конкурентов с более высо­ кой оплатой и требованиями при найме. Во втором случае промыш­ ленное предприятие [4] нанимает квалифицированных рабочих на

II. Культура труда н управления. Глава 4. Крылов В.А. Некоторые черты..._____ 1 9 3

специфическое производство, с зарплатой выше средней по отрас­ ли, и предлагает им освоение смежных специальностей для развития поливалентности. Образовательный центр предприятия обладает лицензиями на преподавание 30 профессий, что позволяет регуляр­ но обучать рабочих с других предприятий на платной основе. Наработанные в процессе внутриорганизационного обучения знания и навыки, как и сопутствующие практики и ценностные ориентации, распространяются посредством внешней мобильно­ сти работников. Следует отметить, что дефицитные компетенции циркулируют в сетях профессиональных отношений между отде­ лами по персоналу [4, 5, 7, 10], тогда как диффузия относительно доступных или малопрестижных профессий происходит через ры­ нок труда. Организации, вынужденные производить и распростра­ нять ценности, рассчитывают на себя или на проверенных партне­ ров. Принадлежность к неформальному сообществу позволяет функционировать в нестабильных условиях. Указанные на примерах практики, сложившиеся на советских предприятиях конца 1980-х годов и ранних 1990-х годов, сегодня от­ ражают значительную часть действующих в организациях ценностей.

5. Рациональность как источник инноваций Угроза самому существованию организации является необхо­ димым условием сознательного изменения культуры22. Высокий уровень неопределенности в России является ситуацией, когда любая организация может быть подвержена опасности исчезнове­ ния. Такое положение вещей в большинстве случаев осознается руководством, которое, как правило, признает неизбежность из­ менений. После объявления рыночной экономики конкуренция сделала условием выживания рентабельность, выраженную в циф­ ре торгового оборота. Выяснилось, что между ролью «товарища директора» и «господина директора, собственника и нанимателя» находится пропасть под именем «рыночная экономика». Если пер­ вый получал сырье и финансирование персонала, а затем сдавал продукцию государству в рамках плана, то второй должен найти и закупить сырье, затем продать продукцию и рассчитаться с пер­ соналом средствами предприятия23. За отсутствием советских норм управления, исчезнувших вместе с плановой экономикой или сознательно отброшенных, норматив­ ное регулирование в организации приходит из-за рубежа путем пе­ редачи управленческих знаний и навыков. Средства массовой информации распространяют ценности глобальной культуры анг­ лосаксонского происхождения, а научные издательства публикуют переводные учебники управления, построенные на этих ценностях. Управленческое образование основано на стандартах и методиках,

Традиции и инновации в современной России

194

разработанных английскими и американскими университетами, даже если издания подписаны русскими именами. В условиях сво­ бодной циркуляции информации влияние глобальной экономики представляется доминирующим в развитии культур российских ор­ ганизаций. На уровне предприятия это выражается в освоении за­ падного менеджмента посредством переводных учебников и обра­ зования кадров высшего уровня управления. После одной из презентаций французский менеджер отметил: «Она говорила, как гарвардский учебник стратегии!»[1]. «Новые» профессии, такие как маркетолог, инвестор, менеджер по продажам, PR-менеджер и т. д., не имели никакой академической базы и фактически полностью направляются внешним нормативным влиянием. Имитация при­ нимает форму решений «по соседству с известными» из зарубежно­ го опыта или управленческой литературы. Диплом MBA (Master of Business Administration), введенный в США и распространившийся впоследствии на весь мир, пред­ ставляет собой другой канал передачи управленческих навыков. Наши респонденты [3, 5, 7, 9, 10, 11] сочли это образование обяза­ тельным для топ-менеджера: западный деловой мир стал точкой отсчета для поведения многих руководителей. Так, после презен­ тации на хорошем английском респондент [11] поинтересовалась: «Надеюсь, что мы не произвели впечатления старого советского предприятия?». Поведение начальства воспроизводится подчинен­ ными и, таким образом, распространяется по иерархическим ли­ ниям до нижних уровней, а также за пределы организации. Таблица 2 Оценка роли функций 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13

Продажи Финансы24 Общий менеджмент Производство Стратегия / Развитие Маркетинг Служба безопасности25 Логистика Закупки Контроль качества Бухгалтерия Управление персоналом Гарантийное обслуживание

Визиты на предприятия французских менеджеров позволили обсудить формальные системы управления. Сопоставление их

II. Культура труда и управления. Глава 4. Крылов В.А. Некоторые черты..._____ 1 9 5

с прошлым позволяет выявить инновационные типы поведения. Мы попросили респондентов оценить роль функциональных под­ разделений, средние значения оценок представлены в табл. 2. Приведенный ранг послужил основой для беседы о развитии функций, представленном ниже исходя из интервью (за исключе­ нием функции Финансы). Пример Алтайского спиртзавода [2] иллюстрирует структури­ рующее влияние рынка —ориентацию на продажи, прибыль и, за­ тем, на клиента. Директору удалось проявить открытость по отно­ шению к новым технологиям и методам организации. Кризис поставок, связанный с разрушением экономических связей при распаде плановой экономики, был преодолен при помощи прямых закупок зерна в соседних колхозах и совхозах, что подтверждает способность к адаптации. Прямые закупки могли быть легализа­ цией существовавших в СССР неформальных обменов: «Если лю­ дям в колхозе хотелось выпить, за бутылку можно было приобрести кузов зерна» [2, инженер]. Затем, параллельно поиску и развитию рынков сбыта для спирта, завод построил и запустил производство водки, т. е. интегрировал в себя полный производственный цикл вплоть до сверхприбыльных продаж. Заключительным этапом ста­ ло внедрение метода прямых продаж, который сделал возможным выход на насыщенный рынок края с новыми марками водки26. Ориентированное на прибыль поведение можно считать иннова­ ционным для предприятия, которое в течение 70 лет не имело функции сбыта. Появление «образа» клиента представляется од­ ной из важнейших социальных инноваций постсоветской России. Патерналистский контроль акцентирует присутствие менедж­ мента на ключевых узлах цепочки ценности: продажи и производ­ ство. Спиртзавод выдержал кризис распада СССР благодаря укреплению индустриальной дисциплины. Если в советские вре­ мена «нормальные люди туда и не шли, —только пьяницы и алкоголи­ ки» [2, пенсионер], в 2001 г. из трех организаций села только завод был способен оплачивать труд работников. В течение месяца на территории не было замечено ни одного пьяного работника. Лич­ ная позиция директора определяет жесткость соблюдения органи­ зационных норм: «за прогулы, пьянство или опоздания, после двух предупреждений работника увольняют» [2, директор]. Дисциплина, установленная «железной рукой» [2], при стремлении руководства к полному контролю предприятия опирается на традиционно сильную централизацию. Приведенный пример подтверждает те­ зис об эффективности централизации как стратегии развития при переходе к рыночной экономике27. Отметим, что укрепление дисциплины на базе менеджмента не может само по себе считаться инновацией. Если вспомнить о займ-

196

Традиции и инновации в современной России

ствовании советской индустрией тэйлористского научного управ­ ления, станет ясно, что речь идет о псевдоинновации, или, вернее, о возрождении советской традиции 1930—50-х годов. Образ клиента постепенно вырисовывается за ростом продаж. Привлечение клиентов в условиях конкуренции заставляет забо­ титься о качестве. Самостоятельное развитие производства и внед­ рение новых технологий также стало критерием выживания. На Спиртзаводе «затягивание гаек» [2, рабочий] на уровне техноло­ гий выразилось в строгом соблюдении нормативов ГОСТа. В тече­ ние 90-х годов именно соблюдение унаследованных от СССР стан­ дартов производства стало главным фактором повышения качества продукции. Такое технологическое изменение (до 1990 г. нормы ГОСТа не соблюдались) не может считаться инновацией. В то же время, акцент на качестве позволил приобрести и внедрить новую технику дегустации. Несмотря на проблемы с поставщиками, сбы­ том и инфляцией, завод сумел обойти по продажам местных конку­ рентов, стать первым налогоплательщиком края и найти сильного партнера для выхода на российский и международный рынки. После 1991 г. планирование в течение нескольких лет считалось «советским пережитком» [5, 7, 9], излишним в условиях «свобод­ ного предпринимательства», но позже было вновь признано под именем стратегического развития. Интересно отметить, что пред­ приятия, существовавшие в СССР, сегодня уделяют стратегии важную роль и строят планы на период от пяти до 25 лет [2,4,11,12], а «новые» не формализуют свою стратегию и не знакомят с ней ра­ ботников [6,7,9,10]. Роль маркетинга была оценена ниже, чем роль продаж, что отражает характер трансакций: значительная часть рынков типа В2В28 структурирована социальными сетями, кото­ рые заменяют собой открытую торговлю, поглощая значительную часть продаж. На насыщенных развивающихся рынках достаточно легко покупать и продавать. В результате усилия и ресурсы направ­ ляются в объем продаж, в ущерб исследованию рынка. Логистика и транспортная служба входили в состав советских предприятий и до настоящего времени находятся под прямым контролем. Сего­ дня наблюдается тенденция к экстернализации данных служб как непрофильных, в целях снижения издержек [5,12]. В начале 90-х годов бухгалтеры, которые умели обращаться с финансами в усло­ виях «законодательного вакуума», вошли в число представителей редких и востребованных тогда профессий. По мере легализации экономических трансакций бухгалтерия вновь заняла привычную нишу. Важность отдела послепродажного обслуживания была оце­ нена специалистами как наименьшая. Такая позиция отражает на­ сыщенность и динамичное развитие рынка, где продать сегодня важнее, чем удержать клиента в будущем.

II. Культура труда и управления. Глава 4. Крылов В.А. Некоторые черты..,

197

Роль функции управления человеческими ресурсами была оце­ нена в числе последних по важности. На советских предприятиях отдел кадров выполнял административно-управленческую функ­ цию по учету движения кадров. После распада СССР парткомы, которые управляли персоналом на неформальном уровне, ушли с предприятий. Значение отдела кадров еще больше ослабло из-за формального отказа от советских норм. По мере структурирования рынка предприятия разрабатывают и применяют классические ин­ струменты управления человеческими ресурсами: процедуры отбо­ ра и найма персонала [3—12], описание и оценка должностей [4, 5, 6, 8, 9, 10, 11, 12], планы карьеры [2, 4, 5, 11], а также программы обучения этим процедурам. Менеджмент новых систем может при­ водить к дополнительной кодификации процедур, что облегчает дирекции контроль. Замена советского неформального управления персоналом современными методами развития человеческих ре­ сурсов, пришедшими из западного менеджмента, представляет со­ бой во многом формализацию стратегического аспекта функции, а также принятие предприятием на себя ответственности за резуль­ тат. Конкуренция проявляется как в повышении эффективности труда, так и в уменьшении численности работников. Декларируют­ ся четкие принципы оплаты: за основу берутся сдельно-премиаль­ ные тарифные сетки [3, 4, 5, 8], но, в отличие от советской практи­ ки, предприятия самостоятельно фиксируют уровень зарплаты, привязывая его к среднему по городу. В течение 15 лет в России от­ мечается становление и развитие рынка труда, где и наниматель и работник свободны в выборе, а их партнерство основано на вза­ имном уважении обязательств, оформленных в виде трудового до­ говора. Такая практика не имеет аналогов в российской истории и является социальной инновацией. Процесс внедрения технических и организационных нововведе­ ний на изученных производствах приобрел повседневный характер. В некоторых случаях новая техника производства или управления порождает новые конфигурации социальных отношений. Тогда речь идет об инновациях, так как отсутствие соответствующей тех­ ники делает невозможным существование в прошлом каких-либо «дублей». Например, «сетевые» отношения обладают своей специ­ фикой. Внутренняя сеть присутствует на всех опрошенных пред­ приятиях. Какой бы жесткой ни была структура, во всех анкетах с разной вероятностью утверждается возможность контактов лю­ дей, принадлежащих к разным иерархическим уровням. Каким бы сильным ни был контроль работников, подключение к Интернету дает широкие возможности «досуга» на рабочем месте, а доступ к просмотру электронных сообщений дает руководству новые кана­ лы информации о служащих. Как на предприятиях всего мира, так

198

Традиции и инновации в современной России

и в России такие тенденции представляют собой новые практики, не имеющие аналогов в прошлом. Мировое хозяйство привносит в российскую экономику управ­ ленческие модели, которые изменяют сложившееся соотношение усилия и его оплаты и, таким образом, усиливают промышленную дисциплину. Конкуренция требует жесткости в управлении техни­ ческими и человеческими факторами, выраженной в повышении эффективности труда и в уменьшении численности персонала.

б. Советское наследие в условиях рыночной экономики Р. Сенсолье29 выделяет три формы социального производства культуры: передача опыта ветеранами, нормативное влияние и ор­ ганизационное обучение. В отношении современной России пере­ дача опыта ветеранами воспроизводит ценности советского вре­ мени. Нормативное влияние исходит из мирового хозяйства и предоставляет методы, необходимые для эффективности. Третья форма, организационное обучение путем адаптации к пережитому опыту, создает новые репрезентации трудовой деятельности, осно­ ванные на интеграции двух систем ценностей в процесс функцио­ нирования. Практики, возникающие в процессе адаптации к окру­ жающей среде, интегрируются в опыт, создавая инновации, более или менее совместимые с действующими традициями. Сопостав­ ление традиционного и инновационного аспектов культуры поз­ воляет, как уже отмечалось, выявить три типа взаимодействий: со­ существование, конфронтация и компромисс логик. Рассмотрим их подробнее на примерах.

7. Сосуществование декларируемых инноваций и традиционных ценностей Формальный дискурс звучит «идеалистично»: все посещенные предприятия декларируют полное соответствие законодательству и нормам охраны труда. Ни одно из них в течение 2005 г. не сооб­ щило о несчастном случае или другой производственной пробле­ ме, упомянутые трудности всегда были связаны с внешними факторами [2,4,5] или, в крайнем случае [1,12], находились в про­ цессе разрешения. Сопоставление источников показало, что со­ держание формального дискурса зачастую расходится с реалиями. Примеры сертификаций, социального диалога и управления ком­ петенциями демонстрируют результаты таких несоответствий. Лицензии, премии и сертификаты, подтверждающие качество, занимают центральное место в коммерческих презентациях, пред­ назначенных для повышения продаж. В то же время отдел управле­ ния качеством и его лаборатории были отмечены в числе наименее важных (см. табл. 2). Такое несовпадение декларируемых и реаль­ ных ценностей отражает практику покупки лицензий. Сертифика­

II. Культура труда и управления. Глава 4. Крылов В.А. Некоторые черты..._____ 1 9 9

ции необходимы как при контактах с российской администрацией (ГОСТ), так и при выходе на зарубежные рынки (International Standard Organization). Администрация, представленная чиновни­ ком, проверяет соответствие продукции или услуги определенным требованиям качества. Качество требует инвестиции сил и времени, необходимость которых не всегда признается руководством, что со­ здает риск замены повышения качества подкупом чиновника. Если принять во внимание, что расположение чиновника заметно влияет на оценку, договоренность с ним представляется надежным и менее дорогим решением. Аналогичный механизм действует в отношении международных стандартов, но на месте чиновника оказывается консультант. Практика контроля качества, как и его обхода, унасле­ дована от СССР, т. е. традиционна. В то же время, конкуренция за­ ставляет организации поддерживать реальный уровень качества. Фактически в данном случае поддержание качества и его контроль находятся в разных организационных контекстах и практически не взаимодействуют: Формальный фасад украшен лицензией, тогда как нововведение «изолировано» традиционной практикой. «Старые» предприятия [все] существенно сократили штат. Ни на одном из выборки эта процедура не вызвала протестов или забасто­ вок, хотя в каждом есть профсоюз, подписаны и действуют трехсто­ ронние коллективные договоры (работники, руководство, госу­ дарство). Не было отмечено ни конфликтов, ни переговоров руководства с профсоюзами: обе стороны утверждают, что «работа­ ют вместе» [4,8, 11, 12]. Профсоюзы желательны для формального соблюдения законов, в реальной практике наблюдается срастание их с руководством и формирование «верхушечной надстройки» предприятий [8]. Отмеченная ситуация подтверждает предположе­ ние о том, что социальные институты в России создаются не для то­ го, чтобы быть эффективными, а для службы интересам руковод­ ства30. Помимо разработки и подписания коллективных договоров совместно с дирекцией профсоюз играет роль «психолога»: «это ме­ сто, куда каждый может прийти, высказаться, поругаться на на­ чальство» [4], —без последствий для себя и для начальства. Членст­ во в профсоюзе теоретически защищает сотрудника от увольнения, но работники не прибегают к этой защите [4, 8, 11, 12], так как при увольнении могут быть задействованы неформальные процессы, против которых принадлежность к профсоюзу бессильна [4, 8]. Кроме того, состояние рынка труда, как правило, позволяет поме­ нять организацию или найти дополнительный заработок31. Роль со­ циального диалога ограничена, что может выражаться в эксплуата­ ции сотрудников, которым по каким-либо причинам некуда уйти, именно тех, кого профсоюз призван защищать. Социальный диалог интегрируется в традиционную советскую схему, благодаря кото­

2 0 0

Традиции и инновации в современной России

рой изолируется от реальных трудовых отношений, где он призван защищать интересы работников. Неопределенность при найме на стратегические позиции кон­ тролируется исключительно посредством мобилизации «своих». Такой принцип найма периодически создает противоречия между компетенциями членов клана и доверием, которое им оказано. Противоречие компетенций и доверия в СССР начиная с 1920-х годов и вплоть до 1991 г. преодолевалось двойным управлением: хозяйственная деятельность и идеологический контроль32. На се­ годняшний день планирование компетенций позволяет руково­ дителям «подготовить себе смену» [2, 4], давая детям образование, которое будет востребовано организацией на момент окончания вуза. Образование по престижным специальностям приобретается с неформальной гарантией занятости, таким образом, будущая элита обладает и компетенциями, и кредитом доверия. Укорене­ ние руководящих кланов воспроизводит сложившиеся элиты, что может блокировать социальную мобильность, дискриминируя прочие социальные страты. Телеологические рыночные реформы в пользу индивидуалистской логики прибыли способствовали атомизации общества, в первую очередь в деловом мире33, а кла­ новый механизм воспроизведения элит способствует закрепле­ нию этого разрыва. Инновационная практика управления компе­ тенциями осуществляется на декларативном уровне, тогда как ее стратегическое содержание используется для неформального за­ крепления кланов. «Разорванность» общества34 отражается на развитии предприя­ тия, когда инновации сосуществуют с действующими традициями, при этом старые и новые логики практически не взаимодействуют. Принадлежность к неформальному сообществу, хотя и ослаблен­ ная логикой прибыли, остается важнейшим типом социальной связи. При этом смещения между неформальными отношениями и формальными структурами являются источником коррупции. Трансформация социального регулирования на предприятии от кланово-патерналистских ценностей к контрактной этике прохо­ дит через нормативный негативизм, который выражается в отдале­ нии декларируемых ценностей от реальных. Так, досоветская культура, если и отображается в современных организациях как начало многолетних традиций, находится на декларативном уровне, далеком от действительности. «Поиск ис­ токов» на предприятиях, основанных до революции, ограничен распространением на прошлое настоящих ценностей, без развития в какие-либо новые принципы, например: «наше предприятие все­ гда работало для города» [8], или «всегда заботилось о качестве про­ дукции» [4]. «Псевдотрадиции» остаются в коммерческих презента­

II. Культура труда и управления. Глава 4. Крылов В.А. Некоторые черты..,

201

циях, не соприкасаясь с действующими ценностями, что исключа­ ет их влияние на культуру предприятий.

8. Конфронтация логик Разнонаправленные логики, относящиеся к одному контексту, заставляют акторов выбирать поведение. В таком случае, ассими­ ляция инноваций, не имеющих основы на уровне действующих ценностей, может встретить сопротивление. Так, распространенная в западном менеджменте партисипативная тенденция основана на контрактно-партнерских отноше­ ниях, развитых вплоть до принятия работниками целей организа­ ции как своих личных. Отличительной чертой такого стиля управления является децентрализация процессов принятия реше­ ния до низших ступеней иерархии35. Следует отметить, что как ис­ следователи36, так и практики37 призывают к осторожности при внедрении партисипативных механизмов. Признавая необходи­ мость управления неформальными отношениями, М. Бом38 на­ стаивает на сохранении дистанции и сильного авторитета руково­ дителя, так как излишняя фамильярность в российском контексте приводит к разрушению иерархических отношений, т. е. органи­ зационной структуры. К тому же участие сотрудников в принятии решений оказывается неприменимым в период быстрых измене­ ний [2, 5, 7, 10]. Более того, контрактно-партнерские отношения работника с предприятием, основанные на соответствии работы и зарплаты, может вступать в противоречие с советской традицией «быть как все» [8] и «не выделяться из коллектива» [ 1]. Российские сотрудники сегодня ставят дух коллективизма в офисе на одну ступень с зарпла­ той, причем преуспевающие вызывают у менее удачливых самые негативные эмоции39. С другой стороны, патерналистская личная зависимость сотрудников контролируется руководителем через зарплату, тогда как в контрактно-партнерских отношениях зарпла­ та является производной от работы и фактически не зависит от ру­ ководителя40. В этой связи отмечено преимущественно индивиду­ альное распределение премий на изученных предприятиях. При этом критерии распределения премий могут быть проверены и служить основанием для апелляции сотрудника к вышестоящему начальству в случае его несогласия с руководителем. Тем не менее как распределение заданий, так и их оценка, как правило [4], оста­ ются за руководителем и используются для неформального давле­ ния на подчиненных. Патерналистские ориентации могут блокиро­ вать развитие контрактно-партнерских отношений и подменять их личной зависимостью от руководителя. Данные исследования под­ тверждают отмеченную М. Бомом41 необходимость проверки соот­

2 0 2

Традиции и инновации в современной России

ветствия премий результатам работы, которая нужна для соблюде­ ния справедливости в процессе внедрения новых систем оплаты. На одном из предприятий смена собственника, сопровождав­ шаяся реструктуризацией и перестановками персонала [8], послу­ жила причиной столкновения логик. Персонал «перетасовали»: ключевые позиции отдали «своим», а у «чужих» старожилов посте­ пенно отбирались полномочия. Новое руководство предложило рабочим уволиться по собственному желанию, чтобы затем их приняли в юридически новое предприятие на аналогичных усло­ виях. При найме рабочим предложили меньшую зарплату, с ними поступили, как с «чужими». Кроме того, предприятие готовилось к перепродаже, и социальная обстановка не входила в приоритеты: некоторые исключенные из элиты были готовы на всё, чтобы стать «своими» для новых хозяев. Обстановка вынуждает многих специ­ алистов покинуть предприятие: управление компетенциями при­ носится в жертву лояльности. Клан вытесняет контрактно-парт­ нерские отношения, выстроенные предыдущ им владельцем, чем наносит ущерб эффективности предприятия. Резкий контраст был отмечен между роскошью офиса и состоя­ нием проходной здания, в котором помимо указанного [9] разме­ щены еще несколько предприятий. По состоянию входа можно предположить, что фирму не интересует окружающая среда, даже ближайшая: клиенты не пользуются этой проходной, значит, ее со­ стояние не влияет на прибыль. Внутренние инвестиции направле­ ны на продажи и производство. В отсутствие норм по умолчанию действует советский подход: общее не принадлежит никому, т. е. «чужое», и не стоит труда. Сравнение данных показало, что предприятие относится сход­ ным образом к персоналу. Необходимый и дорогостоящий эле­ мент производства, рабочая сила, отчуждается индустриальным менеджментом, механически направленным на снижение издер­ жек. Тэйлористское управление на службе у руководящего клана вытесняет ответственность за персонал, вплоть до пренебрежения гигиеной труда на производстве. Сотрудники, в свою очередь, вос­ принимают предприятие как «чужое»: выполняя контрактные тре­ бования, они стремятся уменьшить свой вклад и готовы злоупотре­ бить ресурсами для получения личной выгоды за счет или в ущерб трудовым задачам. Логика краткосрочной прибыли вытесняет стратегический взгляд, хотя демонстрация заботы о сотрудниках могла бы повысить производительность труда. Конфликт возникает при выборе между противоречивыми логиками. Неравномерное развитие ценностей может столкнуть традиции, сближающие сотрудников неформально на базе меж­ личностного доверия, с индивидуалистской рациональностью,

II. Культура труда и управления. Глава 4. Крылов В.А. Некоторые черты..._____ 2 0 3

контрактно формализующей их власть. Конфронтация логик мо­ жет приводить к «вытеснению» одних ценностей другими.

9. Формы компромиссов и идентичности носителей А. Кочеткова42 подчеркивает амбивалентность личности совре­ менного российского работника: инертность уравновешивается приспособляемостью, завышенная самооценка —коллективизмом и взаимовыручкой, маниакально-депрессивный синдром - спо­ собностью к управлению стрессом, лень - циклическим характе­ ром работы. Советское прошлое и свободный рынок с жесткими производственными требованиями генерируют в организации многочисленные неконгруэнтные измерения, не всегда известные и предсказуемые. Их разнонаправленность заставляет работников объясняться, оправдываться или дистанцироваться от ситуации43. За немедленным принятием правил и поведением, которое полага­ ют автоматическим, скрывается разделение между субъектом, его предположениями и объективностью его социальных и професси­ ональных ролей. Такие равновесия имеют ситуационный характер. Конфронтация возникает по причине различия логик, основан­ ных ценностях и ценностных ориентациях. Разные логики могут, тем не менее, взаимодействовать, если при совпадении организа­ ционного контекста один из акторов умеет их уравновешивать и располагает необходимыми для этого ресурсами. Так, патерналистский спиртзавод [2] расположен в поселке, уда­ ленном от социоэкономических влияний. Социальная структура поселка подразделяется на три категории: руководство завода, его работники и прочие. Укоренение руководящих кланов структури­ рует элиту: каждый клан занимает свое место, и каждый актор доро­ жит своей позицией по причине отсутствия альтернатив, в частно­ сти, из-за ограничения возможностей карьеры рамками одного предприятия. В поиске партнеров директору удалось понять логику транснациональной корпорации (ТНК), заинтересовать ее и при­ влечь к сотрудничеству; результатом акцента на качестве продук­ ции стало доверие. В условиях неопределенности российского рынка, ТНК дорожит надежным партнером достаточно, чтобы принять компромисс личного доверия и рациональности за основу сотрудничества. Со стороны традиционного предприятия компро­ мисс между индустриальным клановым патернализмом и логикой прибыли на международном рынке основан на понимании обеих логик директором, который играет роль «переводчика». Пример московского автозавода [1] выявил серьезные затруд­ нения, возникшие при целенаправленном внедрении технической инновации, неизбежной в условиях рынка. С одной стороны, са­ мостоятельное принятие и реализация управленческих решений

204

Традиции и инновации в современной России

поставили перед предприятием серьезную проблему. С другой сто­ роны, техническое оборудование завода позволяло производить только один вид продукции, а изменение технологии требовало значительных инвестиций. Наконец, последствия гиперинфляции для финансов завода исключали возможность обновления произ­ водственных мощностей. Частичное решение проблемы было най­ дено благодаря личным связям ответственного за инновацию ру­ ководителя: опытные образцы были разработаны в мастерской обслуживания авторалли, расположенной на территории завода, но формально независимой. Компромисс производственной и ры­ ночной логик44 на основе неформальных отношений преодолел инерцию традиций и сделал возможной адаптацию предприятия к окружающей среде. В организациях с сильной рыночной ориентацией централиза­ ция и контроль могут противоречить прибыли. Так, региональ­ ный офис торговой сети [10] периодически получает от централь­ ного офиса распоряжения о реструктуризации и изменении принципов управления, форм отчетности, статусов руководства. Соревнование за место на рынке не оставляет менеджерам време­ ни для внедрения изменений, которые, при отсутствии контроля, воспринимаются как дополнительный расход времени и бумаги для документации, на которой изменения и остаются: «приказ дол­ жен отлежаться в шкафу..; на местах такие условия, что приказы при внедрении изменяются, можно сказать, до неузнаваемости» [10, директор по персоналу]. Обратная связь регионов с центром огра­ ничивается стремлением центра к контролю, что несовместимо с гибким реагированием на локальные изменения рынка: «Если задать вопрос, то после некоторого размышления получишь отказ. Работаем по принципу: “что не запрещено, то разрешено”» [10, директор по персоналу]. При этом основным требованием к реги­ ональному офису является результат, выраженный в прибыли; а основным средством контроля - бюджет, выделенный на дости­ жение результата. Работники регионального офиса вынуждены импровизировать, так как следование изменяющимся инструкци­ ям несовместимо с достижением результата. В этом они согласны с Основателем: «Если результат есть, ты прав. Результата нет, ты не прав. Я обеими руками за менеджеров, которые делают по-своему, но добиваются результатов» [10, собственник]. Сеть развивалась в клановой логике, центральный офис укомплекто­ ван близкими друзьями основателя, войти в него могли только вы­ пускники определенного вуза. По мере выхода на российский уровень потребовалась эффективная организация: «мы экспери­ ментируем постоянно: перебираем системы —функциональную, ма­ тричную, процессную, дивизиональную...» [он же]. Региональные

И. Культура труда и управления. Глава 4. Крылов В.А. Некоторые чеши..._____ 2 0 5

офисы и магазины строго подчиняются формальным правилам. Неформальное поощрение инициативы и творчества для дости­ жения результата создает солидарность между собственниками и менеджерами. Понимая важность инициативы на растущем рынке, основатель смог доверить координацию не только «сво­ им», но и среднему звену управления, в рамках его компетенций. Фактически действует децентрализованная стратегическая мо­ дель адаптации45. Компромисс между адаптацией и контролем за­ ключается в общей ориентации на прибыль. Развитие организаций основано на компромиссах логик, необ­ ходимых для эффективности. Если организация становится неэф­ фективной, то руководители, они же часто собственники, теряют деньги и власть. Именно руководители создают и изменяют пра­ вила. Успешность предприятия во многом зависит от их понима­ ния действующих логик, а также от их способности адаптировать­ ся к разнонаправленным контекстам, требующим динамического равновесия соответствующих форм поведения. Способность к адаптации представляется как обратная сторона нормативного негативизма, когда поведение индивида направляется не интериоризованными нормами, а ситуационными факторами. Дис­ циплина может быть основана на экономическом принуждении, патерналистской личной зависимости или функциональной логи­ ке. Только в последнем случае представляется возможным разви­ тие контрактно-партнерских отношений в организации.

10. Компромиссы в основе новых ценностей В процессе адаптации предприятия к окружающей среде инно­ вации могут быть необходимыми, нейтральными или нежелатель­ ными. Структурирующее воздействие конкуренции (получение прибыли, развитие производства, формальное соответствие ценно­ стям) формирует организацию сильнее, чем «удаленные» воздейст­ вия мирового хозяйства (этика, социальная ответственность, учас­ тие в принятии решений). Инновация, противоречащая структуре и целям организации, с необходимостью отторгается традициями. Тем не менее она может навязываться извне и быть освоена, но при этом изменяет свое содержание и «изолируется» при интеграции в традиционные схемы. В отсутствие контакта логик возникают контрпродуктивные структуры, несовместимые с эволюцией орга­ низации. «Безразличная» инновация может быть, тем не менее, ос­ воена по причине сознательной или бессознательной имитации. При условии соответствующего общего контекста новая практика вступает во взаимодействие с традиционными. Необходимая инно­ вация востребована, ищется, переносится и ассимилируется через «промежуточную» конфронтацию, а затем компромиссные модели.

206

Тпа липни и инновации в современной России

Традиции, противоречащие требованиям окружающей среды, эво­ люционируют в компромиссах с новыми логиками, что ведет к по­ стоянному пересмотру ценностей с точки зрения рациональности. Основным условием эволюции культур является контакт и взаимообогащение традиционных и инновационных логик, через ком­ промиссы, создающие новые ценности. Приведенные примеры указывают на необходимость компромиссных моделей для повыше­ ния эффективности организаций с целью развития в рыночных условиях. Конкуренция способствует взаимодействию различных ценностей и их интеграции в компромиссные модели, поскольку эффективные организации тиражируются посредством имитации, а также навязывают окружающим свои правила по мере усиления. С другой стороны, конкуренция вытесняет организации, не способ­ ные на компромисс. Механизмы регуляции в современной России смешивают советское прошлое с обусловленными рыночной эко­ номикой и пришедшими из западного менеджмента инновациями. Трансформация этих механизмов может быть представлена через выявление ценностей в их основе: советское прошлое, прибыль, об­ щее благо, рациональность. Принимая во внимание разнообразие индивидуальных типов поведения, а также контекстуальных типов поведения индивида, кажется правомерным уравновесить неизбеж­ ные противоречия при помощи управления, основанного на ком­ промиссах, в перспективе развития предприятий. Примечания 1 См.: Thevenet М. La culture d’entreprise. Paris: PUF, 1993. P. 45-50. Hofstede G. Vivre dans un monde multicultural. Paris: Les editions de l’organisation, 1994. P. 24. 3 См.: Шейн Э. Организационная культура и лидерство. СПб.: Питер, 2007. С. 37-46. 4 См.: Hall Е. La danse de la vie. Paris: Essais, 1983. P. 16. 5 См., напрмер: Thevenet M. La culture d’entreprise. Paris: PUF, 1993. P. 32—45; Шейн Э. Организационная культура и лидерство. СПб.: Пи­ тер, 2007. С. 29-36. 6 См.: Берри Д.В., Пуртинга Л.Х., Сигалл М.Х, Дасен П.Р. Кросс-культурная психология. Исследования и применение. Харьков: Гуманитарный центр, 2007. С. 24. 7 См.: Sainsaulieu Я. Sociologie de l’entreprise. Organisation, culture et developpement. Paris: Dalloz, 1995. P. 254-262. 8 Для подробной критики бюрократической модели на примере француз­ ских государственных предприятий см.: Crozier М., Friedberg Е. L’acteur et le systeme. Paris: Seuil, 1977. P. 196-200. 9 См.: Фролов С.С. Социология организаций. Москва: Гардарики, 2001. С. 374. 2 C m .:

11. Культура труда и управления. Глава 4. Крылов В.А. Некоторые черты..._____ 2 0 7 10 См.: Allouche J., Huault /. Une vision institutionnaliste des ressources humaines. Une application a l’analyse de la concurrence sur le тагсЬё du travail / / Cahiers de recherche de GREGOR. Paris, 2001. P. 8. 11 Cm.: Thevenet M. La culture d’entreprise. Paris: PUF, 1993. P. 58. 12 Cm.: Krylov V. L’invention d’un nouveau camion: exemple de l’innovation a l’usine ZIL de Moscou / / College Universitaire Franpais de Moscou, тёпнмге de maitrise. Moscou, 2000. 13 C m.: Krylov V. Projet Vodka Altai. Exemple de transfert des technologies entre entreprises fran^aises et russes / / Ecole des Hautes Etudes en Sciences Sociales, memoire de DEA. Paris, 2001. 14 В нижеследующем тексте нумерация в квадратных скобках (например, [4]) обозначает цитаты из интервью. Цитаты, обозначенные только цифрой, т. е. номером предприятия в табл. 1, принадлежат Директорам по Персоналу, в других случаях источник уточняется (например, [2, пенсионер]). Организации, основанные до 1986, названы в тексте «старыми». 15 См.: Slobodskoi A., Krylov V. L^volution de la culture d’entreprise dans la societe en transition: le cas de la Russie / / Sociologies Pratiques. Paris, 2005. № 11. P. 121-134. 16 Ouchi W. Theory Z. Reading. Mass.: Addison-Wesley, 1981. P. 70-74. 17 См.: Шершнева Е.Л.УФельдхофф Ю. Культура труда в процессе социаль­ но-экономических преобразований: опыт эмпирического исследования на промышленных предприятиях России. СПб.: Петрополис, 1999. С. 68-77. 18 См.: Олейник А.Н. Тюремная субкультура в России: от повседневной жизни до государственной власти. М.: Инфра-М, 2001. С. 233—235. 19 Allouche J., Атапп В. La confiance, une explication aux performances des en­ treprises fam iliales// Economie et Societe. N special, septembre 1998. P. 12. Статью можно скачать по адресу: http://asso.nordnet.fr/adreg/AlloucheAmman2.pdf. 20 За исключением собственников и топ-менеджмента. 21 См.: Темницкий А.Л. Ориентации рабочих на патерналистские и парт­ нерские отношения с руководством / / Социс. М., 2004. N° 6. Р. 26—36. 22 См.: Thevenet М. La culture d’entreprise. Paris: PUF, 1993. P. 114. 23 Cm.: Slobodskoi A. Krylov V. La gestion des ressources humaines en Russie / / Allouche J. (coord.). Encyclopedic des ressources humaines. Paris: Vuibert, 2006. P. 1188-1195. 24 Размах теневой экономики создает обстановку недоверия, чем ограничи­ вает доступ к информации, касающейся финансовых структур и собствен­ ности предприятий. Оценка объема «серого» рынка варьирует от 50 до 75% ВВП. Непрозрачность структур собственности предприятий подтверждает предположение о недоверии «чужим», специалисты [3-12] не считали воз­ можным касаться этого вопроса. Материал интервью не позволяет с досто­ верностью проследить развитие организационной функции Финансы. 25 Одна из функций службы безопасности рассмотрена на страницах 222-223. 26 Если предположить, что в отдельные населенные пункты региона по­ ставлялось недостаточно водки для местного рынка, то в российской

Традиции и инновации в современной России сельской местности такой дефицит традиционно перекрывается «до­ машней» продукцией. 27 Durand С. (coord.). Management et rationalisation. Les multinationales occi­ dentals en Europe de l’Est. Bruxelles: De Boeck, 1997. P. 327. 28 Сфера деятельности, где в качестве продавца и покупателя выступают организации (юридические лица). Происходит от английского business to business (бизнес для бизнеса). 29 См.: Sainsaulieu R. Sociologie de l’entreprise. Organisation, culture et developpement. Paris: Dalloz, 1995. P. 234. 30 См.: Медведев Г.Ф. Роль социального партнерства как элемент органи­ зационной культуры / / Материалы научной сессии кафедры социоло­ гии и управления персоналом СПбГУЭФ. Санкт-Петербургская Акаде­ мия Управления Персоналом: сентябрь-октябрь 2002. С. 105-108. 31 См.: Темницкий А.Л. Ориентации рабочих на патерналистские и парт­ нерские отношения с руководством / / Социс. М., 2004. № 6. Р. 26—36. 32 См.: Slobodskoi A., Krylov V. La gestion des ressources humaines en Russie / / Allouche J. (coord.). Encyclopedic des ressources humaines. Paris: Vuibert, 2006. P.l 188-1195. 33 См.: Олейник A.H. Тюремная субкультура в России: от повседневной жизни до государственной власти. М.: Инфра-М, 2001. С. 216—270. 34 Там же. 35 См., например: Arigis С. Integrating the individual and the organization. New York: Wiley and Sons, 1964. 36 Cm.: Durand C. (coord.). Management et rationalisation. Les multinationales occidentales en Europe de l’Est. Bruxelles: De Boeck, 1997. P. 328. 37 Cm.: Bohm M. Understanding the Russian character. Guide for American ex­ patriates managing a Russian company. St. Petersburg: Edition of Golod, 2003. P. 41. 38 Ibid. P. 22. 39 Cm.: Bohm M. Understanding the Russian character. Guide for American ex­ patriates managing a Russian company. St. Petersburg: Edition of Golod, 2003. P. 36. 40 См.: Темницкий А.Л. Ориентации рабочих на патерналистские и парт­ нерские отношения с руководством / / Социс. М., 2004. № 6. Р. 26-36. 41 См.: Bohm М. Understanding the Russian character. Guide for American ex­ patriates managing a Russian company. St. Petersburg: Edition of Golod, 2003. P. 37. 42 См.: Кочеткова А.В. Введение в организационное поведение и органи­ зационное моделирование. Москва: Дело, 2003. С. 241—296. 43 Pierre Ph. Mobilite international des elites et strategies de l’identite / / Revue Europeenne des Migrations Internationales. Paris, 2003. №(19)1. P. 29-49. 44 Boltanski L., Thevenot L. De la justification. Les economies de la grandeur. Paris: Gallimard, 1991. P. 107-160. 45 Schneider S., BarsouxJ.-L. Managing across Cultures, 2e edition. Edinburgh: FT/Prentice Hall, Pearson Education Limited, 2002. P. 129-132.

Глава 5 С.В. Горюнова

Инновационное и традиционное в сознании и поведении городского среднего класса*

роблематика инновационного и традиционного может быть рассмотрена через призму различных теоретических подходов. Один из возможных путей анализа предлагает теория модернизации. Сразу нужно оговориться, что мы понимаем модернизацию в неоклассической ее трактовке, т. е. как качественный скачок в состоянии общества, возникнове­ ние нового его типа. Модернизация рассматривается как переход от традиционных к современным обществам в результате экономиче­ ских, политических, социальных и культурных изменений. Модер­ низация, в этом понимании, не отождествляется с вестернизацией, не воспринимается как безусловное благо, более того, допускает различные национальные модели развития, хотя и фиксирует неко­ торые общие особенности перехода от традиционного к современ­ ному типу общества. Данная концепция, на наш взгляд, имеет зна­ чительный потенциал и может быть наиболее подходящей для описания нынешнего этапа развития российского общества, поз­ воляя не только построить логическую и непротиворечивую карти­ ну существующей ситуации, но и определить перспективы России в глобализирующемся мире, прямо зависящие от успешного завер­ шения модернизационных процессов в стране. Проблема иннова­ ционного —традиционного будет рассмотрена нами именно в кон­ тексте модернизационного подхода1, предполагающего выделение двух типов обществ —традиционных и модернизированных. Если тра­ диционные общества характеризуются приоритетом общества перед индивидом, ориентацией на устойчивость, стабильностью, установкой на воспроизводство себя в неизменной форме, то в мо-

П

* Глава подготовлена в рамках работы по проекту «Социокультурные предпосылки экономической модернизации России: субъектный под­ ход» № 06-04-0043, выполняющемуся при финансовой поддержке Науч­ ного фонда ГУ-ВШЭ.

21 2

Традиции и инновации в современной России

дернизированных обществах, наоборот, приоритет отдается инди­ виду, его свободам и ответственности, сами же общества характери­ зуются динамичностью, высокой степенью изменчивости. Очевидно, что в традиционных обществах нет места для инно­ ваций, инновационных практик, так как основой поведения явля­ ется традиция. Такое общество обеспечивает успех тем, чья культу­ ра строится на традиции, кто способствует ее сохранению, не допуская нарушающих ее инициатив. Напротив, для модерни­ зированных обществ характерна открытость к инновациям, ини­ циативе, восприятию новых элементов. Успех в таких обществах напрямую связан с инновационным поведением, способностью воспринимать все новое, изменяться, чтобы эффективно действо­ вать в новых условиях, что определяет абсолютно противополож­ ный характер продуктивной культуры и соответствующих ей пове­ денческих стратегий —инновационное поведение не подавляется, а, наоборот, стимулируется. Такие особенности позволяют модер­ низированным обществам быстрее развиваться и эволюциониро­ вать, что становится особенно важным в условиях нового глобали­ зирующегося мира. Понятие «модернизационное» не совпадает с термином «инно­ вационное», это скорее пересекающиеся понятия. Однако пробле­ матика инновационности непосредственно связана с проблемой модернизации, являясь ее неотъемлемой частью, а следовательно, и с вопросом перспектив России, прежде всего с точки зрения спо­ собности и готовности населения эффективно действовать в новых условиях быстро изменяющегося мира. Дать точное определение инновационному типу сознания или четко выделить критерии отнесения поведенческих практик к кате­ гории инновационных сложно, так как однозначных критериев здесь нет; решение этой задачи зависит от целей исследования. Можно трактовать инновационные модели поведения как недавно возникшие и наименее распространенные в обществе - тогда кри­ терием отнесения к инновационности становится длительность их существования и степень их использования населением, и при пре­ одолении некоторого критического порога распространенности в обществе инновационные практики переходят в разряд повсед­ невных. Так, при схожей постановке проблемы для выявления ин­ новационных практик в поведении среднего класса В. Радаев про­ тивопоставляет инновационные практики обычным —достаточно распространенным и привычным. Под инновационными практика­ ми он понимает типические действия людей, которые еще не слиш­ ком широко распространены, но уже достаточно заметны, а с другой стороны, являются новыми способами действия, которые еще деся­ тилетие назад отсутствовали вовсе или существовали в ограничен-

ILL. Экономическое сознаиие и экономическое поведение. Глава 5. Горюнова С. В. 213

иых масштабах2. Иными словами, инновационное в поведении — п о нечто новое или пока непривычное для населения. Однако такой подход, по сути, предполагает учет только новиз­ ны практики и степени ее распространенности и не учитывает ее содержания и тех изменений в обществе, которые несет с собой ее возникновение и дальнейшее распространение. Для нас же в наи­ большей степени представляют интерес те инновационные элемен­ ты в сознании и поведении населения, которые не просто являются новыми для российского общества (например, отсутствовавшие и советское время), но и выступают индикаторами процесса модер­ низации, т. е. соответствуют новому типу общества. Инновацион­ ное тогда следует рассматривать не просто как непривычное, а как качественно новое, кардинально изменяющее образ жизни. Мы рассмотрим, в первую очередь, именно такие —качественно новые или приводящие к качественным изменениям жизни —аспекты по­ ведения и сознания, так как они в конечном счете определяют по­ тенциал населения и страны в целом в новых экономических усло­ виях, хотя в качестве дополнительных иллюстраций и затронем менее значимые с этой точки зрения инновационные элементы. Мы будем рассматривать соотношение традиционного и инно­ вационного с точки зрения социокультурного аспекта —ценностей и поведения. Роль, которую сможет играть Россия на международ­ ной арене, и то место, которое будет определено стране в системе мирового разделения труда, связаны не только с проводимыми на макроуровне экономическими и социальными реформами, но и с качеством ее человеческого потенциала, со способностью населения на микроуровне поддерживать модернизационные ини­ циативы, т. е. готовностью к изменениям и способностью прини­ мать образцы инновационного поведения. Поэтому рассмотрение подобной проблематики на микроуровне необходимо и актуально. Наконец, отметим, что будет использован субъектный подход — мы рассмотрим проблему традиционного и инновационного в по­ ведении среднего класса. Данная группа наиболее интересна для анализа, так как средний класс как массовый социальный субъект появляется именно в модернизированном обществе и играет в нем определенную роль, отражающую многообразие выполняемых им функций. В ряду подобных функций традиционно выделяется и создание, освоение и распространение новых образцов социаль­ но-экономических и социокультурных практик, необходимых для успешной деятельности в современных условиях, т. е. принятие и распространение инновационных поведенческих практик. Средний класс должен обладать инновационным потенциалом и служить «проводником» инноваций в другие массовые слои на­ селения. Посмотрим, насколько реальный средний класс, сущест­

214

Тпя пинии и инновации в современной России

вующий в современном российском обществе, способен выпол­ нять эту роль, приписываемую ему теорией. Для выделения среднего класса мы использовали один из воз­ можных подходов, который достаточно широко распространен как в отечественной, так и в западной социологии —применение комплекса определенных критериев стратификации. Естествен­ но, что единого набора критериев с четко заданными значениями и «границами» для включения или невключения индивида в сред­ ний класс не существует, поэтому данный подход зачастую вызы­ вает споры о том, какой именно набор критериев необходимо ис­ пользовать и какие пороговые значения им приписывать3. В данном случае нами были выбраны следующие критерии отне­ сения к среднему классу4: характеристики социально-профессио­ нального статуса (критерий нефизического характера труда или принадлежность к высококвалифицированным рабочим, а также предпринимательская деятельность в качестве основного занятия, приносящего доход), образование (наличие как минимум среднего специального образования), уровень благосостояния (показатели среднемесячных душевых доходов не ниже их медианных значе­ ний для данного типа городского поселения и количество имею­ щихся товаров длительного пользования не ниже медианного зна­ чения по стране в целом) и показатель самоидентификации (интегральная самооценка индивидом своего положения в обще­ стве по десятибалльной шкале с 4-го по 7-й балл включительно). К группе предпринимателей, кроме социально-профессиональ­ ного статуса, других критериев не применялось, поскольку они традиционно относятся в стратификационных исследованиях к среднему классу, составляя «старый» средний класс —вне зави­ симости от их уровня образования, благосостояния или оценки своего статуса. Применение такого интегрального подхода на данных, полу­ ченных в ходе общероссийского исследования, проведенного в ок­ тябре 2006 г. Институтом социологии РАН5, позволяет сделать вы­ вод о том, что в настоящее время к среднему классу (включая верхний средний) может быть отнесена четверть (25%) экономически ак­ тивного городского населения России. Если же не включать в состав среднего класса высококвалифицированных рабочих, то эта доля немного снижается —до 21%. В западных исследованиях высо­ кооплачиваемые и высококвалифицированные рабочие часто включаются в состав среднего класса. В данном случае мы также считаем это правомерным, так как речь идет не просто о высокооп­ лачиваемых рабочих (чей доход в современных российских усло­ виях может не столько отражать высокий квалификационный потенциал, сколько являться следствием региональных или отрас­

III. Экономическое сознание и экономическое поведение. Глава 5. Горюнова С.В. 2 1 5

левых различий заработной платы), а о рабочих высокой квалифи­ кации, имеющих 5-6 разряд. Периферия среднего класса, в которую входят те, кому до попада­ ния в средний класс не хватило одного из четырех признаков, состав­ ляет в первом случае 30%, во втором —28%. Чаще всего недостаю­ щим признаком выступает недостаточно высокий уровень благосостояния, что свидетельствует о недооценке квалификации в современных российских условиях —65% представителей пери­ ферии имели достаточный для попадания в средний класс уровень образования, соответствующий социально-профессиональный статус и самоидентификацию. Факторами, препятствующими их вхождению в этот слой, являлись только недостаточно высокий доход или недостаток накопленного имущества. Несмотря на то что всю периферию формально отличает от среднего класса только отсутствие одного из четырех признаков, этот массовый субъект демонстрирует иные поведенческие паттер­ ны, стратегии и ценности. Это относится и к соотношению тради­ ционного и инновационного в его сознании и поведении, что бу­ дет продемонстрировано ниже. Итак, обратимся непосредственно к среднему классу6 и посмот­ рим, что, с точки зрения его ценностных ориентаций и поведения, отличает его от других групп населения и населения страны в це­ лом7, что в его жизни можно отнести к инновационному, а что — к традиционному, и к каким выводам относительно перспектив раз­ вития этого социального субъекта и страны в целом это приводит. Мы последовательно рассмотрим три крупных проблемных блока - ценности и особенности сознания среднего класса; освое­ ние и тиражирование инновационных практик; инвестиции в че­ ловеческий капитал. Первый проблемный блок, к которому мы обратимся, - это цен­ ности и особенности ценностного сознания представителей среднего класса. Начнем анализ с рассмотрения ценностей. В данном случае при поиске инновационных аспектов мы рассмотрим ценности, которые получают распространение и поддержку в модернизиро­ ванных обществах, так как именно ценностные суждения, характе­ ризующие модернизированное сознание, выступают в качестве альтернативных традиционным ценностям и суждениям. Посмотрим, отличается ли по ценностным ориентациям сред­ ний класс от других массовых слоев населения, и в какой степени его представители готовы принять ценности, характерные для мо­ дернизированных обществ и способствующие их эффективному и динамичному развитию. Рассмотрим традиционные и модернизационные ценности в рамках двух наборов. Первый характеризует степень толерантно­

216

Традиции и инновации в современной России

сти к новым рыночным условиям, готовность их принять и кон­ структивно в них действовать. В этот набор попадает отношение к конкуренции, предпринимательству и выбор в дилемме «равен­ ство доходов — равенство возможностей». Конкуренция и пред­ принимательство сами по себе являются новыми явлениями, от­ сутствующими в традиционных обществах, а отношение к ним и их восприятие как позитивных явлений выступает индикатором готовности индивидов к принятию новых внешних условий и фор­ мированию нового образа жизни, соответствующего им. Выбор ра­ венства возможностей вместо равенства доходов также характери­ зует отказ от традиционных ценностей, готовность принимать новые рыночные условия, условия конкуренции, где положение и уровень жизни во многом определяются способностями и воз­ можностями индивида эффективно действовать в условиях, зада­ ваемых внешними ограничениями (существующей системой эко­ номических, политических, общественных отношений), а не гарантированы на неком общем для всех уровне. Второй набор ценностей характеризует особенности сознания индивидов —их склонность к индивидуализму и внутренний локус-контроль. Эти особенности присущи модернизированному сознанию - в противовес традиционному, где успешной и поощ­ ряемой стратегией является «быть как все» и преобладает внешний локус-контроль, т. е. складывающаяся жизненная ситуация рас­ сматривается как результат действия внешних сил, признается не­ способность индивида самостоятельно влиять на свою жизнь. Итак, посмотрим, какие ценности в каждом из этих наборов традиционные или модернизационные - выбирает население страны в целом и средний класс. В табл. 1 представлено несколько пар суждений, в каждой из ко­ торых нужно было выбрать одно. Первыми стоят высказывания, которые характеризуют традиционный тип сознания. Как видим, в сознании представителей среднего класса модернизационные ценно­ сти и суждения доминируют над традиционными, и по сравнению с периферией и среднероссийскими показателями средний класс ха­ рактеризуется гораздо меньшей традиционностью своих установок. Так, большая доля представителей среднего класса, чем росси­ ян в целом, соглашается с тем, что конкуренция —это благо, пред­ приниматели не наживаются на чужом труде, а предоставляют ра­ бочие места, равенство возможностей важнее равенства доходов. Таким образом, толерантность к рыночным условиям среди пред­ ставителей среднего класса выше, чем среди других групп населения. Отметим, однако, что качественных различий здесь не наблюдает­ ся —более половины как среднего класса, так и экономически ак­ тивного населения страны в целом выбирают суждения, противо­

III. Экономическое сознание и экономическое поведение. Глава 5. Горюнова С.В. 2 1 7

стоящие традиционным и свидетельствующие о принятии новых рыночных условий. Тем не менее количественные различия между средним классом и другими слоями населения являются достаточ­ но яркими. Таблица 1 Согласие с ценностными суждениями в разных слоях населения, в % Средний класс

Периферия среднего класса

В среднем по России

18

23

25

82

77

75

Предприниматели наживаются на чужом труде

35

47

47

Предприниматели дают людям рабочие места

65

53

53

Равенство доходов, положения и условий жизни каждого человека важнее, чем равенство возможностей для проявления способностей

31

39

42

Равенство возможностей для проявления способностей каждого человека важнее, чем равенство доходов и условий жизни

69

61

58

Жить как все лучше, чем выделяться среди других

34

45

44

Выделяться среди других и быть яркой индивидуальностью лучше, чем жить как все От меня мало что зависит - важно, какая экономическая ситуация будет в стране Мое материальное положение зависит прежде всего от меня

66

55

56

32

44

42

68

56

58

Суждения

Конкуренция вредна, она усиливает в человеке дурные стороны Конкуренция - это хорошо. Она заставляет людей напряженно трудиться, побуждает выдвигать новые идеи

Можно выделить группу, представители которой во всех трех парах суждений выбрали варианты, свидетельствующие об их то­ лерантности к рыночным условиям. В среднем классе таких оказы­ вается 44% —при том, что по России в целом эта доля составляет 31%. Различия налицо, но нужно заметить, что последовательно придерживающихся модернизационных суждений оказалось ме­ нее половины даже в среднем классе, что свидетельствует о неза­ вершенности процесса модернизации сознания и этой социальной группы. Что касается второго набора ценностей, непосредственно ха­ рактеризующего особенности сознания, то представители средне­ го класса чаще, чем другие, соглашаются с тем, что выделяться сре­ ди других и быть яркой индивидуальностью лучше, чем жить как

218

Традиции и инновации в современной России

все —по сути, это характерная дилемма традиционного и иннова­ ционного сознания и поведения. Среди представителей среднего класса реже распространен и внешний локус-контроль —припи­ сывание определяющей роли в их жизни внешним обстоятель­ ствам, отражающее традиционное мышление. В обоих вопросах этого набора модернизационные варианты суждений выбрали 46% среднего класса и 36% всего экономиче­ ски активного населения, а традиционные — 11 и 21% соответст­ венно. Вновь последовательных сторонников модернизационных ценностей - даже всего по двум вопросам —в среднем классе ока­ зывается меньше половины. Кроме того, отдельно по каждому во­ просу около трети среднего класса все же выбирает традиционные суждения, что вновь свидетельствует о незавершенности процесса модернизации сознания даже для этого социального субъекта. В других вопросах различия между средним классом и другими группами населения оказываются не столь значимы, как можно было бы ожидать. Так, понимание труда как причины успеха свой­ ственно 53% среднего класса и 48% населения в целом —эти разли­ чия не столь значительны, хотя трудовая мотивация играет огром­ ную роль с точки зрения проблематики модернизации России, и можно было бы ожидать большего распространения именно в среднем классе высокой оценки значения труда, а не везения или связей, как фактора успеха. Впрочем, возможно, эта позиция как населения в целом, так и среднего класса, является не столько следствием неприятия модернизационных ценностей, сколько опыта столкновения с российскими реалиями, где успех действи­ тельно связан зачастую отнюдь не с трудом. В целом, судя по имеющимся данным, можно говорить о том, что у представителей среднего класса есть предпосылки для успеш­ ного завершения процесса модернизации сознания, но для того, чтобы оно действительно произошло, требуется время. Как показывают данные, постепенная смена поколений будет этому способствовать. Наибольшая доля обладающих внутренним локус-контролем и выбирающих при этом ценность индивидуализма наблюдается в самой младшей когорте среднего класса - среди тех его предста­ вителей, кто младше 30 лет, больше половины (52%) отвечают двум этим критериям, в то время как среди представителей других возрастов таких уже менее половины. Вообще, ценности индиви­ дуализма и внутренний локус-контроль чаще встречаются в более молодых когортах населения вне зависимости от их принадлежно­ сти к тому или иному слою, однако при рассмотрении групп оди­ накового возраста доля тех, кто характеризуется более модернизи­ рованным сознанием, всегда выше именно в среднем классе, что подчеркивает его особенности как социальной группы.

III. Экономическое сознание и экономическое поведение. Глава 5. Горюнова С.В. 2 1 9

Таблица 2 Доля людей, характеризующихся модернизационным типом сознания8, в различных возрастных когортах, в % от численности соответствующих групп населения

Средний класс Периферия Прочие массовые слои

18-30 лет 52 46 42

Возрастные когорты 31-40 лет 41-50 лет 43 44 35 32 25 18

51-60 лет 35 18 18

Таким образом, по мере смены поколений, вероятно, будет происходить и дальнейшая смена ценностных ориентаций. Заме­ тим при этом, что расхождения между средним классом и другими слоями населения становятся тем больше, чем выше возраст рес­ пондентов. Это свидетельствует о том; что в среднем классе —во всех его возрастных когортах —существует больший модернизационный потенциал, чем в других группах населения, большая готов­ ность к принятию новых ценностей. Можно ожидать, что по мере взросления самых молодых на настоящий момент групп населения именно в среднем классе быстрее всего будут распространяться ценности модернизированного общества, причем во всех возраст­ ных группах. Инновационность мышления (или, по крайней мере, предпо­ сылки для нее) среднего класса проявляется не только на уровне декларируемых ценностей, но и в реальных практиках. В частно­ сти, разнообразные финансовые практики также могут рассматри­ ваться как индикаторы инновационности, так как они характери­ зуют экономическое сознание, демонстрируют использование новых возможностей, причем не просто новых, но и эффективных в современных условиях. Признаком инновационности также можно считать стремление к инвестированию, так как подобная возможность была недоступна ранее и в настоящее время ее ис­ пользование или хотя бы декларируемое желание инвестировать свидетельствуют о готовности осваивать новое, использовать эф­ фективные стратегии и новые возможности в изменяющихся внешних условиях. Посмотрим, как можно охарактеризовать средний класс с точ­ ки зрения особенностей его финансовых стратегий и экономичес­ кого сознания. При ответе на гипотетический вопрос о том, как ре­ спонденты потратили бы неожиданно появившийся миллион рублей, ответы распределились следующим образом.

Традиции и инновации в современной России

22 0

Таблица 3 Как россияне предпочли бы потратить миллион рублей, в % от численности групп Использовали, чтобы “пожить в свое удовольствие", решить семейные проблемы, помочь близким

Открыли бы собственное дело

Вложили бы в банк, недвижимость, акции для получения дохода

Средний класс

27

37

34

Периферия

18

34

45

Прочие массовые слои

18

30

51

Группы населения

Итак, средний класс реже, чем другие слои населения, исполь­ зовал бы неожиданно полученную крупную сумму для того, чтобы просто «хорошо пожить» некоторое время. Его представители ча­ ще, чем представители других слоев населения, использовали бы эти деньги для вложений в недвижимость или акции —т. е. вос­ пользовались бы открывшимися возможностями, свойственными новым экономическим условиям, проявив не только рациональ­ ность, но и инновационность в поведении. Однако таких даже в среднем классе оказалось чуть более трети, что вполне сопоста­ вимо с долей тех, кто просто потратил бы эти деньги на текущие расходы и жизнь «в свое удовольствие». Таким образом, говорить о формировании рационального экономического сознания и высокой инновационности поведенческих практик в финансовой сфере даже относительно среднего класса пока явно рано. В распоряжении уже имеющимися свободными деньгами пред­ ставители среднего класса чаще, чем периферия или другие массо­ вые слои населения, обращаются к таким способам, как покупка валюты (12%), инвестиции в землю и жилье (6%), вклады в ком­ мерческий банк (5%), покупка ценных бумаг (2%). Эти стратегии также характеризуют использование новых возможностей, умение эффективно действовать в финансовой сфере и тем самым повы­ шать свой уровень жизни. Однако доля использующих такие инно­ вационные модели поведения все же остается достаточно низкой даже в среднем классе. Наиболее распространенными способами распоряжения деньгами в нем остаются традиционные и экономи­ чески нерациональные пути: покупка дорогостоящих предметов длительного пользования (38%) и откладывание денег на черный день (21%). Первый из этих способов распоряжения деньгами поз­ воляет улучшить уровень жизни, но эти изменения носят количе­ ственный, а не качественный характер. Второй способ является видом страхования от непредвиденных обстоятельств, однако он

III. Экономическое сознание и экономическое поведение. Глава 5. Горюнова С.В. 2 2 1

ие позволяет получать дополнительные доходы, а, наоборот, прииодит к обесцениванию накоплений из-за инфляции. Такие пути расходования и сохранения средств не являются инвестиционны­ ми и не подразумевают использование новых возможностей, по- кому они характеризуют традиционное поведение. Можно предполагать, однако, что по мере повышения уровня благосостояния средний класс будет более активно осваивать ин­ новационные финансовые стратегии, так как этому способствует сю менталитет. Четверть среднего класса в настоящий момент гоиорит о том, что денег на жизнь им хватает, но сбережения сделать не получается, и это один из значимых факторов, препятствующих распространению новых финансовых практик в среде среднего класса —среде, где есть к этому готовность. Так, среди тех, кто име­ ет сбережения, достаточные, чтобы прожить на них не менее года, именно представители среднего класса чаще начинают прибегать к открывающимся возможностям, которые предоставляет рыноч­ ная экономика: покупке ценных бумаг (акций, облигаций и т. п.), инвестированию в землю или недвижимость, покупке валюты. Но мере смягчения проблемы ограниченности ресурсов можно ожи­ дать ускорения и процессов формирования рационального экономиче­ ского сознания в среде среднего класса, в котором существует пред­ расположенность к этому. Наконец, кратко затронем два аспекта, связанных с источника­ ми дохода. Получение доходов от собственности и сдачи в аренду имущества —стратегия, свидетельствующая как об определенных возможностях, т. е. наличии собственности, от использования которой можно получать доход, так и об особом типе сознания, позволяющем рационально и эффективно распоряжаться своей собственностью. Поэтому использование собственности как источ­ ника дохода можно рассматривать в качестве показателя, характе­ ризующего модернизированность сознания (не забывая при этом о необходимости наличия такой собственности). В среднем классе доходы от собственности и сдачи в аренду имущества отметили в качестве основных 7% его представителей. Эта доля невелика, од­ нако она почти в 2 раза выше, чем в среднем по стране или в пери­ ферии среднего класса. По всей видимости, именно в среднем классе зарождается отношение к собственности как потенциально­ му источнику доходов. Сейчас такая практика еще не получила рас­ пространения, однако если финансовые возможности среднего класса будут расти, то именно в его рамках можно ожидать ее даль­ нейшего распространения и закрепления, что будет свидетельство­ вать о процессах становления экономической рациональности. Отметим, однако, что в настоящий момент четверть среднего класса также отмечают в числе своих основных источников дохода

22 2

Традиции и инновации в современной России

подсобное хозяйство, приусадебный участок — традиционный и экстенсивный способ поддержания уровня жизни. Источники дохода такого типа свойственны четверти экономически активно­ го городского населения России, и в данном случае отличия сред­ него класса от остального населения не проявляются. Таким образом, в отношении источников дохода среднему классу также свойственна большая инновационность по сравне­ нию с остальным населением, однако в этой сфере она только на­ чинает зарождаться, и традиционные элементы остаются доста­ точно значимыми, зачастую настолько же сильными, насколько и в других слоях населения. Подводя общие итоги анализа первого блока — особенностей сознания и ценностных ориентаций, —можно сказать, что процессизменения сознания затронул в среднем классе наибольшую долю его представителей по сравнению с другими социальными группами, но этот процесс в данном социальном субъекте пока не завершен, а в некоторых аспектах (например, в финансовом поведении) только начинает появляться. У среднего класса наблюдается большая пред­ расположенность к смещению ценностей от традиционных к модернизационным. Судя поданным, относящимся к разным возрастным когортам, стоит ожидать и дальнейшего вытеснения традицион­ ных ценностей модернизационными в этой группе населения. Од­ нако на настоящий момент об успешном завершении процесса мо­ дернизации применительно к данному аспекту говорить явно преждевременно: последовательных «модернистов» в среднем классе пока меньше половины. Что касается формирования эко­ номического сознания и использования новых возможностей, то средний класс здесь также отличается от других массовых слоев населения, однако инновационные финансовые и инвестицион­ ные стратегии даже в этом социальном субъекте пока еще только зарождаются, что обусловлено в том числе и существующими фи­ нансовыми ограничениями. Обратимся теперь ко второму блоку, связанному с возникнове­ нием и тиражированием инновационных практик. В качестве таких практик мы рассмотрим использование компьютера и Интернета. Эти практики в полной мере являются инновационными —они не только возникли сравнительно недавно, но и отличаются тем, что их распространение кардинально меняет привычный образ жизни. Компьютерные технологии и Интернет —не просто нововведения, но качественно новые явления, вызывающие глубокие изменения во всех сферах жизни —работе, досуге и т. п. В связи с этим умест­ но обратиться к концепции Мануэля Кастельса, который отмеча­ ет, что происходящие в последние десятилетия процессы привели

III. Экономическое сознание и экономическое поведение. Глава 5. Горюнова С. В. 2 2 3

к возникновению новой экономики —информациональной. В информациональной экономике главным источником производиюльности является знание, а следовательно, ключевые роли игра­ ют технологии обработки информации и генерирования новых шаний9. В условиях информационной эпохи происходит постоян­ ное внедрение новых технологий, которые кардинально меняют не юлько организацию работы, восприятие времени и пространства, но и отражаются на повседневных практиках, в корне меняя образ жизни. Возникновение новых видов деятельности, новых требова­ ний на рынке труда и новых образцов поведения приводит к необ­ ходимости быстро осваивать и эффективно использовать новые технологии. Только способные и готовые к освоению новых техноиогий индивиды могут войти в ядро рабочей силы информацион­ ной эпохи, для чего необходимы как определенные навыки, так и мотивация к освоению нового. Именно поэтому использование компьютера, владение навыками работы на нем или готовность к освоению подобных навыков можно рассматривать в современ­ ных условиях как ключевые инновационные практики. Посмотрим, насколько российский средний класс выполняет функцию освоения и тиражирования инновационных практик, насколько он может вписаться в новые условия информациональ­ ной экономики, требующей инновационности в поведении и мо­ тивации к освоению нового — ведь теоретически именно из его представителей, характеризующихся высоким образовательным и квалификационным уровнем, должно состоять ядро рабочей си­ лы в новой экономике. Первый вопрос, который мы рассмотрим, —это наличие ком­ пьютера. По обеспеченности компьютерами средний класс качест­ венно отличается от других слоев населения. В среднем классе ком­ пьютеры имеют 72% его представителей, в периферии - уже менее половины (44%), а в менее благополучных слоях населения —ме­ нее трети (27%). За последний год компьютеры приобрели 14% представителей среднего класса и только 8% и 6% его периферии и прочих массовых слоев населения. А за последние семь лет по­ купку компьютера осуществили 69% среднего класса, 42% перифе­ рии и 25% других слоев. Такие данные свидетельствуют о более высоком темпе проникно­ вения новых технологий в повседневную жизнь представителей сред­ него класса. Несмотря на более высокую обеспеченность компью­ терами, представители среднего класса продолжают активнее их приобретать. Очевидно, что в среднем классе выше осознание ро­ ли компьютеров, их необходимости для успешного «вписывания» в новые условия. Средний класс чувствует те изменения в образе жизни, которые происходят в результате нового этапа развития

Тпадинин и инновации в современной России

224

экономики, и старается успевать за ними. Соответственно и образ жизни в среднем классе будет качественно отличаться от образа жизни других слоев населения, так как компьютер оказывает на его формирование очень большое влияние. Интересно, что в приобретении компьютера различия между возрастными когортами среднего класса носили нелинейный ха­ рактер: хотя за последний год компьютеры активнее покупала мо­ лодежь и люди младше 40 лет, принадлежащие к среднему классу, за последние семь лет наиболее активно приобретали компьютеры представители старшей возрастной группы. Таблица 4 Покупка компьютеров в различных возрастных когортах среднего класса, в % Возрастные когорты Приобрели компьютер за последний год Приобрели компьютер за последние семь лет

18-30 лет

31 -40 лет

41-50 лет

51-60 лет

16

16

8

13

70

70

63

75

Такая ситуация подтверждает общую инновационную настро­ енность среднего класса, ведь даже старшие возрастные когорты, принадлежащие к нему, чувствуют необходимость инновацион­ ных покупок, определяющих качественно иной образ жизни. В старших группах особенно ярко проявляется инновационность, присущая среднему классу: если среди представителей среднего класса в возрасте 51—60 лет не имеют компьютера лишь 23%, то в периферии в аналогичной возрастной группе эта доля более чем в 3 раза выше и составляет 74%, в других слоях населения 89%. Такие различия говорят о том, что жизнь людей одного возра­ ста, принадлежащих к этим группам, будет кардинально разли­ чаться. И если для старшей возрастной когорты это вопрос разли­ чий стиля и образа жизни, то для более младших возрастов это еще и различия жизненных шансов и перспектив в целом. Степень обеспеченности компьютерами представителей сред­ него класса связана с размерами городов проживания. Для горо­ дов с населением свыше 1 млн. обеспеченность среднего класса компьютерами максимальна и сокращается по мере снижения численности населения. Разрыв в обеспеченности компьютерами между наиболее крупными городами и городами с населением ме­ нее 100 тыс. составляет 1,5 раза. Однако даже в самых мелких го­ родах более половины представителей среднего класса имеют компьютеры.

III. Экономическое сознание и экономическое поведение. Глава 5. Горюнова С.В. 2 2 5

Таблица 5 Наличие компьютера у представителей среднего класса и других групп населения в различных типах поселений, в % Свыше 1 млн.

500 тыс. 1 млн.

250 тыс. 500 тыс.

100 тыс. 250 тыс.

Менее 100 тыс.

Средний класс

88

73

70

72

59

Периферия

63

48

44

29

31

Прочие массовые слои

40

24

30

20

21

Численность населенного пункта

При этом в одинаковых типах поселений обеспеченность ком­ пьютерами среднего класса выше, чем обеспеченность ими дру­ гих слоев населения, и эти различия носят качественный харак­ тер — компьютеры имеют более половины среднего класса и менее половины представителей других слоев населения (един­ ственным исключением является периферия среднего класса в городах с населением свыше 1 млн. человек, где 63% имеют компьютеры). Важно отметить, что разрыв в обеспеченности компьютерами является следствием отнюдь не только различий в уровне благосо­ стояния среднего класса и других слоев населения. Если мы рас­ смотрим часть населения, которая удовлетворяет выбранному критерию дохода, использовавшемуся для выделения среднего класса (т. е. ту группу, доходы которой не ниже медианных для их типов городов), то обеспеченность компьютерами в этой части периферии и прочих массовых слоях составит 42 и 27% соответ­ ственно, т. е. будет совпадать со средними значениями обеспечен­ ности компьютерами для этих групп в целом —при обеспеченно­ сти в 72% в среднем классе. Таким образом, обеспеченность компьютерами в подгруппе периферии, доход которой соответ­ ствует доходам, необходимым для попадания в средний класс, совпадает с обеспеченностью компьютерами другой подгруппы периферии, доход которой ниже, чем в среднем классе; это же верно для прочих слоев населения. Итак, различия в обеспеченно­ сти компьютерами в среднем классе и других слоях населения нельзя списать только на различия в уровне их дохода; это еще и различия в особенностях менталитета, понимании новых условий и готовно­ сти в них действовать, т. е. в степени инновационности как созна­ ния, так и поведения. Посмотрим теперь, насколько успешно представители среднего класса осваивают навыки, востребованные информационной эпо­ хой, в первую очередь, работу на компьютере.

Тпа липни и инновации в современной России

226

Таблица 6 Навыки работы на компьютере представителей среднего класса и городского населения в целом, в % Численность населенного пункта

Свыше 1 млн.

500 тыс. 1 млн.

250 тыс. 500 тыс.

100 тыс. 250 тыс.

Менее 100 тыс.

Средний класс

88

73

70

72

59

Периферия

63

48

44

29

31

Прочие массовые слои

40

24

30

20

21

Доля представителей среднего класса, обладающих навыками работы на компьютере, значительно выше по сравнению с анало­ гичными долями в периферии среднего класса и других массовых слоях населения: в среднем классе три четверти его представителей умеют работать на компьютере. Стоит отметить, однако, что доли тех, кто приобретал такие навыки, в среднем классе совпали с об­ щероссийскими показателями, что свидетельствует о замедлении темпа освоения этих навыков в рассматриваемой группе населения. Даже те представители среднего класса, которые не имели дома компьютеров, в 62% случаев имели навыки работы на нем. Это сви­ детельствует о готовности среднего класса'приобретать подобные навыки даже в условиях отсутствия возможностей приобрести соб­ ственный компьютер. Интересно, что доли тех, кто имеет компью­ тер дома и умеет на нем работать, в среднем классе и периферии (80 и 72% соответственно) различаются меньше, чем доли тех, кто компьютера дома не имеет, но умеет на нем работать (62 и 38% со­ ответственно). Это демонстрирует различия в сознании среднего класса и других слоев населения: средний класс осознает необхо­ димость освоения новых навыков и приобретает их, даже при от­ сутствии «удобных» для этого возможностей (в данном случае — работы с компьютером в домашних условиях), т. е. инновацион­ ность его сознания и поведения здесь проявляется очень ярко. Впрочем, в этом вопросе наблюдаются некоторые различия между отдельными группами, входящими в состав среднего класса. Так, и «старый» средний класс (предприниматели), и квалифици­ рованные рабочие имели в своем составе меньшие доли тех, кто обладает навыками работы на компьютере (69 и 49% соответствен­ но), чем другие представители среднего класса (т. е. «новый» сред­ ний класс —высококвалифицированные работники нефизическо­ го труда). Однако обе эти группы более активны в получении таких навыков, чем средний россиянин, среди них изучают использова­ ние компьютера 11 и 18% соответственно. Таким образом, диффе­ ренциация, существующая в рамках самого среднего класса по

профессиональной принадлежности, будет со временем сокра­ щаться —чего нельзя сказать о различиях между средним классом и другими группами населения. В рамках самого среднего класса наблюдается и возрастная дифференциация. Так, навыки работы на компьютере в большей мере свойственны молодым представителям среднего класса (их имеют 89% тех, кто находится в возрасте 18—30 лет, и 60% тех, ко­ му от 51 до 60 лет). Однако даже в одинаковых возрастных когортах среднего класса, периферии и прочих слоев доли обладающих на­ выками работы на компьютере заметно различаются, что снова подчеркивает отличие среднего класса от других слоев населения, его большую готовность к освоению инновационных практик. Продолжая рассмотрение аспектов, связанных с работой на компьютере, обратимся к вопросу о том, как часто представители среднего класса вообще пользуются компьютером. Рисунок 1 Частота использования компьютера различными группами насе­ ления, в % О средний класс □ периферия □ прочие массовые слои

Л

. •i ежедневно несколько раз в неделю

118 - ,|ц" 11*

несколько раз в месяц

.............. =о 142

126

-'-I112 .. 1J 10 10

|7

несколько раз в год вообще не пользуюсь

J3 .........,.....* Г 4 * 1 |в .. ..................

)40

Итак, только 18% представителей среднего класса вообще не пользуются компьютером (в периферии эта доля более чем в 2 раза выше и составляет 40%, в прочих слоях населения — 65%). При этом более половины представителей среднего класса пользу­ ются компьютером не реже нескольких раз в неделю (69%). Оче­ видно, что и в этом вопросе средний класс проявляет себя как наи­ более инновационно настроенная группа населения, осваивая навыки, открывающие качественно иные возможности. В этом вопросе предприниматели практически не выделялись из общей группы представителей среднего класса, а вот высококвали­ фицированные рабочие пользовались компьютером значительно реже: 34% из них вообще не используют его, остальные же исполь­

Традиции и инновации ■ современной России

228

зуют его довольно активно — не реже нескольких раз в неделю к компьютеру обращается большинство (53%) из них. Это ниже об­ щего уровня для среднего класса, но все же заметно больше, чем в других массовых слоях. Что касается возрастных различий, то наиболее активно компью­ тер используют более молодые представители среднего класса. Оче­ видно, что данная инновационная практика будет с течением време­ ни распространяться в среднем классе все больше, так как самые молодые когорты населения ее уже успешно освоили. Среди респон­ дентов от 15 до 30 лет, не обращаются к компьютеру только 8%, а сре­ ди тех, кому от 50 до 60 лет, —уже более трети (36%), хотя на фоне представителей этой же возрастной когорты в других слоях этот по­ казатель представляется уже не столь значительным. Так, в такой же возрастной фуппе, но принадлежащей к периферии среднего класса, эта доля уже приближалась к трем четвертям (71 %), а в прочих слоях населения составляла 86%! Таковы масштабы качественных разли­ чий в образе жизни представителей одинаковых возрастных когорт населения, но принадлежащих к разным социальным слоям. Рисунок 2 Частота использования Интернета различными группами населения, в % В средний класс □ периферия □ прочие массовые слои

? Г ^ ]2 6 115

несколько раз в неделю

ЕЛ?

несколько раз в месяц

je-

ii

несколько раз в год

ш вообще не пользуюсь

ж

379

Подобная инновационность среднего класса ярко проявляется и в использовании им Интернета. Интернет выступает в качестве практики следующего уровня по отношению к практике использо­ вания компьютера. При этом использование Интернета дает со­ вершенно новые возможности, причем не просто более широкие, но и качественно иные, чем сам по себе компьютер —это возмож­ ность быстрой и эффективной коммуникации, доступа к огромно­ му массиву постоянно обновляемой информации, включенность

111. Экономическое сознание и экономическое поведение. Глава 5. Горюнова С.В. 2 2 9

в широкие сети нового уровня. Практика использования Интерне­ та также характеризует качественно отличающийся образ жизни, — проявляющийся как в работе, так и в досуге, —свойственный но­ вой экономике. И здесь средний класс вновь ярко демонстрирует свою инновационную настроенность. Как видим, только чуть более трети представителей среднего класса вообще не используют Интернет —при том, что в периферии эта доля значительно превышает половину, не говоря уж о ситуации в прочих массовых слоях. Таким образом, мы сталкиваемся не просто с количественными, но и с качественными различиями между средним классом и другими слоями населения с точки зрения этой ключевой ин­ новационной практики. Для 15% среднего класса Интернет являет­ ся уже более чем привычным: его используют каждый день. Еще четверть среднего класса обращается к нему несколько раз в неде­ лю. Учитывая, что в среднем по стране 62% экономически актив­ ного городского населения вообще не используют Интернет, ин­ новационность среднего класса в этом вопросе очевидна. Возрастные различия по тенденциям использования Интернета повторяют выявленные в вопросе использования компьютера. В отношении использования Интернета более активными также оказываются молодые представители среднего класса, но даже в старших возрастных группах, принадлежащих к среднему классу, обращение к Интернету происходит заметно чаще, чем в тех же воз­ растных группах, но относящихся к более низким слоям населения. И в этом вопросе высококвалифицированные рабочие оказыва­ ются ближе к периферии, чем к среднему классу: 68% из них не ис­ пользуют Интернет. Понятно, что их попадание в состав среднего класса по четырем использованным нами для выделения среднего класса критериям не гарантирует тех же стилевых предпочтений, навыков, привычек, что и среди «нового» среднего класса, так что эта группа часто требует отдельного рассмотрения, как мы и убеди­ лись на двух последних рассмотренных примерах. С точки зрения их перспектив в новой экономике это может означать невозмож­ ность попасть в ядро рабочей силы и сохранение позиций на пери­ ферии, что будет обусловлено не только физическим характером их труда, но и отсутствием необходимых навыков и готовности и умения их освоения. Итак, в целом можно констатировать высокую инновационность в поведении среднего класса в сфере компьютерных технологий, благо­ даря которой его образ жизни отличается от образа жизни других слоев населения. По мере развития информациональной экономики различия будут проявляться все ярче. Во всяком случае, даже сегодня у представителей городского среднего класса работа заметно чаще предполагает использование компьютера, чем у остальных слоев насе­

230

Традиции и инновации в современной России

ления. Постоянное использование компьютера необходимо в рабо­ те трети представителей городского среднего класса (при среднем для экономически активного населения значении 18%), еще чуть менее трети среднего класса иногда пользуются компьютером в процессе работы (по городскому населению в целом — 19%). Та­ ким образом, инновационные практики осваиваются средним классом не просто «для себя», но позволяют им занимать лучшие позиции на рынке труда, отвечать тем требованиям, которые предъявляют новые условия и в итоге эффективно действовать в них. Однако стоит отметить, что средний класс осваивает новые навы­ ки, даже если пока они не являются необходимыми для его работы, т. е. инновационное поведение представителей среднего класса сти­ мулируют не только внешние условия, но и особая внутренняя моти­ вация. Так, среди тех представителей среднего класса, кто умеет ра­ ботать на компьютере, только у 43% их работа предполагает постоянное его использование, еще 34% иногда приходится поль­ зоваться компьютером для нужд работы, а у 23% работа не предпо­ лагает использование компьютера вообще. Среди тех представите­ лей среднего класса, кто обращается к компьютеру не реже нескольких раз в неделю, у 20% работа также не предполагает ис­ пользование компьютера. По всей видимости, инновационные на­ выки пока недостаточно востребованы в российской экономике, пока не созданы в массовом масштабе соответствующие информациональной экономике рабочие места, и даже высококвалифици­ рованные специалисты, которые и составляют средний класс, за­ нимают рабочие места, не требующие от них тех навыков, которыми они уже обладают. Тем не менее средний класс все же их осваивает, и мотивация его при этом должна, на наш взгляд, еще стать предметом специального анализа. Возможно, например, что это связано с использованием ком­ пьютера в сфере досуга. Традиционные формы проведения досуга, которые противопоставляются активным формам10 и связаны, в первую очередь, с отдыхом дома (чтение, просмотр телепередач, прослушивание музыки, занятия домашним хозяйством, просто отдых) в последнее время заметно расширяются, дополняясь инно­ вационными элементами. И в рамках традиционного домашнего досуга именно средний класс с большей готовностью осваивает эти инновационные элементы. Так, компьютер, Интернет, компью­ терные игры входят в досуговые практики 27% представителей среднего класса и только 10-12% периферии и прочих слоев населе­ ния. Итак, в среднем классе действительно активно происходит ста­ новление нового образа жизни, что и является важнейшим проявлени­

111. Экономическое сознание и экономическое поведение. Глава 5. Горюнова С.В. 2 3 1

ем и результатом освоения инновационных практик —в отличие от других слоев населения. Компьютер и Интернет входят во все сферы жизни среднего класса, который активно осваивает его, применяет свои навыки как лично для себя, на досуге, так и на работе. Особенно­ сти среднего класса и его отличия от других слоев населения с точки зрения освоения и тиражирования соответствующих инновационных практик проявляются очень сильно - гораздо больше, чем в ценностях и особенностях сознания. Еще один навык, о котором мы упомянем, —это работа с при­ менением иностранного языка. Знание иностранного языка также связано с уже рассмотренными инновационными практиками, так как расширяет имеющиеся возможности, в том числе и при ис­ пользовании компьютера и Интернета или возможности встроить­ ся максимально эффективно в глобализирующуюся экономику. И здесь средний класс также демонстрирует значимые отличия от остального населения. Навыки работы с применением иностран­ ного языка имеют 25% его представителей, в то время как среднее по стране значение более чем в 2 раза ниже (12%). Аналогичные тенденции проявляются и в освоении средним классом многих новых товаров, которые не формируют новый стиль жизни, как компьютеры, но свидетельствуют о готовности осваивать что-то новое, требуют определенных новых умений и знаний. И вряд ли покажется странным, что у среднего класса выше обеспеченность различными высокотехнологичными това­ рами длительного пользования, которые появились не так давно и требуют освоения ряда новых навыков для использования. Таблица 7 Наличие инновационных товаров длительного пользования в сред­ нем классе, в % (упорядочено по обеспеченности среднего класса) Вид ТДП

Обеспеченность среднего класса

Обеспеченность по городскому населению в целом

Мобильный телефон

97

85

Микроволновая печь, кухонный комбайн, гриль и Т.П.

85

60

Видеокамера, цифровой фотоаппарат

51

28

Антенна спутникового телевидения

16

8

Кондиционер

12

6

Посудомоечная машина

8

4

232

Традиции и инновации в современной России

Как видим, обеспеченность среднего класса инновационными товарами длительного пользования заметно превышает средний уро­ вень обеспеченности ими по стране, и именно средний класс стано­ вится «проводником» инновационных товаров в другие массовые слои населения. Таким образом, и в потреблении товаров длительно­ го пользования мы видим склонность и готовность к инновационно­ сти представителей среднего класса, т. е. те же тенденции, что были выявлены и относительно более значимых инновационных практик. Наконец, обратимся к третьему проблемному блоку, который мы также рассмотрим в рамках анализа инновационного в созна­ нии и поведении среднего класса. Речь пойдет о человеческом ка­ питале среднего класса и инвестициях в него. Почему вопрос о че­ ловеческом капитале ставится в ряд вопросов о соотношении инновационного и традиционного? Дело в том, что проблематика человеческого капитала возникает в развитом обществе модерна и относится прежде всего к среднему классу как субъекту, кото­ рый, благодаря качеству своего человеческого капитала, обеспечи­ вает технологический и социально-экономический прогресс, а также воспроизводство квалифицированных кадров. Здесь инно­ вационными будут являться те практики, которые представляют собой инвестиции в человеческий капитал, а следовательно, сви­ детельствуют о качественно ином отношении к нему. Вложение времени, сил и средств в развитие человеческого капитала характе­ ризует особый, модернизированный тип сознания. Практики ин­ вестирования в свой человеческий капитал и человеческий капи­ тал своих детей также определяют изменения образа и качества жизни, так как предполагают совершенно иное отношение к себе, своему здоровью, образованию и т. п. Распространение подобных практик особенно важно проана­ лизировать применительно к среднему классу, так как именно он теоретически объединяет обладателей человеческого капитала вы­ сокого качества. Посмотрим, насколько активно на сегодняшний день инвестируют в свой человеческий капитал представители российского среднего класса. В качестве показателя инвестиций в человеческий капитал рассмотрим потребление платных меди­ цинских, образовательных и оздоровительных услуг. Как видно из рисунка 3, представители среднего класса чаще других инвестируют как в себя, так и в своих детей (в 88% случаев против 80% в периферии и 59% в прочих слоях), хотя по потребле­ нию образовательных и медицинских услуг для взрослых перифе­ рия оказывается близка к среднему классу. Как известно, исполь­ зование платных медицинских услуг часто является вынужденным и буквально жизненно необходимым, поэтому рассмотрим в боль­ шей степени другие виды инвестиций в человеческий капитал.

111. Экономическое сознание и экономическое поведение. Глава 5. Горюнова С.В. 2 3 3

Рисунок 3 Использование платных услуг за последние три года перед опросом 2006г. средним классом и городским населением России в целом, в % (доли использовавших оздоровительные и образовательные услуги для детей приведены от численности групп, имеющих несовершеннолетних детей) В средний класс а периферия □ прочие массовые слои

образовательные услуги для взрослых

69 медицинские услуги

оздоровительные услуги для взрослых

оздоровительные услуги для детей

образовательные услуги для детей туристические или образовательные поездки за рубеж не пользовались ничем из перечисленного

Практически в 2 раза чаще, чем городское население в целом, представители среднего класса используют оздоровительные услу­ ги для взрослых (санатории, дома отдыха, клубы здоровья, спор­ тивные секции и т. п.). Эти услуги носят зачастую не только оздо­ ровительный характер, но и используются в качестве способа проведения досуга, причем такой инновационный вид досуга сви­ детельствует об определенном качестве и стиле жизни. В настоя­ щий момент оздоровительные услуги наименее распространены в российском обществе и явно не стали традиционными даже с точки зрения их распространенности. Но особенность этого вида услуг проявляется и в том, что их используют люди с более высо­ ким уровнем образования, причем такая тенденция явно выраже­

234

Традиции и инновации в современной России

на и в группах с аналогичным уровнем дохода. Так, среди населе­ ния, доход которого не ниже медианного для их типа города, оздо­ ровительные услуги используют 16% из тех, кто имеет среднее или среднее специальное образование, и 30% из тех, кто имеет высшее образование —разрыв составляет практически 2 раза. Таким обра­ зом, оздоровительные услуги отражают формирование нового об­ раза жизни; не только новых способов расходования средств, но и новых целей, с учетом которых это расходование средств осу­ ществляется, и в этом смысле о них можно говорить как о разно­ видности инновационных практик. Никакими услугами из перечисленных на рис. 3 не пользова­ лись только 12% представителей среднего класса, в то время как среди всего городского населения никакими услугами за послед­ ние три года не пользовались 27%. Таким образом, в сфере потреб­ ления услуг средний класс также заметно отличается от других массовых слоев населения, что свидетельствует о процессах модер­ низации его сознания, качественно ином понимании человеческо­ го капитала и, соответственно, иных стратегиях и приоритетах в использовании ограниченных ресурсов. Внимание среднего класса к человеческому капиталу и понима­ ние им необходимости инвестирования в него подтверждается и другими данными, например способами пополнения знаний, ко­ торые использовались представителями среднего класса за послед­ ние три года. Только четверть из них отметили, что за последние три года не приобретали новых знаний, тогда как в периферии среднего класса об этом заявили 36% ее представителей, а среди тех, кто не попал и в периферию, никак не пополняли свои знания уже более половины группы —61 % (что свидетельствует о качест­ венных различиях между рассматриваемыми социальными слоя­ ми). При этом основные способы, которые использовались пред­ ставителями среднего класса для того, чтобы усовершенствовать свои знания, можно охарактеризовать как инновационные, так как они требовали активного подхода, готовности к изменениям, до­ полнительных затрат сил, времени и зачастую средств, что для рос­ сийского населения идет вразрез с традиционными практиками и привычной, укрепившейся в сознании нормой бесплатного об­ разования. Так, 34% среднего класса следили за новой литерату­ рой, приобретали новые навыки и узнавали о новых разработках, 33% приобретали или совершенствовали навыки работы на ком­ пьютере, 6% изучали иностранные языки и еще 19% приобретали другие новые практические навыки, переходя к новым для себя видам деятельности. Даже не рассматривая другие способы попол­ нения знаний (обучение, переподготовка по новой или старой спе­ циальности и т. д.), можно говорить о том, что средний класс отли­

III. Экономическое сознание и экономическое поведение. Глава 5. Горюнова С.В. 2 3 5

чается большей активностью в сфере самообразования и развития, готовностью к изменениям, что также свидетельствует о качест­ венно ином понимании человеческого капитала и особом внимании к нему в этой социальной группе. Кратко отметим, что и в сфере досуга средний класс чаще, чем дру­ гие слои населения, обращается к развивающим его формам. Кино, театры и концерты как способ проведения досуга выбирает чет­ верть представителей среднего класса, 17% периферии и 11% про­ чих массовых слоев. В досуговые практики среднего класса также чаще входит посещение спортклубов, тренировок, секций (17% при 7% в прочих слоях населения), посещение музеев, выставок, вернисажей (10% против 5% в менее благополучных слоях). Это свидетельствует о формировании в среднем классе иной структуры досуговой активности. Итак, подведем итоги проведенного анализа. Мы рассмотрели проблематику инновационности в поведении и сознании среднего класса в попытке ответить на вопрос о перспективах развития как этого социального субъекта, так и России в целом. Эти перспективы зависят в том числе и от способности и готовности населения — и прежде всего, представителей среднего класса — на микроуровне принимать новые, постоянно изменяющиеся условия и эффективно и конструктивно в них действовать. Чтобы Россия могла претендо­ вать на достойное место в системе международного разделения труда, необходимо, чтобы наиболее образованные и высококвалифи­ цированные слои населения, составляющие средний класс, демонстри­ ровали достаточную степень инновационности сознания и поведения, что способствовало бы их эффективности в условиях новой, инфор­ мационной эпохи. Инновационность в сознании и поведении среднего класса проявля­ ется в разных сферах в разной степени, но он качественно отличает­ ся с этой точки зрения от других слоев населения. Полученные данные позволяют утверждать, что в настоящее время в среднем классе идет интенсивный процесс модернизации его сознания и принятия ценностей общества модерна. И хотя процесс этот далеко не завер­ шен, но тенденции и направления его выражены уже совершенно от­ четливо. Так, что касается ценностных ориентаций, то можно го­ ворить о том, что процесс социокультурной модернизации в среднем классе идет достаточно успешно, хотя он пока и не завершен. Эконо­ мическое сознание среднего класса тоже пока нельзя охарактеризо­ вать как рациональное и эффективное — в финансовом и экономиче­ ском поведении остаются очень сильны традиционные элементы, а инновационные только начинают зарождаться, чему сейчас меша­ ют, впрочем, и жесткие внешние ограничения. Справедливости ради нужно отметить, что зарождаться инновационные инвестиционные

Тпалинии и инновации в современной России

236

и финансовые стратегии начинают все же именно у представителей среднего класса. Таким образом, существуют хорошие предпосылки для успешного прохождения им этого этапа, связанные, в первую очередь, с гораздо большей восприимчивостью его к любым инновациям. Кроме того, этому будет способствовать и смена поколений, так как младшее поколение среднего класса все реже демонстрирует приверженность традиционным ценностям. Особенно наглядно это проявляется на примере тех ключевых инно­ вационных практик, которые не просто являются новыми, но и карди­ нально изменяют стиль жизни, открывая новые возможности, созда­ вая качественно иные жизненные шансы: в использовании компьютера и Интернета, в интенсивности которого средний класс качественно отличается от других групп населения. Готовность осваивать иннова­ ционные навыки, непрерывно совершенствовать свои знания, осуще­ ствлять, несмотря на ограниченность ресурсов, постоянные инвести­ ции в свой человеческий капитал, даже если внешние условия этому не способствуют, т. е. наличие особой внутренней мотивации, свиде­ тельствуют о том, что средний класс характеризуется особой воспри­ имчивостью к инновациям и старается успевать за теми изменениями в образе жизни, которые происходят в результате нового этапа разви­ тия экономики. Это будет определять и качественные различия в об­ разе жизни среднего класса и иных слоев населения и на будущее —ведь необходимость вписываться в новые условия, осваивать новые предме­ ты и практики, которые оказывают глубокие воздействия на стиль жизни, ощущают даже самые старшие возрастные когорты среднего класса. Но уже сегодня можно утверждать, что с точки зрения освое­ ния и тиражирования инновационных практик средний класс качест­ венно отличается от других слоев населения. Именно под воздействием ключевых инновационных практик, связанных с использованием новых технологий, у него формируется иной образ жизни, не просто способ­ ствующий быстрейшему завершению в нем процессов социокультурной модернизации, но и соответствующий информациональной экономике, позволяющий успешно вписаться в новые условия. Примечания 1 Подробное объяснение выбора именно модернизационной парадигмы для анализа современного этапа развития российского общества, а так­ же детальный анализ эволюции концепции модернизации см. в: Тихо­ нова Н.Е., Аникин В.А., Горюнова С.В., Лежнина Ю.П. Концепция мо­ дернизации в работах классиков социологической мысли второй половины XIX —начала XX века / / Социология: методология, методы,

Экономическое сознание и экономическое поведение. Глава 5. Горюнова С.В... математические модели. М., 2007. № 1; Тихонова Н.Е., Аникин В.А., Го­ рюнова С.В.f Лежнина Ю.П. Концепция модернизации сегодня: вестер­ низация или свой путь к модерну? / / Социология: методология, мето­ ды, математические модели. М., 2007. N° 2. 2 Радаев В.В. Обычные и инновационные практики / / Средние классы в России: экономические и социальные стратегии / Под ред. Т. Малевой. Московский Центр Карнеги. М.: Гендальф. 2003. 3 Подробный обзор используемых критериев для выделения среднего класса представлен, например, в статье: Авраамова Е.М. Формирование среднего класса в России: определение, методология, количественные оценки / / Общественные науки и современность. 2002. № 1. Применяя комплекс несколько иных критериев, выделяет группу обладателей ха­ рактеристик среднего класса О. Шкаратан ( Шкаратан О.И., Бондарен­ ко В.А., Крельберг Ю.М., Сергеев Н.В. Социальное расслоение и его вос­ производство в современной России. Препринт W P7/2003/06 М.: ГУ ВШЭ, 2003.). J1. Беляева выделяет средние классы на основе призна­ ков самоидентификации, уровня материального благосостояния и уровня образования (Беляева Л.А. Социальная стратификация и сред­ ний класс в России: 10 лет постсоветского развития. М.: Academia, 2001.). В коллективной монографии под редакцией Т. Малевой для вы­ деления среднего класса используются три критерия — материальная обеспеченность, социально-профессиональный статус, самоидентифи­ кация (Средние классы в России: экономические и социальные страте­ гии /Авраамова Е.М., Михайлюк М.В., Ниворожкина Л.И. и др. Под ред. Малевой Т.М. М.: Гендальф, 2003). 4 Эти критерии были использованы и показали свою эффективность в исследованиях, проведенных под руководством М. Горшкова и Н. Ти­ хоновой (см., например: Горшков М.К., Тихонова Н.Е. Средний класс как социальная база обеспечения конкурентоспособности России / / Россия реформирующаяся: Ежегодник —2005. М.: ИС РАН, 2006). 5 Выборка исследования «Городской средний класс в современной Рос­ сии» репрезентировала экономически активное городское население Рос­ сии по полу, возрасту, типу городских населенных пунктов определен­ ной численности и региону проживания и включала 1750 человек. 6 Здесь и далее речь идет о городском среднем классе, который был выде­ лен только из экономически активного городского населения страны. 7 Здесь и далее под средними для населения показателями подразумева­ ются средние значения для экономически активного городского насе­ ления России. 8 Характеризующиеся модернизационным типом сознания выделены по двум вопросам — выбор ценности индивидуализма в противовес «быть как все» и обладание внутренним локус-контролем. 9 Кастельс М. Информационная эпоха. Экономика, общество и культу­ ра. М.: ГУ-ВШЭ, 2000. 10 См., например: Давыдова Н.М. Досуговые предпочтения населения в пореформенной России / / Изменяющаяся Россия в зеркале социоло­ гии / Под ред. М.К. Горшкова, Н.Е. Тихоновой. М.: Летний сад, 2004.

Глава ( К.А. Хромы

Мотивы и модели поведения населения на финансовых рынках: взгляд с позиции модернизационных теорий*

Поведение на финансовом рынке представляет особый интерес с точки зрения распространенности среди российского населения инновационных поведенческих практик, поскольку позволяет до­ статочно оперативно выявить основные тенденции перехода к ха­ рактерным для обществ модерна моделям экономического поведе­ ния и сознания. Финансовое поведение достаточно гибко, человек при принятии решения о модели своего поведения на финансовом рынке, как правило, использует достаточно рациональные мотивы: максимизации выгоды, минимизации рисков и т. д. Однако этот выбор происходит в жестких внешних рамках. Иными словами, че­ ловек выбирает лучшее и, на его взгляд, наиболее рациональное из доступного. Это позволяет предположить, что именно в этой обла­ сти готовность к инновационному поведению, если она присут­ ствует у акторов и допускается внешними условиями, проявит себя в первую очередь. Финансовое поведение россиян никогда не находилось в центре внимания при изучении социокультурных процессов в российском обществе, однако многие исследователи обращали внимание на данный аспект экономического поведения населения в иных кон­ текстах. В 90-е годы подобные исследования носили в основном описательный характер, и лишь с началом нового века появились исследования, содержащие попытки выделить некоторые стерео­ типы и модели финансового поведения различных слоев россий­ ского общества. Рассмотрим наиболее значимые для последующе­ го анализа работы. В монографии «Россия - новая социальная реальность. Бога­ тые. Бедные. Средний класс»1рассматривались параметры, опреде­ * Глава подготовлена в рамках работы по проекту «Социокультурные предпосылки экономической модернизации России: субъектный под­ ход» № 06-04-0043, выполняющемуся при финансовой поддержке Науч­ ного фонда ГУ-ВШЭ.

