Восставшая из пепла. Европейская экономика в XX веке

МИР В НАЧАЛЕ ТЫСЯЧЕЛЕТИЯ ВОЗВРАЩЕНИЕ ЕВРОПЫ В московском издательстве "Academia" завершается подготовка к выпуску в свет книги В. Иноземцева и Е. Кузнецовой "Возвращение Европы", а в середине 2002 г. планируется выход ее англо- и франкоязычной версий в издательствах "Transaction Publishers" (США) и "Librairie L'Harmattan" (Франция). Книга вряд ли останется незамеченной научной общественностью, причем не только экономистами, но также социологами, политологами и философами. В первые годы нового века молодые исследователи ставят под сомнение укоренившиеся взгляды относительно экономического, политического и культурного доминирования США в современном мире. Они показывают, что 80-е и 90-е годы, радикально изменившие облик планеты (вспомним такие события, как распад СССР, кризис новых индустриальных стран Азии, беспрецедентное геополитическое усиление США), ознаменовались также не столь заметным, но от этого не менее значимым процессом: объединением Европы, фактически уже превратившим ее в мощную сверхдержаву качественно нового типа. Анализируя экономические, социальные, геополитические и культурные тенденции развития современной Европы, В. Иноземцев и Е. Кузнецова обнаруживают источники ее прогресса там, где российские и зарубежные исследователи долгие годы видели лишь предпосылки отставания и упадка. Они доказывают, что в условиях становления постиндустриальной хозяйственной системы и пострыночного общества Европа имеет потенциал для поступательного развития, не сравнимый ни с американским, ни с азиатским. Работа основывается на богатом фактическом и теоретическом материале; авторы вводят в отечественный научный оборот более тысячи книг и статей, изданных в США и европейских странах в 1998-2001 гг. Журнал "МЭ и МО" предлагает читателям серию статей, в которых будут представлены основные положения и выводы крупномасштабного исследования, предпринятого В. Иноземцевым и Е Кузнецовой. В статьях рассматриваются хозяйственные, социальные, геополитические и социокультурные аспекты лидерства Европы в XXI в. ВОССТАВШАЯ ИЗ ПЕПЛА: ЕВРОПЕЙСКАЯ ЭКОНОМИКА В XX ВЕКЕ (Статья первая) ©2002г. В. Иноземцев1 Всего год назад человечество перевернуло последнюю страницу истории самого драматичного, а во многом и трагичного столетия, которое мы предпочитаем называть веком неопределенности2. Невиданный в прежние эпохи динамизм развития в значительной мере определялся и определяется технологическим и хозяйственным прогрессом, постоянно ускорявшимся на протяжении XX в. Экономическая картина, которую мы наблюдаем сегодня, разительно отличается от той, что сложилась к концу XIX столетия, но за всеми видимыми отличиями скрыто важное сходство, которое не может и не должно игнорироваться или забываться. 1

ИНОЗЕМЦЕВ Владислав Леонидович, доктор экономических наук, директор Центра исследований постиндустриального общества, заместитель главного редактора журнала "Свободная мысль - XXI". 2 Ввиду ограниченности места редакция вынуждена снять сноски, содержащие использованный автором обширный научный аппарат. Заинтересованные читатели могут получить полный список всех имеющихся в оригинале библиографических ссылок и примечаний по электронной почте, обратившись по адресу: <[email protected]>.

Встретив XX в. на вершине своего экономического и политического могущества, приветствуя его наступление как эру всеобщего мира, Европа прошла через две разрушительные мировые войны, была разделена надвое противостоящими идеологическими системами, казалась окончательно сломленной экономическим превосходством не только Соединенных Штатов, но даже поверженной во Второй мировой войне Японии. Несмотря на это, Европа завершила столетие как практически равная США по мощи хозяйственная система, как лидер в области внешней торговли и иностранных инвестиций, как прочный союз стран и народов, сохранивший и приумножающий все богатство их культуры. Таблица 1. Доля стран и регионов в мировом промышленном производстве, % 1750 г. Великобритания 1.9 Австро-Венгрия 2.9 Франция 4.0 Германия 2.9 Италия 2.4 Европа в целом 23.2 Китай 32.8 Индия 24.5 Япония 3.8 США 0.1

1830 г.

1900 г.

9.5 3.2 5.2 3.5 2.3 34.2 29.8 17.6 2.8 2.4

18.5 4.7 6.8 13.2 2.5 62.0 6.2 1.7 2.4 23.6

Источник: Kennedy P. The Rise and Fall of Great Powers: Economic Change and Military Conflict from 1500 to 2000. L., 1988. P. 190.

Как это стало возможно? Что позволило европейцам выстоять в экономическом соперничестве с США и добиться явного превосходства над Японией? И, наконец, какие мифы по сей день мешают признать масштаб европейских хозяйственных успехов? Этим вопросам мы посвящаем первую из наших статей. ЭКОНОМИЧЕСКИЙ РОСТ В ЕВРОПЕ: ИЛЛЮЗИИ И ФАКТЫ В 80-е и 90-е годы в литературе был популярен тезис об устойчивом отставании европейских стран от США и Японии по темпам экономического роста. Для такой точки зрения были основания: в 50-е и 60-е годы Япония демонстрировала ежегодный прирост ВНП в среднем на 9.4% [2], тогда как в Западной Германии эта цифра не превышала 6.3, в Италии - 5.6, а во Франции - 5% [3]; в 90-е годы первенство перешло к США, где темпы роста ВНП в 1992-1999 гг. составляли в среднем 3.9% в год (5.2% в 2000 г. [4]), в то время как в ЕС - 2.2% [5]. Когда мы говорим о Японии, речь идет о классическом образце догоняющего развития, обеспечивающего ускоренный промышленный рост на основе импортированных технологий и наращивания объемов применяемых труда и капитала. Не следует забывать, что в Японии доля инвестиций в ВНП выросла в 1955-1980 гг. с 17 до 35%, тогда как отдача на вложенный капитал упала с 34 до 8% [6], а производительность экономики в целом застыла на уровне 65% американской [7]. Иное дело США. Здесь хозяйственный рост был обеспечен радикальным изменением структуры экономики за счет стремительного расширения информационного и коммуникационного секторов (с 3.4 до 6.8% ВНП [8]), повышения внутреннего спроса (в среднем на 5.3% ежегодно), превосходившего динамику ВНП, и гигантского притока инвестиций, не в последнюю очередь обусловленного спекулятивным вздуванием котировок на фондовом рынке (принесшим американским инвесторам 5.5 трлн. долл. за один лишь 1999 г. [9]).