111. Экономическое сознание и экономическое поведение. Глава 6. Хромов К.А. 2 3 9

ляющие уровень и качество жизни различных слоев российского общества. Ощущаемая разными слоями пропасть, разделяющая их по показателям уровня жизни, подтверждается, по мнению авторов данной работы, и объективными показателями, прежде всего обес­ печенностью финансовыми ресурсами, достаточными для того, чтобы домохозяйство могло прожить на них не менее года. «Доля богатых респондентов, располагающих необходимыми для этого средствами, более чем в 11 раз превышает соответствующий пока­ затель по населению в целом и почти в 80 раз —по бедному населе­ нию»2. При этом уровень потребительских расходов на данный пе­ риод представителей богатых слоев подразумевают, конечно, качественно иным. Крайняя ограниченность финансовых и имущественных ресур­ сов бедных предопределяет модель их сберегательного поведения. Целый ряд эффективных элементов этого поведения: сбережения, инвестиции, доходы от эксплуатации накопленного имущества, — для бедных россиян изначально оказываются недоступны. Лишь 7% бедных имели хоть какие-то сбережения, в то время как в целом по стране этот показатель составлял в 2003 г. 25% при 80% у богатых слоев. В то же время у бедных наблюдалась тенденция роста сово­ купного объема различных видов долгов. Накопившиеся мелкие долги присутствовали у 38% бедных семей, кроме того, четверть бедных констатировала наличие у них долгов по квартплате. Таким образом, данные, представленные в этой работе, наглядно продемонстрировали не только происходящий в обществе процесс консервации различий в образе жизни богатых слоев и остального населения, но и принципиальную недоступность для большинства населения страны освоения инновационных практик в этой сфере. Не меньшее значение для понимания сути происходящих в этой области процессов имела и работа «Средние классы в России: экономические и социальные стратегии»3. В монографии предпри­ нята попытка ответить на вопросы о том, какими ресурсами распо­ лагают представители среднего класса и как они ими распоряжают­ ся, что позволяет им сохранить свои социально-экономические позиции и носителями каких социально-экономических стратегий они являются, какие из этих стратегий —механизмы выживания, а какие —механизмы развития и т. д.4. Изучение авторами финансового поведения среднего класса, и в частности сберегательного поведения, выявило значительное отличие среднего класса от других слоев общества в данном отно­ шении. Значительная доля домохозяйств (76%), принадлежащих к среднему классу, обладали сбережениями (в ядре среднего класса она составляла 87%), и по этому показателю средний класс значи­ тельно выделялся на общем фоне. Более того, по оценкам авторов:,

240

Традиции и инновации в современной России

в ближайшем будущем нет такой группы, которая могла бы прибли­ зиться к среднему классу по этому показателю, что подкрепляет сделанный ими на основе изучения иных факторов вывод о том, что в стратификационной структуре современного российского обще­ ства нет социальной группы, которая в состоянии пополнить в бли­ жайшее время ряды среднего класса. Сберегательное поведение представителей среднего класса, по мнению авторов данной работы, также не совсем типично для общества в целом. Представители среднего класса, как правило, ис­ пользуют сложные схемы хранения сбережений, предусматриваю­ щие использование нескольких способов их хранения. «Наиболь­ шее разнообразие действий проявляет ядро среднего класса — почти половина семей имеет наличные рубли или наличную валю­ ту, больше трети —вклады в Сбербанке. Особенно высоки различия по двум видам активов —вклады в коммерческих банках (валютные вклады почти полностью принадлежат представителям ядра) и лик­ видные ценные бумаги»5. Таким образом, сбережения среднего класса составляют значи­ тельную долю от общероссийских совокупных сбережений населе­ ния, а сам средний класс выделяется на фоне населения в целом бо­ лее активным, сложным и во многом инновационным финансовым поведением. Учитывая значительные отличия именно в модели по­ ведения среднего класса, авторы сомневаются, что при росте дохо­ дов и формировании сбережений в нижних слоях их представители смогут поддерживать подобные схемы сберегательного поведения. Авторы проверили также предпосылки модели Дьюзенберри о зависимости образцов финансового поведения от принадлежно­ сти к различным социальным группам. Эмпирическая проверка подтвердила влияние социодемографических факторов, структуры занятости членов семьи и региональных различий: в регионах сбе­ регают меньше и реже6. В контексте анализа освоения различными социальными слоя­ ми инновационных практик в финансовой сфере и мотивов их ис­ пользования нельзя не упомянуть и работы Д. Стребкова, прежде всего —«Факторы и типы сберегательных стратегий населения Рос­ сии во второй половине 1990-х годов»7. Эта работа представляет особый интерес, поскольку в ней была предпринята попытка опре­ делить основные типы сберегательных стратегий населения в це­ лом и выявить влияющие на них факторы. Автор выделил шесть основных стратегий сберегательного пове­ дения россиян и наиболее значимых детерминирующих их особен­ ностей: 1. Откладывание лишних денег (16% респондентов) —пред­ полагает получение стабильных текущих доходов.

111. Экономическое сознание и экономическое поведение. Глава 6. Хромов К.А. 241

2. Накопление капитала (12%) —отличается от первой целеполаганием домохозяйств при формировании сбережений и, как следствие, иными способами инвестирования. 3. Рутинное сберегательное поведение (22%) — характерно для людей со средними доходами и слабовыраженными жизнен­ ными устремлениями. 4. Сохранение минимального капитала (18%) - характерно для людей с низким доходом, такие сбережения почти не по­ полняются. 5. Игровое сберегательное поведение (26%) —характерно для домохозяйств с низкими доходами, 6. Отсутствие сберегательной стратегии —как правило, у до­ мохозяйств из этой группы нет сбережений, либо они носят не­ регулярный характер8. Д. Стребковым были выявлены семь факторов, оказывающих наибольшее воздействие на формирование сберегательной страте­ гии домохозяйства: материальное положение семьи, мотивация сберегательного поведения, информированность по финансовым вопросам, склонность к сбережениям, склонность к риску, преды­ дущий опыт инвестирования, представления о будущем9. Как ви­ дим, многие из них (мотивация различных форм сберегательного поведения, склонность к риску и т. д.) прямо связаны с готовно­ стью к инновационным действиям, материализующейся (или не материализующейся) в зависимости от возможности в конкретные действия, причем для второй из перечисленных выше стратегий эти действия могли включать использование ряда новых, возникших лишь в последние годы, возможностей. В целом, однако, Д. Стребков пришел к выводу о доминирова­ нии в области финансового поведения традиционных моделей дей­ ствий: наиболее популярные среди россиян стратегии являлись и наиболее консервативными. Люди ориентировались в основном на сохранение средств и практически не стремились получить со своих сбережений доход, поэтому наиболее популярными формами хранения сбережений являлись либо рублевые депозиты Сбербан­ ка, либо хранение наличных рублей. При этом отмечалась большая неоднородность в сберегательном поведении различных слоев об­ щества. Тем не менее, как отмечал Д. Стребков, «не существует прямой линейной связи между уровнем доходов, с одной стороны, и склонностью к риску, величиной сберегательного горизонта, ти­ пом сберегательного поведения, целью сбережений —с другой»10. Еще одно исследование, о котором нельзя не упомянуть в связи с предметом нашего анализа, —это совместный доклад аналитиче­ ских групп ЦИРКОН и ВЦИОМ «Динамика финансовой активно­ сти населения России в 2000—2004 гг.». В нем не только достаточно

242

Традиции и инновации в современной России

полно и всесторонне рассмотрено финансовое поведение россиян, но и прослежена динамика его важнейших тенденций за исследуе­ мый период. Таким образом, можно отметить два основных направления изу­ чения финансового поведения населения в целом и его сберегатель­ ного поведения в частности. В наиболее значимых работах послед­ него времени рассматриваются либо особенности этого поведения у отдельных групп населения, выделенных по тем или иным крите­ риям, либо типы поведенческих стратегий в сберегательном поведе­ нии населения в целом. При этом практически вне поля зрения ис­ следователей осталась проблема анализа, готовности россиян к освоению новых инновационных практик в области финансового поведения. А ведь именно в этой области, как, может быть, ни в ка­ кой другой, в процессе осуществления рыночных реформ откры­ лись широчайшие возможности для новых, недоступных ранее ви­ дов деятельности (от размещения средств в ПИФах до участия в биржевых торгах), при том, что доступ к этим действиям (своего рода «плата за вход»), в отличие от ситуации с открытием собствен­ ного бизнеса, сравнительно низок для миллионов россиян. Учитывая сказанное, представляется важным выяснить, как проявилась и чем сдерживалась готовность россиян к освоению этих качественно новых возможностей, почему она получила столь малое распространение. Что это: идущее от незавершенности со­ циокультурной модернизации стремление следовать традицион­ ным, привычным образцам поведения или следствие каких-то внешних структурных факторов? Однако, прежде чем ответить на этот вопрос, необходимо опре­ делить, что мы понимаем под инновационными и традиционными практиками и как мы представляем развитие процесса социокуль­ турной модернизации в финансовом поведении россиян. Под традиционными практиками сберегательного поведения будут пониматься практики, которые предполагают отношение к сбережениям как к некоему «кладу», кубышке «на черный день» или на крупную покупку. Оборотной стороной подобного типа сбе­ регательного поведения является неразборчивость в выборе ин­ струментов сбережения средств, погоня за сверхприбылью, харак­ терная для этих практик неадекватная оценка риска. Инновационные (по крайней мере, для России) практики сбере­ гательного поведения предполагают отношение к сбережениям как к капиталу, который, как правило, совмещает несколько функций. Он одновременно может служить источником получения дополни­ тельного дохода и выполнять функции гаранта при привлечении заемных средств или иных ресурсов для развития и финансовой стабильности домохозяйства. Инновационные практики в этой

III. Экономическое сознание и экономическое поведение. Глава 6. Хромов К.А. 2 4 3

сфере предполагают, таким образом, очень гибкое управление сво­ ими сбережениями, использование принципа портфеля при разме­ щении своих сбережений, включая использование многих отсут­ ствовавших ранее типов соответствующих действий. Гибкость и профессионализм в размещении сбережений стимулируется так­ же и требованиями современной финансовой системы, требующей высокой информированности и быстроты смены тактик, в испольювании тех или иных инструментов. Под социокультурной модернизацией мы будем понимать про­ цесс движения от культуры традиционного общества к культуре «модернити», которая отличается приверженностью европейскому рационализму, стремлением к росту материального богатства и тех­ ническому прогрессу, отношением к природе как объекту прило­ жения своих сил и знаний. Ее отличают также «идея социального равенства и личной свободы, индивидуализм, готовность человека к постоянным переменам в производстве, потреблении и образе жизни, в правовых нормах, политических институтах и моральных ценностях, как и желание быть инициатором таких перемен, быть современным...»11. Таким образом, как свою неотъемлемую пред­ посылку она включает переход от традиционного к модернизиро­ ванному типу личности и, уже на этой основе, — формирование новых социальных, социально-экономических и социально-поли­ тических институтов. Социокультурная модернизация в такой трактовке этого терми­ на предполагает не простую вестернизацию путем заимствования прежде всего институтов и нормативных актов в западных «образ­ цовых» обществах, а, скорее, синтез наиболее эффективных инсти­ тутов выработанных западной цивилизацией и национальных тра­ диций. При рассмотрении процесса перехода к модернистским практикам в сфере финансового поведения мы рассматриваем ис­ пользуемые в ней инструменты и сопоставляем их с практиками, распространенными в западных экономических системах. В дан­ ном случае это вполне оправданно, так как при организации фи­ нансовой системы ни одна культура или традиция «незападного» общества еще не смогла привнести существенные особенности, позволяющие предполагать возможность некоего «особого пути» при создании этой системы и, соответственно, формулировании особых поведенческих стратегий у населения. В рамках данной главы мы сосредоточимся лишь на одном ас­ пекте поведения населения на финансовых рынках, а именно на сберегательном поведении. Именно этот аспект в российских условиях позволяет наиболее объективно выявлять мотивы и мо­ дели поведения, так как иные аспекты финансового поведения значительно искажены негативным влиянием прошлого опыта

244

Традиции и инновации в современной России

трансформации экономических и государственных институтов («МММ» ит. п.). На первом этапе необходимо выделить группы с характерным сберегательным поведением, что позволит нам увидеть их возмож­ ные особенности. На втором этапе необходимо выявить цель формирования сбе­ режений в этих группах. Это позволит сделать некоторые выводы о степени модернизированное™ экономического сознания. На третьем этапе мы перейдем непосредственно к моделям и моти­ вам поведения различных групп на финансовом рынке, оценке сте­ пени их инновационности. Поскольку мы будем представлять цели, преследуемые пред­ ставителями данной группы, то выбор ими инструментов инве­ стирования своих денежных средств позволит нам понять, как раз­ личные подгруппы или группа в целом относятся к своим сбережениям, насколько они способны выбирать рациональные стратегии, какие риски несут для них те или иные способы инве­ стирования. Далее необходимо выявить группы-лидеры и аутсайде­ ров такого процесса, а также выявить некоторые возможные стиму­ лы и ограничения в процессе модернизации экономического сознания и поведения россиян. Итак, для проведения анализа нами первоначально были выде­ лены группы населения, различающиеся по величине сбереже­ ний12. Мы выделили сбережения двух типов: 1. Крупные —под таковыми подразумевались сбережения, до­ статочные для проживания домохозяйства в течение года в случае потери всех источников дохода (по самооценке респондентов). 2. Мелкие сбережения, т. е. сбережения, недостаточные для того, чтобы обеспечить проживание домохозяйства в течение го­ да в случае утери всех источников дохода. Такое разделение вызвано тем, что, во-первых, в российском обществе даже очень небольшие относительно доходов накопле­ ния принято считать сбережениями13, во-вторых, формирование крупных сбережений предполагает как иную стратегию сберега­ тельного поведения, так и принципиально иную модель экономи­ ческой активности. Численность группы обладателей крупных сбережений состави­ ла, поданным ИС РАН, в 2006 г. более 6% населения России. Если говорить о составе группы по уровню жизни ее представителей, то он оказался неожиданно широким. Безусловно, подавляющее большинство представителей верхних слоев населения имеют крупные сбережения, однако уже начиная с четвертого сверху дециля по уровню благосостояния можно говорить о значимом пред­ ставительстве обладателей крупных сбережений.

III. Экономическое сознание и экономическое поведение. Глава 6. Хромов К.А. 2 4 5

Анализ группы обладателей крупных сбережений позволил сде­ лать следующие выводы: —Основная масса крупных сбережений создана с целью защиты домохозяйств от воздействия отрицательных внеш­ них эффектов, т. е. зафиксирован преимущественно страхо­ вой мотив формирования сбережений даже при их значи­ тельном размере. — Незначительное обособление группы по социаль­ но-демографическим характеристикам говорит о том, что в российском обществе не существует каких-либо значимых социально-демографических барьеров, препятствующих осу­ ществлению сберегательной стратегии формирования круп­ ных сбережений в зависимости от пола, возраста и т. п. — Формирование крупных сбережений зависит, прежде всего, от стратегии развития домохозяйства, а доход после превышения определенного и сравнительно невысокого по­ рога 4 тыс. руб. (средний показатель по выборке —4679 руб., медианный —3625 руб.) среднемесячного душевого дохода по самооценкам респондентов не играет в российском обществе решающей роли при формировании сберегательной страте­ гии домохозяйства (см. рис. 1). Рисунок 1 Соотношение душевого дохода (по самооценке) и наличия у домо-

—ф—Крупные сбережения — Все виды сбережений

—■—Мелкие сбережения —«—Долги

Группа обладателей мелких сбережений более многочисленна и составляет 15% от населения России. Значительная часть мелких сбережений, так же как и крупные, выполняет страховую функцию. Несмотря на то что сбережения такого типа, с одной стороны, не могут эффективно защитить в случае воздействия на финансовое положение домохозяйства негативных внешних эффектов, по­

246

Традиции и инновации в современной России

скольку высок риск того, что домохозяйствам может не хватить фи­ нансовых ресурсов. С другой стороны, замораживая часть доходов, домохозяйство сдерживает свое развитие, поскольку эти сбереже­ ния —фактически те инвестиции, которые домохозяйство могло инвестировать в свое развитие. Люди стремятся создать хотя бы ми­ нимальную защиту. В российском обществе есть группа, осуществляющая крайне рискованное финансовое поведение. Ее представители обладают одновременно и мелкими сбережениями, и долгами. В стремлении активно развиваться и при этом не тратить «страховой капитал» эта группа активно использует займы (в основном потребительские кредиты). Высокие риски (вытекающие из наличия займов и незна­ чительности сбережений) делают эту группу крайне уязвимой к влиянию внешних факторов. Особую тревогу вызывает то, что ко­ стяк этой группы состоит из молодежи до 27 лет. Даже при доста­ точно стабильной ситуации в экономике и постоянном росте дохо­ дов населения значительная часть этой группы со временем теряет свои сбережения, сохраняя, однако, свои долги, более того, количе­ ство используемых форм заимствований расширяется, что косвен­ но свидетельствует о росте задолженности данной группы. Почему же основная часть и крупных, и мелких сбережений бы­ ла охарактеризована выше как страховые накопления? Ответим на этот вопрос на примере группы обладателей круп­ ных сбережений. Анализ состава группы показал, что более поло­ вины ее составляют далеко не самые богатые люди, а некоторых представителей этой группы нельзя отнести даже к среднему клас­ су. Таким образом, как минимум часть этих домохозяйств испыты­ вают потребность в инвестициях в развитие человеческого капита­ ла либо повышение имущественной обеспеченности. И тем не менее эти домохозяйства предпочитают устойчивость более интен­ сивному развитию. Подавляющая часть сбережений не приносит их обладателям никаких доходов, так как они размещены на депо­ зиты в Сбербанке, который предлагает одни из самых низких про­ центных ставок, не компенсирующих даже инфляцию (о таком способе размещения своих сбережений заявили 52% представите­ лей группы). Таким образом, основной целью для подобных сбере­ жений является их сохранение и минимизация риска потери сбере­ жений при сохранении высоких рисков обесценивания последних. Сходных поведенческих мотивов придерживаются и люди, откла­ дывающие на «черный день» наличные рубли или валюту. От пер­ вых они отличаются еще большим недоверием как к российской банковской системе, так и к российским государственным инсти­ тутам, а также к российской валюте, даже если это еще больше по­ вышает риск обесценивания их сбережений.

Ill, Экономическое сознание и экономическое поведение. Глава 6. Хромов К.А. 2 4 7

Рисунок 2 Ответ представителей различных поведенческих стратегий в сфере сбережений на вопрос «Как вы предпочитаете распоряжаться свободными деньгами, если они появляются?»14, в % (допускалось несколько ответов) Просто откладывают эти деньги на “черный день1

Тратят на отдых и путешествия

Тратят на обучение (свое и детей)

Покупают наличную валюту

Инвестиционные способы вложения

Держат на сберкнижке в рублях

Держат на сберкнижке в валюте Покупают дорогостоящие предметы длительного пользования

■ Крупные сбережения

□ Мелкие сбережения

□ Мелкие сбережения и долги

■ Долги

Как видим, люди, имеющие крупные сбережения, не выделяют­ ся на общем фоне по альтернативам действий в отношении свобод­ ных средств, т. е. также предпочитают их хранение в Сбербанке, по­ купку товаров длительного пользования или хранение наличных денег дома «на черный день», хотя хранение денег дома встречалось у них реже, а депозиты —чаще, чем у владельцев мелких сбереже­ ний. Очевидно, что даже эти домохозяйства рассматривают свои сбережения как страховку, стремятся сохранить уже имеющийся уровень жизни даже в неблагоприятной внешней среде, сопряжен­ ной с высокими рисками. Косвенным подтверждением может слу­ жить следующий факт: рублевые консолидированные депозиты Сбербанка более долгосрочные, чем в среднем в банковской систе­ ме. Иными словами, вкладчики Сбербанка в среднем более склон­ ны открывать вклады на длительные сроки (более года). Между тем,

248

Традиции и инновации в современной России

каждый третий клиент Сбербанка входит в группу обладателей де­ позитов сроком более года, и именно представители этой группы имеют возможность формировать долгосрочные сбережения. Инвестиционная стратегия даже у самых обеспеченных россиян (речь, разумеется, идет не о представителях элиты, а о наиболее бла­ гополучных представителях массовых слоев населения, попадающих в общероссийские выборки) значительно менее популярна, нежели стратегия сохранения —страхования. Это говорит о том, что и граж­ дане, обладающие крупными сбережениями, не готовы рассматри­ вать свои сбережения как капитал, который должен приносить при­ быль. Тем не менее часть домохозяйств — обладателей крупных сбережений —используют не пассивные способы (вложения в ком­ мерческий банк), а варианты действий, требующие принятия более ответственных решений и анализа специфической информации (ин­ вестирование в недвижимость и покупку акций и других ценных бу­ маг). Показательно, что, кроме них, подобные способы инвестирова­ ния практически никто не использует. Представители этой группы — единственные, кто прибегает к сделкам с ценными бумагами (87% от всех, кто использовал подобные инструменты), и так же единствен­ ные, кто реально имеет возможность инвестировать в недвижимость. Но если для инвестирования в недвижимость необходимо обладать действительно крупным капиталом, то для входа на фондовый рынок необходима сравнительно небольшая сумма (около 30 тыс. руб.), ко­ торая может дать значимую прибыль. Это говорит об иной тактике инвестирования этой группы по сравнению с остальными, которую она может, видимо, себе позволить в силу того, что эти тактики ин­ вестирования уже не затрагивают тот жизненно важный страховой запас, который лежит и «ждет своего часа». Однако можно ли на основании всего вышесказанного считать, что в нашем обществе традиционалистские практики (по крайней мере, в области финансового поведения) имеют столь подавляющее распространение? (Или же подобные практики реализуются во многом под влиянием внешних условий, например, дистрофии ре­ гиональных рынков финансовых услуг?) На первый взгляд кажется очевидным первое умозаключение. Однако вряд ли оно будет корректным. Подобная логика предпола­ гает наличие в стране устойчивого и развитого рынка финансовых услуг и равной доступности всех его инструментов. Однако в Рос­ сии это далеко не так. Во-первых, как уже отмечалось ранее, сбере­ гательные группы не сконцентрированы в поселениях определен­ ного типа. Даже в крупных областных центрах с населением менее миллиона человек размещение инвестиций на фондовом рынке по-прежнему крайне затруднено, а еще несколько лет назад было практически невозможно. Реальный ассортимент инструментов,

UL Экономическое сознание и экономическое поведение. Глава 6. Хромов К.А. 2 4 9

доступных даже обладателям крупных сбережений, до сих пор не гак уж велик. Но и это еще не все. Справедливо ли считать, например, размещение денежных средств на депозите в Сбербанке консервативной стратегией? Вло­ жения в банковские депозиты не призваны приносить доходы, они должны лишь хотя бы частично компенсировать инфляционные иотери. Таким образом, дополнительный доход в один-два процен­ та в коммерческих банках вряд ли может привлечь людей, делаю­ щих рациональный выбор. Вместе с тем риски вложения в Сбер­ банк безусловно ниже, а доступность этого банка благодаря офомной филиальной сети намного выше. Таким образом, на нераспространенность многих инновационных финансовых практик илияют внешние структурные факторы и вполне рациональные экономические соображения, подпитываемые и печальными вос­ поминаниями о финансовых пирамидах начала 90-х, и кризисом 1998 г. Именно благодаря этому до сих пор сохраняют свою попу­ лярность явно рудиментарные инструменты сохранения средств, перенесенные из советского прошлого и времен финансовых кри­ зисов и нестабильности финансовой системы 1990-х годов. Такие варианты, как хранение денег в наличной форме, говорят скорее о сохранении традиционалистских практик, присущих «кре­ стьянскому» менталитету, т. е. восприятие сбережений как «сокрови­ ще». Хранение же сбережений в валюте —вообще уже несколько лет приводит к значительным потерям их обладателям вследствие укреп­ ления курса рубля относительно доллара. Люди, придерживающиеся подобных стратегий, видимо, пока не адаптировались к современным принципам финансового поведения, поскольку не проявляют гиб­ кость при оценке изменений в экономической среде. Они в основном ориентируются на прошлый опыт и используют лишь механизмы со­ хранения средств, бывшие ранее эффективными. Переход к рыночной экономике не только приносит новые фи­ нансовые инструменты, но и напрямую связан среди прочего с из­ менением статуса и принадлежности производственных активов. Появление института частной собственности, частного бизнеса и иностранных инвесторов привело к серьезному ментальному кризису части российского общества. Далеко не все смогли при­ нять новые реалии и воспринять новые экономические практики. В исследовании ИС РАН 2005 г. «Собственность в жизни и воспри­ ятии россиян» на основе совокупности признаков экономического сознания и поведения в российском обществе были выделены четыре типа отношения к собственности, сложившиеся за последние годы15: 1. Модернисты (31% населения) —отношение к собственно­ сти как ресурсу, восприятие собственности как капитала, харак­ терное для индустриальных обществ.

250

Традиции и инновации в современной России

2. Переходная группа (42% населения) — группа, частично воспринявшая современное отношение к частной собственнос­ ти и бизнесу и, одновременно сохранившая некоторые рудимен­ ты традиционалистских взглядов. 3. Традиционалисты (16% населения) —отношение к собст­ венности как атрибуту статуса и предмету потребления, харак­ терное скорее для доиндустриальной эпохи. 4. Противники частной собственности (11% населения) сторонники коммунистической идеологии16. Как же различается финансовое поведение представителей этих групп? Прежде всего, необходимо отметить, что, как показал пред­ принятый нами дополнительный анализ данных этого исследова­ ния, представители всех групп обладают крупными или мелкими сбережениями. Безусловно, сбережения распределены между груп­ пами неравномерно, однако это объясняется различным уровнем их благосостояния и доходов. Так, модернисты более широко представ­ лены в четырех верхних децилях, а в верхних 15% имеют подавляю­ щее представительство. Следовательно, относительно большее число представителей этой группы обладают и крупными сбережениями. Рисунок 3 Способы распоряжения свободными деньгами в группах, различающихся их отношением к собственности, в %

III. Экономическое сознание и экономическое поведение. Глава 6. Хромов К.А. 251

Однако инструменты, используемые представителями этих чеIырех групп, наглядно демонстрируют основные тенденции в вос­ приятии ими принципа рациональности финансового поведения и степень модернизированное™ их сознания и экономических практик, прямо влияющие на соотношение инновационного и тра­ диционного в их поведении. Рис. 3 достаточно ярко демонстрирует, что наиболее активно иниестиционные инструменты используют модернисты —более трех четвертей всех, кто использует подобные инструменты, принадлежат к этой группе. Более того, среди модернистов —обладателей крупных сбережений эта тенденция еще более усиливается. Однако использоиание инвестиционных инструментов — не монопольная особен­ ность модернистов. Небольшая часть представителей переходной Iруппы также отметила возможность использования подобных инст­ рументов инвестирования свободных денежных средств. Этот факт мог бы говорить о начале распространения инноваци­ онных практик среди переходной группы, если бы не одно. Но если мы посмотрим на то, кто использует инвестиционные инструменты в мегаполисах, где эти инструменты более доступны, то в мегаполи­ сах использование инвестиционных форм сохранения сбережений н них — прерогатива исключительно группы модернистов. Таким образом, использование некоторыми представителями переходной группы инвестиционных инструментов, вероятно, носит случайный характер. Более того, эти люди, видимо, скорее «играют» с ними, не­ жели осуществляют продуманные и рациональные операции. Это значит, что ожидать скорого распространения подобных практик за пределы группы модернистов пока преждевременно, поскольку да­ же внутри этой группы в мегаполисах к инвестиционным инстру­ ментам размещения своих сбережений готово прибегнуть не более 15% группы (сама группа модернистов в мегаполисах достигает по­ ловины населения этих городов). Есть, правда, и такая интересная тенденция: в мегаполисах среди инвестиционных инструментов у модернистов такие инструменты, как покупка недвижимости или земли, а также ценных бумаг, значительно более популярны, чем в среднем по России. Вложения же в коммерческий банк по распро­ страненности не отличаются от общероссийских показателей. Интересные результаты дал и анализ состава вкладчиков Сбер­ банка. Наибольшей популярностью возможность размещения де­ нег на депозите в этом банке пользуется у группы модернистов (12% модернистов размещают свободные средства в Сбербанке, в ос­ тальных группах этот показатель не превышает 8%), и еще более эта тенденция усиливается в мегаполисах. Еще один факт —более по­ ловины тех, кто использует инвестиционные инструменты (из числа жителей мегаполисов), также является клиентом Сбербанка.

252

Традиции и инновации в современной России

Это говорит о том, что те, кто использует инвестиционные инстру­ менты, уже во многом переняли современные практики управле­ ния личными финансовыми накоплениями и реализуют принцип «портфеля» в размещении своих средств. Таким образом, они отно­ сятся к депозиту в Сбербанке уже как к инструменту, позволяюще­ му снизить риски в их «портфеле». Отметим также, что за предела­ ми мегаполисов такие практики менее распространены. Однако даже среди модернистов столь инновационные практики не доминируют, более того, часть из них демонстрирует отнюдь не рациональные практики размещения своих накоплений. Так, более двух третей тех, кто сохраняет свои свободные средства в наличной валюте, —это представители группы модернистов, и подобный спо­ соб сохранения сбережений в мегаполисах в 3 раза популярнее, при­ чем подавляющую часть приверженцев этого инструмента опять-таки составляют представители модернистов. Отметим, что подобный способ сохранения своих средств уже несколько последних лет оста­ ется наиболее убыточным инструментом и вряд ли может свидетель­ ствовать о том, что экономическая рациональность эпохи модерна стала их неотъемлемой особенностью. Также важно отметить, что сохранение средств в наличной форме в рублях имеет среди модер­ нистов не меньшее распространение, чем среди остальных групп. Традиционалисты же отличаются от представителей модернист­ ской группы скорее не структурой инвестиционных инструментов, а активностью в использовании вообще каких-либо инструментов. Такая ситуация сохраняется и в мегаполисах, хотя там к услугам Сбербанка прибегают несколько чаще. Причем 40% обладателей каких-либо сбережений из состава представителей традициона­ листской группы предпочитают хранить их дома. Также отметим, что в финансовом поведении переходная груп­ па ближе к традиционалистам. Активность представителей этой группы в использовании каких-либо инструментов также невелика, а структура в целом идентична характерной для сторонников тра­ диционалистского подхода. Таким образом, при наличии достаточной инфраструктуры в финансовой сфере формирование современных финансовых практик все же начинается. Однако процесс этот еще в самом нача­ ле своего пути, хотя уже ясно, что в ближайшие годы будет проис­ ходить достаточно активное распространение новых инструментов и моделей финансового и, прежде всего, сберегательного поведе­ ния. О том, что по крайней мере часть населения готова к принятию подобных практик, косвенно свидетельствует активное распрост­ ранение новых финансовых инструментов, таких как ПИФы, ОФБУ и т. д. Число клиентов компаний, предоставляющих подоб­ ные инструменты, вот уже несколько лет подряд удваивается в тече­

111. Экономическое сознание и экономическое поведение. Глава 6. Хромов К.А. 2 5 3

ние каждого года и насчитывает уже сотни тысяч человек. Если к этому добавить сотни тысяч россиян, использующих другие финансовые инструменты, предполагающие активное участие и управлении своими средствами (например, операции на фондо­ вой бирже), то можно говорить о принятии таких инструментов уже достаточно большой группой населения, хотя на общем фоне это все еще очень незначительное его меньшинство. В целом же финансовое поведение населения свидетельствует не только о наличии серьезных структурных барьеров в освоении им инновационных практик поведения в финансовой сфере, но и о доминировании в общественном сознании установок, связанных с игнорированием или неадекватной оценкой экономи­ чески рациональных видов действий, непониманием значимости характерных именно для рыночных условий и новых для России практик портфельных инвестиций, недоверием к новым, непри­ вычным финансовым инструментам, неумением использовать характерные для развитых рыночных обществ механизмы страхова­ ния рисков и возложением этих функций полностью на сбереже­ ния. Все это свидетельствует о том, что наряду со структурными ограничениями, важнейшими среди которых выступает недоступ­ ность инструментов, необходимых для формирования модернист­ ского типа финансового поведения, имеет место и массовая не­ уверенность населения, включая представителей наиболее благополучных слоев, «в завтрашнем дне». Распространению инно­ вационных моделей поведения россиян в финансовой сфере пре­ пятствует и «недомодернизированность» его экономического со­ знания, страх перед непривычными и требующими усилий для их освоения новыми финансовыми технологиями, слабое развитие экономической рациональности мышления. Примечания 1 Россия - новая социальная реальность. Богатые. Бедные. Средний класс / Под ред. М.К. Горшкова, Н.Е. Тихоновой. М.: Наука, 2004. 2 Седова Н.Н. Россия - новая социальная реальность. Богатые. Бедные. Средний класс / Под ред. М.К. Горшкова, Н.Е. Тихоновой. М.: Наука, 2004. С. 29. 3 Средние классы в России: экономические и социальные стратегии / Под ред. Т. Малевой. М.: Гендальф, 2003. 4 Радаев В.В. Социально-профессиональный средний класс / / Средние классы в России: экономические и социальные стратегии / Под. ред. Т. Малевой. М.: Гендальф, 2003. С. 21. 5 Рощина Я.М. Финансовое поведение. Гл. 3.3. / / Средние классы в Рос­ сии: экономические и социальные стратегии / Под ред. Т. Малевой. М.: Гендальф, 2003. С. 331.

Традиции и инновации в современной России

6 См.: Рощина Я.М. Финансовое поведение. Глава 3.3. / / Средние классы в России: экономические и социальные стратегии. Аврамова Е. и др.; Под ред. Т. Малевой. М.: Гендальф, 2003. С. 338-342. 7 Стребков Д.О. Факторы и типы сберегательных стратегий населения России во второй половине 1990-х годов: Автореф. дис. канд. социол. наук М.; ГУ-ВШЭ, 2002. 8 Там же. С. 136-158. 9 Там же. С. 108-132. 10 Там же. С. 159-164. 11 Тихонова Н.Е., Аникин А.В., Лежнина Ю. П., Горюнова С.В. Эволюция концепции модернизации во второй половине двадцатого века / / Со­ циология: методология, методы, математическое моделирования М., 2007. № 2. 12 Использован массив исследования Института социологии РАН «Соци­ альная политика и социальное неравенство», которое проходило в мар­ те 2006 г. Выборка насчитывала 1750 человек и репрезентировала насе­ ление России по полу, возрасту, типу поселения и региону проживания. 13 Это демонстрируют результаты многочисленных исследований, напри­ мер, «Динамика финансовой активности населения России 2000—2004», совместный доклад аналитической группы ЦИРКОН и ВЦИОМ. С. 59. 14 В группу «инвестиционные способы вложений» были объединены все возможности вложения свободных денег, предполагающие получение прибыли (рублевые и валютные депозиты в коммерческом банке, при­ обретение ценных бумаг, а также инвестиции в землю и недвижимость). 15 Для выделения этих типов были использованы ответы респондентов на вопросы об отношении к существованию частной собственности вооб­ ще, об отношении к частному бизнесу, о свободе собственника распо­ ряжаться своей собственностью, об отношении к собственности иност­ ранных компаний и граждан на территории России, о значимости законодательного оформления прав собственности для признания ее легитимности, о предпочтительном типе государственной политики в экономической сфере, о взаимосвязи обладания собственностью и свободы человека и др., т. е. вопросы, которые позволяли замерить не просто положительное или отрицательное отношение к собственности вообще, а сам характер этого отношения, в частности - степень освое­ ния российским общественным сознанием отношения к собственно­ сти, характерного для эпохи модерна, с присущим ему уважением к за­ кону, восприятием собственности как важнейшего ресурса, а не просто предмета потребления, свободой конкуренции, в том числе и в между­ народном масштабе, и т.д. Подробнее см.: Собственность и бизнес в жизни и восприятии россиян / Под ред. М.К. Горшкова, Н.Е. Тихо­ новой. М.: Наука, 2006. 16 Использован массив исследования «Собственность и бизнес в жизни и восприятии россиян». Выборка исследования насчитывала 1751 чело­ век, репрезентирующих население страны по полу, возрасту, типу посе­ ления и региону проживания.

IV. Политическая и гражданская культура

Глава 7 О.С. Грязном

Оценки прошлого, политическая символика и российская политическая культура

оссийское политическое пространство существует и разви­ вается в контексте определенной политической системы. Следуя за Габриелем Алмондом, определим два уровня ана­ лиза политической системы: институциональный и ориен­ тационный1. На институциональном уровне изучается су­ ществующая социальная структура, а на ориентационном — непосредственно политическая культура. В целом можно говорить о том, что оба объекта анализа взаимообусловливают друг друга и их различение имеет главным образом аналитический смысл. В свою очередь подобное членение объекта ведет также к дисцип­ линарному разведению изучаемых фактов. Если анализ политиче­ ских институтов и структур является преимущественно областью изучения политической науки, то политическая культура попадает главным образом в сферу социологических исследований. Для изучения основных характеристик современной россий­ ской политики следует прежде всего остановиться на проблеме по­ иска традиционных и инновационных элементов политической культуры. Для того чтобы систематизировать исследовательский поиск, следует обозначить основные компоненты политической культуры. А для этого нужно определить границы исследуемого объекта. Согласно Г. Алмонду и С. Вербе, а также их последовате­ лю Д. Элазару, мы будем понимать политическую культуру как «специфический образец ориентации на политическое действие, в который встроена каждая политическая система», «уходящая корнями в совокупный исторический опыт отдельных групп лю­ дей»2. А также как «субъектное измерение общественных основ по­ литической системы, т. е. совокупность всех политически реле­ вантных мнений, позиций и ценностей субъектов конкретного социального и политического организма»3. Несмотря на эвристи­ ческий потенциал этих определений, вчитываясь в них, можно за­ метить, что они содержат в себе некоторый консервативный уклон

Р

258

Традиции и инновации в современной России

и ориентированы только на традицию. Эта особенность концепта как бы изначально блокирует возможность анализа инновацион­ ных компонентов политической культуры, указывая на то, что по­ литическая культура сформирована когда-то «прежде». Однако в середине 90-х определение концепта было пересмотрено, в него была введена динамическая характеристика политической культу­ ры, понимание того, что она непрерывна4. Подобное смещение ак­ центов позволило ориентационный уровень анализа политиче­ ской системы обогатить данными не только о традиционных компонентах политической культуры, но и сделать шаг в сторону понимания их динамики, изменения и вытеснения, что особенно актуально для анализа трансформирующихся обществ. В рамках данной главы представляется актуальным не только дать описание базовых оснований российской политической куль­ туры, но и проследить их изменение после падения советского ре­ жима. Многогранность концепта «политическая культура» ведет к членению поставленной цели на ряд задач, а именно, изучить по­ литические ценности и установки населения, имеющие выход на реальные политические практики, и их изменение. А более точно, набор политических установок в отношении к власти и ведущим политическим лидерам, оценку ситуации внутри страны, внешних условий и международного статуса страны, а также восприятие населением своего образа, социальное самочувствие граждан. Учитывая, что политическая культура рассматривается нами как ориентационный уровень анализа политической системы, в иссле­ довании будем использовать данные репрезентативных опросов общественного мнения. Для изучения традиций российской политической культуры и их изменений важно выделить два измерения этой проблематики: с одной стороны, факторы, влияющие на изменение политических установок населения, а с другой - совокупность идеологем и соци­ ально-политических установок населения, задающих как качество политического участия отдельных социально-демографических групп, так и политический процесс в целом. В первом случае целе­ сообразно обратить исследовательский поиск на динамику настро­ ений населения за время кардинальных изменений в России, а во втором —на корпус позитивно и негативно оцениваемых событий отечественной истории, на представление о качествах и характери­ стиках, присущих как политической системе, так и населению в це­ лом. Рассмотрим последовательно эти два подхода к анализу тради­ ций российской политической культуры и ее изменению. Для того чтобы рассмотреть процесс изменения политической культуры, важно обозначить исторический этап, когда произошли кардинальные социальные изменения. Рассмотрим ситуацию

IV. Политическая и гражданская культура. Глава 7. Грязнова О.С. Оценки...

259

в СССР в конце 80-х —начале 90-х годов. В качестве поворотного момента в политическом процессе следует отметить кризис 1991 г., когда прежний политический строй был свергнут, произошло пре­ образование политической системы, а впоследствии —социальных и экономических отношений. Рисунок 1 Нужна ли России сильная рука ? ( По данным вопроса «Бывают ли, по Вашему мнению, такие ситуации в жизни страны, когда народу нужен сильный и властный руководитель, “сильная рука ”») » нашему народу постоянно нужна “сильная рука”

» бывают такие ситуации (например, сейчас) когда нужно сосредоточить всю полноту власти в одних руках ни в коем случае нельзя допускать, чтобы вся власть была отдана в руки одного человека

Несмотря на относительную стабильность 1989 г. и численный перевес тех, кто еще не потерял веру в политические институты и власть, в это время у населения уже оформилась потребность в изменении существующей ситуации, в том числе и в области по­ литики. В частности, эта потребность проявлялась в том, что насе­ ление ждало от власти (пока еще не от оппозиции) решительных и эффективных действий. Отметим, что если в это время люди тре­ бовали от власти главным образом активных действий и измене­ ния ситуации, то в дальнейшем ситуация менялась и все больше появлялась заинтересованность в «сильной руке», порядке и ста­ бильности5. На закате Советского Союза представления населения о власти как об идеальном типе социального института были более окрашены демократическими ценностями, нежели в 90-х. С 1989 по 2006 г. более чем вдвое сократилось число противников тотали­ таризма: если в 1989 г. мнения, что «ни в коем случае нельзя допу­ скать, чтобы вся власть была отдана в руки одного человека», при­ держивались 44%6, то в 2006 — только 20%7. Если к росту потребности в «сильной руке» прибавить снижение уровня дове­ рия к руководству страны, то получится своеобразная циничная и отрешенная политическая установка населения. Упрощенное объяснение этого явления —феномен «обманутых надежд» и по­

Традиции и инновации в современной России

260

следствия болезненности проводимых в 90-е годы реформ. «На горбачёвское и ельцинское еще совсем недавнее время россияне перенесли теперь не только тяжелые годы экономических реформ и потерянных надежд, но и воспоминания о прежней нищете и де­ фиците, униженность и бесправие десятилетий советской жизни»8. Однако патерналистские установки, пустившие глубокие корни в российской политической культуре, в подобного рода ситуации еще больше упрочились, приобретя при этом специфическую фор­ му. Оформляется феномен массового доверия главе государства, который JI. Гудков и Б. Дубин называют перевернутым массовым недоверием «к остальным общественным структурам, инстанциям и публичным фигурам»9. Рисунок 2 Доверие руководству страны (По данным вопроса «В какой мере Вы доверяете нынешнему руководству страны?»)

» Полностью доверяю ■ В основном доверяю Не доверяю

янв. май сен. янв. май сен. янв. май сея. янв. май сен. янв. май сен. янв.

90

90

90

91

91

91

92

92

92

93

93

93

94

94

94

95

Начало процесса изменения социальных структур и социаль­ но-политических установок населения четко проявилось в конце 80-х годов. Как и большинство других трансформационных пери­ одов, это время сопровождалось ростом социально-политического критицизма в широких слоях населения. Прежде всего это прояв­ лялось в том, что власть оценивалась как слабая и неэффективная, а ее представители —как некомпетентные и неспособные на реши­ тельные действия. Рубежным моментом в этом трансформацион­ ном процессе стал 1990 год. Именно тогда у населения появилось ощущение нестабильности политической жизни: поданным опро­ са, 38% полагали, что реальной властью в стране не обладает ни­ кто, и еще 17%10 не смогли назвать субъекта реальной власти — в совокупности это чуть больше половины. И это являлось реаль­ ным показателем, с одной стороны, слабости тогдашней власти, а с другой стороны, осознания населением слабости существовав­ шей власти —обязательным условием политической жизни, пред­ шествующим кардинальным социальным изменениям.

IV. Политическая и гражданская культура. Глава 7. Гвязнова О.С. Оценки...

261

Рисунок 3 Представление населения в 1990 г. о том, в чьих руках находится власть (По данным вопроса «Как Вы думаете, в чьих руках сейчас находится реальная власть в СССР?», ноябрь 1990, N=1341)

Политический лидер как политический паттерн. Важным вопро­ сом при анализе изменения политических установок населения является вопрос об отношении к различным политическим лиде­ рам. В своем лице они воплощают целый комплекс политической организации общества: политическую идеологию, политический строй, экономическую программу, позицию страны на междуна­ родной арене и т. д. На исходе 80-х годов двумя ключевыми конку­ рирующими фигурами стали Горбачёв и Ельцин. В сложившихся условиях речь шла не о личных способностях и достижениях, а прежде всего о той роли, которую они играли на политической сцене. Начиная с 1990 г., принадлежность к слабой власти сразу же делала политического субъекта нерешительным и слабым руково­ дителем, надежда на будущие перемены наделяла оппозиционных лидеров всевозможными достоинствами. Мнение о Горбачёве не смог переломить даже тот факт, что он был отмечен наиболее ува­ жаемой международной премией - Нобелевской премией мира: две трети опрошенных сказали, что не считают это событие важ­ ным, и еще 15%11 вообще затруднились дать оценку этому факту. Более того, население ждало символической «крови», 60%12 поло­ жительно относились к росту критики в адрес Горбачёва. Продол­ жая эту логику, можно сослаться на точку зрения Ю.А. Левады: «Б. Ельцин в амбициозном соперничестве с Горбачёвым в свою

262

Тпа линии и инновации в современной России

очередь вынужден был принять роль радикального разрушителя советского режима, призвать к власти «команду реформато­ ров»...»13. В ноябре 1990 г., отвечая на вопрос «Кто Вам больше нравится как политический деятель — М. Горбачёв или Б. Ель­ цин?», 20% сказали, что Горбачёв и 49%14 —что Ельцин. Рисунок 4 Отношение к деятельности М. С. Горбачёва (По данным вопроса «В какой мере Вы одобряете деятельность (бывшего) президента СССР Михаила Горбачёва?»)

^ вполне одобряю -♦-не вполне одобряю не одобряю

Рисунок 5 Оценка значимости присуждения М. С. Горбачёву Нобелевской премии мира (По данным вопроса «Вы считаете или не считаете важным присуждение М. Горбачёву Нобелевской премии мира?», ноябрь 1990, N=1341)

Несмотря на то, что социально-политические установки насе­ ления являются важными при формировании политического про­ цесса, они находятся в зависимости от ряда институциональных факторов, и в том числе от информационного контекста, как сре­ ды формирования общественного мнения. Таким образом, эти установки отчасти являются функцией от работы средств массовой информации, чья деятельность также является производной от комплекса политических факторов. Особенно в условиях, когда

IV. Политическая и тяжпяиркая культура. Глава 7. Грязнова О. С. Оценки...

263

у населения глубоко укоренены патерналистские и этатистские политические ценности, когда оно выступает объектом, а не субъ­ ектом политической жизни, объяснимо, почему в оценках населе­ ния мнения о возможных изменениях в политической жизни стра­ ны возникают только тогда, когда эти изменения очевидны и бесспорны. Даже в конце 1990 г. однозначной уверенности в том, что в скором времени произойдут значительные изменения в по­ литическом устройстве и в системе организации власти, у населе­ ния не было. Каждый второй был уверен, что президентом СССР по-прежнему останется Горбачёв. Если учесть, что в это время око­ ло 20% (+—5%) населения не имели представления о том, что про­ исходит в политической жизни страны, и не могли отвечать содер­ жательно на вопросы по этой тематике, то 50% сказавших, что Горбачёв останется президентом, является весьма значимым пока­ зателем. О потенциальной возможности упразднения этого поста говорили только 5%15. Рисунок 6 Отношение населения к росту критики в адрес М. С. Горбачёва (По данным вопроса «Как Вы в целом относитесь к растущей кри­ тике в адрес М.С. Горбачёва?», июль 1990, N=1500)

Как отмечает Ю.А. Левада, «в начале 1989 года исследования еще обнаруживали весьма высокий уровень традиционно-совет­ ского доверия населения по отношению к власти, крайне низкий уровень недовольства (о социальном протесте еще не могло быть и речи не только в ответах, но и в самих вопросах)... Чрезвычайно быстро, примерно через два-три года, «климат» общественного мнения как будто принципиально изменился: сложился устойчи­ вый фон недоверия по отношению к институтам и носителям вла­ сти. В то же время опросы обнаруживают широкое распростране­ ние в обществе настроений социального протеста»16. Явное изменение политической среды стало видно уже в данных массовых опросов 1990 г. Если еще в 1989 г. большинство опрошенных титу­ лом «человек года»17 наделяли М. Горбачёва (44%, Ельцин —19%),

Традиции и инновации в современной России

264

то в 1990 картина изменилась —«человеком года» большинством был назван Б. Ельцин (44%, Горбачёв —16%). Кульминацией поли­ тической карьеры Ельцина стал август 1991 г., когда ему удалось продемонстрировать те качества, которые были так востребованы в массах, а именно решительность, энергичность, активность и, главное, демонстративную оппозиционность режиму. Волна его популярности стала спадать, когда был нанесен тяжелый удар по великодержавному самолюбию жителей России. Распад Советско­ го Союза и ослабление России на международной арене, а также внутренний усугубившийся экономический кризис поставили на­ селение еще в более тяжелые материальные и моральные условия по сравнению с теми, в которых они находились до этого времени. Рисунок 7 Мнение населения в 1990 г. о том, кто будет президентом СССР в 1991 г. (По данным вопроса «Как Вы думаете, кто через полгода будет президентом СССР?», ноябрь 1990, N=1341)

Рисунок 8 Отношение к деятельности Б.Н. Ельцина (По данным вопроса «В какой мере Вы одобряете деятельность президента России Б.Н. Ельцина?»)

вполне одобряю -не вполне одобряю -не одобряю

90

90

91

91

91

91

92

92

92

92

IV. Политическая и гражданская культура. Глава 7. Грязнова О. С. Оценки..

265

Однако, даже несмотря на тяжелые травмы, вызванные пере­ ходным периодом, рейтинг Ельцина по-прежнему оставался вы­ ше, чем рейтинг Горбачёва. Символическая нагруженность его об­ раза по-прежнему была более привлекательной. Рисунок 9 Соотношение числа тех, кто одобрял деятельность Горбачёва, и тех, кто одобрял деятельность Ельцина (По данным вопросов «В какой мере Вы одобряете деятельность (бывшего) президента СССР Михаила Горбачёва ?» и «В какой мере Вы одобряете деятельность президента России Б.Н. Ельцина?»)

Отношение к КПСС как к главному агенту советской политики. Материализованным символом советской идеологической про­ граммы была КПСС. И в том случае, если бы была волна массовой мобилизации, то прежде всего нападки были бы направлены имен­ но на эту структуру. Однако, по данным опроса 1989 г., картина представляется несколько иной. Однозначно отрицательно в адрес КПСС высказались только 14% опрошенных, при этом полную поддержку этой партии выразили 27% и частичную —30%18. Рисунок 10 Поддержка политической линии КПСС (По данным вопроса «Поддерживаете ли Вы политическую линию КПСС?», декабрь 1989, N=1597)

266

Традиции и инновации в современной России

Консерваторы или радикалы? О том, что в 1990 г. произошло не­ которое изменение в социально-политических установках граж­ дан, можно судить по следующим данным. В июле 1990 г. задавал­ ся вопрос «Кому Вы более симпатизируете: “радикалам” или “консерваторам”?». Формулировка вопроса была достаточно же­ сткой, заставлявшей респондентов примкнуть к тому или другому политическому лагерю. Тем не менее эта методическая провока­ ция показала, что радикалы среди населения пользуются большей симпатией, чем консерваторы —36% отдавших свой голос за пер­ вых и 3%19—за вторых. Это говорит о том, что в сознании большой части населения уже укрепилась потребность, которую можно вы­ разить словами из песни В. Цоя «Мы ждем перемен!» (1988). Рисунок 11 Политические симпатии населения (По данным вопроса «Кому Вы более симпатизируете: “радикалам”или “консерваторам”?», июль 1990, N=1500) “радикалы”

3% и те и другие в равной степени 11%

Артикулированное недовольство населения в начале 1991 г. бы­ ло ориентировано прежде всего на экономические проблемы, и они были действительно ощутимы всеми слоями советского об­ щества. В это время большинство уже не ощущало никаких пре­ имуществ от того, что они являются жителями СССР, осознава­ лись только проблемы и ограничения. А этот фактор уже можно действительно рассматривать как показатель массовой мобилиза­ ции. 59% в январе 1991 г. сказали, что Советский Союз дает своим гражданам только дефицит, очереди и нищенское существование. Это наиболее часто встречавшееся мнение. Вторым по распростра­ ненности мнением, гораздо реже встречающимся, чем первое, было то, что СССР дает чувство принадлежности к советскому на­ роду (15%), однако сложно оценить однозначно, было ли это вы­ сказывание наделено положительными или отрицательными ха­ рактеристиками. И 6%20 высказали однозначно положительное мнение —что СССР дает мирное небо над головой.

IV. Политическая и гражданская культура. Глава 7. Гвязнова О.С. Оценки...

267

Таблица 1 Что дает Советский Союз своим гражданам?(По данным вопроса «Не могли бы вы сказать, что дает Советский Союз своим гражданам?», январь 1991, N=4849) Дефицит, очереди, нищенское существование Чувство принадлежности к советскому народу Мирное небо над головой Прозябание на обочине мировой цивилизации Развитую систему социальной защиты населения (пенсии, пособия, бесплатное образование и медицинское обслуживание) Страх перед перед всесильными органами власти Гарантированный прожиточсный уровень Ощущение бесправия, постоянные оскорбления и унижения Гордость за социалистическое отечество Чувство обреченности Расцвет культуры, литературы и искусств Другие Затрудняюсь ответить

% (N=4849) 59 15 6 4 2 1 1 1 1 1 0 0 9

Оценка ситуации внутри страны. Говоря об оценке населением функционирования отдельных социальных институтов, можно вы­ делить те, которые пользовались большим доверием, те, которым не доверяли, и те, однозначного отношения к которым на тот момент не сформировалось. В конце 1989 г. в пятерку первых входили цент­ ральная печать, радио, телевидение (им доверяли 46%), армия (43%), Верховный совет (42%), органы госбезопасности (36%). К числу институтов, которым не доверяли: ВЛКСМ (ему не доверя­ ли 33%), профсоюзы, ВЦСПС (25%) местный совет (25%), КПСС (24%) и органы милиции (22%). Среди организаций, по отношению к которым у населения не сформировалось определенного мнения, можно назвать, прежде всего, Интердвижение, Интерфронт (81% затруднились сказать, доверяют ли они этой организации), респуб­ ликанский народный фронт (80,5%), Объединенный фронт трудя­ щихся (77,1%), зарубежное радио (57,4%), религиозные организа­ ции (49,3%) и Верховный совет республики (44,1%21). Таким образом, можно заметить, что на рубеже 89/90 г. уровень критицизма по отношению к структурам власти еще не был доста­ точно высок. Приведенные данные скорее показывают нам еще раз ориентированность населения на силовые структуры и власть, а также говорят о фактическом отсутствии гражданских инициатив в формировании политического процесса. Даже той организации, которая по своим изначальным функциям должна была быть аль­ тернативой официальным структурам, а именно профсоюзу, боль­ шинство выразили недоверие (29% сказали, что эта организация

268

Тра диции и инновации в современной России

не вполне заслуживает доверия и 25% —что совсем не заслужива­ ет), и только 20%22 сказали, что доверяют ей. Таблица 2 Доверие основным социальным институтам в конце 1989 — начале 1990 г. (По данным вопроса «В какой мере заслуживает доверия...?», декабрь 1989 —январь 1990, N=1447) вполне не вполне совсем не затрудняюсь заслуживает заслуживает заслуживает ответить Центральная печать, радио, телевидение Армия

46

35

4

15

9 6

27 23

43

21

Верховный с овет

42

Органы госбезопасности

36

Религиозные организации Совет министров СССР

33

29 26 12

10 5

28 49 28

Суд, прокуратура Органы милиции Верховный совет вашей республики

29 23

31 34

12 15

23 22

34 22

22 12

Профсоюзы, ВЦСПС

20

КПСС Зарубежное радио

19 16

29 28

25 24

15 11 10

11 25 6

57

Ваш местный совет Объединенный фронт трудящихся

16 28 6

ВЛКСМ Интердвижение, интерфронт Ваш республиканский народный фронт

.

29 21 44 27 30 32. 77

16

33

40

4

5

10

81

3

4

12

81

Летом 1989 г. значительная часть населения продолжала счи­ тать, что нужно усилить влияние на политическую жизнь страны Съезда народных депутатов и Верховного совета СССР (79%), местных советов (77%), профсоюзов (68%), комсомола (56%), рес­ публиканских Верховных советов (52%). И 41% даже сказали, что нужно усиливать влияние КПСС. В качестве основного инструмента демократии в это время рас­ сматривались опять же средства массовой информации —им, как уже отмечалось выше, больше всего доверяли, а также они стали рассматриваться как инструмент влияния на политический про­ цесс —59%23 говорили, что нужно усилить их влияние на полити­ ческую жизнь страны. Однако, по данным того же опроса, была выявлена большая группа людей, которые действительно имели радикальный взгляд на необходимый ход политического процесса и на систему власти в частности. 27% поддержали точку зрения: «поскольку люди, ко­ торые завели нас в это состояние, по-прежнему у власти, необхо­ димо полностью сменить руководство», 16% полагали, что «все за­

IV. Политическая и гражданская иулктура. Глава 7. Грязнова О.С. Оценки...

269

работает, как только через демократические выборы к власти при­ дут истинные представители народа», 15% —что «с прежней силой действует командно-административная система, нужно менять всю систему управления обществом», еще 5% полагали, что социа­ лизм себя исчерпал, что из кризиса страну могут вывести только новые условия, а именно частная собственность и рыночная эко­ номика. Таким образом, большая часть населения корень про­ блем, существовавших в то время в стране, усматривала во власти. Если данные брать в комплексе, то получается, что власть и власт­ ные структуры в сознании населения несут ответственность за все, что происходит в стране: на них и возлагаются надежды, и в случае любой возникающей проблемы они становятся главными ее ви­ новниками. Только 20%24 пытались найти объяснение не в дале­ кой и часто абстрактной власти, а конкретно в повседневной и профессиональной деятельности всех членов общества. Таблица 3 Оценка влияния некоторых социальных институтов на политическую жизнь страны в 1989 г. (По данным вопроса «Как бы Вы оценили влияние на политическую жизнь страны... ?», июль 1989, N=856) следует усилить влияние Съезда народных депутатов и Верховного совета СССР Местных советов Профсоюзов Печати, радио, телевидения Комсомола Республиканских верховных советов Органов милиции ЦК КПСС Местного партийного руководства Органов государственной безопасности Судов Политических объединений (народных фронтов) Армии Религиозных организаций Министерств, ведомств Других неформальных организаций

эта нужно, организация чтобы эта нужно вообще не организация уменьшить должна влияла как и влияние иметь раньше влияние

затруд­ няюсь ответить

79

8

1

1

12

77 68 59 56

6 13 26 12

2 2 2 2

2 1 2 6

14 16 12 24

52

12

3

1

32

44 41

17 19

7 16

17 4

16 20

40

14

19

7

21

35

18

8

13

27

31

21

5

15

28

27

8

5

12

48

18 18 15

26 23 12

10 4 20

18 19 20

28 36 32

16

8

5

19

53

270

Традиции и инновации в современной России

Рисунок 12 Мнение о необходимом курсе социально-политического развития страны в 1989 г. (По данным вопроса: «Какие из приведенных высказываний более всего соответствуют Вашим взглядам?», июль 1989, N=856) поскольку те люди, которые завели нас в это состояние, по-прежнему у власти, необходимо полностью сменить руководство все изменится, если каждый будет добросовестно и честно трудиться все заработает, как только через демократические выборы к власти придут истинные представители народа с прежней силой действует командноадминистративная система, нужно менять всю систему управления обществом нас может выручить только твердая рука, железная дисциплина, как это было при Сталине социализм исчерпал себя, вывести страну из тупика могут только частная собственность, рыночная экономика нужно довести до конца экономическую реформу, чтобы реально заработали аренда, кооперативы. ИТД не имею мнения на этот счет

0

5

10

15

20

25

30

В конце 1989 г. в данных опросов впервые обнаруживаются те, кто говорит о том, что у народа уже закончилось терпение. И то, что в шкале утрат СССР за 1989 г. именно эта позиция лидирует, является тревожным сигналом. А в совокупности с тем, что 36% го­ ворили об исчезновении сплоченности народов СССР, еще 28% — о падении уровня жизни и благосостояния людей, столько же — о том, что больше нет порядка в экономике, 26% —уверенности в завтрашнем дне, 18%25 —доверия к лидерам перестройки и т. д. (см. табл. 4), ситуация перестает уже казаться стабильной. В сово­ купности это уже не является выражением определенной доли критицизма, свойственной всем обществам. Это уже приближает нас к тому, чтобы сделать заключение, что в обществе действитель­ но наблюдался всплеск массового недовольства на волне неудов­ летворенности работой всех социальных институтов. Продолжая список проблем, осознаваемых населением как ост­ рые и как причины трудностей в стране, разделим их на две основ­ ные группы: проблемы власти и социальные проблемы. Среди проблем первого типа назывались засилье бюрократов (36%), ма­ фия, организованная преступность (33%), ошибки в руководстве страной (30%), коррупция (22%), однопартийная система, партий­

IV. Политическая и гражданская культура. Глава 7. Грязиова О.С. Оценки...

271

ная монополия на власть (17%), утрата веры в идеалы социализма (16%), наследие сталинизма (8%), невнимание к нуждам наций и народностей страны (8%) и насаждение идей рынка, плюрализма и т. п. (4%). Среди социальных проблем упоминались техническая отсталость (40%), пьянство (31%), воровство (29%), нежелание ра­ ботать (26%), уравниловка, зажим людей с инициативой (20%), низкая квалификация специалистов (18%), некомпетентность на­ чальства (16%), разрушение морали (12%), разрушение нацио­ нальных традиций (11%), утрата религиозной веры (8%), скрытые враги (6%) и вырождение народа (5%)26. Таблица 4 Представления о потерях страны в 1989 году (По данным вопроса «Можно ли сказать, что наша страна в 1989 г. в той или иной мере утратила: .. ?», декабрь 1989, N=1597) % Терпение народа

38

Сплоченность народов СССР

36

Уровень жизни, благосостояние людей

28

Порядок в экономике

28

Уверенность в завтрашнем дне

26

Доверие к лидерам перестройки

18

Веру в возможность серьезных перемен

18

Идеалы социализма

16

Политическую устойчивость

14

Престиж великой державы

13

Социальное равенство

8

Экономическую независимость от Запада

6

Военное могущество

3

Темпы демократических преобразований

3

Политическую активность масс

3

Другое

1

Считаю, что наша страна ничего существенного в этом году не утратила

3

Затрудняюсь ответить

9

Реформы, начатые в середине 80-х, как известно, не имели ре­ ального успеха, а скорее наоборот —усугубляли положение. И ког­ да населению задавали вопрос о причинах такого рода ситуации, о том, что тормозит процессы обновления в стране, большинство опять же во всем стремилось обвинить власть: 37% говорили о не­ решительности и непоследовательности правительства, 31% — о стремлении аппарата любыми средствами удержать власть, 18%27 —о действии консервативных сил и т. д. Каждый четвертый упоминал экономический саботаж, что само по себе уже не являет­

Тпалнпни и инновации ■ современной России

272

ся в полном смысле политической проблемой и проблемой власти, а, напротив, указывает на системный характер проблемы. Таблица 5 Представление населения о причинах трудностей в стране в 1989 г. (По данным вопроса «В чем, на Ваш взгляд, основные причи­ ны наших сегодняшних трудностей?», декабрь 1989, N=1597) % Техническая отсталость

40

Засилье бюрократов

36

Мафия, организованная преступность

33

Пьянство

31

Ошибки в руководстве страной

30

Воровство

29

Нежелание работать

26

Коррупция

22

Уравниловка, зажим людей с инициативой

20

Низкая квалификация специалистов

18

Однопартийная система, партийная монополия на власть

17

Утрата веры в идеалы социализма

16

Некомпетентность начальства

16

Разрушение морали

12

Разрушение национальных традиций

11

Наследие сталинизма

8

Утрата религиозной веры

8

Невнимание к нуждам наций и народностей страны

8

Скрытые враги

6

Вырождение народа

5

Насаждение идей рынка, плюрализма и т.п.

4

Политика стран империализма

1

Другое

2

Затрудняюсь ответить

8

В свою очередь, несмотря на то что население осознавало нали­ чие проблем в социально-политической жизни, пути выхода из кри­ зисной ситуации виделись им крайне смутно. Кроме абстрактного высказывания, что нужно «обеспечить закон и порядок в стране», упоминавшегося чаще всего (55%), назывались самые разные и ча­ сто противоречащие друг другу способы. Одновременно говорилось о том, что нужно предоставить земледельцу право владеть землей и техникой (33%), дать власть людям труда (25%), устранить вмеша­ тельство партийного аппарата в дела государства (20%) и улучшить

IV. Политическая и гпяжляигкая культура. Глава 7. Грязнова О.С. Опенки...

273

качество планирования (21%), усилить контроль над доходами (20%), устранить неравенство в доходах (19%) и т. д. (см. табл. 7). Таблица 6 Причины отсутствия обновления в стране (По данным вопроса «Как Вы считаете, что в настоящее время тормозит процессы обновления в стране?», декабрь 1989, N=1597) %

Нерешительность и непоследовательность правительства в проведении реформ

37

Стремление аппарата любыми средствами удержать власть

31

Экономический саботаж

25

Действия консервативных сил

18

Национальный экстремизм и сепаратизм

13

Ослабление позиций центральной власти

9

Отсутствие политической культуры дискуссий

8

Отсутствие подлинной свободы печати

7

Попытки поссорить рабочих и интеллигенцию

7

Нетерпение и безответственность радикалов

3

Другое

3

Считаю, что никакого обновления в стране не происходит

7

Затрудняюсь ответить

19

О том, что проводимые в конце 80-х реформы воспринимались на­ селением негативно, можно сделать вывод по ответам на вопросы «Как Вы считаете, кто прежде всего выигрывает от идущих в стране перемен?» и «Кто, на Ваш взгляд, проигрывает от идущих в стране пе­ ремен?». Среди тех, кому выгодны реформы, чаще всего назывались кооператоры (42%), махинаторы, жулики (39%), работники торговли (21 %) и руководящие работники (19%), т. е. те, против которых у на­ селения имелось предубеждение; а среди тех, кому они не выгодны, — представители широких слоев населения: малообеспеченные семьи (45%), одинокие и престарелые люди (36%), простые работяги (36%), молодежь, не имеющая своих средств, студенты (24%), честные ра­ ботники (24%), работники, попавшие под сокращение (13%28). Рассматривая оценки населением состояния дел в различных сферах жизнедеятельности общества в 1989 г., можно отметить на­ личие двух основных тенденций: ощущение того, что появляется больше свободы, и осознание полного отсутствия материального благополучия. У населения формируется самоидентификация как «свободных, но голодных». А подобного рода самоидентификация, в свою очередь, формирует установку «нам нечего терять, кроме своих оков», создается ощущение, что хуже той ситуации, которая

274

Традиции и инновации в современной России

есть в настоящее время, быть не может. А отсюда уже следует под­ держка любого сильного оппозиционного направления, обещаю­ щего коренные изменения в обществе. Таблица 7 Мнение населения в 1989 г. о мерах, необходимых для нормализации ситуации (По данным вопроса «Что, по Вашему мнению, необходимо сделать в ближайшее время, чтобы добиться решительных перемен к лучшему?», декабрь 1989, N=1597) Обеспечить порядок и законность в стране Предоставить земледельцу право владеть землей и техникой Сократить помощь другим странам Дать власть людям труда Провести подлинную экономическую реформу Передать власть свободно и демократично избранным Советам Улучшить качество планирования Усилить контроль над доходами Устранить вмешательство партийного аппарата в дела государства Устранить неравенство в доходах Предоставить союзным республикам экономическую и политическую самостоятельность Резко сократить армию и военные расходы Шире привлекать иностранный капитал Сосредоточить всю власть в руках сильного лидера Повысить авторитет партийного руководства Узаконить частное предпринимательство Дать кооперативам реальную свободу действий Другое Затрудняюсь ответить

% 55 33 26 25 23 23 21 20 20 19 14 14 10 9 9 8 6 3 6

Таблица 8 Мнение населения о том, кому выгодны происходящие реформы (По данным вопроса «Как Вы считаете, кто, прежде всего, выигры­ вает от идущих в стране перемен?», декабрь 1989, N=1597) Кооператоры Махинаторы, жулики Работники торговли Руководящие работники Тот, кто добросовестно работает Любители поговорить Частники Те, кто перешел на полный хозрасчет Работники высокой квалификации Рабочий класс Крестьяне Интеллигенция Другие Затрудняюсь ответить

% 42 39 21 19 16 15 13 9 5 5 4 2 2 13

IV. Политическая и тажлангкая культура. Глава 7. Гоязнова О.С. Оценки...

275

Таблица 9 Мнение населения о том, кому невыгодны происходящие реформы (По данным вопроса «Кто, на Ваш взгляд, проигрывает от идущих в стране перемен ?», декабрь 1989, N=1597) %

Малообеспеченные семьи

45

Одинокие, престарелые

36

Простые работяги

36

Молодежь, не имеющая своих средств, студенты

24

Честные работники

24

Работники, попавшие под сокращение

13

Бюрократы

9

Бездельники, пьяницы

9

Люди без образования и квалификации

8

Бывшие начальники, пониженные в должности

4

Другие

1

Затрудняюсь ответить

14

По данным опроса в 1989 г., к лучшему изменилась работа пе­ чати, радио и телевидения (70%) и появилось больше возможно­ стей свободно высказывать свое мнение (68%). Что касается дру­ гих сторон жизни общества, большинство высказывались негативно. Изменение положения к худшему отмечалось в снаб­ жении промтоварами (83%) и продуктами (79%), в отношениях между людьми разных национальностей (68%), в области личной безопасности граждан (54%), а также в работе больниц, аптек и поликлиник (40%29), говорили об ухудшении состояния окру­ жающей среды (60%). Тревожность населения проявлялась также в том, что оно ожи­ дало всевозможных катастрофических событий, и не только соци­ ального характера. Крупные технические аварии не исключали 62% опрошенных, вспышки массового насилия на национальной почве —53, большие стихийные бедствия —48, необратимый эко­ логический кризис —39, экономическую катастрофу —39, перево­ рот в высшем руководстве —38, массовые эпидемии —36 и граж­ данскую войну —25%30. По данным этого же опроса, у населения не было уверенности в том, что целостность Союза сохранится. Отвечая на вопрос «Как Вы считаете, возможен ли в ближайшем будущем выход отдельных республик из состава СССР?», 53% ответили положительно, 31% затруднились дать содержательный ответ и только 16% сказали, что это невозможно.

Тпалипин и миновании в современной России

276

Таблица 10 Оценка состояния дел внутри страны в 1989 г. (По данным во­ проса «Изменилось ли, на Ваш взгляд, в 1989 г . .. ?», декабрь 1989, N=1597) положение положение положение не затрудняюсь изменилось к изменилось к изменилось ответить лучшему худшему Снабжение продуктами

7

79

13

2

Снабжение промтоварами Работа больниц, аптек, поликлиник Работа милиции и других правоохранительных органов Деятельность печати, радио и телевидения Отношения между людьми разных национальностей Возможность хорошо зарабатывать Влияние простых людей на государственные дела Личная безопасность граждан Возможность свободно высказывать свое мнение Справедливость в распределении материальных благ Сое тояние окружающей среды

3

83

10

4

5

40

36

19

16

19

31

34

70

4

13

12

5

68

14

13

28

13

33

26

21

6

43

29

5

54

24

16

68

4

16

12

10

24

45

21

6

60

23

12

Таблица 11 Катастрофичность сознания населения в 1989 г. (По данным во­ проса «Возможны ли в нашей стране в 1990году.. ?», декабрь 1989, N=1597)

Крупные технические аварии Вспышки массового насилия на национальной почве Большие стихийные бедствия Необратимый экологический кризис Экономическая катастрофа Переворот в высшем руководстве Массовые эпидемии Гражданская война Возврат к массовым репрессиям Мировая война

возможны

невозможны

62

5

затрудняюсь ответить 33

53

7

41

48 39 39 38 36 25 11 5

5 16 19 20 24 35 44 62

47 46 43 42 41 39 45 33

Показателем, говорящим о еще более высоком уровне тревож­ ности населения, были данные опроса, проведенного в октябре 1990 г. 58% опрошенных высказали опасение, что в ближайшее

IV. Политическая и гражданская культура. Глава 7. Гоязнова О. С. Оценки...

277

нремя начнется голод. Иными словами, население ощущало экзи­ стенциальную опасность, угрозу своим базовым потребностям. Рисунок 13 Страх голода (По данным вопроса «Есть ли у Вас опасения, что в ближайшие месяцы в СССР начнется голод?», октябрь 1990, N=1502) не могу сказать определенно 13%

В ситуации, когда в общественном сознании повышается уро­ вень тревожности, повышается и спрос на любого рода информа­ цию. Возникает синдром информационного голода. Основными средствами массовой информации, которые не отождествлялись с властью, в конце 80-х были газеты и журналы. Их тиражи увели­ чились тогда в несколько раз. В то время интерес представляло все: жизнь простых людей в СССР (69%) и личная жизнь государ­ ственных деятелей (68%), защита прав человека (63%) и нацио­ нальные традиции, культура, история (58%), вера, религиозная жизнь (55%) и молодежная культура (53%), судьбы русского наро­ да (53%) и злоупотребления властью (50%), информация о жизни за рубежом (50%) и о неуставных отношениях в армии (46%), секс (42%) и реформы Хрущёва (42%), деятельность неформальных объединений (39%) и возможность другого исторического пути развития (38%). Болезненным продолжал оставаться вопрос, свя­ занный с именем Сталина: 36% хотели бы узнать еще больше и о его преступлениях, и о той эпохе, но 45%31 сказали, что об этом и так пишут слишком много. Оценка внешних условий и международного статуса. Одним из важных симптомов ситуации, предшествующей кардинальным со­ циальным изменениям, является потеря населением веры в свою страну и девальвация ее статуса на мировой арене. В декабре 1989 г. задавался вопрос «Кому наша страна могла бы служить приме­ ром?» —среди ответивших обозначилось две достаточно большие группы: те, кто затруднился дать содержательный ответ на вопрос (46%), и те, кто сказал, что Советский Союз ни для кого не может быть примером (33%32). Численность групп, высказавших другие

278

Традиции и инновации в современной России

мнения, едва превышала статистическую погрешность. А в январе 1991 суждение «СССР — одна из самых передовых стран мира» поддержали только 11%33. Таблица 12 Ощущение населением дефицита информации в 1989 г. (По дан­ ным вопроса «Газеты и журналы пишут сейчас слишком много или слишком мало о.. ?», декабрь 1989, N=1597) О жизни простых людей в СССР О личной жизни государственных деятелей О защите прав человека О национальных традициях, культуре, истории О вере, религиозной жизни О молодежной културе О судьбах русского народа О злоупотреблении властью Об уровне жизни за рубежом О неуставных отношениях в армии О сексе О реформах Хрущева О деятельности неформальных объединений О невозможности другого исторического пути развития О разоблачениях преступлений Сталина и его эпохи О межнациональных отношениях О неприглядных сторонах нашей жизни О достижениях нашей страны О процессе принятия важнейших государственных решений

слишком много 9 8 9

слишком мало 69 68 63

затрудняюсь ответить 22 25 27

11

58

32

11 14 11 23 21 20 24 15 15

55 53 53 50 50 46 42 42 39

34 33 37 27 30 34 35 44 46

6

38

57 '

45

36

19

32 42 31

35 35 33

33 23 36

35

30

35

Что же касается обратного вопроса: о том, опыт каких стран для СССР является более ценным, - то, отвечая на него, респонденты называли прежде всего развитые капиталистические страны —ча­ ще Японию (34%) и США (25%34). В условиях, когда официальной идеологией была декларативная социалистическая программа, та­ кое распределение мнений по этому вопросу действительно было следствием системного кризиса. Социальное самочувствие граждан. Говоря о самоидентифика­ ции российского населения, JI. Гудков в статье «Антимобилизационный потенциал российского общества» указывает на то, что «в публикациях по материалам проекта “Советский человек” и ис­ следований ВЦИОМ о национальной идентичности не раз выска­ зывалось утверждение о двойном характере системы русской на­ циональной идентичности и репродуцирующих ее социальных институтов. Эта система включала (или опиралась на) конфигура­

IV. Политическая и гражданская культура. Глава 7. Грязнова О.С. Оценки...

279

цию разнообразных представлений о героическом прошлом, об­ разцовости аскетического индивидуального существования и са­ мопожертвования ради величия державы, необходимости защиты ее статуса в мире и постоянной готовности отразить угрозу извне, поддерживаемых всеми средствами институционального контро­ ля, пропаганды, управления, короче, всей организацией принуди­ тельного общественного консенсуса, с одной стороны, и, соответ­ ственно совокупность дополняющих и компенсирующих эти символы гордости и воодушевляющего единства ценностей част­ ной жизни “маленьких”, обычных людей, вынужденных бороться за свое физическое выживание, терпеть все тяготы жизни в дефицитарно-распределительном обществе, сокращать свои потреби­ тельские и “духовные” запросы, сужая и обедняя круг символиче­ ских референций и оснований для самоуважения, подворовывать, подрабатывать, крутиться, подхалтуривать, косить от тех или иных государственных повинностей (“почетного долга” или “священ­ ных обязанностей гражданина”) —с другой»35. Рисунок 14 Кому наша страна могла бы служить примером ? (По данным вопроса «Кому наша страна могла бы служить примером?», декабрь 1989, N=1597)

По сравнению с 2003 в 1989 г. национальная идентичность у на­ селения была оформлена в меньшей степени. К 2003 г. основными осями, структурирующими национальную идентичность, стали та­ кие параметры, как «наше прошлое, наша история» (48% связыва­ ют именно эту характеристику с мыслью о своем народе), «место, где я родился и вырос» (43%) и «наша земля, территория, на кото­ рой мы живем» (32%36). В 1989 г. наиболее значимой былахаракте-

280

Традиции и инновации в современной России

ристика «место, где я родился и вырос» (39%), затем следовала «го­ сударство, в котором я живу» (29%), «язык моего народа» (23%) и «на­ ше прошлое, наша история» (22%)37. В целом, не приходится гово­ рить о какой-то однозначной самоидентификации жителей России ни в 1989 г., ни в 2003 г. Представления о принадлежности к одному народу замыкаются большей частью на территориальном признаке. Однако к 2003 г. набирает силу идеологема «прошлого». Изменение отношения к прошлому у российского населения по сравнению с 1989 г. еще в 1996 г. отмечал Б. Дубин. Если в оценках прошлого в 1989 г. доминировали сомнения, противоречия и конфликты, то к 1996 г. они стали более позитивными38. Основной вывод, кото­ рый из подобной динамики делает Дубин, это то, что основные инте­ гративные ценности и принципы стали осознаваться как прошлое. Если в 1989 г. большинство не хотело принимать историю СССР как историю своего народа, было стремление отрешиться от ужасов тота­ литаризма и бесперспективности периода застоя, то к 1996 г. возник­ ло понимание того, что все, что ранее объединяло людей, уже в про­ шлом. В свою очередь, отнесение интегративных ценностей к прошлому не лишает их значимости, а, наоборот, преобразует в тра­ дицию, примиряющую население как с историей, так и с настоящим. Рисунок 15 Опыт стран, наиболее ценный для СССР, по мнению населения в декабре 1989 г. (По данным вопроса «Достижения каких стран Вы считаете для нас наиболее ценными?», декабрь 1989, N=1597) Япония развитые капиталистические страны США

1

1

1

1

1

1

1

1

1

1

1

1

1

1

1 1

1 1

1 1

1 1

1 1

1 1

1 1 |

1 1 |

1 1 |

1 1 |

1 1 |

1 1 |

Швеция

Ь р * страны Восточной Европы, социалистические страны М Китай |L u ГДР' Венгрия Чехословакия I* СССРПольша | i Болгария

it

1 1 | 1

1

1

1

1

1

1

1

1

1

1

1

1

1

1

1

1

1

1

1

!

!

!

!

!

!

10

15

20

25

30

35

таких нет, у нас свой собственный путь затрудняюсь ответить, отсутствие ответа на вопрос

■•! О

5

IV. Политическая и гражданская культура. Глава 7. Грязнова О.С. Оценки...

281

Таблица 13 Представления жителей России о своем народе в 1989, 1994, 1999 и 2003 гг. (По данным вопроса « Что в первую очередь связывается у Вас с мыслью о Вашем народе?») Наше прошлое, наша история

дек. 89 N=1474 22

авг. 94 N=2957 37

Место, где я родился и вырос

39

Наша земля, территория, на которой мы живем

11

Родная природа

янв. 99 N=2000 48

авг. 03 N=2004 48

41

35

43

25

26

32

14

18

18

23

Государство, в котором я живу

29

17

19

22

Язык моего народа

23

19

17

19

Наши песни, праздники и обычаи

13

17

19

16

Душевные качества моего народа

13

16

19

15

Великие люди моей национальности

7

10

14

14

Наша религия, вера моих предков

4

8

7

8

Наша военная мощь

2

5

7

8

Наше трудолюбие, умение хозяйствовать

6

6

10

7

Родные могилы, памятники

9

9

7

7

Знамя, герб, гимн39 Наши беды

5

2

3

4

13

Наша вина перед другими народами

1

Воля моего народа к свободе, независимости Идеи, которые мы несем другим народам и странам Не чувствую, что принадлежу к какому-то народу

9

12

3 5

Другое

1

1

0

1

Затрудняюсь ответить

8

8

4

3

Если же рассматривать самоидентификацию жителей России в 1989 и 2003 гг., то можно заметить, что в 2003 увеличилось как число приписавших себе ту или иную характеристику, так и число характеристик, к которым относят себя люди. Если в 1989 г. отцом (матерью) своих детей чувствовали себя 42%40 опрошенных, то в 2003 г.— 5641, советским человеком в 1989 — 31, а русским в 2003 —49 и гражданином России —45, сыном (дочерью) своих родителей — 18% в 1989 и 27% в 2003. Кроме этого, у населения к 2003 г. стало несколько больше проявляться осознание того, что они за что-то в ответе. В 1989 г. жителем своего города, села, рай­ она себя ощущали только 11 %, а в 2003 —уже 35%, хозяином в сво­ ем доме в 1989 г. 15%, а в 2003 —32%. К 2003 г. увеличилось также число тех, кто считает себя человеком своего поколения —с 12% в 1989 г. до 25%. Таким образом, можно сделать вывод о том, что в период, пред­ шествующий кардинальным социальным трансформациям, в мае-

282

Традиции и инновации в современной России

сах распространяется относительный кризис идентичности. Бе­ зусловно, этот кризис не тотальный, но, тем не менее, можно за­ метить некоторые отклонения от данных относительно стабиль­ ного периода. Таблица 14 Самоидентификация жителей России в 1989, 1999 и 2003 гг. (По данным вопроса «•Кем Вы осознаете себя с гордостью, что в первую очередь прибавляет Вам уважения к себе?») дек. 89 N=1474 Отцом (матерью) своих детей

42

Русским человеком

янв. 99 N=2000

авг. 03 N=2004

57

56

43

49

Гражданином России

45

Жителем своего города, села, района

11

21

Хозяином в своем доме

15

32

32

Сыном (дочерью) своих родителей

18

24

27

35

Человеком своего поколения

12

19

25

Специалистом в своем деле

22

23

23

Советским человеком

31

13

Работником своего предприятия, учреждения

9

9

13

9

13

4

7

11

9

9

9

Патриотом своей страны

16

Представителем рода человеческого

14

Верующим человеком Человеком, достигшим своим трудом материального благополучия Хозяином на своей земле

И

9

9

Сыном (дочерью) своего народа

8

10

8

Членом своего кружка, компании

3

3

Сторонником президента В.Путина

8 7

Коммунистом Человеком, занимающим видное положение

0

Ветераном Великой Отечественной войны

7

Демократом

3

2

2

2

2

2

0

2

Участником великих строек, стахановцем, целинником

2

2

1

Ветераном войны в Афганистане, в Чечне

4

1

1

0

1

Участником движения за национальное возрождение Участником национального движения, Народного фронта

0

Членом КПСС

2

Другое

1

1

1

Затрудняюсь ответить

15

8

3

Говоря о сложностях в своей повседневной жизни, двое из трех респондентов на рубеже 1989/90 г. упоминали в качестве главной проблемы отсутствие в магазинах необходимых товаров и продук­

IV. Политическая и гражданская культура. Глава 7. Грязнова О. С. Оценки...

283

тов питания. Дефицит являлся не только системной характеристи­ кой, но и составной частью жизни практически каждого человека. По сравнению с этой проблемой остальные казались уже не столь значимыми. Но тем не менее 28% говорили о нехватке денег, 24% о плохом обслуживании в магазинах, поликлиниках и службах бы­ та и 16% выражали недовольство своими жилищными условиями. И только 8%42 сказали, что не испытывали никаких затруднений в своей повседневной жизни. Рисунок 16 Бытовые проблемы населения в конце 1989 — начале 1990г. (По данным вопроса «Если вернуться к прошедшему 1989 году, то что в наибольшей мере затрудняло повседневную жизнь Вашей семьи?», декабрь 1989 —январь 1990, N=1447)

Об изменениях в социально-политической сфере также свиде­ тельствуют изменения в системе религиозных представлений. С 1989 по 2005 г. заметен стремительный рост религиозности, число тех, кто называет себя православными, увеличилось на 40 процент­ ных пунктов —с 2043 до 60%44. Изначально религиозность была по­ литически ангажированной символикой, использовавшейся при формировании новой платформы для выдвижения новой полити­ ческой мифологии и новых политических лидеров. Религиозность позиционировалась в начале 90-х как антитезис коммунистической идеологии и социалистической системе в частности. О кризисе в социальной системе также говорит тот факт, что в январе 1991 г. число опрошенных, неудовлетворенных своей жизнью, на 48 процентных пунктов превышало число тех, кто ска­ зал, что в целом удовлетворен, —70% против 22%45 соответственно. Если проследить динамику данных по этому вопросу, то можно за­ метить, что к 2005 г. ситуация в корне изменилась —число тех, кто

284

Тпа пинии и инновации в современной России

удовлетворен своей жизнью, на этот раз превышало на 29 процент­ ных пунктов число тех, кто не удовлетворен, —63% против 34%46. Рисунок 17 Динамика религиозности жителей России с 1989 по 2005 г. (по данным вопроса «Считаетели вы себя религиозным человеком? Если считаете, то какую из религий вы исповедуете?», данные приводятся только по православным и не исповедующим никакой религии)

не считаю себя верующим человеком православие

Рисунок 18 Динамика удовлетворенности жизнью (По данным вопроса «В какой мере Вы в настоящее время в целом удовлетворены Вашей жизнью?», январь 1991, N —4849)

удовлетворен не удовлетворен

Анализ общественных настроений конца 80-х и самого начала 90-х позволяет сделать вывод, что существовал некоторый лаг в проявлении структурных противоречий и последующего измене­ ния социальных настроений. Звеном, опосредующим изменения в политической культуре, становились средства массовой инфор­ мации, которые пользовались в это время практически безуслов­ ным доверием. В целом, на изменение политической культуры в СССР в конце 80-х —начале 90-х годов влияние оказывали как внутриполитические проблемы, так и ряд внешних по отношению

IV. 11олитическая и гражданская культура. Глава 7. Гоязнова О.С. Оценки...

285

к политическому полю кризисов. Прежде всего, можно отметить рассогласованность в функционировании многих социальных ин­ ститутов, то, что власть стала ригидной, косной, а соответственно слабой и неспособной адекватно реагировать на процессы, проис­ ходившие в обществе, смещение лояльности интеллектуалов. Кро­ ме этого, в обществе обнаружилась уклоняющаяся диспозиция47, частным проявлением которой стало отчуждение от своей соци­ альной среды, а следовательно, рост эмиграции и снижение каче­ ства труда; потеря моральных ориентиров, рост коррупции, взя­ точничества, воровства и т.д.; одновременно у населения появилось больше свобод, в частности, выбирать депутатов и полу­ чать информацию, альтернативную той, которая поступала из официальных проправительственных источников. В конце 80-х стала оформляться новая социальная мифология, в основании ко­ торой находилась реабилитация дореволюционных ценностей и символики, а также западной модели экономического устрой­ ства, неприятие коммунистической идеологии и борьба с бюро­ кратией и привилегиями. Что касается изменений политических установок в годы, пред­ шествующие значительным социально-политическим трансфор­ мациям, они не являются полностью однозначными. В этот пери­ од население склонно скорее осознавать сложности в своей повседневной жизни и в меньшей степени распространять свое недовольство на абстрактные политические структуры. В общест­ венном сознании причинно-следственная связь «структурные противоречия социальной системы > бытовые сложности» обнару­ живается только после популяризаторской работы «публицистов». Таким образом, смещение в политических установках, выражен­ ное в высокой степени критицизма в адрес политических структур, власти и государственных лидеров, обнаруживается, когда транс­ формационный процесс уже набрал большую скорость и стал нео­ братимым. Что касается нашего случая, то однозначный перелом в общественных настроениях произошел в 1990 г., когда была утверждена и новая политическая мифология, и определился круг новой политической элиты. Как было показано выше, динамика в политических установках населения имеет место даже внутри базовых компонентов полити­ ческой культуры, как то: отношение к власти и надежды, на нее возлагаемые. Как было показано, не только власть, но и характери­ стики главы государства переоцениваются в определенные исто­ рические моменты. 1991 год стал в каком-то смысле поворотной точкой подобной переоценки. Однако подобные подвижки в по­ литической культуре являются краткосрочными. И через опреде­ ленный временной интервал они нивелируются кристаллизацией

286

Традиции и инновации в современной России

«новых» политических отношений, в основании которых лежит старый базис функционирования политической системы. Безус­ ловно, в символическое пространство политической системы включаются новые символы и идеологемы. Некоторые из них ис­ ходят из наличной ситуации, а некоторые спускаются «сверху» для легитимации «новой» политической системы. Основные черты дальнейшего изменения российского политического пространства хорошо описаны JI. Гудковым и Б. Дубиным: 1.«Все более явное обеднение общественного пространства, последовательное устранение социального разнообразия, упроще­ ние самих представлений о социальной жизни... 2. Исчезновение многопартийной системы... 3. Усиление неотрадиционализма и изоляционизма как типов массовых ориентаций, ставшее заметным начиная примерно с 1994—1995 гг... —Важно подчеркнуть, что здесь перед нами не толь­ ко защитно-компенсаторные комплексы “особого пути”, но и явное стремление к консервации положения вещей “эпохи наших побед”, отказ от действия сегодня, от активности изменений, стирание само­ го смысла реформ и перехода к другому типу общества. 4. Рутинизация негативности —появление и укрепление хрони­ чески негативного фона или горизонта происходящего (общее для большинства): сознание обиженности, обделенности, беззащит­ ности, принудительности существования', неподконтрольности для рядового человека любых происходящих с ним событий, что порождает чувство своей подневольности, коллективной изнаси­ лованное™, неуверенности в ближайшем будущем. 5. Наделение отрицательными значениями любых самодеятель­ ных, самостоятельных фигур, инновативных акторов, равно как и сфер социальной жизни, которые связаны со значениями авто­ номности, активизма, свободы, полноты, богатства, независимос­ ти и в которых действуют или где представлены эти акторы и фигу­ ры... 6. Усиление значимости структур негативной идентификации при заметном снижении любых идеалистических значений и ори­ ентиров, критериев и мерок. 7. Заметное сближение в ответах или даже стирание различий между оценками и реакциями образованных и необразованных ре­ спондентов, растерянность тех, кто претендовал на роль “элиты”, принятие ими точек зрения менее образованных групп... 8. Усиление разнообразных функций врагов для укрепления общественной солидарности, оправдание различных этнических фобий...»48 Таким образом, можно заметить, что политическое простран­ ство после кризиса 1991 г. и некоторой социальной встряски вновь

IV. Политическая и гражданская культура. Глава 7. Гвязнова О.С. Оценки...

287

структурируется в соответствии с ранее утвердившимися образца­ ми. Вводятся новая символика и идеологемы, но принципы орга­ низации политического процесса остаются прежними. «Сегодня, как и раньше, в российском обществе существует опасность дегра­ дации инновационного потенциала, имитации инноваций, их вы­ теснения (явного и неявного) идеологией и практикой традицио­ нализма. [...] Псевдоинновации могут приводить к таким социальным изменениям, которые происходят согласно француз­ ской поговорке: “Чем больше изменяется, тем больше остается са­ мим собой”»49. К анализу традиций в российской политической культуре мож­ но подходить с разных сторон: можно —с позиции национальной самоидентификации, а можно рассмотреть эту проблематику через призму отношения населения к своему прошлому и значимым ис­ торическим событиям50. Анализ восприятия жителями России событий прошлого выводит нас на проблему выявления явных и латентных традиций, а также инновационного потенциала, су­ ществующих в современном обществе. Под традициями мы будем понимать структуры, воспроизводимые с течением времени, а под инновациями — их изменение. Данная постановка проблемы, в свою очередь, является особо значимой ввиду переструктуриронания комплекса традиций в обществе, пережившем радикальную трансформацию большинства социальных институтов. В рамках нашего исследования оценка событий прошлого и традиции обще­ ства являются близкостоящими переменными, оказывающими друг на друга непосредственное и сильное влияние. П. Штомпка выделяет четыре основные функции традиции: I) агрегирование идеальных и материальных ресурсов, которые кладутся в основу конструирования социальной жизни в каждый конкретный момент времени, 2) легитимизация социального про­ цесса, социальных структур и деятельности отдельных агентов, здесь традиция выступает в качестве источника законности, 3) поддержание самоидентификации различных социальных групп и общества в целом, а также солидаризации социальных субъектов в рамках сообщества, нации, государства, 4) компенсация напря­ женности и неудовлетворенности существующим положением дел, психологическая адаптация членов общества к любым небла­ гоприятным социальным условиям51. Учитывая названные функции традиции, важно выделить и изу­ чить социально-политические традиции, существующие в современ­ ном российском обществе, для того чтобы определить его сегодняш­ нее состояние и спектр возможных перспектив его развития. Важно рассмотреть социально-политические традиции, которые проявля­ ются как в электоральном поведении, так и на уровне повседневной

288

Традиции и инновации в современной России

организации социального опыта, практики. Для того чтобы выявить такие традиции, рассмотрим блоки вопросов, касающихся восприя­ тия значимых исторических и политических событий, оценки резуль­ татов деятельности различных политических лидеров и определения людьми наиболее значимых исторических фигур, выбора историче­ ских событий, вызывающих гордость у населения, и времени, когда жилось лучше, а также предпочтения типа политической системы. Рассмотрим последовательно наиболее примечательные собы­ тия в истории России XX в., вокруг которых в общественном со­ знании сложился корпус идеологем, интернализованных как структурные характеристики системы и определяющих социаль­ но-политические установки и предпочтения населения. Учитывая ситуативность и вариативность объекта исследования, для форми­ рования более четкого представления о механизме его функциони­ рования в ряде случаев представляется возможным посмотреть из­ менение представлений населения об одном и том же факте или событии на протяжении продолжительного периода времени. Перечисляя самые значительные события XX в., жители России называют победу в Великой Отечественной войне (78%), полет Ю. Гагарина (51%), распад СССР (42%), революцию 1917 г. (40%), чернобыльскую катастрофу (35%), войну в Чечне (31%), войну в Афганистане (23%), перестройку (21%), репрессии 30-х годов (17%), Первую мировую войну (14%), смерть Сталина (13%), из­ брание президентом В. Путина (11%), августовский кризис 1998 г. (8%), путч 1991 г. (7%), коллективизацию (6%). Менее 5% назвали среди самых значимых событий прошедшего века события октяб­ ря 1993-го (4%), XX съезд коммунистической партии (4%), рефор­ мы Гайдара (4%), создание социалистического лагеря в Европе (3%), падение Берлинской стены, крах социалистического лагеря (3%), первые многопартийные выборы в декабре 1993-го (2%)52. Выбор именно этих событий, степень их значимости и отношение к ним являются отражением интернализованных населением мак­ роструктур, показателем того, как в определенный момент време­ ни структурирован их социально-политический и исторический опыт. В целом среди перечисляемых исторических событий можно выделить несколько базовых групп: — события, утверждающие великодержавный статус страны (победа во Второй мировой войне и полет Гагарина); —события, явившиеся поворотными пунктами истории нашей страны в XX в. (революция 1917 г., создание социалистического лагеря в Европе, распад Советского Союза); —трагические события, относящиеся к последним двум десяти­ летиям XX в., повлекшие за собой смерти многих людей (война в Афганистане, война в Чечне, авария на Чернобыльской АЭС);

IV. Политическая и гражданская культура. Глава 7. Грязнова О. С. Оценки..

289

—события, связанные с именем Сталина (коллективизация, ре­ прессии 30-х годов, смерть Сталина); —кризисные события в начале 90-х годов (путч 1991 г., попытка политического переворота 1993 г.); —первые постсоветские экономические и политические рефор­ мы (реформы Е. Гайдара, первые многопартийные выборы в дека­ бре 1993 г.); — события, явившиеся первыми шагами демократии в стране (XX съезд коммунистической партии53, падение Берлинской стены). Отдельно стоящими событиями, относительно которых у жите­ лей России имеются различные и часто противоречивые мнения, являются Первая мировая война, перестройка, финансовый кри­ зис августа 1998 г. и избрание президентом В. Путина. Рассматривая значимость отдельных исторических событий для представителей разных возрастных групп, можно заметить, что для всех возрастов двумя самыми значимыми событиями являются по­ беда в Отечественной войне и полет Ю. Гагарина. Правда, как пер­ вое, так и второе событие более значимы для людей старшего воз­ раста, чем для молодежи. Более молодым жителям России чаще значительным историческим событием видится война в Чечне и в Афганистане, а также перестройка и первые многопартийные выборы в октябре 1993 г., в то время как представителям старшего поколения — распад СССР, революция 1917 г., смерть Сталина, коллективизация и создание социалистического лагеря в Европе. Первая мировая война называется жителями России в возрасте 15-17 лет более чем в 2 раза чаще, чем представителями других воз­ растных групп. И здесь мы как раз имеем возможность проследить трансформацию исторического измерения интернализованных структур. Более значимыми становятся события истории, актуаль­ ной для людей, воспринятой ими как часть своей жизни. Но тем не менее, несмотря на некоторые изменения интернализованных структур, в сознании молодежи доминирующими по-прежнему остаются события, утверждающие великодержавный статус стра­ ны. Подобная позиция в совокупности с тем, что в категорию зна­ чимых событий чаше попадают трагические события последних десятилетний XX в., отсылает нас к признанию тезиса, что молодое население России утверждает себя через историю и отрицает через настоящее. Рассматривая отдельные тематические блоки событийного ряда XX в., следует прежде всего заметить, что значимые исторические события могут подпадать как под категорию позитивно оценивае­ мых и воспринимаемых, так и представляться событиями, оказав­ шими негативное влияние на историю страны, и, соответственно, не включаться в корпус идеологем, формирующих основание соци­

290

Традиции и инновации в современной России

ально-политических традиций, либо же формировать контр-тра­ диции, противостоящие повторению событий подобного рода. Таблица 15 Значимые исторические события для представителей разных возрастных групп (по данным вопроса: «XX век богат событиями для нашей страны. Относиться к ним можно по-разному. Какие из них вы назвали бы самыми значительными?», %-ноераспределение ответов опрошенных разных возрастов. Июль—август 2003, N=2004) Победа в Великой Отечественной войне Полет Гагарина Распад СССР Октябрь 1917-го Чернобыльская катастрофа Смерть Сталина Война в Чечне Война в Афганистане Репрессии 30-х годов Первая мировая война Перестройка Коллективизация Избрание президентом В. Путина Создание социалистического лагеря в Европе Путч 1991 г. Августовский кризис 1998 г. Реформы Гайдара XX съезд партии События октября 1993-го Падение Берлинской стены, крах социалистического лагеря Первые многопартийные выборы в декабре 1993-го

1517 73 45 30 14 32 13 39 24 6 32 20 1• 15 2 4 6 3 3 3

18- 2625 35 69 73 48 49 36 40 29 39 42 32 7 10 40 35 30 25 12 16 15 16 19 27 4 3 16 14 2 2 7 11 11 9 4 3 3 2 3 2

36- 4645 55 79 83 51 53 42 50 41 46 37 33 11 12 32 31 26 23 20 21 10 13 23 19 7 5 15 9 3 3 7 9 10 9 5 3 2 4 4 5

5666+ 65 83 84 59 51 49 47 48 45 32 28 17 26 21 24 19 17 19 14 13 13 16 13 9 9 14 9 5 5 7 5 6 5 4 2 4 3 3 3

4

2

3

3

4

3

1

4

3

2

2

1

1

1

Остановимся на каждом тематическом блоке более подробно. Победа в Великой отечественной войне. Безусловно, эта победа воспринимается населением России положительно. J1. Гудков на­ зывает это событие символом, «который выступает для подавляю­ щего большинства опрошенных, для общества в целом, важней­ шим элементом позитивной коллективной идентификации, точкой отсчета, мерилом, задающим определенную оптику оценки про­ шедшего и, отчасти —понимания настоящего и будущего»54. Само событие «Отечественная война» в сознании жителей России сопро­ вождается такими сильными и эмоционально нагруженными эпи­ тетами, как великая (38%), кровавая (35%), трагическая (31%), ужасная (28%), героическая (25%), что в свою очередь повышает ценность победы. Молодые люди в возрасте 18—24 года несколько

IV. Политическая и гражданская культура. Глава 7. Гвязнова О.С. Оценки..,

291

реже склонны оценивать эту войну как великую (34%), в отличие от представителей других возрастных групп (40% жителей России в возрасте 25—39 лет, 38% —40—54 года, 39% — 55 лет и старше), и чаще как кровавую (38%), трагическую (31%), долгую (16%) и подлую (13%) (см. табл. 16). Но в целом, яркая зависимость меж­ ду возрастом и эпитетами, даваемыми войне, не прослеживается. Таблица 16 Эпитеты, сопровождающие Великую отечественную войну в со­ знании жителей России разных возрастных групп (по данным вопро­ са: «Какие слова прежде всего приходят вам в голову, чтобы назвать войну, начатую нападением Германии на СССР2 2 июня 1941 года?», %-ное распределение ответов опрошенных разных возрастов. Май 2003, N=1602)

Великая

34

40

38

55 лет и старше 39

Ужасная

24

30

26

30

Подлая

13

6

11

10

Героическая

23

23

24

30

Трагическая

31

29

35

30

Кровавая

38

38

33

34

Долгая

16

12

11

9

Забытая

4

4

4

4

Затрудняюсь ответить

2

1

0

1

18-24 года

25-39 лет

40-54 года

Если рассматривать тему победы во Второй мировой войне бо­ лее детально и выделять отдельные структурные элементы, ее со­ ставляющие, то можно заметить, как отношение к этому событию распадается на ряд составляющих. Во-первых, победа в двух из трех случаев приписывается исключительно Советскому Союзу - 60% жителей России считают, что Советский Союз мог бы победить в войне и без помощи союзников55. Помимо этого, 90% жителей России считают, что СССР внес основной вклад в победу. Здесь как раз раскрывается то, что Ю. Левада называет притязанием на ис­ ключительность, а также имперскими амбициями населения56. Во-вторых, победа в большей степени приписывается народу, неже­ ли полководцам и руководителям страны. Отвечая на вопрос: «Ка­ кой памятник лучше всего стоило бы установить по случаю 60-летия победы?», —53% сказали, что такой памятник нужно поставить всем воинам, сражавшимся против фашизма, и 38% —всем погибшим в годы войны во всех странах, о руководителях страны вспомнили только 4%. В-третьих, 44% жителей России воспринимают эту вой­ ну как борьбу за существование своей родины, 28% — как войну

292

Тпя линии и инновации в современной России

против фашизма за свободу и демократию во всем мире и 21 % —как борьбу СССР против гитлеровской Германии. Как можно заметить, выявились три большие группы по восприятию войны: одни видят эту войну как оборону, другие —как отстаивание определенных по­ литических установок, а третьи —как борьбу «против». Рассматри­ вая разные возрастные группы, можно отметить, что в младшей (18—24 года) и двух старших возрастных группах (40—54 года и стар­ ше 55 лет), доминируют представители первой точки зрения, в то время как среди представителей социально-активного возраста (25—39 лет) —представители второй (см. табл. 17). Таким образом, жители России в возрасте 25—39 лет в большей степени склонны приписывать этому историческому событию социально-политиче­ ский характер, чем другие, склонные считать, что война была само­ обороной и борьбой «против врага». Таблица 17 Восприятие войны представителями разных возрастных групп (по данным вопроса: «Каковлично для Вас смысл этой войны? Какое из высказываний на этой карточке ближе всего вашему представлению об этой войне?», %-ноераспределение ответов опрошенных разных возрастов. Май 2002, N=1600)

Война за существование нашей Родины

18-24 года 45

25-39 лет 35

40-54 55 лет и года старше 51 46

Война СССР против гитлеровской Германии Война против фашизма за свободу и демократию во всем мире Важнейшая часть Второй мировой войны

20

17

23

24

29

37

20

25

3

10

5

1

Затрудняюсь ответить

3

2

1

4

Поворотные пункты истории. Революция 1917 года. Сравнивая данные опросов 1989 г. и 2004 г., можно заметить, что среди насе­ ления России все меньше остается тех, кто относит это событие к числу наиболее значимых событий XX в. По данным опроса 1989 г., 58%57 отнесли ее к числу таких событий, в то время как в 2004 г. —только 40%. При этом стоит отметить, что если среди молодых людей в 1989 г. этот показатель был выше среднего, то в 2004 г. стал гораздо ниже —среди 15—17-летних —14% и среди 18—25-летних —29%. Оценивая последствия революции 1917 г., большая часть жите­ лей России характеризуют ее положительно: 30% придерживаются мнения, что она открыла новую эру в истории народов России, 27% —что дала толчок социальному и экономическому развитию58. Однако треть населения (30%) дает негативную оценку этому исто­

IV. Политическая и гражданская культура. Глава 7. Гвязнова О. С. Оценки...

293

рическому событию (16% считают, что революция затормозила развитие, 14% —что стала катастрофой для народов России). Кри­ тическое отношение к революции чаще всего высказывают люди в возрасте 25—39 лет (44%), затем следуют представители первой (18-24 года) и третьей (40-54 года) возрастной группы (по 33%), менее всего противников революции среди людей в возрасте стар­ ше 55 лет (16%) (см. табл. 18). Влияние образования на отношение к революции в данном случае не существенно, так как является производной от возраста: люди со средним образованием или ни­ же, которые более позитивно охарактеризовали этот исторический факт, в подавляющем большинстве случаев являются людьми в возрасте старше 55 лет. Таблица 18 Оценка последствий революции 1917 г. (по данным вопроса: «Есть разные мнения о том, что принесла Октябрьская революция народам России. С каким из следующих мнений вы бы скорее всего согласились?», %-ноераспределение ответов опрошенных разных возрастов. Октябрь 2004, N=1600) 18-24

25-39

40-54

55 +

Всего:

20

20

31

39

30

26

21

27

35

27

22

25

17

8

16

Она стала для них катастрофой

11

19

16

8

14

Затрудняюсь ответить

21

15

9

10

13

Она открыла новую эру в истории народов России Она дала толчок их социальному и экономическому развитию Она затормозила их развитие

Существенный сдвиг в сторону позитивного отношения к рево­ люции 1917 г. заметен среди электората КПРФ —86% высказали положительную оценку, 8% —негативную и 6% затруднились вы­ разить свое отношение. Что касается людей, адаптировавшихся к современным соци­ альным реалиям, с оптимизмом смотрящих в будущее, то они не­ сколько реже склонны оценивать следствия революции позитивно (52 и 57% соответственно), чем те, кто не адаптировался и у кого нет надежд на будущее (67 и 70%). 47% из числа тех, кто считает, что революция открыла новую эру в истории народов России, не только считают революцию бла­ гом, но готовы были бы принимать деятельное участие в развитии событий на стороне большевиков: 26% активно бы поддерживали

294

Традиции и инновации в современной России

большевиков и 21% кое в чем сотрудничали бы с ними. Из числа тех, кто видит в революции катализатор социального и экономиче­ ского развития страны, 49% выступили бы на стороне большеви­ ков: 15% поддерживали бы большевиков активно и 34% сотрудни­ чали бы с большевиками в отдельных вопросах. В открытую борьбу с большевиками вступили бы только 8% населения России: больше всего из числа тех, кто полагает, что революция стала катастрофой для народов России (23%), и тех, кто думает, что революция затор­ мозила их развитие (14%). Самой многочисленной группой людей (26%) является группа, представители которой предпочли бы пере­ ждать время революционных событий и не участвовать в полити­ ческих акциях ни одной из сторон. Распад Советского Союза. При первоначальной классификации исторических событий нами было выделено две отдельные груп­ пы —события, явившиеся поворотными пунктами истории нашей страны в XX в., и кризисные события начала 90-х. Однако, в целом, распад Советского Союза и упомянутые кризисные события явля­ ются фактами, составляющими единую цепь событий, ознамено­ вавших переход к новой политической и экономической организа­ ции российского общества. Но тем не менее каждому событию приписывается разная смысловая нагрузка.' По мнению Б. Дубина, воспоминания о путче 1991 г. и попытке политического переворота 1993 г. постепенно стираются из массо­ вого сознания: в 2003 г. среди значимых событий XX в. путч назва­ ли только 7%, а события октября 1993 г. —только 4% опрошенных. В то же время распад Советского Союза 42% жителей назвали зна­ чимым событием XX в. В статье «Симулятивная власть и церемо­ ниальная политика. О политической культуре современной Рос­ сии» Б. Дубин такое отношение к распаду СССР объясняет сформировавшимся у населения комплексом утраты. Большин­ ством жителей России обозначенный ряд событий (распад Совет­ ского Союза, путч 1991 г., попытка политического переворота 1993 г., первые постсоветские экономические и политические ре­ формы, первые многопартийные выборы в декабре 1993 г. и т. д.) воспринимается негативно, что в свою очередь является свиде­ тельством ностальгических настроений и отсутствия активной по­ зиции, ориентированной на создание нового комплекса традиций, на переинтерпретацию старых нормативных практик и артикуля­ цию инновационных стандартов повседневного опыта. Ориента­ ция на прошлое во многом является способом избавиться от необ­ ходимости создавать новые условия жизнедеятельности, а также от стрессовой ситуации, связанной с кардинальным изменением внешних условий существования.