Как в той, так и в другой ситуации факторы быстрого экономического роста имели несколько искусственный характер. В Японии таким фактором служил экспорт, поглощавший до 60% всего прироста промышленной продукции [10], в США - высокий спрос на инвестиционные товары со стороны американских компаний (затраты на эти нужды в 1995-2000 гг. росли на 13% в год [11], а в I кв. 1998 г. и I кв. 2000 г. были установлены абсолютные рекорды, составившие 26.7 и 25.2% в годовом исчислении соответственно [12]). Для европейцев же ориентиром был внутренний спрос на конечную продукцию. Они наращивали торговые операции внутри ЕС и при этом, уступая Японии в 60-е годы и США в 90-е, уверенно обгоняли в 60-е США, а в 90-е - Японию. Теперь (факторы, ускорявшие развитие обоих прежних лидеров, в значительной мере себя исчерпали, и в 12001 г. ЕС впервые обошел по темпам экономического роста и США, и Японию. В чем же кроется загадка европейского успеха? Для ответа на этот вопрос необходимо рассмотреть проблему европейского экономического роста с позиций исторической перспективы. В этом случае мы увидим, что Европа, будучи на протяжении деков центром хозяйственных и социальных инноваций, прочно заняла место экономического лидера лишь относительно недавно, сумев воспользоваться плодами промышленной революции XVIII-XIX вв. Еще в 1750 г., уступая по доле ремесленного и промышленного производства Китаю и даже Индии, к началу XX в. она стала мировым хозяйственным лидером (см. табл. 1). Это обеспечило ей и политическую гегемонию: если в 1800 г. под контролем европейских стран было 35% политической карты мира, то в 1878 г. эта цифра выросла до 67, а к 1914 г. - до 84% [13]. Строго говоря, периодом европейского экономического доминирования был лишь исторический отрезок, ограниченный 1789-1914 гг., называемый иногда the long nineteenth century. В это время хозяйственные системы европейских стран развивались на собственной основе, не копируя чужие достижения и не имея источников внешних инвестиций. История не знает аналогов столь стабильного и быстрого самостоятельного экономического роста. Здесь уместно отметить, что хозяйственное возвышение Соединенных Штатов в первой половине XX в. было не только следствием их собственных успехов, но и результатом саморазрушения европейских экономик, имевшего по меньшей мере три измерения. Во-первых, в конце XIX и первой половине XX в. Европу постигли демографические потери, не имевшие прецедентов в мировой истории. Только с 1846 по 1939 г. в поисках лучшей доли ее пределы покинули не менее 60 млн. человек [14]. Чтобы представить себе масштаб этой цифры, достаточно заметить, что в 1900-1913 гг. Великобритания, Испания, Португалия и Италия теряли из-за эмиграции от 1.03 до 1.63% своего населения (притом самого активного) ежегодно [15]. В 1914-1919 гг. в результате Первой мировой войны Франция и Германия утратили по 10% мужской рабочей силы, Россия - 8, Италия - 6, а Великобритания - 5% [16]. В годы Второй мировой войны военные потери сражавшихся сторон достигли 17 млн. человек, а потери гражданского населения превысили 20 млн. [17]. Таким образом, менее чем за столетие демографический ущерб Европы составил почти 100 млн. человек, что соответствовало 1/3 численности ее населения по состоянию на 1850 г. Во-вторых, хозяйство Европы было разрушено двумя мировыми войнами. Сокращение ВНП на 15-30% в годы Первой мировой войны не было компенсировано даже быстрым ростом в 20-е годы. Рассчитанный за весь период 1913-1929 гг. промышленный рост Австрии не превышал 0.3% в год, Великобритании - 0.9, Франции 1.9, Германии - 1.2% [18]. В 1929 г. вошедшая в фазу рецессии американская экономика спровоцировала мировой экономический кризис. Как следствие, к 1933 г. промышленное производство в основных континентальных странах сократилось на 40-50%; итальянская экономика была отброшена на уровень 1921 г., французская - 1919 г., а немецкая - на уровень 1908 (!) г. [19]. Последовавшая за коротким промежутком неустойчивого хозяйственного роста Вторая мировая война, казалось, поставила жирную точку в

экономической истории Европы: в 1945 г. ВНП Италии находился на уровне 1909 г., Германии - 1908 г., Франции - 1891 г., Австрии-1886 г. [20]. Доля же США в мировом валовом продукте достигла 45% [21], а их превосходство в технологической области даже не поддавалось оценке. В-третьих, Европа вышла из войны в состоянии нравственного шока. Наиболее развитая в экономическом отношении страна континента, Германия, оказалась поверженным агрессором, обвиненным в преступлениях против человечности и разделенным между победителями. В Испании, Португалии и Греции сохранились полуфашистские режимы, Франция надолго запятнала себя сотрудничеством с нацистами. Справившаяся с угрозой нацизма лишь при помощи СССР и США, Европа стала разменной монетой во всемирной игре новых великих держав. Она была ослаблена в хозяйственном отношении, дезориентирована политически, лучшие европейские умы оказались за океаном. На сорок долгих лет континент был разделен "железным занавесом". В этих условиях трудно было предположить, что к концу XX в. Европа вновь станет мировым лидером в производительности, торговле, инвестициях, политических и социальных технологиях. Тем не менее уже в первое послевоенное десятилетие, достигнув предвоенного уровня хозяйственного развития в 1949-1951 г., европейские страны опередили Соединенные Штаты по темпам экономического роста. Как мы уже отмечали, на протяжении 50-х и 60-х годов среднегодовой темп прироста ВНП составлял (%): в Западной Германии - 6.3, Италии - 5.6, во Франции - 5, тогда как в США не поднимался выше 3.5. В конце 70-х годов Германия, чей ВНП вырос с 32 млрд. долл. в 1952 г. до более чем 600 млрд., обошла США по размеру располагаемого национального дохода на душу населения (10.8 тыс. долл. против 9.6 тыс. [22]). При этом с 1950 по 1973 г. производительность в Западной Европе росла в среднем на 4.7% в год, тогда как в США - лишь на 2.9% [23]. Если в 1950 г. средний уровень производительности составлял в Италии 34% американской, в Германии - 35, а во Франции - 45%, то к началу 90-х годов - 85, 95 и 102% соответственно [24]. Важнейшим источником быстрого развития европейских экономик стала их высокая открытость: с 1950 по 1987 г. доля экспорта в ВНП Швеции выросла в 2.3 раза, Франции - в 2.8, стран Бенилюкса - в 4, Италии - в 4.7, Австрии - в 5, а Германии - в 5.3 раза; в США она увеличилась за тот же период лишь на 90% [25]. Хозяйственные системы европейских стран быстро обретали черты постиндустриализма. Непосредственно после окончания Второй мировой войны до 50% населения Европы проживало в сельской местности, а доля аграрного сектора в ВНП достигала 30% [26]. В 50-е годы в обрабатывающей промышленности и строительстве Великобритании, Германии и Франции было занято 44.4; 41.2 и 40.4% совокупной рабочей силы, а продукция этих отраслей обеспечивала 42.1; 47.4 и 43.2% ВНП названных стран [27] (в США данные показатели были гораздо ниже - 34.7 и 34.5% соответственно [28]). На протяжении 70-х и 80-х годов положение выровнялось, а к началу 90-х Европейский союз уже опережал США по степени сжатия доли промышленного сектора в ВНП: эта доля составляла в ЕС 20.2% (от 15% в Греции до 30% в ФРГ [29]), тогда как в США, по различным оценкам, колебалась в интервале 22.721.3% [30]. Сходные процессы шли и в первичном секторе: хотя в сельском хозяйстве ЕС к середине 90-х годов было занято до 5% активного населения [31], тогда как в США - не более 2.7% [32], добывающая промышленность нивелировала это отличие: здесь находили себе применение около 2% рабочей силы в США, 1.1 - в Германии и 0.8% - во Франции. При этом в 1995 г. добавленная стоимость в аграрном секторе ЕС превосходила американский показатель на 36, а в энергетике - на 71% [33].

Таблица 2. Рост ВНП в расчете на душу населения, % в год 1950-1973 гг. Великобритания 2.5 Германия 4.9 Франция 4.0 Италия 5.0 США 2.2

1973-1989 гг. 1.8 2.1 1.8 2.6 1.6

Источник: Maddison A. Dynamic Forces in Capitalist Development: A Long-Run Comparative View. Oxford, 1991. Table 3.1.

Важный штрих к этой картине добавляет тот факт, что в 60-80-е годы Европа сохраняла низкие темпы прироста населения и была почти закрыта для иммигрантов, а экономическое развитие США основывалось на постоянном привлечении новой рабочей силы. Сравнение стран ЕС и США по темпам роста ВНП на душу населения убедительно демонстрирует превосходство европейских хозяйственных систем над американской (см. табл. 2), однако одни только количественные показатели сегодня уже не обеспечивают мирового экономического лидерства. ТЕХНОЛОГИЧЕСКОЕ СОПЕРНИЧЕСТВО С США И СИТУАЦИЯ В 90-е ГОДЫ В условиях становления постиндустриальной экономики важнейшим источником хозяйственного прогресса становятся технологические достижения. Именно в этом отношении США добились в 70-е и 80-е годы успехов, которые обусловили их победу над японскими конкурентами и как минимум на десятилетие оставили позади страны Европы. Начиная с первых послевоенных лет ни в одной стране мира не уделялось больше внимания развитию образования, научных исследований и технологических разработок, чем в США. Если в 1940 г. в колледжи поступало менее 15% выпускников американских школ в возрасте от 18 лет до 21 года, то к 1993 г. этот показатель вырос до 62% [34]. В середине 90-х годов США направляли на развитие всех форм образования 635 млрд. долл. в год [35], институциональные и частные инвесторы ежегодно тратили на научные исследования и разработки в среднем около 240 млрд. [36] Не приходится удивляться, что с 1993 по 2000 г. весь нетто-прирост рабочих мест обеспечивался высокотехнологичными секторами экономики и что США контролировали до 55% патентов в области информационных технологий и коммуникаций, а также 75% мирового рынка программного обеспечения [37]. Особо следует отметить, что технологический прогресс в США в значительной мере был востребован и стимулировался частным сектором при поддержке венчурного капитала (в середине 90-х годов венчурные проекты, реализуемые в одном только штате Массачусетс, превосходили по объему финансирования проекты Великобритании и Франции, вместе взятые [38]). В 60-80-е годы европейские страны явно отставали в технологической области, причем главной проблемой была слабая восприимчивость хозяйственных систем к новейшим достижениям научно-технического прогресса. В этих условиях европейцы стали искать выход в активной государственной политике, направленной на ускорение технологического развития. Результаты появились довольно скоро и прежде всего в ядерной энергетике, авиастроении и космических исследованиях, в развитии сети высокоскоростных железнодорожных магистралей, унификации телекоммуникационного рынка и т.д. При этом доля государственного финансирования в подобных проектах нередко достигала 35-40% [39]. На протяжении 70-90-х годов в общей численности рабочей силы ЕС доля исследовательского персонала росла темпами в 3-6 раз выше американских. В результате структура занятости характеризовалась в 1994 г. следующими цифрами: на 10 тыс.