IV. Политическая и гражданская культура. Глава 7. Грязнова О.С. Оценки...

295

С 1994 г. практически не меняется число людей, оценивающих путч 1991 г. как победу демократической революции, покончив­ шей с властью КПСС (10%), однако за обозначенный период на 9% увеличилось число тех, кто считает его трагическим событием, имевшим гибельные последствия для страны и народа (36%), и на 10% сократилось число тех, кто полагает, что это просто эпизод борьбы за власть в высшем руководстве страны (43%)59. Рассмат­ ривая динамику настроений жителей России, можно заметить, что к июлю 1999 г. число людей, воспринимающих этот переломный момент как трагическое событие, возросло по сравнению с авгу­ стом 1994 г. на 11%. После смены лидера государства этот показа­ тель стал медленно меняться. В июле 2001 г. он достиг уровня 25%, снизившись при этом на 13%. По всей вероятности, оценка путча 1991 г. включена в контекст социально-политических практик, т. е. непосредственно в коммуникативную сеть между структурны­ ми условиями, социальными агентами и субъективным восприя­ тием. Это событие имеет тенденцию быть переинтерпретированным в случаях, когда у населения появляется надежда на изменение условий жизни к лучшему, что обычно связывается со сменой руководства страны. Рисунок 19 Оценка путча 1991 г. (по данным вопроса: «19 августа исполняется очередная годовщина “путча ” 1991 года. Как Вы сейчас оцениваете эти события?», %-ноераспределение ответов опрошенных) победа демократической революции, покончившей с властью КПСС трагическое событие, имевшее гибельные последствия для страны и народа просто эпизод борьбы за власть в высшем руководстве страны 94

95

98

99

00

01

02

03

04

При этом в группе людей, считающих путч 1991 г. трагическим событием, существует положительная зависимость между возра­ стом человека и вероятностью того, что он будет разделять подоб­ ное мнение. Так, среди людей старше 55 лет этого мнения придер­ живаются 45%, среди тех, кому от 40 до 54 лет, — 40, среди 25—39-летних —31 и среди 18—24-летних —20%. Жители России, которые моложе 55 лет, чаще склонны характеризовать это собы­ тие как эпизод борьбы за власть (см. табл. 19).

Таблица 19 Оценка путча 1991 г. разными возрастными группами (по данным вопроса: «Каков лично для Вас смысл этих событий ? Какое из высказываний на этой карточке ближе всего вашему представлению об этих событиях?», %-ное распределение ответов опрошенных разных возрастов. Август 2005, N=1600) 18-24

25-39

40-54

55 +

Всего:

Победа демократической революции, покончившей с властью КПСС

11

11

9

8

10

Трагическое событие, имевшее гибельные последствия для страны и народа

20

31

40

45

36

Просто эпизод борьбы за власть в высшем руководстве страны

43

48

44

36

43

Затрудняюсь ответить

26

10

8

11

11

Среди людей, являющихся сторонниками различных политиче­ ских партий, наиболее ярко выглядит электорат КПРФ — среди них практически отсутствуют те, кто считает путч победой демо­ кратии в нашей стране (3%), 67% видят в этом событии трагедию для страны, а 27% —борьбу за власть. Оценивая развитие России после августа 1991 г., каждый второй опрошенный (50%) говорит, что страна стала развиваться по не­ верному пути. Эта цифра колеблется в разных возрастных группах: если среди людей в возрасте 18—24 года она не превышает 30%, то среди людей старшей возрастной группы (55 лет и старше) до­ стигает 59%. Также на эту оценку влияет уровень образования (лю­ ди, имеющие высшее образование, реже придерживаются мнения, что страна идет по неверному пути (37%), чем люди со средним, средним специальным образованием (51%) или ниже (54%)), уро­ вень материального благосостояния (люди с высоким уровнем дохода реже оценивают развитие страны как неправильное (44—47%), чем люди с низким доходом (53—57%)) и политические пристрастия (электорат КПРФ (80%), «Родины» (71%) и «Яблока» (65%) чаще, чем ЛДПР (50%) и «Единой России» (32%)). О распаде Советского Союза сожалеют 68%60 жителей России. Существует прямая зависимость между возрастом и сожалением об этом событии: среди жителей России в возрасте 55 и старше —82%, 40—54 года —74, 25—39 лет —58 и 18—24 года - 39%. Учитывая тот факт, что другие социально-демографические характеристики, в том числе степень адаптации, оказывают незначительное влия­ ние на это чувство жителей России, можно предположить, что Со­

IV. Политическая и гражданская культура. Глава 7. Грязнова О.С. Оценки...

297

ветский Союз со временем перестанет вызывать такие глубокие ностальгические чувства. В связи с этим рассмотрим вопрос о предпочитаемых политиче­ ских системах. Среди российского населения образовались три большие группы: 22% хотят, чтобы была построена система, по­ добная тем, которые существуют в развитых странах Запада; 28% — чтобы в стране была восстановлена социалистическая система, как она была в советские времена; 36% —чтобы страна пошла своим особым путем, и в ней была построена новая система, которая от­ личается и от прежней советской системы, и от западной. Если переформулировать вопрос и предложить выбор из других трех альтернатив политической системы —«советская», «демокра­ тия по образцу западных стран» и «нынешняя система», —то при­ оритетной окажется советская политическая система - ее назвали 41% опрошенных, 24% назвали западную демократию и 19% - ны­ нешнюю политическую систему. Проследив динамику настроений с 1997 г., можно заметить, что к марту 2004 г. постепенно увеличи­ лось число тех, кто считает нынешнюю политическую систему лучшей, — рост за обозначенный промежуток времени составил 10% (см. рисунок 20). Рисунок 20 Приоритетные политические системы (по данным вопроса: «Какая политическая система кажется Вам лучшей: советская (та, которая была у нас до 90-х годов), нынешняя система, демократия по образцу западных стран?», %-ноераспределение ответов опрошенных)

шсоветская, которая была у нас до 90-х годов

демократия по образцу западных стран нынешняя система

При рассмотрении вариаций предпочтений политических систем представителями разных возрастных групп выявляется следующая за­ висимость: чем старше житель России, тем более вероятно, что он бу­ дет приверженцем советской политической системы, а чем моложе тем более вероятно, что он будет поддерживать демократические по­ литические стандарты. Среди тех, кто моложе 40 лет, больше также тех, кто является сторонником нынешней политической системы.

298

Традиции и инновации в современной России

Таблица 20 Приоритетные политические системы для представителей разных возрастных групп (по данным вопроса: «Какая политическая система кажется Вам лучшей: советская (та, которая была у нас до 90-х годов), нынешняя система, демократия по образцу западных стран?», %-ное распределение ответов опрошенных разных возрастов) Советская, которая была у нас до 90-х годов

18-24 года 14

25-39 лет 26

40-54 55 лет и года старше 44 64

Нынешняя система

27

25

19

Демократия по образцу западных стран

44

32

21

16 8

Другое

4

6

7

4

Затрудняюсь ответить

12

11

11

9

Сторонники советской политической системы чаще всего встре­ чаются среди электората КПРФ (84%) и ЛДПР (55%), среди тех, кт( не смог приспособиться к современной социальной действительно­ сти (73% против 31 % из числа тех, кто смог), среди людей с низки\ потребительским статусом (71%), тех, кто считает, что политиче­ ский процесс в России идет по неверному пути (59%), среди тех, ктс считает, что дела в стране пущены на самотек (64%) и тех, кто ш имеет никакого представления о том, в каком направлении движет­ ся наша страна (52%). В свою очередь, сторонников нынешней по­ литической системы больше среди людей, которые не хотят, чтобь все оставалось таким, как было до перестройки, среди стороннико! партии власти (35%). В целом эта группа не обладает какими-то яр­ кими социальными характеристиками. Что касается стороннико! западной демократии, то их больше среди симпатизирующих демо­ кратам (34%)-, а также другим центристским силам и среди людей а средним (31%) и выше среднего (33%) потребительским статусом. Война в Афганистане, война в Чечне, авария на Чернобыльско! АЭС. Обозначенный в подзаголовке список событий является дл5 жителей России во многом трагическим и особенно ввиду того, чт( в обществе существует устойчивое представление о несправедли ВОСТИ ЭТИХ ВОЙН, О ТОМ, ЧТО ЭТИ события произошли ПОМИМО ВОЛ1 рядовых граждан, что жители оказались заложниками обстоя тельств. Однако не стоит забывать и о тех, кто считает справедли вой войну в Афганистане (13%) и в Чечне (17%). Подавляюще» большинство (74%) считает себя незастрахованным от повторена техногенных катастроф, подобных чернобыльской. Наиболее остро и актуально сегодня стоит проблема войнь в Чечне. Оценивая нынешнюю ситуацию в этой республике, дв<

IV. Политическая и гражданская культура. Глава 7. Грязнова О.С. Оценки..

299

трети жителей России считают, что там по-прежнему продолжает­ ся война, и столько же хотят, чтобы война прекратилась. Однако прекращение войны не ассоциируется в сознании населения с нормализацией отношений с данным регионом. 62% жителей России считают, что России не следует уделять слишком большого внимания восстановлению хозяйства Чечни, что у нас хватает сво­ их проблем. Среди жителей России также есть достаточно большая группа, представители которой придерживаются изоляционист­ ской позиции по отношению к ней —30% были бы рады, если бы Чечня отделилась от России. Более того, у половины населения су­ ществуют ксенофобские настроения относительно жителей или выходцев из этой республики. 54% не согласны с тем, что «чечен­ цы такие же граждане России, как и русские, живущие во Влади­ мирской, Новосибирской или других областях». В целом данные опросов показывают парадоксальную ситуа­ цию: жители России хотят, чтобы в социально-политической жиз­ ни страны не было проблем, однако, с другой стороны, не хотят для этого ничего делать. Сталин. Оценка событий, связанных с именем Сталина, во мно­ гом близка оценке его образа в целом. Изучению исторического из­ менения массового восприятия личности Сталина посвящена боль­ шая статья Б. Дубина «Сталин и другие»61, в которой автор делает акцент на смысловом потенциале этой фигуры в разные годы и на его влиянии на восприятие образа последующих государственных лидеров. Интересен подмеченный Б. Дубиным факт, что символи­ ческий авторитет Сталина за 90-е увеличился в 3 раза. Если в 1989 г. только 12% жителей России относили Сталина к числу великих лю­ дей всех времен и народов, то в 2000 г. это число достигло 35%. Образ Сталина является комплексом очень сложных смысло­ вых конструктов. Жители России называют Сталина и самым страшным человеком в истории России (25%), и злым гением (21%), почти треть (29%) хотели бы, чтобы Сталину поставили па­ мятник по случаю 60-ой годовщины победы в войне, более поло­ вины (53%) считают, что он сыграл положительную роль в истории страны. Данные расхождения связаны прежде всего с возрастной дифференциацией. Люди старшего поколения, которые знали его как реального политического лидера, с которым они связывают победу в войне, а также свою молодость, в большей мере приписы­ вают ему положительные и героические характеристики, нежели молодые люди, воспринимающие его как исторический персонаж, сведения о котором они получают из книг или телепередач. В декабре 2004 г. жителей России просили оценить образ Ста­ лина и его роль в истории нашей страны, предлагая из десяти вы­ сказываний выбрать такие, которые в большей степени соответ­

300

Тпа пинии и инновации ■ современной России

ствуют их представлению о нем. Анализировать процентные соот­ ношения по данным высказываниям имеет смысл только по раз­ ным возрастным группам, так как общие показатели не дают ясно­ го представления о складывающейся картине. Таблица 21 Мнения о Сталине (по данным вопроса: «В декабре этого года исполняется 125 лет со дня рождения Сталина. Не прекращаются споры о том, как оценивать этого человека и его роль в истории нашей страны. С какими из следующих мнений о Сталине Вы бы скорее могли согласиться?», %-ное распределение ответов опрошенных разных возрастов. Декабрь 2004, N=1599) Мы еще не знаем всей правды о Сталине и его действиях Сталин - жестокий, бесчеловечный тиран, виновный в уничтожении миллионов невинных людей Какие бы ошибки и пороки ни приписывались Сталину, самое важное - что под его руковод­ ством наш народ вышел победителем в войне Сталин - мудрый руководитель, который привел СССР к могуществу и процветанию Только жесткий правитель мог поддержать порядок в государстве в тех условиях острой классовой борьбы, внешней угрозы Наш народ никогда не сможет обойтись без руководителя такого типа, как Сталин, рано или поздно он придет и наведет порядок Политика Сталина (разгром военных кадров, сговор с Гитлером) привела к тому, что страна оказалась неподготовленной к войне в 1941 г. Сталин исказил идеи Ленина, создал строй, далекий от идеалов подлинного социализма Сталин продолжил дело, которое начато было Лениным и другими революционерамибольшевиками Сталина злобно поносят люди, которым чужды интересы русского народа и нашего государства Затрудняюсь ответить

Всего

18-24 года

25-39 лет

33

35

40

31

26

31

35

37

34

19

29

19

23

31

39

21

11

13

23

32

16

* 15

15

18

17

16

11

11

16

23

15

15

14

20

11

9

10

9

12

7

8

8

8

7

10

5

1

4

6

7

5

9

8

3

3

40-54 55 лет и года старше

При разбиении общей выборки на основные возрастные груп­ пы можно заметить, что люди, не жившие «при Сталине», чаше склонны приписывать ему негативные качества, характеризовать его как «жестокого, бесчеловечного тирана, виновного в уничто­ жении миллионов невинных людей», чем люди в возрасте 55 лет и старше (35% против 19% соответственно). Оправдывать полити­ ку Сталина и приписывать ему положительные качества чаще склонны представители старшего поколения: чем старше предста­ вители отдельной возрастной группы, тем большее число ее членов придерживается данной точки зрения: «мудрым руководителем,

IV. Политическая и тажпангкая культура. Глава 7. Гвязнова О.С. Оценки...

301

который привел СССР к могуществу и процветанию» его считают 11% жителей России в возрасте 18—24 года, 13% —в возрасте 25— 39 лет, 23% —40—54 года и 32% —55 лет и старше. Особую группу составляют люди, придерживающиеся мнения, что «только жесткий правитель мог поддержать порядок в государ­ стве в тех условиях острой классовой борьбы и внешней угрозы». Возраст не оказывает влияния на поддержку этой позиции, численность этой группы среди представителей разных возрастов практически одинакова. У 23% людей в возрасте 55 лет и старше существует устойчивое представление «был Сталин —был порядок», однако среди людей молодого возраста носители таких взглядов встречаются в 2 раза реже (см. табл. 21). Здесь мы остановились только на тех исторических событиях XX в., которые являются явно значимыми для жителей России, ко­ торые были названы при ответе на открытый вопрос, и попытались рассмотреть некоторые аспекты субъективного подуровня полити­ ческой культуры российского общества. Существует, однако, спектр и других вопросов, которые выходят за рамки обозначенно­ го периода или значимость которых не является очевидной для на­ селения, однако оказывает важное влияние на конструирование социально-политических практик. Проанализировав приведенные данные, можно прийти к выво­ ду о том, что современное общественное мнение об исторических событиях и личностях не является гомогенным. Выделяются рас­ хождения во мнениях представителей разных возрастных групп. Старшее поколение, что в принципе является закономерным, в большей степени ностальгирует по временам минувшим, больше идеализирует советский политический строй и личность Сталина. Молодое поколение, напротив, в большинстве своем в качестве приоритетных политических систем называет западную демокра­ тию и нынешнюю политическую систему. Существующий возра­ стной сдвиг в оценках исторических событий и личностей жителей России может стать со временем основой для выработки новых по­ литических традиций и практик. В настоящее время особое место занимает идеализация образа героического прошлого, апелляция к которому, с одной стороны, укрепляет притязание на исключительность и имперские амбиции населения, а с другой стороны, служит оправданием себя и идейной основой в условиях меняющейся социальной действительности. На основе рассмотрения базовых компонентов современной российской политической культуры и их динамики с 1989 г., мож­ но сделать ряд выводов. Если говорить о современных политиче­ ских установках, стоит, прежде всего, отметить теснейшую связь

302

Традиции и инновации в современной России

между приятием власти и готовностью населения к политическому участию. Власть воспринимается населением как источник и пер­ вопричина любых социально-политических процессов и измене­ ний, как основа материального самочувствия населения. На власть возлагаются надежды, и власть обвиняется во всех проблемах, как политических, так экономических и культурных. Власть в целом деперсонифицирована. Государственный лидер обособляется от власти, и в ситуации относительной политической стабильности ему априорно приписываются позитивные характеристики. Самое главное то, что он не сделал ничего плохого. Этатистские установ­ ки парализуют гражданскую и политическую активность насе­ ления, снимают с него ответственность за собственное сущест­ вование и исключают возможность осознавать в полной мере и отстаивать свои интересы. Продолжением этого является отно­ шение к государству. Здесь в игру вступают противоречивые уста­ новки, составляющие основу российской двойной морали. С од­ ной стороны, признается доминирование государства над человеком, наиболее значимыми историческими событиями на­ зываются те, которые утверждают великодержавный статус стра­ ны, а с другой —среди своих основных ценностей, что естественно, опрошенные жители России называют свою семью и материальное благополучие. Однако сложившийся комплекс установок не является доста­ точно жестким. Как показали данные опросов общественного мнения, социально-политические установки с 1989 г. претерпели некоторые колебания и изменения. В начале статьи ставился во­ прос о факторах, влияющих на подобного рода изменения. Рас­ смотрев социально-политическую ситуацию в стране в 80-х годах и сопоставив ее с данными опросов конца 80-х — начала 90-х, можно прийти к выводу, что общественное мнение не является тем институтом, который в первую очередь реагирует на процесс социально-политических трансформаций. Существует некоторый лаг между проявлением дисфункций социальных институтов и реакции на это общественного мнения. Такая логика развития социального процесса легко объясняется логикой трансляции ин­ формации. У населения нет непосредственного доступа к инфор­ мации о социально-политической ситуации в стране, следова­ тельно, ключевую роль в ее распространении играют медиаторы, а именно СМИ. Выше уже обсуждался вопрос о смещении лояль­ ности «публицистов» в кризисных политических системах. Здесь мы хотим подчеркнуть только то, что изменения в массовой поли­ тической культуре следуют только после формирования у медиа­ торов определенной оптики для интерпретации современной политической ситуации. Процесс смещения массовых социаль­

IV. Политическая и гражданская культура. Глава 7. Грязнова О.С. Оценки..,

303

но-политических установок обнаружился уже непосредственно перед крахом советской политической системы. Тогда, когда «но­ вая» элита и публицисты стали транслировать «новые» образцы политических установок. Рубеж 80-х и 90-х был окрашен вербаль­ ной демократизацией общества, всплеском религиозности, обра­ щением к истории, поиском опоры в традициях дореволюцион­ ной России. Новым в сложившейся ситуации оказалось как раз то, что «старые» и «новые» элиты расходились именно в политичес­ кой риторике. «Новая» элита теснила советские идеологемы смысловыми конструктами, созданными, как коктейль, из доре­ волюционных и западных ценностей. С одной стороны, происхо­ дила легитимация нового политического порядка «традиционны­ ми» ценностями, к которым прежде всего относились досоветские, а с другой стороны, вытеснение советской идеоло­ гии представлениями о новом политическом курсе страны. Эти ценности усваивались населением и некоторое время транслиро­ вались. Однако, как только закончился передел власти и «новая» элита утвердила свою легальность,’ политические установки рос­ сийского населения стали возвращаться на базовые позиции: эта­ тизм, патернализм, партикуляризм, политическая пассивность и отчужденность от власти. Примечания 1 Almond G.A. Comparative Political System / / Political Behavior: A Reader in Theory Research. Ed. by H. Eulau. Glencoe: Free Press, 1956. P. 36. 2 ElazarD.J. American Federalism: the view form of states. N.Y. 1984. Цит. no: Формизано P. Понятие политической культуры / / Pro et Contra. 2002. T. 7. № 3. C. 115. 3 Almond G.A. Comparative Political System / / Political Behavior: A Reader in Theory Research (Glencoe HI). 1956. P. 36. 4 Welch S. The Concept o f Political Culture. London: The Macmillan Press Ltd; New York: St. Martin’s Press, Inc., 1993; Rotberg R. I. Social Capital and Political Culture in Africa, America, Australasia, and Europe / / Journal of Interdisciplinary History. 1999. Vol. 29. N 3. P. 339-356. 5 См.: Дубин Б.В. Две даты и еще одна. Символы прошлого как индекс от­ ношения россиян к переменам / / Вестник общественного мнения: Данные. Анализ. Дискуссии. М., 2006. № 5. С. 21. 6 Ноябрь 1989, N=1474. Здесь и далее приводятся данные всероссийских репрезентативных опросов, до 2003 года проводимые ВЦИОМ, после 2003 —Аналитическим центром Ю. Левады. 7 Март 2006, N=1600. 8 Дубин Б.В. Две даты и еще одна. Символы прошлого как индекс отно­ шения россиян к переменам / / Вестник общественного мнения: Дан­ ные. Анализ. Дискуссии. М., 2006. № 5. С. 21.

304

Традиции и инновации в современной России

9 ГудковЛ.Д., Дубин Б.В. Конец 90-х годов: затухание образцов//Вестник общественного мнения: Данные. Анализ. Дискуссии. М., 2001. № 1. С. 22. 10 Ноябрь 1990, N=1341. 11 Ноябрь 1990, N=1341. 12 Июль 1990, N=1500. 13 Левада Ю.А. От мнений к пониманию. М. 2000. С. 106. 14 Ноябрь 1990, N=1341. 15 Ноябрь 1990, N=1341. 16 Левада Ю.А. От мнений к пониманию. М. 2000. С. 168. 17 Говоря о категории «человек года», Ю.А. Левада в своей книге «От мне­ ний к пониманию» указывает на тот факт, что «избранником неизмен­ но оказывался первый политический лидер страны» (С. 12). Следова­ тельно, на этом этапе можно отметить, что лидером страны, пусть еще не утвержденным формально, стал Б. Ельцин. 18 Декабрь 1989, N=1597. 19 Июль 1990, N=1500. 20 Январь 1991, N=4849. 21 Декабрь 1989 - январь 1990, N=1447. 22 Декабрь 1989 —январь 1990, N=1447. 23 Июль 1989, N=856 (население городов). 24 Июль 1989, N=856. 25 Декабрь 1989, N=1597. 26 Декабрь 1989, N=1597. 27 Декабрь 1989, N=1597. 28 Декабрь 1989, N=1597. 29 Декабрь 1989, N=1597. 30 Декабрь 1989, N=1597. 31 Декабрь 1989, N=1597. 32 Декабрь 1989, N=1597. 33 Январь 1991, N=4849. 34 Декабрь 1989, N=1597. 35 ВЦИОМ под руководством Ю.А. Левады. 36 Гудков Л.Д. Антимобилизационный потенциал российского общест­ ва / / Вестник общественного мнения: Данные. Анализ. Дискуссии. М., 2000. № 6. С. 46. 37 Август 2003, N=2004. 38 Декабрь 1989, N=1474. 39 См.: Дубин Б.В. Прошлое в сегодняшних оценках россиян / / Монито­ ринг общественного мнения: экономические и социальные перемены. М., 1996. № 5 . 40 Декабрь 1989, N=1474. 41 Август 2003, N=2004. 42 Декабрь1989 - январь 1990, N=1447. 43 Май 1989, N=1766. 44 Ноябрь 2005, N=2107 45 Январь 1991, N=4849. 46 Январь 2005, N=1600.

Политическая и гражданская культура. Глава 7. Грязнова О.С. Оценки..,

305

47 «“Уклоняющаяся диспозиция” появляется у членов общества перед ре­ волюционным взрывом. Данная ментальная установка формируется из-за растущего беспокойства, ощущения утраты легитимных основа­ ний индивидуального и коллективного существования. Чувство беспо­ койства развивается по нарастающей так же, как любое другое социаль­ ное чувство, обладающее свойством заражать окружающих. Люди теряют цели, ощущают потребность в нового рода стимулах и поощре­ ниях. Появляется осознание рутины, ощущение неудовлетворенности повседневностью». См.: Грязнова О., Подвойский Д. Социология рево­ люции Л. Эдвардса / / Социологический журнал. М., 2005. № 1. С. 81. 48 Гудков JI.Д., Дубин Б.В. Конец 90-х годов: затухание образцов//Вестник общественного мнения: Данные. Анализ. Дискуссии. М., 2001. № 1. С. 16. 49 Гофман А.Б. От какого наследства мы не отказываемся? / / Россия ре­ формирующаяся: Ежегодник. М., 2004. С. 370. 50 Событие, в данном случае историческое, будет рассматриваться нами как «узел» социальных взаимоотношений, факт прошлого, имеющий определенное место в социальных структурах, и в совокупности с дру­ гими событиями отражающий непосредственно состояние структур. 51 См.: Штомпка П. Социология социальных изменений. М., 1996. С. 95-96. 52 Июль-август 2003, N=2004. 53 Более подробно о XX съезде см.: Дубин Б.В. Две даты и еще одна. Сим­ волы прошлого как индекс отношения россиян к переменам / / Вестник общественного мнения: Данные. Анализ. Дискуссии. М., 2006. № Д у­ бин Б.В. Образ XX съезда в общественном сознании / / Знамя. М., 2006. № 7. 54 Гудков Л.Д. Победа в войне: к социологии одного национального сим­ вола / / Мониторинг общественного мнения. 1997. № 5. С. 13. 55 Апрель 2005, N=1600 человек. 56 Левада Ю.А. «Человек советский»: четвертая волна. Человек «особен­ ный» / / Вестник общественного мнения. М., 2003. № 2. С. 14. 57 Дубин Б.В. Национализированная память. О социальной травматике массового исторического сознания / / Человек. М., 1991. № 5. С. 6. 58 Приводятся данные опросов Левада-центра: октябрь 2004, N=1600 че­ ловек. 59 Август 2005, N=1600. 60 Декабрь 2004, N=1601. 61 Дубин Б.В. Сталин и другие: фигуры высшей власти в общественном мнении современной России / / Мониторинг общественного мнения. М., 2003. № 1; Nq 2.

Глава 8 А.Ю. Зудин

Массовое сознание и политические инновации: опыт последнего десятилетия

В последнее время ситуация в российском массовом сознании описывается преимущественно в терминах разочарования в но­ вых образцах, их девальвации и традиционализации. Это проявля­ ется и в снижении уровня вербальной поддержки современных ценностей, и в замещении современных ценностей традиционны­ ми. Традиционализация массового сознания —очевидный социо­ логический и политический факт1. Исходя как из теоретических соображений2, так и из состояния массового сознания во второй половине 1990-х годов, можно считать этот этап в развитии массо­ вого сознания естественным и закономерным3. Тем не менее возникает ряд вопросов. Исчерпывает ли поня­ тие «традиционализация» все перемены, которые произошли в массовом сознании? Каков реальный статус политических ин­ новаций — новых институтов и ценностей? И что происходит с самой «традицией»? К настоящему времени уже накоплено до­ статочно данных и оценок, характеризующих основные тенден­ ции в развитии массовых политических представлений за послед­ нее десятилетие. На этой основе можно попытаться определить (по крайней мере, в первом приближении), в какой мере «модер­ низационные» и традиционалистские концепты организуют масорвое политическое сознание в нескольких ключевых областях. Объектом анализа были избраны четыре предметных поля: 1) круг представлений о политическом устройстве («разделение властей», президентская власть и парламент, выборы и референ­ думы, закон и правоприменение, плюрализм, критика власти, оппозиция и протест, модели отношений между государством и обществом); 2) совокупность представлений о месте и роли России в мировой политике; 3) образы внешнего мира и, нако­ нец, 4) система массовых представлений об эталонных образцах и ориентирах4.

IV. Политическая и гражданская культура. Глава 8. Зудим А.Ю. Массовое..,

307

Представления о политическом устройстве В конце 1990-х — начале 2000-х годов «обобщенный» уровень представлений о политической системе подвергся существенному влиянию традиционалистских установок. Широкое распростране­ ние в обществе получили апелляция к «сильному лидеру», одобре­ ние концентрации власти, предпочтение (не без элементов демон­ стративности) «порядка» в противовес «демократии». По данным «старого» ВЦИОМа (ныне —Левада-центр), в 2000 г. 72% опрошен­ ных согласились с утверждением, что «русский человек не может обойтись без властных лидеров, сильной руки, которая бы направ­ ляла его действия». Отличительными особенностями традициона­ листских представлений о власти стали: слабая дифференциация (образ единого «властного монолита»), отождествление государства с исполнительной властью (вся совокупность властных и «околонластных» политических институтов понимается как расширенный вариант исполнительной власти (ее филиалы и подразделения), иерархичность (в массовом сознании власти не равновелики и ря­ доположены, а выстроены по иерархическому принципу). Новый политический институт «разделения властей» плохо вписывается в комплекс традиционалистских представлений. По данным «старого» ВЦИОМа, в июле 2000 г. 60% опрошенных выразили убежденность, что «решение проблем, стоящих перед Россией» может обеспечить «сосредоточение всей полноты власти в одних руках». В поддержку «обеспечения независимости всех ветвей власти» для достижения указанной цели высказались 27% опрошенных. Массовые предпочтения в пользу принципа, проти­ воположного «разделению властей», достаточно устойчивы. Поданным Левада-центра, в декабре 2006 г. в поддержку «совмест­ ной работы (властей. — А.З.), координируемой Президентом», высказались 62%. Уровень поддержки «разделения властей» коле­ бался от 7% среди руководителей до 32% среди работников право­ охранительных и силовых структур5. Традиционализация не поз­ воляет массовому сознанию «увидеть», что «разделение власти» необходимо, чтобы обезопасить граждан от государства. «Разделе­ ние властей» воспринимается массовым сознанием —в значитель­ ной степени в соответствии с традиционалистскими установка­ ми —как «разлад во власти». Массовые представления о масштабах властных полномочий также отмечены сильным влиянием тради­ ционализма («власть может все»)6. Но по более конкретным проблемам, связанным с функциони­ рованием системы власти, происходит выход из привычных сте­ реотипов. В этих областях традиционалистские образы «властного монолита» и «всемогущей власти» начинают постепенно размы­

308

Тпалипни и инновации в современной России

ваться. Сокращение полномочий государства в экономике и соци­ альной сфере объективно лишает традиционалистские представ­ ления реальной основы. Расширение понимания ограниченных возможностей исполнительной власти создает благоприятные условия для более реалистических оценок функций и роли власти. Начавшееся «отмирание» традиционализма проходит весьма бо­ лезненно и порождает постоянные упреки, что «власть ничего не делает». Это привносит в неотрадиционалистское политическое сознание принципиальную неустойчивость: оно создает опасность не только для граждан, но и для государства и правящей группы. По свидетельству Г. Кертмана, «склонность к недифференциро­ ванному восприятию власти, связанная ... с установкой на государ­ ственное покровительство, является фактором, стимулирующим критическое отношение к ней»7. Следы модернизации можно обнаружить и в системе «обоб­ щенных» представлений о власти. Составной частью восприятия власти большей частью общества стала демократическая легитима­ ция, полученная на выборах. Это модифицировало критерии иерархии властных институтов в массовом сознании. В центр об­ щественно одобряемой политической системы ставятся институ­ ты, которые формируются через выборы и регулярно обновляют­ ся —избираемый президент и избираемая Государственная дума. Место конкретного института во властной иерархии определяется мерой демократической легитимности. По данным Левада-центра, в январе 2004 г. подконтрольность Государственной думы Адми­ нистрации Президента считали нормальной и необходимой 73%. В свою очередь, подконтрольность правительства нижней палате парламента считают правильным 75%. В массовом сознании президентская власть воспринимается как обновленный вариант власти царя и генсека. Массовое созна­ ние опознает президентскую власть как ведущую —в полном соот­ ветствии с особенностями конституционного устройства после 1993 г. По данным «старого» ВЦИОМа, в 1994 г. нормативные предпочтения в российском обществе распределялись следующим образом: 33% полагали, что «верховная власть в России» должна принадлежать президенту, 11 % —что в этой роли должно высту­ пать правительство, а 17% отдавали предпочтение Федеральному собранию. (Самая многочисленная категория не смогла опреде­ литься со своими предпочтениями —37%.) Правда, первоначально ведущая роль президентской власти в системе массовых норматив­ ных предпочтений была неустойчивой. Во второй половине 1990-х годов правительство быстро «догоняло» президента в массовом со­ знании в качестве претендента на роль «верховной» власти: разрыв между ними сократился с 20 процентных пунктов в 1994 г. до 9

IV. Политическая и гпажданская культура. Глава 8. Зудин А.Ю. Массовое...

309

процентных пунктов в 1999 г. В начале 2000-х годов тенденция ме­ няется: в начале октября 2007 г. уже 61% были убеждены в том, что • иерховная власть в России» должна принадлежать президенту. И пользу исключения возможности существования «верховной иласти» и принципа «разделения властей» высказались только 9%. (Доля затруднившихся с ответом сократилась до 14%)8. Массовые нормативные предпочтения в пользу президентской власти отли­ чаются повышенной устойчивостью и выдерживают испытание фактором высокой личной популярности. По данным Левана-центра, в марте 2008 г. только 10% считали возможным передать управление государством премьер-министру, если эту должность «аймет Владимир Путин. Несмотря на то что популярный прези­ дент покинет свой пост, абсолютное большинство (67%) подтвер­ дило предпочтение «нынешней системе государственного правле­ ния, предусматривающей сильную президентскую власть»9. Утверждение президентской власти в качестве ведущей проис­ ходит в контексте десакрализации власти: «первое лицо» — не «царь» и не «вождь». В массовом восприятии фигуры Президента России вполне современные представления о власти доминируют над традиционными. По данным Фонда «Общественное мнение» (ФОМ), в декабре 2000 г. понятие «президент России» преоблада­ ющей частью опрошенных (45%) воспринималось через призму тнимаемой должностной позиции и выполняемых должностных обязанностей. Традиционалистское восприятие фигуры президен­ та было характерно лишь для 8% опрошенных («хозяин», «царь», «бог»). Широко признается, что составной частью должностной позиции президента служит не только власть, но и политическая ответственность. В марте 2001 г. 77% опрошенных считали, что В. Путин несет ответственность за правительство М. Касьянова. Обязательная часть современных массовых представлений о президентской власти —демократическая легитимация: «первое лицо» получает власть из рук «народа». Причастность «народа» к процедуре наделения первого лица властью выступает как цент­ ральная часть представлений о правильном политическом порядке (предполагается, что это налагает определенные обязательства пе­ ред «народом»). Это обстоятельство наглядно проявилось в ситуа­ ции, когда искушение традиционализмом было особенно велико, а именно на примере оценок желаемого политического будущего популярного президента В. Путина (вне зависимости от конкрет­ ных механизмов формирования этой популярности). По данным Левада-центра, массовое сознание в наибольшей степени отторга­ ло два варианта — пожизненное президентство и выборы пре­ зидента депутатами парламента. Они были одинаково неприем­ лемы — первый отвергался почти 80%, второй —83%. Вплотную

310

Традиции и инновации в современной России

примыкало к наиболее неприемлемым для общественного мнения вариантам и назначение В. Путина на пост премьер-министра: против этого выступало 2/3 опрошенных10. Общественное мнение стремится сохранить контроль над постом президента в своих ру­ ках. Прямые выборы «первого лица» принадлежат к числу полити­ ческих ценностей, в отношении которых наблюдается наиболее широкое согласие в обществе. Сильное влияние политического традиционализма проявляется и в отношении российского общества к парламенту. Значительная часть массового сознания испытывает серьезные сомнения в необ­ ходимости существования парламента и воспринимает его как «лишний» институт. Поданным ФОМ, в октябре 2001 г. с предло­ жением о гипотетическом устранении Государственной Думы и передаче ее функций правительству согласилось 40%. Против «упразднения» российского парламента как ненужного высказа­ лись 41% опрошенных (еще 20% не смогли сформулировать свою позицию по данному вопросу). Только среди лиц с высшим обра­ зованием удельный вес противников упразднения Госдумы суще­ ственно превысил долю сторонников11. Удельный вес восприни­ мающих российский парламент как «лишний институт» достаточно устойчив. По данным Левада-центра, в середине октя­ бря 2007 г. с утверждением, что без Государственной Думы вполне можно обойтись и «жизнь страны может быть с тем же успехом ор­ ганизована указами Президента», согласились 37%. Но доля сто­ ронников сохранения Госдумы, возможно, несколько увеличи­ лась —по данным Левада-центра, она составила 48%12. В системе массовых представлений российский парламент за­ крепляется преимущественно как «совещательный» орган, некое «подразделение» единого властного монолита. (Есть свидетель­ ства, что похожим образом воспринимается и региональный пар­ ламент13.) По данным Левада-центра, в декабре 2006 г. только 23% были убеждены, что деятельность Государственной Думы, регио­ нальных и местных парламентов «должна быть полностью незави­ сима от исполнительной власти». В той или иной степени с необ­ ходимостью подконтрольности парламентских учреждений исполнительной власти согласились 54% (в пользу полного кон­ троля высказались 22%, частичного —32%)|4. Несамостоятельная роль парламента проявляется и в том случае, когда речь идет не о формальном контроле, а о желаемых отношениях с «верхов­ ной» —и популярной —президентской властью. Поданным ФОМ, летом 2000 г. 43% полагали, что Государственная Дума должна «поддерживать президента во всех его начинаниях», в то время как с противоположной точкой зрения, согласно которой нижняя па­ лата должна «принимать решения независимо от мнения прези-

IV. Политическая и гражданская культура. Глава 8. Зудин А.Ю. Массовое...

311

цента», согласились 44%. К началу декабря 2007 г. сторонников понитического подчинения Госдумы российскому президенту стало шметно больше: в пользу первой точки зрения высказались 54%, а второй —32%|5. При этом появилось определенное понимание необходимости автономии законодательной власти, однако оно не является пре­ обладающим: по данным ФОМ, на долю такого рода «стихийных» сторонников «разделения властей» приходится примерно 26%|6. Начавшееся наделение образа власти специализированными функциями и частичной автономией свидетельствует о разложе­ нии политического традиционализма. Об этом же говорит тот факт, что место парламента в системе власти определяется мерой сто демократической легитимации. Массовые оценки института выборов отличаются двойственно­ стью. Поданным ФОМ, в октябре 2002 г. в пользу принципиальной необходимости проведения выборов высказались 73%. Противопо­ ложную точку зрения поддержали только 14% и еще 13% усомни­ лись в необходимости этого института17. Принятие института вы­ боров определялось сложным комплексом мотивов, включающим как традиционалистские, так и вполне современные: политический ритуал (приблизительно 25%), инструмент народовластия (более 33%), совещательные функции (10%), механизм селекции и рота­ ции кадров во властных структурах (соответственно, 7 и 4%). Но прагматическая ценность выборов оценивается невысоко. Массовое сознание весьма скептически относится к возможности эффективного влияния на власть при помощи выборов. Выборы пока интерпретируются скорее как особый способ выразить свое мнение, чем как механизм выдвижения своих представителей и систему власти. В результате двух последних избирательных кам­ паний, проведенных в плебисцитарном ключе (2003—2004 и 2007—2008), интерес к выборам снизился. По данным ФОМ, ес­ ли четыре-пять лет назад каждый второй утверждал, что «всегда» ходит на выборы, то в конце июня —начале июля 2007 г. эта кате­ гория сократилась до 35%. Выросли и доли тех, кто участвует в вы­ борах, по их словам, «редко» (с 21 % в 2002 г. до 24% сегодня) или не участвует «никогда» (с 10 до 14%)18. С противоречивой оценкой выборов тесно связано отношение к референдуму. Из всех демократических институтов, связанных с волеизъявлением, наибольшей поддержкой пользуются именно референдумы. По данным Левада-центра, в августе 2006 г. из пред­ ложенных вариантов обеспечения личного влияния на жизнь стра­ ны референдумы предпочло наибольшее число опрошенных (31%). Доля тех, кто высказался в пользу политических партий и выборов, «свободных» от манипулирования со стороны властей

312

Традиции и инновации в современной России

оказалась в два раза меньше (16%)19. При этом массовое сознание наделяет референдумы преимущественно консультативной ролью, в гораздо большей степени, чем выборы20. Более высокую субъективную ценность референдумов отчасти можно объяснить влиянием политической традиции, которая ска­ зывается и на отношении к выборам: предпочтение оказывать воз­ действие на власть через «мнение», а не через представителей. В этом случае политическая традиция заявляет о себе двояким об­ разом. С одной стороны —как консервативная сила, санкциониру­ ющая выбор более прямых (элементарных и примитивных) кана­ лов воздействия на власть и сдерживающая укоренение более сложных институционализированных форм политического пред­ ставительства. С другой стороны, традиция выступает и как храни­ тель наследия «архаической демократии», поскольку референдум, в еще большей степени, чем выборы, опирается на высокую оцен­ ку мнения большинства —важнейшую предпосылку демократиче­ ского устройства власти21. Институты народного волеизъявления (выборы, референдумы) укореняются в своей первичной форме как плебисцит («вече»). Российское массовое сознание отличает высокая вербальная оценка «закона» и «законности». В принципе, это может свидетель­ ствовать о широкой потребности в стабильных и универсальных «правилах игры». По данным ФОМ, в начале марта 2008 г. абсо­ лютное большинство (91%) было убеждено в необходимости зна­ ния законов в повседневной жизни. Правда, три четверти (76%) считают при этом, что знают законы плохо, а более половины (56%) уверены, что обычные люди самостоятельно, без помощи профессионалов, не смогут разобраться в законодательстве22. Высокий ценностный статус «закона» сочетается с безразличи­ ем к его происхождению и готовностью передать функцию законо­ творчества исполнительной власти. Это обстоятельство «дает ос­ нования» полагать, что «закон» для значительной части —вполне вероятно, что для большинства —наших соотечественников тож­ дествен «порядку». А такое его понимание вполне органично впи­ сывается в традиционное для российской политической культуры представление об оптимальной модели взаимоотношений власти и общества, предусматривающей более или менее тотальную рег­ ламентацию социальных отношений «сверху»23. Но известна также приверженность массового сознания «уни­ версалистской» интерпретации «закона» («один для всех»), в соот­ ветствии с которой представители власти также должны подчи­ няться его требованиям. Это означает, что если и уподоблять господство закона «порядку», то это не традиционалистский, а универсалистский, т. е. вполне «современный» порядок. Более

IV. Политическая и гражданская культура. Глава 8. Зудин А.Ю. Массовое...

313

loro, подчеркнуто высокая оценка роли закона может быть проявиением своего рода компенсации: если учесть, что такая трактовка кжона дается в контексте широко распространенного ощущения социальной слабости во взаимоотношениях с властью, то в отсут­ ствие иных инструментов закон выступает как особенно ценный ограничитель. Российское общество устойчиво предпочитает та­ кой «порядок», который основывается не на доброй воле «правитеией», а на безличной силе закона. По данным Левада-центра, н 1997 г. общественное мнение было убеждено, что «надежные, реильно действующие законы» скорее могут обеспечить «благополу­ чие народа» (53%), чем «достойные люди в руководстве» (33%). К середине июля 2007 г. «патерналистское» относительное мень­ шинство не сократилось, но предпочтение в пользу «закона» стало еще более выраженным (62%: 33%)24. Особенность массовых представлений о правовых нормах вид­ на на примере отношения к Конституции. Во-первых, Основной шкон, который содержит нормы, защищающие фундаментальные права и свободы, не воспринимается в качестве такового большин­ ством из числа «информированных граждан» (т. е. оказавшихся в состоянии сформулировать по данному вопросу свою позицию). По данным ФОМ, в начале декабря 2007 г. 44% опрошенных счи­ тали, что Конституция «не помогает рядовым гражданам защи­ щать свои права» (противоположной точки зрения придержива­ лись 36%.). Во-вторых, массовому сознанию не свойственно понимание необходимости незыблемости правовых основ общест­ венной жизни и особой роли Основного закона в достижении этой цели: 54% полагают, что Конституцию следует «периодически пе­ ресматривать в соответствии с требованиями времени». (Более адекватный взгляд, согласно которому Конституцию «следует пе­ ресматривать только в исключительных случаях», был свойствен только 21%.)25 Представление о Конституции как об «Основном законе» толь­ ко начинает укореняться в массовом сознании. Но динамика адек­ ватных представлений о конституции - положительная. По дан­ ным Левада-центра, с 1997 по 2007 г. удельный вес тех, кто считал, что Конституция «гарантирует права и свободы граждан», увели­ чилась с 12 до 31 %, а доля тех, кто верил, что она «поддерживает какой-то порядок в деятельности государства» повысилась с 20 до 30%. В результате, к концу ноября 2007 г. вполне адекватные оцен­ ки Основного закона увеличились до 61%, а неадекватные («Кон­ ституция является для Президента средством, позволяющим дер­ жать в повиновении Думу», «Конституция не играет значительной роли в жизни страны, поскольку мало кто с ней считается») сокра­ тились с 57 до 31%26.

314

Традиции и инновации в современной России

Столкновение традиционализма и политических инноваций в отношении институтов правоприменения (прокуратура, суд) рас­ калывает массовое сознание. По данным ФОМ, в октябре 2004 г. в пользу независимости суда от власти высказывались 40%, а за подконтрольность властям —38% (еще 22% затруднились с отве­ том). Но в целом суды редко воспринимаются как особый инсти­ тут власти, существующий отдельно от остальных27. По данным Левада-центра, в декабре 2006 г. в том, что «деятельность судебной системы должна контролироваться органами исполнительной вла­ сти», были в различной степени убеждены 56%. (На полной неза­ висимости судов от исполнительной власти настаивали только 27%.)28 Массовые оценки места судов в значительной мере подчи­ няются логике слабо дифференцированных представлений о вла­ сти, уже знакомых на примере восприятия парламента: сторонни­ ки госконтроля над судами часто обосновывали свою позицию ссылками на то, что судопроизводство —это функция государства, и поэтому последнее должно контролировать, как исполняется эта функция29. В оценке другого института правоприменения, прокуратуры, традиционалистские установки также контрастно соседствуют с «модернистскими» и сочетаются с реалистическими оценками ны­ нешнего статуса этого института. По данным ФОМ, в феврале 2001 г. 65% опрошенных признавали, что прокуратура находится в зависимости от президента страны. При этом 58% опрошенных высказывались за то, чтобы прокуратура стала независимой от пре­ зидента. Среди тех, кто признавал факт зависимости прокуратуры от президента, удельный вес сторонников наделения ее самостоятель­ ным статусом возрастал до 63%. Тем самым на практике обществен­ ное мнение выступало в поддержку демократического принципа «разделения властей», который оно отвергало на уровне обобщен­ ных суждений, высказываясь подавляющим большинством в под­ держку «сосредоточения всей полноты власти в одних руках». В оценке практики правоприменения в массовом сознании до­ минирует пессимизм. По данным Левада-центра, в декабре 2006 г. 68% сообщили, что «не чувствуют себя лично под защитой закона». Большинство также убеждено в существовании социальных катего­ рий, которые считают себя находящимися «над законом»: 59% счи­ тали таковыми «представителей власти, чиновников», 52% —«лю­ дей, располагающих большими деньгами», по 41% —«политиков» и «силовые структуры (милиция, омон, налоговые органы)», 34% «предпринимателей»30. Наконец, в середине июля 2007 г. 54% заявили, что «в России сейчас невозможно жить, не нарушая зако­ на»31, и столько же в конце ноября 2007 г. утверждало, что «уваже­ ние к закону» за последние десять лет «несколько» или «существен­

IV. Политическая и гражданская культура. Глава 8. Зудин А.Ю. Массовое...

315

но ослабло»32. Правда, динамика массовых оценок правопримене­ ния свидетельствует о небольших позитивных сдвигах. По данным Левада-центра, с 1997 по 2007 г. удельный вес меньшинства, пола­ гающего, что в России сейчас «можно жить, не нарушая закона», увеличилось с 26 до 36%33, а доля тех, кто полагал, что «уважение к закону» за последнее десятилетие «несколько» или «существенно усилилось», увеличилась с 4% в 2000 г. до 29% в 2007 г.34. Идеологическое и политическое разнообразие (плюрализм) в обществе признается массовым сознанием в качестве новой нор­ мы. В то же время массовые оценки института политических пар­ тий — важнейшего институционального воплощения плюрализ­ ма — отличаются большим скептицизмом. По данным ФОМ, в ноябре 2000 г. 55% были убеждены, что политические партии не приносят России пользы. Противоположной точки зрения при­ держивались 25% опрошенных. Возможно, это связано с тем, что в нормативной модели массового сознания политические партии шнимают весьма скромное место. По данным Левада-центра, в конце января 2008 г. только 14% респондентов были убеждены, что политические партии должны обеспечивать сейчас в России «защиту социально-экономических прав и свобод» и только 6% ве­ рили вто, что они способны реализовать эту функцию. (В отноше­ нии защиты принципа «равенства всех граждан перед законом» со­ ответствующие показатели составили 11 и 5%.)35 Есть еще одно противоречие. Признание «нормативности» плюрализма сочетает­ ся с явно выраженными опасениями в отношении его неизбежно­ го следствия —соперничества и конфликтов. По данным ФОМ, 54% опрошенных считали, что партийная борьба мешает власти работать, противоположного мнения придерживались 24%. Общественное мнение в значительной мере долгое время вооб­ ще отторгало сам принцип партийного плюрализма. По данным Левада-центра, в 1990-е годы многопартийную систему отвергали от 41 до 48%. К концу 1990-х годов стали возвращаться и симпатии к однопартийной системе, знакомой по советскому прошлому. Ес­ ли в 1994 г. в поддержку «одной сильной правящей партии» выска­ зывался 31%, то в 1998 —уже 41, а в 1999 г. —43% опрошенных. Однако в начале 2000-х годов на передний план вышла противопо­ ложная тенденция — предпочтение системы, состоящей из двух или трех политических партий. Укрепление общественной при­ влекательности «укрупненной многопартийности» — системы из двух или трех политических партий — происходило медленно, но носило линейный характер. По данным Левада-центра, в 1994 г. в поддержку «укрупненной многопартийности» высказывалось 30%, а в 1999 г. —35%. В начальный период правления В. Путина общественная привлекательность этой модели скачкообразно уве­

316

Традиции и инновации в современной России

личилась (в 2001 г. —41%). С этого времени показатель поддержки системы из двух или трех политических партий оставался на высо­ ком уровне и продолжал (с некоторыми колебаниями) постепенно повышаться (в 2007 г. — 46%). Устойчивый рост предпочтений «укрупненной многопартийности» сочетается со снижением об­ щественной привлекательности однопартийной системы: с 43% в 1999 г. до 30% в 2007 г.36. Массовое сознание позитивно оценивает различные формы не­ согласия с властью, как традиционные, так и современные. Крити­ ка власти в СМИ прочно зачисляется в разряд социально одобряе­ мых явлений. По данным Левада-центра, в 2000 г. более половины опрошенных считали, что «критика власти в СМИ идет сейчас на пользу положению в стране» (56%). Противоположной точки зре­ ния придерживалось немногим более четверти (27%). За время правления В. Путина социальное одобрение критики власти в СМИ стало еще более масштабным, а позиция общественного мнения по данному вопросу стала более определенной. В 2004 г. удельный вес позитивных оценок критики власти в СМИ вырос до 65%, доля лиц, придерживающихся противоположной позиции, сократилась до 21 %, а количество затруднившихся с ответом умень­ шилась с 17 до 14%. В декабре 2006 г. «свободную критику власти» оценили как «полезную для России» 64%. (Противоположного мнения придерживались 18%, и еще 18% затруднились сформули­ ровать свою позицию.)37 В целом «право публично выражать свое недовольство властью» оценивается исключительно высоко: в на­ чале декабря 2007 г. в поддержку такого права высказывались 86%38. Но эффективность критики власти оценивалась низко: в декабре 2006 г. только 22% соглашались, что она приносит «какие-нибудь существенные результаты», а 58% полагали, что не приносит39. В массовом сознании доминирует позитивное отношение к по­ литической оппозиции. По данным «старого» ВЦИОМа, в октябре 2000 г. 49% согласились с тем, что в настоящее время нужна оппо­ зиция В. Путину и его правительству. Мнение о ненужности поли­ тической оппозиции получило поддержку только 29%. За время правления В. Путина, пользующегося широкой общественной поддержкой, масштабы позитивного отношения к политической оппозиции как институту увеличились. Поданным Левада-центра, в октябре 2004 г. 66% согласились с утверждением, что в России нужны общественные движения, партии, находящиеся в оппози­ ции президенту и могущие оказывать серьезное влияние на жизнь страны. Противоположного мнения придерживались 21%. Правда, по данным ФОМ, уровень общественной поддержки института политической оппозиции был несколько ниже (не абсолютное, а относительное большинство), но исследования обоих центров

IV. Политическая и гражданская культура. Глава 8. Зудин А.Ю. Массовое...

317

сиидетельствуют о восходящем движении этого показателя за вре­ мя правления В. Путина. Поданным ФОМ, летом 2004 г. удельный нес считавших политическую оппозицию необходимой составлял 49%. К концу июня 2007 г. этот показатель увеличился до 56%40. Расширение поддержки общественным мнением необходимости оппозиции сочеталось с другой тенденцией: растущим осознанием отсутствия влиятельных оппозиционных движений и партий. 11о данным Левада-центра, в октябре 2000 г. такого мнения при­ держивались 25%, а в октябре 2004 г. их число увеличилось до 47%. И хотя одновременно происходит некоторое увеличение доли тех, кто не считает политическую оппозицию необходимой (поданным ФОМ, летом 2004 г. таких было 7%, а в конце июня 2007 г. — 12%)41, общественное мнение все больше склоняется к восприя­ тию политического развития страны через призму «сдержек и про­ тивовесов» и политической конкуренции. Но легитимацию оппозиции нельзя считать завершенной. В об­ ществе оппозиция воспринимается преимущественно как инсти­ тут постоянной критики власти, а не как законный претендент на власть. По данным «нового» ВЦИОМа, в 2005 г. утверждение, со­ гласно которому «задача оппозиции состоит в том, чтобы указы­ вать власти на ее ошибки», поддержали 53,8%. С адекватной ин­ терпретацией задач оппозиции, которая предписывает ей «вырабатывать альтернативный курс и стремиться к приходу к вла­ сти», согласились лишь 28,7%. Другими словами, массовому со­ знанию все еще чужда мысль, что оппозиция может прийти к вла­ сти. Оппозиция в значительной степени воспринимается инструментально: в том случае, «когда в стране нормальная поли­ тическая, социальная и экономическая ситуация» и власти не де­ лают явных ошибок, 48,4% не видят необходимости в существова­ нии оппозиции. (Мнение, что политическая оппозиция является обязательным атрибутом демократии, поддержали 32,9%.)42 Отно­ шение к оппозиции в значительной степени повторяет отношение к критике: она точно так же признается необходимой и оправдан­ ной и точно так же интерпретируется как неэффективная. Началась легитимация протестных действий в массовом созна­ нии. По данным Левада-центра, в начале декабря 2007 г., отвечая на вопрос о предпочтительных подходах к проблеме прав человека, с утверждением, согласно которому «люди имеют право бороться ia свои права, даже если это идет вразрез с интересами государ­ ства», выразили согласие 48%. (Еще 19% поддержали более ради­ кальную позицию —«права отдельного человека должны ставиться выше, чем интересы государства»43. Это подтверждается и резуль­ татами других исследований. По свидетельству социолога ФОМ И. Климова, «протестная активность как форма социального дей­

318

Тпапимии и инновации ■ современной России

ствия оказалась устойчиво легитимированной в общественном со­ знании: протестовать допустимо и “нормально”, участие в митин­ гах, демонстрациях и пикетах не является поведенческим отклоне­ нием»44. Активное несогласие с политикой властей оценивается как крайнее, но законное средство воздействия на власть. Отно­ шение к забастовкам —во многом аналогичное. По данным Левада-центра, в ноябре 2007 г. представление о забастовках как «экс­ тремистских акциях» отвергали 59% (соглашались с такой квалификацией только 26%), и только 6% опрошенных полагали, что «забастовки в нашей стране недопустимы»45. По данным ФОМ, в начале февраля 2008 г. 64% признавали забастовку допу­ стимой в качестве крайней, исключительной меры при отстаива­ нии работниками своих интересов. (При этом 48% относятся к участникам забастовок в целом с одобрением.) Выбор в пользу «прямого действия» обосновывался как ссылкой на законные пра­ ва, так и указанием на неэффективность других форм разрешения конфликтов («а как еще», «единственный способ», «нет другого способа»)46. В то же время начавшаяся легитимация протестных действий противоречиво переплеталась с широко распространен­ ным скептицизмом в отношении их успешности47. По показателям полезности, оправданности и эффективности восприятие протес­ та обнаруживает черты сходства с массовым отношением к крити­ ке и оппозиции.

Особенности «вертикального контракта» Центральное место в традиционалистских представлениях об отношениях государства и общества занимают концепты «патер­ нализма» и «подданничества». В массовом сознании эти отноше­ ния сохраняют многие атрибуты «вертикального контракта». Со­ циальные ожидания от власти по-прежнему высоки. По данным Левада-центра, в массовом сознании доминирует убеждение, что «большинство не может прожить без опеки государства». В коли­ чественном выражении этот показатель не изменился за прошед­ шее десятилетие: в 1997 г. он составлял 72%, а в 2007 г. —74%. В не­ которых отношениях массовый запрос на государственную помощь и защиту даже вырос. Если в 1997 г. в качестве «принципа отношений между государством и обществом» 68% поддержали утверждение, что «государство должно больше заботиться о лю­ дях», то в 2007 г. это сделали уже 80%48. Закрепившаяся в массовом сознании модель обеспечения со­ циально-экономических прав граждан (как и принципа «равенст­ ва всех граждан перед законом») также отводит государству цент­ ральное место. По данным Левада-центра, в конце января 2008 г. первое место в иерархии институтов, которым граждане вменяли

IV. Политическая и гражданская культура. Глава 8. Зудим А.Ю. Массовое...

319

и обязанность обеспечивать свои права в этой области, занимали президент и правительство (68%), второе место —с большим отры­ вом —законодательная власть (36%), и третье —судебная (23%). Институты политического представительства и структуры граж­ данского общества занимают в нормативной модели массового сошания откровенно периферийное место. Только 12% наделяли функцией обеспечения социально-экономических прав граждан независимые профсоюзы, 11% —независимые общественные ор­ ганизации и движения, 8% —независимые СМИ49. Признаки до­ минирования политического традиционализма —налицо. Но отсталость нормативной модели не исчерпывает сложив­ шихся к настоящему времени массовых представлений о взаимо­ отношениях государства и общества. Постсоветский «вертикаль­ ный контракт» доминирует, но отличается неустойчивостью. Во-первых, он окрашен в скептические тона. Способность госу­ дарственной власти выполнять функции, которыми она наделяет­ ся в соответствии с традиционалистской моделью, массовое созна­ ние оценивает достаточно сдержанно. По данным Левада-центра, и способность президента обеспечивать социально-экономиче­ ские права граждан верили 49% (вменяли в обязанность —68%), законодательной власти — 19% (36%), независимой судебной си­ стемы — 12% (23%)50. Во-вторых, нынешний «вертикальный кон­ тракт» характеризуется крайне несбалансированным распределе­ нием прав и обязанностей: повышенный запрос на помощь и защиту со стороны государства сочетается с устойчивым и ярко выраженным нежеланием идти на коллективные жертвы. По дан­ ным Левада-центра, согласие с утверждением, что «люди должны пойти на некоторые жертвы ради блага государства», в 1997 г. вы­ разили только 6%, а в 2007 г. - только 4%51. Это позволяет предпо­ ложить, что традиционалистские формы отношений между госу­ дарством и обществом вошли в состояние кризиса, истоки которого, скорее всего, коренятся в свертывании привычной си­ стемы государственной социальной поддержки. Кризис традиционализма —не единственная причина широко распространившегося недовольства властью. Часть недовольства носит вполне «современный» характер: оно связано не с носталь­ гией по опеке и государственным социальным благам, а с неспо­ собностью власти в 1990-е годы выполнять свои элементарные функции — поддерживать общественный порядок и обеспечить реализацию законных прав граждан. Исследование «идеального» образа власти, проведенное социологическим центром ЦИРКОН, показало, что в массовом сознании патерналистская модель «власть-отец» соседствует с технократически-легалистской моле­ нью «власть-менеджер»52. (В политическом смысле последнюю

320

Тпалипни и инновации в современной России

можно считать весьма консервативной, но вряд ли —традициона­ листской.) Другими словами, неудовлетворенность и недовольство властью имеет не только традиционалистские («патерналистско-популистские»), но и современные («гражданские») корни. В массовых представлениях об отношениях власти и общества присутствуют и демократические ценности, вытеснившие полити­ ческий традиционализм. Большинство устойчиво поддерживает общедемократическую норму о подконтрольности власти гражда­ нам. По данным Левада-центра, с утверждением, согласно которо­ му «необходимо, чтобы власть была под контролем граждан», в 2005 г. согласилось 57%, а в 2007 г. —66%. Традиционалистская норма, согласно которой «если власть действует в интересах наро­ да, контролировать ее необязательно», поддерживалась 30% в 2005 г. и 27% - в 200753. Преобладание «универсалистской» интерпретации «закона» («один для всех») свидетельствует о том, что политическое равен­ ство признается нормой массовым сознанием, а это - важнейшая предпосылка демократического правления54. Можно предполо­ жить, что и «универсалистская» интерпретация «закона», и высо­ кая оценка принципа политического равенства тесно связаны с эгалитаристским идеалом, имеющим глубокие корни в россий­ ской политической традиции (по крайней мере, не менее глубо­ кие, чем ценности «социальной иерархии», «подданничества» и «патернализма»). Присутствует и понятие политических прав, но показательна их иерархия: свобода самовыражения (свобода слова и право на получение информации) оценивается в целом вы­ ше, чем право избирать своих представителей55. Другими словами, право на собственное, независимое мнение признается в большей степени, чем право на автономное политическое действие (даже элементарное, например, голосование на выборах). Наконец, со­ ставная часть отношений между государством и обществом —одо­ бряемые, хотя и несовершенные и не окончательно легитимизиро­ ванные институты критики, оппозиции и протеста. В итоге можно сказать, что в массовом сознании место общества в отношениях с государством определяется сочетанием автономии и комплекса слабости. По данным Левада-центра, устойчивое большинство высказы­ вает предпочтение таким моделям отношений, которые предпола­ гают наличие границы между обществом и государством («власть и народ должны уважать друг друга и взаимодействовать в соответ­ ствии с принципами, установленными законом» + «власть должна исполнять волю народа и находиться под его строгим контролем»). В количественном выражении это большинство составляло 52% в 2000 г. и 55% в феврале 2008 г. Традиционалистские формы в ка-

IV. Политическая и гражданская культура. Глава 8. Зудин А.Ю. Массовое...

321

чсстве «идеальной модели» («власть должна руководить действия­ ми народа, при необходимости используя предусмотренные зако­ ном средства принуждения» + «власть должна опираться на народ, класть и народ должны быть едины в своих целях и стремлениях») поддерживались стабильным меньшинством (40%)56. Но «идеаль­ ная модель» отношений общества и государства опознается массо­ вым сознанием как недосягаемая. По данным Левада-центра, н конце января 2008 г. только 24% верили, что граждане России мо­ гут контролировать деятельность государственных органов («в полной мере», «в какой-то мере»). Большинство или полностью отказывало себе в такой способности (39%) или оценивало ее как «крайне незначительную» (28%). Ощущение слабости во взаимо­ отношениях с государством усиливалось контрастным сопоставле­ нием с гражданами развитых стран, которым 12% приписывали та­ кую способность «в полной мере» и еще 45% —«в какой-то мере»57. Причины ощущения слабости во взаимоотношениях с государ­ ством, судя по всему, не сводятся к начавшемуся разрушению «вер­ тикального контракта». Другой причиной, скорее всего, выступает скептическая оценка институциональных возможностей добивать­ ся защиты своих интересов. Поданным Левада-центра, абсолютное большинство не считает, что при помощи обращений «с просьбами и предложениями» в органы исполнительной власти можно «ско­ рее всего добиться решения своих проблем»: в январе 2008 г. в это верили только 17%. Возможности судов оценивались также весьма низко: в их эффективность в решении проблем граждан верили 21 %58. По данным ФОМ, в середине августа 2007 г. среди сообщив­ ших об ущемлении своих прав за последний год только четверть за­ явили, что требовали защиты в судебном порядке, тогда как три четверти в суд обращаться не стали. (В качестве причин отказа от использования судебной процедуры чаще всего упоминались бес­ полезность такого шага, отсутствие денег и нежелание ввязываться в волокиту.)59 Негосударственные институты оценивались еще ни­ же. Поданным Левада-центра, в январе 2008 г. только 12% считали, что «скорее всего добиться решения своих проблем» можно «под­ держивая на выборах политические силы, которые готовы заняться решением этих проблем», только 8% наделяли такой способностью СМИ и только 5% —активное участие в деятельности обществен­ ных организаций, включая профсоюзы60. Отношение к профсоюзам в массовом сознании представляется весьма показательным. К настоящему времени оно вполне освобо­ дилось от «советского наследия»: представительство наемных работ­ ников не воспринимается более как часть государства. Представле­ ния о функциях профсоюзов стали достаточно современными. Поданным ФОМ, в начале февраля 2008 г. 79% были убеждены, что

322

Традиции и инновации в современной России

в первую очередь профсоюзы должны «защищать и отстаивать пра­ ва трудящихся». Традиционалистское мнение, согласно которому профсоюзы в первую очередь должны «распределять социальные блага среди трудящихся», поддержали только 9%. Но отношение к профсоюзам в этом новом для них качестве —откровенно скепти­ ческое. По данным, полученным в ходе опроса, 62% сообщили, что не состоят в профсоюзах (о членстве заявили только 23%). Свиде­ тельств о том, что проявления социального и культурного традицио­ нализма, а именно —недоверие к обезличенным формальным про­ цедурам, предпочтение улаживать вопросы неформальным путем и в индивидуальном порядке —играют важную роль в скептическом отношении к профсоюзам, обнаружить не удалось. Зато имеются данные, что решение не вступать в профсоюз питается рациональ­ ными мотивами: 67% полагают, что руководство предприятий сего­ дня никак не учитывает мнение профсоюзов во взаимоотношениях со своими сотрудниками (противоположной точки зрения придер­ живаются лишь 11%)61. Массовое сознание отказывает профсоюзам в адекватной поддержке потому, что воспринимает их как слабый и неэффективный институт. Основания для скептицизма в отноше­ нии негосударственных «институциональных посредников» (пар­ тии, профсоюзы, общественные организации, СМИ) во многом совпадают: это не традиционализм, а реалистические оценки. Компенсировать ощущение социальной слабости массовое со­ знание стремится не только за счет обращения к традиционалист­ ским инструментам (наращивание требований в государственной защите), но и при помощи вполне современных. Поданным Лева­ да-центра, в декабре 2006 г. 49% сообщили о позитивном отноше­ нии к «правозащите» (отношение еще 33%, у которых она «не вы­ зывает особых чувств», можно определить как нейтральное)62. Отношение к обращению в суд как инструменту защиты своих прав постепенно становится более позитивным. По данным ФОМ, с 2003 по 2007 г. удельный вес тех, кто считал, что такое действие имеет смысл, увеличился с 42 до 51%. (Перелом был обеспечен в основном за счет изменения установок более молодых возра­ стов.)63 Но пока граждане ограничивают свое воздействие на госу­ дарство преимущественно словом. Отношения между государст­ вом и обществом вышли за рамки традиционализма, начали перемещаться в полосу преимущественно современных («граж­ данских») представлений, но этот процесс далек от завершения.

Образы внешнего мира Со второй половины 1990-х годов в массовом образе внешнего мира произошли большие перемены. Внешний мир стал опозна­ ваться как источник опасностей и угроз. В наибольшей степени

IV. Политическая и гражданская культура. Глава 8. Зудин А.Ю. Массовое..,

323

мо проявилось в восприятии наиболее актуальной для массового сознания части внешнего мира —Запада. По данным Левада-центра, в мае-июне 2006 г. на вопрос «Есть ли основания у России опасаться стран Запада, входящих в блок НАТО» утвердительно ответили 62% (среди лиц с высшим образованием —57%). В отно­ шении России массовое сознание стало приписывать ведущим странам Запада, прежде всего США, враждебные намерения, иключая самые опасные. Утверждение, согласно которому «США пользуются нынешней слабостью России, чтобы превратить ее во второстепенную страну, сырьевой придаток Запада», одобрили 74% респондентов (среди лиц с высшим образованием - 70%). В декабре 2007 г. с утверждением, что «цель Соединенных Штатов состоит в завладении природными богатствами России», согласи­ лись 64%. Гораздо более «жесткая» квалификация внешнеполи­ тических намерений США в отношении России поддержки большинства лишается, хотя по своим размерам начинает прибли­ жаться к этому большинству: предположение, что «целью внешней политики Соединенных Штатов является полное уничтожение России», было поддержано 43% и отвергнуто 42%64. Эти, а также другие и достаточно многочисленные свидетель­ ства позволили сделать вывод, что в массовое сознание вернулся «образ врага». Реставрация «образа врага» обычно рассматривается как свершившийся факт и как одно из наиболее ярких проявлений традиционализации в восприятии внешнего мира. Но так ли это? Имеющиеся данные не позволяют согласиться с тезисом о возвра­ щении «образа врага». Во-первых, важной частью сдвигов в массо­ вом восприятии внешнего мира стало утверждение дифференци­ рованных представлений и оценок. Раньше образ Запада был более однородным. С конца 90-х —начала 2000-х годов массовое созна­ ние чем дальше, тем больше этот образ дифференцирует. Общест­ венное мнение начинает разделять США и Европу, оценивая их по-разному. Негативное восприятие США сочетается с положи­ тельным или нейтральным отношением к Европе. (В полной мере это новое восприятие Запада заявило о себе во время военной ак­ ции НАТО в Югославии.) Европа также воспринимается достаточ­ но дифференцированно: сама Европа отделяется от Евросоюза, а «старая» Европа —от «новой»65. Настороженность и негативизм в отношении к «другим» появляется там, где эти «другие» опозна­ ются как источник недружелюбных действий и(ли) намерений66. Утверждение более дифференцированного образа Запада не впи­ сывается в декларируемое восстановление биполярных представ­ лений и противоречит логике «традиционализации», которая предполагает прямо противоположное —не усложнение, а упро­ щение картины внешнего мира.

324

Традиции и инновации в современной России

Во-вторых, новая настороженность в отношении внешнего ми­ ра соседствует с весьма прагматичными поведенческими установ­ ками. Приписывая Западу враждебные намерения и поддерживая возрождение военной мощи России, общественное мнение в то же время практически в каждой конфликтной ситуации выбирает не­ конфронтационную модель поведения. В-третьих, сдвиги в вос­ приятии внешнего мира не затронули устойчивую ориентацию на укрепление отношений с Западом, которая остается важной харак­ теристикой массового сознания67. Ощущение опасности, исходя­ щей от Запада, не побуждает массовое сознание к переориентации на свертывание связей с внешним миром: чужая культура, чужие образцы не воспринимаются с заведомой предвзятостью. Россий­ ское общество по-прежнему испытывает этнические симпатии к гражданам наиболее развитых стран (которым приписываются черты характера, имеющие «эталонный» характер — «честность», «аккуратность», «дисциплинированность», «любовь к порядку», «трудолюбие», «деловитость») и цивилизационное притяжение За­ пада (который продолжает выступать в качестве источника «эта­ лонных представлений» в отношении уровня экономического раз­ вития и благосостояния, качества жизни и отношений между гражданами и государством)68. Не идет речь и об отказе от «откры­ тости». Поданным Левада-центра, в конце января 2008 г. за сохра­ нение или увеличение нынешней меры «открытости» России «для других стран» в общей сложности высказались 56%. Предпочтение меньшей открытости (чтобы Россия «меньше пускала другие стра­ ны в свою собственную жизнь») высказали 36%. При этом, по мне­ нию 80%, Россия в настоящее время «совершенно открыта» или «в основном открыта» для других стран69. Другими словами, возвращение ощущения опасности, исходя­ щей от Запада, не сопровождалось реставрацией «образа врага». Появилось нечто другое, более сложное, свидетельствующее скорее не о враждебности, а о беспокойстве, вызванном ощущением своей слабости под боком у сильных и благополучных соседей, а также осознанием факта усиления соперничества других государств с Россией. Установки, которые в настоящее время доминируют в массовом сознании в восприятии внешнего мира, точнее можно определить как реалистические и прагматические, а новое отноше­ ние к Западу —как возросшую дистанцию. По данным Левада-цен­ тра, в середине июля 2007 г. с квалификацией ведущих западных стран как «партнеров России, имеющих общие с ней интересы, на­ пример, в борьбе с преступностью и терроризмом, экологическими бедствиями», согласились 42%. Альтернативное утверждение, ко­ торое характеризовало ведущие страны Запада в качестве «против­ ников России, которые стремятся решать свои проблемы за ее счет

IV. Политическая и гражданская культура. Глава 8. Зудин А.Ю. Массовое...

325

и мри удобном случае наносят ущерб ее интересам», было поддер­ жано 46%70. Но «противник» в этом случае не равнозначен «врагу», к «партнер» —«другу». Массовое сознание достаточно четко диффе­ ренцирует отношения с Западом. В конце января 2008 г. 34% пола1Ш1И, что «большинство развитых стран мира» относится к России •как к партнеру», а 33% приписывали им отношение «как к конку1>снту». Приписывание более ценностно (и эмоционально) окра­ шенных форм отношения было характерно для незначительного меньшинства: 6% полагали, что большинство развитых стран мира воспринимает Россию как «друга», а 8% считали —что как «врага»71. Другими словами, традицибналисткая биполярная модель внешне­ го мира, предполагающая деление на «друзей» и «врагов», оказалась отодвинута на глубокую периферию массового сознания. Преобладание реалистических и прагматических установок и восприятии внешнего мира вряд ли может свидетельствовать о том, что эта сфера массового сознания находится под преимуще­ ственным влиянием традиционалистского комплекса превосход­ ства/страха перед всем «чужим». Неизвестно, где было больше тра­ диционализма: в наивной перестроечной и раннедемократической «открытости» Западу или в нынешнем более сложном отношении, преобладающем в массовом сознании. Традиционалистское деле­ ние мира по принципу «друзья —враги» ушло в прошлое. Ему на смену в массовом сознании приходит восприятие отношений с внешним миром как сочетание сотрудничества и соперничества. Двоящийся образ «партнера» —«противника», сопряженный с сов­ мещением контрастных характеристик, гораздо сложнее для освое­ ния массовым сознанием, чем биполярная схема. Дополнительную напряженность привносит и то обстоятельство, что в роли соперни­ ков все чаще оказываются страны, которые одновременно продол­ жают выступать поставщиками эталонных представлений. Но эти проблемы вряд ли имеют отношенияе к традиционализации.

Место и роль России в мире Стержнем традиционалистских представлений о месте и роли России в мире служит концепт «империи», центральное место в ко­ тором занимают акценты на доминировании, военной силе и спо­ собности внушать страх. В полном соответствии с новым восприя­ тием внешнего мира как источника опасностей и угроз со второй половины 1990-х годов в массовом сознании возросла субъектив­ ная ценность военной мощи. По данным Левада-центра, желание жить в «огромной стране, которую уважают и побаиваются другие страны» (условная «страна А»), стало преобладающим уже к началу 2000-х годов. В дальнейшем это желание еще более укрепилось: в 2000 г. «страну А» предпочли 63%, а в конце февраля 2008 —75%.

326

Традиции и инновации в современной России

Жизнь «в маленькой, уютной, безобидной стране» (условная «стра­ на Б») — выбор меньшинства, размеры которого сокращаются: в 2000 г. таково было мнение 28%, в конце февраля 2008 г. —19%72. Растущая привлекательность «страны А» может свидетельствовать о неудовлетворенном запросе как на уважение и признание, так и на ощущение безопасности, которое дает своим гражданам «огромная страна, которую уважают и побаиваются другие страны». Но при интерпретации возросшей субъективной ценности фак­ тора «силы» и «могущества» относительно положения России в мире подчас не придают должного значения тому, что структура массовых представлений о статусе великой державы модернизиро­ валась в 1990-е годы и с тех пор существенно не изменилась. В ре­ зультате, доминирующие позиции в массовых представлениях о национально-государственных приоритетах заняли экономика и благосостояние. По данным ФОМ, в январе 1999 г. 73% опро­ шенных отдали предпочтение в ближайшие 5—10 лет «налажива­ нию нормальной, стабильной жизни». В пользу «возрождения Рос­ сии как великой державы» высказались только 18%. В то же время, в отношении возможности достижения этих целей общество было настроено пессимистически. 49% опрошенных полагали, что в указанный срок наладить нормальную жизнь не удастся и 58% придерживались аналогичного мнения в отношении возрождения России как великой державы (противоположную точку зрения в первом случае разделяли 40% опрошенных, а во втором - 28%). По мере укрепления нового отношения к Западу происходит и переосмысление представлений о составляющих статуса «вели­ кой державы» (или «сверхдержавы»). Здесь, как и в большинстве подобных случаев, настроения начали меняться задолго до начала военных действий стран НАТО в Югославии. По данным ФОМ, еще в феврале 1998 г. подавляющее большинство (76%) высказыва­ лось в пользу приоритетного значения военной мощи для сохране­ ния статуса России как великой державы. В результате военных действий стран НАТО в Югославии это большинство еще более увеличилось —до 86%. Растущее признание ценности «военной мощи» при оценке по­ ложения страны в мире не повлияло на массовые представления о статусе «великой державы». Эти представления сохраняются в поле притяжения модернизационных образцов и продолжают оставаться вполне современными. Фактор военной мощи занима­ ет в них достаточно скромное место. По данным «старого» ВЦИОМа, в октябре 2000 г. в перечне признаков «великой страны» первое место заняли «высокоразвитая промышленность» и «высо­ кий уровень благосостояния граждан», которые были отмечены 69% и 64% опрошенных соответственно. Второе место с большим

IV. Политическая и гражданская культура. Глава 8. Зудин А.Ю. Массовое...

327

отрывом заняло «соблюдение прав человека» - 39%. «Ядерное ору­ жие» оказалось на третьем ранговом месте (27%), вместе с «вели­ ким культурным наследием» (27%) и «богатыми природными ре­ сурсами» (29%). «Обширная территория» заняла скромное четвертое место в списке признаков «великой страны» —11%. Современные «эталонные представления» о составляющих ста­ туса «великой страны» сохранили ведущую роль в формировании массовых представлений о национально-государственных прио­ ритетах. По данным «старого» ВЦИОМа, в феврале 2001 г. 60% опрошенных на первое место ставили «развитие отечественного производства», которое, впрочем, понималось ими по-разному, к зависимости от разделяемых политических ориентаций. Второе ранговое место, с отрывом на 13 процентных пунктов, заняло «укрепление обороноспособности — 47% опрошенных. Повтор­ ный опрос, проведенный в апреле 2001 г., подтвердил устойчи­ вость ведущих национально-государственных приоритетов. Правда, для общественного мнения эти «эталонные представ­ ления» о «великой стране» не во всех случаях были применимы к нынешнему состоянию России и ее положению в мире. (В нача­ ле 2000-х годов более половины опрошенных не причисляют ее к разряду «великих стран».) Похоже, в своей позиции по некото­ рым конкретным вопросам общество исходит из того, что в насто­ ящее время Россия находится в таком состоянии, когда ей при­ ходится решать более насущные и элементарные проблемы, связанные с восстановлением военной мощи, защитой территории и укреплением границы. По этим причинам заметное влияние на массовые представле­ ния о приоритетных национально-государственных задачах оказы­ вает и фактор «внешней угрозы», так, как он воспринимается в об­ ществе. В феврале 2001 г. 51,6% опрошенных высказались за то, чтобы Россия резко увеличила финансирование армии и военных разработок в связи с отказом США от договора по ПРО и намере­ нием строить национальную систему противоракетной обороны. Только 31% заявили о необходимости отказаться от новой гонки вооружений с США, оценив потенциал российских ракетно-ядерных сил как «вполне достаточный». По данным ФОМ, в конце ап­ реля 2007 г. 61% высказались за то, чтобы Россия предприняла от­ ветные шаги в связи с планами США разместить свои системы П РО в странах Восточной Европы. Против ответных мер высказались только 12%73.

Массовые представления об эталонных образцах и ориентирах За последнее десятилетие массовые представления об эталон­ ных образцах и ориентирах заметно изменились. На уровне «гене­

328

Тпяпинии и инновации в современной России

рализованных» представлений наиболее развитые страны («За­ пад») утратили роль эталонного образца и ориентира. Возросшая популярность концепта «особого» (или «третьего») пути преврати­ ла его в настояющую эмблему политической традиционализации массового сознания. Поданным «старого» ВЦИОМа, в 2000 г. 68% опрошенных согласились с утверждением, что «за годы советской власти наши люди стали другими, чем в странах Запада, и этого уже не изменить». (Несогласие с данной точкой зрения выразили толь­ ко 21% опрошенных.) Массовые предпочтения относительно пути развития страны резко отклоняются от модернизационного этало­ на. По данным «старого» ВЦИОМа, в марте 2000 г. 60% опрошен­ ных высказывались за то, что Россия «должна идти по своему соб­ ственному особому пути». Остальные варианты развития заняли сугубо периферийное место в массовом сознании. Сторонниками «общего для современного мира пути европейской цивилизации» объявили себя 15% опрошенных, а возвращение на «советский путь развития» нашло поддержку у 18%. К концу февраля 2008 г. удельный вес сторонников «особого пути», построенного на отри­ цании уже известных моделей развития, остался неизменным, а доли предпочитающих альтернативные варианты изменились: поддержка «западного пути» увеличилась до 22%, а «советского пу­ ти» сократилась до 11%74. Придание «особому пути» географической и цивилизационной определенности заметно расширяло ряды его сторонников. В на­ чале ноября 2001 г. 71 % опрошенных соглашались с утверждением, что Россия принадлежит к особой, «евроазиатской» цивилизации и поэтому ей не подходит западный путь развития. Противополож­ ное утверждение, согласно которому Россия является частью за­ падной цивилизации, поддержали только 13%. К декабрю 2006 г. удельный вес убежденных, что «Россия —часть Запада, она должна стремиться к сближению со странами Европы и США», сократил­ ся до 10%, а доля лиц, считающих, что «Россия — Евразийское государство, у нее свой путь развития», увеличилась до 75%. (Веря­ щие в то, что «Россия —восточная страна, она должна ориентиро­ ваться на сотрудничество со странами Азии», составляют неболь­ шое и устойчивое меньшинство: в 2003 и 2006 гг. их было по 6%.)75 В то же время есть основания полагать, что демонстрируемые общественным мнением внешнеполитическое недоверие, дистан­ ция от западных институтов, а также предпочтение «особого пути» развития следует интерпретировать не как свидетельство неприем­ лемости современных цивилизационных стандартов, а как реак­ цию на реалистическое в своей основе понимание большого отста­ вания от уровня и стандартов жизни на Западе. По данным «старого» ВЦИОМа, в начале ноября 2001 г. общественное мнение

IV. Политическая и гражданская культура. Глава 8. Зудин А.Ю. Массовое...

329

но этому вопросу выглядело крайне фрагментированным. Если из­ мерять продолжительность «пути на Запад» величиной человече­ ской жизни, то все позиции можно объединить в четыре основные группы. «Крайние оптимисты» верили, что если Россия «пойдет путем западных стран», то ей понадобятся «считанные годы», что­ бы достичь нынешнего состояния западных стран. На их долю мришлось всего 10% опрошенных. «Умеренные оптимисты» пола­ гали, что на это «потребуются десятки лет». Таких было 35%. В со­ вокупности доля «оптимистов» составила 45% опрошенных. Здесь личная привлекательность «западного пути» уже начинает слабеть. Но наряду с ней присутствовала и значительная группа «песси­ мистов». «Умеренные пессимисты» считали, что в том случае, если Россия пойдет путем западных стран, ей потребуется «сто лет», чтобы достичь нынешнего состояния Запада. Удельный вес этой категории опрошенных составил 13%. «Крайних пессимистов» бы­ ло почти в два раза больше — 24%. Для них «западный путь» не представлял никакого практического интереса: поскольку они ли­ бо были убеждены, что для достижения на этом пути нынешних за­ падных стандартов России потребуется от 200 и более лет, либо во­ обще отрицали саму возможность сделать это когда-либо. На долю последней группы приходилась почти половина «крайних песси­ мистов» (10%). Другими словами, значительной частью общества эта дистан­ ция воспринимается даже не как «социальная», а как «историче­ ская» (как разрыв в «разы»), на преодоление которого потребуется жизнь не одного поколения. Измеренный продолжительностью обычной человеческой жизни, «западный путь» утрачивает прак­ тическую привлекательность для значительной части российского общества: снижается его способность определять жизненные стра­ тегии и ориентации массовых групп, а также влиять на предпочи­ таемый тип отношений с Западом. Одно из возможных прояв­ лений — меняющееся отношение к идее вступления России в Европейский союз (ЕС). По данным ФОМ, в конце марта —на­ чале апреля 2007 г. сторонники вступления в ЕС по-прежнему пре­ обладали над противниками (в соотношении 36%: 26% при 38% за­ труднившихся). Но за последние годы доля поддерживающих перспективу интеграции в Европу неуклонно снижается: в июне 2003 г. она составляла 73%, а в июне 2005 г., —48%76. Величина разрыва в уровне и качестве жизни между Россией и ведущими западными странами может оказывать травмирующее впечатление и порождать ощущение личной безысходности и на­ ционального тупика. Материалы качественных исследований ФОМ дают красноречивые иллюстрации на этот счет. «У меня в свое время внучка туда [в США]летала. Она была там всего две не­

330

Тпа линии и инновации в современной России

дели, и она приехала оттуда —она была в депрессии. Она говорит: ба­ бушка, ты не представляешь, в какой помойке мы живем»; «И все так говорят, кто оттуда [из США], поэтому я бы ни за что туда бы не уехала, потому что я бы не могла возвратиться оттуда, я бы по­ кончила с собой здесь [т. е. в России], приехав сюда» (ДФГ, Москва).

В этих случаях продолжение «национальной самокритики» со­ здает опасность массовой декомпенсации. Инстинктивное стрем­ ление избежать этого тягостного состояния рождает острую потребность в механизмах «защиты». Общество прибегает к раз­ личным механизмам такого рода. Это может быть стратегия «избе­ гания», когда источник травмирующих переживаний стараются не упоминать и не обсуждать. Если «встречи» избежать не удается, на помощь приходит демонстративное безразличие. Включается и психологическая компенсация, когда впечатление от благосо­ стояния в западной стране пытаются уравновесить или девальви­ ровать ссылками на ее низкий интеллектуальный и культурный уровень («бездуховность»). Но использование механизмов психологической защиты для «снятия» фрустрирующей ситуации оказывается явно недостаточ­ ным для поддержания национального самоуважения на необходи­ мом уровне. Сознание «социальной дистанции» также вполне обоснованно воспринимается как признак слабости России в ка­ честве внешнеполитического партнера наиболее развитых стран, которое обрекает ее на несамостоятельное и зависимое положение. Последнее обстоятельство ставит под вопрос осмысленность и оправданность коллективного существования. Поэтому появляется более масштабное обоснование различий между Россией и Западом, на этот раз идеологическое, которое над­ страивается над механизмами психологической защиты. Судя по всему, таков генезис идеи «особого пути», которая в последнее вре­ мя стала доминирующей в массовом сознании. «Особый путь» за­ нимает центральное место не случайно. В своем нынешнем виде «особый путь» отвечает только на один вопрос —о способе движе­ ния («как?»). И этот ответ построен на демонстративном отрицании уже известных исторических маршрутов: «особый» означает и «не советский» и «не западный». Таким образом, идея «особого пути» позволяет части общества сохранить внутреннее равновесие после всех перенесенных потрясений, шоков и травм. Она помогает избе­ жать соблазна повернуть назад, в советское прошлое, и тем самым спасает от еще больших, и не только психологических, потрясений. Утверждение ориентации на «особый путь» в качестве домини­ рующей в массовом сознании сопровождалось, правда, не сразу, сокращением сторонников советской модели. По данным Левада-центра, удельный вес тех, кто признавал лучшей советскую по­

IV. Политическая и гражданская культура. Глава 8. Зудин А.Ю. Массовое...

331

литическую систему («которая была у нас до 90-х годов») постоян­ но увеличивался со второй половины 1990-х годов: с 34% в 1996 г. до 48% в 2003 г. После этого показатели поддержки советской по­ литической системы стали сокращаться, достигнув отметки 35% н 2006 г.77. В начале октября 2007 г. идею «возвращения к советской молитическлй системе» отвергало относительное большинство (44%)78. По существу, массовые симпатии к старой политической системе вернулись к исходному уровню 1996 г. Однако пропорции ннутри относительного большинства, отвергавшего советскую по­ литическую систему, изменились. Если в 1996 г. в пользу сущест­ вующей политической системы высказывались 18%, а 25% поддер­ живали «демократию по образцу западных стран», то в 2006 г. соотношение между ними изменилось на противоположное: пред­ почтения нынешней российской политической системе высказали 26%, а западной демократии —16%79. Заметно ослабела «советская ностальгия». По данным Левада-центра, массовые сожаления о распаде СССР, достигнув пика в 2000 г. (75%), в дальнейшем по­ шли на спад и к концу ноября 2007 г. сократились на 20 процент­ ных пунктов80. Пошла на спад и идея «восстановления СССР в его прежнем виде», поддержка которой, впрочем, никогда не выходи­ ла за рамки меньшинства: между 1993 и 2003 гг. она колебалась в пределах 27% —25%, но в 2006 заметно упала и к концу ноября 2007 г. достигла 16%81. Еще один параллельный процесс —увеличение позитивных оце­ нок российской государственности. Поданным Левада-центра, по­ ложительные ответы на вопрос о том, пошла ли независимость «во благо или во вред России», с 1998 по 2007 г. выросли с 27 до 54%, а отрицательные сократились с 57 до 22% соответственно82. Можно сделать вывод, что к настоящему времени в российском обществе восстановлен негативный консенсус в отношении старой (совет­ ской) политической системы. И хотя позитивный консенсус вокруг новой системы пока отсутствует, большинство уже приняло новое российское государство, возникшее после краха СССР. С другой стороны, вера в «особый путь» помогает обществу про­ должать движение вперед и при этом дает возможность не призна­ вать, что такое движение происходит. Отсутствие указания на ко­ нечный пункт «пути», очевидно, не случайно. «Особый путь» в скрытой форме содержит ориентацию на западные эталоны. От­ крытое признание этого факта невозможно, поскольку сразу ста­ вит травмирующий вопрос о размерах дистанции, которая отделя­ ет от западных эталонов. Признание Запада как пункта назначения «табуируется». Провозглашение своего пути развития «особым» снимает вопрос о конечной точке движения и тесно связанную с этим проблему дистанции.