занятых в народном хозяйстве США приходилось 74 исследовательских работника, Испании - 30, Великобритании - 51, Германии - 58, Франции - 59, Швеции - 68 человек [40]. Не менее разительные перемены произошли также и в финансировании научноисследовательских работ: если в 1996 г. объем привлеченного в ЕС венчурного капитала достиг американского показателя шестилетней давности, то за 1998-1999 гг. он увеличился в 3 раза [41], а в 2000 г. вырос на 89% к уровню 1999 г., до 48 млрд. евро [42]. По предварительным итогам 2001 г., европейские вложения в венчурные проекты впервые могут превзойти американские по абсолютной величине. Наконец, необходимо отметить, что в 90-е годы европейцы пошли на серьезное дерегулирование технологического сектора, в значительной мере передав его в частные руки. Мы подробно останавливаемся на этих аспектах прежде всего потому, что оптимальный подход к использованию высоких технологий в 90-е годы стал решающим фактором современного экономического ренессанса Европы. Как уже отмечалось, в конце XX в. Япония, Соединенные Штаты и Европейский союз избрали принципиально разные подходы к использованию достижений научно-технического прогресса. В Японии широко внедрялись технологические решения, полученные прежде всего в США. Это позволило набрать бешеные обороты в экспортной деятельности, но сокращение на Западе спроса на массовые индустриальные товары привело Страну восходящего солнца к закономерному экономическому спаду [43]. США сделали акцент на производстве информационных технологий и капитальной продукции, отчасти также экспортировавшихся, отчасти удовлетворявших внутренний спрос в инвестиционном секторе. В этом случае рецессия должна была последовать за снижением инвестиционного спроса, неизбежным по мере рассеивания радужных надежд, связанных с Интернет-экономикой [44.] Европа же использовала свои технологические достижения прежде всего для производства качественной продукции потребительского назначения, предпочитая, скорее, следовать за спросом, чем формировать его искусственным образом. Сверхвысокие темпы развития американской экономики в 90-е годы стали для нее своего рода ловушкой. ВНП США рос в этот период ускоряющимися темпами, в среднем составлявшими 3.9% в год; в экономике было создано 22 млн. новых рабочих мест [45]. При этом темпы прироста производительности, в начале 90-х балансировавшие около нуля, приближались к 3%, а в IV кв. 1999 г. достигли 6.4% в годовом исчислении [46]. Движителем прогресса становился рост инвестиций, составивший за 1995-1999 гг. не менее 54% [47] при росте ВНП на 26%. Особенно быстро увеличивались затраты на обновление основных фондов (на 60% в 1994-1998 гг.) и приобретение информационных технологий (более чем на 110% за тот же период) [48]. При этом норма сбережений упала в 1999 г. ниже нулевой отметки, а новые инвестиции во все возрастающей мере производились за счет кредитов или доходов, полученных от роста курсовой стоимости акций. Переоцененность ценных бумаг высокотехнологичных компаний вызвала бегство от акций, обернувшееся для инвесторов потерями, исчисляемыми в 7-8 трлн. долл. в 2000-2001 гг. Как следствие, экономический рост в США затормозился в I кв. 2001 г. до 1.3%, а во II - до 0.7% в годовом исчислении [49]. Напротив, страны ЕС сумели в 90-е годы удер-1 жать, а отчасти даже укрепить позиции в сфере) производства большинства высокотехнологичных продуктов, предназначенных для конечного потребления. Если на мировом рынке наукоемкой продукции доля ЕС составляла около 18%, то на рынке продукции, изготовление которой требует особого мастерства, - более 31%. При этом из 200 крупнейших промышленных компаний мира европейскими были 69, тогда как американскими - 64, а японскими - 53 [50]. Еще "в конце 80-х годов ЕС обогнал США по объему производства в химической промышленности; в начале 90-х было обеспечено лидерство в фармацевтике [51]. В середине 90-х годов в странах ЕС производилось свыше 13.5 млн. легковых автомобилей

в год [52], что более чем вдвое превышало показатели американского автостроения (6.3 млн.) [53]; продовольственных товаров и одежды в ЕС выпускалось почти столько же, сколько в США и Японии, вместе взятых [54]. Сегодня европейские компании теснят американские всюду, где речь заходит о производстве сложных товаров потребительского назначения. Установление в ЕС единых стандартов в области связи обеспечило бум и в этой отрасли: если в 1994 г. среди 10 крупнейших компаний, производящих телекоммуникационное оборудование, было всего три европейских, а объем продаж их продукции оставался на 10% ниже, чем у входивших в список американских фирм [55], то в 2000 г. в нем присутствовали уже 5 европейских, в 1.8 раза превосходивших по объемам продаж своих американских конкурентов [56]. В последние годы среди 12 государств, максимально широко использующих Интернет, постоянно присутствовали 7-8 европейских, причем лидировали в списке Финляндия и Норвегия [57]. ЕС уверенно опережает США по распространенности средств мобильной связи (в Европе ими пользуется 72.1% населения, в США - 42.7%) [58]. Три европейские фирмы - "Nokia", "Siemens" и "Ericsson" - контролируют 49.3% мирового рынка мобильных телефонов (американская "Motorola" - 13.2, а японские "Panasonic", "NEC" и "Mitsubishi" - 11.1%) [59]. На рубеже столетий европейские страны вступили в конкуренцию с США и в областях, где прежде американское превосходство даже не оспаривалось, например в производстве вооружений и самолетостроении. Ожидается, что по итогам 2001 г. европейский оборонный консорциум EADS опередит американскую "Lockheed Martin" и станет вторым в мире производителем аэрокосмической техники, уступая лишь концерну "Boeing" [60]. В последние два года в крупнейших конкурсах на поставку военной техники участвует больше европейских оборонных компаний, чем американских [61]. Концерн "Airbus Industrie", созданный в 1970 г., когда европейские авиастроители контролировали лишь 4% мирового (и 15% европейского) рынка гражданской авиации [62], уверенно теснит "Boeing" и имеет все возможности для того, чтобы в 2001 г. стать мировым лидером: если в 2000 г. авиакомпании разместили 611 заказов на продукцию "Boeing" и 520 - на самолеты "Airbus", то за первую половину 2001 г. -121 и 299 соответственно [63]. Относительная традиционность структуры хозяйственных систем Европы, оптимальным образом использующих новые технологии, дает ЕС шанс обойти США по темпам роста уже в 2001 г., и для этого существуют как минимум три предпосылки. Вопервых, хозяйственный рост в Европейском союзе опирается на стабильный платежеспособный спрос и высокие нормы сбережения (9-12% располагаемых доходов населения), и потому имеет весьма устойчивый характер. На инвестиционные нужды направляется до 22% ВНП. Менее развитая по сравнению с США сфера услуг способна поглотить значительную часть избыточной рабочей силы. Весьма примечательно, что с 1997 г. страны ЕС впервые с начала 70-х годов создают больше рабочих мест, чем США, - за последние три года около 6 млн. против 4.8 млн. [64]. Во-вторых, ЕС представляет собой более самодостаточную экономическую систему, чем США: внутриевропейская торговля, составлявшая в 1958 г. лишь 36% товарооборота, сегодня достигает 62%. Снижение темпов американского экономического роста на 1 % способно в нынешней ситуации замедлить рост ВНП в странах ЕС не более чем на 0.3-0.4% [65]. Разумеется, еще выше устойчивость экономики ЕС к последствиям возможных кризисов в Латинской Америке и Юго-Восточной Азии. В-третьих, ЕС имеет возможность извлечь не слишком болезненные уроки из опыта американского высокотехнологичного сектора. Хозяйственные системы Европы менее зависимы от ситуации в данной сфере (так, сокращение вдвое производства в информационных и коммуникационных отраслях способно снизить американский ВНП на 4.5-5.5%, тогда как европейский - не более чем на 1.5%). Опыт Соединенных Штатов позволяет трезво оценить значимость тех или иных сегментов высокотехнологичных

отраслей для европейской экономики и избежать неоправданных затрат, не говоря уже о возможности относительно дешево скупить соответствующие американские компании. По итогам 1997 г. ВНП Европейского союза, рассчитываемый по текущим обменным курсам валют, превзошел американский показатель [67]. Лишь ускорение темпов роста американской экономики в 1998-2000 гг., а также укрепление доллара по отношению к евро помогли Соединенным Штатам вернуть пальму первенства. Однако, помимо масштабов экономики и темпов ее роста, существует целый ряд иных показателей, определяющих экономическое влияние того или иного региона, и в большинстве из них ЕС уже прочно занимает лидирующие позиции. ЕВРОПЕЙСКИЙ СОЮЗ КАК ЦЕНТР МЕЖДУНАРОДНОЙ ТОРГОВЛИ Известно, что на протяжении всего послевоенного периода обороты международной торговли росли быстрее объемов мирового валового продукта: с 1950 г. торговля выросла в 18 раз, тогда как валовый продукт - лишь в 5.5 раза [68]. Менее известно, что динамика торговых показателей США и ЕС почти всегда была разнонаправленной. Только в годы войн и депрессий Соединенные Штаты добивались весьма условного лидерства; в 1948 г. они обеспечивали 22% общего объема мировой торговли [69] - по иронии судьбы, в условиях сокращения доли экспорта в ВНП с 6.4% в 1913 г. до 3.8% в 1950 г. [70]. В мирные годы позиции европейских стран были быстро восстановлены: уже в 1953 г. суммарный объем экспорта 12 стран, ныне входящих в ЕС, превысил объем американского экспорта. К 2000 г. 9 из 20 крупнейших мировых экспортеров (Германия, Франция, Великобритания, Италия, Нидерланды, Бельгия, Испания, Швеция и Швейцария) представляли Западную Европу, а их суммарная доля в мировом экспорте достигала 32.2% при доле США в 12.3% [71]. В торговле услугами картина еще более впечатляюща: 12 из 20 крупнейших мировых экспортеров представляют ЕС и обеспечивают 50.2% мирового экспорта против 15.7% у США [72]. В Германии и Франции доля экспорта в ВНП составляет 25%, в странах Бенилюкса - 50, а в Ирландии - 75 [73], тогда как в США - около 13%, причем более половины товарооборота приходится на Канаду и Мексику [74]. Международная торговля является одним из основных факторов экономического прогресса европейских стран, а тенденции развития торговой деятельности зримо свидетельствуют об оптимальном характере функционирования их хозяйственных систем. В отличие от большинства развивающихся стран и даже США, где объектами экспорта и импорта выступает продукция, относящаяся к различным товарным группам, европейская торговля может быть названа "intra-sector trade": здесь и экспорт, и импорт представлены в основном продукцией схожих отраслей [75]. В подобных условиях торговые операции поощряют конкуренцию во всех отраслях, а не развивают гипертрофированным образом один сектор хозяйства в ущерб другому. Этим объясняется, в частности, тот факт, что около 85% экспорта и 77% импорта ЕС приходится на промышленные товары [76]. Даже такая важная статья импорта, как энергоресурсы, занимает весьма скромное место: 7.5% общего импорта ЕС против 27.9% в 1975 г. [77]. Таким образом, всемерно развивая торговые отношения, страны ЕС поддерживают свою промышленность и сельское хозяйство, импортируя в первую очередь те товары, которые в недостаточном количестве производятся в границах Союза или же в принципе не могут производиться в Европе. Естественным следствием такой торговой политики оказывается резкое ослабление зависимости экономик ЕС от экспорта в развивающиеся страны и импорта из них. Если в 1958 г. внутрирегиональная торговля обеспечивала лишь 36% товарооборота европейских стран, то сегодня ее доля превышает 62% [78]. Объем торговли с ближайшими соседями, не входящими в ЕС, - Швейцарией, Норвегией, Россией, Польшей, Турцией, Чехией, Венгрией и Словенией, более чем в 2.7 раза превышает объем торговли с США [79]. Тем самым европейские экономики поднимают порог

чувствительности к неустойчивости развивающихся рынков: в середине 90-х годов на торговлю со странами Юго-Восточной Азии и Японией приходилось около 13% внешнеторгового оборота государств ЕС, со странами Средиземноморского бассейна около 6% [80], с наименее развитыми странами Африки, Карибов и бассейна Тихого океана, известными как участники Ломейских конвенций, - 2.8% [81], а с Латинской Америкой - 2.5% [82]. В целом на торговлю с развивающимися странами в 1997 г. приходилось 36.7% торгового оборота США и лишь 17.9 - Германии, 14.7 Великобритании и 10.3% - Франции [83]. Таким образом, европейские страны обеспечивают оптимальное рассредоточение своих торговых потоков, не попадая в зависимость от хозяйственной конъюнктуры в США, Азии или Латинской Америке. Ни одна из стран ЕС не направляет в любую иную страну Союза более 21% своего общего экспорта (11.3% ВНП) и не получает ни из одной страны более 19% своего суммарного импорта (10.4% ВНП). Это выгодно отличает Европу от Соединенных Штатов, ближайшие соседи которых - Канада и Мексика направляют в США 74 и 69.3% своего экспорта (31.3 и 22.6% ВНП соответственно) и получают из США 67 и 68% всех своих импортных поставок [84]. Если в 80-е и 90-е годы европейские страны наращивали взаимный товарооборот, укрепляя экономику соседей, то США, напротив, в поисках временных выгод все более переориентировались на развивающиеся регионы: их торговые операции с Китаем и странами Юго-Восточной Азии выросли в 1990-1996 гг. на 83%, а с Мексикой - на 124% [85]. Как следствие, американские предприниматели вынуждены были конкурировать с дешевыми товарами из стран Третьего мира, и поэтому неудивителен нарастающий дефицит их торгового баланса. С 1991 по 1999 г. общий объем внешней торговли США вырос на 84.8%, в то время как дефицит торгового баланса увеличился в 4.5 раза и достиг 49.8% (!) общего объема экспорта [86]. В 2000 г. дефицит вырос на рекордные 40% по сравнению с предшествующим годом и составил почти 370 млрд. долл. [87]. Напротив, страны ЕС, резко повысившие конкурентоспособность собственной продукции и увеличившие ее экспорт в 12.5 раза за 1970-1997 гг., добились общего профицита внешней торговли в 50.5 млрд. евро (7% объема экспорта), допуская умеренный дефицит лишь в торговле с Японией и Китаем. Следует заметить, что в торговле с США суммарный профицит стран ЕС по итогам 1998 г. достиг 26.9 млрд. долл. [88], или 10% общего оборота трансатлантической торговли [89]. В последние десятилетия XX в. лидерство ЕС как основного торгового блока в современном мире ни у кого не вызывает сомнений. Если США, Канада и Мексика, объединенные в рамках NAFTA, контролировали в 1996 г. долю мировой торговли, значительно уступавшую их доле в мировом валовом продукте (17.8 против 28.2%), то в случае с ЕС мы видим обратную ситуацию (37.2 против 24.6%) [90]. Учитывая роль международной торговли в обеспечении стабильного экономического роста, можно утверждать, что внешнеторговая политика стран Европы приносит им гораздо более весомые результаты по сравнению с США, а европейская экономическая интеграция имеет под собой несравненно более прочное основание, чем искусственно создаваемая под «эгидой США конструкция, называемая Всеамериканской зоной свободной торговли и призванная объединить весь континент от Аляски до мыса Горн. ИНВЕСТИЦИОННЫЙ ПОТЕНЦИАЛ ЕВРОПЕЙСКИХ СТРАН Выше мы отметили, что на протяжении второй половины XX в. темпы роста объемов международной торговли втрое превышали темпы прироста мирового валового продукта. В свою очередь, темпы роста международных инвестиционных потоков вчетверо превышали рост объемов международной торговли [91]. Так же, как и в международной торговле, в движении капиталов обнаруживалось возрастание закрытости западного мира: в 1990 г. развитые индустриальные страны направляли в государства того же уровня развития 76% экспорта товаров, тогда как пять крупнейших