332

Традиции и инновации в современной России

Для значительной части опрошенных «особый путь» —это вре­ менное состояние. Среди его сторонников модернизационные об­ разцы продолжают сохранять свою притягательность, только ме­ няется способ их существования. По данным «старого» ВЦИОМа, в марте 2001 г. лишь половина желающих видеть страну государст­ вом западного типа считала, что идти к этой цели она должна «по общему для современного мира пути европейской цивилизации». Другая половина полагала, что идти надо «по своему собственно­ му, особому пути»83. Факт сохранения цивилизационного притяжения Запада удо­ стоверяется еще одним обстоятельством. Ощущение дистанции, отделяющей от цивилизационного эталона, как непреодолимой, остается уделом относительного меньшинства в общественном мнении. Относительное большинство продолжает воспринимать западные эталоны как достижимые. Это становится понятным при принципиальной постановке вопроса и отсечении всех других ги­ потетических альтернатив развития. Как и в предыдущих случаях, общественное мнение раскалывалось в своем отношении к запад­ ному пути. Тем не менее оценка перспектив развития России по западному пути получалась сдержанно позитивной. По данным «старого» ВЦИОМа, в начале ноября 2001 г. 45% опрошенных согласились с утверждением, что в случае, если Рос­ сия пойдет путем западных стран, она сможет «когда-нибудь» их догнать и перестанет плестись у них в «хвосте». Противополож­ ную точку зрения поддержали 35% опрошенных. Правда, удель­ ный вес «затруднившихся с ответом» оказался значительным (20%). Несколько иная редакция вопроса в том же опросе ВЦИОМа, психологически облегчавшая восприятие западного пути, дала близкий результат. С утверждением, согласно которому Россия сможет пройти путь западных стран быстрее чем за 300 лет и при этом «обойдя самые болезненные точки», согласились 47% опрошенных. Противоположное мнение собрало поддержку 38% опрошенных. При этом доля «затруднившихся с ответом» сокра­ тилась до 15%. Другими словами, для значительной части общества «особый путь» —это скорее не новый эталон, а особый, «щадящий» способ признания невозможности приблизиться к эталону в желаемое время. Недосягаемость эталона травмирует, поэтому от него де­ монстративно отказываются и по видимости замещают «особым путем». Тем не менее подлинным эталоном для ориентированного на «особый путь» массового сознания продолжают оставаться за­ падные образцы. Таким образом, «особый путь» на деле означает «русский путь на Запад». Россия слишком «вросла» в траекторию своего исторического движения, чтобы выпасть из нее.

IV. Политическая и гражданская культура. Глава 8. Зудин А.Ю. Массовое...

333

Но для растущей части общества «особый путь» становится ори­ ентацией на новые эталоны, отличные от западных. Они пока ли­ шены определенности («негативный слепок» с западных образ­ цов), но предполагают сохранение уникального своеобразия России, обусловленного особенностями пройденного историче­ ского пути. По данным Левада-центра, в 2000 г. желание жить в «стране, которая активно защищает свою культуру и традиции» (условная «страна А»), высказали 62%. В конце февраля 2008 г. таких было 77%. Альтернативное предпочтение в пользу «страны, открытой всему миру и всем современным веяниям», в 2000 г. вы­ разили 24%, а в конце февраля 2008 г. —18%84. Можно констатиро­ вать, что усиление массового запроса на коллективное уважение и безопасность сопровождалось растущим ощущением ценности собственной культуры. Предпочтение «особого пути», обусловлен­ ное психологической компенсацией, начинает замещаться более осознанным выбором, основанным на опыте и «здравом смысле». По данным Левада-центра, в марте 2006 г. только 10% согласились с мнением, что все страны идут к демократии одним путем, а 78% высказали убеждение, что каждая страна идет к демократии соб­ ственной дорогой85. «Особый путь» внутренне трансформируется: из «российского пути на Запад» он превращается в «российский путь в современность». Несколько сложнее дело обстоит с геополитическим самоопре­ делением в рамках «особого пути». Здесь способность Запада по­ ставлять «эталонные» представления значительно снижается. Рос­ сия не может поменять свое положение между Европой и Азией. Цивилизационный выбор в пользу Запада непосредственно не транслируется во внешнюю политику. Ближайшие соседи в Азии не вызывают желания подражать, но внушают опасение и побуж­ дают к повышенной осторожности. К необходимости учета инте­ ресов потенциальных союзников в Азии и в ближнем зарубежье общественное мнение подталкивают два обстоятельства: общее ощущение национально-государственной слабости, а также при­ обретенное за истекшее десятилетие понимание того, что во внеш­ ней политике на Запад полностью полагаться нельзя, по крайней мере до тех пор, пока в России не завершены реформы и не утвер­ дились современные формы жизни. До этого времени Россия бу­ дет восприниматься Западом как «чужая», со всеми вытекающими отсюда последствиями. Но речь идет именно о балансе в системе внешнеполитических союзов России. Общественное мнение не санкционирует одно­ значную переориентацию внешнеполитических союзов ни на Запад, ни на Восток. Китай, на выгоды союза с которым любят ссылаться сторонники «особого пути», оценивается весьма сдер­

334

Традиции и инновации в современной России

жанно. Напротив, ситуацию, при которой основными союзника­ ми России оказываются преимущественно страны «ближнего за­ рубежья» и государства, расположенные в Азии, вызывает в массо­ вом сознании чувство дискомфорта. Как было показано, общественное мнение не без оснований чувствует слабость ны­ нешних потенциальных союзников России и стремится иметь в качестве союзников сильные и передовые страны. В то же время, общественное мнение опасается сильных союз­ ников (будь то США или Китай), остро ощущая экономическую и военную слабость России. Таким образом, и по вопросу о пути развития, и по проблеме внешнеполитических союзов обществен­ ное мнение оказывается в своеобразной «фрустрационной ловуш­ ке». В нем одновременно действуют два примерно одинаковых по своей силе, но противоположных по направленности мотива. Эт­ нические симпатии к гражданам наиболее развитых государств и фактор «цивилизационного притяжения» подталкивают к ори­ ентации на Запад и к союзу с ним. В то же время осознание вели­ чины дистанции, отделяющей от современных стандартов жизни, понимание слабости России в качестве внешнеполитического игрока и растущей конкуренции с США, НАТО и ЕС максимально затрудняют поддержку практических шагов в этом направлении86.

Традиционализация как форма укоренения политических инноваций Имеющиеся в настоящее время данные и оценки позволяют утверждать, что описывать ситуацию в массовом сознании исключительно - или даже преимущественно —в терминах неот­ радиционализма и «реванша» советского прошлого — большое упрощение. Тезис о том, что российский неотрадиционализм представляет собой внутренне противоречивое, разлагающееся и неустойчивое образование, не способное обеспечить культурную интеграцию общества87, сомнений не вызывает. Но далеко не все, что привычно именуется проявлениями «традиционализации», оказывается таковым при ближайшем рассмотрении. Современ­ ный этап эволюции российского массового сознания характеризу­ ется не только традиционализацией, но и появлением новых фено­ менов. Наблюдаемую в последнее время «традиционализацию», по крайней мере отчасти, можно считать первичной стадией уко­ ренения новых ценностей, представлений и институтов, импорти­ рованных в первой половине 1990-х годов. Эта стадия обладает ря­ дом особенностей. «Обобщенные» массовые представления о власти остаются ци­ таделью политического традиционализма. Принцип «разделения властей» опознается преимущественно как «непонятный» и «не­ правильный». Дифференциация образа власти находится в началь-

IV. Политическая и гражданская культура. Глава 8. Зудин А.Ю. Массовое...

335

мой стадии. (Правда, следует учитывать, что концепт «власти», и отличие от понятий «государства» или «правительства», сам по себе является традиционалистским.) Применительно к парламенI у пока можно говорить лишь о начале первого этапа дифференци­ ации (в форме специализации). В то же время в традиционалист­ ском образе власти появились трещины. Их возникновение можно объяснить «диффузными» эффектами общей модернизации когмигивной сферы массового сознания и первым опытом знакомстпл с новыми политическими институтами88. Не переставая быть преимущественно «традиционалистским монолитом», власть одновременно воспринимается и как сложная система, работа ко­ торой невозможна без внутренней специализации, а значит —и оп­ ределенной автономии специализированных звеньев. Модерниза­ ция системы массовых ценностей лишила «властный монолит» самодостаточности: его существование невозможно без демокра­ тической легитимности. Политические инновации начинают про­ растать в традиционалистский монолит, порождая перемены. И массовом сознании место в иерархии властных институтов опре­ деляется не близостью к ядру традиционалистского политического монолита —исполнительной власти, а мерой демократической ле­ гитимности. В полном соответствии с политической традицией президент (через свой филиал в лице администрации президента) наделяется в обществе правом контролировать Государственную думу. В то же время в противоречии с логикой традиционализма, но в соответствии с современными политическими принципами (и несмотря на неясность своего статуса) парламент наделяется мравом контроля над правительством (если следовать традициона­ листской логике, правильным было бы обратное). Модернизация массовых политических ценностей и поведенче­ ских моделей развивается автономно. В одних случаях вполне со­ временные политические представления наслаиваются на тради­ ционалистский образ действий, в других, напротив, «отсталые» ориентации сочетаются с овладением «передовым» репертуаром действий. В последнем случае практическое знакомство с полити­ ческими инновациями опережает модернизацию политических представлений: часть тех, кто на словах выражает приверженность традиционным ценностям, наделе реализуют вполне современные модели поведения. «Порядок и демократия в России невозможны друг без друга», заявляет ровно половина лиц, только что ответив­ ших интервьюеру, что для России первое нужнее второго. Также и других вопросах, где выясняется, что такое демократия, ее не только хулят, но и приписывают ей зачастую порядок, законность и экономическое процветание как наиглавнейшие отличительные признаки. Среди видов государственного устройства россияне не

336

Традиции и инновации в современной России

всегда предпочитают советский вариант или «особый путь», но иногда выбирают и тот, где главное —демократия и гарантии прав человека. ... реальных сторонников демократического строя сегодня больше, чем декларативных»89. Когнитивный блок массового сознания сам по себе также отли­ чается асимметричностью, в значительной степени связанной с противоречиями между «генерализованными» и конкретными представлениями в массовом сознании. Довольно часто представ­ ления о «правильных» (нормальных и нормативных) принципах организации общества и государства более отчетливы и современ­ ны, чем представления о том, какие институты призваны эти принципы реализовывать. Идеологический плюрализм и много­ партийность в общем признаются в качестве нормы, но их инсти­ туциональное воплощение вызывает недоверие — ограниченное в случае со СМИ и большое применительно к политическим пар­ тиям. Аналогичным образом, закон как ведущий регулятор отно­ шений воспринимается в качестве нормы, а суды вызывают недо­ верие. В обществе весьма низко оцениваются инструменты и посредники, необходимые для практической реализации ценно­ стей и представлений, признаваемых «правильными» или «норма­ тивными». Для массового сознания характерен «институциональ­ ный дефицит»90. Вопрос в том, что это означает? Как правило, подобная реакция массового сознания оценивается как свидетель­ ство силы политического традиционализма. Но возможна и аль­ тернативная интерпретация: с учетом всего того, что нам известно о реальном функционировании СМИ, судов и политических пар­ тий, устойчивое массовое недоверие к этим институтам просто фиксирует их неспособность адекватно справляться с функцией реализации демократических норм и ценностей. Если это так, то в данном случае атрибуты «традиционализма» оказываются лишь оболочкой для реалистических оценок. Способность к реалистическим оценкам несовершенных демо­ кратических институтов и практик —не единственная возможная причина внутренней раздвоенности массового сознания. Тради­ ция не только препятствует модернизации, но и накладывает отпе­ чаток на процесс укоренения ее атрибутов. Влияние традиции на освоение политических инноваций может проявляться в том, что в массовом сознании свойства новых (современных) институтов и ценностей оказываются явно «завышены». В постсоветской Рос­ сии чрезмерная идеализация возможностей политических иннова­ ций может быть связана с тем, что знакомство с ними происходи­ ло преимущественно в абстрактной форме и было сильно оторвано от «живого» демократического опыта. Возможно, что здесь явным или неявням образом сказалось и влияние «абсолютизма» тради-

IV, 11олитическая и гражданская культура. Глава 8. Зудин А.Ю. Массовое...

337

нионалистского пласта русской культуры (устремленность к заве/юмо недостижимым образцам —недостижимым, по крайней ме­ рс, в этом мире —и в этой жизни). Важная особенность первичной стадии укоренения политиче­ ских инноваций —«гибридизация» ценностей. Примеров множе­ ство, но один из наиболее выразительных —проникновение ряда современных ценностей (право собственности, свобода слова) и цитадель традиционализма, ядерную «советско-коммунистиче­ скую культуру», в которой в результате «гибридизации» возникла юна соприкосновения с демократической культурой. «На праве собственности, на свободе слова избиратели КПРФ, между про­ чим, настаивают посильнее, чем “люди прошлого” в целом, п » случае со свободой слова —сильнее, чем бедный и малообразо­ ванный класс, чьи интересы защищает эта партия. Иначе говоря, иной “демократ”, ищущий собеседника и даже единомышленника но отдельным “демократическим” вопросам, теперь найдет его скорее в избирателе КПРФ, чем просто в “обществе”»91. В «гиб­ ридных» политических представлениях нет ничего необычного. Равным образом «гибридность» не обязательно равнозначна неус­ тойчивости или невозможности создания адекватных этим пред­ ставлениям политических институтов и практик. Противоречивое сочетание признания плюрализма со страхом перед соперничест­ вом и конфликтами не уникально для постсоветской России. Эта же особенность длительное время была характерна для стран «консоциальных» (или «сообщественных») демократий и различных разновидностей неокорпоративизма. Она способствовала утверж­ дению моделей политического управления, которые предусматри­ вали вытеснение конфликта на периферию92. Основная часть политических инноваций еще не прошла пол­ ного цикла институционализации. Консолидация российского об­ щества вокруг новых политических институтов идет неравномерно и в настоящее время весьма далека от завершения: негативный консенсус опережает позитивный, а принятие нового государства обгоняет новую политическую систему. Согласно результатам опросов, 55% респондентов продолжают сожалеть о распаде СССР (при 10% затруднившихся с ответом), 22% все еще полагают, что независимость «пошла во вред России» (при 24% затруднивших­ ся), 35% по-прежнему высказывают предпочтение советской по­ литической системе, и такое же количество одобряет возвращение к ней (при 21% затруднившихся в последнем случае). В первом приближении можно утверждать, что по своему реаль­ ному статусу многие политические инновации располагаются в зо­ не между вербально одобряемыми и утилитарными ценностями. Одним из примеров может служить статус политической оппози­

338

Традиции и инновации в современной России

ции, отношение к которой испытывает серьезное влияние утилитаристских установок. Большая часть массового сознания прини­ мает оппозицию как политический институт. Но это принятие не носит безусловного характера (в случае нормализации политиче­ ской ситуации для части сторонников смысл существования оппо­ зиции исчезает) и сопровождается «перетолковыванием» функций (не претендент на власть, а критик власти). Другими словами, для значительной части массового сознания оппозиция пока не стала «самоценной», т. е. не обрела главного свойства полноцен­ ного политического института. Внутренний механизм начальной фазы укоренения политиче­ ских инноваций схематично можно описать следующим образом. Российская политическая традиция (впрочем, как и любая другая) неоднородна: наряду с иерархическими, авторитарными и партикуляристскими началами, она содержит эгалитарные, демократи­ ческие и универсалистские ценности. Скорее всего, поиск «изби­ рательного сродства», который начинается после появления политических инноваций, происходит именно в этом, наиболее близком по содержанию, секторе политической традиции. Новые ценности и институты трансформируются. Они сращиваются с традиционными (наиболее близкими по принципу «избира­ тельного сродства»), порождая ценностные, когнитивные и ин­ ституциональные «гибриды». Внутри этих «гибридных» форм происходит примитивизация инноваций (примеры: выборы реду­ цируются до плебисцита, а институт политической оппозиции до критики правительства). Нечто сопоставимое имеет место и тогда, когда современные ценности мимикрируют под тради­ цию, т. е. принимают традиционалистскую оболочку («свой» или «третий путь»). Но что происходит с другой «половинкой» —с тра­ дицией, вступившей в диалог или симбиоз с современностью? Новый контекст стимулирует перестройку структуры и изменение свойств традиции. Начинается мутация традиционалистских ком­ понентов: в части своих характеристик они начинают сближаться с противоположной «половинкой» гибридной формы. Традиция начинает «перетолковываться» на новый лад. Если усвоение ново­ го идет через редукцию, то адаптация старого осуществляется через мутацию: традиция обнаруживает новые свойства. Массо­ вые представления о «великой державе» — наиболее рельефный пример того, как рационализация происходит внутри традицион­ ных форм. Значительную часть процессов в массовом сознании следует квалифицировать с учетом их «двойного» статуса, а именно, со­ присутствия в различных формах инноваций и традиций. Повы­ шение психологической значимости таких признанных атрибутов

IV, Политическая и гражданская культура. Глава 8. Зудин А.Ю. Массовое...

339

фадиции, как «государство», «граница», «территория», «про­ шлое», в равной мере может быть оценено и как проявление неотрадиционализма93, и как свидетельство продолжающейся модернизации94. Можно утверждать, что традиционализация «ге­ нерализованных» политических представлений сопровождается когнитивными и ценностными приобретениями. Массовое созна­ ние в определенной части становится более дифференцированным (образ Запада) и более реалистическим (критическая оценка места и «качества» демократических институтов, возвращение более реаиистической оценки отношений с внешним миром). Если укруп­ нить масштаб оценки, не бкажется ли, что традиционализация (точнее - то, что в настоящее время маркируется как ее проявле­ ния), подчиняется общей модернизационной логике? Примечания 1 Гудков Л., Дубин Б. Все едино. Российскому обществу жить стало хуже, жить стало скучнее / / Итоги. 25 января 2001, № 3 (241). 2 Гофман А. От какого наследства мы не отказываемся? Традиции и инно­ вации в постсоветской России / / Россия реформирующаяся. Ежегод­ ник — 2004. Отв.ред. Л.М. Дробижева, М.: Институт социологии РАН, 2004. С. 369-370. Об этом см.: Зудин А. Россия, 1998-2001 гг.: путь к новой идеологии / / Полития. М., 2001. Nq 5 (23) декабрь. С. 26-65. 4 В работе были использованы главным образом данные «старого» ВЦИОМа (впоследствии - «Левада-центр») и Фонда «Общественное мнение», а также публикации исследователей, связанных с этими цент­ рами. Предложенный обзор является постановочным и не претендует на полноту раскрытия темы. s Левада-центр. Восприятие россиянами европейских ценностей. http://www.levada.ru/aktpro)!.print.htnil 6 Кертман Г.Л. Разделение властей или властный монолит? (принцип разделения властей в российском массовом сознании). - Отчет по ре­ зультатам опроса 6—7 октября 2001 г. http://www.fom.ru/survey/dominant/295/729/2389.html 7 Там же. к Левада-центр. Пресс-выпуски. 29.10.2007. Кому должна принадлежать власть? 9 Россияне не доверяют государство Владимиру Путину? Они не готовы менять президентскую республику на парламентскую / / Коммерсант. М., 2008. № 52 (3869) от 31.03. 10 Вариант, согласно которому Путин может стать премьером после свое­ го участия в парламентских выборах во главе партийного списка, в ходе опроса не рассматривался. 11 Кертман Г.Л. Разделение властей или властный монолит? (принцип разделения властей в российском массовом сознании). - Отчет по ре­

340

Традиции и инновации в современной России

зультатам опроса 6—7 октября 2001 г. http://www.fom.ru/survey/domi nant/295/729/2389.html 12 Левада-центр. Пресс-выпуски. 25.10.2007. Лучшие политическая и эко­ номическая системы. 13 Панов П.В., Фадеева Л.А. Региональная полития: институционализа ция, трансформация, традиции / / Мировая политика: проблемы теоре тической идентификации и современного развития. Ежегодник 2005 М.: РОССПЭН, 2006. С. 321-348. 14 Левада-центр. Восприятие россиянами европейских ценностей. http://www.levada.ru/aktpro)!.print.html 15 Дума прежняя и нынешняя. - http://bd.fom.ru/report/map/projects/ dominant/dom0749/d074925 16 Кертман Г.Л. Разделение властей или властный монолит? (принцип разделения властей в российском массовом сознании). — Отчет по ре­ зультатам опроса 6—7 октября 2001 г. http://www.fom.ru/survey/dominant/295/729/2389.html 17 Кертман Г. Статус выборов в российской политической культуре / / Со­ циологические наблюдения (2002—2004). М.: Институт Фонда «Обще­ ственное мнение». 2005. С. 74. 18 Отношение к выборам и мотивация неучастия в них. - http:// bd.fom.ru/report/map/projects/dominant/dom0727/domt0727_2/d072722 19 Савельев О. Между «кто виноват?» и «что делать?» Россияне не столь деполитизированы, как принято считать / / Независимая газета, 08.09.2006 (электронная версия: http://www.ng.ru/ideas/2006-09-08/ 10_ktovinovat.html) 20 Кертман Г. Статус выборов в российской политической культуре / / Со­ циологические наблюдения (2002—2004). М.: Институт Фонда «Обще­ ственное мнение», 2005. С. 78. 21 См.: Даль Р. Демократия и ее критики. М.: РОССПЭН, 2003. С. 201-245. 22 Помогает ли знание законов в повседневной жизни? — http:// bd.fom.ru/report/map/dominant/dom081 l/d081125 23 Кертман Г.Л. Разделение властей или властный монолит? (принцип разделения властей в российском массовом сознании). - Отчет по ре­ зультатам опроса 6 - 7 октября 2001 г. http://www.fom.ru/survey/dominant/295/729/2389.html 24 Левада-центр. Пресс-выпуски. 27.07.2007. Государство и его граждане. 25 Отношение к Конституции — http://bd.fom.ru/report/map/projects/ dominant/dom0749/d074926 26 Левада-центр. Пресс-выпуски. 11.12.2007. Ко дню Конституции. 27 Кертман Г.Л. Разделение властей или властный монолит? (принцип разделения властей в российском массовом сознании). - Отчет по ре­ зультатам опроса 6 - 7 октября 2001 г. http://www.fom.ru/survey/dominant/295/729/2389.html 28 Левада-центр. Восприятие россиянами европейских ценностей. http://www.levada.ru/aktpro)!.print.html 29 Климова С. Оценка работы российских судов: предубеждения или горь­ кий опыт? / / Социологические наблюдения (2002—2004). М.: Институт Фонда «Общественное мнение», 2005. С. 62-72.

IV. 11олитическая и гражданская культура. Глава 8. Зудин А.Ю. Массовое...

3 41

10 Левада-центр. Восприятие россиянами европейских ценностей. IUtp://www.levada.ru/aktpro)!.print.html 11 Левада-центр. Пресс-выпуски. 06.08.2007. Можно ли сейчас жить и России, не нарушая закона? 4 Левада-центр. Пресс-выпуски. 06.12.2007. Ценности и их влияние на поведение. и Левада-центр. Пресс-выпуски. 06.08.2007. Можно ли сейчас жить и России, не нарушая закона? 14 Левада-центр. Пресс-выпуски. 06.12.2007. Ценности и их влияние на поведение. п Левада-центр. Пресс-выпуски. 30.01.2008. Демократия в России. и' Левада-центр. Пресс-выпускй. 08.05.2007. Выборы 2007. Седов .//.Оппозиция. Критика власти. Экстремизм (по данным декабрьских опросов). http://www.levada.ru/ (опубликовано 15.01.2007). ,н Левада-центр. Пресс-выпуск 18.12.2007. Демократия и оппозиция. ^ Седов Л. Оппозиция. Критика власти. Экстремизм (поданным декабрь­ ских опросов). —http://www.levada.ru/ (опубликовано 15.01.2007). 4,1 О политической оппозиции. - http://bd.fom.ru/report/map/ projects/ dominant/dom0726/domt0726_2/d072621 41 Там же. 42 Бызов Л. Оппозиция: особенности отсутствия. «Ведомости» 15 июля 2005 № 129 (1410) (электронная версия). и Левада-центр. Пресс-выпуски. 18.12.2007. Демократия и оппозиция. 44 Климов И. Деньги вместо льгот. О социальной предыстории одной ре­ формы / Социальная реальность, N° 2. 2006. С. 20. 45 Левада-центр. Пресс-выпуски. 12.12.2007. Отношение к забастовкам. 46 Права трудящихся: профсоюзы и забастовки. - http://bd.fom.ru/report/ map/dominant/dom0807/d080722 47 См.: Голов А.А. Забастовки для россиян: от 1989 к 2003. (старая элек­ тронная версия: WWW.WCIOM.RU); Гвоздева Е. Акция протеста бюд­ жетников: митинговать не эффективно, но нужно... //Доминанты. По­ ле мнений. 2003. N° 10, 13 марта (http://bd.fom.ru/report/map/d031032); Климов И. 2004 год протестные настроения российских граждан. — h ttp ://b d .fo m .r u /r e p o r t/c a t/so c ie ta s/c u ltu r e /sc ie n c e /so tsio lo g iy a / klimov_paper/d042526; Климов И. Деньги вместо льгот. История и зна­ чение протеста / / Социальная реальность, №4. 2006. С. 25—45. О поли­ тических последствиях массовых протестов против монетизации 2005 г. см.: Зудин А. Новая политическая среда. Протест против монетизции и возрождение политической оппозиции в России. - http://www. politcom.ru (опубликовано 13.09.05). 48 Левада-центр. Пресс-выпуски. 27.07.2007. Государство и его граждане. 49 Левада-центр. Пресс-выпуски. 30.01.2008. Демократия в России. 50 Там же. 51 Левада-центр. Пресс-выпуски. 27.07.2007. Государство и его граждане. 52 См.: ЦИРКОН. Качество и качества Власти: восприятие населения. 2005 / / Полития. М., 2005. N° 2 (электронная версия: http://www.zircon.ru/upload/File/russian/publication/1/051010.pdf)

342

Традиции и инновации в современной России

53 Левада-центр. Пресс-выпуски. 05.12.2007. Государство, порядок и/илн свобода. 54 См.: Даль Р. Демократия и ее критики. М.: РОССПЭН, 2003 С. 123-177. 55 Левинсон А. Народная демократия / / Неприкосновенный запас. М., 2003. № 1(27). 56 Левада-центр. Пресс-выпуски. 13.03.2008. Отношения власти и народи в России. 57 Левада-центр. Пресс-выпуски. 30.01.2008. Демократия в России. 58 Там же. 59 Российские суды в жизни и на телеэкране. — http://bd.fom.ru/ report/ map/projects/dominant/dom0733/domt0733_3/d073324 60 Левада-центр. Пресс-выпуски. 30.01.2008. Демократия в России. 61 Права трудящихся: профсоюзы и забастовки. — http://bd.fom.ru/ report/map/dominant/dom0807/d080722 62 Левада-центр. Восприятие россиянами европейских ценностей. http://www.levada.ru/aktpro)!.print.html 63 Российские суды в жизни и на телеэкране. - http://bd.fom.ru/report/ map/projects/dominant/dom0733/domt0733_3/d073324 64 Левада-центр. Пресс-выпуски. 20.12.2007. Россия и США. 65 Зудин А. Россия, 1998—2001 гг.: путь к новой идеологии// Полития. № 5 (23) декабрь 2001. С. 26-65. 66 Левада-центр. Пресс-вы пуски. 30.05.2007. Голов А. Дружественные и недружественные страны для россиян*. 67 Там же. 68 См.: Зудин А. Новая система координат. Запад в общественном мнении россиян до и после 11 сентября. - http://www.politcom.ru (опубликова­ но 05.02.02). 69 Левада-центр. Пресс-выпуски. 05.02.2008. Россия и мир. 70 Левада-центр. Пресс-выпуски. 23.07.2007. Россия и Запад. 71 Левада-центр. Пресс-выпуски. 05.02.2008. Россия и мир. 72 Левада-центр. Пресс-выпуски. 13.03.2008. В какой стране Вы хотели бы жить? 73 Планы размещения американских систем ПРО в Восточной Европе. http://bd.fom.ru/report/map/projects/dominant/dom0718/domt0718_4/d() 71823 74 Левад-центр. Пресс-выпуски. 12.03.2008. Исторический путь России. 75 Левада-центр. Восприятие россиянами европейских ценностей. http://www.levada.ru/aktpro)!.print.html 76 Перспективы европейской интеграции: Россия и Евросоюз. http://bd.fom.ru/report/map/projects/dominant/dom0714/dom t0714_4/d0 71421 77 Левада-центр. Восприятие россиянами европейских ценностей. http://www.levada.ru/aktpro)!.print.html 78 Левада-центр. Пресс-выпуски. 29.10.2007. Назад в будущее: скорее «нет», чем «да». 79 Левада-центр. Восприятие россиянами европейских ценностей. http://www.levada.ru/aktpro)!.print.html

I|олигическая и гражданская культура. Глава 8. Зудин А.Ю. Массовое...

Левада-центр. Пресс-выпуски. 24.12.2007. СССР. *и Гам же.

щ) Левада-центр. Пресс-выпуски. 09.06.2007. Независимость во благо Рос­ сии. "1Левада-центр. Пресс-выпуски. 10.08.2007. J1.A. Седов: Россия и мир. м Левада-центр. Пресс-выпуски. 13.03.2008. В какой стране Вы хотели бы жить? 10 Левада-центр. Пресс-выпуски. 10.08.2007. J1.A. Седов: Россия и мир. ,,f' 1удин А. Новая система координат. Запад в общественном мнении рос­ сиян до и после И сентября. — http://www.politcom.ru (опубликовано 05.02.02). См.: Гудков Л. Русский неотрадиционализм / / Экономические и соци­ альные перемены: мониторинг общественного мнения. 1997. Nq 2. С. 25-33; его же. Русский неотрадиционализм и сопротивление пере­ менам / / Отечественные записки. М., 2002. Nq 3. С. 87—102. нн Масштабная модернизация массовых вербальных ценностей, проана­ лизированная в работе И. Клямкина и Т. Кутковец «Русская самобыт­ ность» (Институт социологического анализа. Москва, 2000), играет важную роль даже в тех случаях, когда лишена прямых «выходов» на массовое поведение. Она порождает «иррадиирующие» эффекты, мо­ дифицирующие массовое восприятие. и'* Левинсон А. Народная демократия / / Неприкосновенный запас. М., 2003, № 1(27). 'т Гудков Л., Дубин Б. Институциональные дефициты как проблема пост­ советского общества. М., 2003. (Электронная версия: http://www. polit.ru/docs/620240.html). 1.1 Левинсон А. Народная демократия / / Неприкосновенный запас. М., 2003. Nq 1(27) (электронная версия). 1.2 См.: Лейпхарт А. Демократия в многосоставных обществах. Сравни­ тельное исследование. М.: Аспект Пресс, 1997. С. 60—88. {) ’ Гудков Л. Русский неотрадиционализм / / Экономические и социаль­ ные перемены: мониторинг общественного мнения. 1997. № 2. С. 25—33; Его же. Русский неотрадиционализм и сопротивление пере­ менам / / Отечественные записки. М., 2002. Nq 3. С. 87—102. 'м Подробнее см.: Зудин А. Россия, 1998-2001 гг.: путь к новой идеоло­ гии / / Полития. Nq 5 (23), декабрь 2001. С. 26-65.

Глава 9 О.В. Ковенева

О старом и новом в практиках гражданского участия: динамика митинга наших дней «В 90-е годы все было иначе. Тогда основным для всей страны был лозунг “ Все для человека. Все для блага человека”, и не было этого конфликта между властями и людьми. Сейчас взрывоопасная ситуация, уж поверьте мне, как патриарху общественного движения. Сейчас - полный разрыв: нет лозунгов, нет единства, нет соратников. В результате - всеобщая апатия, имитация деятельности, спад общественной активности»1.

90-е годы в России, ознаменовавшиеся распадом СССР и про­ возглашением новой властью проекта демократизации, осмысли­ ваются в современной социологической и политологической на­ уке как период трансформаций, время перехода к новым формам социальных практик и, в частности, как время «новых возможнос­ тей гражданского участия»2. Кроме оживления собственно поли­ тической и социальной жизни страны эти годы дали толчок непрекрашаюшимся по сегодняшний день академическим дискуссиям о проблемах становления и перспективах развития «гражданского общества» в России, о традиционных и инновационных образцах политического действия3. Еще в 1998 г. Г.И. Вайнштейн, коммен­ тируя бурный всплеск публикаций по этому вопросу, отмечал, что «в накопившейся на сегодняшний день огромной политологиче­ ской литературе, посвященной анализу переходных процессов, проблематика гражданского общества занимает одно из наиболее заметных мест. Можно даже сказать, что интерес исследователей к этой проблематике превратил концепцию “гражданского обще­ ства” в одну из наиболее модных в последнее десятилетие концеп­ ций политической науки»4. С начала 2000-х годов эта тема стала звучать все более настой­ чиво «не только в связи с завершением первого постсоветского де­ сятилетия, но также и потому, что наступала новая эпоха, связан­ ная с началом правления Владимира Путина»5. Социальным и политическим трансформациям, переживаемым Россией в то время, необходимо было давать оценки. Как отмечает Диана Шмидт, если Запад в последнее время «все больше утверждается во мнении, что Россия ...отклоняется от пути демократизации»6, то оценки российских исследователей и аналитиков остаются крайне противоречивыми: «Некоторые авторы утверждают, будто

IV. Политическая и гражданская культура. Глава 9. Ковенева О.В. О ставом...

345

российское гражданское общество остается слабым и внутренне разобщенным, пребывает на низком уровне развития, ассимили­ руется или даже вообще не существует. В то же время другие ис­ следователи подчеркивают, что гражданское общество в России объективно существует и, более того, опирается на давние тради­ ции»7. Кто-то, напротив, в поиске новой национальной идеолоI ии обращается к идее о неповторимой специфике российской политической культуры, «гениально угаданной» в уваровской формуле триединства «православие — самодержавие — народ­ ность», и разрабатывает консервативные концепции авторитар­ ной власти как панацеи от разочарования в либеральной модели демократии, навязанной Западом России и приведшей к разобще­ нию общества. Об актуальности и остроте дебатов вокруг проблемы граждан­ ского общества свидетельствует хотя бы тот факт, что только за по­ следние три года (2005—2007) этому вопросу были посвящены те­ матические номера двух российских журналов: «Pro et Contra» (номер «Гражданское общество и государство») и «Отечественные шписки» (номер «Граждане без общества»)8. Примечательно, что редакция журнала «Отечественные записки» во вступительной ста­ тье к вышеуказанному номеру просит извинения у читателей за об­ ращение к столь растиражированной теме и за использование столь «неоднозначного» термина, как «гражданское общество»: «Редакция “Отечественных Записок” взялась за тему, о которой не высказался только ленивый...». «Словосочетание “гражданское общество” превратилось в клише, удобное для использования в са­ мых разных, часто противоречивых контекстах, и соответственно, нсамых разных интересах»9. Вместе с тем, следуя народной мудро­ сти («кривыми словами жизнь не остановишь»10), редакция отме­ чает, что обсуждение этой темы заслуживает внимания хотя бы по­ тому, что в современном российском обществе наблюдаются «вполне конкретные, причем качественные примеры человече­ ской активности по части самоорганизации, преследования впол­ не положительных интересов и даже зашиты вполне легитимных нрав»11. Азначит, игнорировать эти факты и предаваться эсхатоло­ гическим ламентациям о глобальном крахе проекта гражданского общества в России, ссылаясь то на неутешительные данные опро­ сов общественного мнения, измеряющие степень политического участия граждан в процентном выражении, то на очевидность все­ общего настроения «пессимизма, скептицизма и апатии»12, царя­ щего где-то в российском воздухе, наверное, не стоит. Примеры общественной активности, пусть немногочисленные и не повсеместные, —тем не менее, существуют. И социологи, ве­ дущие полевые исследования и непосредственно занимающиеся

346

Тпапипии и инновации в современной России

изучением форм самоорганизации локальных российских сооб­ ществ in situ с начала 90-х годов, как никто лучше способны дать отчет о реально существующей динамике общественных движений в России и проблемах их современного развития, не впадая в фи­ лософствование об идеальной метафизической сущности «граж­ данского общества»13. В данной главе мы также обратимся к проблеме гражданствен­ ности в России и постараемся рассмотреть практики граждан­ ского участия в том виде, в каком они являют себя в наши дни, в конкретных публичных ситуациях. Для этого мы используем ре­ зультаты case-study, посвященного исследованию и детальному анализу такой формы общественной активности, как граждан­ ский протест, зревший в диссидентских кругах в советское время и громко заявивший о себе на заре перестройки. Эта форма соци­ альной активности не прекращается и по сей день, несмотря на относительный спад общественного настроя в постперестроечные годы, отмечаемый как аналитиками14, так и самими общест­ венниками15. Заметим, однако, что в последнее время наметилась активизация местных сообществ в связи с реализацией жилищ­ ной реформы и реформы местного самоуправления16. Вступив­ ший в силу 1 января 2006 г. Федеральный закон РФ от 6 октября 2003 г. №131-Ф3 «Об общих принципах организации местного самоуправления в Российской Федерации»17 был с особым энту­ зиазмом встречен общественниками, увидевшими в нем «новый рычаг для самоорганизации и для взаимодействия с властью»: «Наконец-то вступил в силу закон о местном самоуправлении. Теперь можно создавать общины, можно решать все свои вопро­ сы, ни перед кем не кланяясь! Это такие возможности! Можно да­ же объединить экологические вопросы с вопросами ТСЖ, дей­ ствовать сообща. И все это зафиксировано в законодательной форме!»18. Итак, в качестве эмпирического материала для нашего анализа мы будем использовать данные социологического исследования эколого-градостроительных конфликтов в районе Крылатское го­ рода Москвы (2002—2007 г.)19. В рамках этой главы мы остановим­ ся, в частности, на рассмотрении материала, полученного в ходе социологического наблюдения местного митинга протеста против строительства многофункционального паркинга по программе «Народный гараж», прошедшего в одном из дворов Крылатского 22 июня 2006 г. Материал, имеющийся в нашем распоряжении, со­ стоит из транскрипта аудиозаписи митинга (двухчасовой митинг: выступления местных депутатов, представителей общественных объединений и инициативных групп, жителей, главы управы, а также представителей Комитета зашиты москвичей при партии

IV, Политическая и гражданская культура. Глава 9. Ковенева О.В. О станом...

347

•Яблоко»), фотографий, отражающих формальную организацию митинга (место проведения, техническая оснащенность, транспа­ ранты и т. д.), а также различных документов (резолюция митинга, Iрадостроительные планы) и материалов прессы. Не вызывает сомнения, что митинги протеста представляют co­ in >й уникальный объект для исследования публичного действия и публичного дискурса. Действительно, сам формат митинга, пред­ полагающий публичное выражение протеста граждан, налагает на участников требование коллективного действия и обоснования i моей позиции с точки зрения общезначимого и общепринятого. ()днако возможно ли во всех случаях ставить знак равенства между митингом протеста и выражением гражданской позиции, как это шчастую делают исследователи, отслеживающие частотность ак­ ций коллективной мобилизации и заносящие их на счет формироиания гражданского общества в России? Возможно ли свести со­ держание того или иного митинга протеста исключительно к декларированию гражданских ценностей? Или кроме собственно фажданской составляющей существуют иные принципы коорди­ нации митингов протеста? Какие ценностные ориентиры мобили|уют и объединяют людей в современной России? И существуют ли подобные консолидирующие ориентиры вообще или, как отмеча­ ют эксперты и сами активисты, нет согласия, нет консолидации, •нет лозунгов, нет единства, нет соратников»20? Выскажем предпоножение, что рассматривать митинг или любую другую форму об­ щественного протеста исключительно в терминах фажданской ак­ ции означает недооценивать множественность логик действия, нежащих в их основе. В более общем виде это также означает недо­ оценивать сложность процессов, определяющих форму организа­ ции общественных движений в России и проблемы их развития. Наглядным примером внутренней сложности и разнонаправденности местных митингов протеста как формы коллективной организации жителей служит пестрое разнообразие призывов и лозунгов, скандируемых митингующими. Как показывают поленые наблюдения, несмотря на позиционирование большинства местных митингов как «митингов гражданского протеста и граж­ данского волеизъявления», лозунги, скандируемые жителями, вы­ ступающими против того или иного градостроительного проекта, нельзя свести исключительно к гражданскому знаменателю. Наря­ ду с возведением в ценность принципов равенства, гражданского участия, коллективной солидарности и гражданских прав, жители апеллируют к более широкой гамме принципов протеста. И преж­ де чем непосредственно приступить к анализу интересующего нас митинга в Крылатском, обратим внимание хотя бы на транспаран­ ты митингующих крылатчан:

348

Традиции и инновации в современной России

• «Крылатского не будет и саду не зацвесть, пока такие люди в Крылатском есть!». • «Нет строительному террору в Москве!» • «Остановим беспредел!» • «Господин Президент, в Северном Крылатском власти Моск­ вы топчут конституционные права граждан!» • «Нет разрушению первичной социальной и экологической среды обитания!» • «Москвичам нужен зеленый город!» • «Лужкову надо дать срок, а не орден!» • «Лужков! Мы не сельди в бочке!» • «Это наша земля и река —спасем их»!21 • «Сохраним Крылатское для наших детей и внуков!» • «Остановим бандитское строительство во дворах, скверах и природоохранных зонах!» • «Лужков! На твоих 60 га можно построить много жилья!» • «Мужчины Крылатского! Защищая свой двор, вы бережете свои семьи и досуг своих детей!» • «Во дворе у всех жителей равные права!» • «Двор для всех, а не для избранных. Двор —это территория общего пользования!» Какие ценностные ориентиры постулируются данными лозун­ гами и какие явления современной социальной действительности критикуются, разоблачаются митингующими? И как самому социологу-исследователю сориентироваться в этом многообразии и по­ стараться классифицировать, упорядочить эти ценностные уста­ новки, отмечая новые и старые составляющие? Как проследить их совместимость или взаимную конфликтность? И как можно вы­ явить артикуляцию политического дискурса и политического дей­ ствия в публичном пространстве? Чтобы проследить динамику ми­ тинга протеста, принципы его координирования и их проблемное интегрирование, мы обратимся к подходам представителей фран­ цузской прагматической социологии, неоднократно апробирован­ ным при исследовании самых разнообразных форм социальной координации и внимательным не только к дискурсу и множествен­ ным формам суждения в публичном пространстве, но и к самой материальной организации публичных действий, их предметному инструментарию и оснащению.

Теоретические рамки анализа «Прагматическая социология» —это новое течение во француз­ ской социологии, пришедшее в 1980-е годы на смену «поколению враждующих мэтров 1970-х годов»22: Раймона Будона, Пьера Бурдьё, Мишеля Крозье и Алена Турена. Его началом принято считать

IV. 11олитическая и гражданская культура. Глава 9. Ковемева О.В. О станом...

349

исследования в области «социологии инноваций» Бруно Латура и Мишеля Каллона23 и работы по «социологии градов» Люка Болншски (Luc Boltanski) и Лорана Тевено (Laurent Thevenot)24. Как •имечает Лоран Тевено25, «социология инноваций» и «социология Iридов» резко демаркировались, в первую очередь, по отношению к школе Пьера Бурдьё, в отличие от других направлений в совре­ менной французской социологии, оставшихся близкими к ней. И хотя социология Латура —Каллона и социология Болтански — I с нено ощутимо отличаются друг от друга, но в силу ряда общих им черт они были причислены к более широкому течению в соци­ альных науках — «прагматическому повороту»26, в частности к «прагматической социологии»27. Поскольку в нашем исследова­ нии мы непосредственно используем подходы социологии Болпшеки —Тевено, то в рамках данной главы нам представляется не­ обходимым остановиться более подробно на ее основных юоретических позициях. Одним из пунктов полемики «социологии градов» Болтански — I снено с критической социологией- (главным представителем коюрой во Франции считается Пьер Бурдьё) стал вопрос об отноше­ нии между социальной наукой и критикой28. Известный француз­ ский историк науки Франсуа Досс (Francois Dosse), анализируя посылки критической социологии, отмечает, что «критическая па­ радигма подразумевает четкое разграничение научной и обыден­ ной компетенции, что приводит к тому, что компетенции обычных мюдей и их устремления не принимаются социологом всерьез и воспринимаются лишь как обман или иллюзия»29. «Завуалироиинные скрытые интересы», и в частности стремление к господ­ ству, рассматриваются в социологии Пьера Бурдьё как единствен­ но возможные мотивы поведения индивидов. А непосредственной тдачей социолога, выступающего в качестве своеобразного кришка-арбитра и практика подозрения, считается, соответственно, разоблачение, обнаружение скрытой реальности. Как отмечает Лоран Тевено, критическая социология выстраииает весьма специфическую картину общественной жизни, в кото­ рой критическая способность закрепляется исключительно за уче­ ным, в то время как индивиды выступают то в виде своеобразных циников-стратегов30, то в виде бессознательных существ, не ведаю­ щих, что творят. Однако способность к расчету, выстраиванию ин­ дивидуальной стратегии —не единственная человеческая способ­ ность. Наряду с ней есть также способность к различным формам совместного действия и общежития: умение дружить, любить, при­ низываться как к близким людям, так и к месту проживания, дости­ гать компромисса или критиковать, принимать общие решения, нсгупать в различные союзы и объединения, быть солидарными

350

Традиции и инновации в современной России

и т. д.31. Обратим внимание также на то, что применение подходом критической социологии Пьера Бурдьё делает крайне проблема­ тичным исследование ценностных ориентиров общества, посколь­ ку социолог, по сути, «не слышит» актора и ищет за его мнимыми декларациями скрытые интересы, стратегии или бессознательные действия. Не менее проблематичным выглядит и исследование пуб­ личного конвенционального действия: в социологии Бурдьё любые социальные отношения —и в этом смысле его позиция переклика­ ется с позицией классиков «подозрения» К. Маркса и Ф. Ницше рассматриваются исключительно в терминах отношений господства и силы (идет ли речь о реальном или «символическом господстве»). При этом упускается из виду важнейшая характеристика публично­ го действия как такового —его совместный, объединяющий харак­ тер. Публичное действие предполагает способность актора к обоб­ щению, к переходу от единичного к общему, умение обсуждать проблемы общего значения и аргументировать свою позицию с точки зрения общепринятых ценностных ориентиров, умение участвовать в общем деле и действовать сообща32. Применение подходов социологии Бурдьё в современном рос­ сийском контексте содержит в себе определенную опасность, так как невольно укрепляет идею о конфликтной природе социальных отношений (человек человеку враг), не разрабатывая в достаточ­ ной степени вопрос о том, что и как объединяет людей. Россий­ ский социолог А. Б. Гофман отмечает: «В силу более или менее из­ вестных причин сегодня в России сформировался социальный тип человека, в глазах которого вражда —явление нормальное и естест­ венное, вечное и неизбежное, тогда как согласие —своего рода па­ тология, отклонение от нормы. Торжество принципа “человек че­ ловеку волк” в сознании довольно быстро приводит к его реализации в практике, что мы сегодня постоянно и наблюдаем. Между тем, еще раз следует подчеркнуть, подлинная социальная наука, признавая и изучая различные конфликты, в целом совсем не считает их фактором доминирующим в сравнении с солидарно­ стью. В известном смысле солидарность —условие sine qua non со­ циальной жизни; в конце концов, прежде чем конфликтовать, лю­ ди так или иначе объединяются (...). Социология призвана показать, что поскольку в качестве членов общества мы связаны между собой бесчисленными узами, поскольку мы реально обяза­ ны друг другу (не случайна этимологическая связь этого слова со словом “обвязаны”), постольку мы обязаны быть обязанными друг другу»33. Кроме того, позиция «подозрения» приводит к укрепле­ нию цинических настроений, и без того развитых в современной России, и делает невозможной саму постановку вопроса о ценно­ стных объединяющих началах общества. Комментируя современ-

IV. Политическая н гражданская культура. Глава 9. Ковенева О.В. О ставом...

351

мую российскую ситуацию, А.Б. Гофман обращает внимание на го, что «у многих российских интеллектуалов сама мысль о реаль­ ности и необходимости некоторых базовых ценностей, признава­ емых в национальном масштабе, пользующихся повсеместным уважением и объединяющих разнородные социальные силы и группы, вызывает заведомо негативную реакцию»34. Это объяс­ нимо, «учитывая длительный и печальный опыт промывания моз­ гов россиян идеологическими машинами недавнего и далекого прошлого, сакрализации деспотической власти, культивирования исякого рода социальных мифов, в частности о светлом будущем и светлом прошлом»35. Однако, по мнению ученого, необходи­ мость поиска и исследования объединяющих ценностных начал общества является особенно актуальной для современной России, где наметились дефицит доверия и развитие циничных отноше­ ний. Ведь без этих объединяющих ценностных начал «невозможны ни социальный порядок, ни социальная идентичность, ни воспро­ изводство социальных систем, ни социальное взаимодействие, ни эффективное функционирование государственных институтов, ... невозможна нормальная жизнь общества как таковая»36. «Социология градов» Болтански — Тевено позволяет со всей серьезностью поставить вопрос не только о формах объединения июдей, но и о ценностных ориентирах общества37. В полемиче­ ской позиции по отношению к социологии Бурдьё, где критиче­ ский взгляд монополизируется ученым, Болтански и Тевено в тру­ пе «Об обосновании...»38, положившем начало их совместной исследовательской программе, выбрали в качестве объекта иссле­ дования критическую способность самих акторов39, предполагаю­ щую умение обосновывать свою позицию с точки зрения обще­ значимых легитимных принципов. В центре их внимания оказались ситуации публичных дебатов и споров, практики пуб­ личного обоснования. Во избежание поспешных ошибочных интерпретаций этой со­ циологии, подчеркнем сразу, что, хотя объектом анализа Тевено и Болтански являются суждения в публичном пространстве, авторы, » отличие от сторонников лингвистической парадигмы в социаль­ ных науках40, принципиально отказываются сводить социальную и культурную реальность к языку, дискурсам, смыслам и настаива­ ют на необходимости придерживаться прагматического подхода41. В равной степени они не разделяют и постмодернистских веяний и социологии, рассматривающих все виды знания исключительно с точки зрения «нарративности, будь то знание, являющееся про­ дуктом науки, искусства или же просто обыденного разговора»42. Следуя прагматическому подходу, Болтански и Тевено подчеркива­ ют, что «ситуации споров и конфликтов — «это не просто дебаты

352

Традиции и инновации в современной России

и обмен мнениями»43. Это социальные «испытания» (epreuves), в ко­ торые вовлечены не только люди с их телесностью, но и предметы, служащие в качестве опоры суждениям44. Таким образом, для праг­ матической социологии центральным элементом анализа становит­ ся сложная ситуация, встреча человека с окружающим миром и дру­ гими людьми, своеобразное испытание реальностью, в ходе которого человек испытывает себя, а также окружающие его вещи на адекват­ ность ситуации. В своих работах Болтански и Тевено стараются, та­ ким образом, избежать крайности тех исследований в области поли­ тического действия, что, следуя теории коммуникативного действия Хабермаса, сводят публичное пространство к публичным дебатам. Как отмечают французские социологи Даниэль Сефай и Доминик Паскье, работающие в русле прагматической социологии, понять политическое действие исключительно на основе коммуникативных и интерсубъекгивных моделей невозможно. Политическое действие предполагает установление, стабилизацию и институционализацию некоторого материального пространства, —пространства предметов, правил, форм организации акторов, служащего опорой для реализа­ ции общественной деятельности45. Представив в общих чертах основные линии демаркации фран­ цузской прагматической социологии, остановимся более подроб­ но на модели принципов координации публичного действия, раз­ работанной Болтански и Тевено. В книге « Об обосновании... « французские социологи предприняли попытку моделирования высших принципов (grandeurs), используемых социальными акто­ рами для возведения конкретной единичной ситуации к общезна­ чимому и общепринятому («montee en generalite «). На основе ана­ лиза классических текстов западной политической философии, пособий по предпринимательской деятельности, а также на осно­ ве эмпирического материала споров в современном французском обществе авторы выделили шесть градов (cites), упорядоченных в соответствии с тем или иным высшим принципом (grandeur). Каждый град предполагает, таким образом, собственные формы публичной оценки, или «квалификации» общезначимых качеств людей и предметов окружающей действительности, а также свое­ образное ранжирование, иерархию элементов града, в зависимо­ сти от степени проявления значимого качества 46: 1. Град вдохновения / СКё inspire. (Блаженный Августин, «О граде божьем»). Творчество, чувственный личностный порыв, необычность, спонтанность, безудержность, восприимчивость, эмоциональность, стихийность. 2. Патриархальный град / Citl domestique. (Боссюэ, «Политика, извлеченная из Священного писания»): личное доверие, тесные

IV. Политическая и гражданская культура. Глава 9. Ковенева О.В. О старом...

353

снязи, личная зависимость и личное расположение, лояльность, иерархия, авторитет, значимость традиции и прошлого. 3. Град репутации / СКё de I’opinion. (Гоббс, «Левиафан»): извест­ ность, престиж, тиражированность, брендовость, знаменитость. 4. Гражданский град / Сйё civiflue (Руссо, «Об общественном до­ говоре»): солидарность, равенство, законность, общая воля. 5. Рыночный град / Сйё marchande (Адам Смит, «Исследование о причинах и богатствах народов»): цена, обмен, товарные от­ ношения. 6. Технократический град / СЦё industrielle (Сен-Симон, «Орга­ низатор», «О промышленной системе», «Индустрия»): эффектив­ ность, производительность, научность, планирование. В продолжение развития данной темы Лоран Тевено и Клодетт Лафай предприняли также попытку описания седьмого —«зелено­ го», или «экологического», града («cite verte»), основополагающие принципы которого еще находятся на стадии формирования47. Прагматической реализацией градов в ситуациях социальной действительности являются «миры». Напомним, что испытанию реальностью в мирах, которое осуществляется в соответствии с те­ ми или иными высшими принципами, подвергаются не только люди, но и предметы. Внимание к плюрализму общезначимых принципов, коорди­ нирующих человеческую деятельность, сближает подход Болтан­ ски и Тевено с концепцией множественных сфер справедливости Майкла Уолзера48. Однако было бы ошибкой уподобить эти тео­ рии. В отличие от замкнутых и несоизмеримых сфер Уолзера, представляющих собой своеобразные институции: рынки, семьи, образовательные учреждения, структуры здравоохранения - каж­ дая из которых регулируется тем или иным принципом49, модель Болтански и Тевено предполагает равнодоступность и открытость общезначимых высших принципов (или «порядков величия», grandeurs) различным социальным акторам (и в этом смысле кон­ цепция сближается с основными постулатами Джона Ролза). Кро­ ме того, эта модель предполагает общие для всех градов требова­ ния, определяющие выражение чувства справедливости или критику несправедливости в публичном пространстве. Среди этих требований, делающих «порядки величия» соизмеримыми, — принцип общности человеческой природы, постулирующий: —направленность каждого «порядка величия» на всеобщность и общезначимость в рамках всего человечества50; - возможность обращения каждого человека к множественным «порядкам величия» (запрет на постоянное закрепление того или иного качества, той или иной формы величия за человеком: каче­

354

Традиции и инновации в современной России

ства, приписываемые людям, должны проходить проверку на адекватность и переоцениваться в ходе испытаний реальностью). Таким образом, основной задачей французских социологов было преодолеть релятивизм, неизменно сопровождающий исследова­ ния, направленные исключительно на простой учет разнообразия51. В центре внимания Болтански и Тевено —не несоизмеримые и зам­ кнутые на себе миры, а столкновение различных высших принци­ пов координации человеческой деятельности и их возможные соче­ тания в рамках той или иной социальной организации52. При этом под «организацией» может пониматься не только «коллектив», «уч­ реждение», «предприятие», «объединение», но и организация лич­ ной жизни, ведение домашнего хозяйства, сосуществование как в рамках самого простого локального сообщества, так и в рамках общности, достигающей размеров национального государства, культурно-политического или международного сообщества53. Анализ на основе «порядков величия» направлен на разложение той или иной социальной организации на составляющие элементы и выявление основных принципов ее координации. Французская прагматическая социология позволяет по-новому подойти и к рас­ смотрению общественных движений, выявляя их внутреннюю многогранность и сложность54. Особенность подхода французской прагматической социоло­ гии к исследованию различных форм публичного действия, и в ча­ стности форм коллективной мобилизации, была точно подмечена французским социологом и политологом Франсуазой Досе (Fran^oise Dauce) в статье, посвященной анализу деятельности об­ щественных объединений и ассоциаций в России55. В силу близо­ сти исследуемой нами проблематики (практики гражданского уча­ стия), а также использования общих теоретических рамок анализа (подходы французской прагматической социологии)56 нам пред­ ставляется необходимым обратиться к работе Ф. Досе. Анализируя российские и западные исследования в области коллективных мо­ билизаций, Ф. Досе отмечает, что наряду с теориями, предлагаю­ щими сугубо либеральное толкование социальных движений57, существует также ряд концепций, демаркировавшихся по отноше­ нию к данному подходу и стремящихся учитывать разнообразие коллективных мобилизаций, как на самом Западе, так и на постсо­ ветском пространстве58. В России среди работ французских соци­ ологов наибольшую известность получили теории Алена Турена и Пьера Бурдьё. Если Ален Турен предложил рассматривать обще­ ственные движения в их отношении к определенному типу обще­ ства — либеральному, рыночному, индустриальному, постинду­ стриальному59, то Пьер Бурдьё разработал теорию коллективных мобилизаций в их отношении к разнообразию «полей» (champs)60.

IV. Политическая и гражданская культура. Глава 9. Ковенева О.В. О станом...

355

В России социология Алена Турена стала известной благодаря работам Мишеля Вевёрки и Алексиса Береловича, а также Леони­ да Гордона. В 1991—1994 г. Ален Турен и Леонид Гордон организоиали французско-российскую программу исследований «Новые социальные движения в России», по результатам которой были опубликованы работы о демократическом и рабочем движении. Среди них —книга Алексиса Береловича и Мишеля Вевёрки «Les Russes d’en bas» («Россияне: взгляд снизу. Исследование постком мунистической России») и книга под редакцией Л. Гордона и Э. Клопова «Новые социальные движения в России: по материа­ лам российско-французского исследования»61. Добавим также, что в интересующей,нас области экологических движений теория Алена Турена применялась в работах российских социологов Оле­ га Николаевича Яницкого62 и Ирины Альбертовны Халий63. Попу­ ляризации работ Пьера Бурдьё в российской академической среде способствовал Сектор структурно-генетического социоанализа Института социологии РАН (заведующий центром —Шматко На­ талья Анатольевна)64. Как справедливо отмечает Ф. Досе, хотя теории Турена и Бур­ дьё и внимательны к разнообразию коллективных мобилизаций (идет ли речь о выделении типов, подтипов, групп социальных движений, или же «полей»), они не способны отразить внутрен­ нюю многогранность и сложность того или иного типа коллектив­ ной мобилизации, той или иной группы общественного движения, того или иного конкретного общественного объединения как фор­ мы организации65. Действительно, выделяемые в этих социологи­ ях «типы», «группы», «поля» представляются как несоизмеримые и несовместимые: сама процедура выстраивания типологий подра­ зумевает выравнивание «типа» по единому ведущему признаку, при котором игнорируются остальные признаки и не ставится во­ прос об их возможной сочетаемости. Однако коллективные моби­ лизации представляют собой комплексные явления, в которых со­ существуют множественные — как потенциально конфликтные, гак и совместимые,—логики и принципы координации66. В свою очередь социологическая теория, разработанная Болтански и Те­ вено, позволяет не только выявить множественные принципы ко­ ординации публичных действий (и в том числе общественных дви­ жений), но и объяснить их взаимные трения, различные сочетания и комбинации. Так, используя подходы французской прагматической социо­ логии в своем исследовании, Ф. Досе показывает, что, вопреки распространенному мнению, представляющему правозащитное движение в России «как аванпост либерализма и гражданственно­ сти»67 российское правозащитное движение отнюдь не сводится

356

Традиции и инновации в современной России

к гражданской логике действия. Российские правозащитники вы­ страивают свою деятельность, координируя между собой как граж­ данские связи, так и дружеские и семейственные отношения, как принципы рыночной конкуренции, так и принципы технической эффективности и целесообразности действия. В нашем собственном исследовании, объектом которого в рам­ ках проекта «Традиции и инновации в постсоветской России...» яв­ ляются акции протеста в области защиты окружающей среды, мы также стремимся отразить внутреннюю комплексность локальных мобилизаций жителей. В этой статье мы постараемся применить подходы французской прагматической социологии при анализе ме­ стного митинга протеста в районе Крылатское города Москвы.

Недовольство, смутьянство или гражданский протест? Участившиеся в последнее время в Москве митинги протеста жителей против градостроительных проектов и строек нередко квалифицируются властями города и средствами массовой инфор­ мации как: «недовольство» жителей, преследующих свои личные эгоистические интересы68 и не имеющих представления об общих интересах(г)69 города, или же как «смутьянство», «бунт» и «подстре­ кательство», направленное на расшатывание «доверия»(п) населе­ ния к властям и «подрыв авторитета власти» как таковой70. Первая оценка представляет собой критику локальных мобили­ заций с позиций «гражданского мира», хорошо знакомую нам с со­ ветского времени (эгоизм vs консолидированный интерес(г) и соли­ дарность ради общего дела,г)) и, казалось бы, ставит под сомнение саму возможность рассмотрения митингов жителей как публичных действий и акций гражданского протеста. В более общем виде эта критика нередко используется в современном российском полити­ ческом дискурсе для подчеркивания изменений, произошедших в «коллективном сознании»*1' и «коллективном поведении»"* рос­ сиян с падением СССР. Резюмировать эту критику можно следую­ щим образом. «Интегративное советское мы»71 окрашивается в по­ зитивно-ностальгические тона и представляется как воплощение былого прекрасного единения(г) и солидарности*1"*, в то время как современные акции коллективной мобилизации разоблачаются как фальшивое и фасадное выпячивание солидарности, за кото­ рым, на самом деле, скрывается «равнодушие» (отсутствие осознанного единства и коллективного сознания) и «частные инте­ ресы». В качестве примера приведем цитату из интервью с сотруд­ ником дирекции заказника «Крылатские Холмы» (2003): «Меня поразил один момент. Вышли на субботник. Дирек­ тор заказника, мои бывшие ученики, я, там сотрудники ди­ рекции. Это было этой весной. Вот. И мы стояли с пакетами

IV. Политическая и гражданская культура. Глава 9. Ковенева О.В. О старом...

357

такими одноразовыми и с чистыми новыми перчатками. И вот просили, говорили: «Возьмите, пожалуйста. Вот идете, ну, вот по этой дорожке соберете мусор». Одни ссылались на то, что они налоги платят, другие ссылались на то, что они спешат, третьи ссылались на то, что мешок слишком боль­ шой, четвертые... Ну, все, что угодно. Ни один из всех людей, к которым мы обращались, кроме кандидата философских наук, молодого человека, которому, просто спешить некуда, не согласился. Вот этот момент, вы знаете, меня настолько это потрясло. Я поняла, что люди, на самом деле, равнодуш­ ны. Т. е. вот когда приспичит, когда вот этот дом там тре­ щину начнет давать или вид из дома им перекроют, то они [протестуют]... А так на душе такое равнодушие, такое рав­ нодушие». Существует и иной вариант подобной критики, отталкива­ ющейся от печального опыта советского времени и дискредитиру­ ющей по аналогии любые формы современной коллективной мобилизации и любую апелляцию к ценностям единения и соли­ дарности как таковые: «Из 152 муниципальных образований Москвы не действует только одно — в Крылатском. Как раз то самое, депутатом которого весной была избрана Е.З. В депутаты она, как и группа ее соратников, рвалась проверенным способом: по­ ливая грязью все, что «не так» делают московские власти, и обещая жителям сорвать, не допустить, остановить строи­ тельство и посягательство на экологию района. Крылатское с этой точки зрения —район действительно проблемный. И, конечно, местным жителям не доставляет удовольствия ни строительство так называемой вылетной магистрали —дуб­ лера задыхающегося Кутузовского проспекта, ни точечная застройка, когда дома возводятся в уже сформировавшейся жилой среде. Но вместо того, чтобы искать компромиссы с теми, кто в интересах города вынужден принимать непопу­ лярные решения, команда, в которую входит Е.З., действует с иным размахом: собирает митинги протеста, на которых зачем-то засветилась Ирина Хакамада, проводит пикеты с не­ пременными сюжетами о них по телевидению, распростра­ няет листовки, в которых клеймит столичных чиновников. В общем, изберите в муниципальное собрание только наших сторонников, и мы наш, мы новый мир построим»72. Вторая оценка локальных акций протеста («смутьянство», «бунт» и «подстрекательство»; расшатывание «доверия» населения

358

Традиции и инновации в современной России

к властям и подрыв авторитета власти), напротив, отсылает к «пат­ риархальному миру» и предлагает населению, взамен преследова­ ния эгоистических интересов, определенную «идеальную» модель общественного взаимодействия с властью —преданность73 и дове­ рительные отношения*"). Вместе эти оценки отражают позиционирование российской власти по отношению к политически активному населению. Власть претендует на роль единственно возможного носителя гражданственности и представителя общей воли. А населению предлагает забыть о своих частных эгоистических устремлениях, вверить свою жизнь и жизнь города чиновникам, воплощающим в себе общий интерес, и выстраивать с ними свои отношения не по принципу непосредственного прямого участия в политической жизни, а по принципу «патриархального» доверия и преданности. И тем не менее полевые наблюдения показывают, что одним из главных принципов координации местных митингов протеста жи­ телей выступает именно «гражданский принцип» и что активисты локальных сообществ прилагают немало усилий для того, чтобы выдержать митинги в формате гражданского публичного действия и обосновать свой протест с точки зрения гражданских ценностей. В контексте общей девальвации лозунгов солидарности й равен­ ства, дискредитированных советской' идеологией и советским режимом, эти очаги «гражданственности» представляют для иссле­ дователя особый интерес. Постараемся проследить, как граждан­ ский принцип координации реализует себя в ситуации конкретно­ го митинга в Крылатском.

Митинг как опыт прямой демократии: право на выражение мнения Организатором митинга явилось местное общественное объ­ единение «Северное Крылатское». Как общественное объедине­ ние, представляющее интересы граждан перед лицом властей, «Се­ верное Крылатское» неоднократно высказывало свое несогласие со строительством паркинга, направляя в Управу письменные об­ ращения. В этих обращениях общественное объединение ссыла­ лось на местный референдум, проведенный по этому вопросу в 1997 г., в котором жители высказались против строительства это­ го объекта. Местные депутаты оппозиции, также ссылающиеся на данные этого референдума и позиционирующие себя как предста­ вители мнения жителей Крылатского, в свою очередь, параллель­ но предприняли попытку снять с повестки дня муниципального собрания вопрос о проектировании паркинга. Обе попытки донести до власти мнение жителей через представительные струк­ туры —деятельность общественного объединения и муниципаль­ ного собрания —не дали результатов. Тогда общественные объеди­

IV. Политическая и гражданская культура. Глава 9. Ковенева О.В. О ставом...

359

нения и депутаты оппозиции призвали местные власти вынести обсуждение этого вопроса за стены депутатских кабинетов и пред­ ставительных структур — в публичное пространство. В качестве возможных форм прямого выражения воли населения депутаты предлагали проведение консультативного опроса, отражающего сегодняшнее мнение крылатчан, или проведение общественных (публичных) слушаний. Заметим, что обе указанные формы «непо­ средственного участия населения» в решении местных проблем за­ креплены в Федеральном законе № 131 - РФ «Об общих принципах организации местного самоуправления в РФ», вступившем в силу I января 2006 г. (гл. 5 «Формы непосредственного осуществления населением местного самоуправления и участия населения в осу­ ществлении местного самоуправления, ст. 28 и ст. 31)74. И именно отсылка к этому закону как инструменту правового регулирования отношений активно используется общественниками для обосно­ вания права жителей на прямое выражение мнения. История раз­ вития ситуации вокруг проектирования паркинга была четко пред­ ставлена в выступлениях оппозиционного депутата — г-на М. и председателя общественного объединения «Северного Крылат­ ского» г-на Г. на митинге в Крылатском: Г: «8 ноября муниципальное собрание, несмотря на протест общественного объединения “Северное Крылатское”, пред­ седателем которого я являюсь, внесло в повестку дня вопрос о строительстве паркинга. Мы выступили с протестом. Мы также были у главы Управы и подали документ о своем несо­ гласии. Но вместе с тем, граждане должны иметь право вы­ сказаться. Поэтому первым этапом этого высказывания мы сочли митинг. Митинг, который мы сейчас организовали, — это митинг против строительства паркинга». М: «8-ого ноября прошлого года на муниципальном собра­ нии был внесен в повестку дня вопрос о строительстве этого паркинга. Естественно, зная историю этого вопроса, что здесь в свое время проводился референдум, это было в 97-ом году, и что жители выступили однозначно против строитель­ ства этого объекта, я предложил отклонить этот вопрос и не рассматривать. Большинство, которое составляет, ну, ска­ жем так, депутаты, которые, как бы помягче сказать, ну ска­ жем так, депутаты, использующие административный ре­ сурс, они отклонили мое предложение. Мы выдвинули тогда обратное предложение: давайте мы тогда проведем общест­ венные слушания по этому вопросу, давайте сделаем всена­ родный опрос, консультативный, спросим, нужно это людям или не нужно. Вы знаете, что было заявлено: “А зачем прово­

360

Тпалииии и инновации в современной России

дить опрос, если мы заранее знаем, что жители будут «про­ тив»!” Понимаете, как идет постановка вопроса. Третье мы им предложили, давайте тогда мы просто сделаем общест­ венные слушания. Соберем в школе жителей и послушаем, что они говорят, что они думают, мы же все-таки депутаты, нас избрали для того, чтобы мы защищали их права и закон­ ные интересы, а не наоборот, чтобы мы возвышались над ни­ ми, дескать, вы такие малограмотные люди, а мы лучше зна­ ем, что нужно для вашего счастья». Как видно из выступления депутата, попытка задействовать но­ вый законодательный ресурс в течение зимы—весны 2006 г. не увенчалась успехом. Обратим внимание на то, что депутат объяс­ няет неудачу реализации процедур консультативного опроса и общественных слушаний, критикуя власть за приверженность одновременно двум принципам, блокирующим возможность сво­ бодного гражданского волеизъявления —принципу патриархаль­ ного мира (самовольное решение, самоуправство: «А зачем прово­ дить опрос, если мы заранее знаем, что жители будут против») и принципу технократического мира (позиция эксперта-чиновника и грамотного депутата, возвышающегося над гражданами: «Мол, вы такие малограмотные люди, а'мы лучше знаем, что нуж­ но для вашего счастья»)75. В поисках возможного канала для выражения мнения жителей о проекте паркинга общественное объединение «Северное Кры­ латское» приняло решение о проведении 22 июня 2006 г. митинга протеста. По мнению общественников, значение данного митинга как публичной акции —в предоставлении жителям права выска­ зать свое мнение властям не через посредство общественного объ­ единения и не через депутатов, а напрямую. С этой целью на ми­ тинг, наряду с депутатами и членами общественного объединения и инициативных групп, были приглашены все жители Крылатско­ го, не согласные со строительством паркинга, и глава Управы. Та­ ким образом, митинг мыслился активистами не столько как протестная акция, инициированная общественным объединением и депутатами-оппозиционерами для противостояния властям, сколько как опыт «диалога» жителей с властями. Тот диалог, что не удалось реализовать ни при помощи представительного органа, ни при помощи деятельности общественной организации, ни при помощи нововведенного законодательного ресурса прямой демо­ кратии (закон № 131 -ФЗ), закрепившего право населения на непо­ средственное участие в обсуждении вопросов местного значения. Значение данного митинга как формы «прямого диалога» населе­ ния с властью было также подчеркнуто представителем партии

IV. Политическая н гражданская культура. Глава 9. Ковенева О.В. О старом...

361

«Яблоко», присутствовавшим на митинге: «Вы в прямом диалоге с Управой. И ваше дело правое». Интересно отметить, что за отсутствием реально действующих механизмов свободного публичного пространства (и в частности, прессы как инструмента публичного обнародования мнения оппо­ зиции), представители общественных объединений и инициатив­ ных групп рассматривают митинги протеста как одну из немногих возможностей прямого общения не только между властью и насе­ лением, но и между самими общественниками, депутатами и рядо­ выми жителями: «И вот потом появились публикации в газете, грязные, под­ лые. И самое ицтересное, что никогда вашим депутатам, ко­ торые выступают против незаконных строек, не дают слова. Вот единственный путь —это где-то на митингах или где-то на круглом столе или на общественных слушаниях мы мо­ жем довести до сведения избирателей нашу позицию»76.

Право на информацию и требование прозрачности решений Наряду с апелляцией к праву жителей на выражение граждан­ ского мнения общественники выдвинули властям (мэру Москвы, префекту ЗАО, главе Управы района Крылатское и депутатам му­ ниципального собрания Крылатское) следующие требования: «уважать волеизъявление граждан, являющееся краеугольным камнем демократического общества»77, соблюдать право жителей на информацию о градостроительных проектах и обеспечивать прозрачность и открытость градостроительных решений. Право жителей на информацию в области градостроительства зафикси­ ровано, в частности, законом № 13 от 3 марта 2004 г. «Об основах градостроительства в городе Москве». Активисты же ссылались в основном на законодательный документ, регулирующий отно­ шения в рамках более частного случая —конкретной градострои­ тельной программы: Постановление Правительства Москвы от 8 ноября 2005 г. «О мерах по реализации программы «Народный гараж», представленное на сайте Управы Крылатского. Пункт: 2.9. данного Постановления гласит: «Управа района Москвы по пору­ чению префектуры административного округа города Москвы уве­ домляет жителей об основных технико-экономических показате­ лях проекта строительства многоэтажного гаража-стоянки и по результатам информирования жителей направляет в ГУП “Управ­ ление гаражного строительства” письменное уведомление»78. Обратим внимание на то, что если в обращении к властям тре­ бование информирования жителей выдержано в строгом формате «гражданского обоснования» (право граждан на волеизъявление), то в обращении активистов к жителям апелляция к принципу от­

362

Традиции и инновации в современной России

крытости представляет собой своеобразный компромисс между «гражданским» и «патриархальным» принципом: «Первым этапом высказывания нашего мнения мы сочли протест против того, что происходит где-то за нашей спиной: без нашего согласия идет проектирование строительства этого паркинга»79. «Патриархальный мир» основан на доверии и предполагает сво­ бодное перемещение информации в рамках узкого круга доверен­ ных и близких лиц. В русском языке выражение «за моей спиной» используется как раз для того, чтобы разоблачить того, кто не оправдал нашего доверия (друзья, близкие) и «ударил из-за спи­ ны», «всадил нож в спину». Использование данного выражения ак­ тивистами в контексте акции гражданского протеста более чем удивительно. Критика «за спиной» выражает в данном случае од­ новременно две функции: разоблачение самоуправства власти, не согласовывающей свои решения с гражданами (критика со сто­ роны гражданского мира), и критика власти зато, что она подорва­ ла к себе доверие жителей. Во втором случае мы имеем дело с тра­ диционным культурным образцом, на который обращали внимание и ранее —отношения между властью и российским насе­ лением должны строиться на доверии. Заметим, что схожую функ­ цию в русском языке выполняет глагол «предавать» применитель­ но к действиям властей: «власть предала народ», «депутаты нас предали», «депутаты нас обманули», «народ у нас доверчивый».

Уважение процедур, закона и гражданских прав Организаторы митинга в Крылатском постоянно призывали власть, участников митинга и обычных жителей к соблюдению зако­ на и публичных процедур. Подобная позиция была принципиальной и четко выдержанной. Общественники видят в законе тот необходи­ мый инструмент, что позволяет им поддерживать диалог с властью на равных и избежать дискредитации своей общественной деятельно­ сти как «смутьянства», «горлопанства», «подстрекательства» или же «провокации»80. Кроме того, апелляция к закону представляет собой важный инструмент для критики «беспредела» в деятельности стро­ ительных компаний и «самоуправства»п чиновников81, принимаю­ щих решения, не учитывая интересы жителей и их мнение. Позиция общественников Крылатского была в свое время чет­ ко определена председателем «Общегородского общественного совета по защите прав граждан при градостроительстве и защите экологии»82, нынешним оппозиционным депутатом муниципаль­ ного собрания и активным участником рассматриваемого нами митинга в Крылатском г-ном Г.:

IV. Политическая и гражданская культура. Глава 9. Ковемева О.В. О старом...

363

«Мы —законопослушная организация, иначе бороться с на­ рушениями было бы невозможно. О проведении массовых мероприятий уведомляем местную исполнительную власть. Арсенал же нашего “оружия” ограничен статьями городско­ го закона. Прежде всего, мы требуем соблюдения федераль­ ных законов и нормы городского закона о том, чтоб населе­ ние своевременно информировали о градостроительных планах, которые затрагивают их интересы»83. Комментируя проблемы строительства в Москве, г-н М. критику­ ет не только нарушения закона(г), но и нарушения градостроительных норм(т), придавая ценность самой процедуре фиксации норм, правил и регламентации, а так&е процедуре следования этим нормам: «Это строительство новое, которое ведется, оно ведется с грубейшими нарушениями федеральных законов, с грубей­ шими нарушениями даже московских законов, с нарушени­ ями распоряжения мэра города Москвы. В распоряжении мэра города Москвы говорится, что до принятия решения необходимо провести обсуждение предстоящего строитель­ ства с жителями и так далее. Сплошь и рядом это нарушает­ ся. Вот хороший пример —улица Осенняя, владение 18. Это бульвар, техническая зона метро. И в нарушение всех норм и правил строится огромный 22-этажный жилой дом, кото­ рый не вписывается по архитектуре...»84 Подобная позиция характеризует большинство выступлений жителей и общественников на митинге в Крылатском, идет ли речь о представителях общественного объединения, о депутатах или о представителях небольших инициативных групп того или иного дома. Примечательно, что, возводя в ценность значимость публич­ ных процедур как таковых, г-н. Г., председатель общественного объединения «Северного Крылатского», не поставил под сомне­ ние даже легитимность действий «противников», т. е. той группы жителей Крылатского, что, следуя необходимой процедуре, ранее обратилась к Управе с просьбой построить паркинг и реализовать программу «Народный гараж»: «Здесь в этом дворе группа граждан задумала построить мно­ гоэтажный паркинг по программе “ Народный гараж”. И на­ чала действовать, в общем-то, так, как должна действовать по процедуре. Вышла на власть, власть дала добро... прохо­ дить процедуру». Слова «закон», «законность», «право», «беззаконие», «закон­ ный», «незаконный», «правомерный», «неправомочный», «непра­

364

Традиции и инновации в современной России

вомерный» не сходили с уст выступающих на митинге. Приведем только несколько цитат: • «Вашим депутатам, которые выступают против незакон­ ных строек, не дают слова» (г-н М.). • «И самое интересное, что в нарушение закона средств массо­ вой информации —мы имеем право на публикацию, мы имеем право на ответ, но мы этого права так и не получили» (г-н М.). • «Ни местные газеты, ни местное телевидение ни разу не дали никакой информации о проводимых митингах, ни разу не была напечатана резолюция и принятое обращение к вла­ стям о том, что права наши на благоприятную среду обита­ ния, законные наши права и интересы, нарушаются вла­ стью» (член инициативной группы, г-жа С.). • «Вот официальный документ. Это план, утвержденный за­ конным порядком: что должно быть на нашей территории. Варварски, при попустительстве, при невмешательстве вла­ стей три детские площадки были застроены вот этими ра­ кушками, были срыты склоны. Я вот призываю. Вот закон­ ный документ, вот он принят в установленном порядке, вот это надо выполнить: «озеленить», «благоустроить», вернуть теннисную площадку, волейбольную площадку, газоны, ку­ сты, деревья» (член инициативной группы, г-жа С .). • «Все слова, которые я буду говорить сейчас, они могут быть подкреплены законами» (член инициативной группы, г-жа М.). В общем и целом, слово «закон» и его однокоренные слова бы­ ли произнесены выступающими 35 раз в течение митинга, а слово «право» и его однокоренные —25 раз. Об их значимости свидетель­ ствует также и то, что эти слова были вынесены как ключевые в ре­ золюцию митинга: «Участники митинги, заслушав и обсудив выступления жи­ телей, проживающих в домах 30, корпус 3 и 30, корпус 4 по улице Крылатские Холмы, депутатов Московской государст­ венной Думы, муниципального собрания Крылатского, представителей общественности и главы управы решили, что проектирование строительства многоэтажного паркинга на территории между домами 30 корпус 3 и 4 по улице Кры­ латские Холмы является незаконным, поскольку нарушает­ ся баланс придомовых территорий. Второе: строительство данного паркинга, который будет частной собственностью физических лиц, —незаконно, поскольку запланировано на землях общего пользования. Третье: проектирование данно­ го объекта не может быть начато без протокола согласия жи-

IV. Политическая и гражданская культура. Глава 9. Ковенева О.В. О ставом...

365

телей, как того требует постановление правительства Моск­ вы номер 880, от 8-11-2005 года. А протокол согласия или не­ согласия жителей может быть составлен только после прове­ дения в установленном порядке опроса жителей. ... Пятое: появление паркинга нарушает право граждан на благоприят­ ную окружающую среду в силу несоблюдения санитарных и строительных норм, противопожарных разрывов между домами и паркингом. ... Седьмое: противоправное строи­ тельство паркинга создает опасный прецедент для возведе­ ния подобных объектов на других придомовых территориях микрорайона Северное Крылатское». Интересно отметить, что соблюдение закона ставится активи­ стами даже выше, чем согласительные процедуры, предполагаю­ щие участие граждан в принятии решения и совместное обсужде­ ние проблем с представителями власти. Совместные комиссии и встречи, рабочие группы воспринимаются общественниками с подозрением. В них они видят попытку властей взять обществен­ ную деятельность под контроль: «Утомившись в градостроительных боях с населением, сто­ личные власти решили воспользоваться китайской мудро­ стью: если хочешь избавиться от врага, сделай его другом. Москомархитектуры выявил самых неугомонных обществен­ ников и собрал их в рабочие группы под свой присмотр. Вче­ ра на “круглом столе” в комитете архитектуры Москвы это общественно-бюрократическое детище вступило в жизнь... “Складывается впечатление, что общественное протестное движение берется под контроль”, —говорит лидер антистроительных масс района Крылатское г-н М. —Оно набрало та­ кую силу, что уже стало представлять опасность. И власти по­ нимают, что если сегодня на улицы выходят тысячи, то завтра могут выйти миллионы. Но для того чтобы не было конфлик­ тов, нужно просто соблюдать законы. Тогда подобные “круг­ лые столы” и рабочие группы не понадобятся»85. Заметим для сравнения, что в отличие от крылатчан, апеллиру­ ющих в основном к «правам» граждан и «закону», активисты локальных митингов протеста во Франции, следуя принципам «де­ мократии участия», в большей степени делают акцент на непосред­ ственном «гражданском участии» в местной политике и на «граж­ данской ответственности» за среду обитания. При этом французские активисты нередко сами выступают инициаторами общественных слушаний и согласительных собраний, стремясь активизировать местные публичные дебаты86.

366

Тпа линии и инновации в современной России

Солидарность, единение и борьба ради общего дела «Солидарность» — одно из главных качеств, обеспечивающее единство коллектива в «гражданском мире» и его силу. Однако, как мы уже отмечали ранее, именно лозунги солидарности, призывы к единению соратников и единомышленников часто разоблачают­ ся в современном российском политическом дискурсе (в особен­ ности в дискурсе представителей власти, критикующих активистов и депутатов-оппозиционеров) как пережитки советской эпохи, как очередные попытки идеологического промывания мозгов населе­ ния («мы наш, мы новый мир построим»). Тем не менее на митинге в Крылатском общественники неод­ нократно призывали жителей к сплоченности"* и единению(г) как залогу движения к общей цели(г), причастности к общему делу*0 и борьбы. При этом именно сплоченность жителей они представ­ ляли как единственную возможность влияния на градостроитель­ ную политику и противостояния властям и строительным компа­ ниям, выстраивающим свою деятельность по принципу рыночной логики'?* и не учитывающим интересы и права граждан"). • «Дорогие крылатчане, если мы не сплотимся, если мы не поставим заслон этому беспределу, мы все рухнем здесь. Здесь собираются застраивать элитными коттеджами вот этот лес. Этого леса не будет! Мало того. Западной префекту­ рой пробивается решение ... постольку поскольку места нет, под элитные дома все места перекуплены... они решили за­ страивать заповедник, устраивать там огромные комплексы спортивные. Так что мы должны решать сами: или мы бо­ ремся, или мы сидим дома и ждем, когда к нам придут и от­ нимут последние наши квартиры, последние, все уже» (пред­ ставитель инициативной группы, г-жа С.). • «И уже сам факт того, что вы собрались —уже мощная вооб­ ще организация. Я приветствую всех, кто здесь собрался! Мо­ лодцы!» (председатель общественного объединения, г-н Г.). • «Общественность —это большая сила» (председатель ини­ циативной группы, г-жа С.). Сплоченность поддерживается благодаря участию в общих ак­ циях, членству в общественных объединениях, составлению кол­ лективных обращений и петиций, написанию статей, в которых общественники заявляют свою позицию, регулярному распрост­ ранению устной и письменной информации среди единомышлен­ ников. Интересно отметить, что власть и близкая ей пресса неред­ ко критикуют формы коллективного единения общественников через слово как «писательство» или как «говорильню»87.

IV. Политическая н гражданская культура. Глава 9. Ковенева О.В. О ставом...

367

В труде «Об обосновании...» JI. Болтански и JI. Тевено обраща­ ют внимание на то, что выражение «общей воли» и «коллективно­ го сознания» в гражданском мире осложняется тем, что «воля» и «сознание» закрепляются не столько за отдельными людьми (с их телами и органами чувств), сколько за коллективными существа­ ми —объединениями, коллективами, группами. Чтобы «общая во­ ля» была донесена четко и ясно, необходимо выразить ее просты­ ми готовыми формулами. Тогда единение множественных голосов будет обеспечено возможностью совместного произнесения и по­ вторения этих готовых формул без искажений и отклонений88. Именно поэтому в «гражданском мире» большое значение приоб­ ретают такие инструменты выражения общей воли, как коллектив­ ные обращения в письменной и устной форме, скандирование ло­ зунгов, составление резолюций коллективных собраний, а также уставов коллектива, фиксирующих общие цели и задачи. В случае митинга в Крылатском эти инструменты были задейст­ вованы в полной мере. Заметим, что, несмотря на то что митинг проходил на детской площадке, среди качелей и песочниц, по су­ ти, в «неформальной» и «домашней» обстановке, общественники сумели грамотно организовать митинг и придать ему строгую фор­ му фажданской акции протеста благодаря массовому использова­ нию транспарантов с лозунгами-обращениями к властям. Митинг завершился четким многократным скандированием в единый го­ лос фразы: «Паркинг не пройдет!» и призывом к готовности фаждан к повторной мобилизации для защиты любой другой террито­ рии в Крылатском: «Ну, и как всегда, скандирование после того, как завершает­ ся митинг. Мы всегда скандируем какую-то фразу, ну, на­ пример, «Паркинг не пройдет!». Давайте: «Паркинг не прой­ дет!» «Паркинг не пройдет!» «Паркинг не пройдет!». Что? Говорят, очень тихо кричали? Хорошо. Я прошу вас, еще раз: «Паркинг не пройдет!» «Паркинг не пройдет!» «Паркинг не пройдет!». Ура! В следующий раз я прошу организованно, так, как и сейчас, провести митинг в защиту любой другой территории, которая находится в Северном Крылатском». Подчеркнем, что солидарность представляется как само усло­ вие участия в митинге. Все «несогласные» с «общей волей» (т. е. те, кто выступает за реализацию проекта паркинга) мгновенно исклю­ чаются из публичного пространства митинга, дабы не поколебать общий настрой единомышленников(г): «Митинг, который мы сейчас организовали, это митинг про­ тив строительства паркинга. Здесь, возможно, присутствуют и те, кто хочет построить этот паркинг. Но слово будет пре­

368

Традиции и инновации в современной России

доставляться тем, конечно, кто против паркинга. Если кто-то свой митинг захочет организовать, конечно, это его право. Но это митинг — против строительства паркинга» (председатель общественного объединения, г-н Г.). В этой ситуации небольшое замешательство участников митин­ га вызвала процедура голосования по поводу принятия резолюции митинга: все «за» и только один «против». Тот, кто «против», по­ требовал слова, в котором ему было резко отказано. Послышались робкие недовольные голоса: «Какая же это демократия, если чело­ веку не дают слова!». В ответ на это председатель общественного объединения указал на четкое различие между митингом и общест­ венными слушаниями или дебатами, тем самым подчеркнув, что основная задача митинга —обеспечить единение соратников и со­ лидарность единомышленников: «Я прошу принять этот проект за основу. Кто “за”, прошу поднять руку... Прошу опустить руку. Кто против? ... Вы? Один человек против. Нет, нет, мы не даем слова противни­ кам и не будем давать слова. Есть у нас против, но слова не даем, потому что у нас митинг против, если кто-то хочет “за”, то попотейте, организуйте митинг, а потом, знаете ли. попользуетесь микрофоном... Демократия? Демократия это на собрании. У нас здесь митинг!» (председатель общест­ венного объединения). В связи с этим хотелось бы отметить следующее. В пункте «ми­ тинг как опыт прямой демократии» мы обратили внимание на то, что общественники позиционировали митинг не столько как ак­ цию протеста, сколько как альтернативную форму диалога населе­ ния с властью, к которой они были вынуждены обратиться за не­ возможностью применить такие инструменты выявления мнения населения, как «консультативный опрос» и «общественные слуша­ ния». Однако сама специфика митинга как формы организации по принципу солидарности существенно ограничила возможность использования этого инструмента для широкого выявления мне­ ния всех жителей. В рассматриваемом нами случае в «прямом диа­ логе» с властью оказались только граждане-единомышленники, при этом несколько в стороне оказалось не менее важное, чем со­ лидарность, качество гражданственности — принцип равенства и равного права всех граждан на изъявление мнения. И именно на соблюдение этого принципа направлены такие формы взаимодей­ ствия власти с населением, как «консультативный опрос» и «обще­ ственные слушания», призванные обеспечить не только равное право всех жителей на выражение мнения —при этом мнения мо-

IV, Политическая н гражданская культура. Глава 9. Ковенева О.В. О станом... 3 6 9

Ivi быть конфликтными и противоречивыми, —но и на равенство мнасти и граждан. Но неужели принцип «равенства» ни разу не был озвучен обще«тнснниками? Как раз напротив: лозунг равенства неоднократно тучал в ходе митинга, но он был направлен против принципов •рыночного мира». Строительство паркинга было раскритиковано икгивистами, в первую очередь, как коммерческая деятельность, направленная на обогащение избранных и ущемляющая права простых граждан89. Обратим внимание хотя бы на два лозунга на фанспарантах митингующих: • «Во дворе у всех жителей равные права!» • «Двор для всех, а не для избранных. Двор —это территория общего пользования».

Представительство: от членства в инициативной группе к депутатству Следует отметить, что за время проведения нашего исследова­ ния (2002—2007) статус активистов и их позиционирование в поли­ тической жизни района претерпели существенные изменения. Глце в 2002 г. один из лидеров общественного объединения «Север­ ное Крылатское» неоднократно подчеркивала невозможность для общественников быть услышанными и признанными властями: «Что я хотела еще сказать? Каждый раз наша управа не хочет признавать наше существование, она не называет нас обще­ ственными объединениями, она нас называет инициативной группой. И каждый раз ответ такой —это какие-то горлопа­ ны, которым, наверное, нечего делать или которым хочется как-то высказаться. Общественными объединениями нас не признают» (член инициативной группы, г-жа С., выступле­ ние на митинге 2002 г.). При этом среди аргументов, выдвигаемых общественниками иротив того или иного градостроительного проекта, значительная поля в то время приходилась на аргументы семейственно-родственного и соседского характера («патриархальный мир»). Гражданские лозунги (закон, права, гражданское мнение), выдви­ гаемые в основном профессиональными юристами или представи­ телями партий, поддерживающими активистов, тонули в призывах к «родителям» и «соседям» —сохранить «наши дворы», «наших де­ тей» и «наших стариков», «нашу землю»90. А инструменты реализа­ ции позиции жителей нередко принимали форму насильственного и рукопашного вмешательства в ход той или иной стройки (снос строительных ограждений). «Два года назад в нашем дворе хотел УКС-ДОК-9, который все Крылатское оплел, как паук, хотел построить элитный

370

Традиции и инновации в современной России

дом. В 20 метрах от нашего дома, на нашей придомовой, дво­ ровой территории, которую мы для своих детей озеленяли, благоустраивали, облагораживали. Наши жители выбрали совет дома, который стал представлять их права, и два года назад, когда стройка уже почти была начата, наши жители вышли и разгромили бетонный забор» (член инициативной группы, г-жа С., выступление на митинге 2002 г.). Излишне уточнять, что подобные акции протеста жителей неза­ медлительно пресекались властями как разбой и хулиганство. А близкая власти пресса (например, местный «Вестник» и ряд мос­ ковских газет) не упускала возможности поиронизировать над «не­ формалами» и «разъяренными» жителями. В подобном контексте признание деятельности общественных объединений было весьма проблематичным. Однако в 2004 г. ситуация резко изменилась. Не видя возмож­ ности воздействовать на власть через общественные объединения и инициативные группы, ряд местных активистов баллотирова­ лись в депутаты муниципального собрания. И, как мы постарались показать в пункте «Уважение процедур, закона и прав граждан», одним из основных инструментов обоснования позиций жителей (как представителей общественных объединений, инициативных групп, так и оппозиционных депутатов) стала апелляция к закону, причем не только к закону вообще, но и к конкретным законода­ тельным актам, постановлениям, что свидетельствует о значитель­ ном росте юридической подкованности общественников. На митинге 2006 г. г-жа С., бывший член инициативной группы и нынешний депутат, так резюмировала изменения, произошед­ шие с 2000 г.: «Я живу в корпусе номер 5. Это как раз тот дом, который в 2000-м году сломал бетонную стену незаконной стройки. И вот именно для того, чтобы все шло законным порядком... Событие было страшным, его мы помним уже шесть лет. И вот, чтобы это страшное событие у нас не повторялось, чтобы все шло законным путем, я и пошла в депутаты муни­ ципального собрания. И г-н М. сделал то же самое. Несмот­ ря на то, что мы ломали бетонный забор и благоустраивали, мы ничего тогда не смогли добиться. Гигантские усилия бы­ ли предприняты жителями вот этих домов, чтобы озеленить, построить, оборудовать детские площадки: дворы выглядят замечательно, и там они постоянно украшаются и украша­ ются. А по зелени, вообще, Северное Крылатское —уникаль­ ный район. То же самое мы сделали с нашим двором. На свои собственные деньги его благоустроили, обустроили

IV. Политическая и тажпанская культура. Глава 9. Ковенева О.В. О старом... 3 7 1

и озеленили, т. е. этот труд в течение этих лет не прекращал­ ся никогда. И что я хочу сказать, несмотря на то, что мы ло­ мали бетонный забор, после этого наш двор опять планиро­ вался под застройку, ничего не изменилось. Значит, только законным путем. Мы стали депутатами, стали вносить свои предложения по градостроительному плану». Таким образом, за период с 2002 по 2006 г. произошло сущестиенное смещение акцентов. От лозунгов «мы тут живем» и «мы тут нее обустраивали», ранее доминировавших в самопрезентации акIивистов на митингах протеста, местные общественники перешли к обоснованию своей позиции в гражданских терминах. При этом центральными среди этих аргументов стали закон и представи­ тельство. Однако, как показало наше полевое наблюдение, анализируе­ мый митинг в Крылатском нельзя свести к гражданской составля­ ющей. Хотя жители-активисты позиционировали себя в основном как граждане, отстаивающие свои права, в регулировании митинга были также задействованы и иные —менее явные —принципы ко­ ординации, активно используемые активистами для обоснования своего протеста, взаимодействия с властями и рядовыми жителями.

Богатые и бедные. Свои и чужие Напомним, что митинг протеста был организован против стро­ ительства паркинга по программе «Народный гараж». Однако, но мнению активистов, проект паркинга на самом деле не столько народный(г), сколько коммерческий^*. И основной задачей обще­ ственников в ходе митинга было привести весомые доказательства и пользу того, что проект объекта отвечает скорее рыночной, чем народно-гражданской логике. Среди лозунгов, выдвинутых актииистами, значительная часть была направлена на критику «рыноч­ ного мира» с позиции «гражданского мира»: • «Нет наглой приватизации земель общего пользования!» • «Сегодня власть — не с народом, а с алчными делягами и гаражниками!» • «Двор —место для жизни. Здесь нет места для наживы». Критика рыночных принципов градостроительства сопровож­ далась при этом резкой критикой «богатых» и «состоятельных» москвичей и утверждением о необходимости государственной поддержки наименее социально защищенных слоев населения стариков, детей, пенсионеров, ветеранов:

372

Традиции и инновации в современной России

«Ни для кого не секрет, что многоэтажный гараж —это, преж де всего, коммерческий объект. Вот эти машинные места они вряд ли будут проданы по себестоимости и розданы жителям наших домов. Те машины, которые стояли в наших проездах, они так и останутся стоять. Ни старики, ни ветераны, я так боюсь, что эти машинные места не получат, и мы с вами про красно это знаем. Наши с вами машины так и будут стоять в проездах, загораживая проезд скорой помощи, пожарной машине и так далее. А эти машинные места будут раскуплены людьми, которые имеют достаток выше среднего, мягко го­ воря» (житель Крылатского, член инициативной группы). Интересно, однако, отметить, что критика «рыночного мира» в значительной степени основывалась на принципах не только «гражданского», но и «патриархального мира», странным образом объединенных общественниками для этой цели. Так, «богатые» это не просто состоятельные люди, а «богатые, приехавшие изда­ лека», «не крылатчане», «не мы с вами», «приезжие», «не наши». «Ведь проблема возникла еще и помимо того, что у нас ecu. вкусы у социально активной части населения, здесь посе­ лившейся, понятно, люди зарабатывают, осуществляю! свою мечту и так далее. Здесь понастроили для них огромное количество коммерческих домов, а ведь каждые эти коммер ческие дома покупают не бедные люди, приехавшие издало ка. И все они имеют автомобили, и не один, и не два. Вот вам проблема» (депутат, г-н М., митинг 2006 г.). На уже упомянутом митинге 2002 г. совмещение принципов па­ триархального и гражданского мира было еще более явным. Кри­ тика рыночного мира подкреплялась как советско-классовым дис­ курсом (буржуазия / народ), как гражданским дискурсом (права граждан, общественные силы, независимый свободный взгляд), так и изоляционистскими настроениями и неприятием чужого. Богатые —это буржуазия, «приехавшая издалека» и пытающаяся «вытеснить местное население», «облюбовав» его место прожива­ ния. А строительные компании —это никак не меньше, чем пред­ приятия, которые «хотят здесь у нас прописаться». При этом утверждалась ценность принадлежности к сообществу крылатчан, более или менее гармоничной и однородной замкнутой «культур ной среде». «Строительство, развернувшееся в Крылатском, не имеет ни­ какого отношения к интересам граждан, проживающих здесь. Это интересы исключительно тех людей, которые хотя i здесь сделать рынок и на наших собственно костях войти, так

IVi Политическая и гражданская культура. Глава 9. Ковенева О.В. О старом...

373

сказать, в 21 век, полностью обеспеченные работой. Такое предприятие, как УКС-ДОК-9, которое хочет здесь пропи­ саться, мне кажется, оно уже прописалось, навязывает нам, жителям, всякие стройки. Вы можете лицезреть новую строй­ ку возле Дома быта, это будет офисный центр, который нам, ну, никак нам не нужен. Это же район, который имеет назна­ чение... оно —отдых, понимаете? Рекреационная территория, рекреационное назначение. И что мы получаем? Мы получа­ ем офисные центры, мы получаем деловые центры. Это место облюбовала себе... определенная часть средней и крупной буржуазии, и она хочет здесь обосноваться, постепенно вы­ теснив все население, существующее ныне сегодня, и пост­ роить здесь то, на что они способны, чтобы получить основ­ ную прибыль с этой земли, а земля здесь дорогая. Что жители? А жители терпеливо все это сносят. И единственное, в последние годы общественное объединение —это Совет по защите прав граждан при реализации градостроительных ре­ шений выступил «против», объединив в себе все силы обще­ ственные, которые имеют независимый, свободный взгляд на развитие обстановки в Крылатском» (председатель обще­ ственного объединения, митинг 2002 г.). «А что такое жители Крылатского? Это высокообразованные люди, это культурная прослойка нашего города, которая здесь сосредоточилась. И вы можете видеть, что эта культур­ ная среда, которая здесь существует, она должна быть здесь всегда. И мы боремся за эту культурную среду, за то, чтобы у нас отношения развивались здесь, чтобы мы могли спокой­ но гулять на этом бульваре» (нынешний независимый депу­ тат, г-н М., председатель Совета по защите прав граждан при реализации градостроительных решений, митинг 2002 г.).

Неприкосновенность собственности и цена недвижимости Однако увлекшись критикой «бесчеловечного рынка», «про­ дажности» властей и «алчности» строительных компаний, общестненники как-то не заметили, что в своих собственных выступлени­ ях они сами активно используют рыночное обоснование. Если на митинге 2002 г. это обоснование можно было услышать только из уст юристов, специализирующихся в области частной собственно­ сти, и отдельных председателей жилищных кооперативов, то на митинге 2006 г. к нему не апеллировал только ленивый. Росту шачимости установок «рыночного мира» в немалой степени спо­ собствовал ход приватизации и жилищной реформы в стране, под­ черкнувшей значение частной собственности и повысившей ува­

374

Тпа пипин и инновации в современной России

жение к ней среди населения. Разоблачая «коммерческий гараж», граждане-активисты не менее комфортно чувствовали себя в роли «риэлтеров», высчитывающих, насколько понизится цена прива­ тизированных квартир на рынке, если перед окнами «частной соб­ ственности» вырастет многоэтажный паркинг: «И вот меня все равно интересует один вопрос: на каком ос­ новании власть все время залезает к гражданам в карман? Наше жилье имеет цену. А если становится жить невыноси­ мо, захочется продать квартиру, почему вот при попусти­ тельстве властей цена нашей квартиры снижается, и мы не можем решить. У нас семья, например, надо разъехаться, де­ ти выросли, и мы не можем продать за ту цену, потому что у нас с одной стороны гараж, с другой стороны —другое что-то. И вот такая ситуация в Крылатском постоянно. Жи­ телям Центрального Крылатского — тоже вот, живут ни о чем не тужат, так там вместо маленьких магазинов, соби­ раются им торговый комплекс. Вот построили «Западный», и что теперь с этим «Западным»? Люди из того дома, 52 по Рублевке, не могут. Никто у них квартиру не покупает. На прием приходят люди, Рублевка 28, перепрофилирова­ ли, хороший магазин нормальный, универсальный, пере­ профилировали вот в этот «Мир», и теперь там жить невоз­ можно, и люди не могут оттуда уехать, потому что никто их квартиру не покупает за ту цену, которую она реально стоит. Вот, хорошо, Явлинский, там жил, взял и уехал, потому что ему есть куда уехать, а если ты не Явлинский, то ты там так и сиди» (депутат, г-жа С.). Позиция в защиту частной собственности также неоднократно озвучивается лидерами-общественниками и в публичных интервью: Мы выступаем не против какой-либо строительной фирмы, мы —против строительства объекта, если он ущемляет право граждан на достойные условия проживания. Ведь мы же за­ щищаем еще и собственность жителей —квартиры. В Север­ ном Крылатском большинство домов — кооперативные. Квартиры покупали еще в советское время. Сейчас на рынке жилья цена квартиры зависит и от уровня освещенности, от благоустройства двора, и от вида из окна. А расход на электроосвещение жилых помещений, затемненных сосед­ ним новым домом, у владельца квартиры возрастет. Кто ему это компенсирует? Знаю, в странах Европы в случаях, когда строительство по соседству ухудшает потребительские каче­ ства квартиры или дома, что скажется на рыночной стоимо­ сти недвижимости, строительная фирма или заказчик возме­

IV. Политическая и гражданская культура. Глава 9. Ковемева О.В. О станом...

375

щают собственнику причиненный ущерб. Или деньгами, или предоставляют другое жилище. Надеюсь, и мы добьемся такого же порядка. Но вот когда? — вздохнул мой собесед­ ник, —хотя с нашей общественной организацией уже стали считаться»91 (председатель Совета по защите прав граждан при градостроительстве, г-н М.). Обратим внимание на то, что объединение митингующих житев защиту общей придомовой территории против «коммерче­ ского гаража» в значительной степени обеспечивалось не только •фажданским», но и «рыночным принципом координации». Так иапример, гражданский лозунг «Нет наглой приватизации земель общего пользования» цодкреплялся обоснованием, в котором «об­ щая придомовая территория» —это совместное владение частных собственников —жителей приватизированных квартир (согласно ногике кооперативов или таких новых форм как, «товарищества собственников жилья» (ТСЖ) или «кондоминиумы»): «Было принято распоряжение об ограничении государствен­ ной собственности на землю. Это касается абсолютно каж­ дого жителя, у кого приватизированы квартиры в этих домах. Этот закон вступит в силу 1 июля 2007 г. Он говорит о том, что вот эти территории, которые находятся между нашими с вами домами, —эти территории принадлежат жителям этих домов и никому больше. И никто не имеет права на их терри­ тории размещать коммерческие объекты» (член инициатив­ ной группы, г-жа Б.). 1 сй

Совмещение принципов «гражданской» и «рыночной» коорди­ нации в отношении к общему владению сособственников (общая придомовая территория и общие помещения кооперативов: подва­ лы, склады, чердаки и т. д.) также наглядно просматривается в вы­ ступлении председателя жилищно-строительного кооператива на митинге 2002 г.: «Таким образом, мы видим, что только местное самоуправ­ ление, беря власть в свои руки, начинает эксплуатировать, получать все дивиденды от этой собственности и направлять ее —пенсионерам, врачам, учителям и на все общественные нужды. Более того —муниципалитет не должен держать все это в руках, он должен создавать общины, которые, в конце концов, и начинают обустраивать свою жизнь». В начале главы мы уже обращали внимание на слова одного из общественников Крылатского, свидетельствующие о совмеще­ нии принципов «гражданского» и «рыночного» миров в локаль­

376

Традиции и инновации в современной России

ной деятельности общественников: «Наконец-то вступил в силу закон о местном самоуправлении. Теперь можно создавать общи ны, можно решать все свои вопросы, ни перед кем не кланяясь! Это такие возможности! Можно даже объединить экологические вопросы с вопросами ТСЖ, действовать сообща. И все это зафик сировано в законодательной форме»92. Оба принципа, как видно из слов общественника, позволяют обеспечить очень важную для местных активистов позицию — независимость от власти и го сударства. Однако, как показало наше исследование, рыночная аргумен­ тация, высказываемая активистами в контексте гражданского ми­ тинга протеста, подрывает в глазах власти легитимность протеста. Претендуя на монопольное представление в своем лице (и только) «общественного интереса», власть легко дискредитирует активи­ стов, требующих «уважения к частной собственности», как эго­ истов, преследующих личные, частные, а не общественные ин­ тересы. Тем самым она, по сути, отказывается признавать в активистах публичных лиц и отказывается рассматривать «част ную собственность» как ценность общего значения и высшего по­ рядка. Кроме того, с позиции чиновника-эксперта («технократи ческий мир») она советует некомпетентным частным лицам, что не участвуют в митингах протеста, но беспокоятся о падении цены на свои квартиры, обратиться к специалистам риэлторских компаний за консультацией. Подобная позиция была, в частности, высказа на префектом ЗАО в ситуации конфликта вокруг строительства Краснопресненской магистрали в Крылатском: «Еще один аргумент пытаются навязать: квартиры якобы по­ дешевеют на 30%. Позвоните в любое агентство недвижимо­ сти от имени жителя микрорайона. Так вот, риэлторы не сове­ туют продавать квартиры в этих домах, говорят, что благодаря трассе квартиры подорожают. И таких примеров очень много. Я не утверждаю, что эти люди, по сути своей провокаторы, выстроены в вертикальную структуру и подчинены единому центру. Из-за прокладки трассы у одного миллионера ухуд­ шится вид из окна, у другого коттеджи на Москве-реке поде­ шевеют, кому-то придется переместить торговые точки, авто­ сервис или еще что-то. Защищая частные интересы, они используют все методы. Их кредо: мы против всего. Пусть го род живет, как хочет, но Крылатское не трогайте»93. Проведенный анализ показывает всю неоднозначность отноше ния как власти, так и самих общественников к рыночному «порядку величия» (grandeur marchande, в терминологии Л. Болтански и Л. Те­ вено). Критика «легких денег», «наживы», «алчности», «эгоистиче

IV. Политическая и гражданская культура. Глава 9. Ковенева О.В. О станом... 3 7 7

гких устремлений кучки людей» (критика «рыночного мира» со сто|к)иы «гражданского мира»)94, свидетельствующая о негативном отношении к обогащению, прибыли и сугубо коммерческой деятель­ ности, совмещается с признанием ценности такой составляющей ■рыночного мира», как частная собственность. Если стремление к. личному обогащению и прибыли, с точки зрения активистов, пс может служить объединению людей, то уважение к частной собсгиенности и уважение граждан как собственников позволяет не мшько объединить жителей, но и обеспечить их независимость по отношению к властям, необходимую для реализации гражданского действия и гражданского участия в политике на местном уровне (са­ моуправление). Заметим, однако, что в «рыночном мире» (в том ви­ де, в каком он раскрыт в модели JI. Болтански и JI. Тевено) ценно­ стью наделяется не Только частная собственность, но и деньги, состоятельность, богатство, коммерческий успех. Единение людей ирамках рыночного мира обеспечивается общим признанием значи­ мости редких благ и общим стремлением к обладанию ими. Таким образом, конкуренция за обладание редкими благами и стремление к достижению успеха рассматривается как необходимое условие для координации совместных действий людей. Однако в нашем иссле­ довательском поле мы не обнаружили такой составляющей «рыноч­ ного мира», как ценность коммерческого успеха и конкуренции. Связано это, в первую очередь, с тем, что деятельность местных ак­ тивистов, выступающих против коммерческого строительства и Москве, в значительной степени координируется своеобразным сочетанием «гражданского» принципа (значимость солидарности, фажданских прав и критика самоуправства власти) и принципа «па­ триархального»95 (значимость соседских и дружеских связей, привяюнность к родной земле и дому)96. Лозунги фажданственности на­ правлены в первую очередь на разоблачение ценностей бизнеса и коммерции97, получивших в последнее время в России, и особенно среди «успешной» молодежи, большое развитие.

Известность и репутация гражданских представителей В политической жизни Крылатского «репутационный принцип координации» наглядно обнаруживает себя, в первую очередь, во взаимоотношениях между жителями-избирателями и депутата­ ми муниципального собрания. Заметим, что тема «достойного представителя» и «знаменитостей» проходит красной нитью через все митинги протеста в Крылатском, суммируясь в вопле отчая­ ния: «Граждане! Да вы посмофите, кого мы выбираем! Кого мы выбираем!». В книге «Принципы представительного правления» Бернар Манен показывает, что в основе выбора достойного пред­ ставителя может лежать не только фажданская логика (представ­

378

Традиции и инновации в современной России

ление интересов граждан-избирателей), но и самые различные ло гики и принципы, в том числе приметность представителя, ею умение выделиться на общем фоне, привлечь к себе внимание411. Как отмечает Бернар Манен, в современном мире —среди множе­ ственных типов достойного, по мнению населения, представите­ ля —особое развитие получил тип «представителя —медиа-экспер­ та», свободно владеющего средствами публичности и известности: пиаром и средствами массовой информации". В случае муниципальных выборов 2004 г. в Крылатском «прин­ цип репутации» активно использовался партией «Единая Россия», выдвинувшей известных кандидатов, пользующихся уважением и почетом не только среди жителей Крылатского, но и в Москве и в России в целом: «Раньше муниципалитеты состояли из советников. Районных депутатов весной избирали впервые. Прежний состав муни­ ципального образования Крылатское готов был на первом же заседании нового созыва сложить с себя полномочия и пере­ дать их вновь пришедшим. И тут грянула новость: избранные народом Рустам Махмудов, Елена Забегалова, Ольга Сергеева и Виктор Котов (все четверо —независимые кандидаты, все, судя по представленным биографиям, нигде официально не работающие) письменно отказались участвовать в работе му­ ниципального собрания в таком составе. Что же это за состан такой, с которым «протестанты» не захотели иметь дело? Главврач поликлиники № 195 Евгений Фуфаев, при котором это учреждение буквально преобразилось, за что он на днях был награжден Почетной грамотой Мосгордумы. Народная артистка России Лариса Лужина. Заместитель руководителя центра социального обслуживания района Людмила Панюш­ кина. Руководитель муниципалитета Николай Гончаров. Ува­ жаемый в районе человек Владимир Овсянников»100. Общественники и «независимые депутаты» Крылатского как в ходе предвыборной компании 2004 г., так и до и после них (на­ пример, в ходе митингов протеста 2002—2006 гг.), неоднократно разоблачали выбор представителей по принципу известности и ре­ путации (актеров, композиторов, певцов, директоров известных в районе предприятий и учреждений). По их мнению, подобный выбор не отвечает основной задаче депутатов как представителей выражать мнение граждан Крылатского и «защищать права и за­ конные интересы»101. В своем выступлении на митинге 2002 г. представитель инициативной группы г-жа С. отмечала: «Когда будут выборы в 2003 году, нам с вами надо подумать. Чтоб мы не Укупника с вами в очередной раз выбирали! Вот

IV. Политическая и тяж лат-кая культура. Глава 9. Ковенева О.В. О старом... 3 7 9

кого мы выбрали? Лужину, Укупника, директора Нового Взгляда. И вот мы что имеем! Что хотели, вот то и получили! Ну, вот как мы выбирали?» С не менее жесткой критикой выбора представителей жителей но принципу репутации выступил на митинге 2006 г. независимый депутат г-н М.: «Я к чему все это говорю, что граждане, от вас зависит, вообще, вот наша жизнь. Мы, вообще, как-то легкомысленно относим­ ся к нашим выборам, которые проходят. Относитесь к этому соответственно! Выборы —не первые и не последние. И вот сейчас наше Северное Крылатское в муниципальном собра­ нии представляют три депутата: г-жа С., г-н М. и Лужина, на­ родная артистка!... уважаемая актриса, я очень люблю ее как актрису и, как говорится, всегда держал фотографию у себя на столе, но как депутат это совершенно не тот человек. И, кста­ ти, не только не помогает, вроде бы депутаты должны работать, двое бывают, а ее никогда не бывает... Одно дело, если бы в тройне выступили против, консолидированно против како­ го-то проекта... то же самое обращение... депутатский запрос — это уже что-то другое, а так нам приходится вдвоем. И на при­ ем приходят к нам граждане и говорят: “А где Лужина?”. А что вы у нас-то спрашиваете, спрашивайте у нее. А то ведь мы же помним, как мы выбирали... композитора Укупника, компо­ зитора Матета, ведь поэтому мы и имеем все эти проблемы!». Таким образом, критика «репутационного принципа координа­ ции» в отношениях между избирателями и их представителями ис­ пользуется общественниками и независимыми депутатами для утверждения значимости «гражданского» принципа координации. Однако следует отметить, что «репутационный принцип коорди­ нации», набирающий все больший вес в России в связи с массовым тиражированием технологий пиара («связей с общественностью»), нередко используется и самими общественниками, вызывая глубин­ ные трения в самом общественном движении Крылатского между «репутационным» и «гражданским» пониманием общественности и общественного мнения102. Так, комментируя выступление г-на М. на митинге 2006 г., один из активистов Крылатского не упустил воз­ можности отметить, что интервью с г-ном М. не сходят со страниц га­ зет и из радиопередач и что его выступление на митинге —очередная возможность засветиться: «Асам-то, а сам-то! Мне все с ним давно яс­ но. Наши пути с ним все больше расходятся. С ним уже многие наши люди вообще не здороваются. Он —пиарщик, он постоянно себя вы­ пячивает. А мне это выпячивание как-то не по душе. Не мое это!»103.

380

Тряпнпин н инновации в современной России

Нецелесообразность и нерациональность проект Среди доказательств, использованных общественниками Кры датского для обоснования протеста против строительстна паркинга, немаловажное значение имел принцип технической це лесообразности объекта («технократический мир»), В своих вы ступлениях активисты критиковали «коммерческое строитель ство» не только с точки зрения его несоответствия «гражданским принципам», но и с точки зрения его нерациональности и нецело сообразности. Реализация коммерческих строек, направленная мл достижение сиюминутной выгоды, разоблачалась как недально видная, не учитывающая дальнейшие последствия стройки в ком тексте градостроительного развития района в целом: «Я вам скажу так. Вот последнее согласование, которое мы да вали по домам —это по улице Крылатская, дом 27. Это много этажный дом, коммерческий, может быть полукоммерческий, но, во всяком случае, его строит Министерство иностранных дел. На этом собрании, когда я выступил: “Ну, люди, уважае­ мые коллеги, ну нельзя ведь так, ведь наш микрорайон уже пе­ реуплотнен. У нас уже построили шесть огромных домов се­ рии КП. Это же в каждом несколько тысяч семей. Это же несколько десятков тысяч автомобилей дополнительных по­ явится. Так вот проблема. Автомобиль —это же экология, ав­ томобиль —это же парковка!”» (г-н М., независимый депутат). Для обоснования технической неприемлемости стройки (несо­ ответствие градостроительным нормативам) общественники ак­ тивно привлекали к непосредственному участию в митинге проте­ ста тех жителей, что являются по своей профессиональной деятельности экспертами в области градостроительной и архитек­ турной деятельности. Как мы постарались показать в ходе преды­ дущего анализа, позиция власти зачастую характеризуется мо­ нополизацией «экспертного видения» проблемы и права на представление «общего интереса», что, по сути, делает крайне про­ блематичным для жителей любое обоснование протеста с точки зрения «технократического мира». И именно поэтому любые попытки подобного обоснования представляют для нас особый исследовательский интерес. Заметим, что в выступлении жителя-архитектора на митинге в Крылатском «технократическое» обоснование тесно переплеталось с апелляцией не столько к «об­ щему интересу», сколько к гражданским правам в области градо­ строительства, придавая ему существенное отличие от политиче­ ского дискурса власти, сочетающего «экспертное обоснование» с апелляцией к «общему интересу»:

IV. Политическая и гражданская культура. Глава 9. Ковенева О.В. О старом...

381

«Я представляю жителей наших домов с вами. И являюсь по профессии архитектором и хотела бы просто напомнить, что строительство этой многоэтажной стоянки ущемляет в пер­ вую очередь наши с вами права. Права каждого конкретного жителя наших домов. Если сегодня мы допустим реализацию этого коммерческого, честно говоря, проекта именно между нашими домами, то попытки реализовать такие же коммер­ ческие проекты могут появиться и в других местах. Сущест­ вует градостроительный кодекс города Москвы. Существуют строительные нормы и правила, которые в данном случае призваны защищать наши с вами права, наше с вами право жить в зеленом красивом благоустроенном микрорайоне. В этих нормах записано, что на каждого жителя микрорайо­ на Крылатскоё при застройке вот такими домами, в которых мы с вами живем, безусловно, должно быть отпущено столько-то гектаров зеленых насаждений, детских площадок, гос­ тевых площадок. Многоэтажные гаражи, парковки — это территория, которая должна находиться за пределами мик­ рорайонов именно жилых, тех рекреаций, которые должны находиться в хозяйственных зонах». «Технократическое обоснование», высказываемое обществен­ никами, подкреплялось при этом наглядной демонстрацией градо­ строительных планов, чертежей, различной распорядительной до­ кументации в области градостроительства. Для сравнения обратим внимание на то, что местные активисты но Франции практически не апеллируют к «гражданским правам» и области градостроительства, но наряду с властью выступают как •ксперты и выстраивают обоснование своей политической дея­ тельности как деятельности, направленной на защиту «общего ин­ тереса»104.

«Москвичам нужен зеленый город!» Напомним, что «зеленый» принцип координации был подробно рассмотрен в статье Лорана Тевено и Клодетт Лафай105. Авторы от­ мечали, что в последнее время в мире набирает рост «экологическое обоснование», принципы которого ориентированы не только на значимость в рамках всего человечества, но и на значимость в рам­ ках всей биосферы. Постулируемые ими принципы нельзя свести ни к одному из «миров», описанных Болтански и Тевено в книге «Об обосновании...» , и именно в силу этого данный мир представ­ ляет особый интерес для исследователя. Следует, однако, отметить, что поскольку «зеленый» мир находится на стадии формирования, то он редко являет себя в чистом виде и чаще выступает в «комбина­

382

Традиции и инновации в современной России

циях», черпая принципы из других «миров». Так, например, кон­ цепция «природного наследия», разработанная ЮНЕСКО, пред­ ставляет собой сочетание «патриархального» и «зеленого» мира, в то время как концепция «устойчивого развития» —сочетание «зелено­ го мира» с «технократическим». Кроме того, Клодетт Лафай и Лоран Тевено подчеркивают, что для того чтобы «зеленый мир» можно бы­ ло рассматривать как полностью сформированный «порядок вели­ чия» наряду с остальными, необходимо, чтобы его принципы были доступны не только узкой среде экологов и биологов, а могли актив­ но использоваться всеми людьми в повседневной жизни для сведе­ ния единичных ситуаций к общезначимым. Поскольку одним из главных объектов нашего социологическо­ го поля в Крылатском является природоохранная зона «Крылатские Холмы», то в ходе нашего исследования мы уделяем большое внима­ ние рассмотрению принципов «зеленого» мира и постулируемых им форм координации между людьми и «природой». В отличие от кон­ фликтов вокруг благоустройства «Крылатских Холмов», где эколо­ гическое обоснование активно используется общественниками, протест активистов в рамках рассматриваемого нами митинга в Крылатском лишь в очень малой степени был координирован «экологическим принципом». Но мы все-таки приведем несколько примеров, свидетельствующих об апелляции митингующих крыла! чан к «зеленому» миру. О его значимости говорят в первую очередь лозунги на транспарантах крылатчан: «Нет разрушению первичной социальной и экологической среды обитания!» и «Москвичам ну­ жен зеленый город!», —а также следующие пункты резолюции ми­ тинга: 1^Строительство паркинга уничтожит имеющиеся на этом пространстве многолетние зеленые насаждения». 2. «Появление паркинга нарушает право граждан (г) на благоприятную окружаю­ щую среду (з) в силу несоблюдения санитарных и строительных норм, противопожарных разрывов между домами и паркингом». Обратим внимание на то, что второй пункт представляет собой со­ четание принципов «зеленого» и «гражданского мира».

«Временно прекратим страсти, граждане, временно!» В статье «Тернистый путь защитника природы...»106, анализируя гражданские инициативы в области защиты окружающей среды в Крылатском, мы показали, насколько тесно «гражданский» прин­ цип координации деятельности общественников переплетается с «вдохновенным» принципом. Активисты общественно-экологи­ ческой группы Крылатского подчеркивают значимость духов­ но-эмоционального общения не только в кругу самих обществен­ ников («мы озаряем своим общением друг друга»), но и во взаимодействии с населением и в отношении к природе. Привлекая

IV. Политическая и гражданская культура. Глава 9. Ковенева О.В. О старом... 3 8 3

жителей к экологическим проблемам Крылатского, общественни­ ки стараются избегать сухой и назидательной «экологической про­ паганды». В их общении с крылатчанами большое значение приоб­ ретает эскалация эмоциональной привязанности к месту, подпитываемой тесным непосредственным контактом с природой: «Нормальные люди не отказываются от чистого воздуха, ключевой воды, луговых цветов, пения птиц. В Крылатском стараниями таких людей не допущено строительство стадио­ на для фристайла, завода для разлива в бутылки святой воды, запрещены на территории оврагов соревнования на любых видах транспорта»107. В письменном обращении группы охраны источника к жителям лирическое описаний («чудесная страна, где по склонам еще растут розовые мальвы, а кругом трава по пояс, и прозрачный ручей бе­ жит и бежит по белому песку», «рай покоя и тишины») сменяется призывом к политической активности: «Родник, и овраг, и сами Крылатские холмы нуждаются в на­ шей помощи. До сих пор он жил усилиями небольшой груп­ пы его искренних почитателей. Именно они чистят его, вос­ станавливают зеленый покров склона, разрабатывают меры по спасению дорогого нам чуда, но этих усилий сейчас недо­ статочно. Пора всем обратить внимание на положение с охраной природы Крылатского и потребовать от власти сделать все, чтобы спасти уникальный источник!» Лирические нотки и чувственный порыв проскальзывают и в транспарантах на митинге против строительства паркинга: «Крылатского не будет и саду не зацвесть, пока такие люди в Кры­ латском есть!». Однако следует отметить, что проявления эмоцио­ нальности со стороны митингующих жестко пресекались органи­ заторами митинга. И «вдохновенный принцип» координации скорее проскальзывал или выскальзывал из рук общественников, чем реально координировал взаимодействие людей в рамках дан­ ной акции протеста. Эмоциональный срыв митингующих произо­ шел, в частности, после выступления главы управы, и организато­ рам митинга пришлось применить изрядную долю выдержки и воли, чтобы успокоить жителей: «Прошу порядок соблюдать здесь. Я прошу порядок соблю­ дать. Здесь страсти накалены, но, тем не менее, у нас серьез­ ный разговор. И далее я прошу, у нас еще много выступающих. И далее я прошу, и те вопросы, которые у вас есть, записать, поэтому без этого у нас не получится ничего, получится гово­ рильня, и вообще, микрофон еще отнимут. И вообще, все это

384

Традиции и инновации в современной России

закончится плачевно. И вообще, еще наряд милиции приделе и вызывать. Я прошу вас. Здесь прежде всего серьезная дисции лина и организация. Только так мы можем быть сильно орт низованы, а не неорганизованное, понимаете, сообщество Прошу вас вот это понять. Тогда к нам будет уважение, к нам, жителям. Поэтому давайте, пока страсти, страсти пока, вре­ менно, временно прекратим. И есть регламент митинга, пони маете?» (председатель общественного объединения, г-н Г.). Председатель общественного объединения «Северное Кры латское» неоднократно призывал митингующих быть «организо ванными», соблюдать «регламент митинга», вести «серьезный разговор» и быть «дисциплинированными», чтобы оставаться «ор ганизованным» гражданским сообществом и вызывать уважение властей. В пункте «уважение процедур, закона и прав граждан» мы неоднократно подчеркивали, что подобная позиция является принципиальной для общественников. Организованность, четкое следование принципам закона, дисциплина позволяют активистам Крылатского парировать критику властей, разоблачающих их как «подстрекателей», «неформалов» и «горячих голов». Однако следу ет обратить внимание на то, что председатель общественного объ I единения призывал жителей «прекратить страсти» не вообще, а «временно», т. е. в рамках митинга, где жители находятся в «пря мом диалоге» с представителем власти и где необходимо проде монстрировать всю серьезность своей фажданской позиции, а не «страсти», не «возмущение» и не «недовольство»108. За пределами же митинга для поддержания «боевого духа» и готовности к моби лизации внутри сообщества активистов и для укрепления связей с населением, «вдохновенный принцип» координации — значи мость эмоционального подъема, чувственного порыва, лиричности и духовного общения —играет значительную роль. Так что только «временно, временно прекратим страсти, граждане...».

«Дружно, всем миром!» В предыдущих пунктах главы мы не раз обращали внимание на различные формы проявления «патриархального принципа» коор­ динации и его возможные сочетания с другими принципами. Сей час мы остановимся на нем более подробно. Рассматривая «репутационный принцип» координации на при мере политической жизни Крылатского, мы постарались наглядно показать, что выбор депутата нередко основывается не на его «гражданских качествах» как представителя мнения граждан, а на умении выделяться, блистать, на известности и знаменитости, на его умении быть предметом восхищения и подражания.

IV. Политическая и тяжляигкая культура. Глава 9. Ковемева О.В. О старом... 3 8 5

В книге «Принципы представительного правления» Бернар Ма­ нен обращает внимание на еще один тип представителя —того, кото­ рый пользуется личным доверием(п) у избирателей109. На муници­ пальных выборах в Крылатском этот принцип работает практически безотказно: выбирают тех жителей Крылатского, которых знают лич­ но, кому можно доверять и кто предан жителям и району. Крылатчане выбирают депутатов не столько по политическим программам, сколько руководствуясь личными качествами канди­ датов. Так, наряду с выбором в депутаты «актеров» и «композито­ р е» (репутационный принцип координации) крылатчане выбира­ ют местных «врачей» и «педагогов», которых знают, которые учат их детей в местных школах и к которым они сами ходят на приемы и местные поликлиники. Врач и педагог —наиболее близкие к на­ селению профессии, пользующиеся доверием у жителей: им вверя­ ют свое здоровье и здоровье своей семьи, воспитание своих детей. Однако обратим внимание на то, что выбор «педагогов» и «врачей» как представителей населения являет собой сложное сочетание «патриархального» и «гражданского принципа». В советское время профессии врача, педагога и инженера наделялись особым - граж­ данско-патриотическим — значением. Не случайно положитель­ ными героями советских фильмов и советской литературы были представители именно этих профессий110. В наше время эти про<|>ессии в значительной степени утратили свой героико-патриоти­ ческий флёр, но в представлении населения об этих профессиях еще частично сохраняется идеал советской «гражданственности»: неподкупность, работа ради «общего дела», честность, умение жертвовать «личным» ради «общественного». Тем больнее осозна­ вать крылатчанам, что избранный ими «педагог» или «врач» (во­ площающий в себе идеал гражданственности и призванный защи­ щать интересы жителей и доносить их «голос» до власти), став депутатом, «не оправдывает доверия» и начинает использовать административный ресурс, «выторговывая» разного рода привиле­ гии для своего учреждения (критика с позиции «гражданского мира»). При этом уклонение депутата от своих основных «предста­ вительских» обязанностей рассматривается не столько как нару­ шение закона, сколько как личное предательство (критика с пози­ ции «патриархального мира») и эгоизм, «коммерческая жилка». Обратим внимание на то, что участие депутата в обсуждении и со­ гласовании решений на муниципальном собрании рассматривает­ ся в таком случае как «торг», направленный на защиту личных ин­ тересов и интересов предприятия и учреждения (критика рыночного мира с позиции гражданского): «Ну, вот как мы выбирали? Вот на прошлых выборах? Ну, ес­ ли врач, если педагог, значит, человек, которому можно дове­

386

Традиции и инновации в современной России

рять. А оказывается, это тоже обман. Он, наверное, думает, что вот бюджетная организация, что-то там выторгую, что-то сделаю. Пусть у советников районного собрания небольшая сила, они не больше, чем винтики в этой преступной маши­ не, но они нас предают постоянно. Наш голос ничего не ре­ шает. Мы ничего не можем. Вот когда мы с вами пойдем на выборы 2003 г., давайте думать, кого мы выбираем и зачем.... И каждый раз наши советники, которые считаются жителями Крылатского, которых мы, недолго думая, выбрали вот три года назад, вот каждый раз они нас предают!» (представитель инициативной группы, г-жа С., митинг 2002 г.). Схожие размышления мы находим и на форуме жителей Кры­ латского, посвященном муниципальным выборам в Крылатском: «О. —завуч в одной из школ, что не может не внушать уваже­ ния. Да, и народ, по статистике, легко голосует за врачей, учителей, военных и т. д. Прочитал ее листовку. Там боль­ шой текст про ее школьные заслуги и общие фразы про все остальное. Конечно, я не сомневаюсь, что, если Людмила Ефимовна станет депутатом, она сможет принести некото­ рую пользу своей школе. Но тут возникают две проблемы. Первая —в том, что ее школа в Крылатском не единственная. А вторая —что чтобы принести пользу своей школе, ей при­ дется пойти на уступки в некоторых других вопросах. Инте­ ресно, что она выберет: ремонт в школе + материальные бла­ га для ее сотрудников (а возможно, и для нее самой) или борьбу против застройки Крылатских холмов? Короче гово­ ря, она, почти так же зависит от управы, и борьбы против за­ стройки ждать от нее не приходится». Патриархальный принцип координации регулирует не только отношения между депутатами и жителями, но и отношения внутри самого сообщества активистов. В уже упоминавшейся статье «Тер­ нистый путь защитника природы...» мы показали, что сплоченность общественных объединений Крылатского обеспечивается не только «солидарностью» в достижении общей цели, но и тесными личными связями: родственными, дружескими, соседскими. Не случайно значительная часть митингов протеста в Крылатском начинается с обращения не только к «гражданам», но и к «друзьям, соседям». Сплоченность общественного объединения в значительной степени подпитывается и общей привязанностью к Крылатскому как «род­ ному району», «нашему родному Крылатскому», «родной земле» В «Книге о Родине»111 Ирина Сандомирская показывает, что праг­ матика понятия «родное» в русском языке характеризуется удиви-

IV. Политическая и тяжляигкая культура. Глава 9. Ковенева О.В. О станом... 3 8 7

юльной пространственной экспансией, позволяющей передать привязанность как к непосредственно близкому пространственно­ му окружению и близким людям, так и к целой стране —Родине — и соотечественникам, вплоть до родной планеты: «Родное» —это ближний круг; непосредственно соприкаса­ ющееся с телом и потому исконно, неотъемлемо, неотмени­ мо “Свое”: родная семья, родной отец (брат...), родная мать (сестра...). Биологическая “врожденность” и эмоциональ­ ная, любовная близость совпадают. Из любви рождаются родной голос, родные глаза, родные руки и т. д. В круге род­ ного обитают родные и близкие; их пределы —родной дом, родные стены, родное село, родная улица, родные места и т. д. Сила любви к родному «втягивает» место обитания в сферу «прирожденно-Своего». Любимые нами места суть родные места, родные поля и леса, родные просторы, над этими просторами —родное небо. Индивидуальная па­ мять и семейная история воплощены в родном очаге, родных пенатах, родных могилах. Постепенно географические пре­ делы «родного» расширяются, в них входят и родной город, и родной край, и родная страна и родная планета»112. На рассматриваемом нами митинге в Крылатском «патриар­ хальный принцип координации» позволил придать обобщенный характер выступлению жителей не только как акции гражданско­ го протеста, но и как борьбы за защиту «родной земли», «семей», •стариков», «родителей», «детей и внуков». Приведем несколько цитат: • «Сохраним Крылатское для наших детей и внуков!» (ло­ зунг на транспаранте). • «Северное Крылатское — это передовой, боевой отряд граждан, которые любят свою землю и защищают ее!» (из выступления председателя общественного объединения Се­ верное Крылатское). • «Это наша земля и река —спасем их!» (лозунг на транспа­ ранте, митинг 2002 г. в защиту природоохранной зоны «Кры­ латские Холмы»), • «Мужчины Крылатского! Защищая свой двор, вы береже­ те свои семьи и досуг своих детей!» (лозунг на транспаранте). Апелляция общественников к ценности «здоровья» (критика паркинга с точки зрения «рисков для здоровья») также представля­ ла собой совмещение принципов «зеленого мира» и «патриархаль­ ного» мира, направленное против принципов рациональности и эффективности («технократический мир»):

388

Тпапипии и инновации в современной России

«Да, безусловно, существует распоряжение мэра о том, чтобы «более рационально использовать межквартальные террито­ рии, проезды» и так далее. Но не в ущерб же экологии, наше­ го с вами здоровья, здоровья наших детей, наших стариков, наших родителей» (г-жа Б., член инициативной группы). Интересно отметить, что в качестве дополнительного инструмен­ та «патриархального обоснования» общественники задействовали Послание президента РФ В. Путина и, в частности, пункт о демогра­ фической программе, придав проблеме «семьи» не только обобщение на уровне семей Крылатского, но и на общегосударственном уровне: «Кто думает о том, как решить ситуацию о переуплотнении района? Ситуацию власти загоняют в тупик. И она становит­ ся хуже и хуже. И что теперь мы должны? Для того чтобы эту ситуацию улучшить, жертвовать здоровьем своих детей? У нас город —для людей, а не для машин. Президент о чем говорит? Демографическая политика. Какая демографиче­ ская политика будет решена, если мы будем застраивать на­ ши дворы, уничтожать зеленые территории. Птица не вьет гнездо, если тут без конца —агрессия, стройка, нажим и во­ обще, не известно, что будет. И человек —то же самое, не бу­ дет создавать семью и рожать детей, если у него неизвестно что под окнами. Он сказал —«так», а его не слышат. И ему хотят впарить гараж» (г-жа С., член инициативной группы). В пункте «рыночный принцип координации» мы уже подчерки­ вали совмещение в дискурсе крылатчан «гражданского» и «патриар­ хального» обоснований при критике «рыночного мира»: критика богачей и коммерческих предприятий, ведущих свою деятельности в Крылатском, как «не наших», «чужих», «приезжих». И наиболее полной формой проявления «патриархального» обобщения в дан­ ном случае выступают призывы к защите Родины. Так, гражданская акция протеста против строительства многоэтажного коммерческо­ го паркинга плавно перетекает в акцию патриотизма и борьбы с за­ хватчиками, в которой центральное место отводится памятным ис­ торическим датам и событиям, способствовавшим консолидации русского народа, и в частности —Великой отечественной войне113. Значительное число митингов протеста в Крылатском либо приурочено к началу Великой отечественной войны (22 июня), ли­ бо проходят на площади Крылатского, где установлен памятник «Защитникам неба» в честь воинов зенитной батареи Красной Ар­ мии. В речах общественников митинги протеста против градостро ительных проектов представляются как «защита крылатской земли от инвестиционно-строительных захватчиков»:

IV. Политическая и тажианская культура. Глава 9. Ковенева О.В. О старом...

389

«В конце прошлого года в Крылатском прошла массовая ак­ ция жителей против превращения их района по воле город­ ских и местных чиновников в зону масштабного строитель­ ства элитного жилья и прочих объектов. Митинг состоялся в центре Крылатского, где установлен памятник Защитни­ кам неба в честь воинов Красной Армии, защищавших небо Москвы от фашистских стервятников. Председатель Совета по защите прав граждан при градостроительстве Р. М., от­ крывая митинг, отметил, что жители собрались для защиты крылатской земли от инвестиционно-строительных захват­ чиков накануне празднования 60-летия разгрома немецко-фашистких захватчиков под Москвой, и заявил, что это является весьма символическим фактом»114. Обратим внимание на то, что образ войны и захватчиков используется и крупными отечественными политиками для акти­ визации гражданского противостояния властям. Речь идет, в част­ ности, о политическом позиционировании припартийных комите­ тов, деятельность которых направлена на поддержку и защиту интересов жителей и местных сообществ. Это видно даже на при­ мере деятельности Комитета защиты москвичей при партии «Яб­ локо», совмещающего «гражданское» и «патриархальное» обосно­ вание в своих политических заявлениях: «Почти через 60 лет после великой победы Москва снова оказалась под властью оккупантов! — сказал Председатель Комитета защиты москвичей Сергей Митрохин. — Этими оккупантами являются те самые строительные фирмы, кото­ рые получают от московских властей невиданные возможно­ сти по варварской и преступной застройке города! Криминал заключается в том, что права, интересы и свободы жителей полностью игнорируются!»115 Рассматриваемый нами митинг в Крылатском состоялся 22 ию­ ня, и тема войны и сопротивления неоднократно на нем звучала. Председатель общественного объединения Крылатского открыл митинг словами: «Предлагаю почтить защитников нашей Родины минутой молчания». В выступлениях крылатчан, как старшего, так и среднего поколения, гражданский протест, служение общему де­ лу, защита семьи и детей, а также война сливались воедино: «Уважаемые товарищи! Ознакомившись, как это было мож­ но, с материалами проблемы, обсуждаемой нами, прихо­ дишь к странным выводам. Во-первых, малочисленная груп­ па непорядочных людей, эгоистов, ради своих частных эгоистических интересов пытается убедить управу нашего

390

Традиции и инновации в современной России

района, администрацию Западного административного округа для того, чтобы вот в этом прекрасном дворе постро­ ить гараж, автомобильный. Строительство такого гаража под окнами наших жителей приведет к тому, что создается газо­ вая камера, подобная газовым камерам фашистских концен­ трационных лагерей. Это не даст возможность каждому из жителей открыть окно, проветрить квартиру, получить гло­ ток свежего воздуха. Разве можно согласиться с этим? Это будет только способствовать заболеваниям: сердечным, дру­ гим заболеваниям, особенно детей и будущих поколений. Родители, встаньте все и в один голос скажите: “ Не допустим нарушения закона! Не допустим строительства гаража, не допустим, чтобы наши дети болели, чтобы наши дети со­ кращали свою жизнь из-за ваших эгоистических человеко­ ненавистнических устремлений”. Я заканчиваю свое вы­ ступление, потому что митинг-то уже закончился, и хочу выразить свою уверенность в том, что администрация Упра­ вы, администрация Западного административного округа с пониманием услышат наше обращение неоднократное против строительства гаража в нашем доме и не позволят кучке эгоистов и нечестных непорядочных людей осущест­ вить свой план. Строительство такого гаража под окнами на­ ших жителей приведет к тому, что создается газовая камера, подобная газовым камерам фашистских концентрационных лагерей» (г-н К., житель, пенсионер, ветеран). «Уважаемые крылатчане! У нас одна война уже была не­ сколько лет назад вот на том дворе. Ну, было то же самое. Мы тогда войну выиграли, надеюсь, с вашей помощью выиграем мы ее еще раз. Я надеюсь!» (г-н. Г., житель, мужчина средних лет, член инициативной группы). Таким образом, митинг в Крылатском координировался сочета­ нием принципов фажданской бдительности и патриотической за­ щиты родного дома и родной земли, обеспечивающих мощную сплоченность жителей. Однако в определенный момент реализация этого сочетания стала проблематичной и взрывоопасной. Четкое ор­ ганизованное выражение фажданской позиции и прямой диалог с главой Управы оказались просто невозможны. С легкой горячей ру­ ки митингующих глава Управы оказался зачислен не в нарушители закона (таковой была бы критика со стороны фажданского мира), а в предатели и пособники инвесторам-захватчикам. Заметим, что непроблематичным и не взрывоопасным это «фажданско-патриотическое» сочетание может бьггь только в том случае, если врагом явля-

IV. Политическая и гражданская культура. Глава 9. Ковенева О.В. О старом...

391

сгся не власть, а внешний стране враг: тогда обеспечивается единеиие народа и власти по принципу «гражданско-патриотической» со­ лидарности, хорошо известной нам на примере советского времени. Глава Управы постарался перевести конфликт из русла «войны» н русло обычных демократических процедур. Он напомнил, что к нему обратилась группа жителей Крылатского с просьбой реалиювать строительство паркинга по программе «Народный гараж» и что он —как глава Управы —по закону обязан отвечать на обра­ щения всех граждан, как протестующих против строительства га­ ража, так и выступающих за его строительство. Он также поставил митингующих в известность, что за несколько дней до митинга им было подписано распоряжение о проведении консультативного опроса для выявления мнения всех жителей. При этом для успо­ коения накалившийся страстей митингующих он напомнил, что сегодня 22 июня —памятный день, объединяющий всех россиян, в который негоже устраивать митинги протеста: «Добрый вечер, уважаемые жители. Нет никакой войны. Это я сразу хочу вас предупредить.'Никто ни с кем не воюет, никто ни с кем не спорит. Есть часть инициативных жителей, кото­ рые обратились с вопросом. Я занимался приглашением и вас, и той стороны... и я, просто, хочу вас в первую очередь проин­ формировать. Обратились с вопросом о возможности разме­ щения здесь паркинга по программе «Народного гаража». Нет никакого еще проекта, я его не видел, его нет в помине. Вто­ рое, второй вопрос. Все-таки организатор митинга очень пра­ вильно начал свой митинг с минуты молчания и отдания ува­ жения и памяти тем, кто погиб 65 лет назад, уходя на войну. Сегодня не самый лучший день для того, чтобы мы вот так вот с вами собирались и обсуждали этот вопрос. Я хочу вас проин­ формировать, что мною подписано распоряжение о проведе­ нии консультативного совета в период времени с 3 по 12 число июля» (выступление главы Управы на митинге). Однако вернуть митинг в русло «фажданской» координации оказалось не так просто. Послышались недовольные голоса. Глава Управы: «Есть часть жителей, которая против этого строительства. Есть часть жителей, которая за». Крики: «В другом месте!». Глава Управы: «Поэтому, фаждане, было принято решение и подписано распоряжение о том, чтобы провести консуль­ тативный опрос... Крики: «Не надо!». Глава Управы... чтобы вы свое мнение, свое мнение, товари­ щи, могли высказать в опросных бюллетенях». Крики: «Не надо!».

392

Традиции и инновации в современной России

Глава Управы: У меня нет мнения в данном случае по той простой причине, т. е. часть жителей, которая выступает за строительство, есть часть жителей, которые против. Но моя основная задача — по мнению большинства, по мнению большинства принять решение. К вам будут приходить чле­ ны комиссии, которая будет создана от инициативной груп­ пы, которая бы хотела здесь видеть паркинг, и от инициатив­ ной группы, которая не хотела бы здесь видеть паркинга, и вы в состоянии будете высказать свое мнение. Поэтому с 3 по 12 число имейте в виду, что к вам будут приходить, за­ давать вам вопрос и вы будете отвечать «да» или «нет». И обыкновенным большинством, если будут жители дома.... Слова главы Управы потонули в буре возмущения: «Это неправильно!!!! Не имеете права! Это все неправильно! Причем тут большинство или меньшинство! Мы все здесь ответим!». Недоумевающий глава Управы воскликнул от нетерпения: «Ува­ жаемые товарищи, жители! Есть инициативная группа, которая хо­ чет провести консультативный опрос.- Это справедливо или нет? Уважаемые товарищи! Вы в состоянии будете высказать в офици­ альном режиме, в официальном режиме свое желание». Но похоже, что возмущенные митингующие уже не хотели, чтобы вопрос ре­ шался в официальном режиме и по закону. Они категорически от­ вергли идею о проведении консультативного опроса, так как голо­ сование по бюллетеням — «где каждый сам за себя» — грозило разрушить ту сплоченность и то единение, которого им удалось до­ стичь в ходе митинга при тесной сплавке «гражданской» и «патри­ архальной координации». Голосование ставило под вопрос само су­ ществование сплоченности, так как, в отличие от митинга, оно не обеспечивало визуальный эффект присутствия и силы коллекти­ ва-сообщества : «Не надо, один на один! Все вместе дружно!». А теперь рассмотрим, как председателю общественного объеди­ нения «Северное Крылатское» г-ну Г. и депутату партии «Яблоко» Сергею Митрохину удалось вернуть митинг в русло организованной акции гражданского протеста. Г-н Г. призвал жителей успокоиться и жестко действовать в рамках закона и самодисциплины коллекти­ ва, иначе их гражданская позиция не будет доведена до властей: «Граждане! Я сейчас эту ситуацию разрулю. Сейчас глава Управы рассказал о том, чего просят от него жители. Когда мнение 67 человек за строительство гаража появилось в прес­ се, мы все это прекрасно помним. Образовалась группа про­

IV. Политическая и гражданская культура. Глава 9. Ковенева О.В. О старом...

393

тив гаража, которая сказала: как так? 67? Давайте по закону! Я выступаю здесь от имени того, что говорит закон. Закон гласит: процедуры по согласованию любого вопроса, в том числе в этой процедуре и абрамовская группа, находимся и мы —противники. Мы не можем, вот так вот взять и сказать “мы против”. Потому что это будет незаконное, незаконное выявление мнения. Мнение закона, —это когда одна сторо­ на, вторая сторона и независимые депутаты и независимые люди, которых мы выдвигаем и доверяем, что они будут тре­ тьей стороной, с непредвзятым мнением, только на основе этого документы будут отданы префектуре, далее эти доку­ менты будут отправлены Лужкову. И поверьте мне, потому что я был председателем консультативной комиссии по про­ ведению консультативного опроса и ни на йоту не отошел от закона. Поэтому не было этих всех. И это мирный вопрос. Понимаете, наша задача —решить мирно. Поэтому то, что глава Управы сказал, это то, что в рамках закона! Поэтому вот это вот наступление, оно пока —неправомочно. Желать мо­ жем, говорить можем, но... мы сейчас не можем митингом... митингом не можем выразить мнение всех жителей, потому что есть закон. И если мы сейчас на митинге, и если сейчас глава Управы скажет... его же завтра снимут за незаконные, понимаете ли, действия. Поэтому давайте учитывать закон». Сергей Митрохин, также выступив за проведение консульта­ тивного опроса, занял несколько иную позицию, чем председатель общественного объединения. Предложенное им жителям решение ситуации позволяло, следуя законным демократическим процеду­ рам, сохранять сочетание «гражданского» и «патриархального принципа»: «Чтобы не было никакого мухлежа. Хорошо, пусть проведут, подпишите, ничего страшного. И если вдруг выявится, что откуда-то взялось большинство подписей, каких-то невиди­ мок, каких-то мертвых душ, но вы же легко сможете всех их разоблачить. Мы не дадим допустить все вместе, всем ми­ ром, никакого обмана...Тщательно проверяйте, где он вооб­ ще будет прописан, вот тот, кто будет от этой группы, где он живет... Потому что здесь вот только один человек. А митинг проходит, все знают, все жители знают, аппаратура очень мощная, здесь все слышно. Следовательно, те, кто хочет строить гараж, они должны сюда прийти и вас убедить, что он вам здесь необходим. Но что-то мы никого здесь не уви­ дели. Поэтому, ну, К.В., по своей должности обязан выпол­ нить процедуру, но вы то понимаете, что все это, мягко гово­

394

Традиции и инновации в современной России

ря, туфта, что это очень маленькая группа лиц, которая не может, по определению, собрать здесь достаточное количе­ стве подписей, даже мало-мальски достаточное, поэтому тщательно проверяйте, что это за люди, кто такие и где они живут, а потом проверьте те подписи, которые они принесут. Если вдруг там окажется больше подписей желающих, ну, я заранее могу вам сказать, что это фальсификация». Сергей Митрохин призвал жителей быть бдительными («граж­ данский мир») и следить за тем, чтобы консультативный опрос не оказался «мухлежем» и «фальсификацией». Для этого, по мнению депутата, демократическая процедура выявления мнения должна быть подкреплена «фэйс—контролем» и проверкой прописки: в ко­ миссии консультативного опроса должны быть только жители Кры­ латского, «прописанные в районе». Кроме того, жители, используя свое локальное знание, должны тщательно проверять все подписи, выявляя «мертвые души», не живущие в районе: «тщательно прове­ ряйте, что это за люди, кто такие и где они живут, а потом проверь­ те подписи, которые они принесут». Таким образом, Сергею Митрохину удалось восстановить шаткий компромисс между «гражданским» и «патриархальным» принципами координации, не­ редко являющийся, по нашему мнению,-взрывоопасным: граждан­ ская бдительность тесно переплелась с соседской бдительностью, позволяя реализовать демократическую процедуру выявления мне­ ния граждан по-честному, «всем миром», «дружно» и без мухлежа. На этом мы и завершим анализ митинга в Крылатском, сделав лишь одно фактологическое уточнение. В июле 2006 г. в Крылатском, дей­ ствительно, состоялся консультативный опрос, выявивший, что большинство жителей заинтересованных домов выступило против строительства паркинга. Управа района отменила реализацию про­ граммы «Народный гараж» на придомовой территории.

Заключение В рамках данной главы мы постарались подойти к проблеме «гражданственности» в постсоветской России, не вдаваясь в спеку­ лятивные размышления об идеальной сущности «гражданского общества» и не исходя из посылок об отсутствии, неразвитости или ущербности этого явления в России, предполагающих заведомо критическое отношение к российской политической культуре и парализующих любой исследовательский анализ своей безыс­ ходностью. Участвуя в совместном исследовательском проекте «Традиции и инновации в постсоветской России» под руковод­ ством А.Б. Гофмана (Институт социологии РАН), мы задались простым и одновременно сложным вопросом. Что объединяет лю

IV. Политическая и гражданская культура. Глава 9. Ковенева О.В. О старом..

395

дей в современном российском обществе и какие ценностные ори­ ентиры и формы солидарности —в широком смысле слова —спла­ чивают людей? Поскольку с 2002 г. мы проводим компаративное исследование социальных практик в области отношения к окружа­ ющей среде в России и во Франции, то в рамках данной главы мы решили использовать для анализа наш собственный эмпиричес­ кий материал, полученный в ходе социологического наблюдения локальных мобилизаций жителей. В частности, мы попытались провести детальный анализ такой формы публичного объединения людей, как митинг протеста. Отбирая данные нашего поля, мы ос­ тановились на митинге протеста против строительства многоэтаж­ ного паркинга, прошедшего в Крылатском сравнительно недавно: 22 июня 2006 г. Отметим, однако, что в ходе анализа мы не упуска­ ли из виду и более старые материалы и архивы, позволяющие нам, в случае необходимости, отмечать изменения форм общественной мобилизации в Крылатском начиная с 2002 г. Участившиеся в Москве протесты жителей против той или иной стройки или того или иного градостроительного проекта редко воспринимаются всерьез не только властями, но и социологами. В лучшем случае они вызывают улыбку или равнодушие, в худ­ шем —раздражение. Подобная ситуация характерна не только для России, но и для Европы и США, где за подобными формами ло­ кальных мобилизаций закрепилось негативное определение NIMBY: not in my backyard («не у меня на заднем дворе»: т. е. стройте, где угодно, но только не у меня под носом). Такая оценка направлена на разоблачение локальных мобилизаций жителей как «мнимой» формы общественного протеста, за которой, на самом деле, скрываются частные интересы собственников жилья или просто нежелание жителей быть потревоженными в привычной среде обитания. Другая крайность, на которую мы постарались указать во вступлении к данной главе, —это сведение любых форм локальных мобилизаций и самоорганизации к «гражданским ини­ циативам» и незамедлительное отнесение их на счет прогресса гражданского общества. Отказываясь видеть в локальных мобилизациях жителей только преследование личных эгоистических интересов и скрытые замыс­ лы, мы постарались подойти к митингу как к пространству совмест­ ного опыта, опыта сосуществования, в котором различные формы публичного действия, публичного обоснования и критики испыты­ ваются на прочность, приемлемость и общезначимость для сообще­ ства. Как отмечает А. Б. Гофман, «сегодня многие российские ин­ теллектуалы, политики и журналисты так увлеклись обличениями и разоблачениями, что забыли о других «жанрах деятельности». Да­ же если эти обличения справедливы (что бывает далеко не всегда),

396

Традиции и инновации в современной России

их удельный вес слишком велик по сравнению с другими жанрами. Очевидно, что гражданское общество на одних обличениях и разоб­ лачениях построить невозможно. Необходимо видеть... всякого ро­ да позитивные и конструктивные принципы, ценности, достижения и примеры»116. Стараясь избежать позиции «критической социоло­ гии», направленной на разоблачение скрытых стратегий акторов, мы поставили своей задачей выявить формы координации, обеспе­ чивающие слаженность соприсутствия и совместной деятельности участников митинга, а также общезначимые ценностные ориенти­ ры, объединяющие акторов и позволяющие им достичь согласия по поводу ценного и должного. Для решения нашей задачи мы обрати­ лись к методам и подходам социологического направления, проти­ вопоставившего себя «критической социологии», и внимательного к ценностным ориентациям действия и «испытаниям» действия на реальность, на адекватность ситуации —французской прагматиче­ ской социологии Люка Болтански и Лорана Тевено. Применение подходов данного направления позволило нам раскрыть внутрен­ нюю сложность и многогранность митинга как формы публичного опыта, содержание которого отнюдь не сводится к фажданской со­ ставляющей. Опираясь на модель фадов Люка Болтански и Лорана Тевено, мы рассмотрели, как в ситуации митинга испытываются и реализуются такие принципы координации совместных действий, как «фажданский принцип координации», «рыночный принцип координации», «репутационный принцип координации», «техно­ кратический принцип координации», «вдохновенный принцип ко­ ординации», «патриархальный принцип координации» и «зеленый, или экологический принцип координации». Мы рассмотрели их взаимные столкновения и комбинации, что позволило нам просле­ дить внутренние трения в самом сообществе активистов, в их взаи­ моотношениях с представителями власти и с рядовыми жителям, а также возможные пути достижения согласия и компромиссов. Мы выявили, в частности, что отношения в рамках сообщества активи­ стов регулируются не только фажданским принципом координа­ ции (уважение фажданских прав, солидарность, главенство закона, равенство), но в значительной степени опираются на принципы «патриархального» (тесные соседские, дружеские и родственные связи, привязанность к родной земле) и «вдохновенного мира» (чув­ ственный порыв, ценность духовного общения среди активистов, непосредственного контакта с природой). Это позволяет обеспечить тесную сплоченность сообщества не только на уровне коллективной солидарности и представительства, но и на основе непосредствен­ ных связей, что в значительной степени повышает уровень готовно­ сти активистов к мобилизации и упрощает их отношения с рядовы­ ми жителями. Однако в диалоге с властью подобные типы связей

IV. Политическая и гпяжлянгкая культура. Глава 9. Ковенева О.В. О старом...

397

усложняют отношения, так как подрывают легитимность локаль­ ных мобилизаций жителей с точки зрения «общего интереса». Мы постарались заострить внимание на том, что власть стремится к мо­ нополизации «общего интереса», разоблачая акции протеста как ноизм жителей-соседей, не видящих дальше своего ... носа, т. е. •двора» («Пусть город живет, как хочет, но Крылатское не трогай­ те»117). Для того, чтобы донести свою позицию до власти, общестиенным объединениям приходится строить свою деятельность на жесткой организации и дисциплине, осваивать законные методы противостояния властям и обоснования гражданского мнения, овладевать принципами технического и экологического обоснова­ ния. Сравнивая митинги 2002 и 2006 гг., мы также отметили рост значения таких принципов координации общественного действия, как «рыночный принцип» и «репутационный принцип». Эти иннонационные формы (использование пиара, обоснование протеста с точки зрения защиты интересов собственников жилья), врываясь н ткань отношений внутри сообщества активистов, вызывают серь­ езные трения в их среде, заставляй пересматривать модальности публичной деятельности.

Эпилог Проведенный с 3.07.2006 по 12.07.2006 консультативный опрос мнения граждан, проживающих по адресу ул. Крылатские Холмы, ил. 30, корп. 3—4, по вопросу «Ваше отношение к строительству мно­ гоуровневого паркинга по программе “Народный гараж” на внутриломовой территории», действительно, показал, что большинство жи­ телей указанных домов выступает против строительства (1079 «против» и 60 «за»). Учитывая сложившуюся ситуацию, Управа райо­ на «Крылатское» приняла решение считать дальнейшую проработку строительства паркинга на данной территории нецелесообразной. На этом и завершилась история одного московского митинга. Примечания 1 Из интервью с общественником Крылатского. Москва, октябрь 2006 г. 2 Шмидт Д. Какое гражданское общество существует в России / / Pro et Contra. М., 2006. Т. 10. № 1. С. 6. 3 Волков В. Общественность: забытая практика гражданского общества / / Pro et Contra. М., 1997. Осень. Т. 2. № 4 . http://pubs.camegie.ru/p&c/ Vol2-1997/4/default.asp?n=05volkov.asp; Гутуров В. Гражданское обще­ ство: историческая традиция и современная Россия / / Материалы кон­ ференции «Гражданское общество: историко-философские корни, ре­ альная практика, перспективы», г. Пушкин, 30 июня - 2 июля 1998 г.: http://www.prof.msu.ru/publ/book3/gutor.htm; Петров Н. Российское

398

Традиции и инновации в современной России

гражданское общество в воспоминаниях князя В.А. Оболенского / / Отечественные записки. М., 2005. № 6 . http://www.strana-oz.ni/ ?numid=27&article=1172; Шмидт Д. Гражданское общество в России проблематичное, мифичное или просто другое? / / Неприкосновенный Запас. Дебаты о политике и культуре. М., 2005. N° 1/39. http://magazines.russ.ru/nz/2005/l/sh23.html 4 Вайнштейн Г. Роль гражданского общества в демократизации России: надежды и разочарования / / Материалы конференции «Гражданское общество: историко-философские корни, реальная практика, перспек­ тивы», г. Пушкин, 3 0 -2 июля 1998 г.: http://www.prof.msu.ru /риЫ/ book3/gutor.htm 5 Шмидт Д. Какое гражданское общество существует в Р о с с и и / / Pro et Contra. М., 2006. Т. 10. № 1. С. 6. 6 Там же. 7 Там же. 8 Тематический номер «Гражданское общество и государство» / / Pro et Contra. М., 2006. Т. 10. № 9: http://www.camegie.ru/ru/pubs/procontra/ vollOnuml-full.pdf. Тематический номер «Граждане без общества» / / Отечественные записки. М., 2005. № 6 (27). http://www.strana-oz.ru/ ?numid=27&article=l 166 9 «От редакции» / / Отечественные записки («Граждане без общества»). М., 2005. № 6 (27). http://www.strana-oz.ru/?numid=27&article=l 166 10 Там же. 11 Там же. 12 Пастухов В. Б. Шаг назад, два шага вперед. Русское общество и госу­ дарство в межкультурном пространстве / / Полис. М., 2005. № 6. http://www.politstudies.ni/arch/2005/6/5.htm 13 Здесь следует упомянуть коллективную монографию, являющуюся ре­ зультатом десятилетних исследований научных сотрудников и аспиран­ тов «Сектора исследований социокультурного развития регионов Рос­ сии» (Центр социологии образования науки и культуры) Института социологии РАН по теме «Развитие гражданского общества в России»: Автопортрет местных сообществ. Анализ социологических опросов и глубинных интервью. Под ред. А.И. Халий. М.: Институт социологии РАН, 2006. 14 О развитии политических конфликтов в постперестроечной России см., в частности, коллективную монографию под редакцией Е.И. Сте­ панова: Россия: политические противоборства и поиск согласия. Под ред. Е.И. Степанова: Институт социологии РАН. Центр конфлик­ тологии. Рос. Акад. полит, науки, 1998. 15 См. эпиграф к данной главе. 16 Эту тенденцию отмечают как сами активисты местных сообществ, так и эксперты-социологи в области общественных движений в России. См., в частности: Автопортрет местных сообществ. Анализ социологи­ ческих опросов и глубинных интервью. Под ред. И.А. Халий. М.: Ин­ ститут социологии РАН, 2006. С. 310. 17 http://www.mcpl.ru/law/131fz 18 Из интервью с общественником Крылатского, август 2006 г.

IV. Политическая и гражданская культура. Глава 9. Ковенева О.В. О старом... 3 9 9 19 Исследование проводится в рамках написания кандидатской диссерта­ ции по социологии под двойным научным руководством: проф. А.Б. Гофмана (Институт социологии РАН) и проф. Лорана Тевено (Высшая школа социальных наук, Париж). Первые результаты иссле­ дования отражены в работах: Koveneva О. La nature et la ville: comment vivre ensemble. Memoire de maltrise de sociologie sous la direction de L. Thevenot, College universitaire franpais de Moscou, Moscou, 2003; Koveneva O. La mise en valeur d’un environnement naturel et urbain: tensions et concertation. Memoire de diplome d’etudes approfondies en sociologie, sous la direction de L. Thevenot. Paris: EHESS, 2004; Ковенева О. Терни­ стый путь защитника природы. Экологическое действие в России и во Франции / / Неприкосновенный Запас. Дебаты о политике и культуре. 2006. № 2/46 («Политика природы: от среды выживания к среде обита­ ния»). С. 198-214. 20 См.: эпиграф к данной главе. 21 Транспарант против застройки природной территории Крылатские Холмы. 22 Тевено Л. Креативные конфигурации в гуманитарных науках и фигура­ ции социальной общности / / Новое литературное обозрение. М., 2006. N° 77. С. 296. 23 Центр социологии инновации Высшей горной школы в Париже (Centre de Sociologie de l'lnnovation de l'Ecole des Mines de Paris). 24 Группа политической и моральной социологии Высшей школы соци­ альных наук и Национального центра научных исследований (Groupe de Sociologie Politique et Morale de l'Ecole des Hautes Etudes en Sciences Sociales et CNRS) http://gspm.ehess.fr/ 25 Тевено Л. Креативные конфигурации в гуманитарных науках и фигура­ ции социальной общности / / Новое литературное обозрение. М., 2006. № 77. С. 285-313. 26 Dosse F. L'empire du sens. L'humanisation des sciences humaines. Paris: La Decouverte& Syros, 1997. P. 165-166. 27 Benatouil T. Critique et pragmatique en sociologie: quelques principes de lec­ ture/ / Annales HSS. 1999. № 2. P. 281-317. 28 Об этом подробнее см.: Boltanski L. Ce dont les gens sont capables / / Boltanski L. L'Amour et la Justice comme competences. Trois essais de soci­ ologie de Taction. Metailie, 1990. P. 15—134. 29 Dosse F. L’empire du sens. L’humanisation des sciences humaines. Paris : La Decouverte& Syros, 1997. P. 165—166. 30 Thevenot L. Un pluralisme sans relativisme? Theories et pratiques du sens de la justice / / Affichard J. et de Foucauld J.-B. (sous la dir.) Justice sociale et inegalites. Paris: Esprit, 1992. P. 221-253. 31 Thevenot L. The Two Bodies of May 68: in common, in person / / Sica A Turner St. (eds.) The Disobedient Generation: '68ers and the Transformation of Social Theory. Chicago: Univ. of Chicago Press, 2005. P. 252—271. 32 О различии подходов к анализу публичного действия в социологии Пьера Бурдьё и французской прагматической социологии см. подроб­ нее: Cefai D., Pasquier D. Introduction / / Cefai D., Pasquier D. Les sens du public. Publics politiques, publics mediatiques. Paris: PUF, 2003. P. 13-59.

400

Традиции и инновации в современной России

33 Гофман А.Б. Социология и гражданская религия в России / / Социоло­ гия и современная Россия. Под ред. А.Б. Гофмана. М.: ГУ ВШЭ. 2003. С. 103-105. 34 Там же. С. 84. 35 Там же. С. 84. 36 Там же. С. 85. 37 Тевено Л. Наука вместе жить в этом мире / / Неприкосновенный запас. Дебаты о политике и культуре. М., 2004. № 3 (35). С. 5-14. 38 Boltanski L., Thevenot L. De la Justification. Les £conomies de la grandeur. Paris: Gallimard. 1991. / Перевод на англ. яз.: Boltanski L., Thevenot L. On Justification. Princeton University Press / Готовится перевод книги на рус­ ский язык. 39 Болтански Л ., Тевено Л. Социология критической способности / / Жур­ нал социологии и социальной антропологии. СПб., 2000. Т. III (3). С. 66-83. 40 О лингвистической парадигме в социальной науке см. подробнее: Копосов Н.Е. Замкнутая вселенная символов: к истории лингвистической парадигмы / / Социологический журнал, 1997. Nq4. http://sj.obliq.ru/ article/364 41 Идеи французской прагматической социологии, основы которой были заложены в работах JI. Болтански и Л.Тевено и в работах Б. Латура и М. Каллона, созвучны теоретическим положениям, разработанным американской философской школой прагматизма (Джон Дьюи, Чарлз Пирс, Уильям Джемс). Для обеих школ характерно внимание к соци­ альной реальности как к опыту, или множественным испытаниям. Однако говорить о непосредственной преемственности взглядов в дан­ ном случае не стоит: близкие по духу, эти направления разрабатывались независимо друг от друга. О прагматической социологии и философии прагматизма см.: Stavo-Debauge J., Trom D. Le pragmatisme et son public a Гёргеиуе du terrain. Penser avec Dewey contre Dewey / / Karsenti B., Quere L. La croyance et l’enquete. Aux sources du pragmatisme. Paris: Editions de l'EHESS, 2004; а также: Cefai D., Joseph I. I^ritage du pragma­ tisme. Conflits d'urbanite et epreuves de civisme. La Tour d’Aigues: Editions de ГAube, 2002. 42 Тевено Л. Креативные конфигурации в гуманитарных науках и фигура­ ции социальной общности / / Новое литературное обозрение, 2006. № 77. С. 286. 43 Boltanski L., Thevenot L. De la Justification. Les economies de la grandeur. Paris: Gallimard, 1991. P. 166. 44 Там же. 45 Cefai D., Pasquier D. Introduction / / Cefai D ., Pasquier D. Les sens du public. Publics politiques, publics mediatiques. Paris: PUF, 2003. P. 13-59. 46 Необходимо отметить, что именно внимание к моральной составляющей социального действия: к благам (biens) и высшим общим принципам (principes superieurs communs) — и отличает прагматическую социологию Болтански и Тевено от другого направления французской прагматической социологии, развившегося на основе работ Мишеля Каллона и Бруно Ла­ тура. Более подробно о прагматической социологии Мишеля Каллона

IV. Политическая и гражданская культура. Глава 9. Ковенева О.В. О старом...

4 01

и Бруно Латура см.: Коркюф Ф. Социология науки и техники Мишеля Кал­ лона и Бруно Латура / / Коркюф Ф. Новые социологии. СПб: Алетейя, 2002. v Lafaye Cl., Thevenot L. Une justification dcologique? Conflits dans I'amdnagement de la nature / / Revue franpaise de sociologie. 1993. 34/n°4. P. 495-524. 48 WalzerM. Spheres o f Justice. A Defense of Pluralism and Equality. New York: Basis Books, 1983. 1) Каждому одно и то же (эгалитарное равенство). 2) Каждому по по­ требностям. 3) Каждому по заслугам. 4) Каждому по рангу. 5) Каждому по профессиональной пригодности. 6) Каждому —то, что положено по закону. В частности, Уолзер настаивает на том, что в либеральном об­ ществе медицинское обслуживание должно распределяться в соответ­ ствии с необходимостью, но определенная работа или должность в со­ ответствии с заслугами или профессиональными качествами. Более подробно см.: Печерская Н.В. Современный дискурс справедливости: Джон Ролз или Майкл Уолзер? / / Общественные науки и современ­ ность. М., 2001. N° 2. С. 77-88. В кросскультурных исследованиях подобный подход позволяет отойти от «тезиса несоизмеримости» и «относительности культур» и провести сравнительный анализ культурных различий на основе выявления об­ щих сквозных элементов («порядков величия»), их комбинаций, кон­ фликтов, различного удельного веса и значения в зависимости от куль­ туры. Этот аналитический подход был апробирован в ходе французско-американской программы исследований: Lamont М., Thevenot L. Rethinking comparative cultural sociology. Repertoires of evalu­ ation in France and the United States. Cambridge : Cambridge University Press. 2000. 4 Thevenot L. Un pluralisme sans relativisme? Thdories et pratiques du sens de la justice / / Affichard J., Foucauld J.-B. (sous la dir.). Justice sociale et inegalites. Paris: Esprit, 1992. P. 221-253. '2 Заметим, что сама книга «De la Justification» построена таким образом, чтобы представить не только каждый град в отдельности, но и столкно­ вения между различными высшими принципами (гл. «Критика») и их компромиссные сочетания (гл. «Компромиссы»). " Тевено Л. Креативные конфигурации в гуманитарных науках и фигура­ ции социальной общности / / Новое литературное обозрение. М., 2006. N° 77. С. 286. 4 За рамками данной работы остается представление дальнейшего разви­ тия этого направления в сторону учета не только плюральности публич­ ных форм координации, но и плюральности менее обобщенных форм координации. Речь, в частности, идет о концепции множественных «режимов вовлеченности» ( regimes d'engagement) - от наиболее близких форм взаимодействия человека с миром до наиболее общих и публич­ ных - разработанной Лораном Тевено. Более подробно см.: Теве­ но Л. Креативные конфигурации в гуманитарных науках и фигурации социальной общности / / Новое литературное обозрение, 2006. N° 77. С. 285-313; Тевено Л. Какой дорогой идти? Моральная сложность обу­ строенного человечества / / Журнал социологии и социальной антропо­

402

Традиции и инновации в современной России

логии, 2000. Т. III (3). С. 84—111, а также: Thevenot L. L'action au pluriel sociologie des ^gimes d'engagement. Paris: La Decouverte, 2006. 55 Dauce F. Les analyses de l'engagement associatif en Russie / / Questions dc Recherche / Research in Question, Nq 14 - Juin 2005. http://www.ceri-sci ences-po.org/publica/question/qdrl4.pdf 56 Оба указанных исследования являются частью совместной францу » ско-российской исследовательской программы «От отношений близости к пространствам публичного» («Des liens du proche aux lieux du public») под руководством Лорана Тевено (Высшая школа социальных наук) и Даниила Александрова (Европейский университет, Санкт-Петербург) 57 Франсуаза Досе обращает внимание, на то, что «ассоциации и колле к тивные мобилизации обычно рассматриваются через призму теорий либеральной модернизации и демократизации». «В России демократи ческий и либеральный дискурс получил широкое распространение в са мой среде активистов неправительственных организаций. Однако дей ствительность более сложна, чем дискурсы. Применение либеральных концептов к российским коллективным движениям не позволяет по нять все аспекты и все парадоксы этих движений». См.: Dauce F. Les analyses de l'engagement associatif en Russie / / Questions de Recherche / Research in Question. N 14 — Juin 2005. http://www.ceri-sciences-po.org/ publica/question/qdr 14.pdf, P. 23 du document PDF. 58 Dauce F. Les analyses de l’engagement associatif en Russie / / Questions tie Recherche / Research in Question. N 14 — Juin 2005 http://w*vw.ceri-sci ences-po.org/publica/question/qdrl4.pdf.* P. 24 du document PDF. 59 Touraine A., Wieviorka М., Dubet F. Le mouvement ouvrier. Paris : FayartI, 1984; Touraine A. (sous la dir.) Mouvements sociaux d'aujourd'hui. Acteurs et analystes. Paris: Editions ouvrieres, 1982; Touraine A. La societe post-indus trielle. Paris: Denoel-Mediations, 1969; Touraine A. (sous la dir. de) La civil isation industrielle. Paris: NLF, 1961; Touraine A. Le monde des femmes Paris: Fayard, 2006. 60 Bourdieu P. An Antinomy in the Notion o f Collective Protest / / Foxley A., McPherson M.S., O'Donnell C. (eds) Development, Democracy, and the An Of Trespassing: Essays in Honor of A. Hirschman. Notre Dame (Indiana) University of Notre Dame Press, 1988. P. 301-302; Bourdieu P. Propos sur W champ politique. Lyon: PUL, 2000. 61 Berelomtch A., Wieviorka M. Les Russes d'en bas: enquete sur la Russie post communiste. Paris : Ed. du Seuil, 1996; Ярцева О. Рецензия на khhin Алексиса Береловича, Мишеля Вевёрки «Россияне: взгляд снизу Исследование посткоммунистической России» / / Социологические исследования. М., 1997. № 5. С. 142-145; Новые социальные движении в России: по материалам российско-французского исследования / По i ред. Л. Гордона и Э. Клопова. М.: Прогресс-Комплекс, 1993. 62 Заметим также, что О.Н.Яницкий (ведущий специалист в облает инвайронментальных движений в России), стремясь преодолеть кои цепции, представляющие экологическое движение как единое целое и отразить его «идеологическую дифференциацию», разработал cof> ственную оригинальную типологию экологических групп, составляю щих экологическое движение в России: 1) «консервационисты, или за

IV. Политическая и гражданская культура. Глава 9. Ковенева 0,В. О старом... 4 0 3 щитники природы», 2) «альтернативисты, или экоанархисты», 3) «гражданские инициативы», 4) «глубокие экологи, или традициона­ листы», 5) «экополитики, или прагматики», 6) «экопатриоты» и 7) «эко­ технократы». Подробнее см.: Яницкий О.Н. Экологическая политика: роль движений и гражданских инициатив / / Социологические исследо­ вания. М., 1994. Nq 10. С. 10-20. и См. в частности, статьи, написанные О.Н.Яницким и И.А. Халий в рамках французско-российского проекта «Новые социальные движе­ ния в России» под руководством Алена Турена и Леонида Гордона: Халий И.Л. Экологические инициативы в крупном индустриальном центре (к итогам российско-французского исследования) / / Социоло­ гические исследования. М., 1992. № 12. С. 71—80; Яницкий О.Н. Эколо­ гические движения и контекст / / Социологические исследования. М., 1992. № 12. С. 40-51. м Бывший Российско-французский центр социологии и философии. http://sages.isras.ru/ (,s Dauce F. Les analyses de l'engagement associatif en Russie / / Questions de Recherche / Research in Question. №14 - Juin 2005 http://www.ceri-sciences-po.org/publica/question/qdrl4.pdf. P. 26 du document PDF. f,(> Dauce F. Les analyses de l’engagement associatif en Russie / / Questions de Recherche / Research in Question. №14 - Juin 2005 http://www.ceri-sciences-po.org/publica/question/qdrl4.pdf. P.27 du document PDF. ul Dauce F. Les analyses de l'engagement associatif en Russie / / Questions de Recherche / Research in Question. N 14 — Juin 2005 http://www.ceri-sciences-po.org/publica/question/qdrl4.pdf. P. 29 du document PDF. ('н На Западе такие акции протеста нередко квалифицируются как «NIMBY»: «not in my backyard» —не в моем дворе. Здесь и далее надстрочные индексы соотносят оценки-квалификации людей, вещей, отношений и действий с «принципами величия» того или иного мира (согласно концепции Люка Болтански и Лорана Теве­ но): «п» —патриархальный мир, «в» - мир вдохновения, «т» —технокра­ тический мир, «г» — гражданский мир, «р» —рыночный мир, «и» («из­ вестность») - мир репутации, «з» - зеленый мир. 70 См., например, критические статьи о митингах протеста в Крылатском: Пьянкова В. Депутаты в оппозиции и в бегах / / Вечерняя Москва. № 246 (24044) от 29 декабря 2004 г.; Игнатьева Ю. Интервью префекта Западно­ го административного округа Юрия Алпатова / / Известия. 9/06/2004. 71 Дубин Б. Симулятивная власть и церемониальная политика. О полити­ ческой культуре современной России / / Вестник общественного мне­ ния. М., 2006. №1 (81). С. 14-25. 72 Пьянкова В. Депутаты в оппозиции и в бега х // Вечерняя Москва. № 246 (24044) от 29 декабря 2004 г. 73 Из интервью с префектом Западного административного округа Юрия Алпатова: «Мы идем вперед по многим направлениям и не имеем права останавливаться из-за группки людей. Мы настроены на созидание, а не на борьбу. Подавляющее большинство жителей округа и Крылат­ ского не втянуты в конфликты. Здесь живут замечательные, преданные району люди, которые очень болезненно воспринимают все эти скандалы».

404

Традиции и инновации в современной России

( Игнатьева Ю. Интервью префекта Западного административного ок руга Юрия Алпатова / / Известия. 9/06/2004). 74 http://www.mcpl.ru/law/131fz 75 См. также анализ взаимоотношений дирекции заказника «Крылатские Холмы» и общественно-экологической группы Крылатского в статье Ковенева О. Тернистый путь защитника природы. Экологическое дей ствие в России и во Франции / / Неприкосновенный Запас. Дебаты о политике и культуре. 2006. № 2/46 («Политика природы: от среды вы живания в среде обитания»). С. 198—214. 76 Выступление общественника на митинге. 77 Цитата из резолюции митинга. 78 http://krilat.zao-mos.ru/text/document_1001 .shtml 79 Выступление активиста на митинге в Крылатском. 80 О значении закона как одного из основных инструментов обществен ной деятельности и юридической подкованности как основной ком по тенции активистов в Крылатском см. также: Ковенева О. Тернистый путь защитника природы. Экологическое действие в России и во Фран ции / / Неприкосновенный Запас. Дебаты о политике и культуре. М., 2006. № 2(46) («Политика природы: от среды выживания в среде обита ния»). С. 198-214. 81 Термины «беспредел» и «самоуправство» используются самими активи стами для квалификации действий чиновников и строительных компа ний в области градостроительства. 82 Первоначально этот Совет образовался на базе общественных объеди нений и инициативных групп Крылатского, а затем распространил свою деятельность на Москву в целом. 83 Интервью с г-ном М. в статье: Волкова JI. Цена противостояния / / Квартира. Дача. Офис. 2001. N9 72. 19.04.01. http://www.babylon realty.ru/info/k3d072_htm 84 Интервью г-на М. на радио-передаче: Лев Ройтман (ведущий). Москов ское строительство: проблемы и противоречия / / Радио Свобода. Пере дача «Факты и мнения». 13.02.01. 85 Интервью г-на М. в статье: Игнатьева Ю. Если сегодня на улицы выхо дяттысячи, то завтра могут выйти миллионы. Конфликты вокруг новых строек серьезно беспокоют мэрию / / Известия. 26.12.03. http:// www.izvestia.ru/capital/article42658 86 Koveneva О. La mise en valeur d'un environnement naturel et urbain: tensions et concertation / / Memoire de diplome d’etudes approfondies en sociologie, sous la direction de Laurent Tl^venot. Paris: EH ESS, 2004. 87 «Писательство — вот любимый конек команды. В общей сложности, по признанию самой четверки, вместе с отвергнутыми на выборах кан дидатами они написали более 100 обращений в различные инстанции, это стало их основным занятием». См.: Пьянкова В. Депутаты в оппози ции и в бегах / / Вечерняя Москва. № 246 (24044) от 29 декабря 2004 г. 88 Boltanski L., Thevenot L. De la Justification. Les economies de la grandeur Paris: Gallimard, 1991. P. 236. 89 Об этом подробнее см. далее: «рыночный принцип координации». 90 Подробнее о патриархальном принципе координации митинга см. далее

и http://ecology-mef.narcxl.ru/borba/borba.htm п Из интервью с общественником Крылатского, август 2006 г. п Игнатьева Ю. Интервью префекта Западного административного окру­ га Юрия Алпатова / / Известия. 9/06/2004. м Boltanski L., Thevenot L. Critique depuis le monde civique vers le monde marchand / / Boltanski L., Thevenot L. De la Justification. Paris: Gallimard, 1991. P. 318-319. n О значимости «патриархального» принципа координации в регулиро­ вании общественной деятельности локальных активистов см. далее. 'н%Напротив, в своем исследовании деятельности крупных правозащит­ ных организаций в России Франсуаза Досе сумела очень тонко пока­ зать, как рыночный принцип координации и, в частности, конкурен­ ция правозащитных организаций за обладание финансированием и фантами тех или иных российских или западных фондов вызывает серьезные внутренние трения между «рыночной» и «фажданской» ло­ гикой внутри самого правозащитного движения. Более подробно см.: Dauce F. Les analyses de l'engagement associatif en Russie / / Questions de Recherche / Research in Question. N 14 - Juin 2005 http://www.ceri-sciences-po.org/publica/question/qdrl4.pdf 41 О жестком неприятии ценностей прибыли и обогащения свидетель­ ствуют, в частности, слова одного из общественников Крылатского: «М.В. Ломоносов называл природу живым Евангелием. И те инвесто­ ры, которые сглатывают слюну при виде зеленых пятен на карте Моск­ вы, подобны львам, рыкающим "искияй кого поглоти", супостатам». См.: С.Ч. (фамилия автора статьи опущена в целях конфиденциальнос­ ти) «Дом, в котором мы живем» / / Крылатское. М., 2000. Nq 1 (36), с. 2. 'ж Manin В. Principes du gouvemement rep^sentatif. Paris: Flammarion. 1996. P. 173. Ibid. P. 281. См. также анализ книги Бернара Манена в: Thevenot L. Action au pluriel: sociologie des regimes d'engagement. P. 203-204. 100 Пьянкова В. Депутаты в оппозиции и в бегах / / Вечерняя Москва. № 246 (24044) от 29 декабря 2004 г. 101 Цитата из уже приведенного выступления г-на М. на митинге 2006 г: «Мы депутаты и нас избирали для того, чтобы мы защищали права и за­ конные интересы жителей». 102 О различии в понимании «общественного мнения» в мире репутации и в фажданском мире см. подробнее: Boltanski L., Thevenot L. De la Justification. Les econom ies de la grandeur. P.: Gallimard, 1991. P. 222-241. 103 Из разговора с общественником Крылатского, сентябрь 2006 г. 104 Коуёпёуа О. La mise en valeur d'un environnement naturel et urbain: ten­ sions et concertation. Мёпкже de diplome d^tudes approfondies en sociolo­ gie, sous la direction de Laurent Tlrevenot. Paris: EH ESS, 2004. 105 Lafaye Cl., Thevenot L. Une justification ёcologique? Conflits dans l'am^nagement de la nature / / Revue fran^aise de sociologie. P., 1993. T. 34. N 4. P. 495-524. 106 Ковенева О. Тернистый путь защитника природы. Экологическое дей­ ствие в России и во Франции / / Неприкосновенный Запас. Дебаты

Традиции и инновации в современной России о политике и культуре. М., 2006. № 2/46 («Политика природы: от сре­ ды выживания в среде обитания»). С. 198—214. 107 Орлов Р. Покосившееся крыльцо. Надежда еще не потеряна// Столица М., 1994. № 43(205). 108 Как отмечают Л. Болтански и JI. Тевено, одно из главных качеств лк> дей в «гражданском мире» —это умение перевести спонтанное возму щение и недовольство (ощущение того, что что-то не так и что что-то надо изменить) - в требование, в гражданскую позицию. Boltanski I , Thevenot L. De la Justification. Les economies de la grandeur. Paris Gallimard, 1991. P. 238. 109 Manin B. Principes du gouvernement representatif. Paris: Champs Flammarion. 1996. P. 283. См. также анализ книги Бернара Манена и Thevenot L. L'action au pluriel: sociologie des regimes d'engagement. Paris La Decouverte, 2006. P. 203-204. 110 См. например, романы Ю. Германа «Дорогой мой человек», «Я отве чаю за все», «Дело, которому ты служишь» и пьесу Людмилы Разумов ской «Дорогая Елена Сергеевна» (в пьесе отражено жесткое столкновс ние принципов «рыночного мира», отстаиваемых учениками, и «гражданского мира», отстаиваемых школьной учительницей). 111 Сандомирская И. Книга о Родине. Опыт анализа дискурсивных прак тик. Wien: Wiener Slawistischer Almanach, 2001. Sonderband 50. 112 Сандомирская И. Книга о Родине. Опыт анализа дискурсивных прак тик. Wien: Wiener Slawistischer Almanach, 2001. Sonderband 50 http://culture.niv.ru/doc/culture/sadomirskaya-rodina/index.htm 113 Об образе врага как одной из доминант российской политическом культуры и о значении образа отечественных войн в российской госу дарственной идеологии см.: Зорин Л. Кормя двуглавого орла... Литера тура и государственная идеология в России в последней трети XVIII первой трети XIX в. М.: Новое литературное обозрение. М., 2004. 114 «Площадь Защитников неба заполнили защитники Крылатского» // Народный Контролер. Городская независимая газета. М., 2002. № I (7), январь. С. 3. 115 ц ИТата из интервью с Сергеем Митрохиным по случаю массового шс ствия жителей района «Крылатское» и последующим митингом против незаконного строительства участка Краснопресненской автомагистра л и. http ://old.iamik. ги/16219. html 116 Гофман А.Б. С о ц и о л о г и я и гражданская религия в современной России / / Социология и современная Россия. Под ред. А.Б. Гофмана. М.: ГУ ВШЭ. 2003. С . 95. 117 Игнатьева Ю. Интервью префекта Западного административного ок руга Юрия Алпатова / / Известия. 9/06/2004.

V. Религиозные и моральные ценности и практики

Глава 10 Л.П. Ипатова

Современные особенности освоения православной традиции

Введение охраненная немногочисленными верующими советского времени православная традиция ныне активно осваивается огромными массами недавно обратившихся к Богу росси­ ян. Вокруг этой встречи «нового» поколения адептов со «старой» религией возникает множество вопросов. Инте­ ресно, например, как наши сегодняшние соотечественники — иполне современные люди со светским восприятием мира и обраюм жизни —после религиозного обращения (конверсии) приспо­ сабливаются к довольно строгим требованиям Церкви1? Или, быть может, они приспосабливают их под себя? Какие новые культурные образцы при этом появляются внутри православного сообщества и целом, а какие, напротив, исчезают или становятся малозначи­ мыми, маргинальными? Какие практики освоения православной традиции можно назвать специфически современными, характер­ ными именно для нашего времени? Настоящая глава является по­ пыткой дать предварительные, возможно, самые общие, но далеко не исчерпывающие ответы на эти непростые вопросы. Само словосочетание «современное православие» на первый взгляд кажется противоречием в определении. Православие, и осо­ бенно русское православие, в силу ряда исторических причин яв­ ляется очень консервативным хранителем церковных традиций тысячелетней (или, по меньшей мере, многовековой) давности. Как пишет один из современных православных авторов архиманд­ рит Рафаил Карелин: «Православие — одна из самых традиционных по сущности

С

и форме вероисповеданий; оно хранит в целостности то, что апостолы слышали от Христа и передали Церкви. В Правосла­ вии содержание неотделимо от формы, и сама форма является не внешней оболочкой, а символическим языком, через который усваивается содержание того, что выше слова. Образы и риту­ алы Православной Церкви — не узаконенные обычаи, не приду-

410

Традиции и инновации в современной России

манные аллегории, не мимическая инсценировка священных со бытии, а таинственный язык Церкви, духовные каналы, черс i которые человек соединяется с метафизическим миром. Про вославие тождественно себе самому в аспекте времени и исто рии; оно не эволюционирует, не прогрессирует, не развиваетен как от меньшего к большему, от низшего к высшему. Оно полу чило полноту жизни в день Пятидесятницы, и хранит ее в сво их таинствах и обрядах, но хранит не как воспоминание, но как продолжение самой Пятидесятницы. ... Жизнь Церкви сокро венна и сакральна. Чтобы понять ее, надо соприкоснутыи с ней, надо войти в нее, а это значит жить в ее традициях»2.

Отдавая должное действительно существующему в православии консерватизму практик церковного богослужения и общему охра нительно-бережному отношению к традиции, в то же время нель зя отрицать и постоянно осуществляющуюся смену исторических форм православной религиозности, имевшую место как в органи зации социальной жизни верующих, так и в стилистике храмовой архитектуры, иконописи, церковного пения и т. п. Более того, еле дует признать две вещи: во-первых, что жизнь современной РП Ц сильно отличается по своей форме и содержанию от жизни первых христианских общин и, во-вторых, что значительная часть столь тщательно оберегаемых по сей день православных традиций восхо дит скорее к наследию православной Византии, чем к порядкам Церкви времен апостольских. Однако, несмотря на происходившие внутри Церкви измене­ ния, только сохранение догматических оснований и духовная пре­ емственность между различными историческими формами церковной жизни давали возможность любому церковному ново­ введению стать легитимным. Развитие богословских идей и форм церковной жизни православия отражено в Священном Предании, которое, в отличие от Святого Писания, открыто для пополнений духовными достижениями новых поколений (если, конечно, они не противоречат, но дополняют уже установленные истины Свято­ го Писания и Священного Предания). Оба эти источника совер­ шенно официально являются основанием жизни Церкви и регули­ руют все ее разнообразнейшие стороны3. Постепенно сформировавшись в конкурентной борьбе с насле­ дием языческих верований, русские традиции православия впервые стали подвергаться серьезному пересмотру с наступлением эпохи Модерна. В российской истории можно выделить период самодер жавного (пред)модерна — Иван Грозный, Алексей Михайлович, Петр I —и советского модерна. Вне зависимости от своего конкрет­ ного содержания любой модерн —это политический культурный проект, основанный на собственной идеологии, цель которой —аб

V, Религиозные и моральные ценности и практики. Глава 10. ИпатоваЛ.П.

41 1

i олютное доминирование в социально-культурном пространстве. Именно поэтому модерн исходно враждебен любой другой кульIурной традиции, в том числе «традиционному» (т. е. бытовавшему но его наступления) православию. Свойственный модерну пафос прогресса приводит к политике унификации, к нормированию всех г трон жизни по заданному образцу и, как следствие, —к нивели­ рованию всех локальных культурных особенностей и различий. Хариктерно, что все перечисленные выше самодержавные государи и, естественно, большевики проводили ту или иную реформу Церкви: нибо с тем, чтобы подчинить ее властному центру, либо с тем, что<>ыунифицировать существующее в ней «стихийное» разнообразие осуществления религиозных практик. С другой стороны, и само христианство можно назвать одним и 1 самых ранних и самых мощных модернизационных культурных проектов. Возникнув во времена Римской империи, оно имело и имеет не только имперские (это приобретение византийского пе­ риода), но, более того, глобальные амбиции и призвано к распро­ странению и изменению мира по всей земле. В несколько изме­ ненном виде этот раннехристианский пафос выражал духовный мейнстрим православного модерна рубежа XIX—XX вв. (В. Солоиьев, Н. Бердяев, С. Булгаков, П. Флоренский и др.). Он акценти­ ровал мессианский характер христианства как глобального куль­ турного проекта и ожидал торжества вселенского православия. В настоящее время претензии на мировое культурное домини­ рование христианства политически не востребованы и почти за­ быты. Просветительские усилия современной РПЦ направлены иосновном не на распространение веры среди неверующих и иноиерцев: как внутри страны, так и за рубежом, а на восстановление традиций «исконного» —русского православия среди той паствы, которую «привел в храмы Бог». Православие при этом, по сути, ныступает не столько в качестве мировой религии, сколько в каче­ стве этнической религии «русских». При этом современное право­ славие претендует не только на статус «русской веры», но более того —на статус «религии россиян», а также на роль консолидиру­ ющей национальной идеологии. И этим сильно раздражает не­ нравославную часть российской общественности4. По мнению одного из ведущих исследователей современного православия Николая Митрохина: «Происходившая в 2000-е годы поляризация городского среднего класса на сторонников и противников РПЦ, создание организа­ ционных структур, отражающих их интересы, будет иметь долгосрочный стратегический эффект, обеспечивая классиче­ ский для индустриального и постиндустриального общества клерикально-антиклерикальный дискурс»5.

412

Традиции и инновации в современной России

Политизация современного православия, с одной стороны, и (ча сто спекулятивное) использование православной риторики полити ками —с другой, представляют собой наиболее болевые и наиболее широко обсуждаемые6 проблемы современной РПЦ. На наш взгляд, распространение указанных тенденций во многом было предопределено идеологическим и экономическим дефолтами постсоветского времени. Начнем с первого: разрушение принятой в СССР системы иде ологических координат и выработавшееся за 90-е годы недоверие к любым новаторским «революционным» политическим проектам в настоящее время делают практически невозможным широкое распространение любой сколько-нибудь «новой» идеологии. Все политики апеллируют теперь к идеологиям «старым» и надеются именно таким образом завоевать сердца их приверженцев. Пра вославие в этом смысле оказывается самым востребованным идео­ логическим прикрытием, поскольку имеет в народе наибольшее ко личество сочувствующих и соответственно дает надежду на привлечение на свою сторону наибольшего процента электората В целом, под каким бы прикрытием ни выступали современные политики, идеология для них по большей части остается лишь имиджем, а решения принимаются скорее на прагматической рыночной основе7. По поводу дефолтов экономических: превращение страны и i сверхдержавы в страну «третьего мира» вкупе с экономической за висимостью от «развитых» стран и потерей политической значи­ мости на международной арене в первой половине 90-х годон больно ударили по чувству нашего национального достоинства. Сегодня, когда экономическая ситуация в стране стабилизирова­ лась, а президент и правительство последовательно отстаивают право России играть значимую роль в мировом сообществе, как никогда за последние годы, высока потребность вновь испыты­ вать национальную гордость и патриотизм. Ностальгия по совет­ ской счастливой уверенности в том, что мы живем в «самой луч­ шей Родине на свете», стимулирует поиск новой национальной (в смысле гражданской) идентичности. В ситуации, когда доверие к «демократическим», исполнительным и судебным институтам существующей власти оказывается существенно подорванным, на помощь приходит старая вера в «доброго (православного) ца­ ря» —президента. Православный имидж В.В. Путина и Д.А. Мед­ ведева, с одной стороны, и прогосударственная позиция Церкви дают в этом плане каждому желающему прекрасную возможность идентифицироваться с ними и через них со страной путем приня тия православия в качестве «новой редакции» своей гражданской идентичности.

У. Религиозные и моральные ценности и практики. Глава 10. Ипатова Л.П.

413

Общие особенности (ност)современной религиозности Характерной особенностью большинства современных верую­ щих является отсутствие у них первичной социализации в право­ славной среде, а также наличие доцерковного периода более или менее осознанного неверия. Принудительная маргинализация православия со стороны советского государства, табуирование репигиозной жизни и исключение религиозного дискурса из публич­ ного пространства на семь десятилетий повлекли за собой разрыв преемственности в трансляции культурных образцов, принадле­ жащих православной традиции, от одного поколения к другому и масштабе страны. В результате репрессивной антирелигиозной политики за годы советской власти значительно снизился процент православных христиан, открыто исповедовавших свою религию (о своей религиозности в 60—80-е годы XX в. в разных областях СССР говорило в среднем от 20 до 30% опрошенных8). С приходом к власти большевиков ушло в прошлое былое тождество этноконфессиональной и фажданской идентичностей: «православный — керноподданный российского Государя — русский» (идентич­ ность, предполагавшая своим естественным следствием мотива­ цию «за Веру, Царя и Отечество»). В настоящее время с различными вариантами прочтения чем-то похожая «гражданско-этноконфессиональная» идентичность иновь реставрируется. Однако в этих случаях этноконфессиональный компонент идентичности, как кажется, становится определя­ ющим, а гражданский (в современном европейском прочтении: «законопослушный гражданин национального государства»), на­ против, отступает на задний план. Что касается дискуссий вокруг этноконфессиональной идентич­ ности, вероятно, право на жизнь имеет как четкое разделение эт­ нической и конфессиональной идентичности, так и их отождествле­ ние —все зависит от того, в контексте какого дискурса мы будем рассматривать вопрос о религиозной идентичности. Если оценка «православности» того или иного человека будет даваться с точки зрения соответствия его мировоззрения и образа жизни содержанию православного вероучения, то быть русским и быть православным —совсем не одно и то же. Если же речь идет о самоидентификации, т. е. о том, как люди сами мыслят о себе, то как, не прибегая к связке «русский—право­ славный», назвать идентичность тех многочисленных невоцерковленных «православных», которые называют себя «православными» именно в силу своей этнической и/или культурной принадлежно­ сти к русским (славянам, россиянам). Похоже, в их представлении, «русскость» по определению предполагает «православность», при­

414

Традиции и инновации в современной России

чем оба качества мыслятся либо а) как «врожденные», предзадаи ные и поэтому не подлежащие сомнению (типа: а православный ли я на самом деле?) и подтверждению через изучение традиции и и i менение в соответствии с ней своего образа жизни, либо б) как при обретаемые нераздельным «оптом» в случае обращения людей и i инокультурной среды. В таких случаях обращение в православие служит механизмом культурной адаптации и ассимиляции. Как правило, у «нормального» человека, для которого соО ственно и характерно обсуждаемое нами понимание религиозном идентичности («русский значит православный» или, наоборот «православный значит русский»), есть чувство «здоровой» самодо статочности, благодаря которому он не испытывает никакой по требности в том, чтобы как-то себя менять для того, чтобы быть «сыном своей земли» и наследником «веры отеческой». И знать эту веру он, по-видимому, не считает особо нужным, главное —патри отизм, готовность жить и рожать детей на Родине, служить ей в мс ру сил и разумения и в случае надобности положить за нее свой жи вот. Заметим, что для самой Церкви такие установки населения основа ее существования и культурного доминирования. По сути, речь идет о довольно архаической (что само по себе ми хорошо, ни плохо) родовой идентичности, в которой главное не смысловое содержание, а глубинное, непридуманное и неискоре нимое чувство принадлежности к своей группе. Актуализацию этой формы социальной идентификации обычно связывают с кри зисом «национальных государств» —порождений Модерна, а если еще точнее, то с кризисом их идеологических метанарративов, с которыми все меньше идентифицирует себя «простой» человек (деполитизация масс). Кроме того, актуализацию «родовой» этноконфессиональной идентичности можно соотнести с постмодер ным откатом в так называемое новое средневековье и «неотрайба­ лизм», когда реакция на глобализацию повседневной культуры и унификацию практик потребления порождает стремление к по­ зиционированию своей культурной самобытности. Хотя в сравнении с началом XX в. утопических упований на без­ раздельное доминирование какой-либо одной идеологии или ве­ роучения в наше время практически не осталось, тем не менее и в сегодняшнем восприятии мира сохраняется сформированное Модерном желание идейной ясности. В большинстве случаев оно просто сменило амбиции —с глобальных на глокальные. Теперь все современные неотрадиционалисты, полностью сохраняя логику Модерна, воспринимают избранную ими в качестве идеала Тради­ цию как программу модернизации, но принимаются, условно гово­ ря, не за организацию очередного «Интернационала», а лишь за «строительство коммунизма в отдельно взятой стране» (в контексте

V, Религиозные и моральные ценности и практики. Глава 10. Ипатова Л.П.