экономик мира - США, Великобритания, Япония, Франция и Германия - обеспечивали более 75% как экспорта, так и импорта прямых иностранных инвестиций [92]. В этих условиях страны, способные стать основным источником инвестиционных ресурсов, несомненно могли претендовать на мировое экономическое лидерство. Таблица 3. 10 стран - крупнейших экспортеров капитала, млрд. долл. 1997г.

1999 г.

ранг

страна

объем экспорта

ранг

страна

объем экспорта

1

США

109.2

1

Великобритания

199.3

2

Великобритания

61.6

2

США

152.2

3

Германия

40.7

3

Германия

98.9

4

Франция

35.6

4

Франция

88.3

5

Нидерланды

29.2

5

Нидерланды

45.5

6 7

Япония Канада

26.0 22.1

6 7

Испания Бельгия

35.4 24.9

8

Швейцария

17.7

8

Япония

20.7

9

Швеция

12.6

9

Швеция

18.9

10

Испания

12.5

10

Ирландия

18.3

Рассчитано по: Statistical Abstract of the United States 2000. Wash., 2000. Table 1411.

В 50-е и 60-е годы Европа, сама выступавшая реципиентом американских капиталовложений в рамках плана Маршалла, не могла и надеяться на подобную роль. Еще в 1967 г. США обеспечивали 50.4% мирового объема прямых иностранных инвестиций [93], однако соперничество между ними и Японией, имевшее результатом глубокий кризис японской экономики и ее откат по итогам 1999 г. на 8-е место среди крупнейших международных инвесторов [94], дало Европе хороший шанс вырваться вперед. Здесь можно выделить три существенно отличающихся друг от друга этапа. На первом этапе (середина 70-х - конец 80-х годов) страны ЕС еще не достигли должного уровня внутренней интеграции (взаимные инвестиции государств Союза составляли не более 20% общего объема прямых иностранных инвестиций [95]), и поэтому каждая из европейских стран выходила на мировой рынок капитала относительно обособленно. Однако даже на этом этапе инвестиции стран ЕС в Америке превышали японские почти в три раза, обеспечивая 51% всех размещенных в США иностранных капиталов в оптовой торговле, 53 в банковском секторе, 65 в страховом бизнесе, 66 в обрабатывающей промышленности и 86% в нефтепереработке. При этом общий объем этих инвестиций более чем в полтора раза превосходил объем американских капиталовложений в страны ЕС [96]. Однако этого было явно недостаточно, чтобы Европейский союз воспринимался в качестве лидирующего международного инвестора. На втором этапе ЕС неуклонно добивался все более весомых успехов. К 1989 г. ведущие страны Европы опередили США по объему капитала, экспортированного за пределы внешних границ ЕС. В 1991 г. ЕС обошел Японию по общему объему прямых иностранных инвестиций, хотя еще четыре года она оставалась крупнейшим в мире нетто-инвестором. Конец этому был положен в 1995 г., когда положительное сальдо инвестиционных потоков между ЕС и внешним миром (18.7 млрд. экю) превзошло японское (17.3 млрд. экю), а общий объем инвестиций из стран Европейского союза превысил объем экспорта капитала из Японии более чем в 6 (!) раз [97]. К середине 90-х годов, по мере заката японского "экономического чуда", стало ясно, что страны ЕС оказались крупнейшим нетто-инвестором в мировой экономике. Однако наиболее впечатляющие события развернулись на третьем этапе, начавшемся в 1996-1997 гг. В настоящее время, хотя это еще не вполне осознано

экономистами, ЕС стал единственным инвестиционным центром современного мира. США впервые с 1913 г. уступили первенство по экспорту капитала уже не европейскому региону в целом, а одной из европейских стран (см. табл. 3), что существенно изменило всю картину инвестиционной активности в 90-е годы (см. табл. 4), на протяжении которых пять крупнейших европейских инвесторов - Германия, Великобритания, Франция, Нидерланды и Швейцария - обеспечили почти 80% всего нетто-экспорта иностранных капиталовложений. Комментарии излишни. К 2001 г. страны ЕС обеспечивали 70% всех накопленных иностранных инвестиций в США, тогда как показатели Канады и Японии составляли 19 и 8% соответственно [98]. Заметим, что общая сумма активов, контролируемых европейскими инвесторами на территории США, превышает американские активы в ЕС на 1.2 трлн. долл., что составляет около 14% американского ВНП [99]. При этом на развивающихся рынках европейские предприниматели проявляли осмотрительность даже в большей степени, чем в торговых отношениях: в 1985-1996 гг. 58% всех их инвестиций было направлено в США и лишь 9% - в страны Юго-Восточной Азии [100]. Как следствие, накануне финансового кризиса 1997 г. американские вложения в экономику основных стран ЮВА превышали европейские почти вдвое [101]. Ранжирование стран по объему нетто-экспорта капитала, 90-е годы, млрд. долл. Ранг

Страна

Экспорт

Импорт

Нетто-экспорт

1

Германия

422.5

116.5

306.0

2

Великобритания

566.4

319.7

246.7

3 4

Япония Франция

248.7 347.8

26.0 215.8

222.7 132.0

5

Нидерланды

250.9

159.5

91.3

6

Швейцария

119.2

34.7

84.5

США

876.7

927.4

-50.7

Рассчитано по: Statistical Abstract of the United States 2000. Table 1411.