415

шиной главы —в РПЦ или в исключительных случаях —в отдельно иihтом приходе). По этой причине, даже желая быть модернистами, пни являются уже постмодернистами. Модерн, по определению, — прерогатива централизованной верховной власти. В целом, в силу глиной для коммунизма и для мировых религий метанарративной Iидеологической) природы бывшие советские люди после круше­ ния СССР легко становятся адептами различных вероучений (метамлрративов) и, в первую очередь, —православия. Обращение наших современников в гораздо большей степени, чем в предшествующие времена, предстает в качестве стратегии чщиалъной адаптации. Его массовый характер связан, в первую очередь, с потребностью поиска новых смыслов жизни в ситуации ценностной аномии, возникшей в нашей стране после развенча­ ния коммунистической идеологии. С другой стороны, функция социальной адаптации современного обращения заключается в том, что, совершая его, человек не просто находит свой собственный уникальный смысл этой жизни, но при­ соединяется к «вековой традиции» своих предков, которая в то же нремя является наиболее влиятельной в его сегодняшнем социаль­ ном окружении (православными себя считают около 60% россиян9). В сравнении с этим, православная идентичность советской эпо­ хи была, напротив, маргинальной, оппозиционной идеологиче­ скому мэйнстриму, преследуемой и в этом смысле —дезадаптивной. В дореволюционный период принадлежность к православию также не имела значения (в той или иной степени) осознанной и индивидуально выбираемой стратегии социальной адаптации. И отношении общественного устройства и культуры православие царских времен имело принципиально иной статус —оно являлось <1юновым знанием, частью нерефлексируемого жизненного мира, контекстом общей культурной социализации и, кроме того, основ­ ным способом легитимации государственной власти. Другим проявлением постмодерна в сфере религиозного созна­ ния является отсутствие последовательности в исповедании какою-либо определенного вероучения. Поданным РОМИР за 2004 г., «православными себя считают 71% опрошенных, в то время как н Бога верят только 62%, а в бессмертие души—12%»10. Исследова­ тели «нового» ВЦИОМ’а утверждают, что среди верующих в Бога в воздаяние за грехи верит всего 24%, но при этом 21% верит в на­ родные приметы, 9% —в астрологические прогнозы и 5% —в пере­ селение душ11. Вместе с тем в сравнении с ситуацией начала Перестройки, противоречивость религиозных представлений заметно уменьши­ лась, при этом «языческие» верования из наиболее распространен­ ных превратились в периферийные, а «монотеистические», —на­

416

Тпадш^ии и инновации в современной России

против, стали преобладающими. Для сравнения: в 1991,1992 гг. ве­ рующих в Бога было еще только 43%, тогда как в «похищение био энергии» верило уже 67%, а в астрологию —56%12. Приведенные цифры показывают, что для постсоветского человека, оказавшего ся «без руля и ветрил» в море религиозных и паранаучных прел ставлений, на начальном этапе постмодерного «заколдовывай и» мира» более приемлемыми оказались наиболее архаичные из них В целом напрашивается вывод, что признание мистики и реально сти духовного мира для многих наших соотечественников предше ствовало следующему этапу —отнесению себя к какой-либо опре­ деленной, чаще всего «традиционной» религии. Что пока остается неизменным —так это неверие в загробную жизнь и вместе с ней в ад и рай, —в них сейчас, как и 15 лет назал, верят всего 11—12%13. Иначе говоря, принципиально ситуация не изменилась: среди россиян продолжает доминировать «эклектиче ский тип мировоззрения»14. Постсоветские люди пытаются совме­ стить сведения о духовном мире из различных источников (по принципу «с мира по нитке —нищему рубашка»), благодаря чему в их сознании могут уживаться представления, относящиеся к раз­ личным, порой антагонистическим мировоззренческим системам, П. Бергер и Т. Лукман в своем труде «Социальное конструирова­ ние реальности» говорят о том, что «теории идентичности всегда включаются в более широкие теории реальности» или, иными сло­ вами, что «психология всегда предполагает космологию»15. В со­ временных условиях данное утверждение становится спорным, создается впечатление, что теперь практики индивида могут отно­ ситься к разным, порой взаимоисключающим культурным систе­ мам, а набор его ценностных установок может существовать без объединяющей их идентичности. Вероятно, одним из объяснений распространившегося феноме­ на мировоззренческой непоследовательности может служить на­ копившаяся в обществе усталость от любого рода идеологического давления. Памятуя, в первую очередь, об историческом опыте коммунистического и фашистского режимов, современный чело­ век любую идеологию (религию) в той или иной степени соотносит с такими негативными вещами, как авторитарность и тоталита­ ризм. За любой четко определенной мировоззренческой системой видит не просто соответствующую дисциплину, мораль, этос, но скрытое посягательство на ограничение его персональных сво­ бод. Именно поэтому в позднесоветское время, когда государст­ венный контроль за умонастроениями граждан был уже фактиче­ ски снят или, по крайней мере, серьезно ослаблен, в качестве массового появляется такое явление, как альтернативная духов­ ность. В ней не оформленное ни в какие конкретные рамки рели-

V. Религиозные и моральные ценности и практики. Глава 10. Ипатова Л.П.

417

I иозное чувство проявляет себя не через утверждение своих соб­ ственных содержаний, но через отрицание содержаний советских. Свидетельство конца 80-х: «Мы поступали по желанию своего сердца, любили романтические путешествия, высокие идеалы и философские беседы. Но больше всего мы спорили о Боге. ...са­ мых разных людей с противоположными взглядами» объединяло «разочарование в (советской) жизни»16.

В течение постперестроечных лет пафос отрицания советского образа жизни и мысли постепенно сошел на нет. Однако опаслиность в отношении последовательного присоединения к каким-лиГю идеологическим доктринам и религиозным традициям, судя по всему, осталась. Сегодня этот страх, который мы предлагаем назы­ вать религиофобией, опирается на ряд негативных и небезоснова­ тельных представлений о природе современной религиозности: 1) на представление об авторитарности многих современных «гуру» и «учителей»17 (в православии т. н. «младостарцы»18); 2) о «тоталитарной» природе сект и других религиозных со­ обществ19; 3) об общей коммерциализации сферы «религиозных услуг» и превращении ее в один из секторов рынка20; 4) на унаследованное с советских времен представление о том, что «религия есть опиум народа» (К. Маркс), а «слепая» (т. е. по­ следовательная, церковная) вера —удел слабых, интеллектуально неразвитых и духовно несамостоятельных людей. В качестве иллюстрации страха стать последовательным адеп­ том (слово в обыденном восприятии почти ругательное) какой-либо религии приведем отрывок из обсуждения на одном из интернет-форумов: «Религию... я рассматриваю как идеологию. <... > Кстати, иде­ ология вводит людей в зависимость от себя, и чем больше чело­ век эту идеологию принимает, тем меньше он мыслит сам, и за него мыслят идеологи, пасторы, пресвитеры, лидеры, админи­ страция. Т. е. способность самостоятельно мыслить, способ­ ность, отделяющая человека от животного, атрофируется.... Ведь свободное общество может быть только тогда, когда каждый в этом обществе мыслит сам. Ведь мыслящий человек и в обиду себя просто так не даст и в кабалу не загонит и будет развиваться, духовно взрослеть и приближаться к Богу»21.

Как и для автора приводимого выше высказывания, в целом для современной религиофобии характерно, что в ней имплицитно и не вполне обоснованно предполагается, что: 1) существует возмож­ ность так называемого «самостоятельного» осмысления духовных вопросов, т. е. возможность судить о них не опираясь ни на какую дискурсивную традицию (вероучительную, философскую или на

418

Традиции и инновации в современной России

какую-либо из имеющих хождение в социальном окружении человека «обыденную теорию» «здравого смысла»), 2) «самостоя­ тельность» суждений о духовном воспринимается как гарант «ос­ мысленности» собственной мировоззренческой позиции и 3) при­ верженность догматам какой-либо определенной религии априорно расценивается как «неосознанность» мировоззренческого выбора, как проявление личностной «несамостоятельности» людей, позво­ ляющих разным идеологиям загнать себя «в кабалу». Установка на самостоятельное, внедогматическое «духовное взросление и при­ ближение к Богу» выглядит весьма характерной для многих из на­ ших современников, в том числе для нецерковных православных. Свидетельство 2005 г.: «В некотором прошлом меня очень ин­ тересовали вопросы, связанные с Христианством и всем с ним связанным, затем Буддизмом, Блаватской, Кастанедой, маги­ ей, астрологией и прочим.... Затем полное безверие, опустоше­ ние, злоупотребление спиртным, потеря семьи, полное разоча­ рование окружающим меня миром и людьми. ... Запутавшись в сетях всевозможных течений и направлений я оказался чужа­ ком везде, потому что везде я находил противоречия и не испы­ тывал ожидаемого душевного комфорта. Интернет, возмож­ но, даёт некоторую свободу подобным мне, без всяких обязательств войти в общение, поделиться личным опытом 6e i последствий стать зависимым от старейшин сомнительных всевозможных сообществ. Во всей этой истории я оказался ви­ новатым в том, что искал истину, а находил личную корысть отдельно взятых субъектов»22.

Современный человек, с одной стороны, окруженный морем разноречивой информации о «непознанном» и «невидимом», а с другой, — предоставленный самому себе в отношении своего мировоззренческого выбора, не в силах полностью уйти от ответа на вопросы духовной жизни. Опасаясь впасть в «зависимость от старейшин» различных религиозных сообществ, к которым он не испытывает особого доверия, он избегает входить с ними в сколь­ ко-нибудь близкие «обязывающие» отношения и пытается са­ мостоятельно в удобной для себя форме совместить поступающие к нему из различных источников сведения о духовном мире. В ре­ зультате, его сознание становится похожим на постоянно изменя­ ющийся калейдоскоп религиозных воззрений, цветные стеклышки которого являются частью «оптики» различных, порой антагони­ стических вероисповеданий. Однако длительное отсутствие твер­ дой религиозной идентичности для человека, всерьез занима­ ющегося духовными поисками, как и в приведенном выше свидетельстве, может оказаться разрушительным. Многоверие по форме оборачивается здесь маловерием по содержанию.

V. Религиозные и моральные ценности и практики. Глава 10. Ипатова Л.П.

419

В настоящее время, несмотря на реабилитацию статуса тради­ ционных православных ценностей, в качестве допустимых для мировоззрения «развитого» современного человека, они фактиче­ ски оказываются вымытыми из культурных оснований общества. Не существует православного мира как единой культурной среды, в которой бы человек постоянно находился: общался бы с окружа­ ющими его близкими и далекими людьми, работал бы, растил детей и т. д. —одним словом, —жил. Восстанавливаемые религи­ озные ценности не являются более внутренними смыслообразую­ щими повседневного опыта. Во многих случаях (при номиналь­ ной религиозной конверсии) они остаются внеположенными по отношению к нему вещами. Так, например, по данным «старого» ВЦИОМ’а, среди современных православных петербуржцев лишь 54% совершенно уверены в том, что Бог есть, 31 % —скорее увере­ ны, 10% —не уверены, 3% —затруднились ответить, а 2% —вооб­ ще убеждены в том, что Его нет23. Очевидно, что быть православ­ ным для многих не означает быть верующим и тем более — практикующим верующим (т. е. исполняющим религиозные прак­ тики, например, такие как посты, молитвы, регулярное участие в богослужениях и т. д.). Следовательно, в таких случаях сложно говорить о сколько-нибудь серьезном опыте освоения православ­ ной традиции. Анализ приведенных цифр (которые повторяются от исследо­ вания к исследованию) показывает, что в процессах самоиденти­ фикации индивидов происходит усиление значимости деклариро­ вания своей принадлежности к определенной социальной группе. В тесной взаимосвязи с этим идет описанный выше параллельный процесс —уменьшение роли когнитивной согласованности всех сфер жизнедеятельности. Отметим, что для любого модерна ког­ нитивная согласованность всех действий и сфер жизни была ос­ новной ценностью и целью. Модерн всегда борется за создание идеологически выверенного (коммунистического, православного или другого) образа жизни и как следствие - за «чистоту помыс­ лов» и/или «рядов». Иными словами, постмодерные (православ­ ные) идентичности отличаются от модерных тем, что человек, со­ здавая свой православный (довольно часто симуляционный) имидж, в принципе может не переживать о его наполненности со­ ответствующим внутренним содержанием. Вот что пишет об этом явлении игумен Петр Мещеринов: «Двоеверие —явление, традиционное для Руси, характеризую­ щееся принятием и усвоением обрядовой стороны православия при том, что дух жизни остается языческим. После 70лет го­ нений на Церковь и потери людьми элементарной церковной грамотности двоеверие, не купируемое теперь, как раньше,

420

Традиции и инновации в современной России

целенаправленными пастырскими усилиями, получило широкое распространение. Причем двоеверие в наши дни — это уже не столько прыганье через костер на Ивана Куполу и святочные гадания, сколько определенный вектор жизни. Оно убирает и / нашей религии Христа и ставит на Его место реалии падшего мира. Целью в этой системе взглядов является не Сам Господь и жизнь в Нем, а получение от Него вполне земных благ; Сам же Господь и Его заповеди никого не интересуют. Интересно, что и сами церковные формы при этом теряют свою целост­ ность и становятся какими-то полуязыческими. Все церков­ ное, к чему прикасается язычество, профанируется и опошля­ ется, так что многие люди под Церковью понимают не Христа и христианскую жизнь, а Масленицу, Красную горку , яблочные и прочие "Спасы ”, “народные приметы ” и тому по­ добные вещи»24.

Описанные тенденции взаимосвязаны с двумя другими важны­ ми приметами постмодерного состояния культуры: 1) с отказом от воспроизводства некоего (существовавшего в модерне) «шабло­ на», «нормы» той или иной социальной идентичности, 2) с сопут­ ствующей этому отказу легитимацией индивидуальных различий в способе ее прочтения (в нашем случае речь идет о православной идентичности, но ровно то же самое можно сказать, например, о политической, гендерной и других идентичностях). Указанный идеологический сдвиг обусловливает смену доминанты дискурса с тем «общей и единственной цели» (например, коммунизма) и «единственно верного пути» к ней (например, определяемого КПСС) для всех народов и социальных групп в модерне на темы «мультикультурализма», «инаковости» и «различий», а также «то­ лерантности» по отношению к ним в постмодерне. Вместе с тем, только с приходом постмодерна, благодаря сопут­ ствующей ему легитимации субкультурных и индивидуальных раз­ личий, настало наконец то время, когда религиозное обращение индивида стало актом его личного самоопределения. Это мировоз­ зренческое самоопределение он осуществляет, имея возможность свободного выбора из широкого спектра религий, учений и фило­ софий жизни, представленных в окружающем его информацион­ ном пространстве. Следует отметить, что во времена «традицион­ ного общества» подобный выбор был практически невозможен, поскольку конфессиональная принадлежность была приморди ально предзадана уже фактом рождения в этом обществе, всегда относящимся к той или иной религиозной традиции. Таким обра­ зом, реальную, а не только декларируемую, свободу вероисповеда ния следует признать характеристикой и культурным достижением именно (пост)современности.

V. Религиозные и моральные ценности и практики. Глава 10. Ипатова Л.П.

421

Три 1руппы православных по результатам массовых опросов Опираясь на данные различных массовых опросов, по степени интенсивности/пассивности в освоении православной традиции современных верующих можно разбить на три основные группы25. 1. Интенсивно осваивающие религиозные практики, или воцерковленные, или прихожане. 2. Исполняющие религиозные практики выборочно, время от времени, или захожане. 3. Прибегающие к (услугам) Церкви лишь в самых значитель­ ных случаях жизни, или лояльные. Опишем вкратце каждую из этих групп. Первая группа —воиерковленные/прихожане. Точной статистики о количестве воцерковленных верующих, занимающихся последо­ вательным освоением православной традиции, в первую очередь че­ рез регулярное исполнение религиозных практик, таких как посе­ щение богослужений, чтение Св. Писания и молитв, соблюдение постов и др., —не существует26. Некоторые выводы, однако, можно сделать, комбинируя ряд различных показателей, которые можно назвать признаками воцерковленности. Например, известно, что присутствуют на богослужениях один раз в месяц и чаще 6—9% рос­ сиян, причащаются несколько раз в год и чаще 4—8%, более или ме­ нее соблюдают расписание постов 6%, считают религию, веру очень важной для себя 8%27. Приведенные данные позволяют утверждать, что группа лиц, живущих полноценной (предписанной Церковью) церковной жизнью, реально составляет всего лишь 6-8%. Вторая группа —захожане. Вместе с тем, невозможно отрицать, что дискурс православия и его практики в течение последних 15—20 лет незаметно, но прочно вошли в повседневную жизнь го­ раздо большего числа россиян, существенно изменив при этом весь контекст современной микросоциальности. Примерно 20% наших сограждан к началу XXI в. имеют более или менее последо­ вательные отношения с Русской Православной Церковью. Они хо­ дят в храм несколько раз в год (в основные религиозные праздни­ ки) и чаще28, регулярно молятся29, тем или иным образом постятся30, возжигают Богу свечи и лампады, имеют дома религи­ озную литературу31. Иначе говоря, каждый пятый россиянин не просто считает себя православным, но достаточно серьезно отно­ сится к своей вере, обращается к Богу в тех или иных жизненных ситуациях и стремится больше о Нем узнать. Таким образом, за вычетом воцерковленных вторая выделенная нами группа —груп­ па захожан —составляет примерно 12—14% россиян. Третья группа —лояльные (к РПЦ). Если учесть, что всего в Рос­ сии людей, называющих себя православными, около 60%32, то тре­

422

Традиции и инновации в современной России

тья группа составит примерно (60% —20% =) 40%. Сюда относятся те православные люди, которые не постятся, не читают священных книг и молитв, исключительно редко заходят в церковь (если вооб­ ще заходят), но при этом считают православие чем-то, безусловно, родным и важным для себя. Согласно исследованию ФОМ, прове­ денному в августе 2000 г., «40,2% опрошенных, назвавших себя ве­ рующими (т. е. 55,2% от их общего числа), не соблюдают никаких обрядов»33. Однако при этом они, как и представители первых двух групп, доверяют ей (60—70% россиян34), видят ее роль в сохране­ нии национальной культуры и традиции (ок. 60%35), в большин­ стве случаев хотят, чтобы она больше влияла на жизнь всего рос­ сийского общества (47%36) и потому считают необходимым крестить своих детей (67%37), венчаться при вступлении в брак (46%38) и отпевать своих покойников (69%39). Таким образом, для большинства наших сограждан оказывает­ ся принципиально важным не столько жить «по-православному», сколько родиться и умереть. Данная форма религиозной жизни может быть названа «обрядоверием». В историческом плане она не является приметой исключительно нашего времени. По мнению исследователей, примерно того же рода была и религиозность крестьян XIX в.: «Само незнание догматов православной церкви и даже предпи­ санных ею верующим необходимых молитв вполне уживалось с религиозностью крестьянина. <... > крещение, венчание, отпе­ вание — без исполнения этих обрядов-таинств вообще не мыс­ лил свое существование православный человек»40.

Типы религиозного обращения в современном православии В свете сказанного выше не кажется удивительным, что созна­ тельное обращение к Богу и общение с Церковью наших совре­ менников довольно часто начинается с решения совершить ка­ кой-либо религиозный обряд (обычно крещение, отпевание или, несколько реже, венчание) и тем самым восстановить забытую тра­ дицию предшествующих поколений41. Если подобное решение было принято по собственному желанию, а само участие в обряде или таинстве42 произвело положительное впечатление, последую­ щее осмысление этого события укрепляет в человеке веру, и он не­ заметно вовлекается в церковную жизнь. Свидетельство 90-х годов: «Бабушка с дедушкой... были люди верующие... Мама тоже была верующей, часто молилась, но в церковь не ходила. Все мои родные относились к вере с ува­ жением и соблюдали как бы традицию поколений. ...мама очень хотела, чтобы мы детей крестили. Но в то время муж был пар тийным, работал секретарем комитета комсомола, и я тоже

V. Религиозные и моральные ценности и практики. Глава 10. Ипатова Л.П.

423

была в партии. Крестить детей мы так и не решились, и этим очень огорчили мою маму. До самой смерти она нам не могла этого простить. Когда мама умерла, я пошла с тетей в церковь отпевать маму... Потом я записала молитву “Отче наш99 и стала каждый день на ночь молиться. Постепенно к "Отче наш ”я стала добавлять все, что у меня было на душе. И я уже не могла жить без молитвы ни дня. Когда ложилась спать, я разговаривала с Богом, и Он был со мной. Я это чувствовала» 43. Свидетельство начала 2000-х годов: «Потом покрестили мы детей... я считала всегда, что надо обязательно покрестить, (потому что) многие совершают этот обряд. А что ходить в церковь:., (необязательно). Нам батюшка сказал перед кре­ стинами: «Если вы не будете ходить в церковь, то не надо кре­ стить. Если вы не хотите соблюдать другие обряды, то какой смысл вообще соблюдать этот обряд». Он как бы, можно ска­ зать, с нас обещание взял, что если вы будете крестить, то вы и ходите тогда в церковь. Мы как раз с подругой моей одновре­ менно и пришли к нему говорить об этом, и крестили одновре­ менно детей. Она-mo к этому всегда как-то стремилась, вот к Богу, все такое. Она: “Да, да, да ". И я с ней за компанию все: “Да, да, д а ”... подружка моя, она причащалась. Мы покрести­ ли детей 4 января, а батюшка нам сказал, что причастить те­ перь надо детей после этого. Мы пришли 6 января, как раз перед Рождеством было. Мы их причастили, и подружка моя, по-моему, тоже 6 января причащалась, меня это тоже заин­ тересовало, и я вот 25-го января тоже причаститься решила. Спросила, что она на исповеди говорила, потому что книжек мы еще тогда никаких не читали и не знали, чего говорить. Ну, какие-то такие самые основные, что всем известно, такие вот грехи, что всем известно, мы их сказали, естественно» 44. По Зиммелю, любая социализация «состоит в выработке линии разделяемого с другими поведения, более или менее однообразного,

более или менее нового, но требующего внимания и взаимно­ сти»45. То же самое можно отнести к социализации в рамках право­ славной культуры. В этом смысле обращение в православие озна­ чает готовность человека приобщиться к значимой для нашей страны культурной традиции, воспринять существующие в ней об­ разцы поведения и, таким образом, принять идентичность, ожида­ емую и конструируемую со стороны Другого. Осваивая новую культурную традицию, человек всегда ориен­ тируется на тех, кто ей уже принадлежит. В православии —в пер­ вую очередь на священников, поскольку они являются ее легитимными носителями, и затем - на знакомых верующих

424

Тпа линии и инновации в современной России

с опытом, поскольку у них чаще кажется легче о чем-то спросить (см. последнее из процитированных выше свидетельств). Неофит пытается понять требования новой для него религиозной иден­ тичности и найти некое равновесие между опытом другого и сво­ им собственным. «Не полезно считается делиться между собой, и рассказывать, кто о чем исповедуется. И... хотя это было, на... каком-то этапе, потому что, —я говорила, что — энтузиазм такой! и что такое получается братство!—особенно вот, кто там... соберется 10 человек, и начинаем убираться вместе в храме, и делиться друг с другом впечатлениями, то получается, конеч­ но, что и лишнего наболтаешь. Но, с другой стороны, тоже опять-таки учимся друг от друга... потому что, ну, и, может быть, ошибки чужие и какие-то... опыт, чужой тоже пригож­ дается. Не все своим лбом пробивать. Вот»46.

Следуя традициям определения конверсии через последова­ тельность нескольких стадий и заимствуя некоторые из них у пред­ шественников (Дж. Лофланд и Р. Старк, А. Типпетт, С. Сириянен, Дж. Ричардсон, Л. Рамбо47), в авторском исследовании религиоз­ ное обращение понималось как процесс, в котором можно выде­ лить несколько основных этапов: 1) постепенное вызревание та­ кой жизненной ситуации, которая рождает в человеке потребность обращения к вере; 2) момент обретения веры; 3) решение (осозна­ ние желания) стать (практикующим) верующим (РПЦ); 4) процесс социализации в религиозной (православной) культуре через освое­ ние ее ценностей, норм и практик поведения; 5) воцерковленность, свидетельствующая о законченности процесса обращения. Ее при­ знаками являются: достаточно последовательное и регулярное со­ блюдение религиозных практик (посты, молитвенные правила, посещение богослужений, участие в таинствах) и принадлежность к определенному приходу48. Это «финальное» состояние (при всей условности существования чего бы то ни было «финального», если это касается живого человека) характеризуется наличием сформи­ рованной религиозной идентичности, а также свершившимся из­ менением его образа жизни благодаря привнесению в сферу по­ вседневности новых, т. е. религиозных практик. Всего в ходе исследования было проанализировано 30 биогра­ фических интервью и 78 личных свидетельств обращения, взятых с различных православных сайтов Интернета. Основным результатом проведенного исследования стало вы­ явление и обоснование на эмпирическом материале восьми типон религиозного обращения, наиболее характерных для современных православных женщин-горожанок: 1) «традиционного», 2) «траги­ ческого», 3) «ищущего», 4) «интуитивного», 5) «образцово-показа­

V. Религиозные и моральные ценности и практики. Глава 10. Ипатова Л.П.

425

тельного», 6) «протестного» или «бунтующего», 7) «спасающего­ ся», 8) «детского». Порядок перечисления выявленных типов не случаен, он соот­ ветствует внутреннему рейтингу, составленному в пределах нашей выборки благодаря распределению собранных случаев (N=108: 30 интервью плюс 78 автобиографических письменных свиде­ тельств) по типам (см. табл. 1). Количество случаев, относящихся к одному типу, учитывалось несколько раз. Сначала подсчитыва­ лись только те случаи, которые были отнесены к одному опреде­ ленному типу, а также те, в которых интересующий тип был более ярко выражен и играл доминирующую роль. Затем отдельно под­ считывались случаи, в которых интересующий тип был дополни­ тельным, фонбвым. После этого подсчитывалось общее число слу­ чаев, в которых указанный тип проявился в той или иной степени. Такая процедура тройного подсчета была проведена отдельно для 30 интервью и для 78 письменных свидетельств. Итоговое число случаев обращения по каждому типу подсчитывалось путем сложе­ ния итоговых цифр по этим двум выборкам. Таблица 1 Распределение случаев обращения женщин в православие по типам №

тип религиозного обращения

Встречался Встречался в Итого по Итого по Встречался Встречался письмен­ в интервью в интервью результатам в письмен­ письменных ным ных (N30) в (N30) в свидетель­ интервью свидетель­ ствах (N78) в свидетель­ (N30) качестве качестве ствах (N78) качестве ствам (N78 основного дополни­ в качестве дополни­ тельного основного тельного

Итого по всем случаям (N108)

1. Традиционный

6

2

8

21

9

30

38

2.

Трагический

8

-

8

11

10

21

29

3.

Ищущий

4

1

5

11

8

19

24

3

-

3

13

3

16

19

5.

Образцовопоказатель­ ный

3

2

5

6

2

8

13

6.

Бунтующий

5

6

1

7

12

4

4

8

9

6

1

7

8

4. Интуитивный

5

-

7. Спасающийся

-

1

8.

1

-

Детский

'

1 1

По результатам эмпирического исследования в пределах обоб­ щенной выборки N108 (30 интервью плюс 78 письменных свиде­ тельств) наиболее часто встречающимся оказался «традиционный» тип религиозного обращения —38 случаев. На втором месте по сте­ пени распространенности стоит «трагический» тип —29 случаев. Причем, если рассматривать только интервью, то он даже претен­

426

Тпапииии и инновации в современной России

дует на незначительное лидерство. На третьем месте оказался «ищу­ щий» тип —24 случая (в коллекции интервью его обходит «протестный»). На четвертом —«интуитивный» (вполне проявившийся толь­ ко в письменных свидетельствах) — 19 случаев. На пятом «образцово-показательный» — 13 случаев. Шестое место по степени распространенности занял «протестный» тип —12 случаев. Седьмое «спасающийся» —9 случаев и восьмое - «детский» —8 случаев. В «рейтинговом» порядке коротко опишем каждый из выявлен­ ных типов49. « Традиционный» тип религиозного обращения отличается от иных большей пассивностью субъекта —по крайней мере на ста­ дии приобщения к православной культуре. Конверсия здесь обыч­ но связана с влиянием ближайшего социального окружения, к ко­ торому относятся: 1) прежде всего, родители, дети, мужья или жены, а также другие родственники; 2) друзья, коллеги или иные знакомые сверстники; 3) авторитетные для человека люди, напри­ мер, школьные учителя, преподаватели вузов, руководители клу­ бов по интересам и т. п., —они могут пробуждать у человека инте­ рес к религии и давать толчок к дальнейшему самостоятельному духовному поиску. Своим примером могут влиять как отдельные личности, так и группа принадлежности в целом. В последнем ва­ рианте воцерковление происходит коллективно и является фено­ меном групповой динамики. Естественное стремление к единомыслию с тем, кого любишь, составляет основной мотив движения к церковности во всех пере­ численных выше вариантах «традиционного» типа конверсии50. Именно это стремление создает возможность обретения участни­ ками взаимно разделяемых перспектив определенного (чаще семей­ ного) жизненного мира, чем обеспечивает саму возможность его существования. В досоветский период этот тип прихода к вере был абсолютно доминирующим, и именно в этом смысле он является традици­ онным. Но поскольку общество тогда не было секулярным, насле­ дование веры своих предков нельзя было назвать религиозным обращением, скорее —естественным процессом поддержания куль­ турных образцов (используя терминологию Т. Парсонса). Несмот­ ря на то, что многое с тех пор изменилось, судя по нашему рейтин­ гу, можно предположить, что и в настоящее время примерно в каждом третьем случае конверсия связана с влиянием на чело­ века близких ему верующих людей. Оценки экспертов и статисти­ ческие данные свидетельствуют: и сегодня значимость религи­ озности старших поколений в семье (особенно женщин) для воспроизводства православной веры переоценить невозможно: «У 78% нынешних верующих (исследование 1998 г. —Л.И.) мать

V. Религиозные н моральные ценности и практики. Глава 10. Ипатова Л.П.

427

была верующей (у 71% — православной), 88% их были крещены, 73% сами крестили своих детей (среди неверующих соответствую­ щие цифры составляют 34, 32 и 33%). ...матери респондентов в среднем в 1,5 раза чаще принадлежат и принадлежали к верую­ щим, чем отцы (последние верили в Бога у 49% нынешних верую­ щих): приобщенность к вере воспроизводится преимущественно «по материнской линии»»51. Помимо людей, приходящих в Церковь под влиянием религи­ озности близких, среди верующих во все времена выделялись те, чье обращение к Богу связано с большим личным горем, с трагеди­ ей, перевернувшей всю жизнь52. Данный тип мы называем «траги­ ческим». Жизненные трагедии, пожалуй, как ничто другое, способ­ ны изменить отношение человека к жизни и смерти. Они служат причиной пересмотра системы ценностей, часто ведут к коренным изменениям в мировоззрении и образе жизни53. Душевная боль от травмы в случае конверсии по данному типу оказывается настоль­ ко сильной, что человек не в состоянии справиться с ней, принять сложившееся положение вешей. Вера, прежде всего в загробную жизнь и милосердие Бога, оказывается здесь по-настоящему спа­ сительной —единственным способом примирить человека со сло­ жившимися обстоятельствами, адаптировать его в новых посттрагических условиях жизни. Обращение в таких случаях является своего рода механизмом совладания с кризисной ситуацией. Вера дает человеку возможность найти внутреннюю опору в коллектив­ ных религиозных представлениях, примириться с постигшим его горем, вписать травматический опыт в позитивную по большому счету перспективу Промысла Божия и сделать трагическое собы­ тие (опыт) отправной точкой своего дальнейшего развития. Причины, способные привести к религиозному обращению «трагического» типа, можно поделить на три основные группы: 1) проблемы и беды, касающиеся детей, 2) —мужа (или, предполо­ жительно, жены)54, 3) —себя самой (самого); а также (значитель­ но реже) 4) — родителей, 5) — других близких родственников. В каждой из этих категорий «трагедиями» чаще всего являются: болезни, наркоман ия/алкоголизм, смерть. В женских историях, связанных с мужем, в качестве еще одной распространенной при­ чины обращения следует выделить стресс от ухода супруга к дру­ гой женщине / развод. В рамках изученной нами коллекции слу­ чаев «трагического» обращения (N29) с заметным отрывом по степени распространенности идут случаи, где обращение вызвано переживаниями за ребенка. В некоторых историях обращения речь может идти о той или иной комбинации различных не­ счастий и бед, когда наблюдается так называемая «черная полоса» в жизни (разных членов) семьи.

428

Традиции и инновации в современной России

Можно предположить, что в связи с ослаблением механизмов межпоколенной трансляции веры и религиозной культуры среди современных верующих доля обратившихся в силу «трагических» обстоятельств должна быть заметно выше, чем в предшествующие советскому периоду времена. Если ориентироваться на рейтинг типов описываемого исследования, —с какими-то личными про­ блемами, горем связан приход в Церковь примерно каждого чет­ вертого из современных православных верующих. Люди «ищущего» типа в религии, как, впрочем, и в других сфе­ рах, идут путем накопления знаний и непрестанных духовных по­ исков, вследствие чего, прежде чем прийти к православию, могул побывать в серии самых разных религиозных организаций. В изу­ ченных нами случаях эти люди часто являются выходцами из слоя интеллигенции. Познание в качестве основной ценности в их био­ графиях обычно задается примером родителей. Обретение веры в Бога у этих людей континуально-длительно, связано с долгими раздумьями, порой мучительными сомнениями, чтением широко­ го круга релевантной литературы (обычно далеко превышающего рамки православной библиографии), а зачастую и с научными изысканиями. После обращения при достижении определенного уровня «погруженности в материал» православные «искатели» ча­ сто становятся преподавателями соответствующих дисциплин в различных учебных заведениях. Вероятно, распространенность описываемого типа среди со­ временных верующих молодого и среднего возраста (к этим возра­ стным категориям относится подавляющая часть письменных сви­ детельств и интервью) объясняется формированием в советское время широкой прослойки интеллигенции, которую справедливо можно считать основным носителем творческого, ищущего (но, как правило, далеко не религиозного) подхода к жизни, и которая по отношению к молодым современным верующим является по­ колением отцов. Унаследованный от родителей научно-исследова­ тельский подход новое поколение применяет к новым, поставлен­ ным перед ним временем задачам, а именно к решению вопроса о духовном измерении реальности и к делу освоения религиоз­ ной/ых традиции/ций. Как показывают результаты массовых опросов, люди с высоким уровнем образования более ответственно относятся к принятию ре­ лигиозной идентичности. Если они называют себя православными, то гораздо чаще, чем представители других социальных прослоек, становятся не только номинальными, но и практикующими верую­ щими: «...максимальный рост числа тех, кто называет себя верующи­ ми, за 90-е годы наблюдается не только среди пожилых россиян (где доля их увеличилась в 2,3 раза), но и, напротив, среди молодежи

V. Религиозные и моральные ценности и практики. Глава 10. Ипатова Л.П.

429

(в 1,9 раза), мужчин (в 2,3 раза), людей с высшим образованием (в 2,9 раза). Похожая тенденция прослеживается и по данным о регу­ лярности посещения церковных служб: доля посещающих их не ре­ же раза в месяц максимально выросла не только среди жителей села (в 4 раза), но и среди людей с высшим образованием (в 3,5 раза)»55. «Интуитивный» путь конверсии означает наличие у человека в период до воцерковления: а) ощущения направляющего жизнь «водительства свыше», б) опыта чудесного, в) неосознанного рас­ положения к Православной Церкви. В результате влияния пере­ численных факторов раньше или позже человек приходит к созна­ тельному религиозному обращению. С некоторыми различиями в своих проявлениях этот тип наиболее распространен, во-первых, среди людей искусства и гуманитарной интеллигенции и, во-вто­ рых, среди открытого опыту чудесного «простого народа». Основными чертами религиозного обращения представитель­ ниц «образцово-показательного» типа являются: 1) статус особого ребенка в детстве; 2) вызванное сознанием своей неординарности стремление быть лучшей(им) во всем, перфекционизм; 3) актив­ ная работа по формированию своего высокоморального облика; 4) стремление к общественно значимым ролям, лидерству, жела­ ние задавать актуальный внутригрупповой дискурс, организо­ вывать социальное пространство вокруг себя. С углублением процесса воцерковления достижительская установка меняет свою направленность с обретения социального признания на внут­ реннее самосовершенствование, расширение духовного опыта. «Протестный» или «бунтующий» путь обретения веры отличает­ ся: а) признанием привычного (с детства или в рамках собственной семьи) образа жизни в качестве негативного, неправильного и б) наличием у человека этапа борьбы со своими социокультур­ ными «корнями» или со своим актуально существующим социаль­ ным положением через поиск альтернативных ценностей, образа и стиля жизни в (подростковом или взрослом) протестном поведе­ нии. Религиозное обращение происходит здесь как сознательный отказ от подобного рода «бунта» и возвращение к социально при­ нятым формам поведения. Представительницы «спасающегося» типа религиозного обра­ щения, в отличие от приходящих к вере «трагически», «спасаются» уже не от актуальных для настоящего времени несчастий и бед, а от скрытых в бессознательном психических угроз. Проявляясь в при­ ступах сильного страха смерти, они неотступно преследуют чело­ века, начиная примерно с 5—7-летнего возраста. На основе прове­ денного исследования можно предположить, что сохранение характерной для детского возраста фобии в юношеском и более старшем возрасте связано, во-первых, с атеистическим семейным

430

Традиции и инновации в современной России

воспитанием, а также либо с отсутствием крепкой положительной эмоциональной связи между матерью (родителями) и ребенком, либо с отсутствием у человека значимой группы принадлежности, т. е. дружеских и прочих социальных связей. Возникновению «детского» типа веры способствует знакомство с религиозными представлениями в раннем возрасте, а также на­ личие опыта одиночества и социальной изоляции со стороны зна­ чимых взрослых и сверстников. Эти условия заставляют ребенка искать выход своей потребности в коммуникации с Другим(и) и находить его за пределами социальной реальности. В таких слу­ чаях в сознании формируется постоянная связь с Богом, который мыслится некритически, совершенно реальным и притом всегда доступным для общения. Сохранению сложившегося типа веры во взрослом возрасте способствуют: 1) душевное и фактическое оди­ ночество; 2) тяжелые условия и обстоятельства жизни; 3) некрити­ ческий способ мышления, в ряде случаев связанный с низким уровнем образования. Недостаточность объема нашей выборки не позволяет выносить никаких «окончательных» суждений по поводу степени распро­ страненности того или иного типа конверсии в генеральной сово­ купности православно верующих женщин (и тем более среди всех православных). Вместе с тем, созданный в пределах собранной кол­ лекции случаев рейтинг дает право выдвинуть две обоснованные ги­ потезы: 1) первые три типа — «традиционный», «трагический» и «ищущий» —скорее всего, являются наиболее распространенны­ ми и в общей массе верующих; 2) все выделенные типы обращения достаточно широко представлены не только в нашей коллекции случаев, но и среди православного сообщества в целом.

Типы внутрицерковной православной религиозности К настоящему времени существует несколько попыток типологизации многообразных форм религиозной жизни внутри церков­ ного православия. Как самую раннюю, но вместе с тем не потеряв­ шую своей актуальности следует отметить работу монахини Марии (Елизаветы Юрьевны) Скобцовой «Типы религиозной жизни» (1937)56. Она выделяет следующие пять типов церковного благоче­ стия: 1) синодальный, опирающийся на восприятие Церкви в качест­ ве главного атрибута российской государственности и укоренив­ шийся в культуре со времен реформы Петра I; 2) уставщический, низводящий веру до следования ритуалу (православный аналог фа­ рисейства) и нашедший свое наиболее полное выражение в старооб­ рядчестве; 3) эстетический, превращающий живое общедоступное учение в эстетически ценный «музейный экспонат», этот тип осо­ бенно распространен среди наиболее просвещенных слоев общест­

V. Религиозные и моральные ценности и практики. Глава 10. Ипатова JIM .

431

ва и людей искусства; сознавая элитарную утонченность своего вкуса, они не представляют, что глубина и красота Истины может от­ крываться «темным» профанам; 4) аскетический (точнее, псевдоаскетический) тип благочестия приводит к духовному эгоизму, который всякое благое дело творит не по любви к ближнему, а толь­ ко ради спасения собственной души; 5) Евангельский — высший и единственный по-настоящему христианский тип религиозной жизни —предполагает полную отдачу себя служению ближним, ра­ ди их блага и вечного спасения. Не претендуя на полноту своей ти­ пологии, мать Мария подчеркивает, что «такое условное подразде­ ление очень помогает в понимании многих явлений нашей жизни и до известной степени дает возможность разобраться в собствен­ ных симпатиях и антипатиях, в собственном духовном пути»57. Православный журналист-аналитик Александр Морозов (2004), исходя из опыта своего «включенного наблюдения», в ста­ тье под названием «Почему люди ходят в церковь?»58 выделяет шесть мотиваций прихода в храм. Первая — «мода» или «лояль­ ность»■ — присуща представителям тех социальных сообществ и групп (например, государственным чиновникам, криминалитету и др.), в которых принято посещать храм в приличествующие тому жизненные моменты. В этом случае «практика хождения в церковь утверждается как часть корпоративной идентичности», а мировоз­ зрение, вместе с тем, остается свободным от церковных заповедей и догм. Вторая мотивация —общение —свойственна людям с «ком­ мунальным» (часто постсоветским) сознанием. В дружественной среде приходской общины такие люди (чаще женщины) находят спасение от одиночества и разобщенности современного мира. Глубокие размышления о православном духовном пути им, как и первому типу, не свойственны. Ими занимается третья группа православных верующих, которая посещает церковные службы ра­ ди сознания принадлежности к долгой культурной традиции. В ос­ новном эту группу составляют одинокие мужчины-интеллектуалы лет около 50-ти, хотя могут встречаться и женщины, и молодежь. Все они, как правило, достаточно асоциальны, чуждаются участия в приходской жизни и занимаются глубоким освоением право­ славной традиции в индивидуальном порядке. Сравнительно со вторым типом их представители крайне малочисленны. Четвертая мотивация —поиск и ожидание чуда. Легитимное открытие «второй реальности» после атеистических советских времен подвигает многих искателей чудесного устремляться в православные храмы и осуществлять паломничества ради возможности соприкоснуться с иным. Пятая мотивация —спасение и богообщение. Люди, движи­ мые этой мотивацией, составляют духовное ядро Церкви, однако они «неохотно вербализуют свой опыт» и «никогда не превращают

432

Традиции и инновации в современной России

его в идеологию», из-за чего их голос часто остается не услышанным. Последнюю группу составляют работающие в церкви люди, которые ходят сюда «по долгу службы». Они хорошо знают чинопоследование и смысл православных богослужений, разбираются в тонкостях вероучения, однако эти духовные знания оказываются омрачены знаниями различных «церковных нестроений», с которы­ ми приходится сталкиваться в повседневности. Выстроив типоло­ гию, опираясь лишь на свои экспертные знания, А. Морозов пред­ лагает социологам провести дополнительные исследования, чтобы верифицировать ее. Один из немногих социологов, всерьез занимающихся изуче­ нием современного православия с помощью качественных мето­ дов (в основном экспертные интервью), — Николай Митрохин (2004) проводит свою категоризацию воцерковленных верующих. По происхождению он выделяет среди них три большие катего­ рии: возрастную, традиционную и мировоззренческую. Первая со­ стоит из «бабушек» (55 лет и старше), которые делятся на боль­ шинство постсоветских пенсионерок59, обратившихся к религии в последние годы и нашедших в церковной жизни новый вид «за­ нятости», и меньшинство малограмотных «хранительниц» право­ славных традиций советских времен (в большей или меньшей сте­ пени искажавших хранимое). По оценкам автора, доля «бабушек» среди воцерковленных на сегодняшний день составляет примерно 40%, в то время как во времена Союза была выше 75%60. Ко вто­ рой категории автор относит выходцев из традиционно православ­ ных семей, в которых на протяжении всего советского времени со­ хранялась вера и соответствующий ей жизненный уклад. Это своего рода элита православного сообщества. Большая часть представителей этой группы остаются жить и работать при Церк­ ви. Именно они задают общий тон «церковной моды», к ним от­ носятся почти все церковные иерархи. Категория мировоззренче­ ских верующих состоит преимущественно из интеллигентов, обратившихся в результате личных духовных поисков в советское и постсоветское время. Эта категория немногочисленна, но весь­ ма активна в плане внутрицерковных и общественных инициатив. В 1990-е годы она раскололась на либералов (или модернистов) и фундаменталистов, примкнувших к традиционалистам. Кроме вышеозначенных трех категорий автор говорит о появившемся в 90-х годах новом типе православного верующего: «Характерной фигурой в приходе стал энергичный и ограниченный в интеллек­ туальном отношении предприниматель или его жена. Зачастую — это выходцы из среды военных, сотрудников правоохранительных органов или чиновников, не обязательно (но возможно) связан­ ных с криминалом, для которых православие, особенно в его мак­

V. Религиозные и моральные цеииости и практики. Глава 10. Ипатова Л.П.

433

симально этатистской интерпретации, стало органичной заменой (или продолжением) советской государственнической идеоло­ гии»61. Последняя, выделяемая исследователем, прослойка совре­ менных верующих включает в себя разного рода маргиналов: алко­ голиков, бывших заключенных, профессиональных попрошаек, Ородяг, людей с отклонениями в развитии. Часть из них просит милостыню у ворот храма, другая часть находит для себя здесь ра­ боту и кров. Анастасия Митрофанова —специалист по проблемам полити­ ческих религий —в современном православии выделяет три прин­ ципиально различные по своим политическим установкам группы верующих: 1) лояльный любому государственному режиму религи­ озный истеблишмент (под которым понимается, прежде всего, цер­ ковное чиноначалие и священство); 2) оппозиционный существу­ ющему государственному режиму и официальной Церкви слой «новых православных» - плохо воцерковленных и не знающих тол­ ком религиозной традиции «новых интеллектуалов» (советской интеллигенции, т. е. интеллигенции' преимущественно в первом поколении), которые, получив высшее (чаще техническое) образо­ вание, остались не востребованы обществом; интерпретируя веро­ учение удобным для них образом, они превращают его в политиче­ ские идеологии и, организуя религиозные политические движения и партии, находят в них способ своей самореализации; 3) полити­ чески апатичные представители «народного», или «традиционно­ го», православия — хорошо воцерковленные, т. е. соблюдающие обряды, но так же как и «новые интеллектуалы», не разбирающие­ ся в догматических основах вероучения «бабушки» —большей ча­ стью представительницы крестьянской культуры (пусть даже и пе­ реехавшие в город) с низким уровнем образования62. При обращении ко всем описанным выше типологиям следует помнить, что ни в одном из случаев не проводилось специального исследования, которое бы подтвердило или опровергло выдвигае­ мые авторами гипотезы, особенно в части объяснения мотивации поведения и степени распространенности того или иного мотива среди людей, принадлежащих к какому-либо определенному со­ циальному слою. Неверифицированность приведенных типоло­ гий, тем не менее, не может служить причиной их игнорирования. Каждый из упомянутых теоретиков православия является экспер­ том, и уже поэтому к их мнению стоит прислушаться. Более того, некоторые типы, выделенные разными авторами, описывают одни и те же социальные реальности. На этом основании можно пред­ положить, что именно они являются наиболее распространенны­ ми и, следовательно, необходимыми составляющими картины со­ временного «православного мира».

434

Традиции и инновации в современной России

Основные тенденции в религиозности различных социальных групп В отличие от царских времен, подавляющее большинство со­ временных верующих (ок. 58%63) —неофиты. А это значит, что их поведение, —даже если они стремятся к глубокому освоению рели­ гиозной культуры, —еще долгое время находится под определяю­ щим влиянием их доцерковного опыта. В процессе религиозного обращения их светский/советский культурный бэкграунд (ате­ истический, агностический или неоязыческий) проблематизируется и требует пересмотра в свете осваиваемых христианских цен­ ностей. Тем не менее вне зависимости от результатов подобного пересмотра прежний социальный опыт индивида продолжает ока­ зывать влияние на ход его обращения и воцерковления. Неудиви­ тельно поэтому, что большинство авторов различают православие «интеллектуалов», «госчиновников», «бабушек» и ряда других со­ циальных групп (см. предыдущий параграф). Благодаря этим повторяющимся наблюдениям экспертов-аналитиков мы можем сформулировать две взаимосвязанные гипоте­ зы: 1) принадлежность индивидов к той или иной социальной группе значимым образом влияет на форму протекания их религи­ озной жизни; 2) православные (коллективные) представления раз­ личных социальных слоев (например, крестьян и представителей городской интеллигенции) несколько отличаются одно от другою по своему содержанию и характеру. По всей вероятности, обще­ значимые и неизменные религиозные смыслы (православных дог­ матов) накладываются на свойственный той или иной социальном группе тип мышления64 и порождают некий свойственный только этой группе симбиоз из общезначимых религиозных и социальных групповых коллективных представлений. Как писал Д. Рисмен в своей статье «Некоторые типы характера и общество»: (любая) «нация не является монолитной ни в харак­ теристиках населения, ни в экономике —разные группы и регионы представляют различные стадии развития, а социальный характер отражает эти различия»65. Давая краткое описание основных «со­ циальных характеров» современной России, следует отметить, что установками на либеральные ценности в нашей стране отличаются в первую очередь сильноресурсные представители новых элит и молодежь, которая не прошла «советскую школу». Те же, у кою объем экономического ресурса по разным причинам мал, устойчи­ во придерживаются либо советских, либо досоветских по проис­ хождению традиционных (в том числе религиозных) ценностей66 По результатам массовых опросов, наиболее обеспеченные соци­ альные группы меньше всего задумываются о смысле жизни67, и в целом они оказываются наименее религиозными68. Можно

V. Религиозные и моральные ценности и практики. Глава 10. Ипатова Л.П.

435

предположить, что, являясь экономически более успешными и об­ ладая более широким репертуаром возможностей в выстраивании своего настоящего и будущего, их представители в меньшей степе­ ни испытывают потребность искать моральной поддержки в вере и Церкви. В то же время, уровень религиозности самых малоиму­ щих и социально незащищенных слоев населения («безработные» и «рабочие») является столь же низким, как и у наиболее успешных и высокодоходных («предприниматели»)69. Возможно, здесь при­ чиной являются такие факторы, как общая «разочарованность» «бедных» в отношении к любым идеологическим посулам, будь то политическим или религиозным, а также некоторая озлобленность по отношению ко всем более обеспеченным социальным группам, в том числе и к служителям Церкви. Учитывая минимальную религиозность самых бедных и самых богатых, приходим к выводу, что основную часть православных со­ ставляют представители «среднего класса». Попробуем разобрать­ ся в градациях верующих внутри него с помощью сопоставления рассмотренных в предыдущем параграфе типологий, ведь многие из них взаимно дополняют друг друга и отчасти пересекаются. Бла­ годаря этому обстоятельству некоторые типы из типологий разных авторов можно объединить и свести к одному. Рисунок 1 Объединение типов, выделяемых разными исследователями, в смысловые кластеры

Сущностное сходство просматривается между синодальным тииом церковного благочестия м. Марии, прогосударственной поли-

436

Традиции и инновации в современной России

тической ориентацией религиозного истеблишмента А. Митрофа­ новой, мотивацией корпоративной лояльности А.. Морозова и обра­ зом предпринимателя-силовика-государственника Н. Митрохина. Этот тип наиболее распространен среди мужчин. Если учесть, что необходимость устанавливать отношения с широким социальным контекстом, например, по К. Юнгу, — отличительное свойстно мужской психики, то становится понятно, почему обращение к ре­ лигии ради реализации этой потребности характерно в первую оче­ редь для мужчин. Видимо, по этой причине в нашем исследова­ нии, посвященном православным женщинам, этот тип ни разу не встречался. Укрупняя его, сюда можно отнести все виды политизированно­ го православия. С точки зрения типологии А. Митрофановой, это соответствует объединению двух, выделяемых ею типов: политиче­ ски лояльного религиозного истеблишмента и политически оппози­ ционных «новых православных» (сюда же можно отнести «христи­ анских демократов», о которых писал А. Щипков (1998)70). Такое объединение представляется правомерным, поскольку в данном случае мы говорим не о разнице в политических позициях различ­ ных групп православных, а о феномене политизации религии в це лом, и выделяем его в отдельную категорию. Все представители этого «политизированного» типа, вне зависимости от разницы в их политической ориентации, ищут в Церкви не только веры и лич ного богообщения, но также создания положительного образа сво ей группы и утверждения собственной социальной значимости че­ рез лоббирование ее ценностей во внешнем мире. Описанный тип можно также назвать «прообщественным» Социальная компонента идентичности его представителей в боль­ шинстве случаев, очевидно, должна быть выше, чем индивидуаль­ ная, т. е. их габитус по преимуществу —габитус члена определен­ ного коллектива, а не независимого социального агента индивидуалиста. Женским инвариантом данного типа, конечно, имеющим свои отличительные особенности, можно считать мотивированных к коммунальности и общению женщин среднего возраста (о которы х писал Морозов) и церковных бабушек-пенсионерок (Митрохина и Митрофановой). По результатам нашего исследования, мотии включенности в социальное сообщество (верующих родственни ков, друзей, коллег и/или в приходскую общину) также широко распространен и среди юных верующих. Он является центральным для всех представительниц «традиционного» пути религиозного об ращения вне зависимости от возраста. Разница между мужской и женской версией описываемого про общественного типа состоит в том, что мужчин больше интересуа

V. Религиозные и моральные ценности и практики. Глава 10. Ипатова Л.П.

437

нозможность взаимодействия с другими общественными силами с точки зрения занятой религиозно-идеологической позиции, II женщин —установление связи с «ближними». Следующий смысловой кластер типов, выделенных разными авторами, объединяет одиноких интеллектуалов, радеющих о своей причастности к культурной традиции А. Морозова, мировоззренцев Н. Митрохина и новых православных интеллектуалов А. Митрофа­ новой. В нашей категоризации им соответствует «ищущий» тип ре­ лигиозного обращения и воцерковления. Этот обобщенный тип в варианте самостоятельного духовного поиска является антиподом прообщественного, его можно назвать типом индивидуалиста. В социальной идентичности таких людей ярко выражены личностные компоненты. Конформность по отно­ шению к своей группе при этом, естественно, отходит на задний план. По этой причине таким людям легче дается выход из коллек­ тива, разрыв отношений с прежними единомышленниками, смена религиозной принадлежности в целом. Кроме того, как показал анализ -автобиографических свиде­ тельств, интеллектуалы-гуманитарии довольно часто оказывают­ ся людьми творческими, с развитым чувством прекрасного и способностями к мистическим переживаниям. По своему миро­ ощущению они сопоставимы с эстетами м. Марии. К этой «эли­ тарной» прослойке «интуитивистов» (если говорить о них в кате­ гориях нашего исследования), можно добавить, видимо, не столь просвещенных и посвященных в различные знания и опыты, но движимых поиском нуда (по А. Морозову) «интуитивистов» «из народа».

Рядовые служители и работники Церкви, по определению А. Морозова, приходящие в храм «по долгу службы», как утверждает Н. Митрохин, часто принадлежат к выходцам из традиционных пра­ вославных семей. Если они уходят от вопросов политики и общест­ венной жизни (о чем пишет А. Митрофанова), то предположитель­ но тяготеют к воспроизведению уставщинеского типа благочестия (по м. М. Скобцовой). Однако, как известно, вливаться в «штат» ра­ ботников и служителей Церкви могут не только представители тра­ диционно православных семей. В нашем исследовании такие пре­ успевшие в своем церковном усердии женщины-неофиты оказались представительницами «образцово-показательного» типа. Аскетический и евангельский типы у м. Марии Скобцовой и же­ лание богообщения у А. Морозова можно назвать идеализациями. Они выражают те идеалы, к которым православие учит стремиться, но никак не проясняют, по какому пути идет это устремление. Проделанный выше сравнительный анализ форм православной религиозности в сопоставлении с типами религиозного обраще­

438

Традиции и инновации в современной России

ния, выделенными в авторском исследовании, способствуй «уплотнению» теоретического описания современной нам прапо славной социальности и помогает выявить наиболее эвристичныс, работающие в этой сфере объяснительные модели.

Изменения в жизни приходских общин «Традиционное» досоветское православие своей основной со циальной «ячейкой» имело приход. Административно приход опре­ делялся четкими территориальными границами, а в отношении своего состава являлся суммой локальных соседских общин тех дере вень или кварталов города, которые были к данному приходу отне сены. Причем на определенное количество жителей в законода тельном порядке предполагалось определенное количество церквей и священнослужителей. Так, например, по штатному рас писанию приходского священства 1842 г. в приходах численно стью до 1500 человек полагалось быть одному иерею71, в приходах с паствой больше, чем 1500 человек, —двум или трем72. Как прави ло, все прихожане знали друг друга лично или, по крайней мерс, в лицо. Священники не просто знали всех своих прихожан, но ре гулярно ходили по их домам, духовно наставляя, совершая требы или собирая с «мира» причитающиеся на их содержание подати Как утверждает исследователь приходов того времени этнограф С.В. Кузнецов: «Приход в XIX в. —это в первую очередь религиозное сообщество Церковь, будучи общественным союзом.., в своем предельном выраже нии претендовала “не на отдельные стороны человеческой жизни, а на всю его жизнь ”»73.

Понятно, что весь (или почти весь) строй того «традиционного •> православного жизненного мира остался в невозвратном про­ шлом, а те приходские общины, которые мы имеем в настоящее время (особенно в городах), изначально организованы на других социальных (но не религиозных) принципах. Представляется оправданным полагать, что в большинстве хра­ мов современных спальных районов Москвы, Санкт-Петербурга и ряда других крупных городов лично друг друга знают только кл ирики и наиболее активные члены приходской общины, так или иначе задействованные в работах при храме. Остальные, т. е. боль­ шая часть прихожан (и тем более «захожан»), в лучшем случае мо­ гут узнавать друг друга в лицо, но не имеют практически никакого опыта личного общения. Лишь в немногих современных приходах, там, где священники активно занимаются с прихожанами «внеклассной работой», орга­ низуя не только воскресные школы для детей и взрослых, но и группы совместного чтения Евангелия, например, на дому

V, Религиозные и моральные ценности и практики. Глава 10. ИпатоваЛ.П.

439

v кого-нибудь из группы церковных активистов, тематические се­ минары и обсуждения, совместные паломничества, акции благоIиорительной деятельности, семейные или только детские летние ни еря и т. д. и т. п. —в таких приходах возникают реальные общи­ ны верующих, вбирающие в себя не только обязательный для реги1 грации храма список участников приходского совета 74, но и широкий круг примкнувших и примыкающих к этим активистам (основателям общины) прихожан. Такие общины похожи на боль­ шие семьи или даже семейные кланы с крепкими внутренними гнизями, дружбой, кумовством, взаимопомощью, а также со всем 1 см сложным комплексом близких межличностных отношений, который каждый в состоянии себе представить. В таких приходах Iл фуппа воцерковленных верующих, которую в начале нашей стап>и мы назвали собственно прихожанами, делится еще на две под­ группы: прихожан-общинников и прихожан-индивидуалистов. Свя­ щенник Владимир Архипов, описывая опыт своего прихода, прихожанами называет только общинников, а индивидуалистов — прихожанами-ухожанами. Третий, выделяемый им слой мирян — шожане — вполне совпадает с захожанами нашей трехчленной классификации православных (см. § «Три группы православных но результатам массовых опросов», с. 485). «Кпервому слою можно отнести людей... (которые) устремле­ ны к построению общины верующих по типу первохристиан­ ских общин, как это описано в Деяниях Апостолов: “Они пребы­ вали в изучении слова Божия, преломлении хлеба, общении и молитве 99 (Деян. 2:42). Для этой части мирян невозможна жизнь в Церкви без изучения Евангелия, без дел милосердия и братского общения, без частого и регулярного причастия и без братской, общинной молитвы. Другой слой можно назвать прихожане-ухожане. Их вполне устраивает достаточно регулярное посещение церкви, чтобы отстоять обедню или всенощную, совершить молебен, прочи­ тать акафист, после тщательно проведенного поста и прочи­ танных трех-четырех канонов принять причастие по великим праздникам. Как правило, этот слой занимает очень прочное хозяйское положение в приходе и отличается агрессивным не­ приятием молодых, всего нового и чужого. И третий слой — это люди — захожане, приходящие либо на родительские субботы, либо по необходимым требованиям: крестить, венчать, отпеть, освятить, поставить свечку на удачу или в благодарность за сохраненную жизнь в аварии»15.

По некоторым недоговоренностям автора мы можем догадаться об основных социальных характеристиках выделенных групп. Так, «агрессивное неприятие молодых», «всего нового и чужого» со сто­

440

Традиции и инновации в современной РоссИИ

роны второй группы, а также ее «прочное хозяйское положенно в приходе» заставляют думать, что речь здесь идет о тех самых «цср ковных бабушках», которым все перечисленные признаки обычно и приписываются. Соответственно, далее возникает предположи ние, что «молодые» люди с «новыми» и «чуждыми» для бабушек идеями —это и есть первая группа общинников. Учитывая возможность подобного расклада воцерковленных верующих по возрастным категориям, следует иметь в виду, чю в храмах с неразвитой общинной жизнью воцерковленные прихо жане молодого возраста, как и более старших возрастных групп, в силу отсутствия здесь деятельной общины будут оставаться при хожанами-индивидуалистами (или прихожанами-ухожанами в ка тегориях о. Владимира). В таких случаях связь индивида с Церко вью как с сообществом верующих будет выражаться п очт исключительно в посещении по определению коллективных бою служений, а также в общении с духовником. Еще одну относительно самостоятельную категорию регулярно приходящих в храм людей составляют православные родители По понятным причинам не присутствуя на службе от начала ло конца, они приносят своих младенцев в церковь ко времени при частия, подносят к Чаше, иногда постоят немного, если малыш не плачет, поставят с ним свечку и уходят.Таким образом, некоторые православные родители посещают храм каждое воскресенье, дру гие —раз или два в месяц, кто-то —еще реже. Но самое главное все они чувствуют ответственность за духовное здоровье своих де тей и поэтому, порой подолгу или даже практически совсем не причащаясь сами (особенно это касается пап), все равно постелем но становятся людьми церковными. В современных крупных городах большая часть старинных церквей находится, как правило, в центральной — историческом части города, где жилой массив сравнительно невелик. Здесь от ит бытка церквей некоторые из них могут даже не в полной мере на подняться верующими. В то же время строительство новых храмом в недавно отстроенных спальных районах идет медленно и далеко не всегда покрывает потребности местных верующих жителей В результате церкви городских окраин часто бывают перегружен ными, так что в праздничные дни опоздавшие к началу службы богомольцы уже не могут зайти внутрь церкви. Естественно, что в таких приходах священники часто не имеют физической возмож ности без спешки принять исповедь и пообщаться с каждым при шедшим к ним человеком. Перегруженность многочисленной па ствой является проблемой не только для священников городских окраин, по другим причинам в подобной ситуации оказываются и наиболее известные в народе батюшки:

У. Религиозные и моральные ценности и практики. Глава 10. Ипатова Л.П.

441

«Достаточно часто приходят люди, которые говорят, что их духовный отец — очень известный пастырь, но к нему всегда столько людей, что надо ждать несколько недель, чтобы спро­ сить, что делать, как быть. А человек имеет достаточно серь­ езные, глубокие духовные потребности...»16

Описанная ситуация подвигает стремящихся к интенсивной религиозной жизни верующих с окраин искать себе приход не по месту жительства, а где-нибудь либо в центре города, либо за го­ родской чертой. Среди этой категории верующих также распро­ страненным является вариант, когда духовник человека, с кото­ рым он советуется по всем жизненно важным вопросам, находится где-то в отдалении (в каком-нибудь захолустном пригороде, и сравнительно близком монастыре или вообще где-нибудь в дру­ гой области РФ), а сам человек при этом является постоянным ирихожанином и, возможно, даже деятельным членом общины н храме, более близком к его месту жительства77. В результате при­ сутствия, пусть и в небольшой мере, постоянной мобильности церковных верующих от храма к храму территориальные, числен­ ные и персональные границы современных приходов становятся неопределенными и, более того, в принципе не определимыми. Однако если вспомнить о том, что Россия это не только Москна, Санкт-Петербург и ряд крупных городов, то описанная выше ситуация свободного выбора своего прихода и духовника окажется далеко не общим правилом. В отличие от мегаполисов европей­ ской части России, в более восточных и/или в менее экономически развитых регионах нашей страны, где православные верующие не имеют средств построить новые или восстановить старые церкви, все складывается противоположным образом. В небольших посел­ ках и даже городах православного храма может вообще не быть. В таких местностях выбирать приход верующим, как правило, не приходится, —хорошо, если они сумеют добраться до церкви, находящейся «за тридевять земель», хотя бы в праздник. По словам Ю. Синелиной: «Относительно недавнее путешествие епископов по Енисею показало, что в некоторых отдаленных городах и посел­ ках священников не видят годами»78.

Новые технологии освоения православной традиции С наступлением эры «информационного общества» произошло существенное расширение каналов православной социализации. Теперь кроме обычных механизмов трансляции и поддержания культурных образцов, таких как семья, школа и другие социальные институты, построенные на межличностном общении, большую роль приобретают средства массовой информации. На настоящий момент, в первую очередь, речь идет о телевидении, о сети Интер­

442

Традиции и инновации в современной России

нет и о мобильной телефонии. Можно предположить, что разница в уровне оснащенности и интенсивности использования тех или иных технических средств существенным образом влияет на спо соб освоения православной традиции. Все эти технические возможности (включая ТВ) являются абсолютно новыми для пра вославия в сравнении не только с дореволюционным, но и с сове i ским периодом. Тем не менее, если к преимуществам радио и телевидения как удобных медиа для распространения информации о чем бы то ни было мы уже привыкли, обращение современных верующих к вот можностям Интернет выглядит характерной чертой именно по следних 5—8 лет. Для определенной категории верующих Интерне i является наиболее удобной возможностью обсудить с другими проблемы своего православного мировосприятия и воцерковле ния. Таким образом, современные неофиты имеют возможность выверять «правильность» своего православного поведения не толь ко в соотнесении с поведением братьев и сестер из своего прихода, но и в виртуальных православных сообществах. Существует масса православных сайтов, как общецерковного, так и локально-при­ ходского значения, организованных либо по инициативе кого-то из священников или верующих, либо при каких-то православных организациях, например учебных. Это могут быть также и исклю чительно виртуальные сообщества и клубы по интересам (к приме­ ру, клуб православных родителей, домохозяек, врачей, любителем и профессионалов церковного пения, вышивки, иконописи, лиц, увлекающихся реконструкцией русских национальных костюмон, праздников и т. д. и т. п.). Самыми популярными формами живого обмена опытом являются: 1) существующая на многих православ­ ных интернет-ресурсах рубрика «вопросы священнику», в которой курирующие этот ресурс пастыри отвечают на вопросы пользова­ телей сайта, и 2) православные форумы, представленные как в рамках более крупных сайтов, так и в качестве самостоятельных сетевых проектов. Православные интернет-форумы представляют собой уникаль­ ное для истории РПЦ внутрицерковное публичное пространство. Действительно, оно обладает всеми чертами публичности. Во-пер­ вых, высказывать свое мнение здесь может каждый, а не только священник (как это принято в физическом, а не виртуальном про­ странстве Церкви). Вместе с тем форумы нельзя назвать церков­ ным общением исключительно мирянского уровня — на некото­ рых из них можно встретить и иереев, и монахов, и других церковных служителей и служащих. Благодаря принципиальной открытости большинства православных интернет-форумов в об­ суждении различных тем здесь не так уж редко принимают участие

У. Религиозные и моральные ценности и практики. Глава 10. Ипатова Л.П.

443

представители других религий и христианских конфессий, вообще не верующие в Бога или сомневающиеся в Его существовании.

Индивидуальный подход к освоению православной традиции Пережив религиозное обращение, неофиты входят в длитель­ ный период узнавания и освоения новой для себя системы (рели­ гиозных) ценностей и правил поведения. Читая церковную лите­ ратуру, слушая проповеди священников и рассказы верующих шакомых, они привыкают соотносить свою повседневную жизнь с нормами православия. При этом обширное наследие церковного предания становится для всех верующих общим смысловым по­ лем. Личные* предрасположенности, мнения и советы значимого лля человека священника, а также лиц круга его религиозного об­ щения определяют акцентуацию одних содержаний этого смысло­ вого поля в сравнении с другими. Однако духовная жизнь является не просто накоплением рели­ гиозных знаний и исполнением религиозных практик, в первую очередь, она предполагает приобретение личного духовного опы­ та. Судя по интервью, довольно часто верующие имеют опыт ощу­ щения присутствия Бога в своей жизни. И когда это ощущение уходит, многие из них пытаются обрести его вновь или, по крайней мере, верят, что незримо Бог продолжает быть рядом с ними. Свидетельство женшины-неоФита: «Моя семья была обычной советской неверующей семьей. Но в детстве я всегда ощущала, что Некто или Нечто меня хранит, спасает от серьезной опасности, выполняет необходимые (по-настоящему необходи­ мые) желания, мгновенно реагирует на мои мысли и поступки, и благодаря этому я чувствовала плохое и хорошее раньше, чем понимала умом. В детстве я не задумывалась над тем, Кто это или Что это. Но время, когда это Что-то мне покровитель­ ствовало, было очень счастливым. Лет в 15-16 эта Сила стала покидать меня — сейчас трудно понять, почему. Но я очень яс­ но ощущала эту утрату и очень переживала, но не знала, что же мне делать. И жила дальше самостоятельно. <... > (прошло много лет. —Л.И.). Мне показалось, что моя жизнь закончи­ лась, очень глупо и бессмысленно. И я как-то непроизвольно вслух (я была одна дома) обратилась к той Силе, к которой об­ ращалась в детстве, как к Богу, с молитвой. И в этот же мо­ мент я поняла, что оберегавшая меня Сила и христианский Бог —одно и то же. Просто я сама перестала быть ребенком. И кроме того, я сразу почувствовала, что я услышана»19.

Свидетельство женщины с большим церковным стажем: «И, стоит ли об этом мне говорить, но я, я чувствовала присутст­

444

Традиции и инновации в современной России

вие Божие в моей жизни. Сейчас я не чувствую... Я, конечно, читаю, молюсь, я понимаю, что это... ну, мы слишком грешные, но в монастыре такое присутствие было. Так что я надеюсь Я очень!хочу вернуться в монастырь» 80.

Можно предположить, что личный духовный опыт является стержнем религиозной жизни для всех верующих: и неофитом, и воцерковленных, - вне зависимости от их церковного стажа и интенсивности исполнения религиозных практик. При этом у каждого из них вырабатывается свое собственное ощущение и понимание того пути, который должен вести его к Богу. Внешне практики религиозной жизни для всех одинаковы: существует об щепринятый для всех мирян распорядок постов, утреннее и вечер нее правило, рекомендуемая частота причащения и др. Тем не ме нее каждый верующий в одних моментах прилагает больше усердия, в других меньше, что-то изменяет, что-то пытается вое произвести точно по образцу (традиции), что-то для него является принципиальным для поддержания его православной идентично сти, что-то нет. Вследствие постоянного, пусть незаметного, изменения рели гиозных практик как в жизни частных лиц, так и в жизни приход­ ских общин и Церкви в целом, возникает тема соприсутствия в ре лигиозном опыте переживаний гетерогенности и единства Приводимые ниже отрывки из интервью свидетельствуют о непре кращающемся рефлексивном конструировании индивидуальною комплекса разделяемых ценностей и атитьюдов внутри одного и того же культурного пространства. «Вот тут что интересно, что меня-mo занимает, что вот когда живешь, каждый раз, действительно, каждый раз дела ешь выбор, что тебе делать в конкретно данный момент: есть —не есть, пить —не пить, спать —не спать, читать не читать, идти —не идти... И вот этот выбор, он... на 100% редко бывает, что ты знаешь, как тебе нужно поступить пра­ вильно. Всегда есть возможность как бы усомниться... И тот и другой выбор оправдать. И поэтому очень трудно угадать как бы. Нет, в каких-то моментах это, конечно, однозначно мож­ но сказать... явно, что, как нужно сделать. Особенно в принцы пиальных вещах, то, конечно, да. А, вот, во всех этих мелоча х житейских... как бы такая человеку воля дана, что... ну, тот же самый пост: вот его можно...поститься можно чуть стро­ же, можно чуть мягче, можно есть чуть больше, можно есть чуть меньше. И ка ?к хорошо и что ? для тебя благо, в конечном итоге, решаешь-mo ведь ты сам. И для меня, например, очень трудно решить, я все время думаю на эту тему. ...Думаю нет, все-таки —нет, все-таки надо относиться как-то... спо

V, Религиозные и моральпые ценности и практики. Глава 10. Ипатова Л,П,

445

койнее к себе, т. е. находить какую-то золотую середину, что, вот главная цель... ешь, сколько хочешь: хочешь мало, хочешь много — это, вообще, не имеет никакого значения. Главное, чтобы твой дух оставался свободным для общения с Богом. <... > Да, я думаю, что для каждого человека, безусловно, нечто свое, свое. Т. е. мы вот сидим за одним столом, вот, они обе, на­ пример, Ирина и Света решили причащаться завтра: одна ест рыбу преспокойно, а другая не ест. Вот постный день, разреше­ но есть рыбу: одна ест рыбу, другая рыбу не ест. И между ними нет никакого противоречия! Ты понимаешь. Дело не в рыбе. Ни­ кто на другого не косится, не призывает ее есть или не есть. И это естественно! Потому что они Богу поклоняются “в ду­ хе и истине ”. Это оставляется на совесть каждого. Действи­ тельно, это сокровенная жизнь в Боге»%х.

Изменение практик внутри одного и того же православного >тоса является естественным, никогда не прекращающимся про­ цессом — внешней стороной религиозной жизни. Со временем у верующего меняется восприятие одних и тех же норм. Происхо­ дит переоценка их смысла и значимости. Таким образом, этос со­ временного православия нельзя считать полностью прописанным. Вслучае каждого конкретного человека он во многом зависит: а) от личных предпочтений и предрасположенностей самого человека, г. е. от его характера и социального габитуса; б) отличной позиции в этом вопросе его духовника (если речь идет о воцерковленном ве­ рующем); в) от культурных особенностей его локальной право­ славной общины. Так же как и в науке или в искусстве, в православии существу­ ют свои «школы» не только иконописи, церковного пения, бого­ словия и богослужения, но и способов организации повседневной жизни. Эти школы имеют различающийся набор регулярно вос­ производимых практик, вследствие чего могут серьезно отличать­ ся одна от другой по создаваемому в них стилю и образу жизни. В целом, более продуктивным представляется говорить не о «на­ стоящих» или «ненастоящих» православных практиках/традициях, а о практиках распространенных и маргинальных, устойчивых и неустойчивых, характерных для новоначальных или воцерковлен­ ных, для захожан или прихожан, для представителей той или иной социальной группы верующих (бабушек, мамочек, православных бизнесменов, интеллигентов, монахов и т. д.). Полезным для пони­ мания механизмов отбора для/и воспроизводства тех или иных пра­ вославных традиций может оказаться эволюционный подход к га­ битусу (т. е. социальной культуре) индивида. Этот подход предполагает, во-первых, что смысл, который придает своим еди­ ничным действиям и практикам индивид, отсылает нас к воспри­

446

Традиции и инновации в современной России

нятой им ценностно-нормативной системе и маркирует его т* только в качестве приверженца определенной православной «шко лы», но вместе с тем и в качестве выходца из определенной социаль ной среды. Во-вторых, понимание психосоциального единства га битуса и его консервативной, трудно изменяемой, т. е. очет. медленно эволюционирующей природы, предполагает, что оснои ные свойства личности будут сохраняться у человека после религи озного обращения и воцерковления, точно так же как и в случае си» социализации в любой другой новой культурной среде. Таким оГ» разом, принятие православной идентичности не стирает индивиду альность человека. Напротив, как при каком-нибудь грандиозном социальном эксперименте, в «одинаковых для всех испытуемых условиях», заданных традициями РПЦ, современные новообра щенные выпукло и ярко проявляют свойства как своего индивиду ального характера, так и привычки своей социальной группы. «Мы (с мужем) очень разные все равно. Даже по-разному отно симся как-то к этому... Ну, даже в плане, там, ощущения го товности к причастию, у нас всегда очень разное. Вот у меня, может быть, это и прелесть духовная, может быть, я сейчас тебе не то наболтаю, но мне как-то вот внутреннее ощущение всегда есть, можно мне... Может быть, я что-то не дочитала даже, какой-то канон, новотеслия, вот, внутренне... —япои ду. Этот — нет. Ему все равно, что он там ругался с кем. но вот он должен ду, ду, ду, ду, ду —все прочитать... и пойти Хотя, может быть, в душе он там... Вот, мы всегда, вот, по-разному... По-разному. И ходим в разные... (храмы)»*2.

Жизнедеятельность человека в качестве носителя избранной групповой идентичности (члена конкретной приходской общины, имеющей свою внутреннюю субкультуру) не является тотально нормированной, за исключением моментов, регламентированных общезначимыми (догматически обоснованными) православными традициями, т. е. в основном за исключением содержания и после довательности богослужений. В результате современный ве рующий, несмотря на специфическую для сегодняшней РПЦ синхронную полифонию стилей церковного богослужения и орга низации общинной жизни, в случае паломничества или в случае более длительной миграции в другие города и веси, в любом храме может чувствовать себя комфортно, понимать происходящее и становиться полноценным соучастником процесса.

Заключение В заключение можно сформулировать несколько основных вы водов нашего пилотного исследования темы современного освое ния православной традиции.

У. Религиозные и моральные ценности и практики. Глава 10. Ипатова Л.П.

447

1. Обращение нашего современника к вере после периода секуиирной жизни не приводит к простому воспроизводству религиозно­ сти «традиционного» типа (представление о которой скорее вызва­ но распространенным сегодня мифом о некогда бывшем в России юлотом—православном веке, но которая отнюдь не является сколько-нибудь определенной исторической реальностью). Не зная предписанного верой жизненного уклада в качестве прииычного с детства «жизненного мира», современные верующие вы­ нуждены осваивать наследие православной культурной традиции, постигать новый для них язык, практики, образ жизни самостоя­ тельно, причем, как правило, во взрослом возрасте, когда основные установки и нравственные ценности личности уже сформированы. 2. Индивидуальные установки и ценности, влияющие на про­ цесс освоения православной традиции, являются результатом предшествующей социализации человека. Они тесно связаны с при­ нятыми в его социальной группе способами социального действия и образцами поведения, иначе говоря, с габитусом (или «инкорпо­ рированным классом»). Восприятие Бога через призму типичных для той или иной социальной среды установок: конформизм и па­ тернализм «традиционной» культуры; протестно-авангардное и/или морально детерминированное поведение человека эпохи Модерна; индивидуализм и объективирующее отношение к пред­ мету интереса, характерное для познающего субъекта декартовско­ го типа, и т. д. —приводит к появлению в индивидуальных истори­ ях освоения православной традиции черт, характерных для того или иного социоментального типа. 3. В общем и целом, можно говорить о трех основных социоментальных типах: 1) традиционно-общинном (рабочие, жители села, военные, мелкие служащие), 2) модерново-индивидуалистиче­ ском (представители интеллигенции, предприниматели, чиновни­ ки), 3) информационно-коммуникативном (молодежь). Данные ти­ пы сосуществуют в определенной пропорции как в российском обществе в целом, так и среди прихожан Русской Православной Церкви. Каждый тип воспроизводит общезначимые православные традиции несколько по-разному, в соответствии со своими соб­ ственными установками и ценностями. 4. Разнообразие практик православной традиции существует как в синхронном, так и в диахронном срезе. В синхронном —меж­ ду сосуществующими в современности различными стилями и формами православной жизни. В диахронном —у одного и того же субъекта (человек, приход, Церковь) в продолжении его темпо­ ральных изменений. Учитывая, что православие, как и всякий широкомасштабный культурный феномен, никогда не было абсо­ лютно гомогенным, можно предположить, что вариативность ре­

448

Традиции и инновации в современной России

лигиозных практик, а также возможность следования различным культурным образцам в пределах данной культурной традиции, в связи с усложнением социальной структуры общества и мулы и культурализмом современных мегаполисов в наше время мною кратно возросла. 5. В результате перечисленных выше тенденций в наше врем и отсутствует какое-либо одно общепризнанное понимание тою, кого считать «православным». На этот вопрос возможны самые разные варианты ответа. В зависимости от контекста его постанои ки и рассмотрения, как правило, выбирается одно из трех наиболее распространенных определений. A. Православные —это все, кто сам считает себя православным вне зависимости от веры в Бога, в христианские догматы и от отно шения к Церкви (всего 60 % россиян, а за вычетом более воцерков ленных групп —40 %). Понятно, что в данном случае ни о каком реальном, практическом освоении православной традиции речи не идет. При таком определении православная идентичность пони мается по преимуществу как этнокультурная. Чаще всего к этому определению обращаются при рассмотрении глобальных культур ных и политических тем. Б. Православные —это те люди, которые, самое главное, «веря i в душе» и пусть не регулярно, но ходят в церковь, молятся, иногда могут попоститься и т. п. (20% россиян). Данное определение на много чаще, чем другие, встречается в интервью и разговорах с людьми. Оно используется в повседневности как категория «здравого смысла», а не как научно обоснованное представление о некой абстрактной социальной группе. В обыденном понима нии —это такие «нормальные люди», в принципе ничем не отлича ющиеся от других, просто верующие. Освоение православной тра диции не является для них сознательно поставленной целью, но, несомненно, они чувствуют себя причастными ей и обращаются к исполнению религиозных практик в той мере, которую сами для себя считают необходимой. B. «Настоящие» православные —это, конечно, воцерковленные верующие, выполняющие все основные предписания церковною устава и серьезно относящиеся к вопросам своей духовной жизни (6-8% россиян). Такое понимание православной идентичности, естественным образом, оказывается распространенным в первую очередь среди служителей Церкви, а также среди ее постоянных прихожан. Для «внешних» эти люди могут порой казаться стран ными, «слишком ушедшими в религию», т. е. их религиозность вы глядит уже как принадлежность к какой-то другой культуре по вседневности (субкультуре) и выделяет их из среды «обычныхлюдей. Вместе с тем только в этом последнем варианте можно го

V. Религиозные и моральные ценности и практики. Глава 10. Ипатова Л.П .

449

иорить о целенаправленном и последовательном освоении право­ славной традиции. Только в этом случае традиционные религиоз­ ные практики превращаются из практик, «обслуживающих» жи­ тейские потребности верующих, в независимые от жизненных обстоятельств и в этом смысле самозначимые доминанты повсед­ невной жизни верующих. В итоге всех вышеизложенных рассуждений напрашивается выиод: основная особенность освоения православной традиции сего­ дня состоит в том, что многослойность дискурса о православии — политического, обыденного, внутри церковного и других - предо­ ставляет каждому из называющих себя православным возмож­ ность находить свой способ и меру соотнесения себя с православ­ ной традицией. Благодаря указанной свободе в определении смысла «православности» и в понимании содержания православ­ ной традиции мы имеем широчайший диапазон отношений к вос­ производству практик этой традиции: от православных атеистов, для которых их православность —лишь историческая часть их эт­ нической и/или культурной идентичности до сугубых подвижников веры, стремящихся каждое свое слово и действие соотносить со Словом Святого Писания и с учением отцов Церкви. Помимо рас­ слоения всех православных по степени интенсивности религиоз­ ной жизни подходы к освоению православной традиции среди во­ церковленных верующих различаются также в зависимости от выбора в качестве образца для подражания преимущественным образом каких-то определенных исторических периодов в разви­ тии Церкви и каких-то определенных ее учителей. Их богослов­ ское и социальное наследие становятся неким мерилом и отправ­ ной точкой для организации приходской и индивидуальной религиозной жизни современных верующих. Примечания 1 Здесь и далее слово «Церковь» будет писаться с заглавной буквы, когда речь будет идти о Русской Православной Церкви (или о Вселенской Православной Церкви, частью которой она является), и с маленькой, когда оно будет использоваться как имя нарицательное в отношении каких-то конкретных храмов. 2 Архимандрит Рафаил (Карелин). Традиция и Петух / / Персональная страница. Дискуссии. URL: < http://karelin-r.rn/diskuss/index.html> 3 См.: Иерей Олег (Давыденков). Догматическое богословие. Введение. Ч. I. Раздел II. Священное Предание / / Седмица. Ru. URL: < http:// www.sedmitza.m/index.html?did=3279> 4 См., например, антиклерикальное «письмо десяти» (академиков РАН) к президенту: «Политика РПЦ: консолидация или развал страны?» От­

450

Традиции и инновации в современной России

крытое письмо Президенту Российской Федерации В.В. П у т и н у // Но вая газета. URL: < http://w w w .novayagazeta.ru/data/2007/kentavr0V 00.html> 5 Митрохин Н. Церковь после кризиса / / Журнальный зал (со ссылкой ма «Неприкосновенный Запас». М., 2006. № 6 (50)). URL: < http://maga zines.russ.ru/nz/2006/50/m i22.htm l> 6 См., например: Митрофанова А.В. Политизация «православного мира» М.: Наука, 2004; Верховский А. Политическое православие: Русские православные националисты и фундаменталисты. М., 2003; Моро зов А.О. Религия и политическая модернизация России. М.: Издатель ск ийдом «Ключ-С», 2004. 7 По поводу двойственного отношении власти к РПЦ см., например: Митрохин Н. Указ. соч. 8 См.: Гараджа В. Социология религии / / Социология в России. Под ред. В.А. Ядова. М.: Институт социологии РАН, 1998. С. 318; Чесноко ва В.Ф. Процесс воцерковления населения в современной России. М.: ФОМ , 1994. С. 3; Локосов В. Динамика уровня религиозности населе ния / / ИСПИ РАН/Наука. Политика. Предпринимательство. 2001 № 1 -2 ( 7 - 8 ) URL: 9 См.: Религия и вера в нашем общ естве. П ресс-вы пуск № 601 19.12.2006 / / ВЦИОМ . URL: < http://w ciom .ru/no_cache/arkhiv/tem aticheskii-arkhiv/item /single/3756.htm >; Православие в России. 2004// РОМ И P. URL: < h ttp://w w w .rom ir.ru/socp olit/socio/2004/02/ch ercli. htm>; Религия и церковь. 2002 //Л евада-Ц ентр . URL: < http://www.lev ada.ru/religion.html> 10 См.: Православие в России. 2004 / / РОМ ИР. URL: < http://www. rom ir.ru/socpolit/socio/2004/02/cherch.htm > 11 См.: Навстречу Хэллоуину: во что верят россияне. Пресс-выпуск № 326. 2005 / / ВЦИОМ . URL: < http://www.wciom .ru/?pt=50& arti cle= 1915> 12 См.: Воронцова Л.М ., Филатов С.Б., Фурман Д.Е. Религия в современ­ ном массовом сознании / / Библиотека Якова Кротова. URL: < http://www.krotov.info/history/20/tarabuk/1995voro.html> 13 См. источники, упомянутые в 3—6 сносках. 14 Каариайнен К., Фурман Д. Религиозность в России в 90-е годы / / Старые церкви, новые верующие. М.; СПб.: Летний сад, 2000. С. 44—45; по дробное описание этого типа см. также в: Воронцова Л .М ., Фила тов С.Б., Фурман Д.Е. Указ. соч. 15 Бергер П Л у к м а н Т. Социальное конструирование реальности. Трактат по социологии знания. § Теории идентичности. М.: Медиум, 1995. 16 Ю.Ф.Н. Мой путь к Богу / / Журнал «Православная община», 1994. № 21. URL: < http://www.sfi.ru/ar.asp?rubr_id=392&art_id=2804> 17 См.: Чернявская А. Г. Психология господства и подчинения: Хрестома тия / / Педагогическая библиотека. URL: < http://www.pedlib.ru/Books/ 1/0197/index.shtm l> 18 См., например: Священник Владимир Соколов. Младостарчество. Со блазны и причины. URL: < http://www.klikovo.ru/db/m sg/492>; Опреде

/. Религиозные и моральные ценности и практики. Глава 10. Ипатова Л.П.

451

ление Священного Синода об участившихся в последнее время случаях злоупотребления некоторыми пастырями вверенной им от Бога вла­ стью вязать и решить / / Журнал Московской Патриархии. 1999. № 1. URL: < http://www.wco.ru/biblio/books/sinod 1/M ain.htm > 19 См., например: Щипков А. Тоталитарные секты / / Независимая газета, 21.10.93, или: Религия и С М И . URL: < http://w w w .religare.ru/article26692.htm > (статья автора понятия ТС); Деструктивные тоталитар­ ные секты (раздел сайта) / / Форнит. URL: ; Деструктивные секты и тоталитарные культы (раздел сайта) / / Пси-фактор. URL: < http://psyfactor.org/lybr8.htm>; Никитин В.Н. «Тоталитарные секты»: как с ними бороться? / / П ерсо­ нальный сайт. URL: < http://nik-o-religii.narod.ru/totalitarsekt.htm > (при\1ер критики понятия ТС, а также неоправданного на взгляд авто­ ра раздувания этой проблемы). 20 См., например: Лункин Р. Горе от богатства. На епархиальном собрании города Москвы Патриарх Алексий II представил клир как передовую часть общ ества потребления / / Портал-C red o.Ru. URL: < h ttp :// www.portal-credo.ru/site/print. php?act=com m ent& id=887> 21 Цитата из: pontifex 6.03.2006 — 16:06./ Обсуждение темы «Идеология и критическое мышление» / / Молодежные христианские форумы «Ста­ нем друзьями». URL: < http://w w w .stanem .ru/forum /index.php7show topic=732> 22 Найти человека, который смог бы укрепить меня в поисках (тема на ф о ­ руме) / / Сайт Лотоса. URL: < http://ariom .ru/forum /p62248.htm l> 23 Голое А.А. Есть ли Бог в Санкт-Петербурге? 2002 / / ВЦИОМ . URL: < http://www.wciom .ru/?pt=50& article=211> 24 Игумен Петр (Мещеринов). О лубочном христианстве / / Просветитель­ ский центр «Свет Православия». URL: < http://reshm a.nov.ru/texts/ ig_petr_luboch_christ.htm> 25 Валентина Чеснокова на основе анализа данных ФОМ в зависимости от значения ряда индикаторов уровня интенсивности религиозной жизни делит всех «православных» на пять групп: верующие с «хорошей», «средней», «слабой», «очень слабой» и «нулевой» воцерковленностью. См.: Чеснокова В.Ф. Тесным путем: процесс воцерковления населения России в конце XX века. М.: Академический Проект, 2005. Эта более дробная категоризация, на наш взгляд, менее удобна в использовании, поскольку границы выделенных здесь групп можно увидеть только вну­ три обнаружившего их исследования, в то время как границы трех групп, предлагаемых нами, воспроизводятся (конечно, с некоторым расхождением в цифрах, но все же в определенном коридоре значений) практически во всех всероссийских опросах различных исследователь­ ских компаний. 26 Воцерковленность в духовном смысле этого слова предполагает гораздо большее, чем исполнение нормативных религиозных практик и отнесение себя к какому-либо приходу. Она означает соответствие морали и нравст­ венности человека, его образа мысли и действий православным идеалам. 27 См.: Религия в ж изни россиян. 2004 / / РО М И Р. URL: < h ttp :// w w w.rom ir.ru/socpolit/socio/2004/04/rel.htm >; Религиозность и воцер-

452

Традиции и инновации в современной России

ковленность. 22.08.2002 / / Ф онд «О бщ ественное мнение». URL: < h ttp ://b d.fom .ru /report/cat/m an/religion /d023309>; Религия и цер­ ковь//Л евада-Ц ентр. URL: < http://www.levada.ru/religion.html> 28 См.: Религия в жизни россиян. 2004 / / РОМИР. URL: < http://www. rom ir.ru/socpolit/socio/2004/04/rel.htm > 29 См.: Граждане России в вере. 2 0 0 4 // РОМ ИР. URL: < http://www.romir. ru/socpolit/socio/2004/09/belief.htm > 30 См.: Нужен ли единый церковный календарь. Пресс-выпуск № 441. 03.05.2006 / / ВЦИОМ . URL: < http://w ciom .ru/no_cache/arkhiv/tem aticheskii-arkhiv/item /single/2575.html> 31 См.: Домашняя церковь. 2003 / / РОМИР. URL: < http://www.romir.ru/ socpolit/socio/2003/07/religion.htm > 32 См.: Религия и вера в нашем общ естве. П ресс-вы пуск № 6 0 1 . 19.12.2006 / / ВЦИОМ . URL: < http://w ciom .ru/no_cache/arkhiv/tem aticheskii-arkhiv/item /single/3756.htm >; Православие в России. 2004 / / РОМ ИР. URL: < h ttp ://w w w .rom ir.ru/socp olit/socio/2004/02/ch erch . htm> 33 Дубов И.Г. Уровень религиозности и влияние религиозных установок на отнош ение россиян к политическим лидерам / / ... < http://www.poHtstudies.ru/fulltext/2001/2 /7 .h tm > 34 (П о данным РОМ ИР) Рейтинг доверия РПЦ среди россиян составляет 73% / / Сова-Центр, (со ссылкой на Интерфакс, 4 февраля 2004) URL: < http://religion.sova-center.ru/events/13B7354/14447D7/309E48B?print= оп >; см. также: Религия и ц ер к о в ь // Левада-Центр. URL: < http://www. levada.ru/religion.html> 35 См. табл. 8 в: Локосов В. Динамика уровня религиозности населения / / ИСПИ РАН / Наука. Политика. Предпринимательство. 2001. N° 1 -2 ( 7 -8 ) . URL: < http://w w w .ispr.ru/B IB L IO /JU R N A L /Science/jum all08. html> 36 «...47% граждан хотят, чтобы Церковь больше влияла на жизнь общ ест­ ва, 35% —высказываются за “особые права” православия, а 18% вообще видят в нем стержень всей российской государственности». — Солодов­ ник С. Добродеев с Эрнстом всех научат православию // ВЦИОМ . URL: < http://www.wciom .ru/?pt=50& article=2611> 37 См.: Отнош ение россиян к религии. 2000 / / РОМ ИР. URL: < http://www.rom ir.ru/socpolit/socio/01_2000/religion.htm > 38 Там же. 39 Там же. 40 Федоров В.А. Русская Православная Церковь и государство. Синодаль ный период. 1700-1917. М.: Русская Панорама, 2003. С. 50. 41 По некоторым данным, крещение и отпевание вновь стали норматив ными уже в позднее советское время: «В этой связи интересен доклал председателя Совета по делам религий К.М. Харчева, сделанный для преподавателей ВПШ в марте 1988 г. “ В настоящее время в Советском Союзе тенденции к снижению религиозности нет. Каждый год прои з водится миллион отпеваний, это 20—30 % покойников, а отпевание, по-моему, наиболее достоверный показатель религиозности, так как при жизни человек врал, боясь потерять работу. 30 % младенцев крестят” >

V. Религиозные и моральные ценности и практики. Глава 10. Ипатова JIM.

453

Цеханская К.В. Россия: тенденции религиозности в XX веке / / Библио­ тека Якова Кротова (со ссылкой на Исторический вестник. № 5 (1 за 2000 г.)) URL: < http://www.krotov.info/library/ts/tsehans.htm l>; «...с 1966 г. по 1981 г. ежегодная численность школьников, принявших крещение, увеличилась примерно в 4 раза. И это при том, что регистра­ ционная статистика отражала лишь часть реально совершаемых обря­ дов». Локосов В. Динамика уровня религиозности населения / / ИСПИ РАН / Наука. Политика. Предпринимательство. 2001. № 1 -2 (7—8). URL: < http://w w w .ispr.ru/BIBLIO /JU R N AL/Science/ jum all08. html> 42 В православной терминологии крещение и венчание являются церков­ ными таинствами, а не обрядами, — в них Бог таинственным образом взаимодействует с людьми. В то время как отпевание является, напро­ тив, обрядом, а не таинством, - оно не может быть таинством, посколь­ ку совершается в отнош ении почившего, с которым Господь взаимо­ действует напрямую уже совсем в других местах. 43 Ж. Т. Нечаянная радость / / Мой путь к Богу и в Церковь. Сб. личных свидетельств. URL: < h ttp://w w w .sfi.ru/lib.asp?rubr_id=758& art_id= 4190> 44 Интервью из авторской коллекции 2004 г. Информант — женщина 29 лет, двое детей, разведена, в /о —товаровед-инженер, стаж воцерков­ ления — пять лет. 45 Цит. по: ВатьеП. Метод понимания, социальность и проблема устрой­ ства общества / / Проблемы теоретической социологии. Вып. 3. 2000. С. 79. (Курсив мой. - Л.И.) 46 Интервью из авторской коллекции 2004 г. Информант - монахиня, 48 лет, обратилась в 37 лет, в монашестве пять лет, замужем не была, о б ­ разование среднее, до обращения работала чертежником. 47 Обзор концепций религиозной конверсии этих и других авторов см.: Ипатова Л.П. Теории религиозного обращения / / Религиоведение. М., 2006. № 4 . С. 8 8 -101. 48 Исполнение нормативных религиозных практик не может быть ис­ пользовано в качестве надежного критерия воцерковленности в духов­ ном смысле этого слова. Духовная воцерковленность предполагает го­ раздо большее - соответствие морали человека, его образа мысли и действий православным идеалам. Для социолога, тем не менее, инте­ ресны любые постоянные прихожане храмов, вне зависимости от глу­ бины их веры. 49 Подробное описание перечисленных типов, см.: Ипатова Л М . Типы религиозного обращения в православие женщин в современной Рос­ сии. Диссертация на соискание уч. ст. к.соц.н. Защита состоялась 17.11.06 в Институте социологии РАН; Ипатова Л.П. Православные женщины: пути воцерковления / / Устная история и биография: ж ен­ ский взгляд. М.: Невский Простор, 2004. С. 153-189 (все типы кроме «интуитивного» и «спасающегося»). 50 Более подробно см.: Ипатова Л М . Православные женщины: пути во­ церковления / / Устная история и биография: женский взгляд. М.: Невский Простор, 2004. С. 153—189; Ипатова Л.П . Типы религиоз­

454

Традиции и инновации в современной России

ного обращ ения в православие женщ ин в соврем енной России. Канд. дисс. 51 Дубин Б. Религиозная вера в России 90-х годов / / Мониторинг общ ест­ венного мнения № 39 (1). М.: Aspect Press Ltd., 1999. С. 31. 52 «Критическая ситуация переживается личностью по-разном у. С од ­ ной стороны, она может оказать разрушительное действие, повышая тревогу и депрессию , чувство беспом ощ ности и безнадеж ности, что может привести к ж изненном у кризису. А с другой, — придать жизни смысл, сделать ее более полной и содержательной. В лю бом случае столкновение с критической ситуацией болезненно переживается личностью и изменяет ее отнош ение к ж изни, смерти, себе и цен­ ностям, что формирует различные ж изненны е стратегии, п ом о­ гающие человеку выйти из критической ситуации». Баканова Л.Л., 2000 [5]. 53 «Травматические события торопят наступление кризисов смысла, поднимая вопросы, связанные с целью и смыслом жизни человека, природой страдания и справедливости в мире, пока человек бьется в поисках ответа, почему это событие произош ло и какие последствия он о будет иметь для его будущего... свидетельства указывают на сдвиг целевых приоритетов... (характерным примером является увеличение «общественных целей» после выявления угрожающих жизни заболе­ ваний)... изм енение приоритетов считается общ ей реакцией на б о ­ лезнь у больных раком (Taylor, 1983), С П И Дом или у В И Ч -инф ици­ рованных (Folkman, Stein, 1997), жертв сердечных приступов (Affleck, Tennen, Croog, Levine, 1987) и лиц с физической неполноценностью , такой как повреждение связок спины (Vash, 1994) и нейромускулярные расстройства (Keany, Glueckfuf, 1993)». Эммонс Р., 2004 [121, с. 2 8 3 -2 8 4 ]. 54 Хотя мы изучали только случаи женской конверсии, можно предполо­ жить, что принципиально типы обращения у мужчин во многом будут те же, что и у женщин. Сомневаясь в существовании исключительно женских (или мужских) типов обращения, мы полагаем, что у предста­ вителей разных полов весьма различной будет степень распространен­ ности описанных (и еще не описанных) типов. И м енно в этом смысле можно говорить о типично мужских и о типично женских вариантах религиозного обращения (см. рис. 1 н а с. 506). 55 Дубин Б. Религиозная вера в России 90-х годов / / М ониторинг общ ест­ венного мнения. М.: Aspect Press Ltd., 1999. № 39 (1). С. 3 2 -3 3 . 56 См. переиздание: Мать Мария (Скобцова). Типы религиозной жизни. М.: Свято-Филаретовская московская высшая православно-христиан­ ская школа, 2002. 57 Там же. С. 16. 58 Морозов Л. О. Почему люди ходят в церковь? / / Морозов Л. О. Религия и политическая м одернизация России. М.: Издательский дом «Ключ-С», 2004. С. 4 7 -5 1 . 59 Пенсионеры-мужчины не упоминаются Н. Митрохиным, поскольку их присутствие (в отличие от присутствия их сверстниц) в жизни Церк­ ви малозаметно.

V. Религиозные и моральные ценности и практики. Глава 10. Ипатова Л.П.

455

60 В 2001 г. среди тех, кто посещал богослужения несколько раз в неделю (по правилам достаточно одного раза — в воскресенье), 2/3 составляли люди 60 лет и старше (РО М И Р, 2001 [27]). 61 Митрохин Н. Русская православная церковь: современное состояние и актуальные проблемы. М.: НЛО, 2004. С. 52. 62 Митрофанова А.В. Политизация «православного мира». М.: Наука, 2004. С. 166-200. 63 По приблизительным подсчетам: 1) из 60% (доля современных верую­ щих) отнять 25% (доля верующих с советских времен), получаем 35% россиян, обратившиеся в период с 1988 г. до нашего времени; 2) если общ ее число современных верующих принять за 100%, то по отнош е­ нию к ним выявленная выше доля неофитов составит 58,(3)%. 64 «...каждый тип мышления специфичен и соответствует определенному типу общества (или сообщества. - Л.И.) с характерными для него ин­ ститутами и образцами практической деятельности». Московини С. От коллективных представлений к социальным (к истории одного поня­ тия) / / Вопросы социологии, 1992. Т. 1. № 2. URL: < http://ihtik.lib.ru/ tm p/zm nh_10sept2005/_ihtik.lib.ru_10sept2005_8198.doc> 65 Стефаненко Т. Г. О русской ментальности: константы и трансформа­ ция / / Социальные трансформации в России: теории практики, срав­ нительный анализ. М.: Изд. «Флинта» Московского психолого-социального института, 2005. С. 294. (Курсив мой. —Л.И.). 66 См.: Старикова Е.Н. Сдвиги в ценностных ориентациях россиян / / С о­ циальные трансформации в России: теории практики, сравнительный анализ. М.: «Флинта», 2005. С. 311-313. 67 Поданны м «нового» ВЦ И О М ’а за 2005 г., о смысле жизни задумывает­ ся 51% среди низкодоходных категорий россиян и лишь 39% среди вы­ сокодоходных. См.: Яковлева Е. Философский акцент. Россияне чаще думают о смысле жизни, чем европейцы / / Российская газета. 13 октя­ бря 2005. URL: < http://www.rg.ru/2005/10/13/sm ysl.htm l> 68 См. табл. 7 в: Локосов В. Динамика уровня религиозности населения / / ИСПИ РАН / Наука. Политика. Предпринимательство. М., 2001. № 1 -2 (7 -8 ) . URL: < http://www.ispr.ru/BIBLIO/JURNAL/Science/jurnall08.htm l> 69 См. там же. Причем, судя по приводимым в таблице 7 данным, наблю­ даются две встречные тенденции: 1) обеспеченные («предпринимате­ ли») постепенно становятся более религиозными, а обедневшие (на­ пример, «безработные» и «ИТР») постепенно отходят от веры. 70 Щипков А.В. Христианство и политика. Возникновение ХДС. Лек­ ция III / / Во что верит Россия. СПб.: Изд-во Русского Христианского гуманит. ин-та, 1998. С. 30—43. 71 «Иерей - священнослужитель средней (второй) степени христианской церковной иерархии; священник; пресвитер». — Православный сло­ варь. URL: < http://www.hrampokrova.ru/slovar/slovar_142.shtml> 72 Федоров В.А. Русская Православная Церковь и государство. Синодаль­ ный период 1700-1917. М.: Русская панорама, 2003. С. 33. 73 Кузнецов С.В. Православный приход в России в XIX в. / / Православная вера и традиции благочестия у русских в X V III-X X веках. Этнографи­

Традиции и инновации в современной России ческие исследования и материалы. Ред. О.В. Кириченко, Х.В. Поплавская. М.: Наука, 2002. С. 176. 74 «Существует такое понятие, как церковное собрание, церковно-при­ ходской совет. Это люди, которые непосредственно отвечают за храм, являются своего рода учредителями этого храма по отнош ению к госу­ дарственным органам. Конечно, это не случайные люди. Это люди, ко­ торых священник знает, которые, может быть, боролись за открытие этого храма, восстанавливали его еще до того, как священника постави­ ли на этот приход настоятелем». Иеромонах Сергий (Рыбко). Возмож­ но ли спасение в XXI веке? / / Храм сошествия Святаго Духа на Лазарев­ ском кладбище. URL: < http://lazarevskoe.orthodoxy.ru/xxi/glava4.html> 75 Священник Владимир Архипов. Российский приход в свете перемен. (Д о­ клад для конференции в Оксфорде) / / Просветительский центр «Свет Православия». URL: < http://reshm a.nov.ru/texts/arhipov_doklad_london.htm > 76 Иеромонах Сергий (Рыбко). Указ. соч. 77 См.: Там же. 78 Синелина Ю.Ю. О критериях определения религиозности населения / / Социологические исследования, 2001. № 7. URL: < http://www.synergia. itn.ru/kerigma/katehiz/stat/krit-rel.htm> 79 Ю.К. Церковь - Божий дом / Свидетельства / / Журнал «Православная общ ина». М., 2000. № 55. U R L : 80 Интервью из авторской коллекции 2001 у. Информант — женщина 40 лет, стаж воцерковления 15 лет, в/о, замужем не была, до обраще­ ния —библиотекарь, после обращения работала при храме, около четы­ рехлет продолжительными наездами жила в одной из заброшенных пу­ стыней, затем три года прожила в монастыре, имеет благословение на монашеский постриг, но по болезни покинула монастырь, инвалид, не­ рабочая группа. 81 Интервью из авторской коллекции 2001 г. Информант - женщина 26 лет, разведена, имеет дочь, секретарь небольшой фирмы, в/о 5 курс, спец. «история», стаж воцерковления четыре года. 82 Интервью из авторской коллекции 2001 г. Информант - женщина 29 лет, замужем, сыну два года, в/о: 1) спец. «фортепиано», 2) 3-й курс спец. «искусствоведение», преподаватель музыкальной школы стаж во­ церковления десять лет; муж — иконописец.

Глава 11 Г.А. Сабирова

Мусульманские идентичности и дискурсивная традиция ислама в постсоветской России

Введение: Изменяющиеся мусульманские идентичности в изменяющейся России Абстрактно используемое словосочетание «мусульмане Рос­ сии» сложно поддается операционализации с академической точ­ ки зрения в силу ряда обстоятельств. Во-первых, по-прежнему спорными остаются критерии социологического выделения и под­ счета мусульман1. Во-вторых, в России проживают сообщества с разными этническими корнями и культурными традициями адаптации ислама. Речь идет не только, например, о существенном различии ситуации на Кавказе и в Поволжье, но и об этнокультур­ ной неоднородности самих этих регионов, взятых в отдельности. Например, «татарский ислам» представлен также разными терри­ ториальными сообществами2 и идеями3. В-третьих, российская имперская, а позже советская атеистическая политики особенным образом повлияли на то, каким образом легализовался публичный ислам 20 лет назад в России и каким образом трансформировались индивидуальные паттерны следования исламу. В-четвертых, доми­ нирующие в СМИ и общественном мнении дискурсы исламского фундаментализма и терроризма формируют предвзятые фокусы интерпретации мусульманской практики «немусульманами» и ак­ тивно участвуют в артикуляции того, чем является ислам или му­ сульмане сегодня. Кроме того, в современных обществах можно констатировать многообразие вариаций индивидуальных пред­ ставлений о том, что значит следовать исламу; о том, каковы усло­ вия и последствия самоопределения себя как мусульманина/му­ сульманки4. В силу этого, общую картину того, что собой представляют ис­ лам и мусульманские идентичности в России, можно получить только через изучение отдельных практик, субъектов, пространств, текстов, маркируемых как исламские. В данной статье в качестве примера рассматривается конкретный кейс актуализации ислам­ ской традиции, а именно среди татарок Московского региона в пространствах специализированного исламского обучения5.

458

Традиции и инновации в современной России

Здесь происходит многомерное столкновение опривыченных образов мусульманское™, распространенных среди «этнических мусульман», и требований к мусульманской практике, озвучивае­ мых преподавателями или прописанных в учебной литературе. Женщины, которые составляют большинство в мечетях, вовлека­ ются в среду обсуждения различных представлений о том, что такое исламское знание и действие. Особенности структурирования практик посещения мечети и занятий по религиозному обучению женщин является непосредственным индикатором того, чем явля­ ется или становится исламская традиция сегодня. Кроме того, ин­ терпретации «женского вопроса» и «женский ислам» всегда сохра­ няли центральное место в дискуссиях и были индикаторами социальной направленности религиозной активности в разные времена. Географически данное исследование локализовано в ре­ гионе, который никогда не принадлежал к числу исламизированных, и скорее репрезентирует ситуацию аккомодации этнических меньшинств мусульманского вероисповедания в больших городах России. В работе анализируются повседневные интерпретации ислам­ ской традиции в терминах и логиках индивидуальных жизненных историй, которые рассматриваются в контексте коллективно фор­ мируемых паттернов устной презентации мусульманской принад­ лежности в их межпоколенческой динамике. При таком подходе исламская традиция представляется не как пассивно трансформи­ руемая извне, а как самореферирующаяся система. Одно из положений данной работы, которое предполагается раскрыть, заключается в том, что объяснение тенденций транс­ формации смыслов мусульманской принадлежности влиянием об­ стоятельств «секулярного» общества или повышением ресурсности религии в постсоветский период не является исчерпывающим. Большое значение имеют индивидуальные биографически укоре­ ненные стратегии поиска, принятия и легитимации своего пред­ ставления (реализуемого на практике) о том, что значит быть мусульманином (мусульманкой). А наблюдаемые извне фрагмен­ тация или плюрализм практик (иногда конфликтующих между со­ бой) зачастую отражают закономерности структурирования инди­ видуальных биографических линий в современных обществах.

1. Дискурсивная традиция ислама и биографический нарратив Исламская традиция и обучение Говоря о «традиции ислама», зачастую подразумевают разные аспекты: 1) устои классического ислама или 2) традиции локально­

V. Религиозные и моральные ценности и практики. Глава II. Сабирова Г.А.

459

го ислама, бытовавшие в течение долгого времени в том или ином регионе. Эти два представления о традиции в разные времена и на разных территориях то усиливались, то ослабевали, определяя два основных механизма распространения и укоренения ислама, а именно: 1) формирование надэтнических и надтерриториальных сообществ; 2) бесконфликтная адаптация к локальным обычаям. Передача и воспроизводство исламского знания происходит через постоянный диалог и обсуждение различных представлений об ис­ ламе6: ученых или «обыкновенных» мусульман. После золотого ве­ ка, который считается идеалом исламского обустройства жизни и недостижимой идеей в современных обществах, можно говорить лишь об обсуждении и приближении к этой модели. То есть по­ вседневная реальная практика —это повседневная работа по при­ ближению к идеальному образу мусульманина. Несомненно, знание и следование традиции ислама, базирую­ щейся на канонических текстах —Коране (и, иногда, Сунне), оста­ ется нормативным. Активность по изучению этих текстов является определяющей для освоения исламской этики; соответственно, владение знанием обязывает действовать. Поэтому обучение (об­ разование) и распространение знания является обязанностью му­ сульманина, а концепции знания занимают одно из центральных мест в его жизнеустроении. Множество публикуемых трудов и пособий (по преимуществу разных зарубежных исламских авторитетов), в которых возникает иногда несовпадение интерпретаций, создает ситуацию необходи­ мости принятия решения о том, чему ты как мусульманин следу­ ешь. Большую роль в этом играют мусульманские сообщества и ис­ ламские авторитеты, которые влияют или через свои публикации, коллегиальные органы, решающие те или иные вопросы, или на­ прямую через издаваемые фетвы. И это создает специальную среду коммуникации, в которой важную роль играет устность7. Вышеупомянутая дихотомия лежит в основе другого аналити­ ческого различения в академической литературе: «книжного» (вы­ сокого, городского, ученого, интеллектуального) и «народного» (низкого, деревенского, бытового, популярного) ислама. Подспуд­ но (а иногда и целенаправленно) выстраивается иерархия, в кото­ рой первое оказывается более значимым, продвинутым. Ученый, интеллектуальный ислам оказывается ответственным за сохране­ ние и поддержание традиции и фактически берет на себя роль то­ го, кто решает, соответствует ли та или иная практика «бытового» ислама исламской традиции. Соответственно, так называемые «культурные», «этнические», «номинальные» мусульмане оказы­ ваются вне рассмотрения исламоведов, а социологи и антропологи определяют природу их самоотнесения к исламу прежде всего как

460

Традиции и инновации в современной России

этническую, семейно-родственную или любую другую социаль­ ную идентификацию, или же как морально-этический выбор. Определяя религиозность по стандартным параметрам, таким как «знание / эмоциональное отношение / поведение», социологи за­ частую недооценивают роль «обыкновенных» мусульман в воспро­ изводстве исламской традиции. В данной главе мусульманская принадлежность рассматривает­ ся в первую очередь как практика причастности к нарративной и дискурсивной традиции ислама. При таком подходе важным оказывается не уровень религиозности как таковой (выражаемый, как правило, количественными показателями), а формы и меха­ низмы включения в нарративную традицию ислама и активности в ее трансформации. Рассмотрение ислама как дискурсивной тра­ диции открывает перспективы в изучении повседневных структур «мусульманское™» и преодоления стигматизирующего или апологизирующего дискурса относительно ислама в современных обще­ ствах. «Мусулъманскостъ» понимается в данном случае как сово­ купность качеств, через артикуляцию или проживание которых воспроизводится принадлежность к исламской дискурсивной тра­ диции. Категория «мусульманское» (а не «исламское») указывает на пространство индивидуальных практик самоотнесения к ис­ ламской традиции.

Исламская дискурсивная традиция и нарративная идентичность Ссылаясь на известную работу А. Макинтайра «После доброде­ тели», Т. Асад определяет исламскую дискурсивную традицию как «традицию дискурса мусульман, который адресуется к концепциям исламского прошлого и будущего в связи с отдельной исламской прак­ тикой в настоящем»8. При таком подходе нет сущностного разли­ чия между «классическим» и «современным» исламом, а практика становится естественной частью любой исламской традиции. В от­ личие от веберовской концепции различения традиции и разума, Т. Асад утверждает, что поиск «причин и аргументов» является ча­ стью традиционной практики и не свидетельствует о «кризисе тра­ диции». Асад выступает против концепции господства ортопраксии или ортодоксии в исламе. И тогда практику можно определить как исламскую уже потому, что она авторизирована дискурсивной традицией ислама и так преподается мусульманам, неважно кем: алимами, хатыбами, суфийскими шейхами или необразованными родителями. Базовым концептом исследования, на котором основана дан­ ная глава9, является нарративная идентичность. Центральными для концепции нарративной идентичности являются ее: биографичность, конструктивность и укорененность в социальной ин­

,

V. Религиозные н моральные ценности и практики. Глава 11. Сабирова Г.А.

461

теракции. В данном исследовании нарративная идентичность понимается как конструируемое в рассказываемой истории само­ понимание личности, переданное через повествование своего про­ шлого, настоящего и будущего, сформулированное в конкретный момент времени и в конкретной ситуации интеракции. Эта работа хотя и конструктивна по своей природе, но ограничена исходным набором доступных интерпретационных моделей (нарративов «готовых форм»), подразумевает структурную организованность (П. Рикёр)10 и с необходимостью предполагает позиционирование по отношению к одобряемым или не одобряемым в обществе мо­ ральным дискурсам (Ч. Тейлор)11. Утверждая необходимость понимания религии «в ее собствен­ ных понятиях», П. Рикёр занимает позицию, схожую с позицией J1. Витгенштейна, а именно: религиозная вера и опыт выражаются через различные дискурсы, изучение религии должно начинаться с анализа этих способов артикуляции. «Независимо от того, что может быть природой так называемого религиозного опыта, оно переходит в язык, оно артикулируется в языке, и наиболее подхо­ дящее место для его интерпретации в его собственных терминах — исследование его языковых выражений»12. Концепция биографической нарративной идентичности откры­ вает новые перспективы в изучении практик исламской активно­ сти как локализованных в историях жизни. Рассмотрим основные измерения, наиболее часто встречающиеся в академической лите­ ратуре, в которых проводится изучение практик и идентичностей, обозначаемых как мусульманские. Активное и пассивное. Рост интереса молодых девушек к повязыванию платка и исламскому обучению в иноэтничной и инорелигиозной европейской среде рассматривается как способ преодо­ ления конфликта между родительской этнической культурой и отличающейся социальной средой страны проживания через со­ здание «чистого, первоначального ислама» и особенной Я-концепции. Мусульманский платок становится одним из центральных факторов формирования исламистских идентичностей. Этот под­ ход открыл новые перспективы для дальнейших исследований «публичного ислама» и значения исламских практик в становле­ нии институтов гражданского общества. Другая перспектива рас­ сматривает тех, кто идентифицирует себя с исламом, как некри­ тичную массу, не проявляющую интереса к религиозному самосовершенствованию или слепо воспроизводящую дискурсы авторитетов и общепринятые паттерны следования исламу. Публичное и частное. Мусульманский платок представляется в исследованиях как инструмент самовыделения и самопрезентации в публичном пространстве, знак борьбы за признание в иноэт-

462

Традиции и инновации в современной России

ничном или инорелигиозном окружении. Так называемые «дебаты о платке» оказались центральными в актуализации дискурсивного позиционирования ислама в европейском контексте в конце 80-х годов, т. к. «повязывание платка» не только является вызовом се­ куляризированным обществам, но и ставит под сомнение деклари­ руемые достижения эмансипации. Как следствие, женщины в платке сталкиваются с публичными дискурсами эксклюзии и с дискурсами внутри мусульманских сообществ, которые лими­ тируют их доступ к публичным сферам. Специфика производимых женщинами в платке контрдискурсов зависит от национальных особенностей дискурсивной среды13. Соответственно, изучение феномена религиозной активности в частной сфере или как частного дела предполагает обращение к теме самодисциплинирования и этико-морального самосовер­ шенствования Я. Подспудно первое (публичное) воспринимается как область показного (симулируемого, перформативного, симво­ лического), а второе (частное) —как сфера сущностного (истинно­ го), духовного поиска. Эссенциальное и дискурсивное. В исследованиях мусульманской активности большое значение уделяется дискурсивным практи­ кам, которые направлены на разоблачение доминировавших ранее эссенциализированных представлений об исламе. Но при этом иногда упускается из виду значимость эссенциализации в органи­ зации картины мира и индивидуальных практик по самоинтерпретации, в которой равнозначимыми оказываются не только кон­ струирование контрдискурсов и соответствующая работа по адаптации своей истории к ситуации рассказывания, но и манифе­ стация обстоятельств жизни или индивидуального опыта как неиз­ менной и аутентичной сущности. Другой аспект проблемы заклю­ чается в том, что усилия по деконструированию дискурсов и поиску «реального» или «истинного» ведут к созданию новых эссенциалистских ожиданий. Индивидуальное и социальное. Включение в сообщества ислам­ ского обучения предполагает или ведет к субъективации, как это указывается в исследованиях. Структуралистские или постструктуралистские точки зрения обращают внимание на значение внутригрупповых идеологий и практик в организации индивиду­ ального опыта. В концепции биографической нарративной иден­ тичности подчеркивается роль субъекта в организации повествова­ ния, но также и влияние культурных и социальных форм в его формулировании и структурировании. Таким образом, можно проследить, как новые индивидуализированные проекты соотно­ сятся с корпоративными структурами, что особенно актуально в случае изучения мусульманских сообществ.

V. Религиозные и моральные ценности и практики. Глава 11. Сабирова Г.А.

463

Советское и постсоветское. Рассказывая свою историю жизни, человек структурирует повествование в соответствии с индивиду­ альными переживаниями и реконструирует прошлое, опираясь на личные «поворотные» события. Это позволяет преодолеть тради­ ционное различение социального времени как советского и пост­ советского, а также обращает внимание на роль и значение биогра­ фической работы в организации повседневности. В этом смысле пока немногочисленные исследования женского ислама в респуб­ ликах бывшего СССР представляют особый интерес, т. к. пролива­ ют свет на дискутируемое присутствие или отсутствие условия «постсоветскости» и на особенности «возвращения» ислама в пуб­ личные пространства на территориях традиционного распростра­ нения ислама, где эти самые «традиции» также оказываются зна­ чимым фактором формулировки исламских идентичностей14. Патриархальное и эмансипированное. Это измерение отражает общеизвестные дискуссии и о патриархальных режимах, насажда­ емых исламом, и о возможностях либерализации «исламизированной» женщины или женщины в исламизированном обществе. Сюда можно отнести работу Асмы Барлас15 о не патриархальном прочтении Корана, продолжающую традиции исламского феми­ низма, возникшего еще в XIX в. Но есть и другие исследования, в которых предпринимается целенаправленная попытка преодо­ леть эту неизбежность —рассматривать ислам в логике подавления женщин. Так, например, в исследовании С. Махмуд16 принятие исламского образа жизни рассматривается как технология само­ реализации в нелиберальном обществе через методичное мораль­ ное самосовершенствование (в духе веберовского понятия «мето­ дического» образа жизни). В этой стратегии анализа «повязывание платка» для женщины является необходимым условием достиже­ ния внутренней цели создания застенчивого и скромного «Я». Данный подход обращает внимание на исламскую практику за­ крытых сообществ, которые неактивны в публичном продвижении своего образа и выстраивании политики идентичности. Концепция нарративной идентичности предполагает, что ре­ презентации как практики представления себя окружению играют значимую роль в формировании нарратируемого Я. Но одновре­ менно эти самоинтерпретации, учитывающие присутствие зрителя и слушателя, оказываются погруженными в пространство и время личного жизненного опыта. Иными словами, преодолевается это противостояние между позиционированием мусульманского в публичной и частной сфере, подчеркивается значимость перфор­ мативных практик в конституировании мусульманских активно­ стей, а структурирование непубличного пространства оказывается под влиянием дискурсов. Таким образом, открываются перспекти­

464

Традиции и инновации в современной России

вы изучения интерпретативных практик позиционирования мусульманскости в биографических историях как дискурсивного опыта конструирования в повествовании целостного и связанного во времени Я, как части своего позитивного образа.

2. Мусульманская традиция среди мусульманских гагар(ок) Первое упоминание о татарах в Москве относится к XIVXVI вв.17, но сегодняшняя структура татарского населения Моск­ вы оформилась в период советской модернизации за счет мигра­ ции как из городов, так и, в большей степени, из татарских дере­ вень (наиболее многочисленны «нижегородские», «казанские», «пензенские» татары). Если первоначально татары селились в от­ дельном районе Москвы в Замоскворечье (ранее именовавшемся «Татарская слобода»), то теперь они расселены дисперсно. Сегодня в Москве проживает около 116 тыс.18 татар. Татары занимают особое, «привилегированное» положение среди «этни­ ческих» мусульман Москвы, количественно доминируя среди ли­ деров официальных религиозных структур, а также образуя боль­ шинство среди посещающих религиозные курсы. Волна этнического самоопределения, охватившая российские регионы в первые годы социальных изменений, не обошла сторо­ ной и Москву19. Мобилизующая активность выстраивалась вокруг антиассимиляционного тезиса —сохранения истории, татарского языка и религии. В 2003 г. татарскому сообществу вернули Дом Асадуллаева20, издаются газеты, более десяти лет организуется в Моск­ ве массовый татаро-башкирский праздник Сабантуй, есть специа­ лизированные классы в двух школах Москвы, в 2004 г. мэр Москвы принял постановление о возможности организации «татарских» классов в общеобразовательных школах Москвы, работают группы в детских садах. Существуют определенные виды самоорганизации татарской молодежи —такие как клубы, вечера встреч, дискотеки и т. д.; функционирует несколько успешно реализующихся интер­ нет-проектов: клубы знакомств, истории татарского народа. Но лидеры этнонациональных организаций сегодня скептиче­ ски оценивают активность татар Москвы, отмечая их разрознен­ ность и незаинтересованность в изучении языка или истории на­ рода в той мере, в какой они этого ожидали в начале своей деятельности. По-прежнему наиболее массовой и устойчивой формой этнического участия остаются «татарские» концерты. Но даже и эти концерты, по мнению самих лидеров, посещает око­ ло 3 тыс. человек, а общая численность активистов не превышает 100 человек, которые также разрознены. Можно говорить о трех формах исламских авторитетов в позд­ несоветский период: официальное религиозное «духовенство»; ак­

V. Религиозные и моральные ценности и практики. Глава 11. Сабирова Г.А.

465

тивисты «подпольного» ислама и «муллы-бабаи» и «абыстаи» («эбиляр») «народного» ислама. Соборная мечеть Москвы, откры­ тая также в советский период в центральной части России, была призвана демонстрировать политику толерантности советского ру­ ководства для многочисленных гостей столицы, прежде всего из дружественных стран исламского мира. Но факт наличия «откры­ той мечети» имел значение и для «этнических мусульман» Москвы. В начале 50-х годов мечеть собирала до 900—1200 человек по пят­ ницам и 5 тыс. в дни религиозных праздников21. 90% татар хорони­ лось по мусульманским обрядам на мусульманском кладбище22. Но, как отмечается исследователями того времени, исламская об­ рядность и символика воспринимались прежде всего как часть эт­ нокультурной традиции. Мечеть привлекала внимание как «этни­ ческое» место. Но вне мечети существовали и другие «неорганизованные» структуры, которые вносили свой вклад, с одной стороны, в под­ держание элементов религиозных практик, а с другой стороны, в формирование специфического нарратива приверженности ис­ ламу. В Москве, как и в других местах, воспроизводилась практика проведения маджлисов с чтением Корана по поводу религиозных праздников, поминовения усопших, событий жизненного цикла и т. п. Дома проводились несанкционированные коллективные молитвы (т. к. мечети были закрыты), на которых выбираемые лю­ ди читали Коран. На женских маджлисах, а иногда и на смешан­ ных, Коран зачастую читали женщины. В силу демографических диспропорций в послевоенный период и распространенности ал­ коголизма в деревнях среди мужчин женщины-»эби» или «абы­ стаи», умеющие читать Коран наравне с мужчинами, стали теми авторитетами, которые приглашались на маджлисы или на отправ­ ление религиозных ритуалов (например, похорон). Приватность ислама в советский период еще больше усилилась. Постепенно, по мере ухода поколения, обучавшегося в медресе дореволюцион­ ного и послереволюционного периодов, приходили другие люди, которые самостоятельно изучали текст Корана и основы ислама. Этот процесс обозначается исследователями как деинтеллектуали­ зация ислама23. Зачастую они не владели арабским языком или да­ же графикой, а «ведение стола» на маджлисах ограничивалось чте­ нием Корана для публики (в основном пожилого возраста), которая также не могла следовать содержанию читаемого. При этом эстетика чтения Корана приобрела символическое зна­ чение, сохраняла и передавала религиозное почтение. Развитие собственно образовательной, прежде всего просве­ тительской, активности официальных и полуофициальных ислам­ ских групп в «перестроечный» период происходило на фоне эт­

466

Традиции и инновации в современной России

нического возрождения (которое не только актуализировало ис ламскую идентичность, но и провоцировало разобщение), власт­ ного позиционирования различных мусульманских «авторитетов», продолжения процессов централизации и глобализации Москвы, роста исламофобии, а также на общем фоне идеологической и цен­ ностной дезориентации людей в ситуации социально-эконо­ мического кризиса. Москва —это особого рода «глокальность», от­ личающаяся от других регионов России интенсивностью воспроизводства многополярного континуума культурных образ­ цов, большим доступом к новейшим средствам массовой инфор­ мации и т. д. Фактически большая часть сегодняшних лидеров религиозного обучения вышли из тех, кто участвовал в различных формах актив­ ности по изучению татарской культуры или ислама в середине 70-х в Москве, когда отдельные разрозненные группы, несмотря на го нения, собирались в Соборной мечети или на квартирах. В это же время происходила институционализация различных групп, презентирующих как «официальный» ислам (который концентриро­ вался прежде всего в Соборной мечети, а позже, к 1997 году, —еще в двух мечетях Москвы), так и «полуофициальный» (представлен­ ный различными небольшими группами). Параллельно в начале 90-х россияне получили возможность обучаться в учебных заведе­ ниях стран исламского мира. И если ранее «читающие» люди были скорее маргиналами (хо­ тя и почитаемыми), то теперь овладение базовыми знаниями и практиками стало желательным, а в некоторых сообществах или публичных риториках — даже предписываемым. Благодаря по­ явившимся возможностям обучения (самостоятельного, на курсах при мечетях или за рубежом) институт «читающих Коран» «авто­ ритетов» трансформировался. И если в 80-е годы это были в ос­ новном люди «старые», не имеющие специального образования, но получившие базовые навыки чтения Корана или в начальных школах24 или в семье, то теперь, структура «читающих» стала бо­ лее сложной. Тех, «старых», остались единицы, но их ряды попол­ няют люди пенсионного возраста, которые знают основные мо­ литвы от родителей, выучили их самостоятельно или на курсах при мечетях. Возраст вовлеченных в религиозную активность в среднем стал ниже, интерес стали проявлять и молодые люди, мужчины и женщины. Помимо этого, в институционализирован­ ных структурах (мечетях, духовных управлениях, образовательных учреждениях) появились новые «элиты», претендующие на или занимающие место религиозных авторитетов. Но необходимо от метить, что зачастую сила авторитета прежде всего основывалась на символических ресурсах (чтение и знание Корана, знакомство

V. Религиозные и моральные ценности и практики. Глава 11. Сабирова Г.А.

467

с процедурой исполнения религиозных обрядов и др.). И этниче­ ское большинство относилось противоречиво к новым институ­ там авторитетов, к новым практикам и к новой ситуации «откры­ тости» религии. С одной стороны, это почитание и участие, с другой, —настороженность, недоверие и неготовность к актив­ ному включению. Сегодня в Москве существует несколько образовательных цен­ тров, где преподаются основы ислама. Эти группы были открыты первоначально вследствие наличия большого интереса к ислам­ скому обучению на заре перестройки. Сегодня религиозные лиде­ ры констатируют наличие значительных проблем с обеспечением материально-технической базы обучения и с набором учащихся на исламские курсы. Среди преподавателей этих курсов —очень различные катего­ рии: от профессоров различных наук, близких к исламу (исламское право, история ислама, арабский язык и т. д.), среди которых наи­ более активны татары или этнические мусульмане, и до зарубеж­ ных преподавателей (чаще из Турции) и молодых имамов (воз­ раст —от 20 до 30 лет), которые получили образование за рубежом или в Высшем исламском духовном колледже при Соборной мече­ ти. Большинство преподавателей составляют мужчины. Публичная активность женшин-татарок в области религиозно­ го обучения и преподавания впервые стала возможной с середины XIX в., когда были открыты первые классы для девочек и они по­ лучили возможность обучаться арабскому письму и т. д. В этот пе­ риод открываются так называемые новометодные медресе, в кото­ рых уделялось внимание не только религиозному образованию, но и светским предметам, иностранным языкам, а также впервые начал изучаться русский. Известны медресе, возглавляемые жен­ щинами; жены известных джадидистов занимались благотвори­ тельностью. Легализация ислама в постсоветский период открыла двери мечетей для обучения. И хотя женщины слабо представлены в раз­ личных мечетских или внемечетских религиозных организацион­ ных структурах, но они составляют большинство среди обучаю­ щихся и очень быстро стали «видимой» категорией в мечетях, хотя это не традиционно для татар. Женщины в различных учебных центрах представлены в различной доле —от 50 до 90%. Значитель­ ная часть из них —женщины татарской национальности (мишаре или «казанские» татары). Среди других национальностей: даге­ станки, ингушки, чеченки, русские и др. Подавляющую часть по­ сещающих курсы составляют женщины пенсионного возраста. Часть из них —это пожилые женщины из деревень, которых дети или внуки привозят на «зимний» период в город. Как правило, эти

468

Тпя пинии и инновации в современной России

женщины плохо владеют русским и предпочитают обучаться на та тарском языке.

«Этнические мусульмане» Наиболее распространенная точка зрения заключается в том, что ислам для татар является црежде всего инструментом этни­ ческой идентификации, и, соответственно, интерес к исламу в постсоветский период есть своего рода форма религиозного на­ ционализма25. И это совершенно справедливое наблюдение. Со циальные корни этого феномена уходят далеко в историю: мусуль­ манская принадлежность стала этническим качеством татар26 ешс во времена царской России в преимущественно русском и право­ славном окружении, что сохранилось и укрепилось в советским период27. По мнению некоторых исследователей, ситуация поли тического давления в советское время способствовала консерви­ рованию мусульманской идентичности. Обозначение «этнические мусульмане» подчеркивает культур­ ную и социальную значимость исламской традиции в этническом самоописании группы или индивидуума, но предостерегает oi априорного предписывания исламской религиозности абсолютно всем представителям народностей неправославной традиции При сохраняющейся мусульманской идентификации, в этой кате­ гории зачастую адаптируются конвенциональные образцы переда­ чи и воспроизведения ислама, отличающиеся синкретизмом, раз­ личением и разделением секулярных и сакральных пространсти и событий. Именно это позволяет исследователям обозначать их как конвенциональных, культурных, социологических мусульман. Сказанное А. Халидом28 в адрес ислама в Средней Азии, который он определяет как «секулярный ислам», в еще большей степени ре­ левантно для ислама в Центральной части России. Конвенциональные модели поддержания приверженности ис­ ламской традиции среди татар предполагают выполнение следую­ щих положений (или лояльное отношение к необходимости их вы­ полнения в будущем): следование ритуалам жизненного цикла (погребальные, свадебные, имянаречение), организация (участие для старших) маджлисов29 по поводу значимых праздников или се­ мейных событий; пожертвования мечети или «читающим людям» (дается для чтения молитв в адрес усопших, в связи с религиозным праздником, значимыми событиями или без повода); исполнение пятикратной молитвы и соблюдение поста для людей околопенсионного возраста30. Этнические мусульмане в своем подавляющем большинстве не владеют арабским языком, знание сур Корана пе­ редается устно или через самостоятельное обучение по многочи­ сленной публикующейся литературе. Проведение религиозных

У. Религиозные и моральные ценности и практики. Глава II. Сабирова Г.А.

469

ритуалов и чтение молитвы делегируется авторитетам — «читаю­ щим» людям. Мусульманская принадлежность стала традицион­ ной для татар: из поколения в поколение передается особое эмо­ циональное сакрализирующее отношение к исламу, а точнее, к его символическим образам, таким как Коран, арабский язык (графи­ ка и звучание), мечеть, код одежды (платок, тюбетейка), шамаил (доска с молитвой, устанавливаемая при входе в дом), а также эти­ ко-моральный кодекс31. Но изменение роли религии в середине 80-х годов XX в., усиле­ ние дискурса актуальности этнокультурных традиций, а также не­ однозначное восприятие «исламского» в немусульманском окру­ жении32 и поиск «хорошего ислама»33 среди мусульманских сообществ актуализировали вопрос: «Что значит быть мусульманином(кой)?». Представление об этом трансформировалось в последние десятилетия в многомерный континуум образцов. Опривыченное восприятие исламской принадлежности как этнородственного наследия («Я —мусульманка, потому что мои предки и родители были мусульманами») оказалось под вопросом: «Кто есть истинный мусульманин —кто верит в душе или молится пять раз в день?», «Что такое истинный ислам — почему столько разных мнений?», «Кому доверять - муллам; молодым, но обучен­ ным имамам34; или хоть и выучившимся самостоятельно, но уже знакомым людям?». Причем «разрешение» религии в начале 90-х, которое первона­ чально было воспринято с большим энтузиазмом, обернулось по­ следствиями, к которым не все этнические мусульмане были гото­ вы. После долгих лет локализации религиозной традиции на отдельных территориях и в узком кругу лиц, приватизации (вытес­ нения из общественного пространства и социального исключе­ ния) самоописание себя как татарина в постсоветском обществе стало немыслимым без самоотнесения к исламской традиции. Выйдя за пределы частных семейных пространств, религия ста­ ла «открытой» для всех вследствие получения доступа к различным источникам религиозного знания (через распространяемую специ­ ализированную литературу, аудиокассеты, CD-диски, открытые курсы обучения основам ислама). Возникли новые пространства, такие как мечети, специализированные средства массовой ин­ формации (газеты или Интернет), в которых происходит разнопла­ новое позиционирование новых религиозных авторитетов и обсуж­ даются повседневные практики мусульманской принадлежности35.

3. Три поколения в мечети 1) «Абыстайлар-эбиляр»-бабушки. Старшее поколение женщин адаптирует новое знание и опыт в уже сложившиеся конвенцио­

470

Традиции и инновации в современной России

нальные представления об индивидуальной исламской религиоз­ ности, они более критически относятся к новым предписаниям. Как правило, образовательные интересы женщин этой категории ограничиваются изучением молитв и правил исполнения пяти­ кратной молитвы, ритуальных предписаний, а также элементар­ ных основ ислама, иногда включают графику арабского языка. Приобретение нового знания рассматривается как необходимое для укрепления своего авторитета в семье и в кругах родственником и друзей-татар. Их обращение к исламу соответствует общим ожи­ даниям вовлечения в религиозную активность с наступлением пенсионного возраста. Они воспроизводят категорию «молящих­ ся» бабушек, одна из задач которых —артикуляция религиозных воспитательных паттернов этнических мусульман, где важной ока­ зывается прежде всего этика и символика ислама, а не догматиче­ ская сторона. Дамира36 (65лет) родилась в Москве и после четырех лет эваку­ ации в деревне в Башкирии вернулась с мамой и сестрой в Москву, где и пошла в девять лет повторно в первый класс. И хотя школу пришлось заканчивать в вечерней форме, потому что семья жила бедно, закончила торговый техникум («чтобы не голодать»). Из тор­ говли ушла и 25 лет работала на микробиологическом предприятии. Была коммунисткой, десять лет стажа профсоюзной работы. Заму­ жем не была и детей нет. Впервые на курсы при мечети пришла вме­ сте со знакомой после выхода на пенсию, после смерти мамы. Ро­ дом из Татарстана, сейчас живет одна в однокомнатной квартире. Биографический рассказ Дамиры —это история о трудной го­ лодной жизни и о ее активной, творческой жизненной позиции. Прошлое представляется через то, что было дома, - это мама, устраивавшая литературные четверги и пятницы (один день посвя­ щался татарской литературе, а второй - Корану), и вне дома - это общественное служение («все делала для людей»), интересная и творческая работа («все приходилось осваивать самой»), концерты и выставки («я не скучаю»), поддерживающаяся «связь с татарстан­ ской диаспорой». Своя этническая принадлежность конструируется через родную деревню, в которую она раньше ездила, родителей в Татарстане, маму (которая «наизусть знала Г. Тукая»37), язык (который она слушает по радио или в мечети и изучает новые слова, такие как «просвещение»), свою активность в посещении спектаклей, лите­ ратурных вечеров в советское время (каждые 5—10 лет устраивали национальные декады в театре им. Пушкина, а в «Доме атеизма» в программе «Хочу все знать» проходили встречи с известными людьми из Татарстана) и информированность о политической си­ туации в Татарстане (татарское радио «Свобода»).

V. Религиозные и моральные ценности и практики. Глава 11. Сабирова Г.А.

471

В повествовании Дамиры ислам помещается внутри татарской идентичности, и, соответственно, отношение к исламу конструиру­ ется через этничность. И на маджлисы Дамира предпочитает при­ глашать тех, кто татарским владеет. Даже если у молодых имамов религиозные знания крепче и произношение арабского лучше, чем у ее старшего поколения. В биографическом нарративе Дамиры ис­ лам —это продолжение того, что делала мама. Перед смертью мама научила ее читать намаз: «Вот я умру, кто будет догу (молитву.— С.Г.) читать?Никто не поможет». В месяц поста мама «сначала па­ рами собирала, а потом только женщин, бабушек. ... Коран читали те, кто был знаком с религией. ...В основном мужчины, были и бабуш­ ки. Вот у меня сейчас бабушка одна. Ей 92 года, в 6 лет она Коран от корки до корки умела читать. ...Я очень рада, что мы приняли ислам­ скую религию. ... Вот если бы сейчас татары вернулись в исламскую религию, заинтересовались бы Кораном, какая была бы благодать». 2) «Ханум»-женщины. Исследователи, да и сами религиозные

деятели отмечают, что это поколение, рожденное в период ате­ истической пропаганды, практически- выпадает из религиозной активности. Среднее поколение женщин демонстрирует контину­ ум паттернов от очень близких к «девушкам» (включая установку на характер обучения и стиль одежды) или «бабушкам». Это наибо­ лее социально ориентированная группа, готовая к различным ви­ дам активности: благотворительности, преподаванию и т.д. (ак­ тивная жизненная позиция свойственна им вообще —практически все из них сделали успешную карьеру). В этой категории женщин могут быть очень различные модели нарративов —от выстраива­ ния своего авторитета как родителя и до пиетистского служения. Их рассказы звучат как инструкция-поучение в решении жизнен­ ных проблем, воспитании детей и т. д. Зайнап (41 год) в Москве живет с девяти лет, с мужем развелась по собственной инициативе, сын (около 22 лет) —верующий человек, исполняет пятикратную молитву. После того как сын стал зарабаты­ вать, Зайнап оставила работу (бухгалтер в турецкой фирме). Впервые на курсы пришла в 1996 г. после смерти матери, и уже через несколь­ ко месяцев начала делать намаз и носить платок, возглавляет проект заочного мусульманского образования, участвует в преподавании. Зайнап, которая с раннего детства чувствовала себя взрослой и «внутри было все мобилизовано на решение проблем», описыва­ ет свою историю жизни как поиск смысла —«какая-то такая про­ блема мне не давала покоя». Ее биография делится на период под­ готовки к погружению в ислам и непосредственно мусульманской активности. Успешная работа (карьера и деньги), «жизнь эманси­ пированной женщины» не приносили удовлетворения, курсы по астрологии тоже не дали «ответа на вопрос». Тяжелая смерть мате­

472

Традиции и инновации в современной России

ри и образ девушек в платках (которые пришли на поминки), от ко торых она и узнала о существовании курсов, представляются в нар ративе как главный толчок «вхождения» в ислам. На курсах веч* «впитывала, это как раз было то, чего мне не хватало всю жизнь.... Все, что беспокоило, находило абсолютно точно и логично место в ис ламе. ...Как только я стала изучать ислам, я поняла, что очень много таких же, как я. Признают себя мусульманами, но ничего не знают» Через два месяца обучения она «встала на намаз», и «сразу приша понимание необходимости ношения платка». И хотя «не было внуг

реннего сопротивления», Зайнап приводит легитимизированный среди женщин в платке нарратив трудностей, связанных с повязыванием платка. Если не носишь платок постоянно —«внутри жут­ кий дискомфорт ощущаешь», когда повязываешь — страх посто­ ронних взглядов. А платок для женщины - «это молчаливый давач (призыв. —Г.С.) —каждый видевший на секунду думает о Боге». В нарративе Зайнап нет морализаторства по отношению к «этни­ ческим» мусульманам, а также абстрактных высказываний о вос­ приятии ислама в сегодняшнем обществе. Ее повествование имеет характер убеждающего примера своего жизненного опыта в «полез­ ности» и ценности ислама. В том числе и для воспитания детей. «...Проблема на самом деле сейчас не феминистская, а на самом деле проблема, можно так приблизительно'озвучить: “верните жен­ щине ее права”, причем права те, которые ей дал Всевышний. ...это воспитание подрастающего поколения. ...И специально вытащили ее из дома, чтобы можно было детишек забрать в детский сад, оболва­ нить их там всех, одну и ту же идеологию насадить.... Так вот гово­ рю, давайте повернемся лицом к женщине и вернем ей исконное право, чтобы она не чувствовала себя ущемленной от того, что она сидит дома и занимается детьми. ...Порелигии никто не запрещает социа­ лизацию в социуме ... есть в религии и общественные фонды и благо­ творительность.... Было бы лучше, если бы женщина воспитала та­ кого благочестивого, такого нравственного мудрого ребенка, который стал бы потом президентом страны. ...Это тоже было бы собственной реализацией, почему нет?...».

Когда ее сыну было 16 лет, она превратилась из эмансипиро­ ванной, занятой карьерой женщины в соблюдающую мусульман­ ку. «Влияя собственным примером и читая дуа (молитву. —С.Г.)». она заинтересовала сына исламом. Позиционируя себя как ко­ го-то, кто «жизнь прожил», Зайнап акцентриует внимание на том, как надо вести себя и что делать, чтобы не отпугивать от себя «не­ мусульманское» окружение. «Что людей пугает на первых порах, это множество запретов.... Потому что люди привыкли жить воль­ готно, не отказывая себе ни в чем. ...Н о вот объяснить, что запрет есть в шариате только потому, что это вредно самому человеку».

V. Религиозные и моральные ценности и практики. Глава 11. Сабирова Г.А.

473

3) «Кызлар»-девушки. Так их называют в мечети, и так они обо­ значают себя сами. Это тоже очень разнообразная категория, в ко­ торой, например, есть те, для кого обучение в медресе или на кур­ сах является единственной формой образовательной активности (а иногда и занятости) на данный момент. Другая группа, напро­ тив, — это успешные студентки московских вузов, москвички во втором или третьем поколении, с многосторонними интересами и широкими образовательными планами на будущее. Последняя ipynna презентирует «современную» интерпретацию ислама, в ко­ торой важно следование всем предписаниям ислама с юного возра­ ста, рефлексивное отношение к национальной традиции ислама. В этой категории незамужних девушек конструируется манифе­ стирующий нарратив, в котором провозглашается возможность другого образа ислама —современного, «молодежного» и женщи­ ны-татарки - не следующей за толпой (мужественной), интеллек­ туальной. Подчеркивается «отличность», выражаемая в том числе через повязывание платка и иной стиль одежды. Легитимизация своего выбора происходит со ссылкой на существующие непро­ порциональные гендерные режимы. Манифестирующие повест­ вования не исключают элемент «сомнения» в планировании свое­ го будущего. Тема укрепления «имана» (веры) оказывается значимой для девушек не только в силу «сложности» сделанного ими выбора, но и потому, что они находятся на таком этапе жиз­ ненного цикла, когда семья, карьера —все впереди. Гульсум (21 год) родилась в Москве, родители родом из Нижего­ родской области. Учится на 4 курсе университета, в мечети три го­ да, платок носит один год. Имеет годичный опыт религиозного преподавания. Биографический нарратив Гульсум разделяется на две части: «та» и «эта» жизнь. Среди ее ближайших родственников не было людей молящихся, и одна из центральных имплицитных нарратив­ ных тем — это противопоставление «соблюдающих мусульман» и «этнических» мусульман. «Те мусульмане, которые не соблюдают, меня слегка напрягают. ... Еще до того, как я стала соблюдающей, я считала себя абсолютно праведной мусульманкой, потому что я верила в Аллаха и как бы Ал­ лаха татар, которые как бы не верили.... Татары обычно очень редко, когда как бы с радостью это воспринимают. ...Вообще меня особенно очень удивляло, когда вот русские девушки принимают ислам. ... У них вера намного крепче, чем у тех, которые как бы изначально были му­ сульманами. ...Они (татары) боятся общественного мнения. А что скажут другие?Я считаю, что это, именно, есть проявление их сла­ бости... Они не могут пойти против всех. ...Это (посещение свадьбы родственников) был такой мой выход в общество, называю это обще-

474

Традиции и инновации в современной России

створодственников. ... Ну, они, конечно, учились так вот не смот реть, совсем как бы на дикую. ... Там (в деревне) как бы говорят, ты как доярка ходишь. Конечно, ты там доказываешь, но они же старые, они еще такие настырные могут быть. ...Конечно, поддержку самую первую там я услышала от своих русских только».

Гульсум, окончившая специализированную «английскую» школу, где в основном учились дети «московской интеллигенции», не скрывает свое негативное восприятие «деревенских, подчинен ных общественному мнению татар». Но в то же время: «... Нации нальность смешивать нельзя (в семье),... потому что это потеря сво ей культуры. ...с бабушкой я говорю по-татарски, с друзьями тоже стараюсь по-татарски говорить, чтобы не потерялся язык. У нас как бы в семье это (смешанные браки) не принято».

И хотя вначале мама была против, она настояла на своем. Появи лись новые подруги из мечетной среды - женщины старше ее, что конструируется как ценность, ставшие ее учителями, среди которых не только (или даже не столько) татарки, а, например, дагестанка. «Папа у меня деревенский, и он привык, что дети растут на ули це, как бы сами по себе. А на мужчинах там колхоз-малхоз, козы, ко ровы,...Умоей подруги дагестанки трое детей по-другому. ...Навер ное, это у нас просто так не принято в татарских семьях, чтобы муж нянькался и ... проблема алкоголизма»:

Позиционируя себя как человека, который имеет представле ние о жизни там и о жизни здесь, Гульсум говорит: «... это абсо­ лютно разные миры и люди, которые там, они практически не пони мают людей, которые здесь. ...Мусульмане, в отличие oi

этнических мусульман, должны быть сильной личностью, чтобы противостоять всему ...окружению. Потому что, в самом деле, тя­ жело не пойти за толпой». Эта тема развивается в историю о плат ке, о психологических проблемах выхода в публичное простран ство: «вообще все на меня смотрят и всем до меня есть дело». Если раньше металась, то теперь нашла свое. «Я считаю, что моя жизнь нормально началась, когда я пришла нормально к исламу, когда ста/ш соблюдающей мусульманкой. ...Мусульмане намного легче восприни мают всякие беды, горести, т. е. они с терпимостью». Реализация

желания и дальше учиться представляется в интервью как еще не­ решенный вопрос. Муж может потребовать сидеть дома, что для нее «будет тяжело». Помимо получения второго экономического образования Гульсум представляет себя в будущем как возможную активистку, преподавательницу, которых пока не так много в ме­ чети и им не хватает знаний, касающихся специфически женских исламских практик. «Когда преподают мужчины, у них некоторые вопросы спросить чисто женские не можешь. Ну и в принципе он мо­ жет и не знать. ... Когда девушкам рассказываешь чисто женские мо

V. Религиозные и моральные ценности и практики. Глава 11. Сабирова Г.А._____4 7 5

менты, они даже стесняются. ...Сюда приезжают египтянки раз­ личные, они очень плохо русский знают, они тебе не помогут». «Я недавно слышала, что соблюдающие мусульманки современ­ ные —они слишком высокомерные. Может быть. Может быть... по­ тому что нужно достаточно много преодолеть, чтобы стать такой, какой ты стал. Побороть все это окружение вокруг себя, потому что мужчинам не так сложно. Т. е. как бы полностью ты меняешь свой внешний вид, полностью абсолютно ты меняешь свою жизнь. ...Образ такой соблюдающей, образованной, затем как бы хорошей домохо­ зяйки, чтобы она все успевала.... Т. е. как бы баланс между такой ве­ рующей, соблюдающей полностью, и как бы такой светской женщи­ ной. По крайней мере, в нашей стране. Я говорю о России, о Москве. ...Не быть такой затюканной, а показать себя, что ты абсолютно не хуже других, а даже лучше».

4. Дискурсивное позиционирование мусульманской принадлежности в нарративах Ислам и конструирование прошлого В повествованиях женщин неизменно ислам описывается как что-то, что передается по крови и перманентно присутствовало всегда, т. е. как часть этнокультурной традиции. Так происходит латентное позиционирование значения ислама для татар как для этноса. У меня дедушка читал намаз.... Вот эта кровь мусульманская. Все равно где-т.е. там такая дорогая крупиночка, которая ждет своего часа просто (Зайнап, 41 год). Истории о религиозных родственниках могут уходить своими

корнями далеко в прошлое, превращаясь в предания, значимыми элементами которых являются: грамотность («читали Коран», зна­ ли арабский), усердие (молились пять раз в день), одухотворен­ ность (обладали особыми личностными качествами), чистота (но­ сили белые одежды), а также героизм и стойкость имана (несмотря на репрессии, расстрелы, высылки, увольнения с работы) верую­ щих людей38. Образ практикующего мусульманина, жившего в об­ ществе, где его не признавали не только дальнее окружение, но и ближайшие родственники, представляется в некотором смыс­ ле как образец для мусульманок-татарок сегодня. Среди участниц исследования не было тех, кто настаивал на том, что соблюдал ислам в советском прошлом, но подспудно в истори­ ях передавалось впечатление, что «в душе верили всегда». В нарра­ тивах женщин, и в большей степени тех, кто был в свое время чле­ ном партии, проделывается работа по легитимизации своего прошлого. В подавляющем большинстве биографии старших жен­

476

Традиции и инновации в современной России

щин демонстрируют образ благополучной советской женщины, ак тивно вовлеченной в общественную жизнь и карьерно успешной Социализация в обществе, где господствовала коммунистическая доктрина, работавшая на производство советского человека в cooi ветствии с задаваемыми параметрами, среди которых в том числе были и атеистические установки, предлагала легитимные пути си мореализации, которые с неизбежностью пролегали через партии ную инициацию. Нужно иметь в виду, что данные интервью прово дились преимущественно среди женщин, активно участвующих в образовательных программах. И можно сказать, что для части этих женщин такая активность свойственна в целом в освоении но вых видов деятельности, в принятии ответственности за свой жиз­ ненный проект, за материальное и духовное благополучие себя и своих близких, что подтверждается их биографической историей «Постперестроечное» поколение «исламизирующейся» молодо жи описывает себя как прямых потомков и преемников своих пра родителей. Как это прозвучало в монологе 19-летней Фатимы: «... мы возрождаем то, что наши бабушки тогда делали с дедушками» При этом если бабушки играют роль тех, кто сохранил веру и про нес ее символы через эпоху атеизма, то родители «...явились неким звеном, которое немножко сломалось,... надломилось».

Прошлый «светский» негативный’ или позитивный личный опыт в биографиях гармонично вписывается рассказчицами в об щую линию повествования, в которой путь к принятию ислама рас­ сматривается как заранее обусловленный и логичный. Именно то, что было пережито ранее, образует базис жизненной компетенции, который позволяет успешно справляться с сегодняшними пробле мами принятия новой роли, укрепляет уверенность в верности мо рального выбора и обеспечивает необходимым набором инстру­ ментов продвижения своего образа. Более старшие женщины определяют это как профессионализм, более молодые —как лично­ стный опыт и готовность/открытость к другому («перебесились»). Даже в случаях кардинальных изменений образа жизни прошлое не драматизируется в такой степени, как это показывает в своем ис­ следовании исламизации узбекских женщин А. Кремер39. Избира­ тельное реконструирование памяти служит созданию целостности образа в соответствии с выбранной стратегией повествования.

Участие в обучении, исламская традиция и моральный авторитет Опыт «вхождения» в ислам может быть представлен как 1) ус­ пешный или 2) проблематичный. Как правило, и то и другое опи­ сывается через рассказ об отношении к новой активности женщин их родственников, друзей и окружения; плюс к этому —«повязыва ющие платок» останавливаются на проблемах, имеющих отноше-

У. Религиозные и моральные ценности и практики. Глава 11. Сабирова Г.А.

477

иие к этой теме, а старшие женщины повествуют о вопросах изуче­ ния и практики пятикратной молитвы. В нарративах проблематизируется не само образование как та­ ковое, а важность получения знания об исламе. Ожидания по от­ ношению к исламскому обучению могут быть разными. По рас­ пространенному стереотипу «этнических» мусульман, те, кто ходит в мечеть, делают это для того, чтобы позже подрабатывать на чтении Корана на маджлисах или на проведении тех или иных це­ ремоний. Может быть множество инструментальных причин и мо­ тивов для посещения коранических курсов; одно из наиболее оче­ видных — это поиск девушками-мусульманками подходящего супруга. Посещение курсов вводит женщин в новые сообщества, которые затем встречаются на пятничных молитвах, на праздниках па поводу разговения, на пикниках, которые проводятся различ­ ными исламскими организациями. Данное исследование не решало задачи опровержения или под­ тверждения этих тезисов. Но можно предположить, что первона­ чальные мотивы посещения курсов могут трансформироваться в процессе обучения. Так, первоначальное желание просто стать экспертом в новом виде знания оборачивается необходимостью менять весь образ жизни. В нарративах осознание несоответствия организации своей повседневности получаемому знанию презентируется как моральное давление; это прежде всего относится к де­ вушкам и женщинам среднего возраста. И, вероятно, это является также одним из объяснений большого отсева на курсах. В наррати­ вах старших женщин восприятие получаемой информации как прямого предписания к действию отсутствует. И если в старшей группе женщин важным оказывается чтение пятикратной молитвы (намаза), а центральной задачей становится изучение текста намаза и правил его исполнения и, может быть, арабского алфавита и графики, то в других категориях женщины демонстрируют более широкие интересы: изучение истории про­ роков, жизнеописание пророка Мухаммеда, арабский язык и т. д. Объясняя свое решение пойти учиться, девушки нередко говорят, что их подтолкнуло любопытство или недостаток аргументов в ре­ лигиозных дискуссиях. При этом в самом образовании важно не просто освоение основ ислама, каких-то готовых рецептов, а процесс понимания, освое­ ния и применения знания. Само понятие медресе... Можно там учиться бесконечно ...Мож­ но учиться —ничего не знать. Учиться, учиться... А можно получить знания и расти вместе с ними одновременно. ...Пик —это понимание в Коране. Не только соблюдение, а вместе с соблюдением уже пони­ мать то, что ты делаешь, почему делаешь (Фания, 21 год).

478

Традиции и инновации в современной России

Активность по получению знания об исламе можно рассмат ривать как часть проекта индивидуализации и презентации себя как компетентного мусульманина, который для исполнения сво их повседневных обязанностей не обращается каждый раз к ду ховным лицам. Образование дает уверенность и силу аргумеи тации, что важно в дискуссиях с другими — как мусульманами, так и немусульманами. Установка на дальнейшее распростра нение полученного знания является одним из исламских прел писаний. Женщина должна в полной мере владеть знанием, как религи озным, так и светским, для того, чтобы быть компетентной в вое питании ребенка и суметь поддержать разговор с мужем. Кроме то го, религиозное обучение само по себе может выступать в качестнс самостоятельной ценности образования. В нашей выборке ecu. три таких примера, когда для девушек данный вид образования является единственно доступным. Но не только для молодежи, но и для старших женщин религиозное самообразование —это возможность саморазвития и самореализации, а также открытия для себя новой области знания. Регламентация жизни исламом воспринимается как свод пра­ вил, авторитетная инструкция по жизни, «которой размышляю­ щий человек следует». Создатель создал нас всех, и он дал руководство по эксплуата ции. Как нужно использовать свое тело, чтобы была польза. ...Как нужно обращаться с душой со своей, чтобы была польза.... Поэтому следование этому закону — это разумный выбор человека, когда он понимает это. А неследование либо проистекает от незнания это­ го , либо от упрямства. И никак не от разума, вот. Поэтому, вот, ислам, собственно это и есть получение знания и следование, и вен жизнь в соответствии с тем, что говорил Всевышний. (Зайнап, 41 год)

Но найти ответ на вопрос: «Что в той или иной ситуации буде i правильным?» — оказывается иногда непросто. Разнородная ис­ ламская литература предлагает различные подходы к интерпрета­ ции или к адаптации тех или иных предписаний к современной жизни. Поэтому многое зависит от установки женщины на вос­ приятие получаемого знания. Наиболее адекватное следование предписаниям веры оказывается в прямой зависимости от точного и полного овладения знанием. Установка на восприятие символов, обозначаемых как ислам ские, среди «этнических» мусульман как неоспоримо священных, играет свою роль в формировании крайних точек зрения на то, что происходит в мечети: либо это полное отторжение либо, наобо­ рот, —некритическое принятие. Последнее ведет к фундаментали

V. Религиозные и моральные ценности и практики. Глава 11. Сабирова Г.А.

479

шции образа жизни и к его радикализации. Поэтому формирова­ ние установки на критическое восприятие знания является одной из главных задач педагогов. Другая проблема — это выбор среди множества интерпретаций правильного ответа. Важную роль к этом играют структуры авторитетов. В нарративах женщин нередко присутствуют такие фигуры, ко­ торые выполняют функцию авторитета. Обычно женщины либо обращаются к преподавателям, либо обсуждают эти проблемы между собой. Но одна из участниц исследования, Роза, которая на момент исследования перестала посещать занятия в мечети, реши­ ла продолжить свое религиозное образование путем самостоятель­ ного чтения литературы. Две центральные тематизации в биографических историях му­ сульманок —это описание своего опыта в освоении двух предписаний! выполнение пятикратной молитвы и повязывание платка. Прежде чем «встать на намаз», необходимо первоначально овла­ деть соответствующим арабоязычным текстом Корана и техникой исполнения, а также эта практика предполагает определенное структурирование своего времени. Строгость отношения к этим двум требованиям в исламе и является отличительной чертой «со­ блюдающих» мусульманок. Именно на важности выполнения этих требований они настаивают в дискуссиях о том, кто такой «истин­ ный» мусульманин, в отличие от основной массы «этнических мусульман». «Начать читать намаз» —так формулируют старшие женщины свою задачу обучения. Иногда это сопряжено со значительными трудностями, которые не всегда разрешаются на занятиях40. Дис­ курс платка не играет для них такой большой роли. Некоторые го­ родские женщины повязывают платок только в мечети или на маджлисах, другие носят его постоянно, но в индивидуальном сти­ ле. На праздниках или маджлисах самыми старшими женщинами платок повязывается нередко так, как это принято среди татар — четырехугольником.

Телесные практики Платок как инструмент установления границ между сообществами Платок занимает особое место в повествованиях девушек, сре­ ди которых распространен особый, непривычный для татарского контекста способ повязывания платка. Повязывание платка «впе­ ред» (т. е. закрывая шею) означает важный шаг в религиозной биофафии девушек, завершающий или начинающий исламизацию тела женщины, и представляет собой серьезный манифестирую­ щий акт перед близким и дальним окружением. Поэтому биогра­

480

Традиции и инновации в современной России

фическое повествование включает рассказ (или умалчивание) о подготовке к этому событию. Неприятие их религиозной актин ности со стороны родителей, по мнению девушек, начинается с повязывания платка и с переходом на новый «закрытый» стиль одежды. «Я закрылась» означает приведение своей одежды в абсо­ лютное соответствие с требованиями ислама. По версии мусульма нок Москвы, это: длинная юбка до щиколоток без разреза, не об легающий «верх» с длинными рукавами и платок, закрывающий волосы, уши и шею. Девушки настаивают на постоянном ношении платка. Нарра­ тив платка может звучать в рассказах по-разному: легкая личная победа, опыт переживания давления со стороны других девушек, выражение своих сомнений и неуверенности. Внешние пробле­ мы —это преодоление психологического барьера выйти в платке на улицу или войти в метро и решение проблемы с родителями. В дан­ ной коллекции интервью есть примеры адаптации стилевого пове­ дения девушек женщинами среднего возраста. Стиль одежды в целом, но в особенности платок, оказывается как инструментом внутреннего самоутверждения своей исламской идентичности, так и внешним символом: —Абсолютное закрытие означает достижение и выражение бо­ лее высокой ступени имана (веры), это выполнение предписании и выражение своей покорности и смирения. Это то, без чего не может быть ощущения благодати и радости от своего полного со­ ответствия ожиданиям Всевышнего. Повязывание платка — это всегда индивидуальное решение, т. е. это происходит не автомати­ чески и не как само собой разумеющееся. Это не принято в семье, и от родственников девушки нередко слышат: «Ты что, как бабуш­ ка (монашка, русская), сними платок». Не всегда платок повязыва­ ется сразу вперед. Так, Гульсум только год назад решилась повязы­ вать платок в университет. Эльвира один раз уже снимала платок, потому что дома еще не принимают ее образ. В данной коллекции есть два интервью девушек, которые не все время ходят в платке (надевают только в мечети или на намаз), и для них пока эти во­ просы открыты. — Протест против восприятия женщины как сексуального объекта. Ну, я думаю, и одежда способствует тому, чтобы знали, что че­ ловек из себя представляет. Если человек в платке, к нему никто не полезет, грубо говоря. Будь то на улице или где, поэтому проблем не было ( Сания, 22 года). —Манифестация индивидуальности и независимости. Я пришла в школу уже в платке. Я его надела сразу вперед... Д и­ ректор цеплялся, у тебя что, траур, давай снимай платок. В итоге

V. Религиозные и моральные ценности и практики. Глава 11. Сабирова Г.А.

481

я им просто спокойно, таким тихим мирным голосом объясняла, что это невозможно, что я теперь так буду появляться всегда, и что вообще по закону я имею полное право ходить в платке. Естествен­ но, прежде чем надеть платок, я ознакомилась с Конституцией Российской Федерации. ...Каждый выбирает сам себе дорогу (Лилия, 17 лет).

—Повязанный определенным образом платок является марке­ ром принадлежности к группе, а также знаком для окружения — и по отношению к этой девушке отдельные действия уже недопус­ тимы (т. е. не требуется дополнительных объяснений). ...Ну когда я только-только в ислам входила, мы с моими девчон­ ками знакомились и обязательно ну такой вот вопрос был всегда. ..З а ­ давали вопрос, а ты всегда в платке ходишь? И вот сказать, что ты ходишь не всегда в платке, было безумно стыдно. Просто безумно. Д а­ же... сказать, что там ты назад носишь платок или еще как-то, действительно просто стыдно (Эльвира, 19 лет).

—Платок несомненно несет религиозный смысл, и такая исламизация внешнего образа позиционируется как постоянный дават — призыв к исламу. И эта тема неоднократно поднималась в интервью — девушка в платке вызывает интерес со стороны окружающих. Для того чтобы мужчине сделать дават, ему нужно там собрать аудиторию, да, хотя бы добиться там какого-то внимания, еще что-то. Чтобы женщине сделать дават, достаточно просто надеть платок (Эльвира, 19 лет).

— Особенным (нетрадиционным) образом повязанный платок является символом современности девушек (в отличие от бабушек). Расхождения в предписаниях для истинной мусульманки в раз­ личных традициях ислама в первую очередь касаются тех факто­ ров, которые определяют гендерную асимметрию, а именно —на­ правление и угол вектора властных отношений между мужчиной и женщиной в публичных и частных пространствах, ролевые ожи­ дания к женщине как к матери, жене или работнице, стиль одеж­ ды, восприятие специфически женских телесных практик и т. д. Не вдаваясь в подробности, в самом общем виде все разнообраз­ ные течения и подходы в зависимости от отношения к вышеука­ занным вопросам можно обозначить как модернистские, консер­ вативные или фундаменталистские. Другая важная методологическая предпосылка, которую необ­ ходимо иметь в виду при анализе гендерных порядков, предлагае­ мых современными практикующими мусульманками, —это кон­ текст уже сложившихся гендерных асимметрий в российском обществе. Важными оказываются образцы, культивируемые не только в окружении среди сверстников или в СМИ в условиях

482

Традиции и инновации в современной России

большого города, но и в родственной среде —в семье и внутри та­ тарских сообществ. Складывающиеся структуры этнородственных отношений играют определяющую роль в формировании Я-концепции мусульманок, как в решении о принятии мусульманской идентичности в принципе, так и в выборе конкретных форм реали­ зации своей «мусульманское™», в том числе и определении репер­ туара гендерных ролей. Обращение к интенсивной практике ислама, хотя и можно на­ звать соответствующим общей логике идентификации татар с ре­ лигиозной традицией ислама, тем не менее является исключением и означает для женщин переход, быстрый или постепенный, от од­ ного образа жизни, который в большей степени соответствует светскому мировоззрению, к другому, во многом отличному от принятого в их окружении. Вследствие этого определение и выбор своего «другого» облика происходит сознательно и является ре­ зультатом принятия целого ряда решений, требующих упорства и последовательности. Вопрос о том, что и как надо делать, чтобы стать истинной мусульманкой, является центральным и, безуслов­ но, затрагивает гендерную проблематику, потому что темы заму­ жества, семьи, материнства и внешнего и внутреннего облика жен­ щины оказываются областью религиозного опыта. И поскольку вопрос о положении женщины в исламе вызывает наибольшую критику извне, то и в повествованиях мусульманок этой теме уде­ ляется особое внимание. В историях женщин прослеживаются различные позиции в пространстве исламских ценностей, которые с необходимостью пролегают через формирование своего отношения к специфиче­ ски «женским» предписаниям. Если попытаться создать собира­ тельный идеальный образ современной практикующей мусуль­ манки, который представлен в повествованиях женщин, то это скорее будет многомерный подвижный континуум, ограниченный двумя полюсами: идеализированным образом прародительницы мусульманки-татарки и мусульманки «исламских» государств, но с неизменной поправкой на современные условия жизни в большом городе. Платок символизирует «закрытость» женщины вообще, а имен­ но —мусульманка должна закрывать руки, ноги, и одежда должна быть свободного покроя, не облегающая тело. Ритуальная «закры­ тость» женщины интерпретируется в интервью как способ пред­ ставления себя в публичных пространствах в качестве десексуализированного субъекта. Это своего рода вывеска: «Ко мне не подходи!». Таким образом, девушка получает инструмент манипу­ лирования и выделения себя из общего ряда женских (в том числе и молодежных) репрезентаций большого города. Но, с другой сто­

V. Религиозные и моральные ценности и практики. Глава 11. Сабирова Г.А.

483

роны, было бы неверно говорить об отказе от сексуальности как таковой. «Закрытые» мусульманки следят за модой и приводят в соответствие колорит и покрой своей одежды, располагая на са­ мом деле широким вариативным рядом в заданных рамках. Кроме того, женщина свободна в выражении своей сексуальности дома. Несомненно, одно из важнейших предписаний, которому долж­ на следовать мусульманка и которое признается таковым теми жен­ щинами, которые участвовали в интервью, —это замужество и вос­ питание детей. И хотя это положение никем из моих собеседниц не оспаривалось, сложности его восприятия обусловлены его тесной взаимосвязью с другими вопросами: как должны строиться отноше­ ния в мусульманской семье, возможно ли дальнейшее карьерное продвижение женщины, как должны воспитываться дети и т. п. fly, хотелось бы, конечно, такую работу найти себе... спокойно можно было соблюдать традиции. Не только традиции, но свою веру, убеждения. Посмотрим, если я замуж не выйду, если муж позволит мне учиться... Вообще бы, конечно, я выбрала учиться. Потому что я понимаю, что, если человек хочет занимать нечто большее, он дол­ жен получать знания. Не хотелось бы все время сидеть дома, не зная ничего. Двигаться вперед. Хотя по исламу женщина... Если женщина сидит дома, является домохозяйкой, это не считается таким боль­ шим недостатком. Наоборот, считается большим достоинством. Сидит дома и смотрит за своими детьми, воспитывает. Воспитание детей —это очень большая ответственность, большая работа, мож­ но сказать (Фания, 21 год).

Нельзя сказать, что тезис «возврата в семью» подвергается со­ мнению, скорее наоборот. В некотором смысле надежная и креп­ кая семья, а это значит верный и «зарабатывающий» муж, воспи­ танные дети, является тем самым фактором, который делает мусульманский образ жизни привлекательным: «Если у меня муж будет религиозный,... то мне с ним будет просто легче жить. Он бу­ дет более понимающий». Но здесь хотелось бы отметить следующие моменты. Во-первых, обращение современных российских женщин к идее «возвра­ та в семью» не является чем-то особенным и характерным только для мусульманской среды. Это уже известный постсоветский фе­ номен специфической трансформации гендерных режимов, где на фоне критического отношения к тому, что именуется в зарубеж­ ном научном дискурсе феминизмом, наблюдается воспроизвод­ ство интереса к таким практикам, которые можно было бы назвать патриархальными. Поэтому и идеализация мусульманской семьи, в том числе и среди молодых девушек, происходит на общем фоне реабилитации значимости семьи и роли женщины в семье как хо­ зяйки и матери.

484

Традиции и инновации в современной России

Во-вторых, моделируя образ своей будущей семьи, девушки ис­ пользуют креативный потенциал ислама для поиска компромисса между двумя культурами, значимыми для них, - родительской культурой, примыкающей к этнической традиции, и современной культурой большого города. В первом случае актуализируется тема важности участия отца в воспитании детей («не так, как у татар»), а во втором, — стабильности семьи и состоятельности мужа как кормильца («должен уметь деньги зарабатывать»). В-третьих, представления о будущем и о семье не лишены про­ тиворечий и опасений. Прежде всего, это связано с известным те­ зисом о покорности жены мужу. Не секрет, что среди мусульман­ ских семей высок процент разводов. Главная проблема видится в верном выборе брачного партнера. Среди татарок предпочтение отдается татарам, в первую очередь уважающим религиозные устремления жены и соблюдающим мусульманам. С другой сторо­ ны, несмотря на абсолютное признание главенства мужа в семье, отношения между мужем и женой должны строиться на принципах договора. Так, еще до свадьбы муж с женой должны договориться, может ли жена продолжать учиться. При выборе брачного партне­ ра важным оказывается его равный статус —религиозность, уро­ вень образования, кругозор и т. д. —для .того, чтобы супруги были в состоянии укреплять веру друг друга. Иными словами, в пред­ ставлениях незамужних мусульманок, главным в браке оказывает­ ся понимание, предварительная договоренность о правах, разделя­ емая религиозность, близкий уровень образования. Исходя из этого, если замужество и рассматривается как необходимый этап биографии мусульманки, то адекватный выбор мужа становится важной задачей. Девушки, участвовавшие в исследовании, не на­ строены на скоропалительный брак, «сначала надо хорошо узнать человека», хотя методы узнавания должны соответствовать пред­ писываемым для этого случая принципам ислама —встречи до за­ мужества проходят только при свидетелях. В-четвертых, одним из аргументов, ставящих успешность и перспективность брака на принципах ислама под сомнение, яв­ ляется вопрос о возможности внесемейной/социальной активно­ сти женщины. Исходя из рассуждений девушек, несмотря на пер­ воочередность семьи (в доме должна быть чистота, а муж и дети должны быть довольны), девушки хотели бы в дальнейшем про­ должать образование, а затем вести какую-то профессиональную деятельность, как правило, связанную с религиозным просвеще­ нием. Установка на получение не одного, а нескольких высших об­ разований является скорее правилом, чем исключением. Но, несо­ мненно, девушками признается возможная корректировка этих идеальных представлений в будущем, которая может исходить как

V. Религиозные и моральные ценности и практики. Глава 11. Сабирова Г.А.

485

из складывающихся отношений с мужем, так и из ситуации в це­ лом, например, рождения детей и т. д. Поэтому идея последова­ тельного воплощения идентичности мусульманки - это проект, тесно связанный со строительством семьи. В-пятых, если обратиться к опыту более старших женщин 40—60 лет, очевидно, что исламские практики приобретают особое значение, когда речь идет о воспитании детей. И хотя дети мусуль­ манок, принимавших участие в исследовании, не всегда выполня­ ют все требования ислама (из шести детей в возрасте от 14 до 22 лет трое исполняют пятикратную молитву), тем не менее женщины подчеркивают приверженность своих детей исламским ценностям и важность религиозного воспитания для настоящего и будущего своих детей. Матери-мусульманки в отношениях с детьми ожида­ е т от них послушания, уважения, заботы. Здоровое воспитание нравственности получит от матери в семье, чем от такого инкубаторского воспитания. Ну, вот... женщина вы­ нуждена зарабатывать себе на жизнь, детей воспитывает неиз­ вестно кто. Сейчас уже известно Шо... Мы уже начинаем наблю­ дать, десять лет прошло...А что будет в будущем, с ужасом можно только представлять. И, в общем-то, с этим никто ничего не дела­ ет. Так вот, говорю, давайте повернемся лицом к женщине и вернем ей исконное право, чтобы она не чувствовала себя ущемленной от то­ го, что она сидит дома и занимается детьми (Зайнап, 41 год).

Традиция этнических мусульманок, дискурс немусульман и «другой ислам» Важная среда, по отношению к которой происходит самопозиционирование девушек —«соблюдающих» мусульманок в наррати­ вах, — это собственная этническая среда, воплощенная в образе всех многочисленных «родственников» и татар «вообще». Как пра­ вило, это дистанцирование или даже критика, непонимание и не­ приятие. Все мои остальные родственники, большинство из них, называют меня и моего братика зомбированными фанатиками. В мечеть ходим. Нас там зомбируют, и мы уже фанатики. Вот. А завтра мы наденем пояс смертника и пойдем взрывать «Макдональдс» (Лилия, 17лет).

Отличия в одежде, в манере повязывать платок, в отрицании уже принятого возрастного ценза, когда люди обращаются в ис­ лам, достижение автономности в исполнении основных предписа­ ний ислама несколько дистанцируют девушек от «этнических мусульман», они настаивают на публичности ислама, на его совре­ менности (для молодежи тоже), на его интеллектуальности и на его тотальности. Используя морализаторский потенциал ислама, де­ вушки вносят свои акценты в межпоколенческие отношения, на­ стаивая на своей компетентности и самостоятельности.

486

Традиции и инновации в современной России

Один из аргументов, в противовес к которому девушки в нарра­ тивах конструируют свой позитивный образ, касается восприятия татар как неинтеллектуальных, ограниченных, завистливых, мате­ риально ориентированных и зависимых от общественного мнения («А что скажут другие?»). Такое восприятие, вероятно, в немалой степени формируется в силу того, что татарское сообщество Моск­ вы в значительной своей части пополняется за счет миграционных потоков и, прежде всего, из сельских населенных пунктов Нижего­ родской области. И хотя автор не располагает соответствующими статистическими данными, но в восприятии женщин-мусульманок, в общественном мнении, татарам приписываются черты, отражающие их приверженность сельским этнокультурным образ­ цам, а именно более низкий уровень образования, интеллектуаль­ ная поверхностность, несовременность, подчиненность общест­ венному мнению и т. п. Они (татары. — Г. С.) боятся общественного мнения. Как бы при­ нято —а что скажут другие? Я считаю, что это именно есть прояв­ ление их слабости. Вот. Они не могут пойти против всех. Вот. ...На­ ходится слабость, они не могут этого сделать (Гульсум, 21 год). Абсолютной противоположностью образу татарского большин­ ства соблюдающие мусульманки презентируют свой имидж - ин­ теллектуально развитые, с широким кругозором и интересами, вы­ страивающие отношения с другими людьми на принципах любви, сочувствия и поддержки, одухотворенные и не подчиняющиеся общественному мнению. Русские мусульмане (или обращенные в ислам) считаются эта­ лоном религиозности среди девушек, т. к. им приходится преодо­ левать столько препятствий. И в противоположность им, арабские мусульмане — слабые мусульмане, автоматические, им не прихо­ дится делать усилий, чтобы быть таковыми. Новый стиль жизни и новая внешность представляются в нар­ ративах как способ презентации иного имиджа ислама и женщины нерусской национальности. Стереотипизированное восприятие двух последних образов имеет в актуальном окружении большого города, с точки зрения девушек, отрицательный знак: «татар и му­ сульман не любят». В историях женщин имеют место рассказы об опыте переживания своей национальности. Бану считает, что пло­ хое владение русским языком не позволило сделать ей карьеру. В партийной карьере Венеры ее национальность тоже не благо­ приятствовала продвижению. Презентируя для окружения свою идентичность и свой ислам, девушки делают свой дават и выражают свой протест против сло­ жившегося в обществе стереотипизированного имиджа ислама и татар. Вызывая своим внешним видом интерес к себе, они актуа­

V. Религиозные и моральные ценности и практики. Глава 11. Сабирова Г.А.

487

лизируют потребность в дополнительной информации об исламе и провоцируют окружение на новое вопросополагание. Опытная Зайнап, успокаивая свою 16-летнюю ученицу, которая оказалась объектом нападок на учебном занятии в училище, предлагает ей рассматривать такие ситуации как возможность что-то рассказать об исламе. Устроила (преподавательница. —Г. С.) на уроке не то, что дискус­ сию... Атаку просто.... Причина на самом деле в невежестве... Я го­ ворю. Ты, знаешь, ты не бойся. Это очень хорошо, если тебе при лю­ дях так говорят... У тебя есть возможность, трибуна... Она, сама того не зная, вместо того, чтобы сделать вред, она пользу принесла... Кто бы тебе разрешил встать среди класса, начать рассказывать о посте по исламу... Так что вот этот наш джихад настоящий, ког­ да люди словом, своим примером показывают, рассказывают красоту \ислама (Зайнап, 41 год). Оценивая отношение к себе со стороны окружения - на улицах, в официальных структурах, в учебных заведениях, девушки и жен­ щины подчеркивают, что наряду с отрицательными фактами на­ блюдаются также, с их точки зрения, и позитивные, когда люди проявляют интерес и поддерживают их. Привлекая к себе таким образом внимание, девушки при проявлении интереса рассказы­ вают об исламе. Индивидуальные структуры описания обретения нового смыс­ ла жизни в той или иной степени приближаются к той модели, ко­ торую можно найти в проповедях в мечети или в литературе. Стар­ шее поколение, принимая структуры авторитетов, в важнейших вопросах остается при тех представлениях, которые сложились раньше.

Повествовательные сообщества и традиция Несмотря на индивидуализированность практик, можно про­ следить наличие коллективных схем аргументации, которые могут различаться не только в разных возрастных группах, но и варьиро­ ваться внутри сообществ сверстников, образуя множество «пове­ ствовательных» сообществ. Повествовательные сообщества — это сообщества «разделяемых историй», которые служат как для внут­ ренних консолидаций, так и для внешних. Разделяемые нарративные образцы описывают и предписыва­ ют те или иные модели мусульманскости и правила включения в религиозные сообщества, где одежда и внешность становятся также инструментом и элементом формирования нарративности. Так, есть истории, разделяемые среди тех, кто носит платок, и, со­ ответственно, тех, кто не считает это важным; тех, кто исполняет пятикратную молитву, и тех, кто этого не делает. Другой способ

488

Традиции и инновации в современной России

установления идентификационных маркеров «своих» — это ис­ пользуемый язык. У девушек язык нагружен исламской термино­ логией, а повествование насыщено выдержками из Корана или пе­ ресказами хадисов. Таким образом, истории становятся разделяемыми не только вследствие общности индивидуального опыта, но и по причине возникновения нарративных паттернов вхождения в группу, кото­ рые создаются вследствие рассказывания и пересказывания других историй. Каждая история вносит свой вклад в создание этой общей нарративности, превращаясь в его информационный и эмоцио­ нальный капитал.

Заключение Описывая сегодняшние тенденции изменения смыслов мусуль­ манской принадлежности, эксперты предлагают различные объяс­ нительные модели. В итоге получается картина, которая отражает два разнонаправленных процесса: с одной стороны, сохранение периферийности религиозных ценностей как регуляторов повседнев­ ной жизни и «секуляризация» мусульманских принадлежностей; а с другой стороны —выход религиозной риторики и агентов в пуб­ личные пространства, появление фундаменталистских настроений. Для отношения к исламу и православию в сегодняшней России характерно дискурсивное конструирование того, что значит быть «истинно» религиозным человеком, настоящим мусульманином или православным, в частности. Полюсами «оппонирования» оказываются «традиционные» образцы социального и индивиду­ ального позиционирования ислама (конвенциональные —то, что принято в широких кругах и среди большинства «этнических му­ сульман») и «мечетные» (среди тех, кто ходит в мечеть и составля­ ет меньшинство «религиозных»). По мнению исследователей, уча­ стие в исламских организациях или фондах, а иногда и мечетях, ведет к отходу от традиционных образцов следования исламу. Открытие исследовательского пространства между большой и малой традицией открывает возможности для понимания того, как универсалистские элементы ислама обсуждаются на практике и как это влияет на «сообщества». При таком подходе особое зна­ чение приобретают индивидуальные и коллективные практики интерпретации ислама. Активность людей, определяющих себя как мусульмане, анализируется не просто как деятельность по «изобретению традиции», но как практика авторизации конкрет­ ных пространств и агентов в качестве «исламских», исходя из опре­ деленной логики референции к исламу (Корану, семейной тради­ ции, авторитетам и др.). А сообщества мусульман рассматриваются не просто как «воображаемые», но как структурируемые целым ря­

V. Религиозные и моральные ценности и практики. Глава 11. Сабирова Г.А.

489

дом факторов. «Живая традиция» (А. Макинтайр) воспроизводит­ ся через многообразие моральных и эмоциональных диспозиций, на основе которых она формируется и передается. Такие диспози­ ции зависят от форм авторизирующего дискурса и от укорененно­ сти религиозной традиции в специфические жизненные наррати­ вы индивидов и групп, которые уходят корнями в прошлое. Определяя, что такое мусульманская принадлежность сегодня, женщины обращаются к тем образцам, которые позиционируются как мусульманская традиция в их сообществах, ближайшем род­ ственном окружении. Эти образцы могут нести конкретное знание о нормативном комплексе, необходимом для мусульманской са­ моидентификации; знание отдельных техник и процедур исполне­ ния тех или иных обрядов, или просто эмоциональное отношение. Один из основных факторов поддержания интереса к этой тра­ диции —реконструирование прошлого и конструирование памяти о значении мусульманской традиции для татар. Эта реконструиро­ ванная память воспроизводится как часть личной или коллектив­ ной «этнической» истории и в таком виде передается младшим по­ колениям. Предопределение религиозной принадлежности этническим происхождением продолжает играть большую роль особенно для тех, для кого этничность важна. Поддержание памяти происходит во взаимодействии представ­ лений разных поколений, которые могут укреплять друг друга или конфликтовать. И если старшее поколение преимущественно ори­ ентировано на поддержание конвенциональных образцов (обще­ принятых среди большинства), то среди молодежи можно наблю­ дать процесс изменения представлений о роли ислама в сторону расширения сферы его влияния на протяжении жизни человека. Опираясь на адаптивные возможности ислама, девушки пытаются найти новый образ мусульманской девушки: современной, мод­ ной, социально активной, высокоинтеллектуальной и т.д. И в этом смысле «молодежный» ислам отличается от традиции ис­ лама родителей. Для того чтобы подчеркнуть это, девушки повязы­ вают платок нехарактерным для татар образом или вводятся новые самообозначения (как, например, «муслимы»). Овладение практикой мусульманской принадлежности предпо­ лагает обращение к религиозному знанию. Ценность обучения и овладения знанием становится центральной. И если для боль­ шинства старших женщин это означает освоение базовых принци­ пов и идей, то для женщин среднего возраста и значительной части молодежи желание и способность к обучению провозглашается их символическим отличительным маркером, как людей интеллекту­ альных. Изменяется отношение к тексту, к языку, к принципам освоения знания. В силу отсутствия общепризнанных авторитетов

Традиции и инновации в современной России

490

и потери авторитета традиции предков (того ислама, который ис­ поведовался в семье) процесс обретения идентичности становится более автономным. Отчасти эта автономность и особое отношение к знанию объясняется влиянием просветительски ориентирован­ ного советского воспитания и распространенности интереса к по­ лучению образования среди молодежи сегодня. Формирование новых образов происходит в процессе обсужде­ ния различных представлений, а также по отношению к господ­ ствующим дискурсам об исламе. Индивидуальные нарративы му­ сульманской принадлежности содержат ответ (оправдание), вызов или протест по отношению к существующим представлениям. Особенности встроенности мусульманской традиции в индивиду­ альные нарративы может свидетельствовать о том, что эта тради­ ция значит сегодня. Для женщин, участвующих в религиозном об­ разовании, — это основанное на реконструированной памяти изменение своего настоящего образа. Основным мотором мобилизации интереса к религии является укрепление своего морального авторитета. Этот авторитет основы­ вается на практиках овладения и исполнения тех или иных прак­ тик и может формироваться как работа над своим имиджем и прак­ тика морального самовоспитания, где платок играет особую роль. Идея формирования основанного на религиозной этике мораль­ ного образа лежит в основе биографического проекта нового типа в постсоветское время. Дискурсивная традиция ислама поддерживается через участие в ней отдельных идивидов, которые определяют для себя характер и степень включения в исламские практики. Но решающим для передачи дискурсивной традиции оказываются не только индиви­ дуальные выборы моделей мусульманской принадлежности, но, прежде всего, коммуникация этих представлений в отдельных со­ обществах. Таким образом, дискурсивная традиция ислама пред­ стает как постоянно переопределяющийся и переформулирую­ щийся проект. Примечания 1 Исследователи могут выделять эту категорию по поведенческим осо­ бенностям, таким как чтение пятикратной молитвы или посещение ме­ чети (по результатам опросов - около 1-5% всех мусульман), по само­ идентификации (во всероссийских социологических опросах - 3%) или по этнической принадлежности (по результатам переписи населения 2002 г. —около 14 млн.). (Об этом см.: Филатов С.Б, Лункин Р.Н. Стати­ стика российской религиозности: магия цифр и неоднозначная реаль­ ность / / Социологические исследования. 2005. № 6. С. 35—45). Экспер­

V, Религиозные и моральные ценности и практики. Глава 11. Сабирова Г.А.

491

ты, которые пытаются учесть не попавших в перепись россиян или ми­ грантов, вводят в оборот опять же свои цифры. Соответственно, численность приверженцев ислама оценивается в разных источниках от пары миллионов до 20 млн. и выше. 2 Так, есть определенные культурные, или стереотипизированные, соци­ альные различия между «казанскими» татарами или мишарами. Или можно говорить о возникновении региональных татарских иден­ тичностей —московских татар, пензенских татар и др. 3 Наиболее яркие примеры попыток проектирования ислама в России в последние десятилетия —это возникновение концепций Русского ис­ лама, ислама Традиции и Евроислама. Подробнее см.: у Мухаметшин P.M. Татары и ислам в XX веке (Ислам в общественной и полити­ ческой жизни татар и Татарстана). Казань: Фэн, 2003. 4 Феномен, называемый исследователями «приватизацией религии или религиозной индивидуализацией». 5 В ^онтексте данного исследования речь идет о начальной ступени рели­ гиозного образования, известной как медресе, мектебы, воскресные школы или курсы по изучению основ Корана. Это курсы для людей всех возрастов; они организуются в выходные дни или в вечернее время, где преподаются, как правило, базовые знания об исламе, прежде всего Ко­ ран, Сунна, а также арабская графика. В Москве такие курсы были от­ крыты в период конца 80-х - середина 90-х при мечетях и исламских 4юндах или в частном порядке. 6 Особенность следования мусульманской традиции заключается в том, что практически каждое действие, не только религиозное, регламенти­ руется. При этом, как такового, жестко зафиксированного, универсаль­ ного, определяющего все ситуации жизни свода правил не существует. Практическое действие (амал) должно быть теоретически обосновано и не должно отклоняться от канонических постулатов, знания (илм). Поэтому в исламе существует целая схема институтов, ответственная за выработку «практического» знания. Базовые тексты, на которые опира­ ются при вынесении суждения, —это Коран и Хадисы. Представление об исламе мусульман-суннитов зафиксировано в текстах четырех ис­ ламских мыслителей, которые и положили начало четырем мазхабам (юридическим школам в исламе). После того как в XII веке врата Иджтихада были закрыты, новые серьезные реинтерпретации ислама были запрещены, а к нововведениям (бида’а) отношение в разных традициях ислама неоднозначное. В XVII—XVIII вв. появляются два разнонаправ­ ленных по цели, но схожих по характеру движения по очищению исла­ ма от различного рода влияний: (1) ваххабизм — фундаменталистское движение (очищение ислама от локальных традиций - обычаев, адата и возврат к Корану и Сунне); (2) джадидизм - реформаторское движе­ ние (адаптация исламских ценностей к условиям современных обществ путем реинтерпретации отдельных положений). 7 До появления книгопечатания исламское знание передавалось от учи­ теля ученику устно. Сегодня текст или аудиоматериал создают предпо­ сылки для самостоятельного овладения знанием и анонимизируют ав­ торитеты. Но устное общение остается ядром образования в суфийских

492

Традиции и инновации в современной России

практиках. Устное сообщение и коммуникация играют решающую роль в проповеднической деятельности, в распространении ислама (давате). Поэтому овладение риторикой считается религиозной добродете­ лью и может быть предметом обучения. 8 Asad Т. The idea o f an Anthropology of Islam. Washington DC: Center for contemporary Arab studies. Georgetown University. Occasional paper, 1986. P. 1-22. 9 Данная статья основана на материалах диссертационного исследова­ ния, в центре которого было изучение биографической нарративной идентичности женщин-татарок разных поколений, имеющих опыт обучения на коранических курсах в Москве. Полевая часть исследова­ ния, реализованная в 2002—2004 гг., состоит из экспертных интервью, анализа анкет, заполняемых при поступлении в медресе, наблюдений на пятничных молитвах или религиозных занятиях, биографических интервью с женщинами-татарками, имеющими опыт обучения на ко­ ранических курсах. 10 Ricoeur P. Figuring the sacred: religion, narrative, and imagination / Ed. Mark I. Wallace, 1995. 11 Taylor Ch. Sources of the Self. Cambridge UP: Cambridge, 1989. 12 Ricoeur P. Figuring the sacred: religion, narrative, and imagination / Ed. Mark I. Wallace, 1995. P. 17. 13 Во Франции сознательная оппозиция доминирующим дискурсам по­ рождает чувство собственного достоинства и придает энергию для про­ движения мусульманского сообщества. В Германии - это скорее пози­ тивная инкорпорация культурно определяемого статуса аутсайдера, который становится ресурсом для женского активизма. (Amir-Moazami Sch. Discourses and Counter-Discourses: the Islamic head­ scarf in the French and German public spheres. Thesis submitted for assess­ ment with a view to obtaining the Degree o f Doctor of the European University Institute. Florence (неопубликованое)). 14 Fathi H. Everyday Islam in the post-Soviet Central Asia: Women's religious Practices: Paper presented at the conference «Post-soviet Islam». Halle, 2005; Kraemer A. Geistliche Autoritaet und islamische Gesellschaft im Wandel. Studien ueber Frauenaelteste (otin und xalfa) im unabhaengigen Usbekistan. Berlin: Gerd Winkelhane, 2002. 15 BarlasA. «Believing Women» in Islam: Unreading Patriarchal Interpretations of the Quoran. Austin: University of Texas Press, 2002. 16 Mahmood S. Ethical Formation and Politics of Individual Authonomy in Contemporary Egypt / / Social Research. 2003. Vol. 70 (3). P. 1501 —1530. 17 Хайретдинов Д. Мусульманская община Москвы в XIV - начале XX вв. Н. Новгород, 2002. 18 По оценкам экспертов. 250 тыс. —900 тыс. (из материалов исследования). 19 Мухамедъяров Ш.Ф., Логашева Б.-Р. Мусульманская община Москвы / / Ислам в Евразии: современные этические и эстетические концепции суннитского ислама, их трансформация в массовом сознании и выра­ жение в искусстве мусульманских народов России / Под ред. М.В. Иор­ дана, Р.Г. Кузеева, С.М. Червонной. М.: Прогресс-Традиция, 2001. С. 356-377.

V. Религиозные и моральные ценности и практики. Глава 11. Сабирова Г.А.

493

20 Дом Асадуллаева функционировал как татарский культурный центр в 1914—1941 гг. 21 Ro’i Y. Islam in the Soviet Union: from World War II to Perestroika. London: Huret, 2000. P. 73. 22 Ibid. P. 515. 23 Мухаметшин P.M. Татары и ислам в XX веке (Ислам в общественной и политической жизни татар и Татарстана). Казань: Фэн, 2003. С. 60. 24 До революции и даже в первые годы советской власти начальное обра­ зование в селах «иноверцев» давалось в религиозных школах. 25 См.: Мусина Р.Н. Мусульманская идентичность как форма «религиоз­ ного национализма» татар в контексте этносоциальных процессов и этнополитической ситуации в Татарастане / / Ислам в Евразии: современ­ ные этнические и эстетические концепции суннитского ислама, их трансформация в массовом сознании и выражение в искусстве мусуль­ манских народов России / Под ред. М.В. Иордана, Р.Г. Кузеева, С.М. Червонной. М.: Прогресс-Традиция, 2001. С. 291—303. 26 Хотя нужно иметь в виду, что среди татар есть и православные креще­ ные татары (их численность оценивается в 250—600 000 человек). 27 Такая «этнификация» ислама не является чем-то уникальным. Напри­ мер, для мигрантов в Западной Европе ислам также зачастую играет роль этнического маркера. 28 Khalid A. A Secular Islam: Nation, State and Religion in Uzbekistan / / Journal of Middle East Studies. 2003. V. 35. P. 573-598. 29 Безалкогольные застолья с обязательным чтением Корана и последую­ щим угощением гостей. 30 По материалам исследования, проведенного в 1998—2000 гг. в Татарста­ не см.: Omelchenko Е., Sabirova G. Islam and search for identity / Islam in Post-Soviet Russia: Public and Private faces. London and New York: Routledge Curzon, 2001. P. 156-179. 31 Там же. 32 Мусульманские идентичности формируются под давлением двух доми­ нирующих гипердискурсов об исламе: а) терроризма и патриархально­ сти; Ь) мультикультурализма, возврата к этнокультурным корням, мо­ ральной ценности религии. Но помимо «внешних» можно говорить о «внутренних» (распространенных среди мусульман) дискурсах, кото­ рые формируются в отдельных группах, сетях, сообществах и затем вступают в конкуренцию между собой. 33 О дискуссиях об использовании термина «мусульмане» см.: Алексе­ ев И. В поисках «хорошего ислама» / / Ab imperio, 2004. N9 4. 34 Молодые преподаватели намеренно предпочитают называть себя има­ мами и таким образом подчеркивают свое отличие от старшего поколе­ ния мулл. 35 Новые средства массовой информации (аудио и CD, Интернет): а) упрощают процесс распространения знания; Ь) делают передачу зна­ ния опосредованным; с) ведут к возникновению виртуальных глобаль­ ных сообществ; d) оказывают влияние на разрушение старых и возник­ новение новых структур религиозных авторитетов (таких как, например, новых исламистских интеллектуалов).

Традиции и инновации в современной России

36 Здесь и далее используются псевдонимы участниц исследования в це­ лях сохранения анонимности. 37 Известный татарский поэт. 38 Героизация образа религиозных родственников в советский период свой­ ственна и людям, не вовлеченным в активную религиозную практику. 39 Kraemer A. Geistliche Autoritaet und islamische Gesellschaft im Wandel. Studien ueber Frauenaelteste (otin und xalfa) im unabhaengigen Usbekistan. Berlin: Gerd Winkelhane, 2002. 40 Поэтому в Соборной мечети одна из активисток организует дополни­ тельные трехмесячные курсы для женщин, посвященные чтению нама­ за и обучению правил омовения покойника. Основное отличие этих занятий —это практическое закрепление знания, женщины демонстри­ руют отдельные элементы намаза, также в их распоряжении есть кукла, на которой отрабатываются действия по обмыванию.

Глава 12 М.А. Елецкая

Эволюция ценностных ориентаций россиян: положительные и отрицательные герои российских мультфильмов 1980-2006 it. Постановка проблемы. Цель исследования. Метод ' Настоящее исследование, проведенное под руководством А.Б. Гофмана в рамках научно-исследовательского проекта «Тра­ диции и инновации в постсоветской России», посвящено изуче­ нию динамики моральных ценностей населения России на материале детских мультипликационных фильмов. В свете обще­ ственно-политических изменений, произошедших в России за последние 20 лет, вопрос о содержании морального сознания со­ временных россиян приобретает важнейшее значение. Привели ли разрушение Советского Союза, изменение политического строя и реформы к формированию сознания нового типа или же оно коренным образом не отличается от существовавшего преж­ де? Актуальным на сегодняшний день остается вопрос: какие об­ разцы, нормы и ценности характерны для этого сознания прежде всего? Существовали ли «новые» ценности постсоветской России уже в советское время или они возникли только в последние полтора-два десятилетия? Нами была предпринята попытка изучения динамики мораль­ ных ценностей российского общества на материале, который ранее в таких целях не использовался. В качестве такого материала нам послужили отечественные детские мультипликационные фильмы периода 1980—2006 гг., а точнее, образы положительного и отрица­ тельного героев этих фильмов как выражающие ценностные ори­ ентации россиян. На основании их анализа и сравнения результа­ тов данного исследования с результатами исследований ценностей населения России были высказаны предположения о том, каким образом динамика ценностных ориентаций российского общества отразилась в трансформации образа героя детского мультфильма. Анализ произведений искусства может дать ценную информа­ цию о социокультурной динамике в России. А мультипликация, будучи в настоящее время одним из наиболее чувствительных к воздействию общества искусств, в этом отношении представляет

496

Традиции и инновации в современной России

собой многообещающий ресурс. Как один из видов кинематогра­ фа она почти полностью зависит от окупаемости, и можно предпо­ ложить, что производители такого вида продукции в значительной мере ориентируются на запросы публики. Мультипликация как вид искусства является деталью мозаики, называемой массовой культурой. В частности, по способу произ­ водства, тиражирования и потребления этот вид искусства иначе как массовым не назовешь. Таким образом, мультипликационный герой (как положительный, так и отрицательный) является выра­ зителем моральных норм и ценностей современного общества, с одной стороны, а с другой, —наследником традиционного фоль­ клорного героя. Причем нет оснований противопоставлять эти две составляющие, сложение которых и дает в результате образ совре­ менного мультипликационного героя. Чтобы пояснить данную точку зрения, необходимо остановить­ ся подробнее на понятии «массовый». Массовизация разнообраз­ ных явлений культуры вызывает в современном обществе различ­ ные оценки произведений искусства1. Очень часто понятия «массовый», с одной стороны, и «некачественный», «низкопроб­ ный» — с другой, оцениваются как равнозначные. Тем не менее трудно отрицать, что массовость сама по себе не является синони­ мом плохого качества. Существует orpoMHQe количество произве­ дений низкого уровня, которые не становятся массовыми, а их производители в таком случае получают возможность спекулиро­ вать на понятии «массовая культура» (критиковать массу, с одной стороны, и акцентировать внимание на собственной элитарно­ сти —с другой). Вместе с тем, даже классические произведения, в высоком качестве которых никто в настоящее время не сомнева­ ется, благодаря современным способам тиражирования становят­ ся массовыми2. Иначе говоря, «в современных обществах элитар­ ное, традиционное и массовое составляют пересекающиеся между собой и взаимопроникающие элементы культуры, которые зача­ стую не могут существовать друг без друга»3. Также неверно и противопоставление традиционной и массо­ вой культур. Фольклорные формы, профессиональные и локаль­ ные традиции зачастую включены в массовую культуру. Традици­ онная культура определенным образом переосмысливается в современной массовой культуре, интерпретируется по-новому. Таким образом, массовая культура — это «некоторое состояние, обусловленное современным этапом исторического развития», а не «особое, жестко фиксированное образование с определенным набором признаков»4. В свете данных представлений, связь между традиционным героем фольклора и героем мультипликационных фильмов становится очевидной.