Более полное представление о масштабе европейской инвестиционной экспансии можно составить, оценив успехи европейцев в области поглощения иностранных, и в первую очередь американских, конкурентов. Активизация международных слияний и поглощений стала в огромной мере заслугой европейских инвесторов: объем инициированных ими сделок вырос в 1993-1995 гг. в 4.2 раза [102], а в 1995-1999 гг. еще в 7 раз [103]. Основные "мишени" располагались в США: в 1996-1999 гг. число приобретенных иностранцами американских фирм выросло с 73 до 566, а стоимость сделок - с 2.9 до 282 млрд. долл., то есть в 100 раз за четыре года [104]. 84% этой суммы пришлось на долю европейцев [105]. Наиболее громкие сделки хорошо известны. Весной 1998 г. германская "DaimlerBenz" за 41 млрд. долл. установила контроль над компанией "Chrysler". Летом того же года крупнейший германский "Deutsche Bank" приобрел за 9.2 млрд. долл. нью-йоркский инвестиционный банк "Bankers Trust". В конце 1998 г. английская "British Petroleum" купила американскую нефтяную корпорацию "Атосо". В январе 1999 г. британская "Vodafone Group" поглотила "Airtouch Communications", а в августе следующего года добавила к своей коллекции и "Verizon Wireless". В 2000 г. швейцарские банки "Credit Suisse" и "UBS" купили американские финансовые компании "Donald-son, Lufkin & Jenrette" и "Paine Webber" за 12.8 и 12 млрд. долл. соответственно. Летом 2000 г. "Deutsche Telekom" приобрел компанию "Voice Stream Wireless", а французская "Vivendi", купив канадскую фирму "Seagram", в свою очередь владевшую компанией "Universal Pictures", по итогам 2000 г. стала по объему продаж признанным лидером мирового медиа-рынка, опередив такие американские гиганты, как "News Corporation", "Walt Disney" и "AOL Time Warner". В конце 2000-начале 2001 г. англо-голландский

концерн "Unilever" купил американскую компанию "Bestfoods", испанская "Terra Networks" установила контроль над интернет-провайдером "Lycos Systems", а французская "Cap Gemini" приобрела "Ernst &Young" за 11 млрд. долл. При этом американские фирмы практически ничего не смогли противопоставить европейскому вторжению: из пятидесяти крупнейших слияний и поглощений 2000 г. и первой половины 2001 г. 12 представляли собой покупки европейскими фирмами компаний США и Канады, и лишь одна была связана с приобретением американскими инвесторами европейской корпорации [106]. ЕВРОПЕЙСКОЕ ПРИСУТСТВИЕ НА ФИНАНСОВЫХ РЫНКАХ Картина экономического развития Европы была бы неполной, если бы мы не коснулись и тех ее сторон, где достижения европейских стран традиционно считаются менее значительными, нежели в промышленности, сфере услуг или внешней торговле. Мы имеем в виду европейское присутствие на биржевых и валютных рынках. Безусловно, чисто количественные сравнения крупнейших фондовых бирж США - NYSE и NASDAQ - с основными европейскими (Лондонской, Euronext и Франкфуртской) свидетельствуют о лидерстве американских (капитализация представленных на них компаний более чем в 2.6 раза превосходит европейские [107], а торговые обороты больше в 3.1 раза [108]). Между тем Лондон остается главным мировым центром по торговле валютой (превосходя по оборотам Нью-Йорк и Токио, вместе взятые) и золотом, а лондонская биржа LIFFE с 1997 г. опережает по объему сделок самую крупную до того времени товарную биржу в мире - Chicago Board of Trade [109]. Опираясь на мощный банковский сектор, европейские компании традиционно не придавали столь большого значения развитию акционерного капитала, как американские. Если в США в 70-е и 80-е годы цены акций имели тенденцию к более быстрому росту, чем прибыли их компаний, то в Европе этого практически не было. В результате в начале 2001 г. среднее отношение цены акций компаний, котировавшихся на Франкфуртской бирже, к их прибылям составляло около 19, на Парижской - 20, в то время как для компаний, входящих в индекс S&P500, это отношение достигало 27 [110], а для входящих в NASDAQ - 165 [111]. Однако начиная с 1996 г. динамика фондовых индексов в странах ЕС существенно превосходит американские показатели. Достигнув весной 2000 г. своих наивысших значений, они оказались выше значений на 31 декабря 1996 г.: в Испании - в 2.58 раза, в Германии - в 2.79, в Италии - в 3.27 и во Франции - в 4.34 раза. За тот же период индекс Dow Jones вырос лишь на 81% [112]. В 1999 г. европейские компании впервые превзошли американские по объему средств, полученных от первичного размещения новых акций (IPO) - 82.6 млрд. долл. против 63.5 млрд. в США, а в ноябре 2000 г. - и по числу IPO - 458 против 416 [113]. При этом, оставаясь менее вовлеченными в спекулятивные игры с акциями высокотехнологичных компаний, европейцы избежали масштабных потерь в условиях спада на этом рынке (по состоянию на начало апреля 2001 г. они составили не более 750 млрд. долл. при 4.6 трлн. долл. в США [114]). Возможные потери в будущем также несоизмеримы - летом 2001 г. суммарная капитализация компаний, котирующихся на трех европейских биржах "новой экономики" - Neuer Markt, Nouveau Marche и Nuovo Mercato - составляла лишь 98 млрд. долл. (против 3 трлн. долл. у NASDAQ) [115]. Поэтому, как мы полагаем, потенциал развития европейского фондового рынка гораздо более высок, нежели американского. Важной проблемой остается противостояние доллара и евро как новой мировой валюты. Известно, что доля доллара в мировых товарных трансакциях, снизившаяся в 80е годы с 64 до 47.6%, в 90-е вновь возросла до 59% (доля пяти валют стран зоны евро в расчетах колебалась в эти годы в интервале 28-33% [116]). Однако этот рост основан не на успехах самих США, а на активизации экспорта новыми индустриальными странами, приверженными (как и Япония) расчетам в долларах. Между тем внутриевропейская

торговля, номинированная в экю в 1982 г. лишь на 9%, сегодня номинирована в евро более чем на 67% [117]. В то же время важным индикатором роли мировых валют являются их доли на рынке международных заимствований и в резервах центральных банков. В этих аспектах позиции европейских стран выглядят предпочтительнее: доля доллара как валюты, в которой осуществлялись государственные и корпоративные заимствования, снизилась с 64% их общего объема в 1982 г. [118] до 43% в 1996 г. [119], тогда как доля сделок, номинированных в немецких марках, британских фунтах, швейцарских франках и евро, увеличилась до 41.2% [120]. Такая динамика вполне объяснима, ибо Европа обладает гораздо большими свободными финансовыми ресурсами, чем США: в 1998 г. в странах ЕС и Швейцарии были сосредоточены 38.9% всех мировых банковских депозитов, тогда как на США приходилось всего 14.4% [121]. Подобная динамика наблюдается и в отношении валютных резервов: доля доллара в них снизилась с 79% в середине 70-х годов до 54-56% в конце 90-х [122], а доля валют стран еврозоны выросла до 23% (европейских валют в целом, с учетом британского фунта и швейцарского франка, - до 27.7%) [123]. При этом сами США в конце 1998 г. обладали резервами в 59.4 млрд. долл., страны же еврозоны 235.9 млрд. долл. [124] Повышение доли доллара в официальных резервах, неизбежное в ближайшие годы вследствие сокращения резервов европейских банков в валютах других стран зоны евро, на наш взгляд, будет временным. Говоря о соотношении доллара и евро, аналитики обращают внимание на резкое укрепление доллара относительно новой европейской валюты, подешевевшей со времени своего официального введения в 1999 г. почти на 30%. По нашим оценкам, это выгодно скорее Европе, чем США. Подобная ситуация уже имела место пятнадцать лет назад, когда к началу 1985 г. доллар достиг по отношению к предшественнице евро, экю, исторического максимума - 0.71 долл./экю [125]. Следствием стали резкое замедление американского экспорта и рост внешнеторгового дефицита, а также Plaza Accord, в результате которого доллар к середине 1988 г. утратил 4/5 своего первоначального повышения. Сейчас мы видим полное повторение ситуации. В 1996-1998 гг. европейские валюты были серьезно переоценены по отношению к доллару; в 1999 г. началась коррекция, которая в 2000-2001 гг. приняла гипертрофированный, но весьма выгодный для ЕС характер. Экспорт из европейских стран облегчился, популярность евро как средства международных заимствований выросла. США же оказались в тупике: они обрели отрицательное сальдо торгового баланса в 440 млрд. долл., столкнулись с многочисленными требованиями собственных предпринимателей отказаться от политики "дорогого доллара" [126], но при этом сознают, что девальвация доллара снизит приток иностранных инвестиций, ставших для американской экономики своеобразным наркотиком, и сделает неизбежной хозяйственную рецессию, весьма вероятную и без этого [127]. Преодоление спада на фондовом рынке и завершение процесса формирования еврозоны, появление наличных евро и активизация их обращения в мире будут способствовать дальнейшему укреплению финансовых позиций ЕС, а не США. Мы не утверждаем, что евро вытеснит доллар с позиций мировой резервной валюты, но полагаем, что фондовые и финансовые рынки Европы более адекватно отражают ее реальный экономический потенциал, нежели американские - потенциал Соединенных Штатов. Итак, рассмотрев ряд чисто экономических проблем, с которыми сталкиваются страны ЕС и США, мы показали, что на протяжении второй половины минувшего столетия хозяйственные системы Европы добились впечатляющих успехов, восстав из руин и сформировав новый мировой экономический центр. Мы попытались заронить сомнения в справедливости ряда представлений об европейской экономике, укоренившихся среди отечественных исследователей. В первую очередь это -

представление о низких темпах роста, каковыми Европа якобы отличается от США. Вряд ли можно, двигаясь медленнее лидера, оказываться к нему все ближе и ближе, а именно об этом свидетельствует экономическая статистика. Современный технологический прогресс, который также излишне часто ассоциируется главным образом с Соединенными Штатами, приобрел в последнее время новые формы. Теперь ясно, что далеко не все его результаты могут достаточно быстро (а иногда и в отдаленной перспективе) быть востребованы рынком. Следовательно, далеко не все (и не всегда) научно-технические достижения обусловливают темпы экономического развития. Европейские хозяйственные системы, оставаясь более традиционными по сравнению с американской, более устойчивы к разного рода симулированным потребностям, навязываемым рынком, а потому менее восприимчивы к кризисам, которые сопровождают и будут сопровождать развитие новых хозяйственных секторов, особенно не ориентированных непосредственным образом на потребительский рынок. В то же время страны ЕС остаются весьма конкурентоспособными практически по всем основным товарным позициям. Европа остается мировым торговым, инвестиционным и финансовым центром. Страны региона генерируют около 40% международных торговых потоков и являются крупнейшими нетто-инвесторами. Это не свидетельствует, как принято иногда считать, об инвестиционной непривлекательности самих стран ЕС - средний уровень иностранных инвестиций на душу населения здесь почти в десять раз превосходит аналогичный показатель "крайне привлекательных" в инвестиционном отношении стран Юго-Восточной Азии. За последнее десятилетие европейские страны сократили разрыв с США в сфере развития биржевых и финансовых структур, продолжая демонстрировать значительный потенциал для дальнейшего прогресса. Особое значение имеет весьма успешно идущий сегодня процесс введения евро, не имеющий аналогов в мировой истории. На фоне европейской экономической интеграции последних лет попытки США создать зоны свободной торговли в пределах американского континента, а также кредитами и инвестициями решить экономические проблемы ряда развивающихся стран пора признать, мягко говоря, не слишком эффективными и не способными привести к реальному объединению этих государств вокруг США. Весьма вероятно, что по итогам 2001-2002 гг. ЕС выйдет вперед по темпам экономического роста, а завершив введение евро, еще более укрепит свои позиции как мировая хозяйственная сверхдержава. Однако проблемы и достижения той или иной страны не исчерпываются и никогда не исчерпывались одними только экономическими факторами. В социальном, геополитическом и культурном отношении успехи европейских стран представляются нам гораздо более значительными, чем даже их экономические достижения. В отличие от США Европа имеет длительные и устойчивые социальные и культурные традиции; мироощущение европейцев, система мотивов их деятельности существенно отличаются от тех, что свойственны массовому индустриальному обществу. Современная Европа устремлена не столько к повышению уровня жизни, сколько к улучшению ее качества. Иными словами, именно в Европе мы находим предпосылки становления не только экономики, но и общества, отвечающих вызовам нового века. Их анализу будут посвящены последующие статьи.