V. Религиозные и моральные ценности и практики. Глава 12. Елеикая М.А.

497

Исследование было проведено с помощью методики контент-анализа, примером применения которого при изучении фольклора является классическое исследование В.Я. Проппа «Морфология сказки»5. В нем изучение персонажей волшебной сказки основано на выделении в качестве основных единиц анали­ за постоянных и переменных величин. В.Я. Пропп считал, что по­ стоянными величинами являются действия персонажей, и предла­ гал изучать героев сказки в качестве носителей определенных функций. Позднее было предложено дополнить описание персо­ нажей некоторыми другими характеристиками, что и было осуще­ ствлено Е.С. Новик в рамках структурного подхода: в своей работе «Система персонажей русской волшебной сказки»6 она обосновы­ вает необходимость дополнения исследования персонажей сказки их семантическими характеристиками. ' Классик отечественной фольклористики Е.М. Мелетинский7, описывая метод структурно-семиотического анализа, не противо­ поставлял его методике В.Я. Проппа, а, наоборот, приводил его исследование структуры волшебной сказки в качестве примера такого типа анализа8. Е.М. Мелетинский считал фольклорный материал наиболее пригодным для структурно-семиотического анализа. Связывал он это прежде всего с «коллективностью» фоль­ клорного искусства, с возможностью абстрагироваться от лично­ сти автора фольклорного произведения. Именно такой материал, с его точки зрения, наиболее пригоден для статистического выде­ ления скрытых закономерностей. При этом он прямо ставил вопрос о переходе от анализа фольклора к анализу литературы. Во­ прос этот звучит следующим образом: какова «мера семиотичности» того или иного произведения, и насколько оно доступно для структурно-семиотического анализа. Ответ Е.М. Мелетинского таков: «После фольклора наиболее проницаемым объектом для се­ миотики оказалась “массовая литература” и поэтика сугубо тради­ ционных жанров»9. Таким образом, применение одного из видов структурного анализа к не менее массовому искусству — мульти­ пликации —оказывается вполне целесообразным. Собственно контент-анализ часто использовался в исследова­ ниях различных видов кинематографа, например, взрослого худо­ жественного кинематографа, радио- и телепередач. Главными те­ мами, изучавшимися контент-аналитиками, были установки, стереотипы, ценности10. Важно для настоящего исследования и то, что контент-анализ как метод позволяет изучать определенный ис­ точник информации (в данном случае мультипликационное кино) в динамике11. С одной стороны, преимуществом применения дан­ ного метода к изучению детского анимационного кино является возможность охватить большой по объему материал за более или

498

Традиции и инновации в современной России

менее длительный период жизни страны. С другой стороны, зна­ чимость его использования определяется спецификой языка муль­ типликации, которая, по мнению Ю.М. Лотмана12, заключается в том, что он является «знаками знаков». В отличие от фотографи­ ческого кинематографа, который является заместителем окружаю­ щего мира, мультипликация обладает большей условностью. Ина­ че говоря, это не имитация действительности, как в других видах кинематографа, это изображение изображения, знак в квадрате, и, то, что передается через него, есть квинтэссенция норм реальной жизни, не реальная норма, а ее условное обозначение в виде ри­ сунка, символа, знака. Важное значение имеет, разумеется, проблема воздействия мультипликационного искусства на зрителя. В данном случае зри­ тель — это прежде всего маленький ребенок, в жизни которого мультипликация играет значительную роль. Вопрос о том, какие ценности производители мультипликационной продукции для де­ тей транслируют с ее помощью своим зрителям, был одним из ключевых в настоящем исследовании. Мультипликационный ки­ нематограф является существенным фактором социализации со­ временного человека. Собственно, во многом из него дети черпают представления об окружающей действительности и на основе этих представлений создают собственную картину мира. Часто именно мультипликационные фильмы поставляют материал для детской игры. Образы положительного и отрицательного героев являются средоточием норм и правил, которые, будучи усвоенными ребен­ ком, превращаются в его ценности. Речь не идет о том, чтобы опре­ делить, что из демонстрируемого на экране усваивается и при­ сваивается детьми, а что нет. Напротив, важно, какие нормы и ценности отбираются создателями мультфильмов для демон­ страции на экране. И, главное, что из этих ценностей традиционно для мультфильма и осталось еще с советских времен, а что привно­ сится в детскую мультипликацию новой социальной реальностью. Весь период 1980—2006 гг. был поделен в соответствии с задача­ ми исследования на два субпериода: 1980—1990 гг. и 1991—2006 гг. В результате, в работе возникли определенные трудности, касаю­ щиеся количества изучаемых мультфильмов. Начало и середина 90-х годов прошлого века тяжело отразились на мультипликацион­ ной промышленности нашей страны. Перестала существовать им­ перия мультипликации —Союзмультфильм, — и на ее развалинах образовалось множество удельных княжеств —небольших мульти­ пликационных студий. Как следствие произошел спад производ­ ства мультфильмов вообще и детских мультфильмов в частности, снизилось качество мультипликационной продукции13. Короче го­ воря, мультфильмов стали выпускать меньше, результатом чего

V. Религиозные и моральные ценности и практики. Глава 12. Елецкая М.А.

499

явилось несоответствие количественного распределения фильмов между двумя выделенными и изучаемыми субпериодами. В период с 1991 по 2006 г. таких фильмов было выпущено значительно мень­ ше, чем в период с 1980 по 1990 г. Тем не менее, поскольку задача состояла как раз в сравнении этих двух субпериодов, были исследо­ ваны практически все мультфильмы, выпущенные с 1991 по 2006 г., и частично мультфильмы, выпущенные с 1980 по 1990 г. Всего был отобран 101 персонаж (53 персонажа первого субпериода и 48 пер­ сонажей второго) из 40 мультипликационных фильмов. Чтобы раз­ делить мультфильмы для детей и мультфильмы для взрослых, мы обратились к экспертной оценке14, согласно которой детские мультфильмы характеризует определенная нарративность, сюжет­ ная простота, отсутствие множества смысловых интерпретаций. В основе схемы контент-анализа лежало сочетание двух основ­ ных параметров: «цели, к достижению которых стремится персо­ наж» и «средства, используемые персонажем для достижения це­ лей». Одновременно с этим фиксировался еще ряд параметров: пол, возраст и принадлежность персонажа к определенному роду (человек, антропоморфизированное животное или предмет), на­ личие у него друзей и родственников, наличие национальности и профессии, личностные характеристики. На основании этих данных можно представить себе каркас об­ раза персонажа, который отчасти является основой сюжетной кол­ лизии: соотношение целей, к достижению которых стремится пер­ сонаж по сюжету фильма, и средств достижения этих целей. Эти две характеристики задают облик персонажа и его основные каче­ ства, делают его положительным или отрицательным. Таким обра­ зом, становится возможным получить более или менее разверну­ тый образ героя мультфильма. Данные представлены в виде трех связанных линий, пронизы­ вающих весь изучаемый период. Во-первых, это те грани персона­ жа мультфильма, которые мало изменились и сохранились в ос­ новном в прежнем виде. Во-вторых, это свойства персонажа, изменения в которых можно оценивать как тенденции, начало ко­ торым было положено еще в период 1980—1990 гг. И, в-третьих, это характеристики персонажей, по количественным показателям ко­ торых произошло значительное изменение в период 1991—2006 гг. по сравнению с периодом 1980—1990 гг. Прежде чем рассмотреть сходства и различия этих двух субпе­ риодов, кратко охарактеризуем весь массив фильмов в целом. Со­ отношение отрицательных и положительных персонажей в иссле­ довании составляло соответственно 40,6 и 59,4%. По полу герои распределились так: 78,2% — мужского пола, 20,8% - женского и всего лишь один —гендерно неспецифический персонаж.

Тпа линии и инновации в современной России

500

Возрастные различия между персонажами выражены следую­ щим образом: большая часть героев мультфильмов — взрослые (48,5%), детей меньше (34,7%), а старых персонажей — 16,8%. В 70,3% случаев персонаж является человеком, в 26,7% —антропоморфизированным животным и всего 3% относятся к антропоморфизированным предметам.

Результаты сравнения периодов: 1980-1990 гг. и 1991-2006 гг. Общие характеристики персонажей Прежде всего рассмотрим, как соотносятся между собой герои двух субпериодов по следующим параметрам: модальность образа персонажа, пол, возраст, семейное положение, характер родствен­ ных и межличностных связей, включенность в группы. Соотношение положительных и отрицательных персонажей в двух периодах было несколько различно, но соотносимо (см. табл. 1). Таблица 1 Модальность образа персонажа Положительные персонажи

Отрицательные персонажи

До 1991 г.

62,3%

37,7%

После 1991 г.

56,3%

43,7%

Гендерные различия между героями мультфильмов двух субпе­ риодов еще менее заметны, и соотношение мужских и женских персонажей с погрешностью можно назвать почти одинаковым (см. табл. 2). И в первом и во втором субпериоде существует значитель­ ный перевес в сторону персонажей мужского пола (их приблизи­ тельно?). Единственное отличие первого периода от второго заклю­ чается в том, что в первом был один гендерно неспецифический персонаж. Очевидно, что такое различие нельзя считать значимым. Таблица 2 Пол персонажа

До 1991 г. После 1991 г.

Женский

Мужской

Гендерно неспецифический персонаж

18,9% 22,9%

79,2% 77,1%

1,9% 0%

Мультипликационные герои двух временных отрезков не раз­ личаются значимо и по своей принадлежности к людям, антропоморфизированным животным или предметам. Но здесь возможно проследить тенденцию снижения доли антропоморфизированных животных среди персонажей и исчезновения антропоморфизиро­ ванных предметов за счет увеличения доли людей (см. табл. 3).

V. Религиозные и моральные ценности и практики. Глава 12. Елеикая М.А._____ 5 0 1

Таблица 3 Кем персонаж является по природе

До 1991 г. После 1991 г.

Человек

Антропоморфизированное животное

Антропоморфизированный предмет

64,2% 77,1%

30,2% 22,9%

5,7% 0%

Подобная же ситуация наблюдается в отношении возрастных различий между героями мультфильмов: различия не значимы, но намечена тенденция уменьшения количества персонажей-детей и увеличение количества персонажей-взрослых (см. табл. 4). Таблица 4 Возраст персонажа

До 1991 г. После 1991 г.

Ребенок 41,5% 27,1%

Взрослый 41,5% 56,3%

Старик/старуха 17% 16,7%

По этим данным можно сделать вывод о том, что за весь период не произошло коренного перелома в образе персонажа с точки зре­ ния его пола, возраста и его принадлежности к определенному ро­ ду (человек, животное или предмет). Однако тенденция увеличе­ ния среди персонажей доли взрослых людей одновременно со снижением доли детей и животных говорит о сближении образов героев детского мультфильма (среди которых, как и в сказках, бы­ ло много детей и животных) с героями взрослого кинематографа. Забегая вперед, можно заметить, что такой вывод косвенно под­ тверждается и некоторыми другими данными, о которых мы будем говорить ниже. Значимые различия обнаруживаются при сопоставлении род­ ственных и дружеских связей персонажей мультфильмов двух суб­ периодов. Период 80—90 годов характерен тем, что большинство персонажей изображено вне семейных связей: героев, имеющих родственников (одного или двух) было значительно меньше, чем в период 1991-2006 гг. Трех родственников не имел ни один пер­ сонаж исследованных нами мультфильмов первого субпериода, тогда как во втором субпериоде таковых 8,3% (см. табл. 5). Воз­ можно, это связано с тем, что начиная с 1991 г. в российском кине­ матографе, как и в обществе в целом, наблюдается определенное усиление тенденции обращения к общечеловеческим, «вечным» ценностям, а семья как раз представляет собой одну из них15.

Традиции и инновации в современной России

502

Таблица 5 Наличие родственников у персонажа До 1991 г.

После 1991 г.

0 родственников

77,4%

54,2%

1 родственник

20,8%

33,3%

2 родственника

1,9%

4,2%

3 родственника

0

8,3%

Более 3-х родственников

0

0

Однако изменения почти не касаются семейного положения ге­ роев мультфильмов. И в первом, и во втором временном отрезке число неженатых и незамужних персонажей приближается к 100% (см. табл. 6). (Некоторое увеличение числа женатых персонажей произошло, но оно совсем незначительно). Эта особенность впол­ не объяснима. Во-первых, многие персонажи —дети, они просто не могут быть женаты, ну а, во-вторых, это является результатом характерной для сказки коллизии — персонаж, который ищет се­ мейного счастья и находит его в ходе повествования.

Таблица 6 Семейное положение персонажа Не женат (не замужем)

Женат (замужем)

До 1991 г.

96,2%

3,8%

После 1991 г.

95,8%

4,2%

В отношении наличия у персонажей детей нельзя говорить о ка­ ких-то более или менее существенных изменениях, произошедших с течением времени: и в первом, и во втором субпериоде практиче­ ски 100% персонажей не имеют детей (см. табл. 7). Заметим, что среди персонажей все-таки большинство взрослых (особенно мно­ го их становится после 1991 г.), которые, тем не менее, по сюжету мультипликационных фильмов детей не имеют.

Наличие детей у персонажа 0 детей 1 ребенок 2 детей 3 детей Более 3-х детей

До 1991 г. 94,3% 5,7% 0 0 0

После 1991 г. 97,9% 0 0 2,1% 0

Таблица 7

V. Религиозные и моральные ценности и практики. Глава 12. Елецкая М.А.

503

Следуя логике настоящего анализа, помимо характера род­ ственных связей необходимо сравнить дружеские связи героев мультипликационных фильмов двух периодов (см. табл. 8). Как видно из таблицы, в большинстве случаев персонажи имеют дру­ зей. Наиболее значимые различия между двумя субпериодами можно обозначить следующим образом: персонажи стали чаще иметь более трех друзей (более чем в 2 раза). По остальным пози­ циям существенных различий не наблюдается. Иначе говоря, раз­ личия заключаются не собственно в факте наличия или отсутствия друзей (как в случае с родственниками), а в количестве этих друзей. По-видимому, эти данные определенным образом перекликаются с описываемыми ниже. Таблица 8 Наличие друзей у персонажа До 1991 г.

После 1991 г.

0 друзей

37,7%

31,3%

1 друг

22,6%

18,8%

2 друзей

13,2%

8,3%

3 друзей

11,3%

6,3%

Более 3-х друзей

15,1%

35,4%

После 1991 г. больше персонажей изображается включенными в целевые группы, но меньше в нецелевые и не включены в группы вообще16 (см. табл. 9). Вероятно, важнейшую роль здесь играют требования современного проката: для того чтобы действие раз­ вертывалось динамичнее, необходимо объединить всех персона­ жей в едином порыве, стремящимися к достижению общей цели. Иначе говоря, подобная схематичная картина группы единомыш­ ленников удачно ложится на фон современного российского муль­ типликационного сюжета. Таблица 9 Включенность персонажа в целевые/нецелевые группы

До 1991 г. После 1991 г.

Целевые группы

Нецелевые группы

Не включен в какие-либо группы

22,6% 47,9%

9,4% 2,1%

67,9% 50%

Значимые различия между первым и вторым субпериодами бы­ ли отмечены в отношении принадлежности персонажа к той или иной национальной или этнической общности (см. табл. 10). Мультипликационные герои второго субпериода значительно чаще наделены признаками какой-либо национальности или

Традиции и инновации в современной России

504

этнической группы. Этот факт говорит о значимости подобных признаков в современном отечественном мультипликационном кинематографе. В основном это явление представлено в виде про­ тивопоставления русских и других национальностей либо это про­ сто указание на принадлежность персонажа к русским.

Таблица 10 Наличие национальности у персонажа

До 1991 г. После 1991 г.

Наличие национальности 9,4%

Отсутствие национальности 90,6%

39,6%

60,4%

Незначительные различия между двумя субпериодами по такой характеристике, как принадлежность к профессиональным груп­ пам, тем не менее, прослеживаются в сторону снижения количест­ ва героев, имеющих профессию (см. табл. 11). Возможно, это кос­ венным образом связано с предыдущей тенденцией увеличения числа героев, обладающих этническими признаками. Параллельно с увеличением доли героев —представителей определенного наро­ да —снижается доля героев — представителей профессии. Таким образом, значимость включенности персонажа в национальные группы в период 1991—2006 гг. оказывается выше значимости вхождения в группы профессиональные. Для советского же муль­ типликационного кино профессиональная деятельность была важной частью экранного мира взрослых. Но с 1991 г. до настоя­ щего времени наблюдается смена этой тенденции иной, связанной не с профессиональной деятельностью, а с национальными и эт­ ническими установками. Таблица 11 Наличие профессии у персонажа

До 1991 г. После 1991 г.

Наличие профессии 41,5%

Отсутствие профессии 58,5%

35,4%

64,6%

Результаты сравнения периодов 1980-1990 гг. и 1991-2006 гг. Цели персонажей Следующий блок аналитической схемы составляли цели героев мультфильмов. Результаты их сравнения по двум субпериодам представлены в таблицах (см. табл. 12, 13).

505

У. Религиозные и моральные ценности и практики. Глава 12. Илеикин Л/,,4,

Таблица 12 Цели, к достижению которых стремится персонам•

Обладание объектом страсти Обладание имуществом

До 1991 г.

После т \ 1

0%

12,5%

20,8%

20,8%

Обладание властью

0%

14,6%

Исполнение долга

18,9%

20,8%

Облегчение условий своей жизни

18,9%

14,6%

Защита своей жизни

15,1%

29,2%

Защита чужой жизни

18,9%

37,5%

Воссоединение со своими близкими

1,9%

2,1%

Восстановление отношений между другими персонажами

1,9%

0%

Возмездие

5,7%

12,5%

Обретение знаний, рост, развитие

5,7%

10,4%

Установление душевной близости с другим персонажем

9,4%

0%

Умерщвление другого персонажа

3,8%

2,1%

Альтруистическая помощь

30,2%

25%

Создание душевного равновесия у других персонажей

1,9%

0%

Усложнение условий жизни других персонажей

15,1%

2,1%

Удовлетворение чувства голода

5,7%

4,2%

Восстановление своего доброго имени

1,9%

6,3%

Успех, признание

5,7%

6,3%

1,9%

6,3%

Возвращение человеческого облика

Лидирующие позиции в иерархии целей персонажей отечест­ венных мультфильмов периода 1980-1990 гг. в порядке убывания могут быть представлены следующим образом: 1. «альтруистическая помощь»; 2. «обладание имуществом»; 3. «исполнение долга»; 4. «облегчение условий своей жизни»; 5. «защита чужой жизни»; 6. «защита своей жизни»; 7. «усложнение условий жизни других персонажей». Что же касается иерархии целей героев периода 1991-2006 гг., то в ней первые места занимают: 1. «защита чужой жизни»;

Тпа линии и инновации в современной России

506

2. 3. 4. 5. 6. 7.

«защита своей жизни»; «альтруистическая помощь»; «обладание имуществом»; «исполнение долга»; «облегчение условий своей жизни»; «обладание властью».

Таблица 13 Цели, к достижению которых стремится персонаж (сравнение отрицательных и положительных персонажей)

Обладание имуществом

0%

0%

22,2%

0%

15,2%

30%

7,4%

38,1%

Отрицательные персонажи

Положительные прсонажи

Обладание объектом страсти

После 1991 г.

Отрицательные персонажи

Положительные прсонажи

До 1991 г.

Обладание властью

0%

0%

0%

33,3%

Исполнение долга

24,2%

10%

22,2%

i9%

Облегчение условий своей жизни

15,2%

25%

11,1%

19%

Защита своей жизни

21,2%

5%

48,1%

4,8%

Защита чужой жизни

4,8%

30,3%

0%

63%

Воссоединение со своими близкими

3%

0%

3,7%

0%

Восстановление отношений между другими персонажами

3%

0%

0%

0% 0%

3%

10%

22,2%

Обретение знаний, рост, развитие

Возмездие, месть

9,1%

0%

14,8

4,8

Установление душевной близости с другим персонажем

9,1%

10%

0%

0%

Умерщвление другого персонажа

0%

10%

0%

4,8%

42,4%

10%

37%

9,5%

Создание душевного равновесия у других персонажей

3%

0%

0%

0%

Усложнение условий жизни других персонажей

0%

40%

0%

4,8%

Удовлетворение чувства голода

3%

10%

0%

9,5%

Восстановление своего доброго имени

3%

0%

3,7%

0%

6,1%

5%

11,1%

0%

Возвращение человеческого облика

3%

0%

11,1%

0%

Справедливость

0%

0%

11,1%

0%

Альтруистическая помощь

Успех, признание

Как видно из таблицы, большинство целей, которые в первую очередь преследовали герои периода 1980—1990 гг., также лидируют в период 1991—2006 гг., но их последовательность несколько изме­ нилась. И в первом, и во втором субпериоде лидерами являются су­ губо альтруистические цели (которые преследуют в основном поло­

V. Религиозные и моральные ценности и практики. Глава 12. Елецкая М.А.

507

жительные герои): в первом случае — альтруистическая помощь, а в последнем — защита чужой жизни. Затем в первом субпериоде идут: эгоистические цели —обладание имуществом (главным обра­ зом, цель отрицательных героев) и исполнение долга (почти в рав­ ной степени свойственна и положительным и отрицательным геро­ ям в период 1991-2006 гг.). А во втором субпериоде вслед за защитой чужой жизни также идет цель эгоистическая —защита своей жизни (цель, преследуемая в подавляющем большинстве положительными героями), а затем альтруистическая помощь (см. табл. 12). Очевидно, что по таким полюсам как «альтруизм - эгоизм» иерархии целей героев двух субпериодов мало различаются. Одна­ ко они различаются по степени опасности для жизни персонажа. Две первые позиции в иерархии целей героев мультфильмов 1991—2006 гг. отданы защите своей и чужой жизни. Иначе говоря, жизням по крайней мере половины положительных персонажей детского мультипликационного кино этого периода так или иначе угрожает опасность. Косвенно эта тенденция может свидетель­ ствовать о том, что мультипликационное кино стало более насы­ щенным насилием и жестокостью. Хотя, возможно, в данном слу­ чае насилие на экране демонстрируется в качестве атрибута «саспенса»17. Нельзя сказать, что здесь может идти речь о «саспенсе» в прямом смысле слова, но очевидно, что насилие на экране интересно как «аттракцион»18, что-то, чем можно привлечь внима­ ние, иначе говоря, как что-то протекающее во времени, создающее напряжение в сюжете. Это существенное отличие кинематографи­ ческого повествования, подчиненного своим законам, от сказоч­ ного. Таким образом, мы видим еще одно подтверждение сближе­ ния современной отечественной детской мультипликации и взрослого кинематографа. Обращает на себя внимание появление в структуре целей стремления к власти, до 1991 г. не встречавшегося. В качестве цели стремление к власти приписывается исключительно отрицатель­ ным персонажам, иначе говоря, осуждается. С другой стороны, ви­ димо, значимость ценности власти в целом повысилась, так как потребность во власти отрицательные герои начинают испытывать только после 1991 г. Еще одна цель, появляющаяся лишь во втором субпериоде, «обладание объектом страсти». Данный факт можно, с одной сто­ роны, интерпретировать как возвращение к традиционному ска­ зочному сюжету (по которому главный герой должен жениться на царевне или девушка находит хорошего жениха); с другой сторо­ ны, имея в виду описанную выше тенденцию сближения детской мультипликации и взрослого кинематографа, можно предполо­ жить, что это лишь внешний атрибут: оформление мультфильма

Традиции и инновации в современной России

508

напоминает сказку, но механизмы развертывания сюжета близки к взрослому кинематографу. Еще одним вариантом интерпретации этого факта может быть то, что все более значимыми в простран­ стве мультфильма становятся ценности, связанные с семьей. Теперь о том, что изменилось мало. Так, альтруистическая по­ мощь осталась довольно популярной целью и во втором субперио­ де, хотя и несколько реже встречающейся, нежели раньше. С прежней частотой герои стремятся к обладанию имуществом (во втором субпериоде это значительно более свойственно отрица­ тельным персонажам). И почти на том же уровне осталась такая цель, как «исполнение долга»; другими словами, герои мультфиль­ мов, так же как и раньше, сталкиваются с необходимостью выпол­ нения своих обязательств.

Результаты сравнения периодов: 1980-1990 гг. и 1991-2006 гг. Средства, используемые персонажами для достижения целей

В схеме анализа кроме блока целей персонажей был заложен блок, касающийся использования персонажами различных средств (см. табл. 14).

Таблица 14 Средства, используемые персонажем для достижения целей:

Невооруженная мускульная сила

24,2%

20%

33,3%

33,3%

Насилие1^

15,2%

40%

22,2%

42,9%

Использование знаний, навыков и технических средств

63,6%

75%

88,9%

61,9%

Использование другого персонажа

12,1%

25%

29,6%

57,1%

6%

0%

14,8%

23,8%

39,4%

0%

63%

9,5%

Деньги

3%

5%

3,7%

19%

Власть

0%

30%

14,8%

28,6%

Чудо, волшебство Помощь со стороны

Отрицательные персонажи

Положительные прсонажи

После 1991 г.

Отрицательные персонажи

Положительные прсонажи

До 1991 г.

Оружие^

15,2%

20%

25,9%

19%

Уловка

18,2%

45%

25,9%

52,4%

Полное обеспечение потребностей другого персонажа^1 Сила слова

3%

0%

0%

14,3%

12,1%

20%

18,5%

23,8%

V. Религиозные и моральные ценности и практики. Глава 12. Елейная М.А.

509

По уровню использования многих средств герои двух периодов значимо не различаются. Тем не менее по большей части позиций имеются тенденции роста показателей. «Невооруженной мускуль­ ной силой», так же как и раньше, пользуются как положительные, так и отрицательные персонажи в равной мере, но она стала при­ меняться несколько чаще. То же самое относится к средству «улов­ ка»: как и раньше, к нему прибегает около половины отрицатель­ ных героев. «Использование знаний, навыков и технических средств» осталось особенно популярным, хотя в 1980—1990 гг. его чуть чаще применяли отрицательные герои, а в 1991—2006 гг., на­ оборот, положительные. Отрицательные персонажи чаще стали использовать в качестве средства деньги, положительные — по­ мощь со стороны. К таким средствам, как «сила слова», «оружие» и «насилие», отрицательные герои прибегают в той же мере, что и раньше, а положительные используют их немного чаще. Значительные изменения в сторону увеличения случаев исполь­ зования произошли в отношении средства «чудо, волшебство». Это также показатель того, что в мультипликации существует тенденция возвращения к традиционным сказочным формам, например к вол­ шебной сказке, но в современной интерпретации, когда герой и дей­ ствует, и живет, и играет по законам жанра взрослого кинематографа и где он сам очень похож на героя этого кинематографа. Напомним, что помимо чуда и волшебства в качестве средств положительные персонажи несколько чаще стали применять оружие и насилие. Участилось почти в 2 раза использование отрицательными геро­ ями другого персонажа в качестве средства достижения цели. Под использованием персонажа понимается как физическое использование, так и манипулирование сознанием персонажа. С од­ ной стороны, это можно интерпретировать как увеличение демон­ стрируемого на экране насилия, с другой же стороны, интерпрета­ ция может быть сложнее. По существу, это проблема управления сознанием, в упрощенном, рудиментарном виде заявляющая о себе в детском мультипликационном кинематографе. Будучи дополнен­ ной данными о том, что положительные герои стали использовать власть как средство достижения цели (ранее этого не было), эта ин­ формация описывает отношения между героями мультфильма в но­ вых вариациях, когда и отрицательные, и положительные герои так или иначе управляют другими персонажами, с той лишь разницей, что в последнем случае управляемые осознают факт управления. Иными словами, в мультфильмах с большей лояльностью показы­ ваются ситуации, в которых один герой управляет другим. Нельзя сказать, что отношения между героями стали более дело­ выми; особенно это касается положительных героев, однако отри­ цательные персонажи стали значительно чаще использовать деньги

Тпа линии и инновации в современной России

510

как средство. Таким образом, экономический, деловой элемент играет более или менее значимую роль только для отрицательного героя; напротив, положительного героя он не интересует ни в каче­ стве целей, ни в качестве средств.

Таблица 15 Личностные характеристики позитивного/негативного содер­ жания для положительных персонажей После 1991 г.

До 1991 г. Негативные характеристики

%

Позитивные характеристики

%

Негативные характеристики

%

Позитивные характеристики

Общительность 81,5

%

Замкнутость

18,2 Общительность 78,8

Замкнутость

7,4

Равнодушие

12,1

60,6

Равнодушие

14,8

Отзывчивость

81,5

Злобность

3

Отзывчивость Доброта

78,8

Злобность

0

Доброта

81,5

Прагматизм

18,2

Бескорыстие

66,7

Прагматизм

7,4

Бескорыстие

81,5

Подчиненность, послушание

29,6

Независимость 59,9

Не гостеп ри и мство 9,1 Гостеприимство 21,2 Негостеприимство 3,7

Гостеприимство 11,1

Подчиненность, послушание Пессимизм

21,2 Независимость 60,6

3

Оптимизм

42,4

Безволие

18,2 Настойчивость 48,5

Трусость

21,2

Отсутствие готовности к самопожертвова­ нию

0

Грубость

18,2

Глупость, невежество Неряшливость

Храбрость

39,4

3,7

Оптимизм

Безволие %

14,8

Настойчивость

59,3

Трусость

22,2

Храбрость

74,1

Отсутствие Готовность к са­ Готовность к са­ готовности к мопожертвова­ мопожертвова­ 27,3 самопожертвова­ 11,1 нию нию нию Вежливость

42,4

74,1

63

Грубость

18,5

Вежливость

63

Глупость, невежество

18,5

Ум, интеллект

77,8

42,4

Неряшливость

14,8

Аккуратность

59,3

Преданность

48,5

Готовность к предательству

7,4

Преданность

66,7

15,2 Ум, интеллект 45,5 18,2

Пессимизм

Аккуратность

Готовность к предательству

3

Расхлябанность

12,1

Строгость

48,5

Расхлябанность

14,8

Строгость

29,6

Пассивность

3

Активность

33,3

Пассивность

14,8

Активность

51,9

Леность

9,1

Трудолюбие

24,2

Леность

7,4

Трудолюбие

18,5

Отталкивающий вид

7,4

Привлекатель­ ный вид

66,7

Коварство

0

Благодетель­ ность

40,7

Отталкивающий вид

3

Коварство

0

Хитрость

Хвастовство

Благодетель­ ность

27,3

15,2 Бесхитростность 54,5

Импульсивность 45,5 Завистливость

Привлекатель­ 60,6 ный вид

Сдержанность 42,4 Чувство радости 6,1 45,5 за других 18,2 Скромность 30,3

Хитрость

11,1 Бесхитростность 55,6

Импульсивность 74,1 Завистливость

7,4

Хвастовство

37

Сдержанность 18,5 Чувство радости 59,3 за других Скромность 44,5

V. Религиозные и моральные ценности и практики. Глава 12. Елеикая М.А.

511

Результаты сравнения периодов 1980-1990 гг. и 1991-2006 гг. Личностные характеристики персонажей

Для того чтобы дополнить характеристику образа персонажа мультфильма, была исследована еще одна его грань: личностные характеристики героев, которые были условно поделены на харак­ теристики позитивного и негативного содержания22. Результаты представлены в виде двух таблиц — отдельно для отрицательных и положительных героев (см. табл. 15, 16). Таблица 16 Личностные характеристики позитивного/негативного содер­ жания для отрицательных персонажей: До 1991г. Негативные характеристики

%

Позитивные характеристики

Замкнутость Равнодушие Злобность Прагматизм

30 80 45 55

Общительность Отзывчивость Доброта

Подчиненность, послушание

10

После 1991 г. %

Негативные характеристики

Бескорыстие

50 0 15 5

Замкнутость Равнодушие Злобность Прагматизм

Независимость

80

Подчиненность, послушание

%

Позитивные характеристики

%

42,9 Общительность 47,6 85,7 Отзывчивость 14,3 52,4 Доброта 14,3 71,4 Бескорыстие 14,3 42,9

Независимость 42,9

Негостеприимство 10 Гостеприимство 0 Негостеприимство 14,3 Гостеприимство 4,8 0 Оптимизм 30 Пессимизм Пессимизм 14,3 Оптимизм 28,6 Безволие 5 Настойчивость 55 Безволие 38,1 Настойчивость 47,6 Храбрость 25 47,6 Трусость 25 Трусость Храбрость 38,1 Отсутствие готовности к самопожертвова­ нию

5

Готовность к са­ мопожертвова­ нию

0

Грубость

40

Вежливость

25

Грубость

38,1

Вежливость

38,1 33,3

Глупость, невежество

Отсутствие Готовность к са­ готовности к 33,3 мопожертвова­ 14,3 самопожертвова­ нию нию

40

Ум, интеллект

20

Глупость, невежество

23,8

Ум, интеллект

Неряшливость

25

Аккуратность

5

Неряшливость

28,6

Аккуратность

19

Готовность к предательству

25

Преданность

5

Готовность к предательству

28,6

Преданность

14,3

Расхлябанность Пассивность Леность

30 0 15

Строгость Активность Трудолюбие

20 5 5

Расхлябанность Пассивность Леность

23,8 0 4,8

Строгость Активность Трудолюбие

28,6 19 9,5

Отталкивающий вид

20

Привлекатель­ ный вид

15

Отталкивающий вид

47,6

Привлекатель­ ный вид

14,3

Коварство

25

Благодетель­ ность

0

Коварство

61,9

Благодетель­ ность

0

Хитрость Импульсивность Завистливость Хвастовство Лживость

50 Бесхитростность 15 55 Сдержанность 5 Чувство радости 20 0 за других 10 Скромность 0 40 Честность 0

Хитрость 76,2 Бесхитростность 14,3 Импульсивность 42,9 Сдержанность 38,1 Чувство радости Завистливость 38,1 9,5 за других Хвастовство Скромность 14,3 19 Лживость Честность 9,5 61,9

512

Традиции и инновации в современной России

В целом период 1991—2006 гг. отличается некоторым процент­ ным повышением показателей по многим характеристикам (см. табл. 15). Разумеется, этому есть несколько причин, но прежде всего необходимо остановиться на факте появления и распростра­ нения в период 1991—2006 гг. мультфильмов больших, продолжи­ тельных, развернутых. Ничего удивительного, что герои в них представлены большим количеством различных характеристик за счет многообразия ситуаций, в которые они попадают по сюже­ ту фильма. Главный вопрос: каковы эти характеристики? В характере положительных героев мультфильмов стал чаще проявляться целый ряд свойств: «отзывчивость», «вежливость» (приблизительно на 20% чаще); «оптимизм», «ум, интеллект» (бо­ лее чем на 30%); почти в 2 раза чаще положительные герои демон­ стрируют «храбрость», «готовность к самопожертвованию», «чест­ ность». Показатели таких характеристик, как «бескорыстие» и «импульсивность», повысились на фоне понижения их противо­ положных полюсов —«прагматизма» и «сдержанности». Положи­ тельным героям менее свойственны «сдержанность» и более —«ак­ тивность» и «настойчивость». В целом, можно сказать, что положительные герои стали чаше проявлять лучшие черты характера: они стали умнее, храбрее и чест­ нее, их действиями чаще руководит альтруизм (готовность к само­ пожертвованию, бескорыстие, преданность), вместе с тем, они за­ метно менее сдержанны и строги, и более импульсивны. Как уже было отмечено, сюжеты мультфильмов стали острее, поэтому от положительных персонажей требуются, с одной стороны, маску­ линные качества, а с другой, — качества, влияющие на решение проблем, когнитивно-культурные качества, коммуникативные и качества, вызывающие доверие. Сравним эти данные с результатами исследования отрицатель­ ных героев мультфильмов (см. табл. 16). Вектор изменений характеристик образов отрицательных героев направлен в ту же сторону, —показатели повысились по многим па­ раметрам, однако эти изменения носят иную модальность. Обраща­ ет на себя внимание тот факт, что характер положительного героя из­ менился в результате большего проявления позитивных черт, тогда как отрицательные персонажи стали чаще проявлять как позитив­ ные, так и негативные характеристики. К подобным параметрам относятся «храбрость/трусость», «готовность к самопожерт­ вованию/отсутствие готовности к самопожертвованию», «праг­ матизм/бескорыстие», «честность/лживость», «скромность/хваст­ ливость». Одновременно стали чаще проявляться некоторые положительные характеристики без существенного повышения их отрицательных полюсов: вежливость, аккуратность, активность,

V. Религиозные и моральные ценности и практики. Глава 12. Елейная М.А.

513

преданность, отзывчивость. Повышение показателей таких характе­ ристик, как «ум, интеллект» и «сдержанность», произошло парал­ лельно с понижением показателей их полярностей — «глупости» и «импульсивности». Но это не означает, что отрицательные герои стали лучше, напротив, эти качества сопряжены у них с такими, как коварство, хитрость, лживость, которые они стали проявлять значи­ тельно чаще. Есть еще один феномен, на который стоит обратить внимание: в десятилетие с 1980 по 1990 г. отрицательные герои изоб­ ражались главным образом независимыми и настойчивыми. А пери­ од 1991—2006 гг. характерен тем, что полярные показатели этих двух категорий («независимость/подчиненность», «настойчивость/безво­ лие») существенно между собой не различаются. Иными словами, отрицательный герой практически с равной вероятностью может быть как независим, так и послушен, как настойчив, так и безволен. Попытка сравнить личностные характеристики образов отрица­ тельных и положительных героев привела к следующим выводам. Общей для них является тенденция обретения персонажами боль­ шего количества личностных характеристик. Герои более рельефно выписаны. Положительный герой становится храбрецом, готовым всегда бескорыстно прийти на помощь. Он умен и честен и проти­ востоит очень сильному врагу, ведь образ отрицательного героя также претерпел изменения, возможно, даже более серьезные. Образ отрицательного героя изменился не только количествен­ но, но и качественно. Он приобрел довольно много положительных характеристик и набрал очков по отрицательным качествам, напря­ мую влияющим на достижение успеха. Современный отрицатель­ ный герой —это уже не аморфный герой прошлого, а хитрый и ко­ варный противник, но при этом вежливый, умный и сдержанный. Интересные изменения произошли в волевых характеристиках ге­ роев. Несмотря на то, что они коснулись в основном отрицательных персонажей, а у положительных были незначительны, они привели к смене модальности. До 1991 г. отрицательный герой изображался в подавляющем большинстве случаев независимым, а подчинен­ ным — менее чем в половине случаев; настойчивыми были почти 55% отрицательных героев, а безвольных практически не было, то после 1991 г. и тех и других стало 50 на 50. Незначительное, каза­ лось бы, изменение привело к тому, что характеристики «настойчи­ вость» и «независимость» из преимущественно отрицательных ста­ ли характеристиками преимущественно положительными.

Персонажи мультипликационных фильмов и изменения ценностных ориентаций россиян Сравним полученные данные с результатами исследований ценностей населения России. Интересно выяснить, существует ли

514

Традиции и инновации в современной России

соответствие между чертами образа героя детского мультиплика­ ционного фильма и данными исследований изменений цен­ ностных ориентаций россиян в рассматриваемый период. Общество ставит производителей мультипликационной про­ дукции в положение, когда им необходимо откликаться на запрос и потребителей и прокатчиков. Этот жанр искусства в наше время, как никакой другой, вызывает интерес, так как представляет собой высокоприбыльную индустрию. Очевидно, что советский экран выдвигал в отношении мультипликации совсем другие требова­ ния, нежели экран современный, подчиненный интересам про­ катчиков, а также интересам потребителей в том виде, в каком они видятся прокатчикам. Кроме того, больше не существует жесткой цензуры советских времен, что создало возможность демонстра­ ции в детской мультипликации того, чего раньше там просто не могло появиться. В настоящем исследовании предполагалось сопоставить со­ бранные данные с результатами исследований ценностных ориен­ таций россиян в рассматриваемый период, осуществленных под руководством Н. И. Лапина23, Л.А. Беляевой24, Ю.А. Левады25 и М.К. Горшкова26. Необходимо отметить, что Ю.А. Левада и Н.И. Лапин склонны связывать наибольшие перемены в российском общественном со­ знании, некий перелом, с периодом 1993—1994 гг. А М.К. Горш­ ков, также называя это время крайне кризисным, рассматривает данные явления как инерционные процессы, последовавшие за распадом Союза. Главным моментом, с его точки зрения, был рас­ пад СССР, а кризис 1993—1994 гг. стал естественным результатом этого процесса. Именно поэтому при анализе в настоящем иссле­ довании в качестве разделительной черты был выбран 1991 год. В целом исследователи обращают внимание на устойчивость основных жизненных ценностей россиян. По данным исследова­ ния, проведенного под руководством М. К. Горшкова, на протяже­ нии 1993, 1994, 1995 гг. главными в структуре ценностей россиян были гармония внутреннего мира, семья и друзья, интересная работа. Эти же ценности, несколько снизив свои позиции в 1996—1997 гг., снова начинают лидировать с 1999 г.27. Исследователи28 отмечают, что с перестройкой россияне пере­ ориентировались на такие ценности, как семья, здоровье, дети, до­ стойный уровень благосостояния. Идеологические вопросы отхо­ дят на второй план для большей части населения, а с начала 90-х годов и вовсе перестают ее интересовать. В работе Л.А. Беляевой отмечается, что такие ценности, как работа, семья и дом, по дан­ ным 1998 г., занимают лидирующие позиции во всех трех группах населения, которые выделяются автором («преуспевающие»,

V. Религиозные и моральные ценности и практики. Глава 12. Елеикая М.А.

515

«адаптированные», «выживающие»)29. Ю.А. Левада приводит дан­ ные этого же периода о том, что наиболее «горделивой» идентифи­ кацией для россиян является идентификация с родителями и деть­ ми30. Как было показано выше, в исследовании, проведенном под руководством М.К. Горшкова, эта тенденция подтверждается. Тот факт, что в мультфильмах стали больше изображать героев, имею­ щих родственников, большое количество друзей, то, что в мульт­ фильм вернулась такая, традиционная для сказочного сюжета, цель героя, как обладание объектом страсти (создание семьи), яв­ ляется органичным следствием этого процесса. Кроме того, Ю.А. Левада характеризует период 1993—1994 гг. как период социальной разобщенности, разрывов и ослабления межличностных связей. Более поздние исследования показывают, что коренных изменений в данном отношении не произошло. Ю.А. Левада приводит следующие данные: «13% опрошенных в 1999 г. (в основном, молодые люди) указали, что у них “много близких, надежных друзей”, в 1989 г. такой ответ давали 42%. Сей­ час 74% полагают, что они могут вполне доверять лишь одному-двум близким людям»31. Тем не менее этот факт не находит подтверждения в настоящем исследовании: большинство героев помимо родственников наде­ лены еще и большим количеством друзей. Возможно, это как раз ситуация компенсации: стремление показать на экране противо­ положность того, что существует в жизни, т. е. героев, обладающих большим количеством друзей, которым они могут доверять. Это подтверждается и тем, что положительные персонажи стали чаще прибегать к помощи со стороны других как к средству. Одним из изменений характера советского человека, произо­ шедших с перестройкой, Ю.А. Левада считает переход от «демон­ стративного коллективизма» к «декларативному индивидуализ­ му»32. Было предположено, что подобные изменения могли произойти и в ценностном содержании образа героя мультфильма. Персонажи изменились следующим образом: отрицательные ге­ рои стали менее независимыми и более подчиненными, а положи­ тельные —в равной степени независимыми и подчиненными. Та­ ким образом, «независимость» перестала быть характерной чертой отрицательного героя мультфильма и свойственна теперь в основ­ ном положительным персонажам, т. е. стала более одобряемой ценностью. Н.И. Лапиным отмечалась такая тенденция в ценностных ори­ ентациях россиян, как «переход от потребительского конформиз­ ма к рациональному»33: произошел переход от более пассивных позиций «жить как все» и «таким, какой я есть, меня сделали об­ стоятельства жизни» к более активной позиции: «со своими про­

блемами мы разберемся, а государство пусть обеспечит нашу безо­ пасность». Представляется, что этому выводу в настоящем иссле­ довании нашлось подтверждение: изменилась оппозиция характе­ ристик «настойчивость/безволие». Если раньше настойчивость была свойственна скорее отрицательным персонажам, а безво­ лие — положительным, то сейчас все наоборот. Иными словами настойчивость, как ценность, была реабилитирована в простран­ стве мультфильма. Еще одной тенденцией в изменениях ценностных ориентаций россиян было так называемое (по терминологии Ю.А. Левады) «разгосударствление» советского человека34. Для того чтобы по­ нять, в чем состояло это изменение, нужно напомнить, что важ­ нейшими чертами советского человека Ю.А. Левада считает его го­ товность подчиняться интересам государства, с одной стороны, и надежду на заботу о нем этого государства —с другой. Такие чер­ ты были отмечены у людей в 1989 г., хотя уже и в ослабленном ви­ де. Изменения выразились в том, что у респондентов снизилось чувство ответственности за страну, правительство, предприятие, на котором они работают, с одной стороны, а с другой, —они все чаще отмечают, что живут, «полагаясь только на себя и не рассчи­ тывая на власти» (64% россиян в 2001 г.)35. Произошло изменение представления о народе: по данным 1994 и 1999 гг. все большую роль в нем играют «наше прошлое, на­ ша история» и «наша земля, территория»36. Важность же фактора «государство» по сравнению с 1989 г. заметно снизилась. И тем не менее в 2001 г. в качестве идеи, способной сплотить людей, росси­ яне на первом месте называют идею державности, возрождения России как великой страны. М.К. Горшков и Н.Е. Тихонова отме­ чают, что «в России сохраняется почва для националистических настроений. Существует и сам национализм как идейно-полити­ ческий феномен»37. В схеме настоящего анализа был заложен такой параметр обра­ за героя, как «наличие национальности». Полученные результаты демонстрируют следующую тенденцию: после 1991 г., как уже от­ мечалось, героев, имеющих национальность, стало значительно больше. Этот факт говорит о стремлении их создателей акцентиро­ вать внимание на национальных признаках. К тому же мультфиль­ мы стали более, нежели раньше, тяготеть к традиционной сказоч­ ной оформленности сюжета (появление цели «обладание объектом страсти» и использование как средства «чуда, волшебства»), т. е. устанавливается связь между традициями и национальными кор­ нями (что соответствует и ориентациям российского общества). Таким образом, такая характеристика героя, как его принадлеж­ ность к определенному этносу, народу, национальной группе, ста­

V. Религиозные и моральные ценности и практики. Глава 12. Елецкая М.А,

517

новится все более значимой в современной российской мульти­ пликации. Теперь перейдем к самооценке русских как представителей на­ рода. Эти данные в исследовании Ю.А. Левады были получены как ответы на вопрос: «Какие из перечисленных качеств чаше всего можно встретить у русских?» (1994). Во-первых, нужно отметить, что в целом частота упоминания положительных характеристик (открытость, простота, терпение, гостеприимство) стала заметно выше по сравнению с 1989 г. Обращает на себя внимание тот факт, что резко увеличились показатели по характеристикам «трудолю­ бие» и «энергичность». Правда, они несколько нейтрализуются тем, что участились упоминания и таких характеристик, как «не­ практичность» и «безответственность»38. Интересно в этом отно­ шении привести данные из исследования, проведенного под руко­ водством М.К. Горшкова и Н.Е. Тихоновой, о том, какие качества наиболее ценит молодежь в нашей стране. Первые места заняли ум, доброта и чувство юмора, тогда как деловые качества (обяза­ тельность, стремление к независимости, инициативность) для рос­ сийской молодежи далеко не так важны, как того требует логика рыночных отношений39. В настоящем исследовании с этими данными можно сопос­ тавить результаты, касающиеся изменения личностных характе­ ристик героев мультфильмов: положительные герои стали на­ деляться большим количеством позитивных характеристик, а отрицательные — большим количеством как негативных, так и позитивных характеристик. Положительные герои изображают­ ся более храбрыми, готовыми к самопожертвованию, оптимистич­ ными, отзывчивыми, вежливыми, умными, преданными, честны­ ми. Нетрудно заметить, что положительный герой детского мультфильма не стал более деловым. Его основные черты — это скорее характеристики современного супергероя, спасающего Вселенную. Как уже говорилось выше, детский мультипликацион­ ный кинематограф во многом начинает приближаться к кинемато­ графу взрослому, что и выразилось в личностных характеристиках персонажа. Хотя такие качества, как независимость и настойчи­ вость, были реабилитированы в пространстве мультфильма, т. е. стали чаще приписываться положительным персонажам, все же они не занимают первых мест в иерархии личностных характери­ стик положительного героя мультфильма. А вот отрицательный герой стал более деловым, нежели раньше. Отрицательные персонажи также описываются большим количест­ вом характеристик. Но в данном случае, это такие характеристики, как злобность, прагматизм, коварство, хитрость, которые сопро­ вождаются более частым проявлением таких качеств, как ум, веж­

518

Традиции и инновации в современной России

ливость, преданность, аккуратность. Иногда отрицательные герои проявляют даже готовность к самопожертвованию и отзывчивость. Иначе говоря, образ положительного персонажа, все больше приближаясь к образу супергероя по своим личностным качест­ вам, не входит в конфликт с симпатиями общества, не становится прагматичнее. Одновременно он противостоит довольно опасному отрицательному герою: умному, изворотливому, но при этом веж­ ливому и аккуратному. Образ отрицательного персонажа стано­ вится более рельефным, наделяется чертами опасного врага, а так­ же коварного и хитрого дельца. В исследовании Н.И. Лапина40 приводятся данные об отноше­ нии россиян к категориям «власть» и «спокойная совесть». Автор дает их парно, так как для большинства населения они оказались диаметрально противоположны. В целом ценность власти россия­ не склонны отрицать. Одновременно в их сознании стремление к власти и вседозволенность (иначе говоря, отказ от норм) являют­ ся составной частью благополучия. Однако большинством рос­ сиян отвергается и порицается позиция благополучной вседозво­ ленности. Данные Н.И. Лапина показывают, что в 1990 г. 75% опрошенных выступали в защиту «совести», а 8% — «власти», а в 1994 г. это соотношение составило 80% к 16% (по данным М.К. Горшкова и Н.Е. Тихоновой, в 1997 г. стремление к власти стали ценить выше 18% населения41). То, что доля симпатизирую­ щих «власти» возросла вдвое, хотя и с увеличением доли склоняю­ щихся к «спокойной совести», —довольно интересный факт. В настоящем исследовании были получены следующие резуль­ таты. Во-первых, после 1991 г. среди целей персонажей мультфиль­ мов появилось «стремление к власти», которого ранее не было. Во-вторых, как цель стремление к власти свойственно исключи­ тельно отрицательным персонажам. Однако как средство власть после 1991 г. стали использовать и положительные персонажи. Еще один важный вопрос: насколько актуальна для детского эк­ рана проблема насилия, которая громко заявляет о себе в исследо­ ваниях кинематографа, особенно американского. В исследовании под руководством М .И.Ж абского даются следующие цифры: месть —мотив героя каждого четвертого фильма42. С такой же ча­ стотой среди жизненно важных ценностей героя находятся физи­ ческая сила и умение с ее помощью постоять за себя. В российских фильмах процент насилия меньше, но оно также представлено до­ статочно широко. Нет ли той же тенденции и в детском мульти­ пликационном кинематографе? Известно, что подобный коммер­ ческий ход считается легким способом привлечения зрителей, хотя и не вполне оправданным, как показано в исследовании М. И. Жабского43.

V. Религиозные и моральные ценности и практики. Глава 12. Елеикая М.А.

519

Полученные нами результаты говорят о том, что проблема на­ силия так или иначе существует в мультипликации. Но, с одной стороны, она не нова: до 1991 г. героями также использовались та­ кие средства, как насилие, оружие. А с другой стороны, в период 1991—2006 гг. герои гораздо чаще применяют несколько иные формы насилия. Например, как средство стали чаще использовать других персонажей, что в общем также подразумевает некоторое насилие. Все вышесказанное дает немало оснований для того, чтобы предположить, что в образах положительного и отрицательного ге­ роев отечественных мультипликационных фильмов нашли свое выражение изменения, описываемые в исследованиях об эволю­ ции ценностных ориентаций россиян.

Заключение: основные трансформации образов героев отечественных мультипликационных фильмов 1980-2006 гг. В целом, изменения, произошедшие в образах героев детского отечественного мультфильма в период 1991—2006 гг. в сравнении с периодом 1980—1990 гг., можно охарактеризовать следующим образом. 1. Многие характеристики героев двух периодов по сравнению од­ на с другой не изменились. — Не изменились гендерное соотношение между персонажами, соотношение по семейному положению героев и наличию у них детей. —Неизменно в структуре целей, к которым стремятся персона­ жи, лидируют альтруистические цели (помощь другим, защита чу­ жой жизни), далее следуют цели эгоистические (защита своей жиз­ ни, обладание имуществом). Иначе говоря, мультипликационный герой стабильно отдает предпочтение альтруистическим целям. — Некоторые средства, которые предпочитают применять для достижения целей положительные и отрицательные персонажи, использовались в равной степени в первом и во втором субпериодах (уловка, сила слова). Оружие и насилие оставались средствами отрицательных персонажей после 1991 г. в той же мере, что и в пе­ риод 1980—1990 гг. Это говорит о том, что проблема насилия в муль­ типликации существовала и до 1991 г. В равной степени положи­ тельные герои мало использовали на протяжении двух субпериодов такое средство достижения целей, как деньги. Иными словами, ценность материальных факторов в качестве средств достижения целей оставалась низкой на протяжении всего периода. — Значение некоторых параметров личностных характеристик персонажей обеих модальностей осталось прежним: общительность, внешняя привлекательность, доброта, злобность, равнодушие.

520

Тпя лнпнн и инновации в современной

России

2. В период 1991—2006 гг. произошло усиление и развитие следую­ щих тенденций, существовавших в мультипликации в период 1980-1990 гг.: — Намечена тенденция увеличения среди героев доли взрослых людей одновременно с уменьшением доли детей и животных. Ина­ че говоря, образ героя детского мультипликационного фильма приближается по этим характеристикам к образу героя взрослого кинематографа. —Персонажи стали наделяться большим количеством межлич­ ностных связей: чаше появляются герои, имеющие родственников и обладающие большим количеством друзей. Здесь можно просле­ дить компенсаторную тенденцию: по данным Ю.А. Левады, с 1993 г. увеличивалось количество людей, одиноких в душевном плане. Возможно, это желание показать на экране противополож­ ность того, чт.е. в жизни: героев, окруженных большим количест­ вом друзей, которым они могут доверять (также герои стали чаще обращаться к помощи других персонажей и чаще проявлять готов­ ность к самопожертвованию и преданность). Такие аспекты, как дружба и доверие друг к другу, демонстрируются в пространстве мультфильма позитивно, и их ценность со временем повышается. —Положительные герои чаще проявляют храбрость, ум, отзыв­ чивость, готовность к самопожертвованию, вежливость, оптимизм. Отрицательные герои стали хитрее, коварнее, прагматичнее и ум­ нее. Поданным М.К. Горшкова и Н.Е. Тихоновой, россияне симпа­ тизируют прежде всего качествам неделовым, таким как ум, добро­ та, чувство юмора. По результатам настоящего исследования видно, что среди качеств положительного героя мультфильма также преоб­ ладают неделовые характеристики. Это в основном маскулинные черты и черты, показывающие героев более энергичными и настой­ чивыми. Иначе говоря, персонажи демонстрируются несколько утрированно «хорошими», наделенными качествами современных супергероев, побеждающих «непобедимых противников». При этом они противостоят коварным и хитрым врагам — характерно, что прагматизм свойствен в основном отрицательному герою. — Тенденции, описанные в предыдущем подпункте, можно проследить в целях и средствах персонажей: среди целей персона­ жей на первые места выдвинулись защита чужой и своей жизни; как средство персонажи стали больше применять силу. Средства­ ми положительных героев чаще становятся оружие и насилие. Эти изменения снова подтверждают предположение о том, что образ мультипликационного героя приближается к образу героя взрос­ лого кинематографа. Одновременно эти изменения сопровожда­ ются более частым применением волшебства в качестве средства. Таким образом, процесс изменения характера героя мультфильма

V. Религиозные и моральные ценности и практики. Глава 12. Елейная М.А.

521

происходит на фоне обрастания сюжета мультфильма элементами традиционного сказочного сюжета. 3. Существуют серьезные изменения и разрывы во многих харак­ теристиках персонажей. Эти изменения можно объединить в следу­ ющие основные группы. — Повышение значимости ценности семьи: персонажи гораздо в большей мере изображаются наделенными родственными связя­ ми и чаще стремятся к созданию семьи. По данным исследований ценностей россиян, после 1991 г. в сфере их интересов большую роль стали играть интересы семьи, детей. —Персонажи значительно чаще наделяются признаками наци­ ональности, принадлежности к той или иной этнической группе. Одновременно происходит небольшое снижение доли персона­ жей, принадлежащих к другим большим группам — профессио­ нальным. Таким образом, можно говорить о том, что ценность профессиональной принадлежности, которая была важна в муль­ типликации периода 1980-1990 гг., сменяется акцентом на нацио­ нальной принадлежности, ценность которой заметно повышается в период 1991—2006 гг. С нашей точки зрения, в этом выразилось стремление создателей продемонстрировать важность принадлеж­ ности к народу, этносу. Кроме того, это происходит одновременно с тенденцией облекать мультфильмы в форму русской сказки. Ви­ димо, здесь отражаются следующие тенденции (по данным Ю.А. Левады): изменение отношения к стране и представления о народе. В представлении о народе (ответ на вопрос: «Что в пер­ вую очередь связывается у Вас с мыслью о Вашем народе?»44) большую роль стали играть традиции и история, а также земля и территория. В последнее время (по исследованию 2001 г.) боль­ шее значение в российском обществе приобретает идея охрани­ тельного национализма (опасения по поводу вытеснения русских из их привычного жизненного пространства)45. И, как следствие, в детском мультипликационном кино национальные установки и ценность принадлежности к той или иной национальности зани­ мают больше места, нежели раньше. —Сюжет мультфильмов стал острее: жизням персонажей чаще угрожает опасность, они чаще включены в целевые группы (для ре­ шения проблемы уже недостаточно усилий одного персонажа), ча­ ше герои используют силу для достижения цели; для достижения цели положительные персонажи должны в более высокой степени демонстрировать храбрость, преданность, отзывчивость, готов­ ность к самопожертвованию, больше использовать оружие и наси­ лие, а их противники — хитрость, коварство и лживость. Таким образом, происходит изменение законов, по которым развертыва­ ется сюжет мультфильма: преобразование повествования, близко­

522

Тпа пинии и инновации ■ современной России

го к сказочному, в повествование, похожее на современный взрос­ лый кинематограф. —С предыдущим пунктом перекликается то, что герои мульт­ фильмов показаны более активными и энергичными, наделенными большим количеством характеристик: храбростью, готовностью к самопожертвованию, оптимизмом, активностью, импульсивно­ стью. В отношении последней характеристики стоит добавить, что импульсивностью в период 1991—2006 гг. обладают в основном по­ ложительные герои (в большей мере, чем в период 1980-1990 гг.), а отрицательные, наоборот, изображаются сдержанными. Иными словами, активное проявление эмоций и чувств персонажами по­ ложительно оценивается в пространстве мультфильма, что говорит о повышении ценности эмоционального начала. — Проблема власти в мультфильмах периода 1991—2006 гг. по­ ставлена острее, чем в периоде 1980—1990 гг. В пользу этого факта говорит то, что в структуре целей персонажей появилось стремле­ ние к власти (которого раньше не было), положительные персона­ жи начали использовать власть как средство, все герои стали чаще использовать других персонажей в качестве средства. Изменение же оппозиции «независимость/подчиненность» показывает, что такая характеристика, как подчиненность персонажа, чаще при­ писывается отрицательным героям. Нельзя оценить однозначно эти данные: сказать, например, что ценность власти категорически отрицается и осуждается в мультфильмах. Возможны три варианта интерпретации этого факта. Во-первых, могла произойти некото­ рая «маргинализация» этой ценности (отсутствие четкой позиции относительно того, хорошо это или плохо: иметь власть над други­ ми). Во-вторых, возможно, что повышается значимость позиции героя, независимость которого реализуется за счет власти над дру­ гими персонажами. К этому можно добавить тот факт, что все пер­ сонажи мультфильмов чаще используют в качестве средств других персонажей, так или иначе манипулируют ими. В-третьих, воз­ можно, что на поверхностном уровне утверждается одно (положи­ тельный герой независим, настойчив, стремится к целям альтруи­ стического характера), а при более глубоком анализе оказывается, что он достигает цели за счет управления другими. По данным М.К. Горшкова и Н.Е. Тихоновой, моральные ценности россиян несколько теряют свою устойчивость, когда речь идет о конкрет­ ных жизненных ситуациях, а не о гипотетических возможностях. Так, например, если выбор между совестью и властью решается с большим перевесом в пользу совести (90% россиян отдают пред­ почтение совести), то выбор между совестью и материальным бла­ гополучием осуществляют в пользу совести лишь 65,4% россиян46. Возможно, нечто подобное происходит и с положительным героем

V. Религиозные и моральные ценности и практики. Глава 12. Елецкая М.А.

523

детского мультфильма, когда он использует в качестве средства власть над другим персонажем. Описанные изменения говорят о том, что в характеристиках пер­ сонажей произошли как незначительные, так и серьезные, значи­ мые изменения. Проведенное исследование дает основание предпо­ ложить, что в образе детского мультипликационного героя проявляются изменения, отмеченные в различных исследованиях о динамике ценностных ориентаций россиян. Многие тенденции, зафиксированные в настоящем исследовании, которые, с одной стороны, традиционны для советской (и российской) мультиплика­ ции, а с другой, —привнесены в нее социальной реальностью пост­ советского периода, характерны для российского общества в целом. Таким образом, полученные данные свидетельствуют о том, что в изменении моральных норм и ценностей, выражаемых в образах героев мультфильмов, проявились изменения в ценностях более широкого масштаба, изменения ценностей населения России.

Список мультфильмов: 1. «Веселая карусель: Погоня», киностудия «Союзмультфильм», 1980 г. 2. «Алиса в стране чудес», объединение художественной анима­ ции «Киевнаучфильм», 1981 г. 3. «Тайна третьей планеты», киностудия «Союзмультфильм», 1981 г. 4. «Он попался!», киностудия «Союзмультфильм», 1981 г. 5. «Алиса в Зазеркалье», объединение художественной анима­ ции «Киевнаучфильм», 1982 г. 6. «Боцман и попугай» (1-ый выпуск), объединение кукольных фильмов «Союзмультфильм», 1982 г. 7. «Веселая карусель: Что случилось с крокодилом?», киносту­ дия «Союзмультфильм», 1982 г. 8. «Бюро находок» (фильм 1), творческое объединение «Экран», 1982 г. 9. «Как старик наседкой был», киностудия «Союзмультфильм», 1983 г. 10. «Веселая карусель: Мышонок и кошка», киностудия «Союз­ мультфильм», 1983 г. 11. «Веселая карусель: Сто пуговиц», киностудия «Союзмульт­ фильм», 1983 г. 12. «Веселая карусель: Лягушонок», киностудия «Союзмульт­ фильм», 1983 г. 13. «Бюро находок» (фильм 1), творческое объединение «Эк­ ран», 1983 г.

524

Тпя линии и инновации в современной России

14. «Ну, погоди!» (выпуск 14), киностудия «Союзмультфильм», 1984 г. 15. «Каникулы в Простаквашино», киностудия «Союзмульт­ фильм», 1984 г. 16. «Трое из Простаквашино», киностудия «Союзмультфильм», 1984 г. 17. «Волк и теленок», киностудия «Союзмультфильм», 1984 г. 18. «Ну, погоди!» (выпуск 16), киностудия «Союзмультфильм», 1986 г. 19. «Веселая карусель: Под елкой», киностудия «Союзмульт­ фильм», 1986 г. 20. «Дом для Кузьки», творческое объединение «Экран», 1986 г. 21. «Фунтик: Неуловимый Фунтик, Фунтик и сыщики, Фунтик и старушка с усами, Фунтик в цирке», творческое объединение «Экран», 1986—1987 гг. 22. «Возвращение блудного попугая» (2-й выпуск), киностудия «Союзмультфильм», 1987 г. 23. «Возвращение домовенка», творческое объединение «Эк­ ран», 1987 г. 24.«Возвращение блудного попугая» (3-й выпуск), киностудия «Союзмультфильм», 1988 г. 25. «Остров Сокровищ», творческое объединение художествен­ ной мультипликации «Киевнаучфильм», 1988 г. 26. «Веселая карусель: Качели», киностудия «Союзмульт­ фильм», 1988 г. 27. «Котенок с улицы Лизюкова», киностудия «Союзмульт­ фильм», 1988 г. 28. «Возвращайся, Капитошка!», творческое объединение худо­ жественной мультипликации «Киевнаучфильм», 1989 г. 29. «Веселая карусель: Почему мне нравится слон», киностудия «Союзмультфильм», 1990 г. 30. «Ну, погоди!» (выпуск 17), АМТ, киностудия «Союзмульт­ фильм» и «Студия 13», 1993 г. 31. «Ну, погоди!» (выпуск 18), АМТ, киностудия «Союзмульт­ фильм» и «Студия 13», 1993 г. 32. «Приключения Мюнхаузена», творческое объединение «Эк­ ран» —студия мультипликационных фильмов, 1995 г. 33. «Веселая карусель: Храбрый король», киностудия «Союз­ мультфильм», 1996 г. 34. «Незнайка на Луне», Студия Ф.А.Ф. и компания «Русское Золото», 1999 г. 35. «Карлик Нос», студия анимационного кино «Мельница», кинокомпания СТВ, служба кинематографии министерства РФ, 2003 г.

V. Религиозные и моральные ценности и практики. Глава 12. Едешсая М.Л.

525

36. «Алеша Попович и Тугарин Змей», студия анимационного кино «Мельница» и кинокомпания СТВ, 2004 г. 37. «Незнайка и Баррабасс», центр национального фильма, сту­ дия ПРО-Класс, Первый канал, 2004 г. 38. «Щелкунчик», Аргус и Ко Интернейшнл, 2004 г. 39. «Князь Владимир», Каскад Фильм, Первый канал и студия «Солнечный Дом-ДМ», 2005 г. 40. «Добрыня Никитич и Змей Горыныч», студия анимацион­ ного кино «Мельница» и кинокомпания СТВ, 2006 г. Примечания 1 См.: Гофман А.Б. Дилеммы подлинные и мнимые, или о культуре мас­ совой и не массовой / / Гофман А.Б. Классическое и современное. Этю­ ды по истории и теории социологии. М: Наука, 2003. С. 739—747. 2 См.: Там же. С. 742-743. 3 Там же. С. 744. 4 Там же. С. 747. 5 См.: Пропп В.Я. Морфология сказки. Ленинград: Academia, 1928. 6 См.: Новик Е.С. Система персонажей русской волшебной сказки// Фольклор и постфольклор: структура, типология, семиотика. http://www.ruthenia.ru/folklore/novik8.htm 7 См.: Мелетинский Е.М. Избранные статьи. Воспоминания. М: РГГУ, 1998. 8 В статье «К вопросу о применении структурно-семиотического метода в фольклористике» Е.М. Мелетинский разделяет два типа анализа: срав­ нительно-исторический и структурно-семиотический. В.Я. Пропп, по мнению Е.М. Мелетинского, удачно использует оба эти типа анализа, иначе говоря, дает синхроническое и диахроническое описание вол­ шебной сказки, в своих работах «Морфология сказки» и «Исторические корни волшебной сказки». См.: Мелетинский Е.М. К вопросу о приме­ нении структурно-семиотического метода в фольклористике / / Фольклор и постфольклор: структура, типология, семиотика, http:// www.ruthenia.ru/folklore/meletinsky5.htm. 9 Мелетинский Е.М. К вопросу о применении структурно-семиотическо­ го метода в фольклористике / / Фольклор и постфольклор: структура, типология, семиотика, http://www.ruthenia.ru/folklore/meletinsky5.htm 10 См.: Баранов А.Н. Введение в прикладную лингвистику. М: УРСС, 2003. 11 См.: Федотова Л. Н. Анализ содержания —социологический метод изу­ чения средств массовой коммуникации. М: Научный мир, 2001. С. 59. 12 См.: Лотман Ю .М .О языке мультипликационных фильмов / / Лотман Ю.М. Об искусстве. СПб: Искусство-СП б, 1998. С. 671-674. 13 См.: Кривуля Н.Г. Лабиринты анимации: Исслед. худож. образа рос. анимац. фильмов второй пол. XX века. М.: Грааль, 2002. 14 В качестве эксперта (а также при разработке схемы контент-анализа) в исследовании принимал участие доктор культурологии, доцент ка­ федры социологии МГИМО К.А. Тарасов, за что мы выражаем ему свою благодарность.

526

Традиции и инновации в современной России

15 См.: Лапин Н.И. Динамика ценностей населения реформируемой Рос­ сии. М.: УРСС, 1996. С. 55-61. 16 Принадлежность к целевой группе означает, что персонаж входит в груп­ пу героев, для которой характерно наличие общегрупповой цели и в кото­ рой каждый человек осуществляет некоторую сообразную этой цели дея­ тельность; принадлежность к нецелевой группе означает, что персонаж принадлежит к группе героев, не объединенных какой-либо целью (на­ пример, к группе друзей, которая существует безотносительно к целям персонажей); отсутствие принадлежности к какой-либо группе означает, что персонаж не является членом какой-либо группы героев вообще. 17 Саспенс (в англ. языке suspense - беспокойство, приостановка; от ла­ тинского глагола suspendere - подвешивать) - это создание напряжен­ ного состояния у зрителя, которое есть результат «драматизации пове­ ствовательного материала фильма, а также наиболее интенсивная подача драматических ситуаций». 18 См.: Жабский М.И., Тарасов К.А., Фохт-Бабушкин Ю.У. Кино в совре­ менном обществе. М.: Белый берег, 2000. 19 При использовании этого средства персонаж совершает насилие над другим персонажем либо физически, с помощью силы, либо с помощью ограничения его свободы, либо морально. «Невооруженная мускульная сила» и «насилие» различаются между собой. Если в первый вариант по­ падают все случаи, когда персонаж для достижения цели применяет си­ лу, но при этом не использует ни оружия, ни технических средств, а так­ же не оказывает принудительного воздействия на кого-либо (например, персонаж открывает запертую дверь с помощью силы), то второй вари­ ант не подразумевает обязательного использования силы, здесь может быть насилие и в моральном плане (например, Баба Яга не выпускает ге­ роя из своей избушки, хотя он стремится вырваться, но при этом не при­ чиняет ему никакого вреда). Таким образом, если насилие может вклю­ чать в себя применение силы, то обратный случай невозможен. 20 Здесь подразумевается применение различных средств, технически пригодных (и используемых на экране) для обороны или нападения. 21 Имеется в виду тотальный контроль над жизнью других персонажей за счет обеспечения не только их материальных, но и духовных по­ требностей. 22 Хотелось бы акцентировать внимание на том, что данное разделение бы­ ло условным: очевидно, что именно позитивные характеристики и дела­ ют героя положительным. Но справедливо и обратное: некоторые харак­ теристики будут оцениваться, исходя из того, каким персонажам они приписываются - положительным или отрицательным (если их нельзя однозначно определить как негативные или позитивные). Таким обра­ зом, данное разделение просто играет роль отправной точки анализа. 23 См.: Лапин Н.И. Динамика ценностей населения реформируемой Рос­ сии. М.: УРСС, 1996. 24 См. Беляева Л А. Социальная стратификация и средний класс в России. М.: Academia, 2001. 25 См.: Левада Ю.А. От мнений к пониманию. Социологические очерки 1993-2000 гг. М: Школа политических исследований, 2000.

Религиозные и моральные ценности и практики. Глава 12. Елецкая М.А.

26 См.: Горшков М. К. Российское общество в условиях трансформации (социологический анализ). М: РОССПЭН, 2000; Изменяющаяся Рос­ сия в зеркале социологии / Под ред. М.К. Горшкова и Н.Е. Тихоновой. М.: Летний сад, 2004; Российская идентичность в условиях трансфор­ мации. Опыт социологического анализа. Отв. ред. М.К. Горшков, Н.Е. Тихонова. М.: Наука, 2005. 27 См.: Изменяющаяся Россия в зеркале социологии / Под ред. М.К. Гор­ шкова и Н.Е. Тихоновой. М.: Летний сад, 2004. С. 160-165. 28 См.: Изменяющаяся Россия в зеркале социологии / Под ред. М.К. Гор­ шкова и Н.Е. Тихоновой. М.: Летний сад, 2004. С. 160-165; Лева­ да Ю.А. От мнений к пониманию. Социологические очерки 1993—2000 гг. М: Школа политических исследований, 2000. С. 22; Беля­ ева Л.А. Социальная стратификация и средний класс в России. М.: Academia, 2001. С. 120-122. 29 См.: БеляеваЛ.А. Социальная стратификация и средний класс в России. М.: Academia, 2001. С. 121-122. 30 См.: Левада Ю.А. Ищем человека. Социологический очерки, 2000—2005. М.: Новое издательство, 2006. С. 352—353. 31 Левада Ю.А. От мнений к пониманию. Социол. очерки 1993—2000 гг. М: Моск. шк. полит, исслед., 2000. С. 527.’ 32 См.: Там же. С. 415. 33 См.: Лапин Н.И. Динамика ценностей населения реформируемой Рос­ сии. М.: УРСС, 1996. С. 61-63. 34 См.: Левада Ю.А.Оъ мнений к пониманию: Социол. очерки, 1993— 2000 гг. М.: Моск. шк. полит, исслед., 2000; Левада Ю.А. Ищем челове­ ка. Социол. очерки, 2000—2005. М.: Новое изд-во, 2006. 35 Левада Ю.А. Ищем человека. Социол. очерки, 2000-2005. М.: Новое изд-во, 2006. С. 253. 36 См.: Там же. С. 252. 37 Изменяющаяся Россия в зеркале социологии / Под ред. М.К. Горшко­ ва и Н.Е. Тихоновой. М.: Летний сад, 2004. С. 121. 38 См.: Левада Ю.А. От мнений к пониманию. Социологические очерки 1993—2000 гг. М: Школа политических исследований, 2000. С. 405-406. 39 См.: Изменяющаяся Россия в зеркале социологии / Под ред. М.К. Гор­ шкова и Н.Е. Тихоновой. М.: Летний сад, 2004. 40 См.: Лапин Н. И. Динамика ценностей населения реформируемой Рос­ сии. М.: УРСС, 1996. С. 65. 41 См.: Изменяющаяся Россия в зеркале социологии / Под ред. М.К. Гор­ шкова и Н.Е. Тихоновой. М.: Летний сад, 2004. С. 163. 42 См.: Кино: пути от фильма к зрителю / Под редакцией М.И. Жабского. М: НИИ Киноискусства, 1998. 43 См.: Там же. 44 См.: Левада Ю.А. Ищем человека. Социологический очерки, 2000—2005. М.: Новое издательство, 2006. С. 252. 45 См.: Изменяющаяся Россия в зеркале социологии / Под ред. М.К. Гор­ шкова и Н.Е. Тихоновой. М.: Летний сад, 2004. С. 121. 46 См.: Изменяющаяся Россия в зеркале социологии / Под ред. М.К. Гор­ шкова и Н.Е. Тихоновой. М.: Летний сад, 2004. С. 136-137.

Сведения об авторах Гофман Александр Бенционович (род. в 1945) —доктор социологиче­ ских наук, профессор, руководитель сектора социологии культуры Института социологии РАН, профессор ГУ —Выс­ шей школы экономики и МГИМО (У) МИД РФ. Автор ра­ бот в области истории и теории социологии, социологии ди­ зайна, моды и массового потребления, в том числе: «Семь лекций по истории социологии» (1995; 9-ое изд. — 2008), «Эмиль Дюркгейм в России. Рецепция дюркгеймовской со­ циологии в российской социальной мысли» (2001), «Класси­ ческое и современное. Этюды по истории и теории социоло­ гии» (2003), «Мода и люди. Новая теория моды и модного поведения» (1994; 3-е изд. —2004). Перевел на русский язык произведения Эмиля Дюркгейма, Марселя Мосса и Анри Бергсона. Темницкий Александр Лазаревич (род. в 1958) —кандидат социоло­ гических наук, доцент кафедры социологии МГИМО (У) МИД РФ, старший научный сотрудник Института социо­ логии РАН. Автор ряда работ в области экономической со­ циологии и социологии труда, опубликованных в журналах «Социологические исследования», «Социология 4М», «Мир России» и др., а также учебных пособий и учебника «Учебное исследование по экономической социологии» (2003). Крылов Валерий Андреевич (род. в 1977) —магистр социологии Выс­ шей школы социальных наук (EHESS, Париж, Франция), докторант Института управления предприятиями Универси­ тета Париж-1 Пантеон Сорбонна, специалист в области со­ циологии организаций и управления, автор статей, опубли­ кованных в российских и французских изданиях. Горюнова Светлана Владимировна (род. в 1984) - научный сотруд­ ник Института социологии РАН, специалист в области эко­ номической социологии. Участвовала в ряде проектов, фи­ нансировавшихся российскими и зарубежными научными фондами (РГНФ, Научный фонд ГУ-ВШЭ, ИНТАС) и под­ готовке аналитических докладов по результатам общерос­ сийских тематических исследований ИКСИ РАН и ИС РАН. Имеет публикации в журналах «Общественные науки и со­ временность», «Социологические исследования», «Социо­ логия: 4М» и др.

Сведения об авторах

529

Хромов Кирилл Александрович (род. в 1982) —младший научный со­ трудник Института социологии РАН, магистрант ГУ —Выс­ шей школы экономики, специалист в области экономиче­ ской социологии и социальной стратификации. Участвовал в исследованиях «Городской средний класс в со­ временной России» (ИС РАН, 2006 г.), «Молодежь новой России: образ жизни и ценностные приоритеты» (ИС РАН, 2007 г.), «Социокультурные предпосылки экономической модернизации России: субъектный подход» (ГУ—ВШЭ, 2006-2007). Грязнова Ольга Станиславовна (род. в 1979) —магистр социологии, младший научный сотрудник Сектора социологии культуры Института социологии РАН. Автор статей и переводов по ис­ торической и политической социологии. Имеет публикации в журналах «Социологический журнал», «Социологические исследования», «Вестник общественного мнения» и «Отече­ ственные записки». Зудин Алексей Юрьевич (род. в 1953) - политолог, доцент кафедры публичной политики ГУ - Высшей школы экономики, ру­ ководитель департамента политологических программ Центра политических технологий. Занимается исследовательской деятельностью, политическим консалтингом и преподаванием. Автор более 150 научных ра­ бот, опубликованных в России и других странах, в том числе: «Истоки перемен. Культурная трансформация позднесовет­ ского общества» (1999); «Россия, 1998—2001 гг.: путь к новой идеологии» (2001); «“Культура имеет значение”: к предысто­ рии российского транзита» (2002); «Российские элиты при В. Путине» (2004); «Режим В. Путина: трансформация за гра­ ницами “третьей волны”» (2005); «Политический режим в России в преддверии новой трансформации» (2006). Ковенева Ольга Владимировна (род. в 1980) —аспирант Института социологии РАН, докторант Высшей школы социальных на­ ук (EHESS, Париж); магистр социологии (французская сте­ пень), специалист в области социологии политики, города и окружающей среды. Опубликовала ряд статей в журналах и сборниках, в том числе в журналах «Неприкосновенный запас», «Человек» и «Социологический журнал». Ипатова Лиана Петровна (род. в 1975) — кандидат социологиче­ ских наук, координатор образовательных программ Центра

Традиции и инновации в современной России

социологического и политологического образования Инсти­ тута социологии РАН, младший научный сотрудник Инсти­ тута социологии РАН. Специалист в области социологии ре­ лигии и исследования социальных движений, автор ряда статей по данной проблематике.

Сабирова Гюзель Ансаровна (род. в 1971) —кандидат социологиче­ ских наук, ведущий научный сотрудник НИЦ «Регион» Уль­ яновского государственного университета. Автор ряда статей в российских, английских и немецких сборниках об исламе в России, женских устных историях, евразийской идентич­ ности и др. Проводила полевые исследования в Татарстане, Дагестане, Абхазии, Киргизии. Елецкая Мария Александровна (род. в 1983) —аспирант Института социологии РАН, социолог ЗАО «Демоскоп», специалист в области изучения ценностных ориентаций населения.

Указатель имен Августин Блаженный 352 Аверьянов В.В. 112 Авраамова Е.М. 237, 253, 254 Александер Дж. 127, 128, 177 Александров Б.А. 11 Алексеев В.В. 55, 59 Алексеев И. 493 Алексей Михайлович 410 Алмонд Г.А. 257, 303 Алпатов Ю. 403—406 Аникин В.А. 236, 237, 254 Апресян Е.Г. 181 Артемов В.М. 177 Архипов Владимир, свящ. 439,440,456 . Асад Т. 460, 492 Асадуллаев Ш. 464 Ахиезер А.С. 41, 60, 129, 177, 178 Ачкасов В.А. 54 Баканова А. А. 454 Бакунин М.А. 41 Бакштановский В.И. 181 Балабанов М.С. 178 Баньковская С.П. 108, 110 Баранов А. Н. 525 Барлас А. 463,492 Барсукова С. Ю. 175 Бауман 3. 176 Безансон А. 28, 58 Бек У. 21, 57 Беленький В.Х. 175 Беляева Л.А. 237, 513, 514, 526 Бенетон Ф. 106 Бергер П. 416,450 Бергсон А. 102 Бердяев Н.А. 27, 28, 42, 58,60, 411 Берелович A. (Berelowitch А.) 355, 402 Бёрк Э. 63,66, 76 Берри Д. В. 206 Бессокирная Г.П. 175, 176, 180 Бизюков П.В. 176 Бикбов А.Т. 111 Бирман И. 181

532

Традиции и инновации в современной России

Блаватская Е.П. 418 Болтански Л. (Boltanski L.) 208, 349, 351-355, 367, 376, 377, 381, 396, 399, 400, 403-406 Бом М. 201, 208 Бональд Л. де 66,68, 76 Бондаренко В.А. 237 Борисов В.А. 175, 176 Боссюэ Ж. Б. 352 Бугле С. 97 Будон P. (Boudon R.) 60, 61, 106, 348 Булавка Л.А. 180 Булгаков С .Н .411 БунчакЯ. 177 Бурдьё П. (Bourdieu Р.) 348-351, 354, 355, 399, 402 Бызов Л.Г. 177, 341 Вайнштейн Г.И. 344, 398 Внтьс П 453 Вебер М. 35, 63, 77-89, 95,99, 108-110, 127, 129 Вевёрка М. (Wieviorka М.) 355,402 Веденеева В.Т. 175 Верба С. 257 Верховский А. 450 Витгенштейн Л. 461 Вишневский А.Г. 38, 59, 181 Волков В. 397 Воронцова Л.М. 450 Ворошилов К.Е. 33 Гагарин Ю.А. 288—290 ГазмановО. И Гайдар Е.Т. 288-290 Гайденко П.П. 108 Гвоздев С. 178—180 Генон Р. 106, 112 Герман Ю.П. 406 Герцен А.И. 41, 60 Герчиков В.И. 175 Гидденс Э. 18, 21—23, 56, 57 Гимпельсон В.Е. 175 Гитлер А. 300 Глебова И.И. 49, 54,61,62 Гоббс Т. 353 Говорухин С.С. 11 Голов А.А. 341, 451 Гончаров Н. 378 Горбачёв М.С. 261—265 Гордон Л .А. 181, 355, 402, 403

Указатель имен

533

Горшков М.К. 55, 61, 62, 181, 237, 253, 254, 513, 514, 516, 517, 520, 522, 526, 527 Горюнова С.В. 211, 236, 237, 254, 528 Гофман А.Б. 9, 56-58, 63, 106, 107, 109-111, 176, 305, 339, 350, 351, 394, 395, 399,400,406,495, 524, 528 Гране М. 97 ГригорьевС.И. 176 Гриньон К. 14, 55 Грунт 3.А. 60 Грушин Б.А. 176 Грязнова О.С. 257, 305, 529 Гуго Г. 67 Гудков Л.Д. 44, 54, 61, 260, 278, 286, 290, 304, 305, 339, 343 Гутуров В. 397 Гюйо Ж .-М . 92 Давыденков Олег, иерей 449 Давыдов А.А. 177 Давыдов Ю.Н. 108 Давыдова Н.М. 237 Даль Р. 340, 342 Дасен П.Р. 206 Дементьев Е.М. 178 , 182 Джемс У. 400 Дмитриев П.Н. 179 Добродеев О. 452 Донова И.В. 175 Досе Ф. (DaucH F.) 354, 355, 402, 403, 405 Досс Ф. (Dosse F.) 349, 399 Дробижева Л.М. 57, 176, 179, 339 Дубин Б.В. 54, 260, 280, 286, 294, 299, 303-305, 339, 343, 403, 454 Дубов И.Г. 452 Дьюзенберри Дж. 240 Дьюи Д. (Dewey J.) 400 Дюркгейм Э. 19, 29, 30,41,42, 58—60, 88—97, 99, 102, 109—111 Елецкая М.А. 495, 530 Ельцин Б.Н. 261-265, 304 Жабский М.И. 518, 525, 527 Железнякова С.И. 178 Забегалова Е. 378 Зарубина Н.Н. 108, 177 Заславская Т.И. 55, 174, 176 Захаров Н.Л. 178 Зверева Г.И. 54, 55, 61 Здравом ыслов А. Г. 180

534

Тпялипии и инновации в современной России

Зильберман Д.Б. 56 Зиммель Г. 423 Зорин A.JI. 406 Зудин А.Ю. 306, 339, 341-343, 529 Иван IV Грозный 410 Игнатьева Ю. 403—406 ИльюховА.А. 179 Иордан М.В. 493 Ипатова Л.П. 409, 453, 530 ЙоасХ. 110 Каариайнен К. 450 Кабе Э. 70 Каганович Л.М. 33 Каллон М. 349, 400, 401 Кальвин Ж. 88 Капустин Б. Г. 55 Каради В. 60, 111 Карачаровский В.В. 180 Карпушин В.А. 56 Кастанеда К. 418 Кастельс М. 222, 237 Касьянов М.М. 309 Касьянова К. 180, 181 Кертман Г.Л. 308, 339, 340 Кирдина С. Г. 40, 59 Кириченко О. В. 456 Клейнборг Л.М. 179 Климов И.А. 317, 341 Климова С. 340 Клопов Э.В. 176,355,402 Клямкин И.М. 46, 61, 62, 343 Ковенева О. В. 344, 399,404,405, 529 Козина И.М. 175 Козлов В.Д. 175 Козлова Т.З. 181 Козырева П.М. 55 Козьмин Б.П. 178 Колесин И.Д. 177 Кондорсе Ж.-А. 68 Константиновский Д.Л. 180 Конт О. (Comte А.) 30, 67-73, 75, 89, 93, 94, 96 Коркюф Ф. 400, 401 Коробков Ю.Д. 177-179, 182 Котов В. 378 Кочеткова А. В. 203, 208

Указатель имен

535

Кравченко А.И . 181

Крамер Г. 172 Кревневич В.В. 182 Крельберг Ю.М. 237 Кремер А. ( Kraemer А.) 476,492,494 Кривуля Н.Г. 525 Крозье М. (Crazier М). 206, 348 Кропоткин П.А. 41 Кротов Яков 450 Крылов В.А. 183, 207, 208, 528 Кузеев Р. Г. 493 Кузнецов С.В. 438, 455 Курилкин А. Р. 61 Кутковец Т. 46,61, 62, 343 Кюэн Ш.-А. 110 Лапин Н.И. 129, 177, 179, 513, 515, 517, 525, 526 Лапыгин Ю.Н. 180 Латур Б. 23, 24, 57, 349, 400, 401 Лафай К. 353, 381,382 Лебон Г. 87 Левада Ю.А. 44, 48, 54, 61, 62, 176, 181, 261, 263, 303-305, 513-516, 519, 521,526, 527 Левина М.И. 108 Левинсон А.Г. 342, 343 Левит С.Я. 56, 57 Левкович В.П. 57 Левченко И.Е. 178 Лежнина Ю.П. 236, 237, 254 Лейпхарт А. 343 Ленин В.И. 9, 30, 33, 35, 37, 59, 141 Логашева Б.-Р. 492 Локосов В. 450, 452,453, 455 Ломоносов М.В. 405 Лотман Ю.М. 498, 525 Лофланд Дж. 424 Лужина Л.А. 378, 379 Лужков Ю.М. 348, 393, 464 Лукман Т. 416, 450 Лукьянова Т.Н. 179 Лункин Р.Н. 451, 490 Львов Д.С. 181 Лэйард P. (Layard R.) 36, 59 Лютер М. 84, 88 Магун B.C. 175, 180 Макинтайр А. 460,489 МакЛеннан Г. 128

53 6

Традиции и инновации в современной России

Максимов Б.И. 175, 176 МалеваТ. 237, 253 Манен Б. (Manin В.) 377, 378, 385, 405, 406 Манн Т. 11 Манхейм К. 47, 48, 62 Маркарян Э.С. 16, 56 Маркс К. 30, 38, 6 9 -7 3 , 75, 77, 89, 93, 97, 106, 107, 129, 350, 417 Маршак А.Л. 178 Матета И. 379 Мать Мария (Скобцова) 430, 435, 437, 454 Махмуд С. (M ahm ood S.) 463, 492 Махмудов Р. 378 Маяковский В.В. 58 Медведев Г.Ф. 208 Медведев Д.А. 412 Мейе А. 97 Мелетинский Е.М. 497, 525 Мелин X. 175 Мертон Р. 46, 59, 93 Местр Ж. де 66—68 М ещеринов Петр, игумен 451 Мироедов А.Н. 180 М иронов Б.Н. 179 М ирошниченко Н.С. 175 Митрофанова А.В. 433, 436, 437, 450, 455 Митрохин Н. 411, 432, 436, 437, 450, 455 Митрохин С.С. 389, 3 9 2 -3 9 4 , 406 Михайлюк М.В. 237 Михалков С. В. 11 Молотов В.М. 33 Монтескье Ш. 54, 63, 64, 67, 96, 106 Морозов А.О. 431, 432, 436, 437, 450, 454 Московичи С. 455 М осс М. 27, 42, 58, 60, 9 7 -1 0 1 , 111 Мусина Р.Н. 493 Мухамедьяров Ш .Ф. 492 Мухаметшин P.M. 491, 493 Назимова А. К. 175 Наумова Н.Ф. 55 Ниворожкина Л.И. 237 Никитин В.Н. 451 Нисбет Р. 54 Ницше Ф. 350 Новик Е.С. 497, 524 Нуреев P.M. 180 Оболенский В.А. 398

Указатель имен

Овсянников В. 378 Озеров И.Х. 178 Олейник А.Н. 189, 207,208 Омельченко ЕЛ. 493 Орлов Р. 406 Оукшот М. 97, 106, 111 Пажитнов К.А. 136, 178 Пайн Э.А. 61 Панов П.В. 340 Панюшкина J1. 378 Паркер Дж. 36, 59 Парсонс Т. 19, 80, 90, 93, 109, 129, 162, 181, 426 Паскье Д. (Pasquier D.) 352, 399, 400 Пассерон Ж.-К. (Passeron J.-C.) 14, 55 Пастухов В. Б. 398 Патрушев В.Д. 180 Патрушев С. В. 40, 60 Петр I 133, 134,410, 430 Петров Н. 397 Петухов В.В. 62 Печерская Н.В. 401 Пивоваров Ю.С. 40, 60 Пирс Ч. 400 Платон 162 Плахов В.Д. 56 Плинер Ю.Е. 176 Подвойский Д. 305 Поплавская Х.В. 456 Поппер К. 162, 181 Пропп В.Я. 497, 524, 525 Пуртинга А.Х. 206 Путин В.В. 288-290, 309, 310, 315-317, 339, 344, 388, 412, 450 Пушкин А.С. 42 Пьянкова В. 403—405 Радаев В.В. 11,55, 175,212, 237,253 Рамбо Л. 424 Ратенау В. 35, 59 Рафаил (Карелин), архимандрит 409, 449 Редфидд Р. 47, 48, 62 Рейнджер Т. 17 Рикёр П. 461, 492 Рисмен Д. 434 Ричардсон Дж. 424 Ройтман Л. 404 Ролз Дж. 353, 401 Ротберг Р.И. 303

537

538

Традиции и инновации в современной России

Рощ инаЯ .М . 253, 254 Рубакин Н.А. 107 Руссо Ж .-Ж . 96, 353 Рыбко Сергий, иеромонах 456 Сабирова Г.А. 457, 493, 530 Савельев О. 340 Савиньи К. фон 67 Сандомирская И. 386, 406 СарноА .А . 177 Седов JI.А. 341, 343 Седова Н.Н. 253 Семилет Т.А. 176 Сен-С им он К.А. де Рувруа 30, 69, 89, 94, 353 Сенсолье Р. 198, 206, 208 Сергеев Н.В. 237 Сергеева О. 378 Сефай Д. (Cefai D.) 352, 399, 400 Сиволапов А.В. 177 Сигалл М.Х. 206 Синелина Ю. 441 Сириянен С. 424 Скобцова М. см.: Мать Мария (Скобцова) Слободской А. 207, 208 СмитА. 67, 76, 353 Соболева О.А. 176 Согомонов А.Ю. 176 Согомонов Ю.В. 181 Соколов Владимир, свящ. 450 Сократ 96 Солженицын А.И. 28, 50, 52, 62 Соловьев B.C. 411 Солодовник С. 452 Сорокин П.А. 128, 129, 177 Спенсер Г. 7 3 -7 7 , 89, 107 Спиноза Б. 64 Сталин И.В. 33, 277, 2 8 8 -2 9 0 , 2 9 9 -3 0 1 , 305 Старикова Е.Н. 455 Старк Р. 424 Степанов Е.И. 398 Стефаненко Т. Г. 455 СтребковД.О. 240, 241, 254 Табатадзе И.А. 177 Тайлор Э. 74 Тарасов К.А. 525 ТардГ. 77, 8 7 , 9 1 , 9 5 Тевене М. (Thevenet М.) 186, 2 0 6 -2 0 8

Указатель имен

539

Тевено Л. (Thevenot L.) 349, 351-355, 367, 376, 377, 381, 382, 396, 399-406 Тейлор Ч. (Taylor Ch.) 461, 492 Темницкий А.Л. 115, 174-176, 179, 180, 207, 208, 528 Тённис Ф. 89 Типпетг А. 424 Тихонова Н.Е. 55, 61, 236, 237, 253, 254, 516, 517, 520, 522, 526, 527 Томпсон Дж.Б. 22, 23, 57 Трапкова А.В. 62 Трошин К.Е. 175 Трушков В.В. 174—176, 180 Туган-Барановский М.И. 178 Тукай Г. 470 Турен А. 348, 354, 355, 402 Тюгашев Е.А. 177 Убиенных Т.Н. 179 Уилкс С. 169 УкупникА. 378, 379 Уолзер M.(Walzer М.) 353,401 Усенин В.И. 182 Фадеева Л.А. 340 Федоров В.А. 452, 455 Федотов Г.П. 42,60 Федотова В. Г. 55 Федотова Л.Н. 525 Фейербах Л. 70, 106 Фельдхофф Ю. 176, 207 Ферретги М. 59 Филатов С. Б. 450,490 Филиппов А.Ф. 108, 109 Фирсов Б.М. 180 Флоренский П.А. 411 Фоконне П. 98, 111 Формизано Р. 303 Фохт-Бабушкин Ю.У. 525 Фридберг Э. (Friedberg Е.) 206 Фролов С.С. 206 Фулье А. 38 Фурман Д. Е. 450 Фуфаев Е. 378 Хабермас Ю. 352 Хайек Ф.А. 76, 107, 108 Хайретдинов Д. 492 Хакамада И.М. 357 Халид А.А. (Khalid А.А.) 468, 493

540

Традиции и инновации в современной России

Халий И.А. 355, 398, 403 Хальбвакс М. (Halbwachs М.) 63, 100, 102, 105, 111, 112 Харчев К.М. 452 Хлопин А.Д. 60 Хобсбаум Э. 17, 56, 62 Холл Э. (Hall Е.) 206 Холл Т. 184 Хофштед Г. (Hofstede G.) 206 Хромов К.А. 238, 529 Хрущёв Н.С. 30, 33, 277 Цвылев Р.И. 175 Цеханская К.В. 453 Цой В. 266 Чаадаев П.Я. 9, 10, 54 Червонная С.М. 493 Черных А.И. 59 Чернышев С.Б. 55 Чернявская А. Г. 450 Чеснокова В.Ф. 450,451 Чубайс И. 181 ЧубарьянА.О. 178 ЧураковД.О. 175 Шанин Т. 179 Шатохин С.М. 181 Шацкий Е. 16, 56, 180 Шершнева Е.Л. 176, 207 ШилзЭ. 16, 56 Шкаратан О.И. 180, 237 Шматко Н.А. 111,355 Шмидт Д. 344, 397, 398 Шпенглер О. 17 Штомпка П. 46, 62, 121, 176, 181, 287, 305 Шульгин В.В. 28, 29 Шейн Э. 206 Щипков А. В. 436, 451,455 Эдвардс Л. 305 Эйдельман Я.Л. 179—181 Элазар Д.Дж. 257, 303 Эммонс Р. 454 Энгельс Ф. 106, 107 Эрнст К. 452 Юнг К. Г. 17, 112,436

Указатель имен

Ядов В.А. 55, 163, 175, 179-181 Яковенко И.Г. 40, 60 Яковлева Е. 455 Яницкий О.Н. 355, 402, 403 Янов А. 36, 59 Ярцева О. 402 Ясин Е.Г. 60 Adam В. 57 Affichard J. 401 Amir-Moazami Sch. 492 Arigis С. 208 Baker W.E. 61, 62 Barsoux J.-L. 208 Benatouil T. 399 Dubet F. 402 Durand C. 208 Eisenstadt S.K. 55 Fathi H. 492 Foucauld J.-B. 401 Foxley A. 402 Gross D. 57 Heelas P. 57 Hirschman A. 402 Inglehart R. 61,62 Joseph I. 400 Karsenti B. 400 Lafaye Cl. 401,405 Lamont M. 401 Lash S. 56, 57 McPherson M.S. 402 Morris P. 57 Munro N. 61, 62 O’Donnell C. 402 Pierre Ph. 208

541

Quere L. 400 Ro’i Y. 493 Schneider S. 208 Sica A. 399 Stavo-Debauge J. 400 Trom D. 400 Turner St. 399 Welch S. 303 Wilson H.T. 109

Оглавление Предисловие ................................................................................ 5 I. Теория, история, современность Глава 1. А.Б. Гофман. От какого наследства мы не отказываемся? Социокультурные традиции и инновации в России на рубеже XX—XXI в ек о в .................................................................9 Глава 2. А.Б. Гофман. Теории традиции в социологической традиции: от Монтескье и Бёрка до Вебера и Хальбвакса___63 II. Культура труда и управления Глава 3. А.Л. Темницкий. Традиции и инновации в трудовой куль­ туре российских рабочих.............................................................115 Глава 4. В.А. Крылов. Некоторые черты и тенденции рашитии управленческих культур российских предприятий............... IK t III. Экономическое сознание и экономическое монои'нис Глава 5. С.В. Горюнова. Инновационное и традиционное в сознании и поведении городского ерошен» млеси iI Глава6. К.А. Хромов. Мотивы и модели иоиоюшн шнгнгиии на финансовых рынках: ни пиле пошипи >К модернизационных теорий ........... IV. Политическая и гражданский культура Глава 7. О.С. Гряшова. Оценки прошлою, политическим символика и российская политическая культура ................. 257 Глава 8. А.Ю. Зудин. Массовое сознание и политические инновации: опыт последнего десятилетия ............................. 306 Глава 9. О.В. Ковенева. О старом и новом в практиках гражданского участия: динамика митинга наших д н е й ........344 V. Религиозные и моральные ценности и практики Глава 10. Л. П. Ипатова. Современные особенности освоения православной традиц ии............................................. 409 Глава 11. Г.А. Сабирова. Мусульманские идентичности и дискурсивная традиция ислама в постсоветской России . .457 Глава 12. М.А. Еищыая. Эволюция ценностных ориентаций россиян: положиicjii.iii.ie и отрицательные герои российских мулмфильмон 1980—2005 годов........................... 495 Сведения об л и т р а х ........................................................................ 528

Указатель имен. ( 'оениппель И.И. Реме шва

531

НАУЧНОЕ ИЗДАНИЕ

Humanitas ТРАДИЦИИ И ИННОВАЦИИ В СОВРЕМЕННОЙ РОССИИ. СОЦИОЛОГИЧЕСКИЙ АНАЛИЗ ВЗАИМОДЕЙСТВИЯ И ДИНАМИКИ

Корректор Н.С. Сотникова Компьютерная верстка Г.В. Славинская, О.А. Зотов

Лицензия ЛР № 066009 от 27.07.1998. Подписано в печать 15.07.2008. Гарнитура NewtonC. Формат 60x90!/i6. Бумага офсетная № 1. Печать офсетная. Уел. печ. л. 33. Уч.-изд. л. 31. Тираж 800 экз. Заказ 5665 Издательство «Российская политическая энциклопедия» (РОССПЭН). 117393, Москва, ул. Профсоюзная, д. 82. Тел.: 334-81-87 (дирекция). Тел.-факс: 334-82-42 (отдел реализации). Отпечатано с готовых файлов заказчика в ОАО «ИПК «Ульяновский Дом печати». 432980, г. Ульяновск, ул. Гончарова, 14